Глава одиннадцатая. Телепатия

Телепатией называется сношение одного субъекта с другим без всякого внешнего посредства чувственного или восприятие совершающегося в чужой душе (чувств, идей) сверхчувственным и непосредственным способом. Очевидно, что таким образом понимаемая телепатия обнимает обширную область фактов, куда входит так называемое перенесение или чтение мыслей и умственное внушение, когда один (агент) задумывает, например, какую-нибудь карту, число, фигуру и т. п. (умственное внушение одной стороны), а другой (перципиент) отгадывает задуманное, находясь в другой комнате (чтение мыслей – с другой стороны, т. е. перенос мыслей = умственное внушение + чтение мыслей; надобно заметить, что точно установившейся терминологии пока не наблюдается). Самый термин телепатия (от τέλος и πάσχω, т. е. восприятие или чувство на расстоянии или восприятие далёкого) предложен Майерсом и при всей своей неопределённости вытеснил более точный термин Майергофера – телестезия (τέλος η αἴσθησις)¹⁵¹

Изобретение письмен, давшее возможность организации почты и устранившее необходимость посвящения посланного в тайну передаваемого известия, подвинуло способ сообщения мысли на расстоянии уже значительно вперёд. А разного рода телеграфы и телефон поставили это искусство на столь высокую степень совершенства, дальше которого возможно будет идти разве только после того, когда будет усовершенствован способ телеграфирования без помощи проволок и изобретён фотофон, который должен передавать световые явления на расстоянии. Но что подумали бы вы, читатель, если бы вам сказали, что мы обладаем средством мгновенной передачи наших даже невысказанных мыслей на сотни и тысячи вёрст, без всякого дорогостоящего материального сообщения и каких-либо механических приспособлений? Мало того, не только наша мысль способна передаваться через громадное пространство, но даже та обстановка, при какой она нам явилась, и те слова, которые при этом были высказаны, сообщаются лицу, часто никогда нас не видевшему и находящемуся на другом конце земного шара. И всё это даёт нам сама природа, а нам остаётся только изучить те условия, в которых такая чудодейственная передача мысли и образов возможна! Правда, до сих пор мы в этом отношении почти ничего не знаем, но самый факт возможности сверхчувственного сообщения мысли другому лицу уже не подлежит никакому сомнению.

Вам, читатель, конечно, приходилось слышать и вероятно наблюдать, что у людей, находящихся в частом общении друг с другом, например, влюблённых, нередко одна и та же мысль возникает почти одновременно. В таких случаях обыкновенно бывает, что едва только один начинает говорить, как другой заявляет: «я тоже хотел это сказать...» Известная игра, в которой, держа данного субъекта за руку, заставляют его путём мысленного внушения проделать задуманное обществом действие, – представляет собой простейший пример экспериментального исследования такого, чисто психического воздействия индуктора на перципиента¹⁵². Правда, относительно такого рода опытов было не раз высказываемо возражение, будто они не могут служить доказательством действия одной воли на другую, так как при них возможны непроизвольные мышечные сокращения, сопровождающие всякое мысленное внушение; но это возражение не выдерживает критики в виду того, что иногда бывает достаточно одного только прикосновения для возбуждения определённой галлюцинации, представления или идеи в субъекте, не поддававшемся внушению. В настоящее время возможность действия воли на расстоянии, мысленного внушения и вообще всякого сверхчувственного психического переноса уже никем серьёзно не отрицается. Все подобные явления получили общее название телестезии или, более распространённое телепатии, частным случаем которой является телефания.

Они были известны уже во времена глубокой древности, хотя опытное их исследование началось только около 1825 г. (во Франции). Но так как отношение тогдашнего учёного мира к явлениям, так или иначе связанным с магнетизмом, было очень неблагоприятно этим исследованиям, то до 1873–1875 гг. они не только не имели никакой определённой программы, но даже и вовсе игнорировались большинством учёных. Только после того, как Баррет в своём отчёте, представленном «Британской ассоциации» в Глазгове, сообщил о существовании фактов передачи мысли без помощи гипнотизирования, – началось обсуждение этого вопроса в специальной и общей печати, а опытам дано было систематическое направление. Вскоре было замечено, что соприкосновение агента с перципиентом вовсе не обязательно для сообщения впечатления, что путём сосредоточения мысли оператора на определённом предмете или местности, которые находятся где-нибудь далеко и совершенно неизвестны пациенту, является возможность вызвать в последнем настолько ясное представление о задуманном, что он в состоянии описать его во всех подробностях. Мало того, не только мысль и представление способны передаваться перципиенту через пространство, но даже разные вкусовые, осязательные и т. п. ощущения, и притом с такой силой, что часто граничат с вполне реальными ощущениями.

Для того, чтобы дать понятие о такого рода опытах, приведём здесь пример, взятый нами из французского сокращённого перевода сочинения: «Phantasms of the living», откуда мы почерпнули значительную часть материала для настоящего очерка.

В восьмидесятых годах в Англии, Америке, Франции и даже в Австралии (Сидней) был произведён ряд опытов над передачей вкусовых, обонятельных и осязательных ощущений, и полученные результаты вполне подтвердили возможность такой передачи, Так например, из 20 опытов угадывания места боли в 10 случаях пациент указал его совершенно точно, в 6 – определение было почти верно и только в одном случае совершенно неправильное.

Что касается передачи представлений и мысли в более тесном значении этого слова, то в этом отношении было сделано довольно большое число опытов, решивших этот вопрос в положительном смысле. Среди такого рода исследований большего внимания заслуживают работы Ш. Рише и разных специальных комиссий от учёных обществ, занимающихся изучением вопросов психической жизни человека. Большая часть этих опытов производилась над угадыванием чисел, имён, карт и рисунков. Самая постановка опытов была очень разнообразна и исключала возможность всякого обмана, если б даже его возможно было предположить при том составе вполне достойных доверия лиц, которые входили в состав комиссии. Усадив, например, пациента в запертой комнате и приставив к нему для наблюдения за его действиями одного из членов, остальные члены комиссии располагаются в другой комнате. Кто-нибудь вынимает, положим, из колоды карту и кладёт её открыто на стол. Стук в дверь даёт знать перципиенту, что карта вынута, и он должен угадать её. Если ответ неверен, то один из участников опыта громко говорит: «нет». Перципиент опять пробует угадать ту же карту, после чего, каков бы ни был его ответ, карта меняется. После удачного угадывания, о чём пациент извещается одним только словом: «так», – вынимается новая карта. Во всё продолжение опыта сохраняется безусловное молчание, и раздаются с одной стороны только названия карт, с другой – слова: так или нет. При той же обстановке производились опыты над угадыванием имён или чисел, на которых кто-нибудь из членов комиссии сосредоточивал внимание. Правильность ответа поверялась посредством сличения с предварительно записанным словом или числом. Иногда, впрочем, перципиент оставался в той же комнате, но он был обернут лицом к стене, имел завязанные глаза и т. д. При таких условиях опыты всегда давали гораздо лучшие результаты.

Телепатическая передача рисунков.

Угадывание рисунков, в большинстве случаев, представлявших собой простые фигуры, производилось или в той же комнате, причём индуктор держал за руку перципиента, усиленно думая о данном рисунке, или испытуемый субъект находился в другой комнате. В последнем случае опыты с обыкновенными пациентами давали значительно худшие результаты, почти граничившие с простой случайностью, на более же чувствительных субъектов, так называемых, сенситивов, как, например, некий Смит, -такая изолировка, не оказывала столь большего влияния.

Очень интересные опыты над воспроизведением рисунков были сообщены известным учёным М. Дессуаром. Они производились в доме барона Равенсбурга, жена которого служила в них перципиентом.

Дессуар чертил наудачу разные фигуры, стараясь о том, чтобы г-жа Равенсбург не только не могла ничего видеть, но даже чтобы не было слышно звуков карандаша. Тогда он и барон сосредоточивали всё внимание на изображении, а сидящая за другим столом баронесса пыталась воспроизвести его; это обыкновенно совершалось в течение 20–45 секунд. Первый опыт, в котором барон не участвовал, как видно из прилагаемой копии оригинальных и воспроизведённых фигур, совершенно не удался.

№ 1. Оригинал.	Первая передача.	Вторая передача.
№ 2. Оригинал.	Первая передача.	Вторая передача.

В третьем опыте баронесса сделала исправление ранее, чем ей показали оригинал. В последнем испытании она сказала: «снаружи круг, а внутри его ещё что-то; потом, после короткой паузы, прибавила: «треугольник». Тогда она нарисовала эту фигуру, прибавив, что круг, к сожалению, не удался.

Чтобы читатель мог себе составить некоторое понятие о результатах многочисленных исследований «чтения» и «переноса» мысли на расстоянии, приведём здесь несколько цифровых данных. В одном, например, сеансе, состоявшем из 27 опытов над угадыванием карт, ни одна из них не была названа правильно; в другом – на 25 вопросов получилось 2 верных ответа, и такой же результат имел третий сеанс, состоявший из 10 задач. Во время этих опытов перципиент находился в другой комнате. Когда же его вводили в помещение, где заседала комиссия, то получались гораздо более удачные результаты. Так, в одной серии опытов над угадыванием чисел, карт и имён, из 382 задач 127 были решены сразу, 56 – в два приёма и 19 в три приёма. В тех случаях, когда пациент помещался в той же комнате, но за ширмой, процент верных ответов значительно понижался: из 109, например, опытов было получено правильных решений 19 сразу и 7 – после одной ошибки. Ш. Рише из 2.997 опытов получил 789 удачных случаев, в то время как, по теории вероятностей, должно бы было их быть 732. После того было произведено 17.633 опыта, давших 4.760 верных решений, т. е. на 347 более против вероятной цифры.

Доктор Охорович получил из 101 опыта 21 совершенно удачный ответ и 7 только отчасти верных. Наконец, в опытах профессора Сиджуика с упомянутым Смитом над угадыванием чисел было получено 117 верных решений на 644 вопроса; когда же перципиент находился в другой комнате, то из 227 опытов только 8 увенчались успехом, т. е. результаты получились почти в шесть раз слабее.

Примером замечательной способности к чтению чужих мыслей и вредного влияния материальных преград на передачу последних – может служить любопытный случай, сообщаемый д-ром Кентаром.

№ 3. Оригинал.	Передача его со сделанной поправкой.
№ 4. Оригинал.	Передача.
№ 5. Оригинал.	Передача.

В одном семействе города Анжера стал обращать на себя внимание шестилетний мальчик, который с необыкновенной лёгкостью и быстротой решал в уме самые трудный задачи. Сначала все думали, что этот ребёнок представляет собой нечто вроде знаменитого пастуха Жака Иноди, замечательные математические способности которого года четыре тому назад наделали столько шуму в Париже и во всем учёном мире. Вскоре, однако, отец заметил, что для успешности решения задач необходимо было присутствие матери. Мало того, оказалось, что для этого нужно было не одно только присутствие матери, но также, чтобы она сама знала окончательный ответ. Мысль о том, что здесь дело было не в действительном решении задачи, а в угадывании ответа, стала вполне очевидной, когда оказалось, что ребёнок безошибочно угадывал карты, вынимаемые из колоды, указывал места, где спрятаны без его ведома те или иные предметы, сообщал содержимое кошелька, если спрашивающий сам знал это. Все эти ответы легче всего получались, если их знала мать ребёнка. Достаточно ей было подчеркнуть в книге ногтём какую-нибудь фразу, чтобы мальчик тотчас же повторил её; самые сложные, длиннейшие периоды, смысл которых был ребёнку, конечно, непонятен, точно повторялись им, если только мать имела написанное перед глазами. Эта точность доходила до такого совершенства, что даже орфография слов была безошибочной. Самые трудные диктанты мальчик писал без малейшей ошибки, если мать диктовала, находясь недалеко. Но достаточно ей было удалиться за ширму, как тотчас же тетрадь переполнялась грубейшими ошибками.

Эти факты были подтверждены многочисленными свидетелями, врачами и людьми науки, специально занимавшимися их проверкой.

Нельзя не упомянуть здесь о довольно известном в Европе, а отчасти уже и у нас – фокуснике г-не Делонэ, жена которого с поразительной скоростью угадывает мысли мужа. Завязав ей глаза, Делонэ идёт к публике, где ему показывают самые разнообразные предметы: портсигары, платки, монеты, медали, бумажный деньги и т. п.; взяв какой-нибудь предмет в руки или только взглянув на него, фокусник спрашивает оставшуюся на сцене жену: что это такое? причём он даже к ней не оборачивается, и та безошибочно отвечает. Ответы следуют с поразительной быстротой, и только там, где приходится иметь дело с длинными рядами цифр, перципиент отвечает медленно, разделяя тысячи, сотни и т. д. небольшими промежутками, соответствующими тем мысленным разделениям, которые делает г. Делонэ для облегчения восприятия его мысли, (См. соч. В. Битнера: «Верить или не верить?», СПб. 1899 года, стр. 47–55).

Д-р Шилтов приводит следующие опыты, подтверждающие действие воли человеческой на расстоянии:

а) Замечательный опыт д-ра медицины Дюфе, о котором он делал доклад обществу физиологической психологии в Париже. Дело в том, что у пациентки д-ра Дюфе каждый месяц во время менструаций появлялись жестокие головные боли. Он каждый раз избавлял её от страданий тем, что усыплял её. Раз ему представилась надобность уехать надолго из города, и он решился усыпить свою пациентку издали во время самых страданий, Послушаем лучше, как он сам рассказывает об этом случае. «Однажды мне необходимо было уехать на целых шесть недель, так что период менструаций, сопровождающийся самыми сильный припадками, должен был пройти в моё отсутствие. Поэтому между мной и господином К., мужем моей пациентки, было условлено, что он меня тотчас известит телеграммой, лишь только начнутся припадки мигрени, что после получения телеграммы я сделаю попытку сделать издали то, что мне так хорошо удавалось вблизи, и что по прошествии пяти часов я постараюсь мысленно её разбудить, о чём он должен также известить меня второй телеграммой. Муж не сомневался в успехе, хотя я не совсем был уверен, сама же госпожа К. и не подозревала о моём отъезде. Однажды утром жалобы в стоны жены возвестили мужу, что припадок начался. Не заходя в её комнату, он отправился на телеграфную станцию, и посылает мне телеграмму, которую я получил в десять часов. Войдя к себе в этот самый час, он увидел, что жена уснула и более не жаловалась. В четыре часа я пожелал её разбудить, и в 6 часов вечера получил следующую телеграмму: «Результат вполне удачный, пробуждение в 4 часа. Благодарю». Я был в это время в Сюлли на Лоаре, в 28 милях или 112 километрах от Блуа.

б) 10 октября 1885 года было условлено между мною (т. е. профессором Жане) и д-ром Жибером внушить мысленно Леонии (известный сенситив) следующее приказание: «завтра в полдень вы запрёте на ключ все двери дома». Внушение это записано на клочке бумаги, который я спрятал себе в карман и не показывал никому. Самый опыт внушения был произведён следующим образом: усыпив Леонию, д-р Жибер, во время нахождения её в летаргическом фазисе гипноза, не произнося ни единого слова, приблизил свой лоб к её лбу и в течение нескольких секунд упорно сосредоточивал свои мысли на внушаемом приказании. На другой день в полдень я пришёл в дом, в котором жила Леония: весь дом были баррикадирован, и входная дверь заперта на ключи. Когда я спросил Леонию, почему она это сделала, она отвечала мне, что чувствовала себя очень утомлённой и боялась, что я приду и начну её опять усыплять. Леония находилась в эту минуту в чрезвычайно весёлом, возбуждённом состоянии: она блуждала по саду, сорвала розу и затем отправилась к ящику для писем, приделанному у входной двери. Весьма замечательно, что как раз эти действия (хождение по саду, срывание розы, приближение к почтовому ящику) мы с д-ром Жибером предполагали накануне внушить ей на сеансе.

в) В апреле 1886 года в Гавр съехались некоторые иностранные учёные специально с целью присутствовать на опытах с Леонией (покойный м-р Герни, м-р Майерс, брат его д-р Майерс, д-р Охорович и др.). Вечером 22 апреля, пишет м-р Майерс, мы обедали у д-ра Жибера, и за обедом было решено, что он произведёт опыт усыпления Леонии на расстоянии: не покидая своего дома, заставит её прийти к себе. В 8 ч. 55 мин. вечера он удалился в свой кабинет, а д-р Охорович, брат мой, проф. Жане и д-р Марилье отправились к павильону, в котором жила Леония, и начали ожидать около него на улице, в таком месте, что их из этого павильона заметить было невозможно. В 9 ч. 22 м. д-р Майерс увидел, как Леония прошла половину расстояния от павильона до ворот, но затем вернулась обратно. Лица, наблюдавшие её на более близком расстоянии, заметили, что она находилась в сомнамбулическом состоянии, блуждала по двору и бормотала что-то. В 9 ч. 25 м. она вышла, наконец, из ворот (с плотно закрытыми глазами, насколько можно было заметить), быстро прошла мимо проф. Жане и д-ра Марилье, не заметив их, и двинулась к дому д-ра Жибера, но не по кратчайшей дороге. Идя по улице, Леония обходила фонарные столбы, тумбы и пр., но шла как-то странно, переходя по нескольку раз улицу взад и вперёд. Следившие за нею лица двигались за ней следом на некотором расстоянии. Минут через восемь или десять шаги её сделались весьма неуверенными, и она остановилась, как бы собираясь упасть. Д-р Майерс взглянул на часы: было 9 ч. 35 м. вечера. Через 5 минут она оправилась и в 9 ч. 45 м. вечера достигла, наконец, дома, где живёт д-р Жибер. Она вошла в него, встретилась с ним, но не узнала его и начала блуждать по комнатам первого этажа. Наконец, д-р Жибер взял её за руку, – тогда она узнала его и успокоилась. Д-р Жибер, до сообщения ему отчёта о происходившем с Леонией в павильоне и на улице рассказал своим гостям следующее: от 8 ч. 55 м. до 9 ч. 20 м. он думал о Леонии напряжённо; от 9 ч. 20 м. до 9 ч. 35 м. он думал уже менее сосредоточенно; в 9 ч. 35 м. перестал вовсе думать и начал играть на биллиарде (это был момент остановки Леонии на улице), но через несколько минут он начал снова сосредоточивать свои мысли на предмете опыта, и продолжал это делать до входа Леонии в его дом.

Все эти опыты доказывают неопровержимо, что мысль и воля одного человека могут воздействовать на расстоянии каком угодно: незначительном или громадном, на мысль и волю другого; только здесь необходимо оговорить, что для подобного воздействия требуется, как непременное условие, какое-то неизвестное и непонятное пока сродство между двумя субъектами – экспериментатором и воспринимающим или субъектом, иначе воздействие одного человека на другого даёт незначительный эффект. Но для нас важно то, что существует в некоторых случаях взаимное сродство и воздействие воли, т. е. положительные факты, а отрицательные случаи не в состоянии умалять значение этих положительных фактов. (См. книгу профессора д-ра медицины А. Шилтова: «О бессмертии души», изд. 2, 1898 г., откуда мы взяли вышеизложенные факты).

Опыты подобного рода нам доказывают, что в иных случаях восприятие внешних впечатлений возможно и помимо наших пяти чувств, а потому известный афоризм сенсуалистов: nihil est in intellectu, quod prius non fuerit in sensu (т. е. всё, что явилось в сознания, сначала было в ощущении) – оказывается верным далеко не всегда. Экспериментатор, предъявляющий субъекту мысленное требование, не действует на его внешние чувства; ни зрение, ни слух, ни осязание, ни обоняние субъекта ничего не воспринимают от экспериментатора во время опыта, а между тем мысленная задача исполняется им в точности как в бодрственном состоянии, так и в глубоком сне. Крайне важно обратить здесь внимание на то обстоятельство, что мысленная задача исполняется всегда со стороны субъекта помимо его воли, бессознательно, как в бодрственном, так и в сонном состоянии. Что последнее обстоятельство не подлежит никакому сомнению, на это указывает следующее: когда, субъект впадает в глубокий, сомнамбулический сон, то мозг его и вся нервная система окончательно лишаются всякой чувствительности, а, следовательно, и способности функционировать, что доказывается тем, что подобных субъектов можно подвергать пыткам вроде прокалывания руки булавкой, сильного раздражения обонятельных нервов и пр., и, несмотря на это, они не обнаруживают никаких признаков чувствительности и продолжают спать глубоким сном. И среди подобного мертвецкого сна они с поразительной точностью исполняют все мысленные требования экспериментатора. Теперь посмотрим, как исполняются мысленные требования субъекта в бодрственном состоянии; здесь, казалось бы, что, так как субъект не спит, и сознание его находится в нормальном состоянии, то оно должно было бы участвовать в решении мысленной задачи, между тем факты показывают совершенно обратное. Бодрствующие субъекты все мысленные требования экспериментатора исполняют так же, как и находящиеся в сомнамбулическом сне – помимо своей воли, бессознательно, и все производимые ими движения во время опыта носят характер насильственный или автоматический. Субъект совершенно не сознаёт своих действий, а если он производит те или другие движения тела, то лишь потому, что он бывает вынужден к тому какой-то силой, толчком, данными ему изнутри. Здесь мозг – только слепой проводники различных движений, побуждаемый к тому; бессознательной душевной силой. Как бы ни старались материалисты и позитивисты доказывать всемогущество и монопольные права мозга – этого куска мёртвой материи, – их тщетные усилия ни к чему не поведут. Мёртвое всегда остаётся мёртвым. В том и заключается наше несчастье, что господа отрицатели издали решают мировые задачи, приводя односторонние и ошибочные доводы, в то же время открещиваясь от всяких проверок вопроса опытным путём.

Все описанные опыты, при которых свидетелями были люди науки – натуралисты; врачи и профессора университета, относившиеся крайне скептически к подобным явлениям, как чтение мысли, действие воли и пр., были поставлены строго и со всеми предосторожностями, так что не было места сомнению или подозрению. Задачи, предлагаемые всегда свидетелями, писались на клочке бумаги и прочитывались всеми молча, причём до опыта испытуемый субъект удалялся в отдалённые комнаты. Не нужно забывать, что мы все – как я, так и мои товарищи по науке – прежде всего, интересовались истиной, а потому для нас имел цену верный результат, каков бы он ни был – положительный или отрицательный.

Теперь вдумайтесь хорошенько в смысл описанных опытов; при мысленных задачах мозг ничего не воспринимает в себя через внешние чувства, а, следовательно, и не может сознательно исполнять предъявляемых требований. А если это так, то возникает следующий вопрос: если мозг не принимает участия в разрешении мысленных задач, так кто же в таком случае исполняет все мысленные требования экспериментатора, обнаруживая при этом исполнении удивительную целесообразность и разумность? Я полагаю, что бессознательные действия субъекта во время опытов, далее бессознательное решение им мысленных задач – можно отнести, с громадной вероятностью, единственно лишь к бессознательной душевной силе, другими словами – к деятельности нашего внутреннего Я. Мне кажется, если я не ошибаюсь, едва ли тут можно придумать другой ответ. Если в опытах действия воли на близком расстоянии, когда испытуемый знает, что он служит объектом для экспериментов, некоторые склонны подыскать неудачные объяснения – вроде тождественных вибраций мозговых атомов и пр., то подобные объяснения не могут иметь места в тех случаях, где расстояние между экспериментатором и субъектом значительное, а тем более громадное, или же, когда субъекту неизвестно, что в данную единицу времени он служит предметом опыта.

В литературе психизма описаны сотни случаев телепатического воздействия; в этом отношении поучительно капитальное сочинение в двух томах трёх английских учёных – Гёрнея, Майерса и Подмора, носящее название Phantasms of the living, в котором собран громадный фактический материал строго проверенных случаев телепатии.

Что касается гипотез относительно сущности передачи мысли, действия воли на расстоянии или телепатии, то многие склонны допустить какой-нибудь физический агент. Так, известный химик Рейхенбах утверждал о повсеместном распространении в природе особой тонкой материи, которую он назвал о́дой (Odkraft). Знаменитый философ Гартман все вышеизложенные явления пытался объяснять нервной силой. Ноульс передачу мысли отожествляет с особого рода движением (мозговые волны – broiu naves), передающимся с помощью эфира. Известный психопатолог Маудсли главную роль придаёт так называемому им «мысленосному эфиру» (mentiferous ether). Д-р Барети допускает излучения из различных частей организма тонкой нервной силы, которую можно отражать зеркалами, сосредоточивать при помощи линз и пр. В 1886 году я сделал (говорит д-р Шилтов) доклад на первом Пироговском съезде врачей в Петербурге о лучистой силе человека, выделяемой из некоторых частей тела при напряжении мысли и воли. Д-р Охорович полагает, что при передаче мысли проводником служит электрическая сила, причём он допускает, что нервная и электрическая силы могут превращаться одна в другую. Такие знатоки дела, как английские учёные Майерс и Гёрней, полагают, что в основе телепатии лежат духовные процессы.

Так или иначе, для нас крайне важны самые факты, а с объяснениями их можем повременить, так как в современной нашей науке есть многое множество фактов доселе ещё не объяснённых, но, тем не менее, давно получивших в ней полное право гражданства. (Извлечение в сокращении из книги «О бессмертии души» проф. д-ра А. Шилтова, изд. 2; М. 1898 г., стр. 68–80).

1. Некто Р. Фрайер рассказывает следующее. В течение осени 1879 г. случилось странное явление. Один из моих братьев отлучился из дома на три или четыре дня; в это время, однажды вечером, в половине шестого, я с удивлением услышал, что меня зовут: моё имя было произнесено совершенно отчётливо; я узнал голое брата и бросился искать его по всему дому. Не найдя его нигде и сообразив, что он находится за сорок миль, я счёл этот случай за обман своего воображения и перестал о нём думать. Брат приехал на шестой день и рассказал, между прочим, что счастливо отделался от большой беды. Он, оказывается, поскользнулся, выходя из вагона, упал во весь рост на платформу и не расшибся лишь благодаря тому, что успел быстро вытянуть руки; его только сильно встряхнуло. «Замечательно, – присовокупил он, – когда я почувствовал, что падаю, я крикнул твоё имя». Сначала это не поразило меня, но когда я спросил, в какое время это случилось, он указал именно тот час, когда я услышал его зов.

Г. Фрайер сообщил, что не раз спорил со своим братом по поводу его привычки соскакивать с поезда до остановки. Таким образом, его брат мог по ассоциации идей вспомнить о нём и совершенно непроизвольно произнести его имя.

2. Несколько лет тому назад, сообщает некто Джо Пайк, я ехал ночью с почтовым поездом из Карлайля в Гайбери, в отделении вагона кроме меня никого не было, и я растянулся во весь рост на сиденье с намерением выспаться, – предварительно попросив кондуктора разбудить меня на станции Кэмден-Таун. Скоро меня охватил глубокий сон; когда так крепко спится, пробуждение бывает почти мучительным. Меня внезапно разбудил кондуктор (бесцеремонно и нетерпеливо, – так как поезд опоздал), и я, проснувшись, помнил, как мне снилось, будто теперь утро (так было и на самом деле), я у себя в спальной одеваюсь. А в тот момент, когда меня разбудили, я будто бы стоял на площадке, звал служанку, окликнув её два раза по имени «Сара», и приказывал принести мне горячей воды. Возвратившись домой, я узнал, что служанка в тот самый момент, когда мне снилось, будто я зову её, совершенно отчётливо слышала, как я два раза окликнул её по имени, и она, позабыв, что меня нет дома, заторопилась, бросила своё дело – она приготовляла завтрак – и пошла ко мне наверх, затем так же скоро возвратилась. «Бледная как привидение» по описанию, сделанному детьми; последние в изумлении смотрели на её поступки и, так как сами не слышали зова, понятно, недоумевали, что бы всё это значило, Сара, как она впоследствии заявила мне, так перепугалась, не найдя меня в комнате, что сделалась «совсем больна».

3. Пять раз в жизни мне случалось, – говорит г-жа Уайт, – слышать голос, повелительно звавший меня, называя по имени, и всегда выходило, что кто-нибудь нуждался в помощи и призывал меня: каждый раз, когда я слышала подобный зов, непременно умирал кто-нибудь из родных, приблизительно в то самое время. Ни при каких других обстоятельствах со мной не было галлюцинаций. Первые два раза я слышала зов в минуту смерти моих двух тёток, которые заботились обо мне во время моего детства, когда мои родители были в Индии. В обоих случаях я не могу поручаться, в тот ли самый день я слышала зов, или нет, но, несомненно, разница была не более нескольких дней.

В следующий раз – тогда я была поражена всего сильнее – это случилось в минуту смерти моей матери в Индии, 8 ноября 1864 года. Я жила тогда у двоюродной сестры, г-жи Гарнет (Saint Johns Wood.). Утром мы сидели в комнате вдвоём с г. Гарнетом и вполне ясно услышали голос с улицы, звавший меня. Я тотчас вышла посмотреть, кто меня зовёт, но никто из домашних этого не делал, да кроме моей двоюродной сестры там никто не называл меня просто по имени; все наши поиски и усилия разъяснить эту загадку оказались тщетными. Г-н Гарнет, зная, что нечто подобное случилось уже во время кончины моих тёток, записал день. Недели через три после того мы получили известие, что моя мать умерла в Индии, пролежав неделю больной, и г. Гарнет так же, как и я, был уверен в том, что смерть произошла в тот самый день, когда я услышала зов. Затем такой же случай произошёл со мной в Брайтоне; это был единственный раз, когда я узнала голос. Утром, по пробуждению, я услышала голос адмирала Уайта, моего свёкра, который умер ещё раньше моей матери; он звал меня точно так, как часто делал это при жизни. Через день или два его вдова прислала мне письмо о смерти своего сына, сводного брата моего мужа. Я знала, что он сильно болен, но не особенно тревожилась за него.

Пятый случай произошёл в июне 1876 г.; вслед за тем я узнала о смерти моей племянницы, ребёнка 9 месяцев. Я знала об её болезни. В обоих последних случаях я не уверена, совпадал ли зов с днём смерти, но, если полного совпадения не было, то всё же разница во времени была очень мала. (См. книгу «Прижизненные призраки и другие телепатические явления» Гёрнея, Подмора и Майерса, перев. с англ. 1893 г., стр. 363–368).

1. Жена одного офицера империи, живя уединённо в небольшом провинциальном городке, во время нахождения мужа её в армии, всякий раз, как он получал рану, чувствовала в правой стороне груди колючую боль, которая обнаруживалась тем сильнее, чем опаснее была рана. Офицер в разных сражениях был ранен одиннадцать раз, и столько же раз повторялся симпатический феномен в груди жены его

2. Два друга, молодые люди, из которых один вступил в военную службу, другой сделался адвокатом, неоднократно испытывали очень сильные симпатические действия. Однажды адвокат, находясь на вечере, вдруг почувствовал в груди столь сильную боль, что без чувств упал на руки окружавших его, через минуту он пришёл в себя, но напрасно старался объяснить себе причину этой боли. Врач, находившийся возле него, объявил, что припадок этот произошёл, вероятно, от давления на нервную нить, причинённую сильным сжатием мускулов. На другой день адвокат получил письмо, в котором уведомляли его, что друг его накануне вечером был тяжело ранен на дуэли.

3. Вот ещё случай такого же рода. Сцена происходила в палатке, в Африке, после песен и нескольких выпитых стаканов, чтоб прогнать скуку бивачной жизни. Я и товарищ мой заснули, довольные настоящим и, не беспокоясь о будущем. В самую полночь был я пробуждён сердце раздирающими вздохами, прерывистыми стонами и жалобным криком, сопровождавшимся словами:

«Боже мой, как я страдаю! Мне кажется, что я должен умереть...».

Я тотчас встал, спросил моего товарища о причине его припадка, которым он вдруг был поражён, и получил в ответ:

– Я чувствую ужасную головную боль; мне кажется, что железная рука роется в моём черепе и переворачивает мозг мой; лихорадочная дрожь пробегает во мне от головы до ног... Я впадаю в расслабление, которое описать не могу, может быть это мой последний час.

В испуге я смотрел на него: глаза его были неподвижны; его лицо, не показывая никакой болезненной перемены, носило на себе отпечаток глубокой печали. Через десять минут после этого припадка наступило совершенное спокойствие; он опять уснул крепко до утра. При своём пробуждении он не чувствовал никакой боли и был так же здоров, как вчера. Он удивился, когда я стал ему рассказывать о страданиях, которые поразили его ночью, как громовой удар, и потом исчезли почти столь же скоро.

– Это странно! – сказал он. – Страдать так много без всякой причины и на утро не чувствовать ни малейшей боли! Быть может, это был сон?

Через две недели было получено под чёрной печатью письмо, в котором извещали его, что в этот самый день и час умерла мать его, и что её смертная борьба продолжалась не более десяти минут.

Феномены, происходившие в приведённых нами случаях, должны иметь причины; точные, до малейших подробностей доходящие исследования над особами, с которыми случались эти факты, может быть, доказали бы существование этой скрытой, неосязаемой силы, этого неизвестного чего-то, называемого иногда электро-нервной жидкостью, по причине её замечательных действий и быстроты течения, которое может быть сравнено только с электричеством¹⁵³.

Следующие факты доказывают, что по различию действующей причины различны и самые действия.

4. Густав Б., незаконный сын одного знатного человека, до тридцати лет жил в довольстве. В это время отец его умер; тогда между ним и законными наследниками возникли споры насчёт имения и вовлекли его в разорительные процессы. Будучи супругом и отцом, Густав, несмотря на то, что трудился до глубокой ночи, был едва в состоянии содержать своё семейство, он проклинал своё рождение и несовершенство наших законов; его характер сделался мрачным, и глубокая печаль выражалась на лице его. Наконец, завязался последний процесс; несчастный видел себя близким к нищенскому рубищу. Собравшись с последними силами, он отправился в столицу, где должно было решиться его дело. Искусный адвокат защищал его, и он не только выиграл процесс, но и получил обратно часть имения, которая прежде была отнята у него. При этом решении суда он не в силах был выдержать своей радости, упал в обморок, и жизнь его находилась в опасности. Его жена, которая долгое время со слезами и страхом ожидала о нём известия, в тот же самый час ощутила неизъяснимое чувство счастья. Слёзы её остановились, сердце билось необыкновенно; в ней происходило столь чрезвычайное движение, что она обнимала детей и с воодушевлением говорила:

– Бог услышал молитвы наши, любезные дети! И странное движение, ощущаемое мной, заставляет меня предчувствовать что-то счастливое. Будем надеяться!

Через три дня Густав Б. был в её объятиях, и счастливое семейство предавалось чувствам живейшей радости.

5. Один моряк и военнопленный, который три года томился в английских понтонах, нашёл как-то случай убежать. Достигнув пределов своего отечества, он вскричал:

– Приветствую тебя, прекрасная Франция! Я опять увижу мою жену и детей моих!

Он побежал изо всех сил, чтоб увидеть поскорее свою деревню, находившуюся на морском берегу в трёх милях от того места, где он вышел на землю.

Жена его в ту самую минуту, как она, высаживался из судна, кормила младшего из детей. Долгое время проводила она в печали и в слезах, вдруг напал на неё конвульсивный смех, которого она никак, не могла преодолеть. От сильного чувства необыкновенной радости, она пришла в бессознательное состояние, но всё продолжала хохотать.

Соседка, бывшая с нею и испуганная таким бурным проявлением восторга, позвала деревенского лекаря. После напрасных попыток унять этот судорожный смех, тот подумал, что она сошла с ума... Вдруг вошёл моряк, бросился на шею своей жены, и смех в то же мгновение превратился в потоки радостных слёз. (См. соч. д-ра Дебэ: «Тайны сна и магнетизма», М. 1866 г., стр. 309–313).

Как тип явлений этого рода, – пишет А. Н. Аксаков, – я приведу здесь следующий случай, сообщённый мне из первых рук – моей давнишней знакомой В. И. Прибытковой, в правдивости слов которой я не имею ни малейшего сомнения. Вот её рассказ, переданный мне письменно:

1. «В 1860 году, я проводила лето в селе Белая Колпь (московской губернии), принадлежащем князю А. В. Шаховскому. Мать его, княгиня С. Г. Шаховская, имела обыкновение лечить гомеопатией приходивших к ней больных крестьян соседних деревень. Однажды к ней привели больную девушку; недоумевая, какое дать ей лекарство, княгиня вздумала спросить через столик совета у Ганемана, против чего я сильно восставала, утверждая, что нельзя рисковать лечить больную со слов какого-то неведомого существа. Однако меня усадили за столик вместе с воспитанницей Шаховских, Н. Я. Ковалёвой (я в то время гомеопатии не верила и была такого мнения, что серьёзно больную девушку надо послать в город к доктору). Несмотря на моё внутреннее сопротивление – орудовать руками я себе не позволяла – выстукалось ножкой имя Ганемана, что очень меня раздосадовало, и я стала сильно желать, чтобы он отказался дать совет. Первая фраза была, что он совета дать не может. Тогда в свою очередь рассердилась княгиня, сказала, что я мешаю, и удалила меня из-за стола. Кто заменил меня, сама ли княгиня или кто другой, не помню. Я же села к окну, аршинах в двух или трёх от столика, и напрягала всю мою волю на то, чтобы выстукалась тут же задуманная мною фраза, которую я, понятно, никому не сообщила. На вопрос княгини по моему удалению: «почему Ганеман не может дать совета?» столик выстукал: «потому что я, как врач, рехнулся с той поры, как выдумал гомеопатию» (фраза была задумана и выстукана по-французски: «parce que je suis devenu fou comme mèdecin, depuis que j’ai inventé l’homéopathie»). Я диктовала эту фразу, сосредоточивая мои мысли и волю на каждой очередной букве; помню, что не произошло ни одной ошибки, столик определённо останавливался на каждой требуемой букве. Но только что кончилась диктовка, у меня сильно разболелась голова¹⁵⁴.

Здесь мы имеем положительное доказательство, что одно из самых обыкновенных явлений спиритизма – выражающееся в движения стола – может быть вызвано умственным влиянием живого человека, на расстоянии, ибо оно было вызвано его внешним сознанием, т. е. совершенно сознательно, в состоянии нормальном; между тем, как обыкновенно эти явления вызываются действием внутреннего сознания, о котором сознание внешнее не имеет понятия.

Теперь я приведу несколько случаев сообщений от лиц живых, сделанных ими во время своего сна. Начну с факта, полученного мной также из первых рук, от нашего известного писателя Вс. С. Соловьёва, и также переданного мне письменно. Вот его рассказ:

2. «Это было в самом начале 1882 г. Перед этим я испытывал в течение нескольких месяцев странную потребность брать в левую руку карандаш и писать. Всегда писалось справа налево, так что можно было читать только на свете или в зеркало. Писалось обыкновенно чрезвычайно быстро и красивым почерком. Как то очень поздно вечером, часов около двух, я с близкими мне людьми засиделся в разговоре и вдруг почувствовал потребность писать. Я взял карандаш, попросив одну мою приятельницу, г-жу П., взять карандаш вместе со мной. Таким образом, мы стали писать вдвоём, У нас вышло! «Вера». Мы спросили: что такое «Вера?»; Тогда написалась фамилия одной моей молодой родственницы, с семейством которой, после продолжительного перерыва, я возобновил родственные отношения. Мы ещё более удивились и спросили: та ли это В. М.? Ответ получился: «да, я сплю, но я здесь и пришла сказать, что мы завтра увидимся; в три часа в Летнем саду». Тогда я бросил карандаш, и мы расстались. На другой день около часа ко мне пришёл А. Н. М-ов и, просидев у меня до двух с половиной часов, стал собираться уходить. Так как в тот день я ещё не выходил на воздух, то и вызвался провожать его. Мы вышли вместе и продолжали разговаривать. Я машинально шёл туда, куда он шёл. Жил я тогда на углу Спасской и Знаменской. Шли мы по Спасской, по Пантелеймоновской, через цепной мост. Тут он посмотрел на часы и сказал, что ему пора, что он должен, взять извозчика. Я простился с ним и опять-таки машинально вошёл в открытые ворота Летнего сада. Обыкновенно я в Летнем саду никогда зимой не гулял. Нужно сказать, что я совершенно забыл о вчерашнем писании. Первое, что случилось, когда я вошёл в Летний сад, это, что я лицом к лицу столкнулся с В. М. и её компаньонкой. В. М., увидев меня, была, видимо, очень смущена и совсем растерялась. Я тоже, ибо вспомнил вчерашнее; мы молча пожали друг другу руки и быстро разошлись. Вечером я к ним отправился, и её мать сказала мне, что В. большая фантазёрка, что когда она вернулась из Летнего сада, то находилась в возбуждённом состоянии, и как о чуде каком объявила, что меня встретила, что она видела меня во сне, будто была у меня, и сказала мне, что встретит меня в три часа в Летнем саду. Через несколько дней повторилась подобная же история, при таких же обстоятельствах. Моя рука написала «В.», и затем было объявлено, что на следующий день В. приедет к нам в два часа. В два часа на следующий день она, действительно, была с матерью у нас. После этих двух случаев ничего подобного не повторялось».

Явления этого рода рассеяны тут и там в литературе; так например, мы находим в статье проф. Перти; «Новое исследование в области мистических фактов», напечатанной в «Ps. Studien» 1879 г. (стр. 295), следующий случай:

3. «В 1858 году, вечером 20 июля молодая девушка София Свобода, вместе со своим семейством, сидела за столом, вполне спокойная и довольная, и только немного уставшая от дневных занятий, по случаю предстоявшего на другой день какого-то семейного празднества; но вдруг она вспомнила, что не сделала перевода с французского на немецкий язык, совсем забыв про него, а её учительница В. должна прийти на урок к ней завтра, рано утром. Что делать? приняться за работу сейчас же – поздно, уже одиннадцатый час; к тому же ей сейчас трудно работать, она так устала. Задумавшись об этом, сильно смущённая и озабоченная, София уходит от своих в соседнюю комнату и садится там одна, в углу, всё думая о столь неприятной для неё небрежности по отношению к занятиям с любимой ею учительницей. Но вот София, нисколько сама тому не удивляясь, стоит перед своею учительницей г-жой В. и говорит с нею, шутливо объясняя и свою досаду, и своё горе, и причину всего этого. Затем видение исчезает так же быстро, как и появилось; а София, успокоенная, возвращается к своим и рассказывает им то, что случилось. На следующее утро приходит г-жа В. и, едва поздоровавшись, говорит, что ей известно уже о том, что урок, заданный ею Софии, не приготовлен. В присутствии её матери учительница рассказывает следующее; «вчера вечером, часу в одиннадцатом, я взяла карандаш для автоматической беседы со своим покойным мужем, который часто разговаривает со мной таким образом; но на этот раз, вместо желаемого и ожидаемого имени, мой карандаш стал писать по-немецки и почерком, в котором я узнала почерк Софии; карандаш написал несколько шутливых выражений неудовольствия на себя и досады по поводу не сделанного, по забывчивости, перевода». Г-жа В. показала и бумагу, на которой написались эти выражения, и София убедилась в том, что как почерк её собственный, так и фразы-те самые, которыми она вчера в своём видении говорила с учительницей. София удостоверяет, что г-жа В. – личность высокоправдивая, нисколько неспособная на обман».

4. В сочинении баронессы Адельмы фон Фай «Studien über die Geisterwelt» находим главу: «Медиумические сообщения духа живого человека» (стр. 327 и след.). Сообщения исходили от двоюродного брата баронессы, графа В., находившегося в сражении при Кенигсгреце; на другой день после сражения он сообщил ей во время своего сна, что он остался жив, что и оказалось верным, несмотря на то, что имя его появилось в списке убитых.

5. Г. Томас Эверитт, пользующийся среди лондонских спиритуалистов безупречной репутацией, и жена которого хороший медиум, в записи, прочитанной им перед британской ассоциацией спиритуалистов в ноябре 1875 года, под заглавием: «Доказательства двойственной природы человека», между прочим говорит:

«Для спиритуалистов не редкость получать сообщения от лиц, находящихся ещё в живых. Подобные случаи часто происходили у нас дома и в особенности бывало это при нашем первом знакомстве со спиритизмом. Сообщения эти (стуками или письмом) по своему характеру и складу речи вполне соответствовали личностям, которые себя заявляли этим путём. Так, один наш приятель, сам обладавший медиумическими способностями, часто беседовал с нами через мою жену, давая нам сообщения, вполне соответствующие его личности. В письмах своих он часто справлялся, верны ли были те сообщения, которые он, в свою очередь, получал от г-жи Эверитт во время её сна; нередко бывало, что сообщения, полученные нами от него, а им от жены моей и передававшиеся стуками, письмом, или медиумической речью, оказывались совершенно верными». Далее Эверитт рассказывает все подробности, как на одном сеансе он получил сообщение рукой жены своей от своего приятеля Мирса (также медиума) месяц спустя после его отъезда в Новую Зеландию¹⁵⁵.

6. Известная английская писательница Флоренс Марриэт рассказывает о следующем факте сообщения, полученного ею от одного лица во время его сна:

«Несколько лет тому назад я была хорошо знакома с одним господином, который ещё до нашей первой встречи лишился нежно любимой сестры. Он часто говорил мне о ней, и я узнала все подробности её жизни и смерти. Обстоятельства разлучили нас, и в продолжение одиннадцати лет я не имела никаких сношений с моим знакомым. И вот, однажды я сидела за столом для медиумического сообщения от одной известной мне личности, как вдруг выстукалось имя сестры моего приятеля – это была её первая попытка войти со мной в сношение. Между нами произошёл следующий разговор; – «Чего вы желаете от меня, Эмили»? – Я пришла, чтобы сказать вам, что мой брат находится в Англии и очень бы желал повидаться с вами. Напишите ему, адресуя в клуб города С., и укажите ему, где бы он мог увидать вас. – «Это было бы для меня трудно, Эмили. Уже много времени как мы не видались, и, быть может, он не пожелал бы возобновить знакомство». – Нет, он желает, он часто думает о вас. Напишите ему. – «Я должна иметь сперва доказательство, что он этого действительно желает». – Он сам вам скажет таким же способом. Садитесь опять в двенадцать часов. Он будет тогда спать, и я приведу дух его сюда¹⁵⁶».

«Согласно сему в двенадцать часов я села опять. Эмили явилась снова и сказала: – Я привела своего брата, он здесь, спрашивайте его сами. – Я спросила: – «Правду ли говорит Эмили, утверждая, что вы желаете видеть меня?» – Да, принесите карандаш и бумагу. – Когда я исполнила его требование, он продолжал: – Напишите, что я вам буду диктовать. – И мной было написано следующее: – Правда, много лет прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз; но годы, как они ни долги, не могут уничтожить воспоминания о прошедшем. Никогда я не переставал думать о вас и молиться за вас. – Немного погодя он добавил: – Сохраните этот листок и напишите мне, адресуя в клуб города С. – Я настолько не доверяю своему собственному медиумизму, что десять дней прошло прежде, чем я решилась написать к своему приятелю, о нахождении которого в Англии и адресе я до этого никогда не слыхала. Со следующей же почтой, однако, я получила ответ, и он содержал те самые слова, которые за десять дней до этого были мне продиктованы.

«Может ли наука объяснить, каким образом слова, написанные 5 декабря в Лондоне, были перенесены естественным путём на мозг живого человека, на расстоянии 40 английских миль, а 15 числа того же месяца в точности повторены им в своём письме? И то были факты ещё не совершившиеся, но имеющие совершиться десять дней спустя».

7. Случалось, что сообщения от живых получались и через уста говорившего в трансе медиума. Положительное свидетельство о факте такого рода мы находим у судьи Эдмонса, который в своих Spiritual tracts, в специальной главе «О медиумических сообщениях с живыми», говорит: «Однажды, когда я был в Роксбюри, ко мне явился через дочь мою Лауру, как медиума, дух человека, с которым я когда-то был очень хорошо знаком, но не видал его пятнадцать лет. Это был человек с очень своеобразным характером, столь резко отличавшимся своею оригинальностью от всех, кого я когда-либо знал, что ошибиться в его личности не было возможности. Я вовсе о нём не думал тогда, а медиум вовсе не знал его. Он проявился не только со всеми особенностями свойственного ему характера, но и говорил о предметах, известных только мне и ему. Я так и порешил, что он умер, а впоследствии был немало удивлён, узнав, что он ещё жив. Я не могу теперь входить во все подробности нашей беседы, длившейся более часа. Я был уверен, что я не обманывался, и что это было точно такое же спиритическое явление, как и многие другие, которых я бывал свидетелем или о которых слыхал от других. Но как же могло это происходить – вот вопрос, долго занимавший меня. Впоследствии я был свидетелем многих подобных явлений».

8. Из русских случаев сообщений, полученных медиумически от людей живых во время их сна, можно привести следующий, напечатанный в «Ребусе» 1884 г. стр. 57:

«На одном из сеансов говоривший с нами назвался сыном нашей соседки-помещицы, живущей от нас в 8 вёрстах. Молодой человек этот, от имени которого вёлся разговор, состоит на службе в одной из южных губерний. Утром в день сеанса один из нас видел его мать, и о приезде его не было и речи, а, между тем, беседуя с нами, он заявил, что два часа тому назад приехал в имение. На вопрос же наш, каким путём он может разговаривать с нами, ответил: «я сплю».

«Заинтересованные этой, как нам казалось, мистификацией, двое из нас рано утром поехали к соседке. Приезжего мы нашли ещё в постели и узнали от него, что он неожиданно по делам службы едет в Петербург, а по дороге заехал на одни сутки к матери; накануне же вечером, утомлённый дорогой, вскоре по приезде, лёг спать».

9. Из случаев такого рода известен ещё один: г-жа С. передавала мне, что однажды на домашнем сеансе, на котором присутствовали только её сестра и мать, в то время как получались её рукой обычные сообщения, карандаш, которым она писала, вдруг остановился, и после минутной паузы начал писать порывисто и совершенно другим почерком. Было написано всего несколько слов, довольно мелко, их тотчас не прочитали, но написавшаяся вслед за тем подпись двумя крупными буквами была немедленно узнана и всех поразила. То была подпись родного брата медиума, находившегося в Ташкенте. Первая мысль была, что он умер и пришёл известить об этом. Стали разбирать написанное и прочитали: «я скоро приеду». Это очень удивило всех домашних, тем более что незадолго до этого случая было получено от него письмо, в котором он извещал, что надеется приехать сюда курьером, но не скоро, ибо, состоя на очереди шестнадцатым, не может выехать ранее года. Был замечен день и час этого странного сообщения; это было 11 мая 1882 г., в 7 часов вечера. Оно тогда же было показано многим знакомым г. К. В начале июня брат медиума, действительно, приехал. Ему показали необычайное извещение, на основании которого его почти что ожидали. Он сейчас признал свою подпись и пояснил, что в этот самый день он пустился в путь; по вычислению разницы часов оказалось, что в то время, когда получилось это сообщение, он крепко заснул в тарантасе, а перед этим всё время думал о своих домашних и о том сюрпризе, который доставит им своим приездом. Я видел подлинник этого сообщения и сличал его подпись с подписью г. К.; сходство было несомненное.

Задолго до спиритизма возможность умственного сверхчувственного общения между людьми была доказана фактами животного магнетизма. Находясь в 1870 г. в Париже, я имел возможность, благодаря г. Донато и его прекрасному субъекту, произвести такого рода опыт передачи мысли, какой, сколько мне известно, ещё никогда не был проделан; он удался вполне. Отчёт о нём напечатан в журнале la Revue Magnetique, от 16 февраля 1879 г. Г. Охорович в своём капитальном труде «De la suggéstion mentale» (о мысленном внушении), Paris, 1887 г., сделал мне честь привести этот опыт целиком. Русский перевод помещён в «Ребусе» 1883 г., стр. 286. В этом же году начались опыты Лондонского Общества психических исследований над передачей мысли, и они установили этот факт неоспоримо; опыты проф. Рише и некоторых других французских учёных подтвердили тот же факт иными способами (см. Revue Philosophique).

Таким образом, факты, здесь упомянутые, представляют только другой вид явления умственного общения; они нам доказывают, что действительно некоторые обыкновенные явления – сообщения столом, письмом и словом могут быть приписаны причине, вне медиума находящейся, и что эту причину можно искать в сознательном или бессознательном действии живого человека, находящегося иногда даже вне кружка. Эти факты драгоценны, ибо мы можем тут связать причину со следствием путём непосредственного наблюдения (См. соч. А. Н. Аксакова: «Анимизм и спиритизм» ч. 2, СПб, 1893 г., стр. 580–601).

Журнал «Psychische Studien» поставил себе главной задачей – исследование мало знакомых явлений душевной жизни. Всем этим явлениям дают одно имя: мистических, т. е. непостижимо таинственных. У всех явлений этого рода – одно общее начало: магические силы духа; поэтому, как бы ни были разнообразны явления, все они родственны между собой; все мистические явления связаны друг с другом одним общим началом. Рассмотрим факты, обнаруживающие способность видеть и действовать вне тела, – одним словом, факты раздвоения личности.

1. Однажды, в августе 1853 года, молодая девушка София Свобода¹⁵⁷ (ей было тогда лет 20), страдая сильной головной болью, прилегла после обеда на диван, в комнате своей матери, и заснула. И вот ей кажется, что в то время, как мать осторожно вышла из комнаты, она проснулась. Проснувшись, София чувствует себя совсем хорошо, ни тяжести в голове, ни боли нет; она быстро встаёт, желая поскорее догнать мать и сказать ей о такой благоприятной перемене в своём здоровье. София находит мать уже в третьей комнате, сидящей за вязаньем против отца, который читает ей книгу «Мистические ночи Бонавентуры». София стала возле родителей, выжидая приостановки в чтении, чтобы заговорить с ними; но родители как бы не замечали её присутствия, хотя оба часто поднимали головы и глаза, перерывая чтение разговором друг с другом о прочитанном. Очень удивлённая их невниманием к ней, София отошла в сторону и стала в оконной нише, слушая их чтение. Но скоро мать поднялась с места, говоря: «беспокоит меня нездоровье Софии, пойду взглянуть на неё». Тогда София быстро вышла из ниши и подошла к матери, думая сейчас же успокоить её; но мать на неё и не взглянула, продолжая торопливо идти к той комнате, где она оставила Софию, и дверь которой была затворена. Чтобы мать, наконец, её заметила, София задумала опередить её и, став у этой двери лицом к ней, встретить её там поцелуем; но и тут тревога матери нисколько не рассеялась. С тем же беспокойством вошла она быстро в комнату в ту минуту, когда туда же входила из другой двери сестра Софии – Тереза. София слышит грустный голос и тоскливое восклицание матери: «как она бледна!», и обращает свой взгляд в ту сторону, куда направлены глаза матери. В крайнем изумлении она видит там, на диване, саму себя, лежащую с закрытыми глазами и с лицом мертвенно бледным. Видит София и то, как мать и сестра, в сильнейшей тревоге, наклонились над нею и зовут её по имени. Необходимо, однако, чтоб они, наконец, увидали её, и вот – она подходит к ним и к дивану совсем близко, так что касается его, но в то же мгновение ощущает как бы толчок, которым её точно бросило на диван. Она открывает глаза, тяжело и с трудом поднимая веки, и при помощи матери и сестры поднимается со своего ложа; несколько времени как бы отдыхает, приходя в себя и собираясь с мыслями. Вполне оправившись, София рассказывает своим родителям обо всём, только что ею испытанном. Родители – вне себя от изумления, когда слышат, как дочь повторяет им не только то, что они читали, но и что при этом высказывали друг другу, повторяет иное из их разговора буквально теми же самыми словами, а между тем для матери – вне всякого сомнения и то, что дочь всё это время спала на диване, в её комнате, с затворённой дверью, притом отделённой от той, где она с отцом читали, двумя другими комнатами. О возможности – отнести всё это явление к области сновидений – не может быть и речи; но я именно думаю, что, во время своего глубокого сна, дочь, духом, вполне реально была со своими родителями, для которых дух дочери оставался, конечно, невидим. Но в 1856 году, 6 ноября, с той же личностью произошло явление обратное: брат Софии – Даниил видел её в Вирюбау в то время, когда она, заболев в Вене лежала там у себя в постели, и, казалось, заснула глубоким сном.

2. В 1858 году, 9 апреля, за три дня до смерти горячо любимой ею матери, врач объявил Софии, что её дорогая больная безнадёжна и проживёт не более нескольких дней. София села у постели уснувшей больной и, в своём горе, думала о своём брате Данииле. Этот брат находился тогда на месте своего служения, на станции Леттовицы, в Моравии. Думая о Данииле, София живо представила его себе мысленно и невольно сказала, полушёпотом, как бы обращаясь к брату: «о, Даниил, наша милая, дорогая мать умирает!». Через несколько дней Даниил известил её, что в тот самый день и час ему пришлось идти по железнодорожному полотну к Брюссау, и он вдруг услыхал голос Софии, который шёпотом, но весьма явственно, выражая глубокое горе, произнёс эти самые слова.

