Рабиндранат Р. Махарай
Смерть гуру

Глава 1. Происхождение брамина

Как бы ни сложилась жизнь человека, в его прошлом почти всегда есть какие-то тяжелые переживания, к которым он часто возвращается. У меня таким переживанием было глубочайшее чувство утраты отца. Его звали Чандрабхан Рагбир Шарма Махабир Махараджа. Как я хотел, чтобы он до сих пор был жив! Я сожалею не только о том, что этот необыкновенный человек умер так рано и при таких загадочных обстоятельствах, но и о том, что впоследствии, когда в моей жизни стали происходить самые невероятные события, я не мог рассказать ему об этом, получить совет.

Но это всегда было только мечтой! Мы никогда с ним не общались. Отец перестал разговаривать еще до моего рождения, и за восемь лет он не сказал ни единого слова ни мне, ни моей матери и не обращал на меня ни малейшего внимания. Скажи он только два слова, и я был бы несказанно счастлив. Больше всего на свете я хотел услышать от него эти слова: «Раби, сынок!» Хотя бы раз. Но он никогда не сказал их...

Дело в том, что мой отец, занимаясь йогой, достиг состояния транса, которое люди, незнакомые с восточным мистицизмом, считали крайне странным, и даже болезненным. Однако в наше время так называемое измененное состояние сознания вызывает большой интерес на Западе. В научных лабораториях создаются химические препараты, которые дают возможность войти в это состояние, и многие люди испытывают их на себе. Еще большее количество людей достигает измененного состояния сознания с помощью гипноза, аутотренинга, внушения и различных форм йоги, популярных на Западе, в частности трансцендентальной медитации. Более того, растет признание наукой реальности различных психических феноменов, что меняет традиционный скептицизм материалистически настроенного западного общества на увлечение оккультизмом.

Нам же, индусам, многие тысячелетия было известно, что в йоге действительно заключена реальная сила. И мой отец доказал это. Он реализовал в жизни то, о чем говорится в различных учениях, столь популярных сегодня в Европе и Америке. Такое удавалось лишь немногим.

– А почему папа такой? – спрашивал я у матери, когда был еще слишком мал, чтобы понять это.

– Твой отец занят очень важной работой, у него особый путь, – отвечала она, всегда терпеливо относясь к моим настойчивым вопросам и недоумению. – Он ищет истинное Д заложенное в каждом, единое сущее. И в тебе оно тоже есть, Раби.

Сначала я ничего не понимал, однако признавал, что отец сделал самый достойный выбор. Моя мать часто уверяла меня в этом, да и многие другие тоже. И когда я стал старше и начал изучать священные писания, то убедился в этом. Отречение моего отца было таким полным, таким бесповоротным, и произошло оно через несколько дней после его женитьбы. Случись это чуть раньше, – и я никогда бы не родился.

И хотя я допускал мысль о том, что высокий выбор отца не дает ему возможности разговаривать со мной, своим единственным сыном, но никогда не мог избавиться от мучительного чувства пустоты и неутолимой жажды общения, с которым я в конце концов научился жить. Однако обижаться на отца было немыслимо. Он мужественно выбрал свой путь, и разве мог я, с тем религиозным воспитанием, которое дала мне мать, осуждать его? Но, тем не менее, я все равно испытывал огромное желание общаться с ним.

Никто, даже моя мать, точно не знал, какие он дал обеты. Об этом можно было только догадываться, глядя на внезапное изменение его образа жизни. Сидя в позе лотоса на доске, которая служила ему кроватью, он проводил дни в медитации – и ничего больше. Он даже не использовал мантры, которые как известно, помогают приблизиться к богам. Очевидно, отец не нуждался в них, так как нашел свой собственный путь к Брахману. Он настолько ушел в себя, что никогда не замечал присутствия людей, которые приходили издалека, чтобы спросить его о чем-то важном, принести дары – плоды и цветы, одежду, деньги. Но никто никогда не дождался от него ответа. Казалось, что он где-то в другом мире. Годы спустя, я с помощью медитации смог проникнуть достаточно глубоко в мир таинственных планет и высших учителей, где, по-видимому, обитал мой отец, но, к сожалению, никогда его там не встречал.

