Эвтана́зия (от греч. εὖ (эу) – хорошо, эпич. «добрый, красивый, доблестный, благородный» и θάνατος (танатос) – смерть ) –
1) термин, использовавшийся в богословии, означавший блаженную кончину христианина, исполненного благодатью Святого Духа (ср.: «Блаженны мертвые, умирающие в Господе» (Откр.14:13));
2) термин, используемый в современном светском языке, означающий убийство (прекращение жизни) «безнадежно» больного человека.
Все то, что мы, христиане, называем «христианской кончиной», как об этом говорится в церковной молитве, для древних греков имело наименование эвтаназии, «блаженной кончины». Термин эвтаназия тогда обозначал доблестную, благородную смерть.
В Требнике при молитве над болящим есть прошение, в котором священник обращается к Богу с просьбой вылечить тяжело болящего и страждущего или призвать его к Себе. Таким образом как бы осуществляется прошение о православной эвтаназии, но применимо к воле Божией. Это очень важная и существенная разница между той эвтаназией, которая сегодня принята, как практически самоубийство, и её исконным православным содержанием.
Эвтаназия – нравственное зло или уважение к свободе личности?
протоиерей Евгений Горячев
Эвтаназия – нравственное зло или уважение к свободе личности? Вопрос эвтаназии – добровольного ухода из жизни неизлечимо больного человека – в последние годы активно обсуждается, но что думает по этому поводу Церковь, мы узнаем у преподавателя СПБ духовной академии, протоиерея Евгения Горяева.
Даже не очень хорошо разбирающемуся в терминах человеку понятно, что самоубийство и эвтаназия – это разные вещи. Но, тем не менее, Церковь почти уравнивает их, негативно относится к тому и к другому, почему?
Я бы сказал, что к самоубийству Церковь относится менее критично, чем к эвтаназии, потому что самоубийство может быть разделено на добровольное, скажем так, потеря смыла жизни, тогда это акт богоборчества, и на самоубийство в состоянии аффекта. Или, например, есть даже категория людей, которые не захотели жить, чтобы сохранить нравственную чистоту. Церковь канонизировала несколько дев-мучениц, которые сбросились с башни, не желая быть изнасилованными врагами, занявшими монастырь. Поэтому мы видим, что случаи окончания жизни, добровольного ухода, они дифференцируются. С эвтаназией другая проблема. Скажем, Иуда, если вернуться к теме самоубийства, осуждается Священным Писанием, мне кажется, здесь я выскажу свою точку зрения, не за то, что он предал Христа, мы помним ведь и другого предателя – апостола Петра, а за то, что он не дал возможности Богу уврачевать рану, нанесенную этим преступлением. То есть, по сути дела, он, кончая с собой, вешаясь, не дает Богу возможности его исцелить, так же, как Он исцелил апостола Петра. И поэтому преступление Иуды связано как раз таки с необратимостью, с невозможностью вернуть жизнь человеку, который ее получил от Бога.
Возвращаясь теперь к теме эвтаназии, мы можем сказать, что легкая смерть, именно так переводится этот термин, как правило, связана с доброй волей человека, то есть, его волеизъявление настаивает на уходе из жизни. Хотя, конечно, есть и в этом термине, в этой реальности свои дефиниции. Почему? Потому что, например, если человек находится в коме, то на эвтаназии могут настаивать родственники, с их согласия может быть произведено прекращение жизни. Но и в том и в другом случае Церковь относится к этому негативно, потому что прерогатива Бога давать жизнь, а человек может только выразить свое согласие прожить эту жизнь и уйти из жизни в тот момент, когда захочет Бог, а не когда захочется ему.
Бывают ситуации, когда жизнь человека становится невыносимой для него и окружающих, в таком случае преждевременный уход будет восприниматься с благодарностью, облегчением, разве это будет богоборчеством?
Сразу же приходят на ум мысли человека, прикованного к постели без шансов на исцеление, и его молитва, обращенная к своей собственной совести: «Я не хочу больше отягчать этих людей заботой обо мне, страдающем, кроме того, мои страдания действительно невыносимы, поэтому, не терпя сам, я также хочу, чтобы перестали эту муку терпеть другие люди, поэтому ухожу из жизни добровольно». Мы видим в такой формулировке определенное отношение к страданию. Страдание воспринимается как абсолютное зло, от которого нужно всеми возможными способами открещиваться. Ну, раз уж прозвучало в моем последнем слове ссылка к термину «крест» – «открещиваться», то тогда мы видим, что Бог не только не отказывается от страданий, но воспринимает всю бездну человеческого страдания, разделяя его с ним на кресте. Вот, скажем, библейская книга Иова говорит нам о человеке, на долю которого выпало такое количество страданий, которое кажется метафорой. Напомню, что этот человек в течение короткого срока лишился всего своего имущества, детей, положения в обществе, а у него был очень возвышенный статус, и физического здоровья. И вот вышвырнутый за границы города, сидя на помойной куче, он осколком глиняного черепка скребет по своему пораженному проказой телу. Жена, которая не вынесла этого зрелища, говорит: «Похули Бога и умрешь». Иов отвечает ей: «Неужели я буду благодарить Бога только за добро, которое входит в мою жизнь, за зло я сделаюсь богоборцем? Бог дал, Бог взял». Во всем этом не согрешил Иов, поэтому мы понимаем, что страдания – часть жизни и важно правильно сориентироваться к тому моменту, когда меня посещают страдания. Мне кажется, что когда мы отказываемся от такого переживания, мы обедняем и самих себя, и тех, кому дан шанс проявить милосердие, ухаживая за нами.
Неужели не бывает исключений? Ведь известно, что различные государства по-разному определились в этом вопросе.
Смотря о каких исключениях идет речь. С какого-то момента, а это начало 21 века и конец 20-го, мы видим, что некоторые законодательства, ну скажем, если речь идет об Америке, то это законодательства некоторых штатов. Европейские страны на государственном уровне высказывались за или против эвтаназии, но в данном случае речь идет об одобрении этой политики, и мы видим, что процесс набирает обороты, потому что количество ушедших из жизни в результате эвтаназии растет. В 2004 году это 250 человек, в 2008 году это уже более 300 человек, но дело ведь не в том, как отнесется к этому большинство светских людей, потому что, мне кажется, процесс эвтаназии и закреплении его в государственном праве связан именно с расцерковлением общества. Так вот, дело не в том, как отнесется к этому та или иная власть, как отнесется к этому общество. Мы сейчас рассуждаем с христианской точки зрения, она достаточно консервативна, поэтому законы законами, а наше нравственное отношение к этому исходит из совершенно определенных положений. И, возвращаясь ко второй части Вашего вопроса – а разве не могут быть исключения – я, конечно, говорю, что могут. Здесь мы должны различать некоторые нюансы. Например, если говорить о позитивной стороне, скажем так, о положительном смысле, который мы могли бы все-таки извлечь из идеи эвтаназии, то я бы сказал, что здравый смысл отделяет эвтаназию, как добровольный уход или как нежелание родственников ухаживать за безнадежным больным, от того состояния, когда врачи констатируют смерть мозга, а все остальные органы продолжают функционировать. В этом случае поддержание жизни – это поддержание жизни не совсем человека. Это сложный случай.
А есть, скажем так, логика эвтаназии, которая ведет к неонацизму, потому что ведь Гитлер, уничтожая физически и умственно неполноценных людей, исходил именно из этой идеи. Вначале мы воспринимаем страдания как зло и помогаем человеку уйти, затем мы начинаем размышлять о людях, которые родились таковыми, как о неполноценных, и говорим, что это акт гуманности – уничтожать уродов, а затем от уродов мы переходим к детским несовершенствам. Начинают убивать внутриутробно или после рождения детей с несовершенствами – это, конечно, неонацизм.
Кроме того я бы сказал так – эвтаназия затрудняет еще и момент нравственного выбора не только со стороны того, кто желает быть умерщвленным и пройти через легкую смерть, но и со стороны тех, к кому он обращается с тем, чтобы ему оказали помощь. Ведь, казалось бы, ты захотел расстаться с жизнью, это твой выбор. Это нехорошо, ты будешь отвечать за это пред Богом, но это твой выбор. Зачем же ты втягиваешь в это через законодательство или через личные уговоры еще и других людей? Потому что врач в данном случае становиться соучастником. И как бы ни говорили об этом, как об акте милосердия, все равно прекращение жизни третьим лицом это убийство. Это отнятие жизни. Этот человек будет разбираться со своей совестью, но и с Богом, если он верит в Него, и если не верит, как мне кажется, тоже. Поэтому я бы сказал так: у эвтаназии в христианском восприятии есть такая образная система оценки.
Я думаю, что на каждом кладбище – при всем том, что они могут быть мусульманские, иудейские, кришнаитские, атеистические – всегда есть нечто общее. Это надпись на самом памятнике: дата нашего рождения и дата нашего ухода из жизни. Так вот, дату нашего рождения мы не заказывали и не должны заказывать дату нашего ухода из жизни. Но роднит все кладбища и все надгробия черта между датой рождения и датой смерти – это дистанция. Мы выходим в нашу жизнь и проходим дистанцию, как проходит спортсмен, у одних это очень короткая черта, у других длиннее, у третьих очень длинная, но важно с этой дистанции не сойти. Человек может быть неодинаково успешен в начале жизни, в середине или в конце, но самое главное – пройти эту жизнь до конца, или, говоря словами героя романа «Камо грядеши»: «Мы умели жить, сумеем и умереть». И вот мне кажется, что суметь умереть – это еще и принять страдания как часть этой жизни. Потому что, если бы Бог хотел предложить нам земную жизнь как подарок, мы сразу же оказались бы в раю. А он ведет нас через землю, окружным путем, поэтому выясняется, что земля полигон. И на этом полигоне мы испытываемся не на удачу, не на материальное благополучие, даже не на человеческое счастье. Мы испытываемся на свою человечность, на умение не потерять лица даже в самых сложных обстоятельствах. И если человек проходит это испытание, то тогда после смерти жизнь оказывается подарком. Без этого испытания не обойтись, потому что речь идет не о спичечных коробках и даже не о муравьях, а именно о людях, которые только тогда могут стать рядом с Богом, пройдя свой жизненный круг и не потеряв человеческого лица. Причем, мне кажется, что мера испытания зависит от нашей индивидуальности. Одному ведь посылается не так много, но, скажем, занозил палец и он криком кричит, ему говоришь: «Успокойся», а другому – как Иову – слепоглухонемой с оторванными руками и ногами, но, тем не менее, не ломается. Поэтому задача спросить самого себя, оказавшись в сложной ситуации: «Это действительно невыносимо или я вполне мог бы еще потерпеть?» Поэтому мне кажется, что не сойти с дистанции и воспринять жизнь, как испытание, наградой за которое окажется вечность рядом с Богом – это очень важное настроение для человека, оказавшегося в сложных обстоятельствах.
Духовно-просветительский телепроект «Слово». Ведущая: Е.В. Соловьева
Цитаты об эвтаназии
«Клятва Гиппократа (III веке до Р.Х.) в её традиционной форме содержит запрет на содействие уходу из жизни: Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла…
Как православный священник я свидетельствую, есть такая замечательная пора нашей жизни, которая называется “умирание” – и которую очень трудно понять, с которой очень тяжело согласиться и примириться вне христианства. Умирание – важнейшая задача жизни. Именно жизни. Это не часть смерти, а часть жизни. Это такая же важная составляющая жизни, как рождение, возрастание, болезнь. Это тоже школа жизни, возможно, – важнейший ее класс; это школа, это духовная задача. И люди, которые просят себя убить, не хотят проходить этот путь, трудный и тяжелый – как дети не хотят учиться. Не хотят умирать, а хотят умереть. А еще вернее хотят не смерти, а простого избавления от страданий, внимания близких, заботы и участия, потому что умирание другого – это важнейшая духовная школа и для тех, кто находится рядом с умирающим».
свящ. Андрей Лоргус «Война – это торжество ненависти»
Комментировать