Азбука веры Православная библиотека протоиерей Григорий Дьяченко Из области таинственного

Из области таинственного

простая речь о бытии и свойствах души человеческой как богоподобной духовной сущности с приложением рассказов и размышлений, приводящих к признанию духовного мира вообще.

Содержание

Предисловие

Комментарий «Азбуки веры»

«Род человеческий почитает очень важным знание вещей земных и небесных; но гораздо более имеет цены знание нас самих». (Блаж. Августин).

«Познай самого себя». (Сократ).

«Какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит?» (Мф. 16:26).

«Не видел того глаз, не слышало ухо» и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1Кор. 2:9).

Предисловие

1. Присматриваясь к тому, на какие области знания затрачивает человек свою энергию, не щадя ни сил своих, ни средств, ни времени, дабы приобрести то или другое сведение, завоевать то или иное открытие в области науки, искусства или промышленности, мы не можем не поразиться тем явлениям, что в большинстве случаев человек меньше всего старается узнать самого себя, именно свою внутреннюю, духовную природу, свою богоподобную душу, наделённую столь великими, столь разнообразными и таинственными силами и свойствами, что, казалось бы, нужно на время всё оставить, чтобы сосредоточить всё внимание на себе, на изучении дивных свойств и проявлений той духовной сущности, которая есть носитель нашего духовно-чувственного существа. Если природа физическая привлекает к себе пытливый ум человека настолько, что он бывает способен посвятить всю свою жизнь исследованию каких-нибудь микроскопических насекомых, какого-либо отдела минералов, или какой-либо области из царства растительного, – если мы, для пополнения своих этнографических сведений, интересуемся нравами и обычаями людей, живущих за морями и океанами, например, жителями Сандвичевых островов и глубины Африки, – если для изучения истории земли человек спускается в недра её с ежеминутной опасностью найти себе смерть на каждом шагу своих изысканий: то не более ли способен возбудить нашу любознательность, не более ли интереса и теоретического и жизненно практического представляет для нас наш собственный внутренний мир, природа нашего таинственного духа, в изучении которой мы можем найти ключ к разрешению высших тайн физической природы и собственного существования и жизни?

Из глубокой древности давно раздаётся голос философа: «познай самого себя»¹, «возвратись домой»! Великий учитель западной церкви, блаж. Августин, в познании самого себя и своих духовных немощей видит путь к нравственному обновлению. «Род человеческий, – пишет он, – почитает очень важным знание вещей земных и небесных; но гораздо более имеет цены знание нас самих; гораздо более достоин похвалы человек, которому известна его собственная немощь, чем тот, кто испытывает и познаёт пути звёзд, а не ведает пути к спасению. Мудрец предпочитает знание знанию, он лучше хочет знать своё бессилие, чем знать ограждения мира, основания земли и вершины неба, называя это знание произволением (De Trin. IV. Proem.). Познай, что ты! Познай себя бессильным, познай грешником, познай, что ты запятнан. В твоём исповедании откроется пятно сердца твоего; сознание грехов заставит искать врача.

Но кто этот врач? Господь Иисус Христос. Вот высшая цель наша: мы должны почаще заглядывать в собственное сердце для того, чтобы через познание себя самих убеждаться в нашей немощи и необходимости помощи Бога, Который есть единственный источник жизни, просвещения, блаженства.

Душа наша имеет разум, где есть образ Божий, где обитает Христос. Низойди же в глубину своей души, и там, во внутреннем человеке, ты ободришься для уподобления Богу; в образе своём познаешь Виновника его. Бог при нас, Он в душе нашей, и потому истинное познание души неразрывно связано с познанием Бога» («Блаж. Августин как психолог» профессора К. Скворцова, Киев, 1870 года, стр. 48–49).

Ежедневный опыт учит нас, что нет большего несчастия, как то, которое происходит от незнания свойств души человеческой, от непонимания тех основных свойств духа, которыми обусловливается зарождение и образование характеров, талантов и гениев. Всемирная история, и особенно средневековой период её, показывает нам, что самые ужасные преступления совершались над людьми совершенно невинными потому только, что невежественная толпа обвиняла их, как волшебников, чародеев, ведьм, хотя пред нею были люди или владевшие знанием психофизических законов жизни, например, знанием гипнотизма, животного магнетизма и т. д. или больные, истеричные, сомнамбулы, лунатики, загипнотизированные и т. д., которых следовало лечить, а не жечь на кострах. Страшно сказать: в средние века было сожжено на кострах и утоплено таких невинных людей более девяти миллионов! Такова ужасная дань психологического невежества средних веков!

Но и в наше время жестоко страдают люди в повседневной жизни от преступного незнания законов и свойств душевной жизни человека. В семье, на службе, в судах и др. сферах частной и общественной жизни, мы пожинаем горькие плоды незнания свойств духа человеческого. Но особенно гибельно отражается такое незнание при воспитании юношества. Самая величайшая из наук – наука воспитания человеческих существ в достойных представителей рода человеческого, не может иметь надлежащей правильности и разумности, если в основу её не положено широкого и верного знания свойств душевной жизни человека. Довольно указать на то, например, явление психологической жизни, в последнее время английскими психологами твёрдо обоснованное и изученное, по которому ни одно впечатление, полученное человеком в самом раннем возрасте, например, даже в первые три месяца младенчества, не пропадает бесследно и ложится как материал для склада духовно-нравственной последующей жизни и выработки личности человека, чтобы при воспитании детей поставить твёрдое правило – закон: оберегать их зрение, слух, все чувства от всего недоброкачественного в духовном отношении.

Но кроме всей неизмеримо важной пользы знания душевной жизни человека в практическом отношении, оно крайне важно и в религиозно-нравственном отношении, каковое отношение есть, было и будет первенствующим, что бы ни говорили против этого люди легкомысленные. Убедившись путём изучения экспериментальной психологии в существовании души человеческой, как богоподобной духовной сущности и всех её дивных проявлений, человек никогда не может увлечься тем грубым материализмом, который, погружаясь в растительные процессы организма, вследствие огрубения, одичания и озверения от чувственной жизни, в лице некоторых своих представителей доходит до того, что, отрицая в человеке душу, как богоподобную духовную сущность, утверждает своё родство с животными и безумствует: «человек есть то, что он ест» или «мысль выделяется из мозга так же, как желчь из печени», или: «мысль есть движение материи». Если око души нашей здраво, не омрачено греховными желаниями, то наблюдение над своей собственной душой будет всё более и более раскрывать для нас непосредственно присущую нашему духу мысль или ведение о Боге, что прекрасно выразил великий учитель церкви, Климент Александрийский: «кто познает самого себя, тот познает Бога» (см. «Опыт православного догматического богословия» епископа Сильвестра, т. I, стр. 197). Равным образом, без знания сил и свойств своей души невозможна истинно нравственная деятельность по отношению к себе, другим людям и Богу, потому что, прежде чем узнать, что должен делать человек, ему нужно знать, что он такое, какие в нём силы и способности, к чему он может и должен стремиться, как к достижимому, чего должен избегать, как вредного, и что должен оставить, как превышающее его силы и способности.

Познав же, насколько возможно, душу свою разумную, духовную, свободную и бессмертную, человек с благоговением и радостью заметит, что она служит доказательством как неизмеримо высшей пред всеми другими существами на земле его природы, так и существования духовно-нравственного мира, глава коего есть Бог, то Верховное Существо – духовное, премудрое, всеблагое, свободное, личное и всемогущее. Которое создало весь духовно-чувственный мир и уготовало загробную участь для бессмертной души человека, назначенной к вечному блаженству после телесной его смерти.

Но этого мало: изучение душевной жизни человека, наблюдение таинственных явлений в области психизма, может доставить человеку столь прочное и, можно сказать, опытное убеждение в бытии души и её бессмертии, что никакие сомнения, неверия не могут поколебать его веры. А эта вера в бессмертие человеческого духа осмыслит всю его жизнь и наполнит её такой радостью, которая избавит его от самых ужасных искушений жизни и гибельного пессимизма, часто приводящего неверующих к безотрадному разочарованию жизни и самоубийству. Послушаем, что говорит великий писатель Достоевский: «Статья моя «Приговор» касается основной и самой высшей идеи человеческого бытия, необходимости и неизбежности убеждения в бессмертии души человеческой... Без веры в свою душу и её бессмертие, бытие человека неестественно и невыносимо... На мой взгляд, в весьма уже, в слишком уже большой части интеллигентного слоя русского... всё более и более и с чрезвычайной прогрессивной быстротой укореняется совершенное неверие в свою душу и её бессмертие... Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация. А высшая идея на земле лишь одна и именно – идея о бессмертии души человеческой, ибо все остальные высшие идеи жизни, которыми может быть жив человек, лишь из неё вытекают»...

«Любовь к человечеству, – продолжает он несколько далее, – даже совсем немыслима, непонятна и совсем невозможна без совместной веры в бессмертие души человеческой... Самоубийство при потере идеи о бессмертии становится совершенной и неизбежной даже необходимостью для всякого человека, чуть-чуть поднявшегося в своём развитии над скотами. Напротив, бессмертие, обещая вечную жизнь, тем крепче связывает человека с землёй. Тут, казалось бы, даже противоречие: если жизни так много, т. е. кроме земной, и бессмертная, то для чего бы так дорожить земной-то жизнью? А выходит именно напротив, ибо только с верой в своё бессмертие человек достигает всю разумную цель свою на земле... Словом, идея о бессмертии, это – сама жизнь, живая жизнь, её окончательная формула и главный источник истины и правильного сознания для человечества» («Дневник писателя», 1876 г., стр. 319 и далее).

При признании фактов бытия души и загробной жизни большинство нападок на религию, основанных якобы на невероятности её фактов, потеряет свою силу. Вера не будет более поколеблена усилием человеческого ума – постичь, как жизнь может продолжаться и в невидимом мире, мысль о смерти не будет так ужасна. Чудеса Нового и Ветхого Завета не будут нам казаться остатками суеверных преданий некультурного века. Выиграли бы также и те, кто смотрит на психические феномены исключительно с научной точки зрения: легче было бы найти ответы на многие, не подающиеся разрешению научные вопросы, открылись бы новые области для плодотворных опытных изысканий; философия и психология получили бы более здоровое и целесообразное направление. Более того, результаты исследований вселили бы в нас непоколебимую уверенность в солидарности всего человечества и в громадном значении для нас невидимого мира.

Потом: вера в бытие души человека, в его посмертное существование, в страшный суд Христов и вечную жизнь с её невыразимым блаженством для праведных и жестокими муками для нераскаянных грешников, такая вера, безусловно, необходима для поднятия упавших в наше печальное время нравственных идеалов, – время, в которое многие гоняются лишь за чувственными удовольствиями, не разбирая средств для удовлетворения им, причём злоречие, осуждение, шантаж, клевета, воровство, обман всякого рода, предательство и даже убийство допускаются весьма часто.

Далее, только там, где нет твёрдой веры в Бога и духовный мир, горячей любви, широкого знания, – только там может родиться и найти себе последователей такое вопиюще дикое учение, как анархизм. Нечего доказывать, что, если бы человечество больше работало в направлении познания сущности духа, выиграло бы дело братства и любви... Вероятно, гонители всяких «отсталых» мистических наук, под которыми они разумеют учение о душе, о цели жизни, о сомнамбулизме, телепатии, гипнотизме, вещих снах и т. д. очень удивятся, если мы скажем, что они-то, эти отрицатели всего таинственного и духовного, служат тормозом для человеческой мысли и духа... Человечество, если оно хочет избавиться от таких ужасных призраков, как анархизм, как разложение семейной жизни, как страшная порча нравов, как гибельное пьянство, как издевательство над нравственными идеалами, как оскудение веры, любви и надежды Христианской, как мрачный ужасный пессимизм наших дней, – до́лжно всеми путями, всеми средствами стремиться к гармоничному духовному прогрессу. Прогресс же этот будет не полон без трудов психолого-богословов. Уважать человека можно лишь веря в его духовно-нравственную природу. Если эта вера, подкреплённая фактами, будет тверда, то сами собой сделаются невозможными убийство, насилие, племенная или сословная вражда и т. д... У некоторых из нас не только нет веры в духовную природу, но и нет терпимости к людям, пытающимся познать духовную природу. Человечество как бы боится подойти к той области, которую один писатель (Оуэн) назвал «спорной между двумя мирами». Не может быть света, когда господствуют материалистические принципы и стремления; не может быть гуманизма, братства, когда о душе думают столько же, сколько о прошлогоднем снеге... Нельзя жить только земным, только материальным. Стремление забыть о том, что кроме золота; пьянства, разврата, мишуры, пустых забав есть ещё иной мир, более высокий и совершенный, есть стремление к мраку, к застою, к смерти. Нельзя дрожать только за одно своё материальное благосостояние: это – эгоистическая, жалкая, животная дрожь. Надобно дрожать за человеческое достоинство, которое теперь, именно теперь, в конце века, поругано и оскорблено дикими материалистами, фарисеями, скотоподобными эпикурейцами, человеконенавистниками. Надобно дрожать за чистоту духа, которая омрачена малодушием, предательством, эгоизмом, светобоязнью, торжеством грязных, тёмных инстинктов. Анархизм отвратителен, но не потому только, что он стремится разрушить наш кров, отнять наше достояние, истребить огнём и мечом человеческую жизнь и всё то, что служит ей, а потому, что он является олицетворением крайнего преобладания материи над духом, оборотной стороной истинного прогресса, исчадием всего дурного, что таится в человеческой природе – последним словом материализма и неверия в духовную природу. Только этот мир, только тело, только земля признаются им. Отсюда – насилие, убийство, разрушение... Нельзя же смотреть на целое движение, на громадный труд пионеров в психической и богословской области, как на непроизвольные движения и галлюцинации загипнотизированных. Не принимайте их слов на веру, но выслушайте их и проверьте потом, потому что, если замолчат эти немногие, то кому же останется говорить? Не тем ли, для которых «жизнь не более, как весёлое приключение», а утроба – всё, на чём мир стоит?

Вера в бессмертие души человека, вера в посмертное существование его за гробом, утверждённая не авторитетными только свидетельствами Божественного откровения и голосом всей христианской церкви, имеющими силу убедительности только для верующих и тех, кто не заражён сомнением неверия, – не априорными только соображениями, но доказываемая, так сказать, путём опытных данных психологии и исторических явлений душ умерших людей, такая вера может устоять против всех нападок неверия и пессимизма и придать высший идеальный смысл нашей скорбной жизни, где все априорные доводы в пользу продолжения существования нашей личности по смерти не могут идти, в сущности, далее того, что показывают мыслимость, даже вероятность этого существования, и ослабляют противополагаемые этим доводам сомнения. Само по себе это важно и имеет значение, но недостаточно; здесь, как и вообще во всяком фактическом вопросе, желательны доказательства, основанные на фактах, на твёрдо установленной, неоспоримой реальности. Только таким образом упомянутая возможность восходит на степень несомненной действительности. Если бы такие фактические доказательства были найдены, и упомянутая действительность вполне доказана сообразно с логическими началами опытного естествознания, то это было бы таким результатом, с которым по внутренней силе и значению не сравнился бы ни один из встречающихся во всей истории цивилизации. Старинный вопрос о назначении человека был бы, таким образом, положительно решён, и всё сознание человечества стало бы ступенью выше. Человек знал бы то, что открывалось ему до сих пор лишь в области верования, предчувствий и тёплых надежд, – он знал бы, что он член вечного духовного мира, в котором будет продолжаться его жизнь, – что временное существование его на земле составляет лишь дробную часть будущей вечной жизни, – что ему только там сделается вполне доступно понимание его назначения. Приобретя это глубокое убеждение, человечество прониклось бы совершенно новым, воодушевляющим пониманием своей жизни, идеализмом, сильным фактами. Это равнялось бы полной переработке человека по отношению к его сущности и деятельности, было бы нравственным и умственным просветлением. Тот, кто потерял внутреннюю уверенность в своём вечном назначении, веру в вечную жизнь, будет ли то отдельная личность, целый народ или известная эпоха, у того вырван с корнем источник всякой воодушевляющей силы, способности к самопожертвованию, к цивилизации. Он делается тем, чем и должен тогда быть, эгоистическим, чувственным существом, погружённым единственно в заботы самосохранения. Его культура, его просвещение имеют тогда целью лишь служить на помощь и украшение чувственной жизни или, по крайней мере, устранять то, что может вредить ей.

Старинное изречение, давно сделавшееся тривиальным: «memento mori«, превращается в новое, более серьёзное – «memento vivere» т. е.: помни, что ты наверное будешь жить, но твоё будущее состояние прямо определяется общим результатом здешней жизни, каков бы он ни был – радостен для тебя или нет. Этот вывод в области психизма немаловажен, особенно в такое время, которое издавна привыкло вычёркивать заботу о будущем мире из списка своих повседневных интересов... Тот, кто свободно, научным путём дошёл до положительных убеждений относительно этой высшей проблемы жизни, не имеет права молчать в таком важном вопросе и ввиду настоятельной потребности его разрешения.

2. Сказав о необходимости и важности изучения свойств и явлений душевной жизни человека, мы должны теперь осведомить читателя, что настоящая наша книга не представляет строго-научной работы в области опытной психологии и не излагает научным, отвлечённым языком законов и явлений жизни человеческого духа. Мы задались более скромной задачей – представить систематический свод тех фактов и явлений из области, так называемой, экспериментальной (опытной) психологии, которые в последнее время подробно изучены, достаточно проверены и сделались известными большинству образованных читателей Германии, Франции и, особенно, Англии. В нашем отечестве эти факты и явления душевной жизни, полные самого живого интереса, неотразимо разбивающие материалистические воззрения на духовно-нравственную жизнь человека, весьма мало известны и то благодаря только немногим переводным трудам (например, «Физиология ума» – Карпентера, «Опытной психологии» Гевдинга, «Душе и телу», соч. г. Ульрици, «Философии мистики» – Дю-Преля, «Телепатическим явлениям или прижизненным призракам» – Гёрнея, Подмора и Майерса и некоторых других), многим прекрасным статьям А. Аксакова, частью печатавшимся в журнале «Ребус», где помещено весьма много ценных работ по психизму, частью изданным отдельно, и труду профессора Московского Университета М. Погодина², издавшего лет 30 тому назад книгу под названием: «Простая речь о мудрёных вещах», которая в настоящее время, ввиду сделанных новых наблюдений и открытий в области экспериментальной психологии, оказывается весьма неполной и во многих отношениях неудовлетворительной. Восполнить существующий пробел в этом отношении и доставить читателю доступную для его понимания книгу, состоящую преимущественно из полных глубокого и живого интереса рассказов о душевной жизни человека, расположенных в известной системе и снабжённых необходимыми пояснительными примечаниями и статьями, – было нашей задачей.