Такие достижения даются нелегко, и так же нелегко объяснить их тем, кто воспринимает мир только с помощью пяти чувств. Чтобы сделать первый шаг в осознании мира, нам необходимо отказаться от старых предубеждений, особенно от утверждения, что все, чего нельзя увидеть или доказать с помощью современной техники, не может быть реальным. Даже наши представления о вещах, которые, как мы думаем, нам понятны, тоже ограничены этими рамками. Знает ли кто-нибудь, что такое жизнь, или энергия, или свет? И каким инструментом можно измерить любовь?

Меня переполняло чувство гордости, когда я слышал, как превозносят моего отца, а люди делали это часто.

С уважением и благоговением индуисты говорили, что мой отец обладает таким мужеством и такой убежденностью, что может идти высшим путем. По мнению многих, и даже известного пандита, которого я знал, отец был аватарой – воплощением бога на земле. Я услышал это слово задолго до того, как узнал, что оно означает. Как красиво оно звучало – и как-то по-особенному! И я знал, что я тоже особенный, потому что он был моим отцом. И когда-нибудь я тоже стану великим йогом. Сначала я чувствовал это интуитивно, но с годами пришла уверенность, которая становилась все сильнее. Однако при всем моем воображении я никогда не мог представить, какие невероятные события ожидали меня. И сейчас я хотел бы о многом рассказать моему отцу – но его уже нет.

Как часто я стоял перед этим необыкновенным человеком, глядя ему прямо в глаза, пока не терялся в их бездонных глубинах. Я как бы падал в пространство, пытаясь за что-то ухватиться, звал кого-то, но встречал только пустоту и тишину. Позже я узнал, что отец достиг блаженства, о котором Кришна говорил Арджуне. Он сидел неподвижно и выглядел таким умиротворенным, ушедшим в себя, его дыхание было чуть заметным, ритмичным, волосы и борода, которых не касались ножницы все эти годы, выросли до пояса. В такие минуты я чувствовал себя как бы в присутствии чего-то неземного... Мы с нежностью прикасались к фигуркам богов на нашем семейном алтаре, осторожно разворачивали их, купали, а затем снова закутывали в мягкую ткань. С моим отцом обращались точно так же. Как и боги в комнате для молитв, он не заботился о себе. Он был таким же богом, которого нужно мыть, кормить, переодевать, – и так все восемь лет. Мой отец отказался от всего, что привязывает нас к материальному миру, – от успеха, положения в обществе, от желаний. И неудивительно, что люди восхищались им и приходили отовсюду, чтобы поклониться ему. Они торжественно и благоговейно говорили, что он, конечно же, достиг мокши, то есть вышел из круга перевоплощений. Он больше никогда не родится в этом смертном мире, а будет пребывать только в вечном блаженстве. Он встал на высший путь, и когда его загадочная смерть застала нас врасплох, я понял, что в этой жизни мы с ним не встретимся.

* * *

– Вишну сказал, что собирается вызвать санитарную машину и отвезти его в больницу!

Я стоял во дворе и ел только что сорванный плод манго, когда в тихом утреннем воздухе прозвучал взволнованный голос Пхувы Мохани, сводной сестры моего отца, которого она очень любила. Ее родственник Вишну был преуспевающим бизнесменом. Религия его не интересовала, а для моего отца у него находились только самые грубые слова. Я подобрался поближе к окну, сдерживая дыхание, чтобы лучше было слышно. Однако разобрать слова, заглушаемые шарканьем щеток и всплесками воды, было трудно.

Говорили что-то про Вишну, который утверждал, что мой отец прекратит свой бессмысленный пост, если люди перестанут заботиться о нем, как о боге. Я услышал непонятные слова «психиатр» и «шоковая терапия» и еще что-то о докторах и медицине. Я очень испугался, особенно потому, что голос моей матери стал таким же нервным, как и у Мохани. Она всегда была очень спокойной, и только что-то серьезное могло так ее расстроить...

Я помчался по хорошо знакомой тропинке между кокосовыми пальмами к маленькой хижине с глиняными стенами и ржавой жестяной крышей, где жил старый друг нашей семьи Госин. Отец моей матери, Лач-ман Сингх, позволил построить ее на территории своих обширных владений. Госин, худой и жилистый старик с высохшей кожей, как обычно, сидел на корточках в тени орехового дерева перед своей хижиной, опираясь подбородком на руки.

– Зачем для тебя выглядеть так грустно, сын великого йога? – спросил Госин на ломаном английском языке, распространенном на Тринидаде.

Я верил, что он был древним мудрецом, воплотившимся снова и еще раз состарившимся. Именно поэтому он так хорошо говорил на хинди, в отличие от английского.

– Почему тебе думать, что мне так грустно? – сказал я на том же диалекте. Моя мать пыталась добиться от меня правильной речи, но было совершенно безнадежным делом отучить меня от того языка, на котором говорили все в нашей округе.

– Ты не выглядишь так весело сам, – добавил я.

– Я не спал хорошо в прошлую ночь, парень. Я чувствую как высохшая старая тряпка, -торжественно произнес Госин, и его густые седые усы подпрыгивали при каждом слове. Я не знал, что завораживало меня больше – его колеблющиеся усы или длинные пряди волос, растущие из ушей.

Я присел на корточки рядом с ним. Мы были хорошими друзьями, достаточно хорошими, чтобы считать разговор необязательным, и возле него я почувствовал себя лучше. Через несколько минут я смог заговорить о том, что меня взволновало.

– Знаешь ты, что такое «психиатр» – или «шоковая терапия»? Потирая подбородок, старик задумался, а затем ответил:

– Большого города разговор – это никакого смысла здесь. Где ты слышал такое? По радио, наверно.

– Это был Вишну. Но я не слышал его самого.

– Вишну не плохой. Он просто безрассудный. Отец твой был с ним хороший, да. Это были дни...

Я молчал, чувствуя разочарование. Госин всегда был таким мудрым. Возможно, это и были слова из «разговора большого города», но они должны хоть что-то означать.

– Я не могу никогда забыть ту свадьбу, – сказал он неожиданно, как будто собирался рассказать мне что-то в первый раз. На самом деле я слышал от него эту историю не менее двадцати раз, слово в слово.

– Парень, отец у тебя великий, умный человек. А ты отца настоящий сын. Тебе бы видеть корону, которую он носил на свадьбе. Лектрические огни мигают на ней, от батарейки в его кармане. Он изобрел это сам. Тебе бы слышать людей, когда он вышел из машины прямо перед магазином!

– Ты там был? – спросил я невинно, как будто не знал.

– Мальчик, я говорю тебе, что видел сам – это не через вторые руки история. Это была самая большая свадьба, я когда-нибудь видел, и самая дорогая. Был ли я там! Ты думаешь, я это собираюсь забыть? Барабаны и танцы, и много поесть и выпить. Еды столько для того, мальчик, чтобы наполнить себя на месяц. А приданое! Тебе бы видеть это! Если бы ты так же, как твой отец... хмм!

На этом месте он, как всегда, остановился, а затем продолжил, но уже с благоговением в голосе.

– И он все бросил! Все! Ты знаешь что-нибудь? Он аватара, ты знаешь! Госин замолчал, чтобы подчеркнуть важность сказанного, а я встал, собираясь уйти. Обычно я не спешил и слушал дальше. Он заканчивал рассказ о свадьбе и переходил к сюжетам из Махабхараты или Рамаяны. От него я узнал многое об индуизме и услышал самые интересные мифы. Но сейчас я ничего не хотел больше слушать о моем отце, особенно о его величии. Я чувствовал, что надвигается что-то страшное, а восторженные слова Госина только усиливали мое волнение.

Несколько дней прошло без особых происшествий, и я начал забывать угрозы Вишну. Я так и не понял ничего, но не решался спросить об этом у матери.

Моя мать была красивой умной женщиной, с большой внутренней силой. Брак с моим отцом был устроен ее родителями, и конечно же, в соответствии с индийскими традициями. В пятнадцать лет, будучи лучшей ученицей в классе и стремясь продолжить свое образование, она была сражена тем, что отец выдал ее замуж. Пришел конец мечтам об университете в Англии. Она заболела от такого потрясения, но все же подчинилась воле отца. Два самых известных в округе пандита изучили линии на ладонях молодоженов, оценили расположение звезд и объявили, что этот союз будет иметь особое благословение богов. Конечно же, моя мать думала иначе, но кто посмеет спорить со звездами и пандитами? И она вовсе не хотела огорчать своих родителей, показывая, что несчастна. Для индуистов преданность семье и касте является священной.

