Молитвы русских поэтов. XX-XXI. Антология - Федор Касаткин-Ростовский

(18 голосов: 3.9 из 5)

Оглавление

Федор Касаткин-Ростовский

Касаткин (Косаткин)-Ростовский Федор Николаевич, князь (1875–1940) – поэт, прозаик, драматург. Из древнего рода князей Ростовских, ведущего свое происхождение от святого Владимира, святой Ольги и Всеволода Большое Гнездо. После окончания в 1895 году Пажеского корпуса произведен в подпоручики лейб-гвардии Семеновского полка. Уже в начале XX века получил известность как поэт-семеновец. Участник «пятниц» Константина Случевского и «вечеров», посвященных его памяти. Первая книга «Стихотворения» вышла в 1900 году, за ней последовали другие – «Стихотворения» (1907), «Песни разлуки» (1911), «Огни в пути» (1911), «Легенды и рассказы» (1911). В 1912 году на поэтическом конкурсе в память Отечественной войны 1812 года текст его песни-гимна «1812 год» («Раздайтесь напевы победы…») был принят для войск гвардии, армии и скаутов. Песня завершалась словами:
…И все мы пойдем, как и деды,
На бой, увлеченьем горя,
Раздайтесь, напевы победы!
За Веру, за Русь, за Царя!
Участник Первой мировой войны. В 1917 году в Петрограде вышла его книга стихов «С войны (Листки походной тетради)». В 1918 году, будучи полковником, сформировал в Новороссийске сводно-гвардейский полк. В 1919 году в Ростове-на-Дону вышла его поэтическая книга «Голгофа России», более семидесяти лет принадлежавшая к числу таких же запретных, как «окаянные дни» Ивана Бунина. «Голгофа России» открывается посвящением:
«Тебе, с которой мы прошли крестный путь этих лет, с которой болезненно и чутко переживали душой все этапы терзаний нашей Родины, твердо веря в ее возрожденье, тебе, моей жене, и в твоем лице – всем страдавшим за Россию русским женщинам, посвящаю эту книгу. Я старался вложить в нее всю муку пережитого, всю надежду на возрождение.
Пусть она останется отражением прошлых дней, воспоминанием о той „Голгоф России« которая должна была привести к светлому воскресенью народной души. Оно уже близко! Я твердо в это верю!
1919, 15 июня.
Освобожденный Харьков».
В 1920 году эвакуировался из Крыма в Сербию. С 1923 года жил в Париже. Вместе с женой, бывшей актрисой петербургского Малого театра Диной Кировой[18], открыл театр, поставив за шесть лет его существования 135 русских пьес, пользовавшихся большим успехом в эмигрантской среде. Перевел на французский язык сказки А.С. Пушкина. Перед началом Второй мировой войны тяжело больной князь Федор Касаткин-Ростовский с женой жили в монастырском приюте для детей-калек. «Дина Никитична, – свидетельствует современник, – без жалования, за стол и квартиру, готовила обеды и завтраки на 50 человек… При первом известии о движении германских войск, в начале мая, монахи с детьми уехали. Касаткины остались на той же одинокой вилле „Ла Солитюд», ни одной души не было подле…» 22 июля 1940 года жена пошла через лес в город, вернувшись, нашла мужа мертвым.
Генерал Сергей Позднышев описывал последние дни князя Федора Касаткина-Ростовского и его жены в оккупированном Париже:
«Было страшное время – май и июнь 1940 года. Францию поразил немецкий меч. С востока и севера катились к сердцу страны волны завоевателей. Народ французский снимался с мест и бежал, бросая все, куда глаза глядят. Это была великая трагедия. Она не могла не затронуть и нас, русских. Два слабых, больных, беспомощных человека остались на месте. Они не могли бежать, да и некуда было бежать. Отдались на волю судьбы.
А эта страшная судьба собрала воедино, в одну ношу: физические муки, голод, нравственное томление, отчаяние одиноких, и все это взвалила на плечи и без того уставшие. Два человека, отдавших свои жизни друг другу, соединивших свои пути в один путь, должны были в полном одиночестве встретить ужасы войны. Однажды, в мрачный серый день поэт сидел у раскрытого окна. Черная, траурная пелена заволакивала низкое, мокрое небо. Перед ним серел в дождливой мгле далекий город. Душа трепетала, гнет был нестерпимый, надрывалось сердце. Протянулись бледные белые руки к образу Богоматери и вырвался страстный шепот молитвы. А потом он свой зов воплотил в стихах:
Помоги мне, Пречистая Дева,
Дай душе утомленной покой,
Охрани от напрасного гнева,
От тревог и неправды земной.
Дай во тьме и под гнетом невзгоды
От соблазнов не сбиться в пути
И в ошибках пройденные годы,
И грехи моих мыслей прости.
Наг и нищ и духовно измучен
Пред Тобой я склоняюсь в мольбе,
Я невзгодами жизни научен
Приносить все печали Тебе.
Просвети, помоги Пресвятая,
Отпусти мне на душу покой,
Дни печали, грехов, забывая,
С чистым сердцем предстать пред Тобой…
– Ты плачешь? – спросила княгиня, увидев на глазах мужа блестевшие слезы.
– Да, плачу, – просто ответил поэт. Прижался щекой к руке жены и с мукой великой добавил: – Господи, за что мы так страдаем!..
За несколько дней до трагического конца он написал в коричневой тетради еще одно стихотворение – последнее. Князь понял, что жизнь кончена, что больше мечтать не о чем, что никаких иллюзий больше строить нельзя, что не суждено ему возвратиться на родную землю, которую он так любил. Настало время суда за дела земные. Душой овладел мрак. Он пропел свою последнюю песню, как пел умирающий лебедь в стихах у Бальмонта; песню, отравленную ядом.
Поэт произнес над собой суровый приговор. Он осудил себя за бесплодно растраченные силы, за ошибки, вольные и невольные. Осудил за то, что не боролся в такой же мере мужественно, как его предки, за правду, за идею и идеал, за русскую душу, за благочестивого Царя, за ту Россию, которую русский народ называл Домом Пресвятой Богородицы. Ему было стыдно и больно за все слабости человеческие, которые он проявлял в жизни, но которые свойственны всем нам, грешным людям.
Господи, ты видишь, как душа устала
От ошибок прошлых, в холоде земном,
Как все то, что делал, странным гнетом стало
И проклятьем стали мысли о былом.
Неужели в этом наши муки ада, –
Не иметь забвенья, если согрешил,
И за то расплата – вечная досада,
Что слепым духовно я так долго был.
Что растратил силы духа безполезно,
Путь свой перед смертью тучами закрыл,
И когда подкралась старость и болезни,
Непрерывной мукой душу отравил».
В поэтической летописи Первой мировой и Гражданской войн особое место занимают молитвы и молитвенные стихи князя Федора Касаткина-Ростовского – прямого потомка шестерых русских святых из рода Рюриковичей: равноапостольной великой княгини Ольги, равноапостольного великого князя Владимира, благоверных князей Бориса и Глеба, благоверной великой княгини Анны Кашинской и ее мужа благоверного князя Михаила Тверского.

Из книги «Стихотворения. 1900–1906». (СПб., 1907)

В Успенском соборе в Ростове

Под темными сводами церкви старинной
Стою я, смущенный, один,
Встают предо мной вереницею длинной
Преданья минувших годин.
Мне слышатся в храме моления, крики,
Стук сабель и чуждая речь.
Со стен на меня потемневшие лики
Глядят в тусклом зареве свеч…
Вон там похоронен Василько Ростовский
Под камнем, где главный престол;
Вон там находился под сенью московской
К владыке пришедший посол;
Вон рака, тафтой пожелтевшей одета, –
Святые Ростовские там,
Откуда поляки влекли Филарета,
Проникнув с оружием в храм.
Теперь здесь все тихо, все полно покоя,
Средь храма один я стою,
И чувство молитвы, отрадно святое,
Нисходит на душу мою,
И хочется всею душою усталой
Отдаться стремлению ввысь
И с детскою верой сказать, как бывало:
«Про все позабудь и молись».
Но в сердце усталом свершается драма, –
Нет больше надежды и сил.
Один я, под сводами старого храма,
Средь старых икон и могил.
И тихо все, тихо… Но в сердце разбитом
Молитвы смущают мечты,
И чудятся в этом соборе закрытом
Туманные предков черты…
14 июля 1903
Ростов Великий

Крест

Я молитвой вчера вдохновенною
Уносился в небесной тиши,
И молил я рукою блаженною
Исцелить мои муки души.
Падал я пред иконой старинною,
Мысли все совмещая в мольбе,
Но к чему ж вереницею длинною
Ум смущал мне ряд дум о тебе?..
И я тщетно молился, страдающий,
И прощенья себе умолял.
Образ твой, точно прежде, ласкающий,
Предо мною, как призрак, стоял.
Точно он говорил мне, таинственный:
«Тщетно душу ты хочешь спасти.
Я всегда буду крест твой единственный, –
Вечно должен его ты нести!»
22 сентября 1904
Чернянка

Великая ектинья

О плавающих, путешествующих, недугующих, страждущих, плененных и о спасении их…
Церковь… обедня… Иконы старинные
Ярко блистают под солнца лучом,
Тени от окон спускаются длинные,
Массы народа склонились кругом.
Молится люд о житейских страданиях,
Молит прощенья тяжелым грехам,
Молит удачи в своих начинаниях,
Молит он мира всем Божьим странам.
Стройно на клиросе слышится пение,
Набожно дьякона голос звучит…
Тихо все в храме… Одна, в отдалении
Чинно у двери старушка стоит.
Сколько надежды, любви и прощения,
Сколько мольбы в ее ясных очах, –
Точно далеки ей жизни сомнения
И непонятен пред будущим страх.
Слушая жадно слова ей известные,
Их повторяя открытой душой,
Кажется ей, будто силы небесные,
Служат незримые в церкви святой.
Кажется ей, что напевы церковные
К вечному Богу из сердца летят.
Душу ей грезы смущают греховные,
В песнях картин представляется ряд.
Море ей грезится… пенятся волны,
Слышны их злобные всплески кругом;
Страшной, могучею силою полны,
Бьются их гребни во мраке ночном.
Сын ее, может, на этом корвете
В море, далек от родимой земли…
Господи, дай ему счастья на свете,
Боже, спасенье ему ниспошли!..
Может быть, где-нибудь, пулей сраженный,
Он на чужбине далекой убит;
Может быть, ранен, и там, истомленный,
В муках предсмертных, один и забыт;
Может, он страждет, больной и усталый,
Мучится телом, томится душой…
Боже! услыши мой вопль запоздалый,
Дай ему силы и сердца покой!..
Может, в плену, умирая, как нищий,
Жалкий, оборванный, в ржавых цепях,
Молит напрасно он хлеба и пищи,
Смерть призывая в последних мечтах.
Боже! Подай ему в горе забвенье,
Ты поддержи его сильной рукой!
Боже, прости ему все прегрешенья, –
Дай ему берег увидеть родной.
Молится старая… Служба смолкает,
Шумно из церкви выходит народ;
Сторож уж двери давно закрывает.
Только старушка домой не идет…
Тихо… Замолкли средь храма моленья,
Где-то лампады, мерцая, трещат,
Да у иконы Христа, в отдаленье,
Чьи-то рыданья чуть слышно звучат…

Грешник

Средь храма темного, вдыхая дым кадильный,
Я звал Тебя, томимый мукой зол,
Я ждал Тебя… Я звал Тебя, Всесильный,
Но в душу грешную ко мне Ты не сошел.
Был полон храм. Среди толпы народа,
Простершись ниц, молился я в тиши…
Один, неведомый, у двери возле входа,
Я звал Тебя всей силою души.
Я звал и ждал Тебя… в душе моей вставали
Сомненья прошлые и прежние мечты.
Уста мои молитвы повторяли.
Я плакал… Но меня в толпе не слышал Ты!
Усталый, я вставал и снова простирался,
Душа была пуста… далек был мой покой,
И вдруг средь храма глас торжественный раздался:
«Уйдите прочь, томленные тоской,
Все оглашенные, чье сердце в мраке ночи
Томится, полное греховных тайных зол, –
Лишь могут верные поднять в молитве очи
На освященный Им таинственный престол…»
И я хотел уйти… Но вдруг, любвеобильный,
Ты в душу мне вдохнул ряд новых сил.
И понял я, молясь Тебе, Всесильный,
Что Ты пришел и грешника простил!

В горах

Как хорошо уйти порою в горы,
Подальше от людей, подняться высоко –
Туда, где не глядят завистливые взоры,
Где дышит грудь спокойно и легко.
Там нет людей… Там все былые раны
Душа не чувствует, забыв житейский гнет,
У наших ног там серые туманы,
А наверху прозрачный небосвод…
Там торжество безмолвия пустыни
И яркий луч, что греет и горит, –
Все полно тайною Божественной святыни
И о Творце вселенной говорит.
И меркнет день… пора назад, в дорогу,
Опять туда, где жизнь и суета,
А звезды яркие зовут к святому Богу,
И грешная душа молитвенно чиста.
И вновь идешь, молитвой обновленный,
В шумящий мир, в страстей водоворот,
Откуда так далек, звездами озаренный,
Прозрачной чистотой влекущий небосвод.

Молитва

Благослови, Господь, мой путь,
Открой души моей глубины,
Согрей измученную грудь
Того, кто рвется на вершины.
Благослови, Господь, разлуку,
Не угаси мой свет во тьме,
Подай Свою благую руку
Душе, томящейся в тюрьме.
И разъясни, в чем путь к спасенью
В тревоге жизни и борьбе,
Иль призови скорей к Себе
Великой силою прощенья,
К тому, кто радость вдохновенья
Влагал в великое стремленье,
В любви – приблизиться… к Тебе.

Из книги «С войны (Листки походной тетради). Написано в боях и окопах. 1914–1917» (СПб., 1917).

Всенощная

Закат спокойно тих… Последними лучами
Окрашены вдали безбрежные леса.
Замолк бивака шум… Туманный дым клубами
От кухонь тянется, за рощей, в небеса.
На старом кладбище построены колонны
Пехотного полка, недвижны и стройны.
Стол в глубине каре. На нем блестят иконы,
И голос пастыря звучит средь тишины.
Сосредоточенно. В торжественном молчанье
Солдаты молятся… Быть может, завтра бой.
Невольно прошлого встают воспоминанья
Здесь, в тишине пред каждою душой.
Во мраке вечера, пред днем тяжелой битвы,
Под сводом голубым открыты все сердца,
Понятней и ясней знакомые молитвы
В безмолвье вечера и близости Творца.
И мысль в душе сокрытую глубоко
Молящийся во тьме стремится повторить:
«Храни Господь оставшихся далеко…
Дай мощь врага скорее сокрушить».
10 августа 1914,
Бивак у дер. Бабице у крепости Новогеоргиевск

Исповедь

Памяти В. В. Степанова, раненного в той же атаке
Он ночью был в атаке тяжко ранен
И перевязанный в пустой избе лежал.
Усталый взгляд его был смутен и туманен,
И тихо он священнику шептал:
«Я знаю, я умру… Я это понял ясно,
Я с жизнью примирен, не смею и роптать,
Но мучит мысль одна… Ведь будет так ужасно,
Когда про мой конец моя узнает мать.
От детских лет мы так с ней жили дружно,
Делились мыслью каждою своей…
Про то, как я страдал, ей говорить не нужно,
Что думал про нее, о том скажите ей.
Послушайте…» – И, в трепетном сиянье
Мерцающей свечи, он долго говорил,
Про жизни дни свои, про прошлые желанья,
О том, как мать он искренно любил.
Шла тихо исповедь, порою прерываясь,
Молился пастырь, слушая слова,
Безмолвно было все… Лишь где-то, удаляясь,
«Ура» в окопах слышалось едва.

Перед боем

Я помню этот день. Как голос злой досады,
Орудий гул звучал, сливаясь в рев глухой.
Направо, за холмом, тяжелые снаряды
Рвались фонтанами у хижины пустой.
Средь леса темного повозки лентой пестрой
С толпами беженцев куда-то тихо шли,
Дождь мелко моросил, холодный, точно острый,
И шел туман болотный от земли.
По грязному пути к халупкам деревушки
Из нескольких дворов добрались к утру мы,
Бивак наш стал в лесу, зажглися у опушки
Походные костры средь серой мглистой тьмы,
Блестело озеро меж лесом и деревней,
Там утки дикие вились над камышом,
Плотина с мельницей, заброшенной и древней,
И пчельник на горе манили нежным сном,
Пленяли мирною покоя тишиною,
Твердили разуму о тихих прошлых днях…
Послышался вдали, над светлою водою,
Солдатский смех в прибрежных камышах.
Уставшие в боях, они здесь наслаждались
Минутной радостью… Со смехом там и сям
Одни в прозрачном озере купались,
Другие с неводом спешили к камышам.
Но вдруг пришел приказ – и все переменилось
– Забыт покой, костров развеян дым,
Все стройно собралось, кругом зашевелилось,
И полк пошел на выручку своим.
Я помню этот миг… Далеко по дороге
Стал пулемет трещать… Шрапнель рвалась вдали,
Чрез мост, у мельницы, крестясь, спокойно-строги,
Колонны мощные красивой лентой шли.
Сквозь гущу облаков, прорвавшись на мгновенье,
Луч солнца озарил идущих в новый бой,
А у моста, с крестом, на них благословенье
В молитве призывал священник полковой,
Торжественно в тиши звучали песни клира,
Крестясь, солдаты шли на выстрелы вперед,
И песнь смирения, надежд, любви и мира
Звучала радостно над гладью тихих вод.
Лучи горячие так радостно сияли,
Слова молитв несли душе покой.
А за холмом, вдали разрывы не смолкали,
И полк спешил «туда»… на новый смертный бой…
4 июля 1915,
дер. Желин

Из книги «Голгофа России»

Колыбельная песня

В уголке горит лампадка…
Спи, мой мальчик, тихо, сладко,
Бог тебя храни,
Спи спокойно, я с тобою,
Я от бед тебя укрою
В горестные дни.
Твой отец погиб героем,
Помню ясно, перед боем,
Уезжая в даль,
Он сказал: «Не плачь Мария,
Пусть живет только Россия,
Жизни мне не жаль!»
Был он там три раза ранен.
Как судьбы наш жребий странен! –
Бог его хранил.
В тыл вернулся безопасный,
Там его солдат «запасный»,
«Свой» солдат убил.
Мальчик, спи… Мне говорили,
Что за то его убили,
Что он звал на бой.
Он от них не защитился,
Только лишь перекрестился
Раненой рукой…
Мы ж остались… От погрома
Нет ни садика, ни дома
Я с тобой одна,
Спи спокойно. Бог поможет
С жизнью справимся, быть может…
Мощь души сильна!
Я взращу тебя, взлелею,
Всею силою моею.
Скрыв тоску в тиши,
Только я молю у Бога,
Чтоб хранил ты также строго
Чистоту души.
Был таким же сердцем чистым,
Чтоб в пути судьбы тернистом,
Как отец и мать,
Как они, чтоб в дни иные
За тебя он был, Россия,
Жизнь готов отдать!
Ты ж расти – не для отмщенья,
Гордый силой всепрощенья,
С верой в света дни!
Ночь тиха… Горит лампадка…
Спи, мой мальчик, тихо, сладко,
Бог тебя храни.
Нижний Новгород,
январь 1918

Добровольцы

Мы оборванцы, мы голодны,
Но в руках у нас мечи,
Мы устали, наги, холодны,
Но в душе горят лучи.
Мы несем свой крест без ропота…
Не боимся страха, шепота:
«Берегитесь, враг кругом!»
Чрез пустыню, с верой ясною,
Мы в страну свою прекрасную
Обновленные войдем!
Верьте! Верьте! Пусть печальные
Нам пути в дали грозят!
В неба высь, где звезды дальние,
Обращайте гордый взгляд!
Пусть мы наги, бледны, голодны,
Страха нет у нас в груди:
Мы в бою спокойно-холодны…
Край родимый впереди!
За него с надеждой ясною
Жизнь не жаль свою отдать…
Жертва будет не напрасною:
Встанет край родной опять!
И, пустынями палимыми,
Не боясь в них ничего,
Пойдем мы пилигримами
К гробу Бога своего,
И, измученные, бледные,
У подножия Креста
Сложим мы мечи победные,
Славя Господа Христа!
Февраль 1918,
Екатеринбург

Родине

Святая Русь, что сделали с тобой?
Твой взгляд потух, страдальчески печален.
Во тьме, голодная, с поникшей головой,
Как мать своих детей ты ищешь средь развалин.
Пришла нежданная, гнетущая беда,
Народ твой изнемог, безумьем злобы болен.
Горят твои большие города,
Смолкают звоны белых колоколен,
Идет на брата брат!.. Струится кровь рекой,
Вливаясь и в дома, и в мирную обитель.
О, осени десницею святой
Наш край измученный – Спаситель!
Рассей туман, чтоб от низов земли
Поднялся серою, болотной пеленою,
Чтоб, хоть на миг, толпы понять могли,
Что стало с бедною страною,
Взглянуть вокруг себя, в чем правда распознать,
Душой почувствовать весь ужас прожитого…
Мать наша – Родина! Ты не должна молчать,
В минуту горькую так ласка всем близка,
Сбери своих детей родным знакомым зовом,
Пускай душа забудет о суровом
И перекрестится усталая рука.
Святая Русь! Ты бродишь средь развалин,
К тебе подкрался враг в полуночной тени,
Путь твой тернист, и жребий твой печален,
Но искусителя – молитвой отгони.
Детей твоих полна страданий мера,
Их одурманили туманом лживых слов.
Спасти теперь их может только вера.
Верни ее душе! Кругом темно и серо,
Дай увидеть рассвет… под звон колоколов!
Сентябрь 1918,
Новороссийск

Русь

Что с тобою, Русь прекрасная,
Незакрытая фатой,
Где твоя улыбка ясная,
Взгляд твой чистый и простой?
Где краса твоя бывалая?
Почему теперь одна,
Без друзей, идешь усталая
Ты, бледна и холодна?
Где богатства все несметные
Ты растратила твои,
Где слова твои приветные,
Ласки мира и любви,
Без разврата и пиров,
В гуле звона колокольного
У старинных образов?
Иль тебя пленили вороги
И, глумяся над тобой,
Вещи все, что сердцу дороги,
Дерзкой отняли рукой,
В грязь втоптали сапожищами,
Что таилось в тайниках,
И идешь теперь ты с нищими
Обнаженная, в слезах!
Русь, очнись! Не раз печальная
По земле ты шла своей,
Песня грустно-погребальная
Много раз неслась над ней,
Но сильна своею верою,
Мощь в душе своей храня,
Обращала мглу ты серую
В свет пленительного дня,
И, забыв про грусть кошмарную
Пережитых сердцем драм,
Ты с молитвой благодарною
Припадала к образам.
Отгони ж тоску сомнения,
Полно плакать и стенать,
Близок час освобождения,
Близко дружеская рать!..
Где-то, скрывшись незаметными,
Но сплотясь в святой борьбе,
Со знаменами трехцветными,
Дети в ней идут к тебе.
Их порывы полны силою,
Чтоб врагов твоих стереть
И тебя, им вечно милую,
Приласкать и отогреть.
И, не мукою палимую,
А в богатстве и в чести
Русь святую, НЕДЕЛИМУЮ,
В дом родной опять ввести!
10 февраля 1919,
Екатеринбург

Мать

Их было три брата… И двое из них,
Любовью к России полны,
Пошли на врага… И изранили их
В кровавые годы войны.
Был третий священник… От юности дней
Призваньем к молитве влеком,
Он селам окрестным всей паствы своей
Был другом и нежным отцом.
Был домик у братьев над тихой рекой
И садик, у края села,
Там мать их, старушка с простою душой,
С внучатами мирно жила.
Молилась в тревоге ночной у лампад:
«О Боже! Сынов мне верни,
Но если они не вернутся назад –
За родину бьются они».
И дети вернулись… Шел в доме разгром,
Рубили безжалостно сад…
У дома стены, перевитой плющом,
Их вместе поставили в ряд,
В толпе они были спокойны одни,
Лишь вера была их оплот.
За то, что Россию любили они,
На смерть осудил их народ.
Безумьем наживы и зла опьянен,
Не мог он их правды понять…
Одна, затаив на душе своей стон,
Стояла у дома их мать…
И с мукой в глазах, но покоя полна,
Их всех осеняя крестом,
Шептала с любовью им тихо она
С покойным и гордым лицом:
«Сыны, будьте тверды… Вы были честны,
Вела вас к отчизне любовь,
Оценят все верные дети страны
Невинно пролитую кровь.
Я внуков своих для Руси сберегу,
Они за нее постоят…
Стара я… Я только молиться могу,
Но внуки – они отомстят!..»
Март 1919,
Екатеринбург

Услыши, Господи!

В Воронеже большевики кощунственно вскрыли мощи св. Митрофана Воронежского.
(Из газет)
Господь! Ты слышишь ли? В Твоей Руси святой,
В дни Твоего поста Великого в пустыне,
Твоих угодников злодейскою рукой
Оскорблены останки ныне…
Кощунственно открыта сень мощей,
Ряды церквей разбойники закрыли,
Иконы и кресты – щит женщин и детей –
Носить христианам воспретили.
Из школ и из церквей Твой изгнан Светлый Лик,
Не смеют верные творить Твои обряды,
И те, кто заглушил на сердце муки крик,
Не могут даже плакать у лампады.
Туманом лживых слов народ Твой опьянен,
Забыв в крови и золоте про Бога,
В безумии попрал свои святыни он,
И на душе его отчаянья тревога.
Кто разрушает все – не может создавать.
В ком Бога нет – тот долго жить не будет!
Господь! Во дни Поста вернись на Русь опять,
Пусть кроткий взгляд Твой души их пробудит!
Прости им, что творят, как Ты простил с креста
Разбойника, прозревшего душою…
Святая Русь разграблена, пуста,
В развалинах лежит перед Тобою!
В ней – всюду мрак, и злоба, и вражда,
И муки тех, кто верит, как и прежде…
Приди, Господь, к измученным туда,
Они так ждут Тебя в надежде!
Их души мучатся, томятся без конца,
Им злые палачи все истерзали тело…
Яви им взгляд прекрасного лица
И в тьме тюрьмы, и в жуткий час расстрела!
В пустыне Ты страдал, алкал Ты, как они,
Душой томился Ты от дьявольского слова,
Взгляни на них, Спаситель наш, взгляни,
Дай утешенье им… Явись усталым снова,
Дай им почувствовать, распятым на крестах,
Что вслед за днями горького мученья
Придет на Русь Твою в сияющих лучах
Святая радость Воскресенья,
Что кончится вражда, не будет литься кровь,
Восстанут алтари… закончится невзгода
И Ты простишь… Ты возвратишься вновь
К душе прозревшего народа!
10 марта 1919

Перед рассветом

Нет тьмы, которая пред яркими лучами
Не разлетится вдруг,
Не плачь, что злобными руками
Разбито все вокруг,
Что отняты в мученьях долгих силы,
Поругано, что было свято нам,
И лишь везде безсчетные могилы
И слезы горьких драм,
Что стала бедной, жалкой и голодной
Великая страна,
Что зов спасения на битве благородной
Не слушает она,
А лишь идет, склонив покорно выю,
В разбойничьем ярме!..
Верь! Близок день! Господь спасет Россию,
Что мучится в тюрьме!
Редеет мгла!.. Заря уж недалеко,
За темной пеленой;
Несутся крики с юга и востока –
Там грозный бой!
Всю веру, средства, силы и стремленья
С идущими сплоти,
И скоро луч надежды возрожденья
Нам озарит пути!
И встанет Родина великой, обновленной
В сияющих лучах,
Забудется Голгофы путь пройденный
В мученьях и слезах,
Но для того, чтоб из тюрьмы ужасной
Скорей раскрылась дверь,
Не убивай себя тревогою напрасной,
Молись и верь!
Все, все отдай, чтобы народ свободный
Скорей прозрел душой,
Не будет жертва каждая безплодной
Во имя цели той!
Победа близко! Божья помощь с нами,
Погибшим – срама нет!
Верь! Скоро яркими лучами
Блеснет рассвет!

Пасхальный звон

Несется громко звон пасхальный,
Прозрачно-ясен свод небес,
Напев звучит живой и дальний:
«Христос Воскрес! Христос Воскрес!»
Он смертью смерть попрал навеки,
Пришедший к нам в смиренье Бог,
И в грешном слабом человеке
Свет веры пламенный зажег.
От мглы языческих радений,
Разврата мрачной тьмы души,
Привел Он к счастью пробуждений
Святых порывов и молений
В лампад трепещущей тиши.
И, вспоминая праздник чудный,
Святая Русь в тот день святой,
На миг уйдя от жизни трудной,
Молилась сердцем и душой,
Горела верой и любовью,
Трезвону красному внемля,
Теперь она залита кровью,
Колокола молчат Кремля,
Закрыты церкви, тьма глухая
Скрывает ясный свод небес,
Но с юга, сердце пробуждая,
Звучит: «Воскрес! Христос Воскрес!»
Над нашей Родиной распятой,
Уставшей в горести обид,
Печалью кроткою объятый,
Господь Спаситель наш скорбит…
Он видит горькие мученья,
Что терпит русский наш народ,
Он сломит горе заблужденья
Лучом Святого Воскресенья
И к нам в величии придет.
И слова правды засияют,
Христа услышав нежный зов!..
Над тихой Русью не смолкает
Пасхальный звон колоколов.
Пускай закрыты в дни гонений
Все церкви. Пусть они темны.
Есть Божий храм для всех молений:
Он в пробуждении весны!
Она несет нам перезвоны
И веру в русские сердца…
Молитесь… смолкнут в сердце стоны
У верных правде до конца!

Из цикла «Изгнание»

Незабытое

Душе все грезится усадьба дальняя,
Весь в белом инее заснувший сад,
И песня прошлого, мечты печальные,
В рассказах бабушки, под смех внучат.
Аккорды нежные рояля старого,
Портреты пыльные на стенах зал,
И звон бубенчиков… и шаг «Чубарого»,
И весь сияющий огнями бал…
Душе все грезятся картины ясные,
Признанья шепотом, мечты любви,
Улыбки прошлого, как сон прекрасные,
И голос времени: «Забудь! Живи!..»
Но сердце грустное полно страдания,
Томит и мучит чужбины даль,
И нет забвения… и нет желания,
И только прошлого, как сказки, жаль.
И все не верится, что все любимое
Сгорело – срублено, как старый сад,
И сердце грустное, тоской томимое,
О прошлом молится, под свет лампад.

Перезвоны

Как зов иль стон,
Со всех сторон,
Несется он,
Великопостный перезвон
Родных церквей…
Души печаль
С ним рвется в даль,
В простор полей,
К лесам, холмам,
К родным снегам
И к прошлым снам…
В дворы усадьб, под кровли хат,
В сосновый бор, в заглохший сад,
В забытый дом…
Все близко там, все нас зовет,
И кладбищ тишь… и храма свод,
Где свечи белые горят,
Где озаряет блеск лампад
Оклад икон…
В чужой земле, бредя во мгле,
Мы жадно слушаем, как стон,
Великопостный перезвон.
Зовет он в даль, –
И сердцу жаль
Родной земли, родных полей…
Тот звон твердит душе больной:
«Не плачь, не мучься,
Бог с тобой,
Страдает Русь в цепях невзгод
То – пост души. Но он пройдет.
Всю тяжесть общего Креста
Неси и ты». И вновь очам
Предстанет старый русский храм!
Великопостный перезвон
Свой сменит он
На мощный зов –
Пасхальный звон колоколов
Тогда он бросит в свод небес,
Помчится счастья песня в высь,
Тяжелый гнет цепей исчез.
Воскресла Русь. Христос Воскрес!
Жди верный… Сильным будь… Молись!

Молитва офицера

Великий Боже!., дай нам силы,
В изгнанье душу сохраня,
Увидеть близкие могилы
В рассвете радостного дня.
Дай нам дожить до тех мгновений,
Когда, избавясь от цепей,
Под звук пасхальных песнопений
Русь соберет своих детей.
Пусть тучи темные нависли,
Не дай упасть в холодной мгле,
Все силы наши, чувства, мысли
Дай нам отдать родной земле.
В дни нищеты, труда и муки
Не угаси в нас веры свет,
Что дни окончатся разлуки
И встанет Родина от бед.

Русским детям

Копите силы молодые,
В изгнанье, в дальней стороне,
Не забывайте о России
И нашей русской старине.
Не забывайте ширь и дали
Лесов Руси, ее степей,
Ее прибежища в печали:
Святых церквей, монастырей…
О мощи дней ее прошедших,
О силе, вере, простоте,
О славе в вечный мир ушедших,
Служивших правде, красоте
Ее сынов, ей жизнь отдавших, –
Заветам следуя отцов,
Ее сбиравших, создававших
На протяжении веков.
Не забывайте о России!
Умчится время непогод,
Судьба вас к ней опять, родные,
Из чуждой дали приведет.
Тогда, рассеянных по свету,
Пришедших к Родине детей,
Страна потребует к ответу:
Что вы в душе несете к ней?..
Храните ль веру вы в святыни,
В заветы дедов и отцов,
Не позабыли ль на чужбине
Вы Славы Русской вечный зов?
И вы должны, неся ей знанья,
И речь ее храня в пути,
Из дней далекого изгнанья
К России – Русскими прийти.

Хоругвеносцы

Стремясь в далекий храм, под звуки песнопений,
Средь хода крестного, в мороз и летний зной
Они идут в седом дыму курений,
Подняв свой стяг высоко над толпой.
Лучами солнце греет золотыми
Хоругвей образа. На золотых шестах,
В благоговении народ, встречаясь с ними,
Склоняется с молитвой на устах.
Идут они вперед, безтрепетно и смело…
До храма светлого, – должны они дойти, –
Толпе взволнованной, молящейся, нет дела
До их усталости в пути.
Она толкает их, стремлением влекома,
Волнуясь и теснясь, их мчит порой она…
Лицо несущего – ей чуждо, незнакомо,
Одна хоругвь близка ей и видна.
А те, усталые, порой изнемогают
Под тяжкой ношею, волнуясь и спеша,
Их зной томит и холод обжигает,
Нет сил идти… и мучится душа…
Но долг велит. И доблести примеры
В забвении себя, влекут их в даль… вперед…
Защитники России, офицеры,
Вся ваша жизнь – не тот же ль крестный ход?
Толпа не чувствует, как тяжко и глубоко
Даются вам все трудности пути,
Свою хоругвь, подняв ее высоко,
Должны вы с нею в храм войти.
И в даль идете вы, вперед, как крестоносцы,
Порою в рубище, порой истомлены.
Вперед. Вперед! Смелей, хоругвеносцы,
Толпе страданья ваши не нужны.
Она идет, под звуки песнопений,
За крестным ходом, верою полна,
И высоко, над ней, в дыму курений
Должны сиять святые знамена.

В годины мук и бездорожья

В годины мук и бездорожья,
Когда закрыт туманом путь,
Храни от горя, воля Божья,
В тоске измученную грудь.
Дай не упасть в пути тернистом,
Уметь терпеть и не роптать,
В порыве искреннем и чистом
Огня души не потерять.

[18] В 2007 году в Нижнем Новгороде вышла книга воспоминаний Дины Кировой «Мой путь служения театру».

Пред. главаОглавлениеСлед. глава

Рекомендуем

Комментировать