Молитвы русских поэтов. XX-XXI. Антология - Дмитрий Кленовский

(18 голосов: 3.9 из 5)

Оглавление

Дмитрий Кленовский

Кленовский Дмитрий Иосифович (1893–1976) – поэт. Сын известного художника-пейзажиста И.Е. Крачковского. Учился в петербургской Николаевской гимназии при директоре Иннокентии Анненском, первый стихотворный сборник издал в России в 1917 году. Но только через четверть века, оказавшись в Германии вместе со второй волной эмиграции, вернулся к поэзии. В 1950-е годы вышли первые эмигрантские сборники Дмитрия Кленовского, поставившие его в один ряд с ведущими поэтами Русского зарубежья. Но Юрий Иваск не случайно отметил, что «поэты всех трех эмиграций относились к нему прохладно», при этом особо выделив его стихотворение о русском языке: «Одним из первых поэтов, спевших гимн русскому языку, был Александр Сумароков. В 1747 году он так закончил свою „II Эпистолу»: „Прекрасный наш язык способен ко всему…»» Через двести с лишним лет после Сумарокова (знаменитое стихотворение в прозе Ивана Тургенева создано в 1882 году) Дмитрий Кленовский напишет: «Прекрасный наш язык – нам хорошо с тобой…» При этом он писал о тех особенностях русского языка, которые не были отмечены ни Сумароковым, ни Тургеневым:
Есть в русском языке опушки и веснушки,
Речушки, башмачки, девчушки и волнушки…
И множество других таких же слов…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Для горя тоже ты смягчил слова свои:
Могилка, вдовушка, слезинка… – сколько их!
Стихотворение Дмитрия Кленовского – апофеоз непереводимых уменьшительных слов русского языка.
И все-таки в «баварском уединении» у Дмитрия Кленовского многие годы был один постоянный собеседник – архиепископ Иоанн (Шаховской). Их переписка, впервые изданная в Париже в 1981 году, – выдающееся явление в истории русской поэзии и духовной жизни второй половины XX века. Началась она в 1951 году, после очередной радиобеседы по «Голосу Америки» Иоанна Шаховского, прочитавшего стихотворение Дмитрия Кленовского «Всевышнему» («Свет горит во мне и надо мною»). «Безмерно порадовали Вы меня сообщением, – напишет ему Кленовский, – что стихи мои посетили по эфиру мою несчастную, любимую родину! Казалось мне, что все пути им туда заказаны! А вот, с Вашей помощью, преодолели они железный занавес!»
Вслед за этим письмом последовали другие – обо всем, что волновало их обоих в 50-е, 60-е, 70-е годы в поэзии, религии, жизни, в том числе и о «железном занавесе – наоборот», мешавшем видеть живые ростки в советской поэзии, прораставшие среди «антирелигиозного хлама». «Ведь они, бедные поэты, скрючены духом идолослужения, идолопоклонения и страха идольского», – отметит Владыка.

Всевышнему

Свет горит во мне и надо мною –
Мрака нет, и нету пустоты!
Звездным небом и моей душою
Ты твердишь, что существуешь Ты!
Как слепой ребенок, от рожденья
Материнского не знав лица,
Все-таки запомнил шепот, пенье,
Бережной руки прикосновенье,
Теплоту и нежность без конца –
Так и я Тебя, не видя, знаю,
Разуму земному вопреки
Я Твое дыханье ощущаю,
Песню слышу, шепот понимаю,
Чувствую тепло Твоей руки.
Милостив ко мне Ты безконечно:
Ты тропинку мне даешь в лесу,
В море – ветер, в небе – пояс млечный,
В поле – зреющую полосу.
Ты прекраснейшую из любовей
В сердце мне, как радугу, зажег,
Мир огромный показал мне внове,
Песенное дал биенье крови
И не раз простил и уберег.
Как же я Твое не вспомню имя,
Сущего, Тебя не назову!
Жизнь проходит тропами глухими,
И Тобой, щедротами Твоими –
Только ими! – я еще живу.
Если нужно, стань ко мне жестоким:
Труд развей и жизнь мою сожги.
Лишь одно: на все земные сроки,
Безымянными, вот эти строки
Во свою же славу сбереги!
1945

След жизни

Люблю читать на первом снеге
Скупые заячьи следы.
Смотри: здесь был он на ночлеге,
Тут уходил он от беды.
Там он сидел, прижавши уши,
Водя усами на ветру,
А здесь неторопливо кушал
С березки сладкую кору.
И на душе тепло и славно,
И я, не отрывая глаз,
Читаю этот своенравный,
Наивный заячий рассказ.
И думаю: быть может,
Кто-то Моих неизгладимых лет
С такой же милою заботой
В моей душе читает след.
И все, что мне цвело так дивно,
Так пело сердцу и уму,
Такой же повестью наивной,
Наверно, кажется Ему!

Просьба

В день, когда уже ничто не может
Возвратить утраченные дни,
В час, которого не будет строже –
Об одном прошу Тебя я, Боже:
Память у меня Ты отними!
Чтоб забыл я, что когда-то юный,
По весенним рощам я бродил,
Рвал черемуху и трогал струны,
Провожал серебряные луны,
Розовые зори сторожил.
Чтобы ничего я не запомнил,
Чем мгновенья были высоки:
Ни одной моей подруги дольней,
Ни одной тосканской колокольни,
Ни одной онегинской строки.
Чтоб навек погасли надо мною,
Отзвенели бы и отцвели
Все сады, все звезды, все прибои –
Все, что я в дорогу взял с собою
Из сокровищ неба и земли.
Если сердце все это забудет –
Станет не о чем ему жалеть,
Ничего отнять не смогут люди,
И уже совсем легко мне будет
Оттолкнуть скамью и умереть.
1946

* * *

Елочка с пятью свечами

Без игрушек и сластей
Робко льет скупое пламя
В нищей комнате моей.
Ах, не так же ль у порога
В мой заветный Вифлеем
Сам стою я перед Богом
Неукрашенный ничем!
Только иглами сухими
Всех земных моих тревог,
Только свечками скупыми,
Что Он сам во мне зажег.
И мою пуская душу
В путь намеченный едва,
Сам же скоро и потушит –
До другого Рождества.
1947

Молитва на ветру

Снова яркий полдень мая,
Снова лугом, до реки,
Догоняя, обгоняя,
Голубые мотыльки.
Вешний храм лучист и светел,
Словно смерти в мире нет.
Но, гляди: уж с яблонь ветер
На траву сметает цвет.
Он в ветвях снует и плещет,
Торопя грядущий тлен,
В полотне тугом трепещет
У девических колен.
И она, – как песня рядом
Легконога и стройна, –
Тоже ветренным усладом,
Как на смерть обречена.
И о ней мое моленье,
На ветру, в полдневный час,
В храме вешнего горенья,
Истребляющего нас.
Пощади, небесный пламень!
Знойный ветер, не спеши!
Не кидай на хладный камень
Легкий цвет ее души!
1948

* * *

Я молюсь Ему стихами

Мне мерещится давно,
Что общенье между нами
Тем прочней закреплено.
Что порой одной строкою
Вся молитва решена,
И летит тогда стрелою
Ко Всевышнему она.
Что Он делать будет с нею –
Я не знаю. Может быть,
С ангелом мою затею
Он захочет обсудить?
И велит ему, пожалуй,
Осторожно мне внушить,
Что такой молитвы мало,
Чтоб просимого достичь.
Чтоб от гордости лечился,
Не всегда считал, что прав,
И молиться научился
Без лирических приправ.
1976

* * *

Бродя весной по солнечным дорогам

Что паутинкой по холмам легли,
Так хорошо беседуется с Богом
В скупых просторах неба и земли.
Он слышит все. Он отвечает редко:
Дыханьем ветра, шелестом травы,
Да иногда черемуховой веткой
Совсем легко коснется головы.
Но в скудных знаках медленной беседы
Красноречивой столько красоты,
Что чувствуешь: ты лучшее изведал,
Что в этой жизни мог изведать ты.
И вот идешь… Глаза сияют счастьем,
Душа звенит, как горный ключ чиста,
И ароматом первого причастья,
Как у ребенка, тронуты уста.

Пред. главаОглавлениеСлед. глава

Рекомендуем

Комментировать