Глава десятая. Двойничество

В 1828 г. герцог de Doudeauville, один из самых приближённых людей к Людовику XVIII, издал в Париже «Mémoires de Louis XVIII» в 12 томах. Записки составлены в виде автобиографии несчастного короля, и рассказ в них везде ведётся от его имени. Императрица Екатерина II скончалась, как известно, скоропостижно (от апоплексии) утром 5 ноября 1796 г. Смерть её застала Людовика XVIII в Блакенбурге, небольшом городке герцогства Брауншвейгского. Людовик XVIII был очень привязан к русской императрице.

В «Mémoires» находится, между прочим, следующий рассказ:

«За 2 дня до смерти (следовательно, 2 ноября 1796 г.) фрейлины, дежурившие у дверей спальни её Величества, увидели, что государыня в ночном костюме и со свечей в руках выходит из своей спальни и идёт по направлению к тронной зале и входит туда. Сперва они были очень удивлены таким странным и поздним выходом, а вскоре начали тревожиться её продолжительным отсутствием. Каково же было их изумление, когда они услыхали из спальни государыни звонок, которым обыкновенно призывалась дежурная прислуга! Бросившись в спальню, они увидели государыню, лежавшую на кровати; Екатерина спросила с неудовольствием, кто это ей мешает спать. Фрейлины замялись, боясь сказать ей правду; но императрица быстро заметила их смущение и, в конце концов, заставила-таки рассказать себе подробно всё происшествие. Живо заинтересованная рассказом, она приказала подать себе одеться и в сопровождении своих фрейлин отправилась в тронный зал. Дверь была отворена – и странное зрелище представилось глазам всех присутствующих; громадная зала была освещена каким-то зеленоватым светом. На троне сидел призрак – другая Екатерина!..

Императрица вскрикнула и упала без чувств. С этой минуты здоровье её расстроилось, и два дня спустя апоплексический удар прекратил её жизнь.

Описанное событие имело стольких свидетелей, что было невозможно скрыть его, и я был одним из первых, кто узнал о нём». (Mémoires de Louis XVIII; сн. «Ребус» 1885 г., № 23).

Один из родственников деда моего, князя Андрея Николаевича Щербатова (никак не могу вспомнить его имени), рассказывал, как очевидец, об известном, неразгаданном явлении перед смертью Анны Иоанновны. Вот как рассказывал мой дед. Его товарищ был дежурный со взводом солдат в карауле, вечером за несколько дней до смерти Анны Иоанновны. Это было во дворце на Фонтанке у Аничкина моста, в том самом доме, где теперь Троицкое подворье, в покоях митрополита московского. Караул стоял в комнате подле тронной залы; часовой был у открытых дверей. Императрица уже удалилась во внутренние покои, говоря словами гоф-фурьерских записок. Всё стихло; было уже за полночь, и офицер уселся, чтобы вздремнуть. Вдруг часовой зовёт на караул, солдаты вскочили на ноги, офицер вынул шпагу, чтоб отдать честь. Он видит, что императрица Анна Иоанновна ходит по тронной зале взад и вперёд, склонив задумчиво голову, закинув назад руки, не обращая внимания ни на кого. Часовой стоит как вкопанный, рука на прикладе, весь взвод стоит в ожидании; но что-то необычайное в лице императрицы, и эта странность ночной прогулки по тронной зале начинает их всех смущать. Офицер, видя, что она решительно не собирается идти дальше залы, и, не смея слишком приблизиться к дверям, решается, наконец, пройти другим ходом в дежурную женскую и спросить, не знают ли намерения императрицы. Тут он встречает Бирона и рапортует ему, что случилось. «Не может быть», говорить герцог; «я сейчас от императрицы, она ушла в спальню ложиться».

– Взгляните сами; она в тронной зале.

Бирон идёт и тоже видит её. «Это какая-нибудь интрига, обман, какой-нибудь заговор, чтобы подействовать на солдат!» вскричал он, кинулся к императрице и уговорил её выйти, чтобы в глазах караула изобличить какую-то самозванку, какую-то женщину, пользующуюся некоторым сходством с ней, чтобы морочить людей, вероятно с дурным намерением: императрица решилась выйти, как была, в пудромантеле; Бирон пошёл с нею. Они увидали женщину, поразительно похожую на неё, которая нимало не смутилась. «Дерзкая!» вскричал Бирон, и вызвал весь караул.

Молодой офицер, товарищ моего деда, своими глазами увидел две Анны Иоанновны, из которых настоящую, живую, можно было отличить от другой только по наряду, и потому что она взошла с Бироном из другой двери. Императрица, постояв минуту в удивлении, выступила вперёд, пошла к этой женщине и спросила: «кто ты, зачем ты пришла?» Не отвечая ни слова, та стала пятиться, не сводя глаз с императрицы, отступая в направлении к трону, и, наконец, всё-таки лицом к императрице, стала подниматься, пятившись, на ступеньки под балдахином. «Это дерзкая обманщица! Вот императрица! Она приказывает вам, стреляйте в эту женщину», сказал Бирон взводу. Изумлённый, растерявшийся офицер скомандовал, солдаты прицелились. Женщина, стоявшая на ступенях у самого трона, обратила глаза ещё раз на императрицу и исчезла. Анна Иоанновна повернулась к Бирону, сказала; «это моя смерть!» затем поклонилась остолбеневшим солдатам и ушла к себе.

Это один из самых достоверных рассказов о привидении. Очень мне досадно, что я забыла имя офицера, который был очень близок к деду и сам передавал ему все подробности недолго после этого неразгаданного случая. Через несколько дней или часов Анна Иоанновна скончалась, я тоже не запомню срока. (Русский Архив» 1889 г., книга 1-я).

На многочисленные факты, наблюдавшиеся во все времена и известные под названием появления двойников, наука никогда не смотрела иначе, как на чисто субъективные галлюцинации. Но, благодаря трудам Лондонского Общества психических исследований, воздвигшего себе вековечный памятник в капитальном труде своём «О прижизненных призраках», это дешёвое объяснение не может долее удержаться. Сотни фактов, собранных Обществом и проверенных со всевозможным тщанием – фактов современных, полученных от самих очевидцев – доказывают неоспоримо солидарность, существующую между явлением двойника и лицом живым, им изображаемым, так что, если это и есть галлюцинация, то, во всяком случае, галлюцинация правдивая (veridical, как выражаются авторы вышеупомянутого сочинения, а по-русски: вещая), т. е., соответствующая психическому действию, совершившемуся где-то вдали от того, кто видел явление.

Самый драгоценный, самый поучительный факт этого рода, – это, разумеется, факт обычного раздвоения Эмилии Саже, наблюдавшийся в течение нескольких месяцев целым пансионом молодых девиц и в то время, когда сама Эмилия была у них на глазах. Мы обязаны этим фактом Дэль-Оуэну, получившему его из первых рук от одной из пансионерок, баронессы Юлии фон-Гидьденштуббе. Он поместил о них краткую заметку в своём сочинении «Footfalls on the boundary of on other life», которую Перти не преминул цитировать в своей брошюре: «Realität der magischen Kräfte» (стр. 367).

«В 1845 г., в Лифляндии, в тридцати шести милях от Риги и полутора милях от маленького городка Вольмара, существовало (да существует и теперь ещё) воспитательное заведение для благородных девиц под именем пансиона Пейвельке, пользовавшееся самой лучшей репутацией. Директором его был тогда некто Бух.

«В этом году в пансионе было сорок две воспитанницы, большей частью из лучших дворянских фамилий Лифляндии, и между ними тринадцатилетняя дочь барона фон-Гильденштуббе, Юлия.

В то же время в пансионе была классная дама, девица Эмилия Саже, француженка из Дижона. Блондинка северного типа, с прекрасным цветом лица, светло-голубыми глазами и густыми светло-русыми волосами, худая и стройная, несколько выше среднего роста, она была покойного, ровного характера, отчасти робкая и нервная по темпераменту. Здоровье у неё вообще было хорошее: в полуторагодовое пребывание своё в пансионе она хворала всего только два раза и то не серьёзно. Пансионское начальство во всё время её пребывания в заведении было вполне довольно ею, как умной и образованной девушкой, ревностно исполнявшей свои обязанности. В то время ей было тридцать два года от роду.

Несколько недель спустя по приезде Эмилии Саже, странные слухи начали распространяться между воспитанницами. Когда случалось кому-либо, отыскивая её, спрашивать, не знает ли кто, где она, некоторые девицы, отвечали, что видели её в такой-то комнате, на что кто-нибудь другой возражал, что этого быть не может, что её сейчас встретили на лестнице или в таком-то отдалённом коридоре. Вначале, естественно, предполагали тут какую-либо ошибку, но так как это стало повторяться чаще и чаще, то пансионерки стали толковать между собой, что это очень странно, и обратились со своим недоумением к другой воспитательнице, которая, быть может, действительно, не зная, как объяснить это, ответила им, что всё это вздор и фантазия, и посоветовала не обращать на эти глупые толки внимания.

Но вскоре стали происходить вещи гораздо более странные, никак уже не объяснимые фантазией или ошибкой. Однажды Эмилия, давая урок в классе тринадцатилеток, к которому принадлежала и баронесса Гильденштуббе, что-то объясняя, писала на большой деревянной доске мелом, а ученицы внимательно следили за нею, и вдруг, к великому своему ужасу, увидали двух Эмилий Саже, стоящих одна возле другой; из них одна с мелом в руке действительно писала, а другая только подражала её движениям.

Случай этот взволновал всё заведение. Было несомненно дознано, что каждая из бывших в классе учениц видела вторую фигуру и описывала её и её движения совершенно так же, как и все остальные.

Вскоре после того одна из воспитанниц, Антонина Врангель, получив позволение отправиться вместе с несколькими подругами на сельский праздник по соседству, доканчивала свой туалет, а Эмилия, всегда добрая и услужливая, помогала ей застегнуть назади платье. Обернувшись, Антонина случайно взглянула в зеркало и увидала там двух Саже, застёгивавших её платье. От неожиданности девочка упала в обморок.

Прошло несколько месяцев, а странные явления не прекращались. Иногда во время обеда двойник показывался стоящим за стулом своего оригинала, повторяя все его движения, только не имея ни ножа, ни вилки в руках. Раздваивалась одна фигура; видели её как все сидевшие за столом, так и прислуга.

Однако двойник не всегда, повторял движения своего оригинала. Бывало и так, что Эмилия вставала со стула, а призрак показывался сидящим на её месте. Однажды Эмилия лежала с головной болью в постели, а Антонина Врангель, сидя возле, читала ей вслух и заметила, что больная вдруг сильно побледнела, осунулась, точно собиралась лишиться чувств. Испуганная девочка спросила, не хуже ли ей, но воспитательница ответила слабым, едва слышным голосом, что она чувствует себя всё так же. Несколько секунд спустя Антонина, взглянув вокруг себя, увидала фигуру Эмилии, ходившую взад и вперёд по комнате. На этот раз девочка настолько овладела собой, что ничем не выдала своего испуга и даже не сказала больной ни одного слова о виденном, а вскоре сошла вниз, где обратила на себя общее внимание подруг своим побледневшим личиком и тут только всё им рассказала.

Самый же замечательный случай вполне самостоятельного действия обеих фигур происходил следующим образом:

Однажды все воспитанницы, в числе сорока двух, были собраны в одной комнате за классом рукоделия; сидели они в большой зале первого этажа, с четырьмя огромными окнами или, скорее, зеркальными дверями, выходившими в довольно обширный сад. Посреди комнаты стоял длинный стол, около которого сидели пансионерки всех классов, занятые различными работами, и с этого места отлично могли видеть всё, что происходит в саду. В этот раз многие из них отчётливо видели в окна, как Эмилия Саже, стоя около цветочной клумбы поблизости от дома, окапывала небольшой лопатой цветы, до которых она была большая охотница. В конце стола, на хозяйском месте, в большом кожаном кресле сидела другая классная дама, наблюдавшая за воспитанницами. Вскоре она встала и вышла из комнаты, оставив кресло незанятым, но ненадолго; вдруг на нём появилась фигура Саже. Пансионерки посмотрели в сад и увидали там Эмилию около той же клумбы, продолжавшую работать лопатой, но вместе с тем заметили, что она двигалась медленно, точно сонная или больная. Опять посмотрели они в кресло и увидели её неподвижно в нём сидевшую, но на вид настолько реальную, что не будь она в то же время у нах на глазах в саду и не появись она в кресле вдруг, не пройдя предварительно через комнату, они были бы убеждены, что это действительно она сама. Теперь же, будучи уверены, что это не она, и несколько привыкшие уже к странному явлению, две самые храбрые между пансионерками решились подойти и дотронуться до фигуры и тут же заявили, что ощущают некоторое сопротивление, как бы от прикосновения к кисее или крепу. Затем одна из двух, проходя совсем близко к креслу, задела фигуру, т. е. прошла сквозь некоторую её часть. Но видение не исчезло, а продолжало ещё сидеть на том же месте, и, наконец, постепенно как бы испарилось. Тогда молодые девушки заметили, что по исчезновению его к Саже вернулась её обычная живость и энергия. Все сорок две пансионерки видели ту же фигуру и совершенно одинаковым образом.

Впоследствии некоторые из них спросили Эмилию, не ощущала ли она в то время чего-либо особенного. Она ответила, что помнит лишь одно, как, увидав, что воспитательница вышла, она подумала, что лучше было бы той не уходить; девочки наверно перестанут работать в её отсутствии и ещё наделают каких-нибудь шалостей.

Эти странные явления продолжались с различными изменениями во всё время пребывания Эмилии Саже в Нейвельке, т. е. около полутора лет, с перерывами на неделю, а иногда и на несколько недель. Происходили они чаще всего в то время, когда она была чем-нибудь особенно занята, на чём-нибудь сосредоточена: Было вообще замечено, что чем живее, материальнее являлся двойник, тем слабее и неподвижнее становилось живое лицо, а по мере постепенного исчезновения двойника, к Эмилии возвращались её нормальные силы.

По собственному опыту она не имела никакого понятия о своём двойнике, услыхала о нём в первый раз от других, а теперь догадывалась о его появлении по взглядам присутствующих; сама она никогда не видела его и сознательно не ощущала овладевающей ею слабости при его появлении.

В те восемнадцать месяцев, когда баронесса Юлия Гильденштуббе, сообщившая мне этот случай со всеми его подробностями, имела возможность лично наблюдать явление, она никогда не видела и не слышала от других, чтобы оно происходило на большом расстоянии от своего оригинала, например, на расстоянии нескольких миль. Иногда двойник являлся на некотором отдалении во время их прогулок, но большей частью только внутри дома. Вся прислуга без исключения видела его, стало быть, явление было доступно всем, при нём присутствующим.

