Доклад, представленный Джимом Форестом в Академии теологических исследований в Волосе, Греция, на конференции (17-20 мая 2007 года) на тему «Прощение, мир и примирение». Мероприятие было организовано Бостонским теологическим институтом и Всемирным советом церквей.
Вопрос войны и мира беспокоил и даже разделял последователей Христа на протяжении большей части христианской истории. В любой войне мы, вероятно, найдем, во-первых, небольшую, но самоотверженную группу христиан, отказывающихся брать в руки оружие вследствие своего противления кровопролитию при любых обстоятельствах, своих конкретных протестов против конкретной войны или в силу своих (наложенных) канонических обязательств как священнослужителей или монахов; и, во-вторых, огромное большинство христиан, принимающих участие во всех аспектах военной жизни, не озвучивая никаких возражений.
Тот факт, что относительно небольшое число христиан отказываются от участия в войне по религиозным убеждениям, может указывать на то, что такая позиция противоречит подлинному христианству. Ведь большинство воспринимается более убедительным. С другой стороны, можно заметить, что на многих христиан в нашем мире гораздо большее влияние оказывает их национальная, а не религиозная принадлежность. Многие подчиняются приказам участвовать в войне, потому что никто, включая священников и епископов, не считает, что у христиан есть основания вести себя иначе.
Однако, если мы рассмотрим свидетельство христианства в первые века, то те, кого мы сегодня называем «сторонниками отказа от военной службы по религиозным соображениям», могут рассматриваться как люди, в большей степени отражающие учение ранней Церкви.
Для начала давайте обратимся к самому Евангелию. В Евангелии Христа одним из самых поразительных положений является его акцент на любви — причем любви не только к ближним, но и к врагам. Его слова не являются просто абстрактными рекомендациями. Евангелия свидетельствуют о последовательном примере, который он подает. Он проявляет милосердие не только к своим соотечественникам, но и к тем, кого евреи считали своими врагами. Мы отмечаем его готовность исцелить слугу римского центуриона, офицера нежеланной и угнетавшей армии оккупантов. Мы видим его многочисленные акты прощения — никто из тех, кто ищет его прощения, не может не получить его. Мы видим, как он спасает жизнь женщине, обреченной на смерть. Мы знаем, что последним чудом перед казнью было исцеление раны одного из тех, кого Петр ранил, пытаясь защитить своего учителя; в то же время мы слышим, как Иисус отчитывает Петра за его яростное нападение на этого человека: «Кто мечом живет, тот от меча и погибнет«. Ни в один момент своего ареста или последовавших за этим страданий мы не видим, чтобы Иисус оказывал какое-либо сопротивление. Действительно, в Евангелии мы не находим ни одного случая, чтобы Иисус убил кого-либо или поручил своим последователям совершить убийство. Описывая Страшный суд, он говорит: «Что вы сделали одному из наименьших Моих братьев, то вы сделали Мне«.
Если обратиться к летописям о святых, то среди мучеников первых веков мы найдем христианских воинов, которые были казнены за отказ участвовать в сражении или даже принять военную присягу.
Например, Максимилиан Нумидийский, 21-летний североафриканец, который был призван на военную службу, но отказался принять присягу. Судимый в 295 году, он заявил Диону, проконсулу, который судил его: «Я не могу сражаться за этот мир….. Я говорю тебе, я христианин«. В ответ проконсул указал на то, что в римской армии служат христиане. Максимилиан ответил: «Это их личное дело. Я — тоже христианин, и я не могу служить». За свой отказ Максимилиан был обезглавлен. Церковь сразу же причислила его к лику мучеников и святых. Протокол суда хранится в Мартирологе.
Есть также случай с новокрещенным центурионом, святым Маркеллом. В 298 году отряд Маркелла в северной Африке праздновало день рождения императора. К изумлению своих товарищей, Маркелл встал перед пирующими и осудил такие вечеринки как языческие. Затем, сбросив свои военные знаки отличия, он воскликнул: «Я служу Иисусу Христу, вечному Царю. Я больше не буду служить вашим императорам и презираю поклонение вашим богам из дерева и камня, которые являются глухонемыми идолами». Маркелл сразу же был арестован за попрание порядков. На суде, протокол которого был сохранен Церковью, Маркелл с готовностью признался в том, что он сказал и сделал. Заметим, что дело было не в том, что от него требовали поклонения языческим богам, что было определяющим для многих мучеников. Мотивом возражений Маркелла было то, что, по его словам, «не подобает христианину, служащему Господу Христу, служить в армии мира». За свою позицию он был обезглавлен. Записано, что он умер в великом душевном покое, прося Бога благословить судью, осудившего его.
Не все, кто занимал такую позицию, платили за это своей жизнью. Один из великих святых-миссионеров ранней Церкви, Мартин Турский. Мартин чаще всего изображается в религиозном творчестве в тот момент, когда он, в военном облачении и сидя на коне, делит свой офицерский плащ, отдавая половину его замерзающему нищему, которого он впоследствии признает за Христа.
Мартин родился около 336 года в Сабарии в Малой Азии. Он был членом элитной гвардии, служившей императору. Будучи офицером, он стал катехуменом.
У святого Мартина, из-за вторжения варваров в Галлию, или Францию, как мы знаем ее сегодня, случился кризис в военной службе. Призванный предстать перед императором Юлианом, чтобы получить военное вознаграждение, он отказался его принять, сказав Цезарю: «До сих пор я служил тебе как солдат. Теперь позволь мне служить Христу. Отдай награду этим другим. Они собираются сражаться, но я — солдат Христа, и мне не подобает сражаться». Неудивительно, что император обвинил Мартина в трусости. Мартин ответил, что во имя Христа он готов встретиться с врагом на следующий день, один и без оружия. Его бросили в тюрьму. Впрочем, военные действия в Галлии быстро закончились. Император, который, возможно, расценил уход врага как божественное деяние, решил не наказывать Мартина, а приказал его освободить. Оставшись в Галлии, Мартин был радужно принят епископом Пуатье, святым Иларием, который вскоре после этого рукоположил Мартина в дьяконы, а затем в священники. Мартин стал убежденным противником ереси Ариана и служил Церкви в качестве епископа, крестившего многих.
Свидетельство таких святых не противоречит катехизическому учению Церкви того времени.
Например, в Апостольских Канонах святого Ипполита (170-236 гг. н.э.), епископа Рима, говорится, что условием крещения является отказ от убийства.. Вот несколько соответствующих канонов:
«Относительно магистрата(судебного исполнителя) и солдата: они не должны никого убивать, даже если им прикажут….. Кто имеет власть и не исполняет истин Евангелия, подлежит исключению и не должен совершать молитву с епископом.
Солдат, облеченный властью, не должен убивать человека. Если ему приказано, он не должен исполнять приказ и не должен принимать присягу. Если он не желает, пусть будет отстранен. Тот, кто имеет в руках меч или является судьей города, кто носит пурпур, пусть откажется от н его или будет отстранен. Катехумены или верующие, которые хотят стать солдатами, должны быть отвергнуты, потому что они презрели Бога.
Христианин не должен становиться солдатом, если только его не принуждает к этому тот, кто носит меч. Он не должен обременять себя кровным грехом. Если же он пролил кровь, то не должен приступать к таинствам, пока не очистится пусть покинет его или будет отстранен наказанием, слезами и плачем. Он должен приступать не обманом, а в страхе Божьем». (Каноны XII-XVI)
Одним словом, Церковь была готова крестить солдат, если они обещали не участвовать в войне или или не совершать смертельного насилия. Это было непростым, но не невозможным условием, так как во многих обстоятельствах службы солдат выполнял либо обязанности, не связанные с боевыми действиями, либо обязанности, которые сегодня считаются полицейскими.
В своей критике христиан, написанной в первой половине третьего века языческим ученым Цельсом,христиане резко осуждались за свое отношение к военной службе: «Если бы все люди поступали как вы, — писал Цельс, — то ничто не помешало бы императору остаться в полном одиночестве, а с дезертирством его войск империя попала бы в руки самых беззаконных варваров».
Защищая современную христианскую практику, богослов Александрийской церкви Ориген ответил Цельсу:
«Христиан научили не защищаться от врагов; и поскольку они соблюдали законы, предписывающие кротость и человеколюбие, они получили от Бога то, чего не достигли бы, если бы им было позволено вести войну, хотя они вполне могли бы это сделать». (Contra Celsum 3, 8)
Отказ христиан от военной службы, утверждал Ориген, свидетельствует не о безразличии к социальной ответственности, а скорее о более высоком долге вступить в действенную духовную борьбу с силами зла. Он писал:
«Чем набожнее человек, тем действенее он помогает императору, больше, чем солдаты, которые идут в строй и убивают все вражеские войска, какие только могут… Величайшая война, другими словами, ведется не с человеческими врагами, а с теми духовными силами, которые превращают людей во врагов».
В тот же период святой Иустин Мученик выразился похожим образом:
«Мы, исполненные войны и взаимных убийств и всякого нечестия, каждый из нас во всем мире изменил свое оружие войны… мечи на плуги и копья на секачи». (Trypho 110)
В других источниках он писал:
«Мы, прежде убивавшие друг друга, теперь не только не воюем против наших врагов, но, чтобы не лгать и не обманывать наших судей, с радостью умираем, исповедуя Христа». (I Апол. 39)
Около 177 года святой Афинагор Афинский также подчеркивал непротивление злу:
«Ибо нас учили не наносить ответного удара тому, кто нас бьет, и не судиться с теми, кто нас грабит и обкрадывает. Мало того: нас даже учили поворачивать голову и предлагать другую щеку (сторону), когда люди плохо обращаются с нами и бьют нас по щекам, и отдавать свой плащ, если они отнимают нашу тунику». [Призыв к христианам].
Другой христианский источник (глас), дошедший до нас от первых поколений верующих, принадлежит Клименту Александрийскому. В конце второго или в начале третьего века Климент описал Церковь как «армию, которая не проливает крови». (Protrepticus 11, 116) «Если ты записался в народ Божий, то небо — твоя страна, а Бог — твой законодатель. А каковы Его законы? Ты не должен убивать, ты должен любить ближнего своего, как самого себя. Кто ударит тебя по одной щеке, обрати к нему и другую». (Прот. 10) «Миру, а не войне, мы обучены», — говорил он в другом сочинении. (Paedogogus 1,12).
В Новом Завете и раннехристианских текстах мы находим многочисленные упоминания о военной службе как метафоре жизни христиан, последователи Иисуса часто называют себя «воинами Христовыми», но нигде в писаниях, сохранившихся до наших дней от времён ранней Церкви, мы не находим благословения войны или одобрения военной службы. Самое подходящее к этому — совет святого Иоанна Крестителя о том, что воины «должны довольствоваться своим жалованьем и быть довольными своими заработками». (Луки 3:14) Быть довольным своим жалованьем означало не прибегать к прибегать к разбою или захвату чужого добра. Следует отметить, что солдаты не имели права увольняться из армии по каким-либо причинам, кроме возраста или физической немощи. Солдатская служба считалась призванием на всю жизнь, многие рождались в ней. С точки зрения любого правительства древнего мира, идея отказа от военной службы по религиозным убеждениям была немыслимой. Те, кто не выполнял приказы, подвергались суровым наказаниям, включая пытки и казнь.
Даже во времена Константина в Церкви наблюдалось глубоко критическое отношение к военной службе. На Первом Вселенском соборе, состоявшемся в Никее близ Константинополя в 325 году, на котором присутствовал император, один из канонов, принятых епископами, гласил:
«Как многие, призванные благодатью и проявившие первое усердие, отбросив воинские пояса, но потом возвратившиеся, как псы, на свое порочное место, так что некоторые восстановили свои воинские посты; то эти, пробыв три года послушниками, пусть будут десять лет простаторами. [Послушники и простраторы — это категории кающихся, которые могут присутствовать, подобно катехуменам, на Литургии Слова, но не допускаются к Евхаристической Литургии]. Но во всех этих случаях необходимо хорошо изучить их цель и то, каким представляется их покаяние. Ибо те, кто свидетельствует о своем обращении делами, а не притворством, страхом, слезами, упорством и добрыми делами, когда они отбудут назначенное им время в качестве послушников, могут должным образом причащаться в молитвах; и после этого епископ может определить еще более благосклонное отношение к ним». (Канон XII)
Как известно, в период после окончания правления Константина отношение к участию христиан в войне постепенно начало меняться. Государство больше не рассматривало Церковь как врага, она стала восприниматься как союзница. Церковь стала объектом императорской благосклонности, и последовавшие за этим изменения в отношении к ней должны были огорчить тех, кто оставался приверженцем прежних норм поведения. Как заметил святой Иероним в этот период: «Когда Церковь пришла к князьям мира, она возросла в силе и богатстве, но уменьшилась в добродетели».
В конце четвертого и начале пятого веков были заложены основы того, что со временем стало известно как «Доктрина справедливой войны». Она давала оправдание христианскому участию в оборонительных войнах при определенных условиях. Уже тогда святой Амвросий (ум. 397) и святой Августин (ум. 430) твердо придерживались традиционного мнения, что христианину запрещено заниматься самообороной, но утверждали, что действия по военной защите своей общины, когда она подвергается нападению, — это совсем другое дело. Однако оба они настаивали на том, что при любых обстоятельствах заповедь о любви к врагам остается в силе.
Доктрина справедливой войны берет свое начало в античном мире. На протяжении веков доктрина развивалась, пока не достигла своей классической (конечной) формы в Средние века. Согласно этой доктрине, война может считаться справедливой, и христиане могут в ней участвовать, если она отвечает определенным критериям: война должна быть объявлена законной властью. Она должна вестись за правое дело и со справедливыми мотивами, а не просто для удовлетворения национальной гордости, экономической или территориальной выгоды. Должны применяться справедливые средства, уважающие право мирных жителей и лиц, не участвующих в боевых действиях, на жизнь. Война должна иметь реальные шансы на успех. Должны быть достаточные основания ожидать, что благие цели войны перевесят причиненное ею зло. Война должна быть лишь последним из средств воздействия. Бремя вины должно быть четко возложено на одну из сторон.
Доктрина справедливой войны в основном ассоциируется с западным христианством. В своем эссе «Нет справедливой войны у Св. Отцов» о. Стэнли Харакас, бывший в течение многих лет профессором православного богословия в Греческой православной богословской школе Святого Креста в Массачусетсе, описал свой поиск текстов о войне в святоотеческих источниках и византийских военных уставах. Он сообщил:
«Я обнаружил удивительную последовательность в почти полностью отрицательной моральной оценке войны в сочетании с признанием того, что война может быть необходима при определенных обстоятельствах для защиты беззащитных и ограничения еще большего зла. В этих рамках война может быть неизбежной альтернативой, но, тем не менее, она остается злом. В рамках данной традиции практически отсутствует какое-либо упоминание о «справедливой» войне, а тем более о «хорошей» войне. Традиция также исключает возможность крестового похода. Для восточной православной традиции … война может рассматриваться только как «необходимое зло», со всей сложностью и неточностью такого определения». [«Нет справедливой войны у Св. Отцов», полный текст на сайте Православного братства мира; поиск «Харакас»].
О. Харакас обнаружил то, что он назвал «расслоением пацифизма» в Церкви: Предписание не убивать других ни при каких обстоятельствах, которое в прежние времена распространялось на всех крещеных христиан ранней Церкви, стало требоваться только от прислуживающих у алтаря и иконописцев.
По сей день церковные каноны запрещают тем, кто служит в храме, убивать кого-либо по любой причине, включая случайное убийство. Некоторые священники и дьяконы практикуют аскетизм, не садясь за руль именно опасаясь того, что они могут случайно кого-то убить. (С другой стороны, есть епископы, которые в порядке пастырской экономии разрешают священникам продолжать евхаристическое служение, несмотря на то, что они были виновны в смерти другого человека).
Если сравнивать с ранней Церковью, то насколько отличается отношение к ней сегодня! Что примечательно в поместных православных церквях на протяжении веков, так это то, что учению и практике ранней Церкви в отношении войны уделялось мало внимания, а пасторы и епископы, особенно с XIX века, готовы были некритически принимать национализм и терпеть войны или даже благословлять их.
Также можно заметить, что определенный акцент делается на «святых-воинах», выставляя иконы, которые явно дают понять, что они служили в армии, но при этом игнорируя детали их жизни. Неосведомленному наблюдателю остается предположить, что облаченный в броню святой, на чье изображение он смотрит, был человеком, у которого не было никаких моральных проблем, связанных с войной. Так, каждый православный христианин знаком со святым Георгием, но мало кто знает, что нет никаких сведений о том, что он принимал участие в сражениях. Он был замучен за то, что публично исповедовал христианскую веру в период гонений. «Дракон», которого мы видим на иконах, на самом деле был Цезарем.
В России святой Александр Невский, который действительно участвовал в сражениях, больше прославился своими успехами в войне, чем покаянной жизнью, которую он позже принял, став монахом. На ранних иконах святого Александра изображали в монашеских одеждах, но со времен царя Петра Великого его стали одевать как солдата.
В Греции легко можно найти почитание священников и других людей, которые принимали активное участие в изгнании турок из Греции. В одном из церковных изданий я однажды увидел икону, в которую был вставлен греческий флаг.
В защиту нашей рассеянной Церкви и ее озабоченности национальной идентичностью следует вспомнить, что великой драмой православной жизни в странах, где она наиболее глубоко укоренилась, было выживание в крайне враждебных обстоятельствах. В ряде стран до недавнего времени православные христиане жили под властью недружественных иноверцев. В этих условиях Церковь стала главным хранителем национальной идентичности.
На протяжении многих поколений Православная церковь была церковью неимоверных страданий. Без сомнения, в двадцатом веке было больше христианских мучеников, чем во все остальные века вместе взятые. Неудивительно, что православные христиане жаждали лучших дней и с восхищением и благодарностью относились к тем, кто взял в руки смертоносное оружие, чтобы приблизить день освобождения.
Однако еще более примечательным является тот факт, что в России, после семи десятилетий советской власти, стоившей жизни миллионам верующих, не было применено насилие, чтобы положить конец атеистическому правлению, и не было направлено никакой волны возмездия против тех, кто заставил страдать столь многих.
Подведем итоги: Мы, православные, безусловно, помним, как ранняя Церковь совершала литургию. К удивлению других христиан, мы с радостью выстаиваем в церкви очень длительное время. Но, к сожалению, мы забыли многое из того социального учения и практики ранней Церкви и стали глухи ко многому, что говорили святые, включая самого известного составителя евхаристической литургии, святого Иоанна Златоуста. В заключение я приведу эти краткие отрывки из учения этого святого:
Безусловно, изменить разум врагов на другой образ мышления — это более прекрасное и замечательное дело, чем убить их. Тайна [Евхаристии] требует, чтобы мы были невиновны не только в насилии, но и во всякой вражде, какой бы незначительной она ни была, ибо это тайна мира».
И снова от святого Иоанна Златоуста: «Нам заповедано иметь только одного врага — дьявола. С ним никогда не примиряйся! Но с братом никогда не враждуй в сердце своем».
перевод Елены П.
War and Peace in Orthodox Tradition. (Публикуется с незначительными сокращениями).