Русская церковь в XIX веке

Последовательное изложение событий русской церковной жизни XIX века, за исключением только последнего десятилетия, можно найти в «Учебном Руководстве» профессора Казанской духовной академии Знаменского¹⁷⁸, а подробный систематический указатель – в «Руководстве» приват-доцента московского университета Доброклонского¹⁷⁹ и, отчасти, в «Летописи» епископа Арсения¹⁸⁰. Автор исторических набросков, предлагаемых благосклонному вниманию читателей, имел в виду на пространстве отведённых в его распоряжение страниц возобновить в памяти читателей лишь важнейшие события русской церковной истории XIX века и, главным образом, те общие настроения, которые последовательно сменялись в нашей церковной жизни в течение недавно минувшего века и давали определённую историческую окраску той или иной эпохе.

Внутренняя жизнь Церкви на всём протяжении её истории и, без сомнения, остаётся в существе своём неизменной, основанная на Вере, Уповании и Любви; но внешние проявления этой жизни бывают в истории неодинаковы: при обстоятельствах благоприятных она проявляется преподобными подвижниками, при неблагоприятных – исповедниками и мучениками. В зависимости от тех или иных внешних условий и влияний выдвигается на арену истории то та, то другая сторона внешней церковной жизни, но внутренняя её сущность остаётся неизменной. В России, где государство искони является не врагом, а покровителем Церкви, и где вера православная признается государственной религией, Церковь не может жить уединённо и обособленно от государства; напротив, живёт неразрывно с ним, разделяя и его печали, и его радости, своим благотворным влиянием оказывая ему помощь и содействие в его великих и многосторонних целях и задачах и сама получая от него пособие для своих целей: счастливый союз на общую пользу без взаимного подчинения в принципе. Вот почему русская церковная история не отделима от русской государственной истории и вот почему события, волновавшие государство, волновали и Церковь, и наоборот, и те стороны жизни, которые выдвигались в данное время в силу исторических условий в государственной жизни, выдвигались и в церковной, и опять-таки наоборот. Все события русской церковной жизни, таким образом, рисуются на фоне русской гражданской истории, которая, главными образом, и сообщает первой тот или иной колорит.

С. Рункевич

Ошибка в исчислении начала XIX столетия. – Встреча нового столетия церковным богослужением в Петербурге. – Царствование императора Павла I.

Первенствующий член Св. Синода

Казанский собор в Петербурге

Девятнадцатый век в русской истории, по воле императора Павла I, начался на год раньше своего математического срока и продолжался, поэтому, 101 год. Император Павел I в конце декабря 1799 года выразил желание, «чтобы в первое число наступающего генваря, для нового столетия, отправлено было в Петербурге по всем церквам приличное молебствие». Император Павел в счёте столетий шёл за ошибкой Петра Великого, который указами 19 и 20 декабря 7208 года, переменяя принятый в России порядок летоисчисления от Сотворения Mиpa и с месяца сентября на установившийся в западной Европе от Рождества Христова и с января, повелел начать с наступившего первого числа января новый год и «новый столетний век»¹⁸². И теперь, как при Петре, решено было начать новый век торжественным богослужением во всех церквах столицы и обычное новогоднее молебствие совершить в первые же минуты нового года. В полночь на 1 января 1800 года, когда при проходе часовой стрелки через цифру ΧΙI на часовом циферблате неуловимо и таинственно кончался один год и начинался другой, загудели в Петербурге колокола во всех церквах, все церкви были освещены, и петербургское духовенство, во главе со своим архиереем, служившим в морском соборе, испрашивало у всемогущего и всевышнего Владыки времён благословения не на новое только «лето», но на всё «новое столетие»¹⁸³.

Время для Церкви, как и для общественной жизни, было тяжёлое. Добрая душа больного императора, разочарованная в своих лучших мечтах, замкнулась в угрюмости и суровости. Имевший непреодолимое желание водворить на земле добро и счастье, император Павел I сгорал в приступах «раздражительной мелочности» и достиг только водворения «всеобщего страха»¹⁸⁴. Под гневными взорами государя, в которых почти никогда не искрилось столь необходимых для жизни веселья и радости, гибло много людских благополучий, счастий и жизни. Никто не знал, что сулит ему завтрашний день. Для Церкви положение становилось особенно тяжёлым, потому что император Павел I, подпав влиянию иезуитов и других иноверных интриганов, проявлял стремление неподобающим образом вступать в дела Церкви. Это были особенно томительные последние минуты ночи пред близившимся рассветом. Ночью 11 марта 1801 года императора Павла не стало и 12 марта на императорский престол вступил двадцатитрёхлетний Александр I.

Рождение Александра I. – Воспитание в младенчестве и влияние Екатерины II. – Лагарп и его влияние на Александра I. – Влияние отца. – Александр I в юности.

Александр I родился 12 декабря 1777 года. По свидетельству современников, его рождение встречено было и в Петербурге, и по всей России взрывом особенно радостного чувства. С его именем соединяли надежду и веру в наступление лучшей жизни, добрых и лучших дней. Блестящее и славное царствование императрицы Екатерины II, как вечный, не прерывавшийся праздник, не допускало сойти любезной улыбке с лица, но, в сущности, начинало уже сильно тяготить своим искусственным блеском и не прерывающимся напряжением. От тягости, естественно, ждали избавления. Но избавление не видели ни в Екатерине, ни в тогдашнем наследнике престола, Павле Петровиче, угрюмая фигура которого не вызывала к себе симпатий. Поэтому, рождение внука, на которого можно было сложить все накопившиеся надежды, и вызвало такой восторг. Петербург, кроме того, был крайне нервен от только что пережитого сильного волнения при наводнении 22 ноября. И когда распространилась весть о рождении царственного внука, радость была настолько шумная, что даже прохожие на улицах обнимались и целовались. Тотчас по получении Екатериной из Гатчины, где жил Павел Петрович и родился Александр, известия о рождении внука совершено было в большой придворной церкви благодарственное молебствие с коленопреклонением, а жители столицы оповещены были о радостном для царствующего Дома событии двести одним пушечным выстрелом с крепостей петропавловской и адмиралтейской.

Императрица избрала новорождённому, по собственному её выражению, «торжественное имя Александра», в надежде, что «имя оказывает влияние на того, кто его носит, а это имя знаменито». Пожелания новорождённому сходились в одно со всех сторон. Екатерина желала ему «естественности», а поэт Державин, выражая общее настроение, в своей оде на рождение Александра, высказывал ему пожелание быть на троне «человеком».

Екатерина не любила своего сына, наследника престола, Павла Петровича, тот ей платил тем же расположением, и, как только родился Александр, Екатерина «взяла его на руки и после того, как его вымыли, унесла в другую комнату», и с тех пор, можно сказать, всецело завладела его воспитанием и ревниво не допускала к этому делу никого другого. Воспитание установлено было по типу так называемого «нормального». Александр не знал ни люльки, ни укачивания, спал на железной кровати без полога, на кожаном матрасе под лёгким английским одеялом, его ежедневно купали в холодной воде, в его комнате всегда говорили громко, даже во время его сна. Вырастая, Александр радовал свою венценосную бабушку: он не знал простуды, был полон, велик, здоров и очень весел, никогда почти не капризничал. Императрица почти не расставалась со своим желанным внуком: то она принимала участие в его играх, то он молча сидел с нею, не желая уходить, пока она занималась каким-либо делом, в часы своего досуга; её влияние отпечатлевалось на нём весьма заметно. Когда однажды она не могла видеть малютку в продолжение четырёх дней, она уже жаловалась, что его испортили. Едва Александру минуло два года, Екатерина уже писала про него, что он «более знает, чем ребёнок четырёх-пяти лет», и восхищалась: «поразительно, как эта крошка любит, когда с ним говорят разумно». Она сама выучила его азбуке. Уже на третьем году его жизни она стала составлять для него и нравственную инструкцию, – азбуку изречения, которая начиналась изложением мыслей, «что он, малютка, родился на свет голый, как ладонь, что все так родятся, что по рождению все люди равны, что только познания производят бесконечное между ними различие». На пятом году няня должна была журить Александра, чтобы заставить его оторваться от книжки, «тогда как других детей журят за то, что они не берут книжки в руки». Екатерина восхищалась Александром, не находила ему похвал. Писала про него: «ничто не ускользает от этого мальчугана, которому нет ещё и пяти лет»; «в его мыслях есть последовательность, чрезвычайно редкая в детях». И при этом высказала несколько замечательно прозорливых мыслей: «Александр будет превосходный человек, но вовсе не завоеватель»; «предприятия его не будут вредить ближнему, потому что у него слёзы появляются на глазах, когда он видит или думает, что ближний находится в беде».

С 1783 года, сначала учителем французского языка, а потом и воспитателем, появляется при Александре швейцарец Лагарп, приехавший в Россию в одно из знатных русских семейств, с которым он путешествовал по Италии, неся обязанности руководителя-педагога. Этот просвещённый в европейском смысле человек имел на Александра огромнейшее влияние¹⁸⁵, которое начало сглаживаться только уже тогда, когда Александр вступил в четвёртый десяток лет. Лагарп сам был республиканец, но не считал республику единственной наилучшей формой правления и высказывался, что за неограниченной монархией до́лжно признать два преимущества: во-первых, она всегда почти в руках подготовленных и очень часто действительно достойных правителей, во-вторых, в ней исполнительная власть действует с большей скоростью, энергией и решительностью. Сам будучи из среды тех избранных людей, которые мечтают о всеобщем благе человечества, Лагарп стремился выработать из своего царственного питомца такого человека, который бы воспользовался для блага людей всеми правами самодержавной власти и был застрахован против искушений абсолютизма. К этой цели Лагарп и направлял свои педагогические уроки.

Он внушал Александру, что следует почаще спрашивать себя, кто я, что я знаю, что хорошего я сделал, у одного ли меня на всем свете есть ум, дарование, заслуги? Безрассудная гордость – порок, который непростителен в правителях народа, и они часто жестоко бывают наказаны теми, кого оскорбляли и презирали. Особенно вредны для государя бывают придворные льстецы, люди своекорыстные и ничтожные: они могут постоянной лестью уверить государя, что он свободен от всяких обязанностей в отношении к родине и к человечеству, направить его на ложный путь приобретения так называемой славы. Между тем ложное понимание славы влечёт за собой множество бед. Продажное перо стихотворцев и литераторов всегда найдётся и станет восхвалять всякого владыку. Но потомство отвергает величие в человеке, приносившем десятки и сотни тысяч человеческих жизней в жертву своим честолюбивым замыслам и грабительским войнам, изгонявшим из родины своих подданных и ставившем свой личный произвол выше всякого закона и требований правосудия и справедливости. «Мёртвые друзья», т. е. сочинения благородных духом мыслителей, надёжнее для монарха друзей живых. Человеку, призванному к великой общественной деятельности, некогда тратить время на чтение книги, в которых слабая доля истины затоплена целым морем многословия: но для него положительно необходимо ознакомиться с сочинениями, в которых ясно и верно изображаются его обязанности, как человека и как гражданина. Не полагаясь на изменчивый и лицемерный голос окружающих, правитель народа должен искать верных друзей в творениях великих писателей, и в безмолвной беседе с ними укреплять дух и черпать познание жизни и людей. На живых же друзей он не должен полагаться и должен собственным умом взвешивать доводы, советы, похвалы, жалобы. Лагарп внушал Александру любовь к простоте жизни, к так называемому низшему сословию, к просвещению, уважение к свободе человеческой. Придворный этикет стесняет правителя, отнимает у него время, расслабляет душу. Крестьянское сословие – самое неиспорченное и приносящее наиболее пользы, а между тем не заботятся о просвещении его, и оно обречено оставаться в невежестве со всеми его грубыми и необузданными порывами. Не следует и доброе дело делать при помощи насильственных мер. Как бы не были невежественны народные предрассудки, их невозможно истребить по одному мановению руки, ибо народ отстаивает с великой стойкостью и упорством то, что привык считать за истину. Чтобы истребить народное невежество, правитель должен дать свободу слова писателям, и они разоблачат ложные мнения логическими доводами и рассеют их неотразимой силой насмешки. Нужно пересоздать общественное воспитание и тем подготовить у новых поколений иной образ мысли, свободный от предрассудков, унижающих человеческое достоинство. Только таким путём задуманное дело получит прочность и силу. Всякие же быстрые, внезапные и насильственные меры бывают действительны только на самое короткое время. Словом, воспитание Александра было направлено к тому, чтобы развить в нём чувство долга, обязанностей, желание принесть добро человечеству, жертвуя для этого личными своими удовольствиями и вожделениями.

Екатерина следила за лагарповскими уроками и говаривала Лагарпу: «будьте якобинцем, республиканцем, чем вам угодно, я вижу, что вы честный человек, и этого мне довольно». Александром она продолжала неизменно восхищаться, его наружностью, умом, играми, шалостями, называла его ангелом в человеческом образе, гордилась им, как плодом своих забот, и в пику аббату Райналю, который как-то отозвался о Екатерине, что ей ничего не удавалось, что она ни предпринимала, писала, что «этот-то будет удачен». В сентябре 1793 года, когда Александру было 15 лет, Екатерина женила его на 14-летней принцессе баден-дурлахской Луизе, названной по принятии православия Елисаветой Алексеевной. Когда их обручали, она, восхищённая, говорила, что обручают двух ангелов.

Рядом с влиянием Екатерины на Александра действовали и другие влияния. Наряду с пышным екатерининским двором в Царском Селе и Петербурге, был другой, угрюмый и суровый, двор в Гатчине, где почти безвыездно проживал Павел Петрович в совершенном уединении от всего екатерининского мира. Между тем и другим двором была непримиримая неприязнь. Екатерина не выносила Павла, Павел считал себя обиженным своей матерью, которая удерживала за собой правление государством. Быть может, и осязательно чувствовалось при этом, содержавшееся, впрочем, в глубокой тайне, но, несомненно, бывшее у Екатерины намерение передать престол прямо Александру, минуя Павла. В Царском Александра учили уважению человеческого достоинства в каждом человеке, в Гатчине угрюмый отец с сердечной болью от чистого сердца говорил: «вы видите, дети, что с людьми надо обращаться, как с собаками».

Эти условия молодых лет жизни, чрезвычайно острые, имели тот хороший результат, что Александр с детства ознакомился с обеими сторонами жизни, с лицом и изнанкой, и будущий император пережил настроения, общие всему отечественному юношеству, пробивающему себе дорогу в трудовой и суровой среде. В 19 лет он писал уже своему воспитателю и другу Лагарпу, жившему в то время заграницей, что ненавидит екатерининский двор, что «все грабят, почти не встречаешь честного человека», что он «охотно бы уступил своё звание за ферму подле фермы Лагарпа, или, по крайней мере, вблизи», и что его жена, отличавшаяся подобно Александру мечтательностью, «разделяет эти его чувства». Своему другу Виктору Павловичу Кочубею, бывшему посланником в Константинополе, Александр писал, что его положение слишком блистательно для его характера, склонного к тишине и спокойствию, что «придворная жизнь не для него создана» и он «всякий раз страдает, когда должен являться на придворную сцену», что он «чувствует себя несчастным» в вынужденном обществе «таких людей, которых не желал бы иметь у себя и лакеями» занимающих высшие места, что «в делах господствует неимоверный беспорядок, грабят со всех сторон, все части управляются дурно, порядок, кажется, изгнан отовсюду, а империя стремится лишь к расширению своих пределов». Когда потом воцарился суровый Павел и Александру приходилось бледнеть от страха при встрече с этим несчастным императором, он жаловался на тиранию и мечтал, когда станет императором, устроит народное представительство, «свободную конституцию», а сам предполагал удалиться тогда на покой.

Протоиерей А.А. Самборский и его влияние на Александра I.

Собственно, религиозное воспитание Александра было поручено Екатериной протоиерею Андрею Афанасьевичу Самборскому. Это был сын священника ахтырского узда (харьковской губернии), получивший высшее образование в Киевской духовной академии и затем долгое время проживший псаломщиком при русской посольской церкви в Лондоне, где он и женился на англичанке, принявшей православие, и, когда освободилась вакансия настоятеля церкви, остался священником. В 1782 году, когда Самборскому было 50 лет, Екатерина поручила ему сопровождать в путешествие по западной Европе цесаревича Павла Петровича с его второй супругой Марией Феодоровной. Через два года Самборский был назначен Екатериной законоучителем и преподавателем английского языка к великим князьям Александру и Константину, а впоследствии те же предметы преподавал и трём великим княжнам – дочерям Павла. В 1797 году, по восшествии на престол, Павел назначил Самборского, сверх того, управляющим школой земледелия на даче Блозерке близ Царского Села. Последнее назначение объясняется тем, что во время пребывания в Англии Самборский изучал агрономию. Самборский сумел сохранить и при Павле такое же положение, каким пользовался при Екатерине. Павел в знак своего расположения пожаловал ему на его родине имение Стратилатовку с пятьюстами душ. Однако и он не избежал некоторых перемен в своём положении. В 1799 году он был назначен домовым священником и духовником своей ученицы, очень ему преданной великой княжны Александры Павловны, вышедшей замуж за палатина венгерского, эрцгерцога австрийского Иосифа, и отправился в Будапешт. Здесь, впрочем, пробыл недолго, и в 1801 году, по смерти эрцгерцогини, перешёл в Иром, к церкви, сооружённой на могиле почившей. В 1804 году, по старости и слабости, имея уже 72 года, Самборский оставил службу и прибыл в Петербург, где был награждён всевозможными пенсиями, составлявшими сумму свыше 11.000 рублей, и казённой квартирой в михайловском замке. Зимой он проживал обыкновенно в Петербурге, а летом отправлялся в свою усадьбу и там на досуге обучал своих крестьян усовершенствованным приёмам земледелия, для чего выписал и плуг из Англии. Скончался в 1815 году, 82-х лет, и погребён на кладбище Большой Охты, в фамильном склепе, рядом с женой.

Наши церковные историки, недовольные широкой веротерпимостью Александра, которую он проявил во всё своё царствование, высказываются, будто Александр «не получил религиозного воспитания в православном духе», или даже, что его «религиозное воспитание было крайне поверхностное», ставят это в вину законоучителю и взносят на последнего всевозможные небылицы. За такими отзывами церковных историков идут без проверки и светские¹⁸⁷. Этому помогает то, что Самборский, действительно, был человек неординарный: ходил, с разрешения императрицы, в светском платье, любил заниматься агрономией, разбил даже парк для своего царственного ученика на его даче Александровке близ Павловска, умел видеть хорошее и у инославных и очень почитал французского богослова Массильона. Неизвестно на чём основываясь, говорят, будто отец Самборский был человек малообразованный, или «недальнего богословского образования», его преподавание ограничивалось будто бы тем, что он заставлял своего ученика выучивать на-память вопросы и ответы из катехизиса и заботился только о выполнении им обрядовой стороны православия, и, что уже совсем не вяжется с предыдущим, будто был «либерал», не совсем твёрдый в православии своих богословских воззрений. Отец Самборский выражался про себя, что ему в его жизни привелось испытать «многажды страшное гонение суеверия и зависти».

Сам Александр заявлял, что он во всём сходится с Лагарпом, кроме религии, следовательно, религиозные основы в нём были заложены так прочно, что не подвергались колебаниям даже при той силе влияния, какую имел на Александра Лагарп. Не так давно обнародованные записки отца Самборского о преподавании закона Божия своим августейшим ученикам, обнаруживают в нём законоучителя, далёкого от того, чтобы только заставлять своих учеников «выучивать на-память вопросы и ответы катехизиса». Отец Самборский стремился, прежде всего, возбудить в своих учениках любовь к Богу и любовь к ближнему. Задачей своей законоучительской деятельности он ставил нравственное развитие своих учеников, усвоение ими нравственных христианских истин, развития в них любви к людям, стремления делать добро всем. «Старайтесь находить, – внушал он, – во всяком человеческом состоянии своего ближнего, тогда никого не обидите и тогда исполните закон Божий». Гуляя иногда с Александром в окрестностях Павловска и Царского Села, он входил с ним в избы крестьян, знакомил его с крестьянской жизнью, бытом, нуждами, тяжким трудом. Вспоминая в одном из своих позднейших писем к Александру эти прогулки, он пишет: «ваше величество могли ясно познать мою прямую систему религии евангельской и религии сельской, из которых происходят благонравие и трудолюбие, которые служат твёрдым основанием народного благоденствия; когда монарх успеет поставить свой народ на сих степень блаженства, тогда он не устрашится предстать с ответом в будущей жизни пред праведным судиею – Богом». И он впоследствии с гордостью имел полное право писать: «выше и драгоценнее самой жизни моей поставляю, что их высочеств сердца суть расположены ко всякой благостыне, что благоугодно есть пред Богом»; «сердца их высочеств образовались главно к благотворению ближнему и к люблению врагов». Иногда он не стеснялся принимать и строгий тон. Перед обручением Александра, быть может зная слабую черту в его характере, он говорил: «в вашем высоком рождении обстоит коварное и зловредное ласкательство, угнетающее правду; проходя всех прошедших веков события, находим, что почти все земные владыки больше или меньше сделались жертвой оного ласкательства, и, кто больше предавался оному, тот в страшнейшее превратился чудовище; итак, дабы вы спаслись будущих несчастий, должны всевозможным образом удаляться ласкательства». Что касается собственно твёрдости православия убеждений отца Самборского, то, как ни затруднительно искать доказательств того, что само собой не предполагает никаких доказательств, однако можно указать, что в своих уроках по церковной истории он высказывался категорически, что «греко-российская Церковь никогда не была пременяема, потому и ныне премениться не может, следовательно, рождённые в ней должны оставаться тверды и непреложны до последнего издыхания». В этом воспитании недоставало только разве церковности, необходимой, при широте воззрений, церковной дисциплины. Личная жизнь отца Самборского не расходилась с его учением. Он не хотел тщетно питаться трудами своих крестьян, свой дом в уездном городе Изюме отдал под больницу, в своей Стратилатовке устроил тоже больницу, богадельню для вдов, приют для сирот, особую лечебницу для больных так называемыми венерическими болезнями, училище, в котором обучалось 20 мальчиков, построил часовню; в михайловском замке, в Петербурге, в своей квартире устроил домовую церковь, в которой и служил, когда позволяли ему силы. Будучи уже глубоким стариком, он писал государю, что всегда тщился и впредь потщится употребить в пользу ближнего всю свою жизнь до последнего издыхания. Его благотворительность, быть может в зависимости и от некоторой нерасчётливости хозяйственной, поглотила все его средства: умирая, он оставил долг банку в 36.000 рублей и вынужден был просить государя о милосердии к своим осиротевшим внукам.

Всеобщая радость при воцарении Александра I. – Первые дни нового царствования: освободительные указы. – Государственные преобразования. – Заботы о просвещении.

12 марта 1801 года, после скоропостижной смерти в предшествующую ночь императора Павла I, Александр вступил на престол, под тяжёлым нравственным гнетом от потрясающего впечатления неожиданной кончины отца. Это воцарение, по свидетельству современников, встречено было всей Россией с неописуемым восторгом. Всем был известен характер молодого государя, исполненный мягкости и всеобщего благожелания. В Петербурге 12 марта, встречаясь, обнимали друг друга, как в Светлое Воскресение. То же было и в Москве. Сама природа как будто разделяла радость людей: после долгого ненастья в Петербурге выдался светлый, солнечный день.

Первые дни нового царствования только усиливали первые впечатления. Первый манифест нового государя гласил, что государь будет царствовать «по законам и сердцу мудрой своей бабки», царствование которой теперь, после тяжёлых павловских времён, казалось каким-то золотым веком. На третий день по воцарении вышел указ об освобождении заключённых в петропавловской крепости и других политических заключённых и ссыльных; освобождено было до пятисот человек. В первые же дни изданы были указы, повелевавшие всех исключённых без суда со службы, военных и гражданских, которых так было много в павловское время, считать вышедшими в отставку, и число лиц, благодаря этим указам возвратившихся на службу и восстановленных в своих правах, простиралось, по некоторым сведениям, до 12.000 человек¹⁸⁸. Обвялено прощение укрывшимся заграницей, кроме виновных в смертоубийстве (15 марта), уничтожена тайная экспедиция (2 апреля), а потом и пытки, уничтожены виселицы, к которым прибивались имена осуждённых на публичный позор (8 апреля), дан указ, чтобы полицейские чиновники никому не дерзали причинять оскорблений и обид (19 марта), восстановлены дворянские выборы (15 марта) и жалованная грамота дворянству (2 апреля), упразднённые Павлом, восстановлено городовое положение (2 апреля), повелено распечатать частные типографии (31 марта), запрещённые при Павле, разрешён свободный въезд из заграницы и выезд заграницу (22 марта), снято запрещение на вывоз заграницу продуктов и товаров (14 марта), хлеба и вина (24 марта), на привоз заграничных товаров (16 марта), книг и музыкальных произведений (31 марта), и даны другие льготы общего характера. Все эти милостивые указы, заключавшее целый ряд освободительных мер, почти непрерывно следовали один за другим, так что почти каждый день приносил новую милость. От этого, как при встрече с Павлом всякий старался спрятаться и убежать, так, завидев Александра, все сами бежали к нему навстречу. По свидетельству современников, «все чувствовали какой-то нравственный простор, взгляды сделались благосклоннее, поступь смелее, дыхание свободнее».

А затем, вслед за отменой стеснительных ограничений предшествовавшего царствования, началась тотчас же созидательная работа «на благо человечества». Под тяжёлым впечатлением деспотического царствования своего отца молодой государь мечтал произвести немедленно полное переустройство правительственных учреждений в России, улучшить все части управления, возвысить благосостояние всех сословий и даровать России учреждения, соответственные её величию и сообразные с лучшими понятиями того времени. Трудное и чрезвычайно обширное дело невозможно было произвести сразу. Решено было начать преобразования сверху, с высших государственных установлений, и затем перейти на средние и низшие. Был выработан и подробный план всех этих преобразований, по указаниям Александра, известным государственным деятелем Михаилом Михайловичем Сперанским. 8 сентября 1802 года учреждены министерства вместо существовавших от петровского времени коллегий, установлен комитет министров, расширены права сената к охранению и развитию законности; затем учреждён государственный совет (1 января 1810 года): преобразованием высших государственных установлений выполнена была первая часть преобразовательного плана, треть всей реформы государственных установлений.

Как результат убеждения государя о равноправности людей и о человеческом достоинстве, приняты были некоторые меры к уничтожению продажи крепостных людей без земли, государь поставил себе за правило вовсе не раздавать крестьян с поместьями разным сановникам, как практиковалось в обширнейших размерах при Екатерине и Павле. Весьма много сделано для отечественного просвещения. Дан новый регламент академии наук (25 июня 1803 года), установлено новое управление учебными заведениями по министерству народного просвещения, причём все учебные заведения этого рода распределены по шести учебным округам (24 января 1803 года), и получили новые уставы (5 ноября 1804 года), дававшие учебным заведениям стройную организацию с разделением на низшие, средние и высшие, под управлением министерства народного просвещения с главным управлением училищ при министерстве, учреждены новые университеты в Казани и Харькове (1803 года), издан акт постановления университета в Дерите (12 декабря 1802 года), утверждён устав виленского университета (18 мая 1808 года), в Петербурге учреждён педагогический институт, зародыш будущего С.-Петербургского университета (16 апреля 1804 года), обнародован устав царско-сельского лицея (11 января 1811 года), ослаблен тяжёлый гнёт цензуры, которой дан новый устав, передав её в ведение министерства народного просвещения из министерства внутренних дел (1804 года), оказывалось широкое покровительство литературе через покровительство выдающимся писателям и переводам книг с западноевропейских языков. Физиономия государственной жизни совсем переменилась под влиянием личности молодого императора, всплыли сдержанные при Павле общественные движения екатерининского века, повеяло духом свободы мысли и слова.

Духовные школы ко времени царствования Александра I. – Архимандрит Евгений Болховитинов. – Митрополит Амвросий Подобедов. – Проект духовно-учебной реформы. – Учреждение комитета о усовершении духовных училищ. – Всеподданнейший доклад комитета. – Преосвященный Феофилакт Русанов. – М.М. Сперанский. – План духовно-учебной реформы.

Могучая волна просвещения, поднявшаяся в России в царствование Александра I, захватила и духовные школы, и захватила настолько существенно, что духовная школа, как выражается один наиболее компетентный её историк, только с этого времени может серьёзно считать начало своей истории. К началу XIX века, по характеристике другого историка духовной школы александровского времени, быт духовных школ отражал на себе всю неопределённость их положения. Существование их, как учреждения епархиального и не обеспеченного, было подвержено всяким случайностям. Программа не была строго определена, и семинарии в этом отношении представляли большое разнообразие, не имея правильности и полноты в учебных курсах, которые могли быть изменяемы и по произволу епархиальных начальников, и по неимению учителей. Школы существовали без общего надзора, не имели общего устава и систематического устройства, им не доставало постепенности и определённости; и академии, и семинарии «вмещали в себе все предметы учения, так что круг их, стеснённый в одном месте и от первоначальных познаний простираясь до самых высших наук, не имел ни надлежащего времени, ни нужного пространства». Схоластический формализм стеснял преподавание и лишал его развивающей силы и жизненности. В своих схоластических формах науки «имели слишком суровый учебный вид, который и приобретаемые познания делал малоупотребительными для общенародного наставления, и, обманывая полуучёность мнимой важностью, препятствовал углублению в основание учения». В довершение всего школа вела своё дело среди нужд и лишений, будучи обеспечена «более терпением и неутомимостью, нежели обилием пособий». Словом, все стороны школьной жизни ждали реформы.

Пионером в деле духовно-учебной реформы был «известный своей многосторонней учёностью» префект петербургской Александро-Невской академии (семинарии), архимандрит Евгений Болховитинов¹⁹⁰. Он был сын священника, уроженец воронежской епархии, в детстве пел в архиерейском хоре, начал учение в воронежской семинарии, высшее образование получил в Москве, в академии, в пору её расцвета под крылом митрополита Платона, причём, с разрешения митрополита, посещал и университет, затем был некоторое время учителем и префектом в родной воронежской семинарии, в Воронеже принял священство и получил протоиерейство, потом, после вдовства и смерти всех троих детей, решил принять монашество, в 1800 году перешёл в Петербург, здесь был пострижен и назначен префектом в академию. Ему было в это время 33 года. В Москве он оставил по себе хорошую память в учёно-исторических сферах, в Воронеже занимался описанием воронежской губернии, мечтал написать «историю России», поддерживал свои учёные московские знакомства, и всё это сделало его имя более или менее известным, так что в Петербурге он не был принят, как чужой. Как археолог и историк, он хорошо был знаком с прошлым духовной школы, как педагог и учитель, знал в совершенстве современное её положение и близко принимал к сердцу её нужды и её судьбу. Под влиянием благодетельной реформы светской школы он, по собственным его словам, и «натолковал» первенствовавшему в синоде петербургскому митрополиту Амвросию идею о необходимости реформы духовной школы.

Митрополит Амвросий Подобедов сам имел всегдашней своей заботой умножение духовных училищ и улучшение способов духовного образования. Сын священника владимирской губернии, получивший образование в Троицкой лаврской семинарии и в ней же, по окончании курса, остававшийся некоторое время учителем, он в 1768 году, двадцати шести лет, принял монашество и стал быстро делать свою карьеру. Будучи учителем и префектом московской академии, он в 1771 году своей проповедью «о пагубных действиях суеверия», сказанной в донском монастыре при погребении убитого взбунтовавшеюся толпой во время чумы в Москве московского архиепископа Амвросия Зертис-Каменского, обратил на себя высочайшее внимание. По повелению императрицы Екатерины II проповедь эта была напечатана, а потом несколько раз была перепечатываема и переведена на языки немецкий и французский¹⁹¹. Вслед за тем Амвросий был назначен вскоре и ректором. В 1775 году своею проповедью в день рождения первой супруги тогдашнего наследника престола, Павла Петровича, Натальи Алексеевны, Амвросий окончательно завоевал симпатию присутствовавшей в церкви императрицы и её августейшего сына. Государыня пожаловала ему тогда алмазный крест¹⁹². В 1778 году он был хиротонисан во епископа севского, викария московской митрополии, причём императрица удостоила своим присутствием его хиротонию, 5 июля, в Сергиевой пустыни под Петербургом, и пожаловала новохиротонисанному драгоценную панагию, полное архиерейское облачение и 8.000 рублей. В 1781 году Амвросий был назначен епископом крутицким, в 1785 году – архиепископом казанским. Павел, воцарившись, украсил его орденами, которые только что стали жаловаться духовным особам, наконец, водворил его на петербургской кафедре, после удаления петербургского митрополита Гавриила Петрова в Новгород и накануне своей кончины пожаловал его митрополитом. Восхвалявший в своих церковных речах великую Екатерину при её жизни и, без сомнения, хорошо осведомлённый о взаимном расположении царицы и её наследника, Амвросий в речи при погребении Екатерины говорил Павлу, что тот предопределён от века самим Богом «в достойное наследие» своей великой матери, чтобы «недоконченное ею исправить», и что в него «прелияны с кровию все дарования и добродетели» его матери и в нём они процветут ещё более¹⁹³. Похвалы были выражены так искусно, что должны были быть приняты за выражение искренних чувств. Первые дни александрова царствования были тяжелы для митрополита Амвросия. Он ощутительно чувствовал холодность к нему молодого императора, со дня на день всё больше грустил, сделался «скучен и уединён», ходили слухи, что и его ждёт судьба его предместника: невольное удаление на покой. Но, обладая драгоценной для практической жизни способностью терпеливо сносить всякие удары самолюбию, он покорно вынес холод зимы, дождался весны и остался на своём посту, пока уже в глубокой старости, когда сделался болезненно-капризным, не был вынужден всё-таки уйти на покой.

Будучи в академии, Амвросий составил учебник по Священному Писанию Ветхого и Нового Завета, изданный святейшим синодом в 1779 году. Будучи епископом севским, он открыл семинарию в Севске и два духовных училища в уездных городах. В крутицкой епархии также открыл два новых уездных духовных училища, в казанской – довёл число воспитанников семинарии с двухсот до пятисот, наконец, в новгородской тоже поставил духовно-училищное дело на твёрдую почву. К духовно-учебной реформе, поэтому, он не мог отнестись иначе, как с полными сочувствием. Он представил духовно-учебный вопрос высочайшему вниманию и нашёл там полную готовность к самой широкой поддержке. По примеру хода реформы светских учебных заведений составлено было первоначально «предначертание», или предварительный общий план реформы. Работу эту исполнил Евгений Болховитинов, ставший с 1804 года викарием петербургской митрополии, епископом старорусским. Государь оказывал его работе особливое внимание, и за два месяца своего пребывания в Петербурге, куда он прибыл из Новгорода, где имел постоянное жительство по своей новой должности, Евгений четыре раза представлялся государю. Проект Евгения «был читан государю и отменно уважен», потом поступил на рассмотрение синода, где тоже заслужил одобрение¹⁹⁴. В проекте недоставало разработки экономической стороны реформы, и так как, вероятно, к этой работе Евгений не был способен, то для неё был вызван в синод могилёвский архиепископ Анастасий Братановский, «один из блестящих духовных администраторов того времени». Он, действительно, «оправдал надежды», которые на него были возложены, указав богатый источник к обеспечению духовной школы в церковно-свечном доходе, для чего потребовалось восстановить забытый закон Петра Великого о монополии церквей на продажу церковных свечей.

Работы по подготовке училищной реформы, одушевляемые вниманием государя, шли быстро. 29 ноября 1807 года для окончательной разработки реформы был учреждён «комитет о усовершении духовных училищ». Членами назначены были: митрополит Амвросий, калужский епископ Феофилакт Русанов, обер-священник войскового духовенства Иоанн Державин, царский духовник, протопресвитер Сергий Краснопевков, обер-прокурор синода, князь Голицын и статс-секретарь Сперанский; «производителем письменных дел» был избран обер-секретарь синода Александр Данилов. На четвёртый день после учреждения комитет уже открыл свои заседания, – собирались у митрополита, – и через полгода, 28 июня 1808 года, государю был представлен на утверждение вполне законченный доклад о реформе¹⁹⁵. В тот же день доклад был высочайше утверждён и наиболее потрудившиеся члены комитета, Феофилакт, только что пожалованный в члены синода, и Сперанский, получили блестящие награды: орден св. Владимира 2-й степени.

Епископ Феофилакт Русанов был сын дьячка архангельской губернии, по окончании духовной семинарии на своей родине отправлен был в Петербург в главную Александро-Невскую семинарию с тем, чтобы подготовиться к учительской должности и затем вернуться на родину. Но его блестящие способности задержали его в Петербурге. Петербургский митрополит Гавриил оставил его, с разрешения синода, учителем в своей главной семинарии. Здесь Русанов принял монашество и в 1794 году, на тридцатом году жизни, определён был законоучителем в греческий кадетский корпус, который позднее был переименован в корпус чужестранный единоверцев. Хотя в то время блистал в Петербурге своим ораторских талантом законоучитель шляхетного сухопутного кадетского корпуса Анастасий Братановский, однако и Феофилакту удалось стяжать известность выдающегося проповедника и стать на виду. По характеру своей проповеди он был «учёный» проповедник¹⁹⁶. В 1795 году он был произведён в архимандриты и назначен настоятелем зеленецкого монастыря, в 1796 году переведён в Сергиеву пустынь, в 1799 году хиротонисан во епископа в Калугу. Наречение и хиротония его происходили в Гатчине, где тогда около полутора месяцев, с 13 октября по 6 декабря, пребывал и синод по случаю семейных торжеств в царском Доме. На наречении, в одной из зал царского дворца, на заседании синода присутствовал и государь. После посвящения Феофилакт отбыл из Петербурга в свою епархию. Каков он в это время был, можно видеть из отзыва о нём познакомившегося с ним в это время московского митрополита Платона в письме к петербургскому митрополиту Амвросию: «человек молодой и не по сану отважный». В Калуге он сблизился с губернатором Лопухиным, проводившим очень весело жизнь. Но затем, когда над этим губернатором разразился суд, Феофилакт стал осторожнее и погрузился в литературные занятия. Он владел и прозой, и стихами; как человек более блестящий, чем основательный, он своего ничего не создавал, занялся переводами, и по свойству своего характера останавливался на сочинениях, чуждых раздумья и сомнений. Переводил: «Философское утешение», «Врачевство от уныния и отчаяния» и т. п. Затем, по совету митрополита Амвросия, занялся переводом сочинений, более соответствовавших характеру его служения: «О достоверности Евангелия», «О превосходстве религии», «Против безбожия» и т. п. Все эти книги имели успех, выходили вторым изданием. Двумя изданиями, в 1806 и 1809 годах, вышли и проповеди Феофилакта. В 1806 году Феофилакт был вызван из Калуги к присутствованию в святейшем синоде в Петербурге. Есть предположение, будто он был вызван по указанию младшего его товарища по петербургской семинарии Сперанского, специально для работы по духовно-училищной реформе, как человек просвещённый, предприимчивый, энергичный.

Михаил Михайлович Сперанский был сын священника владимирской губернии, образование получил во владимирской семинарии, по окончании семинарии, как лучший её воспитанник, отправлен в петербургскую Александро-Невскую главную семинарию для подготовления к учительству в семинарии во Владимире. Но когда он в 1793 году кончил курс в Петербурге, петербургский митрополит Гавриил Петров, с разрешения святейшего синода, оставил его, как и Феофилакта, в Петербурге, учителем в главной семинарии. Здесь он весьма скоро от должности учителя физики и математики дослужился до должности учителя философии и префекта, – крайний высший пункт для светского лица на духовно-учебной службе. Когда он был учителем, он был приглашён известным вельможей того времени, князем Алексеем Борисовичем Куракиным в личные секретари. Когда потом князь Куракин стал генерал-прокурором, т. е. по-теперешнему министром юстиции, но с несколько большими полномочиями, он перевёл Сперанского к себе на службу экспедитором. Талантливый работник, здесь, как, впрочем, и в семинарии, был оценён сразу же. В три года из титулярных советников он дослужился до статского. В 1798 году на него возложено было, сверх занимаемой им должности, управление канцелярией комиссии о снабжении столицы припасами, где президентом был наследник престола Александр Павлович, а членами – самые влиятельные вельможи. Таким образом, Александр, когда вступил на престол, лично хорошо знал Сперанского. В 1602 году Сперанский получил чин действительного статского советника, в самом начале 1803 года перешёл в министерство внутренних дел к князю Виктору Павловичу Кочубею. В том же году он получил через Кочубея поручение от государя составить план общего преобразования правительственных и судебных мест империи. Являясь к государю с докладами по этому делу, он привлёк к себе его исключительное внимание, сделался близким и доверенными лицом по исполнению его преобразовательных поручений и с конца 1807 года уже находился при нём постоянно. Это был действительно выдающийся организаторский и творческий ум, умевший схватывать мысли на лету и затем немедленно воплощать их в правила, проекты и уставы. Он-то и написал весь доклад комитета, представлявший собой, по отзыву профессора Знаменского, «такое новое и свежее по направлению, такое стройное, изумительное по широте и единству основного взгляда и по силе его логического развития в частностях изложение предначертаний касательно постановки духовных школ, их администрации, содержания и курсов, что подобная работа только и могла выйти из комитета, где работал Сперанский».

В основу работ комитета лёг план, выработанный преосвященными Евгением и Анастасием. Теперешний доклад комитета придавал духовным училищам небывалый дотоле характер цельной организации, в которой последовательно проводилась стройная постепенность и в учебных заведениях, и в круге учебных предметов, и в порядках управления.

Применительно к общему плану народного просвещения, уже проведённому в жизнь, духовные школы разделялись на четыре разряда: академии, сообщавшие высшее духовное образование и управлявшие учебными округами; семинарии, со средним курсом, назначенным для приготовления воспитанников в академии и на поприще церковного служения; уездные училища – для низшего образования; наконец, училища приходские – для образования элементарного. Все эти учебные заведения связывались между собой взаимными административными отношениями. Высшее управление всей духовной школой сосредоточивалось в Комиссии духовных училищ при святейшем синоде, подобно главному правлению училищ при министерстве народного просвещения. Все епархии распределялись, соответственно наличному числу духовных академий, на четыре учебных округа, с академией в каждом во главе; в каждой епархии должна быть своя семинария и несколько уездных училищ, по одному на уезд, во всяком случае, не более десяти на епархию. Каждый уезд делится на приходские округи, заключающее в себе несколько приходов под ведением одного благочинного, и в каждом таком округе имеется приходское училище, и, во всяком случае, не более тридцати на епархию. Всех епархий было тогда 36, следовательно, семинарий предполагалось максимум 36, уездных училищ 360, приходских 1.080. По всей этой лестнице духовных учебных заведений высшие должны иметь надзор за низшими, уездные училища поставлены над приходскими, семинарии над уездными, академии над семинариями. При академиях для управления округом учреждаются внешние окружные правления и конференции из учёных людей, как принадлежащих к академическому составу, так и посторонних.

К учебным курсам применена была система строгого разграничения. Состав специального богословского учения в семинариях получал большую полноту, в общем образовании, кроме наук философских и словесных, предоставлялось выдающееся место наукам историческим; школы сохраняли классический характер, но в то же время им давалось предостережение от того преобладания схоластической латыни и пренебрежения греческой и отечественной письменностью, какое было допущено в них в прежнее время. Духовная школа получила определённые права и положение, которых прежде не имела. Комитет в своём докладе изложил все основные пункты духовно-училищных уставов, подробные училищные штаты с обозначением окладов на все училищные потребности.

Учреждение комиссии духовных училищ. – Всеподданнейшая благодарность святейшего синода императору Александру

I. – Выработка уставов духовно-учебных заведений. – Открытие петербургской академии. – Архимандрит Филарет Дроздов. – Обстоятельства деятельности преосвященного Феофилакта в комиссии.

Вместе с высочайшим утверждением доклада 26 июня 1808 года временный «комитет о усовершении духовных училищ» прекращал своё существование, и для заведывания и руководства всем духовно-учебными делом учреждалась постоянная «комиссия духовных училищ». Члены остались те же, только вместо прежнего духовника, протопресвитера Краснопевкова вступил новый духовник, протопресвитер Павел Криницкий. Высочайший указ, ставивший дело духовного образования на твёрдую почву, был принят в духовном мире с величайшей радостью. Святейший синод, «понимая во всём пространстве и важности» «сей толико для Церкви благотворный монарший подвиг», торжественно от лица Церкви принёс государю «признательнейшее благодарение». Первенствующей синодальный член, митрополит Амвросий в благодарственной речи говорил государю: «между прочими милостями и щедротами, присно на служителей веры от престола твоего изливаемыми, ныне тобой возниспосланное благо, в виде нового постановления о усовершенствовании духовных училищ, есть дар для самой Церкви, дар совершен, сошедый свыше от Отца светов. Ваше величество, ведая апостольски, что телесное обучение вмале, а благочестие на всё полезно есть, преподав правила и способы к распространению общенародного просвещения, не укоснили равно усилить вящими познаниями и духовенство, предположа достаточнейшие меры и для приобретения в оных желаемых успехов, и для подкрепления всего сословия, служащего алтарю Господню, да послужить с радостию, а не воздыхающе». Последние строки были намёком на соединённый с проектом духовно-училищной реформы проект лучшего обеспечения духовенства, – не осуществившийся.

Работы комитета заключали в себе, вообще говоря, только основание нового духовно-учебного устройства. Составление подробных уставов академий, семинарий и духовных училищ, выработка учебных программ, – всё это легло на комиссию. Работа была не лёгкая, но для комиссии в её составе не новый Сперанский написал общее введение к уставам всех духовных училищ с изложением общих начал духовно-учебного образования и первую часть устава академического с правилами по части внутреннего управления академий. От дальнейшего продолжения труда он отказался по многосложности занятий государственными делами. Остальные части академического устава, уставы семинарий и училищ, уездных и приходских, и инструкции по преподаванию всех предметов в семинариях и училищах составил преосвященный Феофилакт, с декабря 1808 года бывший уже в сане архиепископа и с марта 1809 года переведённый на рязанскую кафедру. Окончив свою работу, Феофилакт через полгода, перед печатанием уставов, пересмотрел её и сделал в ней «многочисленные и весьма существенные поправки».

Написав устав, Сперанский заявил комиссии, что «один опыт может положить на нём печать достоверности», и предлагал ввести новый устав пока лишь в виде опыта в петербургской академии, и только затем, если достоинство его оправдается опытом, утвердить его в законодательном порядке.

Так и было сделано. Открытие Петербургской академии по новому уставу торжественно было совершено 17 февраля 1809 года. К первому опыту, пробному камню реформы, приложена была особенная заботливость, так как первая проба должна была обозначить в общественном сознании достоинства всей реформы. Личный состав учащих и учащихся в преобразовываемой академии был организован совершенно исключительным образом: и те, и другие были выбраны из лучших духовных сил всей России, так что профессор-немец, приглашённый в академию, должен был признать, что ему и в Германии не приходилось встречать такого блестящего состава учащихся. Члены комиссии сами приняли живое участие в академической жизни, вызвались быть «протекторами» академических кафедр, а преосвященный Феофилакт даже принял на себя руководительство преподаванием – по любимой им кафедре словесности. После некоторых неизбежных шероховатостей академия достигла «порядка, сделавшегося правилом для всех академий». Этим она обязана более всего появившемуся в её среде великому организаторскому уму нового своего ректора, архимандрита Филарета Дроздова, вскоре своей настойчивостью и выдержкой завоевавшего себе первое место и в комиссии духовных училищ.

Сын небогатого коломенского священника, он родился в 1782 году, в мире назывался Василий, учился в коломенской и троицкой лаврой семинариях¹⁹⁷ и, по собственному признанию¹⁹⁸, не был близок с товарищами: кажется, свойство, общее для всех замечательных людей. В лаврской семинарии, по окончании курса, оставлен был учителем. Митрополит московский Платон рано заметил в нём проповеднический талант и ещё в 1806 году писал своему викарию Августину: «у меня явился отличный проповедник, учитель Дроздов, я сообщу вам его проповедь, и вы удивитесь». Заметив дарование, митрополит стал склонять молодого учителя к монашеству и достиг своей цели: Дроздов в 1808 году, 16 ноября, принял пострижение, 21 ноября был рукоположен во иеродиакона. В 1809 году, 1 марта, Филарет, вероятно, по желанию митрополита Амвросия, был вызван синодом в Петербург. Ехать из Москвы пришлось в жестокий мороз, и Филарет простудил себе ноги, последствия чего чувствовал всю свою жизнь. Вызван был Филарет, по-видимому, для определения в академию, но, по-видимому, по влиянию Феофилакта, взявшего себе привилегию распоряжаться академическими делами и встретившего Филарета «с уничтожающим величием», не был туда допущен, как чужой кандидат и с обидой для себя был определён в семинарию «инспектором и учителем философии в звании академического бакалавра». 28 марта он был посвящён во иеромонаха. В августе назначен ректором бывшего при семинарии александро-невского уездного училища с оставлением и при всех прежних должностях в семинарии. Через год, по настойчивым и неоднократным представлениям академического ректора, архимандрита Евграфа, и после того, как первый экзамен в академии по богословию оказался неудовлетворительным, Филарет, наконец, быль назначен в академию бакалавром богословских наук с церковной историей. Митрополит Платон, с крайней неохотой расставшийся с Филаретом, теперь повторил свою просьбу о возвращении его в Москву, предназначая ему ректорство в троицкой семинарии. Но Филарет был оставлен в Петербурге. Митрополит Амвросий приблизил Филарета к себе и всячески ему покровительствовал. Сам Филарет считал Амвросия вторым своим благодетелем после митрополита Платона. Скоро Филарет нашёл себе и другого покровителя, более значительного, в лице князя Голицына, которому понравилась проповедь Филарета, первая произнесённая им в Петербурге, в Александро-Невской лавре, в день Благовещения 1810 года, на тему о внутреннем Царствии Божием в душе человека, весьма подходившая к тому мистическому настроению, которым уже в то время объята была высшая интеллигенция Петербурга и в частности князь Голицын. Голицын просил митрополита почаще назначать Филарета к произнесению проповедей, а митрополит каждую новую проповедь Филарета, в свою очередь, посылал и Голицыну, и Сперанскому, как приятную духовную новость. Проповедническая кафедра Филарета была постоянно окружена множеством публики из петербургской знати. Филарету случалось говорить проповедь и в присутствии государя. Однако терния всё ещё усеивали путь Филарета. По поводу одной проповеди распускались слухи, будто Филарет в ней обокрал французского духовного оратора Массильона, другую проповедь академические противники Филарета называли «не проповедью, а одой», третью уже сам архиепископ Феофилакт публично, на обеде у митрополита Амвросия, обвинил в пантеистических воззрениях.

Филарет, митрополит Московский

Феофилакт в это время переживал апогей своей славы. «Высшее петербургское общество восхищалось его блестящими проповедями, его светскостью, беглым французским разговором». В то время было, по-видимому, предположение пригласить и архиереев в молодой государственный совет, и, понятно, великосветские слухи называли Феофилакта первейшим кандидатом. Лица, недовольные им, прозвали его по этому поводу Бриенном, – имя французского епископа, участника революции. Слухи сулили ему уже белый клобук в Петербурге, на место Амвросия, которого, по примеру его предшественника, удаляли в Новгород. Однако Феофилакту не удалось удержаться на своей высоте. Был ли причиной того его горячий и порывистый характер, быть может несколько испорченный стремительностью карьеры, или же он просто рискнул и зарвался, увлёкся и потерпел неудачу, только он, слишком понадеявшись на свои личные силы, разошёлся с теми именно лицами, которые создали его карьеру и от влияния которых, в сущности, зависели и дальнейшие его успехи. Порвав возможность найти поддержку у друзей и имея достаточно врагов, он долго собственными недюжинными силами ещё держался на месте, но затем, как только случайно или ловко был с него сдвинут, немедленно вышел из правительствующей машины и затем утонул в реке забвения, среди отсутствия подходящей работы.

В петербургскую академию на кафедру еврейского языка, по рекомендации Сперанского, был вызван из Берлина профессор Игнатий Фесслер. По рекомендации же Сперанского Фесслеру, по приезде его в Петербург, было предложено занять ещё кафедру философии. Фесслер, как заграничный профессор, скоро прибрёл особенные симпатии и уважение, кроме Сперанского, и у Голицына. Его спрашивали, как он находит новые академические порядки по сравнению с европейскими, и он, между прочим, обратил внимание на крайнее обременение учащихся множеством предметов и предложил разделить студентов на специальные группы, оставив только часть положенных в академии предметов общеобязательными. В число не общеобязательных предметов попала в предложении Фесслера и вся группа словесных наук, бывшая у Феофилакта. Когда затем Фесслер, по обязанности профессора, представил на усмотрение комиссии конспекты по своим кафедрам, оба они подверглись жестоким нападкам со стороны Феофилакта. Это было в апреле 1810 года. Сперанский после этого перестал бывать на заседаниях комиссии и, хотя и продолжал подписывать её журналы, в июне перевёл Фесслера из академии к себе, в комиссию законов, а в начале следующего года просил об увольнении его от членства в комиссии, ссылаясь на то, что теперь комиссии остаётся только разработка подробностей, установленных уже общими правилами, но, впрочем, не был уволен.

Потом Феофилакт обрушился на Филарета, не желая без боя уступить ему свою славу наиболее видного петербургского проповедника. Первое серьёзное сражение дано было за обедом у митрополита, в троицын день 1911 года, когда Феофилакт стал укорять произнесённую Филаретом в тот день в невской лавре проповедь в пантеистических воззрениях. Ослеплённый собственным блеском, он не видел, с какой силой он вступал в борьбу. Филарет потребовал над собой формального суда. Проповедь была рассмотрена митрополитом Амвросием, архиепископом тверским Мефодием, известным тогда «по своей твёрдости в догматах», Голицыным и Сперанским, была ими одобрена, по их постановлению напечатана, представлена государю и дело кончилось тем, что Филарет через две недели получил от государя украшенный драгоценными каменьями крест «за отличие в проповедании слова Божья», а ещё через 8 недель, двадцати восьми лет, был произведён, в архимандрита, Феофилакт и после этого не остановился и продолжал относиться к Филарету враждебно. И так как комиссия теперь уже явно поддерживала Филарета, вопреки стремлениям Феофилакта, то создалось такое положение, что Феофилакт стал допускать формальные придирки к редакции журналов комиссии не без злобной иронии. Когда один раз в составленных комиссией правилах было употреблено выражение: «тщательное употребить старание», Феофилакт письменно возразил, что «оскорбительно покажется для любителей словесности читать тиснению преданное сие выражение». Он был, конечно, прав, но это было уж слишком мелко. Очевидно, недавний оракул уже не был хозяином в делах комиссии. В начала 1812 года, при замещении ректорской должности в Петербургской академии, выставленный Феофилактом кандидат уже не прошёл и был назначен ректором Филарет, у которого каковы были отношения с Феофилактом, ни для кого, конечно, не было секретом. Личные, частные обстоятельства в жизни Феофилакта складывались теперь так, что вполне соответствовали и общему настроению, которое круто изменилось под гнетущим ожиданием надвигавшейся со стороны Франции тучи. Теперь приверженец и поклонник французского, каким был Феофилакт, не мог быть в почёте. Пал и более сильный, чем Феофилакт, человек за своё недавнее поклонение французам Сперанский, который, без всякой вины, после внезапной двухчасовой аудиенции у государя 17 марта 1812 года, ночью выехал из Петербурга в Нижний Новгород в сопровождении пристава.

Вторжение Наполеона I в пределы России. – Занятие Москвы неприятелем. – Оставление Москвы Наполеоном I. – Разорение Москвы. – Благодарственное молебствие за освобождение России от нашествия двадесяти язык. – Восстановление разрушений по пути неприятельского нашествия. – Командировка преосвященного Феофилакта. – Возвращение его в Петербург и дальнейшая судьба.

12 июня 1812 года Наполеон перешёл русскую границу, по реке Неману, устремляясь на Россию с «двадесятью язык».

«На зачинающаго Бог!» объявил Александр в приказе по войскам. В церквах по всему лицу земли русской раздались одушевлённые слова манифеста, призывав все сословия и состояния на защиту веры и отечества. Царь обещал не сложить оружия до тех пор, пока хоть один неприятельский воин будет оставаться на русской земле. Духовенство святым крестом благословляло войска и ополчения на борьбу с врагом. Московский викарий Августин Виноградский вручил московскому ополчению, вместо знамён, две хоругви. Церкви и народ несли своё достояние на издержки войны – и деньгами, и драгоценными вещами. Русскому народу не верилось, что Москва, сердце России, может быть отдана врагу, а Россия и после этого останется жива; поэтому до последнего времени никто не заботился о вывозе из Москвы сокровищ. Только накануне неприятельского вторжения, 1 сентября, преосвященный викарий еле успел вывезти из Москвы главнейшие её святыни: иконы владимирскую, иверскую, смоленскую, некоторые сокровища соборов и монастырей и дела консистории и синодальной конторы. Маститый московский митрополит Платон, этот лавр из венка екатерининского века, постоянно теперь проживавшей у Троицы как бы на покое, в день бородинской битвы приехал было в Москву погибать вместе с паствой на своём посту. Еле увезли его из столицы. Историки описывают, что храмы Божии и монастыри сделались добычей пожара или подверглись опустошению и поруганию. Многие из них были обращены в казармы, конюшни, бойни. Драгоценные священные вещи переливались в слитки, расхищались оклады икон, священные облачения. Обыкновенно такое варварство объясняют тем, что французы были без религии. Однако, опыт показывает, что и при всякой войне варварские инстинкты проявляются с особенной силой и победители не щадят чужой религии и чужого домашнего очага. По милости Божией, Наполеон не засиделся в Москве. При выходе он распорядился взорвать Кремль. Дождь помешал успеху взрыва, все соборы и кремлёвский дворец с грановитой палатой уцелели. Иван Великий, основание которого доходит, по-видимому, до уровня Москвы-реки, заколебался, но уцелел, и только вверху дал незначительную трещину. Совершилось при этом и чудесное событие: образ святителя Николая на стене Никольской башни остался совершенно невредим, хотя самая стена была полуразрушена. Из 237-х московских церквей все были разграблены, половина, 115, были повреждены в самом здании, 12 сгорели совсем. Успенский собор был разграблен дочиста; на месте паникадила висели весы для взвешивания награбленного золота и серебра, тут же стоял плавильный горн, а на ободранном иконостасе велась запись перелитого драгоценного металла; сохранились цифры: серебра 825 пудов, золота 18 пудов. На полу валялись обрывки риз, мундиров, испорченное оружие, всякий лом. Раки святых мощей, кроме раки святого Ионы, были обнажены от металла; рака святителя Петра, прежде бывшая запечатанной, вскрыта, и с тех пор остаётся открытой. Всюду были следы гнусного кощунства.

12 октября 1812 года в страстном монастыре отслужено было первое благодарственное молебствие за спасение Москвы. 25 декабря вышел царский манифест, призывавший всю Россию к благодарности Богу за совершённое освобождение Церкви и державы российской от неприятельских полчищ, и таким образом через полгода после вступления Наполеона в пределы России Россия уже вся воссылала Богу благодарственное молебствие за избавление своё от нашествия двадцати народов.

Преосв. Августин входит в успенский собор по изгнанию французов из Москвы

После изгнания неприятельских полчищ оставалась разорённой обширная полоса русской земли по пути неприятельского нашествия, с разрушенными и разорёнными церквами, монастырями, школами. Комиссия духовных училищ и теперь, как при начале войны, проявила выдающуюся щедрость. При начале войны она пожертвовала из своих сумм на военные издержки полтора миллиона рублей, теперь, на восстановление разорённого края, она пожертвовала три с половиной миллиона. Для осмотра разорения и для распоряжений по приведению разорённого в порядок во всех губерниях, кроме московской, в конце ноября был командирован синодом по высочайшему повелению преосвященный Феофилакт, как живая, деятельная организаторская сила, с полномочием «действовать по своему благорассуждению, дабы отвратить медленность переписок епархиальных архиереев с высшим начальством», и его распоряжениям дана была сила, равная предписаниям синода. Феофилакт в своей командировке проявил редкую, кипучую деятельность и оказал для дела большие заслуги, но, решительный и горячий, весьма возможно, что из искреннего рвения к делу среди инертной, в общем, массы, Феофилакт взял слишком властный тон в епархиях, вызвал жалобы и, когда вернулся в Петербург, в конце мая 1813 года, после епархиального властничания, то уже совершенно не мог примениться к тому положению вещей, когда приходилось делить былое безраздельное влияние, а в Петербурге между тем к его отсутствию за полгода уже привыкли, – пустое место в природе не остаётся долго незанятым, – и в конце концов Феофилакт внезапно, среди продолжения своих трудов по комиссии, был отпущен в свою епархию – и распрощался с Петербургом навсегда. К его уходу Амвросий, Филарет и Голицын, в союзе, воспользовавшись предлогом перевода Феофилактом одной иностранной книги, подготовили ему обвинение в покровительстве пантеизму, в котором он сам когда-то обвинял Филарета, и проектировали выговор от синода. Во время командировки, в Пасху 1813 года, Феофилакт получил бриллиантовый крест на клобук. В мае 1814 года он просил через князя Голицына разрешения напечатать одну свою проповедь, сказанную по получении известия о занятии русскими войсками Парижа, и, вместо разрешения, получил замечание впредь писать проповеди более согласные слову Божию. В 1817 году он был назначен в Грузию экзархом со специальной миссией ввести порядки церковного управления, принятые в России. Синод вспомнил своего деятельного сочлена, аттестовал его в докладе государю, как «известного по способностям его», и проектировал возведение его в митрополита, но государь оставил ему прежний титул архиепископа. Титул митрополита он получил, впрочем, скоро, 1 июля 1819 года. Последние годы своей жизни Феофилакт провёл среди напряжённой, исключительной деятельности, в страстной борьбе, при введении в своём экзархате русских порядков церковного управления. Скончался 19 июля 1820 года, при обозрении епархии, в бодбийском сигнахском монастыре, по слухам отравленный своими врагами, которых было так много. Погребён на месте кончины.

Сущность мистицизма. – Начало развития его в России. – «Мистицизм» Александрова века. – «Мистики» того времени. – Обстоятельства, благоприятствовавшие развитию мистицизма в царствование Александра I. – Князь А.Н. Голицын.

Двенадцатый Год со всей его обстановкой считают обыкновенно, так сказать, воротами, чрез которые вошло в Россию господство мистицизма.

«Сущность мистицизма¹⁹⁹ заключается в стремлении к достижению истины путём непосредственного внутреннего созерцания её, помимо внешних способов чувственного опыта, наблюдения и научного исследования, которые дают истину не полную, отрывочную, рассудочную. В области религии мистицизм состоит в чувстве постоянного, живого, духовного общения с Богом и стремлении к духовному возрождению силоё внутреннодействующей в человеческом духе благодати. Таким образом, по самому существу своему, религиозный мистицизм есть душевная деятельность, находящая возбуждение для себя в самой себе, в самой глубине человеческого духа, в стремлении его к единению с Богом. В этом отношении появление мистицизма в данное время может быть полезно и благотворно, как пробуждение общества от духовной косности или от довольства обрядовым благочестием к духовной самодеятельности и к нравственному самоусовершенствованию. Но есть в мистицизме другая сторона, которая всегда возбуждает против него различные нарекания. Основываясь на внутреннем духовном опыте и ища откровения воли Божией не вне себя и не внешним путём, а во внутреннем голосе сердца, в глубине сокровеннейших душевных движений, мистик неизбежно выходит из подчинения внешнему церковному авторитету, или, сохраняя уважение к нему, считает церковные таинства, установления и всю вообще внешнюю церковную обрядность только символами, которые сами по себе не имеют значения, но служат только внешними знаками того или другого внутреннего духовного состояния и составляют лишь вспомогательное средство для возбуждения в душе того или другого настроения. Они составляют своей совокупностью внешнюю Церковь, которая без Церкви внутренней так же безжизненна, как тело без духа». Такое воззрение всегда почти приводило мистиков к прямому отрицанию внешней Церкви, или, по крайней мере, к полному в отношении к ней безразличию. К сожалению, мистики при этом упускали из виду, что и дух без тела не живёт на земле и что в условиях земного существования людей внешняя Церковь столь же необходима, как и внутренняя.

Жизнь человеческую недаром называют морем житейским. В ней, как и в море, бывают приливы и отливы, т. е. увлечения то в одну сторону, то в другую. При увлечении телом – человечество живёт материализмом, позитивизмом; при увлечении духом – живёт идеализмом, мистицизмом. Эти увлечения, как и приливы, повторяются более или менее периодически. Прилив мистицизма начался в России ещё в царствование Екатерины II, но в последние годы этого царствования и во всё царствование императора Павла его ход был задержан разными стеснительными мерами. Зато в царствование Александра I он получил полный простор. Прежде дальнейшего изложения необходимо оговориться, что определённое в науке понятие мистицизма не вполне соответствует тому историческому явлению в царствование Александра I, которое известно под этим именем. Под мистицизмом александрова века известно вышедшее из мистических источников стремление к просвещению народа на почве религии, но вне какой бы то ни было Церкви. По воззрениям представителей мистицизма александровского времени, Бог созидает в сердце мистика храм Свой, в котором и живёт дух Его. При таком положении внешний храм не нужен. Церковь с её таинствами – только подготовительная ступень к высоте мистиков, для которых она не нужна, она создана только для несовершенных. Монахи «забавляются постом, поклонами, власяницами, веригами и прочим сему подобным внешним», а между тем всё это не нужно: когда ещё не было монастырей и без монашеских подвигов, «помещики Ной, Авраам, Исаак, Иаков, Иов и другие угодили Богу».

В царствование молодого государя, воспитанного на глубоко религиозной почве, но без надлежащей церковной основы, или, вернее, дисциплины, всем сердцем отзывавшегося на всякое добро, мечтавшего об осуществлении всеобщего блага, каждая попытка к отвлечению человечества от низменных интересов могла рассчитывать на самую широкую поддержку. С дозволения правительства в 1805 году в Петербурге учреждена была масонская ложа коронованного Александра, за нею и другие. Около 1812 года появился в Петербурге поляк-иллюминат Грабянка, намеревавшийся основать здесь новое иерусалимское царство и увлекавший много знати. С 1807 года появился мистический журнал «Друг Юношества», издаваемый Невзоровым. Особенную службу мистицизму сослужил Александр Фёдорович Лабзин, служив сначала в ведомстве иностранных дел, потом в академии художеств – конференц-секретарём и с 1818 года вице-президентом. Это был человек «весьма образованный и одарённый», полный искренней и горячей веры в своё дело, неутомимый «в своей самоотверженной деятельности, направленной к распространению в современном ему обществе понятий о живом и деятельном христианстве, к пробуждению в нём духа любви Христовой и к исканию Царства Божия», – в том виде и значении, в каком он сам представлял эти предметы. Это было как бы задачей его жизни. Её он осуществлял распространением переводов мистических книг. Митрополит Филарет московский отозвался о Лабзине в своих воспоминаниях, что «он был добрый человек, только с некоторыми особенностями во мнениях религиозных». С 1806 года Лабзин предпринял было издание собственного журнала «Сионский Вестник», но на девятой книжке журнал был запрещён.

Независимые исторические обстоятельства поворачивали колесо нашей жизни в сторону мистицизма. На мировом горизонте всё яснее и зловещее стал обрисовываться образ тёмного гения начала XIX столетия – Наполеона Первого. Александру, носителю идеалов народной свободы и забот об общечеловеческом благе, рано или поздно предстояло вступить в борьбу с этим воплощением государственного эгоизма и личной воли. После нескольких лет весьма странных отношений «дружественной вражды», или «враждующей дружбы», Наполеон перешёл границу империи Александра с полчищем «двадесяти язык», а через четыре месяца уже бежал, спасая свою жизнь, побеждённый не армией, которая не нанесла врагу ни одного решительного поражения, не морозами, как принято говорить, потому что первые морозы наступили уже после выхода Наполеона из Москвы и только добивали уже расстроенную и разбитую армию, – а побеждённая патриотизмом, высоким воодушевлением того народа, который в святой своей простоте умеет беззаветно нести свою жизнь за веру, царя и отечество. В вечнопамятный Двенадцатый Год проявилась с величайшей очевидностью поразительная мощь духовной силы самоотвержения России, и об неё разбился победоносно пронёсшийся по всей Европе дикий ураган наполеоновского властительного эгоизма. И когда тонко чувствующий царь серого народа, прошедши по всей блестящей Европе со знаменем свободы, явившись освободителем всего культурного мира, на площади Парижа, на которой сошлись европейские короли, слушал благодарственный молебен за избавление Европы, то, преклоняя колена, несомненно особенным образом чувствовал свою связь с горним миром, с Тем Невидимым и Всемогущим, в руках Которого держатся судьбы царств и народов. Александр сам сознавался, что только в этой войне он «познал Бога, как Его описывает Священное Писание». В нём созрела твёрдая решимость посвятить себя и своё царствование имени и славе Божией. Всё упование своё он возложил на Господа. При каждой трудности он, по собственному признанию, преклонялся к ногам небесного Отца, углубляясь на несколько минут в себя, взывал к Нему из глубины сердца, и всё устраивалось чудесным образом, все затруднения исчезали пред Господом, Который, как он верил, шёл впереди его. Близкое знакомство за время почти непрерывных трёхлетних разъездов по Европе после Двенадцатого Года с людьми, воспитанными на правилах свободы, привело Александра к тяжёлым разочарованиям. Ему не раз приходилось убеждаться в эпоху конгрессов, наступившую после Двенадцатого Года, в крайней неблагодарности и предательстве своих венценосных и высокопоставленных друзей, которые, показывая вид, что страстно вместе с ним заботятся о всесветном мире и благе человечества, за его спиной ковали ему войну, и недаром современники замечают, что после Парижа государь стал неузнаваем, и не верил уже в людскую благодарность и дружбу. Знакомство со «свободными французскими учреждениями», по образцу которых он в юности мечтал преобразовать Россию, привело только к отрицательным результатам. О Франции Александр выразился в 1815 году, что в этой стране живут тридцать миллионов скотов, одарённых словом, без правил, без чести, и что ничего и не может быть там, где нет религии. Мысль о водворении счастья человечества путём «законно свободных учреждений», так занимавшая Александра в его юности, могла после этого казаться прежнему её горячему поклоннику только наивной. В мире есть особый Хозяин, Который все устраивает по-Своему. Наши, человеческие дела и предначертания не могут рассчитывать с несомненностью ни на успех, ни на общую пользу. Добро не может легко совершаться, в самих людях часто встречается какое-то необъяснимое, тупое противодействие, парализующее лучшие замыслы, лучшие заботы о пользе и благоденствии их же самих. Не надо было ни мудрости, ни хитрости. Нужны были только вера и простота. Царь имел уже на примете хорошо известного ему ещё в бытность наследником простого, неучёного, преданного, старого слугу, не любившего, правда, «чтением расширять свои познания», но казавшегося верующим и верного, – в лице Аракчеева, который вскоре, по отзывам современников, и стал у него «душой всех дел» и «единственным вельможей в России», как бы «наместником императора». Забота о благополучии своих подданных продолжала лежать у Александра на сердце. Когда он вернулся в Россию после европейских скитаний и опять увидел всю нашу бедноту и темноту, то, по собственным его словам, мысль о том, как мало сделано внутри государства, как десятипудовая гиря, ложилась ему на сердце. Положение внутри государства, действительно, было мрачное. Историк внутреннего нашего быта того времени рисует такую картину: «в то время служащие в губерниях не ставили целью добросовестное и честное исполнение своих обязанностей, не выражали стремления к общему благу, а заботились лишь о соблюдении бумажного порядка и извлечения материальных выгод». «Полнейшая безнаказанность чиновничества разжигала алчность и усиливала страсть к лихоимству. Изыскивали способы, как бы сорвать, с кого было можно, изобретались дела и привлекались к ответственности люди, ни в чём не повинные. И эта доля падала преимущественно на людей беззащитных и простой народ». Государство угнеталось обилием ничего не делающих чиновников и недостатком работников, множеством колодников, страшной волокитой. И всё это государю было не безызвестно. В одном из своих указов 1807 года Александр выразился об интендантстве, что «большая часть чиновников имеет в виду обогащение своё из сумм, им вверенных»²⁰⁰. Государь, конечно, не мог утешать себя, будто интенданты были совершенным исключением среди других правительственных агентов. И правда: все замечали, что государь стал уединяться, сделался суров, угрюм, скучен и сердит; балы и театры, по его собственным словам, производили на него впечатление похорон. Быть может и в том найдётся частица психологической правды, что по возвращении с триумфального шествия по Европе, с продолжительного блестящего праздника, к будням окупившей этот праздник бедной родины, разорившейся от своей щедрости и делавшей ворчливый подсчёт непомерным издержкам на благо человечеству в ущерб собственному благу, трудно было оставаться особенно весёлым. Теперь, вместо «законно-свободных учреждений», в голове Александра созрела мысль о водворении всеобщего благополучия совсем иным путём, – путём военных поселений. Предполагалось, что в этих поселениях соединятся порядок, благоповедение и благополучие, в страдную пору будут пахать, в свободное время – заниматься военными упражнениями. В этом было нечто библейское, когда народ шёл, по кличу судей и царей, прямо от плуга на войну. Александр уже стоял в это время на библейской почве. Ещё при изгнании Наполеона из России, в Вильне, у него зародилась мысль об основании европейского священного союза, мысль с каждым днём всё более укреплявшаяся под влиянием продолжения бесконечной войны для водворения мира и окончательно созревшая, когда Александр вступил в пределы Франции²⁰¹. Наконец, все препятствия были преодолены, и священный союз заключён. «Священный союз» состоял в том, что императоры всероссийский и австрийский и король прусский обязались жить и поступать, как между собой, так и в отношении к подданным, по правилам Священного Писания, в мире и любви. Акт союза был подписан в Париже в 1815 году. К участию в союзе примкнули и остальные европейские правители, кроме английского и турецкого. Это были мировые затеи, но высший Хозяин не благословил ни ту, ни другую. Пользуясь обязательством союзников во всём поддерживать друг друга, Австрия и Пруссия ловко обделывали свои корыстный дела, а Россия должна была или помогать им, или нарушить обязательство, и предпочитала оставаться верной союзу. В руках Аракчеева военные поселения превратились в форму крайнего угнетения народа, бывали бунты, бывало, при проезде Александра целые поселения падали пред ним на колена с мольбой избавить их от аракчеевского ига, но государь оставался твёрд, уверенный, что сами люди далеко не всегда понимают, в чём заключается их благо. Притом же всякого рода материальные, физические невзгоды не имели для него значения. Сам он носил в своём сердце мучительную рану, с болью которой не могли сравняться такого рода невзгоды. Он мучительно искал Бога, но чувствовал в себе какую-то стену, которая ему мешала увидать Бога. И это было источником его неутолимых душевных страданий. Предприятия, начатые во славу имени Божия, явно не удавались, значит – не получали благословения от Всевышнего. После этого всякая душевно-спокойная жизнь простого «поселянина», хотя бы и полная труда, могла казаться Александру завидной, и недаром он почти постоянно мечтал отказаться от короны и погрузиться в неизвестность частной жизни – в надежде в ней найти никогда не дававшееся ему спокойствие и мир душевный.

Искание Бога, ставшее мучительно беспокойным в последние годы, сначала, в молодые годы, проявлялось у Александра в виде светлого религиозного настроения. Он ещё на самых первых порах своего царствования уговорился со своим другом, князем Голицыным, ежедневно прочитывать из Библии, углубляясь в размышления о смысле прочитанного, и неуклонно выполнял принятое правило. Такое самоуглубление само по себе вело к мистицизму, и мистицизм, готовый уже, нашёл естественно в душе Александра и Голицына благоприятную почву.

Князь Александр Николаевич Голицын был сын гвардейского капитана от третьей жены и в самом раннем детстве остался полным сиротой. Его отец умер через две недели после его рождения, а мать вскоре вышла замуж. Его приютила у себя весьма известная в своё время фрейлина императрицы Екатерины II Марья Саввишна Перекусихина. Императрица определила его в пажеский корпус, и в праздничные отпуски его привозили во дворец играть с великими князьями, которым он был почти ровесник. Вскоре после женитьбы Александра Голицын был назначен состоять при его дворе в звании камер-юнкера. Павел в 1797 году произвёл его в камергеры, а в 1799 году « отставил от службы». Голицын поселился в Москве, в скромном домике на Девичьем Поле, которое было долгое время местом жительства всех опальных вельмож. Александр вскоре по воцарению вызвал друга своего детства в Петербург, определил в сенат за обер-прокурорский стол, а указом 21 октября 1803 года назначил обер-прокурором синода и произвёл в статс-секретари, «дав ему право представлять свои доклады непосредственно, а не через генерал-прокурора или статс-секретарей, состоящих при личных докладах, как было до того времени». До Голицына обер-прокурором был около девяти месяцев действительный статский советник Александр Алексеевич Яковлев, служившей ранее в ведомстве иностранных дел, человек службы и долга, не ужившийся с синодом вследствие своей некоторой мелочности, в особенности, показавшейся синоду тягостной после беззаботного обер-прокурорства бесхарактерного графа Дмитрия Ивановича Хвостова, которого застал на обер-прокурорской должности XIX век. Голицыну в это время шёл к концу тридцатый год. В молодости он вёл так называемый светский образ жизни, и, как человек честный, не без раздумья принял предложенную ему должность. Бывает нередко, что люди, по-видимому, совершенно неподготовленные к той или другой деятельности, становятся вдруг в высшей степени на месте, когда волей судьбы вынуждены бывают взяться за то или иное дело. То же случилось и с Голицыным. Уже после самого первого знакомства с ним, епископ Евгений Болховитинов отозвался о нём, что он «человек молодой, но с достоинствами выше своих лет», и предсказывал, что, «кажется, все им будут довольны». Для Голицына это назначение было словно неким призванием Божьим: он неузнаваемо переменился: стал читать Священное Писание, погрузился в акты вселенских соборов, в отеческие правила, и впоследствии с глубоким уже сожалением вспоминал о легкомысленных увлечениях юности. Личная близость к государю и статс-секретарство Голицына придали новый блеск обер-прокурорской должности и «возвысили её до степени, равной с первыми должностями в государстве». Князь Голицын был «чрезвычайно деятелен, работал чрезвычайно много», скоро все дела забрал в свои руки и явился полным и безраздельным хозяином положения. Его приобретение для мистицизма было весьма дорого, так как обеспечивало сильное влияние в духовной сфере. На первых порах, впрочем, мистицизм не заключал в себе ничего предосудительного, и мистическое настроение пережили многие выдающееся церковные деятели. Филарет, митрополит московский, вспоминает, что когда он служил в Петербурге, то и Амвросий, и Голицын, и Лабзин, и Михаил митрополит, преемник Амвросия, обращали его внимание на мистические сочинения, он занялся ими, и они оказали на него своё влияние, тем более что ещё смолоду его пленяло всё таинственное. И он с восторгом приветствовал первые шаги мистицизма, «ожидая вместе с другими скорого наступления Царствия Божия». Крайняя осторожность в выражениях и действиях, никогда не засыпающая внутренняя критическая самооценка, спасли его от увлечений и удержали на твёрдой почве.

Первое библейское общество. – Библейское общество в России. – Российское библейское общество. – Перевод книг Священного Писания на русский язык. – Деятельность по распространению назидательных книг.

В связи с задачами мистицизма – распространением внутреннего просвещения через самоуглубление в слове Божием – стояло возникновение библейского общества. Чтобы углубляться в размышление над словом Божиим, нужно было иметь слово Божие в руках на общепонятном языке. Распространение переводов Священного Писания и было задачей библейского общества.

Первое библейское общество только что было учреждено в Англии, в 1804 году, универсального характера, с целью самого широкого распространения Священного Писания среди всех народов мира на их родных языках. Своим учреждением оно обязано было не представителям какой-либо Церкви, а сектантам мистического оттенка. В 1811 году библейское общество основано было и в Финляндии, в городе Або. Присланный от английского библейского общества пастор Патерсон склонил князя Голицына учредить библейское общество и в России, и оно было высочайше учреждено 6 декабря 1812 года, по докладу Голицына, как управлявшего с 25 августа 1810 года делами новообразованного тогда главного управления иностранных исповеданий в России. Сначала библейское общество имело целью только распространение Священного Писания среди живущих в России иностранцев и инородцев на их языках. Александр записался членом с ежегодным взносом в 10.000 рублей и единовременно пожертвовал 25.000 рублей. Первое собрание было 11 января 1813 года в доме князя Голицына, по Фонтанке, где теперь дом министерства Двора. Собрание было весьма торжественное, присутствовало множество духовных и светских сановников. Главными заправителями дела были агенты английского общества, пасторы Патерсон и Пинкертон. Книги Священного Писания, по примеру британского общества, решено было печатать без всяких примечаний и изъяснений, чтобы устранить возможность каких-либо вероисповедных тенденций. В первый год даже не были допущены в состав общества духовные лица. В 1814 году, высочайшим указом 4 сентября, общество переименовано в «российское библейское общество» и ему дано государем разрешение издавать Библию и на славянском языке. В связи с этим избраны были в члены общества и духовные лица: несколько архиереев, архимандрит, протоиерей; допущено было и инославное духовенство. Председательствовал князь Голицын. Британское общество доставляло петербургскому крупные субсидии. Высказывалась повсюду радость по поводу совершившегося соединения всех христиан в одном добром деле.

Дела общества сразу пошли блестяще. Пожертвования стекались отовсюду, всюду учреждались отделения, и учреждения общества густой сетью охватывали обширную империю до самых отдалённых её краёв. В десять лет имущество общества возросло до двух миллионов рублей, несмотря на то, что общество распространяло множество книг даром. До 1826 года общество издало до 800.000 экземпляров переводов священных книг на двадцати шести языках; в том числе было 22 издания Библии на славянском языке.

В феврале 1816 года государь дал задачу обществу «доставить и россиянам способ читать слово Божие на природном своём языке». Святейший синод поручил комиссии духовных училищ найти подходящих переводчиков, а одобрение перевода к печати поручил духовным членам комитета библейского общества, среди которых были и члены синода. Комиссия обратилась к академии и семинарии. Из академии ректор Филарет и профессора, священник Герасим Павский и архимандрит Моисей, а из семинарии инспектор, а потом (с 1819 года) ректор, архимандрит Поликарп Гайтанников перевели четвероевангелие, каждый по одному евангелию. Считка и одобрение перевода происходили в комитете, состоявшем из архиепископов Михаила и Серафима, заседавших в синоде, архимандрита Филарета, В.М. Попова и А.Ф. Лабзина. Главным деятелем был Филарет. Евангелие в русском переводе издано в 1818 году, вместе со славянским текстом, и встречено было это издание с всеобщим восторгом. В следующем же году появились второе и третье издания. В 1821 и 1822 годах появились два издания уже всего Нового Завета. В 1828 году впервые издан был Новый Завет на одном русском языке. В 1820 году предпринят был перевод Ветхого Завета, и для помощи петербургской академии к делу привлечены были академии Московская и Киевская. В 1822 году из него напечатана уже Псалтирь, выдержавшая в 1823 году 12 изданий. Более всех над переводом Псалтири потрудился опять-таки Филарет. В 1825 году окончен печатанием первый том Библии в русском переводе, до книги Руфь включительно. Но государь, под влиянием возраставшего противодействия русскому переводу Священного Писания, приостановил издание «впредь до разрешения», а затем умер, не успев дать разрешения.

В связи с распространением собственно книг Священного Писания – задачей общества – члены общества старались распространять и вообще книги религиозно-нравственного содержания, соответствующие цели общества – распространения духовно-религиозного просвещения. Одна княгиня Софья Мещерская, член общества, распространила с 1813 года по 1826-й до 400.000 экземпляров разных брошюр, частью на свои средства, а частью на пожертвованные ей суммы из личных средств государя. Кроме того, члены общества обыкновенно были первыми и деятельнейшими участниками всякой благотворительности: патриотического общества, учреждённого для пособий пострадавшим в 1812 году, женского благотворительного общества, попечительства о тюрьмах.

Указания опыта н духовно-учебном деле. – Исправление уставов. – Первый курс петербургской академии. – Утверждение уставов. – Духовно-учебное дело по новым уставам. – Магистерские и докторские кресты. – Привилегии духовному образованию. – Постепенное введение уставов.

Стремление дать академическому курсу возможно широкую постановку повело к тому, что студенты академии на первых порах оказались не в силах справиться с множеством наук. Иной день приходилось слушать лекции восемь часов, да ещё вне лекций необходимо было исполнить некоторые необходимые научные работы. Поэтому, академия в 1810 же уже году обратилась в комиссию духовных училищ с представлением о настоятельной необходимости сократить академический курс и предлагала оставить общеобязательными науками только богословие, философию, словесность и греческий язык, все же остальные распределить на две группы, – историческую и математическую, предоставив выбор той или другой самим студентам. Комиссия согласилась с этим и только прибавила к общеобязательным наукам церковную историю.

Затем, приготовленные новые уставы духовно-учебных заведений были пересмотрены ещё раз – архимандритом Филаретом, ректором академии, которого Голицын поспешил провести при первой возможности, в 1814 году, в члены комиссии духовных училищ. Филарет горячо принялся за дело и по своей деятельности в комиссии заменил собой Феофилакта. По расчищенному пути, проверенному теперь и опытом, ему, конечно, было идти легче, чем первым творцам, и он выказал вполне присущую ему в изумительной степени способность критики недостатков чужой работы. Академический устав он исправил в смысле усиления власти ректора и уменьшения власти инспектора и эконома, которым ранее была предоставлена значительная самостоятельность. Филарет смотрел на дело так, «что опыты учёной республики или многоначалия, сделанные в светских училищах, не были счастливы», что «всегда и везде наиболее процветали те училища, в которых более было единоначалия», что «единоначальное и отеческое правление особенно приличествует духовным училищам», потому что «все установления, утверждающие повиновение и уважение к начальству, должны быть наипаче в духовных училищах строго сохраняемы». Уставы духовных семинарий и училищ были исправлены преимущественно в учебной части.

Выпуск первого курса С.-Петербургской академии в 1814 году сочтён был событием исключительной важности. Комиссия духовных училищ представила об этом государю доклад. Время было такое, когда великие события, только что совершившиеся в Европе, держали всех в приподнятом настроении восторга. Государь только что возвратился в столицу, и его встретили общие изъявления радости и благоговения. Святейший синод, сенат и государственный совет поднесли ему титул Отца Отечества, Великого и Благословенного, просили разрешения воздвигнуть ему при жизни памятник. Государь, религиозный, одушевлённый сознанием, что удача не зависит от самого человека, отклонил от себя все почести, принял только титул Благословенного, будучи проникнут желанием посвятить себя и своё царствование Божию имени и славе. Понятно то особенно отрадное чувство, с каким государь, при таком настроении, принял доклад комиссии духовных училищ. «Слава и благодарение Всевышнему, тако благословившему намерения мои доставить Церкви достойных пастырей», – были его слова. Затем, вверяя в указе комиссии её вниманию как новообразованных учителей, так и училища, и поручая ей, призвав Спасителя на помощь, употребить все усилия к достижению предположенной цели, чтобы духовные училища сделались в прямом смысле «училищами истины», государь изъяснял свои намерения о воспитании духовного юношества. Он писал: «просвещение по своему значению есть распространение света, и, конечно, должно быть Того, Который во тьме светится, и тьма Его не объят. Сего-то Света держась во всех случаях, вести учащихся к истинным источникам, и теми способами, коими Евангелие очень просто, но премудро учит; там сказано, что Христос есть путь, истина и жизнь; следовательно, внутреннее образование юношей к деятельному христианству да будет единственной целью сих училищ. На сем основании можно будет созидать то учение, кое нужно им по их состоянию, не опасаясь злоупотребления разума, который будет подчинён освящению вышнему».

С.-Петербургская Духовная Академия

В том же 1814 году были высочайше утверждены окончательно выработанные и проверенные опытом новые уставы духовно-учебных заведений²⁰³.

По новым уставам, духовное образование извлекалось из положения местной, епархиальной потребности и ставилось на подобающую ему высоту одной из первостепенных потребностей церковной жизни. Вместо исключительного управления епархиальными властями, духовные училища приобретали теперь самостоятельный высший центральный орган духовно-учебного управления – комиссию духовных училищ при синоде. Духовно-учебные заведения, взамен прежнего хаотического смешения, получили определительность, будучи разделены на низшие, средне и высшие. Все духовные школы получили единообразные и общие уставы, и их порядки и курсы перестали зависеть от той или иной склонности или того или иного воззрения на учебное дело епархиального начальства. Но соответственно вековой практике, опиравшейся на канонические права каждого епископа надзирать за практикой церковного учительства в своей епархии, за архиереем вполне признавались все права главных попечителей находящихся в их епархиях духовных училищ. Академиям и семинариям предоставлена известная степень самостоятельности: они были вправе обсуждать предложения своих епархиальных архиереев и, в случае несогласия с ними, переносить дело в высшую учебную инстанцию, т. е. семинарии – во внешние академические правления, а академии – в комиссию духовных училищ. Во внутреннем управлении впервые допущено выборное начало, пока только в виде избрания почётных членов в академиях и кандидатов в члены конференций, а также на должность ректора и инспектора, в семинариях – только одного инспектора. Цель духовно-учебных заведений была формулирована так: «образование благочестивых и просвещённых служителей слова Божия». Программы учебных курсов явились «лучшим образцом соединения общего образования со специальным, насколько только возможно такое соединение». Курс низших школ вообще организован был на чистых началах общего образования. Специальное образование начиналось уже, собственно говоря, только в семинариях, а сосредоточивалось лишь в двух последних учебных годах семинарского курса. Духовные академии стали исключительно высшими духовно-учебными заведениями, а не смешанными, как ранее. Устав строго разграничивал область академического преподавания от курса семинарии и ставил задачей академий достижение высшего богословского образования и самостоятельную обработку науки. Во всей учебной системе особенное расширено и пространство сравнительно с прежним временем дано наукам историческим и особенно отечественной истории. Введены почти заново математические науки – с географией и физикой. Изменены были коренным образом методы учения: уставы восставали против так называемой зубристики, требовали самодеятельности учащихся, возбуждения их ума требованиями отчётов в знаниях и усилением самостоятельных письменных упражнений. Наконец, бюджет школ, в 1807 году уже увеличенный вдвое, по новым уставам увеличивался в девять раз (вместо прежних 181.000 рублей – 1.669.000 рублей).

С внешней стороны, академически курс расположен был на два двухлетних отделения, т. е. на четыре года, и приспособлен к семинарскому, так как главной задачей академий являлось подготовление учителей в семинарии. Семинарский курс состоял из трёх двухлетних отделений, называвшихся, по главным наукам каждого, риторическим, философским и богословским. Курс низших училищ рассчитан был тоже на 6 лет и также разделялся на три двухгодичных отделения: низшее, среднее и высшее. В академии полагалось 6 профессоров и 12 бакалавров. Ректор академии и инспектор утверждались и сменялись комиссией духовных училищ, ректор семинарии назначался окружной академической конференцией, тоже и ректора духовных училищ. Начальники духовных училищ, имевшие степень магистра, именовались ректорами, не имевшие – смотрителями. В семинариях преподаватели-магистры назывались профессорами, не магистры – учителями. Ректора обязательно должны были быть в монашеском сане. Академиям полагалось на содержание до 56.000 рублей на каждую, семинариям от 13.000 до 17.000, по трём разрядам, уездным и приходским училищам также по трём разрядам, первым от 1.000 до 1.500, вторым от 400 до 550.

Для магистров и докторов установлены были в 1809 году патенты-дипломы, текст для которых составлен был преосвященным Феофилактом, а рисунок – князем Голицыным при помощи художника. Установлены были также и кресты для магистров и докторов, облечённых в священный сан, для магистров – серебряные с изображением тернового венка, для докторов – золотые, наперсные, с изображением Распятия на голубой эмали. Цвет эмали выбран был государем. В 1814 году, при первой выдаче докторских крестов, установлено было изображать на них: «Мат. V, 19», т. е. указание на евангельский текст: «иже сотворит и научит, сей велий наречется в Царствии Небесном».

Духовному образованию предоставлены были в духовном ведомстве разные привилегии. Лица священного сана, имевшие степень доктора, получали жалованье по 500 рублей в год, магистры по 850, кандидаты академий по 250. Уставы семинарий оговаривали, чтобы «в каждой епархии места не иначе были раздаваемы, как по степеням, каждому разряду учеников семинарии присвоенным», причём за соблюдением этого предоставлено было наблюдать внешним правлениям академий.

После утверждения уставов в 1814 году открыты были, сверх петербургского, и другие округа: московский с 1814 года и киевский с 28 сентября 1817 года, когда с подготовкой семинариями способных воспитанников, а Петербургской академией – учителей явилась возможность открыть академии Московскую и Киевскую. Московская академия при преобразовании её в 1814 году была переведена из Москвы в Троице-Сергиеву лавру. Казанскую академию не нашли возможным открыть по недостатку способных местных учителей, и она так и исчезла с горизонта на всё время царствования Александра I.

Преосвященный Евгений Болховитинов писал как-то: «подчинение семинарий академиям не по сердцу епархиальным; но кто ж виноват, что многие епархиальные нерадят об успехах в своих семинариях и жалованьем располагают по самопроизволу, а о достоинстве определяемых ими учителей многие и понятия не имеют». И в синоде, ещё при первом обсуждении проекта, раздавались голоса против подчинения семинарий академиям помимо епархиальных преосвященных. Во всяком случае, это недовольство ограничивалось только разве собственным настроением и не переходило в противодействие.

Практическая организация всего духовно-учебного дела по новым уставам возложена была почти на одного Филарета. Он ездил по ревизиям, просматривал конспекты, выбирал учебники, рекомендовал преподавателей, и таким образом вся учебная реформа в её осуществлении была как бы его личным делом. Его труды не могли не вызвать благодарности со стороны комиссии духовных училищ и, по её представлению, он получил бриллиантовую панагию, а в 1818 году и аннинскую звезду.

Евгений Болховитинов, митрополит киевский и галицкий

Почва, на которой возникло министерство духовных дел и народного просвещения. – Учреждение и цель нового министерства. – Его устройство. – Его значение. – Распространение мистических книг. – Расцвет мистицизма. – Мистические проповедники. – Почва для сектантства. – Терпимость государя. – Последние годы митрополита Амвросия Подобедова. – Митрополит Михаил Десницкий. – Преосвященный Филарет Дроздов.

Веря в свою непосредственную, исключительную связь с горним миром, Александр настойчиво стал искать возможности, так сказать, осязательно увидать Владыку этого мира или почувствовать близость Его, как некогда ветхозаветный пророк Илия. Но так как душой своей он не был в состоянии сам встретиться с Богом, то стал бросаться без разбора к тем, у кого надеялся найти помощь в этом, или кто сам ему обещал общение с Богом. Он обращался и к православным подвижникам: в 1812 году он благоговейно принял предсказание монаха Авеля о предстоящих испытаниях и победе, будучи в Киеве в 1816 году, дважды посетил в Киево-Печерской лавре иеросхимонаха Вассиана, в 1819 году ездил на Валаам, в 1823 году посетил в ростовском яковлевском монастыре подвижника-иеромонаха Амфилохия. Но в то же самое время в Европе он встретился с экзальтированной баронессой Криднер, выдававшей себя за провозвестницу воли неба, и надолго подчинился её влиянию; в Силезии пленился сектантской общиной моравских братьев; в Бадене был очарован представителем мистицизма Юнгом Штиллингом; в Лондоне молился с квакерами; становился на колени пред инославным аббатом и принимал от него благословение. К концу жизни, убедившись не раз, что те, которые смело выдавали ему себя за имеющих общение с Богом, были не более, как ignis fatuus, блуждающие болотные огни, обманывающие тех, кто ищет света истинного, он уже замечал, что он довольно видел свет, чтобы «не дать себя обмануть благочестием людей, которые так торопятся просить денег». И он всецело вернулся душой к скромному и бедному православному подвижничеству, учившему смирению и покаянию, и в последнее своё путешествие на юг, с которого он уже не вернулся, он был напутствован схимником-подвижником Алексием в Александро-Невской лавре, которого царь посетил перед самым отъездом в глубоко утренний час.

Кроме того, Александр чувствовал за собой обязанность не только внешнего, но и внутреннего управления народом: обязанность просвещения его и даже направления к познанию святой воли Единого Бога. Это чувство, при наличности в государстве множества вер и исповеданий, могло только усиливать выше объяснённое настроение Александра, несколько игнорировавшее вероисповедные отличия. На этой почве и возникло оставившее по себе продолжительную память министерство духовных дел и народного просвещения.

Это соединённое министерство учреждено было высочайшим манифестом 17 октября 1817 года²⁰⁴.

Присоединение к духовным делам дел народного просвещения сделано было с целью, «дабы христианское благочестие было всегда основанием истинного просвещения». Новое соединённое министерство разделялось на два департамента, один – духовных дел и другой – народного просвещения. В первом сосредоточены были все вообще дела по части духовной всех религий, как различных вероисповеданий христианских, так и прочих всякого рода – еврейской, магометанской и других нехристианских вер. В круге ведения этого департамента входили и дела святейшего синода. Департамент имел четыре отделения: первое – по делам греко-российского исповедания, второе – по делам римско-католического, греко-униатского и армянского исповеданий, третье – по делам всех протестантских исповеданий и четвёртое – по делам еврейской, магометанской и прочих нехристианских вер. Министр нового министерства был поставлен по синодальным делам «в таком точно к синоду отношении, в каком состоял министр юстиции к правительствующему сенату». Министром назначен был князь Голицын, который фактически уже состоял им, так как, кроме обер-прокурорства в синоде, держал в своих руках управление делами иностранных исповеданий с 1810 года и министерством народного просвещения с 10 августа 1816 года.

О том настроении императора Александра, которое сделало возможным появление соединённого министерства духовных дел и народного просвещения, уже сказано. Что же касается соединения в одном департаменте всех религий государства, то, необходимо твёрдо оговориться, это был только неудачный, но с логической стороны строго выдержанный опыт завершения государственной организации, и ничего, направленного, собственно, против православной Церкви, как обыкновенно принято говорить у наших историков, в своём принципе не заключали. Напрасно видят обиду для православной Церкви в том, что в новом министерстве «дела всех религий уставлены были в ряд», напрасно также утверждают, будто это министерство «усиливалось соединить разнообразные предметы и вовсе не соединимые организмы, каковы христианство и мусульманство, язычество и иудейство, закон Христов и начертание Его скрижалей» (?). Как Царь царей – Бог даёт в Своём необозримом земном царстве одно солнце – для всех, жизнь кого терпит на земле, и посылает один и тот же дождь для праведных и неправедных: так и государство для всех терпимых в нём вероисповеданий имело, конечно, право учредить одно установление по восходящим к государственной власти вероисповедным делам. Впоследствии опыт подобной организации повторился в учреждении в государственном совете соединённого департамента гражданских и духовных дел и, как более выдержанный, не вызвал возражений. Никто, конечно, не станет обдуманно приписывать Александру цель или намерение учреждением министерства духовных дел унизить господствующую религию постановкой её дел в ряду дел других религий. Ведь возможно и предположено, что такой организацией он мог дать ей и некоторое фактическое преимущество: вместо отчуждения предоставить возможность влияния, соразмерять даваемые другим исповеданиям льготы с интересами православия. Если в действительности, на деле, голицынское министерство послужило к унижению православной Церкви, то это уже дело людей, а не идей, результат факта, а не принципа, условий осуществления, а не предначертаний.

Но внешнее унижение, так сказать, в отношении государственного представительства и, собственно, для синода, несомненно, было с учреждением министерства духовных дел. Сделавшись министром духовных дел, Голицын уже естественно не мог оставаться обер-прокурором синода, и на эту должность был назначен 24 ноября 1817 года сенатский обер-прокурор, князь Пётр Сергеевич Мещерский, являвшийся уже, такими образом, в синоде представителем не государя, а министра. Синод, в качестве установления государственного, потерпел существенный ущерб в унижении своего представителя государственной власти, потому что таким путём он значительно отдалялся от государя. И, таким образом, через унижение обер-прокурорской должности, собственно духовного управления не касавшееся, синод потерпел и существенный ущерб, касавшийся непосредственно его самого. Затем, как отчасти совершенно справедливо замечает автор книги «Святейший Синод в его прошлом»²⁰⁵, учреждение министерства духовных дел «повреждало самую идею учреждения святейшего синода», по которому органу высшего церковного управления, кроме принадлежащей ему духовной власти, сообщена была и сила власти государственной. Теперь сила этой последней власти более сдерживалась двойным контролем обер-прокурора и министра.

Директором департамента духовных дел назначен был Александр Иванович Тургенев, член-секретарь библейского общества, из статс-секретарей государственного совета, «человек высокой души и один из просвещённых людей своего времени». Установилось, что дурно о нём отозваться – значит выказать полное своё мракобесие. Однако, по крайней мере, несомненно, что, не будучи, враждебным, он для Церкви был человек чужой.

С учреждением министерства духовных дел и народного просвещения влияние Голицына увеличилось, а вместе с тем увеличилось и влияние мистицизма. Мистицизм торжествовал. Все училища были в его руках. Цензура ревниво задерживала всё то, что шло против мистицизма. А мистические сочинения текли целым потоком: переводные – Эккартсгаузена, Гион, Дю-Туа, Бема, Таулера, Паркера; свои – Лопухина, Карнеева, Хвостова, княгини Мещерской. В 1816 году Лабзин получил орден Владимира 2 степени за издание духовных книг, а с апреля следующего года возобновил и свой журнал «Сионский Вестник»²⁰⁶. Мистицизм царствовал всюду и его влияние падало на литературу, педагогику, живопись, архитектуру.

Увлечение мистицизмом, разрушавшим всякие ограничения, повело к тому, что наличные представители и создатели этого направления, стоявшие ещё в границах благоразумия, уже не удовлетворяли. О руководстве Церкви не могло быть и речи. Давние и привычные формы выражения веры и религиозного чувства казались уже «слишком формальными, свойственными педагогическому ритуалу детского возраста и понимания, но недостаточными для восшедших на высоту духовного созерцания». «В обществе и в книгах, в беседах и в поучениях говорилось о новом духовном царстве, об Иерусалиме, сходящем с неба на землю, о новых тайнах, новой Церкви, новой святости, новом чаянии и новой любви». Вышедши из-под руководства Церкви, мистицизм скоро принял весьма опасное направление, превратившись в какое-то исступление, соединённое с различными внешними способами возбуждения религиозного экстаза. Последователи мистицизма с жадностью бросались к каждому новому учителю и шли уже преимущественно за теми отпрысками мистицизма, которые ослепляли своей необузданностью. С 1818 года образовался в Петербурге кружок «пророчицы» Екатерины Татариновой, урождённой Буксгевден, лютеранки, только за год перед тем принявшей православие, весьма близкой к скопческой секте, с радениями и кружениями, «как бы в некоем духовном вальсе», с пророчествами. В 1818 же году приезжали в Петербург квакеры и имели здесь большой успех. В 1819 году появился в Петербурге и был с восторгом встречен кружком, группировавшимся вокруг князя Голицына, мюнхенский проповедник, пастор Линдл, в 1820 году – баварский Госнер. Оба числились католиками, но проповедовали новую религию, более близкую к протестантизму, чем к католичеству. В 1821 году приехала в Петербург и известная баронесса Криднер, и, хотя к этому времени она уже утратила своё влияние на Александра, который в ней разочаровался, но всё же нашла для себя обширный круг почитателей. Лабзин, не довольствуясь литературной пропагандой своих идей, устроил у себя масонскую ложу, куда и собирал общество для религиозных бесед.

На благоприятной почве распространялись всевозможные секты: хлыстовство, скопчество, духоборство, «новая церковь духоносцев», молоканство; расцветало старообрядчество, не чувствуя стеснений. Само правительство допустило гернгутеров в калмыцкие степи, английских сектантов к язычникам в Сибирь, шотландских – к киргизам. Особенный успех имело скопчество, для которого Петербург стал «цветущим райским садом», под главой скопца Селиванова. Гуманный государь освобождал от суда за заблуждения невежества. Он высказывал не раз, что жестокость не убеждает никогда, что учение Спасителя не может быть внушаемо «насильствием и казнями», что лучше, чтобы молились каким бы то ни было образом, нежели вовсе не молились. Он писал в указе, что заблуждающихся по простоте и невежеству, уклоняющихся от правоверия и правил, святой Церковью утверждённых, надо стараться обращать «не истязаньями и принуждением, но единственно кротостью примера и святостью жизни»²⁰⁷. Общее правило, принятое им в отношении к религиозным разномыслиям, требовало «не делать насилия совести и не входить в разыскание внутреннего исповедания веры». Однако, широкая терпимость государя не переходила в явное покровительство. То же «принятое общее правило» требовало «не допускать никаких внешних оказательств отступления от Церкви и строго воспрещать всякие в сем соблазны, как нарушение общего благочиния и порядка». Когда дошли вести о том, что духоборы в Сибири производят явный соблазн, к нарушению общего порядка и спокойствия, то для виновных установлена была отдача в солдаты или на казённые работы²⁰⁸. Когда обнаружилось, что свившие себе в Петербурге при Павле I гнездо иезуиты занимаются совращением петербургских аристократов и аристократок в латинство, указом 20 декабря 1815 года они были в 24 часа высланы из Петербурга, а в 1820 году и вообще из пределов России, когда было доказано, что они не оставили своей пропаганды²⁰⁹. Когда увлечённый в масонскую ложу Лабзина законоучитель морского кадетского корпуса, иеромонах Иов так однажды настроился, что, придя в алтарь своей церкви, изрезал ножом икону Богоматери, и когда по этому поводу поднялось против Лабзина общественное мнение, лабзинский «Сионский Вестник» был подчинён духовной цензуре, и прекратился в августе 1818 года, не желая идти под её контроль²¹⁰. В 1820 году скопец Селиванов был заточен в суздальский спасо-евфимиев монастырь. В 1822 году Татаринова вынуждена была покинуть гостеприимные стены михайловского замка, в котором до тех пор жила, и выселилась сначала на частную квартиру, а потом и совсем за черту города, где, у московской заставы, основала целую колонию экзальтистов. Опасные в церковном и гражданском отношениях сектанты подвергались некоторым ограничениям и были выселяемы из среды православных на новые места. Но вообще, общие меры против сектантства отличались исключительной мягкостью и были направлены к тому, чтобы в приходы, заражённые сектантами, назначать особенно надёжных священников, кротких и благонравных, и государь с волнением ожидал успеха мер кротости, повелев, например, представлять ему все донесения об обращении духоборов.

Что же делали представители Церкви? Митрополит Амвросий по самому своему духовному складу не мог явиться вождём борьбы, хотя, несомненно, не мог сочувствовать положению церковных дел. Его, впрочем, скоро не стало в Петербурге. В Крещение 1818 года митрополит явился на иордан в облачении, подбитом горностаями с погребальных покровов царских детей-малюток, скончавшихся в 1800 и 1808 годах. Быть может, и в самом деле владыка оделся в меха, присвоенные царскому одеянию, «для важности», истомившись своим пребыванием в тени в обер-прокурорства Голицына и при министерстве духовных дел. Но так как этот случай, вероятно, был не единственным выражением несколько капризного настроения старца, то, как публичный, был выставлен, по-видимому, в преувеличенном свете, и митрополиту предложено было отказаться от петербургской епархии, что он и сделал. 26 марта был подписан указ об увольнении его из Петербурга, 6 мая он выехал в Новгород, а 21 мая скончался и погребён в новгородском софийском соборе, в приделе святого Иоанна Предтечи.

Ему преемником назначен был преосвященный Михаил Десницкий. Преосвященный Михаил был сын пономаря богородского уезда, московской губернии. «Отец его, страдавший от оспы, в день его рождения принимал таинство елеосвящения, и, когда к нему поднесли новорождённого младенца, он благословил его руками, помазанными елеем»²¹¹. Учился в Троицкой семинарии, потом, по выбору митрополита Платона, был определён в филологическую семинарию дружеского учёного общества, основанного в Москве мистиками екатерининского царствования Новиковым и Шварцем, и, обучаясь в ней, слушал лекции в университете. В 1785 году вступил в брак и поступил священником к церкви Иоанна Воина в Москве близ калужских ворот. Он оказался идеальным учеником дружеского общества, ставившего своей целью стремление к распространению просвещения и евангельской любви, выражающейся в делах благотворения. Вся жизнь его была посвящена этой цели. В Москве, в свою церковь на окраине города, он привлекал своими проповедями массы слушателей. Проповеди были просты, общепонятны, чужды так называемого ораторского красноречия, но согреты тёплым христианским чувством и полны мистического элемента²¹². Император Павел перевёл его в Петербург придворным пресвитером, а затем, когда он в 1799 году овдовел, пожелал видеть его в иноческом звании. Пострижение состоялось в том же году в Гатчине, в дворцовой церкви, в присутствии государя со всем его семейством. В конце года Михаил получил сан архимандрита и был определён членом в синод, настоятелем в Юрьевский монастырь и законоучителем в сухопутный шляхетный (ныне 1-й кадетский) корпус. В 1802 году он рукоположен во епископа старорусского, викария петербургской митрополии для Новгорода, в 1803 году переведён в Чернигов, где в 1806 году получил архиепископство. И в далёком Чернигове он не был забыт своими почитателями, а когда в 1812 году вызван был к присутствованию в синоде в Петербург, то старые симпатии были обновлены и стали ещё крепче. Когда в 1816 году он предпринял издание своих поучений, княгиня Софья Сергеевна Мещерская выпросила высочайшее повеление печатать их на счёт кабинета его величества, в количестве 2.400 экземпляров, т. е. два завода. В этом же году Михаил получил орден святого Александра Невского и бриллиантовый крест на клобук. Указ о назначении его петербургским митрополитом подписан государем 26 марта 1818 года вместе с указом об увольнении митрополита Амвросия в Новгород. В рескрипте, при котором препровождался белый клобук, упоминались «заслуги» Михаила, без обозначения, какие, его «примерное благочестие и украшающие душу его качества». В лице этого архипастыря, идеального воспитанника дружеского общества, в своих проповедях выказывавшего своё, несомненно, высокое мистическое настроение, Голицын надеялся найти опору мистицизму. Но этого не случилось, потому что мистицизм Михаила не был тем, чем был мистицизм Голицына. Симпатичнейший архипастырь скончался, как и был, чистейшим слугой Церкви. Умер он 24 марта 1821 года и за две недели до смерти написал государю письмо с горячею просьбой «спасти Церковь» от «слепотствующего министра».

Преосвященный Филарет, которого, несмотря на его относительную молодость и по летам, и по положению, все уже привыкли считать принадлежащим к тем лицам, которые давали тон церковной жизни, к этому времени успел обнаружить главнейшие черты своей духовной личности. Высокообразованный, многосведущий, с ясным взглядом на вещи, он отличался терпением, выжидательностью и осторожностью. Когда его друг, известный своей учёностью и аскетической жизнью, ректор семинарии, архимандрит Иннокентий Смирнов, самоотверженно ревностный, бросался на покровительствуемые Голицыным увлечения мистицизмом, Филарет, по собственным его словам, всегда бывший «хорош» с Иннокентием, «когда можно, предостерегал его» и говорил ему: «нам, двум архимандритам, юрьевскому и пустынскому, не спасти Церковь, если в чём есть погрешность»; но того «ревность часто увлекала за пределы осторожности». В августе 1817 года Филарет писал Голицыну: «да дарует вам Господь воистину быть служителем духа в Церкви, служителем света в народе. Константин Великий называл себя внешним епископом в Церкви, в настоящем звании вашего сиятельства она должна признать местоблюстителя внешнего епископа своего». В 1820 году Филарет писал, что его правилом было «устранять себя от всего, от чего только возможно». Но это не был сухой карьеризм. Иннокентий, этот самый, отзывался о Филарете, что «у него есть намерение и желание жить для Иисуса Христа, и он исправно трудится, чтобы найти Его и предаться Ему всесовершенно, только своим путём».

Вслед за ректорством Филарет получил в своё время настоятельство в новгородском Юрьеве монастыре. С 1813 года имел орден Владимира 2 степени, с 1814-го – степень доктора богословия и пожизненную пенсию в полторы тысячи рублей, с 1816 года – настоятельство в московском ставропигиальном Новоспасском монастыре, в 1817 году, 5 августа, хиротонисан был во епископа ревельского, викария петербургской митрополии, в 1818 году получил аннинскую звезду, 15 марта 1819 года назначен архиепископом в Тверь, но ещё целый год оставался в Петербурге и к своей новой пастве обратился только с посланием. В Твери ему пришлось пробыть только три-четыре месяца, в 1820 году, как 26 сентября 1820 года он был переведён в Ярославль. Эту епархию Филарету не пришлось даже увидать. 3 июля 1821 года он был переведён архиепископом в Москву. Около трёх месяцев перед этим Филарет, оставаясь в Петербурге, был там старшим из иерархов. После этого нового назначения он уехал на свою новую кафедру и не являлся в Петербург целый год. В конце лета 1822 года он вернулся в Петербург, но теперь, уже сам независимый и сложившийся, нашёл в изменившемся Петербурге далеко не подходящую для себя среду. Весь год он прозанимался составлением катехизиса, по поручению синода, – наследственное поручение, оставшееся от митрополита Михаила, а затем, чувствуя со свойственной ему проницательностью, что в воздухе нависли тучи и носятся элементы жестокой борьбы, предпочёл уклоняться и отпросился в двухгодичный отпуск в Москву, быть может не симпатизируя в полной степени ни той, ни другой из борющихся сторон. «Мода на него спала, как говорят», писал о нём один архиерей, бывший в Петербурге, другому – в провинцию. Однако в Москву Филарет привёз с собой новую, александровскую звезду.

Заявления архимандрита Иннокентия Смирнова. – Архимандрит Фотий Спасский. – Увлечения мистицизма. – Митрополит Серафим Глаголевский. – Деятельность против мистицизма. – Упразднение соединённого министерства духовных дел и народного просвещения. «Министерство затмения». – Новые веяния.

Борьба с мистицизмом начата была низами. Ректор семинарии, архимандрит Иннокентий Смирнов демонстративно отказался от звания члена библейского общества, под председательством Голицына, сделавшегося орудием распространения мистицизма, написал Голицыну резкое письмо против покровительствуемого им «Сионского Вестника», выражаясь, что Голицын нанёс «рану Церкви». Будучи цензором, пропустил в 1818 году книгу «Беседа на гробе младенца о бессмертии души», направленную против мистицизма. Князь Голицын не постеснялся в это духовное дело впутать государя, у которого исходатайствовал запрещение на неприятную ему книгу, а потом испросил высочайшее повеление о назначении Иннокентия епископом в Оренбург. Такое несоответственное церковным правилам избрание епископа оправдываемо было тем, что Иннокентий уже однажды, ранее, был представляем синодом в качестве кандидата на архиерейство, и, по настоянию митрополита Михаила, было обойдено тем, что Иннокентий немедля, по докладу синода, но, правда, уже хиротонисанный, получил назначение на архиерейскую кафедру в Пензу, а в Оренбург утверждено другое лицо. Иннокентий оставил Петербург и вскоре скончался. Как бы на смену ему выступил на борьбу с мистицизмом архимандрит Фотий.

Фотий, в мире Пётр Никитич Спасский, был сын дьячка новгородской епархии, погоста Спасского. Родился в 1792 году. Отец его получил было сан диакона, но, овдовев, снял сан, женился вторично и остался опять дьячком²¹³. На десятом году мальчик отправлен был в Петербурга зарабатывать хлеб своим трудом и помещён в хор казанского собора, где ранее состоял один его родственник. Нервный мальчик не вынес сурового режима певческой орды, много пролил слёз, заболел и вынужден был вернуться домой. По окончании новгородской семинарии Спасский в 1814 году поступил студентом в Петербургскую духовную академию, но в 1815 уже году вышел из неё вследствие настояний доктора, по слабости здоровья, и остался учителем александро-невского училища. В 1817 году ректор академии Филарет, покровительствовавший ему, когда он был в академии, постригает его в монахи с именем Фотия, и тогда же Фотий поступил законоучителем во 2 кадетский корпус. Аскет, он носил власяницу, вериги по голому телу, ходил всегда, зиму и лето, в лёгкой одежде и вёл борьбу с бесами, которые посещали его наяву. Он рассказывает в своей автобиографии, что однажды летом, около августа, после девятого часа он присел во власянице на стул, где было место моления, под образами, потом хотел встать и молиться Богу, как всегда. Но вдруг, в каком то необъяснимом состоянии, «не во сне и не наяву», «увидел явно четырёх бесов, человекообразных, пришедших, безобразных в сером виде, не великих по виду, и они, бегая», всё хотели его бить, но опасались его власяницы и говорили между собой: «сей есть врага наш, схватим его и будем бить», но ни один не смел особо приступить к нему. Наконец, все четверо напали на него с четырёх сторон, «наскочили, как волки, быстро, и один так ощутительно ударил его в грудь, что он, вскочив на ноги, от боли и страха испугался и, забыв молитву читать, вскоре на одр свой возлёг и покрылся весь одеянием, дабы не видеть никого и ничего» и, так лёжа, молился тайно, весь дрожа от ужаса. В другой раз он пожелал видеть беса, и бес явился ему. Фотий страшно испугался, но вступил с бесом в борьбу, в которой, однако, еле не погиб, и только был спасён божественной силой свыше. Несколько месяцев сатана подсылал к нему злого духа, который внушал ему «явить всем силу Божию» и сотворить какое-нибудь чудо, – например перейти против дворца чрез Неву «по воде, яко посуху». В XX веке многие отнесутся с недоверием к правдивости этих строк, но и теперь ещё есть люди, имеющие самое живое общение с духами тьмы, как когда-то Фотий, и тот, кто видел это, свидетельствует о том. Жил Фотий в воздержании, посте и молитве и всякой скудости, терпя бедность. Будучи законоучителем в кадетском корпусе, Фотий достал масонский катехизис и «со своими заметками, что масоны веруют в антихриста и сатану, роздал ученикам-кадетам», те разнесли эти заметки по всему Петербургу, и в городе поднялся шум: одни называли Фотия грубым фанатиком, другие говорили, что он помешался. В 1820 году, в очередной проповеди в казанском соборе, он не задумался восстать против мистицизма. Бывшая в соборе благочестивая графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесненская признала в поступке Фотия геройство и с этих пор сделалась его поклонницей до гроба, отдав в его распоряжение и своё огромное богатство, и свои связи при Дворе. Однако, Голицын, не знавший ещё Фотия лично, поспешил убрать его из Петербурга: Фотий был назначен игуменом в разорённый новгородский деревяницкий монастырь, – в почётную ссылку. Таким образом, попытка борьбы с мистицизмом была пресечена в самом начале.

Но зато и сам мистицизм вёл себя к неизбежной гибели. Увлечение не обуздываемыми в границах разума стремлениями, постоянное увлечение новыми пророками и проповедниками, с изменой прежним, раздробление мистического общества на множество кружков, проникавшихся духом взаимной нетерпимости, наконец, самая постройка «здания» «на песке»: всё это вело к тому, что мистицизм, в смысле господствовавшего тогда в Петербурге настроения, рано или поздно должен был рушиться. Перессорились между собой масоны, и сам гроссмейстер одной из масонских лож в Петербурге счёл необходимым довести до сведения государя, что в ложах «действует дух своеволия, буйства и совершенного безначалия, а не дух кротости христианской и истинных правил масонских», и заявлял, что следует или восстановить масонство в его прежнем виде, или закрыть масонские ложи.

Затем наступила очередь и событий другого порядка. Пока отдельные, но всё же весьма определённые голоса отдельных представителей Церкви не могли не оказать на государя своего влияния. Особенно, по-видимому, сильное впечатление произвело на него письмо митрополита Михаила. В преемники Михаилу избран был уже не сочувствовавший мистицизму Серафим Глаголевский.

Митрополит Серафим в своей биографии имеет много общих черт со своим предшественником. Сын калужского дьячка, он был ровесником Михаила, вместе с ним учился в троицкой семинарии, в филологической гимназии, в академии, слушал лекции в университете; но по окончании учения их пути разошлись. Глаголевский не женился, не пошёл во священники и в 1785 году остался учителем в троицкой семинарии. Через два года был переведён в Заиконоспасскую академию, где в год пострижения Михаила сделан ректором. В том же 1799 году хиротонисан во архиерея, викария московской митрополии. Скоро назначен в Вятку, потом переведён в Смоленск, потом, в 1812 году, с возведением в архиепископа, в Минск²¹⁴, отсюда вызван на 1818 год в синод, где принимали участие и в комиссии духовных училищ. В 1814 году перечислен в Тверь, в 1816 году получил орден святого Александра Невского и бриллиантовый крест на клобук. В 1819 году назначен митрополитом в Москву, а 19 июня 1821 года переведён в Петербург, по всей видимости, при сильном влиянии Аракчеева.

С первых же шагов он демонстративно показал себя противником голицынского мистицизма, хотя вообще, при других случаях, и не прочь был, по замечанию своего будущего преемника, преосвященного Григория Постникова, бывшего теперь викарием в Петербурге, «отпереться от своих слов, как случалось многократно»²¹⁵. Именно, Серафим, присутствуя впервые на заседании библейского общества и слушая речи некоторых членов, выразился, что так могут говорить только лица, не понимающие православия, встал и оставил зал заседания. Но в открытую борьбу вступать не решался. В лице Фотия он нашёл для себя дорогое орудие, бросавшееся в борьбу без раздумья. Присоединились и разные перебежчики, которые искали у нового режима выгоды большей, чем какую получали. Душой всего дела был, несомненно, Аракчеев, не мирившийся с тем, что, кроме него, ещё и Голицын пользовался неизменной близостью к государю и влиянием. По настойчивым ходатайствам графини Орловой митрополит решил облегчить Фотию его положение. В начале 1822 года он перевёл его архимандритом в новгородский сковородский монастырь, а после Пасхи в том же году вызвал в Петербург и поместил в лавре. Теперь познакомился с ним Голицын, и при первом знакомстве нашёл, что наставления Фотия «имеют назидательность и силу, которую один Господь может дать». Он решил даже познакомить с ним государя и исходатайствовал ему аудиенцию. Аудиенция происходила во дворце на каменном острове 5 июня 1822 года. Фотий отправился в коляске графини, заехал предварительно в казанский собор, идя по лестницам во дворце, «знаменал крестом как себя, так и дворец во все стороны и проходы, помышляя, что тьмы здесь живут и действуют сил вражиих». Как есть люди, уверенные в непогрешимости своего ума и невежестве всего остального мира, так есть люди, уверенные в непогрешимости своей святости и непростительной греховности всего остального мира. При входе Фотия государь поспешил к нему – принять благословение, но Фотий, не обращая внимания на государя, стал искать глазами образ, на который бы мог помолиться, увидел у порога в углу за спиной, обернулся, трижды перекрестился, поклонясь, и «предстал пред царём». Государь, отступив несколько от Фотия, вновь со страхом и благоговением подошёл к нему, принял от него благословение, усердно поцеловал руку. Фотий тотчас открыл бывший у него складень с ликом Спасителя и дал государю приложиться, а затем вручил ему образ. Государь пригласил Фотия сесть, и Фотий сел не прежде, как перекрестившись и перекрестив стул, на который садился, а также и государя. Начался разговор с любезных слов государя о давнем желании видеть Фотия, с расспросов об его службе. Фотий перевёл разговор на речь о Церкви, вере и спасении; смотря царю прямо в лицо, часто крестился, и государь, глядя на Фотия, часто крестился, возводя очи свои на небо, просил Фотия осенить его крестом, несколько раз целовал его руку, принимая благословение, при уходе Фотия пал на колени и просил возложить на него руки, помолиться о нём, простить и разрешить его. Фотий возложил крестообразно руки на голову государя и сотворил молитву о ниспослании на него благодати Святого Духа. Государь поклонился ему в ноги, встав, опять принял благословение, целуя руку, и, провожая, просил молиться и присылать благословение. 1 августа вышел рескрипт о закрытии тайных обществ и в тот же день на Фотия возложен был митрополитом пожалованный государем бриллиантовый крест. 26 августа Фотий назначен настоятелем Юрьева монастыря. Перед отъездом он был принять вдовствующею императрицей Марией Феодоровной, от которой получил золотые часы. Всй это придало Фотию в глазах общества много веса и значения, и сам он стал смотреть на себя, как на избранника, призванного искоренить зловерие и нечестие в России. Победителем он наезжал в это время в Петербург, останавливался в лавре у митрополита Серафима и совершал там торжественные службы в домовой митрополичьей церкви, не иначе, как с собственными певчими, привезёнными нарочно, так как петербургских певчих он считал еретиками. Съезд публики в церковь бывал немалый²¹⁶. С одолением врага пришлось, однако, подождать целых два года. В 1824 году Фотий снова был вызван в Петербург и обратился к государю с двумя посланиями, которые были переданы государю, по-видимому, Аракчеевым. В посланиях Фотий говорил о гибели и спасении Церкви, о тайне, и в соответствии с тогдашним временем, любившим таинственность, теперь Фотий был принят государем в зимнем дворце с секретного входа, вечером. Это было 20 апреля 1824 года. Фотий беседовал с государем с шести до девяти вечера и, по его воспоминаниям, государь «явился к нему благ и милостив, яко ангел Божий, и остался с миром после беседы». Фотий устрашил Александра всякими заговорами; Александр назвал Фотия ангелом, посланным с неба, просил молитвы, преклонил колена и просил благословения, а Фотий возложил на него крестообразно руки и прочитал «Царю небесный».

Эта аудиенция придала Фотию большую смелость. Через пять дней, в доме графини Орловой, по заранее подстроенному церемониалу, когда явился туда Голицын, Фотий встретил его в богослужебной обстановке, стоя пред налоем, на котором помещены были святые Тайны и Евангелие и пред которым горели свечи, не дал ему благословения, которого тот у него просил, и, напоминая, что с его покровительства вышла книга пастора Госнера, заключавшая в себе некоторые тёмные места, которые Фотий истолковал так, будто там сказано, что «духовенство есть звери» предложил ему прочесть XXIII главу из книги пророка Иеремии, начинающуюся словами; «горе пастырям, иже погубляют и расточают овцы паствы Моея, глаголет Господь», пытаясь вовлечь его в своё кощунственное деяние, и, когда тот «убежал», он в вдогонку кричал ему по всем комнатам: «анафема». Фотий в тот же день послал описание этого государю (вероятно, через Аракчеева), слухи о скандале распространились по всему городу. Настало время действовать и для митрополита Серафима, и, как рассказывают, принятый государем в секретной аудиенции, он сложил к ногам государя свой белый клобук и не взял его ранее, чем государь дал ему обещание «сменить министра». Положение вещей было скандальное. В результате всего было то, что книга Госнера была сожжена в Александро-Невской лавре в присутствии губернатора и чиновника за обер-прокурорским столом в синоде, Госнер был выслан из России и 15 мая 1824 года высочайший указ, наконец, прекратил существование министерства духовных дел и народного просвещения, вернув дела к прежнему порядку. Митрополит Серафим в поздравительном по этому поводу письме к Филарету в Москву приветствовал падение ненавистного духовенству министерства с величайшим энтузиазмом²¹⁷. Голицын получил увольнение и от министерства, и от председательства в библейском обществе, где его место занято было митрополитом Серафимом, и остался только при управлении почт. Затем последовали распоряжения о воспрещении печатать книги духовного содержания без духовной цензуры, учреждён комитет для рассмотрения выпущенных ранее книг, и признанные вредными книги конфисковались²¹⁸. 14 июня Аракчеев устроил ещё одно свидание Фотия с государем; 6 августа, пред отъездом государя, Фотий свиделся с ним ещё раз, и в оба эти раза не упустил представить свои истребительные проекты, каких и теперь немало появляется среди провинциальных священников: «открытие заговора под звериным апокалипсическим числом 666 и о влиянии Англии под тем предлогом на Россию», «о революции, готовимой в 1836 году», и т. п. Всё это, правда, уже не имело успеха, но времена очень переменились. Новый министр народного просвещения, адмирал Шишков почувствовал призвание спасти Россию всевозможными стеснениями и ограничениями и добился того, что его управление министерством перешло в историю с кличкой «министерства затмения». Когда объявлено было «преследование» и «истребление» ересей и свободомыслия, то подняли голову все тёмные силы, враждебные всякой мысли и свободе. Были приостановлены выпуском в свет составленные Филаретом катехизисы, одобренные уже синодом, а теперь признанные недовольно православными из-за перевода текстов Священного Писания на «простонародное наречие», т. е. со славянского на русский язык. Предполагался новый пересмотр устава духовных училищ для ограничения предоставленной училищам будто бы излишней свободы. Пытались приостановить русский перевод Библии, и сам митрополит Серафим выступил было с докладом о вреде всеобщего распространения Библии, но государь, уступав новому веянию во всём прочем, с этим пока согласиться не хотел. Филарета совершенно игнорировали, и он молчал. Его даже открыто стали обвинять в не православии светские генералы, и Филарет в одной официальной бумаге, с волнением указывая, что невежество взяло власть в руки, восклицал: «Утверждение на Тя надеющихся, утверди, Господи, Церковь»!

То положение, какое создалось после падения министерства Голицына, не было лучшим для Церкви по сравнению с прежним. Если Голицын, под влиянием обладая властью, и бывал иногда деспотичен и допускал в отношении к иерархам резкости, если он и окружал себя со всех сторон мистиками разных оттенков и всевозможными религиозными мечтателями, причиняя этим много тревог Церкви, то, во всяком случае, это был религиозный идеалист высокой степени, человек, всегда отзывчивый на всё доброе, отличавшийся несомненным благочестием и искренним стремлением к водворению Царствия Божия на земле, полный горячего желания послужить Богу. Высокий духовный авторитет, митрополит киевский Филарет Амфитеатров отзывался о нём после его смерти, как о «благочестивом и благодетельном князе»²¹⁹. Об отношениях к нему Филарета московского было сказано довольно. Не вина князя Голицына, что, горячо взявшись работать на ниве, которая представлялась его взгляду запущенной, он допускал ошибки, не находя, по разным причинам, надлежащего руководства и встречая чаще, чем что-либо иное, только неспокойную критику со стороны тех, чью работу он принял на себя. В уединении и покое от дел, после занятия должностей канцлера орденов и председателя государственного совета, другом и наследствовавшей царской семьи, как был другом и семьи Александра I, князь Голицын окончил свои дни в 1844 году.

Богослужение. – Праздники. – Церковное пение. – Стеснение разводов. – Просвещение инородцев. – Осетинская комиссия. – Просвещение неверных. – Духовно-учебное дело. – Духовная литература. – «Христианское Чтение». – Новые штаты синода и московской синодальной конторы. – Новый порядок набирания в синод присутствующих. – Новые епархии. – Церковное управление на Кавказе. – Благочинные. – Церковные имущества. – Улучшение быта духовенства. – Войсковое духовенство. – Бронзовый крест в память Двенадцатого Года. – Церковное благочиние. – Церковные сооружения.

В области богослужения прибавился в царствование Александра I новый чин. В 1814 году в память избавления России от «нашествия двадесяти язык» положено отправлять ежегодно благодарственное молебствие в день Рождества Христова, и для этого Филаретом составлен особый чин. В 1804 году установлен церковный праздник 26 ноября, в день памяти святителя Иннокентия Иркутского, мощи которого открыты в 1764 году. В 1817 году, по докладу Голицына, положено ежегодно в день 14 сентября читать в церквах манифест 1815 года о священном союзе, тогда же выставленный, по предписанию синода, на стенах храмов.

Кроме чина молебствия в память избавления от французов, в первую четверть XIX века вышли в свет из богослужебных книг акафисты: в 1801 году святому Димитрию Ростовскому, составленный московским священником Иоанном Алексеевым, в 1802 году святителю Алексию, составленный иеромонахом Ювеналием Медведским²²⁰.

По воле государя синод в 1804 году издал некоторые распоряжения к улучшению церковного пения: предписано было употреблять в церквах только напевы, имеющиеся в печатных нотных книгах, допускать на клирос только искусных в пении лиц, устраивать спевки, не позволять слишком вопить при пении, обучать пению в духовных школах²²¹. Указами 1815 и 1816 годов предписано ввести единообразное пение литургии, сочинения директора придворной певческой капеллы Дмитрия Бортнянского, почему напев обыкновенно и называется придворными; воспрещено петь в церквах по не бывшими в печати нотами, а печатать церковные нотные книги разрешено было только под условием одобрения их директором капеллы²²². С этих пор, кроме сочинений Бортнянского, вошли ещё во всеобщий обиход нотные сочинения Турчанинова, бывшего с 1809 года регентом митрополичьего хора, а потом протоиереем в Стрельне, близ Петербурга.

Царствование Александра I ознаменовано мерами к стеснению развода. С 1805 года положено дела о разводе представлять на окончательное утверждение в синод. С 1810 года установлена необходимость для развода двух свидетелей-очевидцев прелюбодеяния. С 1819 года воспрещена выдача так называемых отдельных видов на жительство, которые ранее выдавались и консисториями, и полицией.

В цели распространения православной веры среди многочисленных в России инородцев синод в 1803 году принимал меры к переводу начатков христианской веры на инородческие языки. Скоро и появились такие переводы: с 1803 года, на черемисский язык, на чувашский, мордовский, олонецкий, карельский, на татарский, калмыцкий, персидский²²³. С открытием в Петербурге библейского общества появились переводы на инородческие языки книг Священного Писания и разных брошюр религиозно-нравственного содержания. С 1814 года в течение десяти лет вышли переводы Нового Завета на языках ногайском, персидском, татаро-турецком, чувашском, мордовском, черемисском, калмыцком, зырянском, вотяцком, карельском. Известный духовный оратор, казанский архиепископ Амвросий Протасов возбудил ходатайство о разрешении и богослужения на инородческих языках, после чего, действительно, вскоре появились переводы литургии на чувашский и черемисский языки. В епархиях казанской, нижегородской, вятской, пензенской, пермской, оренбургской, где было особенно значительное число инородцев, местные преосвященные открыли в семинариях и духовных училищах классы инородческих языков. В 1824 году синод, по ходатайству преосвященного архангельского Неофита, открыл миссию среди самоедов, которая свою деятельность проявила главным образом уже в позднейшее царствование. В западной Сибири, среди якутов, миссионерствовал с походной церковью протоиерей Григорий Слепцов, обратившей в христианство несколько тысяч человек. В 1821 году иркутский епископ Михаил Бурдуков открыл забайкальскую православную миссию в Забайкалье²²⁴. Вместе с деятельностью торговой североамериканской компании было распространяемо православие в пределах Северной Америки, на островах Кадьяке, Ситхе, среди кадьяков, колош. Компания обязана была иметь в колониях достаточное число священнослужителей и церквей и содержать их на свой счёт. Здесь, на Уналашке, начал с 1824 года свою знаменитую деятельность отец Иоанн Вениаминов, впоследствии Иннокентий, митрополит московский. На Кавказе для распространения православия среди осетин и разных горцев, была открыта в 1815 году духовная осетинская комиссия²²⁵, по мысли архимандрита Досифея Пицхелаурова, получившего тогда же епископский, а впоследствии и архиепископский сан. На содержание комиссии отпускалось из казны до 12.000 рублей, полагался конвой, и Досифей, пока стоял во главе комиссии, рапортовал синоду о блестящих успехах. В 1817 году экзархом Грузии назначен архиепископ Феофилакт Русанов, и комиссия продолжала деятельность под его главенством. К 1821 году почти все осетины были уже просвещены христианством, до 47.000 человек, и построено для них 30 церквей. К 1823 году всех обращённых считалось до 61.000 с 67 приходами. Для новокрещённых были переведены на осетинский язык при Феофилакте дворянином Иваном Ялгузидзе молитвы, катехизис, Евангелие, литургия и чинопоследования крещения, погребения и брака, изданные в 1824 году. В 1824 году среди горцев вспыхнуло религиозное мусульманское восстание, приостановившее успехи миссии.

Для привлечения евреев в христианство, крещёным даны были некоторые льготы: освобождение от прежних окладов, право вступления во всякое податное состояние и, самое главное, освобождение от рекрутской повинности²²⁶. Для предоставления новокрещёным из евреев возможности начать жизнь на совершенно новых началах и ограждения от преследования со стороны единоверцев отведены для новокрещёных казённые земли в северных и южных губерниях и учреждён в 1817 году в Петербурге комитет опекунства израильских христиан для управления делами новообразованного общества израильских христиан²²⁷. На миссию в Китае, учреждённую при Петре I, с 1818 года увеличен отпуск до 46.000 рублей. В предшествовавшем веке миссия получала только до 4.000 рублей. Из начальников миссии этого времени выделился Иакинф Бичурин своими учёными исследованиями о Китае и переводами на китайский язык, из которых издан был катехизис. Миссионерство же в собственном смысле проявлялось слабо. Однако в Пекине устроено было училище.

Духовно-училищная реформа, хотя на деле несколько и отставала от проектированных предположений, однако успела к концу царствования увеличить число духовных школ со 150, бывших в 1808 году, до 340; стало 3 академии, 39 семинарий, 128 уездных и 170 приходских училищ; а число учащихся возросло с 29.000 до 46.000. В 1820 году увеличены оклады на духовно-учебные заведения: академиям до 79.000, семинариям от 20.000 до 31.000, уездным училищам от 2.000 до 2.650, приходским от 735 до 1.060. Петербургские были выделены, и академия получала 111.000 рублей, семинария 45.000, уездные училища от 3.000 до 3.800, приходские от 1.300 до 1.600. Для возможности большего пособия духовным школам из местных епархиальных средств, с 1810 года, по докладу Голицына, предоставлено церквам исключительное право продажи венчиков и листов разрешительной молитвы²²⁸. Прежде эти предметы продавались обыкновенными торговцами, и Голицын по этому поводу писал во всеподданнейшем докладе: «эта последняя дань, которую платит земле младенец и старик и которая частными людьми себе присвоена, принадлежит, по свойству своему, единой Церкви», и Церковью может быть обращена на помощь будущим служителям алтарей, – лучшее употребление, какое из неё можно сделать. В 1811 году синод допустил в семинариях обучение оспопрививанию. Указом 1805 года император призывал духовенство к делу народного образования²²⁹; и духовенство откликнулось на призыв, учредив немало приходских школ, но без организации, без средств, часто, и даже большей частью, у себя на дому.

Духовно-учебная реформа созидала прекрасные условия для развития духовного просвещения в самом широком смысле, но в царствование Александра I посеяны были только семена, которые дали плод свой позднее. Однако и в то уже время показывались знаменательные ростки. Усилия и дарования академических деятелей были направлены на положительное исследование предметов духовной науки по их источникам. Богословская наука, сбросив оковы схоластики и обратившись к изучению Священного Писания и памятников христианской древности всвязи с движением церковно-исторической жизни, оживилась и стала постепенно постоянно совершенствоваться, расширяя размеры своих требований, улучшая приёмы научной разработки, вводя новые методы исследования. Появились и в рукописи, и в печати, и большей частью не на латинском, а на русском языке, самостоятельные толкования на книги Священного Писания, опыты симфоний, разные богословские сочинения церковно-исторические, живее заговорили духовные ораторы. К концу столетия сохранились от забвения, впрочем, только немногие труды: Филарета – бессмертный «Катехизис», а также отчасти «Записки на книгу Бытия»; Евгения Болховитинова²³⁰, из великого множества его сочинений, «История российской иерархии», написанная им в сотрудничестве с ректором новгородской семинарии Амвросием Орнатским²³¹, скончавшимся в сане епископа на покое, в подвижнических трудах аскетической жизни, да отчасти «Словарь о писателях духовного чина». Сперанский называл Филарета первым русским проповедником и богословом, а Евгения первым русским церковным историком. Из проповеднических творений доселе с охотой читаются в интеллигентных сферах, кроме Филарета, поучения преосвященного Амвросия Протасова, епископа тульского, а потом архиепископа казанского и, наконец, тверского. Появились за это время также и переводы некоторых святоотеческих творений; эти издания были отрывочны и не часты, пока не приурочились к периодическим духовным журналам и не получили широкого развития, – впрочем, уже в следующие царствования. Первый духовный журнал, однако, был основан ещё в царствование Александра I, – «Христианское Чтение», при Петербургской духовной академии, начавшее свою просветительную работу с 1821 года, пока в виде трёхмесячника.

В высшем церковном управлении при Александре I произошло изменение штата святейшего синода. Вместо прежде положенного по штату 1763 года²³² числа шести лиц, по штату 1819 года положено было 7 лиц – членов и присутствующих, а именно: один первенствующий член, два члена – архиерея, один архиерей – присутствующей, два архимандрита и один протоиерей. Жалования положено членам и присутствующему архиерею по 4.000 рублей, прочим по 3.000. Петербургскому митрополиту усвоено звание первенствующего члена. Обер-прокурор святейшего синода, после упразднения голицынского министерства духовных дел, унаследовал право всеподданнейшего доклада по синодальным делам, впрочем, пока с некоторым ограничением, – именно, он должен был присылать эти доклады всегда в запечатанных конвертах с надписью на высочайшее имя «в собственные руки». Затем обер-прокурору предоставлены были министерские права в сношениях по делам ведомства православного исповедания, и вообще его положение приравнено к министерскому. Положено было начало развитию обер-прокурорской канцелярии оставлением при обер-прокуроре всего первого отделения бывшего в голицынском министерстве департамента духовных дел, т. е. отделения по делам «греко-российского исповедания»²³³. В московской святейшего синода конторе по тому же штату состав определён из трёх лиц: председатель-митрополит, или, в его отсутствие, викарий, архимандрит и протоиерей.

12 июня 1805 года обер-прокурором, князем Голицыным объявлено было, что государь, «желая лично знать преосвященных, управляющих епархиями, предположил вызывать по одному из них для жительства в С.-Петербург и присутствовать по прибытии в святейшем синоде до воспоследования высочайшей воли на возвращение в епархии». Вместе с тем Голицын объявил высочайшее повеление, «чтобы первоначально вызвать могилёвского архиепископа Анастасия», выдать ему на переезд 1.000 рублей, а управление епархией в его отсутствие устроить по рассмотрению синода. Анастасий Братановский почти тотчас же по приезду получил назначение в Астрахань, в синод вызван был епископ пензенский Гаий Такаов, грузин, в конце 1806 года – епископ калужский Феофилакт Русаков. Профессор Знаменский замечает в своих «Чтениях по истории русской Церкви в царствование Александра I», что таким порядком вызова в синод архиереев на короткое время обер-прокурор Голицын стал впоследствии пользоваться для устранения в синоде всякого противодействия своей системе.

В области епархиальной жизни царствование Александра I ознаменовано учреждением кишинёвской епархии в 1813 году из района молдовлахийской митрополии, оставшаяся за Россией после бухарестского мира с Турцией в мае 1812 года; две епархии переименованы – новороссийская в екатеринославскую и переяславская в полтавскую, в 1803 году. Присоединённое к России после 1812 года царство польское включено было в состав волынской епархии. Особенным изменениям подверглось церковное управление на Кавказе.

После присоединения Грузии, Имеретии и Мингрелии к России там некоторое время во главе церковного управления оставался по-прежнему один католикос – царевич Антоний. Ранее было два католикоса: один для Грузии, проживавшей в Тифлисе, другой для Имеретии и Мингрелии, проживавший в Кутаиси. В Грузии было 13 епархий²³⁴, две из них имели только по 12 церквей. Когда явилась мысль упорядочить церковное управление в Грузии по российскому образцу, католикос был вызван в Петербург, здесь отпросился на покой, был уволен 11 июня 1811 года, и потом жил в Москве, с 1812 года в Тамбове, с 1819 года в Петербурге и, наконец, в Нижнем, где и окончил свои дни в 1827 году. По высочайше утверждённому 30 июня 1811 года докладу синода, грузинская Церковь входила в состав российской Церкви, с подчинением святейшему синоду, из 13 епархий в Грузии образованы были две: мцхетская-карталинская и алавердская-кахетинская; мцхетскому митрополиту присвоилось именование экзарха святейшего синода, по примеру бывшего тогда экзарха молдовлахийского Гавриила Бодони; на обе епархии образовывалась одна дикастерия. Первым экзархом был назначен архиепископ ахгыльский, проживавший в Петербурге, Варлаам Эристов, произведённый при этом в митрополиты. В 1814 году выработан был новый проект положения о церковном устройстве в Грузии, принадлежащий перу епископа Досифея Пицхелаурова, вывезенного три года назад в сане архимандрита католикосом Антонием и оставшегося на жительстве в Петербурге, в Александро-Невской лавре, и почти тотчас по приезде получившего архиерейский сан. Церковное управление Грузии и царства имеретинского, а также княжеств мингрельского и гурийского было объединено под главой одного экзарха, а вместо дикастерии, по уважению к недавней самостоятельности грузинской Церкви, учреждалась грузино-имеретинская синодальная контора; вместо прежних двух, учреждались три епархии: мцхетская, телавская и сигнахская. Контора была открыта 8 мая 1815 года. Вскоре выяснилась ненадёжность обоих преосвященных, Варлаама и Досифея, для церковного управления и решено было назначить в Грузию экзархом человека деятельного и способного, а Досифея и Варлаама удалить, первого по неблагонадёжности, а второго по неспособности. Первый был помещён на пенсию в Москве, в Высокопетровском монастыре, а второй вызван в Петербург к постоянному присутствованию в синоде. В Грузию был определён в 1817 году архиепископ рязанский Феофилакт Русанов со специальной миссией ввести порядки церковного управления, принятые в России. Феофилакт прибыл в Тифлис 31 августа, 1 октября уже открыл семинарию в авлабарском архиерейском доме, 11 октября открыл уездное и приходское училище в Телаве, а затем тотчас же представил проект о новом переустройстве церковного управления в экзархате. На всю Грузию, имевшую до 700 церквей, третья часть которых была бесприходными, отличавшимися «от русских часовен только дурной архитектурой, неопрятностью и убожеством утвари», он полагал оставить лишь одну епархию с наименованием по двум бывшим грузинским царствам карталинской и кахетинской; в Имеретии, Мингрелии и Гурии, как имеющих особых владетельных князей, оставить по одной епархии, с подчинением экзарху, контору упразднить. Эти предположения, кроме последнего, были утверждены государем по докладу синода, 28 декабря 1818 года²³⁵. Впрочем, круг обязанностей конторы был значительно ограничен и точно определён. Применение русских порядков церковного управления вызвало целый бунт. В некоторых местах духовенство с жёнами и детьми, забрав церковные вещи, удалялось в леса. Волнения возбуждались духовенством, опасавшимся отобрания церковных имений и доходов. Церковные порядки здесь были совершенно не похожие на русские. Население привыкло более слушать духовных лиц, нежели исполнять предписания; владетельный князь Мингрелии и дворяне по давнему обычаю собирались у своего митрополита для совещаний по общественным делам; бо́льшая часть архиереев были члены местных владетельных домов, архиереи управляли епархиями без всякого письмоводства, содержались податью с духовенства и некоторыми духовными налогами с населения за разные проступки и грехи, духовенства был неоспоримый излишек, в иных приходах при сотне домов было 8 священников, в мужских монастырях жили монахини в качестве прислуги, архиереи вели кочующий образ жизни, переезжая с одного места на другое и занимаясь преимущественно сбором налогов, служили редко, один архиерей «за 30 лет архиерейства не служил более 10 раз». Однако, хотя с большим трудом, Феофилакту удалось в 1820 году устроить Имеретию согласно новому положению. После образования в Грузии, Мингрелии, Имеретии и Гурии четырёх епархий, всех епархий в империи получилось 41; Грузия принесла было 13 новых, Имеретия 4 и Мингрелия 3.

В 1820 году последовало высочайшее повеление, чтобы благочинные повсюду были назначаемы самими архиереями, как око их в делах церковного надзора; дотоле в некоторых епархиях благочинные были выборными. Недвижимые имущества, принадлежащие монастырям, церквам и архиерейским домам и причтам, стали освобождаться от всех повинностей и сборов, кроме мостового и фонарного²³⁶. Дозволено монастырям и архиерейским домам приобретать недвижимые имения, правда, ещё с высочайшего соизволения каждый раз. Затем дано разрешение монастырям принимать недвижимые имущества и по завещаниям – на таких же условиях. Изданы указы и о разрешении отчуждать недвижимые церковные имущества, тоже каждый раз с высочайшего соизволения²³⁷. В 1808 году издана инструкция церковным старостам, регулирующая хозяйственную часть церквей.

Для улучшения быта приходского духовенства задумана была серьёзная программа, но, по обстоятельствам, не была осуществлена. Действительные же улучшения носят частный характер. В 1801 году удвоена такса за требы и отменён павловский закон, чтобы церковную землю обрабатывали прихожане в свою пользу, а причту давали бы уже готовое зерно в количестве по расчёту земли. Закон тяжело отразился на духовенстве вследствие постоянных недоимок и злоупотреблений: давали негодное. В первые же дни за вступлением на престол, указом 22 мая 1801 года, Александр освободил духовенство от телесного наказания, которому оно подвергалось в случаях, когда подпадало уголовному суду²³⁸, в 1808 году освобождены были от него и жены духовных лиц²³⁹, в 1811 году закон распространён и на простых монахов. В 1804 году духовным лицам разрешено покупать землю, но не заселённую, а заселённую дозволялось покупать только духовным лицам, имевшим дворянские права – по происхождению или по правам службы и знакам отличия²⁴⁰.

В 1808 году преосвященный Феофилакт Русанов составил «положение о содержании бедных учеников уездных и приходских училищ и об образе призрения остающихся духовных сирот». Положение это устанавливало предоставление причётнических и диаконских мест при двуклирных церквах и при одноклирных, где есть диакон бедным ученикам и сиротам мужеского пола, которые и получали со своих мест две трети дохода, предоставляя остальную треть исправляющим их должность; доходы от церковной земли должностей, предоставленных несовершеннолетним, обращались на пропитание вдовых их матерей с семействами. Затем, устанавливалось при определении на причётнические места после смерти причётников, оставляющих семью, предпочтение для тех лиц, которые пожелали бы жениться на одной из дочерей умершего своего предместника с обязательством давать прокормление вдов-тёщ до её смерти, а сёстрам своей жены – до их замужества. Бездетных вдов или оставшихся с малолетними или увечными, не подающими надежды на замужество дочерями, предполагалось назначать на просвирнические места; престарелых и увечных священно-церковно-служителей бездетных определять в монастыри на казённое содержание. Предоставлялось также бездетным престарелым и увечным причётникам сдавать свои места малоуспешным ученикам, по взаимному условию относительно раздела доходов. Комитет утвердил все эти предположения и прибавил от себя приглашение монашеского и белого духовенства к добровольным пожертвованиям в пользу бедных учеников и предпочтение вдовам духовных к помещению в богадельни при архиерейских домах и монастырях.

Для обеспечения приходского духовенства по проекту, составленному в комитете об усовершении училищ и уже высочайше утверждённому в 1808 году²⁴¹, предполагалось распределить все церковные места на пять классов с присвоением каждому классу определённого размера жалования, от 300 до 1.000 рублей, и ввести выдачу окладов с 1815 года. Кроме того, проект предполагал обозначить все причты домами и хозяйственными постройками. Между тем Двенадцатый Год значительно истощил тот фонд, которым по проекту обеспечивались оклады духовенству. Тогда появился новый проект в комиссии духовных училищ, составленный архимандритом Филаретом Дроздовым, – чтобы назначить оклады, по крайней мере, выдающимся по образованию священнослужителям: докторам по 500 рублей, магистрам по 350, кандидатам по 250²⁴². Это и было осуществлено.

В 1823 году был высочайше утверждён доклад синода с выработанным преосвященным Филаретом Дроздовым положением об епархиальных попечительствах о бедных духовного звания, т. е. собственно престарелых, вдов и сирот²⁴³. Святейший синод отпустил в фонд попечительств 150.000 рублей; объявлен был сбор пожертвований.

Из мероприятий, касающихся быта духовенства, следует отметить ещё, что в 1816 году вышел указ не обращать внимания, при назначении священников, на рекомендации светских лиц; исключение сделано было только для военных начальств²⁴⁴. В 1822 году решено не возвращать гражданских прав тем лицам, которые, приняв пострижение, слагали с себя монашеское звание.

В сфере войскового, или, как оно называется ныне, военного духовенства обращает на себя внимание указ, устанавливающий предел к развитию обособленности этого духовенства от общего порядка церковного управления. В ведомстве войскового духовенства с 1816 года появился второй обер-священник – главного штаба его императорского величества и гвардии²⁴⁵.

Заслуги духовенства в отечественную войну 1812 года вызвали по окончании борьбы с Наполеоном указ государя в 1814 году, жаловавший всем священникам бронзовый крест в память войны.

Общей для всех воспитательной мерой является указ 1804 года о том, чтобы миряне не входили в алтарь, в церкви вели себя прилично святости места, не переходя с места на место, не разговаривая, не обращаясь спиной к алтарю. В 1816 году вышел указ о соблюдении в церквах должного порядка и тишины²⁴⁶.

Богатое великими событиями, царствование Александра I оставило после себя и несколько величественных вещественных памятников. Но такова судьба! Как все великие начинания Александра I остались не выполненными до конца, так и грандиозные сооружения его царствования остались недоконченными. Великолепный казанский собор в Петербурге, на невском проспекте, это чудное создание строительного гения зодчего Андрея Никифоровича Воронихина, первый камень которому был положен 27 августа 1801 года, строился до 1811 года и остался не доконченным, с колоннадой только с двух сторон, обращенных к невскому проспекту, между тем как по плану предполагалось устроить такую же колоннаду и с других, противоположных, двух сторон²⁴⁷. Теперь уже и площадь, предназначавшаяся для последней колоннады, застроена. Позднейшее потомство нашло возможным придать такому недоконченному сооружению казанского собора символический смысл и нравственную красоту. Дело в том, что на противоположной собору стороне невского проспекта, почти насупротив собора, расположены три инославных церкви: католическая, реформатская и лютеранская. И вот, казанский собор представляется простирающим ко всем им свои открытые объятия. «Безмолвие говорит много»²⁴⁸. В 1807 году, 12 октября, в пятую годовщину освобождения Москвы, заложен в Москве, на Воробьёвых горах, грандиозный храм Христа Спасителя, как памятник избавления России от нашествия двадцати народов, по обету государя, данному при издании в Вильне манифеста 25 декабря 1812 года об освобождении России. Предполагалось, по проекту архитектора Карла Витберга, можно сказать, беспримерное сооружение, с колоннадой в 300 сажен, новое чудо света, но зыбкая почва Воробьёвых гор не выдержала этой громады, постройка была приостановлена и в следующее царствование перенесена на другое место и выполнена по другому плану, а несчастливый строитель сослан в одну из отдалённых губерний. В 1819 году на месте разобранного прежнего заложен монументальный исаакиевский собор в Петербурге, и не был окончен в царствование Александра I.

Психологические итоги к характеристике Александра I. – Кончина в Таганроге. – Взгляд церковных историков на Александра I и фактический материал к исправлению установившегося взгляда. – Восшествие Николая I на престол.

Александру выпала тяжёлая доля всю жизнь разочаровываться в своих самых заветных мечтах. Сначала он разочаровался в своих конституционных стремлениях. Потом разочаровался внутренне в своём дорогом создании – священном союзе, созданном для мистического мирового поклонения Богу Отцу и Сыну и Святому Духу; разочаровался, хотя и продолжал твердить, что это дело Божие, внушённое Самим Искупителем, и кто видит в нём только политику, тот не различает святого дела от не святого и не имеет голоса в этом вопросе. Потом, по настойчивому требованию Церкви, вынужден был упразднить своё соединённое министерство духовных дел и народного просвещения и вообще закрыть тот путь, по которому он направил просвещение народа, почитая этот путь единственно истинным. Наконец, не мог не убедиться, что предпринятое им посредством военных поселений осуществление крестьянского добродетельного благополучия не достигает цели. Наконец, он как будто лишился той любви со стороны своих подданных, на которую имел право рассчитывать, в мечтах посвятить всю свою жизнь их благополучию; последний год его жизни был омрачён раскрытием широко организованного противоправительственного заговора. Всё это делало ещё более тяжёлым и без того тягостное для него бремя правления государством, наложило на него печать утомления жизнью, и он не раз, в самые уже последние дни своей жизни, жаловался, что бремя короны страшно его тяготит, и высказывал мысль о своём желании отказаться от престола и уйти, после двадцатипятилетней службы, «в отставку», на покой. Мучительная тяжесть, лежавшая на душе, что он своим правлением не оправдал своего вступления на престол после своего отца, не принёс счастья и благополучия народу, не давала ему покой, и всю вторую половину своего царствования он провёл в разъездах, сначала по западной Европе, потом по России, как бы желая развлечься, забыться. Незадолго до смерти, 1 сентября 1825 года, он, ради здоровья супруги, отправился из Петербурга на юг, в Таганрог. Здесь, путешествуя по Крыму, простудился, заболел лихорадкой и, вернувшись больным в Таганрог, умер 19 ноября 1825 года. Перед самой кончиной он в продолжение целого часа исповедовался у приглашённого священника, затем, в присутствии приближенных, причастился святых Таин, сказал присутствовавшей тут же императрице, что он никогда не испытывал большей радости, и скончался с покойным духом, тихо и мирно, без агонии, в предсмертной дремоте повторяя с закрытыми глазами молитвы и псалмы. Тело почившего императора было набальзамировано и через Москву провезено по всему протяжению России в Петербург, где и погребено в общей усыпальнице императоров всероссийских, в петропавловском соборе, 13 марта 1826 года.

У историков александровского времени принято называть императора Александра неразгаданным сфинксом, унёсшим с собой в могилу тайну своей личности. Эта неразгаданность личности Александра, несомненно, в значительной степени зависит от накопленных вокруг неё и современниками, и историками недоразумений. На видном месте среди таких недоразумений должно быть поставлено то, когда, как бы не признавая Александра православным, говорят, будто он «выработал себе своеобразную собственную религию без определённых догматических убеждений, ни к одному из вероисповеданий не принадлежавшую, близкую более к протестантскому мистицизму, чем к православию». Говорят, будто «в церковных делах он не имел никаких сведений, поэтому на первых порах своего царствования долго не обнаруживал к ним надлежащего внимания, всецело предавшись выполнению одних своих заветных юношеских мечтаний о новом устройстве государства, о водворении во всём его строе принципов законности и свободы и о просвещении своего народа через умножение разного рода школ». С лёгкой руки современных Александру фарисеев упрекают его в религиозном индифферентизме, опять-таки особенно на первых порах царствования, и вину за это взваливают на его будто бы плохое религиозное воспитание. Православная Церковь в царствование Александра I, будто бы, «стояла одиноко в плачевном разъединении с царём и обществом». Брошенные на ветер, подобные легковесные мысли получили самое широкое распространение²⁴⁹. Имеются ли для этого сколько-нибудь солидные основания? Как-то странно говорить о плохом религиозном воспитании или об индифферентизме к религии императора, который в молодости ещё, по своим собственным признаниям, ночью вставал с постели и бросался на колени пред Богом, прося у Него прощения в своих грехах, совершённых в минувшие дневные часы; который все годы своей зрелой жизни провёл в мучительно настойчивом искании Бога; который людей, лишившихся веры, называл скотами; всё царствование которого отмечено «заботливой попечительностью о религиозном развитии народа и преуспеянием духовного просвещения», и который с полным убеждением говорил в 1816 году московскому дворянству: «я много обозрел государств и разных народов, и я сам очевидный свидетель, что такое народ, исполненный веры, и каков тот, который без закона». Видят доказательство отсутствия религиозности на первых порах царствования в том, что Александр не издавал касавшихся Церкви указов. А если бы издавал, тогда обвинили бы во вмешательстве в дела Церкви. Давно пора снять со светлого и святого лика благочестивого императора эту постыдную пелену упрёка в «не православии», – постыдную не для него, а для бестолкового потомства. Как родился он верным сыном православной Церкви, так и умер, не изменив ей, в совершенном послушании. Его послушание Церкви простиралось до того, что, будучи воспитан на идеях широкой свободы и терпимости, он иногда действовал вопреки внутреннему своему убеждению, когда официальные представители Церкви, люди более узких, чем он, взглядов, требовали от него действий, противоречивших его убеждениям. Когда к нему явился в известной аудиенции архимандрит Фотий, признаваемый в то время некоторыми кругами за святого, и стал вопить ему о разрушении, отмщении, искоренении, благочестивый, кроткий государь выслушивал его вопли целых два часа, не смея противоречить этому будто бы избранному церковному сосуду, но, ни сердцем, ни душой с ним не соглашаясь, целовал ему руки, опускался пред ним на колена и просил молиться, в смутной надежде, что молитва сведёт благодать и милость на вражду и разрушение, как целебный елей на раны. А затем, явно вопреки своим симпатиям и убеждениям, когда призыв Фотия поддержан был первенствующим членом синода, петербургским митрополитом Серафимом, остановил перевод Библии на русский язык, удалял от церковных дел своего друга, князя Голицына. Нет, это был религиозный и православный благословенный²⁵⁰ государь и, как выразился митрополит Филарет, «никто вернее не оправдал присвоенного ему Церковного именования благочестивейшим», как он, «которого Провидение избрало вселенским проповедником благочестия». Свою речь над гробом Александра при остановке его в Москве, в архангельском соборе, по пути следования в Петербург, московский владыка с полным нравственным правом начал текстом из 23 главы 4 книги Царств, стих 25, относящийся к благочестивому иудейскому царю Иосии: «подобного ему не было царя прежде его, который обратился бы к Господу всем сердцем своим и всею душой своею и всеми силами своими»²⁵¹.

Упрёк в том, будто Александр, вовсе не имея сведений о церковных делах, долго ими не интересовался, или даже совсем был чужд Церкви, обращённый со стороны историка к государю, царствование которого, можно сказать, родило и духовную науку, и духовную литературу, звучат, конечно, только странно и не требует опровержений.

Этот государь, как восшёл на престол в светлом ореоле обращённых к нему всеобщих радостных чаяний, так и сошёл с поприща жизни тоже в ореоле легендарного подвижничества. Известна легенда, будто Александр не умер в 1825 году, а удалился в Сибирь, где долго ещё жил в полной неизвестности и совершенном уединении под именем старца-отшельника Кузьмича.

В последнее годы заметно стремление историков указывать разные мелкие недостатки в личности и характере Александра, наблюдаемые в его частной, повседневной жизни, как бы с едва сдерживаемым желанием свести его с пьедестала, на который он поставлен современниками и потомством. Против этого надо сказать, что, во-первых, нет человека, который бы жил и не согрешил, а, во-вторых, если кто обращает свои наблюдения исключительно в сторону отправления телесных, обычных человеку, потребностей, тот не может заметить серьёзной разницы между людьми.

Впрочем, в отношении к Александру делаются и делались и более серьёзные упрёки. Экономные старики относились к императору с укоризной и осуждением, видя, как в мечтах о всевозможных конституциях, о несбыточных свободе и счастье человечества, во имя отвлечённого общего блага людей, легко растрачивалось молодым идеалистом веками собранное достояние родного гнезда, совершалось обособление Финляндии, царства польского, велись войны, не оправдываемые национальными интересами. И доселе слышатся, и, несомненно, всегда будут слышаться, упрёки Александру в отсутствии государственного эгоизма, в пожертвовании собственными государственными интересами ради эфемерного общечеловеческого блага. Чувство естественное и человеческое! Однако историк Церкви не станет входить в оценку взглядов и действий императора Александра с точки зрения политических или государственных интересов и выгод, высчитывать, сколько лишних квадратных вёрст государь приобрёл для своей империи, сколько миллионов он собрал в её казну...

Уже в последние годы царствования Александра I стали время от времени обнаруживаться преступные замыслы некоторой части общества, направленные к насильственному проведению когда-то задуманных самим императором, но затем оставленных им конституционных начал, против самодержавия. Когда Александру однажды доложили о множестве обнаруженных заговорщиков, он, после тяжёлой, мучительной думы, ответил: «не мне карать!» Когда 27 ноября в Петербург пришла весть о кончине Александра в Таганроге, беспокойные элементы немедленно встрепенулись. Обстоятельства складывались чрезвычайно благоприятно для смуты. У Александра не оставалось потомства, престол должен был перейти, по закону, к старшему за Александром брату Константину, но Константин, бывший наместником в Варшаве, и по характеру своему не был способен к управлению государством, и, вдобавок, развёдшись с супругой, женился в Варшаве на польке, графине Грудзинской, получившей титул княгини Лович, и утратил царственные права для своего потомства. Вследствие этого Александр устроил отречение Константина от престола в пользу третьего брата, Николая, бывшего моложе Константина на семнадцать лет. Константин охотно отрёкся от престола и не мечтал никогда его занимать, но Николай ни о чём этом не знал, и акт об этом, в виде манифеста 16 августа 1823 года, хранился в тайне: подлинный в Москве, в успенском соборе, копии в синоде и в сенате, под печатями. Знали об этом только трое верноподданных: архиепископ Филарет московский, князь Голицын и Аракчеев. Александр почему-то держал этот акт в глубокой тайне. Один историк высказывает предположение, будто Александр потому не объявлял об отречении Константина, что намерен был вместе с объявлением отречения Константина и сам сложить с себя бремя короны и передать престол Николаю²⁵². Как бы то ни было, когда пред отъездом в Таганрог Александра Голицын советовал ему раскрыть тайну акта, на случай всякой возможности в дальнем путешествии, Александр не согласился на это и после короткого молчания, указывая рукой на небо, сказал: «положимся в этом на Бога, – Он устроит все лучше нас, слабых смертных». Когда в Петербург пришла весть о кончине государя, все, в том числе и сам Николай, присягнули Константину. Тот, когда узнал об этом, категорически подтвердил прежнее своё отречение, но так как между Петербургом и Варшавой расстояние не близкое, а железных дорог и телеграфов тогда ещё не было, то более двух недель неопределённого положения было достаточным временем для того, чтобы смута разрослась в открытый бунт, когда заговорщики не задумались 14 декабря, в день, назначенный для принесения присяги Николаю, явиться на площадь зимнего дворца со своими требованиями. Так как заговорщики составляли, в общем, ничтожнейшую горсть и весь их заговор был плодом измышления голов, оторванных от народа с его самыми дорогими традициями, которыми он живёт и счастлив, то бунт был усмирён в несколько часов, и к вечеру 14 декабря 1825 года на престол российской империи появилась могучая фигура императора Николая I.

Исаакиевский собор в С.-Петербурге

Детство и воспитание Николая I. – Впечатления юности. – Характер государя в его царствовании. – Влияние на церковную жизнь.

Николай I родился 25 июня 1796 года. В тот же день Екатерина II писала одному из своих заграничных друзей: «сегодня в 3 часа утра мамаша родила огромнейшего мальчика, которого назвали Николаем. Голос у него бас и кричит он удивительно. Длиной он аршин без двух вершков, а руки немного только поменьше моих. В жизнь мою в первый раз вижу такого богатыря. Если он будет продолжать, как начал, то братья окажутся карликами перед этим колоссом». Через 10 дней она пишет: «богатырь Николай уже 3 дня кушает кашку, потому что беспрестанно просить есть. Я полагаю, что никогда восьмидневный ребёнок не пользовался таким угощением; это неслыханное дело. У нянек просто руки опускаются от удивления. Если так будет продолжаться, то я полагаю, что придётся по прошествию шести недель отнять его от груди. Он смотрит на всех во все глаза, голову держит прямо и поворачивает не хуже моего».

В этих поэтических строках проницательной императрицы дана меткая характеристика Николая I, каким он остался во всю свою жизнь.

В детстве большое влияние на Николая имела няня, шотландка Лайон, женщина характера отважного, твёрдого, благородного. Вспоминая её всегда с благодарностью, Николай называл её львицей. Но с семи лет Николай поступил в неумелые руки воспитателя, генерала, и, вспоминая впоследствии время своего учения и своего воспитателя, Николай говорил: «Бог ему судья за то бедное образование, которое этот несносный человек дал мне и брату моему Михаилу». На уроках у неспособных преподавателей великие князья большей частью дремали, рисовали, вообще занимались делом посторонним, а «к экзамену выучивали что-нибудь в-долбяжку без плода и пользы для будущего». Законоучитель ничем не отличался от своих сотоварищей. Император Николай говорил впоследствии, в 1847 году, вспоминая детство: «в отношении религии моим детям лучше было, чем нам, которых учили только креститься в известное время обедни, да говорить наизусть разные молитвы, не заботясь о том, что делалось в нашей душе». Николай с детства любил рисование, музыку, но особенно любил всё военное, и прекрасно изучил только геометрию, чувствуя большую склонность к инженерному искусству. В 1817 году он вступил в брак с дочерью прусского короля Фридриха-Вильгельма III Луизой-Шарлоттой-Вильгельминой, наречённой по принятии православия Александрой Феодоровной; на свадебном балу был назначен генерал-инспектором корпуса инженеров и тотчас же с величайшим усердием занялся своим любимым делом.

В ранней юности после Двенадцатого Года, он ознакомился в путешествиях с Европой. Позднее он проскакал (он любил быстро ездить) всю Россию. И всюду оставлял после себя незабываемые впечатления. И фигура, и обращение дышали царственным могуществом. Кто его раз видел, тот его не мог забыть. Все его знали, и заграницей не раз, вовсе не думая о его предназначении, называли его «настоящим царём». «Весь преданный чувству своего долга», «слишком строгий к себе и к другим», в петербургских интеллигентных сферах, полных романтизма александрова века, он, по отзыву современников, «не привлекал к себе сердец» и «совсем не был любим»: для них он был слишком несообщительным, холодным, слишком строгим и суровым, без любезной улыбки и приветливого поклона, с одним требованием от всех должного в строгом взгляде. Во всяком случае «никто не знал, никто не думал о его предназначении».

И императором Николай I остался таким же строгим и несколько суровым, каким был ранее, был неизменно прям, не терпел интриг, двусмысленностей, компромиссов, полумер, выжиданий, сентиментальности, был истинным рыцарем долга и службы, любил стройность, единообразие, порядок. Вполне определённый во всём своём складе, он такой же полной определённости требовал и от других. Самые принципы получили большую определительность. Петровский девиз «за веру, царя и отечество» был уяснён и в новом виде получил выражение: «православие, самодержавие, народность». Вечно грызущее душу человечества сомнение Николаю не было ведомо. Он мужественно обошёлся с мятежниками на сенатской площади 14 декабря 1825 года, рыцарски громил Турцию в 1828 году, дважды усмирил польский мятеж – один раз в пределах России, другой – даже заграницей, в пределах Австрии, покорял Кавказ, строил крепости, шоссейные дороги, мосты, казармы, институты, пансионы, разные правительственные здания, дворцы, и создал даже особый тип николаевских построек с их грандиозностью размеров, необыкновенной прочностью стен и простотой внешнего вида. Его же царствованию принадлежит первое полное собрание законов империи и первое издание их свода. Всякий порядок имя его мог бы избрать себе девизом. Когда к концу жизни судьба послала ему испытание, и он никак не мог справиться с набросившейся на Россию коалиций западноевропейских держав на Чёрном море, под Севастополем, он не пережил этого, слег в постель и через две недели этот неутомимый государь-рыцарь покончил счёты с жизнью. Скончался государь от гриппа, в полном сознании, исповедавшись и причастившись и простившись со своей августейшей семьёй. В завещании он написал: «я был человек со всеми слабостями, коим люди подвержены; старался исправиться в том, что за собой худого знал; в ином успевал, в ином нет. Прошу искренно меня простить. Я умираю с благодарным сердцем за всё благо, которым угодно было Богу на сем преходящем мире меня наградить, с пламенной любовью к нашей славной России, которой служил по крайнему своему разумению верой и правдой; жалею, что не мог произвести того добра, которого желал». Сыну своему я наследнику он высказывал пожелание «утвердить Россию на твёрдом основании страха Божия».

Живя под гул европейских революций, восшедши на престол при вспышке мятежа, Николай I проникся убеждением, что волей Божией он призван быть вождём монархического движения против надвигающейся революции. Это убеждение стало господствующим мотивом в его помыслах и руководством в действиях. С воцарением Николая I наступит конец космополитизму, господствовавшему в александровское время. Жизнь государства пошла по иному пути, наступила новая эпоха.

Характер государя, давший окраску тридцатилетнему периоду «николаевского времени», отразился весьма заметным влиянием и на церковной жизни. И здесь ближайшими задачами стали долг, единообразие и порядок, отличительным характером деятельности – непреоборимая энергия, не справлявшаяся о чужих желаниях или настроениях. Однажды, в 1847 году, император Николай I весьма характерно говорил кадетам, выпускаемым в офицеры: «служите так, как служили предки ваши; лезьте туда, куда велят, и притом лезьте так, чтобы и другие за вами лезли!». Особенная ревность государя к церковным делам вызывалась его набожностью: он строго соблюдал церковные уставы, ни одного важного дела не начинал без молитвы и благословения, не пропускал по возможности ни одной церковной службы, при церковном звоне снимал фуражку и сосредоточенно крестился; «нередко его видели горячо молящимся наедине, в сумраке безмолвном». Как и Александр I, он знал неприглядные стороны нашего общественного и государственного быта того времени, воровство, кляузничество, лихоимство, и, как Александр же, полон был мечты о водворении правды, правосудия, честности, довольства: только шёл в осуществлении своей мечты другим путём²⁵³.

Из разных сторон церковкой жизни влияние нового императора более всего сказалось на следующих: на распространении православия, на духовном образовании и на быте духовенства.

Дело миссионерства в царствование Николая I. – Новые миссии среди инородцев. – Изучение инородческих языков духовенством. – Инструкции миссионерам. – Льготы новокрещёным. – Деятели миссионерства: архимандрит Вениамин Смирнов, архимандрит Макарий Глухарёв, преосвященный Нил Исакович, протоиерей Иоанн Вениаминов. – Миссионерские успехи на Кавказе. – Льготы новокрещёным евреям. – Дела заграничных миссий.

В деле миссионерства время царствования Николая I характеризуется повышением энергии, ясностью взгляда и увеличением пособий со стороны государства.

Из общих распоряжений высшей власти по этому предмету обращают на себя внимание следующие. В 1828 году, когда обнаружились массовые отпадения инородцев от православной Церкви, высочайше утверждённым определением святейшего синода постановлено, чтобы «в тех частях государства, где живут народы, не познавшие христианства, или и обращённые, но недостаточно утверждённые в правой вере, были учреждаемы особые миссионеры». После этого и стали появляться особые миссии: в 1830 году в казанской епархии, затем и в других епархиях по Волге: в вятской, пермской, самарской, оренбургской; в Сибири: в 1830 году алтайская, в 1832 году обдорская, в 1838 году бурятская, в 1844 году кондинская – для проповеди среди кондинских остяков, в 1850 году – туруханская в енисейской епархии. А в 1829 и в 1830 году синод обратил внимание на важное значение того, чтобы к новокрещёным инородцам были назначаемы священники, знающие местные языки, причём только, собственно говоря, и получалась для пастырей возможность наставлять и утверждать свою паству в христианской вере и жизни. Как результат последнего, во многих семинариях заведено было обучение инородческим языкам, а впоследствии, в 1854 году, при казанской академии учреждено даже особое противо-мусульманское отделение, необходимое для нужд казанского края. Из семинарий, в которых заведено было обучение инородческим языкам, известны: казанская, нижегородская, вятская, пензенская, пермская, оренбургская, вологодская, донская, самарская, саратовская, симбирская, уфимская, тамбовская, астраханская, кавказская. В руководство миссионерам и священникам инородческих приходов не раз давались инструкции, определяющие их обязанности и способ действования. Наибольшего внимания заслуживает инструкция, составленная казанским архиепископом Филаретом Амфитеатровым, впоследствии митрополитом киевским, и утверждённая святейшими синодом в 1829–1830 годах. В 1830 году правительство, по инициативе саратовского губернатора, обещало калмыкам при обращении их в христианство разные льготы: освобождение от податей и повинностей на десять лет, наделение землёй, по тридцати десятин на семью, пособие денежное – по пятидесяти рублей семейным и по двадцати пяти бессемейным²⁵⁴. Для крещёных калмыцких детей устроена в 1838 году в Царицыне школа, для кочевых астраханских калмыков в 1853 году устроена походная церковь. Богослужение на калмыцком языке совершалось ещё с 1848 года. Перевод священных книг на татарский язык производился при казанской академии с 1847 года. В 1833 году состоялось, по инициативе синода, высочайшее повеление назначить в иркутской епархии к забайкальским приходам трёх священников-миссионеров, чтобы они исключительно занимались проповедью слова Божия местным инородцам. Жалованье миссионерам было назначено по 300 и по 400 рублей²⁵⁵.

Царствование Николая I счастливо было в миссионерском деле тем, что оно выдвинуло нескольких достопримечательных деятелей на миссионерском поприще, оставивших по себе долговечную память. Таковы были: архимандриты Вениамин Смирнов и Макарий Глухарёв, преосвященный Нил Исакович, протоиерей Иоанн Вениаминов.

Архимандрит Вениамин работал на севере европейской России, среди самоедов. Родом архангелец, он первые годы свои провёл на службе в архангельской семинарии, где был префектом, здесь принял монашество, получил сан архимандрита с настоятельством в монастыре, в конце 1825 года был назначен архангельским преосвященным Неофитом стоять во главе самоедской миссии, открытой, по ходатайству преосвященного, с пособием от казны в 14.000 рублей, ещё в предшествовавшее царствование. Миссия открыла свои действия в конце 1825 года. Архимандрит с несколькими духовными и светскими лицами разъезжал по тундрам, отыскивая кочевья самоедов, сокрушал и сжигал кумиры, водружал повсюду крест и нёс проповедь на русском и на самоедском языках. Ему удалось на острове Вайгач разыскать главного идола самоедов, окружённого другими четырьмястами идолов, и всех их истребил. Главным пунктом миссии избран был город Мезень. Архимандрит Вениамин перевёл на самоедский язык Евангелие, Деяния Апостольские, Соборные Послания и три первых послания святого апостола Павла, катехизис, некоторые молитвы и правила, составил грамматику и словарь самоедского языка. К 1830 году было обращено свыше 3.300 самоедов. Для них устроено было три прихода, с содержанием от казны в 21½ тысячу рублей. После этого задача отдельной миссии была признана выполненной, и миссия была упразднена, в том же 1830 году. Дальнейшее миссионерство предоставлено приходским причтам. Архимандрит Вениамин скончался в 1848 году на покое в глуховском монастыре черниговской епархии. Современники отзывались о нём, как о человеке высокой кротости и благочестия. Заслуживает внимания, чего миссионеры жаловались на противодействие им русских поселенцев, которые опасались потерять своё бесконтрольное господство над тёмными самоедами, когда те примут христианство, после чего, естественно, поступят под надзор и защиту духовной власти²⁵⁶.

Архимандрит Макарий Глухарев был сын вяземского священника, образование получил в смоленской семинарии и петербургской духовной академии, которую окончил в 1817 году, начал службу преподавателем екатеринославской семинарии, здесь в 1818 году принял монашество, был некоторое время инспектором семинарии, в 1821 году назначен ректором в костромскую семинарию, через три года оставил духовно-училищную службу и удалился в Киево-Печерскую лавру, а в 1825 году перешёл в глинскую пустынь, курской епархии. Назначенный в 1825 году в Тобольск архиепископ Евгений Казанцев, по прибытии в епархию, нашёл, что многие из крещёных инородцев не имеют и понятия о христианской вере, в церквах бывают очень редко, дома молятся идолам, многие не знают даже имени Иисус-Христова, не умеют изобразить на себе знамения креста. Кроме того, в епархии оставалось ещё много некрещёных инородцев. Ревностный архипастырь²⁵⁷ думал было оставить кафедру и пойти миссионером к не знающим Бога истинного, но потом решил, что на кафедре он может больше сделать полезного. По его ходатайству, святейший синод учредил в тобольской епархии две миссии: на севере – обдорскую и на юге – алтайскую. Так как в тобольской епархии не находилось подходящих монахов для миссионерства, то преосвященный обратился с призывом к монастырям европейской России. На призыв прибыли: из глинской пустыни архимандрит Макарий в 1829 году и из боровского пафнутиевского монастыря иеромонах Макарий в 1831 году. Последний стал во главе обдорской миссии, которая и была открыта в 1832 году. Миссия действовала среди самоедов, остяков и зырян, состояла, кроме иеромонаха Макария, из воспитанника семинарии Луки Воеводского, знавшего остяцкий язык, послушника и толмача. За два года ей удалось обратить в христианство 17 человек, а затем члены миссии, утомлённые почти безрезультатными тяжёлыми трудами, просили об увольнении их от принятых ими на себя обязанностей. В 1833 году миссия была упразднена, а через три года Лука Воеводский назначен был священником в Обдорск с целями миссионерскими. Скоро он обратил в православие до двадцати инородцев, занялся переводами на остяцкий язык богослужебных книг и молитв и перевёл символ веры, десятословие, молитву Господню, одно евангелие, составил остяцкую азбуку и словарь. Всё это, впрочем, осталось в рукописи. В 1854 году, по ходатайству тобольского архиепископа Евлампия Пятницкого, обдорская миссия была восстановлена. Совсем иную судьбу имела алтайская миссия, открытая в 1830 году, во главе которой стал архимандрит Макарий. Первые шаги также были тяжелы. У Макария сначала было два сотрудника из воспитанников тобольской семинарии, но скоро он остался один. Потом, впрочем, присоединились новые: Ландышев, родной брат Акакий, за ними и другие. Районом миссионерской деятельности избраны были бийский и кузнецкий уезды, тогда входившие в состав тобольской епархии, но вскоре, в 1835 году, перечисленные к томской. Здесь жило до сорока тысяч калмыков, киргизов, кочевых татар, телеутов. Миссия со своей походной церковью переходила с места на место и распространяла христианство. Макарий вскоре перевёл на алтайское наречие татарского языка молитву Господню, 10 заповедей, евангелия от Матфея и Иоанна, краткую священную историю, чин исповеди, чин крещения, несколько псалмов. В отличие от многих других, эта миссия не спешила с крещением инородцев, а предварительно старалась научить и утвердить их в вере, вырвать из условий прежней дикой жизни и обратить к осёдлости, устраивала школы, вела беседы, помогала в устройстве домашнего хозяйства, завела даже больницу, – словом, с православной верой несла и христианскую культуру. По случаю голода на Алтае архимандрит Макарий ездил в 1839 году в Москву и Петербург и, вернувшись в 1840 году, устроил женскую общину с целями распространения через неё не только веры, но и русской культуры. Ставшая в первых рядах общины, вывезенная Макарием из Москвы, француженка Софья де-Вальмон, дочь убитого в бородинском сражении офицера, получившая воспитание в смольном институте, оглашала новообращённых женщин, и вместе учила их хозяйству и всякому домашнему обиходу, лечила, вела беседы, чтения. Сам Макарий вёл дело с крайней самоотверженностью, не располагая средствами, отдавая на дело миссии даже свой магистерский оклад. В 13 лет миссия обратила ко Христу около 650 человек. Это было небольшое зерно, но обещавшее хороший плод. В 1844 году архимандрит Макарий, по расстроенному здоровью, оставил миссию и получил настоятельство в болховском монастыре. Здесь и скончался этот знаменитый просветитель 18 мая 1847 года со словами: «свет Христов просвещает всех»²⁵⁸.

Миссионерская деятельность преосвященного Нила Исаковича²⁵⁹ принадлежит иркутской епархии. Преосвященный получили иркутскую кафедру в 1838 году. Почва здесь для миссионерской деятельности была уже подготовлена. С 1821 года действовала забайкальская миссия во главе со священником Александром Бобровниковым, составившим монгольскую грамматику, хотя, по неимению средств, мало имела успеха. В 1883 году, как уже было упомянуто, учреждены были для инородцев иркутской епархии три должности специальных миссионеров. В 1834 году был найден священник, знавший монголо-бурятский язык, и определён миссионером. Возник с миссионерской целью и чикойский скит на границе Китая, под настоятельством Иеромонаха Варлаама. Преосвященный Нил в 1844 году исходатайствовал учреждение двух походных миссионерских церквей для якутской области. При каждой церкви полагалось два священника-миссионера и два причётника. В 1848 году построена миссионерская церковь с подвижным антиминсом и для чукчей, в чукотской земле. Действовала миссия в Забайкалье, шла проповедь и в других местах епархии. В 1851 году преосвященный с миссионерской целью учредил нило-столбенскую пустынь на монгольской границе при подножии Саянского хребта. Сам он изучил монголо-бурятский язык и при помощи протоиерея из бурят Николая Доржева занимался переводами и редакцией переводов, сделанных другими. Всё это способствовало тому, что случаи крещения были нередки: за 15 лет управления преосвященного Нила крестилось до 20.000 бурят. Обращалось внимание, чтобы располагать ко крещению наиболее влиятельных инородцев. В 1853 году преосвященный перешёл в Ярославль, но продолжал трудиться над любимым делом перевода священных и богослужебных книг на монголо-бурятский язык. В 1854 году были уже отпечатаны переводы литургии, вечерни, утрени, чинов крещения, причащения, исповеди, обручения, венчания и водоосвящения, отлитографированы Служебник, важнейшие части Требника, приготовлены переводы Часослова, пасхальной службы и отчасти Евангелия.

Иннокентий, митрополит московский и коломенский

Протоиерей Иоанн Вениаминов, в монашестве Иннокентий²⁶⁰, был сын пономаря иркутской епархии Евсевия Попова, образование получил в иркутской семинарии, где ему была присвоена фамилия Вениаминов, в память скончавшегося около того времени иркутского епископа Вениамина, и по окончании семинарского курса был священником в Иркутске, потом священником-миссионером на островах Уналашке с 1824 года и Ситхе с 1884 года. На Уналашке он устроил церковь и школу. На этом острове жили инородцы, говорившие алеутско-лисьевским наречием. Отец Иоанн изучил это наречие, составил букварь, грамматику, положил начало переводам. На Ситхе жили колоши. И их язык был изучен ревностным миссионером. Наставляя инородцев в христианской вере, отец Иоанн вместе с тем прививал им зачатки культуры: учил грамоте, мастерствам, оспопрививанию. В 1839 году он предпринял путешествие в Петербург хлопотать об улучшении миссионерского дела, здесь лично докладывал о своих делах синоду; напечатал в газетах и журналах несколько статей о сибирских инородцах, а также известную брошюру «Указание пути в Царствие Небесное», вызвал к себе редкое всеобщее внимание и получил протоиерейство; ездил в Москву и познакомился с митрополитом Филаретом, который отозвался о нём, что в нём есть «нечто апостольское». Тем временем умерла его жена в Иркутске. Когда известие об этом дошло в Москву, митрополит Филарет стал убеждать отца Вениаминова принять монашество. После долгого раздумья отец Иоанн внял этим убеждениям и был пострижен самим Филаретом, 29 ноября 1840 года, в Петербурге, в церкви Троицкого подворья, с именем Иннокентия. 30 ноября, в день утверждения государем синодального доклада по проекту Иннокентия о восстановлении камчатской епархии, Иннокентий был возведён в архимандриты, 1 декабря представлялся государю, и в тот же день был назначен епископом новооткрытой камчатской епархии. Ум в высокой степени административный, он непрерывно слал из Камчатки в синод проекты о лучшей постановке миссионерского и вообще церковного дела в необозримом крае, которого он был архипастырем и который был им превосходно изучен, и, хотя медленно и с трудом, но добивался цели. Кафедра была в городе Новоархангельске на острове Ситхе. Сделавшись властным руководителем миссий, им же и созданных, преосвященный расширял дело миссионерства. В 1844 году открыты были новые миссии нушегакская, кенайская, в 1845 году квихпакская.

Кавказ при Николае I залит был весь волной мюридизма, – религиозного учения, проповеданного муллой Мухаммедом и требовавшего от его последователей казавата, т. е. священной войны против «неверных» – христиан, безусловного повиновения имаму – высшему духовному лицу и полного отречения от всего земного. Начавшиеся ещё при Александре I фанатические мятежные волнения кавказских горцев продолжались во всё царствование Николая I, и Кавказ надолго стал местом, куда русские военные люди ездили отточить свои штыки и сабли. Однако, невзирая на это, в царствование Николая I осетинской комиссии, с 1886 года, удалось насчитать до 20.000 обращённых в православие горцев.

Для новообращённых евреев в царствование Николая I установлена была, высочайше утверждённым положением комитета министров в 1842 году, выдача денежных пособий, от 15 до 80 рублей на душу, положено было освобождать их от прежнего их оклада с присвоением новых прав гражданства; вместе с тем устанавливалось, что при крещении отца семейства должны быть крещены и дети мужского пола до семи лет, при крещении матери – дети женского пола до семи лет²⁶¹. Новокрещёным евреям-солдатам положено было с 1847 года выдавать в награду по 7 рублей 15 копеек²⁶². Но в 1833 году общество израильских христиан прекратило своё существование.

Деятельность заграничных наших миссий ознаменовалась присоединением в 1888 году пятисот маньчжуров²⁶³.

Уния в западной России. – Иосиф Семашко. – Подготовительные меры к воссоединению униатов. – Акт воссоединения. – Принятие униатов православной Церковью. – Устройство бывших униатских епархий. – Волна воссоединения в холмском крае. – Д.Н. Блудов. – Преосвященный Иосиф Семашко. – Воссоединение протестантов в остзейском крае и римско-католиков.

В 1839 году совершилось воссоединение западнорусских униатов. Уния в западной России была явлением столько же религиозным, сколько и политическим. С тех пор, как литовско-польское государство захватило коренные русские области на западной окраине, латино-польское правительство непрерывно стремилось насаждать в них латинство не только ad maiorem Dei gloriam, но и для того, чтобы разрушить или подорвать самую крепкую нить, связывавшую отторгнутые области с великой Россией. Уния являлась только переходной ступенью к римскому католицизму, которая постепенно сокращалась последовательным истреблением в унии восточного обряда и введением латинского. За утратой веры по пятам следует всегда и утрата народности. Насаждение латинства происходило с насилием, нередко при помощи лишения православных исповедников гражданских прав. Когда при Екатерине II западнорусские области были возвращены России, тотчас же началось неудержимое стремление народа к воссоединению с православием. Горячая волна воссоединения успела, впрочем, скоро охладеть вследствие сильного сопротивления, развивавшегося отчасти довольно уже укоренившеюся традицией, а главным образом весьма значительными местными силами латинства, в полной мере воспользовавшимися тем, что екатерининское правительство, более космополитичное, чем национально-религиозное, в этом деле, после первых часов покровительства, тотчас же совершенно умыло руки, оставив бороться между собой обе стороны: неупорядоченный душевный порыв крестьянского народа и строго дисциплинированные силы латинства, и всё это под державой российской, но в то же время под тяжёлым гнетом экономических условий крепостного рабства у латинян-помещиков. Царствования Павла и Александра I страдали от влияния иезуитов, а последнее, кроме того, как и екатерининское, боле всего было космополитичным. Но уже и в царствование Александра I в среде униатской Церкви, слишком подавленной латинством и полонизмом, началось стремление к освобождению от тяжёлого гнёта и к сближению с восточной Церковью. Это стремление выразилось в борьбе одушевлённого славянской идеей белого униатского духовенства с преданным папству униатским базилианским орденом. Однако пока подготовлялась только почва, а о воссоединении с православием ещё не было прямой речи. Когда с восшествием на престол Николая I политика сделалась национальной, положение униатов в западной России неминуемо должно было измениться. Изданным после усмирения польского мятежа 1830–1831 годов «Органическим Статутом» 1882 года было уничтожено самоуправление Польши и её обособленность от империи. Этим нанесён решительный удар полонизму. А вместе с полонизмом, как его плод, теряла почву и уния.

Душой, или, как сам он выразился в прибавлении к завещанию, орудием дела воссоединения был преосвященный Иосиф Семашко. Семашко был сын владельца пятидесяти десятин земли в киевской губернии, происходившего из духовного звания и бывшего впоследствии униатским священником, родился в 1798 году, в первые годы разделял участь крестьянских детей, занимаясь пастьбой, образование получил в Немировской гимназии и, как все униаты, в римско-католической главной семинарии при виленском университете. И дома, под руководством православного дьячка Бочковского, и в школе он воспитывался под благотворным влиянием славянской идеи, враждебной Риму. В детстве Семашко посещал православную церковь, читал и пел в ней на клиросе с Бочковским. По окончании курса, в 1820 году, он назначен был вскоре луцким кафедральным проповедником, членом луцкой консистории и профессором богословия в местной семинарии, в 1821 году рукоположен, не женатый, во священника, в 1822 году получил протопресвитерство и назначен в Петербург асессором униатского департамента римско-католической коллегии от луцкой епархии, и стал, таким образом, в центре управления униатской Церкви. В 1823 году возведён в каноники, в 1825 году – в прелаты. Душой, по собственному признанию, преданный восточному исповеданию и России, он тяготился унией с Римом и обязательным полонизмом и подумывал о личном воссоединении с православием. В 1827 году он сблизился с директором департамента духовных дел иностранных исповеданий Григорием Ивановичем Карташевским и под его влиянием представил правительству докладную записку о бедственном положении униатской Церкви, поглощаемой латинством, и план освобождения униатов от латинского гнёта для воссоединения их с православием. Государь сочувственно отнёсся к проекту и писал о записке Семашки представившему её ему главноуправлявшему делами иностранных исповеданий Шишкову: «я с особенным удовольствием читал записку, которую вы мне прислали. Разделяя совершенно сей образ мыслей, я радуюсь, что случайно нашёл в униатской Церкви человека, который может быть способен помочь нам в деле, которым непрестанно занимаюсь и, с помощью Божией, приведу в исполнение. Вы можете ему объявить, что я весьма доволен, что его узнал». Семашко скоро увидел и начало осуществления своего проекта. Все было основано на строгой постепенности. В 1828 году униатский департамент выделен был из римско-католической духовной коллегии в особую греко-униатскую духовную коллегию, приняты были меры к тому, чтобы униаты не попадали в обучение к латинянам, что ранее практиковалось почти всегда, и для этого учреждена, сверх бывшей уже белорусской в Полоцке, новая униатская духовная семинария в местечке Жировицах, устроенная по образцу православных семинарий. Приступлено к возвращению от монастырей преданного латинству униатского базилианского ордена более преданному России и чуждому латинства белому духовенству тех имений, которые когда-то были пожертвованы в пользу церквей, но потом захвачены базилианами. После польского мятежа 1830–1831 годов, в значительной степени поддержанного ксёндзами и базилианами, был нанесён сильный удар главной силе латинства в унии – базилианскому ордену, почти половина монастырей которого за участие в мятеже была, впрочем, тоже не сразу, а постепенно, или закрыта, или передана православным. В это время, в октябре 1831 года, передана православным, в числе других монастырей, и знаменитая Почаевская лавра с мощами преподобного Иова и чудотворной иконой Богоматери. С настойчивостью проведено вообще отделение унии от римского католичества. Римско-католики выселены из уцелевших базилианских монастырей, где они привыкли уже было жить, как дома. Униатским священникам воспрещено быть викариями в римско-католических костёлах. Униатам запрещено проживать в римско-католических монастырях. На архиерейские кафедры православных западных епархий назначены были признанные выдающимися по способностям архипастыри, вызываемы были на священнические места в западные епархии семинаристы чисто-русского воспитания, а лучшие воспитанники западных семинарий были направляемы для высшего образования в академии Петербургскую и Московскую. Закрыта луцкая униатская епархия, потом и брестская, после чего осталось только две униатских епархий – литовская и белорусская. В 1833 году восстановлена древняя полоцкая православная епархия. Гражданское начальство, осведомлённое о высочайшей воле, всячески содействовало делу воссоединения. Под влиянием всех этих мер ревностный полоцкий епископ Смарагд Крыжановский начал было в своей епархии частичное воссоединение отдельных приходов и лиц. Но главный деятель воссоединения, Семашко, восстал против этого, доказывая, что, когда в отдельности будут заранее воссоединены наиболее склонные к православию по частям, тогда общее дело окажется лишённым самого надёжного элемента, и колеблющиеся, и робкие, когда наступит время общего воссоединения, не видя пред собой массового примера, станут упорствовать, или, во всяком случае, не решатся сделать первый шаг. Государь согласился с таким доводом.

Между тем, с 1834 года постепенно восстанавливаем был восточно-русский обряд: вводились, вместо униатских, богослужебные книги московской печати, восстанавливаемы были в униатских церквах исчезнувшие из них иконостасы, вводилась церковная утварь и одежды православно-русского обряда, вытесняя латинские, дозволено было даже некоторым из православных священников служить в униатских церквах. Церковные документы предписано вести на русском языке. Всё это постепенно, и потому для текущей жизни мало заметно, отдаляло унию от латинства и польшизны и приближало к православию и России. В 1829 году Семашко рукоположен в Петербурге во епископа мстиславского, викария полоцкой архиепископии, причём государь пожаловал ему православное архиерейское облачение; в 1883 году он получил самостоятельную литовскую кафедру. В 1835 году когда уже, казалось, униаты достаточно были подготовлены к воссоединению и только православные не были ещё подготовлены к их принятию, по мысли митрополита московского Филарета, учреждая в Петербурге особый секретный комитет по униатским делам для «соглашения в правилах касательно взаимных отношений греко-российской и греко-униатской Церкви» и подготовления мер к успешному ходу униатского дела, с особым, ещё секретнейшим, отделением из митрополита Филарета, епископа Иосифа Семашки, обер-прокурора святейшего синода Нечаева и министра внутренних дел Блудова, для предварительного обсуждения и соглашения относительно важнейших мер. В 1835 году дозволено детям униатов поступать в православные духовные училища, высочайшим указом 19 декабря 1835 года все униатские училища подчинены ведению комиссии духовных училищ, причём униатский митрополит Иосафат Булгак и епископ Иосиф Семашко сделаны были членами комиссии, с 1837 года заведывание делами униатской Церкви из министерства внутренних дел передано обер-прокурору синода. Преосвященный Иосиф неоднократно ездил на ревизию обоих униатских епархий и лично значительно подготовил дело воссоединения. Словом, дело воссоединения подвигалось вперёд решительными шагами. Не поощряемые, но и не воспрещённые, обнаруживавшиеся то здесь, то там отдельные воссоединения прокладывали дорогу общему воссоединению. С 1833 по 1837 год воссоединилось до 150.000 униатов, все остальные также уже были подготовлены. Когда в 1838 году скончались униатский митрополит Иосафат Булгак и епископ пинский Иосафат Жарский, не сочувствовавшие воссоединению, церковная униатская власть перешла в руки трёх оставшихся униатских епископов, – лиц, сочувствовавших воссоединению. Управляющим полоцкой епархией состоял епископ оршанский Василий Лужинский²⁶⁴, ранее бывший здесь викарием. В литовской епархии викарием был деятельный сторонник воссоединения, преосвященный Антон Зубко. Епископ литовский Семашко был назначен председателем греко-униатской коллегии. Для большего успеха дела перед решительным моментом решено было все немногочисленные неблагонадёжные элементы изъять из среды духовенства: духовные лица, не сочувствовавшие воссоединению и возбуждавшие других против него, были выселены в губернии внутренней России. От духовенства затребованы письменные заявления о желании воссоединиться с православием. И когда документально выяснилось, что громадное большинство духовенства желает воссоединения, в Полоцке составлен был 12 февраля 1839 года, в неделю православия, собор униатского духовенства во главе со всеми тремя униатскими епископами и с участием православного полоцкого епископа Исидора Никольского, впоследствии митрополита петербургского, и здесь был подписан акт воссоединения. В акте представители унии говорили: «мы положили твёрдо и неизменно признать вновь единство нашей Церкви с православно-кафолической восточной Церковью и посему пребывать отныне купно со вверенными нам паствами в единомыслии со святейшими восточными православными патриархами и в послушании святейшего правительствующего всероссийского синода». В этот день все три епископа служили вместе благодарственный молебен и воспоминали только православных патриархов. 16 февраля все они отправились в Витебск, где преосвященный Исидор Никольский устроил им встречу с духовенством в своём кафедральном соборе, со звоном и в облачениях, с крестом и пением, причём после многолетия синоду было провозглашено и многолетие прибывшим посетителям. Акт был привезён преосвященным Иосифом в Петербург и вручён синодальному обер-прокурору Протасову при двух всеподданнейших прошениях: одном – о дозволении присоединиться к православной Церкви, другом – о снисходительном разрешении воссоединяющимся униатами удержать до времени некоторые укоренившиеся западные обычаи, не противные единству веры. Государь передал дело в синод. Синодом акт воссоединения был заслушан и принят 6 марта, а затем согласие синода утверждено и государем, который 25 марта 1889 года, в Благовещение, положил на акт синода, или «синодальном деянии», надпись: «благодарю Бога и принимаю». В этих словах отразилась та близость к сердцу и то горячее участие, которые обнаружены были государем в отношении к делу воссоединения.

Всех униатских духовных лиц, изъявивших желание воссоединиться, было свыше 1.300, из этого числа две трети по литовской униатской епархии и одна треть по белорусской; не пожелавших тогда воссоединения было до 600, и в последней цифре много заштатных престарелых, которых и не беспокоили опросом. Что касается униатского «народа», то они, по выражению преосвященного Иосифа, «за весьма малым исключением, таков почти» был в эти дни, «каков был и до обращения его в унию, – и будет православным, как и скоро его пастыри будут православными», поэтому и не было истребовано формального согласия на воссоединение от прихожан, за ненадобностью такого согласия и его бесцельностью по существу.

Иосиф Семашко, митрополит Литовский и виленский

30 марта 1839 года преосвященный Иосиф торжественно был введён в собрание святейшего синода, здесь ему было объявлено высочайшее соизволение на воссоединение, вручена благословенная грамота синода к воссоединившимся епископам с их паствами и дано братское целование членами синода, как и представителями православной российской Церкви. После этого в синодальной церкви совершено было благодарственное молебствие всеми членами синода в сослужении и преосвященного Иосифа, возведённого теперь в сан архиепископа. В память воссоединения выбита была медаль с надписью: «отторгнутые насилием – 1596 – воссоединены любовию – 1839». Отправлявшийся через западную Россию в свою епархию из Петербурга в мае 1839 года киевский митрополит Филарет Амфитеатров уже повсюду служил в бывших униатских церквах и был встречаем, как свой начальник. Вслед за ним проехал преосвященный Иосиф и совершал торжественные служения в древле-православных храмах. По принятому правилу постепенности, управление бывшей униатской Церкви оставлено на первых порах по-прежнему, и только в октябре произошло всенародное оповещение о воссоединении посредством сенатского указа. Затем греко-униатская коллегия переименована в белорусско-литовскую, с подчинением синоду²⁶⁵. Потом приходы бывших униатских епархий, состоявшие на территориях православных епархий, были включены в состав последних, из литовской униатской епархии образована православная. В 1843 году упразднена и белорусско-литовская коллегия²⁶⁶, после чего воссоединившиеся униатские епархии по части своего управления ничем уже не отличались от православных российских епархий. Вслед за первыми присоединившимися потянулись и колебавшиеся, так что после 12 февраля 1839 года число заявивших желание воссоединиться значительно увеличилось, количество приходов возросло до 1.607, а прихожан до 1.600.000 душ. Волна воссоединения перебросилась из западной России в холмский край, и здесь в 1842 году принял православие приход церкви села Бабиц, люблинской губернии, в составе 1.884 человек. Но вообще в холмском крае воссоединение отразилось неблагоприятно: под давлением усилившейся здесь латинской пропаганды появилась масса совращений, и число униатов сократилось тысяч на двести. Святейший синод снабжал воссоединившиеся церкви миром, антиминсами, богослужебными книгами.

Из лиц, наиболее способствовавших воссоединению, необходимо упомянуть Дмитрия Николаевича Блудова, с 1828 года управлявшего делами иностранных исповеданий, сначала в должности товарища министра народного просвещения, а потом, с 1842 года, в должности министра внутренних дел, причём и управление этими делами передано было из министерства народного просвещения в министерство внутренних дел.

Преосвященный Иосиф, закончив дело воссоединения, с 1884 года навсегда оставил Петербург, в который вернулся только раз ещё, в зиму 1859–1860 годов для присутствовали в синоде, поселился в своей епархии, перевёл с 1845 года епархиальное управление из Жировиц в Вильну и остальную четверть века своей жизни посвятил внутреннему устроению православной литовской епархии. В 1847 году он получил звание члена синода, в 1852 году получил сан митрополита, в 1856 году, на коронации, орден святого Андрея Первозванного. Скончался святитель 23 ноября 1868 года и погребён в приготовленном им самим для себя гробе под пещерой святых виленских мучеников, в церкви святодухова монастыря в Вильне²⁶⁷.

Воссоединение униатов отразилось и на других инославных исповеданиях в России. В 1841 году, при епископе рижском, викарии псковской епархии, Иринархе Попове, стало обнаруживаться массовое движение к православию среди протестантского населения остзейского края. Оно скоро было подавлено организованными усилиями местного немецкого дворянства и пасторов, сумевших придать этому движению характер народных волнений, однако в 1845 году, при преосвященном Филарете Гумилевском и благодаря его деятельности, оно снова открылось. К 1848 году здесь считалось присоединённых к православию до 63.000 эстов и до 39.000 латышей. Для них было открыто несколько новых приходов и построены православные храмы, в Риге в 1846 году открыто духовное училище с обучением местным языкам. Местные языки, кроме того, изучались ещё в псковской семинарии, с 1842 года, а эстский ещё и в петербургской – с 1846 года. В 1848 году лютеранской силе удалось ослабить, а затем и вовсе приостановить движение к православию²⁶⁸, несмотря на то, что здесь сначала викарием, а потом и архиепископом, после открытия самостоятельной рижской епархии в 1850 году, появился такой крупный церковный деятель, каким был преосвященный Платон Городецкий, впоследствии митрополит киевский²⁶⁹.

Число обратившихся в православие римско-католиков в западном крае в 1840 году сразу поднялось с обычных ежегодных двух тысяч до семи с половиной, а в следующем году выросло до двенадцати с половиной, потом, постепенно уменьшаясь, опять вошло в обычную норму. Общее число обращения протестантов дало в 1845 году, вместо обычных пятисот, 14.500, в следующем 88.000, в 1847 году 55.000, в следующем 9.000, потом произошло резкое падение к прежней норме²⁷⁰.

Свобода вероисповедания в империи. – Законы. – Отношение правительства к сектантам и раскольникам. – Меры к обращению старообрядцев. – Единоверие.

Царствование императора Николая I со свойственной ему вообще ясностью отношений оттенило господствующее положение православной веры в империи и категорически уяснило государственный смысл предоставляемой в России законами свободы вероисповедания. В предшествовавшее царствование была тенденция понимать свободу в смысле равенства. Взгляд, конечно, ошибочный, ибо история знает немало «горьких опытов к подтверждению того, что свобода не зависит от равенства и что равенство совсем не свобода». «Таким же заблуждением было бы предположить, что в уравнение Церквей и верований пред государством состоит и от уравнения зависит самая свобода верования. Вся история последнего времени доказывает, что и здесь свобода и равенство не одно и то же и что свобода совсем не зависит от равенства»²⁷¹. С государственной точки зрения свобода в смысле равенства и беспрепятственности, конечно, ошибка, которая означала бы не что иное, как отказ от всякой культуры. Если детям предоставить полную свободу в смысле равенства силы всех их стремлений, то дети в огромном большинстве вырастут неучами и разбойниками. Яблоня без прививки превращается в дичок, роза без обрезки не даёт цветов и вырождается в шиповник. Вся жизнь устроена так, что требует непрерывного внимательного воспитания, т. е. разных ограничений, стеснений, урезок, выдержки. Мировое счастье основано на самоограничении и самопожертвовании. Государство, имея в своём распоряжении скопленный веками разум, на его основами и воспитывает детство и невежество, и не может поставить его на одну чашу весов с единоличным молодым умом, всегда несколько буйственным, каким бы гением он иногда ни светился, – просто уже из осторожности, чтобы не потерять усилий вековой работы в погоне за обманчивым болотным огоньком. По законам, сведённым в николаевское время, всем иноверцам в империи предоставлено повсеместно пользоваться свободным отправлением своей веры и богослужения; но каждая вера, кроме православной, строго ограничена пределами её наличных исповедников: иноверцы строжайше обязаны не прикасаться к убеждению совести не принадлежащих к их религии, в противном случае подвергаются взысканиям; дозволяется только, и то с разрешения государственной власти, принимать в иноверие из неверных, т. е. евреев, магометан, язычников; всем православным запрещается принимать иную, хотя бы и христианскую веру, под угрозой уголовной ответственности.

С 1832 года управление делами инославных исповеданий передано из министерства народного просвещения, в котором оно состояло со времени духовного министерства князя Голицына, в министерство внутренних дел, при котором образован для этого особый департамента, духовных дел иностранных исповеданий. Римско-католической Церкви дано устройство в государственном отношении особым договором с Римом, или папским конкордатом в 1847 году, причём все сношения с Римом дозволено вести только через министерство внутренних дел.

Вожди сектантства александровского времени нашли теперь окончательную свою судьбу. Котельников в 1826 году из шлиссельбургской крепости направлен в Сибирь, где в 1850 году и помер в раскаянии. Союз Татариновой уничтожен, все её последователи разосланы по разным монастырям, и сама она с 1837 года заключена в кашинский сретенский монастырь, откуда через десять лет, по безвредности уже, выпущена. Многие мистические и масонские книги определено сжечь – в 1845 году. Хлысты подвергались преследованиям. Скопчество признано было вредной сектой и указами тридцатых и сороковых годов за одну принадлежность к ней грозилось уголовным преследованием. В 1830 году объявлены вредными и секты духоборов и молокан, с последователями которых предшествовавшее царствование сражалось как бы покровительством: именно, для пресечения духоборческой и молоканской пропаганды духоборы и молокане выселяемы были в чудные степные места таврической губернии, причём им давали от казны по 15 десятин на душу, льготу от податей на 5 лет и ссуду на переезд. При Николае I такое выселение духоборов и молокан прекращено, но взамен начато выселение в пограничную линию за Кавказ, также в чудные благодатные места, куда вскоре переведены и духоборы, и молокане таврической губернии, свыше 4.000 человек. Этими выселениями преследовалась цель ограждения православных от сектантской пропаганды.

Некоторой суровостью дышат меры николаевского царствования в отношении к старообрядцам. Восстановлено было в официальных документах слово раскольник. Наличным раскольникам, правда, не возбранялось ни содержать свою веру, ни отправлять свои обряды. Но обрядам этим не придавалось юридического значения. Раскольнические общества не признавались законными и, поэтому, им не предоставлялось права ни получать наследства, ни делать пожертвований. Раскольники лишены права занимать общественные должности, получать ордена и медали, записываться в купеческие гильдии, а торговать могли только на временном праве. Для них было ограничено право получения паспортов на отлучки. Подтверждено было запрещение строить новые молитвенные здания, воспрещалась даже починка их, с 1832 года воспрещено было содержание беглых попов, дозволенное указом 1822 года, и всякое публичное оказательство раскола. Благотворительные раскольничьи учреждения повелено было или закрывать, или присоединять к приказам общественного призрения. Было даже распоряжение крестить раскольнических детей в православных церквах. Указы против беглых попов, повлёкшие за собой оскудение священства у старообрядцев, побудили последних приложить особенную настойчивость к осуществлению давней мечты – заведению собственной иерархии. Долгие и настойчивые поиски «древле-православного» архиерея по дебрям Кавказа, Сирии, Палестины, Египта, завершились тем, что в Константинополе найден был лишённый кафедры боснийский митрополит, грек Амвросий, привезён в 1846 году в Белую Криницу, здесь перемазан маслом и в 1847 году поставил для раскольников двух епископов. По требованию русского правительства, он в следующем же году удалён был на безысходное житье в город Цилль в Штирии, а кафедральный его монастырь в Белой Кринице запечатан.

Все эти меры имели, главным образом, одну цель: создание единства и порядка. И чаще всего применяемые к осуществлению такой цели средства соответствовали цели. Но когда в сфере религиозной постоянно слышались такие слова, как стеснение и обуздание, то это было слишком жёстко, на что и указывали в своё время лучшие представители Церкви, как например Филарет московский²⁷².

Рядом с мерами внешнего и, так сказать, принудительного характера практиковались в царствование Николая I и иные меры, особенно к концу уже царствования. С 1853 года стали учреждаться при духовных семинариях и академиях особые отделения по изучению раскола, для подготовления противораскольнических миссионеров, в следующем году с той же целью вызваны в Петербург из четырнадцати епархий, заражённых расколом, священники для подготовления к противораскольнической миссии под руководством заседавшего тогда в синоде архиепископа казанского Григория Постникова, впоследствии бывшего митрополитом петербургским. Продолжалась печатная полемика с расколом, в которой наиболее выделились труды митрополита Филарета московского – «Беседы к глаголемому старообрядцу», 1886 года, архиепископа Игнатия – «Беседы о мнимом старообрядстве», 1846 года, и «Истина святой соловецкой обители», 1844 года, архиепископа Григория Постникова – «Истинно древняя и истинно-православная Церковь Христова», 1854 года.

Благодаря мерам николаевского царствования, направленным против раскола, особенно оживилось дело единоверья. Единоверие восцарствовало в иргизских скитах, на московских рогожском и преображенском кладбищах, на Керженце, распространилось в Стародубье и во многих епархиях. За 25 лет царствования Николая I построено до 150 единоверческих церквей, и многие раскольничьи скиты обращены в единоверческие монастыри.

Требования николаевского времени в отношении к духовному образованию и воспитанию. – Обер-прокурор святейшего синода В.А. Пратасов. – Реформа духовно-учебных заведений. – Упразднение комиссии духовных училищ и учреждение духовно-учебного управления. – Женские училища в царствование Николая I. – Из жизни духовных академий. – Указ об участии духовенства в деле народного образования.

То направление, какое дано было духовному образованию первой духовно-учебной реформой XIX века, бесспорно, не было вполне симпатично николаевскому времени. Оно казалось слишком общим, представлявшим излишний простор самодеятельности и своеобразию, мало практичным, воспитывавших людей вообще богословски образованными и развитыми, но не подготовленных к предстоявшей им профессии так прямо и решительно, как, например, офицеры подготовлялись к командованию в кадетских корпусах, когда и малейшая ошибка в команде, маршировке, или повороте просто являлась немыслимой и когда в отношении профессиональных занятий почти не могло быть и речи о лучших и худших: все были хороши. Духовное образование достигало развития духа, знания, которое не поддаётся точному и очевидному для всех учёту, и как бы игнорировало развитие дисциплины, умение, практическую приспособленность к непосредственному исполнению предстоящих обязанностей, так ценимые в николаевские времена.

Взгляд государя на этот предмет обнаружился уже отчасти в 1826 году, когда на коронации в Москве государь высказал желание, чтобы для единообразного преподавания закона Божия во всех вообще учебных заведениях, а в особенности в военных училищах, составлен был общеобязательный учебник по этому предмету, а также чтобы составлен был и катехизис для воинских чинов. В результате этого государева желания появились в следующем же году всем известные филаретовские начатки православного учения. Вскоре, по высочайшему повелению, в синоде обсуждались проекты о мерах к улучшению способов образования духовного юношества²⁷³. Это, впрочем, были только симптомы, а события наступили тогда, когда государю случилось найти по духовному ведомству вполне соответствовавшего его стремлениям и характеру исполнителя в лице обер-прокурора святейшего синода графа Протасова.

Граф Николай Александрович Протасов происходил из дворянского рода московской губернии, воспитание получил домашнее, по некоторым сведениям – под руководством иезуита, пятнадцати лет, в 1817 году, поступил юнкером в лейб-гвардии гусарский полк, с 1819 года состоял адъютантом, сначала при генерал-адъютанте Васильчикове, потом при графе Бенкендорфе и генерал-фельдмаршале, графе Дибиче-3абалканском. В 1831 году произведён в флигель-адъютанты. В 1834 году, в чине полковника лейб-гвардии гусарского полка, назначен членом главного правленая училищ, главного правления цензуры и комитета по устройству учебных заведений, а в 1835 году – исправляющим должность товарища министра народного просвещения. В том же году ему поручено было наблюдение за главным педагогическим институтом и Румянцевским музеем, обозрение белорусского учебного округа, а потом и ближайшее заведывание этим округом. Женат был на дочери московского военного генерал-губернатора, князя Голицына. В начале 1836 года обер-прокурор синода Степан Дмитриевич Нечаев, заместивший с апреля 1833 года князя Мещерского, отъезжая ради больной жены в Крым и не имея кому из своего ведомства поручить отправление своей должности, просил государя поручить доклад по синодальным делам Протасову. 24 февраля Протасов вступил в отправление своих обязанностей, и повёл дело так, что высочайшим указом 25 июня он был назначен обер-прокурором, а Нечаев, только что вернувшейся из отпуска, назначен к присутствованию в сенат с производством из действительных статских в тайные советники²⁷⁴. Князь Голицын, когда-то сам отставленный от должности обер-прокурора почти без предупреждения, писал теперь Филарету в Москву, будто Нечаев в день своего возвращения, узнав, что Протасов назначен членом комиссии духовных училищ, поспешил послать рапорт государю о своём возвращении, испрашивая повеления государева на вступление в должность, а 25 июня получил от управлявшего первым отделением собственной его величества канцелярии Танеева копию с указа о назначении его в сенаторы. «Совсем Нечаев сего не ожидал»²⁷⁵. Рассказывают, будто сам синод, недовольный Нечаевым, просил государя через митрополита Серафима о назначении Протасова. Многие иерархи, во главе с московским Филаретом, приветствовали назначение Протасова весьма сочувственно. Их истомила безличность и отсутствие правительственной инициативы у двух преемников князя Голицына, и они радостно приветствовали вновь появившегося за обер-прокурорским столом живого человека, с умом, характером, дарованиями, стремлениями. Правда, потом им пришлось горько раскаяться в своём восторге.

Деловитый Протасов вступил в духовное ведомство с традициями военного воспитания и военной дисциплины. В отношении духовного образования он находил, что семинарии недостаточно приспособлены для осуществления прямой своей цели – подготовлять «достойных священнослужителей», в громадном большинстве, в сельские приходы, что в их программах допущены излишества, не требуемые специальным их назначением, и, напротив, в то же время недостаёт предметов, изучение которых необходимо для будущих пастырей народа. Семинаристы не знакомятся в училищах, как следует, с церковным уставом, церковными правилами, духовными узаконениями, не знакомятся даже в достаточной степени с примерами из истории христианской жизни. Обучение ведётся в сфере отвлечённых общих соображений, без практического применения к условиям действительной жизни и деятельности. Молодые священники, окончив семинарию, не умеют ни петь, ни читать по-церковному, ни отправлять богослужения; только смешат мирян своей неумелостью в специальном своём деле: «над ними издеваются грамотные мещане». Духовенство со своей превыспренней, книжной речью сделалось чуждо пастве: «мы вас не понимаем», говорил он. Нельзя оспаривать, что это замечания дышали искренностью, и чуткостью и соответствовали ожиданиям лучших представителей общества. Так, например, Сперанский сетовал, что современная ему проповедь духовенства придавала излишнее значение разуму и диалектике, только спорила с неверующими, но не назидала верующих. По всем таким соображениям Протасов добивался нового преобразования духовных училищ, убеждённый, что «вся учебная часть требует совершенного преобразования». Но комиссия духовных училищ стойко отстаивала своё детище и согласилась только на образование особого комитета для пересмотра учебников, к которым сведены были ею все причины замеченных в строе духовного образования недостатков. Не имея обыкновения останавливаться пред исполнением дела, в пользе которого был убеждён, Протасов обошёлся и без комиссии. В 1838 году он самостоятельно испросил высочайшее разрешение на пересмотр уставов духовно-учебных заведений без помощи комиссии и духовных училищ, средствами и силами двух или трёх намеченных им специалистов из ректоров семинарий, под его непосредственным руководством. Для этой цели вызван был архимандрит Никодим Казанцев, ректор вятской семинарии, и, по его собственным, по крайней мере, словам, с сильной неохотой, по настоянию обер-прокурора, принялся за дело, постоянно забегая для советов к присутствовавшему в Петербурге митрополиту Филарету московскому. Филарет был возмущён такой постановкой реформы, признавая, что нельзя решать такие важные задачи одной головой, и, тяжело вздыхая, говорил: «куда идут? чего хотят»? Ему жаль было и своего создания, которое он любил, и он замечал, что «подлинно, ныне более внимания обращают на недостатки» духовно-учебных заведений, «нежели на то, что в них лучшее, и отсюда происходить желание преобразовать, как кому рассуждается, вместо истинного исправления и усовершения». «Большинство духовенства» также относилось не сочувственно к преобразованиям, и в этом отношении недовольство заходило как будто даже и за пределы меры. Так, например, с иронией относились к щепетильной требовательности Протасова относительно чистоты помещений учащихся, и даже сам Филарет, по поводу сделанного Протасовым запрещения открывать спальни в петербургской академии вне времени, положенного для сна, выразился, что «теперь студенты будут дураки, – у них отняли свободу располагать своим покоем», а в другой раз, по другому поводу, писал: «век сей за нечистый пол или стену осуждает заведение».

Встретив для своих преобразовательных намерений противодействие в комиссии духовных училищ, Протасов постарался с нею скоро покончить совсем. Государю было представлено так, что комиссия «не достигает своей цели при множестве обременяющих её разнородных дел, особенно экономических, и при отвлечении её членов другими, более прямыми обязанностями их звания». И 1 марта 1839 года, совершенно неожиданно для заинтересованных в этом деле лиц, вышел высочайший указ об упразднении комиссии духовных училищ²⁷⁶. Признано было за благо «высшее заведывание духовно-учебной частью, которое доселе вверено было особой комиссии духовных училищ, сосредоточить в святейшем синоде, как в едином главном духовном правительстве империи вверить обер-прокурору святейшего синода». Для непосредственного же управления духовно-учебными заведениями, их учебной, воспитательной и хозяйственной частями, учреждено было, под непосредственным начальством обер-прокурора, духовно-учебное управление, на обычных канцелярских основаниях, с директором во главе, которое и было открыто с 1 апреля 1839 года. Директором назначен был правитель дел комиссии духовных училищ Александр Иванович Карасевский, долго занимавшей эту должность и тотчас же собравший в свои руки всю полноту управления духовно-учебными заведениями. Впечатление получалось такое, что за синодом осталось только то «высшее заведывание» духовно-учебными заведениями, которое принадлежало ему и ранее, а независимая от обер-прокурора комиссия духовных училищ вся целиком перешла в духовно-учебное управление, всецело подчинённое, на канцелярских началах, обер-прокурору. Известный проповедник, преосвященный Иннокентий Борисов писал в 1839 году, по поводу учреждения духовно-учебного управления, что оно «есть новый status in statu», «желвак на теле, который стянет в себя все соки и заставит исхудать всё тело».

Ещё до учреждения духовно-учебного управления начались преобразования в духовно-учебных заведениях: в 1836 году отпуск денег на духовно-учебные заведения увеличен на сумму до 500.000 рублей; в 1838 году постановлено ввести в семинарский курс новые науки – библейскую историю и историческое учение об отцах Церкви, усилить изучение Священного Писания и русской церковной истории, по праздникам завести катехизические беседы для практического обучения семинаристов к предстоящим им занятиям. К началу 1840 года выработан был проект преобразования семинарской программы, рассмотрен комитетом из ректоров, собственно, относительно практического его осуществления, и затем постепенно введён в действие, начиная с сентября 1840 года и с московского и казанского духовно-учебных округов. Новый проект вводил особенное приспособление пастырского и собеседовательного богословия к обязанностям сельского священника, сельское хозяйство, землемерие, медицину, естественную историю. Так как для новых предметов требовалось место, то были сокращены вспомогательные общеобразовательные предметы. Общим направлением реформы была применительность к жизни, практичность. Прежняя система признана была слишком «умственной», далёкой от жизни. В некоторых семинариях заведено было обучение иконописанию, во многих – соответственно обнаружившейся практической потребности – преподавание инородческих языков. Соответственно цели преобразования главное внимание теперь было обращено на семинарии, как прежде на академии. В этом был и свой смысл: за подготовкой учителей системой 1808 года надо было подумать об упорядочении их работы и о её плодах. Приспособительно к изменению семинарской программы введены были изменения и в академическом курсе: здесь появились патристика, логика, психология, педагогика, усилено изучение русской церковной истории и сделано обязательным изучение физико-математических наук. Приходские училища предположено было соединять с уездными и разделять их, по примеру семинарий, на три двухлетние отделения. Предположено было, по мере надобности, открывать при них причётнические классы. В это время обнаружилось переполнение духовно-учебных заведений учащимися, и святейший синод, в 1850 году, вследствие этого вынужден был отменить своё постановление, сделанное в предшествовавшее царствование, об обязательности для детей духовенства обучаться в духовных училищах. А в следующем году назначены были нормальные штаты для учащихся.

Царствованию Николая I принадлежит и заведение с той же практической целью первых девичьих училищ духовного ведомства. Первоначально такие училища открывались при девичьих обителях и содержались без пособия от казны, на средства обителей и местные епархиальные. Собственно, это были не столько училища, сколько приюты для осиротевших девиц духовного звания и, кроме обучения хозяйству и рукоделиям, вообще говоря, едва только давали простую грамотность, хотя некоторые, как например, в Москве, учреждённое митрополитом Филаретом, и подходили к типу учебных заведений²⁷⁷. В 1848 году учреждено первое девичье духовное училище с казённым штатом из духовно-учебного капитала – в Царском Селе, под покровительством государыни императрицы и под главным попечительством дочери государя, великой княжны Ольги Николаевны²⁷⁸. Цель была поставлена ясно: приготовление священно- церковнослужителям достойных супруг и матерей. В программу обучения включены были рукоделие и домашнее хозяйство. В 1845 году такое же училище открыто в Солигаличе, с 1848 года переведённое в Ярославль, в 1853 году – в Казани, в 1854 году – в Иркутске. В 1853 году открыто и первое епархиальное девичье духовное училище, на епархиальные средства, в 1854 году – второе. При обителях числилось девичьих духовных училищ к концу царствования Николая I – 22.

В высших духовно-учебных сферах царствование Николая I ознаменовалось завершением духовно-учебного плана александровского времени относительно открытия духовной академии в Казани. Решено было тогда открыть академию с 1818 года, но, по недостатку учащих, академия не была открыта и назначенный для неё духовно-учебный округ был подчинён Московской академии. Теперь Казанская академия открыта была с 1842/1843 академического года, при внешних условиях настолько неблагоприятных, что открытие её было бы совершенно немыслимо во всякое другое время: как раз в лето 1842 года выгорала вся Казань, академию совершенно не было где поместить, об этом представляли из Казани в Петербург, но из Петербурга ответили, что раз об открытии академии состоялось высочайшее повеление, то оно непременно должно было быть исполнено²⁷⁹. Соответственно местонахождению в инородческом краю, казанская академия приняла специальную задачу христиански-научного просвещения инородцев.

Из перемен в духовно-учебной жизни этого времени нелишне отметить, что, с утверждения государя, с 1826 года изображение тернового венца на магистерском кресте заменено изображением нерукотворного образа.

Указом 1836 года об открытии народных школ при церквах и монастырях духовенство снова призывалось, уже не в первый раз, к делу народного образования.

Улучшение быта духовенства. – Образование новых епархий. – Издание руководственных книг. – Войсковое духовенство. – Преобразование в центральном духовном управлении. – Развитие чиновничества при Протасове. – Новое синодальное здание.

По части церковного управления и быта духовенства царствование Николая I ознаменовано также усилением формального порядка, единообразия и централизацией. Уже в 1826 году обсуждались в синоде, по высочайшему повелению, вопросы об улучшении состояния сельского духовенства, в 1827 году обсуждался проект об улучшении духовного управления, в 1828 году – об обеспечении приходского духовенства, причём с 1830 года назначалось в ежегодный отпуск из казны на жалование духовенству по 500.000 рублей и подтверждён прежний закон, приостановившийся в предшествовавшее царствование, о наделении церквей, монастырей и архиерейских домов землёй и разными угодьями и обеспечении причтов домами; наделение землёй после этого практиковалось в широких размерах, так что надел нередко далеко превышал установленную норму²⁸⁰. Впрочем, нужно заметить, что в это же царствование, в 1841 году, «населённые» имения, т. е. с крепостными, воссоединившихся с православием униатских церквей, монастырей и архиерейских домов взяты были в казну, с назначением взамен их жалования причтам²⁸¹, в 1852 году взяты в казну, пока на управление, и церковные имения в Грузии²⁸². В 1827 году установлен отпуск из сумм комиссии духовных училищ 25.000 рублей ежегодно в пособие причтам, потерпевшим от пожаров; со следующего года эта сумма увеличена до 40.000²⁸³. В 1828 году вдвое увеличено жалованье служащим в консисториях и духовных правлениях, назначены казённые прогоны архиереям при объезде епархий²⁸⁴. Главные основы обеспечения духовенства были установлены особым положением, выработанным синодом и высочайше утверждённым в 1829 году. Издано было распоряжение, чтобы лица духовного звания, не занимающие церковных должностей и не закончившие духовного образования, были увольняемы для избрания в определённый срок рода жизни помимо духовного звания, под угрозой наказания за праздношатание. В 1831 году был произведён последний «разбор» духовенства, когда забрали в военную службу всех праздных церковников и лиц духовного звания, от 15 до 40 лет, не состоящих в сане, или в должности, или в училищах, исключая лиц, получивших философское или богословское образование, и окраинных епархий, где чувствовался не избыток, а скорее недостаток в церковнослужителях²⁸⁵. С 1832 года облегчено увольнение духовных воспитанников в светское звание, сначала тем, что епархиальным архиереям предоставлено было самим без разрешения синода увольнять из епархиального ведомства, на гражданскую службу тех воспитанников духовных семинарий, которые исключены или уволены из философского класса, а затем предоставление права всем, окончившим семинарию, «вступать во все ведомства гражданской службы»²⁸⁶.

Сначала это были, впрочем, только частичные меры. Общие, систематические преобразования начались лишь со вступлением в должность обер-прокурора святейшего синода Протасова. Обращено было внимание, что в среде сельского духовенства царствуют «невежество и грубость нравов», необеспеченность и порождаемые ею печальные последствия; что надзор за духовенством «не приведён ещё в надлежащую определенность»; что епархиальное управление и его делопроизводство не имеют «общих единообразных форм»; что «правильная отчётность в суммах только ещё вводится в духовенстве, а по некоторым родам и вовсе её не существует»; что «источники церковных доходов требуют особенного внимания правительства для их усиления»; что «духовный суд и, что всего важнее, самые догматы Церкви нуждаются в издании книг, которые бы служили основанием православию и которых доселе в отечестве нашем не было».

Против «невежества и грубости нравов» принята была реформа духовного образования и воспитания. Против других нестроений другие, хотя и менее решительные, меры. Крупные суммы отпускались на постройки духовного ведомства, кредита иногда доходил до полумиллиона, как в 1836–1839 годах. В 1838 году, по высочайшему повелению, был учреждён новый совещательный комитет для разрешения вопроса о способах содержания духовенства. Комитет состоял под руководством обер-прокурора святейшего синода и министра внутренних дел. Он выработал новое положение о содержании духовенства, которое затем и обращено было к применению, сначала, с 1812 года, в западных епархиях, где совершилось воссоединение униатов, а потом, со следующего года, и в других²⁸⁷. По новым нормальным штатам, приходы были разделены на 7 классов, соответственно количеству прихожан и, в зависимости от последнего, членов причта. Жалования полагалось на причт от 140 до 576 рублей, священник при этом получал от 100 до 180 рублей. Получая жалованье, священники обязывались не требовать платы за некоторые требы: родильную молитву, крещение, исповедь и причащение, елеосвящение, погребение, присоединение иноверцев. К концу царствования Николая I число священно-церковно-служителей, получавших жалованье, превышало 55.000 человек при свыше 18.000 церквей, ассигнование из казны превышало 3.000.000 рублей. Практиковалась такая система, что с каждым годом казённая ассигновка на жалованье духовенству увеличивалась на несколько сот тысяч рублей, с целью со временем достигнуть обеспечения всех причтов казённым жалованьем.

В царствование Николая I учреждено 13 новых епархий: в 1828 году олонецкая из района новгородской и саратовская из пензенской, в 1829 году новочеркасская, в 1842-м переименованная в донскую, в 1832 году симбирская из казанской и томская из тобольской, в 1838 году полоцкая, в 1837 году херсонская из екатеринославской, в 1839 году литовская, в 1840 году варшавская из волынской и камчатская из иркутской, в 1842 году кавказская из астраханской, в 1850 году рижская из псковской и самарская из симбирской. Кроме того, одна епархия, украинская, в 1837 году переименована в харьковскую. В Грузии одна епархия переименована, в 1829 году, мингрельская из чкондидской, одна заменена, в 1844 году, гурийская на место упразднённой джуматской, в 1837 году сигнахская упразднена и в 1851 году восстановлена абхазская епархия.

В 1828 году дана инструкция благочинным монастырей. В 1839 году издана книга правил святых апостол, святых соборов вселенских и поместных и святых отец, обработанная составленной в 1836 году комиссией под непосредственным руководством святейшего синода. Сначала книга была издана с греческим текстом, потом, в 1848 году, переиздана на одном славянском языке. В 1843 году издано святительское поучение к новопоставленному иерею. В 1840 году, в связи с выработкой устава духовных консисторий, упразднены прежние духовные правления, признанные излишними. В следующем году новосоставленный устав духовных консисторий после высочайшего утверждения, издан для всеобщего применения²⁸⁸ и принёс по сравнению с прежними порядками строгую организацию епархиальному нашему управлению. Предварительно, в 1888 году, проект устава был разослан епархиальным начальствам для временного пользования и на заключение. В 1840 году учреждена третья должность обер-священника, для управления духовенством кавказской армии²⁸⁹ и, с 1846 года, линейными казаками. Ведомство войскового духовенства значительно было расширено на счёт епархиального, после того как к нему в 1826 году отчислены и неподвижные войсковые церкви: госпитальные, крепостные, батальонные. В 1853 году были увеличены права обер-священников по управлению подведомым им духовенством.

Важные преобразования последовали и в центральном управлении духовного ведомства. Окончательно были выяснены и значительно усилены права и роль обер-прокурора в синоде. Ещё князь Голицын получил от Александра I министерские права. То, что принадлежало Голицыну лично, в 1824 году, с упразднением «министерства духовных дел и народного просвещения», было до некоторой степени закреплено официально за обер-прокурором; обер-прокурор, преемник Голицына, по самой должности своей уравнен в значении с министрами и получил министерские права в сношениях по делам православного, или, как тогда называли, греко-российского исповедания. С 1835 года он стал приглашаться, наравне с министрами, в государственный совет и комитет министров²⁹⁰. Признаваемый равным министру, обер-прокурор всё же в действительности не имел министерской власти, и властолюбивый Протасов всячески стремился и на деле сравняться с министром. В значительной степени он этого и достиг посредством учреждения для разных отраслей синодального управления отдельных управлений с директорами во главе, подчинённых непосредственно обер-прокурору. Было уже упомянуто об учреждении духовно-учебного управления²⁹¹. В 1839 году учреждена была должность управляющего синодальной канцелярией – в генеральском классе²⁹². В 1836 году учреждён хозяйственный комитет при синоде и особый контроль при комитете²⁹³, в 1839 году 22 февраля комитет преобразован в хозяйственное управление, опять с не посредственным подчинением обер-прокурору²⁹⁴. В 1839 же году, 1 августа, учреждена особая канцелярия обер-прокурора, тоже с директором во главе²⁹⁵.

Все эти канцелярии с директорами, представляли собой, как всем известно, целые отдельные мирки, или status in statu, способствовали внешнему упорядочению делопроизводства, но, нужно сознаться, без нужды увеличивали переписку и бесспорно замедляли течение дел. Иная бумага, прежде окончательного разрешения, претерпевала три или четыре полных делопроизводства, – развивался так называемый канцеляризм, когда самого простого дела нельзя было сделать просто и скоро и для выполнения его требовались подчас удивительно сложные условия. Военный характер Протасова, ценившего более всего исполнительность и дисциплину, весьма заметно отражался и на всех его канцеляриях, но исполнительность без рассуждения вырождалась в исключительно внешнюю исполнительность, форму, и справедливо замечают, что обер-прокурорство Протасова сопровождалось крайним развитием так называемого чиновничества, – в том, конечно, значении этого слова, в котором этому понятию сообщаются только худшие черты чиновничьего «сословия»: формализм, подражательность, рутина и в особенности так ценимая полная безличность, отсутствие собственной личности и мысли, поглощаемой без остатка угодливостью пред начальством, причём всякое желание начальника считалось выше закона, и если начальник желал сделать что-нибудь непозволительное или вредное в каком-либо отношении, не сознавая такого качества своей цели, то никто из подчинённых не решался указать его превосходительству или Жительству на то, что исполнение его желания будет сопровождаться дурными последствиями, и каждый, наоборот, старался делать вид, будто уверен, что от такого исполнения произойдут самые благотворные результаты, как будто сановник никогда не может ошибаться и как будто он желает такого отношения к нему. Если начальник, например, ходил только при усах, то и все чиновники старательно брили бороды, если начальник расписывался с росчерком, то и подчинённые серьёзно упражнялись над искусством делать красивый росчерк. Из высших чиновников в правление Протасова наиболее выделились и оставили после себя след, каждый в своей области, Александр Иванович Карасевский, бывший директором духовно-учебного управления, Алексей Иванович Войцехович, заведовавший синодальной канцелярий, и Константин Степанович Сербинович, директор канцелярии обер-прокурора, а потом ещё и хозяйственного, и духовно-учебного управлений. Это был типичнейший высший чиновник того времени. Он был правой рукой Протасова, составлял для него проекты разных преобразований, исполнял всевозможные и наиболее ответственные его поручения, строго наблюдал за духовной цензурой и, ревностно охраняя ведомство Протасова и сделавшись для Протасова необходимым, приобрёл огромное влияние в духовном ведомстве, а в наследство потомству оставил после себя сборник наиболее удачных фраз для обер-прокурорской переписки с архиереями и министрами.

Может быть, нелишне отметить, что в царствование императора Николая I, в 1835 году, синод перешёл из петровского здания двенадцати коллегий на Васильевском острове, где ныне университет, в собственное монументальное здание, на углу сенатской площади и конногвардейского бульвара, выстроенное по повелению и под непосредственным наблюдением императора Николая. Здание обошлось в 1.915.000 рублей. Деньги были взяты из комиссии духовных училищ, которая и сама перешла в синодальное здание из своего прежнего дома на невском проспекте. 27 мая, в день Сошествия Святого Духа, освящена была синодальная церковь, а 4 июня происходило первое заседание синода в новом помещении, в присутствии государя и наследника, причём государь сидел не на троне, который для него имеется в зале заседаний синода, а в креслах, пробыл почти всё заседание и после того посетил синодальную канцелярию и комиссию духовных училищ. Это заседание особенно памятно той высоко-искренней речью, с которой обратился государь к членам синода. Государь говорил: что он вступил на прародительский престол, не ожидая того и потому без предварительного приготовления; бремя правления, как бы с неба, ниспало на рамена его; начало и исполняющееся десятилетие царствования его встретились с необыкновенными трудностями и тяжкими испытаниями; синоду памятно происходившее на этой самой площади, которая теперь пред глазами, и где первенствующий член оказал государю верноподданническую услугу; вскоре затем следовали персидская и турецкая войны, впрочем, оконченные столь благоуспешно, что российская держава, по внушаемому христианством великодушию, враждебной прежде Турции доставила умиротворение и защиту; потом надлежало усмирить мятежное восстание Польши, перенести бедствия в губительной болезни и бывшие, по случаю её, внутренние неустройства в некоторых местах. Преодоление всех этих трудностей государь относил к особенной помощи Божией, на которую более всего и впредь возлагает надежду, будучи утверждён главным образом в таких чувствованиях наставлениями своей матери. Сообразно с этим убеждением, государь, как сам ближайшим к своему сердцу попечением полагает охранение православия, так равномерно уверен в таких же преемственно чувствованиях своего наследника, и в этом, как родитель и как государь, свидетельствует о нём пред Церковью. Государь отозвался о деятельности синода с благоволением и сказал, что из дел, предлежащих, по настоящим обстоятельствам времени, синоду, особенного внимания требуют – предпринятое воссоединение униатов с православной Церковью и дело обращения раскольников, требующее неослабной бдительности, твёрдости и постоянства в принятых правилах, без всякого вида преследования. Простирая попечение о делах церковных на грядущие времена, государь желает предупредить испытанное затруднение нечаянного вступления в оные, бывшее следствием того, что почивший император не имел наследника престола в прямой линии. Вследствие того, государь, по благости Божией, имея сынов, и первородного из них приготовляя к наследованию престола, подобно тому, как ввёл уже его в сенат и вскоре намерен ввести и в государственный совет, признал полезным знакомить его и с церковными делами, и потому соизволяет, чтобы наследник присутствовал иногда при занятиях синода, и под его руководством предварительно приобретал сведения, потребные и по сей части для его высокого назначения; в этом государь совершенно надеется на вожделенные успехи наследника, и в должном споспешествовании полагается на усердие синода и поручает его молитвам своего возлюбленного первенца. При этом государь обнял наследника²⁹⁶.

Здание синода и сената (общий вид)

Открытие мощей. – Новые церковные службы. – Достройка церквей. – Церковное пение. – Иконописание. – Общение с восточными Церквами. – Новое направление духовной литературы. – Закрытие библейского общества. – Перевод Священного Писания на русский язык. – Новый устав духовной цензуры. – Духовные журналы. – Знаменитые духовные писатели: преосвященные Иннокентий Борисов и Макарий Булгаков. – Секретный цензурный комитет при синоде. – Меры к духовному воспитанию народа. – Изучение родной церковной старины.

Царствование Николая I было счастливо открытием святых мощей. В июле 1826 года торжественно открыты в виленском святодуховом монастыре мощи святых виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, пострадавших в XIV веке²⁹⁷. 7 августа 1832 года последовало торжественное открытие мощей святителя Митрофана воронежского в кафедральном соборе в Воронеже²⁹⁸.

В 1832 году с открытием мощей, установлено празднование памяти святителя Митрофана – в день его кончины, 28 ноября. В 1844 году составлены служба и акафист святителю Митрофану, в 1853 году святому князю Александру Невскому, около этого же времени – Покрову Пресвятой Богородицы к Страждущему Спасителю, – последние два составлены преосвященным Иннокентием Борисовым.

Относительно церквей сделано было распоряжение в 1841 году, чтобы они строились в древнем византийском стиле и для этого в руководство законом рекомендованы чертежи профессора архитектуры Константина Тона²⁹⁹. Все почти царствование сооружался в Петербурге, по проекту архитектора Монферрана, знаменитый Исаакиевский собор, приостановленный было постройкой в предшествовавшее царствование вследствие сомнений, не рушится ли его громада на болотистой почве, и, конечно, Николаю обязана своим существованием эта гранитная громада, хотя собор заложен был при Александре I, а окончен уже при Александре II, – освящён 30 мая 1858 года³⁰⁰. Однако, Николай I уже видел из своего зимнего дворца очищенные от лесов купола собора. Высота собора с крестом 47 сажень 2 аршина, вместимость – 1.405 квадратных сажень, более полудесятины. В 1836 году поднят из земли, в которую он ушёл после падения в 1737 году, царь-колокол в Москве и поставлен на возвышении у колокольни. В 1839 году заложен на новом месте и по новому плану храм Христа Спасителя в Москве.

Продолжалось упорядочение церковного пения, под руководством весьма известного композитора церковных песнопений, директора придворной певческой капеллы Львова³⁰¹. Сделано было обязательным, чтобы всякий новый нотный напев церковных песнопений мог быть употребляем при богослужении не иначе, как с разрешения синода. Принято нисколько мероприятий к упорядочению иконописания: рассмотрение печатных иконописных изображений передано духовной цензуре, рекомендовано избегать разных изображений над иконостасами, раскольникам воспрещено записываться в иконописные цехи³⁰². Возникло стремление освободиться от так называемого иконописного письма, принявшего в себя много западных элементов, и заметно усилилось стремление к реставрированию древней иконописи и живописи.

Общение с восточными Церквами поддерживалось пожертвованиями на их нужды со стороны России. В 1884 году учреждена по всем церквам кружка в пользу Гроба Господня, в 1849 году учреждено в Москве подворье антиохийского патриарха, в 1855 году – александро-невского.

Духовная литература в царствование Николая I пошла по совсем другому пути, чем по какому шла в предшествовавшее царствование. Впрочем, уже и тогда, в самое последнее время, обнаружился крутой поворот. О мистицизме, наполнявшем всё почти александровское царствование, теперь не могло быть и помину. В 1826 году, указом 12 апреля, закрыто было библейское общество. Его обвиняли в распространении всевозможных сект путём распространения мистических книг, а равно и путём распространения книг Священного Писания в переводе на русский язык. Несомненно, что общество носило некоторую фальшь в своей организации, будучи составлено из лиц светских, большей частью малознакомых с богословскими основами, без влиятельного участия представителей Церкви – иерархов и священнослужителей. Обвиняют его в «религиозном космополитизме» за то, что оно мечтало о соединении церквей, но, право, не грешно мечтать о том, о чём ежедневно молится сама Церковь. В мёртвом положении оказалось дело перевода книг Священного Писания на русский язык. Напечатанный и приготовленный уже к выпуску первый том перевода Ветхого Завета, как был остановлен при Александре I, так и остался невыпущенным в обращение, не смотря на явное сочувствие переводу митрополита Филарета московского и некоторых других духовных лиц, имена которых остались живыми в потомстве: протоиерея Герасима Павского, архимандрита Макария Глухарёва³⁰³. Павский, выпустивший отлитографированный свой собственный перевод для студентов, по этому поводу был даже оговорён в неправославии, а Макарий за свои настояния издать сделанный им перевод подвергнут епитимии и потом ещё выговору. Филарет московский несколько раз заводил речь о возобновлении перевода, но против этого всегда восставали митрополиты Серафим петербургский, Евгений Болховитинов киевский, потом Филарет Амфитеатров киевский, обер-прокурор Протасов, и дело не двигалось вперёд.

В 1828 году утверждён новый устав духовной цензуры, вырабатывавшийся ещё с 1818 года³⁰⁴. Цензурные комитеты оставлены по-прежнему при академиях, но комитетам в Петербурге и Москве даны большие права, чем таковым же в Киеве и Казани; за последними оставлены права пропускать лишь мелкие сочинения. Все комитеты обязаны отчётом синоду. Некоторые издания поставлены в непосредственную зависимость от решения самого синода.

Не подавленная посторонними веяниями, свободная от разбрасывания в мелкой полемике духовная литература в царствование Николая I дала превосходные ростки и довольно значительные плоды. В 1837 году при Киевской духовной академии основан ректором её, архимандритом Иннокентием Борисовым журнал «Воскресное Чтение», популярный духовный журнал, сделавшийся скоро весьма распространённым благодаря популярному имени своего основателя; в 1843 году при московской академии «Творения Свв. Отец». Орган Петербургской академии «Христианское Чтение», превратившееся с конца тридцатых годов в ежемесячное издание, и московские «Творения Свв. Отец» особенное внимание уделяли переводам святоотеческих творений, оба принялись за систематический перевод и дали русскому православному миру целую сокровищницу святоотеческой мысли и поэзии на родном языке. С каждым новым произведением эффектно вспыхивал, как разноцветный фейерверк, блестящий проповеднический талант преосвященного Иннокентия Борисова. Сын священника орловской епархии, родившийся в 1800 году, высшее образование получивший в Киевской духовной академии, затем, как лучший студент, вызванный в Петербург и служивший в Петербурге, где он в год приезда принял монашество, сначала преподавателем в семинарии, потом ректором в училище, потом инспектором и профессором в академии, Иннокентий здесь, в академии, приобрёл уже своими проповедями, сказанными, впрочем, вне академии, и, как бывает положительно, кажется, со всеми выдающимися людьми, подвергся разным преследованиям со стороны тупого буквоедства. Его обвиняли в «неологизме», будто бы удаляющемся от строгого православия. Своими проповедями он, вместе с некоторыми другими новыми сотрудниками, способствовал оживлению академического журнала «Христианское Чтение», который после первоначального расцвета скоро стал переживать период увядания. В 1830 году Иннокентий был назначен ректором в Киевскую академию и со временем его ректорства совпал, а вернее в значительнейшей степени от него и зависел, расцвет этой академии. Через десять лет Иннокентий получил архиерейскую кафедру в Вологде, потом, через десять месяцев, переведён был в Харьков и, наконец, через десять лет в Херсон, где и скончался в сане архиепископа, в 1857 году, оплаканный всей читающей Россией. Херсонская епархия обязана ему восстановлением многих священных мест древней Тавриды. В тяжкую годину крымской кампании он с особенной рельефностью проявил героизм своего высокого характера, сколько было это доступно в его положении, смело служил в своём соборе в Одессе, представлявшем собой цель для орудийных выстрелов неприятельского флота, явился вдохновенным утешителем среди смерти и разрушения под неприятельскими ядрами в Севастополе и заслужил от историков название «великого гражданина земли русской». От преосвященного осталось до 500 проповедей, все они в полном объёме не умерли с кончиной их автора и хорошо известны всему православному миру, некоторые же переведены даже на иностранные языки³⁰⁵.

Иннокентий, архиепископ херсонский

Восходила яркая звезда знаменитого нашего догматиста и церковного историка, преосвященного Макария Булгакова. Сын священника курской епархии, в детстве отличавшийся поразительной тупостью, он каким-то чудом, после удара камнем в голову, брошенным каким-то шалуном из товарищей, повлёкшего за собой воспалительный процесс и затем выздоровление, стал сразу способнейшим учеником, кончил Киевскую академию, в которой, ещё будучи студентом, принял монашество, и затем был бакалавром Киевской академии, потом бакалавром же, а через некоторое время инспектором и ректором Петербургской академии, с 1851 года в сане епископа винницкого, викария каменец-подольской епархии. За это время он успел уже, в 1847–1852 годах, издать своё знаменитое «Православно-догматическое богословие», остающееся и доселе незаменённым последующими научными трудами. Теперь же он и переменил своё научное поприще, издав свои первые исторические труды³⁰⁶.

Оживление духовной литературы возбуждало некоторые опасения в высших сферах, строгости духовной цензуры были признаны недостаточными, и в 1851 году учреждён был при синоде секретный цензурный комитет для наблюдения за действиями духовной цензуры.

Обращено было внимание на церковное просвещение народа: в курс семинарии введены, как уже было упомянуто, катехизическое учение, с целью практически подготовить пастырей Церкви к просвещению народа, и приходские священники обязаны были завести у себя в праздничные и воскресные дни катехизические беседы.

С целью церковного воспитания народа, в царствование Николая I закон требовал, чтобы все прихожане, за исключением больных, посещали церковное богослужение в воскресные и праздничные дни, под опасением взысканий, в эти дни до окончания богослужения оставались запрещёнными торговля и публичные забавы и в продолжение всего дня публичные работы. Епархиальным начальствам подвержено было употреблять неослабное попечение, дабы никто из прихожан не уклонялся от исповеди и святого причастия³⁰⁷.

В соответствие общему национальному направлению, обращено было внимание на сохранение и изучение родной старины. В 1842 году запрещено приступать к обновлению древних церквей без высочайшего разрешения³⁰⁸. В следующем году подтверждено, чтобы в древних церквах без разрешения синода не дозволялось ни малейшего исправления, возобновления или изменения живописи и других предметов древнего времени³⁰⁹. В 1850 году синод издал распоряжение, чтобы было составлено историко-статистическое описание каждой епархии.

Князь А.Н. Голицын. – Архимандрит Фотий Спасский. – Митрополит Филарет. – Петербургские митрополиты. – Граф Протасов.

Те лица, которые в течение прошлого царствования делали историю духовного ведомства и которые ещё оставались в живых, теперь пребывали на покое и погружались в неизвестность.

Голицын оставался близок по-прежнему к царской семье, но в администрации уже не участвовал. О последних годах его жизни уже сказано.

Фотий, оставшись не у дел, всю силу своей необычайной энергии обратил на собственное подвижничество, носил на теле власяницу, вериги поверх тёплого хитончика, пребывал в молитве пред иконой Богоматери с неугасимой лампадой в своей затворнической келье в Юрьеве монастыре в сажень длины и аршин ширины, высотой в рост человека. Из этой кельи был ход в усыпальницу подвальной церкви Похвалы Пресвятые Богородицы, где Фотий давно приготовил для себя гроб и где был потом погребён, после кончины 26 февраля 1888 года. В 1835 году император Николай I посетил Юрьев монастырь, осматривал церкви, здания, сады, был чудный день конца мая, государь остался очень доволен и засвидетельствовал об этом синоду³¹⁰.

Филарет московский в первое время был очень почтён: в 1825 году получил бриллиантовый крест на клобук, в 1826 году звание митрополита, в 1831 году орден святого Андрея Первозванного, в 1839 году – Владимира 1 степени; но вскоре даже и он как бы потерял значение в управлении: в 1842 году, не сойдясь с Протасовым, он отбыл в Москву и так уже и не возвращался в Петербург более никогда, там, в Москве, постепенно выковывая тот нравственный авторитет, с которым он оказался к концу жизни на совершенно исключительной высоте. В затруднительных случаях, впрочем, не осмеливались предпринять что-либо без совета с ним, и его указания имели не подлежащий оспариванию авторитет. В 1849 году он получил последнюю орденскую награду: алмазные знаки к Андреевской звезде, а в 1851 году, за неимением более государственных наград, получил осыпанную алмазами панагию. Исключительный жизненный путь московского владыки шёл по дороге, усеянной жестокими терниями. Об отношениях к Филарету, на первых ступенях его жизненной карьеры, преосвященного Феофилакта Русанова было уже сказано. К концу царствования Александра I против Филарета восстал Фотий со всей своей сильной партией. Фотий называет Филарета «другом и союзником всех тайных и явных врагов веры и Церкви»: «где бывало я коснуся разорить скопище злочестий, тут везде Филарет виновник и участник». «Честолюбие его снедало». «Сам себя любит разрешать и думает, что он сам собой имеет право более других в Царствие Небесное внити». «Чашу горести с усмешками подносить любил»³¹¹. В Москве же на первых порах Филаретом многие были недовольны, потому что он был «слишком учён», и его проповеди были непонятны; его упрекали, что он говорит проповеди «только от ума, без участия сердца, что в некоторых случаях поступает уж слишком строго». Впрочем, уважали за справедливость. Но подчас распускали про него самую невероятную клевету³¹².

Митрополит Серафим не был деятелем широких воззрений и начинаний. Фотий отзывался о нём, что «у него всё на внешнем основано», но он умел улаживать недоразумения, утишать возникавшие бури. Государь питал к нему всегдашнюю признательность, памятуя, как он при восшествии его на престол 14 декабря 1825 года пытался, хотя и безуспешно, усмирить бунтовавших, явившись пред ними в архиерейском облачении и с крестом. К концу жизни он сделался труднодоступен, почти не занимался епархиальными делами, поручив их своему викарию. Всё его управление петербургской епархией, по отзыву её историка, «не ознаменовалось какими-либо выдающимися явлениями»³¹³. Скончался владыка восьмидесяти лет, в 1843 году.

Его преемником был Антоний Рафальский, из волынских протоиереев, не получивший высшего богословского образования, но обративший на себя высочайшее внимание благообразием и политичностью во время управления почаевской лаврой, в должности наместника, и варшавской епархией, в архиерейском сане. В Петербурге он прожил пять лет, последнее время сильно болел и умер в 1848 году³¹⁴.

После него был митрополитом петербургским благотворительный архипастырь Никанор Клементьевский с 1848 года, тоже переведённый из Варшавы. Скончался он в 1856 году, вскоре после коронации нового государя³¹⁵.

Протасов скончался 16 января 1855 года и на донесении о его кончине император Николай I написал: «искренно и душевно скорблю о потере этого достойного и верного слуги, которого столь давно знал и уважал». При жизни Протасова, действовавшего всегда крайне самостоятельно и быстро, так сказать по-военному, принято было говорить, будто архиереи состоят как бы под игом фараона, но, когда он умер, стали и его жалеть, и, например, известный в своё время духовный писатель и деятель Андрей Николаевич Муравьев отзывался о преемнике Протасова Ахматове, что тот хуже Протасова и что Протасов, «хотя и оскорблял лично архиереев, но никогда бы не согласился на такое поругание Церкви», какое допускалось при Ахматове³¹⁶.

Храм Христа Спасителя в Москве

Рождение и воспитание Александра II. – Вступление на престол. – Манифест 19 марта 1856 года с программой царствования. – Освободительные реформы.

Девятнадцатого февраля 1855 года, после кончины в предшествовавшей день императора Николая I, на престол российской империи вступил Александр II. Он был старший сын императора Николая I, родился 17 апреля 1818 года в Москве, когда Николай I ещё не мог знать и думать об императорском престоле. Однако, в каком-то поэтическом предвидении, или предчувствии наш российский баян того времени Василий Андреевич Жуковский, приветствуя в своём стихотворении нового «милого пришельца в Божий свет», пел, что новорождённый будет представителем «обильного честью века», «славного участник славный будет и на чреде высокой не забудет святейшего из званий: человек». К концу царствования Александра I, ввиду бездетности Александра I и Константина, на маленького великого князя Александра Николаевича, уже по простому соображению, все смотрели, как на будущего императора; поэт Рылеев писал в его честь: «корона тебе назначена Творцем, учись заране быть царем», а историк Карамзин представил в 1823 году Николаю записку о необходимости для Александра Николаевича строго национального воспитания. Воспитателями Александра Николаевича были: генерал Мердер и поэт Василий Андреевич Жуковский, законоучителем – протоиерей Павский. Одиннадцати лет, Александр Николаевич ездил в Варшаву, на двадцатом году путешествовал по России, в течение восьми месяцев, и ознакомился со своим будущим царством, в 1841 году вступил в супружество с принцессой гессен-дармштадтской, наречённой, по присоединении к православию, Марией Александровной.

Владимир, митрополит московский и коломенский

Было тяжёлое время крымской войны, когда вся Россия изнывала от открывшегося бессилия отразить неприятельское нападение. Скоро Россия, хотя и с некоторым ущербом для себя (потеряла устье Дуная и черноморский флот), добилась более или менее сносного мира, заключённого в Париже в 1856 году, и все свои силы обратила на воскрешение общественной самодеятельности, несколько омертвевшей в предшествовавшее царствование, когда всё, кажется, и великое и малое, допускалось не иначе, как по предписанию начальства. Тотчас же начались так называемые освободительные реформы, совершенно изменившие внутренней облик России и сделавшие послереформенную Россию совершенно не похожей на Россию дореформенную. Манифест 19 марта 1856 года, о заключении мира, провозглашал: «при помощи небесного Промысла, всегда благодеющего России, да утвердятся и совершенствуется её внутреннее благоустройство; правда и милость да царствуют в судах её; да развивается повсюду и с новой силой стремление к просвещению и всякой полезной деятельности, и каждый, под сению законов, для всех равно справедливых, равно покровительствующих, да наслаждается в мире плодами трудов невинных. Наконец, сие есть первое живейшее желание наше, свет спасительной веры, озаряя умы, укрепляя сердца, да сохраняет и улучшает более и более общественную нравственность, сей вернейший залог порядка и счастья». В конце 1856 года был учреждён и 8 января 1857 года открыл свои действия, под председательством самого государя, секретный комитет для обсуждения вопросов об освобождении крестьян, и несмотря на несочувствие большинства членов комитета, только благодаря неуклонной воле самого государя, 19 февраля 1861 года, как результат работ комитета, вышел вечно памятный, славный манифест об освобождении крестьян от крепостной зависимости. 17 апреля 1863 года отменены телесные наказания. 18 июня 1863 года издан новый университетский устав, предоставлявший университетам значительную долю самоуправления. 1 января 1864 года обнародовано земское положение, предоставлявшее земству широкие права по распоряжению хозяйственно-общественными местными делами: путями сообщения, развитием торговли и промышленности, народным продовольствием, общественным призрением бедных, отчасти народным образованием и др. 14 июня 1864 года издано положение о начальных народных училищах, способствовавшее размножению школ. 19 ноября 1864 года издан новый устав о гимназиях, затем значительно изменённый в 1871 году, вводивший господство системы так называемого классического образования. 24 ноября 1864 года обнародованы судебные уставы, коренным образом изменявшие существовавшее дотоле судопроизводство: судебная власть теперь была совершенно отделена от административной и обвинительной, установлена гласность и публичность суда, обеспечена независимость судей, учреждена адвокатура и состязательный порядок судопроизводства, причём более или менее важные дела уголовные передавались на суд общественной совести в лице присяжных заседателей. 6 апреля 1865 года изданы правила по делам печати, значительно смягчив прежние тяжёлые цензурные условия и способствовавшие тем размножению журналов и газет и развитию общественного самосознания. В 1867 году гласный суд введён и в армии. В военном ведомстве уничтожены военные поселения, сокращён срок солдатской службы с 25 до 15 лет, отменены телесные наказания, обращено особое внимание на поднятие уровня образования среди военных, преобразованы военно-учебные заведения, преобразовано и военное управление. 24 мая 1870 года издано новое положение о женских гимназиях министерства народного просвещения. 16 июня 1870 года высочайше утверждено городовое положение, предоставлявшее городам значительную долю самоуправления. 1 января 1874 года обнародован устав о воинской повинности, по которому воинская повинность сделана для всех обязательной. Словом, как выразился государственный совет при поздравлении государя в день двадцатипятилетнего юбилея его царствования, «совершившиеся в это царствование преобразования и усовершенствования в законах обновили весь строй государства». Призваны были к гражданской жизни и общественной самодеятельности, сверх двадцати двух миллионов освобождённых крепостных крестьян, ещё многие миллионы так называемого низшего слоя, народа, остававшегося безгласным в прежние царствования. Это было в высокой степени народное царствование, царствование общественной самодеятельности и полноты жизни всего государства. К совершению самих преобразований призваны были общественные силы: для выработки разных мер и проектов постоянно учреждались всевозможные комитеты и комиссии при участии общественных сил. Все эти преобразования в значительнейшей степени зависели от веяния духа времени, когда развитие пользования паром и электричеством совершенно изменило условия общественной жизни.

Богатое освободительными реформами для всех слоёв государства, царствование императора Александра II внесло такие же реформы и в духовную среду, а с другой стороны вызвало самодеятельность последней и сказалось многими заметными явлениями в ней общественного характера³¹⁷.

Меры к уничтожению сословной замкнутости в духовенстве. – Особое присутствие по делам православного духовенства. – Влияние освободительных реформ царствования Александра II на быт духовенства. – Уничтожение наследственности приходов. – Объём духовного звания. – Сокращение приходов в причтов. – Жалование и пенсии. – Высшее церковное управление. – Епархии. – Соборное и выборное начала.

Прежде всего, были предприняты меры к уничтожению сословной замкнутости духовенства. Ещё в конце пятидесятых и в самом начале шестидесятых годов изданы были законоположения, открывавшие доступ в духовное звание лицам светским путём получения духовного образования, а с другой стороны – выход воспитанников духовно-учебных заведений и вообще детей духовенства в светское звание. 28 июня 1862 года учреждено особое присутствие из духовных и светских лиц для изыскания способов к большему обеспечению быта духовенства, под председательством петербургского митрополита Исидора, из членов синода, генерал-адъютанта князя Долгорукова, обер-прокурора, министров – внутренних дел и государственных имуществ и директора духовно-учебного управления, князя Урусова; для управления делами назначены три лица: тайный советник, граф Толстой, камергер Батюшков и действительный статский советник Домонтович³¹⁸. Задачей присутствия было изыскать способы к расширению средств обеспечения духовенства, увеличить гражданские и личные его права и преимущества, открыть детям духовенства пути для обеспечения своего существования на всех поприщах гражданской деятельности и предоставить духовенству ближайшее участие в приходских и сельских училищах. Работы присутствия начаты были в широких рамках. Прежде всего, все вопросы предложены были на обсуждение местных сил, самих заинтересованных в деле сфер, т. е. преосвященных и открывавшихся со следующего же года «губернских присутствий об улучшении быта православного духовенства», под председательством епархиальных архиереев³¹⁹. Присутствие не осуществило возложенных на него задач, но всё же успело выработать некоторые положения, об устройстве и правах детей лиц православного духовенства, коренным образом изменявшие быт духовенства. Эти правила, изложенные во мнении государственного совета, были высочайше утверждены 26 мая 1869 года и дополнены в 1871 году³²⁰.

Тем временем, независимо от работ присутствия, изменялся в некоторых частях быт духовенства под влиянием других освободительных реформ славного царствования. В 1863 году отменено телесное наказание церковников при общей отмене телесного наказания. В том же году разрешён студентам духовных семинарий доступ в университет, хотя, впрочем, пока, как временная мера, и через 12 лет семинаристы в университетах составляли уже 46%; в 1879 году доступ семинаристам в университет прекращён. Положение, о гимназиях 1864 года открывало двери этих учебных заведений для детей всех сословий, не исключая и духовного. Положением 1866 года о военных училищах духовным детям открыт был доступ и в военную службу. Новым уставом духовных училищ и семинарий 1867 года предоставлялось духовенству право воспитывать своих детей в светских учебных заведениях, и открыт был доступ в духовные училища и семинары детям всех сословий. Земское положение 1864 года предоставляло духовенству право участвовать в земских выборах на основании владения церковно-причтовой землёй и, при наличности владельческого ценза, право быть избираемыми в гласные уездных и губернских земских собраний.

В 1867 году уничтожена формально наследственность приходов, получившая вследствие особенных исторических условий страшное развитие и поддерживаемая в своё время и митрополитом петербургским Серафимом, и митрополитом московским Филаретом. По представлению синода, высочайше утверждённым мнением государственного совета было положено при определении на вакантные места после умерших или уволенных за штат духовных лиц не ставить родство с ними в особое преимущество просящимся на эти места кандидатам, зачисления церковных мест за дочерями или родственниками занимавших эти места лиц впредь не допускать и выдаваемые со стороны лиц, поступающих на места, обязательства касательно выдачи своим предместникам или их семействам пособий не признавать действительными³²¹. Предпринятая духовенством в следующем же году попытка добиться восстановления наследственности приходов не удалась.

Высочайше утверждённые в 1869 году положения присутствия о духовенстве, дополненные в 1871 году, вносили коренную реформу в духовное ведомство. Из духовного звания выключены были все лица, не имеющие священного сана и не состоящие на церковно-служительских должностях, т. е. певчие, сторожа, звонари, сверхштатные псаломщики и все дети духовенства, но в то же время все эти лица не лишены права поступать на церковные должности и в духовно-учебные заведения и пользоваться пособиями от епархиальных попечительств о бедных духовного звания. Детям священнослужителей даны права личных дворян или потомственных почётных граждан, а детям церковнослужителей даны права личных почётных граждан. Этим положением юридически отменялась прежняя замкнутость духовенства и прекращалась его сословность. В основу реформы положили принцип свободы и избрания пастырского служения по призванию, а не по безвыходности положения или по наследственности.

Тогда же высочайше утверждённым положением присутствия о составе приходов и церковных причтов³²² имелось в виду улучшить обеспечение духовенства преимущественно сокращением приходов и священно-церковно-служительских должностей. Малолюдные приходы присоединялись к соседним, обычный штат приходского сельского причта признан состоящим из двух только лиц: священника и псаломщика. За десять следовавших затем лет упразднено около 2.000 приходов, число штатных священников сократилось на 500 из общего числа 89.000, диаконов на 5.000 из 14.000 и причётников на 12.000 из 62.000. Эта система обеспечения духовенства путём сокращения приходов и причтов не была новым изобретением царствования Александра II: она действовала и в предшествовавшее царствование, а теперь только получила несколько большее развитие³²³. К оказанию пособия священно- церковнослужителям призваны были и приходы в лице только что учреждённых церковно-приходских попечительств. В сознании общества созревало убеждение о необходимости обозначить всё духовенство жалованием, в журналистике появлялись время от времени разные проекты, но так как по умеренному подсчёту на это дело сразу требовалось до тридцати миллионов рублей, то оно и осталось неосуществлённым. Впрочем, продолжала, хотя и весьма медленно и сравнительно недолго, работать николаевская традиция, число причтов, получавших жалованье, с каждым годом сначала всё увеличивалось, но, по недостатку денег в казне, скоро замерло на цифре около 18.000, не достигнув обеспечения и половины причтов. В 1864–1871 годах постепенно возвышены оклады жалования причтам более чем вдвое, причём сельские священники стали получать от 144 до 240 рублей, а дьячки от 48 до 80. В западных губерниях, где православное духовенство должно было вести борьбу с хорошо обозначенными ксёндзами, размеры жалования в 1868 и 1870 годах установлены были значительно выше, обыкновенно священнику до 400 и псаломщику до 100 рублей. Из жалования с 1866 года 2% высчитывалось в пользу пенсионного капитала. К 1860 году у духовного ведомства пенсионный капитал, собиравшийся ещё с царствования Екатерины II, возрос до 5½ миллионов рублей. В этом году он был передан в государственное казначейство, с тем, чтобы оттуда ежегодно отпускался соответственный кредит на пенсии и пособия. В 1866 году утверждены новые правила о пенсиях духовенству: положено священникам выдавать за 35 лет службы 90 рублей в год, их осиротевшим семьям – до 65 рублей. В 1878 году размер пенсий увеличен – до 130 рублей священникам и до 90 рублей их семьям. С 1876 года к получению пенсий приобщены протодиаконы, а с 1880 года и все вообще диаконы, и им положено до 65 рублей, а их семьям до 50 рублей.

В высшем церковном управлении царствование Александра II ознаменовано учреждением в 1865 году должности товарища обер-прокурора святейшего синода³²⁴ на правах товарища министра, и затем, после некоторых частичных изменений, изданием в 1872 году новых штатов центральных учреждений святейшего синода, т. е. синодальной канцелярии, хозяйственного управления при синоде, контроля и канцелярии обер-прокурора. Эти штаты действовали до конца века³²⁵. Все последовавшие изменения в штатах касались преимущественно внутреннего канцелярского распорядка и увеличения жалования чиновникам. Но при этом в 1867 году учреждён при синоде особый контроль, выродившийся из прежнего отделения при хозяйственном управлении³²⁶, и учебный комитет, преобразованный из духовно-учебного управления³²⁷. Отличие комитета от управления было, главным образом, в том, что председательствовать в комитете положено было духовному лицу, а в управлении ранее был директор.

В епархиальной жизни царствование ознаменовано открытием новых епархий: таврической и уфимской в 1859 году, енисейской в 1861 году, якутской в 1869 году, алеутской в 1870 году, туркестанской в 1871 году. Образование последних трёх епарxий вызвано было главным образом расширением территории России через присоединение в 1858 году от Китая обширного приамурского края и завоевание Туркестана в 1865 году. Варшавская епархия, увеличенная воссоединившимися холмскими униатами, переименована в холмско-варшавскую в 1875 году. В 1873 году мингрельская епархия обращена в викариатство имеретинской. В 1865 году разрешено открывать викариатства повсюду, где найдутся для того местные средства. В 1867 году отменено деление епархий на классы и изданы новые штаты архиерейских домов³²⁸. По прежним штатам епархии разделялись на три класса: первые два – для архиепископов, третий – для епископов. К первому классу причислены были только три епархии: новгородско-петербургская, московская и киевская и почти всегда были заняты митрополитами. В 1855 году учреждены епархиальные ревизионные комитеты. В 1857 году исправлена инструкция благочинным. В 1858 году войсковые обер-священники переименованы в главных священников. В 1858 году разрешать строить церкви предоставлено епархиальным преосвященным, – прежде разрешение надо было испрашивать у синода. В 1865 году предоставлено епархиальным архиереям право пострижения, монашествующих без разрешения синода. В 1868 году некоторые изменения внесены в строй московской синодальной конторы. В 1869 году утверждены новые штаты духовных консисторий, почти втрое увеличивавшие отпускаемую на их содержание сумму³²⁹. В том же году обращены в государственную собственность бывшие уже с 1852 года в казённом управлении церковные имения в Грузии, в 1871 году – в Имеретии и Гурии, в 1880 году – в Мингрелии, причём обозначена в пользу прежнего владельца ежегодная выдача суммы, равной годичному арендному доходу в год перехода имений в казну. В 1870 году образован был особый комитет для выработки проекта судебной реформы в духовном ведомстве, в зависимости от только что произведённой общей реформы суда. Комитет в 1873 году представил проект реформы, приближавшей духовное судопроизводство к светскому, с обособлением судебной власти от административной. Но – реформа не осуществилась³³⁰.

С 60-х годов духовенству предоставлена известная степень самоуправления введением соборного и выборного начала. Новыми уставами духовных училищ и семинарий духовенству предоставлено собирать съезды депутатов для решения вопросов преимущественно относительно обеспечения духовно-учебных заведений, для выбора из своей среды депутатов в правления семинарий и духовных училищ и смотрителей в духовные училища, а также и для обсуждения некоторых других вопросов епархиальной жизни учебно-воспитательного и церковно-хозяйственного характера, как например о церковноприходских школах, свечных епархиальных заводах и т. д.³³¹ Сделаны выборными должности благочинных. В некоторых епархиях введены были «соборики» благочинных³³², в других собрания священников благочиннического округа, для обмена мыслями, сведениями и наблюдениями по вопросам пастырской практики, для разрешения общими силами разных сомнений и недоумений в этой области, для обсуждения мер к удовлетворению нужд церквей и духовенства, к благоустройству приходов, церковно-приходских школ, церковных попечительств, для миролюбивого улаживания общим решением и внушением различных неудовольствий между членами причтов. В некоторых епархиях учреждены благочиннические советы, из благочинного и нескольких священников, для административного разбирательства возникающих в среде духовенства споров и раздоров с правом, кроме взысканий нравственного характера – увещания и выговора, налагать на признанных виновными денежный штраф на сумму до пяти рублей в пользу епархиального попечительства о бедных духовного звания³³³.

Сознание потребности третьей духовно-учебной реформы. – Подготовка. – Особый комитет. – Частичные реформы. – Новый комитет. – Новые уставы и штаты.

И царствование Александра II, как оба предыдущие, ознаменовано было реформой духовной школы. Новая реформа стояла в связи с общей реформой образования в государстве, и сознание необходимости «заняться пересмотром системы воспитания и образования нашего духовного юношества, сообразно с современными потребностями» высказывалось уже в самые первые годы нового царствования. Признано было, что в духовных школах учение крайне многосторонне, разбрасывает внимание, утомляет способности, истощает телесные силы, воспитание грубо, а содержание крайне скудно. Вопросы духовного воспитания живо дебатировались и в светской печати, где появились записки и воспоминания о старой «бурсе» нескольких талантливых писателей. Предметом заинтересовано было всё общество, и сам государь, при путешествии по России в 1858 году, посетил несколько семинарий: ярославскую, вологодскую, нижегородскую, литовскую. Преосвященные, подогретые волной времени, стали выказывать к вопросам духовного школьного обучения исключительный интерес, составляли записки, возражения, и даже сам Филарет московский, творец первых духовно-училищных уставов, доживавший уже до третьей духовно-училищной реформы, желал скорейшего нового преобразования духовных училищ, хотя и оговаривался не раз, что «недостаток не столько в уставе училищ, сколько в исполнителях», и что «нужнее поощрять и наставлять людей, нежели переписывать уставы».

Как все тогдашние реформы, и эта начата была в широких рамках. Собирались сведения «о состоянии подобных заведений во Франции» и о том, «как воспитывается и чему обучается на Востоке юношество, приготовляющееся к служению православной Церкви». По России производились усиленные ревизии семинарий. Все ректора приглашены были высказать свои мнения о нуждах духовных школ. Когда поднакопилось достаточно подготовительного материала, синод в начале 1860 года образовал для обсуждения предстоявшей реформы особый комитет, из духовных и светских лиц, с правом приглашать и посторонних по своему усмотрению. Председателем назначен был архиепископ херсонский Димитрий Муретов, делопроизводителем – Тертий Иванович Филиппов, бывший тогда чиновником особых поручений при обер-прокуроре, а впоследствии достигший поста государственного контролёра. Приходилось иметь дело с самыми разнообразными мнениями. Одни стояли за то, чтобы в семинарию принимать лишь тех, которые дадут обязательство оставаться в духовном звании, и чтобы одевать семинаристов в полукафтания и камилавки. Некоторые высказывались за отмену «поощрений за благонравие и разрядных списков», приписывая им вредное влияние на учащихся. Настаивали иные на необходимости ввести прогулки, игры, гимнастические упражнения, ручные работы, пение, музыку. Иные отрицали значение в общеобразовательном курсе классических языков.

Между тем, в ожидании решения вопроса, стали вводиться частичные изменения. Из семинарской программы, в 1858 году, исключена была геодезия и ограничен курс естественных наук. В смоленской семинарии в 1857 году было устроено общежитие для воспитанников, а из семинарской программы, по ходатайству преосвященного, в 1865 году, исключены, в виде опыта, медицина, естественная история, сельское хозяйство, усилено изучение классических языков, введена педагогика и т. п. Особенно больным местом была экономическая часть. С разрушением уз духовного ведомства и открытием множества новых должностей наставники семинарий потянулись на светскую службу, лучше оплачиваемую, и семинарии оставались без учителей. Энергичный новый обер-прокурор, граф Димитрий Толстой поспешил прекратить это печальное явление совершенно экстраординарной мерой: он испросил в 1866 году высочайшее соизволение на дополнительный отпуск из казны на духовно-учебные заведения 1.500.000 рублей.

Комитет работал около трёх лет и выработал свой проект. Проект этот был разослан на заключение епархиальным архиереям. Обсуждение проекта продолжалось ещё около трёх лет. Не видя конца обсуждению и в виду весьма значительных возражений против проекта, граф Дмитрий Толстой испросил высочайшее соизволение в 1866 году на образование нового комитета, под председательством киевского митрополита Арсения Москвина, с участием одного члена совета министра внутренних дел, ректора университета и одного представителя министерства народного просвещения. Комитет быстро выработал общие положения и по одобрению их синодом занялся немедля детальной их разработкой. Окончательная работа была посылаема на заключение митрополита Филарета, затем просмотрена синодом и, наконец, 14 мая 1867 года новые штаты и уставы были высочайше утверждены³³⁴. В 1869 году утверждены новые уставы и штаты духовных академий³³⁵. Вместе с тем упразднены окружные и внешние академические правления, упразднено и духовно-учебное управление, «получившее характер исключительно административного бюрократического установления» взамен его учреждён учебный комитет при святейшем синоде³³⁶, не с директором во главе, а с председателем из духовных лиц, вначале предполагалось даже архиереем. Вообще теперь замечалось стремление освободиться от гнёта чиновничества и добиться большего или меньшего самоуправления. Новые уставы были введены в действие постепенно, начиная с осени 1867 года.

Сущность реформы заключалась в том, что в административном отношении духовные семинарии и училища были переданы под непосредственное начальство епархиальных архиереев, академические окружные правления упразднены, должности ректоров семинарий сделаны выборными, в академии учреждён совет для распоряжения педагогической и учебной частями и правление – для хозяйственной части, в семинариях и училищах учреждены правления, которым предоставлена обширная компетенция, с правом, между прочим, избрания и преподавателей; духовенство призвано к участию в семинарских и училищных делах, как выбором ректоров и инспекторов, так и участием выборных от духовенства членов в семинарских и училищных правлениях. В хозяйственном отношении значительно улучшено содержание воспитанников и учащих, причём духовные училища поступили на полное почти содержание из местных епархиальных средств от церквей и духовенства, исключая жалования администрации и преподавателям, которое выдавалось от казны. В учебном отношении курсы и классы всюду сделаны годичными: в академии 4 курса, в училище 4 класса, в семинарии – 6 классов; собственно, богословское образование выделено из общего и отнесено на два последних года семинарского курса; система принята в то время общепринятая – классическая, на каждый предмет, за ничтожными исключениями, назначался особый преподаватель; выработаны были определённые программы для каждого предмета и приняты учебники. Лица начальствующие и учащие, не состоявшие в священном сане, признаны состоящими на гражданской службе с выслугой чинов и правом получения орденов³³⁷.

В академиях курс наук сокращён, физико-математические науки исключены, общеобразовательных предметов оставлено немного, остальные распределены по трём отделениям: богословскому, церковно-историческому и церковно-практическому. Четвёртый курс предназначался почти исключительно на практическую подготовку к семинарскому преподаванию, и академическое образование, в сущности, заканчивалось уже на третьем курсе. Цензура от академий отчислена вовсе, право цензуры оставлено только для собственных, академических сочинений. Из семинарского курса исключены естественные науки, сельское хозяйство, медицина, катехизическое учение, библейская история, патрология, полемическое богословие, церковная археология, герменевтика; вновь введены основное богословие и педагогика с практическими занятиями, а освободившиеся учебные часы были отданы на усиление изучения классических языков, философии, математики и Священного Писания. Сделано обязательным изучение одного из новых языков: французского или немецкого. Из курса духовных училищ была исключена гражданская история. Доступ в семинарии, училища и академии был открыт свободный для всех. Курс семинарий был почти уравнен с гимназическим, с прибавкой двух богословских классов, и семинаристам по окончании четвёртого класса предоставлялась возможность и право поступать в светские высшие учебные заведения. Впрочем, это право было скоро отнято. К концу царствования числилось 4 академии, 35 семинарий и 183 духовных училищ.

На твёрдую почву поставлено женское духовное образование изданием в 1868 году устава епархиальных женских училищ³³⁸. Училища эти, по уставу, содержатся на счёт духовенства, имеют 6 одногодичных классов. Иногда присоединяются приготовительный и специальный педагогический классы. К концу царствования женских духовных училищ было 47, из них собственно специальных 35, а 12 – состоящих под покровительством Государыни Императрицы и содержимых на общие средства синода.

Влияние освободительных реформ царствования Александра II на общественное самосознание духовенства. – Московский собор 1856 года. – Церковно-народное образование. – Почин митрополита Исидора Никольского и содействие генерал-губернатора Васильчикова. – Голос синода. – Церковные школы. – Внимание государя. – Противодействие некоторых кругов. – Особый комитет. – Высочайшее повеление 18 января 1863 года. – Положение о начальных народных училищах 1864 и 1874 годов. – Воскресные школы. – Воскресные школы при семинариях. – Внебогослужебные собеседования. – Религиозно-нравственные чтения.

Под влиянием освободительных реформ царствования Александра II с особенной силой проявилась общественная самодеятельность духовенства. Сразу при Александре II повеяло другим духом: взамен исключительно покорной исполнительности в отношении к воле начальства, проявилось общее сознание необходимости и общее желание работать каждому по мере собственного разумения на пользу общую. Уже к обычному собранию архиереев на коронацию молодого государя в 1856 году московский митрополит Филарет выступил с проектом соборного обсуждения некоторых сторон церковной жизни, требовавших исправления: о мерах к охранению благоговения и благолепия при совершении таинств и к возвышению благочиния при церковном богослужении, об облегчении надзора за духовенством и паствами путём образования новых епархий и учреждения викариатств, по делам раскола и др. Сам владыка представил на соборе собственные проекты исправления чина архиерейского обещания и чина присоединения иноверцев: оба проекта были приняты собором. На этом же соборе московский владыка выступил с предложением возобновить дорогое для его жизни дело перевода Священного Писания на русский язык. Предложение было принято. Но граф Александр Толстой, вступив вскоре после этого в должность обер-прокурора, приостановил исполнение решения, которое, впрочем, ещё не было подписано, добился посылки его на заключение киевского митрополита Филарета Амфитеатрова, заведомо не сочувствовавшего переводу Священного Писания на русский язык, и когда из Киева получил отзыв с пожеланием, чтобы государь своей властью прекратил дело перевода, Толстой представил отзыв государю и испрашивал разрешения внести его снова в синод на общее рассмотрение, сообщив предварительно отзыв киевского Филарета московскому и предлагая со своей стороны, что дела не до́лжно начинать без сношения с греческой Церковью. Государь, внимательный к голосу иерархов, написал на докладе: «Согласен, и спасибо вам, что вы в этом важном деле поступили так осторожно. Любопытно знать, что митрополит московский скажет, прочитав примечательное письмо митрополита киевского»³³⁹.

Едва ли не более всего общественная самодеятельность духовенства в царствование Александра II обнаружилась в деле народного образования и в деле оживления приходской церковной жизни.

До шестидесятых годов, как выражался циркуляр министра народного просвещения в 1884 году, «священно-церковнослужители были почти единственными учителями сельских школ; они не только учили детей, но и поддерживали школы своими средствами». Однако дело вообще было настолько мизерно, что дало основание историку деятельности русского духовенства в отношении к народному образованию в царствование императора Александра II сказать следующее: «распространение грамотности среди крестьянского населения было настолько слабо и ничтожно, что давало ещё возможность ставить на очередь и считать нерешённым самый вопрос о том, нужна ли и полезна ли грамотность для крестьян, или же она излишня и даже вредна для них». Подобные вопросы дебатировались и в обществе, и в журналистике. И действительно, когда синод в конце 1855 года пожелал собрать точные сведения о числе церковных школ и учащихся в них, то оказалось, что число собственно приходских школ «очень незначительно». Но когда с начала шестидесятых годов и у правительства, и в обществе пробудился особенный интерес к распространению народного образования, духовенство не осталось глухо к запросам времени и энергично принялось за обучение народа. Почин в этом деле приписывают митрополиту киевскому, впоследствии петербургскому, Исидору Никольскому, который в 1859 году дал своей консистории следующее предложение: «принимая во внимание настоящее состояние России, стремящейся к образованию, я нахожу нужным, чтобы сельское духовенство не было чуждо сего общего движения и по возможности старалось бы содействовать в сельских обществах распространению полезных знаний; для сего предлагаю консистории распорядиться, чтобы во всех местечках и сёлах были открыты в самых домах священников школы, если таковых не будет устроено со стороны сельского общества, и чтобы в школах сих учили чтению, письму и преподавали закон Божий применительно к понятию сельских детей». Распоряжение митрополита вызвало всеобщее сочувствие, и при горячем сочувствии генерал-губернатора Васильчикова, которого некоторые считают инициатором самого этого дела, быстро ознаменовалось успехом. Вслед за киевской пошла волынско-варшавская епархия с архиепископом Арсением, в следующем же году ставшим преемником Исидора в Киеве. Уже к концу года церковных школ в киевской епархии было, вместо прежних пятнадцати, 151 с более 3.600 учащимися, а в волынской – 893 с 4.000 учащихся. Киевское дело вызвало полное одобрение синода, который обещал со своей стороны всяческую поддержку и высказался, что учреждение сельских школ для распространения грамотности среди крестьянского населения может повести к ожидаемым от них благотворным результатам только в том случае, когда, если не единственными, то главными наставниками и блюстителями их будут сельские священники, на которых сама Церковь возложила священную обязанность наставлять детей в вере и благочестии. После этого вопрос оказывался решённым. Вслед за киевской и волынской епархиями к концу года подсчитали новооткрытые церковные школы и другие епархии. Расцвет начался на юго-западе, во внутренней же России дело шло туго. В 1860 году волынская епархия считала 1.055 школ с 10.100 учащихся, подольская 1.263 с 20.100 учащихся, черниговская 764 с 18.300 учащихся, минская 347 с 4.300 учащихся, литовская 175 с 2.000 учащихся, и в то же время костромская 12 с 244 учащимися, саратовская 3 с 176 учащимися, тульская 1 с 52 учащимися и т. д. В 1861 году обратил на то дело особое своё внимание государь и повелел представлять ему ежемесячные сведения о церковных школах. Духовенство, окрылённое высочайшим вниманием, удвоило старания: за апрель 1862 года числилось во всех епархиях уже 21.328 школ с 370.000 учащихся. Но рядом с этими бесспорными успехами духовенства в деле народного образования, как это ни странно, развивалось противодействие всему делу в светских кругах, в которых тогда получал господство позитивизм. Высказывалось, что приёмы и способы обучения народа духовенством не рациональны и предъявлялось требование отнять дело народного образования из рук духовенства и передать его всецело в министерство народного просвещения. Возникшее пререкание нашло отклик в высших сферах и комитет министров в 1861 году постановил учредить особый комитет для выработки общего положения всех начальных народных училищ. Комитет был составлен из представителей всех заинтересованных ведомств: министерств народного просвещения, государственных имуществ, уделов, внутренних дел и финансов, а также и ведомства православного исповедания. Комитет пришёл к заключению, что надзор за правильностью обучения во всех начальных народных школах следует предоставить исключительно одному министерству народного просвещения, а занятия в школах поручить особым учителям, так как духовенство не может исправно вести школьное преподавание, будучи занято приходскими требами. Однако вследствие открытого протеста синода, предположение комитета не осуществилось и государь, повелением 18 января 1862 года, оставил школы в заведывании тех ведомств, которыми они были открыты, причём министерство народного просвещения обязывалось оказывать содействие церковным школам по мере возможности³⁴⁰. Наконец, высочайше утверждённым 14 июля 1864 года положением о начальных народных училищах³⁴¹ регулировалось дело народного образования. Признано было, что образование и воспитание народа должно обязательно совершаться в духе религиозных начал и что только при непосредственном участии духовенства в преподавании и наблюдении за всеми народными школами народное образование может получить правильное и успешное развитие. Но в то же время заботы о народном образовании возлагались на самое общество с возможно полной свободой в этом деле всех ведомств. Светское общество, частное земство, поняло новый закон так, что прежняя система народного образования при руководительстве духовенства была признана несостоятельной, и в зависимости от тогдашнего общественного настроения, вообще враждебного духовенству, постаралось понемногу вовсе оттеснить духовенство от дела народного образования. Число церковно-приходских школ с каждым годом стало сокращаться, несмотря на все усилия святейшего синода способствовать развитию дела и несмотря на то, что и новый министр народного просвещения, с 1866 года, граф Димитрий Андреевич Толстой сочувственно относился к участию духовенства в деле народного образования. В 1872 году церковных школ уже числилось 9.059, только половина прежнего числа, и все же в полтора раза более числа народных школ светских ведомств. Наконец, новым положением о народных училищах, утверждённым 25 мая 1874 года³⁴² и вверявшим дело народного образования непосредственно в руки министерства народного просвещения, духовенство почти устранялось от школьного дела, с сохранением только права наблюдения за религиозно-нравственным направлением обучения и права преподавания закона Божия. После этого к 1881 году церковных школ оставалось уже не более 4.000³⁴³. Положим, школы эти были бедны и не устроены, но всё же они были школы. Так, вместо общей работы, хотя бы и вполне самостоятельной, в единственной цели возможно большего успеха, ставились препятствия благому делу и в спорах о несущественном лица, боровшиеся якобы за просвещение, послужили господству невежества.

Кроме церковно-приходских школ, духовенство приняло живое участие в учреждении так называемых воскресных школ, т. е. уроков по воскресениям и праздникам для взрослых, для которых будни заняты работой. Мысль о воскресных школах принадлежит Петербургу, где ремесленная управа в 1858 году ходатайствовала об открытии воскресных классов для мужчин-ремесленников и где одна девица и открыла в 1859 году воскресную школу в своей квартире в измайловском полку. Но ходатайство управы не осуществилось, а школа в измайловском полку прозябала в неизвестности, так что по всей справедливости указывают, что первые воскресные школы общественного значения появились в 1859 году в Киеве и обязаны своим происхождением профессору университета Павлову и студенту Воронову, а также попечителю учебного округа Пирогову, принявшему их под своё покровительство. В 1860 году воскресные школы появились уже «почти по всем городам России». Министерство внутренних дел, идя навстречу обществу в его заботах о народном образовании, издало в 1861 году общие правила для воскресных школ. О школах много говорили, на них возлагались большие надежды. Но так как некоторые лица и кружки пытались воспользоваться ими для пропаганды в народе своих противоправительственных идей, то администрация вынуждена была ввести в отношении к воскресным школам некоторые ограничения. После этого общество как-то перестало интересоваться воскресными школами и уже в начале 1862 года в журнальных обозрениях можно было читать опасение за то, что воскресные школы по прошествии года окончат свои дни: «так тихо и бедно их существование». Слова оказались пророческими. В июне 1862 года, после обсуждения в совете министров, воскресные школы все были закрыты впредь до выработки новых правил для них. И когда вышло 14 июля 1864 года общее положение о начальных народных училищах, то воскресные школы дозволялось уже открывать только под непосредственным надзором духовенства. После этого только несколько воскресных школ было открыто духовенством в самарской епархии в 1865 году, на первых порах главным образом с миссионерскими противораскольническими целями, но затем, под покровительством самарского преосвященного Герасима, дело это разрослось в епархии, а затем перешло и в другие епархии. Тотчас же на него было обращено сочувственное внимание высшего духовного управления и для пользы дела усилено было изучение в духовных семинариях педагогики и для практики семинаристов открыты при семинариях воскресные школы, с 1866–1867 учебного года. При некоторых семинариях воскресные школы обратились в постоянные. В некоторых сельских приходах из воскресных школ выродились внебогослужебные собеседования священников с прихожанами по воскресным и праздничным дням. Во всеподданнейшем отчёте за 1873 год обер-прокурор святейшего синода отмечал уже «большое развитие в некоторых епархиях» внебогослужебных собеседований. Начало внебогослужебных собеседований приписывают также самарской епархии и относят к 1867 году. В городах внебогослужебные собеседования видоизменились в так называемые религиозно-нравственные чтения, более правильное название, потому что и на собеседованиях собственно никогда не бывает собеседования, а говорит только одно лицо. Эти чтения, когда делались для так называемой интеллигентной публики, были иногда платными и привлекали подчас исключительное внимание общества³⁴⁴.

Оживление церковно-приходской жизни. – Священник А.Б. Гумялевский. – Первое общество вспомоществования приходским бедным. – Правила для учреждения церковных братств. – Положение о приходских попечительствах. – Рост братств и церковно-просветительных обществ. – Общество восстановления православного христианства на Кавказе. – Общество для распространения Священного Писания в России. – Общество любителей духовного просвещения. – Миссионерское общество. – Братство святителя Гурия в Казани. – Благотворительные и хозяйственные общественные учреждения духовного ведомства.

Под влиянием освободительных идей многие церковные деятели старались оживить церковно-приходскую жизнь. В обществе и литературе, не только духовных, но и светских, с редким интересом трактовались вопросы о древних церковных братствах. Одним из наиболее видных деятелей на этом поприще был основатель организованной приходской благотворительности в Петербурге, магистр петербургской академии, священник христорождественской церкви на Песках Александр Васильевич Гумилевский. Отец Гумилевский был сын сельского диакона петербургской епархии, рано остался сиротой, нашёл приют у дяди-дьячка в Петербурге, окончил духовное училище, семинарию и академию, пробыл около года учителем в семинарии, женился и поступил священником в Петербурге на Пески в 1856 году. Это был исключительный священник в то время, вполне захваченный начинавшимся течением шестидесятых годов, жаждавший общественной деятельности. Он нёс совершенно исключительную службу приходу, не зная покоя ни днём, ни ночью, говорил смелые проповеди в церкви, любил поговорить в обществе, выступал и в духовной журналистике с полубеллетристическими творениями и с публицистическими статьями обличительного направления, основал даже свой журнал «Дух Христианина», бросался на каждое общественное дело, где мог быть участником, давно сам носился с идеей возрождения старинных церковных братств и был хорошо известен всему Петербургу: одни хвалили, другие враждовали. Ум и характер, полный порыва и огня, но совершенно не организаторский, отец Гумилевский тщился сделать из своего прихода нечто совершенно фантастическое, вроде православно-масонской общины, мечты не осуществились, но, однако, кое-что было и сделано. Отец Гумилевский успел завести воскресную школу в 1860 году, скоро, впрочем, закрытую, и основал приют в 1863 году, а затем и братство, получившие впоследствии широкое развитие и существующие доселе. Пока он носился со своими идеями, не умея их осуществить, при благовещенской церкви на Васильевском острове в Петербурге, без шума и весьма практично, священник Делицын со своими сослуживцами открыл первое «общество вспомоществования приходским бедным»³⁴⁵, в 1862 году. Общественное и литературное движение не осталось незамеченным со стороны духовного правительства, и, после довольно сложной работы по обсуждению вопросов об оживлении церковно-приходской жизни путём возрождения старинных братств или учреждения церковных советов³⁴⁶, последовало издание высочайше утверждённых 8 мая 1864 года основных правил для учреждения православных церковных братств³⁴⁷ и 2 августа 1864 года положение о приходских попечительствах³⁴⁸. Задачи попечительств определялись заботами об изыскании средств для улучшения содержания приходской церкви и причта и для заведения и содержания в приходе школы, больницы, богадельни. В 1868 году отмечено 5.327 попечительств во всей России, в следующем году прибавилось 2.000 новых, а потом ежегодный прирост никогда не достигал и тысячи; в 1880 году всех приходских попечительств числилось 11.816. В общем, за это время приходские попечительства не оправдали тех радужных надежд, с какими было встречено их появление, но всё же, нельзя отрицать этого, принесли известную долю пользы по благоустройству приходских храмов, школ и благотворительных учреждений. Братств после издания правил 1864 года было основано по 1880 год 63: число не очень значительное. Рядом с братствами, совершенно одинаковые с ними по задачам и деятельности и лишь несколько менее стеснённым в своих уставах, стали возникать различные просветительно-благотворительные общества. Некоторые из этих обществ, а равно и некоторые братства благодаря хорошему качеству почвы, на которой они возникли, а большей частью благодаря своим одушевлённым устроителям, выделялись из приходской и епархиальной сферы и достигли блестящего процветания и широкой, всероссийской известности. Некоторые и основаны были с задачами деятельности всероссийской. Таковы: общество для распространения Священного Писания в России, общество любителей духовного просвещения, миссионерское общество, братство святителя Гурия в Казани, общество восстановления православного христианства на Кавказе.

Первым из перечисленных появилось общество восстановления православного христианства на Кавказе. Своим возникновением оно обязано тогдашним наместнику Кавказа, князю А.И. Барятинскому, и экзарху Грузии, архиепископу Исидору Никольскому, который, впрочем, скоро уступил своё место преосвященному Евсевию. Записка князя Барятинского об учреждении общества на первых порах, в 1857 году, встречена была с недоверием, и даже сам государь выразил сомнение относительно «совместности подобного братства с нашими учреждениями». Однако, прошло менее трёх лет, и не только был высочайше утверждён, 9 июня 1860 года, устав общества, но государь одарил общество большим пособием от казны и утверждение устава ознаменовал особой грамотой на имя наместника с пожеланиями доброго успеха и с извещением, что общество приняла под своё особое покровительство государыня императрица. Общество посвящено было святой Нине, просветительнице Грузии. Для привлечения большего числа членов общество установило для них знаки ордена святой Нины, в форме креста³⁴⁹.

Общество для распространения Священного Писания в России основано в 1868 году кружком восьми светских лиц, в числе которых было только двое русских, а во главе стоял Николай Астафьев, в квартире которого и собирался кружок. Первоначально собравшиеся постановили «общества пока не составлять», а действовать без всяких формальностей, в тесном кружке. Целью было распространение книг Священного Писания, изданных святейшим синодом. Самое возникновение общества стояло в зависимости от появления русского перевода священных книг. Смысл деятельности общества заключался в том, что оно распространяло издания синода или в кредит, или по удешевлённой цене, или даром, – словом, облегчало способы приобретения священных книг, имело своих книгонош, которые заходили в трактиры, на фабрики, ездили по железным дорогам и, так сказать, убеждали приобретать книги Священного Писания. За первые 6 лет кружок распространил до 65.000 экземпляров священных книг. В 1869 году кружок преобразовался в общество, с уставом, который был высочайше утверждён 2 мая 1869 года. Общество стало получать небольшую субсидию от британского библейского общества и более значительную, с 1880 года, от американского библейского общества, снаряжало книгонош в Сибирь, на Амур, в Туркестан, и ежегодно распространяет в среднем до 50.000 экземпляров. Само общество никаких книг не издаёт и этим отличается от бывшего и закрытого библейского общества³⁵⁰.

Общество любителей духовного просвещения открылось в Москве тоже в 1863 году. Его учреждение вызвано было «желанием московского духовенства иметь более книжных пособий для своего образования, чем сколько может иметь их каждое духовное лицо в отдельности», а затем «раскрывшеюся потребностью более тесного взаимного общения образованных лиц духовенства для совокупной деятельности в распространении духовного просвещения». Первоначально основана была только библиотека, а потом при ней народилось и общество. Устав высочайше утверждён 22 июня 1863 года. С того же года общество стало издавать научный журнал «Чтения в Обществе Любителей Духовного Просвещения», а затем, с 1869 года, и епархиальные «Московские Церковные Ведомости» и с 1870 года листки духовно-нравственного содержания для народного чтения. С 1871 года открыт был при обществе особый отдел по распространению в народе духовно-нравственных книг, принятый впоследствии под августейшее покровительство Государыней Императрицей Марией Феодоровной, потом открыт был особый отдел иконоведения. С 1866 года в библиотечном зале открыты воскресные религиозно-нравственные чтения для посторонней публики. С 1872 года общество открыло свой отдел в Петербурге³⁵¹.

Миссионерское общество открыто в конце 1865 года, устав высочайше утверждён 16 июля, учреждено оно кружком светских лиц в Петербурге с целью распространения христианского учения и культуры среди остающихся в империи язычников, и с первых же дней энергично приступило к своей деятельности. Общество не чуждалось духовных лиц, имело в своём составе наряду со светскими и духовных лиц, и в своём совете – члена синода, архиепископа Василия Лужинского, и ректора духовной академии, протоиерея Янышева, но, мало знакомое с привычными условиями деятельности духовных лиц, оно скоро вошло в крайне острые пререкания с начальником алтайской миссии, архимандритом Владимиром Петровым, который впоследствии был епископом в Нижнем Новгороде, сторону архимандрита приняло его ближайшее и высшее начальство, вопрос перешёл на принципиальную почву соперничества светских и духовных, духовные колко замечали, что овцы желают руководить пастырями, а светские с ядовитостью ставили на вид, что язычники в империи существовали издавна, а духовные «ничего» для них не делали, теперь же, когда за работу взялись светские, духовные поднялись погасить и их начинания. В своём печатном отчёте совет общества без стеснения писал, что общество, «встреченное на первых порах затаённым неодобрением в той именно сфере, от которой оно вправе было ожидать самого горячего сочувствия, со второго же года своего существования подверглось настойчивому преследованию всех сил этой сферы». При тогдашней степени гласности, загорелась страшная газетная и журнальная полемика. Общество состояло под покровительством государыни императрицы Марии Александровны, вспыхнувший пожар раздора, которому к тому же не видно было и конца, был крайне неудобен, дело докладывалось обер-прокурором синода и государю, и государыне, и, в конце концов, духовной стороной была изобретена комбинация счастливого выхода: главное управление общества перенести в Москву под бессменное председательство московского митрополита Иннокентия Вениаминова, полная компетентность которого в миссионерском деле и знакомство с Сибирью, на которую главным образом падала деятельность миссионерского общества, не подлежали ни малейшему сомнению. Комбинация эта и была принята государыней, объявившей, что, в случае несогласия общества на передачу главного управления в Москву, она не желает оставлять оное под августейшим своим покровительством. Председателем совета общества был в это время князь Николай Сергеевич Голицын, должность обер-прокурора исправлял товарищ обер-прокурора Юрий Толстой³⁵². Как общество ни печаловалось, пришлось покориться обстоятельствам, и в 1870 году общество перешло в Москву, получило новый устав и стало считать новую эру.

Макарий, митрополит Московский и Коломенский

Братство святителя Гурия в Казани учреждено в 1867 году со специальной целью просвещения инородцев путём издания религиозных книг в переводе на инородческие языки, устройства миссионерских приютов, собеседований, командирования миссионеров, заведения инородческих школ, и в продолжение длинного ряда лет с честью выполняло взятую на себя миссию³⁵³.

Кроме просветительно-благотворительных обществ и братств, при участии духовенства и в его среде появилось немало взаимно-вспомогательных и хозяйственных общественных учреждений благотворительного или вспомогательного характера: эмеритальная епархиальные кассы духовенства, или общества взаимного вспомоществования, общества вспомоществования недостаточным воспитанникам духовно-учебных заведений, стали устраиваться епархиальные свечные заводы с целью извлечения доходов и употребления их на духовные нужды и т. п.

Подъём умственной деятельности. – Новые духовные журналы: «Православный Собеседник», «Духовная Беседа», «Православное Обозрение», «Душеполезное Чтение», «Странник»_, «Труды Киевской Духовной Академии». Журналы: «Церковный Вестник» и «Церковно-общественный Вестник», «Домашняя Беседа», «Епархиальные Ведомости». – Духовная наука. – Преосвященный Макарий Булгаков. – Преосвященный Филарет Гумилевский. – История русской Церкви. – Духовные ораторы. – Издание книг Священного Писания на русском языке. – Переводная литература. – Цензура.

Под влиянием освободительных реформ и крайне энергичного подъёма общественной жизни, произошёл высокий подъём и умственной деятельности. В духовном мире это время также сказалось высоким развитием духовной журналистики и процветанием науки. В короткое время появилось небывалое дотоле число духовных периодических изданий. Первым из новых духовных журналов в царствование Александра II появился, в мае 1855 года, «Православный Собеседник», издаваемый при Казанской духовной академии. Своим возникновением этот журнал обязан, впрочем, всецело ещё предшествующему царствованию. Инициатива шла из Петербурга. В ноябре 1853 года граф Протасов сообщил архиепископу казанскому Григорию Постникову высочайшую волю, чтобы при Казанской академии, «как ещё не занятой никаким повременным изданием», был издаваем духовный журнал с преимущественным направлением против раскола в разных его видах – «в видах усиления духовно-нравственного действования на раскольников». Год прошёл в выработке программы журнала, и переписка по утверждению её синодом. Ректором академии с 1854 года был архимандрит Агафангел Соловьёв, бывший впоследствии архиепископом волынским и скончавшийся в 1876 году. Программа выработана, впрочем, главным образом, архиепископом Григорием, который, пока был в Казани, принимал самое близкое участие и в редакции журнала. Журнал в первые годы выходил в виде четырёх трёхмесячников в год. С 1858 года новым ректором, архимандритом Иоанном Соколовым, известным проповедником-публицистом, скончавшимся епископом в Смоленске, журнал был преобразован в ежемесячное издание и получил в короткое время огромный, по тому времени, успех, так что печатался в 3.000 экземпляров и мог платить сотрудникам по 100 рублей за небольшой печатный лист. Журнал, действительно, был очень хорош. Он имел в виду стать «сильным органом церковного слова по отношению к тогдашним жгучим общественным вопросам и движениям» и проложил первый путь для возникновения духовной журналистики. В 1859 уже году он подпал цензурной каре, его обязали представлять свои статьи на цензуру в Москву, что продолжалось около полутора лет. С 1860 года, с появлением в обеих столицах новых журналов с подобной программой, но более общедоступных, «Собеседник» стал быстро терять своих подписчиков и долго переживал материальный кризис, хотя всё ещё на первых порах держался на прежней высоте, пока уменьшением гонорара, доведённого почти до нуля, не отбил охоту у сотрудников печатать что-нибудь в журнале, кроме разве какой-либо завали. В 1867 году, по ходатайству архиепископа казанского Антония, в целях увеличения числа подписчиков обязательной подпиской всех церквей епархии, при «Собеседнике» разрешено издавать «Известия по казанской епархии», по программе епархиальных ведомостей³⁵⁴.

Митрополит петербургский Григорий Постников основал при семинарии еженедельный журнал для назидательного чтения «Духовную Беседу», начавшую выходить с 1858 года, затем, по смерти митрополита, прекратившуюся и возобновлённую с 1868 года протоиереем И. Яхонтовым, уже как частное издание. В «Церковной Летописи» при «Беседе» святейший синод скоро стал помещать свои некоторые указы и объявления, сделав этот орган своим официальным. «Духовная Беседа» прекратилась в 1876 году, когда синод перенёс печатание своих указов из «Беседы» в ново-основанный «Церковный Вестник». Особенно счастливым для духовной журналистики явился 1860 год, в котором начали выходить сразу четыре новых журнала: «Православное Обозрение», «Душеполезное Чтение», «Странник» и «Труды Киевской Духовной Академии». «Православное Обозрение» и «Душеполезное Чтение» появились в Москве. «Православное Обозрение», богословско-философский журнал, обязано своим возникновением трём просвещённым московским священникам: Николаю Сергиевскому, профессору университета, редактору-издателю журнала, затем П. Преображенскому, профессору семинарии, наследовавшему после отца Сергиевского редакторство и издание, и Г. Смирнову-Платонову. Своей задачей журнал ставил быть органом богословско-философской мысли для образованного светского общества в отличие от академических журналов, носивших специальный школьный отпечаток. «Душеполезное Чтение» основано священником Алексеем Ключаревым, впоследствии Амвросием, архиепископом харьковским, но скоро передано священнику Василю Нечаеву, впоследствии епископу костромскому Висcaриону, и ставило задачей дать душеполезное простое чтение самому широкому кругу образованных, но не мудрствующих читателей. Успех, встретивший издание с самого начала, преследовал его и до конца столетия. «Странник», основанный в Петербурге протоиереем Василием Гречулевичем, впоследствии бывшим епископом могилёвским Виталием, отличался тем, что вводил в свою программу беллетристический элемент в виде рассказов и давал портреты, на отдельных листках, знаменитейших архипастырей, которыми подписчики из сельского духовенства с любовью украшали деревянные стены своих покоев в доброе старое время. Свой характер «Странник», в общем, сохранил доселе. «Труды Киевской Духовной Академии» построены были по типу академических органов петербургского и казанского. Особенностью «Трудов» являлась с первых же дней особенно усердная разработка западнорусской церковной истории.

С 1860 же года стало издаваться в Киеве «Руководство для сельских пастырей». С 1861 года, в течение пяти лет издавался ежемесячный журнал «Дух Христианина», основанный священником А.В. Гумилевским и некоторыми другими по типу уже выходивших с 1860 года духовных ежемесячников. Журнал зачах от недостатка подписчиков. С 1863 года московское общество любителей духовного просвещения стало издавать «Чтения в Обществе Любителей Духовного Просвещения», сначала отдельными книжками, потом четыре раза в год, потом ежемесячно, – почтенный научный журнал. С 1875 года профессор Московской духовной академии Николай Иванович Субботин стал издавать противо-раскольнический журнал «Братское Слово».

Хороший успех имели еженедельные духовные органы. С 1875 года, по мысли профессора Андрея Ивановича Предтеченского, основан при «Христианском Чтении» еженедельный орган «Церковный Вестник». Первоначально и еженедельному изданию предполагалось сохранить название «Христианского Чтения», но синод обратил внимание на несоответствие именования ближайшему назначению нового журнала, после чего оно и было переменено. Святейший синод избрал «Вестник» своим официальным органом, взамен «Духовной Беседы», и журнал сразу приобрёл материальный успех, заполучив официальных подписчиков, а «Духовная Беседа», потеряв последних, прекратила своё существование.

Как бы в параллель «Церковному Вестнику», Александр Иванович Поповицкий основал «Церковно-общественный Вестник», тоже приобрётший широкий круг читателей и материальный успех, но по другой причине: благодаря сенсационности сообщаемых им известий из духовных сфер.

При харьковской духовной семинарии издавался с 1864 года «Духовный Дневник», более епархиальный, чем общероссийский орган.

Во множестве появились «Епархиальные Ведомости». Старейшими являются вышедшие в 1860 году «Ярославские», «Херсонские», «Тамбовские».

Был ещё журнал «Домашняя Беседа», издаваемый Аскоченским с 1858 года, – журнал крайне охранительного направления, которым в своё время некоторые духовные деятели очень дорожили, как средством проводить свои мысли и планы.

Духовная наука в это царствование достигла, можно сказать, своего процветания. Преосвященный Макарий Булгаков, с 1857 года епископ тамбовский, с 1859 года епископ, а потом архиепископ харьковский, с 1868 года архиепископ литовский и с 1879 года митрополит московский, том за томом стал издавать свою «Историю русской Церкви», всем, конечно, хорошо известную. Немногими днями пережил владыка царствование Александра II и скончался в Москве 9 июня 1882 года³⁵⁵. Как бы двойником преосвященного Макария, выступил преосвященный харьковский, потом черниговский Филарет Гумилевский, который так же, как и Макарий, издал и «Православное догматическое богословие» – в 1864 году, и «Историю русской Церкви», – труды очень достопочтенные, но, если можно так выразиться, классом пониже. Писатель весьма плодовитый, он издал много и других сочинений, из которых наиболее известны: «Обзор русской духовной литературы с 862 по 1858 г.», являющейся, так сказать, учёной переработкой «Словаря о писателях духовного чина» преосвященного Евгения Болховитинова, и популярные «Жития святых», представляющие собой в большинстве переложение Четий Миней святителя Димитрия ростовского. Скончался он в 1866 году³⁵⁶. Профессор Казанской академии Пётр Васильевич Знаменский в 1870 году издал руководство к русской церковной истории, ставшее учебником и много раз переизданное, подробные чтения по истории русской Церкви в царствование императора Александра I, в 1885 году, историю духовных школ в России до реформы 1808 года, исследование о приходском духовенстве в России, 1872 года, и, наконец, уже в следующее царствование, историю своей академии, в трёх томах, имевшую наибольший успех в публике. Профессор Московской академии Евгений Евстигнеевич Голубинский написал капитальную историю русской Церкви до XVIII века. Особенностью этой истории является её критицизм. Прирождённый, так сказать, критик, автор подверг смелой переоценке все авторитеты и считавшиеся незыблемыми положения, в иное влил сомнение, где его совсем не было, иное перестроил по-своему, совершенно наоборот. Критическая эта история всё объясняет и оценивает с точки зрения рассудка и не хочет знать элементов фантазии и мистики, в истории, как и в жизни, имеющих огромное значение. Как всякий самобытный серьёзный труд, история Голубинского вызвала против себя целую тучу нападок, и её первый том мог появиться в печати в 1880 году только благодаря покровительству московского митрополита Макария. Первая половина второго тома вышла в свет только в 1900 году.

Филарет Гумилевский, архиепископ черниговский

Время было особенно счастливо для наук исторических, и особенно для истории русской. Ещё история Карамзина, сама явившаяся результатом стремлений своего времени, дала сильный толчок к изучению родной старины. При Николае I признано было потребным усилить изучение русской церковной истории в семинариях. Тогда же, в 1850 году, святейший синод сделал распоряжение, чтобы по епархиям были составлены историко-статистические описания, а чтобы появление их было возможно, рекомендовалось учредить епархиальные историко-статистические комитеты. Эти комитеты собрали массу дорогого материала, пробудили интерес к изучению местной истории, открыли множество совершенно неизвестных дотоле документов и открыли возможность появления историко-статистических описаний епархий, которых вышло в свет немало³⁵⁷. Теперь сделано было распоряжение об описании консисторских архивов. В 1865 году высочайше учреждена, по докладу обер-прокурора, графа Дмитрия Толстого, комиссия для разбора и описания синодального архива, из учёных архивистов, и стала выпускать две серии своих трудов: подробное описание архива и полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания. В 1855–1869 году издано описание московской синодальной библиотеки, протоиерея Александра Горского и профессора Невоструева. Сильно подогревали интерес к родной истории и ежегодно регулярно появлявшиеся тома истории России Соловьёва, выходившей в свет с 1851 года и наряду с гражданскими и военными занимавшейся в значительной степени и духовными делами. Всё это способствовало появлению исторических трудов.

Из духовных ораторов наиболее выделились преосвященный Димитрий Муретов, епископ тульский, потом архиепископ херсонский, ярославский, волынский и снова херсонский, скончавшийся в 1883 году, представитель учительной проповеди, и представители проповеди публицистической с разными у каждого оттенками, преосвященные: Иоанн Соколов, епископ смоленский, ранее ректор петербургской академии, скончавшийся в 1869 году, Амвросий Ключарев, сначала московский священник, потом московский викарий и затем архиепископ харьковский, и Никанор Бровкович, архиепископ херсонский, скончавшийся в 1890 году.

Наиболее важным в области отечественной письменности событием было появление перевода Священного Писания на русский язык. Святейший синод в поздравительном адресе императору Александру II, в день двадцатипятилетия его царствования, перечисляя заслуги царствования государя пред Церковью, на первом месте поставил то, что в это царствование было предпринято и благоуспешно закончено переложение священных книг на русский язык, «чем православной русской пастве открылась возможность обширнейшего пользования сокровищем Слова Божия». Окончательное решение синода приступить к изданию русского перевода Священного Писания состоялось в конце 1857 года. Перевод определённо предназначался не для церковного употребления, которого особенно боялись противники перевода, а для пособия к уразумению смысла Священного Писания. И государь, хотя недавно перед тем похвалил осторожность обер-прокурора, задержавшего дело перевода, но беспрепятственно дал своё соизволение на перевод и его издание. Перевод Библии поручен был всем духовным академиям, редакция перевода предоставлена профессору греческого языка в петербургской академии Евграфу Ивановичу Ловягину, а окончательное рассмотрение перевода оставалось за митрополитом московским Филаретом, потрудившимся в этом деле более всех³⁵⁸, и святейшим синодом. В 1860 году издан уже был перевод четырёх Евангелий, в 1862 году – перевод остальных книг Нового Завета, в 1863 году – всего Нового Завета в одной книге. В то же время начались энергичные подготовительные работы к переводу и Ветхого Завета. В разных духовных журналах время от времени появлялись переводы то той, то другой ветхозаветной книги на русский язык: в «Православном Обозрении», «Христианском Чтении», «Трудах Киевской Духовной Академии», «Духе Христианина». Выходили частные переводы и отдельными изданиями – в России и за границей. В 1867 году синод решил издать от себя и перевод ветхозаветных книг. Особому комитету из профессоров Петербургской академии Голубева, Савваитова, Ловягина и Хвольсона поручено было пересмотреть существовавшие уже переводы. Окончательная редакция перевода принадлежала, как и прежде, синоду, из членов которого особенно потрудились теперь в этом деле митрополит Исидор Никольский и протопресвитер Василий Борисович Бажанов. Начато было издание перевода Ветхого Завета в 1868 году, а в 1877 году вышел уже в одной книге полный перевод Библии. По поводу окончания великого дела главнейшие его деятели-иерархи получили милостивые рескрипты от государя, изъявившего им свою монаршую благодарность за многополезную для Церкви работу³⁵⁹. Митрополит Филарет московский не дожил до этого дня, но он всё же видел победоносное начало осуществления идеи, за которую ратовал всю свою продолжительную жизнь, удостаивался за это похвал, но и пострадал немало³⁶⁰. Достойно примечания, что не было, кажется, на земле другого народа, в котором возможно было бы такое враждебное отношение к родному языку. Противники перевода книг Священного Писания на русский язык и защитники оставления одного существовавшего славянского перевода забывали, что святые первоучители наши Кирилл и Мефодий жили и совершили свой перевод не вчера и не третьего дня, когда славянский язык является археологическим и малопонятным, а именно тогда, когда он был живым разговорным языком.

Академические органы: петербургские, московские, и новые казанские и киевские продолжали выпускать переводы «творений святых отец». «Труды Киевской Духовной Академии» специально взяли на себя перевод творений святых отцов западных.

«Православный Собеседник», кроме святоотеческих творений, дал перевод «Деяний» соборов вселенских и девяти поместных. В «Православном Обозрении» печатался перевод апокрифических сказаний, творений мужей апостольских, апологетов. В «Чтениях в Обществе Любителей Духовного Просвещения» издан был перевод апостольских и соборных «Правил», снабжённый толкованиями. Появилось немало переводов важнейших сочинений лучших западноевропейских богословов-мыслителей.

В области духовной цензуры происшедшие перемены состояли в том, что в 1857 году петербургский духовно-цензурный комитет был отделен от академии; в 1859 году упразднён секретный цензурный комитет при синоде; а в 60-х годах предоставлены некоторые цензурные права и епархиальным властям – для местных периодических изданий и брошюр. Новый устав духовных академий 1869 года выделял цензуру из ведения академий, за академиями оставлено было право цензуры только собственных изданий. В Петербурге новые положения были применены. Но в провинции авторы, группировавшиеся фактически в полном составе при академиях, затруднялись посылать свои рукописи в Петербург или Москву и продолжали выпускать их в свет через свою местную академическую цензуру, при посредстве академического журнала, или совета, когда печатались диссертации.

Миссионерское дело. – Воссоединение холмских униатов. – Сектантство. – Раскол. – Открытие мощей, новые праздники, службы. – Постройка церквей.

Особенное развитие миссионерского дела обнаружилось в царствование Александра II в Поволжье, где появилось несколько преданных делу просвещения инородцев деятелей, группировавшихся преимущественно при Казанской духовной академии. Основанная в Казани крещено-татарская школа подготовляла учителей для инородческих школ и членов причта для инородческих приходов. Миссионерская деятельность среди инородцев особенно оживилась со времени открытия в Казани в 1867 году братства святого Гурия. В Казани же, при спасо-преображенском монастыре, учреждён в 1875 году миссионерский приют с обучением инородческим языкам и миссионерскими беседами. В миссионерском деле в Поволжье сделал своё имя бессмертным известный учёный деятель Николай Иванович Ильминский³⁶¹. В 1857 году увеличен отпуск из казны денег на содержание алтайской миссии до 5.500 рублей в год, вместо прежнего 571, в 1874 году миссии разрешено устроить свою типографию, в 1879 году в городе Бийске открыто катехизаторское училище при кафедре епископа бийского, викария томского епископа. Усилены средства обдорской миссии. В 1867 году учреждена сургутская миссия в тобольской епархии, в 1861 году – иркутская, в 1862 году – забайкальская. В своей камчатской епархии, расположенной на двух материках, в Азии и в Америке, с апостольской ревностью работал преосвященный Иннокентий Вениаминов, учреждал миссионерские станы, сам непосредственно руководил делом, постоянно разъезжая по епархии, делая иной год свыше 8.000 вёрст. По распоряжению преосвященного и при его непосредственном участии были переведены на якутский язык богослужебные, библейские и другие учительные книги. В 1859 году впервые было совершено богослужение на якутском языке в городе Якутске³⁶². Протоиерей Хитров, впоследствии преосвященный Дионисий уфимский, составил грамматику якутского языка и якутско-русский букварь, протоиерей Попов составил тунгусский букварь и словарь. С 1867 года стали совершать богослужение и на бурятском языке. С замирением Кавказа, – в 1859 году восточной его части и в 1864 году западной, – положен предел насильственной пропаганде здесь мусульманства. Здесь работали осетинская комиссия, упразднённая в 1862 году, и общество восстановления православного христианства на Кавказе – с 1860 года, которое открыло в Абхазии пицундский мужской монастырь для просвещения горцев, содержало приюты, строило церкви, заводило школы и издавало религиозные книги на грузинском, осетинском, абхазском, сванетском и чеченском языках. В 60-х годах иногда обращалось горцев до 8.000 в год, в 1876 году обращённых было только 13, в 1879 году – 7. В 1870 году открыт в Петербурге приют для крещёных еврейских детей.

Для миссионерского дела за границами пределов российской империи царствование императора Александра II было благоприятно. По трактату 1858 года Китай приоткрыл свои двери для России и предоставил своим подданным полную свободу обращения в христианство. Китайская миссия получила увеличение содержания до 15.600 рублей в год; впрочем, своё преимущественное внимание она обратила на издание переводов на китайский язык книг, а обращений почти не было. Тот же граф Путятин, который заключил трактат с Китаем, мирно открыл для России и двери Японии. Здесь, в 1858 году, в Хакодате была сооружена первая в Японии православная церковь. В 1870 году учреждена в Японии православная миссия. Миссия наша в Японии достигла блестящего расцвета благодаря появившемуся в Японии в конце 60-х годов иеромонаху Николаю Касаткину, ставшему с 1880 года епископом, ныне управляющему миссией. В 1871 году миссия получила организацию. В 1872 году центр миссии перенесён в город Иеддо, стали открываться катехизаторские и переводческие школы, издавались переводы, с 1873 года началось богослужение на японском языке.

Из инославных исповеданий в пределах России ежегодно обращалось в православие римско-католиков до 2.000, протестантов 500; эта последняя цифра в конце шестидесятых годов стала расти к 1871 году выросла до 1.500, а затем остановилась на 700. Иногда, под влиянием исключительных обстоятельств, эти цифры поднимались необычно высоко. Так, в 1866 году, после усмирения польского мятежа, под влиянием предпринятых в западном крае обрусительных мер, цифра воссоединившихся римско-католиков сразу выросла до 49½ тысяч и продолжала держаться на сравнительно высоком уровне ещё лет семь, пока не вошла в ординар.

Наибольшее число возвратившихся в лоно матери-Церкви заблудших овец принесло воссоединение холмских униатов в 1875 году. Главными деятелями воссоединения были, со стороны русских, главный директор внутренних и духовных дел в царстве польском, князь Черкасский и статс-секретарь по делам Польши Милютин. Меры к воссоединению были предприняты уже известные, применённые ранее с успехом. Ослаблена была сила базилиан, поднято значение белого духовенства, началось очищение церковных обрядов от римско-католических наслоений, два противодействовавших воссоединению униатских епископа последовательно были удалены с кафедр и управление униатами было поручено холмскому кафедральному протоиерею Маркеллу Онуфриевичу Попелю, который и встал во главе дела воссоединения.

Попель происходил из дворянской семьи австрийского городка Галича, родился в 1825 году, учился в начальной немецкой школе на родине, потом в классической гимназии, потом на философском факультете в городе Черновицах в Буковине, наконец на богословском курсе в университетах в Львове и Вене. Около года был учителем педагогических курсов во Львове, потом принял священство и служил приходским священником в городе Бугаче, в Галиции, затем законоучителем классической гимназии в городе Тарнополе, затем преподавателем русского языка в академической гимназии во Львове и, наконец, там же законоучителем немецкой гимназии. Он рано выступил на литературное поприще, в одной из русских газет в Австрии напечатал трагедию, в другой – трактат о Баяне из слова о полку Игореве. Скоро перешёл на специальные богословские работы и в 1857 году издал нравственное богословие, в 1862 году литургику, хорошо знакомящую с восточным обрядом, в 1865 году хрестоматию «Сто образков», т. е. примеров, в одной из газете поместил подробный разбор постановлений замойского собора и, наконец, сам стал издавать во Львове религиозно-нравственную газету «Неделя». В своих сочинениях и статьях он успел обнаружить свою преданность греко-восточному обряду. Правительственная комиссия царства польского поспешила воспользоваться таким образованным деятелем и вызвала его в Россию, куда в то время, впрочем, при начале классических гимназий, целой волной потекли чехи и галичане, и в 1867 году дала ему место законоучителя холмской гимназии и преподавателя холмской униатской духовной семинарии, а в следующем уже году он был возведён в старшие соборные протоиереи холмского кафедрального собора. Уже в 1867 году ему привелось стать деятелем по воссоединению, пока в подготовительной его стадии, когда он был послан для умиротворения тридцати приходов седлецкой губернии, воспротивившихся предпринятому холмской униатской консисторией очищению униатских церковных обрядов от латинских наслоений. 16 марта 1871 года он был назначен администратором холмской униатской епархии, и тотчас же начал осуществление заветной мечты о воссоединении с православием. Очищение обрядов вызвало было беспорядки в 26 приходах, но в остальных 240 всё было тихо и мирно. Наконец, 18 февраля 1875 года духовенство холмской униатской консистории и кафедрального собора, во главе с администратором, постановило составить акт о воссоединении холмской греко-униатской Церкви с православной всероссийской Церковью и ходатайствовать о высочайшем соизволении на это. 25 марта 1875 года Попель представлялся государю во главе депутации от воссоединяющихся, состоявшей из соборных протоиереев, всех благочинных и выборных от прихожан. 27 марта депутация была введена в зал заседаний синода, к концу присутствия. Члены депутации с благоговением испрашивали благословение членов святейшего синода, а первенствовавший член, митрополит Исидор благословил каждого и святой иконой. 28 апреля синод постановил присоединить холмскую греко-униатскую епархию к варшавской, наименовать новую увеличенную епархию холмско-варшавской, непосредственное заведывание ново-воссоединёнными поручить стоявшему во главе воссоединения протоиерею Попелю с возведением его во епископа люблинского, викария холмско-варшавской епархии. 11 мая 1875 года, в день памяти славянских первоучителей, святых Кирилла и Мефодия, торжественно было совершено в Холме фактическое воссоединение. Воссоединилось 236 приходов, расположенных в люблинской и седлецкой губерниях, с населением до 284.000 душ. 8 июля Попель без принятия монашества был рукоположен в Петербурге в Исаакиевском соборе во епископа, после этого посетил святыни Москвы и Киева и прибыл на свою кафедру. В следующем году воссоединилось ещё 500 душ. Униатов осталось только 23 прихода с населением до 28.000 душ. Через три года он был назначен на архиерейскую кафедру в Каменец-Подольске и, прощаясь со своей паствой, с глубоким соответствием действительности мог повторить слова Симеона-Богопримца: «ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, яко видеста очи мои спасение Твое». В 1882 году преосвященный Маркелл был переведён на полоцкую архиерейскую кафедру, а в 1889 году вызван в Петербург к постоянному присутствованию в синоде. В сфере епархиальной жизни преосвященный более всего оставил по себе память своими заботами о просвещении тёмного народа путём общенародного церковного пения, постоянной церковной проповеди и церковных школ³⁶³.

Рядом со светлыми страницами успехов в распространении Церкви приходится поставить и тёмную страницу об её уроне. Вследствие недостатка пастырей, от крайней религиозной темноты среди простого народа развивалось, несмотря на все правительственные стеснения, сектантство. Кроме прежних сект, частью разраставшихся, а частью и увядавших, возникли новые. Между последними особенное распространение получила штунда, унёсшая немало жертв. В Петербурге особенную известность получили пашковцы³⁶⁴, последователи отставного полковника гвардии, богатого аристократа Василия Ивановича Пашкова, увлёкшегося учением приезжавшего в Петербург англичанина, лорда Редстока. Учение носило в себе черты протестантизма, распространялось путём собраний в доме Пашкова, на набережной Невы, у литейного моста, и путём издания дешёвых книг и даже целого журнала «Русский Рабочий». В целях распространения учения основано было даже «общество поощрения духовно-нравственного чтения», на первых порах встреченное сочувственно обществом и только впоследствии распознанное. Раскол завоеваний в это царствование, по-видимому, не имел, но положение прежних раскольников было облегчено предоставлением им некоторых прав, из которых главными являются признание гражданской правоспособности раскольничьего брака и дозволение крестить детей помимо православной церкви. В 1859 году австрийское правительство признало законность белокриницкой раскольничьей митрополии, а в России раскольничья иерархия стала пользоваться терпимостью со стороны правительства. В среде раскола примечательны обращения к православию в разное время четырёх раскольничьих лжеепископов и в особенности раскольничьего наставника Павла Прусского, сделавшегося одним из ревностнейших и полезнейших миссионеров.

13 августа 1861 года состоялось торжественное открытие мощей святителя Тихона в Задонске, которые открыто почивали ещё с 1846 года, и в этот день, день кончины святителя, установлен церковный праздник. В 1863 году праздновалось тысячелетие со времени освящения нашего языка переводом Евангелия и верой Христовой, и 11 мая установлено празднование святым славянским первоучителям Кириллу и Мефодию. Через восемь лет этот праздник, впрочем, перенесён на ближайший воскресный день. В 1862 году из числа высоко-торжественных дней оставлено празднование рождения и тезоименитств только государя, государыни и наследника и дня коронации, а празднование дней рождения и именин прочих членов императорской фамилии и викториальных дней перенесено на ближайшее воскресные дни.

Из новых служб церковных следует отметить появление службы святителю Тихону Задонскому.

В 1858 году предоставлено самим преосвященным разрешать в епархиях постройку новых церквей, и издан атлас нормальных проектов на постройку сельских деревянных церквей. В 1858 же году окончен постройкой Исаакиевский собор. В продолжение всего царствования сооружался московский храм Христа Спасителя.

Митрополиты Григорий Постников, Исидор Никольский, Филарет московский, Иннокентий Вениаминов. – Ректоры духовных академий А.В. Горский и И.Л. Янышев. – Архимандрит Антон ин Капустин. – Обер-прокуроры.

С 1 октября 1856 года петербургским митрополитом был преосвященный Григорий Постников. Сын диакона московской епархии, он учился в перервинской и троицкой московских семинариях, потом поступил в только что открытую и единственную тогда Петербургскую академию, которую и окончил в 1814 году магистром. «От природы сосредоточенный и склонный к уединению», он сряду по окончании курса принял монашество, через три года получил сан архимандрита, ещё через три – епископа и викариатство в Петербурге. До епископства он служил профессором и ректором петербургской академии. В 1825 году он получил самостоятельную калужскую кафедру, в 1829 году переведён архиепископом в Рязань, в 1831 году в Тверь, в 1848 году – в Казань. На коронации в 1856 году, 26 августа, он получил сан митрополита, а через месяц с небольшим – и митрополичью кафедру. Ученик и почитатель Филарета московского, он всегда оставался преданным ему другом. И Филарет его любил, быть может, сам не прямой, за исключительную его прямоту. «Прямой, честный и искрений в своих действиях, чуждый угодливости, неспособный приносить в жертву какому бы то ни было влиянию свои убеждения», «идя всегда прямой дорогой, он никогда не принадлежал ни к какой партии, не угождал лицам, как бы ни были высоко они поставлены, но говорил всем истину по убеждению, прямо и открыто. Несколько резкий по наружности, но чрезвычайно мягкий и доброжелательный в душе, он умел всех привлекать к себе». «Главной его сферой было просвещение – научное и народное». Он был горячим сторонником перевода Библии на русский язык, составил множество назидательных поучений и поучительных статей, в Петербурге при академии, в бытность ректором, основал «Христианское Чтение», при семинарии, в бытность митрополитом, «Духовную Беседу». Историки отмечают, что он был чересчур кабинетен, мало был знаком со сложными условиями современной ему жизни, но все согласно называют его знаменитым архипастырем и безукоризненной личностью. Скончался владыка в 1860 году.

Осиротевший митрополичий престол после него занял митрополит киевский Исидор Никольский. Имя его уже упоминалось не раз. Митрополит Исидор – сын дьякона тульской губернии, высшее образование получил в Петербургской академии, сряду же по окончании курса принял монашество и остался библиотекарем в академии. Потом был ректором семинарии в Орле и Москве, где в 1884 году получил сан епископа и викариатство, через три года назначен епархиальным архиереем в Полоцк, ещё через три года перемещён в Могилёв, через год получил архиепископство, через три года назначен экзархом в Грузию, на коронации в 1856 году возведён в митрополита, а в 1858 году получил и митрополию – в Киеве, откуда и перемещён, после кончины митрополита Григория, в Петербург. Это был мудрый в жизни архипастырь. Его правилом было изречение: «ничего не ищи и ни от чего не отказывайся».

Первый нравственный авторитет в среде иерархов принадлежал, бесспорно, митрополиту московскому Филарету. Было уже сказано, что то положение, какого он достиг к концу жизни, было завоёвано им не сразу. И теперь ещё обращались к нему иногда любопытные упрёки. Самому же Филарету известный в своё время духовный писатель Андрей Николаевич Муравьев, изобретавший и проекты о преобразовании церковного устройства, писал: «мне представляется иногда, что тридцатилетнее трудное поприще минувшего царствования сделало вас слишком осторожным»³⁶⁵. Но все подобные упрёки и нарекания бледнели пред светлою нравственной личностью и ясным умом владыки, в три разные эпохи он был равно велик, и скончался неоспоримым столпом русской Церкви, отцом отцов и учителем учителей.

В 1867 году владыка праздновал пятидесятилетний юбилей своего архиерейства. Не только русская, но и вся православная Христова Церковь приняла горячее участие в этом торжестве. Все восточные патриархи прислали московскому владыке приветственные послания, полные искреннего чувства благоговения. А в день юбилея торжественная литургия совершалась всеми епископами православной Церкви, от Сиона и Голгофы до дебрей Сибири.

После юбилея владыка оставался в уединении в Сергиевой лавре, откуда писал блестевшие умом ответы на полученные к юбилею поздравления. 17 сентября ему явился во сне отец и сказал: «береги 19-е число». Владыка принял это за знамение и, готовясь к отходу в вечный покой, приобщился святых таин 19 сентября и 19 октября. В ноябре он распоряжался так, чтобы неотложное было окончено до 19 числа. 19 ноября 1867 года, в воскресение, будучи в Москве, на своём троицком подворье, он отслужил литургию, после короткого отдыха принял новоназначенного московского губернатора Баранова, несколько замедлил идти к обеду, и, когда келейник около двух часов дня вторично пришёл звать митрополита обедать, он нашёл его уже бездыханным. Тело было облачено в архиерейские ризы и перенесено в большой зал митрополичьих покоев. К вечеру необычный звон с колокольни Ивана Великого оповестил Москву. Сразу всеми почувствовалась незаполнимая пустота. Москва всколыхнулась. Надо было быть тогда в Москве, чтобы понять, что это происходило. Всюду речь была об одном. К троицкому подворью приходили отовсюду толпы народа, без счёта. И те, кто приходил ночью, далеко за полночь, вынуждены были по часу и по два ждать очереди, чтобы поклониться почившему. Все хотели проститься со своим архипастырем. Почивший лежал в кипарисовом гробе, который заранее себе приготовил, с Евангелием на груди, с лицом, полным величавого покоя, без признаков разрушения, и, казалось, благословлял толпившийся народ. В день перенесения тела в чудов монастырь, в четверг 23 ноября, народ с раннего утра, запрудил все улицы, по которым направлялось шествие, до самого вечера. После долгого богослужения гроб был поднят и среди благоговейной тишины несметного множества народа, под печальный перезвон всех московских сорока сороков, в длинной торжественной процессии, направился в Чудов монастырь. Тихо колебались златокованные хоругви древних кремлёвских соборов с сияющими на них ликами святых, которые как бы вели усопшего владыку в свои райские обители. Далее следовала длинная вереница церковных певцов, оглашавших путь печальными сетованьями погребальных церковных песнопений. Потом, в чёрных ризах, бесконечный ряд московского духовенства от всех сорока сороков церквей первопрестольной столицы. Затем собор архиереев с митрополитом Киева, матери городов русских, и, наконец, на руках иереев, осенённый рипидами, гроб с останками усопшего владыки. Ярко светило вечернее солнце. Отпевание совершено было киевским митрополитом Арсением с пятью другими архиереями и многочисленным сонмом духовенства. Москвичи настойчиво желали на руках нести гроб к месту погребения в Троице-Сергиевой лавре. Еле уладили дело тем, что решено было везти гроб в особом поезде железной дороги открыто. Когда вынесли из Чудова тело владыки в последний путь, Москва огласилась раздирающим душу стоном похоронного колокольного звона. Гроб сопровождало и всё духовенство: шесть архиереев, во главе с киевским митрополитом, и множество архимандритов и иереев. Священнослужившее облачились в этот день в 8 часов утра, а разоблачились только в 6 вечера. Владыка погребён был в им же созданном приделе во имя Святого Филарета Милостивого при церкви Сошествия Святого Духа – в лавре; в этом приделе собраны все подношения, поступившие в день юбилея³⁶⁶.

Память о московском святителе остаётся живой и не увядающей вот уже более четверти века. В его честь основываются просветительные и благотворительные учреждения, а из книг, не перестающих появляться в свет о митрополите Филарете, если бы собрать их на его могилу, можно было бы составить достаточно тяжеловесный памятник. Но во всех этих книгах звучит ещё живая память о почившем и почти не слышно суда истории. Представитель направления строго охранительного, великий московский владыка пред судом истории стоит в том счастливом положении, что его закрывает щит векового разума и опыта государственной и церковной жизни, щит твёрдый, основательный. Не было молодых, неокрепших порывов, тонких нитей новых идей. Всё, что выходило из его головы, было проведено через вековой разум и опыт, и что проходило через критический аппарат Филарета, то было уже неуязвимо, гладкое, основательное, твёрдое, к чему не возможно было придраться. Но нет сомнения, что под острым критическим ножом московского владыки бесповоротно гибли все цветы – не только надоедливые цветы красноречия и пустословия, но и дорогие цветы вдохновения, всякая живая зелень, молодые ростки, – оставались только твёрдые части, правила, но не призывы; и нет сомнения, что поэтическая юность, мятущаяся и стремящаяся, никогда не будет в числе поклонников Филарета, неоценимо дорогого для умудрённой опытом и знанием, но зато несколько очерствевшей старости. И это во всём: в действиях, в резолюциях, в проповедях.

Когда после кончины Филарета никто не мог назвать ему в преемники из наличных иерархов имени, способного сколько-нибудь остаться заметным на оставленном Филаретом месте, всплыло имя «апостола Сибири», преосвященного Иннокентия, который и занял московскую кафедру. Ещё в Иркутске, при жизни Филарета, Иннокентий чувствовал упадок сил, мечтал о покое и, желая кончить свои дни в Москве, просил у Филарета отвести ему свободный монастырь. Бог судил иное. Те годы, в которые Иннокентий стал московским митрополитом, составляют для человека, как выразился один духовный оратор³⁶⁷, «труд и болезнь», и сила и слава владыки не в Москве, а в далёкой Сибири. Впрочем, и в Москве, и в годы немощей, владыка сделал немало для миссионерского дела³⁶⁸. Скончался он, на девяностом году жизни, в 1879 году.

Протопресвитер И.Л. Янышев, духовник Их Императорских Величеств и заведующий придворным духовенством

Особенную известность в царствование Александра II приобрели два протоиерея – ректоры духовных академий: Петербургской Иоанн Леонтьевич Янышев и Московской; Александр Васильевич Горский, скончавшийся в 1876 году³⁶⁹. Этому же царствованию принадлежит половина замечательной деятельности по устроению русских мест в Иерусалиме архимандрита Антонина Капустина, скончавшегося в 1894 году.

По смерти Протасова должность обер-прокурора исполнял около полутора лет Александр Иванович Карасевский. 20 сентября 1856 года обер-прокурором назначен граф Александр Петрович Толстой, бывший ранее губернатором в Твери и Одессе, а Карасевский через три месяца умер, как говорят, от огорчения вследствие неудачи своей карьеры. Александру Толстому в заслугу ставит один историк то, что он привлёк на службу и выдвинул сравнительно много «замечательных государственных, мужей». При нём и у него, действительно, начали службу несколько способных лиц, занимавших впоследствии самые высокие государственные должности, но собственно исторического имени между ними не встречается. В 1862 году граф Александр Толстой назначен членом государственного совета, а обер-прокурором назначен бывший перед тем харьковским военным и гражданским губернатором генерал-майор Алексей Петрович Ахматов. Ахматов оставался обер-прокурором до половины 1865 года. Об этих обоих обер-прокурорах сказать историку в сущности нечего. После Ахматова назначен был обер-прокурором граф Дмитрий Андреевич Толстой, остававшийся на своём посту почти до самого конца царствования Александра II. Граф Толстой служил ранее в департаменте духовных дел иностранных исповеданий, потом в департаменте народного просвещения, написал книгу, на французском языке, по-модному тогда вопросу о римском католичестве в России, изданную в 1862 году в Париже, имел степень заграничного доктора философии и к обер-прокурорству был подготовлен гораздо более всех своих предшественников. Через год после назначения обер-прокурором он назначен был вместе и министром народного просвещения, и в его лице, таким образом, как бы воскресло голицынское время. По общему признанию граф Дмитрий Толстой был творцом и насадителем в гражданских и духовных школах системы классицизма. Систему эту называют мёртвой и говорят, что она не вышла из школьных стен, хотя продержалась и после Толстого ещё целую четверть века. К концу своего существования она вызвала повсюду против себя ожесточённые нападки, но, конечно, и она сослужила свою службу. В мире на равных правах действуют и жизнь, и смерть, и мировая жизнь одновременно созидается водой мёртвой и водой живой. Мертвенность системы классицизма в её осуществлении вызвала ожесточённое попирание и самого классицизма. Стали говорить, что классическая система – система языческая. Да, конечно, языческая. Но, вероятно, и в классицизме есть та искра Божия, которая всюду светится в мире и верующему взору открывается в рассматривании Божьего творения. Во всяком случае, того не следует забывать, что влияние классического мира на формы христианской жизни не подлежит сомнению – в науке, литературе, искусстве, и что лучшее, что есть в богословии, написано на классических языках. Деятельность графа Толстого внешкольная направлена была на упорядочение внешней стороны жизни, на установление порядка, суда, обеспечения, усвоение прав и обязанностей, на введение в церковную жизнь хорошо обдуманных и признанных форм государственности. В 1880 году граф Толстой оставил и обер-прокурорство, и министерство. Обер-прокурором назначен был Константин Петрович Победоносцев. Деятельность этого обер-прокурора всецело принадлежит уже следующему царствованию.

Владимирский собор в Киеве

Смута в России. – Кончина царя-освободителя. – Восшествие на престол императора Александра III и симпатии народа к царской семье. – Император Николай II.

Некоторые лица, называвшие себя друзьями русского народа, высказывались, что наш народ рано получил свободу, которой совершенно не был подготовлен воспользоваться, и употребил её во зло. Но действительная причина последнего не в раннем якобы получении свободы, а в том, что предшествующий век крепостничества совершенно прекращал гражданский рост народа и, сколько бы он ни продолжался ещё, никогда не мог бы подготовить народ к самостоятельной гражданской жизни. Отчасти справедливо, как указывают, и то, что со стороны высших государственных деятелей, после первых годов приснопамятных реформ, не было обнаружено надлежащих дарований в руководительстве молодого освобождённого народа. «Гражданское положение освобождённого крестьянина было заботливо обставлено, как нигде в мире, но духовная его жизнь, тоже как нигде в мире, была оставлена без всякой заботы». Поле, предназначенное для посева, не было в своё время надлежаще ни засеяно, ни возделано, и произвело много сорных трав, заглушавших молодые посевы. Церковные деятели высказывали, что время было, «несмотря на всеобщие крики о просвещении, прогрессе и цивилизации, что-то очень не светло и не утешительно в отношении духовном и религиозном», что Церковь переживала «трудное время» и требовала от преданных ей лиц «особенного ограждения и заботы», что чувствовалось «необыкновенно затруднительное положение по церковным делам»³⁷⁰. Началась преступная деятельность тех сумасбродных тайных обществ, которые, якобы ратуя за свободу личности и мнений, насаждали террор и обращались к убийству всякий раз, когда встречались с личностью и мнением, им противодействующими. Начались покушения на жизнь царя-освободителя: открылись позорнейшие страницы истории искони благочестивого, богобоязненного и христианнейшего народа. Гуманное правительство, не имея никакого желания пользоваться системой искоренения и устрашения, доверчиво и благородно обращалось к обществу с просьбой «с корнем вырвать позорящее русскую землю зло». Сам государь при поздравлениях его с двадцатипятилетнем юбилеем царствования говорил: «молитесь вместе со мной, и Господь выведет нас из того тягостного положения, в котором находимся». Во всех слоях русского общества, как позднее описывал тогдашнее настроение один профессор-публицист, сказывалось «смущение от нашего нравственного растления», год от года распространявшегося шире и шире и проникавшего в нашу русскую жизнь глубже и глубже. Серьёзные люди то и дело задавались вопросом, что это такое, и не был ли это «неудержимый уже процесс нашего исторического разложения»? Профессор-публицист считал полезным утешать русское общество историческими справками, доказывающими, что, «исторически-живучий русский народ не поддаётся разложению и справляется с недугом, каким угодно по его роду и силе», что «мы, русские, народ молодой и смелый, не можем поддаться охватившему нас разложению»³⁷¹.

И, как бы в утешение историку-профессору, можно было уже заметить, что на поле, покрытом колючей зеленью плевелов, то там, то здесь начинают появляться новые сеятели с запасом доброго семени и с твёрдым желанием беречь и лелеять посеянное, пока оно войдёт в силу. По разным местам России открывались братства с духовно-просветительными целями, иеромонах Никон в Троице-Сергиевой лавре начал издавать свои «Троицкие Листки» для религиозного просвещения народа, в Петербурге протоиерей Димитрий Никитин в Сергиевском соборе в безыскусственных внебогослужебных беседах начал объяснять народу заблуждения зародившегося в районе его прихода пашковства, а за ним начали подобную духовно-просветительную работу и другие петербургские пастыри. Но в это самое время Господу угодно было допустить, чтобы царь, освободивший народ, пал от руки убийцы. При возвращении с обычного воскресного развода в инженерном манеже, по набережной екатерининского канала, у михайловского сада, 1 марта 1881 года, в карету государя был брошен злоумышленником разрывной снаряд, разрушивший её, а когда государь вышел невредимым и с участием подошёл к раненному конвойному, другой снаряд, брошенный другим злоумышленником, тяжело ранил государя, и через два часа государь скончался в зимнем своём дворце. Вечная память царю-освободителю! Незадолго ранее, 22 мая 1880 года, скончалась супруга царя-освободителя, государыня императрица Мария Александровна, всю жизнь свою посвятившая подвигам христианского милосердия и материнской заботливости о юных питомицах, бывших под её покровительством многочисленных женских учебных заведений.

Феогност, митрополит киевский и галицкий

Вспоминая, далеко позднее, это время, современный нам духовный оратор-публицист говорит: «давно совершилось позорное для всей земли нашей цареубийство, и, однако же, каким тяжёлым, но постоянно новым укором поражает нашу душу память сего злодеяния всякий раз, когда мы бросаем взор на наше историческое прошлое! Мрачность этой картины усиливается именно потому, что, по общему сознанию современных мыслителей, преступное событие, столь сильно потрясшее сердца русских людей, не стояло, однако, вне связи с настроением тогдашнего общества и, хотя представилось ему горестным, ужасным, позорным, однако не было для него совершенно чужим, совершенно случайным единичным делом, но произросло на русской ниве, как колючей ядовитый тёрн среди многих других негодных злаков и плевел, насаждённых врагом, который воспользовался греховным усыплением общественной совести. Благостного государя не могла сохранить от руки убийцы земля его, погружённая в греховный сон и самозабвение. Правда, по-видимому, нельзя назвать временем духовного усыпления первый период этого царствования, те шестидесятые годы, которыми многие и поныне любят хвалиться, как временем всеобщего одушевления, временем живым и деятельным, исполненным гражданских подвигов земских деятелей и высокими, самоотверженными стремлениями учившегося в то время юношества. Не будем и мы отрицать добрых сторон того времени, пожалеем вместе с его сынами об утраченной впоследствии живой общественности, искренности и бескорыстных стремлений, но всё-таки предложим и им согласиться, что именно тогда положено было начало тому нравственному опьянению и растлению, которое в своём дальнейшем развитии создало безобразную секту динамитчиков. Пусть были искренни и чисты, тогдашние свободолюбивые и человеколюбивые стремления: но нельзя отрицать и того, что всю правду и человеколюбие хотели тогда воплотить в учреждениях внешних, заботились о внедрении их лишь в содержании законов и в общественном строе, а важнейшее условие для процветания, как этих, так и всех прочих духовных благ было забыто, – забыто и даже отвергнуто. Разумеем внутреннюю жизнь человека, жизнь нравственной личности. Не с тех ли именно пор русские люди начали уподобляться нашим иноверным соседям по тому внешне законническому, бессердечному настроению, при котором человек заботится лишь о том, чтобы всякий отдельно взятый поступок его не был нарушением точных и ясно определённых законов условно-просвещённого общества, – а о чистоте совести своей, о смягчении сердца, об искреннем обсуждении своих внутренних побуждений совершенно забывает? Да, забыло о сем наше общество, увлекаясь блестящими картинами нового облагороженного строя жизни, – забыло, отдав своё сердце и свой ум изысканию и установлению справедливых порядков внешних и возгордясь ими, как некогда Ахав или Навуходоносор своими блестящими учреждениями. Сколько, действительно, отважной похвальбы себе слышим мы от представителей того времени, каким насмешливым презрением стали они клеймить все прошлое нашего отечества, не разбирая худого от хорошего и даже потеряв способность понимать последнее! Сначала, т. е. во время возбуждения общественной жизни шестидесятых годов это увлечение не было ещё сознательно преступным и порочным: оно скорее напоминало неудержимую резвость подростка, забывшего о послушании своим родителям: но вот, проходит первый пыл увлечения, новые порядки жизни, т. е. крестьянская воля, суд присяжных и земство, перестали быть увлекательными новостями, пришло время собирать плоды нового посева, пришли семидесятые годы, и что же? оказалось, что грешная и лукавая душа человека, оставленная без испытующего внимания и упражнений совести религиозной, быстро начала подменять под благородные учреждения общественной жизни самые низкие, самые гнусные побуждения. Журналы и газеты наполнились оглаской того, как полномочия частных торговых учреждений, земских деятелей, присяжных поверенных и других человеколюбивых профессий стали средствами лихоимства, наглых обманов и посягательств, наконец, жестокости и человекоубийства, – как воспитание, проникнутое духом свободы, но не снабжённое нравственным содержанием, повергло юношество в ранний, утончённый и гибельный разврат, безверие кощунство и отчаяние. И вот, среди этого общественного развращения, явившегося, хотя неожиданным, но неизбежным плодом шестидесятых годов, исторгавших последние корни духовного церковного склада русской жизни, – среди уже не искреннего, а лицемерного провозглашения слов человеколюбия и равенства, – воспитались разочарованные, озлобленные, исполненные ненавистью ко всему и с детства развращённые мрачные исчадия духа человекоубийства, жаждавшие крови, чтобы отмстить за своё собственное нравственное уродство, за свои обманутые надежды, – и нашедшие дозволение своему зверскому настроению в диких идеях социализма. Так воспитались многочисленные исполнители ужасного преступления, так оправдали они предсказание великого писателя (Достоевского), уподобившего их гадаринским свиньям, в которых вошли все бесы, овладевшие на время человеком, под коим сей писатель разумел русский народ. Оправдалось предсказание это в том смысле, что страшное падение этих несчастных сынов проклятия, проявившееся в их отвратительном безумном злодеянии, действительно образумило русскую землю, русское общество. Образумило, но какой ценой? Ценой царя-благодетеля, царя мира и прощения, царя милости и просвещения»³⁷².

На престол вступил император Александр III – среди полной растерянности, как общества, так и лиц, стоявших во главе управления. Нашлись министры, и даже едва ли не большинство, которые убеждали нового государя поступиться самодержавием и установить конституцию. Но лучшие государственные мужи того времени убедили государя, что спасение России именно в обережении самодержавия. Первые два года смута продолжалась, и государь это время провёл почти безвыездно в Гатчине, но прошло ещё несколько лет, и в том самом Петербурге, на улицах которого нельзя было показаться государю без того, чтобы не подвергнуться покушению, государь со всей своей августейшей семьёй стал спокойно ездить без всякой охраны, постоянно сопровождаемый восторженнейшими приветствиями народа и неудержимым взрывом народного энтузиазма, доходившим до того, что коляску государя и государыни народ принимался тащить сам. Прежние тучи, казалось, ушли за далёкое море. Чрезвычайно чистый нравственный образ государя и государыни, и их внешний облик, колоссальный рост государя, его богатырская фигура, добрые ласковые глаза, рыцарское прямодушие, и прекрасная государыня с её чудными глазами пленяли все сердца, приковывали к себе всеобщие симпатии. В них Россия, казалось, нашла воплощение и своего величия, и своей мощи, и своей доброты, и своей красоты, и своей нравственной чистоты. Когда скончался этот симпатичнейший государь, вся Россия проливала слезы, каждая семья чувствовала свою утрату. Это был любимейший государь не только России, но и всего света, и на его безвременную могилу вместе с его государством все страны мира нанесли столько поминальных венков, что они заполнили весь Петропавловский собор, где почивший государь нашёл себе вечное упокоение, и создали величественное зрелище, не имевшее примера на земле с тех пор, как её знает история.

Эта горячая верноподданническая любовь была в полной мере перенесена и на юного наследника почившего государя, нового царя, ныне благополучно царствующего Государя Императора Николая Александровича, которому все первые дни по воцарении при переездах из зимнего в аничков дворец приходилось буквально пробираться шагом, потому что народ положительно запруживал густой толпой и площади, и Невский проспект, выражая Государю и своё соболезнование, и свою преданность, и свою любовь. Живы свидетели этих величественно-трогательных дней!

Первое Марта. – Последние годы предшествовавшего царствования. – К.П. Победоносцев. – Общественное успокоение. – Оживление церковной жизни. – Церковные торжества. – Речь К.П. Победоносцева на юбилее 900-летия крещения Руси. – Чудо милости Божией 17 октября 1888 года. – Изменение общественного настроения.

В современной событиям журналистике принято было повторять, что Первое Марта, подобно молнии, озарило глубины нашего общественного самосознания и повернуло общественное настроение в другую сторону, так что совершившееся в день торжества православия злодеяние послужило не в насмешку, а в действительное торжество православия, омытое мученической кровью царя. Однако, историк, не привыкнув видеть внезапных перемен, должен доискиваться для них более сложных причин и более или менее продолжительной подготовки. Несомненно, Первое Марта, как внезапно грянувший гром кары небесной, остановило многих на пути увлечений и повернуло их на другой путь; однако, почва для этого другого пути была уже подготовлена. И самое злодеяние первого марта для историка представляется не началом добра, а вернее последним взрывом дыхания адского чудовища, князя тьмы, овладевшего общественным настроением России.

Уже в последние годы прошлого царствования стали все настойчивее, но пока ещё скромные, раздаваться голоса о том, что пора одуматься, что необходимо вернуться к старым идеалам, к матери-Церкви, в эту эпоху растерянности, и у неё искать наставлений и указаний. В печать неожиданно, но упорно стали проникать «слухи» о расширении влияния духовенства на начальное народное образование. Всё это, в общем, совпадало по времени с назначением нового обер-прокурора святейшего синода Победоносцева, деятельности и влиянию которого обыкновенно и приписывают в значительной степени вскоре последовавшую перемену общественного настроения. Если новый обер-прокурор нашёл уже для себя, при своём вступлении, достаточно подготовленную почву, то и в нём, в свою очередь, нашли твёрдую опору все те многочисленные элементы, которые, будучи разбросаны по всей России без связи и опоры, еле подавали свои слабые голоса, совершенно заглушаемые в шуме происходившей вакханалии.

Константин Петрович Победоносцев назначен обер-прокурором святейшего синода 21 апреля 1880 года. Тотчас же новый обер-прокурор стал знакомиться с подведомыми ему учреждениями и время от времени произносить речи. При посещении одного епархиального женского училища он говорил воспитанницам: «берегите то добро, с которым отпускают вас отсюда: оно – первое благо вашей жизни. Внесите его с собой в дома родителей ваших и храните всю жизнь, как сокровище, где начала света и истины, которые здесь положены в вас: крепкую, горячую веру, любовь к церкви православной. Вы будете апостолы добра и правды, если передадите детям и ученикам любовь к церкви, введёте их в церковь, покажете им красоту церковную. Поистине, сделаете великое дело и спасёте многих от духовной смерти, выведете их из мрака в свет. Не верьте льстивым проповедникам женской свободы и вольности: место женщины – в доме и семье, её добродетели – кротость, скромность, сдержанность, милосердие и терпение».

Когда совершилось Первое Марта, достоинство проповеди о возвращении к родной церкви и семье из чуждой страны заблуждений получало уже непререкаемый авторитет. Святейший синод, в глубокой скорби о тяжком испытании, ниспосланном Богом нашему отечеству, и в заботливости оградить чад православной Церкви от соблазна, обратился к ним с трогательным посланием, призывая всех к покаянию. «Грехи и беззакония растут и умножаются, святая вера обуревается и слабеет, заповеди благочестия не исполняются, верность церковным уставам и порядкам нарушается, благие обычаи оставляются, предания отеческие ни во что вменяются. В семейную и супружескую жизнь вошли разлад и нестроение, в воспитание детей – расслабление и потворство, в службу государственную и общественную – нерадение и своекорыстие, в науку – необузданное вольномыслие, в душу каждого» – разные пороки. Люди спали, а пришёл враг и посеял плевелы. Послание обращалось в отдельности к пастырям и учителям веры, к отцам, к жёнам и матерям, к наставникам и воспитателям, к правителям и судиям и ко всему народу. Оно было прочитано за литургией в каждой церкви, во всех газетах и журналах напечатано и в каждой же церкви выставлено на видном месте для постоянного прочтения, и, несомненно, производило религиозное впечатление.

Прошло два года и хроникёры церковной жизни замечали в её сфере «очевидное возбуждение духа жизни и деятельности истинно-христианской», хотя ещё не ушли с поля битвы скорби и испытания. Всё ещё продолжалось неприязненное отношение некоторых слоёв к духовенству и к церковным учреждениям и порядкам. Но теперь уже сама духовная среда была неуязвимее. В ней поднялась энергия, усиливалась живая церковная и внецерковная проповедь, вводилось всенародное церковное пение, заводились миссионерские собеседования, открывались религиозно-просветительные братства и общества, появлялись сельские и городские приговоры о праздновании воскресных и праздничных дней, о закрытии питейных заведений, восстанавливались закрытые ранее приходы, монастыри, учреждались новые, в изобилии учреждались женские общины, весьма часто скоро превращавшиеся в общежительные женские монастыри. В то же время прокладывала полегоньку, но с несокрушимой последовательностью, свой путь церковно-приходская школа и производился пересмотр устава духовно-учебных заведений в целях усилить в них воспитательный элемент. Всячески оберегалась церковность от оскорблений и глумлений: воспрещено было нехристианам производить торговлю иконами и другими Священными предметами, исходатайствовано было законоположение к прекращению фальсификации церковных свечей, воспрещён привоз из заграницы предметов, носящих признаки неуважения к святыне, не разрешено помещение на выставке московского археологического общества церковных предметов, освящённых богослужебным употреблением, приняты меры к снабжению церквей чистым оливковым маслом, по высочайшему повелению в 1889 году в закон внесено дополнение об устранении лиц неправославных от участия в производстве дел о преступлениях против православной веры и церковных установлений. В обоюдной, взаимной зависимости поднялось и церковное, и национальное самосознание. Когда прибалтийское немецко-лютеранское дворянство стало выказывать недружелюбность к проявившемуся в прибалтийском крае стремлении эсто-латышского населения к переходу в православие, государь написал на докладе губернатора: «необходимо правительству поддержать обратившихся и не давать их в обиду». И когда обнаружились случаи, что помещики отказывались из немецкого патриотизма и лютеранского фанатизма входить в какие-либо переговоры о временной уступке или продаже земли для устройства домов под православные школы, церкви и причтовые помещения и под кладбища, то бы издан закон, устанавливавший в таких случаях принудительное отчуждение земли с вознаграждением владельца на законном основании.

К.П. Победоносцев, Обер-прокурор Св. Синода

Скоро всеми отмечено было и наступившее успокоение. Потом стали следовать одно за другим, как бы непрерывной счастливой нитью, церковные торжества: блестящая коронация, освящение храма Христа Спасителя в Москве, тысячелетний юбилей рождения святой великой княгини Ольги, пятисотлетний юбилей явления тихвинской иконы Богоматери, трёхсотлетие памяти преподобного Трифона Печенгского, просветителя лопарей, столетие преставления святителя Тихона Задонского, затем величественный юбилей девятисотлетия крещения Руси, собравший в Киев представителей всего православного славянства. Вещим звоном разнеслась по всей России сказанная присутствовавшим на этом торжестве обер-прокурором К.П. Победоносцевым речь в похвалу и возвеличивание церкви. Всеми уже к этому времени признанный церковно-государственный деятель говорил: «мы празднуем в благодарном трепете перед Богом 900-летие величайшего события в нашей истории. В эти 900 лет совершилось над нами чудо судеб Божиих: из грубого рассеянного языка славянского возникло великое государство, выросло народное сознание, собралась земля русская через Киев в Москву. Разрушались вокруг царства славянских племён под игом иноверных. Русскому народу Бог дал удержаться, вырасти, вынести тяжёлое иго степных варваров, сбросить его с себя, пережить и преодолеть бедственное безначалие, отразить римско-польскую напасть, вернуть свои отхваченные врагами окраины, добраться до моря, укрепиться в силе и славе русского оружия, утвердиться незыблемо в вере, заповеданной предками.

Не нашей силой всё это совершилось, а силой Божией в судьбах нашего народа. И явилась сила Божия в Церкви православной, в которую вошёл язык наш 900 лет тому назад водительством святого благоверного великого князя Владимира. Благословен и блажен этот день, положившей твёрдое основание судьбам нашим! Что бы с нами сталось без этой Церкви, – страшно и подумать. Она одна помогла нам остаться русскими людьми, собрать свои рассеянные силы, одушевила и вождей, и народ, дала ему терпение пережить страшные невзгоды, от голода и мора, и от своих лихих людей, и от чужих, – и одолеть врагов своих; посылала сынов земли нашей умирать за свою землю, научила рассыпанное стадо собираться около пастыря.

С Востока, откуда воссиял свет Христов всему миру, приняли мы веру свою, приняли церковные уставы, приняли несказанную, несравненную красоту богослужения и в него вложили свою русскую душу, – глубоким и могучим словом своего языка и чудным звуком родной своей песни. И ещё: не русская ли душа – одна – изукрасила и возлюбила у себя тот чудный звук русского колокола, который так таинственно будит её и зовёт в церковь и – от земли – домой, на небо. От древнего древа, насаждённого на Востоке апостолами и святителями вселенской Церкви, приняли мы могучее зерно, и вот из него выросло на земли нашей тоже единое с ним сеннолиственное древо и укрыло всю землю под своей сенью и привлекает под сень свою единоплеменные языки, и своих нам инородцев, коим радостно даём мы и евангелие, и службу церковную на родном их наречии.

Отцы и братие! что милее и любезнее, что дороже Церкви – всем нам, и великим и малым, какая красота милее и сочувственнее церковной красоты для русского сердца! Церковь – мать родная и милая русскому человеку – все мы дети ей, и если кто блуждает от неё далече, то, Бог даст, вернутся ещё в родительский дом, к матери. Храм наш – это дом русскому человеку, дом самый ближний, где все равны от мала до велика, все имеют и находят своё место, все почерпают одинаково радость и утешение. Тут наша сила, тут тайная сокровищница судеб наших, тут хранилище драгоценнейших наших преданий и родник сил наших, которым суждено ещё явиться в будущем, если в будущем оправдаем мы делами правды и любви – всю истину нашей веры. Да поможет нам Бог! Для того мы и собрались сюда, чтобы воспомянуть Его великую милость к русскому народу, и от полноты сердца, горящего любовью к родине, благодарить Его и молить, да оправдается в делах наших и в судьбах наших наша вера, да возрастает и процветает наша великая Церковь, – Церковь единая с народом и народ единый с Церковью!»³⁷³

Наконец, совершившееся чудо милости Божией над Царской Семьёй 17 октября 1888 года пронеслось по всей России взрывом религиозно-патриотического энтузиазма. Тогдашний ректор Петербургской академии, преосвященный Антоний Вадковский в своей поэтической речи об этом событии говорил: «С нами Бог! Напрасно мятутся народы и изрекают хульные глаголы на святое Божие достояние, на Русь святую и на святую православную Церковь нашу. Напрасно хотят уверить и самих себя, и мир весь, что русская земля есть оплот варварства, невежества и разрушения, есть постоянная угроза всеобщему миру; напрасно хулят и святую веру нашу, называя её нехристианской, полуязыческой, виновницей всякой тьмы, застоя, разложения. Нет! Всему миру должно быть ведомо теперь, что с нами Бог! А где Бог, там истина, там свет, жизнь, радость, красота, там мир и Божие благоволение, там любовь и свобода. Всем, кому дано ясное историческое зрение, несомненно, видят, что Русь святая, носительница православия, и весь православный греко-славянский мир волей Божественного провидения и ходом исторических событий вызываются на всемирное поприще жизни и деятельности, и вызываются не за тем, чтобы быть безмолвными зрителями всей неправды, лжи, своекорыстия, коварства и варварского хищничества, какими прославилась именующая себя христианской западная цивилизация, но с тем, чтобы возвестить всему миру и принести ему спасительные начала православия, начала чистой христианской истины, веры, любви и свободы. Не с очевидностью ли явил Господь сие призвание наше ныне воочию всех, спасши от смерти царя нашего, верного и неложного носителя наших православно-русских идеалов, наших чаяний, наших надежд и стремлений?.. Да разумеют же языцы, яко с нами Бог!»³⁷⁴

И эта одушевлённая речь, так возвеличивавшая православную Россию, была настоящим голосом всей России. Время для делателей на ниве Божией было на редкость благоприятное. Все интересовались церковными делами, вместе со знакомством с церковью повысилась религиозность, газеты, как эхо общественного настроения, стали лучше относиться к духовенству, некоторые из врагов превратились в его защитников, само духовенство как-то воспрянуло и деятельность его настолько оживилась, что явилась возможность утверждать, что это «не временный только с его стороны порыв и увлечение, а имеет более глубокий корень и основание».

Счастливое это было для церковных деятелей время! Потом, историк это должен отметить, обстоятельства изменились: наступило как бы некоторое разочарование, утомление. Тот же духовный оратор, который охарактеризовал в своём слове шестидесятые годы, о восьмидесятых и девяностых написал следующее: «после семидесятых годов настали восьмидесятые и девяностые, когда стало принято говорить о великом государственном значении Церкви и религиозного воспитания, о гибельности безверия и свободомыслии, но, увы! говорящие так по большей части страдают тем же, чем и отцы их: они воплощают восхваляемые начала в учреждениях внешних, сердце же их далече отстоит от Мене, всуе же чтут Мя, так сказал бы о них Господь ваш. До того расслабло сердце современного человека, что ни искренно чувствовать не хочет он того, что признаёт умом, ни жить так, как чувствует сердце. И вот, все остаётся прежнее: прежняя холодность к нуждающимся и страдающим, прежняя ненасытимая жажда удовольствий и увлекающая борьба неукротимых честолюбий, прежнее развращение нравов, спокойная самодовольная леность богатых при озлоблении и зависти бедных, – вот содержание наших общественных нравов. Тяжело не знать истины, но не тяжелее ли, зная её, не находить в себе силы ей следовать? И это ты, ты, святая Русь, достояние князей, оканчивавших дни свои в монашеской схиме или в сонме мучеников от руки язычников-татар! Ты, освящённая подвигами святых – духовных вождей твоего народа, предмет удивления иностранцев, о которой сказано, что Христос родился в Вифлееме, а живёт в России? По-прежнему воздух над тобой оглашается церковными трезвонами и наполняется молитвенными гимнами; по-прежнему стези твои попираются тысячами тысяч паломников-богомольцев, по-прежнему простецы из сынов твоих, оканчивая дни земного странствия, спокойно и торжественно переходят в загробный мир, как достойные благоговейного преклонения, великие духом философы. Отчего же лучшие из сынов народа твоего, наученные мудростям всех стран и обогащённые воспитанием и роскошью, исполнены духа иного, и либо пренебрежительно отвращаются от твоих заветов, от твоих святынь, либо издалека простирают к ним неуверенные, бессильные руки? В них нет прежней продерзостной самоуверенности. Отеческое достояние истрачено уже до конца блудным сыном; познал он пагубность своего удаления; видит теперь, что и познание само по себе бессильно вернуть его к жизни. Он пленён страстями и леностью, видит грозящую погибель и сидит в бессильном пока раздумье. Каков будет исход его раздумья? Последний ли порыв отчаяния, или сокрушённое покаяние и последующий затем медленный и долгий подвиг нравственного отрезвления? Поймёт ли русское общество, сознавшее нравственное бессилие естественного человека, что чистота совести, совершенство добродетели достигается не порывом, не единичным подвигом, но смиренным созиданием своего внутреннего человека, что жизнь есть крестный подвиг не в смысле отдельных героических поступков, а в смысле том, чтобы, незримому для человеческих похвал, постоянно созидать в тайнике сердца своего совершенство добродетели, немыслимое без всегдашнего общения со Христом и поучения Его слову?

Или, наоборот, прозрение, не сопровождаемое бодростью духа, повергнет его в отчаяние, сугубый разврат и самоубийство, как древних римлян: вот о чём спрашивает нас наступающее новое столетие.

Ответ на эти вопросы в совести каждого из нас. И если наше общество, научаемое явными делами Божественного Провидения, наконец, обратится к своему внутреннему человеку и чрез то возвратится к жизни своего народа и к служению ему, согласно не только общественному призванию каждого, но и в добровольных подвигах благотворения: то приидут времена отрады от лица Господа. Тогда только и великие преобразования царствования Александра Второго воссияют во всей своей славе, ибо к братолюбивому учреждению прибавится братолюбивый дух, и уже никто не посмеет, как ныне, принижать их во имя охранительных начал. И если где-нибудь, хотя в одном уголке земли нашей, настало бы искреннее нравственное возрождение, то оно примером своим, подобно чистительному огню, пронеслось бы по всей стране и тогда бы сбылась вторая часть уподобления нашего отечественного писателя, – т. е. вся Русь, как исцелённый бесноватый, села бы при ногах Спасителя, одетая в одежду соответственных её духу человеколюбивых учреждений воспоминаемого царствования, а сам великий виновник этих последних благословил бы нас из того лучшего мира и, со свойственным его царственному сердцу самоотвержением и всепрощением, благословил бы и скорбную жизнь свою, и мученическую свою смерть, послужившую духовному просветлению отечества, во исполнение слов Евангелия: аще зерно пшенично, пад на землю, не умрет, то едино пребывает: аще ли умрет, мног плод сотворит»³⁷⁵.

Церковно-народное образование. – Выработка правил о церковных школах. – Церковноприходские школы и их организация, управление и деятельность. – Четвёртая духовно-учебная реформа. – Учебное дело. – Духовные академии, семинарии, училища и женские духовные училища к концу века.

Главнейшим делом последней эпохи XIX века было широкое развитие церковно-народного образования. Это дело отвлекло на себя главное внимание правящих духовных сфер этого времени, так что даже слышались сетования, что духовно-учебное дело – академии, семинарии и духовные училища – оставалось в тени и забвении из-за церковно-приходских школ. Но в этом случае сказалась историческая последовательность всех наших преобразований, идущих сверху, и в нём был свой исторический смысл: за подготовкой учителей для пастырей учебной реформой 1808 года и самих пастырей народа реформами Протасова и Толстого, победоносцевские приходские школы принялись за паству.

В одном из первых своих отчётов новый обер-прокурор высказывал, что «при своей приверженности к церкви народ желает, чтобы школа для детей имела тесную связь с церковью, чтобы знание грамоты открыло ему доступ к книжным сокровищам религиозного назидания и утешения, чтобы дети участвовали чтением и пением в богослужении и могли дома читать неграмотным родителям душеспасительные книги». Признано было, что прежняя народная школа ничего этого не давала. Ибо хотя и были школы, да, вероятно, и немалое число, ничем, в сущности, не отличавшиеся от позднейших церковно-приходских, где учитель жил в мире с приходским батюшкой, дети пели на клиросе, но зато были и такие школы, где открыто высказывалось пренебрежение и, пожалуй, даже враждебность к тем или другим сторонам религии. Признано было, что уже одна возможность существования таких школ доказывает ненормальность постановки школьно-народного дела. Решено было школы народные по возможности отдать под непосредственный надзор и в непосредственное управление духовенства, усилить в них церковный элемент и обращать внимание, кроме образования, ещё и на воспитание детей в духе православной Церкви. Ещё в 1879 году в комитете министров единогласно было выражено убеждение, что духовно-нравственное развитие народа, составляющее краеугольный камень всего государственного строя, не может быть достигнуто без предоставления духовенству преобладающего участия в заведывании начальными школами. Вопрос рассматривался и в комитете министров, и в синоде. Комитет министров в 1882 году решил предоставить обер-прокурору синода представить ближайшие соображения о расширении круга деятельности духовенства на поприще народного образования с целью лучшей организации надзора за начальными училищами разных ведомств, а также, косвенно, и в видах улучшения крайне бедственного в материальном отношении положения духовенства, особенно сельского. Тотчас же, в 1882 году, была учреждена для рассмотрения вопроса особая комиссия под председательством члена синода, холмско-варшавского архиепископа Леонтия, бывшего впоследствии митрополитом московским. К.П. Победоносцевым запрошены были для этой комиссии справки от епархиальных преосвященных о переходе церковно-приходских школ в земские и министерские училища. Комиссия после продолжительной справочной работы, выработала правила о церковно-приходских школах и школах грамоты. Эти правила в 1884 году 13 июня были высочайше утверждены. Государь написал при этом: «надеюсь, что приходское духовенство окажется достойным своего высокого призвания в этом важном деле». Начали свою созидательную работу возрождённые церковные школы, наименованные теперь церковноприходскими, с пособием от казны всего только в 55.500 рублей. Тотчас же началась и организация. В 1885 году для высшего управления церковными народными школами учреждён при синоде училищный совет. В 1886 году были выработаны программы для церковно-приходских школ. Отличие новых программ от прежних программ народной школы состояло в усилении преподавания закона Божия, получившего двойное число уроков, в предоставлении видного места церковному пению и церковнославянскому языку. Отличие тона школьной жизни состояло в близости к церкви и священнику: школьники воспитывались в духе церковности. В 1885 году школы подсчитали у себя местных средств до полумиллиона. В 1886 году казна прибавила 120.000, в следующем году прибавлено земских сборов 122.000, в 1894 году земских сборов считалось уже 440.000 и местных 2¼ миллиона. В 1894 году на церковные школы отпущено из казны единовременно 850.000 и в следующем 700.000. Управление церковно-приходских школ отмечает, что этим отпуском школы в значительной степени были обязаны министру финансов Сергею Юльевичу Витте, не только его искусству упорядочивать состояние государственных финансов, но и сочувствию его церковно-приходской школе. Весь бюджет церковно-приходских школ в 1893 году равнялся трём с половиной миллионам рублей. На десятом году существования церковно-приходская школа почувствовала под собой твёрдую почву, подсчитала свои силы и средства и заявила свои права. За 10 лет выстроено было для церковных школ 9.200 домов на 7 миллионов рублей; всех школ было до 30.000 разных именований с 917.000 учащихся. По сравнению с 4.404 школами и 30.000 учащихся, оставшимися в духовном ведомстве к 1881 году, это была очень внушительная цифра. Около 18.000 были школы грамоты, около 12.000 – одноклассные церковно-приходские и 200 – двухклассные, для подготовки «недорогих учителей» в школы грамоты. Училищный совет занялся издательской деятельностью и распространял удешевлённые учебники и книги для чтения в миллионах экземпляров. Для учителей устраивались в епархиальных центрах летние педагогические курсы. Во-первых, работа кипела и шумела, во-вторых, система была довольно стройно разработана, в-третьих, всё обходилось очень дёшево по сравнению с затратами министерства народного просвещения, наконец, задачи церковной школы были крайне высокие: быть нравственным оплотом против противорелигиозных и противогосударственных учений, приводящих человечество к нравственному одичанию. Довольно оживлённая на первых порах борьба двух ведомств за главенство над народными школами склонялась в пользу духовного ведомства. Высочайшим повелением 4 мая 1891 года все школы грамоты были отданы в исключительное ведение духовенства. В 1896 году церковноприходская школа нашла возможным явиться в блестящем наряде на всероссийской выставке в Нижнем Новгороде и привлекла к себе всеобщие симпатии³⁷⁶. С 1896 года К.П. Победоносцевым исходатайствован был отпуск из казны на церковные школы 3.279.000 рублей, по расчёту, что государство принимает на себя половину содержания каждой церковноприходской школы и школы грамоты в земских губерниях, первой в сумме 125 рублей и второй в сумме 50 рублей (около 1.200.000 рублей), и полное содержание второклассных церковноприходских школ, для подготовки учителей в школы грамоты, с учительскими и сельскохозяйственными курсами (1.600.000 рублей). Святейший синод, утешенный таким успехом церковной школы, через особую депутацию от училищного совета благословил иконой министра финансов Витте, согласившегося на отпуск этой неслыханной суммы на церковные школы, а также и тогдашнего государственного контролёра Тертия Ивановича Филиппова, явившегося за благословением в синод лично. Прошёл только год и церковные школы получили ещё 1.500.000 рублей ежегодной прибавки, в 1900 году – ещё 1.859.605 руб., 24 мая 1899 года разрешена ещё прибавка в 3½ миллиона, и только по случаю китайских событий этот отпуск задержан вместе со всеми вообще новыми кредитами по всем ведомствам, кроме военного.

Одновременно изыскивались разные меры к увеличению местных средств. Тут пускались в обращение всевозможные способы, члены причта принудительно обязаны были нести на школьное дело даровой личный труд. А кто не мог, или не умел, платил штраф. Так, установлен был особый вычет с бедных диаконов, не имевших возможности заниматься обучением в церковно-приходских школах. Установлена была по церквам кружка для сбора пожертвований в пользу церковноприходских школ и установлено в их пользу отчисление известного процента церковных доходов. Всех местных средств на содержание церковных школ собирается свыше 5.000.000 рублей. К концу столетия в ведомстве училищного совета при синоде состояло школ грамоты около 22.000 с числом учащихся до 600.000, и школ церковно-приходских около 19.000 с числом учащихся до 900.000. Из числа церковно-приходских школ до 300 было учительских и до 300 двухклассных, немногим более 100 образцовых при духовных семинариях, остальные – одноклассные. Число учащихся девочек составляет около четверти всех учащихся детей.

Управление церковно-приходскими школами организовано следующим образом. Во главе стоит училищный совет при синоде, под председательством присутствующего в синоде архиерея, за ним следуют епархиальные училищные советы под председательством викариев, ректоров семинарий или заслуженных епархиальных протоиереев, далее уездные училищные советы. Для наблюдения – учреждены наблюдатели: уездные, епархиальные и имперский с двумя помощниками.

Школы грамоты дают только грамотность, церковно-приходские – так называемое элементарное образование, двухклассные – начальное образование, второклассные приготовляют учителей для школ грамоты, учительские – учителей для школ церковно-приходских. Для возвышения образования учителей и учительниц стали устраиваться в последние годы педагогические для них курсы в летнее, свободное от учебных занятий время в епархиальных городах и других более видных пунктах. Курсы продолжаются до шести недель. Особые, приглашённые из выдающихся, преподаватели на этих курсах сообщают сведения по дидактике и методике предметов курса церковно-приходской школы, дают образцовые уроки; и сами курсисты и курсистки дают пробные уроки, и их уроки подвергаются тотчас же всестороннему обсуждению под руководством преподавателя-специалиста. Кроме епархиальных курсов, устраиваются и курсы так, сказать, центральные, в значительнейших городах: Петербурге, Москве, Киеве, Харькове, Казани. Эти курсы предназначаются для учащих во второклассных школах. Слушатели и слушательницы знакомятся на этих курсах «с программами, учебниками и учебными пособиями, а также методикой преподавания в церковно-приходских школах», слушают ряд лекций по предметам, предназначенным для преподавания исключительно во второклассных школах, занимаются церковным пением, геометрическим черчением, разными отраслями сельского хозяйства³⁷⁷.

В числе церковных школ свыше тысячи школ имеют общежития. Общежития обязательны для всех второклассных школ. Квартира и обстановка для учащихся даровые, а провизия доставляется их родителями, большей частью натурой.

Вместе с образованием церковные школы распространяют и сельскую культуру. Во многих церковных школах ведётся практически обучение сельскому хозяйству. При некоторых школах имеются земельные участки, устраиваются сады, огороды, пасеки и т. п. Садов в последние годы было до тысячи, огородов до полутора тысяч, пасек до ста, до тридцати червоводен, двадцать виноградников; на полуторастах участков велось полевое хозяйство. Ремёслами занимаются при трёхстах с лишком школах. Наиболее предпочитаются населением ремесла кузнечно-слесарное и столярно-токарное. Имеется тенденция завести обучение ремёслам во всех второклассных школах. Обучение девочек рукоделиям, т. е. шитью, кройке, вязанию, вышиванию, тканью и т. п., ведётся почти во всех женских школах и некоторых смешанных, до 3.500.

В тех школах, где обучение рукоделию производится по вечерам, обучаться приходят и взрослые девушки, и замужние молодые женщины. Имеется стремление ввести рукоделие во всех женских школах в качестве обязательного предмета. В некоторых школах идёт обучение иконописанию и живописи.

Не ограничивая своей миссии образованием собственно детей, церковноприходская школа несёт просвещение и вообще в среду деревенского населения. При большей части школ, до 21.000, имеются библиотечки для внеклассного чтения, не только для учащихся, но и для всех вообще желающих. Кое-где устроены подвижные библиотечки. До двухсот числится народных библиотек-читален. В некоторых школах, свыше 7.000, устраиваются религиозно-нравственные чтения для взрослого населения в воскресные и праздничные дни. Читают, кроме учащих, попечители школ, землевладельцы, врачи, мировые судьи, земские начальники. Читают дневное евангелие, историю праздника, объяснение молитв, заповедей, богослужения, библейскую историю, жития святых, из отечественной истории, по сельскому хозяйству, гигиене. Иногда бывает и волшебный фонарь. В некоторых школах, до 500, устраиваются воскресные школы, в некоторых, свыше 100, вечерние классы, – и те, и другие для тех, кто не может почему-нибудь регулярно посещать школьных уроков. И воскресные школы, и вечерние классы заполняются по преимуществу женским элементом. При некоторых школах, до 700, устраиваются «воскресно-повторительные занятия» для малоуспешных или неаккуратных.

Как бы по установившейся традиции и в последнюю четверть века была сделана поправка к принятой в предшествующую четверть системе духовного образования. Высочайше утверждённые в 1884 году новые уставы для духовно-учебных заведений всюду усиливали власть епархиальных архиереев и значение администрации; в семинариях отменено выборное начало, ограничены права и состав семинарского правления, для содействия религиозно-нравственному воспитанию учреждена специальная должность духовника. В учебном отношении в академиях, вместо прежних трёх отделений каждого курса, оставлено два – словесное и историческое, богословские и философские кафедры сделаны общеобязательными; в семинариях прибавлены библейская история, сравнительное богословие, история и обличение раскола, сделано обязательным церковное пение, прежде совершенно пренебрежённое и существовавшее только для обладающих хорошим голосом, вообще усилено преподавание богословских предметов и ослаблено преподавание небогословских, как-то: классических и новых языков, математики, философии, педагогики, уничтожено прежнее разделение семинарского курса на общеобразовательный и богословский, теперь богословские предметы введены были уже с младших классов; в училищах усилено преподавание русского и церковно-славянского языка и церковного пения, а преподавание классических языков ослаблено. Вообще стремление было усилить церковность и патриотизм.

Новые уставы и программы введены были в академиях с 1884–1885 учебного года, а в семинариях и училищах с 1885–1886.

К концу века опять стали слышаться голоса о необходимости новой реформы духовно-учебных заведений. Нет совершенства под солнцем, а затем не следует упускать той существенной стороны в характере учебного дела, что оно вечно-подвижно, не имеет законченного развития, как сама жизнь, поэтому не поддаётся строгой регламентации и требует неослабного, чуткого и просвещённого внимания ко всем своим переменам и вновь возникающим вопросам. Филарет, митрополит московский, говорил, будучи членом комиссии духовных училищ: «здания, сооружаемые из стихийного вещества, созидаются единожды и потом дают покой трудившимся; но то, что зиждется из живых камений, по совершении первоначального созидания, требует непрестанного воссозидания, утверждения, возвышения, расширения, украшения, по размерам возрастающего внутреннего совершенства».

Из последовавших в разное время частичных изменений в жизни духовно-учебных заведений следует отметить возвышение в 1894 году пенсий профессорам академий до размеров получаемого жалования и возвышение окладов жалования и пенсий учителям семинарий и духовных училищ. Петербургская академия обзавелась в 1895 году формой для студентов.

В 1885 году открыты семинарии оренбургская и якутская, в 1894 – кутаисская, в 1895 году ардонская миссионерская, преобразованная из училища.

К концу века оставались 4 духовные академии с 700 студентов. При Петербургской академии существовала церковно-археологическая коллекция, устроенная профессором Николаем Васильевичем Покровским, при Киевской и Московской – церковно-археологические музеи. Наиболее богатый – киевский музей. Всех семинарий было 58 с 18.000 учащихся; духовных училищ 185 с 80.000 учащихся. Особенностью семинарского курса в последние годы является развитие миссионерских предметов, и преимущественно истории и обличения русского раскола и сект; кафедры для этого предмета открыты с 1886 года. Преподавание этих предметов ставится всё более на практическую почву. В некоторых семинариях устраиваются собеседования с раскольниками при деятельном участии в этих собеседованиях воспитанников двух старших классов. На содержание семинарий расходуется до 3.000.000 рублей, на содержание духовных училищ до 4.500.000, в том числе из местных средств духовенства – до 3.000.000. Академии поглощают свыше 600.000 рублей.

Епархиальных женских училищ было 56 и 13 училищ духовного ведомства, состоящих под высочайшим покровительством Государыни Императрицы. Учится девушек во всех этих училищах до 6.000. При 35 училищах заведены образцовые церковно-приходские школы.

Благоприятные условия для возникновения религиозно-просветительных обществ и братств. – Общество распространения религиозно нравственного просвещения в духе православной Церкви. – Прибалтийское православное братство. – Императорское православное палестинское общество. – С.-Петербургское епархиальное братство во имя Пресвятой Богородицы. – Религиозно-нравственные чтения и распространение религиозно-нравственных книг. – Студенты-проповедники. – Прежние общества и братства.

Время для возникновения религиозно-просветительных обществ и братств было весьма благоприятное. За первые 12 лет с 1881 года возникло новых братств 76³⁷⁸. В таком же числе возникали братства и в последние годы века, а равно и религиозно-просветительные общества. Живое дело нашли себе братства и общества в просвещении народа и многие из них взяли под своё крыло церковные школы епархий, благодаря чему, способствуя успеху церковно-школьного дела, оживились и сами. Кроме этого, братства и общества оживили дело церковной и особенно внебогослужебной проповеди, а также миссионерской деятельности, и весьма значительно двинули вперёд дело просвещения народа путём распространения книг и брошюр религиозно-нравственного содержания.

Первым в последнее двадцатилетие XIX века возникло «общество распространения религиозно-нравственного просвещения в духе православной Церкви», в Петербурге, получившее высочайшее утверждение своего устава 4 апреля 1881 года. На первых порах общество имело своей задачей почти исключительно внебогослужебную и церковную проповедь, но впоследствии значительно расширило способы своей деятельности. Своим родоначальником общество считает протоиерея военного сергиевского всей артиллерии собора Димитрия Яковлевича Никитина, который весной 1880 года, при всеобщем недоверчивом любопытстве, открыл в своём соборе во внебогослужебные часы простые собеседования с простым народом против пашковства, которое и появилось в сергиевском приходе. Его примеру вскоре последовали и другие петербургские священники, составившие ядро вскоре затем возникшего общества³⁷⁹. Строителем общества был протоиерей казанского собора Михаил Ильич Соколов, устроивший на собранные пожертвования первый храм общества во имя Пресвятой Троицы, на углу николаевской и стремянной улиц, со специальным залом для вне богослужебных чтений и собеседований³⁸⁰. В 1900 году от имени общества введены были церковные и внебогослужебные беседы в 84 пунктах в Петербурге и его окрестностях, в том числе в 20 храмах, одном молитвенном доме, одной церкви-школе, двух школах, 12 общественных залах, одном частном зале, двух столовых, двух ночлежных домах, двух домах трудолюбия, одном помещении полицейского резерва, одном помещении комитета разбора и призрения нищих, одном арестном доме, одном убежище калек, одних женских частных курсах и на 15 фабриках и заводах. Для совещаний о выдающихся вопросах и нуждах пастырской деятельности общество созывало 2 пастырских собрания столичного духовенства, для улучшения проповеди устраивало практические проповеднические собрания проповедников. Общество имело три бесплатных читальни, свой книжный склад, с 1895 года издавало журнал «С.-Петербургский Духовный Вестник», мало, впрочем, соответствовавший прямым целям общества и выродившийся в обычные епархиальные ведомости, издавало сборники для религиозно-нравственного чтения, имело три церковных любительских хора, кроме главной, создало ещё две церкви, устроило в собственном доме обширнейшую церковно-приходскую школу для мальчиков и девочек и воскресную для взрослых, санаторий-дачу для детей в Гатчине. Для наблюдения за беседами общество имеет наблюдателей, для наблюдения и руководства школами – школьный комитет, для издательской деятельности – издательский кружок, для ведения хозяйства – хозяйственный комитет и строительную комиссию, так как общество непрерывно строится, расширяясь в своей деятельности. Председателем общества все последние годы состоял протоиерей Философ Николаевич Орнатский. При обществе, под его крылом, возникли и под его наблюдением существуют: «религиозно-просветительный союз» для религиозно-нравственного чтения по печатному в больницах, тюрьмах, богадельнях, приютах, домах трудолюбия, ночлежных домах, который и вёл чтения в 1900 году в 12 пунктах; «предтеченское общество трезвости», при предтеченской церкви «общества» на выборгской стороне, с воскресной школой, амбулаторией и библиотекой; «александро-невское общество трезвости», при воскресенской церкви у варшавского вокзала, имеющее до 20.000 членов и благодаря энергии своего устроителя, священника Александра Васильевича Рождественского, развившее широкую издательскую деятельность по части сборников для общеназидатального чтения³⁸¹.

30 апреля 1882 года утверждён синодом устав «прибалтийского православного братства Христа-Спасителя и Покрова Божией Матери». Это братство образовалось из слияния двух братств: гольдингенского покровского, учреждённого в 1869 году, и прибалтийского спасского, учреждённого в 1871 году, и имеет целью служить нуждам и пользам православной Церкви, и успехам народного, в духе православия, образования в прибалтийских губерниях, а также по мере средств своих содействовать улучшению положения православного населения в этих губерниях. Для осуществления своей цели братство заботится о постройке новых церквей и причтовых зданий, о поддержании в благолепии существующих, об устройстве и содержании народных школ и устройстве при этих школах приютов для призрения бедных детей и сирот, о подготовке из среды эстов и латышей хороших русских учителей для местного края и о доставлении способнейшим из них возможности получать в России высшее образование, об устройстве русских библиотек при школах и о распространении религиозно-нравственных и других полезных книг между местным населением на русском и в переводе на местные языки. Братство сряду же было принято под покровительство Государыни Императрицы Марии Феодоровны и выдаёт своим почётным членам и членам-благотворителям, внёсшим не менее тысячи рублей, дипломы на звание за высочайшей подписью Ея Величества³⁸². Собственно все задачи, поставленные себе прибалтийским братством, постепенно приняты были на себя правительством, и в последние годы деятельность братства, в общем, сосредоточивалась только на оказании денежного пособия на содержание церквей и школ и на издание книг, в сумме свыше 10.000 рублей. Братство в последние годы состояло под председательством члена государственного совета Михаила Николаевича Галкина-Враского, имело 10 провинциальных отделений в прибалтийском крае и обладало капиталом до 250.000 рублей, имея обычный годовой доход до 15.000³⁸³.

8 мая 1882 года был высочайше утверждён устав «православного палестинского общества». Целью палестинского общества было поставлено собирать, разрабатывать и распространять в России сведения о святых местах Востока, оказывать пособие православным паломникам этих мест и учреждать школы, больницы и странноприимные дома, а также оказывать материальное пособие местным жителям, церквям, монастырям и духовенству³⁸⁴. Заботы о поддержании православия в Святой Земле и о быте русских паломников начаты были в серьёзных размерах ещё в предшествовавшее царствование, когда Россией был приобретён у стен Иерусалима участок земли для постройки странноприимного дома. С течением времени палестинское общество было принято под августейшее покровительство великим князем Сергеем Александровичем и приняло к своему титулу прибавку: «императорское». Общество отличается безукоризненной заботливостью о православных русских паломниках в Святой Земле, где имеет несколько прекрасно обставленных приютов-гостиниц.

Из епархиальных братств выделилось своей энергической и многосторонней деятельностью «с.-петербургское епархиальное братство во имя Пресвятой Богородицы». Братство учреждено 11 апреля 1884 года и имеет своей задачей содействовать возникновению и процветанию церковноприходских школ, внебогослужебных собеседований, церковно-народных библиотек и вообще религиозно-нравственному просвещению народа.

В зависимости от запросов времени и при благоприятных условиях появилось множество общественных союзов для распространения просвещения в народе: путём организации религиозно-нравственных чтений для народа, распространения религиозно-нравственных книг и брошюр. Появилось с этой целью множество епархиальных комитетов, книжных складов. Особенно симпатичными является возникновение, правда неофициальных, кружков студентов-проповедников. Первые студенты-проповедники появились в Петербургской академии в ректорство и под покровительством преосвященного Антония Вадковского по мысли и заботами тогдашнего доцента академии, иеромонаха Антония Храповицкого³⁸⁵.

Прежде основанные общества и братства теперь, при благоприятных условиях, быстро и широко развивали свою деятельность. Московское «общество любителей духовного просвещения» разрослось в целых пять отделов: отдел историко-археологический, занимавшийся описанием церквей московской епархии; отдел иконоведения; отдел по устройству публичных богословских чтений; отдел законоучительский; отдел по распространению духовно-нравственных книг. Кроме того, общество вело в 27 церквах Москвы внебогослужебные беседы, содержало епархиальную библиотеку и издавало «Московские Церковные Ведомости» лучший в России епархиальный орган, с дефицитом до двухсот рублей, и «Воскресные Беседы», религиозно-нравственный еженедельный иллюстрированный журнал для простого народа, с прибылью до тысячи рублей. Впрочем, общество в эти же годы потерпело большой урон, прекратив издание своего научного ежемесячника «Чтения в Обществе Любителей Духовного Просвещения», по недостатку подписчиков. Общество имеет неприкосновенного капитала 7.000 рублей, годовой доход простирается до 11.000. Председателем общества состоял в последний год протоиерей Михаил Симонович Боголюбский³⁸⁶.

Из отделов общества выродился как бы в самостоятельное общество «отдел по распространению духовно-нравственных книг», принятый в своё время под покровительство покойной императрицы Марии Александровны, а теперь состоящей под покровительством Государыни Императрицы Марии Феодоровны. Отдел в 1900 году напечатал 88 новых брошюр и книг и переиздал 14 прежних, всего в количестве 405.000 экземпляров, на сумму 12.900 рублей. Отдел имеет свой книжный склад и своих книгонош. В 1900 году отдел продал своих книг и брошюр до 550.000 экземпляров на 17.000 рублей и роздал даром до 20.000 на 400 рублей. 1900 год отдел заключил с остаточным капиталом в 26.000 рублей и с запасом изданий на 5.000. В 1900 году отдел состоял под председательством протоирея Иоанна Николаевича Бухарева³⁸⁷.

Братство святителя Гурия в Казани продолжало свою просветительную деятельность среди инородцев волжско-камского края чрез посредство школ, религиозных бесед и книг религиозно-нравственного содержания на инородческих языках. В 1900 году всех школ у братства было 154, в том числе крещено-татарских 64 с 1.795 учащихся, чувашских 51 с 1.478 учащихся, черемисских 17 с 289 учащихся, вотякских 16 с 365 учащихся, мордовская 1 с 41 учащихся, русских 5 с 517 учащихся. Всего учащихся было 4.485, в том числе 948 девочек. Кроме православных, в школах обучалось 10 детей мухаммеданской веры и 273 – язычников. 60 школ помещались в собственных домах, 82 в наёмных, 9 в церковных. Во главе крещёно-татарских школ стояла казанская центральная крещёно-татарская школа, для подготовки учителей, с мужским и женским отделением и с общежитием и со 165 учащихся, во главе чувашских школ – миссионерская школа братства в селе Ишаках, с педагогическим классом, то же для подготовки учителей; в школе училось в 1900 году 103 человека. Учителей для черемис братство воспитывает в министерской школе в селе Унже, а для подготовки учителей для вотяков отсылает кандидатов в селение Карлыган, вятской губернии, где есть учительская школа для вотяков. Переводческая комиссия при братстве издала в 1900 году книг и брошюр на разных языках 35 названий. Присоединено к православию братством за этот год 44 души. Израсходовано денег 26.000 рублей, осталось к новому веку 19.000³⁸⁸.

Православное миссионерское общество имело к концу века 44 отделения или епархиальных комитета, собрало капитал до 1.200.000 рублей, при ежегодном расходе до полумиллиона.

Энергичной рукой было избавлено от гибели и призвано к возрождению общество восстановления православного христианства на Кавказе. Это общество, совершенно независимое от синода, под начальством главноначальствующего, прежде наместника края, утопило все свои богатые средства в ирригационном канале для орошения высочайше пожалованной обществу караязской степи, и вошло в неоплатные долги. Церкви не строились, священников с богословскими образованием было мало, издательская и переводческая деятельность прекратились совсем, – словом осуществление задач общества фактически прекратилось. Осведомившись обо всём этом, обер-прокурор К.П. Победоносцев в начале 1882 года энергично принялся за преобразование общества, на коронацию в 1883 году в Москве были совещания заинтересованных духовных и светских лиц относительно преобразования общества, и всё дело разрешилось высочайшим утверждением в 1885 году нового устава, по которому общество отдавалось под обязательное председательство экзарха Грузии и поступало в ведение синода. Караязская степь, до 25.000 десятин, была принята в казну, в министерство государственных имуществ, а взамен обществу назначена была ежегодная выдача по 35.000 рублей из казны к прежде назначенным и поступавшим 23.000 рублей из казны и 30.000 из капитала императорских и царских орденов. При этом казна приняла на себя 150.000 рублей числившихся за обществом долгов³⁸⁹. Тотчас же обновлённое общество принялось за ремонт церквей, школ и причтовых помещений, возобновило издательскую деятельность, стало снабжать бедные церкви священными сосудами, богослужебными книгами, ризницей, утварью, устраивать при школах библиотеки, приняло на свой счёт воспитание детей бедного духовенства, стало назначать новых миссионеров, открывать новые приходы, в 1886 году издало миссионерскую инструкцию – «наставление пастырям-проповедникам слова Божия», в 1887 году открыло в селении Ардоне, терской области, александровское осетинское духовное училище для подготовки священников и учителей из осетин, впоследствии преобразованное в миссионерскую семинарию. Энергично устраивались народные школы, которые с новым уставом превращены в церковноприходские³⁹⁰.

Благоприятные условия. – «Воскресный День». – «Кормчий». – «Пастырский Собеседник». – «Русский Паломник». – «Троицкие Листки» и их подражатели. – «Мир и Разум». – «Церковные Ведомости». – «Вестник Военного Духовенства». – «Православный Благовестник». – «Народное Образование». – Прежние журналы. – «Друг Трезвости».

Время с первых же шагов обнаружилось особенно благоприятным для развития так называемых назидательных духовных журналов, т. е. сборников общедоступных статей религиозно-нравственного содержания в удовлетворение возникавшей вследствие развития церковной грамотности потребности народа в духовном чтении. На этой почве явились в Москве иллюстрированные еженедельные журналы: «Воскресный День», издание священника Симеона Уварова «для чтения в православной семье», «Кормчий», и многие другие, а также, с 1884 года, «Пастырский Собеседник», без иллюстраций, еженедельное издание В.А. Маврицкого. В Петербурге чуткий к веяниям времени редактор журнала «Церковно-Общественный Вестник», Поповицкий превратил свой задорный «Вестник», полный обличительного направления, также в назидательную еженедельную «иллюстрацию», под названием «Русский Паломник». Огромнейшее распространение получили начатые изданием ещё в конце предшествовавшего царствования³⁹¹ дешёвые «Троицкие Листки», по шести гривен за сотню, иеромонаха Троице-Сергиевой лавры Никона, возведённого скоро в сан архимандрита, и собрали своему издателю по полушке порядочный капитал, давший ему возможность устроить собственную типографию и развивать дело: кроме «Листков», отец Никон стал издавать ещё «Троицкие Книжки» ценой по одной копейке, и «Троицке Образки», но последнее предприятие не удалось, вследствие сильной конкуренции главным образом со стороны фабрики нарядных и дешёвых икон на жести, и прекращено. «Троицкие Листки» вызвали подражание: явились с 1884 года «Киевские Листки», с 1886 года «Почаевские Листки» при «Волынских Епархиальных Ведомостях» и др.

Амвросий, архиепископ харьковский

С 1884 года харьковский архиепископ Амвросий Ключарев преобразовал местные епархиальные ведомости в солидный богословско-философский журнал «Вера и Разум». Журнал состоял из двух отделов – богословского и философского, кроме того, при каждой книжке имеется «Листок для харьковской епархии», те же епархиальные ведомости, очень содержательные, но набираемые экономно и весьма толково, так что «Листок» на двух своих страницах даёт больше, чем иные епархиальные ведомости в целом номере. «Вера и Разум» выходит два раза в месяц, книжками в 8 или 10 печатных листов, стоит с пересылкой 10 рублей и при обязательности подписки в своей обширной епархии не жалуется на скудость.

С 1887 года в Киеве Павел Акимыч Игнатович стал издавать «Церковно-приходскую Школу».

С 1888 года стали выходить «Церковные Ведомости», еженедельный журнал, издаваемый при святейшем синоде, с обязательной выпиской для всех причтов православных церквей. Необходимость синодального официального органа с развитием почтовых сообщений и газет сознавалась уже давно, потому что прежний способ сообщения синодальных общеобязательных распоряжений черепашьим шагом чрез консистории совершенно не соответствовали цели, а помещение их в официальной части «Церковного Вестника» тоже не достигало цели, так как «Вестник» расходился только в семи тысячах экземпляров, а сделать его обязательным для выписки всеми причтами было затруднительно вследствие довольно высокой цены журнала – 5 рублей. Необходимость такого издания, чтобы синодальные постановления и распоряжения делались известными, по возможности, всем подведомственным синоду лицам и учреждениям и имелись для руководственных справок в каждой церкви и в каждом учреждении, подведомом синоду, обнаруживалась сама собой. «Церковные Ведомости» пошли по 3 рубля с пересылкой. «Ведомости» состоят из двух отделов – официального и неофициального, последний называется «Прибавления к Церковным Ведомостям». «Церковный Вестник» не без сожаления расстался со своей официальностью и недружелюбно встретил «Церковные Ведомости», но, не имея ничего сказать по существу, разразился печалованием насчёт обязательности подписки на «Ведомости» для всех причтов, в предположении, что теперь окажутся ненужными и замрут епархиальные ведомости: предположение не оправдалось. В 1899 году издан алфавитно-предметный указатель к официальной части «Ведомостей» за первые десять лет их издания, для облегчения отыскания потребных к руководству справок³⁹².

С 1890 года и центральное управление войскового духовенства завело свой официальный журнал «Вестник Военного Духовенства», заменяющий для войскового духовенства епархиальные ведомости. С 1893 года обзавелось своим органом, «Православным Благовестником», и миссионерское общество. «Благовестник» в общем мало отличается от епархиальных ведомостей. С 1896 года выходит ежемесячник «Народное Образование», официальный орган училищного совета при святейшем синоде, в последнее время под редакцией Порфирия Петровича Мироносицкого.

С потерей официальности «Церковный Вестник» (а с ним и «Христ. Чтение») сразу потерял две трети своих подписчиков, затем постепенно стал хиреть и для поддержания своего существования вынужден был обратиться к запасному капиталу, собранному в золотые дни. «Православное Обозрение» не давало никакой прибыли в течение целого ряда лет и в 1891 г. прекратилось совсем, по недостатку подписчиков. В 1894 году прекратилось издание «Чтений в Обществе Любителей Духовного Просвещения». «Странник» хотя держался, но работал вяло, почти в убыток. «Православный Собеседник» и «Труды Киевской Духовной Академии» едва в состоянии был выдавать своим сотрудникам за оригинальные статьи даже такой ничтожный гонорар, как 8 рублей за лист. Московскому академическому органу «Творениям Святых Отец» грозило совершенное банкротство. Слышались жалобы, что публика перестала интересоваться богосл. наукой, и винили новое направление, покровительствующее простой назидательности в ущерб религиозной мысли и богословской науке. Однако жалобы и обвинения были неосновательны. Причины были только в том, что старые редакторы не умели приспособиться к новейшим условиям журнального дела. Прекратилось «Православное Обозрение», но оно получило заместителя в лице «Веры и Разума» с совершенно тождественной по существу программой. «Богословский Вестник», основанный на место «Творений Святых Отец» живым молодым духовным писателем, ныне преосвящ. Антонием Храповицким, тогда ректором Московской академии, сразу получил довольно приличный успех и возможность существования. Когда редакция «Церковного Вестника» перешла в руки проф. А.П. Лопухина (с 1893 г.), то журнал вернул, если не золотые, то, по крайней мере, серебряные свои дни, привлёкши публику даровым приложением «Полного собрания творений святого Иоанна Златоуста», как и оживлением тона и содержания журнала вообще. То же случилось и со «Странником»: с переходом его в руки проф. Лопухина, совсем захиревший журнал оживился и обновился, привлёк новых читателей, и издатель, вместо прежнего хронического дефицита, нашёл возможным бесплатно выдавать подписчикам весьма ценные приложения, стоящие ему самому до 12.000 рублей ежегодно. В 1899 году появился даже новый частный богословско-апологетический журнал, издаваемый в Москве священником И.И. Соловьёвым, «Вера и Церковь». «Душеполезное Чтение», переданное прежним редактором, протоиереем Василием Нечаевым, после хиротонии его в архиереи, своему зятю, профессору-протоиерею Димитрию Касицыну, никогда не жаловалось, кажется, на чёрные дни, благодаря общедоступности и занимательности своей программы, к тому же весьма соответствовавшей и духу нового времени, а в последние годы имело даже выдающийся материальный успех.

В последний год века появился журнал священника Григория Спиридоновича Петрова «Друг Трезвости», издаваемый священником Белогостицким. Журнал поставил себе задачей будить христианские чувства в людях и звать ко Христу своих читателей их же собственным обыкновенным мирским голосом. В статьях почти не встречается текстов и вообще богословских цитат, а самые выражения и понятия употребляются применительно к миру, чуждому церковности. Такой способ проповеди с успехом применялся ещё святыми отцами, обращавшимися для убеждения язычников к формам и мыслям уважаемых ими языческих писателей. Журнал выходит небольшими брошюрками два раза в месяц и стоит 2 рубля.

Миссионерское общество и миссии среди инородцев. – Раскол. – Меры к вразумлению раскольников и сектантов. – «Миссионерское Обозрение». – Миссионерские съезды. – Единоверие. – Японская миссия. – Прибалтийский край. – Присоединение волынских чехов. – Присоединение айсор. – Стремление среди западных Церквей к воссоединению с восточной. – Открытие свв. мощей. – Новые праздники и службы. – Киево-Владимирский собор.

Из мер к распространению христианства, предпринятых в последнее двадцатилетие века, особенно важным является данное синодом в 1883 году общее дозволение совершать для инородцев богослужение на их родном языке. Вся миссионерская деятельность среди инородцев-язычников и магометан сосредоточивалась в ведении православного миссионерского общества, которое, имея своим неизменным председателем московского митрополита, сделалось официальным учреждением для заведывания одной из отраслей высшего церковного управления. В Сибири действуют миссии: алтайская, киргизская, енисейская, обдорская, камчатская, иркутская. Алтайская миссия имеет 15 миссионерских станов, обращает в христианство ежегодно до 500 человек, крещёных инородцев имеет в своём районе до 23.000, не крещённых до 20.000. В пределах миссии имеется 55 церквей и молитвенных домов и 50 школ с 900 учащихся. Беднейших инородцев миссия снабжает хлебом для посевов, деньгами на поддержание хозяйства, одежду и пр. Для бесприютных детей устроены два приюта. Для просвещения остяков, крещёных, но остающихся не наставленными в истинах Христовой веры, учреждена в томской епархии в 1896 году подвижная школа. Киргизская миссия, открытая в 1882 году в пределах томской епархии для семипалатинской области с целью обращения киргиз-магометан, сначала с подчинением алтайской миссии, а с 1895 года выделенная в самостоятельную, состоят из 9 станов и 22 человек, имеет 12 церквей и молитвенных домов, 6 школ с 800 учащихся и в 1898 году обратила в христианство 59 человек. В енисейской епархии существует 12 специально миссионерских приходов и 9 школ с 200 учащихся. Дело миссии здесь очень трудное, миссионерские приходы обнимают иной тысячу, а иной и пять тысяч квадратных вёрст. Не удивительно, поэтому, что здесь и у крещёных инородцев существует двоевeрие, и миссионеры свидетельствуют, что хотя шаманство и потеряло между инородцами прежнюю силу, как религиозный культ, тем не менее инородцы нередко и в настоящее время обращаются к шаманству: призывают во время болезни шамана, чтобы он отогнал шайтана – злого духа, участвуют в жертвоприношениях горным и водяным духам. В 1898 году крещено в енисейской епархии в туруханском крае 33 души. Обдорская миссия в тобольской епархии состояла из 7 лиц и крестила в 1898 году 28 человек самоедов и остяков. И здесь миссионеры жалуются, что крещённые самоеды и остяки остаются в сущности язычниками и из 4.000 крещёных инородцев причащалось только 400 человек. Для инородцев тобольской епархии имеется два пансиона-школы, в Обдорске и при кондинской женской общине, с 23 учащимися, и ещё пансион при тобольской семинарии с 16 учащимися. Камчатская миссия имеет 17 миссионерских станов, с причтом при каждом из священника и псаломщика, и 28 школы с 500 учащихся. В 1898 году миссия крестила 178 человек. Миссионеры особенно хвалят корейцев и жаловались на русских в этом крае, принадлежавших большей частью к отребьям общества. Иркутская миссия имеет 20 станов и 16 школ с 300 учащихся. Крещёных инородцев миссия считает в своём ведении 1.050 душ.

В вятской епархии миссионерское общество содержит 60 школ с 2.500 учащихся. Из других епархий поддержкой общества пользуются епархиальные его комитеты епархий: архангельской, симбирской, самарской, саратовской, уфимской, пермской, екатеринбургской, астраханской, ставропольской, оренбургской. Другие комитеты, напротив, сами доставляют пособие обществу сбором пожертвований и членских взносов.

Совместно с миссионерским, тоже миссионерские по своей задаче, но ограниченные районом деятельности, работают, общество восстановления православия на Кавказе и братство святителя Гурия. Последнее, хотя в своей непосредственной деятельности и ограничено пределами казанской епархии, но своё благотворное влияние косвенно простирает «на весь инородческий восток, как через посредство лиц, подготовляемых им для школьного и священнослужительского дела, так и с помощью церковных книг, издаваемых состоящею при братстве комиссией на всех почти инородческих наречиях восточной России и Сибири». В ведении братства до 150 школ с 3.000 учащихся инородцев: татар, чуваш, черемис, мордвы.

Отношения правительства к сектантству и расколу получили характер твёрдой устойчивости. Предоставляя всем свободу вероисповедания в его так сказать наличности, «Россия не может дозволить пропаганды отторжения единоверных сынов своих в религиозные станы, и заявляет об этом открыто в своих законах». В 1884 году было закрыто пашковское общество поощрения духовно-нравственного чтения, прекращён пашковский журнал «Русский Рабочий» и сам Пашков «удалился заграницу», некоторой суровостью отличались доселе отношения правительства к расколу. Нет более ненавистного и опасного врага, как домашний враг, и нет ничего удивительного, если церковное управление и государственное правительство относились к раскольникам, как именно к врагам, появившимся в своей семье, жёстче, чем к врагам чужого лагеря, так что татарские муллы и еврейские раввины получали казённое жалованье, а раскольникам вовсе воспрещено было отправлять богослужение. Нетерпимость правительства в отношении к раскольникам, наследованная издавна, была несколько ослаблена в царствование императора Александра II, когда высочайше одобренными 16 августа 1864 года заключениями особого комитета по раскольничьим делам все сектанты были разделены на две категории: более вредных и менее вредных, и когда менее вредная категория получила, за некоторыми исключениями, общегражданские права, а 19 апреля 1874 года были высочайше утверждены рассмотренные в государственном совете предположения комитета о гражданской метрической записи браков, рождения и смерти раскольников. Затем, в 1875 году, при министерстве внутренних дел была образована комиссия для выработки подробного законоположения о раскольниках. В основу облегчительных в отношении к раскольникам постановления была положена мысль, что «мероприятия правительства по отношению к расколу хотя и не должны носить на себе характера преследования его, но в то же время не могут быть направлены к послаблению, а тем менее к покровительству расколу». Государственный совет, через который проходили изменения законодательства по отношению к раскольникам, рассуждал, что «как бы ни было желательно для правительства, всегда отличавшегося веротерпимостью, даже по отношению к иноверцам, дать ещё большие гражданские облегчения раскольникам, однако, это представляется невозможным, так как последователи раскола стремятся к пропаганде своего учения. Верховная власть, являющаяся защитником догматов господствующей веры, не может, не порождая явного соблазна, поставить в равные условия свободы, как православную Церковь, так и учения, прямо ей враждебные». Мероприятия в отношении к расколу, во всяком случае, не должны «давать в руки последователей толков нового орудия для борьбы с господствующею Церковью».

Выработанные комиссией, или вернее, принятые ею положения особого комитета 1864 года, были, по рассмотрению в государственном совете, высочайше одобрены 8 мая 1883 года. Сущность нового закона о раскольниках состояла в том, что раскольникам разрешено было творить общественную молитву, исполнять духовные требы и совершать богослужение по их обрядам в частных домах, а также на кладбищах при погребении, с пением, но без употребления церковного облачения. Постановлено не преследовать уставщиков, наставников и других лиц, исполняющих духовные требы у раскольников, за исключением тех случаев, когда они окажутся виновными в распространении своих заблуждений между православными или в иных преступных деяниях. Но подтверждено, что за такими лицами не признаётся духовного звания и они считаются принадлежащими к тем сословиям, в которых состоят. Также подтверждено, что последователям раскола воспрещается публичное оказательство оного, т. е. крестные ходы, публичные процессии в облачениях, публичное ношение икон, кроме предношения их сопровождаемым на кладбище покойникам, употребление вне домов или часовен и молитвенных зданий церковного облачения или монашеского и священнослужительского одеяний и раскольничье пение на улицах и площадях. Дозволено исправлять и возобновлять приходящие в ветхость молельни и часовни менее вредных сект, с тем, чтобы наружный вид строений не был изменяем, и каждый раз с разрешения гражданского начальства, а в некоторых случаях дозволено и распечатывать те, которые были закрыты, по сношению с обер-прокурором синода, и, при крайней надобности, открывать новые – с разрешения министра внутренних дел. Все такие здания не должны были только иметь внешнего вида православного храма, не иметь наружных колоколов, но могли иметь над входом кресты и иконы. В этих своих постановлениях государственный совет руководился тем соображением, что «молитва составляет одну из первых духовных потребностей каждого верующего, хотя бы и заблуждающегося в своих религиозных убеждениях, человека», и что «поэтому, какой бы строгостью ни было обставлено запрещение собираться на общественное в частных домах богомоление, последнее всегда будет существовать, с тем только различием, что в случае преследования оно будет совершаться тайно, без надзора правительственных властей». Кроме указанного, тем же законом 3 мая 1883 года отменены стеснительные постановления относительно отлучек раскольников из мест постоянного их жительства, приписки к городским обществам, отправления торговли и промыслов, а также занятия выборных должностей в городских общественных управлениях. В дополнение к этому закону законом 10 января 1889 года установлена уголовная ответственность раскольнических лжесвященников за исполнение ими духовных треб для лиц православного исповедания³⁹³.

Меры в отношении к заблуждающимся поощрялись преимущественно основанные на убеждении. Сначала в виде опыта, а потом и окончательно в духовных семинариях введена была особая кафедра по истории и обличению русского раскола. Начавший выходить в 1875 году и вскоре прекратившейся журнал «Братское Слово», издаваемый профессором Московской академии Николаем Ивановичем Субботиным и специально посвящённый изучению и обличению раскола, получил субсидию от синода и возродился с 1883 года, пока, впрочем, снова не прекратился в 1899 году, уже навсегда, жалуясь на малое число подписчиков, которых было всегда лишь не более тысячи, а вернее – разошедшись в своих взглядах на меры в отношении к расколу с правящими духовными сферами, которые стояли за более мягкое отношение к раскольникам, чем издатель-профессор. С субсидией же от синода возник в 1898 году и противо-сектантский журнал «Миссионерское Обозрение», издаваемый чиновником особых поручений при обер-прокуроре синода Василием Михайловичем Скворцовым, сначала в Киеве, а потом, с переходом издателя на жительство в Петербург, в Петербурге. Судя по постепенному росту объёма без надбавки подписной платы, журнал имеет материальный успех.

В миссионерское дело значительное оживление внесли миссионерские съезды, бывшие в Москве в 1887 и 1891 годах, в Казани в 1897 году, в Одессе в 1898 году. Особенное значение имел первый съезд, выработавший правила об устройстве миссий и о способе действий миссионеров и пастырей Церкви по отношению к раскольникам и сектантам, утверждённые затем синодом. По этим правилам, между прочим, в епархиях учреждаются миссионерские библиотеки: главная – обще-епархиальная и благочиннические или окружные. Книги для этих библиотек рекомендовано выписывать по каталогу, составленному братством святого Петра митрополита в Москве. Несколько позднее решено снабдить противо-раскольническими книгами в местностях, заражённых расколом, и библиотеки церковно-приходских школ. На содержание и разъезды миссионеров в юго-западных епархиях, заражённых сектантством, исходатайствован отпуск до 25.000 рублей.

Не без влияния осталось на обращение раскольников в единоверие разъяснение, данное синодом в 1888 году, о том, что единоверие не представляет собой какого-либо, отличающегося от православия, исповедания, но православие и единоверие составляют одну Церковь.

По высочайшему повелению в 1896 году внесено в закон дополнение об ответственности нехристиан за препятствование христианам соблюдать праздники и свои религиозные обязанности.

Вне пределов России, под мудрым руководительством преосвященного Николая Касаткина, состоящего начальником миссии с 1870 года и в сане епископа с 1880 года, процветала японская наша миссия. Её особенностью, а вместе и силой является её применённость к условиям деятельности, зависящим главным образом от того, что миссии приходится действовать среди народа, имеющего уже тысячелетнюю собственную культуру. Церковная жизнь здесь не похожа на русскую. Все православные в Японии распределяются по 226 общинам, имеющим 28 священников и 149 катехизаторов с епископом во главе и благочинным над общинами. Есть семинария в Токио с 70 учениками, катехизаторская школа, причётническая, женская, несколько обыкновенных, издаются три духовных журнала. Всех православных в ведении миссии до 25.000, крещено в 1898 году 970. Установился обычай ежегодно созывать собор из всех православных для обсуждения нужд миссии, т. е. японской православной Церкви. Общины сами содержат катехизаторов, а иногда и священников; нередко сами же строят для себя и храмы. В зависимости от пристрастия японцев к разного рода обществам, почти в каждом приходе существуют женские дружеские общества, для содействия религиозно-нравственному воспитанию. Общества эти имеют ежемесячные собрания, на которых читают жития святых, занимаются толкованием молитв или Священного Писания, рассказывают историю ближайшего праздника и выбирают более способных из своей среды для оглашения неверных, оказания помощи бедным, забот о воспитании детей, возбуждения веры в охладевающих. В 1889 году вместе с конституцией в Японии объявлена полная свобода вероисповедания.

В 1890 году утверждены новые штаты иерусалимской духовной миссии и дополнены затем в 1896 году.

Вместе с начавшимся с 1883 года оживлением русских элементов в прибалтийском крае возобновились и присоединения к православию из протестантства эстов и латышей. В год обыкновенно присоединялось здесь до 3.000 душ. Правительство решило дать должные фактические права в этом онемеченном крае русским элементам, вводило русский язык в присутственные места и школы, лютеранские церковные школы подчинило министерству народного просвещения, открывало русские народные школы.

В 1888 и 1889 годах совершилось массовое присоединение к православной Церкви проживающих на Волыни чехов-католиков, до 7.000 душ.

В 1898 году совершилось присоединение к православной российской Церкви айсор-несториан, проживающих в Персии. Стремление айсор к воссоединению было давнее. Ещё в 1859 году айсоры Персии и Турции искали воссоединения. Но так как с воссоединением они связывали надежду на улучшение своего политического положения, то дело было заторможено тогдашним министром иностранных дел, князем Горчаковым и обер-прокурором Ахматовым, которые высказались не в пользу немедленного воссоединения всего айсорского народа, хотя синод и с радостью встретил изъявление такого намерения айсор и послал от себя к айсорам, для ознакомления с их религиозным бытом архимандрита Софонию. С восьмидесятых, годов вопрос был поднят опять. В 1883 году приезжал в Россию несторианский епископ Гавриил хлопотать по этому делу, но и его миссия пока не имела желанного успеха. Было найдено, что он не имеет надлежаще заверенных полномочий. Кроме того, с ним трудно было объясняться, так как он не знал русского языка. Главным же препятствием было то, что из политических соображений опасались допустить одновременное воссоединение всего айсорского народа, предоставляя присоединяться каждому в отдельности. Однако, несмотря на все свои неудачи, айсорский народ продолжал стучаться в двери российской Церкви. И в 1895 году, после долгих проволочек, когда явился в Петербург уполномоченный от епископа айсор-несториан, живущих в Персии, синод впервые призвав всеспоспешествующее благословение Божие на ищущих вступить в лоно единой святой соборной и апостольской Церкви, по слову Спасителя нашего и Господа: да вси едино будут (Ин.17:21), поручил айсор-несториан, желающих воссоединиться, архипастырскому попечению экзарха Грузии, архиепископа Владимира, вскоре ставшего митрополитом московским, поручил преосвященному изыскать, по соображению местных обстоятельств, меры к осуществлению воссоединения, назначить в Урмию православного священника для ознакомления и православных с несторианством айсор, и айсор с православием. Избран был священник Виктор Синадский. Когда он 13 мая 1897 года въезжал в Урмию, к его приезду в этот город из окрестных деревень, расположенных на 50 вёрст в окружности, собралось до 10.000 пеших и всадников, представителей всех вероисповеданий. Встреча была полна неописуемого восторга и энтузиазма, а несторианское и армянское духовенство выходило навстречу с крестом и хлебом и служило молебны. Светилось чувство беспредельной преданности и надежды в отношении к православному русскому царю. Как ни бились дипломаты целую четверть века, не удалось вытравить у первобытного народа надежду на политическое покровительство. Чувство естественное! Но опять оно вызвало опасения, и дело разрешено было так, что принят был в лоно православной российской Церкви лишь прибывший вскоре в Россию епископ супурганский Иона с сопровождавшим его клиром, и ему уже самому поручено присоединить к православию желающих на месте их жительства. Для помощи же Ионе учреждена в Урмии православная русская миссия. В выработке условий и форм воссоединения самое деятельное участие принимал редкостный по эрудиции профессор петербургской духовной академии Василий Васильевич Болотов³⁹⁴. Воссоединение происходило 24 и 25 марта 1898 года. 24 марта, во вторник, в заседании синода секретарь Гурьев доложил: «так как в одном из предыдущих заседаний святейший синод, следуя соборным определениям, положил принять в общение обращающегося от несторианской ереси епископа супурганского Иону, то он стоит пред дверьми и просит позволения войти». Синод изъявил согласие на просьбу Ионы, двери зала заседания открылись, и епископ айсор вошёл с двумя переводчиками. Первенствовав член, митрополит петербургский Палладий Раев возгласил: «епископ супурганский Иона да передаст по сей рукописи своё исповедание веры». Это исповедание, применительное к несторианским заблуждениям было выработано синодом при участии профессора Болотова. Епископ Иона прочитал на сиро-халдейском языке своё исповедание веры и затем собственноручно подписал его, а находившийся при нём русский переводчик-иеромонах прочитал то же самое исповедание на славянском языке. За сим митрополит Палладий вопросил членов святейшего синода: «достоин ли принятия ищущий общения», и когда митрополит киевский Иоанникий ответствовал, что «по священным канонам достоин принятия в сущем его сане», и прочие члены святейшего синода с ним согласились, тогда первенствующей член произнёс: «слава Богу, соединившему расстоящая», и затем, осенив епископа Иону крестом, объявил ему, что на следующий день в Свято-Троицком соборе Александро-Невской лавры имеет быть совершено присоединение к православной Церкви как его самого, так и других, прибывших с ним, несториан. О вышеописанном представлении святейшему синоду епископа Ионы было составлено особое деяние святейшего синода, помещённое в официальной части № 13 «Церковных Ведомостей» за 1898 год.

На следующий день, в праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, совершилось и самое торжество присоединения. Уже к 9 часам утра лаврский собор был полон молящимися. Епископ Иона и бывшие с ним архимандрит Илия, пресвитеры Сергий и Георгий и диакон Иаков также прибыли к указанному часу в собор и стали у западных дверей его вместе со своими переводчиками. К 9½ часам утра в алтаре собрались архипастыри, имевшие совершать божественную литургию: митрополиты – Палладий с.-петербургский и Владимир московский, Антоний, архиепископ финляндский, и Димитрий, епископ тверской. К тому же времени прибыли в собор многие высокопоставленные лица. По окончании чтения часов, митрополит Палладий, облачённый в мантию и омофор, вышел из алтаря вместе с двумя своими викарными епископами и направился к западным дверям собора, где находились присоединяемые. По обычном вопрошении присоединяемых о желании их отрешись от погрешений и неправостей несторианского вероисповедания и приити в соединение веры православно-кафолической и по получении утвердительного от них ответа, высокопреосвященный Палладий благословил их и затем над приклонёнными главами их прочёл молитву, начинающуюся словами: «Господи Боже истины». Засим последовал ряд вопрошений, обращённых к присоединяемым. Вопрошения и ответы, положенные по чину, были заранее переведены профессором Болотовым на сиро-халдейский язык и усвоены присоединяемыми. Пресвитер Сергий, как знакомый с церковно-славянским языком, произносил ответы от лица всех присоединяемых. Трогательно было слышать, когда митрополит произнёс первое вопрошение: «отрицаетеся ли учения Нестория и Феодора и всех им единомысленных», и когда на сие последовал громогласно произнесённый присоединяемым пресвитером Сергием ответ: «отрицаемся»! Мысль невольно переносилась к тем временам, когда имена названных лжеучителей глубоко волновали Церковь православную.

После всех вопрошений и ответов, митрополит, произнеся слова: «внидите в Церковь православную и, совершенно отринув заблуждения, в нихже были есте, чтите Отца Вседержителя, Сына Его Иисуса Христа и Духа Святого, Троицу единосущную и нераздельную» подвёл присоединяемых к амвону, где на особом аналое положены были крест и евангелие. В это время хором митрополичьих певчих было исполнено на сиро-халдейском языке пение псалма 66: «Боже, ущедри ны и благослови ны»... По окончании пения псалма, присоединяемые стали на колена, а митрополит прочёл положенные и в других чинах присоединения стихи: «Посли дух Твой» и другие и молитву «Господи Боже Вседержителю»... Затем присоединённые встали и утвердили данное ими обещание об исповедании православно-кафолической веры лобызанием евангелия и святого креста. Чин присоединения закончился чтением митрополитом Палладием молитвы над присоединяемыми, начинающейся словами: «Господь наш Иисус Христос...». После сего митрополит, высказав приветствие новоприсоединённым, возложил на епископа Иону драгоценный крест, панагию и архиерейскую мантию на архимандрита Илию – крест архимандритский, а на прочих пресвитеров – кресты иерейские. Все они, затем, были введены в алтарь и, облачившись в священные одежды, свойственные их степеням священства, приняли участие в совершении божественной литургии. Во время малого входа епископ Иона возложил на присоединённого к православной Церкви архимандрита Илию митру. После великого входа новоприсоединённый епископ Иона благословил народ, держа в руках дикирий и трикирий. По окончании литургии было отслужено молебствие, а затем епископ Иона и прочие присоединённые проследовали в покои митрополита и здесь были приветствованы им, а затем вместе с митрополитом Палладием они прошли в лаврскую трапезу. Здесь, по прочтении молитвы, товарищ обер-прокурора святейшего синода сенатор Владимир Карлович Саблер прочитал милостивое поздравление Государя Императора вновь принятым в лоно нашей православной Церкви³⁹⁵.

В последнее десятилетие XIX века особенно заметно проявилось не умирающее в западных Церквах стремление к воссоединению с восточной православной Церковью. Проявления этого стремления не новы в русской церковной жизни. В сороковых и шестидесятых годах они шли от англиканской Церкви, в семидесятых от так называемой старо-католической, отделившейся от римской Церкви после ватиканского собора. В девяностых годах старокатолики, казалось, были совсем накануне соединения. Но Господь, видимо, не благословляет пока осуществления этого дела.

В 1896 году торжественно открыты в Чернигове мощи святителя Феодосия Угличского и установлено церковное празднование его памяти в день его кончины. В 1882 году установлено празднование 19 февраля. В 1884 и 1885 годах установлено празднование, 6 апреля и 14 февраля, дней кончины святых первоучителей славянских Кирилла и Мефодия. В 1888 году, по поводу девятисотлетия крещения Руси, установлено празднование памяти святого великого князя Владимира в день 15 июля, и в память спасения царской семьи при крушении железнодорожного поезда на курско-харьковско-азовской дороге при станции Борках 17 октября 1888 года установлено празднование 17 октября. В 1895 году высочайше повелено считать 30 августа табельным днём.

В 1881 году на литургии прибавлено на ектеньи два прошения и особая молитва об утверждении мира в земле нашей и разрушении советов нечестивых на попрание власти, к концу века, впоследствии, изменённая вследствие усмирения крамолы в молитву о водворении мира и благочестия; во время холеры в 1892 году синодом предоставлено епархиальным преосвященным, независимо от совершения молебного пения во время губительного поветрия, разрешать на сугубой ектеньи возношение особого прошения: тоже и во время голода в 1891 году. В 1885 году изданы служба и акафист святым Кириллу и Мефодию, в 1888 году – святому великому князю Владимиру и разрешено синодом к напечатанию множество акафистов местным святым и чудотворным иконам. Устанавливалось, по ходатайству благочестивых христиан, множество крестных ходов.

Общение русской Церкви с другими православными Церквами выражалось в постоянном оказывании материальной помощи бедствующим иностранным Церквам.

Общероссийское значение имело состоявшееся в 1896 году освящение владимирского собора в Киеве. Мысль о построении собора в честь святого великого князя Владимира явилась ещё в 1852 году, при сооружении гражданского памятника святому Владимиру, и принадлежит тогдашнему митрополиту киевскому Филарету. Первоначальный план составлен был академиком Н.В. Штромом. Первая закладка собора происходила в 1862 году. Предполагалось выстроить собор на пожертвования. Первая смета была исчислена в 500.000 рублей. Работы из экономических соображений начаты были по плану, изменённому архитектором Спарро и академиком Берегги. В 1866 году, вследствие появившихся в стенах собора трещин, работы были приостановлены, но через десять лет возобновлены опять – на средства казны. Постройка вчерне была закончена в 1881 году и затем началось, под руководством профессора А.В. Прахова, знаменитое росписание стен собора, благодаря оригинальным работам художника Виктора Михайловича Васнецова вынесшее славу собора за пределы России – в западную Европу. Сооружение и украшение собора обошлось почти в миллион рублей³⁹⁶.

Усиление епархиальной власти. – Улучшение быта духовенства. – Орденские знаки. – Крест для священнослужителей. – Чёрная скуфья. – Войсковое духовенство. – Церковные суммы. – Соборы архипастырей. – Новое издание устава духовных консисторий. – Новая инструкция церковным старостам. – Новые штаты синодальных архива и библиотеки, контроля и типографий. – Цензура духовная. – Новые епархии. – Викарии.

Престиж духовенства возвышался двумя путями: усилением власти власть имеющих и улучшением положения низшего духовенства. Новый устав духовно-учебных заведений делал епархиального архиерея вершителем административной части в учебных заведениях и исключал всякую возможность нередко встречавшихся ранее надоедливых и упорных пререканий семинарских правлений со своими преосвященными, восходивших на разрешение синода, как то не раз было даже в петербургской семинарии при митрополите Исидоре³⁹⁷. Синодальным указом 5 апреля 1881 года отменены выборы благочинных, назначение благочинных предоставлено власти и усмотрению архиерея.

В быте духовенства царствование Александра III ознаменовано значительными милостями. Установлением особого земского сбора в западных губерниях с 1 января 1889 года обеспечено устройство причтовых помещений при православных церквах. В 1887 году положено относить пенсии духовным лицам на счёт общего пенсионного кредита департамента государственного казначейства с прекращением счёта пенсионному кредиту духовного ведомства. Это имело те последствия, что все лица духовного сословия стали получать, хотя и крохотные, пенсии, а прежде, когда был особый счёт пенсионному кредиту духовного ведомства, сумм на выдачу всем пенсий не хватало и к последнему году имевших право на получение, но не получавших пенсий, в ожидании получения по очереди, состояло до тысячи лиц. Самое же важное, это восстановление в 1893 году установленного императором Николаем I и действовавшего до 1860 года порядка, по которому ежегодно к ассигновке на духовное ведомство прибавлялась известная сумма – на жалованье причтам, до обозначения всех причтов жалованьем. 28 декабря 1892 года состоялось высочайшее повеление об ассигновании на первый раз 250.000 рублей в 1893 году на жалованье приходскому духовенству, в 1893 году отпущено ещё 250.000 на будущий год. Затем с 1895 года этот кредит прогрессивно ежегодно увеличивался на 500.000 рублей. Всеми этими законоположениями духовенство обязано, как свидетельствует повременная печать, инициативе и настоянию К.П. Победоносцева.

В 1884 и 1885 годах синод выработал новые положения о приходах. Разрешено было восстановить все приходы, закрытые с 1869 года, и сделанные приписными церкви обращались в самостоятельные приходские. Увеличен состав причта и не только разрешено, но и рекомендовано восстанавливать упразднённые диаконские вакансии. В диаконах надеялись найти наиболее пригодный контингент учителей церковно-приходских школ. Результаты новых распоряжений стали обнаруживаться немедленно: в том же 1885 году в нижегородской епархии восстановлено было сразу 126 приходов, в воронежской восстановлено 638 диаконов. Вместе с этим, в 1885 году было закрыто давно уже выцветшее присутствие по делам православного духовенства.

Весьма заметным в жизни духовенства было распоряжение синода о воспрещении священнослужащим одевать на себя при богослужении орденские знаки, что практиковалось ранее. Как бы в обмен, всем лицам иерейского сана в 1896 году, по случаю коронации, присвоено право возлагать на себя серебряный наперсный крест особо установленного образца. С 1883 года всем священникам дозволено при богослужении на открытом воздухе или в холодной церкви одевать чёрную скуфью.

В 1890 году преобразовано управление войсковым духовенством. По новому положению во главе управления становился один протопресвитер военного и морского духовенства с духовным правлением, устроенным по образцу консисторий. Новым положением достигнута централизация управления войсковым духовенством и уничтожена прежняя обособленность и как бы совершенная независимость войсковых священников от епархиальных архиереев в пределах их епархий. Первым протопресвитером по новому положению был назначен главный священник гвардии, гренадёр, армии и флота, бывший настоятель Петербургского сергиевского всей артиллерии собора Александр Алексеевич Желобовский. Несколько ранее высочайшего утверждения нового положения об управлении войсковым духовенством возвышены служебные права этого духовенства и увеличено его содержание.

Различными мероприятиями круто ограничено было право архиереев распоряжаться подведомыми им монастырскими и церковными суммами. Распоряжением 1888 года велено все церковные суммы хранить в государственных банковых учреждениях.

В церковном управлении и вообще в области церковной жизни проявились попытки широкого применения принципа соборности. В 1884 году состоялся собор юго-западных архиереев в Киеве, под председательством киевского митрополита Платона Городецкого, для обсуждения мер к поднятию значения духовенства и усиление религиозно-нравственного влияния его на массу народа, особенно же мер против развития сектантства на юго-западе России. Собралось одиннадцать архипастырей. Собор издал «пастырское послание иерархов юго-западных епархий к своим паствам» с призывом остерегаться всяких лжеучений и в частности штунды. В том же году составившийся в Петербурге на юбилей митрополита Исидора собор иерархов рассуждал о церковно-приходских делах: школах и причтах, и тоже издал воззвание. В 1885 году созван был собор сибирских архиереев в Иркутске и поволжских в Казани для обсуждения мер против раскола и вообще к лучшей организации миссионерского дела. Оба собора издали пастырские послания. В 1888 году был великий собор в Киеве по поводу девятисотлетия крещения Руси. Наконец, в самое последнее время множество иерархов съехалось в Киев на пятидесятилетний юбилей митрополита киевского Иоанникия. На эти соборы в первое время возлагали большие надежды. В них видели «давно желаемое применение на практике древнего канонического обычая и права святителей православной Церкви соборно обсуждать важнейшие вопросы веры и церковной жизни и разрешать возникавшие недоразумения по делам церковного управления».

Важное значение в церковной жизни имеет новое издание в 1883 году устава духовных консисторий, переработанного и применённого к государственным законоположениям нового времени.

В 1890 году высочайше утверждена составленная синодом инструкция церковным старостам, регулирующая отношения старост к причту и к церковному хозяйству.

В 1895 году утверждены новое положение о синодальном архиве и новые штаты архива, выработанные по почину начальника архива Аполлинария Николаевича Львова высочайше учреждённой комиссией по упорядочению синодального архива. Кроме возвышения в материальном и служебном положении лиц, служащих в архиве, новое положение уничтожало существовавшую ранее труднодоступность архива, широко открывая двери архива для научных занятий, и усилением штата имело в виду ускорить разработку справочной части в архиве. Тем же порядком исходатайствован был с 1897 года, пока на пять лет, ежегодный отпуск из казны 3.000 рублей на издание трудов самой комиссии по изданию описания архива, значительно ожививший это заглохшее было дело. Улучшено дело управления московской синодальной библиотекой. В 1895 же году утверждены новое положение и новые штаты контроля при синоде, в 1896 году – петербургской и московской синодальных типографий.

При пересмотре цензурного устава в 1885 году окончательно упразднены существовавшие ещё при провинциальных духовных академиях цензурные комитеты.

В 1885 году открыта самостоятельная екатеринбургская епархия из викариатства пермской, учреждённого ещё в 1883 году. В 1886 году кавказская переименована в ставропольскую. Ещё раз преобразовано церковное управление Грузии: вместо четырёх, здесь образовано пять епархий, причём гурийская и абхазская епархии упразднены, а открыты вновь сухумская, на место абхазской, гурийско-мингрельская, на место гурийской епархии и мингрельского викариатства имеретинской епархии, и владикавказская, образованная из грузинского викариатства, существовавшего с 1875 года; владикавказская в 1894 году обращена в самостоятельную; в 1887 году образовано алавердское викариатство, на место прежней епархии. С кончиной с.-петербургского, новгородского и финляндского митрополита Исидора в 1892 году его прежняя епархия выделила из себя старую новгородскую и новую финляндскую. В 1894 году открыта забайкальская епархия из иркутской, в 1895 году – омская. В 1898 году учреждена владивостокская епархия.

В царствование Александра III появилось много новых викариев. Ещё в предшествовавшее царствование, в 1865 году, признано было возможным открывать викариатства всюду, где найдутся на содержание их местные средства. К началу века их было только 3. Викарии состоят в полном послушании своих епархиальных преосвященных, только немногие имеют относительную самостоятельность, где, вследствие обширности епархии, нет возможности викарию постоянно сноситься с епархиальным архиереем. Таковы викарии: люблинский в холмско-варшавской епархии, великоустюжский в вологодской, сарапульский в вятской. При этих викариях существуют духовные правления, устроенные по образцу консисторий, но с правом решать только менее важные дела.

Статистические сведения о российской Церкви к концу XIX столетия. – Первенствующий член синода, митрополит Антоний Вадковский. – 31 декабря 1900 года. – Неизменное в церковной жизни среди её постоянных перемен.

К концу столетия российская Церковь состояла из более чем 80.000.000 душ православных христиан обоего пола. Ежегодно рождается православных русских до 5.000.000, умирает до 3.000.000, браков бывает до 800.000, разводов до 1.300, присоединений до 15.000. Этой обширной паствой Божией управляло около 45.000 пастырей-священноиереев, в том числе свыше 2.000 протоиереев. Служит до 15.000 диаконов и до 44.000 псаломщиков. Свыше 23.000 причтов обеспечены жалованием с расходом до 8.000.000 рублей. Церквей было до 48.000 и до 19.000 часовен и молитвенных домов. В этом числе собственно приходских церквей до 37.000, свыше 4.000 приписных, свыше 2.000 кладбищенских, до 2.000 домовых, до 2.000 монастырских, свыше 700 соборных и до 300 единоверческих. Около 53.000 лиц искали спасения вне мира в 800 обителях. Монастырей мужских до 500, в том числе 68 архиерейских домов, являющихся также иноческими обителями; женских монастырей было до 300. Монашествующих в мужских монастырях свыше 8.000, в женских свыше 9.000; послушников до 7.000, послушниц до 29.000. Для приготовления к пастырскому и церковному служению обучалось в 4 академиях до 1.000 лиц, в 58 семинариях до 20.000, в 185 духовных училищах до 32.000. Наставников и начальников духовно-учебные заведения имели до 3.000. Число церковных школ и учащихся в них указано ранее. При церквах и в благочиннических округах числилось свыше 26.000 библиотек. При монастырях состояло до 200 больниц, на 2.000 лиц, и до 150 богаделен, на 4.000 лиц. При церквах было до 100 больниц, на 1.000 лиц, и до 1.000 богаделен, на 10.000 лиц. Епархиальные попечительства о бедных духовного звания имеют капитал до 10.000.000 рублей, расходуют в год до 2.000.000. Церковно-приходские попечительства, число коих восходит до 18.000, сделали в 1897 году пожертвований на сумму до 4.000.000 рублей, в том числе на содержание и украшение церквей до 3.000.000, остальное на церковные школы, благотворительные учреждения и содержание причтов. Вся паства православной российской Церкви распределялась по 65 епархиям, из коих одна состоит в Америке. Во главе стояли 65 епархиальных архиереев и при них 40 викариев. Кроме того, 14 архиереев не имели епархий, из них 2 присутствовали в синоде, a прочие пребывали на покое. Из всех преосвященных сан архиепископа к концу века имели 14: ярославский Ионафан Руднев, харьковский Амвросий Ключарев, иркутский Тихон Троицкий-Донебин, волынский Модест Стрельбицкий, владимирский Сергий Спасский, казанский Арсений Брянцев, херсонский Иустин Охотин, донский Афанасий Пархомович, холмский и варшавский Иероним Экземплярский, литовский Ювеналий Половцев, тверской Димитрий Самбикин, финляндский Николай Налимов, новгородский Гурий Охотин и экзарх Грузии Флавиан Городецкий. Киевскую, московскую и петербургскую кафедры занимали митрополиты: киевскую – высокопреосвященный Феогност Лебедев, московскую – высокопреосвященный Владимир Богоявленский и петербургскую – высокопреосвященный Антоний Вадковский. Первенствующим членом синода после кончины митрополита Исидора был около шести лет митрополит петербургский Палладий Раев, а после смерти высокопреосвященного Палладия – около полутора лет – митрополит киевский Иоанникий Руднев. В июне 1900 года первое место среди российских иерархов занял высокопреосвященный Антоний.

Митрополит Антоний Вадковский – сын священника тамбовской епархии, высшее богословское образование получил в Казанской духовной академии, в которой, по окончании курса, остался доцентом по кафедре пастырского богословия и гомилетики. Вскоре женившись, молодой доцент зажил счастливой профессорской жизнью, в счастливой, нежно любимой и любящей семье. Но жизнь счастливая продолжалась недолго. В 1879 году умерла жена, а через три года пришлось схоронить и обоих детей, умерших от дифтерита. Через год после этого, 4 марта 1883 года, принято было монашество. Академия встретила пострижение своего сотоварища с особенно искренним чувством и с высокими надеждами. Академический журнал «Православный Собеседник» писал: «веруем, что идеал монашества найдёт в новопостриженном художественное воплощение со своими лучшими и светлыми сторонами». В этих словах чувствовалось отношение к совершившемуся пострижению, как к явлению, выходящему из ряда других. И, действительно, прошло едва пятнадцать лет, и высочайший рескрипт 25 декабря 1898 года призвал преосвященного Антония на петербургскую митрополию, а через полтора года, 9 июня 1900 года, владыка назначен первенствующим членом синода. Прежнее служение – профессором, инспектором и ректором академии, затем с 1892 года архиепископом небольшой финляндской епархии: с присутствованием в синоде, давшее владыке твёрдую научную и административную основу и избавившее его от поглощения тиной канцеляризма в необозримом море десятков тысяч консисторских бумаг, наконец, главное – направление владыки, его уважение к науке, широкая христианская терпимость, обнаруженная в его речах, получивших широкое распространение и известность, – всё это ставило назначение высокопреосвященного Антония на пост первоиерарха российской Церкви в совершенно исключительные условия. Назначение его вызвало, не совсем, правда, определённые, но всеобщие ожидания и надежды. Но деятельность владыки принадлежит уже новому веку.

В городах в последние годы стал устанавливаться обычай среди верующих встречать новый год в церкви, причём и обычное новогоднее молебствие совершается уже в полночь. В Петербурге в газетах не раз высказывалось желание общества, чтобы все церкви, по крайней мере, приходские, были открыты для встречи нового года, но покойный митрополит Палладий предоставил этот вопрос усмотрению настоятелей церквей.

«31 декабря 1900 года, – пишет один петербургский обыватель, – в начале двенадцатого часа ночи, живя близ Исаакиевского собора, я выглянул в окно, в твёрдой уверенности, что увижу факелы собора зажжёнными и храм освещённым. Но всё вокруг было погружено в глубокий сон. Тогда я направился в Казанский собор, приветливо всегда идущий навстречу религиозным запросам общества, но, когда подъехал, и здесь увидел всё погруженным в сон. Пешеходы шли, однако, к собору со всех сторон, стучались у дверей и с печалью уходили прочь. Другие останавливались и ждали, не веря, что собор не откроет своих дверей. Подъезжали и на извозчиках и, перекликнувшись со стоявшей на крыльце собора группой, быстро продолжали путь. У моей спутницы навернулись на глаза слёзы. Мне самому стало как-то жутко. Двери дома Божия в этот знаменательный полуночный час были закрыты и как бы говорили: „идите, отверженные, прочь“. Улицы были парадно освещены, рестораны, по принятому обычаю, зазывали встречать новый век за шампанским, среди веселья, под звуки музыки и песней. Но больше хотелось плакать, страстно желалось быть ближе ко Христу, и так трудно было найти Христа в этом беззаконном Вавилоне. Я всё-таки знал, что некоторые церкви, наверное, будут открыты. Извозчик, окрылённый прибавкой на чай, мчался во весь дух по залитому парадным светом Невскому проспекту. На углу Владимирского проспекта послышался сладостный благовест троицкой церкви общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе православной Церкви. Ещё немного – и показались её ярко освещённые окна. Слава Богу! Здесь со светильниками в руках ждали Жениха, грядущего в полунощи»³⁹⁸.

Проходят «времена и лета», быстро сменяются годы, унося с собой пёструю смесь жизней, волнений, радостей и скорбей, непрерывной чередой плывут поколения, движутся века с их вековыми запросами и задачами, и одна только святая Церковь неизменно стоит, как незыблемая скала, о которую разбиваются все волны житейского моря и в которой находят себе спасение от ярости волн все плавающие по этому морю. «Я создал Церковь Мою, и врата ада не одолеют её»³⁹⁹. «Всякая плоть, как трава, и всякая слава человеческая, как цвет на траве: засохла трава, и цвет её опал; но слово Господне пребывает вовек»⁴⁰⁰. «Бог и Его воля, Его уставы и повеления, Им уставленные основы церковного строя и жизни остаются неизменными. В этом неизменном начале Божиих глаголов и повелений и заключается высший разум жизни, без которого она была бы и бессмысленна, и ничтожна»⁴⁰¹.

И на пространстве XIX века церковная жизнь в России испытала не одну значительную перемену направления. Но все эти перемены были внешние, Церковь оставалась непоколебленной и сущность церковной жизни неизменённой. Как при начале века, так и в его конце возносилась за грехи людские по заповеди Спасителя та же Бескровная Жертва; те же рождённые во грехах омывались святой водой Крещения и, грехом прародителей удалённые от райского блаженства, по прежнему с горящим сердцем испрашивали очищающего благословения Божья на запятнанный скверной союз любви, поддерживающий жизнь человечества; с иными именами, другого вида и в новых одеждах те же молились грешные люди, и молились о том же: об утешении, радости, счастье, за близких, за любимых. Омытая слезами мысль так же высоко реяла в Божиих обителях, и Дух-Утешитель так же, как и прежде, лил целебный елей утешения на настрадавшееся сердце.

Живыми примерами неизменности церковной жизни были те, как бы не подчиняющиеся течению времени, Христовы подвижники, которыми, милостью Божьей, и в XIX веке не оскудела русская земля. Все знают имена старца Серафима саровского, старца Амвросия оптинского, епископа Феофана-затворника, отца Иоанна Кронштадтского и многих, многих других. Одни из них прославлены волей судеб Божиих на весь мир, иные соделывали спасение своё и других в неизвестности людской, ведомые только тем, для которых они были до́роги, и Сердцеведцу Богу. И царь, и его наследник; и воин, и землепашец; и учёный, и неграмотный; торговец и художник: все идут к ним и одинаково несут дань уважения и просьбу молитвы. А они – в самоотречении и любви к человечеству – неизменно всегда воссылают одну и ту же святую молитву за всех и за всё.

Протоиерей Иоанн Ильич Сергиев (Кронштадтский), великий молитвенник Земли Русской

Символ Воскресения Христова (с христианского саркофага IV века)