Молитвы русских поэтов. XX-XXI. Антология - Лев Рыжов (1935–2002)

(18 голосов: 3.9 из 5)

Оглавление

Лев Рыжов (1935–2002)

* * *
Молю, чтоб ввек не отлучила
Меня от веры во Христа
Ничья в подлунном мире сила,
Ничьи надменные уста.
Ни тьма тюрьмы, ни меч, ни пламя,
Ни высота, ни глубина,
И ни учений новых знамя,
Ни гром грозы, ни тишина,
Ни падших духов ложь и злоба,
Ни человеческая ложь,
Ни страх страданий или гроба,
Ни перед казнью лютой дрожь.
Ни все сребро и злато мира,
И ни безумных оргий шум,
Ни демоническая лира,
Ничей могучий, гордый ум.
Ни смерть моих друзей и братии,
Ни гибель близких мне святынь,
Ни океан людских проклятий,
Ни зной безжизненных пустынь.
Ни слезы жалостного стона,
Ни гнева царственная страсть,
И никакой приказ закона,
И никакая в мире власть.
Пусть никогда, ничто не сможет
Меня отринуть от Креста,
От веры в чудный Промысл Божий
И в милосердие Христа.
(1964)

Плач Богородицы у Креста

Ты, Распятый, висишь пред вратами,
Я, рыдая, стою у Креста,
Словно ада подземное пламя
Жжет мне сердце и сушит уста,
Сыне Мой, Мое Сладкое Чадо,
Ты угас на Кресте предо Мной,
Ненаглядный Мой Свет и Отрада,
Умереть Я желаю с Тобой.
Как глядеть на Тебя, бездыханна!
В ад сведи Свою скорбную Мать,
Лишь бы Мне быть с Тобой непрестанно,
Твои очи, Мой Сын, целовать.
Сник главой Ты под иглами терний
И не видишь, не слышишь угроз,
Всюду толпы безумные черни
Твое Имя клянут, Мой Христос.
Не оставь Меня, Слово Господне,
Стая стрел Мою душу прошла,
Мое сердце, как огнь преисподней,
Величайшая скорбь обожгла.
(1965)

Андрей Вознесенский (1933–2010)

Что ж меня отдал толпе?
Боже, что же я Тебе сделал?
Что я не сделал Тебе?
1975

* * *

Не дай нам, Господи, сорваться!

Нам слово Божие верни –
в мелеющую речь славянства,
в горячечную речь Чечни.
Чей мальчик в маске или в каске?
Он в Нальчике шел в первый класс…
Обертывается эхом Кафки
братоубийственный Кавказ?!
Спать не дают мне безыскусные
слова танкиста среди тел:
«я не могу наматывать на гусеницы
женщин и детей…»
1991

Молитва

Спаси нас, Господи, от новых арестов.
Наш Рим не варвары разбили грозные.
Спаси нас, Господи, от самоварварства,
от самоварварства спаси нас, Господи.
Как заяц, мчимся мы перед фарами,
но не чужие за нами гонятся!
Мы погибаем от самоварварства.
От самоварварства спаси нас, Господи.
У нас не демон украл Самару,
не панки съели страну, не гопники.
В публичных ариях, в домашних сварах
от самоварварства спаси наш госпиталь.
Не о себе сейчас разговариваю,
но и себя поминаю, Господи.
От мракобесья обереги нас,
от светлобесья избавь нас, Господи.
Новой победе самофракийской
не только крылья оставь, но – голову!.
Мне все же верится, Россия справится.
Есть просьба, Господи, еще одна –
пусть на обложках самоварварства
не пишут наши имена.
1992

Милосердия

Ложным кайфом дырявим вены,
Не досмотрим мы мыльной серии.
Дай нам, Господи, хоть мгновение
неотложного милосердия!
После Пушкинской, после «Курска»
Перст горящий встает в Останкино.
Дай земным моим однокурсникам
хоть надежду, что жизнь останется.
Дай растерянной Маросейке,
пацану в Институте Сербского,
моим милым – и в «мерседесе»,
и в метро пошли милосердия!
Поколения неминуемо
к свету выведут Моисеи.
Но сегодня, сию минуту
не выдерживает предсердие.
В небе нашем приклеен коршун.
Я на краткость судьбы не сетую.
Мы соседям башку раскрошим
ради мира и милосердия.
Мы, гражданские и военные,
небеса задымили серою.
Не даем Тебе ни мгновения,
Тебе, Господи, милосердия.
1999

Евгений Евтушенко

Дай Бог, слепцам глаза вернуть
и спины выпрямить горбатым.
Дай Бог, быть Богом хоть чуть-чуть,
но быть нельзя чуть-чуть распятым.
Дай Бог, не вляпаться во власть
и не геройствовать подложно,
и быть богатым – но не красть,
конечно, если так возможно.
Дай Бог, быть тертым калачом,
не сожранным ничьею шайкой,
ни жертвой быть, ни палачом,
ни барином, ни попрошайкой.
Дай Бог, поменьше рваных ран,
когда идет большая драка.
Дай Бог, побольше разных стран,
не потеряв своей, однако.
Дай Бог, чтобы твоя страна
тебя не пнула сапожищем.
Дай Бог, чтобы твоя жена
тебя любила даже нищим.
Дай Бог, лжецам заткнуть уста,
Глас Божий слыша в детском крике.
Дай Бог, в живых узреть Христа,
пусть не в мужском, так в женском лике.
Не крест – безкрестье мы несем,
а как сгибаемся убого.
Чтоб не извериться во всем,
дай Бог – ну хоть немного Бога!
Дай Бог, всего, всего, всего,
и сразу всем – чтоб не обидно…
Дай Бог, всего – но лишь того,
за что потом не станет стыдно.
1990

Молитва

Униженьями и страхом
Заставляют быть нас прахом,
Гасят в душах Божий свет.
Если гордость мы забудем,
Мы лишь серой пылью будем
Под колесами карет.
Можно бросить в клетку тело,
Чтоб оно не улетело
Высоко за облака,
А душа сквозь клетку к Богу
Все равно найдет дорогу,
Как пушиночка, легка.
Жизнь и смерть – две главных вещи.
Кто там зря на смерть клевещет?
Часто жизни смерть нежней.
Научи меня, Всевышний,
Если смерть войдет неслышно,
Улыбнуться тихо ей.
Помоги, Господь,
Все перебороть,
Звезд не прячь в окошке,
Подари, Господь,
Хлебушка ломоть –
Голубям на крошки.
Тело зябнет и болеет,
На кострах горит и тлеет,
Истлевает среди тьмы.
А душа все не сдается.
После смерти остается
Что-то большее, чем мы.
Остаемся мы по крохам:
Кто-то книгой, кто-то вздохом,
Кто-то песней, кто – дитем,
Но и в этих крошках даже,
Где-то, будущего дальше,
Умирая, мы живем.
Что, душа, ты скажешь Богу,
С чем придешь к Его порогу?
В рай пошлет Он или в ад?
Все мы в чем-то виноваты,
Но боится тот расплаты,
Кто всех меньше виноват.
Помоги, Господь,
Все перебороть,
Звезд не прячь в окошке,
Подари, Господь,
Хлебушка ломоть –
Голубям на крошки.
1996

Леонид Бородин

В тайне безсмыслицы мысль не убита.
Верую, Господи, в то, что Ты есть!
Верю в святую запутанность быта.
Верю: однажды в назначенный срок
Вспомнятся болью прошедшие весны.
Верую в мудрость забытых дорог,
Верую в щедрость дорог перекрестных.
Робостью шага заслужена месть –
Высушат душу тоской изуверы!
Верую, Господи, в то, что Ты есть!
Как бы я, Господи, выжил без веры!
Топчут и топчут, и камнями вслед…
Памятник Зверю из этих камений!
Господи! Сколько растоптанных лет!
Господи! Сколько затоптанных мнений!
Миг немоты непроснувшихся глаз
Выстучит горестно ливень осенний.
Верую, Господи, вспомнишь о нас
В радужный, радостный День Воскресений!

Станислав Куняев

Холод. Погреться бы. Знаю Калугу:
В церковь зашел. До чего же пуста.
Вижу – остриженный парень в шинели.
Батюшка что-то бубнит еле-еле.
Роспись: Иуда лобзает Христа.
Снег на шинели у юноши тает,
Влага на темные плиты стекает.
Как бы то ни было, – служба идет
И у священника, и у солдата…
Ряса тесна, а шинель мешковата.
Плавится воск и на бронзу течет.
Свечи горят, и мерцают погоны.
Парень печатает долу поклоны.
Окна задернул крещенский мороз..
Где призывался и где ты родился?
Как ты со службы своей отлучился?
Что ты ответишь на этот вопрос?
Я подвигаюсь к нему в полумраке,
Вижу в петлицах условные знаки,
Соображаю: ракетная часть.
Что привело тебя в древние стены?
Винтик, ты выпал из мощной системы,
Как бы и вовсе тебе не пропасть.
Ветер повеял, и дрогнуло пламя.
Молча глядит Богоматерь на парня.
К куполу тянется тонкий дымок…
Все вы единого дерева ветки.
Но почему же твои однолетки
Молятся на металлический рок?
Чем озабочен? Спасением мира?
Ты бы спросил своего командира,
Пусть объяснят тебе политруки…
Может быть, ты ошарашен виденьем,
Если себя осеняешь знаменьем,
Взмахами юной солдатской руки!
…Резко выходит в свистящую вьюгу.
Может быть, что-то поведать друг другу.
Следом спешу. В переулке ни зги.
Разве тебя, молодого, догонишь?
Вижу – в бушующем мареве тонешь.
Слышу – во тьме пропадают шаги…
1987

* * *
…Аз воздам

Дурная кровь воспламеняет жилы

Но кто рискнет, чтоб выпустить ее,
Когда еще воспоминанья живы
О всех, кто сброшен был в небытие!
Я не судья. Я только летописец.
Я слушаю, как бьется пульс толпы
В дни самосудов, пепелищ и виселиц,
Когда свободой травятся рабы.
Кровь – это тьма.
Но грех кровопусканья
Еще невыносимей и темней,
А потому от права воздаянья
Освободи пристрастных сыновей!
Молю Тебя, взвали себе на плечи
Тяжелый крест!.. Взвали в последний раз,
Чтобы во время долгожданной встречи
Мы от стыда не поднимали глаз!
1988

* * *

Как разорвать мне мою пуповину

С древним погостом, с холодной Окой?
Выйду к обрыву, взгляну на равнину –
Вечное счастье и вечный покой!
Если желанье одно, умирая,
Будет позволено выдохнуть мне, –
Я возжелал бы из ада иль рая,
Но возвращаться к несчастной земле.
Тенью иль светом – разочек в столетье!
Чтоб успокоиться, глядя на вас,
Русские веточки, правнуки, дети…
Живы?.. О Господи!.. Слезы из глаз!..
1990

Игорь Шкляревский

В колодце плавает листва.
Молчит холодная долина.
С утра один пилю дрова.
О Боже Правый, пошли мне сына.
Снег падает, грустит жена.
Ласкает сонного теленка.
Сугробы, скука, тишина.
О Боже Правый, пошли ребенка.
Старею! Уронил весло,
И лодку понесла стремнина.
Весной рыбачить тяжело.
О Боже Правый, пошли нам сына.
Зачем я горблюсь над зерном,
Зачем я починяю ставню,
Кому оставлю этот дом?
Кому я жизнь свою оставлю?

Юрий Кублановский

Гляжу на двор и мысленно прощаюсь.
Гляжу на двор, где строится собор,
где иноки и братья тешут камень,
несут желтками сдобренный раствор,
усердствуют, – и чую, дело жизни
окончится, должно быть, без меня.
Собор Преображения Господня!
Оплот Христовой веры в Соловках!
Еще в зачатке каменные стены,
еще не все поставлены леса,
а я уж вижу мощные апсиды,
и ярусы богатых закомар,
и звучные кресты на гордых главах.
Но надо ехать. Кончат без меня.
И без меня торжественный молебен
впервые в новых стенах прозвучит.
Прощай, обитель, в коей я молился,
нес послушания, спасался, согрешал.
Прощай, родная сердцу солеварня,
и церковь Богородицы, прощай,
с приделом Иоанна. Уезжаю.
Прощай, Святое озеро, всегда
дающее для наших трапез рыбу.
Прощайте, заповедные леса,
никто из иноков не запятнал вас кровью
убитой дичи и не оглушил предсмертным
стоном бедного косого. Так будет впредь.
А мне пора в Москву.
Иль впрямь на драгоценную парчу
так трудно променять простую рясу?
Иван мне письма шлет: «Озолочу!»
Я подзову его к иконостасу
иль сам взойду на плаху к палачу.
… Иль Грозный думает, что я лишь раб и вша,
что я польщусь на сан митрополита,
его дары руками вороша,
не замечая, сколько перебито?
Нет, русской церковью неможно помыкать!
Помилуй, Бог! Чтоб этими руками
я крест давал Малюте целовать?
Есть Божий Промысел.
Прощаюсь с Соловками.
1972

