Заключение. ΧΙХ век в религиозном отношении

Представленный выше обзор церковной истории отдельных народов Востока и Запада даёт достаточно яркую картину церковно-религиозной жизни христианского мира в течение XIX века. Нам остаётся только обобщить отдельные черты её в краткой характеристике религиозного состояния минувшего века.

Хотя деление на века представляет собой нечто условное и искусственное, однако каждый век носит на себе яркую печать индивидуальности, резко отличающую его от других. Такую же печать носит на себе и век XIX, который в религиозном отношении резко отличается от предшествовавшего ему века и притом в благоприятном для религии смысле. XVIII век в сущности был веком бурного отрицания как в политической, так и религиозной области, и своими идеями, выработавшимися на почве поверхностного просвещения, потрясал все основы и духовной и материальной жизни. Передовые глашатаи этих идей думали совершить крутой переворот в истории человечества, освобождая его от связывавших его религиозных и политических уз, которые притом казались им не прочнее паутины, раскинутой условностью, рутиной и своекорыстием. Действительность, однако, скоро показала им, что основы человеческой жизни, выработанные и укреплённые веками, далеко не так легко разрушимы, как им казалось, и потому неизбежно должна была наступить реакция, которая и началась с зарёй XIX века и, несмотря на некоторые колебания в средине, придала основной тон всей его истории.

Отсюда, если XIX век сравнить в религиозном отношении и с предшествующим ему XVIII, то, в общем, он окажется более религиозным. XVIII век – время деистов и сенсуализма Локка в Англии, энциклопедистов и Вольтера во Франции, рационалистического просвещения в Германии, – значительно охладил религиозное чувство в Европе и отчуждил европейские народы от христианской церкви. Французская революция, как злое детище этих идей, произвела разрыв между обществом и религией, из-за своей вражды к римско-католическому духовенству и папе выступила против самой религии, и провозглашённой ею свободой пользовалась даже для государственного подавления христианства во Франции. С началом XIX века положение дел сильно изменилось. Религия опять начала повсюду получать принадлежащее ей значение в Европе. В Англии мало-помалу ослабело, а затем и совсем исчезло господство материалистической философии, влияние деистов пало, и церковь в лице её сильного своим просвещением духовенства опять получила прежнюю власть над умами. Пробудилась необычайная ревность к делу религии и христианства, и основание таких религиозно-просветительных обществ, как «Британское и иностранное Библейское общество», а также и крупных миссионерских обществ для распространения Евангелия по всему миру, ясно свидетельствовало о восстановлении значения религии в Англии с наступлением XIX века. Хотя в Англии и после этого не было недостатка в противниках христианства, причём многие приверженцы философских теорий Спенсера и Милля и натуралистических идей Дарвина понимали их во враждебном христианству смысле, однако эти идеи уже не в состоянии были поколебать сильной преданности английского народа к религии, которая и доселе остаётся важными фактором его истории и жизни. Такой же переворот совершался и во Франции. Там также началась реакция против крайнего неверия, проявился новый религиозный энтузиазм и совершился в умах поворот к старым религиозным убеждениям. Шатобриан, Де-Местре, Ламенне, Лакордер, Ламартин, – вот те выдающиеся лица, которые главным образом содействовали этому возвращению французского народа к вере. Правда, и во Франции позже выступили новые противники христианства, особенно в лице основателей позитивизма, как Огюст Конт и Литтре, а также вожди социализма и коммунизма, да и вообще образованные французские классы, из-за враждебных культуре тенденций римско-католического духовенства и особенно иезуитов, спешивших захватить духовную власть в свои руки, находились далеко не в дружелюбных отношениях к римско-католической церкви, а через неё благодаря скороспелому заключению и к самому христианству, но если мы возьмём французский народ вообще, то он остался верен своей церкви и своей преданностью ей причинил немало хлопот и затруднений легкомысленно либеральничающему правительству. То же мы видим и в Германии. За религиозным охлаждением XVIII в. следовал в начале XIX века сильный религиозный подъём, которому много содействовали освободительные войны против Наполеона I. Эти войны, главным образом, и оживили религиозное чувство в немецком народе. Великие религиозные системы, появившиеся в начале столетия, как системы Канта, Фихте, Шеллинга и Гегеля, как и вообще идеи позднейших теистических философов, – Герберта, Фихте младшего, Лотце и др., были благоприятно настроены по отношению к христианской религии. Конечно, и в Германии не было недостатка в философах и натуралистах, которые враждебно относились к христианству как Шопенгауер, Гартман, Ницше, Бюхнер, Геккель, но влияние их ограничивалось лишь так называемой «интеллигенцией», и они не могли ослабить религиозной веры собственно немецкого народа. Очевидным показателем религиозного оживления в Германии в XIX веке служат процветание богословской науки там, бесчисленные религиозные и благотворительные общества, и та ревность, которую немцы вообще проявили к распространению христианства и Библии по всему миру. Остальные страны Европы и Америки следовали тому, что происходило в Англии, Франции и Германии, так как эти страны задавали тон всему цивилизованному миру. Поэтому и у них также, в общем, замечаются те же самые явления, возврат к старым религиозным убеждениям, хотя не было недостатка и в противниках христианства. Борьба против христианства оказалась бессильной. Религия, очевидно, глубоко коренится в человеческом существе, и христианство представляет собой полнейшее удовлетворение всех внутреннейших и благороднейших потребностей человеческого духа, а потому и тщетны все усилия врагов христианства ослабить и ниспровергнуть его.

Главная причина этого поворота в сознании современного человечества к религии и христианству, несомненно, заключалась в чувстве ужаса пред теми неистовствами, которыми ознаменовалась французская революция. Так как неистовства и ужасы конца XVIII века были непосредственным плодом того безбожного вольнодумства, которое проповедовалось как новое евангелие просвещённого гуманизма, то народы, вкусив от этого горького плода, инстинктивно старались избавиться от смятенного состояния и искали себе прочных устоев жизни – в религии и церкви. Потому-то XIX век и начался сильной реакцией в пользу прав попранного христианства, и так как на западе самым важным представителем его было папство, то последнее соединёнными усилиями европейских держав, сломивших бурную силу Прометея минувшего века (Наполеона I), и было восстановлено в своих правах. Эта благотворная реакция обнаружилась и в протестантизме, где на место холодного и поверхностно бездушного рационализма повеяло новым духом религиозной настроенности, как она проявилась особенно в пиетистически-романтическом направлении первой четверти века. Но самым знаменательным событием XIX века было выступление нового фактора в истории христианского цивилизованного мира, именно православной России, с её коренящимися в глубочайшей основе христианства идеалами, которые в начале века и были выставлены на знамени общеевропейской политики, когда именно её венценосный вождь Александр I Благословенный освободив Европу от ига сына революции и произведённых им смятений, выдвинул идею «священного союза», как выражение братской любви христианских народов на общей основе их веры. Эти факторы намечали путь для дальнейшего хода церковно-религиозной и общественно-государственной жизни века, и при последовательном проведении их являлась надежда на полное умиротворение страждущего человечества на незыблемых началах христианства. Но мир во зле лежит, и этой надежде не суждено было осуществиться: старая закваска ложных начал церковно-религиозного развития на западе не преминула сказаться в ряде новых печальных явлений, которыми характеризуется дальнейшая история XIX века, именно развития крайнего ультрамонтанства в римском католицизме с одной стороны и рационализма в протестантизме – с их горькими плодами, отравляющими и разлагающими современную жизнь западно-европейского христианского мира и нередко забрасывающими зловредные семена и на почву православного Востока. С другой стороны – самое сознание горечи этих плодов служит естественным побуждением к исканию более истинных церковно-религиозных начал, которые лучшее сознание современного человечества начинает видеть опять на православном Востоке, откуда впервые воссиял свет христианства и где доселе горит факел непреложного в своей истине православия. XIX век был свидетелем многих таких попыток (со стороны англикан, старокатоликов и некоторых партий в протестантизме) и в них лежит залог и дальнейшего движения в этом направлении в будущем.

Если таким образом, в церковно-религиозном отношении XIX век, несмотря на многие превратности и смуты, произведённые вспышками духа антицерковности и антихристианства, в конце концов, пришёл к лучшему понимаю смысла религии, то ещё более это выступает в отношении внутренней стороны христианства, которое не могли не оценить, как великую нравственную силу даже и те, кто не в состоянии были понять его церковной стороны (как Гарнак, Толстой и другие). Вот почему влияние и значение христианства с особенной силоё сказалось в жизни XIX века поразительным расцветом различных учреждений, воплощающих в себе дух христианства.

Доказательством этого⁴⁰² с несомненностью служит:

1) бесчисленные благотворительные общества и филантропические учреждения, украшающие собой все большие города Европы и Америки, что само по себе свидетельствует о том, насколько христианская любовь, составляющая сущность всего христианства, жива в сердцах христиан XIX века. Ни один из предшествующих веков не может в этом отношении сравняться с XIX. Никогда ещё в другие времена человеческая бедственность не находила такого облегчения в христианских странах, как в минувшем веке. Доказательством этого истинно-христианского человеколюбия служит и то, что в течение его во всех христианских государствах запрещена была торговля рабами, производившаяся в прежние времена самым бесчеловечным образом, и вообще прекратилось самое рабство повсюду, куда только достигает власть европейских народов.

2) Процветание богословских наук. Хотя свой главный очаг богословские науки имели в Германии, но они разрабатывались также и во всех других христианских странах, православных, протестантских и римско-католических. Никогда ещё, ни в каком веке, духовенство не достигало такого высокого образования, как в XIX веке. Хотя православно-восточное духовенство, вследствие разных неблагоприятных обстоятельств, в которых находились многие народы православного Востока, и не имело возможности идти вслед за своими западными собратьями, однако и оно проявило в этом отношении весьма значительные успехи, особенно в России. Никогда ещё Св. Писание не исследовалось с такой тщательностью и не изучалось так всесторонне; никогда история церкви не разрабатывалась с таким неутомимым прилежанием и не давала таких блестящих результатов; никогда догматы христианства, его мораль, его обрядность, его формы управления и самая сущность религии вообще не изучались во всех их формах с такой основательностью, как в минувшем веке.

3) Ревность к распространению христианства. И прежде христианские церкви заботились о распространении христианской веры в нехристианских странах. Но то, что они делали раньше для этой цели, далеко не может идти в сравнение с тем, что христианские церкви совершили в грандиозных размерах в XIX веке. В этом веке число действующих с этой целью православных, римско-католических и протестантских миссионерских обществ было изумительно. Целые тысячи миссионеров различных церквей с беспримерным самоотвержением трудились во всех странах мира, – в Азии, Африке, Америке и Австралии, и многие умерли за свою веру. Миллионы рублей ежегодно истрачивались миссионерскими обществами на христианское просвещение язычников. Плоды всех этих трудов и жертв были, к сожалению, не очень велики, потому что дикари, нецивилизованные или полуцивилизованные народы, не имея возможности подняться на высоту христианства и с трудом лишь понимая духовность христианского учения, предпочитают ему свои чувственные языческие религии, как более соответствующие их низменному духовному развитию и перемешанные с разными суеверными представлениями, и не охотно принимают Евангелие. Дикарям трудно понимать возвещаемого христианскими миссионерами невидимого духовного Бога, нашего Отца Небесного, открывавшегося во Христе, – они не понимают поклонения Богу в духе и истине без внешних жертв. Не могут они подняться до идеи всеобщей любви братства и равенства всех людей, как сынов Божиих, – равенства, которое не терпит рабства и считает женщину равноправной с мужчиной, запрещает свойственное язычникам угнетение её и полигамию, равно как не понимают и тех духовных благ, которые связаны с христианским обетованием в будущей жизни. Они хотят иметь видимых и осязаемых богов, предпочитают внешнее поклонение в виде жертвоприношения, любят рабство, полигамию и чувственный рай. Тем не менее, уже многие миллионы язычников в Индии, Японии, Китае, Африке и Австралии обращены в христианство. Эта величавая деятельность громко свидетельствует о христианской ревности народов Европы и Америки в XIX веке.

4) О том же свидетельствует, наконец, установление более миролюбивых и дружелюбных отношений христиан различных церквей между собой за это время. Прежде между церквами различных вероисповеданий господствовала сильная враждебность, и ярый, противный духу христианства, фанатизм наполнял сердца всех, в полном противоречии с веротерпимым и любвеобильным духом учения Христова; ужасные религиозные войны, в которых христианская кровь текла потоками, были позором для христианских народов. В XIX веке, напротив, под влиянием общего прогресса, а также и вследствие того, что лучше был понят веротерпимый и гуманный дух Евангелия, религиозные гонения прекратились, и между различными церквами установились более мирные и дружелюбные отношения. Если исключить римскую церковь, которая и в это время не переставала, вследствие властолюбия своих глав и служащих им фанатичных иезуитов, всеми средствами добиваться подчинения себе других церквей, то можно сказать, что христиане всех церквей стремились к миролюбивому сближению между собой. И это особенно нужно сказать о православных, англиканах и старокатоликах, настойчиво поддерживающих серьёзные переговоры о взаимообщении и воссоединении, которое нельзя считать невозможным или невероятным, если принять во внимание сердечное дружелюбие, уже и теперь установившееся между этими церквами. Эти истинно христианские чувства представителей различных церквей делают особенную честь христианскому миру XIX века.

Всё сказанное свидетельствует о силе влияния христианской религии на цивилизованные народы XIX века. Эту силу старались, конечно, ослабить в различных странах различные противники христианства. Такими противниками выступали в разных странах социалисты, коммунисты и анархисты, стремившиеся к ниспровержению христианской религии, – этой главнейшей опоры общественного порядка, – и вообще все те духовно-искалеченные люди, которые желают превратить современный мир в хаос, из которого, как они нелепо думают, должен будто бы возникнуть новый гораздо лучший и совершеннейшей мир. Против христианства выступали также и некоторые натуралисты, которые, во имя естествознания, находили возможным отрицать Бога и дух вообще и считать действительно существующей только материю. Но все эти противники христианской религии не в состоянии были подорвать религиозных убеждений в христианских народах. Напротив, они подали лишь повод для знаменитых учёных богословов выступить с серьёзными апологетическими сочинениями в пользу христианства, в которых, с одной стороны, доказано, что все противники христианства, в сущности, добиваются неразумного и невозможного и, выступая против христианства, являются врагами человеческого рода; а с другой стороны, что естественные науки и те философские теории, которые исключительно опираются на естествознание, не могут разрешить религиозных и метафизических вопросов. Это блистательно доказали такие знаменитые представители естествознания, как Дюбуа-Реймонд и Вирхов⁴⁰³, показавшие, что компетенция естественных наук ограничивается областью физических явлений, и поэтому не может простираться на христианство, которое своими великими и благодетельными плодами доказало всю благотворность своего влияния на человечество. Всем, понимающим дело, стало ясно, что религия составляет глубочайшую потребность человеческой души, что она глубоко коренится в ней, и что христианство представляет собой полнейшее осуществление духовных потребностей человека. Как человек никогда не перестанет быть существом духовно-разумным, иметь нравственные идеи и любить прекрасное, так никогда не перестанет он чувствовать потребность в религии: у него всегда будет потребность возносить свой ум и своё сердце к Богу, покланяться Ему, и находить у Него нравственную поддержку в искушении, утешение в несчастье и подкрепление в житейской борьбе. Христианство есть религия безусловная, религия в её совершеннейшей форме, которая лучше всего удовлетворяет духовным потребностям. Враждебные нападения разных противников христианства показали лишь, что оно, безусловно, необходимо даже и с точки зрения теперешней культуры, которая, несмотря на все усилия отречься от своего истинного первоисточника – христианства, в действительности всем обязана христианству и без него будет похожа на дерево без корней. Таково сознание всех лучших представителей истинной культуры, и остаётся пожелать и надеяться, что этот взгляд, перейдя за рубеж XX века, будет находить для себя всё большее распространение – по мере распространения истинного духовного просвещения в современном человечестве.

Такова общая картина состояния христианского мира на рубеже двух веков. Как и во всём земном, в нём нет недостатка и в свете, и в тенях. И если ввиду многих печальных явлений настоящего времени, обнаруживающих со стороны тёмных сил греха новые посягательства на источник духовного блага человечества – на религию, христианство, церковь, – нельзя не оплакивать разделённости христианского мира, то с другой стороны многие знамения показывают, что теперь внутри главных вероисповеданий всё более пробуждается искреннее стремление к взаимообщению в любви Христовой для совместной борьбы против духа мира сего, и в этом, несомненно, лежит новый залог исполнения непреложного обетования Господа Христа своей Церкви, что и врата адовы не одолеют её.