В последних числах июля того же года София приехала к Даниилу погостить и провела у него на станции Трибицы, в Моравии, недели две. Она получила приглашение от семейства начальника, станции Леттовицы, в Моравии же, приехать к ним и погостить у них хоть несколько дней. Уезжая от Даниила 8 августа, София решила остаться в Леттовицах до 13-го или 14-го, и потом уже ехать домой, в Вену. Уговорившись таким образом, брат и сестра расстались. Но, когда София уже уехала в Леттовицы, ей так неудержимо захотелось быть скорее у своих, в Вене, что она передумала и решила выехать из Леттовиц в Вену на следующее же утро. Это решение Софии не изменилось и в Леттовицах, где, обрадовавшись ей, всячески старались удержать её долее. Как ни радушен был приём, ей оказанный, как ни привлекательно было общество её приятельниц, молодых девушек, дочерей хозяина, желание скорейшего свидания с родными оказалось сильнее, и утром следующего дня, т. е. 9 августа, София выехала из Леттовиц в Вену. Таким образом, уговор её с братом Даниилом ею нарушен, и она оказалась едущей в Вену гораздо раньше того срока, о котором он знал. В 7-м часу вечера поезд, с которым ехала София, миновав станцию Флоридсдорф, подходил к мосту через Дунай и, вдруг неожиданно для всех, на самом мосту остановился; раздались восклицания испуганных пассажиров, звавших кондукторов для объяснения остановки; кондукторы, с бледными лицами, сообщали, что локомотив, вследствие какой-то порчи в колёсах, сошёл с рельсов, так что необходимо телеграфировать в Вену о высылке на место происшествия другого локомотива. Все начали выходить из вагонов, вышла и София, и направилась вперёд по мосту; подойдя к локомотиву, она остановилась, как вкопанная, от охватившего её ужаса: она увидала, что сошедший с рельсов локомотив стоял на мосту у самого края, не имевшего в этом месте даже и перил; до края оставалось расстояние не более фута, так что – опоздай машинист хоть на секунду заметить опасность – он не смог бы уже во время остановить движение поезда, и локомотив неминуемо увлёк бы за собой поезд в волны Дуная. Все подошедшие сюда пассажиры стояли, глубоко потрясённые зрелищем; а у Софии сейчас же мысли обратились к брату Даниилу, который, конечно, в эту минуту не беспокоится о ней: он считает её в Леттовицах, стало быть, не может иметь ни малейшего предчувствия об ожидавшей её какой-либо опасности. И вот – в то время, как она вся была погружена в мысль о брате, а её глаза смотрели на пенящиеся волны Дуная, с ней вдруг происходит следующее: она у брата, на платформе на его станции Трибицы, и видит Даниила, тревожно шагающего из конца в конец по платформе; она чувствует, что его беспокойная ходьба происходит от глубокого волнения, что заботит его она, волнует предчувствие какой-то опасности с нею, так что он не может совладать со своим беспокойством. Голоса кондукторов, извещавших, что локомотив прибыл из Вены, и приглашавших садиться, привели её в себя. А на другой день, уже в Вене, брат Софии – Антон получает письмо от Даниила, с просьбой, как можно скорее успокоить его известием о Софии. В этом письме Даниил уведомляет Антона, что, вопреки решению Софии прожить несколько дней в Леттовицах, где она и должна теперь находиться, он не может отделаться от уверенности в том, что сестра уже в Вене. К этому Даниил прибавляет, что вчера, в седьмом часу пополудни, он подвергся внезапно возникшей в нём мучительной тревоге: ему стало казаться, что Софии, на пути в Вену, грозит в это время смертельная опасность; внезапное беспокойство его было так велико, что он не мог продолжать своего занятия по службе, всё бросил, вышел на платформу и до тех пор шагал по ней из конца в конец, пока почувствовал себя несколько спокойнее; вследствие чего он ждёт – не дождётся известий о том, что такое было с Софией вчера в седьмом часу. «Таким образом, – добавляет сама София, – между мной и моим братом, кроме телеграфной проволоки, есть ещё какая-то, совсем особенная, по которой моя душевная тревога моментально передаётся его сознанию, хотя и не с той обстоятельностью, как передал бы её телеграф».

Этот, случай обнаруживает симпатическое сродство двух личностей, очень близких друг другу, соединённое в одной из них, именно в Софии, со способностью видения на расстоянии.

3. Чрезвычайно поучителен ещё один случай, к которому я сейчас и перейду. В нём наблюдается интересная комбинация такого рода: дух переносится через пространство в иную местность и обстановку и действует в ней через находящегося там медиума¹⁵⁸. Конечно, этот случай поучителен только при условии его несомненной достоверности, в которой я вполне убеждён на основании полученных мной точных документов. В Троицын день, 21 мая 1866 года, София, жившая тогда в Вене, провела всё утро на Пратере на сельскохозяйственной выставке; вернулась она домой усталая и с головной болью; наскоро чего-то закусив, она отказалась от обеда и ушла спать в свою комнату, думая таким образом и отдохнуть, и получить облегчение от головной боли. Легла она около трёх часов пополудни, и вот, ещё не заснув, она почувствовала себя сегодня особенно способной, к так называемому раздвоению, «т. е. способной, оставив своё тело, нисколько от него не зависеть». Устало сомкнулись её веки, и сейчас же вслед за тем София увидала себя в известной ей комнате, принадлежащей известной ей личности. Увидев в комнате эту личность, София пожелала сделать себя ей видимой, но это не удалось. Тогда София возвращается в свою комнату и, чувствуя в себе ещё достаточно силы, она задумывает посетить тестя брата Антона, г-на Стратиль, зная, что этим доставит ему большое удовольствие. С быстротой мысли, ощущая в себе полную свободу передвижения, лишь мимолётно взглянув вниз на Вену и её горы, она перенеслась в красивую местность, окружающую Медлинг, и очутилась в отлично ей известном кабинете г-на Стратиль, где увидала его самого и ещё другое тоже хорошо ей знакомое и очень уважаемое ею лицо – г-на Густава В., и остановилась возле них. Тут ей пришло желание дать г-ну В. осязательное доказательство независимой деятельности духа, в возможности которой, как ей было известно, он постоянно сомневался. Возбуждённая и приятно настроенная быстротой своего полёта, София чувствовала себя отлично, ничто её не беспокоило и не угнетало. (Считаю не лишним сравнить её блаженное состояние с испытываемым обыкновенно в магнетическом сне, когда тоже является сознание особенной лёгкости, независимости и полного отсутствия болевых ощущений). Весёлое настроение Софии выразилось в шуточном тоне её беседы с г. В., к которому она прямо обратилась, и продолжала с ним разговаривать, как вдруг в Вене, в детской её маленьких племянников и племянниц, бывшей рядом с её спальней, раздаётся громкий крик одного из детей и внезапно пробуждает Софию. С очень тяжёлым ощущением досады и недовольства открывает она глаза на постели в своей комнате в Вене и не может уже припомнить подробности своего разговора в Медлинге, так некстати прерванного детским криком. К счастью, г. В., во время беседы, вёл протокол всего говорившегося, а протокол этот г. Стратиль присоединил к коллекции получаемых и сохраняемых им духовных сообщений. (Следовательно, беседа Софии велась тем же способом и вызвала у собеседников тот же приём, какой употребляют спиритуалисты, когда дух пишет рукой медиума). Сведения, сообщаемые ниже, взяты из упомянутого протокола.

4. В числе друзей Софии была г-жа N. и дочь её Ирма, прекрасная пианистка. В игре Ирмы было столько чувства, что София всегда с восхищением её слушала. В 1869 году, в один зимний вечер, София сидела у г-жи N., рядом с ней на диване, а Ирма, в другом конце комнаты, играла, на рояле Баховское «Fruhlingberwachen». София, занимавшаяся рукоделием, оставила работу, прислонилась к спинке дивана и закрыла глаза, чтобы сосредоточеннее насладиться музыкой. И вот тотчас же появилось у неё ощущение свободы от земной оболочки и почувствовалось, что всё вокруг неё становилось светлее. Она поднялась со своего места (конечно, в духе) и подошла к играющей Ирме; но вдруг её потревожило движение г-жи N., которая, посмотрев на неё с большим удивлением, сейчас же вслед за тем оглянулась направо от себя, на то место дивана, где сидела возле неё София. Тогда и эта последняя взглянула туда же, и увидала себя прислонившейся к спинке дивана с закрытыми глазами. София поспешно вернулась в своё тело и быстро открыла глаза, желая поскорее избавить от тревоги любимую ею, как мать, г-жу N., которая тут же рассказала ей, как она сейчас только видела её, стоявшую возле Ирмы у рояля, и к великому своему изумлению, взглянув около себя на диван, увидала её же, сидящей тут рядом с собой, а потом стоявшая у рояля София исчезла в ту минуту, как сидевшая на диване открыла глаза. Ирма, вполне поглощённая игрой, не видела ничего из случившегося. (Раздвоение личности или присутствие её одновременно в двух местах с присоединением к этому видения самой себя!).

5. 1 июня 1869 года Ирме понадобилось уехать из Вены к одной больной приятельнице, которая находилась на водах милях в сорока от Вены. В то же утро София решила, что около полудня она пойдёт навестить мать Ирмы, г-жу N., которая, вероятно, чувствует себя особенно тоскливо в эти первые часы своего одиночества. Но к полудню у Софии так невыносимо разболелась голова, что ей пришлось лечь в постель, и она сказала себе, что, полежав, пойдёт к г-же N. в три часа. Головная боль, однако, к трём часам не утихла, и София идти не могла, но, к великому своему огорчению, осталась в постели. Вскоре впадает она в полусонное состояние, в котором ей кажется, что она – в доме г-жи N. и идёт из залы в её спальню; и, остановившись в дверях её, видит в ней г-жу N., сидящей, наклонившей голову над рукоделием и прилежно работающей. Самой же Софии, стоя в дверях, приходит в голову, что она присутствует здесь только духом – ведь она же лежит в постели, и что поэтому никак не должна видимо проявлять себя г-же N,, но что ей следует, ничем себя не выдавая, вернуться скорее домой. В это мгновение г-жа N. поднимает голову и изумлённо взглядывает на неё с восклицанием: «Fieles!» – имя, данное Софии г-жой N., которым она всегда её приветствовала. Это восклицание пробуждает Софию, и, проснувшись, она видит себя в своей комнате, на своей постели. Через день после этого София отправилась к г-же N. В передней встречает её горничная словами: барыня уверена, что вы, барышня, были у нас третьего дня. Потом и сама г-жа N. сообщает Софии, что третьего дня, в три часа, она видела её у дверей своей спальни и даже окликнула её словами: «Fieles, ты это?» – при которых София и исчезла.

Бо́льшая часть явлений, подобных только что описанному, происходит во время сомнамбулического или обыкновенного сна, а сознанию действующих лиц представляется как бы сновидением. Случается это и преднамеренно, с участием их воли, и непроизвольно, непосредственно вытекая в таком случае из законов той магической способности, которая проявляется у личности внезапно, без её ведома и вне её власти. Августа Мюллер, (Мистические явления, т. I, 282), сомнамбула в Карлсруэ, могла переноситься в иные местности, например, к любимому брату в Вену; она выражалась об этот так: «я направляю на него дух свой». Однажды посетила она в духе город Фрейбург и увидала там, умершим, тестя г-на Б., на чьи вопросы она в этот раз отвечала. Она имела также способность действовать в другом месте. Ту же возможность имели: Гауффе, ясновидящая из Преворста, Тереза фон Б., Визерманн и некоторые другие. (См. «Мистические явления, т. II», 122 ff). Особенно выдающийся пример такого рода сообщён Юнгом Штиллингом на стр. 123. В «Blicken in das verborgene Leben des Menschengeists» (стр. 137), рассказывается о некоей La Cadière, которая пришла ночью духом в монастырь к монахиням, известив их днём о своём ночном посещении. Эмма, сомнамбула Haddock’a, имела точно также способность переноситься в другие места, и приносимые ею оттуда известия оказывались верными («Мистические явления» I, 231–2), Сомнамбула Вернера сказала однажды: когда моя душа оставляет тело, поле зрения у неё значительно расширяется, но она пребывает преимущественно там, где действует, познаёт, или чувствует; всё это только три различные названия одного и того же состояния. («Мистические явления» I. 234).

Люди разнообразно ощущают магическую деятельность своего духа: одни уверены, что находились в это время в бодрственном состоянии и действовали вполне сознательно и по своей собственной воле; другие же считают свою магическую деятельность за сновидение. Книга «Der jetzige Spiritualismus und verwandte Erfahrungen der Vergangenheit und Gegenwart» (Leipzig 1877) приводит много случаев явлений живых людей и их действий на расстоянии.

6. Одна англичанка писала мне из Лондона от 21 марта 1878 года: «Научившись этому впервые от г-жи Блаватской в Америке, я могу уже, после некоторого упражнения, преднамеренно являться во время сна лицам, имеющим дар духовидения, могу говорить с ними громко и вполне для них понятно и потом исчезнуть. Пока мне удалось это раз шесть или семь. Один раз я верно спела латинский гимн, точно так, как он исполняется за католической мессой. Мой друг – католик, мне же вполне чужды и месса, и латынь. Может быть, я слышала когда-нибудь этот гимн, но спеть его, в моём обычном состоянии, я решительно не могла бы». Она думает, – и вполне основательно – что мы далеко ещё не знаем всех сил нашего собственного существа, и что – во многих случаях, нет никакой надобности объяснять их действием через нас чужого духа, а не нашего собственного, хотя есть и такие случаи, где нужно признать другое объяснение. «Однажды – говорит она далее – один мой хороший знакомый объявил мне, что сегодня он не придёт на вечернее заседание нашего комитета. В половине заседания он, однако же, вдруг появляется. Очень удивлённая этим, я спрашиваю его после заседания: «почему вы так неожиданно пришли, когда решили не приходить?» Он ответил: «почему? потому что вы меня вызвали. После чаю, я закурил трубку и только что принялся за свою работу, вдруг вы являетесь в моей комнате и говорите, озабоченно на меня глядя: – «доктор! идите к нам, сегодня говорит в заседании антипатичный мне г-н М. и я просто выносить его не могу». Затем вы исчезли». – Но в это время, – продолжает моя корреспондентка, – я была занята делом и, конечно, не спала. Легко могло статься, что я мысленно обращалась к доктору в таких точно выражениях, но вовсе не сосредоточивалась на этих мыслях. Эта возможность проявлять себя другим – не есть ли, однако, страшное и опасное оружие?».

7. Другая дама, личность мне близкая, несколько лет тому назад прислала мне письмо со следующим рассказом: «В 1866 году 8 сентября утро было чудесное, и мы решили им воспользоваться для предстоявшей нам поездки всей семьёй. Мы уговорились, что двое старших детей отправятся по железной дороге с отцом из его конторы, двое младших оставались при мне, и я должна была выехать с ними из дома, как успею. Мой старший мальчик, которому было тогда 12 лет, пришёл за старшей сестрой, чтобы проводить её к отцу в контору. Я ждала только его прихода и сейчас же отправилась с маленькими на поезд. Старшую дочь, имевшую тогда 17 лет, несколько задержало какое-то домашнее дело, и брат, поджидая её, стоял в длинном коридоре нашей квартиры, в который выходило семь дверей от наших различных комнат. Этот сын мой был сильный, здоровый мальчик, без малейшей наклонности к суеверию, – натура практическая и вовсе не мечтательная. В ту минуту, когда сестра, совсем готовая, вышла из своей комнаты к нему в коридор, он вдруг судорожно ухватился за неё и, толкая её назад к двери, проговорил сдавленным голосом: «смотри, смотри туда!» Лицо его выражало ужас, от которого волосы становятся дыбом; глаза его были прикованы к той из дверей, которая вела в мою спальню. С полминуты он оставался в оцепенении. Потом вдруг испустил крик дикого ужаса и бросился бежать, как безумный, зажав рукой глаза и неистово махая своей палкой вокруг себя. Так пробежал он по коридору, мимо моей двери, к выходу, а там разразился припадком истерического плача. И, наконец, его напуганная, растерявшаяся, но не видевшая ничего особенного сестра услыхала от него, в чём было дело. Он видел женскую фигуру, странно, как бы по ночному, одетую и с распущенными волосами, производившую впечатление вытащенной из воды; эта фигура высунулась всей верхней частью своего тела из двери моей спальни, поглядела ему в лицо пристально и скорбно, и тогда, к невыразимому ужасу, он узнал в ней свою мать, т. е. меня, которая, за несколько минут до того – он сам это видел – ушла из дома. Я же, промешкав дома в ожидании, чтоб он пришёл за сестрой, опоздала на утренний поезд, но домой всё-таки не вернулась, а прошла пешком с двумя меньшими детьми к вечернему поезду в Гессельлойе (близ Мюнхена). Таким образом, старшие сын и дочь провели очень тревожный день. В 9 часов вечера мы, наконец, приехали к ним. Завидев нас, мой бедный мальчик стремглав бросился бежать ко мне и так крепко меня обнял, точно не хотел никогда выпустить меня из своих рук. Такие объятия и такая нежность были вовсе не в его характере; но всё объяснилось, когда он, почти плача, рассказал мне случившееся с ним утром. Это видение не имело никаких последствий. Но, сталкиваясь с такими случаями, не стоим ли мы тоже в некотором коридоре перед семью запертыми дверями, через которые дух ищет прорваться, чтобы отыскать нам путь к истине. По моему мнению, весь этот случай с мальчиком нельзя приписать только галлюцинации. Галлюцинации не возбуждают такого ужаса. Скорее следует допустить, что мальчик видел бессознательно двойника своей матери, с той особенностью, что бессознательно появившаяся фигура изображала не настоящее, а какое-нибудь прошедшее время.

Во всех приведённых здесь, равно как и позднейших случаях того же рода, обративших на себя внимание, действует разнообразно, в различных формах и направлениях, одна и та же магическая сила духа. У живых она выступает из своего скрытого состояния (aus ihrer Latenz) и проявляется во время экстаза, при некотором, конечно не полном, отделении духа от материального организма, происходящего иногда не только в сомнамбулическом и обыкновенном сне, но даже и в бодрственном состоянии. В таком экстазе находятся и медиумы. У умерших действие духа ещё менее ограничено, ещё более свободно, особенно, если имеются налицо живые люди, способные к экстазу: – сомнамбулы, медиумы, духовидцы¹⁵⁹. (Проф. Бернского унив. М. Перти; сн. «Ребус» 1889 г., № 33–34, 36–37).

В этой рубрике внетелесное действие человека получает наивысшую объективность, ибо оно проявляется здесь и умственно, и физически, и пластически.

а) Хронологически первое наблюдение этого рода восходит, сколько известно, к 1855 г., когда оно было сделано случайно на одном из тёмных сеансов Давенпортов для физических явлений. Полицейский чиновник «в ту минуту, когда сеанс был в полном ходу, вдруг открыл фонарь, который обдал всю комнату ярким светом. Тут началась странная сцена: отец Давенпортов вскочил на ноги и в величайшем возбуждении заявлял, что «видел своего сына Айра, стоявшего у стола и игравшего на одном из тамбуринов, как раз в тот момент, когда комната осветилась, и что он видел, как он скользнул к своему стулу». Отец был вне себя от негодования; но каково было его удивление, когда, «как только восстановилась некоторая тишина, до двадцати человек торжественно заявили, что не только они ясно видели фигуру стоявшего у стола двойника или призрака Айра Давенпорта, но точно также, в то же самое время, видели и его самого во плоти, спокойно сидевшего на своём стуле между двумя лицами. Призрак скользнул к сидевшему мальчику, но, насколько было видно, не достиг до него, исчезнув приблизительно футах шести от его места» (см. The Davenport brothers, а biography, by Randolph. Boston, 1869 г., стр. 198–199).

б) В той же книге мы читаем, как проф. Мэпс удостоверился, что физические явления производятся двойниками Давенпортов: «Когда гитара принеслась ко мне, я тщательно ощупал то, что принимал за молодого Давенпорта, свободно ощупывая его от головы до ног, но удержать его не мог, ибо он или это нечто выскальзывало из моих рук или растаивало с величайшей, по-видимому, лёгкостью». Именно, по совершенно особенному платью молодого Давенпорта Мэпс удостоверился, что он хорошо узнал его в темноте; но свет, немедленно потребованный, доказал, что молодой Айра сидел на своём стуле и оставался связанным точно так, как это было тщательно сделано самим профессором. На сеансе у себя на дому, Мэнс и его дочь ещё раз убедились в раздвоении рук и рукавов платья медиума (см. там же, стр. 185–186).

Мы имеем также свидетельство и фотографии о факте раздвоения. Известно, что Кэти Кинг поразительно походила на своего медиума, мисс Флоренс Кук. И фотографии Кэти, снятые Круксом, неоспоримо о том свидетельствуют.

Факт раздвоения подтверждается также и посредством отпечатков, получавшихся на закопчённой бумаге, и, наконец, полное доказательство его нам дано в парафиновых формах и гипсовых отливках. Между прочим, известен опыт с Эглинтоном, на котором получилась форма его ноги в то время когда эта нога была на виду у комитета, производившего опыт. Г. Гарриссон утверждает то же самое относительно слепков с материализованных рук. («Spiritualist», 1876, I, р. 298).

в) Превосходный телепластический опыт, первый в этом роде, был произведён в 1889 г., испанским доктором Отеро Асеведо, нарочно поехавшим в Неаполь, чтобы убедиться в подлинности явлений, происходящих в присутствии медиума – Евзапии Паладино, ныне прославившейся своими сеансами с проф. Ломброзо. Опыт, о котором я говорю, состоял в следующем: г. Асеведо желал получить отпечаток на глине при несомненных условиях достоверности. Для этой цели им была приготовлена тарелка с сырой глиной. По окончании сеанса и обычных явлений, сама Евзапия заявила, что хочет проделать и задуманный опыт. По её желанию тарелка с глиной была поставлена перед нею на стул, на расстоянии приблизительно двух метров от неё. Это было исполнено самим Асеведо, который, удостоверившись, что поверхность глины была совершенно гладкая, накрыл её своим платком. Это было при полном свете. Все смотрели на Евзапию; протянув руку и три пальца по направлению к тарелке, после нескольких непередаваемых судорожных движений, она воскликнула: «сделано!» Когда отняли платок, на глине оказался явственный отпечаток трёх пальцев (см. «Revue Spirite», 1889 г., стр. 587). Г. Асеведо выразил своё полное убеждение в реальности этих фактов, а приступил он к их исследованию, будучи ярым материалистом.

Различие в степени телесности призраков было часто наблюдаемо на сеансах материализации; так, например, г. Крукс свидетельствует о призраках, производивших физические действия, в следующих словах:

«В сумерках, на сеансе с Юмом у меня на дому оконные занавески, находившиеся футах в восьми от Юма, стали двигаться на наших глазах. Все присутствующие увидали тёмную полупрозрачную фигуру, похожую на человеческую, стоявшую возле окна и своей рукой шевелившую занавески. В то время, пока мы смотрели, фигура исчезла, и занавески перестали двигаться».

г) Следующий случай ещё более поразителен. Медиумом как и в тот раз, был Юм. «Призрачная фигура показалась из угла, взяла в руки гармонику и, скользя по комнате, стала играть на ней. Фигура была видима всем присутствующим в продолжение нескольких минут; в то же время мы видели и Юма. Когда призрак подошёл к даме, сидевшей в стороне от прочих, она слегка вскрикнула, и призрак исчез». (Crookes, Researches, p. 94).

д) Под пару этому редчайшему явлению мы можем указать и на русский случай, опубликованный д-ром Кузнецовым в «Ребусе» (1892 г., стр. 97): он видел, как при полусвете «плавно пронеслась по воздуху детская фигура, лет пяти, с прекрасным профилем и курчавыми волосами, державшая в протянутой вперёд руке светящуюся спичечницу, которую фигура повесила на корешок филодендрона, причём цветок сильно зашумел листьями». На сеансе детей не было, и участников всего было трое: г. Кузнецов, г-жа и г. М. Последний, когда фигура проносилась между г. Кузнецовым и им, «хотел быстро схватить её, но рука рассекла только воздух».

Есть разумное основание предположить, что степень плотности двойника уменьшается соответственно его расстоянию от того организма, который служит ему источником.

Професор Даумер, в своём сочинении «Царство духов» («Das Geisterreich», Dresden, 1867 г.), в главе: «Духоподобные явления живых» цитирует из «Магикона» Юстинуса Кернера случай автосомнамбулы Сусанны В., двойник которой явился д-ру Руфли и потушил его свечку.

е) Вот более современный случай, сообщённый надёжным свидетелем, покойным г. Уэджвудом, бывшим членом Лондонского Общества психических исследований.

«Около конца сентября, я был в гостях у миссис Т., одной медиумичной дамы из моих близких знакомых, муж которой ежедневно ездит по своим делам за двадцать миль, в Бирмингам. Однажды в субботу, за две недели до моего приезда и минуты за две до того, как муж её должен был вернуться со станции, миссис Т. стояла в своей спальне у окна, выходящего на дорогу, когда увидала мужа, отворявшего садовую калитку и идущего по дорожке. В руках у него было несколько свёртков, и она подумала ещё, что такое он несёт. Побежав вниз, чтобы отворить ему, она встретила своего деверя, остановилась поговорить с ним и сказала ему, что сейчас видела мужа, вошедшего в садовую калитку с несколькими свёртками в руках. Пока они разговаривали, она услыхала стук мужа в парадную дверь, стук настолько явственный, что она была убеждена, что и деверь слышал его; однако тот ничего не слышал. Между тем, горничная, бывшая в кухне возле передней, слышала стук и, приписав его возвратившемуся хозяину, поспешила в переднюю, но была предупреждена миссис Т., которая подошла к двери прежде неё. Отворив дверь и не найдя там никого, она бросилась в столовую, по другую сторону дома, думая, что муж вошёл туда через стеклянную дверь; горничную же послала к выходу во двор. Когда она возвращалась после своих напрасных поисков, горничная пришла ей сказать, что м-р Т. входит в большую калитку. Она пошла к нему навстречу и тотчас же спросила, зачем он, войдя в сад, вернулся назад. Он ответил, что ничего подобного не делал и пришёл теперь прямо со станции. «Как со станции, я слышала твой стук и видела, как ты шёл с двумя свёртками в руках». Он очень удивился, так как из её слов было видно, что она принимает ответ его за шутку. У него в действительности оказалось два свёртка в руках, точно так, как это ей привиделось. Деверь, смотревший из своего окна, слышал, как горничная сказала, что в то время, когда м-с Т. видела своего мужа на садовой дорожке, она слышала его обычный стук. Она сама меня в том лично уверяла, и слова её подтверждаются тем, что она пошла отворять дверь. Таким образом, несомненно, что стук был настолько объективен, что его слышали два лица, находившиеся на двух разных концах дома и не имевшие никакого общения между собой. («Light», 1883 г., стр. 458).

«Этот рассказ передан мне самими свидетелями, две недели спустя после случившегося, и тут же, с их слов, был мной записан».

ж) Г-жа Гардинж-Бриттен в своей записке о явлении двойников, напечатанной в «Banner of Light» 1875 г., от 6 ноября и 11 декабря, рассказывает следующий случай, воспроизведённый М. А. Oxon в своей статье «О внетелесном действии человеческого духа», напечатанной в «Human nature», 1876 г., стр. 118, откуда мы её и заимствуем:

«В то время, когда один известный кружок собирался на сеансы в Нью-Йорке, покойный глубокоуважаемый пастор Беннинг часто принимал в них участие. В одну субботу, когда он должен был по приглашению говорить проповедь в городе Трое в штате Нью-Йорк, у него накануне сделался такой сильный припадок головной боли, что он очутился в невозможности исполнить наутро своё обещание. Поэтому он написал председателю пригласившего его общества извинительное письмо. Вечером, однако, он почувствовал себя лучше и решился отправиться на сеанс в помянутый выше кружок. Находясь там, он стал раздумывать, получится ли его письмо вовремя, чтобы общество в Трое успело пригласить другого проповедника. Сообразив все обстоятельства, он пришёл к заключению, что письмо его не может прийти вовремя, и по свойственной ему добросовестности очень этим смущался. Сознавая, что помочь уже нечем, он, тем не менее, настолько был этим озабочен, что не мог следить за происходившим на сеансе. В этом кружке явления двойников были заурядным фактом; г-н Беннинг об этом вспомнил, и ему пришло в голову – не удастся ли ему, настойчиво думая об ожидавших его в Трое друзьях, передать им о своём затруднении. Такая попытка не выразилась для него ни в каком определённом результате, кроме смутного чувства озабоченности, не покидавшего его часть вечера. Вдруг это чувство исчезло, и с того времени он предался занятиям кружка с обычным интересом и свойственной ему ясностью ума.

«Теперь перенесёмся в Трою и посмотрим, что там происходило. Там, как и в Нью-Йорке, существовал кружок, которого достопочтенный Беннинг был также членом. Кружок насчитывал восемнадцать членов. Так как г. Беннинг часто посещал Трою для воскресных проповедей, то и было решено иметь сеанс в субботу вечером; таким образом, ему было бы вполне удобно на нём участвовать. В означенный вечер собралось на сеансе 17 членов, но Беннинг, которого ожидали непременно по случаю приглашения его сказать на утро проповедь в Трое, не явился.

«Прошло более 30 минут после назначенного для сеанса часа, когда послышался обычный стук в дверь, возвещавший о прибытии членов. Кружок помещался в нанятой комнате, во втором этаже. Было постановлено, что члены должны постучать в дверь условным образом, чтобы никто, кроме них, не допускался. Как только раздался хорошо известный стук, г. А., чья на этот вечер была очередь отворять дверь, сошёл вниз, отпёр её и при ярком лунном свете увидал г. Беннинга. А. начал тотчас укорять опоздавшего и торопил его скорее войти, ибо его нетерпеливо ожидают. К его удивлению, г. Беннинг как будто вовсе не собирался входить, а стоял на пороге в какой-то нерешимости и только глухо проговорил несколько слов о том, что не может сказать завтра проповеди. Г. А., раздражённый этой нерешительностью, схватил г. Беннинга за плечо и силком втолкнул его в дом, жалуясь при этом на поваливший в отворённую дверь холод; пригласив затем г. Беннинга идти наверх, он поспешно запер дверь и по обыкновению, когда все 18 членов были уже налицо, положил ключ в карман. Между тем кружок пришёл в нетерпение от такой проволочки и послал двух своих членов вниз узнать, за чем дело стало. Эти двое, встретив г-на Беннинга на лестнице, стали также укорять его за опоздание. Беннинг стал извиняться перед ними тем же глухим голосом, но не в том, что опоздал на сеанс, а бормотал; что-то о невозможности сказать завтра проповедь. «Хорошо, хорошо», ответил г. В., только входите скорей, мы уж довольно вас пождали». Говоря эти слова, он хотел взять Беннинга под руку, но, к великому его удивлению, Беннинг быстро отстранил его, оттолкнул остальных двух спутников своих, сбежал с лестницы прямо к наружной двери и сильно захлопнул её за собой. Удивлённые непостижимым поведением своего высокоуважаемого друга, члены кружка не раз в продолжение вечера возвращались к этому странному случаю. Он был занесён со всеми подробностями в протокол заседания, и никто не мог найти для него ни малейшего объяснения. И только, когда по окончании сеанса все спустились вниз, и дверь оказалась запертой, стало закрадываться подозрение, не случилось ли тут чего-нибудь, выходящего из обычного порядка вещей.

На другой день некоторые из членов кружка отправились в залу чтений на проповедь в надежде от самого г. Беннинга получить разъяснение этой загадки. Отсутствие уважаемого проповедника ещё более усугубило таинственность этого случая. Здесь они узнали, что вследствие запоздания поезда письмо г. Беннинга было получено только в 10 часов вечера; но так как на конверте стояло слово «спешное», то почтмейстер любезно доставил его по назначению в воскресенье утром. Но всё-таки оно получилось только двенадцать часов спустя после того, как таинственный посетитель вчерашнего вечера сам сообщил находившееся в нём известие.

Пишущая эти строки не только слышала этот рассказ от самого почтенного и правдивого г. Беннинга, но он был подтверждён ей и теми двумя лицами, которые видели, узнали и трогали этот призрак на лестнице; они уверяли её, что как бы ни был призрачен образ их посетителя, его рука была достаточно сильна, чтобы одного из них оттолкнуть, а другого едва не сбросить с лестницы».

з) Вот другой, ещё более замечательный случай, так как двойник производил и физические действия. Я заимствую его из «Spiritual Magazine» 1862 г., стр. 535, где он был перепечатан из Бостонского журнала «The Herald of Progress».

«Этот случай сообщён одной дамой, правдивость слов которой вне всякого сомнения. У этой дамы прошлую зиму, находилась в услужении молодая девушка, немка, родители которой со своими другими детьми продолжают жить в Германии. Со времени приезда сюда она иногда переписывалась со своими близкими в отечестве с помощью своей хозяйки, писавшей за неё письма. Прошлой зимой Барбара заболела перемежающейся лихорадкой и слегла в постель. Так как у неё бывал лёгкий бред, то её госпожа обыкновенно приходила по ночам навещать её, кроме того, в одной комнате с нею спала молоденькая нянька. Это продолжалось целые две недели, и больная часто восклицала приходившей навестить её хозяйке: «о, миссис М., я каждую ночь бываю в Германии у своих!» Две ночи в особенности бред её доходил до исступления; раз она вскочила, собрала со своей кровати все одеяла и унесла их в соседнюю комнату. В другой раз она старалась стащить с кровати няньку.

Она, однако, выздоровела, и о болезни её более не думали до получения письма из Германии от её родных, в котором значилось, что мать о ней сильно сокрушается, так как в течение пятнадцати ночей она стучала в дверь своего далёкого отеческого дома; её впускали, видели и узнавали все члены семьи, не исключая и матери, которая часто восклицала; «о, моя бедная Барбара, видно, она умерла!» Однажды видели, как она схватила с кровати одеяло и перенесла в другую комнату, а в другую ночь, обхватив сестру руками, пыталась стащить её с постели. Письмо это повергло девушку в глубокое смущение. Она сказала, что в Германии её назвали бы колдуньей, и по настоящее время воздерживается от всякого намёка на этот случай».

Факты, изложенные здесь хотя и без надлежащей полноты и систематичности представляются, однако же, достаточными для достижения своей цели, а именно, для наглядного подтверждения тех двух важных заключений, которые мы должны вывести из изучения медиумических явлений. Мы знаем теперь, что человек может действовать психически за пределами своего тела, может воздействовать на психическую деятельность другого организма и вызывать в нём свои собственные впечатления, мысли, ощущения, и, наконец, как бы переноситься к нему в образе. Он может даже действовать физически на неодушевлённые предметы на расстоянии; эта внетелесная деятельность доходит до того, что организм может даже раздваиваться, представляя как бы подобие себя самого, действующее некоторое время независимо от своего прототипа, и обнаруживая при этом несомненные признаки телесности.

Таким образом, мы пришли к факту неслыханному до сих пор, но которому со временем суждено сделаться одним из блестящих приобретений антропологической науки. Факт этот состоит в том, что физическая и психическая деятельность человека не ограничивается периферией его тела.

Если мы допускаем, что в человеке есть два сознания – одно внешнее, нормальное, другое внутреннее, которого нормальный человек не ведает, но которое, тем не менее, обладает собственной волей и собственным разумом, – что это последнее действует или проявляется не только когда первое усыплено, но даже когда оно находится и в полной деятельности, так что оба сознания действуют хотя и одновременно, но независимо друг от друга; если, далее, внетелесная деятельность человека связана преимущественно с деятельностью внутреннего сознания (ибо, вообще, эта внетелесная деятельность не подчинена власти внешнего сознания), и подобно внутреннему сознанию, может функционировать одновременно с нормальной деятельностью тела и проявляться независимо от него; если, наконец, это внутреннее сознание располагает средствами восприятия впечатлений внешнего мира, не прибегая к обычному посредству телесных органов (сверхчувственное зрение и т. п.) – то не должны ли мы заключить из всего этого, что человеческая природа двойственна, что в человеке есть два сознательных, друг от друга независимых существа¹⁶⁰: существо внешнее, обусловленное нормальными функциями нашего тела, и существо внутреннее, не подчинённое условиям телесным, – которое может хотеть, действовать и воспринимать впечатления помимо тела; что, следовательно, это тело не есть условие sine qua non (безусловно необходимое) для проявлений этого внутреннего существа и что, следовательно, это существо, по сущности своей, совершенно независимо от тела; что если тут и есть некоторая зависимость, то она только случайная, кажущаяся, – что тут просто только временное сосуществование. Если так, то, с устранением тела, внутреннее существо должно сохранить свою независимость.

Вот аргументация в пользу пакибытия, которую мы в праве построить на данных, представляемых нам фактами сомнамбулизма и анимизма (Извлечение в сокращении из книги А. Н. Аксакова: «Анимизм и спиритизм», ч. 2, СПб. 1893 года, стр. 618–642).

а) Доктор Дюпрель приводит следующий рассказ д-ра Шарпиньона: сомнамбула, усыплённая в Орлеане, выразила желание перенестись мысленно к своей сестре в Блуа. Достигнув (мысленно) Мёнга, она заявила, что видит там некоего Жуано, одетого в праздничную одежду. Так как некоторые из присутствующих знали его, то и спросили письменно, не был ли он в указанный час в этом местечке, что тот и подтвердил».

б) «Автосомнамбула С. спросила своего брата Готфрида, в то время, когда он собирался уезжать, не желает ли он, чтобы она посетила его. Тот, очень хорошо понимая, о каком посещении она говорила, тем не менее, не испугался и выразил своё согласие, тем более, что она обещала, что в этом посещении ничего неприятного быть не может. Спустя некоторое время, когда она однажды была в магнетическом сне, она выразила намерение посетить брата, а спустя некоторое время объявила, что брат заснул в своём кресле. Несколько дней спустя, получено было от него письмо, в котором он извещал родителей, что, заснув однажды в кресле, он очень явственно увидел свою сестру, которая приблизилась к его креслу, посмотрела на него пристально и затем исчезла. В другой раз она сделала такое же предуведомление доктору Р. Несколько дней спустя, когда он уже был в постели, и когда жена со свечой в руке вошла в комнату, неожиданно открылась дверь, и сомнамбула в ночном костюме и туфлях вошла в комнату и затем потушила свечу. Доктор Р. и его жена не спали и совершенно отчётливо видели призрак. Доктор Р. немедленно же написал об этом случае родителям сомнамбулы, и эти последние удостоверяют, что в данный момент их дочь спала в глубоком магнетическом сне, будучи совершенно подобна безжизненному трупу. («Ребус» 1898 г. № 2).

в) Во время последней нашей войны с турками С.-Петербургский гренадёрский короля Фридриха Вильгельма III полк стоял, в числе других войск, под Плевной.

Была тихая, осенняя ночь. Войска спали. Спал и герой нашего рассказа, подполковник Иван Никитич Тимошенко, бывший в то время заведующим хозяйством в полку.

И снится ему оригинальный сон, до того врезавшийся в его память и сделавший на него такое сильное впечатление, что он, встав поутру, немедленно занёс его в свой дневник.

Вот этот рассказ, каким мы его слышали от одного из товарищей покойного полковника Тимошенко.

Ивану Никитичу приснилась его старая няня, прожившая в семье его родителей много лет.

– Я пришла к тебе проститься, – сказала старушка, явившись к своему бывшему питомцу.

– А давненько мы, няня, с тобой не виделись!

– Давненько, милый, давненько, ровно четырнадцать лет. Да, четырнадцать лет прошло с тех пор, как я от вас ушла, ну, а теперь и совсем ухожу; а пришла я к тебе, чтобы проститься с тобой и сказать тебе, что ровно через четырнадцать лет мы с тобой опять увидимся. Прощай.

С этими словами старушка скрылась, а Иван Никитич проснулся, весь под впечатлением своего поразительно живого, реального сна.

Война окончилась.

Подполковник Тимошенко, уже в чине полковника, вернулся в Россию и был сделан командиром 4-го варшавского крепостного батальона.

Но время не изгладило впечатления, полученного от виденного сна. Он знал, что его бывшая няня жила в Ардатове, и послал письмо к её родственникам, желая узнать, что с нею. В ответ получилось известие о смерти старушки и, по справке в дневнике, оказалось, что в тот день, когда она приходила прощаться со своим питомцем, она простилась и с нашим греховным миром.

Наступил 1891 год, и вот, совершенно здоровый, одарённый сильным и крепким организмом полковник Тимошенко заболевает и, проболев около двух недель, умирает совершенно неожиданно для своих родных и друзей.

Старушка сказала правду: явившись своему воспитаннику в 1877 году, она обещала ему свидеться с ним ровно через четырнадцать лет. И вот, в 1891 году И. Н. Тимошенко уходит в тот же мир, куда ровно четырнадцать лет назад удалилась его старушка няня.

Покойный горячо верил в существование многого такого в природе, чего не в состоянии объяснить ни один мудрец («Ребус» 1892 г., № 43).

г) Некто г. Бретт, англо-американский торговый агент, живущий в Лейпциге (Софиа-Штрассе, д. № 14), рассказывает следующую историю о явившемся ему двойнике.

«Я сидел вечером совершенно один», – Бретт одинокий человек, – «прислуга ушла за покупками, я расположился в кабинете за столом и читал самую юмористическую часть «Пикквикского клуба».

Было около десяти часов, как вдруг моя кошка, мирно дремавшая у меня на плече, соскочила на пол и, вся ощетинившись, как сумасшедшая, бросилась к двери и начала бешено скрестись в неё.

Думая, не мошенники ли забрались ко мне, я вышел в кухню. У очага, наклонившись вперёд, уронив руки на колени и вперив грустный взгляд прямо в огонь, сидела женщина, в глубоком трауре. Удивлённый тем, что она вошла совершенно неслышно, я подошёл к ней, чтобы посмотреть, кто она.

Женщина повернула ко мне бледное, измождённое лицо.

– Что вам угодно? – спросил я.

Таинственная гостья встала, не говоря ни слова. Не сводя с меня грустного, пристального, как бы молящего взгляда, она стала отодвигаться к стене, всё ближе и ближе, и, наконец, пропала в стене. Я был изумлён, но страха не чувствовал никакого и стал рассуждать, что могло вызвать это видение. Обед у меня был самый лёгкий, кроме чаю я ничего не пил, а книгу читал такую, что всё время смеялся.

На следующее утро, когда я пришёл на службу, мне подали телеграмму. В конторе забыли мой адрес и поэтому не переслали депешу ко мне на дом.

Думая, что она деловая, я тут же прочёл её.

Оказалось, что моя любимая двоюродная сестра, живущая недалеко от Лейпцига, с которой я не виделся почти год, находится при смерти и зовёт меня к себе.

Я немедленно отправился к ней.

Мне отворила дверь племянница и, горько плача, рассказала, что мать её умирает.

– А вчера, дядя, около десяти часов вечера, я думала, что она умрёт, так ей было дурно! Она почти не подавала признаков жизни, ну, а потом ей опять, слава Богу, стало легче».

Я поспешил наверх, к сестре. Она лежала при последнем издыхания. Я наклонился над нею и увидел лицо той самой женщины, которая сидела у меня в кухне вчера вечером. Так страшно изменилась моя бедная сестра, что я бы ни за что не узнал её. Не мудрено, что накануне, когда ей было так дурно, и когда её двойник явился мне, я её не узнал. Она хотя и была в сознании, но не имела силы сказать мне, что бы то ни было. В тот же вечер бедняжка скончалась на моих руках». («Ребус» 1892 г., № 43).

д) «Мне известны, – пишет г-н Стэд, – два случая явлений призраков в зеркале. Госпожа Чайдьд, (Лондон, Коммерсиаль Род, Робартс Террас, дом № 3), рассказывает, что, будучи семнадцатилетней девушкой, она как-то вечером вернулась с прогулки и, сняв шляпу, стала приглаживать волосы перед зеркалом. Вдруг, к её удивлению и ужасу, она увидела в зеркале через плечо, что на неё пристально смотрит какой-то мужчина.

«Я быстро обернулась, – говорит она, – недоумевая, кто мог осмелиться войти в мою спальню и, – судите о моём изумлении – ни души! Сейчас же осмотрела всю комнату, под кроватью, в шкафах – нигде никого.

Я спустилась вниз к маме и, рассказывая ей о случившемся, вдруг припомнила, чьё лицо я видела в зеркале: это был брат моей матери, мой дядя, живший в то время в Калькутте. Со следующей же почтой мы получили из Индии известие о смерти дяди. Он умер в Калькутте в тот же самый день и в тот же час, разумеется, соблюдая разницу между временем в Индии и Англии, – когда я видела его в зеркале».

Другой случай сообщён г-жой Гарнер; «моя сестра, – рассказывает она, – молоденькая девушка, жила в пансионе. Как-то, вечером она стояла перед зеркалом и причёсывалась на ночь. Вдруг она видит в зеркале, что позади неё стоит наша мать в рубашке и юбке.

– Мама! – воскликнула она, быстро обернувшись. И что же? В комнате никого не было. Недоумевая, почему воображение её сыграло с нею такую штуку, так как в данный момент она даже не вспоминала об отсутствующей матери, сестра моя снова принялась за свой туалет. Но не прошло и пяти минут, как она снова увидела в зеркале мать, грустно на неё смотрящую, и когда она оглянулась – та же история: в комнате снова никого не было. Тогда сестра моя страшно перепугалась и побежала в общий дортуар к своим подругам. Все запомнили и записали час этого странного явления. На другой же день она получила телеграмму о смерти матери. Оказалось, что она скончалась в тот самый момент, когда её призрак явился к её любимице дочери. («Ребус'1892 г., № 43).

е) Господин Д., мэр одной общины в департаменте Приморских Альп, рассказывал мне в 1889 году следующее происшествие, бывшее с его отцом. Однажды вечером его отец, сидя возле камина, в своём доме, услышал яростный лай собаки и вместе с тем тяжёлые шаги, приближавшиеся к дому. Он подумал, что, без сомнения, собака лаяла на кого-нибудь, подходящего к дому, как вдруг дверь его комнаты отворилась, и в комнату вошёл человек, в котором г. Д. тотчас узнал своего брата, умершего несколько месяцев тому назад. Г. Д., не смея ни пошевельнуться, ни верить своим глазам, сидел неподвижно перед «покойником», своим братом, который ему сказал: «брат, прошу тебя, съезди в Ниццу заплатить за пару ботинок, за которые я должен сапожнику X., живущему в такой-то улице, в таком-то номере». Вслед за тем он исчез, оставив своего брата в состоянии крайнего изумления. Несколько дней спустя г. Д. отправился в Ниццу, разыскал указанного ему сапожника, который подтвердил, что брат г. Д. действительно остался ему должным за пару ботинок, обстоятельство, раньше совершенно неизвестное г. Д., равно как и существование указанного ему сапожника («Revue Spirite»; сн. «Ребус» 1892 г., № 51).

ж) Два факта, о которых я хочу рассказать, – говорит г-н Гупиль, – случились лично со мной прошлым летом в Тунисе. Однажды вечером, часов около 10, я находился в своей комнате в гостинице и был уже в постели. Я ещё не спал и прилёг на кровать, чтобы немного отдохнуть; причём на ночном столике горела свеча. Закрыв на мгновение глаза, я отчётливо увидел почтовую карточку открытого письма с несколькими написанными на нём строчками незнакомого мне почерка. Буквы ярко выделялись на тёмном фоне, и характер почерка и расположение строк очень резко запечатлелись в моей памяти. Мне тотчас же пришло на мысль, что я не ожидал в это время ни письма, ни тем менее почтовой карточки, и что я не думал до этого времени о чём-нибудь подобном. Желая вглядеться хорошенько в представлявшееся моим взорам видение и прочесть написанное, я сделал к тому усилие, но оно стало бледнеть и, наконец, исчезло. Не значит ли это, что я должен получить открытое письмо? – подумал я. С этой мыслью я отправился на другое утро в коммерческую кофейню, через которую я получал в то время свою корреспонденцию. Ничего, однако, на моё имя не было получено, и я перестал уже об этом думать, когда на другой день, проходя мимо кофейни, я был остановлен хозяином её, который передал мне открытое письмо, только что полученное на моё имя. Письмо было от редактора «Revue Spirite», и как почерк, так и расположение строк до малейшей подробности совпадали с моим видением.

Вот другой случай.

Однажды я играл на бильярде с одним французом, живущим в Тунисе. Сыграв одну партию, он извинился, что не может продолжать игры, так как ожидает посещения доктора, которого он пригласил к своему 7-летнему племяннику. Я спросил его, чем болен его племянник? Я не думаю, отвечал он, чтобы у моего племянника могла быть какая-нибудь серьёзная болезнь, но вчера с ним случилась очень странная галлюцинация. Ему показалось, что какая-то женщина стояла возле колыбели моей маленькой внучки, которая всего месяц как родилась, и собиралась унести её с собой, и стал звать на помощь, упрашивая нас, чтобы мы воспрепятствовали этой женщине унести его маленькую кузину. Это произвело на него такое сильное впечатление, что целую ночь, и всё сегодняшнее утро он сильно волновался, и теперь чувствует себя очень слабым. На вопрос мой о внучке, он ответил, что та совершенно здорова и что с племянником его до этого случая никогда не было галлюцинаций. Это заставило меня думать, не была ли эта галлюцинация предвещанием, но я это только подумал, но не сказал своему собеседнику.

Всякий день я справлялся у него при встрече о здоровье его детей, и всякий раз получал от него в ответ, что они совершенно здоровы, так что его стало даже удивлять такое настойчивое любопытство.

Прошло дней десять, и я уже три дня не видел своего знакомого, как вдруг встречаю его на перекрёстке двух улиц, причём опять задаю обычный вопрос о здоровье.

– Представьте себе, отвечает он, я потерял свою маленькую внучку; она в несколько часов умерла от крупа.

– Я не знал этого, отвечал я ему, – но я сильно подозревал возможность такого события, после того, как вы рассказали мне о галлюцинации, которую имел ваш племянник.

Простые ли это совпадения, или нечто большее, – я этого не знаю, но факты переданы совершенно верно. («Revue Spirite»; сн. «Ребус» 1892 г., № 51).

з) Приглашённый единодушно всем приходом, я принял в 1852 году пасторское место в Восточном Девоне. Однажды, по просьбе одного из прихожан, мистера С., провести у него вечер, я отправился к нему в Вест-Хиль возле Оттери.

Была чудная майская погода, когда я шёл по верхней дороге, направляясь к дому, занимаемому этим господином. И вдруг внимание моё остановилось на густой аллее сикомор, ведущей в красиво выстроенную ферму. Хотя я много раз проходил по этой местности, но никогда не замечал такой аллеи. Когда я остановился, издали рассматривая ферму, мне послышался голос, говоривший мне: «иди туда и скажи, что я прикажу тебе». Поражённый неожиданностью, но нисколько не испуганный, я громко сказал: «куда мне идти? Я не знаю живущих в этом доме». – Иди туда и выскажи то, что внушу тебе», – ответил мой внутренний собеседник.

Не колеблясь более, я повернул к ферме, всё время размышляя о том, как я объясню свой приход. На мой несколько нерешительный стук молотком во входную дверь, она быстро распахнулась передо мной, и на пороге появилась высокого роста женщина, с крупными, точно мужскими чертами лица. Она удивлённо посмотрела на меня и на мой смиренный вопрос: «не позволите ли вы мне почитать с вами слово Божие?» резко ответила: – «Хорошо, войдите» и отворила дверь, ведущую в скромно, но чисто меблированную гостиную,

– Садитесь, – сказала она, – сама же продолжала стоять предо мной, и на моё замечание, почему она тоже не сядет, ответила; «нет, я лучше постою».

Открыв евангелие на 14 главе от Иоанна, я начал читать: – «да не смущается сердце ваше»... и далее. Как вдруг женщина прервала меня. – «Остановитесь... Господь прислал вас. Я ранее видела вас».

– Неужели! Я не помню, чтобы когда-нибудь встречал вас.

– Я и не думаю, чтобы вы меня видели, но я видела вас прошедшей ночью в моей спальне.

– Я же уверен, что вы меня не видели и видеть не могли. Я никогда прежде не был в этом доме, – горячо возразил я.

– Вы меня не понимаете... Вы не знаете, кто я такая. Я самая презренная тварь во всём мире. Я выгнала свою единственную дочь из дому за то, что она верующая и желает присутствовать на религиозных собраниях мистера С. Я ненавидела религию и считала всех поющих религиозные гимны лицемерами. Да, я её выгнала, а м-р С. послал за ней и дал ей убежище в своём доме. После того как это дошло до меня, слабый луч света просветил мой ожесточённую душу. Я надеялась увидать бедную девочку сегодня вечером у мистера С., но, продолжала женщина, я всё-таки мать и люблю мою дочь. И вот прошедшим вечером я стала думать о ней, раскаиваться в своей поспешности. Я поняла, что я злая, дурная женщина. Наконец, я пошла в свою спальню и, преклонив колени около кровати, стала молиться о прощении, но небо оставалось глухо к моей молитве. Я чувствовала, что Господь не услышит такую испорченную тварь, как я. Удручённая горем, я встала на ноги и, бросившись на постель, уснула тревожным сном. И вот мне приснилось, что ко мне пришёл ангел; у него было ваше лицо, я тотчас же узнала вас. Ангел сказал: «да не смущается сердце ваше, и да не устрашается», – слова, которые вы сейчас прочли мне. Проснувшись, я почувствовала себя утешенной. Вы, конечно, нашли меня очень резкой, когда я встретила вас у двери, а я была только поражена удивлением. Да, Господь послал вас!..

– И я так же думаю, – ответил я ей, – и рассказал, как слышал голос, который считаю голосом свыше. Не сядете ли вы, чтобы я мог докончить чтение начатой главы, а потом мы вместе помолимся. Когда по окончанию молитвы мы поднялись с коленей, лицо её было в слезах. Я постарался её успокоить и потом сказал; «я иду к м-ру С. и, вероятно, увижу вашу дочь, не сказать ли мне ей, чтобы она вернулась домой?».

– Да, пожалуйста, будьте так добры, скажите ей, что её бедная мать тоже ищет своего Спасителя.

На следующей неделе я уехал из той местности, и несколько лет не мог узнать о последствиях этой странной истории; но однажды летом, когда я гостил в Довере, я узнал в жене досточтимого барона Гарта, пастора Сионской часовни, дочь мистера Е. и спросил её о миссис Принс, той особе, о которой идёт мой рассказ.

– О, ответила миссис Гарт, она сделалась самой серьёзной и глубоко верующей христианкой. Она состоит членом конгрегационной церкви в Вест-Гиле и щедро поддержиает её своими средствами. («Ребус» 1898 г., № 32).

и) «Лето 1885 года, – сообщает г. Теннисон, – мы провели близ Бармута, в небольшом местечке Фрайог, в пансионе г-жи Джонс.

18 августа, мы (т. е. я, моя жена, дочь, сын и наша знакомая, мисс Грин) отправились на вершину Cader Idres.

На обратном пути мы каким-то образом заблудились и, прежде чем выбраться на настоящую дорогу, довольно долго проблуждали по склону горы.

Когда мы, наконец, попали на проезжую дорогу, солнце успело уже сесть, и на небо взошёл полный, яркий месяц. Вечер был тихий, тёплый и такой ясный, что мы могли видеть всю окрестность, как среди белого дня.

Мы шли, разделившись на две партии: впереди шла мисс Грин с моими детьми, а я и жена следовали за ними, на расстоянии нескольких аршин.

На крутом повороте дороги мы на минуту потеряли их из виду, а когда они снова показались перед нами, то мы увидели, что с ними идут двое мужчин, в крестьянской одежде, похожие на пастухов.

Я обрадовался этой встрече, тем более, что мы проблуждали несколько миль, не встретив ни одной живой души, а тут эти пастухи могли указать нам кратчайшую дорогу в Фрайог.

Зная, что скоро будет поворот с большой дороги на просёлочную, мы не нагоняли наших, уверенные в том, что они сами подождут нас на повороте.

В течение более чем получаса, дети с мисс Грин и двумя пастухами шли впереди нас, и на наших глазах.

Вдруг – лёгкий поворот дороги, и дети исчезают из наших глаз.

Через минуту мы увидели их снова, но пастухов с ними больше не было.

Прибавив шагу, мы догнали детей и спросили, кто были их спутники, и в какую сторону они направились.

Каков же был наш испуг, когда мисс Грин и дети изумлённо отвечали нам, что они всё время шли одни, что никто к ним не подходил, и что, вообще, во всю дорогу они не видели и не слышали ничего особенного.

Пройдя ещё с полчаса, мы, наконец, добрались до дому, здравы и невредимы и без дальнейших приключений.

В Фрайоге нам сказали, что призраки двух пастухов – явление обычное, и что существует поверье, утверждающее, что в давние времена на этой дороге были убиты два пастуха.

Самое интересное обстоятельство заключается в том, что два лица одновременно видели призраков».

i) Один из корреспондентов г. Стэда пишет ему из Соутпорта следующее:

«Несколько времени тому назад, в один воскресный вечер, я возвращался домой после класса закона Божия, который я имею обыкновение усердно посещать. Нас шло пятеро или шестеро рабочих вместе, а с нами было два негра, с западного берега Африки. Чем дальше мы шли, тем больше редела наша компания; когда я остался, наконец, вдвоём с двумя неграми, мне вдруг подумалось: «отчего бы не пригласить моих темнокожих друзей к себе домой, на чашку чаю?» Я знал, что жена моя всегда готова принять всякого, кто бы ни пришёл со мной из класса, но почему-то мне ужасно не хотелось пригласить к себе именно этих двух личностей.

«Хороша твоя последовательность, – внутренне упрекал я самого себя; – вечно проповедуешь всеобщее равенство, а сам не приглашаешь этих людей к себе только потому, что у них чёрная кожа».

Потом я стал думать о том, как бы отнеслась к этому моя жена, и почему-то мне пришло в голову, что она сказала бы мне непременно следующее:

– Тебе не следовало приводить их сюда, не предупредив меня. Ведь Я могла страшно испугаться.

Передумав всё это, я распрощался с моими спутниками и вернулся домой.

Жена встретила меня на пороге, говоря:

– Ты не можешь себе представить, что со мной было! Сижу я на диване, совсем не сонная, и вдруг вижу, что ты входишь в комнату, а с тобой два негра.

Я изумился и спросил её, знает ли она этих негров в лицо?

– Одного знаю, – ответила она; – недавно он говорил на митинге, и мы его слушали!

Это было совершенно верно, но я не показал виду и просто спросил:

– Ну, а другой?

– Другого я никогда не видела раньше, но сейчас я тебе его опишу: он очень красив, и совсем не похож на негра, только что чёрный. У него прямой нос, невьющиеся волосы, и ростом он гораздо выше своего товарища.

Тогда я рассказал ей, с кем я возвращался из класса.

– Позволь, я ещё не договорила, – прервала меня жена. – Как только ты вошёл со своими неграми, я сейчас же подумала:

– Тебе не следовало приводить их сюда, не предупредив меня. Ведь Я могла страшно испугаться.

После этого факта в моём до того времени крайне скептически настроенном уме мелькнула идея о возможности передачи мыслей на расстоянии, и с тех пор я ни разу не имел случая усомниться в этом предположении. Самая незначительная доля личного опыта стоит массы самых веских доводов, как бы мы ни были расположены верить последним». («Ребус» 1892 г., № 31).

к) Исаак Вальтон сообщает весьма интересный и вполне достоверный факт действия человеческой психики на расстоянии. Об этом явлении в начале нынешнего столетия много говорилось в немецкой печати, за и против его возможности.

Доктор Донне жил вместе с женой у сэра Роберта Друри в Друрилэне в качестве его домашнего врача. Царствовавший в то время король Иаков I назначил своим послом к французскому двору лорда Гайе. Сэр Роберт Друри, попав в число посольской свиты, решился сопутствовать лорду. Ему удалось уговорить доктора Донне ехать вместе с ним, хотя тому приходилось оставить в Англии жену в последнем периоде беременности.

Дня через два по приезде в Париж, после обеда с несколькими друзьями, сэр Роберт ушёл вместе с ними, оставив доктора Донне одного в столовой. Возвратившись через полчаса, он был крайне удивлён, найдя доктора сильно изменившимся, бледным, с выражением ужаса на лице. На вопрос, что случилось в его короткое отсутствие, Донне ответил не сразу. После довольно продолжительного молчания, взволнованным голосом он рассказал следующее: «я видел мой дорогую жену... Bот здесь... она два раза прошла мимо меня с распущенными волосами, падавшими ей на плечи, и с мёртвым ребёнком на руках».

– Вы, верно, вздремнули, мой милый доктор, – возразил, улыбаясь, сэр Роберт, – и это вам приснилось. Но теперь вы проснулись, и я от души желаю, чтобы вы скорей забыли ваш тяжёлый сон.

Но доктор ответил ему очень серьёзно: «вы ошибаетесь, я не спал, я вполне уверен, что то, что я видел, было наяву. Проходя мимо меня во второй раз, жена остановилась, пристально посмотрела на меня, и – исчезла».

Прошла ночь, но и на следующее утро доктор Донне не изменил своего убеждения и с такой уверенностью утверждал о действительности явления его жены, что сэр Роберт перестал возражать, он сделал более того: он отправил одного из своих слуг в Англию, в Друрилэн, узнать о здоровье мистрис Донне.

Посланный вернулся на двенадцатый день с вестью, что жена доктора очень больна, и что он оставил её ещё в постели. Роды мистрис Донне были очень опасные; после долгих и тяжких страданий, она родила мёртвого ребёнка, и это случилось в тот самый день и час, когда муж видел её перед собой.

Если для души, связанной с телом, возможно подобное явление, то почему же невозможно оно для души, освобождённой от земных уз? – прибавляет Лейпцигское издание («Спиритуалистические листки»), из которого мы заимствуем этот рассказ. («Ребус» 1883 г., № 32).

л) В 1874 году мне случилось на берегах Саоны беседовать с одним из высших офицеров нашей армии. Во время нашей беседы, очень живо интересовавшей моего собеседника, я заметил, что в некоторых, весьма, впрочем, редких случаях, иногда и дух живого человека может являться и даже давать советы вдали от своей телесной оболочки. «В таком случае, – сказал мне мой собеседник, – я могу теперь объяснить то, что с 1854 г. составляло для меня непонятную загадку и тайну. Я был в Крыму под стенами осаждённого Севастополя, служа поручиком в корпусе волонтёров, и был назначен с отрядом стрелков в траншеи, в которых должен был оставаться в продолжение 48 часов. Едва прибыв на назначенное мне место, я увидел своего отца, который сказал мне, что я должен следовать его советам относительно размещения людей, и что в таком случае никто из них не будет ни убит, ни ранен. Он пробыл с нами довольно долгое время, указывая места, где я должен поместить людей, и затем исчез, по всей вероятности, не видимый никем, за исключением меня. Спрашивается, как он мог явиться и исчезнуть? Он был тогда в Дофине и, как я узнал по возвращении во Францию, был в этот день ненормально сонлив, казался углублённым в свои мысли, но совершенно здоров. Во многих письмах я рассказывал об этом случае своей жене, ломая себе голову над разрешением такой непонятной загадки, и вот, наконец, 21 год спустя, я слышу от вас о возможности подобного случая».

На другой день я виделся с женой своего собеседника, которая от слова до слова подтвердила мне рассказ своего мужа, письма которого, относящиеся до этого случая, у неё до сих пор ещё сохранились. («Revue Spirite» 1892 г., № 4; сн. «Ребус» 1892 г., № 23).

м) Вторая половина текущего столетия ознаменовалась открытием, которое, очень возможно, впоследствии в жизни человеческих обществ произведёт обширнейший переворот.

Мы говорим об установлении факта индукции психических движений и состояний, – факта, известного теперь всему образованному миру.

Всякое психическое движение или состояние данного индивидуума, при известных условиях, с пропорциональной напряжённостью возбуждается и воспроизводится на другом индивидууме, помимо воли его, с передачей притом на расстояния.

Явление это ежедневно мы можем наблюдать вокруг себя всюду. Заразительность весёлости, смеха, печали, раздражённости есть явление индукции. Сплошь и рядом случается, что два или несколько находящихся: вместе человек обнаруживают у себя одновременное появление одной и той же мысли. Очень часто в обществе нескольких человек заводится речь об известном лице, и последнее появляется в среду заседающих в самый разгар разговора: с приближением отсутствующего, очевидно, у собеседников возбуждается представление о нём. Явление слишком обыкновенно и притом возбуждается по большинству лишь известными лицами, так что как самое явление, так и производящее его лицо, народное наблюдение отметило выражением: «лёгок на помине». Значительная часть сновидений, отличающихся настолько упорным постоянством в предшествие известным событиям, что породила в массах не только веру в своё свойство предзнаменовывать, но даже целую литературу сонников, объясняется также индукцией психических движений и состояний. Я сплю, но таким сном, что мозг мой не исключает возможности восприятий. Другое лицо напряжённо думает в это время о свидании со мной на завтра. Мысль индуцируется, и в результате я имею сновидение, в котором фигурирует думающее обо мне лицо; наутро, к моему удивлению, то же самое лицо я вижу наяву! Целая область предчувствий, безапелляционно отрицаемая просвещённым большинством, имеет, однако, реальное бытие и несомненную верность, при известных условиях. Злой замысел против меня, назревающий у моих врагов, так же как и добрый замысел друзей или людей близких, индуцируясь на мне, выражается соответственно чувствами безотчётного страха или же необъяснимой радости. Словом, всюду и ежедневно примеров массы.

Не ссылаясь на множество разительных исторических примеров, я расскажу читателям один, особенно разительный случай из современной жизни.

«Несколько лет назад я, – говорит мой знакомый г. П., – служил на одной из станций Оренбургской железной дороги. В одной из ближайших будок, стоявшей невдалеке от местной речонки Чечерки (если автор не ошибается), был будочником крестьянин Фёдор; жил он с женой; у жены его была сестра, которая приходила в будку по временам. Обе они отличались особенной неряшливостью. В самой будке вечно царила непролазная грязь и пыль; помимо этого, вид обеих сестёр был отвратителен, и обе они отталкивали своей внешностью. Жена почему-то ненавидела своего тихого и скромного мужа, и злоба её в той или другой форме нередко прорывалась наружу. Однако ж Фёдор на бабьи капризы не обращал внимания. В чём лежала причина ненависти жены, было неизвестно. Дня так за три, за четыре пред смертью, Фёдор, придя на станцию, с чувством безотчётной тоски рассказал мне виденный в эту ночь сон. Видел Я, – говорит, – будто на льду, на Чечерке, около проруби заклевали меня какие-то страшные птицы с длинными носами. Понятно, ни рассказу, ни самому сновидению я не придал никакого значения. Фёдор, однако же, продолжал тосковать. Через четыре дня, около уже полуночи, я по какому-то делу по линии дороги возвращался на станцию. Поравнявшись с будкой, в которой жил Фёдор, я увидел в окошко слабоватый свет огня, что, в виду слишком позднего времени и отсутствия поездов, меня удивило, и я решил из любопытства зайти в будку. Дверь оказалась незапертой. Войдя, я, прежде всего, изумился чистоте пола; никогда раньше неряшливая хозяйка его не мывала. Свет проникал из другой половины помещения, из-за печи. Двинувшись далее, я, прежде всего, заметил несколько стоявших на лежанке жестяных ковшей, в которых почти везде на железных дорогах разводят краски. Ковши были с белилами. За ними увидел я жену Фёдора, которая, макая кисть в краску, обеляла заново над кроватью стену. Видя постель пустой и не замечая нигде Фёдора, я обратился к жене с вопросом: Где же Фёдор?

И – странное, непостижимое дело!.. Тут же, совершенно бессознательно, по неведомому внушению, как бы шутя, дополнил вопрос.

– Уж ты не убила ли его?

– Что-о-о?! зарычала баба, страшно глядя на меня, таким тоном, что у меня даже волосы встали дыбом, и по коже пробежал мороз.

– Влекомый какой-то неведомой силой, я, не говоря далее ни слова, в безотчётном страхе поспешил вон и почти бегом направился домой.

Через несколько дней труп Фёдора, страшно изрубленный и зашитый в куль, случайно был вытащен из проруби на Чечерке! Его зарубила топором на постели, при помощи сестры, жена в то время, как он вечером лёг спать. Струи и потоки крови обдали стену и пол. Поэтому то, когда ночью я зашёл в будку, пол оказался вымытым, убийца же закрашивала на стене кровавые полосы и пятна. Сестра её, как оказалось после, при входе моём, заслышав шаги, спряталась за печь. Разумеется, по делу у следователя я был первым свидетелем. Когда убийцы были уже арестованы и в преступлении сознались, я спросил жену Фёдора, что она думала и чувствовала в то время, когда я ночью входил к ним в будку?

– Я с сестрой и тебя хотела зарубить, да у окна с улицы стояли какие-то люди, ответила мне убийца. – На самом же деле в то время у окон никто не стоял.

Сестёр-убийц сослали в каторгу».

Читатель видит, во-первых, что здесь сбылся сон Фёдора, предзнаменовавший насильственную смерть; во-вторых, изумляется вместе с рассказывавшим г. П-м, откуда у последнего, когда он не нашёл в будке Фёдора, явился предложенный вопрос: уж ты не убила ли его? Наконец, обуявший вопросчика безотчётный страх и поспешное, бессознательное удаление из будки. – Ясно, что, когда в голове сестёр план убийства близился к осуществлению, представления о том индуцировались на Фёдоре, -ночью, сначала, в форме сновидения со страшными птицами, а днём, потом, в форме тоски.

Точно также индуцировалось на вошедшем в будку г. П-м и выразившееся вопросом представление о совершённом убийстве, а затем в виде страха и желания удалиться индуцировался и замысел нового убийства.

Нет сомнения, что сплошь и рядом совершаются вещи и более, по-видимому, чудесные, объяснимые, однако, только одной психической индукцией. Этот интересный закон, мы уверены, обещает человечеству множество других разоблачений в областях, которые или считаются необъяснимыми, или отрицаются совсем. Помимо поднятия таинственных покровов, открытое свойство мысли и чувств индуцироваться на расстояниях, через много веков, весьма вероятно, может вытеснить не только телеграфы и телефоны, но и самый язык, как средство обмена мыслей. Тогда в жизни человечества наступит новая, дивная эра. Но до неё, если она и наступит когда, вероятно, ещё слишком далеко. («Совр. изв.» 1887 г., № 87).

Факты, устанавливающие существование прижизненной и вместе посмертной духовной человеческой личности (души)

Во второй половине января 1888 года, когда я воспитывался в киевской гимназии, мой брат захворал скарлатиной. Мне пришлось переселиться к нашему хорошему знакомому, штабс-капитану Трипол..му, чтобы не внести заразы в гимназию. С моим домом я был совершенно разобщён; только денщик Трииол..го приносил иногда письма от родных.

3 февраля, в 2 ч. 30 м. утра я внезапно проснулся и почувствовал присутствие больного брата в моей спальной (часы пробили половину и этим обратили на себя внимание; лунный яркий свет позволил рассмотреть время). Мне показалось, что в снопе лунных лучей, падающих через форточку, стоит фигура брата, как бы сотканная из тех же лучей. Через некоторое время фигура растаяла, оставив светлые нити, слившиеся потом с лунным светом. Всё существо моё было полно какого-то непонятного трепета, но не страха. Мы вели безмолвный разговор и понимали друг друга. Когда призрак брата исчез, я быстро соскочил с постели, разбудил Трипол..го и около часу проговорил с ним. Трипол..ий доказывал мне, что всё виденное мной – грёза, воображение; но не мог меня убедить. Всё виденное не могло быть во сне, так как я заметил время и сидел всё время на постели, сознавая окружающее. На следующий день к вечеру я получил известие о смерти брата. Меня поразило совпадение, но ещё больше я был ошеломлён, когда узнал от матери, что брат умер в день её именин, 3 февраля, в 2 ч. 30 м. утра, т. е. в тот момент, когда я его видел.

Рассказанное мною событие живо помнят мои родные и Трипол..ий, так что они могут подтвердить действительность явления.

Моя сестра утверждает, что пред всяким выдающимся событием в её жизни она чувствует присутствие покойного брата: «Серёжа приходил предупредить», – вот её фраза в таких случаях. («Ребус» 1897 г., № 26).

В 1574 году Генрих III находился в Авиньоне с королевой Екатериной Медичи. Вечером 23 декабря Екатерина ушла спать ранее обыкновенного, а перед тем провела время в обществе короля, архиепископа лионского и других придворных. В спальню королеву проводили придворные дамы де-Рец, де-Лигнере и де-Сов. Едва она легла в постель, как в сильном испуге, закрыв глаза рукой, позвала к себе на помощь, уверяя, что кардинал лотарингский (в это время опасно больной) стоит в ногах её кровати, хочет приблизиться и протягивает к ней руки. При этом королева кричала: «Monsieur le cardinal, je n’ai que faire de vous!»¹⁶¹. Королю доложили об этом странном происшествии, и он немедленно послал одного из окружавших его дворян в квартиру кардинала. Принесено было известие, что кардинал умер в то самое время, как его призрак явился королеве. Достоверность этого явления подтверждает и Добинье в своей «Histoire universelle d’Aubigné». Он говорит, что слышал об этом от трёх дам, бывших при королеве во время явления призрака. («Ребус» 1885 г., № 1).

Под этим названием в журнал «The theosophist» за сентябрь 1883 г. напечатан рассказ шотландского дворянина о том, что в Шотландии нередко встречаются люди, у которых способность к ясновидению наследственна, переходя от отца к сыну. В его же роде эта способность передаётся через поколение, от деда внуку.

Дед автора рассказа был ясновидящим, сам же он родился не в Шотландии, от матери саксонки, и надеялся избежать наследственного ясновидения, хотя все его братья унаследовали эту редкую способность. 14-летним мальчиком, находясь далеко от местопребывания отца, и считая его вполне здоровым, он неожиданно увидел его стоящим в своей комнате и опирающимся рукой на выступ камина. Юноша бросился к отцу, но призрак мгновенно исчез. Это так поразило сына, что он упал в обморок и сильно захворал. Через 3 дня было получено письмо с известием о смерти отца, именно в то время, когда он видел его стоящим близ камина, в своей комнате.

В другой раз, когда ему было уже 22 года, он, лёжа на постели, услышал лёгкие, женские шаги, приближающиеся к его постели. Зная, что двери заперты и никакой женщины в его квартире не было, он с удивлением оглянулся. Шум шагов стих у его кровати; он увидал бледное меланхолическое лицо девушки, в которую влюблён был пять лет тому назад. Девушка эта, верившая в возможность появления после смерти, обещала ему, что, если раньше умрёт, то явится к нему. Через 10 дней, он получил письмо, из которого узнал, что девушка скоропостижно умерла, именно в тот день и час, когда явилась к нему. («Ребус» 1884 г., № 12).

Знаменитый английский ассириолог Джордж Смисз, скончался в Алеппо; (в Сирии) 7 авг. 1876 г. в 6 часов вечера. Его друг и сотрудник, знаменитый германский ассириолог, д-р Фридрих Делич, находился в это время по своим делам в Лондоне. Около 6 ч. вечера он случайно проходил близ дома, в котором имел обыкновение останавливаться Смисз, когда приезжал в Лондон (дом Крогс-Лэид Род). Вдруг он услышал своё имя, произнесённое с таким поражающим воплем, что, по его собственным словам, он был потрясён до мозга костей. Как раз в этот день и час скончался его друг в далёкой Сирии. Д-р Делич удостоверяет, что в момент происшествия он вовсе не думал о своём далёком друге. Описанный случай был в своё время опубликован в знаменитом «Таймсе». Не, лишнее будет добавить, что д-р Делич – учёный, замкнутый в тесном кругу своей специальности, и ничего общего с верой в подобные явления не имеющий. («Ребус» 1885 г., № 30).

а) «Вскоре по выпуске в офицеры, дядя мой, Логин Иванович Греч, отправился к армии, действовавшей против турок, был в сражениях при Ларге и Кагуле и в 1772 г. умер от моровой язвы в Яссах. Он был любимец своей матери, и, как говорит семейное предание, явился ей в минуту своей смерти. Бабушка однажды, после обеда, легла отдохнуть, вскоре выбежала она из своей спальни, встревоженная, и спрашивала у домашних: «где ж он? Что ж он не вошёл ко мне? Я ещё не спала». – «Кто?» – «Как кто? Сын мой, Логин Иванович. Я начала было засыпать, вдруг услышала шорох, открыла глаза, и вижу, что он проходил бережно, с остановкой, мимо дверей спальни, чтоб не разбудить меня! Где он? Не прячьте его». Её уверили, что Л. И. не приезжал, что ей так пригрезилось, и она со слезами убедилась в своей ошибке. В это время вошёл в комнату зять её Безак. Узнав о случившемся, он призадумался, вынул из кармана записную книжку и записал день и час этого случая. Через две недели получено было письмо, что в этот самый час Логин Иванович скончался».

б) «У Авдотьи Петровны Елагиной занемог сын Рафаил. Мальчику, горячо ею любимому, было около двух лет. Он сильно страдал, сидя в своей кроватке, и мать, подле него, не сводила с него глаз. Нечаянно взглядывает она на дверь, и в это мгновение видит так живо входящую Марью Андреевну Мойер (урождённую Протасову), подругу своего детства, (любимицу Жуковского, на которой он желал некогда жениться), что вскакивает вдруг со стула, к бежит к ней навстречу с восклицаньем: «Маша!» – Но в дверях уже никого не было. С Авдотьей Петровной сделалось дурно. В эту самую ночь и в этот самый час Марья Андреевна скончалась в Дерпте, как после было получено известие».

в) Вице-директор почтового департамента, Александр Павлович Яковлев, был однажды в одном из петербургских театров с женой своей, урождённой Карпенко. Во время представления пьесы, на которое было обращено всё её внимание, она увидела вдруг, что перед нею промелькнула тень её сестры, Прокопович-Антонской, жившей в Москве. Прежде было известие об её болезни, но опасного ничего не предвиделось. Вскоре было узнано, что в то самое время, как г-жа Яковлева увидела перед собой тень сестры, г-жа Прокопович-Антонская скончалась». (См. кн. проф. М. Погодина: «Простая речь о мудрых вещах», стр. 189–190).

«Одна моя покойная прихожанка, – говорит один священник, – отличалась довольно странным характером; в особенности к могилам она питала не совсем нормальный интерес. Два дня после её смерти, случившейся 8 мая 1885 г. после полудня, я услышал, что один садовник видел её на кладбище в ту самую ночь. Я послал за ним, и он описал мне то, что видел, очень ясно и с большими подробностями. Садовник рассказал следующее: «возвращаясь с работы домой, я всегда прохожу через кладбище. В пятницу, 8 мая 1885 г., войдя по обыкновению на кладбище, я стал искать корову и осла, которые обыкновенно лежали у самого входа. При этом я взглянул в сторону четырёхугольного склепа, где был погребён муж покойной. Тут я увидел её, опирающуюся на решётку. Одета она была так же, как обыкновенно; в чёрную кофточку, окаймлённую крепом, и в чёрное платье; на голове у неё была шляпа, похожая по форме на «корзину для угля». Она смотрела мне прямо в лицо и на вид казалась очень бледной, гораздо более бледной, чем обыкновенно. Я хорошо знал её, так как одно время находился у неё в услужении. У меня немедленно явилась мысль, что пришла она с тем, чтобы, по своему обыкновению, посмотреть на склеп, может быть, отпереть его и войти туда. «Уж не находится ли, – подумал я, – внутри склепа каменщик, чтобы что-нибудь там поправить»? Не спуская глаз с этой женщины, я стал обходить склеп, чтобы посмотреть, открыт ли вход. Она повернулась лицом ко мне и следила за мной глазами. Я прошёл между церковью и могилой и взглянул вперёд, чтобы посмотреть, отпёрт ли склеп, так как не мог этого видеть из-за стоявшей предо мной женщины; при этом я лишь на минуту перестал смотреть на неё, так как споткнулся о газон. Но когда я поднял глаза, её уже не было. Она не могла выйти из кладбища, так как, чтобы дойти до одного из двух выходов, ей нужно было пройти предо мной. Я, действительно, был уверен, что она быстро вошла в склеп. К моему великому удивлению, я нашёл, что вход в него, который я ожидал видеть открытым, заперт и даже никогда отпёрт не был; в скважине не было ключа. Я всё-таки подумал, что мне удастся заглянуть внутрь склепа, поэтому, вернувшись назад, сильно толкнул дверь, чтоб убедиться, что она заперта, но очевидно было, что внутри никого не было. Тут я сильно испугался и взглянул на часы: было 9½ часов. Вернувшись домой, я был почти уверен, что виденное мной было плодом моего воображения. Однако я рассказал жене о своём видении.

Когда на следующий день я услышал от сына, что виденная мной женщина умерла, я вздрогнул от удивления, смешанного со страхом, и товарищ мой заметил это». Священник прибавляет, что известие о смерти его прихожанки могло дойти до места жительства садовника только на другой день, утром 9 мая. Умерла же она в 7½часов вечера 8 мая.

Мать рассказывает о том, как она предчувствовала смерть своего сына. «Происходило это в Вербное воскресенье; утром я была у обедни, но не была в состоянии следить за службой, так как испытывала какое-то смутное и трудноопределимое беспокойство. После завтрака я вошла в комнату, служившую нам гостиной; над фортепиано висел портрет сына. Я нечаянно взглянула на него, и чуть было не упала навзничь: этот портрет, правда, очень похожий, казался мне как бы одушевлённым и живым. Мне казалось, что глаза моргали, и губы двигались; в особенности поразил меня один из глаз, выступавший вперёд и как будто хотевший выскочить из орбиты. Это впечатление заставило меня сильно страдать: оно было столь сильно, что, когда, в течение следующих дней, мне случалось входить в комнату и смотреть на портрет, мне казалось, что я продолжаю видеть на лице сына то же выражение; вот почему я, наконец, приказала покрыть картину крепом. После полудня мы отправились на прогулку, но, несмотря на все старания мужа развлечь меня и на великолепную панораму, расстилавшуюся перед нами, я ни на минуту не могла избавиться от завладевшего мной мрачного предчувствия.

Помню, как в четыре часа пополудни я стояла, опершись на ограду, и рассеянно глядела пред собой. Мне казалось, что я вижу пред собой стену, солдат и сына над стеной. «Сегодня происходит битва, – сказала я мужу, – у меня мрачное предчувствие: сын наш будет убит или ранен». Друг убитого выслушал от неё же следующие восклицания вскоре после этого случая (это ещё полнее определяет некоторые обстоятельства): «милый мой, у меня горестное предчувствие: я лишусь сына. Сегодня утром, войдя в комнату, где висел его портрет, чтобы мысленно приветствовать сына, как то я делала каждый день, я увидела совершенно отчётливо, что один глаз у него выколот, и по лицу его течёт кровь. Сын мой убит!» Что же оказалось? Предчувствие в полнейшей точности совпало с обстоятельствами смерти убитого. Сын упомянутой матери, отличавшийся в высшей степени пылким характером и одарённый большой храбростью, был сперва ранен в правую руку при атаке. Тогда он схватил шпагу в левую руку и продолжал преследовать бегущего неприятеля во главе солдат, но тут пуля попала ему в глаз и убила его на месте. Глаз, который видела мать на портрете истекающим кровью, был действительно тот самый, в который попала пуля; это узнали впоследствии от унтер-офицера, служившего в отряде убитого и находившегося подле него во время приступа.

Немало известно и таких случаев, когда в особенно важные, большей частью грозящие опасностью для жизни или здоровья кого-либо моменты, лиц это является другому, как бы в виде двойника его, прося помощи, заступничества и проч. Вот пример этому. Жена одного священника, сидя однажды вечером за чайным столом, вдруг восклицает: «Господа! смотрите, там по дорожке бежит к нашему дому женщина, наша недалёкая соседка! Она придерживает платок у глаз и как будто кричит! Что могло с ней случиться и побудить её прийти к нам в это время? Я бегу отворить ей дверь!». Но за дверью никого не оказалось. Однако же жена священника была твёрдо убеждена, что видела свою знакомую, и что видение это предвещало что-нибудь недоброе, приключившееся с нею; поэтому немедленно отправились к той женщине. Дверь дома была притворена, никто на зов не отвечал, в нижнем этаже никого не оказалось, а когда взошли наверх, то нашли там почти умирающую эту женщину, в луже крови. Её муж, в припадке сумасшествия, набросившись на неё, нанёс ей несколько ран и, вообразив, что убил её, утопился в пруде. Благодаря медицинской помощи, поданной ей вовремя, она оправилась, и таким образом двойник её спас ей жизнь. (См. «Холмско-Варшавский вестник»; сн. жури. «Паст. собеседн.» 1892 г., 10 и 11, откуда мы заимствовали эти рассказы о телепатических явлениях).

В 1858 году, находясь на службе в Москве, я, – пишет В. Энгельгардт, – в начале февраля был командирован в Архангельск по делам службы. Февраля 5, перед самым моим отъездом, я написал письмо поздравительное матушке моей, жившей в Петербурге; ей 8 февраля должно было исполниться 80 лет. Кроме пожелания ей Господней Благодати, я убедительнейше просил матушку о родительском её благословении, без которого – писал я, – не совершить мне благополучно этого дальнего пути. Отправив письмо на почту, я сел в повозку и поехал. До Ярославля дорога была сносная; пробыв в этом городе сутки, я отправился дальше. От Ярославля до Вологды дорога была невообразимо дурна; подобных страшных ухабов я не воображал возможными, точно волны морские, внезапно окаменевшие от сильного мороза! Разбитый до крайности от подобной ужасной качки, я на ночь остановился на одной станции, чтобы до рассвета перевести дух и расправить мои сильно помятые и усталые члены. Одетый, как был, только без шубы, я растянулся на диване и, не имея счастливой способности скоро засыпать, занялся чтением; но чтение шло плохо и рассеянно; я встал с дивана и погасил свечу, – в надежде, что в темноте скорее засну, – но не успел я снова лечь на диван, как вдруг, к крайнему моему удивлению, вижу в нескольких шагах от меня матушку мою в сопровождении сестры моей, скончавшейся ещё в 1846 году. Поражённый этим непостижимым видением, я не мог ни шевельнуться, ни тронуться с места, но пристально, и признаюсь, с каким-то непонятным страхом смотрел на явившихся мне дорогих лиц. Матушка, совершенно как живая во плоти, заботливо и нежно глядя, крестным знамением благословила меня, а сестра, – хотя её вполне узнать можно было, имела вид более, так сказать, эфирный, спокойный, просветлённый. Я внезапно взял тут лежащую спичку и зажёг свечу, и в светлой комнате не стало уже видения!..

Это событие произошло ночью между 12 и 13 февраля 1858 года, в третьем часу утра.

Пробыв в Архангельске неделю, я получил письмо от зятя, которым он меня извещал, что в эту самую ночь матушка моя в Петербурге скончалась!.. И я твёрдо верую, что Всемилосердый Отец небесный дозволил чадолюбивой матери видимо, лично благословить сына, который так настоятельно умолял её о том перед её кончиной. (См. кн. «Простая речь о мудрёных вещах» проф. М. Погодина, стр. 192).

Журнал «Ребус» передаёт рассказ известного умершего писателя Кельсиева об одном замечательном случае в его детстве.

Это было давно, когда я ещё учился в коммерческом училище, – рассказывал Кельсиев. Я жил на квартире, недалеко от училища, а отец мой с семейством жил на Васильевском острове. Он служил чиновником при таможне и занимал казённую квартиру около биржи. Занятый службой, он посещал меня редко. Однажды ночью, когда я ещё не ложился спать и читал какую-то книгу, бывши один в комнате, вижу – моя дверь отворяется, и в комнату входит мой отец, бледный, такой печальный. Я нисколько не удивился его приходу, объясняя его естественной отцовской заботливостью обо мне. Прямо подойдя ко мне и говорит: – «Вася, я пришёл тебя благословить... живи хорошенько и не забывай Бога». Сказав это, он благословил меня как следует, и скрылся, т. е. вышел в ту же дверь. Это посещение не произвело на меня никакого впечатления, как вещь обыкновенная. Но каково же после было моё удивление? Немного спустя после ухода моего отца, ко мне стучат в дверь (так как я заперся, чтобы ложиться спать). Отворив дверь, я увидел кучера, приехавшего за мной. Он мне сказал, что отец мой только что скончался. И действительно, как оказалось, он умер не более часа тому назад, и именно, почти в то самое время, когда я видел его у себя в комнате. Тут для меня стало все ясно: благословлял меня отец умерший.

У моей жены, – пишет Дж. Гаррис, из Веллингтона на Новой Зеландии, – был дядя, капитан на торговом корабле; он очень любил её, когда она была ребёнком. Когда он бывал дома, в Лондоне, он часто брал её на колени и гладил по головке. Она отправилась со своими родителями в Сидней, а её дядя продолжал заниматься своим ремеслом в других частях света. Однажды, года через три или четыре после того, она пошла в свою комнату, одеваться к обеду. Она распустила волосы и вдруг почувствовала, как чья-то рука опустилась на её голову и быстро провела по волосам от маковки до плеч. В испуге она обернулась, говоря; «ах, мама, зачем ты так меня пугаешь?» – Она подумала, что её мать хотела с ней пошутить, но в комнате никого не оказалось. За обедом, когда она рассказала об этом происшествии, один знакомый посоветовал записать день и число. Так и сделали. Немного времени спустя пришло известие, что г. Уильямс, дядя моей жены, умер в тот самый день и, если принять в расчёт географическую долготу, почти в тот самый час, когда она почувствовала руку на своей голове.

Елена Александер, горничная леди Уалдгрев, тяжко заболела тифозной лихорадкой, и я ухаживала за ней, сообщает сиделка Франциска Реддель. 4 октября 1880 г., около 4 ч. утра, я стояла у её постели и наливала ей лекарство. Я услыхала звонок в передней (это уже два раза случалось ночью на той же неделе) и обратила внимание на отворяющуюся дверь и входящую особу, в которой я тотчас же предположила мать больной. Она в руках держала медный подсвечник; на ней была надета красная шаль и фланелевая юбка с дырой в переднем полотнище. Я посмотрела на неё, желая выразить ей, что я рада её приезду, но женщина посмотрела на меня строго, как будто говоря мне; «зачем за мной раньше не послали»? Я дала лекарство Елене Александер, а потом повернулась, чтобы поговорить с вошедшей, но никого не было; женщина исчезла. Она была небольшого роста, очень полная, брюнетка. Около 6 ч. утра Елена Александер скончалась. Через два дня её родители и одна сестра прибыли в Антони, между 1 и 2 ч. утра; я и другая служанка впустили их, и меня ужасно поразил живой портрет того явления, которое мне представилось две ночи тому назад. Я про это явление рассказала сестре больной, и она нашла, что описание костюма вполне согласно с костюмом её матери, и что у них дома есть медные подсвечники, в точности похожие на тот, который я описала. Между матерью и дочерью не было ни малейшего сходства. (См. кн. «Прижизненные призраки и другие телепатические явления», Гёрнея, Майерса и Подмора, перевод с английского В. Соловьёва).

В ноябре 1864 г. на пути в Индию, рассказывает г-жа Эльдив, я остановилась в Каире, и вот какое странное приключение произошло со мной.

Благодаря необыкновенному наплыву путешественников, мне и бывшей на моём попечении молодой особе (девице Денис) вместе с некоторыми из остальных пассажиров индийского парохода пришлось остановиться в малоизвестной гостинице. Мы с девицей Д. заняли большую, мрачную комнату с высоким потолком. Плохонькая обстановка состояла из двух небольших кроватей, поставленных почти на средине комнаты а совсем, не касавшихся сен, из двух или трёх плетёных стульев, крошечного туалета и огромного старомодного дивана, закрывавшего одну половинку больших входных дверей; он был так тяжёл, что его можно было сдвинуть разве двоим или троим. Вход в комнату был через другую половинку дверей, прямо против двух кроватей. Я была в довольно грустном расположении духа, под влиянием какого-то странного чувства, а девица Д. была вообще нервная особа; поэтому я заперла двери и ключ положила себе под подушку. А когда девица Д. заметила, что, наверное, есть другой ключ, которым можно отворить дверь снаружи, я приставила к двери стул, а на него положила мой саквояж, таким образом, что при малейшем толчке снаружи, или стул, или саквояж, или то и другое вместе должны были упасть и наделать достаточно шуму, чтобы разбудить меня. Затем мы легли спать; я выбрала постель ближе к единственному окну комнаты, его створки доходили почти до полу. По случаю жары я оставила окно открытым, предварительно убедившись, что в него нельзя влезть. Окно открывалось на отдельный балкончик, и от него до земли было целых три этажа.

Я внезапно пробудилась от глубокого сна с таким впечатлением, как будто меня кто-то звал; я села на постели и, к моему беспредельному изумлению, увидела при ясном утреннем свете, проникавшем через упомянутое большое окно, моего старого, глубоко уважаемого друга, который, как я знала, находился в Англии. Он, по-видимому очень желал заговорить со мной, и я сказала ему: «Господи, как вы сюда попали!» Видение было так отчётливо, что я заметила каждую подробность его одеяния, даже три запонки из оникса, которые он постоянно носил. Он ступил один шаг ко мне, потом вдруг показал пальцем в противоположный конец комнаты, и, обернувшись, я увидела девицу Д.; она сидела на постели и смотрела на призрак с выражением глубокого ужаса. Я снова обернулась, – мой друг, кивая головой, медленно, шаг за шагом удалялся к двери и как будто проник сквозь ту половинку двери, перед которой стоял диван. Я не знаю, что потом со мною было, помню только, как всю комнату заливали ослепительные солнечные лучи, врывавшиеся в окно. Мало-помалу я вспомнила о происшедшем, и в моем уме возник вопрос: грезила я, или меня посетил кто-то из другого мира? Присутствие моего друга в его настоящем виде было совершенно немыслимо. Вспомнив, что девица Д., по-видимому, также наблюдала явившуюся фигуру, я решила расспросить её, чтобы узнать, что это было, сон или видение, но нарочно не говорила с ней об этом, ожидая, не скажет ли она сама. Так как она, очевидно, ещё спала, я встала и тщательно осмотрела дверь; стул и саквояж оказались на своём месте, а ключ под подушкой, диван был не тронут, и эта половинка двери, очевидно, не открывалась целые годы.

Спустя немного, девица Д. проснулась, осмотрелась вокруг и, бросив взгляд на стул с саквояжем, проронила замечание, что это не много помогло. «Что вы хотите сказать?» спросила я. Она ответила: «но ведь тот человек, который был в комнате утром, должен же был выйти, так или иначе». Затем она принялась описывать мне точь-в-точь то же самое, что видела я. Я не сказала ей о том, что я видела, и рассердила её, притворно приписывая всё это её воображению. Я показала ей ключ, ещё лежавший у меня под подушкой, на стул и саквояж, стоявшие на своём месте; затем, так как она была вполне уверена, что видела в комнате кого-то, я спросила у неё, знает ли она, кто это был. «Нет, сказала она, я никогда не видела его раньше и даже не знаю никого похожего на него». «Вы никогда не видели его портрета?» спросила я. «Нет», ответила она. Девица Д. совсем не знала, что я видела, и, тем не менее, дала третьему лицу точное описание того, что мы обе видели.

У меня, естественно, явилась мысль, что мой друг умер, однако я не угадала. Я встретилась с ним спустя четыре года и, не говоря о происшествии, бывшем со мной в Каире, спросила его, не может ли он припомнить, что он делал вечером такого-то числа, в ноябре 1864 г. «Вот прекрасно, сказал он, вы требуете от меня слишком хорошей памяти». Однако подумав немного, он прибавил: «но ведь именно в этот день я так беспокоился, не зная – решиться или нет взять место, которое мне предлагали; как я жалел, что вас нет со мной и нам нельзя вместе поговорить о деле. Я засиделся у камина до глубокой ночи, усиливаясь угадать, как бы вы посоветовали мне поступить». Несколько дальнейших вопросов и сравнение чисел выяснили замечательный факт; его размышления у камина и моя галлюцинация, приняв в расчёт разницу в часах между Англией и Каиром, произошли в одно время. Я рассказала ему вышеприведённые факты и спросила, не заметил ли он в себе особенного неприятного чувства. Он сказал, что не заметил, а только сильно желал видеть меня.

Вечером 26 октября 1872 г. я внезапно почувствовал себя нездоровым и лёг в постель около половины десятого, часом раньше обыкновенного. Почти тотчас же я заснул и увидел сон; он был так жив и произвёл на меня столь сильное впечатление, что я по пробуждению сказал о нём жене и боялся, что мы скоро получим дурные вести. Мне представилось, будто я сижу с книгой за столом в зале. Вдруг передо мной явилась старая дама; она также сидела за столом с другой стороны. Не говоря ни слова и не шевелясь, она пристально смотрела на меня, а я смотрел на неё; это продолжалось, по крайней мере, минут двадцать. Меня поразила её наружность: у неё были седые волосы, чрезвычайно черные брови и проницательный взгляд. Я не узнал её и счёл за совсем чужую. Затем моё внимание было привлечено отворившейся дверью: вошла моя тётка и, видя, как старая дама и я смотрим друг на друга, с крайним удивлением сказала укоризненным тоном: «Джон, разве ты не знаешь кто это? – и, не дав мне времени ответить, продолжала: – ведь это твоя бабушка»; тогда бесплотная посетительница неожиданно встала со стула, обняла меня и исчезла; в эту минуту я проснулся. Впечатление было так сильно, что я взял свою книжку и записал этот странный сон, в полном убеждении, что он предвещает дурные вести. Тем не менее, прошло несколько дней, а никаких неприятных вестей не было. Наконец, однажды вечером я получил письмо от моего отца: он сообщал мне о внезапной кончине моей бабушки; она умерла в ту самую ночь, когда я видел сон, и в тот же час – в половине одиннадцатого.

Месяца через четыре после её смерти я отправился на остров Уайт, где она жила, желая узнать от родных, какова была в действительности моя бабушка. Тётка и двоюродная сестра подробно описали мне её наружность, и их описание удивительным образом совпадало с наружностью того лица, которое явилось мне во сне. У бабушки были седые волосы и чёрные брови, а это именно и поразило меня всего более во время моего сновидения. Как я узнал далее, она очень занималась своим чепчиком и всегда внимательно наблюдала, чтобы всё до последней ленточки было на своём месте и, – весьма любопытная вещь, – во время сновидения я заметил, как она время от времени нервно трогала ленточки на своём чепчике, как будто боялась, что они не на месте. Моя двоюродная сестра, находившаяся при бабушке в минуту её смерти, говорила мне, что за несколько времени до смерти с нею был бред. Однажды, в этом состоянии, она обвила руками шею моей двоюродной сестры, потом, открыв глаза и придя в сознание, сказала с удивлённым видом: «ах, Полли, это ты? я думала, что это кто другой». Последнее обстоятельство кажется мне весьма замечательным, так как она сделала это самое перед тем, как исчезла из зала. Необходимо прибавить, что я не видал моей бабки четырнадцать лет. Когда я видел её в последний раз, у неё были черные волосы; они мало-помалу поседели, а брови остались чёрными. Я могу утверждать, что никто не говорил мне об этой особенность. Дж. Г. У.

21 октября 1881 г., сообщает г. Марчент, около двух часов утра, когда я в совершенно бодрствующем состоянии смотрел на лампу, горевшую на моём умывальном столе, кто-то вошёл в мою комнату, как я полагал, по ошибке, и остановился, смотря в зеркало на столе. Затем мне скоро представилось, что по одежде и причёске длинных волос на затылке это Робинсон Кельсей. Когда я приподнялся в постели, и крикнул, явление немедленно исчезло. На другой день я сказал некоторым друзьям об этом странном явлении. В следующую среду человек, который прежде служил у меня пастухом, пришёл и сказал мне, что Робинсон Кельсей скончался. Сильно желая узнать, когда он умер, я обратился за известием к г. Вуду, семейному гробовщику в Линкфильде; он узнал от деверя покойного, что он скончался в 2 ч. утра. Мне никогда прежде не приходилось испытывать чего-нибудь подобного. Мне семьдесят два года от роду, я никогда не чувствую себя нервным; я не боюсь ни покойников, ни их призраков. Передаю вам набросок плана спальни, и т. д.

В ответ на расспросы г. Марчент пишет:

«С Робинсоном Кельсей случилось несчастие. Он упал вместе с лошадью и с тех пор казался временами неспособным к делу. У него была ферма в Пен-Шерсте в Кенте. Приятели уговорили его покинуть её. Тогда он переселился в своё собственное имение Батнорс-Гол, в Линкфильдском приходе, в Суррей. Я не вспоминал и не говорил о нём в течение двадцати лет. Так как призрак прошёл между моей кроватью и лампой, я видел его совершенно ясно; нельзя было ошибиться. Когда он остановился перед зеркалом, я с ним заговорил, и он тихо исчез. Вероятно, прошло дней десять, пока я через г-на Вуда узнал час его смерти».

а) Однажды, рассказывает г. Раулинсон, в декабре 1881 г. утром, когда я одевался, мной вдруг овладело твёрдое убеждение, что есть кто-то в моей уборной. Оглянувшись, я никого не увидал, но затем мгновенно возникли (перед моим умственным взором, я полагаю) все черты лица и вся фигура старого моего друга X. Вы можете вообразить, что это произвело на меня глубокое впечатление; я немедленно пошёл в комнату жены и сообщил ей о случившемся, высказав притом, что боюсь, не умер ли X. Мы этого предмета коснулись ещё несколько раз в тот день. В следующее утро я получил письмо от брата X., бывшего тогда главным консулом в Одессе, о пребывании которого в Англии мне не было известно; он уведомил меня о смерти брата, последовавшей в то самое утро в три четверти девятого. Именно в это время явление показалось в моей уборной. Надо прибавить, что два месяца тому назад мы узнали, что X. заболел раком, однако мы ещё не так скоро ждали его кончины. Никогда в других случаях у меня не было никаких галлюцинаций чувств, и я твёрдо убеждён, что никогда; не будет.

б) «14 мая 1861 г., наш сын Джордж, прекрасный и набожный 19-летний молодой человек, из сего мира был переведён в мир духов. Когда уже приближались его последние минуты, я и мать его одни сидели у его постели, и когда он испустил последний вздох, я тихо проговорил: «он умер». Жена спросила: который час, и затем, заметив, что утреннее солнце светит сквозь шторы комнаты, выходящей на восток, она сказала: «смотри! Солнце поднимается как раз в тот момент, когда наш дорогой сын поднимается к небу!» Я нарочно упоминаю о восходе солнца в момент его смерти.

Г-и Уиллиамс, весьма образованный и; достойный человек, женат на нашей старшей дочери. В то время он жил в своём доме, в Сити. Он спал в комнате, выходящей на восток. Он подтверждает, что он крепко спал, когда вдруг ему показалось, как будто кто-то схватил и крепко сжимал ему руки. Он моментально поднялся с постели, около которой увидал Джорджа, держащего ему руки и улыбающегося ему особенно кротко и нежно. Казалось, как будто Джордж в ночном костюме. Г-н Уиллиамс совсем не испугался; он понял, что это дух Джорджа, и присутствие последнего вызвало в нём спокойное чувство мира и счастья, продолжавшееся несколько часов. Так они держались за руки и глядели один на другого в течение минуты или более, затем явление выпустило руки друга, и дух Джорджа исчез.

Г-н Уиллиамс заметил, что солнце сквозь шторы освещало его комнату. Он был и остаётся под впечатлением, что видел Джорджа только при этом свете, а не при другом освещении. В 8 часов г. Уиллиамс пошёл в комнату своей жены и сказал ей в присутствии матери и няни, что Джордж умер. «Слышал ли ты это от отца?» – спросила она его. «Нет, я видел Джорджа, он утром зашёл на минуту до восхода солнца!» – «О, глупости! это ты видел во сне, Джемс!»

«Во сне? Я никогда так не бодрствовал! я не только видел его, но чувствовал, как его руки сжимали мои». «Пустяки, Джемс; я знаю, что он, бедный, очень болен, но отец не ожидает ещё смерти». Г-н Уиллиамс спокойно ответил: «вот увидим, моя дорогая, наверно сейчас от отца придёт письмо или посыльный». Час спустя, г. Уиллиамс получил ожидаемое письмо.

Г-н Уиллиамс и Джордж были очень привязаны друг к другу; во всех тревогах и заботах его детства Джемс был ему другом и наперсником. Джордж Барт».

«9 сентября 1848 г., во время осады Мултана, мой муж, генерал-майор Ричардсон, С. В., состоявший тогда адъютантом в своём полку, был тяжело и опасно ранен. Он думал, что умирает, и попросил одного из бывших при нём офицеров снять с его пальца кольцо и послать его жене, которая в то время была в Ферозепоре, на расстоянии 150 миль. 9 сентября 1848 г. ночью я лежала в своей кровати в переходном состоянии между сном и бодрствованием, когда я ясно увидела, как моего мужа уносят с поля сражения серьёзно раненым, и слышала его слова; «возьмите это кольцо с моего пальца и отошлите его моей жене». Весь следующий день я не могла забыть ни явления, ни голоса. В своё время я узнала, что генерала Ричардсона серьёзно ранили при осаде Мултана. Он, однако, выздоровел и ныне ещё жив. Некоторое время после осады, я узнала через полковника Л., который помог унести моего мужа с поля сражения, что последний, действительно, обратился к нему с просьбой насчёт кольца, в тех же выражениях, которые я слышала в Ферозепоре в тот самый момент. М. А. Ричардсон». Генерал Ричардсон вполне подтверждает это событие.

Вот рассказ мисс Госмер, знаменитой скульпторши.

«Молодая итальянка, по имени Роза, служила у меня в течение некоторого времени, но, наконец, должна была вернуться домой, по причине плохого здоровья. Когда я, по своему обыкновению, ездила верхом, я часто заезжала к ней. Однажды я заглянула к ней около 6 часов вечера и нашла её гораздо свежее прежнего. Я давно потеряла надежду на её выздоровление, но в её наружности не было никаких признаков, которые могли бы произвести впечатление близкой опасности. Я уехала от неё, думая, что буду у неё часто бывать. Она пожелала бутылку какого-то особенного вина, которую я обещала привезти ей на следующее утро.

Не помню, чтобы, простившись с Розой, я вспомнила о ней в продолжение вечера. Я легла спать здоровая и спокойная. Но после крепкого сна я проснулась удручённой чувством, что кто-то находится в комнате; но я рассудила, что кроме моей прислуги никто не может войти; у неё был ключ к одной из двух дверей, ведущих в мою комнату, которые обе были замкнуты. Я смутно различала мебель в комнате. Моя кровать стояла в середине комнаты, а вокруг неё, в ногах, стояли ширмы. Полагая, что, может быть, кто-то за ширмами, я спросила: «кто там?» но ответа не получила. В этот же момент часы в соседней комнате пробили 5, и я увидала Розу стоящей около моей постели, и не знаю каким образом, а может быть и не посредством слов, она сообщила мне следующее: «Adesso son felice, son contenta»¹⁶²; и на этом образ исчез.

За завтраком я сказала подруге, которая занимала со мной одну комнату: «Роза умерла», «Что вы этим хотите сказать? – спросила она. – Ведь вы сказали, что вчера нашли её гораздо лучше прежнего». Я рассказала ей утренний случай и прибавила, что я убеждена, что Роза умерла. Она смеялась и сказала, что я, вероятно, видела это во сне. Я уверила её, что я совершенно бодрствовала. Она продолжала шутить и надоедала мне настойчивостью, с которой уверяла, что это, должно быть, было сновидение, когда я ясно знала, что бодрствовала. Чтобы решить вопрос, я позвала посыльного и послала его к Розе узнать о её здоровье. Он вернулся с известием, что она умерла в это же утро в 5 часов.

Я в то время жила в вилле Бамбуино.

(Г-жа Госмер не может с точностью определить, когда этот случай произошёл, но полагает, что это было в 1856 или 1857 г.).

Следующий факт был сообщён г. Тимофеем Купер.

«Отец мой был священник баптист в Согем, Кембриджшайр. В 1849 г. я, как член многочисленного семейства, оставил отцовский дом и пустился в борьбу с жизнью. Искренняя любовь связывала меня с матерью. После годового отсутствия, вдруг второпях призвали меня к дорогой матери, которую считали умирающей. Я получил отпуск на неделю, возвратился домой, и накануне моего отъезда из отцовского дома, сидя у кровати матери, сказал ей: «когда вам придётся умереть, дорогая матушка, не найдёте ли вы возможности явиться мне и уведомить меня?» – «Приду, если только будет возможно», сказала она. 7 октября 1850 г., утром я проснулся, и мне показалось, как будто мягкая рука меня трогает, и знакомый голос говорит: «я умерла!» и что-то находящееся рядом со мной исчезло. Я разбудил молодого человека, который спал со мной в одной комнате, и сказал ему: «моя мать умерла! она только что была у меня, и сама сказала». В этот момент часы на лестнице пробили 3 ч. Я получил известие, что моя мать умерла в 3 ч. без 5 минут. Тимофей Купер».

Следующий факт рассказывает г-жа Сёммербел, которая никогда не подвергалась галлюцинации.

В течение многих лет я находилась в самых близких отношениях с семейством голландского дворянина, жительствующим в Голландии. В начале июля 1881 года я от старшей дочери его получила письмо, извещающее меня о серьёзной болезни её отца. С тех пор меня ежедневно извещали о его состоянии. 27 июля я получила открытое письмо с сообщением, что он чувствует себя немного лучше. Я в то время находилась в «Spa, Tunbridge, Wells» и сильно страдала невралгией. В ночь на 27, я лежала и не могла уснуть от боли; я, конечно, от времени до времени дремала, но я наверно знаю, что я бодрствовала в то время, когда происходил случай, который собираюсь рассказать. Начинало рассветать, и я ясно различала все находящиеся в комнате предметы. Не знаю, надо ли упомянуть о том, что в Голландии, в случае смерти знатной особы, нанимается так называемый «prier d’enterrement». Этот человек одет весь в чёрном, во фраке, в коротких штанах, в треугольной шляпе, с полей которой висят кремовые ленты. Его обязанность состоит в том, чтобы явиться ко всем знакомым покойника и известить их о его смерти. В упомянутое мной утро я видела, что отворяется дверь моей комнаты, и входит « prier d’enterrement». Он ничего не сказал, но стоял, держа в руках длинную бумагу. Я ясно помню, что спрашивала себя, не уснула ли я и не вижу ли сон; я оглянулась, посмотрела на окружающие предметы, на окно, в которое проникал слабый свет сквозь спущенную штору. Я посмотрела на мои часы, было около пяти часов, затем взглянула по направлению вошедшего человека, но его уже не было. Прошло около 6 лет с тех пор, как я в последний раз прожила несколько времени в Голландии, и я уже успела забыть про этот обычай извещать о смерти, или, скорее, не вспоминала о нём уже несколько лет. – Оказалось, что друг г-жи Сёммербел умер приблизительно за 1½ ч. до её видения.

Следующий случай сообщил г-н Т. У. Гудьир.

Я должен заметить с самого начала, что мои друзья считают мои нервы железными, что я страстный охотник до атлетических игр, и что воображение или страх никогда не первенствуют в моих чувствах. Но хотя я без хвастовства могу утверждать, что я страха почти не знаю, однако я чрезвычайно легко поддаюсь умственным влияниям; т. е. я часто, гуляя с другими, отгадываю, что происходит в их мыслях (особенно у моей жены); мне это удаётся в такой степени, что я даже испугал двух или трёх особ, предлагая сказать им, о каком предмете они думают, а в некоторых случаях даже, как именно они о нём думают. Правда, эта способность встречается довольно часто, но я хочу рассказать вам о следующем факте.

«Вот с чего началось дело. Я из своего дома пошёл в лавку, которую содержал мой брат, а когда я прошёл половину дороги, меня настиг сильный дождь. Я зашёл к знакомой мне даме, обождал немного, но погода не прояснялась, и так как я боялся, что не застану больше брата, то я сказал, что всё-таки пойду. Я встал, пошёл в сени, а моя знакомая бросилась вверх по лестнице за зонтиком, оставляя меня впотьмах. Верхняя часть двери была стеклянная, и вдруг я впотьмах за этим стеклом увидал лицо. Лицо было мне хорошо знакомо, но в эту минуту я не узнал его, так как оригинал находился оттуда в 300 милях. Я немедленно отворил дверь, никого не нашёл и затем обыскал плющ, которым дом и дверь были увиты. Я ничего не нашёл, и убедившись, что в такое короткое время никто не мог успеть отойти, я в первый раз спросил себя, чьё же именно лицо я видел. Я припомнил, что это было лицо замужней золовки моей жены, и всему семейству рассказал про этот случай, как только пришёл домой. Судите о нашем изумлении, когда мы через письмо узнали, что она умерла в тот же час, когда я её видел. В понедельник я видел лицо, а в среду, пока мы сидели за обедом, пришло письмо».

а) «18 декабря 1864 г. после обеда, мой свёкор, г-н В., мой муж и я, говорит г-жа В., сидели в столовой. Комната была большая в 26 и 30 ф., в одной стене был камин, и с обеих сторон двери; напротив камина три окна, а если стать спиной к камину, то в конце комнаты, направо от нас, было ещё два окна, а налево пустая стена. Эти окна находились выше пола на 7 фут, а может быть, и более, так что нельзя было в них смотреть иначе, как вставши на стул. Было темно, и мы сидели около огня, но ставни не были закрыты. Г-н В. сидел напротив двух окон, я по ту сторону камина, спиной к тем же окнам, мой муж как раз напротив камина, между нами. Вдруг г-н В. сказал: «кто это смотрит в окно?» и указал на более отдалённое из двух окон. Мы смеялись, так как знали, что никто не может смотреть в окно, потому что там не было на что встать. Г-н В. настаивал на сказанном им, говоря, что видит бледную женщину с чёрными волосами; что лицо кажется ему знакомым, но он имени не может вспомнить; он уговорил моего мужа обойти дом с одной стороны, пока он пошёл с другой. Однако они никого не видели. Я посмотрела, который час, когда они вышли, и заметила что было 5¾ вечера.

На следующий вторник я узнала про смерть моей матери, г-жи Ренкинг, скончавшейся в Ст. Питерс-Порт, Гернсей, как раз в 5¾ после обеда, в воскресенье 18 декабря, в тот же момент, когда лицо явилось за окном. Она до смерти была без сознания и жалостно меня звала. Как только г-н В. узнал о её смерти, он воскликнул: «я в воскресенье видел за окном лицо г-жи Ренкинг» (он только 2 или 3 раза видел её). Мы даже не знали, что моя мать опасно больна. Я не осмеливаюсь объяснить этот факт учёным образом, но я твёрдо убеждена, что мысли моей матери были заняты мной, старшею её дочерью. Я вышла замуж только два месяца перед тем, и она меня не видела со дня свадьбы.

Я, – говорит автор цитируемой ниже книги, из которой мы взяли этот рассказ, – имел весьма удовлетворительное свидание с г-жой В., которую считаю очень рассудительной свидетельницей. Она показала мне фотографический снимок дома, по которому оказывается, что лицо за окном не могло быть лицом живого человека. Даже головы высокого мужчины нельзя было бы видеть с того места в комнате, где они сидели, так как выступ был в 6 футах от земли, и под окном ничего не было, на что можно было бы упираться ногами, чтобы взлезть. Однако свёкор всё подтверждал, что видел живое лицо, хотя не мог объяснить его явления. Он был уверен, что это лицо ему известно, но не мог вспомнить чьё оно. Он только два раза видел г-жу Ренкинг. Оказывается, что с ним никогда не было галлюцинаций, он и это явление таким не считал. Смерть последовала внезапно после дизентерии. Г-жа В. ясно помнит, что было 5¾, когда муж и отец обыскивали дом. Огонь в камине ярко освещал комнату.

б) Характерная черта двух следующих случаев есть постепенное образование призрака и замедленное его опознание со стороны субъекта. В Church Quarterly Review (апр. 1877, стр. 210–211) появился следующий рассказ: В доме, где были написаны эти страницы, большое и широкое окно на лестнице, выходящее на север, с боку освещает вход в большую семейную комнату в конце коридора, проходящего почти вдоль по всему дому. Много лет тому назад, зимой, после обеда, автор этих строк вышел из своего кабинета, также выходящего на этот коридор, и направился в столовую обедать. День был несколько пасмурный, но туман был не густой, однако за дверью, в конце коридора, лежало как будто облако. По мере того, как он подвигался, туман этот склубился в одно место, потемнел и стал образовывать контур человеческой фигуры. Голова и плечи всё более и более выделялись, между тем как остальная часть тела казалась как будто обёрнутой в сбористый газовый плащ, такой длинный, что закрывал ноги и, дотрагиваясь выстланного плитняком пола, своей шириной изображал базис пирамиды. Яркий свет падал в окно на этот предмет, который казался таким тощим и тонким в своём составе, что свет, играющий на вновь лакированной двери, виднелся сквозь нижнюю часть одежды. Призрак казался бесцветным, подобно статуе, изваянной из тумана. Автор этих строк был до того поражён, что не знает, двинулся ли он вперёд, или остановился. Он скорее удивился, чем испугался, так как ему сначала казалось, как будто он в первый раз видит неизвестную ему до сих пор игру света с тенью. Он не видел тут ничего сверхъестественного, пока голова не обернулась к нему, и он узнал черты лица весьма дорогого ему друга. Его наружность дышала тихим спокойствием, и кроткое доброе выражение, свойственное ему в жизни, (насколько помнит автор), сосредоточилось в один прощальный взгляд, полный глубокой привязанности. А потом, в один миг, всё исчезло. Автор только может сравнить образ исчезновения с тем, как улетучивается облако дыма при прикосновении холодного воздуха. Результатом этого явления было большое изумление, но не ужас, так что вместо того, чтоб вернуться в свой кабинет, он пошёл по направлению к двери, около которой стояло явление, и отворил её.

Он, конечно, не мог не признавать значения того, что видел; а на следующий или на второй день мы с почтой получили известие, что друг его тихо скончался, в то время, когда его видел автор. Надо заметить, что смерть была неожиданная, что автор в течение нескольких недель ничего о нём не слышал и в день кончины про него не упоминал».

в) «Несколько лет тому назад, – рассказывает одна дама, – я с одним своим другом заключила избитый договор, что тот из нас, кто первый умрёт, явится и посетит другого. Несколько лет спустя я попросила сестру этого друга напомнить ему обо мне, и спросить, не забыл ли он своего обещания; я получила ответ, что помнит отлично и надеется, что явится он ей, а не она ему, – и забыла про всю историю. Мой друг был в Новой Зеландии, а место пребывания его сестры было мне неизвестно. Однажды ночью я проснулась с ощущением, что кто-то в комнате. Должна сказать вам, что у меня на столике, около кровати, всегда горит свеча.

Я оглянулась и увидала что-то за столиком; со мной сделался озноб, однако я не испугалась, протёрла глаза, чтобы убедиться, что бодрствую, и упорно стала всматриваться. Мало-помалу человеческая голова и плечи стали выделяться ясно, но как будто из какого-то туманного материала, если можно употребить это выражение. Голову и черты лица можно было различить, но всё явление казалось не вещественным и не целым; оно, действительно, походило на облако, изображающее человеческую голову и плечи. Сначала я смотрела и спрашивала себя: кто это? должно быть, тут кто-то в комнате, но кто? Потом, судя по очертанию головы и лба (особенно выступающего в лице моего друга), я воскликнула: «капитан W.» – явление исчезло.

Я встала и записала число, и ждала, пока не было возможности получить известие из Новой Зеландии. Я старалась узнать про моего друга, но уже не сомневалась, что он умер. Ответ был всё один и тот же: «известия нет!». А, наконец, писали: «мы так беспокоимся; давно ничего не слыхали. Мы дождёмся следующей почты; пишите по известному вам адресу». Затем я получила известие на простом клочке бумаги: «я упал из кареты; не могу писать; голова всё ещё болит». Больше ничего не было сказано, но это я привожу слово в слово, насколько помню. В данное время мы обо всём узнали подробнее. Он упал из кареты и находился без сознания, а потом всё-таки воспоминанья остались ещё смутными. Я никогда не сомневалась в том, что, пока он был без сознания, дух его явился ко мне. Момент явления совпадал с моментом бессознательности. Кроме этого одного случая, со мной никогда не было никаких явлений».

г) Автор следующего рассказа, г-жа Бишоп, рожд. мисс Берд, весьма известная путешественница и писательница. Агентом явления был г. Неджент, известный под именем Маунтин Джим (он был наполовину краснокожий индеец).

«В тот день, когда я расставалась с «Mountain Jim», он был очень тронут и взволнован. Я долго разговаривала с ним о земной жизни и о бессмертии души и кончила библейской цитатой. Это произвело на него сильное впечатление, он был очень взволнован и воскликнул: «я, может быть, не увижу вас в этой жизни, но, несомненно, увижу после смерти». Я мягко упрекала его за горячность, но он тем более выходил из себя, прибавляя: «я никогда не забуду слов, сказанных вами, и клянусь, что, умирая, увижу вас».

Затем мы расстались, и в течение некоторого времени я слышала, что он ведёт себя лучше, потом, что он возвратился к необузданному своему образу жизни, что он болен вследствие раны, нанесённой ему во время драки, а, наконец, что он здоров и только мечтает о мести. Последнюю весть я получила в гостинице Интерлакен, когда я с госпожой Клейтон и с семьёй Кер была в Интерлакене, в Швейцарии.

Вскоре после того, в сентябре 1874 г., я лежала на своей постели около 6 ч. утра и писала своей сестре, как вдруг увидала «Mountain Jim», стоящим передо мной и пристально смотрящим на меня; когда я взглянула на него, он тихо, но ясно сказал: «я пришёл, как обещал»; затем махнул мне рукой и сказал: «прощайте».

Когда г-жа Бесси Кер зашла ко мне в комнату, неся мне завтрак, мы записали случай, число и час. В своё время мы получили известие о его смерти, и число, приняв во внимание разницу долготы, совпадало с его явлением».

В ответ на расспросы г-жа Бишоп сообщает, что никогда не была подвержена галлюцинациям, что она в последний раз видела «Mountain Jim» в Ст. Луиз, Колорадо, 11 декабря 1873 г., и что он умер в Форт-Коллинс, Колорадо. Она надеется на возможность показать нам дневники, в которых записан факт; но она писала из чужой страны и второпях.

Мы достали копию с протокола, написанного в Форт-Коллинс во время следствия, по которому оказывается, что смерть последовала 7 сентября около 2 или 3 часов после обеда, что приблизительно соответствует 10 часов вечера в Интерлакене. Итак, совпадение не может быть таким близким, как воображает г-жа Бишоп. Если явление было 8 сентября, то оно показалось через 8 часов после смерти.

д) Следующий случай сообщён г-жой Болланд.

«В марте 1875 г. в Гибралтаре произошёл со мной такой случай. Я по воспоминаниям описала его в 1878 г. Это описание в августе месяце того же года было напечатано в «All the year Round».

Однажды в прекрасный светлый день я после обеда прилегла в своей гостиной и занялась чтением статьи: «О меловых ложах», в «Kingsleys Miscellanies», когда вдруг почувствовала, что кто-то желает со мной заговорить. Я взглянула и увидала человека, стоящего возле кресла, в 6 ф. от меня. Он пристально на меня смотрел, с необыкновенно серьёзным выражением глаз, но как только я встала и направилась к нему, он исчез.

Комната имела около 18 ф. длины, а в задней её части я видела нашего слугу (Пирсон), державшего дверь открытой, как будто он кого-то впустил. Полагая, что может быть и он только галлюцинация, я обратилась к нему с вопросом, пришёл ли кто? на что он ответил: «нет, барыня», и ушёл. После этого я стала спрашивать себя, бодрствую ли я или сплю, так как пролежала ещё 10 минут. Я повторила про себя читанное мной, снова прочитала главу и в десять минут дошла до того же места, на котором остановилась.

Затем я думала, что всё кончилось. Лицо было мне вполне известно, хотя я и не могла припомнить чьё оно, но одежда очень напоминала мне костюм, который мой муж год тому назад подарил одному слуге по имени Рамсей. Этот человек был отставной солдат, которого я нашла умирающим в Инвернессе, и который после выхода из больницы поступил к нам в услужение. Но он вёл себя нехорошо, и я должна была уволить его до нашего переселения в Гибралтар (в феврале 1875 г.); он поступил половым в клуб в Инвернессе, и я не имела никакой причины беспокоиться о нём, так как я полагала, что он здоров и служит хорошо, и что приобретённая им прежде опытность поможет ему удержаться на своём месте.

Когда муж вошёл, я рассказала ему о том, что я видела; об этом же я сообщила и жене полковника (ныне леди Леффен), но не записала дня. После этого в такой короткий срок, в какой только могло прийти письмо из Инвернесса, мой муж получил письмо от бывшего своего сержанта, извещающего его о смерти Рамсея, не упоминая о подробностях. На это мой муж ответил, что сожалеет и желал бы узнать «подробности о болезни и смерти». Он получил следующий ответ: «Рамсей умер в больнице, в бреду и беспрестанно звал г-жу Болленд».

Я только ещё прибавлю, что лицо призрака напоминало мне черты Рамсея в то время, когда я впервые видела его умирающим в больнице. Но видя его каждый день в моем услужении здоровым, я забыла это лицо или, по крайней мере, не находила сходства между ним и моим явлением.

Должна упомянуть, что в течение нескольких лет была я очень слаба здоровьем, но в данный момент чувствовала себя бодрее, чем когда-либо; тёплый климат так хорошо повлиял на меня, что я чувствовала особенную силу и радость, независимую от прочих условий жизни, что было для меня чрезвычайно приятным ощущением. Кет Е. Болленд».

е) Г-жа Аллом (18, Батум Гарденс. Уест Кенсйттон Парк, W.) сообщает:

«В октябре 1852 г. я отправилась в школу в Эльзас; мне было 17 лет, и я покинула мать в весьма неудовлетворительном состоянии здоровья. 14 месяцев после моего отъезда, около Рождества, я узнала, что моей матери хуже, но не подозревала опасности. В последнее воскресенье февраля месяца 1854 г., между 1 ч. и 2, я читала в большой классной, когда вдруг образ моей матери явился мне в другом конце комнаты. Она лежала как будто в постели, в ночном костюме. Лицо нежно улыбалось мне, одна рука была поднята и указывала к небу.

Затем явление стало тихо подвигаться по комнате, в то же самое время приподымаясь, и, наконец, исчезло. Тело и лицо показались мне исхудалыми от болезни в такой степени, как никогда ещё этого не бывало в жизни, и она была страшно бледна.

В тот момент, когда я увидала явление матери, я почувствовала убеждение, что моя мать умерла. Это впечатление так подействовало на меня, что я не могла предаться своим занятиям, и мне грустно было видеть, что младшая моя сестра играет и веселится со своими подругами.

Через два или три дня моя наставница позвала меня к себе после молитвы. Как только мы вошли в её комнату, я сказала: «вам не нужно говорить мне; я знаю, что моя мать умерла!» Она спросила, каким образом я могла это узнать; я объяснения не дала, но только сказала, что уже три дня об этом знаю. Впоследствии, я убедилась, что моя мать умерла в то воскресенье, во время явления, и что она скончалась в бессознательном состоянии, которое началось уже за два или три дня до её смерти».

ж) Подполковник Джонс пишет;

«В 1845 г. я с полком стоял в местечке Мульмейн в Бурма. В то время прямого почтового сообщения не было, мы письма получали при помощи кораблей, то массу зараз, а то целыми месяцами оставались без всяких известий.

24 марта 1845 г. я с другими знакомыми обедал у приятеля; сидя на веранде после обеда и разговаривая с другими гостями о местных делах, я вдруг ясно увидел перед собой открытый гроб, в котором лежала любимая моя сестра, по-видимому, мёртвая; она в то время находилась дома. Я, конечно, замолк, и все посмотрели на меня с удивлением и стали спрашивать, что со мной. Я, смеясь, рассказал о своём видении, к которому отнеслись, как к шутке.

Поздно вечером я пошёл домой в сопровождении офицера, гораздо старше меня (покойного отставного генерал-майора Джорджа Бригса, бывшего в то время капитаном), который возобновил разговор об этом предмете и спросил, имел ли я известия о здоровье сестры. Я отвечал, что последние письма из дому получил три месяца тому назад. Он просил меня записать явление, так как он уже прежде слышал про подобные случаи. Я записал и показал ему заметку, сделанную мной на поле календаря против данного числа. 17 мая я получил письмо из дому, извещающее меня о смерти сестры, последовавшей в тот именно день, т. е. 24 марта 1845 г. Р. Уаллер Джонс».

з) Капитан Г. Ф. Рёссель Кольт, из Гартшерри Котбридж N. В. сообщает следующее:

«Я проводил праздники с отцом и матерью в старинном имении нашего семейства в Mid-Lothian, названном Inveresk-House, в доме, выстроенном каким-то праотцом ещё во время Марии, королевы шотландской. Моя спальная была странная комната, длинная и узкая, с окном в одном конце и с дверью в противоположном. Моя кровать стояла налево от окна, против дверей. У меня был любимый брат (старший) Оливер, поручик 7-го Её Величества пехотного полка. Ему было в то время около 19 лет, и он несколько месяцев простоял под Севастополем. Я часто с ним переписывался; и однажды, после письма, написанного им в грустном настроении духа, я ответил, что он непременно должен ободриться, но что, в случае какого либо несчастия, должен явиться мне в моей комнате, где мы во время детства так часто вместе сидели, наслаждаясь весёлым разговором. Он это письмо получил (как я узнал впоследствии) в ту минуту, когда собрался идти к священнику для принятия святых тайн; впоследствии этот же священник рассказал мне о происшедшем. Затем брат пошёл к шанцам, откуда больше не вернулся, так как несколько часов спустя уже начался штурм Редана. Когда капитан его роты пал, то он заменил его и храбро вёл своих людей. Он только что перешёл с ними шанцы, хотя уже получил несколько ран, когда пуля ударила его в правый висок, и он пал вместе со многими другими. 36 часов спустя его нашли стоящим на коленах (так как он был окружён другими трупами). Он умер или, скорее, пал (смерть, может быть, последовала не моментально), 8 сентября 1855 г.

В ту же ночь я внезапно проснулся и увидал у моей постели, лицом к окну, стоящего на коленях брата, среди какого-то лёгкого фосфорического тумана. Я хотел заговорить с ним, но не мог. Я спрятал голову под простыню не от страха (так как никто из нас не боялся духов или привидений), но просто, чтобы собраться с мыслями; я о нём не думал и не видел его во сне и забыл всё, что писал ему две недели тому назад. Я решил, что я это только вообразил и что, вероятно, месяц осветил какое-то полотенце, или тому подобный предмет, не лежащий на своём обыкновенном месте. Но взглянув, я опять увидал его, смотрящего на меня нежным, умоляющим, грустным взором. Я снова хотел заговорить, но язык был связан, и я не мог произнести ни звука. Я вскочил с постели, посмотрел в окно, и видел, что лунного света не было; напротив того, было очень темно, и шёл сильный дождь; капли били в окно. Я обернулся, и всё ещё видел бедного Оливера. Закрыв глаза, я прошёл сквозь привидение к дверям комнаты и, поверну в ручку, ещё раз оглянулся. Явление повернулось ко мне головой и снова посмотрело на меня нежным и озабоченным взглядом; тогда только я заметил на правом виске рану, из которой текла кровь. Лицо было бледно как воск, но казалось прозрачным, как и красная струйка, текущая с виска. Нет возможности описать этого образа, но я никогда его не забуду. Я пошёл в комнату моего друга, где пролежал на диване остальную часть ночи, и сказал ему о причине. Я и другим в доме о своём явлении рассказал, но отец запретил мне повторять такие глупости, и особенно велел не говорить о случившемся перед матерью.

В следующий понедельник¹⁶³ отец получил от г-на Александра Мильна записку, извещающую его об осаде Редана, но не упоминающую о подробностях. Я попросил приятеля уведомить меня, если он раньше меня найдёт имя брата в списке убитых и раненых. Недели две после этого, он в доме своей матери в Athole Crescent, в Эдинбурге, зашёл ко мне в спальню с весьма серьёзным видом. Я сказал: «ты, наверно, хочешь сообщить мне о грустной вести, которую я ожидаю», и он ответил: «да». Полковой командир и два или три офицера видели труп и подтвердили, что его вид соответствовал моему описанию, и что смертельная рана находилась точно там, где я её видел. Но никто не мог сказать, умер ли он в тот самый момент. В последнем случае я видел его явление несколько часов после кончины, так как оно показалось в начале 3 часа утра. Несколько месяцев спустя возвратили нам в Инвереск маленький молитвенник и писанное мною письмо, которые нашли во внутреннем кармане мундира, надетого на нём в момент смерти. Я ещё их сохраняю».

и) Г. Гастон Фурнье в Парижа (21, Rue de Berlin) сообщает:

«21 февраля 1879 года меня позвали на обед мои хорошие знакомые Б. Войдя в гостиную, я заметил, что недостаёт г. д’Э., постоянного гостя гг. Б.; я встречался с ним почти каждый раз, когда обедал у них. На моё замечание по этому поводу, г-жа Б. объяснила, что д’Э. служит в одной большой банкирской конторе и в последнее время, должно быть, сильно занят, так как не показывается уже два дня. Затем об д’Э. больше речи не заходило. Обед прошёл очень весело, и в г-же Б. не видно было ни малейшего признака озабоченности. За обедом мы решили идти кончать вечер в театр. За десертом г-жа Б. встала из-за стола и отправилась в свою комнату одеваться, оставив дверь в столовую полуоткрытой. Мы с Б. несколько минут оставались за столом и курили сигары, как вдруг услышали страшный крик. Предположив какое-нибудь несчастие, мы бросились в комнату, и нашли г-жу Б. совсем присевшей и почти в обмороке. Мы захлопотали около неё; она понемногу пришла в себя и рассказала нам следующее:

«Оставив вас, я начала одеваться для выхода и, стоя перед зеркалом, собиралась завязать ленточки у шляпки, как вдруг увидела в зеркале, что в дверь вошёл д’Э. Он не снимал шляпы и был бледен и печален. Не оборачиваясь, я сказала ему: «ну, вот и вы, д’Э., садитесь же», и так как он не отвечал, то я обернулась, но уже ничего не увидала. Тогда я в ужасе закричала, как вы слышали».

Б., чтобы успокоить жену, принялся подтрунивать над нею, представляя видение простой нервной галлюцинацией и говоря, что д’Э. будет весьма польщён, узнав, до какой степени он занимает её мысли. Затем, так как г-жа Б. всё ещё дрожала всем телом, мы, чтобы сразу покончить с её беспокойством, предложили ей отправиться тотчас же, говоря, что иначе мы пропустим начало пьесы. «Я ни разу не вспомнила о д’Э. с тех самых пор, как Ф. спросил меня, отчего его нет» сказала нам г-жа Б; «Я не труслива и никогда не имела галлюцинаций; уверяю вас, тут есть что-то сверхъестественное и, что касается меня, я не выйду, пока не получу сведений о д’Э. Умоляю вас, сходите к нему, это единственный способ успокоить меня».

Я посоветовал Б. уступить желанию его жены, и мы оба отправились к д’Э.; он жил очень недалеко. Дорогой мы немало шутили между собой насчёт страхов г-жи Б.

Придя к д’Э., мы спросили швейцара: «дома г. д’Э?“ «Да, сударь, они весь день не выходили».

Д’Э. жил в маленькой холостой квартире, прислуги у него не было. Мы поднялись к нему и несколько раз принимались звонить, но ответа не было. Звоним сильнее, потом стучим изо всей силы – успеха не больше. Б., против воли взволнованный, говорить мне: «это нелепо! швейцар ошибся, он вышел. Сойдёмте вниз». Но швейцар снова утверждает, что д’Э. не выходил, – в этом он совершенно уверен. Испугавшись не на шутку, мы опять идём вместе с ним наверх и снова пытаемся добиться, чтобы нам отворили; потом, не слыша в квартире ни звука, посылаем за слесарем, отворяем двери и находим лежащее на постели тело д’Э., пробитое двумя выстрелами из револьвера.

Врач, которого мы тотчас же пригласили, констатировал, что д’Э. сначала пытался отравиться, выпил склянку опиума, а потом, найдя вероятно, что яд действует слишком медленно, сделал в себя два выстрела из револьвера, направив его прямо в сердце. По медицинскому освидетельствованию, смерть последовала приблизительно за час перед тем. Хотя я и не могу с полной точностью определить времени, но оно почти совершенно совпадает с мнимой галлюцинацией г-жи Б. На камине оказалось письмо, которое должно было сообщить г. и г-же Б. о его решении.

i) Преп. Ф. Баркер, бывший ректор в Коттенэме, Кэмбридж, сообщает:

«6 декабря 1873 г. около 11 часов вечера, когда я только что лёг в постель и ещё не спал, даже не задремал, я страшно испугал мой жену, громко застонав, и, на её вопрос о причине, ответил: «я только что видел мой тётку. Она пришла, стала около меня, улыбнулась своей обыкновенной доброй улыбкой и исчезла». Тётка, которую я нежно любил, сестра моей матери, была в это время на Мадере для поправления здоровья с племянницей, моей двоюродной сестрой. В эту минуту у меня не было повода предполагать, что она серьёзно больна; но испытанное мной впечатление было так глубоко, что на другой день я рассказал её родным (между прочим, и моей матери) о том, что видел. Через неделю мы узнали, что она умерла в ту самую ночь и, принимая в расчёт географическую долготу, почти в ту самую минуту, когда мне явилось видение.

Моя кузина, остававшаяся всё время при ней, услышав о том, что я видел, сказала: «я не удивляюсь этому, так как она звала вас во всё время агонии».

Это был единственный раз, что мне пришлось испытать нечто в этом роде. Быть может, этот рассказ из первых рук представит для вас некоторый интерес. Могу упомянуть только, что живое впечатление, испытанное много в ту ночь, никогда не покидает меня. Фредерик Баркер».

к) Генерал-лейтенант Альберт Фитч сообщает:

«Замечательный случай, произведший глубокое впечатление на моё воображение, был со мной в Моульмэне. Я видел призрак, видел собственными глазами при полном дневном свете; могу принять в этом присягу. У меня был старинный товарищ. Мы были вместе сначала в школе, потом в коллегии и жили в теснейшей дружбе. Между тем нам не пришлось видеться много лет. Раз утром, я только что встал с постели и начал одеваться, как вдруг мой старый приятель вошёл ко мне в комнату. Я встретил его самым сердечным образом и сказал, чтобы он велел принести себе чашку чаю на веранду, обещая немедленно присоединиться к нему, затем поспешно оделся и отправился на веранду, но не нашёл там никого. Я не мог поверить своим глазам и позвал часового, стоявшего перед домом, но, оказалось, в это утро он не видел никакого незнакомого господина; вся прислуга также объявила, что в дом никто не входил. Я был уверен, что видел моего друга. Я не думал о нём в ту минуту, однако не был особенно удивлён, так как пароходы и другие суда часто приходили в Моульмэн. Через две недели после того я узнал, что он умер за 600 миль оттуда, около того самого времени, как я видел его в Моульмэне».

л) В 1882 году, в Светлое Воскресенье я, – говорит С. Дж. Мастерс, – отправился спать, как только пробило 11 часов. Идя по коридору, ведущему в мою комнату (дверь спальной моих родителей находилась прямо передо мной, на расстоянии 10 или 12 футов, а дверь моей комнаты ещё фута на два правее, так что мне приходилось пройти в свою комнату мимо их двери), я увидел, что дверь открыта, и так и прирос к месту: в дверях прямо передо мной стояла фигура женщины. Я не мог рассмотреть её платья, но отлично видел черты лица и в особенности глаза. Должно быть, я стоял, по крайней мере, 20 секунд, так как моя мать, слыша, что я внезапно остановился, не дойдя до своей комнаты, открыла дверь внизу и спросила, что случилось; тогда я сошёл и оставался с моими родителями до тех пор, пока все не разошлись. Фигура исчезла, лишь только мать позвала меня, и свеча, которую я держал в руке, через открытую дверь осветила комнату до противоположной стены: привидение загораживало свет, как осязаемое тело.

Лишь в следующую среду моя мать, читая местный двухнедельный журнал, увидела извещение о смерти одной молодой особы, с которой я одно время имел недолгое знакомство. Наведя справки, я узнал, что она умерла почти в ту самую минуту, когда мне явился её призрак. Я убеждён, что это была она, так как глаза имели то же выражение, как у неё, только в ту минуту я её не узнал. Не видевши её шесть месяцев, я почти забыл об её существовании. Она умерла от чахотки, чем и объясняется, почему её не было видно в городе.

м) Г-жа Клерк в Лондоне (Clifton Lodge, Farquhar Road, Upper Norwood S. E.) пишет:

В августе 1864 года, в 3 или 4 часа пополудни, я сидела на веранде нашего дома в Барбадосе и читала. Негритянка катала по саду в коляске мою маленькую дочь, которой было года полтора. Я не замечала вокруг ничего особенного и через несколько времени встала и хотела идти в комнаты. Тогда негритянка сказала мне: «барыня, кто этот господин, что сейчас с вами разговаривал?». – «Со мной никто не говорил», ответила я. «Ах, как же, барыня, очень бледный высокий господин, он с вами говорил, и вы обошлись с ним неучтиво, ничего ему не ответили». Я повторила, что никого не было, и даже рассердилась на эту женщину. Она упрашивала меня записать этот день, так как она уверена, что кого-то видела. Я так и сделала, а через несколько дней узнала о смерти моего брата в Тобаго. Странно то, что я его не заметила, а она (для него совсем чужая) видела, и, по её словам, он как будто старался обратить на себя моё внимание. Мэй Клерк.

н) Особа, сообщившая нижеприведённый рассказ, жена смотрителя на большой Северной железной дороге, живёт в Ноттингеме (4 Taylor’s Cottages, London Road).

«Несколько дней тому назад мы получили письмо с просьбой, чтобы я сообщила нам рассказ о смерти нашей милой маленькой дочери, случившейся 17 мая 1879 года. Прежде всего, я должна сказать, что событие сохранилось в моей душе так живо, как будто с тех пор прошло всего несколько дней. Было очень весёлое утро, солнце светило так ярко, как я, кажется, никогда не видела. Моей дочери было 4 года 5 месяцев, она была очень хорошенькая девочка. В начале 12-го она вбежала в кухню и сказала мне; «мама, можно мне идти играть?» – «Да», – ответила я, и она пошла. Немного спустя после того я пошла взять ведро воды из спальной; когда я переходила двор, дитя прошло передо мной, как будто светлая тень. Я остановилась посмотреть на неё, повернула голову направо и увидела, как она исчезла. Я вылила воду из ведра и хотела воротиться назад, но меня позвал брат мужа, живший у нас, и сказал: «Фанни сейчас задавили». Я бросилась в комнаты, выбежала на улицу и там нашла её. Она подвернулась под лошадь булочника, удар копытом сбил её с ног, и колесо телеги проломило ей череп около затылка. Через несколько минут она умерла на моих руках». (Извлечение в сокращении из книги Гёрнея, Майерса и Подмора: «Прижизненные призраки и др. телепатические явления», перев. с англ. В. Соловьёва. 1893 г.).

о) Много лет тому назад, командир 12 роты одного из полков 3 гвардейской пехотной дивизии, расположенной в Варшаве, капитан Шумилин, отправил на излечение в варшавский уяздовский военный госпиталь одного из своих лучших унтер-офицеров, Антона Бархатова, заболевшего скоротечной чахоткой.

Ротный командир навещал больного солдата довольно часто. К концу месяца состояние больного ухудшилось и почти не оставалось сомнений в зловещем исходе.

Однажды, перед вечером, капитан Шумилин ехал на извозчике с одним из офицеров, знавших лично Бархатова. Они ехали в гости и оба были в хорошем настроении духа.

Уже темнело. Когда они въехали в уяздовскую аллею, то увидели перед собой на тёмном фоне деревьев обрисовавшуюся отчётливо фигуру Бархатова; она обозначалась настолько ясно, что они оба закричали в один голос; «Бархатов, ты зачем здесь? Как твоё здоровье?».

Ответа на их вопросы не последовало, и фигура Бархатова, простоявши на месте ещё несколько секунд, медленно исчезла... Тогда только оба офицера поняли, что это было видение.

Так как уяздовский госпиталь находится вблизи уяздовской аллеи, в которой они увидели тень Бархатова, то оба офицера решили немедленно заехать в госпиталь, где лежал больной, чтобы проведать его и узнать, не случилось ли с ним чего особенного.

Едва они взошли в палату, где лежал Бархатов, как палатный служитель доложил им, что Бархатов скончался несколько минут тому назад, т. е. именно тогда, когда Шумилин и его товарищ видели тень Бархатова. Бархатов перед смертью, по удостоверению находившегося при нём служителя, вспоминал своего ротного командира и высказывал желание его повидать.

п) Более 35 лет тому назад, в Варшаве, во время самого разгара польского мятежа, сообщение в губерниях Привислинского края, где бродили вооружённые шайки мятежников, было сопряжено с большими опасностями. Поэтому, для переезда из одного города в другой, дожидались оказии, т. е. передвижения отрядов войск, к которым и присоединялись те лица, которым нужно было поехать в ту сторону.

В то время на службу в губернию царства польского призывали как офицеров на разные административные должности, так и лиц гражданских русского происхождения. В числе таковых находился молодой человек, Константин Никитин, который был вызван на службу, кажется, в г. Радом или Калиш, в канцелярию губернатора.

Никитин, уроженец калужской губернии, холостой молодой человек, приехал в Варшаву в сопровождении матери и сестры. Никитин, получивший образование в одном из кадетских корпусов и пошедший потом далее по гражданской службе, имел в среде офицеров много знакомых; некоторые его друзья жили в Александровской цитадели (крепость под Варшавой).

Из Варшавы Никитин должен быль ехать «с оказией», в Радом, а провожавшие его до Варшавы мать и сестра собирались вернуться из Варшавы домой. До «оказии» оставалось три или четыре дня. Стояла тёплая, прекрасная погода, был праздничный день. Никитин поехал в Александровскую цитадель, чтобы навестить друзей, а мать и сестра в большой компании отправились на прогулку, за город, в «Виляново»; чтобы осмотреть роскошный виляновский дворец, принадлежавший графам Потоцким, находящийся в 8–10 вёрстах от Варшавы, в противоположной от Александровской цитадели стороне.

Компания, осмотревши виляновский дворец, села в одной из беседок отдохнуть в тени и потребовала себе молока. Среди весёлого и оживлённого разговора все члены этой компании вдруг ясно и отчётливо услышали: «мама и Оля, прощайте!». Все тотчас же узнали голос молодого Никитина; мать и сестра его бросились из беседки по тому направлению, откуда раздавался голос; каково же было их удивление, когда во всем виляновском саду они нигде не могли найти и следов своего милого Кости.

Обстоятельство это произвело на всех тяжёлое впечатление. Все находились точно под гнётом ожидания чего-то неприятного.

Понятно, что у всех весёлое расположение духа исчезло, и вся компания поспешила скорее возвратиться домой; некоторые заметили нарочно время, когда раздался голос Никитина. Было ровно 7½ часов вечера.

В самом грустном настроении мать и сестра Никитина явились домой. Оказалось, что Костя ещё не возвращался. Не вернулся он домой и на следующее утро. Нечего и говорить о том, как тревожно провели ночь мать и сестра. Только на другой день, около полудня, несчастные узнали прискорбную действительность. Друзья Кости дали им знать, что, гуляя с ним, на валах Александровской цитадели, они, около 7½ часов вечера, присели отдохнуть на валу. Костя сказал им, что сойдёт на минутку в крепостной ров. Не прошло и двух минут, как послышался его крик: «мама и Оля – прощайте», и затем раздался пистолетный выстрел. Они вскочили и подбежали ко рву; им представилась следующая страшная картина: Костя лежал весь в крови с раздробленным черепом: он выстрелил из пистолета в рот и за момент до самоубийства произнёс те прощальные слова, которые мать и сестра, а также и все лица, окружавшие их, отчётливо слышали и именно в тот момент. А между тем их разделяло расстояние в 12–15 вёрст. («Петерб. лист.»).

р) 20 февраля 1899 года я по делам поехал в Аграм, – рассказывает д-р Гай. – Приехав туда, я вечером отправился на Елачич плац в «Narodna Kovana», уселся за один из столиков и спросил себе закусить. Молодой человек, очень представительный и красивый, подошёл ко мне и отрекомендовался доктором Владимиром Марн. После первых приветствий он попросил позволения разделить мою компанию и, усевшись, сообщил:

Позвольте мне рассказать вам случай со мной, очень недавно происшедший и не поддающийся никакому объяснению. Коллеги мои утверждают, что это – галлюцинация, но меня это мнение нисколько и ни в чём не убеждает.

Будучи ещё студентом, я влюбился в чудную девушку. Хотя любовь моя была встречена взаимностью, но нам пришлось, тем не менее, семь лет бороться с различного рода препятствиями; наконец, наша неизменная любовь всё преодолела, и 8 февраля 1897 года наш союз был благословлён церковью. Я прожил с этим ангелом два года в безоблачном счастье, и затем судьба безжалостно разлучила нас: моя Милька умерла 24 января нынешнего года. Она всегда была некрепкого сложения, и рождение ребёнка стоило ей жизни.

8 февраля, в годовщину нашей свадьбы, я с отцом моим был на её могиле и положил на неё венок. Вернулся я домой около половины восьмого: поужинав, как и всегда, лёг в постель в половине десятого и тотчас же крепко заснул.

Сколько я проспал – я не знаю, но проснулся я от очень неприятного ощущения: какая-то тяжесть давила мне ноги, поднимаясь ко мне всё выше и выше... Я повернулся на другой бок, к стене, решив, что это начинался кошмар. Давление, однако, продолжалось и мешало мне спать. Я повернулся к комнате, желая узнать, в чем дело, и – представьте себе! – я увидел мой Мильку, но не бледную, худую, жалкую, какая она была последние месяцы своей жизни, а цветущую, прекрасней, чем когда-либо. Она была в подвенечном платье, в котором её и похоронили, и стояла в нескольких шагах от моей кровати. – «Мне это кажется», – подумал я. Нет! фигура всё стоит, ясная, отчётливая. Невыразимый ужас объял меня. Привидение, как бы желая успокоить меня, улыбнулось, три раза кивнула своей милой головкой и подошла ко мне, наклонилась и поцеловала в лоб! Я совершенно ясно ощутил прикосновение холодных губ к моему лбу, и ледяной холод пронизал меня. Она отступила, всё улыбаясь, подошла к двери комнаты, в которой спит моя мать с нашим ребёнком, три раза перекрестила эту дверь и исчезла. Я был страшно потрясён и поутру чувствовал необыкновенную слабость. Так как моя мать всегда затворяет дверь своей комнаты часа в три ночи, чтобы ребёнку было теплее, и так как дверь была затворена, когда жена крестила её, то из этого я заключаю, что видение было часу в четвёртом утра».

Вот буквально то, что со мной случилось. Что это не галлюцинация – я прекрасно знаю, потому что, проснувшись, я нисколько не думал о жене, а просто только желал объяснить причину неприятного ощущения, и уже когда я повернулся и внезапно увидел приведение, тогда только ужас охватил меня. Я не могу не быть уверенным в реальности того, что я видел, и счастлив был бы какому-нибудь удовлетворительному объяснению виденного мной».

– Во-первых, – ответил я – позвольте взять с вас честное слово, что всё рассказанное вами случилось именно так, как вы передаёте, потому что, хотя я уверен, что вы не позволите себе шутить памятью дорогого нам человека, но я желал бы иметь ваше слово, как подтверждение этому случаю в глазах других.

Д-р Марн очень охотно подал мне руку, подтвердив честным словом сообщённое им, и разрешил мне предать гласности этот случай. Д-р Марн живёт в Аграме на Senoa-Gasse, № 6. («Psychishe Studien», сн. «Ребус» 1899 г., № 41).

с) Г-жа Pathier из Парижа сообщает, что один из друзей её отца пошёл в монахи по следующему случаю. Раз, ночью, он увидел во сне свою умершую сестру, которая стояла, опершись рукой на буфет, и горько жаловалась на свою загробную судьбу. Сон этот нисколько не повлиял на брата, но, проснувшись, он увидел на буфете ясный отпечаток женской руки, что и заставило его посвятить остаток своей жизни молитвам за сестру.

т) Г-жа Мария Тило, д-р медицины, из Сент-Имье (в Швейцарии) сообщает следующий случай. Один молодой русский офицер, подверженный, вообще, галлюцинациям, находясь однажды в большом обществе, пел и аккомпанировал себе на рояле. Вдруг он встал, сильно побледнев, и на вопросы окружающих отвечал, что видит на пороге необычайно красивую женщину, которая манит его к себе. Никто, кроме него, этой женщины не видал. Убедившись, что её не слушают, она стала на колени и со слезами умоляла офицера последовать за ней. Он, наконец, решился и, вместе со всеми присутствовавшими, последовал за видением. Выведя всех их за город, причём женщина неоднократно оборачивалась, чтобы посмотреть, идут ли за нею, она повела всю компанию по большой дороге, а затем, минут через двадцать или тридцать, свернула в сторону, подвела их к небольшой яме со свежевырытой землёй и исчезла. Отметив камнями это место, офицер вернулся в город и, взяв с собой несколько солдат, привёл их к яме и велел рыть землю, при чём были найдены два свежих трупа – молодого человека и той самой красавицы, которая являлась к офицеру. При следствии было открыто, что трупы эти принадлежат новобрачным, которых в предыдущую ночь убил и ограбил ямщик. Он тотчас же был арестован и понёс заслуженное наказание. («Ребус» 1899 г., № 39).

у) В январской книжке «Исторического вестника» за 1899 г. г. С. И. Уманец поместил свои воспоминания о недавно скончавшемся поэте Я. П. Полонском, с которым был очень дружен его отец. Г. Уманец, между прочим, сообщает следующий интересный факт.

«В 1874 году мы всей семьёй ездили за границу и проездом через Петербург, конечно, виделись с Яковом Петровичем, который был уже в это время вторично женат, а в 1875 году свиделись снова, но при очень грустных обстоятельствах: в апреле этого года скоропостижно скончался в Петербурге мой отец, в бывшей гостинице Соболева, у Синего моста (теперь гостиница «Россия»). За несколько часов до смерти, мой отец провёл целый вечер с Яковом Петровичем, и, прощаясь, старые друзья не думали, конечно, что расстаются навсегда. Вернувшись домой, Яков Петрович, немного спустя, лёг спать в совершенно спокойном расположении духа. Под утро он вдруг проснулся, словно от какого-то толчка, и увидел, как разгораживавшая его рабочий кабинет на две половины тяжёлая занавеска, за которой стояла кровать, тихо колыхалась, будто от дуновения ветра, и одновременно совершенно явственно услышал над самым ухом чей-то тихий голос, почти шёпотом, медленно и протяжно проговоривший странную фразу: «тень руки шевелила занавеской твоей»... В это самое время в передней звякнул звонок: пришли из гостиницы, чтобы уведомить Якова Петровича о внезапной кончине моего отца. Об этом удивительном случае Яков Петрович, никогда не отвергавший области сверхъестественного и неразрешимо загадочного, много раз передавал мне потом во всех подробностях.

Явления телепатии были известны ещё в глубочайшей древности, и попыток научного их объяснения существует бесчисленное множество. Вот некоторые из них.

Ещё знаменитый Месмер объяснял магнетизирующее действие пассов, взгляда, и т. д. истечением из тела магнетизёров особого невесомого «магнетического флюида», подчиняющегося механическим законам. Гмелен Бюрдах, Дю-Поте, Пассаван искали ключ к явлениям жизненного, органического или животного магнетизма в существовании «нервного флюида», «нервного эфира» и т. п. агентов. Кизер – в присутствии в природе особой «теллурической силы», отличной от всех других сил природы¹⁶⁴.

Знаменитый барон Рейхенбах учил о повсеместном распространении во вселенной особой «одической» иди «одиллической» силы (Otkraft), находящейся в теснейшем соотношении с силами физического мира; этой-то силе он и приписывал явления органического магнетизма¹⁶⁵.

Перейдём теперь к новейшему времени. «Смотря на нервную силу, как на особый вид физической энергии, – говорит знаменитый Карпентер, – не представляется невозможным... допустить действие её на расстоянии. Большое число опытов, произведённых с соблюдением величайших предосторожностей, было бы потребно для того, чтобы установить вероятность возможности подобного рода явлений. Но имеет ли право кто-либо из людей науки сказать, что они невозможны»? (курсив подлинника)¹⁶⁶. Идея подобного же рода «нервной силы» проведена и в известной брошюре знаменитого Гартманна Der Spiritismus, а также и во множестве других сочинений сродного характера лондонского журнала The Niheteedth Century. М-р Ноульс смотрит на процесс телепатической передачи мыслей, как на особый вид движения («brain waves» или мозговые волны), передающийся через посредство эфира¹⁶⁷. Перроне прибегает к подобному же термину – «ондуляционнизм»; известный английский психопатолог д-р Моделей говорит о «мысленосном эфире» (mentiferous ether»¹⁶⁸. Д-р Барети из Ниццы утверждает, что из глаз, оконечностей пальцев и пр. излучается особая нервная сила, могущая быть отражаемой зеркалами, сосредоточиваемой посредством линз и т. д. Сила эта, в которой он ищет ключ к явлениям месмеризма и передачи мыслей, представляет собой лишь «особый вид движения того тончайшего вещества, которое физики называют эфиром»¹⁶⁹. Известный изобретатель гипноскопа д-р Охорович полагает, что передача мыслей совершается через посредство электричества. Исходным пунктом его гипотезы служит допущение, что «нервная сила» и электрическая энергия могут превращаться одна в другую¹⁷⁰. Весьма недавно знаменитый туринский антрополог, профессор Чезаре Ломброзо примкнул к группе учёных, смотрящих на явления телепатии с чисто физической точки зрения¹⁷¹.

Некоторые из современных учёных дошли даже до того, что начади видеть в «нервном контагии» нечто грубо-вещественное!¹⁷².

2. В попытках чисто физического объяснения явлении телепатии нет, конечно, ничего удивительного, и попытки эти весьма естественны и законны, хотя к ним и следует относиться с чрезмерной степенью осторожности. Такие глубокие знатоки предмета, как покойный Эдмонд Гэрни и нынешний учёный секретарь Лондонского психического Общества м-р Майерс, из всего своего глубокого знакомства с явлениями как экспериментальной, так и самопроизвольной телепатии, выносят такого рода заключение, что объяснить эти таинственные явления чисто физическими гипотезами – вряд ли когда-либо представится возможность, и что гораздо вероятнее рассматривать их, как явление по преимуществу характера духовного¹⁷³.

С этой точки зрения на них смотрели уже и многие старинные авторы. Пюисегюр, Делез, д-р Юстинус Кернер – объясняли явления месмеризма действием особой «психической силы» или «воли магнетизёра»; аббат Фиар, аббат Тиссо, д-р Тесте, граф Ре влиянием «духов» и пр. К этой последней крайней спиритуалистической школе примкнули впоследствии и Дю-Поте с Делезом¹⁷⁴.

В учении о телепатии следует, как известно, иметь ключ к уразумению особого класса ясновидения, так называемого телепатического или, как выражались старинные авторы, симпатического.

Существует, однако же, ещё другая его форма, так называемое непосредственное, прямое или абсолютное, необъяснимое с точки зрения телепатической гипотезы. Тем не менее, как мы сейчас это покажем, первую форму возможно рассматривать как простой частный случай второй.

Читателям, конечно, известно, что, по взглядам современной науки, наша духовная жизнь находится в какой-то теснейшей зависимости или связи с физическим состоянием нервной системы. Мало того, ещё весьма недавно в психологии ясно преобладало стремление рассматривать её, эту жизнь, как непосредственный результат физических изменении, происходящих в нервной системе, другими словами, считать мысль лишь как особый вид физической энергии или движения вещества (припомним знаменитый афоризм Карла Фохта – «мысль выделяется мозгом подобно тому, как желчь – печенью»¹⁷⁵.

Что душевная деятельность находится в какой-то теснейшей зависимости с физическими изменениями, происходящими в нервной системе – это факт, не подлежащий сомнению. Так, например, воспринимая сознанием какое-нибудь чувственное впечатление – зрительное или слуховое – мы, в сущности, апперцепируем лишь физические изменения, происходящие в зрительном или слуховом аппарате.

Яркой иллюстрацией этого положения служат так называемые галлюцинации чувств: если зрительный, слуховой или иной какой-либо сенсорный аппарат будет, например, происходящим в нём болезненным процессом приведён в состояние раздражения, соответствующее тому, в котором он находится во время акта нормального чувственного восприятия, то мы по ассоциации заключаем, что раздражение аппарата вызвано каким-либо внешним фактором – световой или звуковой волной – и испытываем мнимое ощущение или галлюцинации, т. е. как бы видим свет или как бы слышим звук. Подобные же явления можем мы при подобных же условиях испытывать и в других сферах душевной деятельности, как, например, в области эмоций.

Припомним теперь, что факты непосредственного ясновидения¹⁷⁶ заставляют допустить существование у человека какой-то трансцендентной способности непосредственного, внечувственного познавания окружающего его физического мира и происходящих в нём изменений.

Как мы сейчас заметим, получая впечатления из внешнего мира, мы, в сущности, апперцепируем лишь изменения, происходящие в нашей нервной системе. Но нервная система наша, и других лиц, также представляет собой не что иное, как крошечную часть физического мира. А отсюда следует, что каждый человек путём непосредственного ясновидения может познавать также и изменения, происходящие в нервных системах других лиц, т. е., другими словами, может трансцендентным путём познавать их впечатления или мысли.

Заметим мимоходом, что, раз мы станем на эту точку зрения, нам не представится уже затруднительным распространить понятие о телепатии и на процессы, так называемой, бессознательной душевной деятельности (церебрации). Рассматривая гипотезы, проводим, таким образом, параллель между получением какого-либо впечатления обыкновенным физиологическим путём, получением его путём телепатическим и явлениями непосредственного ясновидения.

Пользуясь случаем, укажем здесь на очень интересный опыт, опубликованный недавно известным французскими психологом д-ром Альфредом Бине́¹⁷⁷. К совершенно нечувствительному затылку истерички прикладывается неизвестная ей медаль с весьма сложным рельефным на ней рисунком – и истеричка рисует довольно точно выгравированное на медали изображение, хотя и совершенно не чувствует её прикосновения. Здоровые же субъекты, с которыми Бине́ проделывали тог же самый опыт, бывали в состоянии нарисовать лишь контур округлого диска медали. «Не поможет ли этот эксперимент уяснить сущность так называемого перемещения ощущений в магнетическом сне?», – спрашивает по этому поводу французский учёный¹⁷⁸. Без сомнения, да; но как объяснить с этой точки зрения такого рода случаи, когда «ясновидящие» узнавали прикладывавшиеся к поверхности их тела совершенно гладкие рисунки, как, например, фотографии¹⁷⁹?

В заключение этой заметки обратим внимание на одно очень важное обстоятельство.

Как мы видели выше, понятие о телепатии можно значительно расширить, так как факты заставляют допустить, что телепатическим путём могут передаваться не только мысли, на которых в данную минуту сосредоточено внимание индукторов, но также и процессы так называемой бессознательной душевной деятельности (церебрации).

Может, например, случиться, что индуктор будет совершенно не в состоянии припомнить почерка того или иного умершего своего родственника или знакомого, и, тем не менее, это позабытое зрительное впечатление (почерк) сообщится телепатическим путём «медиуму» и этот последний автоматически воспроизведёт его, этот забытый почерк. Или же медиум сообщит какой-нибудь эпизод из земной жизни этого родственника или знакомого, о котором индуктор не сохрани ни малейшего воспоминания¹⁸⁰.

Мы видим отсюда, с каким чрезмерным скептицизмом следует относиться ко всем этим якобы неопровержимым доказательствам проявления в этом мире влияния «духов» умерших.

Итак, факты заставляют допустить, что между двумя или более лицами может установиться, помимо наружных органов чувств, такого рода общение, что все акты душевной деятельности (церебрации) одного из них, именуемого индуктором – как сознательные, так и бессознательные – будут отражаться в душевной сфере (в мозгу) другого – перцептора или медиума. Подобного рода общение носит название телепатии. Телепатическая способность познавания может быть рассматриваема, как простой частный случай другой трансцендентной способности познавания – способности так называемого прямого, абсолютного или непосредственного ясновидения.

3. Вот ещё некоторые возможные телепатические гипотезы:

1) Можно предположить, что телепатические взаимодействия происходят непосредственно между высшими нервными центрами (мозгами) вовлечённых в rapport лиц, при посредстве какого-либо физического агента.

2) Можно предположить, что в актах этого рода происходит непосредственное взаимодействие между духовными началами вовлечённых в телепатический rapport лиц.

3) Между предыдущими двумя крайними гипотезами возможны и компромиссы. Можно предположить, что в акте телепатического взаимодействия мы имеем дело с непосредственным действием духовного начала индуктора на высшие мозговые центры перцептора или же наоборот, что в акте этом духовное начало перцептора воспринимает каким-то трансцендентным путём (непосредственное ясновидение) физические изменения, происходящие в высших центрах индуктора во время акта мышления, подобно тому, например, как в актах нормального чувственного восприятия начало это воспринимает изменения, происходящие в собственных его (перцептора) центрах. Заметим мимоходом, что при критической оценке гипотез этой последней, третьей, группы, не следует упускать из виду того капитальнейшего, коренного изменения прежних взглядов на сущность вещества, которое происходит мало-помалу в современной науке¹⁸¹. («Ребус» 1893 г., №№ 5, 7).

Авторы «Прижизненных призраков» сочинения, не раз нами цитированного, избегают объяснений телепатических фактов, не делают вытекающих из них выводов, важных для религии и философии; но и они не могли иногда умалчивать совершенно о религиозно-философском значении телепатических явлений, – настолько оно очевидно.

1. Прежде всего, факты этого рода имеют непосредственное отношение к философии; они служат, несомненно, опорой спиритуализма и совершенно ниспровергают психологический материализм и полу-материализм (позитивизм). Причинная связь тела и духа или их неразрывность становятся невозможным предположением в виду этих фактов, говорящих о возможности самостоятельной и независимой от тела, его органов внешних чувств, психической деятельности, как познание: в телепатии мы видим акт чисто духовной сверхчувственной познавательной деятельности и, конечно, должны неизбежно допустить для него духовное же начало, каковой является душа в смысле самостоятельного духовного существа. Все факты телепатии могут найти своё объяснение единственно на почве спиритуалистической психологии и необходимо предполагают её. Точно также, кроме самостоятельности и духовности души, телепатические явления, именно посмертные, вопреки мнению авторов, несомненно, предполагают, как единственно естественное своё объяснение, неразрушимость или бессмертие души.

2. Служа опорой спиритуализма, факты телепатии тем самым приобретают значение и для христианской религии; но они имеют к ней и более близкое отношение. В них богослов-апологет почерпает положительные психологические основания христианского учения или понятия о самой религии, как живом сверхчувственном общении между Духом божественным и духом человеческим. Телепатия говорит нам, что дух человеческий способен отражать в себе идущие извне воздействия на него без всяких внешних чувственных средств, именно воздействия на него другой души; следовательно, в ней мы имеем налицо уже факт, вполне аналогичный с тем, который лежит в основе религиозного взаимообщения между Богом и человеком. В виду такого наглядного доказательства возможности и действительности непосредственного общения душ, не остаётся никаких причин отвергать возможность и действительность религии в смысле действительного живого союза Бога и человека. «Все предположения, высказываемые наукой против возможности духовного общения, в настоящее время несостоятельны и, так как нельзя уже утверждать, что наш дух лишён возможности отражать на себе какое-либо влияние, за исключением влияний, идущих путём органов чувств, то материалист должен согласиться, что не пустой мечтой, а вполне серьёзной научной возможностью представляется то положение, что, если в действительности существуют разумные силы, отличные от духа живого человека, то влияния этих сил могут быть обнаружены на нашем духе и могут оставаться либо на пороге сознания, либо возрастать до определённого сознания, согласно присутствию или отсутствию соответственных стимулов или других причин, хотя бы и не известных нам»¹⁸².

Само-собой очевидно, что кроме учения о религии, как живом взаимо-общении между человеком и Богом, в фактах телепатии получают фактическое оправдание и научно-психологическое освещение другие однородные истины христианского вероучения, какие обнимаются в общем положении о связи мира невидимого с миром видимым, о единстве церкви небесной и церкви земной, – таковы: учение о служении ангелов людям, об ангелах-хранителях, о влияний злых духов на людей, о призывании и почитании святых, об общении живых с умершими и др. Отныне все возражения протестантского рационализма против этих догматов православной церкви совершенно теряют всякий вес и устраняются без всякого труда одним простым указанием на факты телепатии, т. е. непосредственного и внечувственного взаимообщения духов, а православным богословам в курсах и системах так называемого обличительного богословия облегчается весьма сложная и неблагодарная работа – разрушать и распутывать тонкую паутину хитросплетений протестантского богословия в его борьбе против православного учения по указанным пунктам. Наглядный пример этого упрощения задачи богословов полемистов, делающего самый труд более плодотворным, может быть сейчас же приведён здесь.

Против православного учения о призывании святых протестантское богословие выдвигает, между прочим, такое возражение, – как бы то ни было – нуждающееся в опровержении. Святые и ангелы, как существа всё-таки ограниченные и не обладающие всеведением и вездеприсутствием, не могут, говорить, слышать наши молитвы, знать нужды наши, а потому и молитвенное призывание святых становится невозможным. Наше богословие на защиту учения выступает с целым арсеналом блистательных и тонких теоретических соображений, в конце концов, доказывающих возможность знания святых о нашей молитве к ним и наших нуждах. Но это легче, конечно, достигается одним простым указанием на факты телепатии или их только изложением. Есть, говорят эти факты, в душе человеческой силы, побеждающие время и пространство, есть возможность знать совершающееся на громадных от нас расстояниях, – слышать без ушей, видеть без очей… И эти силы наблюдаются у людей среднего или даже низкого духовного уровня, – тем естественнее встретить их в больших даже размерах у людей духа, каковы святые, или у ангелов, существ духовных¹⁸³... В этом отношении в высшей степени интересны и поучительны слуховые телепатические галлюцинации, где агент мысленно или вслух произносит слова, а перципиент слышит эти слова за сотни вёрст... Привожу в сокращении рассказ д-ра Николаса, графа Гонемиса на Корфу: «Во 1869 г. состоя врачом в греческой армии, я был прикомандирован военным министерством к гарнизону на острове Занте и отправился на новую должность. По дороге к острову, мили за две от берега, я услышал внутренний голос, говоривший мне без перерыва по-итальянски: «повидайся с Вольтеррой». Фраза повторялась так долго, что я был почти оглушён. Хотя я был в эту минуту совершенно здоров, однако встревожился явлением, которое принял за галлюцинацию слуха. У меня не было никакого повода думать о г. Вольтерра; он жил на Занте, и я не был даже с ним знаком, хотя видел его однажды, за десять лет перед тем. Я пробовал затыкать уши, разговаривал со своими спутниками, но ничто не помогало. Голос слышался по-прежнему. Наконец, мы причалили; я отправился прямо в гостиницу и занялся разборкой своих чемоданов, но голос докучал мне неотступно. Спустя немного времени явился слуга с докладом, что у дверей стоит господин, который желает немедленно переговорить со мной. «Кто такой»? спросил я. «Г. Вольтерра», был ответ. Г. Вольтерра вошёл, заливаясь слезами, в полном отчаянии, и стал умолять меня идти с ним посмотреть его сына, который сильно болен»¹⁸⁴.

Для кого не ясно, что этими и подобными фактами наша вера выводится здесь за свои границы и вступает в область научно-эмпирического знания, не переставая, однако, быть верой при обилии таинственного и непостижимого и в этой области? Равным образом, едва ли ввиду этих фактов настоит надобность в долгом и настойчивом разъяснении необходимости применения их к решению некоторых вопросов в богословии, даже догматическом, в интересах лучшего рационального освещения и обоснования целой группы истин, обнимаемых в основном учении о связи двух миров – видимого и невидимого.

Таково положительное значение изучения телепатии для богословия.

Но факты телепатии при злоупотреблении могут получить иное значение по отношению к христианской религии, – именно отрицательное. Без сомнения, рано или поздно, неверие не замедлит искать в них себе опору в борьбе с христианством, при том в важнейшем пункте, относящемся к самому основания христианства, – к вере в чудесное трёхдневное воскресение Христово. Факты телепатии могут показаться весьма благоприятными в настоящее время самой популярной в «отрицательной критике» и образованном обществе рационалистической теории, так называемых объективных видений, в отличие от субъективных видений или галлюцинаций (визионерной теории Ренана и других). Эта новая теория всё более и более вытесняет другие и представляется опаснее всех других сама по себе по своей большой, хотя только кажущейся, правдоподобности. (См. книгу свящ. о. П. Светлова «Мистицизм конца XIX в.», СПб. 1897 г., стр. 66–72¹⁸⁵.