Трансгуманизм

Литература по теме

Трансгумани́зм (от лат. trans — предлог, обозначающий переход, изменение и homo — человек) — философская концепция о возможности бесконечного совершенствование человека на основе научно-технического развития.

Трансгуманизм является суррогатом идеи обожения и преображения человека.

photo 2024 10 15 10 02 44 - Трансгуманизм
Данте Алигьери.

Трансгуманизм — попытка самообожения

Что такое трансгуманизм

Что такое трансгуманизм? Документ, озаглавленный «FAQ по трансгуманизму», который был составлен ведущими представителями трансгуманистического движения, определяет его как «рациональное и культурное движение, утверждающее возможность и желательность фундаментальных изменений в положении человека с помощью достижений разума, особенно с использованием технологий, чтобы ликвидировать старение и значительно усилить умственные, физические и психологические возможности человека».

Однако речь идет о чём-то гораздо большем, чем улучшение жизни человека с помощью технологий — в конце концов, мы уже давно пользуемся ими, чтобы продлить и улучшить нашу жизнь. Для трансгуманизма характерна вера в желательность и возможность выхода за пределы человеческой природы как таковой. Как говорится в том же документе, «Мы можем использовать технологические способы, которые в итоге позволят нам выйти за пределы того, что большинство считает человеческим».

Итак, под «трансгуманизмом» обычно имеется в виду, во-первых, радикальное улучшение жизни людей при помощи науки и технологии — победа над болезнями и приобретение людьми недоступных до того возможностей и способностей, во-вторых, — создание «постчеловека», который будет представлять собой уже радикально новый вид жизни.

Обычно — в текстах самих постгуманистов — эти два элемента сливаются или, по крайней мере, плавно перетекают друг в друга. Однако нам стоит обозначить бросающуюся в глаза разницу между ними.

Мы уже живем в мире, где наши возможности резко расширились по сравнению с еще недавним прошлым. Многие из нас еще застали до-интернетную эпоху, когда, чтобы узнать что-то, вы должны были идти в библиотеку, объем данных в которой был несопоставимо ниже, чем то, что доступно сейчас с любого смартфона. Достижения медицинских технологий тоже оказывают огромное — и благотворное — влияние на нашу жизнь.

Высокотехнологичные протезы всё в большей степени могут выполнять функции утраченных органов или конечностей и возвращать людям возможность вести полноценную трудовую и социальную жизнь. В том, что такие протезы будут совершенствоваться, разумеется, нет ничего неправильного. Если в обозримом будущем медики смогут заменить выходящее из строя сердце искусственным, в этом едва ли будет что-то в принципе плохое — мы уже заменяем разрушившиеся зубы или суставы металлом и керамикой, и такую помощь страдающим людям можно только приветствовать.

Человек с высокотехнологическими протезами никоим образом не перестает быть человеком — протез превращает его в «киборга» не больше, чем деревянная нога в недавнем прошлом превращала его в дуб.
Даже если какие-то энтузиасты загонят себе под кожу устройство вроде того же смартфона, который мы теперь постоянно носим с собой, это не превратит их в «постлюдей». Они останутся просто людьми — хотя и довольно нерассудительными. Одно дело, когда вам взломали смартфон, другое — когда хакеры смогут залезать непосредственно в ваш организм.

Само по себе использование технологий для того, чтобы спасать людей от смерти, облегчать их страдания или расширять их возможности не является чем-то новым — и уж точно не превращает их в не-людей.

«Постгуманизм» в собственном смысле слова говорит о другом. Не о том, как улучшить жизнь людей, а о том, как превратить людей в нечто радикально иное, «постлюдей», в существ принципиально иного вида. Как это формулирует, например, Юваль Ной Харари, «Мы, возможно, последнее поколение Homo sapiens. Через один или два века на Земле будут доминировать организмы, которые так же сильно будут отличаться от нас, как мы отличаемся от неандертальцев или шимпанзе».

Как говорит тот же FAQ:
«В качестве постчеловека вы будете обладать умственными и физическими возможностями, далеко превосходящими возможности любого не модифицированного человека. Вы будете умнее, чем любой человек-гений, и будете обладать намного более совершенной памятью. Ваше тело не будет подвержено заболеваниям, и оно не будет разрушаться с возрастом, что обеспечит вам неограниченную молодость и энергию. Вы сможете получить гораздо большие способности испытывать эмоции, удовольствие и любовь или восхищаться красотой. Вам не придется испытывать усталость или скуку и раздражаться по мелочам.
Постлюди могут оказаться полностью искусственными созданиями (основанными на искусственном интеллекте) или результатом большого числа изменений и улучшений биологии человека или трансчеловека. Некоторые постлюди могут даже найти для себя полезным отказаться от собственного тела и жить в качестве информационных структур в гигантских сверхбыстрых компьютерных сетях. Иногда говорят, что мы, люди, не способны представить себе, что значит быть постчеловеком. Их дела и стремления могут оказаться так же недоступны нашему пониманию, как обезьяне не понять сложности человеческой жизни».

Трансгуманизм как альтернатива религии

Хотя трансгуманизм отчасти опирается на наследие религиозных мыслителей — таких как Николай Федоров и Пьер Тейяр де Шарден, его мировоззрение является материалистическим. Сошлемся на тот же документ: «Трансгуманизм — это натуралистическая философия. На сегодняшний день не существует надежных доказательств существования сверхъестественных сил или необъяснимых духовных явлений, так что трансгуманисты предпочитают полагаться на рациональные методы, в особенности, на научный метод, для изучения и вмешательства в этот мир».

По мнению одного из виднейших трансгуманистов, Макса Мора, религия не просто ошибочна — она принципиально вредна, потому что, обещая человеку бессмертие, которое даст ему Бог, она мешает ему взять дело в свои руки.

Как он пишет, «Религия говорит, что нам не нужно — и мы не должны — искать физического бессмертия... поскольку оно нам уже обещано после смерти». Мор патетически восклицает: «Никаких больше богов, никакой веры, никакой смиренной отсталости. Давайте вырвемся из наших старых форм, нашего невежества, нашей слабости и нашей смертности. Будущее принадлежит нам!»

Некоторые авторы пишут о религии чуть мягче — мол, она была первой попыткой выйти за пределы человеческой слабости и смерти, и, таким образом, предшественницей трансгуманизма — но теперь этот «иллюзорный» путь к вечной жизни должен быть отклонен ради подлинного, научного выверенного поиска бессмертия. Хотя среди трансгуманистов изредка встречаются люди, относящие себя к тем или иным религиозным традициям (христиане или буддисты), сам трансгуманизм является преобладающе атеистическим движением.

Это вполне логично — он стремится заполнить ровно ту нишу, которую занимает религия, обещая людям жизнь вечную и блаженную и наделяя их жизнь смыслом. Людям (или порождённому ими искусственному интеллекту) предлагается взять на себя то, что в христианстве ожидается от Бога. Как пишет тот же Макс Мор, «Альтернатива религии — не отчаявшийся нигилизм, не стерильный сциентизм, но трансгуманизм».

Себастьян Сеунг, президент «Samsung Electronics», говорит о трансгуманизме, как о проекте, который предлагает человеку смысл жизни:

«Выражение «смысл жизни» включает в себя как коллективное, так и личное измерение. Мы можем задаться двумя вопросами «Зачем мы здесь?» и «Зачем я здесь?» Трансгуманизм дает на них следующие ответы. Первое: предназначение человечества в том, чтобы преодолеть условия человеческого существования. Это не просто совершится в будущем — этому надлежит совершиться. Второе — лично у вас может быть цель. Принять участие в программе крионики, мечтать о загрузке человеческого сознания на компьютерный носитель, или еще как-то улучшить себя.
С обеих сторон трансгуманизм наделяет жизнь смыслом жизни, которого лишила нас наука.
Библия говорит, что Бог создал человека по Своему образу. Немецкий философ Людвиг Фейербах сказал, что человек создал Бога по своему образу. Трансгуманист говорит, что человечество сделает себя Богом».

В рамках той картины мира, из которой исходит Сеунг, наука лишила нас смысла жизни, рисуя перед нами полностью материалистическую картину вселенной. Наша жизнь бессмысленна — как и любой другой чисто природный процесс. Ветер (в материалистической картине мира) дует не «зачем-то». У него нет цели и смысла — как нет цели у дождя или лесного пожара. Процессы в человеческом мозгу гораздо сложнее — но столь же бесцельны и бессмысленны.

Но жить без смысла и надежды невозможно — и вот, трансгуманизм предлагает то и другое.

Мы, конечно, должны уточнить — смысла нашу жизнь лишает не наука, а сциентизм, ошибочная философская позиция, которая усваивает науке роль единственного источника знаний о реальности. Почему сциентизм ошибочен, на «Азбуке веры» уже есть подробная статья. Но сциентист и материалист действительно оказывается в картине мира, лишенной смысла, — и нуждается в проекте, который бы этот смысл в нее привносил.

Трансгуманизм выступает в роли поставщика смысла, надежды и оправдания. Подобно другим светским идеологиям (первая напрашивающаяся аналогия — это коммунизм), он пытается заполнить пустоту, оставленную утраченной верой в Бога.

Сотворение божества: эсхатология трансгуманизма

Многие трансгуманисты надеются лично дожить до появления технологий, обеспечивающих бессмертие.

Реймонд Курцвейл возвещает приход события, которое будет настолько же поразительным, как Второе Пришествие, ожидаемое в рамках христианства. Это событие называется «сингулярность», и впервые о нём заговорил писатель-фантаст Вернон Виндж. Речь идет о моменте, когда возможности искусственного интеллекта превзойдут возможности человека — машины станут умнее нас.

Эти умные машины сконструируют еще более умные, и очень скоро — буквально в течение часов — искусственный интеллект превзойдет по своим возможностям всё человечество. Человеческий разум соединится с искусственным интеллектом, приобретя невероятные возможности, которые мы сейчас не можем и представить — неисчерпаемую память, которая никогда не отказывает, ясный ум, превосходящий самых великих гениев прошлых эпох, наконец, бессмертие — люди смогут загружать свой разум на искусственные носители подобно тому, как сегодня мы загружаем файлы в облако.

В наши дни, если компьютер выйдет из строя, мы легко можем загрузить все наши документы из облака. Когда мы покупаем новый смартфон, специальная программа легко переносит все наши файлы и настройки со старого. Так же легко будет восстановить нашу личность — сознание, характер, воспоминания. Разум пропитает всю вселенную, сама материя полностью преобразится. (О поисках искусственного бессмертия есть отдельная статья на «Азбуке веры».)

Курцвейл и другие энтузиасты сингулярности говорят о том, что это произойдет очень скоро — на протяжении ближайших десятилетий.

Правда, в этом случае кто не успел, тот опоздал — те, кто умрут до появления искусственного бессмертия, останутся мертвыми. Однако трансгуманизм идет дальше — и мечтает о преображении вселенной и даже воскрешении умерших. Физик Френк Типлер развивает идею «Точки Омега» — термин позаимствован им у Тейара де Шардена. Типлер полагает, что разум, однажды возникший во вселенной, будет непрестанно возрастать в могуществе, мудрости и благости и в конце концов достигнет всемогущества и всеведения, обладая всей информацией о всей истории вселенной во всех её деталях, в том числе о каждом когда-либо жившем человеке. Это позволит ему воскресить всех умерших к жизни вечной и блаженной.

Идею технологического воскресения мертвых высказывают и другие траснгуманисты. Специалист по роботехнике Ганс Моравек, например, говорит о том, что искусственный интеллект достигнет такого могущества, что сможет создавать симуляторы истории, которые могут быть использованы для восстановления живших в прошлом людей: «Воскресение одной маленькой планеты станет детской игрой даже до того, как наша цивилизация заселит её первую галактику».

Постчеловек, лишенный иллюзий

Однако, при всей радужности подобных перспектив (оставим пока их реалистичность в стороне), сама идея постчеловека неизбежно натыкается на серьёзные проблемы.

Одна из них состоит в том, что в последовательно атеистической картине мира то, что наделяет нашу жизнь смыслом — привязанность к другим людям, цели, которые мы полагаем достойными, переживание красоты и надежды — это иллюзии, навязанные нам эволюционным процессом с единственной целью: способствовать продвижению наших генов.

Будет ли в этой ситуации эстетическая и эмоциональная жизнь постчеловека действительно богаче? С точки зрения сторонников трансгуманизма (об этом, например, подробно пишет Ник Бустрем), постчеловек будет обладать гораздо большей способностью к эстетическому переживанию. Он будет гораздо глубже понимать творения гениев, и сам создавать музыку, которая будет настолько же превосходить Моцарта, насколько сам Моцарт превосходит песенки-однодневки. Правда, обычные люди, возможно, не смогут оценить такие произведения — они окажутся за пределами их способностей к восприятию.

Это может показаться привлекательным — но неизбежно ставит нас перед вопросом о смысле искусства в постгуманистичекой картине мира.

Напомним, что в ней не существует Бога, Который воскресит нас из мертвых к жизни вечной и блаженной, и нам остается только самим о себе позаботиться. Как сказал поэт, «добьемся мы освобожденья (в данном случае — от смерти) своею собственной рукой».

В таком представлении о мироздании вся остальная реальность лежит ниже человека — и сводится (как, в конечном итоге, и сам человек) к материи. Весь наш опыт должен быть объяснен, так сказать, снизу — через причины, лежащие ниже человека.

Духовный же мир, о котором нам пытались сообщить такие гении прошлого, как Таллис и Бах, является иллюзией — продуктом неправильно работающей психики, сбоем каких-то механизмов, которые помогали выживанию наших далеких предков в африканской саванне, но теперь производящих бесполезные галлюцинации.

Постчеловек, очевидно, будет воспринимать реальность гораздо яснее, прозрачнее, четче, он будет несравненно меньше подвержен иллюзиям, которые мы унаследовали, как предполагается, из нашего эволюционного прошлого.

Если принимать атеизм за истину, то постчеловек будет абсолютно стерильным атеистом. Он не просто будет отрицать Бога, он станет неуязвим для тех подсознательных механизмов, которые делали из людей — верующих. Если переживание чуда и тайны, и духовного опыта вообще, есть иллюзия, то постчеловек в своем совершенстве будет её лишен.

Но это сделает его эстетически бесплодным; потому что искусство есть указание на что-то большее, выходящее за рамки нашего повседневного опыта.

Вспомним, например, «O magnum mysterium» испанского композитора XVI века Томаса Луиса де Виктории. Что значит «ценить» и «понимать» это произведение? «Слушать с удовольствием»? Этого явно недостаточно — сам композитор создавал это произведение с совершенно иной целью. Это рождественский гимн, и его цель — ввести нас в атмосферу благоговейного поклонения перед тайной Боговоплощения. Он создан с тем, чтобы привести нас в соприкосновение с определенной духовной реальностью.

Даже для лично неверующего человека переживание этой реальности остается, по крайне мере, возможностью — как человек, не переживающий влюбленности, может понять, о чем, в принципе, идет речь.

Но влюбленность будет непонятна человеку бесполому; точно так же постчеловеку, свободному от тех внутренних механизмов, которые производили в обычных людях «религиозные иллюзии», будет непонятно искусство. Причем не только религиозное. Он будет обладать ясным видением «как оно на самом деле», и если на самом деле верен материализм, то, сталкиваясь, скажем, со стихотворением Пушкина «Я помню чудное мгновенье», он сразу будет видеть поэта насквозь — самец примата пытается привлечь внимание самки детородного возраста, чтобы продвинуть свои гены. Он будет неуязвим для иллюзии, что человеческое переживание влюбленности может отражать некую надчеловеческую реальность.

Для христианина брак — как и родительство — есть отражение любви Бога к творению, а через человеческую верность, любовь и заботу просвечивает Царство Божие. Для обычного человека — хотя бы и неверующего — за человеческой любовью может угадываться некая мистическая глубина.

Постчеловек, неуязвимый для обмана и самообмана, будет видеть и брак, и родительство насквозь — как механизмы, навязанные нам эволюцией, эффективность которых основана на мощных иллюзиях, ими порожденных. Тютчев в одном из своих стихотворений пишет о людях, лишенных мистического восприятия реальности:

Они не видят и не слышат,
Живут в сем мире, как впотьмах,
Для них и солнцы, знать, не дышат,
И жизни нет в морских волнах.

Лучи к ним в душу не сходили,
Весна в груди их не цвела,
При них леса не говорили
И ночь в звездах нема была!

И языками неземными,
Волнуя реки и леса,
В ночи не совещалась с ними
В беседе дружеской гроза!

Не их вина: пойми, коль может,
Органа жизнь глухонемой!
Души его, ах! не встревожит
И голос матери самой!..

Но если материализм, лежащий в основе трансгуманизма, истинен, то это поэтическое и мистическое восприятие реальности просто неверно. Всё это — иллюзии, порожденные какими-то сбоями в работе нейронных сетей. Гроза — это чисто метеорологическое явление, которое может быть исчерпывающим образом описано на языке физики, как и звездное небо.

Эта же проблема возникает, когда тот же Бострем пишет о том, что эмоциональная жизнь постчеловека будет богаче. Избавившись от человеческих немощей, страхов, комплексов и автоматических реакций, он сможет больше любить своих близких. Сможет — если для постчеловека любовь будет обладать безусловной ценностью.

Но если истина о мире состоит в том, что, как это удачно сформулировал Ричард Докинз, «во вселенной нет ни добра, ни зла, ни цели, ни замысла, ничего, кроме слепого, безжалостного безразличия», постчеловек узрит всю эту истину во всей её кристальной ясности.

Если любовь никак не укоренена в реальности мироздания, а, опять-таки, навязана нам эволюцией как механизм размножения, заботы о потомстве и стайной солидарности, то почему постчеловек должен будет видеть в ней ценность?

Если «голос матери родной», о котором говорит поэт, нас «тревожит» только потому, что эволюция вложила в нас чувство семейной привязанности, то постчеловек узрит эту истину совершенно ясно. Любовь к близким — такое же эволюционное приспособление, как и склонность к перееданию. Постчеловек будет видеть это насквозь.

А смысл?

Трансгуманизм стремится предоставить людям альтернативный, не-религиозный источник надежды и смысла. Но это ставит нас перед некоторыми вопросами — почему мы испытываем потребность в том и другом? На что указывает эта потребность? Имеет ли она значение?

В отличие от животных, которые просто следуют своим потребностям, человек обладает способностью взглянуть на свои желания со стороны.

Он может принимать или отвергать свои желания, исходя из своих целей — например, отказываться съесть этот аппетитный продукт, потому что он хочет похудеть. Или вообще вести здоровый образ жизни.
Он может оценивать свои природные импульсы с точки зрения своих ценностей — например, пожарный может испытывать острое желание бежать подальше от огня, но он идет и спасает людей, полагая это своим долгом.

Страх темноты, как нам говорят, когда-то имел вполне рациональные основания — лев рыкающий и другие крупные кошачьи охотились именно по ночам, так что самой разумной стратегией было сидеть в пещере у огня и не высовываться.

Но мы понимаем, что в наши дни это бессмысленно — в городских квартирах не бывает ни львов, ни тигров. Мы способны оценить этот страх со стороны, найти его бессмысленным и бесполезным и избавиться от него при помощи психотерапии.

Причем эта способность извне оценивать и контролировать свои потребности, очевидно, у постчеловека только укрепится — его ясный ум будет гораздо менее уязвим для требований аппетита, гнева или страсти.

Но в рамках натуралистического мировоззрения наша потребность в надежде и смысле точно так же, как склонность к перееданию или страх темноты, выработалась в ходе миллионов лет эволюции. В ней нет ничего сверхприродного, ничего, что налагало бы на нас обязательство ей следовать или давало надежду, что, последуя за ней, мы обретем какие-то блага. Если потребность в смысле — это просто иллюзия, то не оказывается ли сам траснгуманизм в той же роли, которую атеизм приписывает религии — продавца иллюзий?

Философ Дэвид Пирс видит смысл трансгуманистического проекта в избавлении людей (и, потенциально, всех чувствующих существ) от боли и увеличении уровня их довольства и счастья. Это потребует — как он предполагает — глубокой неврологической перестройки всей системы наших мотиваций, но оно того стоит.

Это, по его мнению, решит и проблему смысла жизни — потому что бессмысленной, пустой и тщетной находят жизнь только несчастные люди, а стоит сделать их счастливыми, как проблема смысла отпадет сама собой.

Но такой подход имеет ряд очевидных изъянов.

Если полагать смысл в отсутствии страдания и полном довольстве, первый же «постчеловек», который подвергнется такой переделке и обретет несмущаемое блаженство, тут же выключится из проекта по избавлению от страдания всех остальных — потому что смысл его жизни будет полностью и окончательно достигнут.

Кроме того, по-настоящему счастливые люди могут находить очень важным элементом своего счастья именно осмысленность их жизни — например, для врача важно не только хорошо зарабатывать, но и помогать людям. Смысл — это нечто отличное от довольства.

Еще в XIX веке Джон Стюарт Милль заметил: «Лучше быть недовольным мудрецом, чем довольным дураком; лучше быть недовольным Сократом, чем довольной свиньёй». Довольная свинья, действительно, не печалится о суетности жизни — но это не означает, что она обрела её подлинный смысл.

В мироздании без Бога могучий постчеловеческий интеллект, который освободится от иллюзий и узрит пустоту и тщету всего сущего, — это довольно неоднозначный подарок.

Что означает наша жажда вечности

В заслугу постгуманизму можно поставить то, что он вновь ставит вопрос о жизни вечной и блаженной — и сообщает людям нечто важное о них самих.

Человек по природе своей есть существо, устремленное в вечность. Он сознает в себе потенциал, зародыш качественно иной, подлинной, свободной и вечной жизни. Он переживает такую естественную, казалось бы, особенность своего существования, как смертность, как что-то глубоко ненадлежащее, что-то, что следует преодолеть.
Но откуда в нас это стремление к жизни нетленной? Трансгуманизм оказывается в парадоксальном положении.

С одной стороны, в натуралистической картине мира, из которой он исходит, это стремление — не больше, чем какой-то побочный эффект эволюции, иллюзия, за которой не стоит и не может стоять никакой другой реальности, кроме слепого природного процесса выживания и размножения.

С другой — он полагает эту иллюзию в самое основание своего проекта.

Но не будет ли гораздо более логичным и последовательным признать, что наше предчувствие вечности и тоска по ней — это не иллюзия? Что материалистическое мировоззрение попросту ошибочно, а всемогущий и всеведущий Разум стоит не в конце вселенной, как плод ее развития, а в начале, как ее Причина?

Именно этому и учит христианская вера. Бог — Отец, Сын и Святой Дух — сотворил разумных существ, ангелов и людей, из чистой щедрости — для того, чтобы ввести их в ту вечную жизнь, любовь и радость, которой обладает Он Сам. Люди (и часть ангелов) отпали от Бога в грех.

Мы переживаем потребность в подлинной и вечной жизни именно потому, что мы для неё созданы.

И Евангелие — это весть о том, как Бог пришел в мир, чтобы вернуть нас к этой жизни. Предвечный Сын Божий воплотился от Пресвятой Девы Марии, и стал Человеком, одним из нас, во всём подобным нам, кроме греха. Он прожил совершенно безгрешную жизнь, добровольно принял смерть за наши грехи и воскрес из мертвых.

Он встречает тех, кто отзывается на Его слово покаянием и верой, в Таинствах Церкви, которую Он основал. И Он дает нам подлинную, блаженную и полную смысла вечную жизнь. Как говорит Он сам, «Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня имеет жизнь вечную» (Ин.6:47).

С.Л. Худиев

Комментировать

Каналы АВ
TG: t.me/azbyka
Viber: vb.me/azbyka