Павел Троицкий
Что такое послушание?

«…Лучше быть виновным перед начальником, чем пред Богом…»

Что такое послушание? Сегодня нет, наверное, в православной церкви такого слова, которое употреблялось бы чаще, чем «послушание».

• Монахиня подходит к паломницам, ожидающим своей очереди приложиться к святым мощам, и приглашает их поработать на монастырском огороде: «Послушание выше поста и молитвы». Под послушанием она понимает выполнение работ в монастырском хозяйстве1.
• Вот поминки: встаёт молодой человек и говорит о покойной. Все её добродетели, перечисленные присутствующими: христианская любовь, редкая по силе для нынешнего века, написанные книги, тоже редкие для сегодняшнего дня своею нелицемерной верою и многое другое, по мнению молодого человека, ничто по сравнению с терпением, которое почившая проявляла, работая секретарём эконома. Под этим терпением он понимает послушание.
• Вот молодой иеромонах гордо заявляет, что никаких старцев он не признаёт, а сам находится в послушании у Святейшего Патриарха.

Как много сегодня произносится слово «послушание» по разным поводам! Но что же всё-таки это такое?

Конечно, самым нелепым извращением понятия «послушание» является обозначение каких-то работ, проводимых в монастыре с благословения игумена или какого-то другого лица2.

Можно рассматривать послушание как составляющую духовной жизни монашества. Можно даже сказать, что это один из главных путей спасения в монашестве. Это достаточно верное определение, которое сразу освобождает нас от некоторых нелепостей современной христианской жизни.

Послушание в первую очередь принадлежит монашеской жизни, и не следует механически переносить его в мир3. Такое понимание позволит нам сразу увидеть многие уродства современной церковной жизни, спрятанные под красивым покрывалом «послушания». Но всё же понятие послушания не сводится только к устройству монашеской жизни.

Всем известно, что падение первого человека совершилось через непослушание. Это, наверное, сегодня знает каждый православный христианин. Соответственно, человек также исцеляется послушанием.

Для выражения сущности православного учения по данному вопросу воспользуемся прекрасными словами Св. Иоанна Дамаскина «Слово делается послушным Отцу чрез то, что Оно стало подобно нам и чрез то, что приняло от нас (наше), врачуя наше непослушание и становясь для нас образцом послушания, вне котораго невозможно получить спасение».

Совершенное «послушание» Сына Богу Отцу выразилось как в самом воплощении Сына Божия, так и во всей Его страдальческой, полной муки и лишений, жизни в тварных условиях человеческой ограниченности. «Он действительно выполнял волю Отца во всю жизнь, выполнил её во всей точности и с полной покорностью. Вся Его жизнь была непрерывным рядом проявлений послушания Его Отцу, и душевное борение Его в Гефсимании, разрешившееся полным и самоотверженным преданием Себя в руки Божии, было только одним из последних и наиболее болезненных уколов от того терноваго венца послушания, который Он носил во всю свою жизнь» (цитата из книги проф. Беляева. «Любовь Божественная», стр. 273).

Все блага христианского спасения, по Апостольскому учению, дарованы людям именно в силу осуществления Христом совершенного послушания Богу.

«Хотя Он и Сын, однако страданиями навык послушанию и совершившись, сделался для всех послушных Ему виновником спасения вечного» (Евр.5:8-9)

«Как непослушанием одного человека сделались многие грешными, так и послушанием одного сделаются праведными многие». (Рим.5:19)

4 С.М. Зарин «Аскетизм» стр. 36–39.

Трудно что-либо добавить к этим словам. Так и наше спасение невозможно без послушания Богу. Человек принимает Таинство Крещения, восстанавливает свою природу, в Таинстве Евхаристии соединяется со Христом, но невозможно соединение с Богом, то есть спасение человека, без подчинения его воли воле Божественной. Подобно тому, как было это во Христе. Пусть мы падаем, но можем «креститься» ещё раз в Таинстве Покаяния и снова прилепляться к Богу. И наша цель: соединиться со Христом, осуществима только если мы подчиним свою волю воле Божественной.

Тут надо напомнить учение о двух волях, восходящее к прп. Максиму Исповеднику. В человеке различают две воли: природную и гномическую (или ипостасную). Первая воля необходимо существует в человеке, появление второй связанно фактически с грехопадением. Она является даже не собственно волей, а возможностью выбора. Когда человек стал познавать добро и зло, он получил возможность выбирать между добром и злом. Воля эта исчезнет после обновления человеческой природы, после Второго Пришествия.

Очевидно, что в Спасителе была только природная человеческая воля и не было ипостасной воли. Таким образом в Таинстве крещения происходит восстановление человеческой природы, но пред человеком лежит трудный путь обожения. Этот путь именно начинается отсечением своей воли, то есть умерщвлением гномической воли. Окончательный выбор добра свойственный возрождённой природе, лишает смысла существование гномической воли и тогда человек становится святым. Ему нечего выбирать: он выбрал добро, стяжал Дары Святого Духа, сопряг свою природную волю с волей Божественной. Достижение святости возможно и здесь на земле.

Самый короткий путь к этому через послушание, то есть лишения себя выбора, вернее передача этого выбора другому человеку, уже достигшему святости5.

В книге «Илиотропион»6 свят. Иоанна Тобольского, посвящённой согласованию человеческой воли с Божественной, приводится рассказ об одном старце, преуспевшем в этом. «Весьма достоин сожаления тот, – говорит старец знаменитому богослову, – кто считает так называемое мирское счастие за что-то важное и существенное, и опять действительно тот несчастен, кто ищет в мирском каком-либо благе себе полного удовлетворения: истинное и незыблемое удовольствие и блаженство в настоящей жизни имеет тот только, кто искренно и несомненно отдал себя в волю Божию и проводит здешнюю жизнь по воле Божией, ни в чём ей не противореча. Ибо воля Господня есть полнота совершенства и доброты; она никогда не изменяется, и вне её нет другой воли, более лучшей, более праведнейшей; она произносит праведный суд о всех, а о ней – никто не может изречь праведного приговора, обличающего её в противоречии. Я прилагаю всевозможное усердие, всею моею мыслию стремлюсь к тому, чтобы всегда желать и хотеть мне того же, чего хочет Бог от разумного существа вообще и, в частности, от меня убогого. А потому я никогда не был неблагополучным; ибо всю мою собственную волю всецело отдал в руки Божии, так что сердечное моё хотение или нехотение есть то же самое, что и Божие обо мне хотение, или Его промышление обо мне, и я благодарю Бога во всяком положении моем за получаемую мною от Него милость, хотя бы она вообще казалась и горькую».

Из рассказа этого святого мужа мы видим, что он достиг святости через познание воли Божией и подчинение ей.

Кто подчинил свою волю воле Божией, тот воистину всегда пребывает с Богом.

Этого не смог исполнить Адам,

этого не смог выполнить ветхозаветный Израиль, история которого – история познания воли Божией и наказаний за неисполнение её.

Это стало возможным только после получения благодатных даров, которые стали нам доступны по искуплении нас Спасителем.

Нужно обратить внимание, что послушание – это исполнение воли Божией, а ничьей либо другой, например, человеческой.

Как же познать волю Божию?

В первую очередь она открыта в Священном Писании. Любой выбор, любое действие, противоречащее ему, не может быть волей Божией. Но познание Священного Писания невозможно вне Церкви, вне Святаго Духа. Да и в любом случае, познание воли Божией невозможно в полноте своей без стяжания Духа Святаго.

Пример: толкование сектантами и отступниками Евангелия и претворение в собственной жизни этих превратных истолкований, которое приводит этих несчастных не к Богу, а к погибели. Священное Писание для каждого человека является источником, который на каждый день утоляет его жажду. На многие «личные» вопросы мы легко находим ответ в Евангелии. Оно является и ограждением, ориентируясь на которое, мы не собьёмся с пути.

Такими же вехами являются каноны, писания святых отец, жития святых и др. Но вне Святаго Духа они также мертвы и превращаются в набор букв, в тёмный лес, в котором легко заблудиться. Так, впадавшие в искушение подвижники, изучая тщательнейшим образом Священное Писание, легко путали ориентиры и шли в погибель.

Но, с древности и поныне, до самого Второго Пришествия, были и есть сосуды Святаго Духа – святые отцы, которые сами жили и живут по воле Божией, и других могли и могут обучить этому. Научиться познавать волю Божию – и есть цель каждого христианина. Тот, кто может обрести такого святого – старца – и во всём слушаться его, зная, что его воля – воля Божия, тот, можно сказать, идёт наипрямейшим путём к Богу. Но, путь этот – путь монашеский.

Путь мирянина не может исключить познания воли Божией, но достичь этого нужно другими способами.

Конечно, нужно быть монахом, чтобы говорить об иноческом послушании. Но всё же необходимо заострить внимание на некоторых вопросах. В последнее время возникло убеждение, что должно слушаться любого старца и исполнять любые его благословения. Житие с недостойным старцем даже считается какой-то невиданной добродетелью. Так ли это? Зададим себе вопрос, кому должно оказывать послушание?

Такая постановка вопроса, наверное, у некоторых может вызвать недоумение. Другие не смогут однозначно на ответить на него. А в действительности ответ прост до чрезвычайности: Богу и только ему.

«Послушание, которое христианин должен Богу своему показывать, состоит в том, чтобы он волю свою воле Божией во всём старался покорять, и что Бог не повелевает, на то всеохотным себе показывать, и не смотреть, что миру и плоти угодно, но что Богу есть благоугодно, якоже Апостол написал: «якоже чада света ходите (плод бо духовный есть во всякой благостыне и правде, и истине), искушающе, что есть благоугодно Богови» (Еф.5:9 и 10)»7.

Любой вид послушания истинен только в том случае, если он соответствуют главному послушанию Богу. Любое послушание, противоречащее Богу, Его воле, будет то, что по словам святителя Тихона «плоти и миру угодно», а значит, добавим от себя, – и врагу нашего спасения. Таким образом, на вопрос кому надо оказывать послушание, или попросту, у кого можно быть послушником, ответ простой: «у Бога». Но послушание Богу может быть и должно быть опосредованно через других лиц, через которых эта воля Божия является. Это и послушание старцу, и послушание мужу, и послушание царю – все эти случаи могут быть рассмотрены в отдельности.

Но, если говорить и о границах послушания, то они несомненно есть. Границы послушания – это заповеди Божии. Ясно: то, что противоречит заповедям Божиим, не может быть от Бога и, следовательно, нельзя исполнять такое послушание.

Об этом и говорит величайший учитель современности свят. Игнатий (Брянчанинов: «необходимое условие такого повиновения – Духовный наставник, который бы волею Духа умерщвлял падшую волю подчинившегося ему о Господе, а в этой падшей воле умерщвлял и все страсти. Падшая и растленная воля человека заключает в себе стремление ко всем страстям. Очевидно, что умерщвление падшей воли, совершаемое так величественно и победоносно волей Духа Божия, не может совершаться падшею волею наставника, когда сам наставник порабощён страстями»8. Далее святитель приводит слова преподобного Симеона Нового Богослова: «Если ты хочешь отречься от мира, говорил святый Симеон, Новый Богослов, современным его инокам, и научиться евангельскому житию: то не предай (не поручи) себя неискусному или страстному учителю, чтоб не научиться, вместо евангельского жития, диавольскому житию: потому что благих учителей и учительство благое, а злых – злое; от лукавых семян непременно произрастают и лукавые плоды. Всякий невидящий и обещающийся наставлять других, есть обманщик, и последующих ему ввергает в ров погибели по слову Господа: Слепец же слепца аще водит, оба в яму впадут» (Мф.15:14). В другом месте этот великий угодник Божий, советуя иноку действовать по указанию духовного отца, присовокупляет «однако да поступает так только в том случае, когда знает, что духовный отец его – причастник Духа, что он не будет говорить ему противоположного воле Божией, но по дарованию своему и по мере повинующегося, возглаголет угодное Богу и полезное для души, чтоб не оказаться повинующимся человеку, а не Богу»9.

В настоящее время у великого святителя девятнадцатого века Игнатия Брянчанинова появились многочисленные критики10. Причина этой критики понятна, святитель никогда не останавливался говорить правду, какой бы горькой она ни была и какие бы авторитеты она не затрагивала. И невольно возникает мысль, если в те времена было кого и за что обличать, то что скажем про нынешние? Если те спокойные времена святитель считал временами духовного упадка, то что сказать о нынешних? Чаще всего критика осуществляется устно. Но уже появились труды, пытающиеся опровергнуть писания этого великого мужа. Так, недавно вышла небольшая брошюрка иеромонаха Доримедонта «О послушании». В ней иеромонах пытается опровергнуть мысль святителя об упадке монашества последних времён, о том, что для спасения монаху нужен духоносный старец, которых уже во времена святителя было очень мало11.

Если нет таких учителей, то смысл монашеского послушания теряется. При этом современный афонский иеромонах справедливо утверждает, что у послушания есть границы: «Из святоотеческого учения видно, что удаление монаха из обители или послушника от Старца признаётся благословенным лишь в исключительных случаях. Душепагубная исключительность ереси очевидна. Также очевидно и то, что упоминаемый отцами душевный вред – это последствие нравственных прегрешений исключительного порядка». Тут же он приводит слова свят. Игнатия: «Иное дело, когда нет душевного вреда, а только смущают помыслы: смущающие помыслы, очевидно бесовские; не надо им повиноваться, как действующим именно там, где мы получаем душевную пользу, которую они хотят похитить у нас». Одним словом, есть объективные причины, чтобы прекратить послушание, и есть вражеские помыслы, атакующие послушника. Что же пытается опровергнуть афонский иеромонах? А то, что для послушания нужен духоносный старец. По мнению иеромонаха, достаточно, чтобы старец не впал в тяжкие прегрешения. Хотя о. Доримедонт признаёт, в согласии с учением святых, что душевный вред может быть причиной прекращения послушания, то есть ухода от старца или из монастыря. Подтверждения этой теории отец Доримедонт пытается найти у святых отцов древности.

Современный исследователь старчества иеродиакон Николай (Сахаров) придерживается мнения, что подобное учение зародилось в России и в качестве примера ссылается на работу начала века: А.Соловьёв. «Старчество по учению святых отцов и аскетов»12. Для обоснования этого учения он приводит слова прп. Амвросия Оптинского «Если вы ищете и принимаете мои советы с верой, тогда даже через грешника можете получить пользу, но без веры, при сомнении и исследовании слов и поступков, они не принесут пользы, даже при праведности старца»13. Но слова вырванные из контекста ничего не говорят о послушании неправедному старцу. Здесь прп. Амвросий говорит о послушании своих духовных чад конкретно себе и странно было бы если бы в качестве аргумента приводил именно себя. Кроме того, необходимо отметить, что данный пример не может быть признан корректным, потому что в 19 веке старчество в России приобрело совсем другое значение по отношению древним старцам. Старцы выполняли своего рода миссионерскую миссию среди разуверившегося общества того времени. Они не пытались бежать от мира, как древние монахи, но как бы вступили в борьбу с миром и во многом преуспели.

Более серьёзным аргументом может стать ссылка на свт. Феофана Затворника: «наставник, кто бы он ни был, всегда даст точный и верный совет, стоит только ищущему наставления довериться ему всей душой и верою»14. Но слова «совет», «ищущий наставления», «довериться», – говорят о том, что и святитель Феофан понимал старчество в указанном выше смысле.

Вернёмся к работе афонского монаха и зададим вопрос: Приносит ли душевный вред послушание старцу, который находится в прелести? Безусловно. Но возьмём тему актуальную для современного Афона: является ли прелестью признание нового стиля?

Некоторые из современных афонских монахов считают, что календарной проблемы не существует и неважно каким календарём пользоваться: григорианским или новоюлианским. Если отбросить все остальные аргументы против нового стиля, можно задать только один вопрос: «А для чего нужно было церкви переходить на новый стиль? Какая в том была причина?» Причина – требование мирских властей. Не будем даже говорить о том, что власти в те времена, когда происходил «календарный» переворот в церкви, были масонскими. Достаточно одного: церковные организации сделали это по велению мира. Любой человек, говорящий, что стиль не имеет значения, либо находится в неведении, будучи новоначальным, либо в прелести, будучи хорошо осведомлённым в этой области. Безусловно, послушание такому старцу принесёт душевный вред, который, возможно, выявится не сразу. При нынешнем плюрализме в вопросах веры «непрелестных» старцев найдётся не так уж много. Согласно святоотеческому учению догматические заблуждения, неизбежно приводят к прелести, и чаще всего заканчиваются тяжкими греховными падениями. Естественно, говорить, что такой прелестный старец может познавать волю Божию и быть духовным наставником – просто нелепость.

Игра оппонента святителя Игнатия построена на том, что трудно определить, кого можно считать духоносным старцем. По мнению иеромонаха – это практически любой монах, не впавший в смертные грехи. То есть послушник спасется самим послушанием, можно сказать почти, что кому угодно. Таким образом, послушание становится универсальным способом достичь Царства Небеснаго. Причём, далее иеромонах Доримедонт выносит послушание за границы монашеской жизни, считая, что послушанием спасаются даже миряне. Это отчасти правильно, так как любой христианин спасается послушанием Богу, но тут имеется в виду послушание именно в монашеском смысле, опосредованное некими мирскими старцами-духовниками, что на деле означает просто любого священника. Абсурдность этой теории может быть легко скрыта за красивыми фасадами пространных речей о смирении и кротости. На деле же логически ведёт к утверждению некой нехристианской системы, построенной на беспрекословном выполнении приказов, исходящих от главы христианской организации, начиная от членов Синода и кончая любым мирянином. Не нужно говорить о и том, что подобная теория может быть расширена и на государственную сферу, при использовании удобных ссылок на апостола Павла и т.д. Таким образом, чтобы попасть на этот удобный для современного мира путь, достаточно доказать, что для послушания достаточно найти любого старца и признать абсолютное послушание ему необходимым путём спасения.

Но мало иметь просто непрелестного старца, нужно чтобы он имел некоторый духовный опыт. Странно было бы отвергать необходимость этого опыта. Вся история монашества свидетельствует именно о том, что желающие подвизаться устремлялись именно к духоносным наставникам. Но тогда вся система теряет универсальность, так как нельзя ввести точного критерия духоносности старца. Вернее эти критерии становятся весьма индивидуальными. И уж точно нельзя перенести монашеское послушание в мирскую сферу. Новые веяния в духовной жизни подталкивают нас к мысли, что в послушании вообще существенной роли не играет духовность старца и пастыря. Поэтому, якобы ничего не изменилось по отношению к древним временам: посмотрите сколько носящих монашеские одежды. Такой формальный подход к монашеству, к духовной жизни – это и есть один из признаков последних времён, которые хорошо различал святитель. Тем более, что при здравом рассуждении, «неприносящий вреда» есть приносящий пользу, то есть уже духоносный15.

«А святые отцы учат нас пребывать в высочайшей из добродетелей – в послушании, чтобы мы стали подражателями Христу. Такова их цель. То есть послушанием они очищают нас от разных страстей мудрования и от привязанности к своей воле, чтобы мы получили Божию благодать. И опять же, когда благодать отходит, чтобы нас закалить, старец, как некая благодать, тебя носит и тебя наставляет словами своего делания, которое он уже исполнил, и возгревает твою ревность, пока и ты Божией благодатью и молитвами твоего отца не освободишься от браней, и тебя снова не захватит Божия благодать, и не вверит тебе как совершенному сладкий Иисус Свои честные сокровища»16. Видим, что эти слова никакого отношения не имеют к навязываемому нам понятию послушания. Старец не столько должен заставлять себе подчиняться, сколько быть проводником Божественной благодати для ученика. И когда ученик теряет благодать, то на помощь ему приходит старец. Может ли придти на помощь утопающий?

Казалось бы, всё понятно: монаху надо искать совершенного старца, чтобы исполнять волю Божию, а не падшую человеческую или, ещё хуже, бесовскую.

Но откроем новую книгу известного ученика старца Иосифа (Исихаста) ныне здравствующего (в Америке) архимандрита Ефрема выпущенную подворьем Троице-Сергиевой лавры. Книга, разумеется, переводная. Архимандрит пишет согласно со святыми отцами: «Когда кто-то приходит для того, чтобы стать послушником, то совершенно очевидно, что он приходит не ради игумена или монастыря. Понятно, что он приходит ради любви Христовой и спасения своей души»17. «Живую икону Христа носит в себе духовник, слушаться которого заповедуется послушнику ради одной только любви Христовой» (замечательное слова) Но далее начинаются странности: «Не ради личности старца, ибо он может быть и грешным человеком, может быть и достойным геены, как и я, но послушание имеет совсем другой смысл: оно относится прямо ко Христу». И тут понятно, что хотел сказать автор: мы должны слушать самого Христа, и старец может даже не быть святым, может даже погибнуть (если, например, будет не радеть о своих учениках), но послушание Господу спасает человека. Это и имел в виду архимандрит, но неуловимым движением кисти слова получают совсем другой оттенок: какой бы твой старец не был, падший, греховный, всё равно, послушание ему спасает послушника. Я не думаю, что переводчик или редактор сознательно переиначивают слова уважаемого архимандрита, но, скорее всего, такое складываемое в сознании современного человека понимание послушания приводит к бессознательному искажению смысла. Этому мы находим подтверждение далее: автор в другом месте ставит заповеди Божии выше послушания. То есть послушник никогда не может идти на нарушение заповедей, иначе это послушание не Богу, а диаволу. Но в другом месте мы читаем, как старец заставлял своего послушника красть вещи из кельи, а потом возвращал их обратно. В любом случае воровать – это грех, даже по послушанию18. И, разумеется, архимандрит имел ввиду, что старец благословлял приносить вещи братьев из келии (тем более, что в истинной киновии вопрос собственности должен быть решён). Но «брать» и «красть» – разные понятия. В головах же трудившихся над текстом опять начинает работать ложное понимание послушания, за головой начинают работать руки, начинают писать, и что же получается? Получается, то, что через некоторое время мы услышим, что старцы могут заставить своих послушников воровать, и это истинное послушание, и последует ссылка на подобную книгу. Теперь совершим, увы, уже ставший традиционным перенос монашеских ценностей в мирскую жизнь и получим: если батюшка благословляет вас воровать или сам искушается церковным имуществом, то достойно похвалы будет помочь батюшке грузить это имущество в какую-нибудь крупную машину типа «Камаза»19.

Кроме того, этот случай подтверждает мнение святителя Игнатия, против которого выступает о. Доримедонт, что послушник должен иметь веру в старца. Именно, так эта вера и проверяется – послушник уверен, что его старец не заставит его делать чего-либо плохого. «Послушание образует повинующегося по образу того, кому он повинуется: «Зачинаху овцы по жезлом» (Быт.30:39) говорит Писание». «Возразят: вера послушника может заменить недостаточество Старца. Неправда! Вера в истину спасает, вера в ложь и бесовскую прелесть губит…» (свт. Игнатий, т 5, стр. 72–73).

И вот наш современник легко разоблачает святителя: не вера в старца спасает, а вера в Бога!. Разумеется, вера в Бога необходима, но и вера в старца тоже нужна20. Здесь необходимо напомнить афонскому иеромонаху слова из катехизиса митрополита Филарета, которые ему, несомненно, известны:«Святый Кирилл изъясняет сие так: Не только у нас, которые носим имя Христово, за великое почитается вера, но и всё, что совершается в мире, даже людьми чуждыми Церкви, совершается верою. – На вере утверждается земледелие: ибо кто не верит тому, что соберёт произросшие плоды, тот не станет сносить трудов. Верою водятся мореплаватели, когда, вверив судьбу свою малому древу, непостоянное стремление волн предпочитают твердейшей стихии, земле, предают самих себя неизвестным надеждам и имеют при себе только веру, которая для них надёжнее всякого якоря. (Огласит. поуч. 5)». Поэтому можно доверить себя старцу «малому древу», предпочитая монашескую жизнь, полную «стремлений волн» более стабильному в духовном отношении мирскому образу жизни.

Вера в старца совершенно не противоречит вере в Христа, так как этой верой исповедуется сам Христос. Ведь, если есть святые старцы, которым можно доверить себя целиком, то значит, мы признаём не просто спасительную миссию Христа, но и Утешителя, пришедшего вслед за Ним, благодатные дары которого восприняты старцем. Но вот беда: такое понимание послушания совершено лишает его универсальности, доказать которое и хотят нынешние теоретики послушания. Послушание становится чисто монашеским делом, да и то не всегда реализуемым.

Есть хорошие монашеские общины, но в них нет такого игумена или старца, каждому слову которого можно поверить безусловно. Можно убедить человека, что надо выполнять те или иные функции. Но невозможно заставить его поверить человеку, даже можно сказать в человека, в его авторитет21, в его праведность. Если есть такая вера, то если старец и заставляет брать вещи из келий братии, то у послушника не может возникнуть и сомнения в правильности своих действий, но такая вера основывается не на самообмане, а на хорошем знании старца и, конечно, на любви к старцу.

Заметим на любви к конкретному человеку, а не на уважении к его должности. А любовь и вера не могут подчиняться ни приказам, ни уставам. Самый лучший монашеский устав не может заставить любить старца и верить каждому его слову.

Вспоминается мне рассказ об одном старце и об его ученике. Старцу было уже далеко за восемьдесят. А послушнику за шестьдесят. Прожили они в таком составе лет двадцать, и их отношения, мне кажется, были близки к тому идеалу, который я пытался изобразить. Один афонский паломник любил приходить к ним в келью, и старец давал ему наставления. Надо было видеть, как послушник, сам уже по возрасту старец, сделав небольшую паузу в своём повседневном труде старался хотя бы минуту послушать геронту, приходил в келью присаживался прямо на корточки и тихо слушал, что скажет старец. Разве он мог говорить что-то маловажное и второстепенное?

Но бывает общежитие, где послушание реально становится выполнением определённых работ по благословению старца или игумена, так как нет такого почитания старца, которое требуется для истинного послушания22. Впрочем, это тоже является послушанием, но уже не старцу, а монашеской общине живущей по определённым законам. Монах должен подчинять свою волю этим законам, но не может быть совершенного послушания геронте.

И горе тому наставнику, который заставит своего послушника вынимать раскалённую кочергу из очага, как это случилось в девятнадцатом веке в одной афонской келье, которая получила от этого случая название послушнической. Те древние старцы сами проходили послушание и, научившись ему, становились учителями других, что предполагает определённую преемственность. И чтобы стать старцем необходимо самому значительное время пробыть послушником, этого-то не желают слышать «младостарцы», не знавшие послушания.

И это совершенно разбивает представления о некоем восьмом таинстве, которое якобы составляет пострижение в монашество. Пострижение – это отрицание от мира, для осуществления которого Бог подаёт человеку благодатные дары. Выполнивший, вернее, преуспевший в этом делании, которому невозможно научиться, не имея хорошего учителя, является истинным послушником Богу, и он может и других учить послушанию. И уж, тем более, становится невозможным перенос послушания наставнику в мирскую жизнь, оставляя для этого образа жизни только послушание Богу и Царю.

Узнав, каким должен быть старец, зададимся вопросом: а на чём зиждется послушание? Ответ на этот вопрос также существует и достаточно прост: на любви.

Послушание как проявление любви

На чём основывается послушание? Ответ уже фактически прозвучал: на любви и можно поставить точку. Но мало кто поверит так сразу в это, а если и не будет возражать, то внутренне не согласится. Настолько в нас вдолбили упрощённый подход к послушанию. И каждый второй пастырь скажет вам, что главное в послушание – это строгость, требование неукоснительного подчинения порядку (зачастую самим пастырем придуманному). И не просто требование, достижение подчинение любыми способами, пусть даже это будет жестоким по отношению к человеку. Если же человек не сможет подчиняться такому порядку, то его следует просто изгнать безо всякой жалости. И многим покажутся такие высказывания вполне верными. Ведь сколько живописных картинок нарисовали перед наши глазами, когда какой-нибудь старец или игумен лупцует палкой своего ученика, а тот смиренно всё принимает. Разумеется, бывают и такие случаи, когда святые наносят побои своим ученикам или намеренно их оскорбляют. Или заставляют делать какие-нибудь глупости23. Но всё это делается не из-за того, что данные методы хороши, но потому что данному ученику в данное время весьма полезно применение палки для врачества от духовных болезней. Короче говоря, старцы, всегда познающие волю Божию, знают, что именно такой метод необходим сейчас для воспитания именно этого ученика. И подобные методы надо применять весьма избирательно, и они опять же не имеют универсального характера. Так вот, в основе всякого послушания даже с палочными методами, лежит любовь. И это – не пустой набор слов, привычное заполнение уже надоевших граф анкеты. Без любви не может быть послушания. Как не возможно существование Отца и Сына вне связывающей их любви. Не верите? Так послушайте:

«Прошу и молю, стойте, терпите доблестно, благодушествуйте, мужайтесь, помышляя, какой славы сподобятся треблаженные и святые послушники. Всеконечно, каждый в каком чине благоугодил Богу, сообразно с тем получит и благая своя в будущем веке. Но какой чин лучше? – Вонмите! – Велики служащие Богу в горах, вертепах и пропастех земных (Евр.11:38), отшельники, столпники, затворники, и другим каким образом жизни прославляющие Бога. Но, как вам известно, Господь наш Иисус Христос, раздаятель недомыслимых благ, сошедши на землю, не пустынный, не столпнический и не другой какой возлюбил образ жизни, но благоволил состоять в послушании, Ибо Сам сказал о себе: снидох с небесе, не да творю волю Мою, но волю пославшего Мя Отца (Ин.6:38). И ещё: яже Аз глаголю вам, о Себе не глаголю: но пославый Мя Отец, Той Мне заповедь даде, что реку, и что возглаголю (Ин.14:10; 12, 49). Также лентием препоясался Он, и рабий зрак прияв, умыл ноги учеников, отирая их лентием, и сказал об этом нигде в другом месте: Аз посреде вас есмь, яко служай (Лк.22:27). Если же, как видите, Он владыка сый всяческих, благоволил, паче всех других принять наш послушнический образ жизни; то как нам не радоваться, как не ликовать, как не восторгаться от того, что вы жительствуете – подобно Господу?». Это слова преп. Феодора Студита. Много ещё поучений найдём мы у этого святого говорящих о послушании. Видите: послушание только потому имеет силу, потому что имеет Божественный образ послания Сына Отцу. И поэтому вне любви оно не мыслимо. Может быть кто-то не почувствовал ещё разницы между современным пониманием послушания и святоотеческим. И там и там строгость, а любовь вещь эфимерная: кто определит есть ли она или нет. Но обратимся опять к преподобному Феодору. Поражает другое его слово о любви к братии. Способен ли кто из живущих на земле игуменов произнести подобное слово? Если способен, то мы можем признать, что им как пастырем движет именно любовь, которая требует собственно, не наказания пасомого, а его спасения, делая наказание проявлением любви. Но, увы, многие ли способны произнести такое...

«Божественного Писания слово есть: Аз любящии Мя люблю, ищущии Мене обрящут благодать (Притч.8:17). В другом месте и признак любви указывает оно, говоря: любяй же наказует прилежно (Притч.13:25). Так как я смиренный приставлен настоятельствовать над вами, то по необходимости в предыдущем наставлении обличил и укорил вас, не яко оскорбитеся, дерзаю словом Апостольским сказать вам, но любовь да познаете, юже имам изобильно к вам (2Кор.2:4), печалясь с вами во время скорби вашей и соутешаясь, при радости вашей. Ибо на кого другого мне смотреть? Или о ком другом печалиться и радоваться, как не о вас? Вы мои и братья и чада, и отцы, и друзья, и родные, и любезные, и вожделенные, и радость и венец, и всё другое, чем можно выразить искренность общения моего с вами. Свидетельствую же уверенность мою, что и вы таковы же ко мне, и ни к родителям, ни к братьям, ни к роду, ни к родине, ни к другому чему видимому вы не привязаны, но только к Богу, и по Боге к моему смирению. И благодарение, так соединившему нас, Богу в Духе Святом, чтоб любить и взаимно любиму быть, быть единым телом и единым духом, так как и призваны во едином уповании звания нашего (Еф.4:4). Будем же радоваться и сорадоваться друг другу; и по причине того, что случается иногда укорно говорить к вам, не будем отчуждаться друг от друга, но, как это бывает, из любви и к общей пользе будем переносить наказание терпеливо. Ибо писано:сыне не пренебрегай наказанием Господним, ниже ослабевай, от Него обличаемый: его же бо любит Господь, наказует: биет же всякого сына его же приемлет. (Притч.3:11,12). К чему прилагает и апостол: аще наказание терпите, яко сыновом обретается вам Бог: который бо есть сын, его же не наказует отец? Аще же без наказания есте, ему же причастницы быша вси: убо прелюбодейчищи есте, а не сынове (Евр.12:7,8)» (слово 335). Везде у преп. Феодора послушание зиждется на любви игумена к братии и братии к нему, а также братии между собой. Вне этой любви не может быть послушания24. И даже наказание – это следствие любви, а не кара за провинность. Согласны с преподобным Феодором и современные нам монахи.

Паисий Святогорец: «Чтобы подчиниться кому-либо, нужно или благоговеть перед ним, или бояться его. Подчинение от благоговения является духовным, от страха же – военной дисциплиной. Послушание – это ключ от дверей рая, но только послушание, а не солдафонство, то есть вынужденное подчинение и молитва из-под палки. Никто не исцелился сам, и никто не спасётся без послушания. Послушание и природная простота ведут к святости кратким путём»25

С ним согласен и упоминавшийся здесь архимандрит Ефрем: «…Послушание имеет совсем другой смысл: оно относится прямо ко Христу. И поскольку любовь Христова нас призвала прийти сюда для подвига и спасения своей души…». Но он подчёркивает ещё и то, что послушание базируется не только на любви между старцем и послушником, но, в первую очередь, на их общей любви к Богу. А общая любовь к Богу предполагает и взаимную любовь старца и послушника26.

Мало кому удаётся достичь этой высшей добродетели. Как же может тогда существовать монашеская жизнь, если вся жизнь уходит на то, чтобы обрести христианскую любовь? Чтобы это понять, постараемся ответить на вопрос: почему же преп. Феодор и другие святые ставят послушание выше всего в монашеской жизни? Первый аргумент мы уже знаем: послушание Сына Отцу соделало наше спасение. В Спасителе человеческая воля подчинена Божественной. Спаситель принимает образ раба, несёт всё наше наказание как последствие грехопадения, Сам выбрав этот путь, и уже в Воплощении подчиняет свою волю воле Божественной, то есть отдаёт себя в послушание. Второй аргумент мы также встретим у преп. Феодора: «Первая причина душевной болезни – гордость, по причине которой ниспал денница, возсиявшая заутра; вторая – преслушание, за которое изгнан был из рая первозданный; и из обеих их произошли тьмы родов и видов ненавистного греха». «Желаешь ли теперь узнать пагубные следствия непослушания? – Помяни об Адаме, который тем, что ослушался Бога, вкусив от запрещённого плода, ввёл смерть в мир…»(слово 327). То есть находящийся в послушании ведёт богоподобную жизнь и побеждает тот грех, которым согрешил Адам. Грехом преслушания человек отпал от Бога, значит, послушанием надо вернуться к Нему. Оба эти аргумента схожи между собой. Они относят послушание не к одной из добродетелей, а показывают послушание как добродетель добродетелей. Послушание – не один из путей спасения для монашествующих, а тот путь, которым соделано наше спасение, и который нам нельзя миновать, если мы стремимся к вечной жизни27. Но послушание невозможно без любви. И любовь покрывает все недостатки, несовершенства старца. Отметим, что послушание Царю, или мужу тоже основывается на любви.

Объединённые любовью к Богу старец и послушник, разумеется должны иметь любовь и друг ко другу. Таким образом, важным аспектом монашеского послушания, является то, что оно не возможно без участия двух человек. И непросто двух челок, а один из них может быть назван в какой-то мере святым. Но и этого мало для послушания, нужно, чтобы между ними установились особые отношения, базирующиеся на любви. Всё это наносит смертельный удар теориям, проводящим параллель между Таинствами церкви и послушанием. Как известно совершение Таинств не зависит от совершенства или греховности совершителя. Такое сопоставление послушания и Таинств вполне возможно, оно встречается даже у святых отцов. Так архимандрит Софроний пишет о старце Силуане: «Совершенно исключительное внимание отдавал он внутреннему духовному послушанию игумену и духовнику, считая его Таинством церкви и даром благодати». Но последующий текст явно говорит о том, что послушание невозможно без духоносного наставника: «Обращаясь к духовнику, он молился, чтобы Господь помиловал его, открыл ему Свою волю и путь ко спасению; и, зная, что первая мысль, которая рождается в душе после молитвы, есть указание свыше, он ловил первое слово духовника, его первый намёк и дальше не вёл свои беседы. В этом мудрость и тайна истинного послушания, цель которого познание и исполнение воли Божией, а не человеческой»28. Далее ещё важнее: «Если послушник (исповедник) и духовник сохраняют должное отношение к таинству, то извещение от Бога даётся скоро; если же почему-либо нет извещения, то духовник может спросить дальнейших объяснений…» Видите, по учению преподобного нет какого-то автоматического познания воли Божией, и необходимо не только благочестие как наставника, так и послушника, но даже их совместная молитва о даровании извещения от Бога. Глупо тут говорить, что послушнику неважно, кого выбрать старцем и за неимением: нет, не духоносных, а даже просто благочестивых наставников, – обращаться к каким попало. Вряд ли при этом послушнику удастся избавиться от лицемерия, и разве подобное послушание будет богоугодным? Послушник, как уже говорилось, должен верить своему наставнику. Верить в то, что ему открывается воля Божия. Об этом же говорит и святитель Игнатий, за что и подвергается нападкам со стороны молодого иеромонаха. Теперь мы можем добавить, что он должен любить своего наставника, и должен быть любим им. Таким образом послушание может быть названо Таинством, не в догматическом, а духовно-нравственном смысле, как кратчайший путь ко спасению29.

Послушание Богу необходимо для нашего спасения, а послушание старцу достаточное, но не необходимое условие спасения. Не все монахи могут найти старца, у которого можно быть в послушании.

Дело в том, что даже в монашестве послушание не является необходимостью. Всем хорошо известно, что есть монахи, живущие в общежительном монастыре, были те, которые жили по идиоритмическому уставу, были и просто монахи-отшельники. Конечно, нет сомнения, что первый путь – самый эффективный, самый проверенный и надёжный. Послушайте, что сказал великий русский афонский старец Арсений своему ученику – будущему духовнику Пантелеймонва монастыря Иерониму, направляя его в общежитие: «А что ты говоришь, что ты в пустыне хочешь победить страсти, и достигнуть соединения с Богом, – это так: достигают и в пустыне, аще будут по воле Божией жить; но в общем житии обое можно скорее получить, потому что пустыня только усыпляет страсти, а общежитие до конца умерщвляет страсти, и погребает в смирении и в послушании и в отсечении собственной воли, и когда умертвятся в нас страсти, тогда и обрящем душевное спокойствие, и соединимся с Богом». Но жили и спасались и в идиоритмах, и в пустыне, если жили по воле Божией. Что представлял собой идиоритмический монастырь, или в русской традиции штатный монастырь?

Возьмём описание афонского инока Парфения, который также был учеником о. Арсения: «Теперь напишу хотя бы немного о лаврах. Лавра по-гречески называется диорота; в них живут больше по своей воле как хотят, только под духовником (то есть и как большинство мирян, обращаются к нему за советом). Пищу получают из общего, хлеб печёный, масло, вино и крупы; а готовят каждый для себя. Трапезы общей не бывает; бывает только для странних. Деньги и вещи каждый у себя имеет, и что кому надобно, – покупают. В церкви правило правят по уставу афонскому, продолжительно. Всенощные бдения бывают только по великим праздникам, тоже продолжаются двенадцать часов. Послушание братия проходит по обычаю; богатые на послушание в монастырь не ходят, но исправляют другие послушания, – посылаются в разные места по монастырской надобности. Бедные много работают и много терпят скорбей. Управляются монастыри соборными старцами. А хотя и избираются игумены, но только ради церкви. И в сих монастырях, много есть рабов Божиих, которые проходят совершенную монашескую жизнь. И там много таких, которые знают только что церковь, да свою келлию: положили в монастырь довольно денег, с тем, чтобы их ни в чём не беспокоили, и живут яко в пустыне только по своей воле (правильнее сказать по воле Божией)».

Ясно, что жизнь в общежитии совершеннее, поэтому в отечестве нашем и явились ревнители общежительного устава: преп. Сергий Радонежский, преп. Иосиф Волоцкий и другие. Но такая киновия должна соответствовать своему идеалу. Нет ничего страшнее, чем общежительный монастырь, который подчиняется игумену, но на деле является настоящим идиоритмом. Увы, современному русскому человеку не нужно долго ходить за примерами. Есть игумены, который легко расправляются с теми, кто не подчиняется им, но при этом «особые» монахи имеют в таких монастырях не просто личную собственность, но даже и автомобили.

В двадцатом столетии на Афоне стали спешно ликвидировать идиоритмические монастыри, но делалось это не по ревности к общежитию, а с целью укрепления дисциплины, то есть введения именно мирских порядков. Именно, поэтому повсеместно сейчас распространены общежительные монастыри. Они лучше соответствуют церковной дисциплине. Как бы ни плох был идиоритм, но он соответствовал состоянию духовной жизни: когда монахи не могли подняться до общежития, то лучше им было нелицемерно жить в подобном монастыре. Кроме того, по словам инока Парфения, идиоритм был своеобразной пустыней, хотя и был монастырём. Поэтому на Афоне бок о бок существовали и общежития, и идиоритмы, и кельи, в которых жил старец и несколько учеников, и отшельники. Монашеская жизнь развивалась естественно и принимала необходимые в каждую эпоху формы и, кроме того, обеспечивая монаху возможность спасения в зависимости от его душевного устроения, телесной крепости, духовного совершенства и предназначения. Но, кроме общежития все другие формы монашеской жизни труднее способствуют введению дисциплины.

Послушание и дисциплина

Надо отметить. что дисциплина, которой ныне пытаются подменить послушание, на деле является его противоположностью. Дисциплина предполагает подчинение не воле Божией, а воле человеческой30. Какие бы хорошие цели не преследовало бы государство или воинское подразделение, это подчинение одного человека другому служит не познанию воли Божией, а устроению, организации жизни или тех иных действий по каким-то законам, либо объективным, либо принятым в том в данном конкретном случае. Истинное монашеское послушание не затрагивает какие-то отдельные сферы жизни, оно охватывает всю жизнь послушника и цель его отсечение воли младшего, духовный рост. Дисциплина направлена на чисто внешние задачи. Так в современной церковной жизни необходимы монастыри как внешние институты – православная церковь не мыслиться без монастырей, которые являются не только историческими памятниками, но и своеобразными духовными заповедниками. Соответственно, после советских времён духовная жизнь находится не в лучшем состоянии. Это и понятно, ведь эта власть не позволяла монашествующим свободно жить по своим законам преследуя старцев, нарушая духовную жизнь. Упадок монашества был неизбежен, и теперь же чтобы возродить в краткие сроки нужно использовать чисто внешнее орудие – дисциплину. Этому и способствует всеобщее обмирщение в церкви. И вот мы уже видим игумена, живущего в Москве и по телефону дающего указания своему доверенному лицу, находящемуся верст за триста от Москвы. Послушание осуществляется конкретным лицам и не предполагает замены и охватывает весь внутренний мир человека. Послушание направлено на совершенствование духовного мира, на спасение послушника. В этом коренное отличие послушания от дисциплины, которая напрвлена на поддержание внешнего порядка.

Кроме того, послушание только тогда является послушанием, когда оно является результатом свободного выбора. Послушание выполняемое в силу внешних причин. С внутренним ропотом не приносит плода послушнику. Вот как об этом сказано в «Уставе преп. Венедикта». (Древние иноческие уставы, стр. 603.): «Послушание тогда бывает угодно Богу и любезно людям, когда повеленное исполняется не с тревогою, не с медлением, не с холодностью, или ропотом, и не с оговоркою, выражающей нехотение. Повиновение, оказываемое наибольшему – Богу оказывается, так как Он Сам сказал: слушаяй вас мене слушает (Лк.10:16) – и должно быть оказываемо с добрым расположением сердца: «доброхотна бо даятеля любит Бог (2Кор.9:7). Если ученик повинется не с добрым расположением, и не устами только, но и в сердце поропщет, то хоть и исполнит он повеление, не будет это приятно Богу, Который видел сердце ропщущаго. За таковое дело не только не получит он никакой благодати, но ещё подвергнется наказанию вместе с ропотниками, если не исправится с понесением должной епитимии».

И послушание и дисциплина предполагают наличие авторитета. Дисциплина не позволяет ослушаться начальства, послушание подчиняет монаха старцу чисто по внутренним причинам. Авторитет в случае дисциплинарного устройства абсолютен – он назначен вышестоящим органом и только может быть снять. Дисциплина не предполагает свободы. Вот тот человек, которому ты должен подчиняться в своей области деятельности – хочешь ты того или нет. Послушание предполагает нечто другое – во-первых, свободный выбор того, кому ты будешь подчиняться, во-вторых, свободу покинуть старца или монастырь. Старец или игумен должен иметь авторитет, авторитет относительный, а не абсолютный. Тот или иной человек может потерять авторитет – по тем или иным причинам: впасть в ересь, нарушать монашеские уставы или устав конкретного монастыря и т.д. и т.п. Дисциплина же предполагает безусловное подчинение начальству – иначе такая организация не будет дееспособна. Вот как об этом пишет новомученик М.А. Новосёлов: «Если же мы под словом «авторитет» подразумеваем, как то иногда бывает, известное чисто физическое, чисто нравственное значение, благоприобретённое каким-нибудь лицом на пути христианских подвигов и мудрости, т.е. на пути сыновнего послушания Святой Церкви, а не посредством власти над ней, – если мы так определяем авторитет, то он, конечно, имеется в Церкви Христовой, а не посредством власти над ней, – если мы так определяем авторитет, то он, конечно, имеется в Церкви Христовой, источнике всякой мудрости, больше, чем где бы то ни было. Является же он тогда только вопросом факта, а отнюдь не вопросом права»31. Здесь автор не просто противопоставляет нравственный авторитет, абсолютному авторитету, который отсутствует в православной церкви, но занимает главенствующее место в католической церкви. Но и указывается на источник этого авторитета – Церковь. В этом главное отличие авторитета нравственного, от авторитета абсолютного дисциплинарного. Причём в первом случае источником этого авторитета является Церковь понимаемая, как Организм, как Тело Христово, во втором, как организация. И залог существования этого авторитета в послушании Церкви, есть это послушание, то есть и участие в Теле, тогда авторитет становится безгрешным и возможно то послушание, о котором учил преп. Силуан. Конечно, тот или иной грех отлучает человека от участия в Церкви-Организме, но послушание Церкви скоро возвращает того человека обратно. Поэтому если старец не потерял эту связь с Церковью, то ему должно подчиняться и такое послушание будет спасительно, если же он впал в грехи и принадлежит только организации. Бросив своё послушание перед Церковью, заменив его дисциплинарным участием в организации, то подчинение такому игумену или духовнику будет несением скорбей, которыми и спасаются ныне многие монахи. Новосёлов говорит об этом следующим образом: «Но эта мудрость, это ведение никому не даётся лично, потому что лично мы ничего собственного, своего, не имеем, кроме греха. Даётся ведение только по мере участия в Церкви, потому что ведение само принадлежит только ей одной, Церкви Христовой, получившей с самого начала всё в полности» (Там же). Таким образом, если игумен, старец или кто иной замахивается или просто игнорирует постановления церкви (не говоря, конечно, о догматах), то он ставит себя выше Церкви и послушание такому пастырю может принести только горькие плоды.

Любопытно, что великий ревнитель киновиального монашества прп. Феодор Студит, прямо сравнивает киновию с Церковью. «…И у келаря дело не будет идти, как бы хотелось, если не будет иметь помощника в лице повара, также и у прочих, если не будут иметь других, таким же образом настроенных. И как в одном теле много членов есть, но равно един о другом пекутся все уди, и аще страждет един уд, с ним страждут все уди: аще ли же славится един уд, с ним радуются вси уди (1Кор.12:25-26), так и в братстве, если это условие не будет соблюдаться, то не будет у нас ни киновии, ни мира, ни согласия, но внутренний разлад и разложение. Если же это так, то как смеет кто-либо предпринимать что-нибудь по своему желанию… Или как смеет кто-нибудь отказываться, когда его зовут на дело, и не подчиняться тем, кто имеет власть над ним? Таковый – не послушник, но ослушник, не брат, но чужой»32. 33. Таким образом, киновия становится как бы воплощением самой Церкви как Тела Христова, а начальство в ней даётся самой киновией (Церковью). То есть каждый член киновии, включая игумена должен жить по её законам, а не наоборот, киновия должна подчиняться придуманным законам игумена, или просто прихотям его. Участие в такой идеальной киновии подразумевает отрицание от своей воли, подчинению её общей воли киновии, как единого организма, подобно тому как участие в Теле Христове подразумевает подчинение единой воли Церкви.

Таким образом, получается, что и старец и его ученики, в действительности являются послушниками Бога, послушание Которому осуществляется через посредство Церкви. Если старец, более совершенный, как предполагается, в этом послушании, станет ослушником, то послушание ему становится исполнением его личной воли и не может быть признанно спасительным. В последнее время много говориться о правах священнослужителей. Вспомним, что святитель Амвросий включил в свою книгу только обязанности священнослужителей. В действительности для послушников Бога могут быть только обязанности и чрезвычайно мало прав. И быть старцем не означает занять какое-то важное место в монашеской иерархии. А возложить по воле Божией на себя непомерно тяжёлый груз. В современном богословии при рассмотрении послушания центральной становится фигура послушника: дескать, делай то, что тебе говорит старец – вот и будет послушание. А в действительности главной фигурой в послушании является старец, он безусловно несёт ответственность за то, что сказанное им должно соответствовать воле Божией, хотя такое соответствие относительно и полностью не может соответствовать воле Божией. Архимандрит Софроний пишет о таком эпизоде из жизни игумена Пантелеймонова монастыря Мисаиле в своих воспоминаниях о старце Силуане: Однажды он вызвал к себе новоначального монаха и возложил на него сложное и трудное послушание. Послушник с готовностью принял его и, сделав положенный поклон направился к двери. Вдруг Игумен позвал его. Послушник остановился. Наклонив голову на грудь, Игумен спокойно, но значительно сказал: «Отец С., помни: Бог дважды не судит, поэтому когда ты что-нибудь делаешь за послушание мне, то я буду судим от Бога, а ты свободен от ответа». Конечно, это не касается случаев, когда послушник что-то делает противное воли Божием, например, нарушает заповеди Божии, важно то, что раньше старцы и игумены понимали, что им придётся держать ответ на Страшном Суде за свои ошибки и Суд был для них не какой-то абстракцией, они уже видели себя предстоящими Богу.

В книге «Жизнеописания афонских подвижников благочестия 19 века» читаем: «Занимая, по-видимому, незначительную должность, о. Антипа, по мере своих сил, ревновал о сохранении общежительных правил во всей силе. Однажды о. Нифонт в общей братской трапезе благословил келарю приготовить для себя и какого-то гостя отдельное кушанье. Келарь не приготовил: игумен разгневался и велел встать ему на поклоны. – Поклоны я буду класть с радостью, – отвечал ему келарь, но прошу извинить меня: сделано это с благою целью, дабы не было претыкания и соблазна братии! Так как самим тобою же начаты добрые уставы по правилам святых Отцов, то чтобы тобою же не были они нарушаемы, потому что настоятелю во всём надо быть примером для всех: тогда только будет твёрдо и надёжно наше общежитие! – Потом, когда совершенно успокоился о. Нифонт, он благодарил о. Антипу за благоразумную ревность»34. Видите послушание Церкви, которое выразилось в послушании монашеским уставам о. Антипа поставил выше своеволия своего игумена и тем самым направил его на путь спасения. Постойте, а как же: «послушание выше поста и молитвы»?

Сколько раз мы уже слышали эти слова. Они не сходят с уст и сегодня. Разумеется, просто глупостью является понимание этого выражение, как противопоставление послушания посту и молитве. Де, главное, послушание, а остальное не так важно. Но обратимся вновь к старцу Силуану: «Почему Святые Отцы послушание ставили выше поста и молитвы? Потому, что от подвигов без послушания рождается тщеславие, а послушник всё делает, как ему сказано, и не имеет повода гордиться. Кроме того, послушливый отсёк свою волю во всём и слушает своего духовного отца, и потому ум его свободен от всякой заботы и чисто молится». И ничего не имеет общего это выражение с тем, смыслом который в него вкладывают ныне. И, разумеется, уж никакого отношения к каноническому устройству церкви оно не имеет.

Таким образом, неправильное понимание монашеского послушания, а тем более нелепый перенос его на все аспекты церковной жизни привело к тому, что послушание было незаметно заменено дисциплиной. Этому способствовало понимание послушания, не как послушания Церкви, а через неё Богу, а как следование человеческой воле человека занимающего то или иное место в церковных структурах. Насколько это пагубное понимание получило распространение в церкви, мы будем рассматривать далее.

Завершая эту тему, хочется привести ещё один замечательный пример из афонской жизни. Одного болгарского старца именем Герман, жившего во второй половине 19 века однажды посетил насельник Саровской пустыни. Как это часто случалось при подобных посещениях, русский монах просил у старца духовного назидания и спросил: «Что на пути монашеской жизни нашли вы лучшего?» «Послушание! – отвечал он. – Я готов верить этому если говорить о жизни отшельнической, – продолжал я, – но когда дело коснётся общежительной, то не совсем верю: мне кажется, что соперничество в состоянии монастырей увлекло предстоятелей, а за ними и всё монашество в интересы и материальность, которых добиваются разными благовидными средствами; отчего, думаю, в наши времена так оскудело истинное монашество. При таком направлении иному из нас иногда приходится получать послушания, не согласуемые совестию нашею с учением Церкви. Будет ли в таком случае послушание спасительно? Если ты убеждён, – ответил он, – что повеленное противно заповеди Божией, то, что мешает тебе, прежде исполнения объяснить о том начальнику? – Моё распятие! – отвечал я. – Но не на то ли ты вышел из мира, чтобы взять крест свой и последовать Христу? – Но что мне делать, когда по объяснении старец не убедиться и будет настаивать исполнить повеленное? – если оно не составляет грех смертного и ты немощен, то, по-моему, лучше делать, потому что он, а не ты будешь отвечать за то пред Богом; но если ты крепок верою, то лучше быть виновным перед начальником, чем пред Богом; лучше быть готовым понести наказание и даже выйти из монастыря, нося крест свой. Впрочем, кто в простоте сердца и с полной верою передаёт себя в послушание, непрестанно моля Господа, чтоб Господь открывал руководителю старцу волю Свою ради спасения твоего, того Господь не попустит до искушения: и начальника, и подчинённого избавит от сетей лукавого»35.

Любопытно, что в этом отрывке речь идёт уже не о собственно послушании, как средстве спасения, а о послушании, выродившемся в дисциплину. Здесь не может быть речи о доверии старцу и любви, к нему. Послушники, наоборот, опасаются искушений от начальников. И ни слова не говорит старец, проведший только на Афоне более сорока лет, ни о каком беспрекословном послушании. Старец советует послушнику, если он имеет на то силы, противостоять начальству и пытаться переубедить его, даже если это грозит изгнанием из монастыря! И чтобы жить в таком монастыре советует послушнику уповать на свои молитвы, чтобы Господь вразумил неразумных начальников! Вот какова была ситуация в русских монастырях 19 века. Но заметим, что тогда ещё не было распространения лжеучений подобных экуменизму! Что бы сказал старец, если узнал, что послушникам в Росси приходится грешить против веры!

Пора сделать некоторые выводы. Главный вывод: послушание предполагает не только внешнее подчинение, но и главным образом внутреннее. Вне внутреннего согласия со старцем или игуменом, послушание становится дисциплиной. Внутреннее согласие со старцем предполагает веру в то, что старец всё делает правильно, так как является сосудом благодати. Это можно назвать верой в старца. Истинное послушание основывается на взаимной любви послушника и старца и имеет своей целью не сохранение или процветание какой-либо организации (монастыря, кельи), но спасение старца и послушника. Только послушание такому духоносному старцу являющемуся причастником благодати и членом Тела Христова является спасительным для послушника.

Послушание не является универсальным путём спасения, и не всегда реализуется даже в монашеской жизни. Перенесение послушания в мирскую сферу, на отношения епископа и клира, священника и мирянина недопустимо.

---

Примечания: