Военное духовенство России

В системе гуманитарных наук возникло новое направление, связанное с исследованием христианской культуры как целостного общественного явления. Давно назрела потребность в изучении роли Церкви в жизни российского народа, его Вооружённых Сил. Главной целью происходящей ныне реформы Вооружённых Сил Российской Федерации является создание современной мобильной и боеспособной армии, что невозможно без формирования психологической устойчивости и моральной готовности военнослужащих к отстаиванию национальных интересов России, вооружённой защите Отечества, нейтрализации внутренних угроз, выполнению задач в любых условиях учебно-боевой обстановки. Необходимо внимательно учитывать при этом уровень образования, национальные особенности, отношение военнослужащих к религии, уровень их физического развития и состояние здоровья. Пришло время говорить о постепенном возвращении к потерянной вере и связанным с ней православным укладом жизни.

Современный апостасийный мир, отошедший от Бога, создал свою мораль и свои принципы жизни, приведшие сегодня мир к глубокому кризису. Многие православные люди считают, что отход от христианских начал или их искажение является причиной нестроений и бед в нашей стране. Фёдор Михайлович Достоевский писал, что христианство – есть единое убежище Русской земли от всех её зол. Мир обновляется и изменяется жизнь. Прошлое отступает перед натиском современности. При этом с историей, с прошлым во всех сферах человеческой деятельности нас связывает наша повседневность. Но чтобы прогресс продолжался, мы нуждаемся в осмыслении опыта, знаний, традиций своих предшественников. Без этого не может быть движения вперёд.

Фрагментарность и мозаичность исследований остро нуждается в дополнении, в создании общей картины духовно-нравственного воспитания личного состава армии и флота. Изучение исторического опыта деятельности особой воспитательной структуры – православного ведомства военного и морского духовенства, позволит найти ответ на многие вопросы, касающиеся построения обновлённой системы воспитательной работы в Российской армии и Военно-Морском флоте.

Так сложилось исторически, что понятие «армия и культура» органично вошло в сознание россиян. А нравственные устои армии всегда были на таком высоком уровне, что общество равнялось на своих защитников. Ведь армия стоит на фундаменте, основу которого составляют традиции, унаследованные ещё от былинных времён. Она несёт в себе мысль, волю и дух Куликова поля, Полтавы, Чесмы, Синопа, Сталинграда. Армия дала народу не только полководцев суворовского закала, но и видных деятелей культуры, науки, искусства. Ни одна литература в мире не посвятила столько произведений защитникам Отечества, как наша. И ни одна армия не дала своему народу столько литераторов, сколько российская.

Весь исторический опыт показывает, что без опоры на культуру, или, говоря словами В. И. Даля, «образование умственное и нравственное», невозможны любые глобальные преобразования в обществе, в том числе и военная реформа. Вот почему преобразования, осуществляемые в настоящее время в Вооружённых Силах Российской Федерации, вызывают всё более пристальное внимание педагогов, историков, социологов, видных общественных, государственных деятелей, а также и духовенства – к вопросам формирования профессиональной, духовно-нравственной и общей культуры военнослужащих. Мир обновляется и изменяется жизнь. Прошлое отступает перед натиском современности. При этом с историей, с прошлым во всех сферах человеческой деятельности нас связывает наша повседневность. Но чтобы прогресс продолжался, мы нуждаемся в осмыслении опыта, знаний, традиций своих предшественников. Без этого не может быть движения вперёд.

После распада Советского Союза, Россия, переживая трудное становление своей государственности, вошла в полосу глубокого кризиса, который сопровождается духовным недугом. Больше всего это отразилось на Вооружённых Силах – государственном институте, идеологизированном во все времена в силу своего специфического предназначения и потому очень чувствительном к любым социальным потрясениям. В армейской среде, как и во всём обществе, возникла необходимость обретения новых источников духовных и нравственных сил, которые способствовали бы укреплению национального самосознания и единства армии и народа, возрождению и сохранению преемственности в традициях Российского государства и его войска. Очевидно, что значительная часть людей находит эти источники в вере, в христианстве, символом и оплотом которого десять веков назад стала Русская Православная Церковь – ныне одна из крупнейших религиозных организаций в христианском мире, а также в мусульманстве, буддизме. Бесспорным становится факт возрастания влияния религиозных конфессий на все сферы жизни нашего общества, включая военную.

Таким образом, в современных условиях проблема налаживания отношений религиозных конфессий, в первую очередь Русской Православной Церкви, и армии становится достаточно актуальной, требует глубокого осмысления, объективного анализа и практического решения в процессе проведения военной реформы.

Объективное рассмотрение взаимоотношений церкви и армии предполагает, прежде всего, ретроспективный анализ места и роли Русской Православной Церкви в тысячелетней истории христианства на Руси от времён князя Владимира до наших дней, что делает очевидной роль православия как фактора огромного значения в национальной жизни русского народа, в утверждении его государственного бытия. Исследование исторического опыта формирования и деятельности особой воспитательной структуры – православного ведомства военного и морского духовенства, позволит найти ответ на многие вопросы, касающиеся построения обновлённой системы воспитательной работы в Российской армии и Военно-морском флоте. Многие поколения военных священников, в значительной мере определившие судьбу вооружённых сил России, ушли... Они были, наряду с солдатами, матросами, офицерами, генералами и адмиралами, творцами их истории. И мы обязаны освоить всё лучшее, что оставили нам наши предки.

Основными задачами курса «Военное духовенство России» являются:

– воспитание патриотизма и приобщение военнослужащих к лучшим традициям российского воинства;

– формирование целостного восприятия современного мира;

– углубление знаний по истории Вооружённых Сил России и Русской Православной Церкви;

– знакомство с деятельностью выдающихся пастырей из числа военного духовенства по духовно-нравственному и патриотическому воспитанию личного состава армии и флота;

– знакомство с православным богослужением в войсках;

– знакомство с полковыми храмами – храмами русской воинской доблести;

– знакомство с основами церковного искусства;

– знакомство с деятельностью духовенства неправославного вероисповедания в русской армии;

– формирование общей и профессиональной культуры слушателей на лучших традициях армии и героического прошлого Отечества.

Слушатели и курсанты, окончившие курс, должны усвоить исторический опыт деятельности военного духовенства по духовно-нравственному и патриотическому воспитанию военнослужащих в русской армии, лучшие традиции российского воинства; знать библиографию и уметь использовать справочную и научную литературу по данному курсу; уметь применять полученные знания в конкретных жизненных ситуациях.

Решающая роль в успешном усвоении курса слушателями принадлежит преподавателям, которые должны отвечать следующим требованиям:

– иметь опыт участия в православной церковной жизни, знать военную историю России, историю военного духовенства в русской армии и православной культуры;

– добиваться соответствия содержания разделов и тем программы курса задачам подготовки и уровню современных требований, предъявляемым к армейскому и флотскому специалисту;

– добиваться систематичности и последовательности изложения разделов и тем;

– добиваться повышения эффективности традиционных и применения новых методов и форм активного обучения;

– добиваться качественного текущего и итогового контроля;

– любить своё Отечество, глубоко уважать исторический и духовный опыт народов России;

– уважать достоинство каждого слушателя и курсанта, их внутренний мир и уметь находить с ними общий язык.

К проведению занятий желательно привлекать священнослужителей Русской Православной Церкви, проходивших службу в Вооружённых Силах России и обладающих необходимыми знаниями и положительным опытом духовно-нравственного воспитания граждан России.

Для лучшего усвоения программы желательно:

– на занятиях широко использовать примеры образцовых, героических действий военного духовенства не только в дореволюционный период истории нашего государства, но и опыт действий духовенства в ходе контртеррористических и специальных операций в Северо-Кавказском регионе и при решении миротворческих задач;

– широкое использование преподавателем иллюстративного материала (изобразительного, литературного, музыкального);

– подкрепление теоретических занятий посещением храмов, памятных исторических мест, музеев;

– привлечение слушателей и курсантов к самостоятельной исследовательской и творческой деятельности;

– участие слушателей в конференциях, чтениях и других мероприятиях, организуемых военным командованием и Русской Православной Церковью.

Курс состоит из 9 занятий, каждое из которых рассчитано на 2 академических часа и делится на 2 части.

В курсе последовательно излагаются следующие темы:

– Краткая история появления военного духовенства в России.

– П. Я. Озерецковский. Армейская семинария.

– Военное духовенство начала XIX века.

– Центробежные тенденции.

– Военное духовенство середины XIX века.

– Военное духовенство второй половины XIX века.

– Военное духовенство на войне. Мобилизационная работа.

– Военное духовенство конца XIX – начала XX вв.

– Военное духовенство неправославного вероисповедания.

Материалы, необходимые для изучения предлагаемого курса, помещены в данном пособии. Список рекомендованной литературы в помощь слушателям и курсантам публикуется в конце учебного пособия.

Вопросы:

1. Духовные силы человека.

2. Первые церковные службы в полках.

3. Обер-полевые священники и Святейший Синод.

Духовные силы человека. На протяжении многих столетий нашего государства Православная Церковь являлась духовной наставницей и вдохновительницей русских воинов защитников родной земли, сегодня мало кому известно что-либо конкретное о существовавшем в русской армии и на флоте институте военного и морского духовенства, об истории его создания, функциях, формах и методах работы, роли, которую играло военное духовенство (не умаляя при этом роли офицерского корпуса!) в великих победах Российской армии. Интересна с точки зрения истории и философии характеристика православных подвижников ратного дела, данная И. А. Ильиным: «Воины, носители православного меча, добровольцы русского государственного тягла! В вас живёт православная рыцарская традиция; вы соблюли знамёна русского христолюбивого воинства... Да будет ваш меч молитвою, и молитва ваша да будет мечом!» Само название «христолюбивого», данное Церковью русскому воинству, объясняло не только тот идеал, который был у солдата, офицера и генерала, но и указывало на связь, издревле существовавшую между Церковью и армией: пастыри всегда содействовали православному воинству.

В то же время православное духовенство рассматривает войну как Божие наказание нам за многочисленные грехи наши. В этом отношении интересна проповедь епископа Воронежского и Елецкого Тихона по поводу начала войны с Турцией в 1768 году. В которой он отмечает: «Немыслен кто не чувствует и не примечает в нынешнее время наказаний Божиих на Отечестве нашем прешедшая Прусская война, сколько Отечеству нашему учинила траты, сколько тысячей людей пожерла, сколько вычерпала общей казны, сколько оставила вдовствующих жён, сколько плачущих отцов и матерей. Да и вси не без сожаления и воздыхания поминаем бедствие тое. Но не успели оплакать беды той, вот другая беда наступила, и как начавшуюся заживать рану болезнь сердца нашего возобновила Оттоманская Порта. Безбожный султан и всего Христианства прилежной враг со своим беззаконным полчищем наступил. Наступил без всякой нашей вины, как о том манифест гласит. Пред ним мы не виноваты, но пред Богом виноваты, грехи наши нас наказуют. Грехи наши подымают оружие Его на нас.

…Однако ж понеже нет в нас исправления должнаго Ему благодарения, то опасно, чтоб не отпал от нас, сеи милости своея от нас. Сей страх хотя всех нас трогает, яко видим братию нашу любезную, пртиву пуль, огня и оружия Его идущих и за нас стоящих, подвизающихся не без урону. Однако ж отцы, матери, дети, жены и други их в непрестанном страхе, печали и воздыхании находятся. Родители сетуют и говорят: жив ли-то наш сын? Жёны говорят: жив ли-то мой муж? Дети об отцах своих воздыхают и сетуют: жив-де наш батюшка, и не ранен ли? Так и всех нас тая же печаль причастит: что-то делается в нашей армии? Словом сказать, всё Отечество воздыхает и сетует. Рекруцкие наборы выводят юность. Казна общая истощается. Собрание провианта оставляет крестьян скудными.

Плач, рыдание и вопль постигает отцов, матерей, жён, детей при разлучении вземлемых в военную службу и отходящих противу иноплемёнческих пуль, ядер, мечей и прочего оружия. К сему бедствию другие прибавляются: недород хлеба во всём почти Отечестве; часто се пожары слышатся... города, инде сёла, в ином месте деревни от огня поедаются. Мало я коснулся о публичных бедствиях: более знают правители Отечества. ...Грехи наши и беззакония наша наказуют нас. Грехи наша вопиют на нас к Богу на небо и низводят казнь сию на нас». Точнее и проще не скажешь. Они понятны каждому, кто их слышит, кто вчитывается в строки этой проповеди, кто принадлежит лону Русской Православной Церкви.

Михаил Никифорович Катков в 1867 году в статье «Границы веротерпимости и переход её в покровительство иноверным религиям» отмечает: «В России есть национальная Церковь. Русской следует назвать нашу Церковь не потому, что она пользуется государственной привилегией, а потому, что она присутствовала при начале нашего исторического бытия, при рождении нашего государства. Как только можем мы запомнить себя, она уже светилась в нашей тьме и сопутствовала нам во всех превратностях исторической жизни. Она поддерживала и спасала нас; она проникала во все изгибы нашего существования и на всё положила своё знамение. Все наши воспоминания связаны с нею, вся наша история исполнена ею».

Огромные размеры территории России, её суровый климат, геостратегическое положение между Европой и Азией, неоднородный конгломерат народов, исторически населяющих нашу страну, определили неповторимый характер процесса защиты свободы и независимости России. Фактор высокой духовности защитников Отечества всегда играл ведущую роль у российских военнослужащих. Представляется, что явление духовного превосходства над противником на поле боя было основано на приоритете коллективизма в российском воинском сознании; на трепетном отношении как к «малой Родине», так и ко всей России; на уважительном отношении к своим родителям, так и в стремлении защитить будущее своих детей. Член Английского парламента Ричард Кобден, долгое время пробывший в России, отмечает: «Патриотическое чувство в России основано не на сознании превосходства в искусствах, в вооружении, в цивилизации, как во Франции и в Англии, и не на превосходстве политических учреждений, как в Соединённых Штатах; оно подобно патриотизму древних Иудеев, основывается на гордости духовной, на уверенности, что Россия есть истинная хранительница православной веры. Чувство это сильнее даже привязанности к главе государства, хотя он отождествляется с самою церковью, чему служит доказательством придаваемые ему наименования святой и священный. В России я был на одном большом банкете, где с энтузиазмом принят был тост за здравие царя, но ещё больший энтузиазм возбудил тост за благоденствие России».

Духовные силы русского народа, на основании уроков истории, будут тем прочнее, чем прочнее в нём сохранится, прежде всего, вера в Бога, вера в святой Промысел Его. Военный министр, генерал от инфантерии (1901), генерал-адъютант (1902), почётный член академий: Императорской Николаевской военной, Михайловской артиллерийской, Александровской военно-юридической и Императорской военно-медицинской – Куропаткин Алексей Николаевич (17.03.1848 – 16.01.1925) в книге «Русская армия» отмечал: «Духовные силы человека поддерживаются наиболее прочно религиозностью и основами нравственности. Духовные силы русского народа наиболее полно проявлялись в готовности к жертве – за веру, царя и отечество. Отнимите от человека веру и понятия о нравственности, и человек перестанет быть способен к жертве, к подвигу, перестанет быть способен к высшему выражению своих духовных сил – к пожертвованию собой за свои высокие идеалы – веру, царя, родину».

Те задачи, которые возложены на русскую армию, требуют огромного запаса в армии духовных сил. Если этот запас не будет образован в русском народе, то его может оказаться недостаточно и в армии, так как духовные силы армии находятся в непосредственной связи с духовными силами всего народа. «Отсюда вытекает огромная важность для армии всех мер, которые могут способствовать развитию духовных сил населения России».

На первое место среди многих задач, решаемых военным духовенством (священнослужение; учительство и воспитание; нравственное руководство духовной жизнью пасомых), выступало стремление воспитать в русском воине духовно-нравственные силы, сделать его человеком, проникнутым религиозным настроением, исполняющим свои обязанности не из-за страха угроз и наказания, а по совести, и глубокому убеждению в святости своего долга. Оно заботилось о воспитании в войсках духа веры, благочестия и воинской дисциплины, терпения, мужества и самопожертвования. В одной из инструкций благочинным, составленной первыми обер-священниками отмечалось: «Главная задача военных пастырей, проповедуя Слово Божие перед военными людьми, наставлять их в неизменных обязанностях воина: в благочестии, беспредельной верности государю, повиновения начальству и усердии к службе...»

Героизм на поле боя был нормой поведения подавляющего большинства русских воинов. Смерть на поле брани во имя защиты родины была почитаема, и наши предки утверждали при этом, что «мёртвые сраму не имеют». Другой нормой поведения русских воинов было благородство. Достаточно вспомнить знаменитое предупреждение князя Святослава «Иду на Вы». Неписанными правилами поведения военнослужащих было почитание воинских традиций, основанных на высоких нравственных нормах православной веры. У военного сословия России духовные основы превращались, как правило, в убеждения, которые не менялись и в самых критических ситуациях. Это, безусловно, сплачивало воинские коллективы.

В Своде Военных Постановлений (ч. 3, кн. 1, ст. 366–390) были определены основные христианские обязанности личного состава, где отмечалось, что русский человек с детства привыкал находить в религии утешение, опору и надежду. Русская Православная Церковь формировала у защитников чувство нравственной бодрости и духовной крепости. Она поддерживала его в самые тяжкие мгновения, она внушала ему геройское самоотвержение и презрение опасностей. Поэтому каждый командир отдельной части старался поддерживать высокие религиозные чувства, требовал от подчинённых строгого выполнения всех обрядов церкви и сам подавал в том пример.

Особое уважение церкви к солдатской профессии, обусловленное жертвенным характером служения воина, проявлялся среди прочего и в том, что, когда за Богослужением поминаются живые и усопшие, то из всех мирян только к именам военнослужащих прилагается их звание – «воин». А в заупокойной ектении (молитве, входящей в состав каждого Богослужения и содержащей просьбы, обращения к Богу) непременно поминаются полководцы и воины, на поле брани за веру и Отечество живот свой положившие. Примечателен также и ответ Иоанна Крестителя, данный воинам, пришедшим креститься от него и спрашивавшим его: «А нам что делать?» Он, «больший» «из рожденных женами» (Мф.11:11), не приказал бросить оружие и оставить армию, но повелел лишь: «Никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем» (Лк.3:14).

Воинов, как и мытарей, приходивших к Иоанну Крестителю, волновало одно: могут ли они спастись, не оставляя своего служения? Сам факт их коллективного обращения: «нам что делать?» – красноречиво говорит о том, что главным препятствием ко спасению они считали саму принадлежность к данному роду занятий. Они, так же, как и мытари, чувствовали свою вину в том, что их содержание ложится непосильным бременем на народ, знали, что их положение вынуждает их порой к насильственному захвату чужого имущества, к притеснениям ближнего и считали это неизбежным злом своей профессии. Ответ Иоанна свидетельствует о его полной осведомлённости в господствовавших в то время среди мытарей и воинов пороках. Путь их спасения состоит в том, чтобы избегать этих пороков, оставаясь каждый на своём месте. Смысл завета, данного воинам, предельно ясен: не употребляйте во зло вашей силы и службы для своей корысти, исполняйте ваш долг; призвание ваше защищать других от обид, а не быть обидчиками, и всячески способствовать порядку и устройству жизни, а не расстройству её. Надо жить на своё жалованье, а не доносить с целью наживы на нарушающих правительственные запреты. Мытарям тоже не следует обогащаться за счёт налогоплательщиков и брать больше, чем они должны передать казну. Поступая так, и те, и другие будут служить Богу и правде.

Евангелие не передаёт нам поучений, оставленных воинам Самим Спасителем, но содержит несколько эпизодов общения с Ним римских легионеров. Так, римский офицер, командовавший сотней (сотник), в Капернауме смиренно просит Господа об исцелении его слуги, являя этим и веру свою во Христа, и любовь к своему подчинённому. И Господь, исполняя просьбу сотника, удостаивает его высокой похвалы перед множеством народа: «Истинно говорю вам, и в Израиле не нашёл я такой веры» (Мф.8:5–10). При этом Господь указал на сотника, как на образ бесчисленных избранников из всех народов, которые придут и возлягут на пиршестве веры в вечном царстве Христовом. Знаем из Евангелия ещё и о другом сотнике, по имени Лонгин, который стоял на голгофской страже у Креста Христова и в час Его смерти исповедал веру свою в Спасителя, воскликнув: «Воистину Он был Сын Божий!» (Мф.27:54). Согласно церковному преданию, этот сотник, принявший вскоре крещение, проповедовал Христа на своей родине, за что и принял мученическую кончину (месяцеслов, 16/29 октября).

В книгах Нового Завета мы находим примеры тому, как много зависит от личной воли и расположения тех военнослужащих, на которых возложено исполнение приказов и повелений власти. Мы встречаемся с воинами, которым было поручено бичевать Христа, но они сверх того плевали в Его лицо и издевались над Ним по собственной злобной воле, расхищали у Креста Его одежды из собственной корысти. Но мы встречаем с другой стороны и сотника Юлия, которому было поручено конвоировать апостола Павла и который «поступая с ним человеколюбиво» (Деян.27:1–3), сделал немало доброго своему узнику. У них возникло особое расположение и доверие друг к другу. Апостол Павел спас от смерти команду корабля, рассказав сотнику о готовящемся во время бури побеге с корабля матросов. Сотник отплатил ему тем же: когда воины охраны сговорились умертвить узников, чтобы застраховаться таким образом от возможного их побега, сотник «желая спасти Павла, удержал их от сего намерения» (Деян.27:43).

Но самое замечательное событие, связанное с воинами, – это история чудесного крещения сотника Италийского полка Корнилия с семейством (см. месяцеслов, 13/26 сентября). Корнилий был муж «благочестивый и боящийся Бога со всем домом своим, творивший много милостыни народу и всегда молившийся Богу» (Деян.10:2). И вот ему явился Ангел Божий со словами: «Корнилий! Молитвы твои и милостыни твои пришли на память пред Богом. Итак, пошли людей в Иоппию и призови Симона, называемого Петром... Он скажет тебе слова, которыми спасёшься ты и весь дом твой» (Деян.10:5–6). Корнилий поступил так, как ему повелел Ангел, и принял крещение от апостола Петра, после чего сразу удостоился обильных даров Святого Духа.

Этот рассказ важен нам не только как свидетельство того, что профессиональный военный может вести в высшей степени богоугодную жизнь. В истории Церкви крещение сотника Корнилия сыграло ключевую, поворотную роль, ибо послужило указанием на то, что Господу угодно начать приобщение к Церкви язычников. С этого момента христианство стало открытым, началась активная проповедь Евангелия среди народов. И первым христианином среди язычников стал военный!

С этим знаменательным эпизодом евангельской истории удивительно перекликается другой, уже чисто научный факт. Самый древний отрывок Евангелия, знаменитая рукопись Джона Райланда, датирующаяся 125–130 гг., была найдена в Египте, в местечке Оксиринх среди писем римских воинов, стоявших здесь гарнизоном. Получается, что один из военнослужащих вместе со снаряжением принёс с собой Евангелие! Действительно знаменательное совпадение фактов и вдохновляющий для воинов знак! Из всех сословий римского общества воинская среда оказалась самой восприимчивой к Слову Божию. Римские воины были одними из первых, кто принял Благую весть и понёс её дальше, во все концы Вселенной.

В самом строе церковной жизни, подчинённом идее служения, есть черты, роднящие его с основными началами военного строительства. Это подчёркнутая иерархичность и послушание старшим – как высшая доблесть и как закон.

История свидетельствует, что на протяжении столетий церковь была с русской армией в лихолетье военных испытаний, в войнах победоносных и неудачных для России. Она благословляла воинов на брань в защиту Отечества, воодушевляла и ободряла слабых и нерешительных, утешала раненых, возносила молитву о спасении душ погибших на полях сражений, благотворительствовала искалеченным войной, а также сиротам и вдовам павших в боях военнослужащих.

Необходимо помнить, что в старой русской армии именно на полковых священниках лежал основной груз обязанностей по патриотическому, духовному и нравственному воспитанию воинов. А святой Иоанн Златоуст учил: «Нет никакого высшего искусства, как искусство воспитания. Живописец и ваятель творят только безжизненную фигуру, а мудрый воспитатель создаёт живой образ, смотря на который, радуется Бог и радуются люди».

Это было необходимо, чтобы, с одной стороны, внушить солдату величие и святость его призвания и деятельности, как защитникам веры, царя и Отечества. С другой – чтобы умиротворить его душевные томления, нравственно его успокоить и тем удержать его от дурных поступков, в том числе и от преступлений. Кто же лучше может объяснить смысл слова Божия и достигнуть желаемых результатов, как не тот, кто с молодых лет готовился посвятить себя этому делу, кто был призван к тому священным саном, кто умел так глубоко заглянуть в душу солдата и избрать для этого удобный, подходящий случай образумить и наставить заблуждающегося, то есть – священник.

В целях организации и непосредственного проведения духовно-нравственного воспитания в русской армии и на флоте существовало специальное военно-духовное ведомство, именуемое ведомством военного и морского духовенства. Однако возникло оно не сразу. История военного духовенства уходит своими корнями в эпоху зарождения и развития войска в младохристианской Руси. С 988 года Иисус Христос, как известно, стал для русского народа олицетворением высшей Божественной власти, а для войска – основным вдохновителем и защитником в сражениях и походах. Со времён крещения Руси в Киевской купели Днепровских вод православный духовник обретает статус члена военной корпорации, учителем нравственности и законопослушания. В мирное время основные духовные потребности воинов решал местный приходской священник, ходивший в военные походы дружин наряду с княжескими либо царскими духовниками.

Первые церковные службы в полках. Мысль об образовании на Руси постоянного войска принадлежала Ивану III (1462–1505 гг.). Великий князь, раздав поместья дворянам, обязал их постоянно являться на службу с определённым числом ратников. Одновременно при нём был создан небольшой отряд в две тысячи человек из иностранцев, которым за службу князь платил жалованье. Такое постоянное малочисленное войско, вероятно, не нуждалось в специально подобранных военных священниках. Решение же задач по исправлению богослужения и треб в воинских формированиях как в мирное, так и в военное время находилось в компетенции придворного духовенства. Так, в эпоху Ивана IV (1533–1584 гг.), при взятии Казани, в царском стане находился благовещенский протопоп Андрей, государев духовник. По окончании взятия Казани русскими войсками царь, воздав хвалу Богу, послал за протопопом Андреем, который с животворящим крестом и псалмопением со всем собором пришёл к государю.

С воцарением Михаила Фёдоровича Романова (1613–1645 гг.) преобразование войска сделалось необходимым. Государь приступил к набору регулярного войска и сформировал шесть солдатских полков. В царствование его сына – Алексея Михайловича (1645–1676 гг.) количество регулярных полков ещё более возросло.

В 1647 году в морской типографии была напечатана первая военная книга на русском языке, называвшаяся «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей» Сочинение это представляло собой перевод Воинского устава императора Священной Римской империи Карла V с незначительными изменениями. В одной из восьми глав книги было определено жалованье воинским чинам, в том числе полковому священнику. Последнему полагалось тридцать флоринов в год (русский рубль тех лет равнялся трём флоринам).

На основании этого указания назначение в полки особых священников можно отнести по времени к правлению Алексея Михайловича.

Во времена Фёдора Алексеевича (1676–1682 гг.) организация церковной службы в полках проходила под непосредственным руководством и при участии царя. Нередко сам царь, минуя патриарший приказ, назначал в полки священнослужителей. Так, Фёдор Алексеевич «указал Свивского монастыря, архимандрита Маркела, да Успенского большого собора ключаря Якова, да попа Гавриила в полк боярина князя Черкасского». Следует отметить, что подобное назначение духовенства в полки осуществлялось лишь при экстренном отправлении войска к местам сражения.

Организационно структура военного духовенства начала складываться на рубеже XVII–XVIII вв. в связи с созданием Петром I (1696–1725 гг.) постоянных армии и флота. В средневековой Руси Православная Церковь была составной, органичной частью общества, своего рода его религиозной «скрепой». Вся жизнь русского человека была связана с Церковью. Строго говоря, отделить светское от духовного в то время было не просто. Иная ситуация стала складываться в эпоху Петра I. По меткому замечанию Г. П. Фёдорова: «Россия с Петра перестала быть понятной русскому народу. Он не представлял себе ни её границ, ни её задач, ни её внешних врагов, которые были ясны и конкретны для него в Московском царстве. Выветривание государственного сознания продолжалось беспрерывно в народных массах за два века Империи». В подобных условиях совершенно закономерно вставал вопрос о воспитании тех, кто волею судьбы был рекрутирован в армию и на флот, о необходимости их духовного окормления.

В 1695 году соединяя детские забавы с воинским учением, Пётр создаёт два пехотных полка – Преображенский и Семёновский, послужившие основанием российской армии. В 1700 году в связи с упразднением стрелецкого войска, было образовано 27 пехотных полков. Преображенский и Семёновский полки стали именоваться лейб-гвардейскими. В ходе реформ Петра I установилась новая организационная структура армии, вводились новые штаты. Так было образовано три рода войск: пехота, кавалерия и артиллерия. Основной тактической единицей в пехоте и кавалерии являлся полк (1200–1500 человек). На период военного времени полки сводились в бригады, последние в дивизии и корпуса.

Соответственно множилось и число полковых священнослужителей, на содержание которых с патриаршей области и из архиерейских епархий собиралось по одной гривне с церкви. Далее денежная сумма отправлялась в приказ церковных дел, а оттуда – в армию.

Начало истории военно-морского духовенства, как и сама история флота, также тесно связаны с деятельностью Петра Великого. Необходимо отметить, что на заре создания флота специальных корабельных священнослужителей не было. С появлением военного флота, увеличением количества кораблей и возрастанием срока их пребывания в морских походах появилась необходимость иметь на борту священника, основными задачами которого являлось отправление духовных треб и контроль за умонастроениями матросов и офицеров. Тем более, что судовые команды даже по тем временам составляли весьма внушительную цифру. Если в 1713 году самый большой корабль «Полтава» по расписанию наступательного боя имел 460 человек и оборонительного – 300 человек, то к 1718 году в строй становятся суда с экипажем в 800 человек: таковыми были корабли «Лесной» и «Гангут». В 1721 году число подобных крупных кораблей достигает шести.

Ответ на вопрос о времени появления на флоте священнослужителей даёт известный дореволюционный историк военно-морского духовенства А. Смирнов, обнаруживший в московском архиве министерства иностранных дел письмо адмирала Крюйса от 1704 года, в котором была приведена «Роспись офицерам, матросам... и других чинов людям, которым следует быть для совершенного вооружения семи галер, ста бригантин» и т.д. По этой росписи на семь галер требуется семь попов и на сто бригантин – три попа. В апреле 1717 года по Высочайшему повелению было решено «в российском флоте содержать на кораблях и других военных судах 39 священнослужителей». Осуществление этого проекта первоначально предполагалось за счёт белого духовенства из городов Санкт-Петербурга, Москвы, Новгорода, Пскова, Твери и Вологды. Однако служба на флоте, да ещё в далёком и неведомом Прибалтийском крае, являвшемся в представлении значительной части русского населения в некотором смысле аналогом Сибири, епархиальных священников не очень привлекала. Да и сама идея Петра I относительно освоения морской стихии и создания флота многим казалась неплодотворной. Неслучайно в это время возникают церковно-подсудные дела о пропуске в ектении прошения «о плавающих, путешествующих» по нежеланию молиться за служащих на флоте, или о наименовании императора при богослужении «Петром Морским».

Для решения проблемы укомплектованности должного числа вакансий на корабельные священнические места Пётр I 8 апреля 1719 года принимает следующие решения: «В корабельном флоте на каждом корабле иметь по одному иеромонаху, которых брать из Александро-Невского монастыря». Доктор церковной истории С. Г. Рункевич в своём историческом исследовании «Свято-Троицкая Александро-Невская лавра. 1713–1913» отмечает: «В бумагах Петра сохранилась записка архимандрита Феодосия, от 3 апреля 1719 года, с перечислением не явившихся 12 из вызванных в Невский Монастырь 40 монашествующих для отправления на корабли; записка заканчивается такими словами: «а чего ради оные в Невской Монастырь не прибыли, о том известия не получено; а за неприбытием оных во отправление на корабли будет недостаток». В другой записке, принадлежащей, по-видимому, тоже к началу этого года, дан «реестр иеромонахам доброжительным, которым быть на кораблях для духовнаго управления»; переименованы 32 лица, видимо, бывшие уже в Невском Монастыре. В заключении записки дан реестр с поименованием 9 «доброжительных же и немолодых иеродиаконов, которых посвятить можно во иеромонахи в Санктпитербурхе, и в Невской Монастырь гораздо годных». В 1720 году архимандрит Феодосий пишет «Царскому Пресветлому Величеству объявление»: в 1719 году затребовано было в Невский Монастырь для флота 40 иеромонахов и иеродиаконов, прибыло 32, а 8 не прибыло, кроме того, из прибывших 32 «некоторые отправлены по указу в настоятели по Монастырям и для обращения иноверных и раскольников к архиереям, и за болезньми негодные отпущены; не убылыя места изволите повелеть прошлаго года не высланных выслать и взять вновь» – далее следует реестр вновь вызываемых 10 человек.

В 1719 году прибыли следующие 36 монашествующих: из Патриаршего Дома казначей, иеромонах Антоний и иеромонах Иринарх; из Архиерейских Домов: Казанского казначей, иеромонах Алексей, Крутицкого иеромонахи Иларион и Викентий и ризничий, иеродиакон Адриан, Тверского судия, иеромонах Иерофей, Вологодского иеродиакон Макарий (Хворостин), бывший казначеем; Ростовского – иеродиакон Корнилий, холмогорского – иеродиакон Виктор, бывший ризничим. Из Монастырей: Троицкого Сергиева иеромонахи Варлаам (Украинец), Викентий (Попков) и Никифор (Титов); из Чудова келарь, иеромонах Иоаким, сборщик, иеромонах Иоаким, казначей, иеромонах Дионисий и ризничий, иеродиакон Матфей (Грек); из Донского: бывший Астраханский архимандрит Лев, бывший игумен Давидовой Пу́стыни, иеромонах Кирилл, казначей из Шаровкина Монастыря, иеромонах Аврамий; из Богоявленского иеромонах Иов и бывший Путимский игумен Сергий; из Переславль-Залесского Горицкого иеромонахи: казначей Исаия (Ичалов) и Лев; из Андроньева иеромонах Иона; из Симонова иеромонах Галактион; из Златоустовского иеромонах Иосиф; от Николы, что на Перерве, иеродиакон Моисей; из Кириллова Монастыря иеромонахи Тихон и Аввакум. Из Новгорода иеромонах Иов, что был при школах Греческих учителем, а в данное время проживал в Хутыне Монастыре. Из Соловецкого Монастыря поступил иеромонах Варсонофий. В этом же году прибыли из Спасского Монастыря, что в Москве за Иконным рядом, 3 лица, оставившие заметный, хотя и весьма различный след в истории: учитель, иеромонах Маркелл (Родишевский), иеромонах Рафаил (Заборовский) и префект Иннокентий (Кульчицкий). Кроме всех перечисленных, в 1719 году поступил в Александро-Невский Монастырь бывший духовник сиятельнейшего фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева, иеромонах Иларион (Раголевский).

Иеромонах Патриаршего Дома Антоний, в мире Андрей Яковлев, «из Московских попов», от роду имел 57 лет, монашество принял в 1709 году в Донском Монастыре. Иеромонах Алексей, казначей Казанского Архиерейского Дома, прибыл в Петербург «за домовыми делами» и здесь ему указом Царского Величества велено было «быть в корабельном флоте иеромонахом». Иеромонах Иларион Крутицкий, в мире Иосиф, из церковников Мещовского уезда, постригся на 30 году в Егорьевском Мещовском Монастыре в 1700 году. Иеродиакон Корнилий, в мире Каллиник, был диаконом города Воротынска, 20 лет, в 1683 году принял монашество в «Настасовом Монастыре», а также и другие. Таким образом, духовные отцы оказались «соединёнными с флотом» благодаря ранее принятому монашескому обету послушания и воле монарха.

Общее руководство духовной сферой в подразделениях флота и контроль за благоповедением корабельных священников осуществлял «старший иеромонах» или «начальный священник». Назначение обер-иеромонахов на конкретную эскадру флота было сопряжено со значимостью последней и личностными качествами кандидатов.

Основные силы российского флота к началу 20-х годов XVIII века были сосредоточены в портах: Ревель, Кронштадт и Або. При Ревеле находились «Ревельская эскадра», в состав которой входили 9 кораблей и 4 судна низшего ранга, стояла у берегов, и «морской корабельный флот», действовавший в пределах Балтийского моря против Швеции. Потребность эскадры в иеромонахах достигала 14 человек. При Кронштадте были свои суда, считавшиеся при «Санкт-Петербурге и острове Котлин». Котлинская эскадра включала 19 кораблей, 5 фрегатов и 2 гукора. Число корабельных иеромонахов составляло 13 человек. При Або действовала «галерная эскадра», или «гребной флот», которая совместно с сухопутными войсками составляла «финляндский корпус». В 1721 году на флот было отправлено 40 иеромонахов, в том числе 2 обер-иеромонаха.

Обер-иеромонахами назначались наиболее достойные и авторитетные церковные деятели. Первым на должность иеромонаха корабельного флота был назначен префект Гавриил Бужинский, известнейший духовный писатель и проповедник, впоследствии епископ Рязанский и Муромский. Бужинскому, в частности, принадлежало авторство «Службы и канона Александру Невскому», составленное в память о перенесении мощей святого князя из Владимира в Александро-Невскую Лавру 30 августа 1724 года. В 1719 году обер-иеромонахом гребного флота стал Иннокентий Кульчицкий, в последующем – первый архиепископ Иркутский. В 1804 году он был причислен к лику святых.

На острове Котлин, или в Кронштадте, первым иеромонахом считается Макарий Хворостинин, определённый 7 сентября 1720 года к котлинскому собору для выполнения обязанностей священника, управления духовными делами и надзора за местным духовенством.

Помимо кораблей и фрегатов, находившихся в водах Балтики, во времена Петра I для обеспечения «низового похода» в войне против Персии был устроен особый флот и в Каспийском море (у берегов Астрахани). Старшим духовным начальником на суда Каспийского флота был назначен прибывший из Киева в Москву игумен Выдубецкого монастыря Лаврентий Горка.

Одной из особенностей прохождения службы первыми обер-иеромонахами была их преемственность, то есть последовательная и непрерывная замена друг друга. Кроме того, обер-иеромонахи флота, кроме руководства судовыми священниками имели в своём ведении и другое духовенство округа, т. е. с обязанностями обер-иеромонашеской должности соединяли обязанности епархиального руководства. В последующие годы обер-иеромонахи стали назначаться только на срок морских кампаний и притом для наблюдения над священнослужителями, назначаемыми для плавания на кораблях и фрегатах российского флота.

Одновременно с совершенствованием армии, созданием военно-морского флота происходило и организационное оформление самой структуры военно-духовного правления. В рамках становления единой системы обучения и воспитания войск с учётом опыта войны со шведами в петровские годы идёт активная разработка наставлений, инструкций, уставов. Особое место во всех законодательных актах отводится теме военного духовенства.

Несомненного внимания заслуживают воинские артикулы и воинский Устав от 30 марта 1716 года. Главной особенностью этих правовых актов был новый принцип «военного служения»: ратная служба с 1716 года становилась не только службой царю, но и вере, государству, отечеству. Устав и артикулы, произнося «Богу единому слава», вместе с тем предписывали весь процесс воспитания нижних чинов, офицеров и генералов строить «в страхе Божием». Важное значение имело при этом охранение законом высокого статуса православного священника. К примеру, артикул 13-й воинского Устава гласил: «Всем офицерам и рядовым надлежит священников любить и почитать, и никто да не дерзает оным, как словом, так и делом досаду чинить, и презирать, и ругаться. А кто против того погрешит, иметь по изобретению его преступления вдвое так, как бы то над простолюдином (над другим) учинил, наказан быть».

Управление всеми священниками флота Морской устав (13.01. 1720 г.) поручал так называемому «начальному священнику», который находился на корабле аншеф-командующего. Он должен был посещать корабли, наблюдая за исполнением священнослужителями своих обязанностей. Являясь представителем духовно-административной власти во флоте, он пользовался правом подвергать нерадивых священников наказанию. Что касается непосредственно судовых иеромонахов, то их права, обязанности и вопросы материального положения были сформулированы и определены в морском Уставе от 13 января 1720 года. Спустя год после издания морского Устава, 15 марта 1721 года учреждается «Инструкция флотским иеромонахам», состоявшая из 17 пунктов. Этой инструкцией обер-иеромонаху вменялось в обязанность: проповедовать слово Божие; наблюдать за исправным и своевременным отправлением богослужения, совершаемым подведомственным духовенством; осведомляться у командиров о его (духовенства) поведении; иметь надзор и чинить расправу над ним, защищать от обид; в случае маловажных проступков наказывать «держанием в узах», умеренным штрафом и телесным наказанием «приличных церковному причту».

Исторически сложилось так, что при совместных действиях сухопутных войск и сил флота обер-иеромонахам вменялось общее начальство и над духовными нуждами полков. В случае самостоятельных походов сухопутных сил, также в мирное время полковое духовенство (преимущественно белое) наблюдалось епархиальными властями по принадлежности. В этом отношении по определению Святейшего Синода от 15 января 1733 года были изданы особые правила, в соответствии с которыми епархиальные духовные консистории, с учётом местных условий, разработали для духовенства армейских подразделений специальные инструкции.

Примером таковой может служить Инструкция священнику Ширванского пехотного полка Илье Карпинскому из Тобольской духовной консистории. «Будучи вам при полку как скоро с командою к которой вы определены, прибудет на станцию зимовать или долгое время пробыть, не расставляя при той команде походной церкви, явиться надлежит той епархии местному преосвященному архиерею. Ежели же от того места архиерей прилучится быть в отдалении, то поблизости места духовному той епархии правлению свидетельством от полку объявить о себе именно когда при полку прибыл и тем преосвященным архиереям или духовным правлениям представить данную вам из Тобольской духовной консистории инструкцию для освидетельствования вас в доброжительстве за силу указа в Святейшем Правительствующем Синоде 1733 года января 15 дня составлявшегося».

Обер-полевые священники. Святейший Синод. Первоначальными органами руководства полковым духовенством явились обер-полевые священники, которые по своему положению, правам и обязанностям в точности соответствовали флотским обер-иеромонахам.

Первые сведения о должности обер-полевого священника содержатся в 29-й главе воинского Устава от 30 марта 1716 года (а потом в особой инструкции от 28 августа 1797 г.). По этому уставу обер-полевой священник полагался при фельдмаршале или генерале, командующем армией. Назначение, права и обязанности этого военного клирика Устав определял следующим образом: «Обер-полевой священник при фельдмаршале, или командующем генерале быть должен, который казанье чинить, литургию, установленные молитвы и прочие священнические должности отправлять. Оный имеет управление над всеми полковыми священниками, дабы со всякою ревностью и благочинием свое звание исполняли, которые долженствуют по часту у оного быть, дабы ведать могли, что оным повелено будет чинить. Такожде в сумнительных делах имеют от него изъяснение получать».

Таким образом, обер-полевой священник сухопутной армии, наравне с флотским обер-иеромонахом, являлся полноправным представителем духовно-административной власти в Вооружённых Силах государства и пользовался достаточно весомыми служебными обязанностями.

Как известно, в годы правления Петра Великого серьёзные изменения произошли также и в церковной жизни России. Антон Владимирович Карташёв (1875–1960) в статье «Русская церковь периода империи» отмечает: «Русская церковь всегда была церковью национальной и государственной. Естественно, что в новом периоде и жизнь русской церкви глубоко изменилась соответственно новому национально-государственному ходу вещей.

Изменилось само государство, его идеология, его дух. Кончилось русское средневековье. Кончилась русская теократия. Кончилась византийская «симфония», т. е. согласие церкви и государства как равноправных союзников в достижении единой цели: руководства христианского народа к Царству Божию. Государство восприняло новую для него идеологию так называемого «естественного права». По ней, у государства своя, независимая от церкви задача. Задача не религиозная, не небесная, а земная, так называемое «общее благо» граждан. Выражаясь языком нам современным – позитивная земная культура. Этой единой цели должно быть подчинено всё, что существует на данной территории и под данной властью. Власть государства абсолютна. Для особой, независимой власти церкви, хотя бы эта власть и была иной, духовной природы, в государстве нет места. Религия, церковь, духовенство – это только специальные функции общего дела граждан во имя «общего блага». Все – слуги одной, отныне уже не религиозной, а светской задачи. Это – секуляризация¹ идеала государства, полярно противоположная его прежней теократической цели. Пётр Великий сознательно усвоил этот идеал государства и осуществлял его со всем энтузиазмом и свойственным ему неумолимым деспотизмом».

Утверждая новые формы государственного правления, Пётр I «превратил церковь в составную часть правительственно-административной системы и сделал из неё надёжную опору в своём абсолютизме». Символом и формой византийской теократической «симфонии» двух властей было возглавление единого церковно-государственного организма христианской нации двумя высокочтимыми фигурами: царя и патриарха. Такое раздвоение, во имя новой идеи исключительного, абсолютного верховенства государства было уничтожено Петром. Увлекаясь протестантской системой государственного руководства церквами, Пётр внимательно изучал её применение в Англии, Голландии и Германии. В связи с кончиной в 1700 году патриарха Андриана император поручил исправление должности патриарха митрополиту Стефану Яворскому, который в качестве местоблюстителя управлял Русской православной церковью до 1721 года. В означенном году русские епископы вынужденно признали предложенную Петром I замену единоличного управления патриарха управлением «соборным». Вводя систему Коллегий в государственном управлении, главным образом по образцу скандинавских стран, Пётр и для руководства церковью и религиозными делами вообще учредил в 1721 году «Духовную коллегию», а вскоре по просьбе иерархов Духовная коллегия стала именоваться Святейшим Правительствующим Синодом. Так явилась новая в восточной канонике форма высшего церковного управления. Первым президентом Синода стал Стефан Яворский, вице-президентами – Феодосий Яновский, архиепископ Новгородский, и Феофан Прокопович, епископ Псковский.

Заменив собой патриарха, Святейший Синод принял на себя и дела патриаршего правления. Синод призван был наблюдать за чистотой православного учения и благочинием богослужения, за избранием и определением на должности достойных архипастырей, за руководством их в церковном управлении. Ведению Синода подлежали церковная организация военно-духовной сферы, в том числе и право определения духовенства в армейские полки и на флот, который, однако, не имея в своём непосредственном распоряжении священнослужителей, вскоре переадресовал подбор кандидатов епархиальным архиереям, а также все духовно-учебные заведения, цензура духовных книг, жалобы недовольных решениями епархиального начальства, бракоразводные дела и прочее. По делам, совместно касающихся Церкви и государства, Синоду представлено было иметь сношения с Сенатом. Общим решениям Синода и Сената в отсутствие монарха представлена была сила решений верховной власти.

С 1722 года постоянный контроль за деятельностью Синода со стороны государства осуществлял Обер-прокурор – посредник между царём и Синодом. В одном указе Петра I он назван «оком государя и стряпчим по делам государственным». Небезынтересно и то, что на должность Обер-прокурора первоначально назначались военные люди. Так, первыми управляющими церковными делами были полковник И. Болтин (1721–1725 гг.), гвардии капитан А. Баскаков (1725–1726 гг.), гвардии капитан Р. Раевский (1726 г.).

Превратив церковную организацию в послушный механизм самодержавной власти, Пётр I одновременно решил вопрос упрочения духовного фактора в армии и на флоте. Понятно, что упрочение духовного фактора означало прежде всего усиление роли военного пастыря, призванного «светить светом евангельского слова и примером собственной жизни», а также своим «добрым христианским житием» должен был подавать пример солдатам и матросам. Священников, малообразованных или бывших под судом, принимать в военное ведомство запрещалось.

Вся последующая история церковно-государственных отношений в России сколь либо существенных изменений не претерпела. К концу XIX века, как отмечал известный историк церкви профессор П. В. Знаменский, «пора первого юношеского либерализма образованного общества стала проходить и наступило время более благоприятного для Церкви настроения».

Таким образом, созданные для наблюдения за духовенством только действующих армии и флота вышеназванные духовные органы не могли стать «стационарными», то есть военные пастыри не могли в мирное время иметь самостоятельное административное управление, независимое (в мирное время) от епархиального начальства. Вместе с тем сложившееся, хотя и временное, обособление военного духовенства от епархиального явилось хорошей школой для самостоятельного существования армейских и флотских клириков.

Литература:

– Ильин И. А. Путь к очевидности. – М., 1993.

– Котков В. М. Военное духовенство России. В 2-х кн. – СПб.: Нестор, 2004. – Т. – С. 73–95.

– Куропаткин А. Н. Русская армия. – СПб.: Полигон, 2003.

– ОР РНБ. Ф. 573. Санкт-Петербургская Духовная Академия. Оп. 1002 а. Д. 103.

– Столетие военного министерства 1802–1902. Управление церквами и православным духовенством военного ведомства. – СПб., 1902.

Вопросы:

1. Обер-священник армии и флота П. Я. Озерецковский.

2. Армейская семинария.

3. Дальнейшая судьба армейской семинарии.

Рубеж конца XVIII – начала XIX веков стал тем временем, когда в светских, церковных и военных кругах стали вслух говорить о военном духовенстве, как сословно оформившемся. Наступил тот момент, когда централизация разрозненных усилий по духовно-нравственному воспитанию войска оказалась возможной, а военное духовенство осознало свою корпоративность. Как известно, пределы епархиальной власти, по законам Петра Великого, должны были простираться на все церковные учреждения и на каждого, проживавшего в границах известной епархии. Однако исключения из этого правила всё-таки остались. Помимо ставропигиальных монастырей (так назывались русские монастыри, бывшие под непосредственным управлением самих патриархов. В таких монастырях крест водружался патриархом собственноручно и было их в России семь: Соловецкий, Новоспасский, Воскресенский («Новый Иерусалим»), Симонов, Донской, Спасояковлевский и Заиконоспасский), из епархиального ведомства обособилось придворное духовенство, подчинённое Святейшему Синоду и дворцовому управлению и поставленное под непосредственное начальство протопресвитера-духовника их величеств. На тех же основаниях при императоре Павле (1796–1801 гг.) в отдельное ведомство выделилось духовенство военное.

Павел I, обративший особое внимание на переустройство русской армии, не мог проигнорировать и вопрос об условиях функционирования военного духовенства. Создавая отдельные, самостоятельные органы управления для войска и замечая повсюду медлительность при назначении и увольнении полковых и флотских священников епархиальными властями (равно и многие другие неудобства и затруднения, встречаемые самим Святейшим Синодом в деле непосредственного управления военным духовенством), император пришёл к мысли об учреждении отдельного, независимого от епархиальной власти, управления и для военного духовенства. В день представления избранных полевых обер-священников и подчинённых им полковых священников императору Павлу I, последний посвятил П. Я. Озерецковского в свои планы об создании особого самостоятельного управления военным духовенством, под непосредственным Высочайшим наблюдением. Вследствие этого решения, Высочайшими повелениями от 4, 9, 22 и 28 апреля и 9 мая 1800 года была учреждена особая, с непосредственным подчинением Святейшему Синоду и с непременным правом состоять членом Синода, должность обер-священника армии и флота, которой придавались полномочия по самостоятельному управлению всем гвардейским, армейским и флотским духовенством. Так, 4 апреля 1800 года до столичного митрополита Амвросия была доведена монаршия воля, согласно которой обер-полевые священники «не только в военное время и когда войска в движении, но и в мирное время имели в своём ведении всех священников армии».

Учитывая то обстоятельство, что к моменту выхода высочайшего указа в войсках уже имелось шесть обер-полевых священников: Озерецковский, Стефановский, Игнатьев, Москаленко-Александровский и Зальский, – митрополит Амвросий оказался в некотором затруднении: кому из перечисленных армейских протоиереев отдать «пальму первенства»? По этой причине он вынужден был обратиться за разъяснениями к тогдашнему Обер-прокурору Святейшего Синода князю Д. И. Хвостову (1799–1803 гг.) с просьбой выяснить у статс-секретаря Павла I Неплюева, о каком именно обер-полевом священнике идёт речь. Недоумение владыки скоро разрешилось. 9 апреля 1800 года последовало новое высочайшее повеление. В письме к П. Я. Озерецковскому граф Кушелев писал: «Ваше высокопреподобие! Государь император высочайше указать соизволили, чтобы священнослужители, находящиеся во флоте, точно так, как армейские, состояли в ведении Вашем».

23 апреля 1800 года Военная коллегия известила члена Святейшего Правительствующего Синода, обер-священника армии и флота, протоиерея и кавалера П. Я. Озерецковского об этом назначении и разослала в войска циркуляры, в которых указывалось на необходимость «всем обер-полевым священникам по всем своим частям относиться к обер-священнику и кавалеру протоиерею Озерецковскому. Ему же передавалось начальство и по юридическим обязанностям, и о прочем».

Во исполнение высочайшего повеления Святейший Синод со своей стороны предписал всем епархиальным архиереям по требованию обер-священника Озерецковского направлять иеромонахов или священников, испытанных «в честном и добропорядочном поведении», для службы в войсках.

Желая сосредоточить в руках одного обер-священника управление всем духовенством военного ведомства, Павел I решил вопрос и относительно подчинённости гвардейского духовенства. 28 апреля П. Я. Озерецковский сообщил Святейшему Синоду о распоряжении царя, в котором говорилось, что «священнослужители, находящиеся в гвардии, точно так, как армейские и флотские состояли в его ведении».

Впрочем, оставался нерешённым ещё один серьёзный вопрос о полномочиях обер-священника армии и флота. Речь шла о его взаимоотношениях с епархиальным начальством, особенно по предметам назначения, увольнения и награждения священнослужителей. Желая устранить возможные конфликты, П. Я. Озерецковский поторопился получить у Павла I особое повеление и на сей счёт. 9 мая 1800 года император указал, чтобы «все воинские чины по делам до духовного начальства касающимся относились прямо к обер-священнику, а не к консистории».

Получив монаршее соизволение на создание самостоятельного органа духовно-нравственного воспитания в армии и на флоте, обер-священник П. Я. Озерецковский первым делом запросил списки священнослужителей военного ведомства и служебные характеристики на них. 19 мая 1800 года титулярный советник Д. Безуглов информирует Павла Яковлевича Озерецковского о решении Военной коллегии: «Ко всем господам инспекторам кавалерии, инфантерии и артиллерии послать указы и велеть, повеленные о священнослужащих при полках находящихся послужные списки каждому из полков своей инспекции собрать с засвидетельствованием шефами оных и доставить в адрес обер-священника армии и флота».

Уже в январе 1801 года государственная адмиралтейская коллегия представила П. Озерецковскому подробные сведения о священнослужителях, состоявших в ведении коллегии, с показанием «кто где находится, какой получают оклад жалованья». Также безотлагательно и исчерпывающе отныне и впредь в адрес синодального чина – обер-священника армии и флота, стали поступать все требуемые сведения, включая различные списки, аттестаты, рапорта и т. д.

Знаменательным является момент создания в 1800 году специального военно-духовного органа, под руководством особого духовного сановника – обер-священника армии и флота. В немалой степени этому историческому событию способствовала «общая ментальность Павла I, входящая в контраст с вольтерианской порой царствования его матери», что и оказалось решающим обстоятельством в пользу дальнейшего благоустройства церкви. Будучи, по определению А. В. Карташова, «в своих теократических воззрениях генерально клерикальным», император Павел I охотно шёл многим пожеланиям не только представителям монашествующих, но и высокопоставленным чинам белого духовенства. Исключительно важное значение для учреждения независимости от епархиального ведомства отдельного военно-духовного правления армии и флота сыграли сложившиеся особо доверительные отношения между будущим руководителем военного и морского духовенства П. Я. Озерецковским и Павлом I. Указом Павла I от 4 (15) апреля 1800 года должность обер-полевого священника сделана постоянной и ему поручено «главное начальство» над полковыми священниками.

Назначение на должность обер-священника армии и флота молодого (32-летнего) протоиерея нельзя считать случайным историческим событием. Прежде всего следует отметить высочайшую богословскую подготовку и широкую эрудицию отца Павла. Родился он в 1758 году в селе Озерецковском, находящимся в 22-х километрах от города Дмитрова Московской губернии, где его отец служил священником (впоследствии игумен Лукиановской пу́стыни Суздальской епархии – Макарий, умерший 3 июня 1798 года). Образование получил в духовной семинарии Троице-Сергиевой лавры. После блестящего окончания семинарского курса был назначен профессором философии и префектом в Переяславскую семинарию. После её упразднения в 1788 году был переведён на ту же должность в Коломенскую духовную семинарию. В Коломне П. Я. Озерецковский вскоре был рукоположен в священники и определён присутствующим в Коломенской консистории. В этой должности он и состоял до 1795 года. В 1795 году возводится в сан протоиерея и назначается настоятелем Троицкого собора города Серпухова. Вскоре открывается вакансия священника при церкви св. митрополита Петра в Академии Наук и при содействии своего старшего брата – Николая Яковлевича, тогда уже академика, был определён к этой церкви 16 января 1797 года, а через 2 месяца и присутствующим Санкт-Петербургской Духовной Консистории. Энергия и предприимчивость – его отличительные черты и достоинство. В апреле 1797 года (в 29 лет) церковное и военное начальства доверяют ему пост обер-полевого священника в армии генерал-фельдмаршала князя Н. В. Репнина. Вскоре «в знак уважения усердного и ревностного исправления» возложенного на него священного сана, П. Я. Озерецковский награждается орденом Св. Анны 2-й степени и палицею. В июле 1797 года, после реформирования армии Репнина, он назначается присутствующим в Святейшем Синоде. Не менее важным обстоятельством выбора как минимум из шести претендентов кандидатуры П. Я. Озерецковского было, как мы уже отмечали, и личное благоволение к нему императора Павла. Кроме того, молодой протоиерей доводился родным племянником Амвросию, митрополиту Новгородскому и Петербургскому.

Таким образом, состоялось отделение в управлении военного духовенства от епархиального, постепенно слагавшееся под влиянием условий военно-походной жизни. Это было время организационного оформления и становления правления военного духовенства. П. Я. Озерецковский дал этому духовенству прочную организацию и довольно значительную самостоятельность даже в ущерб престижу Св. Синода. Вновь назначенный обер-священник армии и флота, отличавшийся умом и тактом, активно начал составлять проекты по реформированию военно-духовного ведомства. Используя в интересах дела хорошие отношения с императором, П. Я. Озерецковский в вопросах управления подведомственным духовенством добился для себя исключительного положения: он получил право ходатайствовать непосредственно перед Павлом I о награждении полковых и флотских священнослужителей за их честное поведение и ревностную службу, а также представлять свои доклады и проекты непосредственно государю, минуя Святейший Синод. Удостоенные «высочайшей конфирмации» его рапорты и планы сообщались затем уже в виде указов Святейшему Синоду.

Армейская семинария. Вторым по значимости предприятием П. Озерецковского (после успешной реализации идеи централизовать военное духовенство в рамках единого правления) явилось создание им специальной армейской семинарии для подготовки профессиональных военных пастырей. В докладе императору необходимость открытия семинарии П. Я. Озерецковский объяснял, в частности, желанием знать поведение каждого кандидата, просящегося в его ведомство. В июне 1800 года проект создания армейской семинарии был утверждён Павлом I. Понимая значение повышения образовательного ценза кандидатов на должности полковых священников и во избежание излишней переписки с епархиальными преосвященными о направлении из епархий кандидатов на существовавшие в военном ведомстве вакансии, П. Озерецковский получил 1 июня 1800 года согласие Павла I на создание особой, армейской, духовной семинарии. 6 июня этого же года им были направлены письма в Государственные Военную и Адмиралтейскую Коллегии, в которых указывалось: «Его Императорское Величество Государь Император Сего Июня всевысочайше Указать соизволил, чтобы дети Армейского и флотского духовенства обучающиеся в семинариях ни в какое другое состояние не поступали, как только в Армию на священнические места; и чтобы все они обучались в одной Семинарии под моим присмотром». «В силу того высочайшего повеления» Коллегии должны были обязать господ инспекторов по армии и господ частных по флотам и Адмиралтейству начальникам «дабы они об этом высокомонаршем Соизволении приказали священникам.., чтобы они о детях своих немедленно прислали ко мне обстоятельные ведомости».

Помещение для семинарии было отведено в здании Тверского подворья на Васильевском острове в Санкт-Петербурге, рядом с лейб-гвардии Измайловским полком. В этом доме армейская семинария просуществовала до 1811 года, когда по причине его ветхости, для неё было куплено новое здание. 17 октября 1800 года контора городских строений уведомляла обер-священника армии и флота П. Я. Озерецковского: «В следствие вашего сообщения минувшего Августа 14-го Числа за № 12 последовавшего, сим Кантора Городских Строений уведомляет, под домом прежде бывшего Тверского подворья Его Императорским Величеством пожалованным для армейской учреждаемой семинарии, архитектурным помощником Ермаковым в натуре земля измерена...» и составляла более 689 сажен. Дом каменный, трёхэтажный, крыт железом. За домом выстроены двухэтажные подсобные помещения: конюшня, сараи, кладовые и сеновалы. В здании армейской семинарии расположены были покои обер-священника, 12 помещений для проживания воспитанников, кухня, столовая, 45 учебных классов, церковь и лазарет.

28 июня 1800 года Павлу Яковлевичу Озерецковскому письменно было доложено, что Санкт-Петербургское Статное Казначейство в соответствии с Указом Его Императорского Величества от 14 июня 1800 года, «на устроение семинарии и покупку по близости к тому дому старых флигелей, и на заведение всего того, что для классов и к содержанию обучающихся и обучающих нужно, суммы 15.000 рублей, отпустило ныне же в распоряжение ваше 7.500 рублей.», а так же: «Причём нахожу за нужное присовокупить что следующие на жалованье и на расходы по Канцелярии Вашей на сей год деньги 871 рубль 98,25 копейки предписано от меня помянутому Казначейству отпускать, так как Вы требовать изволите, под расписку означенного же Секретаря Кузмина».

20 мая 1800 года обер-священник армии и флота протоиерей П. Я. Озерецковский получил из Государственной Военной Коллегии письмо, подписанное титулярным советником Даниилом Безугловым, в котором сообщалось о выполнении Высочайшего именного Указа от 29 апреля и представлении ведомостей об «Инспекторах армии Его Императорского Величества, с означением Кто Именно в которой Инспекции состоит». И далее следует список:

«1. В Санкт-Петербургской Инспекции: Командующий дивизиею Его Императорское Высочество Государь Цесаревич Наследник и Великий Князь Александр Павлович; Инспекторы: Его Высочество по Инфантерии, кавалерии Генерал от Кавалерии Граф фон дер Пален.

2. В Московской Инспекции Инспекторы: по Инфантерии Генерал фельдмаршал Граф Салтыков 2-й, по Кавалерии он же и Генерал-Лейтенант Линдер

3. В Лифляндской Инспекции Инспекторы: по Кавалерии Генерал от Кавалерии Граф Девиоменил, коему повелено иметь пребывание в Литве, по Инфантерии Генерал-Лейтенант Ребиндер.

4. В Смоленской Инспекции Инспекторы: по Инфантерии Генерал от Инфантерии Розенберг, по Кавалерии Генерал-Лейтенант Линденер.

5. В Литовской Инспекции Инспекторы: по Инфантерии Генерал от Инфантерии Голенищев-Кутузов, по Кавалерии Генерал-Лейтенант Кологривов.

6. В Брестской Инспекции Инспекторы: по Инфантерии Генерал-Лейтенант Ферштер, по Кавалерии Генерал-Лейтенант Кологривов.

7. В Финляндской Инспекции Инспектор Генерал-Лейтенант Князь Горчаков 1-й.

8. В Украинской Инспекции Инспекторы: по Инфантерии Генерал от Инфантерии Повалошвейковский 1-й, по Кавалерии Генерал-Лейтенант Бохров.

9. В Крымской Инспекции Инспектор по Кавалерии и Инфантерии Генерал от Кавалерии Михельсон 1-й.

10. В Кавказской Инспекции Инспекторы: по Инфантерии Генерал-Лейтенант фон Кноррим 2-й, по Кавалерии Генерал от Кавалерии Обрбеков.

11. В Оренбургской Инспекции Инспекторы: по Инфантерии Генерал-Майор Бахметьев, по Кавалерии Генерал-Лейтенант Воеводский.

12. В Сибирской Инспекции Инспекторы: по Инфантерии Генерал-Лейтенант Нефедьев, по Кавалерии Генерал-Лейтенант Воеводский.

13. В Днестровской Инспекции Инспекторы: по Инфантерии Генерал от Инфантерии Граф Гудевич 2-й, по Кавалерии Генерал от Кавалерии Михельсон.

По артиллерии:

1. Всей Артиллерии Инспектор от Артиллерии Генерал Корсаков.

2. Лифляндского Департамента Инспектор от Артиллерии Генерал-Майор Резвой.

3. Днестровского и Крымского Департаментов Инспектор Артиллерии Генерал-Лейтенант Гельвих.

4. Сибирского Департамента Инспектор Артиллерии Генерал-Майор Бриммер.

Подписал: Титулярный Советник Данила Безуглов.

Канцелярист Пётр Симон».

Как видим в этом списке очень известные военачальники, покрывшие неувядаемой славой свои имена в ходе Отечественной войны 1812 года, много сделавшие для победы в той войне, много сделавшие для развития русской армии, в том числе и для поднятия духовно-нравственного воспитания личного состава на должную высоту.

5 мая 1800 года от архимандрита Амвросия поступила информация о священниках Санкт-Петербургской Духовной Консистории, находящихся в полках лейб-гвардии Его Императорского Величества:

«1. Лейб-Гвардии Его Императорского Величества Гренадерский полк:

– священник Александр Александров. 32 года. Женат. Из хорошего сословия. В подозрениях и штрафах не находился. Окончил Александро-Невскую Семинарию. В священнический сан посвящён в 1797 году.

– при госпитале полка священник Лев Яковлев. 33 года. Женат. Из хорошего сословия. В подозрениях и штрафах не находился. Окончил Александро-Невскую Семинарию. В сан посвящён в 1797 году.

2. Батальон Его Императорского Величества в боурском доме священник Михаил Гратинский. 29 лет. Женат. Из хорошего сословия. В подозрениях и штрафах не находился. Кончил Александро-Невскую Семинарию. В сан посвящён в 1798 году.

3. Лейб-Гвардии Его Императорского Высочества Благоверного Государя Цесаревича и Великого Князя Александра Павловича полку:

– священник Иван Семёнов. 52 года. Вдов. Из хорошего сословия. В подозрениях и штрафах не находился. Окончил Александро-Невскую Семинарию. В сан посвящён в 1785 году.

– священник Василий Фёдоров. 31 год. Женат. Из хорошего сословия. В подозрениях и штрафах не находился. Окончил Александро-Невскую Семинарию. В сан посвящён в 1795 году.

– диакон Константин Григорьев. 27 лет. Женат. Из хорошего сословия. В подозрениях и штрафах не находился.

4. Лейб-Гвардии Гренадерский Его Императорского Высочества Благоверного Государя Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича полк:

– протоиерей Пётр Лебедев. 33 года. Женат. Из хорошего сословия. В подозрениях и штрафах не находился. Окончил Тверскую Семинарию. В сан посвящён в 1794 году.

5. Лейб-Гвардии Конный полк:

– священник Иоанн Филиппов. 37 лет. Женат. Из хорошего сословия. В подозрениях и штрафах не находился. Окончил Александро-Невскую Семинарию».

Сведения о 18 священниках армейских полков также содержатся в РГИА. Ф. 806. Оп. 1. Д. 162. Лл. 10–52.

С 1811 года армейская семинария из-за ветхости здания Тверского подворья по ходатайству её ректора протоиерея Громова располагалась в здании, принадлежавшем купцу Кучерову, на Царскосельском проспекте Нарвской стороны. В 1819 году её воспитанники были рассредоточены по отделениям в епархиальных духовных училищах и семинариях, считаясь учениками армейской семинарии и армейского духовного училища.

В штат семинарии в 1800 году входили ректор – учитель богословия и философии Александр Лобкин с окладом – 500 рублей в год, префект-инспектор – коллежский регистратор Василий Дмитриев с окладом – 200 рублей, эконом с окладом – 200 рублей и педагоги. При церкви было два священника с окладом по 250 рублей каждому, диакон с окладом – 175 рублей и дьячок с окладом – 75 рублей. При семинарии был один лекарь с окладом – 400 рублей в год. В трех классах (богословском, философском и историческом) учились 25 человек. На содержание каждого выделялось по 188 рублей, на больницу – 300 рублей, на покупку книг – 2000 рублей, на содержание дома, лошади, на канцелярские и прочие расходы – 5818 рублей 34,5 копейки. А всего было выделено 22568 рублей 34,5 копейки.

Армейская семинария включала два отделения: высшее и низшее. «2. В высшем отделении полагается три класса и называются, первый классом Словесных наук, второй философских, и третий Богословских наук. 3. Курс учения разделяется следующим образом: а) два года для класса словесных наук, к которым присоединяется всеобщая История. б) два года для класса философских наук, к коим присоединяется математика и физика. с) два года для Богословских наук, к коим присоединяется Церковная История. д) языки греческий, немецкий и французский преподаются чрез все 6 лет, а еврейский в последние 4 года». Несколько часов в неделю отводилось изучению военного устава и артикулов, а также медицине.

В обычных, епархиальных семинариях изучались (по желанию) французский и немецкий языки, «но в Армейской Семинарии они должны быть необходимыми по той причине, что воспитанникам оной, поступающим в полки священниками, иногда случается быть за границею, а на оной стоять весьма часто, где сии языки необходимы. Греческому также обучаться должны все, а Еврейскому токмо отличные, и подающие надежду к поступлению в духовную Академию для высшего образования, и кроме сих, желающие обучаться сему языку».

«4. В низшем Отделении полагается также три класса – первый, второй и третий. 5. В первом классе курс учения два года и предметы следующие. а) Чтение и письмо на российском и латинском языках. б) Сокращённый Катихизис. с) Начало нотного пения. д) Начала Российской грамматики. е) Четыре первые правила арифметики. Примечание: ученики успевшие в сем классе весь год, переводятся в высший чрез год.

6. Во втором классе курс учения два года, и предметы следующие. а) Российская и славянская грамматика. б) Арифметика. с) Церковное обиходное, и отчасти партесное пение с уставом церковным. д) Пространный Катихизис. е) Начала языка Латинского. х) Начала языка Греческого. Примечание. Ученики, успевшие в предметах сего класса в годе, переводятся в высший через год.

7. В третьем классе курс учения два года, и предметы следующие. а) Продолжение пространного катихизиса. б) Греческий и Латинский языки. в) Священная история. г) География всеобщая и российская. д) Повторение Арифметики. е) Усовершенствование в нотном пении».

В высшем отделении занятия проходили по восемь часов в день, кроме четверга, когда назначалась баня, и в субботу – для подготовки к выполнению должности при священнослужении. В низшем отделении для третьего и второго классов занятия проводились по шесть часов: четыре часа до обеда и два часа после обеда (кроме четверга и субботы). Для первого класса продолжительность занятий – пять часов: до обеда три часа и после обеда два часа, исключая также после обеда четверг и субботу. Продолжительность обучения в армейской семинарии шесть лет.

Много интересной информации об армейской семинарии, её студентах содержится в следующем документе, который мы воспроизводим полностью:

«Ведомость о учениках Армейской Семинарии за сей 1800 год.

Студенты философии.

Чему ныне обучаются: 1) Богословию, 2) философии, 3) истории, 4) географии, 5) арифметике, 6) греческому, 7) французскому, 8) немецкому языкам, 9) воинскому уставу.

Чему обучены: 1) грамматике латинской, 2) поэзии, 3) риторике.

Все поступили в сентябре-декабре 1800 года. В этом классе семь учеников. Все из духовного сословия.

Студенты Пётр Судаков и Алексей Ахтырский поступили в Армейскую Семинарию из Троице Лаврской Семинарии 15 декабря 1800 года.

Андрей Петров – из Архангелогородской Семинарии в октябре 1800 года.

Студенты Никита Флорисов, Иван Зернов, Михаил Хитров, Александр Даев поступили из Московской духовной Академии в сентябре 1800 года.

Ученики риторики: 18 человек.

Изучали: 1) риторику, 2) историю, 3) географию, 4) арифметику, 5) греческий, 6) немецкий, 7) французский языки.

Чему обучены: 1) латинской грамматике и 2) поэзии.

Ученики Иван и Павел Чертковы поступили из Александро-Невской Академии 2 июля 1800 года.

Учащиеся Семён Борзецовский, Василий Виноградов, Семён Наумов, Тимофей Островский, Гаврило Вознесенский, Александр Соболев и Кондрат Веденский поступили в сентябре 1800 года из Московской Академии.

Учащиеся Иван Колтуновский, Венедикт Бицкий – Киевской Академии в январе 1800 года.

Учащиеся Константин Князев, Иван Дьяконов – из Александро-Невской Академии в июле 1800 года.

Студент П. Алексеев – из Казанской Академии в октябре 1800 года.

Яков Покровский – из Тифлисской Семинарии в декабре 1800 года.

Пётр Кирилов – из Смоленской Семинарии в декабре 1800 года.

Иван Тугаринов – из Ярославской Семинарии в декабре 1800 года.

Яков Новиков – из Троицкой Лаврской Семинарии в декабре 1800 года.

Все из духовного сословия.

Ученики высшего грамматического класса. Всего: 15 учеников.

Изучали: 1) латинский синтаксис, 2) арифметику, 3) греческий, 4) немецкий, 5) французский языки.

Обучены: 1) латинской стихологии, 2) российской грамматике.

Учащиеся Никита Руднев, Иван Величкин, Мартын Кедров, Василий Никольский поступили из Московской Академии в сентябре 1800 года.

Учащиеся Василий Назаров, Никита Дьяконов, Пётр Торопогрицкий – из Александро-Невской Академии в июле 1800 года.

Пётр Дьяков – из Астраханской Семинарии в октябре 1800 года.

Павел Назаров – из Александро-Невской академии в июле 1800 года.

Павел Божанов – из Архангельской Семинарии в октябре 1800 года.

Студенты Иван Барановский, Иван Двинов, Алексей Зайков и Василий Афитвенский – из Тверской Семинарии в декабре 1800 года.

Андрей Атеницкий – из Костромской Семинарии в декабре 1800 года.

Ученики нижнего грамматического класса: 43 ученика.

Обучались: 1) латинской этипологии, 2) российской грамматике, 3) катихизису.

Обучены: 1) читать и писать по-русски и 2) по-латински.

Поступали из Семинарий Астраханской, Александро-Невской Академии, Московской Академии, Тверской, Архангельской, Казанской, Владимирской, Смоленской, Ярославской Семинарий, Киевской Академии.

Ученики Русского класса: 19 учеников.

Учили: 1) российскую грамматику и 2) по-русски писать.

Умели: 1) читать по-русски».

В 1800 году в армейской семинарии было 109 учеников и почти все из семей военного духовенства. Следует отметить, что в армейскую семинарию поступали далеко не все желающие и имеющие на то право как в 1800, так и в последующие годы. Так, в письме к епископу Смоленскому Димитрию от 30 января 1801 года от имени обер-священника армии и флота П. Я. Озерецковского сообщается: «Из присланных из Епархии Вашей учеников не все по усмотрению моему оказались способными обучаться в Армейской Семинарии; а потому ненадёжные отправлены будут мною обратно при сообщении в Вашу Консисторию с тем, чтоб они навсегда оставались в Епархии Смоленской». Некоторых не принимали в семинарию из-за возраста (сын полкового священника Елисаветградского гусарского полка Роговского – сын Стефан, 20 лет). В письме в Минскую духовную консисторию от 25 июля 1801 года сообщается о том, что семинарист Терентий Федорович «по летам своим оказался неспособным продолжать учение в оной Семинарии». И в феврале 1801 года в Смоленскую епархию были возвращены 16 человек, не способных обучаться в армейской семинарии. 14 февраля 1801 года в Воронежскую духовную консисторию отправлено уведомление о том, что мест в армейской семинарии уже нет. Подобные уведомления были направлены 18 февраля 1801 года в Новороссийскую и Нижегородскую духовные консистории. В архиве сохранились документы, свидетельствующие о том, что студенты армейской семинарии могли по их желанию перевестись в другие учебные заведения. Так указом Его Императорского Величества № 3394 от 19 июля 1801 года предписано из «Армейской Семинарии студентов философии Михайлу Хитрова и Александра Даева по их желанию перевести в Медико-хирургическую Академию». А ученик Иван Зернов 15 марта 1801 года исключён из армейской семинарии «за дурные его поступки».

25 декабря 1802 года вышел указ Его Императорского Величества из Святейшего Правительствующего Синода «О правилах высылки из Епархий учеников для поступления в Армейскую Семинарию», в котором определялось: «ко всем Преосвященным Епархиальным Архиереям послать указы с тем, что ежели кто из таковых оставшихся церковнических детей, коих отцы поступили и поступят в военную службу, пожелают обучаться в Армейской Семинарии, то бы они Преосвященные, или их Консистории уведомляли прежде, с показанием о поведении их, способности к наукам и летах».

Все поступившие зачислялись на казённое содержание.

Указом Его Императорского Величества от 23 мая 1801 года за № 2320 в распоряжение вновь созданного учебного заведения была отдана часть книжного фонда Радзивиловской библиотеки (богословская и философская) Императорской Академии наук. О чём свидетельствует следующее письмо от 25 мая 1801 года: «Милостивый Государь Барон Андрей Львович! Во исполнение Высочайшего Его Императорского Величества повеления объявленного мне в письме вашего Превосходительства 19 числа сего месяца Мая о Радзивиловской библиотеке дабы оную библиотекарю препоручить под собственным вашим наблюдением, вместе со мною разобрать и отделить книги церковные и богословские для отдачи в Семинарию. А прочих родов для оставления при Академии. Представить вам Его Императорскому Величеству каталоги порознь по каждой из сих частей. Я сделал сношение с библиотекарем Господином Шубертом о времени разбора той библиотеки. О чём ваше Превосходительство имею честь уведомить». Процесс передачи книг затянулся и завершился лишь 3 марта 1804 года подписанием акта передачи.

Занятия в семинарии начались 4 июля 1800 года «после предварительного принесения Господу Богу молебствия», о чём обер-священник доложил царю всеподданнейшим рапортом.

Интересны, на наш взгляд, сведения о руководителях армейской семинарии. Так, например, ректор семинарии Александр Лубкин – учитель риторики и немецкого языка. Титулярный советник. 27 лет. Сын протоиерея. Обучался в Костромской семинарии с 1785 года латинской грамматике, риторике, истории, географии и философии. «В 1789 году послан был для образования к учительской должности в Санкт-Петербургскую семинарию; где обучался немецкому языку, чистой математике, красноречию, слушал физику, философию и Богословие.

По окончании учения сам обучал в Александро-Невской Академии немецкому языку, потом немецкому языку и математике обучал в Костромской Семинарии, в которой с 1797 года был Префектом и учителем философии; а сего 1801 года Марта 22-го по увольнении из Костромской Семинарии к исправлению должности ректорской, и к обучению воспитанников Богословию и философии прибыл в Армейскую Семинарию».

2. Префект армейской семинарии священник Иоанн Перекомский – учитель русского языка. 34 года. Сын священника. «Обучался в Новгородской Семинарии латинскому языку, поэзии, риторике и философии до 1786 года; потом вытребован в Санкт-Петербург в ведение комиссии народных училищ и определён к Андреевскому училищу, для выслушания учительского метода, и обучался истории всемирной, географии, арифметике, геометрии и российской грамматике.

По окончании сих наук в 1785 году произведён учителем и обучал: Святейшей истории, катихизису, арифметике и чистописанию до 1800 года: в сем годе произведён во Священника Августа 16 дня и был командирован во флот, по прибытии из оного, определён был в Павловский Гренадерский полк: а из оного переведён в Армейскую Семинарию 1800 года Октября 2 дня; где принял учительскую должность отправлять с 10 Октября 1801 года».

3. Учитель истории Российской, географии – коллежский асессор Андрей Таряев. 36 лет. Из духовного сословия. «Обучался в Переславско-Залесской семинарии, а потом в учительской гимназии – истории естественной, гражданской и географии, математике и языкам.

В учительской гимназии, в обществе благородных девиц, в Пажеском двора Его Императорского Величества корпусе, с 1789 года в должности профессора натуральной истории и географии, из коих в первых двух заведениях и поныне состоит, в Армейскую Семинарию учителем Российской истории и географии поступил – 1801 года Января с 12 дня».

4. Учитель греческого языка Андрей Петров. 25 лет. Сын священника. «Обучался в Архангельской семинарии латинской грамматике, риторике, поэзии, арифметике, философии и греческому языку. Прислан из Архангельской епархии в октябре 1800 года. Учителем сделан 1801 года Декабря 10 дня».

5. Учитель риторики Иван Соколов. 22 года. Сын церковника, поступившего на военную службу. «Обучался в Московской академии с 1790 года, откуда в 1796 году переведён в Лаврскую Семинарию студентом. В Армейскую Семинарию прислан 1800 года Декабря 15 дня. Сделан учителем высшего грамматического класса сего 1801 года Января 12 дня».

6. Учитель нижнего грамматического класса Василий Веселовский. 21 год. «Обучался во Владимирской Семинарии с 1789 года. Прислан из Владимирской Епархии в Армейскую Семинарию 31 декабря 1800 года. Сделан учителем Российского класса 12 января 1801 года».

7. Учитель арифметики – губернский секретарь Иван Полистовский. 29 лет. Сын священника. «Обучался в Псковской Семинарии с 1783 года по 1794 год – философии, а с 1794 по 1797 год – математике в Санкт-Петербургской учительской гимназии. В учительской гимназии в 1797 году определён учителем арифметики при гимназии Императорской Академии наук... Принят в Армейскую Семинарию учителем математики с 12 Января 1801 года».

П. Я. Озерецковский очень внимательно и заботливо относился к своему детищу. Он непосредственно наблюдал как за учебным процессом в семинарии, та к и за воспитательной работой с семинаристами. Учителя каждый месяц представляли ему конспекты пройдённого и сведения об успеваемости семинаристов. Армейская семинария пользовалась успехом и вскоре привлекла к себе большое количество воспитанников из разных епархий. Обучавшиеся здесь дети военных пастырей, находились на полном казённом содержании.

Хочется заметить, что многие вопросы взаимоотношений Русской Православной Церкви и Вооружённых Сил государства этого исторического периода не получили достаточного освещения ни в трудах церковных исследователей, ни в отечественной исторической литературе. До 1917 года сама сращённость государственного и церковного аппарата не позволяла увидеть в теме «Церковь и война» отдельного исторического содержания. В этот период вопросы реорганизации армии, а значит и структур военного духовенства, участия духовенства в духовно-нравственном и патриотическом воспитании военнослужащих, в Отечественной войне 1812 года было рассмотрено лишь в общих трудах по истории войны и нескольких изданиях, приуроченных к её 100-летнему юбилею.

Дальнейшая судьба армейской семинарии. Разумеется, серьёзные преобразования в сфере духовного образования в последующие годы в полной мере затронули и армейскую семинарию. По новому положению она была разделена на три отделения. В высшем отделении (собственно семинарии) изучались риторика, история, математика, философские и богословские науки, герменевтика и археология. Степень преподавания иностранных языков была доведена до умения свободно читать на них, говорить и сочинять. Программа среднего отделения, или уездного училища, была сравнима с программой первых двух старших классов епархиальных духовных училищ. Низшее отделение, или приходское училище, заключало в себе программу двух остальных классов епархиальных духовных училищ. Окончательное преобразование семинарии, с исключением из программ еврейского языка и математических наук (алгебры, геометрии и начал механики), последовало в 1814 году. В строгом соответствии с общим училищным уставом армейская семинария, находясь в непосредственном управлении обер-священника армии и флота, применительно к учебному, нравственному и экономико-хозяйственному вопросам стала подчиняться столичной духовной академии.

По причине «постоянного возвышения ценностей на все жизненные припасы и постепенное увеличение числа детей армейского духовенства, сообразно увеличению армии и определяемых к ней священников» И. С. Державин в декабре 1817 года ходатайствует перед синодальным Обер-Прокурором и комиссией духовных училищ: 1) о предоставлении возможности расширить штат военно-духовных воспитанников с 60 до 170 человек; 2) об увеличении денежных сумм на содержание своих питомцев в размере 13 тысяч рублей дополнительно к отпускавшимся ранее 22568 рублей 38,5 копеек. В случае затруднения со стороны правительства в выделении потребной суммы обер-священник армии и флота усматривал иной путь оказания помощи армейскому духовенству в деле образования детей. Он предлагал разрешить воспитывать их в училищах и семинариях тех епархий, в которых пребывали их отцы. Возобладал, как это обычно бывает в аналогичных ситуациях, наиболее целесообразной с точки зрения экономического эффекта второй вариант подготовки военного духовенства.

Обер-священнику И. С. Державину принадлежит также авторство особого проекта положения об армейской семинарии, который был утверждён 14 апреля 1819 года. Принципиальная новизна этого положения заключалась в том, что армейская семинария теперь вынуждалась существовать отделениями в различных епархиях. Дети армейского духовенства, поступающие в епархиальные семинарии и училища, числились под именами учеников армейской семинарии и содержались совместно с «казённоштатными» воспитанниками епархиальных учебных заведений. По окончании обучения (или в случае исключения по неспособности) все они должны были определяться в полки с одним лишь различием: первые на священнослужительские места, а последние на вакансии причётнические. В случае отсутствия в армии таких мест и вакансий или же засвидетельствованного препятствия к службе как успешно окончившие программу обучения, так и отчисленные поступали на соответствующие места в епархиях, медико-хирургическую академию, а в случае их желания – на гражданскую или военную службу.

Поздней осенью 1819 года началось переселение армейских учеников по епархиальным семинариям. Начальству семинарии, по распоряжению обер-священника И. С. Державина, велено было снабдить всех их по причине дальней дороги и наступающих холодов тёплой одеждой, «хотя бы она и не была выношена до надлежащего термина», пошить новые сюртуки и панталоны, купить шубы или тулупы, тёплые чулки и «вареги» на руки. Из 60 человек всех воспитанников семинарии 15 немедленно были приняты в Санкт-Петербургскую семинарию, 12 – отправлены в Москву, а остальные распределены были в Новгород – 6 человек, Киев – 8 человек и другие города. Около 10 воспитанников, преимущественно из философского класса, «убоявшись дальней дороги и премудрости», уволились из духовного звания и пристроились по канцеляриям в правительственных учреждениях, или определились в гражданские учебные заведения.

Из оставшихся не у дел преподавателей семинарии некоторые ушли в отставку, а большинство, по представлению обер-священника армии и флота, получили священнические места в Санкт-Петербурге.

Определённое представление об армейской семинарии дают следующие данные по её библиотеке. Так, с осени 1819 года по осень 1865 года в библиотеке бывшей армейской семинарии каким-то провидением сохранились 1766 книг 714 наименований. Если за 46 лет сохранилось столько книг, то мы можем только догадываться сколько их было тогда, когда в армейской семинарии проходили занятия и шёл учебный процесс. Книги осенью 1865 года были приведены в возможный порядок священником Михаилом Кутневичем, им же была составлена опись. Ордером № 6579 от 18 ноября 1865 года священнику Михаилу Кутневичу была объявлена благодарность за проделанную работу. Хозяйственное управление при Святейшем Синоде распорядилось 20 июля 1867 года (распоряжение № 6956): передать 21 сочинение в библиотеку Санкт-Петербургской духовной академии (20 из них на латинском, немецком, французском, еврейском языках); 693 экземпляра препроводить в Симбирскую семинарию, библиотека которой в 1864 году погибла при пожаре; остальные книги препроводить в Хозяйственное Управление для дальнейшего распоряжения.

Литература:

– Барсов Т. Об управлении русским военным духовенством. – СПб., 1879.

– Боголюбов А. А. Очерки из истории управления военным и морским духовенством, в биографиях главных священников его, за время с 1800 по 1901 гг. – СПб., 1901.

– Горемыкин Н. Павел Озерецковский, первый по времени обер-священник. Из дней Павла I-го // Русская старина. – 1887. – С. 843–846.

– Котков В. М. Военное духовенство России. В 2-х кн. – СПб.: Нестор, 2004. – Т. – С. 95–115.

– Невзоров Н. Управление духовенством военного ведомства в России. – СПб., 1875.

– Чимаров С. Ю. Русская Православная Церковь и Вооружённые Силы России в 1800–1917 гг. – СПб.: Нестор, 1999.

Вопросы:

1. Полномочия обер-священника в начале века.

2. Обер-священник армии и флота И. С. Державин.

3. Военное духовенство в Отечественной войне 1812 года.

С 1812 года в Российской армии начинают формироваться особые корпуса, способные в течение длительного времени вести самостоятельные боевые действия. В составе штаба такого корпуса предусматривалась должность корпусного священника, наделённого правами полевого обер-священника действующей армии.

В 1816 году, при Александре I, при образовании Главного штаба армии в его штат была введена должность обер-священника с подчинением ему духовенства Гвардии, который соединял в своём лице и звание царского духовника. Назначения на эту должность производились непосредственно императором. Обер-священники армии и флота назначались по представлению Святейшего Синода. В полномочия обер-священника входило:

– наблюдать, чтобы истины православной церкви её служителями и православными воинами исповедуемы были в чистоте;

– делать распоряжения о назначении и доставлении детей армейского духовенства в епархиальные училища; посещение школ солдатских детей и учебных команд при полках;

– руководство благотворительными учреждениями при церквях военного и морского ведомств, а также принимать под свою защиту и покровительство сирот армейского духовенства;

– ежегодное представление отчётов Святейшему Синоду о состоянии вверенного ему управления в соответствии с указами Святейшего Синода от 31 декабря 1837 года, 21 октября 1847 года, 13 марта 1862 года и 17 декабря 1867 года;

– избрание кандидатов и представление местным архиереям о каноническом утверждении и рукоположении лиц, ещё не посвящённых в пресвитерский и диаконский сан, а для священнослужителей, перемещаемых в другие части, добивается на это разрешения местного архиерея;

– назначение псаломщиков в военные соборы и церкви;

– назначение в соборы и церкви армии и Гвардейского корпуса «достойных по воспитанию и жизни», преимущественно заслуженных протоиереев и священников; входить с представлениями в Синод о назначении увольняемым от службы священникам пенсий и пособий, а также вдовам и детям их;

– разрешение спорных вопросов, возникающих между военным начальством и военными священниками при исполнении церковно-богослужебных обязанностей и другие.

В 1816 году на основании формирования большой действующей армии был образован штаб отдельного Грузинского корпуса. По представлению командира корпуса генерала от инфантерии Ртищева корпусным священником был утверждён протоиерей Грузинского гренадерского полка о. Авраамов, ставший, таким образом, первым корпусным священником.

В 1840 году согласно высочайше утверждённому предложению Святейшего Синода начальствующему над военным духовенством отдельного Кавказского корпуса духовному лицу присваивалось звание обер-священника. Он подчинялся обер-священнику армии и флота. В частях корпуса служили 47 армейских священников, что требовало оперативности в управлении и координации их деятельности. С переименованием корпуса в Кавказскую армию в штате её Главного штаба предусматривалась должность обер-священника Кавказской армии (с 1858 года – главный священник Кавказской армии).

Местными вспомогательными органами управления военного духовенства являлись благочинные, которые служили посредствующими органами в отношениях между высшей военно-духовной властью и подчинённым ей военным духовенством. Решая вопрос подготовки пастырских кадров для нужд армии и флота, обер-священнику П. Я. Озерецковскому следовало подумать о назначении, упрочении статуса и возвышении служебных прав ближайших своих помощников по управлению подчинёнными клиром и паствой – армейских благочинных. Это последнее состояло из полковых священников и священников других войсковых частей и учреждений, с положенным по штатам причтом. В русском православии должность благочинного, как административно-судебного должностного духовного лица, впервые упоминается в Духовном регламенте 1719 года, согласно которому епископу вменялось в обязанность, с целью тщательного и усиленного надзора, учинить наказ по всем городам, чтобы «протопопы или нарочно определённые к тому благочинные, как духовные фискалы, всё, относящееся к обязанностям епископа, насматривали и ему бы епископу доносили». Что касается военного ведомства, то уже в повелении Павла I от 28 июля 1800 года о размещении полевых обер-священников и других пастырей, оказавшихся в ходе проводимых реформ за штатом, П. Я. Озерецковский получил право «давать им инспекцию по благочинию церкви». С этого времени благочинные, как старшие военно-духовные руководители духовно-нравственного воспитания личного состава и непосредственные начальники полкового духовенства, считались правопреемниками прекративших свою деятельность обер-полевых священников армии.

В силу приведённого выше повеления, протоиереем П. Озерецковским были избраны и назначены благочинные для 14 инспекций, а именно: Санкт-Петербургской (представители которой должны были иметь надзор и над священнослужителями полков лейб-гвардии); Московской; Лифляндской; Смоленской; Литовской; Брестской; Украинской; Днестровской; Крымской; Харьковской; Кавказской; Оренбургской и Сибирской.

14 декабря 1800 года обер-священник армии и флота доложил царю и получил разрешение у Павла I о награждении избранных благочинных крестами и о прибавке к получаемому им жалованью по 50 рублей. Прибавка в 50 рублей к получаемому благочинными по штатной должности священника денежному содержанию служила своего рода возмещением расходов на поездки по обзору полковых церквей. В дальнейшем эта сумма с пересчётом на серебро (14 рублей 25 копеек) стала выдаваться армейским благочинным с целью компенсации канцелярских расходов.

В случае сосредоточения большого числа военных клириков в одной местности обыкновенного благочиннического надзора за проявлением единства действий и взаимоотношений в их среде оказывалось недостаточным. По этой причине периодически, когда требовали обстоятельства, учреждались должности старших и корпусных благочинных.

Подняв престиж военного духовенства, приступив к организации системы подготовки кадров для замещения пастырских вакансий в армии и на флоте, добившись для себя исключительного права без доклада Святейшему Синоду сноситься с епархиальными архиереями по принципиальным вопросам кадровой политики своего правления, обставив военно-духовное ведомство небывалыми ранее преимуществами, обер-священник П. Я. Озерецковский не только изолировал военное духовенство от епархиального, но и явно возвысил первое над последним. Он также добился для военного духовенства регулярного жалованья с начислением пенсии после 20 лет службы. Жалованье военных пастырей было невысоким, так священники пехотных полков, по штату 1802 года, получали 140 рублей в год; священники конных полков, по штату 1803 года – 90 рублей. Кроме того, в случае болезни или разорения имущества неприятелем, военные священники имели право на единовременное денежное пособие в размере от 100 до 500 рублей. Стали получать пособие и вдовы военных пастырей.

Сложившийся порядок подчинённости существенно нарушал основные правила единства и нераздельности заведования Святейшим Синодом всеми предметами церковного правления. На повестке дня стоял вопрос о бесконтрольности действий обер-священника армии и флота не только в пределах своего департамента, но и на территориях епархий.

Фактически не подчиняясь контролю высшей духовной власти, православное военное ведомство при П. Я. Озерецковском достигло «зенита», но при этом вызвало откровенную неприязнь к военным священникам со стороны епархиальных властей. Более того, незадолго до смерти Павла I отношения Павла Яковлевича со своим влиятельным дядей ухудшились. После смерти государя митрополит Амвросий, обладая правом первоприсутствующего, сделал всё для того, чтобы удалить обер-священника армии и флота из духовной коллегии. Умело используя сложившуюся ситуацию, владыка упразднил единоличное правление обер-священника военным духовенством. Таким образом, были восстановлены нарушенные права Святейшего Синода. Компетенция обер-священника была заключена в строго определённые рамки. Преемник императора Павла I, Александр I (1801–1825 гг.), при первом же докладе П. Озерецковского дал ему понять, что не намерен безусловно поддерживать все его ходатайства. Рядом указов и соответствующих синодальных постановлений обер-священнику предписывалось, чтобы он впредь без представления Святейшему Синоду никаких перемен по отношению к подведомственному ему духовенству, «сверх предписанного инструкциями», не делал, а равно не предпринимал никаких распоряжений относительно армейской семинарии. Выдающийся представитель российской церковно-исторической науки второй половины XIX – начала XX столетий профессор Пётр Васильевич Знаменский также отмечал: «Первый обер-священник при Павле I Озерецковский, с разрешения государя, устроил в Петербурге даже особую семинарию для детей военного духовенства, называвшуюся армейской. Но она существовала только до 1819 года, потом ученики её были распределены по епархиальным духовным школам».

Таким образом, Святейший Синод возвратил управление военным духовенством под свой контроль, отменив тем самым предыдущие распоряжения. Вновь был восстановлен ранее существовавший (до 1800 г.) порядок назначения, увольнения, а также награждения священнослужителей военного ведомства. Отныне искавшие поступления в военное ведомство священники должны были заявлять о своём стремлении непосредственному епархиальному начальству, которое в свою очередь рекомендовало их на утверждение Святейшего Синода. Нередко и сам Синод, получив просьбы от Военной коллегии о назначении священнослужителей, предписывал епархиальным архиереям направлять достойных пастырей в полки и на флот.

П. Я. Озерецковский не смог выдержать положения, в котором оказалось его ведомство. Более того, рушились личные планы отца Павла: он втайне мечтал занять место царского духовника. Однако умершего духовника отца Исидора, сменил другой священник – отец Сергей Фёдоров. Вскоре нависли тучи и над любимым детищем обер-священника – армейской духовной семинарией, которая, по мнению обер-прокурора Святейшего Синода А. А. Яковлева, давала главе военно-духовного ведомства доход не меньший, чем хорошая епархия. Несмотря на то, что ему 18 ноября 1806 года был пожалован орден св. Анны 1-й степени, а 24 декабря того же года – шитая жемчугом митра, в результате всех неблагоприятных обстоятельств отец Павел тяжело заболел. 26 апреля 1807 года протоиерей И. С. Державин получил из Святейшего Синода императорский указ о состоянии здоровья отца Павла. Указ обязывал протоиерея И. С. Державина до выздоровления П. Я. Озерецковского вступить «в должность его по званию обер-священника дела, а также принять дела и семинарию для детей». 12 мая 1807 года, после двухмесячной тяжёлой болезни первый в истории армии и флота обер-священник П. Я. Озерецковский скончался. Журнал «Вестник военного духовенства» по этому поводу писал: «Армейская семинария в лице его потеряла просвещённого и мудрого начальника, а военное духовенство – строгого, но доброго отца, зорко следящего за его поведением и близко к сердцу принимавшего его нужды». Похоронен отец Павел в Петербурге на Смоленском кладбище.

Обер-священник армии и флота И. С. Державин. Дальнейшая история военно-духовного ведомства (1807–1815 гг.) была связана с деятельностью второго обер-священника армии и флота – И. С. Державина (1807–1826 гг.).

Иоанн Семёнович Державин родился в 1756 году в семье священника Новгородской епархии. Образование получил в Новгородской духовной семинарии и с 1786 года, в двадцать лет, как лучший из её учеников, был оставлен при семинарии учителем информаторского (низшего) класса, а через три года был переведён в Санкт-Петербургскую Александро-Невскую семинарию, в дальнейшем преобразованную в академию. Там он последовательно проходил должности учителя поэзии, потом риторики и, наконец, высшего класса – красноречия. Исходя из благого намерения посвятить себя более деятельному служению церкви, Иоанн Семёнович в 1790 году оставляет кафедру преподавателя семинарии и определяется священником к петербургской Вознесенской церкви. В 1794 году он уже цензор проповедников, а с 1797 года, в сане протоиерея, становится законоучителем в состоящих под покровительством императрицы Марии Фёдоровны Мариинском и Родильном институтах и в немецком Петропавловском училище. 20 июля 1807 года назначен обер-священником военного и флотского духовенства и членом Святейшего Синода. Отличительной гранью пастырского труда обер-священника И. С. Державина было умелое сочетание управленческой деятельности с активным проповедничеством. Некоторые его проповеди с благословения Святейшего Синода были отпечатаны и разосланы по всем православным церквам Российской империи. Всесторонняя богословская подготовка, широчайшая эрудиция и поэтический дар позволили И. С. Державину в первые годы своего служения (руководителем военно-духовного ведомства) составить оригинальный стихотворный ответ известному поэту-современнику Г. Р. Державину (1743–1816 гг.). Приняв по ошибке курьера пакет, адресованный Державину-пастырю, Державин-поэт отдаёт своему привратнику приказ такого содержания:

Един есть Бог, един Державин, ...

А чтоб Державина со мною

Другого различил ты сам, –

Я стар, – юн духом по грехам –

Он в рясе длинной и широкой,

Мой фрак кургуз и полубокой.

Он в волосах, я гол главой;

Я подлинник, – он список мой.

В ответ на эти строки, которые стали ходить по светским рукам и дошли до духовных кругов, последовал приказ И. С. Державина своему секретарю:

Я в рясе длинной и широкой,

Власы имею и браду,

Твой фрак кургуз и полубокой

И плешь поверх его в виду.

И то скажу с отважным риском,

Что мне нельзя твоим быть списком:

С чего власы, браду мне снять?

Чем рясу с фрака наполнять.

Пою молебны, панихиды:

Мой долг и польза суть виной;

Слуга быв Марса и Фемиды,

Министр ты ныне отставной,

Кроплю водой, брянчу кадилом,

Тебя к себе не кличу с рылом,

Но крест святой лобзать даю,

Кто руку хочет чтить мою.

Скончался Иоанн Семёнович Державин 8 марта 1826 года.

Обер-священники русской армии не на бумаге, а делом доказывали, что занимают сей высокий пост не зря, надёжно держали руку на пульсе духовной жизни вооружённых сил России и не проходили мимо кажущихся житейских мелочей, как и предписывали положения императорских указов. Но не одни сухие канцелярские фразы порождали служебное рвение. В каждом из высших духовных наставников прочно жила христианская убеждённость, понимание важности задач русской армии, сострадание к ближнему.

Наиболее заметным явлением в построении системы управления военным духовенством в означенные годы явилось учреждение в войсках особых вспомогательных должностей – полевых и корпусных обер-священников и главных полевых священников. Должность полевого обер-священника следует отличать от должности обер-полевого священника. Последняя существовала до 1800 года и вводилась лишь в военное время. Что касается обязанностей полевого Главного священника, то они были совершенно одинаковы с обязанностями полевого обер-священника, с тем различием, что полевой Главный священник назначался только в военное время и для военного времени; тогда как полевой обер-священник был начальствующим лицом подведомого ему духовенства как в мирное, так и военное время, а значит должность полевого Главного священника по самому её учреждению являлась временной, а должность полевого обер-священника постоянной.

Первое назначение полевых обер-священников для действующей армии согласно учреждению 27 января 1812 года Положения об управлении действующей армии, состоялось в 1812 году. В последующей истории управления военным духовенством по требованию обстоятельств времени учреждаются звания корпусных и дивизионных благочинных, назначаемых главными священниками и подчинённых в свою очередь корпусным обер-священникам. Кроме того, с 1812 года до Крымской войны (1853–1856 гг.) соответственно разделению войск по армиям и наименованию последних мы встречаемся с должностью полевых обер-священников 1-й и 2-й действующей армии. Полевой обер-священник назначался Святейшим Синодом, по представлению обер-священника армии и флота и по согласованию с главнокомандующим армии, и осуществлял руководство над духовенством не только армии, но и госпиталей, находящихся в губерниях и областях, объявленных на военном положении. Во время войны в ведение полевого обер-священника временно поступали также священнослужители флота, соединённого с армией под управлением одного главнокомандующего. Полевой обер-священник должен был наблюдать за исполнением полковыми священниками своих обязанностей, представляя обер-священнику армии и флота их послужные списки. Он имел право суда над подведомственными ему духовными лицами: за незначительные проступки мог подвергать их выговорам и замечаниям, в случае совершения священником преступления – увольнять от службы, докладывая об этом обер-священнику армии и флота. В своём подчинении полевой обер-священник имел дивизионных благочинных. В обязанности дивизионных благочинных вменялось:

– наблюдение за церквями и духовенством войск, входящих в состав дивизии;

– посещение не менее одного раза в год подведомственных ему церквей;

– проверка церковного имущества по описям, приходно-расходных книг и всех церковных документов;

– наблюдение за преподаванием Закона Божия и успехами учащихся в полковых школах;

– разбор взаимных споров и жалоб членов причта, жалоб военных и светских лиц на полковых священно- и церковнослужителей;

– подвержение виновных подведомственных ему священно- и церковнослужителей, а также их жён и детей внушениям и замечаниям;

– предварительный просмотр подготовленных полковыми священниками поучений, предназначенных к произнесению в церквях при полковых праздниках и других торжественных для полка случаях.

С января 1828 года корпусные, дивизионные, бригадные и гарнизонные благочинные избирались обер-священником армии и флота из достойных протоиереев или священников, а во второй половине XIX века благочинные не назначались, а избирались на собраниях духовенства войсковых частей и гарнизонов.

Необходимо отметить, что непрерывные войны с 1805 по 1815 годы – зачастую две и три войны, ведённые одновременно на различных театрах, требовали от России небывалого ещё со времени Северной войны напряжения. В 1805 году – война с Францией и Персией, 1806–1807 годы – с Францией, Персией и Турцией, в 1808 году и 1811 году – с Персией и Турцией, 1812 год – со всей Европой и Персией, 1813, 1814 и 1815 годы – с Францией. Рекрутские наборы производились ежегодно. В 1805 году в полевой армии числилось 340.000 человек, не считая 100.000 гарнизонных и 110.000 казаков, различных войск. В 1806 году пришлось даже прибегнуть к призыву ополчения, мере, не принимавшейся с нашествия Карла XII. Было призвано 110.000 государственных крестьян. А. А. Керсновский назвал Лейб-Гвардии Финляндский полк «памятником ополчения 1806 года», образованный в 1806 году как Батальон Императорской Милиции. В 1809 году в армии состояло 733.000 человек. Под ружьём в первую половину царствования Александра I находилось в разное время до 1.500.000 человек с казаками и ополчением, что составляло 4 процента населения страны.

Отсюда вытекали, наблюдаемые нами, преобразования в военно-духовном ведомстве Российской Империи. 29 апреля 1812 года полевыми обер-священниками 1-й и 2-й Западных армий были назначены соответственно протоиереи: Преображенского Всей Гвардии собора Алексей Торопогрицкий и Лейб-Гвардии Финляндского полка Тимофей Таренецкий. В Дунайской армии полковыми священниками ещё с 1808 года руководил протоиерей Онисим Боровик. В 1812 году отцу О. Боровику, так же как отцам А. Торопогрицкому и Т. Таренецкому, была выслана выписка из «Учреждения для управления большой действующей армией» (Отделение 11-е – «О должности полевого обер-священника»). Как и последним, ему было назначено жалованье – 600 рублей в год.

Кроме того, согласно «Учреждению для управления большой действующей армией» от 27 января 1812 года, были введены должности корпусных священников, пользовавшихся правами полевых обер-священников действующих армий и, также как и последние, подотчётных обер-священнику армии и флота. Все эти меры упорядочили управление духовенством военного ведомства и облегчили его деятельность во время Отечественной войны.

Военное духовенство в Отечественной войне 1812 года. Наиболее многочисленный отряд военного духовенства представляли полковые священники, которые приравнивались к офицерам в звании «капитан» и имели соответствующие им права. Солдаты обязаны были отдавать им честь и называть их «Ваше благословение». Определённые в полки священники «соображаясь с важностью и достоинством своего звания, обязаны стараться поведение своё при всяком случае и времени сохранять в чистоте и благонравии, оказывать старшим уважение, послушание и подчинённость и во всём быть примером военнослужащим». Согласно данным архива Св. Синода, в 1812 году в ведомстве армейского духовенства состояло 240 человек, более 200 из них участвовали в Отечественной войне и заграничном походе. В 1912 году в журнале «Вестник военного и морского духовенства» были опубликованы так называемые «Краткие исторические сведения о священнослужителях воинских частей, участвовавших в Отечественной войне 1812 года», где содержалась информация о 188 священниках и 3-х дьяконах. Материал был взят из формулярных списков армейского духовенства, хранящихся в архиве канцелярии протопресвитера военного и морского духовенства (Ф. 806 РГИА). Данный перечень не является исчерпывающим, так как формулярные списки военного духовенства за данный период сохранились лишь частично. Л. В. Мельникова провела значительную исследовательскую работу и ей удалось несколько уточнить и расширить до 200 человек (принимавших участие в Отечественной войне 1812 года) список на основе послужных списков, приказов о награждениях священнослужителей и других документов, хранящихся в архиве Св. Синода и РГВИА.

Согласно Высочайшему указу от 18 декабря 1797 года для белого духовенства (в том числе и военного) были установлены следующие награды: скуфья, камилавка, золотой наперсный крест, выдаваемый от Святейшего Синода. Следует заметить, что награды давались в упомянутой последовательности: священник, не имевший скуфьи, не мог быть награждён камилавкой; не имевший камилавки, не мог быть представлен к награждению наперсным крестом. Ордена давались, как правило, после того как священник получал все вышеупомянутые награды, за исключением особых случаев. В 1812 году первый в истории России и единственный за всю Отечественную войну священнослужитель (священник 19-го егерского полка Василий Васильковский) был награждён орденом Святого Георгия Победоносца 4-го класса. Из формулярных списков священников и других документов, хранящихся в архиве Синода, известно, что семь священнослужителей (протоиерей Апшеронского полка Онисим Боровик, протоиерей Кавалергардского полка Михаил Гратинский, протоиерей Кирасирского Военного ордена полка Пётр Летницкий, протоиерей Олонецкого пехотного полка Иоанн Ящуринский, протоиерей Преображенского всей гвардии собора Алексей Торопогрицкий, протоиерей Лейб-Гвардии Литовского полка Василий Андрианов и священник 20-го егерского полка Дмитрий Тредьяковский во время войны 1812 года или вскоре после неё были награждены орденом Святой Анны (первые шестеро – 2-й степени, а последний – 1-й степени).

Три полковых священника – участника Отечественной войны – Софроний Самборский (Ревельский пехотный полк), Василий Сицилинский (с 1811 по 1814 гг. – Новгородский кирасирский полк, с 1814 г. – Лейб-Гвардии Финляндский полк) и Алексей Зиновьевский (с 1811 по 1814 гг. – Литовский драгунский полк, с 1814 г. – 23 Егерский полк) за отличную службу были награждены орденами гораздо позже (20–40-е годы XIX века). Священник Софроний Самборский был награждён орденом Святой Анны 3-й степени в 1831 году «за отличную службу и неутомимые труды во время свирепствовавшей болезни холеры». В 1842 году он получил орден Святой Анны 2-й степени, а в 1857 году – орден Святого Владимира 4-й степени. Священник Василий Сицилинский в 1826 году был «Всемилостивейше пожалован орденом Святой Анны 3-й степени во уважение трудов по должности законоучителя в доме трудолюбия». В 1839 году он был награждён орденом Святого Владимира 4-й степени, а в 1844 году – орденом Святой Анны 2-й степени, в 1848 году – орденом Святого Владимира 3-й степени. Протоиерей Алексей Зиновьевский в 1832 году был награждён орденом Святого Владимира 4-й степени «в воздаяние ревностного служения, оказанного сверх обязанностей своего звания во время сражения с польскими мятежниками при штурме г. Варшавы».

Следует отметить, что духовенство Русской Православной Церкви, важнейшим отрядом которого являлось военное духовенство, сыграло значительную роль в победе России над наполеоновской Францией. Накануне Отечественной войны 1812 года в стране действовало 26747 православных церквей (без монастырских и домовых) и 452 монастыря (с приписными) – 358 мужских и 94 женских. Численность православного духовенства, священнодействовавшего в 1812 году (то есть исключая низший клир и простых монахов), составляла 34691 человек. Помимо проповеднической деятельности, несомненно, имевшей огромное значение для поддержания в обществе религиозно-патриотического настроения, духовенство также приняло непосредственное участие в организации и деятельности народного ополчения, в партизанском движении, военное духовенство сопровождало регулярную армию во всех походах и сражениях.

Чтобы понять хоть немного суть происходивших событий той далёкой войны, чудовищную сущность войны, приведём несколько эпизодов из «Записок Алексея Петровича Ермолова об Отечественной войне 1812 года». Отступавшая французская армия – это была уже совсем другая армия: жалкая, беспомощная, изнурённая усталостью и голодом. Она просто бежала, а русская армия её преследовала и уничтожала. И казалось бы, мы должны радоваться и гордиться успехам последней, ведь она побеждает одну из самых великих армий – армию Наполеона. Но на душе, как ни странно, нет этой радости! Вот первый эпизод: «В продолжение целого дня проходили неприятельские колоны, ни одна из них не была сильнее 2 тыс. человек и в каждой из них было немалое число совсем невооружённых людей, изнурённых усталостью и голодом. Одну из них атаковали Лейб-Гвардии полки: Гусарский, Уланский и Драгунский, но глубокий снег, рвы, окружающие большую дорогу, а паче сильный огонь, воспрепятствовали истребить оную, и она уменьшенная вполовину, не отклонялась даже с пути, прошла далее, но полки 3-й дивизии её уничтожили. (Она состояла из молодой гвардии Наполеона; при ней была и Гвардейская артиллерия).

Отряд Розена напал на неприятеля, который защищался довольно слабо, бежал оставя несколько пушек. Лейб-Гвардии Егерский полк ударил в штыки на одну колонну и положил на месте. В добычу досталось множество обозов, экипаж Маршала Даву, его канцелярия и секретная переписка, и даже Маршальский жезл его. При сем очень обогатились нижние чины».

Человек на войне ожесточается, не чувствует чужой боли, у него пропадает сострадание к ближнему, хоть и в лице противника. А вот эпизод, подтверждающий наши рассуждения: «Неприятель отступал с необычайною поспешностью. Платов теснил его на каждом шагу и не давал им малейшего отдохновения... Дорога была покрыта тысячами замёрзших и умирающих людей. Ни где не было пристанища; города и селения обращены в пепел и остающиеся во множестве ежедневно пленные, все раненные и больные, большое число чиновников, – должны были ожидать неизбежной смерти. Ежеминутное зрелище страждущего человечества, истощало сострадание и самое чувство сожаления притупило. Каждый из сих несчастных, в глазах подобных ему, казалось переставал быть человеком. Мщение не могло быть причиною сего равнодушия, ибо чрезмерно велики были претерпеваемые бедствия; разве то, что бедствия были слишком обыкновенны».

И далее человеческая трагедия разыгрывается на берегах реки Березина. А. П. Ермолов пишет: «17 числа (ноября – В. К.) неприятель из своей позиции между рр. Гайною и Березиною с 8 часов пополуночи начал отступление на Земблик. Войска его оставшиеся на левом берегу Березины, лишь только увидели, что армия отступает и боясь, что Чичагов не занял переправы и не лишил их единственного средства к спасению, с такою стремительностью и беспорядком бросились на мосты, что они, не сдержав тяжести, обрушились. Пехота бросилась на лёд, но несколько дней оттепели его ослабили, и он обломился. Река с одного берега до другого покрылась телами. Артиллерия и обозы все были в воде, но большое количество осталось ещё на берегу. При сем случае потонуло не менее шести тысяч человек. Лошадей вынуто из воды до пяти тысяч.

Никогда в жизни ни случится видеть столь ужасного зрелища. Несчастные, окончившие бедствия свои вместе с жизнью, оставляли по себе завидующих своей участи. Несравненно несчастные были те, которые сохранили жизнь, для того чтобы от жестокости холода, потерять её в жесточайших мучениях. Судьба отомщевая за нас, представила нам все виды смертей, все роды отчаяния. В сей день, после довольно тёплой погоды, вдруг сделался мороз и вьюга. По собственному сознанию пленных потеря неприятеля простиралась до 20 тыс. человек убитыми, утонувшими и отдавшимися в плен. Взято весьма много артиллерии, все обозы и чрезвычайно большая добыча. Богатства Москвы не перешли Березины! За них заплачено бегством, срамом и жизнью.

Неприятель на каждом марше оставлял множество людей, не могущих идти далее от изнурения, бросал в большом количестве артиллерию и последние оставшиеся обозы. Вся дорога была устлана умирающими, ничто, кроме усталости не останавливало наши войска».

25 июля 1812 года Александр I утвердил доклад Святейшего Синода, в котором отмечалась необходимость: 1) отдать из прибылей, получаемых от продажи свечей в церквах, 1,5 млн. рублей «в пособие к составлению новых сил» (половину суммы на Петербургское ополчение, другую – на Московское); 2) пригласить епархиальных архиереев, монастырских настоятелей и прочее духовенство к пожертвованию деньгами, серебряными и золотыми вещами; 3) объявить причётникам, детям священно- и церковнослужителей и семинаристам (не выше риторического класса), что по желанию они могут увольняться в ополчение, получая из церковной кошельковой суммы пособие на одежду и продовольствие.

Пожертвования от духовенства поступали в местные Духовные консистории, откуда, по согласованию с губернаторами, направлялись в губернские комитеты народного ополчения. Епархиальные архиереи сообщали в Святейший Синод о собранных средствах и о лицах, пожелавших вступить в ополчение. В архиве Св. Синода хранятся рапорты архиереев 32 епархий. Отсутствует отчётность по 4 епархиям, территории которых были оккупированы французскими войсками: Московской, Смоленской, Минской и Могилёвской. Согласно этим документам, духовенство пожертвовало на ополчение: 778561 руб. 80 коп. ассигнациями, 18059 руб. 89 коп. серебром без лажа, 6452 руб. 99 коп. серебром с лажем, 536 руб. золотом, 3388 руб. 10 коп. медью, 41 пуд. 1,5 фунта 40,5 золотников серебра и 8 фунтов 7,5 золотников золота в изделиях и слитках. Всего же духовенством на ополчение в 1812 году было собрано 2405076 руб. 60 коп. ассигнациями, 20761 руб. 89 коп. серебром без лажа, 6452 руб. 99 коп. серебром с лажем, 556 руб. золотом, 3388 руб. 10 коп. медью; 60 пудов 27,5 фунта 67,5 золотников серебра и 10 фунтов 18,5 золотников золота в изделиях и слитках.

Согласно этим рапортам, в ополчение поступило 412 человек духовного сословия. Среди них значительное число составляют ученики духовных школ.

Удивительным является тот факт, что Отечественная война ещё не завершилась, враг ещё не был изгнан с территории России, а император Александр I, у которого военных забот более чем предостаточно, обращается с письмом к Преосвященному Феофилакту, архиепископу Рязанскому и Зарайскому: «По изгнании врага из пределов Смоленской Губернии, Я поспешаю восстановить Богослужение и возвратить Церквам Пастырей. Находя нужным употребить к тому Члена Св. Синода, призываю на дело сие Ваше Преосвященство. Известная мне опытность Ваша и деятельность по управлении Епархии, Вам вверенной, подаёт надежду в успешном исполнении возлагаемого ныне поручения. Вы отправитесь немедленно в Смоленск, где употребите все возможные усилия к приведению Епархии, по всем её частям в надлежащее устройство, требуя к тому содействия и от местного Архиерея. На дорогу и на содержание Ваше Вы получите из Моего Кабинета пять тысяч рублей, о чём дано уже кому следует повеление. Вашею обязанностию будет еженедельно доносить Синоду, как о действиях Ваших, так и о нужных Вам пособиях к приведению Епархии Смоленской в должный порядок. По мере того, как могут быть очищаемы от неприятеля и другие места оной сопредельные, Вы будете распространять и на те части Ваше ведение на праве делаемой Вам доверенности. Св. Синод не оставит со своей стороны дать местным Начальствам надлежащие по сему предписания. Молю Бога да ниспошлёт Вам силы скоро устроить всё к Славе имени Его, к пользе Служителей Алтаря, к обрадованию сынов Православной Церкви.

Пребываю всегда Вам благосклонный (На подлинном написано собственною Е. И. В. рукою) АЛЕКСАНДР. В С.-Петербурге 27-го Ноября 1812 года». Из ведомости, находящейся в деле Правительствующего Синода, о разорениях по Смоленской епархии видно, что в помощь разорённым священно- и церковнослужителям только этой епархии и уже к 18 марта 1813 года было выделено 304.384 рубля.

К концу XIX века в русской армии и на флоте насчитывалось около 5 тысяч лиц из числа военного духовенства. Возраст полковых священников колебался от 30 до 60 лет. Уровень образования также широко варьировал от высших курсов армейской и духовных семинарий до скромной записи в формулярных списках: «Российской грамоте читать и писать умеет». Окончившие семинарии знали латинский, греческий, немецкий и французский языки, грамматику, физику, красноречие, историю и географию. Благодаря образованию полковые священники (в большинстве своём скромного происхождения) могли свободно общаться с представителями лучших аристократических фамилий – своими однополчанами. Вместе с тем социальное происхождение, а главное, повседневное служение сближали их с нижними чинами.

В рапортах о награждениях полковые командиры неоднократно упоминали, что священники пользуются уважением офицеров и нижних чинов. Богослужения и молебны, регулярно проводимые полковыми священниками, поднимали моральный дух русской армии, укрепляли её мужество. Перед сражением, обходя позиции своих полков, священники напоминали солдатам об их долге и присяге. На поле брани под неприятельским огнём они напутствовали умирающих, а при необходимости воодушевляли солдат личным примером. Воспитательная роль армейского духовенства проявлялась прежде всего в том, как его паства вела себя на поле боя. Это и следует считать главным показателем результативности служения священников, которые своей постоянной пастырской деятельностью готовили воинов к ратному подвигу.

Литература:

– Военский К. А. Русское духовенство и Отечественная война 1812 года. – М., 1912.

– Котков В. М. Военное духовенство России. Страницы истории. В 2-х кн. – СПб.: Нестор, 2004. – Т. 1. – С. 115–148.

– Мельникова Л. В. Русская Православная Церковь в Отечественной войне 1812 года. – М.: Сретенский монастырь, 2002.

– Невзоров Н. Исторический очерк управления духовенством военного ведомства в России. – СПб., 1875.

– Никольский А. Лица «духовного чина» Московской епархии в их служении Церкви и Отечеству в 1812 году. – М., 1912.

– Студинский И. М. Русское духовенство в Отечественную войну 1812 года. – Кострома, 1912.

– Шавельский Г. И. Военное духовенство в борьбе России с Наполеоном. – М., 1912.

Вопросы:

1. Появление военного духовенства Гвардии и отдельного Грузинского (впоследствии Кавказского) корпуса. 1816–1890 гг.

2. Обер-священник армии и флота Павел Антонович Моджугинский.

3. Двоевластие продолжается.

Идея централизации военно-духовного правления, у истоков которой стояли император Павел I и обер-священник П. Я. Озерецковский, с честью прошла испытание в горниле Отечественной войны 1812 года, последующей кампании 1813–1814 годов. Казалось, что видимых причин к её пересмотру не было. Тем не менее, вопрос о военно-духовном правлении подвергся пересмотру.

В 1814 году высочайшим указом об управлении военного департамента, был утверждён штат гвардейского корпуса, а 8 сентября этого же года настоятель Преображенского всей гвардии собора, протоиерей Алексий Торопогрицкий (1814–1827 гг.) получил о данном событии уведомление. В уведомлении сообщалось, что отец Алексий назначается корпусным священником, а штат гвардейского корпуса будет состоять из 14 членов. С 1 января 1816 года А. Торопогрицкий стал именоваться «во уважение отличной службы и подъятых трудов в кампанию 1812–1814 гг.» обер-священником Главного Его Императорского Величества Штаба. При этом самому Торопогрицкому указано было состоять под непосредственным ведением Святейшего Синода. Таким образом, произошло образование отдельного, независимого от обер-священника армии и флота, управления духовенством гвардейского ведомства, сохранившего свою полную самостоятельность до вступления в должность главного священника армии и флота, гвардии и гренадер А. Желобовского (1888–1910 гг.).

Следующим пунктом центробежной тенденции тех лет явилось формирование ещё одной ветви военно-духовного правления: в 1816 году на основании учреждения действующей армии был образован Штаб отдельного Грузинского (впоследствии Кавказского) корпуса. По свидетельству видного военно-церковного историка Фёдора Ласкеева, первым корпусным священником нового оперативного объединения, обер-священником армии и флота И. С. Державиным был утверждён протоиерей грузинского гренадерского полка Авраамов (1816–1819 гг.). В конце 30-х годов XIX века Святейший Синод разрешил начальствующему над духовенством отдельного Кавказского корпуса духовному лицу называться обер-священником. Причинами этого были названы, во-первых, наличие значительного числа армейского духовенства (47 священников), во-вторых, корпус часто участвовал в боевых действиях, требовавших незамедлительного решения.

И как отмечает военный историк С. Ю. Чимаров: «Таким образом, 1816 год стал тем рубежом, когда завершился начальный этап и наступил самый длительный, наиболее насыщенный, период в жизни военного духовенства, период подлинного «собирания сил», магистральным направлением которого стал долгий путь к пресвитерианству». Путь длинной с 1816 года по 12 июня 1890 года.

С момента появления в 1816 году развитой вертикали управления духовной сферой в армии и на флоте, и вплоть до середины 20-х годов XIX века каких-либо существенных реформ в деле организации служения «военных батюшек» не случилось. Вместе с тем произошедшие разделения не были лишь простой формальностью. Отделившееся военное духовенство гвардии, к примеру, почти сразу же ощутило свою элитарность, выражением которой явилось заметное отличие от остальных клириков в денежном содержании, а следовательно, и улучшение материального благополучия священников гвардии. Так, 28 ноября 1819 года за № 2496 канцелярия вице-директора инспекторского департамента Главного Штаба Его Императорского Величества уведомила канцелярию обер-священника армии и флота, что священникам положено жалованье «по последнеизданным штатам полков». Так, для лейб-гвардии: Кавалергардского, Конного и Гусарского, Драгунского и Уланского, Преображенского, Семёновского, Измайловского и Егерского полков – по 250 рублей 25 копеек (в год), да рационов 48 рублей и один денщик. В армейских, кавалерийских, пехотных и егерских полках по штату полагалось по 110 рублей, рационов 36 рублей и один денщик, а в лейб-гвардии Финляндском полку пастор получал жалованья 400 рублей и ему был положен один денщик. Постепенно усиливая своё ведомство, обер-священник гвардейского духовенства А. Торопогрицкий исходатайствовал также образование при нём особой канцелярии, штат которой (в составе письмоводителя-секретаря, и одного писца, с назначением жалованья 500 рублей первому и остальных 500 рублей – на наём писца и канцелярские расходы) был утверждён Александром I-м 15 мая 1806 года.

В условиях произошедшей децентрализации военно-духовного правления одной из первейших задач обер-священника Иоанна Державина было стремление сохранить, а по возможности и приумножить благое начинание предшественника Павла Озерецковского – армейскую семинарию. Этому способствовало то, что в ноябре 1807 года о. Иоанна назначили членом комитета по усовершенствованию духовных училищ, а через год – членом комиссии духовных училищ, учреждённой при Святейшем Синоде. Правда сценарий подготовки военно-духовных воспитанников протоиереем Державиным был задуман иной, чем у Озерецковского. В 1810 году комиссия духовных учебных заведений, членами которой были митрополит Амвросий (Подобедов), экзарх Грузии архиепископ Феофилакт, архимандрит Филарет (Дроздов), обер-прокурор князь А. Н. Голицын и протопресвитер П. В. Криницкий, завершила свою работу по составлению новых уставов академий, семинарий, уездных и приходских училищ. В делах комиссии И. С. Державин «принимал деятельное участие и в случаях возникших разногласий не стеснялся заявлять отдельного мнения, расходясь с наиболее влиятельными в ней и в Святейшем Синоде членами».

Обер-священник Павел Антонович Моджугинский. В июле 1826 года исполняющим должность обер-священника армии и флота был назначен полевой обер-священник 1-й действующей армии Павел Антонович Моджугинский (1826–1827 гг.). По возвращении Святейшего Синода с коронации императора Николая I из Москвы высочайшим указом 9 октября 1826 года отца Павла утвердили в должности синодального члена, а 13 ноября – и в должности обер-священника армии и флота.

Управление П. А. Моджугинского военным духовенством было весьма непродолжительным – около года. По утверждению некоторых военно-церковных историков, кроме исходатайствования им увеличения окладов содержания чиновникам своей канцелярии, за этот период им ничего сделано не было. На самом деле это не совсем так. Именно П. А. Моджугинский первым попытался обобщить в специально подготовленной им «Инструкции благочинному» почти 30-летнюю практику благочиннического труда в армии. Составленная отцом Павлом инструкция после незначительной доработки её протопресвитером П. Криницким в январе 1828 года была утверждена Святейшим Синодом и с его разрешения направлена в войска.

В соответствии с данной инструкцией корпусные, дивизионные благочинные смотрители избирались обер-священником армии и флота из достойных протоиереев или священников. Благочинные отдельных корпусов, флотские, крепостные и госпитальные все необходимые предписания высшего духовного начальства получали непосредственно от обер-священника армии и флота; благочинные дивизий первой и второй армий – через полевого обер-священника. По делам своего ведомства дивизионный благочинный сносился с дивизионным начальством, корпусной – с корпусным, флотский – с флотским, крепостной – с крепостным, госпитальный – с госпитальным и т. д.

В случае соединения армии и флота, их дальнейших совместных действий под началом одного главнокомандующего флотские благочинные поступали под руководство полевого обер-священника армии. Как первенствующее в своём месте лицо, «благочинный должен быть в достоинстве своего сана осмотрителен, прилежен, трезв, во всех случаях благопристоен, чтобы не подать собою ни в чём случая к соблазну других, и таковое же поведение должен внушать подчинённым ему священникам». При осмотре подведомственных ему церквей благочинный обязан наблюдать: «1) хранится ли в них чистота; 2) есть ли святое миро и прочие принадлежности христианских треб; 3) с благоговением ли хранятся святые дары; 4) в должном ли порядке ризница, есть ли ей опись и вписывается ли прибыль на вещи; 5) много ли недостатка в необходимых по уставу книгах и изданных Святейшим Синодом на особенные случаи книжицах; 6) записывается ли денежный приход и расход и с надлежащею ли осторожностью хранится церковная сумма; 7) в полноте ли и порядке находятся принадлежащие церковному архиву бумаги». Эта инструкция впоследствии стала основным руководящим документом для армейских и флотских благочинных и оставалась таковой до принятия в 1890 году нового Положения об управлении военным и морским духовенством.

Павел Антонович Моджугинский, как указывалось выше, занимал свой пост очень краткое время. В сентябре 1827 года Святейший Синод получил указ об увольнении обер-священника армии и флота от занимаемых постов за «болезнью» и о назначении местопребыванием ему Валаамского монастыря. В дальнейшем по указанию Святейшего Синода он был отправлен в Глинскую пу́стынь Курской епархии и 4 мая 1831 года был пострижен с переименованием Петром в сан иеромонаха. Новопостриженному иноку было представлено право употреблять при служении все знаки отличия, какие он имел во время службы в белом духовенстве, кроме митры. В Глинской пу́стыни бывший обер-священник в «безвестности» и провёл свои оставшиеся дни. Скорее всего это была опала, понять причины которой нам ещё предстоит.

Двоевластие продолжается. Несколько ранее, 21 января 1827 года, по высочайшему повелению был уволен от должности («за старостью и болезнями») обер-священник Главного штаба протоиерей А. Торопогрицкий.

Весьма ревностно относясь к усилению полномочий руководителей православного военно-духовного ведомства, Святейший Синод вместе с тем не одобрял и установившееся (с назначением протоиерея А. Торопогрицкого обер-священником Главного штаба) двоевластие в его управлении.

Ситуация с отстранением – по различным причинам – от исполнения своих обязанностей в 1827 году руководителей обеих ветвей военно-духовного правления, по мнению членов Святейшего Синода, как никогда благоприятствовала собиранию власти в руках единого обер-священника. В специальном докладе духовное правительство представило самодержцу возвратить управлению армейского, флотского и гвардейского духовенства прежнее единство (ведь звание обер-священника при Главном штабе учредили в уважение личных заслуг А. Торопогрицкого).

На должность руководителя единого военно-духовного правления Святейший Синод предлагал кандидатуры: придворного протоиерея Николая Музовского (с тем, чтобы в его ведении оставались также священнослужители гвардейских полков); протоиерея придворного собора Григория Мансветова; полевого обер-священника 1-й армии Алексея Карышева. Император Николай I на докладе Святейшего Синода 19 сентября 1827 года искренне заметил: «Доклад сей я не разрешаю». «На пробу» исполнять обязанности обер-священника было поручено протоиерею Мансветову. Последний состоял исправляющим должность до 12 апреля 1830 года, когда именным указом Синоду был утверждён в должности на постоянной основе.

На место же А. Торопогрицкого обер-священником при Главном штабе назначили 62-летнего придворного протоиерея и члена Святейшего Синода Николая Васильевича Музовского (1827–1848 гг.), с поручением его управлению священнослужителей всех полков лейб-гвардии. Сменив по службе протоиерея А. Торопогрицкого, Н. В. Музовский получил практически единовременно три назначения: 1) членом Святейшего Синода и комиссии духовных училищ; 2) царским духовником; 3) обер-священником Главного штаба и управляющим гвардейским духовенством. А с 1836 года управлению обер-священника Н. Музовского стало подчиняться и придворное духовенство. До второй половины XVIII века придворное духовенство так же, как и военное, не имело своего особого управления и находилось в прямом подчинении местному епархиальному начальству. До момента подчинения в 1836 года придворного духовенства власти обер-священника Главного штаба священнослужителями при дворе поочерёдно управляли: протопресвитеры – Исидор Петрович (умер в 1805 году), Сергей Краснопевков (умер в 1889 году) и Павел Криницкий (умер в 1835 году). После смерти протопресвитера В. Б. Бажанова (умер в 1883 году) придворное духовенство вышло из подчинения Главного священника войск гвардии и гренадер и получило особое управление, организованное на тех же общих основаниях, что и военно-морское духовенство. В 1844 году церкви 16 полков гренадерского корпуса вошли в состав ведомства главного священника гвардейского корпуса, а с 10 ноября этого же года должность обер-священника Главного штаба была переименована в должность обер-священника гвардейского и гренадерского корпусов. Итак, от создания единого военно-духовного правления император Николай I отказался, вновь разделив обязанности между двумя обер-священниками.

Исследуя процесс формирования военно-духовного ведомства, необходимо сказать несколько слов о деятельности обер-священника армии и флота Григория Ивановича Мансветова (1827–1832 гг.). Протоиерей Г. И. Мансветов вошёл в историю военного духовенства как видный учёный-богослов, автор многих духовных сочинений. До наших дней дошёл «Сборник кратких христианских поучений к воинам», составленный протоиереем Г. И. Мансветовым. Эти проповеди накануне Отечественной войны (в 1810 и 1811 гг.) были произнесены им, когда он был священником Ширванского полка, перед воинами 24-й дивизии и пользовались у последних большим успехом. По причине особой пользы и назидательности поучений отца Григория, военное начальство приказывало унтер-офицерам переписывать их в тетради для прочтения воинам в свободное от службы время, а в 1829 году напутственные речи обер-священника были отпечатаны для всеобщего ознакомления в полках и учебных командах. Вскоре, по Высочайшему повелению, они были напечатаны и выдержали в дальнейшем четыре издания. Остановимся на этом источнике боле подробно, тезисно выделив из него основные положения, касающиеся службы воина-христианина.

– Наличие армии в государстве необходимо, так как она призвана защищать веру, царя и Отечество. Земные царства устроены Богом по образу Царства Небесного. Иметь войска для защиты своих земель земным владыкам разрешает сам Господь.

– Положение воина важно и почётно. Защищать Отечество его избрал «Промысл Небесный, а отнюдь не случай или несправедливость человеческая». Поэтому воин должен «любить и уважать своё звание, с усердием и радостью носить оружие, которым благословила его Святая Церковь». Он должен ревностно относиться к службе, так как этого ждут от него Государь, Отечество и Церковь. Последняя, молясь за Государя, возносит также молитвы и о его христолюбивом воинстве.

– «Государь представляет в своём лице Самого Высочайшего Бога; он есть Отец Отечества», который «Печётся о благоденствии своих подданных». Поэтому «одна из существеннейших обязанностей истинного воина есть сердечная приверженность к своему Государю. Он должен любить Помазанника Господня и защищать Его особу».

– Убийство противника на войне грехом не является. Однако неприятель – «брат по плоти». Поэтому, убивая его, свою должность нужно исполнять без ожесточения. Поверженному противнику следует даровать пощаду. Грабёж и мародёрство запрещаются.

– К иноверческим храмам противника нужно относиться с уважением, ибо «ничто так не ожесточает неприятелей, как презрение к народной вере».

– Войны только начинают люди, а оканчивает их Сам Бог, Который, как правило, помогает правому. Поэтому победу нельзя приписывать только своему мужеству, а неудачу на поле брани – ошибке военачальников. «Победа и поражение в деснице Господней».

– «Воин-христианин, преследуя и отступая, должен надеяться на помощь Божию и никогда не предаваться унынию».

– Неустрашимость воина заключается в твёрдости духа, с которой он, «по гласу царя и его военачальников, спокойно идёт на все опасности, дабы одолением врага даровать мир Отечеству». Источник неустрашимости – страх Господень. Последний «имеет в своём сердце тот воин, который хранит заповеди Господа и преступлением их страшится Его прогневать. Для воина, боящегося Господа, всё равно – жив ли он останется или умрёт, ибо, шествуя с поля брани и возлёгши на поле брани, он исполняет свой долг: защищать Отечество».

– Полагая жизнь свою на поле битвы, воин умирает за веру, царя и Отечество, а это – дверь в чертог Отца Небесного. И тем не менее в обычной жизни добропорядочным поведением он должен заботиться о спасении своей души, ибо «воины, обременённые пороками, сколько бы они бесстрашны ни были на поле брани», всё равно есть «чада погибели».

– Пороками считаются: клевета, злословие, приверженность к азартным играм, пьянство, распутство.

– Воровство является преступлением, ибо «Сам Бог сказал: не укради».

– Самые страшные военные преступления – нарушение присяги, дезертирство и сдача в плен с выдачей неприятелю известных воину секретов.

– Трусость следует презирать, «как постыднейший для военного человека порок». Честная смерть лучше бегства и бесчестной жизни.

– В свободное время следует посещать церковь, читать духовные книги и Воинский устав.

– Как можно чаще (не реже одного раза в год) необходимо очищать свою совесть покаянием, «ибо военная смерть часто бывает внезапна».

– К товарищам нужно относиться дружелюбно; больных – посещать, новобранцам – помогать советом и добрым примером.

Как видим, поучения касались самых разных сторон повседневной жизни воинов. Они помогали последним найти ответы на многие вопросы и укрепляли их моральный дух.

К этому же времени относятся составленные Г. И. Мансветовым «военные песни для российских ратоборцев на случай войны с оттоманскою Портою», к сожалению, не сохранившиеся до настоящего времени. К числу главных его сочинений можно отнести: «Училище благочестия», выдержавшее шесть изданий, последнее в 1860 году; «Обязанности домашнего общества по разуму древних христиан» (изд. 1825 г. и 1892 г.); «Изъяснение на литургию (изд. 1822, 1825 и 1853 гг.); «Разговоры о воспитании» (1830 г.).

Хорошо зная из своего личного войскового опыта условия службы и существующие проблемы в среде военного духовенства, Г. И. Мансветов и на высоком посту обер-священника проявлял должную заботу о своих подчинённых. Так, при нём были пересмотрены вопросы воспитания детей полкового духовенства на средства казны. В 1828 году он сделал распоряжение об установке при подведомственных ему церквах сиротских кружек в пользу бедных духовного звания.

Постепенное возрастание цен на необходимые жизненные потребности и соответствующее повышение окладов содержания военного духовенства, последовавшее в 1828 году и уравнявшее самую многочисленную когорту священнослужителей – полковых батюшек с чином армейского капитана, подвигло обер-священника Мансветова к ходатайству перед Святейшим Синодом об увеличении для них пенсионной суммы до 10 тысяч рублей. 3 января 1831 года предложенный проект положения о пенсиях и пособиях получил «добро».

По правилам нового пенсионного устава время службы, проведённое в походах, считалось из расчёта один год за два. Священник, прослуживший на военной службе 20 и более лет, но до 30 лет, получал при отставке пенсию равную одной трети жалованья; 30 лет и более, но не 35 лет – две трети, а 35 и более – полное жалованье (от 360 до 780 рублей в год). Выходящие в отставку по «расстроенному на службе здоровью или одержимые неизлечимыми болезнями» получали по сокращённому сроку: за службу от 1 до 5 лет единовременно годовой оклад жалованья, от 5 до 10 лет – пенсию в одну треть жалованья, от 10 до 20 лет – две трети, от 20 лет и более – полное жалованье. Бездетная вдова священника имела право на половину той пенсии, которая полагалась мужу в день его смерти; вдове с детьми, имеющими право на пенсию, добавлялось из другой половины мужа по одной трети на каждого сына её или дочь. Малолетние дети без матери получали каждый одну четвертую пенсии, полагавшейся их покойному отцу.

Исходатайствование пенсионной добавки и составление нового пенсионного устава было последним по времени трудом Григория Ивановича Мансветова, скончавшегося 12 ноября 1832 года.

Литература:

– Барсов Т. Об управлении русским военным духовенством. – СПб., 1879.

– Котков В. М. Военное духовенство России. Страницы истории. В 2-х кн. – СПб.: Нестор, 2004. – С. 148–157.

– Мансветов Г. И. Краткие христианские поучения для воинов, сказанные в церкви Успения Божией Матери, при Щирванском пехотном полку, состоящем в 24-й дивизии, в 1810 и 1811 гг. в Дубне и Старо-Константинове. Изд. 3-е. – СПб., 1828.

– Очерки из истории управления военным и морским духовенством // Вестник военного духовенства. – 1898. – № 14. – С. 435; – № 20. – С. 627.

– Чимаров С. Ю. Русская Православная Церковь и Вооружённые Силы России в 1800–1917 гг. – СПб.: Нестор, 1999.

Вопросы:

1. Обер-священник армии и флота В. И. Кутневич.

2. Обязанности и права полевого обер-священника в мирное и военное время.

3. Кавказская и Крымская войны.

Обер-священник армии и флота В. И. Кутневич. С 17 декабря 1832 года пост обер-священника армии и флота занимает протоиерей Василий Иванович Кутневич (1832–1865 гг.), имеющий всесторонний опыт духовно-административной работы в должностях настоятеля Московского Архангельского собора, благочинного кремлёвских церквей, члена духовной консистории, ректора Московских духовных училищ, ревизора нескольких семинарий. По отзывам современников, выбор В. И. Кутневича в обер-священники был чрезвычайно удачный: «Кутневич имел твёрдый и ясный ум, убеждения благонамеренные и просвещённые. Присутствие его в Синоде ознаменовалось самым живым участием во всех возникавших вопросах, и едва ли кто другой из членов Синода был знаком так, как он, с делами синодальными».

Учитель французского языка столичной духовной академии, учитель философии Могилёвской семинарии, бакалавр физико-математических наук и преподаватель немецкого языка Московской духовной академии, а с 1815 года – профессор математики, философии и психологии – таковы основные грани жизненного пути В. И. Кутневича до момента его рукоположения в 1818 году в священнослужители. 17 июля 1818 года он рукоположен был в диакона, 21 июля – во священника, а 4 августа того же года произведён в протоиерея Московского кафедрального Архангельского собора. Пребывая уже в должности старшего военно-духовного начальника армии и флота, он не прекращает своей научной деятельности: в 1840 году переводит православный катехизис на немецкий язык, а в 1843 году составляет «Наставление священнослужителям военных заведений касательно обращения воспитанников иудейского исповедания в христианскую веру».

Протоиерей Василий Кутневич разработал проект положения о полевом обер-священнике: «Полевой Обер-Священник есть Начальник и старший Смотритель церковного благочиния над Духовенством, служащим в одной Армии, или большом Отдельном Корпусе.

Он определяется в сию должность Святейшим Синодом из двух или трёх Кандидатов, представляемых Обер-Священником Армии и Флотов.

Полевой Обер-Священник по делам собственно церковного управления подчинён Обер-Священнику Армии и Флотов, а по делам своего ведомства исполнительным и имеющим связь с управлением армейским, состоит в зависимости от Главнокомандующего армиею, к которому относится чрез Дежурного Генерала, а в случае особенной нужды и непосредственно.

Он есть Настоятель церкви Главной квартиры и обязан совершать в ней Богослужение по чиноположению, и исполнять прочие Священнические обязанности, имея при себе Диакона и двух причётников штатных, или из рядовых.

Он наблюдает чтобы и все прочие Священники его ведомства в воскресные, праздничные и торжественные дни совершали надлежащее Богослужение по чиноположению неупустительно и благоговейно, равно как и благодарственные и другие молебствия, назначаемые военным Начальством по особенным случаям.

Он прилагает старание и побуждает подведомственных Священников, чтобы, проповедуя Слово Божие пред войском усердно и вразумительно, внушали любовь к вере, Государю и Отечеству и утверждали в повиновении властям.

В особенности наблюдает он, чтобы Священники пеклись о доставлении больным и раненым Христианского утешения, располагая их к принесению покаяния и принятию святого причащения.

Бдительно надзирает он за поведением подведомственных, а наипаче Священнослужителей, чтобы они своим не притворным благочестием, усердием к должности, воздержанием, бескорыстием, кротостию и человеколюбием подавали пример в чём сам он преимущественно обязан предшествовать прочим.

Во время движения армии Полевой Обер-Священник имеет особенное смотрение, чтобы полковые священники не удалялись каждый от своего полка, и были в готовности для непредвидимой в них надобности.

В случае сражения Полевой Обер-Священник должен как сам находиться непременно в означенном от Главнокомандующего месте, так равно наблюдать, чтобы священники были при своих полках для совершения надлежащего молебствия, для ободрения православных воинов гласом веры и благословения Церкви, да будут готовы или победить, или положить души свои за веру, Государя и Отечество и для непосредственной готовности подавать пособия раненым.

Средством надзора и распоряжений служат Полевому Обер-Священнику Благочинные. Чрез них объявляет он прочим священникам предписания Начальства и получает сведения о вверенных их смотрению. Впрочем, по особенной надобности, или удобности, он может давать предписания полковым священникам и непосредственно и получать от них потребные донесения.

Если для совокупного действования в соединение с Армиею вступает флот, и состоит под повелениями одного Главнокомандующего: в таком случае Флотские Благочинные и Священнослужители вступают в ведение Полевого Обер-Священника.

Когда Армия, находясь в движении, занимает места, где есть особое Духовенство, корпусное или Госпитальное, принадлежащее ведомству Обер-Священника Армии и Флотов, тогда Духовенство сие временно поступает в ведение Полевого Обер-Священника.

Полевой Обер-Священник, смотря по надобности и удобности, имеет право и долг осматривать подведомственные ему церкви, не исключая и занимаемых Благочинными, для удостоверения всё ли потребное для отправления Богослужения находится в них в целости и чистоте, с должным ли благоговением и осторожностию сохраняется святыня, в исправности ли содержится церковный Архив. При сем обязан он тако же удостоверяться в способности и благонадёжности Священнослужителей. Всякая замеченная им неисправность, должна быть исправлена по его требованию неупустительно: а о важнейших доносит он Обер-Священнику Армии и Флотов.

Полевой Обер-Священник принимает от полковых Священников чрез Благочинных в установленное время Метрические и исповедные книги, и по освидетельствовании представляет Обер-Священнику Армии и Флотов, а также и послужные списки подведомых Священнослужителей со своими свидетельствами о их качествах.

О Священниках, отличающихся ревностным при честном поведении служением и особенными подвигами Полевой Обер-Священник особенно представляет Обер-Священнику Армии и Флотов, а об отличившихся именно на месте сражения представляет также и военному Начальству.

Проступки подведомых Священников и низших служителей церкви, сделанные против должности или благоповедения Полевой Обер-Священник не упустительно исправляет, и по жалобам на них оказывает справедливое удовлетворение, о проступках вверенных ему Священников после его увещаний, замечаний и выговоров не исправляются, обстоятельно доносит Обер-Священнику Армии и Флотов.

Если же откроется в Священнике преступление важное, или растройство в поведении такое, с которым не совместно Священнослужение: в таком случае Полевой Обер-Священник может удержать подчинённого Священника от священнослужения, впредь до высшего разрешения, и о том обстоятельно донести Обер-Священнику Армии и Флотов.

Удаление Полевого Обер-Священника от должности зависит от той власти, которою он определён. Но если бы военное Начальство усмотрело в нём преступление, или получило бы на него донос такой важности, что потребовалось бы скорое устранение его от должности, в таком случае Главнокомандующий властен удалить его от оной, и до решительного избрания на его место, поручить оную временно одному из Благочинных, дав о том знать в то же время Святейшему Синоду установленным порядком. Вступивший же временно в должность Полевого Обер-Священника по распоряжению Главнокомандующего, обязан тотчас донести о том Обер-Священнику Армии и Флотов обстоятельно.

Протоиерей Василий Кутневич».

А вскоре последовало и само Учреждение об обязанностях, отношениях, правах и ответственности Полевого Обер-Священника Армии в мирное и военное время:

«Общие правила.

П. 1

Полевой Обер-Священник есть начальник и блюститель церковного благочиния над Православным Духовенством Армии.

П. 2

Он определяется в сию должность Святейшим Синодом, по представлению Обер-Священника Армии и Флотов.

П. 3

Полевой Обер-Священник по делам собственно церковного управления подчинён Обер-Священнику Армии и Флотов, но по делам своего ведомства исполнительным в армии состоит в зависимости Главнокомандующего Армиею, к которому относится чрез Дежурного Генерала, а в случае особенной нужды, непосредственно.

П. 4

Он есть Настоятель Церкви Главной Квартиры Армии и обязан совершать в ней Богослужение, по чиноположению, и исполнять прочие священнические обязанности. Он имеет при себе для особых поручений Священника, Диакона, трёх причётников или церковников, письмоводителя и писаря.

П. 5

Он наблюдает, чтобы и все прочие Священники его ведомства в Воскресные, Праздничные и торжественные дни, кроме случаев, в коих особенные военные обстоятельства тому препятствуют, совершали надлежащее Богослужение, по чиноположению неупустительно и благоговейно, равно как и благодарственные и другие молебствия, назначенные военным Начальством по особенным случаям.

П. 6

Он прилагает старание и побуждает подведомственных Священников, чтобы, проповедуя Слово Божие пред войсками усердно и вразумительно, внушали любовь к вере, Государю и Отечеству и утверждали в повиновении властям.

П. 7

В особенности наблюдает он, чтобы Священники пеклись о доставлении больным и раненым Христианских утешений, располагая их к принесению покаяния и принятию Святого причащения.

П. 8

Бдительно надзирает он за поведением подведомственных, а наипаче священнослужителей, чтобы они своим непритворным благочестием, усердием к должности, воздержанием, бескорыстием, кротостью и человеколюбием подавали назидательный пример; в чём им он преимущественно обязан предшествовать прочим.

П. 9

На случай сражения Полевой Обер-Священник должен как сам находиться непременно в назначенном от Дежурного Генерала Армии месте, так равно наблюдает, чтобы священники были при своих местах, для совершения надлежащего молебствия, для ободрения Православных воинов гласом веры и благословения церкви, да будут готовы или победить, или положить души свои за веру, Государя и Отечество и подавания раненым к утешению пособия веры.

П. 10

Духовенство Корпусное, крепостное и госпитальное, подлежащее ведомству Обер-Священника Армии и Флотов, и находящееся в местах расположения армии, поступает временно в ведение Полевого Обер-Священника, как равно и Флотского, во время нахождения флота под распоряжением Главнокомандующего.

П. 11

Средством надзора и распоряжений служат Полевому Обер-Священнику Благочинные. Чрез них объявляет он прочим священникам предписание Начальства и получает сведения о вверенных их смотрению. Впрочем, по особенной надобности, он может давать предписания полковым священникам – непосредственно, и получать от них потребные донесения. Полевой Обер-Священник имеет обязанностью осматривать подведомственные ему церкви, не исключая и занимаемые Благочинными, для удостоверения всё ли потребное для отправления Богослужения находится у них в целости и чистоте; с должным ли благоговением и осторожностью сохраняется святыня и в исправности ли содержится церковный Архив. При сем случае он обязан также удостовериться в способности и благонадёжности священно- и церковнослужителей ему подведомственных. Каковой осмотр производит он, во время нахождения полков, по дивизиям, или Корпусам в лагерях, а если найдёт нужным, то и в Квартирном расположении оных. Всякая замеченная им неисправность, должна быть, по его требованию, неупустительно исправлена; а о важнейших доносит он Обер-Священнику Армии и Флотов, доводя с тем вместе, до сведения Дежурного генерала армии.

П. 13

Полевой Обер-Священник принимает от полковых священников чрез Благочинных в установленное время метрические и исповедные книги, и по освидетельствовании представляет Обер-Священнику Армии и Флотов, а также и послужные списки, подведомственных священно- и церковнослужителей, со своими свидетельствами о их качествах.

П. 14

Полевой Обер-Священник как ближайший начальник вверенного ему духовенства, коего ему известно поведение и способности, избирает и утверждает дивизионных Благочинных и таковых, кои окажутся неисправными, отрешает от должности собственною властью, донося о том, в то же время, Обер-Священнику Армии и Флотов; об утверждении же, по его избранию, Корпусных Благочинных, их возведению, по его удостоению, младших священников на степень старших, он входит с представлением к Обер-Священнику Армии и Флотов.

П. 15

О священнослужителях, исправляющих отличным образом свою должность, а паче оказавших какие-либо особенные заслуги представляет Полевой Обер-Священник Главнокомандующему чрез Дежурного Генерала.

П. 16

Полевой Обер-Священник, коим прямой начальник состоящего при Армии Православного Духовенства, наблюдающий постоянно за действиями оного, должен иметь полные сведения о награждениях, к коим частные военные начальники представляют подведомственных им священно- и церковнослужителей. На сей конец, в наградном отделении наблюдается, чтобы таковые представления, в оное поступающие, были передаваемы чрез Дежурного Генерала Полевому Обер-Священнику, для изложения своего, по оным заключения, которое вместе с сими представлениями подносятся к рассмотрению Главнокомандующего.

П. 17

Если кто из священно- или церковнослужителей будет проситься на 28 дней в отпуск, таковой разрешает Полевой Обер-Священник собственною властью, а если на два месяца и более, в таком случае, о испрошении на оный разрешения, он входит представлением Главнокомандующему чрез Дежурного Генерала.

П. 18

По жалобам на священно- и церковнослужителей Полевой Обер-Священник оказывает справедливое удовлетворение; в случаях же представляющих, в решении таковых, затруднение, доносит об оных Обер-Священнику Армии и Флотов.

П. 19

Полевой Обер-Священник, если узнает за кем из подведомственных ему священнослужителей, что-либо предосудительное, немедленно входит о том в рассмотрение и по роду вины употребляя исправительные меры взыскания делает им увещания, замечания, выговоры и наказывает поклонами, и все таковые штрафы записывает в особую книгу для памяти. Притом, если он, по рассмотрении возникших за священнослужителями дел, признает нужным, прикомандировать кого-либо из них, из одного полка к другому, то таковое своё предположение приводит в исполнение собственною властью и доносит о том как Дежурному Генералу, так и Обер-Священнику Армии и Флотов; и в последствии об утверждении сих священнослужителей при этих местах, к коим они по его распоряжению прикомандированы, он входит представлением к Обер-Священнику Армии и Флотов с обстоятельным описанием причины.

П. 20

Когда священник окажется виновным в таком проступке, за который он должен быть удержан на некоторое время от Священнослужения, в таком случае Полевой Обер-Священник воспрещает ему священнослужение и доносит об оном в то же время обстоятельно Обер-Священнику Армии и Флотов, равно как и Главнокомандующему чрез Дежурного Генерала.

П. 21

Если же священник обличён будет в таком преступлении, с коим несовместно священнослужение, то Полевой Обер-Священник отрешая такового от священнослужения и должности доносит о том как Главнокомандующему армиею чрез Дежурного Генерала, так и Обер-Священнику Армии и Флотов, с представлением дела, заключающего вину отрешённого, для рассмотрения и представления о нём Святейшему Правительствующему Синоду; и вместе с тем отрешённого, по надлежащем сношении с Дежурным Генералом, отправляет с билетом для проезда, явки к Епархиальному Начальству, и для ожидания по делу решения от Святейшего Синода, в ту Епархию, из коей он поступил в Армейское Духовенство.

П. 22

Полевой Обер-Священник подвергается ответственности, если окажется слабым в отправлении обязанностей службы и по званию Начальника духовенства, или употребит власть свыше, ему предоставленной.

П. 23

Удаление Полевого Обер-Священника зависит от той власти, которою он определён. Но если бы военное Начальство усмотрело в нём преступление, или получило бы на него донос, такой важности, что потребовалось бы скорое устранение его от должности: в таком случае Главнокомандующий властен удалить его от оной, и до решительного избрания на его место, поручит оную временно одному из Благочинных, дав о том знать в то же время Святейшему Синоду установленным порядком. Вступивший же временно в должность Полевого Обер-Священника по распоряжению Главнокомандующего, обязан донести о том Обер-Священнику Армии и Флотов.

П. 24

В Отдельном Корпусе, Корпусной Обер-Священник, или Благочинный обязывается действовать по правилам, изложенным в Инструкции изданной Святейшим Правительствующим Синодом, для руководства Армейскому Благочинному и указом Святейшего Синода, состоявшимся 24 апреля 1808 года об определении в заграничную Армию Старшего Благочинного, и во всех случаях по коим Полевой Обер-Священник относится к Дежурному Генералу, Корпусной Обер-Священник или Благочинный обращается к Начальнику Корпусного Штаба.

П. 25

В неотдельных же Корпусах от Армии, Корпусные Благочинные, состоя в полной зависимости от Полевого Обер-Священника, имеют исполнять свои обязанности по Инструкции, изданной Святейшим Синодом для армейских Благочинных и по делам службы, требующим сношения с военным Начальством, обращаются к Начальнику Корпусного Штаба.

П. 26

Священник для особых поручений, Полевым Обер-Священником избирается из подведомственных ему старших или младших полковых священников, о зачислении коего при нём и об определении на место его другого в полк, он входит представлением к Обер-Священнику Армии и Флотов; а если таковой в последствии окажется не соответствующим назначению, то Полевой Обер-Священник истребовав из полка на место его другого священника отправляет его в полк собственною властию и доносит о том как Главнокомандующему чрез Дежурного Генерала, так и Обер-Священнику Армии и Флотов.

П. 27

Священник сей состоит в полном распоряжении Полевого Обер-Священника и употребляется к исполнению духовных обязанностей, где по усмотрению Обер-Священника укажет неудобность. Он имеет при себе двух церковников.

П. 28

Диакон и причётники, кроме настоящей их обязанности, употребляются, по канцелярии Обер-Священника, для переписки бумаг».

Важным актом управленческой деятельности назначенного обер-священника армии и флота явилось решение вопроса о переподчинении военно-духовному правлению судопроизводства по делам армейского и флотского духовенства. Ранее этот вопрос решался в епархиальных консисториях. Указом от 6 февраля 1853 года оба протопресвитера (обер-священник армии и флота, обер священник Главного штаба и гвардии) по своим административным правам были поставлены наряду с епархиальными архиереями. Другими словами, в отношении к подчинённому духовенству они являются высшей инстанцией во всех церковных делах и, завися прямо от Святейшего Синода, имели с ним непосредственные отношения. То есть, в 1853 году Святейший Синод согласился с мнением В. И. Кутневича. Одновременно были расширены права обер-священника и по другим частям управления. Так, определение, увольнение и перемещение священнослужителей предоставлялось теперь непосредственно обер-священнику, который, разумеется, предварительно согласовывал своё решение с епархиальными властями. Кроме того, старший военно-духовный начальник армии и флота получил право окончательного назначения для лиц военного звания епитимий, вида и степени прохождения их. Но само собой понятно, что эти два священника, как носящие только пресвитерский сан, не могли рукополагать на священнослужительские степени к церквам, находящимся в их ведении, а обязаны были представлять избранных ими лиц для рукоположения епархиальным архиереям.

Военные и придворные священники могли совершать духовные требы только для лиц, состоящих в одном с ними ведомстве, но никак не могли совершать эти требы в приходах церквей епархиальных. Поэтому и метрические книги церквей военного и придворного ведомства представлялись причтами церквей этого ведомства обер-священникам, а после 1858 года – главным священникам, из канцелярии которых выдавались и метрические свидетельства лицам данных ведомств.

Другим по значимости предприятием обер-священника В. И. Кутневича было решение им вопроса о плате за требоисправления военному духовенству в пользу последнего. Ещё в начале 1845 года командующий 5-м пехотным корпусом генерал Соболевский поднял вопрос о требованиях некоторых полковых священников его корпуса, обращённых к полковым командирам, платить им за совершение разных треб. В специальном указе Святейший Синод в мае 1845 года потребовал от В. И. Кутневича представить на этот предмет свои соображения. Однако обер-священник армии и флота отчасти по причине чрезмерной загруженности возложенными на него текущим делопроизводством, а, главным образом, в силу неоднозначности этого вопроса (ведь согласно канонам требы надо совершать безвозмездно) прислал свой ответный рапорт ровно через восемь лет, после семикратного напоминания. В ответе В. И. Кутневич исходил из того, что приношения верующих не есть плата, а знак выражения благодарности и сыновней любви. Более того, обер-священник полагал, что «благородное общество военнослужащих» с пониманием отнесётся к ограниченности в средствах армейских и флотских священнослужителей, а полковые и ротные командиры сочтут возможным выделять минимальную часть из сумм, расходуемых на полковые и ротные праздники, в пользу священника, совершающего для воинов и членов их семей духовный праздник.

Следует также отметить, что «начиная с IV века, когда христианская Церковь получила права гражданства и сделалась даже господствующею в Римской Империи, источники для материального обеспечения духовенства увеличились: кроме церковных приношений, духовенство получало плату и за требоисправление...». Как устанавливалась такая плата, об этом до XVIII века сведений почти нет. Судя по практике XVIII века, несомненно, идущей из старины, можно думать, что плата за требы в епархиальных приходах устанавливалась иногда договором, где назначался и её размер. При отсутствии договора она устанавливалась обычаем. Вместе с тем возобладавшая позиция по отношению к плате за требоисправления носила временный характер. В силу шестого пункта утверждённого 24 июля 1887 года положения Военного Совета со дня вступления в действие нового закона об отпуске духовенству увеличенных окладов содержания, т. е. с 1 января 1890 года, военному духовенству было воспрещено требовать какое бы то ни было вознаграждение за исполнение обязательных треб как лично от военнослужащих и их семейств, так и из ротных артельных и образных сумм.

Говоря о протопресвитере В. И. Кутневиче, можно ещё добавить, что он пользовался большим авторитетом. Ему было поручено Св. Синодом увещание кн. З. Волконской, перешедшей в католичество, и проведение переговоров с Пальмером, подававшим надежду на соединение части англиканской церкви с православною. Широко были известны его работы «Рассуждение о религии патриархов до закона живших и о пользе и важности церковной истории, читаемые... студентам Вас. Кутневичем и А. Скородумовым» (СПб., 1837), «Рассуждение, в котором противу новейших вольнодумцев доказывается, что Моисей точно существовал» (СПб., 1838), а также сочинение «О книге Бытия» и лекции, прочитанные в академии на латинском языке: «Insiitutiones psychologiae empiricae». Из многих его произведений были напечатаны только три.

Кавказская и Крымская войны. Важным испытанием для страны, его вооружённых сил, военного духовенства, возглавляемого Василием Иоанновичем Кутневичем, были войны: Кавказская война 20-е гг. – 1859 г., Крымская война 1853–1856 гг.

Планомерное лишение горцев принадлежавших им угодий, отягощение их податями и повинностями, карательные экспедиции против непокорных аулов, оскорбительные действия по отношению к исламу привели к росту освободительной борьбы, которая приняла форму священной войны за веру – газавата. В Чечне и Дагестане сформировалось особое воинственное направление в исламе – мюридизм. Главной целью мюрида, безоговорочно подчинявшегося своему религиозному лидеру – имаму, должна была стать священная война с неверными. Мюридизм был привлекателен для массы раятов² и узденей³ и тем, что подчёркивал равенство правоверных перед Аллахом.

Во главе газавата встало мусульманское духовенство. Было создано теократическое государство – имамат⁴. Газават начался в конце 20-х гг. при имаме Гази-Мухаммеде, но значительного развития достиг после того, как в 1834 г. имамом стал Шамиль. Бесстрашный и жестокий, энергичный и фанатично упорный, Шамиль был выдающимся политиком и военным организатором. В условиях горной войны, когда знание местности и умение занять выгодную позицию нередко значили больше, чем численность войск и вооружения, горские повстанцы нанесли ряд поражений царским войскам и заняли большую часть Чечни и Дагестана. Примером неудачного действия русских войск могут служить события 30 мая – 4 июня 1842 года, когда чеченский отряд, под руководством командующего войсками на кавказской линии генерал-адьютанта Граббе, усиленный 3 батальонами и частью артиллерии дагестанского отряда, выдвинулся из Герзел-Аула вверх по ущелью Аксая к деревням Шуани и Дарго, имея под ружьём 10.000 человек, 24 орудия, в том числе 16 лёгких.

Он полагал быстро достигнуть Дарго, истребить этот аул, перейти затем через горный хребет, отделяющий нагорный Дагестан от Чечни и покорить Гумбет и Андию. Следует заметить, что движение это было предпринято генерал-адьютантом Граббе в то время, когда ему стало известно направление главных сил Шамиля против Казикушыка и когда он мог ясно видеть, что, оставляя в эту минуту Дагестан беззащитным, а малый отряд князя Аргутинского предавая собственной участи, он подвергал целый край величайшей опасности.

Между тем отряд был слишком большим. Для перевозки военных и продовольственных запасов было привлечено множество повозок и до 3.000 лошадей. При движении обоз растянулся на несколько километров, и для прикрытия его даже редкой цепью стрелков, необходимо было привлечь почти половину отряда. Эта колона, преодолевая препятствия лесной местности, да и создаваемые горцами, хорошо понимавшими, что только в походе через дремучие леса Ичкерии, они могут надеяться на какой-то успех, и что если отряд минует лес, то они уже не будут в состоянии наносить ему большого вреда. 30 мая отряд преодолел только 7 километров, не встречая пока неприятеля. Под 31 мая всю ночь шёл проливной дождь и испортил дорогу ещё более, затруднил движение, так что к вечеру 31 мая, после 15 часового марша и беспрерывного боя с горцами, отряд прошёл всего 12 километров и был вынужден остановиться для ночлега на безводной поляне.

На следующий день число горцев, собравшихся из окрестностей, увеличилось (по достоверным сведениям, число это не составляло и 2.000 человек, так как все главные силы находились с Шамилем); дорога была ещё затруднительнее, завалы встречались чаще, и отряд уже другие сутки не имел воды, а число раненых достигало до нескольких сот человек. Между тем общий беспорядок час от часу всё более увеличивался. За три дня войска прошли только 25 километров, и генерал-адъютант Граббе убедился в невозможности продолжать движение вперёд. Ночью 2 июня он отдал приказ на отступление по той же дороге, по которой отряд пришёл сюда. В материалах о «Положении военных дел на Кавказе с начала 1838 по конец 1842 гг.» отмечается: «Сколько ни бедственно было движение вперёд, но отступление отряда было ещё несравненно бедственнее. Войска, с бодростью преодолевавшие все трудности наступления, видя необычную для них неудачу, поколебались и упали духом; замешательство и безначалие дошли до крайней степени: никто не распоряжался. И никто не заботился о связи общей. Наконец, отступление отряда, сопровождавшееся необходимостью или бросать или истреблять, если успеют, всё что могло затруднять движение, дабы спасти только раненых, артиллерию и хотя малую часть тягостей, получило вид совершенного поражения: были батальоны, которые обращались в бегство от одного только лая собак. В таком положении отряда потеря как в людях, так по материальной части, должна была увеличиться до чрезмерности».

4 июня 1842 года чеченский отряд возвратился в Герзель-Аул, потеряв убитыми, ранеными и без вести пропавшими 66 штаб- и обер-офицеров и более 1700 человек нижних чинов, одно полевое орудие и почти все военные и продовольственные запасы.

Однако в ходе Кавказской войны в имамате началось новое расслоение. На смену изгнанным Шамилем ханам пришли наибы (наместники имама), бесконтрольно властвовавшие на подчинённых им территориях, Рядовые горцы всё больше страдали от их произвола и военных тягот. Имам начал терять поддержку населения.

После завершения Крымской войны (о ней см. далее) Россия бросила на Кавказ крупные силы. Повстанцы вынуждены были оставить Чечню. В 1859 г. Шамиль был окружён в высокогорном дагестанском ауле Гуниб. После длительной осады, видя бесперспективность дальнейшего сопротивления, он сдался. Российское правительство согласилось на почётные условия капитуляции. Шамиль был отправлен в Россию, а в последствии ему разрешили хадж – паломничество в Мекку. Сыновья Шамиля даже служили в российской армии.

В октябре 1853 г. Турция объявила России войну. 19 ноября 1853 г. русская армия нанесла туркам серьёзное поражение под Карсом. Днём раньше, 18 ноября 1853 г., выдающуюся победу одержал русский флот под командованием вице-адмирала П. С. Нахимова. В Синопской бухте у северного побережья Малой Азии был сожжён значительно превосходивший силы русской эскадры турецкий флот. Спастись удалось лишь одному парусно-паровому кораблю, который русские парусные суда не смогли догнать. Поражение Турции при Синопе и под Карсом заставило Англию и Францию ускорить непосредственное вмешательство в войну. В декабре 1853 г. в Чёрное море вошёл англо-французский паровой флот. В марте 1854 г. Англия и Франция заключили союз с Турцией и предъявили России ультиматум о выводе её войск с территории дунайских княжеств. В сентябре 1854 г. союзники высадились в Крыму, в районе Евпатории, и повели наступление на главную военно-морскую базу России – Севастополь. В письме от 12 октября 1854 года очевидец А Щербачёв так описывает начало этой войны: «1 сентября подошло значительное число пароходов к Евпатории и до устья р. Альмы обстреляли берега; а 2-го числа появилась страшная Армада Кораблей; более 400 судов разной величины выстроились в линию вёрст на 8-мь линейные корабли и фрегаты, стали бортами к берегу и начали пропускать в интервалы транспорты с десантом, который производился в начале на Косе, между озёр, против Сак; в два часа дня всё кончили, – более 80.000 чел. при 60 орудиях стали лагерем при Контугане; в Евпатории посадили Пашу Турецкого с званием губернатора. К нему не замедлили явиться татары Евпаторийского уезда, начали пригонять скот, подвозить припасы разные, получая в уплату от англичан медные позолоченные деньги; – с этим вместе начались грабежи имений помещичьих, в том числе и Князя Михаила Семёновича не пощадили и угнали 11 тыс. овец с сотнями рогатого скота. Забрали русских владельцев и как пленных представили Паше, у которого содержались некоторое время и потом их отпустили». Знаменитый профессор Московского университета г. Погодин в ноябре 1856 года писал об этой войне: «История представляет множество доказательств на то, что Европа, при каждом столкновении с Россиею, всегда старалась препятствовать её развитию и успехам. ...Для преграждения России пути к успехам и для подавления её могущества, Европе представлялись в царствование Николая самые благоприятные обстоятельства, какие только она могла желать; таких обстоятельств никогда ещё не бывало прежде, да вероятно впредь никогда уже не будет.

Не входя в разные подробности по этому предмету, я напомню только, что Европа владела пара́ми и железными дорогами, тогда как Россия кое-как разрабатывала свои шоссе, которых большею частью не доставало. Европа владела штуцерами, карабетами, пушками, плавучими батареями, тогда как Россия пробавлялась оружием прошлого века, сделавшимся от ветхости негодным к употреблению.

Общественное мнение было восстановлено против России по поводу вмешательства её в европейские дела, и потому, что ей приписывали намерение противодействовать прогрессу Европы: это была любимая тема большинства. В поляках, венгерцах и республиканцах Европа находила тысячи ревностных противников России». И далее: «Кровь лилась повсюду. Опустошались берега в Новороссии, в Крыму на восточной стороне Чёрного моря, на Белом море и даже в Камчатке. Провиант истощался. Недостатки старой системы ежедневно обнаруживались более и более. Усилия врагов достигли размеров, какие считались невозможными. Сто тысяч ядер, бомбы, гранаты ежедневно летели в Севастополь. Никакая человеческая сила не могла держаться в нём: один истинно русский дух, воодушевлявший наши войска, служил преградою атакам неприятеля».

На эту войну можно взглянуть и глазами противников России. Так, в рескрипте Императора Франции главнокомандующему Восточной армией от 24 ноября 1854 года отмечается: «Генерал, донесение Ваше об Инкерманской победе глубоко меня тронуло. Объявите армии полное моё удовольствие за её храбрость, за её энергию в перенесении трудов и лишений, за её тёплое сочувствие к нашим союзникам. Благодарите генералов, офицеров, солдат за мужественное их поведение. Скажите им, что я живо сочувствую их бедствиям, жестоким потерям ими понесённым, и что я постоянно буду заботиться об услаждении их горести.

После блистательной победы на Альме, я надеялся, что разбитая неприятельская армия не скоро вознаградит свои потери и что Севастополь тотчас падёт под вашими ударами; но отчаянная защита этого города и прибывшие к армии русской подкрепления на первый раз замедляют ваши успехи. Я одобряю Ваше сопротивление требованиям войск, желающих приступа, который повлёк бы за собою слишком значительные потери.

Правительства английское и французское неусыпно бодрствуют над восточною армиею. Уже пароходы рассекают моря для доставления вам значительных подкреплений. Эти подкрепления удвоят ваши силы и дадут вам возможность действовать наступательно. Сильная диверсия готовится в Бессарабии, и я со дня на день более и более удостоверяюсь, что общественное мнение в других странах более и более склоняется в нашу пользу. Если Европа увидела без страха с таким блеском распростирающихся орлов, так давно изгнанных, значит она уверена, что мы сражаемся за её независимость. Если Франция возвратила себе прежнее своё достоинство и если победа снова озарила наши знамёна, то я с гордостью объявляю, что я должен этим вашему патриотизму и вашей неукротимой храбрости».

Газета Times, рассказывая подробности Инкерманской битвы, прибавляет своё суждение, в русских газетах не обнародованное: «Мы не воспользовались результатом Инкерманской битвы. Без сомнения, мы разбили неприятеля, но мы ни на шаг не продвинулись к Севастополю. Мы унизили, изумили, поразили страшного неприятеля, воодушевлённого присутствием детей того, кто считает себя посланником Божиим на земле, но мы понесли ужасающую потерю, тогда как нам не следовало бы терять ни одного человека».

Действительно великие князья прибыли в Севастополь за два дня до этого сражения и 24 октября 1854 года участвовали в этом деле на левом фланге. Под Николаем Николаевичем была убита лошадь. До этого времени в составе военных моряков были большие потери: выбыло до 140 офицеров и матросов до 4.000 человек. Храбрые моряки в течение 30 суток не отходили от своих орудий и всё это время находились на открытом воздухе, под дождём, в грязи, без отдыха.

Император Николай I в рескрипте на имя князя Меншикова объявляет им благодарность в таких выражениях, что все они, по прочтении приказа, говорили, что готовы умереть два раза за царя. Вот содержание этого приказа: «Государь Император душою и сердцем постоянно с нами, не престаёт обращаться к нам с Монаршим Своим словом. Вот что повелел он в рескрипте, на имя моё от 19 Октября, сказать вверенным мне войскам: «Надеюсь на милость Божию, надеюсь, что начатое славно довершится, меня счастливит геройская стойкость моих несравненных моряков, неустрашимых защитников Севастополя. Господь воздаст им за все доблестные их подвиги, которым и примера ещё не было. Я счастлив! Зная моих моряков Черноморских с 1828 года, был тогда очевидцем, что им никогда и ничего нет невозможного, был уверен, что несравненные молодцы вновь себя покажут, какими всегда были и на море, и на суше. Скажи им всем, что их старый знакомый, всегда их уважавший, ими гордится и всех отцовски благодарит, как своих дорогих любимых детей. Вероятно, дети мои прибудут ещё до времени, чтобы участвовать в готовящемся деле; надеюсь, что они окажутся достойными своего звания; вверяю их войскам в доказательство моей любви и доверенности, пусть их присутствие среди вас заменит меня!» Товарищи! Вы уже знаете, что дети нашего Царя теперь с нами, вы видели, что под неприятельским огнём они были истинно Русскими молодцами. Кто же из нас не захочет оправдать доверенности Государя, который взамен себя прислал дорогих ему и всей России сыновей. Достойным ответом нашим на все милости Царя может быть только непоколебимое до конца исполнение нашего Святого долга Царю, вере и отечеству – исполним же его!»

В то же время следует отметить, что эта война отличалась большими жертвами с обеих сторон. Об этом свидетельствуют письма русских офицеров с фронта. Вот несколько выписок из них: «Севастополь 24-го Октября. Кровопролитный бой с обеих сторон продолжается от 22-го, вчера и ныне. До сего положено на месте неприятеля до 7 тысяч. Пишу Вам под громом орудий, дыму и наступательных действий наших храбрых войск, надеемся на помощь Божию порешить неприятеля, столь нагло осмелившегося ворваться к нам». А вот письмо из Симферополя от 26 октября: «Сообщил Вам, что 22 с. м. войска наши разом наступательно двинутся сокрушить неприятеля, и действительно в то число началось. 24-го войска наши, нельзя умолчать, и неприятель, дерутся как львы, первые колонны ложатся замертво; от привезённых людей раненых и сведений от друзей узнаем, что Русские взяли высоты первых гор; под Балаклавою – отряд генерала Липранди, – с 3 редутами и 20 пушек. Неприятель хотел вытеснить, но дорого просчитался, здесь завершился упорный бой, ожесточённый и небывалый. Неприятеля положено на месте и ранено до 9 тысяч и большое число офицеров, и лучшие войска Аристократии; с нашей стороны ранено и убито до 5 тысяч. Но резня продолжается и ничего положительного сказать невозможно. 26-го гром пушек заставляет нас думать, что бой опять начался, иначе и не может быть, ибо наши идут наступательно. Молимся Богу да услышит нашу молитву, сокрушит в прах врага. Матросы страшно дерутся, из составленных батальонов все начинают и оканчивают намертво. Чудеса их храбрости неописанны, идут решительно и дерутся на смерть».

Показательным в этом отношении является рассказ офицера гвардейского полка, капитана А. С. Харламова, посланного в действующую армию, а именно в отряд генерал-лейтенанта Ушакова, в марте 1854 года. 11 марта в 5 часов утра всё началось с артиллерийской подготовки русских войск. Затем началась переправа. Первыми отплыли по одному батальону Могилёвского и Полоцкого полков, а за ними и остальные батальоны этих полков и несколько орудий. Полоцкие подразделения рассосредоточились под выстрелами неприятельской артиллерии и быстро опрокинули турок за Сомовогирло и захватили мост, не дав туркам времени разрушить его. Батальоны Могилёвского полка в ротных колоннах бежали на турецкие укрепления, казалось, что вот-вот и наши возьмут эту крепкую позицию. Но вдруг вдали что-то полыхнуло... залп, другой... послышался своеобразный свист картечи. В то время, когда могилёвцы взяли ближайший турецкий редут и бросились дальше на штурм другой батареи, турки открыли губительный орудийный огонь со ста шагов и сильнейшим ружейным огнём. «При первом залпе ранены были почти все бывшие впереди старшие офицеры, начиная с командира полка. Могилёвцы, потеряв своих начальников, остановились. Оставшиеся в живых офицеры старались воодушевить солдат, но момент увлечения прошёл и в этот момент с солдатом трудно бывает что-нибудь сделать, в особенности, когда он не слышит знакомого ему голоса своих командиров. Отдельные группы бросались, и влезали на вал, но их кололи и они гибли».

Между тем, успевший переправиться Смоленский полк бегом подходил к месту. Пробегая мимо, они кричали могилёвцам: «Вставай! Чего разлеглись! Беги вместе!»

Смоленцы пробежали, а могилёвцы всё ещё лежали в рытвине, не решаясь встать при виде раненых смоленцев, которых уже выбивала из фронта турецкая картечь. Офицеры поднимали людей, но не дружно и поднявшиеся снова ложились.

«Голубчики!» – вдруг закричал каким-то потерянным голосом отец Василий Пятибоков. – Голубчики! За мной, родные! За святым крестом!» – и этот достойный пастырь выскочил из оврага и высоко поднял над головой св. крест. Словно молния прошла по полку! В один миг всё разом поднялось и грянуло «ура!», порывистое, стихийное это «ура!», которое без содрогания сердечного нельзя слышать на поле сражения...

Могилёвцы стремительно бросились вперёд толпою и одновременно со смоленцами ворвались в редут. Отец Василий упал, потом поднялся и опять побежал. Крест высоко блестел над ним в поднятой руке. Впоследствии оказалось, что епитрахиль была у него пробита картечью и от святого креста оторвана часть. Войска овладели редутом. Гарнизон был почти поголовно переколот.

Героический штурм турецких батарей и истребление их защитников – навели на неприятеля панический страх и «турки оставили позицию Тульчи, бросили все устроенные ими ретраншаменты у Исакчи и против Сатуновской плотины и бежали к Бабадагу». Отец Василий был представлен к наперсному кресту на Георгиевской ленте.

Во многом непонятным и даже недопустимо оскорбительным стало послание Августа Сибура, архиепископа Парижского от 29 марта 1854 года, содержание которого мы приводим без сокращений. «Мария, Доминик-Август Сибур, благодатию Божиею и милостию св. Апостольского престола, Архиепископ Парижский.

Клиру и народу епархии нашей благодать и благословение во Господе нашем Иисусе Христе. С того времени как Франция восстала и приняв от рук провидения прерванную нить судеб, решилась во главе Европы, ещё раз защитить дело цивилизации и святой веры нашей на Востоке, мы, Первосвященник, духовенство и народ, должны исполнить великую обязанность. Мы должны вознести сердца наши к небу и просить помощи свыше, помощи от святого.

Могущественные западные нации с удивительным спокойствием и с великодушною решимостью предпринявшие эту борьбу, которой ничто не могло воспрепятствовать, – так была она необходима, – изумляют мир громадными своими приготовлениями, выказывая силы и средства, приготовленные сорокалетним миром. Что касается до нас, возлюбленные братья, то прежде всего будем надеяться на помощь Божию и да будет основанием уверенности нашей это изречение: «Сии на колесницах, мы же во имя Господа».

Но может ли оставить наше оружие помощь Божия, когда оно подымается на защиту столь справедливого и священного дела? Это великое дело теперь разъяснилось. Тонкости и извороты дипломатии раскрыты, и мы видим, с одной стороны, доверчивость, желание мира, усилия самые ожесточённые (если можно так выразиться) к сохранению его, и крайнее уважение к трактатам и ко всем законным требованиям, совершенное отсутствие честолюбия и ни тени желания завоеваний, видим наконец во всей Европе одни и те же мысли и решения, несмотря на различие нравов, характеров, интересов и положений; с другой стороны, искусство, соединённое с хитростью и двуличием, обширные замыслы господства, колоссальное могущество, которое по своему произволу возмущает всех, видимое намерение возвести на Константинопольский престол чадо заблуждения и с этого пункта угрожать материальным и нравственным интересам образованных народов.

Нам грозит варварство, предвидимое людьми утончёнными. Если Царь утвердится в Босфоре, опираясь одною ногою на Европу, другою на Азию, то гибель народов решена. Можно будет следить глазом за их падением и замечать часы падения. Остановить шествие северного Гиганта, ограничить и обессилить его могущество, вот вопрос жизни и смерти для образованных народов, для Церкви Христовой и для истинного православия. Вот истинная и могущественная причина предпринимаемой экспедиции. И вот почему мы называем эту войну священною. Да, отправляясь в этот славный поход, солдаты наши могут повторять крик наших отцов: «Богу так угодно!»

Богу так угодно потому, что Он положил, чтобы в это дело, как Его собственное, вовлечены были могущественные нации приманкою бесчисленных интересов политических и материальных, которыми им пренебречь невозможно.

Богу так угодно потому, что уже не исламизм служит ныне препятствием к единению, а московское диктаторство с его замыслами и фанатизмом. Ничто столько не угрожает Церкви, как усиление этой державы уже слишком колоссальной. Позвольте Царю-первосвященнику, теряющемуся ныне в безграничных своих степях, воссесть на Константинопольский престол и носить на Главе тройственную корону под Императорскою диадемою; пусть воцарится он на востоке и отяготеет над западом, в ожидании случая покорить его, тогда ничему нельзя будет уподобить того всеобщего отступничества от веры и того нечестивого противления Христу, о которых говорят св. книги, как о признаках кончины мира.

Да, Богу так угодно потому, что правда Божия не вечно долготерпит наказанием гонителей. На севере есть ещё народы, подверженные мученичеству; есть целые Церкви, в которых вера насильственно потушена; из ледистых степей Сибири тысячи голосов ежедневно возносятся к небу; на всех путях ссылки встречаются жертвы неумолимого преследования. Бог не может, наконец, не услышать стольких воплей. Власть столь преступная будет наказана. Небо навело на неё ослепление и чрезмерная гордость ей послужит поводом к её наказанию и падению.

Преклонимся, братия возлюбленные, пред дивным зрелищем правды и милосердия Божия. Будем молиться, да придёт на землю Царство Его, да исполнятся великие Его предопределения, да явятся на свет все блага, таящиеся в недрах мятущихся народов и да утешит Он нас в начинающихся муках рождения. Будем молиться за Принца, Богом поставленного во главе нашей нации. Будем просить Того, кто внушил ему политику столь твёрдую и решительную, столь прямую и искреннюю, и особенно столь неприязненную для злоумышленных тонкостей, чтобы божественная мудрость всегда была ему присуща: «Боже Отец наших, Господь премилосердый, ниспошли ему и эту мудрость, ниспошли с небес, с высоты престола, на котором седишь ты, полный славы и величия, чтобы она всегда была при нём и действовала с ним».

Будем молиться за храброе наше воинство и неустрашимого вождя его. Будем просить, чтобы мысль о Боге и отечестве служила для них приятным отдохновением среди военных трудностей; чтобы эта двойственная любовь побудила их с самоотвержением встречать величайшие опасности; чтобы великодушные воины наши, довольные своими оброками, согласно заповеди евангельской и славным преданиям военным, воздерживались от всякой несправедливости; чтобы исполненные человеколюбия, они щадили кровь среди ужасов битв и не поражали беззащитных жителей; чтобы особенно уважали детей, жен и стариков; чтобы вера и природа, народное право европейское и христианские обычаи Франции находились под покровом национальной чести; наконец, чтобы друзья и враги наши удивлялись добродетелям их, издавна им свойственным, также как и испытанной их храбрости.

Будем также молить Бога о сокращении дней и бедствий этой борьбы. Увы! Войны даже самые справедливые и необходимые всегда влекут за собою бесчисленные бедствия. О, если бы Господь смягчил их и ускорил минуту счастливого и прочного мира!

По этим причинам, согласно с мнением наших почтенных канонников и с правилами нашей митрополической Церкви, – Мы повелели и повелеваем следующее:

1. Со дня обнародования настоящего указа, в течение девяти дней, Священникам читать на обедни молитвы Pro tempore belli.

2. В продолжение войны читать те же молитвы на обедни по воскресным дням.

3. На всех вечернях, которые будут совершаться во время войны, после «Domine salvum» и стиха: «Fiat manus tua» петь молитву: «Pro imperatore et eyus exircitu».

Настоящий указ наш прочитать в страстное Воскресенье во всех Церквах и капеллах нашей Епархии и публиковать везде, где нужно.

Дан в Париже, 29 Марта 1854 года.

Мария, Доминик-Август, Архиепископ Парижский».

Несколько комментариев по поводу данного послания. Во-первых, г. Друэн-де-Люиз утверждал в одном из своих циркуляров, что из всех бедствий, могущих постигнуть человечество, самое ужасное – религиозная война, и что можно надеяться на то, что общество будет избавлено, по крайней мере, от этого бедствия. Архиепископ Сибур, напротив того, именно утверждает, что Франция, в сущности, идёт на Восток не для защиты турок, а для того, чтобы поставить преграду власти, которая сделалась врагом церкви, исказив христианство. Вместе с тем министр иностранных дел торжественно высказал совсем другое положение.

Во-вторых, решившись, вопреки уверениям своего правительства проповедовать религиозную войну христиан против христиан, прелат, в подтверждение своего тезиса, указывает на славные примеры, заимствованные из лучших страниц истории его нации. Он смело почерпает образцы, которые предлагает французским солдатам, из времён крестовых походов; конечно, много надо мужества, чтобы говорить о крестовых походах армии, назначенной для защиты прав луны.

В-третьих, что же касается притязания восстановить силою оружия христианскую идею, будто бы искажённую греками, то оно могло быть подвергнуто анафеме со стороны одного из знаменитейших пап – Иннокентия III-го, то есть оно не совсем прилично в устах католического прелата. Более того, католическая церковь запрещает сражаться с греческою церковью, какою бы «ложною», по их мнению, она ни была.

В-четвёртых, Русская Православная Церковь предпочитает внушать своим воинам, что нет других врагов Креста, кроме тех, которые не признают Господа Бога, умершего на нём. Россияне всегда были привязаны к своей вере, но никогда не решались оскорблять веру других.

Следует всё же заметить, что нет смысла взваливать на католицизм всю ответственность за это послание прелата, за эти его необъяснимые выходки. Мы хорошо знаем, что между ними нет ничего общего.

Историк М. Погодин 7 декабря 1853 года анализируя международное положение России отмечал, что в западной Европе Россию одни ненавидят потому, что не имеют о ней ни малейшего понятия, руководствуясь сочинением какого-нибудь Кюстина и двух, трёх наших выходцев, которые знают своё отечество ещё хуже его. Церковь наша называется еретической, все учреждения считаются дикими, личность человека в России – беззащитна, литература безгласная и вся история России – вчерашняя. Другие ненавидят Россию, считая её главным препятствием общему прогрессу, принятию Конституции в странах западной Европы. Следовательно, всякое увеличение мощи России, которая считается тёмною, опасной и вредной для свободы, развития, просвещения, должно быть во что бы то ни стало останавливаемо и уничтожаемо. Это взгляд так называемой левой стороны. К третьей категории принадлежат различные выходцы, изгнанники политические, которым терять нечего и целью которых является ловля рыбы в мутной воде. Они желают войны, которая бы ослабила Россию и вызвала в ней беспорядки.

Правительства почти все против России: одни из зависти, другие из страха, третьи из личных побуждений. Даже Австрия, недавно спасённая Россией от реальной гибели, объявляет себя нейтральной стороной, а в действительности во многих случаях действует заодно с морскими державами.

Весьма оптимистичные взгляды М. Погодина были на союзников России. Он пишет: «Союзники наши в Европе и единственные и надёжные, и могущественные, Славяне, родные нам по крови, и по языку, по сердцу, по истории, по вере, а их 9 млн в Турции и 20 млн в Австрии. Это количество, значительное само по себе, ещё значительнее по своему качеству, в сравнении с изнеженными сынами Западной Европы.

Черногорцы ведь станут в ряды поголовно. Сербы так же. Босняки от них не отстанут. Одни турецкие славяне могут выставить 200 или более тыс. войска! Не говорю о военной границе Кроатах, Далматинцах, Славонах и проч., вот естественные наши союзники! Покажите им прекрасную святую цель освобождения от несносного иноплемённого ига, под которым они стонут 400 лет, умейте управить их силами живыми, могучими, восторженными и вы увидите, какие чудеса ими сотворятся! Да сколько прибудет силы и у Русского Самсона! Или дух его не в счёт уже пошёл? Приезжай-ка Государь в Москву на весну, отслужи молебен Иверской Божией Матери, сходи помолиться ко гробу Чудотворца Сергия, да кликни клич: Православные! За гроб Христов, за Святые места, на помощь к нашим братьям, истомлённым в муках и страданиях! Вся земля встанет, откуда что возьмётся, и посмотрим, будет ли нам страшен тогда старый Запад с его логикой, дипломатией и изменою!»

Между тем, положение страны и его руководства к концу войны было крайне тяжёлым. Многие из окружения императора Николая I убеждали его воспользоваться их помощью как единственным средством окончить войну с честью и успехом. Он на это не согласился... «Он не хотел принять ничьей помощи. Осаждённый, так сказать, со всех сторон, находясь, в самых критических обстоятельствах. Он не хотел изменить своей системе, и, по-видимому, боялся обнаружить своё раскаяние в прежнем образе действий. Он всё ещё питал надежду устоять против врагов с одними своими силами». Профессор М. Погодин в статье «Взгляд русского на политическое состояние Европы в последнее время» отмечал: «Положение Императора Николая было самое трагическое. Европа не видела ещё сего Монарха с этой стороны. Немногие из людей вытерпели то, что вытерпел Он в течение этих двух или трёх лет. Один Наполеон мог сравниться с ним по своим страданиям на острове Св. Елены».

Не случайно, что в данный период наблюдается возрастание интереса к вопросам духовно-нравственного воспитания личного состава русской армии и флота, повышению его грамотности – со стороны командного состава. Так, 30 октября 1857 года был издан приказ № 219 по 1-й армии о распространении между нижними воинскими чинами грамотности. В этом приказе полковым священникам указывалось на необходимость совершенствования преподавания Закона Божия. Помощник начальника 1-й пехотной дивизии (расквартированной в городе Риге), генерал-майор Корнилович в предписании № 80 от 28 мая 1858 года командиру Невского пехотного Его Величества короля Неаполитанского полка полковнику Ратковскому предписывал: «Замечено, что некоторые нижние чины слабо знают догматы Святой веры и церковные постановления, и даже есть такие, которые не знают всех ежедневных молитв, Символа Христианской веры и 10-ти заповедей.

Обязанность Полкового Священника научить нижних чинов всему вышесказанному, и притом излагать им вкратце Священную Историю, о чём неоднократно подтверждено по войскам, и предписано приказом по Корпусу. А потому предлагаю Вашему Высокоблагородию, это важное опущение напомнить Полковому Священнику, и на основании распоряжения Высшего Начальства, предложить ему заняться немедленно обучением нижних чинов догматам Православной веры и всему тому, что нужно знать каждому Христианину. Занятия эти... делались в свободное время от службы». Он также отмечает, что «Гг. Ротные командиры обязаны с своей стороны заботиться дабы вверенные им нижние чины знали догматы Христианской веры, и все молитвы и заповеди и в кратце Священную Историю, чем следует заниматься при обучении нижних чинов грамоте».

2 июля 1858 года, уже став начальником дивизии, генерал-майор Корнилович в распоряжении за № 4694 предписывает: «в ротных школах полка преподавать нижним чинам православного исповедания Закон Божий, для чего Вашему Высокоблагородию (командиру полка – В. К.) озаботиться назначением времени, в каких ротах и когда Священник должен преподавать правила веры. При этом поручить ему об успехах преподавания вести журнал и доставлять Вам пред Инспекторскими смотрами подробные донесения.». Эти распоряжения командования шли несколько вразрез установившимся нормам и установлениям Святейшего Синода, да и физическим возможностям полковых священников. Так, например, преподавать Священную историю всему полку или обучать молитвам личный состав полка полковому священнику просто не представлялось возможным. Ему полагалось эту работу проводить с рекрутами в первые шесть месяцев. Преподавание Закона Божия должно в соответствии с 3-м пунктом «Синодального Циркуляра от 21 января 1821 года за № 1377, происходить в простые воскресные дни, в Церкви, перед Литургиею, или на Литургии». Поэтому вполне понятна озабоченность старшего полкового священника Иоанна Попова и других священников армии в связи с этими распоряжениями.

27 августа 1858 года полевой обер-священник 1-й армии через дежурного генерала получил распоряжение № 5487, в котором отмечалось: «Господин Главнокомандующий Армиею изволил приказать, чтобы полковые священники, возлагаемые на них полковыми командирами обучение нижних чинов Закону Божиему, исполняли, по возможности». Это распоряжение 30 сентября 1858 года было разослано всем дивизионным благочинным: благочинному 2-й пехотной дивизии протоиерею Дмитрию Кудрявцеву; благочинному 7-й пехотной дивизии протоиерею Георгию Гапановичу; благочинному 2-й лёгкой кавалерийской дивизии протоиерею Василию Жуковскому; благочинному 1-й лёгкой кавалерийской дивизии протоиерею Дмитрию Овсянину; благочинному 3-й пехотной дивизии священнику Афанасию Левицкому; благочинному 1-й пехотной дивизии священнику Фёдору Медведкову; благочинному 6-й пехотной дивизии священнику Павлу Алхимовичу; благочинному 3-й лёгкой кавалерийской дивизии протоиерею Михаилу Метецкому; благочинному 9-й пехотной дивизии священнику Илариону Бойкову.

Литература:

– Барсов Т. В. Новое положение об управлении церквами и духовенством военного и морского ведомств. – СПб., 1893.

– Барсов Т. В. Об управлении военным духовенством. – СПб., 1879.

– Боголюбов А. Очерки из истории управления военным и морским духовенством в биографиях главных священников его за 1800–1901 гг. – СПб., 1901.

– Котков В. М. Военное духовенство России. Страницы истории. В 2-х кн. – СПб.: Нестор, 2004. – 157–188.

– Положение об управлении церквами и духовенством военного и морского ведомств // Вестник военного духовенства. – 1890. – № 14. – С. 418–439.

– Столетие Военного Министерства 1802–1902. Управление церквами и православным духовенством военного ведомства. Исторический очерк. – СПб., 1902. – Т. 13.

Вопросы:

1. Сложности положения полкового священника.

2. Протопресвитер Василий Борисович Бажанов.

3. Протоиереи М. И. Богословский и П. Е. Покровский.

4. Конец двоевластия в военно-духовном управлении.

5. Обязанности полкового священника.

Сложности положения полкового священника. В 40-х годах XIX века генерал-адьютантом графом П. А. Клейнмихелем в Святейшем Синоде было инициировано рассмотрение такого важного вопроса военно-духовных отношений, как степень подчинённости (во время службы) полковых священников к их воинским начальникам, а также «могут ли полковые командиры и дивизионные начальники делать с них какие-либо взыскания».

Поводом к возникновению вопроса послужили несогласия и раздоры, возникшие между священниками 15-й пехотной дивизии и командирами полков этого соединения. Ввиду того, что старший священник Замосцкого егерского полка Николай Самчевский обвинялся в неспокойном характере и в ослушании полковому командиру, а дивизионный благочинный священник Модлинского пехотного полка Мазюкевич в поблажке отцу Самчевскому и в некоторых нескромных выражениях о собственном военном начальстве, решение появившихся разногласий Святейшим Синодом было представлено, по принадлежности, обер-священнику В. И. Кутневичу.

Основанием к обвинению священника Самчевского, как показало дознание, в действительности были различные жалобы последнего на командира полка, большинство из которых относились к его пастырской обязанности. Таковыми можно считать донесения его через местного благочинного о небытии у исповеди и св. причастия в 1839 году православных штаб- и обер-офицеров Замосцкого полка во главе с самим командиром. Не говели офицеры уже несколько лет. Обвинение же в ослушании основывалось на том, что священник Самчевский, получив словесное приказание полкового командира немедленно перенести церковь в лагерь, замедлил исполнение распоряжения (в церкви недавно был начат ремонт) и стал ожидать указаний благочинного.

За резкие выражения в письменных сообщениях с военным начальством благочинному Мазюкевичу обер-священник сделал надлежащее внушение. По поводу же произведённого Святейшим Синодом запроса В. И. Кутневич, ссылаясь на существующее военное и духовное законодательства, а также на исторический опыт из деятельности военного духовенства, сумел добиться выгодной для военно-духовного ведомства резолюции Святейшего Синода № 14875 от 19 октября 1841 года. Согласно этой резолюции: «2, По вопросу военного Начальства, в какой степени подчинённости должны состоять к оному полковые священники и может ли сие Начальство подвергать какому-либо взысканию, из всех изданных доселе на подобные случаи постановлений явствует между того: а) что полковые командиры и тем более высшие военные Начальники вправе требовать как от полковых священников, так и от поставленных над ними Благочинных, дабы они неукоснительно исполняли всё то, что в отношении к порядку службы по военным учреждениям лежит на их обязанности и оказывали во всяком случае должное уважение военным властям. Посему и самое одобрение оных служб по формулярным спискам предоставляется военному Начальству; и б) что право взыскания с Священников за неисполнение ими своих обязанностей всегда принадлежало непосредственно одной Духовной власти на основании церковных правил и государственных постановлений и потому Военным Начальствам надлежит о таковых проступках Священников, смотря по вине их, сообщать или местному Благочинному, или установленному над ними высшему Духовному Начальству для рассмотрения и определения меры взыскания».

Происходит упорядочение правил произнесения присяги лицами православного духовенства, о чём свидетельствуют следующие документы. «По Указу Его Императорского Величества, святейший Правительствующий Синод слушали предложение Его Сиятельства, Господина Обер-Прокурора, Графа Александра Петровича Толстого, следующего содержания: По определению Святейшего Синода от 29 Ноября / 15 Декабря 1857 года доведено им Господином Обер-Прокурором до Высочайшего Государя Императора сведения, о постановленных в сем определении правилах касательно произнесения присяги лицами Православного Духовенства; при чём представлены были на Высочайшее усмотрение три формы подписок и присяги. Он, Господин Обер-Прокурор, долгом поставляет объявить о сем Святейшему Синоду и к сему присовокупить, что об упомянутых правилах сообщено им Г. Главноуправляющему Вторым Отделением Собственной Его Императорского Величества Канцелярии. По справке оказалось: Святейший Синод, выслушав удостоенное Высочайшего утверждения мнение Государственного Совета об изменении порядка принесения присяги на верность службы, и имея в виду, что мнение сие в отношении Гражданских Чиновников, объявлено уже к исполнению по всему Духовному ведомству особыми циркулярными указами, определением 29 ноября / 15 декабря 1857 года, положил: I. Предписать по всему Духовному ведомству печатными указами, чтобы в отношении Духовных лиц, служащих по сему ведомству, исполняемо было следующее: 1) При посвящении в причётника и в Диакона, как в должности, требующей подчинённого действования и несоединённые с важными поручениями от Начальства, отбирать пред посвящением, вместо присяги, подписку по форме под № 1-м. Если же посвящаемый прежде сего не принимал верноподданнической присяги, по малолетству, то должен принять её по установленной форме и затем уже дать вышеозначенную подписку. 2) От рукополагаемого во Священника или Иеромонаха, по важности Иерейской степени, требовать присяги по форме под № 2. 3) При возведении в Протоиерея, также при назначении в должности Благочинного, Члена Духовного Правления, Члена Консистории, Обер-Священника, и в монашеском звании: Строителя, Игумена и Архимандрита, требовать подписку по форме № 3.

II. При хиротонии во Епископа, также при назначении в Члена Святейшего Синода и Присутствующего в оном, – исполнять – в первом случае чин исповедания и обещания Архиерейского, удостоенный в своё время Высочайшего утверждения; а во втором требовать присяги, по форме уже существующей в Духовном регламенте.

ПРИКАЗАЛИ: Вышеизложенное, доведённое до Высочайшего сведения определение Святейшего Синода 29 Ноября / 15 Декабря 1857 года о присяге Духовных лиц, объявить к должному исполнению по всему Духовному ведомству печатными указами, препроводив при оных, в печатных же экземплярах и упомянутые в том определении формы подписок и присяги; для сведения же о том сообщить Правительствующему Сенату ведением. Апреля 12 дня 1858 года.

Подлинный указ подписали:

Обер-Секретарь Фёдор Яковенко

Секретарь Виноградов».

№ 1-й.

Форма подписки пред посвящением в стихарь и во диакона.

Я, нижеподписавшийся, соблюдая свято и нерушимо данную мною присягу на верность подданства Его Императорскому Величеству, ныне при вступлении в должность церковнослужителя (или диакона) обязуюсь проходить сию должность согласно с Церковными правилами, уставами, предписаниями и наставлениями Начальства в совершенном ему послушании, и вести себя благоговейно, честно, воздержано и некорыстолюбиво, при уверенности, что проступки служителя Церкви, причиняя более соблазна в обществе, нежели проступки мирянина, по справедливости подлежат более строгому взысканию.

№ 2-й

Форма дополнительной присяги пред рукоположением во Священника или Иеромонаха.

Аз нижеименованный, соблюдая свято и нерушимо данную мною присягу на верность подданства Его Императорскому Величеству, призываемый ныне к служению Иерейскому, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием в том, что желаю и при помощи Божией всемерно потщусь проходить служение сие согласно с словом Божиим, с правилами Церковными и указаниями Начальства; Богослужение и Таинства совершать со тщанием и благоговением по чиноположению церковному, ничтоже произвольно изменяя; учение Веры содержать и другим преподавать по руководству Святыя Православныя Церкви и Святых Отец; вверяемые попечению моему души охранять от всех ересей и расколов, и заблудших вразумлять и обращать на путь Истины; провождать жизнь благочестную, трезвую, от суетных мирских обычаев устранённую, в духе смиренномудрия и кротости, и благим примером руководствовать других ко благочестию; во всяком деле служения моего иметь в мыслях моих не свою честь или выгоды, но славу Божию, благо Святыя Церкви и спасение ближних, в чём да поможет мне Господь Бог благодатию Своею, молитв ради Пресвятыя Богородицы и всех Святых. В заключение сего клятвенного обещания моего целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь.

№ 3-й

Форма подписки при назначении имеющих степень Священства в высшие звания и особые должности.

Я, нижеподписавшийся, соблюдая свято и нерушимо данную мною присягу на верность подданства Его Императорскому Величеству, и клятвенное обещание, данное мною пред рукоположением в священство, будучи ныне призван благоусмотрением Начальства к новой степени звания и особенному служению, обязуюсь по чистой совести и долгу Священства проходить оное в духе данных мною прежде обетов, со всяким тщанием, верностью и правдолюбием, стараясь по крайнему моему разумению споспешествовать Духовному благу и временному благоустройству и спокойствию людей, до которых служение моё касаться может, и в поручаемых мне делах всемерно открывать, охранять и Начальству представлять то, что справедливо, и что к охранению общего и частного блага Начальству знать нужно».

Принятие присяги духовенством, в том числе и военным, явление не новое в истории Русской Православной Церкви и уходит своими корнями в глубокую древность. Так, например, в 573 фонде отдела рукописей РНБ хранится «Ведомость, учинённая в Санкт-Петербургском Духовном Правлении о бывших в прошлом 1730-м году в верной службе Ея Императорскому Величеству присягал, которых мест и церквей. Кто имяны ведомства того Санкт-Петербургскаго Духовнаго Правления священнослужители с причетники на печатных присяжных листах сысканных в том Духовном Правлении 1735-го года Июня 20-го дня по своеручным подпискам значатся и на коем листе кто с кем именно». В ведомости 255 имён священнослужителей. Из них – 30 принадлежит к военному ведомству: церкви Николая Чудотворца при Астраханском полку иерей Григорий Григорьев; церкви св. благоверного князя Александра Невского при Ингермоланском пехотном полку иерей Симеон Лукин; церкви Преображения Господня при Невском полку священник Симеон Иванов; церкви Рождества Богородицы при Иеловском полку священник Иоанн Тимофеев; церкви Владимирской Богородицы Шлятенбургского пехотного полка священник Сава Григорьев; церкви Нерукотворного образа Пермского полка священник Афанасий Стефанов; священник Новгородского пехотного полка Назарий Назарьев и другие.

Протопресвитер Василий Борисович Бажанов. После смерти в 1848 году Н. В. Музовского управление делами обер-священника Главного штаба, гвардейского и гренадерского корпусов в августе 1848 года было поручено обер-священнику армии и флота В. И. Кутневичу, управление же придворным духовенством – царскому духовнику, законоучителю детей императора Александра II (1855–1881 гг.) протопресвитеру Василию Борисовичу Бажанову. В 1849 году он назначается на должность обер-священника гвардейского и гренадерского корпусов, в которой и пребывает до своей кончины, последовавшей 31 июля 1883 года.

15 июня 1827 года переведён к Санкт-Петербургской университетской церкви, и стал первым священником при Санкт-Петербургском университете, который проходил вместе и законоучительскую должность. Одновременно он был определён законоучителем и в Благородный Университетский пансион (с 1830 года – первая петербургская гимназия). В том же году 20 октября определён законоучителем в Высшем училище (впоследствии вторая петербургская гимназия), и, наконец, 2 августа 1829 года –в Главном Педагогическом Институте.

30 октября 1830 года награждён бархатною фиолетовою скуфьёю. В 1832 году получил Всемилостивейший подарок в 1000 рублей. 18 февраля 1834 года Всемилостивейше награждён бархатною фиолетовою камилавкою. В 1835 году призван ко Двору (на место протоиерея Герасима Петровича Павского – К. В.) для преподавания Закона Божия Наследнику, Цесаревичу, будущему императору Александру II.

В качестве члена Святейшего Синода В. Б. Бажанов участвовал в деле перевода Библии на русский язык. Кроме того, его перу принадлежит цикл нравоучительных сочинений для молодёжи и народного чтения. При нём и с его разрешения были выстроены удобные квартиры для причтов Измайловского, Семёновского и Конногренадерского полков, сапёрного батальона. Наконец, ко времени управления гвардейским духовенством протопресвитера Бажанова относится учреждение при некоторых столичных гвардейских церквах (с приходами из горожан) приходских благотворительных обществ и братств. При нём же впервые одним из самых деятельных членов общества православного религиозно-нравственного просвещения, протоиереем Сергиевского всей артиллерии собора Д. Я. Никитиным, в марте 1880 года было положено начало ведению внебогослужебных духовно-нравственных бесед в соборе. Накануне своей смерти протопресвитер В. Б. Бажанов был удостоен самой высокой государственной награды – ордена Святого Андрея Первозванного. Не был обделён царским расположением и обер-священник В. И. Кутневич, который в апреле 1849 года в ознаменование долговременного и полезного служения Церкви и Отечеству был утверждён членом Святейшего Синода с присвоением звания протопресвитера, имел все знаки отличий до ордена св. Александра Невского включительно. Всего в России было четыре должностных лица, имеющих высшее духовное звание среди белого духовенства: протопресвитер Большого придворного собора в Санкт-Петербурге, который заведуя придворным духовенством числился также протопресвитером московского Благовещенского собора; протопресвитер военного и морского духовенства. Титул протопресвитера носили также настоятели Успенского и Архангельского собора в Москве.

В октябре 1858 года военный Министр через обер-прокурора Святейшего Синода графа Д. А. Толстого уведомил членов духовного правительства о новых преобразованиях среди высших чинов военно-духовного правления. С 13 октября 1858 года император Александр II подписал указ, согласно которому обер-священник Главного штаба и отдельных гвардейского и гренадерского корпусов стал именоваться главным священником; обер-священник армии и флота – главным священником армии и флота и обер-священники, полагавшиеся по штатам в главных штабах 1-й и Кавказской армии, – главными священниками этих армий: «Указ Его Императорского Величества, Самодержца Всероссийского, из Святейшего Правительствующего Синода, Синодальному Члену, Главному Священнику Главного Штаба Его Императорского Величества и отдельных Гвардейского и Гренадерского Корпусов, Протопресвитеру и Кавалеру Василию Борисовичу Бажанову.

По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали предложение Господина Обер-Прокурора, Графа Александра Петровича Толстого, следующего содержания: «Военный Министр уведомляет, что Государь Император Высочайше повелеть соизволил именовать: 1, Обер-Священника Главного Штаба Его Императорского Величества и Отдельных Гвардейского и Гренадерского Корпусов – Главным Священником Главного Штаба Его Императорского Величества и Отдельных Гвардейского и Гренадерского Корпусов. 2, Обер-Священника Армии и Флотов – Главным Священником Армии и Флотов и 3, Обер-Священников, полагаемых по штатам в Главных Штабах 1-й и Кавказской Армий Главными Священниками сих Армий. О сей Высочайшей воле Господин Обер-прокурор предлагает Святейшему Синоду, для зависящего распоряжения, присовокупляя, что об оной объявлено уже в Приказе по военному ведомству.

Приказали: Вышеизложенное Высочайшее Его Императорского Величества повеление об именовании: 1, Обер-Священника Главного Штаба Его Императорского Величества и Отдельных Гвардейского и Гренадерского Корпусов – Главным Священником Главного Штаба Его Императорского Величества и Отдельных Гвардейского и Гренадерского Корпусов; 2, Обер-Священника Армии и Флотов – Главным Священником Армии и Флотов; 3, Обер-Священников, полагаемых по штатам в Главных Штабах 1-й и Кавказской Армий, – Главными Священниками сих Армий, – объявить к должному исполнению, по всему Духовному ведомству печатными указами; а для припечатания о том в издаваемых при Правительствующем Сенате ведомостях, сообщить оному ведением. Октября 13 дня 1858 года.

Секретарь: Виноградов».

Главные священники избирались Святейшим Синодом, который представлял для утверждения императором двух или трёх кандидатов. Как правило, утверждался тот кандидат, имя которого стояло в списке первым. По денежному содержанию и другим материальным привилегиям главные священники приравнивались к чину генерал-майора, а по эмеритуре – генерал-лейтенанта. По отношению к подчинённому духовенству главные священники являлись высшей инстанцией по всем церковным делам своего ведомства.

Наблюдая через благочинных за исправным поведением вверенных им священнослужителей, главные священники производили духовный суд, ежегодно представляли в Святейший Синод отчёт о состоянии подведомственных церквей, под их постоянным надзором находилась также хозяйственная часть церквей. Свои административные распоряжения главные священники направляли в виде ордеров, что свидетельствовало о жёсткой дисциплине, укреплявшейся среди военного духовенства.

Протоиереи М. И. Богословский и П. Е. Покровский. С 1865 по 1888 годы должность главного священника армии и флота поочерёдно занимали протоиереи Михаил Измайлович Богословский (1865–1871 гг.) и Пётр Евдокимович Покровский (1871–1888 гг.), а с 1888 года – Александр Алексеевич Желобовский (1888–1910 гг.).

С 1865 года по 1871 год главным священником армии и флота являлся Богословский Михаил Измайлович, который родился в 1807 году в семье причётника во Владимире. Первоначальное образование получил во Владимирском духовном училище, потом в духовной семинарии. В 1827 году, т. е. в 20 лет поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию и окончил её в 1831 году первым магистром и с 7 ноября этого же года был назначен бакалавром академии по кафедре греческого языка. Через два года М. И. Богословский рукоположен во священники Благовещенской церкви на Васильевском острове в Санкт-Петербурге, а в 1835 году назначен настоятелем Екатерининской церкви Императорского училища правоведения и, одновременно, законоучителем и преподавателем логики и психологии в училище. В это же время он продолжал занятия в духовной академии, где в 1839 году был избран членом академической конференции, с 7 февраля 1840 года назначен профессором богословия и в этом звании оставался до 1842 года.

В 1844 году М. И. Богословский возведён в сан протоиерея. В 1856 году получил в училище правоведения звание заслуженного профессора, а в 1858 году за написанную Священную историю Ветхого Завета Св. Синод удостоил его степени доктора богословия. Он состоял почётным членом Санкт-Петербургской, Московской духовных академий, общества любителей духовного просвещения и участвовал во многих комиссиях по вопросам духовно-учебным и духовно-административным (по составлению программ и учебников для духовных семинарий, по пересмотру уставов духовных учебных заведений, по разработке узаконений о правах православного духовенства, по преобразованию церковного суда и др.).

В области духовной литературы он известен как автор Священной истории Ветхого и Нового Завета. По полноте содержания, глубоко-богословским взглядам и по строго библейскому, ясному изложению, названный труд составляет замечательное произведение русской церковной литературы. В «Христианском Чтении» (1831–1843 гг.) поместил ряд переводов из творений Климента Александрийского, Мефодия Патарского, Григория Богослова, Иеронима Стридонского, Андрея Критского, Иоанна Дамаскина и Кузьмы Маиумского. Кроме того, он участвовал в синодальном переводе книг Ветхого Завета на русский язык.

В 1859 году М. И. Богословский был приглашён преподавать Закон Божий детям великого князя Константина Николаевича: великому князю Николаю Константиновичу и великой княжне Ольге Константиновне, с которыми и занимался до 1861 года.

Можно заметить, что в 1868 году он был награждён митрою и палицею, а в 1869 году – орденом св. Анны 1-й степени. В 1870 году, по случаю исполнившегося совершеннолетия великого князя Николая Константиновича, М. И. Богословский пожалован из Кабинета Его Величества золотым наперсным крестом с драгоценными каменьями. В 1871 году был назначен настоятелем Архангельского кафедрального собора в Москве, а в 1879 году – протопресвитером Большого Успенского собора и членом Московской синодальной конторы. В 1881 году ему пожалован орден св. Владимира 2-й степени.

Умер Михаил Измайлович Богословский 16 января 1884 года. Погребён на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге.

В период с 11 ноября 1871 года по 25 февраля 1888 года главным священником армии и флота являлся Пётр Евдокимович Покровский. Родился 10 января 1802 года в селе Курдинове Богородского уезда Московской губернии, был сыном священника. Образование получил в Московской духовной семинарии и Московской духовной академии, где в 1828 году окончил курс со степенью магистра.

Служебную деятельность начал 31 августа 1828 года на педагогическом поприще, поступив в Московскую семинарию профессором еврейского и немецкого языков, преподавал там и философию, исполнял обязанности секретаря семинарского Правления. 13 мая 1834 года П. Е. Покровский принял священный сан, оставил семинарию и 20 лет бессменно прослужил в Москве при церкви св. Параскевы, которая располагалась в Охотном ряду. Его доброта, приветливость в обращении, проникнутые глубоким чувством проповеди и широкая благотворительная деятельность стяжали ему популярность, любовь, уважение и преданность не только прихожан, но и всех москвичей, с которыми ему приходилось иметь отношения.

Примечательным является тот факт, что, состоя членом многих благотворительных обществ и директором тюремного комитета, он за 1838–1871 гг. выкупил из долговой тюрьмы до 4 тысяч человек государственных и частных должников, на которых числилось до 1 млн рублей долга. В уплату этого долга им было собрано до 300 тысяч рублей, а остальной долг, по его ходатайству, был прощён.

В Москве отец Пётр был лично известен митрополиту Филарету, который в 1842 году назначил П. Е. Покровского членом Духовной консистории, в 1844 году наградил саном протоиерея и сделал благочинным и членом Попечительства о бедных духовного звания. В 1855 году он был назначен настоятелем Московского кафедрального Архангельского собора, а 11 ноября 1871 года призван к управлению военным и флотским духовенством.

С первых дней своего вступления в должность главного священника армии и флотов и до последних дней своей жизни, в течение более чем 16 лет, он «неутомимо работал для блага и пользы вверенного ему духовенства». Его стараниями военное духовенство с 1 января 1875 года, а морское с 1879 года было допущено к участию в эмеритальной кассе военного ведомства, в 1887 году расширены права и оклады денежного содержания военного духовенства, точно определены их обязанности, утверждены новые правила ведения церковных книг и финансовой отчётности. Ещё один интересный факт из жизни П. Е. Покровского. В 1878 году он праздновал 50-летие своей пастырской деятельности. Благодарное ему военное и морское духовенство собрало капитал для учреждения нескольких стипендий его имени, но виновник торжества распорядился этим капиталом по-своему. Он пожелал, чтобы было учреждено Общество попечения о бедных военного духовенства. Такое общество было создано и действовало до 1918 года.

Протоиерей П. Е. Покровский принимал активное участие в ревизиях Московских учебных заведений, в делах конференции Московской духовной академии, как действительный её член с 1859 года. С 1870 года был почётным членом братства святого Петра в Москве против раскола. Рассматривал и рецензировал книги духовно-нравственного содержания, предназначенных для нижних чинов. Большим спросом пользовался сборник его проповедей, произнесённых в Москве.

Пётр Евдокимович Покровский скончался 25 февраля 1888 года на 87 году жизни. Современники так говорили о нём: «Вся административная деятельность его была проникнута мягкосердечием, добродушием и готовностью сделать для духовенства как можно больше добра и пользы. Он живо принимал к сердцу и входил в положение тех священников, которые имели несчастье провиниться пред военным начальством: он старался смягчить их вину и ослабить последствия их неосмотрительных действий, но это добросердечие не было тою слабостью в управлении, которая может порождать распущенность в подчинённых. Воспитанный сам в строгой школе святителя Филарета, он требовал сознания долга и справедливости от своих подчинённых и всегда заботился о возвышении умственного и особенно нравственного уровня военного духовенства».

Последним главным священником гвардии и гренадер был протопресвитер и член Святейшего Синода Бажанов Василий Борисович. Родился 7 марта 1800 года в селе Миротины Тульской губернии в семье сельского диакона. Василий Бажанов обучался сначала у деда – дьячка, потом, в 1810 году поступил в Тульскую семинарию, «сильно бедствовал, но учился хорошо, а в 1819 году был отправлен в Петербургскую духовную академию». После окончания академии в 1823 году со степенью магистра оставлен при ней бакалавром немецкого языка, и до августа 1829 года преподавал немецкий язык. Вместе с профессором Санкт-Петербургской духовной академии священником Г. Павским участвовал в издании журнала «Христианское чтение». 4 февраля 1826 года рукоположен во священника к Александро-Невской церкви 2-го кадетского корпуса и назначен законоучителем в корпусе и дворянском полку.

С 1832 года в должности экстраординарного профессора. 17 ноября 1832 года был избран действительным членом конференции Санкт-Петербургской духовной академии. Лекции В. Б. Бажанова в университете и уроки в 1-й петербургской гимназии получили широкую известность. В феврале 1834 года и в январе 1835 года на его уроках присутствовал император Николай I. В. Б. Бажанов в своей автобиографии рассказывает, что после посещения урока Закона Божия, император возвратился во дворец и заявил, что нашёл, наконец, законоучителя для Наследника.

1 февраля 1835 года В. Б. Бажанов был переведён в малую церковь Зимнего дворца, 2 февраля назначен законоучителем и духовником наследника великого князя Александра Николаевича (впоследствии император Александр II), великих князей и княжон, а также супруге Александра II и Александре Иосифовне, когда они переходили в православие. С тех пор вступил в тесные отношения с Императорским домом, не прекращавшиеся до его смерти. Преподавание повёл совершенно независимо от шаблона, не придавая ему узкого, школьного характера. В основу преподавательской работы была положена его работа «Об обязанностях христианина». Написанная для наследника, она в 1839 году была издана отдельной книгой и в течение долгого времени служила учебным пособием для преподавания нравственного богословия в светских и духовных учебных заведениях.

11 апреля 1835 года В. Б. Бажанов был возведён в сан протоиерея, 18 августа 1837 года удостоен степени доктора богословия. 5 декабря 1848 года был назначен духовником императора Николая I, 12 декабря – протопресвитером придворного собора Зимнего дворца и московского Благовещенского собора. С 3 апреля 1849 года являлся членом Святейшего Синода и обер-священником Главного штаба, гвардейского и гренадерского корпусов (с 13 октября 1858 года именовался главным священником гвардии и гренадер).

В. Б. Бажанов преподавал Закон Божий детям императора Александра II, в том числе с 1852 года великому князю Александру Александровичу (будущему императору Александру III). В 1878 году, когда умер духовник их Величеств, протопресвитер Н. В. Музовский, его место занял В. Б. Бажанов, то есть он стал духовником императоров Александра II, а затем и Александра III (заметим при этом, что он был сыном сельского диакона).

В 60–70-х годах XIX века он состоял членом Присутствия по делам православного белого духовенства (учреждено 28 февраля 1862 года). Поддерживал проекты преобразований, направленные на повышение значения белого духовенства, на расширение его прав; положительно воспринял проект министра внутренних дел П. А. Валуева о расширении состава Государственного Совета за счёт членов Святейшего Синода.

В. Б. Бажанов проявил себя щедрым благотворителем: по его инициативе в Санкт-Петербурге была устроена Николаевская богадельня для престарелых священнослужителей военного ведомства, их вдов и сирот; в 1878 году в Тульской духовной семинарии учреждены две стипендии имени Бажанова на проценты от пожертвованного им капитала. На его родине, в селе Миротины, на его средства были построены храм и школа. Он являлся автором значительного числа оригинальных и переводных сочинений духовно-нравственного содержания, многократно переиздававшихся. Принимал активное участие в предпринятом Святейшим Синодом переводе на русский язык книг Священного Писания. Являлся с 1836 года действительным, а с 1844 года почётным членом Императорской Академии Наук, с 1856 года почётным членом Санкт-Петербургского университета, с 1857 года почётным членом конференции Санкт-Петербургской и Казанской духовных академий. Награждён многими орденами Российской империи, в том числе в 1873 году орденом святого равноапостольного князя Владимира 1-й степени по случаю 50-летия научной деятельности.

Василий Борисович Бажанов умер 31 июля 1883 года в Санкт-Петербурге. Похоронен в фамильном склепе Бажановых на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.

Между тем, сознание ненормальности раздвоения военно-духовного управления росло не только в церковных, но и в военных кругах. После смерти протопресвитера В. Б. Бажанова выразителем назревшей мысли о ненормальности этого раздвоения явился главнокомандующий войсками гвардии и Петербургского военного округа великий князь Владимир Александрович. Он выступил с предложением, согласно которому исполнение всех обязанностей по должностям главного священника армии и флота, главного священника гвардии и гренадер в перспективе могло бы быть соединено в одном лице. Такой порядок, по мнению великого князя, максимально улучшил бы управление военно-морским духовенством. Более того, само перемещение достойных священников из армейских частей в войска гвардии и наоборот создавало оптимальные условия для манёвра силами и средствами пастырского воздействия в деле духовно-нравственного воспитания личного состава армии и флота.

Но прежде, чем соединение полномочий главных священников нашло своё воплощение, этому предшествовала работа двух особых комиссий, созванных в феврале 1884 года и в феврале 1890 года. В состав первой комиссии входили: архиепископ Тверской Савва (председатель) и члены, от духовного ведомства: настоятель Санкт-Петербургской Пантелеймоновской церкви протоиерей Михаил Архангельский; настоятель Сергиевского всей артиллерии собора; протоиерей Александр Желобовский; протоиерей Санкт-Петербургского клинического военного госпиталя Алексий Ставровский и обер-секретарь Святейшего Синода, профессор духовной академии, статский советник Тимофей Барсов (делопроизводитель комиссии). От войск: командир лейб-гвардии Преображенского полка генерал-майор князь Н. Оболенский и командир лейб-гвардии Измайловского полка генерал-майор Маклаков. От Главного штаба Военного Министерства – начальник отделения полковник Афанасьев.

В состав второй комиссии вошли: архиепископ Кишинёвский Сергий (председатель), члены: управляющий канцелярией Святейшего Синода В. К. Саблер, обер-секретарь Т. В. Барсов, протоиерей А. Желобовский, князь Н. Оболенский, командир лейб-гвардии Егерского полка генерал-майор Долуханов и полковник Афанасьев. Обсуждались два основные вопроса: а) о соединении обязанностей главного священника гвардии, гренадер и армии и флота в одном лице, с наименованием его главным священником военно-сухопутных и морских сил империи и б) об отделении степени и порядка зависимости духовенства военного ведомства, состоящего при городских церквах, которые заключают в своих приходах местное население, от епархиальной власти, равно как и вообще от отношений главного священника к епархиальному управлению. В ходе обсуждения членами комиссий были высказаны самые различные предложения: об упразднении должности главного священника и о расформировании военно-морского духовенства по всем епархиям; о передаче всех неподвижных церквей в епархиальное ведомство и об оставлении во власти главного священника только одних походных полевых церквей; о назначении главой управления военно-морским духовенством особого епископа.

Основным итогом работы комиссии 1884 года стало составление проекта положения об управлении полковыми церквами и их духовенством. Атмосферу работы комиссии передаёт «Выписка из Особого мнения членов комиссии: протоиерея А. Ставровского, князя Оболенского и генерал-майора Маклакова». Составленный комиссией проект предполагал, с одной стороны, 1) посредством соединения двух ведомств бывших главных священников гвардии и гренадер, армии и флота в одно ведомство, произвести расширение управления военно-духовной сферой; 2) вместо единоличного правления ввести коллегиальное при помощи духовного правления; 3) через учреждение особых корпусных благочинных и введение более строгих правил для военного духовенства и членов их семейств усилить надзор за священнослужителями и более точно определить контроль над хозяйством военных церквей; 4) установить особую нравственную зависимость военного духовенства от епархиальной власти и, наконец, 5) возвысить образовательный ценз полкового духовенства. С другой стороны, сократить ведомство главного священника, отделив от него по всем епархиям все неподвижные военные и морские соборы и церкви, равно и все кавказские подвижные и неподвижные церкви с присвоением высшему военно-духовному лицу наименования «главного священника военно-сухопутных и морских сил империи».

Вполне соглашаясь с первыми пятью предложениями проекта, авторы «Особого мнения» выразили своё неодобрение последними предначертаниями относительно отчисления в епархиальное ведомство всех подвижных военных, морских и всех кавказских неподвижных и подвижных церквей из ведомства главного священника. По утверждению подписавших «Особое мнение», передача неподвижных военных соборов и церквей в епархиальное ведомство не соответствовала бы интересам военного ведомства. Как известно, все неподвижные соборы и церкви были воздвигнуты и содержались за счёт средств военного ведомства, а некоторые церкви были построены царствующими особами из собственных денежных сумм специально для полков и в дар полкам. Например, Преображенский всей гвардии собор воздвигла Елизавета Петровна в дар полку за верноподданическую деятельность при её воцарении; Измайловский собор – Николай I, когда-то командовавший измайловцами; Егерскую церковь – тот же император в дар полку за храбрость в сражении при Кульме.

Далее, в военных и морских соборах хранились различные военные трофеи, с которыми тесно связывались боевые традиции полков. Наконец, сами названия некоторых церквей (Преображенский всей гвардии собор, Сергиевский всей артиллерии собор и т. п.), доказывали, что подобные храмы по своему существу – военные, а не епархиальные. Таким образом, по мнению авторов «Особого мнения», отчислить военные церкви от полков и других военных учреждений означало бы «посягнуть на права Военного Министерства и нарушить волю Венценосных Завещателей, построивших церкви для полков, а не для городских обывателей».

Не менее принципиально в ходе работы комиссии обсуждался статус и наименование высшего военно-духовного лица. Противники централизации военно-духовной деятельности в руках одного старшего начальника всемерно отвергали саму идею усиления властных полномочий главного священника. В частности, на заседании комиссии 6 июля 1884 года прозвучала мысль о том, что «вообще управление военным духовенством есть учреждение совершенно случайное», ныне «отжившее», что должность главного священника «противоречит каноническим правилам», так как она не находит себе подтверждения в канонах древней Вселенской Церкви. Следует сразу сказать, что все подобные предложения, вызванные якобы стремлением не нарушать древние церковные каноны, были отвергнуты как неприемлемые. Немаловажное значение для подобного исхода дела имела позиция члена и делопроизводителя комиссии профессора духовной академии канониста Т. В. Барсова, а также его единомышленников. «Военные церкви и духовенство являются рассеянными по всем пределам и частям нашего обширного отечества.., – писал он. – При уничтожении отдельного управления военным духовенством, открылись бы непреодолимые неудобства в самом надзоре и наблюдении за военным духовенством, которое при частом передвижении войск из одной местности в другую, оставалось бы без всякого надзора или попадало бы нежелательному многовластию. Вообще невозможно представить, чтобы разбросанное по огромным пространствам и отдалённым частям нашего отечества, вместе с военными силами, военное духовенство не имело одного средоточного органа и не подчинялась особому управлению при исключительности условий его положения и деятельности».

25 марта 1888 года на высокий пост предстоятеля военного и морского духовенства – главного священника армии и флота, гвардии и гренадер был назначен протоиерей Александр Алексеевич Желобовский, волею судьбы и обстоятельств сосредоточивший в одних руках правление над военным духовенством, которым до него заведовали три главных священника: В. Б. Бажанов – начальствовавший над духовенством гвардии и гренадер, П. Е. Покровский – начальствовавший над духовенством армии и флота и С. И. Гумилевский – руководивший деятельностью духовенства Кавказской армии.

1880-е годы ознаменовались активизацией в Военном Министерстве вопроса о назначении особых священников во все артиллерийские и сапёрные бригады, резервные и стрелковые батальоны, в которых до указанного времени таковых не имелось. Однако, как это следует из приказа по военному ведомству № 277 от 17 ноября 1889 года, подобное начинание, вызванное заботами военного начальства о возвышении духовно-нравственного состояния личного состава в указанных частях войск, в силу достаточно значительных материальных затрат было отложено до 1894 года. Согласно следующему приказу по военному ведомству за № 37 от 31 января 1890 года священнослужители получили право на получение орденов за выслугу лет. Так, в дополнение Учреждения орденов (издания 1876 г.) Государственный Совет постановил о правах священнослужителей военного ведомства на получение орденов за выслугу лет следующие правила:

1. Право на получение ордена св. Владимира 4-й степени с надписью «35 лет» приобретали священники, служившие в войсках, управлениях, учреждениях и заведениях военного ведомства.

2. Дьяконы (штатные и нештатные) за 35-летнюю службу награждались орденом св. Анны 3-й степени; если же они удостоились получить этот орден ранее выслуги 35-летнего срока, то награждение осуществлялось орденом св. Владимира 4-й степени с надписью «35 лет».

3. Право на получение ордена св. Владимира 4-й степени с бантом и надписью «25 лет» приобретали священники, прослужившие в военном ведомстве 25 лет, бывшие в походах и находившиеся по крайней мере в одном сражении.

12 июня 1890 года император Александр III положил конец многолетнему процессу формирования военно-духовного ведомства, утвердив «Положение об управлении церквами и духовенством военного и морского ведомств». В документе теперь уже на законных основаниях, были представлены все основные замечания авторов «Особого мнения». С другой стороны, в «Положении» были согласованы отличительные специфические признаки самого церковного правления и духовно-нравственного воспитания войск и сил флота с каноническими правилами Русской Православной Церкви.

В жизни военного духовенства наступило то долгожданное время, когда «единство в управлении военным духовенством необходимо соединилось с более цельным выяснением задач пастырского служения в воинских частях, более всесторонней и полной выработанностью средств и способов к осуществлению этих задач, большей нравственной сплочённостью и содружеством в раскрытии целей и достижении их, особенно при существовании своего военно-духовного органа».

С момента утверждения нового «Положения» высшее военно-духовное должностное лицо православного исповедания стало именоваться протопресвитером военного и морского духовенства. Утверждённый 8 июня 1890 года на пост первого протопресвитера А. А. Желобовский (28.08.1834 г. – 29.04.1910 г.) уже с 26 марта 1888 года являлся Главным священником гвардии и гренадер, армии и флота и, фактически, просто был «переназначен». К 1890 году о. Александр уже более 30 лет прослужил на разных должностях в военном ведомстве.

Новое наименование должности старшего военно-духовного начальника Вооружённых Сил России одновременно указывало на духовный сан лица, характер его должности, сферу его административного влияния и круг служебных обязанностей.

«Положение об управлении церквами и духовенством военного и морского ведомств» внесло существенные изменения в это управление.

Во-первых, новое «Положение» взамен прежде отдельно и независимо друг от друга существовавших управлений церквами и духовенством военного и морского ведомств образовало одно управление протопресвитера военного и морского духовенства.

Во-вторых, существовавшие ранее при главных священниках канцелярии были преобразованы в духовное правление при протопресвитере военного и морского духовенства. Принципиальное отличие последнего заключалось в расширении пределов компетенции канцелярии. Являясь совещательным органом при протопресвитере, духовное правление рассматривало административные и духовные дела, а также дела о призрении бедных военного духовенства. Самое же важное состояло в том, что правление стало единым местом, откуда исходили распоряжения по управлению военными церквами и духовенством.

В-третьих, новое «Положение», определив основной круг деятельности дивизионного благочинного, несомненно подняло значение его должности. Кроме того, произошло усиление надзора за военным духовенством с подчинением ему и неподвижных военных и морских соборов (церквей).

В-четвёртых, вместо независимого положения, в котором прежде находилось военное духовенство по отношению к епархиальной власти, новое положение подчинило военных священников в известной степени надзору того епархиального начальства, в пределах епархии которого они находились. Таким образом, произошло восстановление надлежащего канонического значения власти епископа в пределах его епархии и, как следствие, устранение оснований прежнего безучастного отношения преосвященных к заботам военных священнослужителей.

В-пятых, были начертаны особые правила относительно порядка подсудности, производства следствий и суда по проступкам военных священников против должности, благочиния и благоповедения. Следовательно, произошло устранение неопределённости относительно ответственности этих лиц. В дальнейшем было разъяснено, в каких случаях военные священники подлежат взысканиям своего ближайшего начальника – протопресвитера, а в каких – подлежат ответственности перед епархиальными архиереями и епархиальным судом. Наконец, оставив неподвижные военные соборы и церкви без приходов, равно как и с приходами из местных обывателей, в заведывании протопресвитера, новое «Положение» уточнило порядок управления этими соборами и церквами, а также отношение в этом случае протопресвитера военного и морского духовенства к епархиальным преосвященным.

Необходимо отметить, что соединение двух раздельно существовавших ветвей военно-церковной власти воедино, сосредоточение в руках протопресвитера заведования всеми военно-морскими церквами и духовенством, представляло коренное и существенное нововведение, определившее собою все последующие шаги производимой военно-духовной реформы, содействовавшее дальнейшему совершенствованию духовно-нравственного воспитания личного состава армии и флота.

Административное положение протопресвитера военного и морского ведомств аналогично положению епархиальных преосвященных с некоторыми лишь исключениями. При протопресвитере учреждено особое духовное правление, состоящее из присутствия и канцелярии, определяющихся штатами (9 марта 1892 года). Правление это руководствовалось уставом духовных консисторий.

Всё управление военным духовенством было непосредственно подчинено Святейшему Синоду и организовано независимо от епархиальных властей, с особыми собственными благочинными, судом и отчётностью.

И к началу XX века сформировалась структура духовной службы в русской армии. Схематично это выглядело следующим образом:

Таким образом, институт военного духовенства обретал всё более чёткую структуру, свою иерархию, обусловленную спецификой деятельности, а военные священники стали носителями славных традиций двух великих образований – Российской армии и Русской Православной Церкви.

При штабах округов и армий, как уже было сказано, существовали главные священники. Обычно это были штатные протоиереи, приравненные к правам полковников.

Русский публицист М. Н. Катков в 1869 году отмечал: «Наш век обыкновенно обвиняют в материализме; однако никогда с такой силой не пробуждалась потребность веры единой и вселенской, как именно в наше время. Именно теперь более, чем когда-либо, люди ищут Христовой веры в её вселенском значении, и только чистое христианство, возвышенное над всеми случайностями и особенностями, может удовлетворить современное человечество, победить всякое противодействие и примирить все разногласия». Департаменту военных священников были подчинены 24 военных собора, сотни церквей (437 полковых, крепостных, 32 госпитальные, 17 тюремных, 33 судовые и так далее), а также целый ряд лечебных, учебных и прочих богоугодных заведений.

Численный состав священников в русской армии определялся штатами, утверждёнными Военным министром. Так, штатная ведомость Драгунского полка шестиэскадронного состава, а также всех четырёх Драгунских полков отдельного Кавказского корпуса: Драгунский Его Императорского Высочества Великого Князя Николая Николаевича; Северский Драгунский; Драгунский Его Королевского Высочества Наследного Принца Виртембергского; Переяславский Драгунский утверждена 19 марта 1856 года Императором Александром II. По ней в штате каждого из названных полков предусматривалось: полковой священник – 1, церковников – 2.

Приказом Военного министра № 163 от 26 июля 1856 года вводились штаты 10 полков Лейб-Гвардии: Преображенский, Семёновский, Измайловский, Гатчинский, Московский, Гренадерский, Павловский, Финляндский, Литовский, Волынский. Этими штатами определялось наличие в каждом полку по одному священнику с годовым окладом в 253 рубля 50 копеек, для церковника и одного денщика для священника. Для сравнения: годовой оклад поручика – 307 рублей 05 копеек.

Приказом Военного министра № 163 от 26 июля 1856 года эти штаты вводились в драгунских и других полках.

В книге VII Свода военных постановлений 1869 года издания 1907 года мы находим общие обязанности военных священников, состоящие из 19 пунктов. Основными из них являлись:

– в строго назначенное время совершение в полковой церкви Богослужений во все воскресные и праздничные дни;

– по соглашению с полковым начальством, подготовка военнослужащих к исповеди и принятию святых таинств, поучениям и внебогослужебным собеседованиям;

– совершение таинства и молитвословия для военнослужащих в церкви и их домах;

– подготовка церковного хора для пения при Богослужениях;

– ведение бесед, поучение воинов истинам православной веры и благочестия, назидание и утешение больных в лазаретах;

– преподавание Закона Божия в полковых школах, солдатским детям, учебным командам. С согласия военного начальства они могли устраивать внебогослужебные беседы и чтения;

– во время проведения мобилизации и во время военных действий военные священники обязаны были следовать по назначению с воинскими частями и находились в безусловном подчинении военному командованию.

В начале XIX века православие являлось идеологической и духовной основой Российской империи и одним из важнейших факторов, определявших мировоззрение русского народа. Первенствующее положение православия закреплялось в законодательстве, где оно называлось религией, «господствующей в государстве». Непосредственное общение государственной власти и Русской Православной Церкви с народом, в том числе и с военнослужащими, осуществлялось через храмы. Здесь прочитывались Высочайшие манифесты и указы, предназначенные для обнародования, здесь велось духовно-нравственное воспитание личного состава на языке священных книг и описаний жития святых. Полковые священники обращались с нижними воинскими чинами тепло, степенно, приветливо и уважительно, не подражая командному тону офицеров. Через молитвы и богослужения они воодушевляли верующих любовью к царю и Отечеству до готовности положить за них свою жизнь. В религиозных беседах и проповедях полковые священники на доступном солдатам языке, с точки зрения православия, внушали им истины христианской веры и любовь к Богу и ближним, уважение к верховной монархической власти, раскрывали важность присяги, гибельные последствия клятвопреступников в земной их жизни и неизбежный суд после смерти; объясняли такие важные проблемы, как возможность сочетания военной службы и спасения своей души. Священнослужители объясняли солдатам священный характер войны в защиту Отечества, которую благословляют Бог и Православная церковь, а также важность и престижность положения воина, призванного защищать веру, Отечество и государя. Полковые священники объясняли необходимость «никуда от места службы без дозволения не отлучаться, а в особенности во время военных действий и перед самым сражением, где они обязаны быть при своих полках для исправления надлежащего молебствия, ободрения гласом веры и благословения своих духовных детей, быть готовыми победить или положить за веру и Отечество свои души».

На кораблях первого ранга, императорских яхтах, а также на некоторых учебных судах и транспортах были штатные судовые священники, назначаемые, как правило, на один год. В строевом отношении корабельный священник подчинялся командиру корабля, а по духовным вопросам – старшему священнику эскадры. Последнему духовное ведомство поручало наблюдать за исполнением судовыми священниками своих обязанностей.

Помимо священника, приказом командира корабля назначались ктитор, церковник и певчие. Ктитором назначался один из судовых офицеров. Он заботился о внутреннем обустройстве церкви, совместно со священником вёл книгу приходов и расходов церковной суммы, командовал церковником и следил за соблюдением последним своих обязанностей. По выбору священника и ктитора, церковник назначался, как правило, из нижних чинов. В его заведовании было церковное помещение и вся церковная утварь. Ежедневно во время утренней приборки он протирал образа, киоты, свечной ящик и осматривал лампады. Он также отвечал за приготовление судовой церкви к богослужениям, которые проводили только в праздничные и воскресные дни. О готовности церкви к богослужению церковник докладывал ктитору. После службы всю церковную утварь, в том числе и иконостас, убирали в специальный ящик, который подвешивался к подволоку. Для руководства судовыми певчими приказом командира корабля назначался один из судовых офицеров, а самих певчих набирали из нижних чинов. Не менее двух раз в неделю с разрешения старшего офицера на корабле проводилась спевка, на которую обязаны были являться все певчие.

В штормовую погоду, по решению командира корабля, богослужение отменяли. По этому поводу ещё в петровском Морском уставе было указано: «На котором корабле определена будет церковь, тогда священник должен оную в добром порядке иметь. И в воскресные дни, ежели жестокая погода не помешает, литургию отправлять. А в прочие дни – молитвы положенные».

По решению командира корабля перед сражением священник мог служить молебен с коленопреклонением, после которого он обходил палубы и окроплял корабль и команду святой водой. Во время же самого сражения священник находился при раненых.

На кораблях ниже первого ранга на группу кораблей полагался один священник, а богослужения отправляли либо в судовой церкви флагманского корабля, либо в портовом храме. К примеру, в штате отряда заградителей Балтийского флота был только один священник, а походная церковь была устроена на минном заградителе «Амур». Отряд подводного плавания того же флота также имел одного священника и судовую церковь на плавбазе подводных лодок «Хабаровск». Иногда один священник обслуживал целые флотские формирования. Так, с 1911 года на Амурской флотилии в штат ввели священника, который в плаваниях отправлял богослужения на одной из канонерских лодок, а при стоянке в главной базе – в Хабаровском соборе. Один священник был и на Аму-Дарьинской флотилии: богослужения он проводил в местном храме Чарджуя.

К военным священникам традиционно предъявлялись высокие требования и далеко не каждый священник пожелавший идти по этому тернистому пути, мог нести пастырское служение в русской армии.

Священник Иванцов-Платонов А. М., выступая с напутственным словом к воспитанникам третьего выпуска Александровского военного училища, подчёркивал, что «недостаточно, чтобы у сеятелей знания всегда семя было хорошее и чистое; нужно ещё иметь опытность, чтобы сеять всегда, сколько нужно, в своём месте и в своё время, применительно к почве, на которой сеется».

Несмотря на скромное материальное содержание, на суровость военной дисциплины, на вечное скитальчество, соединённое нередко с растратою личного имущества, разлукою с семьёй (во время войны и лагерных сборов), а при перемене климата и с ущербом для здоровья, – жизнь военного священника представлялась епархиальному духовенству, особенно в случае каких-либо невзгод, привлекательною. Главные священники, особенно во второй половине XIX века, осаждались многочисленными прошениями лиц епархиального духовенства о принятии их в военное ведомство, что можно объяснить характером и духом тех начал, на которых поставлено управление духовенством этого ведомства в лице главных священников.

Главные священники считали одною из первых своих обязанностей удовлетворение нравственных нужд подчинённого духовенства, которое, благодаря этому, высоко смотрело на своё призвание и отвечало своею жизнью и поведением всем условиям достойных пастырей. Поднятию уровня деятельности военных священников и их влияния на личный состав армии и флота, между прочим, способствовало в то время, и то обстоятельство, что немало являлось лиц с высшим академическим образованием, желавшим поступить на службу в военно-духовное ведомство. Архивные документы подтверждают, что полковой священник, имевший высшее богословское образование, явление в данный период – обычное. Подтверждением этому может служить письмо Протопресвитера военного и морского духовенства А. А. Желобовского от 3 сентября 1890 года № 5545 к священнику Тифлисского полка отцу Александру Алексееву, в котором он писал: «Разрешаю Вам, как получившему высшее Богословское образование, говорить проповеди и внебогослужебные беседы без предварительной цензуры отца Благочинного». Для выходцев из духовенства, вытесняемых из епархий за нарушение церковной дисциплины, переход на службу в военное ведомство, «сделался совершенно невозможным».

Обращает на себя тот факт, что материальное положение военного духовенства составляло предмет постоянных забот главных священников, которые использовали для улучшения этого положения самые разнообразные средства. Кроме представлений на имя военного руководства о прибавке жалованья священникам, они изыскивали и другие законные способы, которые могли бы улучшить положение подведомственного им духовенства, как-то:

– ходатайствовали о прибавке содержания из церковной суммы;

– ходатайствовали о выдаче единовременных пособий;

– ходатайствовали о повышении пенсий армейским священникам, прослужившим безупречно более 20 лет в армии;

– создали в начале 60-х годов богадельню для духовных лиц гвардейского ведомства, уволенных со службы по болезни или возрасту, а также для их вдов и сирот;

– присоединили военных священников к военной Эмеритуре. Положение утверждено 18 сентября 1874 года. Священнослужители православного духовенства военно-сухопутного ведомства были допущены с 1 января 1875 года к участию в эмеритальной кассе этого ведомства на основании правил, высочайше утверждённых 22 мая 1871 года.

Значимым событием в деле упрочения статуса военных священнослужителей явилось издание приказа по военному ведомству № 45 от 26 февраля 1888 года с объявлением утверждённого 24 июля 1887 года положения Военного Совета о возвышении служебных прав этого духовенства и об увеличении его содержания.

В соответствии с вновь утверждённым положением духовенство, служащее в войсках, управлениях и заведениях военного ведомства

1. получило право на жалованье, столовые и квартирные деньги согласно специальной ведомости

Ведомость окладам содержания военного духовенства

2. право на получение эмеритальной пенсии стало распространяться на нештатных дьяконов, состоящих при местных военных церквах;

3. священнослужителям военного ведомства европейских и Кавказского военных округов было предоставлено право на получение двух периодических прибавок к жалованью на следующих основаниях: первая за выслугу 10 лет в ведомстве главного священника гвардии, гренадер, армии и флота, а вторая – за выслугу в том же ведомстве 20 лет. С выходом из военного ведомства по каким бы то ни было причинам отпуск прибавочного жалованья прекращался;

4. служащим в местных военных соборах и церквах причётникам из духовного звания в отношении прогонных денег при определении на службу, при переводах и служебных командировках, а также в отношении задействования в военно-учебных заведениях, присвоены права подпрапорщиков.

Отпуск военному духовенству дополнительных столовых и квартирных денег был начат с 1 января 1889 года, а увеличенных окладов жалованья с 1 января 1890 года.

Интересен исторический экскурс в проблему материального обеспечения российского духовенства. Наша система обеспечения духовенства стоит прежде всего в зависимости от тех порядков, какие существовали в нашей христианской «альма-матер» – Греции. Россия в точности воспроизвела всю греческую историю. В греческой Церкви в первое время после признания христианства государственной религией духовенство было обеспечено государством. Первый христианский император Константин Великий назначил жалованье церквам империи, предписав выдавать его из местных городских доходов. Вскоре после смерти Константина жалованье церквам было уменьшено, а при императоре Юстиниане Великом, или непосредственно после него, оно совсем было прекращено. Духовенство стало содержаться за счёт паствы, и за счёт имущества, полученного как от паствы, так и от государственной власти.

В России первоначально все категории духовенства получали обеспечение от государства. Для высшего духовенства была установлена десятина с государственных доходов. Остальное духовенство, как видно из свидетельства летописи о Ярославе, давалась княжеская руга, то есть определённое жалованье. По мере христианизации страны, порядок изменялся и переходил в систему обеспечения от паствы. Только для высшего духовенства государственная поддержка сохранилась до времени монголо-татарского ига.

Священник Т. С. Тихомиров отмечал, что никакой правительственной регулировки такого обеспечения не установлено, и дело предоставлено всецело добровольному соглашению сторон, то есть духовенства и прихожан. И правомерно ставит вопрос – если государственная власть отказалась нормировать экономические обязанности паствы по отношению к духовенству, то почему не взяла на себя этой обязанности власть церковная, косвенным образом она могла бы достигнуть того же результата, то есть, по крайней мере, обеспечить клиру известный минимум материального достатка?

Такая позиция церковного руководства, довершавшая безучастность гражданской власти, в свою очередь объясняется греческой традицией. Рядовое духовенство в Греции стояло невысоко, оно мало чем отличалось от низшего класса населения и по образовательному уровню стояло низко. Отсюда там образовался и взгляд на него несколько пренебрежительный, во всяком случае не соответствующий важности духовного служения. Стали посвящать в священники и холопов, даже не трудясь освободить их от холопства. Такое отношение к духовному сану прочно утвердило положение духовенства в ряду низших классов общества. С ним не считали нужным и особенно церемониться.

Духовенство почти с самого начала было предоставлено самому себе в устройстве своего материального положения. Всё зависело от соглашения причтов с прихожанами, которые договаривались с ними относительно вознаграждения. Важным источником дохода для духовенства, при таких условиях, являлась в то время земля. По-видимому, с самого начала вошло в обычай предоставлять в пользование причта участка земли. Землю отводили или владельцы, если церковь стояла на земле владельческой (частной), или крестьяне, если церковь стояла на земле общинной. Как и все крестьяне, духовные лица сами обрабатывали землю и жили земледельческими интересами. Бывали и приходы, где наделов не было, кроме усадебной земли. Когда не было земельного надела, то приход давал духовенству определённую ругу, денежную или хлебную, или ту и другую вместе. Условие о руге заключалось при избрании причта. В тех же случаях, когда был земельный надел, условие о руге не было обязательным, хотя иногда и заключалось. Впрочем, обусловленные договором или не обусловленные, сборы с прихожан всё равно всегда практиковались как второй после земли источник обеспечения для духовенства. Кроме сборов натурою, приуроченных к временам года, прихожане платили духовенству отдельно за совершение треб. Об этом мы уже говорили выше.

Со времени Петра I государственная власть взяла на себя руководство в церковной сфере. Она стала указывать определённые нормы для последней, чего раньше она не делала. От духовенства правительство потребовало известного образовательного ценза, всё более повышающегося с течением времени. Вполне естественно, предъявлены были повышенные образовательные требования к духовенству. С этого времени правительство выходит из своего нейтрального положения и начинает проявлять со своей стороны заботы о материальном положении духовенства. Наиболее ранними настойчивыми в данном отношении были правительственные меры к упорядочению получаемого духовенством от прихожан вознаграждения за требы. В Духовном регламенте высказывалась интересная мысль – ввести определенное приходское обложение с каждого двора на духовенство, «дабы они совершенное по мере своей имели довольство», взамен чего совершать бесплатно обязательные требы – крещение, погребение, венчание и другие. Но этому проекту не суждено было осуществиться.

На смену этой идеи пришла другая, преследующая ту же цель – упорядочить поручную плату. Именно во второй половине XVIII века правительство Екатерины II задумало нормировать плату за требы, издав определённую таксу и таким путём прекратив злоупотребление духовенства и неудовольствия прихожан. В 1768 году вышел правительственный указ, в котором определялась плата: за молитву родильнице 2 копейки; за погребение взрослого 10 копеек, младенца – 3 копейки; за исповедь и причащение ничего не брали, а за молебны и поминовение каждый бы давал по желанию и по состоятельности. Положение о таксе велено было вывесить во всех церквах. Но попытка эта была совершенно неудачна. Такса не помогла делу, а вызвала ещё большие недоразумения, потому что положенные ею платежи были гораздо ниже существовавших и применение её ставило духовенство в бедственное положение.

В 1801 году екатерининская такса была повышена вдвое, чем дело, конечно, мало менялось. На практике такса никогда не применялась. Правительство императора Александра I поднимало старую идею петровского регламента, об обложении прихожан налогом в пользу духовенства. Эти вопросы обсуждались комитетом по усовершенствованию духовных училищ в 1808 году. Но налог сочли неудобным, во-первых, потому что число прихожан в приходах неодинаково, а причты должны быть обеспечены приблизительно равно; во-вторых, если собирать этот налог не по приходам, а в государственную казну в виде казённого сбора и отсюда распределять духовенству, то такая подать будет стоять в противоречии с отношениями духовенства к народу, кои должны быть чужды всякого отягощения; а кроме того, всякая перемена в числе церквей и приходов вела бы к изменению и налога, что было бы весьма неудобно.

Т. С. Тихомиров отмечает, что только в царствование императора Николая I впервые были достигнуты боле или менее осязательные результаты в данном отношении. Положением 6 декабря 1829 года было положено беднейшим причтам назначить вспомогательные оклады казённого жалованья от 300 до 500 рублей. На этот предмет была ассигнована с 1830 года из государственного казначейства сумма по 500 тысяч рублей в год. Этим ассигнованием было положено начало тому порядку, какой существовал до 1917 года. Постепенно государственные ассигнования увеличивались. В 1855 году отпускалось из государственного казначейства уже 3.139 тысяч рублей, в 1862 году – 3.700 тысяч рублей и т. д. Но пособие получали в 60-х годах ещё менее половины причтов. Затем это было только пособие.

Духовенство, в том числе и военное, действительно мечтало о полном казённом жаловании. В 60-х годах XIX века, когда обсуждались вопросы церковных преобразований, делались даже вычисления, что для полного жалованья всему духовенству нужно 30 млн рублей, но выделялось почти в десять раз меньше. В ответ на требования духовного сословия правительство поспешило заявить, что духовенство должно рассчитывать, главным образом, на средства местные и приходские, а не государственные. Этим определилось направление дела о жаловании духовенству и на дальнейшее время. Государственная власть о полном жаловании не поднимала речи и лишь постепенно увеличивала ассигнования на распространение «пособия». Это мы наблюдали выше на примере военного духовенства.

По проектам начала ХХ века, предполагалось довести содержание духовенства до норм 1200–600 рублей – целиком из средств казны или в одной трети из казны, в одной трети из земских средств, в одной трети из средств прихода.

Сегодня православное духовенство содержится исключительно на средства прихода. Последние образуются из добровольных пожертвований православного народа при совершении богослужений, Таинств, треб, обрядов, тарелочных сборов, доходов от реализации свечей, православной литературы. В зависимости от размеров общего приходского дохода духовным лицам назначаются твёрдые оклады.

Согласно Уставу Русской Православной Церкви 2000 года, «священнослужители и церковные работники – граждане Российской Федерации получают в установленном порядке государственную пенсию, если они работают в канонических подразделениях Русской Православной Церкви, являющихся юридическими лицами.

…3. Русская Православная Церковь может иметь свою собственную систему пенсионного обеспечения».

Литература:

– В. Б. Бажанов // Наши деятели: Галерея замечательных людей России в портретах и биографиях. – СПб., 1880. – Т. 7. – С. 1–16.

– Боголюбов А. Очерки из истории управления военным и морским духовенством в биографиях главных священников его за время с 1800 по 1901 гг. – СПб., 1901.

– Котков В. М. Военное духовенство России. Страницы истории. В 2-х кн. – СПб.: Нестор, 2004. – С. 188–210.

– Римский С. В. Российская Церковь в эпоху великих реформ. – М., 1999.

– Русский биографический словарь. – СПб.: Типография Главного Управления Уделов, 1900. – Т. 2. – С. 402; Типография И. Н. Скороходова, 1905. – Т. 14. – С. 290–291.

– Толмачёв И. В. Памяти в Бозе почившего протопресвитера, члена Св. Синода и духовника Их Императорских Величеств В. Б. Бажанова. – М., 1883.

– Чистович И. А. История С.-Петербургской Духовной Академии. – СПб., 1857.

Вопросы:

1. Военное духовенство на войне.

2. Изменение социального положения полкового священника в 1883–1887 гг.

3. Протопресвитер военного и морского духовенства А. А. Желобовский.

4. Мобилизационная работа.

Но вернёмся к исследуемому вопросу. И рассмотрим деятельность военного духовенства в военное время, когда роль полкового священника становится важнее и ответственнее. Огромное психологическое и физическое напряжение в боевой обстановке требовало духовной поддержки для всего личного состава подразделений и частей со стороны пастыря церкви. Постоянная опасность, близость смерти непроизвольно переносили мысли воинов к вопросам вечности, смысла жизни. На эти и другие вопросы ответ должен был давать полковой священник.

Задачами священника в военное время становились: 1) совершение Божественной литургии; 2) удовлетворение религиозных чувств и религиозных нужд воинов, через совершение богослужений и треб; 3) напутствие солдат перед боем, влияние на свою паству личным примером, твёрдостью духа в сложнейших ситуациях, стойкостью в исполнении воинского долга. «Полковой священник принимает на себя особенную чрезвычайную миссию во время сражения русского воинства с неприятелем. Священник должен запастись самоотвержением, чтобы, стоя в пылу битвы, быть способным поддерживать в армии надежду на помощь Божию и свои собственные силы, – вдохнуть в неё патриотический героизм к царю и отечеству», – писал Николай Невзоров. 4) отпевание погибших.

В условиях непрекращающихся войн и военных конфликтов происходил поиск наиболее устойчивых форм управления военным духовенством. С изменением характера войны изменялось и содержание работы священника. Так, в ходе русско-японской войны православное духовенство действующей армии затронуло и такой практический в условиях боевых действий вопрос, как опознание павших воинов и определение порядка сообщения на родину о погибших. «Священник обязан утешать, ободрять, напутствовать раненых, хоронить умерших; его место – на перевязочном пункте; когда присутствие его на перевязочном пункте не обязательно, он должен побывать и в боевой линии, чтобы своим появлением ободрить и утешить и там находящихся», – отмечал Г. П. Шавельский, который в русско-японскую войну был полковым священником, дивизионным благочинным и главным священником Маньчжурской армии. О размерах этой работы можно судить по следующим данным. Так, в ходе похода А. В. Суворова в 1799 году число убитых составило 4.157 человек; число убитых в наполеоновских войнах (1812–1814 гг.) со стороны России составило 90 тысяч человек; в ходе Крымской войны 1853–1856 годов – 24.731 человек; в русско-турецкой войне 1877–1878 годов – 15.567 человек; в русско-японской войне 1904–1905 годов число только убитых составило 24.843 человека. Из них 24.002 солдата и 841 офицер. К данному числу надо ещё прибавить потери флота, составлявшие 6.299 человек. В битве под Мукденом было убито 8.705 русских солдат и офицеров. Потери под Ляояном составили 2,1 тысячу убитыми. Число же убитых в русской армии за время Кавказских войн с 1801 по 1864 год составило 24.946 человек. Из них 24.142 солдата и 804 офицера. То есть мы видим, что число убитых по мере развития прогресса в развитии вооружённых сил, совершенствования стратегии и тактики введения войны, увеличивается, войны становятся кровопролитнее. Однако даже самые крупные битвы всех войн по количеству убитых значительно уступают битвам мировых войн XX века.

Патриотическому воодушевлению, по словам великих полководцев, приписываются три четверти влияния на победу. Священник Лейб-Гвардии Конного полка Фёдор Ласкеев в «Исторической записке об управлении военным и морским духовенством за минувшее столетие (1800–1900 гг.)» отмечал: «Обязанность полкового священника во время сражений – быть неотлучно при войске – требует от него чрезвычайного самоотвержения. Стоя в пылу битвы, он должен не только всегда быть готовым положить живот свой на поле брани за веру, Царя и отечество, но собственным примером мужества и гласом веры и утешения поддержать и в армии беззаветное самоотвержение, непоколебимую храбрость, бесстрашный героизм и надежду на помощь Божию. И полковые священники, понимая важность такого воодушевления, брали на себя эту святую обязанность. На поле брани военные священники всегда были достойными пастырями беззаветно храброго христолюбивого воинства, безропотно переносили тяжести походной жизни, бестрепетно ходили со своими частями на штурмы, безбоязненно напутствовали больных и умирающих под неприятельскими выстрелами, терпели раны, заключение в плену и самую смерть; много было духовных героев...».

В бою место нахождения полкового священника должно было быть на передовом перевязочном пункте, где скапливались раненые, нуждавшиеся в моральной поддержке и медицинской помощи. Поэтому от священника требовалось, помимо выполнения своих прямых функциональных обязанностей, уметь выполнять обязанности медперсонала. Подтверждением тому могут служить следующие данные. Так, во время похода А. В. Суворова в 1799 году число раненых составило 10.016 человек, число умерших от ран 1.190 человек. В Крымской войне 1853–1856 годов раненых уже 81.247 человек, умерших от ран 15.971 человек. В русско-турецкой войне 56.652 человека раненых и 6.824 – умерших от ран. В русско-японской войне ранено 146.032 человека, от полученных ран скончалось 11.425 солдат и офицеров. В свете этих цифр становится понятным масштаб данного направления деятельности полковых священников в русской армии в боевых условиях.

Русская Православная Церковь издавна считала, что исход войны, сражения зависит в основном от воли Божьей. Отсюда – в обязанности военных священников входило – непрестанно молиться о даровании победы русскому оружию.

Убеждённый, что молитва, привлекая к себе помощь Божью, укрепляет человека и сильно поднимает его дух, А. В. Суворов ни одной битвы не начинал и не оканчивал без молитвы: «Господи Боже сил, Боже спасения нашего, Боже творяй чудеса Един, призри в милости и щедротах на смиренныя рабы Твоя и человеколюбно услыши и помилуй нас: се бо врази ниши собрашася на ны, во ежи погубити нас и разорити святыни наши. Ты же, вся ведый, веси, яко неправедно восташа на ны. Темже грешнии и недостойнии в покаянии со слезами молимся ти: помози нам, Боже, Спасителю наш, и избави нас славы ради Имене Твоего, да не когда рекут врази наши: Бог оставил еси их, и несть избавляяй и спасаяй их: но да уведят вси язы́цы, яко Ты еси Бог наш и мы людие Твои, под державою Твоею всегда хранимии. Востани в помощь нашу и разруши лукавые советы мыслящих нам злая; суди обидящие ны и побори борющия ны, православному же воинству и воинству народов, в союзе с нами сущих, подаждь во мнозем дерзновении и мужестве о имени Твоем победити; а им же судил еси положити на брани души своя за Веру, Царя и Отечество, тем прости согрешения их, и в день праведнаго воздаяния Твоего воздаждь венцы нетления. Ты бо еси заступление, и победа, и спасение уповающим на Тя, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков Аминь».

Перед битвою помолясь Богу и «благословив всех, он кратко, но сильно напоминал всем обязанности перед Богом, Царём и Отечеством». Для русского солдата и матроса эти слова имели особое значение и, без сомнения, выходили за рамки понятий только воинского послушания или повиновения. Издревле русский воин не мыслил своего бытия без Веры. Другие слова для него уже не имели того возвышенного смысла, который он вкладывал в понятие Веры, ибо Вера как для воина, так и для любого россиянина означала и родной дом, и отца, и мать, и образ жизни, то есть всё то, что объединяла в себе Православная Русь с её обычаями и традициями.

На войне, где смерть ходит рядом – солдат, офицер должен более зорко следить, чтобы помыслы его были чисты, и сердце не отягощено злобой, «да наглая смерть не похитит его неготового», как выражает это православная молитва, да не лишится он Царства, уготованного верным «от создания мира» (Мф.25:34). Известно, что перед исторической Бородинской битвой солдаты отказались от водки, ибо знали, что мало кто останется в живых и хотели с незамутнённым сознанием встретить сей страшный и торжественный час.

«Эту жизнь Бог нам дал, чтобы мы имели время приготовиться к той», – так говорил епископ Феофан Затворник. Эта жизнь коротенькая, а та не имеет конца, но вся она зависит от этой – от того, как человек жил и как он принял смерть.

Особой торжественностью отличалось богослужение после победы. «Каждую победу, каждую удачу приписывал он Подателю всех благ и тотчас спешил в церковь, где на клиросе пел с певчими и читал Апостол».

В своём дневнике 29 ноября 1877 года граф Д. А. Милютин приведёт такой эпизод из русско-турецкой войны: «Подъезжая к Плевне, государь был встречен Великим Князем Главнокомандующим со всей его свитой. Оба брата обнялись сердечно; государь надел на Великого Князя ленту Георгиевского Ордена, тут же объявил о наградах генералам Непокойчицкому, Тотлебену, князю Имеретинскому, Левицкому, князю Масальскому и послал Георгиевские Кресты начальствующим лицам гренадерского корпуса, которому досталась главная роль во вчерашнем бое.

Тут же, на высоте, в виду Плевны, отслужено было молебствие. Погода поправилась, даже выглянуло солнце. К молебствию подошли некоторые из ближайших частей войск. Они провели более суток в поле, почти без пищи; несмотря на то, шли бодро и имели воинственный вид».

В случаях необходимости, когда того требовали обстоятельства, полковые священники находились и среди сражающихся. Примеров тому из истории русской армии можно привести великое множество. Нельзя не упомянуть, в связи с этим об эпизоде во время штурма Измаила, характеризующем полковых священников и их значение в боевой обстановке. На 4-ю и 5-ю колонны, состоявших из казаков, турками была совершена молниеносная атака. Казаки попятились назад, не выдерживая натиска противника. А. В. Суворов на помощь им прислал подразделения пехоты и кавалерии. Один из батальонов Полоцкого полка, двинувшись в штыки на турок, теряет своего командира, солдаты заколебались, пришли в замешательство... «...это видит полковой священник, воспламеняется мужеством, высоко поднимает крест с изображением Искупителя, обещает им верную победу и, указывая путь к ней, бросается на сабли турок. Воспламенённому этим мужеством солдату уже ничто не может противиться: неудержимо стремятся они вперёд и всё падает под их штыками».

К рассвету весь вал был в наших руках и войска, перегруппировавшись, начали ещё более трудное дело – уничтожение турецких войск внутри города, так как последние, ожесточившись, отдавали каждый клочок земли только ценою смерти.

Из всех защитников Измаила было убито 30860 человек и взято в плен 9 тыс. Мысль взять Измаил считалась безумием. Сами участники измаиловского штурма, глядя после – при дневном свете, – куда это им приходилось ночью взбираться и лезть, – сами не верили. И Суворов говорил, что на такой штурм можно пускаться только раз в жизни. Императрица писала, что другого подобного штурма в летописях военных она не знает. Турки, никак не ожидавшие взятия Измаила, впали в неописуемый ужас и оцепенение.

На другой день было торжественное молебствие, которое служил герой – священник Полоцкого полка. Салютом из взятых орудий и благодарными речами А. В. Суворова к своим чудо-богатырям закончилось это торжество.

Так пала последняя твердыня турок на Дунае. Путь к Балканам был открыт. И прав был священник Ф. Боголюбов, когда писал: «Твёрдая вера в Бога, крепкая надежда в Него, усердная молитва, низводя с неба невидимо помощь Божию, видимым образом сказывается в подъёме духа армии, в её мужестве и энергии. Знали это отцы и прадеды наши, знали – и говорили: «Кто боится Бога, тот неприятеля не боится». В самом деле, человек религиозный, всецело преданный Промыслу Божию, терпеливо переносит все лишения и испытания и спокойно – смело идёт навстречу всякой опасности. Для него не страшна сама смерть: «за веру святую, за Царя-Батюшку, за землю родную положу жизнь и душу: на то давал присягу», – в простоте сердца рассуждает Русский воин и безбоязненно вступает в бой с неприятелем».

В годы Крымской войны 1853–1856 годов на плечи православного духовенства были возложены задачи разъяснения народу дипломатических усилий России, хода военных действий. Военное духовенство отвечало за «дух» армии. И в сложнейшей обстановке оно вело себя достойно своего призвания. Об этом говорят следующие факты. Иеромонах Иоанникий Добротворский с первых дней осады Севастополя постоянно был в траншеях, ежедневно обходил батареи с крестом в руках, вдохновляя солдат на подвиги. В ночь со 2 на 3 марта 1855 года в составе одного из батальонов Камчатского полка участвовал в ожесточённом бою, ободряя своим словом и примером солдат, тут же напутствовал умирающих, утешал и перевязывал раненых. Среди трупов вражеских солдат пастырь усмотрел офицера, притворившегося мёртвым, которого пленил и сдал военному начальству. За отличие и мужество иеромонах был награждён золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте.

Нередко полковым священникам приходилось брать на себя обязанности, выходившие за рамки их пастырской деятельности. 22 сентября 1854 года на Николаевскую артиллерийскую батарею под огнём врага прибыл священник Очаковской церкви Судковский. Он «под выстрелами благословлял каждого» и сам принимал участие в заряжании орудий после гибели расчёта. Священник Могилёвского полка Пятибоков во время штурма в марте 1854 года задунайских тульчинских укреплений находился среди солдат, и самый критический момент боя после гибели офицеров, принял на себя командование подразделением.

Немало военных пастырей сложило свои головы при обороне Севастополя, напутствуя умирающих, погребая убитых, при совершении богослужений на бастионах и в лазаретах, при оказании помощи раненым и больным. Их имена сохранены в летописи архивов Духовного Правления и церквей Севастополя. Священник Минского пехотного полка Иоанн Еланский скончался в момент напутствия умирающих на перевязочном пункте. Священник того же полка Василий Дубневич погиб при исполнении обязанностей на своём посту. Его судьбу разделили священники Московского пехотного полка отец Виктор Грачёв, Низовского пехотного полка отец Михаил Розанов, Углицкого егерского полка отец Григорий Судковский, Смоленского пехотного полка отец Илья Терлицкий и многие другие.

Из двухсот военных священников – участников Крымской войны – 2 награждены офицерским орденом Святого Великомученика Георгия Победоносца 4-й степени, 58 – золотым крестом на Георгиевской ленте, 5 – золотым наперсным крестом из кабинета Его Императорского Величества, 29 – золотым наперсным крестом от Святейшего Синода, столько же – орденами Святого Владимира 3-й и 4-й степени.

Военные пастыри были верны доблестным традициям армейского и флотского духовенства и в последующих войнах и кампаниях. Во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов отличился священник 160-го пехотного Абхазского полка 40-й пехотной дивизии Фёдор Матвеевич Михайлов. Во всех сражениях, в которых принимал участие полк, отец Фёдор находился в передовых цепях. Своей необычной храбростью священник Фёдор Михайлов был известен всему отряду, действовавшему на кавказско-турецкой границе. После каждого сражения между солдатами полков отряда велись разговоры об этом удивительно бесстрашном старичке. За отличие в боях с турками при блокаде города Эрзерума он был произведён в сан протоиерея. Кроме того, награждён Орденами Святой Анны 2-й степени с мечами, Святого Владимира 4-й степени с мечами и золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте. Различных медалей и крестов отец Фёдор имел так много, что по своей скромности стеснялся ходить по городу в полной форме.

Священник 16 гренадерского Мингрельского полка Пётр Рождественский неоднократно испытывал на поле битвы все опасности перекрёстного огня; его не страшили вражеские пули, гранаты и бомбы, и он среди самого жаркого, отчаянного боя и огня совершенно спокойно напутствовал святыми дарами умирающих воинов от тяжких ран; смерть, казалось, каждый день готова была изъять этого доброго пастыря, так глубоко проникнутого состраданием и любовью к ближним, из сонма живых, но всемогущая десница Божия хранила его. Пётр Рождественский участвовал во всех крупных боевых действиях Кавказской армии, при всех невзгодах походной жизни, свидетельствует о том, что это был действительно добрый, самоотверженный, истинно евангельский пастырь, полагавший душу свою за овцы своя. В эту же войну о. Пётр Рождественский в течение двух месяцев выполнял обязанности священника в госпитале для заражённых тифом солдат и офицеров, одних ободряя и утешая, а других приготовляя к переходу в жизнь вечную. Нередко приходилось исполнять ему и обязанности сестёр милосердия. Не случайно, поэтому высоко ценил мужество, труд этого полкового священника главнокомандующий Кавказской армии великий князь Михаил Николаевич.

Мужество при выполнении пастырского долга в ходе русско-турецкой войны проявил также протоиерей Доримендонт Петрович Поповицкий, священник 13-го Лейб-Гренадерского Эриванского полка (старейшего полка русской армии), который был ранен в грудь в момент напутствия умирающего воина на поле брани.

В Ахелтекинской экспедиции 1881–1882 годов «за мужественное поведение в боях по ходатайству генерал-адьютанта М. Д. Скобелева золотым крестом на Георгиевской ленте были награждены священники Михаил Жигунов и Дмитрий Гачечиладзе».

Всего же к началу XX века награждено было за воинские подвиги 111 (сто одиннадцать) духовных лиц. Действительно, полковой священник всегда был со своей паствой. При этом, как уже говорилось, они старались облегчить участь раненых, больных, утешали скорбящих. И, конечно, непрестанно молились Спасителю и Божией Матери о даровании России победы над врагом. Об этих незаметных героях, без чьих трудов и молитв невозможны были бы славные победы русского оружия, – книга «Незаметный герой. Рассказы о священниках на войне». Авторами её стали священник В. Востоков, А. Лебединцев, Г. Северцев-Полилов, А. Платонова. В художественной форме они ярко, просто и очень убедительно показали роль, значение деятельности пастырей Русской Православной Церкви в столь необычных условиях.

Продолжают эти добрые традиции и современные священники, оказавшиеся в силу разных причин, в районах боевых действий на территории бывшего Советского Союза, в Югославии. Об одном из них – отце Киприане тепло рассказала «Российская газета» 16 июня 2000 года в большой статье «С крестом в руках и орденами под рясой». Заканчивалась она такими словами: «...И вновь передовая. Среди распластавшихся по-пластунски бойцов высоко маячит богатырская фигура отца Киприана. Лучшей мишени бандиту на той стороне не найти. Без каски и бронежилета, высоко поднимая увязающие в вечной чеченской грязи ноги, священник бредёт по полю боя, выискивая раненых. Найдя, берёт на руки и несёт, как ребёнка, в санчасть. Бывает, не доносит. Бывает, нести уже поздно. Плачет перед смертью мальчишка, зовёт мать, кричит: «Я жить хочу!» Батя, глотая слёзы, гладит руку умирающего: «Ты, парень, не умрёшь. Ты уже вечно живой!» И творит свои спасительные молитвы за него, за то, чтоб уцелели остальные, за победу, за нас с вами, за землю и славу русскую...» Много добрых слов можно сказать и о других священниках, помогающих выполнять контртеррористическую операцию в Чечне – о. Арсентии, о. Владимире, о. Олеге...

Священник Константин Молчанов, побывавший в Чечне, в статье «Говоришь о Христе солдату – слышит вся Россия!» рассуждает: «Можно ли говорить о патриотизме наших воинов? Он, несомненно, есть. Но не в виде слов. Патриотические чувства здесь выражены в форме спокойного выполнения тяжёлой работы. Нужно выполнять долг – его выполняют. Там как раз Родину, Россию начинаешь любить больше, видя ту ненависть, то неприятие, ту отчуждённость, что проявляет этот народ. Родина – это твой товарищ. Когда идёт бой в открытом поле и парень въезжает на это поле на своей машине, разворачивая её боком (при этом она становится очень уязвимой!), подставляя свою машину для того, чтобы могли втащить раненых, чтоб могла подъехать следом машина медсанбата и раненых увезти – это разве не проявление патриотизма?»

Очень интересны и справедливы размышления протопресвитера Г. П. Шавельского, писавшего: «Продуктивность пастырской работы на войне прежде всего зависит от личного состава духовенства. Если служение священника вообще высоко и трудно, то на войне оно ещё выше и труднее. На войне священник всегда среди чинов своей части, всегда на виду, в кругу людей разных взглядов и убеждений как верующих, как уважающих его служение, так и недоброжелательно настроенных. Чтобы заслужить уважение не только первых, но и вторых, священник должен обладать высокими как нравственными, так и умственными качествами. Обстановка боевого времени сурова, жизнь на войне сопряжена с большими физическими лишениями и нравственными страданиями, для перенесения которых у священника должно быть много сил и бодрости. Престарелым и болезненным – не место тут. Паства на войне более, чем в другое время, ждёт от своего пастыря разумной службы, нуждается в живом и вдохновенно мощном и действенном слове, в примере высоком и увлекающем; священник, раз он прибыл на войну, должен внести свою ценную лепту в великое дело воспитания доброго духа армии, подготовления её к победе. Сильные словом и делом пастыри нужны на войне».

В 1858 году обер-священники стали именоваться главными священниками. Во второй половине XIX века вследствие реформ, и, что особенно важно, в результате введения всесословной воинской повинности, когда на службу стали призывать граждан из привилегированных сословий, с высшим образованием, – в таких условиях требования к личным качествам военного пастыря значительно возросли. Поэтому военное ведомство прикладывало все силы, чтобы привлечь в ряды военного духовенства лучших выпускников духовных семинарий и получивших высшее богословское образование в духовных академиях.

Таким образом, обострилось явное противоречие между социальной ролью военных пастырей и их социальным статусом. Разрешить эту проблему можно было лишь целым рядом мер экономического, правового и организационного характера на уровне правительства.

С этой целью в 1885 году на основании отзывов, полученных от командующих военных округов и начальников главных управлений, Главный штаб приступил к разработке комплекса мероприятий по реализации проекта по возвышению служебных прав военного духовенства. Инициатива возбуждения этого вопроса, так же, как и авторство первоначального проекта, принадлежит протоиерею Санкт-Петербургского клинического военного госпиталя Алексею Ставровскому, который представил на рассмотрение своего ближайшего начальника – главного священника армии и флота протоиерея П. Е. Покровского ещё 13 марта 1883 года. Главный священник со своей стороны ходатайствовал по существу представленных предложений перед Главным штабом.

На основании положения Военного Совета и мнения Государственного Совета, высочайше утверждённых соответственно 24 июля и 21 декабря 1887 года, духовенству в войсках, управлениях и учебных заведениях военного ведомства предоставлялись новые права и льготы по следующим рангам:

1. Главному священнику гвардии и гренадер, армии и флота по сравнению с генерал-лейтенантом и жалованье в размере 1356 рублей в год.

2. Главному священнику Кавказского военного округа по сравнению с генерал-майором и жалованье в размере 1017 рублей.

3. Штатному протоиерею (настоятелю военного собора) и протоиерею благочинному по сравнению с полковником и жалованье – 687 рублей.

4. Нештатному протоиерею и священнику благочинному по сравнению с подполковником и жалованье в размере – 531 рубль.

5. Священнику по сравнению с капитаном, ротным командиром и жалованье – 366 рублей.

6. Диакону штатному и нештатному по сравнению с поручиком и жалованье – 312 рублей.

7. Штатному псаломщику (из духовного звания) по сравнению с подпрапорщиком и жалованье в размере – 240 рублей.

Положением предусматривались также надбавки к жалованью за выслугу 10 и 20 лет в ведомстве главного священника гвардии и гренадер, армии и флота.

Наряду с улучшением материального положения военного духовенства, была осуществлена реформа военно-духовной администрации. 8 июля 1890 года состоялось утверждение доклада Святейшего Синода, «испрашивающего соизволения у Его Императорского Величества на переименование занимающего ныне должность главного священника гвардии и гренадер, армии и флота протоиерея Александра Желобовского в протопресвитера военного и морского духовенства», о чём обер-прокурором Святейшего Синода К. П. Победоносцевым и было доложено высшему духовному правительству 10 июля 1890 года.

Таким образом, первым протопресвитером военного и морского духовенства русской армии с июля 1890 года стал магистр богословия Александр Алексеевич Желобовский (1888–1910 гг.), решившийся в своё время оставить профессорскую кафедру и пожелавший в 1859 году начать службу скромным священником церкви Митавского гусарского (впоследствии драгунского) полка. Будучи сыном псаломщика одного из самых бедных приходов Новгородской епархии, о. Александр, исключительно благодаря своим способностям, сумел подняться до административных вершин в военно-духовном ведомстве, управляя им более двадцати лет. Окончил Белозерское духовное училище, Новгородскую духовную семинарию (один из первых) и Санкт-Петербургскую духовную академию в 1859 году, впоследствии ставший её Почётным членом.

С 1889 года, как уже отмечалось ранее, священнические места в военном ведомстве предоставлялись по преимуществу лицам с высшим академическим образованием или окончившим семинарский курс по первому разряду. О том, кто в эти годы служил в армии священником, говорят такие известные имена, как профессор Санкт-Петербургской духовной академии протоиерей Евгений Аквилонов, духовник княгини Елизаветы Фёдоровны протоиерей Митрофан Сребрянский, известный Оптинский старец Варсонофий, до пострижения в монахи полковник русской армии. Необходимо также отметить, что в России создалась особая, приписанная к Церкви порода людей. Духовное звание стало означать особое состояние, в котором рождаются люди. К духовному званию принадлежит не только священнослужитель, но и его дети, которые вследствие того состоят на особом положении и находятся в заведывании церковных властей. М. Н. Катков в статье «Возрастание стремления к Единой Вселенской Церкви» подчёркивает: «Напрасно стали бы мы прибегать к разным тонкостям толкования, для того чтобы оправдать это антиканоническое учреждение потомственного духовного звания, внесённое в церковную жизнь судьбами нашего народного быта. Постановлением Церкви левитство воспрещается безусловно и решительно. Напрасно было бы оговариваться, что духовное звание всё-таки не есть у нас совершенно замкнутая каста, что люди, рождённые в этом звании, могут из него выходить, точно так же как бывают случаи, хотя и крайне редкие, что лица других сословий поступают в духовное звание. Вопрос не в том, совершенно или не совершенно замкнутую касту представляет собой наше духовное звание, а в том, что духовное звание стало принадлежностью происхождения».

И далее Михаил Никифорович продолжает: «Упразднение потомственного духовного сословия не должно, конечно, сопровождаться какими-либо утратами или стеснениями для совокупности лиц, состоящих в этом сословии. Те права и изъятия, которыми ныне пользуются дети духовных лиц по принадлежности своей к духовному званию, останутся, как надобно ожидать, во всей силе, и законодательство причислит их к сословию полноправному. Пусть сыновья священнослужителей идут по следам своих отцов и готовят себя также на служение Церкви; но пусть они готовятся к духовному званию, а не рождаются в нём».

Отмечая 10-летнюю служебную деятельность о. протопресвитера А. А. Желобовского по управлению церквами и духовенством военного и морского духовенства журнал «Вестник военного духовенства» в 1898 году по этому поводу писал: «Со вступлением о. Александра на пост протопресвитера настало для военного и морского духовенства время возрождения, пробудившее в среде его сознание самостоятельной жизни, обновление духа, живое стремление к добросовестному исполнению обязанностей на благо Церкви Христовой и победоносного русского воинства».

Необходимо отметить, что именно по настойчивым требованиям Святейшего Синода, при поддержке со стороны Главнокомандующего войсками Гвардии и Петербургского военного округа Великого Князя Владимира Александровича был создан единый орган управления на основании «Положения об управлении церквями и духовенством военного ведомства», которое было высочайше утверждено 12 июня 1890 года. Согласно «Положению», заведование всеми церквями, православным духовенством военного ведомства, а также состоящими при этих церквях благотворительными учреждениями с их капиталами вверялось особому духовному лицу – протопресвитеру военного и морского духовенства А. А. Желобовскому.

Как известно, прежнее положение главных священников гвардии и гренадер, армии и флота вызывало немало нареканий со стороны ревнителей канонов Русской Православной Церкви уже в силу того, что эта категория военно-духовных начальников, имея в своём заведовании церкви и духовенство военного ведомства, сама не состояла ни при каких церквах, вопреки каноническому правилу (4, Всел. 6). Если главные священники гвардии и гренадер (иногда в качестве заведующих придворным духовенством) состояли настоятелями придворных соборов, то главные священники армии и флота не пользовались и этим положением.

В целях сохранения силы вышеозначенного канонического правила, согласно новому положению, протопресвитер военного и морского духовенства, находясь в данном звании, состоял вместе с тем и протопресвитером Преображенского всей гвардии собора. Предоставление в его распоряжение именно Преображенского собора объяснялось тем, что этот храм по своему особому положению среди церквей и соборов военного ведомства мог служить средоточием как для военного духовенства – на время торжественных богослужений, так и для военных чинов – в случаях церковных празднований по поводу особых событий. Вместе с тем звание «протопресвитер Преображенского всей гвардии собора» не обязывало протопресвитера военного и морского духовенства ни к исполнению обыкновенной череды пресвитерского служения, ни к исправлению священнических треб, ни к участию в братских доходах соборного причта.

Звание «протопресвитер Преображенского всей гвардии собора» для главы военного и морского духовенства имело то существенное значение, что «с этим званием последний приобретал соответственное его административному положению и согласное с канонами церковное предстоятельство среди подведомственного ему духовенства».

Высокое административное положение протопресвитера военного и морского духовенства, приближающее его по статусу к епархиальным преосвященным, требовало и особого порядка его назначения. Вследствие этого, согласно новому положению, процедура назначения нового протопресвитера была следующей. Главнокомандующий Петербургского военного округа сначала осведомлял о кандидатуре государя, получал его одобрение и затем письменно просил военного министра ходатайствовать о новом назначении перед Святейшим Синодом. Назначение Святейшего Синода утверждалось императором. Подобный порядок также существовал при избрании и назначении епархиальных преосвященных и их викариев. По рангу протопресвитер приравнивался к архиепископу в духовном мире и генерал-лейтенанту в военном сословии, а также имел право на личные доклады царю.

Протопресвитеру предоставлялись определённые права:

– По избранию, назначению и увольнению должностных лиц духовного управления, а также священно- и церковнослужителей военного ведомства.

– По представлению их к наградам и по наложению на них дисциплинарных взысканий.

– По расходованию церковных сумм.

– Протопресвитеру предоставлялось право обозревать подведомственные ему церкви и посещать состоящие при войсковых частях школы солдатских детей и учебные команды.

– При протопресвитере военного и морского духовенства было создано духовное правление, состоящее из: присутствия и канцелярии. Они осуществляли всё делопроизводство ведомства.

По делам церковного управления он получал указания только от Святейшего Синода, а по делам военного и морского ведомств руководствовался указаниями Военного Министра или Управляющего Морским Министерством по принадлежности подчинённого клира. Немаловажное значение в совершенствовании заведования военным и морским духовенством имело предоставление новым положением протопресвитеру права обозрения подведомых ему церквей за счёт прогонных денег от военного интендантства. Прежнее наблюдение главных священников гвардии и гренадер, армии и флота, как правило, было ограничено простой канцелярской перепиской, а главные священники были вынуждены, по обыкновению заочно, по формальным представлениям и рапортам отмечать работу храмов и священников, поощрять достойных и взыскивать нерадивых.

11 июля 1890 года А. А. Желобовский получил сразу три высочайших указа из Святейшего Синода. Первым указом он был уведомлён о своём назначении на должность протопресвитера военного и морского духовенства. Второй указ сообщал об упразднении с 12 июня того же года должности главного священника Кавказской армии, с оставлением её занимающего протоиерея Стефана Гумилевского в званиях настоятеля Тифлисского военного собора и члена Грузино-Имеретинской синодальной конторы и на представление ему, Гумилевскому, пожизненно получаемого на тот момент содержания.

Третий указ доводил до сведения протопресвитера военного и морского ведомства о переходе под его начало в соответствии со ст. 29 «Положения об управлении церквами и духовенством военного и морского ведомств» всех подвижных и неподвижных церквей, ранее состоявших в ведении главных священников гвардии и гренадер, армии и флота, за исключением церкви в доме военно-духовного ведомства в Санкт-Петербурге по Большой Подьяческой улице. А вскоре, уже в начале 1891 года, протопресвитер А. А. Желобовский получает уточнённый список соборов, переходящих под единое его начало.

В первый состав правления при протопресвитере военного и морского духовенства вошли: штатными членами – протоиерей церквей Генерального и Главного Штаба, магистр богословия Григорий Словцов с предоставлением ему председательства в правлении и исполнения обязанностей протопресвитера в случае отсутствия протопресвитера А. А. Желобовского, а также протоиерей церкви Охтинских пороховых и пироксилиновых заводов, магистр богословия Тимофей Дивов и Введенской церкви лейб-гвардии Семёновского полка кандидат богословия Григорий Фалютинский. Сверхштатными – сакелларий Преображенского всей гвардии собора протоиерей Иоанн Философов и протоиерей домовой церкви протопресвитера Александр Соколов. Должность делопроизводителя правления занял состоящий правителем канцелярии главного священника армии и флота, надворный советник Николай Талепоровский; столоначальниками стали коллежский секретарь Михаил Семёнов; регистратором – коллежский секретарь Сергей Петров.

Военно-церковная реформа 90-х годов XIX века в полной мере затронула и священнослужителей российского военно-морского флота. По сложившейся более чем столетней практике назначения судовых священников на существующие вакансии происходило, как правило, из числа иеромонахов. Целесообразность подобного подхода к проблеме комплектования священнических кадров на заре становления военно-духовного ведомства была очевидна.

Суровый быт военных моряков, длительное пребывание в морских походах вдали от родных берегов – всё это делало очевидным подбор корабельных священников именно из монашеской среды. Однако уже к середине XIX века флотские начальники стали осознавать многие порочные (побочные) следствия такого способа пополнения военно-духовных кадров и ходатайствовать о назначении на будущее время на суда флота священнослужителей из белого духовенства, обладающего в отличие от большинства монахов более прочной богословской подготовкой. К такому же выводу пришёл и протопресвитер военного и морского духовенства А. А. Желобовский, совершивший в 1892 году объезд церквей морского ведомства в Кронштадте, Севастополе и Николаеве. А. А. Желобовский должен был учитывать мнение флотских офицеров, адмиралов, а также помнить, что: 1) русский флот с каждым годом увеличивался; 2) команды на судах, не считая офицеров, количеством доходили до 500 человек нижних чинов; 3) были суда (фрегат «Минин»), совершавшие плавания специального назначения, и на них находилось более 200 образованных молодых людей, которым священник обязан был давать уроки и с кем должен был вести беседы о вере и нравственности; 4) в чужих краях, иногда по несколько недель, суда стояли на пристанях, вблизи прибрежных больших городов, где неизбежно офицеры, матросы и священники сталкивались с иностранцами.

Исходя из приведённого выше, протопресвитер в своём отчёте по результатам поездки докладывал Обер-Прокурору Святейшего Синода К. П. Победоносцеву о необходимости глубокого и серьёзного рассмотрения дела о порядке назначения священнослужителей на корабли. «Нет надобности доказывать, что духовные личности, ныне командируемые на корабли для исправления религиозных треб, мало к тому подготовлены и не соответствуют своему назначению. Даже при высоких нравственных качествах они там непригодны: у них недостаёт образовательного ценза и навыка вести религиозные беседы особенно в присутствии господ офицеров. Оторванные от своей среды, с которой они сроднились, нынешние священнослужители на кораблях и по мыслям, и по внешним приёмам совсем там чужие, они не только не влияют на своих духовных детей, а напротив, чувствуют всю свою обособленность и приниженность», – отмечал А. А. Желобовский.

Чётко обозначив проблему, протопресвитер вместе с тем высказал пожелание о предоставлении корабельным пастырям служебных прав, равных правам священников военного ведомства с денежным содержанием, получаемым иеромонахами во время плавания. Если эти предложения были бы приняты, А. А. Желобовский не встретил бы затруднений в подборе на суда флота иереев, даже с высшим богословским образованием. Вскоре Главный морской штаб уведомил протопресвитера, что он разделяет его взгляд о пользе замены на судах флота монашествующих священнослужителей лицами из белого духовенства, получившими богословское образование. Однако служебные права и денежное содержание остались без изменений.

Приказом по морскому ведомству № 51 от 16 марта 1902 года было объявлено о состоявшемся 11 февраля 1902 года Высочайшем утверждении мнения Государственного Совета об учреждении должностей штатных судовых священников из числа белого духовенства. Всего было учреждено 15 должностей штатных судовых священников, с присвоением им жалованья и добавочного содержания наравне с капиталами корпусов морского ведомства (согласно утверждённым 19 июня 1900 года табелям I и II окладов содержания строевым чинам флота) и морского довольствия, установленного для священнослужителей (согласно утверждённому 19 июня 1900 года табелю III о месячных окладах морского довольствия). В случае назначения на должность судового клирика в сане протоиерея последнему полагалось нештатное жалованье по чину подполковника.

Главный морской штаб посчитал необходимым произвести распределение священнослужителей из числа белого духовенства на суда флота следующим образом: 6 священнослужителей должны были быть назначены на суда морского кадетского корпуса, 1 – на крейсер первого ранга «Герцог Эдинбургский», 1 – на императорскую яхту «Штандарт», остальные – на суда первого ранга заграничного плавания.

В 1902 году священником Бобруйского военного лазарета Стефаном Добротворским был подготовлен список священнослужителей церквей, состоящих в ведомстве протопресвитера на 1888 и 1902 годы.

По таблицам С. Добротворского видно постепенное улучшение богословской подготовки клириков военно-морского ведомства, а следовательно, и качественного роста деятельности священнослужителей по духовно-нравственному воспитанию личного состава армии и флота за отмеченное 14-летие.

Численный состав военного духовенства с подробным распределением по должностям и образованию на 1 января 1888 года

На 1 января 1902 года

В последующие годы система управления военно-морским духовенством постоянно совершенствовалась: в условиях непрекращающихся войн и военных конфликтов происходил поиск наиболее устойчивых форм управления в том числе и в условиях непосредственно в действующей армии. Так, в годы русско-японской войны 1904–1905 годов духовно-нравственное воспитание в 1-й, 2-й и 3-й Маньчжурской армиях было возложено, согласно статьи 301 Положения об управлении войсками, на главных полевых священников.

Управленческий аппарат по руководству православным военным духовенством в годы русско-японской войны выглядел следующим образом:

Главный священник при штабе Главнокомандующего всеми сухопутными и морскими силами, действующими против японцев – протоиерей Сергий Голубев, занимавший с 24 февраля по 13 октября 1904 года должность главного полевого священника 1-й Маньчжурской армии.

Штат управления главного священника при Главнокомандующем включал: 1) три священника для командировок (Священник Корнилий Журавский, а с 13 декабря 1904 года – Священник Василий Борисоглебский; священник Василий Корн; Священник Николай Модин); 2) одного дьякона (дьякон Никита Алмазов); 3) одного секретаря (титулярный советник Иосиф Автухов); 4) одного псаломщика (Михаил Цветиков).

Штат управления главных полевых священников 1-й, 2-й, 3-й действующих Маньчжурских армий.

Теперь относительно состава военного духовенства действующих армий. Из донесения полевого главного священника 1-й Маньчжурской армии протоиерея Г. Шавельского видно, что она состояла из 6 пехотных корпусов (1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 6-й Сибирских и 1-го Армейского). В ней было кроме самого главного полевого священника 95 военных пастырей: 49 полковых, 2 – пластунских батальонов, 1 – при отряде полковника Мадритова, 1 – при штабе Забайкальской казачьей дивизии, 1 – состоял в распоряжении командующего 1-й армией генерал-адьютанта А. Н. Куропаткина; при военных госпиталях, приданных дивизиям – 25 и при госпиталях, не приданных дивизиям – 11; священников, служащих при учреждениях Красного Креста – 4. Общее число священнослужителей в трёх армиях составляло около 300 человек.

Военное духовенство действующей армии подразделялось на две категории: к первой принадлежали главным образом те, кто и до войны служил в воинских частях, ко второй – присланные на войну из разных епархий. Военные священнослужители проходили послушание в полках, епархиальные – при госпиталях. Полковое духовенство, как правило, состояло из окончивших курс семинарий (в первой армии два священника с высшим академическим образованием), за редким исключением было молодо и энергично, знало дух армии, специфику службы в армии и способы духовно-нравственного влияния на паству. Многие из полковых священников пользовались в своих частях большой любовью и уважением.

В первой армии госпитального духовенства было 36 человек. Из них 17 белых священников и 19 иеромонахов. В числе 17 белых священников было 5 студентов семинарии, 5 окончивших курс семинарии по второму разряду, 4 выбывших из первых классов семинарии, 1 окончивший учительскую семинарию, 1 уволенный из духовного училища, 1 с домашним образованием, полученным в крестьянской семье.

Образовательный ценз госпитальных 19 иеромонахов был таков: 1 из учительской семинарии, 2 уволенных из низших классов духовных училищ и 16 с домашним образованием, которое у некоторых было таково, что они едва подписывали своё святое имя, с трудностями разбирали славянскую печать. В условиях, когда офицерский корпус в своём составе имел более 5 % окончивших военные академии и более 90% – военные и юнкерские училища, недостаток их образования давал себя чувствовать. В то время, как образованные полковые священники были не только требоисправителями, но и учителями, часто сильно влиявшими на жизнь своей паствы, – малограмотные госпитальные священники в основном выступали в качестве лишь «погребателей», «панихидствователей» и «молебствователей». Очень не многие из них своим смирением, любовью и христианским отношением к больным сумели заслужить некоторое уважение и доброе отношение к себе чинов госпиталя. Протопресвитер Г. Шавельский неслучайно отмечал, что «При посещениях госпиталей чувствовалась громадная разница в отношениях врачебного персонала к священнику, смотря по тому, был ли это образованный священник или выученный по псалтыри иеромонах: в первом случае приходилось видеть, что священнику сослуживцами оказывается и любовь, и почтение, во втором – неизменно наблюдать: при лучшей обстановке – покровительственно снисходительное отношение госпитальных чинов к священнику, при худшей – небрежное, а то и насмешливо враждебное».

Именно из-за этого главный полевой священник 3-й Маньчжурской армии протоиерей Н. Каллистов предлагал, чтобы госпитальное духовенство, не приданное к дивизиям, находилось под ближайшим наблюдением специально назначенного над ним благочинного, чего ранее не было, вследствие этого «были нередко разные опущения по службе со стороны священнослужителей этих госпиталей, большею частью совершенно незнакомых с военным бытом, так как они назначались всюду из иеромонахов».

С изменением характера войны изменились и содержание работы священников. В ходе русско-японской войны впервые стали даваться рекомендации полковым священникам с указанием его места в боевой обстановке. Так, полковым священникам было предписано, чтобы во время боя они находились не далее полковых перевязочных пунктов. Дивизионным же благочинным велено было принять все меры для того, чтобы дивизионные лазареты не оставались во время боевых действий без священников. Для этого рекомендовалось направлять в эти лазареты священников из резервных полков или неразвёрнутых госпиталей. Кроме того, благочинные соединений должны были во время Великого поста не только наблюдать за исполнением православными воинами боевых полков долга исповеди и св. причастия, но и принимать все необходимые меры к исполнению обряда причастия чинами других частей (артиллерийских батарей, дивизионных обозов, войск пограничной стражи, казачьих полков, сапёрных, железнодорожных и понтонных батальонов, телеграфных рот, транспортов, сборных пунктов и пр.), которые не имели своих священников и находились в районах дислокации дивизий.

В годы русско-японской войны православное духовенство действующей армии затронуло и такой практический в условиях боёв вопрос, как опознание павших воинов и сообщение на родину о погибших. Ещё в самом начале кампании на Дальнем Востоке командующим Маньчжурской армией было приказано завести во всех частях для нижних чинов специальные металлические пластины, на которых обозначались бы воинская часть и номер военнослужащего. Однако это требование командующего выполнено не было, а опознание проводилось по служебным надписям на мундире, головном уборе, по письмам в кармане и так далее. В январе 1905 года главный полевой священник подал через дежурного генерала на имя командующего армией докладную записку, в которой доказывалась необходимость снабжения всех чинов армии значками, например, зашитыми в холст и носимыми на груди записками с необходимыми сведениями о воине, с адресом его родственников. В последующем этот совет священнослужителя был реализован.

Следует отметить, вместе с тем, что отсутствие у протопресвитера личного опыта деятельности в боевых условиях не могло не сказаться на судьбе управляемого Желобовским военно-духовного ведомства. В период русско-японской войны протопресвитер ни разу не побывал на театре военных действий. Трудно не согласиться с мнением историка С. Л. Фирсова, считающего, что блестящий администратор, отец Александр добился увеличения жалования и пенсий военным священникам, содействовал основанию в 1890 году «Вестника Военного духовенства», «на одинаковых с епархиальными ведомствами основаниях», завёл внебогослужебные собеседования в церквах для нижних чинов, начал устраивать в войсковых частях церковно-приходские школы и т. д., однако ни остановить процесс «духовного падения» в армии, ни проанализировать причины этого не сумел. Революция 1905–1907 годов была ярким показателем того негативного факта, что влияние Русской Православной Церкви в вооружённых силах явно падала.

Нельзя не заметить, что происходит изменение морального климата в обществе, его политизация и радикализация. Развитие капиталистических отношений приводили к нарушению моральных устоев значительной части общества. Высвобождавшаяся масса крестьян, оставшаяся в результате реформ без земли, была вынуждена либо уходить в города, либо заниматься отхожим промыслом на селе. Чаще всего наниматель стремился привлечь здоровую рабочую силу в свои имения, здесь же, на базаре, нанимал несколько женщин, в изобилии крутившихся в толпе и готовых на всё, ставил прямо в поле палатки. В крупных пунктах сбора нередки были дома, в которых по вечерам зажигался красный фонарь. Рынок, ничем не ограниченный, вступал в свои права, посягая на душу, тело и помыслы человека. Крестьянская молодёжь (будущие солдаты) возвращались домой совершенно испорченными. Нижних чинов, не знающих «Отче наш», становилось всё больше.

Епископ Тамбовский и Шацкий Иннокентий, анализируя причины беспорядков в 7 кавалерийском запасном полку (г. Тамбов) в 1906 году, писал протопресвитеру армии и флота А. А. Желобовскому: «...не могу умолчать о том, что религиозно-нравственное влияние в этой части войска крайне слабо. На весь полк, состоящий из нескольких эскадронов, имеется необычайно малый по своим размерам и убогий храм, вместимостью 50 человек, вследствие чего посещение храма нижними чинами совершалось неаккуратно и неохотно. Отсюда естественно было совершенное одичание нижних чинов в религиозно-нравственном отношении и лёгкая восприимчивость к революционной пропаганде».

Опытный командир, генерал П. Карцов обращал внимание военного руководства на снижение эффективности духовно-нравственного воспитания в войсках. Он отмечал, что самоустранение многих командиров от духовного воспитания солдат самым негативным образом сказывается на их поведении и дисциплине в подразделениях в целом. Тогда как в интересах укрепления правопорядка в войсках начальники должны были бы «оказывать личное внимание» духовно-нравственному воспитанию солдат.

Между тем офицеры, выпускники военных и юнкерских училищ в своей практике сталкивались с серьёзными трудностями в общении с нижними чинами. Их уровень подготовки оказывался недостаточным для ведения индивидуальной воспитательной работы с солдатом. Офицер В. Биркин так вспоминал о своих первых годах службы в войсках после окончания училища в начале ХХ века. «Там всё нам подносили в таком виде, будто мы будем иметь дело с какими-то деревянными солдатиками, а не с живыми людьми, с их характерами, с пороками и страстями. ...Один молодой солдат задал мне вопрос, – кто видел Бога? Я почувствовал подвох, но не знал, что и как ответить. ... – «Ты что это спрашиваешь? Почему? Аль сам в Бога не веришь? Говори сейчас такой-сякой!» Тот испугался. – «Андреев, поставь его под винтовку, чтобы глупости не спрашивал». – Что я мог сделать и как поступить иначе. Вступить с ним в спор на тему о Боге? Чтобы самому сесть в калошу. Здесь, по-моему, один выход: или веруешь и молчи, а не веруешь, – так на цугундер».

«Несмотря на то, что число грамотных новобранцев заметно увеличилось, у них совершенно отсутствует сознание чувства патриотизма. Это весьма существенный недостаток большинства наших новобранцев, с которым необходимо считаться», – писал в «Военный сборник» один из авторов. Хуже того «зачастую приходится совершенно перевоспитывать их». Православные верующие из Пятигорска в 1907 году сообщали руководству Военного ведомства о том, что «всюду замечается упадок веры и благочестия». Между тем возрастало количество молодых людей, уклонявшихся от выполнения солдатского долга.

Правительство и военное командование знали о трудностях в поддержании воинской дисциплины и весьма высоком уровне преступности в войсках и, между тем, мерой, способной духовно укрепить уставной порядок, считали религиозное воспитание. В условиях перемен в обществе одних воскресных бесед священника с нижними чинами уже не хватало. Наряду с обучением грамоте считалось необходимым развить в нижнем чине представления о чести и долге перед Церковью, Царём и Отечеством, «развить в грубой оболочке простого человека – солдата те основные понятия, которые служат прочными устоями между людьми во всяком обществе».

Мобилизационная работа. Важнейшим направлением работы штабов военных округов и военного духовенства являлась мобилизационная работа. Секретный Указ Императора Всероссийского, согласованный со Святейшим Синодом 31 марта 1899 года за № 3604, конкретизировал деятельность всех уровней православной церковной иерархии в случае мобилизационного развёртывания страны. Инициатором этого указа был протопресвитер военного и морского духовенства А. А. Желобовский. На основании плана мобилизационного развёртывания страны, епархиальным преосвященным предписывалось назначать священнослужителей в те части, которые формировались на подведомственной епархии территории. Особенностью административно-территориального деления Русской Православной Церкви было то, что границы епархий, как правило, совпадали с границами губерний, что в значительной мере облегчало проведение этой работы.

Большая мобилизационная работа была развёрнута в канун русско-японской войны. Вот только несколько документов, свидетельствующих о большой и кропотливой работе (В РГИА Ф. 806. Оп. 4. Дело 3755 «О назначении священников в полковые церкви, в связи с военными действиями на Дальнем Востоке» включает 530 листов – В. К.): «Копия. Секретно. По Указу Его Императорского Величества, Св. Правительствующий Синод слушали: рапорт Протопресвитера военного и морского духовенства, от 25 Октября 1903 года за № 14178, при коем представляет копию полученной им, Протопресвитером, из Главного Штаба ведомости срокам, в которые священнослужители, предназначенные в военно-врачебные заведения военного времени, должны прибыть по назначению, по объявлении мобилизации армии.

Справка: Протопресвитер военного и морского духовенства рапортом, от 6 Июля 1902 года за № 8612, донося: 1) что Главный Штаб препроводил к нему ведомость военно-врачебных заведений военного времени, с указанием мест их формирования и числа подлежащих назначению в них священнослужителей, с просьбою сообщить, из каких епархий будут назначены священнослужители в военно-врачебные заведения, и из каких храмов имеют быть взяты необходимые этим заведениям церковные вещи, и 2) что о военно-врачебных заведениях, формируемых в Азиатских военных округах, а также о сроках, в которые назначенные священнослужители должны прибыть в госпитали по объявлении мобилизации армии, по отзыву Главного Штаба, будет сообщено дополнительно, испрашивал зависящих распоряжений Св. Синода. Обсудив означенный рапорт и одобрив составленную по поручению Св. Синода, Преосвященным Епископом Рижским Агафангелом ведомость, показывающую, из каких епархий должны быть назначены в военно-врачебные заведения военного времени (по мобилизационному расписанию № 18) священнослужители и заимствована необходимая этим заведениям церковная утварь, Св. Синод, 7–13 Августа 1902 года за № 3479, определил: поручить Епархиальным Преосвященным назначить указанное в помянутой ведомости число священнослужителей и потребное количество церковных вещей; о чём, для надлежащего исполнения, послан Епархиальным Преосвященным секретный циркулярный указ, от 31 Августа 1902 года за № 13.

ПРИКАЗАЛИ: Обсудив изложенный рапорт Протопресвитера военного и морского духовенства совместно с приведённою выше справкою, Св. Синод определяет: дополнив составленную, по поручению Св. Синода, Преосвященным Епископом Рижским Агафангелом ведомость о назначении в военно-врачебные заведения военного времени священнослужителей сведениями о сроках, в которые предназначенные в указанные военно-врачебные заведения священнослужители должны прибыть к месту назначения, по объявлении мобилизации армии, сообщить таковую, при секретных циркулярных указах Епархиальным Преосвященным, для зависящих со стороны их распоряжений, а Протопресвитеру военного и морского духовенства, для сведения. Ноября 8 дня 1903 года. Подлинный указ подписали: Обер-Секретарь Н. Токмаков. Секретарь В. Тернавцев».

А вот и ведомости, о которых шла речь в предыдущем документе: «Секретно. К отзыву Главного Штаба 11 Июля 1902 года № 1293. Ведомость военно-врачебным заведениям военного времени, в которые следует назначать священнослужителей по мобилизационному расписанию № 18.

Петербургский военный округ

1) Полевые подвижные госпитали, приданные пехотным дивизиям:

Госпитали за № 1, 2 при 1 Гв. пехотной дивизии – 2 священника. С.-Петербург.

Госпитали за № 3, 4 при 2 Гв. пехотной дивизии – 2 священника. С.-Петербург.

Госпитали за № 57, 58 при 22 пехотной дивизии – 2 священника. Новгород.

Госпитали за № 59, 60 при 23 пехотной дивизии – 2 священника. Ревель.

Госпитали за № 61, 62 при 24 пехотной дивизии – 2 священника. Псков.

Госпитали за № 87, 88 при 37 пехотной дивизии – 2 священника. С.-Петербург.

Госпитали за № 97, 98 при 50 пехотной дивизии – 2 священника. С.-Петербург.

Госпитали за № 275, 276 при 67 пех. Дивизии – 2 священника. С.-Петербург.

2) Полевые подвижные госпитали, не приданные дивизиям:

Госпиталь за № 121 – 1 священник. Санкт-Петербург.

Госпиталь за № 122 – 1 священник. Санкт-Петербург.

Госпиталь за № 123 – 1 священник. Санкт-Петербург.

Госпиталь за № 124 – 1 священник. Санкт-Петербург.

Госпиталь за № 125 – 1 священник. Санкт-Петербург.

Госпиталь за № 126 – 1 священник. Санкт-Петербург

Госпиталь за № 127 – 1 священник. Санкт-Петербург.

Госпиталь за № 128 – 1 священник. Санкт-Петербург.

Госпиталь за № 245 – 1 священник. Санкт-Петербург.

Госпиталь за № 246 – 1 священник. Санкт-Петербург.

Госпиталь за № 355 – 1 священник. Санкт-Петербург

Госпиталь за № 356  1 священник. Санкт-Петербург.

Финляндский военный округ

Полевые подвижные госпитали, приданные Финляндским стрелковым бригадам:

Госпиталь за № 241 при 1 Фин. Стрелк. Бригаде – 1 священник. Гельсингфорс.

Госпиталь за № 242 при 2 Фин. Стрелк. Бригаде – 1 священник. Выборг.

Госпиталь за № 323 при 3 Фин. Стрелк. Бригаде – 1 священник. Або.

Госпиталь за № 324 при 4 Фин. Стрелк. Бригаде – 1 священник. Выборг.

Московский военный округ

1) Полевые подвижные госпитали, приданные пехотным дивизиям:

Госпитали за № 7, 8 при 1 гренадер. дивизии – 2 священника. Москва.

Госпитали за № 9, 10 при 2 гренад. дивизии – 2 священника. Москва.

Госпитали за № 11, 12 при 3 гренад. дивизии – 2 священника. Москва.

Госпитали за № 15, 16 при 1 пехотной дивизии – 2 священника. Смоленск.

Госпитали за № 19, 20 при 3 пехотной дивизии – 2 священника. Калуга.

Госпитали за № 83, 84 при 35 пехотной дивизии – 2 священника. Рязань.

Госпитали за № 85, 86 при 36 пехотной дивизии – 2 священника. Орёл.

Госпитали за № 117, 118 при 60 пехотной дивизии – 2 священника. Н. Новгород.

Госпитали за № 119, 120 при 55 пехотной дивизии – 2 священника. Тамбов.

Госпитали за № 243, 244 при 56 пехотной дивизии – 2 священника. Воронеж.

Госпитали за № 253, 254 при 62 пехотной дивизии – 2 священника. Ярославль.

Госпитали за № 284, 283 при 77 пехотной дивизии – 2 священника. Н. Новгород.

Госпитали за № 285, 286 при 72 пехотной дивизии – 2 священника. Тамбов.

Госпитали за № 287, 288 при 73 пехотной дивизии – 2 священника. Воронеж.

Госпитали за № 289, 290 при 79 пехотной дивизии – 2 священника. Ярославль.

2) Полевые подвижные госпитали, не придаваемые дивизиям: госпиталь за № 175, 176, 177, 178, 179, 180, 213, 214, 215, 216, 217, 218, 219, 220, 221, 222, 223, 224, 225, 226, 247, 248, 251, 252, 255, 256, 309, 310 – в каждом по 1 священнику. Все из Москвы.

№ 331, 332, 333, 334, 335, 336, 337, 338 – в каждом по 1 священнику. Все из Воронежа.

Кавказский военный округ

1) Полевые подвижные госпитали, приданные пехотным дивизиям:

Госпит. за № 13, 14 при Кавказ. гренадерской дивизии – 2 священника (Тифлис).

Госпитали за № 53, 54 при 20 пехотной дивизии – 2 священника (Кутаис).

Госпитали за № 55, 56 при 21 пехотной дивизии – 2 священника (Владикавказ).

Госпитали за № 91, 92 при 39 пех. Дивизии – 2 священника (Александрополь).

Госпитали за № 315, 316 при 65 пехотной дивизии – 2 священника (Кутаис).

Госпитали за № 317, 318 при 66 пехотной дивизии – 2 священника (Тифлис).

Госпитали за № 301, 302 при 63 пехотной дивизии – 2 священника (Ставрополь).

Госпитали за № 303, 304 при 64 пехот. дивизии – 2 священника (Т.-Х.-Шура).

Госпитали за № 305, 306 при 80 пехот. дивизии – 2 священника (Екатеринодар).

Госпит. за № 307, 308 при 81 пех. дивизии – 2 священника (Ст. Воздвиженская).

2) Полевые подвижные госпитали, не приданные дивизиям. Госпиталь за № 231, 232, 233, 234, 235, 236, 239, 240, 311, 312, 313, 314, 319, 320, 321, 322, 349, 350, 351, 352 в Тифлисе.

Виленский военный округ – 20 священников, Варшавский военный округ – 61 священник, Киевский военный округ – (госпитали приданные пехотным дивизиям – 24 и не приданные пехотным дивизиям – 26) – 50 священников, Одесский военный округ – (полевые подвижные госпитали, приданные пехотным дивизиям – 16, не приданные дивизиям – 16) – 32 священника, Казанский военный округ (полевые подвижные госпитали, приданные пехотным дивизиям – 20, полевые подвижные госпитали, не приданные пехотным дивизиям – 18) – 38 священников.

Всего в военно-врачебные заведения всех военных округов необходимо было 363 священника на военное время дополнительно.

20 июня 1902 года протопресвитеру военного и морского духовенства из 8 отдела Главного Штаба поступило секретное письмо за № 1350, в котором отмечалось, что «С 1 января будущего 1903 года вступает в действие новое мобилизационное расписание № 18, а потому Главный Штаб препровождает при сем, для надлежащего исполнения, ведомость формируемым в военное время из соответствующих мирных кадров частям войск, в которые теперь же следует предназначить соответствующих лиц для замещения открывающихся в них в военное время должностей священнослужителей.

Для своевременного прибытия к местам назначения, священнослужители должны быть предназначены, по возможности, из районов тех же епархий, в которых расположены части войск.

Применительно к объявленным при приказе по Военному ведомству 1892 г. за № 332 правила всем предназначенным на должности священнослужителей лицам следует, с объявлением мобилизации прибыть к местам назначения в повёрстный срок, полагая: по железным дорогам 300 вёрст в сутки, водою 100 вёрст, по почтовым и просёлочным дорогам 75 вёрст, а в распутицу – 50 вёрст в сутки; независимо сего, всем этим лицам следует предоставить двое суток на устройство домашних дел и одни сутки для сдачи должности и дел, кои на них возложены в мирное время.

Список всем прежназначенным священнослужителям следует препроводить, по принадлежности, в подлежащие окружные штабы для сообщения командирам соответствующих частей. О вышеизложенном, вместе с сим, сообщено Начальникам окружных штабов к сведению и надлежащему руководству».

И тут же секретная «Ведомость частям войск, в которые с объявлением мобилизации следует назначить священнослужителей.

Петербургский военный округ

1-й Кронштадтский крепостной пехотный полк – 1 священник (Кронштадт).

2-й Кронштадтский крепостной пехотный полк – 1 священник (Кронштадт).

Лейб-Гвардии 2 резервный пехотный полк – 1 священник (Санкт-Петербург).

266 пехотный Царскосельский пехотный полк – 1 свящ. (Санкт-Петербург).

267 пехотный Вытегорский полк – 1 священник (с. Медведь Новгородской губ.).

268 пехотный Красносельский полк – 1 священник (Санкт-Петербург, Охта).

Архангелогородский пехотный полк – 1 священник (Архангельск).

Финляндский военный округ

Свеаборгский крепостной пехотный полк – 1 священник (Свеаборг).

Выборгский крепостной пехотный полк – 1 священник (Выборг).

Московский военный округ

237 пехотный Кремлёвский полк – 1 священник (Н. Новгород).

238 пехотный Клязьминский полк – 1 священник (Н. Новгород).

239 пехотный Окский полк – 1 священник (Н. Новгород).

240 пехотный Краснинский полк – 1 священник (Кострома).

245 пехотный Солигалический полк – 1 священник (Кострома).

246 пехотный Грязовецкий полк – 1 священник (Ярославль).

305 пехотный Богородский полк – 1 священник (Н. Новгород).

306 пехотный Ковровский полк – 1 священник (Н. Новгород).

307 пехотный Арзамасский полк – 1 священник (Н. Новгород).

308 пехотный Рославльский полк – 1 священник (Кострома).

285 пехотный Мценский полк – 1 священник (Тамбов).

286 пехотный Кирсановский полк – 1 священник (Тамбов).

287 пехотный Тарусский полк – 1 священник (Моршанск).

288 пехотный Куликовский полк – 1 священник (Моршанск).

289 пехотный Сухаревский полк – 1 священник (Москва).

290 пехотный Липецкий полк – 1 священник (Козлов).

291 пехотный Бобровский полк – 1 священник (Воронеж).

292 пехотный Пронский полк – 1 священник (Воронеж).

313 пехотный Кинешемский полк – 1 священник (Кострома).

314 пехотный Кадниковский полк – 1 священник (Ярославль).

247 пехотный Романовский полк – 1 священник (Ярославль).

248 пехотный Осташковский полк – 1 священник (Рыбинск).

315 пехотный Рыбинский полк – 1 священник (Ярославль).

316 пехотный Вышневолоцкий полк – 1 священник (Рыбинск).

Кавказский военный округ

Карский крепостной пехотный полк – 1 священник (Карс).

Михайловский крепостной пехотный полк – 1 свящ. (Крепость Михайловская).

268 Ардаганский крепостной пехотный полк – 1 священник (Кутаис).

263 Новобаязепский крепостной пехотный полк – 1 священник (Ставрополь).

317 пехотный Кюрюк-Даринский полк – 1 священник (Ставрополь).

318 пехотный Михайловский полк – 1 священник (Пятигорск).

319 пехотный Авлиярский полк – 1 священник (Георгиевск).

320 пехотный Аладжинский полк – 1 священник (Екатеринодар).

321 пехотный Ахтинский полк – 1 священник (Ст. Воздвиженская).

322 пехотный Ануийский полк – 1 священник (Т. Х. Шура).

323 пехотный Даргинский полк – 1 священник (Петровск).

324 пехотный Веденский полк – 1 священник (Дербент).

В Виленском военном округе потребовалось бы в случае объявления мобилизации – 6 священников, в Варшавском военном округе – 16 священников, Киевском – 4 священника, Одесском – 10 священников, Казанском – 33 священника, Сибирском – 6 священников, Туркестанском – 7 священников. Всего же следовало назначить в части войск всех округов – 127 священников.

8 отдел Главного Штаба 13 июля 1902 года секретным распоряжением № 1475 на имя протопресвитера военного и морского духовенства направил дополнительную ведомость формируемым в военное время войсковых частей Финляндского военного округа, в которые необходимо было назначить ещё 8 священнослужителей по мобилизационному предписанию № 18.

9 Финляндский стрелковый полк – 1 священник (Гельсингфорс).

10 Финляндский стрелковый полк – 1 священник (Тавастгус).

11 Финляндский стрелковый полк – 1 священник (Або).

12 Финляндский стрелковый полк – 1 священник (Николайстадт).

13 Финляндский стрелковый полк – 1 священник (С.-Михель).

14 Финляндский стрелковый полк – 1 священник (Фридрихсгам).

15 Финляндский стрелковый полк – 1 священник (Выборг).

16 Финляндский стрелковый полк – 1 священник (Выборг).

8 октября 1902 года Указ Николая II подводит итоги этой огромной работы и определяет задачи на будущее: «Секретно. Копия. 8 Октября 1902 года. Резолюция: «По содержанию Указа, отнестись в Главный Штаб».

Указ Его Императорского Величества, Самодержца Всероссийского, из Святейшего Правительствующего Синода.

Протопресвитеру военного и морского духовенства Александру Алексеевичу Желобовскому.

По указу Его Императорского Величества, Св. Правительствующий Синод слушали: 1) два рапорта Протопресвитера военного и морского духовенства, от 12 и 20 Июля 1902 года за № 8924 и 9279, при коих представляет на усмотрение Св. Синода сообщённые Главным Штабом, в копиях, ведомости частям войск, в которые, с объявлением мобилизации армии, следует назначить священнослужителей, и 2) рапорт Преосвященного Агафангела, Епископа Рижского, от 31 Июля 1902 года за № 551, с представлением составленной им, Преосвященным, по поручению Св. Синода, ведомости, с обозначением, из каких епархий подлежат назначению для указанной цели священнослужители. ПРИКАЗАЛИ: Главный Штаб, сообщив Протопресвитеру военного и морского духовенства о том, что с 1 Января будущего 1903 года вступит в действие новое мобилизационное расписание № 18, препроводил к Нему, Протопресвитеру, в копиях, две ведомости формируемым в военное время из соответствующих мирных кадров частям войск, в которые теперь же следует предназначить соответствующих лиц для замещения открывающихся в них в военное время должностей священнослужителей, присовокупляя при этом, что а) для своевременного прибытия к местам назначения, священнослужители должны быть предназначены, по возможности, из районов тех же епархий, в которых расположены части войск, б) всем предназначенным на должности священнослужителей лицам следует, с объявлением мобилизации, прибыть к местам назначения в повёрстный срок, полагая: по железным дорогам 300 вёрст в сутки, водою 100 вёрст, по почтовым и просёлочным дорогам 75 вёрст, а в распутицу 50 вёрст в сутки; в) независимо сего, всем этим лицам следует представить двое суток на устройство домашних дел и одни сутки для сдачи должности и дел, кои на них возложены в мирное время, г) список всем предназначенным священнослужителям следует препроводить, по принадлежности, в подлежащие окружные штабы, для сообщения командирам соответствующих частей. Донося о сем Св. Синоду, с представлением копий вышеупомянутых ведомостей, Протопресвитер Желобовский испрашивает зависящих распоряжений. Обсудив изложенное и одобрив составленную Преосвященным Епископом Рижским Агафангелом ведомость, Св. Синод определяет: 1) поручить Епархиальным Преосвященным теперь же назначить указанное в прилагаемой при сем ведомости число священнослужителей, распределив их по означенным в ведомости частям войск и составив им общий список, препроводить оный, по принадлежности, в подлежащие окружные Штабы, для сообщения командирам соответствующих частей, причём священнослужителей избирать для упомянутой цели преимущественно из монашествующего духовенства, а из белого духовенства – священников, находящихся в составе многочленных причтов, и о сделанных распоряжениях немедленно донести Св. Синоду, и 2) предписать Епархиальным Преосвященным иметь тщательное наблюдение за содержанием вышеупомянутого списка священнослужителей в постоянной исправности, пополняя оный по мере происходящих перемен в личном составе предназначенных священнослужителей и немедленно сообщая о таковых изменениях в подлежащие окружные Штабы. Для должного в чём следует исполнения по сему определению, послать подлежащим Епархиальным Преосвященным секретные циркулярные указы, с приложением вышеозначенной ведомости, пояснив при сем, что, в случае мобилизации армии, согласно этой ведомости следует назначать священнослужителей только начиная с 1 января 1903 года, а до наступления этого срока необходимо руководствоваться ведомостью, приложенною к секретному циркулярному указу Св. Синода, от 26 Июня 1899 года за № 5; Протопресвитера же военного и морского духовенства уведомить о настоящем определении указом Августа 31 дня 1902 года.

За Обер-Секретаря / подпись / Ал. Ростовский

Секретарь / скрепа / В. Крючков».

В Российском государственном историческом архиве в фонде № 806, опись 4, дело 3755, страницы 20–23 хранится ведомость показывающая, из каких епархий должны быть назначены в военно-врачебные заведения военного времени по мобилизационному расписанию № 18 священнослужители и церковные вещи. В этой ведомости указывалось: 1) Наименование епархий, из которых назначались священнослужители. 2) Число назначаемых лиц по каждой епархии. 3) Наименование пунктов, в которые должны прибыть священнослужители. 4) Число назначаемых лиц для каждого отдельного пункта. 5) Номера полевых подвижных госпиталей, в кои назначаются священнослужители. 6) При каких пехотных дивизиях состоят госпитали. 7) Сроки, в которые священнослужители должны прибыть по назначению по объявлении мобилизации. 8) Для какого числа священнослужителей каждая епархия должна приготовить потребные церковные вещи. 9) Из какой епархии должны быть доставлены церковные вещи в другую епархию.

Ведомость частям войск, в которые, с объявлением мобилизации, следует назначить священнослужителей хранится в этом же деле.

Эти и другие сведения были доведены до епархиального начальства Российской Империи циркулярным письмом Протопресвитера военного и морского духовенства. Письма были отправлены 22/24 февраля 1903 года в 45 адресов за № № 2061–2208.

А вот и документ по мобилизации войск: «Весьма срочное. По мобилизации войск. Протопресвитеру военного и морского духовенства.

Главный Штаб. Управление 2 Генерал-Квартирмейстера. Отдел Мобилизационный. Отделение XI. Стол 2. 29 Января 1904 года № 159.

На основании Высочайшего Указа Правительствующему Сенату, данного в 24 день Января сего года, Наместником Его Императорского Величества на Дальнем Востоке объявлена мобилизация войск и учреждении Наместничества, первым днём коей считается 28 Января.

Ввиду изложенного, Главный Штаб имеет честь просить Ваше Высокопреподобие сделать экстренные распоряжения о назначении и отправлении священнослужителей для укомплектования мобилизуемых военно-врачебных заведений Наместничества, а именно:

В Приамурском военном округе:

15 полевых подвижных госпиталей и 3 временных крепостных госпиталя во Владивостоке.

В Квантунской области:

3 полевых подвижных госпиталя.

Всего же 21 госпиталь, из коих в каждый следует назначить по 1 священнослужителю.

Подлежащим духовным Начальникам Епархий, из состава коих будут назначены на укомплектование священнослужители, следует непосредственно от себя снестись по телефону («по мобилизации войск») с Начальниками Штабов Приамурского военного округа и Квантунской области, по принадлежности, об указании мест расположения вышеупомянутых военно-врачебных заведений, в кои должны быть отправлены назначенные священнослужители.

Что же касается времени прибытия к местам назначения священнослужителей, то для сего установлены сроки, полагая на переезд в сутки: по железной дороге 300 вёрст, водою – 100 вёрст, по грунтовым – 75 вёрст, сверх этого названным лицам предоставляется 2 суток на устройство домашних дел и сутки для сдачи должностей и дел, кои на них возложены в мирное время.

Независимо от безусловно срочного исполнения всего вышеизложенного, следует безотлагательно принять меры к тому, чтобы, в случае мобилизации войск Сибирского военного округа, были назначены и своевременно отправлены 4 священнослужителя для укомплектования 4 полевых подвижных госпиталей, приданных к 2 и 3 резервным Сибирским бригадам и расположенным: 2 госпиталя 2-й бригады в Иркутске и 2 госпиталя 3-й бригады в Омске.

В означенные пункты священнослужителям следует прибыть к 30-му дню после объявления мобилизации Сибирского военного округа.

О последующем Главный Штаб просит не отказать срочно уведомить, в особенности относительно назначений в районы Приамурского военного округа и Квантунской области. Подписал Генерал-Квартирмейстер».

Протопресвитер рапортом от 29 января 1904 года за № 1037 обратился по сути изложенного в письме Генерал-Квартирмейстера в Св. Правительствующий Синод. И 31 января 1904 года получил указ: «Копия. Указ Его Императорского Величества, Самодержца Всероссийского, из Св. Правительствующего Синода.

Протопресвитеру военного и морского духовенства Александру Алексеевичу Желобовскому.

По указу Его Императорского Величества, Св. Правительствующий Синод слушали: рапорт Вашего Высокопреподобия, от 29 Января сего года за № 1037, по сообщению Главного Штаба о назначении священнослужителей для укомплектования 21 мобилизуемых военно-врачебных заведений Наместничества на Дальнем Востоке, а также о назначении в случае мобилизации войск Сибирского военного округа, 4 священнослужителей для укомплектования 4 полевых госпиталей в гг. Иркутске и Омске. ПРИКАЗАЛИ: Согласно настоящему ходатайству Главного Штаба, Св. Синод определяет: поручить Преосвященному Забайкальскому назначить 3 священнослужителей в 3 полевые подвижные госпиталя Квантунской области, а Преосвященным Иркутскому, Томскому, Енисейскому и Владивостокскому назначить 18 священнослужителей в 15 полевых подвижных и 3 временных крепостных госпиталя в г. Владивостоке, в том числе из Иркутской епархии – 8 лиц, из Томской и Елисейской – по 4 лица и из Владивостокской – 2 лица; о таковом распоряжении уведомить поименованных Преосвященных телеграммами и Ваше Высокопреподобие указом, поручив Синодальной Канцелярии сообщить о настоящем постановлении Главному Штабу. Суждение же о назначении 4 священнослужителей для укомплектования 4 полевых подвижных госпиталей в гг. Иркутске и Омске иметь особо.

Января 30 дня 1904 года.

Обер-Секретарь Н. Токмаков

Секретарь В. Терновцев».

29 мая 1904 года начальник мобилизационного отдела Главного штаба генерал-майор Марков обращается к протопресвитеру военного и морского духовенства с письмом за № 4711: «Весьма срочно. На основании Высочайших Указов Правительствующему Сенату, в 20 день прошлого Апреля в Киевском и Московском военных округах объявлена частичная мобилизация 10 и 17 Армейских корпусов, а в 27 день сего Мая объявлена частичная мобилизация некоторых резервных частей в Киевском, Московском и Казанском военных округов.

Ввиду изложенного Главный Штаб имеет честь просить Ваше Высокопреподобие сделать экстренное распоряжение об отправлении священнослужителей для укомплектования мобилизуемых частей войск, согласно отзывам сего Штаба от 20 Июня 1902 года за № 1350, 18 Декабря 1902 года за № 2366 и 14 Октября 1903 года за № 816.

Относительно мест назначения, куда подлежат отправлению священнослужители, а также по всем частным вопросам, могущим возникнуть по поводу сих распоряжений, следует сноситься непосредственно с Начальниками штабов подлежащих округов». С началом русско-японской войны на Дальнем Востоке в 1904 г. все воинские формирования, находящиеся на территории Оренбургской епархии, были сформированы по штатам военного времени, включая полковых священников, и направлены на театр военных действий. В дополнение к существующей разнарядке прошли комплектование 299 и 300 полевые военные госпитали 78 пехотной дивизии, где также по штату полагались священники.

Определённый интерес и ясность вносит справка от 31 мая 1904 года в дело организации и проведения мобилизации священнослужителей: «Справка. Согласно п. 5 Высочайше утверждённых 22 Января 1894 года правил о порядке назначения в военно-врачебные заведения военного времени священнослужителей, применительно к коему предназначаются священнослужители и в формируемые при мобилизации из соответствующих мирных кадров частей войск, о высылке в места формирования предназначенных лиц телеграфируют Епархиальным Архиереям Начальники окружных Штабов, а не Протопресвитер военного и морского духовенства, в Управлении которого нет сведений о том, какие именно части войск мобилизуются ныне в Киевском, Московском и Казанском военных округах, и в которые должны прибыть, по мобилизационному расписанию, священнослужители.

Столоначальник: Кедринский.

31 Мая 1904 года».

Текст этой справки вошёл в письмо Протопресвитера А. А. Желобовского в Главный Штаб за № 7869 (на № 4711 от 31 мая 1904 года) и ещё добавлено: «К сему считаю долгом присовокупить, что согласно определению Св. Синода, сообщённому мною Главному Штабу в отзыве от 22 Апреля 1900 года за № 4116, церковно-богослужебные принадлежности для частей войск, в которые, при мобилизации, священнослужители командируются, ...должны быть приобретены на средства Военного Министерства».

Главный Штаб реагирует на это письмо 5 июня 1904 года: «Секретно. Министерство Военное. Управление 2 Генерал-Квартирмейстера. Отдел мобилизационный. Отдел XI, Стол I. 5 июня 1904 г. № 1068.

Протопресвитеру военного и морского духовенства.

Главный Штаб имеет честь препроводить при сем для сведения Вашего Высокопреподобия список частям войск, вновь формируемым, мобилизуемым и усиливаемым при мобилизации 1 июня 1904 года, кои доводятся до штатов военного времени для отправления на Дальний Восток.

Начальник отдела, Генерал-Майор Марков».

И тут же приложен список этих частей. В деле много писем-обращений в адрес протопресвитера военного и морского духовенства различного содержания, включающие просьбы, обращения, благодарности. Некоторые из них мы приводим. Интересно письмо командира 289 Сухаревского пехотного полка от 19 июня 1904 года за № 61, так как оно содержит просьбу и одновременно характеризует значение деятельности военного духовенства. А это очень важно для сегодняшних командиров услышать мнение своего коллеги по данному вопросу. Приводим его дословно: «Протопресвитеру военного и морского духовенства.

Прошу о назначении во вверенный мне, вновь сформированный, полк, положенного по штату священника. Полк имеет стоянку в городе Рязани, где имеется лагерная и городская военные церкви. Для службы в которых священник необходим.

Не имение в полку священника сильно отражается на духовно-нравственной стороне чинов полка.

Командир полка Полковник Орфимов».

А это письмо от начальника 73 пехотной дивизии: «Штаб 73 пехотной дивизии. 25 июня 1904 года. № 192.

Протопресвитеру военного и морского духовенства.

Во вновь сформированных полках, вверенной мне дивизии, до сих пор нет ещё назначения полковых священников, а потребность в духовно-нравственном воспитании нижних чинов начинает ощущаться, а потому прошу об ускорении назначения священников во все полки дивизии».

Интересным представляется свидетельство, выданное священнику 2-го Волгского полка Терского казачьего войска отцу Митрофану Гречухину: «Свидетельство. Дано сие священнику 2-го Волгского полка Терского казачьего войска о. Митрофану Яковлевичу Гречухину, согласно его просьбы, для представления Начальству в том, что за время своей службы в командуемом мною полку священник Гречухин относился к своим обязанностям с отличным усердием, службы церковные совершал неопустительно, усердно и благоговейно, требы исполнял всегда охотно и по первому же приглашению во всякое время дня и ночи; при всяком удобном случае всеми зависящими от него средствами старался путём поучений и личных бесед внедрить в сердцах нижних чинов командуемого мною полка горячую любовь и преданность Царю, Отечеству и Святой Церкви; поведения и нравственности хороших и ни в каких предосудительных поступках замечен не был, что подписью и приложением казённой печати удостоверяю.

Сентября 30 дня 1905 года. Урочище Хан-Кенды».

Необходимо отметить, что было достаточно много священников, прибывших на театр военных действий добровольно, не по мобилизационному плану. И свидетельством этому служит телеграмма начальника штаба тыла армии генерала Глинского из Харбина от 12 ноября 1905 года за № 16: «Протопресвитеру армии и флота. В дополнение телеграммы Вашей 5 Ноября не откажите телеграфировать срочно могут ли возвращаться в свои епархии теперь же священнослужители, назначенные не по мобилизационному расписанию, а прибывшие добровольно на театр военных действий».

На что был получен ответ: «Стол 1. 13 Ноября 1905 года. № 97. Депеша Духовного Правления при Протопресвитере военного и морского духовенства. Срочно. По военным обстоятельствам. Харбин. Начальнику Штаба тыла армии Генералу Глинскому.

Разрешение на возвращение в свои епархии духовенства, прибывшего на театр военных действий добровольно, всецело зависит от Главнокомандующего. С моей стороны препятствий нет. Протопресвитер Желобовский».

В архиве много писем с докладами Протопресвитеру военного и морского духовенства от священнослужителей о прибытии в полки и вступлении в отправление своих обязанностей. Об общем подъёме духа свидетельствуют слова митрополита Антония (Храповицкого), сказанные им 30 января 1904 года в Житомирском кафедральном соборе во время молебствия о победе на супостатов: «Отныне, как и во время прежних подобных событий, уже нет в России ни барина, ни простолюдина, ни богача, ни бедного, но есть только Русский православный народ. Как осенний иней под лучами утреннего солнца, исчез сегодня тот мерзкий и постыдный космополитизм, то презрительно-равнодушное, а иногда и прямо враждебное отношение к нашей великой и священной родине, которым сквернили себя самих, свои уста и свои души многие недостойные и неблагодарные сыны отцов, отстаивавших родную землю потом и кровью».

Священник 33-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Г. И. Шавельский в письме от 21 марта 1904 года замечает: «На первых порах моей военной жизни (я прибыл в Инкоу 12 марта) я был буквально завален работой. Мой полк до моего прибытия не говел, стоящая тут артиллерия и драгуны тоже; местные русские жители почти два года не видели священника, – я поэтому явился дорогим, желанным гостем; и это сознание, что я нужен и полезен, доставило мне громадное утешение и полную награду за всё перенесённое. Не сидеть без дела и на будущее время – вот моё одно теперешнее желание. Труды, как бы они велики небыли, опасности, какими бы серьёзными они не оказались, – всё это ничуть не пугает, наоборот, интересует меня. Мне хочется пережить самые опасные положения, самые тяжёлые минуты, чтобы, с одной стороны, иметь об этом понятие, а с другой – разделить с солдатиком все тяготы военной жизни. Я думаю, что он, видя, как священник наравне с ним подвергает себя опасности и переносит все лишения, ободрится и легче понесёт труды».

Уже 7 сентября 1904 года в другом письме Е. И. Мосоловой он напишет: «Поверите ли: в бою под Ляояном много пережито, перевидено, перечувствовано такого, к чему тогда я отнёсся стоически спокойно, а теперь сердце содрогается, когда вспомнишь те ужасы. Вы меня простите поэтому, если я ограничусь сообщениями общего характера. Наш полк, как и другие полки нашей 9-й дивизии, начав дело с японцами 13-го августа в деревне Якувоцзы, в 8 вёрстах от станции Айсянцзян, не прекращали его в следующие дни до 24-го августа. Бой, собственно говоря, не прекращался у нас во всё это время, дрались, отступая к Ляояну: 17 и 18 – под Ляояном, где 33, 34 и 35 полки беспрерывно в течение этих дней отражали неприятеля, в следующие до 24-го дрались, задерживая у станции Янтай неприятеля. Полки показывали в это время массу самоотвержения, геройства, удивительной храбрости: полки растеряли за это время множество людей (34-й п/олк/, напр/имер/, рядом стоявший с нашим, потерял только 18 ав/густа/ 677 нижних чинов убитыми и ранеными и 5 офиц/еров/ убитых, да 13 раненых... Но представьте, как все мы измучились, пробывши 12 дней в непрерывном напряжении, не раздеваясь, спавши на сырой земле, питаясь чем попало. Теперь только я могу сказать, что испытал все невзгоды военной поры».

Есть и такие письма, которые подтверждают народную мудрость, говорящую о том, что в семье не без урода. И для объективности приведём письмо от командира 284 пехотного Чембарского полка полковника А. Сорнева начальнику 71 пехотной дивизии: «Секретно. Командир 284 пехотного Чембарского полка. Июля 17 дня 1904 года. № 1001. Ст. Челябинск.

Ваше Превосходительство, Милостивый Государь Эдуард Владимирович.

Прошу не отказать в разрешении высадить из поезда полкового священника Иеромонаха Елисея и отправить его обратно в монастырь.

Несмотря ни на какие увещания, Иеромонах Елисей пьянствует, отличается крайней неопрятностью, совершенно не образован и не развит, незнаком ни с какими требованиями порядочного общества, служит посмешищем в полку и вызывает к себе брезгливое отношение офицерских чинов полка. Думаю даже, что вследствие излишне употребляемых спиртных напитков, он ненормален. Присутствие Иеромонаха Елисея в полку безусловно вредно. В Красноярске 24 Июля буду иметь днёвку и ждать распоряжения».

В свою очередь начальник 71 дивизии обращается к протопресвитеру военного и морского духовенства: «Секретно. Штаб 71 пехотной дивизии. По части строевой. 24 Июля 1904 года. № 750. Г. Красноярск.

Протопресвитеру военного и морского духовенства.

Препровождая при сем Вашему Превосходительству копию письма Командира 284 пехотного Чембарскаго полка, довожу до Вашего сведения, что ввиду того важного нравственного значения, которое имеет священник в полку, особенно в военное время, иеромонах Елисей не мог быть оставлен в полку и из г. Красноярска отправлен назад в Троицко-Сканов монастырь Пензенской епархии.

Ввиду же следования полка на театр военных действий, в Мариинске мною была послана Вашему Преосвященству телеграмма, с просьбой назначить в полк другого священника, если возможно из ближайшей Иркутской Епархии». Подобное поведение не могло не вызывать отрицательного отношения к духовенству со стороны окружающих. Так было всегда и это естественная реакция на недостойное поведение одного из членов общества. Ещё во второй половине XIX века в письме преосвященного Агафангела, епископа Ревельского, а позднее Вятского, к императору Александру II отмечалось, что «стали появляться в журналах статьи, в которых указывалось на них (недостатки русского духовенства – В. К.) то, как бы мимоходом, то в виде намёков. А за границей явилась целая книжка, в которой, как в мрачной картине, выставлены всякого рода недостатки Духовенства... Но как заключение от недостатков сословия, обстоятельствами поставленного в неправильное положение, к недостаткам самой Церкви, созданной Господом, хранящим в ней свою истину неприкосновенною, неосновательно: так большею частию поверхностны, односторонни, преувеличены, несправедливы возгласы, направленные против Духовного сословия. То, что составляет порок некоторых, представляется в этих возгласах принадлежностью всех. То, что привилось к нему, как необходимость, силою обстоятельств, или положения, в какие оно поставлено, изображается в них, как свободное уклонение самого сословия от пути, по которому оно должно шествовать».

Вместе с тем епископ Агафангел совершенно справедливо пишет: «С другой стороны нельзя вполне и отвергать этих порицаний. В некоторых из них выражается печальная истина. Недостатки в Духовенстве есть, и иногда немалые (подтверждением тому – случай с иеромонахом Елисеем – В. К.). Как такое болезненное состояние какого бы то ни было общества не может не отзываться болезненным ощущением во всём великом теле государства, тем паче болезненное состояние Духовенства, занимающего, по своему назначению, весьма важное место в организме общественном: то не только неблагоразумно и недобросовестно скрывать такое состояние, но, напротив, долг всякого благородного члена общества войти с полным вниманием в это положение и изыскать способы к уврачеванию его, чтобы всё тело государства, исцелённое от вековых недугов, стройно развивало в себе жизненные силы и восходило к указанному ему Богом совершенству».

По окончании военных действий на Дальнем Востоке мобилизационная работа не прекращалась и в последующие годы, подтверждением тому служат секретный «Указ Его Императорского Величества, Самодержца Всероссийского, из Св. Правительствующего Синода. 7 Мая 1908 года. № 12. Протопресвитеру военного и морского духовенства, Александру Алексеевичу Желобовскому.

По указу Его Императорского Величества, Св. Правительствующий Синод слушали: рапорт Протопресвитера военного и морского духовенства, от 25 сего Апреля за № 4764, в коем испрашивает распоряжения Св. Синода о назначении священнослужителей в Сибирские запасные госпитали. Справка: Св. Синодом в секретных циркулярных указах от 22 Августа 1894 года № 4, были сообщены Епархиальным Преосвященным и Протопресвитеру военного и морского духовенства, для руководства в потребных обстоятельствах, Высочайше утверждённые правила «О порядке назначения в военно-врачебные заведения военного времени священнослужителей и снабжения сих заведений церковною утварью». Для каждого военно-врачебного заведения, по отзыву Главного Штаба потребны следующие вещи из церковной утвари: 1) потир малый, 2) лжица, 3) ковш, 4) тарелочка, 5) дароносица, 6) ящик для запасных даров (3–4 вершка длины), 7) евангелие в 1/8 долю листа, 8) крест (5–6 вершков), все вещи бронзовые или накладного серебра вызолоченные, 9) кадило накладного серебра, белое, 10) риза (фелонь), 11) епитрахиль, 12) одна пара поручей, 13) два покрова и воздух, 14) пеоена в ¹/₄ аршина, 15) требник, 16) следованная Псалтырь в 1/8 долю листа, 17) книга молебных пений в 1/8 листа – всё в переплётах, 18) кропило, 19) один фунт ладана, 20) пять фунтов свеч белого воска, 21) венчики и 22) разрешительные молитвы, 23) ящик для укладки поименованных вещей (Циркулярный указ Св. Синода от 11 Марта 1897 года за № 1).

ПРИКАЗАЛИ: Главный Штаб, уведомляя Протопресвитера военного и морского духовенства о том, что в формируемые в военное время в г. Омске 8 Сибирских запасных госпиталей №№ 21–28 и в сборный пункт Омской эвакуационной комиссии требуется назначить священнослужителей, просит сообщить: из каких епархий будут назначены священнослужители в упомянутые военно-врачебные заведения и из каких храмов имеют быть взяты необходимые для этих заведений церковные вещи. Во исполнение Высочайше утверждённых правил об укомплектовании военно-врачебных заведений военного времени священнослужителями и снабжении сих заведений церковною утварью, представляя о сем Св. Синоду, о. Протопресвитер испрашивает распоряжения по изъяснённому предмету. Обсудив изложенное, Св. Синод определяет: поручить Преосвященным Архиереям нижепоименованных епархий: 1) теперь же избрать благоговейных и вполне благонадёжных священнослужителей преимущественно из монашествующего духовенства, а из белого духовенства священников, находящихся в составе многочисленных причтов, в вышеозначенные Сибирские запасные госпитали: № 21 – из Астраханской епархии, № 22 – из Владимирской, № 23 – из Вологодской, № 24 – из Курской, № 25 – из Полтавской, № 26 – из Саратовской, № 27 – из Ставропольской, № 28 – из Санкт-Петербургской и в сборный пункт Омской эвакуационной комиссии из Тверской епархии, по одному священнослужителю из каждой епархии. 2) Собрав от соборных, монастырских и приходских церквей подведомых епархий необходимые для снабжения священнослужителя каждого госпиталя церковные вещи, исчисляемые в циркулярном синодальном указе 11 Марта 1897 года за № 1, хранить эти вещи в ризницах местных кафедральных соборов или других местах по ближайшему усмотрению Преосвященных, до отсылки их по требованию в места назначения и 3) о сделанных по настоящему предмету распоряжениях донести Св. Синоду, о чём и послать Вашему Преосвященству секретный указ, уведомив таковым же Протопресвитера военного и морского духовенства.

Мая 5 дня 1908 года.

Обер-Секретарь Хр. Острогорский. Секретарь П. Смердынский».

Такой же секретный указ Св. Синода от 6 Июля 1908 года за № 13 издан о дополнительном назначении двух священнослужителей в полевые подвижные госпитали Омского военного округа.

Синодальным циркулярным указом от 11 Апреля 1908 года за № 7 поручено было Преосвященным Омской и Иркутской епархий назначить благоговейных и вполне благонадёжных священнослужителей преимущественно из монашествующего духовенства, а из белого духовенства – священников, находящихся в составе многочисленных причтов в полевые подвижные госпитали Омского и Иркутского военных округов на случай мобилизации.

Были составлены: 1) Ведомость сроков мобилизационной готовности полевых подвижных Сибирских госпиталей за №№ 21–28 и Сибирских запасных госпиталей за №№ 21–28.

2) Ведомость о том, от каких епархий должны быть направлены священнослужители в полевые подвижные Сибирские госпитали за №№ 21–28 и в Сибирские запасные госпитали за №№ 21–28.

3) Список полков и госпиталей 68, 72, 80 и 81 пехотных дивизий, в которые следует подготовить наряд священнослужителей на случай мобилизации армии.

68 пехотная дивизия: 269, 270, 271, 272 пехотные полки – полевые подвижные госпитали №№ 277–278.

72 пехотная дивизия: 285, 286, 287, 288 пехотные полки – полевые подвижные госпитали №№ 285–286.

80 пехотная дивизия: 317, 318, 319, 320 пехотные полки – полевые подвижные госпитали №№ 305–306.

81 пехотная дивизия: 321, 322, 323, 324 пехотные полки – подвижные полевые госпитали №№ 307–308.

Литература:

– Боголюбов Ф. Взгляд генералиссимуса А. В. Суворова на религию в деле воспитания солдата. – СПб., 1894.

– Золотарёв О. В. Христолюбивое воинство русское. – М.: Граница, 1994.

– Историческая записка об управлении военным и морским духовенством за минувшее столетие (1800–1900 гг.). Составил Фёдор Ласкеев. – СПб., 1900.

– Ключарёв Н. Чем занимались в русской армии священнослужители // Армия. – 1992. – № 19. – С. 42.

– Котков В. М. Военное духовенство России. Страницы истории. В 2-х кн. – СПб.: Нестор, 2004. – Т. 1. – С. 210–252.

– Невзоров Н. Исторический очерк управления духовенством военного ведомства в России. – СПб., 1875.

– Яковлев П. П. Влияние веры на военное дело в нашей и иностранных армиях. – М., 1890.

Вопросы:

1. Последний год правления протопресвитера военного и морского духовенства А. А. Желобовского. Протоиерей Е. П. Аквилонов.

2. Последний протопресвитер армии и флота Г. И. Шавельский. Личность и дела.

3. Первый Всероссийский съезд военного духовенства.

Последний год правления А. А. Желобовского. Протоиерей Е. П. Аквилонов. Последний год правления А. А. Желобовского был отмечен стремлением протопресвитера переподчинить 17 церквей и причты отдельного корпуса пограничной стражи из епархиального ведомства в ведение военного и морского духовенства. Следует отметить, что шеф пограничной стражи, министр финансов В. Н. Коковцов, в своей докладной записке, подготовленной в апреле 1909 года на имя военного министра В. А. Сухомлинова, был солидарен с позицией А. А. Желобовского. Коковцов считал, что «деятельность священников пограничных церквей приближается к тем задачам, которые лежат на военном духовенстве». В ходе всестороннего изучения этого дела Святейший Синод принял во внимание следующее: 1) с перечислением причтов при церквах пограничной стражи из епархиального ведомства в ведение протопресвитера военного и морского духовенства надлежало бы передать в то же ведение и церкви, хотя последние строились не только на казённые средства, но и на частные пожертвования; 2) пограничные церкви, наравне с приходскими церквами, имеют прихожан, кроме чинов пограничной стражи, также из чиновников гражданского ведомства и частных лиц; 3) возлагаемые на военных священников обязанности поддержания в военных чинах духа преданности православной вере, царю и Отечеству в одинаковой мере должны быть присущи и священнослужителям епархиального ведомства. Ввиду изложенного Святейший Синод не усмотрел достаточных оснований к переподчинению причтов при церквах пограничной стражи протопресвитеру военного и морского духовенства. Определением от 5–11 июня 1909 года за № 4927 Святейший Синод уведомил шефа пограничной стражи о своём заключении.

9 апреля 1910 года, согласно докладу Святейшего Синода, состоялось утверждение «Положения о помощнике протопресвитера военного и морского духовенства». На эту должность был назначен выдающийся богослов и учёный Русской православной церкви, протоиерей лейб-гвардии Кавалергардского Её Величества императрицы Марии Фёдоровны полка Евгений Петрович Аквилонов (1910–1911 гг.). В соответствии с «Положением» помощник протопресвитера военного и морского духовенства назначался из достойнейших священнослужителей военного и морского ведомств, по представлению протопресвитера, Святейшим Синодом и утверждался императором. В случае болезни или отсутствия протопресвитера помощник заменял его в должности практически по всем относящимся к управлению церквами и духовенством делам, вплоть до того, чтобы «в потребных случаях давать духовенству соответствующие указания и должностные наставления». К числу основных обязанностей помощника протопресвитера относились: предварительный осмотр протоколов и журналов духовного правления; утверждение постановлений правления по делам о присоединении к православию из других христианских исповеданий и о крещении нехристиан; о преподавании в полковых школах и учебных командах Закона Божия; о выдаче метрических свидетельств и справок из метрических книг и исповедных росписей, а также свидетельств о правах по рождению детей военного духовенства и другие.

А вскоре, после смерти А. А. Желобовского (1910 г.), протоиерей Е. П. Аквилонов (1862 г. – 30.03. 1911 г.) был назначен на должность протопресвитера военного и морского духовенства. Прекрасный учёный и блестящий оратор, Е. П. Аквилонов, в отличие от своего предшественника на посту протопресвитера военного и морского духовенства, первоначально не собирался делать карьеры армейского священника. Его целью, после окончания Санкт-Петербургской духовной академии, являлась профессорская кафедра и спокойная карьера учёного. В его назначении следует видеть заинтересованность консервативных кругов, а также в желании военного духовенства иметь во главе учёного священнослужителя. Сын кафедрального протоиерея г. Тамбова о. Евгений блестяще закончил обучение в Тамбовской духовной семинарии, в 1886 году – в Санкт-Петербургской духовной академии. К 1894 году он подготовил магистерскую диссертацию «О Церкви Христовой, как о теле», в которой, однако, Святейший Синод усмотрел некоторые неправильные в православном смысле мысли и забраковал её. Вскоре после этого Е. П. Аквилонов принимает священный сан (в 1896 г.), а в 1899 году, переделав диссертацию, становится магистром богословия. В 1903 году он меняет епархиальную службу на службу в военно-духовном ведомстве, получив назначение настоятелем церкви лейб-гвардии Кавалергардского полка.

При этом о. Евгений не прерывает занятий в духовной академии, в 1905 году за работу «О физико-теологическом доказательстве бытия Божия» получает степень доктора богословия. С 1900 года – экстраординарный профессор, с 1905 года – ординарный профессор. Преподавал он и в историко-филологическом институте. Для военно-духовного ведомства фигура такого масштаба, вполне естественно, была исключительно желаема и поэтому карьера Аквилонова шла удивительно быстро. Даже тот факт, что он практически не мог усвоить многих проблем военно-духовного ведомства в силу объективных обстоятельств, особой роли не играл.

Правление Е. П. Аквилонова было недолгим, тяжкая болезнь (саркома) вынудила его во второй половине марта 1911 года выехать на лечение в город Козлов Тамбовской губернии. 26 марта того же года великий князь Николай Николаевич направил рескрипт к военному министру о назначении на должность помощника протопресвитера 40-летнего священника Суворовской церкви при императорской военной академии Генерального штаба, члена духовного правления, профессора богословия историко-филологического института Георгия Ивановича Шавельского. 30 марта 1911 года соответствующее ходатайство военного министра поступило в Святейший Синод, а утром того же дня из города Козлова была получена телеграмма о смерти 47-летнего Е. П. Аквилонова.

Последний протопресвитер армии и флота Г. И. Шавельский. 22 апреля 1911 года на должность протопресвитера военного и морского духовенства был назначен Г. И. Шавельский (6.01.1871 г. – 2.10 1951 г.) (1911–1918 гг.). При выборе нового протопресвитера голос Главнокомандующего Петербургского военного округа (обычно великого князя) имел решающее значение. Главнокомандующий, уведомив предварительно императора и получив его одобрение, рескриптом на имя военного министра просил последнего ходатайствовать перед Святейшим Синодом о назначении появившегося кандидата на должность протопресвитера. Далее происходило назначение Святейшим Синодом, которое утверждалось императором.

Состоя в военно-духовном ведомстве с 1902 года (по окончании Санкт-Петербургской духовной академии), отец Георгий, тем не менее считал себя «последней спицей в колеснице» и не надеялся на столь высокое назначение. История его жизни не только характерна для того времени, но и неповторима благодаря незаурядности этого человека. Георгий Иванович Шавельский родился 6 января 1871 года в селе Дубокрай Витебской губернии. Отец его был дьячком в бедном сельском приходе, который тяжким крестьянским трудом добывал кусок хлеба для своей многочисленной семьи. Начальное образование будущий протопресвитер получил в Духовном училище. Шавельский первым учеником окончил курс в Витебской духовной семинарии, и в 1891 г. был назначен на должность псаломщика в сельском приходе этой же губернии. Одновременно он стал учителем сельской школы. Через четыре года рукоположен в сан священника и был назначен настоятелем в другое село родной Витебской губернии. Два года спустя умерла его жена, оставив ему двухлетнюю девочку. Однако, отец Георгий не пал духом, всецело отдавшись пастырской работе.

Вскоре, по рекомендации Витебского епископа, о. Георгий был командирован в Петербург для поступления в Духовную академию. В 1898 году Г. И. Шавельский блестяще выдержал вступительный экзамен и поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. И здесь он сразу же выделился как лучший студент академии и уже в студенческие годы назначен проповедником на Александровский машиностроительный завод и благочинным в имении великого князя Дмитрия Константиновича в Стрельне. Будучи студентом третьего курса, он был назначен настоятелем Суворовской церкви при Николаевской военной академии Генерального штаба, где служил и по окончании Духовной академии.

Он был одним из немногих людей, родившихся в бедной семье в далёкой российской глубинке, кому удалось подняться на столь высокий пост. Положение его было более независимым, чем всякого епархиального архиерея. Впрочем, несомненными достоинствами молодого петербургского священника являлись: учёные степени кандидата богословия, с 1910 года магистра богословия, которая ему была присуждена Советом Санкт-Петербургской духовной академией за работу «Последнее воссоединение с православной церковью униатов Белорусской епархии (1833–1839 гг.)» (в военно-духовном ведомстве было всего три магистра), кафедра богословия в высшем учебном заведении.

После объявления войны с Японией (27 января 1904 г.) Шавельский ушёл добровольцем на фронт в качестве полевого священника 33-го Восточносибирского стрелкового полка первой Маньчжурской армии. Вместе со своим полком он разделил все трудности походной жизни, принимал участие в двенадцати сражениях. В «Церковных ведомостях» за 1905 год, в разделе событий на Дальнем Востоке, о нём написано: «О. Георгий работал в огне, точно он всю жизнь дышал этим переполненным свинцовыми шмелями воздухом, рыжими газами, разрывавшихся около шимоз, и никогда другой музыки не слышал, кроме свиста пуль да пронзительного визга трескавшихся шрапнелей. Тут он перевязывал, поил раненых, исповедовал и приобщал их. Страдающего брата он видел не только в своём... Для него таким же являлся сражённый противник, и к нему он шёл с тем же самоотвержением.». Интересна корреспонденция М. Ростовцева «Как мы отходили из-под Вафангоу» напечатанная в газете «Новое время» 30 июня (13 июля) 1904 года. О Г. И. Шавельском он писал: «Тут (на правом фланге у подножия сопки, обстреливаемой снарядами противника) был священник 33-го полка, совсем молодой человек, академик, необыкновенно ровный, спокойный, не признающий никакой опасности, притом без тени позёрства или бравады».

На этой войне он получил контузию и был ранен в сражении под Ляояном. За боевые заслуги Г. И. Шавельский награждён орденами св. Анны третьей и второй степеней; св. Владимира четвёртой степени с мечами; золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте и саном протоиерея. Был назначен дивизионным благочинным, а 1 декабря 1904 года – назначен на должность главного полевого священника первой Маньчжурской армии и был в этой должности по март 1906 года.

После возвращения с фронта Шавельский остался на прежнем месте службы при Суворовской церкви. В 1906–1911 годах был также законоучителем в Смольном институте, а с 1910 года – профессором богословия Историко-филологического института в Санкт-Петербурге. Его лекции – заметное явление в петербургском обществе. Г. И. Шавельский состоял членом Санкт-Петербургского епархиального миссионерского совета, комиссии по пересмотру положения об управлении церквами и духовенством военного и морского ведомств и сверхштатным членом Духовного правления при протопресвитере.

Г. И. Шавельский ко времени назначения на пост главы военно-духовного ведомства реально не имел высоких покровителей в правительственных и придворных сферах и был «чужим человеком в высших этажах власти. Он был назначен, не будучи даже митрофорным протоиереем: митра на него была возложена в день утверждения царём его назначения на пост протопресвитера (22.04.1911 года). Это был первый протопресвитер военного и морского духовенства, имевший опыт священнического служения в боевых условиях.

Речь нового протопресвитера на торжественном богослужении 10 мая 1911 года характеризует его как человека искреннего, кроткого, но одновременно волевого деятеля государственного масштаба. Он заявил: «Никогда я не стремился и не рассчитывал занять этот высокий пост, на который высшей волей я оказался призванным. В смущении останавливаюсь пред будущим. Если служение пастыря церкви в настоящее время является вообще тяжёлым, то служение лица, поставленного во главе обширного числа пастырей, естественно должно быть тягчайшим. В предстоящей своей деятельности я не поставлю других начал или принципов, кроме тех, о которых говорил я в надгробном слове по своём незабвенном предшественнике. Эти начала: любовь и правда. Двери моей квартиры, как и двери моего сердца, всегда открыты для духовенства, но я счёл бы себя не исполнившим долга, если бы стоя на сем посту, не стремился отличать правого от виноватого. Российское воинство и флот есть обширная школа, где получают образование сотни тысяч русских людей, которые разносят его по всей России, и долг пастырей воспитать преданных сынов Церкви и Отечества. Как ни скромна моя личность, но деятельность моя, как Протопресвитера военного и морского духовенства, связана с именем русского народа и русского воинства, посему умоляю вас... помолиться обо мне Господу Богу, да поможет Он мне послужить русскому народу и христолюбивому воинству разумно, доблестно и честно».

Г. И. Шавельский с первых шагов на новом посту руководствовался принципами, провозглашёнными в этой речи. Три года работал он без отпуска, чтобы скорее претворить в жизнь необходимые изменения в деятельности ведомства, одним из главных недостатков которого была централизация управления, оторванность его от нужд духовенства, разбросанного по необъятным просторам России. В качестве руководителя военно-духовного ведомства он стал собирать, анализировать и обобщать материалы, фиксирующие деятельность военного духовенства на фронте, начал профессионально проводить кадровый отбор, стремившегося попасть на военную службу духовенства. Одной из первых забот молодого протопресвитера стало изучение тяжёлой участи судовых священнослужителей с целью её облегчения и улучшения. Начав посещать и налаживать работу судовых священников, Г. И. Шавельский сделал заключение об отсутствии должного интереса к флоту со стороны его предшественников. И, действительно, положение флотских батюшек было незавидным.

«Наше судовое духовенство, со всеми тяготами его пастырского служения и далеко не завидными условиями его трудовой жизни, осталось в данном случае – в стороне, как бы совершенно забытым. мы как бы свыклись с мыслью, что священнослужители строевого флота всецело представлены сами себе, и поэтому, о них забывают, забывают и тогда, когда полезно было вспомнить», – отмечал штатный судовой священник Балтийского флота Фёдор Круглов.

Посетив в 1911 году крейсер «Громобой» и обозревая суда, стоящие на Кронштадтском рейде, протопресвитер Г. И. Шавельский застал «неприглядную картину суровой зависимости священнослужителей от личных мнений, взглядов, усмотрений и распоряжений судового начальства», которые парализовали инициативу и творчество православных пастырей в деле духовно-нравственного воспитания и просвещения воинских чинов кораблей, а порой, как указывал современник, эта картина «прямо поражала отца протопресвитера своей уродливостью, дикостью своих форм и очертаний».

Поворот в положении судового духовенства наметился уже в 1912 году, а до этого не без влияния протопресвитера Г. И. Шавельского произошла окончательная ротация флотских иеромонахов священнослужителями из числа белого духовенства. Для этого 1 июля 1911 года было открыто 22 вакансии штатных судовых священников. Изменение отношения морского начальства к корабельным священникам в лучшую сторону произошли на Черноморском флоте. Здесь командование флота всерьёз задумалось о насущных нуждах духовенства. В феврале 1913 года командующий морскими силами Балтийского флота ходатайствовал перед морским министром адмиралом И. К. Григоровичем об увеличении денежного содержания судовых священников. На флоте стремились и материально поощрять духовенство, выдавая достойным пастырям единовременное вознаграждение. Так, к празднику рождества Христова командующий морскими силами Черноморского флота отпустил 1000 рублей в награду судовым (600 рублей) и береговым (400 рублей) священникам.

И всё же это были, как правило, разовые инициативы или бессистемные начинания. Конкретные решения относительно улучшения положения морского духовенства были приняты лишь в ходе работы съезда военного и морского духовенства в 1914 году – первого за 100-летнее существование ведомства. Именно тогда протопресвитер принимает решение о созыве в Петербурге представителей духовенства от всех военных округов и от флотов с целью совместного обсуждения ряда вопросов, касающихся реорганизации управления военным и морским духовенством, жизни и деятельности военного священника и, в частности, вопроса о служении священника на войне. Главную цель съезда его организатор сформулировал в первый же день съезда – «поразмыслить о способах, как сделать более лёгким и в то же время более продуктивным наш пастырский труд».

Мысль Г. И. Шавельского была одобрена военным министром генерал-адьютантом В. А. Сухомлиновым, и проблема созыва съезда, таким образом, была решена. В ходе подготовки съезда и в его работе проявились незаурядные организаторские способности Шавельского и выявились новые принципы, закладываемые им в основу деятельности ведомства. Во-первых, демократизм управления: утверждая делегатов, он заботился о том, чтобы все категории духовенства были представлены на съезде – полковые священники, бригадные, госпитальные, тюремные, военно-местные полуприходские, законоучители, представители морского судового духовенства. Во-вторых, широкая глубоко продуманная планомерная работа ведомства, «в основу которой должен быть положен выношенный, выстраданный и сообща проверенный опыт …представителей от всего военного и морского духовенства». В-третьих, забота о духовном просвещении офицеров и солдат, а через них религиозно-нравственное воспитание всего народа. В-четвёртых, повышение уровня образования и профессиональной подготовки священников, поиски путей, облегчающих их тяжкий труд и достижение большей его плодотворности.

Первоначально этот форум планировалось провести в августе, по окончании времени лагерных сборов и полевых выходов войск. Однако впоследствии день открытия съезда перенесли на 1 июля 1914 года. Общее собрание первого Всероссийского съезда военного и морского духовенства, на которое прибыло 49 священников – 40 из сухопутных войск и 9 морских, началось под председательством протопресвитера в 17 часов 30 минут. Перед началом собрания отцом Георгием в сослужении депутатов-священников было совершено молебствие. Заслушав вступительную речь Г. И. Шавельского и доклад председателя предсъездовской комиссии протоиерея В. Грифцова, съезд, в первый день своей работы, постановил все вопросы, подлежащие обсуждению на общих собраниях, предварительно рассмотреть на заседаниях секций. Выборы основных рабочих органов происходили тайным голосованием – «по запискам». Президиум был избран в таком составе: председатель – протопресвитер; его заместитель – настоятель Ташкентского военного собора протоиерей К. Ф. Богородицкий; товарищ председателя – настоятель Николаевского Адмиралтейского собора протоиерей Доримед Твердый; секретарь – настоятель Севастопольского Адмиралтейского собора протоиерей Роман Медедь; помощники секретаря – протоиерей лейб-гвардии 3-го стрелкового полка Всеволод Окунев и настоятель Киевского военного собора С. Троицкий. Вечером того же дня протопресвитер Г. И. Шавельский от имени делегатов съезда направил военному министру благодарственную телеграмму, в которой отмечалось: «Открытый сегодня под моим председательством первый Всероссийский съезд военного и морского духовенства, выслушав переданное мне лично Его Величеством высокомилостивые пожелания съезду наилучшего успеха и Божия Благословения, почтительнейше просит Ваше Высокопревосходительство повергнуть к стопам Его Императорского Величества одушевляющие членов съезда верноподданические чувства горячей любви и безпредельной преданности, и всецелой готовности, до гробовой доски, изо всех сил служить на славу обожаемого государя и на благо нашего славного воинства».

Всего за время работы съезда было устроено 7 общих собраний, на которых заслушано 12 докладов (по числу секций). Строго говоря, изначально планировалось всего 8 секций: 1) о памятке; 2) богослужебная; 3) учительская; 4) библиотечная; 5) миссионерская; 6) правовая; 7) благотворительная; 8) по свечному делу. Однако уже в ходе работы съезда возникла необходимость образовать ещё четыре секции: 1) морскую (о положении военно-морского судового духовенства); 2) по борьбе с алкоголизмом; 3) по религиозно-нравственному воспитанию заключённых и 4) о суде чести. Съезд продолжался десять дней и закончил свою работу 10 июля 1914 года. На съезде в присутствии большого числа приглашённых священнослужителей протопресвитер Армии и Флота Г. И. Шавельский был избран протопресвитером Армии и Флота пожизненно и занимал этот пост вплоть до 1951 года.

Насущной потребностью для дальнейшей деятельности военного духовенства являлось уточнение и определение взаимоотношений духовенства с командным составом армии и флота. По этой причине составление специальной инструкции или памятки, определявшей каждый шаг работы священнослужителей, стало ключевым моментом работы съезда. Обсуждая вопрос «о памятке», военные священники должны были привести в систему все те циркуляры и разъяснения, с которыми каждый пастырь обязан ознакомиться во избежание досадных ошибок и недоразумений, неизбежных в практической деятельности.

В качестве иллюстрации у вышеизложенному следует отнести рассмотрение съездом записки священника 42-го пехотного Якутского полка З. Ендасова, составленной 12 мая 1914 года. Автор, в частности, приводил по памяти несколько характерных примеров, когда: «инспектирующий начальник, по вероисповеданию лютеранин, при посещении церкви во что бы то ни стало желал войти в алтарь и остался крайне недоволен моим, по его выражению ничем «необоснованным» упорством, другой, входя в алтарь, не желал снять оружия, третий выразил своё негодование, что не был встречен с крестом и водою, причём в пример мне ставил другого военного священника, встретившего его колокольным перезвоном». В этой связи съезд нашёл необходимым дать вполне конкретные указания молодым священникам, подчеркнув, насколько важно оберегать своё достоинство и не поступаться им даже в вопросах, на первый взгляд кажущихся мелочными. К тому же столетняя история существования военно-духовного ведомства России оставила немалое число свидетельств явного превышения полномочий военного начальства в отношении полковых пастырей. В делах канцелярии протопресвитера военного и морского духовенства собралось достаточное количество фактического материала на эту тему. Среди такого рода документов можно назвать:

1) Рапорт на имя обер-священника армии и флота П. Я. Озерецковского от благочинного Московской инспекции Саратовского мушкетёрского полка священника Стефана Воскресенского от 29 июля 1802 года «Об употреблении генерал-майором Руничем, шефом Навагинского полка, во время смотра оного церковного намёта для обеда и произведении под оном музыки и танцев».

2) Рапорт на имя Сильвестра, епископа Малороссийского Переяславского от полкового священника Полтавского мушкетёрского полка Петропавловской церкви Афанасия Виноградова от 14 июля 1802 года «Об употреблении генерал-майором И. Ю. Бибиковым, шефом Полтавского мушкетёрского полка церковного намёта для обеденного стола и прочем.

3) Рапорт на имя обер-священника И. С. Державина от священника Новороссийского драгунского полка Иоанна Колтоновского от 16 июня 1817 года «Об употреблении командиром Малороссийского гренадерского полка полковником Кашинцевым церковного намёта для своих надобностей».

4)Рапорт на имя полевого обер-священника 2-й армии протоиерея И. Яновицкого от А. Верзилова от 28 ноября 1822 года «О неудовольствиях, причинённых полковым командиром Камчатского пехотного полка полковником Репнинским протоиерею А. Верзилову».

5) Прошение на имя императора Александра I от 18 августа 1820 года «О причинённой обиде Ревельской гарнизонной церкви армейскому протоиерею Ф. Ф. Манивецкому подпоручиком Валедебаром».

6) Рапорт на имя полевого обер-священника 2-й армии протоиерея И. Яновицкого от священника 37-го егерского полка Никиты Рыбарского от 9 февраля 1822 года «Об употреблении церковного намёта в лагерное время командиром 37-го егерского полка полковником Мануйловым для своего пользования».

7) Рапорт на имя благочинного гусарского принца Оранского полка протоиерея Иосифа Цитовича от священника Александрийского гусарского полка Василия Адамовича от 8 января 1825 года «О небытии Александрийского гусарского полка воинских чинов у присяги и о исправлении многими чинами того полка христианских треб мимо полкового у приходских священников» и многих других.

Были, конечно, и жалобы командиров на полковых священников. Так, например, командир 23 пехотного Низовского генерал-фельдмаршала графа Салтыкова 15 марта 1896 года в рапорте за № 1589 на имя протопресвитера военного и морского духовенства пишет: «14-го числа сего месяца священник вверенного мне полка о. Сергий Валединский, был приглашён мною по делам службы, в кабинет полковой канцелярии, чтобы получить от него объяснения, почему он не желает подчиниться моим требованиям, а именно: чтобы за гербовой маркой к метрическому свидетельству, для дочери Поручика Васильева-Савинского он, отец Сергий Валединский, обратился бы прямо от себя к означенному офицеру, а равно обратить его, о. Сергия Валединского внимания, на несоответственность и непочтительность изложения его надписи ко мне, в форме оспаривающей и явным проявлением нежелания исполнить мои по службе требования.

Лишь только были высказаны мною обстоятельства, по которым я его приглашал, в самых деликатных выражениях, как священник Валединский стал категорически заявлять, что таких приказаний он не намерен исполнять и сравнил, полученное им от меня требование, с приказанием равносильным если бы я его заставил кому-либо чистить сапоги, указав ему на неудачность и неуместность такого сравнения, опять-таки могущего оскорбить достоинство командира полка и видя, что он взволновался стал его успокаивать, при этом сказал ему: «Стоит ли нам из таких пустяков ссориться» и что будет для него неприятно если всё это я представлю Вашему Высокопреподобию, или объявлю ему приказом выговор, но он повышенным тоном настаивал на представлении, и относительно моих слов, касательно выговора, ответил, с особою интонациею в голосе – «попробуйте».

Дабы покончить такого рода, непочтительное ко мне объяснение, я сказал, что на этот раз я ограничусь лишь внушением, но он не дал мне докончить фразы перебил вызывающе-дерзким тоном в общем следующим выражением: что я и не имею право давать ему внушений, а что он имеет право мне это делать, я напомнил ему, что это касается церкви, а не дел службы.

После таких слов я счёл лучшим далее не оставаться с ним один-на-один в кабинете и пригласил взойти в эту комнату – полкового адьютанта и приказал ему подать священнику о его обязанностях изложенных в Приказе по Военному Ведомству в 1882 г. № 14, но он отказался прочитать их по неимению с собою очков, тогда я приказал сделать это адьютанту. Но священник всё-таки продолжал заявлять, что всяких моих приказаний он исполнять не намерен, тогда я потребовал 22 и 23 кн. Св. Воен. Пост. Дабы ознакомить его со ст. 69 кн. XXII, но Священник, не дождавшись этого и не получив от меня разрешения уходить, со словами: «имею честь кланяться» повернулся и ушёл.

Несоответствующее поведение полкового Священника объясняю себе продолжительным в здешнем крае мало приспособленным постом и душевным переутомлением. Тем не менее такое непочтительное, ничем не вызванное с моей стороны, поведение священника вверенного мне полка О. Сергия Валединского представляю на благоусмотрение Вашего Высокопреподобия.

Вместе с этим покорнейше прошу при определении ему меры взыскания взять во внимание его прежнюю и настоящую безукоризненную службу во всех отношениях.

Хотя его нетактичное поведение ставит меня в неловкое положение, которое заставляет меня, для предупреждения каких-либо случайностей, обряд говения совершить не в своей церкви, но тем не менее я прошу Ваше Высокопреподобие не переводить его куда либо в виде дисциплинарного взыскания, а просил бы только ограничиться лишь одним разъяснением его отношений ко мне, которые он видимо, судя по последнему обстоятельству, не совсем их уяснил.

Также прошу Ваше Высокопреподобие сделать мне разъяснение ст. 59 вышеупомянутого приказа по Военному Ведомству, касается ли она лишь исполнения специальных обязанностей священника, где командир полка является лицом не компетентным, или же всех случаев, когда является необходимость определения какой-либо меры взыскания, как например в данном случае».

А. А. Желобовский 18 апреля 1896 года в письме за № 4195 ответил командиру 23-го пехотного полка: «Что же на соответствие меры взыскания за уклонение военных священнослужителей от исполнения ими своих обязанностей, то таковые взыскания имеет право налагать на священнослужителей только духовное их начальство, по донесении начальства военного».

А полковой священник о. Сергий Валединский получил Ордер за № 4196, в котором отмечалось: «Командир 23 пехотного Низовского полка рапортом от 15 Марта сообщил мне о Вашем непочтительном в отношении к нему поведению во время объяснения по делу выдачи метрического свидетельства о рождении и крещении дочери Поручика названного полка Васильева-Савиновского.

Признавая заявление Ваше относительно порядка выдачи метрического свидетельства правомерными, поставляю Вам на вид нетактичное и непочтительное поведение Ваше во время объяснения с Командиром полка по указанному предмету и предписываю на будущее время не подавать повода к жалобам на Вас военного начальства».

Возвращаясь к работе съезда, хочется отметить, что анализ причин нарушения существующего благочиннической и обрядовой сторон деятельности военных священнослужителей привёл депутатов съезда к мысли о внесении изменений в статью 45 «Положения об управлении церквами и духовенством военного и морского ведомств». Изменения были следующего характера: 1) незаконными распоряжениями военного начальства являются те, которые не согласны с каноническими постановлениями, церковными законоположениями и распоряжениями военно-духовного начальства; 2) все доклады по делам религиозным и церковным должны отдаваться в воинской части не иначе, как по докладу священника (если эти вопросы возбуждаются им), или по соглашению со священником (если они исходят от начальника части).

Существующее в «Положении» примечание к статье 45 («военные священники в дни инспекторских смотров обязаны находиться в своей церкви») было предложено дополнить следующими строками: «Если же присутствие священника при части необходимо, а также и при представлениях военному начальству, его место должно быть на правом фланге со Штаб-офицерами полка. Священники ожидают в церкви всех без исключения инспектирующих лиц в рясе и в орденах, но не в облачении, кроме Высочайших особ». Что касается проблемы платы за требоисправления, то участники съезда и в этом вопросе были также единодушны. Вновь было подтверждено и даже усилено положение статьи 49 «Положения» о безвозмездности отправления для чинов своей воинской части всех обязательных треб, как-то: крещения, исповеди, причащения, бракосочетания, молебнов в казармах в дни ротных и эскадронных праздников, приведения к присяге в полковых судах, отпевания воинских чинов (если оно должно было совершаться в полковой церкви) и проводы тела умершего в районе расположения части, а если позволяли местные условия и священник был свободен от исполнения других служебных дел, то до могилы.

Исследуя положение священника на войне и учитывая опыт предшествующей русско-японской войны, делегатами съезда были высказаны следующие пожелания: 1) чтобы в обозе пехотной воинской части имелась особая двуколка для церковных предметов и личных вещей священника, которая должна пребывать в его непосредственном распоряжении; 2) чтобы церковнику на войне во время дальних передвижений священников для исполнения духовных треб было предоставлено право на разрешение пользоваться верховой лошадью из обоза части; 3) чтобы произошло необходимое упорядочение перечня церковных предметов на случай военного похода; 4) чтобы все священники строевых частей были в обязательном порядке ознакомлены с приёмами перевозки раненых. Эти и прочие изменения, предлагаемые участниками съезда для внесения в «Положение» от 12 июня 1890 года, легли в основу проекта нового «Положения об управлении церквами и духовенством военного и морского ведомств».

Принципиальным новшеством проекта «Положения», разработанного съездом, стало учреждение особых должностей окружных главных священников военного и морского ведомств, а также корпусных и местных благочинных по данным ведомствам (главы III и IV проекта положения). Так, в каждом округе планировалось ввести должность главного священника округа в сане протоиерея, который должен был избираться духовенством округа из «достойнейших клириков и утверждаться по представлению протопресвитера Святейшим Синодом. Благочинные, в свою очередь, подразделялись на корпусных и местных. Те и другие должны были избираться духовенством корпуса или района из протоиереев или священников того же корпуса (района) и утверждаться в должности протопресвитером на пять лет. Сфера компетенции корпусного благочинного предусматривала ближайшее наблюдение над церквами всех частей, входящих в состав корпуса, а также над духовенством, ктиторами и церковными старостами этих церквей. Местный благочинный должен был иметь ближайшее наблюдение над неподвижными военно-морскими церквами своего района и их клиром.

На суда военно-морского флота священнослужители должны были назначаться протопресвитером по заявлениям морского начальства. Сами же судовые священники делились на штатных и нештатных. Первых предусматривалось назначать исключительно из лиц белого духовенства, с богословским образованием, и лишь в крайнем случае – из благонадёжных монашествующих лиц. Основным местом службы штатных судовых священников должны были стать: 1) императорская яхта; 2) суда отряда морского корпуса; 3) суда, уходящие в заграничное плаванье.

Нештатные православные пастыри флота, во время своего служения на судах оставались в ведении преосвященного той епархии, из которой они назначались. Вместе с тем они были обязаны исполнять все распоряжения протопресвитера, главного священника флота и судового благочинного. На должность судового благочинного протопресвитером предусматривалось назначать одного из «белых» священников, по представлению главного священника флота. В начале кампании и в ходе дальнейшего похода по мере надобности (и с разрешения начальника отряда) на одном из судов благочинный мог устроить братское собрание подведомого духовенства для разъяснения недоумений в области церковно-богослужебной и пастырской практики судового духовенства, а равно в целях активизации религиозно-просветительной деятельности и духовно-нравственного воспитания личного состава.

Ярким свидетельством плодотворности съезда, состоявшего преимущественно из благочинных армии и флота, стала выработка инструкции для военно-морского духовенства в условиях боевой обстановки, которая и была одобрена съездом. Как вспоминал позднее сам протопресвитер, «значение инструкции было колоссально. Во-первых, она вводила в точный курс работы и круг обязанностей каждого прибывшего на театр военных действий священника. Это в особенности важно было для вновь мобилизованных, совершенно незнакомых с условиями и требованиями военной службы. А их было огромное большинство: в мирное время в ведомстве протопресвитера состояло 730 священников, за время же войны их перебывало в армии свыше 5.000 человек. Инструкция точно разъясняла каждому – полковому, госпитальному, судовому и др. священнику, где он должен находиться, что он должен делать во время боя и в спокойное время, где и как он должен совершать богослужение, о чём и как проповедовать и т. д. и т. д.». Вскоре после начала первой мировой войны протопресвитером, кроме того, был издан циркуляр «Оо. Благочинным», в котором лаконично повторялись основные требования инструкции, утверждённой съездом.

Современники охарактеризовали съезд как исключительно благопристойный, спокойный, деловой и плодотворный. К концу 1914 года о. Георгий подготовил на высочайшее имя проект полной реорганизации управления.

Ещё до начала первой мировой войны, в период своего протопресвитерства (1911–1914 гг.), отец Георгий успел реорганизовать и значительно поднять военное и особенно морское духовенство, привлёкши в его состав целый ряд выдающихся священнослужителей. Нужно отметить и подчеркнуть его умение и способность подбирать себе талантливых помощников и твёрдо держать в своих руках тех из них, которые, отличаясь способностями, не всегда были на высоте по своему характеру. От подчинённого ему духовенства он требовал, чтобы каждый работал в полную меру своих сил и способностей. Нерадивых и строптивых он старался воспитывать, если же последние не изменялись, то отец Георгий расставался с ними. Своей кипучей энергией и умением подойти ко всякому доброму и полезному делу и довести его до конца, а также своей доступностью, отзывчивостью и готовностью прийти на помощь каждому, кто в этом нуждался, он заслужил любовь, уважение и доверие подчинённого ему духовенства.

С самого начала войны протопресвитер находился при Штабе Верховного главнокомандующего, а не в Петербурге, как это ранее предусматривалось инструкцией. Кроме того, пользуясь, как его предшественники, правом личного доклада у императора, Г. И. Шавельский добился права «лично присутствовать в Военном Совете и защищать свои проекты», что позволяло ему быть в курсе всех военных планов, разрабатываемых Россией, и соотносить задачи своего ведомства напрямую с теми вопросами, которые должны были решать Военные и Морские министерства.

В течение войны он почти каждый месяц выезжал из Ставки на фронт и считал своим долгом посещать передовые позиции, чтобы личным примером поднимать боевой дух армии. Проехал через всю Восточную Пруссию, объехал Варшавский район, побывал в Галиции, не один раз посетил крепости Ковно, Гродно, Осовец, Новогеоргиевск, Брест-Литовск, Ивангород, порт Ревель, проехал вдоль почти всего фронта. 29 января 1916 года в письме к Екатерине Ивановне Мосоловой Г. И. Шавельский пишет: «Из Петрограда я уехал на Рижский фронт, где подышал чистым воздухом. Какая огромная разница между Петроградом и позициями! В Петрограде сплетни, страхи, интриги, оханья да аханья, а на позициях все крепки, бодры, верят в победу. Я объехал полки 3-х дивизий. Везде приходилось говорить, а погода была сырая, совсем не для речей. Вернулся с разбитым голосом и надорванной грудью».

Благодаря его неустанной деятельности, институт военных священников значительно вырос по сравнению с малочисленностью его на русско-японской войне. Командование русской армии отмечало благоприятное изменение самого существа их деятельности.

В ноябре 1915 года Г. И. Шавельский становится членом Святейшего Синода, однако в течение последующего полуторалетнего предреволюционного периода продолжает работать в Ставке, в Синод лишь эпизодически «наезжая». Будучи представителем белого духовенства, достиг наивысшего для немонаха положения в Русской Православной Церкви, став в 45 лет членом руководства главной конфессии страны. Революция застала Шавельского в Петрограде. Из Государственной думы поступил приказ до особого распоряжения оставаться в городе. Вскоре он был арестован. Поводом для ареста послужила его докладная записка, составленная в декабре 1916 года, в которой он доказывал необходимость принятия экстренных мер для духовного воспитания и укрепления армии, особенно её запасных частей, находящихся в тылу и подвергавшихся активной пропаганде.

На съезде военных священников Юго-Западного фронта был установлен факт разлагающего действия на армию киевских и других сектантов. Среди них были вожаки, которые вели себя вызывающе и открыто проповедовали близость революции и грозили православным священникам расправой. Шавельский рекомендовал в своей докладной записке для борьбы с пропагандой организовать культурно-просветительные кружки для солдат с привлечением священников, учителей, юристов и другой интеллигенции. Эта записка была направлена в Главный штаб, где на ней было написано заключение Комиссии о запрете нижним чинам посещать всякие сектантские собрания, а наблюдение за этими собраниями и сектантскими проповедниками поручалось жандармской полиции. С 13 часов 9 марта до 22 часов 10 марта 1917 года протопресвитер армии и флота Г. И. Шавельский просидел под арестом в Таврическом дворце.

10 марта 1917 года он подал обер-прокурору Св. Синода прошение об отставке «ввиду того, что приведённым в исполнение приказом об аресте меня обнаружилось недоверие ко мне власти». Однако дело о его отставке Синодом было прекращено в связи с получением Шавельским предписания от военного министра Керенского немедленно отправляться в Ставку. Но выпады против него продолжались. В Совет рабочих и солдатских депутатов в этом же году было послано письмо от группы военного духовенства, которые называли себя «представителями народа», они требовали устранения Г. И. Шавельского от работы в войсках.

Судьба этого выдающегося священнослужителя после февраля 1917 года была связана с армией: 9 июля 1917 года на II Всероссийском съезде военного и морского духовенства тайным голосованием подавляющим большинством (45 голосов из 48) он был избран протопресвитером военного и морского духовенства, тем самым ему было выражено полное доверие. Об этом была послана телеграмма в Св. Синод.

Участвовал в работе Всероссийского поместного собора Русской Православной Церкви 1917–1918 гг., полгода состоял членом Высшего Церковного Совета при св. Патриархе Тихоне. В дальнейшем, спасаясь от красного террора, он в одежде оборванца с паспортом на имя крестьянина Скобленка, о. Георгий 30 сентября 1918 года прибыл в гетманский Киев, откуда отправил генералу Лукомскому в Добровольческую армию телеграмму: «Примите в армию хоть солдатом». 26 ноября в Екатеринодаре состоялась его встреча с генералом А. И. Деникиным, после которой – 27 декабря 1918 года был назначен протопресвитером Добровольческой армии и принял участие в деникинской эпопее вплоть до её конца.

Г. И. Шавельский не был злобным противником Октябрьской революции. Наблюдая разложение в высших слоях общества, кризис правительства, он пришёл к мысли, что революция – серьёзное и исторически неизбежное явление. «Никто не хотел понять, – говорит он об армии Деникина, – что под видом революции идёт огромное стихийное движение, направляемое незримой рукой к какой-то особой цели: к перестройке жизни на новых началах». Однако к большевикам и их движению он относился резко отрицательно: «Большевизм и антибольшевизм – лишь проходящие этапы в истории России. Большевизм, как крайне богоборческое, античеловеческое и противоестественное учение, не может не умереть: исчезнет тогда и антибольшевизм с ним борющийся. Но Россия, русский народ должен пребывать и пребудет вечно. Должен, поэтому, наступить момент, когда продолжающие ныне принадлежать к разным лагерям, но одинаково честно любящие Родину и готовые самоотверженно служить ей русские люди поймут друг друга, забудут прошлое, протянут друг другу руки и начнут совместные усилия ценить и восстанавливать свою измученную Родину».

Руководимое Г. И. Шавельским военное духовенство за годы первой мировой войны не раз получало высокую оценку со стороны Верховных главнокомандующих: Великого князя Николая Николаевича и самого царя. О доблести военных священников в годы этой войны свидетельствовали и многочисленные факты награждения духовенства за боевые заслуги. Если за всё время существования Георгиевского креста (до войны включительно) этой награды было удостоено только 4 священника, то за первую мировую войну – 14. Священникам было вручено 227 золотых наперсных крестов на георгиевской ленте, 85 орденов св. Владимира 3-й степени с мечами, 203 ордена св. Владимира 4-й степени с мечами, 304 ордена св. Анны 2-й степени с мечами и 239 орденов св. Анны 3-й степени с мечами.

Г. И. Шавельский отмечал: «Могу смело сказать, что с тех пор, как существует военное духовенство, оно впервые только теперь отправлялось на войну с совершенно определённым планом работы и с точным понятием обязанностей священника в разных положениях и случаях при военной обстановке: в бою и вне боя, в госпитале, в санитарном поезде и пр. Несомненно, этим объясняется то обстоятельство, что, по общему признанию, в эту войну духовенство работало как никогда раньше». В письме Екатерине Ивановне Мосоловой 18 ноября 1914 года он отмечает: «Очень утешен я и работою священников на войне. Смело скажу: никогда ещё духовенство на войне так не работало, как теперь. Потери в его составе огромные. Кто-нибудь обвинит меня за них. Но я так смотрю: везде потери, – почему же в составе д(уховен)ства не быть потерь?». Вместе с тем, личная доблесть православных пастырей (всего на войне было более тысячи священников), абсолютное большинство которых стремилось до конца исполнить свой долг, не смогла вызвать религиозного подъёма среди личного состава войск. В числе моральных факторов, поддерживающих дух русских войск, вера не стала началом, побуждающим их на подвиг. Петербургский историк С. Л. Фирсов пишет: «Кризис, в котором находилось тогда общество, поразил в то же время и Православную Церковь. Преодолеть его Церковь, к сожалению, не смогла, что непосредственно повлияло и на возможность воздействия со стороны военного духовенства на солдатскую, в большинстве своём православную (по конфессиональной принадлежности) массу. Тем не менее, это не может рассматриваться нами как «вина исторической Церкви», не сумевшей «укрепить веру», так как сама Церковь, в течение более 200 лет находившаяся по сути в «крепостной зависимости» от государства, не могла воздействовать на общество (а в том числе и на армию) сильнее, чем она воздействовала, – огромный вклад военного духовенства (особенно в Первую Мировую войну) в дело боеспособности вооружённых сил не может подлежать сомнению».

Нельзя не отметить и того факта, что Г. И. Шавельский всегда был откровенен и прямодушен в своих беседах с высокими особами, он считал первым своим долгом всегда говорить правду императору Николаю II, причём не только когда она ему приятна, но и когда неприятна. Культурный и образованный человек, обладающий прогрессивными взглядами, он был врагом мистицизма, суеверия и невежества, которые процветали в России в предреволюционные годы при царском дворе и в деятельности церкви, когда на всём лежала печать распутинщины. Так, в октябре 1915 года из своей поездки он вынес следующие впечатления: «Петроградское высшее общество взбудоражено распутинщиной. Везде идут тревожные разговоры о внутренней политике и везде растёт недовольство. Если в армии более говорят о Распутине и более всего недовольны его влиянием, то в обществе кипит готовое прорваться наружу возмущение против правительства, составленного почти всецело из бездарных ставленников Распутина. Пока возбуждение направлено только против правительства, Государя оставляют в стороне. Но если не изменится положение, то скоро и на него обрушится гнев народный».

Когда Г. И. Шавельский приезжал в Петроград, к нему приходили его друзья, знакомые и среди них были большие государственные деятели. Одни шли к нему, чтобы узнать, что делается в Ставке, что думает государь, что он собирается предпринять. «Другие, как утопающий цепляется за соломинку, цеплялись за меня, считая, что я могу раскрыть глаза государю, убедить его и тем спасти положение...». Речь шла о необходимости убрать Распутина, сместить ставленников его и императрицы в правительстве. И Шавельский решился на откровенные разговоры о Распутине с Николаем II. Таких бесед было две – в 1915 и 1916 годах. Он обращал внимание царя на то, что армия настроена против Распутина, ходят слухи о его пьянстве и разврате, обвиняют его в связях с тёмными личностями из иностранцев, что может вызвать выдачу военных тайн, о назначении на должности через Распутина и о его влиянии на снабжение армии. Более того, в гвардии идут разговоры о государственном перевороте, даже о смене династии. Государь, казалось, понял опасность положения, благодарил, обещал принять меры. Г. И. Шавельский добивался аудиенции и у Александры Фёдоровны, однако она его не приняла. Он был вынужден говорить с Вырубовой, зная её близость с императрицей. Вырубова была заранее настроена против протопресвитера армии и флота. Г. И. Шавельского глубоко возмутило и оскорбило, что, говоря о царственных особах, она употребляла местоимение «мы», как бы выступая в роли «соправительницы». Эти беседы пользы не принесли. Шавельский ещё больше восстановил против себя императрицу, а царь был покорен воле своей жены. Для Г. И. Шавельского не оставалось сомнений, что его дни на месте протопресвитера военного и морского духовенства сочтены. Убийство Распутина 17 декабря 1916 года спасло его от увольнения.

Справедливости ради, следует отметить, что это нисколько не пугало Г. И. Шавельского, даже напротив. Так, он в письме к Е. И. Мосоловой ещё 29 августа 1915 года писал: «А я вот так устал, что по временам завидую не живым (от этого чувства я достаточно свободен), а мёртвым. 4,5 года кипучей-нервной, при постоянных интригах, работы, да ещё второй год войны сильно придавили меня. Если бы ещё не видел результатов своей работы, я совсем упал бы. Результаты и мне видны: слава Богу, духовенство работает, как никогда; престиж его в армии поднялся на небывалую высоту. И всё же моя мечта, самая высшая награда, которой я жду и за которую готов бы отдать все, имеющиеся у меня награды, – это отставка. Может быть, это чувство не естественное, плоды усталости, но оно доминирует над другими». Сомневаться в искренности этих слов у нас нет оснований.

Примером прогрессивности его взглядов и разумности его политики является борьба, предпринятая им против насильственного «воссоединения» с униатами, которое проводилось архиепископом Евлогием с согласия обер-прокурора Св. Синода В. К. Саблера в Галиции в период первой мировой войны. Св. Синод преследовал цель увеличить количество приходов (всего было присоединено 34 униатских прихода). Священники-униаты изгонялись из соборов, а вместо них назначались православные, униатские церкви отнимались у униатов и отдавались православным, лучшие здания захватывались под православные митрополии. Г. И. Шавельский считал, что такая политика вредит «русскому делу», вызывая волнения населения Галиции, направленные против русских, и подвергает опасности местное население как вероотступников и предателей, в том случае если Галицию опять захватят немцы (так оно и случилось).

Г. И. Шавельский выступал также в роли миротворца по отношению к католикам, а 7 ноября 1914 года он посетил Варшаву, чтобы вручить главе католической церкви 2 тысячи рублей в помощь полякам-беженцам.

С учётом печального опыта неудач и поражений в русско-японской войне и в ходе осуществления в 1905–1912 гг. последующего реформирования армии и флота особое внимание было обращено на совершенствование системы управления военным духовенством. Начавшаяся вскоре Первая мировая война стала для армейских и флотских пастырей своеобразным экзаменом, успешно выдержать который смогли прежде всего благодаря проведённой Г. И. Шавельским реорганизации управления духовенством военного ведомства.

Приводится в определённую систему христианская жизнь частей и подразделений русской армии. Появляются документы, регламентирующие её в новых исторических условиях:

Христианские обязанности.

(Свод Военных Постановлений ч. 3, кн. 1, ст. 366–390)

Основание чистой нравственности есть религия. Русский человек с детства привыкает находить в религии утешение, опору и надежду; она поддерживает его в самые тяжкие мгновения; она внушает ему геройское самоотвержение и презрение опасностей.

Поэтому каждый частный начальник должен стараться поддерживать высокие религиозные чувства, требовать от подчинённых строгого выполнения всех обрядов церкви и сам подавать в том пример.

Богослужение в войсках. По Воскресным, во все церковные праздники, царские дни и в течение всего Великого поста, полковые священники должны отправлять службу Божию в постоянных или подвижных полковых церквах.

Полковые церкви до́лжно помещать в удобных и просторных обывательских домах; если же таких в полковом штабе не находится, то полковой командир должен сделать сношение с духовным начальством об отводе в приходской церкви особого придела, в котором полковой священник отправлял бы Богослужение для чинов полка, или о назначении церкви, в которой полковой священник мог бы служить поочерёдно с приходским.

Всем воинским чинам, квартирующим в селениях, где находятся приходские или домовые церкви, дозволяется во всякое время слушать службу Божию, без особого на то разрешения. Во время служения никто не должен стоять у иконостаса того престола, где оно совершается, исключая тех случаев, когда, по обряду церкви, следует подходить к святым иконам. Если по распоряжению начальства рота идёт в церковь, в таком случае, как бы малочисленна она ни была, командиру её и всем офицерам православного исповедания до́лжно быть при своей части. Все начальники наблюдают, чтобы нижние чины стояли в церкви чинно, не разговаривали и соблюдали обряды; самим же им и всем офицерам следует подавать пример благочестия. Чтобы удобнее следить за нижними чинами и не стеснять прихожан, до́лжно, по условию с местным духовенством, назначить для нижних чинов известную сторону церкви, на которой и ставить роту в порядке.

Кроме литургии, в полках, ротах, эскадронах и отделениях отправляются молебствия и другие службы, требуемые обстоятельствами. Общие молебствия в летнее время пред выступлением в поход, в лагерь, перед сражением, в дни полковых праздников и тому подобных случаях, производятся на открытом воздухе; причём та часть войска, для которой служение совершается, располагается покоем и посреди её становится налой.

Каждый полк имеет свой храмовый праздник. Полковые праздники тех полков, которые по преобразованию армейской пехоты и кавалерии вошли в состав других полков, могут быть празднуемы в батальонах и эскадронах, этим полкам принадлежащим.

Примечание. Положение о праздниках, в которые военнослужащие евреи увольняются начальством для исполнения обрядов их веры, приложено к параграфу 369 Наставления партионным начальникам. (См. приложение 16, кн. 1, ч. 2, С. В. П.). Нижние чины магометанского закона в дни совершаемого по их вере и обрядам Богослужения увольняются для того на показанное время, накануне тех дней.

После окончания гражданской войны Г. И. Шавельский переехал в Болгарию. Сначала он был рядовым священником, однако его просвещённость и выдающиеся проповеднические способности скоро были оценены как болгарскими церковными властями, так и местным университетом. Отец Георгий был привлечён к педагогической работе сначала как преподаватель, а затем и профессором богословского факультета Софийского университета, одновременно был законоучителем и директором русской гимназии. Ему суждено было пережить и вторую мировую войну. В Софии он скончался 2 октября 1951 года в возрасте 80 лет. Весть о кончине отца Георгия с молниеносной быстротой разнеслась не только по Софии, но и по провинции. Похороны отца Георгия привлекли огромное количество народа, пожелавшего проститься с прахом любимого пастыря и наставника.

Наряду с ростом числа полковых храмов, расширился количественно и рос качественно корпус военного духовенства. На празднике столетнего юбилея военно-духовного управления начальник Главного штаба генерал-лейтенант В. В. Сахаров отмечал: «Военное духовенство всегда находилось и находится на высоте своего призвания, безупречно исполняя свои обязанности, о чём свидетельствуют единогласные отзывы начальников отдельных воинских частей. Мало того, военное духовенство нередко показывало примеры мужества, рыцарской храбрости во время боевых действий, а главное, словом увещания, речью от чистого сердца и добрым личным поведением научало солдата безропотно переносить все тяжести походной службы, а на войне храбро сражаться и побеждённого врага щадить».

Вместе с тем, деятельность военного духовенства нельзя идеализировать, она имела и свои недостатки, такие как: продолжительное двоевластие в управлении духовенством армии, флота и духовенством войск Гвардии; малое количество полковых храмов в Кавказском регионе и других окраинах России; отсутствие в полковых церковных библиотеках нужной литературы и в достаточном количестве, и даже отсутствие самих библиотек; слабая работа с церковными хорами в полковых храмах; большая разбросанность подразделений полков, большое количество нарядов и работ, затруднявших полный охват личного состава религиозными мероприятиями; нередко сложные взаимоотношения с офицерами, и в первую очередь с офицерами других вероисповеданий, а также и другие недостатки.

И всё же, говоря словами члена Английского парламента Ричарда Кобдена, мы отмечаем, что состояние религиозности в России «напоминает нам средние века. Нигде в Европе Пётр Пустынник или Фома Беккет не имели бы такого успеха как в России, потому что всё мужское население страны остаётся доселе верным своему религиозному чувству. Это единственная Христианская страна, в которой две трети мужчин всегда присутствуют при Богослужении. В России сам народ заботится о постройке церквей, и производство церковных украшений составляет одну из важнейших отраслей промышленности; богатейшие ткани изготовляются для украшения престолов и для священнических одеяний.

Может быть скажут, что это не набожность, а суеверие. Предоставляю Паскалю определить различие между тем и другим, а я утверждаю, что религиозное чувство народа составляет могущественный оплот России; чувство это связывает народ с правительством и последнее всегда может рассчитывать на успех, когда обращается к религиозному чувству подданных».

Литература:

1. Духовенство на войне // Церковные ведомости. – 1905. – № 16–17. – С. 709.

2. Ростовцев М. Как мы отходили из-под Вафангоу // Новое время. – 1904. – 30 июня (13 июля).

3. Сенин А. С. Армейское духовенство в России в Первую Мировую войну // Вопросы истории. – 1989. – № 10. – С. 164.

4. Столетие военного министерства. 1802–1902. Управление церквами и православным духовенством военного ведомства. Исторический очерк. – СПб., 1902. – Т. 13.

5. Шавельский Г. И. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. В 2-х т. – Репринтное воспроизведение издания 1954 года. – М., 1996.

Вопросы:

1. Управление делами иностранных исповеданий.

2. Католики и протестанты в русской армии.

3. Иудеи в русской армии.

4. Мусульмане в русской армии.

Управление делами иностранных исповеданий. Россия многонациональное государство, на её территории действовали достаточно многочисленные иноверческие конфессии, охватывающие по данным переписи 1915 года 67 млн человек. Все подданные государства имеют право на доброжелательство государственной власти и покровительство законов, и чем менее между представителями различных религиозных конфессий разницы, чем более обеспечивается свобода каждого, тем лучше. Англичанин Ричард Кобден в середине XIX века писал: «Русские не заботятся о прозелитизме. У них уважаются все вероисповедания. Последователи Магомета в России не терпят никаких притеснений и пользуются совершенною свободою совести. Для них нередко строятся даже мечети на счёт Правительства. В Нижнем Новгороде я видел мечеть в середине двух Христианских церквей. Все три построены Правительством для удовлетворения религиозных потребностей чужестранцев, посещающих ярмарку». М. Н. Катков в 1867 году отмечал: «В пределах Российской Империи существует, например, римско-католическое церковное учреждение. Так как есть в России население, исповедующее римский католицизм, то правительство не может не допускать и даже не признавать его в известной мере. Но оно отнюдь не может брать на себя обязанность блюсти его чистоту, поддерживать господствующие в нём нормы, обеспечивать его от внутренних ересей или принуждать принадлежащих к нему людей строго покоряться его чину. Ещё менее может правительство поддерживать какое-либо религиозное учреждение в смысле чужого национального учреждения. Допускать какое-либо вероисповедание в пределах государства лишь под тем условием, чтобы оно было чужим национальным учреждением – католицизм обязательно польским, протестантизм обязательно немецким, – это ничем не может быть разумно объяснено, ни с какой точки зрения оправдано».

На время царствования императора Александра I выпала крайне сложная и трудная задача преобразования государственных учреждений и, в значительной степени, создания новых. За девять лет энергичной и неустанной работы в этой области опыт новых учреждений указал на необходимость их дальнейшего реформирования, которое в 1810 году коснулось даже высшего органа правительственной власти – Государственного Совета. В этом же году было обращено внимание на духовные дела, поскольку в стране проживало несколько миллионов граждан неправославного вероисповедания. Обладание завоёванным при Петре I Прибалтийским краем и добровольно принявшей в 1795 году русское подданство Курляндией, а также всё увеличивавшийся наплыв немецкого населения в русские центры торговли, промышленности и немецкая земледельческая колонизация делали упорядочение духовного управления протестантским населением вопросом первой государственной важности. Присоединённая часть Польши и Юго-Западный край вызывали необходимость не только в государственном надзоре за делами католической церкви, но и в отношениях с Римской курией. Кроме того, со времён Екатерины II в России нашли приют иезуиты, проявившие в скором времени энергичную деятельность, не чуждую политической окраски.

В Малороссии и Юго-Западном крае в полной силе сохранялась греко-униатская церковь, образовавшаяся под давлением поляков. Юго-восточная часть России имела многочисленное население, державшееся армяно-грегорианского исповедания. Особое внимание правительства обращали на себя евреи с их своеобразным религиозным бытом и управлением, а также по многочисленности своей магометане.

Ввиду настоятельной необходимости осуществить эти задачи 25 июля 1810 года в Высочайшем манифесте «О разделении государственных дел на особые управления с означением предметов, каждому управлению принадлежащих», учреждено было Главное управление духовных дел иностранных исповеданий.

С увеличением поступления в армию и на флот молодого пополнения из данных местностей России, возникала необходимость активизации в Вооружённых Силах России деятельности духовенства их исповеданий. Общее руководство этой деятельностью осуществляло Главное управление духовных дел иностранных исповеданий через соответствующие консистории. В круг Главного управления должны были входить «все предметы, относящиеся к духовенству разных иностранных религий и исповеданий, исключая судных их дел, кои по-прежнему поступать имеют в Правительствующий Сенат». В его ведении состояли армяно-грегорианская, римско-католическая, греко-униатская, евангелическо-лютеранская, иудейская, мусульманская и другие церкви.

Главное Управление Духовных Дел Иностранных Исповеданий самостоятельно просуществовало семь лет. 24 октября 1817 года оно было соединено с Министерством Народного Просвещения. В Манифесте, сопровождавшем это учреждение, сказано: «желая, дабы Христианское благочестие было всегда основанием истинного просвещения, признали Мы полезным, соединить дела по Министерству Народного Просвещения с делами всех вероисповеданий в состав одного управления, под названием Министерства Духовных Дел и Народного Просвещения. Само собою разумеется, что к оному присовокупляются и дела Святейшего Правительствующего Синода с тем, чтобы Министр Духовных Дел и Народного Просвещения находился по делам сим в таком точно к Синоду отношении, в каком состоит Министр Юстиции к Правительствующему Сенату, кроме, однако же дел судных». В законе об учреждении Министерства Духовных Дел и Народного Просвещения указано, что таковое Министерство «объемлет в круге своих действий дела духовные всех вероисповеданий России и дела, касающиеся до учебного образования и усовершенствования познаний». С этой целью при Министерстве был учреждён Департамент Духовных Дел. Во главе департамента был поставлен директор, а сам департамент разделён на четыре отделения.

К первому отделению были отнесены дела греко-российского исповедания. Во-втором отделении – сосредоточены дела римско-католического, греко-униатского и «армянского» исповеданий. Третье отделение – дела всех протестантских исповеданий. Четвёртое отделение – соединяло в себе дела иудейских, мусульманских и других нехристианских исповеданий.

Высочайшим Указом 2 февраля 1832 года к Министерству Внутренних Дел было присоединено Главное Управление Духовных Дел Иностранных Исповеданий в виде особого Департамента. 20 декабря 1834 года Высочайше утверждён новый штат Департамента Духовных Дел Иностранных Исповеданий и определена сумма денежного содержания его сотрудников – 69970 рублей ассигнациями.

18 мая 1848 года при Министерстве Внутренних Дел, по Департаменту Духовных Дел Иностранных исповеданий по делам иудейской веры была учреждена особая раввинская комиссия, которая состояла из председателя и шести членов комиссии. Согласно действовавшему положению о названной комиссии, в её обязанности входило: рассмотрение и разрешение мнений и вопросов, относящихся к правилам и обрядам иудейской веры и к действиям раввинов; рассмотрение дел о расторжении браков в тех случаях, когда сами раввины затрудняются в толковании закона, или когда поступала жалоба на неправильное решение местного раввина. Кроме этого, раввинская комиссия исполняла и другие поручения, относящиеся к роду её деятельности, возложенные на неё министром внутренних дел.

Высочайше утверждённым 3 мая 1893 года мнением Государственного Совета при Министерстве Внутренних Дел по Департаменту Духовных Дел была учреждена должность агента по римско-католическим духовным делам в Риме, с присвоением ей V класса по чинопроизводству и годового оклада в 1500 рублей золотом из процентов от вспомогательного капитала римско-католического духовенства. 12 марта 1896 года министром внутренних дел утверждено новое временное штатное расписание, по которому на содержание личного состава Департамента Духовных Дел назначено 51.926 руб. 46 коп. 25 ноября 1907 года оно вновь было изменено.

В 1909 году делопроизводство Департамента значительно увеличилось, так как в него были переданы дела старообрядцев и сектантов. И оно распределилось по следующим отделениям: в первом отделении сосредоточены дела римско-католического и армяно-католического исповеданий; во-втором – дела армяно-григориан и иноверных исповеданий: караимов, иудеев, мусульман, ламаитов и др.; в третьем – статистика и отчётность по сметным суммам на содержание инославного и иноверного духовенства и по различным капиталам этому духовенству принадлежащим, и суммам партикулярным (депозитам), а также делопроизводство по отпуску денежных средств из указанных источников на потребности духовенства; в четвёртом – дела протестантского исповедания с его разновидностями; в пятом – рассмотрение законодательных вопросов и дела старообрядческие и сектантские; шестое отделение – инспекторская часть по всему ведомству Департамента Духовных Дел. Она находилась в заведывании секретаря при директоре; хозяйственная и экзекуторская части были возложены на одного из помощников столоначальника; журнальная часть и регистраторская, а также ведение и хранение текущих дел сосредоточены в архиве департамента; заведывание библиотекою поручено одному из штатных чинов департамента.

Католики и протестанты. Приказы и приказания по Гвардейским и Гренадерскому корпусам, по войскам Гвардии и Петербургского военного округа за период с 1851 по 1917 гг. регулярно издавались ко всем религиозным праздникам всех исповеданий, означенных в специальном Религиозном праздничном календаре. Тем самым мы можем сделать вывод о том, что эта работа носила системный характер.

Но, несмотря на эти приказы, на практике зачастую возникали недоразумения. В связи с этим 21 мая 1880 года был издан Циркуляр Главного штаба № 149, разъяснявший все недоразумения по этому поводу. Главный штаб по приказанию Военного министра объявил, что для иноверческого духовенства следует считать обязательными следующие две требы: – для христиан: 1) исповедь и причастие; 2) отпевание умерших; – для нехристиан: 1) напутствие больных; 2) отпевание умерших.

Плата же духовенству за проведение данных ритуалов производилась из госпитальных сумм.

Работа иноверческого духовенства представляется важной, поскольку в русской армии служило значительное число не только нижних чинов, но и офицеров не православного исповедания. Военно-статистический сборник 1871 года даёт нам возможность определить средний состав офицеров по вероисповеданиям в 1869 году:

Распределение нижних чинов по вероисповеданиям по родам войск видно из следующей таблицы:

В качестве примера можно привести приказание начальника штаба Гвардейских и Гренадерского корпусов генерал-адьютанта Витовтова за № 37 от 18 февраля 1854 года, в котором сообщается, что декан Санкт-Петербургской Римско-Католической церкви Святой Екатерины ходатайствует, что бы все нижние чины «Римско-католического исповедания, находящиеся в Санкт-Петербурге, были присылаемы в означенную церковь для говения, со списками в трёх экземплярах, по форме приложенной к приказанию по Корпусам от 23 февраля прошлого года за № 41; ибо с окончанием означенного срока, по многочисленному стечению прихожан, священники будут затрудняться в исполнении помянутых треб для нижних воинских чинов».

О чём, согласно отзыва дежурного генерала Главного штаба от 15 февраля 1854 года за № 1511, по повелению Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича Главнокомандующего было объявлено по войскам к надлежащему исполнению.

Интересным, на наш взгляд, представляется рапорт № 3295 Инспектора Ижевских Оружейных заводов на имя генерала от артиллерии барона Корфа от 15 сентября 1860 года, в котором он просит о разрешении назначить эстляндского уроженца Иоганеса Гиртентрея кистером в Евангелическо-Лютеранскую церковь с жалованьем по штату и квартирным довольствием.

На сделанный об этом запрос барона Корфа, Департамент Духовных Дел Иностранных Исповеданий письмом за № 2237 от 23 сентября 1860 года уведомил, что на основании 396 и 398 статей 1 части XI тома Свода Гражд. Зак. (издания 1857 года), в должность кистера к протестантским церквам, избираются лица приходским проповедником вместе с церковными попечительствами, из грамотных, сведущих в хоровом пении и представивших надлежащее в благонадёжности своей поручительство людей, и таким же порядком они увольняются. Отсюда вытекает вывод, что данная религиозная конфессия начинает получать реальные равные права и возможности в своей духовно-нравственной деятельности с Русской Православной Церковью, что уже нет необходимости обращаться в столь высокие инстанции для решения кадровых вопросов такого ранга.

Известный военный историк, генерал-лейтенант А. И. Михайловский-Данилевский в своих «Мемуарах. 1814–1815» достаточно тепло отзывается о лютеранском священнике Мореле Жан Жаке, который сыграл в его жизни очень важную роль. В «Журнале 1814 года» он пишет: «На третьем ночлеге, назначенном в Монбелиаре, меня ожидала большая радость, потому что в этом городке поселился некто г. Морель, у которого, находясь в Петровском училище, я несколько лет жил в пансионе. Он первый научил меня рассуждать, дал мне понятия о вышнем существе, о добродетели, о пороке, о правительстве и развил дремавшие до того умственные способности мои. Образовавшись в школе новейших философов, живши в то время, когда процветали Вольтер и Рейналь, Руссо и Даламбер, он был их ревностным почитателем. Теперь этот образ мыслей считают пагубным, но все его современники, между прочим, Екатерина и Фридрих, были одинакового с ним мнения. Словом сказать, тогда это была мода, теперь другая; прежняя мода изменилась, но люди, страсти их и доблести остались те же. Что касается до меня, то я последовал правилам, внушённым мне Морелем как человеком, который первый говорил мне о началах, на коих основывается нравственное и политическое бытие наше, и если я не превосходил, то по крайней мере никогда не уступал на стезе долга и чести тем, которые воспитаны в противных со мною правилах».

Новое Положение о штатах иноверческого духовенства было Высочайше утверждено 24 июня 1896 года и реализовано приказом по военному ведомству за № 178 от 9 июля 1896 года.

Штат евангелическо-лютеранских священнослужителей предусматривал:

Определённые этим штатом должности евангелическо-лютеранских проповедников причислялись к окружным штабам или к тем войсковым частям и управлениям, к которым Командующий войсками округа признавал необходимым.

Все штатные проповедники обеспечивались квартирным довольствием по положению, наравне со священниками православного исповедания в соответствующих военных округах.

Всем проповедникам назначалась казённая прислуга наравне с православными священниками. Денежное содержание производилось от интендантства (т. е. от военного ведомства). Во время объездов для совершения религиозных треб в войсках, производилось порционное довольствие по 60 коп. в сутки и деньги для проезда, так называемые прогонные деньги.

Командующим войсками в тех округах, где не положено штатного лютеранского духовенства, предоставлялось право по необходимости приглашать для исполнения духовных треб военнослужащих лютеран ближайшее приходское духовенство с оплатою ему за каждого солдата по 30 копеек из средств округа и с отпуском прогонных денег.

Штат римско-католических священников предусматривал:

Права римско-католических священников совершенно идентичны правам евангелическо-лютеранских проповедников, о которых мы говорили выше.

Для чинов римско-католического исповедания, принадлежавших к войскам, расположенным в г. Варшаве, была учреждена военная римско-католическая церковь (бывший Францисканский монастырь). При церкви этой особого штатного причта не полагалось. Должность же настоятеля возлагалась на штатного священника Варшавского военного округа.

При церкви состояли 2 сторожа из нижних чинов римско-католического исповедания. Содержание военной римско-католической церкви, в размере 1838 рублей, отнесено было на счёт сумм, назначенных на содержание римско-католического духовенства в Царстве Польском.(Высочайшее повеление, состоявшее по Главному штабу 12 января 1867 года, и Высочайше утверждённый 22 марта 1867 года журнал Комитета по делам Царства Польского).

До этого приказа по военному ведомству (№ 178 от 9 июля 1896 года) относительно иноверцев христианских исповеданий были объявлены общие указания в приказе по военному ведомству № 253 от 1875 года.

Вместе с тем, следуя исторической правде, необходимо отметить, что в отношениях этих не всегда была полная идиллия. Подтверждением тому служат распоряжения начальникам Виленской, Ковенской, Гродненской, Минской, Витебской и Могилёвской губерний о принятии мер по ограничению влияния на местное население католического духовенства. Приведём в качестве примера распоряжение № 73 от 11 июля 1864 года, подписанное генералом от инфантерии М. Н. Муравьёвым: «Признавая необходимым установить в Высочайше вверенном мне крае постоянное и неусыпное наблюдение за действиями Римско-Католического духовенства, достаточно уже доказавшего во время бывшего мятежа свою политическую неблагонадёжность, и имея притом в виду, что многие из лиц этого духовенства, не исполняя никаких прямых обязанностей и ведя праздную жизнь вмешивались в политические смуты и своим влиянием направляли умы в народе к мятежным действиям против Законного Правительства, я предлагаю Вашему Превосходительству, принять к точному и непременному исполнению:

1). Чтобы отнюдь не было допускаемо праздношатательство по уездам Духовных лиц Римско-Католического исповедания и накопление клериков (новициатов) по монастырям, а также чтобы строго и в точности соблюдаемо было циркулярное распоряжение моё от 28 минувшего Июня месяца за № 63 о непринятии клериков в монастыри, без испрошения на то чрез Вас моего разрешения, возложив ответственность за отступление от сего на настоятелей монастырей. Как же в настоящее время число клериков весьма значительно и между ними есть такие, которые по своему поведению, нравственности и политической неблагонадёжности не могут быть оставлены в монастырях на дальнейшее время, то я поручаю Вашему Превосходительству немедленно распорядиться о приведении в известность по вверенной Вам губернии числа клериков (новициатов) по монастырям, их происхождения, времени поступления в монастырь, а также когда и кем было дано на то разрешение. Составленные таким образом всем вообще монастырским клерикам именные списки, с указанными выше сведениями о них, представить на моё усмотрение.

2). По соглашению с Епархиальным Начальством перевести из монастырей в Римско-Католическую Семинарию тех клериков (новоциатов), которые по предварительным испытаниям, окажутся по своей развитости способными к продолжению образования, а по нравственному направлению достойными к поступлению в духовное звание; причём присвоить им одежду положенную для всех вообще учеников Семинарий. О тех же клериках (новоциатах), которые окажутся неспособными ни к продолжению учения, ни к духовному званию по неразвитости, дурному направлению и политической неблагонадёжности, представить мне, для возвращения их в те общества и сословия, из которых они поступили в монастырь.

3). Строго наблюдать, чтобы вступление в монастырь и произнесение торжественных обетов на монашество (Solemnia rota) не было отнюдь допускаемо без разрешения на то Высшей Гражданской власти, в установленном для того порядке, по получении же означенного разрешения допускать произнесения обета не иначе как по предварительном уведомлении Полицейского управления о времени, в которое должен совершиться этот обряд и о месте, где таковой будет происходить. Равным образом не дозволять отныне произвольного приёма новоциаток и в женские католические монастыри под ответственностью Настоятельниц оных.

4). Наблюдение за должным порядком в монастырях, как мужских, так и женских, и за точным исполнением установленных правил и распоряжений касательно приёма в оные новоциатов и монашествующих, независимо от прямой ответственности за то Настоятелей и Настоятельниц, возложить и на визитаторов монастырей, которые должны отвечать за все вообще беспорядки, могущие произойти в оных и за отступления от распоряжений Правительства

5). Привести в известность всех клериков (учеников), обучающихся в Римско-Католической Семинарии, и составив им особые именные списки, с обозначением в оных, когда таковые приняты, из какого звания и с чьего разрешения представить таковые мне; – на будущее же время согласно циркулярному распоряжению от 28 Июня за № 63 отнюдь не допускать приёма клериков в Семинарию, без предварительного согласия Вашего Превосходительства и моего разрешения.

6). Поручить двум из прелатов Капитула под строгою их ответственностью, ближайшее наблюдение за учением и вообще порядком в Римско-Католической Семинарии, причём возложить на обязанность сих Прелатов о тех клериках, которые по выдержании окончательного экзамена, будут предназначены к выпуску прежде такового, сообщать Вам подробные сведения касательно их благонадёжности для представления этих сведений на моё усмотрение; на окончательном же экзамене строго наблюдать, чтобы предполагаемые к выпуску клерики знали вполне удовлетворительно Русский язык, так чтобы могли на оном без затруднения правильно объясняться и писать; при таком только условии могут быть они предназначаемы к выпуску.

7). Строго наблюдать, чтобы на основании циркулярного распоряжения моего от 24 Июня за № 62 назначение вообще ксёндзов в должности на приходы было производимо не иначе как с согласия и разрешения Вашего Превосходительства; равным образом назначение Деканов, Настоятелей и Настоятельниц монастырей, а также поручение монахам исправление должностей, присвоенных званию белого Духовенства, должно быть допускаемо по предварительном Вашем на то разрешении и удостоверении в благонадёжности назначаемых лиц.

8). По приведении в известность всех ксёндзов, а также и всего вообще как белого, так и монашествующего Духовенства по каждому приходу, составить им именные списки, которые содержать постоянно в надлежащей исправности и правильности, отмечая в оных все перемены, произошедшие в последствии в составе Духовенства; наблюдение за точностью и правильностью ведения таких списков возложить на обязанность Военных Уездных Начальников. Затем по сношению с Епархиальным Начальством, о тех ксёндзах и монахах, которые окажутся неблагонадёжными в политическом отношении, и за которых Епархиальное Начальство не может ручаться, представить мне для дальнейших об них распоряжений.

9). Воспретить всякую отлучку монахов и монахинь из монастырей; в случае же законных оснований к оной Духовное Начальство должно предварительно, объяснив повод и уважительные причины, испросить на то разрешения Вашего Превосходительства; – равным образом воспретить бродяжничество и праздношатательство лиц как белого, так и монашествующего духовенства, ксёндзов, капелланов, домашних духовников, клериков и проч. Разъезды вообще духовных лиц вне своих приходов и Деканатов – допускать не иначе, как вследствие официального ходатайства этих лиц через своих Деканов, и если сии последние признают таковое уважительным, то испрашивают по оному разрешения Военного Уездного Начальника, а где их нет – Уездного Исправника, который дозволяет таковую отлучку на срок не более 7 дней, и о каждом данном разрешении доносить Вашему Превосходительству.

10). Возложить на строжайшую ответственность приходских Деканов иметь неусыпное наблюдение за точным исполнением изложенных выше, касающихся приходского Духовенства распоряжений, а также и за политической благонадёжностью Духовных лиц вверенного им Деканата, предварив их притом, что за всякое отступление от предписанных правил, – равным образом за участие находящегося в их Деканате духовенства в каких-либо политических манифестациях, допущение в костёлах какого-либо богослужения, неуказанного церковным уставом, пения запрещённых гимнов, крестных ходов, не установленных правилами церкви, водружение крестов и Св. изображений вне костёлов без разрешения Гражданского Начальства и в противность объявленному по Духовному ведомству указу Римско-Католической Духовной Коллегии от 16 Мая 1845 года, и вообще за всякое содействие и поощрение к политическим беспорядкам и к распространению Польской пропаганды, – Деканы подвержены будут денежному штрафу за не отклонение и не предупреждение Начальства и приведённых выше противозаконных действиях, и сверх того строгой ответственности по законам, как ближайшие блюстители вверенного им духовенства. Такой же ответственности и штрафу подлежат и настоятели монастырей, за поступки и действия монахов и духовных лиц, состоящих во вверенном их управлению монастыре.

Поручая Вашему Превосходительству немедленно привести в действие все указанные в настоящем предложении меры и сообщить о всем вышепрописанном Римско-Католическому Епархиальному Начальству для неукоснительного исполнения с его стороны, я прошу Вас, вместе с тем вменить в строгую обязанность Военных Начальников точное исполнение всего, что в настоящем предложении относится до местного Полицейского наблюдения за действиями Римско-Католического Духовенства. О распоряжениях же Ваших по всему изложенному выше мне донести.

Подписал: генерал от инфантерии Муравьёв».

Антон Иванович Деникин, являясь сыном русского офицера (Ивана Ефимовича Деникина) и матери польки (Елисаветы Фёдоровны Вржесинской), в книге «Путь русского офицера» рассказывает о непростых жизненных коллизиях в их семье, связанных с деятельностью православного и католического духовенства в их небольшом пограничном городке Тетрокове. Он пишет: «Отец был человеком глубоко верующим, не пропускал церковных служб и меня водил в церковь. С 9 лет я стал совсем церковником. С большой охотой прислуживал в алтаре⁵, бил в колокол, пел на клиросе, а в последствии читал шестопсалмие и апостола.

Иногда ходил с матерью в костёл на майские службы – но по собственному желанию. Но если в убогой полковой церковке нашей я чувствовал всё своё, родное, близкое, то торжественное богослужение в импозантном костёле воспринимал только как интересное зрелище.

Иногда польско-русская распря доносилась извне...

В нашем городке под Пасху, в страстную субботу, ксёндзы и полковой священник обходили дома для освящения пасхальных столов. К нам приглашались и ксёндз, и русский священник отец Елисей. Последний знал про этот наш обычай и относился к нему благодушно. Но ксёндзы иной раз приходили, иной раз отказывались. Помню, какую горечь такой отказ вызывал у матери и какой гнев – у отца. Впрочем, один из ксёндзов объяснил, что принципиальных препятствий он не имеет, но боится репрессий со стороны русской власти.

Однажды – мне было тогда лет девять – мать вернулась из костёла чрезвычайно расстроенная, с заплаканными глазами. Отец долго допытывался – в чём дело, мать не хотела говорить. Наконец сказала: ксёндз на исповеди не дал ей разрешения грехов и не допустил к причастию, потребовав, чтобы впредь она воспитывала тайно своего сына в католичестве и в польскости... Мать разрыдалась, отец вспылил и крепко выругался. Пошёл к ксёндзу. Произошло бурное объяснение, причём под конец перепуганный ксёндз упрашивал отца «не губить его». Власть в Привислянском крае была в то время (80-е годы) крутая, и «попытка к совращению» могла повлечь ссылку в Сибирь на поселение. Конечно, никакой огласки дело не получило.

Не знаю, как проходили дальнейшие исповеди матери, ибо никогда более родители мои к этой теме не возвращались.

На меня эпизод этот произвёл глубокое впечатление. С этого дня я по какому-то внутреннему побуждению больше в костёл не ходил».

На основании Высочайшего повеления объявленного в приказе военного министра 25 декабря 1859 года за № 305 определялись оклады жалованья священнослужителям православного и римско-католического исповеданий, состоящих на службе в военном ведомстве. По штату № 164, приложенному к приказу военного министра № 53 от 16 февраля 1865 года определялся годовой оклад дивизионным евангелическо-лютеранским проповедникам и пасторам, а также состоящим при них кистерам: в Финляндии – 750 рублей; в Кавказском крае – 441 рубль; в Иркутске 257 рублей 70 коп.; в Оренбургском крае, в западной Сибири, Новгороде, Пскове, Смоленске, Полтаве, Елизаветграде, Кишинёве, Николаеве, Туле, Рязани, Казани, Динабурге, Могилёве и Латинскому пастору в Санкт-Петербурге – 342 рубля 90 копеек. Жалованье кистеров составляло: в Иркутске – 57 рублей 15 копеек; в Кишинёве, Динабурге и в Оренбургском крае 25 рублей 65 копеек; в западной Сибири, Санкт-Петербурге, Новгороде и Пскове – 57 рублей 15 копеек. Жалованье эстонского пастора в Санкт-Петербурге для войск Гвардии – 228 рублей 75 копеек.

Следует отметить, что с учреждением Главного управления духовных дел заметно явное покровительство лютеранам. Так, в 1812 году пасторы протестантского исповедания были освобождены от налогов на землю, которой они пользовались вместо жалованья. В том же году было с Высочайшего утверждения основано «Библейское общество в Санкт-Петербурге», которому придавалось особое значение в деле духовно-нравственного просвещения лютеран. Президентом этого общества, занимавшего нечто среднее между частным просветительным учреждением и правительственным органом, был назначен князь А. Н. Голицын, сохранивший это звание до своей отставки в 1824 году. В 1817 году пасторы всех приходов столицы собрались в церкви св. Петра для празднования трёхсотлетия реформации и «ознаменовали торжественное событие общим приобщением Св. Тайн, что вызвало со стороны Государя разрешение, в знак Своего высокого сочувствия, именоваться всем протестантским исповеданиям евангелической церковью». В 1832 году вошёл в силу выработанный правительством общий устав лютеранско-евангелической церкви, объединивший всех лютеран России.

Архивные документы свидетельствуют, что потребность в духовенстве лютеранского исповедания в армии была достаточно велика. Так, например, командующий Брянским арсеналом полковник Аристов обратился с рапортом № 1034 от 20 февраля 1860 года по команде с просьбой о присылке в Брянский арсенал дивизионного проповедника лютеранского исповедания для удовлетворения духовных треб военнослужащих арсенала.

Департамент духовных дел иностранных исповеданий 29 марта 1860 года в письме за № 648 сообщал начальнику Штаба Его Императорского Высочества генерал-фельдцейхмейстера сообщал: «имеем честь уведомить Ваше Превосходительство, согласно полученному ныне от Московской Евангелическо-Лютеранской Консистории донесению, предписано состоящему при Штабе резервов Армейской пехоты Евангелическо-Лютеранскому дивизионному проповеднику Отто отправиться в Брянский Арсенал, для исполнения духовных треб служащим при Арсенале воинским чинам Лютеранского исповедания».

По отношению к римско-католической церкви деятельность департамента духовных дел носила иной характер, чем к лютеранству. Церковь эта не нуждалась сама по себе ни в каких преобразованиях, имея веками выработанный порядок и организацию и кроме того, в смысле духовного управления, всецело находилось в зависимости от Римской курии, то есть от духовной власти, находящейся вне России и от её правительства независящей. В конце 1830-х – 1840-х гг. положение Католической Церкви осложнилось. Светские власти закрывали монастыри и школы при них, запрещали строить новые церкви и реставрировать уже существующие там, где католиков было менее 100 семей. Для урегулирования этих и многих других спорных вопросов российские власти вели переговоры с Ватиканом. Епископ И. Головиньский информировал Апостольский Престол о реальном положении Католической Церкви в России и советовал заключить конкордат даже ценой некоторых уступок. Подписание конкордата 3 августа 1847 г. несколько облегчило положение Католической Церкви в России, хотя не гарантировало католикам полную свободу вероисповедания. Будучи епископом-суффраганом Могилёвской митрополии, И. Головиньский был уполномочен осуществить положения буллы Папы Пия IX Universalis Ecclesiae cura от 3 июля 1848 года о реорганизации Могилёвской архиепархии (согласно условиям конкордата), а также исполнить подтверждавший папскую буллу указ императора Николая I от 29 ноября 1848 г.

Первые документальные свидетельства о присутствии в Гатчине католиков относятся к концу XVIII в. 23 сентября 1794 г. великий князь Павел Петрович (будущий император Павел I) издал указ о строительстве в Гатчине совместного храма, училища и пастырского дома для католиков и лютеран; сооружённую в 1799 г. «церковь для общего моления» католики не посещали. В 1798–1799 гг. по проекту архитектора Н. А. Львова в Гатчине был построен Приоратский дворец, задуманный как резиденция настоятеля Ордена св. Иоанна Иерусалимского (Мальтийский орден). Первая католическая часовня в Гатчине была устроена в 1800 г. в частном доме. В 1803 г. существовала приходская деревянная часовня (настоятель – францисканец Винибальд), но в 1809 г. католического священника в Гатчине уже не было. В 1811 г. в гатчинском приходе служил испанский священник Цезарис. В 1820–1840-х гг. Гатчина принадлежала к царскосельскому приходу. С 1841 г. богослужения совершались в различных городских помещениях. Численность общины в 1830 г. составляла 30 человек, в 1876 г. – 325 человек, большая часть из них – военнослужащие или бывшие военнослужащие. В 1834 г. в имении Дружноселье (близ Гатчины) была построена часовня (архитектор А. Брюлов). В 1876 г. была построена часовня Христа Спасителя, освящённая 19 ноября 1876 г. о. К. Мацулевичем. Каменная католическая церковь Пресвятой Девы Марии была построена в 1906–1911 гг. по проекту Л. Шишко, освящённая 13 ноября 1911 г. епископом Яном Цепляком. С 1918 г. стала филиалом прихода Св. Екатерины Александрийской в С.-Петербурге. К 1915 г. приход в Гатчине насчитывал 2100 человек.

Во время Первой мировой войны в Гатчине и её окрестностях были размещены беженцы из Варшавской и Ковенской губерний. В ноябре 1915 г. в город прибыл отец С. Иртман, назначенный капелланом беженцев. В 1916 г. беженцев-католиков в окрестностях Гатчины было 5700 человек. Для них в 1916–1917 гг. были устроены часовни в пос. Тайцы, Вырица, Дивенская, Сиверская и Абрамова Пустошь. В эти годы в Гатчине появилось польское военное кладбище. С 1917 г. в городе работала приходская школа.

После присоединения Выборга к России 11 марта 1799 г. указом императора Павла I в Выборге был основан католический приход для исповедующих католичество «воинских чинов, в Выборгском гарнизоне находящимся». 8 октября 1799 г. в Выборг прибыл настоятель прихода доминиканец Дионисий Филевский. В ноябре 1801 года под церковное здание был приобретён каменный дом, в котором до Реформации располагалась монастырская школа францисканцев. 1 ноября 1802 г. отцом Д. Вильчевским была освящена выборгская католическая церковь во имя святого Гиацинта (Яцека). В 1828–1832 гг. было перестроено здание церкви доминиканского монастыря. До 1855 г. выборгская католическая церковь была единственной в Финляндии. В 1812–1920 гг. католический приход Выборга входил в состав Могилёвской митрополии, в 1921–1940 гг. – Апостольского викариата Финляндии.

Документальные свидетельства о существовании постоянной католической общины в районах, прилегающих к Владикавказу (Северная Осетия), относятся к концу XVIII века. С 1820 года в крепости Владикавказ несли пастырское служение священники-францисканцы (в 1828 г. в документах упоминается священник А. Шиманьский). В 1841 г. в городе был основан гарнизонный католический приход, а в 1864 г. на деньги прихожан начата постройка католического храма Вознесения Господня; ещё ранее был построен дом священника. Постройка кирпичного храма в неоготическом стиле была окончена в 1891 году. Храм был освящён епископом Йозефом Кесслером. Настоятель прихода Владикавказа был одновременно военным капелланом Терской области и законоучителем владикавказских мужских и женских гимназий. Вокруг церкви со временем возник католический квартал, включавший здание школы и другие строения. В 1915 г. община насчитывала 2100 прихожан, в 1917 г. – 1551.

Военнослужащие-католики Владимирского гарнизона посещали городской храм Святого Розария Божией Матери, построенный по проекту архитектора Карабулова в 1892 году. В 1893 г. в храм – филиал Нижегородского прихода – был назначен первый капеллан отец Иосиф Писанко. В 1898 г. число католиков во Владимирском уезде достигло 1353 человека. В 1902 г. в самом Владимире проживал 371 католик. Капелланом католической общины был отец Фаддей Ронкайтис. Возросшее число католиков во Владимире побудило представителей католической общины города подать в 1903 г. прошение губернатору об учреждении во Владимире самостоятельного прихода. В 1904 г. разрешение было получено, и владимирский капеллан стал настоятелем прихода, а церковь получила статус приходского храма. В 1910 г. число католиков во Владимире достигло 1500 человек. Настоятелем прихода был отец Амвросий Паштукас.

В Вологде первоначальную католическую общину составляли военнослужащие, среди которых до 1862 г. несли пастырское служение капелланы 3-го округа Внутренней стражи. 29 марта 1861 г. был образован приход и открыта часовня, которая была освящена 27 мая 1862 г. во имя Успения Пресвятой Богородицы. В часовне служил отец Ковалевский, периодически приезжавший из Архангельска. В 1878 г. приходу был передан дом, в верхнем этаже которого поместились часовня и квартира священника. В августе 1909 г. началось строительство каменной церкви, в октябре 1913 г. она была освящена отцом К. Будкевичем во имя Воздвижения Св. Креста. В 1889 г. был освящён молитвенный зал в Исправительном отделении арестантской роты. В годы Первой мировой войны в Вологодскую губернию прибыло множество беженцев, в том числе католиков (в 1916 г. – 3 тысячи человек). В 1916–1918 гг. действовала часовня для беженцев в г. Череповце, относившаяся к Вологодскому приходу. 8 марта 1918 г. приход был присоединён к Петроградскому деканату.

Немецкие оружейники, переселившиеся в Златоуст (в Челябинской обл.) из г. Золингена и Клингенталя, стали прихожанами католического прихода. Первая католическая церковь Пресвятой Троицы была открыта 26 августа 1817 года в казённом доме с позволения директора Златоустовского завода А. Ф. Фурмана и освящена отцом Ф. Анжером. Позднее (поскольку деревянное строение обветшало) приход был переведён в здание Арсенала рядом с лютеранской церковью. 23 сентября 1859 г. оренбургский генерал-губернатор разрешил строительство постоянной католической церкви при Златоустовском заводе. Кирпичное здание церкви было сооружено в 1864–1869 гг. на Немецкой улице на деньги, пожертвованные императором Александром II и местными прихожанами. Католический приход Златоуста принадлежал к Самарскому деканату. В конце XIX – начале XX вв. в Златоуст переселилось значительное количество поляков, тогда как число немцев-католиков сократилось. В это время настоятелем прихода был отец Стефан Городзицкий. Католический приход Златоуста в 1897 г. насчитывал 44 человека, в 1899 г. – 95 человек, в 1908 г. – 691 человека, в 1909 г. – 702 человека, в 1914 г. – 630 человек. В 1916–1917 гг. администратором прихода был отец Болеслав Волынец. После революции 1917 г. число прихожан резко сократилось и в 1926 г. достигло 100 человек. С 1925 г. администратором прихода стал отец Юзеф Сенвайтис, арестованный в 1931 г. В 1928 г. приход был закрыт, здание церкви разрушено, а на его месте позднее построен жилой многоквартирный дом, во дворе которого до настоящего времени сохранился бывший дом священника.

Нельзя не сказать о католической благотворительности в России, которая восходит ко времени создания в 1684–1688 гг. католического прихода в Немецкой слободе (Москва). Первыми покровителями и благотворителями католической общины в Москве были итальянский негоциант Ф. Гваскони и шотландский генерал П. Гордон, жертвовавшие значительные суммы на строительство католического храма и создание при нём школы для детей католиков. Правовая регламентация благотворительности в виде регулирования правил внесения и приёма частных пожертвований содержалась в утверждённом 4 октября 1817 г. положений Комитета министров «О правилах употребления пожертвований, вступающих на устроение заведений для призрения неимущих». Но, поскольку деятельность Католической Церкви контролировалась Департаментом иностранных вероисповеданий МВД, в особенности в плане противодействия отступничеству от православия, то благотворительность приходов попадала под особый контроль, рассматриваясь в ряде случаев как средство подкупа для перехода в инославие.

В связи с жёсткими ограничениями на деятельность монашеских орденов в Российской империи благотворительность Католической Церкви в 1-й половине XIX века осуществлялась: 1) через приходы и благотворительные учреждения при приходах; 2) в виде отдельных акций (благотворительные сборы, балы, обеды) совместно с различными благотворительными комитетами; 3) в качестве частных пожертвований. Во второй половине XIX века начала формироваться структура благотворительных обществ и фондов и связанных с ними иных общественных организаций, которая окончательно оформилась в конце 1890-х годов. Уже в 1830–1840-е годы в Санкт-Петербурге, Москве, Одессе, Киеве и ряде других городов возникли католические благотворительные комитеты. Московский комитет дам-благотворительниц занимался организацией помощи женской школе при храме святых апостолов Петра и Павла. В середине 1860-х годов стали образовываться общества помощи бедным римско-католического вероисповедания (в Москве – в 1862 г.), но официальный статус они получили позднее. Первым было зарегистрировано Благотворительное общество в Риге (1878 г.). В тот же период стали создаваться фонды помощи студентам (в Санкт-Петербурге – в 1884 г.). Активным организатором помощи заключённым и бедным был врач Ф. П. Гааз.

Бюджеты обществ формировались за счёт членских взносов, одноразовых пожертвований, ежегодных благотворительных балов, а также завещанных сумм. Так, генерал О. Августинович завещал в 1887 г. петербургскому благотворительному фонду 46 тысяч рублей. Видным благотворителем и меценатом был генерал А. Ф. Шанявский (1837–1905 гг.), по выходе в отставку – крупный золотопромышленник. На его средства содержались Женские медицинские курсы в Санкт-Петербурге, были построены гимназия для бурятов в Иркутске, сельскохозяйственная школа в Чите, здание Благотворительного общества помощи бедным римско-католического вероисповедания в Москве. На завещанные им средства в 1908 г. по императорскому указу в Москве был открыт Университет им. Шанявского (ныне Российский государственный гуманитарный университет), а в 1911 г. построено отдельное здание университета с лабораториями. В 1890-е годы в Санкт-Петербурге, Москве и Одессе при благотворительных обществах создавались воспитательные дома для мальчиков и девочек, в том числе для детей рабочих. В начале ХХ века возник новый тип благотворительных католических организаций – общества взаимной помощи рабочих (в Санкт-Петербурге – на Путиловском заводе), расширилась сеть благотворительных обществ при католических приходах. Во время Первой мировой войны католические приходы и благотворительные организации оказывали помощь жертвам войны и переселенцам, в том числе военнопленным, открывали ночлежные дома, воспитательные учреждения для детей, пункты питания и др.

C момента основания Санкт-Петербурга жившие там католики (к середине XIX века их число превысило 30 тысяч человек) не имели своего места погребения усопших. Католиков хоронили сначала на Сампсониевском иноверческом кладбище, открытом ещё в 1711 году, затем на Смоленском и Волковском лютеранских кладбищах. В 1852 году священник церкви Св. Екатерины доминиканец Доминик Лукашевич при активной поддержке митрополита Могилёвского Головиньского И. Ходатайствовал об отводе для католического некрополя участка земли на Выборгской стороне. Российское министерство внутренних дел поначалу ответило отказом, но после повторного обращения 2 января 1856 года император Александр II разрешил открыть кладбище и 26 мая 1856 года Выборгское кладбище было освящено.

Территория кладбища (свыше 50 тыс. кв. м.) была разделена на прямоугольные участки, которые вскоре благоустроили и назвали в честь святых Петра, Павла, Екатерины, Франциска, Доминика, Станислава и других святых. Весной 1856 года был утверждён составленный архитектором Н. Л. Бенуа проект каменной часовни в центре некрополя, которую освятил митрополит В. Жилиньковский 2 июля 1859 года, а также план бытовых и служебных строений. В 1877–1879 годы часовня была превращена в церковь и освящена в честь Посещения Девой Марией Елизаветы. Н. Л. Бенуа (погребённый впоследствии в этом храме) пристроил к зданию колокольню, в которой помещался главный вход в церковь. Роспись храма осуществил А. И. Шарлемань. В приходе на средства храма существовали школа и сиротский приют. В 1902 году храм на Выборгском кладбище стал приходским.

В склепе церкви похоронены митрополиты Могилёвские К. Дмоховский, И. Головиньский, А. Фиалковский, А. Гинтовт-Дзевалтовский, С. Козловский, Б. Клопотовский, епископы-суффраганы Могилёвские И. Станевский (1795–1871 гг.) и Г. Ивашкевич (1819–1875 гг.), а также многие представители петербургского католического духовенства, военачальники. Среди фамильных усыпальниц в нижнем этаже церкви были захоронения представителей ряда аристократических семейств, в том числе графов Потоцких, Барклай де Толли и других. Выборгское кладбище принадлежало к числу самых благоустроенных и красивых некрополей Санкт-Петербурга. Многие надгробия были выполнены знаменитыми скульпторами.

Другим известным католическим кладбищем является Введенское кладбище, расположенное на востоке Москвы, в Лефортове (между ул. Госпитальный вал и Наличной ул.). Названо по местности Введенские горы, но поскольку на кладбище хоронили в основном христиан неправославного вероисповедания, оно также называлось Немецким или Иноверческим. Официально Введенское кладбище было основано в 1771 году одновременно с Ваганьковским кладбищем во время эпидемии чумы, но захоронения на этой территории производились и в XVII веке. Окончательное решение об упорядочении размежевания кладбища между католиками и протестантами было принято в 1854 году, когда распоряжением московского военного генерал-губернатора графа А. А. Закревского католикам были переданы для захоронений участки № 5–11, составившие ядро «католического некрополя». Среди захоронений Введенского кладбища – несколько могил представителей католического духовенства: священников церкви Св. Людовика – Пьера Кудера (1800–1865 гг.), Николая Анжеррана (1771–1835 гг.), Адриена Сюррюга (1753–1812 гг.), Пьера дю Террай (1794–1865 гг.), Жана Леонарди, Жана-Батиста Николая (1764–1830 гг.), а также других католических священников – Стефана Овельта (1837–1897 гг.), Фридриха Оттена (1843–1906 гг.), Йозефа Кржижановского (ум. В 1917 г.), Анджея Буевича (ум. В 1918 г.), Зигмунта Зискарда (ум. В 1920 г.), Петра Пересыпкина-Радваньского (ум. В 1960 г.) и Станислава Коринского (1898–1983 гг.). На территории кладбища находилась часовня Св. Магдалины, принадлежавшая приходу Св. Людовика.

На Введенском кладбище погребены виднейшие деятели русской науки и культуры, преимущественно католического, а также протестантского вероисповедания. Много родовых захоронений, в частности семейств Вогау, Эйнем, Эрдберг и другие. На кладбище покоятся видные военные деятели: генерал-адмирал Патрик Гордон (1635–1699 гг.), адмирал Франц Лефорт (1656–1699 гг.), генералы от кавалерии граф Павел Петрович фон дер Пален (1775–1834 гг.) и Карл Густавович Стааль (1777–1853 гг.), герой Отечественной войны 1812 года. Во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. на Введенском кладбище были осуществлены захоронения нескольких лётчиков из французской эскадрильи «Нормандия-Неман». Среди захоронений известных медиков следует упомянуть могилы «святого доктора» Ф. Гааза, лейб-медика академика Германа фон Каау-Берхаве (1705–1753 гг.). На территории кладбища похоронены архитекторы Франц Иванович (Франческо) Кампорези (1754–1831 гг.) и Лео Алексеевич Серк (1882–1954 гг.). Много захоронений знаменитых учёных, среди которых – профессор биологии Московского университета Николай Николаевич Кауфман (1834–1870 гг.), академик и профессор классической филологии Фёдор Евгеньевич Корш (1843–1915 гг.), профессор Московского университета, натуралист Григорий Иванович Фишер фон Вальдгейм (1771–1853 гг.), известные филологи Григорий Осипович Винокур (1896–1947 гг.) и Сергей Михайлович Бонди (1891–1983 гг.), химик Альфред Феликсович Платэ (1906–1984 гг.), известный книгоиздатель Иван Дмитриевич Сытин (1851–1934 гг.), могилы художника Виктора Михайловича Васнецова (1848–1926 гг.) и писателя Михаила Михайловича Пришвина.

В приказе по военному ведомству № 2 от 1871 года был объявлен порядок удовлетворения духовными лицами иноверческого исповедания духовных треб своих братьев по вере в военно-врачебных заведениях. Эта деятельность иноверческого духовенства оплачивалась государством.

Иудеи. В русской армии и на флоте всегда уважительно относились не только к православной церкви: по уставу, иноверцам и христианам других направлений разрешалось совершать общественные молитвы по правилам своей веры. Для этого командиры кораблей выделяли им место, а при заходах в порты, по возможности, отпускали в свою церковь для молитв. Мусульмане устраивали молитвы по пятницам, иудеи – по субботам. Морское ведомство заботилось о святости субботы: когда в Морской департамент пришёл запрос: «можно ли в субботние дни высылать в работу евреев в случае экстренных работ по адмиралтейству», вице-адмирал Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен ответил, что суббота у евреев – самый священный день, и в ходатайстве решительно отказал. В главные мусульманские и иудейские праздники командиры кораблей освобождали иноверцев от службы и увольняли на берег для посещения храмов.

Начальник Управления училищ военного ведомства 30 мая 1860 года в письме за № 3135 обращался к начальнику Штаба Его Императорского Высочества генерал-адьютанту Баранцову с просьбой уведомить его «где исполняют обряды своей религии нижние чины Еврейского Закона подведомственных вверенному Вашему Превосходительству Штабу команд, расположенных в Санкт-Петербурге, и не отводится ли им для этого, по распоряжению Начальства, особое помещение в казённых зданиях».

На что последовал ответ 1 июня 1860 года за № 3135. Из него следовало, что «в частях артиллерийского ведомства в Санкт-Петербурге нижних чинов Еврейского Закона, весьма ограниченное число и им не отводится никакого особого помещения в казённых зданиях для исполнения обрядов своей религии, а ходят они для этого в молельни, устроенные у Чернышева моста и во 2-м Военно-сухопутном госпитале». Таким образом, мы видим, что даже военное руководство столь высокого ранга не стояло в стороне от решения столь важных вопросов, как исполнение военнослужащими обрядов своих религий. Вместе с тем следует отметить, что вопрос о правительственной регламентации духовного управления евреев возник лишь со времени присоединения к России части территорий Польши. До этого в пределы Великороссии евреи не имели доступа и если проживали в ней, то нелегально, пользуясь недостаточностью надзора и прибегая к подкупам. В Московском государстве они почитались за врагов Христовых и само общение с ними православных было недопустимо.

В южных губерниях в силу давности евреи проживали на законных основаниях, но никогда не пользовались равными с христианским населением гражданскими правами. Вопрос о праве повсеместного проживания евреев возникал ещё при императрице Елизавете Петровне, и среди влиятельных в государстве лиц были защитники евреев, доказывавших пользу, приносимую евреями в деле развития торговли и промышленности. Но императрица своей резолюцией отвергла это предложение.

Присоединение Крымского ханства и Новороссийского края при Екатерине II ввело в число российских подданных достаточно большое количество евреев, которое особенно увеличилось с последним разделом Польши. И правительство оказалось вынужденным заняться упорядочением и духовных дел евреев. Одновременно с этим возник вопрос и о праве евреев на повсеместное проживание в России. Правительству надлежало избрать один из двух путей: или сохранить установившееся веками в России отношение к евреям, или признать за ними общие права, какими пользовались подданные иных национальностей и вероисповеданий.

Многие бытовые особенности евреев, связанные с их религией, а также крайняя обособленность среди христианского населения, их отношение к общественным и государственным учреждениям и многое другое, заставили власть остановиться на решении – установить черту еврейской осёдлости, но вместе с тем определить их права законодательным порядком и упорядочить дела их веры. В 1848 году учреждается особая комиссия при департаменте духовных дел, имеющая совещательный характер и получившая название Раввинской. Раввинская комиссия состояла из председателя и 6 членов. В её состав входили купцы, раввины и почётнейшие люди из евреев, проживающих в черте осёдлости и утверждаемых министром внутренних дел. Выборы производились с разрешения местных генерал-губернаторов, которые и определяли состав избирателей. Эта комиссия, являясь высшим религиозным учреждением для евреев, являвшихся подданными России, собиралась министром внутренних дел по мере необходимости. Дела, входившие в компетенцию Раввинской комиссии, имели два направления. Первое – рассмотрение и разрешение мнений и вопросов, относящихся к правилам и обрядам еврейской веры и к действиям раввинов. Второе – рассмотрение дел о расторжении браков в тех случаях, когда сами местные раввины встречали неясность в законе или когда поступала жалоба на неправильное решение местного раввина. Раввинская комиссия выполняла и отдельные поручения министра внутренних дел. Дела в комиссии велись коллегиально и на русском языке.

Со времени учреждения она собиралась всего 6 раз: в 1848, 1852, 1861, 1879, 1893 и 1910 годах, и не могла иметь особенно сильного влияния на местные дела провинциального еврейства. Главнейшим законодательным актом, определяющим порядок управления духовными делами евреев в черте осёдлости являлось Высочайше утверждённое 13 апреля 1835 года «Положение о евреях», составление проекта которого поручено было в своё время Особому Комитету. Согласно этому положению (параграфы 78–103), включённому позже в устав об управлении духовных дел евреев, общественные молитвы в местах их общего проживания могли быть совершаемы только в особых зданиях – синагогах и молитвенных школах, учреждаемых только с разрешения губернатора.

Распространение рекрутской повинности на евреев России – николаевское нововведение 1827 г. – оказалось первым, небезболезненным и наиболее эффективным экспериментом, преследующим чрезвычайно важную цель: превратить евреев России, изолированных от жизни русского общества, отличающихся от населения России по языку, культуре и всё ещё живших по законам Речи Посполитой XVI–XVIII вв., в совершенно новый тип современного еврейства – в русских евреев. Еврейство России изо всех сил сопротивлялось николаевской рекрутчине. Исполнение воинской повинности было воспринято еврейским обществом как тягчайшее бремя. С началом эпохи реформ Александра II происходит переосмысление места и роли армии в жизни еврейской общины. Прогрессивно мыслящие евреи призвали своих собратьев отнестись к воинской повинности как к залогу будущего равноправия и когда сами военные впервые взглянули на еврейскую общину с общегражданских позиций. Трансформация сознания оказалась глубокой и повсеместной: во вторую половину XIX века даже самому традиционному из евреев служба в армии представлялась долгом перед отечеством, тогда как для прагматически мыслящего военного среднего уровня толерантное отношение к евреям оказалось sine qua non обстоятельством нормального армейского быта. Возможно, этим и объясняется тот факт, что армия не принимала участия в еврейских погромах 1881–1884 гг.

По букве закона Устав 1827 г. позволял нижним чинам из евреев посещать синагоги, расположенные в местах дислокации войск, а также пользоваться услугами раввинов. Там, где не было ни синагог, ни раввинов, устав также позволял еврейским солдатам устраивать молельный кворум (миньян), особенно по праздникам, в местах, специально дозволенных для совместной молитвы старшим офицером. Если число солдат из числа евреев в данной части, соединении превышало триста человек и, если они отличались примерным поведением, Устав предполагал назначать к ним – с разрешения командования войсками – раввина с оплатой от казны. В августе 1828 г. морское ведомство согласилось с ходатайством раввината и допустило в Кронштадт к морякам из евреев шкловского жителя Илью Ромма для отправления богослужения. Вместе с тем, в 1829 г. виленский раввинат обратился в Министерство внутренних дел с просьбой послать раввинов к рекрутам и получил отказ.

Устав признавал необходимость отправления духовных треб для больных, раненых, умирающих и умерших нижних чинов и потому допускал к ним раввинов. Так, в декабре 1848 года, после подавления русскими войсками венгерского восстания, больных и раненых во время кампании разместили в госпиталях приграничных городов, в первую очередь в Минске. Минскому раввину было выплачено 150 руб. на расходы, связанные с духовными требами раненых еврейских солдат. Военной администрацией был решён вопрос с выдачей на погребение еврейских солдат, умерших в госпиталях, по 21,5 аршина полотна вместо гроба (еврейский обычай – умерших хоронить без гроба).

Важным событием в жизни каждого воина является принятие военной присяги. И духовенство принимало в этой церемонии активное участие.

Евреи произносили присягу преимущественно на русском языке, но если новобранцы его не знали, то на простонародном еврейском наречии. Они приводились к присяге в любое время, кроме субботних и праздничных дней, в синагогах или молитвенных школах перед открытым Кивотом (Арон-Ха-Кодеш). Где же не было синагог и молитвенных школ, в специально подготовленном месте. Присягу принимало командование части и раввин (или его помощник) в присутствии двух свидетелей из евреев.

Краткое вступительное слово командира. После выступления командира, присягающий, стоя с покрытою головою, клал руку, если он присягал в синагоге или молитвенной школе, на книгу Моисеева закона и читал переданный ему текст присяги. После этого он подписывался под текстом, а потом и всеми лицами, присутствовавшими на присяге.

Не дожидаясь специальных распоряжений, портовая военная администрация разрешила матросам-евреям избирать себе из своей среды раввинов, а последним предписала исполнять духовные требы в военно-морском госпитале. Судя по служебной переписке, действия морского ведомства в этом отношении были последовательны и эффективны. И всё же в 1837 году император Николай I, когда понадобилось сменить заболевшего севастопольского раввина и поставить на его место другого – Мошку Разумного, чтобы обслуживать 1117 военнослужащих-евреев, написал на ходатайстве морского ведомства: «Повременить». На Балтийском флоте в некоторых случаях командование ходатайствовало в 1847 г. о допуске военнослужащих-раввинов к экзаменам на получение ими трети прапорщичьего жалованья, а также о назначении исполняющим обязанности по госпиталям раввинам из нижних чинов прибавочного жалованья, как и всем другим священникам иностранных исповеданий. Так случилось с рядовым ластового экипажа Маркусом Вульфовичем – ему испрашивалось дополнительно 100 рублей.

24 октября 1853 г. Николай I написал на рапорте Инспекторского департамента: «В армии не должно быть никаких раввинов с оплатой от казны». Он также распорядился исключить из Свода военных законов статью 389, предполагавшую возможность такой оплаты. Об отмене сообщили секретным циркуляром, разослав его по войскам. Но сам закон из Свода убрать забыли, так что формально он продолжал действовать. Более того, он снова появился в новом варианте Свода, вышедшего в 1859 году (статья 385).

В декабре 1856 г. Военное ведомство несколько изменило свою позицию в вопросе военного духовенства не православного вероисповедания и приняло решение оплачивать расходы муллам и раввинам (двуколку и 60 коп. командировочных в день) за приведение к присяге мусульман и евреев, а также за исполнение для них других обрядов. В мае 1859 года военный министр отдал распоряжение платить раввинам за каждое посещение ими больных и умирающих евреев в военных госпиталях. После длительного обсуждения вопроса, на каком основании следует возмещать расходы представителей неправославных конфессий, в 1871 г. Военное ведомство решило ежегодно выплачивать имамам и раввинам по 28 руб. 57 коп. за каждый посещаемый ими госпиталь. В 1872 г. Военное ведомство снова обратило внимание на то, что нижние чины неправославных конфессий умирают в военных госпиталях без исполнения духовных треб и что такое положение следует считать недопустимым. На основании Высочайшего повеления от 26 июня 1877 года, объявленного в приказе по военному ведомству за № 276 в 1877 году, были введены штаты иноверческого духовенства в войсках русской армии.

Вместе с тем, хорошо известно мнение генерал-адьютанта А. Н. Куропаткина о службе евреев в армии. Он в книге «Русская армия» писал: «...существует и всё усиливается на Руси племя, которое совершенно непригодно к военной службе – это евреи. Они доставляют массу хлопот на их подготовку к строевой службе, но успеха в большинстве случаев не достигается. Напротив того, в музыкантском хоре, в швальне они на месте. При сколько-нибудь недостаточном надзоре евреи и в войсках в мирное время начинают заниматься мелкими денежными операциями, дают деньги взаймы. Приставленные к каким-нибудь заготовкам – стараются обмануть и начальство, и поставщиков.

Поведение евреев часто очень хорошее. Они услужливы и на вид старательны, но малосильны, болезненны и составляют бремя для частей войск: уклоняются от несения строевой службы, наполняя лазареты или постоянно ссылаясь на нездоровье. Тем не менее, в мирное время даже и с евреями, если их не приходится много на роту, можно справиться. Но с наступлением военного времени евреи составляют тяжёлую обузу для частей войск. Начальники войск стараются очистить строевой состав своих частей от евреев, ибо с основанием относятся недоверчиво к их мужеству. Нижние чины в военное время тоже относятся к евреям недружелюбно, не ожидая поддержки от них в бою».

Справедливости ради следует отметить, что А. Н. Куропаткин всё же замечает: «Несомненно, что в отдельных случаях и между евреями находятся очень храбрые люди. Я лично знал таких и в туркестанских походах, и в турецкую войну». Но тут же продолжает: «Но масса евреев, по их натуре, привычкам, понятиям не расположены к военной службе и для части, назначенной идти в бой, составляют источник не силы, а слабости». В качестве примера он приводит движение войск из Одесского военного округа в Маньчжурию, в составе которых было много евреев. «По пути следования в Маньчжурию масса евреев бежала. Когда я делал смотр одной из прибывших дивизий, оказалось, что из четырёх полков дивизии бежало с пути свыше тысячи евреев. Некомплект получился значительный. На потребованное объяснение, какие были приняты меры, чтобы не дозволять бегства и ловить бежавших, выяснилось, что начальники частей не препятствовали евреям убегать, потому что, хотя они и стали слабее численно, но, по мнению начальства, полки стали сильнее в боевом отношении. При таком положении евреев в армии, при уклонении их всеми способами от военной службы, представляется вполне необходимым избавить армию от евреев».

Мусульмане. Поступающие на военную службу мусульмане приводились к присяге по особой форме. Текст присяги писался на разных восточных языках, с тем чтобы каждый мусульманин мог присягать на том языке, который ему был известен.

Присягающий должен был во время присяги держать два пальца правой руки на раскрытом Коране, повторять слова присяги, которые ему читало духовное лицо исламской веры и по окончании клятвы, целовал его.

В тех случаях, когда не оказывалось духовного лица, приведение к присяге мусульман возлагалось на кого-либо из грамотных мусульман, а если присягающий сам был грамотен, то ему самому предоставлялось и читать слова присяги.

Следует отметить, что религиозные дела магометан долгое время находились вне сферы государственного вмешательства и духовенство этого вероисповедания в делах своей религии действовало совершенно независимо от государственной власти, которая этих предметов не касалась. Обширное население России, исповедующее магометанскую религию, всегда пользовалось полной веротерпимостью несмотря на то, что это была в своё время религия врагов и угнетателей. Казалось бы, одно воспоминание о монгольском иге и нашествиях ханов должно было бы внушить русским ненависть к магометанам, чего не наблюдалось. Объяснение этому феномену лежит, как нам представляется, как в религиозных, так и в бытовых особенностях магометанского населения. Трезвый и воздержанный образ жизни, честность в договорах и сделках всякого рода, терпимость и уважение к другим верам создали весьма благоприятное для них отношение как правительства, так и русского народа. Кроме того, магометане показывали недюжинную храбрость, уважаемую и у врага, а ставши российскими подданными всегда служили новому своему отечеству самоотверженно и с полным сознанием долга. Правительственная регламентация духовных дел магометанства началась в период царствования Екатерины II, когда двумя Именными Высочайшими Указами от 22 сентября 1788 года повелено было: одним – образовать в городе Уфе магометанское духовное собрание, и другим – учредить должность муфтия для заведывания всеми духовными чинами этого вероисповедания, кроме лиц магометанского духовенства Таврической области, состоявших уже в заведывании Таврического муфтия.

Положение муфтия, рамки его компетенции, к сожалению, не были определены данным указом и постепенно дополнялись, уточнялись последующими узаконениями, равно как права и обязанности вышеупомянутого духовного собрания. В 1857 году выходит XI том Свода Законов, в котором публиковался «Устав об управлении духовенства, принадлежащего к округу Оренбургского Магометанского Духовного Собрания».

Следует отметить, что в Сибирском кадетском корпусе для мусульман (приблизительно с 1815 года) было введено преподавание учения Магомета. В 1873 г. имамам из нижних чинов было разрешено носить в армии национальную одежду и не брить бороду.

Дежурный генерал Главного штаба 2 июня 1854 года за № 6280 уведомлял войска, что 16 июня в 7 часов утра «у магометан, в столице находящихся, имеет быть общее по их обряду богослужение и для сего отведено им будет помещение в Санкт-Петербурге в доме Якунчикова, у Синего моста, в зале Немецкого клуба».

Главнокомандующий приказал: офицеров и нижних чинов магометанского исповедания войск Гвардии и Гренадер, расположенных в Санкт-Петербурге и окрестностях, а также и в лагерях под Красным Селом, уволить по данной причине на три дня под надзором офицеров или унтер-офицеров, в зависимости от численности военнослужащих.

Подобное приказание подписано 18 августа 1854 года за № 223, 22 сентября этого же года и другие.

Санкт-Петербургский Военный генерал-губернатор в письме за № 1838 от 27 марта 1860 года на имя генерал-адьютанта Баранцева сообщал ходатайство состоящего при Штабе Отдельного Гвардейского Корпуса старшего Ахуна об увольнении на три дня всех офицеров и нижних чинов мусульманского исповедания на торжественное богослужение 11 апреля в 6 часов утра, посвящённое окончанию 30 дневного поста Рамазан-Байрама. В ответ на это письмо были подготовлены и разосланы распоряжения по исполнению ходатайства старшего Ахуна директору Артиллерийского Департамента, начальнику Михайловского артиллерийского училища, председателю Временного Артиллерийского Комитета, инспекторам оружейного и пороховых заводов, инспектору Местных арсеналов, командующему Артиллерией Отдельного Гвардейского Корпуса и другим.

Следует отметить деятельность Мусульманского благотворительного общества в Петербурге, которое проводило ряд мероприятий в помощь нуждающимся, Восточные вечера, концерты, на которых присутствовали и военнослужащие русской армии. В этих концертах принимали участие и столичные артисты, музыканты. Так, в официальном письме с выражением благодарности Владимиру Евменьевичу Савинскому за участие в концерте в пользу общества 24 января 1902 года отмечалось: «Комиссия по устройству IV Восточного Вечера в пользу СПб. Мусульманского Благотворительного Общества, состоявшегося 24 января с. г. в зале Благородного Собрания, приносит Вам и всем участвовавшим в Вашем оркестре свою искреннюю и глубокую благодарность за то громадное содействие, которое оказал Ваш оркестр успеху Вечера блестящим исполнением двух восточных мелодий, на разучивание которых Вами приложено было немало труда».

«Магометанство исповедуют в русском государстве: татары Казанские и Крымские, горцы Северного Кавказа, азербайджанские татары и персы Закавказья, наконец, средне-азиатские и некоторые сибирские инородцы, киргизы и т. п.», т. е. значительная часть населения Российской Империи, представители которой служили в рядах армии и флота.

Поэтому командование русской армии серьёзное внимание уделяло удовлетворению духовных треб нижних чинов как православного, так и не православного вероисповедания. Так, Главнокомандующим Гвардейским и Гренадерским корпусами Александр Николаевич (будущий император России) в апреле 1854 года приказал: «...в течение всей Страстной недели учений в войсках вовсе не производить, дозволяя только делать расчёт караулов тем частям, которым будет приходиться вступать в оные. Нижним же чинам, по желанию их, дозволять ходить в церкви своих исповеданий».

Литература:

– Военский К. А. Столетие департамента духовных дел // Россия. 1910. – 3 декабря.

– Голиков И. И. Историческое изображение жизни Лефорта и Патрика Гордона. – М., 1800.

– Дневник генерала Патрика Гордона. – М., 1892.

– Католическая энциклопедия. – Т. 1. – М.: Издательство Францисканцев, 2002. – С. 1137; 1199–1200; 1200–1201; 1361–1362.

– Корсунский И. Н. Русская благотворительность: Филарет, митрополит Московский и Ф. П. Гааз. – М., 1893.

– Котков В. М. Военное духовенство России. Страницы истории. В 2-х кн. – СПб.: Нестор, 2004. – С. 277–319.

– Тарасов И. Т. Друг несчастного человечества: Очерк жизни и деятельности Гааза. – М., 1909.

– Цветаев Д. В. История сооружения первого костёла в Москве. – М., 1888.