Понятно, что такое странное явление, продолжавшееся целые восемнадцать месяцев, не могло не вредить заведению. Узнав об этом странном факте и убедившись, что это не басня и не фантазия, и что от этого терпит здоровье воспитанниц со слабыми нервами, большинство родителей сочло необходимым взять из пансиона своих дочерей; после вакаций многие из них не вернулись. И когда, наконец, из сорока двух воспитанниц осталось всего двенадцать, как ни тяжело было пансионскому начальству расстаться с личностью вполне невинной, а только несчастной, всегда заслуживавшей полного уважения и доверия, оно увидало себя, однако, в необходимости отказать Эмилии Саже от места.

Бедная девушка была в отчаянии. «В девятнадцатый раз! – воскликнула она в присутствии Юлии фон-Гильденштуббе, вскоре после полученного ею отказа, – это слишком тяжело!» И когда у неё спросили, что означают эти слова, она неохотно объяснила, что ранее пансиона Нейвельке она перебывала в восемнадцати школах, начав своё воспитательное поприще с шестнадцати лет, и отовсюду её прогоняла её несчастная способность, хотя во всём прочем ею всегда бывали довольны и давали ей наилучшие аттестаты. И всё-таки ей приходилось вскоре искать себе новое место, как можно дальше от прежнего.

Оставив Нейвельке, она некоторое время прожила по соседству вместе со своей невесткой, у которой были маленькие дети, и там преследовало её то же явление. Баронесса Юлия, ездившая повидаться с нею, узнала, что трёх и четырёхлетние дети всё знали о двойнике и рассказывали, что видели двух тётей Эмилий.

Впоследствии Эмилия Саже уехала вовнутрь России, и баронесса Гильденштуббе потеряла её из виду.

Я получил все эти подробности от самой баронессы Гильденштуббе, любезно давшей мне позволение опубликовать их с обозначением имён, места и времени. Она оставалась в Нейвельке пансионеркой всё время, покуда Эмилия Саже исполняла там обязанности классной дамы, стало быть, имела полную возможность наблюдать явление во всех его особенностях».

Мы видим из этого случая, что двойник Эмилии Саже имел, как показывает пансионерка, решившаяся до него дотронуться, даже и некоторую плотность. Есть полное основание предполагать, что фотография доказала бы реальную объективность этого раздвоения. Один из случаев фотографирования двойников, сообщаемый Г. Глендиннингом, неожиданно получает разъяснение в случае Эмилии Саже. Г. Глендиннинг говорит: «Однажды получили мы портрет медиума в той позе, в которой он был минут десять перед выставкой пластинки, когда он находился на полпути между камерой и фоном»; далее, когда за разъяснением обратились к планшетке, получился такой ответ. «Медиум оставил свой след на своём месте, и если б тут был ясновидящий, то он увидал бы его на этом стуле». И что же мы читаем про Эмилию Саже? «Случалось так, что, когда она вставала со своего стула, образ её видели ещё сидящим». Замечательное совпадение! Эти две строчки дают ключ для понимания другого случая фотографирования двойника, сообщаемого г. Пьераром в его «Revue Spritualiste» 1864 г., стр. 84. Г. Курцио Паулуччи, фотограф в Киавари, возле Генуи, снимал однажды группу из трёх персон; когда пластинка была проявлена, позади группы появилась четвёртая фигура – двойник помощника фотографа, который, за несколько минут до открытия объектива, находился позади группы, усаживая её в надлежащую позу. Г. Гвидо, инженер, приятель г. Паулуччи, сообщая об этом факте г. Пьерару, рассказывает и обо всех химических манипуляциях, посредством которых он убедился, что изображение фигуры находилось действительно на коллодиуме, а не на стекле по недосмотру.

Факты прямого экспериментирования в этом направления не многочисленны, но они существуют. Так, г. Кольман сообщает, что дочь судьи Эдмонса, мисс Лаура, «могла иногда по своему желанию проецировать дух свой и являться в образе, передавая сообщения людям, к которым она чувствовала симпатию». А мисс Мэпс, дочь профессора Мэпса, со своей стороны подтвердила г. Кольману, «что её приятельница, мисс Эдмонс, являлась ей и передавала сообщения, хотя телесно они жили на расстоянии двадцати миль друг от друга». Г. Кольман передаёт ещё другой случай этого рода (см. его сочинение «Spiritualism in America», стр. 4, и Spiritualist 1873 г., стр. 470. – См. также Ps. St. 1877 г. стр. 193–200).

Более современные случаи экспериментирования упоминаются в «Прижизненных призраках», т. I, стр. 103–109 и т. II, стр. 671–676. (См. подробнее у А. Н. Аксакова: «Анимизм и спиритизм» ч. 2, СПб. 1893 г., стр. 608–618).

«В 1880 г., – пишет полковник Броун, служащий в Аллагабаде, в Индии, – я находился так же на службе, как и теперь. Множество европейцев болели в тот год лихорадкой, и вот, в один прекрасный день, меня послали на станцию железной дороги встретить одного больного офицера, по фамилии Робертсон. В провожатые мне был дан доктор Джонс.

На обратном пути, Робертсона надо было отвезти на Амбоин, мы подвигались очень медленно. Больного несли на носилках несколько человек кули. Каждый вечер мы или останавливались ночевать в гостиницах, или же располагались лагерем.

Однажды вечером мы остановились в палатке, и я отправился сменить Джонса у постели Робертсона, которому было так дурно, что мы по очереди дежурили около него. Когда я вошёл в палатку, Джонс отвёл меня в сторону и тревожно шепнул, что Робертсону так скверно, что вряд ли он переживёт ночь.

Как я ни уверял его, что останусь при больном безотлучно, он ни за что не хотел уйти.

Мы уселись вдвоём у постели Робертсона.

Было около полуночи. Вдруг больной стал метаться и окликнул нас; мы оба встали и тут, даже на мой неопытный глаз, стало ясно, что конец близок.

Внезапно у входа послышался шорох. Джонс и я быстро взглянули по направлению к входу и вдруг видим, что полог палатки стал тихо-тихо раздвигаться, и в палатку вошла пожилая женщина. Она быстро подошла к постели больного, наклонилась над ним и, в отчаянии ломая руки, горько-горько заплакала. Через несколько минут она встала и ушла, но мы хорошо успели разглядеть её лицо.

Мы с доктором были до такой степени поражены неожиданным появлением незнакомки, что ни одному из нас не пришло в голову заговорить с нею. Но как только она вышла из палатки, я моментально пришёл в себя и быстро последовал за нею.

К моему удивлению, вокруг и около палатки не оказалось даже и следов живого существа.

Робертсон умер в ту же ночь.

Необходимо заметить, что в описываемую мной ночь мы находились в тридцати милях от ближайшего обитаемого пункта.

На следующее же утро мы тронулись к Амбоину, везя с собой тело умершего товарища.

Через три месяца Джонс уехал в Лондон, в отпуск и взял с собой шпагу Робертсона, его часы и ещё кое-какие вещи, для передачи родным покойного.

Когда доктор приехал в дом Робертсона, его ввели в гостиную и просили подождать. Через несколько минут дверь отворилась, и в комнату вошла та самая пожилая леди, которую мы оба видели в джунглях Индии, – это была мать Робертсона.

Джонс, конечно, моментально узнал её.

Она рассказала доктору, что ей было видение; больной сын лежал умирающий в палатке. Она записала число и час.

По сравнению с памятной книжкой доктора, оказалось, что и число и час совпадали буквально.

Г. Роберт Купер, из Истбёрна, сообщает следующий факт: «В молодости я, будучи сиротой, жил в семье моих отдалённых родственников. Они же приютили одну из моих двоюродных сестёр, осиротевшую почти одновременно со мной. Она предчувствовала смерть каждого члена нашей семьи, – на каком бы расстоянии он ни находился, которая возвещалась ей каждый раз каким-нибудь сверхъестественным явлением.

Как-то вечером она пошла вниз в чуланчик за угольями и вдруг вбежала обратно в комнату с пустой корзинкой в руках. Бросив корзинку на пол и опустившись в первое попавшееся кресло, девушка, видимо, сильно перепуганная, закрыла лицо руками. Оправившись немного, она рассказала мне, что не успела она войти в чуланчик, как на плечо её легла совершенно белая и, как лёд, холодная рука. На другой же день умерла наша тётка.

Через несколько времени, когда она преспокойно стояла у окна, ровно ни о чём не думая, кто-то взял её за плечи и повернул спиной к окну; в ту же минуту она увидела свою сестру, жившую в другом городе. Оказалось, что эта женщина умерла как раз в тот момент, когда она явилась своей сестре.

В 1833 году, сообщает Роберт Оуэн, в штате Огайо, некто Смитсон выстроил новый флигель около старого дома, где он жил со всей своей семьёй. Однажды вечером, часов около 7, жена Смитсона увидела, что дверь в новый флигель стоит открытой, и около двери, в кресле-качалке, сидит её шестнадцатилетняя дочь, Рода, с четырёхлетней сестрёнкой Люси на руках. Мать сильно удивилась, так как только что видела обеих девочек наверху. Она поспешила послать за ними. Девочки прибежали и, к неописанному своему удивлению, увидели самих себя, или, лучше сказать, своих двойников, сидящих в кресле. Позвали отца, всю семью, – в количестве 12 человек, – и все 12 ясно видели двойников Роды и Люси, сидящих в кресле, в то время, как настоящие Рода и Люси стояли около.

Дети в кресле и настоящие дети были как две капли воды похожи друг на друга, даже платья, передники, ленточки в косах, – всё было вполне одинаковое. Посмотрев на это странное явление минут пять, сам Смитсон направился через двор к флигелю, решившись раскрыть тайну.

Не успел он сделать и двух шагов, как Рода-двойник встала и, продолжая держать сестру на руках, легла на порог. Изумлённый отец остановился.

Девочка пролежала на пороге минуты две и затем, на глазах у всех, так сказать, ушла в землю.

Когда все вошли в новый флигель, там, разумеется, не оказалось и следа человеческого существа.

Обе девочки умерли в том же году.

Лет шесть тому назад я ехала по железной дороге от Ниагарского водопада до Висячего моста. Оглянувшись случайно назад, на дверь вагона, я увидела мать мою; улыбаясь, направлялась она ко мне со своим вечным белым мешочком в руках. Я вскочила с места с радостным возгласом: «как, матушка! вы здесь?» и бросилась к ней навстречу; но она исчезла так же мгновенно, как я появилась. Я спросила стоявшего у дверей вагона кондуктора: – «Куда ушла дама с белым мешочком?» Он отвечал, что как раз в ту минуту, когда он увидал её и хотел предложить ей взять её мешочек, она исчезла. Обратившись к сидевшей около меня даме, я спросила: «видели ли вы её?» – «Да», отвечала моя соседка, «но она тотчас же ушла».

Я была очень этим встревожена, предчувствуя недоброе, и по прибытии на станцию послала телеграмму, спрашивая о здоровье матушки. Мне ответили, что она была серьёзно больна, но теперь начала уже поправляться.

Впоследствии я узнала, что в тот же день и приблизительно в тот же час, когда мы трое видели её в вагоне близ Висячего моста, она лежала больная в Уэстерфильде, на расстоянии многих миль от нас, и ей снилось, что она находилась со мной в вагоне¹³⁸). («Ребус» 1889 г. № 19).

Американская газета «Boston Post» рассказывает о следующем случае. Г. В. Лауфман, известный торговец, в течение двухсуточной летаргии видел себя ходящим по комнатам, слышащим всё, что в это время о нём говорилось, и мог свободно выходить из дому и опять в него возвращаться.

Он говорит: – «странное это состояние происходило со мной два года тому назад, когда я заболел в бытность мою в Манкато... 26 декабря, в 11 ч. утра, доктор признал меня мёртвым, и тело моё готовили к погребению. Приехал брат мой, С. Лауфман, вызванный телеграммой о моей смерти. В это роковое утро я внезапно почувствовал неописуемое ощущение: оно началось с оконечностей ног, пронизало меня до самого темени, сквозь которое оно вышло как бы наружу. Ощутив вдруг чувство свободы и облегчения, я увидел себя в человеческой форме, стоящим посреди комнаты, и в это же самое время ясно видел мёртвое моё тело, лежащее на постели. Выходя из комнаты, я в дверях встретился с одним из докторов, входящим в неё; но он не обратил на меня ровно никакого внимания, что крайне меня удивило. Выйдя из дому, я шёл по Калифорнийскому проспекту, где увидал старого своего приятеля г. Блоза. В знак привета, я ударил его по плечу, но рука моя прошла сквозь его тело. Не говоря ни слова, я ещё раз попробовал ударить его, но результат был один и тот же, я тщетно старался обратить его внимание на себя. Следя за ним, я ясно видел, как, перейдя через улицу, он некоторое время простоял у окна магазина, рассматривая выставленную там машину»... Кстати, заметим здесь, – говорит газета, – что г. Лауфман имеет письма и телеграммы в доказательство того, что г. Блоз находился в данное время именно в том городе, в котором г. Лауфман его видел, и что г. Блоз, действительно, тогда останавливался у окна, рассматривая машину... «Оставив Блоза, я возвратился в больницу, чтобы посмотреть, что сталось с моим телом. Дверь больницы оказалось запертой, но это не мешало мне не только видеть комнату, но и проникнуть в неё. Посмотрев некоторое время на мёртвого «себя», я затем очутился в комнате, где доктора обсуждали казус, случившийся со мной, и оставался тут до прибытия моего брата. Вернувшись с ним и с докторами в комнату, где лежало моё тело, я увидел ужас, выразившийся на лице брата, когда он смотрел на моё мёртвое лицо. Брат провёл всю ночь в этой комнате, где оставался с ним и я, наблюдая за тем, как, наконец, он заснул. В течение тридцати семи часов и пятидесяти восьми минут тело моё лежало трупом. Я оставался всё время тут, близ брата и докторов; я слышал и помню всё, что они говорили. Доктора хотели вскрыть тело, чтобы узнать причину внезапной смерти, но брат мой воспротивился этому. Вам, конечно, хочется знать, – продолжает г. Лауфман, – каким путём я вернулся в мою скорлупу? Случилось это следующим образом.

Один из врачей-специалистов пожелал испробовать на мне новый электрический аппарат, на что брат мой дал своё согласие, и они отправились к моему телу; я пошёл вместе с ними, чтобы наблюдать за действием машины. Электроды приставили к ногам трупа, и тогда я ясно ощутил влияние токов, стоя посреди комнаты... Следующее затем ощущение было невыносимое страдание во всём моём организме, что дало мне понять, что я вновь вернулся в своё тело, так как оно-то именно и страдает»...

Передавая рассказ г-на Лауфмана, мы, – прибавляет газета «Boston Post», – здесь, в Манкато, все хорошо знаем о тяжкой болезни рассказчика, длившейся месяцы, а также и о его медленном после неё выздоровлении... Мы, верим, что сон, летаргия и смерть суть одно и то же – раздвоение человека на душу и тело. (См. «Ребус» 1898 г., № 43).

В одном из гвардейских кавалерийских полков в недалёком прошлом случилось крайне загадочное происшествие. Вот рассказ о нём со слов очевидца, бывшего офицера того полка. В полку ожидали приезда вновь назначенного полкового командира. В один из вечеров увидали, что приготовленная для него квартира освещена. Полковой адъютант, дав знать товарищам о приезде начальника, поспешил ему представиться. Его примеру последовали и другие офицеры. Когда все собрались в зале, полковой командир вышел из кабинета, поговорил с офицерами и, сделав некоторые распоряжения, отпустил всех домой. На другой день утром, вновь дали знать о приезде нового командира, и удивлённые офицеры опять собрались по-вчерашнему в зале. Опять вышел командир из соседних дверей, говорил то же самое, что вчера, отдал те же приказания и в сопровождении адъютанта, продолжая разговор, направился в кабинет.

Подойдя к дверям, он вздрогнул и, остановившись, спросил адъютанта: «видите ли вы?» Получив утвердительный ответ, командир сделал рукой знак офицерам подойти. Когда все приблизились, то увидели: за письменным столом сидел другой командир полка – его двойник. Тогда действительный командир быстро подошёл к своему двойнику и, когда последний моментально исчез, он мёртвый упал на пол. Случай этот, записанный адъютантом и засвидетельствованный подписями всех присутствовавших офицеров, хранится в полковом архиве. (См. «Рассказы о необыкновенных случаях» свящ. Булгаковского).

В конце 40-х годов я воспитывался в московском коммерческом училище, где в то время преподавателем немецкого языка и воспитателем старших классов был г. Ш. Это был достойнейший и уважаемый человек. Часто по вечерам, в дни его дежурств, после «репетиции» он собирал нас вокруг себя и рассказывал нам различные случаи из своей, богатой воспоминаниями, жизни. Однажды у нас зашёл разговор о сверхъестественном, и Ш. рассказал следующее:

«Давно это было, господа, лет 20, если не больше, в бытность мою студентом дерптского университета. В ту памятную для меня осеннюю ночь я возвращался с одной вечеринки, в сопровождении моего задушевного приятеля и однокурсника Г. Дойдя до дома, где он жил, Г. предложил мне переночевать у него. Хотя мне было и не далеко идти, но на Мариенгофе, где я тогда жил, осенью и весной бывала непролазная грязь, – и я с большим удовольствием принял предложение своего приятеля.

Г. нанимал маленький, в две комнатки, флигелёк, уединённо стоявший в глубине довольно большего двора. Подходя к флигелю, мы заметили, что окна его освещены.

– Разве к тебе кто-нибудь приехал? – спросил я, зная, что Г. жил совершенно один.

– Нет, я никого не жду. Да, притом, квартира моя заперта, и ключ от неё у меня. Любопытно, кто бы это мог быть? и как он попал туда? Посмотрим-ка в окно!

Мы подошли к одному из освещённых окон, заглянули внутрь и остолбенели...

Прямо против нас, на диване, перед столом, тускло освещённым мигающим пламенем оплывшей свечи, сидел в халате и читал книгу не кто иной, как сам Г.

Едва удержав крик изумления, я взглянул на своего приятеля.

Побледневший, широко раскрытыми, удивлёнными глазами и с каким то жадным: любопытством смотрел он на сидящего.

Я протёр глаза и вторично взглянул в окно.

Пред глазами была опять та же картина.

Я слегка толкнул локтём.

– Кого ты видел там? кивнув на окно, спросил он меня, сдерживая волнение.

– Как это ни странно, но я видел тебя.

– Да, я тоже видел себя. Какое удивительное сходство! Как будто мой двойник – задумчиво проговорил Г. Очевидно, это чья-нибудь шутка, пойдём и убедимся в этом. Моему «двойнику» некуда деться: выход один.

Войдя в сени, мы зажгли висевший там фонарь, аккуратно заперли входную дверь и вошли в квартиру.

Опять удивление! – Свет исчез, лишь мягкий серебристый свет луны слабо освещал комнаты.

Осмотрели свечу; она была в таком виде, как будто её и не зажигали. Предполагая, что мистификатор, заслышав нас, успел куда-нибудь спрятаться, – мы начали его искать. Обыскать квартиру студента – минутное дело; но мы так тщательно искали, как будто отыскивали потерянную иголку. Но все наши поиски ни к чему не привели – двойник как сквозь землю провалился.

– Что ты об этом думаешь? – обратился ко мне Г.

– Я сам хотел предложить тебе этот вопрос.

– По моему мнению, это не что иное, как галлюцинация. Хотя странно, что она явилась у нас одновременно и в одинаковой форме.

– Ну, и успокоимся на этом! Завтра, может быть, найдётся решение этой загадки. «Утро вечера мудренее», – говорит пословица. А теперь пора спать! сказал я.

– Тебе придётся лечь на этом диване. Ты не боишься? спросил меня Г.

– Что за вздор!

– Ну, и отлично, а я лягу в другой комнате, на своём обычном месте.

Лелея надежду поскорее заснуть, я лёг и загасил свечу.

Но сна не было. Мысль, помимо моей воли, лихорадочно работала в одном направлении, стремясь найти хоть какое-нибудь объяснение заинтересовавшего меня факта появления двойника. Как ни старался я изменить течение своей мысли – всё было напрасно, и желанного сна всё не было.

Моему приятелю, очевидно, тоже не спалось: через тонкую деревянную, разделявшую нас, перегородку я слышал, как он беспокойно ворочался на своей постели, откашливался и изредка бормотал что-то.

Я окликнул его.

– Совсем, брат, не спится, – ответил он. – Какое-то беспокойство овладело мной, какое-то невыносимо тягостное чувство гнетёт меня. Стыдно сознаться, но мне просто страшно здесь. Я перейду к тебе, я не могу оставаться в этой комнате.

– За чем же дело стало? Переходи!

Через несколько минут Г. перебрался ко мне; мы закурили трубки и заговорили о происшествии этой ночи. Вдруг в соседней комнате раздался страшный треск, сопровождаемый ужасающим грохотом; послышался сильный стук как бы от падения чего-то огромного, зазвенели разбитые стекла, волна чего-то удушливого хлынула в нашу комнату и захватила нам дыхание...

Обезумев от страха, растерянные, мы бросились к дверям и остановились на пороге, поражённые... Перед нами высилась безобразная груда обломков досок, балок и мусора; потолок вместе с накатом рухнул и скрыл под собой всё, находившееся в этой комнате... (См. «Ребус» 1890 г., № 45).

Мне 41-й год, – рассказывает одна дама, – я пользуюсь превосходным здоровьем, никогда не занималась никакими спиритическими опытами и не страдала нервами.

В марте 1891 года я жила со своею дочерью, 17 лет, в маленькой квартире в первом этаже, на Невском, в доме князя Юсупова (№ 84). Вечером 15 апреля у нас был в гостях архитектор Г. Уходя в 11 часов вечера, он спросил: не хотим ли и мы прогуляться? Так как моя дочь очень хотела пройтись, то я согласилась.

Я вышла в свою спальню и там сменила на чёрное платье бывший на мне белый капот с синими лентами, завязывавшимися по талии.

Мы проводили нашего гостя до Казанского моста и возвратились домой, спокойно разговаривая.

Дочь моя, сняв пальто, прошла первая из прихожей в наш маленький зал. В зале этом две двери, одна из прихожей, другая, наискось от неё, ведёт в комнату моей дочери.

Я остановилась на минуту в прихожей сказать что-то прислуге, снимавшей с меня пальто, затем сделала шаг вперёд к дверям залы и остолбенела: в дверях комнаты дочери, лицом ко мне, стояла белая фигура. Я усиленно замигала, как бы желая рассеять то, что мне мерещилось, и сделала ещё шаг вперёд. «Белое» сделало тоже шаг вперёд, и я ясно различила, что это я сама, т. е. что привидение, шедшее мне навстречу, была я, – со своей высокой; причёской, в белом капоте с синими лентами, падавшими концами от пояса почти до полу. Зал был освещён большой лампой, и я видела себя так ясно, до мельчайших подробностей, как если бы я стояла перед большим зеркалом. Узнав себя, я вскрикнула и закрыла лицо руками. Дочь моя, не видевши ничего, при моём крике бросилась ко мне. Она стояла спиной ко мне у стола и снимала перчатки и шляпу.

От мгновения, когда я разглядела привидение, и моего крика, прошло, конечно, гораздо менее времени, чем теперь при описании.

Несколько минут я ничего не могла отвечать ни дочери, ни прибежавшей прислуге; я только дрожала, вскрикивала и рыдала. На неотступные вопросы дочери я не сумела придумать ничего и сказала прямо, что видела себя. Рассказывая, я несколько раз прерывалась и вздрагивала. Испуг мой сообщился и дочери, и прислуге. Через полчаса, выпив воды, намочив голову, я решилась войти в комнату дочери; там не было ничего белого (капот оставался в моей спальне на моей кровати), ничего вообще такого, что могло бы произвести иллюзию. Ночь была безлунная. Дочь моя не решилась лечь спать в своей комнате, и целую неделю спала в зале на диване; в её же комнате горела день и ночь лампада перед образом, и туда ходила только горничная.

С тех пор в этой квартире я не имела покоя: я часто слышала звонок, в особенности ночью; раздавался он до того громко и отчётливо, что я вскакивала с постели, будила прислугу и шла к дверям, но никого не было. Прислуга очень часто слышала мой голос и приходила ко мне, когда я и не думала звать её.

Нервы мои расшатались, я начала чувствовать, сознавать и даже ощущать присутствие в квартире невидимого существа. Существо это было Я, отделившаяся от меня часть меня самой, занимающая место и пространство. Это существо иногда лежало на моей кровати, иногда сидело за моим рабочим столом. Присутствие «его» я немедленно ощущала по особенному холодному трепету, пробегавшему по мне; иногда я слышала, как «оно» вздыхало.

Как человек здоровый и умственно и физически, я всеми силами стала бороться с охватывающим меня безумием. В апреле я переменила квартиру, приняла целый ряд мер к восстановлению своего душевного равновесия. В настоящее время я снова имею хороший сон, аппетит, много читаю, работаю и чувствую себя вполне свободной от всяких видений.

Замечательно, что подобные видения себя самих у нас в роду; мой отец, моя бабушка и мой прадед имели тоже видения (при другой характерной обстановке) и подобные «явления» не влекли за собой смерть, но последствием этих видений было какое-нибудь коренное изменение в судьбе, или они служили предостережением перед большой опасностью. («Ребус» 1891 г. № 47).

В «Revue Scientifique» за декабрь месяц 1883 года помещена статья профессора Azam: «Les altérations de la personalité», представляющая свод наблюдений автора над фактами, имеющими глубокий психологический интерес.

Автор в начале статьи заявляет, что он разумеет здесь лишь личность моральную и интеллектуальную. «У человека, – говорит он, – личность играет преобладающую роль. Человек, как дух и материя одновременно, имеет двойственную природу, но, как духовная личность, он един.

«Есть много случаев, – продолжает он, – когда человек теряет понятие о своём Я, когда он воображает себя другим лицом и совершенно забывает, чем был прежде».

Пропускаем множество примеров, приводимых автором, которые легко могут быть объяснены болезненным состоянием органов, и укажем на случаи, где это объяснение не так очевидно.

а) «У одного молодого человека, 17 лет, здорового телосложения, проявились истеро-эпилептические припадки. Из многочисленных болезненных симптомов один был особенно замечателен. Однажды, после жестокого припадка, он вдруг забыл всё, что только с ним было прежде, всю свою предыдущую жизнь, и сделался совершенно как бы новой личностью. Всё в нём радикально изменилось: характер, нравственные понятия, умственные силы, привычки. Он даже забыл портняжное ремесло, которому выучился раньше, так что нужно было его вновь перевоспитывать. Это состояние второй личности продолжалось с ним около года. После же повторения такого же болезненного припадка, какой с ним был год назад, его прежняя личность вернулась к нему вполне, получив внезапно все свои прежние привычки, характер, нравственные понятия и все свои небольшие познания. В то же время он совершенно забыл всё, что было с ним в продолжение года, когда он носил в себе вторую личность».

б) «Один полицейский служитель, вследствие полученных им сильных ударов по голове, почувствовал странную перемену в своём сознании: не имея никаких признаков сумасшествия, он считал себя двойной личностью, говорил всегда мы, говоря о себе, и часто говорил за обедом: «я сыт, но другой ещё не насытился». Наконец, он сделал покушение на самоубийство, желая убить этого другого, и кончил жизнь в полном безумии. По вскрытии трупа нашли значительное неравенство между двумя мозговыми полушариями. Это неравенство может до известной степени объяснить странную идею больного о присутствии в нём двух различных личностей. Объяснение это согласуется с предположением Льюиса, который объяснял факт раздвоения личности неравномерным отправлением мозговых полушарий¹³⁹ (см. «Revue Scientifique», 1883 г., декабрь).

в) Встречаются иногда субъекты, по-видимому, имеющие две души¹⁴⁰, которые овладевают их телом по очереди. Так, например, в Лондоне был молодой человек, служивший на железной дороге; он аккуратно посещал церковь, вёл себя очень скромно, не пил, в карты не играл и вообще слыл за прекрасного молодого человека. Однажды, к всеобщему удивлению, он явился на скамье подсудимых; его обвиняли в краже со взломом. Полиция уверяла, что он был соучастником известного общества воров, друзья же его утверждали, что он был честным, трудолюбивым и вообще примерным юношей. За ним стали наблюдать и оказалось, что каждую ночь он терял сознание и затем приходил в себя уже совсем другим человеком.

г) Странный случай произошёл несколько лет тому назад в одном исправительном заведении. Магистрат послал туда одного мальчика, наводившего ужас на всё заведение; он был жесток, дрался, лгал и крал. Однажды, он увидал в поле змею, от страху упал без чувств и, когда проснулся, был совсем другим. Он сделался кроток, правдив и услужлив, но не узнавал никого из окружающих, постоянно сбивался с пути. Прежде он был искусным портным, теперь не умел взять иголку в руки. Его надо было учить всему, как дикого. По прошествии одного года у него сделалась сильная головная боль, и тотчас после этого он снова обратился в прежнего негодяя. В этом состоянии он оставался несколько месяцев и, наконец, убежал из исправительного заведения. Тут начинается самый интересный период его жизни. В то время, когда им овладела его хорошая душа, он сделался полицейским, очень исполнительным и хорошим, но через год большое число совершённых грабежей возбудило подозрение, за ним стали следить и схватили его, когда он собирался взломать дверь в магазине ювелира.

д) Очень забавен рассказ о двойственной личности, сообщённый одним французским медиком. Действующим лицом является французский солдат; он был большим патриотом и постоянно бранил немцев; каково же было всеобщее удивление, когда он, однажды, вдруг сорвал с себя французский мундир, заговорил по-немецки и перешёл французскую границу. Его арестовали и посадили в тюрьму, где он тотчас же впал в глубокий сон. На следующий день он снова был французом и был крайне удивлён, когда ему рассказали о его поведении. Перемены эти, однако, продолжались, и во время франко-прусской войны он сражался по очереди то на одной, то на другой стороне. Впоследствии узнали, что отец его был пруссак, а мать француженка, и он рос между двумя противоположными влияниями.

е) В одном шотландском городке жил не очень давно адвокат, который по понедельникам, средам и пятницам был бодрым, деятельным и разумным человеком. Вторники же, четверги и субботы он проводил в состоянии беспомощной меланхолии, и его с трудом удерживали от самоубийства. (См. «Ребус» 1897 г., № 25).

Таунегед в своих «Месмерических фактах» рассказывает замечательный случай с одним из своих субъектов, молодым человеком С. А., у которого прирождённые способности и природные добрые качества были извращены дурным воспитанием. Несмотря на свою молодость, он научился в Париже полному безверию. В сомнамбулизме же всё это изменялось; он имел совершенно правильное понятие о душе, противоположное материалистическим взглядам, обыкновенно им высказываемым во время бодрствования. Теория, что в минуты сомнамбулизма в С. А. отражались лишь мнения магнетизёра, не выдерживает критики ввиду того, что о многих предметах он имел своё вполне самостоятельное мнение и очень твёрдо и искусно защищал его. Немало и таких примеров, в которых в сомнамбулическом состоянии характер субъекта изменялся радикально: люди грустные, вспыльчивые, неприятные делались весёлыми, кроткими, снисходительными, и наоборот, что, по замечанию врачей, как то Ганемана и доктора Гортона, нередко бывает и во время различных болезненных состояний, диаметрально иногда изменявших некоторых из их пациентов.

Один из самых замечательных случаев изменения сознания наблюдался в начале текущего столетия у одной девушки из английской семьи, поселившейся в окрестностях Мидвилля, по имени Мэри Рейнольдс. Подробный рассказ о её состоянии, подтверждённый многими несомненными свидетельствами, был напечатан в Harper’s Magasine в майском номере 1860 года, за подписью достопочтенного Уильяма С. Плюмера. В 1811 году, будучи одиннадцати лет от роду, Мэри впала в бесчувственное состояние, которое вскоре прошло, но затем она в продолжение пятнадцати лет находилась в двойственном сознании. Её анормальное второе состояние представляло ту особенность (отличавшую его от всех, кроме одного, известных мне подобных случаев), что в продолжение его она забывала всё, что было ей известно в первом нормальном состоянии, все приобретённые в нём познания совершенно терялись. Она не признавала ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестёр; не имела ни малейшего воспоминания о своей предыдущей жизни, точно она прежде никогда и не жила. Наткнувшись на гремучую змею, она была бы способна играть с нею, как малый ребёнок, нисколько не подозревая опасности. Но научалась она, однако, очень быстро всему, очень быстро приобретала всякого рода познания. На тридцать пятом году переходы её из одного состояния в другое прекратились, оставив её постоянно в её втором состоянии. В этом же она являлась совсем иной личностью, чем в первом, между характерами обоих не было ничего общего. Тихая, меланхолическая, трудно мыслившая, лишённая всякого воображения в своём первом состоянии, во втором – она становилась живой, весёлой, общительной, большой поклонницей всего поэтического, и почерк её заметно разнился от почерка номера первого.

Явление это, – говорит д-р Плюмер, – представлялось в таком виде, как бы тело Мэри Рейнольдс служило обиталищем для двух душ, живших в нём не одновременно, а поочерёдно, – то одна, то другая. Несомненно, что тут не было и не могло бы никакой подделки. Обе жизни были совершенно отдельны одна от другой: мысли, чувства, познания и опытность, радости и горести, симпатии и антипатии одной жизни не производили ни малейшего влияния на другую и ни в чём её не изменяли. Главные факты всех последовательных годов подтверждаются целым рядом самых авторитетных свидетельств. Достопочтенный д-р Уэйланд в последнем издании своей «Интеллектуальной философии» говорит о них, как о самом замечательном случае из всех подобных, когда-либо до него доходивших.

И действительно, случай чрезвычайно замечательный. Кто же из двух ответственное существо, номер первый, или номер второй? Если, как говорит нам Локк, личность состоит в тождественности (edentity) сознания, то была ли Мэри Рейнольдс личностью? В своей физической форме она была одно и то же в своих обоих состояниях, но в умственной области, в своих расположениях, в памяти, между ними не было ничего общего. Что сделалось окончательно с номером первым? Был ли он стёрт, как стирают неудачный рисунок? Был ли номер второй отдельным духовным существом (entity)? Если же оба они составляли по своей сущности одно, лишь проявляясь как два отдельных сознания, то почему бы и в каждом из нас не быть отдельному сознанию в скрытом состоянии, которое проявится после смерти? Но, если мы потеряем наше обычное сознание и сделаемся совершенно иными как в нашем характере, так и в воспоминаниях, разве мы не лишимся своей тождественности (edentity)? Можно ли будет признавать нас тем же существом, которое жило на земле? Не будем ли мы в некотором смысле уничтожены?

Единственно возможное решение запутанного вопроса следующее: Мэри Рэйнольдс составляла одно существо, с единым сознанием, но сознание это заключало в себе то, что один шведский философ называет раздельными степенями (dicrete degrees). Если в одном своём состоянии она не имела воспоминаний из другого, это никак не потому, чтобы какое-либо из её душевных приобретений изгладилось; нет, но в происшедшем в ней перевороте состояние её видоизменилось проявлением раздельной степени, в которую вступила душа. Воспоминания и как бы уснувшее сознание находились в душе, но в состоянии покоя и временной приостановки. Душа, восходя в этой ли жизни, или в будущей к сознанию на столько же высшему против второго, на сколько второе было в Мэри Рейнольдс выше первого, должна содержать в себе всё, заключающееся в обеих степенях, и присваивать лучшее из каждой – память, оставаясь навек неизменной¹⁴¹). («Ребус» 1887 г., № 40).

Предлагаемая выдержка из научного журнала «The Scientific American» кажется нам достойной серьёзного внимания, в особенности внимания лиц, занимающихся изучением гипнотизма.

В заметках врачей найдётся немало сообщений о пациентах, живущих двойной жизнью. Говорится в них о случаях периодической утраты одной стороны умственной жизни, и как бы перерождение в другую личность, нередко совершенно противоположного характера. С истеричными субъектами, например, делается припадок, после которого они совершенно утрачивают память о прошлом. Умственные способности их не теряются, остаются нетронутыми, но что касается ранее приобретённых знаний, то они равняются детским. Через больший или меньший промежуток времени они научаются говорить, читать и работать, начинают жизнь снова, и в некоторых случаях проявляют характер, совершенно противоположный прежнему.

По-видимому, физический организм остался тот же, но личность окончательно преобразилась, получив новый темперамент, новые привычки и новые вкусы.

Такой пациентка остаётся в течение неопределённого срока, затем с нею делается новый припадок, после которого она снова становится прежней. Всё прожитое ею после первого припадка стушёвывается разом. Она решительно ничего не помнит, так что второе её существование, продолжавшееся, может быть, целые годы, уничтожается в её сознании, и жизнь её гладко и невозмутимо течёт снова по первому руслу, как будто бы в ней никогда не было никакого перерыва. Это продолжается до нового припадка, возвращающего её ко второму её существованию, которым она живёт снова, не подозревая в нём никакого перерыва. Таким образом, существование её чередуется между двумя жизнями, резко отличающимися между собой и совершенно одна от другой не зависящими, исключая того, что им обеим служит одно и то же тело.

В прежние времена подобные видоизменения сознания объяснялись духовным, а иногда дьявольским овладеванием. Предполагали, что телом управляли два духа, друг от друга независимые, или что в душу больной вселялся злой или добрый дух, которого определяли, смотря по её настроению. В наш более научный, материалистический век, эта спиритуалистическая гипотеза имеет мало сторонников, и странное явление объясняется более удовлетворяющим новые воззрения образом, – предположением, что духовная жизнь пациентки переносится, частью ли или всецело, в одну из половин её двойного мозга. Когда действие этой половины прерывается болезнью, то бездействующая половина берёт на себя интеллектуальные функции и продолжает действовать, пока новый припадок не передаст опять умственную ответственность первой половине. Таким образом, обе жизни чередуются вместе с чередующейся деятельностью обоих мозговых полушарий.

Причина, почему такие жизни бывают лишь двойственные, а не более, заключается, конечно, в том, что у нас только два независимых мозговых полушария, а не более¹⁴².

Последний известный случай такого рода представляет особенный интерес в том отношении, что в нём полный перерыв сознания проявляется только при возвращении к тому состоянию, в котором началась жизнь пациентки. Случай этот сообщён со всеми подробностями в «Revue Scientifique» профессором Адамом из Бордо, где пациентка проживает. Она женщина замужняя, тридцати четырёх лет от роду, и начала жить двойной жизнью с четырнадцатилетнего возраста.

Для краткости мы будем означать буквой А. её первобытное состояние с его повторениями, а буквой В. – второе.

Сначала В. появлялось по нескольку раз в день и продолжалось не более нескольких часов. Затем были два трёхлетних перерыва – от семнадцати до двадцати лет, а потом от двадцати четырёх до двадцати семи.

В последнее время она большей частью жила жизнью В., а состояние А. появлялось через два-три месяца, только на несколько часов. Прежде переход этот совершался во время крепкого сна, следовавшего за сильной болью в висках, теперь он совершается почти мгновенно. В состоянии А. пациентка всегда тиха, молчалива, даже угрюма; в В., напротив, – всегда жива, весела, приветлива. В А. она не помнит происходившего с ней в В.; находясь же во втором состоянии, вполне отдаёт себе отчёт в своей жизни в обоих. Будучи В. и узнавая тогда о пробелах своего сознания, она приходит от того в крайнее отчаяние; впрочем, надо заметить, что практическое неудобство такого отсутствия памяти, довольно чувствительное прежде, стало значительно уменьшаться с тех пор, как состояние В, преобладает в её жизни. В иных редких случаях, выходя из состояния В., пациентка переживает короткий период волнения и какого-то страха, причём сознание её не вполне ясно; в другое время в ней не заметно никакого видимого расстройства, за исключением симптомов, свойственных истеричным больным.

При переходе от В. к А., по наблюдению профессора Адама, больная не имеет вида пробуждающейся от сна и не ощущает особенной перемены. Мог бы пройти, прошёл бы час, или пролетели целые месяцы, она этого не сознаёт; целый период исчез из её существования.

Такое двойственное состояние может вызвать множество запутанных вопросов при различных случаях жизни подобного субъекта, тем более что такое состояние мало известно и совсем почти не исследовано. (См. «Revue scientifique», сн. «Ребус» 1892 г., № 18).

Я уже давно была знакома, – говорит г-жа Сабурова, – с фактом раздвоения, когда в 1891 г. в мои руки попала книга доктора Жибье (Gibier) «Analyse des choses». Выводы, подобные моим, со стороны недюжинного учёного¹⁴³ удивили меня и несказанно обрадовали. Д-р Жибье, долго и серьёзно исследовавший явления того, что он называет «гипно-магнетизм», считает гипнотическое состояние первой ступенью к состоянию раздвоения (dédoublement). Привожу здесь часть IV-ой главы его «Трансцендентальной психологии», как сам Жибье называет указанное мной сочинение:

«Субъекты, над которыми изучают псевдо-сон¹⁴⁴, постепенно проходят ряд различных фазисов, не всегда, однако, с такой правильностью следующих один за другим, как то описывают авторы сочинений по этой отрасли науки. Тем не менее, эти факты или состояния бо́льшей частью наступают в следующем порядке:

1) Состояние очарования (état de charme, по терминологии Льебо – Liébault) или легковерия (état de credulité, по выражению де-Роша – de Rochas).

2) Состояние каталепсии.

3) Состояние сомнамбулизма.

4) Состояние летаргии.

Это, так сказать, те классические состояния, достигнутые посредством внушения сна или вследствие пристального взгляда, упорно направленного на субъект.

Но, если на субъект воздействуешь магнетическими пассами, при содействии, сколько возможно, издаваемой из себя силы воли (чего достичь иначе нельзя, как действуя с импульсом, с увлечением), вскоре получаешь доказательство того, что вышепоименованные состояния суть не что иное, как ступени, ведущие к состоянию раздвоения, но не личности, а самого существа. Если субъект приобрёл привычку впадать в это состояние, оно может наступать почти что разом, т. е. не быв предшествуемо теми четырьмя первоначальными, постепенными состояниями; однако до раздвоения всё-таки наступает пятое состояние, знакомое некоторым магнетизёрам и ими названное «бодрствующим сомнамбулизмом». Шестое состояние можно назвать экстатическим¹⁴⁵ и, наконец, наступает то, что я называю «состоянием раздвоения». Впадая в это последнее состояние, внешний вид субъектов бывает различен, смотря по личным свойствам человека. Иные погружены в состояние мнимой смерти; другие – словно окаменеют с широко открытыми глазами, зрачки которых расширились, остановившись на одной точке. Такого рода субъекты иногда говорят о вещах, как бы видя то, что происходит на далёком расстоянии. Нередко оказывается, что эти видения ошибочны или же не совсем верны только в том, что касается времени и места; но бывает и так, что всё в действительности верно, даже и в тех случаях, когда виденное происходило на расстоянии нескольких миль. Подобное состояние можно назвать «говорящим экстазом» (extase parlante). («Ребус» 1898 г., № 16).

Профессор д-р Жибье сообщает следующий, очень интересный факт.

Г-н Ю., белокурый, высокого роста молодой человек, лет тридцати. Отец его был родом шотландец, а мать – русская. Отец был одарён выдающимися медиумическими способностями; мать тоже медиумична. Но, хотя молодой Ю. и родился в среде спиритуалистов, сам он, как говорит, никогда спиритизмом не занимался, и ничего анормального с ним не случалось до «приключения», как назвал он это, по поводу которого, в начале 1887 года, он пришёл ко мне, чтобы потолковать и посоветоваться. Г-н Ю. рассказал мне следующее:

«Всего несколько дней тому назад, вернувшись в 10 часов вечера к себе домой, я вдруг почувствовал ничем не объяснимую и особенную какую-то слабость; не намереваясь, однако, ложиться спать, я зажёг: лампу, поставил её на столик возле кровати и, закурив об неё сигару, сел, или, скорее, прилёг на кушетку.

«Не успел я откинуть голову на подушку кушетки, как все окружающие предметы: завертелись передо мной, и я почувствовал, что впадаю как бы в обморок, ощущая; в себе странное чувство пустоты. Вдруг я очутился посреди комнаты. Удивлённый таким безотчётным для меня перемещением, я оглядывался вокруг себя, и удивление моё возросло донельзя.

«Я увидел себя лежащим на кушетке, с сигарой в руке!.. Сначала я подумал, что я заснул и что всё это происходит со мной во сне, но никогда ничего подобного я во сне не видел и, к тому же, я отдавал себе полный отчёт в том, что состояние моё было настоящей, реальной, в высшей степени интенсивной жизнью. А потому, ясно сознав, что это не сон, другое объяснение пришло мне тут в голову, а именно, что я умер. Вспомнив слышанное мной о том, что существуют духи, я подумал, что и я стал «духом», и все объяснения подобного состояния предстали предо мной с бо́льшей быстротой, нежели; той, с какой вообще работает мысль. Вся моя жизнь предстала передо мной как бы в формуле... Страшная тоска и сожаление о неоконченных мною работах¹⁴⁶ охватили меня.

«Я подошёл к самому себе, т. е. к телу моему или, лучше сказать, к тому, что я уже считал своим трупом, и крайне удивился: тело моё дышало!.. Более того, я мог видеть внутреннее его и наблюдать за медленным и слабым, но ровным биением сердца. Я видел мою ярко-красную, как огонь, кровь, текущую по сосудам. Тут я решил, что, значит, со мной случился особого рода обморок. «Но, ведь, люди, бывшие в обмороке, ничего потом, по пробуждению своему, не помнят из того, что с ними было во время их бессознательного состояния»... подумал я, и мне так стало жаль, что я, когда приду в себя, не в состоянии буду припомнить всё то, что теперь ощущаю и вижу...

«Немного успокоенный касательно того, что я ещё жив, я задавал себе вопрос, как долго может продлиться такое моё состояние, и перестал обращать внимание на моё второе Я, продолжающее безмятежный свой сон на кушетке. Оглянувшись на лампу и заметив, что она настолько близко стояла к занавесам кровати, что они могли бы загореться об неё, я взялся за кнопку винта лампы, намереваясь её погасить, но, о, новое удивление! Хотя я и ощупывал кнопку и даже мог провидеть малейшие из молекул, её составляющие, одни только пальцы мои вращались вокруг кнопки, но не в силах были на неё воздействовать: я тщетно старался повернуть винт.

«Поэтому я стал разглядывать и ощупывать себя, сознавая себя в теле, но настолько эфирном, что я мог бы, кажется, рукой пронизать его насквозь, и оно, насколько помню, было окутано во что-то белое. Затем я встал против зеркала, но, вместо того, чтобы увидеть в нём своё отражение, я заметил, что, по мере моего желания, сила зрения моего увеличивалась настолько, что я проникал им сквозь зеркало сначала до стены, а затем и сквозь стену, по ту её сторону, где я увидел изнанку картин, висящих на ней в помещении моего соседа, комнаты и мебель которого ясно предстали моему взору. Ясно отдавая себе отчёт в отсутствии освещения в этих комнатах, я, однако, прекрасно видел все предметы и тут обратил внимание на тонкую струю света, исходящую из подложечной моей области, освещавшей всё вокруг меня.

Я не был знаком с моим соседом, живущим об стену со мной, но знал, что он в отъезде из Парижа. И не успел я почувствовать желание проникнуть в его квартиру, как я уже очутился там. Каким путём?.. Не знаю, но мне казалось, что я проник сквозь стену так же беспрепятственно, так же свободно, как туда сначала проник мой взор. Словом, я впервые находился в комнатах моего соседа. Я осматривал их размещение, стараясь запомнить подробности их обстановки и, подойдя к библиотечному шкафу, я особенно в памяти своей отмечал заглавия некоторых книг, стоящих на тех полках, которые приходились в уровень с моими глазами.

Достаточно было одного моего желания, чтобы я, без всякого с моей стороны усилия, уже был там, куда потянуло меня.

Но с этого момента мои воспоминания делаются крайне смутными. Я знаю, что уносился далеко, очень далеко, кажется, в Италию, но не могу себе отдать отчёта в том, что именно там делал.

Как бы потеряв всякую власть над своей мыслью, я следовал за ней, переносясь то сюда, то туда, смотря по тому, куда направлялась она. Она увлекала меня за собой прежде, нежели я успевал овладеть ею...

Проснулся я в 5 часов утра, чувствуя себя измученным и как бы окоченелым. Я лежал в той самой позе, в которой с вечера прилёг на кушетку, и пальцы руки моей не выронили недогоревшую сигару. Лампа потухла, закоптив стекло. Я улёгся в постель, но долго не мог заснуть от дрожи, пробегавшей по всему телу. Наконец-таки, сон охватил меня, и было уже далеко за полдень, когда я проснулся.

Посредством придуманного мною невинного предлога, мне в тот же день удалось уговорить нашего консьержа¹⁴⁷ вместе со мной отправиться в квартиру моего соседа, чтобы посмотреть, «не случилось ли там чего-нибудь» и, таким образом, я убедился в том, что мебель, картины и заглавия книг, мной виденные, – всё именно там было так, как я видел предыдущей ночью непонятным для меня путём...

Я, всеконечно, обо всём этом никому ничего не говорил, а то ведь сочтут меня за полоумного, или скажут, что у меня был припадок белой горячки»...

Окончив свой рассказ, г. Ю. спросил меня: – «ну, как же, доктор, объясните вы это странное со мной приключение?».

«Я, – говорит Жибье, – нисколько не сомневаюсь в том, что, попадись этот рассказ на глаза человека, ещё никогда не слыхавшего о подобных «случаях» и вовсе не знакомого с трансцендентальной философией, ему «инцидент» г. Ю. покажется неправдоподобным. Но я и не стараюсь уверять его в реальности такого явления, а только скажу: по существу подобное явление возможно. («Ребус» 1898 г., № 19).

(Письмо в редакцию Messager, № 3, от августа 1897 г.). Один приятель сообщил мне то, что в сочинении А. Н. Аксакова сказано, по поводу телепатических явлений, о дочерях-близнецах г. Болтина. Я могу подтвердить достоверность упоминаемых фактов: одна из сестёр – моя жена, другая – вдова знаменитого русского писателя Михаила Салтыкова (Щедрина). Хотя способность сообщаться между собой на расстоянии, нередко присущая близнецам, как говорят, слабеет с годами, однако, жене моей случается иногда и теперь говорить: «у Лизы должно быть какое-нибудь горе, мне что-то грустно».

Но сегодня я собираюсь говорить о более выдающемся явлении.

Моя свояченица, живущая в Петербурге, всякий год приезжает к нам. В сентябре 1892 года она была у нас. Однажды, после завтрака, жена моя пошла в наш небольшой садик. Едва вошла она в него, как услыхала шаги кого-то, шедшего вслед за нею. Это оказалась её сестра, которая, приблизившись и жалобно взглянув на неё, грустно проговорила по-русски: «бедная Анна»! Жалобный взгляд и слова раздосадовали жену. Она ответила: «почему ты называешь меня бедной? я себя бедной не считаю». – «Я хочу сказать, что ты жалка. Впрочем, мы обе старые и жалкие». И, повернувшись, пошла к дому. Шаги её послышались по песку и на лестнице.

Минуту спустя вернулась из сада и моя жена и нашла сестру, разговаривавшую в столовой с няней. Они отправились обе в публичный сад, находящийся под нашими окнами, и уселись на скамейке.

– Почему, – спросила жена, – приходила ты в наш сад и жалобно сказала мне: «бедная Анна»?

– Я была в саду, я тебе сказала: бедная Анна? Но я всё время была в столовой, где ты меня застала, и разговаривала с няней!

– Как, ты не приходила в сад, не говорила со мной, и я тебе не отвечала? Однако я тебя отлично видела и слышала.

– В таком случае, – с ужасом сказала свояченица, – нам угрожает великое несчастие!

Была ли права моя свояченица в своём испуге, и были ли слова её двойника пророческими? Случившееся несколько времени спустя заставляет меня именно так думать. Жена моя вскоре почувствовала некоторое расстройство зрения и сперва не обратила на него внимания, уверенная, что это пустяки. Однако со временем потемнение усиливалось, и прошлого года она заметила, что левым глазом не различает мелкие ноты. Испуганная, она перестала заниматься своими композициями, и не позволяла себе по-прежнему много читать. После трёх поездок в Париж да совета со знаменитыми окулистами, она исполняет предписания доктора Пано. Учёный академик ручается за сохранение правого глаза, представлявшего некоторые опасные симптомы, но не уверен в возможности уничтожить пятно на левом зрачке, признанное всеми докторами.

Вы понимаете мою жестокую тревогу? А как объяснить теперь это явление? Галлюцинацией? Только сумасшедшие принимают галлюцинацию за действительность¹⁴⁸.

Возвратившись домой, сестры отправились в наш садик и стали совершенно так, как стояла жена рядом с призраком во время его появления. Всмотревшись и сосредоточив своё внимание, жена убедилась, что призрак был несколько ниже ростом и светлее её сестры.

Лет тридцать тому назад у жены моей было сходное с этим явление, только вместо сестры тогда был призрак её матери. Она жила тогда вместе с отцом и матерью в их имении в Нижегородской губернии.

Однажды, проходя мимо комнаты, где стоял библиотечный шкаф, она увидела там свою мать, читающей какую-то книгу, что очень её удивило; книга и по формату, и по цвету была ей не знакома; а сверх того, замок в шкафу был испорчен, и она не понимала, как могла мать отпереть его. Однако она не сказала ни слова и пошла далее, пока не нашла мать, сидящей в другой комнате, и та очень удивилась, услыхав о случившемся.

Как и первое, и это видение не прошло даром, а получило своё значение. Три года спустя скончался её отец, и она узнала в руках дьячка, читавшего над покойником Псалтирь, ту самую книгу, которую видела в руках призрака. (См. «Ребус» 1898 г., № 2).

Нет ли в человеческом организме такого начала, которое, отделяясь от тела, когда это последнее умирает, сохраняет ещё на некоторое время индивидуальную человеческую деятельность? Многие факты показывают, что это начало существует и что оно обнаруживается иногда и при жизни, представляя признаки, одинаково принадлежащие личности живой и личности посмертной. Мы приведём здесь некоторые из этих фактов.

1. Во время переезда автора в Рио-Жанейро, ему был сообщён следующий факт. Это было в 1858 году. Семейство из Эльзаса, состоявшее из мужа, жены и маленькой дочери, отправляюсь в Рио-де-Жанейро. Переезд был долог, жена захворала и скончалась в пути. В день кончины своей она впала в обморок, а когда пришла в себя, сказала мужу: «теперь я успокоилась, я была в Рио-де-Жанейро, я нашла улицу и дом нашего друга Фритца; он был на крыльце; я ему поручила нашу малютку; я уверена, что по приезде твоём он её узнает и не оставит». В этот самый день и час плотник Фритц находился на крыльце дома своего в Рио-Жанейро и видел, как через улицу проходила землячка его с маленькой девочкой на руках. Она смотрела на него умоляющими глазами и как бы поручала ему ребёнка, которого несла. Её исхудавшее лицо напоминало ему черты Лотты, жены приятеля и земляка его Шмидта. Спустя несколько времени он видит, что земляк Шмидт идёт к нему с девочкой на руках. Прежде чем тот выговорил слово, он сказал ему: «я знаю всё; жена твоя скончалась на пути; она приходила ко мне, чтобы поручить мне свою малютку; вот день и час».

2. В 1830 году, офицер английской армии возвращался из Индии в Англию; после двухдневного плавания он подходит однажды к капитану и говорит ему:

– Видно, у вас, на корабле есть незнакомец, которого вы прячете?

– Вы шутите?

– Нисколько; я его отлично видел, но только он более не показывается.

– Что хотите вы сказать? Объяснитесь.

– Извольте. Я ложился спать, когда увидал незнакомого человека, входящего в гостиную; он обошёл её, затем заглянул в каждую каюту, и каждый раз отрицательно мотал головой. Подойдя к моей, раздвинул занавеску, взглянул на меня, и, не находя во мне того, кого искал, он тихонько удалился и исчез.

– Удивительно! Можете вы дать его приметы?

Офицер описал их до малейшей подробности.

– Помилуй Боже! – воскликнул капитан. – Если б только слова ваши не были чистым вздором, то это был бы не кто иной, как мой отец.

Когда капитан прибыл в Англию, он узнал, что отец его скончался позже того дня, когда появлялся этот призрак; но что в этот самый день и час, будучи уже болен и находясь в бреду, он сказал: «а сейчас был на море, был на корабле моего сына, обошёл все каюты, заглянул в каждую и не нашёл его». Гужено-дэ-Муссо, из книги которого (Les hauts phenomènes de la magie) заимствован этот факт, говорит, что он передан ему старым капитаном английской армии в Индии, а этому последнему – семейством самого капитана корабля.

В этом рассказе нас поражает мгновенность передвижения флюидического человека. Прижизненный призрак движется с такой же быстротой, как и посмертный. Другое обстоятельство достойно внимания: появление призрака совершилось в то время, когда больной быль в «бреду»; быть может это был не бред, а обморок. Состояние обморока, по-видимому, самое благоприятное для появления прижизненного призрака; иногда это раздвоение происходит и во сне; таков следующий пример.

2. Роберт Брюс, подшкипер корабля, направлявшегося к Новой Земле, занимался однажды вычислениями, когда за конторкой капитана увидал какую-то незнакомую личность, что-то писавшую на аспидной доске.

– Кто такой за вашей конторкой? – спрашивает он капитана.

– Никого нет!

– Кто-то есть. Посмотрите.

Они сходят, но никого не находят; смотрят на доску, на ней написано: «держите к северо-западу». Все пассажиры приглашаются написать ту же фразу; ни один почерк не подходит. Капитан делает попытку держаться по указанному направлению. Три часа спустя встречается корабль, затёртый льдом, шедший из Квебека в Ливерпуль. Все его пассажиры перевозятся в шлюпках на корабль, в то время как один из них поднимается вдоль борта, Брюс, к великому изумлению своему, узнает в нём незнакомца, которого он видел за грифельной доской. Его просят написать ту же фразу; почерк оказался тот же. Из расспросов выяснилось, что в этот день утром он крепко уснул и, проснувшись, говорил: «мы будем спасены, я видел во сне корабль, идущий к нам на помощь» – и при этом описал этот корабль так верно, что бедствующий экипаж тотчас узнал его, как только он показался.

В этом случае являвшийся пассажир не помнит всего, что с ним происходило, – не помнит, чтобы он писал что на аспидной доске. Это не удивительно. Явления раздвоения представляют многочисленные оттенки, начиная от сна и до появления полного, живого человеческого образа. Эти разности, очевидно, зависят от степени нравственной энергии индивидуума, напряжения его ума к известной цели, его физического сложения, возраста и, вероятно, других причин, которых мы не знаем. В связи с этим находится и воспоминание того, что происходило во время раздвоения.

Бесчисленные факты, засвидетельствованные с далёкой древности и до нашего времени, доказывают существование в человеке другой личности, – внутренней. Анализ её различных проявлений дозволяет нам проникнуть в её природу. Снаружи это точный образ лица, которого он является дополнением; внутренне она воспроизводит подобие всех органов, образующих человеческое тело. Крайняя тонкость её составных частиц позволяет ей проникать сквозь двери и стены. Отсюда и название призрака, которым она обыкновенно обозначается. Тем не менее, так как она связана со своим телом какой-то невидимой сосудистой сетью, она может по воле своей привлечь к себе, как бы некоторым всасыванием, бо́льшую часть живых сил, оживляющих это тело. Тогда, по какому-то странному извращению, жизнь как бы покидает тело, окоченевающее подобно трупу, и всё переносится на призрак, который уплотняется иногда настолько, что пускается в борьбу с теми лицами, которым он является. При жизни он показывается только в исключительных случаях; но как только смерть разрывает узы, которые привязывают его к нашему организму, он окончательно отделяется от него и образует призрак посмертный¹⁴⁹. («Позитивизм в области спиритуализма», А. Аксакова, стр. 17–25).

Все приведённые в настоящей главе случаи устанавливают бесспорность самого факта появления двойников: перципиент, действительно, видит и воспринимает настоящий призрак (εἴδωλον). Но тогда возникает вопрос, насколько эти двойники объективны? Ведь остаётся ещё доказать, что перципиент видит реальный фантом, объективно проектированный в пространстве вне его, и что видение это не есть ни оптический обман зрения его глаза – иллюзия, ни также продукт психической работы его мозга – галлюцинация, хотя бы даже под влиянием телепатического воздействия агента.

Наука в настоящее время уже выработала методы, помогающие в каждом данном конкретном случае узнать, с каким из поименованных родов явлений, т. е. иллюзией или галлюцинацией, мы в испытуемом случае имеем дело. Мы можем даже посредством анализа доказать, имеется ли, вообще, перед нами фактическое явление или злонамеренная и даже невольная мистификация симулянта. К сожалению, все эти, так сказать, лабораторные способы исследования по понятным причинам не приложимы к этим мимолётным и совершенно случайным феноменам.

Ясно, что для доказательства объективности наблюдённых двойников нужно прибегнуть не к экспериментальным данным, а к косвенным, так сказать, логическим умозаключениям.

По нашему мнению, лучшим логическим доказательством фактической объективности фантомов естественных двойников могут служить взаимные и коллективные наблюдения таких фантомов.

1. Взаимными двойниками можно назвать такие видения фантомов, когда не только воспринимающий видит агента, но когда одновременно с этим и сам агент видит ясно своего перципиента и даже видит, какое впечатление его двойник производит на последнего.

Вот прекрасный пример чистого взаимного видения двойников.

Сообщение Г. Дж. Т. Мильвард Пейерс. (Phantasms, р. 298).

«Я живу в Небраске, в Соединённых Штатах, занимаюсь скотоводством и пр. Я сделал предложение одной девице, которая живёт в Янктоне в Дакоте, за 25 миль к северу.

В конце октября 1884 г. я ловил лошадь, и она ударила меня копытом по лицу; ещё на один палец или на два выше – и мой череп был бы разбит. Я всё-таки потерял два зуба и получил жестокий удар в грудь. Кругом было немало людей. Я не оробел и сначала даже не почувствовал боли; нужно было беречься, как бы она не лягнула другой раз. С минуту никто не говорил ни слова. Я прислонился к стене конюшни и тут увидел рядом со мной, по левую руку, ту молодую девицу, о которой я говорил; её лицо было бледно. Я не заметил, как она была одета, но обратил внимание на её глаза; в них виделся испуг и беспокойство. Я видел не только лицо, но всю её, как живую. В эту минуту мой управляющий спросил, не ранен ли я. Отвечая ему, я повернул голову, и когда посмотрел снова – её уже не было. Лошадь не очень сильно ушибла меня. Мой ум был совершенно ясен: тотчас после того я прямо отправился в свою контору, чертил планы и делал вычисления для нового дома, – труд, требующий ясного и сосредоточенного ума.

Мысль о видении так тревожила меня, что на следующее утро я поехал в Янктон. Моя невеста при встрече со мной с первых же слов сказала: «а, ведь, я вас ждала вчера весь день; мне показалось, что я видела вас. Ваше лицо было бледно и всё в крови. (Я должен упомянуть, что мой ушиб не оставил заметных следов). Крайне поражённый, я спросил её, когда это было. Она ответила: «тотчас после завтрака». Случай произошёл как раз после завтрака».

2. Второй случай ещё интереснее, так как здесь можно видеть, как мысль одного – бред больного и желание его быть помещённым на лужайке под деревом отца, исполнение которого он ясно перечувствовал, было фактически воспринято его сестрой, увидевшей его двойник на этой лужайке. Таким образом, его двойник объективно находился на этом месте.

Сообщение мисс Кресси. (Phantasms, р. 282).

«Мой младший брат был в Австралии, и в течение 4-х или 5-ти месяцев семья не получала от него писем, почему мать заключила, что он умер. Однажды утром около 11 часов я с ней и сестрой сидела в столовой за немецкими упражнениями. Я подняла глаза, громко произнося немецкое слово, и вдруг в окно увидала моего брата, стоящим на лужайке и, по-видимому, смотрящим на нас. Я вскочила, говоря матери: «не пугайтесь, маменька, вот возвратился Том, совсем здоровый». – «Где? – спросили мать и сестра, – мы его не видим». – «Он там, – сказала я, – я его видела; он пошёл к главному подъезду», и мы все туда побежали. Отец мой, сидевший в своей библиотеке, услыхав переполох, отворил свою дверь, чтобы узнать причину.

Я к этому времени успела отомкнуть дверь и, не увидав брата, подумала, что он, вероятно, шутит и спрятался в кустах. «Иди, Том, иди! – воскликнула я, – полно дурачиться; это может убить бедную мать». Никто не отвечал, и тогда мать моя воскликнула; «о, ты не действительно его видела; он умер, я знаю, что он умер!» Эти слова меня озадачили, я не могла понять, что он умер: он казался пышущим здоровьем». Я, правду сказать, всё ещё думала, что он в саду; однако, его там не было, но он и не умер.

Через год он вернулся домой и, рассказав про разные неприятности, он упомянул, что был очень болен и что в бреду просил своих товарищей положить его под большое кедровое дерево на лужайке отца; затем, обратившись к отцу, он продолжал; «поверишь ли, отец дорогой, что мне казалось, как-будто я вижу старое любимое место точно так ясно, как и теперь!» – «Когда это было»? – спросил отец, Он назвал число, и мать, которая записала день моего видения, сказала: «как! ведь, это тот самый день, когда твоя; сестра уверяла, что видит тебя на лужайке». – «Да, – подтвердил отец, – а мать тебя похоронила», и тут все от души смеялись надо мной.

«Этот брат не был особенным моим любимцем. Мне было тогда 25 лет. Я помню, что видела брата одетым так, как он приезжал к нам из Лондона. На нём была высокая шляпа и полная пара чёрного платья; он ничего этого не брал с собой в Австралию. Я очень похожа на брата, и относительно здоровья мы были подвержены одинаковым страданиям».

Коллективными видениями двойников до́лжно признать те случаи, когда один и тот же фантом в один и тот же момент видят несколько лиц, находящихся в одном или в разных даже отдалённых местах. Последний случай даже доказательнее, так как он устраняет возможность возражения, будто коллективность видения была только заразительной галлюцинацией или внушённой идеей со стороны одного настоящего перципиента на остальных его сенситивных соседей.

3. Мы здесь приведём два примера коллективного видения призрака, притом лица, не известного видевшим, где теория заразительной галлюцинации вследствие этого неприменима.

Сообщение миссис Черлотте Е. Сквайр.

а) Впечатление мисс Ч. Сквайр. (Phantasms, р. 104).

«Я с братом ехала из Кёльна во Флеминг. Мы были в вагоне одни, когда вдруг мой брат, перед тем задремавший, сказал, что им овладело весьма странное представление, как будто в вагоне сидит ещё кто-нибудь напротив меня. Меня поразило то же самое представление раньше, чем он заговорил.

Несмотря на то, что я держала ноги на противоположной скамейке, я была уверена, что там кто-то сидит, хотя я бодрствовала и не видела ни малейшего признака чьего либо присутствия. Это представление продолжалось один только момент, но странно было совпадение наших мыслей».

б) Впечатление В. Барклай Сквайр.

«Факт случился на второй неделе февраля 1884 г. Я с сестрой был в Ганновере, откуда обратным путём ехал через Флеминг. Мы сидели одни в вагоне первого класса; я лицом, а она спиной к локомотиву, в углах по диагонали. Вечером, когда мы уже приближались к Флемингу, я дремал, или, лучше сказать, находился в том полусонном состоянии, в котором грёзы сливаются с действительностью и вещественные предметы с картинами сна.

Из этого состояния я внезапно проснулся под сильным впечатлением, что какая-то фигура сидит в углу вагона напротив моей сестры, т. е. на другом конце занятой мной скамейки. Впечатление было только моментальное, но до того яркое, что я совершенно проснулся, хотя призрак был неопределённый и тёмный, как будто закутанный в плащ, и черты лица невозможно было отличить.

Я тотчас же сказал про эту галлюцинацию сестре, на что она ответила, что с ней было то же самое. Я намеренно заметил, что на скамейке, на которой показалось явление, не было ни багажа, ни свёртков, могущих при живом воображении превратиться в подобный призрак». (См. у д-ра медицины Погорельского: «Письма о животном магнетизме»).

Из многочисленных примеров появлений двойников – абитуриентов, мы остановимся только на тех, которые могут иметь тот или другой специальный интерес, и которые в то же самое время все в совокупности дадут ясную картину постепенности процесса образования и сложения в определённый образ (персонизм), степени их материальной консолидации и их динамический эффект (анимизм), наконец, самой цели их телефанирования родным и близким. В последнем уже сказывается наличность в этих фантомах индивидуального психического или духовного «Я» и потому это уже доказывает в них спиритуализм. Вот эти примеры.

1. Фантомы абитуриентов, являющихся непосредственно перципиентам, о которых, по-видимому, умирающие думали и заботились в последние минуты жизни, но посторонние лица не видят этих фантомов.

а) Сын видит образ матери, умершей скоропостижно на улице. Он хотя не узнал призрака, но совпадение моментов появления фантома и наступления смерти убеждает его в том, что это был призрак его матери.

Сообщение преп. Роберта Б. (Phantasms, р. 87).

«18 декабря 1873 г. я поехал в Линкольншир к родителям моей жены, оставив дома в Саутпорте моих родителей вполне здоровыми, На другой день, после приятной прогулки по местечку, я с женой играл в шахматы, но сделал несколько очень глупых ошибок. Глубокая меланхолия овладела мною, и мы бросили играть. Около 7½ и моя жена вдруг заметила: «мне очень тоскливо сегодня вечером, я пойду вниз к маме на несколько минут».

Скоро после ухода жены и я встал и пошёл к двери. Тут я простоял одну минуту, а потом вышел на площадку лестницы.

Тогда было ровно без 10 м. 8 ч. Я одну минуту простоял на площадке, когда вышла из соседней спальни и прошла мимо меня дама, которая, судя по костюму, собралась выйти по какому-нибудь делу. Я не ясно видел её лицо. Фигура спустилась вниз по винтовой лестнице, и в ту же минуту вернулась моя жена, так что она должна была пройти совсем близко от незнакомки, которую она, по всей вероятности, даже должна была задеть. Я почти немедленно воскликнул: «кто та дама, с которой ты только что встретилась?» Никогда я не забуду ответа жены: «я никого не встретила», сказала она, а, между тем, я ясно видел, как она прошла мимо жены. Мы с женой спустились вниз; я рассказал о происшедшем матери моей жены. Она подтвердила, что во всём доме кроме нас никого нет.

Назавтра я получил телеграмму от сестры Юлии о внезапной смерти моей матери от порока сердца. Это было ровно без 10 минут 8 часов вечера. Она захворала на улице, так что её перенесли в дом нашего соседа, в магазин Смитсона в Генсборау, в нескольких шагах от нашего дома. Призрак в точности походил на мою мать в отношении роста, одежды и, вообще, наружности, но всё-таки в тот момент он не напомнил мне её. Не так было темно, чтобы я не узнал своей матери, если бы она в действительном теле прошла мимо меня».

б) Призрак отца является сыну моряку и долго остаётся с ним на палубе.

Сообщение Эдуарда Синкса. (Phantasms, р. 387).

«Я расстался с моим отцом в страстную пятницу (30 марта 1877 г.), он был в добром здоровье. Нас прихватило ветром, и мы вошли в Гумбер; приготовили большой якорь. Я стоял у колеса и водил судно. Он (отец) подходил ко мне раза три или четыре, ударял меня по плечу и говорил: «берегись руля, Джо!». (Это было обычное обращение отца, когда я у него учился мореходному искусству). Я сказал капитану, что отец утонул или что-нибудь с ним случилось.

После остановки, когда я был на вахте, он ходил со мной вдоль и поперёк. Он оставался со мной на палубе целый час, и я не мог дольше выносить этого; тогда я спустился вниз и сказал товарищу, что не могу больше оставаться наверху. Товарищ стал на моё место. Я не мог говорить с отцом, что-то всё мешало. О его смерти я узнал через неделю. Мать и сестра, бывшая при его смертном одре, говорили мне, что отец много раз спрашивал, «не в порту ли я?».

в) Фантомы-вестники. Говоря вообще, всякое появление кому-либо двойника умирающего, как и появление прижизненных призраков, чаще всего происходит от того, что мысль агента в данный момент занята личностью перципиента. Само собой понятно, что идеи о призывании на помощь, или дать знать о своём несчастье, или желание попрощаться и, вообще, свидеться в последний раз во всех этих критических моментах являются преобладающей мыслью, которой может быть занят мозг абитуриента. Но наивысшей степенью объективации этих идей до́лжно признать, когда абитуриент является своему корреспонденту не только «ipsa persona» (самолично), а перципиент одновременно с призраком новопреставленного воспринимает ещё призраки его спутников.

Особенность данной группы фантомов заключается в том, что вестники-спутники не всегда на самом деле реально присутствуют у тела абитуриента и таким образом и призрак самого спутника может быть, пожалуй, продуктом работы мысли того же абитуриента, на что, по нашему мнению, указывает тот факт, что сопровождающие агентов спутники обыкновенно оказываются близкими ему родственниками. Вот примеры этих удивительных комбинации фантомов со спутниками.

1. Сообщение г-жи Бeccи Саундерс. (Phantasms, р. 161).

«10 января 1885 г. к утру я сознавала, что у моей кровати стоит женщина, одетая в серое платье и подаёт мне на руках ребёнка. Женщина горько плакала и сказала: «ах, г-жа Саундерс, я в такой беде!». Я сейчас узнала г-жу Ц. Р. Семур (которая находилась в Новой Зеландии) и только что хотела её спросить, что с ней, когда меня разбудил муж, почему я так беспокоилась (он внезапно проснулся и увидел, что я сижу на постели, наклонившись вперёд). Я взволнованная сказала ему, что видела очень печальный сон: Фанни Гуддель (девичья фамилия Семур) стояла тут совсем близко ко мне и с отчаянием держала на руках ребёнка, но я не могу сказать, чего ей было нужно. Это было так реально, что я почти осязала её, но тут ты разбудил меня.

12 марта я узнала, что у Фанни действительно умерла её маленькая Дотти.

2. Призрак живой дочери сопровождает свою умершую мать. Перципиентом оказалась внучка умершей и дочь живой.

Сообщение Кэти Ротжерс. (Phantasms, р. 274).

«В 1878 г. я гостила в Колнбруке, Буккингемшайр, и однажды вечером, когда я ложилась и вполне ещё бодрствовала, мне вдруг показалось, как будто кто-то в комнате. Я поднялась с кровати, чтобы посмотреть, кто там, и увидала мою бабушку в клетчатом плаще, который она обыкновенно носила, опирающейся на руку моей матери. Я оглянулась в комнате, не было ли явление вызвано рефлексом зеркал, и пока я смотрела, оба призрака тихо обошли комнату и потом исчезли. Впоследствии я узнала, что моя бабушка умерла в Лондоне около того времени, когда я в Буккингемшайре видела явление».

3. Фантомы (призраки) умерших.

а) Троекратное в один день видение призрака человека, умершего в тот же день; между первым и последним видением прошло около 9 часов.

Сообщение Марии Эллис (записано г-жой Портер). (Phantasms, р, 321).

«В сентябре (19-го) 1878 г., когда я жила в Йорк-Тауне, я три раза в один день совершенно ясно видела одного старого знакомого, г-на Джемса Стефенсона, который, как мы узнали на завтра, умер в тот день в Эверелее, за пять миль от меня. В первый раз это случилось около 10½ утра, а в последний около 6 ч. вечера, когда я встала из-за стола после чая (когда я об этих видениях рассказывала мужу и одному знакомому, Свойни). Я знала, что он болен, но не подозревала, что он так близок к смерти».

б) Фантом новопреставленного, явившийся своей подруге около ½ часа после смерти, констатированной врачом. Последний, возвратившись от умершего, наблюдал перципиентку во время самой беседы с невидимым им фантомом.

Сообщение г-жи Стелла. (Phantasms, р. 279).

«Когда мне было около 15 лет, я гостила у доктора И. Г. в Твайфорде и очень подружилась с его двоюродным братом, 17-летним мальчиком. Однажды ночью попросили г. Г. к двоюродному брату, который вдруг захворал воспалением лёгких; бедный юноша скончался в следующую ночь. Мне не говорили, что он так болен, и я опасности не подозревала и нисколько не беспокоилась.

В вечер его смерти г. Г. с сестрой пошли к своей тёте, а я одна осталась в гостиной. Огонь в камине горел ясно и, как все молодые девушки, я любила сидеть у камина и заниматься чтением. Так как мне одной было скучно, то я заинтересовалась чтением книги «M-r Verdant Green» и от души смеялась над какой-то остротой, как вдруг дверь отворилась, и Берти (мой друг) вошёл. Он прошёл по комнате к стене напротив камина и сел. Я вскочила, чтобы пододвинуть ему кресло к огню, так как мне казалось, что ему холодно, и на нём не было верхнего платья; снег шёл, и я стала бранить его, что он не надел шинели. Он ничего не сказал, но подвёл руку к груди и покачал головой; я в этом видела знак, что у него от простуды болит грудь, и что он охрип, чему был подвержен. Итак, я снова упрекнула его в неосторожности и начала зажигать свечи.

Пока я говорила, г. Г. вошёл и спросил меня, с кем я говорю. «Вот с этим несносным мальчиком, – сказала я, – который пришёл без шинели, несмотря на то, что так сильно простудился; одолжите ему пальто и пошлите его домой». Я никогда не забуду ужаса и удивления доктора, которому было известно, что бедный юноша умер полчаса тому назад. (Доктор после кончины племянника оставался при нём минут 20, да около ¼ часа должно было пойти на ходьбу от дома Берти). Сначала он подумал, что я уже всё знаю и сошла с ума. Он меня вывел из комнаты, и несколько минут мы разговаривали, не понимая друг друга, а потом только он объяснил мне, что со мной была оптическая галлюцинация».

в) Посещение духом умершей через ½ года после смерти. Перципиентом самого фантома был четырёхлетний спящий сын умершей, но световой фотосфен от этого призрака был в то самое время наблюдаем проснувшимся и бодрствовавшим воспитателем сирот. Последний к тому же без слов уразумел целую фразу, произнесённую фантомом.

Сообщение преп. Ч. Джеппа, перципиента. (Phantasms, р. 431).

«Некто умер в 1875 г., оставив жену и шестерых детей; троих из них, старших, приняли в приют. Через три года умерла и вдова; тогда поместили в приют и остальных детей; младшему было 4 года. Однажды, приблизительно через полгода после поступления детей, поздно вечером явилось неожиданно несколько посетителей. Смотритель согласился поместиться в спальне малолетних, где были десять кроватей, из них девять занятых. Утром за завтраком смотритель, преп. Джепп, рассказал следующее:

«Я заснул приблизительно в 11 ч. и спал очень крепко. Вдруг без видимой причины я проснулся, и что-то заставило меня обернуться и взглянуть на детей, я лежал лицом к стене. Прежде чем обернуться, я открыл глаза и заметил в комнате мягкий свет; я думал, что это от газового рожка из коридора, но скоро заметил, что это не так. Обернувшись, я увидел нечто поразительное: над второй от меня кроватью, в которой спал младший из шести сирот, в обыкновенном освещении лунной ночи вилось световое облачко в виде кольца из лунного света.

Я сел на постели, желая лучше рассмотреть странное явление, и, взяв часы, заметил, что стрелки показывали без пяти минут час. Всё было спокойно, дети крепко спали, Мне пришла мысль – встать и потрогать это вещество, но меня удержала какая-то невидимая сила: я не услышал, а почувствовал и вполне уразумел следующие слова «лежите, с вами не будет ничего худого». Я тотчас исполнил это; Вскоре заснул и встал в 5½, в обыкновенное время.

«В 6 ч. я занялся одеванием детей; когда очередь дошла до самого младшего, я разбудил его, посадил к себе на колени и начал одевать. Вдруг ребёнок, только что разговаривавший с другими, замолк. Затем, глядя на меня с особенным выражением, он сказал: «ах, г-н Джепп, в эту ночь ко мне приходила моя мать; вы видели её?» Мальчик никогда более не говорил об этом». (Извлечение в сокращении из книги «О животном магнетизме» д-ра медицины Погорельского).

На основании многочисленных данных, полученных нами путём опыта и наблюдения, мы имеем полное право заключить, что независимо от личной, субъективной восприимчивости к явлениям видимых призраков, – необходимо ещё известное психическое соотношение, как бы связующее лицо, видящее призрак, с тем лицом, призрак которого является в данную минуту. Появление призрака (двойника) непроизвольное обусловливается сильным желанием со стороны являющегося лица, напряжённой заботой об отсутствующем, глубокой тоской по нём, а появление двойника произвольное (т. е. в зависимости от воли проявляющегося лица) бывает результатом ясно созревшего в нём желания. По-видимому, всякое сильное напряжение воли, хотя бы оно происходило не только помимо сознания, а иногда даже и против воли являющегося лица, – может выразиться появлением его двойника.

Подобный случай произошёл во время одного судебного процесса в городе Глазго, в Великобритании, причём двойник мог бы послужить к открытию преступника, если бы юристы имели какое-нибудь понятие о явлениях такого рода.

1. «Ученик местного хирурга находился в близких отношениях с одной служанкой, которая в один прекрасный день неожиданно исчезла; однако ни малейшая тень подозрения в её исчезновении не коснулась упомянутого ученика. Через несколько времени утренний патруль нашёл ученика за городом, лежащим в траве. Зная его хорошо в лицо, солдаты спросили, почему он не в церкви? На что тот ответил: «я несчастный человек! Посмотрите в воду!» Не расспрашивая более, они подошли к близлежащему пруду и увидали там всплывший труп женщины, который и отнесли в город. В эту самую минуту из церкви выходили молящиеся и между ними упомянутый ученик. Следовательно, патруль видел лишь двойника его. Найденный труп оказался пропавшей недавно девушкой, убитой, как это выяснилось при следствии, хирургическим инструментом. Молодой человек, на основании сделанного им самим признания патрулю, был арестован и подвергнут допросу, однако же, это признание его не было принято судом за доказанное, на основании свидетельства, что он находился в церкви от начала службы и до самого конца, и на основании этого свидетельства судьи, в юридических книгах которых не говорится ни слова о трансцендентально психических явлениях, признали убийцу невиновным».

Многие, пожалуй, усомнятся в подлинности рассказанного нами случая, на том основании, что самоосуждение выходило из уст призрака. Но мы к этому находим два объяснения. Неоднократно было замечено, что душе труднее видимо проявлять себя в форме мысленной, чем в пластическом образе, например, двойника. Такое же проявление её часто принимает сомнамбулический характер, причём самообвинение соответствует разговору человека во сне. В явлениях же сомнамбулизма нередко ясно выражается антагонизм между нашим чувственным и трансцендентальным сознанием, происходящий от различия сфер, присущих этим двум сторонам нашего существа. Поэтому в данном случае скорее можно допустить, что самообвинение это совершается в силу сознательного, трансцендентального намерения. Сомнамбулы почти единогласно утверждают, что, если в низшей степени своего магнетического состояния они способны подчиняться человеческим слабостям, то в высшей степени они совершенно неспособны произнести какую бы то ни было ложь. Действительно, самообвинение во время сомнамбулизма представляет настолько частое явление, что магнетизёры нередко пользуются им для проверки сказанного субъектами раньше, если сомневаются почему-либо в их словах. Загипнотизированные также очень склонны высказывать свои тайные мысли. Мы не сомневаемся в том, что со временем сомнамбулическое состояние, будет применяемо, как юридическая мера, для, приведения преступника к полному сознанию.

В виду же возможности ложного самообвинения, проистекающего из внушения или передачи мысли от магнетизёра магнетизируемому, будет, конечно, требоваться, чтобы самообвинение подтверждалось несомненными данными, – присягой свидетелей или же материальными подробностями, согласующимися с высказанным преступником самообвинением и т. д. Исследования последнего времени по вопросу о гипнозе доказали, что сомнамбулы не только исполняли по пробуждению приказания магнетизёра, но, сохраняя внушённые им мысли под влиянием непреодолимого стремления, признавались в вымышленных преступлениях.

Кто читал истории развития человеческих знаний, тот понимает, как нужно много времени для того, чтобы новые идеи получили права гражданства, и не удивляется тому, что в наше время всякий, кто допускает применение сомнамбулизма к открытию преступлений, – подвергается всеобщим насмешкам. Однако неизбежная необходимость приведёт этот вопрос к положительному результату именно тогда, когда в современном обществе, глубоко проникнутом материализмом, количество преступлений возрастёт до таких размеров, что обыкновенных полицейских мер не хватит для их раскрытия и обуздания, и придётся позаботиться о новых, более подходящих.

2. Чтобы показать, как мало современные юристы знакомы с явлениями, о которых идёт речь, приведу следующий характерный случай.

Года два тому назад мне писали из Ниццы, что один из тамошних жителей обратился к помощи проживавшего в то время в Ницце парижского магнетизёра Роберта, для отыскания украденных у него вещей, а равно и преступника. Один юноша, замагнетизированный Робертом, указал вора и открыл местонахождение украденных вещей. Показания его подтвердились на деле. Полицейский префект заподозрил самого юношу на том основании, что такие точные сведения могли быть известны только сообщнику вора или укрывателю похищенных вещей, и ни в чём неповинному субъекту, оказавшему своей способностью немало услуг науке, пришлось спасаться бегством из города от такой неожиданной благодарности.

3. Видение призрака той личности, о которой мы думаем и желаем свидеться, принадлежит к числу весьма частых явлений, из чего можно предположить, что явление это зависит именно от степени энергии имеющегося желания. Ван Гельмонт упоминает об одном мальчике, который, вследствие сильнейшего желания увидеть свою отсутствующую мать, впадал в экстаз, причём ему казалось, что он переносится к ней и затем снова возвращается в себя, и в доказательство истины своего заявления, он рассказывал множество подробностей и обстоятельств, свидетелем которых он бывал во время своего экстаза. Это пылкое стремление к свиданию бывает по большей части у тех лиц, которым перед разлукой не удалось проститься с дорогими сердцу. Вот что рассказывает Шопенгауэр: «Недавно здесь, во Франкфурте, умерла ночью в еврейском госпитале одна девушка. На другой день, рано утром, к директору госпиталя пришли сестра и племянница умершей, из которых первая жила в городе, а вторая – на расстоянии целой мили от Франкфурта; они явились справиться о больной, так как она, по их словам, явилась им обеим в эту ночь. Надзиратель госпиталя, со слов которого я привожу это известие, утверждает, что подобные случаи бывают нередко».

4. Рош на 18-м съезде «Общества немецких врачей и естествоиспытателей» упоминает в своём реферате о следующем происшествии; «Недавно, около 11 часов вечера, жена главного доктора Зейффера, принадлежащего к членам нашего съезда, увидала, как перед нею внезапно погасла свеча. Явление это повторилось дважды, и при втором разе послышался сильный удар в стол. Зейффер был в самых дружеских отношениях с одной своей старой приятельницей, у которой бывал в доме очень часто, когда ещё учился в Канштадте, в Латинской школе; эта дама, хорошо знакомая с филологией, репетировала с ним его уроки. Много лет прошло с тех пор; за последние несколько недель Зейффер ни разу не навестил эту даму, как вдруг утром, около пяти часов, восьмидесятилетняя старуха появилась перед его постелью, как живая. Зейффер окликнул жену, но та ничего не видела. Видение стало понемногу бледнеть и, наконец, исчезло. Как раз в этот самый час старуха умерла, а перед смертью часто вспоминала о нём и очень желала его видеть».

