В.П. Лега
Наука и вера

Начиная с эпохи Просвещения в современном западном обществе все большее распространение получает взгляд о противоположности религиозного и научного мировоззрения. В качестве аргументов, как правило, выдвигаются следующие:

• вера и разум противоположны по своим установкам. Религия основана на вере, а наука — на разуме;
• во времена господства христианского учения (Средние века) наука не развивалась;
• развитие науки началось с борьбы ученых за право заниматься свободным поиском истины, независимым от догматических установок. Церковь противилась этому, а ученые преследовались (Дж. Бруно, Г. Галилей и др.). Как только наука получила свободу от Церкви, она стала бурно развиваться;
• большинство современных ученых — атеисты, что доказывает независимость науки от религии;
• те высказывания относительно мироздания, которые встречаются в Библии, противоречат современным научным теориям. Особенно это относится к учению о сотворении мира Богом за шесть дней;
• чудес не бывает, все подчиняется законам природы; христианство же немыслимо без веры в чудеса.

Рассмотрим эти аргументы.

Проблема отношения к античной культуре была одной из главнейших для христианских богословов с самых первых веков христианства. Резко отрицательно относясь к язычеству («язычники, принося жертвы, приносят бесам, а не Богу» (1Кор.10:20), отцы и учителя Церкви вполне положительно относились к научным открытиям греков и римлян. Никто из них даже и не помышлял о пересмотре Эвклидовой геометрии, Гиппократовской медицины, Аристотелевской физики, Страбоновской географии и т.п. Отцы Церкви чувствовали себя учениками этих великих греческих мудрецов, и в их трактатах очень часто можно найти цитаты из трудов античных ученых (особенно в трудах св. Григория Нисского («Об устроении человека», «О шестодневе»), свт. Василия Великого («Беседы на шестоднев»), блаж. Августина («О книге Бытия»), Немесия Эмесского («О природе человека») и др.). Возможно, именно такое ученическое отношение к предшественникам послужило одной из причин того, что в христианстве не получили распространения научные исследования: зачем заниматься наукой, если великие греческие ученые уже всё сказали. Наука представлялась полностью законченной (ситуация, схожая с мнением великого английского физика лорда Томсона, также считавшего физику совершенно законченной к концу XIX в.).

Однако отцы Церкви не просто интересовались наукой, но даже выдвигали интересные и удивительные научные гипотезы, подтвержденные только современной наукой. Так, свт. Василий Великий, рассуждая о величине Солнца, приходит к выводу, что это «небесное светило… велико и до бесконечности больше, нежели каким представляется»1, да и размеры Луны, пишет он, следует измерять «не глазом, но рассудком, который при открытии истины гораздо вернее глаз»2. Удивительны для своего времени соображения свт. Василия о том, что свет может существовать до того, как возникли светила3, мысли блаж. Августина о возникновении времени вместе с вселенной4.

Основным источником научных знаний для отцов Церкви были труды Аристотеля. Доверие к его авторитету было столь велико, что его взгляды со временем были объявлены чуть ли не христианскими. По крайней мере, такая ситуация сложилась на западе со времен Фомы Аквинского. Этот великий схоласт исходил из тезиса о непротиворечивости науки и христианства. А поскольку наука в те времена прочно ассоциировалась с именем Аристотеля, то Фома предложил грандиозный проект христианского богословия, изложенного языком аристотелевской метафизики с включением положений аристотелевской физики. Этот проект оказался настолько успешным, что к XVI веку аристотелевские космологические положения стали считаться фактически христианскими. И поэтому любые нападки на аристотелевское учение часто рассматривались как нападки на христианство.

Таков был фон, на котором происходила научная революция XVII века. В современном атеистическом обществе принято считать, что первые ученые — творцы современной науки (Галилей, Декарт, Ньютон и др.) — развивали научные положения в борьбе с церковным учением. Поэтому современная наука, по их мнению, атеистична. Кроме того, утверждают современные атеисты, возникновение науки было связано с переносом интересов с мира идеального, божественного, на мир материальной, так что и в основе научного познания лежит материализм и материалистический, т.е. сенсуалистический, способ познания. Ученые опирались на опыт, а не решали выдуманные идеальные проблемы (типа количества ангелов на конце иглы). И, кроме того, развитие науки было вызвано практическими нуждами человечества. Атеизм, материализм, доверие наблюдению и практика — вот, по их мнению, основания современной науки.

В действительности же первые шаги науки были вызваны совершенно иными, даже противоположными причинами. Западная Церковь признала истинным аристотелевский взгляд на мир. Однако для Галилея христианство не было тождественно с аристотелизмом, с которым он не был согласен по многим положением. Так что возникновение современной науки следует рассматривать в плане борьбы новых научных идей Галилея и его последователей с положениями аристотелевской физики. С точки зрения Галилея, Декарта и др. наука и христианство не противоречат друг другу, но вот аристотелевский способ познания мира научным назвать нельзя. Как христианин, Галилей возвращается к идеям ранних отцов Церкви (прежде всего блаж. Августина) и в них видит основу для создания новой науки. Поэтому конфликт в начале XVII века, конечно, был, но это был конфликт не христианства и науки, а аристотелизма и новой науки. Поэтому, чтобы понять суть научной революции, необходимо сравнить эти две научные парадигмы.

Аристотелевская физика исходила из следующих принципов:

1. Мироздание неоднородно, каждое тело находится на своем естественном месте. Мир конечен, при этом тяжелые предметы, например Земля, находятся в центре вселенной, а легкие, как Солнце, на ее периферии. При этом движение на Земле неидеально, поскольку небесконечно, и лишь планеты и звезды вечно движутся по круговым орбитам в эфире;
2. Физика имеет качественный, нематематический характер. Предметом физики является несовершенный подвижный мир вещей, а математические, особенно геометрические сущности в природе не существуют, но являются лишь продуктами человеческого ума;
3. Полное доверие чувственному познанию. Отсюда следует ряд принципов: а) покой — это естественное состояние предмета, а движение — всегда вынуждено, происходит под действием другого движущегося тела; б) Земля покоится, а все светила вращаются вокруг нее по окружностям;
4. Человек умнее, хитрее природы, может создать то, чего в природе нет.

В противоположность этому взгляду новое естествознание исходило из других положений, главные из которых вытекали из христианского вероучения:

1) Пространство однородно, свойства вещества везде одинаковы. Впервые этот принцип отчетливо высказал кардинал Николай Кузанский в XV в. исходя из того, что Бог выше пространства и времени, и поэтому для Него любое место и момент времени обладают равными значениями. Он же высказал и мнение о бесконечности Вселенной, поскольку она является творением всемогущего Бога;

2) Естествознание математично. Этот принцип Галилей выразил в виде учения о «двух книгах» - Книге божественного откровения и Книге божественного творения. У каждой книги свой язык. Первая написана буквами, вторая — цифрами и геометрическими фигурами: «книга природы написана языком математики». Более точно фраза Галилея выглядит так: «Написана же она (книга природы. — В. Л.) на языке математики, и знаки ее — треугольники, круги и другие геометрические фигуры, без которых человек не смог бы понять в ней ни единого слова; без них он был бы обречен блуждать в потемках по лабиринту»5. Эту мысль Галилей заимствовал у блаж. Августина, который указывал на математические основания нашего мира, в свою очередь, ссылаясь на Библию, поскольку есть такое «место Писания, где сказано, что Бог все расположил мерою, числом и весом (Прем. XI, 21)»6, а отсюда вытекает, что «есть Число без числа, по Которому все образуется»7.

3) Мир подчиняется законам, которые являются формой Божественного промысла. Античность не знала понятия закона природы, поскольку не знала Творца, сотворившего сей мир по Своему замыслу. Впервые понятие закона природы в физику вводит Р.Декарт, причем сделал он это из богословских соображений: «Из того, что Бог не подвержен изменениям и постоянно действует одинаковым образом, мы можем также вывести некоторые правила, которые я называю законами природы»8. Декарт вводит понятие законов природы не на пустом месте. Задолго до него это положение выдвигалось и многими отцами Церкви. Например, свт. Василий Великий в толковании на Шестоднев пишет: «…в сих творениях людьми, имеющими ум, созерцательно постигнутый закон служит восполнением к славословию Творца… и она (сотворенная природа. — В. Л.), по вложенным в нее законам, стройно возносит песнопение Творцу»9. Свт. Григорий Богослов также говорит, что существует «Божий закон, прекрасно установленный для всего творения и видимого, и сверхчувственного», и что этот «закон… дан однажды, действие же и ныне постоянно продолжается»10. Так что принцип законосообразности природы является вполне христианским. Соединив это положение с предыдущими двумя, первые ученые приходят к выводу о том, что законы природы выражаются на языке математики и действуют одинаково в любой точке Вселенной и в любой момент времени. Современные ученые, отказавшиеся от идеи о божественной причине мира, оказываются в странном положении: они сами не уверены, насколько обосновано их убеждение в существовании законов природы. Так, известный физик XX в., Р. Фейнман (кстати, убежденный атеист), пишет: «Почему природа позволяет нам по наблюдениям за одной ее частью догадываться о том, что происходит повсюду? Конечно, это не научный вопрос; я не знаю, как на него правильно ответить»11. Действительно, ни один закон природы невозможно проверить на опыте, поскольку он является обобщением на всю Вселенную, да и выражается на языке четкого математического равенства. Поэтому для его открытия необходимо отрешиться от наблюдения, возвыситься мыслью к вечности. Как сказал по этому поводу А. Эйнштейн, «там, где отсутствует это чувство (религиозное чувство, вера в рациональную природу реальности. — В. Л.), наука вырождается в бесплодную эмпирию»12, и поэтому «в наш материалистический век серьезными учеными могут быть только глубоко религиозные люди»13. Понимание того, что закон природы — это не свойство самой природы, а является формой божественного управления миром приводит нас к возможности объяснения возможности чудес. Ведь управление миром может идти по-разному: либо путем постоянного воздействия Бога на него путем задания ему неких законов, постигаемых наукой, либо посредством разового вмешательства в ход событий, что людям будет представляться как некое чудо. В общей картине взаимодействия Бога и мира чудо и закон — не противоположности, а два различных пути воздействия Бога на мир14. Разумеется, это предполагает представление о Боге как о личном Существе, а не некоем безличном мировом Разуме, ибо для совершения разового действия, каким является чудо, необходима воля, имеющаяся лишь у личности;

4) Наука не имеет практической задачи, цель науки — познание мира посредством познания Бога и наоборот, познание Бога посредством познания мира. Какими практическими интересами руководился Галилей, направивший телескоп на небесные светила? Или Ньютон, искавший закон, связывавший всю вселенную посредством единой силы тяготения? Правильнее было бы сказать, что наука продолжала линию средневекового богословия. Дело в том, что в аристотелевской философии было четкое разделение науки на философию, физику и математику. Они не пересекались, поскольку их предметы отличались: философия познает вечное и неизменное, физика — временное и изменяющееся, а математика — некие интеллектуальные абстракции, не существующие в природе. Истинной наукой для Аристотеля являлась, разумеется, философия. В Средние века статус истинной науки получает богословие, которое также своим предметом ставило вечного и неизменного Бога; физика же, хотя и называлась наукой, считалась наукой менее значимой. Творцы науки в XVII в. фактически соединили богословие, физику и математику, и отныне предметом физики также становятся вечные божественные принципы — законы природы, изложенные языком математики. По сути, новая физика является продолжением богословия, точнее — естественного богословия, ставящего задачей познание Бога посредством наблюдения за явлениями мира. Это можно увидеть даже из высказываний самих ученых. Например, И. Ньютон заканчивает свои «Математические начала натуральной философии» следующими словами: «Вот что можно сказать о Боге, рассуждение о котором, на основании совершающихся явлений, конечно, относится к предмету натуральной философии»15. А И. Кеплер возносит хвалу Господу: «Благодарю тебя, Господи, творец наш, за то, что ты дал мне созерцать красоту творения рук твоих»16.

5) Исходя из своей задачи наука формирует и соответствующий метод. Им становится эксперимент, гармоничное сочетание сенсуализма и рационализма, при котором исследователь не полностью доверяет наблюдению, но корректирует его посредством рассуждений. Наука начинается не с доверия опыту, а, наоборот, с некоторого недоверия ему. По выражению В. Гейзенберга, «искажая и идеализируя … факты, он (Галилей. — В. Л.) получил простой математический закон, и это было началом точного естествознания Нового времени»17.

Таким образом, наука возникает не только не в борьбе с Церковью, но, наоборот, в результате применения некоторых положений христианского вероучения к познанию природы. Поэтому неудивительно, что до начала XIX в. все ученые были людьми верующими. Да и в последующие годы, несмотря на все большее влияние атеистических идей Просвещения, великие ученые, среди которых М. Фарадей, Дж. Максвелл, Г. Мендель, О. Коши, М. Планк и др. признавали справедливость религиозных положений. Например, М. Планк, один из основоположников квантовой механики, говорил: «…мы никогда не встретим противоречия между религией и естествознанием, а, напротив, обнаруживаем полное согласие как раз в решающих моментах. Религия и естествознание не исключают друг друга… а дополняют и обуславливают друг друга»18.

Христианство было для ученых тем фундаментом, на котором они выстраивали здание современной науки. Именно в христианстве содержатся те положения, которые наукой признаются в качестве недоказуемых самоочевидных аксиом: существование законов природы, математический характер этих законов, познаваемость мира, существование мира, упорядоченность вселенной, однородность пространства и др. Ни одно из этих положений невозможно доказать в рамках науки, но без них существование науки невозможно. По сути, ученый принимает их на веру. Так что вполне прав был блаж. Августин, провозгласивший тезис: «Верую, чтобы понимать». Между верой и знанием нет никакого противоречия. Вера в перечисленные принципы, по сути заимствованные из христианства, помогает выстраивать далее здание современной науки. Как пишет американский ученый Ч. Таунс, «эта вера так глубоко укоренилась в сознании ученого, что большинство из нас вообще никогда не думает о ней»19.

В этом одна из причин того, что современные ученые якобы не нуждаются в религии. Можно привести следующее сравнение. Штукатур, занимающийся отделкой дома, не обязан быть ознакомлен с проектом целого здания. Но без проекта здания, предложенного архитектором, невозможны и отделочные работы. Так же и наука. Имея религиозные корни, будучи полностью религиозной в начале своего развития, сейчас она во многом стала ремесленной. В XVII веке ученый должен был знать о науке все, должен был понимать, что такое наука, видеть ее, так сказать, со стороны. То есть он практически обязан был быть не только ученым, но и философом, и богословом. Современный же ученый должен знать хорошо лишь свою узкую научную область, должен хорошо владеть математическим аппаратом, экспериментальным методом и т.п. И в этом причина кажущейся атеистичности науки — в том, что ученые становятся ремесленниками и перестают быть философами.

Миф о существовании гонений на ученых в XVI–XVII вв. является всего лишь просвещенческой выдумкой. Ни одного примера преследований ученых, кроме случаев с Дж. Бруно и Г. Галилеем, назвать не могут. Да и в этих случаях все не столь радужно с точки зрения атеиста. Что касается Дж. Бруно, то он был не ученым, а философом-язычником, сторонником пантеизма, еретиком, и именно за свои еретические положения и поплатился жизнью. Это было типичное проявление преследования еретиков, столь характерное для Ренессансной Европы. Конечно, нельзя приветствовать сжигание еретиков на кострах, но и говорить, что это было преследование за научные убеждения, тоже не стоит. По крайней мере, в материалах процесса над Дж. Бруно ни слова не говорится о его так называемых научных положениях. А мысль о бесконечности Вселенной Бруно заимствовал у кардинала Николая Кузанского, который за сто лет до Бруно высказал эту мысль. И никто Николая за это не преследовал.