Почти сразу после этого события на мою мать обрушился еще больший удар – ее муж неожиданно ушел в мир безмолвной медитации, совершенно перестав общаться с окружающими его людьми. Я едва ли могу представить себе тот ужас, который овладел моей матерью, когда она, пятнадцатилетняя беременная женщина, осознала свои новые обязанности: заботиться о муже, как о ребенке, родившемся глухим, немым и слепым. Но она никогда не жаловалась, и я постоянно видел ее нежную заботу и стойкое терпение по отношению к моему отцу. Казалось, она была особо одарена сочувствием и пониманием того пути, который он избрал.

Тихая, задумчивая, глубоко религиозная, она была моим первым учителем индуизма. Я так хорошо помню эти ранние уроки, когда я сидел рядом с ней в нашей комнате для молитв перед алтарем, на котором возвышались фигурки богов. Густой запах пасты из сандалового дерева, которую наносили на эти фигурки, дрожащее пламя дейи, притягивающее мой взгляд как магнит, торжественный звук тихо повторяемых мантр создавали атмосферу таинственности, зачаровывавшей меня. Из многих индуистских богов наша семья выбрала самых знаменитых, и я, еще мало что понимая, ощущал ту власть, которую имели маленькие фигурки, стоявшие на алтаре, и картины на стенах, вокруг которых мы развешивали священные бусы. Казалось, что эти немигающие глаза из глины, дерева, латуни или нарисованные на бумаге смотрят на меня постоянно, даже когда я не вижу них. Почему-то эти бесстрастные фигурки казались мне более живыми, чем люди. Они обладали чудесной силой, заставлявшей нас благоговеть перед ними.

Нашими приношениями и поклонением мы подтверждали их внушающее страх превосходство.

Когда утренняя или вечерняя пуджа заканчивалась и наши родственники возвращались к своим мирским заботам, мы с матерью оставались в комнате для молитв. Она учила меня тому, как быть истинным индуистом, непоколебимо посвящающим себя богам и безупречно исполняющим свои религиозные обязанности. Все остальное было на втором месте. От нее я впервые узнал, что моя прошлая карма привела меня к рождению в высшей касте. Я был брамином – земным представителем Брахмана, единого истинного сущего. Но на самом деле я был Брахманом, и мне оставалось только осознать, что это -мое истинное Я...

С тех пор прошло двадцать пять лет, а я все еще отчетливо слышу ее мягкий, чистый голос, произносящий слова Кришны из самых любимых мест Бхагавад-Гиты: «Йог должен постоянно заниматься, находясь в уединенном месте, тщательно контролируя свой ум, будучи свободным от желаний и чувства собственности, соблюдая обет безбрачия. Подчинив разум и чувства, он занимается йогой для очищения своего Я. Держа туловище, шею и голову прямо, неподвижно, нужно сосредоточиться на мне... Йог, который таким образом объединится с высшим я, достигает мира и наивысшего блаженства, которое пребывает во мне».

Кришна был учителем и создателем истинной йоги, как говорится в Гите, а мой отец – его преданный ученик. С каждым годом я все лучше и лучше понимал это, пока сам не стал йогом.

Внимая наставлениям матери и следуя примеру отца, я с пяти лет стал ежедневно заниматься медитацией. Сидя в позе лотоса, выпрямив спину и пытаясь смотреть в никуда, я подражал тому, кто уже тогда больше казался мне богом, чем родным отцом.

– Ты так похож на своего отца, когда медитируешь! – иногда говорила мне мать с нескрываемой гордостью. – Когда-нибудь ты тоже станешь великим йогом! Эти слова еще больше усиливали мое стремление не разочаровать ее.

Несмотря на то, что моя мать была еще так молода, она старалась выполнять все свои необычные обязанности одна. Она скрывала от своего богатого отца, в каких трудных условиях мы живем. Мой дед Сингх узнал об этом и настоял на нашем переезде в его дом.

