Ю.В. Коренева
Семантика смирения в агиографическом тексте: историко-лексикографический аспект

Ю.В. Коренева
2010 г. Московский государственный областной университет

Сообщается о месте и роли понятия смирение в тексте жития святого. Данные исторических и этимологических словарей в этом аспекте позволяют реконструировать первичную семантику анализируемого слова и через сопоставительный анализ словарных значений определить его смысловой объем, сходство и различие лексикографических интерпретаций.

***

Каждая профессиональная сфера коммуникации, в том числе литературный жанр, вырабатывает свою понятийную сферу, реализует свой аспект сознания, в том числе языкового, и в современной лингвистике такая совокупность понятий именуется концептосферой. Терминологическое значение последней, после Д.С. Лихачева, сегодня уточняется: можно говорить о совокупности концептов – ментальных образований – для каждой сферы деятельности человека в рамках дискурсивных и текстовых исследований. В этом аспекте понятие агиографической концептосферы реально. В составе житийного текста, эксплицирующего, репрезентирующего агиографическую концептосферу, проявляется через словоупотребление религиозное сознание, в нашем случае русское православное. Поэтому о концептах агиографической концептосферы целесообразно говорить с позиций православного религиозного сознания.

Агиографический текст имеет своей конечной коммуникативной целью оказать влияние на читателя-слушателя через описание святости как центрального понятия любого жития. В этом аспекте святость выступает как макроконцепт, содержащий в своем поле остальные понятия. Концепт святость репрезентируется в русском житийном тексте по-разному в зависимости от описываемого пути к святости, т.е. подвига того человека, которого Церковь чтит в сонме своих святых. Разновидностей духовного подвига много. Об этом, в частности, свидетельствуют жития преподобных монахов, в том числе Жития Оптинских старцев.

В житии преподобного монаха центральными, ключевыми понятиями становятся понятия любви к Богу и страха Божиего, молитвы и послушания, молчания и смирения. Остановимся подробнее на последнем. При описании какого-либо слова, выражающего понятие/понятия, необходимо изучение не только его современного лексикографического представления, но и исторического. С позиций современного русского литературного языка смирение расценивается, во-первых, как существительное от смирить, во-вторых, как ‘кротость’, ‘покорность’, ‘сознание своих недостатков, сочетающееся с отсутствием гордости’. Смирить, в свою очередь, фиксируется современной лексикографией, во-первых, как ‘сделать покорным, послушным; усмирить, укротить’ и ‘подавить в себе, сдержать, унять’ 13; 16. В парадигматическом плане лексема смирение имеет синоним кротость и антонимы гордость, гордыня 14; 15. Современное написание данного слова через И дает определенную почву для народной этимологии, на поверхности оказывается практически прямая корреляция смирения и мира, непротивления, т.е. смиренный человек – человек мирный, тихий, спокойный. Орфографический казус связан с историей буквы «ять», исключенной из русского алфавита в 1918 году. Поэтому для дальнейших рассуждений необходимо обратить свой взгляд в прошлое.

В исторических словарях смирение предстает прежде всего как понятие духовной жизни человека: ‘смиренность, покорность; унижение’ [9: 659]: ‘I 1)униженность, бедность, убожество; 2) поражение, унижение’ и ‘II мир, примирение‘ [8: 320]; ‘примирение, мир; оскорбление, огорчение, унижение, порабощение, уничижение, ничтожество’ [6: 622]. Обращение к словообразовательной структуре слова в диахроническом ключе может дать ответ на вопрос о его внутреннем смысле. По мнению О.Н. Трубачева, «семантическая реконструкция, т.е. процедура восстановления древнего, или предшествующего, значения слова, тесно связана с реконструкцией формально-фонетической и словообразовательно-лексической, а также с реконструкцией языковой (праязыковой) в целом» 10. В этой связи исторически точное написание исследуемой лексемы уже указывает на ее морфемное строение: съмЬрение, где съ — приставка со значением соединения и конечности действия, его совершенности, -ени[j]- суффикс отглагольного существительного со значением процесса и/или результата такого процесса и корень -мер- (через ять), этимологически отсылающий нас к понятию мера. Данные этимологических словарей подтверждают это положение: связано с и.-е. *mē- «мерить» [11: 2, 600]; [7: 2, 336]; [12: 1, 524]. Основываясь на данных Старославянского словаря, Т.И. Вендина относит смирение к религиозным ценностям средневекового человека наряду с верой, любовью, святостью, одиночеством, молитвой, покаянием [2: 281-293]. Всматривание в слово, опора на его внутреннюю форму помогают более точно определить его значения, т.к. «углубленное понимание значения есть, по нашему убеждению, уже тем самым его реконструкция» 10. Гнездовой принцип расположения словарного материала, примененный В.И. Далем, тоже нацелен на глубокое понимание понятия, стоящего за словом: смирять, смирить кого, усмирять, укрощать или обуздывать, отвадив от дикости; сделать кротким, покорным, послушным; приводить в покорность, лишать природной дикости, зверства, своеволия, самонадеянности. <…> смиренный, кто смирился, кто живет в смирении, в кроткой преданности провидению, в сознании своего ничтожества’ 17.