Что касается Г. Галилея, то здесь несколько иная ситуация. Дело в том, что Галилей выбрал не совсем удачный момент для публикации своего трактата «Диалог о двух системах мира: птолемеевой и коперниковой». В середине XVI в. М. Лютер обвинил католиков в том, что они совсем изменили христианству, стали слишком доверяться науке и философии, в то время как спасается человек, по Лютеру, «только верой». Вкупе с другими обвинениями (индульгенции и т.п.) эти нападки послужили причиной начала кровопролитных реформационных войн. Одним из аргументов для лютеран был факт положительного отношения католиков к работе Н. Коперника. И поэтому, когда реформационные войны затихли и наступил мир, католическая Церковь, не желая идти на углубление конфронтации, не рекомендовала Галилею публиковать свою книгу в защиту коперниковского учения до тех пор, пока тот не сможет полностью и совершенно убедительно доказать свое учение. Галилей же ослушался и опубликовал книгу, в чем и вынужден был покаяться. Кстати, как указывает В. Гейзенберг, правота Галилея в этом споре все же не столь очевидна. С научной точки зрения Галилей все-таки был неправ, ведь Солнце не покоится, да и Земля движется не по окружности, а по эллипсу. Но больше всего Галилей оказывается неправ в нравственной области, не просчитав те последствия, к которым могла бы привести публикация его идей20.

Многие десятилетия ученые-атеисты, воодушевленные успехами науки, практически были убеждены, что наука фактически доказала, что Бога нет. Однако в XX в. совершаются открытия, которые вновь заставляют задуматься о справедливости христианства. Наиболее часто говорится в этом плане о теории возникновения Вселенной в результате Большого взрыва. Действительно, во все времена считалось очевидным, что из ничего не может возникнуть ничего и поэтому вселенная вечна. Христианство же упорно утверждало, что у вселенной есть начало. И лишь в середине XX века наука признала, что действительно, вселенная имеет начало, причем возникла она из сингулярности, ложного вакуума, т.е. фактически из небытия. Один из наиболее авторитетных специалистов по теории Большого взрыва П. Дэвис пишет: «Тысячелетиями человечество верило в то, что «из ничего не родится ничто». Сегодня мы можем утверждать, что из ничего произошло все. За Вселенную не надо «платить» — это абсолютно «бесплатный ленч»»21.

Вообще, библейский рассказ о шести днях творения удивительно предвосхищает современные научные знания. Как мог автор, живший за 1000 лет до Рождества Христова, предугадать возникновение мира из ничего, начало времени, появление света до возникновения Солнца? Откуда ему было известно, что Солнце больше Луны, в то время как с точки зрения земного наблюдателя их размеры идентичны? Как он мог догадаться о том порядке возникновения живых существ, который признает современная наука? Ведь даже такие величайшие греческие ученые и философы, как Анаксагор, Демокрит, Эмпедокл, высказывали столь нелепые с современной точки зрения гипотезы, которые могут вызвать у современного ученого улыбку снисхождения. А здесь простой египетский пастух…

Таким образом, убеждение о противоположности науки и христианства может возникнуть лишь при поверхностном понимании как науки, так и христианства. Более глубокое же проникновение в основания научного знания, в христианское богословие, знакомство с историей возникновения нового научного естествознания и с историей христианства позволяет нам понять фундаментальную близость научного и христианского учений. Поэтому многие верующие ученые так любили цитировать замечательные слова английского философа и пропагандиста новой науки Ф. Бэкона: «Поверхностная философия склоняет ум человека к безбожию, глубины же философии обращают умы людей к религии»22.