Случай этот заключает в себе много замечательного. Погашение огня – одна из подробностей, повторяющаяся очень часто, и поэтому можно предположить одно из двух; или световые лучи препятствуют тому химическому процессу, на котором основано появление призрака (наоборот, звуковые волны, например, музыка – содействуют ему), или же, по крайней мере, свет мешает призраку сделаться видимым, так что сам он стремится устранить это препятствие. Часто слышимые в этих, случаях удары – явление, объясняемое на основании трансцендентальной физики во главе о законах превращения сил. Большинство обыкновенных образованных людей на оба эти объяснения посмотрят как на нечто, не стоящее внимания; не считая возможным допустить, чтобы дух человека занимался «подобными пустяками», они готовы отрицать и самые явления. Основываясь на законе приспособляемости, ясно, что наше материальное тело необходимо нам, чтобы жить и действовать в материальном мире сообразно физическим законам, тогда как тело призрака, находясь в нашем мире, не чувствует себя в своей родной сфере, и если действия его ограничены и «чересчур просты» на взгляд некоторых, то именно только благодаря ненормальности для него этой среды. Если бы трансцендентальное существо могло действовать чудотворно, не соображаясь с физическими законами, среди которых находится, то это дало бы нам право предъявлять ему наши требования и называть ничтожным или не стоящим внимания то, что только кажется нам таковым. Упрёк этот если и имеет смысл в устах человека, верящего чудесному (а образованные люди не захотят, конечно, сознаться в этом), то те, кто не верит в него, высказывая такой упрёк, впадают в ошибку против логики. Поэтому гораздо будет рациональнее, если мы начнём изучать эти явления, вместо того, чтобы относиться к ним презрительно: только этим путём можно надеяться проникнуть в тёмную область трансцендентальной физики.

5. Понятно, что существо трансцендентального характера, каким нельзя не признать двойника, если оно лишено тех способов действия, какими обладает человек, должно по необходимости пользоваться всяким представляющимся ему средством, чтобы обратить на себя наше внимание. Г-ну Л., советнику при посольстве, явилась однажды его больная мать, жившая очень далеко; случилось это так: сначала находившаяся в комнате собака начала проявлять признаки беспокойства, затем послышались стуки и шорох в разных углах комнаты, и, наконец, Л. увидал перед своей кроватью туманный облик, в котором он тотчас же признал свою мать и успел даже различить лиловую ленту на её чепце. Видение исчезло или, вернее сказать, перестало быть видимым, лишь только он вскочил с постели, а на месте призрака показались световые лучи. Оказалось, что в этот самый час мать его действительно чувствовала себя очень тоскливо и недвижимо лежала в постели. Спустя несколько времени, она настойчиво расспрашивала, не являлся ли её призрак сестре её или сыну, потому что, по её словам, она с особенной тоской думала о сыне. Лиловая лента, виденная на призраке, была действительно на её чепце в это время. (См. Moritz., Magasin für Erfabrungsseelenkundë VI, 78, Perty II, 139).

6. Нередки случаи, когда призрак живого лица опережает своего оригинала в том месте, куда тот усиленно стремится и встречает какую-нибудь задержку. Натуралист Линней рассказывает случай, где он сам являлся в виде двойника. «Мои комнаты, – говорит он, – были расположены по одну сторону общей залы, а комнаты жены – по другую. Однажды она, вместе с несколькими другими лицами, слышала, как я прошёл через залу, отпёр мой кабинет, вошёл в него, и, выйдя оттуда, запер дверь; она думала, что я оставил там шляпу и палку и тотчас войду к ней; однако никто не явился. Тогда жена моя сказала: «сейчас придёт муж!» Случалось это не раз, перед моим возвращением домой, даже когда я уезжал в Стокгольм (Linné, Nemesipdivina)».

7. Советник медицинского департамента Шиндлер рассказывает следующее: «некто Роммер, во время своего путешествия, сидел как-то раз в номере гостиницы и думал с тоской о своей жене. Он чувствовал, что ему стоит только сильно пожелать, и он тотчас же перенесётся к ней... Вдруг он, действительно, увидал её сидящей перед столом с рукоделием в руках; он сел, по обыкновению, у её ног на маленькой скамейке, а она старалась спрятать от него свою работу. Нарочный, вскоре посланный женой, известил его, что она в указанный час видела мужа именно в этой самой позе. Сделанное им подробное описание её рукоделия доказывает, что он действительно переносился к ней в виде двойника». (Шиндлер, «Духовно-магическая жизнь», 168).

8. Баварский штаб-медик Мейер рассказывает следующее: «у одного очень образованного духовного лица была очень далеко жившая сестра, о которой в продолжение десяти лет не было никаких известий.

Когда это духовное лицо, однажды, проснувшись утром, ещё лежало в постели, вдруг полог над кроватью раздвинулся, и перед ним явилась отсутствующая сестра, которая, протянув руки, чтобы обнять его, воскликнула: «да благословит тебя Бог, любезный брат!» и затем исчезла. Он передал это видение своей жене, описав подробно наружность и одежду сестры. Во время завтрака, когда разговор шёл именно об этом видении, внезапно отворяется дверь, и в комнату входит давно отсутствующая сестра и бросается в объятия брата со словами: «да благословит тебя Бог, любезный брат!» Костюм её совершенно соответствовал одежде призрака, явившегося несколько часов назад. Оказалось, что сестра, сильно стосковавшись по нему, отправилась в путь, не уведомив брата, на дороге была застигнута бурей и вынуждена была остановиться на несколько часов в деревне, недалеко от города».

В этом рассказе многое не вполне ясно. Представляла ли себе мысленно сестра сцену свидания? Не формулировала ли она уже вперёд слова, произнесённые ею при встрече с братом, и не определила ли таким образом сама действия и речь призрака? Или же он действовал самостоятельно, предугадывая сцену свидания, или же это совпадение было чисто случайным? Трудно ответить на эти вопросы, и всякий согласится, что, пока подобные сообщения делаются в такой неопределённой форме, – едва ли можно ими пользоваться для научного объяснения фактов.

9. Шплитгербер («Schlaf und Tod», I, 301) рассказывает, что он однажды, ещё бывши учеником первого класса, увидал на улице одного своего старого знакомого, который в это время, как он наверное знал, находился на расстоянии 15 миль от города. Когда видение через минуту скрылось, он пошёл к сыну этого знакомого, своему товарищу по гимназии; оказалось, что тот об отце ничего не знает. Через несколько дней совершенно неожиданно приехал отец навестить сына, о котором получил встревожившие его известия».

Все вышеприведённые примеры мы можем охарактеризовать следующими словами Ван-Гельмонта; «Существует, – говорит он, – некоторая экстатическая сила, которая, будучи возбуждена пылким желанием или чрезвычайно живым представлением, может переносить наш дух к предметам, находящимся на значительном от нас расстоянии». Знаменитейшие естествоиспытатели средних веков, богословы, философы, врачи сходились в этом отношении. Кто признаёт нераздельность душевных функций, – должен необходимо допустить перенос мыслей вместе с призрачным (астральным) телом.

10. Возвратившись к занимающему нас вопросу, мы увидим, что появление двойника не всегда обусловливается внутренним, особенно сильным напряжением воли: нередки и такие случаи, где для его появления оказывалось достаточным простого желания или даже помышления. Директор гимназии Музаус рассказывает, что его отец в качестве проповедника должен был посещать пять отдельных приходов; и очень часто в некоторых местах его видели за час или два раньше, чем он действительно являлся туда, т. е. когда он был в дороге. Его видели, как он переходил дорогу, приближался к дверям дома, как будто собирался войти, – и затем быстро исчезал, как только кто-нибудь выходил к нему навстречу¹⁵⁰.

Г-н Ф., земский судья, послал своего письмоводителя в соседнюю деревню, по одному делу. Спустя несколько времени, вдруг письмоводитель входит в комнату, приближается к шкафу и, вынув оттуда какую-то книгу, начинает её перелистывать. Судья, рассердившись за промедление, спрашивает его, почему он не пошёл по его поручению? При этом вопросе письмоводитель исчез, и книга упала на пол. Поражённый этим случаем, судья взял книгу и положил её на стол открытой, как поднял. Вечером письмоводитель, вернувшись домой, рассказал, что на дороге он встретился со знакомым и во время пути у них возник спор по поводу определения одного найденного ими растения; он был так уверен в правоте своих слов, что обещал, придя домой, тотчас справиться об этом растений у Линнея, причём сказал, что может даже указать страницу, где о нём упоминается. Оказалось, что упавшая из шкафа книга была именно сочинение Линнея и была открыта как раз на той самой странице (Кернер, Blätter aus Prevorst, IV, 122).

11. У того же автора мы встречаем другой подобный рассказ: «один молодой человек поехал в Геттинген, чтобы писать там диссертацию, пользуясь тамошней обширной библиотекой. Когда его работа уже значительно подвинулась вперёд, он вспомнил, что в числе книг, виденных им у отца, была одна монография, необходимая ему, как материал для его работы. Он тотчас написал отцу, чтобы тот как можно скорее выслал ему эту книгу, но получил ответ, что, несмотря на все старания, отцу не удалось найти названное сочинение. Несколько дней спустя, отец молодого человека работал в своей библиотеке; и когда встал с места, чтобы достать с полки какую-то книгу, – вдруг увидал сына, стоявшего рядом и протянувшего руку, чтобы снять с верхней полки нужную ему монографию. «Откуда это ты взялся?» вскричал он в изумлении. Но видение мгновенно исчезло. Когда потом, успокоившись, отец поискал в библиотеке в том месте, куда была протянута рука сына, он тотчас же нашёл искомую монографию и поспешил отослать её в Геттинген, а в то же время получил письмо, в котором сын подробно описывает, где и на какой полке должна находиться упомянутая книга: именно там, где отец перед тем и нашёл её».

12. Особенно сильное напряжение воли может иногда заменяться постоянной, продолжительной мыслью о данном предмете, – мыслью, которая настолько вкореняется, что становится постоянной привычкой.

Гаппах рассказывает весьма замечательный и даже трогательный пример появления двойника, происходившего не вследствие напряжённой воли, а постоянной, направленной на один и тот же предмет, мысли и привычки исполнять свою обязанность, сделавшейся как бы второй натурой. У автора этого рассказа была старая служанка, – образец аккуратности, – всегда чрезвычайно огорчавшаяся, когда ей случалось сделать хотя бы малейшее упущение в сфере своих обязанностей. Ежедневно в три часа утра она приносила ему чай, причём подавала также и часы, висевшие под зеркалом, – сама она не умела узнавать время по стрелкам. Однажды она подошла к двери так тихо, как будто шла в одних чулках, приблизилась с часами к его постели, затем повернулась и ушла, не ответив ни слова, когда он её окликнул. Тогда он поднялся с постели, подошёл к двери, оказавшейся запертой, и поднялся к служанке во второй этаж. Там он нашёл её крепко спящей, так что ему с трудом удалось её разбудить. Спустя несколько дней повторилась та же история. С этих пор, услышав её шаги, он начал её окликать; и когда это была действительно она сама, – то откликалась, когда это был призрак – то ответа не получалось. Когда же он с вечера просил её не проспать, а принести ему чай в назначенный час, то призрак являлся около часа позднее её действительного прихода, иногда же случалось и так, что двойник приходил до двух раз. Всех таких появлений Гаппах насчитал более сотни, и так привык к ним, что интересовался только их загадочностью.

Когда деятельность двойника ограничивается обычными действиями его оригинала, подобно тому, как это часто бывает с лунатиками, проделывающими во сне то же, что и наяву, едва ли будет не правильно заключить, что оба эти явления имеют одну и ту же психическую основу, как и пробуждение человека в заранее назначенный им себе час. Всё это – отделение астрального тела в явлении двойников, воздействие на моторные центры нервной системы в лунатизме, или, наконец, пробуждение в назначенное время, благодаря так называемым «головным часам» (Kopfuhr), играющим важную роль в явлениях лунатизма, – все это, говорим, зависит от степени энергии воли, не перестающей действовать и во время сна. Возражение, что произвольное пробуждение случается чаще, чем лунатизм, а лунатизм – чаще, чем явление двойников, – тогда как усиленное напряжение воли должно бы вызывать явления в обратном порядке, объясняется слишком ещё недостаточным на6людением фактов, благодаря тому, что явление двойника часто не оставляет по себе воспоминания у его оригинала, а в посторонних свидетелях его требует некоторой доли восприимчивости, или сенситивности. Мы, конечно, не можем знать, какое место занимают упомянутые «головные часы» в этом ряду явлений; но едва ли возможно сомневаться в том, что лунатизм требует большего напряжения воли, чем проявление двойника, – ибо в лунатизме субъект увлекает с собой и своё материальное тело, а двойник оставляет его на своём месте. Правда, лунатизм проявляется чаще, нежели двойники, но так как не все случаи двойников кем-нибудь наблюдаются, то весьма возможно, что в действительности двойники представляют явление более частое, чем лунатизм.

13. Сказанное нами, что проявление двойника, как не оставляющее в субъекте воспоминания, сверх того часто никем не констатированное, так что явление остаётся незамеченным, встречается чаще, чем мы это думаем, мы заключаем ещё из того, что порой двойник бывает видим не тем лицом, для которого он явился, а совершенно посторонним, случайным свидетелем, одарённым способностью видеть такие явления. Два купца путешествовали вместе. Один из них ночью увидал, что к его спящему товарищу приблизился призрак его матери и наклонился над изголовьем сына. В ту же ночь эта женщина умерла. (Perty, «Мистические явления», II, 153). В этом случае явление было видимо свидетелем, одарённым восприимчивостью, тогда как сын, к которому мать являлась, не видал призрака, благодаря глубокому сну; но мы не знаем, не видал ли он её во сне. Лунатики и сомнамбулы обыкновенно теряют при пробуждении всякое воспоминание о своих действиях, а в иных случаях действительность кажется им сновидением, также и тот, чей двойник являлся другим, не сохраняет воспоминания о своей деятельности во время этого явления, а если и вспоминает что-нибудь, то чрезвычайно смутно, считая это за сновидение. Так случилось с проповедником Вилькиндом, умершим в 1800 году. Будучи ещё юношей, он, как это сохранилось в его памяти, путешествуя, во сне явился своей матери; она же, приняв это за дурное предзнаменование, воскликнула; «ты умер, сын мой!» Перед тем она слышала, что кто-то подошёл к дому и старался отворить запертую дверь, и после неудачной попытки перешёл к задней двери; затем перед ней явился сын. Как мать, так и сам он запомнили и явление, и произнесённые при этом матерью слова. Она тотчас же написала ему, прося скорее уведомить о себе, и успокоилась только по получении его ответа. Следовательно, двойник может возникать во время крепкого сна своего оригинала; по-видимому, это состояние оказывается даже более благоприятным, чем состояние бодрствования, ибо самосознание играет в этом явлении только пассивную роль, и скорее может препятствовать ему, нежели содействовать.

Скажем в заключение, что выражение; anima est, ubi odit vel amat (где любовь или ненависть, там и душа) заключает в себе более истины, чем мы привыкли это думать, и относительно мысли мы должны отказаться от представления о силе без материи. Если эти столь материально видимые образы лишь в исключительных случаях достигают до нашего чувственного восприятия, то это зависит от неспособности наших органов чувств такому восприятию. В области мистики, где мы имеем дело с изменёнными (modifizierten) способностями восприятия, мы можем найти более солидные основы для такого воззрения. (См. ст. К. Дю-Преля в журнале «Сфинкс» 1886 г., кн. 10; сн. «Ребус» 1890 г., №№ 40–43, откуда мы и извлекали вышеизложенные факты с необходимыми сокращениями).