Часть третья. Раскрытие сокровищ и красот души

«Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11, 1). Так определяет сущность веры ап. Павел.

Итак, вера есть, во-первых, та духовная сила в христианине, которая может обеспечить ему достижение желаемого, и, во-вторых, – уверенность в том, что не дано ему познавать непосредственно, через его внешние органы чувств.

По словам о. Валентина Свенцицкого:

«Вера есть высшая форма познания, особое восприятие, таинственное и непостижимое в нас, превышающее все остальные формы познания и включающая их в себя».

А К. Д. Ушинский пишет, что «вера есть небесное сокровище, которое вручено человеку Творцом, как рай Адаму, чтобы его «хранить и возделывать"».

Известный врач Н. И. Пирогов говорит:

«Веру я считаю такою психологическою способностью человека, которая более других отличает его от животного».

Хорошей аналогией для понимания значения веры является проводник электричества.

Для того чтобы человек мог использовать электрическую энергию, нужен проводник. Так и для идущей к сердцу человеческому благодати, очищающей сердце и исполняющей его Святым Духом, нужен также проводник. И таким проводником является вера человека.

Вспомним, как Господь «не мог» совершать чудес в Назарете, так как не нашел веры в сердцах Своих соотечественников (Мк. 6, 5).

Бог не принуждает к вере. Она есть свободный подвиг любящей души. Вместе с тем она является великим сокровищем и единственным путем к совершенству. Об этом так говорил старец Захария из Троице-Сергиевой Лавры:

«Помните, что Бог дал нам свободу и насильно Он не берет к Себе никого. Надо проявлять усилие в воле своей, чтобы получить в сердце своем благодать Святого Духа. Если бы Бог не дал нам свободы, Он бы уничтожил путь веры и привел бы к Себе всех путем принудительного знания. Не говорите, как некоторые невежды говорят: «Докажите нам существование Бога, и тогда мы поверим…» Тогда не будет веры, если доказать, а будет принудительное знание, и не будет тогда дороги к спасению».

Поэтому не следует спорить с неверующими и пытаться доказывать истинность христианской веры. Однако следует привлекать к ней внимание и раскрывать всю ее ценность и красоту и указывать на нее как на единственный путь для разрешения всех недоумений для разума человеческого.

Но когда в свободном сердце совершится акт веры, тогда Бог дает такие доказательства истинности веры, которые несравненно выше всех научных доказательств.

Поэтому ап. Иоанн пишет: «Верующий в Сына Божия имеет свидетельство в себе самом» (1Ин. 5, 10).

К сожалению, помимо спасительной христианской веры может быть и гибельная вера.

Так, «верующими» кроме христиан называют магометан, буддистов, идолопоклонников и т. д. А среди атеистов есть такие, которые «верят в человеческий гений», «верят в науку» и т. п.

Спасительная же вера, по определению ап. Павла, состоит в том, чтобы человек верил, что Бог (христианский) «есть, и ищущим Его воздает» (Евр. 11, 6). Вера же гибельная для человека (но точно так же не знание, а вера) состоит в том, что Бога нет, или нет возможности общения с Ним.

Итак, по отношению к Богу неправильно делить людей на «верующих» и «неверующих». И те, и другие только верят, а не знают; но среди них одни верят в бытие Бога, а другие в Его небытие.

То же и по отношению к личности Иисуса Христа. Одни верят, что Он жил на земле и был Сыном Божиим; другие верят, что Он был обыкновенным человеком; третьи верят, что Его вообще не было. Но все только верят, но не знают достоверно. «Блаженны не видевшие и уверовавшие», – говорил Господь апостолу Фоме (Ин. 20, 29).

Следует упомянуть, однако, что помимо «верующих» и «неверующих» есть еще небольшая группа философски образованных людей, которые не причисляют себя ни к тем, ни к другим, называя себя «агностиками».

Сущность агностицизма в том, что это учение утверждает, что мы ничего не можем знать о действительной сущности вещей. Поэтому на вопрос «Существует ли Бог?» агностики отвечают: «Мы не знаем». Это, по крайней мере, много честнее, чем вопреки логике и здравому смыслу категорически отрицать существование Бога, ложно базируясь при этом будто бы на «доказательствах науки».

По существу, много труднее верить в то, что Бога нет, чем в то, что Он есть: здоровая логика не может мириться с бессмыслицей, что все сотворенное: материя, энергия, весь сложный до беспредельности мир, человек и управляющие мирозданием бесчисленные законы – все это могло произойти как-то случайно, из ничего, без Премудрого Творца.

И прав пророк Давид, называющий безумцами тех, кто утверждает, что «нет Бога» (Пс. 13, 1).

Причину наличия в человеке той или иной веры не следует искать в его своеобразных построениях ума, в его разумности, в его развитии, образовании и т. п. Верой движет сердце, и оно диктует уму, во что надо ему верить.

Сердце доброе, любящее, тянущееся к духовному свету, к красоте, правде, истине, хочет, чтобы Бог был, и ему даруется спасительная вера.

Как пишет о. Иоанн С:

«Вера есть ключ к сокровищнице Божией. Она обитает в простом, добром, любящем сердце».

И наоборот, как говорит блж. Августин:

«Никто не отрицает Бога, как только тот, кто заинтересован в том, чтобы Его не было».

А проф. П. Лепорский пишет:

«Истинный мотив отрицания Бога – вражда грешника на Бога. Представление о карающем суде Божием мешает жить грешнику, как ему хочется. Чтобы грешить свободно, ему для своего успокоения необходимо сказать «в сердце своем: нет Бога» (Пс. 13, 1).

Что именно таково происхождение атеизма – в этом не может быть и сомнения. Как пишет В. С. Соловьев:

«Обыкновенно истины веры отвергаются заранее не по грубости ума, а по лукавству воли. Нет сердечного влечения к таким предметам, как Бог, спасение души, воскресение плоти, нет желания, чтобы эти истины действительно существовали, без них легче и проще, лучше о них не думать… Такое неверие озлоблено против тех предметов, существование которых оно отрицает, такое неверие недобросовестно… Но есть другого рода неверие, совершенно добросовестное, основанное… на особенности психического темперамента. Это неверие апостола Фомы… Если бы неверие Фомы происходило от грубого материализма, сводящего всю истину к чувственной очевидности, то, убедившись осязательно в факте воскресения, он придумал бы для него какое-нибудь материа-диетическое объяснение, а не воскликнул бы: «Господь мой и Бог мой!» Это неверие Фомы имеет все права на нравственное наше признание».

Абсурдно утверждение атеистов, что «наука не допускает веры в Бога». Опровержением этого является то, что множество из великих ученых верили в Бога. (Из последних наших ученых – Павлов, Филатов, Пирогов, Менделеев, Мичурин и др.).

Как говорил английский философ и ученый Бекон:

«Много знания приводит к Богу, а мало – удаляет от Него».

А Пастер пишет:

«Я верю, как бретонский крестьянин. Если бы я знал более, то верил бы, как бретонская крестьянка».

Вера спасительная есть дар человеку от Духа Святого Божия. Ап. Павел говорил: «Никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым» (1Кор. 12, 3).

Таинственен, непостижим дар спасительной веры, который отличает христианина от мертвого, невозрожденного человека. Здесь та же тайна, которая отличает живой и одушевленный мир от мертвой природы.

Безмерно высока ценность дара спасительной веры, которая приоткрывает душе человеческой дверь в Царство Небесное, которое «внутрь вас есть» (Лк. 17, 21).

Как величайший из даров человеку христианская вера может быть дана лишь при наличии в человеке глубокого смирения и подвига покаяния – сознания своих грехов при горячем стремлении к очищению своего сердца от страстей и пристрастий. Про это так пишет старец Силуан:

«Горделивый человек своим умом и наукой хочет познать все, но ему не дается познать Бога, потому что Господь открывается только смиренным душам. Чтобы познать Господа, не надо иметь учености, но надо быть послушливым и воздержанным, иметь смиренный дух и любить ближнего, и Господь возлюбит такую душу и явит Себя душе, и будет учить ее любви и смирению, и все полезное даст ей, чтобы обрела покой в Боге. Если какой-либо неверующий спросил бы нас: «Как мне обрести веру?» – то надо ответить так: «Господи, если Ты есть, то просвети меня, и я послужу Тебе всем сердцем и душою». Вера не может быть дарована сердцам горделивым, эгоистичным, находящимся во власти страстей. Такие сердца не могут понести дар веры, так как вера обязывает ко многому. Прежде всего она обязывает к жертвенному подвигу любви».

Об этом пишет св. Иоанн Златоуст:

«Много есть таких, которые веруют словам Священного Писания, но изнемогают в исполнении написанного».

Вот почему истинная вера, соединенная с жизнью, т. е. с исполнением на деле заповедей Господа, редка, и Сам Господь говорил про Своих учеников как про «малое стадо» (Лк. 12, 32).

В чем сущность живой веры? При ней имеется уверенность в бытии Бога и в возможности с Ним общения: «Ищущим Его воздает» (Евр. 11, в). Но одной такой веры, однако, недостаточно.

Об этом так пишет игумения Арсения:

«Верить необходимо не только в существование Бога Творца и в спасение, дарованное нам через Иисуса Христа, но надо верить неизменно, во всех обстоятельствах жизни, как бы тяжело ни было, что Бог милосерд, хочет нашего спасения и, видя, зная не только в чем временное наше благо, но и вечное, ведет нас к нему, как любящий, но мудрый отец своих детей, направляя их с одинаковой любовью, лаской и строгостью. Поэтому надо принимать с упованием как милость Божию (прося только Его помощи) всякое испытание или искушение, извне ли оно приходит, от наших ли немощей или от людей – орудий Божиих для нашего спасения, и часто обоюдного».

Наличие живой веры в человеке проявляется, по словам игумена Иоанна, также в нижеследующем:

«Вера, спасающая человека, не есть лишь вера в существование на небе и в отвлеченности Бога… Нет, вера есть реальная покорность Живому Богу на земле, безоговорочное доверие во всей полноте Его откровению, устремление и следование Им указанным путем и истолкование решительно всего во славу Божию».

Для верующего, как пишет о. Александр Ельчанинов, «нет ничего случайного на свете. Тот, кто верит в случай – не верит в Бога».

По учению прп. Исаака Сириянина, по наличию или отсутствию живой веры в Бога можно различать два типа людей. Для каждого из них будет характерным и миросозерцание, и душевное состояние, и взаимоотношение с миром.

У людей, живущих без живой веры, по словам преподобного, бывает «голое ведение, которое ценит только богатство, тщеславие, убранство, телесный покой, мирскую мудрость, годную к управлению дел в мире и способную к светской науке, искусству, изобретениям и т. д.».

Это ведение приписывает все случающееся не Промыслу Божию, а заботе и способности самого человека. Вместе с тем «оно не может пребыть без непрестанного попечения и без страха за тело, а потому овладевают им малодушие, печаль, отчаяние, боязнь от людей, страх от грабителей, страх от смерти, заботливость в болезни, тревога при скудости в недостатке потребного, страх страданий и все прочее.

Оно уподобляется морю, в котором ежечасно день и ночь мятутся и устремляются на пловцов волны, так как это ведение не умеет попечение о себе возвергать на Бога в уповании веры в Него.

А потому во всем, что касается до него самого, оно ухищряется в изыскании разных средств.

Когда же ухищрения его в одном каком-либо случае окажутся недействительными, таинственного же в сем

Промысла оно не усмотрит – тогда препирается с людьми, которые препятствуют и противятся ему.

Но если бы однажды вверил ты себя Господу, – говорит прп. Исаак про людей с христианской верой, – вседовлеющему для охранения твоего и смотрения о тебе, и если пойдешь вослед Его, то не заботься опять о чем-либо таковом, но тогда скажи душе своей: «На всякое дело довлеет для меня Того, Кому единожды я предал душу свою. Меня здесь нет, Господь это знает».

Тогда на деле увидишь чудеса Божии, увидишь, как во всякое время Бог близок, чтобы избавлять боящихся Его, и как Его Промысл окружает их. И хотя невидим телесными очами хранитель тот (Промысл), пребывающий с тобою, не должен ты сомневаться относительно Его, будто бы Его нет, ибо нередко открывается Он телесным очам, чтобы тебе иметь дерзновение».

Помимо уверенности в Промысле Божием имеется и еще несколько условий, чтобы вера была спасительной.

Ап. Иаков говорит: «И бесы веруют и трепещут» (Иак. 2, 19). Однако бесы при этой вере и при ожидании себе возмездия («трепетании») все же остаются вне спасения. В чем же спасительная вера?

Ап. Иаков учит, что «вера, если не имеет дел, мертва сама по себе» (Иак. 2, 17).

Здесь он требует непременного добавления к вере дел богоугождения – исполнения воли Бога и Его заповедей.

Апостол Павел добавляет к этому: «Если я имею… всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто» (1Кор. 13, 2).

Нужно думать, что когда в притче о брачном пире (Мф. 22, 11–14) Господь говорил о человеке, присутствовавшем на пиру, но «одетом не в брачную одежду», то Он подразумевал тех, кто имеет веру, считает себя христианином (присутствие на пиру), но не имеет одежды милосердия и деятельной Христовой любви к ближним. По признакам наличия последних будет и оправдание на Страшном Суде (Мф. 25, 31–46). А все те, кто делает себя, а не ближних, центром жизни («эгоцентризм», или «автоэротизм»), по существу являются неверующими, хотя бы они и называли себя христианами. У них «вера мертва» как не имеющая следствием дел любви.

Итак, любовь и дела любви оживляют веру, мертвую без них. Поэтому ап. Павел ставит в основу спасения не одну способность к вере в Бога, но три способности человека – верить, надеяться и любить. Он говорит: «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (1Кор. 13, 13).

Вера может быть у человека с детства – как дар за благочестие его родителей. Но она может прийти и в зрелом возрасте как дар благодати за стремление сердца человеческого к любви, истине, красоте и подвигу. В последнем случае она особо оценивается Господом.

Вместе с тем, как пишет архиеп. Арсений (Чудовской):

«Вера, как и любовь, не дается сразу и легко; ее нужно искать, ее добиваться, и только со временем, после усиленного духовного делания, вера овладевает всем нашим внутренним существом и делается для нас жизненным нервом, целью нашего бытия».

На вопрос иудеев «Что нам делать?» Господь отвечал им: «Вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал» (Ин. 6, 28–29). А сомневающемуся апостолу Фоме Он сказал: «Блаженны невидевшие и уверовавшие» (Ин. 20, 29).

Как возрастить в себе, укрепить веру и оберегать ее? Ап. Павел пишет: «Вера от слышания, а слышание от слова Божия» (Рим. 10, 17).

Итак, начало пути для стяжания и укрепления веры – это постоянное слушание слова Божия, проповеди богодухоносных служителей Слова и чтение Священного Писания, творений св. отцов и жизнеописаний святых и подвижников благочестия и другой духовной литературы.

Если не удается нам достаточно обращаться с носителями Духа Святого Божия, то тем более надо уделять время на духовное чтение, которое в наших руках. Кто наблюдал за собой, тот знает, как много помогает чтение укреплению веры и воспламенению духовной ревности.

Вера может потеряться (у сознательно не кающегося в своих грехах). Она будет слабеть, если человек будет добровольно и близко обращаться с неверующими людьми и читать литературу, написанную атеистами.

Особенно же вредно может отозваться на душе чтение антирелигиозной литературы: даже некоторые глубоко верующие христиане замечали для себя вред от чтения такой литературы.

Мы слышали от нескольких верующих людей такие слова: «Я никогда не прощу себе, что я позволил себе прочесть «Гаврилиаду» (написанную Марлинским, но некоторыми приписываемую А. Пушкину). Она навсегда мне отравила великий праздник Благовещения».

Что же касается людей со слабой верой или сомневающихся, то подобная литература может навсегда погубить и вытравить у них начатки веры.

Так, мы слышали следующее свидетельство от одной ранее веровавшей девушки:

«Я за одну ночь прочитала из сочинений Л. Толстого «В чем моя вера?» К утру я перестала быть верующей христианкой».

Надо вспомнить тот случай, когда великий из святых прп. Антоний Египетский мгновенно прекратил разговор и пустился бежать от одного собеседника, когда узнал в нем еретика.

Как и всякая другая добродетель, вера есть нежный цветок, если душу сравнивать с садом. Этот цветок надо взращивать, лелеять и вместе с тем тщательно оберегать от многих опасностей.

По существу всякий грех есть уже рана на теле души и вредит и вере в той или иной степени.

Грех лишает благодати Божией, а без нее вера гаснет и может даже умереть. Смертный грех убивает веру. Присмотритесь к жизни, и вы найдете женщин, которые теряли веру после первого аборта.

Как известно из Священного Писания, при конце существования человечества наступит «отступление», т. е. угасание веры во Христа (2 Фес. гл. 2–3).

Эта угасающая вера в последние времена идет по двум направлениям: там, где еще имеется свобода проповеди христианства, там под влиянием цивилизации, т. е. внешнего прогресса человечества: богатства, роскоши, комфорта, избалованности, праздности, общедоступности всевозможных развлечений (спорта, кино, радио, телевизоров) – там вера ослабляется, делается мертвой, не сопровождается любовью и делами любви. В этом теперь опасность особенно для западных христианских стран.

Там же, где прекращается проповедь о Христе, вера постепенно угасает. Однако если при этом народ не развращается от легкой комфортабельной жизни, если Господь не оставляет его Своими заботами, посылая ему как целительное средство народные бедствия, – там сохраняется условие для возрождения веры. И бывают случаи, когда веры нет в уме, но она горит в сердце, как это было с Альбином из стихотворения Надсона «Христианка»:

И, смерть Марии изрекая,

Дворца и Рима гордый сын,

Он сам, того не сознавая,

Уж был в душе христианин.

По свидетельству одного военного, принимавшего по радио сообщения от находившихся в бою летчиков (во Вторую мировую войну), он часто слышал от них в моменты их гибели слова: «Господи! Приими мою душу!»

А это были военные, в обычное время ни в чем не проявлявшие своей веры в Бога.

Так, пройдя путь глубоких страданий, народная душа может вновь возродиться и загореться пламенем веры и благочестия.

Вера христианская – величайший из даров человеку от Господа. Как пишет Н.:

«Жить и умирать в самых страшных условиях с Богом в душе – веселее и легче, чем пребывать в покое и холе без надежды и веры в Бога. Воин с оторванными взрывом ногами, истекающий кровью, обратившийся к Богу, непременно получает столько помощи, и радости, и света, что ему должен позавидовать благополучно жуирующий материалист. Ведь даже не веря в Бога, невозможно не согласиться с верностью того факта, что человек переживает успокоение и полную радость, с верою обращаясь ко Христу. Ведь это опыт миллионов людей в любых условиях, этим опытом живет Церковь».

Приложения к главе 1-й

Для чего нужна вера?

Ни для чего! Если бы я сказал, что она нужна, чтобы быть хорошим человеком, чтобы помогать людям, чтобы познавать Бога, чтобы спасти свою душу, – все это означало бы корыстное и эгоистическое отношение к вере.

Мы верим не для чего-то, а потому что мы любим Бога, потому что Бог есть для нас (в Своем явлении на землю в качестве Богочеловека Христа) совокупность всего самого светлого, чистого, бесконечно прекрасного, короче – всего самого желанного. Любовь к Богу ведет за собой веру в Бога.

Когда вы ищете истины среди противоречивых философских систем – это потому, что вы любите Истину; если всякая земная красота только томит ваше сердце и никогда его не насыщает – это потому, что мы успокоимся только на Вечной Нетленной Красоте.

Если вы мучаетесь нечистотой вашего сердца – это потому, что, сами того не зная, вы жаждете абсолютной чистоты и святости. Вера – от любви; любовь – от созерцания. Невозможно не любить Христа. Если бы мы Его увидели сейчас, мы бы не оторвали от Него глаз, мы бы «слушали Его с услаждением», мы теснились бы вокруг Него, как теснились евангельские толпы.

Надо только не противиться, Ему отдаться, созерцанию Его образа – в Евангелии, в святых, в Церкви – и Он возьмет в плен наше сердце. «Преображаемся в тот же образ, от славы в славу» (2Кор. 3, 18).

Суть веры и религиозной жизни не в принудительной очевидности, а в усилении и выборе. Вера – путь к Богу, опыт, который всегда удается. Праведники стремились к небу, и оно приняло их. «Приблизьтесь к Богу, и Бог приблизится к вам» (Иак. 4, 8).

Вот перед тобою «жизнь и смерть… благословение и проклятие. Избери жизнь, чтобы жил ты и потомство твое» (Втор. 30, 19).

Убедить кого-либо в существовании Бога совершенно невозможно, так как все, что можно словами сказать о вере, ни в какой степени не может передать того, что вообще не сказуемо и что в ней главное. Доводы веры не против разума, а помимо его.

Только в свете любви разум принимает видимые абсурды (антиномии) веры.

Те, кто хочет доказательства для своей веры, – на ложном пути. Вера – свободный выбор, и там, где есть хотя бы скрытое даже от самого себя желание доказательства, – нет веры. Знаки Богоявления не надо принимать как «доказательства» – этим мы снижаем, перечеркиваем подвиг веры.

Глубокую характеристику отличия верующего человека от неверующего дает о. Валентин Свенцицкий, который пишет:

«Верующие и неверующие люди только по внешнему своему виду одинаковы – на самом деле они два разных существа… «Не оставлю вас сиротами, приду к вам» (Ин. 14, 18). И воистину Господь приходит в сердце каждого верующего человека, воистину каждый верующий человек никогда не чувствует своего одиночества. Это постоянное чувствование любви Божией воспламеняет и в наших сердцах любовь ко Христу, к миру как к созданию Божию, к людям, ко всей жизни. Страдания земные мы переживаем как спасительную Голгофу, и жизнь для нас – не беспорядочное чередование приятных и неприятных событий, а крестный путь, которым мы идем в вечное Царство Божие. Мы всегда имеем очи сердца нашего обращенными в вечность, и потому все земное само по себе не имеет для нас цены и кажется нам суетой. Все это делает нас свободными. Ибо где Дух Господень, там и свобода. А самое главное чувство наше, совершенно недоступное неверующим людям, – Воскресение Христа. Его можно сравнить с тем, что испытывает человек, приговоренный к смертной казни и неожиданно получивший освобождение. По-новому сияет для него небо, по-новому дышит его грудь, по-новому видит он всю окружающую жизнь. Мир во зле лежит, но мы торжествуем потому, что Христос победил мир. Жизнь – страдание, но мы радуемся потому, что Христос воскрес, и страдания больше не существует. Все умирает, все предается тлению, но мы ликуем, потому что уничтожена смерть и за преходящим тленным миром открывается вечная жизнь, новое небо, новая, преображенная земля».

Жить без веры человек вообще не может, как бы он ни уверял себя в своем безверии. Вот как пишет об этом архиепископ Иоанн: «Путь высокой веры есть направление, данное всем людям… Даже не верующие в Бога, сами того не понимая и не желая признавать, живут верой в своей жизни. Они верят свидетельству других; доверяют другим и в исторической, и в личной своей жизни.

Так мы, люди, не сомневаемся, что наша мать есть именно наша мать, хотя уверенность наша не покоится на опыте собственных знаний, а держится на вере, на доверии к близким людям…

Вера есть то, что живет Богом, а не собою. Вера есть некий новый воздух, через который предметы мира видны по-новому и все по-новому видится. Вера достовернее всякой реальности этого мира; она есть не только убеждение, но и состояние, и не только состояние, но и восхождение «от славы в славу» (2Кор. 3, 18).

Вера есть добрая действительность, а неверие – дурной сон…

Неверием жить нельзя, как нельзя жить только настоящим на этой земле. И потому неверия, в сущности, нет. Есть только вера, и есть лжеверие.

«Человек ходит подобно призраку» (Пс. 38, 7). Прошедшего уже нет, будущего еще нет, а настоящее – где оно? Реальна только вера в истинную жизнь. «Я с вами во все дни до скончания века. Аминь» (Мф. 28, 20).

«Религия есть, или, по крайней мере, притязает быть художницей спасения, и ее дело – спасать. От чего же спасает нас религия? Она спасает нас от нас, спасает наш внутренний мир от таящегося в нем хаоса. Она одолевает геенну, которая в нас и языки которой, прорываясь сквозь трещины души, лижут сознание. Она поражает гадов «великого и пространного моря» подсознательной жизни, «им же нет числа» (прп. Макарий Великий), и разит гнездящегося там змия. Она улаживает душу. А водворяя мир в душе, она умиротворяет и целое общество, и всю природу.

Довольно философствовали над религией и о религии! Надо философствовать в религии, окунувшись в ее среду!

Все возможно верующему. Мк. 9, 23

Все возможно верующему.

Как и у всякой добродетели, у веры есть много степеней развития: «В них открывается правда Божия от веры в веру», – пишет апостол Павел (Рим. 1, 17).

На известной ступени духовной жизни и стяжания Святого Духа Божия вера переходит в глубокую уверенность. Для человека становится в полной мере несомненным и достоверным и существование Бога, и Его Промысл над человеком как в великих, так и в самых малых вещах, и непостижимая степень любви Бога к людям, проявившаяся в особенности в Голгофской жертве.

Тогда человек реально переживает в душе многие новые, до того неведомые чувства особой радости, умиления, покаянных слез и т. д., начинается глубокое постижение сердцем и разумом любви и премудрости Божией и гармонии мирового здания. В то же время он часто дивится и чудесному исполнению своих молитвенных прошений.

Наконец, он начинает усматривать много чудесного и в мире, а иногда, по милости Божией, становится и свидетелем явных чудес. Тогда вера его становится настолько сильной, что он не боится уже исповедания ее, хотя бы за то ему грозили несчастья или даже смерть, как это было во времена мучеников.

К сожалению, наш язык так ограничен, что мы имеем всего только одно слово «вера», хотя она может быть совершенно различна как по своей сущности, так и в ее проявлениях, доходящих до всемогущества. Некогда апостолы захотели усиления своей веры и просили Господа: «Умножь в нас веру» (Лк. 17, 5). Но они не понимали, какого великого дара они просили, который очевидно не дается даром и который еще надо заслужить подвигами начальной веры.

В ответ на просьбу апостолов Господь объяснил им, что значит дар полноты истинной веры. Он сказал: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф. 17, 20).

Почему же «все возможно верующему» (Мк. 9, 23)?

Кто истинно живет верою, тот в желаниях своих, даже в малейших, хочет творить лишь волю Господню. Поэтому он позволяет себе желать лишь того, в чем не сомневается, что это будет желанием и Господа. При такой ревности Господь Сам говорит сердцу христианина, что Ему угодно. Отсюда желания христианина будут и волей Господней. Поэтому они могут и должны исполняться, даже если это будет необычайно и сверхъестественно.

Господь дал такие признаки полноты веры у истинно уверовавшего в Него: «Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: Моим именем будут изгонять бесов, будут говорить новыми языками; будут брать змей, и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных и они будут здоровы» (Мк. 16, 17–18).

Итак, в высшем своем проявлении – у святых и подвижников благочестия – вера является проявлением в них силы Божией: особым видом энергии, творящей великое и чудесное, как повествует о том Евангелие и ап. Павел в 1-й главе Послания к Евреям.

Можно ли и нам приобщиться к творению этого? Нет, потому что наше сердце остается нечистым и в нас нет той степени чистоты и полноты веры, при наличии которой мы всегда исполняли бы волю Божию и жили по Его заповедям, которые на деле мы постоянно нарушаем в делах, словах, чувствах и мыслях.

Как пишет прп. Варсонофий Великий:

«Кто, получая власть наступать на змий и на скорпионов, еще претерпевает от них вред и бывает ими обладаем? Испытай же сердце твое относительно всякого дела, и если найдешь, что древний змий может поколебать его хоть на мгновение, то знай, что ты далек еще от власти над ними (змиями и скорпионами)».

У святых сила веры свидетельствовалась не словами, а жизнью и делом. Сила веры святых мучеников засвидетельствована отдачей жизни ради веры во Христа.

Сила веры преподобных доказана тем, что они покидали близких, уходили в монастыри, в уединение, в пустыни, в затворы, изнуряли свое тело постом и свое время отдавали молитве за мир и близких и тем открывали себе путь для вхождения в Царство Небесное.

Сила веры юродивых во Христе заставляла их лишать себя крова и делать себя позорищем для мира, желая угодить Богу, и т. д.

В житиях святых имеется один рассказ о необычайной силе веры прп. Марка Афинского, проведшего в пустыне 95 лет (память 5 апреля ст. ст.).

Перед уходом преподобного из этого мира его посетил авва Серапион. В беседе с ним прп. Марк спросил: «Есть ли ныне среди мира некоторые святые, творящие чудеса, как сказал Господь в Евангелии Своем: «Если будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: перейди отсюда туда, и она перейдет» (Мф. 17, 20)».

В то время, как святой произносил эти слова, гора сдвинулась с своего места приблизительно на пять тысяч локтей (около двух километров) и приблизилась к морю.

Святой Марк, приподнявшись и заметив, что гора двигается, сказал, обратясь к ней: «Я тебе не приказывал сдвинуться с места, но я беседовал с братом; поэтому ты встань на место свое». И гора снова встала на свое место.

Затем, заметив страх аввы Серапиона, преподобный спросил его: «Разве ты не видывал таких чудес в течение дней жизни твоей?» – «Нет, отче», – ответил тот. Тогда прп. Марк, вздохнув, горько заплакал и сказал: «Горе земле, потому что христиане на ней только по имени называются, а на деле не таковы».

Откуда такая сила веры, которой, как говорил Господь, надо всего с «горчичное зерно», и тогда для христианина «ничего не будет невозможного» (Мф. 17, 20)?

Такая сила даруется при полноте веры, которая может быть лишь в сердце, совершенно свободном от страстей и пристрастий. В таком сердце безраздельно царствует Сам Господь Бог; а для Бога есть ли что невозможное?

Хорошей аналогией для понимания этого закона – возрастания силы от очищения – является процесс получения чистого элемента радия. Последний добывается из урановой смоляной руды, которая по своим физическим свойствам сравнительно мало чем отличается от многих других горных пород.

Длительной очисткой можно отделить радий от примесей, и тогда мы получим «малое зерно», всего 1 г из 7 т руды. Сила энергии полученного зерна необычайна. Оно испускает особые лучи, проникающие через материю, и заключает в себе количество тепловой энергии, которое может расплавить массу железа в 20 т веса.

Так и малое зернышко веры в очищенном сердце обладает могуществом и возможностями, которые несравнимы с силой веры и возможности обычных людей, у которых вера подавлена в сердце громадой душевного мусора – страстей, пристрастий и греховных склонностей.

Христианина, обладающего полнотой живой веры, так характеризует прп. Исаак Сириянин:

«Когда человек удостоверяется в промышлении о нем Божием, то просвещается любовью Его к твари и удивляется устроению существ разумных и великому о них попечению Божию. С этого начинается в нем сладость Божественная, воспламенение любви к Богу, возгорающейся в сердце и опаляющей душевные и телесные страсти. Поэтому, – говорит прп. Исаак, – проси у Бога, чтобы дал тебе прийти в меру веры совершенной. Если ощутишь в душе своей наслаждение ею, то нечему уже отвратить тебя от Христа… Сподобишься же этого, если прежде с верою понудишь себя попечение свое возвергнуть на Бога и свою попечительность заменишь Его промышлением. Когда Бог усмотрит в тебе эту волю, что со всею чистотой мыслей доверился ты Самому Богу более, нежели себе самому, и понудил себя уповать на Бога более, нежели на душу свою, – тогда вселится в тебя та неведомая сила, и ощутительно почувствуешь, что с тобой несомненная сила, та сила, которую ощутив в себе, многие идут в огонь и не боятся и, ходя по водам, не колеблются в помысле своем опасением утонуть, потому что вера укрепляет душевные чувства и человек ощущает в себе, что как будто нечто невидимое убеждает его не внимать видению вещей страшных».

Люди живой, действительной веры в своих душевных основах являются противоположностью людям мира. С точки зрения мира они – безумцы. Ап. Павел так и говорит: «Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, то будь безумцем, чтобы быть мудрым» (1Кор. 3, 18). У таких «безумцев» смещены все обычные душевные устои людей мира.

Люди мира живут, надеясь на себя, и для себя. Люди веры – Богом и ради ближнего; те берегут и холят тело и боятся смерти, а ученики Христа борются с плотию и на смерть смотрят как на избавление и начало вечной жизни в Боге и т. д. И только наличие живой веры позволяет христианину идти в своей жизни крестным путем, т. е. наперекор миру, не считаясь с его устоями, взглядами, обычаями.

От опытности надежда, а надежда не постыжает. Рим. 5, 4–5

От опытности надежда, а надежда не постыжает.

Надежда для души есть как бы якорь безопасный и крепкий. Евр. 6, 19

Надежда для души есть как бы якорь безопасный и крепкий.

К вере близка надежда. Может быть, не всем ясно их различие?

Как пишет о. Иоанн С:

«Надеяться на Бога – значит поручить Ему свою жизнь, свою судьбу, всю свою будущность и с уверенностью ждать исполнения Его обетований. Надежда происходит от веры, как растение из семени, как ручей из источника».

Итак, надежда всецело основывается на вере, но вера в ней соединена с уверенностью в благость, Промысл, милосердие и всепрощение Бога. Если в вере мы утверждаем, что Бог есть, то при надежде мы постигаем, что Он, Всеблагий, не оставит нас в нашей жизни и простит нам через покаяние наши грехи.

Как пишет старец Силуан:

«Нужно считать себя хуже всех и осудить себя в ад. Однако при этом не отчаиваться в милосердии и любви Божией».

«Что суть грехи наши против милосердия Божия? – говорит святитель Димитрий Ростовский. – Как паутина против ветра великого. Возрадуемся о Господе Спасителе нашем и будем мирны и радостны».

За пример надежды можно взять надежду блудного сына из евангельской притчи.

Сын тяжело согрешил: он порвал с отцом, ушел от него, расточил все данное ему отцом имение и жил распутно.

Когда он пришел в крайне бедственное состояние, не отчаяние ли должно было овладеть им? Но он знал своего отца. Он знал и его любовь, и его милосердие. И в надежде на его благость он черпает себе силу, чтобы порвать с прошлым, встать и идти к отцу за прощением.

«Поэтому, – как пишет митр. Филарет Московский, – печаль никогда не должна быть сильнее веры в Бога и надежды на Него. Что бы ни произошло, надобно веровать в Его милосердие и надеяться получить от Него помилование.

Чем подогревается надежда? Для сего надобно отвлекать мысль от предмета печали и занимать ум и сердце молитвою. Не должно смущаться тем, что в этих обстоятельствах молитва несовершенна. Приносите Богу намерение молитвы, а Он призрит и даст молитву молящемуся».

О значении наличия у человека твердой надежды на Бога так говорит прп. Серафим Саровский:

«Все, имеющие твердую надежду на Бога, возводятся к Нему и просвещаются сиянием вечного света».

Однако преподобный предупреждает, что надежда на Бога может быть истинной и ложной.

Так, если человек из любви к Богу не имеет излишнего попечения о себе, зная, что Бог печется о нем, то такая надежда есть истинная и мудрая.

Но если человек все упование свое возлагает на свои силы, к Богу же обращается с молитвою лишь тогда, когда его постигают непредвиденные беды и он, не видя в собственных силах средств к отвращению их, начинает надеяться на помощь Божию, то такая надежда суетна и ложна. Истинная надежда ищет единого Царствия Божия и уверена, что все земное, потребное для жизни временной, несомненно дано будет, по словам Господа: «Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6, 33). Следует оговориться, что при наличии веры и надежды на милосердие и помощь Божию христианину все же надо быть благоразумным и помнить заповедь: «Не искушай Господа Бога твоего» (Мф. 4, 7).

Как пишет о. Иоанн С:

«Впрочем, при надежде мы не должны быть беспечны и праздны. Христианская надежда, по сущности своей, есть живое, деятельное и постоянное стремление к Высочайшему Благу и Источнику всех благ – Богу, с ненасытным желанием приблизиться к Нему и получить от Него и в Нем Царствие Небесное».

Старцы прпп. Варсонофий и Иоанн при вопросе к ним учеников «Надо ли остерегаться разбойников?» отвечали:

«Никому не следует произвольно вдаваться в искушение, но благодарно терпеть то, что постигнет его попущением Божиим».

Какие еще пути ведут к надежде?

На это так отвечает прп. Исаак Сириянин:

«Надежда на Бога является от злострадания за добродетели».

Как видно из этих слов преподобного, предпосылкой для развития надежды являются подвиги ради Христа, при наличии которых христианин получает надежду – уверенность в том, что Господь его никогда не оставит.

Начало премудрости – страх Господень. Притч. 9, 10

Начало премудрости – страх Господень.

«Господи, всели в мя корень благих, страх Твой в сердце мое», – читаем мы каждый день в вечернем молитвенном правиле. Что это за страх, который необходимо иметь христианину?

Как говорит епископ Вениамин (Милов), этот страх «занимает место в начале добродетелей, свидетельствует о внутренней живости человека для Бога и блистании благодати Святого Духа во мраке грешной души».

Как и всякая из добродетелей, страх Господень есть дар Божий христианину.

«Работайте Господеви со страхом, и радуйтесь Ему с трепетом» (Пс. 2, 11). Как пишет еп. Игнатий (Брянчанинов):

«Этому научает нас Святой Дух; покорным Его велению Он говорит: «Приидите, чада, послушайте мене, страху Господню научу вас» (Пс. 33, 12). Он возвещает обетование даровать страх Божий тем, которые истинно вознамериваются усвоиться Богу: «Страх Мой дам в сердце их, чтобы они не отступали от Меня» (Иер. 32, 40)».

Начало великой науки – деятельного богопознания – страх Божий. Эта наука называется в Священном Писании премудростью. «Начало премудрости – страх Господень» (Притч. 9, 10). Мы все будем некогда свидетелями Второго пришествия Христа на землю. Это пришествие начинается с суда, который Церковь называет «Страшным», потому что на нем будет решаться участь христианина для вечности. Пригодными для Царствия Божия будут признаны те, кто, живя на земле, проявил красоту души в жертвенных подвигах милосердия.

Но этот суд «страшен» еще не только потому, что мы должны дать там ответ за себя. Он «страшен» тем, что с нас взыщутся грехи и нашего потомства (физического и духовного), если в них окажется и наша вина.

Как пишет еп. Аркадий (Лубенский):

«На Страшном Суде перед совестью каждого встанет все то, что он соделал не только сам, но в детях, внуках, правнуках и даже в поколениях, им наученных, получивших от него телесные и душевные наклонности, видевших и усвоивших себе пример его жизни; другими словами – плоды наших дел, слов, мыслей, не прекращавшихся до Страшного Суда».

Боимся ли мы этого величайшего из моментов будущности и можем ли мы быть уверены в достаточности наших дел милосердия и духовной заботы о нашем потомстве?

Когда наступило время кончины великого подвижника древности прп. Агафона, то он пробыл три дня в глубоком внимании к себе, не беседуя ни с кем. Братия спросила его: «Авва Агафон, где ты?» – «Я предстою суду Христову» – отвечал он. Братия сказали: «Неужели и ты, отец, боишься?» – Он ответил: «Я старался по силе моей сохранять заповеди, но я человек, и откуда знаю, были ли мои дела угодны Богу?»

Братия спросили: «Неужели ты не уповаешь на жительство твое, которое было сообразно воле Божией?"- «Не могу уповать, – отвечал он, – потому что иной суд человеческий, а иной суд Божий».

А этот угодник Божий во всем строго, постоянно наблюдал за собой и говорил, что без тщательного наблюдения за собой человеку невозможно достичь спасения.

Так думали о себе великие подвижники и сомневались в мысли об угодности их жизни Господу.

Итак, для спасения своей души человеку необходим страх – сознание необычайной опасности своего положения. Еп. Феофан Затворник говорит, что христианину «надо зажечь беду вокруг себя».

Эта загадочная формулировка еп. Феофана объясняется так: только чувство большой и рядом стоящей опасности может встряхнуть человека и побороть его косность, лень и благодушие.

Это чувство должно быть таким же сильным, как ощущение горящего дома, в котором человек находится: чтобы не погибнуть, надо немедленно все оставить и спасаться из него, невзирая ни на усталость, ни на болезни или физическую слабость.

Это чувство, говорит еп. Феофан, «было у всех святых и никогда их не оставляло. Противное ему есть чувство довольства своим положением, которое успокаивает человека и погашает в нем всякую заботу о спасении: «Сыт – и что еще?""

Спасительный страх должен сохраняться на всем пути у христианина-подвижника до достижения им совершенной любви. Об этом так пишет схиархимандрит Софроний:

«В основе пути к бесстрастию имеется вера, понимаемая не как логическое убеждение, а как чувство живого Бога: от веры рождается страх суда Божия; от страха – покаяние; от покаяния – молитва, исповедание, слезы. Покаяние, молитва и слезы, умножаясь и углубляясь, приводят сначала к частичному освобождению от страстей, откуда рождается надежда. Надежда умножает подвижнические труды, молитвы и слезы; утончает и углубляет чувство греха, в силу чего возрастает страх, переходящий в глубочайшее покаяние, которое преклоняет милосердие Божие, и душа удостаивается благодати Святого Духа, исполненной света Божественной любви. И вера есть любовь, но малая; и надежда есть любовь, но несовершенная. Каждый раз, когда душа восходит от меньшей меры любви к большей, она неизбежно проходит через страх. Любовь своим явлением изгоняет страх, но, изгнанный малой любовью, он при переходе души к большей любви снова возрождается и снова преодолевается любовью; и лишь совершенная любовь, по свидетельству великого апостола любви, совершенно изгоняет страх, т. е. тот страх, в котором есть мучение. Есть иной страх Божий, в котором нет муки, но радость и дыхание святой вечности».

Об этом страхе, который не должен оставлять человека в пределах земного бытия, старец Силуан говорит так:

«Пред Богом должно жить в страхе и любви. В страхе, потому что Он Господь; в страхе, чтобы не оскорбить Господа плохим помыслом; в любви, потому что Господь есть любовь».

Как видно из слов старца Силуана и схиархимандрита Софрония, у страха Божия, как и у всякой христианской добродетели, есть ряд степеней.

В основном они подразделяются на три вида:

1) страх раба,

2) страх слуги,

3) страх сына.

При первом виде страха человек лишь боится наказания за свои грехи и осуждения в ад на вечную муку.

Но хотя это и спасительный страх, он, однако, далеко не совершенен. В нем нет элемента любви к правде и истине. А ведь важно не только не грешить, но и иметь отвращение к греху. И Господь говорит: «Милости хочу, а не жертвы» (Мф. 9, 13).

Второй вид страха – страх слуги, при котором боятся упустить оплату за труд, т. е. христианину лишиться радостей Царства Небесного.

Поэтому человек силится делать добро и выполнять заповеди, хотя душа его еще далека от христианских добродетелей – Христовой любви, смирения и кротости. Здесь также еще далеко до совершенства: здесь пока еще труд наемника.

Сын уже не боится наказаний и не гонится за наградой. Он отдал сердце отцу и более всего боится его огорчить чем-либо, т. е. малейшим грехом и каким-либо невоздержанием. Высшая радость для него – делать приятное Небесному Отцу, хотя бы это стоило жертв, страданий или даже смерти тела…

В последнем сыновнем страхе есть, конечно, и свои степени, как об этом пишет схиархимандрит Софроний:

«По мере роста любви видоизменяется и чувство сыновнего страха. И лишь совершенная любовь, изгоняя всякий страх, заполняет душу «совершенной радостью» Христовой» (Ин. 15, 11).

Как говорит старец Силуан:

«Надо жить в страхе, потому что должно бояться, как бы не оскорбить Бога даже каким-либо плохим помыслом. …Мы можем ничего не бояться, кроме греха, потому что из-за греха теряется благодать, а без благодати Божией погонит враг душу, как ветер гонит лист сухой или дым».

Будьте мужественны. 1Кор. 16, 13

Будьте мужественны.

Наряду со страхом Божиим христианин должен обладать и мужеством – бесстрашием за свою земную судьбу, основанном на глубокой вере в постоянный и благий Промысл над ним Бога. При этом он должен преодолеть житейскую боязливость и приступы уныния и сомнений.

Как пишет архиеп. Арсений (Чудовской):

«Крайняя боязнь и малодушие недостойны христианина, верующего в Промысл Божий. Ты благоговей, молись Творцу мира и в то же время оставайся с чувством глубокой веры, что ты не один, а с Господом, под покровом Его, и надейся, что Он тебя помилует и сохранит».

Как говорит Господь в Откровении: «Боязливых же… участь в озере, горящем огнем и серою» (Откр. 21, 8).

Он говорит также, что христианин остается бесплодным, если соблазняется от скорби или гонения за слово.

Итак, боязливость перед исповеданием веры и исполнением заповедей Господних, ведущая к отступлению от них, есть порок, который должен преодолеваться мужеством.

Есть и еще одна опасность для ревнующих о спасении. Это мысль о трудности спасения и отчаяние в спасении.

Действительно, можно ли нам быть уверенными в этом, когда ап. Петр говорит, что и «праведник едва спасается» (1Пет. 4, 18).

Даже прп. Сисой Великий перед своей кончиной говорил: «Поистине не знаю о себе – положил ли я начало покаяния».

Поэтому путь христианина – узкий путь, и если лукавому не удается столкнуть с него человека влево, он начинает толкать его вправо: т. е. если не удастся соблазнить человека злом, то он начинает соблазнять его добром – непосильными и несвоевременными подвигами.

Также, если лукавому не удается победить бодрствования человека над собой и усиленного внимания к своему внутреннему устроению, то он начинает прививать ему мысль о чрезвычайной трудности или почти невозможности спасения.

Здесь следует вспомнить про явление бесов старцу Силуану, которые то говорили ему: «Ты святой», а то: «Ты не спасешься». Он спросил их, почему они говорят то так, то наоборот. Они с бесстыдством отвечали: «Мы вообще никогда не говорим правды».

Указывая на узость пути христианина – на трудность удержаться в действительно правильном состоянии духа, св. отцы рекомендуют следующее правило: проявляя мужество, не надо отчаиваться в спасении и унывать, но отнюдь не надо обольщаться и своей праведностью или заслугами.

Об этом так пишет схиархимандрит Софроний:

«Сердце христианина всего боится, вплоть до малейшего движения мысли или недоброго чувства; оно тревожится за все, о всем болит и печалится, и вместе с тем ничего, ничего не боится; хотя бы «небо столкнулось с землей», хотя бы горы с шумом пали на главы наши всей своей тяжестью, глубокое сердце христианина пребудет в бесстрашном покое».

Нам надо подражать поэтому ап. Павлу, который говорит: «Говорю так не потому, чтобы я уже достиг или усовершился: но стремлюсь, не достигну ли я, как достиг меня Христос Иисус. Братия, я не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе» (Флп. 3, 12–14).

Итак, в душе христианина должен произойти особый синтез (соединение) двух состояний, которые могут показаться противоположными: мужества и надежды на искупительную жертву Христа и на милосердие Божие, и вместе с тем – глубокого сознания своего недостоинства и незаслуженности этого милосердия.

При непрестанном и тщательном внимании к себе совесть человека должна постоянно свидетельствовать ему, что он делает все для спасения, что только может. От этого будет сознание, как у ап. Павла, что, «забывая заднее», я «простираюсь вперед». Следует сказать, что при приступах уныния могут оказаться полезными приемы, подобные нижеследующему.

Игумения Арсения, будучи молодой монахиней, так боролась с унынием. Она приходила к своей старице, схимонахине Ардалионе, и говорила ей: «Матушка, похвалите меня за что-нибудь».

И мудрая Ардалиона начинала ее хвалить и тем вселяла ей мужество и разгоняла ее уныние.

Как пишет еп. Серафим (Звездинский):

«Господь особенно благословляет, особенно охраняет всех тех, кто воинствует во имя Его, или борясь со своими страстями, с диаволом, с миром сим прелюбодейным и злым, или встает на защиту имени Господа против врагов Его. Не любит Господь слабых духом, робких, вялых. Он требует от нас мужественного, стойкого исповедания Его. Церковь Божия прославляет святителей, праведных, преподобных, но особенно высокую награду Господь обещает мученикам, тем, которые испытали физические телесные муки за Него, или тем, которые переносят духовные муки – насмешки, гонения, преследования, клевету за прославление имени Его. Этих особенно прославляет Господь. Он и нас учит, чтобы мы без боязни стояли крепко на страже Его Церкви, не боясь страданий и преследований, защищали ее уставы, ее установления, ее догматы, мужественно переносили всякие искушения и напасти от врагов, особенно от слуг князя тьмы: стойко, настойчиво боролись с грехом и страстями своими. Таких крепких борцов Своей милостью особенно покрывает Господь, особенно промышляет о них, особенными вниманием и ласкою Его пользуются они. Как земной полководец заботится о своих воинах, знает каждого в лицо, знает нужду каждого, так Господь воинств, Господь – Полководец небесный заботится и знает лицо каждого из Своих воинов. Его пророки, все Его апостолы были в то же время и его воины. Все они вынесли тяжелую борьбу и понесли подвиг мученичества за исповедание имени Его. И какой любовью, заботой, защитой обнимал Господь всех этих служителей, воинов Своих».

Надо знать и указание св. отцов: кто начал работать Господу, пусть приготовится встретить на этом пути многие искушения.

Мужество необходимо и при высоких степенях совершенства в христианских добродетелях, так как и при них темные силы продолжают всегда бороться с подвижниками всякими искушениями.

Об этом так пишет прп. Исаак Сириянин:

«Ибо и те, у кого зрение здраво, будучи исполнены света и приобретя себе вождей благодати, день и ночь бывают в опасности по причине ужасов, ожидающих их в пути, и встречающихся им страшных стремнин и образов истины, оказывающихся перемешанными с обманчивыми призраками оной, между тем как очи у них полны слез и они в молитве и плаче продолжают служение свое целый день, даже и ночь».

Даждь ми, Господи… память смертную. Из вечерней молитвы свт. Иоанна Златоустого

Даждь ми, Господи… память смертную.

Помни последняя твоя и не согрешиши. Св. отцы, Сир. 7, 39.

Помни последняя твоя и не согрешиши.

Некоторые из христиан в своей жизни повторяют ошибку апостолов в период земной жизни Христа, которые ожидали Царство и славу Христа при их жизни еще здесь – на земле. И когда Он говорил им о Своем земном конце, мучениях и позорной смерти, то они не понимали Господа. И смерть Его тела вначале явилась для них катастрофой – крушением всех их чаяний.

Как и апостолы, некоторые христиане склонны забывать слова Господа о том, что «Царство Мое не от мира сего» (Ин. 18, 36) и что христианину подобает «собирать себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут» (Мф. 6, 20).

Умом мы знаем эти истины, но они чаще всего не лежат у нас на сердце и не господствуют над нами. Свою жизнь мы обычно стараемся устроить как можно удобнее и комфортабельнее, а на близких и любимых нами смотрим так, как будто бы мы с ними не должны никогда разлучаться и в этой жизни.

Мы забываем, что мы здесь, на земле, – только «странники и пришельцы» (Евр. 11, 13), любим земные блага и привязываем себя к земле, как тысячами нитей, своими земными пристрастиями и привязанностями.

В чем по существу состоит драма смерти тела, драма перехода от этой жизни к другой? Только в неподготовленности нашей души, в наличии в ней земных пристрастий и суетных потребностей, которые не могут более удовлетворяться в бесплотном мире. Последнее и является источником мучения в том мире.

Поэтому В. С. Соловьев предлагает ушедших с земли и не подготовленных к смерти тела называть не «покойниками», а «беспокойниками», так как при неподготовленности души к переходу в вечность она будет испытывать при переходе сильнейшее беспокойство, а может быть, страх и ужас.

Вся та суета, которая поглощала на земле ее внимание, теперь отнята. Она поставлена перед вопросом о своей пригодности к новой форме жизни, внезапно открывшейся перед ней.

Если же она не была готова к ней, то это будет служить источником если не мучений, то сожалений, переживания сознания упущенных возможностей и своей беспомощности, тоски от созерцания неизжитых пороков своей души – страстей и пристрастий и т. п.

Вот почему, когда мы молимся об усопших, то приносим о них обычно два прошения, которые повторяются во всех молитвословиях о покойниках. Это о прощении им грехов и об «упокоении» их душ. Очевидно, что вкушение блаженства в вечности невозможно, когда душа не достигла покоя – мира.

И если она ушла из мира еще не совсем подготовленной для единения с Богом в вечности, то помимо оставления грехов она нуждается прежде всего в «умирении», в «упокоении», которое разлучит ее с земными пристрастиями и даст способность приобщения к жизни в Боге вне плоти.

Но когда душа научилась жить Богом, молитвой, изжила пристрастия и искала в мире лишь воли Божией, то она ничего не теряет при переходе в тот мир. Там ничто не будет ее рассеивать в молитве, плоть не будет мешать ей своей усталостью, болезнями и потребностями, не будет преградою между нею и Богом. И если она на земле соответствовала тексту заповедей блаженства, то в том мире она получит это обещанное ей блаженство.

Один из египетских старцев встретил толпу, которая следовала за разбойником, ведомым на казнь. В этой толпе он увидел одного инока: «Зачем ты идешь с ними? – спросил старец инока. – Разве тебе доставит удовольствие видеть мучения казнимого?»

«Нет, святой отец, – отвечал инок, – но я не имею памяти смертной и надеюсь, что, видя муки и смерть осужденного, я приобрету и память смертную».

Все святые и подвижники благочестия искали этой памяти и старались пользоваться всеми средствами, чтобы укрепить ее в себе.

Память о смерти, как и все другие добродетели, есть Божий дар душе, и усвоение ее есть великое приобретение для христианина. Насколько важна для нас память о смерти, говорят следующие слова прп. Исихия Иерусалимского:

«При непрестанной памяти о смерти в нас рождаются отложение всех забот и сует, хранение ума, непрестанная молитва, бесстрастие телесное и омерзение ко греху».

А прп. Исаак Сириянин пишет:

«Первая мысль, которая по Божию человеколюбию западает в человека и руководствует душу к жизни, есть западающая в сердце мысль об исходе сего естества. За этим помыслом естественно следует презрение к миру, и так начинается в человеке всякое доброе движение, ведущее его к жизни. И если человек эту сказанную нами мысль не угасит в себе житейскими связями и суесловием, но будет возращать ее в безмолвии и пребудет в ней созерцанием и займется ею, то она поведет человека к глубокому созерцанию, которого никто не в состоянии изобразить словом».

О том же пишет и о. Александр Ельчанинов:

«Многое облегчилось бы для нас в жизни, многое стало бы на свое место, если бы мы почаще представляли себе всю мимолетность нашей жизни, полную возможность для нас смерти хоть сегодня. Тогда сами собой ушли бы все мелкие горести и многие пустяки, нас занимающие, и большее место заняли бы вещи первостепенные. Как мы жалки в нашей успокоенности этой жизнью. Хрупкий островок нашего «нормального» существования будет без остатка размыт в загробных мирах. Нельзя жить истинной и достойной жизнью здесь, не готовясь к смерти, не имея постоянно в душе мысли о смерти – о жизни вечной».

Схиархимандрит Софроний так пишет о развитии в душе памяти о смерти:

«Начинается смертная память с переживания краткости нашего земного существования; то ослабляясь, она по временам переходит в глубокое ощущение всего земного тленным и преходящим, изменяя тем самым отношение человека ко всему в мире; все, что не пребывает вечно, обесценивается в сознании, и появляется чувство бессмысленности всех стяжаний на земле».

Каждый день, читая вечернее молитвенное правило, мы просим у Бога: «Даждь ми память смертную…» Но действительно ли мы ищем эту память и не стараемся ли мы бегать от напоминаний о смерти? Не смотрят ли некоторые как на большую неприятность, когда им приходится иметь дело с покойниками – участвовать в похоронах родных и знакомых?

Христианину необходимо изменить подобное отношение к покойникам и не только не бегать от напоминаний о смерти, но искать памяти о ней, как делали все истинные христиане. Епископ Игнатий (Брянчанинов) перечисляет для этого такие средства:

«Полезно возбуждать в себе воспоминание о смерти посещением кладбища, посещением болящих, присутствием при кончине и погребении ближних, частым рассматриванием и обновлением в памяти различных современных смертей, слышанных и виденных нами».

Способствует памяти о смерти и постоянная личная молитва об умерших наших близких и знакомых и присутствие на церковных богослужениях, посвященных молитве об умерших, – заупокойных всенощных, литургиях и родительских субботах, на панихидах и при отпевании усопших.

Помня о возможности каждодневной внезапной смерти, мы будем тогда, в согласии с советом святых отцов, проводить каждый день, как последний день нашей жизни, в страхе перед Богом и в служении ближним.

Обычно же человек гонит от себя мысль о физической смерти и, в сущности, почти каждый день живет так, как будто бы ему одному из всех людей было даровано физическое бессмертие. На пути жизни духа человек должен прежде всего окончательно преодолеть эту иллюзию и уметь всегда смотреть правде в глаза и верить лишь в бессмертие души. Чтобы оторваться душою от мира, полезно также приводить себе на память истину, что «мир во зле лежит» (1Ин. 5, 19) и исполнен обольщением, массовым безбожием, страстями и пороками, насилиями и неправдой, обманом, ложью, лицемерием, суетой.

Но не только о близости своей смерти должны мы думать: мы должны предполагать, что и наши ближние и друзья могут быть взяты смертью сегодня же или что мы видимся с ними последний раз в жизни.

Если мы это почувствуем сердцем, то мы будем относиться к ним всегда с неизменной любовью, лаской, нежностью, а когда надо – с терпением.

И не помнит ли каждый из нас о случаях в своей жизни, когда он был невнимателен и пренебрежителен к людям, которые затем внезапно ушли с земли? Такие случаи черствости сердца непоправимы и вспоминаются всегда с горьким сожалением.

Поэтому при сношениях с людьми – безразлично, близкими или дальними – надо всегда думать, что мы говорим с ними в последний раз, служим им перед самой их смертью и что следующая наша встреча будет уже пред Престолом Всевышнего Судии. И как важно, какова была у нас последняя встреча, под впечатлением которой наш ближний будет свидетельствовать о нашем к нему отношении.

Приобретению смертной памяти поможет нам и размягчение нашего сердца. Об этом так пишет старец Силуан со Старого Афона:

«Когда душа помнит смерть, то приходит в смирение, и вся предается воле Божией, и желает быть со всеми в мире и всех любить. И если душа будет постоянно говорить: «Пришел мой конец», – и будет готова к смерти, то уже не будет бояться смерти, но придет в смиренную молитву покаяния, и от покаянного духа очистится ум и уже не прельстится миром, а душа будет всех любить и слезы проливать за людей. Кто помнит смерть, тот бывает послушлив, воздержан; через это сохраняется в душе мир и приходит благодать Святого Духа».

Мы знаем также, что многие из святых и подвижников благочестия имели в конце жизни около себя приготовленный для себя гроб. А некоторые из них и спали в этом гробе. Так укрепляли они в себе память смертную.

Смерть, по существу, есть наказание за грех, и как наказание не может быть не страшной. О моменте разлучения души с телом Господь говорит как о «вкушении смерти» (Мф. 16, 28; Мк. 9, 1; Лк. 9, 27), указывая этим особые и неизвестные для нас переживания в это время. Поэтому смерть – великое и страшное таинство.

К часу смертному святые и праведники готовились как к самому важнейшему и решающему моменту жизни для человеческой души. И если человек чувствует, что в нем еще силен грех, что над ним еще имеет власть темная сила, он не может не бояться смерти.

Однако по отношению к смерти можно наблюдать иногда бесстрашие и у тех, кто не верит в Бога.

Епископ Игнатий (Брянчанинов) объясняет это тем, что всякий человек, не сознавая того, чувствует бессмертие своей души и поэтому подсознательно не считает смерть реальностью.

Бывают случаи, что вера вдруг вспыхивает, т. е. выходит из-под сознания, перед лицом смерти или тяжелого переживания.

Но если сердце живет любовью ко Христу, то смерть должна уже не пугать, а манить к себе: душа христианина, как невеста, должна стремиться к встрече со своим Женихом Христом. Она должна радоваться при надежде на скорое свидание и со своими любимыми покровителями из числа святых торжествующей Церкви и возможности увидеть их славу.

Об этом так пишет прп. Исаак Сириянин:

«Человек, пока в нерадении, боится часа смертного, а когда близится к Богу, боится сретения суда; когда же всецело подвинется к Богу вперед, тогда любовью поглощается тот и другой страх. Почему же это? Потому что когда остается кто в ведении и житии телесном, ужасается он смерти; когда же бывает в ведении духовном и в житии добром, ум его всякий час бывает памятованием будущего суда, так как право стоит он по самому естеству, движется в духовном чине, пребывает в своем добром ведении и житии и так устрояется для него, чтобы приблизиться к Богу. Когда же физический страх смерти отступает перед мужеством, а страх вечного осуждения побежден любовью, вопрос о личной судьбе человека здесь, на земле, и за гробом перестает играть для него решающую роль. Тогда-то приоткрывается для него завеса над тайной смерти. Он узнает, что не должно бояться смерти потому, что Бог уготовал, чтобы соделаться такому человеку выше ее».

Так достигается бесстрашие в отношении смерти тела.

В литературе есть указание, что у одного старца память смертная была настолько развита, что он, когда отворялась дверь его келии, смотрел, не входит ли к нему ангел смерти.

Отношение христианина к приближению смерти является показателем его духовной зрелости. Как прискорбно бывает смотреть, когда умирающий христианин упорно не хочет примириться с сознанием приближающейся смерти – призывает одного доктора за другим, хватается за всевозможные лекарства и с отчаянием стремится лишь к тому, как бы продлить жизнь тела.

Как пишет еп. Аркадий (Лубенский):

«Смерть вместе с тем побуждает людей к нравственному совершенствованию: она напоминает ничтожество земной жизни и заставляет думать о загробной. Она побуждает готовиться к ответу на Страшном Суде, который у каждого из нас не за горами, а за плечами. Она муками умирающего дает нам некое представление о загробных страданиях непокаявшегося грешника. Готовься же к смерти тела, христианин, ибо никто ее не избежит. Помни, что она – дверь в страшную вечность. Не забывай, что после нее – Страшный Суд, на котором выявятся все дела, чувства и мысли наши. Да не пошлет тебя Праведный Судия в огонь вечный».

Бывают, однако, случаи, когда память смерти сопровождается такими чувствами, которые не полезны душе.

Об этом так пишет игумения Арсения:

«Хорошо иметь память о смерти, но с разумом – когда она служит к отречению, к умилению, к сокрушению духа, к смирению. Если же она производит уныние, то и самая память смерти будет вести не ко спасению, а к погибели. Во время уныния полезнее иметь память милости Божией, Его благодати, Его дарований, туне нам посылаемых, – спасения, даруемого нам Им обстоятельствами жизни и самими нашими падениями. Все хорошо в свое время, а не вовремя и самое хорошее может послужить во вред».

Здесь, впрочем, говорится об редких исключениях. Основным же случаем является необходимость для всякого христианина постоянной памяти о возможной близости смерти. Нужно знать, что этого не терпят наши враги – темные силы.

Об этом так пишет архиеп. Варлаам (Ряшенцев):

«Памяти смертной враг боится больше всего, больше, чем молитвы, и все свое лукавство употребляет на то, чтобы отвлечь человека от этой памяти, увлекая чем-либо земным».

Говорю всем: бодрствуйте. Мк. 13, 37

Говорю всем: бодрствуйте.

Трезвитесь и бодрствуйте. 1Пет. 5, 8

Трезвитесь и бодрствуйте.

Одним из основных условий успеха на пути спасения души является и «трезвение», т. е. духовное бодрствование – постоянство внимания к своей внутренней жизни.

К этому призывает нас Господь на протяжении всей Своей проповеди.

Он говорит:

«Да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящи. И вы будьте подобны людям, ожидающим возвращения господина своего с брака, дабы, когда придет и постучит, тотчас отворить ему. Блаженны рабы те, которых господин, придя, найдет бодрствующими; истинно говорю вам, он препояшется и посадит их, и, подходя, станет служить им. И если придет во вторую стражу, и в третью стражу придет, и найдет их так, то блаженны рабы те»

(Лк. 12, 35–38).

«Смотрите, бодрствуйте и молитесь: ибо не знаете, когда наступит это время»

(Мк. 13, 33).

«А что вам говорю, говорю всем: бодрствуйте»

(Мк. 13, 37)

и т. д.

«Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить», – пишет и апостол Петр (1Пет. 5, 8).

Действительно, враг наш подстерегает нас повсюду и в каждое мгновение. Горе нам, если, забывшись хотя бы в каком-либо греховном невоздержании, хотя бы и незначительном, с точки зрения мира: раздражении, осуждении, черствости к ближнему, скупости, в праздном развлечении, объядении и т. п., – мы подпадаем под его власть.

Нам надо помнить слова Господа, переданные нам св. мч. Иустином Философом (ум. в 166 г.): «В чем найду вас, в том и судить буду». А ведь мы не знаем, когда застанет нас смерть и где.

Как тяжело видеть, когда верующие умирают перед телевизором (а теперь это часто случается с престарелыми), в состоянии вражды к ближним, в опьянении и т. п.

Поэтому христианин должен помнить, что он постоянно находится в «невидимой брани», и должен, как сторож, стоять у врат своего сердца и не допускать противнику своему прорываться туда со своими греховными соблазнами.

Как пишет о. Иоанн С:

«Жизнь христианина должна быть постоянным вниманием к себе самому, т. е. к своему сердцу, потому что каждую минуту невидимые враги готовы поглотить нас; каждую минуту зло кипит в них на нас. Поэтому следи за собой – за своими страстями, особенно в домашнем быту».

О необходимости постоянного внимания к своей внутренней жизни (т. е. «трезвения») пишет и о. Александр Ельчанинов:

«Удивительно мало сознательности в нашей жизни. Конечно, я говорю не о разъедающем самоанализе, не о болезненном самобичевании, не о самолюбивой оглядке на себя, а о внимательном, спокойном внимании к своей душе, о смотрении внутрь себя, о работе над собой – о том, чтобы сознательно строить свою жизнь, а не быть влекому случайными чувствами или идеями. Мы меньше всего – господа самих себя. Нужны выучка, школа, внимательный и упорный труд над собой».

Вместе с тем достижения в жизни не даются в результате порыва или вспышки – броска в одном направлении.

Достижение требует упорного, длительного, повседневного труда. А труд наш над душой – это прежде всего напряженное внимание к ней, постоянный самоанализ своего состояния, внимание к совести, своим поступкам, словам, мыслям, взглядам, выявление искушений и оценка всего происходящего в душе с точки зрения вечных ценностей.

Пастырь о. Иоанн С. так пишет про себя:

«При непрестанных внутренних искушениях я должен был постоянно обращать душевное мое око внутрь себя, чтобы усматривать нападения внутренних врагов, и таким образом я приучил себя почти к непрерывному духовному созерцанию и тайной молитве».

Жизнь можно прожить как бы в полусне, не замечая и не понимая того, что происходит вокруг и внутри нас, не оберегая от бесплотных врагов ни себя, ни ближнего.

Но жизнь можно прожить и как сторож на страже, как часовой на посту, со вниманием к каждому звуку и к каждому чувству и движению сердца, к каждой появившейся мысли.

И лишь при таком бодрствовании и внимании – трезвении – может спастись христианин от искушений и не быть обманутым, усыпленным и погубленным своим злым врагом – лукавым духом.

Надо тщательно изучать свои духовные недостатки, бороться с ними, постоянно следить за тем, уменьшаются ли они.

При этом надо особенно внимательно относиться к обличениям и укорам ближних, так как чаще всего их устами обличает, учит и вразумляет нас Господь.

Вместе с тем надо молиться Господу, чтобы Он даровал нам видеть непосредственно или через близких все свои грехи, страсти, пристрастия, недостатки, дурные склонности и привычки, так как обычно мы бываем слепы, чтобы видеть в себе все это.

Как говорит прп. Исаак Сириянин:

«Непрестанно сам в себя смотри: какие твои страсти изнемогли, какие из них совершенно отступили от тебя вследствие душевного твоего здоровья, а не вследствие удаления того, что смущало тебя. Обрати также внимание на то, начал ли в тебе увеличиваться душевный мир. Находишь ли ты, что разумная часть души начала очищаться? Парение мыслей в уме проходит ли в час молитвы? Какая страсть смущает ум во время молитвы? Ощущаешь ли в себе, что душа приосеняется кротостью, тишиною и миром, который необычным образом рождается в уме? Восхищается ли непрестанно ум без участия воли к понятиям о бесплотном? Если же не начал ты усматривать в душе своей, брат, что все это имеет место, то труды твои и скорби – бесполезное отягощение себя. И если чудеса совершаются руками твоими, не идет то в сравнение с этим; и немедленно со слезами умоляй Спасающего всех отнять завесу от двери сердца твоего и омрачение бурей страстей уничтожить, да не будешь ты как мертвец, вечно пребывающий в омрачении».

Обрати также внимание на то, начал ли в тебе увеличиваться душевный мир. Находишь ли ты, что разумная часть души начала очищаться? Парение мыслей в уме проходит ли в час молитвы? Какая страсть смущает ум во время молитвы? Ощущаешь ли в себе, что душа приосеняется кротостью, тишиною и миром, который необычным образом рождается в уме? Восхищается ли непрестанно ум без участия воли к понятиям о бесплотном? Если же не начал ты усматривать в душе своей, брат, что все это имеет место, то труды твои и скорби – бесполезное отягощение себя.

И если чудеса совершаются руками твоими, не идет то в сравнение с этим; и немедленно со слезами умоляй Спасающего всех отнять завесу от двери сердца твоего и омрачение бурей страстей уничтожить, да не будешь ты как мертвец, вечно пребывающий в омрачении».

В духовном бодрствовании христианина, в трезвении, в работе над совершенствованием своей души есть одна особенность, отличающая ее от обычной работы или ремесла.

В последней можно достичь известного результата и успокоиться, удовлетвориться достигнутым. То же в значительной мере и в достижениях научных, и в искусстве. В духовной же работе в течение всей жизни нужно постоянное напряжение и непрерывность усилий. Об этом так пишет о. Иоанн С:

«В обыкновенных познаниях человеческих – узнал раз хорошо какой-либо предмет, и часто на всю жизнь знаешь его хорошо, без помрачения познания о нем. А в вере не так. Раз познал, ощутил, осязал, думаешь: всегда так будет ясен, осязателен, любим предмет веры для души моей. Но нет: тысячу раз он будет потемняться для тебя, Удаляться от тебя и как бы исчезать для тебя, и что ты прежде любил, чем жил и дышал, к тому по временам будешь чувствовать совершенное равнодушие, и надо иногда воздыханием и слезами прочищать себе дорогу, чтобы увидеть его, схватить и обнять сердцем. Это от греха, т. е. от непрерывных нападок на нас лукавого духа и постоянной вражды его к нам».

Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его. Мф. 11, 12

Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его.

Входите тесными вратами. Мф. 7, 13

Входите тесными вратами.

Смерть и жизнь наша в наших руках. Прп. Варсонофий Великий

Смерть и жизнь наша в наших руках.

Истинная ревность безжалостна к себе. Еп. Феофан Затворник

Истинная ревность безжалостна к себе.

Вот рука Господня коснулась сердца человеческого. Вспыхнул огонек веры. Ум преклонился перед непостижимым величием Голгофской жертвы, а сердце познало любовь и благость Творца.

Вся душа христианина всколыхнулась, потянулась к свету, затосковала о чистоте; проснулась обличающая совесть и потребовала покаяния.

Но на деле – в практике жизни – идти к цели не хватает воли, порывы покаяния гаснут, узкий крестный путь кажется тяжким, из сердца не уходят страсти и мирские пристрастия, ум заполняется тучей суетных, лукавых, маловерных и праздных мыслей, а на душу, как мрачное облако, надвигаются леность, нерадение, расслабление, оцепенение «окамененного нечувствия».

Где же найти силы для достижения цели? В молитве? Но для молитвы также нужно постоянство огня веры, нужны воля и усилия. А их как раз и недостает.

Где же выход из этого тупика? Как разбить эти цепи, сковывающие благое пожелание и держащие нас в рабстве лукавого духа?

Этот выход находится в развитии добродетели – ревности ко спасению души, которая и является после веры, страха Господня, страха смерти и трезвения первоочередною из необходимых для христианина добродетелей.

Ревность – это двигатель на пути спасения и залог успеха на долгом и узком пути к стяжанию Святого Духа Божия – к открытию в душе своей Царства Господа нашего Иисуса Христа.

Как развить в себе ревность?

Для развития этого цветка из букета христианских добродетелей нужен прежде всего зажигающий сердце пример. Этот пример может быть взят из окружающей среды христиан живой веры. Сильные положительные чувства: любовь, вера, энтузиазм к добру, целеустремленность – создают красоту духа. А красота – великая сила. Она сильнее всего действует на сердце и по закону подражания зовет идти по тому же пути.

Душа стремится сама приобщиться к тому радостному чувству и переживаниям, которые она почувствовала в том, кто твердо верит, умеет горячо любить и с горячностью идет, не отвлекаясь, к ясно осознанной и прекрасной цели своего существования.

Часто в жизни мы не сумеем найти около себя подобных людей. Тогда наше спасение в том, что мы познаем их через книги. Поэтому хорошая духовная литература является самым доступным для всех средством для возбуждения в себе ревности.

Преосвященный Игнатий (Брянчанинов) в своем дневнике говорит, что чтение жизнеописаний святых имело для него решающее значение в отношении развития в нем духовной ревности. Он пишет (обращаясь к Богу):

«Твои Пимены, Сисои и Макарии пленили мою душу».

Так владеют душой и возбуждают ревность прекрасные образы святых, наших старших братьев из торжествующей Церкви.

Для достижения той же цели прп. Антоний Великий велел своим ученикам всегда помнить о смерти и думать, что этот день, который мы переживаем, есть последний. Преподобный говорил также, что возбуждает ревность и закрепляет ее «ощущение сладости жизни в Боге». Сильнейшим же возбудителем он считал возгревание в христианине любви к Богу.

Для утверждения ревности старец Силуан дает такой совет:

«Чтобы сохранить ревность, нужно непрестанно помнить Господа и думать: пришел мой конец, и теперь я должен явиться на суд Божий».

Кого зовет к Себе Господь? Он говорит: «Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные» (Мф. 11, 28).

И св. отцы свидетельствуют, что только упорным трудом: усердной молитвой, ущемлением слишком здоровой плоти, при горячем желании спасения души и глубокой преданности Богу и Его заповедям, при преодолении многих испытаний – даруются христианам Божии милости.

Как говорит о. Иоанн С:

«Я должен непременно с каждым днем, с каждым годом становиться несравненно выше, лучше и лучше, совершеннее и совершеннее, должен подвигаться вперед по пути к Царству Небесному, или к Отцу Небесному, силою Господа Иисуса Христа и Духа Его, во мне живущего и действующего».

А схиархимандрит Софроний пишет:

«Нет христианина не подвижника – лишь непрерывным подвигом удерживается подвижник от того снижения, к которому своею тяжестью постоянно влечет его плоть. Без добровольного же подвига, носимого с любовью ради Христа, нет красоты, а отсюда нет и надежды на вхождение в то Царство Небесное, которое «внутрь вас есть». «Хлеб небесный» возможно вкушать лишь с «потом лица» (Быт. 3, 19), – говорят подвижники».

О том же говорит и о. Александр Ельчанинов:

«Начало духовной жизни – выход из своей субъективности, из самого себя, перерастание самого себя в общение с высшим началом, с Богом. Однако только первые шаги приближения к Богу легки; окрыленность и восторг явного приближения к Богу сменяются постоянно охлаждением, сомнением, и для поддержания своей веры нужны усилия, борьба, отстаивание ее. Поэтому жить надо не «слегка», а с возможной напряженностью всех сил, и физических и духовных. Тратя максимум сил, мы не «истощаем» себя, а умножаем источники сил. Будем стараться, чтобы все наши поступки, вся наша жизнь были не сонным прозябанием, а возможно более сильным и полным раскрытием всех наших возможностей, – и все это не когда-нибудь, а теперь, сейчас, всякую минуту. Иначе от слабой, неряшливой жизни неизбежно появятся бессилие, дряблость души, неспособность к вере, к сильным чувствам, попусту будет растрачена жизнь, и ее холодную накипь мы уже не сможем преодолеть».

И если христианин встречает в жизни трудности, то не роптать он должен, а благодарить за них Бога: только преодолевая эти трудности молитвой, усилием, терпением, самозабвением в служении ближним и т. п., может христианин достигнуть возвышенных духовных радостей, соприсущих Царству Небесному, – быть достойным соучастником общества святых.

«Надо прежде труды и поты подъять, потом уже начнут показываться плоды, – говорится у еп. Феофана Затворника. – Условие неотложное – не жалеть себя. Не жалеть себя – не значит горы на себя наваливать, а ту же жизнь тянуть, не допуская ослаблений ни в чем. Позвольте себе записать в памяти, что с минуты пробуждения до закрытия глаз ко сну, все время, должно так вести дела, чтобы весь день представлял непрерывную цепь актов самоотвержения и все – Господа ради, перед лицом Его, во славу Его. Акты самоотвержения не огромное что суть, а идут среди обычных дел житейских и состоят во внутренних решениях и поворотах воли. Они могут быть при всяком слове, взгляде, движении, при всякой мелочи. Отличительная черта их – не допускать самоугодия и во всем идти наперекор себе (начинаешь ли сердиться или осуждать ближнего, или засматриваться на женщину, или есть лишнее – сейчас же нужно запретить себе). Садитесь, например, на диван, приходит желание развалиться или посибаритничать – откажите и приведите члены в напряжение, в струнку. Заводится ли разговор с осуждением кого-нибудь – тотчас остановите готовую сорваться с языка фразу с вашим оттенком осуждения и внутренне начните сопротивляться разговору. Подобно этому и во всем. Мелочь это, но из полушек рубль составляется. Навыкни в мелочах – и на большом тем охотнее будешь делать».

Один мирянин говорил:

«Хотел бы побольше сил иметь, а Бог не дает».

«И не ждите, чтобы дал, – говорит еп. Феофан. – Силы уже даны и в теле, и в душе, и в духе. Но они не совсем сильны и требуют пособия. Это пособие и помощь и подается Богом, не в запас, а на всякое текущее дело.

Усиливается человек сделать что – не одолевая, взывает о помощи, и помощь приходит; помогши, опять отходит, и человек остается все тем же бессильным. Опять потребовалась помощь – опять воззвал человек – и получил – и после дела опять остался бессильным.

Отсюда выходит, что кто не желает и не пускает в ход всех своих сил и не трудится до восчувствования бессилия и в этом чувстве не взывает о помощи, тот и не получит ее, и пусть не ждет; равно кто, сделавши, себе приписывает дело, тот себя обманывает; и в другой раз, бросившись на то же дело с мыслью: вот-де для нас это ничего не стоит, – не силен бывает сделать это и хотя воззовет к Богу наконец, не всегда получит от Него помощь в наказание и поучение. Извольте же так действовать: в чувстве бессилия взывайте о помощи… И сделав что, оставайтесь в том же чувстве бессилия».

Как видно из слов еп. Феофана, христианин может успевать лишь при непрестанной молитве о помощи к Богу и лишь с этой помощью достигает успеха. Однако помощь эта никогда не придет к ленивому и нерадивому. Об этом так пишет прп. Исаак Сириянин:

«Если у человека постоянное попечение о Боге, то и Бог говорит о нем: «С ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его; долготою дней исполню его и явлю ему спасение Мое» (Пс. 90). Но расслабленный и ленивый к делу Его не может иметь такой надежды».

Итак, всегда нам необходимы усилия. И так до самой смерти, и это для всех – даже для самых преуспевших в подвигах и благочестии.

Как говорит прп. Исаак Сириянин:

«Твердо положим в мысли своей и то, что пока мы в мире сем и оставлены во плоти, хотя бы вознеслись до небесного свода, не можем оставаться без дел и труда… Путь Божий есть ежедневный крест. Никто не восходил на небо, живя прохладно… Если и каждый день будем принимать по тысяче ударов, то да не малодушествуем… Мир этот есть состязание, и время это есть время борьбы».

«Энергично понуждайте себя ко всему доброму, идите по узкой святой дорожке добродетелей, которая приведет вас в Царство Небесное. Надо проявлять усилие в воле своей, чтобы получить в сердце своем благодать Святого Духа», – говорил своим духовным детям и старец Зосима из Троице-Сергиевой Лавры.

Хорошей аналогией для духовной ревности о спасении является работа хозяйки над чистотой и убранством своего дома.

Последний неизбежно постоянно засоряется, все в нем грязнится и покрывается пылью. Трудолюбивая хозяйка не допускает запустения и загрязнения: она вовремя производит уборку, чистку, стирку, сметает пыль, метет комнату и т. п.

Душа христианина – это тоже дом. Она постоянно подвергается опасности загрязнений от страстей, пристрастий и греховной грязи, небрежения, лености и невоздержания. Но за всем этим надо всегда внимательно наблюдать и, замечая греховную грязь, очищать ее в молитве искренним и своевременным покаянием и последующим причащением Святых Таин.

Тогда наш душевный дом будет поддерживаться в чистоте, порядке и красоте. В нем, как в чистой горнице, будет жить Дух Святой, освящая его Своим присутствием и включая его хозяина-христианина в число «народа святого» и «царственного священства» (1Пет. 2, 9).

Но так как ты тепл… то извергну тебя из уст Моих. Откр. 3, 16

Но так как ты тепл… то извергну тебя из уст Моих.

Вот что писал еп. Феофан Затворник одной девушке:

«Из вас может выйти ни то, ни се – ни духовная, ни мирская, ни христианка, ни язычница. Это будет, когда вы, храня благочестивые порядки, в которых выросли, не будете, однако, блюсти сердца своего от сочувствия к порядкам светской жизни. Я разумею сочувствие, а не участие, которое бывает иногда необходимо. Что же вам за это будет? То же, что присудил уже Господь ангелу Лаодикийской Церкви: «Извергну тебя из уст Моих» (Откр. 3, 16). Надо быть горящей к Богу и всему Божественному и холодною ко всему светскому и мирскому».

И действительно, Священное Писание предупреждает о невозможности для христианина срединного состояния в мире – между добром и злом, между жизнью безбожного мира и жизнью в истинной вере, между святостью и грехом, между Христом и сатаною. Нельзя остановиться на программе маленькой обывательской жизни с максимумом развлечений и минимумом духовной жизни.

Господь говорит нам: «Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лк. 9, 62). «Кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть Моим учеником» (Лк. 14, 27).

Итак, одна вера во Христа без несения «своего креста» еще не спасет человека, вот и тогда он даже не может считаться христианином.

Об отвержении мира ради любви к Богу говорят нам и апостолы Христовы.

«Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего», – пишет апостол Иоанн (1Ин. 2, 15–16).

Поэтому христианин не должен сердцем жить мирскою жизнью с ее развлечениями, с пристрастием к материальным благам, невоздержанием, легкомыслием в словах и человекоугодием.

Между тем мы склонны поддаваться влиянию среды и окружающего общества, которое уводит нас от Бога и завлекает ко греху. Об этом так пишет еп. Антоний (Храповицкий):

«Человек, добровольно поддающийся общему течению, а таких большинство, меняется по возрастам жизни, по временам календарного года, наконец, по часам дня. В воскресенье утром он – молящийся христианин, в послеобеденное время – светский сплетник; вечером в театре – непринужденный поклонник искусства, а после театра – нередко грубый циник…»

Как много из христиан причастны к слабости – в какой-то мере растворяться в окружающей среде, которая так часто бывает греховной и порочной. Помним ли мы предупреждающие слова Господа:

«Горе вам, богатые, ибо вы уже получили свое утешение. Горе вам, пресыщенные ныне, ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне, ибо восплачете и возрыдаете. Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо» (Лк. 6, 25–26).

И тот, кто считает возможным какой-то компромисс между «широким путем» мирской жизни и «узким путем» жизни во Христе, тот не знает Его учения, не понял Евангелия, не понял Христа.

«Кто близ Меня, тот близ огня», – говорит Господь, согласно одной из древних рукописей. А в Евангелии Господь говорит: «Огонь пришел Я низвесть на землю и как желал бы, чтобы он уже возгорелся» (Лк. 12, 49).

Огонь – это символ святости, символ преображения и очищения. И тот, кто во Христе, тот в огне, тот должен гореть духом: «Духом пламенейте, Господу служите», – призывает ап. Павел.

«Никто не восходил на небо, живя прохладно», – говорит прп. Исаак Сириянин.

Как пишет архиепископ Иоанн:

«Кто не торопится сделать добро, тот его не сделает. Добро требует горячности, теплохладные не сотворят добра. Бесчувствие и равнодушие хотят связать нас по рукам и ногам, прежде нежели мы подумаем о добре. Добро могут сделать только пламенные, искренние, горячие. Истинно добрым может быть только молниеносно добрый человек. И чем дальше идет жизнь, тем более молниеносности нужно человеку для добра. Эта молниеносность есть выражение духовной силы и светлой веры».

Поэтому для души христианина бывает гибельно потворство телесной изнеженности. Еп. Феофан Затворник говорит:

«Надо, не жалея себя, работать Господу… Отчего, например, вам не хочется встать вдруг? Себя жаль. Отчего не хочется стать на молитву? Себя жаль. Отчего не хочется отказать себе в той или иной пище? Себя жаль. И много, много подобного. Тело начинает кричать, как будто его ведут на виселицу. Покой тела – наш враг. Прогоните его. Рассердитесь на тело и помучьте его немного. Вот кто одолеет его, тот ревностно угождает Богу – и это можно каждую минуту, отказывая себе, без жалости к себе».

Посмотрим на прославленных Церковью святых из тех, кто уже удостоился Царствия Божия. Можно ли встретить у них теплохладность? Не характерной ли чертой для всех них является горение духом и подвиг во Христе?

Пусть эти подвиги различны у святых, но они есть у всех без исключения. У одних это мученичество за Христа, у других, преподобных, это добровольный подвиг – подвижничество в молитве, посте и уединении; у третьих, живущих в миру, – подвиги милосердия и т. п.

Господь говорит: «Царствие Божие благовествуется и всякий усилием входит в него» (Лк. 16, 16).

«Не думай, что спасение – дело беструдное; оно требует много потов, труда и понуждения», – пишет прп. Варсонофий Великий.

Поэтому, где не будет усилий, там невозможно достигнуть Царствия Божия. Отсюда и стадо истинных, горящих духом учеников Христовых было, есть и будет лишь «малое стадо» (Лк. 12, 32).

И далеко не все те, кто считает себя верующими и христианами, будут удостоены Царствия Небесного. Господь предупреждает:

«Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного».

Неизмерима любовь Бога к падшему человеку. За него Он отдал на позор, тягчайшие мучения и крестную смерть Своего возлюбленного Сына. И Бог не хочет мириться с половинчатостью и теплохладностью в отношении к Нему человека. Он не будет жить в том сердце, которое в какой-то мере отдано миру, подвластному сатане.

Бог требует всего человека, всего его сердца, исполнения всех Его заповедей, ибо «кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царствии Небесном» (Мф. 5, 19).

«В деле веры нельзя останавливаться на полпути», – говорил один из духовных руководителей.

Итак, горение духа и подвиг во Христе, «несение креста» (Лк. 14, 27) необходимы каждому, кто хочет быть достойным Царствия Небесного. Господь не терпит теплохладности и предупреждает христиан: «Ты ни холоден, ни горяч… Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг. Советую тебе купить у Меня золото, огнем очищенное» (Откр. 3, 15–18).

Как пишет Поварнин:

«Где цель, там и жертва. Где страстное стремление к мирам иным, там и аскетизм. И никто не выразил этого так чудно и просто, как выразил Сам Спаситель в притчах о жемчужине и сокровище, скрытом на поле. Ведь надо продать все, что имеешь, чтобы приобрести «драгоценную жемчужину» или «сокровище на поле"».

Существует мудрая народная поговорка: человек сам кузнец своего счастья. И когда к прп. Антонию Великому пришел один монах, у которого не хватало ревности для своего спасения, и просил прп. Антония помолиться о нем, тот ответил: «Ни я, ни Бог не сжалятся над тобой, если ты не будешь заботиться сам о себе и молиться Богу».

Архиепископ Арсений (Чудовской) пишет:

«Как опасно пренебрегать религиозными обязанностями! Сначала простая лень, нежелание потрудиться, пойти лишний раз в храм, затем охлаждение, отчуждение от всего церковного, религиозного и, наконец, полная индифферентность в деле веры, забвение Церкви и ее установлений, когда человек уже не дорожит своею верою. И как постепенно идет охлаждение в вере, так и, наоборот, вера возвращается с большим трудом. А это-то и страшно! Безверие начинает беспокоить, томить, мучить человека. Временами вспоминается счастливое время веры и пробуждается желание снова верить, но нелегко веру возвратить…»

Премудрый Соломон пишет: «Немного поспишь, немного подремлешь, немного сложа руки полежишь, и придет, как прохожий, бедность твоя» (Притч. 6, 10–11).

Придет бедность в любви, смирении, мире душевном и в других добродетелях христианских – бедность в Духе Святом Божием.

Однако и при нашей немощи и слабости не надо нам отчаиваться и сомневаться в возможности достижений.

Господь – и Всемогущий и Многомилостивый, и слышит всякую молитву и простирает руку помощи всякому, как простер некогда утопающему апостолу Петру. Будем помнить также, что жизнь всякого человека всегда исполнена бед, скорбей, печалей и трудностей – всякому человеку неизбежно нести тяжесть и бремя земной жизни.

Но самое легкое из них – это «иго Христово». И не только легко оно, но с помощью Божией оно радостно для сердца, дает свет очам и мир душе. Кто пойдет за Христом, тот на опыте узнает истинность обетования Христа: «Возьмите иго Мое на себя… и найдете покой душам вашим» (Мф. 11, 29).

Господу следуют и Его истинные ученики – св. отцы и старцы. Прпп. Варсонофий Великий и Иоанн пишут:

«Отцы ничего не назначают тяжкого или вредного, будучи учениками Того, Который сказал: «Иго Мое благо и бремя Мое легко есть» (Мф. 11, 30)».

Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное. Мф. 5, 20

Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное.

Очисти прежде внутренность, чтобы чиста была и внешность. Мф. 23, 26

Очисти прежде внутренность, чтобы чиста была и внешность.

Если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. 1Кор. 13, 3

Если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.

Буква убивает, а дух животворит. 2Кор. 3, 6

Буква убивает, а дух животворит.

Ранее (см. часть 1) уже говорилось о том, что внешние дела богоугождения в христианстве (пост, молитвословия, милостыня и т. д.) служат лишь как средство для достижения цели: очищения и преображения души – уподобления христианина Христу путем стяжания Святого Духа Божия и развития в себе христианских добродетелей.

Как многие из христиан не понимают этого и, не зная цели христианских подвигов, в них одних думают найти спасение.

Нам нужно провести отчетливую грань между внешним и внутренним (истинным) христианством, между «фарисейством» и настоящей праведностью, между духом Ветхого и духом Нового Заветов и предупредить еще раз всех тех, кто в одних внешних делах богоугождения думает найти спасение и наследовать Царство Небесное. Надо вспомнить слова Господа апп. Иоанну и Иакову, когда те хотели низвести огонь с неба (в подражание пророку Илии) на самарян, не принявших Господа. Он сказал апостолам: «не знаете, какого вы духа» (Лк. 9, 55; 4Цар. 1, 10).

Действительно, дух Нового Завета – Царствия Божия в душе христианина – другой, чем дух Ветхого Завета.

Для последнего было характерным внешнее выполнение закона – всей совокупности правил Моисея. И тех, кто выполнял их, считали уже только за это праведниками. А в этих законах и правилах было так много несовершенного, как например: «око за око, зуб за зуб» (Лев. 24, 20), позволение бросать жен и разводиться с ними (Втор. 24, 1) и т. д.

В самых великих праведниках Ветхого Завета было еще несовершенство. Патриархи и цари жили в многоженстве: множество языческих жен было у Соломона; Моисей, защищая еврея, счел возможным убить египтянина; величайший из пророков Илия низводил огонь с неба, чтобы попалить 100 воинов, посланных за ним (4Цар. 1, 10–12) и сам лично умертвил пророков Вааловых (3Цар. 18, 19–40).

Праотец Господа – царь, пророк и великий псалмопевец Давид – имел много жен, пролил реки крови и согрешил сразу двумя смертными грехами: прелюбодеянием и убийством и т. д.

Вот почему Господь так отличал дух Ветхого от Нового Заветов и указывал на необходимость внутреннего совершенствования (Мф. 23, 26), на необходимость развития способности видеть состояние своей души «внутренним оком».

Стремясь к этому, праведники Нового Завета получали после искупления «благодать на благодать» (Ин. 1, 16) и достигали высочайших степеней добродетелей христианских – любви, смирения, кротости и т. д.

К величайшему сожалению, в христианстве наряду с наличием духа Нового Завета сохранился в сильной степени и дух Ветхого.

Вспомним преследование иудействующими христианами ап. Павла, не считавшего нужным предписывать крещеным из язычников исполнения обрядов из Моисеева закона.

И до настоящего времени у некоторых из христиан наблюдается непонимание духа Христа, духа «закона свободы», духа внутреннего совершенствования. Культ (если так можно сказать) внешнего обряда и теперь господствует у многих христиан и пастырей Церкви Христовой.

Не являются ли они последователями тех бездушных израильтян, которых так обличал пророк Исаия: «Ибо все заповедь на заповедь, правило на правило, правило на правило, тут немного и там немного» (Ис. 28, 10)?

Так, некоторые пастыри считают, что их обязанность ограничивается лишь совершением богослужений и выполнением треб. Думают ли пастыри о внимательном и постоянном духовном руководстве пасомых, знают ли их духовное состояние и сами имеют ли ясное представление о внутреннем духовном совершенствовании в согласии с учением святых отцов и стремятся ли сами к этому совершенствованию?

Среди же массы верующих, посещающих храмы, у многих господствует убеждение, что быть христианином – это значит иногда посещать храм и соблюдать в какой-то мере обряды Церкви. И все. Многие ли из них знают о цели жизни христианина – стяжании Святого Духа Божия и развитии в себе всех христианских добродетелей?

Как часто некоторые из иноков и мирских христиан стремятся спасти свою душу одними аскетическими подвигами, пренебрегая смирением, кротостью и Христовой любовью. И в этих случаях они часто впадают или в явную прелесть, или становятся ханжами и бывают жестоки, черствы, требовательны и суровы к ближним при отсутствии Христовой любви.

По существу все такие также находятся в прелести (т. е. во власти темной силы), только менее явной: гордость, самомнение, самочиние, самоутверждение, самонадеянность – все это свидетельствует о глубоких пороках души.

Как часто христианские родители, пренебрегая большой и трудной работой по духовному воспитанию детей, считают достаточным лишь крестить их, а с возрастом – заставлять ходить в Церковь для совершения обряда венчания. Они не понимают, что одно выполнение обрядов не спасет души их детей, если только они сами (родители) в течение всей своей жизни не жалели усилий, чтобы воспитать своих детей духовно.

По существу, одно только наружное – внешнее – христианство есть то фарисейство, которое так резко обличал Господь, будучи на земле:

«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды. Фарисей слепой! очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты. Так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония»

(Мф. 23, 25–28).

Не надо думать, что книжники и фарисеи времени Христа были все какими-то явно порочными людьми. Сам Господь говорил об их праведности (Мф. 5, 20), однако считал ее совершенно недостаточной для вхождения в Его Царство. И действительно, многие из книжников и фарисеев были исполнены веры, исполняли законы Моисея и принятые обычаи, много молились в храме и дома, соблюдали посты, «отделяли десятины» от своего дохода на храм и нищих и т. д.

Словом, они обладали такими внешними добродетелями, каких, может быть, не смогут заметить в себе многие из нас. И, однако, повторяем, всех этих добродетелей совершенно недостаточно, по словам Господа, для наследования Царства Небесного.

Как пишет епископ Таврический Михаил:

«Господь, обличая фарисеев, указывал, что у них соблюдение мелких обычаев служит лишь отводом глаз, лишь лицемерным прикрытием, чтобы нарушить главнейшее и существеннейшее, т. е. необходимость прежде всего проявления любви и милосердия к ближним».

«Всякая внешность без внутренности ничто же есть», – писал святитель Тихон Задонский про некоторых из современных ему христиан конца XVIII века. Он говорит:

«Все такие не хранят обетов своих, они творят беззаконие и против совести поступают. Сюда принадлежат блудники, прелюбодеи и всякие осквернители, хищники, тати, грабители, хитрецы, лукавцы, обманщики, прелестники, ругатели и злоречивые, пьяницы, укорители, ненавистники и злобники, в гордости и пышности мира сего живущие и все не боящиеся Бога: все таковые солгали Богу и обетов своих не хранят, и вне Церкви Святой находятся, хотя и в храмы ходят и молятся, и Таин причащаются, и храмы созидают и украшают их, и прочие христианские знаки показывают».

О том же пишет и отец Иоанн С:

«Мы видим людей, которые по одному имени христиане, а по делам совершенные язычники».

Разбирая тип мнимого христианина из произведений Салтыкова-Щедрина – Иудушки Головлева, Ф. пишет:

«Всякое сохранение внешних признаков религиозности без внутреннего содержания есть состояние страшное и отвратительное».

А основатель русской педагогики К. Д. Ушинский считает, что религиозный лицемер хуже и вреднее всякого атеиста и позорит имя христианина и что «для христианской религии нет ничего опаснее невежества, потому что оно может превратить ее в сердце человека в идолопоклонство».

Итак, горе тем мнимым христианам, у которых рвение к внешней обрядности не сочетается с любовью к ближним и смирением, которые не видят несчастий ближних, не думают о них, имея черствое, холодное, «окаменелое» сердце.

Не будем обольщаться и одними делами милосердия. Как пишет о. Иоанн С:

«Милостыня хороша и спасительна, когда соединяется с исправлением сердца от гордости, злобы, зависти, праздности, лености, чревоугодия, блуда, лжи и обмана и прочих грехов. А если человек не заботится об исправлении сердца своего, надеясь на свою милостыню, то он мало получит пользы от нее, ибо что одною рукою созидает, то другою разрушает».

До каких чудовищных размеров может доходить замена истинного христианства традиционной обрядностью при духовном невежестве, служит следующий случай из старой русской судебной практики.

Голодный крестьянин убил девочку, взял у нее запас съестного и съел его весь, кроме яиц.

На суде ему был задан вопрос: «Почему ты съел всю пищу, но оставил яйца?»

«Потому что это был день постный», – объяснил убийца.

Повторяем: подобный случай зверства при унаследованной обрядности исключителен и чудовищен по своим размерам. Но в меньших степенях это духовное невежество традиционного христианства встречается довольно часто. Сам Господь предупреждал нас от того фарисейства, в котором «оцеживают комара, а верблюда поглощают» (Мф. 23, 24).

Утро, день, вечер. К вечеру свет меркнет.

То же в человечестве и для света христианской веры. Господь говорил: «Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» (Лк. 18, 8).

Почему же это?

Один христианин так ответил на этот вопрос:

«Насмешки и насилия безбожников не могут поколебать веры. Ее поколеблют лишь недостойные поступки верующих. Страшно это слово. С кого больше спросится за оскудение веры, за разрушение храмов – с безумных ли, говорящих «нет Бога», или с тех, кто, именуясь христианами, был чужд Его духу, кто покрывал высокими словами низкие свои деяния?»

Приложения к главе 10-й

Как писал еп. Герман:

«Видение и самооценка своих духовных подвигов есть гниль на духовном цветке (души христианской), сердечная ложь, слепота и гордыня; эта самооценка умаляет нашу всецелую надежду на единое милосердие Божие: дескать, я потрудился, а потому и помилуй. Самое же верное и приятное Богу от нас следующее: «Господи, ничего не имею, не смею и очей поднять, помилуй меня по великой Твоей милости». И милость будет тем больше, чем больше будет сокрушения и упования на Бога, не на дела и что-либо свое».

Письмо еп. Варлаама (Ряшенцева):

«Вы пишете: «Хочу быть праведницей». Но Господь пришел для грешников, и «об, одном грешнике кающемся на небе бывает больше радости, чем о десяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии». Праведники, увы, по настроению фарисеи. Ни один святой не высказывал желания быть праведником. Тут сразу слышатся самоцен, тщеславие и гордость – а желали истинные праведники для себя, считая себя первейшими грешниками, лишь быть помилованными. Раз я искренно сознаю себя грешником, то вполне естественно и справедливо молиться о помиловании, а не мечтать в ослеплении самоисправности и самоцена о праведности. У грешника и мысль не дерзнет подняться сюда. Не делайте перегиба в сторону дел и вообще не оценивайте их, они в оправдание сами по себе не идут. «Благодатью вы спасены через веру», и сие не от себя, а Божий дар, не от дел, да никто не похвалится делами. Живая вера при помощи благодати Божией, а не своих гнилых усилий, произведет много дел, так сказать, на Божий капитал, а потому и гордиться ими нельзя и засматриваться на них нечего. Сердце наше должно быть занято в чувствах веры, смирения, покаяния и любви, беседой с Господом, живым и блаженным общением с Ним, а не отвлекаться от Него в горделивое, самостное и Богу ненавистное рассматривание своих дел и подвигов, сделанных за Божий счет. Если в голове какого-нибудь подвига или делаемого добра не лежит смирение, то добро не добро, вредно нам и чуждо Богу».

Большинство (христиан) ищет пассивной спасенности – приобретения даров духовной жизни без самой жизни.

Всегда и везде большинство рассчитывает купить Святого Духа: в одном случае думают отделаться просто деньгами, а в другом – выполненными делами того или другого закона, или внешним поведением, или, наконец, тем или иным причинением себе ущерба или неприятности.

Конечно, все это в известном соотношении внутренних движений может быть свято и благоуханно перед Богом как необходимое выражение любви или преданности или как сознательный путь к внутренней ясности.

Но все это – «закон дел» – чаще всего определяется не любовью к истине, а расчетом ради себя самого, и рассматривается как средство приобрести желанное, как дешевая плата, за которую кто-то обязан дать вечную жизнь.

Тогда это средство, эта плата порабощает – конечно, не Бога, Которого хотят поработить, а самого покупающего. На эту плату он возлагает все свое упование и, естественным порядком, видит в ней некую самоцель, нечто столь достойное, что Сам Бог не может не считаться с ней, его дело становится для него взамен Бога.

Скорбь и теснота всякой душе человека, делающего злое. Рим 2, 9

Скорбь и теснота всякой душе человека, делающего злое.

Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие. Деян. 14, 22

Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие.

После грехопадения жизнь человеческая заполнилась трудом, болезнями и страданиями. И поэтому добродетель терпения является совершенно необходимой христианину (понимая под совершенным терпением благодушное перенесение скорбей и страданий).

Страдание имеет много видов, причин и целей: помимо страданий, посылаемых Богом, бывают и самопроизвольные страдания, и надо уметь разбираться в своих страданиях.

Скорби и страдания могут поражать и тело, и душу, и дух. Тело они поражают болезнями, голодом, холодом, непосильным трудом и скудостью во всем необходимом. Душу они поражают печалью, сердечной тоской, страданием и от заключения, от разлуки и т. п. Наконец, дух может страдать от мучений совести, состраданием горю близких, печалью за их грехи и т. д.

Есть много причин, по которым нам посылаются скорби и страдания. При этом никогда нельзя думать, что посылаемые страдания, несчастья и беды могут идти от людей: все кресты идут от Господа Бога, как беспредельно Милостивого, так и беспредельно Премудрого. Одной из основных причин посылаемых нам страданий является наша греховность. В этом случае страдания посылаются нам как средство, противодействующее тому вреду, который приносится душе нашей грехом и наличием в ней страстей и пристрастий.

Как пишет о. Иоанн С:

«Пока в нас страсти будут действовать, пока ветхий человек в нас будет жить и не умрет, до тех пор нам придется много скорбеть от различных искушений в жизни, от борьбы ветхого человека с новым».

Страдание можно рассматривать как духовное лекарство от греховного вреда. Страдание (например, в форме болезни) часто приостанавливает действие греха: «Страдающий плотию перестает грешить», – пишет ап. Петр (1Пет. 4, 1).

Страдание за грех есть голос Божий, вразумление грешащему человеку: это удар по руке, творящей беззаконие.

Вместе с тем страдания смягчают вину греха, уравновешивают в какой-то мере вину, по закону возмездия и справедливости.

Отсюда очевидно, что страдающих в этом мире, вообще говоря, ожидает более благоприятная участь в будущем веке, чем живущих легкой жизнью. Об этом говорит Сам Господь в притче о богатом и Лазаре (Лк. 16, 19–31).

Поэтому надо более печалиться о тех, кто имеет здесь полное житейское благополучие, довольство, комфорт и ведет рассеянную жизнь и – менее за тех, кто идет здесь тяжким путем нужды и страданий.

Может быть, возникает сомнение в необходимости страданий как искупительного фактора, если жертва Христа достаточна, чтобы покрыть вину грехов всего мира?

Действительно, спасение от Господа дается «даром» (Рим. 3, 24). Но оно дается тем, кто по своему произволению ищет его, и не спасет всех людей как бы автоматически.

И если человек не идет сердцем ко Христу за помощью и за прощением грехов и живет рассеянной жизнью, не обращая внимания на заповеди Христа, то его не спасет искупительная жертва Христа: он сам как бы отказывается от нее, отказывается от предлагаемого лекарства и не получает оставления грехов, пренебрегая Таинством покаяния.

Об этом так пишет ап. Павел колоссянам:

«Вас, бывших некогда отчужденными и врагами, по расположению к злым делам, ныне примирил в теле Плоти Его, смертью Его, чтобы представить вас святыми и непорочными и неповинными пред Собою, если только пребываете тверды и непоколебимы в вере и не отпадаете от надежды благовествования»

(Кол. 1, 21–22).

Как видно отсюда, сила искупления распространяется на нас лишь при условии нашей «непоколебимости в вере и надежде благовествования».

А так как мы все недостаточно внимательны к своим грехам, не ищем и не пользуемся в полной мере Таинством покаяния, то и всем нам нужно страдание для смягчения последствий нашего греха.

Вот почему о необходимости христианину страданий и скорбей говорили и Господь: «В мире будете иметь скорбь» (Ин. 16, 33), – и апостолы и все святые отцы: «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие», – говорил ап. Павел (Деян. 14, 22).

«Нет скорбей – нет и спасения», – говорил прп. Серафим. А прп. Симеон Новый Богослов учит: «Как одежду, измаранную грязью и всю оскверненную какой-либо нечистотой, невозможно очистить, если не мыть в воде и не стирать ее долго, так и ризу душевную, оскверненную тиною и гноем греховных страстей, иначе отмыть нельзя, как только многими слезами и перенесением искушений и скорбей».

По словам св. Иоанна Златоустого, для христианина имеется три степени для спасения: а) не грешить; б) согрешивши, каяться; в) кто плохо кается, тому терпеть находящие скорби. А кто же может сказать, что он кается достаточно усердно?

Отсюда путь избавления от страданий за свои грехи есть покаяние. Сила покаяния должна быть соразмерна степени греха.

Покаяние, как и произвольные страдания (самолюбия при исповеди), примиряет с Богом и снимает непроизвольное страдание. Если же нет достаточного сознания греха, нет силы нести деятельное, глубокое покаяние, то надо в смирении принимать посылаемые страдания и благодарить за них как за милость, как за признак заботы о нас Бога.

Старец Варсонофий Оптинский говорил:

«Непрестанные скорби, посылаемые Богом человеку, суть признак особого Божия промышления о человеке».

Вот почему страдания и несчастья люди духовные называют «посещением Божиим».

А когда грешник живет легкой спокойной жизнью, они видят в этом оставление Богом человека, которому грозит страшная участь в загробной жизни.

Как часто страждущие души просят у Господа о прекращении страданий!

Но о том ли надо просить? Не грех ли живет в основе страданий? И если бы он был устранен искренним покаянием, то устранилось бы и страдание.

Когда к Господу принесли расслабленного, то Он прежде всего простил ему грехи, и потом уже как следствие прощения даровал и исцеление (Мф. 9, 2–8). В другом случае страдания посылаются не за грех, а чтобы предохранить от греха или направить христианина от легкой и рассеянной жизни на жизнь сосредоточенную и жизнь в Боге. В таких случаях посылаются длительная болезнь, ссылка, заточение и т. п. Это совершенно изменяет жизнь, дает человеку возможность задуматься о ней, для некоторых – побыть в уединении.

Подобные страдальцы, которые вначале часто тяжело переносили изменение своей судьбы, впоследствии или под конец жизни горячо благодарили Господа за посланную им некогда тяжелую перемену в жизни (см. например, жизнеописания схимонахини Нектарии, князя Меншикова и др.).

Про третью причину посылаемых людям страданий так говорит прп. Макарий Великий:

«Бог знает немощь человеческую, что человек скоро превозносится; поэтому останавливает его и попускает ему быть в непрестанном упражнении и волнении… Бог, зная твою немощь, по смотрению Своему посылает тебе скорби, чтобы стал ты смиренным и ревностнее взыскал Бога»..

О том же пишет епископ Вениамин (Милов):

«Скорби глубоко смиряют человеческую гордыню и выбивают у человека опоры себялюбия и надмения. Много пострадавший перестает грешить. Он чувствует свое ничтожество и невольно ищет утверждения своего в силе Божией и раскрывает молитвою себя для принятия благодати от Бога. Скорбь переплавляет человеческое настроение из греховного, самозамкнутого в святое и открытое к Богу и возвращает всякого грешного блудного сына в Отчий Божий дом».

В четвертом случае христиане испытываются в вере и праведности.

Как пишет прп. Варсонофий Великий:

«Муж, не испытанный искушениями, не искусен».

Адам после создания был первое время безгрешен и как чистый сердцем видел Бога и беседовал с Ним. «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5, 8). Но мы знаем, что он не был тверд в добродетели и впал в грех.

Дети также первое время бывают чисты сердцем, но затем все бывают подвержены греху. Поэтому одна чистота сердца, без испытания ее прочности, не имеет полной ценности. Вот почему в мире допущены Богом соблазны. Господь и говорит: «Ибо надобно придти соблазнам» (Мф. 18, 7).

Прп. Антоний Великий пишет:

«Никто без искушений не может войти в Царство Небесное; не будь искушений, никто бы и не спасся».

О том же так свидетельствует схиархимандрит Софроний:

«Путь человека к Богу исполнен великих борений. Дух подвижника, стремящегося к вечной Божественной любви, чтобы стать воистину разумным и способным к этой любви, неизбежно проходит через долгий ряд испытаний».

Как пишет игумен Иоанн:

«Земная жизнь не есть ли одно испытание? Это непрерывный ряд испытаний, экзаменов нашей любви к Богу и к человеку, нашей веры, нашей чистоты, нашей правды – растворенности в воле Божией, согармоничности Царству Божьему. И только те, кто испытан в соблазнах, кто имел духовную силу преодолеть их (хотя бы и не сразу), те могут считаться достигшими духовной зрелости».

Как пишет о. Иоанн С:

«Многоразличные греховные привязанности сердца нашего Господь испытывает различным образом: иного (скупого) испытывает потерею денег или какой-либо части из собственности, попускает ворам обкрадывать; иного – пожаром, иного – напрасными издержками по неудавшимся делам; иного – болезнями и издержками на врачей; иного – потерею близких, иного – бесчестием. Всех испытывает всячески, да откроются в каждом его слабые, болезненные стороны сердца и научится каждый исправлять себя. Весьма у многих душу проходит оружие, чтобы открылись помышления их сердец. Потому какой бы ни случился убыток из твоего имения, верь, что на то есть воля Господня, и говори: «Господь дал, Господь и взял, да будет имя Господне благословенно» (Иов. 1, 21)».

«Купи у меня золото, огнем очищенное, чтобы тебе обогатиться», – говорит Господь в Откровении (3, 18).

Ап. Петр пишет:

«О сем радуйтесь, поскорбевши теперь немного, если нужно, от различных искушений, дабы испытанная вера ваша оказалась драгоценнее гибнущего, хотя и огнем испытываемого золота»

(1 Пет., 6–7).

Один инок изнемогал в сильной борьбе с искушениями. Его старец спросил его: «Хочешь ли, я помолюсь Господу, чтобы было снято с тебя искушение?» – «Нет, отче, – отвечал мудрый инок, – помолись лишь о том, чтобы Господь укрепил меня в борьбе с искушением. Если же оно будет снято с меня, то я не получу той духовной пользы, которую я вижу в моей борьбе».

Пятой причиной страданий может явиться невыполнение человеком Божьего призыва, уклонение от того пути или поручения, которые предназначены человеку от Бога. Это страдание пророка Ионы во чреве кита. Кончаются эти страдания тогда, когда христианин поймет, что требует от него Господь и в чем состоит его уклонение от предназначенного ему пути.

Эти страдания часто посылаются к избранникам Божиим, когда они вступают на путь, не предназначенный для них Богом. Посылаются они им и тогда, когда у них появляется пристрастие и увлечение чем-либо земным или наблюдается ослабление в них огня ревности, угасание любви к Богу, отход от начатого служения.

Все эти страдания кончаются, когда христианин оставляет пристрастие, возвращается на прежний путь служения или снова возгорается огнем духовной ревности.

По мнению старца Амвросия Оптинского:

«Когда человек идет прямым путем, для него и креста нет. Но когда отступит от него и начнет бросаться то в ту, то в другую сторону, вот тогда являются разные обстоятельства, которые и толкают его на прямой путь. Эти толчки и составляют для человека крест. Они бывают, конечно, разные, кому какие нужны».

Вам дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него. Флп. 1, 29

Вам дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него.

Где Дух Святой, там, как тень, следуют гонения и брань. Прп. Макарий Великий

Где Дух Святой, там, как тень, следуют гонения и брань.

Не нужно думать, что страдания – это только удел грешных, нетвердых в добре и отступающих от воли Господней.

Старец о. Алексий Зосимовский так говорил об этом:

«Кто тебе сказал, что Бог наказывает кого-либо за грехи, как принято у нас часто говорить при виде ближнего, впавшего в какую-либо беду или болезнь? Нет, пути Господни неисповедимы. Нам грешным не дано знать, почему Всесильный Господь допускает на свете часто уму человеческому непостижимые как бы несправедливости. Господь все видит, все допускает, а вот почему Он допускает, нам грешным знать и неполезно».

Действительно, опыт жизни показывает, что скорби сопутствуют людям и праведной жизни, и святым.

Более того, по мнению блж. Августина:

«Христианам положено страдать более, чем прочим людям; праведникам необходимо страдать еще более; а святым неизбежно переносить великие страдания. И чем ближе человек к Богу, тем большее количество крестов ему посылается».

По словам старца Варсонофия Оптинского, праведность вообще неразрывна со скорбями. Он говорит, что «если плохо живешь, то тебя никто и не трогает, а если начинаешь жить хорошо – сразу скорби, искушения, оскорбления».

Если мы посмотрим на жизнь святых, то увидим, что все они были проверены в огне испытаний и искушений, – в этом сила их духа и красота подвига. За победу они и были увенчаны от Господа.

Так был испытан страданиями ветхозаветный Иов для последующего награждения его за стойкость в перенесении испытаний.

Патриарх Авраам был испытан тем, что ему было повелено принести в жертву своего единственного сына.

Иосиф был возвеличен, но лишь после того, как потерпел длительное рабство в Египте, оклеветание и тюремное заключение.

Царь Давид, хотя и был помазан, но до воцарения он перенес много обид, гонений, трудов и опасностей.

Та же цель была и в испытаниях прп. Антония Великого, когда он был мучим бесами. Вспомним ответ Господа на вопрос Антония: «Почему Ты не приходил ранее, чтобы избавить меня от страданий?» – «Антоний, Я был все время здесь, но ждал, желая видеть твое мужество».

Преподобные отцы получали великие дары чудотворений, но лишь после того как они великими подвигами и глубочайшим смирением доказывали свою веру и любовь к Богу.

Как пишет прп. Исаак Сириянин:

«Всякий человек, о котором особенно печется Господь, познается по непрестанно посылаемым ему скорбям… Когда на пути своем находишь неизменный мир, тогда бойся, потому что далеко отстоишь от прямого пути, протоптанного страдальческими стопами святых. Так как пока ты еще на пути, признаком приближения твоего ко граду Божию для тебя да будет следующее: встречают тебя сильные искушения, и чем ближе приближаешься и преуспеваешь, тем более умножаются находящие на тебя искушения. В какой мере не имеет душа достаточных сил для великих искушений, в такой же она недостаточна и для великих дарований. И если возбранен к ней доступ великим искушениям (скорбям), то возбраняются ей и великие дарования, потому что Бог не дает великого дарования без великого искушения».

В какой мере не имеет душа достаточных сил для великих искушений, в такой же она недостаточна и для великих дарований. И если возбранен к ней доступ великим искушениям (скорбям), то возбраняются ей и великие дарования, потому что Бог не дает великого дарования без великого искушения».

Сила испытаний для святых была такова, что прп. Варсонофий Великий так писал про них:

«Если я напишу тебе о тех искушениях, которые я претерпел, то, верно, и не понесет слух твой, а может быть, и ничей в настоящее время»

(Отв. 13).

Итак, испытаний не может миновать ни один христианин. И когда он впадает в искушения, пусть не удивляется им, не уклоняется от них, а благодарит за них Господа как бы за благо и за внимание к нему.

Как говорил один праведник:

«Когда Господь делает избрание души и предназначает ее для больших дел, Он отмечает ее Своей печатью: эта Господня печать – крест».

В ином случае страдания посылаются также добродетельным людям для того, чтобы особо увенчать их в Царстве Божием за невинное страдание и подвиг безропотного терпения. Характерный пример такого безвинного страдания имеется в жизнеописании новгородского святого прп. Варлаама Хутынского (память 6 ноября).

Преподобный шел по новгородскому мосту в то время, когда с моста в Волхов бросали какого-то преступника: это была форма новгородской смертной казни.

Преступник, увидев почитаемого всеми новгородцами игумена, стал просить преподобного спасти его. Преподобный предложил взять преступника к себе в монастырь за свое поручительство и получил на это согласие. Провинившийся закончил свои дни в монастыре как исправный монах.

В другой раз преподобный шел по мосту, и снова в Волхов бросали преступника. Ученики стали просить преподобного спасти и этого человека, но преподобный не стал просить на этот раз, и казнь совершилась.

«Почему, отче, ты на этот раз не спас человека?» – спросили ученики прп. Варлаама.

Тот ответил им: «В первый раз казнили действительного преступника, который не раскаялся еще и не был готов к смерти. Для этого я и просил его к себе в монастырь, чтобы покаянием в остаток жизни он мог спасти свою душу. На этот же раз казнили невинного человека, и я видел венец, который был приготовлен ему как невинному страдальцу. Как же мог я отнять у него этот венец?»

У людей праведных к страданиям ведет и совершенное исполнение второй заповеди о любви: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мк. 12, 31).

Чем горячее эта любовь, тем глубже скорби ближних входят в сердце христианина, тем больше он страдает за ближних и в особенности за их грехи и страсти, за их падения, пристрастия и несовершенства.

Для особо избранных имеет место и особый случай посылаемых от Бога страданий – это страдания ради Христа и за веру во Христа. «Если Меня гнали, будут гнать и вас», – говорил Господь Своим ученикам (Ин. 15, 20).

«Он [Христос] положил за нас душу Свою, и мы должны полагать души свои за братьев», – пишет ап. Иоанн (1Ин. 3, 16).

А прп. Макарий Великий пишет:

«Где Дух Святой, там, как тень, следуют гонения и брань… истине необходимо быть гонимою».

Это самые блаженные и радостные из страданий, которых удостаиваются только те избранные, которых Господь особенно хочет наградить в Царстве Небесном. Вспомним, что заповеди блаженства завершаются словами Господа: «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать, и всячески неправедно злословить за Меня» (Мф. 5, 10–12).

Это – страдание исповедников и мучеников и всех тех, кто терпит в мире ради исповедания и исполнения заповедей и повелений Христа. Господь подчеркивает исключительность награды за подобные страдания. «Радуйтесь и веселитесь, – говорит Он таким страдальцам, – ибо велика ваша награда на небесах».

Когда на христианина приходят подобные страдания, то не как на несчастье он должен смотреть на них, а как на особую милость Божию к нему. Конечно, христианин не может уклоняться от подобных страданий, как нельзя уклониться от особой почести.

Как говорит прп. Исаак Сириянин:

«Более всякой молитвы и жертвы драгоценны пред Господом скорби за Него и ради Него, и более всех благоуханный запах пота их».

А апостолы пишут:

«Возлюбленные! Огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь, как приключения для вас странного. Но, как вы участвуете в Христовых страданиях, радуйтесь, да и в явлении славы Его возрадуетесь и восторжествуете»

(1Пет. 4, 12–13).

«Мы – дети Божии. А если дети, то и наследники, наследники Божии, сонаследники же Христу, если только с Ним страдаем, чтобы с Ним и прославиться. Ибо думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас»

(Рим. 8, 16–18).

У близких к совершенству христиан страдания могут иметь характер и искупительной жертвы – соучастие в страданиях Христовых; это положение основывается на словах ап. Павла: «Восполняю недостаток во плоти моей скорбей Христовых за тело Его, которое есть Церковь» (Кол. 1, 24).

И те из христиан, которые принимают участие в таких почетных страданиях, как бы продолжают и завершают великое дело Христа – искупление грехов, совершаемых членами воинствующей Церкви Христовой.

К написанному можно добавить еще ряд причин страданий, указанных св. Иоанном Златоустом и относящихся при этом только к праведникам. Св. Иоанн пишет:

«Я могу указать восемь причин всякого рода и вида бедствий святых, поэтому усиленно напрягите ваше внимание, зная, что нам не будет уже никакого извинения и оправдания, если мы будем соблазняться приключающимися бедствиями. Первая причина состоит в том, что Бог попускает им терпеть беды, чтобы они вследствие величия своих заслуг и чудес не впадали в гордость. Вторая – чтобы другие не думали о них больше, чем свойственно человеческой природе, и не полагали, будто они боги, а не люди. Третья причина – чтобы сила Божия являлась могущественной, побеждающей и умножающей проповедь через людей слабых и связуемых узами. Четвертая – чтобы яснее обнаружилось терпение их самих как людей, которые служат Богу не из-за награды, а являют такое богомыслие, что и после великих бедствий обнаруживают любовь к Нему. Пятая – чтобы мы размышляли о воскресении… Когда ты увидишь, что человек праведный терпит без конца бедствия и так уходит из этого мира… то, очевидно, Бог не захочет отпустить неувенчанными тех, кто столько потрудился, и лишить их воздаяния за труды. Поэтому необходимо должно быть время после здешней смерти, в которое они и получат воздаяние. Шестая причина в том, чтобы все подвергающиеся несчастьям имели достаточно утешения и облегчения, взирая на них (т. е. бедствующих праведников) и помня о случившихся с ними бедствиях. Седьмая – чтобы, когда мы призываем вас подражать праведным делам их, вы, по причине чрезмерной высоты их заслуг, не подумали бы, что они были люди иной породы, и не отказались бы боязливо от подражания. Восьмая – чтобы, когда нужно ублажать и сожалеть, мы знали, кого нужно почитать блаженным, а кого жалким и несчастным…»

Как пишет и прп. Исаак Сириянин:

«Невозможно, чтобы когда идем путем правды, не встретилась с нами печаль, тело не изнемогало бы в болезнях и страданиях и пребывало бы неизмененным, если только возлюбим жить в добродетели».

Арсения Великого один из иноков спросил: «Почему некоторые добрые люди перед смертью подвергаются великой скорби от телесной болезни?»

«Потому, – отвечал старец, – чтобы мы, как бы солью осолившись здесь, отошли туда чистыми».

Приложение к главе 12-й

(Из сочинения арх. Сергия)

Всякий человек, даже самый нравственно высокий, не лишен недостатков и греховных предрасположений, и никто не может избежать их проявлений в той или иной форме: то в виде недостатков характера, то в виде неумения жить осторожно и т. д.

Эти обнаружения человеческих слабостей нередко задевают слабые стороны других людей, больно действуют на них, раздражают.

Враг же рода человеческого пользуется этим раздражением против праведника и поднимает бурю гонений на него.

Господь попускает разразиться этой буре, и в горниле страдания дух праведника как бы перегорает и очищается от своих греховных немощей. В скорби душа человека глубже сосредоточивается в себе, теснее соединяется с Господом и просвещается Господом.

Путем молитвы она ясно начинает видеть свои черты, лучше понимает тот путь, какой она прошла и проходит к ясному сознанию, что сама была поводом разразившихся скорбей.

Когда же праведник сознает свою причинность в постигших его скорбях, он познает и свою виновность в этом как человек, который не сумел поберечь немощного брата. Из сознания своей виновной причастности истекает и извинение врага, соединенное с молитвой за него. Когда же человек поймет все это, душа его исполняется всепрощением и благодарным миром.

Опыт уже получен, и оттоле душа та впредь становится осмотрительною, сострадательною, твердою, чистою и несокрушимою в своем святом стремлении ко Христу. Тогда отнимается и страдание; чаша скорбей отъемлется потому, что такой человек уже спострадал Христу, сораспялся Ему, распяв свою плоть со страстьми и похотьми. Такой человек уже становится подобен апостолу, который говорил: я сораспялся Христу и умер для мира.

Борьба у такого человека, конечно, не прекращается до его кончины, но перелом нравственный в нем уже совершился, и после такого перелома человек и может быть избранным орудием Промысла Божия в деле спасения людей, способным к служению чистому, совершенному и твердому.

Чаша страдания относится ангелом, а на такого раба Божия изливаются дары благодати Божией. Такой путь неизбежен каждому. Различие только в степени и времени. Чем больший жребий дарован от Господа кому и чем более и дольше кто должен послужить ближним, тем суровее испытание, тем ранее в жизни приходится тому испить чашу очистительных скорбей.

Бог любит особенно тех, кто добровольно идет на страдания Христа ради. Старец о. Алексий Зосимовский

Бог любит особенно тех, кто добровольно идет на страдания Христа ради.

Все вышеперечисленные виды страданий посылались человеку от Бога. Другим источником страданий может быть сам человек. В этом случае страдания будут самопроизвольными. Следует заметить, что в числе подобных страданий есть такие, которые не приносят нам пользы и за которые нас не могут пожалеть ни Бог, ни люди. Это те страдания, в основе которых лежат наши страсти и пристрастия.

Таковы, например, страдания от зависти, от неудовлетворения тщеславия или алчности, страдания от неудовлетворения своих прихотей, например от невозможности красиво одеваться, от отсутствия комфорта в жилище и пр. Поистине горе тем, кто так страдает.

Часто в жизни можно встретить страдания и от неприязни, от вражды, распрей и т. п. Причиной последних является отсутствие любви к ближним, нежелание послужить им, уступать им, сносить их недостатки и т. п.

Пусть христианин в этих случаях внимательно рассмотрит сам себя. Он всегда найдет, что он виноват и сам является источником распрей, ссор и вражды.

Как пишет о. Александр Ельчанинов:

«Множество недоумений современных христиан разрешилось бы, если бы мы действительно были христианами, в прямо евангельском смысле, разрешился бы в том числе вопрос о смысле страданий: «Как Господь терпит"… И многое другое. При нашей жадной, без оглядки, привязанности к благам этого мира, когда сама эта привязанность родит множество страданий, о каком религиозном смысле нашей жизни, и в том числе и наших страданий, мы можем говорить?»

Следует отметить, что, по мнению о. Александра Ельчанинова, к страданиям, основанным на эгоизме, относятся и страдания при смерти близких.

О. Александр пишет:

«Самая острая скорбь об умершем есть скорбь о себе, эгоистичная, личная боль. Праведные, смиренные, святые в этом случае не скорбят».

Таково самопроизвольное страдание людей мира. Иными будут страдания по своей воле у людей, живущих Духом Святым. Наивысшим и прекраснейшим из этих страданий является добровольное мученичество за Христа.

Как говорил старец о. Алексий Зосимовский:

«Бог любит особенно тех, кто добровольно идет на страдания Христа ради».

Так же прекрасен подвиг страдания.

Ап. Павел говорит: «Плачьте с плачущими» (Рим. 12, 15). А тех, кто по состраданию к несчастным их кормит, одевает, посещает в тюрьме и больнице, Господь обещает поставить на Страшном Суде по правую руку от Себя, в среде праведников.

Также благодетельны для души и страдания покаяния. Зная свой грех, христианин сам наказывает себя и произвольными страданиями избавляет себя совершенно или частично от страданий непроизвольных.

Ап. Павел пишет: «Если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы. Будучи же судимы, наказываемся от Господа, чтобы не быть осужденными с миром» (1Кор. 11, 31–32).

Старец Парфений из Киевской лавры как-то спросил митрополита Филарета Киевского:

«Я имею сомнения, Владыко, в правильности пути, по которому иду. Апостолы говорят, что все живущие во Христе будут гонимы, а я не знаю никаких гонений».

«Зачем же тебя гнать, если ты сам себя гонишь?» – отвечал старцу-аскету митрополит Филарет.

И этим путем «самогонения» шли преподобные, постники, юродивые, столпники, затворники, пустынники и другие подвижники во Христе: идя путем «озлобления» своего тела, они спасали свои души. Благо тем мудрым христианам, которые имеют силу и ревность в какой-то мере идти за ними путем произвольного страдания.

Эти страдания рано или поздно неизменно перерождаются в великую духовную радость – в благодатные слезы, умиление, тишину и радость на сердце, покой духа. За эти страдания они получают духовные дары: в них расцветают, как благоуханные цветы, добродетели веры, любви, надежды, смирения, кротости и т. д.

Они вместе с тем получают способность благодушествовать на тесных путях жизни христианской, пребывая, по словам ап. Павла, «в великом терпении, в бедствиях и нуждах, в тесных обстоятельствах. Под ударами, в темницах, в изгнаниях, в трудах, в бдениях, в постах… в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах… нас наказывают, но мы не умираем, нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем» (2Кор. 6, 4–10).

Если терпим, то с Ним и царствовать будем. 2Тим. 2, 12

Если терпим, то с Ним и царствовать будем.

Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу. 2Кор. 4, 17

Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу.

Скорби и искушения признаются Священным Писанием и св. отцами величайшим даром Божиим. Свт. Игнатий (Брянчанинов)

Скорби и искушения признаются Священным Писанием и св. отцами величайшим даром Божиим.

Страдания – благодатный ветер, надувающий паруса нашего духа. О. Александр Ельчанинов

Страдания – благодатный ветер, надувающий паруса нашего духа.

Какова бы ни была причина посылаемых нам страданий, все они неизменно служат нам на пользу – спасению нашей души, к прощению наших грехов, а при невинности христианина – к получению за страдания венца в Царстве Небесном.

Как говорят старцы Варсонофий Великий и Иоанн:

«Все, что ни случается с человеком, служит к испытанию и спасению его, чтобы он потерпел и во всем укорял себя как недостойного. Добрый знак, что ты скорбишь: разве ты не знаешь, что когда кто просит отцов молиться о нем или молит Бога подать ему помощь, тогда умножаются скорби и искушения к испытанию его? Итак, не ищи покоя телесного, если не посылает его тебе Господь, ибо мерзок пред Господом покой телесный и Господь сказал: «В мире будете иметь скорбь» (Ин. 16, 33). Знай, что те, которые желают покоя во всем, услышат некогда: «Ты получил уже доброе свое в жизни своей» (Лк. 16, 25). Если кто не переносит досад, не узрит и славы. Разве не знаешь, что «многи скорби праведным» (Пс. 33, 20) и ими они испытываются, как золото огнем? Поэтому, если мы праведны, то будем испытаны скорбями; если же, напротив, грешны, то потерпим скорби как достойные того, ибо «от терпения опытность» (Рим. 5, 4). Приведем себе на память всех святых и вспомним, что они терпели, делая благое… Они были ненавидимы и оскорбляемы людьми до самой кончины их… Возлюби скорби во всем, чтобы быть сыном святых, и будешь ли ты в скорбях или нуждах, или в угнетениях, или в болезнях и трудах телесных, за все, постигшее тебя, благодари Бога».

Как пишет прп. Исаак Сириянин:

«Не благоволил Бог, чтобы возлюбленные Его покоились, пока они в теле, но более восхотел, чтобы они, пока в мире, пребывали в скорби, в тяготе, в трудах, в скудости, в одиночестве, нужде, болезни, в оскорблениях, в сердечном сокрушении, в утружденном теле. Господь знает, что живущим в телесном покое невозможно пребывать в любви Его. Когда же болезнь, скудость, истощение тела и боязнь вредного для тела возмущают мысль твою и препятствуют радости упования твоего и попечению о Господе, тогда знай, что живет в тебе тело, а не Христос. Поэтому о всяком скорбном для нас приключении, встречающемся с тобою явно или тайно, со всею осторожностью, далекою от самомнения, находи, что по справедливости и по суду приблизилось к тебе все это. И за все принеси благодарение».

Итак, во всех случаях страдания целесообразны. Но можно говорить не только о целесообразности, но и о необходимости для человека страданий. Об этом так пишет Н. Н. Фиолетов:

«Душа человека, ничего не пострадавшего, не испытавшего ни бурь, ни волнений и борьбы, часто сама покрывается корой суетности, пошлости, самодовольства, перед ней появляется опасность погрузиться в состояние инерции и мертвенного покоя. В повседневных примерах мы можем видеть, как часто люди, ничего не испытавшие, не могут понять переживаний других людей, являются безразличными к их страданиям, как часто теряется перед ними сознание высшей цели и смысла жизни и они погружаются в тину мелочей. Это состояние полного самодовольства и тупости часто смешивается в мещанском обывательском сознании со счастьем».

«Душа человека, ничего не пострадавшего, не испытавшего ни бурь, ни волнений и борьбы, часто сама покрывается корой суетности, пошлости, самодовольства, перед ней появляется опасность погрузиться в состояние инерции и мертвенного покоя.

В повседневных примерах мы можем видеть, как часто люди, ничего не испытавшие, не могут понять переживаний других людей, являются безразличными к их страданиям, как часто теряется перед ними сознание высшей цели и смысла жизни и они погружаются в тину мелочей. Это состояние полного самодовольства и тупости часто смешивается в мещанском обывательском сознании со счастьем».

Таким образом, от Бога посылаемые страдания не есть нарушение мировой гармонии, а наоборот, утверждение ее, восстановление справедливости и устранение греха. Во всех случаях страдания людей есть одна из форм проявления неусыпного о них Промысла Божия, доказательства любви и милосердия Бога к падшему человечеству.

При благости и мудрости Божией иначе, конечно, и быть не может. Поэтому задонская подвижница Матрона Наумовна говорила так: «Горе в жизни – это гостинцы, посылаемые нам из рая».

А епископ Буго писал:

«Величие и красота души расположены по ступенькам, по силе страданий. Кто не видел на множестве примеров, что часто житейское счастье не только не полезно для нравственного развития человека, но прямо губит его?»

По существу, христианин должен отказаться от житейского понятия слова «несчастье», так как «всякая скорбь, соединенная с терпением, хороша и полезна», – пишет прп. Петр Дамаскин.

«Несчастья» нет в мире, где господствует и царствует Благий Господь Бог, и то, что люди называют несчастьем, есть милостивое наставление, вразумление от Бога Отца или испытание Им веры христианина.

Как пишет ап. Павел, в христианине «от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает» (Рим. 5, 3–5).

Святитель Иоанн Тобольский так говорит об этом же:

«Если бы воля человека была направлена к добродетели и была бы истинно покорна и согласна с волей Божией, то труды, болезни, скорби и другие неприятности, которые встречаются каждому человеку в жизни, не были бы для него наказанием, ибо он переносил бы их с радостным и благодушным сердцем по любви к Богу, рассуждая и твердо веря, что они постигли его по воле Божией и ее попущению для неизвестной ему, но доброй цели».

Более того, святые и праведники достигли того, что, понимая благодетельное значение скорбей для души человеческой, они переживали их не только благодушно, без ропота и смущения, но радостно, и начинали стремиться к ним и искать их. Так, мудрая игумения Арсения пишет:

«После того как Господь поможет отрешиться от страстей, тогда для души составляют отраду жизни скорби; она выше их, она не чувствует, а только сознает, и видит, и чувствует великую помощь Божию, укрепляющую дух в скорбях и искушениях жизни; видит великую премудрость Его путей, ведущих человека к свободе через скорби и в самих скорбях очищающую его, выводящую из неправильного положения и ставящую всегда на правильный путь. Тогда душа чувствует и силу и радость и благодарит Бога за скорби, и кажутся они ей ничтожными в сравнении с теми благами, которые Он даровал ей через скорби».

Вот почему одна праведница говорила:

«В мире радостей всех выше – это радости страданий».

А праведник священник Иоанн пишет:

«Мы имеем все основания жаловаться, когда не имеем страданий, так как ничто не делает нас подобными Господу, как несение Его креста».

Отсюда понятен будет и афоризм духовного философа Экхарта:

«Тихая и покойная жизнь, проведенная в Боге, – хорошо; жизнь, полная бурь, прожитая с терпением – лучше; но найти покой в жизни, полной боли, – наилучшее».

Однако мы всегда должны помнить, что благодушное перенесение страданий возможно лишь с помощью Божией и есть дар христианину от Бога. Об этом так пишет прп. Петр Дамаскин:

«Терпеть обиды с радостью и незлобливо, делать добро врагам, полагать душу свою за ближнего и подобное есть дары Божии, посылаемые стремящимся к ним, чтобы их получить от Бога своим страданием».

Итак, лишь тот может тяготиться «несчастьями» и «бедами», кто не доверяет Богу, не сознает своей греховности, не чувствует необходимости очищения своего сердца, спасения своей души и не знает своего бессилия достичь этого своими усилиями.

Как пишет старец Силуан:

«Если постигает тебя неудача, то думай: «Господь видит мое сердце, и если Ему угодно, то будет хорошо и мне, и другим», – и так душа твоя всегда будет в мире. А если кто будет роптать: «Это не так, а это нехорошо», – то никогда не будет мира в душе, хотя бы он и пост держал, и много молился. Иной много страдает от бедности и болезней, но не смиряется, и потому без пользы страдает… Смирясь, ты увидишь, что твои беды превратятся в покой, так что ты и сам увидишь и скажешь: почему же я раньше так мучился и скорбел? Но теперь ты радуешься, потому что смирился, и пришла благодать Божия».

Тот же старец говорит и о том, что «скорби неизбежно сопутствуют любви и возрастают в душе по мере того как растет в душе Христова любовь. Это и понятно: любовь Христова (в душе христианина) объемлет весь мир и горячо и больно переживает скорби всего мира, как их переживал и Христос, когда Он плакал, глядя на Иерусалим, провидя все будущие его бедствия» (Лк. 19, 41).

Поэтому, как пишет схиархимандрит Софроний:

«Любящий Бога проходит через такие страдания, которых не имеющий глубокой веры в Бога не выдерживает и заболевает душевно».

Но «из глубокой веры и любви рождается и великое мужество».

Как пишет прп. Исаак Сириянин:

«Кто без скорби пребывает в добродетели своей, тому отверста дверь гордости».

Но Господня забота и помощь человеку в развитии в нем смирения повсюду разлиты в мире. И, как говорит игумен Иоанн:

«Все обстоятельства и факты земной жизни предназначены, чтобы смирять человека, измалывать его, стирать гордыню его чувств и разума, просвещая его сознанием милости Божией или бия его по самодостаточности, самостоятельности, самодовольству. Здесь все блаженство жизни, все жизненные удачи и здесь (с другой стороны) смысл всех бесчисленных болезней, признаков смерти, нравственных унижений, бедности, зависимости, чувства своего бессилия как в отношении прошедшего, так и будущего и настоящего… Здесь зарождение благодарности Богу и здесь (с другой стороны) – крушение всех тщетных вер, всех суетных надежд и ложных идеалов… Какой бы ужасающей гордыни исполнился человек, если бы его не смиряло все то, что его теперь смиряет на земле: смерть, болезни, физические страдания, беспомощность (во множестве случаев), слабость, душевные муки и томления, унижения, труд, необходимость претрудного учения во всех областях, невежество, неразумие, безобразное проявление внутренних страстей, суд совести…»

А епископ Варлаам (Ряшенцев) дополняет к этому:

«Нам тогда только начинается некоторая оценка на небе, когда мы что-нибудь невинно терпим со всяким смирением, безропотно, как Божие попущение и испытание. Этим очищается душа от духовного растления. Без невинного и глубокого страдания, без креста никто не войдет в рай. Путь Божий есть ежедневный крест».

О том же пишет и о. Александр Ельчанинов:

«Мне часто кажется, что все шипы и тернии нашего жизненного положения точно устроены Богом для уврачевания именно нашей души. Скорбями потребляются грехи наши: «Нет скорбей – нет и спасения» (слова прп. Серафима). Не только страдания, посылаемые Богом, но всякое духовное усилие, всякое добровольное лишение, всякий отказ, жертва немедленно размениваются на духовные богатства внутри нас: чем больше мы теряем, тем больше приобретаем. Вот почему «трудно богатым войти в Царство Небесное» – потому что в них не совершается этого размена благ земных, временных, тленных на блага небесные, нетленные. Отсюда горе счастливым, сытым, смеющимся – они оскудеют до полной духовной нищеты. Мужественные души инстинктом ищут жертвы, страданий и духовно крепнут в испытаниях. Многочисленные подтверждения этого в Евангелии и у апостолов. Особенно много об этом у ап. Павла. Это знают даже внехристианские религии: как истязают себя факиры, йоги, дервиши; у них это точный расчет. Мы должны просить Бога, чтобы Он дал нам испытания, и почаще печалиться, когда живем благополучно. Дети, выросшие в тепле, неге, и сытости, вырастают духовно пустыми. Наоборот, прошедшие через болезни, нищету вырастают духом, «ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу» (2Кор. 4, 17). Господь бесконечно жалеет нас, но посылает нам страдания: только если нас поражают несчастия и катастрофы, мы можем дать какие-то искры, какой-то святой огонь. Поэтому будь терпелив в своих скорбях: без страдания не живут даже низшие существа, а чем выше человек, тем больше он страдает. Многому научила меня болезнь. Еще больше утвердила в мысли, что если со Христом – то и со страданиями и что нет христианину иного пути, как через боль внутреннюю и внешнюю. И, думая о бесконечном множестве страданий в мире, я думал, что вот такими ничем не заслуженными безвинными страданиями строится невидимое Царство Божие, создается и собирается Его страдающее тело – Церковь Христова. Велики очищающая сила страданий и смысл их. Духовный наш рост зависит главным образом от того, как мы переносим страдания. Мужество перед ними, готовность на них – вот знак «правильной» души. Но не надо искать их и выдумывать».

Часто Господь посылает великие страдания перед смертью тела. Здесь также видна особая целесообразность таких страданий: чем больше страдания оставила душа на земле при переходе в тот мир, тем выше радость в том мире «блаженного упокоения».

Здесь надо вспомнить и слова Господа: «Горе вам, богатые, ибо вы уже получили свое утешение. Горе вам, пресыщенные ныне, ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне, ибо восплачете и возрыдаете» (Лк. 6, 24–25).

Вот почему духовные люди так жалеют тех, кто в мире грешит, не кается в грехах и живет легкой, рассеянной жизнью, полной развлечений и удовольствий. Про них говорят: «Оставил их Господь». А про терпящих бедствия говорят: «Их посетил Господь».

Как писал П. Иванов («Смирение во Христе»):

«К кому идет счастье (житейское), тот теряет компас жизни, тот самый несчастный человек: личная жизнь его в опасности. Поэтому мудрецы, и древние и новые, не только христиане, вовсе избегали быть счастливыми, и у них чувство иного мира превалирует над всем видимым и чувство ответственности за жизнь было необычайно развито… Мудрые люди не стараются поудобнее устроиться на своем жизненном поприще, чтобы не заснуть и не прозевать Грядущего Жениха в полунощи».

Не должен разум христианина смущаться и при виде страданий невинных детей. Здесь также неизменно присутствуют Божия премудрость, благость и целесообразность. Чаще всего Господь хочет через страдания невинных детей вразумить их родителей или близких, отвратить этих последних от пути греха и поставить на путь покаяния.

Сами же дети будут впоследствии (может быть, за гробом) утешены Богом в неизмеримо большей степени по сравнению с их кратковременным страданием.

Здесь вместе с тем надо вспомнить и о словах Господа прп. Антонию Великому.

Прп. Антоний однажды долго размышлял о множестве бедствий и искушений, постигающих людей, о страданиях невинных детей и о других труднопостижимых для человеческого ума вопросах. Тогда он услышал: «Антоний, это судьбы Божии. Исследовать их душевредно. Себе внимай».

Приложение к главе 14-й

Как пишет иеромонах (а впоследствии архиепископ) Иоанн:

«Не в физическом здоровье и не в тленном богатстве быстротекущей жизни смысл бытия человеческого на земле: венец милости к человеку – в вечности. Венец в том, что Господь усыновляет человека и причисляет его к Своему крестному пути правды в ветхом мире, и страдая за рабов Своих, страдает в сынах, распространяет пределы Своего страждущего Богочеловеческого Тела на тела всех сынов Своих и страдания Богочеловеческой Души Своей на их души. Так рождается новый мир. Это великая тайна строительства Церкви, Нового Мира на крови Агнца и агнцев. Но не для всех одинаково раскрывается в мире эта тайна, ибо она не может быть ни понятна, ни принята во всем ее благословении, вне чистых путей усыновления Богу, вне великой к Богу любви. Лишь эта любовь (пусть юная, пусть молчаливая) раскроет до конца и оправдает все страдания. То, к чему мы идем, слишком велико. То, что мы здесь оставляем, слишком ничтожно. В этом мире ничтожны все наши добродетели, ничтожно все наше понимание истины. И поэтому нет на земле высшей красоты, чем страдание правды, нет большего сияния, чем сияние безвинного страдания».

Долготерпение – матерь всех благ. Прп. Варсонофий Великий

Долготерпение – матерь всех благ.

Встречаясь со скорбями, может ли христианин молить Бога об избавлении от них или просить других молиться за него?

На этот вопрос прпп. Варсонофий Великий и Иоанн отвечают так:

«Совершенные не отстраняют от себя гнев Божий, потому что всю надежду возлагают на Бога; но мы как плотские и нуждающиеся еще в земных вещах будем осуждать самих себя как согрешающих в том и отстраним от себя гнев Божий молитвою и псалмопением, моля Бога, да простит Он нас, и впредь будем стараться благодарить Бога. Ибо после, как это пройдет, грехи наши навлекут на нас еще худшее, и без покаяния и милостыни невозможно прекратить постигающие нас бедствия».

Как видно из ответа преподобных, здесь может быть два случая. Для более слабых духом необходимо молиться и каяться в грехах (хотя бы и не осознанных), чтобы смягчить гнев Божий и отстранить от себя, может быть, еще новые и более тяжелые скорби.

Но наиболее сильные духом христиане не считают возможным уклоняться от скорбей как от воли Божией – всегда благой, в чем бы она ни проявилась.

Прп. Антоний Великий пишет про это:

«Как неуместно не благодарить врачей за оздоровление тела и тогда, когда они дают нам врачевства горькие и неприятные, так неуместно и оставаться неблагодарными к Богу за то, что кажется нам нерадостным, – не разумея, что все бывает по Его промышлению и на пользу нам».

А прп. Исаак Сириянин так говорит про праведника:

«Если встретятся ему скорби, то он как бы уверен и точно знает, что скорби доставят ему венец, и терпит их со всякою радостью, принимает их с веселием и радованием. Ибо знает, что Сам Бог по причинам, полезным ему, предназначает их в Своем неявном промышлении о неведомом для нас».

Вот один из примеров этого.

Один из иноков приходил к келье великого старца и крал у него жизненные припасы. Старец видел это, но не обличал брата, а занимался более усердно рукоделием, говоря: думаю, этот брат нуждается. И нес старец тяжкую скорбь, терпя большой недостаток в хлебе.

Когда старец кончался, братия окружили его. Он, увидев между ними брата, который постоянно крал у него хлеб, сказал ему: «Подойди ко мне, брат». Когда брат подошел, старец схватил руки его и начал целовать их, говоря: «Благодарю эти руки, при посредстве их я надеюсь войти в Царство Небесное». Инок умилился, принес покаяние и сделался строгим монахом.

Так покорность воле Божией в посылаемой скорби послужила на великую пользу и самому старцу, и согрешившему иноку.

Как говорит французский христианин Даниель-Роп:

«Если ты не можешь принести Господу ничего другого, то принеси Ему свой жизненный крест и свои страдания».

Поэтому в тех случаях, когда христианина постигает какое-либо несчастье или скорбь, святые отцы всегда предлагают понести ее терпеливо, благодушно и не отвращаться от нее и в смирении считать себя достойным еще больших несчастий, чем посланное.

К старцу Леониду Оптинскому пришел горшечник, один из его духовных детей, у которого украли колеса от повозки, на которой он отвозил на базар приготовляемые им горшки. Он сказал старцу, что знает вора и может отыскать колеса.

«Оставь, Семенушка, не гонись за своими колесами, – ответил старец, – это Бог тебя наказал, ты и понеси Божье наказанье, и тогда малою скорбью избавишься от больших. А если не захочешь потерпеть этого малого искушения, то больше будешь наказан».

Горшечник послушал старца и, по его свидетельству, затем ему грозили большие несчастия, но Господь всегда уже избавлял его от них.

Нельзя при скорбях надеяться отвратить их без молитвы и покаяния, посредством каких-либо святынь, ища от них спасения, подобно тому как язычники применяют талисман.

Так, в одном семействе повторялись семейные несчастья. Супруги приехали в Оптину пустынь и обратились за помощью к своему земляку – иеромонаху Гавриилу. Тот вздумал было помочь их горю херувимским ладаном, но предварительно пошел с этим делом за благословением к старцу Леониду.

«Чудак ты, – сказал ему старец, – поможет ли тут херувимский ладан? Где гнев Божий, там Господь не щадит и Своей святыни. Тут потребно искреннее раскаяние в грехах, за которые послан гнев Божий, и исправление».

И когда беды являются следствием греха, то единственным средством избавления от них является покаяние и понесение произвольного наказания – епитимий.

Вместе с тем, как говорит свт. Игнатий (Брянчанинов):

«Во время напастей не ищи помощи человеческой. Не трать драгоценного времени, не истощай сил души твоей на искание этой бессильной помощи. Ожидай помощи от Бога: по Его мановению в свое время придут люди и помогут тебе».

Когда не хватает силы терпеть, св. отцы рекомендуют нам различные способы для приобретения терпения в страданиях. Для этого надо вспомнить самые трудные и тяжкие минуты своей жизни и сравнить с ними тяжесть, которую переносишь. Также можно приводить себе на ум те сильные страдания и несчастья, которые терпят другие люди (например, в темницах, на одре неизлечимой и тяжкой болезни, при умирании от голода и т. д.), и тогда свои личные страдания могут показаться незначительными.

Как говорит прп. Исаак Сириянин:

«Содержи всегда в уме тягчайшие скорби скорбящих и озлобленных, чтобы самому тебе воздавать должное благодарение за малые и ничтожные скорби, бывающие у тебя, и быть в состоянии переносить их с радостью».

«Вместе с тем, – как пишет о. Александр Ельчанинов, – нет другого утешения в страданиях, как рассматривать их на фоне «того мира»; это и по существу единственная точка зрения верная. Если есть только этот мир, то все в нем сплошь бессмыслица: разлука, болезни, страдания невинных, смерть. Все это осмысливается в свете океана жизни невидимой, омывающей маленький островок нашей земной жизни. Кто не испытывал дуновений «оттуда» в снах, в молитве? Когда человек находит в себе силы согласиться на испытание, посылаемое Богом, он делает этим огромный шаг вперед в своей жизни. Наши трудности и горести, если мы их несем добровольно – соглашаемся на них, питают и укрепляют душу, они непосредственно превращаются в богатства духовные: «кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу» (2Кор. 4, 17); это благодатный ветер, надувающий паруса нашего духа… И в тот момент, когда человек с благодарностью примет от Бога посланные ему страдания, он сразу войдет из них в такой мир и счастье, что всем кругом него станет светло и радостно. Лишь бы пожелать этого – и Бог пошлет. Поэтому мужественная душа инстинктивно ищет жертвы, случая пострадать и духовно крепнет в испытаниях. Мы должны просить Бога, чтобы Он дал нам испытания, и почти печалиться, когда живем благополучно. Дети, выросшие в тепле, неге и сытости, вырастают духовно пустыми. Наоборот, прошедшие через болезни, нищету – вырастают духом».

Вместе с тем христианин должен помнить о том, что как радости, так и скорби в мире часто бывают кратковременными и одна сменяет другую. Об этом так пишет митрополит Московский Филарет:

«Почему вы думаете, что далеко радость? Она близко: позади скорби, как в Песне песней – «Жених за стеною близ невесты», «Вечер водворится плач, а заутро радость».

Вместе с тем, как пишет митрополит:

«Плач святых о временном лишении не назван благоприятною жертвою Богу, а наше продолжительное и тяжкое сетование не только не богоугодно, но даже бывает грешно. Нам сказано: «Не скорбите, как прочие, не имущие упования». Наше дело – нести налагаемые кресты с любовью, детским смирением и христианским терпением, а не измерять их и не сравнивать с другими, не сетовать в лишениях, а бодрствовать над собою и крепиться, дабы, изнемогши, не лишиться уготованной награды. Поэтому – если терпишь скорби безвинно, благодари Бога. В слове «безвинно» есть сильное врачевство против скорби».

Как говорит еп. Игнатий (Брянчанинов):

«Упражнение в самоукорении вводит в навык укорять себя. Когда стяжавшего этот навык постигает какая-либо скорбь, тотчас в нем является действие навыка и скорбь принимается как заслуженная».

А как пишет еп. Феофан Затворник:

«За всякую неприятность благодари Бога, помня, что она послана ради твоей пользы».

«Главная причина всякого смущения, – говорит прп. авва Дорофей, – если мы тщательно исследуем, есть то, что мы не укоряем себя. Отсюда проистекает всякое расстройство: по этой причине мы никогда не находим спокойствия».

«Укоряющий себя, куда бы ни пошел, – сказал и св. Пимен Великий, – что бы с ним ни случилось, вред ли, или бесчестие, или какая скорбь, уже предварительно считает себя достойным всего неприятного и никогда не смущается. Может ли быть что спокойнее этого состояния?»

Здесь вместе с тем следует предупредить, что укорение себя должно быть только в грехах, но отнюдь не за какие-нибудь житейские ошибки или промахи, вызвавшие те или иные несчастья.

Про это так пишет старец Зосима из Троице-Сергиевой Лавры:

«Несчастия и горести посылаются нам Провидением для испытания нас, для укрепления нас в жизни подвижнической. Величайший подвиг – терпеть без ропота до конца дней своих все, что ниспосылается нам в этой земной жизни, полной печали и слез. «Претерпевший до конца, тот спасен будет». Однако никогда не нужно приписывать себе тяжелых случаев, бывших с тобою и близкими тебе. Нет, все это не от себя, а ниспосылается тебе как крест. Неси же его благодушно, воодушевленный светлой надеждой и твердой верой, что там, «идеже несть ни болезнь, ни печаль, ни воздыхание», там, в вечной жизни, скорбь, перенесенная здесь с упованием и терпением, даст тебе и твоим близким такую радость и такую близость к совершенной Любви и Истине, которую и вообразить себе человек не может. Если ты несешь скорбь с терпением, этим ты свидетельствуешь свою верность Христу, свою преданность Спасителю и свою любовь к Воскресшему из мертвых и нас всех к Себе зовущему».

Переживая скорбь, никогда нельзя считать виновным в ней своего ближнего.

Об этом так пишет архиеп. Варлаам (Ряшенцев):

«Терпи обиды, неприятности, несправедливости, не дерзай по гордости винить в них твоего ближнего. Вина лежит в тебе, а не в нем: Господь желает очистить твои грехи, вот и посылает тебе как бы незаслуженную обиду и скорбь, но она заслужена тобою, твоими разными грехами, другими, прежними. И прими скорбь с радостью как лекарство очистительное от Самого Господа, а обидчика считай небесным другом, целителем твоей души. Бойся судить обидчика, укорять и т. д. – он твой благодетель, допущен Богом для очищения твоих грехов, для твоего смирения и терпения».

Итак, при перенесении страданий и невзгод для христианина ропот и выражение недовольства совершенно недопустимы.

Св. отцы запрещают даже жаловаться на погоду, говоря, что «слишком холодно» или «слишком жарко».

Будем помнить также, что Господь не оставляет нас никогда. И он с нами в самые скорбные, безотрадные минуты. Будем помнить слова из псалма: «Воззовет ко Мне, и услышу его; с ним Я в скорби… Избавлю его… И явлю ему спасение Мое» (Пс. 90, 15–16).

О том же пишет и апостол Павел: «По мере, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше» (2Кор. 1, 5).

И действительно, прп. Исаак Сириянин свидетельствует:

«Когда душа упоена радостью надежды своей и веселием Божиим, тогда тело не чувствует скорбей, хотя и немощно; несет сугубую тяготу – и не изнемогает, но наслаждается и содействует наслаждению души, хотя и немощно. Так бывает, когда душа входит в оную радость Духа».

Великое приобретение для христианина, когда он научится в жизни одинаково принимать от Господа все, что ему посылается, – сладкое и горькое, легкое или тяжелое, радостное или печальное – и с неизменной благодарностью к Богу говорит себе: «Я и той доли не стою, которою в настоящее время наградил меня Господь».

Вот еще что про восприятие страданий писала одна христианка:

«Господь со мной. Он меня любит. Чего мне бояться? Сколько радости, и утешения, и силы несут с собой эти слова. 1) Господь все знает и любит меня. Он покроет мою ошибку, если так лучше для меня. 2) Я больна, меня ждут большие страдания. Но Господь все знает и любит меня. Если Он мне посылает страдания, то Он с заботливостью матери пошлет помощь, а страдать не даст выше сил. 3) Господь все знает и любит меня, и если нужно, пошлет мне хоть одну отзывчивую душу. Слова эти применимы во всех обстоятельствах жизни, во всех состояниях души. Но для этого нужна чистая и крепкая связь души с Господом».

Однако, по словам старца Силуана, страдание от бедности и болезней не принесет пользы, если человек не смирится.

Как пишет и о. Александр Ельчанинов:

«Постоянное явление (у не кающихся грешников), что страдания не обращают души к Богу, что они бесплодно раздавливают ее и являются таким образом безрезультатными. Тогда человек под влиянием несчастий как-то грубеет. И это ясно, отчего, – человек жадно кидается на жизнь, на счастье, ставит его выше всего, вне Церкви, Бога, любви ко Христу. И обрушивается несчастье, застает его врасплох, озлобляет, огрубляет его. Пот, слезы, кровь… Если проливается пот с внутренним противлением, злобой, проклятием; если слезы – от обиды, злобы; если кровь (болезнь) – без веры, то ничего доброго душа не приобретает… Почему так спасительны были страдания блудного сына? Почему он, «войдя в себя», нашел путь спасения? Потому что он вспомнил дом отца, потому что он твердо знал, что есть этот дом; потому что он любил его, потому что (оставив язык образов) грешник этот верил в Бога. Вот что спасает нас в страданиях. Вот что открывает нам врата небесного чертога, единственные врата, в которые стоит стучаться. Поэтому страдания, с точки зрения духовного роста, ценны не сами по себе, а только по своим результатам. Отнимая земное счастье, они ставят человека лицом к лицу с высшими ценностями, заставляют его открыть глаза на себя и мир, обращают его к Богу. Отсюда следует, что земное счастье, связанное со всегдашней памятью о Боге, не исключающее напряженности духовной жизни, есть безусловное добро; равно как страдания, если они озлобляют или принижают человека, не преображая его, не давая благотворной реакции, – только сугубое зло. Это в ответ на очень распространенное убеждение, что Церковь и Евангелие осуждают всякое земное счастье и зовут к страданиям ради их самих».

Отсюда можно также заключить, что характер восприятия человеком скорбей является показателем его близости к Богу и наличия в нем основных христианских добродетелей – веры, смирения и покорности Промыслу Божию о нем.

Христос смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. Флп. 2, 8

Христос смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной.

Все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте. Мф. 23, 3

Все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте.

Спроси отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе. Втор. 32, 7

Спроси отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе.

Без совета ничего не делай. Сир. 32, 21

Без совета ничего не делай.

Сам Господь влагает в уста вопрошаемого, что сказать, ради смирения и правоты сердца вопрошающего. Прпп. Варсонофий Великий и Иоанн

Сам Господь влагает в уста вопрошаемого, что сказать, ради смирения и правоты сердца вопрошающего.

Человек создан для свободной воли. Но значит ли это, что человек совершенно свободен в своих желаниях, намерениях, решениях и поступках? И законны ли его самоволие и самочиние?

Нет, по Божиим законам, на которых зиждется мироздание, человеческая воля была ограничена. Бог указывал Адаму, что ему дозволяется и что запрещается.

Не позволяя вкушать с древа «познания добра и зла», Бог предупреждает Адама о наказании. И это наказание самое страшное, которое только могло постичь человека, – лишение его жизни (Быт. 2, 16–17). Когда же Адам вступил на путь самоволия, то этим вверг в бездну нечестия и себя, и весь род человеческий – всех своих потомков, «целого Адама».

Итак, не будем думать, что мы созданы и призваны к свободной воле в смысле постоянного, неразумного и беспринципного выполнения своих желаний. Последние законны лишь тогда, когда они находятся в согласии с законами, установленными Богом для человеческой души. Наше спасение и счастье в том, чтобы мы знали и послушно выполняли эти законы.

Как пишет игумен Иоанн:

«Жизненно отвергаемая воля Божия есть ад для человека. Принимаемая – есть неизреченное блаженство, хлеб райский. Потерявший во Христе свою волю находит ее полноту и истинную свободу. И тогда Господь будет исполнять даже неосознанные и даже будущие желания человека».

Как говорит старец Силуан со Старого Афона:

«Чтобы стать свободным, нужно прежде всего себя связать. Чем больше сам себя будешь связывать, тем большую свободу будет иметь твой дух…»

Поэтому послушание – это важнейшая добродетель христианина вместе со смирением и любовью.

Прп. Варсонофий Великий так говорит своему ученику:

«Держись же послушания, которое возводит на небо и приобретших его делает подобными Сыну Божию».

Как пишет схиархимандрит Софроний:

«Послушание есть тайна, которая открывается только Духом Святым, и вместе она есть таинство и жизнь в Церкви… Без послушания невозможно достигнуть чистоты ума, т. е. господства над мысленным морем суетных помышлений, и без него поэтому и нет монашества… Послушание есть лучший путь к победе над последствиями первородного греха в нас – над самостью и эгоизмом».

Однако, как говорит схиархимандрит Софроний, в добродетели послушания можно совершенствоваться лишь в том случае, когда христианин убеждается в несовершенстве своего ума-рассудка. Убедиться в этом – важный этап в жизни христианина-подвижника.

Через недоверие своему уму-рассудку христианин-подвижник освобождается от того кошмара, в котором живет все человечество.

В акте отвержения своей воли и рассудка ради пребывания в путях воли Божией, превосходящей всякую человеческую премудрость, христианин-подвижник, в сущности, отрекается не от чего другого, как только от страстного, самостного (эгоистического) своеволия и своего маленького, беспомощного умишка-рассудка, и тем проявляет и подлинную мудрость, и редкой силы волю особого, высшего порядка.

По словам прп. Иоанна Лествичника:

«Послушник, продающий себя в добровольное рабство, т. е. в послушание, взамен получает истинную свободу».

По терминологии некоторых святых отцов, послушание есть то же самое, что и благочестие. Так, прп. Антоний Великий пишет:

«Быть благочестивым есть не что иное, как исполнять волю Божию, а это и значит знать Бога, т. е. когда старается кто быть независтливым, целомудренным, кротким, щедрым по силе, общительным, нелюбопретельным и делать все, что угодно воле Божией, то он отворит волю Божию».

Св. отцы говорят, что воля – это единственно, что действительно принадлежит нам, а все остальное – дары от Господа Бога. Поэтому отречение от своей воли ценнее многих других добрых дел.

Как пишет старец Силуан со Старого Афона:

«Редко кто знает тайну послушания. Послушливый велик перед Богом. Он подражатель Христу, Который дал нам в Себе образ послушания. Послушливую душу любит Господь и дает ей Свой мир, и тогда все хорошо, и ко всем она чувствует любовь. Послушание нужно не только монахам, но и всякому человеку. Все ищут покоя и радости, но мало кто знает, что они достигаются послушанием. Без послушания даже от подвигов рождается тщеславие. Идущий путем послушания скоро и легко получает дар великой милости Божией, а своевольные и своедумные, как бы ни были они учены и остроумны, могут убивать себя суровыми подвигами, аскетическими и научно-богословскими и, однако, лишь едва-едва будут питаться крохами, падающими от Престола Милосердия, и будут жить, воображая себя обладателями богатств, не будучи таковыми в действительности».

О том, что добродетель послушания дает мир душе, пишет так и прп. Варсонофий Великий:

«Возложи на Бога всякий помысел, говоря: Бог знает полезное, – и успокоишься, и мало-помалу получишь силу терпеть».

Пример совершенного послушания дает нам Сам Господь, Который говорит: «Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего меня Отца» (Ин. 6, 38).

Весь строй христианской Церкви зиждется на строгом послушании: Господа Иисуса – Богу Отцу; апостолов и их преемников епископов – Духу Святому (Деян. 16, 7; 15, 28), пресвитеров (священников) – епископам; всех христиан – священникам, духовным отцам, старцам и друг другу. Ап. Павел пишет про последнее: «Повинуйтесь друг другу в страхе Божием» (Еф. 5, 21).

Строгое послушание является основой иночества, где сложилась поговорка: послушание паче (т. е. важнее) поста и молитвы. И св. Симеон Новый Богослов пишет, что для инока «лучше быть учеником ученика, чем идти путем самочиния». А авва Исидор говорит: «Не столько страшны демоны, сколько страшно следование собственному сердцу».

Старцы Варсонофий Великий и Иоанн говорят по этому поводу: «Если человек не попросит совета у отцов касательно дела, которое кажется добрым, то последствия сего будут худые и человек тот преступит заповедь, которая говорит: «Сын, с советом все твори» (Сир. 32, 21), и еще: «Вопроси отца твоего, и возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе» (Втор. 32, 7)». И нигде не найдешь, чтобы Писание повелевало кому-нибудь делать что-либо самому по себе; не просить совета означает гордость, и такой человек оказывается врагом Божиим, ибо «если над кощунниками Он посмеивается, то смиренным дает благодать» (Притч. 3, 34).

Если в послушании был Сам Господь и оно необходимо и пастырям Церкви и инокам, то очевидно: оно тем более необходимо всем христианам, т. е. и живущим в миру. Почему же оно всем так нужно?

Наша природа крайне испорчена, мы находимся во власти страстей, мы немощны, слабы, убоги, неразумны и слепы духовно; отсюда наш путь ко спасению – это путь слепого, которого ведут за руку для того, чтобы привести его к цели и он не погиб по дороге, «упав в яму» (Мф. 15, 14), или от другой опасности.

Кто же думает, что он зрячий и видит духовно, что он может идти один самостоятельно, без духовного руководства, тот самый слепой из слепых, тот во власти гордости (самой опасной и гибельной из страстей), тот в обольщении, т. е. «в прелести».

Отсюда самоволие, самочиние, самоуверенность – самые опасные пороки. Нет тогда у человека более злого врага, чем он сам себе.

При самоволии человек не ищет воли Господней, всегда благой, посылающей наилучшее для человека. И как отвергающий наилучшее он сам идет к худшему, сам портит, уродует свою жизнь, сам уходит с того спасительного пути, который может повести его к Богу. Истинный мудрец должен ненавидеть свою волю. Самый мудрый из мудрецов – премудрый Соломон – писал: «Не полагайся на разум твой» (Притч. 3, 5). Очевидно, что первоочередная задача для всякого христианина – научиться слушаться не себя, а Господних повелений. Чистые сердцем могут узнавать их непосредственно через внутреннее восприятие их от Бога через ангела хранителя.

Но нам, при греховности нашей, чаще всего это не дано, и мы тогда должны стремиться подчинять свою волю другому человеку – старцу, духовному отцу, единомышленному брату или просто ближнему. Пусть даже они ошибутся в своем указании (не затрагивающем нашей совести) – мы все равно получим пользу от послушания как победившие свою волю и свою самость.

Добродетель полного послушания награждается Богом, по словам прп. Симеона Нового Богослова, как мученичество.

Итак, для того чтобы спасти свою душу, надо пройти школу послушания, школу умения отсекать свою волю.

История Церкви свидетельствует, что духовное преуспеяние и спасение невозможны без теснейшего духовного руководства немощных и молодых духовно от преуспевших и высоких духом. Там, где христианин стоял одиноко, без духовного руководства и подчинения своей воли духовным отцам, там чаще всего следовали падения, заблуждения и прелесть.

Это случалось даже с самыми ревностными из подвижников Христовых, чему много примеров имеется в житиях святых и подвижников благочестия. Здесь мы находим случаи, когда подвижники, будучи обольщенными, погибали в сумасшествии, от самоубийства и т. п. (см. жизнеописание старца Феостирикта, творца Параклиса, житие печерского подвижника Исаакия и др.).

И чем чище, смиреннее и святее становится душа христианина, тем дальше уходит она от самочиния и. самоволия, тем менее доверяет себе.

Св. Макарий Великий пишет:

«Самомнение – мерзость перед Господом».

А прп. Пимен Великий говорит:

«Своя воля есть медная стена между Богом и человеком».

Все святые и праведники не доверяли себе и тщательно искали проверки своих решений – насколько они согласны с волей Божией.

Некоторые отцы считали, что в тех случаях, когда с ними б не было их духовных руководителей, то лучше спросить простеца или ребенка, чем поверить своему решению. Они верили, что за их смирение и отвержение своей воли Господь скорее пошлет верное решение дела через дитя, чем если бы они стали доверять себе.

Прпп. Варсонофий и Иоанн говорят по этому поводу:

«Сам Господь влагает в уста вопрошаемого, что сказать, ради смирения и правоты сердца вопрошающего».

Даже такой великий святой и мудрец, как прп. Антоний Великий, считал необходимым проверять свои решения у своего ученика прп. Павла Препростого. Так, получив от св. Константина Великого приглашение приехать в Константинополь, он спрашивает об этом прп. Павла; тот отвечал: «Если поедешь, то будешь Антоний, а если не поедешь, то будешь авва Антоний». Св. Антоний не поехал, послав Константину Великому письмо. Из ответа прп. Павла он понял, что призван быть не советником императоров, а наставником иноков. К одному отшельнику пришли иноки, отчего он принужден был разделить с ними трапезу ранее, не в обычное время. По окончании трапезы братия сказали ему: «Ты скорбил, авва, что сегодня вкусил пищу не в обычный час твой?» Он ответил: «Я прихожу в смущение лишь тогда, когда поступаю по своей воле».

Когда только можно и позволяет совесть, надо предпочитать мнение и волю ближнего перед своими. Этим мы приблизимся к исполнению воли Божией и привыкнем к послушанию.

Следовать добродетели послушания особенно полезно христианину тогда, когда он будет поступать наперекор себе – с большим принуждением себя.

При этом Оптинские старцы указывали:

«Во внешнем (житейских делах) надо проявлять полное повиновение, без рассуждения, т. е. исполнять, что скажут».

Поэтому, по мнению о. Александра Ельчанинова, «послушание – это подвиг, и подвиг труднейший, требующий, может быть, большей силы воли (как это ни звучит парадоксально), чем жить по-своему».

К каким результатам приводит послушание ближним, говорит следующий рассказ из записок старца Силуана со Старого Афона:

«Пришел ко мне со Старого Русика отец Пантелеимон. Я спросил его, как он поживает, а он с радостным лицом отвечает: «Очень я радуюсь». – Почему же ты радуешься? – спрашиваю его. – Все братья меня любят. – За что же они тебя любят? – Я всех слушаюсь, когда меня кто куда пошлет, – говорит он. И подумал я: легко ему в пути к Царству Божию. Он обрел покой через послушание, которое творит ради Бога, и потому на душе его хорошо».

Как говорит праведник-священник из города Дара:

«Мы ничего не имеем своего, кроме нашей воли; это единственная вещь, которую мы можем употребить из нашего фонда, чтобы получить награду от Господа. Поэтому уже один акт отречения от своей воли особенно приятен Богу. Всякий раз, когда мы можем отказаться от своей воли, чтобы исполнить волю других (когда она не противоречит Божиим заповедям), мы приобретаем большие заслуги, которые известны одному Богу. Что значит вести жизнь религиозную? Это отказываться в каждую минуту от своей воли; это постоянное умерщвление того, что у нас наиболее живуче».

Отказавшийся от своей воли получает от Бога необычайную помощь во всех делах и мир души. Об этом так пишет прп. Петр Дамаскин:

«Если человек ради Бога отсекает свои желания, то Бог Сам с неизреченной благостью приведет его к достижению совершенства, без его ведома. Замечая это, человек весьма удивляется, как отовсюду начинают изливаться на него радость и познание, и от всякого дела получает он пользу, и царствует в нем Бог как в не имущем своей воли, так как покоряется Его святой воле и бывает, как царь. Если задумает он что-либо, то без труда получает он это от Бога, о нем особо пекущегося. Это есть вера, о которой Господь сказал: «Если вы будете иметь веру с зерно горчичное… ничего не будет невозможного для вас» (Мф. 17, 20)».

По словам схимонаха Силуана:

«Если ты отсечешь свою волю, то победил врага, и в награду получишь мир души, а если сотворишь свою волю, то ты побежден врагом, и уныние будет мучить душу твою. Но когда нет добрых наставников, то должно предаваться воле Божией в смирении, и тогда Господь Своею благодатью будет умудрять».

Физический огонь обычно возникает из другого огня: так и духовная мудрость передается от одной души к другой. И хотя здесь и имеются очень редкие исключения (например, обращение ап. Павла и непосредственные откровения ему от Господа), но мы никогда не в праве строить свою жизнь и спасение на исключениях, а не на законе и правилах, освященных многовековым опытом Церкви.

Вот почему общее правило состоит в том, чтобы иметь своего духовного отца (или старца-руководителя) и находиться к нему в полном подчинении, слушаясь его воли, как Самого Господа.

При этом лучше «совсем не спрашивать совета старца, чем не исполнять его совета», говорил о. Алексий Зосимовский.

К чему приводит беспрекословное послушание старцу, показывает следующий рассказ из жизни св. Симеона Нового Богослова.

Описанный случай был тогда, когда он был еще юным послушником у св. Симеона Благоговейного.

Св. Симеон в юности горел духом и стремился к посту и молитве, стремясь к Божественному озарению, о котором он слышал от своего старца. Оно и было даровано св. Симеону, но не как следствие его поста и молитвы, а как следствие совершенного послушания старцу. Однажды вечером после многотрудного дня они сели за трапезу. Будучи голоден, прп. Симеон не хотел есть, думая, что, покушавши, он не сможет как следует помолиться. Но его старец велел ему есть досыта; а отпуская, благословил прочесть на ночь только одно Трисвятое. Начав читать эту молитву, прп. Симеон удостоился чудесного озарения, которое он описывает такими словами:

«Возсиял мысленно во мне великий свет и взял к себе весь мой ум и всю мою душу. Изумился я такому чуду внезапному и стал как вне себя, забыв и место, в котором стоял, и что такое я, и где я, – вопиял только: «Господи, помилуй», как догадался, когда пришел в себя».

Приложение к главе 16-й

О том, к чему приводит истинное послушание, так говорит протоиерей Валентин Свенцицкий:

«Истинное послушание все сделает спасительным для послушника. Послушник до конца – вне опасности. Послушание все покроет и все претворит во благо. Самое неразумное и вредное превратит в мудрое и полезное. Ибо послушание – это смирение, самоотречение, бесстрастие и любовь. А эти добродетели есть всегда верный путь спасения. Послушание не есть преданность человеку, отречение от своей воли в пользу воли человеческой, хотя по внешнему оно и таково. Послушание есть преданность Богу и отречение от своей воли во имя воли Божией и на своих высших ступенях состоит в полном отказе от своей самости… Святые отцы заповедали нам быть послушниками духовных отцов наших во всем и без всякого рассуждения, даже если бы казалось, что требования их идут вразрез с пользой в деле нашего спасения (авва Дорофей), и нарушат обет послушания лишь тогда, когда духовный отец будет учить противному учению Церкви (св. Антоний Великий). В послушании, как в огне, сгорают все мирские привычки, самонадеянность, самоутверждение, самовозношение. Послушание освобождает сердце от того мирского своеволия, которое рабство страстям выдает за свободу, и открывает путь к тому истинному состоянию свободы, которое дается лишь благодатию Божией смиренным рабам Его… Св. отцы называют послушание добровольным мученичеством. На этом пути христианин распинает свою волю, свое самолюбие, свою гордыню. Разум, желания, чувства – все отдается в послушание. Послушание – это не согласие с авторитетным мнением и не подчинение из принципа, это – внутренний отказ от всякого самостоятельного действия. Отказ не потому, что «надо слушаться, хотя и не согласен», а потому, что не может быть никакого несогласия, ибо я ничего не знаю, а все знает, что мне надлежит делать, духовный мой отец».

Ищите и найдете. Мф. 7, 7

Ищите и найдете.

Может ли всякий христианин рассчитывать на то, что он найдет себе старца – духовного руководителя?

На этот вопрос так отвечает схиархимандрит Софроний:

«По наставлению прп. Симеона Нового Богослова и других отцов: кто истинно и смиренно, со многою молитвою ищет себе наставника в путях Божественной жизни, тот, по слову Христа «Ищите и обрящете», найдет такового».

Вместе с тем надо помнить, что выбор себе духовного отца есть очень важный и ответственный шаг на пути духовной жизни христианина. Поэтому кроме усиленной молитвы здесь надо проявить и наибольшую осторожность.

Как мы знаем из посланий ап. Павла, кроме апостолов были и «лжеапостолы и лукавые делатели, принимающие вид апостолов Христовых» (2Кор. 11, 13).

Про некоторых из монахов иноки говорят: «Свят, но не рассудителен», – т. е. не опытен в духовном руководстве.

У старца о. Алексия были случаи, когда он снимал или облегчал послушание (в молитвах, посте и других духовных подвигах) у некоторых обратившихся к нему христиан (как мирских, так и иноков), которые жили в миру и не могли понести в мирских условиях того, что монастырские старцы наложили на них.

Поэтому христианин, не обладая еще достаточной рассудительностью, много должен помолиться, со многими духовными людьми посоветоваться, прежде чем решится на выбор руководителя. Надо до выбора хорошо приглядеться к нему и постичь наличие в нем любви Христовой, смирения и духовной опытности.

«Будем, – как говорит св. Иоанн Лествичник, – искать наставников не предведущих, не прозорливых, но паче всего точно смиренномудрых, наиболее соответствующих как объемлющему нас недугу, так и по нравственности своей и по месту жительства».

А прп. Исаак Сириянин пишет:

«Не домогайся заимствоваться советом у человека, который не ведет одинакового с тобой образа жизни, хотя он и очень мудр. Доверь помысел свой лучше человеку неученому, но опытно изведавшему дело, нежели ученому философу, который рассуждает по своим исследованиям, не испытав на деле».

Как и во всякой добродетели, и в послушании нужна также рассудительность.

Способность к рассудительности нужна христианину особенно в тех случаях, когда дело идет о решении чисто духовных вопросов. И в этих случаях Оптинские старцы указывают на необходимость советы даже духовника проверять через Священное Писание и творения св. отцов. И если не будет согласия с ними, то можно отказаться в выполнении сказанного.

Отсюда – полнота послушания достижима лишь при наличии опытного духовного отца, или старца, или опытного духовного руководителя.

Указание Оптинских старцев подтверждается мнением прп. Симеона Нового Богослова, который говорит, что полнота послушания духовному отцу, однако, не исключает разумной осторожности и некоторой критичности в отношениях ученика к духовному отцу своему, именно: сличение его учений и наставлений со Священным Писанием и особенно с деятельными писаниями св. отцов, чтобы «видеть, насколько они согласны между собою, и затем согласное с Писаниями усвоять и удерживать в мысли, а несогласное, рассудив добре, отлагать, чтобы не прельститься».

Указанный совет прп. Симеона и мнение Оптинских старцев может относиться, однако, лишь к тем из христиан, которые хорошо знакомы как со Священным Писанием, так и с учением св. отцов о путях спасения.

Очевидно, от необходимости их изучения не освобождается ни один христианин.

Что же касается взаимного повиновения христиан друг другу, то надо вспомнить случай, когда сами апостолы оказали неповиновение своим начальникам иудейским, когда те потребовали от них прекращения проповеди о Христе.

Они отвечали начальникам: должно повиноваться больше Богу, нежели человекам (Деян. 5, 29).

Отсюда – христианин не должен быть послушным и должен отказывать ближним в их просьбах и требованиях, если последние будут противоречить заповедям Божиим, его голосу совести или вести к духовному вреду для самого христианина или его ближних.

И еще одно указание следует дать всем христианам, относящимся к старцам и духовным детям. Оно касается необходимости чутко воспринимать первые слова старца по каждому вопросу и опасности возражений на его указания.

Как пишет старец Силуан:

«Ради веры вопрошающего, ответ старца или духовника всегда будет добрым, полезным, богоугодным, так как духовник, совершая служение свое, дает ответ на вопрос, будучи свободным в тот момент от действия страсти, под влиянием которой находится вопрошающий, и в силу этого он яснее видит вещи и легче доступен воздействию Божией благодати. Идя к старцу или духовнику за указанием, надо помолиться, чтобы Господь через Своего служителя открыл Свою волю и путь ко спасению. И надо ловить первое слово старца, его первый намек. В этом мудрость и тайна послушания. Такое духовное послушание без возражений и сопротивления не только выраженных, но и внутренних, невыраженных, является вообще единственным условием восприятия живого предания. Если же кто воспротивится духовнику, то тот как человек может отступить».

Как добавляет старец:

«Дух Божий не терпит ни насилия, ни спора, и это великое дело – воля Божия».

Вышеизложенное согласуется со словами прп. Серафима Саровского, который говорил:

«Первое помышление, являющееся в душе моей, я считаю указанием Божиим и говорю, не зная, что у моего собеседника на душе, а только верую, что так мне указывает воля Божия для его пользы. А бывают случаи, когда мне выскажут какое-либо обстоятельство и я, не поверив его воле Божией, подчиняю своему разуму, думая, что это возможно решить своим умом, не прибегая к Богу, – в таких случаях всегда делаются ошибки».

Вместе с тем не всем может дать ответ старец. Когда спрашивали старца Силуана, то он «иногда с верою и определенно говорил спрашивающему, что воля Божия, чтобы он сделал так-то, а иногда отвечал, что не знает воли Божией о нем. Он говорил, что Господь иногда не открывает Своей воли даже святым, потому что обратившийся к ним обратился с неверием и лукавым сердцем».

И будут все научены Богом. Ин. 6, 45

У пророков написано: и будут все научены Богом. Всякий, слышавший от Отца и научившийся, приходит ко Мне.

Епископ Михаил Таврический так поясняет эти слова Господа:

«Итак, теоретически все будут богонаучены. Всякий, кто услышит в этом богонаучении голос живого Отца, кто познает Его радость и силу и навыкнет в этом, тот придет ко Христу. В этом смысл истинного христианского и научного прогресса. Однако услышать живого Бога среди вихря современных познаний не было бы возможно, если бы в глубине нашего собственного духа не лежала творческая печать Самого Отца… Чтобы уловить тихое дыхание живого Бога в шумном вихре механического знания и устоять перед бурным натиском последнего, нужно держать сознание под прямым воздействием говорящего там Отца… Внутренний мир человека велик, и широк, и глубок, сознанию легко затеряться в его бесконечных лабиринтах. Доказательство к тому – эпохи (ложного) мистицизма и всяких суеверий… Среди шума мира и нашей природы нужно очень энергично и настойчиво напрягать свой внутренний слух, чтобы услышать тихий, как дыхание эфира, голос Отца. Кто живет во Христе, у того все должно быть вдохновенно, все должно вытекать из воздействия на него Святого Духа. Такому последователю Христа не нужно мучить себя предварительными расчетами и предугадывать, что и как в данную предстоящую минуту сказать. Когда наступит эта минута, Дух Святой подскажет, как действовать и что сказать. Эта вера во вдохновение, эта надежда на Святого Духа, Который в каждую минуту настоящего озарит мысли и укрепит волю, должны быть постоянно у истинно верующего во Христа и живущего в Нем».

Как свидетельствует пастырь о. Иоанн С:

«В душе благочестивого, богобоящегося человека происходит невидимо духовное общение с Богом. Как отец или как строгий наставник, Господь Бог то одобряет, то осуждает наши мысли, желания и намерения. То говорит, что это – хорошо, а это худо, и за добро награждает, а за зло наказывает; и все это так ясно для души тут же, на месте».

«Однако для такого вдохновения – пишет еп. Михаил Таврический, – для такой свободы во Христе должна быть известная душевная почва. Если в душе полный хаос, полная неопределенность мыслей и поверхность чувств, отсутствие крепких привычек воли, то что может сделать с ним даже и вдохновение свыше? Как мы можем понять голос Бога, услышать и облечь его в ряд определенных мыслей? Чем мы можем почувствовать Его тишайшее и глубочайшее дыхание?»

«Неудивительно потому, – пишет игумен Иоанн, – что верующее человечество с трепетом припадает к тайне узнавания воли Божией и всячески стремится услышать ее или хотя бы подслушать – уловить хотя несколько знаков этой всеобъемлющей и столь иногда сокровенной воли. Люди ищут ее следы: «находка в вечность» – неоценимый вклад, сокровища высшей Жизни». Вместе с тем игумен Иоанн заверяет, что «душа подлинно верующая и устремленная к любви Божией, алчущая и жаждущая Божественного мира может находить множество малейших и реальнейших знаков – указаний Божиих в своей жизни.

Эти указания окружают человека. Через них более всего ангелы хранители и Сам Господь говорят человеку. Что говорят? Говорят о лучшем пути его на земле, наиболее безопасном.

Небо закрыто, ангелы не видны телесным очам. Но они делаются видны очам веры и любви, очам просвещенного взгляда на окружающий и сопутствующий человеку мир. Через окружающих людей, через обстоятельства, даже малейшие, слышится язык ангелов.

Даже злые духи и злые люди помимо своей воли и желания могут послужить орудием Божественной истины. Одержимый духом ненависти человек бранит нехорошими словами другого человека. По-Божьи приняв это, второй человек находит в себе новую глубину смирения и даже узнает некоторые свои недостатки, о которых раньше не думал. Так «любящим Бога все содействует ко благу» (Рим. 8, 28).

Сколь более все нейтральное в жизни может указывать, поучать, вразумлять… Все факты могут быть живыми в жизни человека. У верующей души перед глазами оживает мир предметов нейтральных, безразличных отношений человеческих. Через все просвечивает воля Божия, небесная рука, ведущая, поучающая и предостерегающая…

Нельзя не посоветовать человеку обращать пристальное внимание не только на «случайные совпадения», но и на самые простые факты в своей жизни, как в их последовательности, так и в их параллельности определенным духовным состояниям».

Будучи впоследствии уже архиепископом, Иоанн (Шаховской) добавляет к вышеизложенному:

«Большинство людей (даже верующих) не подозревают, что можно вообще быть свыше вразумляемым не только через видение или сновидение, но и через видение обычной действительности человеческой. Это видение обычного, но в новом свете, именуется «внутренним поучением», и есть одно из самых распространенных – и потому одно из самых пренебрегаемых людьми – явлений Божьего Откровения. Человек видит вокруг себя то, что он всегда видит, и то, что все видят, но внутренне. Кроме того, видит еще сокровенный смысл данного предмета… Из видения востекает к ведению».

К изложенному следует добавить указания по этому поводу старца Силуана со Старого Афона о том, что при всякой беде или внезапном затруднении следует немедленно обратиться с молитвой к Господу с просьбой об указании, как поступить. Старец пишет так об этом:

«Есть люди, и даже великие, которые, когда приходят в недоумение, не спрашивают у Господа… Но если есть у тебя недоумение, то сделай три поклона и скажи: «Господи, я человек грешный и не разумею, как должно, но Ты, Милостивый, вразуми меня, как нужно поступить». Милостивый Господь не хочет, чтобы душа наша была в смущении от врага, и Господь непременно вразумляет и внушает, что надо делать и чего не делать, потому что Он очень близок к нам. В жизни своей я много раз в час беды спрашивал Господа и всегда получал ответ… Быть может, кто-нибудь скажет, что так бывает только со святыми, но я говорю, что и самых грешных любит Господь и дает Свои милости, лишь бы отвратилась душа от греха. Всегда и во всем надо иметь от Бога вразумление, что и как нужно сделать или сказать. Для этого надо, чтобы всякий христианин, а особенно епископ или священник, стоящий перед необходимостью найти в том или ином случае решение, согласное с волей Божией, внутренне отказывался от всех своих познаний, предвзятых мыслей, желаний, планов и, свободный от всего «своего», внимательно в сердце молился бы Богу, и первое, что родится в душе после этой молитвы, принимал как указание свыше. Подобное искание познания воли Божией через непосредственное обращение к Богу с молитвой, особенно в нужде и скорби, приводит к тому, что человек в душе своей слышит ответ от Бога и научается понимать руководство Божие… Так всем надо учиться познавать волю Божию; а если не будем учиться, то никогда не познаем этого пути. Делание это в более совершенной форме предваряется навыком постоянно молиться, держа внимание в сердце. Но чтобы достовернее услышать голос Божий в себе, человек должен совлечься своей воли и быть готовым на всякую жертву… Вступивший на этот путь преуспевает, если только на опыте познал он, как действует благодать Святого Духа в человеке, и если в сердце его укрепилось гневное самоотречение, т. е. решительный отказ от своей маленькой индивидуальной воли ради достижения и совершения святой воли Божией. Однако только тогда, – добавляет старец, – когда душа всецело предалась на волю Божию, тогда Сам Господь начинает руководить ею, и душа непосредственно учится от Бога, а раньше наставлялась учителями и Писанием. Но это редко бывает, чтобы Учитель душе был Сам Господь, Своею благодатью Святого Духа, и мало кто знает об этом, а только тот, кто живет по воле Божией».

Почему это так, объясняет прп. Иоанн Лествичник, который пишет:

«Бог потому не открывает нам воли Своей, чтобы мы, познавши ее, не ослушались и не подверглись большему осуждению. Только тот может познать волю Божию, кто умрет всему миру и откажется от своей воли во всем».

Последнее утверждение формулируется св. отцами и следующим образом:

«Предоставь Богу ум нагим – и привлечешь невидимую Божественную помощь».

«Предоставь Богу ум нагим – и привлечешь невидимую Божественную помощь».

Это довольно таинственное изречение надо понимать так: при всяком жизненном (и духовном в том числе) вопросе или затруднении следует отрешиться всецело и от своей воли, и от всякого желания в отношении направления дела, поступка и решения. И тогда на абсолютно бесстрастное сердце и отказавшийся от себя ум Господь пошлет Свое решение вопроса или недоумения. Конечно, для нашего сердца, чаще всего обуреваемого страстями и пристрастиями, очень трудно полностью освободиться от своего желания. Поэтому-то часто и не приходит решение вопроса от Господа, которое может быть принято лишь сердцем совершенно свободным от собственного затаенного в глубине сердца пристрастия или желания. При этом, как пишет старец Силуан со Старого Афона:

«…Если ты скорбишь о какой-либо вещи, то, значит, не вполне предался воле Божией, хотя тебе, быть может, и кажется, что ты живешь по воле Божией».

Испытывайте, что благоугодно Богу. Еф. 5, 10.

Испытывайте, что благоугодно Богу.

В практике жизни могут встретиться случаи, когда христианин будет лишен руководства или временно разлучен со своим духовным отцом или руководителем.

Вместе с тем и при наличии духовного отца не всегда явится возможность спросить его, как надо поступить в отдельных случаях, требующих быстрого решения.

Да и кроме того, в жизни встречаются постоянно незначительные вопросы, с которыми не всегда возможно или удобно обратиться к духовному отцу, считаясь с ограниченным временем у последнего.

Вместе с тем надо учитывать, что для мирян не существует таких удобных условий для послушания, какие имеются у иноков. Игумения Арсения пишет поэтому так:

«Затворник видит волю Божию в свете слова Божия. Послушник – в воле своего духовного руководителя. Мирской человек – в обстоятельствах жизни».

Как в таких случаях поступить христианину, чтобы избежать своеволия и познавать волю Божию для того или иного случая?

Очевидно, что прежде всего всякое решение должно быть сделано при полном спокойствии духа. Святые отцы советуют, чтобы никогда не принимать никакого решения во время душевного смущения.

Игумения Арсения пишет:

«Когда мы духом смущены, то не можем правильно и здраво рассуждать, а тем менее можем чистою совестью и сердцем мирным познать волю Божию. И сердце и дух смущены, и Солнце Правды закрыто от взора души».

Затем надо руководиться следующими положениями.

Во-первых, надо сообразоваться с заповедями Божиими.

Во-вторых, в более затруднительных случаях сообразоваться с тем, как в подобных случаях поступали святые, подвижники благочестия или известные нам люди, преуспевшие духовно. Вот почему мы должны хорошо знать жития святых и подвижников благочестия.

Как говорят старцы (см. предыдущую главу), показателем воли Божией являются и внешние признаки, т. е. как бы само собой складывающееся направление наших дел.

«Случайностей нет в жизни, но каждое обстоятельство имеет высший духовный смысл, ведет к познанию Бога, т. е. воли Божией», – говорит игумения Арсения.

И если христианин молится о том, чтобы Господь Сам вел его по Своей воле, Сам выбирал для него путь во всех делах, больших и малых, и искренне не хочет своеволия, то он может быть спокоен и во всех тех случаях, когда прошение молитвы его не исполнилось и дело совершилось не так, как он просил и как бы он хотел.

Бывают, однако, случаи и такие, когда внешних признаков решения дела не будет и надо решать по внутреннему чувству.

Для такого случая прпп. Варсонофий Великий и Иоанн дают такие указания:

«Когда не можешь спросить своего старца, то надо трижды помолиться о всяком деле. При этом, если имеешь свободное время, помолись три раза в течение трех дней. Если же случится крайняя надобность, как во время предания Спасителя, то прими в образец, что Он отходил трижды от молитвы, и, молясь, трижды произносил одни и те же слова (Мф. 26, 44). После окончания молитв смотри, куда преклонилось сердце хотя на волос, так и поступи, ибо извещение бывает заметно и всячески понятно сердцу. Если же после третьей молитвы не получишь извещения, то знай, что ты сам виноват в том; и если не познаешь своего согрешения, укори себя, и Бог помилует тебя».

Те же старцы утверждают вместе с тем, что при усиленной молитве Господь всегда дает сердцу ясность о Своей воле для всякого дела. Они говорят:

«Когда тебе кажется, что какое-нибудь дело будет по Богу, а противоположный помысел сопротивляется ему, то помолись Богу. Если в то время, когда мы молимся, сердце наше утверждается в благом и уверенность в его благости возрастает, а не умаляется, то этим мы познаем, что дело это угодно Богу, хотя бы оставался и противоположный помысел. Ибо благое непременно сопровождается скорбью от зависти диавольской, однако при молитве уверенность в благом умножается».

Отсюда поведение христианина, хотящего быть в полном послушании воле Божией, будет таково: надо усердно помолиться о всяком деле, а потом поступать в зависимости от того, как сложится дело вне зависимости от воли христианина (т. е. по воле Господней). Так многие дела будут отпадать, а другие возникать без воли и желания христианина.

Тем, кто привык наблюдать за своим внутренним состоянием и узнавать сопребывание с собою Духа Святого Божия, тем волю Господню можно узнавать и по состоянию его сердца.

Об этом так говорит прп. Серафим Саровский:

«Сердце христианское, приняв что-либо Божественное, не требует стороннего убеждения в том, что это от Господа, но самым тем действием убеждается, что восприятие его небесное, ибо ощущает в себе плоды Духа Святого: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, веру, кротость, воздержание».

Когда человек делает что-либо не так, как угодно Господу, то Дух Святой покидает человека. Тогда человек теряет покой и мир души, и пробуждается какое-то беспокойство, томление духа и теряется ощущение радости.

Поэтому все решения можно принимать (как уже говорилось выше) лишь при полном спокойствии духа, с миром на сердце, при проверке решения временем, с промежуточными молитвами.

В тех же случаях, когда воля Господня неясна, а дело важное, то надо подождать с решением, пока на душе христианина не будет вполне ясного сознания, как должно поступить, имея одну цель – познание, «что есть воля Божия благая, угодная и совершенная» (Рим. 12, 2).

Во всех житейских делах лучше подчинить свою волю кому-нибудь из ближних, достаточно практичному и знающему в данной отрасли дел, и во всех случаях руководствоваться его указаниями и решениями. Так, например, все мелкие хозяйственные дела в семье должна решать преимущественно жена, а муж и дети слушаться ее. А все дела важные и духовные или имеющие большое значение для семьи должен решать преимущественно муж как глава семьи (Еф. 5, 23).

Здесь, однако, могут быть и исключения в зависимости от индивидуальных качеств супругов.

Общим же правилом для всякого христианина остается приучить себя не доверять себе, и когда только можно, надо предпочитать волю ближнего своей собственной. Так, например, я делаю что-то, а ближний просит ему помочь или исполнить его поручение; надо немедленно оставить свое дело и исполнить волю ближнего. Ближний выбирает одно время для выполнения какого-либо общего дела, а мне было бы удобнее другое: надо выбирать время, предлагаемое ближним. И ко всем указаниям, советам и предложениям ближних надо относиться с полным вниманием, думая, что через них нами руководит Сам Бог.

Когда мы не хотим послушаться близких, то это чаще всего бывает в тех случаях, когда мы не хотим пожертвовать своими интересами, не хотим проявить терпение, снисходительность, великодушие и уступчивость.

При искании Божией воли через ближних христианину не надо проявлять маловерия.

Прп. Варсонофий Великий дает для такого случая следующее указание:

«Надо вопрошать того, к кому имеешь веру, и знаешь, что он может понести помыслы, и веруешь ему, как Богу, а вопрошать другого о том же помысле есть дело неверия и пытливости. Если веришь, что Бог говорил через святого Своего, то к чему здесь испытание, или какая надобность искушать Бога, вопрошая другого о том же самом?»

Нужно думать, что ни один из христиан не обманется в своем уповании получать указания от Бога для своей жизни, если только он решится от всего сердца исполнять только волю Божию.

Господь Всемогущ – у Него бесконечное число путей сделать понятной нам Его волю, хотя бы мы и были недостойны для непосредственных откровений; лишь бы мы только искали Его волю, ненавидя свою. Он говорит нам через уста наших старцев и духовных отцов. При отсутствии их Господь учит нас устами окружающих нас людей, обстоятельствами жизни и т. д., о чем уже подробно говорилось выше.

И если христианин горячо ищет Божией воли, то всегда ее узнает по ряду признаков, открываемых его сердцу.

Вместе с тем нам надо помнить, что, по словам схиархимандрита Софрония, «всякий христианин, стоящий перед необходимостью найти решение, согласное с волей Божией, внутренне отказывается от всех своих познаний, предвзятых мыслей, желаний, планов и, свободный от всего «своего» внимательно в сердце молится Богу, и первое, что родится в душе после этой молитвы, принимает как указание свыше».

Как советует старец Парфений Киевский:

«Никогда не должно скоро последовать своему помыслу, хотя бы он и благ являлся, но испытать его временем. Ибо враг во все наше доброе всевает свои плевелы. И нам крайне опасно последовать своим мыслям и рассуждению в деле спасения. Наш ум – ограниченное око плоти, которое может видеть и распределять только дела внешние и вещественные».

При затруднительных случаях, когда нельзя откладывать решение и невозможно спросить указаний духовного отца, старец Анатолий из Оптиной пустыни давал и такой совет своим духовным детям:

«Если нет старца и не у кого спросить, то можно после усердной молитвы открыть святое Евангелие или Псалтирь и прочесть первое попавшееся на глаза место. Однако это применять можно не часто и только в действительно очень нужных случаях. Возможность испрашивать Божью волю этим путем подтверждается и следующим случаем из истории Церкви. В одном семействе перед началом одного дела испрашивали волю Божию открытием Нового Завета после молитвы. Три раза получался отрицательный ответ. Не доверяя ему, пошли за решением к блаженному Николаю Читинскому (жил в первой половине 20-го столетия), не говоря ему о том, что им открывалось. Прозорливый блаженный ответил: «Три раза Господь вам указывал, что не надо начинать этого дела. Зачем же вы в четвертый раз пришли испытывать Его волю?»

Познавая волю Господню и творя только ее, христианин приобретает наибольшее количество «талантов» на выданные ему от Господа (Мф. 25, 20), а доброе семя слова Божия принесет в его душе наибольший, «сторичный» урожай (Мф. 13, 23).

Как пишет схиархимандрит Софроний:

«Искание воли Божией есть самое важное дело нашей жизни, так как, попадая на путь ее, человек включается в вечную Божественную жизнь».

Приложение к главе 19-й

Некоторые христиане для определения Божией воли прибегают к жребию, помолившись о том, чтобы Господь побудил вынуть угодное Ему решение.

Так сделали апостолы при выборе апостола Матфия вместо Иуды (Деян. 1, 23–26).

Здесь следует предупредить, что это допустимо делать лишь в тех случаях, когда число записок соответствует количеству возможных вариантов решения вопроса.

Но если вариантов решения больше, чем записок, то может быть случай, когда Господу будет угодно то решение, которое не записано. Приведем пример.

Девушка хочет знать, за кого ей выходить замуж: за Петра или за Ивана, – и кладет две записки с их именами. А Господь хочет отвергнуть и того и другого. Здесь, очевидно, надо положить и третью записку – «Не выбирать из них никого».

К такому способу решения вопросов можно прибегать, очевидно, вместе с усиленной молитвой, лишь в тех крайних случаях, когда нет ни старца, ни духовного отца, которым можно было бы доверить решение, и вместе с тем христианин не чувствует достаточно очевидной для него воли Божией в решении данного вопроса.

Старцы вообще не рекомендуют прибегать к жребию, а уж если кто прибегнет, то надо прилежно молиться и не менее трех раз, через известные промежутки времени.

И уж если выпал жребий, то надо его исполнять.

«С этим шутить нельзя, а то попадешь из огня да в полымя», – говорил еп. Герман.

Насколько важно в этом случае исполнение вынутого жребия как воли Божией, доказывает следующий случай из истории Церкви.

Архимандрит Агафангел, настоятель Александре-Свирского монастыря, когда был еще простым иноком, вынул жребий, что ему следует оставаться в Веркольском монастыре, а не идти на Валаам, куда ему захотелось.

Три года оставался он затем в Верколе, но наконец, все же ушел на Валаам вопреки жребию.

Но на Валааме о. Агафангел не нашел покоя – его мучила совесть за нарушение Божьего указания.

Терзаемый своей совестью, он пришел к игумену Валаамского монастыря о. Дамаскину и стоял перед ним, не имея сил что-либо сказать.

Посмотрев на него, о. Дамаскин, склонив голову, минут пять сидел в глубокой задумчивости.

Потом с радостным видом встал и сказал: «Ну, чадо, Всемилостивая Пречистая Богородица и праведный Артемий прощают тебя, что ушел».

Боговдохновенный и прозорливый старец снял с него вину, которая была очень серьезной как прямое нарушение Божией воли.

Покажите… в добродетели рассудительность. 2Пет. 1, 5

Покажите… в добродетели рассудительность.

Чтобы вы исполнились познанием воли Его, во всякой премудрости и разумении духовном. Кол. 1, 9

Чтобы вы исполнились познанием воли Его, во всякой премудрости и разумении духовном.

Всякую вещь красит мера. Без меры обращается во вред и почитаемое прекрасным. Прп. Исаак Сириянин

Всякую вещь красит мера. Без меры обращается во вред и почитаемое прекрасным.

Как пишет протоиерей о. Валентин Свенцицкий:

«Все доброе в нас имеет некую черту, перейдя которую, незаметно обращается во зло».

Вот почему прп. Исаак Сириянин говорит:

«Всякое дело, если делаешь его без размышления и исследования, знай, что оно суетно, хотя и благоприлично, потому что Бог вменяет правду по рассудительности, а не по действованию нерассудительному».

А старец Силуан советует:

«Надо понуждать себя на добро, но умеренно, и знать свою меру. Надо изучать свою душу, что ей полезно».

Вот почему как апостол Петр, так и святые отцы, включая Антония Великого, считали совершенно необходимым наличие в христианине рассудительности.

«Рассуждение есть признак выхода человеческой души из дурного ее младенчества… Оно есть венец любви, есть небесная мудрость в жизни, духовный разум любви, который не отнимает ее силу, но дает ей соль»

(архим. Иоанн).

Можно ли думать, что для приобретения рассудительности лишь достаточно знать заповеди Господни?

Нет, недостаточно. Надо еще хорошо знать, какие заповеди наивысшие и какими можно по нужде пренебрегать, при необходимости исполнить наивысшую заповедь.

Господь Сам располагал заповеди в известной последовательности, чтобы дать нам возможность оценивать их относительное значение для нас в деле богоугождения. «Возлюби Господа Бога твоего… сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22, 37–39).

По существу, и вторую заповедь о любви к ближнему надо расчленить на две. Господь говорит: «Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне» (Мф. 10, 28).

Таким образом, надо различать безопасность и пользу для души и то же для тела.

Таким образом, основные заповеди христианина надо расположить в такой последовательности:

1) Любовь к Богу.

2) Любовь к ближнему, проявляемая в заботе о душе ближнего.

3) Любовь к ближнему, проявляемая в заботе о теле ближнего и его материальных нуждах.

И при всяком деле надо поступать так, чтобы исполнялась прежде всего наивысшая из заповедей.

При этом ради исполнения более высокой заповеди можно, по нужде, пренебрегать низшей.

Так, Господь говорит, что «кто оставит… братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей… ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф. 19, 29). Здесь пренебрежение второй заповедью – любви к ближнему ради исполнения первой – любви к Богу.

Когда свв. мученицам Вере, Надежде и Любови надлежало или умереть, или принести жертву языческим богам, то захотела ли мать их София спасти их тела? Нет – ради спасения души она ободряла их и укрепляла в подвиге. Спасая их души, она пренебрегла спасением их тела.

Господь сказал: «Кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду. И кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай и от хотящего занять у тебя не отвращайся» (Мф. 5, 40–42).

Однако в исполнении и этой заповеди также нужна рассудительность, и к исполнению просьб ближних нельзя относиться формально, т. е. без рассудительности исполнять все просьбы.

Так, совершенно очевидно, что христианин должен отвечать отказом на такие просьбы, как помочь обидеть ближнего, самоубийце – достать яд или пьянице – водки и т. п.

Случаи отказов в просьбах мы знаем и из жизни святых. Так, например, в житии Иоанна Златоустого имеется описание такого случая.

Императрица Евдокия позвала к себе богатого гражданина Феодорика и просила его дать взаймы денег, объясняя свою просьбу потребностью больших расходов на войско и для раздачи неимущим. Зная, что просьба царицы продиктована ее сребролюбием, Феодорик не исполнил ее просьбы, а обратился за советом и помощью к св. Иоанну. Последнему удалось защитить Феодорика от притязания царицы. После этого Феодорик свое богатство пожертвовал на пропитание странников, бедных и больных, что вызвало гнев и озлобление царицы на св. Иоанна.

Мы знаем также, что Господь отказал в просьбе одному из народа – рассудить его с братом в вопросе о наследстве (Лк. 12, 13–14).

У прп. Варсонофия Великого мы находим и такой совет:

«Также, если знаешь, что просящий просит без нужды, не давай ему, но скажи: «Мне дана заповедь от аввы ничего не давать не имущему нужды». И это не будет жестокость. Из двух вредных вещей, которых избежать нельзя, должно выбирать менее вредную. Поэтому лучше отказать просящему, чем причинить ему душевный вред».

«Смотри, не разори своего дома, желая построить дом ближнего. Трудное это дело и неудобь исполнимое», – пишет и прп. Симеон Новый Богослов.

В истории Церкви можно найти случаи, когда святые пренебрегали установившимися в общежитиях обычаями и законами. В жизнеописаниях святых, блаженных и юродивых можно встретить много случаев, когда их поступки соблазняли окружавших их (см. например, жизнеописание св. Василия Блаженного).

Здесь мы встречаемся с проявлением той высшей мудрости, которая непонятна миру. Но так и должно быть. По Своей абсолютности Бог не может быть ограничен человеческими законами. И определения и действия Божии могут не согласовываться с обычаями и понятными понятиями человеческими.

Святые в своих поступках руководятся Духом Божиим. Отсюда и их действия могут иногда противоречить обычным представлениям людей. И тогда их высшая мудрость будет в противоречии с представлениями мира.

Хотя старец Амвросий Оптинский и говорил, что «всякий подвиг человека, предпринимаемый им ради спасения своей души, принимается Господом в умилостивительную жертву», но здесь, очевидно, надо сделать одно исключение: подвиг не может быть угодным Богу, если он сопровождается вредом или беспокойством для кого-либо из ближних.

Рассудительность нужна и при совершении всякого благого дела, и при всяком добром начинании.

Здесь надо вспомнить указания Господа о необходимости знания своих сил в притчах о строящейся башне без расчета наличного материала и о царе, не имущем достаточно войска для преодоления противника (Лк. 14, 28–32).

Нам надо учитывать и правило св. отцов – в мере подвига избегать крайностей и держаться «золотого серединного пути».

По этому поводу так говорят прпп. Варсонофий Великий и Иоанн:

«Кто трудится выше силы своей и понуждает себя на излишний труд, у того образуется естественное уныние от бессилия телесного: должно испытывать свою силу и упокоить тело по страху Божию. Будь осторожен, рассмотри, с какой стороны хочет враг уловить тебя… Все делающееся со смущением и беспокойством и излишнее происходит от демонов. Потому лучше сделаем немного со страхом Божиим, чем многое со смущением вражьим. Говорю это на тот случай, когда помыслы наносят нам беспокойство, понуждая сделать что-либо безвременно».

Вот какое указание об этом дает и мудрая старица, игумения Арсения (Усть-Медведицкого монастыря) в своем письме к престарелому П. А. Брянчанинову (брату еп. Игнатия):

«Вы все пишете о нечувствии и сонливости. Я думаю, что Вы мало даете себе покоя. Когда вы утомлены, Вам не следует себя нудить. Если не будете давать телу своему покоя, и во время утомления будете понуждать себя к молитве, или собирать помыслы, или искать в сердце покаянного чувства, – то Вы никогда не будете иметь мира душевного, напротив, всегда будете в смущении помыслов и в отягощении духа».

Св. Василий Великий говорит:

«Если покой вредит молодому и здоровому телу, то несравненно больше приносит вреда чрезмерный труд больному и слабому телу».

А одна подвижница благочестия пишет:

«Без смущения давайте себе побольше покоя, чтобы иметь часы или хотя минуты бодрого духа, свежего чувства и ясной мысли. Иначе можно дойти до омрачения. Господу так мало нужно от нас – только смиренного духа, а нам Он все дает Своею благодатию. Как часто случается – от непосильных подвигов сначала устают, потом истощаются, потом себя убивают, а затем приходит искушение. Разрушенный организм требует заботы: сердце утесняется и расслабляется… или начинает возмущаться – это неизбежный закон реакции».

Поэтому нам нужно знание своей силы, своей меры и своей степени достижения. Плохо, если мы будем стоять ниже уже достигнутого, но превышение меры еще опаснее. Оно поведет к надрыву, унынию, расслаблению и даже к совершенному прекращению духовного подвига.

Итак, мы видим, как много надо в жизни христианину рассудительности, чтобы правильно выбрать свой путь, правильно решать свои жизненные вопросы, правильно ориентироваться во всех внешних обстоятельствах жизни, чтобы по ним узнавать волю Божию и чтобы избегать не только искушения страстями или злом, но и искушений тем неумеренным «добром», которое по существу также таит козни лукавого.

Вот еще несколько советов еп. Германа о рассудительности:

«Придавая известную ценность подвигам, нельзя ревновать о них сверх меры и сверх сил: отсюда мысли о сухоядении, недосыпании, отсюда переутомление головы, ног, полусонная молитва. Все это нуждается в исправлении и замене простым посильным режимом без утомления головы и ног, с сокращением правил, с молитвой сидя и лежа – и св. пророк Давид умилялся на ложе. Все же свое внимание должно быть устремлено на терпение, сокрушение, безгневие, сочувствие всем, неосуждение и помощь ближним (особенно духовную). К сожалению, исправность во внешних подвигах (пост, молитвы, церковные службы) часто соединяется и уживается с раздражительностью, сильным гневом, злобой, унынием, ропотом, высокой оценкой себя».

Характеризуя необходимость постоянной осторожности, прп. Варсонофий Великий приводит такой замечательный совет одного из святых:

«Когда увидишь, что кто-нибудь утопает в реке, не давай ему руки твоей, чтобы он и тебя не увлек с собою, но подай ему жезл твой, и если возможешь спасти его посредством жезла, то хорошо будет; если же нет, то пусти жезл, чтоб и тебе не погибнуть вместе с утопающим».

Надо думать, что под «жезлом» св. отец понимал мудрое отдаление и обособление себя от окружающего мира, в котором мы обязаны проявлять милосердие. Пусть помогает христианин «утопающему» и, может быть, гибнущему от грехов, но он должен отделить свою душу от них как бы духовной стеной, боясь греховной заразы. И общение с такими людьми надо свести к самому необходимому минимуму, чтобы не поколебать своего собственного духовного устроения.

Вот поистине та мудрость, которую не знают многие пылкие и увлекающиеся души, стремящиеся спасти и помогать тем, кто губит потом своих легкомысленных благодетелей. Сюда относятся браки «из жалости», прием в семью человека, чуждого по духу, тесное общение с некающимся грешником и т. д.

Вот как характеризует подобное искушение добром св. Исаак Сириянин:

«Сделаем, чтобы за появляющимся в нас добрым желанием следовали частые молитвы, и будем просить Бога, чтобы не только оказал нам помощь, но дал и различить, послужит ли это к угождению воле Божией или нет. Не всякое благое желание входит в сердце от Бога. От Бога входит желание, приносящее пользу. Иногда человек желает доброго, но Бог не помогает ему, ибо и от диавола приходят некоторые желания, имеющие подобие добрых, и считаются полезными, но не соответствуют мере человека. Диавол, умышляя сделать человеку зло, приносит желание и понуждает усиленно стремиться к исполнению его, между тем как человек не достиг еще соответствующего жительства, или то желание чуждо принятому человеком образу (жизни), или, опять, не наступило время, в которое можно было бы исполнить и начать исполнение его; или для исполнения его человек недостаточен по разуму или по телу; или не способствуют к тому обстоятельства времени. Диавол всяким способом под личиною доброго дела или смущает человека, или наносит вред его телу, или скрывает сети в уме его. Поэтому, когда дело для тебя не по силам и будешь принуждать себя к нему, тогда в душу твою влагаешь омрачение за омрачением и вносишь в нее большое смущение».

Как говорила старица Ардалиона (Усть-Медведицкого монастыря):

«Все хорошее – в свое время и на своем месте; а не во время и самое хорошее вредно. Такое-то человеческое добро: то, что вчера нас спасало, сегодня губит».

О том же пишет и о. Иоанн С:

«Будь умерен во всех решающих делах, ибо и добродетель в миру соответственно своим силам, обстоятельствам времени, места, трудам предшествовавшим есть благоразумие. Хорошо, например, молиться от чистого сердца, но коль скоро нет соответствия молитвы с своими силами, различными обстоятельствами, местом и временем, с предшествовавшим трудом, то она уже будет не добродетель».

Сюда же относятся и случаи «ревности не по разуму», про которую духовные отцы говорят так: «Если иной монах слишком сильно стремится к небу, то надо держать его за ноги или даже стащить на землю».

Одной девушке с плохим здоровьем старец о. Алексий Зосимовский сказал так:

«Вижу, А. В., что Вы очень благочестивы; но как бы Вы живой не попали на небо. Вас надо держать за ноги. Вам необходимо руководство, советую обратиться к А. Л. Вам нужно спать 10 часов, приходить лишь к концу Божественной литургии и усилить питание».

Ту же девушку он упрекнул за то, что она неосмотрительно пустила в свой номер монастырской гостиницы еще других богомолок, отчего провела ночь плохо и почти без сна. Он сказал: «Они могли бы переночевать в общей».

О необходимости рассудительности так говорит и Петр Дамаскин:

«Страстным вовсе не полезно совершать дела или иметь помышления, свойственные бесстрастным, как и младенцам мало полезна твердая пища, весьма полезная совершеннолетним. С рассудительностью надобно желать и уклоняться по своему недостоинству: по нерадению и лености не отвращаться благодати, когда она придет, но и по дерзости не искать чего-либо прежде времени».

О том же так пишет старец Силуан:

«При подвиге надо знать свою меру, чтобы не перетрудить свою душу. Изучай себя и давай душе подвиг по силе ее… И нельзя самому выдумывать себе подвиги. Вот для этого несколько примеров. Один из молодых иноков Старого Афона мечтал о мученичестве за Христа, т. е. идти к туркам и исповедывать у них христианство. Его старец указывал ему, что этот подвиг не по его силам, но инок не соглашался с мнением старца. Тогда старец сказал иноку: «Проверь свою способность к мученичеству следующим образом: не чешись, когда тебя будут кусать блохи». Через некоторое время инок пришел смирившийся: «Ты прав, отче, – сказал он старцу, – я так слаб, что не могу даже воздержаться от того, чтобы не чесаться». Подобный же случай был и в Оптиной пустыни во времена старца Леонида. Один из братьев также изъявил старцу свое сильное желание мученичества. Старец неоднократно увещевал брата, чтобы тот оставил этот помысел и что небезопасно вдаваться самопроизвольно в великие искушения. Но брат оставался непреклонным. Тогда старец поступил так. В одну глухую зимнюю бурную ночь он призывает пожелавшего мученичества брата и поручает ему сходить из скита в монастырь через густой дремучий лес (расстояние от скита до монастыря около полукилометра). Но брат начал отказываться, объясняя это тем, что страшно идти лесом в такую ужасную погоду, да еще ночью. – Несчастный, – сказал старец, – ты желал мученичества, и тебе, может быть, уже готовился от Господа мученический венец, потому что по воле Божией в ответ на твое желание волки могли растерзать твое тело. И верь, что это вменилось бы тебе в мученичество, потому что ты пошел бы в монастырь за святое послушание». Стыдно и горько стало брату за свою слабость и с тех пор он не смел уже никогда высказывать желание мученичества. Другой брат приходил к тому же старцу о. Леониду за дозволением надеть на себя вериги. Старец отказывал брату в своем благословении и говорил, что не в веригах спасение. Но брат продолжал упорствовать в своем желании. Тогда старец призвал к себе монастырского кузнеца и сказал ему: «Когда придет к тебе такой-то брат и будет просить тебя сделать ему вериги, дай ему хорошую пощечину». При следующей просьбе брата о веригах старец разрешает ему идти к кузнецу и просить изготовить себе вериги. Но как только услыхал кузнец о просьбе брата, тот получил от кузнеца пощечину. Не стерпел брат и также ответил кузнецу пощечиной, после чего оба пошли на суд к старцу. «Куда же ты лезешь носить вериги, – сказал старец сконфуженному брату, – когда и одной пощечины не смог потерпеть».

Особенно нужна рассудительность духовным руководителям и тем из христиан, которые наставляют других. Здесь много вреда может принести непонимание состояния и меры для ближних и суждение о других только по себе самому (субъективно). Как пишет Поварнин:

«Быть сильным часто значит не понимать слабых, значит мерить силы их своими силами, налагать на них требования, какие налагаем на себя. Так часто и богатыри духа в величии своем не понимают нашей слабости. Они прилагают свой масштаб к нам, требуют, чтобы мы жертвовали теми ценностями, которыми они в силах пожертвовать, шли по тем путям, по которым они идут. Заветы их величавы, строги, суровы. Но ведь и слабый приносит посильные жертвы в стремлении к горним высотам. И если приходит сильный и отвергает жертвы его как недостойные, и те ценности, которые кажутся слабому высокими, считает за уметы, – скорбит человек и теряет силы. Ибо он знает, что делал хорошо по мере сил своих, и суровость непосильных для него требований отталкивает его от подвига. Но и слабые часто в самообольщении меряют своими силами и цели сильных. Они думают нередко, что то, что они не в силах сделать, не в силах совершить никто, что всякая попытка к этому есть гордость духа, самообман, бесполезное, ненужное, может быть, безумное напряжение. Там и здесь, и у сильных и у слабых, одна и та же всегдашняя ошибка человечества: неумение понять других, стремление к нивелировке в духовном отношении, стремление подогнать всех под одну мерку. Орел хочет заставить ласточек летать под облаками; ласточки хотят, чтобы орел летал над землею, как они».

Как приобрести рассудительность?

Как и всякая добродетель, она дается не даром и не сразу.

О даровании ее надо молиться и ей надо учиться по Священному Писанию и опыту святых и подвижников благочестия. Однако чтение книг знакомит только еще с теорией; разумение истины прочно закладывается в сердце, когда оно постигается из личного жизненного опыта.

Вместе с тем и при выборе для этого книг для себя или для ближних также нужна рассудительность.

Как пишет прп. Симеон Новый Богослов:

«Кто толкует о последних степенях совершенства новоначальным и особенно более ленивым из них, тот не только не приносит им пользы, но еще делает так, что они возвращаются назад».

Есть и еще одно непременное условие достижения рассудительности: это стяжание чистоты сердечной. Святой Дух вселяется лишь в чистое сердце, а с Его вселением в сердце водворяются и Божественные добродетели, в числе которых находится и рассудительность.

Поэтому св. авва Сисой так говорил одному брату, скорбевшему, что он плохо запоминает мудрые изречения из книг:

«Это не нужно. Нужно стяжать чистоту ума и говорить из этой чистоты, положившись на Бога».

Это и является источником мудрости пустынников и неграмотных простецов, не изучавших писаний и духовных книг.

Как дар Святого Духа рассудительность надо заработать трудами и подвигами, и ее нельзя ожидать у духовно молодой христианской души.

При этом духовную рассудительность надо отличать от просто ума. Как говорил старец Варсонофий из Оптиной пустыни:

«Одно дело – ум, другое – рассуждение. Рассуждение есть дар Божий, как и все вообще у нас дар Божий. Но рассуждение выше других даров и приобретается не сразу. Человек может быть очень умным, но совершенно нерассудительным».

А еп. Игнатий (Брянчанинов) говорит:

«Духовное рассуждение есть достижение совершенных христиан… чуждо оно новоначальных и неопытных, хотя бы они были по телесному возрасту и старцы».

Поэтому новоначальным необходимо недоверие к себе, отсечение своей воли и послушание своему духовному руководителю – старцу или духовному отцу. Это спасет неопытную душу от ошибок. Здесь мы пришли к тому же выводу, о котором говорилось уже ранее.

Если разум не просвещен истиною Христовой, то рассуждением человека руководит преимущественно лукавый. В частности, лукавый часто внушает мысль, что ради благой цели могут быть допущены недобрые средства. Это являлось не записанным, но на практике очень часто применявшимся принципом иезуитов: «цель оправдывает средства». Трудно передать, как был велик поток зла, изливавшийся на все народы мира во все века от тех, кто придерживался этого принципа. В частности, он ложился в основу многих войн между народами, в том числе между христианами и с христианскими правителями.

К сожалению, этим принципом руководствуются и в настоящее время правители многих стран и политические партии (например, фашисты и нацисты).

Как писал славянофил А. С. Хомяков:

«В числе законов, правящих умственным миром, есть один, для которого Божественная строгая правда не допускает исключений, – тот закон, что зло порождает зло».

А старец Силуан (со Старого Афона) говорил, что о том, что хорошо или нет то или другое дело, надо судить по тому, какие средства применены для его достижения. И если средства были нехороши, то и дело это было злом – шло не от Бога и не для Бога, а от лукавого.

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Мф. 5, 3

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.

Чувство своего ничтожества носи в сердце своем. Еп. Феофан Затворник

Чувство своего ничтожества носи в сердце своем.

К одному старцу однажды пришел его ученик и с большой радостью сообщил ему: «Отче, я достиг того, что когда я молюсь, то мысленными очами вижу всегда перед собой Господа».

«Не велико твое достижение и напрасно ты так радуешься, – отвечал ему старец, – вот если бы ты стал видеть свои грехи, то это было бы для тебя великим приобретением».

То же утверждали и многие из великих святых.

Так, св. Антоний Великий говорил:

«Не великое дело – творить чудеса, не великое дело – видеть ангелов; великое дело – видеть собственные грехи свои».

Один египетский инок сказал преподобному Сисою Великому: «Вижу, что во мне пребывает непрестанная память Божия». Преподобный отвечал: «Это не велико, что мысль твоя при Боге, – велико увидеть себя ниже всей твари».

О том же говорит и прп. Варсонофий Великий:

«Блажен ты, брат, если действительно ощущаешь, что имеешь грехи, ибо кто ощущает их, тот гнушается ими и всячески удаляется от них».

А прп. Исаак Сириянин пишет:

«Восчувствовавший свой грех выше того, кто молитвою своею воскрешает мертвых».

Так же пишет и о. Иоанн Сергиев:

«Видеть свои грехи и их множество и во всей их гнусности – действительно есть дар Божий, подаваемый вследствие усердной молитвы».

К сожалению, нужно сказать, что этот дар Божий, даже среди христиан, с внешней стороны благочестивых, встречается далеко не часто.

Как пишет о том о. Александр Ельчанинов:

«Люди многое способны понять в жизни, многое тонко подмечают в чужой душе – но какое редкое, почти несуществующее явление, чтобы человек умел видеть самого себя. Тут самые зоркие глаза становятся слепы и пристрастны. Мы бесконечно снисходительны ко всякому злу и безмерно преувеличиваем всякий проблеск добра в себе. Я не говорю уже о том, чтобы быть к себе строже, чем к другим (что, собственно, и требуется), но если бы мы приложили к себе хотя бы те же мерки, как к другим, – и то как на многое это открыло бы нам глаза. Но мы безнадежно не хотим этого, да и не умеем уже видеть себя, и так и живем в слепой успокоенности. Слепота к своим грехам, невидение их – естественное состояние природы падшего человека. Мы бессознательно утаиваем от себя наши грехи, забываем их, потому что так легче жить. А наша духовная жизнь даже и не начиналась и не может начаться, пока мы не сойдем с этой ложной позиции».

Итак, лишь с возникновения у нас способности видеть свои грехи начинается просветление наших внутренних очей, начинается зарождение нищеты духа – основы нашего покаяния и спасения.

Как пишет П. В. Никольский:

«Самые незначительные проступки и даже малейшие движения душевные, на которые и внимания не обращает мирской человек, в сознании строгого к себе христианина возрастают до степени преступлений, тогда как все его достоинства бывают ему невидимы при созерцании вечной красоты нравственного идеала, осуществить который он призван».

Глубокая нищета духа может даже заменить у христианина телесные подвиги (поста, поклонов, длительных молитвословий), если христианин по немощи тела неспособен к ним.

Об этом так пишет прп. Исаак Сириянин:

«Сердце, исполненное печали о немощи и бессилии в подвигах телесных, заменяет собой все телесные подвиги. Подвиги телесные без печали ума – то же, что и тело неодушевленное».

Нищета духовная есть совершенно ясное осознание своей греховности и глубины своего падения. Это чувство нищего, одетого в жалкое и грязное рубище, когда он видит рядом других в прекрасных и чистых одеждах. Вместе с тем это чувство своего бессилия, своей беспомощности, слабости и ограниченности.

Как говорит прп. Петр Дамаскин:

«Нет ничего лучше, как знать свою немощь и неведение, и ничего хуже, как не знать этого. Когда ум начинает видеть свои согрешения – как песок морской, лишь тогда начинается просвещение души и начинается ее выздоровление».

«Главное величие человека заключается в том, что он сознает себя жалким», – пишет Блез Паскаль.

То же утверждает еп. Феофан Затворник:

«Преуспеяние в духовной жизни означается все большим и большим сознанием своей негодности».

А прп. Варсонофий Великий заповедует своим ученикам:

«Унижай себя день и ночь, понуждая себя ниже всякого человека увидеть. Это есть истинный путь, и кроме него, нет другого желающему спастись»

(Отв. 447).

Как пишет о. Иоанн С:

«Нищий есть тот, кто ничего своего не имеет, кто всего ожидает только от милосердия других: хлеба, крова, денег, одежды. А если кто имеет одежду, то ветхую, грязную, негодную… От всех он в пренебрежении. Нищий духом признает себя духовным бедняком, всего ожидает от милосердия Божия: он убежден, что он не может ни помыслить, ни пожелать ничего доброго, если Бог не даст ему ни мысли благой, ни желания доброго; он считает себя грешнее всех, всегда себя укоряет и никого не осуждает. Он просит Спасителя просветить одеяние души его, он непрестанно прибегает под кров крыл Божиих; все свое состояние он считает Божиим дарованием».

Нищета духовная, однако, не должна вести к унынию, об этом так пишет митрополит Филарет Московский:

«Чувство собственной немощи не на то употреблять должно, чтобы тяготиться и упасть духом, но чтобы оставлять надежду на себя и через молитву о помощи переходить к надежде на Бога».

Смирение есть одеяние Божества. Прп. Исаак Сириянин

Смирение есть одеяние Божества.

Простоте и смирению наиболее является Бог. Прп. Иоанн Лествичник

Простоте и смирению наиболее является Бог.

На основе нищеты духа в христианине зарождается и начинает вырастать – как Божий дар – добродетель смирения.

Что такое смирение? Этот вопрос задавал многим духовным отцам св. Иоанн Лествичник, игумен горы Синайской. И в ответ на этот вопрос св. Иоанн получил от отцов ряд определений смирения.

Один сказал: «Смирение состоит в постоянном забвении о своих добрых делах». Другой – «В признании себя из всех последним и всех более грешным». Третий – «В мысленном признании своей немощи и бессилия». Четвертый – «В чувстве души сокрушенной и отречении от собственной воли» и др.

Но ни одно из полученных определений не удовлетворило св. Иоанна, и он дал свое следующее решение этого вопроса:

«Смирение есть не именуемая благодать в душе, теми только именуемая, которые изведали ее опытом. Это – неизреченное богатство, Божие именование и подаяние».

По существу, св. Иоанн и сам не дал полного объяснения, в чем заключается смирение, но он указал, что, по его мнению, этого нельзя сделать, поскольку оно является Божиим именованием.

Близко к этому определению и определение смирения, данное прп. Исааком Сириянином. Он пишет:

«Смирение есть одеяние Божества: в него облеклось вочеловечившееся Слово и через него приобщилось нам в теле нашем. И всякий, облеченный в смирение, уподобляется нисшедшему с высоты Своей… Смирение есть некая таинственная сила, которую по совершении всего Божественного бытия, воспринимают совершенно святые. И не иначе, как только одним совершенным в добродетели, сила эта дается силою благодати, поскольку они естеством могут принять ее по определению Божию, потому что добродетель эта заключает в себе все. Как тень следует за телом, так и милость Божия за смирением».

Из других формулировок сущности смирения ниже приведем определение епископа Вениамина (Милова):

«Смирение есть радостно-печальное самоуничижение души перед Богом и людьми по благодати Святой Троицы, выражаемое мысленно молитвою и зрением грехов своих, сердечно-сокрушенными чувствами, действенно всецелой покорностью Божией воле и усердным служением людям ради Бога. Смиренные удивительно смягчаются сердечно, имеют согретость души и теплоту любви ко всем людям без исключения по какому-то дару свыше».

Старец Силуан, видевший Господа еще при жизни, так пишет про смирение Христово:

«Когда душа увидит Господа, как Он кроток и смирен, тогда она и сама смиряется до конца, и ничего так не желает, как смирения Христова; и сколько бы ни жила душа на земле, она все будет желать и искать это непостижимое смирение, которое невозможно забыть. Смирение есть великое благо, с ним легко и радостно жить, и все бывает мило сердцу. Только смиренным являет Себя Господь Духом Святым, и если не смиримся, то Бога не узрим. Смирение есть свет, в котором мы можем узреть свет Бога, как поется: «Во свете Твоем узрим и свет». Смиренная душа, хотя бы Господь брал ее на небо каждый день и показывал всю небесную славу, в которой пребывает Он, и любовь серафимов и херувимов и всех святых, – то и тогда, наученная опытом, будет говорить: «Ты, Господи, показываешь мне Свою славу, потому что Ты любишь создание Свое, но мне дай плач и силу благодарить Тебя. Тебе подобает слава на небе и на земле, а мне подобает плакать о грехах моих». Иначе не сохранишь благодать Святого Духа, которую дал Господь туне, по милости Своей. Господь много пожалел меня и дал мне разуметь, что всю жизнь надо плакать. Таков путь Господень. В смирении Христовом и любовь есть, и мир, и кротость, и воздержание, и послушание, и долготерпение заключены в нем. «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (1Пет. 5, 5). И чем больше смиришь себя, тем больше получишь дар от Бога. И вот теперь пишу, жалея тех людей, которые подобно мне горделивы и потому страдают. Пишу, чтобы усилились в смирении и обрели покой в Боге. Так как мы страдаем только до тех пор, пока не смиримся, а как только смиримся, так конец скорбям, ибо Дух Божий за смирение извещает душу, что она спасена. За один смиренный помысел опять приходит благодать».

Бог в лице Иисуса Христа – второго Лица Святой Троицы – призывает нас учиться смирению от Него Самого: «Придите… и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Мф. 11, 28–29).

Поскольку смирение есть свойство Христа, то вместе со смирением Он Сам вселяется в душу христианина, или смирение лишь тогда воцарится в душе, когда в ней «изобразится Христос» (Гал. 4, 19).

Всеми святыми отцами смирение почитается как основа всех добродетелей. При наличии смирения в душе легко развиваются все другие добродетели. Но если нет смирения, то добродетель перестает быть добродетелью; святость переходит в прелесть; дела милосердия, подвиги поста, умерщвления плоти и т. д. совершаются из-за тщеславия и т. п.

Как говорит архиепископ Иоанн:

«Смиренность духа человеческого есть не слабость, а необычайная сила человека». Эту истину подтверждает рассказ Тургенева «Живые мощи».

О том же пишет о. Александр Ельчанинов:

«Как велика сила смирения! Как обессиливает отсутствие его! Если в проповеднике, ораторе чувствуется хоть тень самодовольства – это не только зачеркивает все его действительные достоинства, но и вооружает против него. Наоборот, смиренный, даже при отсутствии большого ума, талантов, берет в плен все сердца. Сущность гордости – замкнуться для Бога, сущность смирения – дать Богу жить в себе».

Вместе с тем, как пишет прп. Исаак Сириянин:

«Смирение и без подвигов многие прегрешения делает простительными. Напротив того, без смирения и подвиги бесполезны, даже уготовляют нам много худого. Смирением соделай беззакония твои простительными. Что соль для всякой пищи, то смирение для всякой добродетели; оно может сокрушить крепость многих грехов. К приобретению смирения надо стремиться непрестанно. И если приобретаем его, то смирение соделает нас сынами Божиими, и без добрых дел представит Богу, потому что без смирения напрасны все дела наши, всякие добродетели и всякое делание».

Об этом в истории Церкви имеется следующий рассказ: одна христианка попала на необитаемый остров и там пробыла сорок лет в подвигах молитвы, поста и всяких лишений. С приставшим к острову кораблем она вернулась на материк. Найдя одного из великих старцев, она рассказала ему про свои пустынные подвиги.

Выслушав, старец спросил ее: «А можешь ли ты принимать поношения, как благовония?» – «Нет, отче», – ответила смущенная подвижница. – «Тогда ты ничего не приобрела за все 40 лет твоих подвигов».

«Смирение и одно может ввести нас в Царствие Божие, хотя и медленно», – пишет и прп. авва Дорофей.

В связи с этим утверждением П. Иванов пишет:

«Силой, необходимой для совершения больших подвигов, обладает не всякий, а смирение может иметь каждый христианин. В этом смысле сказано об уподоблении в совершенстве Отцу Небесному. Ведь и Он беспредельно смиряет Себя, чтобы снизойти до нас, до каждого нашего дела. Поэтому неправы те, которые думают, что христианский идеал непостижим, так как требует Божественного совершенства. Он требует совершенства смирения, а не совершенства дел, что было бы, действительно, невозможно».

При отсутствии же смирения даже дарования могут быть во вред христианину. Об этом так пишет прп. Исаак Сириянин:

«Дарование без искушений – погибель для приемлющих его. Если делаешь доброе дело пред Богом и Он даст тебе дарование, умоли Его дать тебе познание или взять у тебя дарование, чтобы оно не было для тебя причиною погибели. Ибо не для всех безвредно хранить богатство».

Имеется рассказ об одном из отцов, что он в течение семи лет просил Бога о некоем даре, и ему он был дан. После этого он пошел к одному великому старцу и возвестил его о даре. Старец, услышав, опечалился, говоря: «Великий труд». И сказал ему: «Поди другие семь лет моли Бога, чтобы дар твой был отнят у тебя: он тебе не полезен». Пошедши, тот сделал так, пока дар не был отнят у него.

Прп. Антоний Великий говорил:

«Если не будет в человеке крайнего смирения, смирения всем сердцем, всем умом, всею душою и телом – то он Царствия Божия не наследует».

Смирение ненавистно диаволу как свойство Иисуса Христа, и он не выносит его, как и крест Господень.

Про Оптинского старца Макария имеется такой рассказ. В Оптину привезли бесноватого и пригласили к нему старца. Больной, не слыхавший о старце никогда, стал беспокоиться и заговорил: «Макарий идет, Макарий идет». Как только вошел старец, больной бросился и ударил его по щеке. Старец употребил против него сильнейшее оружие – смирение – и подставил другую щеку. Больной упал в оцепенении, долго лежал у ног старца, а потом встал совершенно здоровым, не помня о своем поступке.

Отсюда понятно, что прп. Исаак Сириянин пишет:

«Приближается ли смиренный к людям – и внимают ему, как Господу. И что говорю о людях? Даже демоны, при всей наглости и злобе своей, при всей высоковыйности гордыни своей, приближаясь к нему, делаются, как прах; вся злоба их теряет силу, разрушаются козни их, бедственными остаются злоухищрения их».

Духовным очам прп. Антония Великого были открыты все сети диавола, которые он распростер над миром для уловления и соблазна ко греху людей.

Ужаснулся преподобный этому множеству соблазнов и вопросил Бога: «Кто же избегает этих сетей?» – и услышал голос: «Смирение избегает их – они даже и не прикасаются к нему».

Итак, наличие в человеке одного только смирения совершенно освобождает его от нападок и соблазнов и власти лукавого духа.

Глубокую характеристику значения для человека смирения дает игумения Арсения Усть-Медведицкого монастыря:

«Смирение есть единственное состояние духа, через которое входят в человека все духовные дарования. Оно есть дверь, которая отворяет сердце и делает его способным к духовным ощущениям. Смирение доставляет человеку невозмутимый покой, уму – мир, помыслам – немечтательность. Смирение есть сила, объемлющая сердце, отчуждающая его от всякого земного, дающая ему понятие о том ощущении вечной жизни, которое не может взойти на сердце плотского человека. Смирение дает ему его первоначальную чистоту. Он ясно начинает видеть различие добра и зла, а в себе всякому своему состоянию и движению душевному знает имя, как первозданный Адам нарекал имена животным по тем свойствам, которые усматривал в них. Смирением налагается печать безмолвия на все, что есть в человеке человеческого, и дух человека в этом безмолвии, предстоя Господу в молитве, внемлет Его вещаниям… До ощущения сердцем смирения не может быть чистоты духовной молитвы. Мир и радость – это плоды смирения. Вот пристань, где находили свой покой все добрые подвижники, все скорбящие душой, все жаждущие спасения. Не бойтесь потерять все для получения смирения. Смирение – единственный выход и успокоение при всяком смущении и искушении. Только этою стезею приходит душа к истине все разрешающей, к теплоте врачующей. Если потеряешь эту стезю, то окружают душу мрак и теснота».

Как говорила игумении Арсении ее старица, схимонахиня Ардалиона:

«Смирение – это та земля, на которую зерно должно упасть, чтобы умереть, – умереть, чтобы жить во Христе и оплодотвориться духом. Душа получает свое совершенство во Христе, а не в себе самой. Тогда радоваться будет душа своей немощи. И захочет ли такая душа показать себя чем-то великим пред людьми? Напротив, она хочет, чтобы все видели ее немощь, ее низость, ее убожество и ничтожество».

Вот как говорит о всех плодах смирения архиепископ Арсений:

«Возлюби смирение, ибо посмотри, как оно велико. Смирение привлекает благодать Божию. Смирение убивает гнев и раздражительность. Смирение избавляет душу от всякой страсти и всякого искушения. Смирение дает возможность спокойно переносить скорби и несчастия. Смирение облегчает самые тяжелые труды. Смирение возгревает молитвенный дар. Смирение предохраняет от нравственного падения и подвигает от падения тех, кто имел несчастье пасть. Смирение ведет к покаянию. Смирение – это корень для духовного преуспеяния: оно воодушевляет к добродетели и умножает ее. Смирение располагает к себе людей. Смирение разрушает самомнение и бесовскую прелесть. Смирение порождает все дары Святого Духа: духовную опытность, мудрость, воздержание, терпение, любовь, благоразумие, обходительность, искренность, чистосердечие, милосердие. Смирение – путь к святости. Смирение наполняет душу радостию и покоем о Господе».

А Достоевский пишет:

«Смирись, гордый человек… Победишь себя, и усмиришь себя, и начнешь великое дело, и других свободными сделаешь, и узришь счастье, ибо наполнится жизнь твоя».

Через смирение входят в человека все духовные дарования. Игумения Арсения

Через смирение входят в человека все духовные дарования.

Как пишет еп. Игнатий (Брянчанинов):

«Смирение – жизнь небесная на земле, благодатное, дивное видение величия Божия и бесчисленных благодеяний Божиих человеку; благодатное познание Искупителя, последование Ему в самоотвержении, видение погибельной бездны, в которую ниспал род человеческий, – вот невидимые признаки смирения, вот первоначальные чертоги этой духовной палаты, созданной Богочеловеком. Смирение не видит себя смиренным. Напротив того, оно видит в себе множество гордости. Оно заботится о том, чтобы отыскать все ее ветви, отыскивая их, усматривает, что и еще надо искать очень многое. Водимый смирением чем более богатеет добродетелями и духовными дарованиями, тем делается скуднее, ничтожнее перед собственными взорами».

О том же пишет и о. Александр Ельчанинов:

«Все добродетели ничто без смирения. Пример: фарисеи. Вся сумма добродетелей при отсутствии смирения – «кораблекрушение у пристани». Признаки смиренных – не верить своим достоинствам, не знать даже о них (смиренномудрие), не осуждать, радоваться уничижению. И им – блаженство на первой же ступени».

Когда надо дать оценку духовной высоты человека, надо прежде всего оценить степень его смирения.

Обычно по наличию смирения иноки различают великих подвижников – кто они: святые или находятся в прелести. Так некогда отцы пустынники испытывали богоугодность прп. Симеона Столпника. Соблазняясь необычностью и новизной его подвига – стоянием на столпе – и боясь того, что этот подвиг прп. Симеон несет самовольно, отцы послали к нему свое решение: чтобы он сошел со столпа и последовал бы жизни других пустынников.

Вместе с тем посланным было сказано, что если прп. Симеон послушает их, т. е. проявит смирение, то они должны оставить его стоять на столпе.

Когда преподобный узнал о решении собора отцов пустынников, он тотчас же стал сходить со столпа.

Так наличие смирения засвидетельствовало богоугодность подвига преподобного.

Как и у всяких добродетелей, у смирения есть несколько ступеней.

Святой Иоанн Лествичник говорит, что степень смирения человека можно видеть из отношения его к осуждению других.

Он пишет:

«Один каждый день судит других; другой не судит других, но не осуждает и самого себя; третий не заслуживает осуждения, всегда сам себя осуждает».

А архимандрит Иоанн говорит:

«Иногда человек не хочет видеть чужих грехов, это доброе праведное состояние, но это еще не смирение. Смирение – это когда человек не может видеть чужих грехов. Слишком видит свои, слишком зрит перед собой Бога».

Последнее говорит о совершенном развитии смирения. Итак, смирение связано органически с постоянным укорением себя за все грехи, прегрешения, упущения, леность, нерадение, малодушие, маловерие, боязливость и все недолжные чувства, слова, мысли, дела и даже взгляды, в том числе самые малейшие проявления раздражительности и осуждения.

Как пишет прп. Варсонофий Великий:

«Признавший себя грешником и виновником многих зол никому не противоречит, ни с кем не ссорится, ни на кого не гневается, но почитает всех лучшими и разумнейшими себя. Совершенное же смирение состоит в том, чтобы сносить укоризны и поношения и прочее, что сносил Учитель наш Господь Иисус».

О признаках полноты смирения пишет так и прп. Исаак Сириянин:

«В смиренном нигде не бывает поспешности, торопливости, смущения, горячих и легких мыслей, но во всякое время пребывает он в покое. Ничего нет, что могло бы его изумить, привести в ужас, потому что ни в печалях не ужасается он и не изменяется, ни в веселии не приходит в удивление. Но все его веселие и радование в том, что угодно Владыке его. Смиренный не смеет и Богу помолиться или просить чего-либо и не знает, о чем молиться, но только молчит всеми своими чувствами, ожидая одной милости и того изволения, какое изыдет о нем от Лица достопоклоняемого Величия… И осмеливается только так говорить и молиться: «По воле Твоей, Господи, да будет со мною».

«Где глубокое смирение, там и слезы обильные, – говорит прп. Симеон Новый Богослов, – а где слезы, там и посещение Святого Духа. А в том, что начинает быть под действием Его, появляется всякая чистота и святость, и он видит Бога, и Бог призирает на него… Ведай, чадо, что Бог не благоволит так ни к посту, ни к бдению, ни к другому какому телесному труду и не являет Себя никому другому, как к смиренной, непытливой и благой душе и сердцу».

Ряд признаков совершенного смирения указывает епископ Вениамин (Милов):

«На лице смиренного отблеск радости, незлобия и красоты. Он приветлив и ласков ко всем, неподражаемо прост и готов оказывать всякие услуги и уважение окружающим. Кротость смиренного часто похожа на детскую нежную наивность… Кроткая любовь невинного привлекает к смиренному сердца окружающих. Все его взаимно любят, как ангела, услаждаются его смиренномудрой беседой и радостно отвечают на его приветствия. К нему расположены даже своевольные люди за редкостное совмещение им в себе преизобильной любви, тихости, простоты и общедоступности. Смиренный назидает окружающих с любовью, запрещает с тихостью и без конца долготерпит согрешающих в надежде на их исправление. Благодаря обильному сиянию в душе смиренного невещественного света благодати он ясно видит всегда свои недостатки и грехи. Самоукорению его и снисходительности к другим нет меры. Он оправдывает, извиняет немощи окружающих безгранично, а о себе говорит: «Грешником я засыпаю, грешником и пробуждаюсь», как авва Сисой говорит: «Не знаю, начал ли я еще покаяние»; как преподобный Памва говорит: «Чувствую, что я еще не начинал служить Богу»; как прп. Силуан, ученик Пахомия Великого, говорит: «Я вижу неизменность моих грехов и готов отдать жизнь, только бы получить прощение». Смиренные не терпят никакого отличия себя от других, во власти своей над другими видят только знак обязанности служить их спасению, ставят себя ниже подвластных во мнении о себе и обращении».

Как говорит старец Силуан со Старого Афона:

«Кто стяжал Христово смирение, тот всегда желает укорять себя, и радуется поношениям, и скорбит, когда его хвалят. Но это еще первоначальное смирение, а когда душа познает Господа Духом Святым – какой Он смиренный и кроткий, тогда видит себя хуже всех и рада сидеть на гноище, как Иов, в худых одеждах, а людей видеть в Духе Святом, сияющими и похожими на Христа».

Старец Силуан предупреждает при этом, что «благодать легко теряется и за тщеславие, и за один гордый помысел. Много можно поститься, много молиться и много делать добра, но если при этом будем тщеславиться, то будем подобны бубну, который гремит, а внутри пустой. Тщеславие опустошает душу, и много надо опыта, нужна долгая борьба, чтобы победить его… И теперь день и ночь прошу у Господа Христова смирения…

Борьба упорна, но только для гордых. Смиренным же легко: благодати Святого Духа, даруемой смиренным от Господа, боятся наши враги, ибо она их опаляет».

О признаках смирения так пишет и П. Иванов:

«Никто не должен делать свыше своих сил, это неполезно. Но всегда должно быть недовольство своими делами. Постоянное сознание: мало, мало я делаю. Плох я, несовершенен. Это сознание и есть наша непрерывность в стремлении к Богу. Беспредельное совершенствование. Не видения и не чудеса служат мерилом правильности, ибо видения и чудеса доступны также и демонам, – но смирение и послушание. Самая основа праведности заключается именно в сознании себя ничем: все Бог, без Него я ничто. Чтобы удержаться с Богом, продолжать делать Божье дело, я должен смирять себя беспредельно. Душа истинно христолюбивая хотя бы совершила тысячи праведных дел по ненасытному стремлению своему ко Господу, думает о себе, будто бы ничего еще она не сделала, хотя бы изнурила тело свое постом и бдениями, при таких чувствованиях остается, будто бы не начала еще трудиться для добродетелей. Где же предел этому правдивому смирению? Его нет. Нет такого состояния праведности, когда мог бы человек остановиться в приятном сознании достигнутых результатов. Сколько бы ни сделал, все-таки должно считать себя грешнее всех людей. Всегда, как мытарь, а не как фарисей, – никогда не обращать внимания на чужие грехи, а только на себя, на свои. Смирение говорит: «Все, что имеешь, – это от Бога, и все, что делаешь хорошего, – это от Бога; чем меньше будешь полагаться на свои силы (прося у Бога помощи), тем лучше. Христианский идеал – совершенный отказ от самого себя. Вручить себя, свою жизнь, всякое свое дело, каждую свою минуту Богу. Не мы делаем, а Бог через нас делает – вот христианское осознание, выше какого нет».

Как пишет еп. Герман:

«Смиренный ни с кем себя не сравнивает, всех видит лучше себя и ближе к Богу, себя же в некоторых отношениях считает хуже демонов».

Придите…. и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем. Мф. 11, 28–29

Придите…. и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем.

В писаниях святых отцов кроме слова «смирение» встречается также слово «смиренномудрие». Есть ли между ними разница?

Как пишет еп. Игнатий (Брянчанинов):

«Смиренномудрие есть образ мыслей, заимствованный всецело из Евангелия, от Христа. Смирение есть сердечное чувство, есть залог сердечный, соответствующий смиренномудрию. По мере упражнения в смиренномудрии, душа приобретает смирение, потому что состояние сердца всегда зависит от мыслей, усвоившихся уму».

Отсюда будем считать, что «смиренномудрием» называют начальную стадию смирения – мудрость в том, чтобы искать смирения, состояние души, стремящейся к смирению, но еще не получившей его в полной мере как дар от Господа. Тот, кто хочет получить дар смирения, должен во всем подражать смиренным по закону от «внешнего к внутреннему». Тогда, при непрестанных и усиленных трудах, в смиренномудром будет возрастать и добродетель смирения.

Итак, христианину, чтобы приобрести смирение, надо понуждать себя к смирению в мыслях и чувствах, к самоуничижению в действиях и к постоянной памяти о совершенных им в жизни грехах.

Необходимо начать с прохождения известной школы, как это нужно, например, для развития музыкального или художественного таланта или приобретения навыка в каком-либо искусстве или ремесле.

Тщательную заботу о развитии смирения среди своих братий проявляют духовно благоустроенные монастыри. Обычными средствами для развития смирения там являются следующие.

Вновь поступающим инокам вначале поручается наименее почетная, часто грязная, черная работа. Затем их приучают безропотно переносить публичные обличения и оскорбления, хотя бы они ни в чем не были виноваты. И если в новоприбывшем можно заметить склонность ценить себя по причине какого-либо дарования, то стараются с корнем вытравить его самомнение.

Вот как, например, испытывалось и насаждалось смирение св. Иоанна Дамаскина, знаменитого творца церковных песнопений.

Первый вельможа Дамаска Иоанн пришел в обитель Саввы Освященного с просьбой принять его в иноки, когда по всему православному миру гремела о нем слава. О нем говорили как о ревностном защитнике Православия, получившем от Богоматери чудесное исцеление своей отрубленной руки, писавшей обличения иконоборцев.

Дар писателя и песнопевца был велик у Иоанна. Но иноки-старцы не этот дар хотели видеть во вновь пришедшем к ним брате. Они хотели видеть в нем прежде всего спасительное для всех смирение. Поэтому были закрыты уста песнотворца со строгим запрещением: ничего не творить. Вероятно, это испытание для Иоанна было наиболее трудным из всех, которые можно было придумать.

Однако Иоанн смирился и стал незаметным иноком обители. Много лет были закрыты уста Иоанна. Вот один из тех уроков, которые вели его к смирению.

Послушанием Иоанна было плетение корзин. Его старец велит ему взять корзины, снести в Дамаск и там продать их по цене, которая значительно превышала обычную. И вот соправитель дамасского князя стоит в убогом рубище на дамасской площади и продает корзины. Но все, кто хочет купить их, справившись о цене, смеются над Иоанном.

Так долго стоял Иоанн под насмешками толпы, не смея нарушить приказания старца и сбавить цену, пока Господь Сам не послал избавление рабу Своему. Один из старых слуг Иоанна узнает его и, желая избавить его от насмешек и поношения толпы, покупает все корзины по назначенной цене.

Затем Иоанн тяжело провинился перед своим старцем. Один из братьев попросил его облегчить его скорбь об умершем родном брате и сложить для него умилительную надгробную песнь. Так появился ряд погребальных песнопений, которые и ныне поются в церкви. Узнав об ослушании Иоанна, старец сильно разгневался, отлучил его от общения с собой и выгнал из келии.

В горе ищет Иоанн заступничество у отцов лавры. На просьбы последних сжалиться над Иоанном, старец налагает на него епитимью – очистить все смрадные места лавры. Ужаснулись отцы суровости наказания и не смеют передать о нем Иоанну: как рука Иоанна, исцеленная Богоматерью и слагающая божественные песнопения, будет выполнять такую грязную работу?

Но Иоанн упрашивает их сказать ему решение старца. Когда Иоанн узнал о нем, то, к удивлению старцев, весьма возрадовался и немедленно пошел выполнять приказание старца.

Узнав о смирении ученика, старец прощает Иоанна. После этого по повелению Богоматери, явившейся старцу в видении, открываются уста Иоанна, и остаток своих дней он посвящает творчеству церковных песнопений и духовных сочинений.

Здесь уместно вспомнить, что, по свидетельству игумена Антония Оптинского, преодолению его гордости и исправлению характера много способствовали послушания – очищение отхожих мест и собирание навоза по дорогам для удобрения огородов.

Вот еще рассказ св. Иоанна Лествичника о том, как старцы насаждали смирение в тех, кто в миру был сильно подвержен гордости.

Рука Господня касается сердца градоправителя Александрии – жестокого и надменного Исидора. Исидор идет в монастырь с просьбой принять его в иноки. Игумен, зная гордость Исидора, назначает ему суровое и тяжкое послушание: быть привратником, стоять у ворот обители, кланяться в землю каждому входящему и выходящему из обители и говорить: «Помолись о мне, отец, я в падучей болезни».

Исидор принимает послушание и за семь лет достигает полного смирения и очищения души.

Вот как рассказывает сам Исидор о постепенном размягчении его сердца и развитии смирения:

«Вначале я рассуждал, что продан за грехи мои, и потому со всей горестью, с принуждением, как бы с пролитием крови делал поклон. По прошествии же года сердце мое не чувствовало уже скорби, ожидая от Самого Бога награды за терпение. А когда минул еще один год, тогда уже с сердечным чувством стал я почитать себя недостойным и пребывания в обители, и лицезрения отцов, и встречи с ними, и причащения Святых Таин и не смел смотреть в лицо кому-либо… И тогда уже искренно испрашивал молитв у входящих и выходящих».

Как развить в себе смирение, живя в миру, где нет таких школ, как монастыри, насаждающие смирение, и где последнее совсем не пользуется таким уважением, как в монастырях? Господь призвал нас учиться смирению у Него Самого: «Придите… и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Мф. 11, 28–29).

Господь указал нам следующий путь ко смирению: «Когда ты будешь позван кем на брак, не садись на первое место, чтобы не случился кто из званых им почетнее тебя, и звавший тебя и его, подойдя, не сказал бы тебе: уступи ему место; и тогда со стыдом должен будешь занять последнее место. Но когда зван будешь, придя, садись на последнее место, чтобы звавший тебя, подойдя, сказал: друг! пересядь выше; тогда будет тебе честь пред сидящими с тобою, ибо всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится» (Лк. 14, 8–11).

Итак, Господь заповедовал нам смирять себя во всех случаях жизни и перед всяким человеком – всякого почитать высшим себя.

Если даже мы видим кого-либо из ближних в чем-либо недостаточным, то и тогда мы от всего сердца можем почитать его высшим себя, думая так: «Может быть, на данное ему малое число талантов он все же принесет сколько-то новых, а я на большее число ничего еще не принес».

Господь повелел нам всем быть слугою, смиряя себя пред всеми (Мф. 20, 26). И Он не только говорил об этом, но и Сам подал пример этому, когда «встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался. Потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем» (Ин. 13, 4–5).

А эту обязанность – умывать гостям ноги – на Востоке обычно исполняли самые младшие из слуг.

И если посмотреть на истинных учеников Христовых – святых и подвижников, то все они старались не допускать других служить себе, стараясь во всех домашних делах сами обслуживать себя.

Так, св. Иулиания Лазаревская, будучи женой воеводы и имея много слуг, не только не позволяла им обслуживать себя, но сама ухаживала за больными слугами. Святые вообще старались не упускать случая, когда они могли бы смирить себя и в чем-то послужить ближним, предпочитая при этом простую черную работу, которая всегда смиряет душу человека.

Прпп. Варсонофий Великий и Иоанн говорят:

«Люби особенно искушающих тебя: если вникнешь, то найдешь, что они-то и приводят нас к преуспеянию».

А прп. Никодим Святогорец пишет:

«Люби слушать Божественные словеса, священные песни и псалмы и все, что честно, свято, премудро и душеполезно. Но особенно же люби слушать поношения и укоры, когда кто осыпает тебя ими».

Поэтому будем бегать, бояться и отвращаться от тех, кто хвалит, льстит и почитает нас, и вместе с тем будем стараться подражать той мудрой женщине, о которой так рассказывается в житии св. Афанасия Великого.

К нему пришла одна почтенная гражданка города Александрии и обратилась со следующей просьбой. Ей хотелось бы взять на свое попечение и заботу какую-либо немощную старушку из числа тех, которые были в ведении святителя.

Св. Афанасий благословил ее благое намерение и велел смотрительнице богадельни выбрать старушку кроткого и тихого нрава.

Несколько времени спустя благотворительница снова пришла к святителю. «Довольна ли ты той старицей, которую выделили на твое попечение?» – спросил ее святитель.

«Нет, Владыко, – откровенно отвечала женщина, – я намереваюсь упокоить какую-либо старицу, а моя старица сама себя покоит».

«Ну, тогда я пришлю другую», – отвечал святитель, понявший высокие духовные запросы просительницы.

И велел он смотрительнице выбрать самую сварливую и злую старуху из своей богадельни и послать ее к женщине. Эта старуха подчас била свою благодетельницу.

«Довольна ли ты теперь своей старицей?» – вновь спросил ее св. Афанасий через некоторое время.

«Да, Владыко, очень довольна, я получаю от нее большую духовную пользу».

Будем же и мы искать тех, кто помог бы нам смирить себя и вытравлять у нас нашу гордость.

Вместе с тем будем пользоваться каждым случаем, чтобы смирить свою гордость перед людьми, когда Господу будет угодно давать нам такие случаи. Пример этого дает нам праотец Господа – царь и пророк Давид.

Когда Давид был свержен с престола и изгнан сыном Авессаломом, он встретился на пути с одним человеком из рода Саула по имени Семей. Семей стал бросать в него камни и злословить, называя «убийцей, беззаконником и кровопийцей».

Сопровождавшие царя приближенные просили разрешения у Давида убить Семея за его оскорбления. Но Давид им ответил: «Что мне и вам, сыны Саруины? Пусть он злословит, ибо Господь повелел ему злословить Давида» (2Цар. 16, 10).

Так принял Давид унижение от человека, считая его как посланного ему в наказание за грех от Самого Господа.

Господь сказал в одном из Своих откровений прп. Симеону Новому Богослову:

«Ты – созданный Мною нагим, кроме произволения своего, что другое имеешь ты или имел когда-либо собственного твоего?»

Действительно – чем нам гордиться? Что мы имеем, чего не получили от Бога? Все способности, дарования, таланты, вся возможность их развития и применения – все идет от Творца и Промыслителя. Если помогаем другим, то ведь избыток посылается нам от Бога; трудимся – но силы и крепость даются только Богом; молимся по вере, но вера опять-таки даруется Богом и т. д. (Еф. 2, 8–9).

Если бы даже что-либо и было совершено нами доброго, то мы не знаем, не погубили ли мы это доброе нашими страстями и погрешностями: дела милосердия – тщеславием и гордостью; служение ближним – их осуждением; молитву – рассеянностью и небрежностью; пост – самолюбованием и самодовольством и т. п.

Поэтому нам никогда не надо обольщаться тем, что мы сделали или делаем что-то доброе, помня слова Господа Своим ученикам: «Когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать» (Лк. 17, 10).

Вспомним здесь и смиренные слова божественного ап. Павла: «Я более всех их потрудился: не я, впрочем, а благодать Божия, которая со мною» (1Кор. 15, 10). «Не верь себе, пока находишься в теле сем, – говорил Антоний Великий, – и ничего своего не считай вполне угодным Богу».

В итоге каждый христианин должен вычеркнуть из своей памяти все то, что кажется ему добрым из совершенного им в жизни и почитать себя еще ничего не достигшим. И если нужна нам надежда на спасение, чтобы не впасть в отчаяние, то эта надежда должна основываться более всего на искупительной жертве Христа, Кровию Своей омывшего грехи всего мира, и на Божием милосердии.

Это, конечно, не исключает необходимости наших усилий, чтобы усердным исполнением Господних заповедей снискать это Божие милосердие, так нам необходимое.

Всем талантливым, способным, сильным и богатым надо не столько гордиться, сколько страшиться ответа перед Богом за надлежащее использование данных и многих талантов – ведь «от всякого, кому дано много, много и потребуется» (Лк. 12, 48).

Архиепископ Антоний (Храповицкий) пишет:

«Насколько христианин просвещеннее в духовной жизни, настолько глубже и яснее сознает свою собственную греховную слабость».

Для приобретения смирения надо также помнить о грехах своих, совершенных в течение всей своей жизни.

Смирению способствует и память смертная. Оно приобретается также подвигами уничижения себя перед другими, как, например, первым делать поклон при встрече, уступать всем без спроса; молчаливо терпеть обиды и замечания; первым просить прощения, быть скромным и во всем обиходе жизни безропотно терпеть скорби и, как говорит старец Силуан, «считать себя хуже всех».

Смирение в мыслях и перед людьми часто несет христианину и благодатное внутреннее утешение.

Вот как пишет об этом еп. Игнатий (Брянчанинов):

«Однажды ставил я блюдо с пищею на последний стол, за которым сидели послушники, и мыслию говорил: «Примите от меня, рабы Божии, это убогое служение». Внезапно в грудь мою впало такое утешение, что я даже пошатнулся; утешение продолжалось многие дни, около месяца. Другой раз случилось зайти в просфорню; не знаю с чего, по какому-то влечению, я поклонился братиям, трудившимся в просфорне, очень низко – и внезапно так воздействовала во мне молитва, что я поспешил уйти в келию и лег на постель по причине слабости, произведенной во всем теле молитвенным действием».

При оскорблениях не надо повторять в памяти и помнить оскорбительных и резких слов. При неприязни к кому-либо надо принуждать себя делать ему что-то доброе.

Одним из способов, служащих к приобретению нами смирения, является также скромность в одежде. Святые не любили и не одевали дорогих и нарядных одежд (за исключением того, когда этого требовал сан). Они помнили, что Господь не одобрял тех, кто любил носить «мягкие одежды» (Мф. 11, 8). Поэтому все они предпочитали самые простые и грубые одежды.

Про прп. Феодосия Печерского и Сергия Радонежского имеются рассказы о том, что благодаря бедности иx одежд их нельзя было отличить от прочих иноков. Вновь пришедшие в монастырь простолюдины не верили тому, что видят перед собой тех знаменитых игуменов, перед которыми преклонялись и которых высоко чтили самые великие князья.

Скромность во всем, стремление быть незаметными, скрывать свои подвиги и ничем не отличаться от окружающих являются вообще верным признаком высокой степени смирения. Вот как пишет об этом П. Иванов:

«В примерах святой жизни на первый план выдвигается не высота подвига, а то смирение праведника, с которым он совершает свое дело: незаметность, умаление себя. О многом, что делали праведники, мы не знаем, но всегда знаем, что они были людьми прячущимися, скрывающими все свои дела, убегающими от людской молвы. Напоказ они ничего не делали. И жития св. отцов составлялись случайно; только то становилось известно, что Господь как бы насильно, помимо их желания, через других людей открывал из их подвигов. Жизнь праведника никогда не была известна в подробностях. О некоторых святых мы даже не знаем ничего, кроме того, что они имели блаженную кончину».

Величайшие дела совершаются как бы «с глазу на глаз» с Богом. Человек словно не помнит того, что сделал. Встретил, положим, в большой толпе расслабленного, исцелил его и тотчас затерялся в толпе и сам потерял из памяти свое чудо.

То, чего достиг подвижник и что он может, знает один Бог, и святой страшится выдать эту свою высоту перед кем-либо. Вот что читаем в патерике – сборнике событий и изречений христианских подвижников:

«Брат пришел к келье о. Арсения и посмотрел в окно, и увидел старца как бы огненным (он молился), и когда постучал брат, вышел старец и, увидев брата, в ужасе говорит ему: долго ли ты стучался и не видел ли чего? Тот сказал: нет. И успокоился старец».

Но не только скрывают свои дела святые угодники, но еще и принимают на себя поношения как заслуженные и, если кто обвиняет их, то не оправдываются. О таких непонятных уму житейского человека поступках существует много свидетельств.

Последними особенно богаты жизнеописания святых из юродивых. Они поистине были велики в своих подвигах, скрывая их под личиной юродства при стремлении стать ниже всех и свою духовную высоту скрыть за поношениями и бесчестиями от мира.

Поэтому одним из средств к приобретению смирения является знакомство с великими святыми. Изучение их жизни и меры их подвига не может не смирить нас, показав нам наглядно нашу собственную духовную нищету. Поэтому духовное чтение есть одно из средств развития в нас смирения – основы добродетелей.

Одна праведница советовала еще так:

«Просись (в молитве) к Богу лишь на черную работу, а Бог уж распорядится».

Поэтому пособиями к приобретению смирения является, по указанию прп. Исаака Сириянина, «охотно принимать на себя дела самые последние и уничижающие, не быть непослушным, сохранять молчание, не любить ходить в собрания, желать оставаться неизвестным и ни во что не избираемым, не удерживать никакой вещи в полном собственном распоряжении, ненавидеть беседу с многими лицами… не быть таким человеком, которого руки были бы на всех, а на котором были бы руки всех».

В некоторых католических монастырях есть такой обычай: когда инок, пройдя известный курс духовных занятий, оставляет группу братий, в которую был включен для духовного обучения, то каждый из братьев обязан указать ему все недостатки, которые он замечал в нем. О. Александр Ельчанинов дает и такие советы:

«Самое радикальное средство от гордости – быть в послушании (родителям, друзьям, отцу духовному). Принуждать себя выслушивать и быть внимательным к чужому мнению. Не торопиться верить в истинность открытых тобою мыслей. Не умеющим видеть свои грехи рекомендуется обращать внимание, какие грехи видят в них близкие люди, в чем упрекают. Почти всегда это будет верное указание на наши действительные недостатки».

Не будем же нерадивы и мы в старании получить благодать смирения. Оно необходимо нам прежде всего. Путь к нему нелегок при обычном наличии в нас гордости и тщеславия.

Для получения дара смирения необходимо, как говорилось уже выше, прежде всего терпеливое несение укоризны и обличений, и что еще лучше – перенесение досаждений, поношений, насмешек, брани. Тех людей, кто так относится к нам, будем считать нашими благодетелями и, подражая св. Андрею юродивому, будем молиться за них, чтобы Господь не вменил им в грех поношений и досаждений нам; ведь через последнее будет очищаться и наша душа от ржавчины на ней – гордости и тщеславия.

Как пишет прп. Петр Дамаскин:

«В смиренномудрии, когда кто бывает оскорблен, порицает и обвиняет только себя самого, а не другого кого-либо, и поэтому терпит». Вместе с тем надо помнить, что, как говорит прп. Иоанн Лествичник, «отвергающий обличение обнаруживает страсть гордости».

Идя этим «узким» путем вслед за Христом, мы можем надеяться получить одну из самых драгоценных жемчужин ожерелья добродетелей – красот души: благодать святого смирения. А со смирением в сердце наше войдет и Дух Святой со всеми плодами Своего пребывания – «любовью, радостью, миром» (Гал. 5, 22) и всеми другими добродетелями.

Измелитесь в жерновах смирения, да будете Богу, как хлеб сладкий. Прп. Евфросиния

Измелитесь в жерновах смирения, да будете Богу, как хлеб сладкий.

Как пишет прп. Макарий Великий:

«Душа истинно боголюбивая и христолюбивая хотя бы совершила тысячи праведных дел, по ненасытному стремлению своему ко Господу думает о себе, будто бы она ничего не сделала; хотя бы изнурила свое тело постами и бдениями, при таких остается чувствованиях, будто бы и не начинала еще трудиться для добродетелей; хотя бы сподобилась достигнуть различных духовных дарований или откровений и небесных тайн, по безмерной и ненасытной любви своей ко Господу сама в себе находит, будто бы ничего еще не приобрела, а напротив того, ежедневно алкая и жаждая, с верою и любовию пребывая в молитве, не может насытиться благодатными тайнами и благоустроением себя ко всякой добродетели. Она уязвлена любовию небесного Духа, при помощи благодати непрестанно возбуждает в себе пламенное стремление к Небесному Жениху, вожделевает совершенно сподобиться таинственного и неизреченного общения с Ним в святыне Духа. И, будучи драгоценными перед Богом, не таковы они сами по себе: при своем преуспеянии и ведении Бога признают себя сами как ничего не знающими и, богатые перед Богом, сами для себя кажутся бедными. Если же увидишь, что кто-нибудь превозносится и надмевается тем, что он причастник благодати, то хотя бы и знамения творил он и мертвых воскрешал, но если не признает души своей бесчестною и униженною и себя нищим по духу и мерзким, скрадывается он злобою и сам не знает того. Если и знамения творит он, не должно ему верить, потому что признак христианства и того, кто благоискусен перед Богом, – стараться таить сие от людей, и если имеет у себя все сокровища царя – скрывает их и говорит: «Не мое это сокровище, другой положил его у меня, а я – нищий; когда положивший захочет, возьмет у меня». Если же кто говорит: «Богат я, довольно с меня и того, что приобрел, больше не надо», – то таковой не христианин, а сосуд прелести и диавола. Ибо наслаждение Богом ненасытимо, и в какой мере вкушает и причащается кто, в такой делается более алчущим. Такие люди имеют горячность и неудержимую любовь к Богу; чем более стараются они преуспевать и приобретать, тем более признают себя нищими, как во всем скудных и ничего не приобретших. Они говорят: «Недостоин я, чтобы солнце озаряло меня». Это признак христианства – это смирение».

О том же пишет прп. Исаак Сириянин:

«Совершенно же смирен тот, кто не имеет нужды мудрствованием своим изобретать способы быть смиренным, но во всем этом совершенно и естественно имеет смирение без труда; хотя принял он в себе некое дарование великое и превышающее всю тварь и природу, но на себя смотрит как на грешника, на человека, ничего не знающего и презренного в собственных своих глазах. И хотя вошел он в тайны всех духовных существ и во всей полноте совершен стал в мудрости всей твари, сам себя признает ничего не знающим. Этот не ухищренно, но без принуждения таков в сердце своем. Истинно смирен тот, кто имеет в сокровенности нечто достойное гордости, но не гордится и в помысле своем вменяет это в прах».

Действительно, все святые ни во что не вменяли все совершенные ими подвиги. Чем чище становилось на сердце, тем более они возрастали в смирении. Для мирских людей это правило (чем святее, тем смирнее) является парадоксом: как можно возрастать в смирении, если человек видит себя преуспевающим в добродетелях?

Наглядное объяснение этому находится у прп. аввы Дорофея в рассказе о его беседах со знатным гражданином из города Газы, не понимавшим упомянутого выше парадокса.

Авва спросил его: «За кого ты считаешь себя в своем городе?» Гражданин ответил: «За первого в городе». – «А если пойдешь в Кесарию, за кого будешь считать себя там?» – «За последнего из тамошних вельмож. – «Если ты придешь в Антиохию, за кого ты будешь там себя считать?» – продолжал спрашивать авва Дорофей.

«Там, – ответил гражданин, – буду считать себя за одного из простолюдинов.

«Если же ты придешь в Константинополь и явишься в царский дворец, за кого ты тогда станешь считать себя?»

«Почти за нищего», – отвечал озадаченный провинциал.

«Вот так и святые, – пояснил ему авва Дорофей, – чем больше они приближаются к Богу, тем более видят себя грешными».

Отсюда: чем чище становится сердце, чем яснее внутреннее око, тем лучше видит человек свою склонность ко греху, лукавство, небрежность и нерадение, недостаточность в добродетелях любви, свое бессилие и ничтожность – видит малейшую нечистоту на одеянии души. Пылинка малейшего несовершенства делается в глазах святых величиной с гору.

Вот почему святость связана с нищетой духа и смирением. Вот почему пророк Исаия говорит: «Вся праведность наша – как запачканная одежда» (Ис. 64, 6), а ветхозаветный патриарх Авраам и за ним прп. Серафим называли себя «прахом и пеплом» (Быт. 18, 27). Вот почему царь, пророк и псалмопевец Давид говорил про себя: «Я же червь, а не человек, поношение у людей» (Пс. 21, 7). А прп. Варсонофий Великий называл себя «чадом преступления Адамова».

«Только тот и знает себя наилучшим образом, кто думает о себе, что он ничто», – говорит св. Иоанн Златоуст.

Когда же святые слышали похвалу, они отвергались от нее, говоря: «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу, ради милости Твоей, ради истины Твоей» (Пс. 113, 9).

Антоний Великий был послан Богом к александрийскому сапожнику учиться смирению. От сапожника он научился помышлять: «Все спасутся, один я погибну».

Один из глубочайших восточно-христианских мистиков св. Симеон Новый Богослов (986–1043) пишет, что в своей душе он открывает такую бездну греховности, что остается в нем лишь чувство удивления перед тем, что земля еще может носить на себе такого грешника и не разверзнется, чтобы поглотить его («Божественные гимны»).

Другой из святых, думая так же, молился, чтобы Бог не наказывал тех деревень, где он проходил.

А св. Мартин приписывал своим грехам все народные бедствия, которые происходили в его время.

Для святых уже тень греха кажется чудовищной и самое малое небрежение – преступлением. Вот секрет обилия слез у святых и оплакивания своих грехов, их чрезмерных покаянных трудов и именования себя грешниками, недостойными жить на земле.

В истории Христовой Церкви можно найти большое количество примеров совершенного смирения.

Прп. Серафим еще в конце своей жизни так смиренно держал себя с посетителями, что целовал их руки и многим кланялся при приветствии в ноги. Прп. Герасим Болдинский за управляемых им иноков молол рожь ручными жерновами, мыл их свитки, прислуживал им в болезнях.

Прп. Ефрем Перекопский во время отдыха братии носил воду, колол дрова, молол рожь.

Прп. Тихон Луховской, едва передвигавший ноги от болезни желудка, не переставал впрягаться в соху.

Римский папа Григорий Двоеслов Великий, по смирению, имел обыкновение при встрече с епископами и пресвитерами кланяться им в ноги, так что те избегали встречаться с ним на улице.

Св. Иоанн Милостивый, Патриарх Александрийский, перед богослужением падал в ноги перед обиженными клириками, испрашивая у них себе прощение.

Валаамский духовник иеромонах Евфимий приветствовал каждого мирского посетителя и всякого послушника земным поклоном.

Иеромонах Анатолий Оптинский наставления старца Амвросия выслушивал всегда на коленях.

Иеромонах Василий из Белобережской пустыни отвечал на хулы, оплевания и клеветы земными поклонами обидчикам.

Глинский старец о. Феодор Левченко с незлобием переносил побои веревкой, ногой или руками от монастырского повара.

Некогда прп. Арсений Великий пришел из царского дворца к египетским пустынникам и просил принять его в иноки. Тогда он был испытан прп. Иоанном Коловым следующим образом.

Когда Арсений пришел первый раз за трапезу, никто не пригласил его садиться: братия вкушали пищу, а Арсений стоял, опустив голову вниз.

Тогда прп. Иоанн, испытывая до конца смирение Арсения, взял один из сухарей, и бросив его Арсению, сказал: «Ешь, если хочешь». Прп. Арсений подумал про себя так: «Этот старец – ангел Божий и прозорливец, потому что он знает, что я хуже пса, поэтому и сухарь бросил он мне, как псу. По той же причине и я должен съесть его, как пес». Наклонившись до земли, он пошел к сухарю на четвереньках, как четвероногое животное, взял его прямо ртом, затем отошел с ним в угол и там его съел, лежа на земле.

Видя это, Иоанн уверенно сказал про Арсения: «Он будет великим подвижником».

Когда умирал египетский подвижник Сисой Великий, он сказал: «Вот ангелы пришли взять меня, и прошу, чтобы позволили мне покаяться немного».

Говорят ему старцы: «Не имеешь ты нужды каяться, отче». Он же сказал: «Поистине не знаю о себе, положил ли я начало покаяния».

Преподобный Макарий Великий, проходя воздушные пространства, не переставал смирять себя. Когда уже издали кричали ему бесы, что он избежал их, он ответил, что еще не избежал. Так отвечал он потому, что привык держать ум свой во аде и тем действительно избежал бесов.

А вот один из примеров смирения святых. Одного старца спросили: «Кто суть козлища в Евангелии, а кто – агнцы?» Старец сказал: «Козлища – это я, агнцев знает Бог».

Наибольшую ревность к приобретению смирения проявляли из святых юродивые и блаженные. Для этого они решительно порывали с гордостью и тщеславием и путем юродства вызывали к себе презрение мира, насмешки, поношения и побои.

Мир издевался над ними, а они радовались тому, получая то, к чему стремились, чего искали – святое смирение. Через свое высокое смирение они восходили на высоту добродетели, делаясь своими Богу.

К первой старице дивеевской блаженной Пелагее Ивановне, преемнице прп. Серафима по духовному окормлению дивеевских инокинь, первое время была приставлена очень суровая послушница – Матрена Васильевна. Очень неспокойно вела себя блаженная первые годы жительства в Дивееве: безумствовала, бегала по монастырю, бросала камни, била стекла в кельях и т. п. За все это время Матрена била блаженную так сильно, что в конце концов сестры Дивеевского монастыря не вытерпели и упросили игумению о том, чтобы блаженная была взята от Матрены.

К Пелагее Ивановне приставили добрую девушку Варвару. Не возлюбилась блаженной добрая и кроткая Варвара, и Пелагея Ивановна уже сама стала бить ее, всячески старалась отделаться от нее и прогоняла ее от себя, пока не добилась ее удаления.

Почему так отнеслась блаженная к кроткой Варваре? Потому что в лице суровой Матрены потеряла ту, кто смирял ее и этим открывал ей путь к Царствию Небесному. Кроткая же Варвара лишала ее подвига смирения.

Этот пример из жизни Пелагеи Ивановны очень поучителен для нас. И нам, когда мы видим от ближних почитание себе, ублажение нас, потворствование нашим слабостям и духовным немощам, не следует радоваться этому. Все это неполезно для нас.

Для нас полезнее, когда нас учат, обличают, вразумляют и бранят нас. И будем почитать как благодетелей людей, которые так относятся к нам.

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Мф. 5, 5

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

В нетленной красоте кроткого и молчаливою духа. 1Пет. 3, 4

В нетленной красоте кроткого и молчаливою духа.

Смирение, о котором говорилось выше, тесно связано с кротостью.

Вот как определяет ее сущность прп. Исаак Сириянин:

«За смирением следует кротость и собранность себя, т. е. целомудрие чувств, соразмерность голоса, немногословие, бедная одежда, скромная походка, наклонение очей вниз, сердце сокрушенное, неспособность к раздражению, бедность, скромные потребности, перенесение лишений, безбоязненность, бесстрашие перед смертью, терпение в искушениях, серьезность в мыслях, хранение тайн, стыдливость, благоговение и всегдашнее почитание себя ничтожеством».

Как видно из этого определения, понятие «кротость» трудно отделить от понятия «смирение», поскольку признаки их в значительной мере совпадают.

Как говорит прп. Иоанн Лествичник (слово 24):

«Кротость есть такое состояние ума, когда он непоколебим пребывает и в чести, и в бесчестии. Кротость есть недвижимая скала, возвышающаяся над морем раздражительности… вместилище Духа Святого, подательница радости, подражание Христу… Кротость есть спокойная решимость на всякую скорбь и даже на смерть».

Отсюда можно полагать, что для кротости особенно характерно наличие в человеке смирения и покорности воле Божией. Оптинский старец о. Макарий объясняет происхождение слова «кротость» от «короткости». Кроток тот, кто в смирении укоротил свою волю – отказался от нее, заменив ее волей Божией и волей ближних.

Поэтому кроткий человек ни с кем не спорит и охотно и с любовию выполняет все просьбы окружающих, если только они не противоречат его совести.

Как пишет Московский митрополит Филарет:

«На порицание лучше отвечать кротостью, нежели порицанием. Чистою водою надобно смывать грязь. Грязью грязи не смоешь».

Кротость есть украшение человеческого характера. Ап. Петр говорит христианским женщинам: «Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом» (1Пет. 3, 3–4). Христос – символ абсолютной красоты души. Поэтому и Он обладал кротостью, хотя Ему как Богу более подобало бы властвовать людьми, и наряду со смирением Он велит учиться у Него и кротости (Мф. 11, 29).

Как пишет еп. Герман:

«Кроткое терпение чужих грехов хотя самое трудное дело, но зато и самое прибыльное (для души) и верное».

И все святые неизменно проявляли кротость к людям. В обращении с людьми они, как и Христос, не проявляли ни малейшего оттенка духовного насилия. Они бережно относились к свободе воли человека и не хотели переламывать ее даже тогда, когда это было бы полезно для человека. Они ждали свободного доброго произволения сердца человеческого, что только и ценно в очах Бога («Милости хочу, а не жертвы») (Мф. 9, 13).

В кротости – вся глубина разницы в управлении мира Богом (через Господа Иисуса Христа) и мирскими властями.

Последние властвуют и силой заставляют подчиниться себе. Господь ждет добровольного, любовного подчинения Себе воли человеческой, проявляя долготерпение и кротость, которая характеризуется нежностью в обращении с человеческой волей без малейшего оттенка принуждения.

Как пишет схиархимандрит Софроний:

«Бог бережет свободу человека как самое драгоценное начало в нем. Следуя за Христом, и святые, обладая силою, достаточною для господствования над людьми, над массами, идут обратным путем: они себя порабощают брату и через то приобретают себе такую любовь, которая по самой сущности своей нетленна. На этом пути они одерживают победу, которая пребудет во веки, тогда как победа силою никогда не бывает прочна и по роду своему является не столько славою, сколько позором человечества».

О том же пишет так и о. Александр Ельчанинов:

«Люди чисто практически не заметили до сих пор, что враждой и злом никогда еще ничего достигнуто не было, а кротость и незлобие всегда достигают всего. Я говорю, конечно, о достижениях в области моральной и духовной, но уверен, что это также самый верный путь и в области обыденной жизни».

Противоположная кротости черта характера – сварливость – является, очевидно, тяжелым пороком души и ведет к погибели ее, по словам ап. Иакова: «Ибо где зависть и сварливость, там неустройство и все худое» (Иак. 3, 16).

Св. Иоанн Лествичник дает такое всеобъемлющее определение сущности значения в человеке кротости:

«Кротость есть такое состояние души, когда она неколеблемой пребывает и в чести, и в бесчестии. Кротость есть недвижимая скала, возвышающаяся над морем раздражительности… утверждение терпения; дверь и даже матерь любви; дерзновение в молитве, вместилище Духа Святого, узда неистовству, подательница радости, подражание Христу».

Смиренномудрый не должен высказывать свое смирение на словах. Прп. Варсонофий Великий

Смиренномудрый не должен высказывать свое смирение на словах.

Кроме драгоценного бриллианта (из алмаза) бывают подделки его из стекла, ничего не стоящие по сравнению с настоящим бриллиантом. Неопытному глазу не отличить поддельный бриллиант от настоящего.

Так кроме истинного смирения бывает и поддельное, напускное смирение.

Так, прп. Симеон Новый Богослов предупреждает нас:

«Есть мнимое смирение, происходящее от нерадения и лености. Истинное смирение не выказывает себя и не говорит смиренных слов, и не только прячет все свои добродетели, но хочет вообще никак не выказывать себя и не говорить о себе».

Как говорит прп. Варсонофий Великий:

«Смиренномудрый не должен высказывать свое смирение на словах; смирение на словах есть порождение гордости и беспорядочно рождает через них матерь свою – тщеславие».

Игнатий (Брянчанинов) пишет:

«Господь заповедал совершать все добродетели втайне (Мф. 6, 1–18), а смиреннословие есть вынаружение смирения напоказ человекам. Оно – притворство, обман, во-первых, себя, потом других, потому что утаение своих добродетелей составляет одно из свойств смирения, а смиреннословием и смиреннообразием это-то утаение и уничтожается».

«Находясь между братиею твоею, – говорит св. Иоанн Лествичник, – наблюдай за собою, чтобы тебе никак не выказаться в чем-нибудь праведнее их. В противном случае сделаешь двойное зло: братий уязвишь твоим лицемерством и притворством, в себе же непременно зародишь самомнение».

Напускное и мнимое смирение старец Макарий Оптинский называл «кошачьим» смирением.

При таком устроении духа люди действительно уподобляются кошке: пока ее гладят по шерстке, она довольна, ласкается, мурлычет. Но стоит только погладить ее против шерстки, как она сейчас же ощетинится и зафыркает. Так и люди, обладающие мнимым смирением, не выносят обличений и указаний на их недостатки: они будут оправдываться, спорить, раздражаться и сердиться и охладеют по отношению к своим обличителям.

Поэтому от истинного смирения надо хорошо отличать «смиреннословие» – склонность выказывать свое смирение в словах самоуничижения.

К смиреннословию прибегают и некоторые из тех христиан, которые искренно ищут своего самоуничижения. Но проявление в словах своего смирения является ли доказательством действительного наличия нищеты духа?

Смиреннословие всегда может показаться только притворством и рисовкой своей добродетели смирения. Но если даже действительно за словами есть истинное смирение, то хорошо ли хвалиться и напоказ выставлять свою добродетель? Если нельзя хвалиться своей красотой, талантами или добрыми делами, то можно ли хвалиться наличием смирения?

Итак, в обоих случаях смиреннословие предосудительно в устах христианина, и его обычно не слышно из уст воистину смиренных христиан.

Чтобы избегать смиреннословия, святые отцы рекомендуют христианам молчать и при похвалах: возражение и в этом случае будет только смиреннословием.

И если мы действительно смиренны, нищи духом и считаем себя за ничто (т. е. за ничтожество), то это мы можем открывать лишь в молитвах Господу Богу: Он один знает нас совершенно. Он примет и наше самоуничижение, если оно искренно, а если оно даже не вполне соответствует действительной мере нашей нищеты духовной, то и здесь Он снизойдет к нашей немощи и наше преувеличение в самоуничижении расценит как стремление к совершенству.

Чаще всего смиреннословие перед людьми является только рисовкой, маскирующей тщеславие. Здесь смирение бывает «паче гордости».

Один инок сильно злоупотреблял смиреннословием. Его решили исправить. Однажды, когда он сидел за трапезой, один из старших иноков сказал с резкостью: «Как ты смеешь сидеть здесь со святыми отцами?» – «Потому что я тоже святой отец», – отвечал обиженный инок, забыв свое смиреннословие.

Однако, как говорится, нет правил без исключения. Смиреннословие встречается и в псалмах Давида (Пс. 21, 7) и у ап. Павла (напр. 1Кор. 15, 9), и в творениях ряда святых отцов, включая Антония и Варсонофия Великих. Но все они действительно были смиренны и, зная, что их почитают люди как за великих, хотели показать всем примеры смирения. И что было уместно у великих, то не к лицу рядовым христианам, которым надо соблюдать незаметность, скромность, молчаливость и отнюдь не выставлять на вид свое показное смирение.

Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. Иак. 4, 6.

Бог гордым противится, а смиренным дает благодать.

Насколько приятно Богу смирение в человеке, настолько неприятен Ему порок, противоположный смирению, – гордость, самая страшная душевная болезнь человечества, необычайно трудная для излечения.

Гордость – это семя сатаны, это самый глубокий из корней греха, бич человечества, оторвавший людей от Бога и погрузивший мир в неисчислимые беды и страдания и породивший безумие безбожия и самообожения.

Как пишет прп. Антоний Великий:

«Все грехи мерзки пред Богом, но всех мерзостнее – гордость сердца».

О губительном действии гордости так пишет и схиархимандрит Софроний:

«Враг пал гордостью. Гордость – начало греха, в ней заключены все виды зла: тщеславие, славолюбие, властолюбие, холодность, жестокость, безразличие к страданиям ближнего, мечтательность ума; усиленное действие воображения, демоническое выражение глаз, демонический характер всего облика; мрачность, тоска, отчаяние, ненависть, зависть, приниженность; у многих срыв в плотскую похоть, томительное внутреннее беспокойство, боязнь смерти или, наоборот, искание покончить жизнь и, наконец, что нередко, – сумасшествие. Это все признаки демонической духовности, но доколе они не проявляются ярко, для многих остаются незамеченными».

Благо тем, кто может понять и прочувствовать это. Как говорил о. Иоанн С:

«Когда придет тебе в голову безрассудная мысль – сосчитать какие-либо добрые дела свои, тотчас же поправься в этой ошибке и скорее считай свои грехи, свои непрерывные бесчисленные оскорбления Всеблагого и Праведного Владыки и найдешь, что их у тебя – как песка морского, а добродетелей сравнительно с ними все равно что нет».

Надо вспомнить, что прп. Марк Фраческий был задержан на мытарствах на один час за то, что, умирая, вспомнил свои добрые дела и подвиги.

Господь хочет, чтобы избранные Им были совершенно чужды гордости.

«Вместе с тем гордость нелегко распознать в себе, – пишет старец Силуан, – но гордого Господь оставляет помучиться своим бессилием до тех пор, пока не смирится».

Для этого, как говорит прп. Антоний Великий, «Господь так ведет нас внутренне, что скрывает от нас наше добро, чтобы удержать в смиренных о себе чувствах».

Вместе с тем Своим избранным Он посылает испытания, чтобы искоренить у них следы гордости.

Так был испытан тот же Симеон Столпник: сатана в виде светлого ангела приблизился к его столпу на огненной колеснице и сказал: «Симеон, Господь послал меня к тебе, чтобы я взял тебя, подобно Илии, на небо, ибо ты достиг такой чести за святость жития твоего, и пришел уже час принять тебе венец похвалы от руки Господней…»

Не распознал святой сразу вражеского прельщения и сказал: «Господи, меня ли грешника хочешь взять на небо?» И поднял Симеон правую ногу, чтобы ступить на колесницу, но вместе с тем осенил себя крестным знамением. Исчез от последнего сатана вместе с колесницею, а прп. Симеон казнил себя потом в течение года, стоя на одной и той же ноге, которую поднял.

Господь иногда попускает для Своих рабов искушение хульными мыслями, если видит их впадающими в гордость.

Даже падения и такие тяжкие грехи, как например пьянство, попускаются Господом (отнимающим в этих случаях защищающую людей благодать), лишь бы избавить людей от самого тяжелого порока – гордости.

Оптинские старцы говорили поэтому, что «лучше смиренный грешник, чем гордый праведник» (т. е. лучше быть смиренным при видимости некоторого несовершенства, чем иметь гордость при внешнем наличии добрых дел или подвигов, совершаемых по тщеславию).

Полнота нищеты духовной нужна всем христианам и даже великим подвижникам. И в тех случаях, когда подвижники, достигшие уже полноты совершенства и имевшие дары чудотворения, теряли эту нищету духовную и в них зарождалась гордость, то с нею они теряли и осенявшую их благодать. От этого они затем иногда впадали в величайшие грехи.

Характерным примером этого является житие св. Иакова Постника (память 4 марта). Святой жил в пустыне с юношества 50 лет и был уже прославлен тем, что совершал многие исцеления и изгонял бесов. Но когда Бог усмотрел в его сердце превозношение, то отступил от него Своею благодатью. Тогда по козням лукавого он впал в тяжкие грехи.

Однако диавол не смог до конца возобладать Иаковом и привести его в отчаяние: святой заключил себя на остаток дней своих в мрачную, наполненную костями пещеру. Через десять лет новых подвигов Господь не только простил Иакову его тяжкие грехи, но и вернул ему и все дары чудотворения.

И всегда, когда христианин увидит себя впавшим в грех, который был ранее чужд ему, то он должен, по мнению св. отцов, искать причиной тому впадение в гордость.

Характерным признаком гордости является наличие в человеке мнительности, осуждения других, трудность просить прощения и в особенности неспособность сносить обличения, вразумления, обиды и досаждения. О последнем так пишет прп. Симеон Новый Богослов:

«Кто, будучи бесчестим или досаждаем, сильно болеет от этого сердцем, о том человеке ведомо да будет, что он носит древнего змия (гордость) в недрах своих. Если он станет молча переносить обиды, то сделает змия этого немощным и расслабленным. А если будет противоречить с гордостию и говорить с дерзостию, то придаст силы змию излить яд в сердце его и немилосердно пожирать внутренности его».

Как зарождается и как развивается в человеке гордость, об этом так говорит архимандрит Борис К.:

«Прп. авва Дорофей говорит, что начальная стадия гордости заключается в том, что человек начинает закрывать глаза на свои недостатки. У каждого из нас есть какие-нибудь недостатки. Мы бесконечно виноваты не только перед Богом, но и друг перед другом. Человек начинает как бы умалять свою вину или отрицать, а свои способности и добродетели начинает переоценивать, и таким путем в своих глазах возрастает. А ближнего начинает осуждать, а потом презирать и гнушаться им… Если человек закоснеет в таком состоянии гордости, то гордость переходит в более высокую стадию, и человек начинает свои способности и добродетели приписывать себе. Он начинает думать, что Бог ему не нужен, что он своими силами может устроить свою жизнь и может приобрести все для него нужное. Эти мысли подобны тем, которые зародились у того ангела, который стал диаволом. Человек, который зара-зился этими мыслями, перестает молиться. Если он и молится, то неискренно, без сокрушенного сердца. Если человек думает, что он не зависит от Бога, то это уже признак безумия…»

Итак, отсутствие нищеты духовной и смирения ведет к порокам самомнения и гордости. При наличии последних человек крайне переоценивает свои знания, опыт, способности и душевные качества и не считает более нужным учиться у других и быть в послушании у старца или духовного отца.

Одним из тяжелых последствий наличия гордости является «прелесть», т. е. всецелое подчинение человека внушениям лукавого духа. Многочисленные рассказы об этом имеются в житиях святых и подвижников благочестия.

Как распознать в себе гордость? На этот вопрос так отвечает архиепископ Иаков Нижегородский:

«Чтобы познать, ощутить ее, замечай, как ты себя будешь чувствовать, когда окружающие тебя сделают что-либо не по-твоему, вопреки твоей воле. Если в тебе рождается прежде не мысль кротко исправить ошибку, другими допущенную, а неудовольствие и гневливость, то знай, что ты горд, и горд глубоко. Если и малейшие неуспехи в твоих делах тебя опечаливают и наводят скуку и тягость, так что и мысль о Промысле Божием, участвующем в делах наших, тебя не веселит, то знай, что ты горд, и горд глубоко. Если ты горяч к собственным нуждам и холоден к нуждам других, то знай, что ты горд, и горд глубоко. Если при виде неблагополучия других, хотя бы то врагов твоих, тебе весело, а при виде неожиданного счастья ближних твоих грустно, то знай, что ты горд, и горд глубоко. Если для тебя оскорбительны и скромные замечания о твоих недостатках, а похвалы о небывалых в тебе достоинствах для тебя приятны, восхитительны, то знай, что ты горд, и горд глубоко».

Вот совет архиепископа Арсения, как бороться с гордостью:

«У тебя не должно быть сознания, что ты преуспел. Трудись, борись со грехом и больше ничего, а за твои подвиги Господь даст тебе блаженное состояние духа, когда ты будешь чувствовать мир, отраду в душе, а не сознание того, что ты преуспел».

Приложение к главе 28-й

(Выдержки из записок о. Александра Ельчанинова)

И гордость, и самолюбие, и тщеславие, сюда можно прибавить высокомерие, надменность, чванство – все это разные виды одного основного явления – «обращенности на себя», или «аутоэротизма», начало всякого греха.

Из всех этих слов наиболее твердым смыслом отличаются два: тщеславие и гордость, они, по Лествице (прп. Иоанна, игумена Синайского), «как отрок и муж, как зерно и хлеб, начало и конец».

Симптомы тщеславия, этого начального греха: нетерпение упреков, жажда похвал, искание легких путей, непрерывное ориентирование на других – что они скажут? Как это покажется? Что подумают? Тщеславие (по «Лествице») «издали видит приближающегося зрителя и гневливых делает ласковыми, легкомысленных – серьезными, рассеянных – сосредоточенными, обжорливых – воздержанными» и т. д.

«Бес тщеславия радуется, – говорит прп. Иоанн Лествичник, – видя умножение наших добродетелей: чем больше у нас успехов, тем больше пищи для тщеславия. Когда я храню пост, я тщеславлюсь. Когда же для утаения подвига моего скрываю это – тщеславлюсь о своем благоразумии. Если я красиво одеваюсь, я тщеславлюсь, и переодевшись в худую одежду, тщеславлюсь еще больше. Говорить ли стану – тщеславием обладаюсь, соблюдаю молчание – паки оному предаюсь. Куда сие терние ни поверни, все станет оно вверх своими спицами…»

Усилившееся тщеславие рождает гордость. Гордость есть крайняя самоуверенность, с отвержением всего, что не мое, источник гнева, жестокости и злобы, отказ от Божией помощи, «демонская твердыня». Она – медная стена между нами и Богом (авва Пимен); она – вражда к Богу, начало всякого греха, она – во всяком грехе. Ведь всякий грех есть вольная отдача себя своей страсти, сознательное попрание Божьего закона, дерзость против Бога, хотя «гордости подверженный как раз имеет крайнюю нужду в Боге, ибо люди спасти такого не могут» (Лествица).

Гордый глух и слеп к миру, мира он не видит, а только свое во всем отражение.

Гордость – одиночество, тьма кромешная. Гордость – отсюда самолюбие, отсюда пристрастность, неспособность самооценки, отсюда глупость. Каждый гордец глуп в своих оценках, хотя бы от природы имел гениальный разум. Но гордый обычно не видит своего греха.

«Некий разумный старец увещал на духу одного брата, чтобы тот не гордился, а тот, ослепленный умом своим, отвечал ему: «Прости меня, отче, во мне нет гордости». Мудрый старец ему ответил: «Да чем же ты, чадо, мог лучше доказать свою гордость, как не этим ответом».

Богатство материальное порабощает нас, обостряет наш эгоизм, смущает наше сердце, гнетет нас заботами, страхами, требует жертв себе, как ненасытимый демон. Не оно служит нам, а мы обычно служим ему.

Но не то же ли с богатствами здоровья, силы, молодости, красоты, таланта? Не так ли и они усиливают нашу гордость, берут в плен наше сердце, отводя его от Бога?»

Да, поистине блаженны нищие в смысле имущества – как легко им приобрести евангельскую легкость духа и свободу от земных пут; но блаженны и не имеющие здоровья и молодости (потому что «страдающие плотию перестают грешить»), блаженны некрасивые, неталантливые, неудачники: они не имеют в себе главного греха – гордости, так как им нечем гордиться…

Болезнь гордости часто начинается… от успеха, удачи, постоянного упражнения своего таланта.

Часто это так называемый «темпераментный» человек, «увлекающийся», «страстный», «талантливый». Это

своего рода извергающийся гейзер, своей непрерывной активностью мешающий и Богу, и людям подойти к нему. Он полон, поглощен, упоен собой. Он ничего не видит и не чувствует, кроме своего горения, таланта, которым наслаждается, от которого получает полное счастье и удовлетворение. Едва ли можно сделать что-нибудь с такими людьми, пока они сами не выдохнутся, пока вулкан не погаснет. В этом опасность всякой одаренности, всякого таланта. Эти качества должны быть уравновешены полной, глубокой духовностью.

Также «неврастения», «нервность» и т. п., мне кажется, – просто виды греха, и именно греха гордости. Самый главный неврастеник – диавол.

Можно ли представить себе неврастеником человека смиренного, доброго, терпеливого? И обратно – почему неврастения выражается непременно в злобе, раздражительности, осуждении всех, кроме себя, нетерпимости, ненависти к людям, крайней чувствительности ко всему личному?

В начале гордости – только занятость собой, почти нормальная, сопровождаемая хорошим настроением, переходящим часто в легкомыслие. Человек доволен собой, часто хохочет, напевает, прищелкивает пальцами. Любит казаться оригинальным, острить, проявляет особые вкусы, капризен в еде. Охотно дает советы и вмешивается по-дружески в чужие дела. Невольно обнаруживает свой исключительный интерес к себе такими фразами (перебивая чужую речь): «Нет, что я вам расскажу», или: «Нет, я знаю лучше случай», или: «У меня обыкновенно…», или: «Я придерживаюсь правила», «Я имею привычку предпочитать» (у Тургенева).

Говоря о чужом горе, бессознательно говорят о себе: «Я так была потрясена, что до сих пор не могу прийти в себя».

Одновременно – огромная зависимость от чужого одобрения, в зависимости от которого человек то внезапно расцветает, то вянет и «скисает». Но, в общем, в этой стадии настроение остается светлым. Этот вид эгоцентризма очень свойственен юности, хотя встречается и в зрелом возрасте.

Счастье человеку, если на этой стадии встретят его серьезные заботы, особенно о других (женитьба, семья), работа, труд. Или пленит его религиозный путь, и он, привлеченный красотой духовного подвига, увидит свою нищету и убожество и возжелает благодатной помощи. Если этого не случится, болезнь развивается дальше.

Является искренняя уверенность в своем превосходстве. Часто это выражается в неудержимом многословии. Ведь что такое болтливость, как, с одной стороны, отсутствие скромности, а с другой – самоуслаждение примитивным процессом самообнаружения.

Эгоистическая природа многословия ничуть не уменьшается от того, что это многословие иногда на серьезную тему: гордый человек может толковать о смирении и молчании, прославлять пост, дебатировать вопрос, что выше: добрые дела или молитва.

Уверенность в себе скоро переходит в страсть командования; он посягает на чужую волю (не вынося ни малейшего посягания на свою). Распоряжается чужим вниманием, временем, силами, становится нагл и нахален. Свое дело – важно, чужое – пустяки. Он берется за все, во все вмешивается.

В этой стадии настроение гордого портится. В своей агрессивности он, естественно, встречает противодействие, отпор; является раздражительность, упрямство, сварливость; он убежден, что никто его не понимает, даже его духовник; столкновения с «миром» обостряются, и гордец окончательно делает выбор: «я» против людей, но еще не против Бога.

Душа становится темной и холодной, и в ней поселяются надменность, презрение, злоба, ненависть. Помрачается ум, различение добра и зла делается спутанным, т. е. оно заменяется различением «моего» и «не моего». Он выходит из всякого повиновения, невыносим во всяком обществе; его цель – вести свою линию, посрамить, поразить других.

Если он монах, то бросает монастырь, где ему все невыносимо, и ищет собственных путей. Иногда эта сила самоутверждения направлена на материальное стяжание, на карьеру, общественную и политическую деятельность, иногда, если есть талант, – на творчество, и тут гордец может иметь благодаря своему напору некоторые победы. На этой же почве создаются расколы и ереси.

Наконец на последней ступеньке человек разрывает и с Богом… Теперь он разрешает себе все: грех его не мучит, он делается его привычкой; если в этой стадии ему может быть легко, то ему легче с диаволом и на темных путях, состояние души мрачное, беспросветное, одиночество полное, но вместе с тем искреннее убеждение в правоте своего пути и чувство полной безопасности в то время, как черные крылья мчат его к гибели.

Собственно говоря, такое состояние мало чем отличается от помешательства. Гордый и в этой жизни пребывает в состоянии почти полной изоляции (тьма кромешная). Посмотреть, как он беседует и спорит! Он или вовсе не слышит того, что ему говорят, или слышит только то, что совпадает с его взглядами. Если же ему говорят что-либо несогласное с его мнениями, он злится, как от личной обиды, издевается и яростно отрицает. В окружающих он видит только те свойства, которые он сам им навязал, так что даже и в похвалах своих он остается гордым, в себе замкнутым, непроницаемым для объективного.

Характерно, что наиболее распространенные формы душевной болезни – мания величия и мания преследования – вытекают из «повышенного самоощущения» и совершенно немыслимы для смиренных, простых, забывающих себя людей.

Ведь и психиатры считают, что к душевной болезни (паранойя) ведут главным образом преувеличенное чувство собственной личности, враждебное отношение к людям, потеря нормальной способности приспособления, извращенность суждений. Классический параноик никогда не критикует себя, он всегда прав в своих глазах и остро недоволен окружающими людьми и условиями своей жизни. Вот где выясняется глубина определения прп. Иоанна Лествичника: «Гордость есть крайнее души убожество».

Гордый терпит поражение на всех фронтах.

Психологически – тоска, мрак, бесплодие.

Морально – одиночество, иссякание любви, злоба.

С богословской точки зрения – смерть души, предваряющая смерть телесную, гниение еще при жизни.

Гносеологически – солипсизм (внимание обращено только на себя).

Физиологически и патологически – нервная и душевная болезнь.

Похвалил господин управителя неверного, что догадливо поступил. Лк. 16, 8

Похвалил господин управителя неверного, что догадливо поступил.

«Один человек был богат и имел управителя, на которого донесено было ему, что расточает имение его. И, призвав его, сказал ему: что это я слышу о тебе? Дай отчет в управлении твоем, ибо ты не можешь более управлять. Тогда управитель сказал сам в себе: что мне делать? Господин мой отнимает у меня управление домом; копать не могу, просить стыжусь. Знаю, что сделать, чтобы приняли меня в домы свои, когда отставлен буду от управления домом. И, призвав должников господина своего, каждого порознь, сказал первому: сколько ты должен господину моему? Он сказал: сто мер масла. И сказал ему: возьми твою расписку и садись скорее, напиши: пятьдесят. Потом другому сказал: а ты сколько должен? Он отвечал: сто мер пшеницы. И сказал: возьми твою расписку и напиши: восемьдесят. И похвалил господин управителя неверного, что догадливо поступил; ибо сыны века сего догадливее сынов света в своем роде. И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители. Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом. Итак, если вы в неправедном богатстве не были верны, кто поверит вам истинное? И если в чужом не были верны, кто даст вам ваше?»

(Лк. 16, 1–12).

Эту притчу можно пояснить следующим рассказом.

К одному богатому раскольнику пришел его погоревший односельчанин с просьбой о помощи.

«Бог тебя наказал, – отвечал богач, и не захотел помиловать: Разве я могу быть милостивее Бога, или противиться Его воле?» – и отказался богач помочь бедняку.

На первый взгляд, раскольник рассуждал правильно: можно ли человеку быть милостивее Самого Бога? Но он забыл о приведенной выше притче о расточительном домоуправителе.

Эту притчу не все понимают. Должники господина – это люди, страдающие за грехи свои; каждый из нас грешен и каждый должен Господу. Кто «сто мер масла», «кто сто мер пшеницы». Всем нам при отсутствии у нас надлежащего покаяния надлежит пострадать за свои грехи, т. е. выплачивать по распискам страданиями.

Но когда мы так страдаем – в нужде, холоде, голоде, болезни и т. п., состоятельные люди, богатые материальным богатством, могут своею помощью облегчить наши физические страдания, как бы переписать расписки со ста на «пятьдесят» или на «восемьдесят». Они не в силах вовсе устранить страдания своею помощью, т. е. разорвать «расписку», но лишь уменьшить их, т. е. облегчить страдания.

Надо было бы полагать, что господин должен был разгневаться на домоуправителя, позволившего себе незаконные действия. Но у Господа закон милосердия выше закона справедливости. Поэтому мы призваны к тому, чтобы делами милосердия облегчить страдания согрешивших, как бы переписывая их расписки на меньшие суммы выплаты господину своему.

Как пишет прп. Исаак Сириянин:

«Милосердие противоположно правосудию. Правосудие есть уравнивание точной меры, потому что каждому дает, чего он достиг, и при воздаянии не допускает склонения на одну сторону, или лицеприятия. А милосердие есть печаль, возбуждаемая благодатью, и ко всем сострадательно преклоняется: кто достоин зла, тому не воздает (злом), и кто достоин добра, того преисполняет с избытком».

По существу нет никаких заслуг у того, кто переписывает настоящие (не аллегорические) чужие расписки, уменьшая выплату долга. И, очевидно, также сравнительно мало заслуг и у тех, кто помогает нуждающимся лишь от избытка своего имения.

Но эта притча говорит о том, что и в последнем случае душе благотворителя будет польза за молитвы тех, кому он благодетельствует. Поэтому всем состоятельным людям надо помнить завет Господа: «Приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители».

В притче Господь материальное богатство называет «неправедным» и «чужим» (Лк. 16, 11–12) и противопоставляет ему «истинное» и «ваше».

Что понимать под этими обозначениями разного вида богатства? Нужно вспомнить, что Господь в Евангелии предупреждает об опасности материального богатства: «Горе вам, богатые. Ибо вы уже получили свое утешение» (Лк. 6, 24). И «трудно богатому войти в Царство Небесное» (Мф. 19, 23). Богатство Господь далее называет «маммоной», как бы кумиром, которому люди часто поклоняются, отдавая ему свои сердца.

Но вместе с тем Господь не говорил, что все богатые погибнут, и на вопрос учеников: «Кто может спастись?» – отвечал: «Человекам это невозможно, Богу же все возможно» (Мф. 19, 26).

Как известно, среди учеников Христа были и состоятельные люди – «женщины, которые служили Ему имением своим» (Лк. 8, 3), Иосиф Аримафейский и др. Среди прославленных Церковью святых также имеются люди, обладавшие большими богатствами, как например императоры и князья (св. равноапостольный Константин Великий, св. равноапостольный князь Владимир, св. княгиня Ольга и др.).

Здесь, очевидно, надо судить не по формальному признаку – наличие большого материального достатка, а по приверженности сердца христианина Богу, или – в противоположности – «маммоне». И если свои материальные ценности христианин обращает на дела милосердия, сам ведя скромную жизнь, далекую от роскоши, комфорта и расточительности для своих прихотей, то в этом случае наличие у него богатства не закрывает для него дверей Царства Небесного.

Об этом так пишет старец Силуан:

«В ком живет Дух Святый, тому богатство не вредит, ибо душа его вся в Боге, от Бога изменилась и забыла свое богатство».

Однако всем состоятельным людям надо помнить о том, что богатство материальное является большим соблазном для души человека, против которого устаивают, по словам Господа, лишь немногие (Мф. 19, 23).

Человек должен смотреть на все материальное как на принадлежащее не ему, а только Самому Господу.

По словам прп. Варсонофия Великого, «все, что ни имеет христианин, есть Божие и общее всех христиан, и никто не имеет собственного своего» (Отв. 484). Поэтому и всякий избыток материальных благ он должен возвращать Богу в лице Его меньших братьев – всех несчастных и нуждающихся.

Чтобы яснее пояснить всю малоценность и призрачность «неправедного» (т. е. материального) богатства, Господь указывает на то, что помимо этого богатства имеется другое – «истинное», которое по праву может стать «вашим» (Лк. 16).

Здесь, очевидно, Господь говорит о душевном богатстве человека добродетелями (любовь, вера, смирение, кротость, мир души, мудрость или рассудительность и т. п.), которые даруются Господом только после подвига и по заслугам и обладание которыми перейдет и в новую, вечную жизнь в Небесном Царстве.

Нам в жизни надо бояться подражать упомянутому выше раскольнику в его немилосердии. А мы иногда думаем: «Сама себя раба бьет, коль нечисто жнет», – и обвиняем людей в том, что они сами виноваты в своих несчастиях, бедах и неудачах, и бессердечно отказываем поэтому им в помощи.

Здесь мы совершаем сразу два греха: осуждаем и проявляем немилосердие. Все люди – должники перед Богом, все страдают за свои грехи, безгрешных ангелов на земле нет. Тем не менее все мы должны помогать, ко всем иметь милостивое сердце – у всех «переписывать расписки».

Прямая зависимость нашего спасения от наших близких указывается и в притче о талантах (Мф. 25, 14–30). В ней человек не сам приумножает таланты, а «отдает серебро (Господне) торгующим», т. е. нуждающимся (стих 27), от которых и зависит приумножить таланты.

В этих двух притчах говорится и о том, как мало заслуг мы можем приписать себе, делая добро. «Таланты» даруются нам от Господа; приумножаются они не нами, а нашими близкими, которым мы вверяем их. Это, очевидно, так же нетрудно для нас, как «переписывать» у ближних их «расписки».

Если я раздам все имение мое…. а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. 1Кор. 13, 3

Если я раздам все имение мое…. а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.

Милосердие надо отличать от внешней благотворительности. В делах благотворительности сердце может и не участвовать, как в делах милосердия, которые совершаются по велению милующего сердца. При благотворительности «благие», т. е. хорошие дела, могут совершаться и из-за различных низменных побуждений, т. е. по тщеславию, по гордости – ради самолюбования, чтобы отвязаться от просителя и т. п. В этих случаях один факт «благотворения» еще ничего не говорит о пользе от него душе.

Какой может быть взят признак для суждения о том, какие дела милосердия наиболее угодны Богу?

Евангельская вдова, положившая в сокровищницу всего две лепты, положила больше всех, по словам Христа, потому что в этих двух лептах было все ее пропитание (Лк. 21, 2–4).

Итак, сравнительно мало пользы от благотворения богачам, которые дают по видимости более других, а по существу (в процентах от дохода) значительно менее других. У них иногда так много материального добра, что их милостыня не отразится на том, как они будут питать или одевать себя. А если так, то они почти ничем и не жертвуют, а поэтому сравнительно мало приобретают духовно.

Не будем обольщаться и мы при наших делах благотворительности, что мы делаем действительно что-то такое, за что нас надо удостоить Царства Небесного. Часто мы отдаем лишь наши излишки, или, по пословице, «охотно мы все то товарищу дарим, что нам не надобно самим».

По закону Моисея (в Ветхом Завете) часть, уделяемая на благотворение, «на содержание» левиту (т. е. священнослужителю), пришельцу, сироте и вдове (Втор. 26, 12), равнялась 10 процентам от урожая, от своего заработка или дохода.

Очевидно, что в Новом Завете к этому вопросу нельзя подходить так формально. Здесь дело не в проценте, а в том, чтобы христианин стремился к наиболее совершенному выполнению заповедей Господних и его любящее сердце стремилось к делам милосердия.

Прп. Серафим говорил, что только те дела служат для стяжания в душе Духа Святого Божия, которые совершаются человеком ради Христа, т. е. ради исполнения Его воли и Его заповедей.

Поэтому помощь ближним должна основываться на исполнении заповедей Господних о милосердии и должна непременно сопровождаться любовью. Ап. Павел пишет: «Если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1Кор. 13, 3).

Как говорит прп. Исаак Сириянин:

«Если даешь что нуждающемуся, то пусть веселость лица твоего предваряет деяние твое, и добрым словом утешь скорбь его. Когда сделаешь это, тогда твоя веселость в его сознании побеждает твое деяние, т. е. она выше удовлетворения потребности тела».

Горячо советует всем христианам непременно соединить милосердие с любовью о. Иоанн С. Он пишет в своем дневнике:

«Будьте внимательны к себе, когда бедный человек, нуждающийся в помощи, будет просить вас об ней; враг постарается в это время обдать сердце ваше холодом, равнодушием и даже пренебрежением к нуждающемуся. Преодолейте в себе эти нехристианские и нечеловеческие расположения, возбудите в сердце своем сострадательную любовь к подобному вам во всем человеку, к этому члену Христову – к этому храму Духа Святого, чтобы и Христос Бог возлюбил вас. И о чем попросит вас нуждающийся – по силе исполните его просьбу. «Просящему у тебя дай, и от хотящего у тебя занять не отвращайся» (Мф. 5, 42). Благотвори бедному доброхотно, без мнительности, сомнения и мелочной пытливости, памятуя, что ты в лице бедного благотворишь Самому Христу, по писанному: «Понеже сотвористе единому от сих братий Моих меньших, Мне сотвористе» (Мф. 25, 40). Знай, что милостыня твоя всегда ничтожна в сравнении с человеком, этим чадом Божиим. Знай, что твоя милостыня есть земля и прах; знай, что с вещественной милостью непременно должна об руку следовать духовная; ласковое, братское, с чистосердечной любовью обращение с ближним: не давай ему заметить, что ты одолжаешь его, не покажи гордого вида…Все жертвы и милостыни не заменят любви к ближнему, если нет ее в сердце; потому при подаянии милостыни всегда нужно заботиться о том, чтобы она подаваема была с любовью, от искреннего сердца, охотно, а не с досадою и огорчением на них. Самое слово «милостыня» показывает, что она должна быть делом и жертвою сердца и подаваема с умилением или сожалением о бедственном состоянии нищего. Любви свойственно радоваться при оказании помощи любимому. Те, которые подают алчущим хлеб или деньги с сожалением, с лукавым оком и черствым сердцем, – все равно, что кладут яд в свой хлеб или в свою милостыню, хотя этот яд духовный, невидимый. Господи! Научи меня подавать милостыню охотно, с ласкою, с радостью и верить, что, подавая ее, я не теряю, а приобретаю бесконечно больше того, что подаю».

Будьте милосерды, как и Отец, ваш милосерд. Лк. 6, 36.

Будьте милосерды, как и Отец, ваш милосерд.

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Мф. 5, 7

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.

Блажен, кто помышляет о бедном (и нищем). В день бедствия избавит его Господь. Пс. 40, 2

Блажен, кто помышляет о бедном (и нищем). В день бедствия избавит его Господь.

Как нам приучать себя к милосердию? По тому же закону постепенности, как при обучении всякой науке и искусству, переходя от легкого к более трудному.

Положим, что у нас есть пороки сребролюбия, скупости и жадности, которые мешают делам милосердия. Нам надо начать с того, чтобы отдавать все то, что не нужно нам самим.

То удовлетворение, которое мы получим, и наблюдение радости одаряемых помогут нам в следующий раз давать уже с небольшой жертвой для себя. Так будем восходить мы от «внешнего» к «внутреннему», от «благотворительности» к истинному «милосердию», когда тот, кому мы «благотворим» будет мил сердцу нашему.

Внутри нас произойдет постепенно перемена: если мы вначале совершали дела благотворения с чувством жертвы, борясь со своим сребролюбием и с желанием запастись и сберечь блага для себя, то потом мы будем дарить все легко и получать от своих дел милосердия чистую, сердечную радость.

Здесь следует вспомнить жизнеописание доктора Гааза – покровителя заключенных и великого праведника.

Не сразу сделался Гааз таким. В начале своей работы он имел большую и прибыльную практику, ездил на шестерке лошадей, имел имение и суконную фабрику.

По мере того как разгоралось его сердце великою любовью ко всем несчастным, он постепенно стал употреблять на помощь им не только все свои заработки и все свое богатство, но и все свое имущество. Когда он умер, то его пришлось хоронить на средства полиции.

Добродетель милосердия занимает особое место среди всех других добродетелей. Суд Господень при конце мира будет происходить по признаку проявления человеком милосердия (Мф. 25, 34–46).

Поэтому, как говорят св. отцы, враг человеческий особенно ненавидит милосердие.

Дела милосердия неизменно вызывают милость Божию еще при жизни и тем, кто их творит. По словам еп. Вениамина (Милова):

«Бог хранит каждое благодеяние как зеницу ока, любит человека за доброту более, нежели мать – сына… Долг угодников Божиих – не пропускать делать добро и совершать его неистощимо с полной любовью».

Между тем кумир мира – «маммона» – вместе с маловерием (Мф. 6, 24) часто господствует в какой-то мере и в наших сердцах. При этом мы забываем слова Господа: «Не заботьтесь о завтрашнем дне» (Мф. 6, 34), и от этого, может быть, ограничиваем ту помощь, которую мы могли бы оказать ближним в нужде. У нас недостает веры в слова апостола: «Кто сеет щедро, тот щедро и пожнет» (2Кор. 9, 6) и обетование Божие: «Давайте и дастся вам; мерою доброю, утрясенною, нагнетенною и переполненною отсыплют вам в лоно ваше; ибо какою мерою мерите, такою же отмерится и вам» (Лк. 6, 38).

А как часто это обетование сбывалось чудесным образом! Вот св. Филарет Милостивый отдает нуждающемуся последних волов и нищим – последние запасы взятого в долг зерна. Став же сам нищим, он становится затем тестем Константинопольского императора.

Вот прп. Савва Освященный, прп. Сергий Радонежский и другие милостивые игумены раздают голодным последние запасы монастырского продовольствия и тем вызывают нарекания и ропот братьев. Но Господь же никогда не посрамляет Своих верных рабов: тотчас же после подаяний монастырские запасы по Промыслу Божиему пополнялись вновь в избытке.

О том, как достигали наивысших ступеней милосердия простые русские крестьяне, пишет в своих записках старец Силуан:

«Когда у тебя отнимают имущество, то ты отдай, ибо любовь Божия не может отказать; а кто не познал любви, тот не может быть милостивым, потому что нет у него в душе радости Святого Духа… Меня этому еще родной отец научил. Когда случалась в доме беда, он оставался спокоен. Однажды мы шли мимо нашего поля, и я сказал ему: «Смотри, у нас воруют снопы». А он мне говорит: «Э, сынок, Господь уродил хлеба, нам хватит, а кто ворует, стало быть, у него нужда есть"».

Доля, отдаваемая неимущим в церкви, как бы освящает весь доход.

Когда же случалось, что христианин пожалел что-либо или уменьшил сумму дара, Господь часто показывал, как много он терял от этого.

Интересен в этом отношении один рассказ из жизнеописания прп. Серафима.

При посещении преподобного одним военным последний дал преподобному три рубля. Уходя от преподобного, военный стал смущаться, думая: «Зачем святому отцу деньги?» Однако он понял, что это было искушение, и вернулся к преподобному, чтобы покаяться в нем.

Предваряя его рассказ, преподобный сказал ему: «Во время войны с галлами надлежало одному военачальнику лишиться правой руки, но эта рука дала какому-то пустыннику три монеты на святой храм, и молитвами Святой Церкви Господь спас ее. Ты пойми это хорошенько и впредь не раскаивайся в добрых делах».

Так малое наше доброе дело может иметь очень важное для нас последствие.

А вот и другой пример тому, как много можно достичь через милосердие.

Одной петербургской вдове необходимо было устроить сына в учебное заведение с интернатом, что не удалось ей сделать, несмотря на усиленные хлопоты. Тогда она обратилась к известному тогда духовному отцу с просьбой помочь ей в этом деле. Он обещал, но сказал, что потребуются для этого деньги. Думая, что деньги пойдут на подарки влиятельным лицам, вдова дала довольно крупную сумму.

На другой день к вечеру ей было сообщено, что дело должно наладиться. Действительно, в следующий за этим день она очень легко устроила сына. Она поехала поблагодарить духовное лицо и поинтересовалась, кто непосредственно помог ей. На свой вопрос она получила следующий неожиданный для нее ответ: «Получив от тебя деньги, я разменял их на мелочь и целый день ездил по церквам и местам, где собирались нищие, раздавая деньги и прося помолиться за твоего сына. Мои «господа» (так называл нищих св. Филарет Милостивый) все обещали молиться, и видишь: Господь не посрамил наше упование».

Здесь оправдалось указание старца прп. Иоанна (сподвижника прп. Варсонофия Великого), который писал: «Купите заступление бессмертного и нетленного Царя Бога через нищих, ибо Он сделанное нищим воспринимает на Себя: «Алкал Я и вы дали Мне есть» (Мф. 25, 35)».

Мы слышали рассказ про одну рабу Божию, сидевшую в тюрьме. Она получала на день лишь небольшой ломтик хлеба, но каждый день она все же отделяла от него кусочек, чтобы отдать кому-либо из больных и голодных. «Если я не сделаю этого, – говорила она, – то я и потеряю этот день жизни и, вероятно, и сама буду голодать при своей пайке».

Так же думал и старец Зосима из Троице-Сергиевой Лавры, который говорил:

«Пропал для вечности тот день, в который ты не сотворил милости. Милостыня помогает нам получить благодать Святого Духа».

Если милосердие низводит на проявляющих его Божие благословение, то, с другой стороны, немилосердные поступки христианина влекут за собой оставление его Божией благодатью.

Об этом так пишет прп. Исаак Сириянин:

«Посему будем непрестанно понуждать себя во всякое время внутренне быть милосердными ко всякому разумному естеству. Ибо так внушает нам учение Господне. И надобно не только сохранять это внутреннее наше милосердие, но когда потребуют самые обстоятельства дел и нужда, не вознерадеть и о том, чтобы доказать любовь свою к ближнему явно. Ибо мы знаем, что без любви к ближнему ум не может просвещаться Божественною беседою и любовью».

Характерным примером этого является случай из взаимоотношений Московского митрополита Филарета и доктора Ф. П. Гааза.

Вот как описывает А. Ф. Кони этот случай:

«Митрополиту Филарету (он был председателем комитета по помощи заключенным) наскучило постоянное и, может быть, не всегда строго проверенное, но вполне понятное ходатайство Гааза о предстательстве комитета за «невинно осужденных» арестантов. «Вы все говорите, Федор Павлович, – сказал митрополит Филарет, – о невинно осужденных… Таких нет. Если человек подвергся каре – значит, есть за ним вина». Вспыльчивый и сангвинистический Гааз вскочил со своего места. «Да вы о Христе позабыли, Владыко!» – воскликнул он, указывая тем и на черствость подобного заявления в устах архипастыря, и на евангельское событие – осуждение невинного Христа. Все смутились и замерли на месте: таких вещей митрополиту Филарету, стоявшему в исключительно влиятельном положении, никогда и никто еще не дерзал говорить. Но глубина ума митрополита Филарета была равносильна сердечной глубине Гааза. Он поник головой и замолчал, а затем, после нескольких минут томительной тишины встал и сказал: «Нет, Федор Павлович. Когда я произносил мои поспешные слова, не я о Христе позабыл – Христос меня позабыл"».

Так был наказан благочестивейший митрополит оставлением его Божией благодатью за проявление немилосердия.

«Не бедные имеют нужду в богатых, а богатые в бедных», – пишет св. Иоанн Златоуст.

А другой праведник, священник из города Дара, говорил:

«Мы должны быть счастливы, если бедные приходят у нас просить. Если бы они это не делали, нам пришлось бы разыскивать их».

И у этого праведника было стремление как можно более дарить и отдавать все другим тотчас же, как только он сам получал что-либо в подарок.

О. Иоанн С. давал такой совет:

«Просто, без больших трудов приходят к тебе деньги – просто, не думая много, и раздавай их щедро… Если нищие преследуют тебя, это значит – милость Божия непрестанно преследует тебя».

У духовно возросших христиан, исполненных милосердия, последнее дано им в такой мере, что оно изливается на всех встречных и окружающих. Об этом так говорит прп. Исаак Сириянин:

«Тот милостив, кто в мысли своей не отличает одного от другого, но милует всех».

О том, насколько для нас важно «миловать всех» и насколько духовно обогащает милосердие самого дающего, о. Александр Ельчанинов пишет так:

«Почему надо подавать всякому нищему, не входя в рассмотрение его достоинства, и даже, если знаешь, что он недостойнейший человек? Кроме того, что дающий обогащает себя духовно, а запирающий свое сердце и кошелек грабит самого себя, – кроме этого, отказывая в милостыне, особенно у самых врат церковных, мы наносим тяжкий вред просящему, поселяем у него злобу, убиваем веру, возбуждая ненависть к богатым, сытым, религиозным. Кто дает волю доброму движению своего сердца, тот обогащается прежде всего сам – в его душу входят светлая целительная сила, радость, мир, врачующие все болезни и язвы нашей души. Жестокосердный – наоборот: он сжимает свое сердце, он впускает в него холод, вражду, смерть. Быть добрым – это не значит натаскать себя на добрые поступки, а накопить тепло благодати в своем сердце, и прежде всего – очищением и молитвой. Как не простудиться на морозе? Быть внутренне согретым. Как не охладеть в мире? Обложить сердце теплотой благодати Духа Святого. Наше немилосердие, неумолимость, беспощадность к людям есть непроходимая завеса между нами и Богом. Это как если бы мы закрыли растение черным колпаком, а затем стали бы сетовать на то, что оно гибнет без солнечных лучей».

Покажите в добродетели рассудительность. 2Пет. 1, 5

Покажите в добродетели рассудительность.

Милосердие проявляется не только в материальной помощи нуждающимся.

В притче о раненом разбойнике и самарянине Господь показал нам пример милосердия. Самарянин отвлекся от своего пути, постарался облегчить страдания раненого, перевязывая ему раны, издержал на него свои запасы вина и масла, уступил ему своего осла, позаботился о помещении его в гостиницу, и подумал о будущей помощи ему, обещав гостинику заплатить все последующие издержки. Здесь мы видим сердечную заботу, внимательность и предусмотрительность.

И все это было оказано не другу, даже не соотечественнику, а иноплеменнику, с которым, по принятому у самарян обычаю, даже нельзя было сообщаться, т. е. почти врагу.

Исходя из этого примера, всякий, у кого есть силы, может служить ближним и дальним и быть милосердным.

Надо вспомнить о том, что святитель Иоасаф Белгородский не только тратил все свои доходы на бедных, но, будучи уже епископом, сам колол дрова, купленные им для бедных вдов и сирот. На Страшном Суде Господь обещал милость не только тем, кто напоил, накормил и одел, по также и тем, кто посетил находящихся в темнице или больных, т. е. утешил их. А это могут делать многие.

Здесь уместно вспомнить рассказ из жизни русского писателя И. С. Тургенева.

Он встретил нищего с протянутой рукой, но в своих карманах не нашел денег. Тургенев руку нищего пожал и сказал: «Прости, брат, ничего у меня нет».

Нищий разрыдался. Тогда Тургенев стал утешать его и извиняться и уверять, что действительно у него нет денег. Нищий же сказал: «Нет, барин, я плачу не потому, что вы мне не подали денег, а потому, что вы мне оказали такую милостыню, какой давно я ни от кого не получал: вы назвали меня, нищего, «братом», и не побрезговали пожать мне руку… Когда я получал такую милостыню?»

Ачинский старец Даниил говорил:

«Милость может оказать неимущий: помоги бедному поработать, утешь его словами, помолись о нем Богу, через все это можно оказать любовь к ближнему».

В последующем случае старец Даниил указывает на такую форму милосердия, которая доступна для всех, – ею мы можем оказывать помощь и ближним и дальним, живым и умершим, будучи в богатстве и силах или в нищете и расслаблении. Молитва как за живых, так и умерших – это тоже, по существу, «переписывание расписок» тех, за кого молимся мы: нашей молитвой мы приклоняем Бога к милосердию от закона возмездия и справедливости.

Часто бывает, что мы бываем не в состоянии устранять скорбные обстоятельства у ближнего.

В этом случае надо последовать следующему указанию архиепископа Арсения (Чудовского):

«Не в силах ты помочь ближнему в скорби, несчастии, беде – прими всю его скорбь в свое сердце и с ним поплачь; этим облегчишь его душевную тягу».

В практике проявления разных форм милосердия, может быть, иногда придется преодолевать и свою стеснительность и пренебрегать некоторыми условностями и светским этикетом. Об этом так пишет преуспевший в своем милосердии праведник доктор Ф. П. Гааз:

«Не смущайтесь пустыми условиями и суетными правилами светской жизни. Пусть требование блага ближнего одно направляет ваши шаги. Если нет собственных средств для помощи, просите кротко, но настойчиво у тех, у кого они есть. Не бойтесь возможности уничижения, не пугайтесь отказа… ТОРОПИТЕСЬ ДЕЛАТЬ ДОБРО. Умейте прощать, желайте примирения, побеждайте зло добром. Не стесняйтесь малым размером помощи, которую вы можете оказать в том или ином случае. Пусть она выразится подачею стакана воды, дружеским приветом, словом утешения, сочувствия, сострадания – и то хорошо. Старайтесь поднять упавшего, смягчить озлобленного, исправить нравственно разрушенное».

Преподобному Варсонофию Великому был задан вопрос: «Если кто-либо богат и имеет более, чем ему надобно, не имеет ли и он нужды в рассудительности?» Старец отвечал: «Да, он имеет нужду в рассудительности, чтобы не следовать сверх силы своему помыслу и после не раскаиваться в том, что сделал».

Итак, как во всякой добродетели, так и в милосердии надо все же иметь и рассудительность. Апостол Павел пишет: «Не требуется, чтобы другим было облегчение, а вам тяжесть, но чтобы была равномерность» (2Кор. 8, 13).

В ряде случаев необходимо отказывать в материальной помощи ближнему. Причиной отказа может явиться и забота о его духовной пользе, и знание своей меры, своего положения и своего духовного возраста.

Как пишет о. Иоанн С:

«Если мы знаем о некоторых, что они бедны от праздности и лености, таким мы не должны уделять от своих трудовых заработков. «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2Фес. 3, 10)».

А прпп. Варсонофий Великий и Иоанн говорят:

«Бог не хочет, чтобы человек делал что-либо выше силы своей».

О том же пишет св. авва Исаия:

«Если просимая у тебя вещь не лишняя, и ты имеешь в ней необходимую нужду, то не отдавай ее, чтобы из-за этого не расстроилось твое безмолвие. Лучше потерять один член, нежели все жительство».

Точно так же говорят и прпп. Варсонофий Великий и Иоанн. Они пишут:

«Если кто имеет необходимо нужное для него самого, то сего не должен издерживать на милостыню, чтобы после при собственном недостатке не скорбеть, не в силах будучи понести скудости. А когда просящий будет докучать ему и он скажет: «Прости меня, мне нечего дать тебе», – то это будет не ложь, потому что тот, у кого есть только необходимое, нужное для него самого, не имеет что дать другому. Пусть скажет просящему: «Прости меня, я имею только то, что необходимо нужно себе самому"».

Однако этот ответ надо отнести к еще не совершенно возросшим духовно. Некоторые из святых считали за правило отдавать все, что у них просили или требовали.

Имеются рассказы о том, как старцы-пустынники догоняли ограбивших их разбойников, принося им вещи, которые те забыли взять. Это уже, конечно, мера совершенных.

Следует знать также, что прп. Варсонофий Великий не рекомендовал занимать в долг, чтобы удовлетворить какую-либо материальную нужду ближнего. В таких случаях надо отказывать в просимом (Отв. 626).

Об этом так пишет и прп. Исаак Сириянин:

«Если угодно сеять в нищих, то сей из собственного. А если вознамеришься сеять из чужого, то знай: это самые горькие плевелы».

В Своих словах о Страшном Суде Господь среди дел милосердия упоминает о посещении болящих (Мф. 25, 36). Однако и здесь нужна рассудительность.

Есть такие тяжело больные (после операции, сильно изнуренные болезнью, с переутомлением нервной системы), которые тяготятся посещениями и страдают, когда к ним обращаются с расспросами, вопросами и вообще разговорами.

Поэтому прежде чем посетить больного, нужно предварительно узнать от близких к нему, будет ли приятно их посещение болящему.

Господь велит быть добрым ко всем и даже велит: «Благотворите ненавидящим вас» (Мф. 5, 40). Но это не значит, что христианин должен быть совершенно безразличен к выбору тех, которым помогает.

Ап. Павел дает такое указание: «Будем делать добро всем, а наипаче своим по вере» (Гал. 6, 10).

Итак, в первую очередь и более всего надо думать о нуждающихся христианах. И хотя Бог милостив ко всем и «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5, 45), но, однако, по словам ап. Павла, Бог есть «Спаситель всех человеков, а наипаче верных» (1Тим. 4, 10).

За помощь нуждающимся из верных (праведников) Бог посылает особые награды: «Кто принимает пророка, во имя пророка, получит награду пророка; и кто принимает праведника… И кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика, истинно говорю вам, не потеряет награды своей» (Мф. 10, 41–42).

Подобно молитве и дела милосердия должны совершаться христианами втайне. Господь говорит: «Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного» (Мф. 6, 1).

Наше милосердие, явное для всех, может даже принести нам вред, если оно будет развивать в нас тщеславие и гордость и, вызывая почитание людей, развивать самомнение и самодовольство, что покажет нас ничтожными в очах Бога.

Поэтому надо приложить усилие, чтобы скрывать наши дела милосердия, даже по возможности и от близких к нам людей. «Пусть левая рука не знает, что делает правая» (Мф. 6, 3). Давая что-либо от себя, лучше говорить: «Меня просили передать вам».

Чтобы сохранить в тайне свое милосердие, в некоторых случаях, может быть, придется передавать нуждающимся что-либо через третьи руки. Пусть тогда деятель не боится того, что его дар не дойдет по назначению. Об этом так пишет о. Иоанн С:

«С радостью расточай стяжания свои и жертву Господу и святым Его; если через чьи-либо руки пересылаешь их, верь, что они дойдут до принадлежности».

Уже не я живу, но живет во мне Христос. Гал. 2, 20

Уже не я живу, но живет во мне Христос.

Современная официальная психология делает ошибку, резко разграничивая наше душевное «я» от обособленной внешности – «не я».

Эта ошибка происходит оттого, что свои наблюдения психология строит над душой человека, находящейся в состоянии резко выраженной греховности.

Действительно, грубый эгоизм и себялюбие заставляют человека отделять себя от окружающей среды и противопоставлять себя всем окружающим. Но уже душа нормальной матери не является обособленным духовным организмом и в какой-то мере соединена с душами детей. И каждый обычный семейный человек не есть уже только «я», но в значительной степени «Я и МОЯ СЕМЬЯ». Как говорит блаженный Августин: «Душа уподобляется тому, кого (или что) она любит». Эта связь всего сильнее проявляется у христиан, живущих верою, в сердце которых живут Бог и многие из ближних.

Наконец, для близких к совершенству учеников Христовых наблюдается значительное смягчение сознания обособленности своего «я»: «я» простирается к Богу и к ближним.

По словам схиархимандрита Софрония:

«Любовь усвояет жизнь любимого. Любящий Бога включается в жизнь Божества: любящий брата включает в свое ипостасное бытие жизнь брата; любящий весь мир духом объемлет весь мир».

Подобное глубочайшее единение нашего «я» с Богом и близкими производит наличие в душе Христовой любви, в которой достигается полнота самоотречения. Присутствие Христовой любви в человеке и познается по способности его жить не собою, ценить не свою личность и свои интересы, утверждать внимание не на себе, но на тех, кого он любит. Между любимыми душами стирается разделяющая их грань индивидуальности в силу сильнейшего взаимного обмена господствующих идей и стремлений.

Душа человека (или ангела), поглощенная любовью, сознает себя уже не одинокой самодовлеющей личностью. Она как бы сливается с любимыми и живет, действует вместе с ними. Так Господь Иисус Христос объединял Себя с Богом Отцом: «Я и Отец – одно» (Ин. 10, 30), «Отец во Мне и Я в Нем» (Ин. 10, 38).

Там, где любовь, там нет разделения воли, потому что любовь заставляет взаимно подчинять свою волю. Поэтому Господь всегда исполнял волю Отца, как и Отец исполнял все просьбы Сына.

Только постигая в какой-то мере сущность любви, можно приблизиться к постижениям антиномии – христианского догмата о Троичности Единого Бога. Святая Троица «Неслиянна», потому что у каждой Ипостаси есть Свое лицо, есть Своя индивидуальность; но Она же и «Нераздельна» по непостижимой силе взаимной любви, связывающей Ипостаси. Также и святые в любви простираются к Богу и Господу Иисусу Христу, и как они всегда творили Его волю, так и Господь исполняет их прошения. Вот почему и у ап. Павла уже как бы стиралась своя воля и своя личность, и он говорит: «Уже не я живу, но живет во мне Христос».

«Кто стяжал любовь Христову, тот облекается в Самого Бога», – говорит и прп. Исаак Сириянин.

Единение своей воли с волей Божией можно заметить и в других великих святых. Так, прп. Варсонофий Великий в наставлениях своим ученикам часто указывает на подобное единение его воли с волей Божией: «Да будет мир тебе от меня, точнее же сказать – от Бога» (Отв. 28). «Напиши слова мои, точнее же сказать – слова Божии» (Отв. 31). «Через меня, малейшего, говорит тебе Бог» (Отв. 226) и т. д.

Таинственное и теснейшее сближение очищенной души христианской с Господом в таких словах изображается прп. Макарием Великим:

«Господь Собственный образ неизреченного света Божества Своего положил в теле ее [т. е. души христианской]. Он служит ей во граде тела, и она служит Ему во граде небесном. Душа соделалась наследницею Его в небесах, и Он принял ее в наследие на земле. Ибо Господь делается наследием души и душа наследием Господа. Душа, с которой покрывало тьмы снято силою Духа Святого, и когда умные очи ее просвещены небесным светом, и когда она совершенно избавлена от страстей бесчестия и соделалась чистою по благодати – тогда она всецело на небесах служит Господу духом, и всецело служит Ему телом, и столь расширяется мыслию, что бывает повсюду и где хочет и когда хочет служит Христу».

Итак, если у нас возрастает любовь ко Христу, то возрастает единение с Ним, возрастает подчинение нашей воли Его воле, а также взаимно возрастает и исполнение Им прошений христианина. «Кто возлюбил, – говорит св. Григорий Богослов, – тот будет возлюблен, а кто возлюблен, в том обитает Бог. А в ком Бог, тому невозможно не сподобиться света; первое же преимущество света: познавать самый свет. Так любовь доставляет ведение».

Путь единения и слияния души с Богом и ближними наглядно представлен св. аввой Дорофеем в его знаменитой геометрической схеме. Она представляет центр с концентрически описанными вокруг него окружностями, состоящими из точек. Центр – это Бог, а точки на окружности – люди. Как можно душой сближаться с людьми? Только идя к центру – к Богу. Тогда окружности становятся все теснее, и все точки на них сливаются друг с другом.

Итак, сердце человека будет тогда сердцем истинного христианина, когда, обладаемое Христовой любовью, оно вместит в себя Бога и ближних. Для этого оно должно быть «расширено».

К этому призывал коринфских христиан апостол Павел, упрекая их, что в их сердцах «тесно», т. е. нет в них Христовой любви (2Кор. 6, 11–12).

Лишь при подобном расширении сердца христианина оно поистине вмещает в себя своих близких и в полной мере способно и сострадать им. Об этом так пишет архиеп. Гурий (Степанов):

«Любовь переводит содержание страждущей души в сердце сострадающей. Совершается великое таинство восприятия другой души. Душа эта воспринимается со всей ее немощью, и ее страдания становятся страданием души состраждущей».

В каких язвах наша любовь естественная. Свт. Игнатий (Брянчанинов)

В каких язвах наша любовь естественная.

Господь сказал: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22, 37–39). И кроме того: «Любите врагов ваших» (Мф. 5, 44).

Вместе с тем Господь говорит: «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником. И кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть Моим учеником» (Лк. 14, 26–27).

Если Господь велит любить даже врагов, то как же Он велит приходящим к Нему ненавидеть отца, мать, детей и всех ближних?

Чтобы понять это кажущееся противоречие, надо вспомнить о пути, который должна пройти всякая душа христианина до смерти тела.

После зарождения (или оживления) веры в Бога в душе человека должен произойти процесс, который так описывается схиархимандритом Софронием:

«Христианин отходит от мира; в «эгоистической» (как думают многие) заботе о своем спасении он все оставляет как «ненужное», он «ненавидит» отца своего, и мать, и детей, если они есть; он отвергает всякую плотскую связь; в своем устремлении к Богу он «ненавидит мир» и всецело уходит в глубину своего сердца. И когда действительно войдет туда, чтобы сотворить там брань с сатаною, чтобы очистить сердце от всякой духовной страсти, тогда в том же сердце своем, в глубине его, он встречается с Богом, и в Боге начинает видеть себя неразрывно связанным со всем бытием мира, и нет тогда для него чуждого, постороннего. Порывая вначале с миром, он через Христа снова обретет его в себе, но уже совершенно иным образом, и становится связанным с ним «союзом любви» на всю вечность. Тогда всякий человек, независимо от удаленности места или исторической эпохи, когда он жил, включается через молитву в его вечную жизнь, и нет тогда для него чуждого человека, но каждого он любит, как заповедал Христос. Кончает христианин желанием душу свою положить за Христа и за други и недруги своя… Итак, все отвергая, со всеми порывая, все «ненавидя», христианин получает от Бога дар вечной духовной любви ко всем и ко всему».

Поэтому архиепископ Иоанн (Шаховской) пишет:

«Мера мудрости человека определяется и мерой его евангельской ненависти к себе».

Как видно из вышеуказанного, чувства, обозначающиеся одним словом «любовь», могут разнообразиться беспредельно, как беспредельно число ступеней перехода от природной, естественной любви до совершенной любви Христовой.

Наличие же естественной любви не составляет заслуги и даже не свидетельствует о высоких достоинствах души: так материнская любовь, общая у человека со многими высшими животными, может быть и у очень порочных натур, таких, например, как мать императора Нерона, побудившая его даже на убийство своего брата Британика.

Как пишет Н. Н. Фиолетов:

«Извращенная форма любви – слепая любовь – пристрастие (распространенная, в частности, в обывательских семейных отношениях). Эта любовь носит чисто душевный характер и видит в любимом человеке только душевную и плотскую его стороны; она не проникает в его духовную сторону, составляющую самый центр личности, и не заботится о ней. Движимый этой слепой любовью с пристрастием заботится лишь о внешних благах для любимого, о внешнем его «устроении», внешних успехах, не различая дурного и хорошего, одинаково принимая и поощряя все, что тот делает. Такая слепая душевная привязанность не думает о подлинном благе для души любимого, о том, что должно быть главным смыслом его жизни, и часто приносит прямой вред его душе. Такая любовь может быть страстной и сильной, но неглубокой по содержанию, не захватывающей самого главного в человеке – образа и подобия Божия в нем. В ней также содержатся скрытые эгоистические мотивы; любящий здесь выше всего ставит свое собственное чувство и привязанность».

О том же говорит и еп. Игнатий (Брянчанинов):

«В каких язвах наша любовь естественная. Какая тяжкая на ней язва – пристрастие. Обладаемое пристрастием сердце способно ко всякой несправедливости, ко всякому беззаконию, лишь бы удовлетворить болезненной любви своей».

Итак, плохо, если у христианина к Христовой любви примешивается хотя малое пристрастие ко внешнему человеку.

О той же опасности предупреждает и Московский митрополит Филарет, который пишет:

«Сердце чувствительное и любящее надобно возвысить от любви естественной к духовной, чтобы оно, погрузясь в связи семейные, не погрязло совсем в одной естественной любви».

Вместо естественной любви в христианине должна возрасти и расцвести Христова любовь, которая не ограничивается только родными и близкими, а простирается на всех окружающих, включительно до врагов (Мф. 5, 44).

Епископ Вениамин (Милов) дает такое сравнение естественной любви со Христовой:

«Если сравнить душевную, природную любовь со Христовой – благодатной и сверхъестественной, то первая узка, эгоистична, временна, часто изменчива, граничит иногда с жестокостью и забвением Бога и в конечных своих целях часто чувственна. Вторая – безгранично широка и самоотреченна, вечна, духовна, чиста и необъятно сильна».

Прп. Исаак Сириянин говорит:

«Прекрасна и похвальна любовь к ближнему – но лишь в том случае, когда попечения ее не отвлекают нас от любви Божией».

А прп. Никодим Святогорец пишет:

«Любовь к Богу не имеет меры, как любимый Бог – предела и ограничения. Но любовь к ближним должна иметь свой предел и ограничения. Если ты не будешь держать ее в подобных ограничениях, то она может удалить тебя от любви к Богу, причинить тебе большой вред, ввергнуть тебя в пагубу. Воистину должен ты любить ближнего, но так, чтобы чрез то не причинить вреда душе своей. Одна цель – благоугождение Богу – охранит тебя в делах любви к ближним от всяких неверных шагов».

Итак, «всей крепостью» любить надо одного Бога, а людей надо любить уже ради Его заповеди о любви и к ближнему. Здесь, однако, степень и проявление любви будет иметь бесконечное число особенностей в зависимости от того, насколько далеко стоит наш ближний от Бога.

Совершенно естественно, что чувства у христианина будут совершенно различны, когда он соприкоснется с христианином, осиянным Святым Духом Божиим, и в противоположность с этим – с человеком богоборческого миросозерцания. Однако и к последнему христианин должен проявлять все внешние признаки любви.

Вместе с тем следует указать, что Христова любовь слепа, как любовь по плоти.

Об этом так пишет архиепископ Иоанн (Шаховской):

«Можно ли человека любить и ему не доверять?.. Можно. Истинная любовь к человеку совсем не означает обоготворение всех его качеств и преклонение пред всеми его действиями. Истинная любовь может замечать и недостатки человека столь же остро, как и злоба, даже еще острее. Но любовь… бережет и спасает человеческую душу для вечности, злоба же топит, убивает. Любовь любит самого человека, не его грехи, не его безумие, не его слепоту… Подвиг прозорливости духовной – видеть все грехи и судить все зло и при этом не осудить никого… Только свыше озаренный человек способен на такую любовь».

Препятствием к любви Христовой может служить извращенное самолюбие. Но только извращенное, так как любовь к себе не есть грех или порок и вложена в человека Богом.

Когда Господь велит любить ближнего, то велит любить его «как самого себя». Но себя можно любить по-разному. Можно любить себя эгоистично, потворствуя своим греховным склонностям и стремлению к телесным наслаждениям. И к этому относятся слова Христа: «Любящий душу свою погубит ее» (Ин. 12, 25).

Здесь надо вспомнить и слова прп. Серафима Саровского:

«Кто себя любит, тот любить Бога не может. А кто не любит себя ради любви к Богу, тот любит Бога».

Но есть и разумная любовь к себе – желание спасти душу для жизни и вечности. И эта любовь законна, так как Господь говорит: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мф. 16, 26).

Душа наша есть дар нам от Господа, чистоту которого мы должны беречь, и обязаны хранить ее очищенной (т. е. стяжавшей Духа Святого) – «таланты», или «мины», или «елей» отдать в руки Господа после смерти тела; этим путем шли все праведники и идут все христиане живой веры.

Однако и при устремлении сил человека к спасению своей души это спасение будет невозможно, если в его душе не будет гореть Христова любовь как к Богу, так и к ближним.

Как пишет проф. прот. В. Зеньковский:

«Тайна каждой личности есть тайна того, как, с какой глубиной ищет любви и любит человек».

Бог есть любовь. 1Ин. 4, 8.

Бог есть любовь.

Господь называл Своих учеников «солью земли» (Мф. 5, 13).

Как мы знаем, уже очень небольшое количество соли, добавленное в пищу, делает ее вкусною и приятною. Так и наличие в обществе истинных христиан облагораживает общество – поднимает в нем мораль и нравственность, дает прекрасные образцы для подражания.

Однако Господь предупреждает Своих учеников, что соль «может потерять силу», т. е. свою соленость – способность придавать вкус пище. В этом случае, по словам Господа, «она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям» (Мф. 5, 13).

Так и те из верующих во Христа, которые не будут иметь Христовой любви и дел милосердия, не могут уже считаться христианами и, очевидно, «не годятся» для Царствия Божия.

О том же говорит и ап. Павел в своем гимне любви – 13-й главе Послания к Коринфянам, где им дается следующая исчерпывающая характеристика Христовой любви: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества и знаю все тайны и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви – то я ничто. И если я раздам все имение свое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею – нет мне в том никакой пользы» (1Кор. 1–3).

Как видно из слов ап. Павла, без любви не идут на пользу человеку его таланты – ни великое ораторское дарование, ни богатства разума, ни даже дар пламенной веры. Даже дела милосердия или героизма не приносят никакой пользы человеку, если они делаются без любви; без нее они могут совершаться лишь по расчету, из гордости. Таковы будут мнимые добрые дела людей последнего времени, когда, по словам Господа, «во многих охладеет любовь» (Мф. 24, 12).

Апостол Павел говорит нам и о том, как можем быть далеки мы от истинной любви, перечисляя такие признаки любви во Христе: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине. Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1Кор. 13, 4–7).

Этот анализ признаков истинной любви указывает нам, что мы ее не имеем, если раздражаемся на ближних, подозрительны к ним, если не способны смиряться перед ними и перенести от них укор или обличение, не способны снисходить к их слабостям и погрешностям. Итак, можно иметь горячую ревность о спасении своей души, можно творить подвиги поста, бдения, молитвословий, злостраданий – и, однако, быть далеко от спасения. Не имея любви Христовой, душа будет оставаться черствой, сухой, безучастной к людям и их страданиям. При видимости благочестия такой человек мертв духом и далек от Царствия Небесного, в котором царствует Бог – Любовь.

Как говорил старец схимонах Зосима:

«Кто Царства Небесного желает, тот богатства Божьего желает, а не Самого еще любит Бога».

Примером этого может служить следующий рассказ. Один христианин, ищущий спасения своей души, решил для этой цели взять к себе на иждивение калеку нищего, лежащего в притворе храма. Он взял его в свое жилище и стал кормить и заботиться о нем. Но все это он делал с холодною душою и с равнодушием к душе калеки. В калеке он видел не брата, не живую душу, ищущую не только пропитания, но и любви, а только средство для спасения своей собственной души. Душе калеки стало тяжко от такого отношения, и он потребовал, чтобы его обратно отнесли в притвор храма.

О признаках Христовой любви пишет так и епископ Вениамин (Милов):

«Любовь имеет потребность предаваться другим безгранично и до самозабвения. Любовь воспринимает любимых не как людей, а как детей Божиих, дорожит ими христоподражательно, ревнует об очищении в них образа Божия, содействует возвышению их богоподобия и безраздельного единения с Богом. Любящие Бога по закону контраста ненавидят путь греха, лжи и человеческие вымыслы и одновременно всем сердцем обращены ко всему сопредельному в Сослужении Богу. Например, они любят Божии храмы, даже камни и прах их, благоговеют перед святынями, богослужением и церковно-богослужебным языком, усиливающим наши теплые чувства к Богу».

Признаком наличия любви Христовой, по словам прп. Исаака Сириянина, является наличие у человека дара слез. Он пишет:

«Любви обычно воспоминанием о любимых возбуждать слезы. А пребывающий в любви Божией никогда не лишается слез, потому что никогда не имеет недостатка в том, что питает в нас памятование о Боге; почему и во сне своем беседует с Богом. Ибо любви обычно производить что-либо подобное, и она есть совершенство людей в этой жизни».

Как говорит еп. Игнатий (Брянчанинов):

«Любовь к Богу есть дар Божий в человеке, который приготовил себя чистотою сердца, ума и тела. Чем больше приготовил себя, тем больше и степень дара, потому что Господь Бог и в милости Своей правосуден».

О неизмеримой ценности этого дара так пишет священник Павел Флоренский:

«Любовь – значит наслаждаться счастьем другого и счастье чужого признавать за свое… Любовь – вот тот талант, отданный в рост (Мф. 25, 16), посредством которого каждый обогащает и растит себя, впитывая в себя другого. Каким же образом? – Через отдачу себя. Человек получает по мере того как отдает себя; и когда в любви всецело отдает себя, тогда получает себя же, но утвержденным, углубленным в другом, т. е. удваивает свое бытие. Так получивший пять талантов прибавил к ним еще столько же, а получивший два – прибавил к полученному не более и не менее два же таланта (Мф. 25, 16–17). «Если не будет у вас любви к близким и друг ко другу, то все ваше духовное делание бесполезно», – говорил своим духовным детям старец Аристоклий с Афонского подворья. В любви происходит взаимное восполнение. «Когда я ненавижу, – говорит Шиллер устами своего Юлия, – я нечто отнимаю от себя; когда я люблю, я обогащаюсь тем, кого люблю». Любовь обогащает. Бог, имеющий совершенную любовь, – Он Богатый, Он богат Сыном Своим, Которого любит. Он – полнота».

Итак, и в подвигах и в заботах о своей душе христианин должен жить не собою, думать не о себе, но о ближних, жить их жизнью и их интересами. Словом, и в самом главном – спасении души – у настоящего христианина на первом месте должен стоять не он сам, а его ближние.

В жизни часто можно встретить верующих и считающих себя христианами, но находящихся в жалком состоянии. Им никто не нужен, и они никому не нужны, никто им не близок, не дорог. Они все внимание свое употребляют на себя – на свои интересы, свои болезни, свои неудачи в жизни и т. п.

Некоторые из них имеют какое-то пристрастие, которое поглощает все их чувство, оставляя сердце холодным к людям (за исключением, может быть, самых близких родных). Они не замечают и не видят вокруг себя ни бедных, ни голодных, ни несчастных – им только до себя. Это те «бесплодные смоковницы», которые обречены Господом на увядание (Мф. 21, 19–21). Это уроды в семье христиан, они не имеют самого главного, что надо иметь христианину, – Христовой любви.

Люди, не горящие любовью, обычно чувствуют себя несчастными, обездоленными, обиженными – они не в мире с Богом, или судьбой, на которую они ропщут, ни с людьми, ни с самим собой. Они часто не могут найти цели в жизни, у них нет живого интереса к ней.

Некоторых из них, особенно из числа неверующих, тоска и отвращение к жизни доводят до самоубийства. Здесь: полнота отсутствия любви – полнота душевного уродства.

Как пишет Г. Друммонд:

«Зачем вам нужно жить завтра? Потому что есть люди, которых вы хотите видеть завтра, с которыми хотите быть, которые вас любят и которых вы тоже хотите любить. Другой причины у нас и быть не может для желания жить, как та, что нас любят и мы любим. Когда человека никто не любит и он никого не любит, он решается на самоубийство. Пока у него есть друзья, люди любимые и любящие, он будет жить, потому что жить – значит любить. Будь то привязанность собаки, и то он не умрет, но прекратись эта привязанность, эта связь с жизнью – и жить не для чего… Жизнь не перестает, пока есть любовь. Погибнуть – значит жить невозрожденным, нелюбящим, нелюбимым; спастись – значит любить… На Страшном Суде ни в чем, кроме недостатка любви нас не будут обвинять… Всякое добро вне любви – только призрак. Но дела любви, о которых никто не знает и знать не может, – они одни остаются навсегда… Основа религии – в любви».

Поэтому, если люди не знают любви, но называют себя христианами и «верующими», – то они на деле не знают Бога, не понимают Христа.

Как пишет о. Александр Ельчанинов:

«Всегда в жизни прав тот, кто опирается не на логику, на здравый смысл, а тот, кто исходит из одного верховного закона – закона любви. Все остальные законы – ничто перед любовью, которая не только руководит сердцами, но «движет солнце и другие звезды». В ком есть этот закон, тот живет; кто же руководствуется только философией, политикой, разумом – тот умирает. Наша любовь к Богу уже есть для нас лично, в нашем опыте – его утверждение. Наша любовь к Богу – Сам Бог в нас. И, субъективно ощутив эту любовь к себе, – мы уже этим самым признали Бога. Этот опыт любви – единственный путь, верный и самоочевидный. До этого движения сердца человек глух, слеп ко всему, даже к чуду. После же ощущения Бога в себе ему не нужны и чудеса – чудо уже совершилось в нем самом. Если бы у нас было больше любви к Богу, с какой легкостью мы доверили бы ему себя и весь мир со всеми его антиномиями и непонятностями. Все трудности – от недостатка любви к Богу и все трудности среди людей – от недостатка любви между ними. Если есть любовь – трудностей быть не может».

Приводим характеристику человека, озаренного Христовой любовью, которую дает Поварнин:

«От такого человека льется как бы тихий свет, как бы волны тепла льются в ваши души. Он только войдет, он только взглянет – и вы уже почувствовали влияние его любви… Душа потянулась к нему доверчиво и беспомощно, как дитя, жалкая душа, иззябшая в вечном одиночестве и озлоблении жизни. Слезы просятся на глаза, сердце раскрывает свои раны… Мы чувствуем: он не оттолкнет, он не осудит. И любовь его как Божественная, всеисцеляющая сила освежит и исцелит измученную душу».

Загоревшись любовью к Богу, сердце человека переполняется любовью и жалостью и ко всем творениям Божиим. «Что есть сердце милующее? – говорит прп. Исаак Сириянин. – Это возгорение сердца у человека о всем творении, о человеках, о птицах, о демонах и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи человека источают слезы. От великой и сильной жалости, объемлющей сердце, и от великого терпения умиляется сердце его, и не может оно вынести, или слышать, или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемой тварью».

Подобное милосердие и жалость к демонам проявилась у о. Алексия М. Одна из духовных дочерей как-то сказала ему: «А что, батюшка, на лукавого, мне думается, напрасно все валят. Ведь часто, батюшка, сами люди бывают виноваты, а в оправдание себя на него говорят».

Батюшка ласково взглянул на нее, улыбнулся и сказал: «Да, я тоже так думаю. Он, бедный, часто не виноват. Не всегда по его вине случается, что люди делают зло, а он, бедный, страдает – его ругают всячески».

Ей стало весело, что у батюшки столько жалости, что хватает даже на диавола.

Наличие в душе горячего чувства любви к Богу и к людям есть вместе с тем условие для пребывания души христианской в счастливой и деятельной жизни.

Кто не имеет этого огня любви, тот не живет, а прозябает.

Как пишет архиепископ Иоанн (Шаховской):

«Для существа доброго творить добро всем – это радость, а не творить добра – мучение; смысл всей жизни – в бесконечной, переливающей через край любви».

Любовь обостряет восприятие и глубокое понимание души ближнего.

Об этом так говорит И. Н. Фиолетов:

«Для любящего взгляда всегда открыты такие глубины, которые недоступны простому холодному восприятию. Любовь дает возможность понимать и чувствовать движения другой души. По-настоящему познать что-то можно, только полюбив его, воспринимая его не чуждым себя. Любящий переживает жизнь любимого, радуется и сострадает с ним, делает его жизнь своей, воспринимает внутреннее содержание чужой души. Вместе с тем любовь есть путь к познанию религиозных истин, недоступных внешним приемам. Бог открывается только любящему сердцу. «Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать. Но кто любит Бога, тому дано знание от Него» (1Кор. 8, 2–3)».

Любовь есть вместе с тем и проводник, связующий души невидимыми нитями. Хотите ли вы оказать влияние на других, или чтобы они слушали вас? Для этого один путь – любите их так горячо, чтобы зажглась в них ответная любовь к вам, и тогда они будут и слушаться вас, и повиноваться вам.

Господь сказал, что на заповедях о любви «утверждается весь закон и пророки» (Мф. 22, 40). Действительно, тому, кто имеет любовь ко Христу и к ближним, уже излишне помнить все остальные заповеди.

Св. Амвросий Медиоланский говорил: «Люби – и делай, что хочешь». Поэтому тот, кто любит, не может уже грешить – так как в душе его живет Сам Бог, который есть любовь (1Ин. 4, 8).

Св. отцы утверждают, что хотя бы одно внешнее подражание делам любви может уже повести ко спасению. Так, один монах пришел спросить авву Иосифа, ученика прп. Антония Великого, как ему спасаться, потому что он не мог ничего выносить, не мог работать, не имел чем подавать милостыню.

Авва Иосиф ответил ему:

«Если же не можешь исполнять ничего такого, старайся, по крайней мере, не делать ничего, нарушающего любовь к ближнему, и я верую, что Господь смилуется над тобой».

Прп. Варсонофий Великий устанавливает такой закон в любви:

«Если человек искренно любит ближнего, то он может рассчитывать и на любовь ближнего к себе. И наоборот. Поэтому любовь ближнего к нам в наших руках: она зависит всецело от силы и глубины нашей любви к ближнему».

Поэтому наличие в душе любви Христовой дарует человеку духовное могущество в отношении к окружающим. У человека две стороны души, из которых одна тянется к добру, другая ко злу. Если подходить к человеку с Христовой любовью, то он обращается тогда всей своей доброй стороной, отвечает сам любовью и готов проявить со своей стороны все хорошее. Поэтому вокруг любящего все делается хорошим. Он является как бы просветителем душ, пробуждающим в них все доброе и утверждающим их в добродетели.

У одного поселянина спросили: «Почему все жители вашего поселка отличаются от других таким примерным благочестием и поведением?»

Поселянин ответил: «У нас в церкви поистине святой настоятель. Нам просто стыдно было бы перед ним, если бы мы вели себя иначе».

Про те радость и счастье, которые дает христианину любовь, так пишет о. Иоанн С:

«Боже мой, как Христова любовь и искреннее сочувствие к нам ближнего услаждают наше сердце. Кто опишет это блаженство сердца, проникнутого чувством любви ко мне других и моей любви к другим? Это неописуемо. Если здесь, на земле, взаимная любовь так услаждает нас, то какою сладостью любви будем мы преисполнены на небесах, в сожительстве с Богом, с Богоматерью, с небесными силами, со святыми Божиими человеками? Кто может вообразить и описать это блаженство и чем временным, земным мы должны пожертвовать для получения такого неизреченного блаженства небесной любви? Боже, имя Тебе – Любовь, научи Ты меня истинной любви, как смерть крепкой. Вот я преизобильно вкушал сладости ее от общения в духе веры в Тебя с верными рабами и рабынями Твоими, и преизобильно умиротворен и оживотворен ею. Утверди, Боже, это, что соделал во мне. О, если бы это так было во все дни. Даруй мне чаще иметь общение с верными рабами Твоими, с храмами Твоими, с Церковью Твоею, с членами Твоими».

Очевидно, что главным критерием истинного спасения души (а отсюда и счастья, мира и удовлетворенности жизнью) является направление внимания не на себя, а через любовь на счастье ближних. Этот критерий относится одинаково к мирянам и инокам. Эгоист – не любящий – всегда несчастен и неудовлетворен жизнью, а истинный христианин, хотя бы и «трудящийся и обремененный» (Мф. 11, 28) будет всегда в мире и духовной радости.

Там, где имеется любовь к Богу, там исполнение заповедей совершается как бы само собой – совершенно легко и непринужденно. Разве можно оскорбить любимого невыполнением его просьб и повелений? И не сладко ли все делать так, чтобы любимый был доволен? Поэтому Господь говорит: «Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди» (Ин. 14, 15).

Стяжание христианином любви Христовой является и залогом сопребывания с ним Божией благодати. Об этом так пишет прп. Макарий Великий:

«Кто достигает совершенной любви, тот делается уже узником и пленником благодати. А кто приближается постепенно к совершенной мере любви, но не дошел еще до того, чтобы стать узником любви, тот находится еще под страхом, ему угрожают брань и падения».

Как и у всякой добродетели, у Христовой любви есть свои степени развития. Как пишет старец схимонах Силуан:

«Кто боится Бога, чтобы Его чем-нибудь не оскорбить, – это первая любовь. Кто имеет ум чистый от помыслов – это вторая любовь, больше первой. Кто ощутимо имеет благодать в душе своей – это третья любовь, еще большая. Четвертая, совершенная любовь к Богу – это когда кто имеет благодать Святого Духа и в душе, и в теле. У того освящается тело и будут мощи. Так бывает у великих святых, мучеников, у преподобных. Кто в этой мере, тот неприкосновенен для плотской любви. Любовь Божия сильнее, чем любовь девицы, к которой влечется весь мир, кроме тех, кто имеет благодать Божию в полноте, ибо сладость Духа Святого перерождает всего человека… При полноте любви Божией душа не прикасается миру… Хотя и живет человек на земле среди других, но от любви Божией забывает все в мире. И горе наше в том, что по гордости ума своего мы не стоим в этой благодати».

Кто любит – тот становится близким, родным, своим Богу. Он свободен от всех заповедей и законов, кроме одного – закона любви, которая есть «исполнение закона» (Рим. 13, 10) и «совокупность совершенства» (Кол. 3, 14). Он счастлив истинным счастьем, так как любовь несет награду в себе самой. Его Отец – Бог, его близкие друзья – святые торжествующей Церкви. Он никого не судит и не осуждает, но на всех изливает свою любовь, ибо Отец его «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5, 45).

Кто любит, тот просвещен совершенной мудростью, ибо, как говорит ап. Павел: «Кто любит Бога, тому дано знание от Него» (1Кор. 8, 3).

Кто в Боге – те в огне любви, и живут не собою и не ради себя, а ради Бога и ближних, ими наполняют жизнь и через это вместе с любовью наполняют сердца свои миром и совершенной радостью.

Приложения к главе 35-й

(Из книги П. В. Никольского «Вопросы жизни при свете вечности»)

Любовь вообще возможна только между существами, чем-либо похожими друг на друга.

Невозможно любить то, что не имеет для человека какого-нибудь значения. Мы любим и можем любить только то, что отвечает на наши запросы, составляет, так сказать, часть нашего существа. Такова супружеская любовь, такова любовь музыканта к музыке, такова же любовь сребролюбца к деньгам и т. д.

Если христианин любит Бога, то потому, что в себе самом он находит искру Божию. И если он любит Бога больше всего, то потому, что искра Божия, таящаяся в нем, для него дороже всего на свете.

Христианин заботится только о приобретении Бога, т. е. о том, чтобы путем нравственного усовершенствования, путем возгревания в себе искры Божией приобщиться к живому, личному и вечному Богу.

Таким образом, в христианском нравоучении любовь к Богу идет рука об руку с любовью христианина к самому себе. Чем больше и возвышеннее христианин любит Бога, тем больше и лучше он любит самого себя. Но эта любовь простирается только на ту искру Божию, на то вечное существо, которое призвано к вечному соцарствованию со Христом.

Вместе с тем христианин должен освободиться, как от тормоза, стесняющего совершенствование, от своего личного стремления ко всему, что отвлекает человека от его вечного совершенствования…

Христианин должен любить ближнего не за его поступки, а прежде всего за его идеальную природу, не за то, что есть человек в своей жизни, а за то, что он должен быть, за вечное достоинство его природы…

Сам Господь отдал Своего Единородного Сына за вечное блаженство всех людей. После этого ближний сделался существом неизмеримой ценности и значения…

Поэтому христианская любовь простирается на всех людей, каковы бы они ни были по своим нравственным совершенствам…

Не равнодушием и не презрением проникается христианин при виде грешника, а печалью о нем… Христианин любит в ближнем вечное и только то, что помогает ему достигнуть вечной жизни. Он сорадуется только истинному благу ближнего, а не всему, что считается последним за благо…

Пусть наш ближний грешник даже преступник, но пока он живет с нами, для него остается возможность исправиться и удостоиться вечной жизни (Лк. 13, 6–9).

(Из писем о. Александра Ельчанинова)

Как говорилось уже выше, следствием отсутствия Христовой любви в человеке является его эгоизм – обращенность на себя, или «аутоэротизм», как называет этот глубокий порок души о. Александр Ельчанинов. Какие горькие последствия для души проистекают из этого порока при забвении Бога и ближних, видно из нижеприведенного письма о. Александра к одной из его духовных дочерей.

«…Вы пишете о «холоде и одиночестве» Вашей жизни. Мне так хотелось бы утешить Вас. Но неужели молитвы, друзья, работа не выводят Вас из одиночества и не согревают Ваше сердце? Я уверен, что да, и что Ваши слова надо понимать в том смысле, что иногда, может быть, даже часто вам бывает холодно и одиноко; часто, но не всегда. Конечно, большую роль в этом одиночестве играют обстоятельства Вашей жизни, но будем мужественными и признаем, что немалое значение, может быть, даже главнейшее, принадлежит Вам самим. Вы пишете сами, что Вам «трудно выходить из себя», т. е. что в Вас есть некоторая обращенность на себя, а это грех, и не какой-нибудь, а коренной и первичный грех нашей человеческой природы. «Люди впали в самовожделение, предпочитая собственное созерцание Божественному» (Св. Афанасий Великий). Выход отсюда, из собственной обращенности на себя, – в раскрывании себя навстречу Объективному (Богу). Стремитесь к блаженной простоте и молитесь о ней, о той святой простоте, которая дается забвением себя и полной, без остатка, обращенностью к свету Божественному, к миру, братьям. Тогда в Вашу душу снизойдут полный мир, и радость, и покой. А путь к ним – послушание быстрое, добровольное, не рассуждающее. Вы спросите: кому послушание? – Первому встречному, близким, голосу совести, уставам Церкви, духовному отцу. Замкнутость Ваша всегда грех, но только не всегда нам личный грех; часто это порок всего рода, семьи, предков. Но тогда тем больше побуждений бороться с грехом для спасения всего своего рода. Ведь всякое личное приобретение духовное таинственным путем сообщается всем нашим родным, живым и умершим. Господь явно покажет это на Вашем опыте, если Вы преуспеете на этом пути. В Вашей семье вам дано понимать больше всех, и если Вы вымолите у Бога для себя кротость, душевный мир, терпение, то Вы обратите на духовный путь всю Вашу семью, и не проповедью, не поучениями, а молчаливым совершенствованием в добре… С участием и сочувствием прочел длинный список Ваших душевных горестей и огорчался вместе с Вами. Но я все же верю в основную доброкачественность вашей души. Дело в том, что жить по совести очень трудно, а жить как все – очень легко и выходит как-то само собой. Есть хорошая русская поговорка: Богово – дорого, бесово – дешево, и вот на это дешевое все и бросаются. Как легко жить без усилий, в непрерывном кинематографе встреч, разговоров, не неся никаких обязанностей, ни к чему себя не принуждая, питая свое тщеславие, леность, легкомыслие. Но я твердо знаю, что в глубине души Вам противна такая жизнь, что Вы хотели бы быть доброй, внимательной ко всем, светлой, чистой».

К изложенному выше можно добавить следующие слова В. С. Соловьева:

«Утверждая себя вне всего другого, человек тем самым лишает смысла свое собственное существование, отнимает у себя истинное содержание жизни и превращает свою индивидуальность в пустую форму. Таким образом, эгоизм никак не есть самосознание и самоутверждение индивидуальности, а напротив, самоотрицание и гибель».

Любовь… есть совокупность совершенства. Кол. 3, 14

Любовь… есть совокупность совершенства.

Господь на Тайной вечере говорил апостолам: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, как Я возлюбил вас» (Ин. 13, 34). Что же тут нового в этой высшей и последней степени любви?

Господь поясняет: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13). Господня же любовь была горяча до смерти крестной за всех людей, за весь мир.

Вот тот предел любви, к которой призывается всякий христианин.

Глубоко и труднопостигаемо умом понятие «любовь Христова» для высших ее степеней. Как говорит старец Силуан:

«1) чем больше любовь, тем больше страданий душе; 2) чем полнее любовь, тем полнее познание; 3) чем горячее любовь, тем пламеннее молитва; 4) чем совершеннее любовь, тем святее жизнь.

Когда с душою благодать хотя бы малая, тогда душа любит Господа и ближнего и имеет мир в себе, но есть большая любовь – тогда душа забывает весь мир.

Нет большего счастья, как любить Бога всем умом и сердцем, всей душою, как заповедовал Господь, и ближнего, как самого себя. И когда эта любовь есть в душе, тогда все радует душу, и когда она теряется, то человек не обретает покоя, и смущается, и обвиняет других в

том, что будто они его обидели, а не понимает, что сам виноват – потерял любовь к Богу и осудил или возненавидел брата.

Любовь Христова – великий благодатный дар душе человеческой; ее происхождение Божественно. Она приобщает человека к райской жизни еще здесь, на земле. Любовь Христова горяча и не дает помнить землю. Кто испытал ее, тот неутомимо день и ночь ищет ее и влечется к ней. Она теряется нами за гордость и тщеславие, за неприязнь к брату, за осуждение брата, за зависть: она оставляет нас за блудную мысль, за пристрастие к земным вещам – за все это уходит благодать, и опустошенная и унылая душа скучает тогда о Боге, как скучал отец наш Адам по изгнании из рая. Тяжело жить без любви к Богу; душе мрачно и скучно. Но когда приходит любовь, тогда невозможно описать радость души. Таково свойство большой любви Христовой, что она не терпит снижения до плотских услаждений вообще».

У христианина-подвижника всякого рода чувственные услаждения, будь то зрительные, вкусовые, слуховые, осязания или обоняния, отвлекают душу от того, что безмерно выше и неизмеримо драгоценнее, лишая ее дерзновения в молитве, тогда как страдательное состояние плоти, наоборот, очень часто содействует очищению ума и восхождению его к созерцанию.

Господь говорил: «Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся» (Лк. 12, 49).

Этот огонь есть любовь Христова – это солнце для душ человеческих: она согревает и разжигает души, ею душа живет и без нее умирает.

Сила любви, степень ее напряжения или горячность ее пламени могут измеряться степенью той жертвы, которую она способна принести ради любимого.

Сила пламени любви Бога к человеку сказалась в неизмеримости Его жертвы – жертвы Своим Единородным Сыном, отданным на жесточайшие страдания, позор и крестную смерть. Также и сила любви святых к Богу засвидетельствована тем, что святые жертвовали ради Бога всем: они покидали близких, отдавали все свое имущество, предавались всевозможным подвигам, а мученики приносили Богу самую жизнь свою.

Вероятно, многие видели картину «Христианка». На ней мы видим девушку, которая держит в руках свечу и идет на казнь за исповедание Христа. Ее глаза устремлены на пламень свечи, и как будто бы вместе с этим пламенем горит ярким огнем и ее душа. Она не видит ничего вокруг, не видит и свечи и ее пламени.

Взор ее устремлен внутрь. Она что-то так глубоко и ярко переживает, что ничто окружающее не достигает ее внимания.

Еще несколько минут, и она будет с Женихом ее души – со Христом. Он Сам выйдет навстречу Своей невесте. Ведь она все в мире оставила ради Него, и сейчас она отдает Ему последнее, что у нее осталось, – свою земную жизнь. Душа ее уже не здесь, а там, где встречает ее Жених. Вот почему румянец играет на ее щеках и блестят ее глаза, а ее лицо отражает неземную радость перед лицом смерти.

Прп. Варсонофий Великий говорил:

«Бог есть огонь, согревающий и разжигающий сердца и утробы. И если мы ощущаем в сердцах своих холод, который от диавола, ибо диавол холоден, то призовем Господа, и Он, пришедши, согреет наше сердце совершенной любовью не только к Нему, но и к ближнему. И от лица теплоты изгонится холод доброненавистника».

А вот как характеризует человека, загоревшегося любовью к Богу, прп. Исаак Сириянин:

«Лицо человека как бы горит и делается радостным; его тело также согревается. Его оставляет страх, и он делается восторженным и изумленным. Страшная смерть делается для него желанной, и у него не бывает никакого отступления в размышлениях о небесном. Не замечает он окружающего материального мира и все житейские дела делает как бы машинально; его разум всегда погружен в созерцание, и мысль его беседует с кем-то другим. Когда достигаем такой любви, тогда достигли мы Бога и путь наш совершен».

Георгий, затворник Задонского монастыря, так пишет в одном письме:

«Хочу сказать несколько слов о сущности любви. Это – самый тончайший огонь, превосходящий всякий ум и легчайший всякого ума. Действия этого огня быстры и чудны; они священны и изливаются на душу от Святого Вездесущего Духа. Этот огонь лишь коснется сердца – и всякое помышление и чувство беспокойные мгновенно перелагаются в тишину, в смирение, в радость, в сладость, превосходящую все. О многом относительно себя я был откровенен с вами, намереваюсь и еще быть откровенным. Я провел здесь, в моем уединении, кажется, уже шесть лет, когда Господу было угодно привести мое сердце в совершенное сокрушение. Тогда думал, что уже пропал и что гнев Божий пожжет мою законопреступную душу, унывающую и нерадеющую… Я впал в великое изнеможение и едва дышал, но непрестанно повторял в сердце: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного». Вдруг в одно мгновение вся немощь отпала и огонь чистой любви коснулся моего сердца: я весь исполнился силы, чувств, приятности и радости неизъяснимой. Я до такой степени был восхищен, что уже желал, чтобы меня мучили, терзали, ругались надо мной. Желал этого, чтобы удержать в себе сладкий огонь любви ко всем. Он настолько силен и сладок, что нет ни горести, ни оскорбления, которого бы он не претворил в сладость. Чем больше подкладывают дров в огонь, тем огонь сильнее: так действуют на нас скорби и горести, наносимые человеками. Чем более нападений, тем более сердце разгорается святою любовью. И какая свобода, какой свет. Нет слов к изъяснению: радовался бы, если бы кто лишил меня очей моих, чтобы не видеть суетного света; рад был бы, если бы кто взял меня, как преступника, и заклал в стену, чтобы мне не слышать голоса, не видеть тени человеческой…»

Особенно ярко встает наша нищета в этой основной добродетели, когда мы знакомимся с характерами святых, когда читаем об их жизни во Христе и постигаем силу развития в них Христовой любви.

Вот примеры любви, «не ищущей своего».

Когда народ израильский тяжко согрешил перед Господом, сделав себе идола – золотого тельца, пророк Моисей стал умолять Бога: «Прости им грех их, а если нет, то изгладь и меня из книги Твоей, в которую Ты вписал» (Исх. 32, 32).

Такова же любовь к заблуждающемуся народу еврейскому, не принявшему Христа, и у ап. Павла, который пишет: «Истину говорю во Христе, не лгу, свидетельствует мне совесть моя в Духе Святом, что великая для меня печаль и непрестанное мучение сердцу моему: я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, то есть израильтян» (Рим. 9, 1–4).

Как мы видим, любовь Моисея и ап. Павла к еврейскому народу такова, что они готовы были пожертвовать для его спасения даже вечным блаженством.

«Любовь Христова, – говорит св. Иоанн Златоуст, – так одушевляла ап. Павла, что если бы ему предложено было потерпеть для Христа и вечные наказания, то он не отказался бы и от этого: ведь он служил Христу не так, как мы, наемники, по страху геенны и по желанию Царствия, – нет, объятый какою-то другою, несравненно лучшею и блаженнейшею любовью, он терпел и делал все не для иного чего, как для того, чтобы только удовлетворить этой любви, которую он питал ко Христу…

Христос составлял для апостолов все: ни неба, ни Царства Небесного не предпочитали они Возлюбленному. Но спросишь: как можно возлюбить так? Если представим себе, сколько раз оскорбляли мы Бога после

бесчисленных благ, от Него полученных, и Он не переставал умолять нас; сколько раз удалялись мы от Бога, и Он не покидал нас, но Сам прибегает к нам и зовет, и влечет нас к Себе, – если размыслим о всем этом и тому подобном, то можем возжечь и в себе такую любовь».

Но пусть величие и красоты этой меры любви не приводят нас в уныние от мысли о нашей собственной нищете в любви. Те, кто показал великую меру этой добродетели, также были людьми, и все же эта огненная любовь оказалась для них доступной.

И мы, если не будем нерадивы и ленивы, тоже можем приобщиться Христовой любви, хотя и не в тех степенях, как величайшие из святых.

Приложение к главе 36-й

Что это за сокровище – любовь к Богу – и как нелегко оно даруется христианину, свидетельствует нижеприведенное письмо схиархимандрита Гавриила Спасо-Елеазаровской пустыни (скончался 24 сентября 1915 г.), взятое из его жизнеописания, составленного архимандритом Симеоном.

Это письмо было написано старцем Гавриилом незадолго до своей смерти одному из своих духовных детей. В этом письме говорится о 30-летнем стремлении его души к боголюбию.

«Господи, благослови и спаси нас! Боголюбивейший батюшка, начну с Боголюбия. Быть может, по науке, по способности ума вашего вы знаете о Боголюбии несравненно более, нежели я, убогий. Слава Богу! Но если бы вы были уязвлены сердцем этим Боголюбием, а оно во вне и внутри освящало, сжигало и переплавляло все, то, конечно, ни воспоминаний сладострастных, ни других каких-либо теней не было бы в вашем сердце и ничем оно не могло бы услаждаться, кроме Боголюбия. Прости, мой любимче, и не подумай, что я хочу упрекнуть тебя в чем-либо. Нет, совсем нет. Мне желалось бы выяснить тебе как ближайшему другу и брату о Христе чувство Боголюбия – то чувство, которое и сам так долго и так сильно желал получить и не получил. Эти желания были муками моего духовного рождения, и эти муки были весьма длинны, около тридцати лет с небольшим. Думаю, что борьба с грехом за радость единения с Господом и Творцом была во мне двух родов. Одна – моя природная, другая – Божия, но все это было таинственно и сокрыто по высшему усмотрению, что я мог кое-как уразуметь уже впоследствии. Я изнемогал в борьбе с собою, с порывами страстей моей плоти, но при этом во мне пребывало желание, высшее и лучшее, нежели все греховные порывы. Оно окрыляло мой дух, я чувствовал, что только оно меня удовлетворит и более ничего на свете – эта вечная творческая сила, сила неумирающая, дарованная Творцом, – любовь к Богу. Я жаждал любить Бога всем сердцем. Но как любить? Если любить Бога – нужно быть достойным Бога, а я видел себя не только грешником, но и коснеющим в грехах своих. Желание любить Бога крепло, возрастало до горения, а как любить, чтобы сердце удовлетворилось в своем желании, я не знал. Что делать для этого, я не мог придумать. Все способы испытал, на которые указывают, т. е. делать все доброе, быть милосердным к ближним. Я эту добродетель исчерпал до дна. Не раз оставался чуть прикрытым, раздавая все нуждающимся, терпел голод и холод, скрывал это от других, обиды терпел, не мстил за обиды, старался любить врагов и любил их, как это повелено Господом. Но самой любви-то к Богу я в себе не ощущал, да и страсти мои явно говорили, что я чужд этой Божественной любви. А мысль не оставляла меня, и сердце горело еще большим желанием любить Бога, но на деле я этого не достигал. Я чувствовал, что сила жизни – в любви к Богу, сила творческая, благодатная; я думал, что если буду иметь в себе эту любовь, то оковы моих страстей спадут сами собой, следы их растают и перегорят от огня Божественной любви. Я был убежден в этом тогда и теперь удостоверяю, что иначе и быть не может. Это та самая истина, о которой сказано Самим Спасителем нашим Богом: «Истина освободит вас, и вы поистине будете свободны». И вот не стало терпения долго ждать. Я взываю ежеминутно, да когда же Господь удостоит меня этой любви к Нему. Ведь Он сказал: «Без Мене не можете творити ничесоже». Господи, прииди и вселися в ны: научи меня творить волю Твою, научи и любить Тебя, как подобает любить. Ведь Тебе, Всесильному, нетрудно это сотворить со мной. Господи, хоть удостой меня: ненадолго всели эту любовь в меня и поживи во мне, я пойму, узнав Тебя; тогда удались от меня, я буду уже по ведению стремиться к Тебе, буду страдать сознательно, зная, за что страдаю, для чего живу. И вот Господу моему было угодно, чтобы я заболел, и я заболел, а любви этой еще не испытал в себе, заболел и сильно плакал во время болезни о том, что остался побежденным в грехах моих – грехом, а любви-то еще не имею. Спешу каяться не раз и не два: очень много каюсь и получаю радость, ибо вижу, что грех начинает терять надо мною силу, так как греховного услаждения не стало в душе, помысл греховный не возникал в сердце, а покаяние соединилось с благодарностью к Богу. Чем более я страдал, тем легче я себя чувствовал. Я ощущал сильную потребность причащаться, и меня причащали. По причащении Святых Таин мой дух окрылялся неизреченной надеждой на Бога, а сердце переполнялось благодарностью ко Господу Иисусу Христу. Здесь-то мне убогому и открылась в необъятной полноте любовь Божия к миру в искуплении человеческого рода. Эта любовь заговорила как бы во мне, внутри всего моего существа с такой силой ко Господу, что я не чувствовал и своих страданий. Я не могу оторваться ни мыслями, ни чувствами сердца от любви ко Господу. Воспоминания о всей Его земной жизни, о всех явлениях и действиях на земле производили во мне радостный трепет, обновление внутреннее моей души и сердца. Сердце было полно надеждой на спасение. Ничто не могло дать повода к отчаянию в милосердии Божием. Господь был близ, душа жила Им и чувствовала только Его безграничную любовь. Каждый шаг земной жизни Спасителя ясно отпечатлевался в сознании как совершенный для спасения, для освящения человека. Им было посвящено для меня все: и окружающий воздух, которым я дышал, и вода, которую я пил, и самый одр, на котором лежал, и гроб, в который готовился сойти. Все это было залогом моего спасения, воскресения из омертвения плоти и прославления с Господом, и я чувствовал, что это творится не по моей заслуге, а единственно по бесконечному милосердию Божию. Я сознавал себя глубоко грешным, но в то же время горячая надежда на спасающую любовь и милосердие Господне неизменно окрыляла мой дух. Слезы умиления лились из очей, а что переживало при этом сердце, я не могу и описать. Я не чувствовал потребности в пище, тяготился, когда меня посещали другие. Я блаженствовал, уязвленный любовию ко Господу, желал остаться хотя бы навечно один и страдать – но только с Господом и в любви к Нему. Вот что такое Боголюбие, и вот что оно делает с душой человека. Ради того я и назвал вас боголюбивейшим, ибо Боголюбие необходимо для всех и каждого в отдельности. Оно есть богатство неокрадомое и есть всемогущая сила творческая, сила вечной жизни. Если кто водрузил эту силу в сердце – тот и душу свою оживит ею. Боголюбивый не пожелает любления мира сего, ибо любить мир будет уже разрывом любви Божией и враждой Богу. Боголюбие есть жизненная сила сердца человека, созданного по образу Божию. Через него человек вновь водворяется в рай, к нему приходят Царствие Божие и сила. Нужно любить Бога и жить Им, вдыхать и выдыхать духом любви Божией».

Если хочешь иметь любовь, то делай дела любви, хотя сначала и без любви.

Старец Амвросий Оптинский

Хотя первая заповедь говорит о любви к Богу, а вторая – к человеку, порядок выполнения их обратный, и надо начинать со второй как наиболее легкой и доступной.

Ап. Иоанн говорит в послании:

«Не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит».

Св. отцы всегда предупреждали иноков, ищущих безмолвия (для того, чтобы приблизиться к Богу), о необходимости предварительно приобрести любовь к братьям и уметь в совершенстве служить им.

Так учил своих духовных детей старец Алексий М. Он говорил, что «нельзя брать духовную жизнь сверху (т. е. с исполнения наивысших и более трудных заповедей), а нужно брать ее снизу: сначала очистить душу от страстей, приобрести терпение, смирение и т. п., потом полюбить ближнего, а затем уже Бога.

Как приобрести и возрастить в себе Христову любовь, как «расширить свое сердце» (2Кор. 6, 11)?

Как пишет прп. Исаак Сириянин:

«Любовь есть плод молитвы, когда ум пребывает в молитве без уныния и человек молится пламенно и с горячностью, стремясь получить дар любви. Терпеливо пребывать в молитве значит отречься человеку от самого себя: при самоотвержении же достигается любовь Божия».

А старец о. Алексий М. давал такой совет на тот же вопрос:

«Любовь приобретается путем работы над собой, путем насилия над собой и путем молитвы… Посылает Господь какого-нибудь человека – надо отнестись к нему внимательно, подойти к нему, войти в его положение, посвятить ему уголок своего сердца. Так постепенно все новые и новые люди будут входить в наше сердце, и наше сердце будет все расширяться и расширяться. Мы должны подражать любви Божией. Случай сделать добро кому-либо есть милость Божия к нам. Поэтому мы должны бежать – стремиться всей душой послужить другим. А после всякого дела любви так радостно, так спокойно на душе, чувствуешь, что так и нужно делать; хочется еще и еще делать добро. После этого будешь искать, как бы кого еще обласкать, утешить, ободрить. А потом в сердце такого человека вселится Сам Господь: «Мы придем к нему и обитель у него сотворим» (Ин. 14, 23)».

Итак, путь для стяжания любви, как и для всякой добродетели, – это постоянное упражнение во внешнем ее проявлении и подражание тем, кто обладает этой добродетелью.

Старец Амвросий Оптинский пишет в своем письме:

«Если хочешь иметь любовь, то делай дела любви, хотя сначала без любви. Господь увидит твое желание и старание и вложит в сердце твое любовь».

Развитию любви способствует, как пишет епископ Аркадий (Лубенский), и «общение с людьми глубоко верующими, кроткими, любвеобильными, чтобы от их сердечных костров любви зажигать и свои притухшие сердечные свечечки».

Возрастанию Христовой любви способствуют также дела, от которых возрастает смирение. Как пишет епископ Вениамин (Милов):

«Даже безотносительно к людям смирение в одежде, утаение добрых дел своих, выполнение самых черных работ, отказ от блистания в обществе какими-либо преимуществами чудно и неизъяснимо умножают в душе любовь к Богу и к людям».

Путь стяжания любви к Богу – это приобщение себя к жертве. Бог возлюбляется постольку, поскольку человек начинает жертвовать всем ради Бога.

Для этого надо научиться жертвовать своим временем, отдавая его молитве; жертвовать силами, не жалея их при молитвенном бодрствовании, стоянии и поклонах; жертвовать привычкой есть сладко, вкусно и досыта – при упражнении себя в посте и воздержании; жертвовать склонностью развлекаться, жертвовать комфортом, приучая себя к скудости, жертвовать нарядами – стремясь одеваться по возможности скромнее и т. д.

Пусть каждый день приносятся жертвы Богу: от этого будет вложен новый камешек в наше сердечное здание любви.

По мнению же старца Парфения Киевского:

«Любовь к Богу можно возжечь в душе только одною постоянною молитвой».

«Чтобы любить Бога, – говорит о. Иоанн С, – всем сердцем, надо непременно все земное считать за сор и ничем не прельщаться. Чтобы любить себя как ближнего, надо пренебрегать деньгами, не прельщаться лакомствами, нарядами, отличиями, чинами, похвалами или мнением людским».

А вот и еще какие советы о возгревании в себе Христовой любви дает о. Александр Ельчанинов:

«Вся наша внутренняя жизнь движется любовью к Богу. Но откуда взять эту любовь? Всякая наша любовь питается впечатлениями от любимого объекта (к миру, родным). Как может удержаться и не завянуть наша любовь, а с нею и наша вера, если она не питается никакими впечатлениями? Но какие же впечатления от Бога, Которого «никто никогда не видел» (1Ин. 4, 12)1 Мы имеем Христа. Размышление о Нем, молитва, чтение Евангелия – вот пища, питающая нашу любовь к Нему. Но бывает, и очень часто, что для этого сердце наше оказывается слишком грубым, невосприимчивым. Тогда надо попытаться обратиться к житиям святых, к писаниям отцов – у них тот же свет Христов, но в смягченном, ослабленном виде, уже прошедший сквозь призму хотя и святой, но человеческой души».

Как пишет о. Валентин Свенцицкий:

«Все доброе в нас имеет некую черту, перейдя которую, незаметно обращается в зло».

В жизни случается, что этот закон имеет приложение даже к такой добродетели, как любовь.

Выше уже говорилось про часто неразумную любовь естественную – материнскую и родственную.

Но даже и в такой любви, которая, казалось бы, имеет в основе исполнение Христовой заповеди о любви к ближнему, бывают случаи, когда к любви примешивается злое по неразумию и нерассудительности.

Вот несколько примеров тому, которые были на наших глазах. Две уже престарелые сестры жили вместе, и обе по духу были истинные христианки-подвижницы, горячо любившие друг друга. Одна из них была серьезно больна – раком коленной чашечки – и лежала, страдая от сильнейших болей. Время было трудное и в продовольственном отношении. Здоровая сестра приносила больной пищу, которой хватало лишь для одной. Больная в этих случаях отказывалась от принесенной пищи, считая, что и сестра ее тоже голодна. Начинался спор между сестрами – и никто не хотел уступать и скушать принесенное. Взаимные уговоры переходили в слезы. Часто кончалось тем, что пища так и не была съедена, портилась и выбрасывалась.

Здесь при наличии горячей взаимной любви недоставало рассудительности на то, чтобы, например, разделить пищу пополам и несколько уступить друг другу.

В другом случае умирал престарелый старец – иеромонах. За ним ухаживали его духовные дети, тоже старушки. Перед самой смертью совсем уже ослабевший старец отказывался от приема лекарства и только просил оставить его в покое.

Старушки знали, что никто уже не поможет старцу. Тем не менее они не слушали его просьб, насильно разжимали ему рот и вливали прописанные докторами лекарства, чем доставляли мучения умирающему старцу.

Третий случай. Жили две христианки – старушка и более молодая вдова. Старушка сильно занемогла и единственное, чего желала, – это только покоя. Но вдова, из чисто христианского чувства сострадания, считала своим долгом всячески заботиться о больной, не считаясь с ее желаниями, склонностями и привычками. Она приглашала сама докторов, которых не хотела принимать старушка, беспокоила ее всякими предложениями и советами. Не умевшая себя сдерживать больная раздражалась, обижалась и подчас выходила из себя из-за назойливости не в меру рьяной в своих заботах сестры во Христе и даже заподозрила ее в намерении лекарствами приблизить к ней смерть… Так отравлялись взаимные отношения христианок из-за неумения у вдовы найти правильную норму отношения к больной и положить предел своей заботливости.

Может быть, у кого-нибудь возникает вопрос: что важнее – молитва или дело любви?

На этот вопрос так отвечает прп. Иоанн Лествичник:

«Бывает, что когда стоим на молитве, встречается дело благотворения, не допускающее промедления. В таком случае надо предпочесть дело любви. Ибо любовь больше молитвы, так как молитва есть добродетель частная, а любовь объемлет все добродетели».

Поэтому дела любви выше молитвы, но, конечно, еще лучше, когда они сочетаются с непрестанною молитвой.

Приложение к главе 37-й

Можно ли человека любить и ему не доверять? Можно. Истинная любовь к человеку совсем не означает обоготворения всех его качеств и преклонения перед всеми его действиями. Истинная любовь может замечать и недостатки человека столь же остро, как и злоба. Даже еще острее. Но любовь не как злоба, а по-своему, по любовному относится к недостаткам человека. Любовь бережет и спасает человеческую душу для вечности; злоба же топит, убивает. Любовь любит самого человека – не его грехи, не его безумие, не его слепоту… И более остро, чем злоба, видит все несовершенство этого мира.

Подвиг прозорливости духовной – видеть все грехи людей и судить все зло, и при том не осудить никого… Только свыше озаренный человек способен на такую любовь.

Да, можно любить – и не доверять. Но не есть ли доверие признак души открытой и не есть ли открытость – свойство любви? Нет, любовь шире открытости. И без открытости души, в этом мире может быть любовь…

Старец Амвросий Оптинский или прп. Серафим любили людей пламенной любовью и в Духе служили им. Однако не всем открывались, и открывались мало; хранили душу свою от людских взоров, проникая своим взором в души людские. Духовник на исповеди совсем не открывает своей души исповедующемуся. Но душа истинного духовника открыта – не обнаружением, но любовью – и через любовь обнаруживается в мире.

Старец не всегда и не всем открывает все, что знает от Бога. Но, сообразуясь с состоянием каждого, к каждому подходит соответственно.

Мать, которая не все, что приходит ей на мысль, говорит своему ребенку, не по нелюбви скрывает, но по любви не доверяет, а являет именно ребенку свою любовь, сокрывая от него все ему неполезное, до чего не дорос он еще, что не может принять в свое незрелое тело и в свою незрелую душу.

He-искренность, не-непосредственность, не-простота, как и «недоверчивость» – могут быть благими… Врач не все открывает больному, начальник – подчиненному, учитель – ученику.

Состояние и возраст, вместимость и приготовленность определяют предмет и истину, являемую в миру.

Кораблю подобна человеческая душа. Корабль имеет подвижную часть, и душа должна иметь невидимое для мира сознание. Не «подсознание», но укрываемое – ради блага истины – сознание.

Злое утаивать надо, чтобы никого не замарать. Доброе утаивать надо, чтобы не расплескать. Утаивать надо ради пользы всех. Скрывание душой своего зла иногда бывает необходимостью духовной; скрывание своего добра почти всегда бывает мудростью и праведностью.

Не всякая «не-прямота» есть неправда, и не всякое «недоверие» есть измена последнему доверию.

Последнее доверие можно иметь лишь к Богу Триединому и ко всем Его законам и словам. Недоверие же к себе есть всегда мудрость, и всякое подлинное, положительное недоверие, по любви, к другим есть продолжающееся святое недоверие к самому себе. Ибо не волен бывает подчас в своих делах и словах человек, мятется во зле и сам не отдает себе в этом отчета.

Не во всем доверять себе – это имеет глубокий смысл и спасительный. Свой опыт, свой ум, свое сердце, своя мысль, свое настроение… Все это шатко, бедно и неопределенно, здесь нет абсолютного предмета для доверия… А от недоверия ко всему шаткому проистекает всесовершенное и безграничное доверие к Богу Триединому.

Ближним столь же нельзя доверять (и столь же можно), как себе, а себе – лишь по мере своей согласованности с Откровением Божиим, с волей Христовой, открытой в мире и открывающейся в душе.

Лишь духовным отцам и руководителям – истинным и испытанным – во Христе можно всецело доверять себя более, чем себе, и предавать свой слух и свою душу, как Богу, во имя Бога.

Ближний же мой, друг мой, есть лишь частица меня самого (ибо он частица всего человечества, коего я – частица). Следствие первородного греха – страсти – присущи и ему, и мне. Конечно, в разной мере и в различных оттенках, но как он, так и я – мы имеем основание – не доверять своей пока еще двойственной природе и непреображенной воле.

Мы действуем почти всегда «по страсти», с примесью греховного, а не «бесстрастно»: не свободно – во Христе.

Я действительно изменчив, непостоянен; колеблюсь различными «приражениями» лукавого, и чистота глубины души моей то и дело замутняется поднимающимся со дна ее илом. Ближний мой так же изменчив, как я, и столь же способен на доброе, как и на злое.

Я нуждаюсь в постоянной проверке себя, и ближний мой – также. Я должен без устали проверять свои действия в мире: «по Богу» ли они? Проверки требует не только злое и «доброе» мое, ибо злое часто бывает очевидно, тогда как доброе лишь кажется «добрым», а на самом деле бывает злым. Впрочем, и злое нуждается в проверке; и злому нельзя доверять, по первому признаку «злого». Людям потемненным (каковы мы) и хорошее представляется плохим, если оно сопряжено с болью, тягостью и оскорблением нашего самолюбия.

Не о злой подозрительности здесь речь, а о благом творческом недоверии к себе и ко всему, что окружает нас в мире.

Грех нам всегда представляется чем-то «сладким» – не нужно доверять этой сладости, ибо она есть горчайшая горечь и страдание. Страдание же (например, в борьбе за чистоту тела и души) представляется невыносимым и отвратительным, не нужно доверять и этому выводу: за благим страданием следует мир, который превыше всякой радости.

Люди часто и много подолгу говорят, и как будто идеи их должны служить благу; но сколько неверного, соблазнительного и пустого льется из их уст. Не нужно доверять всем словам людей… Люди часто сами страдают за те слова, которые они сами сказали, и раскаиваются в них…

Да, не все, что исходит от человека (даже при самых благородных его намерениях), есть благо. Многое бывает ненужно, напрасно, греховно, и таковым является не только

для того, кто это ненужное изводит, но и для того, кто его неосторожно принимает.

Углубляя свою любовь к людям, никогда не надо забывать, что все люди больны и необходимо жить среди них в постоянном трезвении, не только в отношении себя, но и в отношении всех окружающих… Лишь при первом бывает плодоносно последнее.

Не к самому человеку надо, конечно, иметь недоверие, но к данному его состоянию. Степень доверия следует всегда менять соразмерно состоянию просветленности человека в Боге. Если человек, которого мы любим и кому всегда до сих пор доверяли, вдруг явится перед нами нетрезвым и начнет нам давать какие-нибудь советы, – исчезнет ли наша любовь к этому человеку? Если мы глубоко его любим, любовь наша не исчезнет и даже не ослабеет. Но доверие исчезнет, не только к словам, но и к чувствам этого человека, пока он в таком состоянии.

Опьянение вином реже бывает у людей, чем опьянение какой-либо страстью; гневом, злопамятством, похотью, деньголюбием, славолюбием… Страсти, как вино, действуют на разум и на волю человека и извращают всю его душу. Опьяненный какой-либо страстью не владеет собой, перестает быть самим собой, делается «игралищем бесов», даже тот, который в свободное от страсти время бывает исполнен подлинной глубины и чистоты Христовой, насколько она возможна в пределах нашей земной, личной и наследственной греховности.

Более светлому состоянию человека принадлежит и более совершенное доверие… Например, я хочу произнести слово или принять Святые Тайны, но чувствую, что душа моя полна смятения и страсти… Я должен в этом случае поступить по Евангелию, т. е., «оставив свой дар у жертвенника», пойти помириться с душою, «с моим братом», иначе сказать – умиротвориться, войти в небесную жизнь. Вот образец праведного и благого недоверия к себе во имя Христовой любви к самому себе. Эгоистическая любовь моя, напротив, желала бы презреть, не заметить моих недостатков и сочла бы душу мою «достойной», неправедно доверила бы ей и позволила бы ее греховному состоянию излиться на мир или беспокаянно приблизиться к Богу, к Его горящей купине. Дозволила бы – не по заповедям Божиим (которые суть: «Иззуй сапоги твои», т. е. греховное состояние души), а по своеволию… И опечалился бы я непреложными законами Божьей чистоты.

Несомненно, что я должен беспристрастно относиться к себе и другим. Но не будет ли это значить, что я «творю суд» над кем-нибудь вопреки слову: «Не судите, да не судимы будете»? Нисколько. Рассуждение есть признак выхода человеческой души из дурного ее младенчества. Рассуждение – это мудрость, про которую сказано: «Будьте мудры, как змии». Рассуждение есть венец любви, и св. учители Церкви даже считают его выше любви, выше, конечно, «человеческой», неразумной, часто даже погибельной любви. Рассуждение есть небесная мудрость в жизни, духовный разум любви, который не отнимает ее силу, но дает ей соль.

«Не мечите бисера вашего…» – это не отсутствие любви (слово Божие учит нас лишь одной любви), но мудрость любви, знание высших законов Неба…

«Не мечите бисера вашего…» – есть заповедь о недоверии в любви, заповедь, ведущая к любви, оберегающая любовь.

«Да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя».

…Я постоянно хочу осуществить в себе, и во всем эту любовь – упразднить «царство свое» и открыть – Божие. Не доверять, не принимать ничего «своего», «человеческого», греховного и полугреховного… Открыть свой слух и свое сердце (всю его глубину) лишь Божьему, чистому, светлому…

«Да приидет Царствие Твое». Я – до смерти – не хочу успокоиться в алкании его – во всем. Я молюсь, и. не холодно слетают слова эти с уст моих – они исторгаются из всего существа моего и заставляют меня томиться, как в пустыне.

Сладок суд Божий, совершающийся в моем сердце над моим сердцем… Сладостно мне пришествие Христово. Я встречаю Господа везде. Не везде является мне Господь, но я встречаю Его в каждом слове и в каждом дыхании… в разговорах, намерениях и действиях человеческих.

Я хочу лишь Его. И ненависть хочу иметь ко всякой не Его правде. Я все хочу лишь о Нем, без Него мне ничего не надо, все мне бесконечно тяжело и мучительно. Он свет сердца моего, Я бы не сделал ничего доброго, если бы знал, что это доброе Ему неугодно. Я знаю всегда – и ночью и днем, что Он близ меня, но не всегда я слышу Его горячее дыхание, ибо не всегда я сам устремлен к Нему и хочу Его более всего другого. В этом своем переживании я чувствую такую немощь, такую слабость и нищету, что ни в чем земном не могу успокоиться, ничто не может поддержать меня. Лишь Он, сказавший: «МИР МОЙ ДАЮ ВАМ"…

Прощайте, и прощены будете. Лк. 6, 37

Прощайте, и прощены будете.

Прямым следствием развития любви, помимо сердечного милосердия, является также проявление великодушия и всепрощения. И то и другое есть способность любви не позволять появляться в душе злым чувствам, даже при явной вине против нас. Господь велит отпускать вины до «седмижды семидесяти раз» (Мф. 18, 22) и прощать «от сердца» (Мф. 18, 35), т. е. совершенно. Он ставит в зависимость от полноты прощения наших близких их вины против нас и Свое прощение наших грехов: «Если же не прощаете, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших» (Мк. 11, 26).

Следует заметить, что часто мы не замечаем в душе нашей гнездящегося там змея непрощения, т. е. злопамятности. Мы склонны часто напоминать нашим близким их прежние проступки против нас и укорять их за старую вину: это глубокий порок души – грех против любви, отвращающий от нас милость Божию, лишающий даров Духа Святого. Мы должны хорошо помнить притчу о немилосердном заимодавце, которому было прощено 10 000 талантов, и потребовавшему уплату себе 100 динариев. Этому заимодавцу вновь был восстановлен счет всего ранее прощенного ему огромного долга.

И когда мы имеем еще на сердце воспоминания о зле, сделанном нам, и смеем упоминать о нем, или укорять им, или просто думать с неприязнью о человеке, то мы ставим себя по отношению к Богу в положение евангельского злого заимодавца, который не заслуживает никакой милости, и потеряем и благодать Божию, и при нас останутся и все грехи, ранее прощенные нам.

Непрощение и злопамятность порождают вражду. А к чему может привести непримиримая вражда – об этом рассказывается в житии св. мч. Никифора (память 9 февраля ст. ст.).

Святой мч. Никифор жил в первой половине III века. У Никифора был друг, которого звали Саприкием. Они были близкие друзья, но диавол, который ненавидит мир между людьми, внес в их взаимоотношения ненависть. Сначала они поссорились; эта злоба углубилась, дошло до того, что они не хотели не только разговаривать, но и видеть друг друга.

Первым пришел в себя Никифор. Он пришел к Саприкию и говорит: «Я виноват перед тобою, прости меня, давай жить как раньше». Но Саприкий не хотел разговаривать, и Никифор должен был уйти огорченный.

Через некоторое время Христианская Церковь подверглась гонению. Саприкий как христианин был взят и заключен в темницу, и подвергнут многообразным пыткам. Его принуждали отречься от Христа, но он выдержал все пытки и не отрекся от Христа. Тогда язычники приговорили его к смерти.

Никифор узнал об этом. Когда Саприкия вывели из темничных ворот, он подошел, поклонился и говорит: «Мученик Христов, я виноват пред тобою, давай помиримся». Но в сердце Саприкия сохранилась злоба. Он вспомнил о прошлой обиде, отвернулся от Никифора и

пошел дальше. Никифор следовал за ним. Пришли на место казни, и опять Никифор подошел к нему, опять поклонился и сказал: «Прости». Тот опять вспомнил прежнюю обиду и не захотел смотреть на него.

Поскольку Саприкий не изгнал злопамятства, то благодать Божия, которая помогала Саприкию переносить и тяжести темницы, и пытки, оставила его.

И когда на месте казни Саприкий увидел палача и орудие казни, он спросил: «За что хотят меня умертвить, что хотят от меня?» Тот говорит: «Чтобы ты отрекся от Христа».

В это мгновение Никифор подошел к Саприкию и сказал:

«Ты уже сделал все: претерпел и темничное заключение, и пытки – осталась только казнь, и ты будешь на небе, не отрекайся от Христа».

Но поскольку благодать Божия оставила Саприкия, то он, потеряв веру, сказал язычникам: «Я отрекаюсь от Христа».

А Никифор в это время выступил перед язычниками, сказал: «Я христианин», – и был казнен.

Как говорил старец Парфений Киевский:

«От памятозлобного отвращается Бог, молящемуся и питающему злобу на ближнего вместо ангелов соприсутствуют демоны, и молитва его бывает в грех».

Итак, прощать надо один раз навеки и всем всегда, не оставляя в сердце ни малейшего оттенка неприязни и осуждения. Только тогда наше сердце будет чисто перед Богом и мы с дерзновением можем произнести прошение молитвы Господней: «И остави нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим».

У всепрощения, как и всякой добродетели, есть несколько ступеней.

Прп. Иоанн Лествичник приводит рассказ про трех воинов, которые вместе претерпевали бесчестие:

«Один из них был угрызаем скорбию, но смолчал; другой порадовался за себя, но опечалился за оскорбившего его; третий же, думая единственно о вреде для ближнего, пролил теплые слезы. Тут видны делатели страха, мздовоздаяния и любви».

Будем же подражать тому третьему иноку в его подвиге всепрощения, забывая здесь о себе, а думая лишь о пользе для ближнего.

Как пишет о. Александр Ельчанинов:

«Норма отношений к нашим близким – прощать без конца, так как мы сами бесконечно нуждаемся в прощении. Главное – не забывать, что доброе, что мы ранее ценили в ближнем, – оно остается у него, а грех всегда тоже был, только мы его не замечали».

Про праведника о. Матфея (Гомилевского) рассказывали, что когда его невинного обвиняли, то он не считал возможным оправдываться, боясь впасть в грех отмщения и самооправдания.

Как пишет архиепископ Иоанн:

«Во всяком обижаемом, если он не обижается, есть неотмирное величие, отсвет Христовых страданий».

Плод же духа – любовь, благость и милосердие. Гал. 5, 22

Плод же духа – любовь, благость и милосердие.

Любите врагов ваших. Мф. 5, 44

Любите врагов ваших.

Люби грешника, но ненавидь дела его. Прп. Исаак Сирин

Люби грешника, но ненавидь дела его.

Среди плодов Святого Духа апостол Павел упоминает также о «благости» (Гал. 5, 22). Господь говорит: «Никто не благ, как только один Бог» (Мф. 19, 17).

Таким образом, «благость» – это свойство Самого Бога.

Но Господь говорил также: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5, 48), и христианину заповедано отображать в своем сердце и эту высшую добродетель «благости» (Гал. 5, 22).

Благость есть неизменно благое расположение сердца ко всем близким и дальним, своим и чужим, добрым и злым, друзьям и врагам.

Это есть исполнение заповеди Господа: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф. 5, 44).

Здесь может встать естественный вопрос: как можно среди врагов любить и тех, кто, например, занимается убийствами и оскорбляет и попирает то, что для нас свято, кощунствует, истязает детей, совращает ко греху невинных, обманывает и губит девушек и т. д.?

Прежде чем ответить на этот вопрос: надо указать на бедность нашего лексикона – крайнюю ограниченность нашего языка. Для бесконечной гаммы взаимных чувств между людьми у нас в распоряжении имеется всего несколько слов.

Что же касается «любви», то это слово вмещает много понятий, и нам необходимо всегда уточнять это слово добавлением эпитетов к нему: семейная, родственная любовь, любовь брачная (супругов), любовь друзей и, наконец, совсем особая Христова любовь.

Часто слово «любовь» ставят и там, где надо было бы употребить слово «пристрастие», например: пристрастие к разным вещам, животным, развлечениям, искусству, науке и т. д.?

Что же касается «Христовой любви», то и в ней имеется много оттенков. Естественно, что у христианина будут самые различные чувства к благочестивому брату во Христе и какому-либо лицу, кощунственно относящемуся к религии. И это вполне законно.

И у Христа было различное отношение к людям: был ближайший к Нему апостол любви – Иоанн, «которого любил Иисус» и который «возлежал у груди Иисуса» (Ин. 13, 23), были затем два других наиболее близких ученика – Петр и Иаков, затем были еще девять близких апостолов и, наконец, еще 70 апостолов (Лк. 10, 1). Конечно, Господь имел к ним иные чувства, чем к тем гордым лицемерным фарисеям, на которых Он смотрел «с гневом» (Мк. 3, 5).

Итак, повторяем, различие чувств к окружающим законно для христианина. Об этом говорит и Сам Христос из Евангелия: «Если же [брат твой] и Церкви не послушает, то да будет он тебе как язычник и мытарь» (Мф. 18, 17).

С язычниками же евреям вообще не полагалось сближаться, а мытарей (сборщиков податей) все чуждались за их нечестность и корыстолюбие.

Возвращаясь к тексту Евангелия: «Любите врагов ваших», можно из дальнейших слов Господа найти указание, в какой форме должна проявляться у нас эта любовь к врагам.

Если это враги, «проклинающие нас», то Господь велит нам их «благословить». Это мы, конечно, всегда в силах сделать своими устами. Если эти враги «ненавидят» нас, то Господь велит им «благотворить». И это всегда в нашей возможности – за зло платить им добром. Если эти враги «обижают» и «гонят» нас, то Господь повелевает нам «молиться за них» (Мф. 5, 44). И это мы также всегда можем делать – пусть с принуждением, но усердно и правильно молиться устами, хотя бы в сердце и не было к ним любви в высоком значении этого всеобъемлющего слова. Об этом же говорит и указание ап. Павла: «Если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напои его» (Рим. 12, 20).

Праведник и пастырь о. Иоанн С. так пишет в книге «Моя жизнь во Христе»:

«Дивное дело. Душа чувствует при столкновении с неверующим и хладным к Богу человеком отвращение к нему»

(стр. 139, т. 2, изд. Ступина, 1894 г.).

И это у великого праведника, молитвенника и пастыря. Где же тут любовь, и разве о. Иоанн не знал заповедь Христа о любви к ним? Конечно, знал, но у него то чувство к чуждым людям, которое бывает у людей без веры, сопровождается другим чувством, которое он описывает далее и которое надо понимать как особого вида любовь – «любовь к врагам», по заповеди Христа.

О. Иоанн пишет об этом так:

«Диавол старается обратить это несправедливое нерасположение и негодование в злобу к нему (неверующему). Чтобы не питать злобы и не служить диаволу, надо сказать себе: я нерасположен и хладен к брату за его нерасположение и хладность к Богу, но не питаю в сердце своем ненависти и злобы к нему, ибо терплю его, как свой больной член, и хочу врачевать его с кротостью – «не даст ли ему Бог покаяния к познанию истины» (2Тим. 2, 25). Если он обратится к Богу, и я обращусь к нему с сердечной любовью… Впрочем, терпи любовно всякого и смотри более сам на себя: каков ты сам, не хладен ли к Богу и к ближнему? Если же так, то незачем бросать камень на брата, когда этот камень надо обратить на себя».

Повторяем, изменить внутри сердца какое-либо чувство не в нашей возможности: это может сделать с нашим сердцем лишь благодать Божия. Но в нашей возможности проявить к любому человеку внешние признаки чувства, в том числе и милосердие. И это не будет лицемерием, а преоборением себя – ради исполнения воли Господней.

Может быть, и с таким пояснением о сущности выполнения заповеди «любви к врагам» эта заповедь будет все же казаться трудноисполнимой для тех, чьего сердца не касалось веяние Святого Духа. Но там, где это имеет место и где в сердце зародилась любовь Христова, там эта заповедь легко исполнима!

Об этом так пишет о. Александр Ельчанинов:

«Как любить врагов? Мы неуязвимы для зла, когда мы в панцире Духа, когда зло людей до нас дойти не может, когда мы с жалостью и любовью смотрим на причиняющих нам зло. Это так же, как не страшно быть на морозе с запасом тепла внутри, например после пробега на лыжах. Однако не надо смешивать это состояние беззлобия с самодовольной забронированностью от мира. В очищенном сердце вообще не может более жить ненависть или осуждение кого-либо. И тот, кто бережет свое устроение, дорожит сопребыванием Духа Святого, тот должен быть кротким со всеми. Если он видит вражду к себе или ненависть, то какое еще средство он может употребить для устранения их, как не усиленную молитву за тех, кто относится к нему враждебно? Он прежде всего бережет душу свою, бережет чистоту сердца, и это делает невозможным для него иное отношение ко всем людям – без различия – как неизмеримо милосердное и благостное».

Как пишет старец Силуан:

«Дух Святой учит любить врагов так, как будет жалеть душа родных детей. Есть люди, которые желают своим врагам или врагам Церкви погибели в адском огне; так мыслят они потому, что не научились любви Божией от Духа Святого, ибо тот, кто научился, будет проливать слезы за весь мир. Ты говоришь: как любить врагов, когда они делают зло? Или как любить тех, кто гонит Церковь святую? Когда Господь шел в Иерусалим и самаряне не приняли Его, то апостолы Иоанн и Иаков готовы были свести огонь с неба и истребить их за это – но Господь им милостиво сказал: «Я пришел не губить, а спасти» (Лк. 9, 54–56). Так и мы должны иметь одну мысль: чтобы все спаслись. Душа жалеет врагов и молится за них, что они заблудились от истины и идут в ад. Это есть любовь к врагам. Когда Иуда задумал предать Господа, то Господь милостиво вразумлял его; так и мы милостиво должны поступать с теми, кто заблуждается, и тогда спасемся милосердием Божиим».

Вместе с тем старец Силуан пишет, что «нет большего чуда, как любить грешника в его падении. Любить врагов вне Единого Истинного Бога – невозможно. Но носитель такой любви причастен вечной жизни, несомненное свидетельство о том имея в душе своей. Он – жилище Духа Святого и Духом Святым знает Отца и Сына, знает подлинным и живоносным знанием, а в Духе Святом он брат и друг Христа, он сын Божий и бог по благодати».

О том, как проверить себя: имеем ли мы любовь к врагу, так говорит епископ Аркадий (Лубенский):

«Хочешь знать, есть ли у тебя любовь к врагам, – проверь себя. Если ты спокойно встретишь своего обидчика, поклонишься ему, несмотря на то, что он гневается на тебя; имея над ним власть, не причиняешь ему зла и даже не покажешь ему своей над ним силы; если ты без злости можешь думать о своем враге, искренно молиться о нем, защищать его перед другими – значит, ты познал великую, святую любовь. Что нужно делать, чтобы приобрести такую любовь? Она приобретается: 1. Смирением. Кто считает себя великим грешником, не заслуживающим ни любви, ни уважения, тот ни на кого не будет обижаться, принимая все как воздаяние за грех. 2. Пониманием того, что у нас есть только враг – диавол, толкающий нас на грех. После диавола другим врагом является сам человек для себя, соизволением себе на соблазн и грех. Те же люди, которые делают нам так называемое зло, есть лишь орудия нашего спасения – и отсюда наши благодетели, так как а) отнимая материальные блага, они развязывают нас от опасного для нас богатства, часто освобождают от ненужных забот и очищают сердце от пристрастия к материальным благам; б) лишая нас доброй славы, они ведут нас к смирению и побуждают трудиться не из тщеславия, а ради угождения Господу;в) подвергая нас насмешкам, гонениям, посылая в темницы и т. п., они приготовляют нам венцы исповедничества и награды за мученичество. Умей только пользоваться искушениями, и они вознесут тебя от земли и приблизят к небу».

К словам епископа Аркадия можно добавить такое же указание старца Варсонофия Оптинского:

«Враги наши, желая нам досадить и сделать что-либо злое, делают это по своему нерасположению к нам, но по большей части своим злом пресекают большее зло, которое грозило нам, хотя это последнее зло мы тогда и не знали, и только через много лет, может быть, его поняли. Поэтому они – истинно наши благодетели, за которых нам надо молиться».

Как пишет схиархимандрит Софроний про старца Силуана:

«Молитву за врагов и за весь мир он ощущал как вечную жизнь, как Божественное действие в душе человека, как неизведанную благодать и дар Святого Духа… И как бы ни был человек и мудр, и умен, и благообразен, но если он не любит врагов, т. е. всякого сочеловека, Бога он не достиг».

Кого понимал старец Силуан под словом «враги» – характеризует следующая строчка из его записок:

«Господь научил меня любить врагов. Без благодати Божией не можем мы любить врагов, но Дух Святой научает любви, и тогда будет жаль даже и бесов, что они отпали от добра, потеряли смирение и любовь к Богу. Молю вас, испытайте – если кто вас оскорбляет или бесчестит, или отнимает, что ваше, или гонит Церковь, то молитесь Господу, говоря: «Господи, все мы – создание Твое, пожалей рабов Твоих и обрати их на покаяние», – и тогда ощутимо будешь носить в душе своей благодать. Сначала принудь сердце твое любить врагов, и Господь, видя доброе желание твое, поможет тебе во всем и сам опыт покажет тебе. А кто помышляет злое о врагах, в том нет любви Божией, и не познал он Бога».

Мир вам…Ин. 20, 19, 21, 26

Мир вам…

Следствием развития в христианине смирения и любви, в нем зарождается и душевный мир. Об этом так пишет старец Силуан из Старого Афона:

«Не может душа иметь мира, если не будет всеми силами просить у Господа дара любить всех людей».

Апостол Павел пишет: «Плод же духа: любовь, радость, мир…» (Гал. 5, 22). Итак, мир вместе с тем является плодом сопребывания с человеком Святого Духа и является также тем духовным сокровищем, которого должен искать всякий христианин.

При решении вопроса о нашем состоянии: «В духе ли мы?» – наличие мира на душе является одним из важнейших показателей. Мир в душе христианина должен царствовать постоянно, не нарушаясь ни при каких обстоятельствах и переживаниях.

Еп. Игнатий (Брянчанинов) так характеризует значение мира для христианина:

«Дверь в страну духа – мир Божий, превосходящий всякий ум, потопляющий все помышления человека в несказанной сладости своей. Этот мир Христов уничтожает все смущения и страхи, так сильно действующие на человека плотского… Есть действие от крови, кажущееся для неопытных действием благим, духовным, а оно не благое и не духовное, оно из падшего естества нашего и познается по тому, что порывисто, горячо нарушает мир в себе и ближних. Действие духовное рождается из мира и рождает мир».

Насколько важно для христианина сохранение всегда духовного мира, видно из слов старца о. Алексия Зосимовского, которые он сказал одной паре только что поженившихся супругов (из своих духовных детей):

«Я вам не желаю ни богатства, ни славы, ни успеха, ни даже здоровья, а лишь мира душевного. Это самое главное. Если у вас будет мир – вы будете счастливы».

Тот же старец утверждал, что «тогда только ты обрящешь мир, когда будешь верить в Промысл Божий».

Как говорил Оптинский старец Варсонофий:

«У кого в душе мир, тому и на каторге рай».

Итак, мир есть такое сокровище, ради которого надо жертвовать всем житейским. Авва Дорофей велит оставлять всякое дело, если оно грозит потерей «устроения», т. е. мира души.

Как зарождается в душе мир? На этот вопрос ответ дает Сам Господь. Он говорит: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас. Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф. 11, 28–29).

Итак, при последовании за Христом в Его кротости и смирении христианин получает здесь, на земле, награду – покой души. И наличие покоя есть вместе с тем показатель того, что человек действительно следует за Христом и в нем Святой Дух. Наоборот, состояние раздражения говорит о болезни души и об отсутствии в ней Святого Духа.

Как победить раздражение? Об этом св. Паисий Великий спросил Господа. Господь сказал ему: «Если хочешь не раздражаться, то ничего не пожелай, никого не осуди и не возненавидь – и не будешь раздражаться».

Здесь под понятием «ничего не пожелай» следует понимать: не пожелай даже того, что кажется тебе добрым и совершенно необходимым. Человек часто ошибается в том, чего хочет от него Господь, и считает за доброе то, что противоречит в данный момент воле Господней.

О причинах раздражительности и потери мира душевного так пишет архиепископ Арсений (Чудовской):

«Иногда вдруг у тебя появляется какая-то раздражительность, недовольство окружающими тебя людьми, а то и просто дурное, угнетенное состояние духа, тоска, разочарование. Малейший повод – и твое настроение испортилось. Отчего это? Очевидно, ранее душевная твоя почва была подготовлена к такому настроению. Раздражительность, недовольство людьми вызываются завистью, недоброжелательством к ним. Тоска, уныние, угнетенное состояние духа вызываются предшествующими греховными помыслами, чувствами, делами. Благодать Божия, как утренняя роса, прогоняет все это, освежая сердце и все внутреннее существо человека. Счастлив тот, кто умеет или, лучше сказать, способен быстро привлекать к себе эту благодать Божию: тот легко освобождается от тех душевных страданий, о которых мы говорим».

Какими путями надо идти к миру душевному? Преподобный Святогорец Никодим говорит, что «смирение, мир сердечный и кротость так тесно соединены между собой, что где есть одно, там есть и другое». Поэтому мир душевный является прямым следствием развития в христианине смирения и кротости.

А прпп. Варсонофий и Иоанн так отвечают на этот вопрос:

«Считай себя самым грешным и последним из всех, и будешь иметь покой»

(Отв. 696).

И еще:

«Узнай, что служит к успокоению брата, делай это и получишь и ты покой от Бога».

Говоря о способности стяжания мира душевного, нужно вспомнить и следующие слова прп. Серафима Саровского:

«Ничто так не содействует стяжанию внутреннего мира, как молчание, и сколько возможно, непрестанная беседа с собою и редкая – с другими».

Что понимал преподобный под «непрестанною беседой с собой», поясняют его следующие слова:

«Признак духовной жизни есть погружение человека внутрь себя и сокровенное делание в сердце своем».

А чтобы замечать в себе ненормальность душевного состояния, преподобный давал такой совет: «К сохранению душевного мира надобно чаще входить в себя и спрашивать: где я?» (т. е. анализировать свое душевное состояние в данный момент).

На этот же вопрос: как сохранять душевный мир? – старец Силуан из Старого Афона дает следующий подробный ответ:

«Невозможно сохранять мир душевный, если не будем следить за умом, т. е. если не будем отгонять мысли, неугодные Богу и, наоборот, держаться мыслей, угодных Богу. Надо умом смотреть в сердце, что там делается: мирно или нет. Если нет, то рассмотрим, чем согрешил. Для мира душевного нужно быть воздержанным, потому что и от нашего тела теряется мир. Не должно быть любопытным, не нужно читать ни газет, ни мирских книг, которые опустошают душу и приносят уныние и смущение. Не осуждай других, потому что часто случается, что, не зная человека, говорят о нем плохо, а он по душе подобен ангелам. Не старайся знать чужих дел, кроме своего; заботься только о том, что тебе поручено… И тогда за послушание Господь будет помогать тебе Своею благодатью, и ты увидишь в душе своей плоды послушания: мир и постоянную молитву… Если брат твой нанесет тебе оскорбление и ты в эту минуту примешь на него гневный помысл, или осудишь его, или возненавидишь, то почувствуешь, что благодать ушла и мир пропал. Для мира душевного нужно душу свою приучить, чтобы она любила оскорбившего и сразу молилась за него. Не может душа иметь мира, если не будет всеми силами просить у Господа дара любить всех людей. Господь сказал: «Любите врагов ваших» – и если не будем любить врагов, то и мира в душе не будет. Необходимо надо стяжевать послушание, смирение и любовь, а то все наши большие подвиги и бдения пропадут даром».

Старец Силуан утверждал, что мир души у постоянно молящегося не зависит от внешней обстановки. Он рассказывал про о. Иоанна С, что когда тот выходил из храма, то «его окружал народ, ища благословения, и в такой сутолоке душа его постоянно пребывала в Боге, и в такой толпе он не рассеивался и не терял душевного покоя, потому что любил народ и не переставал за него молиться Богу».

По словам о. Александра Ельчанинова:

«Чем больше человек будет, забывая о себе и свое, отдавать свое сердце Богу, делу и людям, тем легче будет ему становиться, пока он не достигнет мира, тишины и радости – удела простых и смиренных душ».

А подвижник благочестия И. И. Троицкий так говорил о возможностях у христианина сохранить мир в любой обстановке:

«Истинные христиане и с бесами могут ужиться».

В некоторых случаях мир души христианина нарушается из-за беспокойства о близких. И хотя такое беспокойство и свидетельствует о любви христианина к близким, но и здесь нужна «рассудительность» в добродетели.

Надобно иметь такую веру, чтобы предавать благому Промыслу Божию не только себя, но и судьбу своих близких.

По этому поводу прп. Никодим Святогорец дает такой совет:

«Надлежит тебе осмотрительно умерять горячность ревности о других, да сохранит тебя Господь в мире и покое душевном. Смотри, не потерпела бы душа твоя ущерба в своем главном – в мире сердца – от неразумных забот о пользе других».

Средством же к восстановлению мира душевного при временной утрате является нерассеянная продолжительная молитва. Даже при невзгодах и трудности жизни такая молитва всегда несет в душе успокоение и умиротворение. К миру душевному может повести и глубокое изучение Священного Писания и по нему – судеб человеческих. Тогда христианин может понять и слова архиепископа Иоанна (Шаховского):

«Лишь глубокое метафизическое недовольство этой жизнью может дать человеку душевный мир. Человек – сын великой любви, и ничто малое ему не свойственно».

Как говорит старец Силуан:

«Когда мир Христов придет в душу, тогда она рада сидеть, как Иов, на гноище, а других видеть в славе… От любви душа всякому человеку хочет больше добра, чем себе, и радуется, когда видит, что другим лучше, и скорбит, когда видит, что они мучаются».

Мир души – это великое сокровище христианского сердца; это стальная броня против всех невзгод, несчастий и бедствий мира, которые бессильны разбить ее и проникнуть в сердце христианина.

«Плод же правды в мире сеется у тех, которые хранят мир», – пишет ап. Иаков (Иак. 3, 18).

Умиренный духом христианин все находит в мире целесообразным и нужным, во всем видит благость Промысла Божия, он в мире с Богом, со всеми людьми, своей совестью – он в мире со всем миром. Более того, при достижении мира и «устроении тихом», по словам прп. Варсонофия Великого, «в христианине почивает Бог».

Как говорил Оптинский старец Никон:

«Когда на душе спокойно, тогда чего же еще искать?»

В дополнение к вышеизложенному мы рекомендуем прочитать главы «Дар спокойствия» и «Секрет мира душевного» из замечательной книги Миллера «Обычный день жизни».

Приложение к главе 40-й

Как пишет архиепископ Арсений (Чудовской):

«В духовной жизни большое значение имеет самоукорение. Оно облегчает прежде всего нести скорби. Случилось со мной что-либо скорбное – если я не стану укорять никого, возлагать вину на другого, а сам себя обвиню, внутренне скажу, что я достоин всего скорбного, то этим самым обличу себя и без смущения, с некоторым спокойствием, перенесу для меня трудное, тяжелое, так что можно сказать: укорение себя доставляет успокоение, умиротворение нашего духа. Самоукорением подавляются, так сказать, притупляются наши страсти, наши грехи Самоукорение для страсти то же, что вода для огня: водой заливается огонь, самоукорением – страсти. Самоукорение развивает тонкость различения нравственно доброго от скверного, дурного, так что у кого нет самоукорения, у того притуплено познание доброго. Самоукорение развивает, укрепляет смирение, ибо кто укоряет себя, тот все, что ни случается с ним доброго, будет считать делом Божия Промысла, а злое – за грехи наши. Самоукорение ведет к взаимному миру. Если бы все укоряли себя, то водворился бы мир, все бы мирствовали друг с другом и, наоборот, – укоряя друг друга, посеваем вражду и неприязнь. Самоукорение дает нам спокойно переносить оскорбления, не чувствовать их. Самоукорение есть узда, сдерживающая проявление, движение в нас всего дурного. Самоукорению противоположно самооправдание, которое развивает в нас тщеславие, самомнение и гордость».

Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими. Мф. 5, 9

Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.

Человек, стяжавший мир на душе, – это богач. Но это богатство не преходящее, а вечное, духовное – «истинное» (Лк. 16, 11). Он может не только сам пользоваться этим богатством, но и без ущерба для себя делиться им с окружающими – может стать миротворцем. Но пусть не обольщает нас легкость служения Христу на этом пути.

Господь сказал ученикам Своим: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его» (Мф. 10, 34–36).

Эти слова Христа иногда приводятся атеистами как пример бессмыслицы в Евангелии, как противоречие с общим учением Христа. Действительно, разве Христос пришел возмутить землю и озлобить друг на друга членов одной семьи?

Конечно, намерение Христа было обратным – Он хотел принести на землю мир и любовь не только к ближним, но и к врагам. Но в мире действует не только благая воля Бога, но и противодействующая ей злая воля лукавого и тех, кто идет за последним.

Сущность происходящего на земле Ф. М. Достоевский определил такими словами:

«В мире диавол со Христом борется, а поле битвы – сердца людей».

О неизбежности этой борьбы и разделения мира на два лагеря – сторонников Бога и сторонников сатаны – и говорил Христос Своим ученикам.

С пришествием Христа борьба обострилась, и около трех веков сатана воздвигал на христиан кровавые гонения. Да и после прекращения гонений – в период христианских правителей и признания христианства господствующей религией – сатана где только мог восставал против рабов Христовых и тех, кто носил название христиан, но был фактически подчинен сатане.

Хотя и в меньшем количестве, чем в период гонения, но ученики, страдальцы за Христа, были всегда (например, св. Иоанн Златоуст, св. мчч. и князья Борис и Глеб, митрополит Филипп, дивеевская блаженная Пелагея Ивановна, посаженная на цепь своими родными; в инославных вероисповеданиях здесь можно упомянуть Иоанна Гуса, Савонароллу, невинных жертв инквизиции и т. д. Вот о чем предупреждает Господь Своих учеников, говоря о разделении даже в семье и о наличии у христиан врагов даже среди домашних.

Однако водворение на земле мира было одной из целей пришествия Христа на землю. Он заповедовал Своим ученикам: «Мир имейте между собою» (Мк. 9, 50), – и, уходя с земли, говорил им: «Чтобы вы имели во Мне мир» (Ин. 16, 33) и «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам» (Ин. 14, 27).

А тем, кто брал на себя задачу последовать Ему в Его миротворчестве, тем присваивал самое почетное из званий для сынов человеческих – звание сынов Божиих: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф. 5, 9).

Сердце одного инока было пленено этой заповедью, и он оставил монастырь и ушел в мир, чтобы насаждать там мир между людьми. Недолго он оставался в миру и скоро возвратился обратно в монастырь с глубоким разочарованием: ему не удалось примирить ни одной ссоры, ни погасить вражды в сердце хотя бы у одного человека.

О подобном же опыте рассказывает в своих записках старец Силуан. Он пишет:

«Господь говорит: «Блаженны миротворцы». И я подумал: частью буду безмолвствовать, а частью людей умиротворять. И поселился близ одного расстроенного брата, схимонаха… И стал, беседуя с ним, уговаривать его, чтобы он жил в мире со всеми и всем прощал. Он немного потерпел, а потом так восстал на меня, что я келию бросил и едва бежал от него, и много я плакал перед Богом, что мир не сохранился. И понял я, что надо искать волю Божию и жить так, как хочет Господь, а не самому выдумывать себе подвиги».

Как тот инок, так прежде и старец Силуан, очевидно, не знали трудности взятой на себя задачи: они не учли того, что миротворчество помещено Господом лишь в конце заповедей блаженства и под силу лишь совершенным христианам. В этой лестнице восхождения по ступеням добродетели миротворчество стоит на седьмом месте и следует после заповеди: «Блаженны чистые сердцем…», т. е. его можно достигнуть только после стяжания бесстрастия.

Вот почему старцы Варсонофий Великий и Иоанн на вопрос: «Хорошо ли стараться о мире всех?» – отвечали: «Лучше умиротворить собственное свое сердце: это каждому прилично, и блажен, кто это делает. А примирять ссорящихся не всем возможно, но только тем, которые могут это предпринимать без всякого вреда для самих себя».

А преподобный Серафим говорит:

«Стяжите дух мирен, и около вас спасутся тысячи».

Таким образом, влияние христианина на окружающих начинается лишь после того, как у него самого вместе со смирением, кротостью и любовию прочно в сердце водворяется мир, т. е. свобода от страстей и пристрастий и невозмутимость совести.

Не следует кроме того задачу миротворца понимать слишком узко, как упомянутый выше инок. Миротворец – это тот человек, который творит мир около себя, успокаивает сердце, умиротворяет души, внушает окружающим веру и надежду, примиряет с Богом, жизнью, миром и людьми.

Миротворец как бы пленяет других своим мирным настроением, умиротворением своего духа, и внушает окружающим начало своего бодрого, радостного миросозерцания. Все это возможно, конечно, лишь при полноте духовного здоровья самого миротворца.

Мирить же ссоры – это частный случай. При этом лишь немногое достигается простым единичным примирением враждующих: здесь необходимо радикальное исцеление души ссорящихся, развитие в них взаимной любви, снисходительности, терпения и т. д. Это задача длительного лечения души, а не устранения единичного случая припадка вражды.

Часто бывают, однако, случаи в жизни, когда и у не достигшего совершенства христианина будет нужда примирить с собою враждующего с ним человека или примирить близких, находящихся в ссоре между собой.

В первом случае надо прежде всего до глубины смирять себя перед восстающим на тебя человеком, просить у него искренно прощения, беря на себя всю вину.

Во-вторых, надо воспользоваться нашим главным орудием во всех делах наших – молитвою.

Надо просить о примирении Матерь Божию как Матерь всех христиан, а также святого, имя которого носит враждебно настроенный к нам.

Один из боголюбцев рассказывал, что он добился примирения тем, что каждый день подавал просфоры за враждующего на него человека. Частички этих просфор омывались постоянно Кровию Христовой из Святой Чаши, и это омыло и душу от вражды. К той же цели приведет и заказывание в церкви за враждующего сорокоуста. То же средство, т. е. усиленная молитва, поможет и при примирении ссорящихся близких.

К ней прибегала всегда св. Иулиания Лазаревская, когда имела нужду устранить вражду и ссоры среди своей семьи и домочадцев.

Поэтому молитву христианина можно рассматривать как надежное духовное оружие, которое всегда имеется в его распоряжении и может быть направлено им на погашение бушующих кругом душевных пожаров гнева, злобы, ненависти, ссор и т. п.

Укажи мне, Господи, пути Твои, и научи меня стезям Твоим. Пс. 24, 4

Укажи мне, Господи, пути Твои, и научи меня стезям Твоим.

Священное Писание и опыт Церкви указывают нам на несколько периодов жизни христианина, идущего путем стяжания Святого Духа Божия.

С начала сознательной и длительной духовной жизни христианин идет путем выполнения внешнего подвига (молитвословия, поста, послушания, милостыни и т. д.), имея целью преодоление в душе своей первородного греха – страстей и пристрастий.

Здесь душа христианина еще очень далека от добродетели, сердце его еще в значительной мере гордо и черство. Много усилий надо употребить человеку, чтобы за свое «доброе произволение» через благодать Божию наступило заметное зарождение в сердце добродетелей христианских.

Игумения Арсения в раннем возрасте оставила мир и поступила в монастырь, где ревностно проходила все послушания, руководствуясь наставлениями мудрой старицы – схимонахини Ардалионы. Думая, что старания и труды ее небезуспешны, она иногда спрашивала Ардалиону: «Матушка, на какой ступени духовной лестницы находится теперь моя душа?» – и в ответ слышала неутешительные слова: «Пока еще ни на какой».

Она тогда не понимала, что все внешние подвиги и подражание признакам добродетелей еще очень мало говорят о глубоких изменениях сердца человеческого и о метаморфозе (изменении) «душевного» человека в «духовного».

Велика была ревность ко спасению души у св. Иоанна Дамаскина, когда он оставил должность царедворца и ушел в монастырь. Но сердце его еще не было преображено, и поэтому, как всегда при поступлении в монастырь, и на него были на долгие годы наложены искус обычных послушаний для новоначальных и запрещение писания песнопений.

За труды первого периода благодать Божия начинает касаться сердца человеческого, и тогда наступает второй период духовной жизни христианина. Тогда у него приоткрываются духовные очи, и он в состоянии постепенно постигать в истинном свете состояние своего сердца и замечать не только свои явные грехи, но и все греховные порочные склонности, постигать свою гордость и черствость сердца и замечать свои грехи в словах и мыслях. Так начинается период восхождения по ступеням совершенства девяти заповедей блаженства.

«Блаженство», которое обещал Господь верующим в Него и исполняющим Его заповеди, надо отличать от понятия «радости».

Блаженство – это особая и в значительной мере будущая радость, которая будет у христианина в загробной жизни – в Царствии Небесном. Это видно из евангельских текстов, когда Господь обещает блаженство «плачущим» (Мф. 5; 4, 11). Последним Господь обещает, что «велика ваша награда на небесах» (Мф. 5, 12).

Так же говорили о блаженстве и апостолы. «Блажен человек, который переносит искушение», – пишет ап. Иаков в своем послании (1, 12). «Если и страдаете за правду, то вы блаженны»; «Если злословят вас за имя Христово, то вы блаженны», – пишет ап. Петр (1Пет. 3, 14; 4, 14).

О том, что понятие «блаженство» следует относить преимущественно к радостям будущего века, так пишет праведник пастырь о. Иоанн С:

«Жизнь человека – истинного христианина – впереди, в будущем веке; там откроются для него все радости, полное блаженство. А здесь он изгнанник и под наказанием, здесь иногда вся природа вооружается на него за грех, не говоря об исконном враге, который «ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1Пет. 5, 8). Итак, не смущаюсь тем, отчего в мире везде радости и довольство, а во мне часто нет радости и я смотрю угрюмо на радость и простор Божиих тварей. У меня есть плач за грех: этот плач всегда со мною и бьет меня. Но и для меня настанут радости, только не здесь, а в другом мире…»

Поскольку земная жизнь есть миг по сравнению с вечностью, то отсюда и счастье блаженства вечности несравнимо выше земной радости. Поэтому-то некоторые из святых молили Господа, чтобы Он не давал им здесь, на земле, счастья и радостей, но приберег их для будущей жизни (если только они окажутся достойными этого). Да и практика жизни Церкви Христовой показывает, что сравнительно малое число воистину последовавших за Христом начинали вкушать радости блаженства уже здесь, на земле.

Только великие святые после особых подвигов и стараний начинали переживать в конце дней своих блаженство будущего. Из немногих примеров для этого можно указать на прп. Серафима Саровского, «пасхального святого», как называют его по последним годам его жизни: в течение всего лета он тогда пел пасхальные песнопения.

Как общее же правило до конца дней своих святые несли великие подвиги, страдали или принимали мученическую смерть. Но и при этих подвигах и страданиях святые были не оставлены Господом и подкреплялись при жизни особой совершенной радостью, которая чужда людям безбожного мира. Об этой радости ап. Павел пишет так: «Нас огорчают, а мы всегда радуемся» (2Кор. 6, 10).

При стяжании Святого Духа Божия душа христианина озаряется «невечерним светом», украшающим душу всеми христианскими добродетелями.

Свет солнечный – один, но с помощью призмы он может быть разложен на гамму цветов. Так и духовный свет – христианское совершенство души – может представляться нами в виде гармонической гаммы христианских добродетелей. Пользуясь имеющейся на человеческом языке терминологией, Господь перечисляет эти добродетели в Своих девяти заповедях блаженства.

Когда Господь произносил эти заповеди (Мф. 5, 3–12), то очевидно поставил их очередность по известной закономерности.

Они начинаются с нищеты духовной, которая проявляется в развитии добродетели смирения и является фундаментом – основой всех остальных добродетелей.

Поэтому-то приобретшим нищету духа как залог всех остальных добродетелей и обещается сразу же в первой заповеди «Царствие Небесное».

Вместе с тем, поставив впереди всех добродетелей «нищету духа», Господь показал, что нельзя восходить к остальным добродетелям без нищеты духа – глубочайшего смирения, как нельзя восходить на вторую ступень, миновав первую. И тем, кто не достиг нищеты духовной, нельзя надеяться найти свое спасение ни в аскетических подвигах, ни в делах милосердия, ни в служении «миротворчества», ни в каком-либо ином подвиге.

Вот почему прославленному горячему защитнику икон и творцу церковных песнопений Иоанну Дамаскину были на многие годы закрыты уста, пока в его душе полностью не распустился цветок смирения.

Те же, кто не приобрел его, но стремится к спасению души путем иных подвигов, не принесут плодов Духа Святого. Они будут находиться в обольщении (если не в «прелести»), или, в лучшем случае, в состоянии той «законченности», об опасности которой предупреждает мудрая игумения Арсения. Поэтому христианам всегда следует проверять, достигли ли они в какой-то степени нищеты духа по тем признакам, о которых говорилось выше в главе 23 (перенесение с покорностью обличений, оскорблений и унижений, считая своих обличителей и оскорбителей за благодетелей и молясь за них).

Как следствие «нищеты духа» идет покаяние – глубокое сокрушение о своей греховности в настоящем и плач о совершенных грехах в прошлом (вторая заповедь). В этом плаче проявляется наивысшая ступень нищеты духа.

Здесь – глубина сокрушения, полнота понимания падения души человеческой, полнота сознания своей немощи, ничтожности, склонности к падениям; здесь – способность замечать на своей духовной одежде малейшие пятнышки грехов не только в делах, но и мыслях, чувствах и намерениях.

Здесь – сосредоточение внимания только на язвах своей души и прекращение осуждения ближних.

Здесь – душевный плач над своим «внутренним мертвецом» и слезные мольбы о его воскресении. Плачущим так Господь обещает «утешение», т. е., очевидно, прощение грехов и приобщение в будущем (и в какой-то мере и в настоящем веке) к радостям Царства Небесного.

От нищеты духа, смирения и сокрушения о грехах в человеке рождается кротость – добродетель христианская, укрощающая характер человека, делающая его милым и приятным для всех окружающих (третья заповедь). По достижении этой третьей ступени, кротости, следует включение христианина в число избранников Божиих – граждан будущего Нового Иерусалима, Царства Небесного, ибо «кроткие наследуют землю».

Всякая христианская душа стремится и тоскует по той правде Божией, которую ей трудно видеть на земле. Перед ее очами «мир лежит во зле» (1Ин. 5, 19). Но когда христианская душа достигает кротости, то на следующей ступени совершенствования ей постепенно открывается предвечная гармония мироздания.

За видимым злом ей становится видна тайна домостроительства мироздания и благого Промысла Бога, исполненного непостижимой любви и разума. Зло и страдания венчают преодолевших их мученическими венцами. Расширение же духовного кругозора и вера в вечность уничтожает мнимые несправедливости земной жизни, открывая взору блаженство в вечности.

Вспомним о том, как прп. Варлаам Хутынский отклонил просьбу своих учеников спасти невинно осужденного, видя над головой его приготовленные венцы мученичества.

В душе христианской тогда начинают всегда звучать слова Господа: «Дана Мне всякая власть на небе и на земле» (Мф. 28, 18), «Я победил мир» (Ин. 16, 33) и «Господь царствует, да радуется земля» (Пс. 96, 1). Здесь полнота того духовного «насыщения», которое обещается «алчущим и жаждущим правды», преодолевшим зло верою без сомнения и недоумения о недостатках и планах мироздания.

Будем изучать Священное Писание и творения св. отцов Церкви, и они помогут нам преодолеть те препятствия, которые мешают нам в достижении четвертой ступени (в заповедях блаженств).

Следом за этим в душе христианина начинает распускаться из букета добродетелей благоухающий цветок милосердия – любви и сострадания к ближним, несущий с собой «помилование» христианина и полноту прощения ему всех грехов и погрешностей (пятая заповедь).

Если в предыдущих заповедях говорилось преимущественно о процессе очищения души от первородного зла и подготовки ее к служению Господу, то с пятой заповедью начинается это полноценное служение «меньшим братьям» Христовым (Мф. 25, 40).

Следствием же этого наступает и приобщение человека к тому стаду Христовых овец, которые станут на Страшном Суде по Его правую сторону. Им выпадает счастье услышать от Него радостные для них слова: «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (Мф. 25, 34).

Однако нельзя думать, что при достижении этой ступени христианином уже достигнута полнота чистоты сердца от всех страстей и пристрастий. Нет, она достигается только на следующей, шестой ступени.

Сердце человеческое прп. Макарий Великий сравнивает с глубоким морем, с неисчислимым количеством всяких гадов, которые гнездятся там, плохо замеченные внутренним человеком: это остатки страстей и разных пристрастий. Господь говорит: «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Лк. 14, 26).

А прп. Исаак Сириянин пишет:

«Когда всех людей видит кто хорошими, и никто не представляется ему нечистым и оскверненным, тогда подлинно чист он сердцем».

Вот предел для очищения сердца от всех следов житейских пристрастий. Его нелегко достичь, и многие из ревнителей совершенства уходили для восхождения на эту ступень чистоты не только в монастыри, но и в пустыни и затворы (прп. Антоний и Макарий Великие, прп. Сергий Радонежский и Серафим Саровский и множество других). Подобное удаление совершалось вместе с тем и не ранее, как достигалась полнота любви к ближним.

Игумения Арсения говорит:

«Когда скорби ближнего тебе станут больны, как свои, тогда ты можешь уйти в затвор. Ты понесешь туда с собою любовь к ближнему».

В тишине, при непрестанной молитве о всем мире, при всяческом воздержании, при глубочайшем внимании к своей внутренней жизни подвижник достигает полноты очищения своей души от греха, страстей и пристрастий и часто получает и особые духовные дары для дальнейшего служения ближним.

Описанные выше периоды духовного пути, по мнению схиархимандрита Софрония, требуют около 30 лет подвижнических трудов, что равняется и возрасту Господа Иисуса Христа, вышедшему на служение миру лишь в 30-летнем возрасте (Лк. 3, 23).

После этих периодов начинается новый – служение миру в полноте духовных даров. Так, например, вышли на служение миру после периода полного уединения прп. Антоний Великий, прп. Сергий Радонежский, прп. Серафим Саровский и многие другие святые.

Здесь следует указать, что в отношении пастырского служения надо сделать оговорку. При посвящении пастырям подается особая благодать как для совершения Таинств, так и для проповеди Евангелия и духовного окормления паствы, и этим восполняется их духовная незрелость («Восполняющи оскудевающая» – из чина посвящения).

Но для рядовых христиан, как мирских, так и иноков, следует помнить о последовательных этапах подготовки (деятельного и созерцательного) и о длительности подвижнического пути для достаточной полноты духовного созревания. Можно думать, что ранее этого срока надо соблюдать указание ап. Иакова: «Не многие делайтесь учителями» (Иак. 3,1). Здесь также можно вспомнить и слова ап. Павла, что «судя по времени, вам надлежало быть учителями» (Евр. 5, 12).

Естественно, что мирянам много труднее, чем инокам, создать себе подходящие условия для духовной (созерцательной) жизни второго периода. Здесь во всяком случае надо стремиться к возможно замкнутой, не рассеянной жизни при наибольшем внимании к своей душе и возможно больше уделять времени молитве, духовному чтению и богомыслию, при всяческом воздержании (возможно достижимом) и отстранении себя от мира, его суеты в связи с мирскими людьми.

Так душа христианина достигает великой ступени «чистоты сердца» – освобождения от страстей и пристрастий, пленивших через Адама весь человеческий род. Этим снимается преграда между человеком и Богом, и, как первородный Адам до падения, христианин сердцем своим на земле и непосредственно в Царстве Небесном «Бога узрит» (шестая заповедь).

После этого для немногих избранных святых, достигших 6-й ступени заповеди блаженства, начинаются новые периоды полноты служения миру в ореоле многих духовных даров, полученных ими за великую ревность и подвиги. Начинается период «миротворчества» в высоком звании «сынов Божиих» (седьмая заповедь).

Действительно, только обладая особыми дарами, они могут «водворять душевный мир» путем просвещения человеческих душ верою, утешения сокрушенных сердцем и плачущих, исцелением недужных, молитвенным заступлением в бедах и напастях, изгнанием бесов из одержимых ими и т. п.

Но это еще не полнота достижений для христианина в служении Господу. На большой высоте начинается уже соучастие христианина в Христовых страданиях за проповедь истины, подобно ап. Павлу, который так пишет про себя: «Восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь» (Кол. 1, 24).

Блажен такой христианин: если он будет «изгнан за правду» Христову (подвиг исповедничества), то за это сразу же открываются ему двери Царства Небесного.

Наконец, верх блаженства обещается тем, кто вкусит в полноте страдания за Христа: их будут «поносить и гнать и всячески злословить» за Господа – за Его исповедание и проповедь о Нем. Господь обещает таким всю полноту воздаяния, провозглашая их торжество: «Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах» (девятая заповедь).

Итак, в зависимости от подготовленности души христианской и пройденного ею пути совершенствования обещается и степень блаженства ей в том мире.

Однако следует оговориться, что этот путь не измеряется (как полагают католики) количеством добрых дел и подвига.

Совершение последних могло быть для христианина почему-либо уже невозможно (например, разбойник на кресте).

Прп. Макарий Египетский пишет:

«Человек будет наслаждаться обетованием в такой мере, в какой, уверовав, полюбил Бога, а не в такой мере, в какой трудился. Поскольку дары велики безмерно, то невозможно найти достойных трудов».

Итак, степень будущего блаженства более всего зависит от степени горячности любви христианина.

О том так говорит и архимандрит Сергий (впоследствии Патриарх):

«Господь Бог ищет не внешних поступков, не заслуг со стороны человека; но чтобы недаром уступить ему блаженство в вечном общении с Собою – ищет только способности к восприятию общения с Ним и дает его, не сколько Сам может или хочет дать, а сколько человек может вместить».

Это, конечно, не исключает необходимости фактического подвига ради Христа для тех, кто его может совершить и, конечно, будет совершать при наличии горячей любви к Господу – ведь «вера без дел мертва» (Иак. 2, 20). Но, как говорилось уже выше, не все имеют возможность в практике жизни проявить горячность своей любви к Богу фактическим подвигом ради Христа.

Приложение к главе 42-й

Путь к этому блаженству сопряжен с крестом, с борьбой против своего и окружающего зла… Некоторые понимают крест как что-то непонятно-тягостное, извне приходящее. Это неверно. Взятие креста Христова есть готовность и окрыленность свободной воли самого человека на борьбу за Божию правду и в своей душе, и в мире. Крест есть свободное человеческое согласие на борьбу за любовь и правду в этом мире.

Нелегко человеку бороться за любовь, правду и чистоту на этой земле. Все словно осуждает, срывает, обессиливает наш порыв к добру, и внутри нас и вовне… Но человек верующий несет этот порыв через всю свою жизнь. Это и есть его крест. Не только его, но и Христов Крест в нем. И тот, кто отказывается нести светлый, спасающий крест Христовой правды, чистоты и любви, принужден нести безнадежный разбойничий крест того левого разбойника, распятого со Христом на Голгофе, но не покаявшегося пред Христом, не осознавшего своей греховности и – отвергнувшего Христа.

Нелегка жизнь человека в этом земном преходящем мире. Частью своего существа ему надо быть в этом мире, творить честно свое земное дело для ближних, для своего народа, для человечества. Но последней глубиною духа ему надо дышать уже горним воздухом вечности. Туда, в эту чистую высь бытия, он уходит после своего земного испытания. Религиозным можно назвать человека, ценности которого не только на земле, но и на небе.

Такой человек может быть хирургом, как Пирогов, писателем, как Достоевский, ученым, как Ньютон, и исследователем земли, как Семенов Тянь-Шанский; повсюду, во всех путях мира он будет осуществлять высокую человечность, Христову правду. Среди всех условий земли мы можем сохраняться от зла и греха. В этом чудо жизни во Христе. Христос совершает это в нас по вере нашей. Не своей, а Божьей силой мы спасаемся. «Невозможно человеку – возможно Богу». И мы верим и знаем, что Господь не только около нас, но Он и в нас. И Его любовь к нам и наша любовь к Нему есть самая великая сила мира».