Глава седьмая. Идея о Боге

Сын ни с кем не имел сообщения кроме своего отца. Уроки давались на чистом воздухе, пред лицом явлений и предметов природы. До десяти лет мальчик ни слыхал, ни читал слова «Бог». Между тем, при незнании слова «Бог», у мальчика уже стало пробиваться религиозное чувство. Он думал найти то, чего смутно искал душой, в солнце. Солнце, это благодетельное светило, заходящее после своего дневного пути и снова восходящее, чтобы дарованием тепла оживотворить природу, – светило, в котором языческая древность видела высочайшее живое существо, сделалось предметом поклонения для мальчика. Каждое утро, в хорошую погоду, он таинственно выходил в сад, чтобы присутствовать при восходе дневного светила и выразить ему свои почтительные чувства.

Отец стал догадываться. Однажды он подстерёг своего сына в саду в ту минуту, когда маленький язычник, склонившись на колени, с обращёнными к небу очами; воздавал поклонение своему божеству и горячо ему молился. Отец объяснил ему тогда, что такое Солнце, и сказал, что все эти звёзды, раскинутые по бесконечному небу, суть бесчисленные солнца. Это открытие разочаровало мальчика: он не знал теперь, куда обращаться ему со своими мольбами и сердечными движениями. Чтобы утешить его, отец стал говорить ему о высочайшем Уме, Устроителе вселенной, Творце и Промыслителе мира – Боге.

Таким воспитанием отец решил высочайший вопрос учёных своей страны. Он мог видеть, как человеческая природа, ещё невинная и чистая, зовёт Бога, и единого Бога, и, будучи оставлена без всякой помощи в своём искании, ищет Его в предметах окружающего чувственного мира, подобно предоставленному ходить своими путями язычнику. Да, душа человека по природе верующая, по природе христианка. (См. соч. Эрнеста Навиля).

Если мы пройдём обитаемую нами Землю по всем её направлениям, побывав и в азиатских степях, и на месте жительства диких туземных племён Америки, – на самом холодном севере и в раскалённых песчаных пустынях внутренней Африки, – то везде, где только мы найдём человеческое существо, хотя бы даже в диком состоянии, взор его обращается к небу, – везде, где только мыслит ум, хотя бы то находящийся на самой низшей ступени развития, ему уже присуща мысль о Божестве, – везде, где только бьётся человеческое сердце, оно содрогается, или радостно трепещет, предчувствуя бытие вечного Существа. Равным образом, где только раздаётся человеческая речь, хотя бы то ещё слишком бедная и грубая, там всё-таки есть уже слово для названия Бога. Если мы проследим также историю человечества, через весь ряд минувших столетий, то увидим, как вполне оправдываются следующие слова Цицерона, высказанные им ещё за две тысячи лет до нашего времени: нет ни одного народа, до такой степени грубого и дикого, чтобы не было в нём веры в Бога, хотя бы он и не знал Его существа. С тех пор открыты и исследованы Америка и Австралия, и в состав истории вошло бесчисленное множество новых народов, – а его слова всё так же остаются непоколебимыми, разве только ещё более прежнего сделались несомненными и вполне очевидными. Таким образом, сколько история насчитывает протёкших столетий, столько и доказательств для этой истины. (См. «Аполог. христ.» Геттингера, ч. I, СПб. 1873 г. стр. 66).

Однажды, когда был уже вечер, и солнце начинало закатываться за окраины далёкого горизонта, по берегу одного моря расхаживала высокая фигура какого-то человека, с глубоко серьёзным и озабоченным видом. То был бл. Августин. Его глаза выражали всё его душевное волнение и беспокойство. Перед ним же, во всем своём великолепии, расстилалось необъятное море, с величественно вздымавшимися на нём волнами. «О, море! – вскричал он, наконец, – о, природа! Не ты ли мой Бог? Не ты ли можешь дать мир и покой душе моей?» – но волны бушевали и как бы в ответ Августину говорили: «ищи того, кто выше нас, ищи того, кто выше нас. Не мы твой Бог, не мы, золото, и наслаждение, и вся природа, – нет; мы только Его творение. Мы не можем дать сердцу твоему мира и покоя; ищи своего Бога выше, ищи выше!» Мало-помалу солнце закатилось за горизонт, и тысячи ярких звёзд заблестели на безоблачном небе. Августин устремил глаза свои вверх, на ту чудную красоту, которая во всём блеске сияла над его головой, и воскликнул: «да, вы звёзды, вы мой Бог; можете ли дать сердцу мир и покой?» – Но в ответ Августину тогда же послышался следующий голос, как бы издаваемый чудной гармонией всего неисчислимого множества звёзд: «не мы твой Бог; мы только Его творение; никакая сотворённая красота не может дать мира и покоя твоему сердцу; ищи Бога выше!» И он стал искать выше. Его умственный взор проник к тем бесплотным разумным духам, которые предстоят пред Богом, и он воскликнул: «вы ли, великие духи, вы ли мой Бог? Можете ли вы дать моему сердцу мир и покой?..» – Но также и оттуда послышался ему тот же самый ответ: «не мы твой Бог; мы только Его творение: всякое духовное величие от Него происходит, и не мы можем дать мир и покой твоему сердцу; ищи Бога выше, ищи выше!» Тогда душа его возносится ещё выше, не только выше природы, но и выше всего духовного мира, выше всего вообще сотворённого, прямо к престолу Божию, и теперь он уже не спрашивает более: Ты ли мой Бог? а преклоняется пред Ним с молитвой, и в его сердце становится спокойно, настаёт полное безмятежие, подобное совершенному затишью на море после большой бури. И он говорит: «моё сердце было неспокойно, пока не успокоилось оно в Тебе. Только Ты один дал моему сердцу мир и покой, потому что Ты мой Бог, и в Тебе моё вечное успокоение». (См. «Апологию христианства», Геттингера, ч. I, отд. I. СПб. 1873 г., стр. 274–276).

Вера в бытие Божие не есть что-либо приобретённое усилиями людей, она вовсе не зависит от их воли, а зависит от влитой в них некоторой божественной силы, где её и родник, и откуда она и проистекает. Ещё яснее и определённее указывает на значение врождённого всем чувства (или идеи) Божества в отношении их к вере в Бога бл. Иероним, называя «присущее всем по натуре ведение Бога» «семенем Божиим», и притом таким семенем, которое в натуральном виде заключает в себе ведение Бога. По мысли Иеронима между врождённой нам идеей Бога и настоящим нашим знанием Его, а также и верой в бытие Его такое отношение, какое между семенем и развивающимся из него растением. Растение происходит не из чего-либо иного, как из своего семени, в котором оно всецело заключено, хотя в скрытом виде. Так и более или менее ясное и определённое знание Бога и такая же вера в Его бытие проистекают не из чего-либо иного, как божественного семени, которое всаждено Самим Богом в природу духа человеческого, и в котором они изначала содержатся всецело и невредимо, хотя только в зачаточном своём состоянии. Другого, следовательно, источника или основания для веры в Бога и бытие Его нет и быть не может, хотя при своём развитии из идеи Бога, конечно, она может зависеть от многих внешних условий, подобно тому, как и развитие растения из семени зависит от многих внешних влияний. Такого же мнения об основании и происхождении веры в бытие Божие был св. Иоанн Дамаскин, учивший, что «в природе каждого самим Богом насаждено ведение о бытии Божием». «К познанию и точному уразумению истины, – говорит св. Афанасий, – имеем нужду не в ком другом, а только в себе самих. Путь к Богу не так далёк от нас, как превыше всего сам Бог; он не вне нас, но в нас самих, – и начало его может быть нами найдено, как и Моисей учил, говоря: глагол веры в сердце твоём есть (Рим, 10:8; Втор. 30:14). И Спаситель, давая разуметь и подтверждая то же самое, сказал: царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17:21). Внутри же себя, имея веру и царствие Божие, можем вскоре узреть и уразуметь Царя вселенной... (Все мы вступили на путь сей, и всем он открыт). Да не отговариваются служащие идолам эллины, и никто другой да не обольщает сам себя, будто бы нет у них такого пути... Все мы вступили на путь сей, и всем он открыт, хотя и не все им идут... А если кто спросит, что же это за путь, отвечаю: душа каждого и в ней ум, потому что одним умом может быть созерцаем и уразумеваем Бог» (Orat. contr. gent. с. 30). Мало того: имея душу, созданную по образу и подобию Божию, человек на основании свойств своей души может заключать о своём Творце: «Если ты внемлешь себе,.. – говорит св. Василий Великий, – то в себе самом, как бы в малом некоем мире, усмотришь великую премудрость своего Создателя. Из бесплотности находящейся в тебе души уразумевай, что и Бог бесплотен. Знай, что Он не ограничен местом, потому что и твой ум не имеет особенного пребывания в каком-либо месте, находится же в месте по причине соединения с телом. Веруй, что Бог невидим, познав собственную свою душу, потому что и она непостижима телесными очами, – она не имеет ни цвета, ни вида, не объемлется какой-либо телесной чертой и узнаётся только по действиям». (См. «Опыт православного догматического Богословия» еп. Сильвестра. Киев, 1884 г., т. 1. стр. 179, 180, 201, 214, 215, 185–186, 197).

«Рассматривая существующие в нашем уме представления и понятия, чтобы открыть их первоначальный источник, мы легко находим такой источник или во впечатлениях мира внешнего, или же в нас самих. Но среди этих понятий встречается одно, свойства которого таковы, что его нелегко вывести из известных нам источников познания. Это идея Бога, Существа бесконечного и всесовершенного. Откуда бы могла возникнуть в нас эта идея? Источником её не могло быть ни воздействие на нас впечатлений мира внешнего, ни комбинация этих впечатлений при помощи воображения. Не может она также произойти и из внутреннего опыта, так как человек есть существо конечное и несовершенное, и нет в его духе ничего, что могло бы дать ему понятие о Существе Всесовершенном и Бесконечном. Но, может быть, я – человек – что-нибудь больше, чем думаю о себе, и совершенства, которые я приписываю природе Божества, находятся во мне каким-нибудь образом в возможности, хотя они не проявились ещё и не обнаружили себя действиями? Действительно, я знаю по опыту, что моё сознание возрастает и усовершается мало-помалу, и я не вижу ничего, что могло бы воспрепятствовать такому большему и большему его возрастанию даже в бесконечность. Не вижу, почему бы, когда оно, таким образом, возрастёт и усовершится, не мог бы я собственными средствами приобрести и все другие совершенства Божеской природы, и почему бы возможность или сила, какую я имею для приобретения этих совершенств, не была бы достаточной и для того, чтобы произвести в моём уме и их идею.

«Однако же, всматриваясь ближе, я нахожу, что этого быть не может. Правда, что мои познания приобретают с каждым днём новые степени совершенства, и что в моей природе гораздо больше заключается и возможности, чем сколько я имею в действительности; но, тем не менее, эти преимущества никоим образом не приближаются к идее божества, в которой ничего не встречается в возможности, но всё есть в действительности и на самом деле. И не служит ли неопровержимым и самым верным доказательством моего несовершенства в сознании моём даже то, что оно возрастает постепенно, и что мои совершенства умножаются мало-помалу? Далее, хотя мои совершенства умножаются более и более, тем не менее, меня не оставляет сознание, что моя природа никогда не сделается бесконечной, потому что никогда не достигнет такой степени совершенства, чтобы не была способной приобретать ещё высшее какое-либо совершенство. Но Бога я понимаю действительно бесконечным и в столь высокой степени, что Он ничего уже не может прибавить к высочайшему совершенству, каким обладает¹²⁶.

Если же источником идеи о Боге не может быть ни внешний, ни внутренний опыт, то для объяснения её происхождения в нас мы должны предположить соответствующее этой идее Высочайшее Существо, которое произвело её. Таким образом, самое существование в нас идеи о Боге доказывает Его бытие. (См. «Начальные основы философии» В. Кудрявцева, изд. 2, 1891 г., стр. 133–135).

Из опытных доказательств бытия Божия самое сильное есть сознание в себе действия Божия, когда человек ведёт богоподобную жизнь. Кто живёт благочестиво, согласно воле верховного Существа, тот через общение своего ума, сердца и воли с высочайшей истиной, святостью и высочайшим благом духа своего непрестанно становится ближе, знакомее, так сказать, с Ним. А это сближение, это опытное взаимодействие, с одной стороны – привлечение силы Божией, с другой – подаяние её, с одной стороны вопрос, с другой – ответ, с одной – искание, с другой – удовлетворение, это сближение с Богом сделает решительно невозможным всякое сомнение в бытии Его. Как чувственный человек не может сомневаться в бытии воздуха, который он беспрестанно вдыхает и выдыхает: так и духовный человек не может усомниться в бытии Бога, когда из Него почерпает жизнь свою. Через непрестанное возвышение к Богу и оживление Им, человек получает столько света, жизни, твёрдости во всех своих поступках, столько господства над собой, что он осязательно чувствует бытие Подателя сих благ. Моё собственное бытие уничтожится, если отнять у меня веру в Бога. Далее, кто непрестанно с возрастающей ясностью и вернее следует святому закону, тот час от часу становится в духе своём прямее, чистосердечнее, сильнее в противодействии всем обольщениям зла, и таким образом, чем далее, тем более преображается в живой, говорящий образ божества. Такой образ, по указанию самосознания, час от часу яснее, удобнее и вернее будет представлять Первообраз, Которому он подобен. Когда в человеке, руководящемся в жизни этим высочайшим началом, со дня на день прекраснее отражается божественное: как он усомнится в том, что выше его существует то, что отражается в нём, что он созерцает в себе? Непрестанно вознося дух свой выше всего тленного к непреходящему, он со дня на день более и более приучается ощущать покой и мир в непреходящем Боге, т. е., час от часу не только делается лучше в нравственных своих действиях, но ещё на земле предвкушает вечную жизнь. Как же усомниться ему, что есть вечная жизнь и Владыка сей жизни? Вечная жизнь имеет своё основание только в Боге. Итак, кто во временной жизни раскрывает в себе начатки жизни вечной, тот имеет в них залог внутреннего уверения в бытии Совершителя вечной жизни. Кто так живёт, тот получает со дня на день новые сообщения с силами Божиими и, укрепляясь ими в верном употреблении принятых даров, становясь более и более богоподобным, видит, от кого приходят к нему эти сообщения; не относит их ни к самому себе, ни к другим каким-нибудь условным и конечным причинам, а удостоверяется, что Бог есть высочайшее благо, любящее сообщать Себя. Для него открывается Бог необходимо, несомненно существующим благом, как Виновник истины и Податель истинного познания, как высочайшая святость и правда, Податель святости и правды и мздовоздаятель святости, и, наконец, как высочайшее блаженство и в Себе самом, и для всех сотворённых существ. Итак, наилучший путь к уверенности в бытии Божием может заключаться в этих немногих словах: живи так, как бы жил пред очами Божьими, и ты не усомнишься, что есть Бог, соделай себя образом Божества, и ты будешь видеть в образе Первообраз¹²⁷). (См. «Лекции по умозрительному богословию», протоиерея Ф. Голубинского М. 1868 года).

Религия во всех её формах, а также и строй жизни, определяемый ею, коренится в особого рода специальной духовной деятельности, возникающей из самой природы человека, вне прямой зависимости от «внешнего» и опыта чувственного, наблюдения и исследования. Этот особый род деятельности, открывающий человеку прямо и непосредственно объект религии – Божество, обыкновенно называется «религиозным чувством», «чувством Божества». Как своего рода чувство восприятия, «религиозное чувство», вместе с другими духовными деятельностями, является источником происхождения в человеке идеи всемогущей, всеобъемлющей и всесовершенной Личности, – единственной и несравнимой идеи, составляющей субъективную основу религии.

С чисто богословской точки зрения – вопрос о существе и происхождении религии в человеческом роде решается, как известно, таким образом: религия есть взаимо-общение, союз-завет личного всемогущего Существа – Бога, Творца и Промыслителя – человеком, установленный Самим Богом в непосредственном откровении. Решение это не есть только продукт веры: оно оправдывается строго научными исследованиями религиозной жизни человечества и, во всяком случае, при всех усилиях отрицательной критики, доселе не опровергнуто и, конечно, не может быть опровергнуто.

Весьма распространённая в настоящее время и модная теория возникновения религиозного сознания и религии в человеке производит её, в духе эволюционизма, прямо из одухотворения и олицетворения природы внешней, в тесной связи с развивающеюся, параллельно с этим одухотворением и олицетворением, верой в продолжение бытия и деятельности души человеческой по смерти тела. По этой теории, человек, населивши природу невидимыми разумными деятелями и душами умерших людей, начинает испытывать постоянный страх пред этими созданиями своей фантазии, чувствуя себя в полной зависимости от них на каждом шагу своей жизни и сознавая полное своё бессилие пред их незримыми действиями и влияниями. Этот страх, страх суеверный, – самый сильный из всех форм страха, подавляющий умственную деятельность и возбуждающий фантазию, которая ещё более увеличивает мнимые опасности. Страх этот заставляет человека трепетать и падать ниц пред всеми предметами, в которых он предполагает присутствие воображаемых невидимых существ, заставляет его искать средств – узнавать их волю, намерения и желания, путём разного рода гаданий. Затем следуют усилия всеми способами задобрить и умилостивить эти таинственные существа молитвами, подарками, или жертвами, и т. п. По отношению к ним человек, в этом случае, поступает точно так же, как по отношению к сильным и влиятельным людям, которых он боится. Таким образом, основой религии и исходным её пунктом является, с этой точки зрения, в сущности, нелепый и невежественный страх и чувство зависимости от невидимых разумных существ, окружающих человека и созданных его фантазией; её первоначальным выражением служит культ олицетворённых сил природы и душ умерших людей, состоящий из гадания, прошений-молитв и жертв-подарков. Все формы религии развиваются затем, по этому воззрению, естественно из этой первоначальной её формы и основы, причём весь религиозный процесс в человечестве направляется, видимым образом, к уменьшению в количестве и удалении от человека страшных существ, пока они не сольются в одно всемогущее существо, – невообразимое, непредставимое, – которое удаляется от человека в бесконечность и мало-помалу становится совсем лишним. Самый страх при этом ослабляется, нейтрализуется и заменяется постепенно другими чувствами, которые тоже постепенно должны потухать. Во всяком случае, по этой теории, несмотря на все осложнения и усовершенствования, религия всегда остаётся, в сущности, тем же, чем она была вначале, т. е. преклонением человека пред своими фикциями, созданиями собственной фантазии, самообманом и продуктом невежества человека, незнания им действительных сил и основ бытия, – подлежащим рано или поздно полному уничтожению.

Как ни проста, на первый взгляд, и как ни кажется согласной с фактами эта теория, утверждающая, что она опирается на прямых наблюдениях явлений религиозной жизни и есть результат индуктивного их обобщения, – она вполне несостоятельна и поражает своей поверхностностью всякого серьёзного мыслителя. Она принимает за основу и причину совершенно несущественный, внешний и побочный элемент религии и религиозного сознания, – грубое средство и способ первоначального её обнаружения за причину её – главную и даже единственную. Её индукции-обобщения все без исключения неправильны и недоказательны, опираются на простое перечисление притом сомнительных и мало исследованных фактов (Спенсер) из жизни современных дикарей. Они держатся в умах своих защитников только предвзятой, признанной за несомненную, произвольной мыслью, что человек развился прямо из животного, а потому и религия должна возникнуть из низших форм животного сознания – страха, и не может иметь каких-либо более глубоких основ, свойственных духовной природе человека. (Другие теории относительно существа и происхождения религии – все почти односторонни и несостоятельны. Таковы, например, – теория Канта, отожествляющего религию с нравственной жизнью человека, Гегеля, признающего её самосознанием абсолютного в форме представлений, – Шлейермахера, видящего основу и источник религии в чувстве зависимости от внешней силы, – Макса Мюллера, полагающего в основу религиозного сознания идею всемогущей безличной силы, и др.).

Обращаясь к положительному разъяснению основ и происхождения религии, мы должны, прежде всего, высказать положение, которым точно определяется религия и выделяется из всех других, сродных с нею явлений человеческой жизни, именно, – положение, что всякая без исключения религия есть в том или другом смысле сознание человеком присутствия в мире всемогущей личной силы т. е. личного Существа всемогущего, и своей непосредственной связи и соотношения с ним. С этим положением могут не согласиться весьма немногие, – так оно очевидно для всякого сколько-нибудь знакомого с явлениями религиозной жизни человечества. Дикарь благоговеет пред своим фетишем или идолом, перед священным деревом или горой и молится им, приносит жертвы не потому, что чувствует здесь присутствие неопределённой таинственной силы, могущей вообще вредить или приносить ему пользу, а потому, что признаёт здесь присутствие могущего всё сделать личного Существа, т. е. Личности всемогущей, хотя идея эта и не может ясно определяться в его неразвитом уме, а скорее смутно чувствуется. Обожение им всех предметов, чем-нибудь поразивших его, прямо свидетельствует о том, что он чует эту силу разлитой повсюду. И как только он убедится, что его фетиш не всемогущ, – бросает его и ищет другого. С другой стороны, всякий раз, как ослабляется чувство и идея всемогущей Личности, – ослабляется и падает религии, и в так называемых пантеистических религиях она прямо совпадает с философией, превращается в философию, причём культ и молитва остаются как следы предыдущей формы религиозного сознания, опиравшегося на идею личного Божества. Потому религия с безличным богом – не есть религия в собственном смысле, а только подобие и суррогат её, и никогда не может удовлетворить потребности человека – чувствовать себя связанным с всемогущим Существом и опираться на Него.

Итак, в основе религии лежит идея всемогущей личной силы или всемогущей Личности, присущей миру и вызывающей в человеке особого рода волнения – чувства и действия. Присутствие её в сознании, в той или другой форме, с той или другой определённостью и ясностью, со всеми последствиями, есть признак существования у него религии, хотя бы в самой зачаточной, грубой и неразвитой форме. Всякий народ, потому, и всякий отдельный человек, на какой бы низкой ступени развития ни стоял он, обожает всемогущее личное бытие или нечто, опять личное, так или иначе причастное, по его представлению, всемогуществу. В противном случае, самое обожание, а с ним и религия исчезает, если только возможно такое исчезновение в действительности, а не в воображении только человека. Причина такого основного единства религиозной идеи, её тождества, в сущности, у всех людей, на всех ступенях развития и во всех религиях заключается в том, что идея всемогущей, бесконечной, затем, всесовершенной личности, присущей миру и его объемлющей, возникает в человеке необходимо и присуща ему всегда – явно или скрытно – по самой природе его духа, по самому строю его внутренней жизни и деятельности, или, как прежде выражались, прирождена ему. Дело в том, что эта идея необходимо и безусловно связана с самосознанием человека, с идеей его собственной личности, как единого, конечного и ограниченного, сверхчувственного духовного существа, и является неукоснительно и неизменно с явлением этой последней, существующей, как известно, у каждого нормального человека, как человека. Идея бесконечного, всемогущего существа есть собственно составная часть процесса самосознания, логически необходимая, а потому неустранимая. В самом деле, полагая себя в самосознании, как определённое, ограниченное и единое существо мыслящее, действующее произвольно, или – как личность конечную и сверхчувственную духовную, – человек тем самым, по основному закону своей мысли, вызывает в себе идею личности безграничной и бесконечной, а потому всесильной или всемогущей, и противополагает себе содержание этой идеи, как реально и вне его сущее. Степень ясности этой последней идеи, потому, всегда пропорциональна степени ясности первой: смутна, неопределённа идея собственной личности, – смутна и идея Личности бесконечной; ясно, определённо и отчётливо сознаётся человеком особность собственной его личности и её свойства, – ясно, определённо возникает представление особности и главных свойств Личности бесконечной. Это соотношение проходит через всю историю религиозного сознания и подтверждается множеством фактов, которые и приводить нет нужды, потому что наша идея о Боге – Личности бесконечной – есть, несомненно, полное отображение – а contrario – нашей собственной – со всеми её высшими свойствами. Такое соотношение фактически подтверждает дедуктивно установленную связь сознания Божества с самосознанием. Можно указать и другие факты в пользу этой дедукции. Люди, сосредоточенные в себе, склонные к самоанализу, к постоянному наблюдению за собой и над собой, следовательно, те, у которых самосознание напряжено, обыкновенно отличаются религиозностью. Всякое несчастие, страдания, повышая самочувствие и самосознание, повышает и религиозное чувство. Люди, погружённые во внешнюю деятельность, здоровые и счастливые, наоборот, большей частью мало религиозны, редко, как говорится, думают о Боге. В уединении, старости – религиозное чувство также бывает напряжено... Не нужно, конечно, доказывать, что в начале развития идея собственной личности у человека не отличается определённостью, отчётливостью и устойчивостью; то же должно быть и с идеей бесконечной Личности, – и она вначале смутна, темна, неопределённа, неустойчива; но она непременно есть, если есть самосознание. При первом своём возникновении, на самой низкой ступени развития, она, по всей вероятности, существует в форме простого и общего противоположения человеком своему внутреннему, единому Я, ограниченному, – всего внешнего, как тоже единого, безграничного, личного, обнимающего собой и в себе человека, его ограничивающего. К сожалению, в этом направлении мало делается наблюдений и изысканий, хотя уже давно существует и часто прилагается так называемое психологическое доказательство бытия Божия, доселе сводящееся к простому утверждению, что человеку необходимо присуща идея Божества.

В виду особенности самого происхождения идеи, бесконечной личности, её логической необходимости, становится вполне понятным тот факт что, в то время как олицетворения предметов внешних – для их объяснения – исчезают навсегда, когда узнаётся их ошибочность, – идея бесконечной Личности не может быть устранена никакими усилиями, и неудержимо возникает в душе так называемых атеистов, старающихся признать её тоже ошибочной, как простое олицетворение безличного могущества природы. Действительно, человек как бы постоянно и непосредственно воспринимает, созерцает бесконечную Личность, знает непосредственно, без всяких доводов её бытие, и должен употребить большие усилия, чтобы ослабить в себе это чувство, не имея никакой возможности вовсе его уничтожить – чувство так хорошо и во всей чистоте выраженное в еврейском имени Божества «Иегова» – «Он есть, Он существует».

Таким образом, первое начало и основа религиозной идеи, – идеи всемогущего Существа, всемогущей Личности, – находится в прямой, притом, логически необходимой связи с самосознанием человека, с признанием им себя конечной и ограниченной личностью. Отсюда – идея эта, а с ней и религия, и религиозная жизнь человека, имеет корни в самой глубине человеческого духа, в той её деятельности, в том свойстве, которые делают его разумным существом и отличают главным образом от всего живущего на земле. Она возникает в известный период жизни и развития души у каждого отдельного человека самостоятельно, независимо от внешних влияний, и делает всякого человека по природе существом религиозным, непосредственно знающим Бога и чувствующим «Его присносущную силу и Божество», чувствующим Его близость к себе и живую связь с Ним. Эта связь выражается первоначально в особенном, специально соединённом с идеей всемогущей и бесконечной Личности волнении, которое похоже на то, что называется благоговением к могущественным и великим людям, но не тождественно с ним. Это – обнимающий всю душу радостный трепет, невыразимый словом и неописуемый, но хорошо знакомый всякому, кто, хотя раз в жизни, молился в собственном и строгом смысле этого слова, – молился без слов и определённой мысли, без тени какой-либо просьбы и даже благодарения. Источником радости, удовольствия, осложняющим трепет перед необъятным величием Божества, служит здесь смутное сознание открытия и присутствия опоры, потребность которой присуща человеку изначала и связана с непосредственным чувством и усмотрением своей конечности, ограниченности и слабости. Отсюда уже само собой возникает искание Божества, инстинктивное стремление познать Его и стать с Ним в определённые отношения, стремление, – присущее на всех степенях развития и, естественно, порождающее бесконечное, можно сказать, разнообразие верований и форм богопочитания или культов, – из коего слагается содержание религиозной жизни человечества в прошлом и в настоящее время. (Извлечение в сокращении из статьи профессора В. А. Снегирёва, помещённой в «Вере и Разум» за 1891 г.).