Путь осознанной веры
Слова апостола Фомы (Ин.20:28) почти сразу приходят на ум, когда задумываешься о том, как и почему мы верим во Христа. Стараясь объяснить самому себе то, к чему шел многие годы, вновь и вновь видишь совершенно ясные и недвусмысленные подтверждения веры, которая некогда родилась где-то глубоко внутри и постепенно выстроила жизнь по своим законам.
Нужно ли вообще подтверждать свою веру? Может быть, однажды возникнув, она уже есть в человеке как данность и просто необходимо жить по вере, подкрепляя ее делами. Тогда евангельский рассказ о Фомином неверии вряд ли показался бы нам достойным внимания, ведь он уже однажды поверил Христу и стал Его учеником. Зачем вновь возвращаться к тому, что и так ясно? Если Фома верил Христу, то должен был верить и Его словам о смерти и воскресении, которые много раз повторялись по пути в Иерусалим.
Однако Церковь не просто обращает внимание на «неверие» Фомы, но и называет его благим, посвящая Фоме воскресную службу, которая следует за воскресеньем Пасхи. Значит, особое внимание уделяется осознанию человеком своей веры. Подобно Фоме, мы порой ставим Богу условие: «Не поверю, пока лично не получу подтверждения». И, если мы искренни, Бог никогда не отворачивается от нашего «неверия», но так или иначе дает то, что мы ищем. Но стоит ли при этом успокаиваться и полагать, что вера может укрепиться сама по себе, без нашего участия? Фома активно и дерзновенно искал подтверждения веры в Воскресшего Господа. Поэтому, как его «неверие», так и вера стали осознанными и, по сути, раскрыли его личность с разных сторон. Его «неверие» Господь преобразил в личную веру, с которой были сказаны слова: «Господь мой и Бог мой». Дважды повторяя слово МОЙ, Фома из глубины собственного сознания, разума и сердца утверждает свое ЛИЧНОЕ отношение к Христу как Господу и Богу.
Поиск веры, ее подтверждение и исповедание – это непрерывный процесс, в который мы вовлечены самой жизнью. Она ставит нас в разные обстоятельства, когда мы вынуждены проходить испытание своей веры, чтобы вновь и вновь подтвердить самим себе, как и во что верим. Часто это бывает неожиданным и непредсказуемым, но всегда возможно найти силы, чтобы не потерять веру до конца. Можно полагать, что дерзновенное желание Фомы вложить пальцы в раны от гвоздей на теле Христа, а руки в Его ребра (Ин. 20:25), возникло в совершенно особом состоянии, когда он, наверное, находился на грани отчаяния, не зная, что делать и куда идти. Слова других апостолов не убеждали его, потому что он искал личного подтверждения. И получил его.
Человек – личность, и Бог – Личность. Богоподобие есть личностный образ человеческого бытия. Пока мы преданы во власть своей природы и делаем то, что ей присуще, личность в нас «дремлет». Каждый человек в определенное время должен есть и пить, каждый склонен искать удовлетворения своих желаний, которые, в конечном счете, сводятся к вещам, общим и понятным для всех. «Хлеба и зрелищ» – так древние римляне примитивно выразили суть человеческой природы. Личность же человека надприродна и все, что присуще природе, напротив, отсутствует в личности. И вера не есть присущее природе человека свойство, она требует преодоления природы и «пробуждения» личности. Когда Евангелие говорит об отвержении себя (Мф. 16:24, Мк. 8:34, Лк. 9:23), а святые отцы учат противостоянию своим помыслам, речь идет именно о восстановлении приоритета человеческой личности над природными склонностями, то есть осознание себя как подобия Божия.
Чтобы веровать и следовать за Христом, в человеке должно развиться духовное или личностное начало, освобождающее от слепой приверженности природному началу, то есть от рабства греху. «Попечения о плоти не превращайте в похоти» (Рим. 13:14) – человеческая природа с ее свойствами сама в себе не заключает греха, но отношение к ее потребностям может приводить к греху. Личность же начинается там, где прекращается склонность к греху, то есть внутреннее согласие человека не противиться слепому безличностному побуждению «делать как все». Чаще всего мы даже не отдаем себе отчет, следуя тому, что нам предлагается делать, чтобы не остаться без поддержки этого мира. Это укоренилось в нас, вошло «в плоть и кровь», и требуется серьезное и постоянное усилие, чтобы осознавая свою внутреннюю зависимость, постепенно освободиться от нее и встать на путь осознанной личной веры.
Не только Церковью были выявлены свойства, отличающие человека как личность от «человека толпы». Например, исследуя характеристики «коллективного бессознательного», выдающийся швейцарский психолог Карл Густав Юнг пришел к выводу, что причиной многих психических заболеваний является воздействие «коллективного бессознательного» на индивидуума, не осознающего своей зависимости от него. Освобождение от этой зависимости давало человеку шанс на выздоровление. Здесь вполне можно видеть «экспериментальное» подтверждение тому, о чем говорилось выше – как природное начало в человеке затмевает личностное и препятствует его выявлению. Однако научный метод в стремлении объективировать реальность не дает полноты понимания личности, и Юнг, например, считал обособленность и индивидуальность основными характеристиками личности или персоны, вспоминая древнегреческое значение этого понятия как маски актера в театре. Но такое неотъемлемое качество личности как осознанная сопричастность чему-то общему, превосходящему обособленность и замкнутость индивида, оставалась вне научного постижения и разумного обоснования. Это качество как раз и восходит к области веры, одновременно личной и разделенной с другими.
Отцы и учители христианской Церкви, развивая учение о Святой Троице, изначально отличали личностное начало от природного и ставили это отличие в основу своего учения не как постижение человеческого разума, но как божественное откровение. При единстве божественной природы в Пресвятой Троице различаются Три Божественных Ипостаси. Подобно этому человечество, будучи единой природы, многообразно в личностном отношении. Однако, чтобы это различие для человека стало совершенным, то есть воспринятым во образ различия Ипостасей Троицы, необходимо осознание своей веры и ее подтверждение, как это было в случае с апостолом Фомой. Осознанная вера в Бога Троицу, по сути, есть глубоко личный акт. Человеческая природа, которая пребывает в падшем состоянии, не способна сама проявить себя в акте веры. Но есть «принцип» человеческого бытия, который заключается в его личностном характере и который мы называем образом и подобием Бога, хотя и затемненными в нынешнем состоянии, но не до конца. Именно личностное начало делает нас способными к духовной жизни и восприимчивыми к акту веры, первопричиной которой является действие в человеке Духа Божия.
Чтобы личностное начало в человеке получило свое развитие, кроме его различения от природного, необходим акт осознанной веры, разделенной с другими и находящей свое подтверждение в общении во имя Того, Кому мы верим. Бог есть совершенное общение Трех Лиц, Каждое из Который не бывает без Других: Сын не бывает без Отца, Отец – без Сына, а Божественный Дух всегда разделяет и подтверждает Их общение. Вне какой-либо связи с творением Бог Троица пребывает в отношении разделенной и подтвержденной, то есть совершенной любви. Творение же совершается по «преизбытку Его благости» с тем, чтобы мир отобразил собою эту благость и в лице «венца творения» – человека воздал Богу достойную хвалу. Творец, создавший мир и человека, ищет личной встречи с ним и предоставляет ему возможность стать причастным Своего общения.
По-настоящему только осознанная вера приводит человека в Церковь, где человеческое общение преображается во образ троичного и в Духе человеку раскрываются отношения Отца и Сына. Вне Церкви общение людей может иметь различный характер, но никто не сможет подлинно утверждать, что основой его действительно является осознанная вера в Бога Троицу. Таким образом можно утверждать два качества определяющих осознанную веру – ее личностное начало и разделенность в подлинном общении. Характер общения должен быть именно подлинным, когда в нем отсутствует какое-либо ограничение и несвобода, но в полноте присутствует любовь. Любовь же бывает только разделенной и жертвенной, и человеку дан образ такой любви – божественной триипостасной: Сын приносит Себя в Жертву Отцу, а Дух подтверждает и разделяет эту Жертву.
Жертва Христова как жертва троичной любви приносится в вечности, и лишь подлинное приобщение этой Жертвы подтверждает веру и делает ее осознанной. Фома приобщился Христовой Жертве, вложив пальцы в Его раны, а руки в Его прободенные ребра, тогда его вера стала осознанной и подтвержденной, и он смог обратиться к Христу – «Господь мой и Бог мой». Христос дал ему лично соприкоснуться с Собой, Распятым и Воскресшим, на опыте, чтобы рассеять его сомнения и внушить личную веру. Другие ученики были тогда этому только свидетелями, но в День Пятидесятницы они все ВМЕСТЕ удостоились личного духовного опыта, и так основалась Церковь. Если начало личной веры было положено в сионской горнице, когда Христос вложил пальцы апостола Фомы в Свои раны, а руки в Свои ребра, то подтверждение и осознание веры всеми апостолами совершилось, когда Святой Дух почил на них огненными языками, подтвердив их общение во имя Христа – Сына Божия. С тех пор апостольская Церковь, святая и соборная, дает всякому идущему по пути осознанной веры ее основание и подтверждение.
Стремление осознать веру через ее различные аспекты – евангельские, литургические и экклесиологические может помочь нам поддержать себя во всякий момент жизни, какой бы непредсказуемой она нам порой ни казалась. Чаще же, напротив, бывает необходимо усилие, чтобы, преодолев ее обыденность и монотонность, зажечь в сердце хотя бы малый духовный огонек, так много освещающий и согревающий своими светом и теплом. Сохранить внутреннюю бодрость, не закоснеть и не охладеть душой – это значит постоянно ощущать в себе «источник воды живой, текущей в жизнь вечную» (ср. Ин. 4:14). Рассуждая, осмысливать и переосмысливать свою веру, открывать все новое и более глубокое в Евангелии и Литургии, помогает живое человеческое общение и соприкосновение с окружающим миром, созданным для прославления Бога и Творца. Именно на этом основана практика церковной традиции, подтвержденной многоценным опытом сонма подвижников и исповедников веры. И особую ценность приобретает осознание веры, которое наступает в результате как личных усилий, так и духовной практики литургического церковного общения.
Что такое вера?
Представим теперь на мгновение, что мы ничего не знаем о вере, о религии, о Церкви. Представим себя людьми абсолютно свободными от всяких предрассудков, чуждых какой-либо религиозности и не имеющих понятия о духовной жизни. Попытаемся себе самим ответить на вопрос: что такое вера в Бога, откуда она происходит и к чему ведет человека?
Когда мы задаемся таким вопросом, то невольно приходит на ум объяснение, которое мы уже когда-то слышали, и над которым уже когда-то размышляли. Тогда возникает другой вопрос: а возможно ли и правильно ли вообще так помышлять, что вот сейчас я отвечу себе конкретно, совершенно независимо от какого-либо внешнего воздействия, что такое моя вера и как я ее понимаю? В такой интерпретации вопроса мы приближаемся к правильному представлению о вере.
Вера – это не абстрактное, отвлеченное знание или рассуждение в самом себе о Боге внутри меня. Это не выведение какого-то умозаключения, которое поможет нам абсолютно самостоятельно осознать что-то. Это даже не опыт, такой, который дает мне понять что-то такое, что будет полезным лично мне и только мне. Вера – это скорее осознание причастности чему-то или, вернее, Кому-то, большему не только меня самого, но и всего понятного и познаваемого, что есть в этом мире.
Вера не является прерогативой отдельно взятого индивидуума, который бы точно осознавал ее в самом себе и мог бы передать знание о ней другим индивидуумам. Повторяя слово «индивидуум», мы подчеркиваем отличие его от понятия «личность». Здесь, вероятно, кроется то понимание, которое необходимо для ответа на общий вопрос о вере в Бога.
Личность – это сугубо христианский термин, возникший в первые века нашей эры. Тогда также возникали вопросы о вере, которые стоят перед нами и по сей день. В древнегреческой комедии название «личность» (скорее в смысле личины или маски) относилось к актеру в маске, игравшему свою роль. Сам по себе актер мог быть совершенно иным человеком, чем тот, кого он представлял на сцене. Подобный трагический разрыв между тем, кто есть человек на самом деле, кем он призван стать, и тем, кого он стремится представить из себя в этой жизни, подчеркивали и хотели устранить отцы и учители древней христианской Церкви. Введя термин «личность» в христианский обиход, они придали ему абсолютно новый смысл, – это именование относится к тому, кто обрел в жизни самого себя, свой собственный образ. Став личностью, то есть самим собой, человек перестает лицемерить, играть роль, и начинает такую осмысленную жизнь, для которой он собственно и предназначен.
Возвращаясь к вопросу о вере, теперь мы можем уяснить, что она непосредственным образом возникает в человеке, как только он начинает осознавать себя личностью. И наоборот, осознание себя личностью, живущей своей собственной, а не чужой жизнью, подталкивает нас к осознанию факта своей веры.
Может быть, не всё становится сразу понятным и осознанным, и далее мы попытаемся глубже прояснить этот личностный аспект веры, благодаря которому человек меняется, отходит от жизни индивидуума, обусловленной внешними факторами. Такая жизнь является, по сути, несвободной, потому что в ней от человека ожидается игра по определенным правилам, разграничение своего «я» от окружающего мира. Осмысление личной веры изменяет жизнь человека таким образом, что его личность, его «я» реализуется явным образом, свободно, открыто, а не тайно или лицемерно. Именно веруя, человек может раскрыться и реализоваться в жизни наиболее полным и адекватным образом.
Конечно, можно сказать: «Какая же это вера, если она принимается по необходимости? Где же тогда свобода выбора и свобода воли человека? Значит, веровать нужно по необходимости или, проще говоря, по принуждению? Значит, одной рукой нам предоставляют свободу, а другой – забирают, говоря, что ты должен делать именно так, иначе погибнешь?» Здесь можно усмотреть некий подвох, и совершенно справедливо задать вопрос: «Зачем такая вера нужна, если в ней мы утрачиваем главную особенность личности – свободу самоопределения?»
Попробуем разобраться в этом и понять, как именно реализуется человек в личном и добровольном согласии с тем, что он обнаруживает в своем сердце – склонностью верить или доверять. Нам стало привычным выражение, популярное в недавнем советском времени, – «в споре рождается истина». Может быть, в споре с самим собой и рождается истина веры или, наоборот, безверия? Если бы это было только так, то тогда необходимо было бы просто честно и справедливо взвесить все «за» и «против» и принять внутреннее решение, раз и навсегда. Однако, как мы знаем, в жизни не все так просто и очевидно, и сегодня могут перевесить аргументы «за», например, а завтра – «против». Тогда получится, что наша жизнь будет полна бесконечных колебаний, и окажется, что лучше вообще ни о чем не думать – так спокойнее.
Так бы и было, если бы не одно свойство человеческой личности – способность любить. Эта способность снимает наши колебания и предоставляет нам определенный предмет, к которому мы устремляемся в едином порыве любви. Это, пожалуй, главное, что возвышает человека над животным, потому что разум, чувства и по-своему истолкованная свобода иногда приводят к таким жестокостям среди людей, которые для животных просто невозможны. Способность или дар любить дан каждому человеку, и, в определенном смысле, это является необходимостью – найти предмет своей любви. Иначе человек будет ощущать недостаток чего-то важного в своей жизни. Говоря о любви, мы имеем в виду не только и не столько любовь как влюбленность, которая возникает между юношей и девушкой, например, хотя и не исключаем этого. Говоря о любви, нужно иметь в виду то качество человека, которое побуждает его добровольно, без рациональных причин жертвовать чем-то ради кого-то.
Дать исчерпывающее определение любви невозможно, но без любви, как сказал апостол Павел, «я ничто». И в этих словах выражена та необходимость, о которой мы говорили в отношении веры, поскольку вера всегда сопровождает любовь. И вера действительно необходима для человека, потому что, имея ее, он реализует свою подлинную личную свободу, которую обретает только через любовь. Вера или доверие Богу возможны, когда мы любим Его, а любить Бога невозможно, не зная любви к человеку. Таким образом, необходимость любви, скрытая в самой человеческой природе, означает необходимость доверия Тому, Кто создал нас, а это доверие приводит, в свою очередь, к осознанию любви к человеку как творению Божию. Обращаясь к откровению веры в Бога, поговорим о человеческих чувствах вообще и чувствах, порождаемых любовью.
Вера и чувства. Зададим себе вопрос: что такое вообще человеческие чувства? К какому измерению человеческого бытия они относятся? Мы знаем пять органов физических чувств человека: зрение, слух, вкус, обоняние и осязание. Также мы часто говорим о наших чувствах, подразумевая движения души или сердца, тогда имеются в виду наши эмоции или переживания. К ним можно отнести любовь, гнев, радость, горечь, доверие, волнение и многие другие переживания. Как физические, так и эмоциональные чувства наполняют нас и делают способными откликаться на то, что происходит рядом с нами. Иначе говоря, делают нас людьми, живущими в мире по соседству с другими людьми.
Являются ли наши чувства чем-то совершенно неконтролируемым или они могут поддаваться контролю, а, может быть, их кто-то или что-то непрерывно контролирует? Святитель Григорий Нисский в своем знаменитом труде «Об устроении человека» писал, что ум действует через наши чувства. То есть чувства подконтрольны нашему сознанию, которое проявляет себя через них. Сознание, в некотором смысле, даже больше самого разума. Если разум определить как способность человека мыслить, познавать, то сознание или самосознание человека – это его «я», «эго», центр, из которого проистекает человеческое бытие как таковое. Это очень важный момент для интересующей нас теме о вере и чувствах.
Таким образом, можно представить, что сознание дает импульс разуму мыслить, а разум соответственно дает команду нашим органам чувств и эмоций чувствовать. Конечно, это во многом условное и схематичное представление, поскольку взаимосвязь значительно более сложна и имеет обратную реакцию. Однако важнейшим является личностный подход к устроению человека, когда в основу положен принцип человеческой личности как основы его бытия.
Действительно, понятие личности нам понятно и привычно. Называя имя знакомого нам человека, мы представляем себе его комплексно, то есть облик, характер, а также его поведение в отношении к нам, что тут же вызывает ответную внутреннюю реакцию наших чувств. Здесь кроется правильное представление о личности. Личность – это всегда некое человеческое «я» в его отношении к другому «я». Причем необязательно явное присутствие того другого «я», чтобы возникло подобное отношение.
Вера возникает, когда мы ощущаем, чувствуем присутствие в нашей жизни другого «я», относящегося к другой Личности, Которая неизмеримо выше нас нравственно и духовно и, в этом отношении, обладает определенной властью вести нас за Собой. Главный евангельский принцип «следуй за Мной» начинает действовать и побуждает нас к вере или доверию Тому, Кто, как мы необъяснимо почувствовали, является несравненно большим нас во всем, что является высоким и лучшим в жизни. Представление об этом до определенной степени является свойством человеческой природы, по замыслу Создателя входит в нее.
В лице Адама и Евы человек пал и находится в падшем состоянии до сих пор, то есть все мы на себе несем последствия первородного греха, которым поражены наши чувства и разум. Тем не менее, есть что-то в нашей душе, чувствах и разуме такое, что в определенный момент ясно и недвусмысленно напомнит нам о нашем Создателе, о Боге. Твердо и властно в нашем сознании зазвучит призыв «следуй за Мной», и обязательно найдется возможность пересмотреть свою жизнь, переориентировать свой разум для открывшейся внутри нас веры, чтобы обновленный разум стал действовать через наши чувства, делая их подвластными любви. Тогда мы по-настоящему научимся любить и быть любимыми Богом и людьми.
Для выражения человеческих чувств с древнейших времен служит культура, творческая деятельность. Можно остановиться на вопросе о том, что такое культура вообще, и поговорить о проявлении веры через человеческую культуру.
Вера и культура. Что такое культура? Как и когда она появилась в человеческой жизни? Что было раньше – вера или культура? Каковы плоды культурного развития человека? Как отображается в культуре факт человеческой веры и, наоборот, как через культурное восприятие мира человек неизбежно приходит к вере? Подобные вопросы, связанные с взаимоотношением этих важнейших составляющих жизни, волнуют человека на протяжении всей истории. Постараемся очень кратко сосредоточиться на центральном аспекте как веры, так и культуры, на том аспекте, который раскрывает их единство и взаимосвязь. Речь пойдет о бытийном, то есть переживаемом здесь и сейчас конкретной личностью, восприятии веры через культуру и культуры через веру человека.
Не вдаваясь в подробности того, как произошел человек, можно с уверенностью сказать, что его всегда сопровождала культурная деятельность. В испанских пещерах, например, обнаружили наскальные рисунки эпохи палеолита, на которых изображены мамонты, бизоны, носороги. Лаконично, но прекрасно и очень жизненно изображены животные. Такой рисунок может вдохновить любого современного мастера, если тот ищет простоты и выразительности с использованием минимальных средств. Мы видим, что в современном искусстве все больше преобладает тенденция к поиску примитивных, но ярких и выразительных форм. Поэтому нельзя сказать, что культура и искусство постоянно развиваются и улучшаются, переходя от простого к сложному. Так, например, в архаическом греческом изобразительном искусстве ясно видно совершенство формы и выразительность, которые служат образцом для тех, кто сейчас учится в художественных школах. Искусство слова было в Греции также на очень высоком уровне, простые люди были настолько заинтересованными и искушенными в философских диспутах, что эти диспуты можно было услышать в любом месте города – на улицах, площадях и рынках. Впоследствии христианская Церковь создала богословскую систему на основе высших достижений греческой мысли, которые все же было необходимо переосмыслить, переориентировать от языческого мировосприятия к вере в Единого Бога.
Вплотную подойдя к вопросу веры, мы должны отметить, что вера – это особое состояние человека, его души. Это, конечно, не только и не столько культурное восприятие действительности, но скорее импульс к тому, чтобы увидеть во всей окружающей красоте руку Создателя, Того, Кто Сам настолько прекрасен и благ, что все, созданное Им, – прекрасно именно потому, что имеет на себе отпечаток Его благости и любви к Своему творению. Человек, созданный по образу и подобию Бога, имел божественные качества – любовь, благость, способность и желание творить, продолжая дело рук Божиих. Однако искажения человеческой личности, которые возникли в результате грехопадения, имели космический или вселенский характер. То есть через человека исказился весь мир, красота которого частично померкла, появилась вражда и ненависть, а любовь стала столь затруднительной, что к ней приходится пробиваться сквозь густую завесу человеческой гордости и своеволия. Тем не менее, Бог не оставил человека до конца, Он желает, чтобы вновь восстановились первозданные отношения человека с Богом, человека с человеком и человека с окружающим миром. Доказательством этого служит то, что человек сохранил способность творить и ценить красоту. Это божественное свойство напоминает нам о необходимости доверия Тому, Кто Сам есть Источник всякого творения и красоты. Это возвращает нас из состояния противления, ненависти, богооставленности к той радости, которую приносит творчество и культура. Эта радость и есть образ той божественной радости, когда Бог, создавший мир, «увидел, что это хорошо» (Быт. 1).
Через творчество человек может соприкоснуться с чем-то высшим, что приведет его к осознанию своей веры. Вера, как и творчество, – это дар Божий, который дается всякому ищущему, и который необходимо открыть в себе, распознать и полюбить как основное качество своей личности, которая ищет Создателя и желает уподобиться Ему во всем. Тогда в новом свете предстанет весь мир перед глазами человека, и человек сможет сотворить такое, о чем даже и помышлять раньше не мог. Творческий дар человека побуждает созидать и, через созидание, вернее в его процессе, познавать мир, открывать закономерности мироустройства. Поэтому можно также говорить об отношениях веры и науки.
Вера и наука. Человек воспринимает и постигает окружающий мир через красоту и целесообразность его устройства, то есть эмоционально и разумно. О первом роде восприятия мы уже кратко поговорили. Теперь остановимся на втором. Если всерьез задуматься о том, сколько тайн и открытий содержит в себе окружающий нас мир, сколько в нем непознанного и недоступного нашему пониманию, то вдруг начинаешь осознавать, что отсутствие Автора и Создателя всего этого означало бы просто хаос, беспорядок и бессмыслицу, которая неизбежно привела бы к саморазрушению мира.
Можно сказать, что устройство, порядок, гармония и взаимообусловленность есть свойства творения, которые характеризуют его Творца. Поэтому в познании мира человек также неизбежно встречается с Тем, Кто все это задумал и осуществил. Однако наше познание будет неполным и ущербным, если мы готовы познавать только внешние проявления глубоко внутренних законов мироустройства и не будем пытаться соприкоснуться с тем, что есть суть вещей. Иначе говоря, если мы не захотим лично познакомиться с Автором картины по имени «Вселенная», то многое из задуманного Им останется для нас тайной навсегда.
Напротив, если, не подглядывать в замочную скважину за тем, как трудится Бог, и не стараться украсть Его секреты, а честно и ответственно изучать и вникать в то, что нам доступно и необходимо для устройства нашей жизни на планете, если поставить во главу угла принцип созидания, а не разрушения, а также отказаться от способа существования за счет других, то постепенно раскроется многое из того, что уже заложено Творцом в Его творении и предназначено для человека. Создатель намеренно упрятал Свои секреты от посторонних глаз – создается впечатление, что столько условий нужно соблюсти, столько препятствий стоит на пути познания. Наверное, отчасти это так и есть, ровно настолько, насколько наш взгляд, изучающий мир, остается посторонним, шпионствующим.
К сожалению, часто научный метод познания заменяется псевдонаучным, то есть не дающим целостной, полной картины того явления, которое изучается. Иногда выхватываются те детали явления, которые могут послужить корыстным человеческим интересам, а самая суть оставляется, поскольку не сулит немедленной прибыли или власти над миром и людьми. Так, например, произошло с изучением физических ядерных процессов. Колоссальная энергия, которая высвобождается при делении ядер урана и плутония, сразу натолкнула человека на идею создания невиданного оружия, дающего неограниченную власть тому, кто им обладает. Конечно, как мы знаем из истории, эти люди были не ученые, а политики, диктаторы. Но ответственность остается и на ученых, которые только приоткрыли тайну урана и сразу передали его секрет тем, кто стремился к власти, а не к познанию мира и его Творца. Если бы тот, кто занимается наукой, шел по пути осмысленного изучения целесообразности физического или иного явления, то есть попытался дойти до того замысла, который вложил в него благой и человеколюбивый Бог, то такому ученому никогда бы не пришла в голову мысль так развивать свою науку, чтобы сделать ядерную кнопку для диктатора.
Вера и научное познание мира могут и должны взаимодополнять друг друга, чтобы сделанное однажды открытие, безответственно присвоенное людьми, чуждыми науке, не принесло новых бедствий и без того исстрадавшемуся человечеству. Вера как личное свойство человека, ищущего, прежде всего, понимания воли Создателя и Его благого замысла, может и должна не дать человеку, если он, например, одаренный и способный ученый, пойти по пути такого открытия, которое, подобно ядерному синтезу, подтолкнет стремящихся к власти к новым провокациям. Итак, вера все же является необходимостью для человека, разумно и научно мыслящего, и никак не препятствует его научному мышлению, а, наоборот, подкрепляет и правильно ориентирует его. Продолжая разговор о вере и разуме, остановимся на методах и средствах познания мира.
Вера и разум. Что отличает homo sapiens – человека разумного – от животных, даже самых высокоорганизованных и способных выполнять логические действия, как, например, обезьян или дельфинов? Человеку дан разум, причем не только как способность мыслить логически, делать выводы и действовать в соответствии с ними, но чтобы осознавать самого себя, свое «я» как действительно существующее здесь и сейчас. Такое осознание возможно, только если существует отношение этого «я» к другому подобному «я», то есть личное отношение.
В зеркале мы видим себя, свой отраженный облик, и можем оценить, как мы выглядим, и что необходимо подправить, чтобы выглядеть лучше. Подобно этому в окружающих нас людях отображается наша личность с разных углов зрения. Однако такое отображение является составным, незаконченным и часто даже искаженным. Для того, чтобы в зеркале отражалось правильное изображение, ему самому необходимо иметь идеальную отражающую поверхность. Так и среди людей: чтобы составить правильное мнение о ком-либо, необходимо самому быть идеалом. Такого, как правило, не случается, и поэтому наше мнение о людях, также как и их мнение о нас самих, не может отобразить настоящую суть. Как же быть тогда? Как узнать правду о себе? Как познать свое «я»? Как стать по-настоящему разумным человеком?
Часто что-то внутри нас самих подсказывает нам, что чего-то делать не следует или, наоборот, необходимо поступить так-то и так-то. Какой-то внутренний голос предостерегает, что впоследствии нам может быть стыдно за самих себя. Этот внутренний голос, от которого не спрячешься и который не дает нам лгать и лицемерить перед самими собой, мы называем совестью. Но что это такое – совесть? Откуда она возникает и почему она не дает нам спокойно жить? Что или кто за этим стоит? Кто это такой, что от него никуда не скроешься, и перед кем мы держим ответ за все, что возникает хотя бы только в наших мыслях?
Можно предположить, что посредством совести мы общаемся с иной личностью, отличной от нас самих, но знающей о нас все, что есть плохого и хорошего. Причем этот кто-то может составить о нас правильное мнение, и мы вынуждены верить ему, потому что чувствуем, что за ним правда, что он на самом деле знает такое, что мы действительно признаем за собой. Эта личность, в отличие от окружающих нас людей, подобно идеальному зеркалу дает правильное отображение тому, что мы из себя в действительности представляем. Она же и открывает нам лучшее, что потенциально есть в нас и может реализоваться, если мы этого захотим.
При рождении мы получаем имя, наши родители нарекают нас так, как они этого хотят. Это имя, как и любое другое имя, не есть просто сочетание букв, но нечто целое, совокупность свойств, присущих определенной личности. Такими нас хотят видеть наши родители, под этим именем нас знают другие люди. Когда человек принимает крещение в Церкви, ему дается новое имя. Имя, полученное в крещении, носит один из святых, прославленных Церковью, такое же имя имеет и наш ангел-хранитель. Под этим именем нас знает Тот, Кто нас создал. Вот именно с ангелом, носящим наше имя, и имеем мы дело через свою совесть. Этот ангел представляет нас перед Богом, ходатайствует за нас, но в то же время и нам открывает Бога, ведет нас по жизни, предотвращая от полного падения. Поэтому когда мы достигаем полной близости и взаимопонимания с нашим ангелом-хранителем, тогда и познаём себя по-настоящему и становимся действительно homo sapiens в том смысле, который вложил в это Создатель. Непросто происходит подобное изменение, поскольку оно сталкивается с вызовом, который бросает внешний мир человеку, стремящемуся встать на путь разума.
Вера и вызов секуляризма. Мы говорим о познании самого себя, о той роли разума, которая ему отведена в осознании веры и принятии правильных решений на пути к Богу. Попробуем взглянуть на веру с внешних позиций, то есть отвлеченно, так, как она могла бы выглядеть в глазах современного общества и его представлений о потребностях человека.
Путь разума и осознанной веры требует постоянных усилий от человека. Причем это не только усилия над самим собой, но и поиск правильного характера отношений с окружающим миром. Какая здесь существует проблема? Почему, казалось бы, заинтересованный в умножении добра современный цивилизованный мир реагирует на проявления веры как на нечто маргинальное, давно пройденное и часто неуместное? Может быть, действительно, времена веры в Бога отошли и на место веры приходит нечто более приемлемое, понятное? Может быть, это новое не потребует никаких особых усилий со стороны человека, а, следовательно, будет более удобным и предоставит человеку больше возможностей быть самим собой, посвятить больше времени себе, своей семье и работе? Зачем морочить голову какими-то высокими материями, когда столько неразрешенных проблем, которые нужно немедленно разрешить, да еще от этого получить что-то полезное, какую-то выгоду для самого себя?
Мир стремительно развивается технологически и информационно, и создается иллюзия того, что любую проблему, какого бы она ни была характера, можно разрешить с помощью новейших технологий и методов. На определенном этапе может возникнуть уверенность человека в своей абсолютной самозащищенности, а следовательно, – вседозволенности, поскольку те, которые обладают техникой, имеют власть. Одним нажатием кнопки, находясь в безопасности, они могут разрушать непокорные страны и города. Хотя намерения могут быть самыми благими, тем не менее, результат насильственных действий всегда таков, что на них отвечают также насилием, только, может быть, в другой форме. И тогда вместо решения проблема только загоняется внутрь и порождает в будущем лишь новые проблемы.
Мы уже говорили о том, что путь науки и разума должен стать путем веры, только тогда человечество будет самим собой, то есть человечным, гуманным, ответственным за будущее последующих поколений. Именно в этом – дилемма современного секулярного общества. Кажется, что вере в Бога брошен вызов – быть или не быть. Кажется, для веры вновь настало время обороняться, доказывать, опровергать, обличать, как это было, например, во времена первохристианских апологетов. Но, в действительности, о вере уже сказано, написано, засвидетельствовано столько, что всякий желающий узнать легко найдет все, что его душе угодно. А если человек не желает, то как его принудить к этому? Одно только можно сказать ему: «Пойди и посмотри». Это и есть центральный принцип евангельского свидетельства. Принцип непринуждения, мира, любви и объединения по личному согласию, а не с помощью давления и силы. Именно поэтому Церковь всегда строит и возрождает храмы и святыни для того, чтобы было куда пойти и посмотреть тому человеку, душа которого истосковалась по своему Творцу и ищет Его, чтобы узнать и возблагодарить.
Итак, можно и необходимо осознать, что мнимый вызов секуляризма, брошенный вере и Церкви – это, на самом деле, отчаянный вопль самодостаточного и самодовольного сознания, которому вдруг стало ясно, что в жизни упущено самое главное, то, что больше всех богатств и имений. Это его последняя попытка утвердиться в своей самости и доказать свою правду без веры в Бога. Это самая последняя попытка, которая обречена на провал и за которой может и должно последовать осознание реальности, действительности Творца и сотворенного Им мира и человека. Через это осознание и наступит духовное возрождение. Так уже было в истории человечества не раз. Продолжая размышления о вере, поговорим о том, как и почему вера приводит человека к Церкви.
Вера и Церковь. Вера побуждает человека искать ее причину, а вернее Того, Кто есть ее предмет, то есть к Кому она может быть обращена. Это естественное развитие человеческой личности, которая соприкоснулась с Чем-то, что превосходит обычное представление человека о мире, что в конечном итоге прекраснее самого прекрасного, умнее самого умного, больше самого большого, деликатнее самого деликатного и тонкого среди естественных явлений. Перечисление свойств можно продолжать бесконечно, потому что вера всегда будет обращена к Тому, Кто превосходит все, одновременно являясь самым близким и даже родным человеку. Он все поймет, все простит, примет нас такими, какие мы есть, Сам не осудит и не отвергнет нас никогда, даже если мы многократно предадим Его. Такие качества не могут быть приписаны никакой отдельно взятой человеческой личности. Это выше любого из высочайших человеческих свойств и проявлений, это может относиться только к Богу.
Бог знает и любит каждого человека, но не многие знают и любят Бога Таким, Каков Он есть. Часто в мыслях и эмоциях мы строим свои представления о Боге, затем разрушаем их и часто разочаровываемся. Однако будем помнить, что это разочарование касается лишь нашего внутреннего состояния и не более того. Бог поругаем не бывает. А нам следует вновь и вновь подниматься и идти по тому пути, который с приходом веры становится более ясным и незамутненным. Что это за путь и куда он ведет?
Что можно подумать о человеке, который не видит вокруг себя никого, делает только то, что он хочет, не задумывается и не хочет чувствовать, как реагируют на него окружающие люди? Скорее всего такая изоляция заведет человека в тупик самообольщения, превозношения и гордости. Давайте вспомним, что мы говорили о зеркале, в которое нужно посмотреться, чтобы увидеть вместе с красотой и свои недостатки. Таким зеркалом, кроме ангела-хранителя – нашего идеального образа, могут стать и окружающие нас люди. Если наша встреча с ними возникла ради единой цели, которая связана с нашей общей верой и любовью к Тому, Кто возбудил эту веру, то в таком общении мы увидим самих себя чистым взглядом, незамутненно.
Что может быть выше общения людей во имя самого высокого и чистого, что доступно человеку, когда нет никакой корысти, зависти, злости, обиды или иных знакомых каждому, отрицательных эмоций и чувств, когда самому существованию зла положены пределы, и его власть отвергнута, как не имеющая ничего общего с Богом? Во имя Его и собираются люди с древнейших времен, менее осознанно и личностно до Боговоплощения и совершенно определенно и сознательно после дня Пятидесятницы, когда в Иерусалиме на апостолов сошел Святой Дух и основал Церковь Христову. Именно в это собрание и должен привести нас путь нашей личной веры, поскольку оказывается, что и другие люди идут тем же путем, только отправные моменты веры могут быть различными. Конечный пункт нашего пути – Церковь Бога Живого, воплотившегося для того, чтобы человек мог стать подобным Ему, потому что Он любит каждого и желает всех иметь с Собой.
Сама Церковь также есть предмет нашей веры. Приходя в храм и через образы соприкасаясь с Высшей реальностью, в присутствии Бога мы находим подтверждение нашей веры и породняемся со своими единомышленниками – братьями и сестрами во Христе. Несмотря на все волнения житейского моря, Церковь так живет в течение столетий и неотступно привлекает к себе всех, кого уже привлек Сам Бог, открыв личную веру, действующую в сердце человека.
Испытание веры
Возникновение порой неожиданного и недоуменного вопроса «что делать, если душа остыла в вере?» означает, что когда-то в душе все же «горел» или хотя бы «теплился» огонек веры. Когда-то казалось, что так будет всегда, что вера – это нечто неотъемлемое и будет сопровождать меня всю жизнь. Благодаря этому на душе было спокойно, и уверенность в главном не оставляла, ведь во мне была вера в Бога. Она приносила радость как драгоценная жемчужина, ради приобретения которой можно отдать все нажитое состояние. Она согревала душу своим теплом и сообщала смысл всему происходящему со мной в жизни. Она как путеводная звезда освещала путь, указывая его направление и предостерегая от попадания в яму. Вера помогала строить отношения с другими людьми, избегая конфликтов и обид, потому что делала предмет всякого спора малозначимым в сравнении с собой, а выяснение отношений никогда не выливалось в продолжительную ссору. Вера давала правильный ориентир в моем отношении к «осужденному» божественной любовью неверующему миру и никогда не позволяла судить этот мир каким-то иным образом, кроме того, как это делал Христос со словами: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23:34). Вера укрепляла, вдохновляла, поддерживала, исцеляла, умудряла. Вера помогала мне жить.
Но вот, что-то восстало во мне, какой-то невидимый барьер начал расти и затмевать мою веру. Ее свет, подобно неверному свету от тлеющего огонька лампады, в которой кончается масло, уже не освещает предметы вокруг меня, и они лишь отбрасывают странные и тревожные тени. Каждый день тает уверенность в своих силах. Все ближе подкрадывается сомнение и встает вопрос: а была ли она во мне когда-то, эта вера? Да и что это значит – верить? Все вокруг живут без этого, и ничего страшного с ними не происходит. Более того, они теперь кажутся мне спокойными, беззаботными, не отягощенными ничем искусственным, но живущими своей естественной жизнью. Они не претендуют на что-то заоблачно высокое и потому представляющееся им сомнительным, а следуют тем простым истинам, которые понятны без особых усилий над собой. Эти люди становятся мне ближе, понятнее, роднее, и хочется вновь окунуться в прежнюю жизнь, когда вера еще не коснулась меня и не вывела из той среды, где, сейчас кажется, было не так уж плохо. Одно теперь страшно, – не слишком ли поздно возвращаться назад. Опять сомнение…
Одно за другим, с разных сторон сомнения начинают одолевать меня, так как «щит веры» рассыпается и, кажется, ни в чем уже нет опоры, а потому нужно сдаваться. Что же происходит? Почему вера оставила меня, ведь раньше все казалось таким ясным и светлым? Неужели это было иллюзией, а моя вера была надумана и служила просто для того, чтобы как-то выделить себя в этом мире, обозначить свою особенность, непохожесть на других и, тем самым, как-то возвеличить себя над ними? Неужели этот мир победил и просто берет свое, восстанавливая «статус кво» и показывая мне, что, мол, нечего тебе было тягаться со мной, все равно окажешься там, где тебе суждено. Жизнь тускнеет, смысл вещей уходит, краски смываются, свет меркнет. Вера «остывает»…
Но все же что-то произошло за то время, пока меня не было в том, живущем без веры, мире, пока я делал усилие над собой и, ведомый верой, взбирался по ступенькам иной жизни, освещенной особым светом. Что-то «зацепило» меня там и не дает до конца остыть в вере. Не оставляет ощущение связи с реальностью веры и подлинности этой жизни. Возникает пока еще неосознанное желание как-то сопротивляться тому охлаждению веры, которое претендует стать неизбежным фактом моего бытия. Как сознание восставшего от сна человека начинает впускать реальность в свой внутренний мир, только что находившийся в дреме, так возвращается реальность веры в душу человека, который начал было терять ее. Оглядываясь вокруг, мы опять видим мир проясненным оком и незамутненным сознанием. Как вспышка света наш разум озаряет проблеск мысли о Боге, Который никогда не оставит нас, даже если мы отречемся от Него. Совесть просыпается, и оттого человеку становится стыдно за свое малодушие и слабоволие. Хочется все исправить и снова погрузиться в то бытие, которое отталкивается от веры и сопровождается ею.
Иногда человеку кажется, что вера – это нечто такое, что он поддерживает в себе собственными силами, и, стоит ослабить усилие над собой, как вера тут же растает. Это так и не так. Конечно, без усилия душа легко «впадает в спячку» и не пробудится до тех пор, пока кто-то ее не разбудит. Но не будем забывать, что когда-то, в самом начале, веры пришла к нам без всяких усилий с нашей стороны, «беструдно». Да мы тогда и не могли знать, что именно нужно делать, чтобы поверить, кроме, может быть, общих правил и обычаев, установленных Церковью. Но эти правила и «обряды» тогда оставались скорее чем-то внешним, поначалу не трогавшим самое сокровенное, что есть в душе человека. Что же есть это самое сокровенное?
«Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Ин. 3:8). Этими словами можно охарактеризовать рождение нашей веры, которая есть плод действия Святого Духа. Здесь как-то особым образом, незаметно, исподволь, но все-таки ощутимо является образ Духа как Личности. Это должно быть хорошо понятно нам, поскольку Он «дышит, где хочет». Подобно человеческому желанию что-то сказать, куда-то пойти и что-то сделать, Дух сообщает дыхание жизни там, где Он «хочет». Но, в отличие от нашего желания поступать, как нам заблагорассудится, Дух «хочет» точно то же самое, что и другие Божественные Лица – Отец и Сын. По отношению к нам и к этому миру их желание едино – «ничего не погубить, но все то воскресить в последний день» (Ин. 6:39). Дух дышит свободно именно там, где желание человека быть спасенным соединяется с желанием Бога спасти его.
Триединая божественная воля есть одновременно и его действие в каждом человеке и, через человека, во всем мире. Однако грех, войдя в мир, препятствует свободному осуществлению этой воли. Человек не видит ясно и не знает, «откуда приходит Дух и куда уходит» именно потому, что без труда, без усилия над собой и преодоления своей самости, не может «встретить» дыхание Духа и ощутить его как свое собственное. Вспомним слова праведного Иова: «Доколе еще дыхание мое во мне и дух Божий в ноздрях моих, не скажут уста мои неправды, и язык мой не произнесет лжи!» (Иов. 27:3-4). А мы, согрешая, пребываем в состоянии неправды и произносим ложь, даже не задумываясь над этим. Тогда и прерывается то дыхание, которое дает нам жизнь вечную.
Самое сокровенное для нашей души – принятие воли Божией о самом себе как действительно нуждающемся в спасении. Именно этому по-настоящему угрожает безразличие или «духовная спячка», когда в нас остывает вера. Приходящее на смену вере чувство самодостаточности человека в жизни иногда кажется нам неким идеалом, потому что в своем безразличии оно как бы ограждает от разных вредных воздействий и злонамеренности окружающего мира. Однако это лишь иллюзия, что такие люди счастливы и не нуждаются ни в чем ином, кроме самих себя. Никто из нас не знает до конца не только душу другого человека, но и свою собственную. Самодостаточность никогда не сможет стать гарантией беззаботной жизни, потому что у человека есть душа, которая все равно рано или поздно напомнит ему о своем существовании. Если нет веры, то душа будет метаться в ее поисках, пока не найдет. Какие бывают страдания, какие сомнения раздирают душу человека на части, когда она, без веры не находя опоры ни в чем, теряет баланс и может решиться даже на самое непоправимое.
Иногда мы видим, как внешне абсолютно благополучный человек вдруг срывается и, обнаруживая полную утрату самоконтроля, или, хуже того, агрессию, делает что-то из ряда вон выходящее и приносит горе себе и другим. Современный мир несет на себе печать суицида и терроризма, что никогда ранее в истории человечества не проявлялось так отчетливо. Не потому ли это происходит, что центр тяжести общественного сознания сдвинулся, и мир перестал опираться на прежнюю точку опоры, которую давала вера в Бога, а новой не нашел. Да и возможна ли она? Духовное безразличие не может продолжаться долго. Перестав дышать, человек умирает, хотя и не сразу. Дыхательная пауза, в зависимости от тренировки, длится до нескольких минут, но потом неизбежен вдох. Так и в духовной жизни, – хотя по времени эта пауза может затянуться, тем не менее, вдох будет, иначе наступит смерть.
Утрата устойчивого ориентира как для одного человека, так и для целого мира не совершается одномоментно и непоправимо, всегда остается шанс, и есть альтернатива не уходить от него далеко. Но выбор остается за самим человеком, причем он требует усилий и даже самоотречения. Дело в том, что балансирование возможно до определенного предела, за которым происходит такой сдвиг, что восстановление баланса потребует вмешательства извне. Разбалансированную механическую систему приводят в равновесие с помощью внешней силы. Человеческая же душа в отличие от механической системы, чтобы принять такое вмешательство, должна очень захотеть этого и, отрекшись своей самодостаточности и замкнутости, осознанно устремить себя навстречу ему. Если впервые вера возникает в нас неосознанно, и мы действительно не знаем, откуда это приходит и куда исчезает, то после обретения опыта веры познание этого возможно и даже становится неотъемлемым. Каждый из верующих должен знать, «какого он духа». Необходимо трудиться над тем, чтобы это знание не утратить и не допустить, чтобы наша вера остыла. В случае же охлаждения веры нужно сделать все возможное, чтобы его остановить и не дойти до тех пределов, когда наша душа перестанет осознавать в себе самое главное и сокровенное.
Именно переживание самого сокровенного вновь возрождается в душе, когда действием Духа мы просыпаемся от «духовной спячки» и чувствуем потребность в покаянии. Это великий Божий дар человеку – потребность каяться. Не обладая этим даром, человек либо постепенно скатывается к полуживотному состоянию, либо возносится в гордости и, не чувстствуя ответственности за свои действия, может оправдать для себя все что угодно. Оба состояния одинаково опасны как для самого человека, так и для окружающих. Бог не оставляет нас до конца никогда, однако Его влияние на нашу жизнь не имеет насильственного характера. Он всегда оставляет нам выбор – доверять Ему или нет, чтобы потом из этого осознанного доверия могли свободно возникнуть вера и любовь. Ведь «насильно мил не будешь» – в любви не бывает принуждения. И все же выбор, который дает нам Бог, кардинально отличается от того, как мы обычно понимаем свободный выбор.
Когда мы воспитываем своих детей, то иногда предоставляем им самим решать, что можно, а что нельзя, ведь иначе ребенок не научится сам анализировать ситуацию и принимать решение. Однако, любя своих детей и не желая им попасть в беду, мы всегда страхуем их, чтобы в случае неправильного решения они не пострадали. Например, объяснив, как и когда переходить улицу, и предоставив возможность сделать это самому ребенку, мы все же не отпускаем его руку и всегда готовы предотвратить опасность. Бывают и более сложные ситуации, но хорошие родители должны предусмотреть возможные исходы самостоятельных действий своего сына или дочери и не только предупредить их об этом, но и приготовить свою поддержку в случае ошибки. Так, предоставляя им сделать свой свободный выбор, мы готовимся в случае необходимости придти на помощь, несмотря на то, что уже предупреждали их о таящейся опасности и по-человечески вроде имеем право «умыть руки».
Сколь же более заботлив о нас Бог! «Если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец Небесный даст Духа Святаго просящим у Него» (Лк. 11:13). Господь называет нас злыми, потому что наша воля направлена ко злу, даже когда мы это не вполне осознаем. Тем не менее, в любви к своим детям мы превозмогаем свое природное зло и делаем им благо. Бог поступает с нами несравненно более деликатно и дальновидно. Наш выбор всегда сопровождается Его вниманием, и когда становится ясно, что мы зашли в тупик неверия и самости, то Он приходит на помощь, хотя и медлит иногда. Промедление дает нам возможность самим потрудиться над своим доверием к Богу и, в результате, обрести более устойчивую и осознанную веру, которую потом будет труднее поколебать. С другой стороны, это промедление дает нам возможность глубже почувствовать свой грех и принести более глубокое покаяние.
Покаяние – это главный шаг к восстановлению веры. Остывание в вере остужает наше сердце, и оно становится бесчувственным и холодным. Его перестает трогать реальность происходящего с нами и тем более с другими людьми. Тогда могут случиться очень жестокие вещи не только в отношении к другим, но и к самим себе. Пробуждение покаянного чувства – первый признак духовного выздоровления. Как в обычной болезни бывает период ухудшения, а затем, после кризиса, – выздоровления, так и в духовном заболевании – период охлаждения сменяется кризисом духовной беспомощности, «нищеты», за которым должно последовать выздоровление. Однако, как физически болезнь может продолжаться очень долго, принять хронический характер или даже перейти в патологию, так, к сожалению, случается и в духовной жизни. Чтобы избежать хронического исхода болезни, врач делает все возможное, стараясь понять природу заболевания и назначить правильное лечение. В духовной жизни тоже необходима помощь и совет духовника, священника или просто участливое братское внимание со стороны других верующих. Когда это сделано с верой и любовью, то Бог сотрудничает с нами, и происходит духовное исцеление. Вера начинает возвращается к тому, у кого она «остыла», а любовь – к тому, кто ее лишился.
В процессе выздоровления, которое может быть долгим, больному нужен постоянный уход и внимание. Долог бывает путь покаяния и возвращения веры. Требуется усердие и постоянное внимание к своему внутреннему состоянию. «Как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва» (Иак. 2:26) – ее пробуждение должно сопровождаться определенными действиями с нашей стороны. Если есть возможность – желательно исповедоваться и причащаться Святых Тайн как можно чаще, не опуская должную подготовку к каждому причастию. Дела милосердия: помощь нуждающимся, посещение больных и страждущих, добрый совет и участие в проблемах своих ближних, внимание к родителям и т.д., должны стать для нас потребностью, без которой жизнь будет неполной и лишенной главного. Молитву надо стремиться совершать с возможно более глубоким сердечным вниманием, не пропуская ни одного слова и возвращаясь к прочитанному в том случае, если смысл слов молитвы не дошел до нашего сердца. Иногда бывает трудно прочитать все правило, но не следует, когда это очень трудно, несмотря ни на что «вычитывать» его полностью, а лучше, по совету митрополита Антония Сурожского, прочитать одну или несколько молитв из всего правила, но так, чтобы прочувствовать ее «каждой клеточкой своего тела». Произнесение любой молитвы должно для нас стать событием «чрезвычайной важности», когда ничто внешнее не может прервать или нарушить ее. Особенно это касается молитвенной подготовки и участия в богослужениях, из которых центральное место принадлежит Литургии.
Божественная литургия – это главное событие в жизни христианина, и, конечно, болезни и ослабление в вере, как пишет апостол Павел, связаны, прежде всего, с нашим недостойным причащением святых Тела и Крови Христовых. «Кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем. Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает» (1Кор. 11:27-30). Наши немощи телесные и духовные, таким образом, возникают, когда мы причащаемся недостойно или вовсе отпадаем от причастия. Возможна практика более частого причащения, только нельзя опускать определенное воздержание в пище и необходимую молитвенную подготовку к таинству Причастия. Регулярное исповедание грехов должно быть практикой, однако исповедь не является необходимым условием причастия. Это различные таинства, к участию в которых надо готовиться особым образом. Нельзя допустить формального подхода к исповеди, когда она совершается только, чтобы причаститься. Произнесение лишь списка «стандартных» грехов – это еще не исповедь.
Исповедание грехов, покаяние (по-гречески «метанойя») означает полный переворот человеческого сознания и обращение вспять всех своих помыслов и дел, то есть осознание греховности всей своей предыдущей жизни и готовность все изменить, чтобы грех более не властвовал над нами. Подготовка к исповеди, по сути, сопровождается возрождением веры и духовным пробуждением человека. Вставая от сна, мы делаем над собой определенное усилие, преодолевая желание «поспать чуть-чуть еще», иначе опоздаем на работу или не сделаем того, что нами запланировано в этот день. Да и вообще, привычка долго спать препятствует осуществлению многого из того, на что мы способны. Кроме этого, чем больше спишь, тем больше хочется спать. Подобно и в духовной жизни, требуется усилие, а иногда сверхусилие над собой, чтобы перестать духовно деградировать. В духовной жизни невозможно долго оставаться в одном состоянии, достигнутом однажды. Ничего над собой не делая, мы неизбежно начинаем опускаться и приходим к духовному бесчувствию. Каждый раз отодвигая свое причастие и говоря себе, что я еще не готов и не настало время, вот придет пост, тогда соберусь, мы даем себе «поспать еще чуть-чуть» и, в результате, опаздываем пробудиться. Тогда не следует удивляться, что вера постепенно начинает остывать, сердце каменеет, а душа становится безразличной к духовной жизни. Но и сейчас еще не все потеряно, чтобы пробудиться, необходим «холодный душ» искреннего покаяния.
Как только мы начинаем просить об этом, Господь незамедлительно откликается, и дар Святого Духа возвращает человеческой душе покаянное чувство, острую потребность раскаяться и изменить свою жизнь. Всплывают грехи, и то, что прежде казалось обычным делом, свойственным каждому, теперь начинает осознаваться как грех. Оказывается, что я живу не один в этом мире, есть и другие люди, которым я вольно или невольно принес боль и страдание, чем-то обидев их. Мне становится стыдно за себя. По отношению к Богу я проявлял «черную неблагодарность», нисколько не смущаясь брать то, что Он мне дает в жизни, как должное и не имея ни малейшего чувства благодарности за это. Да и к самому себе я, как выясняется, не относился подобающе, пропуская мимо себя многие открытые возможности и не давая себе труда использовать их. Покаянное чувство приносит с собой ощущение радости пробуждения и энергию действия. Следующим шагом должна стать подготовка к таинству Исповеди.
Исповедь принимает священник или духовник, свидетельствуя наше покаяние перед Богом. Для чего требуется такое свидетельство? Я ведь уже раскаиваюсь, и Бог знает об этом. Дело в том, что это свидетельство нужно не Богу, а нам самим, потому что наша вера еще только пробуждается и нет достаточной уверенности, а прощает ли Бог мои грехи. Может быть я совершил такое, что и простить невозможно. Тогда этот грех останется на мне и возможен новый этап «остывания» веры. Духовник, принимая исповедь, ожидает нашего полного раскаяния и безраздельного доверия тому, что Бог прощает все наши грехи, не оставляя на нас ничего и давая нам шанс выбраться из состояния спячки и начать новую жизнь. Если мы не можем это сделать сами, то духовник помогает, направляя нас к осмысленному раскаянию и пробуждению веры. Таинство исповеди не совершается, если у исповедника нет подлинного раскаяния, если он вольно или невольно ищет себе оправдания или, хуже того, обвиняет других. Поэтому иногда может показаться странным, что духовник, не слушая то, что мы пытаемся объяснить, говорит как бы о чем-то совсем ином. Важно в таком случае переключить свое внимание на его слова, относясь к ним с полным доверием, стараясь настроить свое сердце на послушание ему и воспринять все происходящее как волю Божию о себе. Тогда мы обретем дух покаяния, и исповедь совершится.
Хорошо исповедоваться накануне, а не в сам день, когда мы готовимся принять Святое Причастие. Тогда останется время, и мы, уже очистившись покаянием, сможем вдохновенно и молитвенно прочесть правило к причастию. Душа, окрыленная прощением, устремится в молитве к своему Ходатаю и Заступнику, нимало не сомневаясь в Его благости и милосердном внимании к ней. Ответное на молитву чувство – радость, которое вселяет в нас благодарность и ощущение новой жизни с Господом, когда сомнения остались позади, и в моей жизни совершается что-то столь важное, что язык бессилен выразить это словами. Литургическая радость приближает завтрашний день, и в духовном смысле переживание Таинства уже началось.
В ранней Церкви христиане не могли без Литургии прожить и одной недели. О этом говорит появление Литургии Преждеосвященных Даров. В будние дни Великого поста на этой особой службе, вечерней по своему характеру, Святые Дары, заранее заготовленные на воскресной Литургии, особым чином преподаются для причастия верующих. Как мы хорошо знаем, пост состоит не столько из ограничений в пище, питье и иных удовольствиях, сколько в соблюдении определенного воздержания как такового. Радость от любого переживания будет более полной, если человек какое-то время воздерживается от него. Так, чтобы молитвенно и аскетически приготовиться к субботней и воскресной Литургии, по будням Великого поста Церковь постановила воздерживаться от ее совершения. Сокрушение и плач о своих грехах, которые никак нельзя совместить с пасхальной радостью, в определенной степени свойственной каждой Литургии, бывают в те дни, когда согласно уставу Литургии не бывает совсем. Однако уже в древности стало ясно, как трудно христианину обойтись без причастия хотя бы несколько дней, и чтобы для верующих открылась возможность причащаться по будням, возник чин Преждеосвященной Литургии.
Мы вспомнили о потребности причащаться, столь свойственной не только христианам в древности, но понятной всем, кто ищет «прежде Царства Божия и правды Его» (Мф. 6:33). Ведь все остальное тогда, как говорит Господь, приложится. Вернется радость и спокойствие, мудрость и уверенность, ощущение поддержки и утешение, вернется вера, появится надежда, с новой силой вспыхнет любовь. Не будут терзать сомнения и мучить разочарования, потому что самое главное, ради чего живет человек, «пришелец» на этой земле, исполнится. Врата будущего Царства будут отверсты и мы, подобно Нафанаилу, увидим «небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому» (Ин. 1:51), Который пришел «заклатися и датися в снедь верным». Эта «снедь верным» есть необходимая для верных, то есть живущих по вере, духовная пища, без которой и сама вера немыслима. Если лишить питания человека, то рано или поздно он не сможет продолжать жить. Если верующий перестанет участвовать в Таинстве Евхаристии, то его жизнь в вере прервется, и самостоятельно возобновить ее человек не сможет, как умерший не в силах воскресить себя. Тогда лишь глубокое покаяние, «второе Крещение», как называли его святые отцы, может вернуть человека к жизни по вере.
Вера Авраама вменилась ему в праведность, с тех пор оправдание человека перед Богом – дело его веры, которую побуждает и питает в нем Бог. Однако и от человека требуется совершить определенное дело – приготовиться и придти туда, где действует Бог, отдающий Своего Сына, чтобы «всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:15). Когда мы собираемся вместе с другими верующими, чтобы разделить Трапезу Господню, то наша вера находит свое разрешение, и то, во что мы верим, исполняется, хотя и не окончательно. Подтвержденная вера продолжает жить в нас, пока для нее не придут новые испытания. Так продолжается всю жизнь, и никогда нельзя остановиться и сказать, что теперь моя вера обретена раз и навсегда. Это будет самообман, и, скорее всего, он даст повод к разного рода соблазнам, в результате действия которых наша душа может остыть в вере.
Почувствовав охлаждение веры, следует, прежде всего, не успокаиваться на этом, не мириться с тем, что происходит в душе, не искать оправданий или каких-то объяснений этому. Всякие попытки проанализировать ситуацию и дать ответ, почему со мной это случилось, могут еще более остудить мое рвение к Богу. Ведь я живу в таком мире, который совсем не желает приобщиться жизни с Богом, а, напротив, всячески гонит тех, кто к этому стремится. И любые объяснения утраты веры во мне, вероятнее всего, сведутся к тому, что так сложились обстоятельства, и я действительно, по тем или иным причинам, перестал всем своим сердцем стремиться туда, где меня ожидает Господь. Но не анализ обстоятельств необходим в этот момент, а решительные действия. Только так, подобно апостолам следуя евангельской заповеди «иди и смотри», можно вновь встретить Господа и, получив прощение и разрешение своих грехов, вновь стать причастником Его Тела и Крови. Только так можно вновь зажечь свое сердце, чтобы оно освещало путь нашей жизни.
«Как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва», говорит апостол Иаков (Иак. 2:26). Постараемся понять, что как бы прекрасно ни было человеческое тело, свою подлинную красоту и завершенность оно получает в движении и совершении подобающих действий. В этом отличие человека от неживой статуи. Так и вера, как бы умно и логично мы ее себе или другим ни излагали, пока она не обретет подобающих себе дел, не оживет. А дело веры – пойти туда, где «двое или трое собраны» во имя Христово, и разделить с ними то, ради чего они собрались. Так собирается община верных, чтобы совершилась Литургия, и чтобы их вера нашла свое подтверждение и укрепление. Тогда вера Церкви расширяет горизонты нашей личной веры, одновременно полагая ее границы, и в человеке, по словам архимандрита Софрония (Сахарова), порождается «догматическое сознание». В случае новых испытаний для нашей веры догматическое сознание сможет оградить нас от многих опасностей и не дать ей «остыть».
Догматическое сознание рождается из духовного опыта, а не из рассудочной деятельности ума. Именно благодать и опыт богообщения есть мера нашей веры и основа догматического сознания, рождающегося в нас. Без получения такого опыта любые самокопания и углубления в себя останутся безответными и потому не принесут нам облегчения. Благодать дается человеку даром, не за какие-то его дела или усердие, но тогда, когда этого хочет Бог. Одновременно ему дается и догматическое ведение или сознание, чтобы приобретенная вера могла иметь в нас устойчивый характер. Усвоение этого дара связано с долгим внутренним процессом в человеке, который сопровождается временными «охлаждениями», пока догматическое сознание не вытеснит в нас всякое иное рассуждение, приводящее к сомнениям и блужданиям.
Поиск веры одновременно побужает нас и к поиску опыта живого богообщения, если память хранит воспоминание о нем. Одно подтверждает другое. Человеку, в котором вера «остыла», невозможно «разогреть» ее как-то индивидуально, «в домашних условиях», своими усилиями, без общения в Боге с теми, кто подобно ему самому искренне ищет этого. Радость живой встречи с Богом должна быть разделенной в общении, которое не ставит перед собой никаких иных целей, кроме этой встречи. То, что было неодолимым препятствием для ищущего «своего» в Боге, незаметно разрешится и исчезнет там, где есть общение в Боге. Бог абсолютно свободен в своих действиях и открывается людям тогда, когда Сам этого хочет. И важно понять, что человеческая солидарность и единство именно в обращенности к Богу приводит людей к пониманию, чего хочет от нас Бог, Который – есть общение Трех Лиц в единстве Их сущности. Обращенность к Богу, преданность ему и готовность предать себя на его волю – это то, чему учит и на что вдохновляет нас Священное Предание, вершиной которого является литургический опыт, то есть опыт единства веры и живого богообщения. Именно такой опыт разогреет нашу веру, не даст ей остыть до конца и, более того, научит нас, как донести свою веру до других людей, которые по-настоящему нуждаются в этом.
Доверие или убеждение?
В вопросе «что такое вера?» не хватает главного – уточнения, о каком именно образе веры идет речь. Дальше мы увидим, что вера многими понимается по-разному и практически невозможно как-то свести воедино наши представления о вере, если не попытаться описать ее особым образом, как «бытийное» состояние, в котором пребывает не кто-то внешний, посторонний по отношению ко мне, но я сам. Поэтому христианский Символ веры начинается со слова «верую», а не, например, «мы верим» или «верят, что». «Верую», значит, вступаю в область иного бытия, где вместе со мной присутствует адресат моей веры. Таким образом, рождается отношение веры, которое имеет взаимный или диалогический характер. Диалог веры будет подлинным и действительным, если его стороны без колебаний и сомнений принимают друг друга как неотъемлемую часть своей собственной жизни.
В нашем подходе к вере необходимо сразу увидеть отсутствие внешнего объекта веры. Мы не рассматриваем и не анализируем адресат нашей веры, но безотчетно предаем себя ему так, что наша жизнь без него становится неполной. Анализ его как объекта, на который направлена наша вера, может привести к утрате подлинности состояния веры. Вера как доверие, верность и преданность тогда подменяется синтезом некоего объекта с теми характеристиками, которые мы ему задаем. При этом уходит самое главное – реальность отношения веры, на место чего заступает понятность, предсказуемость и, к сожалению, неподлинность веры в некий синтетический объект, который был сотворен нашим сознанием.
В обыденной жизни мы часто говорим о вере в какой-либо факт, который не очевиден, но, по нашему мнению, вероятен. Для себя мы не описываем его как нечто сущностное, то есть затрагивающее мое представление о нем. Он является для нас внешним и может влиять на нас и менять лишь внешние условия, не касаясь сути нашего бытия. Я иногда говорю себе: «верю, что смогу», «верю, что это не коснется меня» или, наоборот, «верю, что без этого мне не обойтись». Во всех подобных случаях я помещаю себя вне объекта веры, оставляя за собой право изменить свою веру на недоверие. Когда я не смог что-то сделать, говорю себе, что не смог потому-то и потому-то, да и вообще не очень-то верил в это. Когда произошло что-то такое, во что я не верил, говорю, что ведь я не знал заранее о том, что это уже стало возможным. Если же я обошелся без того, что полагал необходимым для себя, то никаких вопросов может вообще не возникнуть.
Чтобы пояснить, приведем пример. Есть такая игра «веришь-не-веришь», когда один человек рассказывает, например, какой-то случай из своей жизни, который может быть выдуман, а может быть реальным. Другие участники должны со словами «верю» или «не верю» подтвердить или опровергнуть реальность рассказанного. Далее рассказчик признается, было это правдой или вымыслом, и побеждает тот, кто безошибочно принял или отверг реальность рассказа. Рассказанный случай сам по себе является внешним событием, не касающимся действительных отношений игроков. Если нам рассказали небылицу, а мы поверили, то это не значит, что с тех пор мы будем считать рассказчика лжецом. Ведь это была просто игра. Каждый осознает себя стоящим выше и лишь временно снисходящим к тому, чтобы поиграть. В любой момент он может прекратить игру, выбыв из нее без изменения своего положения по отношению к игре и игрокам. Конечно, иногда нам может быть нанесен моральный или даже материальный ущерб, но это не может изменить сути происшедшего как внешнего для меня.
Совершенно иная ситуация предполагается, когда мы говорим о вере как состоянии, которое может подвергаться изменениям, а может быть вполне устойчивым, но в обоих случаях является неотъемлемой частью реального бытия. Здесь уже нет места внешнему рассмотрению объекта веры, но должно быть соучастие, сопереживание или даже сострадание тому, в кого мы верим. Экзистенциальный подход к вере дает нам возможность по-новому взглянуть на нее как бы изнутри себя самого, с одной стороны, а с другой – увидеть себя глазами другого. Отношение диалога веры – это риск вхождения в непознанную реальность, разделенную между мною и тем, в кого я верю, то есть, можно сказать, риск познания самого себя. В таком случае моя реакция на новую реальность откроет мне глаза на самого себя как участника отношения веры и мне станет внутренне близким Ты другого участника диалога, а для него подтвердится мое Я в качестве Ты. Напротив, когда мы лишь безучастно анализировали друг друга, такого подтверждения не произойдет, и диалог веры не состоится.
Говоря о личной вере, в обиходе мы употребляем выражения вроде «я верю в тебя», но и здесь есть внешний безличный объект, так как чаще всего при этом в действительности подразумевается вера в какие-то особые качества того человека, которые, предполагается, позволят ему или ей осуществить задуманное. Впрочем, в случае неосуществления наш разум опять-таки подскажет, что нельзя полностью отвечать за того человека, в которого веришь, ведь он может оказаться совсем другим, чем мы полагаем. Однако, в такой постановке уже появляется что-то новое, что ставит нас в особое отношение с тем человеком, «в кого верим». Результатом такого отношения будет нечто такое, что затрагивает меня лично и может вызвать серьезное внутреннее изменение во мне. Для человека, которому я говорю, что «верю в тебя», мое обращение также не может остаться чисто внешним, не касающимся его бытийно. Он вместе со мной приглашается войти в состояние взаимного доверия, разделить мою веру в него и почувствовать ее воздействие на себе. Когда мы говорим «я верю в него», то вольно или невольно отодвигаем от себя предмет нашей веры, абстрагируемся от него и, поэтому, не ждем от него личного ответа. Но обращение «я верю в тебя» иного характера и затрагивает нечто такое, что находится между нами и может быть обоюдно воспринято и подтверждено.
Французский философ-персоналист Эммануил Левинас особо подчеркивал этическую ответственность человека, вступившего в персональное отношение диалога с другим человеком. Для начала диалога, как и в случае веры, должна произойти очная встреча, чтобы слова «я верю в тебя» были произнесены перед лицом друг друга. Потом человеческая память, если необходимо, воссоздаст эту первую встречу. Когда я говорю, что верю в кого-то, ощущая ответственность за свои слова, предмет моей веры как бы «оживает» и между нами происходит внутренний диалог, в котором я принимаю ответственность за действия того человека, в которого я верю. Я полагаюсь на него и в определенном смысле приношу себя и свой авторитет в жертву этой вере. Тогда возникает отношение не просто доверия, но ответственности за него, разделенной между нами, но все-таки изначально присущей мне, а не тому, в кого я верю, так как именно я инициировал это новое отношение. Левинас всегда видел в подлинном диалоге этический характер и даже полагал, что в силу жертвенности здесь имеется своего рода литургическое начало.
Жертвенность не только сопровождает выражение веры в кого-то, но и является подтверждением подлинности этой веры. Если я верю, то верю до конца. Здесь не должно быть места лицемерию или игре, подобной той, о которой мы говорили ранее. Вера не выражает отношение внешнее, беспристрастное и отвлеченное, но говорит о чем-то интимном, глубоко внутреннем и неотъемлемом как для того, кто верит, так и для того, в кого верят. Ведь невозможно остаться безразличным, когда узнаешь, что кто-то безраздельно верит в тебя и готов на жертву ради этой веры. Вольно или невольно такое отношение к человеку пробуждает в нем ответную реакцию. Конечно, здесь подразумевается реальность и осмысленность веры, потому что когда мы, например, говорим о безответной любви, которая возникает у одного человека, но не находит отклика в другом, то доверие к предмету любви вряд ли можно назвать осознанным и обоснованным. Это бывает скорее чувственное, эмоциональное и часто слепое доверие, не имеющее реальной основы и потому неосмысленное и одностороннее.
Человек, узнавая о том, что в него по-настоящему верят, начинает, пусть иногда не вполне осознанно, меняться, чтобы «не подвести». Та ответственность, которую за него приняли, каким-то странным образом, но неизбежно затрагивает его, хотя ранее он, может быть, и не искал никакой веры в себя. Теперь на него возлагается нечто новое, которое ему предстоит понести, и в каком-то смысле можно говорить об ответной жертве, вольно или невольно ожидаемой от него. Таким образом, разделенная жертва – это основа отношения веры. Ничем не жертвуя, нельзя войти в реальность отношения веры. Как и разделенная любовь, разделенная вера всегда жертвенна. Нужно лишь отметить, что первый, открывший веру в другого, идет на риск, и поэтому его жертва поначалу имеет иной характер –безраздельный, так как ответ, если он будет, приходит не сразу. Пока ответа на выражение веры не получено, вера остается открытой, хотя наша интуиция, знание о том человеке, в кого мы верим, и что-то такое, что трудно объяснить словами, побуждают нас к акту веры.
Бог, создавая человека по Своему образу и подобию, идет на риск и определенную жертву, которая полностью раскрывается в Боговоплощении. Без умаления божественного достоинства, но полностью и безраздельно Бог предает Своего Сына в человеческие руки, принося «Жертву совершенную». Его Жертва в одностороннем порядке открывает нам веру Бога в человека, без которой невозможна вера человека в Бога. Бог Сам делает первый шаг (по-гречески про-одос), утверждая этим шагом жертвенную основу веры. Его любовь к Своему творению и вера в него превосходит возможности творения познавать ее самостоятельно, без «божественного приглашения» к ней. Но приглашение как таковое, если нет особых условий, всегда подразумевает готовность приглашающей стороны принять того, кого приглашают, таким, каков он есть, с тем, однако, единственным условием, что приглашенный серьезно отнесется к приглашению и также воспримет хозяина с его особенностями и характером.
Вспомним притчу о званых на брачный пир (Мф. 22:2-14). Когда хозяин видит человека «не в брачной одежде», то велит вывести его вон, бросить «во тьму внешнюю … ибо много званых, но мало избранных». О каком избранничестве идет речь? О взаимном, потому что хозяин уже сделал свой выбор, пригласив тех, кого желал пригласить. Теперь дело за приглашенными. Они должны принять этот пир таким, каким его видит хозяин, то есть брачным, и, соответственно, одеться в брачную одежду, подтвердив, тем самым, свое отношение к хозяину пира.
Именно жертвенный характер определяет подлинное отношение веры не только Бога и человека, но и человека с человеком, поскольку они строятся на вере в другого, кому мы доверям себя без остатка. Если остается что-то «недооткрытое» другому, то и обратно невозможно получить доверие и открытость. Тогда подлинного отношения не получится и вера не раскроется такой, какова она должна быть, то есть «рискованной» и жертвенной.
Обратимся теперь к особенности веры как со-стояния отношения, со-отнесенности одного с другим, их со-ответствия. Не может быть веры «самой в себе», без установления отношения веры. Когда мы говорим о «предмете нашей веры», то невольно отдаляем себя от него, устраняемся от отношения с ним. Происходит объективирование, уход от состояния веры, замена подлинного отношения внешним рассматриванием предмета веры и замыкание на своих ощущениях, не подтвержденных реальностью. Предмет веры можно пытаться изучать, анализировать, делать какие-то выводы, строить предположения, открывая в большей или меньшей степени свои способности к анализу и синтезу, но никак не приближаясь к подлинному со-знанию, то есть совместному, разделенному и подтвержденному восприятию другого «как он есть». Можно даже вступить в придуманное нами «объективированное отношение» с предметом веры, когда живое со-участие другого участника отношения заменяется результатом нашего внутреннего усилия представить его реакцию так, как если бы он ответил нам. Эта реакция непроизвольно выстраивается в соответствии с объективным представлением о предмете, которое уже не допускает непрошенного вторжения каких-то непредсказуемых альтернатив и, тем самым, остается лишенным реального смысла, то есть нежизнеспособным. Оставаясь внутри нас «предметом веры», тот, в кого мы пытаемся верить, на самом деле будет бесконечно далекой от нас, замкнутой в себе, непостижимой реальностью и отношение веры не обретет своей почвы.
Соотнесенность с другим всегда подразумевает неожиданность встречи, новизну открытия и радость подлинного осознания. Соотнесенность возникает на почве терпеливого ожидания и смиренного согласия принять то, что выходит за рамки моего представления о другом и скорее вообще опровергает это представление как нереальное. «Вера в тебя» отличается о «веры в него» именно своим характером встречи «здесь и сейчас», постоянной соотнесенностью двух или более людей, каждый из которых готов на неожиданность момента и уже встречает его в другом. Обращение моего Я кТы другого порождает отношение веры, когда его Ты, своей внутренней реальностью соприкасаясь с реальным бытием моего Я, предается ему с тем же доверием и преданностью, какие открылись для его Ты в начальном акте доверия моего Я.
Начало и конец отношения веры установить, по сути, невозможно. Бог доверился человеку в Предвечном Совете Лиц Пресвятой Троицы, то есть вне времени, до «начала» творения. Три ангела на рублевской иконе изображают Предвечный Совет о творении и спасении человека. Образы ангелов в человеческом облике, их положение вокруг стола с общей чашей и молчаливое согласие указывают на то отношение веры, которое должно установиться между Богом и человеком. Свою подлинность человеческие отношения обретают только через веру в Бога и раскрытие смысла жизни человека как бытия в общении. Общение – это и есть та со-отнесенность двух и более людей, в которой подтвержденное отношение веры, приходя на место «предмета веры», становится общей, то есть разделенной между всеми реальностью изначальной веры Бога в человека. Тогда ее взаимное отображение – вера человека в Бога действительно встречает в человеческом Я понятную и доступную для со-участия общую основу для подлинной встречи и распознания человеческого Ты в другом без попытки его объективирования и внешнего рассматривания как предмета моей веры.
Великий еврейский мыслитель прошлого века Мартин Бубер различал два образа веры: вера как убеждение (пистис) и вера как доверие (эмуна). Первый он соотносил, главным образом, с христианством, а второй – с иудаизмом. Это не значит, подчеркивал Бубер, что в христианстве невозможно проявление второго образа веры, а в иудаизме – первого. Однако, если говорить о наиболее аутентичном проявлении двух образов веры, то он полагал, что именно в христианстве, сформированном как учение апостолом Павлом, вера выражается в следовании определенным убеждениям, которые имеют свой богословский и философский смысл, а также историческое воплощение. Иудаизм нашел свой ответ философии нового времени, который, начиная с XVIII века, выразился в учении и практике хасидизма, фактической реакции на философию Баруха Спинозы. Необычайно глубоко воспринимая хасидизм, Бубер находил в нем отношение особо интимного доверия к Богу, ранее свойственное, может быть, только пророческой традиции Ветхого Завета. Бубер перевел на немецкий язык и прокомментировал «Хасидские истории», рассказы о великих учителях хасидизма и их последователях, полные глубокого смысла и трогательных подробностей, в которых можно найти много параллелей с рассказами о великих христианских подвижниках. Это заметно именно в тех местах повествования, где идет речь о людях, которые строят свою жизнь и отношения с окружающими так, как если бы это все происходило в непосредственной близости к Богу, Который является для них не предметом отвлеченного наблюдения, но фактом их бытия в повседневной жизни.
Определенные сложности в отношениях с христианством были обусловлены тем, что Бубер, получивший образование в университетах Австрии и Германии и на раннем этапе вдохновлявшийся идеями Ницше, видел в христианстве прежде всего доктрину, а не живую веру и духовную традицию. Поэтому он противопоставил «христианство Павла» как историческую доктрину «христианству Христа», исполненному жизненной правды и подлинной веры, которая, как считал Бубер, была именно верой доверия – эмуна, а не убеждения – пистис. Вольно или невольно представляя учение Павла как попытку объективировать веру, Бубер не видел горизонты глубочайшего опыта его веры именно как доверительного отношения «Я-Ты» с Богом. А именно это отношение было изначальным для апостола Павла, который обрел свою веру не через посредников, но в личной встрече с Христом. В «автоапологиях» апостол не раз упоминает, с одной стороны, свою укорененность в иудаизме и преданность своим собратьям по крови, а с другой – обилие видений и откровений, которыми Бог укреплял его, посылая на проповедь имени Христова. Таким образом, в личности апостола Павла, несомненно, представлены оба образа веры, непротиворечиво подтверждающие друг друга, причем первичной для Павла была именно эмуна, а не пистис.
Вера как доверие не должна отрицать веры как убеждения подобно тому, как душа человека не должна противоречить его разуму. Противоречие может быть вызвано лишь стремлением объективировать веру, вывести ее за пределы личностного бытия и представить как нечто внешнее, общее и одинаковое для всех, а поэтому стоящее вне отношения доверия и диалога человека с человеком и человека с Богом. «Вера без дел мертва» – в этих словах важно почувствовать убежденность апостола Иакова именно в том, что вера мертвеет вне реального отношения безраздельного доверия к Богу, которое, в свою очередь, порождает дела веры, подобные Ноеву ковчегу, жертве Авраама, исходу евреев из Египта или благовестию апостола Павла. Если дел веры нет, то она, не имея под собой почвы, умирает. Дела веры могут иметь как индивидуальный, так и общественный характер, и доверие к Богу может выражаться как глубоко личностно, так и через веру народа. Когда речь идет о вере народа Божия или вере Церкви, то, конечно, необходимо иметь определенные признаки такой веры, которые могут быть выражены при помощи заповедей и закона, догматов и вероучительной доктрины. И не следует искать противоречия веры как убеждения, основанного на законе или доктрине, с верой как личным доверием к Богу, так как в обоих случаях критерием веры являются дела, без которых она не может существовать.
Дела веры – это то, что сообщает ей реальное бытие через персону или ипостась человека. Имперсональная или безличная вера не имеет подлинного бытия, оставаясь чистой потенцией, возможной для осуществления, но еще не осуществленной. И напротив, вовлечение человека в определенное бытийное состояние, которое мы называем верой, может состояться лишь через его персональное отношение к тому, о чем уже мы говорили, – вере Бога в человека. «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16). Бог «в одностороннем порядке» Своей верой в человека приглашает его вступить в отношение с Собой, которое возможно потому, что человек сотворен способным к уподоблению Богу. Изначально отношение богоподобия было естественным для человека, который мог сказать Богу «Ты» и обрести свое «Я» в непрерывном диалоге «Я-Ты» с Богом. Богоподобие исказилось, когда человек, нарушив заповедь, оберегавшую его от «объективирования» Бога, стал рассматривать Бога как внешний по отношению к себе объект и, поэтому, убоявшись своей наготы, то есть незащищенности перед Ним, спрятался. Увидев в Боге объект своего отношения, человек, по сути, отверг Его веру в себя и, соответственно, утратил непосредственность своего доверия к Богу. Отношение доверия перестало быть естественным для человека и возвращение к нему потребовало усилий и непрерывного труда над собой, хотя Бог, пребывая постоянным в Своем отношении к человеку, всегда оставляет ему шанс обрести утраченное доверие.
Выдающийся православный богослов-персоналист архимандрит Софроний (Сахаров) говорил об ипостасном принципе бытия человека. Ипостась выявляет природу, вскрывает ее онтологию, сообщая природе реальное бытие, оживотворяя ее. Природа существует только в ипостаси. Бог по Своей природе «неизреченен, недоведом, невидим, непостижим» и «пребывает» вне всякого бытия. Бытие Бога ипостасно, поэтому и бытие человека, созданного по Его образу и подобию, также ипостасно. Бог открывается в отношениях Трех Лиц, и человек как личность по-настоящему раскрывается в своих отношениях с другими людьми и Богом. Одно невозможно без другого – нельзя любить Бога и не любить человека (ср. 1Ин. 4:20). Вне отношений с Богом нет подлинных отношений доверия с человеком, и наоборот, без отношений между людьми, основанных на вере в Бога, почти невозможно установить отношения с Богом. Такое случается лишь в исключительных случаях, когда Бог Сам благоволит открыться человеку, как, например, было с апостолом Павлом или преподобной Марией Египетской.
Старец Софроний не ограничивался академическим богословием, но, абсолютно убежденный в том, что подлинно личностные отношения между людьми должны строиться по образу ипостасных отношений Лиц Пресвятой Троицы, создавал монашескую общину так, чтобы ипостасный принцип бытия человека открылся всякому желающему разделить отношения братского доверия и любви в общине. Любовь к брату или сестре во Христе бывает там, где есть отношение безраздельной преданности, основанное на доверии к Богу. Доверие к Богу, эмуна, порождает в человеке «догматическое сознание», то есть пистис – веру как убеждение, которая, в свою очередь, укрепляет отношения доверия в общине. Открытые беседы старца с общиной начались спустя много лет после ее создания, когда он уже был в столь преклонных годах, что постоянно ожидал своей кончины и, поэтому, не стеснялся внешних условностей, которые могли бы ограничить его откровение. Он говорил на различные темы, но сквозь все беседы, будь то о проведении Великого Поста или о структуре монастыря, красной нитью проходило его глубочайшее видение подлинного призвания человека к жизни в Боге, возможной в силу единства принципа ипостаси для Бога и человека.
Ипостасность не является принципом, ограничивающим бытие человека, но, напротив, раскрывает его смысл и место в вечном замысле Создателя. Тварная человеческая природа ипостасно соединилась с нетварной божественной природой во Христе. Вера в личного Бога, поначалу прикровенная и доступная лишь через посредников, которых Бог избирал Себе среди народа Израиля, сохранялась благодаря закону, данному до времени прихода Мессии. По пришествии Христа закон получил свое исполнение и перестал служить в качестве единственного гаранта доверия к Богу. Полнота веры как доверия к Богу стала доступна всякому верующему во Христа как Сына Божия и Ипостась Пресвятой Троицы.
Христос убеждает своих иудейских оппонентов не только словами, но и делами, которых до него никто не делал. Среди многих Его дел особое место занимает изгнание бесов, которые тоже «веруют, и трепещут» (Иак. 2:19). Что это за вера? Доверие или убеждение? Эмуна или пистис? Ни то и ни другое. Природа бесов, падших ангелов, проста. Они не имеют убеждений, основанных на разуме и логике, равно как не имеют и доверия к Богу, перед Которым постоянно лгут. Их вера обусловлена неотвратимостью дальнейшего падения, которое лишь усугубляется беспрерывной ложью. Апостол Иаков пишет о том, что бесы веруют, что Бог един, а поэтому их собственное состояние перед Богом ничего кроме трепета не вызывает. В понятии веры здесь, вероятно, заключен иной смысл, скорее указывающий на состояние неудачного игрока в «веришь-не-веришь», когда тот, постоянно изворачиваясь и меняя свое мнение, всегда попадает мимо истины. Бесы говорят Христу, что знают, кто Он, «Святый Божий», и при этом обвиняют Его, говоря, что Он пришел погубить их (Мк. 1:24, Лк. 4:34). Таким образом, они приписывают Богу то, что совершенно противоречит Его замыслу о сотворенном мире, о спасении его, ибо «Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее» (Мф. 18:11, Лк. 19:10), а не погубить его. Так разоблачается вера бесов, и они изгоняются вон, чтобы не обладать человеком и не смущать его, но дать возможность человеку обрести свою веру во Христа Спасителя.
Наша вера во Христа всегда имеет ипостасный характер, а ипостась всегда пребывает в общении, поэтому вера обретается и подтверждается в общении. Верить в Бога и не верить во Христа, значит отвергать ипостасный принцип бытия человека, и напротив, принимая ипостасный принцип как основу, мы подтверждаем свою веру во Христа, Который являет нам Бога Отца в своем единстве с Ним по природе и различии по ипостаси. Различение Божественных Ипостасей раскрывает характер внутритроичных отношений как отношений безраздельного доверия, преданности, послушания и любви. Христос «уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Флп. 2:7-8). Вера в страдания, смерть и воскресение Христово открывается там, где есть готовность слушать Бога и доверять Ему подобно тому, как это осуществил Христос. Если нет веры во Христа, то невозможно и доверие Богу, Который в этом случае остается вне человеческого постижения. Тогда обращение к Нему будет иметь односторонний характер, как это происходит в иудаизме Бубера, который полагает, что Бога нельзя познать, а к Нему можно лишь обращаться с полным доверием и преданностью, но в «одностороннем порядке». Неразделенность отношений человека с Богом оставляет открытым вопрос о личной вере. Вера, не находя своего подтверждения, оставляет человеческое бытие незатронутым и не отвечает на самый главный вопрос: что такое богоподобие и осуществимо ли оно в человеке.
Подтвержденная вера – это отношение доверия, засвидетельствованное третьей стороной. Святой Дух как Свидетель раскрывает человеку веру в то, что Иисус Христос есть подлинно Сын Божий. Христос свидетельствует ученикам об Отце, наполняя иудейскую веру в единого Бога новым содержанием, которого не было до Боговоплощения. Иудейский Бог оставался для человека бесконечно далеким и по сути непознаваемым. Закон, данный иудеям, не мог быть исполнен до конца, а, следовательно, никто не мог быть гарантирован в своей праведности и вере (ср. Рим. 3:19-23). Тогда явился Христос, чтобы люди уверовали в Него и в Бога Отца, пославшего Его. Он – гарант подлинной веры, исполнение чаяний всего человечества, а не только иудейского народа. Свидетельство Христа о Себе подтверждено Богом Отцом, что должно было убедить и подзаконных иудеев, которым Христос говорил: «В законе вашем написано, что двух человек свидетельство истинно. Я Сам свидетельствую о Себе, и свидетельствует о Мне Отец, пославший Меня» (Ин. 8:17-18). Вера во Христа стала доступна всякому ищущему Бога человеку, а не только подзаконному иудею. Закон, исполненный во Христе, перестал быть «детоводителем» для тех, кто обрел свою веру, то есть вступил в отношение доверия к Богу, явленному во Христе.
Боговоплощение – это «односторонний акт» веры Бога в Человека, дающий человеку возможность поверить в Бога и бытийно познать Его как Он есть. Боговоплощение является согласным действием всех Лиц Пресвятой Троицы: волей Отца, послушанием Сына и наитием Святого Духа. Акт веры человека в Бога – это также согласное действие людей, собранных во имя Божие, то есть Церкви. Вера Церкви во Христа засвидетельствована Святым Духом, Который наполняет и оживотворяет Церковь. Дух свидетельствует именно согласие в вере, а там, где нет согласия, нет и Духа. Вера не может остаться прерогативой одного лица или группы лиц, пытающихся оградить ее от постороннего взгляда. Вера должна быть явлена всем и испытана в присутствии тех, кто сомневается. Сомнение в вере – это результат греха, который проявляется тогда, когда нет согласия с Богом и послушания Ему. Испытанная вера становится крепче и устойчивей, потому что, пройдя через испытание своей веры, человек обретает терпение и опыт (ср. Иак. 1:2-4). «Дух дышит, где хочет», поэтому и вера появляется там, где этого хочет Бог. Вера во Христа повсеместно распространилась уже в первом веке, когда некнижные и незнатные апостолы действием Духа обрели такую силу для проповеди, что великое множество народа, услышав их благовестие, исполнились того же Духа и обратились к Христу. Когда христианство обрело более устойчивое положение, действия Духа стали не столь явными внешне, но внутренним образом, личностно начали проявляться через подвижников веры.
Мы постарались описать веру как бытийное состояние, которое, по выражению старца Софрония, «живет» человек. Опыт «жизни в вере» получает свое подтверждение, как уже говорилось, делами веры, без которых вера утрачивает свой ипостасный характер и не находит согласия в общении. Если без веры человек не может говорить о том, чего не знает и не видел, то, пребывая в вере, он имеет возможность утверждать и то и другое, так как, по словам апостола Павла, вера «есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11:1). Поэтому живущему верой дана способность передавать свою «уверенность в невидимом» другим, а Церковь Христова и есть «осуществление ожидаемого», так как Бог ожидает от каждого, чтобы он обрел свою веру и разделил ее с другими, созидая Церковь Бога Живого в общении Святого Духа.