Сестра матери, Ревати, все время просила позволить ей жить там. Она приезжала со своими детьми, число которых постоянно росло, и показывала страшные синяки – следы побоев ее мужа-пьяницы. Но подобные случаи были достаточно распространенными, поэтому, позволив Ревати немного пожить у него, дед всегда отсылал ее назад. В конце концов, он сам выдал ее замуж за этого человека, и свое слово надо сдержать. Тетя Ревати неизменно появлялась снова, избитая и несчастная, окруженная детьми и, конечно же, опять беременная. Когда мой дед умер, тетя Ревати поселилась с нами в большом доме. Мне нравилось жить со своими двоюродными братьями и сестрами, тетями и дядями, и с Нани, моей бабушкой, которую мы все нежно называли Ма.

Дед Сингх умер, когда я был еще маленьким. Магазин деда, находившийся на первом этаже, и обширные апартаменты второго этажа долго еще хранили звук его тяжелых шагов. Нам казалось, что дух деда бродит по этому похожему на крепость большому особняку. Те, кто не верит, что оккультные силы действительно существуют, могут считать это суеверием или выдумкой. Однако мы все слышали, как вечерами дед Сингх ходит взад и вперед по всему дому. Не было гостя, который, оставшись у нас ночевать, не почувствовал прикосновения невидимой руки или не увидел бы привидение. Многие после подобных происшествий никогда больше не соглашались остаться в нашем доме на ночь. Но нам не оставалось ничего другого, как жить здесь.

Дедушка серьезно занимался оккультизмом и всегда критиковал тех, кто просто философствовал и не пытался использовать сверхъестественные силы. Однажды Ма поведала мне тайну, которую она хранила долгие годы: деда Сингх принес своего первого сына в жертву любимой богине Лакшми, супруге Вишну-хранителя. В Индии был такой обычай, но о нем не говорили открыто. Богиня богатства и процветания, она, возможно, помогла ему с невероятной быстротой стать самым богатым и влиятельным человеком на Тринидаде. Когда маленькая бревенчатая лачуга, которую Сингх построил для своей семьи и бизнеса, сгорела при загадочных обстоятельствах, на ее месте вырос огромный дом, который стал ориентиром на дороге из Порт-оф-Спейна в Сан-Фернандо. Никто не понимал, откуда у него так внезапно взялись деньги или где он раздобыл золото, которое хранил в сейфе, вмонтированном в толстую бетонную стену нового дома. Немногие индийские эмигранты смогли так легко и быстро нажить богатство. Мы все были уверены, что ему помогали какието могущественные силы.

Перекресток Лачмана Сингха, где мы жили, был назван в честь деда. Перед второй мировой войной он спрятал более миллиона долларов в золотых монетах в одном из своих многочисленных владений. Все считали, что их охраняют таинственные духи, и лишь немногие осмеливались бросить им вызов, пытаясь найти спрятанные сокровища. Эти бесценные золотые монеты до сих пор не найдены.

Дед Сингх ценил оккультные силы намного больше, чем деньги. В его мощном железном сейфе хранился один предмет, который он не продал бы ни за что на свете, -маленький белый камень из Индии, способный исцелять и карать. Он мог спасать от укуса ядовитой змеи. Об этом говорили заслуживающие доверия очевидцы, хотя сам я не видел, как это происходит. Мой дядя рассказывал мне, как однажды он из любопытства попытался осторожно заглянуть в комнату деда, в которой находился его сейф, – и был встречен гигантской змеей, охранявшей не только деньги, но и другие секреты этой комнаты, о которых говорили только шепотом. Была ли змея настоящей или духи приняли ее облик, как говорили некоторые, но я видел ее сам. Она долго жила под нашим домом после того, как дед Сингх неожиданно умер от сердечного приступа в возрасте шестидесяти трех лет.

Для индуистов змеи – это боги. У меня была великолепная змея, которой я поклонялся так же, как обезьяне-богу, слону-богу, и больше всего – корове-богу. Мир был наполнен богами и духами, и моей обязанностью с детства было служить каждому из них. Мой отец был воспитан так же. Он следовал наставлениям Кришны и великих йогов, бывших до него, и мать всегда говорила мне, что я должен делать то же самое. Я никогда в этом не сомневался. После смерти отца я буду продолжать его дело.

Но я никак не мог подумать, что этот роковой день, предопределенный богами, наступит так скоро...