Владимир Фирсов

Матерь Божья, мир души, отрада,
Непорочный вечный свет зари.
Подари нечаянную радость,
Мир надежды людям подари.
Подари скорбящим исцеленье,
Жаждущим подай глоток воды,
Грешникам даруй пути к спасенью,
Отведи бедовых от беды.
Отведи от проклятых проклятья,
От злословов порчи отведи.
Пусть поверят люди в то, что братья –
Все, кто повстречался на пути.
Все, кто стал опорой и надеждой,
Веру дал, сочувствие свое.
Ведь для всех – нечаянная радость,
Богоматерь, рождество Твое.
А себе прошу я, скромный житель
Той земли, где я счастливым стал,
Чтобы долго ангел – мой хранитель
Правого плеча не покидал.
Светлая. Пречистая. Святая.
В этот день, не пряча торжество,
Ткет тропинку осень золотая
К дню Рожденья Сына Твоего.
И по ней идти моей России
В нимбе из тернового венца.
К дням рожденья Матери и Сына
И к престолу светлому Творца.

* * *

Когда в беде мы были и в печали

В нужде, чем детство одарило нас,
Мы Боженькою Бога величали,
Спасителя молили, чтобы спас.
Его мы неосознанно любили,
И беды проходили стороной.
Мы Боженьку дать солнышко молили,
Когда дожди давили хлеб земной.
Когда ж хлеба под солнцем выгорали,
Когда все шло к неслыханной нужде,
Мы шли к Нему, других не выбирали,
И Боженьку молили о дожде.
Всего у Бога – говорилось – много.
И дождь и солнце щедро Он дарил.
И пусть мы жили сиро и убого,
Народ тропинку к Богу проторил.
Мы выжили. И ныне смотрим строго
На путь, что мы в безбожии прошли.
Враги у нас отнять сумели Бога,
Но нас отнять у Бога не смогли!

Владимир Мощенко

Твои крылья ощущаю въявь.
Укрепи мою худую руку
И на путь спасения наставь.
На земле держусь я что есть мочи,
На земле, боготворящей высь.
Ты прости мне дни мои и ночи,
За меня ко Господу молись.

Великий пяток

Воробышкам зернышек бросив,
«Снимаем?» – спросил Никодим.
И, перекрестившись, Иосиф
К распятью поднялся за ним.
«Ты знаешь, за что нам молиться?»
«Да что ж, я глупее камней?»
Великий пяток. Плащаница.
И тело Спасителя в ней.
То были не лица, а лики.
Солдаты забыли латынь.
Засохла на кончике пики
Кровь нашего Бога. Аминь.

* * *

Дай мне еще полчаса –

Господи, ведь поется.
Исчезают одни голоса –
Музыка остается.

Лариса Миллер

Поверить бы. Икону
Повесить бы в дому,
Чтобы внимала стону
И вздоху моему.
И чтобы издалека
В любое время дня
Всевидящее око
Глядело на меня.
И в завтра, что удачу
Несет или беду,
Идти бы мне, незрячей,
У Бога на виду.
1967

* * *

Господи, не дай мне жить, взирая вчуже

Как чужие листья чуждым ветром кружит;
Господи, оставь мне весны мои, зимы –
Все, что мною с детства познано и зримо;
Зори и закаты, звуки те, что слышу;
Не влеки меня Ты под чужую крышу;
Не лиши возможности из родимых окон
Наблюдать за облаком на небе далеком.
1973

* * *

Спасут ли молитва и крестик нательный

В любви безысходной, в болезни смертельной?
И светит своей белизною больница,
И светит свиданье, какому не сбыться.
И светит чужое окошко в ненастье.
Приди же хоть кто-нибудь. Свет этот засти.
1977

* * *

На влажном берегу, на пенистой волне

Среди дремучих трав, под градом звезд падучих,
В бушующей листве, в ее шумящих тучах –
В мирах для бытия приемлемых вполне
Живу, незримый груз пытаясь передать,
Неведомо кому шепчу: «Возьмите даром
Мой праздник и Содом, тоску и благодать,
Мороку и мороз, граничащий с пожаром».
Неужто мой удел качать колокола
Во имя слов чудных и нечленораздельных,
Не лучше ли молчать, как глыба, как скала,
О радостях земных и муках безпредельных…
Вот ветер пробежал по чутким деревам,
И сладостно внимать их скрипу и качанью…
О Боже, научи единственным словам,
А коль не знаешь как, то научи молчанью.

* * *

Что за жизнь у человечка

Он горит, как Богу свечка.
И сгорает жизнь дотла,
Так как жертвенна была.
Он горит, как Богу свечка,
Как закланная овечка,
И утихнет в свой черед.
Те, и те, и иже с ними,
Ты и я горим во Имя
Духа, Сына и Отца –
Жар у самого лица.
В толчее и в чистом поле,
На свободе и в неволе,
Очи долу иль горе –
Все горим на алтаре.
1980

* * *

Боже мой, какое счастье!