Вся наша книга состоит из трёх частей и одного приложения.

В первой части изложены рассказы с необходимыми к ним пояснениями, знакомящие со свойствами и явлениями душевной жизни человека в бодрственном состоянии. Здесь читатель ознакомится со способностью некоторых душ предвидеть ближайшее будущее (предчувствия) и далее отдалённое (второе зрение), созерцать всю протёкшую жизнь в краткое время – в течение нескольких минут, видеть себя, слышать голоса и созерцать образ близких или родных лиц на дальнем расстоянии (телепатия), непосредственно знать то, что происходит вдали в данное время, воспринимать и слышать внутренний голос, – со способностью воли действовать на расстоянии, угадывать чужие мысли (чтение мыслей), через непосредственное или посредственное прикосновение оказывать целительное действие на некоторых больных (животный магнетизм), припоминать вдруг весьма давние события (скрытая память), оказывать весьма сильное влияние духа на тело и именно через влияние сознания на телесную природу человека, через влияние воли на ощущения, через влияние различных состояний духа (эмоций) на болезненные процессы в теле.

Во второй части сгруппированы рассказы, знакомящие с явлениями душевной жизни в обыкновенном и глубоком сне.

В частности здесь речь идёт о сновидениях, об усилении памяти во сне, о скрытой умственной деятельности во время сна, о драматическом раздвоении сознания во сне, о вещих снах, о явлениях сомнамбулизма (ясновидения), гипнотизма, и т. п. таинственных явлениях душевной жизни человека.

В третьей части помещены частью рассказы, частью статьи о явлениях душевной жизни человека после его телесной смерти, удостоверяющие в бытии загробной жизни и посмертном существовании человеческой личности.

В частности, здесь говорится о таинственных предзнаменованиях кончины людей, о явлениях душ умерших людей, о смерти, о воскресении мёртвых, о жизни будущего века, о спасении души и т. п. Назначение этого отдела привести читателя к признанию того свойства души человеческой, по которому она называется бессмертной.

В приложении к книге мы поместили рассказы, свидетельствующие о бытии Божием, о бытии и свойствах сил бесплотных – ангелов и демонов. Нетрудно заметить тесное отношение этого приложения к нашей книге; признание существования души, как самостоятельной духовной сущности, ведёт к признанию и сил бесплотных, источника духовной жизни Бога, равно как и убеждение в бытии Бога и бесплотных сил приведёт к признанию той истины, что у человека есть разумная, свободная и бессмертная душа, назначенная к вечной жизни.

Если, по прочтении настоящей книги, одни читатели укрепят и оживят свою веру в бытие души и духовного мира вообще, другие от равнодушия, маловерия или неверия придут к признанию истины существования этого мира и пробудятся от греховного и опасного духовного сна, то составитель, прося у тех и других за себя, многогрешного, св. молитв, будет несказанно обрадован радостью духовной и труд свой сочтёт за достигнувший своей цели.

Здесь ещё раз мы должны повторить, что нет в мире другого знания более необходимого и более важного, чем знание законов жизни и свойств души. От незнания основ душевной жизни человека, от забвения о свойствах души и её высоком назначении, от отрицания бытия души можно всецело извратить и испортить свою временную и погубить вечную жизнь. Слово Божие учит нас, что нет большей заботы в мире для человека, как забота о вечном спасении души. Господь наш Иисус Христос сказал, что, если бы человек приобрёл и весь мир со всеми его сокровищами, но погубил бы душу свою, то он не сделал бы для себя никакого приобретения, никакой пользы. Так драгоценна, по суду Божию, одна человеческая душа! Как же не стараться узнать её богоподобную природу, её свойства и способности, её потребности, её назначение? Некогда, в вечности, мы глубоко, но бесплодно будем жалеть, что были невнимательны в продолжение временной жизни к внутренней своей природе. Здесь мы приведём прекрасные слова одного учёного, предостерегающие от такого позднего сожаления.

«Слово, призывающее к самопознанию, – говорит он, – равносильно с зовом, которым дитя, бегающее по цветистому лугу и гоняющееся за мотыльком, призывают домой.

«Нет, рано ещё домой! отвечает дитя на призывный голос и убегает всё далее по роскошным коврам весны. Но вот весну сменяет лето, за летом следует осень, зима; проходит год, другой; минули десятилетия, – и дитя в приятном самозабвении, переходя от одних забот к другим, достигает уже зрелого возраста.

«Воротиться бы домой! Но нет, прекрасен свет со всеми его обаяниями, надеждами и удовольствиями! Куда ни посмотри, везде, вблизи и вдали, как будто волшебные рисуются картины блаженства и манят к наслаждению.

«Не уходит человек с площади, пока стоит прекрасная погода, пока ясно светит солнце и до ночного мрака ещё далеко. Но вот земной светильник меркнет, тьма скрывает из глаз все формы вещей, доставлявших ему удовольствие, сырость вечернего воздуха начинает проникать его тело, – и он спешит под кров своей хижины. Увы, уже поздно! В ней нет ни света, ни теплоты, в ней мрак ужаснее того, от которого он ушёл, и холод в ней – холод могильный. Почему было, думает он, не возвратиться мне сюда ранее, чтобы осветить и обогреть свою хижину? Теперь я не страшился бы мрачной и холодной ночи и уснул бы спокойно, с надеждой, что завтра встану здоров и весел.

Такова пора смерти!

«И если в продолжение жизни мы, по невнимательности к внутренней своей природе, не прояснили для себя тех благотворных её начал, которые не знают смерти и не подлежат её законам, то это обращение наше бесконечно ужаснее, нежели шествие преступника на смертную казнь» (см. статью проф. Карпова «О самопознании», при сочинении Дж. Мессона о том же, стр. 199–200).

3. В заключение мы должны сказать несколько слов по поводу тех возражений, которые могут быть против задачи и характера нашего труда, где говорится о гипнотизме, сомнамбулизме, ясновидении, телепатии, вещих снах, явлении умерших и т. п. предметах, доказывающих бытие и духовность души, над которыми, однако же, есть много охотников глумиться, как над вещами невозможными.

Нас могут, без сомнения, некоторые упрекать, что наша книга посвящена таким вопросам, которыми не следует-де заниматься русским богословам, как такими, которые-де отличаются характером «суеверия» и «мистицизма...»

Враждебное отношение «просвещённых» противников к некоторым новым фактам, доказывающим бытие духовного мира, хорошо известно: стоит припомнить историю развития человеческой мысли, чтобы убедиться, что все великие и важные истины должны были пройти через горнило испытаний, которым их подвергали приверженцы ходячего мировоззрения, не способные отрешиться от рутинного отношения к окружающему миру и ориентироваться среди новых явлений, не укладывающихся в заранее составленные, по однажды зазубренными учебникам, рамки.

Всякая непопулярная истина, обыкновенно, сначала едва удостаивается внимания; затем, когда среди прогрессивно умножающихся поборников её уже начинают встречаться выдающиеся представители культурного человечества, и права её в общественном мнении, таким образом, значительно расширяются – противники её переходят тогда из состояния пассивного – презрительного или снисходительного игнорирования, в активное, выражающееся или в озлобленных нападках, или в беззастенчивых глумлениях, или же в априорных отрицаниях. Потом, благодаря постоянно увеличивающемуся числу перебежчиков из лагеря противников в лагерь приверженцев новой истины, торжество её всё более и более растёт и, наконец, завершается окончательной победой.

За примером ходить недалеко; мы ещё не успели очнуться от недавнего весьма назидательного факта признания наукой права гражданства за гипнотизмом. Под именем животного магнетизма, или месмеризма, в продолжение целого столетия он клеймился позорным именем шарлатанства; но, наконец, по выражению А. Н. Аксакова, гордые оплоты научного ignorabimusa прорвались, и наука вынуждена была растворить ему двери и усыновить своего от века законного сына.

Так называемые мистические науки подверглись такой же участи. Присяжные учёные, а за ними и периодическая пресса, в угоду им и духу времени, пускали в ход всё, чтобы предать остракизму ненавистную истину; но победоносный ход фактов делает-таки своё дело, и таинственные явления в области психизма всё настойчивее и настойчивее предъявляют свои законные права пред лицом официальной науки. И вот, среди жрецов её, горделиво игнорировавших все явления названной области, или если и удостаивавших их своего внимания, то лишь для того, чтобы презрительно обозвать мистическими бреднями больного ума, плодом расстроенного воображения, – среди этих-то жрецов представляется ныне такая картина: одни из них, между которыми встречаются имена, пользующиеся даже всесветной известностью³, с честным мужеством открыто объявили себя сторонниками того, истинность чего ещё так недавно отрицалась ими; другие политично молчат; третьи же, восторженно встречая то, что, под другим лишь именем, подвергалось ими беспощадному глумлению и гонению, победоносно возвещают миру о якобы новом открытии (икс-лучи, например), между тем, как это «новое», на самом-то деле, давным-давно известно, но лишь приверженцам «мистических бредней»; и если ныне присяжные учёные открывают Америку во второй раз, то причина этому их научный догматизм и научное предубеждение, столь часто, к прискорбию, тормозившее прогресс человеческих знаний. Да, несмотря на неоднократные исторические уроки, мы вновь присутствуем при весьма поучительном зрелище; истины, которые, поднятые на смех, с позором были выпровожены через парадные двери, ныне вводятся через чёрный ход. Гипнотизм, телепатия, правдивые галлюцинации – вот имена, которые получают старые явления оккультизма при их научном крещении.

«Мистики, в общем, «нищие духом», хотя в их среду и попали такие выдающиеся учёные, как Уоллес и Бутлеров, но оба эти учёные пользуются славой и уважением не потому, что они были мистиками, а благодаря своим чисто научным заслугам».

Какое невдумчивое суждение! Ну, не наивно ли требовать, чтобы вначале же, когда только что забрезжил свет новой истины, не пользующейся ещё популярностью в общественном мнении, приверженцы её пользовались «славой и уважением», в качестве её защитников?! Ведь, было ж время, когда и знаменитый итальянский анатом и физиолог д-р Гальвани не пользовался ни славой, ни уважением в качестве открывателя новой отрасли учения об электричестве, а, между тем, открытие это стяжало же ему и то, и другое даже в потомстве.

«На меня нападают, – говорил Гальвани, – две совершенно противоположные партии: учёные и неучи. И те и другие смеются надо мной, называя меня лягушечьим танцевальным учителем; тем не менее, я знаю, что я открыл одну из величайших сил природы».

Припомним судьбу и других великих открытий, а также тот приём, который они встречали среди учёных. Разве мемуары Франклина о громоотводе не вызвали в учёном собрании Королевского Общества взрыва смеха? Разве учёные Парижской Академии наук не отрицали возможности устройства пароходов и паровозов? Не осмеяли ли они знаменитого астронома Араго за его электрический телеграф? Не высказался ли тот же ареопаг учёных против падения метеоров в своём постановлении, гласившем, что, так как-де на небе нет камней, то и падать они оттуда не могут? Не отрицалось ли влияние металлов на организм, которое известно теперь в медицине под именем металлоскопии и металлотерапии? Не отвергалась ли светилами медицины теория кровообращения Гарвея? А общественные примеры Коперника и Галилея?.. Удивительно, право, как эти и множество других примеров не образумили противников ненавистного им мистицизма и не отучили их от опрометчивого суждения о предмете, с которым они, в значительном большинстве случаев, знакомы лишь понаслышке.

Для каждого беспристрастного и непредубеждённого ума должно быть ясно, что интерес заключается не в том, что Уоллес и Бутлеров, в качестве поборников оккультизма, не пользуются «славой и уважением», ибо обстоятельство это, как мы уже выяснили, в период рассвета многих истин в порядке вещей, а то, что такие «выдающиеся» учёные, как Уоллес и Бутлеров (и много других, как мы видели ранее) попали в среду оккультистов, особенно, если принять во внимание чисто положительный характер тех наук, представителями которых они являются.

К этому мы должны присовокупить, что все выдающиеся из русских учёных признавали таинственные явления, о которых говорится в нашей книге, и считали возможными даже необходимым изучать их.

В 1897 г., 17 декабря, в заседании русского Общества экспериментальной психологии председатель его, заслуженный профессор Н. И. Вагнер, дал краткий очерк о трудах Общества в течение пятилетнего его существования (с 1890–1896 гг.). В это краткое время Общество успело затронуть почти все выдающиеся вопросы психических явлений и некоторые из них разрешило в положительном смысле, а именно:

а) Вопрос о мантевизме (с которого Общество начало свою деятельность) был разрешён в заседании, в котором было два представителя двух противоположных взглядов: И. О. Фельдман (который первый дал название «мантевизма» чтению или угадыванию мыслей) и С. Е. Кожухов, доказавший опытами, что он исполняет поставленные ему задачи бессознательно, т. е. без участия какого бы то ни было умственного движения и догадки.

б) Вопрос о сомнамбулизме и возможности чтения закрытых писем был разрешён утвердительно г-жей М. и пользовавшим её доктором А. Н. Ховриным. Опытами руководила особая комиссия из гг. членов Общества.

в) Вопрос о существовании медиумизма, представляющий такую спорную область, был разрешён также в утвердительном смысле специальной комиссией, выбранной из членов Общества. Эта комиссия, в числе шести её членов, была свидетельницей излучения из тела медиума светящихся масс, принимавших форму человеческих рук, производивших различные движения; стуки, передвижения, бросание предметов и т. п.

г) Световые медиумические явления привели Общество к заключению, что с изучения этих явлений должно начаться исследование свето-несущих психических явлений. Вследствие этого, Общество избрало из своей среды комиссию, которая занялась изучением световых, так называемых, одических явлений, и члену этой комиссии С. Е. Кожухову удалось фотографировать световые истечения из полюсов искусственного магнита.

д) Опыты над электрографией И. А. Наркевича-Иодко привели Общество к убеждению в необходимости исследовать влияние человека на свечение гейслеровых трубок. При этом изыскании вице-президент Общества Ф. Ф. Фишер нашёл возможность получения световых явлений с одним проводником, причём, это свечение изменялось различным образом, что, по-видимому, зависело от функций и влияния человеческого организма. (См. письмо в редакцию «Нового времени»; сн. «Ребус» 1879 г., № 1).

Пойдём далее.

Филарет, митрополит московский, этот бесспорно гениальный духовный писатель, признавал в человеке способность проникновения в будущее в различной степени. Раз, спрошенный Антонием (наместником Троице-Сергиевой лавры) о зрении без пространства, он отказался рассуждать об этом: «О зрении без пространства рассуждать, вероятно, я и не умею, и не имею свободы разговориться о сем⁴.

Но в другой раз вот что он пишет наместнику, весьма, впрочем, секретно: «О Петровой мало я вам говорил потому, что вам её состояние не казалось хорошим, а мне казалось хорошим, хотя и не совершенным, и я не хотел опираться на своё мнение; но я знал о ней немало примечательного; с нею бывало такое состояние, что она видела в духовном мире, сохраняя сознание видимого чувственного мира, и тогда скрывала видимое в духовном мире, но иногда теряла при этом сознание видимого мира, и её необыкновенное состояние могло быть примечено. Для этого старались удалять от неё посторонних, но одна христианская подруга её имела к ней всегда беспрепятственный вход. Таким образом, однажды, вошедши к ней, услышала, что она уговаривает султана не начинать войны с Россией. Это было гораздо ранее посольства князя Меньшикова, когда никто не думал о войне с Турцией. Года за два или за три до кончины покойного императора она говорила, что жизнь его не продолжится, и что врач не без вины будет. О видении преп. Сергия в ризнице она мне написала записку, сказав, что видела во сне, как обыкновенно выражалась, когда открывала нечто из своих видений... В первое время болезни моей матушки она прислала мне просфору, принесённую за её здравие с запиской, в которой сказала, что это последняя из сорока, ежедневно приносимых, и что это ей велено было сделать. Мне приметно было, что матушка проходила в сие время некоторое душевное состояние, которому особенно приличествовала молитвенная помощь, которое потом переменилось на лучшее. Несомненно, верное слово: пришедшу слову познают пророка (Иер. 23:9); но при некоторых признаках, и прежде исполнения, оставлять без внимания предостерегающее слово едва ли благоразумно. Если слово предостережения примем, как посланное, и употребим осторожность, то, хотя бы она оказалась ненужной, греха ж вреда не будет; а если оставим предостережение без внимания, и оно окажется справедливым, будет и вина и вред».

Интересуясь вопросом о предсказаниях, наместник ещё раз вызвал Филарета на рассуждение об этом даре. Вот что митрополит отвечал ему: «Вы предлагаете мне вопрос, на который отвечать не дело моей малой меры: есть ли ныне нужда в пророчествах, хотя и частных? И люди великой меры возьмутся ли отвечать на сие? Господь, правящий миром, ведает, нужно ли Ему и ныне сие орудие, которое Он употреблял нередко прежде. Пророк Амос (III гл.) свидетельствует: «не сотворит Господь Бог дела, аще не открыет наказания Своего рабам Своим пророкам». Пророк представляет как бы обычным для Господа, чтобы о всяком деле, которое Он творит, открывать рабам Своим пророкам. Того, чтобы Господь прекратил сей обычай, в слове Божием, сколько знаю, не видно. Пророчества особенно назначены были, чтобы указать пришествие Христово; они исполнились во время земной жизни Христовой, но не прекратились. Мы могли бы спросить; есть ли нужда предсказывать апостолу Павлу, что его свяжут в Иерусалиме, когда он на это идёт, хотя бы его удерживали; однако, Агав предсказал сие. Скажете ли, что это нужно было для того, чтобы к назиданию явить апостольскую твёрдость и готовность на страдание за истину? Вот вы и признали, что есть нужда в пророчестве частном. Антоний Великий не предсказал ли Афанасию Великому конец Иулиана Отступника? Феодор Освященный не предсказал ли ученикам мрак арианства в церкви, и потом обильный свет православия? Где же сему предел? О. Серафим не предсказал ли многое многим? Если Господь это устрояет: то до́лжно думать, что это на что-нибудь надобно».

«Всякому, подвизающемуся о своём спасении, можно и до́лжно сказать; несть ти потреба тайных (Сир. 3:22); не ищи знать сокровенное или будущее. Для спасения нужно веровать, исполнять заповеди, очищать сердце, а не любопытствовать; желать знать сокровенное опасно, а желать открывать оное ещё опаснее. Но всё сие не препятствует тому, чтобы Провидение Божие открывало тайное и обращало сие для своих благих целей, даже и при несовершенстве орудия, как можно примечать на опыте. Рассудите сие и скажите мне лучшее»⁵

Конечно, только этим воззрением Филарета, что «Провидение Божие открывает тайное и обращает сие для своих благих целей, даже и при несовершенстве орудия», можно объяснить ту внимательность, какую показал он, судя по письмам к Антонию, и к юродивому Филиппу – позднее Филарету же⁶

, и к Ивану Яковлевичу Корейше, о наставлениях которого он не решался произнести своего суда⁷

; и к есаулу Золотарёву, прося, чтобы Антоний был к нему милостив и споспешествовал ему в духовном деле⁸

; и к Марфе Герасимовне (Хотьковской), о которой он думал, что «очень может быть, что самоумерщвление и очищение образовали ей орган зрения лучше искусственных орудий дальнозрения⁹

, и к о. Петру, о котором Филарет нарочито спрашивал преосвященного Евгения Ярославского¹⁰

. (См. ст.: «Митрополит Филарет в его отношениях к миру таинственных явлений», помещённую в «Душеполезном чтении» 1883 г., ч. II, стр. 21–23; 25–27).

И другие русские учёные и писатели не считали недостойным себя заниматься, так называемыми, мистическими вопросами. Так, покойный известный наш философ Ф. А. Голубинский заявлял ещё в 50-х годах со своей кафедры в Московской Духовной Академии о существенной важности для психологии подобных же исследований, какие ставит себе целью современный оккультизм.

Вот что, между прочим, он говорил по этому поводу в одной своей лекции по умозрительному богословию¹¹

«Общий закон для всех способностей наших – усовершимость, потребность расширяться, возрастать, или увеличиваться в силе без конца. А какова жизнь, таково и знание о ней; по мере раскрытия жизни расширяется и самосознание. Так, из истории психологии видно, что младенчествующие народы первоначально имели очень скудные понятия о душевных силах человека; в языке не было слов для выражения и определения многих действий и состояний душевных; по мере же возрастания и выражения жизни через мысли и поступки, через деятельность фантазии в изящных искусствах, человек раскрывал новые и новые стороны души своей, а если и те же, то в новых проявлениях и, таким образом, время от времени, более и более познавал себя. Потому и психология, с течением времени, расширялась, и кто положит предел её развитию? За сто, например, лет философы назвали бы баснею, что человек, в состоянии особенном, но естественном, может видеть отдалённое от него пространством и предчувствовать нечто будущее. Опыты сего рода были и прежде, но философы почему-то не хотели принять их во внимание, довольствуясь только общеизвестными всем, неоспоримыми проявлениями сил души человеческой. Опыты же последующего времени открыли в ней дальнозрение, предвидение будущего не из света Божественного всеведения, а только в особенных состояниях естественных, в каких бывают ясновидящие. Так человек более и более узнаёт самого себя в своих существенных силах. Но можно ли сказать, что для него полное знание себя закончится когда-нибудь, положим, при конце мира, когда все наблюдения над действиями души человеческой будут собраны в одно? Можно ли сказать, чтобы и тогда, этой совокупностью наблюдений, можно было измерить и ограничить будущее раскрытие самосознания человеческого?»

И в самое последнее время известные учёные признают такие явления в области психизма, которые прежде не только отрицались, но даже были предметами глумления многих, считавших их проявлениям фокусничества и шарлатанства. Так журнал «Die Übersinnliche Welt» сообщает, что 12 и 16 января 1896 года проф. Охорович прочёл в Варшаве две публичные лекции перед многочисленным избранным обществом о медиумизме, о его сущности, о его научном значении и о его будущности. Это первый раз, – говорит журнал, – когда в Варшаве о таком непопулярном предмете произносят речи с кафедры. Проф. Охорович говорит, что медиумизм фактически существует вопреки всяким отрицаниям; он не находится в противоречии с природой. В заключение г. Охорович развил свою собственную теорию медиумических явлений, которые он объясняет раздвоением организма медиума. То, что выделяется из материального тела, он называет «динамическим организмом» (по оккультизму – астральным) и верит, что при дальнейших исследованиях этого динамического тела, по всей вероятности, окажется возможным разъяснить многое из того, что остаётся пока тёмным в современной психологии, и что наши понятия, в особенности о материи и силе, должны будут подвергнуться большим изменениям. «Die Übersinnliche Welt»; см. «Ребус» 1896 г. № 9).

Мы предвидим, что нас упрекнут некоторые за то, что мы поместили немало рассказов о явлениях душ умерших людей. Но мы твёрдо уверены в том, что допущение этого рода явлений отнюдь не стоит в каком-либо противоречии ни с учением слова Божия, ни с учением святых отцов и учителей церкви, ни со здравым смыслом.

Возможность явления умерших признавали согласно со словом Божиим все наши богословы. Известный православный богослов, епископ Феофан, например, приводит следующее место из творений св. Василия Великого: «душевная сила двояка, хотя душа одна и та же: именно же одна – собственно жизненная сила тела, а другая – сила созерцающая, которую называют также разумной... Но душа, поскольку соединена с телом естественно, вследствие сего соединения, а не произвольно, сообщает телу жизненную силу. Ибо как солнцу воссиявшему, невозможно не освещать то, на что простёрло лучи, так невозможно душе не оживлять тела, в котором пребывает. А сила созерцательная приводится в движение по произволению». «Место это из творений св. Василия Великого отнимает (говорит преосвященный Феофан) всякий предлог не только к тому, чтобы душу считать телом, но и к тому, чтобы придумывать какое-либо посредство для связи души с телом в некоей тонкой оболочке души, ведь душа есть действительная, живая сила, хотя и умная, чисто духовная: своей бытовой, так сказать, физической стороной она устрояет тело, оживляет его, движет и действует через него, а другой стороной, высшей, в то же время сознаёт себя, свободно действует, созерцает пренебесное, размышляет о земном и стремится к Божественному и вечному. Из этого выводится ещё и то заключение, что если душе свойственна сила действовать на вещественное, пока она в теле, то нет основания представлять её, не имеющей этой силы, когда она разлучится с телом, и что как ангелам свойственна естественная сила действовать на вещественные стихии, так свойственна такая же сила и душам отшедших и что, следовательно, когда отшедшие из сей жизни являются, – для объяснения этого нет нужды предполагать, что они суть тело, а достаточно убедиться, что душе естественно свойственна сила действовать на стихии, которые она может привлекать к себе и отревать от себя, когда требуется. Помнится мне, что эта мысль пространно изложена у Григория Нисского, в разговоре о душе и воскресении.» (Еп. Феофан: «Душа и ангел», М. 1891 г., стр. 53–54).

Что явления умерших живым возможны и бывали, этого не отрицает само Божественное Откровение. Из священного Писания видно, что иудеи не сомневались в возможности явлений умерших. У современных Спасителю иудеев вера в эти явления была всеобщей верой. Иисус Христос предполагал её уже, как несомненную, и никогда не говорил ничего такого, из чего бы можно было заключить, что Он не одобрял или осуждал эту веру.

Апостолы не сомневались в возможности и действительности явлений духов: увидевши Спасителя, идущего к ним по водам озера Геннисаретского, они думали сначала, что видят духа (Мф. 14:26). Евангельский богач, находясь в адских мучениях, просит Авраама послать на землю Лазаря, чтобы тот предостерёг его братьев от опасности подвергнуться тому ужасному состоянию, какое он сам испытывал. Следовательно, он не сомневался, что души умерших могут возвращаться в мир, по воле Божией, и являться людям. Во время Преображения Иисуса Христа на Фаворе, явились Моисей и Илия, давно перед тем отошедшие в загробный мир, и беседовали с Христом (Мф. 17:3). По воскресению Спасителя, многие умершие восстали и явились в Иерусалиме (Мф. 17:52–53).

Блаженный Августин, говоря о явлении умерших, сознаётся, что очень трудно найти объяснение для многого, происходящего в нашей душе, как в бодрственном, так и в сонном состоянии. Но тот же Августин признаёт, что часто умершие являлись живым людям, указывали им места, где были зарыты их тела без должного погребения, и просили для себя такового погребения. При этом он замечает, что часто в храмах, в которых были похоронены умершие, слышен бывает шум и раздаётся пение, и что часто видели, как мёртвые входили в дома, в которых они жили на земле (Августин гл. 10).

Св. отцы и учители церкви не сомневались в явлении умерших, и не только утверждали эту истину, но сами, так сказать, подчинялись видениям, исполняя то, что требовали от них являвшиеся умершие. Так, когда св. Иоанну Златоусту явился в городе Команы епископ Василиск, за сто лет до того умерший, и сказал: «мужайся, брать Иоанн, завтра мы будем вместе», – святитель поверил этому видению, и просил стражу на другой день не вести его дальше (это было в то время, когда его отправляли в заточение), одел на себя чистые одежды, приобщился св. Таин, и действительно, как было ему сказано, скончался.

Здесь не излишне также припомнить и историю установления праздника трём святителям, которые, явившись после смерти, объявили одному епископу, что верующие должны прекратить споры об их достоинстве и установить один день в память их, так как они перед Богом равны по заслугам.

Пастыри нашей православной церкви не только сами всегда верили, что явления умерших возможны и действительны, но учили своих пасомых не отвергать этой истины. Так московский митрополит Филарет в одном из поучений говорит; «явления из духовного мира неизъяснимы, но неопровержимы», и сам он не только не усомнился в факте, когда явился умерший отец его, который открыл ему день смерти, но стал приготовляться к отшествию в загробный мир («Душеполезное чтение» 1876 г., ч. 1). А равно тот же святитель, когда увидел во сне умерших, которые ходатайствовали перед ним за одного священника, не только не отнёс это к ассоциации идей, но уважил просьбу явившихся покойников («Странник» 1852 г., май).

Величайший из церковных ораторов и учёнейший муж своего времени, Иннокентий, архиепископ херсонский и таврический, говорит: «из древних сказаний видно, что вера в бессмертие души постоянно соединялась с верой в явление умерших. Сказания об этом бесчисленны... Есть явления умерших или их действия, кои не подлежат сомнению, хотя они редки». (См. Сочинения Иннокентия, т. VII).

Никанор, архиепископ херсонский и одесский, человек великого ума, известный философ, богослов и проповедник, говоря в одном из своих поучений о загробной жизни и передав два случая явления умерших живым, утверждает: «таких фактов можно было бы насчитать немало, и они имеют полное значение достоверности для лиц, которые о них сообщают, для лиц совершенно достопочтенных и заслуживающих веры... Факты достоверны, действительны, возможны»...

Многие из учёных и писателей, иностранных и наших отечественных не только сами верят в явления умерших и рассказывают необыкновенные случаи из собственной жизни, но убеждают других не сомневаться в этом. Так, аббат Августин Калмет, живший во второй половине семнадцатого столетия, известный в своё время, как исторический писатель и как толкователь св. Писания, пишет: «отвергать возможность и действительность явлений и действий отошедших душ на том одном основании, что они необъяснимы по законам земного мира, так же совершенно незаконно, как незаконно было бы отвергать возможность и действительность явлений физиологических на том основании, что они необъяснимы по одним законам чисто механических явлений» («О явлении духов» – Калмета, ч. 1, стр. 115).

Английские физики Бальфур-Стуарт и Тэта в книге: «Невидимый мир», между прочим, говорят: «мы признаём за истину, что невидимый мир не есть нечто абсолютно отличное от видимой вселенной и абсолютно разъединённое с ней, как часто высказывалось в науке, а напротив, есть мир, который находится в тесной связи с настоящим».

Эта всеобщая вера учёных и неучёных, представителей религии и верующих, а, главное, свидетельства св. Писания и отцов церкви служат ручательством за действительность явлений умерших живым. Рассказы об этих явлениях так всеобщи и многочисленны, что считать их за вымысел было бы очевидною нелепостью. Не менее странно было бы утверждать, что все рассказчики – люди сумасшедшие или больные.

Что касается вопроса, в каких телах являются умершие, то Божественное Откровение ничего не говорит об этом, а разум наш даже приблизительно не в состоянии разрешить этот вопрос. Некоторые учители церкви имели, однако, то мнение, что души и по разлучении с телом сохраняют некоторую материальную оболочку, потому что один только Бог бестелесен (см. подробнее в брошюре «Из загробного мира» свящ. Д. Булгаковского, изд. 1897 г.). Мнение Феофана затворника, выше нами приведённое, может дать руководящую нить к решению только что затронутого вопроса. Из него видно, что не предстоит надобности прибегать к гипотезе о некоторой материальности человеческих душ.

4. Для кого мы назначаем свою книгу?

Мы посвящаем свой труд тем людям, которые в погоне за житейской суетой и призраками земных утех и удовольствий очень часто забывают, что их ожидает за гробом другая, несравненно лучшая жизнь, жизнь бесконечная; – тем, кто дальше материи и земной жизни ничего не хочет видеть и признавать; – тем несчастным, которые в бурном плавании по житейскому морю, изнывая под бременем лишений и житейских невзгод, болезней, огорчений и всякого рода телесных и духовных скорбей, падают в неравной борьбе за существование, с воплем отчаяния и ропота на Промысл Божий; цель составителя этой книги будет достигнута, если ему удастся согреть живительным светом веры хоть одно человеческое существо, колеблемое духом неверия, успокоить и ободрить надеждой на лучшее будущее за гробом хоть одно человеческое сердце, испытывающее страдания, скорби и разочарование, сохранить хоть одного человека от гибельного пессимизма и отчаяния, иногда оканчивающегося даже самоубийством, – вдохновить хоть одного никем не признанного и всеми оставленного истинного труженика мысли и борца за правду Божию, совесть, честь, высокое достоинство человека; – побудить хотя бы одно человеческое сердце к подвигам св. милосердия и любви, никогда не умирающей, но сторицей вознаграждающей того, кто ей служит, кто за неё отдаст душу свою, по заповеди Христа Спасителя мира; – устрашить вечными мучениями в жизни посмертной, несомненно, существующей, хоть одного злодея, забывшего стыд, совесть, страх Божий и чувство жалости к себе подобным¹².

Думаем, что, издавая свою книгу, мы идём навстречу совершающейся перемене в настроении общества, готовящегося вступить в XX век своей эры, – перемене, которую внимательный наблюдатель заметит во всех областях жизни: в науке, литературе, искусстве, религии и политике. В науке она проясняется в усилившемся стремлении к синтезу, обобщению грандиозного фактического материала, а также в примирении с философией, для более успешного исследования основных, важнейших вопросов бытия. В литературе означенная перемена обнаруживается в усиливающемся пренебрежении к внешней форме, мучительном стремлении к психологическому анализу, страстном искании правды в индивидуальной и общественной жизни и, наконец, даже в смешной форме декадентства и символизма.

В сфере религии тот же культурный кризис сказывается в пробуждении заглохшего религиозного чувства. Не находя удовлетворения этому чувству в материалистическом мировоззрении и не имея возможности создать новые, цельные религиозные представления, общество жаждет веры, и мало-помалу обращается к религии, унаследованной от предков.

В области политики, взаимных отношений народов, то же самое настроение даёт себя чувствовать в заметном ослаблении шовинизма и пробуждении заглохшего альтруистического чувства. Народы, правда, всё ещё стоят грозно вооружённые, готовые ринуться друг на друга по первому сигналу своих вождей, но в сердцах людей нет уже прежней злобы, шовинистские возгласы не вызывают более бурных восторгов, и в сознание масс все глубже и глубже проникает альтруистическая идея мира и общечеловеческого братства. (Вспомним Гаагскую конференцию).

«Жизнь по-прежнему наполняет мир восторгами бытия и муками страданий, упоением страсти и бешенством гнева, по-прежнему оглушает нас победными кликами торжествующих и стонами гибнущих, но сквозь весь этот нестройный гигантский концерт борьбы за существование до нашего слуха явственно доносится и торжественный гимн любви человека к Богу и человеку... и гимн этот возносится из трущоб земли к ясному, бесконечному голубому небу!»¹³.

1900 г. 1 февраля. Составитель.

Объяснение наиболее употребительных терминов, встречающихся в нашей книге

Внушение – по своей этимологии слово это прямо означает факт воздействия на другое лицо, с целью внушить ему какую-либо идею без подробного её изложения, или заставить его совершить какое-либо действие. Говорят, что известное лицо находится под внушением, когда оно не в состоянии противиться внушённой идее, или не может не совершить внушённого действия. Бывает и самовнушение, когда субъект бессознательно воздействует сам на себя. Мысленным внушением называется то, если внушитель не выражает своей мысли или желания ни словом и никаким другим знаком, ощутительным для наших чувств и способностей в их нормальном состоянии.

Галлюцинации – обман чувств. Под этим словом понимаются видения или явления, существующие только в одном воображении. Человек видит или слышит нечто, реально не существующее, тогда как под иллюзией подразумевается хотя тоже обман чувств, но не чистая фантазия, а лишь искажённое восприятие предметов и явлений, реально существующих (см. «Neue Spiritualistische Blätter», 1891 г.).

Гипнотизм – слово, введённое Брэдом, означает искусственно возбуждённый сомнамбулизм (sonamboulisme provoqué). Согласно общему пониманию, гипнотизм – это сомнамбулизм, возбуждённый физическими действиями, тогда как магнетизм – искусственный сомнамбулизм, происходящий от личного (individuel) влияния или воли.

Животный магнетизм – слово неопределённое, употребляемое в различных смыслах, главным же образом его относят к способам возбуждения сомнамбулизма. Слово «магнетизм» в своём обыкновенном смысле означает действие на расстоянии, и может прилагаться ко всяким действиям с целью возбуждения сомнамбулизма, например, к так называемым магнетическим пассам, производящим магнетический сон. Магнетический сон – это не что иное, как состояние искусственного сомнабулизма, то же самое и сон гипнотический, с той, однако, разницей, что происходит он от другой причины, именно, от действий физических, вместо личного влияния (influence individuelle).

Интуиция, т. е. созерцание – высшая степень медиумизма; означает она непосредственное сознавание внутренних начал во внешних процессах, также как и великих основных истин без предварительного обсуждения их разумом. Со способностью интуиции соединено некоторого рода духовное ясновидение, так что медиумы, пишущие или говорящие по интуиции, видят перед собой проявляемые картины, которые представляют духовные процессы, заключающиеся в земных явлениях.

Материализация. Этим словом спириты называют способность духов образовывать для себя временную материальную оболочку, сходную с их прежним земным телом, так чтобы они могли быть узнаваемы по своему внешнему облику.

Если в данном случае недостаточно медиумической силы для образования даже на несколько минут такой отдельной фигуры, духи употребляют самого медиума, выводя его настолько изменённым и переряженным, что присутствующие признают в нём образ отшедшего лица. Но эти явления, по мнению строго положительных учёных, с которыми, конечно, приходится согласиться и нам, объясняются без вмешательства духов; они формируются собственно духом медиума из тонкой материи, извлекаемой из его же тела, что, конечно, указывает на великую как бы творчески-образовательную силу души человека. Явления двойничества вполне подтверждают это объяснение.

Медиум – посредник. Так называют лиц, через которых «духи» могут сообщаться. Это – мнение спиритов, а не православной церкви.

Со своей стороны мы смотрим на медиумов, как на лиц, одарённых тонкой нервной организацией, весьма чутких к психическим явлениям, лиц, так называемых сенситивных, через которых в редких случаях может проявить своё влияние и дух-искуситель в видах обольщения людей, особенно в случае невысокого религиозно-нравственного уровня медиума.

Психометрия. Так называется дар, присущий некоторым личностям, направлять дух свой к общению с внутренними духовными сущностями некоторых вещей (например, лекарств), когда они до таковых дотрагиваются, и видеть таким способом всё им соприкасающееся, даже описывать события, с ними связанные. Например, одному из таких психометрических личностей дают в руки обломок статуи, найденный при раскопках в Афинах или в каком-либо древнем храме, и через самое непродолжительное время в его духовном видении представляется не только вся статуя и весь храм, но и город, в котором они находились, со всеми его окрестностями и даже хижинами, в одеянии той эпохи, и он может сказать, каким образом уничтожена статуя или разрушен храм; от землетрясения ли, пожара, или нашествия неприятеля. Так профессор Дэнтон дал двенадцати медиумам кусочки от метеорита, и одиннадцать из них сделали совершенно тождественное описание планеты, от которой оторвался метеорит. Если положить в руку психометрического медиума какое-нибудь лекарственное вещество, он может умственно исследовать его свойства и описать его действие на тело. В будущем, очень вероятно, явится возможность через прикосновение к окровавленному платью убитого узнать, каким образом совершено преступление, и описать личность убийцы, и, таким образом, передать его в руки правосудия. Эта медиумическая фаза встречается ещё очень редко, ибо она требует в высшей степени сенситивных¹⁴ и сверх того очень развитых личностей, способных не только видеть предметы и события, но и правильно их описывать подходящими выражениями.

Сомнамбулизм – состояние, подобное сну, но отличающееся от него постоянством (persistance) некоторых явлений относительной жизни (de la vie de relation). Он отличается от состояния нормального бодрствования изменением личности. Сомнамбулизм может быть искусственным и естественным, или самопроизвольным (spontané). Самопроизвольный сомнамбулизм (лунатизм) явление патологическое, более частое у субъектов молодых, наступающее всего чаще во время нормального сна. Сомнамбулизм искусственный возбуждается то некоторыми приёмами, называемыми магнетическими, действие которых ещё недостаточно определено; то внушением, или же действиями физическими, как-то: устремлением взгляда (fixation) на какой-нибудь блестящий предмет, мерными звуками и проч., или же чаще всего многими совместно действующими причинами.

Спиритизм. Самое слово «спиритизм» сбивает с толка; оно непременно должно быть заменено другим, более общим, не содержащим в себе никакой гипотезы, никакого учения, как например, слово: «медиумизм». Спиритизм, в строгом значении этого понятия, есть одна из трёх категорий, под которые мы можем подвести все медиумические явления. Каждая из этих категорий, выраженная пока в форме гипотезы; имеет право на самостоятельное существование и определяет собой только известный разряд фактов.

Эти три категории для удобства мы обозначаем следующими условными названиями: персонизм анимизм и спиритизм.

Словом персонизм мы обозначаем самое элементарное явление медиумизма: разговор посредством стола, письма или бессознательной речи в трансе. Явления, принадлежащие к этой рубрике, раскрывают перед нами великий факт двойственности человеческого существа – непосредственность нашего индивидуального, внутреннего, бессознательного Я с нашим внешним, сознательным Я. – Это психические бессознательные явления, коих отличительная черта, большей частью, состоит в персонификации, т. е. в принятии не только имени, но часто и характера личности, посторонней медиуму. «Духи» – здесь решительно не причём, – необходимо только, чтобы человек на время отрешился от своего личного Я и предоставил себя всецело в распоряжение своей внутренней, психической силы.

Анимизмом мы обозначаем бессознательные психические явления, имеющие место вне пределов телесной сферы медиума, как-то: умственное общение между людьми, движение предметов без прикосновения, явления прижизненных призраков, пластическое действие на расстоянии и так далее.

Все эти явления мы считаем результатом бессознательной деятельности живого человека, или передающей его собственную мысль другому лицу, или воплощающей её пред ним же в какой-нибудь определённой форме, хотя бы в форме призрака.

Исследования лондонского «Психического общества» показали, что большинство явившихся людям призраков относилось к числу не умерших уже индивидуумов, а только умирающих. Это очень понятно: мысль умиравшего субъекта, вероятно, сосредоточивалась на какой-нибудь определённой личности, и эта последняя видела её перед собой уже в форме призрака. Здесь «духи» опять-таки решительно не причём, и в «анимизме» (anima – душа) мы имеем только кульминационное явление психического раздвоения.

Словом спиритизм обозначаются те же по внешнему виду явления персонизма и анимизма, когда действующая причина их находится не только вне медиума, но и вне нашей сферы бытия: мы имеем здесь земные проявления нашего индивидуального Я, уже после отрешения его от тела. Из этого выходит, что спиритические явления по своим внешним формам совершенно сходны с явлениями персонизма и анимизма и отличаются от них только по естественному содержанию, свидетельствующему о вмешательстве в них посторонней, самостоятельной личности. Тогда они заключают в себе чьи-нибудь несомненные данные участия в нём «духа» умершего лица: или «дух» сообщает присутствующим какие-либо события известные, или делает определённое указание и пояснение фактов, также непосредственно.

Вышеприведённое определение спиритизма мы заимствовали из сочинений А. Аксакова. Лично мы с первыми двумя стадиями спиритизма, т. е. персонизмом и анимизмом вполне согласны и полагаем, что многие таинственные явления, совершающиеся на спиритических сеансах, происходят без всякого участия «духов», естественным проявлением ещё мало изученной психической силы человека. Что касается третьего положения в определении спиритизма, спиритизма в собственном смысле, то мы будем правы, если, следуя мнению митр. Филарета, проф. Рождественского и др., допустим, что в большинстве случаев здесь действуют не души умерших, а дьяволы, обольщающие людей. Вот почему занятие собственно спиритизмом – весьма опасное занятие.

Трансфигурация, т. е. «превращение» силой «духов» всего внешнего вида медиума, например, роста, фигуры, черт лица, настолько, что его принимают за другую личность. Мы уже сказали, что материализация, по нашему мнению, объясняется без вмешательства духов, естественно; следовательно, и трансфигурация, если это не фокус, должна быть также объяснена естественными психофизическими силами человеческой личности.

Транс – глубокий магнетический сон. Между полным трансом и полутрансом существует значительная разница. Во время полутранса медиум находится в полубессознательном состоянии; он знает, что должен что-то сделать, и делает это непроизвольно, он сознаёт над собой какую-то невидимую силу, заставляющую его поступать известным образом, но как именно, он не знает, пока не исполнит внушённого действия, точно так же, как это бывает и в гипнотизме. Сообщения, получаемые через медиума, находящегося в полутрансе, не вполне достоверны, ибо они всегда более или менее перепутаны с собственными мыслями самого медиума.

Ясновидение. Мы подразумеваем под этим словом видение посредством духовного зрения духовных предметов, так же как и видение происходящего на расстоянии. Эта способность чаще всего присуща сомнамбулам, т. е. таким лицам, у которых духовные чувства бодрствуют в то время, когда телесные находятся в умалении, будь то при естественном сомнамбулизме или при магнетическом, но она бывает присуща и таким личностям, которые, находясь и в вполне бодрственном состоянии, имеют дар прозрения в духовный мир и в некоторой степени способность переноситься в духе в отдалённые местности и видеть, что там происходит. Этих личностей называют ясновидящими и прозорливцами. Но нередко, так называемые, ясновидящие имеют дар прозрения не сами по себе, а получают сообщения о духовном мире и, отдалённых местностях от своих духовных руководителей.

Комментарий «Азбуки веры»

Работа принадлежит авторству известного Православного проповедника, писателя, учёного, публициста. По сути она представляет собой фундаментальный апологетический труд.

Содержание книги включает внушительный перечень всевозможных таинственных случаев и происшествий из жизни влиятельных исторических деятелей (Юлия Цезаря, Наполеона I и Жозефины, Генриха IV, Карла XI, Павла I, Екатерины II, А. С. Пушкина и пр.), а также обычных людей (частных лиц).

Большинство использованных автором примеров заимствованы из печатных изданий (научных, исторических, публицистических) и снабжены соответствующими информационными ссылками.

Явления умерших, функционирование тела по отсечении головы, воскрешения мертвых, слух и видение на расстоянии (дальновидение), чтение мыслей, спиритизм, галлюцинации и иллюзии, гипнотизм, предзнаменования смерти, пророческие сновидения, раздвоение сознания во сне, стигматы, встречи с привидениями – вот лишь некоторые темы, затронутые в книге.

Все они расположены по разделам – в строгом систематическом порядке. В разделы включены надлежащие замечания и выводные суждения.

Подавляющее большинство приведённых в произведении фактов свидетельствуют о невозможности их объяснения средствами материализма.

Собственно, этому, как представляется, и была посвящена одна из главных задач. Таким образом автор удостоверяет читателя (а его книга предназначалась для самой широкой аудитории) в наличии как в естестве человека, так и в его жизни, и в жизни окружающего его мира таинственной, духовной составляющей.

Особый акцент выставлен на доказательстве субстанционального существования души. В этой связи автор опровергает мнение философов-атеистов, вступает в спор с физиологами.

Употребляя умело и остроумно подобранные исторические иллюстрации, грамотно составленные логические умозаключения, он доказывает убедительно: человеческая душа не является продуктом жизнедеятельности молекулярно-клеточного организма, не есть результат функционирования вещественного тела.

Мышление, воля, память, другие характеристики личности, обнаруживаемые в рамках разумно-свободной деятельности человека, обусловлены наличием души.

Душа, а не мозг, – декларируется в книге, – служит основой психической жизни. В свою очередь мозг есть не более чем орудие разумной души, орудие мысли, но никак не источник, не «производитель».

Обращая внимание на природу и свойства души, прибегая к примерам явлений из области «потустороннего загробного мира», протоиерей Г. Дьяченко располагает исследователя своего творчества к единственно верному выводу: жизнь души продолжается даже и после физической смерти; более того, он не ограничивается этим поучением, указывает на прямую зависимость участи души умершего от образа его земной жизни.

Обращаясь к свидетельствам из Священного Писания и Предания Церкви, автор подтверждает возможность воскресения мертвых, неизбежность всеобщего воскресения, грядущего Страшного Суда.

В мире, помимо сил, признаваемых материалистической идеологией, действуют и другие – духовные, необъяснимые арсеналом рационального мышления. Эти силы проявляются сверхъестественно и имеют надмирный характер.

Будь материалисты более внимательными к окружающей их действительности, будь они менее зашоренными в своих мировоззренческих установках, они обязательно заметили бы присутствие этих могущественных сил. В пользу данного соображения пастырь приводит столь много свидетельств, что просто взять и отмахнуться от них у читателя не получится.

Лучшим доказательством существования Бога он считает живое ощущение деятельного Божественного присутствия. Однако, – настаивает он, – это происходит тогда, когда человек ведёт благочестивую, богоподобную жизнь. Добродетельность способствует сближению с Высочайшим Существом.

Полноценная жизнь невозможна без веры в Бога. Каждый человек, вне зависимости от рода занятий, обладает «религиозным чувством». Автор именует его «чувством Божества».

С этим глубоким чувством связана прирожденная человеку идея о Всемогущей, Всесовершенной и Всеобъемлющей «Личности». Эта «Личность» есть Бог (Единый в трех Лицах: Отец и Сын и Святой Дух).

Религиозное чувство, – уверен апологет, – нельзя интерпретировать как результат естественной эволюции. Сказать иначе, оно не является плодом эволюционирования фантазий и страхов перед необъяснимым, не есть закономерный итог обоготворения объектов нашего мира (как думают некоторые рационалисты). Оно присуще людям по естеству: «от природы».

Книга написана доступным языком, имеет характер увлекательного, захватывающего сочинения.

Но вот на что следует обратить пристальное внимание. Рассматривая случаи «из области таинственного» и обнаруживая невозможность их объяснения с позиции материализма, автор не строит попыток детального и досконального их объяснения с точки зрения Православного христианина.

По большей части он (лишь) подчёркивает, что подобные случаи имеют место быть, и что за всем этим стоят духовные силы.

Опираясь на богословие, часть из отмеченных в произведении случаев можно свести к особенным проявлениям Вышнего Промысла, другую часть – к проявлениям действия злых демонических сил. Некоторые примеры уместно связать с чрезвычайными состояниями человеческой психики. Какие-то случаи удастся раскрыть на основе современного естественнонаучного знания. Наконец, что-то, наверно, можно, подвергнуть сомнению.

Леонов Алексей Михайлович. Преподаватель Догматического богословия СПб. Православного Института Религиоведения и Церковных искусств.

* * *

Надпись на дверях дельфийского храма, сделавшаяся главным принципом философии Сократа.

Мы не забываем также и прекрасных работ профессора богословия Нежинского лицея, священника о. Светлова, и некоторых других авторов.

Вот имена некоторых учёных, занимающихся изучением фактов мистического характера, например, гипнотизма, сомнамбулизма, телепатии и проч. В Америке: проф. химии в Пенсильванском университете и член разных учёных обществ Роберт Гер, проф. Национальной академии Менс, проф. Гарвардского университета Уилльям Джемс. В Англии: известный химик и физик Крукс, знаменитый натуралист Уоллес, физик Варлей, профессор анатомии и физиологии Мейо, астроном Гöггинс, проф. физики Дублинского университета Баррет, бывший проф. химии Эдинбургского университета Грегори, проф. математики Лондонского университета де-Моргак (известен также как философ и историк), проф. Кембриджского университета Сиджвик, проф. физики Ливерпульского университета Оливер Лодж. В Германии: проф. астрономии и физики Лейпцигского университета Цöлльнер и коллеги его Шейбнер и Фехнер, проф. физики Геттингенского университета Вебер, профессора: Ульрици, Карлдю-Прель, Эм. Фихте и Фр. Гофман. Во Франции: проф. физиологии медицинского факультета в Париже Ш. Рише, известный натуралист, бывший ассистент Пастера, д-р Жибье, член учёного комитета министерства просвещения де-Роша, известный астроном Фламмарион, физики Мангольфье и Сегени учёный путешественник Жаколио. В Италии: астроном Дж. Скиапарелли и известный психиатр и криминалист Ч. Ломброзо. В Швейцарии: декан естественного факультета Женевского университета А. Сабатье, проф. физики Женевской академии наук Тюри и проф. естествоведения Бернского университета Перти. Наконец, у нас, в России: бывший проф. химии С.-Петербургского университета Бутлеров, известный учёный и писатель А. Аксаков, проф. зоологии С.-Петербургского университета Вагнер, проф. Харьковского университета д-р Шилтов, бывший проф. философии Московского университета Юркевич, известный историк М. Погодин, известный русский математик Остроградский, писатель, д-р медицины и хирургии Даль и мн. др.

⁴

См. его письма к Антонию, № 127.

⁵

См. письма к Антонию, № 916.

⁶

Ibid. №№ 790, 800, 801, 859.

⁷

См. письма к Антонию, №№ 293, 408, 748.

⁸

Ibid. №№ 75, 907.

⁹

Ibid. №№ 365, 604.

¹⁰

Ibid. №№ 1056, 1065.

¹¹

Лекции по умозрительному богословию прот. Ф. А. Голубинского, М. 1868 г.

¹²

Теперь о проявлениях религиозного чувства приходится слышать реже, зато не прекращаются рассказы противоположного характера. Ещё недавно автор «Сахалинских очерков» следующими красками обрисовал настроение каторжников: «Помолиться Богу в тюрьме так же стыдно, как вообще заняться какими-нибудь пустяками, недостойными взрослого человека. Сахалинские священники в один голос жалуются на отсутствие религиозных чувств у каторги. К исповеди и святому причастию приходится чуть не силой гонять – не желают. В Д-скую каторжную богадельню священник даже на Пасху не пошёл: из-за шуток, из-за озорства. Со святой водой приходишь, – а они нарочно самые что ни на есть мерзкие озорства выделывают». Далее идёт глубоко возмутительный рассказ священника на посту Александровском о поведении одного из трёх арестантов, приговорённых к повешению, которых он готовил к смерти: «Всё о будущей жизни беседовали. Это с двоими, а третий, старик, тот всё над ними хохотал и ругался. «Спать только мешаете». Мы запоём – а он: «весёленькое бы что спели!» И так кощунствовал перед лицом смерти, так кощунствовал! Нераскаянный помер». А этот старик был простой русский крестьянин. Возрастание преступности идёт рядом с упадком религиозного чувства. Нельзя не задуматься над опубликованными недавно Министерством Юстиции цифрами в «Итогах русской уголовной статистики за 20 лет». На 100 дел о религиозных преступлениях, возникших в пятилетие с 1874 по 1878 год, в 1894 году приходилось уже 365 дел, т. е. в 20 лет число их возросло более чем в 3½ раза. Но не одни, так называемые, религиозные преступления могут служить мерилом упадка веры в народе. Ни одно из преступлений не усилилось за то же время до такой степени, как лжеприсяга и лжесвидетельство. За тот же период времени число возникающих дел по этим преступлениям возросло с 100 до 519! А забвение святости присяги не менее красноречиво может свидетельствовать об упадке религиозного чувства. Подобные факты указывают, что нужны общие меры для поддержания религиозного чувства населения. Точно так же очевидно, что необходимо усилить религиозное воздействие на тех несчастных, которых грех и преступление уже довели до тюрьмы. Никогда не говорилось у нас так много об исправлении преступников, как говорится теперь. Мы уже не довольствуемся тем, чтобы выбросить преступника из общества и спрятать его в тюрьме, в ссылке, на каторге. Мы хотим исправить его и вернуть обществу честного, полезного и трудолюбивого человека. Теперь всё чаще и чаще приходится слышать о заботах поднять умственный уровень арестантов, об устраиваемых для них в разных городах чтениях с туманными картинами; но гораздо менее приходится слышать о заботах поднять религиозное чувство заключённых. Как будто возможно исправление их без этого чувства, на почве какой-то отвлечённой морали!

¹³

См. кн. «Дух и материя Ф. Страхова. М. 1899 г., стр. 33–34.

¹⁴

Сенситивное лицо – человек, одарённый особо тонкой нервной организацией и чувствительностью.

Источник: Из области таинственного : простая речь о бытии и свойствах души человеческой, как богоподобной духовной сущности. / сост. Дьяченко Г.М. - Москва : тип. Т-ва И.Д. Сытина, 1900. - 784 с.

Telegram-каналы

Комментарии для сайта Cackle

Из области таинственного

Содержание

Предисловие

Комментарий «Азбуки веры»

Вам может быть интересно: