От протестантизма к Православию (свидетельства протестантов, присоединившихся к Православию)

ГЛАВА I

Возрождение Православия в Университете Орэла Робертса

о. Энтони Хьюджес

Какой странный поворот событий! Обращение в ORU было, конечно, делом обычным. Постоянно кто-нибудь «рождался заново». Но обращение в Святое Православие? Это не то, чего можно было бы ожидать в крупном центре Харизматиков. Однако, в конце семидесятых и начале 80-х гг., небольшая, но значительная группа студентов открыла для себя Святую, Соборную и Апостольскую Церковь и бросила все, только чтобы присоединиться к ней. Я был одним из них. Так как мы, те, кто перешли в Православие, жили в нашем узком мирке в Тулзе (Оклахома), мы не знали, сколько шума наделает наш переход. Когда, впоследствии, я был в Свято-Владимирской Семинарии в рамках однолетнего учебного курса, один профессор из Франции приветствовал меня словами: «А, так Вы их тех! Мы в Париже слышали о вас!» Это случилось, по меньшей мере, через 7 лет после того, как я окончил ORU. Безусловно, наше обращение в Православие застало врасплох администрацию, преподавателей и студентов ORU. Они нас тоже очень удивили.

Богословие

Многие из нас впервые познакомились с Православием во время нашего самого первого занятия по Систематическому Богословию (1-я часть). Наш начал занятие, как обычно, с молитвы, но мы этой молитвы не знали. Прежде всего, он перекрестился, но, что странно, сделал это наоборот (справно налево). Затем последовал ряд призываний Святой Троицы, несколько «Господи, помилуй», затем последовало знакомое «Слава Отцу и Сыну и Святому духу», «Отче наш», но даже это закончилось необычно.

Странным было то, что в завершающей молитве он обращался к кому-то, кого он назвал «Феотокос». Кто это? И кто этот профессор, как он сюда попал, и чем нам с ним предстоит заниматься? Когда мы снова заняли наши места, надеясь и молясь о том, чтобы получить хоть какое-нибудь объяснение, наш бесстрашный профессор начал читать одну из рекомендованных книг ‒ «Жития Отцов-пустынников» Элен Уэддел. Он выбрал не что иное как «Житие Пелагии-Блудницы».

Нашу пеструю группу, состоящую из пятидесятников, лишенных прав, протестантов (евангелических и харизматических), странствующих католиков, это богатое меню Православной духовности очень сильно поразило. Некоторые студенты были возмущены, хотя другие, в том числе и я, были заинтригованы, если не просто растроганы. Я желал найти ответы на множество волновавших меня вопросов.

Паломничество началось! Мы сформировали группу, которая должна была решить две проблемы: 1) узнать, как сдавать Систематическое Богословие (части I и II) и 2) попытаться усвоить все, что возможно, из этого нового (читай: старого) подхода к Христианству. Мы боролись с еретиками, подробно изучали Вселенские Соборы, усиленно изучали церковную историю, апостольское преемство, апофатическое богословие, Владимира Лосского, и, конечно, Библию.

Мы заново открыли для себя Протестантскую Реформацию, только теперь гораздо более подробно и глубоко, всю историю Церкви, вместо обычной истории средневековой католической церкви. Мы узнали новое определение Предания в Православной перспективе: «Жизнь Святаго Духа в Церкви».

Наш кругозор начал расширяться. Оказалось, что есть несколько видов Христианства, и один из них стал казаться все более привлекательным для всё большего числа студентов, как в семинарии, так и в школе.

Поворотные пункты

У меня было несколько поворотных пунктов. Первым было изучение истории Церкви. Когда, будучи еще юнцом, я сидел в своей церкви Южных баптистов в Эрвине (Теннеси), я никогда не думал о том, что было до нее. Я не мог даже назвать проповедника, который был до пастора Фолкнера, тем более я не знал имен святых и отцов Церкви (кроме Билли Грэма и Лотти Муна!). То, что можно проследить историю Церкви от Христа и апостолов до наших дней ‒ стало для меня «водоразделом». В моей церкви были люди, которые искренно верили, что Иоанн Креститель действительно был основателем баптизма Южного толка, а после него был Роджер Вильямс. Какой огромный прыжок из древней Палестины на колониальный Род-Айленд!

Вторым поворотным пунктом было открытие Литургии, какой она была в древней Церкви. С начала обучения в высшей школе я тяготел к литургическим традициям, но мной тогда руководила только любовь к Христианской эстетике и возрастающее уважение к обрядам, обычаям. Теперь появились иные причины узаконить этот интерес.

Третье открытие поразило меня как гром среди ясного неба: оказывается, Новый Завет был написан евангелистами, которые совсем не были вне Церкви! На самом деле, Церковь существовала раньше, чем книги Нового Завета. Именно в Церкви, а не вне ее появились Евангелие, Деяния, Послания!

После нашего обращения мы поместили в газете ORU объявление о создании прихода, оно звучало как: «Вы ищете Церковь, основанную на Библии? Почему бы не Церковь, которая дала Вам Библию?» Наиболее реалистичное и действительно целостное видение Святого Писания, соединенное в Православии с замечательными традициями толкования, сделало Библию «живой», да так, что мы никогда ранее и не подозревали, что это возможно.

Эти аспекты, как и некоторые другие, помогли мне укрепить мое решение перейти в Православие. Несомненно, они же повлияли и на других.

Во время Великого Поста 1979 года мы узнали, что в Вичите (Канзас) будет организован уединенный лагерь с чтением лекций и богослужением. Заведовал этим мероприятием никто иной, как о. Александр Шмеман. Мы организовали группу и поехали туда. Сегодня я уже не в силах припомнить темы лекций, тем более то, что он рассказывал. Единственное, что я помню ‒ это то, что его слова и богослужение меня потрясли. Но на меня произвело впечатление и нечто иное. Православные, которые там присутствовали, казалось, были «настроены в тон» своей Церкви и очень хорошо знали свою веру, а ведь они были просто миряне, паства. Честно говоря, изучать, насколько православные сохраняют верность Христу, то, как органично они связаны с Преданием и Литургией ‒ было обычным делом некоторых членов нашей группы. Мы узнали, что православное благочестие ‒ трезвенное, углубленное в себя, не подверженное эмоциям, которые составляли значительную часть той практики, от которой мы постепенно отказывались. Но это вряд ли означает, что православная духовность ‒ менее личностная.

Православные учения об обожении и энергии говорили о союзе с Богом гораздо убедительнее, чем юридическое протестантское учение. Таинства были не просто необязательными древними обрядами; они были совершенно необходимы для полноценного учения о Воплощении Христа и для спасения. Литургия, Таинства, Предание, общение со святыми, образ самой духовности ‒ все это части цельнотканой ризы (хитона), «сшитого» самой Апостольской верой. Именно в Вичите я решил сделать то, чего мое сердце просило с того самого первого дня занятий по Систематическому богословию. Будучи откровенным с самим собой, я узнал, что я должен стать православным.

Сужая выбор

Но история обращения, конечно, была более долгой. После года обучения в ORU, я вступил в Епископальную церковь, думая, что это подходящее место, чтобы убить время. Не желая «оставлять камень в покое», я посещал три церкви: сначала я шел в епископальный храм св. Андрея, к 9 часам утра, затем спешил на православную Литургию в храме св.Антония к 11 часам, а затем проводил воскресный вечер, слушая личные наставления доброго бенедектинского священника в Католическом приходе. Это продолжалось почти 5 месяцев. Когда я оставил «шведский стол» евангелизма и харизматического движения в пыли, мое умонастроение начало меняться. Я знал, что некоторые студенты тоже двигались в том же направлении. Наши дружеские отношения, сформировавшиеся в учебной группе, пережили ее. Некоторые продвигались по тому же пути гораздо медленнее, чем я мог позволить себе. В конце концов, Православие вышло победителем из честной битвы вселенских традиций и, примерно через 6 месяцев наставлений настоятеля храма св. Антония протоиерея Майкла Кейзера, замечательным утром недели Вайи я был Миропомазан.

Очень важную роль сыграло наличие англоязычного прихода Православной Антиохийской Церкви с преданным своему делу священником и общиной, которая радушно меня приняла. Хотя я изучал Православие на занятиях и по книгам, только в приходе я смог ощутить его по-настоящему. О. Михаил сам в свое время обратился и поэтому хорошо понимал динамику обращения и то, какой эффект оно могло бы произвести на его приход, по большей части, ливанский. Миропомазание и принятие в Православие одного не могло перевернуть мира, но за мной вскоре последовали несколько групп, которые переходили в течение полутора лет после меня. Задача о. Михаила не всегда была простой, но наше включение в его приход было настолько благотворно, насколько этого можно было ожидать.

Назад в ORU

Отклики на наше обращение в Университете были различны. Некоторые преподаватели и студенты нас поддерживали, хотя другие, скорее защищались. Я никогда не забуду, как один профессор сказал мне сердито: «Это ‒ худшая из Ваших ошибок!» Другой сказал: «Православная Церковь ‒ только для тех, кто не может сам устоять на своих двоих!» Мой мысленный ответ был: «Конечно.» Профессора О’Малли и Лозонси, однако, остались в моей памяти как двое из тех, кто реагировал с пониманием и сочувствием. Другие, как и они, были образцами Христианской любви, которые останутся в моей памяти на всю оставшуюся жизнь.

Можно спросить, какова была реакция Орала Робертса. По правде говоря, я не знаю, но я слышал, что он прочел проповедь, уже после того, как я окончил ORU, в которой он взял на себя риск объяснить студентам, что всё его учение согласно с учением святых отцов древней Церкви!

Причины нашего обращения в ORU нельзя свести к какой-либо стратегии. Ясно, что «шоковая терапия» профессора Систематического Богословия не обусловила всех случаев обращения, ибо некоторые из нас, из тех, кто соединился с Православной Церковью, не присутствовали на этих занятиях. У нас не было никакой направленной проповеди Православия. Было только самопроизвольное движение, которое направлялось, как я верю, Святым Духом. Один мой товарищ, ныне священник, выразил это так: «Святой Дух нашел несколько теплых сердец, чтобы обитать в них.» Дело в том, что православное благовестие достигло только некоторых, но продолжение следует. Из нашей компании вышло шесть священников. Другой из обращенных сейчас на факультете Свято-Тихоновской Семинарии (Пенсильвания), другие еще заканчивают ORU. Библиотека щедро снабжена лучшей Православной литературой (За пополнение библиотеки отвечает тот же профессор Систематического Богословия), и работа общины св. Антония в Тулзе продолжается.

Может ли это повториться? Что касается всех движений Святого Духа, то «дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Иоан. 3:8). Поэтому мы верим, что во время, ведомое одному Богу, и ради Своей Церкви, рожденной в день Пятидесятницы, этот призыв к верующим вернуться в историческую Церковь, может и должен повториться снова, и снова, и снова в этой стране. Мы это дуновение духа ощутили в классе, в Оклахоме. До того, как дуновение закончилось, мы стали священниками Православной Церкви в Северной Америке. Где это повторится в следующий раз? Возможно, в месте, которое, казалось бы, для этого подходит еще менее чем студенческий городок в Университете Орала Робертса.

ГЛАВА 2

Из евангелических Христиан в Православные

о. Грегори Роджерс

Возможно, я всегда испытывал духовный голод. Я вырос в благочестивой христианской семье, и я не помню такого, чтобы я когда-то не верил во Христа, чтобы я в глубине сердца не желал следовать Ему, творить Его волю. Не то, чтобы я всегда мог выполнять это желание, постоянно, каждое мгновение, но желание все-таки было.

Я делал все то, что обычно делают хорошие мальчики-христиане. После того, как я бал крещен незадолго до 9-ти лет, в соответствии с обычаями нашей церкви, я посещал службы, молодежные встречи, воскресную школу, каждое лето ездил в организуемый церковью лагерь, участвовал в молодежных слетах, в программах социального служения, читал Писание, делал все остальное, к чему только мог приложить свои руки. Когда я приблизился к окончанию школы, у меня уже не было сомнений, что я посвящу себя духовному служению тем или иным способом, в той или иной форме, виде. Свою первую проповедь (о молитве) я произнес, когда был в девятом классе, я преподавал в воскресной школе, и даже в серии курсов «Знайте Свою веру» на Христианской Ассамблее Озерного края, это было летом по окончании первого курса высшей школы.

По окончании школы я поступил в Христианский колледж Линкольна в Линкольне (Иллинойс), чтобы подготовиться к духовному служению в Христианских церквях / Церквях Христа (консервативная евангелическая протестантская секта, её исторические корни ‒ в движении Реставрации, начатом Александром Кэмпбэллом и его соратниками на границе продвижения поселенцев в США, XIX в.). Так как я был неугомонным, как это часто бывает со студентами, и очень хотел приложить полученные знания к практической жизни, то я занял место ответственного за молодежное служение в Церкви Христа на Глубокой Реке в Мерривилле (Индиана), находясь еще в нежном возрасте, 18 лет, будучи еще новичком.

Наверное, самое подходящее слово для описания моего отношения к своему служению тогда ‒ серьезность. Я не стремился к расширению молодежных программ, ставивших перед собой только социальные цели и к ухищрениям, придуманным с целью завлекать людей в церковь на самом поверхностном уровне. Самое важное в жизни для меня были взаимоотношения со Христом, которые должны затрагивать самое сердце нашего существа. Поэтому я старался создать крепкое ядро преданных служению молодых людей, стремясь к тому, чтобы Господь Иисус Христос стал для нас самым главным в жизни.

Продвигаясь вглубь

В это время две темы более всего занимали мои мысли и руководили моими усилиями: духовность и Церковь. Однажды во время утренней молитвы я обратился ко Господу искренно, но, не вполне понимая то, чего я на самом деле прошу: «Господи, более всего я хочу быть духовным человеком. Я готов заплатить любую цену, понести какое угодно бремя, лишь бы только стать им. По правде я не знаю точно, что это такое, что это значит, но именно этого я хочу.» Во многих отношениях большую часть моей дальнейшей жизни можно считать ответом, очень развернутым ответом на эту молитву. Я хотел узнать Бога, не просто узнать о Боге, я хотел почувствовать, ощутить Его присутствие, возрасти в вере, надежде и любви. Я желал увидеть, как Его сила действует на других через меня, увидеть исцеление и покаяние, возрастание и обращение в жизни людей, среди которых я проходил духовное служение.

Мой духовный поиск вел меня сразу в нескольких направлениях. Я слушал лекции Уотчмана Ни. Я читал К.С. Льюиса, Ф. Шеффера, Д. Бонхоффера, Ж. Элюля и других. Я читал руководителей харизматических движений, стремился ощутить реальность Духа Божия, к которой они, казалось, прикоснулись. Я работал над развитием собственной молитвенной жизни, хотя результаты были неоднозначны. Оказывалось, что я был не в силах удовлетворить сильное внутреннее стремление к богообщению, я не мог преодолеть «грех, который так легко препятствовал» мне.

В тоже время я ломал голову над тем, какой же действительно должна быть Церковь Христова. Описание Церкви, данное в Писании, ‒ было совсем не тем, что я видел в своей жизни. Апостол Павел называл Церковь «Телом Христовым, полнотой наполняющего вся во всем» (Еф. 1:23). Что это за полнота?

Наше традиционное богослужение было, по меньшей мере, бедным. Наши службы состояли из пары песен, краткой службы с Причащением (которая была задумана как созерцательное воспоминание смерти Христа) и проповеди. Проповеди обычно были хорошие, поучительные, вдохновляющие, основанные на Евангелии. Но наши службы походили скорее на лекции, побуждающие к добру, чем на богослужение. Где Бог? Где свидетельство Его присутствия? Зачем мы собрались?

Кроме того, я стремился получить опыт жизни общины в Церкви. Тело Христово ‒ образ, взаимозависимости, связанности. Большая часть моей христианской жизни, напротив, была опытом изоляции, одиночества. Члены общины не заботились друг о друге, как следовало бы. Наша система пастырского попечения не приспособлена для того, чтобы следить за нуждами паствы.

Начиная с начала

Некоторое время я старался внедрить и развить эти идеи в церкви, где я служил. Но потом стало ясно, что эти идеи, осуществления которых я очень желал, не могут быть реализованы там. Богослужение возможно только в рамках, позволенных традицией Церквей Христа. Но я уверовал, что Бог преуготовляет мне духовное путешествие, путь, как Аврааму, в землю, которой я не знал.

Итак, в июле 1977 года моя жена Памела и я оставили наше прежнее служение, чтобы отправиться, не ведая этого, в паломничество в Православие. Вокруг нас собралось несколько друзей, так что образовался небольшой кружок, целью которого и было это паломничество. Мы отбросили все, кроме божественной природы Христа и Писания. Мы сознательно решили заново исследовать все наше вероучение в свете Писания и Христианского многовекового опыта. Мы посвятили себя тому, чтобы сделать все возможное для претворения наших знаний в жизнь.

Имея дружеские связи с другими выпускниками Христианского Колледжа Линкольна, мы общались с группой церквей, связанной с так называемым Новозаветным Апостольским Орденом (затем Евангелическая Православная Церковь). Вместе с этими братьями мы исследовали несколько особенно важных для нашего движения областей христианства, а именно:

1) Богослужение. Я был неравнодушен к вольному, произвольному, Харизматическому подходу к богослужению и надеялся найти подтверждение ему в Писании и в истории. На наше удивление, эта произвольность стала приводить нас к упорядоченному богослужению, где все стало принимать знакомые очертания. Изучение трудов Иустина Мученика (150 г по Р.Х.) показало нам, что в Церкви всегда были богослужебные формы. Это подтвердило даже изучение Нового Завета, где говорилось о песнопениях и описывались богослужебные собрания. Так мы начали использовать в богослужении церковные литургические формы.

2) Толкование Святого Писания. Изучение богословия подтолкнуло нас на мысль, которая до того мне и в голову не приходила: Святое Писание нужно толковать в контексте Святого Предания. В церкви, где я воспитывался, часто говорили: «Никакой веры, кроме Христу, никакой книги, кроме Библии, никакого имени кроме Божественного.» Однако, на обороте воскресного приходского листка было написано: «Веруем…» и далее список вероучительных пунктов: о спасении, о Личности Христа, что такое истинное Христианское Крещение. Что это, если не вероучение? На самом деле, наш трехсоставный девиз, помещенный выше, и был Символом веры! И наши воззрения были порождены нашей традицией ‒ Кэмпбэллитской традицией.

Мы начали понимать, что Библия находится не в пустоте, не стоит в стороне от ее толкования. Вопрос состоял не в том, «исходя из предания, или нет?», а «исходя из какого предания, традиции?» Должны ли мы принять богословские воззрения, вытекающие из нашего органического опыта, или следует исследовать и авторитетно оценить все Церковное учение на протяжении истории Церкви? Мы спрашивали сами себя, как толковать учение Писания, на основе чего мы должны оценивать известные нам традиции?

В трудах св. Викентия Леринского, учителя Западной Церкви V века, мы нашли, по крайней мере, основания ответа на этот вопрос. В своем «Commonitory» он дает три критерия того, находится ли учение в согласии с Евангельской Истиной.

Они таковы:

а) универсальность: было ли это учение признано везде в Христианском мире, всегда, всеми или почти всеми учителями Церкви?

б) древность: можно ли найти это учение, хотя бы в зачаточном состоянии, у Апостолов, придерживались ли его отцы Церкви?

в) согласие: имело ли это учение поддержку в решениях Вселенских и Поместных соборов, было ли с ним согласно множество Отцов Церкви?

Используя этот составной критерий, мы стали исследовать истинность учений и практики как исторической, так и современных церквей. Результаты оказались революционными. Мы выяснили, что церковное богослужение всегда было литургическим, основанным на формах иудейского синагогального и храмового богослужения. Таким образом, и наше богослужение стало Литургийным, следуя тем же образцам, которые использовались в истории Церкви.

3) Таинства. Заново изучив Таинства Церкви, мы узнали, что Евхаристия ‒ это гораздо больше, чем просто воспоминание Крестных страданий Господа; это участие в таинстве Его прославленного и обоженного человеческого естества, причастие Его Тела и Крови, ощущение славы будущего века. Это ‒ совсем не «довесок», добавка к церковной службе, а самый центр богослужения, момент особого общения с я Богом, когда мы ощущаем Его присутствие в самых сокровенных глубинах нашего существа.

Крещение ‒ таинство, через которое мы вступаем в союз со Христом, приобщаясь подобию Его смерти и славе Его Воскресения. Такие учения как учение о Пресвятой Троице, о Воплощении уже более не были для нас невразумительными, но стали главными в познании Бога и того, кто мы в отношении к Нему. Оказалось, что наше Спасение ‒ это не просто согласие ума с истиной, а живой, засвидетельствованный в таинствах союз с Ним, который преображает в нас все, что есть от Его Образа и Подобия.

4) Церковь. Другой темой нашего пристального изучения была природа Церкви. Мы стали замечать, что независимая община как форма государственности была чужда как Новому завету, так и Древней Церкви. Исходя из всего этого, мы поняли, что в Церкви необходимы все четыре ступени иерархии: епископы, священники, диаконы, миряне. На нас сильно повлияли писания святителя Игнатия Антиохийского, когда мы предлагали структуру для среды наших церквей.

Православные протестанты

В 1979 году стало очевидно, что мы не просто заблудившееся сообщество церквей: фактически, мы уже были деноминацией со своей собственной структурой управления и, как обычно, набором вероучительных пунктов. Итак, 15 февраля 1979 года мы организовали Евангелическую Православную Церковь, объявив, что мы, как мы тогда себя понимали, «деноминация внутри Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви».

Наши исследования и паломничество продолжались еще несколько лет, пока мы «прошли» через Вселенские Соборы Единой Церкви (до разделения), и поняли свою преданность учению этих соборов. Когда мы поняли, что наши богословские взгляды стали вполне православными, мы стали активно искать способы войти в общение с Православием. Одновременно мы продолжали изучать богословие, старались полнее понять роль Приснодевы Марии в нашем спасении, почитание святых икон.

В конце 1981 года желая привлечь и других к нашему исследованию, и самому узнать об истории Церкви все, что возможно, я принял участие в программе по истории Христианства, проводимой богословской школой при Чикагском Университете. В 1983 году я окончил работу на соискание степени Магистра искусств по богословию. Это было окончанием моих квалификационных экзаменов на степень Доктора философии.

В этот период мы начали открывать для себя некоторые сокровища православной духовности. Кстати, мы ощущали Божие благословение во время наших совместных богослужений, мы все более стали ощущать Его присутствие во время нашей личной молитвы. Много лет я боролся за сосредоточенность моей молитвенной жизни, стараясь посвящать некоторое время Богу, молитве утром и вечером. После того, как мне это удалось, я упражнялся в молитве в течение дня, стараясь исполнять то, что заповедано Святым Апостолом Павлом, непрестанно молиться (1 Фес. 5:17).

Православная духовность показала мне путь последовательного приближения к Богу, что позволило бы мне молиться независимо от моего настроения, творческой активности, произвольности. В Православии особое внимание уделяется молитвенному правилу, постоянному набору хорошо подобранных молитв, предназначенных для регулярной молитвы, это избавило мою молитву от порабощения моему падшему естеству, моей духовной «смелости». Далее, молитва Иисусова значительно помогла мне сохранять чувство вездеприсутствия Божия в течение всего дня. Мы с жадностью читали труды православных духовных писателей, таких как Феофан Затворник, митрополит Антоний Блюм и, конечно, писания Отцов Церкви, особенно, Добротолюбие.

Мы все более становились православными в наших взглядах, богослужении, духовности. Теперь нас более всего волновала проблема наших отношений с самой исторической Православной Церковью.

Некоторым из нас, членов Евангелической Православной церкви, казалось, что достаточно прилагать все наши усилия для возвращения того, что мы видели в жизни Древней Церкви, что должно быть восстановлено ныне. Действительно, мы были православными протестантами ‒ православными во многих отношениях, но протестантами в нашем понимании учения о Церкви. Так же, как и многие протестанты, которые искренно верят, что они могут читать Писание, вычленять оттуда подходящие указания для церковной жизни, внедрять их в жизнь и называть самих себя церковью, мы считали, что сможем воссоздать жизнь Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви и, поступая так, мы сможем ей стать.

Однако мы стали понимать, что Церковь построена не на основе соблюдения ряда указаний. Тело Христово ‒ живой организм, в котором жизнь в таинствах не прерывается более 20 веков. Если она действительно была «полнотой, наполняющей все во всем», она не могла бы умереть, просто мы должны ее воссоздать, восстановить через столько лет.

Итак, теперь вопрос был не что есть Церковь, а где она есть? Вдруг, однажды нам стало ясно, что истинная Церковь есть историческое продолжение Церкви Апостольской, неделимая Единая, Святая, Соборная и Апостольская Церковь первого Христианского тысячелетия, мы поняли, что мы обязаны соединиться в Таинствах с Православной Церковью. Копировать ее структуры (иерархию), учения, жизнь ‒ было недостаточно. Мы должны были войти в ее жизнь, участвовать в ее истории, иметь часть в ее небесной жизни, осмысляя, переживая жизнь Христа в общении с ней.

Церковь Иисуса Христа

По милости Божией, в 1987 году мы пришли в Православную Церковь, ни как реформаторы, ни как критики, но как паломники, которые, возвращаясь домой к Матери, проделали долгое путешествие в дальнюю страну. Митрополит Филипп Салиба, глава епархиального округа Православной Антиохийской Церкви в Северной Америке, отворил нам двери, и произнес простые слова, любящего отца: «Добро пожаловать домой.» Моя община была принята в Церковь 21 марта 1987 года. На следующий день я был рукоположен в иерея.

Наше паломничество было долгими трудным. Некоторые из тех, кто начинал вместе с нами, свернули на другие стези. У нас были свои крушения надежд, разочарования, как и свои радости. Была критика и недопонимание; одни дружеские отношения разрывались, другие ‒ появлялись. Если бы я просто искал Церковь, где не было бы конфликтов, не было бы вопросов, требующих обсуждения, не было бы людей, которым свойственно ошибаться, я бы ее просто не нашел, и, подозреваю, не был бы в Православной Церкви. Как некто однажды сказал: «Если бы я нашел совершенную Церковь, я бы не присоединился к ней, ибо, если бы я это сделал, она перестала бы быть совершенной.»

Я обрел Жемчужину многоценную, Царство Божие. Я нашел истинную веру, истинную Церковь Христову, истинные Таинства, истинное богообщение. Вот мера данного мне Богом. И, так же как в притче цена жемчужины для купца, так и для меня цена всего этого ‒ моя жизнь. Это именно то, к чему я стремился: общение с Богом, ощущение Его присутствия в Церкви, ‒ это сообщило мне прилив энергии, способствовало моему глубокому самопожертвованию. Ничего поддельного, ничего случайного, поверхностного. Моей целью было узнать Христа воистину, по-настоящему и сделать Его ведомым другим.

Конечно, на самом деле, наше путешествие только начиналось. Но что-то уже безмерно изменилось. Вместо того чтобы искать дом, который строит Бог, мы теперь учимся жить в нем, до тех пор, когда мы будем видеть не как в зеркале ‒ неясно, как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, но лицом к лицу (1 Кор. 13:12). И только в тот день мы совершенно познаем, что значит для Церкви быть «полнотой наполняющего все во всем», ибо мы «будем подобны Ему, потому что увидим Его как он есть.» (1 Ин. 3:2).

ГЛАВА 3

Переплывая через Босфор

о.Кеннет. Э.Хайнс

Прохладным весенним днем я сидел под деревом во дворе высшей школы в Северной Калифорнии. Я читал книгу деяний Апостолов. Я живо помню, как сильно меня взволновали рассказы о членах Ранней Церкви. Они действительно перевернули мир для меня. Рассказами об их жизни Бог пронзил сердце 15-ти летнего ученика из Евангелических Христиан. Прочитав, последний стих, я поднял глаза к небу и стал молиться: «Всемилостивый Господи! Я хочу быть таким же, как они!»

Вскоре после этого я пришел к моему пастору, чтобы объявить ему о желании вступить на путь духовного служения. При его поддержке и под его руководством, (одновременно мне помогал и пастырь, окормлявший меня в детстве), я начал проводить занятия по изучению Библии, свидетельствовать о вере (почти везде и всегда) и проповедовать. Вскоре я стал думать о поступлении в колледж, а затем в Семинарию. С этого дня я начал страстно желать посвятить жизнь только Христианскому служению. Десять лет спустя, в жаркий августовский полдень в Филадельфии я сделал перерыв, а работал я маляром, и позвонил домой жене, чтобы она посмотрела, не пришел ли ответ из Семинарии. «Милый», ‒ ответила она, «ответ пришел. Тебя приняли в Семинарию.»

В Вестминстер

Стать студентом Вестминстерской Богословской семинарии было большой честью для меня, этим была исполнена основная задача на пути к пастырскому служению. Вестминстер ‒ это бастион реформаторского богословия. Так как он появился в результате споров фундаменталистов и модернистов начала 1900 годов, то он в XX веке был выражением того, символом чего в XIX веке был Принстон. Там мне предстояло провести три лучших года моей жизни.

Сила Вестминстера заключалась в том, что там стимулировали строгое, интеллектуальное богословие Реформации. Там гордились одним из лучших преподавательских составов среди консервативных Евангелических Семинарий, туда тянулись самые лучшие студенты этих вероисповеданий. Это, само по себе, очень преуспевающее учебное заведение. Когда я выбирал, в какую Семинарию поступать, профессор колледжа мне сказал, что в Вестминстере обучение еще более интенсивное, чем в Гарварде и Кембридже, сам он учился во всех этих учебных заведениях.

Верное духу Реформации, Вестминстерское богословие претендовало на возможную наибольшую полноту и интеллектуальную строгость. Кальвинизм, который здесь преподавали, был наиболее радикальным и последовательным. Он был разработан до тонкостей так, чтобы ответить на любой вопрос, на любое возражение римского католицизма, армянского монофелитства, и модернизма на протяжении последних 450 лет. Как сказал Корнелий Ван Тил, первый философ и богослов из преподавательского состава начала существования Вестминстера сказал: «Кальвинизм ‒ это Христианство в его полноте».

К сожалению, позже я понял, что эти «воздухонепроницаемые» богословские системы очень сильно затрудняют для последовательного странника Реформации принятие Православия. Он часто чувствует, что у него уже есть ответы на все вопросы. «Да,» ‒ скажет он, «Бог непостижим. Позвольте, я расскажу Вам все о нем.» Как кто-то сказал: «Проще верблюду пройти через игольное ушко, чем Кальвинисту переплыть через Босфор.» И все-таки этот кальвинист рискнул!

После трех лет Семинарии и восьми лет пастырской работы в Пресвитерианской церкви, я перешел в Святую Православную Церковь и в 1992 году был рукоположен в иереи в Антиохийской Архиепископии в Северной Америке. Как это могло быть?

Во многих отношениях именно благодаря, а не вопреки реформатской вере в Вестминстерской семинарии, я принял Православную веру как веру Апостольскую. Ибо наибольшая сила Вестминстера является одновременно их наибольшей слабостью. Я объясню подробнее.

Реформированные основы

Основа реформатского богословия ‒ признание того, что Бог страшен и велик вообще и, в особенности, что Ему принадлежит высшая, абсолютная власть. Все определяется Им и Ему подобает всякая слава. Добро и зло служат исполнению целей Его власти, перед Его бесконечной премудростью умолкают любые уста. Я считаю, что такой акцент носит как смиряющий, так и вдохновляющий характер. Он указывает, что Бог непобедим, Он все содержит, в Его власти добро и зло. Ничто не может препятствовать Его владычественной воле. Мы можем только смиренно пасть на лица перед Ним и умолять Его о милости. Прежде всего, мы призваны служить и поклоняться нашему Господу ‒ Владыке. Но, в то же время, это особое внимание к славе и величию Божьим не сопровождалось соответствующим вниманием к богослужению и Таинствам. Реформатская вера породила во мне острую нужду в соответствующем богослужении, но никак не могла удовлетворить ее! Среди тех подробных, глубоких курсов богословия, которые читались в Вестминстерской Семинарии, ни один не касался богословия богослужения. Некоторые курсы практического пастырского служения только касались этого предмета, но ни один из них не был посвящен самой литургической жизни Церкви.

В Вестминстере я подробно узнал не только о Божией власти, но и о Его бесконечной благости, так же, как и об «орудиях благодати». Но на самом деле орудия действия благодати в реформатской традиции были сведены практически только к библейской проповеди. От Таинств и молитвы они почти отказались. Очевидным выражением этой проблемы была система совместной молитвы. Пытаясь уравновесить тяжелую учебную нагрузку с определенной мерой духовности, ежедневно в семинарском храме проводились получасовые службы. Обычно такая служба состояла из начального песнопения, молитвы, затем 25 минут проповеди и заключительная молитва. Вот и все! Это было почти что обычное занятие, только продолжительностью полчаса! Впоследствии я стал все более уставать от такого числа лекций. Не пытаясь справиться с этой проблемой, я стал избегать этих служб, и предпочитал проводить это время за чашкой кофе. За время моей жизни при Семинарии у меня просто не было ощущения общей молитвы и Таинств. Хотя у нас были обычные сообщества, занятые Миссионерством или социальными проблемами, у нас не было общины, объединенной общим молитвенным правилом. Святое Причащение было невозможно, так как Семинария, будучи внецерковной организацией, была полностью отделена от жизни Церкви. Таким образом, понятие о духовности сводилось скорее, к абстрактным интеллектуальным упражнениям, чем к духу молитвы или к принятию Евхаристии.

Я становлюсь пастором

Этот рассудочный подход к богослужению меня совсем не удовлетворял. После окончания Семинарии, я попытался сформировать службы, соответствующие тому богословию, которое я воспринял, основав пресвитерианскую церковь в Сан-Диего (Калифорния), где было стремление и к интеллектуальному преуспеванию, и к эмоциональному удовлетворению. Я просто соединил элементы реформатской и баптистской традиций, добавив к ним некоторые акценты из харизматического обновления и движений растущих церквей. Иначе говоря, я организовал типично Американскую, Эклектичную церковь, церковь из всякой всячины. После нашего отъезда из Сан-Диего, когда мы выбирали другую церковь, мы с женой были на службе в огромной консервативной и независимой пресвитерианской церкви, о которой говорили, что там особое богослужение. Мы получили впечатления, изменившие нашу жизнь.

По сравнению с обычными протестантскими молельными домами, этот был оформлен величественно и прекрасно украшен. Огромный престол красного дерева спереди и в центре был драпирован зеленым вельветом, а по бокам обшит черной шерстяной тканью. В торжественной процессии последовали все старейшины (двенадцать или около того), облаченные в черные Женевские мантии. За ними шли пасторы в прекрасных белых с позолотой епитрахилях. Хор, в красивых темно-синих одеждах, пел в ответ на возгласы, торжественная Литургия разворачивалась перед нашими глазами и звучала в наших ушах. В богослужении было много древних молитв, которые для меня были новыми. Все это обрамлялось проповедью, которая и подготовила нас к трогательному Причащению. Когда мы вышли из храма, жена обернулась ко мне и сказала: «Я чувствую себя так, будто я впервые молилась по-настоящему за много лет.» Я, усмехнувшись, ответил: «Не говори так, Дэбби. Ведь это я ‒ твой пастор!» Но я знал, что она права, я чувствовал то же самое.

Переход

Следующие шесть месяцев были началом конца моего пребывания в протестантизме. Я принял предложение стать пастором в Традиционной Пресвитерианской церкви средних масштабов. На восточном побережье. Они не вдохновлялись моими идеями обновления протестантского богослужения и настаивали на традиционных пресвитерианских обычаях. Я согласился быть их пастором при одном условии: в течение целого года мы должны изучать наше богослужение, чтобы, по крайней мере, понять, почему оно именно такое. Через 9 месяцев мы стали одной из наиболее любящих литургию пресвитерианских церквей в округе. Старейшины и община были этим удовлетворены, им достаточно было быть обычной, евангелической, реформатской церковью с протестантскими формами богослужения. Но я только еще начал.

Около этого времени знакомый протестантский пастор посетил нашу церковь. После краткого обсуждения нашей литургии он спросил: «Кэн, ты собираешься перейти в епископальную церковь или еще куда?» Тогда я сказал: «Нет.» Я действительно не знал, куда меня вел Господь. Учась в Семинарии, я почти оставил надежду на возможность сочетания духовного и пастырского делания с академической наукой. Это противоречие оставалось неразрешенным до тех пор, пока, по Божию промыслу, я не открыл для себя Православной веры. Православие через ежедневные личные и общественные богослужебные молитвы, и Таинства дает ответ тому абстрактному и сухому интеллектуальному подходу, который меня вдохновлял, когда я был студентом. «Тот настоящий богослов, кто молится, и тот, кто молится ‒ настоящий богослов» ‒ вот практический девиз Православия. Причастие Богу, богообщение и духовное преуспевание в Святых Таинствах ‒ не просто «добавки» к изучению Писания, но именно они обеспечивают существенное нерушимое единство с написанным Словом. Помимо того, что меня в Семинарии вдохновляло «интеллектуальное» Христианство, я впитал типично реформатское представление о Царствии Божием. Ему соответствует формулировка: «Скоро, но еще нет.» Царство действительно уже явилось во Христе-Царе и уже здесь во Святом духе, но Его полнота еще только должна явиться во второе пришествие Христа. В богословском отношении это возбуждает и вдохновляет. Но как это может переживать верующий вне «личного отношения с Богом» или «личного возрастания во Христе»? Как это ощущает община верующих вне «постоянного изменения» церковных структур, государственных законов, учреждений?

Полнота Православия

Действительность и полноту Царства Божия, в своей жизни, я осознал при помощи Литургии в Церкви. С особой силой я ощутил, что опыт Царства Божия переживается лично и соборно при совершении Евхаристии. Где Христос, там и Его Царство! Та степень, до которой дошли попытки «улучшений» постмодернистского протестантизма становиться очевидной из высказывания профессора одной реформатской Семинарии, он сказал о Евхаристии: «Не беспокойтесь, как бы то ни было, это ‒ всего лишь хлеб и сок.»

Для выпускника Вестминстерской семинарии стать Православным значило осознать реальность высшей божественной власти в полноте Литургической и Таинственной жизни. Это значило найти, ощутить присутствие и силу Царства Божия в Церкви как в Евхаристической общине ‒ общине органично связанной с Богом Духом Святым во Христе, основанной на Апостолах и их последователях. Это значило понять, что такое, на самом деле, Реформация ‒ это стремление назад к Древней вере, которая все время была рядом ‒ в Православной Церкви.

Скоро поздние осенние ветры и холод вновь овладеют воздухом здесь, в Делаваре. Крупные зеленые листья на деревьях вокруг нашего домика станут ярко-красными, оранжевыми, желтыми, мягко полетят к земле; затем их покроют снежные сугробы. Все пропитается запахом горящего дерева из камина, так же, как и предпраздничным духом Рождественского поста. Затем будет Новый год. Январь для меня и моей семьи ‒ особое время, в январе мы празднуем одну годовщину.

В январе 1992 года я, моя семья и небольшой приход, образовавшийся вокруг нас после того, как мы вышли из пресвитерианской церкви ‒ все мы через Миропомазание были присоединены к Святой Православной Церкви митрополитом Филиппом из Антиохийской Архиепископии. В том же месяце я был рукоположен в иереи. Это произошло через много лет с того дня, как я, тогда ученик высшей школы, был поражен описанием Древней Церкви Христовой, дел Божиих, совершенных духоносными учениками, о чем повествует книга Деяний Святых Апостолов. Удивительно, что, милостью Божией, теперь я служу в храме Антиохийской церкви, которую так живо описал в Деяниях Святой Апостол и Евангелист Лука, которая сохраняется, уже почти два тысячелетия. Я благодарю Бога за то, что Он услышал мою молитву в юности, вел меня к истинному богослужению, дал мне возможность принести в жертву Ему мою жизнь, служа Ему, так, как научили нас древние Христиане.

ГЛАВА 4

Последний поезд домой

о. Дэниэл Матезон

Рано наступает осень в северной Манитобе. Моим глазам представлялась идиллическая картина: лимонно-желтые осины, коричневато-желтые лиственницы, темная зелень соснового леса ‒ зачаровывающие символы Канадского Севера. Жители Обдживэя собирали последние лесные ягоды. Но среди этой неописуемой красоты разыгралась тихая трагедия. Там, в одинокой, скрытой в лесной чаще избушке, умерла маленькая девочка. Умерла совсем одна. Она была крошечной, одной из самых младших в поселке.

Я был пастором Объединенных церквей Канады, служил в соседнем шахтерском поселке. Всего за несколько месяцев до этого события я прибыл в Галифакс, у меня был пасторский воротничок, коробка книг и все доверие, которое моя паства возлагала на нового пастора. Держа в руке служебник, я совершал отпевание ‒ обычное, по полному чину, но это было совершенно неуместное отпевание ‒ тем временем семья девочки и их соседи громко рыдали. «Почему она была одна?» ‒ таков был мой безмолвный вопль к Богу. Налетевший через полчаса порыв ледяного, бездушного ветра, казалось, усиливал сковавший меня психологический ужас. Холод пронзил меня еще глубже, когда я ждал, пока жители поселка забьют последний гвоздь в ее маленький гробик. Внутренне я негодовал на Бога, это был горький гнев человека, чья простоватая вера поколебалась при виде жестокой действительности жизни и смерти. Так начался мой внутренний кризис.

Упадок веры

Через шесть месяцев этот кризис вышел наружу. Это было на Страстной Седмице. Я изучал богослужебные чтения этого периода и, в конце концов, признался себе в том, чего не мог далее скрывать: я всему этому не верил. Кто-то однажды сказал, что ничего не изменилось, если бы Иисус умер от простуды, а не на кресте. В тот момент ввиду моей опустошенности я был с этим согласен. Где была та простая вера, которая привела меня к духовному служению? теперь я счел ее наивностью. С унынием я перебирал в памяти годы, проведенные при храме, и признался своей жене Вере, что только одно евангельское предложение для меня не потеряло смысла: «Взяли Господа моего от меня, и не знаю, где положили Его.» Не помню, как я встретил ту Пасху. Но, тем не менее, я живо помню следующие недели: печаль из-за потери веры, угрызения совести по поводу лицемерного притворства, и, (не самое слабое чувство), что ключ к разрешению моей дилеммы заключается в одном слове: покаяние. Слава Богу, одна реальность сохранилась. Я узнал, что, когда родители привели меня к Крещению в апреле 1916 года, я был посвящен, отдан Богу. Я стал Его чадом, Он ‒ моим Отцом.

Следующие 4 года я неотступно молился: «Отче, я ‒ Твой, вразуми и исправь меня.» Случилось несколько необычных вещей. Например, зимним утром, после завтрака, Вера оделась и собиралась идти в школу, где она преподавала. Когда она обернулась для прощального поцелуя, то обронила слова, которые меня поразили и сделали счастливым: «Я беременна, у нас будет ребенок».

Когда я смог перевести дыхание, я взбежал по ступенькам в свой кабинет, распевая Магнификат. Ребенка мы назвали Мэри (Мария).

Мэри было всего четыре недели, когда она послужила орудием Божьего промысла. Вера кормила ее грудью в женской уборной на пароме, курсировавшем по заливу Фунди между Нью Брансвиком и Нова Скотья. Невинный священник, всегда несколько рассеянный из-за плохого зрения зашел в эту же комнату и спросил, это ли мужская уборная. Резкое и характерное женское «Нет!» его не обескуражило. «Господи помилуй!» ‒ воскликнул он, но затем неожиданно добавил: «Вы кормите дитя? Как это прекрасно!» Через несколько минут Вера нашла меня на палубе и сказала: «Ты должен видеть самого удивительного человека, с которым мне когда-либо доводилось беседовать.» Это был каноник Куинтон Уарнер, один из основателей «Веры и дела».

Начав с разговора о моей дочери Мэри (Марии), он стал говорить о другой Марии ‒ Богородице. Его речь была глубокой, хотя и простой, он убедил меня, что Сын Марии ‒ действительно Сын Божий, что все, что Он говорил ‒ Слово Божие, все, что Он сделал ‒ Любовь Господня. Так мои молитвы стали исполняться.

Я был уверен, что я приблизился к цели. По крайней мере, я начал двигаться в верном направлении. Господь получил более ревностного ученика. С той поры все пасторы, с которыми мне приходилось общаться, получали возможность поупражняться в богословии и заняться пасторским попечением, независимо от того, хотели они этого или нет.

Изучая литургию

Около этого времени моя конфессия приняла предложение Англиканской (Епископальной) церкви начать диалог с перспективой последующего объединения. Меня назначили в комитет конференции. Я подозреваю, что меня выдвинули для того же, для чего в пустом доме оставляют на ночь бульдога! Я приступил к этой работе с большим энтузиазмом.

К моему удивлению, по мере изучения англиканской литургии я понял, что она не сильно отличается от нашей. На самом деле, я впервые узнал истинные значение и смысл той литургии, которую я служил много лет. Я понял, что, прежде всего это ‒ Таинство нашего союза, завета со Христом. Я понял также, что очень немногие в моей церкви ‒ это мнение разделяют. Ничего! Я их просвещу! Эта моя попытка оказалась не понятой. Часто я стремился к тому, чтобы у меня было пристанище, община, объединенная верой. Рим, как я понимал, стал мне ближе, чем раньше. А гораздо дальше я смутно видел туманную и далекую славу Восточной Православной Церкви.

По мере того, как я продолжал свое изучение, у меня иногда возникало желание, чтобы я попал сюда, как бы с другой планеты и имел возможность выбрать свою веру. Каким путем я пошел бы? Православным. Но на самом деле я был еще на перепутье, на «узловой станции», не знал в каком направлении мне ехать. Были тени поезда в Кентербери и в Рим, и почти не было до Константинополя. А когда этот редкий поезд и проходил через станцию, никто из его пассажиров не говорил на моем языке!

Другой вестник

В это же время важную роль в моей жизни сыграл Брюс Ларсон, автор популярных книг и проповедник. Если бы я знал, что мне предстоит, я бы не стал участвовать в пасторском семинаре Оттавы, проходившем в долине Оттавы. Но так как я был уже там, то ничего особенно благодатного я там не заметил. Брюс говорил о том, что, если ваши взаимоотношения с Богом не носят личностного характера, не доставляют радости, корень этого, скорее всего, нужно искать в Ваших взаимоотношениях с людьми. Он меня убедил. После некоторого размышления я понял, что он имел в виду. Духовная гордыня влияла на мои взаимоотношения с братьями-Христианами, и мне надо было что-то делать с этим. «Господи,» ‒ молился я в отчаянии ‒ «неужели я должен признаться моим братьям в том, что считал себя умнее их?» Где-то в затылке голос ответил мне: «Не надо. Ты уже дал им понять достаточно ясно. Теперь ты должен попросить их помощи.» «Господи, я должен, должен!»

Следующие 36 часов для меня были мучительны. Все люди были добры, а я ‒ ничтожен. Следующим утром я встал рано, после бессонной ночи. Я свалял дурака, я был уверен, это была ошибка Брюса Ларсона. Теперь я готовился к Евхаристии. Как я смогу положить хлеб в рот соседу со словами: «Тело Христово раздробленное для тебя, Дэвид, (Арчи, Мэтью)?» Мое достоинство было раздавлено. Я долго выбирал место, сел. У Господа был обо мне иной Промысл. Тот, кто сидел рядом со мной, вскоре встал и вышел, место осталось свободным. Вошел Брюс Ларсон и занял это место. Это мне польстило.

Настало время преломления хлеба. Я сделал худшее, что мог при совершении Таинства. Я яростно преломил хлеб и сунул в рот Брюсу, осмелившись сказать только: «Тело Христово.» Он был поражен моей яростью. «Дэн,» ‒ сказал он, «взгляни мне в глаза, назови меня Брюсом.» Я никогда не забуду, как я смотрел ему в глаза и повторял: «Тело Христово, Брюс, раздробляется для тебя.» И тут Христос воскрес для меня и вместе с Собой вознес меня из этого мрака просто академической веры в слияние Света Его Славы. В тот же день, по возвращении домой. Вера воскликнула: «Что с тобой случилось?» Я попытался ей объяснить. «Ты не поверишь, как долго я молился об таком дне!» ‒ сказал я.

Снова на перрон

Итак, я вернулся к работе. Это было непросто. Объединенные церкви перестали меня устраивать, я их ‒ тоже. Это ‒ самая свободная церковь, и этим я ей очень обязан. Я свободно мог искать и использовать то, что считал нужным из жизни Святой Вселенской Церкви. Ну, а они могли, в свою очередь, свободно не обращать внимания на добытые мной сокровища.

Я провел там 20 добрых лет, но теперь мне было с ними не по пути. Мое богословие было библейским, богословие церквей ‒ вольное. Я хотел каждую неделю совершать Таинства Единства со Христом, они хотели. Чтобы я служил нечто вроде заупокойной службы по Нему четыре раза в году. Я верил в Его реальное присутствие, остальные ‒ в Его реальное отсутствие.

Постепенно я становился все более чуждым их либеральной вере. Я отчаянно старался восстановить истинное место Христа в Церкви, ее главы и Царя. Но ничего из этого не получалось. Мои годы шли, и отсюда я уже мог видеть приближающийся конец жизни. Мой уход не был уход с достоинством, просто двери предо мной постепенно закрывались, и я оказался, буквально, на грязном тротуаре в полном одиночестве. Я был в отчаянии…

«Какими бы стезями не вел меня Спаситель, чего еще мне у Него просить…» Эта песня мне как-то запомнилась. Вспоминая о годах, проведенных в Объединенной церкви, я спросил себя: «Не вернуться ли мне?» И ответил себе: «Ни за что!» Я опять был на старом перроне, поезда в Рим и Кентербери ушли. Может быть мне уже поздно. Я постарел, приближалось моё 70-летие. И вдруг, неожиданно, пришел поезд восточного направления, его конечная станция ‒ Православие. Этот поезд назывался Евангелическая Православная церковь, и теперь его пассажиры говорили на моем родном языке! Честно говоря, это был последний поезд с этой станции.

Мои дни подходили к концу, но я ухватился за возможность и воспользовался ей. Мои друзья договорились с митрополитом Филиппом, главой Антиохийского епархиального округа в Северной Америке. В 1986 году он предложил нам принять Православие, а в 1987 году мы последовали этому.

В конце концов, миссионерский приход в Оттаве, Онтарио, где я был пастором, объединился с более старым и многочисленным приходом храма св. Пророка Илии в том же городе. До сих пор я служу и являюсь активным пастором (я пытался уйти на покой ‒ но безуспешно). Я всегда сохраняю благодарность Господу за то, что он милостиво привел меня на платформу, так что я успел вскочить в последний поезд домой. Целая жизнь потребовалась, чтобы дождаться и сесть на него. Но эта полнота Веры стоит всей борьбы, всех разочарований, которые я претерпел на долгом пути к Православию.

ГЛАВА 5

Это случилось с Западным Консервативным баптистом

о.Томас Ренофри

«Кем бы ты был, если бы не был баптистом?» ‒ спросил я однажды однокурсника по Семинарии. «Мне было бы стыдно за себя» ‒ ответил он. Хотя тот пыл, с которым говорил мой знакомый, был не совсем типичен для студентов Западной Консервативной Баптистской Семинарии в Портланде, Орегон, там было вполне достаточно таких ревнителей баптизма, чтобы какой-нибудь не-баптист, типа меня, почувствовал себя чужим.

В 1972 году я сам свободно выбирал эту Семинарию для своего обучения (хотя в то время я еще не верил в «Свободную волю»). Я родился и воспитывался среди методистов, но пришел к выводу, что основные протестантские направления богословски несостоятельны. Так как я активно работал в колледже при Campus Crusade for Christ для Господа, то я знал, что Христианская жизнь ‒ это больше, чем просто «церковность». Хотя я часто советовал другим не полагаться на свои чувства, сам я чувствовал, что Господь зовет меня полностью посвятить себя Христианскому служению.

Поступление в Семинарию

Я серьезно думал о том, чтобы работать в Кэмпус Крусейд, молился, но, почему-то, мне не хватило убежденности на это решиться. Если Господь ведет меня к тому, чтобы я полностью был предан Христианскому служению, мне будут необходимы некоторые профессиональные навыки. Кроме того, у меня было искреннее желание более глубокого понимания Слова Божия и своей веры. Итак, я решил, что логично будет поступить в Семинарию. Перебрав несколько евангелических Семинарий, я, в конце концов, остановился на Западной консервативной Баптистской Семинарии. Там уделяли внимание тем предметам, которые я более хотел изучить. Казалось, что их вероучение ‒ такое же, как и в Кэмпус Крусейд, они предлагали солидную программу изучения Библии, богословия, практические курсы ‒ и они не падали в обморок, если ты ходишь в кино. Чего еще мог желать семинарист?

Семинария мне понравилась с того момента, как я вступил в студенческий городок. Я действительно предвкушал первый день моих занятий и лелеял мысль, что я буду вооружен всем арсеналом библейской науки, чтобы успешно нести свидетельство о своей вере всем этим католикам и прочим литургическим типам, которые заявляют, что они честные Христиане, хотя это совсем не так. Я хорошо помню свои мысли в первый день занятий: «Я знаю, что истина ‒ у нас, евангелических Христиан. Теперь я узнаю, почему это так.»

Мысленно возвращаясь назад, я должен сказать, что три года в Семинарии ‒ одни из наиболее ценных в моей жизни. Так как, начиная учиться, я почти не знал Библии, то я впитывал все, как губка, особенно библейские занятия. Я полюбил каждый час в классе. Я полюбил даже занятия по греческому, которые начинались точно в 7.30 утра каждое утро (если я приходил туда в 7.32, то преподаватель останавливал занятие и говорил: «Добрый день, мистер Ренфри»). Я знал, что эти занятия готовят из меня «достойного, неукоризненного делателя, верно преподающего слово истины» (2 Тим. 2:15). Семинария дала мне то, за что я всегда буду благодарен ей: это особая любовь к Библии, радости которой, я, конечно, никогда бы не испытал вне Церкви Нового Завета. Это дало мне средство для изучения Слова Божия, для открытия истины, стремления искать и служить Церкви, которую Христос основал через Апостолов. Как бы иронически это не звучало, баптистская Семинария на самом деле готовит серьезных студентов для принятия Православия.

Когда я окончил Семинарию, я был убежден, что евангелические Христиане не верят Библии в достаточной степени. На деле, все, с кем из них мне приходилось общаться, были очень избирательны в отношении к Писанию, то есть, они верили всей Библии за исключением ряда мест, которые противоречили их верованиям. И после этого они ни за что не признаются, что они отвергают эти места. Они просто достигли совершенства в искусстве умело изменять их смысл прихотливой «ловкостью рук» в истолковании. Позвольте, я приведу ряд примеров, с которыми довелось столкнуться при обучении в Семинарии.

1. Толкование Библии.

В Семинарии меня учили вместе с Апостолом Петром исповедовать, что: «…никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою» (2 Петр. 1:20). Но на деле наша система герменевтики, толкования Библии основывалась на сравнительно новой теории. Там подчеркивалось, что любой Христианин имеет право и ответственность, под водительством Святого Духа, толковать Писание сам себе. Сначала кажется, что это хорошо ‒ до тех пор, пока не начнешь считать, сколько же протестантских деноминаций!

Я покинул семинарию, удрученный тем, что есть много разных толкований одного и того же Писания среди, казалось бы, благочестивых, набожных людей, причем, все они заявляют, что ими руководит Святой Дух. Эти разногласия касались не второстепенных вопросов вероучения, а главнейших. Или Святой Дух разделился? Или искусство толкования, которому меня учили, делает любого Христианина протестантским папой, причем каждый «непогрешимо» вещает о том, что говорит Библия?

2. Священное Предание.

Я и мои соученики в Семинарии всегда сразу указывали, что мы верим Библии более чем преданию. Но мы не могли различать «предания человеческие», которые обличал Господь и Священное Предание Божие, рекомендуемое самой Библией (см. Увещания Св. Павла в 2 Фес. 2:15; 3:6). Я не помню случая за время моего пребывания в Семинарии, чтобы кто-то сказал что-либо доброе о Священном Предании. Теперь я считаю, что это ‒ одно из разительных упущений семинарского образования. Многие евангелические Христиане испытывают отвращение к словам на «Т» (особенно к «TRADITION» ‒ предание, но не к «TITHING» ‒ Церковная десятина), поэтому они успешно не замечают живительной силы Божественного Предания в формировании и передаче Священного Писания. Без Предания у нас не было бы Библии.

Помню, как однажды на занятии по богословию студент спросил преподавателя: «Если мы принимаем постановление Церкви, выраженное в решениях Карфагенского Собора IV века, где утвержден канон новозаветных книг Писания, почему же мы не признаем, что та же самая Церковь определила книги Библии?» «Хороший вопрос», ‒ ответил преподаватель, «один из тех, на которые у нас, баптистов, нет хорошего ответа.»

3. Таинства.

К их чести, преподаватели семинарии последовательно стояли за истинность Воплощения Христа. На деле же, однако, они отвергали сакраментальный характер жизни (необходимость Таинств), основанный на том, что Бог Сын полностью воспринял человеческую природу. Я считаю, что, отвергая Таинства, иконы, историческое Церковное богослужение, они невольно впадают в своего рода гностицизм, возвышающий «духовную» область и принижающий значение телесного, физического мира как орудия Божией благодати. Нам преподавали учение о благодати, но библейскими средствами действия благодати пренебрегали ‒ такими, как крещальная вода (вопреки историческому учению Церкви, выраженному, например, в Ин. 3:5; 1 Петр. 3:21; Деян. 2:37-38; Рим. 6:3-4; Тит. 3:4-5). Нам говорили о Вечери Господней, но слова Господа толковали только в духовном плане («Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную…» Ин. 6:54), придавая им чисто символическое значение.

Все же, по крайней мере, одно действие таинственного характера евангелические Христиане признают ‒ проповедь Слова ‒ и в этом Таинстве они выделяются. В семинарии было несколько замечательных курсов по гомилетике. Среди них был только один факультативный курс по библейскому богослужению. Евангелические Христиане пренебрегают богословием Таинств, никак его не формулируя, поэтому за образец богослужения они приняли форму, основанную скорее на современной модели концерт, увеселение и/или лекция, чем на каком-нибудь образце из Библии.

Очень немногие из моих преподавателей открыто осуждали пустоту евангелического богослужения. Один даже признал, что богослужение баптистов выродилось в «профессиональный спектакль для (PEW POTATOES) картошки на церковных скамьях.» Но никто, кажется, не желает поинтересоваться богатыми традициями Церкви, особенно литургией, которая, вместе с хорошей библейской проповедью, и образует истинное Православное богослужение.

Я окончил Семинарию в 1977 году, чувствуя, что мне еще многому нужно учиться. После двух лет служения в баптистской церкви, мои опасения касательно баптистского богословия и практической жизни оказались настолько ужасными, что я, оставив эту церковь, основал свою «Независимую Библейскую церковь». Изначальной целью тех, кто участвовал в ее основании (в жилой комнате одного из наших домов) было «быть как Церковь Нового Завета».

Честно говоря, мы не представляли себе, какова же Церковь Нового Завета в жизни. Несмотря на семинарское образование, в области церковной истории я был все еще невежа. Именно изучение церковной истории через несколько лет и привело нас ко вратам Православия. Долгое время я ошибочно полагал, что евангелические протестанты проповедовали, лучше учили Евангелию и знали Библию лучше всех Христиан со времен Апостолов. Теперь я стал понимать, что, на самом деле, все истинное и хорошее в вероучении и в жизни мы восприняли от Православной Церкви. После того. Как только мы выбрали для себя из Православия идеи и направления, наша маленькая домашняя церковь присоединилась к Евангелической Православной церкви; остальное, как говориться ‒ история. На самом деле, это была лишь наивысшая точка в захватывающем путешествии, которое привело нас к новому началу, в Православие. Как и у всех Семинарий, у Западной консервативной Баптистской Семинарии есть свои сильные и слабые стороны. Если учесть ограниченные возможности богословской школы в полной подготовке к Церковной жизни, я думаю, мы не станем слишком много ожидать от таких школ. Однако пока в Западной Семинарии продолжают подчеркивать абсолютную преданность слову Божию, я надеюсь, что я буду не последним студентом, который после семинарии перешел в Православную Церковь.

В конце концов, став православным, я только, так или иначе, исполнил то, чему меня учили на всех занятиях, (которые довелось посетить) в Западной Консервативной баптистской Семинарии: «подвизаться за веру, однажды преданную святым» (Иуд. 3).

ГЛАВА 6

Обращение изнутри

Позвольте сразу же отметить, что я, видимо, единственный из авторов этой книги начал христианскую жизнь не как протестант. Я родился и был воспитан в Греческой Православной Церкви, затем, став взрослым, перешел в протестантизм, а сейчас служу в юрисдикции Греческой Православной Церкви в Америке. Почему же тогда я решил написать эту главу книги, посвященной протестантским пасторам, ставшим православными. Потому. Что до сих пор мое сердце ‒ это сердце человека, обратившегося из протестантизма в Православие.

Я борюсь со своей верой

Как и многие из тех, кто с рождения воспитывался в среде определенного христианского вероисповедания, я, будучи молодым, не понимал, как следует, что значит следовать за Иисусом Христом. Помимо обычных затруднений и недоумения, с которыми приходится сталкиваться любому молодому Христианину в XX столетии, я столкнулся еще и с серьезным языковым барьером: в большинстве православных приходов, в которых мне доводилось быть в моем детстве, службы велись полностью по-гречески. А я, как и большинство американцев, говорил только по-английски.

Учась в средней школе, я учился и в воскресной школе, прислуживал в алтаре, пел в хоре (конечно, не понимая слов). Все это сблизило меня с традициями Восточного Православия. К сожалению, все это не доставило мне личностного, осмысленного отношения к Иисусу Христу. Я не могу сказать, чтобы Он совсем исчез из моей жизни или чтобы я не знал Его. Однако у меня не было личного общения, взаимоотношений с Ним, по слову Св. Ефрема Сирина, «Господом и Владыкой живота моего». Хотя я закончил старший класс средней школы в числе лучших 25% учеников, мои оценки на первом курсе колледжа стали гораздо хуже. В то время единственной моей жизненной целью было получить ученую степень по окончании колледжа, поэтому эти плохие результаты сильно подорвали мои академические надежды. Я дважды менял предметы специализации, пока не нашел ту область, где я чувствовал свои способности и продуктивность. В плане духовном, мне было интересно, что может составлять смысл жизни, кроме борьбы за и хорошие оценки, и иллюзорные мечты об успешной карьере.

Около этого времени я узнал, как может Иисус Христос влиять на чью-то жизнь через обращение друга семьи. Это обращение стало причиной сильнейшего изменения в жизни этого человека ‒ действительно, он начал становиться евангелическим христианином. Когда он говорил мне о вере, что-то жгло меня изнутри. Помню, я плакал как ребенок, не зная почему. Я много молился и сделал много обетов, но ничего не менялось. Я почувствовал себя потерянным и одиноким в собственной борьбе с христианской жизнью. И только после того, как я вступил на путь служения Святому Духу в лагере евангелических Христиан, я почувствовал возрастание в вере, положительные и активные плоды моих молитв.

По мере того, как я приближался к Богу, заканчивал колледж, я продолжал участвовать в Таинствах Греческой Православной Церкви, хотя в то же время посещал евангелический приход для занятий по изучению Библии. Только тогда, когда, слушая проповедь протестантского пастора, я услышал его ссылки на пользу греческого текста для понимания Нового Завета, я по-новому оценил свое собственное православное наследие. Честно говоря, мне было удивительно, что Бог до сих пор действует в Православной Церкви. Когда я решил изучить богослужебные тексты моей Церкви, оказалось, что они не только духоносны, но примерно четверть текстов взята прямо из Писания. С великой радостью я открыл для себя, что Бог пребывает в моей Церкви ‒ и пребывал всегда. Тогда мне было очень досадно, что никто мне не говорил на простом английском языке, какое сокровище хранит Восточная Православная вера. Еще я знал, что я не одинок. Множество моих православных братьев и сестер пребывали во тьме неведения из-за языкового барьера в богослужении и недостатка переводов литургических текстов. Мое сердце горело желанием помочь молодым людям, которые, как я, борются со своей верой, чувствуют себя, как я когда-то, одинокими, не ведая, что им предлагает собственная Церковь. Вот если бы Бог послал кого-нибудь, чтобы им помочь!

Первые шаги: Кэмпус Крусейд

После успешного выполнения дипломной работы, я стал штатным сотрудником организации «Кэмпус Крусейд фор Крайст». Я переехал в международную штаб-квартиру этой организации в Сан-Бернардино (Калифорния), там я работал поначалу в качестве оператора компьютера, а затем системным программистом. Во время двух с половиной лет моей работы в этой организации, я полноценно участвовал в жизни близлежащего прихода Греческой Православной Церкви, при храме св. Пророка Илии. Я пел в хоре (до сих пор не понимая слов), преподавал в воскресной школе, работал как наставник молодежи. «Кэмпус Крусейд» вдохновил меня на активное участие в жизни греческой общины. Они ценили меня как посредника межкультурного общения, так как я вырос в греческо-американской среде.

В течение того времени Бог активно готовил меня к будущему служению, хотя тогда я этого не понимал. Методы изучения Библии, так же, как и «стандартные идеи», содержащие важные вероучительные моменты, дали мне средства, которые затем помогали мне донести свидетельство Православной веры до молодежи и взрослых.

Работая в Кэмпус Крусейд, я научился еще одному важному искусству: уметь распознать могущество Божие при помощи особых молитв и ответа Бога на эти молитвы. Я и не знал, как важно это будет для меня через несколько лет.

Следующий этап

Кэмпус Крусейд был одной ступенью в моей жизни, по божественному Промыслу. Поняв, что Он благословил меня техническими умениями и способностями, которые я стремился развивать и возвращать, чтобы служить Ему, я вернулся домой в Западную Вирджинию, чтобы получить ученое звание по компьютерным наукам. Но получилось так, что в моей жизни произошли неожиданные перемены. Во-первых, вместо поступления в аспирантуру, я поступил на работу в Меллан Банк в Питтсбурге, Пенсильвания, в качестве программиста-аналитика.

Что касается моей карьеры, то я все еще честно полагал, что моя жизнь начинает устраиваться. Я мог себе до этого позволить посвятить несколько лет жизни активному христианскому служению, у меня было много работы в той области, которая оказалась моим любимым хобби, в юрисдикции Греческой Православной Церкви в Питтсбурге была замечательная программа для молодежи, работая над которой я ощущал явное Божие благословение. Я активно проводил библейские занятия для молодежи, и не только для нее. Я действительно верил, что этими занятиями и будет ограничиваться моя деятельность на всю оставшуюся жизнь. Но в глубине сердца я чувствовал, что в жизни мне чего-то недостает. Я хотел более активно учить молодежь нашей вере. Я хотел, чтобы они понимали, что Господь живет и действует в Православной Церкви, показать, что им не нужно ходить куда-нибудь ещё, чтобы узнать о Нем. Я хотел, чтобы эти молодые люди научились черпать богатство из того, что дано им в воспитании, чтобы они не чувствовали нужды отправляться в дальние духовные страны.

Вскоре стало ясно, что я не смогу выполнить эти задачи, продолжая работать в банке. Ровно через год после начала работы в Меллан Банке я подал заявление об уходе через две недели и заявление о приеме в Греческую Богословскую Школу Святого Креста в Бруклине, Массачусетс. Я бросил прекрасную, перспективную работу, разорвал договор аренды жилья, заполнил анкету для поступления, переехал домой в Западную Вирджинию, снова собрал вещи для Семинарии и, для начала, был принят в школу ‒ за день до того, как я отправился в Массачусетс, в Семинарию Святого креста. Все это произошло за две недели.

Мое обращение продолжается!

Через четыре года, в 1983 году я окончил Семинарию магистром богословия. В 1985 году я женился, а 1986 году был рукоположен. Затем два года я служил вторым священником, набираясь опыта приходской жизни, два года возглавлял молодежную программу Греческой Православной Церкви в Питтсбурге, потом служил в большом приходе юрисдикции Греческой Православной Церкви в Огайо.

Мое сердце, сердце обратившегося человека, горит желанием каждый день делать больше, чем позволяют 24 часа. Я знаю, что нашел свое истинное призвание. Здесь, в этой Древней Церкви, ‒ в которой мне посчастливилось вырасти ‒ я буду служить Господу и народу Божию столько, сколько Он мне даст сил и времени. Как человек с «сердцем обратившегося», я торжественно обещаю себе, что буду служить этой Церкви, работать для ее блага вместе с моими братьями и сестрами в Америке.

ГЛАВА 7

Мечты выпускника Семинарии Эсбери и реалии Православия

о.Эндрю Хармон

Когда я, ещё будучи мирянином Объединенной Методистской церкви, придерживающимся консервативного направления богословия, почувствовал, что Бог призывает меня к служению церкви, Семинария Эсбери в Уилморе, Кентукки была единственной духовной школой, которую я считал серьезной. Эсбери ‒ консервативная школа в духе последователей Уэсли, без конфессиональных ограничений. Эта семинария привлекает множество кандидатов в пасторы наиболее традиционных, евангелических, методистских церквей. С другой стороны, известно, что большинство семинарий Объединенной Методистской церкви ‒ рассадники ересей и ложных учений. Поэтому я и отправился в Эсбери. Теперь, оглядываясь назад, я могу сказать, что это были три хороших учебных года, было много очень полезных уроков. В Эсбери усиленно подчеркивали приверженность традиционному христианскому вероучению. Усиленное внимание, уделяемое этому, было важно вдвойне, так как большинство из нас собирались быть активными пасторами в деноминациях, где традиционность значила все, кроме оснований для отлучений от Церкви.

В Эсбери стремились следовать учению Джона Уэсли, основателя методизма (Англия, XVIII век). В ходе моей исследовательской работы, я стал открывать для себя, что во многое из того, во что верил Уэсли, его современные последователи просто не верят или стараются это игнорировать ‒ реальное присутствие Христа в Евхаристии, духовное возрождение в Крещении и даже приснодевство Марии. Кроме того, я знал, что Уэсли серьезно изучал творения древних Греческих Отцов Церкви.

Изучая Отцов

Это открытие побудило меня к более глубокому изучению Отцов Церкви вообще и Православной Церкви в особенности. При выполнении дипломной работы по русской истории, я уже познакомился с Православным Христианством. Но ввиду ряда причин, я никогда не изучал его серьезно. Теперь я подошел к этому гораздо основательнее.

Безусловно, Православная Церковь выдержала испытание временем, а именно, почти два тысячелетия. Наоборот, протестантизм уже через несколько столетий распался, породив богословскую анархию и церковный хаос. Даже евангелическое движение себя скомпрометировало, поддаваясь нарастающему давлению со стороны секулярной культуры. Очевидно, что современные последователи Уэсли отказываются от многих положений традиционного христианского богословия, которые были очень важны для него самого.

Итак, я прослушал несколько курсов по истории Церкви и по патрологии, кроме того, кое-что я изучал самостоятельно. Я все более убеждался, что современный протестантизм не замечает очень многих традиций, свойственных Древней Церкви. Но это меня ещё не совсем убедило. Мой переход будет медленным, постепенным процессом. Ко времени окончания Эсбери Семинарии я ещё не был готов к принятию Православия.

Честно говоря, цель, которую я тогда ставил перед собой ‒ работа среди протестантов с целью привести протестантизм в большее соответствие с учением и жизнью древних Христиан. Как и многие в Эсбери, я считал и надеялся, что методизм наконец освободится от плодов воздействия модернизма. Поэтому я, моя жена Бонни и наш первый ребенок отправились на служение в приход, полные рвения, готовые сражаться с ересями и спасать души для Христа. А я, благодаря недавно возникшей любви к Отцам и Православию, надеялся вести паству в более традиционном, близком Отцам направлении.

Семинария помогла мне правильно начать путь к Православию. С другой стороны, последний толчок к нему мне даст собственная конфессия!

Пастор-методист

Три года служения методистским пастором были захватывающими, в чем-то успешными и просто забавными. Это был тяжелый труд! Но служение в приходе одного из основных протестантских направлений может быть и очень сильным разочарованием, утратой иллюзий. Властные структуры церкви оказывали на нас значительное давление, чтобы подчинить себе любые попытки наших нововведений. Образование, полученное в Эсбери, считалось отличным только до тех пор, пока служило росту и процветанию церкви ‒ но не тогда, когда подвергало сомнению или сопротивлялось вероучительным заблуждениям в церкви.

Два фактора особенно убедили меня в том, что мои мечты в Эсбери реформировать и оживить методизм ‒ всего лишь иллюзии. Во-первых, я узнал, как много выпускников Эсбери поддались давлению и предали свою веру. Многие из них были на различных этажах пути к ереси. Это меня пугало. Почем я знаю, не последую ли я им в конце концов?

Помню, меня посетил друг, знакомый по семинарии, как и я он около двух лет служил пастором. Мы не виделись со дня окончания семинарии. Делились опытом. Мой друг был очень принципиальным и хорошо разбирался в богословии ‒ один из тех, кто прекрасно знал свою веру, не собирался поддаваться давлению и изменять ее.

Два года пасторского служения разительно изменили его. Теперь он считал, что изменять вере, изложенной в Писании ‒ нормально. Он с такими людьми не соглашался, но счастливо имел с ними дело, считал их хорошими Христианами. Это меня поразило. Помню, я подумал: «Быть может, я тоже скоро буду таким же. В конце концов, кто я такой, чтобы не поддаться тому, чему поддаются другие?» Это способствовало моему убеждению, что мне нужно что-то резко изменить.

Ещё один фактор помог мне убедиться, что мои мечты в Эсбери были просто моими иллюзиями. Одна из важных причин, почему евангелические христиане принадлежат и служат в свободомыслящих деноминациях ‒ это надежда, что каждый из них может особенно угодить Христу и направить прихожан по верному пути, даже если этот приход полон ересями.

Хотя это содержит долю истины, очень скоро затруднительное положение в моем приходе стало очевидным. Мой приход был в поселке шахтеров в каменноугольном бассейне в Северной Дакоте. Особенность работы здесь (строительство силовых установок) делало население очень подвижным, рабочие приезжали в город, затем уезжали на новое место работы.

По благословению Божию, нам удалось некоторых впервые привести ко Христу, другим помочь укрепить преданность Христианству. При содействии любви и православного, основанного на Священном Писании вероучения, они начали свое духовное возрастание. К сожалению, из-за «подвижности» города многие из них вынуждены были вскоре куда-то уехать. Те, кто пришел ко Христу в Методистской церкви, скорее всего, будут посещать приходы в другом месте. Какого вероучения будут там придерживаться? Возможно, большая часть нашей доброй работы очень скоро пойдет насмарку, и эти новые овцы будут потеряны навсегда.

И вот, я стал предупреждать уезжавших прихожан, чтобы они были очень осторожными в выборе методистской церкви на новом месте жительства. Я даже убеждал их посетить и другие деноминации в поиске своего прихода.

Абсурдность этой ситуации меня поразила. До каких пор я буду оживлять свою конфессию тем, что советую новообращенным ко Христу избегать её? Но что я ещё мог сделать, чтобы защитить этих новых духовных чад? Очевидно, раз я даже не мог советовать другим посещать иные приходы моей деноминации, это предопределило и мой путь. Пришло полностью пересмотреть направление моего служения.

Очищение ядра протестантизма от ядра неверия оказалось безнадежным. Подталкивать протестантов к более православным учениям ‒ ещё более безнадежным. В конце концов, на какой успех могу я рассчитывать, убеждая людей, что наша церковь ‒ сообщество святых, если половина пасторов не верит даже в Воскресение Христово.

Пока я был протестантским пастором, мы с женой больше узнали о Православии, мы все более убеждались, что это ‒ именно то, что нам нужно. По мере того, как мои семинарские мечты оказывались невыполнимыми, действительность Православия меня все более привлекала.

Переход

В 1982 году мы покинули объединенную Методистскую церковь и вошли в состав Евангелической Православной церкви, в числе группы людей, которые обратили свои сердца к Православной вере, из соображений, похожих на наши. В 1987 году Евангелическая Православная церковь была принята в состав Антиохийского епархиального округа в Северной Америке. Я стал священником.

Время после 1982 года было непростым, были определенные трудности ‒ переселение, поиск работы, но это не слишком большая цена. Замечательна та любовь и помощь, которые мы получили, придя в Церковь. Особенно нам помог о. Джозеф Олас и замечательные люди из храма Святого Георгия в Индианаполисе. О. Джозеф взял меня под свое покровительство, и любезно учил меня каким должен быть православный священник ‒ в конце концов, многому ли из Литургии учат в Методистской Семинарии?

Сначала я получил назначение на год в Блумингтон, Индиана, где начал организовывать Миссию во имя Всех Святых, а затем руководил Миссией Святого Евангелиста Матфея в приходе Кливленда. Бог щедро благословил нашу Миссию. Она значительно увеличилась. Теперь у нас есть свое здание, мы надеемся вырасти из Миссии и стать полнокровным приходом. Трудно после нескольких лет мирской работы полностью посвятить себя, как и прежде, пастырскому служению. Но какая большая группа верующих в нашей общине Святого Матфея!

Но даже если бы мое слежение не устроилось так благополучно, ‒ и даже если бы меня не рукоположили в священника, ‒ я все равно стал бы православным. Православная Церковь ‒ это многоценная жемчужина, и гораздо лучше быть в ней, независимо от обстоятельств, чем при самых замечательных обстоятельствах быть где-нибудь ещё.

Как сказано в 83-м псалме: «желаю лучше быть у порога в доме Божием, нежели жить в шатрах нечестия» (Пс. 83:11). Действительность Православия гораздо лучше, чем иллюзии окружающей жизни. Слава Богу, за то, что он привел нас от сущих грез к реальности.

ГЛАВА 8

Многоценная жемчужина

о. Поль Уэйсэймен

Некоторые социологи утверждают, что мы ‒ продукты нашего культурного наследия. Я могу согласиться лишь частично. Мы не «продукты». Мы личности, которые подходят к своему социальному наследию избирательно. Выборы тех, кто, как и я, вырос во «всемирной деревне» второй половины XX века, могли бы быть чем-то устрашающим.

К счастью мои родители дали мне стержень, цель жизни. Мы жили в бедной сельской местности, у нас был маленький домик и гораздо больший сарай в Мичигане, в общине финских иммигрантов. Мы учили катехизис Лютера в местной воскресной школе, которую я посещал 10-20 раз в году.

Однажды, я выругался в присутствии моей матери, мне было 5 лет. Сразу последовавший за этим удар по губам преподал мне ясный урок речевой этики. Я не припомню, чтобы я сболтнул что-либо подобное снова до окончания Библейского колледжа.

Через Библейскую Школу свободного посещения и дружбу с юными Христианами в средней школе в Л’Анз, Мичиган, я познакомился с Баптистской церковью. Они были из тех немногих христиан, с которыми я общался, кто жил в атмосфере любви и радости в Иисусе Христе. Я был рад, что стал одним из них.

Библейская школа

Затем я поступил в Библейский Колледж в Гранд Рэпидс. Здесь я открыл для себя христианское вероучение, апологетику, принципы толкования Библии, греческий язык, способы доказательства подлинности библейских книг. Этот вопрос о подлинности меня слегка ошеломил. До этого меня учили, что Ранняя Церковь отступила от Церкви Нового Завета (которая, конечно, была, в основном, баптистская) и превратилась в ужасную Римскую Католическую церковь, которая, вместе с китайским и русским коммунизмом, была главным врагом Христа в это последнее время. Наоборот, в колледже учили, что папы, Игнатий Антиохийский, Ириней Лионский, Евсевий, на самом деле, те авторитеты, у которых мы ищем поддержки, «внешних» доказательств подлинности книг Библии.

Изучая философию, я читал Августина и Фому Аквинского, мне это нравилось. На первом курсе, на занятиях по вероучению, мне дали «Просто Христианство» К.С. Льюиса. Я почувствовал ужас от баптистского сектантства, которое удерживало моих друзей в средней школе от серьезного изучения Христианства, теперь я стал различать слабые проблески Христианства без конфессиональных барьеров. Я узнал о евангелическом направлении Э. Дж. Карнелла и Билли Грэма, стал читать «Христианство сегодня». Мой кругозор в общем Христианстве стал расширяться. Я даже узнал, что некоторые католики ‒ истинные Христиане.

Летом 1963 года я жил в одной квартире с Корейским пастором из Таегу Чи Янг Кимом. Он постоянно читал Новый Завет от начала до конца ‒ по крайней мере 400 раз по 10 (4000 раз) ‒ это поразило меня в самое сердце. Он начал знакомить меня с Кьеркегором, Лютером, Августином, Кальвином, Шекспиром и многими другими.

Он говорил: «Нужно понимать Лютера в его историческом контексте.» Это было совершенно правильно. Лютер провозгласил свое учение в католической Европе. Корейский пастор сказал мне примерно так: «Если ты читаешь 26 глав Нового Завета в день, За 10 дней ты прочитаешь 260 глав. Если ты полностью прочитаешь Новый Завет 100 раз, ты будешь лучшим проповедником, чем Билли Грэм».

Той осенью я прочитал Новый Завет 15 раз, и это произвело на меня очень сильное впечатление. Пастор Ким однажды сказал: «Один молодой хулиган говорил мне: «Сначала я пил спиртные напитки, затем они пили себя, потом они стали пить меня.» Так и я: сначала я читал Библию, затем Библия ‒ читала Библию, теперь Библия читает меня.» Мое богословие стало рушиться. Благодать в Библии сопряжена с сильными нормами? Богословие Промысла: не вмещало Нагорную проповедь. Богословие завета отвергало ту величайшую и страшную ответственность человека, о которой я узнал из Нового Завета.

Кьеркегор указал на важное место страдания в Христианской жизни. Он таинственно говорил о «древних проповедниках» Христианства, которых он читал вслух каждое воскресенье. Но у него не было полного ответа. Он умер, подвергаясь нападкам местной церкви Дании. Он предоставил мне погрузиться в субъективизм.

Семинария

Поступив в Троицкую Евангелическую Богословскую Школу в Дерфилде, Иллинойс, я впервые услышал о действительности апостольских свидетельств о Христовом Воскресении от Дж.У. Монтгомери. «Иисус ‒ Мессия, Иисус ‒ Господь, Его нет здесь, Он воскрес». «То, что мы видели нашими глазами и ощущали нашими руками». «Ибо это не в углу происходило.» (Деян. 26:26). Господь благословил писавших Библию и Апостолов, уполномочил их. Таким образом, Библия ‒ это Слово Божие. Основные положения вероучения я старался развивать на следующей основе: Творение из ничего, человек создан по образу Божию, он впал в грех, избрание и воспитание Израиля, рождение от Девы, Личность и дела Христа, Спасение, Церковь, Второе пришествие.

На занятиях по истории Церкви я впервые узнал о «Восточном Православии», с острым интересом, который скоро прошел. Наш учитель из консервативных просвитериан заявил: «Все вы ‒ из Низкой церкви. Вы должны уяснить ту истину, которую сказал Киприан Карфагенский: «Вне Церкви ‒ нет спасения! ««

Про себя я сказал: «Конечно, вне «невидимой» Церкви ‒ нет спасения.» Но Киприан имел в виду не это!

«Если кто-либо знает, что Иисус Христос заповедал креститься и отказывается креститься, то он вне Церкви, он не Христианин» ‒ сказал преподаватель. «Через крещение мы входим в Церковь.» Мое видение стало более конкретным. Следует придерживаться Христианства, наиболее близкого к истокам. Это солидно. Нет никакого «просто Христианства» вне Церкви или крещения.

Он предупредительно опроверг мои предположения, сказав: «Римская Католическая церковь была истинной до тех пор, пока на Трентском Соборе, формально не отлучила от себя Евангелие.» Позже я выяснил, что она лишилась этого титула, когда официально прокляла Восточную Церковь и истинный Символ веры, без прибавления.

Это было для меня откровением. Как мы можем избежать расколов в наших церквях? Тем, чтобы не отделяться от Истинной Церкви. Конечно! Если то, что было Истинной Церковью, официально отвергает существенные моменты христианского учения, она более не Церковь, пока не покается.

Служение пастора

Это понимание Церкви руководило мной, когда я был пастором в маленьком сельском приходе в местности Тампико, Иллинойс, и когда я со своей молодой семьей переехал в Калифорнию, в поиске ответов на свои недоумения среди Христиан группы «Тело жизни» и харизматических. Как баптист, я был посвящен в пасторы Южными баптистами в 1979 году.

Когда я и двое старейшин моего возраста начали миссию в нашем новом приходе, мы не могли исключить из полного участия в церковной жизни тех, кто крещен в младенческом возрасте. Итак, мы не могли остаться баптистами. Мы стали Церковью Общины Спаса-Эммануила. Мы хотели следовать Библии, историческому Христианству, жить в Духе.

Когда мы познакомились с о. Джоном, Изабелл Андерсон и Православной Преображенской Миссией, их общиной, мы увидели двухтысячелетнюю верность Евангелию в Литургии, в Символе веры, в жизни в Таинствах. Я не мог найти никаких оснований считать кого-нибудь Христианином, кто изолирован от этой Церкви. Когда в истории Церкви кто-нибудь, как Арий, отвергал Евангелие (в том или ином смысле), эта Церковь отделяла его от себя.

Лично я не мог более жить вне этой Церкви. Я был присоединен к Православной Церкви через миропомазание епископом Василием (Американская Православная Церковь) в день памяти Трех Святителей, 30 января 1983 года. В 1983 году я был посвящен в чтеца, в 1988 ‒ 1989 годах учился в Свято-Тихоновской Семинарии, а 21 июля 1991 года был рукоположен в иереи. Сейчас я служу в приходе Преображенской Православной Миссии в Ла-Хабра, в Калифорнии.

Я считаю, что Православная Церковь представлена в Америке общинами всех сразу православных народов, поэтому мы, американские Христиане, стремящиеся к подлинному Христианству, можем обрести его в наиболее полном и конкретном плане. Может быть нам следует отказаться от некоторых излишних внешних требований, которые появились с тех пор, как Рим отделился от Православия, а затем Протестантизм отделился от Рима, но жемчужина свободы во Христе, право, стоит того.

Эта жемчужина, Православная Церковь, содержит в себе живое двухтысячелетнее предание народа Божия, начиная со времени Христова Воскресения, его проповедовали апостолы и Святые. Обретя эту Церковь, я благодарю Бога за то, что он вел меня сюда через заботливых родителей, искренних друзей ‒ Христиан, через протестантское образование, которое открыло для моего понимания то, что лежало за рамками протестантизма ‒ действительность исторической Церкви, воистину Многоценной Жемчужины в её проявлениях во все время своего существования.

ГЛАВА 9

Сорок лет спустя

о. Элистер Андерсон

Это произошло летом 1953 года. Я был аспирантом Богословского факультета южного Университета в Сьюэйни, Теннеси. Мне надо было многое прочитать, и я задержался в библиотеке до позднего вечера. В здании библиотеки никого больше не было, не считая библиотекаря, который уже собирался закрывать библиотеку.

Вскоре у меня появилось странное ощущение, что кто-то смотрит на меня. Чем сильнее я старался погрузиться в чтение, тем более усиливалось это чувство.

Портрет

В конце концов я был вынужден встать из-за стола и пойти в ту слабоосвещенную часть зала где, как я думал, могли скрываться эти глаза, которых я не видел. Когда мои глаза привыкли к этой полутьме, вверху на стене я увидел большой портрет епископа Евангелической церкви. На латунной табличке под портретом я прочитал его имя: Хью Миллер Томпсон (1830 ‒ 1902), Второй Епископ Миссисипи.

До сих пор я живо помню охватившее меня возбуждение. Я снова прочитал табличку и узнал это имя, упоминание которого я случайно слышал в детстве и юности. Мой прадедушка Хью Миллер Томпсон был епископом Епископальной церкви.

Я не помню, чтобы он был в Сьюэни. Мои родители редко говорили со мной о нём и, по той же причине, о моем деде, Франке Томпсоне, епископальном пасторе, который сорок лет служил капелланом во флоте. Вместо этого они хотели, чтобы я пошел по стопам отца и стал офицером регулярного флота.

Когда я смотрел на портрет, я почувствовал сильное разочарование из-за того, что мои родители никогда не говорили мне и моих предках. Я так же был недоволен собой за то, что мне не удалось самому исследовать историю своей семьи. Однако, эти чувства скоро утихли из-за той гордости и радости, которую я почувствовал, осознав, что я происхожу от такого выдающегося клирика. Впервые в жизни я понял, что мой дорогой предок звал меня через молитву к служению Епископальной церкви. Христианская реальность сообщества Святых связала меня с ним духовным союзом, который превосходит всё земное время и пространство.

Из флота в Семинарию

Взрослая моя жизнь началась во время II Мировой Войны. Я окончил Военно-Морскую Академию США в Эннэполисе, Мэриленд и был назначен на эсминец в Тихий океан. В то время, исполняя свои профессиональные обязанности, я стал чувствовать растущее беспокойство. Со временем я убедился. Что это беспокойство было следствием духовного голода, который я прежде не воспринимал серьезно.

В результате, осенью 1947 года я уволился из флота и подал заявление о приеме в Семинарию. Так как мори родители не принадлежали ни к какой деноминации, то я решил пойти в Объединенную Богословскую Семинарию, межконфессиональный институт, расположенный в центре Нью-Йорка.

Именно там, под влиянием нескольких преподавателей, я стал стремиться к священству в Епископальной церкви. В Семинарии я узнал об Англиканской мессе, семи Таинствах, учении о Церкви на основе Священного Писания, Символах веры, Священном Предании, творениях Отцов Церкви, в связи с семи Вселенскими Соборами неразделенной Церкви. Два протестантских богослова д-р Поль Шерер и д-р Рейнгольд Нибур особенно вдохновили меня на проповедь Христа Распятого и Воскресшего из мертвых.

Кроме того, два богослова из Епископальной Церкви д-р Вольтер Бови и д-р Кирилл Ричардсон способствовали тому, что я полюбил учение о Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви, поверил ему и нашел выражение этого учения в предложении Св. Таинств в англиканской литургии.

В это самое время мне посчастливилось присутствовать на нескольких лекциях известного православного богослова о. Георгия Флоровского, который преподавал в Свято-Владимирской Семинарии, как раз через дорогу от нашей. В то время многие члены Епископальной церкви очень надеялись, что англикане и православные смогут способствовать взаимному признанию различных Христианских конфессий и их общению в той или иной форме.

Средний путь

В 1951 году епископом Епископальной церкви я был рукоположен в священника и отправился на свой первый приход, будучи убежден, что должен проповедовать и учить, следуя среднему пути. Многие клирики и миряне тогда понимали, что Англиканское согласие могло бы быть единственным способом объединения евангелического и англиканского учения о Церкви. Мы считали, что такой средний путь мог бы сдерживать напряженность объединения церквей посредством единства без компромисса. Эта идея, выдвинутая впервые англиканскими богословами XVI ‒ XVII веков, затем расширенная о. Джоном Г. Ньюменом, внушила надежду, что мы будем стремиться на восток, от Кентербери и Женевы к Константинополю.

Наша церковь сразу после Второй Мировой Войны пережила быстрый рост. Всего за два года в своем приходе я крестил около трехсот детей и взрослых. К сожалению, этот рост окончился так же быстро, как и начался. В наших семинариях пустили корни семена нецерковного гуманизма, который был провозглашен в 1933 году в «Манифесте Гуманизма» Американской Ассоциации Гуманистов. Вскоре многие епископы, клирики, миряне стали искать в светской культуре вдохновение и руководство, она глубоко проникла в их мораль и ценности.

Годы Вьетнама

К счастью, во время с 1956 по 1977 годов нашлось нечто, что защитило меня от этого трагического растления церковного вероучения и ценностей. Я добровольно пошел служить капелланом в армии США, епископ Вооруженных Сил не заставлял меня служить епископальную литургию по-новому, следовать новым, авангардным богословским идеям и популярным в церкви нравам.

Годы, когда я был капелланом, были временем наибольших достижений и личного удовлетворения до того, как я принял Православие. Я как пастырь служил во время войны ‒ тем, кто воевал, в мирное время ‒ и им, и их семьям. Это служение сближало меня с самыми разными людьми в самых различных условиях. Я пережил радостное чувство, что я нужен другим, что они меня ценят как пастора, они делились со мною всеми подробностями своей жизни.

Я часто сталкивался с православными Христианами, которым священники дома советовали обращаться к епископальному пастору, если не удастся найти православного. Так за 21 год моего служения я познакомился со многими православными солдатами и их женами. Не к чести Епископальной церкви то, что этим сотрудничеством пренебрегали. Еретические учения и распад библейской морали в значительных ветвях Англиканского Согласия сделали невозможными любые современные формы диалога и общения с Православными.

Когда я вышел в отставку из корпуса Армейских Капелланов, я надеялся, что буду служить в таком приходе, где смогу воспрепятствовать распространению гуманистических учений, захлестнувших мою церковь. Я хотел учить паству вере и учению Англиканских богословов и защитить древнюю христианскую истину: LEX CREDENTI IST LEX ORANDI ‒ закон веры есть закон молитвы.

Проработав в приходе семь лет, я окончательно убедился, что в Епископальной церкви это уже невозможно. Епископы требовали, чтобы во всех приходах использовали новые молитвословы, в приход, где я служил, присылали женщин ‒ «священниц».

Подобно очень многим пасторам я попросил, чтобы меня уволили от пастырского служения в Епископальной церкви и сообщил епископу, что, если меня примут в другую Епископальную церковь, я постараюсь там следовать традиционному англиканскому вероучению и богослужению. Я надеялся, что Англиканская Католическая церковь, куда меня приняли как пастора, я служил там около шести лет, останется действительно церковью «остатка» до тех пор, пока не удастся чем-то заменить высокомерие и глупость первенствующей Епископальной церкви, и подлинные истины Англиканского вероучения и богослужения сконцентрируются около оставшегося ядра верных.

К сожалению, и эта надежда осталась тщетной. Я столкнулся с тем, что современные англиканские/епископальные церкви явно несогласны в вероучении и церковной политике. Вместо того, чтобы поддерживать единство и сплоченность внутри традиционного Англиканского Согласия, они просто разделялись и дробились на все большее количество церквей.

Итак, с тяжестью на сердце я признался себе, что церковь моих предков отвергла большую часть своих корней: библейских, богословских, богослужебных, связанных с моралью и благочестием. Я подошел к тому рубежу, когда был вынужден принять очень трудное для себя решение ‒ оставить всё, что мне было так близко в течение стольких лет.

Помощь с Таити

В 1988 году я возобновил старую дружбу с Майклом Грэивсом, Православным Миссионерским священником на Таити и главным представителем Православной Церкви в Карибском бассейне. Ранее он прислуживал мне в Епископальной церкви в Нью-Джерси. Он всегда говорил, что мое служение вдохновило его учиться, чтобы стать священником.

Я позвонил о. Майклу, чтобы узнать, как я мог бы стать православным священником. Он объяснил, что мне нужно делать и, заодно, познакомил меня с трудами епископа Каллистоса (Уэра), о. Александра Шмемана, о. Антония Кониариса, о. Алексия Янга ‒ всё это способствовало моему принятию Православной Христианской веры. Благодаря нашим молитвам, переписке, случайным встречам, его добрым, полными любви увещаниям, я понял, что историческое, православное Христианство ‒ это единственный путь для меня.

В конце концов, только одно удерживало меня от принятия Православия. Для меня это были не так называемые «этнические различия», которые, к сожалению, отвратили от Православия многих. Это не было нежелание или досада от потери замечательной англиканской литургии. Дело было в другом, в том, что моё восхищение трудами Фомы Аквинского сдерживало и препятствовало более глубокому пониманию древних Отцов Церкви.

Например, описывая следствия грехопадения, Аквинат полагал, что, хотя воля человеческая была повреждена, интеллект остался неповрежденным. Сила человеческого мышления в учении Аквината была на столько возвеличена, что это вводило людей в соблазн: они могли полагать, что человеческий разум может заменить Божественное Откровение.

Фома Аквинский неосторожно распахнул дверь заблуждению греческого философа Протаргона, который заявил, что «человек есть мера всех вещей». Вот объяснение того, что многие считают, будто не нужно более связывать Христианство с Откровением, но можно его смешивать с учениями нехристианских философов. Понимание того, что Восточной Православной Церкви никогда не потребуется Реформация, ибо и сегодня она верит именно так, как учил Иисус, когда во плоти Он жил среди нас ‒ вдохновляло и утешало меня.

Проведя на Таити неделю, которая меня ободрила, ибо я видел там, как глубоко воздействует Православная Церковь на многих людей. Я спросил о. Майкла, когда я смогу получить наставления и буду миропомазан. Он направил меня к о. Джорджу Рэйдосу, протоиерею Собора Петра и Павла в Бифезде, Мэриленд. Доброта о. Джорджа, его духовное руководство и его основательные наставления способствовали тому, что я написал епископу его Церкви прошение о рукоположении.

Высокопреосвященный митрополит Филипп удовлетворил моё прошение и просьбу о. Джорджа, чтобы я был рукоположен и помогал ему в храме Петра и Павла. В иереи меня рукоположил епископ Антуан в январе 1992 года. Мое возвращение домой было встречено гостеприимно. Окончились 40 лет моих странствий по «церковной пустыне». Теперь я начал новое, замечательное паломничество в лоне Православия, не только вместе с Апостолами Петром и Павлом, но и со св. Игнатием Богоносцем, Григорием Богословом, Василием Великим, Иоанном Златоустом, Варварой, Фёклой, матерью Марией Скобцовой и многими другими.

В январе 1992 года после моего рукоположения у нас в храме Петра и Павла была радость: мы приняли через миропомазание группу бывших пресвитериан, их пастор Кеннет Хайнс был рукоположен. В тот же день в священники был рукоположен д-р Патрик Рирдон, епископальный богослов и пастор, и д-р Рэй Стефанс, преподаватель из Вирджинии, в прошлом католик, рукоположен в диакона, чтобы возглавить общину обратившихся в Православие в Вирджинии Бич.

Этот список продолжается. Я заявляю вполне серьезно: я каким-то образом чувствую, что выражение глаз на портрете в Сьюэйни изменяется, соответственно изменениям в моей жизни. Я уверен, что мои прадед и дед рады за меня и молятся за мое преуспевание в качестве православного священника. Ведь я действительно стараюсь идти по их стопам ‒ совершать богослужение в Христовой Церкви и служить Ему всем моим сердцем и душой.

ГЛАВА 10

Назад к Пятидесятнице

о. Тимоти Креминс

С раннего детства я знал, что когда-нибудь буду служить Богу как «проповедник». Будучи подростком, я посвятил свою жизнь Христу. Был крещен во имя Святой Троицы. В это время Господь еще раз подтвердил мое призвание к проповеди Евангелия.

Для члена Уэслианской церкви, которую я посещал вместе со всей семьей, первым этапом на пути к духовному служению был Библейский Колледж. Ко времени окончания средней школы я уже активно участвовал в харизматическо-пятидесятническом движении. Поэтому я искал Библейский колледж, программа которого была бы основана на богословии пятидесятников и их опыте. Осенью 1979 года я поступил в Сионский Библейский Колледж на восточном Род-Айленд, чтобы начать учиться и готовиться к будущему служению.

Сионский колледж

Сионский колледж был основан в 1924 году и действовал исключительно на принципе «веры». Проще говоря, этот принцип значил, что колледж не назначает определенной платы за общежитие, питание студентов, за занятия, но преподаватели, сотрудники и студенты колледжа должны молиться, чтобы Бог тронул людские сердца, чтобы колледжу помогли пожертвованиями и необходимой поддержкой. Интересно, что колледж придерживался такой практики более 60 лет и каждый финансовый год он закрывался из-за долгов.

Благодаря этому принципу и богословию пятидесятников, господствовавшему в колледже, особое место в программе уделялось молитве, богоисканию, цель которых ‒ исполниться Святым Духом, принять Его силу, чтобы свидетельствовать о Христе.

Хотя большинство занятий было посвящено таким курсам, как систематическое богословие, история Церкви, Библия (занятиям по изучению Писания отводилась большая часть учебного времени), но все они были ориентированы на личную духовность. Так же колледж был харизматически-пятидесятническим, там старались подчеркивать, что у каждого студента должно быть переживание личного «рождения заново», спасения, а также личное «Крещение Святым Духом». В большинстве случаев такое крещение должно было сопровождаться «даром языков», знаменовавшим, что обладающий им принял крещение Святым Духом.

Курс истории Церкви, который мне особенно нравился, придерживался евангелического подхода: после обращения ко Христу Константина в начале IV века, Церковь изменила Христу. Она потеряла апостольскую веру и благодатную силу, данные ей в день Пятидесятницы. Предание подменило Писание, а это привело к распространению в Церкви самых разных заблуждений, таких как литургия, епископы, почитание святых. Только с Реформацией истинное Христианство было восстановлено, да и то лишь частично. Только с возрождением Пятидесятников, в начале XX века, сила святого Духа и Его дары, как они описаны в книге Деяний Апостолов, наконец-то вновь явились в Церкви в это время перед Вторым Пришествием Христа.

Основные вопросы

Большинство студентов и преподавателей были искренними, набожными Христианами. Но по мере изучения истории Церкви и учения о Святом Духе у меня возникло много вопросов. Если Библия ‒ образец веры для Церкви и пятидесятники были исполнены Святым Духом, почему же существуют такие разные толкования Писания даже среди пятидесятников и их единым опытом? Если Ранняя Апостольская Церковь ‒ образец современной церковной жизни благодаря тому, что ее духовное состояние было неиспорченным, и явными были харизматические дары, как же эта Церковь могла расти и поддерживать саму себя, если у каждого простого верующего не было под рукой Библии для того, чтобы читать и изучать её? Наконец, было ли богослужение Ранней Церкви действительно стихийным харизматическим собранием без определенной формы и структуры? Ответы, которые я получал на занятиях, меня не удовлетворяли.

Не зная где искать эти ответы, я продолжал учиться, окончил колледж весной 1981 года, готовясь к посвящению в пастора в Ассамблеях Бога, крупнейшего объединения пятидесятников в США, и к окормлению четырех общин. В то же время я продолжал учиться и искать ответы на свои вопросы.

Мой собственный харизматический опыт заставил меня очень серьезно взглянуть на учения о Святом Духе, как и на церковное богослужение, которое должно вдохновляться Святым Духом. Однако, в соответствии с учением пятидесятников, в поисках ответов я пользовался единственной книгой ‒ Библией. Так как я был пастором, то эти вопросы вновь и вновь вставали передо мной.

В колледже меня научили молиться и искать руководства Святого Духа, который бы направил меня на всякую истину. Я так и делал. Говоря о моей долгой истории короче, в конце концов, я стал изучать Раннюю Церковь по книге Деяний Святых Апостолов. Это, в свою очередь, привело меня к чтению Отцов Церкви и последующей Христианской литературе.

Решающие выводы

Я пришел к выводу, что Церковь могла учить истине и расти в первые столетия потому, что Святой Дух жил в Церкви, в «столпе и утверждении истины» (1 Тим. 3:15). Каждый верующий, исполненный Духа, был в общении с Христом и с Его Церковью, Духом Святым от поколения к поколению передавалось истинное понимание Апостольской Веры (2 Тим. 2:2). Писание не было предметом произвольного толкования, его толковала Церковь в целом. Священное Предание, именно то, что с презрением отвергают пятидесятники, защищало, сохраняло и обеспечивало преемство Апостольской Веры, это Предание и до сих пор продолжается, содержится неповрежденным, без добавлений или удалений в Святой Православной Церкви.

Меня очень сильно вдохновило то, что Православная Церковь не отвергает харизматические дары, а на самом деле принимает их, благодаря своим структуре, богословию охраняет их от неправильного употребления, злоупотреблений. Многие святые, такие как св. Симеон Новый Богослов, Серафим Саровский приняли великие харизматические дары и, вместе с этим, оставили Церкви мудрые наставления о том, как стяжать эти дары и как их следует использовать в Церкви для её блага.

Мое открытие Православной Церкви помогло мне прояснить другой вопрос: проблему богослужения. В основе некоторых элементов, составляющих харизматическо-пятидесятническое богослужение, лежат эмоции. Если служба получилась «хорошей», значит обязательно присутствовал Святой Дух. Но если кто-то чувствует, что служба не была «хорошей», то, возможно, Святой Дух отсутствовал. Значительная часть харизматическо-пятидесятнического богослужения и духовности основана на такой, очень субъективной, форме переживания.

Однако, хотя богослужение Православной Церкви также, конечно, основано на переживании, оно затрагивает все наши чувства, способности, но в его основе ‒ не эмоции, творческое воображение или личность того, кто руководит богослужением. Наоборот, оно основано на освященных веками, выверенных традицией словах и действиях Апостольской Церкви.

В конце концов я покинул харизматическо-пятидесятническое движение и полностью принял историческую Православную веру. Осенью 1990 года я поступил в Свято-Владимирскую Семинарию с целью рукоположения в священника Православной Церкви. Затем я был рукоположен в диакона, служил в храме Святой Марии (Египетской) В Бруклине, Нью-Йорк. В начале 1992 года я стал священником.

Я могу честно сказать, что Святая Православная Христианская Веры не только ответила на мои основные вопросы, но продолжает отвечать на все мои вопросы, касающейся моей жизни во Христе и Его Церкви.

Но позвольте, я скажу еще нечто. Я многим обязан Сионскому Библейскому Колледжу. Там меня научили уповать на Бога, искать истину, куда бы это меня ни вело, там мне исподволь привили сильное стремление к Апостольской Вере. Я ценю особое внимание, которое там уделяли Святому Духу, ибо именно Святой Дух привел меня в Православную Церковь.

Хотя я сомневаюсь, поймут ли преподаватели Сионского Колледжа все причины, по которым я покинул движение пятидесятников и стал православным, я думаю, что каждый преподаватель или студент колледжа вполне согласится со словами одного из величайших святых Православной Церкви, Серафима Саровского, который однажды сказал: «Истинная цель нашей Христианской жизни состоит в стяжании Святого Духа Божия.»

ГЛАВА 11

Там, где основания непоколебимы

о. Атанасиос Лэдуич

Мое собственное путешествие в Православие началось из Англиканства, в его ирландской форме ‒ церкви Ирландии. Мой отец был клириком Ирландской Высокой церкви, но он принадлежал к тому типу клириков, который раньше был более обычным, чем теперь. У него было глубокое чувство благоговения. Его учение было безупречно правильным, в рамках Высокой Англиканской церкви. (Названия «Высокая церковь «и «Низкая церковь» популярны при описании двух очень различных традиций Англиканства. Иногда используют названия «Англо-Католическая» и «Протестантская» или «Евангелическая». Высокая церковь или Католическая традиция достигла расцвета в XVII веке и была возрождена «Трэхтарианами» ‒ Ньюмэном, Пуси и Кэблем ‒ в 1830-х ‒ 1840-х годах. Эта традиция уделяет особое внимание учению Ранних Отцов Церкви, Таинствам, благолепию богослужения, восстановила монашество в церкви Англии).

Несмотря на эти установки Высокой церкви, богослужение в приходе моего отца, как я помню, было несколько бедным, бесцветным, что очень характерно для ирландского протестантизма.

Когда мне было 13 лет, я поступил в Колледж Св. Колумба, недалеко от Дублина, единственную Британскую школу в Ирландской Республике. Этот колледж был основан в 1840-х годах одним клириком из Трэктарлан. Когда я там учился, единственным, что напоминало об этой традиции была простая, но прекрасная часовня и песнопения англиканской утрени по воскресным утрам. Все мальчики были в белых одеяниях, стихарях, так же как в университетских храмах Оксфорда и Кембриджа. Мне казалось, что эти службы являются пределом совершенства в отношении красоты церемонии.

Троицкий Колледж, Дублин

После Колледжа Св. Колумба я продолжал обучение в Колледже Святой Троицы, в Дублине. Я получил возможность присутствовать на богослужениях в Соборе Св. Варфоломея, широко известном в Ирландии центре Высокой церкви. Я хорошо помню тот момент, когда я впервые вступил в этот храм. В нем было много общего с Православными храмами: он был темным, стены были украшены иконами Святых, над алтарем возвышалась икона Христа Вседержителя.

Когда я впервые вошел внутрь, у меня было ошеломляющее ощущение святости этого места. В этом храме чувствовалось присутствие Бога. Священник, которого не было видно, читал будничную утреню. Если бы моё обращение к Православию, к его истинному духу можно было бы связать с одним моментом, то я связал бы его с тем моментом в Храме Св. Варфоломея в Дублине.

Когда я был студентом, мне попалась книга «Православная Церковь», написанная Тимоти Уэром. Я ничего не знал о Православном Христианстве, не обратил особого внимания на автора, молодого ученого клирика из Оксфорда. Я прочитал книгу от корки до корки, она меня совершенно изменила. До этого я не думал, что то Христианство, которое начало формироваться в моей голове, было настолько последовательным в интеллектуальном плане, логически красивым, соответствовало древним традициям. На сегодняшний день я много раз перечитал эту книгу, раздал или дал взаймы столько копий, что и не упомню.

Вскоре я убедился, что Православная вера ‒ истинная. Почему же я не стал сразу православным? Прежде всего, я боялся тех трудностей, с которыми был бы сопряжен этот шаг. Я думал, что мой отец обиделся бы, был бы очень сильно рассержен, если бы увидел то, что он расценил бы как отказ от той церкви, в которой я вырос. Я предположил, что моя мама тоже была бы в ужасе (хотя через 20 лет она стала первой, кого я после наставления в вере принял в Православие).

В Ирландии не было Православных храмов. Я действительно был недостаточно знаком с глубиной православного богослужения. У меня не было священника, который бы руководил мной, у которого я бы мог спросить совета, ибо я еще недостаточно изучил православную веру. В самом деле, клирики-англикане, с которыми я консультировался, старались разубедить меня в стремлении к дальнейшему изучению.

Что было в результате? Я повернул назад. Я думал, что большая часть из того, что меня привлекало в Православии, может быть реализовано и в Англо-Католицизме. Теперь, 25 лет спустя, я не могу вообразить насколько иной была бы жизнь, если б я тогда обратился в Православие. Могу только сказать, что я действовал из добрых побуждений и надеюсь, что в День страшного Суда это решение будет оправдано. Все же, я знаю, что тот опыт, который я получил, будучи англиканским клириком, помог мне узнать Православие во всей его истине. И хотя я пришел в Православие гораздо позже, мое обращение после задержки было более основательным.

Жизнь англиканского священника

Я решил искать рукоположения в англиканского священника. После получения первой ученой степени я продолжал изучать богословие в Дархэмском Университете. В 1973 году я был рукоположен в Манчестере и отправился служить викарием в Ланаркшир, в традиционно фабричный город Олдхэм. Я впервые воочию увидел какой может быть в действительности английская церковь, что очень сильно отличалось от очаровывающего Англо-Католического прихода. Это была «Центрально-городская «церковь, ни Высокая, ни Низкая. И она была совсем мертвая!

Я попытался жить так, как я представлял себе жизнь священников, но каждый раз, как я пытался это сделать, меня постигало разочарование. Хотя в штате духовенства было трое священников, два других не считали вседневные службы чем-то важным. Я хорошо помню, как однажды я собирался служить литургию, а в это время сторож убирал храм. Он посмотрел на меня в полном изумлении. «Эй, парень, ты зря стараешься» ‒ сказал он. В тот момент я был огорчен, а сейчас понимаю, как он был прав. Я протянул два несчастных года в Олухэме и решил для себя, что следующий мой приход будет приходом Англо-Католического движения.

Я нашел хороший приход в другом промышленном городе, на этот раз на северо-востоке Англии. Там был замечательный Англо-Католический священник, учивший тому, что сам он называл «полная вера». У нас была ежедневная литургия, воскресная литургия была торжественной, с хоровым пением, мы исповедывали, посещали людей, старались рассказывать им о Боге. Пасторская работа там была для меня по-настоящему счастливой, я провел там три хороших года.

Серьезные вопросы

Проблема возникла не из приходской жизни, а из церкви, в широком смысле. А именно, в 1976 году вышла в свет имеющая дурную репутацию книга «Миф о Воплощении Бога». Епископ нашей епархии поручил одному клирику, руководившему миссионерской работой, защитить эту книгу в епархиальном журнале, что тот и сделал. Мы с моим сослужителем были поражены. Мы написали ответное письмо в журнал, что, защищая эту книгу, он отвергает основанное на Библии постановление Халкидонского Собора и самое средоточие Христианской веры ‒ то, что Иисус Христос ‒ истинный Бог и Истинный Человек.

В тот момент мне показалось странным, чтобы Христианская вера была предметом спора. Разве это не само основание всего нашего учения? Еще более я был потрясен, узнав, что наш епископ на заседании синода епархиального округа обвинил нас в том, что мы имели дерзость противостать общепринятой англиканской точке зрения! Затем я пережил ряд событий, подорвавших мое доброе отношение к англиканству.

У меня было желание сочетать священническое служение с преподаванием в школе. Поэтому в 1978 году я переехал в Херефорд, где я собирался преподавать богословие в Соборной школе для юношей от 11 до 18 лет и служить при Соборе. По наивности, я надеялся повлиять на жизнь хотя бы школьного храма в Англо-Католическом направлении. Я пришел туда с уверенностью, которая у меня была со дня рукоположения, которая казалась мне единственной причиной того, что я ‒ англиканин, а именно то, что Английская церковь учит полноте Православной веры. К сожалению, думал я, некоторые люди уклонились от этой веры, но они, конечно, ‒ не настоящие англикане.

С благословения директора школы я решил устроить праздник покровителя школы. Мария, Богородица будет, как я решил, покровительницей нашей школы, мы отпразднуем посвященный ей праздник Благовещения. Результатом этого стали настоящие волнения: клирики Собора, родители школьников, преподаватели и даже сами дети решили, что школу захватил папа Римский!

С содроганием я понял то, чего я думаю, многие англо-католики никогда не понимают: Католицизм в церкви Англии живет только в нескольких англо-католических святынях, но он чужд англиканскому учению в целом. Для огромного большинства англикан, мирян и клириков, многие догматы Православия ‒ учения о Богородице, о святых, о Таинствах ‒ являются папскими ересями.

Англикане как бы активно они не участвовали в общении с другими Христианскими конфессиями теперь, все равно ориентированы на свои протестантские корни, которые выражены в «Книге Общей Молитвы» и в «39 пунктах». И то, и другое ‒ глубоко протестантские. Конечно, в англиканстве больше элементов Православия, но всегда это было не более, чем небольшие и непопулярные «островки» верности Православию среди англиканского целого.

Последняя капля

Затем я потерпел крах в Дэрхэме, в 1984 году, подробности описаны мной в книге «Дело в Дэрхэме» («The Durham Affair», Stylite Publishing Ltd, 1985). Дэвид Дженкинс был профессором Университета Лидса, его избрали на вакантную епископальную кафедру. После избрания в телевизионном выступлении он отверг Рождение от Девы и Телесное Воскресение Христа как исторические события. Некоторым из нас показалось, что нельзя позволить безнаказанно делать такие радикальные заявления, не выразить нашего сомнения в правомочности рукоположения его в епископы.

Мне показалось, что этот случай послужил проверкой. Если церковь Англии допустит рукоположение человека, который публично высказал такие еретические мнения, если не попросят, чтобы он отказался от них, то это не просто ошибка одного епископа: это целое церковное тело, породившее епископа, которого можно обвинить в ереси. Это бы богословский тест очень важный для меня. После прошения на имя архиепископа Йоркского, который должен был совершать хиротонию, национального фурора, который на два месяца захватил средства массовой информации, архиепископ решил совершить хиротонию. В конце концов, сказал он, церковь Англии всегда была всеобъемлющим организмом, она терпимо относилась к различным вероучениям, если при этом можно было с чистой совестью исповедовать Символ веры.

Сразу после этой хиротонии я подал прошение об увольнении из клира моей епархии и бросил преподавательскую работу в англиканской школе.

Православная Церковь

Последующие месяцы были решительными и ободряющими. Два месяца я провел в Греции и Югославии. Я посетил древний центр монашества гору Афон. Три месяца я провел за размышлениями о моем опыте и письменным изложением этого. В декабре того же года я был принят в Православие ныне епископом Каллистосом (Уэр). Это была важная, высшая точка в моем путешествии в Православие, которое началось за 20 лет до этого с чтения книги епископа Каллистоса.

Моя история типична, ее могут повторить многие, очень многие собратья, клирики англиканской церкви, которые также перешли в Православие или Католичество. Я знаю многих, которые вот-вот сделают это. Эта история, может быть, неизбежно, повествует более об отрицательном, чем о положительном опыте. Мне жаль, что это так.

Когда я принял Православие, я погрузился в тот мир, в ту Церковь, которые во многом уже забыл за прошедшие 20 лет. Трудно оценить красоту гавани и ландшафта ее побережья, когда плывешь, борясь с сильным штормом на море.

Я Православный Христианин с середины 80-х годов, я нашел величайшее и невыразимое счастье. Конечно, в Православии у нас были проблемы. Проблемы юрисдикции, проблемы отношений национальных церквей между собой и т.д.

Однако, несмотря на проблемы, истинным остается то, что в Православии есть вера, которая доступна переживанию всех, кто живет ей. Это вера, которая приносит радость и уверенность. Это вера отеческая, Вера Апостольская, эта Вера дана нам Христом.

Я могу только удивляться Промыслу Божию и быть благодарным за то, что Он привел меня к этой вере, несмотря на то, что из-за своей ошибки, я пришел к ней долгим, трудным путем.

Источник: mission-center.com