Молитвы русских поэтов. XX-XXI. Антология - Владимир Ладыженский

(18 голосов3.9 из 5)

Оглавление

Владимир Ладыженский

Ладыженский Владимир Николаевич (1859–1932) – поэт, прозаик, общественный деятель. Из дворян. В 1870–1875 годах учился в Училище правоведения, где, по его словам, «исключительно занимался литературой». Издавал рукописный журнал, одним из авторов которого был Владимир Величко, запомнившийся ему как «нервный, богато одаренный юноша, превосходно владевший стихом». С начала 1880-х годов стихи и рассказы Ладыженского стали появляться в журналах, а в 1896 году в Москве вышел первый поэтический сборник, в 1908 году в Петербурге – второй. Но, в отличие от многих поэтов эпохи «сумерек», он подпал под влияние не Надсона, а Ушинского, его педагогических идей. Поселившись в унаследованном от матери пензенском имении Липяги, Ладыженский начал с того, что сам стал учителем в созданной им сельской женской школе, а затем открыл 56 сельских школ, 34 фельдшерских пункта, 8 уездных больниц, учреждал стипендии для крестьянских детей, издавал книги-беседы для народных школ о Пушкине, Некрасове, Кольцове, Никитине, Гоголе. «Я считал бы свою задачу выполненной, если бы этот опыт послужил хотя бы первоначальному знакомству народа с его великой литературой», – писал он об этих «книжечках». Таким знали и ценили его как подвижника Чехов, Куприн, Мамин-Сибиряк, Бунин и многие другие современники.
После революции Ладыженский возглавил Общество культпросвещения в Москве, но в 1919 году эмигрировал во Францию, убедившись, что у него с новой властью разные представления о народном просвещении, хотя в молодости одним из первых перевел «Марсельезу». Работал воспитателем в Общежитии русских под Парижем, изредка публикуя свои стихи и рассказы в эмигрантских газетах и журналах «Возрождение», «Современные Записки», «Перезвоны». В эмиграции вышла его единственная книга «За рубежом» (Белград, 1930).

Молитва

Тихо в комнате. Лампадка
Озирает мрак ночной,
И дитя молитву шепчет
Пред иконою святой.
«Маму, Боже, Ты помилуй,
Няню, папу и меня,
Дай нам в счастье светлом встретить
Утро радостного дня»
И, склоняясь над малюткой,
Няня тихо говорит:
«Не забудь, дитя, что в мире
Горе горькое царит.
Помолись о тех, кто крова
Не имеет, кто с тоской
У своих же братьев хлеба
Просит, – горек хлеб такой.
И о тех, кто в сердце горе
И печаль свою таит
Помолись: пусть всех страдальцев
Милосердный Бог хранит».
Вновь дитя молитву шепчет
Пред иконою святой.
Няня крестится. Лампадка
Озаряет мрак ночной.
(1896)

* * *
(С французского)

Ты знаешь, я, Творец, безсилен пред Тобой,
Ты видишь, я пою, исполнен умиленья,
Цветы печальные земли моей родной,
Неполной радости бегущие мгновенья…
И если скорбь и мрак царят в душе моей,
И если я борюсь с тоской моей глубокой,
Ты сумрак разгони лучом любви своей
В душе, уставшей жить и в мире одинокой.
Так вянет на земле земная красота,
Так подо льдом трава зимою умирает.
Но свой глагол скорей пошли в мои уста, –
Животворящий – Он все в мире оживляет.

* * *

Лишь только догорит вечерняя заря

И месяц, пробудясь, за дальнею горою,
Зальет сиянием безбрежные поля,
И сумрак побежит трепещущей волною, –
От жалкой суеты и от забот душевных
Я в поле ухожу тропинкою знакомой:
Здесь не смутит ничто заветных дум моих,
И встретит ночь меня и лаской, и истомой.
А утомясь бродить, люблю в тени ветвей
Прилечь и отдохнуть у рощи молчаливой.
Часовня старая стоит там, и под ней
Забытый ключ шумит волною говорливой,
И слышно, как в лугах кричат коростели
За речкой, где туман серебряный клубится…
Душа отзывчивей в час отдыха земли:
Как в детстве я бы мог заплакать и молиться.
И я молюсь тогда. Тоскуя и любя,
Я у небес прошу в словах святой молитвы
Не долгих, тихих дней, не счастья для себя –
Бойца, уставшего в пылу житейской битвы, –
За душу чистую молюсь я в этот миг,
Чья жизнь не тронута позорной клеветою,
Кого, как в праздник, мир, – прекрасен и велик, –
Зовет обманчивой, нарядной пестротою.
Что ждет ее? Как знать! Но тщетно я порой
Так страстно у судьбы молю себе ответа.
Судьба не выдаст тайн, – как сумрак за рекой,
Исполненный безмолвного привета.

* * *

Христос воскрес! Скворцы поют

И, пробудясь, ликуют степи,
В снегах, журча, ручьи бегут
И с звонким смехом быстро рвут
Зимою скованные цепи.
Еще задумчив темный лес,
Не веря счастью пробужденья.
Проснись! Пой песню воскресенья –
Христос воскрес!
Христос воскрес! В любви лучах
Исчезнет скорби мрачный холод,
Пусть радость царствует в сердцах
И тех – кто стар, и тех – кто молод.
Заветом благостных небес
Звучит нам песня воскресенья,
Любви, и счастья, и прощенья –
Христос воскрес!

У вод Вавилонских

Из Байрона
Из вод Вавилонских в тоске и слезах
Тебя мы, Солим, вспоминали, –
Тебя, чьи твердыни повержены в прах,
Добычею вражеской стали.
И с грустной мечтой об отчизне своей
Сливалися стоны твоих дочерей.
С тоской мы следили, как плещут струи
Свободной реки Вавилона.
И враг нам сказал: пойте песни свои,
Священные песни Сиона.
Но нет, никогда эта песнь при врагах
Не станет звучать на чужих берегах.
На иве отчизны залог дорогой
Ты, арфа, родная, хранима,
И звук твой нам должен быть песнью святой,
Свободною песнью Солима.
Так пусть же отсохнет десница моя,
Коль с криком врагов песнь сольется моя.

* * *
(Из Виктора Гюго)

Я был один, один под кровом ночи звездной

На тихом берегу, у светлых волн морских…
Ни тучки в небесах, ни паруса над бездной –
И только ночь плыла в одеждах голубых.
И горы, и леса, казалось, вопрошали
Про тайну у волны кочующей морей,
И небу, полному безжизненных огней,
Вопрос таинственный они передавали.
И волны синие, хребты свои склоняя,
Их вольные стада, которым власти нет,
На берег дремлющий в волненье набегая,
Покорно им несли торжественный ответ.
И звездный хор шептал, волнам холодным вторя,
И каждая звезда склоняла свой венец,
И в тихом шепоте, и в звучном шуме моря
Я слышал: «Это Ты, Создатель и Творец!»

Комментировать