Всё без моего участья –
Ливень, ветер и трава,
И счастливые слова,
Что в загадочном порядке
Появляются в тетрадке.

* * *

И это всё от Бога

От Бога – от кого же?
И дальняя дорога,
И в небе лунный грош,
И горести людские,
И грешные тела,
И разные мирские
Безбожные дела.

* * *
Нынче шлют небеса столь рассеянный свет,
Будто вещи, достойной внимания, нет…
Но достаточно бросить рассеянный взгляд
На весеннего леса неброский наряд,
На мелькнувшую бабочку или жука,
На плывущие в талой воде облака,
Чтоб в рассеянных этих весенних лучах
Загрустить о посеянных где-то ключах,
От заветных дверей, от такого ларца,
Где хранится последняя тайна Творца.

* * *

В ночной тиши гуляет ветер..

Господь грядущий день наметил
Вчерне, чтоб набело вот-вот
Пересоздать, и будет светел
Через минуту небосвод,
И вспыхнет он полоской алой…
Возможно ль жить без идеала,
Без абсолюта, без того
Неоспоримого начала –
Для всей вселенной одного,
Без веры, будто в мире этом,
Безумном, горестном, отпетом,
Должно каким-то светлым днем,
Как в детстве, все сойтись с ответом,
Что дан в задачнике моем?

* * *

Я опять за свое, а за чье же, за чье же?

Ведь и Ты, Боже мой, повторяешься тоже,
И сюжеты Твои не новы,
И картинки Твои безнадежно похожи:
Небо, морось, шуршанье травы…
Ты – свое, я – свое, да и как же иначе?
Дождь идет – мы с Тобою сливаемся в плаче.
Мы совпали. И как не совпасть?
Я – подобье Твое, и мои неудачи –
Лишь Твоих незаметная часть.

* * *

Так пахнет лесом и травой

Травой и лесом…
Что делать с пеплом и золой,
С их легким весом?
Что делать с памятью живой
О тех, кто в нетях?
Так пахнет скошенной травой
Июньский ветер…
Так много неба и земли,
Земли и неба…
За белой церковью вдали
Бориса – Глеба…
Дни догорают не спеша,
Как выйдут сроки…
Твердит по памяти душа
Все эти строки.

* * *

Утоли моя печали

На закате ль, на заре
Ветры сосны раскачали
На Николиной горе.
И поскрипывают сосны,
И качаются стволы…
Времена, что светоносны,
Станут горсткою золы.
Говорю и тихо плачу:
Что не вымолвят уста –
Все сплошная неудача,
Только общие места.
Слово было лишь в начале,
А потом слова одни…
Утоли моя печали
И со Словом породни.
1991

* * *

Не вмещаю, Господи, не вмещаю

Ты мне столько даришь. А я нищаю:
Не имею емкостей, нужной тары
Для даров Твоих. Ожидаю кары
От Тебя за то, что не стало мочи
Все вместить. А дни мои всё короче
И летят стремительно, не давая
Разглядеть пленительный отблеск края
Небосвода дивного в час заката…
Виновата, Господи, виновата.
1997

* * *

И лишь в последний день творенья

Возникло в рифму говоренье,
Когда Господь на дело рук
Своих взглянул, и в нем запело
Вдруг что-то, будто бы задело
Струну в душе, запело вдруг.
Затрепетало и зажглось,
И все слова, что жили розно,
«О Господи», – взмолились слезно, –
О сделай так, чтоб все сошлось,
Слилось, сплелось». И с той поры
Трепещет рифма, точно пламя,
Рожденное двумя словами
В разгар Божественной игры.
1997

* * *

Поиграй с нами, Господи, поиграй

Он такой невеселый – родимый край,
Что осталось нам только играть и петь,
Чтоб с отчаяния вовсе не умереть.
Поиграй с нами в ладушки и в лапту,
Дай поймать что-то светлое на лету,
И, покинув заоблачный небосвод,
Поводи с нами, грешными, хоровод,
Сделай столь увлекательной всю игру,
Чтобы я не заметила, как умру.

* * *
Когда сгину, Господи, когда сгину,
На кого покину я ту осину,
На ветру дрожащую, эти тропы,
Эти дни, скользящие, как синкопы,
На кого покину я птичью стаю,
Три сосны, в которых всегда блуждаю,
Эту золотистую листьев пену…
Подыщи же, Господи, мне замену.

Пред. главаОглавлениеСлед. глава

Рекомендуем

Комментировать