Еврейские вопросы на Книгу Бытия

От редакции

Введение

1. Обзор современных исследований

2. Жанр

3. Цель написания

4. Источники

5. Дата написания

6. Рукописи и издания

Предисловие

Глава 1 2 3 4 5 6 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 40 41 43 44 45 46 47 48 49

От редакции

Произведение блаженного Иеронима «Еврейские вопросы на Книгу Бытия» занимает особое место не только в ряду святоотеческой литературы, но и среди работ самого Иеронима. Задуманная им серия «Еврейских вопросов» на каждую из библейских книг осталась не осуществлённой и ограничивается лишь единственным первым томом. Однако и он предоставляет нам удивительную возможность заглянуть в творческую лабораторию создателя Вульгаты, где блаженный Иероним предстает как лингвист, филолог, текстолог, экзегет. Если учесть, что автор «Еврейских вопросов на Книгу Бытия» уделяет также внимание библейской археологии, истории, географии, хронологии, обнаруживает знакомство не только с христианской, но и с раввинистической традицией, выступает с апологетическими рассуждениями против различных ересей и т.п., то остается лишь удивляться – почему столь важное и уникальное произведение учёного отца до сих пор не было переведено на русский язык. Полагаю, что причина во многом заключается в сложности текста и затрагиваемой в нем проблематики. Латинский текст «Еврейских вопросов...» изобилует греческими, еврейскими и арамейскими фразами и словами, а для того, чтобы понять и адекватно раскрыть содержательную сторону произведения, необходимо хорошее знание библейской текстологии, христианских и раввинистических источников, богословских споров того времени.

Преодолевая все перечисленные затруднения, выпускник Московской духовной академии Сергей Жуков мастерски справился с поставленной перед ним задачей и сделал прекрасный, внятный перевод, который свидетельствует не только о высокой языковой подготовке (владении классическими и семитскими языками, а также, что немаловажно, и русским), но и об определенной эрудиции в области библейских и богословских дисциплин¹.

Настоящим изданием мы открываем серию «Библейская экзегетика», в рамках которой планируем публикации новых переводов экзегетических творений святых отцов и учителей Церкви, а также современных исследований на данную тему.

Протоиерей Леонид Грилихес

Введение

1. Обзор современных исследований

Творению блаженного Иеронима Стридонского «Еврейские вопросы на Книгу Бытия» («Quaestiones Hebraicae in Genesim», далее QHG) посвящено значительное количество научных исследований, но главным образом иностранных. Из отечественных сочинений можно указать только на книгу Е. Я. Полянского², в которой творения блаженного Иеронима, в том числе и QHG, анализируются с точки зрения их значимости для библейской археологии. Внимательный читатель также заметит, что некоторое количество комментариев на Бытие, содержащихся в Толковой Библии под редакцией Лопухина³, в точности соответствует замечаниям блаженного Иеронима, сделанным в QHG.

Из иностранных авторов монографию, специально посвящённую QHG, впервые в середине XIX в. выпустил M. Rahmer⁴. В книге рассматривается вопрос о раввинистических источниках QHG. Над этой же проблемой работали Ginzberg⁵ и Krauss⁶.

Ряд исследований был посвящён биографии Блаженного Иеронима с общей оценкой вклада святого отца в христианскую литературу. Здесь следует отметить книги, авторами которых являются: на немецком языке – Grützmacher⁷, на французском – Cavallera⁸ и на английском – Kelly⁹. Особую ценность представляет книга Jay¹⁰, которая хотя и не касается QHG непосредственно, однако может служить образцом научного исследования экзегетических методов блаженного Иеронима, проделанного на примере анализа толкования на Книгу пророка Исаии. Фундаментальным исследованием является труд Brown’а¹¹, где очень подробно разбираются многие аспекты экзегезы блаженного Иеронима, включая примеры из QHG.

Но наиболее ценными и содержательными работами, посвященными QHG, в настоящее время являются две, вышедшие в 90-х годах, книги. Первая из них принадлежит перу A. Kamesar’а¹² – учёного, сочетавшего в себе глубокую осведомлённость в двух научных сферах, пересекающихся в QHG. С одной стороны, Kamesar является крупным специалистом в области интерпретации еврейской Библии и знатоком раввинистической литературы, с другой – будучи философом-классиком, демонстрирует необыкновенную начитанность в греко-римский литературе, как языческой, так и христианской. Его исследование изобилует интереснейшими подробностями и неожиданными параллелями и направлено на определение того места, которое QHG занимают в пространстве греко-римской культуры.

Вторая книга – это английский перевод QHG, снабжённый подробными комментариями¹³. Ее автор R. Hayward – крупный британский библеист и большой знаток раввинистической литературы. Необыкновенная эрудиция автора монографии позволила ему собрать и представить читателям внушительное количество материала, прямо или косвенно связанного с QHG.

2. Жанр

На литературное своеобразие своего произведения указал сам блаженный Иероним, охарактеризовав его как opus novum, inauditum tam Graecis tam Latinis¹⁴. Поэтому не случайно, что многие современные исследователи, пытаясь определить жанр, цель написания, возможные источники QHG, оказывались перед серьёзными проблемами. Краткое знакомство с различными взглядами на эти проблемы позволит получить необходимые представления о самой книге и приблизиться к пониманию характера библейских исследований блаженного Иеронима.

Тот факт, что QHG хотя и называются вопросами, однако не имеют типичной вопросно-ответной структуры, характерной для произведений с таким названием, был впервые отмечен Bardy¹⁵. Несмотря на то что данный автор вычленяет около 220 вопросов, которые блаженный Иероним косвенно поместил в своём творении, он всё же определяет жанр произведения как комментарии в форме схолий. По мнению Bardy, трактат состоит из множества описаний различных экзегетических трудностей, за которыми следуют их разрешения. Тем не менее Bardy всё же склонен считать, что в QHG ведётся обсуждение реальных вопросов, которые могут возникнуть в результате сравнения еврейского текста Книги Бытия с греческим переводом Семидесяти.

То, что вопросно-ответная форма оказала наибольшее воздействие на блаженного Иеронима при написании QHG, недавно показал Kamesar¹⁶. Он, в частности, привёл факты, подтверждающие, что в литературе вопросов не всегда строго используется стандартная вопросно-ответная форма и что вопросы могут быть скрытыми, без чётко выраженной постановки. Хотя Kamesar считает, что QHG в целом не могут рассматриваться как произведение, типичное для жанра вопросов, тем не менее он показывает, что данный жанр мог пониматься достаточно широко уже в пору античной литературы. Таким образом, Kamesar делает предположение, что QHG – это творение смешанного жанра, который сочетает в себе форму «вопросов и ответов» в её наиболее общем виде с excerpta или scholia и представляет собой краткое рассмотрение трудных мест Писания.

Hayward¹⁷ обращает внимание на употребление в QHG таких слов, как спрашивать (quaero), вопрос (quaestio), решать (solvo), решение (solution), совместно с упоминанием различных еврейских преданий (traditio, Hebraei tradunt) или гипотез (coniectura). Как замечает Hayward, слово quaestio может означать не только «вопрос», но и процесс изучения, научное исследование, оценку свидетельств, обсуждение спорных мнений. Данный автор на примерах показывает, что блаженный Иероним стремится представить свою книгу как результат научных исследований. Таким образом, по мнению Hayward’а, QHG в ряде случаев могут рассматриваться как исследование авторитетных еврейских толкований в рамках смешанного жанра, определённого Kamesar’ом.

3. Цель написания

Сам блаженный Иероним в предисловии к QHG ставит перед собой несколько задач. Во-первых, он говорит о желании изменить отрицательное отношение своих христианских современников к еврейскому тексту Писания, который, по его мнению, способствует лучшему пониманию Библии и позволяет устранить многие неясности греческого и латинского текстов: «_Целью моих стараний будет, с одной стороны, опровергнуть заблуждения тех, кто строит различные догадки о еврейских книгах. А с другой – вернуть подлинный смысл тем [искажённым] местам, которые в греческих и латинских книгах присутствуют в большом изобилии». Далее блаженный Иероним замечает, что обращение к еврейскому подлиннику необходимо для выяснения этимологий тех еврейских слов, которые в греческом и латинском текстах даются в транслитерации: «Кроме того, – продолжает святой отец, – [моей целью будет] объяснить этимологии названий предметов, имён и местностей, ничего не значащих в нашем языке, путём рассмотрения того языка, который является родным для этих слов». Внешне такая работа напоминает то, чем занимаются современные текстологи: «И чтобы улучшение [текста] постигалось с большей лёгкостью, сначала я буду предлагать цитаты из наших книг. А далее путём их сопоставления с другими [образцами текста] я буду показывать, чего в них не хватает, что они содержат лишнего или что в них написано иначе».

В научной литературе Нового времени о цели написания QHG первым высказался Simon¹⁸. Он предположил, что создание этого произведения было связано с предпринятым блаженным Иеронимом новым переводом книг Ветхого Завета на латинский язык непосредственно с еврейского. Таким образом, QHG явились апологией Вульгаты и критикой латинских переводов, основанных на Септуагинте.

В начале ХХ в. Schade¹⁹ пытался доказать, что первая часть QHG отражает уравновешенный взгляд их автора на различия между Септуагинтой и еврейским текстом. Этот исследователь исходил из предположения, что написание QHG было начато с предисловия, где блаженный Иероним явно высказывается о невиновности Семидесяти в ошибках, содержащихся в их переводе. В первой части книги святой отец занимал нейтральную позицию в отношении особенностей Септуагинты, однако он прервал свою работу над QHG, чтобы заняться переводом бесед Оригена на Евангелие от Луки и написанием «Книги Еврейских Имён» (Liber Interpretationis Hebraicorum Nominuni). К моменту возобновления работы над QHG блаженный Иероним пришёл к выводу о нецелесообразности пересмотра старого латинского перевода с опорой на Септуагинту и изменил направление своих научных исследований в сторону изучения еврейского текста. Таким образом, во второй части книги автор QHG отказывается от любых попыток рассматривать Септуагинту в качестве эталона Писания и демонстрирует своё почтительное отношение к еврейскому оригиналу. Другими словами, работа над QHG укрепила блаженного Иеронима в решении переводить Ветхий Завет непосредственно с еврейского.

Гипотеза Schade имеет множество недостатков²⁰. Во-первых, нет доказательства того, что предисловие к QHG было написано раньше остальной части книги. Во-вторых, замечания в защиту Септуагинты, содержащиеся в предисловии к QHG, очень похожи на соответствующие замечания в предисловии к Вульгате, при работе над которой блаженный Иероним уже имел твёрдое убеждение относительно превосходства еврейского текста над Септуагинтой. В-третьих, можно заметить, что и в начале книги содержится немалое число критических высказываний в адрес Септуагинты. Kamesar показывает, что те отрывки, которые Schade преподносит как «нейтральные», на самом деле содержат одобрение еврейского текста²¹. Как замечает Hayward, в QHG нет ни одного примера предпочтения версии Септуагинты, используемой блаженным Иеронимом, еврейскому тексту²².

Cavallera²³, подобно Schade, также считал QHG переходной работой. Это была отправная точка на пути создания перевода Библии независимо от толкования, с одной стороны, и написания полномасштабных комментариев – с другой. Когда блаженный Иероним начал осуществлять вторую задачу, он отказался от идеи создания «Еврейских вопросов» на все книги Ветхого Завета, как это планировалось вначале, поскольку большинство решений филологических проблем уже оказались представленными в Вульгате.

Grützmacher²⁴ считал, что QHG были написаны прежде всего с целью устранить подозрительное отношение к еврейскому тексту Библии, которое существовало у христианских современников блаженного Иеронима. Данный автор рассматривал книгу как богатую сокровищницу аггады, объяснений имён и названий географических объектов с помощью данных еврейского языка. С этим соглашается Kelly²⁵, который придерживается той точки зрения, что при написании QHG блаженный Иероним отдавал предпочтение еврейскому тексту перед Септуагинтой.

Однако Kamesar показал²⁶, что при рассмотрении QHG как «переходного» произведения упускаются из виду ранние римские письма (382–385 гг.), в которых уже заметен поворот, сделанный блаженным Иеронимом в сторону идеи о необходимости знания еврейского языка для правильной интерпретации Священного Писания. Kamesar²⁷ оживил старую гипотезу Simon’а придав ей значительно исправленный, крайне усложнённый, но при этом строго аргументированный характер. По его мнению, QHG были написаны с целью защитить новую филологическую систему, которую блаженный Иероним применял при создании перевода Библии. Эта система была построена на переводах Акилы, Симаха и Феодотиона, а также во многом опиралась на раввинистические объяснения грамматики, синтаксиса, значений слов и фраз. Для создания Вульгаты требовался novum scribendi genus²⁸. QHG и явились осмыслением такого нового филологического подхода к интерпретации Священных текстов.

Hayward²⁹ считает концепцию Kamesar’а неполной. Он приводит интересные статистические данные, которые позволяют усомниться в том, что QHG были составлены с целью обеспечить филологическое обоснование необходимости перевода Ветхого Завета непосредственно с еврейского. Так, Hayward насчитывает 99 случаев совпадения QHG и Вульгаты при переводе одного и того же еврейского слова или фразы и целых 80 случаев расхождений, из которых в 24 случаях Вульгата следует за Септуагинтой. Вывод о цели написания QHG, к которому приходит данный исследователь, сводится к тому, что блаженный Иероним попытался таким способом оправдать свои контакты с носителями иудейской традиции – евреями, которые, по замечанию Hayward’а, терпели гонения со стороны христианского общества. В QHG выражается опасение блаженного Иеронима по поводу того, что пренебрежение иудейской экзегетической традицией может привести к частичной утрате верного понимания не только буквального, но и таинственного, прообразовательного смысла Писания. А выражение veritas Hebraica, «еврейская истина», неоднократно встречающееся на страницах QHG, лучше всего свидетельствует о желании святого отца раскрыть перед христианскими читателями положительную сторону содержимого еврейских толкований.

4. Источники

В XIX в. Rahmer³⁰, Ginzberg³¹ и Krauss³² занимались вопросом раввинистических источников QHG. Они показали, что многое из того, что преподносится блаженным Иеронимом как «еврейские предания», отражено также в аггадических комментариях таннических Мидрашей, Мидрашей Рабба, обоих Талмудов и поздних Мидрашей. Иногда то, что сообщает блаженный Иероним, почти дословно совпадает с сохранившимися иудейскими источниками. В других случаях он приводит нам лишь общий набросок известной аггады в сочетании с материалами, не зафиксированными в дошедшей до нас раввинистической литературе. Bardy³³ и Brown³⁴ показали, что иногда блаженный Иероним заявляет о заимствовании им некоторых сведений из иудейских источников, хотя на самом деле они могли быть получены из рук других христианских писателей. Hayward³⁵ подробно описывает явные и предполагаемые источники QHG, каковыми являются: переводы Акилы, Симмаха и Феодотиона (recentiores); сочинения Филона, Иосифа Флавия, Оригена, эпизодически – святого Амвросия Медиоланского, блаженного Августина, Тертуллиана, священномученика Ипполита Римского, а также Евсевия Эмесского, Диодора Тарсийского и других экзегетов антиохийского направления; арамейские Таргумы и различные аггадические толкования, на совпадения с которыми указал ещё Rahmer. При этом отношение автора QHG к различным источникам не одинаково. Так, наблюдаются большие симпатии к Таргумам, recentiores, во многих случаях к Иосифу Флавию, и, например, резко отрицательное отношение к толкованиям Евсевия Эмесского. Но в любом случае Hayward отмечает творческий подход блаженного Иеронима к цитированию источников, предполагающий осторожное и даже критическое отношение к приводимым сведениям, их доработку и модификацию в свете собственного научного и духовного опыта.

5. Дата написания

Определению времени создания QHG отводится место в нескольких уже упомянутых выше научных исследованиях, посвящённых блаженному Иерониму. По самой последней версии³⁶, написание QHG следует относить к промежутку времени от второй половины 391 г. до первых месяцев 393 г. Однако прежние учёные датировали QHG несколько раньше. Так, Grützmacher³⁷ определяет время написания трёх произведений (Liber Interpretationis Hebraicorum Nominum, QHG, Liber Locorum) периодом между 386 и 392 гг. Cavallera³⁸ датирует QHG 389–392 гг. Kelly³⁹ предполагает, что блаженный Иероним работал над творением в 389–391 гг. Обоснование вышеизложенных хронологических рамок вытекает из рассмотрения немалого количества биографических данных, ознакомиться с которыми можно в указанной литературе.

6. Рукописи и издания

Текст в редакции D. Vallarsi, опубликованный в 23 томе PL J.-P. Migne (Sancti Eusebii Hieronymi Stridonensis Presbyteri Liber Hebraicarum Quaestionum in Genesim. Paris, 1865), был сделан на основе пяти рукописей⁴⁰. Как это ни странно, но более серьёзное критическое издание под редакцией P. de Lagarde (Leipzig, 1868), репринтно воспроизведённое в Corpus Christianorum, Series Latina под патронажем P. Antin (Tournai, 1959), содержит множество ошибок, опечаток и неточностей, на что неоднократно указывают Hayward и Kamesar. Тем не менее критический аппарат, помещённый в этом издании, имеет большую ценность. Перевод QHG, представленный нами читателю, был сделан по тексту в редакции Vallarsi, которому было отдано предпочтение также и Hayward’ом – автором английского перевода QHG.

Сергей Жуков

Предисловие

В начале книги мне бы следовало представить тему всего дальнейшего труда. Но перед этим я вынужден отвечать на оскорбления в свой адрес. Тем самым я поддерживаю некое начинание Теренция, который ставил на сцене прологи своих комедий с целью самозащиты. Потому что его упорно преследовал Лусций Ланвин, напоминающий моего Лусция, и обвинял в том, что он якобы поэт-вор, который крадёт из общественной [литературной] сокровищницы. То же самое пришлось испытать по проискам своих соперников и Мантуанскому певцу: его обзывали «похитителем древностей» за то, что он слово в слово перевёл некоторые стихи Гомера. Он ответил им, что только с помощью величайших усилий можно вырвать палицу из руки Геракла. И даже Цицерон, который стоит на вершине римского красноречия, как царь ораторов и как человек, благодаря которому латинский язык засиял во всей своей красоте, обвиняется греками в том, что и в его творчестве присутствует подлежащее изъятию [в пользу других авторов].

