Молитвы русских поэтов. XX-XXI. Антология - Лидия Григорьева

(18 голосов: 3.9 из 5)

Оглавление

Лидия Григорьева

Господи, моя вина
видима во тьме едва ли…
Родина разорена –
словно волки обглодали.
Словно бы ее судьбу,
без молитвы покаянной,
выхолодил, как избу,
ветер окаянный.
Разве кто пришел с мечом,
покорил, пленил с позором,
что народ мой уличен
в примирении с разором.
Сатана ли умощал
путь, которым шли мы сглупу
поклоняться не мощам,
а сиятельному трупу.
Неужели весь народ
сном сморило в поле чистом,
чтоб на сотни лет вперед
путь очистить сатанистам?
Господи, какая высь
над немереной равниной!
Не оставь, не отступись,
не казни души повинной!
Освети мою вину!
Я шепчу с нездешней силой:
Господи, спаси страну!
Оглянись на нас, помилуй…
27 ноября 1990

Степной псалом

Он снова дал себе зарок,
да вот стезя влечет…
Степной горячий ветерок
до сердца пропечет.
Взошел на древние холмы,
где ждут среди травы
медоточивые псалмы,
рычащие, как львы.
Сухие стебли старых слов
горят костра посредь,
ни докопаться до основ,
коснуться не посметь.
И он стократно бьет челом
и упадает ниц,
пока вокруг степной псалом
звенит, как стая птиц.
От этой истовой мольбы,
от ночи и до дня,
вокруг него стоят столбы
небесного огня.
Он был бы рад глаза смежить,
да гложет непокой,
он тщится дух переложить
силлабовой строкой.
Благим огнем озарена
словесная листва,
взошедши из сего зерна,
из семени псалма.
«Не пойду в город богатый.
Я буду в полях жить,
Буду век мой коротати,
где тихо время бежит»[32].
24. 10. 04

Из книги «Небожитель»
Памяти сына Василия (1973–2003)

* * *

Чей -то голос звучит на низах –

в небесах сотрясенье:
Не топи его душу в слезах!
А молись о спасеньи.
Чей-то голос звенит высоко,
в небеса улетая…
О, как он отлетел далеко!
О, душа золотая…

* * *

Я вошла, а ты не дышишь

Я молюсь, а Ты не слышишь..
Я стою, не упадаю,
жизнь погибшую листаю
до последнего листочка…
Ты куда забрал сыночка?
Укажи мне этот путь,
дай понять, обнять, взглянуть…

* * *
…один будет взят, а другой оставлен…
Из Писания

Наверное, чтобы оставить свидетельства

0 твоей жизни…
Но лучшее из них – твоя дочь.
Наверное, чтобы сидеть на тризне,
но горе свое превозмочь…
Не для того же жизнь моя длится,
чтобы писать стихи!
Время дано – за тебя молиться,
и свои отмолить грехи…

* * *

Вот моя лихая доля

все и не упомнишь.
Хлебопашец вышел в поле –
Бог ему на помощь.
Умывалася слезою
в бездне преисподней…
Жизнь прошла сама собою –
милостью Господней.
Эта жизнь, как пыль осела,
измельчилась в порох…
Птица в небе пролетела
или черный ворог?
Грозные предвижу знаки
бытия, и все же
чтоб взошли на поле злаки,
помоги нам Боже.

* * *

Если ветер, как бы ни был силен порой

не прервет, не порвет и не сдует слова молитвы,
как птенца, покаянье от внешних стихий укрой,
чтоб избегнуть сетей бесовской и мирской ловитвы.
Как бы ни бушевали вовне ураган и смерч,
как бы ни бесновались, содвигнув моря и горы,
им и с места не сдвинуть, обреченную нас сберечь,
силу ярой молитвы, полонившей души просторы.

* * *

Так, пожалуй, никто не умел

Что ж Ты, Господи Боже,
искрошил мое сердце, как мел!
Искромсал – подытожил…
Истончилось мое бытие.
Чую Божию руку…
И дано мне страданье сие
в пользу или в науку.

* * *
Господи! Вижу Твою зарю,
огненное знамение!
Не разбазарю, не раздарю
данное мне имение…
Примется пламя зари лизать
ризы неопалимые,
вот я тогда и пойду писать
эти слова голимые…

* * *

Наверно, Господь мне не враг

и все же обрек на недолю…
Я душу зажала в кулак,
не выпущу больше на волю.
Наверное, губят, любя…
Мне этой не внять благостыни.
И я заслонюсь от себя
последней молитвой о сыне.

* * *

С откоса ли летит моя телега

я плачу и кричу.
Потом встаю, иду по воле Бога,
домой или к врачу.
Стою ли я у смертного порога,
стенаю и зову.
Я помощи всегда прошу у Бога
во сне и наяву
Забота ли опять меня калечит:
я словно не живу…
Напрасно все. И только вера – лечит,
и держит на плаву.

* * *

В вымысле или были

после иль до того,
ангелы обступили
мальчика моего?
Так его все любили,
холили, берегли!
Ангелы обступили
взяли и повели…
Не пережить напасти,
не пересилить страх!
Это не в нашей власти,
в Божьих (молюсь) руках…

* * *

Я открою двери –

снова никого…
Помяните, звери,
сына моего.
Воду из колодца
разделю на всех.
Плакать, убиваться –
это ли не грех?
Изопью водицы.
Заблужусь в лесах.
Помяните, птицы,
сына в небесах…
08. 11. 2009

Равиль Бухарев

Молил его инок по прозвищу Мышь:
– Одумайся, брате!
Грехов не замолишь
– тоски не заспишь,
не спи на закате…
Вечерню проспишь – не потрафишь отцам.
На то и обитель:
на зорях не спать наказал чернецам
Пафнутий-зиждитель.
На то и хандра, чтоб едуча была,
не спи на закате!
Из кельи ответила душная мгла:
– Так томно мне, брате.
При братии всей молвил пастырь честной:
– Одумайся, сыне!
В обитель ты взят с неизвестной виной
из грозной пустыни.
Пошто попираешь нам благость и тишь,
геенна сладка те?
Грехов не замолишь – вины не заспишь,
не спи на закате…
А коли была епитимья легка –
могу и жесточе!
Услышалось глухо из-под клобука:
– Так томно мне, отче.
Коль пагубной тяги не мог превозмочь –
в одной лишь рубахе
погнали его из обители прочь
топтаться во прахе.
Ни кров не блазнил, ни работа, ни хлеб,
ни лютые дали…
– О Господи, как на закате судеб
рвут сердце печали!
Склоняется дух мой, – и клонится плоть
на дикое ложе…
Мне в яви отчаянья не обороть,
так томно мне, Боже!
А солнце в закатном мелькало дыму,
как Ярое око.
– Не спи на закате, – был Голос ему, –
мне так одиноко
на сиром ветру, в суесловьях имен,
в слезах укоризны:
не спи – Я с тобой – на закате времен,
в пустыне отчизны.
1989,
Переделкино

* * *

Где мой труд, Господи, где мой дом?

Где мой сон, Господи, где мой сад?
Всё Тобой, Господи, – не трудом,
а трудом, Господи, – все не в лад.
Где мой труд, Господи, – у людей?
Что же мне – ни оклика, ни письма?
Как о людной родине ни радей,
грустно в одиночестве, и весьма.
Где мой труд, Господи, – у Тебя,
искрой счастья в пламени чудных сил?
На кресала жизнь мою истребя,
о другой бы милости не просил…
Так и есть, Господи, так и есть,
это рай, Господи, это ад,
как любовь, Господи, как болесть,
невпопад, Господи, невпопад.
6 декабря 1995

* * *

Господи, далеко и далёко

в трудных грезах и в чарах удачи
мнился мне черный хлеб – без попрека,
мнился мне ковш воды – без отдачи,
мнилась мне тишина – без подвоха,
мнилась мне вышина – без причастья,
мнилось мне, что поймут с полу-вздоха,
с полуслова и полу-несчастья…
Все далекое – как оно близко:
все, что мнилось, свершилось без плача,
только, что ни письмо – то отписка,
что ни опись – опять недостача,
что ни высь – то бывает и выше,
что ни труд – то бывает и больше,
что ни тишь – то бывает и тише,
что ни хлеб – то бывает и горше.
Ни прибавить уже, ни убавить,
ни пробиться уже, ни прибиться:
что ни честь – ничего не исправить,
что ни лесть – ничему не примнится,
что ни весть – все чудная тревога,
что ни есть – все Твое без разделу,
кроме боли – стыдиться былого,
кроме доли – не верить пределу,
кроме воли – у самого края
лжи и жизни, любви и упрека
мнить, что ляжет дорога вторая,
Господи, далеко и далёко…
9 декабря 1995

* * *

Вспять не бежит к истокам

даже простой ручей.
Произнесу с восторгом:
Господи, я ничей!
Отчизна ли снова станется,
чужбина ли впереди,
я сам себе иностранец,
прости меня, Господи.
И вновь, немоту отмыкав,
присваиваю права
Двунадесяти языков
запамятовать слова,
чтобы сказалось нечто
лютою, не святой,
кровоточащей речью
этою – а не той.
2000

* * *

Зряще меня в усталости

в изнеможенье жил,
Боже, пошли мне радости,
хоть и не заслужил,
чтоб с головой повинной
вспомнил, что я живой,
прежде, чем стану глиной,
листьями и травой.
Боже, пошли мне радости
светлой и задарма,
чтобы, пугаясь праздности,
я не искал ярма.
чтоб, не смиряя взора,
помнил, что тщетна смерть:
и в небесах – опора,
и под ногами – твердь.
Октябрь – ноябрь 2005.
Лондон

Ратники

Ввысь – по небесной стерне,
по бездорожью…
Сын мой погиб на войне
вымысла с ложью.
Был он печальник войны,
павший до срока
среди своих – без вины
и без упрека.
Вот и возносится он
в звездах просторов
выше всех ваших знамен,
воплей, укоров,
над золоченой главой
слезного храма,
где не избудет живой
грязи и срама.
…Огненный перистый свей,
облак закатный…
Это все наших кровей,
друг невозвратный!
Эта горючая даль –
наша до муки…
Боже, да разве не жаль
в правдах разлуки
осиротевшей земли,
жизни пропащей,
где-то в щемящей дали
мироточащей…
Ввысь – по горящей стерне,
неопалимо…
Сколько их в этой войне
павших незримо!
Боже, хоть ты сохрани,
к свету да примут!
Сраму не имут они.
Сраму не имут.
Ноябрь 2005,
Лондон

[32] Григорий Сковорода. Песнь 12-я. «Из сего зерна: Блаженны нищи духом...»

Пред. главаОглавлениеСлед. глава

Рекомендуем

Комментировать