4. М. Алданов, М. Осоргин, Н. Жевахов, С. Бехтеев, Б. Ширяев, В. Никифоров-Волгин, Л. Зуров
Должно признать, что эмигрантская литература еще слишком мало знаема нами. Нередко распылённая по многочисленным изданиям, порою слишком эфемерным, она ещё требует долгого кропотливого труда собирания и изучения собранного. Названный недостаток всецело относится и к данному исследованию. Его ограничивает также избранная тема: безрелигиозность многих художников позволяет оставить их за пределами нашего внимания. Конечно, и безверие тоже религиозно по-своему, но вникать во все его оттенки не всегда необходимо.
М. Алданов, М. Осоргин
Вот, например, М. Алданов (Ландау; 1886-1957), имя достаточно заметное в эмигрантской литературе: по популярности ему мало равных было. Исторические штудии Алданова (романов о русской истории у него не счесть) завлекательны, но с какой целью они предприняты? Какое воззрение на мир навязывает автор читателю? Неужто не важно? О мировоззрении Алданова не сказать лучше, чем то сделал Г. Иванов:
«В общих чертах оно сводится к следующему: “дураками и прохвостами”, составляющими “большинство человечества”, и в их личной жизни и в истории, которую они же творят, — двигают почти исключительно жадность, честолюбие и эгоизм. Только одни эти чувства в людях естественны и неподдельны. Всё остальное — обман или самообман, сознательное или инстинктивное притворство. Ум — привилегия прохвостов. Он, по существу, не что иное, как более или менее удачная комбинация эгоизма и хитрости. Умение перехитрить ближнего, использовать его глупость — сила, возвышающая человека над окружающими. Она — залог и предпосылка успеха. Умный человек, прокладывая себе дорогу к удовлетворению собственной жадности, честолюбия, эгоизма, — тем лучше достигает цели, чем глубже его знание человеческих слабостей и чем более свободен он от предрассудков, созданных притворством или корыстью. Таков рядовой ум. Высшая же — философская — форма ума отличается от рядового тем, что презирает не только себе подобных, но и самоё себя. Презрение это основано на самопознании. Эта “высшая форма” ума для Алданова, по-видимому, — предел духовного совершенства»[27].
Если применять критерий духовности, то нетрудно заметить, что для Алданова открылась только духовная тьма, которую он разглядел в бытии и абсолютизировал, признавая в том полноту миропознания. Такая ограниченность, односторонность постижения бытия превращается в ложь, хотя и верно отражает некоторые особенности человеческой натуры. Всё превращается в ложь, ибо строится на отрицании в человеке образа Божия, пусть даже и в искаженном виде. Разглядеть в человеке человека, как к тому стремился Достоевский, — видимо, было недоступно для Алданова, поэтому его творчество и направлялось «почти целиком на разложение, опустошение, всеотрицание»[28], по справедливому наблюдению Г. Иванова, Вот и не станем лишний раз в это «всеотрицание» погружаться.
Ограничимся ссылкою на Г. Иванова и относительно важнейшего свойства творчества Михаила Осоргина (Михаил Андреевич Ильин; 1878-1942):
«Это свойство можно бы назвать отсутствием “просвета в вечность”, отсутствием того “четвёртого измерения”, которое сквозит, например, в каждом самом “натуралистическом” описании Бунина и как бы освещает каждую фразу изнутри. Этого у Осоргина нет. Его литературное мастерство — родственно мастерству живописцев-”передвижников”. Оно так же “честно” и точно так же ограничено “непреображённым” бытом»[29].
То есть: крепкий критический реализм, не претендующий на духовные стремления.
Немалые усилия по собиранию и изучению русской эмигрантской литературы предпринял А. Н. Стрижев. Некоторые итоги своего труда исследователь любезно предложил нашему вниманию.
Комментировать