Поэтому неудивительно, что на меня, ничего не значащего, маленького человека хрюкают немытые свиньи и попирают ногами жемчужины. Ведь и против людей, отличавшихся большой учёностью, разгоралась непомерная злоба, и им приходилось побеждать чужую зависть своей славой. Однако с ними это случалось заслуженно: их красноречие гремело в театрах, в здании Сената, на народных собраниях, с ростральной трибуны; а неприкрытая доблесть всегда находит себе соперников,

И удары молний –

В горные гребни

[Гораций, Оды II, 10, 10]. Но хотя я живу вдалеке от городов, форума, судов и народных собраний, зависть, как говорит Квинтилиан, даже в таком положении настигла меня, скрытого ото всех [DM 13, 2]. Поэтому я умоляю читателя –

Если кто-то моё сочиненье

Станет с любовью читать

[Вергилий, Буколики VI, 9–10], – чтобы в книгах «Еврейских вопросов», которые я намерен написать для всего Священного Писания, он не искал ни красноречия, ни риторского изящества. Но пусть он лучше вместо меня ответит моим недругам так: «Новый труд заслуживает благосклонного отношения». Ведь подобно тому как я человек простой и довольно бедный (своих богатств у меня нет, а если мне дают другие, то я не считаю достойным принять), так и моим недругам да будет известно, что невозможно им овладеть знанием Писаний, то есть богатством Христовым, точно так же как [мне] – богатствами этого мира.

Итак, целью моих стараний будет, с одной стороны, опровергнуть заблуждения тех, кто строит различные догадки о еврейских книгах. А с другой – вернуть подлинный смысл тем [искажённым] местам, которые в греческих и латинских книгах присутствуют в большом изобилии. Кроме того – объяснить этимологии названий предметов, имён и местностей, ничего не значащих в нашем языке, путём рассмотрения того языка, который является родным для этих слов. И чтобы улучшение [текста] постигалось с бо́льшей лёгкостью, сначала я буду предлагать цитаты из наших книг. А далее путём их сопоставления с другими [образцами текста] я буду показывать, чего в них не хватает, что они содержат лишнего или что в них написано иначе. Но я не обвиняю Семьдесят толковников в ошибках, как лают на меня недоброжелатели, и не считаю, что мой труд является порицанием для них. Потому что они не пожелали передать Птолемею, царю Александрии, все тайны Писания, и особенно те, в которых было обещано Пришествие Христа, чтобы не создавалось впечатления, что иудеи почитают и некоего второго бога. Ведь этот знаменитый последователь Платона потому был высокого мнения об иудеях, что о них говорили как о почитателях Единого Бога.

Но и евангелисты, и Господь наш и Спаситель, а также апостол Павел произносят многое вроде бы из Ветхого Завета, однако не содержащееся в наших книгах. Об этом я более подробно скажу в своём месте. Отсюда очевидно, что бо́льшего доверия заслуживают те образцы текста, которые согласуются с авторитетом Нового Завета. Здесь кстати упомянуть, что, по свидетельству Иосифа, который излагает историю Семидесяти толковников, они перевели только пять книг Моисея. Эти книги и с моей точки зрения более созвучны с еврейскими, чем все прочие книги Писания. А те переводчики, которые появились в дальнейшем, я имею в виду Акилу, Симмаха и Феодотиона, предлагают ещё больше отличий по сравнению с принятым у нас чтением.

И наконец (что также может смягчить моих недоброжелателей), иноземные товары доставляют по морю только к тем, кто стремится их приобрести, а те, которые всю жизнь не покидают своей деревни, не имеют возможности покупать ни бальзама, ни перца, ни фиников. Уж не говорю об Оригене, имя которого –

Если можно сравнивать с малым

[Вергилий, Георгики IV, 176], – ещё более вызывает недоброжелательства, чем моё. Потому что в своих беседах, произносимых для народа, он следует общепринятому тексту, но в письменных сочинениях, то есть в наиболее важной части своих рассуждений, он иногда всё-таки ищет помощи со стороны иноземного наречия. Дело в том, что сам он, конечно же, был покорён еврейской истиной, но его со всех сторон окружали полчища «своих». Скажу лишь то, что не одну голую неприязнь к его имени мне хотелось бы иметь, но и [основанную на] знании Писания, чтобы я ни во что не ставил образы и тени тех привидений, о которых говорят, что они пугают детей и урчат в тёмных углах.