Артём Григорян
Равнозначно ли мученичеству исполнение воинского долга?

Патриарх Московский Кирилл 25 сентября 2022 года в проповеди на Рождество Пресвятой Богородицы высказал, в контексте Крестной Жертвы Христа, идею о прощении грехов, которое получают воины, пожертвовавшие свои жизни на поле брани: «Церковь осознает, что если кто-то, движимый чувством долга, необходимостью исполнить присягу, остается верным своему призванию и погибает при исполнении воинского долга, то он, несомненно, совершает деяние, равносильное жертве. Он себя приносит в жертву за других. И потому верим, что эта жертва смывает все грехи, которые человек совершил»[1].

Многие, в том числе и епископы других православных церквей, обвинили патриарха Кирилла в ереси и даже в богословии джихада. Так, утверждалось, что патриарх высказал новое учение. Однако при внимательном изучении церковной традиции, выясняется, что патриарх Кирилл не сказал ничего такого, что до него никто не говорил. Достаточно вспомнить прибавление свят. Филарета Московского к «Пространному Христианскому Катехизису Кафолической Восточной Греко-Российской Церкви» 1829 года, в котором он говорит о русском воине: «если суждено ему окон­чить жизнь в военном подвиге, с мирной и чистой совестью предстать на суд Божий и несомненно получить венец правды. … Тот истинно воин непобедим, которому венец мученичества за веру и Отечество так же любезен, как и венец победы»^[2].

Иерей Георгий Максимов в своем недавнем видеоролике, посвященному высказыванию патриарха, приводит не мало аналогичных высказываний, канонизированных Церковью святых: https://youtu.be/6PZIDmbfjFI. Например, свят. Макарий Московского († 1563 г.) писал в послании царю Иоанну Грозному и его войскам, находящимся в 1552 г. в Казанском походе против татар: «Если случится кому из православных христиан на той брани до крови пострадать за святые церкви и за святую веру христианскую и за множество людей православных и потом живым быть, и те поистине пролитием своей крови очистят прежние свои грехи»[3]. Однако можно найти и более ранние примеры, причем в греческой Церкви.

Не смотря на знаменитый прецедент Х века, когда византийский император Никифор Фока (963–969), пытаясь причислить павших воинов на поле брани к святым мученикам, получил решительный отказ от Церкви в лице патриарха Полиевкта и синода Константинопольского патриархата, история греческой Церкви знает и примечательное исключение. Во время патриаршества Михаила IV Авториана (1208–1214), после Четвертого крестового похода, когда латиняне завоевании Константинополь и создали Латинскую империю, патриархат был вынужден отправиться в изгнание в Никею. Греческая Никейская империя устанавливала свое влияние в сердце Византии в западной части Малой Азии и начинала борьбу против латинян в Константинополе, направленную на возвращение ­древнего центра Византийской империи. В этих новых и изменяющихся политических обстоятельствах патриарх Михаил IV Авториан предпринял радикальный шаг, пообещав отпущение грехов никейским солдатам, погибшим в бою в контексте сражений против латинских крестоносцев[4].

Другой пример: преп. Симеон Солунский (XV век) заявил, что отлучит от Церкви тех, кто хотя бы помыслит добровольно сдаться туркам, а тех, кто погиб во время войны, будут уподоблены мученикам за веру^[5]. Впрочем, крайне важно заметить, что оба случая относятся не к междоусобной брани, а к оборонительной войне с иноверными, которая напрямую угрожала исповеданию православной веры.

Таким образом, п. Кирилла нельзя обвинять в том, что он сказал нечто принципиально новое. Здесь необходимо поставить другой вопрос: насколько данное мнение обосновано? Каков статус этого теологумена в Предании Церкви? Не вступает ли он в противоречие с каноническим богословием Церкви?

В православный воинский нарратив давно и прочно вошло цитирование слов Христа из Ин.15:13 «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих», как евангельское обоснование участия христиан в войнах. Интересно, что в золотую эпоху патристики этот текст никогда не толковался подобным образом и впервые он был использован в этом контексте св. Кириллом, просветителем славян, в IX веке. Вот диалог с мусульманами из его жития:

«И спросили философа сарацины: «Если Христос — ваш Бог, почему не делаете, как Он велит? Написано ведь в евангельских книгах: “Молитесь за врагов, добро делайте ненавидящим и гонящим (вас) и щеку подставьте бьющим”. Вы же — не так, но острите оружие против тех, кто вам делает такое». Философ же на это ответил: «Если есть в законе две заповеди, кто исполняет закон — тот, кто соблюдает одну, или кто — обе?” Ответили же они: “Тот, кто — обе”. Философ же сказал: “Бог сказал: “Молитесь за обижающих вас”. Но Он также сказал: “В этой жизни никто не может явить большей любви, чем положивший душу свою за друзей своих”. Ради друзей мы и делаем это, чтобы с пленением тела и душа их в плен не попала»^[6].

Цитирующие эти слова, часто упускают из виду, что воин может по-настоящему исполнить Ин.15:13, только если он действует добровольно, не из-за страха наказания или чувства долга, и не из-за денежного вознаграждения, потому что Христос принес Себя в жертву из любви, а не из-за корысти или чувства долга.

Ключевым святоотеческим свидетельством, определившим отношение ПЦ к участию христиан к войне, является послание Афанасия Великого к Аммуну монаху, в котором святитель отчасти касается темы отношения к убийствам, совершаемым на войне (хотя само послание посвящено теме ночных поллюций): «Ведь и во всем прочем, что происходит в жизни, найдем различия, зависящие от обстоятельств. Например, убивать не позволено, но истреблять неприятелей на войне и законно, и достойно похвалы, почему отличившиеся в бранях удостаиваются великих почестей, им воздвигают памятники, которые возвещают об их заслугах. Так одно и то же в каком-то случае и в какое-то время непозволительно, а в каком-то случае, когда оказывается благовременным, позволяется и не воспрещается»[7]. Последние два слова имеют важное значение для определения тональности высказывания. В греческом оригинале иначе: ἀφίεταί τε καὶσυγκεχώρηται — «отпускается/прощается и уступается/позволяется»[8]. Таким образом, греческий исходник явно указывает на компромисс и уступку.

Очевидно, что прощен и дозволен может быть только небезвинный поступок. Если бы этот поступок был для Афанасия похвальным с точки зрения христианской этики, то компромисса и прощения за него не требовалось бы. Но как можно говорить об уступке, если действие достойно похвалы? Очевидно св. Афанасий Великий говорит здесь в двух разных дискурсах: убийство врага похвально с точки зрения государства, ведь именно оно, а не Церковь, воздвигает памятники героям[9]. Но лишение жизни другого человека, будучи невольным грехом и меньшим злом, все же требует прощения, а значит, и покаяния. Поэтому Василий Великий в своем знаменитом 13 правиле и советует воинам воздерживаться от Евхаристии по причине «нечистоты их рук»: «Мне кажется, что наши отцы не считали убийства на войне убийствами из снисхождения к защитникам целомудрия и благочестия. Но, может быть, не худо посоветовать, чтобы они, как имеющие нечистые руки, в продолжение трех лет удерживались только от приобщения»^[10].

Преп. Исидор Пелусиот (IV–V вв.), ученик свят. Иоанна Златоуста, говорит в аналогичном ключе: «Хотя умерщвление неприятелей на войнах кажется делом законным и победителям воздвигаются памятники, возвещающие их заслуги, однако же, если рассмотреть тесное сродство между всеми людьми, то и оно не невинно. Потому Моисей предписал и тому, кто убил человека на войне, очищения и кропления» (Письмо 102. «Грамматику Офелию»)[11].

Византийский канонист XIII века Матфей Властарь в комментарии на это правило пишет: «Необходимо, чтобы и проводящие жизнь в сражениях и обагряющие свои руки в крови иноплеменников прежде очистились врачеством покаяния и огнем его попалили соединенные с таковым занятием скверны и таким образом приступили к таинствам нового Адама».

Преп. Никодим Святогорец (XVIII в.) даёт в «Пидалионе» в своем толковании на 13 правило Василия Великого такое же объяснение: «По толкованию Филона Иудея, причина этого повеления [Моисея] в том, что, хотя убийства врагов были законными, однако убивающий человека, справедливо ли, или из мести, или поневоле и принудительно, очевидно впадает в грех и преступление, поскольку убивает сродного себе человека, той же природы, что и он сам. И потому евреи, убивавшие мадианитян на войне, пусть справедливо, пусть как врагов, пусть в отмщение (ведь это Бог сказал Моисею: Отомсти Мадианитянам за сынов Израилевых (Чис.31:2)), однако, как убивавшие сродных себе по природе людей, виновны в грехе человекоубийства и должны очиститься от греха семидневным очищением вне стана»^[12].

Существует распространенное мнение, что это 13 правило не выполнялось на практике и не имело обязательный статус. Однако существуют обратные свидетельства. Преп. Феодор Студит упоминает конкретного воина, которому была назначена епитимья — следовательно, 13‑е правило св. Василия применялось в Византии на практике: «Что касается покаявшегося и просившего для себя епитимьи, то она назначена ему правильно. Я согласен с твоим ответом ему: если он не хочет подвергнуться епитимьи за умерщвление врагов, то пусть продолжает воевать, и мы до окончания войны не будем судить. Если же он желает подчиниться правилам Церкви, то ему надо избрать одно из двух: или, воюя, пользоваться земными почестями, или получить и исполнить епитимью. Впрочем, ради последнего не стоит отвергать первого, ибо сражающиеся с врагами достойны похвал, как говорит божественный отец. Но им надо и нести епитимью. Так было и в древности: Моисей Боговидец оставил израильтян, возвращавшихся с победой после войны с мадианитянами, вне стана на семь дней, без сомнения, по внушению Божию, сказав так: «Всякий, убивший человека и прикоснувшийся к убитому, очиститесь в третий день и в седьмой день, вы и пленные ваши» (Чис.31:19). Руководствуясь этим, или скорее, по вдохновению Божию, Василий Великий назначает таким епитимью на три года и учит, как может назначающий сократить ее. Ибо назначение епитимьи таким людям, конечно, касается убийства случайного, а не злонамеренного» (Преп. Феодор Студит, Послание 51 к Навкратию).

Так же, например, известно, что Константинопольский патриарх Лука Хрисоверг (1156–1169), знаменитый канонист, вместе со своим синодом пересмотрел решение епископа, не наложившего епитимию, требуемую акривией, на солдата, совершившего убийства в военное время. Патр. Лука и председательствовавший при нем синод решили подвергнуть воина должному наказанию, а также наказали оправдавшего его епископа — «аргосом», т. е. временным запретом на священническое служение[13].

Преп. Никодим Святогорец в «Пидалионе» отдельно оговаривает это мнение: «Правда, Зонара говорит, что этот совет святого, точнее, правило, кажется тягостным и суровым, ведь для воинов-христиан, которые участвуют в непрерывных войнах, эти три года никогда не истекут, а значит, они никогда не причастятся. Тем не менее мы подтверждаем, что воины не могут причащаться на войне, а могут только спустя три года после нее».

Как известно, каноны Церкви не допускают священников к участию в боевых действиях, а убийцам запрещается рукополагаться в священники (43 правило Василия Великого; 5 правило Григория Нисского, 83 Апостольское правило). Так, например, византийский юрист Константин Арменопул (сер. XIV в.) свидетельствует о следующем случае: в военное время православный епископ убил османского солдата при самообороне; позже его св. Синод низложил его на том основании, что лучше погибнуть от руки турка, чем убить его[14]. Это само по себе доказывает, что, согласно православному каноническому праву, думать о войне как о святом деле было бы простым доведением до абсурда самой идеи священного. Невозможно получить мученический венец в Царствии Божьем за то, что делает невозможным предстояние перед престолом.