Житие святого, созданное на основе русской истории и на русском варианте церковнославянского языка, произведение оригинальное, но нельзя в семантическом исследовании не учитывать ту крепкую связь, что всегда была и существует до сих пор в православном дискурсе между русским и греческим языком применительно к православной религиозной жизни. В греческом языке, по данным исторических словарей, славянское смирение чаще всего коррелирует с греческим ταπείνωσις ‘унижение; ослабление’; ‘смиренность, покорность’ [1: 1227] и ‘малость, неприметность; скромность, покорность; унижение’ [3: 206]. Таким образом, греческо-славянские семантические связи и внутренняя форма самого славянского слова указывают на наличие в семантической структуре исследуемого понятия таких ключевых смысловых компонентов, как ‘мерить’, ‘вниз’, ‘покорять’, которые эксплицируются в данном слове и развивают его семантику. Несмотря на отглагольный суффикс и абстрактную принадлежность, смирение, как и любое другое символическое понятие, восходит в своем значении к конкретному представлению. «Не следует забывать, что всякий символ изначально опирается на нечто материальное, в данном случае на прямое значение слова. Это последнее дает, если можно так выразиться, очертание образа. В этом смысле символ не является самодовлеющим, он имеет истоки в мире невидимого и его реального значения. Символ есть знак, стоящий на границе материальной и высшей духовной реальностей» [4: 15].

Жития Оптинских старцев, прославленных Русской Православной Церковью в 2000 году в лике преподобных, рассказывают о тех духовных подвигах, что совершали Лев, Макарий, Анатолий, Исаакий, Амвросий и другие старцы Оптинские, как они своей монашеской жизнью и любовью помогали многим людям обрести Бога.

• Вообще все иночество под руководством старцев носило на себе отпечаток духовных добродетелей: простота, кротость и смирение были отличительными чертами оптинского монашества. Младшая братия старались всячески смиряться не только перед старшими, но и перед равными, боясь даже взглядом оскорбить другого, и при малейшем поводе немедленно просили друг у друга прощения (Житие преподобного Амвросия, старца Оптинского: 220) 18
• И другим в утешение говорил: «Бог не требует от больного подвигов телесных, а только терпения со смирением и благодарения» (Житие преподобного Амвросия, старца Оптинского: 222).
• Преподобный Лев особенно любил молодого послушника, ласково называя его Сашей [будущего прп. Амвросия]. Но из воспитательных побуждений испытывал при людях его смирение (Житие преподобного Амвросия, старца Оптинского: 221).
• Последний [прп. Макарий] очень любил своего ученика [прп. Амвросий], что, впрочем, не мешало подвергать его ударам по самолюбию, воспитывая строгого подвижника смирения, терпения, нищеты и других иноческих добродетелей (Житие преподобного Амвросия, старца Оптинского: 223).

Смирение в жизни православного человека есть неотъемлемая часть того пути, который проходит каждая душа к Богу: «гордым Бог противится, а смиренным дает благодать», «сердце смиренно и сокрушенно Бог да не уничижит». Смирение невозможно без покаяния, в семантическом смысле эти понятия связаны иерархически и амбивалентно: смирение приобретается через покаяние, искреннее покаяние дается через осознание своих грехов, осознание своих грехов приходит к смиренной душе. Смирение – это добродетель, в нашем контексте, православного монаха, а вне данного контекста – любого православного христианина. Как отглагольное образование лексема смирение содержит в своем семантическом составе и сему движения, процесса, которая трансформируется в сему внутренней работы над собой: «без смиренья невозможно иметь успокоенья» [5: 203]. Кстати, на двигательные свойства понятия смирение указывают его гиперо-гипонимические связи: смирение есть одна из добродетелей, т.е. внутреннее движение в деянии добра, а добро и добродетель историко-этимологически и семантически связаны с понятием преподобный как наименования чина святости в первичном значении ‘лучший перед Богом’. Наблюдения за житийными текстами показывают, что атрибутив смиренный используется как одна из постоянных характеристик будущего старца и уже старчествующего монаха.

Смирение как понятие (номинативная единица) – это приведение себя в меру, соединение (префикс) в процессе движения к Богу (суффикс отглагольного существительного) меры физической и духовной жизни. Без соблюдения во всем меры нет возможности для послушания, которое паче молитвы в монашеском миру, нет возможности человеку духовно развиваться, смиренный человек – это духовно сильный, растущий к святости человек, и внутренняя форма корня -свят- отсылает нас к понятию ‘расти, увеличиваться в размерах’. Контекстуальное употребление слова смирение в житиях Оптинских старцев реализует все указанные значения.

Список литературы: