Декабрь

—97—

рит к Спасителю: куда можем уйти? – Ибо никоим образом не удаляться от Бога, но стараться всегда духовно быть с Ним – это поистине всего приличнее святым.

6:69. И мы веровахом и познахом: Ты еси Христос, Сын Бога Живаго (Святый Божий; др.: Сын Божий)²³³⁷.

Дивна вера святых апостолов, пламенен образ исповедания, досточудно и высоко разумение. Они справедливо не отходили назад и не падали, подобно некоторым невеждам, или тем, кои называли учение Спасителя жестоким, а также и не легкомысленно и опрометчиво были призваны к вере, но наперед удостоверившись и истинно расположившись к тому, что Тайноводитель был преисполнен животворных глаголов и есть Наставник небесных учений. Весьма тверда такая вера. Не таковая же весьма легко может отметаться и, не имея удостоверения своим корнем, быстро исчезает из души человеческой. Так и Сам Спаситель, когда изрекал притчу о сеятеле, сказал, что «иное (семя) пало на камень» и, не имея корня, засохло (Лк.8:6), прикровенно называя камнем ум сухой и совсем не способный удержать раз внедренное в

—98—

него учение. Находясь в таком состоянии вследствие великого своего невежества, несчастные Иудеи научались гласом пророка: «Раздерите сердца ваши, а не ризы ваши» (Иоил.2:13). Как земледельческий обычай советует прежде посева семян вспахивать землю плугом, так, полагаю, и идущие к восприятию божественных учений наперед должны как бы раскрывать сердца свои влечением к ним. Восприняв таким образом, они соделают бременеющую душу свою как бы некою плодоносною почвою.

Итак, в удостоверении веры говорят премудрые ученики, что познали, и притом дерзновенно уповают (веруют), что Он есть Христос Сын Бога Живаго.

Также и это изречение оказывается составленным весьма премудро. Веруем, говорят, и познали, соединив в одно оба слова, ибо подобало и веровать и разумевать. Но хотя божественное (откровение) восприемлется верою, однако ж, без сомнения, не должно поэтому всецело удаляться от исследования его, напротив – надо стараться восходить хотя бы и к умеренному знанию, которое (дается) как бы в зеркале и загадке, как Павел говорит (1Кор.13:2).

Прекрасно также говорят, что не прежде узнали, а потом веруют, но впереди поместив веру, ставят знание вторым, ибо после веры – знание, а не прежде веры, согласно написанному: «Если не уверуете, и ни уразумеете» (Пс.7:9). Простая вера наперед полагается в нас подобно некоему основанию, а знание уже потом понемногу построяется на ней, вознося нас «в меру возраста» во Христе и «в мужа совершенного» и духовного (Еф.4:13).

—99—

Вот почему и Бог говорит в одном месте: «Вот Я ввергну в основания Сиона камень избранный, краеугольный, драгоценный» (Ис.28:16, – 1Пет.2:6). Ведь Христос есть для нас начало и основание святости и праведности, очевидно посредством веры, а не иначе, ибо таким именно образом в нас вселяется Он.

Замечай, как везде говорят единично и предпосылая член: «Σὶ εἶ ὁ Χριστὸς ὁ ὑιὸς τοῦ Ѳεοῦ τοῦ ζῶντος» отделяя Его как единственного и исключительного истинного Сына от призванных к сыноположению по благодати, по подобию Коего и мы – сыны. И Христом (τὸν Χριστόν) опять называют Его как единственного. Впрочем, надлежит знать, что Христом Он называется хотя уже не ради Себя Самого или как существующий таковым по природе, каковым оказывается Он как Сын; но все же Он один только есть Христос действительно и исключительно. Между христами (помазанниками) нет никого, как Он, однако ж по подобию Его с нами Он называется Христом. Собственное Его и исключительно Ему только одному принадлежащее имя и истинное существо есть «Сын», общее же с нами – «Христос». Поскольку Он был помазан, поскольку стал человеком, то посему и есть Христос. Итак, если помазание надо относить к потребности человечества, то Христом Он должен мыслиться по подобию Его с нами, а не так, как есть Он и Сын, – впрочем, как единый и единственный природно и исключительно, и прежде (принятия) плоти и с плотию, а не как два, как думают некоторые, не разумея, как видно, глубины тайны. Ведь не в человека низошло от Бога Отца Слово, как, например, благодать чрез Духа на одного кого-либо из святых

—100—

пророков, но Оно истинно стало плотью, по написанному (Ин.1:14), то есть человеком. Поэтому Он неразделен после соединения (с плотью) и не распадается на два лица, хотя мы должны мыслить, как другое нечто и различное – Слово от Бога и плоть, в коей Оно вселилось.

Так как веру относительно этого нам подтверждает целый хор святых апостолов тем, что они «познали» говорят единично, что Он есть «ὁ Χριστὸς ὁ Υἱός τοῦ Ѳεοῦ – (единственный) Христос, (Единственный) Сын Бога», то мы, если хотим мыслить правильно, не должны принимать учение тех, кои по безумию не отрекаются от того, чтобы нововводить нечто другое, кроме этого.

6:70–71. Отвеща им Иисус: не Аз ли вас дванадесяте избрах? и от вас един диавол есть. Глаголаше же Иуду Симонова Искариота: сей бо хотяше Его предати, един сый от обоюнадесяте²³³⁸.

Продолжает обличение и поражает их строгими словами, пресекая тем слабое и нерешительное малодушие в желании стать мудрыми. Оказывается говорящим как бы нечто такое:

Время теперь, ученики Мои, бодрствования, рассудительности и сосредоточения души на желании спасения, ибо очень скользок путь погибели, увлекающий не только немощный ум, но и кажущийся уже твердо стоящим. Коварен и многовиден грех, обманывающий ум человеческий разнообразными удовольствиями и приятными похотями влекущий к без-

—101—

законию. Доказательством этого, говорит, будет то, что случится среди вас. Скажу пока: никого из тех, по легкомыслию отпадших назад, как добрых вас (подобно вам), Я не избрал, ибо знал, как Бог, что (есть) в вас. Но (одного из вас) бесстыдством алчности похитил сатана. И определение Мое (о выборе апостолов всех и Иуды) конечно отнюдь не было ложным, ибо люди имеют свободное произволение избирать то и другое – идти ли направо или налево, разумею добро и зло. Итак, посредством сильного обвинения их (в лице одного из них) одновременно и побуждает их к надлежащему бодрствованию и заставляет каждого быть более осторожным в отношении к себе самому. Ведь Он не говорит еще, кто именно предает Его. Но возложив на одного вообще и неопределенно это тяжкое нечестие, Он тем самым возбуждал на подвиг всех и призывал к внимательнейшему бодрствованию, так как каждый страшился вреда для души своей.

Но вместе с тем Он доставлял и нечто другое, полезное для укрепления веры учеников. Так как они исповедали, что знают и твердо веруют, что Он есть «Сын Божий», то Он и являет Себя предведающим будущее, показывая и чрез это достоверным их исповедание относительно Его, потому что никому из существующих не подобает знать будущее, кроме одного только Бога по природе, о Коем и написано: «Ведающий все прежде бытия его» (Дан.13:42). Диаволом же назвал служителя диавольских желаний, и это не ложно, ибо как «соединяющийся с Господом один дух есть» (1Кор.6:17), так очевидно и напротив.

—102—

Глава V.

О празднике кущепоставления, что он означает восстановление надежды, подобающей святым, и оживление из мертвых; предлежит изречение: «был же близко праздник Иудеев кущепоставление».

7:1 – 2. И по сих хождаше Иисус в Галилеи, не хотяще бо во Иудеи ходити, яко искаху Его Иудеи убити. (Бе же близ праздник Иудейский потчение сени)²³³⁹.

«После сего», говорит, сказанного и сделанного, опять с большею охотою пребывал Христос в Галилее. На это, думаю, и указывает выражение: «ходил». Но показывает, что пребывание у них (Галилеян) было для Него не добровольным, но, напротив – происходило по необходимости, присоединяя и причину сего, ибо, говорит, хотели «Его убить Иудеи». Посему Он удалился к иноплеменникам и на продолжительное время, отказываясь «во Иудее ходить». Но также и этим, полагаю, Израиль обвинялся в великом упорстве, если находиться у язычников оказывалось (для Христа) гораздо лучше, чем жить у него (Израиля). Это возвещено пророком Иеремией: «Покинул Я дом Мой, оставил наследие Мое, дал возлюбленную душу Мою в руки врагов ее» (Иер.12:7). Быть Христу вне дома Своего ради нечестия преследователей и переселиться к Галилеянам, разве это не есть очевидное отдание Им Своей души в руки врагов ее? Враги Христу язычники, как рабствующие другому (господину) и поклоняющиеся твари вместо Творца, потому

—103—

что еще не приняли веры в Него. Также и этому научит ясно Сам Он в словах: «Кто не со Мною, тот против Меня» (Лк.11:23). Но всякий, думаю, скажет, что прежде истинного богопознания и веры язычники не суть со Христом, следовательно, они были против Него и потому находились в ряду врагов. Если же это так и для всех очевидно, то у Израильтян господствовала такая мерзость, что вращаться среди врагов оказывалось (для Христа) гораздо лучше, и жить с теми, с коими всего менее подобало, приятнее, чем, как это следовало бы и было бы более прилично, у сородичей по плоти, в качестве таковых, долженствовавших даже любить Его. Таким образом весьма справедливо переселялся Христос к язычникам, как бы уже самым делом говоря, что, если они не перестанут преследовать и своим безумием останавливать Благодетеля, то совсем отдаст Себя внешним и к язычникам переселится Христос.

Это, думаем, открывается как из самого дела, так опять и посредством древнейшего прообраза можем видеть, что Он угрожал удалением Своим из Иерусалима.

Так, когда Он определял законы о жертвах, как написано в книге Левит, предначертав, как бы в образе Христа, приносить тельца и всесожжение в дар Господу (Лев.1:2 след.). И иначе еще изображает его, говоря: «Если же от овец дар свой Господу (принесешь), и от ягнят и козлищ во всесожжение, то именно мужеский пол без порока пусть принесет и заколют его, с боку жертвенника к северу пред Господом» (Лев.1:10. 11). Необходимо исследовать, как и здесь нам изображается тайна о Христе.

—104—

Сначала, думаю, надо сказать о положении самого храма Иерусалимского и божественного жертвенника, дабы, таким образом, мы уразумели, что может означать, что жертва заколалась не прямо против жертвенника, но обращалась к северу. Ведь страна Иудейская лежит в южных частях земли, храм был обращен к востоку и его вход освещался первыми лучами солнца. Но и самый божественный жертвенник был сооружен прямо против святилища, как бы пред взором Бога, и входившим с востока показывал сначала свою переднюю сторону, а два бока его смотрели – один на юг, другой на север. Что это было именно так, как мы сказали, в этом можешь удостовериться, узнав находящееся у пророка Иезекииля. Когда он поучал о смерти Фалтия, очевидно посредством духовного созерцания, говорил так: «И видел я, и вот как бы двадцать пять мужей – спины их к храму Господню (обращены), а лица их против (к востоку), и они покланялись на восток солнцу» (Иез.8:16, – 11:13). Если же покланяющийся восходящему солнцу имел храм на задней стороне своего тела, то разве не необходимо представлять лице его обращенным к востоку? Соответственное этому имел положение и вид и сам божественный жертвенник, как сказали мы. Итак, как храм сам, так и жертвенник были обращены лицем на восток, два бока – один на юг, другой к северу, а остающаяся еще сторона, которая считается заднею, смотрела на запад. Если же это было так, то лежащею к самому северу окажется соседняя с Иудеею Галилея, то есть страна язычников, по написанному: «Галилея язычников» (Ис.9:1, – Мф.4:15). А как Господь наш Иисус Христос после спасительного

—105—

страдания имел удалиться из страны Иудейской и прийти в Галилею, то есть к Церкви из язычников, то и прообразовательно приносившаяся жертва закапалась с боку жертвенника, чтобы она смотрела к северу, согласно сказанному Псалмопевцем о Христе: «Очи Его на язычников взирают» (Пс.65:7).

Поскольку же блаженный Евангелист говорит, что Он отказывается быть вместе с Иудеями, так как они хотели Его умертвить, то к сказанному присоединим, что это удаление Христа мы не должны считать за трусость или обвинять за это в немощи Того, Кто все может, но должно относить это к целям домостроительства, ибо не преждевременно, но в свое время надлежало Ему претерпеть крест за всех.

7:3–5. Реша убо к Нему братия Его: прейди отсюду и иди в Иудею, да и ученицы Твои видят дела, яже твориши: никто же бо что в тайне творит, и ищет сам (в) яве быти: аще сия твориши, яви Себе мирови. Ни братия бо Его вероваху в Него²³⁴⁰.

Еще не зная поселившееся во святой плоти Бога-Слово, и в то время, когда говорили это, не ведая, что Оно стало человеком, почитавшиеся за братьев Спасителя имеют еще малые о Нем представления и думают гораздо ниже присущей Ему благодати и достоинства, так как не замечали ничего более других, но вводились в обман общими о Нем мнениями, считали и Его действительно родившимся от их отца Иосифа и не видели сокровенной сто-

—106—

роны тайны. Так как Христос вероятно творил тайно много чудес в Галилее, то они и убеждают Его искать пустой славы и как какое-то великое дело советуют принимать удивление зрителей, как будто бы Он каждый раз желал совершать чудеса ради одного только того, чтобы только казаться досточудным для зрителей и украшаться человеческими похвалами, подобно честолюбцам. Смотри, как советуют Ему идти в Иудею и в ней всего более чудотворить, не для того, чтобы уверовали в Него ученики Его, но да видят дела, кои творил. Если, говорят, хочешь, чтобы Тебя знали, – это значит быть в яве, – то не будь тайным чудотворцем и, отличаясь силою все совершать, не избегай явности, ибо таким образом Ты станешь известен миру и достославен у зрителей.

Такова была речь их. И премудрый Евангелист благоусмотрительно замечает, что еще не уверовали в Него братья Его. И действительно, весьма было бы странно при столь пустых словах их признавать их уже получившими о Нем чрез веру богоприличное познание. Но тогда они говорили мудро,²³⁴¹ как неверовавшие еще. Когда же уверовали, уразумев великую о Нем тайну, то возвысились до такого богопочтения и добродетели, что названы были даже апостолами и приобрели отменное благоговение. Находишь и это предвозвещенным посредством пророческого гласа. Так блаженный Иеремия как бы к Господу нашему Иисусу Христу, говорит: «Потому что и братья твои и дом отца твоего – и они отвергли тебя, и они возопили, позади тебя собрались: не верь у них (тому), что (если) будут говорить

—107—

тебе хорошее» (Иер.12:6), ибо братья, до восприятия веры отвергавшие Его и пытавшиеся даже едва не обвинять Его посредством вышеприведенных нами слов, собрались чрез веру и изрекают хорошее о Нем, принося пользу и другим и подвизаясь на учение о вере. Весьма предусмотрительно назвав братьями, пророк благополезно присоединяет: «Дом отца твоего», дабы и они не считались родившимися от Святой Девы, (но являются братьями Господа) только лишь как (рожденные) от одного отца Иосифа.

7:6. Глагола убо им Иисус: время Мое не у прииде, время же ваше всегда есть готово²³⁴².

Прикровенна всегда Спасителя речь, ибо так и написано о Нем, что «и будет человек скрывающим слова свои» (Ис.32:2). А что Он делал это для пользы (слушателей), кто из благомыслящих не скажет этого? Итак, еще не время полной явности и неприкровенного объявления для всех, так как иудейский ум еще не созрел до такого разумения, чтобы без гнева и ярости быть в состоянии вместить слова Мои. Но также и миру явить Себя теперь отнюдь не позволяет время, так как Иудеи еще не совсем отступают от благодати и не настолько вознеистовствали на Меня, чтобы Мне уже надобно было, наконец, переселиться к другим. Вот почему и говорит, что время Его еще не настало, а их время настало и всегда находится в готовности. Это потому, говорим, что для вращающихся в мире можно совершать угодное им,

—108—

так как для них нет необходимости, препятствующей или призывающей к совершению или несовершению какого-либо дела в известное время, как, без сомнения, это было со Христом. Притом, жизнь пожелавших вращаться в мире отличается некоторым послаблением и может быть свободной от тягчайших забот, представляя всегда как бы готовое и удобное время к удовольствиям и пользующимся ею дозволяя легко ходить, куда ни захотят.

Итак, в делах, подлежащих необходимости (божественного) благопромышления, не всякое время бывает удобно для совершения того, что надо, но такое, какое подобает каждому делу и какого потребует природа предмета. Избравшему же свободную жизнь не будет предстоять ничего такого. Напротив, вполне готов и совершенно свободен для них путь, по коему бы они ни пожелали идти.

7:7. Не может мир ненавидеть вас, Мене же ненавидит, яко Аз свидетельствую о нем, яко дела его зла суть²³⁴³.

Весьма милостиво обличает Спаситель братьев, еще и теперь имевших более мирское настроение и расположение, и дает как бы второй, искусно составленный, ответ, в коем показывает, что они не только не знают, кто есть Он по природе, но и еще столь далеки от любви к нему, что предпочитают вести себя согласно с возлюбившими мирскую жизнь, а не добродетельную. И действительно, странно бы было, если Он со всеми другими беседовал о полезном, устраняя здесь всякую прикро-

—109—

венность, а считавшимся за братьев Его не сообщал бы в тем большей и высшей мере того, от чего они могли получать немалую пользу, имея уже возможность познавать Вождя премудрости.

Обычай был у Спасителя Христа: воспользовавшись иногда благовременным предлогом, Он составлял для слушателей длинные наставления. Итак всегда, говорит, мило каждому сродное ему и сходство нрава удивительным образом приводит к дружбе: мир вас не ненавидит, ибо вы еще мыслете мирское, – Меня же ненавидит, не находя приятным все то, за что обвиняется Мною в непристойности. Посему, вы безопасно можете отправляться на этот праздник, а Я еще нет, ибо, прийдя, Я буду, конечно, сообщать и говорить полезное, но для сластолюбцев горько обличение и может воспламенить к гневу того, кто не допускает подобающего исправления.

Сообщает нечто полезное и нам Господь в этих словах, а именно: делать обличения надлежит небезрассудно и не на всякого (без различия) простирать порицательное наставление, но подобает знать написанное: «Не обличай злых, да не возненавидят тебя» (Прит.9:8), когда ненависть нам небезвредна, но старайся говорить в уши внемлющих, по написанному (Сир.25:8). Ведь мир грехолюбив, а Господь есть исправитель того, что не должно совершать. Исправление же часто подобает делать чрез обличение, ибо всячески указывать на грех – значит порицать любящих его, и обвинять зло – значит упрекать имеющих его. Поэтому, когда необходимость призывает учителя к обличению и цель врачевания заставляет обращаться к этому

—110—

способу, а наставляемый против желания посредством обличений приходит в сильный гнев, тогда конечно должно возникать²³⁴⁴ зло вследствие ненависти. Посему Спаситель говорит, что Его ненавидит мир, как не могущий еще вмещать увещаний, соединенных с порицанием, когда это должно быть для пользы. Действительно, ум, преданный порочным удовольствиям, негодует всячески на слово, убеждающее его к должному исправлению. Это и высказывает Спаситель, не отрицая всецело путешествие Свое в Иерусалим и не отказываясь от обличений, кои могут оказаться полезными для грешников, но намереваясь в должное время вместе с прочим совершать и это.

Надо заметить, что нечто подобное Он говорит и ученикам Своим. Утешая их и научая их отнюдь не уклоняться от того, что должно случиться с ними, когда они будут проповедовать вселенной и ради сего подвергаться бесчисленным искушениям: «Если бы, говорит, вы были от мира, мир бы свое любил, – поскольку же не от мира вы, посему ненавидит вас мир» (Ин.15:19). Миром называет здесь не видимую тварь, но помышляющих мирское, коими не любящий подобного же считается жестоким, тяжелым и в качестве какого-то врага, – напротив, родным и другом (считается) тот, кто имеет одинаковые с ними пожелания и соединен с ними сходством постыдной жизни и нравов.

—111—

7:8. Вы взыдите в праздник сей, Аз не взыду в праздник сей, яко Мое время не у исполнися²³⁴⁵.

Уже ясно отказывается Господь от желания праздновать вместе с Иудеями или идти в одно место с ними с тем, чтобы разделять с ними сеновную радость (сеновного праздника), ибо раз сказанное хотя и к немногим, считавшимся за Его братьев, распространяет свое значение и на весь Израильский народ. В самом деле, никто не скажет, чтобы Иисус отказывался быть вместе с братьями, собственно, только ради них самих, между тем как Он является же пребывающим вместе с ними в Галилее, и не без причины, именно на основании мнения многих о плотском родстве Его с Ним, надо предполагать, что Он был их сожителем. Поэтому очевидно, что в лице братьев Христос отказывается праздновать вместе со всем множеством Иудеев, согласно сказанному одним из святых пророков: «Возненавидел Я, отверг праздники ваши и не буду обонять (жертв) на торжествах ваших, почему если и принесете Мне всесожжения и жертвы, не приму их, и спасительного приношения (как выражения благодарности или благодарственной жертвы) не призрю. Удали от Меня голос песней твоих и звук гуслей твоих не буду слушать» (Ам.5:21–23), «ибо Дух – Бог, и поклоняющимся Ему в духе и истине должно покланяться» (Ин.4:24), по слову Самого Спасителя. Будучи же духом, Бог, как справедливо думать, и услаждаться может только духовными почестями и даро-

—112—

приношениями, во образ которых заповедью закона и были учреждены жертвы волов и мелкого скота и кроме того приношения ладана, муки, вина и масла, указывавшие посредством яснейших образов на многовидность добродетели поклоняющихся в духе.

Итак, вы, говорит, еще любящие сень и помышляющие об этом грубо и по-иудейски, пойдите на сеновное и прообразовательное торжество. Мне же неприятно праздновать так, – на сей не пойду праздник, то есть прообразовательный и сеновный. Ничего радостного не найду на нем. Но лучше буду ожидать времени истинного торжества, которое еще не исполнилось. Вот тогда-то, говорит, Я и буду с радостью пребывать с Моими чтителями в блеске святых и славе Отца, излучая наивысшее веселие.

Время же называет Своим и как бы собственным, ибо Его это праздник, и Он Сам есть начальник торжества. Ему усвоял его и блаженный Иеремия²³⁴⁶, говоря нерадеющим о благочестии к Богу и ни во что ставящим желание отличиться добродетелями: «что соделаете в день торжества и во дни праздника Господня?» (Ос.9:5). Совсем, говорит, отказывающиеся от подвигов добродетели и не имеющие светлого одеяния любви к Богу, что вы будете делать в день торжества? Как войдете на божественный и небесный праздник? Или разве не изгонит вас со всею справедливостью Владыка пира из ликующего круга призванных, со словами: «Друг, как вошел ты сюда, не имея одеяния брачного» (Мф.22:12)? Родственно этому и дает нам туже мысль находящееся у пророка Захарии изречение: «И будет, говорится, (все), чтó ни останутся

(Продолжение следует).

—461—

Св. Афанасий, архиепископ Александрийский и отец церкви, имел неоспоримо-важное влияние на ход церковных событий своего века. По словам св. Григория Богослова, «он, употребив немного времени на усвоение наук общеупотребительных (τὰ ἐγκύκλια), изучил все книги Ветхого и Нового завета так, как другой не изучил и одной, обогатил себя умозрительными сведениями и светлостью жизни, удивительным образом сплетши из того и другого подлинно золотую, для многих неудобосплетаемую, цепь»²³⁴⁷. С этим оружием св. отец, «твердый и пламенный защитник православия», выступил на борьбу с арианством. В тяжелой борьбе с распространившимся тогда злом прошла вся жизнь великого святителя. Главной задачей архипастырской и литературной его деятельности было защищать и утверждать догмат «о равенстве и единосущии Сына Божия с Богом Отцем», в противоположность арианам, отрицавшим Божеское достоинство Христа-Спасителя. Потому-то в его творениях насколько раскрыт этот догмат, настолько же, можно сказать, мало раскрытыми представляются другие истины веры. Что касается таинства Евхаристии, то мы встречаем у него лишь некоторые указания, только немногие данные, и притом эти данные такого характера, что на основании их нелегко составить понятие об истинном взгляде св. отца на Евхари-

—462—

стию. Между новейшими исследованиями при определении его взгляда на это таинство замечается колебание: одни склонны видеть в св. Афанасии символиста, другие же находят его учение об этом таинстве истинно-православным, согласным со всеобщей верой вселенской церкви²³⁴⁸.

Чтобы уяснить себе истинное воззрение св. отца на Евхаристию, мы, прежде всего, рассмотрим одно место из его праздничных посланий, в котором он пишет: «Мы, возлюбленные мои, не считаем этот праздник (т. е. Пасху) более за преобразовательный, так как тени получили уже конец и прообразы исполнились... Господь хотел, чтобы повсюду, во всех землях приносились Ему курение фимиама и жертва²³⁴⁹, хотя по древнему завету ни в каком другом месте, кроме Иерусалима, не позволялось совершать праздник – Пасху. Поскольку же теперь временное исполнилось и то, что относилось к тени, миновало, и радостная весть евангелия всюду должна распространиться, так как ученики всюду распространили праздник, то они и спрашивали нашего Спасителя: где хочешь Ты, чтобы мы приготовили жертвенного Агнца? И наш Спаситель, отвлекая их от прообразовательного к духовному вкушению, убеждает их впредь уже вкушать не плоть Агнца, но Его собственную плоть, говоря: приимите, ядите и пейте, это Мое тело и Моя кровь»²³⁵⁰. Выражение св. отца «духовное вкушение» не дает права думать, что он относительно Евхаристии держался спиритуалистического взгляда²³⁵¹. В данном

—463—

месте «духовное вкушение» противополагается не вкушению телесному, а вкушению преобразовательному, и, следовательно, слово духовный имеет здесь значение равносильное значению «истинный». В Ветхом завете, говорит св. отец, было вкушение прообразовательное, но теперь, в Новом завете, «временное исполнилось, и тени получили конец», а потому наступил период не прообразовательного, но духовного истинного вкушения, период служения самой вещи, самого предмета, вместо образа этого предмета, как было в Ветхом завете: там предлагался в пищу Пасхальный Агнец, только прообразовательно указывавший на единого агнца – Христа, – теперь же дается в снедь верным не плоть животного, а плоть этого самого истинного Агнца – нашего Спасителя. Таким образом, по нашему мнению, в настоящем месте засвидетельствована вера св. Афанасия в реальное присутствие тела и крови Христа в таинстве св. причащения. К уяснению истинного взгляда св. Афанасия на Евхаристию может также отчасти служить следующее место из его великого слова о вере: «Во Христе Иисусе Спасителе нашем», пишет он, «две природы. И хотя в одном Писании написано и о Божестве Сына и о теле от Марии, которое Сын ради нас понес на Себе, однако же мы, как смысленные ученики единого истинного учителя, распознаем каждое изречение Писания. Посему все речения и дела унизительные разумей написанными о теле Иисусовом, все же славные письмена – о божестве Слова». Так, продолжает несколько далее св. отец: «о Господнем теле написано Давидом: седи одесную Мене, дóндеже по-

—464—

ложу враги Твоя подножие ног Твоих... Телу говорит Бог: седи одесную Мене Ему и врагами стали диавол с лукавыми силами, также иудеи и еллины, воспротивившиеся Христовой проповеди. Чрез это тело Он (Христос) соделался и получил имя Архиерея и Апостола, чрез него Он предал таинство, говоря: сие есть тело Мое, которое за вас предается, и кровь нового, а не ветхого завета, которая за вас изливается. Божество не имеет ни тела, ни крови: виновником же сего соделался человек от Марии, которого понесло (Божество) на себе. О Нем говорили Апостолы: Иисуса Назорея, мужа от Бога извествованна в вас (Деян.2:22). Город Назарет называют земной, а не небесный, и Его именуют мужем, а не Богом, обращаясь к иудеям и к тем, которые с того времени и доныне, подобно иудеям. мудствуют по плоти. И Апостолы говорили, и Сам Господь ответствовал о Себе, как человеке, говоря: что ищете Мене убити, человека, иже истину вам глаголах (Ин.8:40)? Не сказал: что ищете убить Меня – Бога, потому что Бог, бесстрасный и бессмертный, в бездействие приводит смерть, животворит же мертвых, говоря: «Аз есмь живот»²³⁵². Здесь св. Афанасий, развивая мысль, что Спаситель наш есть не только истинный Бог, но вместе и истинный человек, говорит, что одно должно быть относимо в писании к божеству, другое – к телу Спасителя. К телу относится спосаждение одесную Отца, о котором говорит псалмопевец. Через тело же Христос Спаситель соделался Архиереем, ходатаем за нас пред Богом на небесах, и установил для нас таинство – пречистой плоти и честной крови Своей, говоря: сие есть тело Мое, которое за вас предается, и кровь нового, а не ветхого, завета, которая за вас изливается. Замечательна прибавка к этим мыслям: «Божество не имеет ни плоти, ни крови». Эти слова, равно как и все место показывают, что св. отец

—465—

ставит Евхаристию в ближайшее отношение не к божеству, а именно к телу и крови Спасителя, но в какое именно, в данном месте не выясняется. Однако, принимая во внимание основную мысль св. отца, мы склоняемся к предположению, что он считал необходимым для таинства Евхаристии тело и кровь Богочеловека Христа и, заключая далее, можем на этом основании думать, что он верил в реальное присутствие последних в таинстве.

Подтверждением того же взгляда служит, между прочим, то обстоятельство, что по св. Афанасию естественным плодом участия в св. причащении является теснейшее единение верующих с Самим Богом-Словом. Так, сказав, что Иисус Христос – истинный Бог и видимое тело было телом не человека, но Бога, он продолжает: «Единой в кончину веков, в отметание греха» (Евр.9:26), Слово стало плотью и от Марии Девы произошел человек по нашему подобию, как иудеям сказал Господь: что ищете Мене убити, человека, иже истину вам глаголах (Ин.8:40)? И мы обожаемся, причащаясь не тела какого-либо человека, но приемля тело Самого Слова»²³⁵³. Что, собственно, значит это – «мы обожаемся = ϑεοποιούμεϑα», и в чем оно состоит, св. отец не разъясняет в своих творениях. В других местах он только говорит, что, причащаясь Евхаристии, мы принимаем в себя залог, или охранение в воскресение жизни вечной²³⁵⁴. Из приведенного же места видно, что, по его взгляду, мы истинно причащаемся тела Сына Божия, подобно тому, как Слово истинно стало плотью, а поскольку Христос есть не только человек, но вместе и истинный Бог, то мы приобщаемся также и Его Божества, принимаем Его в себя. Конечно, если бы мы принимали в себя обыкновенное тело смертного человека, то естественно от вкушения не получали бы такого плода, как бессмертие; потому что последнее не свойственно природе человека; но в том и дело, что в Евхаристии нам действительно, реально преподается тело и кровь Богочеловека;

—466—

а потому истинное общение наше с Бессмертным естественно должно повлечь за собою и наше бессмертие.

Верою в действительное присутствие плоти и крови Христа в Евхаристии объясняется, между прочим, и то, что св. Афанасий убеждает в одном месте своих творений не давать святых тайн недостойным. Именно в одной из бесед на евангелие от Матфея в объяснение 6 ст. 7 главы: «Не дадите святая псом, не пометайте бисер ваших пред свиниями» он говорит: «Бисеров наших – Пречистых Таин (τοὺς μαργαρίτας ἡμῶν τῶν ἀχράντων μυστηρίων) не будем пометать пред людьми, подобными свиньям. Говорят, однако: и они желают приобщиться святых; но они – бесстыдные псы и свиньи, валяющиеся в сластолюбии. И ты не давай. Ибо и больные желают воды, но врачи не дозволяют им пить, и похитители власти желают царской порфиры, но охраняющие оную, предвидя опасность, не уступают ее. Итак, смотри и ты, диакон, не давай недостойным порфиры непорочного тела (μὴ ἀναξίοις ἐπίδώσῃς τὴν πορφύραν τοῦ ἀναμαρϑήτου σώματος), чтобы не подпасть тебе ответственности – не по Римским (гражданским) законам, но по Владычному слову. Не давайте же святая псом»²³⁵⁵. Такое требование понятно только в устах ревностного пастыря церкви, разделяющего всеобщую веру в реальное присутствие Господа Христа в Евхаристии, а никак не символиста. Из творений Афанасия Великого мы также видим²³⁵⁶, что для совершения Евхаристии требовались особо

—467—

уполномоченные на то лица, – местом совершения ее могла быть церковь, – сосуды, употреблявшиеся при ней, имели единственно только это назначение, – наконец, во время ее священнодействия не могли присутствовать оглашенные, а тем более иудеи и язычники; пред ними даже говорить о такой тайне запрещалось по церковному правилу. Так отцы собора в своем послании пишут: «Сколько нечестив разбивающий таинственную чашу, и таким образом погрешающий против крови Господней, столько же и даже еще более нечестив тот, кто, вопреки церковному уставу, объявит о сем таинстве пред оглашенными и язычниками, потому что²³⁵⁷ не должно выставлять тайны на позорь пред непосвященными, чтобы не посмевались язычники по неведению и не соблазнялись оглашенные, став пытливыми». Таким благоговейным вниманием едва ли бы окружали древние христиане совершение таинства, если бы не видели в нем действительного присутствия Христа Иисуса!

Таким образом, по нашему мнению, св. Афанасий Вели-

—468—

кий разделяет веру церкви в реальное присутствие тела и крови Христа в Евхаристии. Защитники же взгляда, что св. Афанасий был символистом в учении о таинстве Евхаристии, обыкновенно указывают на известное послание его к епископу Серапиону о Святом Духе. В этом месте, по-видимому, весьма благоприятствующем такому представлению и, нужно сознаться, довольно трудном для объяснения, св. автор, касаясь беседы Христа Спасителя о вкушении верующими Его плоти, говорит, между прочим, что и здесь, подобно тому, как у св. Марка, Христос приложил к Себе два эпитета: плоть и дух; и слово – «дух» употребил в отличие от плоти, чтобы ученики, уверовав не только в видимое, но и в невидимое Его, научались, что слова его не плотские, но духовные. Ибо для многих ли было бы достаточно в снедь тела, чтобы оно сделалось пищей для всего мира? Но для того и упомянул о восшествии Сына человеческого на небеса, чтобы отвлечь их от плотского понимания, и чтобы они научились, что плоть, о которой говорил, есть небесная снедь и духовная пища, подаваемая от Него свыше. Ибо говорит: слова, которые говорил я вам, суть дух и жизнь. А это значит: то, что показуется и дается за спасение мира, есть плоть, которую Я ношу, но эта плоть и ее кровь Мною дана будет вам духовно в пищу, так что она каждому будет уделяема духовно и соделается для всех охранением в воскресение жизни вечной. Так и Самарянке, отвлекая ее от чувственного, Господь наименовал Бога Духом, чтобы она о Боге представляла себе не телесно, но духовно...»²³⁵⁸.

Здесь, утверждают упомянутые нами исследователи, со

—469—

всей очевидностью обнаруживается истинный взгляд св. отца на Евхаристию: он не только называет ее духовной, небесной пищей, свыше подаваемой нам Господом, но и старается доказать, что как сам Спаситель обещал дать Свою плоть лишь духовно в снедь, так и Его слова о вкушении плоти должны быть понимаемы в духовном, т. е. переносном, а не буквальном смысле; следовательно, заключают они, христианин, по его взгляду, причащаясь Евхаристии, только духовно, но не самым делом приобщается тела и крови Иисуса Христа; а это значит, что, по мнению св. Афанасия, евхаристические хлеб и вино не суть истинное тело и истинная кровь Христа при употреблении их верующими, – только чрез посредство их последние духовным образом, таинственно, вступают во общение со Христом. Основываясь на таком понимании, вышеупомянутые западные ученые и объявляют св. Афанасия символистом, мало обращая внимания на другие места его творений. Но чтобы видеть, так ли это в действительности, рассмотрим внимательнее данное место. Оно находится в ответе св. Афанасия Серапиону – на его вопрос о смертном грехе против Св. Духа ( – IV, n. 8, соl. 648–649); при этом св. отец сначала приводит мнение Оригена и Феогноста, которые под согрешающими против Святого Духа разумели одних крещенных, но не оглашаемых (IV, n. 9–11), – а потом высказывает и свой взгляд, несогласный с их объяснением: слово на Сына человеческого, которое может быть прощено сказавшему его, и слово на Духа Святого, которое не простится ни в сем веке, ни в будущем (Мф.12:31–32) – он одинаково относит к лицу Иисуса Христа; первое, по его представлению, есть грех против человеческой природы Христа, – второе же – грех против Его Божества, который потому самому и должен называться грехом против Духа Святого, так как выражением «Сын человеческий» – Христос указывает на Свое человеческое естество (τὸ σωματικόν), а словом «πνεῦμα» означает «свое духовное, невидимое и действительное Божество», сверх специального наименования третьей Ипостаси Пресвятой Троицы. И как во Христе Иисусе, продолжает далее св. отец, нужно различать две стороны – невидимую и видимую, или две природы – Божескую и че-

—470—

ловеческую, так и в Священном Писании следует различать двоякого рода изречения: одни относятся к Его Божеству, а другие приложимы только к Его человечеству. Однако, грех и хула – именовать Господа простым человеком за дела человеческие, а за дела, свойственные Богу, не исповедовать Его Богом. Так как Он в единой Ипостаси содержит то и другое, – Он есть истинный Богочеловек. В этом, между прочим, и кроется причина, по мнению великого святителя, почему Христос употребляет о Себе оба выражения: плоть и дух (σὰρξ καὶ πνεῦμα), – именно Он употребляет их, чтобы ученики Его постигли в Нем не только видимое, но и невидимое, чтобы они убедились не только в Его человечестве, но и в Его Божестве, и, наконец, дабы уразумели, что Его слова не плотские, а духовные. – Такой характер речи Спасителя он видит как в евангелии Марка, когда Христос говорит о Себе «и сын человеческий и дух», так и в евангелии Иоанна, когда Господь беседует о вкушении Его тела²³⁵⁹. И в последнем случае, говорит св. Афанасий, Иисус Христос употребил слово «дух» в отличие от плоти с той целью, чтобы ученики Его, убедившись в Божественном достоинстве Своего Учителя, научились, что слова Его не плотские, по превыше-естественные, неудободосягаемые разумом, духовные – божественные. И чтобы отвлечь их от плотского понимания, Он упоминает также о восшествии Сына человеческого на небо. С этой именно точки зрения на Лице Господа Христа, хочет сказать св. отец, весьма понятно и Его учение о вкушении плоти. Тело Спасителя, которое Он предлагает в снедь верующим, не смертная обыкновенная, человеческая плоть, которая, согласно со своим назначением, должна была бы подвергнуться разделению на части, и потому естественно могла

—471—

бы служить в пищу не многим; нет, тело Иисуса Христа не разделяется на подобие всякой другой, материальной, плотской пищи; это не земная, обыкновенная, но духовно-божественная, небесная снедь; это, по мысли св. Афанасия, то тело, которое Слово при воплощении восприняло в Свою ипостась и которое затем было вознесено на небо; «то, что показуется и дается за спасение мира, есть плоть, которую Я ношу» (σάρξ, ἣ ἐγὼ φορῶ), перефразирует он слова Христа, – «но эта плоть и ее кровь Мною дана будет вам духовно в пищу, так что она каждому будет уделяема духовно». Следовательно, по его мнению, посылаемая свыше Господом евхаристийная пища – не видимое только, натуральное тело Его, и именно то тело, которое Он благоволил воспринять в Свою Ипостась при воплощении в Его отрешенности от Божества Воплотившегося, так как Сам Спаситель ясно хотел отвлечь от такого понимания мысль Своих учеников, и не одно лишь Его Божество, которое, как τροφὴ οὐρανία καὶ πνευματικὴ-ϑεῖα, достаточно было бы для целого мира, и принималось бы верующими духовно, на чем так сильно и настаивают некоторые исследователи²³⁶⁰; но эта пища есть плоть и дух (σὰρξ καὶ πνεῦμα), т. е. Сам Христос в нераздельности и неслитности двух Своих естеств, плоть, поскольку нам дается честное тело Христа, и дух, поскольку мы имеем общение с Божеством воплотившегося Слова. Почему естественно таковая пища оказывается достаточна для всех и соделывается охранением в воскресение жизни вечной. Но что значат слова: плоть и кровь Христа даны будут верующим духовно (πνενματικῶς) в пищу, или иначе: «эта пища будет уделяема каждому духовно»? Как понять подобные выражения? Не думал ли, в самом деле, св. Афанасий, что объектом евхаристийного вкушения, вкушения духовного, служит, собственно, Божество Христа, которое может быть принято только верою, следовательно, духовно, причем, однако, верующий действительно вступает в реальное общение со

—472—

Христом²³⁶¹, а самая Евхаристия есть лишь образ, символ такого общения с Божеством? Ключ к разрешению затруднения заключается в употребленном здесь слове: πντευματικῶς, – какой смысл оно имеет? Пища, о которой шла речь прежде, как мы уже видели, не обыкновенная пища, служащая к поддержанию нашего телесного организма, но пища небесная, духовная, или, что тоже – божественная, а потому естественно думать, что не обыкновенным путем она сообщается, а уделяется, подается духовно-сверхъестественным образом, таинственно. Это и хочет сказать св. отец словами: «Плоть Христа дана будет вам духовно (πνενματικῶς сверхъестественным образом) в пищу», или каждому будет уделяема духовно²³⁶². Для плотского, естественно-разумного понимания совершенно непостижимо и неудобоприемлемо и то, как мы делаемся причастниками истинного тела Иисуса Христа, которое жило на земле и было Им вознесено на небо, как принимаем Его в себя, и между тем это самое тело постоянно остается всецелым само по себе, а потому в отношении к Евхаристии требуется понимание высшее, духовное. Подтверждением верности такого понимания слова πνευματικῶς служит, между прочим, то, что естественным следствием причащения этой «Божественно-человеческой плоти» представляется «охранение в воскресение жизни вечной», т. е. Евхаристия изображается залогом воскресения тела, а это не служит признаком символического образа представления Евхаристии. Наконец, нет ничего странного и удивительного в том, что св. отец мог созерцать факт сообщения Сына Божия Богочеловека верующим в Евхаристии преимущественно со стороны бла-

—473—

годатных даров. Смотря по тем неизреченным плодам, какие получаются верующими от вкушения тела и крови Господа Христа, последние, без сомнения, вполне справедливо могут и должны быть названы небесной, духовной пищей, или божественной снедью; потому что эта пища служит не к телесному питанию, но к освящению души и тела, к воскресению и наследию жизни вечной²³⁶³. Таким образом рассматриваемое нами место не доказывает, что св. Афанасий Великий относительно Евхаристии держался символического представления; при ближайшем же исследовании напротив убеждает, что он 1) признавал действительное присутствие тела и крови Иисуса Христа в Евхаристии, 2) учил, что верующие вкушают в ней ту самую плоть, которую носил Господь на земле, принявши зрак раба, и которую Он отдал за спасение мира, и 3) говорил, что евхаристийная пища для вкушающих ее служит залогом, охранением в воскресение жизни вечной.

Не доказывает, по нашему мнению, символического взгляда св. Афанасия на таинство Евхаристию и то, что он называет ее начатком будущего хлеба, а плоть Господа Христа – Духом животворящим. Подобные мысли раскрываются в следующем, немаловажном в отношении к Евхаристии, месте из слова св. отца: «о явлении во плоти Бога Слова и против Ариан». Доказывая равенство Лиц Пресвятой Троицы, св. Афанасий Александрийский сопоставляет раз-

—474—

личные изречения Священного Писания, из коих для него со всей ясностью открывается этот догмат: Писание одни и те же выражения относит к Отцу и Сыну, к Сыну и Святому Духу, дела Отца именует делами Сына и Святого Духа на том основании, что во всех трех Лицах нужно разуметь одну и туже Божественную сущность. «Если, говорит Афанасий Великий, блаженный Павел о Святом Духе учит, что Дух Святый есть залог наследия, то Давид наследием именует Господа... И еще, если Господь говорит о Себе: Я хлеб живый, сшедший с неба, – то в другом месте Святого Духа именует хлебом небесным, говоря: хлеб наш насущный дай нам на сей день. Ибо Он научил нас в молитве просить в нынешнем веке хлеба насущного, то есть – будущего, начаток которого мы имеем в настоящей жизни, причащаясь плоти Господней, как Сам Он сказал: хлеб, который Я дам, есть плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира. Ибо плоть Господа есть Дух животворящий, потому что от Духа животворящего зачата, а рожденное от Духа есть Дух»²³⁶⁴. Очевидно, для св. отца причащаться плоти Господа, отданной Им за жизнь мира, и вкушать начатки Духа – совершенно одно и тоже. Взору св. Афанасия в данном месте как бы предносится то время, когда будет Бог всяческая во всех, когда в царстве славы вполне откроются благодатные дары св. Духа и пищей для верующих будет служить ближайшее общение с Пресвятой Троицей. Выходя из этой точки зрения, он говорит, что «начаток» такой пищи, – теснейшего общения с Божеством, – мы верующие имеем уже в настоящей жизни, когда принимаем в себя хлеб

—475—

живый, сшедший с неба, т. е. плоть Господа, которую Он отдал за жизнь мира, или, что тоже, Духа животворящего, так как Писание одинаково именует и Христа Иисуса – хлебом живым, сшедшим с неба, и Духа Святого – хлебом небесным, насущным будущим²³⁶⁵, притом и плоть Спасителя «зачата от Духа». Следовательно, вкушая плоть Спасителя, мы приобщаемся в ней Господа Сына Божия и Духа Святого, а потому Сын и Дух едино по существу; последнее и нужно было доказать Св. Афанасию. Но не следует ли, однако, из этого рассуждения св. отца, что мы, причащаясь Евхаристии, на самом деле, реально не принимаем в себя плоти Господней, но чрез символы последней только удостаиваемся даров св. Духа, входим в общение только с Божеством? Против такого понимания говорят следующие данные. Преследуя свою предположенную цель – доказать равенство Сына Божия и Духа Святого, Афанасий Великий, однако, замечает, что начаток будущего хлеба, который мы вкушаем в настоящей жизни, причащаясь Евхаристии, есть именно плоть Господа, причем присовокупляет слова Спасителя, что это та самая плоть, которую Он (Христос Спаситель) однажды отдал за жизнь мира. Плоть же Господа св. Афанасий называет Духом животворящим на том только основании, что 1) «она от Духа животворящего зачата», 2) потому что она есть не обыкновенная плоть, а рожденная от Духа, дух²³⁶⁶. Последним выражением он хотел сказать: плоть

—476—

эта не смертная, человеческая плоть; будучи воспринята Богом Словом в свою Ипостась, она весьма естественно

—477—

может быть названа Духом животворящим, поскольку она причастна природе Божества. Во всяком случае нужно помнить, что в данном месте св. Афанасий имел в виду не выразить свой взгляд на Евхаристию, а ответить совсем на другой вопрос.

Что же касается Евхаристии, то в отношении к ней он говорит только, что сообщаемая нам евхаристийная плоть есть не простая – человеческая, а ипостасно соединенная с Божеством, вследствие чего она и служит для вкушающих ее начатком будущей, вечно-неизменной пищи, залогом к наследию нетления в нескончаемом царстве славы.

Итак, хотя и мало имеем мы данных из творений св. Афанасия для суждения о его взгляде на таинство Евхаристии, тем не менее эти данные существуют и ясно показывают, что 1) не будучи символистом, он верил в реальное присутствие в ней Иисуса Христа, 2) исповедовал, что евхаристическое тело Христово тождественно с тем, которое Он принял от Девы Марии и с которым вознесся затем во славе на небо, и 3) учил, что чрез причащение мы получаем залог нетления, вступаем в общение с Господом, «обожаемся». Но он вовсе не касался вопроса: как совершается то, что хлеб и вино св. таинства истинно соделываются телом и кровью Христа-Спасителя, равно как не раскрывал и учения об Евхаристии, как жертве.

А. Кириллов

—478—

I.

Среди всех видов человеческой речи проповедь занимает совершенно исключительное положение, как слово жизни. Проповедник научает своих слушателей истинной жизни, т. е. он не только открывает им, в чем состоит истинное и правое в противоположность ложному, но и показывает им, в чем состоит действительная духовная жизнь в отличие от жизни внешней, временной, призрачной, – и не только показывает, но и научает их жить этой действительной жизнью. Но жизни, именно действительной внутренней жизни, нельзя научить словом в его отрешенности от жизни, но можно научить только жизнью и только таким словом, которое исходит из жизни. Неразрывное отношение к жизни самого проповедника составляет первую стихию проповеднического слова. Здесь на первом месте жизнь и затем слово, как живое дело. В этом отношении проповедь можно сравнивать с ораторской речью; но между ними то существенное различие, что в ораторе личность действует на слушателей искусством, внешним обликом, в нем действие личности есть только образ, или форма, или внешняя сторона речи. И нравственные требования классической риторики не выходили из пределов искусства психологического действия на сердце и всецело ограничивались тем, чем оратор должен казаться для слушателей. Напротив, в христианском проповеднике на первом месте

—479—

внутренняя действительная жизнь его, внутренний подвиг. Здесь не искусство, а самая жизнь духовная. Посему рассматривать проповедь изолированно от духовной жизни проповедника значит ложно понимать проповедь. Первый вопрос гомилетики, ее краеугольный камень – это вопрос о том, каков должен быть проповедник.

II.

В раскрытии мысли о зависимости успехов проповеди от нравственных качеств и личной жизни проповедника мы должны следовать от общего к частному и от предшествующего психологически к позднейшему. Мы должны начать с того, каким проповедник должен быть прежде, чем он приступит к проповеданию Слова Божия, что он должен иметь общего со всяким истинным христианином.

Всем христианам заповедано прославлять Бога своею жизнью, добрыми делами (Мф.5:16)²³⁶⁷. От этого долга не свободен и проповедник, совершающий «служение слова». Сам Христос, наш единый учитель (Мф.23:8), выступил на служение благовествования не прежде, чем победил искушения (Мф.4:17). И Он не только учил, но делал и учил (Деян.1:1). По Его наставлению (Мф.5:19) поступали (1Кор.4:16; 9:26. 27; 11:1; Флп.3:17; 2Фес.3:7–10) апостолы, заповедуя, в свою очередь, так поступать и своим преемникам, пастырям церкви (1Пет.5:3; 1Тим.4:12; Тит.2:7). Весьма поучительно в данном отношении остановиться мыслью на тех путях, какими христианство проникало в среду язычества: оно проповедовалось не одним словом благовестников Христовых, но жизнью всех христиан. Об этом свидетельствует св. Иустин Философ в 1 апол. гл. 16. «Господь Иисус Христос, пишет он, увещевал нас терпением и кротостью отводить всех от постыдных дел и пристрастия к злу. Это я могу показать на многих из наших,

—480—

которые из наглых и свирепых переменились, будучи побеждены или тем, что насмотрелись строгости жизни своих соседей (христиан), или тем, что видели в спутниках чудное терпение в перенесении обид, или из опыта узнали нравы тех людей, с которыми соприкасались по делам». В том же направлении учители церкви оставили многочисленные наставления. Св. Иоанн Златоустый, высказавший много прекрасных замечаний о проповедничестве в 4 и 5 словах о священстве, в первом из них пишет, между прочим: «Главнейшая цель учения та, чтобы и делами и словами привести поучаемых к той блаженной жизни, которую предписал Христос, – и каждая из этих двух частей (т. е. дел и слов) имеет нужду в другой, чтобы здание было совершенно». Также блаж. Августин пишет: «Как бы ни была возвышенна проповедь наша, но в действительной победе над слушателями всегда более имеет весу и силы жизнь проповедника, нежели слово его» («Христ. наука», кн. IV, LIX). Много подобных наставлений дает св. Григорий Великий в «Правиле пастырском», где мы читаем: «Каждый проповедник должен учить более делами, нежели словами» (ч. III, ХLIІ) и т. д. В нашей отечественной известной книге о должностях пресвитеров приходских отдельно трактуется об учении словом и учении делом.

Только слово того проповедника, который сам живет так, как учит жить других, может быть искренним, а искренность есть необходимое условие действия слова на волю слушателей.

III.

Добрая жизнь кроме того, что служит хорошим образцом для слушателей проповеднического слова, имеет то особое значение для самого проповедника, что дает ему духовную опытность.

Учение Господа Иисуса Христа производило на народ необычайное действие (Ин.7:46), потому что Он Сам был свидетелем Своего учения (8:18). Правда, Он говорил не от Себя, Он делал и говорил так, как научил Его Отец (8:28; 14:10), говорил истину, которую слышал от Отца (8:40); но слышание от Отца не было

—481—

с Его стороны внешним восприятием истины, рассудочным познаванием, а было опытным обладанием истины, внутренним переживанием ее. Он жил жизнью Отца Небесного (10:30) и потому истина, которую Он слышал от Отца, пребывала в Нем (Еф.4:21; Ин.14:6). Он опытно знал, Он видел и слышал у Отца то, о чем говорил (3:11. 32). Это исключительное отношение Христа Иисуса к Богу Отцу придавало Его проповеди ту особенность, что Он был именно свидетелем истины. Он не выводил истины из каких-либо данных, или предпосылок, как это делают философы, Он не доказывал ее логическими доводами, – нет, Он только свидетельствовал о том, что видел и что слышал у Отца (Ин.3:11. 32)²³⁶⁸.

Также апостолы были собственно свидетелями той истины, которую проповедовали. И их положение среди слушателей было особенным: они были очевидцами жизни, деяний, страданий и воскресения Христа (Деян.1:21. 22; 2Пет.1:16) и слышателями Его слов; они были уполномочены от Него Самого свидетельствовать о Нем (Ин.15:26. 27: Деян.1:8). В этом было их великое преимущество. Они являлись пред слушателями очевидцами божественной жизни, которая явилась во Христе. О том, что было от начала, пишет апостол, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни (ибо жить явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам), – о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами: а нагие. Общение – с Отцом и Сыном Его, Иисусом Христом (1Ин.1:1–3).

И преемники апостолов в деле христианской проповеди также должны быть свидетелями божественной истины, принятой ими по преданию от Христа и апостолов. В этом

—482—

именно свидетельствовании христианской истины задача проповедника. В способности свидетельствовать о ней, а не в чем-либо другом и, в частности, не в учености, хотя бы богословской, лежит основание проповеднического призвания (ср. Деян.1:21. 22). Но чем приобретается для него самая эта возможность? Очевидно, не теми особыми историческими условиями, в которые были поставлены апостолы, а доступными для него условиями психологическими – духовной опытностью. Прежде чем выступить благовестником Христовым, христианин должен сам пережить истину, открытую Христом и проповеданную апостолами, опытно убедиться, что следование Христу действительно дает блага, обетованные Спасителем; он должен действительным переживанием приобщиться той духовной жизни, которая проистекает от Христа, внутренне сродниться с Христом, воспринять в себя от Его Духа Святого. Эта духовная опытность на языке Слова Божия называется помазанием от Св. Духа и представляется не исключительною особенностью проповедника, но свойственной каждому истинному христианину (1Ин.2:20. 27). Проповедник же должен обладать им преимущественно, иначе он может сообщить своим слушателям только знание слов, а не самой истины. «Кто ведет речь о духовном, не вкусив того сам, пишет св. Макарий Великий («Добротолюбие», т. I, изд. 3, стр. 220), тот уподобляется человеку, который при наступлении дневного зноя идет пустым полем и, томясь жаждой, описывает источник, струящийся водой, изображая себя пьющим, тогда как засохли у него уста и язык от палящей их жажды... Так, если ведут речь о совершенстве, о радовании или о бесстрастии не ощущавшие в себе их действенности и удостоверения их; то на деле не все бывает так, как они говорят. Иное дело – рассуждать о хлебе и о трапезе, а иное дело – есть и принимать в себя хлебную питательность и укрепляться всеми членами. Иное дело – на словах поговорить о самом сладком питии, а иное – пойти и почерпнуть из самого источника и насытиться вкушением сладкого пития. Так и в духовном: иное дело – одним ведением и умом объяснять себе сказанное, а иное дело – существенно, на самом деле, с несомненно-

—483—

стью, во внутреннем человеке и уме иметь сокровище, благодать, внушение и действие Святого Духа. Произносящие одни только слова мечтают и надмеваются своим умом».

Духовная опытность проповедника порождает в слушателях доверие к его слову: они чувствуют, что слышат человека, на которого можно положиться, который свидетельствует о том, что «видел и слышал». На сколько велико в человеке стремление найти авторитет в области истины, на столько решающее значение в деле убедительности проповеднического слова имеет это доверие, порождаемое в слушателях духовной опытностью проповедника.

IV.

Добрая жизнь и духовная опытность не составляют обязанностей исключительно проповедника, но требуются от каждого истинного христианина, хотя понятие духовной опытности есть уже более тесное и более характеристичное для проповеднической деятельности. Но мы должны идти еще далее в этом направлении, мы должны говорить теперь о том, что составляет специфический признак истинного проповедника с первых шагов его деятельности. Это есть особое призвание благовестника Христова.

Под призванием проповедника следует разуметь и «глагол Божий к нему» (Лк.3:2) и собственное внутреннее влечение.

Истинный благовестник Христов есть тот, кто призван к сему служению Богом, кто послан от Него. Как проповедовать, если не будут посланы? вопрошает апостол Павел (Рим.10:15). Провозвестники воли Божией, ветхозаветные пророки выступали на свое служение каждый по особому призванию Божиему, ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым (2Пет.1:21). Сам Господь наш Иисус Христос не Сам Себе присвоил славу (Евр.5:5) быть провозвестником воли Божией, но Он был послан на то от Бога, Он был учитель пришедший от Бога и Его учение было учением Пославшего Его (Лк.4:43; Ин.3:2. 34; 7:16

—484—

8:28. 29; 14:24). Апостолы, как показывает самое название их, были посланниками Христа на дело проповеди, были избраны им к благовестию Божию (Лк.9:2; 10:3; Ин.17:18; Рим.1:1 и мн. др.).

Призвание Божие встречает или порождает в истинном проповеднике внутреннее влечение к «служению слова» Божия. Ты влек меня, Господи, восклицает древний пророк, и я увлечен: Ты сильнее меня и превозмог; и я каждый день в посмеянии, всякий издевается надо мною... И подумал я: не буду напоминать о Нем, и не буду более говорить во имя Его; но было в сердце моем, как бы горящий огонь, заключенный в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог (Иер.20:7. 9).

Господь наш Иисус Христос дело благовествования считал для Себя столь естественным, сколь естественно в нас все, вложенное в нашу природу от рождения: Я на то родился, сказал Он Пилату, и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине (Ин.18:37). Свое внутреннее призвание к возвещению воли Божией Он сравнивал с естественными потребностями в пище и питии и совершение воли Отца – с питанием. После беседы с самарянкой у колодезя Иаковлева, Он говорил Своим ученикам, отлучавшимся за покупкой пищи: у Меня есть пища, которой вы не знаете. Моя пища есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его (Ин.4:32. 34). Также апостолы проповедовали слово Божие не принужденно, но охотно: если я, пишет ап. Павел, благовествую, то нечем мне хвалиться, потому что это необходимая обязанность моя, и горе мне, если не благовествую! Ибо если делаю это добровольно, то буду иметь награду; а если недобровольно, то исполняю только вверенное мне служение (1Кор.9:16. 17; ср. 1Пет.5:2).

По установившемуся в церкви Христовой порядку благовестниками слова Божия являются пастыри, которым в таинстве иерархического рукоположения подается Божие благословение на дело благовествования, «благодать учительного слова»²³⁶⁹. Пастырям церкви нужно при этом помнить,

—485—

что непрерывность иерархического рукоположения по отношению к «служению слова» имеет более глубокое значе-

—486—

ние, чем простое благословение от иерархической власти. Христианское «служение слова» имеет свое основание в Боге и ведет свое начало от самого Господа Иисуса Христа. В Его лице Слово, которое было у Бога, стало плотью, и обитало с нами, полное благодати и истины (Ин.1:1. 14), – учило нас на понятном для нас языке. От этого-то Слова Божия не должно быть отрываемо учение христианских проповедников: чтобы быть благовествованием Христовым, оно должно быть возвещением этого божественного Слова, оно должно быть исполнением заповеди Христовой и утверждаться на тех полномочиях, которые даны проповедникам в этой заповеди: идите, научите все народы, крестя их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се Я с вами во все дни до скончания века (Мф.28:19. 20). Посланничество от Самого Иисуса Христа или Его церкви на продолжение Его дела, на возвещение Его слова – это столь необходимое условие христианского проповедничества, что без него не может быть истинного проповедника. Кто не сознает себя посланником Христа, тот не христианский проповедник; кто не слышит Его призывающего голоса, возжигающего внутренний огонь и увлекающего, тот самозванец на ниве Христовой. Затем пастыри церкви должны помнить, что «глагол Божий» должен встречать в их сердце внутреннее влечение, внутреннее расположение к делу Христа. Напоминаю тебе, писал апостол Павел своему возлюбленному ученику Тимофею, возгревать дар Божий, который в тебе чрез мое рукоположение (2Тим.1:6). Если внешний глагол Божий к человеку не встречает

—487—

в нем внутреннего отклика, то с глаголом Божиим бывает то же, что с зерном, упавшим на места каменистые.

Призвание весьма важно для проповедника и ничем не может быть заменено.

Оно окружает проповедника ореолом священного достоинства и дает ему неустрашимость. Быть посланником Божиим, сознавать себя провозвестником божественного слова – это значит иметь в себе силу, которой не могут сокрушить никакие препятствия, которая преодолевает насмешки, гонения, презрение, изгнание, обиды, побои, заключение, которая не страшится ни власти, ни учености, ни суеверий толпы. Посылая пророка Иезекииля к народу еврейскому, – к людям непокорным, с огрубелым лицом и с жестоким сердцем, Господь говорил ему: а ты, сын человѣческий, не бойся их, и не бойся речей их, если волчцами и тернами будут для тебя и ты будешь жить у скорпионов; не бойся речей их, и не страшись лица их, ибо они мятежный дом... весь дом Израилев с крепким лбом и жестоким сердцем. Вот, Я сделал и твое лицо крепким против лица их, и твое чело крепким против их лба. Как алмаз, который крепче камня, сделал Я чело твое; не бойся их, и не страшись пред лицем их, ибо они мятежный дом (Иез.2:3–6; 3:7–9). – Апостолы, по слову Христа, не боялись убивающих тело, души же не могущих убить (Мф.10:28); терпя за благовествование Христово побои и заключения, они радовались тому, что за имя Господа Иисуса удостаивались принять бесчестие. И всякий день в храме и по домам не переставали учить и благовествовать об Иисусе Христе (Деян.5:41:42). Апостол Павел писал Ефесянам: молитесь о мне, дабы мне дано было слово, устами моими открыто с дерзновением возвещать тайну благовествования, для которого я исполняю посольство в узах, дабы я смело проповедовал, как мне должно (6:18–20).

Призвание в связи с духовной опытностью дает проповеднику энергию, настойчивость и неусыпность в служении слова. Непризванный проповедник не находит в себе энергии высказать то, что он знает – знает только из книг; совершенно обратное бывает с проповедни-

—488—

ком, опытно познавшим Христову истину и призванным к служению слова. Он говорит свободно, охотно, с увлечением. Завещание апостола своему ученику: проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещавай со всяким долготерпением и назиданием (2Тим.4:2 ср. Деян.15:36; 1Фес.2:12; 4:1; 1Тим.4:16) – может быть понятно и исполнимо только для того, кто совершает благовествование Христово с внутренним расположением, добровольно. Какое различие между этой заповедуемой апостолом неусыпностью и той холодностью непризнанных проповедников, которая выбирает времена для благовествования Христа!

V.

Св. Григорий Двоеслов в объяснение того, почему пророк Иеремия уклонялся от «должности проповедника», пишет: «Иеремия, стараясь чрез созерцательную жизнь более и более утвердиться в любви к Богу, хотел было уклониться от этой должности; он опасался, чтобы чрез принятие на себя должности проповеднического служения не лишиться плодов безмолвного созерцания». По смыслу этих слов, проповедническая деятельность вносит ту особенность в личную нравственную жизнь проповедника, что последняя применяется к слушателям, к их пользе. Это во всяком случае означает, что личная нравственная жизнь проповедника должна быть открыта для его слушателей, должна действовать на них. Жизнь проповедника должна быть преимущественно доброй жизнью, преимущественно выражаться в добрых делах и именно по отношению к слушателям, к их нуждам.

Господь наш Иисус Христос учил, по признанию самих слушателей, как власть имеющий, а не как книжники (Мк.1:22 и пар.). Что же давало Ему такую власть над слушателями? Его добрые дела. Народ изумлялся сочетанию в Нем премудрости с делами: что за премудрость дана Ему и как такие чудеса совершаются Его руками (Мк.6:2; Мф.13:54)? Дела Иисуса Христа были таковы, что все чрезвычайно дивились и говорили: все хорошо делает: и глухих делает слышащими, и немых – говорящими (Мк.

—489—

7:37), – весь народ радовался о всех славных делах Его (Лк.13:17).

Апостолы получили от Господа Иисуса Христа заповедь не учить только, но и совершать дела, достойные посланников Божиих (Лк.9:12 и пар.). Согласно этой заповеди, они повсюду благовествование слова соединяли с делами благотворения, исцеляли больных, изгоняли духов нечистых. Их благотворения делали их приятными для слушателей, так что бывала великая радость в том городе, в который они приходили (Деян.8:8). Народ внимал их словам и верил их учению, потому что видел дела, совершаемые их руками (Деян.8:6; 13:12 и мн. др.). Апостолы действовали по тому убеждению, что царство Божие не в слове, а в силе (1Кор.4:20; 1Фес.1:5 ср. Рим.15:25; Гал.2:10).

Как поступал Господь Иисус Христос, как поступали Его святые апостолы, так должны поступать и последующие проповедники слова Христова. Но как они уже не обладают обычно даром чудотворений, они должны благотворить естественными средствами. Благовестнику Христову надлежит быть к своим слушателям в самых близких отношениях: он должен принимать близко к сердцу их нужды и страдания, чтобы они привыкли видеть его сострадающим везде, где только постигает кого-либо из них скорбь. В таком случае голос проповедника для них будет не чуждым, но знакомым; они будут внимать не одним только его словам, но будут видеть пред собою живого, близкого к ним человека, он будет говорить им своим сердцем, и они будут внимать ему сердцем. Хорошо об этом предмете рассуждает св. Григорий Двоеслов: «Нельзя одобрить, пишет он, тех пастырей, которые посвящают свои занятия исключительно одним духовным предметам, так что внешние нужды паствы для них как бы не существуют... Пасомые, не видя в них сочувствия к своим нуждам, остаются, в свою очередь, равнодушны и к ним, пренебрегая большей частью их пастырскими наставлениями, хотя в существе своем и полезными, но слабо действующими на сердца их, мало к тому подготовленные и удовлетворением насущных потребностей не привлеченные. Выслушивая из

—490—

уст их обличения своего невежества и своих проступков, но не видя сочувственного сострадания к своим немощам и нуждам настоящей жизни, они неохотно слушают их духовные беседы, а еще менее выполняют то, что им внушается в них. Для нуждающихся в вещественных благах недействительны бывают уроки такого учителя, который не подает им руки помощи в претерпеваемых ими нуждах и не привлекает к себе милосердием. Семя слова Божия легко проникает в сердца их, возрастает и дает плоды тогда только, когда проповедник орошает и поливает его сострадательным милосердием к ним» («Пр. nacm.», I, 7) и т. д.

VI.

Любовь благовестника Христова к слушателям своим должна обнаруживаться не только в добрых делах, но и в его полном самоотречении. Говоря так, мы не только не выступаем за пределы проповеднической деятельности, но подходим к тому, что есть самое существенное в этой деятельности²³⁷⁰. В самом деле, какая последняя цель христианского благовествования? Явление жизни в слушателях (2Тим.1:10), – жизни истинной, вечной, божественной. Но очевидно, человеческое слово может произвести жизнь только в том случае, если оно действует не в словесной или литературной отрешенности от жизни и внутренней деятельности говорящего, а в качестве орудия живого влияния одного лица на другое, в качестве средства живого общения лиц, связанных «личными» чувствами. В этом смысле одно и то же слово в устах различных людей должно производить на слушателей различное действие; в этом случае важно не одно то, что. говорится, но и то, кем говорится. Жизнь произвести в другом может только тот, кто сам в себе имеет жизнь; в следствии не может быть того, чего не дано в причине. И этого мало. Как жизнь в другом может произвести только тот, кто в себе самом имеет жизнь, так и самое произведение жизни не может быть действием чисто

—491—

словесным или литературным, но должно быть живым воздействием одного лица на другое, жизненным делом.

Господь наш Иисус Христос Своим словом даровал нам жизнь вечную, как Сам Он сказал: истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в пославшего Меня имеет жизнь вечную (Ин.5:24). Почему же Его слово становится в нас началом истинной жизни? Потому, что Тот, от Кого исходит это слово, имеет в Себе истинную жизнь: ибо как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе (Ин.5:26). Посему Господь Иисус Христос не был только учителем, но был вместе и жизнодавцем: Он Свою жизнь передал людям, слушающим слово Его, – Он даровал нам истинную пищу, пребывающую в жизнь, Он Сам стал для нас истинным небесным хлебом, Он Себя передал нам, Свою плоть и кровь (Ин.6:27. 33. 35. 51. 53–58). Каким же образом Он передал нам Свою жизнь? Это было с Его стороны делом жизни, – это было дело самоотречения, смерти. Для того, чтобы люди, призванные Христом от тьмы к свету, имели жизнь в себе, Он положил за них жизнь Свою: Я пришел, говорил Он, для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком. Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь Свою за овец (Ин.10:10:11); Он плоть Свою отдал за жизнь мира (Ин.6:51). Здесь мы вступаем в область глубочайшей тайны передачи жизни от одного другому, тайны духовного рождения. Мы приближаемся к ней чрез образ рождения естественного. Брошенное в землю зерно, чтобы принести плод, должно прежде сгнить, умереть. Смерть является началом жизни – не одной жизни того, кто умирает, а жизни многих, которые нарождаются из смерти одного. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода (Ин.12:24). В этом дана основа возрождения человека. В области духовной жизни жизнепроизводительное значение смерти проявляется в двояком отношении: в отношении к самому умирающему и в отношении к другим людям. В первом отношении умерщвление плотской, видимой, жизни по вере в жизнь невидимую и божественную становится источником жизни

—492—

вечной, истинной: любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную (Ин.12:25). Мы должны всегда носить в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем (2Кор.4:10; Рим.8:13). Во втором отношении страдание и смерть одного человека, имеющего жизнь в себе, – страдание и смерть его за других становятся источником жизни для них: смерть одного за других делает из его жизни зерно, или зародыш жизни других. Так прежде всего Сам Иисус Христос, Который есть хлеб живый, сшедший с небес, стал нашим хлебом чрез смерть, понесенную Им за нас: Он отдал плоть Свою за жизнь мира, Он душу Свою положил за овец. Духовное рождение вполне подобно физическому рождению страданиями: здесь также имеют место не в метафорическом только смысле, но действительные муки рождения; но оно отличается от рождения физического тем преимущественно, что главной действующей силой в нем является любовь. Она именно выражает собою полноту жизни, передающейся другим; она лежит в основе самоотречения; она есть единственная причина, оживотворяющая смерть; она есть самый росток, пробивающийся к свету из мрака смерти. Без любви в этом случае – ничего, любовь – все. И смерть Христа за нас была следствием любви – любви божественной (Ин.3:16), любви Его Самого: нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин.15:13).

Подобно тому, как в наших жилах течет кровь Адама, так наша духовная жизнь есть явление в нас жизни Христа: духовно мы живем Христом (Ин.6:57 и мн. др.). И подобно тому, как жизнь органическая может быть только непрерывной и действительно живет только тот человек, который не отделен на протяжении тысячелетий от жизни Адама смертью (ведь всякий отец, умирающий в свое время, производит детей при жизни своей); так и духовно жив только тот (христианин), кто чрез протяжение веков соединен со Христом чрез преемство Его непрерывно продолжающейся жизни. Неугасимый огонь Весты служит хорошим образом непрерывности христианской жизни: пусть хоть раз погас этот

—493—

огонь, – можно снова возжечь огонь, но это уже не тот, который многие годы назад воспламенили предки. Так и духовная жизнь идет непрерывно чрез столетия и передается путем стольких же духовных рождений, сколько нарождается в христианстве духовных детей.

Отсюда понятно, в чем состоит призвание и сколь велико значение христианских благовестников: они служат делу духовного рождения чад Христовых, делу непрерывной передачи жизни Христовой, Его любви. Таковы были апостолы. Они были посланы Христом в качестве свидетелей Его учения (Ин.15:27); но их служение миру не было только словесным, а было жизненным: как от Христа они не только слышали учение, но были возлюблены Им и чрез то сделались причастниками Его вечной жизни (Ин. 15, 16:17), так и сами они должны были послужить явлению в мире любви Христовой и Его вечной жизни. Христос, пишет ап. Павел, явил жизнь и нетление чрез благовестие, для которого я поставлен проповедником и апостолом и учителем (2Тим.1:10). Потому-то благовествование, к которому были призваны апостолы, необходимо соединялось для них со страданиями, с муками рождения и даже смертью плодоносящего зерна. За благовествование, пишет тот же апостол, я страдаю даже до уз, как злодей; я все терплю ради избранных, дабы и они получили спасение во Христе Иисусе с вечною славою (2Тим.2:9. 10). Мы, пишет он Фессалоникийцам, из усердия к вам, восхотели передать вам не только благовестие Божие, но и души наши, потому что вы стали нам любезны (1Фес.2:8). Апостолы называют своих учеников детьми, потому что их соединяют со слушателями узы духовного рождения. Прошу тебя, пишет тот же апостол Филимону, о сыне моем Онисиме, которого родил я в узах моих (ст. 10) и т. д. Этот апостол в необычайно трогательных чертах и неоднократно описывает страдания духовного деторождения. Нам, пишет он Коринфянам, – нам, последним посланникам, Бог судил быть как бы приговоренными к смерти; потому что мы сделались позорищем для мира, для ангелов и человеков. Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии… мы как сор

—494—

для мира, как прах, всеми попираемый доныне. Не к постыжению вашему пишу сие, но вразумляю вас, как возлюбленных детей моих... Я родил вас во Христе Иисусе благовествованием (1Кор.4:9–15). То же в 2Кор.4:5–12 и особенно ст. 12: смерть действует в нас, а жизнь в вас: ср. 6:3–10; 12:15; 13:9: мы радуемся, когда мы немощны, а вы сильны; Гал.4:19: дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос и др. Легко понять, что апостолов соединяла с их учениками любовь самая глубокая. Это прежде всего была та любовь Христова, с которой апостолы вышли на проповедь, которая легла в основу их благовествования. Бог – свидетель, пишет ап. Павел Филиппийцам, что я люблю всех вас любовью Иисуса Христа (1:8). Но затем страдания благовествования, терпимые ими ради избранных и поучаемых, делали для них дорогими тех, ради кого они страдали и умирали. В самом деле, как для зерна, которое умерло и дало плод, этот плод есть все, в нем жизнь умершего зерна, так и для апостолов, которые передавали своим слушателям благовествование Христово вместе со своими душами (1Фес.2:8), со своей жизнью, все дорогое было сокрыто в их духовных детях, – в них была их радость, их жизнь, их слава, их похвала. Для меня, пишет ап. Иоанн, нет большей радости, как слышать, что дети мои ходят в истине (3Ин.1:4). Вы, пишет ап. Павел Коринфянам, – вы – письмо Христово, чрез служение наше написанное не чернилами, но Духом Бога живого, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца (2Кор.3:3). Уста наши, отверсты к вам, Коринфяне, сердце наше расширено. Вам не тесно в нас (6:11. 12). Вы в сердцах наших, так чтобы вместе и умереть и жить. Я много надеюсь на вас, много хвалюсь вами, я исполнен утешением, преизобилую радостью, при всей скорби нашей (7:3. 4). Кто наша надежда, пишет тот же апостол Фессалоникийцам, или радость, или венец похвалы? Не вы ли пред Господом нашим Иисусом Христом в пришествие Его? Ибо вы слава наша и радость (1Фес.2:19. 20). Мы, при всей скорби и нужде нашей, утешились вами, братья, ради вашей веры. Ибо теперь мы живы, когда вы стоите, в Господе. Какую благодарность можем мы

—495—

воздать Богу за вас, за всю радость, которою радуемся о вас пред Богом нашим, ночь и день всеусердно молясь о том, чтобы видеть лице ваше и дополнить, чего недоставало вере вашей (3:7–10)? Вообще послания ап. Павла второе к Коринфянам и первое к Фессалоникийцам представляют яркое свидетельство глубокой любви, наполнявшей сердце апостола. Впрочем, о том же свидетельствуют и другие послания его (Флп.1:7–9; 2:12; 4:1; Кол.2:5; Рим.1:9–12).

Тот же путь и такой же характер благовестнической деятельности апостолы заповедали своим преемникам в деле благовестнического служения (2Тим.1:8; 4:5). И действительно, история и писания знаменитых христианских проповедников представляют многочисленные доказательства их самоотверженной деятельности, их глубокой любви к своим слушателям. Так – ограничимся только немногим – св. Иоанн Златоустый однажды, после вынужденного болезнью непродолжительного перерыва своей проповеднической деятельности, начал свою беседу (на притчу о должнике десятью тысячами талантов и пр.) такими словами: «Как будто возвратился я к вам из дальнего пути, – так чувствую себя сегодня. Для любящих, когда им нельзя быть вместе с любимыми, нет никакой пользы от близости. Потому и мы, оставаясь дома, чувствовали себя ничем не лучше странников, так как не могли в прошедшее время беседовать с вами. Но простите: это молчание было не от лености, а от болезни. Теперь вы радуетесь тому, что мы освободились от болезни; а я радуюсь, что снова наслаждаюсь вашей любовью. Для меня, и тогда, как я был болен, тягостнее самой болезни было то, что я не мог участвовать в этом любезном собрании; и теперь, как оправился от болезни, вожделеннее самого здоровья то, что имею возможность наслаждаться вашей любовью» и т. д. Он же, прощаясь с (константинопольской) паствой при отправлении в ссылку, говорил своим слушателям так: «Вы мне отцы, вы мне жизнь, вы похвала. Если вы успеваете, я прославляюсь, так что моя жизнь и богатство находятся в вашей сокровищнице» и т. д. Какой искренней и глубокой любовью проникнуты эти слова Христова благовестника.

—496—

Вот образцы, которым должны подражать и современные проповедники. Самым сильным мотивом благовестнической деятельности должна быть любовь проповедника к слушателям, сострадание к ним.

О Господе Иисусе Христе евангелист повествует: Иисус увидел множество народа и сжалился над ними, потому что они были, как овцы, не имеющие пастыря; и начал учить их много (Мк.6:34; Мф.9:36).

И если каждый проповедник не имеет в сердце своем такой же жалости к требующим научения, то он не может быть благовестником Христовым.

С этим общим настроением любви в проповеднике должны соединяться (ср. 1Кор.13:4–7), в частности, кротость, снисходительность и бескорыстие – по примеру (1Фес.2:7. 9; 2Фес.2:7–10; 1Кор.9:1–22) и наставлению (2Тим.2:24. 25) апостолов. В том же направлении и духе действовали и наставляли действовать св. отцы и учители церкви. Так св. Игнатий пишет епископу Смирнскому Поликарпу: «Снисходи ко всем, как и к тебе Господь. Носи немощи всех. Если любишь только добрых учеников, еще нет тебе за это благодати: лучше худых покоряй кротостью» (гл. I и II). Также св. Иоанн Златоустый в беседе на 1Тим.2:25 и мн. др.

VII.

Проповедническая деятельность должна иметь характер пастырского душепопечения. Вместе с этим мы утверждаем, что указанные нами нравственные требования имеют отношение только к проповеднической деятельности, а не к другим сторонам пастырского служения, что пастырское душепопечение, поэтому, совпадает с делом проповедничества.

Предъявляемые к пастырям нравственные требования выступают, прежде всего, за пределы, которые начертываются задачами служения священнодействий. С одной стороны, мы видим, что дело духовного рождения решительно связывается со служением благовествования. Так апостол Павел более, чем другие апостолы, послужил этому делу духовного рождения чад Христовых, вполне испытал

—497—

муки духовного деторождения и заслужил вполне право назваться отцом многих рожденных во Христе Иисусе: и однако известно, что он был послан Христом не крестить, а благовествовать (1Кор.1:17), посему для него дело духовного деторождения было связано с благовествованием, а не с совершением таинства крещения²³⁷¹, и следует буквально понимать его слова к Коринфянам: я родил вас во Христе Иисусе благовествованием (1Кор.4:15). С другой стороны, служение тайнодействий, по изображению его в таких авторитетных православных сочинениях, как известная книга «О должностях пресвитеров приходских», требует от священнослужителя только веры и благоприличия, нравственные же качества пастыря в этой книге излагаются во главе об учении.

Пастыри, как правители христианского общества, как устроители церковной дисциплины (и суда), вообще канонического порядка жизни, находятся к пасомым во внешне-юридических отношениях. С характером таких отношений вполне согласно как то, что собственная деятельность правителей церкви определяется более или менее точной регламентацией, так и то, что служение управления христианским обществом совершается пастырями в значительнейшей части коллективно.

Иное нужно сказать о служении духовного руководительства, или пастырского душепопечения. Это есть для пастыря не внешнее служение, а служение жизни; оно требует от него высоких нравственных качеств, тяжелого внутреннего подвига, глубокой любви и истинного самоотречения. По этим требованиям пастырское служение духовного руководительства пасомых однородно с изображенной выше проповеднической деятельностью. Но это совпадение не тем объясняется, что для изображения благовестнической деятельности нами взяты краски из другой области, а тем, что и на самом деле проповедническая деятельность и духовное руководительство пасомых должны быть связаны между собою неразрывно. Духовное руководительство есть во всех своих видах не что иное, как благовестниче-

—498—

ская деятельность; иначе сказать, проповедническая деятельность должна иметь всегда и непрерывно характер пастырского душепопечения. И действительно, какое можно указать основание для того, чтобы речи священников с церковной кафедры к прихожанам о предметах веры называть проповедями, а их же речи к тем же прихожанам и с тем же содержанием вне храма таким именем не называть? Разве здесь решающее значение имеет то, что в храме священник имеет много слушателей, а вне храма – немногих и даже, может быть, одного? Или здесь важное значение имеет та разница, что из посетителей храма большая часть обыкновенно не чувствует особенной нужды в определенном научении и готова, если только готова, слушать всякое христианское наставление, тогда как собеседники пастыря вне храма обычно носят каждый на себе особый отпечаток и каждый из них имеет определенную духовную жажду – одна семья нуждается в умиротворении, другая в утешении, здесь зовет пастыря к себе умирающий, там – колеблющийся в вере? Или исключительное основание для названия пастырской речи с церковной кафедры именем проповеди в том, что она обычно составляется предварительно по известной гомилетической форме и произносится по тетрадке, тогда как его беседа вне храма бывает живой речью и льется свободно из его сердца? Но разве Господь наш Иисус Христос учил только в храме и синагогах, а не учил по большей части в поле, на улице, при реке, по дороге, в частном доме? Разве Он проповедовал только многочисленным слушателям, а Его беседы с Никодимом, самарянкой, сестрами Лазаря уже не были проповедью? Разве Его учение не было всегда живой безыскусственной речью и не отвечало самым сердечным запросам слушателей – всех и каждого в отдельности? Учение о духовном возрождении Он раскрыл в беседе с Никодимом, учение о воскресении Он разъяснял в утешение Марфе и Марии... Его учение менее всего можно сравнивать с философской системой, в которой каждый частный вопрос вызывается только отвлеченной последовательностью мысли и которая не хочет знать частных особенностей учеников. Учение Свое Иисус Христос открывал

—499—

всегда с той стороны, с которой оно было доступно Его слушателям, имело точки соприкосновения с их духовным развитием и состоянием, – всегда в ответ на запросы того или другого из слушателей, то утешая, то порицая, то ободряя, – всегда руководя душами. Он был нераздельно на каждый момент учитель и пастырь. Тот же характер благовестнической деятельности Он заповедал и ученикам своим: идите, научите все народы, крестя их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам (Мф.28:20). Не совпадает ли пастырская душепопечительность с «научением соблюдать все, что заповедал» Господь (διδασκαλια): но это «научение соблюдать все, что заповедал» Господь, можно ли отрывать от того научения, которое предшествует крещению (μαϑητεια)?... Апостолы поступали согласно этой заповеди: они учили не только в церквах и всенародно, но и по домам... каждого (Деян.5:42; 20:20. 31). Также понимали проповедничество отцы и учители церкви. Прочитайте, напр., наставления св. Григория Великого о содержании проповеди применительно к лицам и состояниям, и скажите, – если отделять душепопечение от проповедничества, – к чему относятся эти наставления, к первому или второму. В нашей отечественной книге «О должностях пресвитеров приходских» указываются пять видов учения, которое «должен священник к народу предлагать»: 1) учить вере; 2) изобличать ереси и суеверия; 3) «развращенных в беззаконии исправлять; 4) правоверных и честных в добродетельном житии наставлять и утверждать; 5) печальных и отчаивающихся утешать и восставлять». В этой книге предписывается пастырям учить не только в церквах по воскресным и праздничным дням, но и по домам, благовременно и безвременно, приватно и уединенно, следить, подобно пастырю, оставляющему девяносто девять овец ради отыскания одной заблудшей, за нравственным состоянием каждого прихожанина и предлагать каждому соответствующую пищу и лекарство...

VIII.

Если различать проповедь миссионерскую от дидаскалии, то легко видеть, что каждая из них одинаково требует

—500—

от пастыря внутреннего подвига и нравственного делания. Научение «соблюдать все, что заповедал Господь» есть именно пастырское душепопечение в общепринятом смысле этого слова; а проповедь миссионерская, как имеющая прямой целью духовное рождение чад Христовых, именно по этой цели должна иметь характер христианского дела, а не литературного или словесного занятия. Проповедь, как простое христианское научение, есть уже живое дело христианской любви и самоотречения, и понимать ее иначе, т. е. в смысле только теоретического занятия, значит понимать ложно. Даже школьное научение Закону Божию не может иметь надлежащих успехов, если оно бывает для законоучителя только теоретическим занятием. Нельзя без удовольствия читать слова известного педагога, К. И. Яновского: «Успех преподавания Закона Божия в учебном заведении, с целью развития в учащихся христианской любви, зависит, главным образом, от личности законоучителя. Законоучитель должен быть проникнут убеждением, что его преподавательская обязанность заключается в развитии в учащихся христианских качеств – любви к Богу и к ближнему. Но, чтобы достигнуть этого, он сам должен быть преисполнен христианской любви вообще, а к детям в особенности; так как только при этом условии он будет иметь на них нравственное влияние и может рассчитывать на расположение и уважение к себе со стороны детей, т. е. на такие их качества, с помощью коих он легко может влиять, с помощью слова Божия, и на развитие в них христианских качеств – любви к Богу и ближнему» (Рус. шк. 1898, № 7–8, стр. 85).

Но возражение против душепопечительного характера проповеднической деятельности может идти совершенно с противоположной стороны. Могут сказать: что миссионерская проповедь, имеющая целью духовное рождение чад Христовых, должна быть делом пастырской жизни, влиянием личности проповедника на волю слушателей, это весьма понятно; но проповедь, имеющая слушателями уже духовно возрожденных христиан и целью – поддержание и возрастание в них духовной жизни, легко может обходиться без влияния личности проповедника на волю слушателей. На этой точке зрения стоят немецкие гомилеты,

—501—

следующие Шлейермахеру и не признающие за проповедником права воздействовать на волю слушателей. Точно с таким же возражением гомилетика того направления, которое мы признаем должным, встречается в другом месте, именно там, где она утверждает, что проповедь имеет своей существенной задачей научить слушателей евангелию, что она всегда должна быть учительна²³⁷², на что и возражают, что такой должна быть, собственно, проповедь миссионерская, проповедь же, обращенная к духовно возрожденным христианам, не имеющим нужды в научении, должна не научать, а выражать чувства, одушевляющие христианское общество. Такое возражение во всей определенности идет также со стороны немецкой гомилетики известного направления. Что сказать на такие возражения? Такие гомилеты совершенно упускают из внимания то, что для других не подлежит сомнению, именно, что, в случае различения миссионерской проповеди от дидаскалии, последняя должна быть признана совпадающей с душепопечительной пастырской деятельностью. Самое же главное, что должно указать в ответ на приведенные возражения, что то, что не следует совершенно порывать связь между дидаскалией и проповедью миссионерской, – не следует думать, будто слушатели проповеди из христиан не имеют нужды в научении. Представьте себе те тысячи простецов в вере, которые наполняют наши сельские храмы, и скажите, не нуждаются ли они в христианском научении, не народ ли это, сидящий во тьме? А жители наших городов, столь во многом отличающиеся от сельских жителей и столь превосходящие их образованностью, не такие же ли это простецы в делах веры? Но пусть многие, очень многие из слушателей церковной проповеди знают евангелие; но это знание не подавляется ли во всех и всегда тьмой страстей и заблуждений до такой степени, что мы, именующие себя христианами, многого в евангелии видя не видим и слыша не слышим? В нашем современном христианском обществе не только много пороков, которые совершаются нами по слабости нашей воли, когда мы хотим делать доброе и по внутреннему человеку на-

—502—

ходим удовольствие в законе Божием, но у нас много заблуждений, которые закрывают от нас свет евангелия и которые для нас заменяют евангельское учение, мы многое делаем как христианское такое, что на самом деле не есть христианское. Совершенно ложно думают, будто знать евангелие весьма легко, и будто все мы, составляющие христианское общество, знаем евангелие. Просто евангелие для чистых сердцем, но для нашего общества многое в нем сокрыто, наше христианское общество столь нуждается, собственно, в евангельском научении! Но согласимся и с тем, что члены современного христианского общества знают евангельское учение. Однако, кто станет отрицать, что для многих из них это есть знание теоретическое, не сопровождающееся духовным перерождением, – знание книжное, мертвое. Как еще много здесь дела для истинного проповедника, для его живого, трогающего, убеждающего и возрождающего слова. Только живое слово проповедника может придать дух и жизнь этому теоретическому знанию и в его слове одинаково нуждаются простец и ученый богослов²³⁷³. Ф. М. Достоевский в лице о. Зосимы мастерски начертил образ такого проповедника, который живым словом привлекает к себе сердца всех, простецов и ученых, – а ведь этот образ, будем помнить, снят с живой действительности. Наконец, даже пережив духовное возрождение, человек-христианин не становится выше нужды в живом возрождающем слове проповедника. Духовное возрождение по отношению ко времени своего совершения не может быть сравниваемо с рождением физическим. Физически человек рождается в полноте органической жизни; не таково рождение духовное. Ветхий человек живет в нас и после того, как мы рождаемся духовно; в членах наших продолжает действовать закон греха и тогда, когда мы соуслаждаемся закону Божию. Христианин все время своей жизни нуж-

—503—

дается в возрождающем слове проповедника²³⁷⁴... И ныне, и в нашем христианском обществе – жатвы много и много требуется делателей...

IX.

Указывая последнюю цель проповеди в духовном возрождении слушателей и средство для достижения этой цели – в любви проповедника, в подвиге его самоотречения, путем которого христианская жизнь непрерывно передается из поколения в поколение, мы, однако, были бы далеки от истины, если бы не ограничили своей мысли. Самоотречение проповедника – это то, что требуется от человека для содействия божественным целям, но, собственно, действующая сила в возрождении человека есть божественная благодать. В этом деле насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий. Насаждающий и поливающий суть только соработники у Бога, а возрожденные суть Божия нива, Божие строение (1Кор.3:7–9). По существу это нисколько не изменяет сказанного о пути, которым христианская жизнь передается из поколения в поколение: сила Божия действует человеческими средствами, – возращает то, что сеет и поливает человек; но для отдельных случаев здесь дана возможность неограниченных исключений. Эти исключения возможны в двояком отношении. Прежде всего, может быть, без результата полнота человеческих усилий, может быть бездейственно слово проповедника, исполненного любви, самоотверженного и неутомимого. Здесь обильное сеяние, обильная поливка, но нет действия возращающей силы Божией или потому, что нива недостойна этого, или по другой какой причине... Эту ограниченность в действии проповеди кратко выразил св. апостол Иоанн, сказав: кто не от Бога, тот не слушает нас (1Ин.4:6). Но исключение возможно и в совершенно обратном отношении, – возможно, что слово проповедника не искреннее, не подтвержденное примером собственной его жизни, западет глубоко в душу слушателя и принесет обильный плод. Мы снова должны оговориться,

—504—

что подобные случаи, как бы ни были многочисленны, не противоречат сказанному о нормальном пути духовного возрождения, что они представляют исключение только в отношении этого проповедника к этому слушателю, что не искреннее слово проповедника может западать в душу такого слушателя, который обстоятельствами своей жизни и другими личными отношениями уже подготовлен к душевному перевороту, здесь услышанное случайно слово имеет значение зерна, которое падает на почву уже взрыхленную и увлаженную, оно открывает сознанию человека то, что в нем уже созрело. Не случайно было обращение бл. Августина, и еще раньше обращение Савла, при всей своей чудесности, совершилось не без психологической подготовки, которую создало то, что он был гонителем христиан. Однако в отношении к тому или другому проповеднику такие случаи представляют исключение, а они могут быть многочисленны. Посему не основывается ли ими возможность такой проповеднической практики, в которой слово приобретает значение вне связи с жизнью проповедника? Не то ли говорит апостол, когда пишет: некоторые по зависти и любопрению проповедуют. Но что до того? Как бы ни проповедали Христа, притворно, или искренно, я и тому радуюсь и буду радоваться (Флп.1:15. 18)²³⁷⁵. Тем более, что для слушателей в отношении к таким проповедникам имеют полную силу слова Господа Иисуса Христа: все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте; ибо они говорят и не делают (Мф.23:3)... Но даже на такие случаи проповедник должен помнить, что, проповедуя не искренно, живя противно тому, чему сам же учит, он разрушает одной рукой то, что созидает другой, он противодействует силе Божией, он сокращает возможность таких случаев. О, если бы для него было возможно только не содействовать Богу, но здесь несодействие есть уже противодействие, – поистине, кто не со Христом, тот против Него (Лк.11:23). Давая возможность своим слушателям сказать ему: врач! Исцели самого себя (Лк.4:23), проповедник тем самым отталкивает слушате-

—505—

лей от Христа и его проповедь «по большей части не токмо студена бывает, и недействительна, но и развратительна еще, понеже наводит многим подозрение, веру быти баснею, а добродетель виною только лихоимания»²³⁷⁶... Наконец, в самом последнем случае, проповедник должен помнить по крайней мере о своей личной ответственности за дело, к которому он призван. Здесь проповеднику не только, как и всякому другому делателю, угрожает ответственность за свое дело, но его ответственность особенно усиливается тем, что он учит других, и потому, не делая того, чему учит других, осуждает себя самого (ср. Иак.3:1). Бог будет судить каждого человека его же собственными устами (Лк.19:22) и потому исключительно строгий суд угрожает учителю. Неизвинителен ты, всякий человек, судящий (другого), ибо тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя (другого), делаешь то же... Ты сам себе собираешь гнев на день гнева и откровения праведного суда от Бога... Как ты, уча другого, не учишь себя самого? Проповедуя не красть, крадешь? Говоря: не прелюбодействуй, прелюбодействуешь? Гнушаясь идолов, святотатствуешь? Хвалишься законом, а преступлением закона бесчестишь Бога (Рим.2:1. 5. 21–23)?..

Михаил Тареев

—506—

По поводу многократных случаев неисправной в том или в другом отношении записи в метрических книгах рождений и в особенности по поводу закона 3 июня 1902 г., коим «незаконнорожденный» решительно изгоняется из наших официальных документов, г. Григоревский сочел необходимым «воскресить в памяти приходского духовенства весь тот порядок, все те правила, коими должно руководиться при составлении метрических записей о рождении и крещении».

В воспроизводимом ряде законов остается, конечно, во всей силе тот, по которому дети, рожденные при жизни мужа, или рожденные спустя менее 306 дней по смерти мужа, записываются как дети его.

На практике этот закон в настоящее время при в. нередком, юридически дозволенном разножитии супругов, служит нередким поводом к совершенно ложным записям. Между тем метрическая запись должна, конечно, удостоверять только верный факт и не заключать никакой лжи. Дело – в следующем:

Жена живет долгое время «по отдельному виду» вдали от мужа, для которого отрезан всякий доступ в ее «отдельный очаг»; она рождает детей, которые совершенно без ведома мужа вносятся на его имя в метрические книги: и вот в результате является потомство – самозванцев его фа-

—507—

милии, на законном основании укрепляющих свое самозванство, и муж должен беспомощно примирятся с этим результатом. Метрическая запись, по идее долженствующая помогать раскрытию истин, в действительности служит прикрытием ее и юридическим укреплением лжи. Посему настоит надлежащая необходимость в устранении этого недостатка действующего законодательства по этому предмету, что и может быть, по нашему мнению, сделано довольно легко, и именно следующим образом.

Исходя из того положения, что действующий закон уполномочивает «священнослужителей и причетников, в отвращение ошибок, тогда же (т. е. непосредственно за записью рождения и крещения младенца) приглашать участвовавших и присутствовавших (при совершении Св. Крещения) обозреть верность показаний и засвидетельствовать о том, на самых метриках» (Т. IX, ст. 872; Уст. Дух. Кон. ст. 100), – совершенно логически легко прийти к выводу, что они имеют право пригласить к обозрению метрической записи и мужа жены – матери, живущей от него отдельно по «виду на жительство», однако же законно с нею неразведенного. Но как осуществить священно-церковнослужителям такое полномочие?

Путь для этого представляется следующий:

1) Вменить в обязанность священно-церковнослужителям, чтобы при записи рождения и крещения в графе о родителях они точно и непременно вносили: «Законная жена №№, живущая по отдельному виду в разножитии с мужем, выданному из №№ присутственного места».

2) Предлагать таковой матери: не желает ли она требовать от своего мужа письменно заявленного им согласия поставить в метрической книге свое имя в качестве отца новорожденного младенца?

Последствия такого предложения могут быть следующие: 1) решительный отказ матери от требования ее обращенного к мужу; 2) отрицательный ответ мужа; 3) положительный его ответ; 4) отсутствие всякого заявления его по ненахождению его места жительства.

И вот в последней графе метрической книги под рубрикой: «Рукоприкладство свидетелей записи по желанию», причт пусть и обозначит те или иные последствия сде-

—508—

ланного им предложения матери младенца о требовании согласия от ее мужа, примерно в таких формулах:

1) Мать младенца №№ решительно отказалась от предлагаемого ей сообщения мужу о рождении ею младенца.

2) От мужа №№ получено письменное заявление о нежелании быть записанным в метрику в качестве отца.

3) От мужа №№ получено заявление о желании быть записанным в метрику в качестве отца.

NB. во втором и третьем случаях пришивается к метрике и самое письменное заявление мужа.

4) Заявления мужа №№ не имеется по безвестности его места жительства, или по неполучению от него ответа на посланное к нему требование.

Проектируемое нами весьма незначительное видоизменение действующего ныне законодательства, совершенно отвечающее духу и букве его, совершенно устранило бы вышеозначенный нами недостаток наших метрических книг, и превратило бы их в совершенно точные записи действительных фактов.

Н. Заозерский

—509—

21 октября настоящего года исполнилось пятьдесят лет церковно-общественной деятельности профессора Николая Ивановича Субботина. По почину Братства св. Петра митрополита, в коем профессор Субботин состоит членом учредителем и Товарищем Председателя Совета, этот знаменательный юбилей был отпразднован со всею торжественностью. В виду того, что 21 октября – день восшествия на престол Государя Императора, празднование было перенесено на воскресенье, 20 октября, как день более для того удобный.

С именем профессора Субботина неразрывно связана история быстрого роста науки о русском расколе и борьбы православия с этим церковно-общественным недугом за последнее пятидесятилетие. Полувековая, непрерывная, разнообразная и многоплодная деятельность профессора Субботина имеет важное историческое значение. А самая личность профессора, талантливого и неутомимого труженика, всю жизнь свою посвятившего одной высокой цели – служению св. церкви борьбой с расколом, представляет такой высокий образец целостности, несокрушимой энергии и преданности св. церкви, что ближайшее знакомство с нею не может не иметь важного нравственного значения. Считаем не излишним поэтому сделать подробное описание состоявшегося празднования его пятидесятилетнего юбилея.

Но прежде всего приведем биографические сведения о юбиляре, руководствуясь его послужным списком.

—510—

Николай Иванович, сын священника Троицкой ц., впоследствии протоиерея Старого Покровского собора г. Шуи, Владимирской губернии, Иоанна Алексеевича, родился 13 ноября 1827 г. По окончании курса в Шуйском духовном училище и Владимирской духовной семинарии, он, как лучший ученик, был послан в Московскую Духовную академию в 1848 г. В июне 1852 г. окончив курс в академии с причислением к первому разряду, 21 ноября того же года определен в Вифанскую Духовную семинарию преподавателем по классу церковной истории и церковного законоведения в высшем отделении и церковно-библейской истории в среднем отделении. 12 ноября 1854 г. за сочинение «Об отношениях духовенства русского к князьям с XI до половины XV века» возведен в степень магистра Богословия, а 2 ноября 1855 г. перемещен в Московскую Духовную Академию бакалавром по классу герменевтики и учения о вероисповеданиях, ересях и расколах; 9 ноября 1857 г. определен помощником инспектора Академии. За отлично усердную службу при академии возведен в звание экстраординарного профессора 24 февраля 1854 г. 1860 г. сентября 15 определен помощником библиотекаря с увольнением от должности помощника инспектора, а 1862 г. ноября 14 определен библиотекарем академии. 1864 г. мая 17 определен секретарем Комитета для цензуры духовных книг при академии с увольнением от должности библиотекаря и проходил вышеозначенную должность до 24 января 1866 г. С преобразованием Академии по новому уставу избран 21-го июля 1870 г. членом обыкновенных собраний академического Совета от исторического отделения. Применительно к распределению предметов академического курса между преподавателями академии, указанному тем же новым уставом, избрал для своего преподавания историю и обличение русского раскола. После публичной защиты диссертации под заглавием: «Происхождение ныне существующей у старообрядцев так называемой австрийской, или Белокриницкой иерархий», советом академии 18 апреля 1874 г. удостоен степени доктора Богословия, а 7 июля того же года утвержден в ней Св. Синодом; 8 сентября того же года избран ординарным профессором и утвержден в этой

—511—

должности 1 ноября того же года. С 1874 по 1883 г. состоял помощником ректора академии по церковно-историческому отделению; с 1884 по 1893 г. – членом Правления; с 1879 по 1883 г. – членом Комитета по изданию при академии журнала «Творения св. отцов с прибавлениями»; с 1879 по 1894 г., по определению г. Обер-Прокурора Св. Синода, состоял членом Совета Александро-Мариинского Дома призрения; с 1872 по 1901 г. членом учредителем и секретарем Братства св. Петра митрополита. Указом Св. Синода от 26 января 1881 г. удостоен звания заслуженного ординарного профессора; 1894 г. 17 октября определением Св. Синода, согласно прошению, по расстроенному здоровью, уволен от службы при академии; 1901 г. декабря 21 общим собранием членов Братства св. Петра митрополита избран и Его Высокопреосвященством утвержден Товарищем Председателя Совета Братства. Кроме того Николай Иванович избран действительным членом Московского Общества любителей духовного просвещения – с 1871 г., Общества древнерусского искусства – с 1874 г., Общества любителей российской словесности – с 1875 г., Императорского общества истории и древностей российских – с 1878 г., и удостоен звания Почетного Члена Саратовского Братства св. Креста, а потом и нескольких других противораскольнических Братств, Московского Братства св. Петра митрополита, Александро-Мариинского Дома призрения и Московской Духовной Академии. За время своей службы при Академии был награжден следующими чинами и знаками отличия: в 1866 г. – орденом св. Анны 2 степени; в 1874 г. – Владимира 4 степени; в 1878 г. – Владимира 3 степени; в том же году – чином Коллежского асессора; в 1879 г. – надворного советника; в том же году – коллежского советника; в 1881 г. – статского советника; в 1884 г. – орденом Станислава I степени; в 1889 г. – св. Анны I степени; при выходе же со службы при академии пожалован чином Тайного Советника.

Братство св. Петра митрополита, много обязанное Николаю Ивановичу самым своим происхождением, не могло не отпраздновать достойным образом юбилейного дня пятидесятилетия его деятельности. Правда, членам Совета Братства хорошо было известно, что Николай Иванович –

—512—

не поклонник юбилейных торжеств и уже решил уклониться от всяких чествований в день своего юбилея; но тем не менее была надежда, что он уступит горячему желанию братчиков, связанных с ним особо тесными отношениями – провести этот день в семье Братства. Надежда оправдалась и знаменательный светлый праздник состоялся с такой торжественностью, какой не ожидали сами его устроители.

Празднество в воскресенье, 20 октября, началось торжественным служением литургии и благодарственного молебствия в величественном храме Богоявленского монастыря. Литургию совершал Покровитель Братства, Высокопреосвященнейший Владимир, митрополит Московский и Коломенский, соборне с Председателем Братства, преосвященным Трифоном, епископом Дмитровским, членом Совета Братства, ректором Московской духовной семинарии архимандритом Анастасием, действительным членом Братства, настоятелем Высокопетровского монастыря, архимандритом Серафимом, помощником казначея Братства, игуменом Никольского Единоверческого монастыря Сергием, членами Братства – протоиереем Троицкой единоверческой церкви И. Г. Звездинским, Гуслицким миссионером священником Богородице рождественской церкви X. К. Максимовым и прочим духовенством. Хор певчих Богоявленского монастыря все литургийные песнопения исполнил старинным столбовым распевом. На благодарственное молебствие, вслед за Владыкой Митрополитом, вышли преосвященные Трифон и Арсений, ректор Московской Духовной Академии, служившие литургию архимандриты, казначей Троице-Сергиевой лавры архимандрит Никон, протоиереи П. В. Приклонский, И. Д. Петропавловский, К. И. Богоявленский, В. Ф. Соболев и многочисленный сонм священнослужителей, едва разместившийся на пространстве от архиерейской кафедры до самых царских врат; молебствие закончилось многолетием Царствующему дому и юбиляру. Во время Богослужения храм был переполнен молящимися, среди коих находились юбиляр и его семья, члены Братства св. Петра митрополита и депутации, прибывшие для приветствования юбиляра.

Самое же чествование юбиляра происходило в покоях

—513—

преосвященного Трифона, куда прибыли Владыка Митрополит со всем сонмом сослужившего ему духовенства, преосвященный Парфений, епископ Можайский, преосвященный Нафанаил, управляющий Спасо-Андрониевым монастырем, протопресвитер Успенского собора, В. С. Марков и другие представители духовенства, члены Братства, депутации, знакомые и почитатели юбиляра. О. Наместник монастыря встретил Владыку в епитрахили, со св. крестом, и затем совершено было краткое молебствие пред св. иконами, предназначенными для поднесения юбиляру, причем в конце молебствия, было провозглашено многолетие «болярину Николаю».

После сего Владыка Митрополит обратился к Николаю Ивановичу с одушевленной приветственной речью следующего содержания:

Досточтимый и боголюбивый

Николай Иванович!

Много течет воды и в один год, много перемен бывает в мире и в не очень продолжительное время, а сколько их было за время вашего служения, пятидесятилетие которого мы празднуем сейчас! Сколько пресеклось и угасло знаменитых родов и фамилий и пало сильных земли! И из вашей среды сколь многих уже не стало, которые были и крепче, и моложе вас. А вы, никогда не отличались, как известно нам, особенною крепостью телесных сил, и доселе с неутомимой энергией продолжаете работать на избранном вами поприще. Вот уже очень близко подошли вы к тому пределу жизни, который указан псалмопевцем, но у вас подобно боговидцу Моисею не отемнесте еще очи, не истлеста устне (Втор.34:7); лета убелили главу вашу, но не ослабили и не изменили вашей мысли и вашего слова, так громко раздающегося в различных органах печати. Что это, простой ли случай или особенное смотрение Промысла, сохраняю-

—514—

щего от истления живот ваш и обновляющего, яко орлю юность вашу? Не очевидно ли, что Господь хочет, чтобы вы продолжали стоять на страже церкви до тех пор, пока утишатся и примирятся с нею враги ее, на борьбу с которыми вы посвятили жизнь вашу!

Правда, что у Бога и тысяча лет, как один день, и один день, как тысяча лет, и что время само по себе, так сказать, ничто; но оно же есть и нечто великое и важное, когда человек благоразумно пользуется им, как высочайшим даром Божиим, как талантом, вверенным ему для делания, для купли, для приобретения. А кто из нас не знает, с каким благоразумием воспользовались вы этим талантом? Вся жизнь ваша с утра до наступившего вечера ее была сплошным, непрерывным трудом на пользу церкви и отечества. Посвятив себя на борьбу с расколом, и препоясав, по Апостолу, чресла свои, вы ни на минуту не снимали этого препоясания, будучи всегда готовыми ко встрече и отражению врагов церкви. И счастливы вы, что Господь судил вам послужить орудием Промышления Божия о святой церкви. Ваше служение поистине – служение апостольское. Но об этом более обстоятельно скажут другие. Я же почитаю своим священным долгом только призвать на вас и вашу деятельность Божие благословение, и я от всей души призываю его и усердно молю Всевышнего, да отодвинет Он еще и еще на многие годы пределы вашей доброплодной и многоплодной жизни на благо нашей, столь сильно обуреваемой церкви.

Примите эту икону тезоименитого вам святого и молитесь ему в твердой уверенности, что изображенный на сей иконе Святитель, явивший себя образ-

—515—

цом веры, не оставит в своих молитвах того, кто умеет так твердо стоять за веру.

Благословивши Николая Ивановича иконою св. Николая Чудотворца в ценной серебряной и вызолоченной ризе, Владыка высказал затем, что и высшее церковное управление – Св. Синод – высоко ценит заслуги юбиляра.

Растроганный до глубины души сердечным отношением к нему Архипастыря, Николай Иванович отвечал:

«Высокопреосвященнейший Владыко!

Внимание, оказанное мне Вашим Высокопреосвященством, особенно же предстоятельство Ваше в молитвах на нынешнем празднике, составленном любовью добрых сотрудников моих по Братству св. Петра митрополита, и благословение святою иконою тротают меня до глубины души.

В Вашем лице я удостоен здесь видеть седьмого из тех архипастырей древле-православной и древле-престольной Москвы, при которых Господь судил мне в течение целого полустолетия, хотя и не в священном сане по грехам моим, совершать дело, посвященное тому же служению церкви, которое ближайшим образом принадлежит нарочито поставленным на сие ее служителям и пастырям.

Это святое дело начато мною при великом святителе – митрополите Филарете; под его благословением совершены первые начинательные труды мои, и в последние годы его жизни, когда при моем ближайшем участии совершилось присоединение к церкви наиболее видных членов высшей раскольнической иерархии, они заслужили особое его благоволение, поддержку и поощрение, о чем я доселе храню благоговейную память.

А теперь, в поздний вечер моей жизни, на конце моих трудов, имею утешение видеть, что Вы, милостивейший архипастырь, шестой наследник кафедры митрополита Филарета, благоволили нарочито явиться, чтобы принять предстоятельство в братских молитвах о моем недостоинстве и благословить уже наступившую жатву моей, полувековыми трудами возделанной, нивы, на которой, помышляю со страхом, немного найдется пшеницы, годной для собрания в житницу, среди множества плевелов, подлежащих сожжению огнем неугасающим (Лк.3:17)...

За это внимание Ваше, особенно же за Вашу молитву и благословение, приношу Вам, милостивейший архипастырь, мою глубо-

—516—

кую и искреннюю благодарность. Сам Пастыреначальник Господь да воздаст Вам своею великою милостью за доставленное мне в сей достопамятный для меня день истинное утешение!»

Второе приветствие юбиляру было от Братства св. Петра митрополита, инициативе коего и принадлежало устройство празднества. Секретарем Братства, священником Московской Параскевиевской, в Охотном ряду, церкви, С. М. Марковым, был прочитан, составленный им по поручению Совета Братства, адрес, вложенный в роскошную темно-зеленой кожи папку с надписью золотом: «Его Превосходительству, Товарищу Председателя Братства св. Петра митрополита, тайному советнику Николаю Ивановичу Субботину от благодарного Братства 21-ое октября 1852–1902 г.»

Самый адрес, напечатанный в типографии г. Лисснера и А. Гешеля, постоянно работающей на Братство, украшен по сторонам красивым золотисто-зеленым бордюром, а вверху – латинской, покрытой золотом, цифрою L, окруженной изящным венком. Вот содержание этого адреса:

Ваше Превосходительство,

достоуважаемый Николай Иванович!

Спаситель всем человеком, паче же верным (1Тим.4:10), охраняя и умножая дни жизни Вашей, даровал нам ныне великое утешение: приветствовать Вас с исполнившимся пятидесятилетием Вашего церковно-общественного служения. Пятьдесят лет непрерывных, неустанных, плодотворных трудов! Пятьдесят лет самоотверженного служения св. Церкви, науке, юношеству, обществу, а вместе и государству! Пятьдесят лет хождения по единому тернистому, хотя и высокому, пути без уклонений ни на десно, ни налево (Втор.17:20)! Не великая ли это милость Божия к Вам, достоуважаемый Николай Иванович, а еще более к тем, на кого излилась польза от Ваших трудов и деятельности? И как многообразна и многоценна эта польза!...

Сорок лет Вы состояли профессором в высшем рассаднике духовных наук и поистине служили неувядаемой красой Московской духовной академии. Сколько поколений молодых ученых прошло под Вашим влиянием и воспиталось, благодаря Вам, в правильных воззрениях на столь важное и столь живое явление церковно-общественной жизни, как старообрядческий раскол! Нельзя не видеть благого промышления Божия в том, что именно Вам суждено было занять академическую кафедру истории

—517—

и обличения русского раскола в такое время, когда, с одной стороны, наука эта находилась почти в младенческом состоянии, и когда, с другой стороны, раскол стал проявлять небывалую по своей смелости и энергии деятельность ко вреду св. Церкви. Юность науки Вас не устрашила, а, напротив, побудила с особым рвением отдаться ее разработке, начиная с самых ее корней – с ее первоисточников. Ничто – ни слабость здоровья, ни тяжкие семейные потери, ни частые начальственные, самые разнообразные поручения – ничто не могло оторвать Вас от этого излюбленного Вами дела. Вы доселе, когда другие обыкновенно уже почивают от дел своих, не ослабеваете в своей энергии, и в маститой старости с силой молодости продолжаете разрабатывать дорогую Вам науку. И нет ни одной стороны в этой разнообразной, разноликой науке, которая бы ускользнула от Вашего неизменно точного, глубокого и разностороннего обследования. Вы извлекаете из архивов и разыскиваете всюду огромную в точном, буквальном смысле массу дотоле неизвестных исторических документов, одно перечисление которых заняло бы слишком много времени; издаете их тщательнейшим образом, сопровождая драгоценными учеными примечаниями и предваряя руководственными предисловиями. Насколько важен этот труд Ваш для науки, можно судить по словам нашего церковного историка, приснопамятного митрополита Макария, который заявлял, что без Ваших «Материалов для истории раскола» он не мог бы написать XI тома своей «Истории русской Церкви» в том виде, как написал. Но митрополит Макарий успел воспользоваться лишь частью изданных Вами исторических документов..!

Созидая таким образом самый фундамент науки и расчищая научное поле для деятельности других ученых, Вы в то же время сами стараетесь обновить и все здание науки и, кроме того, удлиняете его совершенно новыми строениями. Вы подвергаете пересмотру в своих многочисленных исследованиях и статьях важнейшие исторические вопросы, касающиеся раскола, – о сущности и значении раскола, о причинах происхождения его, о лице патриарха Никона, о соборах 1654, 1666/7 гг., о первоначальниках раскола; с новыми данными в руках уясняете историю Рогожского и Преображенского кладбищ, а равно и некоторых сект, напр. странников, в особенности же разрабатываете, и притом совершенно вновь, не имея себе в том предшественников, историю так называемой Белокриницкой иерархии.

—518—

Но кроме исторической стороны есть в науке о расколе и совсем иная сторона – полемическая. Однако и она не обижена Вашим вниманием и трудами. Вашей разработке подверглись важнейшие вопросы противораскольнической полемики: о Церкви и иерархии, о православии греческой Церкви, о клеветах на патриарха Никона, о перстосложении, об имени Иисус, о смысле клятв собора 1667 г. и единоверии. Два последних вопроса с полемической своей стороны отличаются особенной остротой, и именно Вам, достоуважаемый Николай Иванович, вместе с незабвенным другом Вашим, приснопамятным о. архимандритом Павлом, принадлежит заслуга надлежащей их постановки, правильного решения и утверждения истинного о них понятия в науке и обществе, по крайней мере, среди лучших их представителей.

Есть и еще сторона в Вашей деятельности, которая особенно возвышает важность и благотворность служения Вашего св. Церкви, науке и обществу. Эта сторона обусловливается тем, что старообрядческий раскол, обнаружившийся во второй половине ХVII в., не только живет доселе своей особой жизнью, но и не перестает воинствовать с православной Церковью. Следовательно, недостаточно изучать раскол лишь в его прошедших судьбах, недостаточно знакомиться с ним только по архивным данным, равным образом недостаточно лишь теоретически рассуждать о нем в тиши кабинета, или с высоты академической кафедры, но необходимо подойти к нему и с практической стороны; необходимо следить за его текущей жизнью, беспристрастно оценивать все крупные ее явления, благоприятные и неблагоприятные для св. Церкви, раскрывать для самого раскола всю ложь внутреннего его положения, а равно и для общества, сильно в этом нуждающегося, изыскивать пути для доброго на раскол воздействия, твердо и деятельно бороться против всех вредных его поползновений и всего того, что может способствовать их успеху. Все это Вы и старались осуществить, и действительно осуществляли в своей деятельности.

Вы зорко следили за современными течениями раскольнической жизни, о чем свидетельствуют непрерывно, начиная с 60-х гг. прошлого столетия и до настоящих дней выходившие из-под Вашего пера, «Современные движения в расколе», «Современные летописи раскола», «Летопись происходящих в расколе событий» и «Вести из раскола». Широко и достоверно осведомленным летописцем раскольнической жизни и тонким, беспристрастным

—519—

ее наблюдателем являетесь Вы в этих своих произведениях, написанных с присущими Вам легкостью и изяществом слога и увлекательностью изложения. Печатаемые долгое время в светских изданиях, эти произведения открывали глаза на сущность раскола малознакомому с ним светскому обществу, а вместе сильно волновали и самих раскольников; известны даже факты, когда некоторые из этих Ваших статей давали решительный толчок сомневающимся из старообрядцев к обращению в православие. Вообще же имя Ваше сделалось среди раскольников известнее, чем имена многих собственных их деятелей. Вот почему фанатичные вожаки раскола и изощряются всяческими способами подорвать Ваш авторитет среди своей лжебратии. С другой же стороны, вот почему, когда выдающиеся из раскольнических деятелей обращались к св. Церкви, то прежде всего искали знакомства с Вами и, группируясь вокруг Вас, образовывали крепкую дружину борцов с расколом. Желание теснее сплотить подобных борцов в единую семью и породило мысль учредить в Москве наше противораскольническое Братство.

«Рождение нашего Братства было очень трудное», так свидетельствовали Вы в день празднования его двадцатипятилетия. Но если оно совершилось благополучно, то именно благодаря, главным образом, Вам, достоуважаемый Николай Иванович, благодаря Вашим неустанным хлопотам и трудам. И вся дальнейшая, теперь уже тридцатилетняя, жизнь Братства неразрывно связана с Вашим дорогим для нас именем. До настоящего года Вы состояли бессменным секретарем Братства, а вместе и главнейшим его деятелем. На всех деяниях Братства, бесспорно, лежит печать Вашего влияния и труда. Со времени своего основания Братство поставляет главнейшей своей задачей издание противораскольнических сочинений; в настоящее время в книжном Братском складе имеется до 130 названий разных книг, книжек и листов, изданных Братством. Эти издания почти исключительно написаны авторами, не получившими школьного образования, и потому для печатания нуждались в большом исправлении и со стороны слога, и со стороны изложения, а нередко и со стороны самого развития мыслей. Такое исправление требовало массы труда, и вся его тяжесть падала на одних Вас. Но Вы мало того, что не тяготились таковым трудом и исполняли его самым тщательным образом, сверх сего писали к исправляемым книгам предисловия, часто весьма обширные, и делали примечания.

—520—

Этим Вы воздвигли себе вековечный памятник не только в нашем Братстве, которое, благодаря Вам, обладает теперь высокоценным литературным богатством, охватывающим собою всю противораскольническую полемику, но и в противораскольиической миссии вообще, так как ни один миссионер не может обойтись в своей деятельности без наших братских изданий, которые без Вашей помощи, может быть, никогда бы и не появились в свет. Недаром один из видных полемистов с расколом, с именем которого известен целый ряд сочинений, направленных к обличению раскола, говорил Вам: «Дал бы Бог потрудиться еще. пока Вы живы, – без Вас мне этого дела не сделать»...

В 1875 г. по Вашей же инициативе при нашем Братстве начинает издаваться посвященный изучению раскола журнал – «Братское Слово». 18 лет Вы состояли редактором этого журнала, и редактором особенным. Постоянными сотрудниками Вашими были все те же, группировавшиеся вокруг Вас, простецы, писания коих требовали тщательного исправления. И тем не менее журнал был таков, что один из образованнейших людей нашего времени (С. А. Рачинский, знаменитый деятель по народному образованию в церковном духе) писал Вам о нем следующее: «Вы выбираете и обставляете Ваш материал так, что каждая книжка читается с живейшим интересом от доски до доски». А в отчете по Братству за 1899 г. – год прекращения «Братского Слова» – читаем следующие справедливые и характерные строки о Вашем редакторстве: «В настоящем году вышло в свет только пять №№-ов журнала, за первые пять месяцев, как и было о том объявлено редактором заранее, при подписке. В этих пяти №№-ах помещено 28 статей, не считая отчета по Братству, и из этих статей только 12 принадлежат сотрудникам журнала, остальные же 16 и 9 печатных листов приложений – труд редактора. Если посмотрим в оглавления «Братского Слова» за предшествующие года, то и там увидим подобное же неравномерное распределение труда между редактором журнала и его сотрудниками. Отсюда ясно, что «Братское Слово», так сказать, неотделимо от Николая Ивановича, что источник силы первого, – силы, стойко ограждавшей интересы православия и мужественно с пламенной ревностью, знанием и искусством отражавшей нападения его врагов, заключался в последнем», т. е. редакторе журнала.

—521—

Приходилось Братству вступать в сношения и с высшим органом епархиального управления, Св. Синодом, обращаться к нему с разного рода ходатайствами и исполнять даваемые им поручения. Все это лежало на Вас же и исполнялось Вами с таким искусством, осмотрительностью и знанием дела, что высшая церковная власть всегда смотрела на Вас, как на незаменимого специалиста по всем делам, касающимся раскола. Вот почему I и II всероссийские миссионерские съезды, послужившие образцом для всех последующих съездов, и были организованы в Москве именно под Вашим и о. архимандрита Павла опытнейшим руководством. Вот почему именно Вам поручаются составление трактата «О значении и сущности раскола», «Воззвания» к старообрядцам от лица собора в городе Казани, программы по истории и обличению раскола для духовных семинарий; Вами же составлено рассмотренное и одобренное Св. Синодом предисловие к деяниям собора 1666/7 г., «Изъяснение о содержащихся в полемических против раскола сочинениях прежнего времени порицаний на именуемые старые обряды» и т. п.

Но за столь важными, имеющими историческое значение, делами Вы никогда не забывали и самых ординарных дел по Братству. Вы вникали в жизнь Братства во всех ее подробностях и при этом не чуждались никакого труда: по обязанности секретаря совета Вы составляли все исходящие Братские бумаги и отчеты о деятельности Братства. Двадцать четыре отчета – не сухих и шаблонных, а всегда интересных и поучительных! Но Вы же составляли и приходо-расходные ведомости и ведомости по книжному складу, что уже совсем не относится к секретарским обязанностям. Интересы Братства Вы блюли, как свои собственные. Как хлопотали Вы о собственной братской церкви, о типографии, о собственной братской книжной лавке! Сколько пожертвовали Вы в Братство своих собственных сочинений и изданий, сколько привлекли пожертвований со стороны и в самое Братство, и на предприятия, связанные с его благими целями! Вот и теперь как горячо заботитесь Вы о построении единоверческой церкви в Климоуцах! Вы связали с Братством и знаменитую Хлудовскѵю библиотеку, которая, благодаря Вам, перемещена в родной для Братства Никольский единоверческий монастырь и сделалась доступной для всех любителей древности.

Но перечислить все Ваши заслуги для Братства – это значило бы изложить всю историю Братства, изобразить всю жизнь Братства.

—522—

Правда, был еще великий деятель в Братстве и благодетель его – это незабвенный для Вас и для нас о. архимандрит Павел, но деятельность по Братству его и Ваша так тесно связаны между собою, так сливались воедино, что разграничивать их невозможно. Возможно лишь сказать, что великий старец, так высоко ценивший Ваши глубокие знания, так похвалявший Вашу неустанную, плодотворную деятельность, так утешавшийся Вашей горячей любовью к св. Церкви и никакими препятствиями и никакими «наветы вражиими» не охладеваемой ревностью к православию, и теперь, в ином мире, как некогда на земле, неослабно молит Всевышнего – да сохранит Он Вашу жизнь и да подкрепит силы Ваши на новые подвиги борьбы с расколом! Только усердными молитвами о вожделенном здравии Вашем можем воздать и мы за все великие заслуги Ваши Братству, а вместе и св. Церкви. Небесный покровитель Братства, св. икону коего мы просим Вас принять, да подкрепит наши моления своим ходатайством и да охранит Вашу драгоценную жизнь своим заступлением и предстательством пред Богом, иже есть Спаситель всем человеком, паче же верным.

По прочтении адреса, Председатель Братства, преосвященный Трифон, благословил юбиляра иконой св. Петра митрополита Московского, художественно написанной действительным членом Братства, В. П. Гурьяновым. Икона помещается в складне красного дерева и украшена ценным сребропозлащенным с греческой эмалью окладом, а на оборотной стороне ее, на серебряной дощечке, имеется эмалированная надпись: «Его Превосходительству Товарищу Председателя Братства св. Петра митрополита, профессору Николаю Ивановичу Субботину, от Совета Братства. 11 октября 1852–1902 г.».

С глубоким волнением выслушал Николай Иванович Братский адрес и ответил на него следующей прочувственной речью:

«Преосвященнейший Владыко, досточтимые отцы и братия!

Великий Апостол, паче всех потрудившийся во благовестии Христове, заповедал нам благодарить Бога всегда и за все (Еф.5:20).

Бывают же дни и времена, ознаменованные особенной к нам милостью Божией, в которые и за которые подобает приносить сугубое благодарение Богу и Отцу о имени Господа нашего Иисуса Христа.

—523—

Для меня таково именно настоящее время, когда Господь сподобил меня достигнуть пятидесятилетия моих словесных, письменных и печатных трудов, посвященных преимущественно служению святой Его церкви.

Сия великая милость Божия тем ощутительнее для меня, что ни телесные мои силы, ни многие и тяжкие испытания жизни не могли внушить мне надежду на достижение такого предела лет и трудов, какой и вообще не многими достигается.

О, сколь велико должно быть мое благодарение Богу, всегда мне благодеявшему и благодеющему доселе!

Это благодарение Ему я твердо намерен был вознести пред Его престолом в совершенном уединении, с одними присными по плоти, ибо всегда был и остаюсь противником публичных юбилейных чествований.

Но ваша любовь, отцы и братия, сотрудники в Братстве св. Петра митрополита, вынудила меня изменить моему решению.

Вы пригласили меня исполнить вместе с вами молитву благодарения пред Господом за Его великие ко мне милости, – пригласили от имени учреждения, которое особенно близко и дорого моему сердцу, для которого я слишком тридцать лет, скажу по совести, сколько мог и как умел, трудился усердно вместе с незабвенным отцем и другом моим архимандритом Павлом.

Это ваше приглашение к участию в общей братской молитве о моем недостойнстве я не мог отвергнуть, – и теперь, на составленном вами моем светлом празднике, приношу вам, отцы и братия, особенно же Вашему Преосвященству, мою глубокую благодарность именно и исключительно за эту вашу, столь отрадную для души моей, братскую молитву о мне пред Господом Спасителем и за ваше мне благословение иконой небесного покровителя нашего Братства. Его молитвами да подаст Мздовоздаятель Господь и каждому из вас испытать те утешения, какие доставила мне ныне ваша любовь!

А что касается столь возвеличенных вами заслуг моих для Братства, то вы мерили их все той же мерой вашей любви, доброты и снисходительности ко мне. «Доброму оку, – воспользуюсь словами владыки Филарета в подобном же случае, – доброму оку и недостаточное у ближних кажется добрым. Благословенно доброе око»!²³⁷⁷.

—524—

Сам же я повторю еще раз, что сколько мог и как умел, действительно трудился для Братства, причем, – и это самое главное, – первой и всегдашней моей заботой было – созидать мой труд на том едином лежащем основании, паче которого никтоже может положити и еже есть Иисус Христос. А что я созидал на этом незыблемом основании, – золото ли, серебро и драгоценные камни, или дерево, сено и солому, – явит тот день, в который, по слову Апостола, огнем испытано будет дело каждого из нас (1Кор.3:11–13).

На суд нелицеприятного, но и милосердого Владыки того великого дня со страхом и трепетом повергаю мое дело, сам не дерзая судить о нем. А ваше «доброе око», так снисходительно посмотревшее на мои братские труды, да будет «благословенно»!»

Вслед за этим приблизилась к юбиляру депутация от Московской Духовной Академии, которую составляли: Преосвященный Ректор Академии, епископ Арсений, ординарный профессор П. И. Цветков и приват-доцент по кафедре истории и обличения русского раскола И. М. Громогласов. Преосвященнейший Арсений приветствовал юбиляра от родной ему Академии следующим адресом:

«Ваше Превосходительство,

Высокочтимый Николай Иванович.

Полвека тому назад окончивши курс Московской Духовной Академии, вступили Вы на славное поприще служения Православной Церкви и науке разработкой истории русского раскола и обличением его отступлений от православной истины. В то время еще едва намечались научные приемы расколоведения, и под руками людей, посвящавших себя этому делу, почти совсем не было средств – дать ему твердую и достойную его жизненной важности постановку. Трудолюбию и энергии молодого академического преподавателя открываюсь обширное поприще, требовавшее исключительных способностей и сил: нужно было не только создать систему дотоле, можно сказать, не существовавшей науки, но и собственными усилиями отыскать и извлечь на свет Божий все нужные для того сырые материалы, которых едва коснулась рука прежних исследователей. С широким пониманием своего долга вступили Вы на это поприще и с неутомимой бодростью духа, с беспримерным усердием, в продолжение полустолетия продолжали нести священное бремя труда, принятое на себя во дни юности.

—525—

Нелегко в немногих словах очертить заслуги Ваши для той отрасли научного знания, которой отдали Вы свои многолетние труды. Открытие и обнародование Вами многочисленных «Материалов для истории раскола» как за первое время его существования, так и за последующее, включительно до наших дней, впервые дало возможность поставить расколоведение на строго научную почву. Немало потрудились Вы и над разработкой этих материалов в длинном ряде ученых исследований, проливающих свет на прошлую и современную жизнь раскола, – в особенности так называемого «австрийского согласия», истории и современной летописи которого посвящена значительнейшая часть Ваших литературных трудов. Не менее значительны и Ваши труды на пользу православной полемики с расколом изданием специального журнала, около которого сплотилась дружная рать борцов за православную истину и на страницах которого так часто можно было встретить Ваше собственное убежденное и убедительное «братское слово» увещания заблуждающимся. Наряду с этими Вашими трудами шла ваша не менее плодотворная деятельность, как академического профессора и руководителя учащегося юношества при первых опытах научных изысканий в трудной и ответственной области расколоведения. На протяжении четырех десятилетий Ваши ученики несли в среднюю духовную школу и в живую практику миссионерского дела те знания и заветы, какие выносили из Ваших уроков, чтя в Вас несравненного знатока своей специальности и истинного родоначальника изучения раскола и борьбы с расколом в их современной постановке.

Вспоминая об этих заслугах своего славного питомца, многолетнего профессора и почетного члена в день чествования пятидесятилетия его учено-литературной деятельности, Московская Духовная Академия с любовью приветствует Вас и выражает молитвенное благожелание о укреплении Ваших духовных и телесных сил еще на многие годы плодотворного труда для пользы науки и торжества православной истины».

Адрес, подписанный академической корпорацией in corpore, вложен в весьма изящную плюшевую папку, украшенную серебряными инициалами имени юбиляра и серебряной лентой с надписью: «От Московской Духовной Академии. 1851–1902 г.».

Николай Иванович сердечно благодарил за приветствия от дорогой ему академии – дорогой потому, что в

—526—

ней проведены были сорок лучших лет его жизни; Преосвященного же ректора благодарил за нарочито предпринятый им труд прибытия из Лавры в Москву и за его святительские молитвы.

Следовавшие затем приветствия приносились юбиляру в таком порядке.

Преосвященный Нафанаил, управляющий Московским Спасо-Андрониевым монастырем, приветствуя Николая Ивановича краткими, но задушевными словами, благословил его иконой Спаса Нерукотворенного в серебряной вызолоченной ризе. От Александро-Мариинского Дома призрения в Сергиевском Посаде приветствовали юбиляра – помощница начальницы фрейлина Ее Императорского Величества С. И. Тютчева и член Совета профессор П. И. Цветков, который прочитал присланную на имя Преосвященного Трифона следующую телеграмму: «Председательница, члены Совета, семья Дома призрения просят Ваше Преосвященство передать бывшему деятельнейшему члену Совета, а теперь почетному члену Дома призрения, незабвенному сегодняшнему юбиляру Николаю Ивановичу Субботину поздравления, благодарное памятование об его трудах для благоустроения Дома призрения и молитвенные благопожелания еще много лет служить церкви истинным сыном ее. Председательница Совета Елизавета Кроткова. По поручению E. С. Кротковой профессор Цветков выразил ее личные добрые пожелания юбиляру и поднес ему большую просфору, вынутую за его здоровье.

Казначей Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Никон, поднося Николаю Ивановичу в благословение от св. обители икону преподобного Сергия в серебряной вызолоченной ризе и заздравную просфору сказал:

«Примите, глубокочтимый о Господе Николай Иванович, от дому Живоначальной Троицы и Преподобного Сергия сию св. икону и св. просфору. Эта икона сегодня освящена прикосновением к благодатным мощам угодника Божия, а эта просфора вынута о Вашем здравии сегодня, в столь знаменательный для Вас день в том храме, где почивают св. мощи Его. Около сорока лет Вы трудились под сенью обители нашей, в своем служении Церкви Божией Вы имели дело не с книгами только, как ученый, но и с людьми: Ваше служение было подвигом борьбы с неве-

—527—

жеством раскола... А где люди, там и скорби, и вот, в этих-то скорбях Вы всегда искали утешения у гроба Чудотворца... Пусть же Его св. икона кротким ликом своим говорит Вам, что он – ходатай Ваш пред Господом; пусть она послужит Вам залогом Его небесного покровительства еще на многие и многие дни, и да продлит Господь еще и еще служение Ваше на пользу церкви Своей и во славу святого Своего имени».

Ректор Московской Духовной Семинарии, архимандрит Анастасий обратился к юбиляру с нижеследующею речью:

«Ваше Превосходительство

высокочтимый Николай Иванович!

Московская семинария не имеет чести считать Вас ни своим питомцем, ни бывшим наставником, но она была живой непосредственной свидетельницей Вашей славной деятельности и потому считает своим нравственным долгом приветствовать Вас в этот знаменательный не только для Вас, но и для всей Русской церкви день.

Воин, поседевший в боях и ни разу не смутившийся пред лицом врага, с чувством нравственного удовлетворения оглядывается на свое прошлое. Тем более права имеет сделать это Вы, который с редким мужеством в течение полувека ведете борьбу с врагами православия, пользуясь самыми усовершенствованными орудиями, изобретаемыми Вашим опытом и Вашей ученостью. Полные необыкновенной энергии и одушевления сами, Вы умели зажигать огонь ревности и в других. Ваше имя служило знаменем для многих поколений воспитанников Московской семинарии, которые от Вас почерпали свою нравственную силу и у Вас учились искусству правильной борьбы с расколом. Высоко ценя Ваши заслуги пред Русской церковью и русской богословской наукой, Московская духовная семинария склоняется ныне пред Вами в чувстве почтительного уважения и выражает надежду, что при помощи Божией, Вы долго еще будете нести в своих руках светильник православной истины, освещая путь заблудшим и увлекая за собою всех, ревнующих о славе Святой Православной Церкви».

Священник Московской Воскресенской, в Барашах, церкви В. И. Постников приветствовал Николая Ивановича от лица бывших его учеников в таких словах:

—528—

«Ваше Превосходительство

досточтимый Николай Иванович!

Позвольте и мне иметь честь приветствовать Вас от имени Ваших учеников в знаменательный день пятидесятилетия Вашей ученой деятельности. Многочисленные ученики Ваши, живущие в Москве, занимая в большинстве священнослужительские места, в нынешний воскресный, а потому и не свободный для них, день, к сожалению, не могли собраться в полном числе, чтобы приветствовать Вас так, как им этого хотелось. Но они надеются в более удобное для них время еще раз выразить пред Вами чувства своего глубокого уважения, искренней благодарности и любви, и высокой радости видеть своего знаменитого профессора достигшим такого славного дня. Еще тогда, когда мы только стремились в Московскую духовную Академию, уже по слухам мы знали Ваше славное имя вместе с именами Ваших сотоварищей, приснопамятных профессоров Амфитеатрова и Кудрявцева, а сделавшись Вашими учениками воочию убедились, что вместе с ними Вы составляете красу родной Академии, достойно поддерживая и умножая ее древнюю славу.

Ваше высокопочтенное и авторитетное ученое имя, горячая ревность о славе церкви Христовой, мужество в борьбе со злом и неизменно гуманное и доброжелательное отношение к Вашим ученикам сделали из них Ваших искренних почитателей и в их сознании навсегда поставили Ваше славное имя рядом с бессмертными именами протоиереев Голубинского, Горского, вышеупомянутых и других знаменитых деятелей Академии. С утешением видим мы, глубокочтимый Николай Иванович, что и по оставлении кафедры Вы доныне оставляете для нас возможность продолжать быть Вашими учениками чрез непрерывную Вашу литературную деятельность. Да сохранит же Господь многополезную жизнь Вашу на многие, многие годы, а Ваша слава да живет во веки»!²³⁷⁸

Депутация от Гуслицкого отделения Епархиального Училищного Совета, которую составляли: председатель, священник Воскресенской на Семеновском кладбище церкви

—529—

С. Д. Муретов, протоиерей Николоваганьковской церкви Е. П. Успенский, Епархиальный наблюдатель церковно-приходских школ А. Д. Италинский, поднесла юбиляру икону св. Николая Чудотворца в серебряно-вызолоченной ризе, причем говоривший приветствие свящ. Муретов указал на то содействие Николая Ивановича, какое было оказано им при устройстве Гуслицких школ, в особенности же школы Костинской и выяснил важное миссионерское значение этих школ.

Протоиерей Троице-Введенской единоверческой церкви И. Г. Звездинский, вместе с церковным ктитором, приносили приветствие от многочисленных прихожан названной церкви и вручили юбиляру икону св. Троицы превосходного письма в серебряно-вызолоченном окладе. При этом протоиерей Звездинский произнес следующую речь:

«Ваше Превосходительство

глубокоуважаемый Николай Иванович!

Сегодня в день полувекового Вашего служения св. Церкви, мы, московские единоверцы, вместе с другими так же сочли своим долгом приветствовать Вас с этим знаменательным днем как в Вашей личной жизни, так и в жизни религиозной и общественной. Если полувековая плодотворная Ваша деятельность вызывает чувство глубокой благодарности в сердцах, пришедших сюда, то, по справедливости, таковые чувства вызывает она и в сердцах единоверцев за те труды, которые Вы несли в течение пятидесяти лет, в деле примирения немирствующих со св. церковью.

Цель и задача единоверия – воссоединение с Православной церковью отторгшихся от нее чад – выполнялась успешнее, была многоплоднее, благодаря Вашим непрестанным, в течение пятидесяти лет, разъяснениям и доказательствам единства, при обрядовом различии, церкви православной и единоверческой. Целый обширный ряд последовательно изданных Ваших трудов внес весьма ценный вклад в противораскольническую литературу, сделался предметом необходимости в руках миссионеров и станет сокровищем для грядущих поколений. Самая проповедь миссионеров – этих борцов с отпадшими от св. церкви – была и есть действеннее, благодаря этим же Вашим трудам, Вашему печатному слову, которое было надежным оружием в руках ратоборцев.

—530—

Сознавай и высоко ценя таковые Ваши заслуги, единоверцы, прихожане Троицко-Введенской церкви, в знак искренности своих благодарных чувств и душевного единения, просят принять сию св. икону Живоначальной Троицы. Да хранить Вас Господь Бог на многие годы на благо св. церкви».

Игумен Никольского единоверческого монастыря Сергий, возблагодаривши Николая Ивановича за все сделанное им для устройства названной, доселе тесными узами связанной с Братством св. Петра митрополита, обители, поднес юбиляру древнюю икону св. Николая Чудотворца в серебряно-позлащенной ризе.

Редактор журнала «Вера и Церковь», протоиерей И. И. Соловьев поднес юбиляру в изящной папке свой очерк его деятельности под заглавием: «Пятьдесят лет служения Церкви борьбой с расколом»²³⁷⁹, с таким посвящением: «Борцу за правду церкви против раскола в день пятидесятилетия его служения». Свое подношение о. протоиерей сопроводил следующей прочитанной им речью:

«Ваше Превосходительство

глубокочтимый Николай Иванович!

Я думаю, что никто из тех, кому дорога истина Православной веры Христовой и правда Его святой церкви, не может и не должен оставаться равнодушным и безучастным к настоящему светлому торжеству в честь и славу пятидесятилетия достославного, многотрудного и многоплодного служения Вашего св. церкви борьбой с расколом.

Задавшись мыслью собирать от ревнителей христианского любомудрия плоды трудов их для ищущих Христовой истины и для ободрения смущающихся и вразумления колеблющихся выставлять пред очами их благих деятелей Веры и Церкви – борцов за ее истину и правду – такова задача основанного и издаваемого мною журнала, – я больше других имею долг радоваться радостью настоящего торжества и откликнуться на него своим посильным приветом.

Удостоивши украсить страницы моего юного журнала своею перепиской с приснопамятным о. архимандритом Павлом, Вы в лице этого мудрого простеца веры, горевшего пламенной любовью

—531—

к св. церкви, явили нам такой светильник веры, который во веки не погаснет и долго еще, конечно, будет разгонять мглу раскольничьего невежества. Так приблизительно, кажется, изволили Вы определить значение противораскольнической миссионерской деятельности блаженного старца в своем предисловии к переписке. Но, глубокочтимый Николай Иванович, обаянные дружбой с приснопамятным старцем, как некогда св. Василий со св. Григорием, Вы забыли при этом про себя: ибо то, что говорили Вы об о. Павле, в такой же, если не большей силе приложимо к Вам: ибо без просвещенно-руководственной деятельности Вашей и труды самого отца Павла не могли бы быть тем, чем они стали теперь. Если он с теплотой пламенной веры своей и любви к церкви был сердцем противораскольнической миссии, за последние три десятилетия, то вы, несомненно, были ее разумом. Вы именно своими авторитетно-учеными и строго-православными богословско-историческими трудами освещали еще мало проторенные пути этой миссии, уясняли и укрепляли ее догматические основы, расчищали историческую почву, расширяли горизонты и, так сказать, вели за руку всех тех самоотверженных деятелей на поприще этой миссии с о. Павлом во главе, которые составляют оплот ее.

Знакомые с Вашей профессорской деятельностью знают, каким крепким оружием истины снабжали Вы на борьбу с расколом те тысячи юношей, которые в течение полувека преемственно были Вашими учениками. Ваши многочисленные литературные произведения – эти важные для всех плоды трудов Ваших по расколоведению – непререкаемо свидетельствуют не только об авторитетно-ученой богословско-исторической эрудиции, а (и это, несомненно, самое ценное в деле веры) о той истинно христианской ревности Вашей по Вере и Церкви, по которой Вы, не щадя трудов своих, ни себя самого, шли навстречу врагам церкви, раскрывая и обличая их враждебные замыслы, и это нередко при окружавшем Вас равнодушии и даже завистливом противодействии. При размышлении о значении этих трудов Ваших, мне невольно приходит на память Μ. Н. Катков в его отношении к польскому вопросу, когда «он, почти один, как истинный патриот, ратоборствовал против целого сонмища мнимых ревнителей чести и славы своего отечества, мало понимавших его нужды и мало, или совсем его не любивших». Эти слова в Бозе почившего святителя о. Μ. Н. вполне приложимы и к Ва-

—532—

шему служению св. церкви борьбой с расколом. А это-то служение Ваше за последние пятнадцать лет, с его внутренней преимущественно стороны, живописующей те туги сердца Вашего, с какими нередко приходилось подвизаться Вам, и отпечатлелись на занесенной на страницах «Веры и Церкви» переписки Вашей с о. Павлом.

Таковы побуждения, к нарочитой радости моей, в Ваш юбилейный день и предмет ее. Желая поделиться ею с читателями своего журнала, как чтителями благих деятелей Веры и Церкви, я пришел к мысли поведать им, по мере сил и умения, о всем пятидесятилетии Вашего служения св. церкви борьбой с расколом.

Это-то худо сложенное сказание свое я и осмеливаюсь преподнести Вашему Превосходительству в выражение своего глубокого почтения и сердечной благодарности Вам вместе с молитвенным благопожеланием, да сохранит Вас Господь Бог во славу свою и на благо св. своей церкви на многие лета».

Редактор «Душеполезного Чтения», профессор А. И. Введенский, в своем кратком, но выразительном приветствии припомнил, что покойный руководитель журнала Д. Ф. Касицин назвал юбиляра «высшим специалистом по расколоведению» и с тех пор имя Николая Ивановича Субботина, в таком именно значении, ставится на заглавных страницах журнала, наряду с другими славными в Православной России именами. «Радость удостоверения во всеобщем признании Ваших заслуг и уважения к Вам, – говорил профессор, – да обновит силы Ваши, как силы орли, на вразумление отпавших от правой веры братий наших, на укрепление твердых в вере, во славу св. Церкви Христовой – православной».

От редакции «Московских Ведомостей» Μ. И. Лукин прочитал следующий приветственный адрес:

«Многоуважаемый Николай Иванович!

Присоединяясь к общему чествованию пятидесятилетия Вашей учено-общественной деятельности, мы не можем не вспомнить о Вас и как сотруднике «Московских Ведомостей». Много раз, за десять лет²³⁸⁰, Ваши знания и убеждения являлись на подкрепле-

—533—

ние влияния того русского органа печати, который со времен незабвенного Μ. Н. Каткова, неуклонно стремился к утверждению истинно русских основ жизни.

Много раз и Вы только в «Московских Ведомостях» находили возможность возвысить свой голос в защиту проводимой истины.

Эта тесная связь Ваша с «Московскими Ведомостями» делает еще более горячими наши пожелания Вам многих лет, здравия и силы на продолжение плодотворного труда Вашей жизни». – В. Грингмут, Л. Тихомиров, Барон А. Нольде²³⁸¹.

От Императорского Общества Истории и Древностей российских явились приветствовать юбиляра председатель Общества, профессор В. О. Ключевский, секретарь E. В. Барсов и известный историк Д. И. Иловайский. Выразив приветствие от Общества, профессор Ключевский присоединил к нему и свои личные поздравления и пожелания, как сослуживец юбиляра по Академии.

От редакции «Русского Архива» сердечно приветствовал юбиляра редактор журнала д. с. с. П. И. Бартенев.

Среди московского духовенства оказался, хотя и не непосредственный, учитель маститого юбиляра, но все же состоявший уже преподавателем во Владимирской духовной семинарии в то время, как обучался там, в высшем отделении, Николай Иванович, – это протоиерей Николаевской, на Долгоруковской улице, церкви Π. В. Приклонский. Взявши за руку юбиляра, он приветствовал его приблизительно следующими задушевными словами:

«Я присутствую здесь, как свидетель вашей юности, – в то время, как Вы были еще учеником Владимирской семинарии. Вы в свое время были красой семинарии – и я хорошо помню, с какими светлыми надеждами провожал Вас в Московскую Академию бывший в то время ректором семинарии, впоследствии епископ Саратовский Евфимий. Семена, восприятые Вами в семинарии, принесли обильные плоды, которые в Академии еще более умножались и переумножались, так что Вы доселе составляли честь как для семинарии, так и для академии. От лица сродичей наших, т. е. Володимирцев, я радуюсь и благодарю Бога, что Господь из среды нашей извел деятеля, который со славой

—534—

потрудился в пользу церкви православной. Я не буду перечислять всего, что сделано Вами, об этом говорено уже было много; скажу одно – я вместе с другими молился и буду молиться, чтобы Господь продлил жизнь Вашу и обновил силы Ваши к продолжению Вашей много полезной деятельности».

На каждое приветствие юбиляр отвечал выражением глубокой благодарности, иногда присоединяя к этому свои пояснения и добавления. Так, выражая благодарность за приветствие от московских единоверцев, Николай Иванович, между прочим, заметил, что за нынешним Богослужением он испытывал великое утешение, видя полное единение единоверческого духовенства с православным. «И это – продолжал он – обычное теперь явление в Москве и в других местах; пятьдесят же лет тому назад оно было бы делом невозможным. Чтобы невозможное прежде стало теперь действительностью, – этому, говоря по совести, я немало способствовал вместе с приснопамятным о. архимандритом Павлом.» По поводу приветствия от лица учеников его Николай Иванович вспомнил весьма тронувшее его в письме одного из учеников (Еписк. Таврического Николая)²³⁸² упоминание, что в своих лекциях никогда не гонялся он за популярностью и что это ценили в нем его слушатели. По милости Божией, – прибавил он, – смело могу сказать, что с моей кафедры не было произнесено ни одного слова, могущего служить ко вреду православию и церкви православной, в угоду новым, модным веяниям.

Утомленного и растроганного юбиляра попросили сесть, и затем секретарь Совета Братства св. митрополита Петра начал читать полученные приветственные письма и телеграммы. Именно.: –

От бывшего члена Совета Братства, его Почетного члена и учредителя, Преосвященного Виссариона епископа Костромского:

«Высокочтимый ревнитель православия,

Николай Иоаннович!

Святая Церковь, по обетованию Главы ее Господа И. Христа, пребудет до скончания века, неодолимая врагами ее. Орудиями

—535—

промышления Божия о ней в борьбе с враждебными ей силами являются по временам, кроме обычных пастырей, особые избранники Божии. К числу таковых принадлежите Вы. Исполнилось 50 лет со времени вступления Вашего на духовно-учебную службу. Большую часть этого времени Вы с неутомимой и плодотворной ревностью подвизались в борьбе с расколом научными знаниями и практическим применением их в разнообразных видах. Слава и честь Вам от Господа Бога и от всех православных христиан!

От всей души призываю Вам благословение Божие с молитвой, да сохранит Господь Вашу жизнь на многие лета и да укрепит Ваши силы к продолжению привычных Вам трудов для блага Церкви и во славу Божию».

От Преосвященнейшего Сергия епископа Псковского (телеграмма):

«Высокочтимейший Николай Иванович!

Сегодня по милости Божией исполняется полвека вашей плодотворной ученой и миссионерской деятельности на благо святой церкви и заблудших ее. Благоговея пред Премудрым и Всеблагим промыслом, даровавшим святой церкви русской в лице вашем высокого мужа науки и горячего ратоборца за истину Христову с твердостью Павла, ревностью Петра и любовью Иоанна, усерднейше прошу Вас принять от меня, духовной семинарии и всей церкви псковской искренний привет в сей великий для Вас день, с глубоко сердечным молитвенным пожеланием – да хранит Вас Всещедрый Господь Бог на многие, многие лета и да поможет Вам с такой же великой пользой продолжить свое высокое и благополучное учено-миссионерское служение святой церкви Христовой.

Благодарный ученик Сергий, епископ Псковский и Порховский».

От Его Превосходительства г. Товарища Обер-Прокурора Св. Синода В. К. Саблера (телеграмма):

«Поздравляю искренно почитаемого Николая Ивановича Субботина с 50-летием его многополезной для святой церкви научной и литературной деятельности, посвященной уяснению неправоты раскола, и многих заблуждавшихся приведшей к познанию истины. Владимир Саблер».

От Совета Черниговского Братства св. князя Михаила (телеграмма):

«Совет Братства святого князя Михаила приветствует Ваше Превосходительство с юбилейным торжеством. Председатель Епископ Исидор».

—536—

От члена Грузино-Имеретинской Синодальной конторы, архимандрита Амфилохия (телеграмма):

«Почтительнейше поздравляю Ваше Превосходительство с пятидесятилетием блестящей борьбы с отступством. Архимандрит Амфилохий Лутовинов».

От кафедрального протоиерея Московского Христа Спасителя собора, П. И. Казанского (письмо):

«Ваше Превосходительство

глубокочтимый, дорогой товарищ Николай Иванович!

Приветствую Вас с совершившимся пятидесятилетием славного служения Вашего. Оно было славно и по содержанию, как служение святой вере Христовой, святой православной церкви, в охранении их чистоты и непогрешимости, в обращении блуждавших на пути веры: славно было служение Ваше и по тем плодам, которыми увенчивались полувековые труды на широком поприще деятельности Вашей. Говорю: «на широком поприще», ибо Вы не ограничивались непосредственным участием в судьбах, заблуждающихся по вере, но в качестве наставника-профессора приготовляли и других руководителей и учителей в очищении истины от заблуждений и непорядков в области веры. Благословил Вас Господь на такое именно славное служение в течение полувека; да благословит сугубым, небесным благословением и дальнейшее течение жизни Вашей во славу и благо святой церкви на многие и многие годы!

Глубоко-уважающий Вас и искренно преданный товарищ Ваш, Кафедральный протоиерей Павел Казанский».

От председателя Общества любителей духовного просвещения, протоиерея Петропавловской на Якиманке церкви И. Ф. Мансветова (телеграмма):

«Приветствую Вас с достославным юбилеем. Да продлит Господь Вашу жизнь на пользу церкви и отступивших чад ее. Сожалею, что по немощам не могу приветствовать лично от себя и как председатель Общества любителей духовного просвещения. Протоиерей Мансветов».

От Совета Братства св. Георгия, в гор. Егорьевске Рязанской губ. (телеграмма):

«Ваше Превосходительство,

досточтимейший Николай Иванович!

В день пятидесятилетнего юбилея Ваших неоценимых многополезных литературных трудов против раскола и вообще Ва-

—537—

шей достославной и многоплодной деятельности на пользу церкви и просвещения юношества, Братство святого Георгия города Егорьевска Рязанской губ., приветствуя Вас, желает здравия и долгоденствия для блага церкви и искоренения душепагубного раскола, и благопочтительнейше просит Вас не отказать в принятии звания почетного члена этого Братства. Председатель Братства соборный протоиерей Ал. Светлов. Товарищ Председателя священник Д. Протопов, члены Совета: свящ. В. Веселкин, свящ. Н. Зверев, свящ. П. Дроздов, М. Бардыхин, миссионер А. Кузнецов, казначей И. Никитин, Делопроизводитель свящ. Г. Бажанов».

От Московского Епархиального женского Филаретовского училища (письмо):

«Многоуважаемый Николай Иванович!

Позвольте и нам поздравить Вас с торжественным днем Вашего юбилея и выразить Вам от лица воспитанниц Филаретовского училища нашу глубокую признательность и благодарность за Ваши добрые и дорогие для нас отношения к нам.

Вы неоднократно заявляли, что любите наше училище, любите молиться в нашем храме. Нам отрадно было видеть Вас среди нас молящимся и самим хотелось еще более молиться. Состоя членом нашего благотворительного общества, Вы принимали к сердцу нужды наших бедных воспитанниц и не раз оказывали нам внимание. Сердечно благодарим Вас и просим принять от нас эту икону нашей работы²³⁸³ и помолиться за нас.

От лица всех воспитанниц желаем Вам всякого благополучия и здоровья и молим Бога, чтобы Он продлил Вашу жизнь на долгие годы».

От Его Сиятельства, г. Прокурора Московской Синодальной конторы, князя А. А. Ширинского-Шихматова (телеграмма):

«Сожалею, что лично лишен возможности приветствовать Вас в знаменательный день Вашего полувекового служения православной церкви. Кн. Шихматов».

От историка и археолога Тайного Советника Η. Е. Забелина (телеграмма):

«От сердечнейшей глубины приношу Вам искреннейшее приветствие в дорогой день Вашего достославного пятидесятилетия

—538—

неутомимой службы русской науке и русскому обществу, озарившего светочем истины столько темных сторон древнерусского заблуждения. Да хранит Господь Вашу беспримерную деятельность во славу отечества на многие и премногие лета! – Иван Забелин».

От Его Высокопревосходительства, действительного тайного советника В. С. Арсеньева (телеграмма):

«Примите сердечное поздравление, – не личное – по нездоровью. Многая лета почтеннейшему юбиляру! Почетный опекун Арсеньев».

От Его Превосходительства Н. Ф. Тютчева (телеграмма):

«Всем сердцем горячо и искренне приветствую и поздравляю Вас, многоуважаемый Николай Иванович, и от всей души чествую Вас со днем Вашего юбилея. Тютчев».

От г. председателя Московского Цензурного Комитета Вл. Вл. Назаревского (телеграмма):

«В достославный день полувекового служения Вашего Русской исторической науке на благо церкви и государства шлю Вам задушевный привет, как хранителю Филаретовских преданий, представителю Московской академии Горского, Голубинского, Кудрявцева и сотруднику незабвенного Каткова. Да утреннюет дух Ваш в вечереющем времени! Примите наилучшие благожелания от Вашего старого слушателя, лишенного возможности лично принести сердечное поздравление. Владимир Назаревский».

От профессора Киевской Духовной академии В. Ф. Певницкого (телеграмма):

«С чувством глубокого уважения приношу поздравление славному юбиляру. Чту Вас со времени совместного обучения во Владимирской семинарии. Да хранит Вас Бог еще многие годы для продолжения служения церкви православной! Киевский профессор Певницкий».

От профессора И. А. Татарского (телеграмма):

«Сердечно поздравляю Вас с совершившимся пятидесятилетием Вашего достославного служения на пользу православной науки и церкви; общественное признание Ваших заслуг да подкрепит Ваши силы в дальнейшем его продолжении. Татарский».

От Воронежской духовной Семинарии (телеграмма):

«Шлем сердечный привет юбиляру; желаем, чтобы ваш мощный голос в защиту истины православия раздавался еще много,

—539—

много лет. Ваши признательные ученики: ректор семинарии Борисоглебский, преподаватели: Замахаев, Щукин, Ублинский, Розанов».

От преподавателя Московской Духовной Семинарии Священника И. В. Полянского (телеграмма):

«Приветствую Вас, моего дорогого учителя, со знаменательным юбилеем. Да подаст Вам Господь Бог сил на служение святой церкви и да сохранить Вас и еще на многая, многая лета! Благодарный и любящий ученик священник Иоанн Полянский».

От Шуйского (Владим. губ.) духовного училища (телеграмма):

«Родное Вам Шуйское духовное училище сердечно поздравляет Вас с исполнившимся пятидесятилетним юбилеем славного Вашего служения святой церкви через Вашу профессорскую, миссионерскую и литературную деятельность, и душевно желает Вам доброго здоровья и долголетия. Смотритель училища Николай Скороспелов».

От протоиерея Покровского г. Шуи собора А. Казанского (телеграмма):

«К сонму почитателей и поздравителей позвольте присоединиться и мне и иметь честь почтительнейше поздравить Вас с исполнившимся пятидесятилетием Вашей многополезной церковно-общественной деятельности; да хранит Господь еще на многие лета Вашу жизнь на благо церкви!»

От протоиерея Вязниковского Казанского собора В. Орлова (телеграмма):

«Глубокоуважаемый Николай Иванович!

По случаю исполнившегося пятидесятилетнего юбилея Вашего примите от Вашего ученика и земляка пожелание Вам душевной бодрости и сил к дальнейшему многоплодному служению церкви и России».

От игумена Гуслицкого Спасо-Преображенского монастыря Мины:

«Ваше Превосходительство, Николай Иванович!

Да воздаст Вам Господь за многолетние Ваши труды в борьбе с отступством от св. церкви; молю Бога о Вашем здоровье».

От игумении Московского Никитского монастыря Паисии (телеграмма):

«Почтительно поздравляю с юбилейным днем Вашего полез-

—540—

ного служения церкви и отечеству; да продлит Господь дни жизни Вашей во славу Пресвятого Своего имени».

Кроме того Секретарем Совета Братства были прочитаны приветственные письма: от священника Никитской г. Коломны церкви В. Г. Петрова, ктитора Московского Собора Христа Спасителя Π. П. Боткина и телеграммы от следующих лиц: священника С. Орлова (из Орехова-Зуева), И. и Е. Поповых и А. Волковой (из Шуи), г. Титова (из Кинешмы), А. П. Гуськова (из Москвы), П. Шорыгина (Шуйского купца), Η. Н. Дружинина (из Москвы), В. Е. Успенского (из Москвы).

После этого все присутствовавшие на празднестве – представители духовенства, члены Братства, почитатели и знакомые юбиляра – приносили ему свои поздравления; из светского общества тут была княгиня В. А. Туркестанова, князь А. М. Голицын и др. Между тем хор певчих Богоявленского монастыря исполнял концерт, по окончании коего и начался разъезд высоких посетителей и участников торжества. Но еще оставались ближайшие к юбиляру лица, как было прислано и тут же прочитано Секретарем Совета Братства следующее письмо от казначея Братства, Веры Александровны Хлудовой:

«Глубокоуважаемый Николай Иванович!

Сегодня день юбилея Вашей ученой деятельности – деятельности широкой и плодотворной, так как Вы не только выполнили тот долг, который лежит на каждом человеке, которому дан от Бога талант, но дали родине и науке гораздо больше, от избытка Ваших сил. Но не мне ценить Ваши заслуги, – они оценены теми, кто к этому призван по своему положению и деятельности: мне же, с гордостью причисляющей себя к числу Ваших друзей, можно только радоваться тому редкому счастью, которое выпало Вам на долю – праздновать свой полувековой юбилей, и принести Вам искреннее поздравление и горячие пожелания на многие, многие годы здоровья и сил для продолжения той же плодотворной деятельности в неустанной борьбе с расколом, в охрану чистоты родного Православия, на пользу родины, на радость Ваших почитателей.

Я глубоко сожалею, что тяжелая болезнь лишила меня возможности лично приветствовать Вас и принести Вам свое поздравление.

Глубоко уважающая Вас и сердечно преданная Вера Хлудова».

—541—

Вместе с этим письмом был прислан роскошный бювар с массивной серебряной верхней крышкой, богато орнаментованной и украшенной золотыми инициалами имени юбиляра и золотыми же цифрами годов: 1852–1902. Таково было неожиданное заключение торжества, отличавшегося, как всеми было замечено, особенной сердечностью и задушевностью. Нельзя не пожалеть, что на торжестве не было прочитано полученное еще накануне, но случайно оставшееся в квартире юбиляра письмо Его Преосвященства, епископа Таврического Николая, замечательное по своей сердечности и меткости характеристики юбиляра. Приводим это письмо²³⁸⁴:

«Ваше Превосходительство

Высокоуважаемый и досточтимый

Николай Иванович!

Примите и от меня сердечный привет и поклон до земли в день Вашего 50-летнего юбилея. Всегда помнил и никогда не забуду ни Вашего светлого образа, ни Ваших прекрасных лекций! Вы краса не только Академической науки, но и нашей художественной литературы, ибо первый счастливейшим образом сумели соединить и научное (в содержании) и прекрасное (в форме) Мельников и др. «художники раскола» пошли уже по Вами указанной дорожке... Но мне кажется, что при оценке Вас, как профессора, мало сказать, что Вы были – ученый и художник: нет, Вы были еще и чудный декламатор! Вы умели в вибрациях своего голоса неподражаемо передавать нам и чувства тех исторических лиц, которых живо писали нам в своем слове, так что мы не только видели их образы, но и слышали их собственные речи в их собственном произношении... Вот почему Ваша аудитория никогда не была пуста, вот почему и Ваш образ никогда не забудется теми, кто имел удовольствие слушать Вас!

Как профессор и как декан, Вы никогда не стояли далеко от студентов; напротив, студенты всегда имели к Вам доступ. Вы не подавляли нас своим величием и не смотрели на

—542—

нас свысока; напротив, Вы всегда наклонялись к нам и с замечательным почетом и снисходительно выслушивали нас. Вы никогда не играли в популярность, – и это нам нравилось в Вас!

Пошли Вам, Господи, еще многих лет жизни, а когда придет время, то и кончины не постыдной и мирной и доброго ответа на страшном судище Христове! Будем молиться о сем, пока сами живы!

Божие Благословение да будет с Вами присно!

Ваш покорнейший слуга, ученик и богомолец Николай, Епископ Таврический».

Возвратившегося домой юбиляра ожидали здесь новые приветствия и прежде всего следующее (полученное вечером) знаменательное приветственное письмо Его Высокопревосходительства г. Обер-Прокурора Св. Синода К. П. Победоносцева:

«Многоуважаемый

Николай Иванович!

Видя из газет, что завтра празднуется в Москве юбилей Вашей 50-летней деятельности, поспешаю и я присоединиться ко множеству приветствующих Вас лиц, желая быть в числе их не последним. В течение моей служебной деятельности сколько раз имел я случай обращаться к Вам за советом и содействием в делах великой для церкви важности, и потому имею и право, и возможность быть не последним в числе ценителей и знания вашего и опыта и, в особенности, сердечной Вашей ревности о правде церковной и о благе церковном.

Здравствуйте и да хранит Господь дни вашей старости в радости и мире!

Искренно уважающий и преданный

К. Победоносцев».

В тот же день получена была телеграмма от студентов Московской Духовной академии:

«Сердечно приветствуем Вас, глубокоуважаемый Николай Иванович, с пятидесятилетней годовщиной Вашей общественной и ученой деятельности. Исполненные благоговейного почтения пред Вашими неоцененными трудами в области расколоведения, от всей души желаем Вам еще многих лет душевной и телесной крепости для деятельности на пользу отечества церкви и науки».

—543—

Телеграмма из посада Воронка Черниговской губернии:

«Воронковские единоверцы приветствуют Вас с пятидесятилетним юбилеем службы Вашей, сердечно благодарят за труды Ваши на пользу церкви Христовой. Да продлит Господь жизнь Вашу на многие лета. Родионцев. Карамин».

Письмо от Л. А. Тихомирова:

«Многоуважаемый Николай Иванович!

Я участвую в так сказать официальном приветствии Вам редакции «Московских Ведомостей». Но я чувствую потребность сказать Вам и несколько чисто личных слов в этот завтрашний день Вашего 50-летнего юбилея.

Прежде всего – благодарю Вас за ту огромную помощь, которую Ваши сочинения оказали мне для того, чтобы разобраться в тонкостях наших злополучных внутренних раздоров с отклонившимися от Русской церкви старообрядцами. Особенно благодарю Вас за Ваши пояснения истории Белокриницкой именуемой иерархии.

Во-вторых, мне хочется выразить Вам свое пожелание, чтобы Вы не огорчались теми нестроениями, среди которых встречаете день своего чествования. Человеческие строения и расстройства меняются как погода. Сила и слабость сменяются и чередуются. Но то, что сделано кем-либо для человеческого сознания, не погибает. Это вечный вклад. И Вы его сделали уже. Это сделанное Вами не погибнет и всегда будет помогать строению победить нестроение.

Пусть это светлое сознание украсит этот день Вам и поможет Вам мирно и спокойно провести все остальные годы жизни, каких да пошлет Вам Бог как можно больше.

С этими душевными пожеланиями Вам заочно говорю Вам: «многая, многая лета».

Письмо от и. д. цензора Московского Цензурного Комитета С. И. Соколова:

«Милостивый Государь,

Глубокоуважаемый Николай Иванович!

Беру смелость и я в числе Ваших почитателей принести Вашему Превосходительству поздравления и благожелания по случаю Вашего пятидесятилетнего юбилея.

Пусть Господь даст Вам доброго здоровья, душевного спокойствия и благополучия за все то, что Вы сделали за этот период времени для нашей Св. православной церкви, а вместе с

—544—

нею и для нашего отечества, которое, несомненно, только благодаря ей и есть то, что есть, т. е. индивидуальное, действительно самобытное целое, образовавшееся из разных, вошедших в состав его, народностей.

Вы, Николай Иванович, своими трудами более, чем кто-либо из русских людей вложили цемента, для связи этого целого, в особенности в тех трещинах его, которые образовались в последние столетия на нашем чисто русском теле. Я разумею св. православную церковь и раскол. Верьте, Николай Иванович, что цемент Ваш был и есть действительно прочен. Я вырос среди раскола, на границе Боровского и Верейского уездов, и знаю, что искренние из старообрядцев глубоко уважают Вас за правду, которую Вы говорили и говорите им печатно, и поэтому глубоко верю, что труды Ваши по разоблачению неправды раскола не пропадут даром. Их особенно оценит наше потомство и главным образом потому, что Ваш голос ясного разумения в данном случае был первым. А Ваша «история раскола» наверное навсегда останется началом разумной и точной истории его».

Письмо от заведующего книжным складом Братства св. Петра митрополита Т. Е. Тихомирова.

«В настоящий день, знаменательный в жизни Вашей, глубокоуважаемый Николай Иванович, считаю священным долгом поздравить Вас с пятидесятилетием Вашего труда на литературном поприще. Без преувеличения скажу, что сочинения Ваши, направленные к вразумлению в вере братий наших старообрядцев, для врачевания их, незаменимы никакими другими. В этом я на опыте убедился, бывши сам старообрядцем. Ваши труды, перед Богом заявляю, действуют на душу и совесть более убедительно и благотворно. И вот в такой знаменательный для Вас день я от искренней души благодарю Вас, за такой неоцененный долгий труд Ваш для нас бывших старообрядцев, ниже мы познахом путь истины. А Всевышнего промыслителя и живодателя Бога прошу, как недостойный Его раб, чтобы Он продолжил и укрепил жизнь Вашу и еще на многие лета, на пользу и вразумление седящих во тьме неведения собратий – наших старообрядцев».

Кроме того получены были приветственные письма от товарища юбиляра по академии, директора кодификационного департамента в Военном министерстве д. т. с. Η. Е.

—545—

Колоколова, от д. с. с. А. Н. Столпакова, от издателя и редактора журнала «Миссионерское Обозрение», чиновника особых поручений при Обер-Прокуроре Св. Синода В. М. Скворцова, от протоиерея Адриановской церкви П. Рубина, от начальника Врачебной Управы т. с. В. М. Остроглазова, от композитора А. Т. Гречанинова, от единоверческих священников В. А. Смирнова и И. Силина, от помощника Гуслицкого миссионера А. В. Кузнецова и др.

Так как юбилейный день падал, собственно, на 21 число, то и в этот день получено было юбиляром немало приветственных телеграмм и писем.

Так на имя преосвященного Трифона прислана была следующая телеграмма из Житомира:

«Просим приветствовать юбиляра, Николая Ивановича Субботина, как труженика Христовой церкви, пожелать ему успехов в защите православия. Епископ Антоний (Волынский), миссионер Следников, преподаватели, учившиеся в Московской академии».

Затем получены телеграммы:

Из Костромы: «Общее собрание членов Костромского Федоровско-Сергиевского Братства, высоко ценя пятидесятилетнюю отлично усердную деятельность Вашего Превосходительства на поприще борьбы с расколом во славу святой церкви, избрало Вас двадцатого сего октября почетным членом Братства. Председатель Собрания Епископ Виссарион».

Из Петербурга: «Сердечно поздравляю с достославным юбилеем. Протоиерей Петр Смирнов», (председатель Учебного комитета при Св. Синоде).

Из Калуги: «Ученики-Калужане приветствуют дорогого профессора, полвека честно и талантливо служившего словом устным и печатным на пользу православной церкви. Многая лета!» «Священник Казанский, преподаватели: Богословский, Цветков, Воскресенский, Тихомиров, Протасов».

Из Вязьмы: «Благовейно приветствую моего бесценного профессора с 50-летним днем ученой деятельности, благодарно с верою возношу горячие молитвы Богу о Вашем здоровье. Законоучитель гимназии протоиерей Михаил Тредиаковский, студент 33-го курса».

Из Кубанской области: «Приветствуя Вас в день полувекового служения Вашего церкви, ее миссии, науке и отечеству, молю

—546—

Господа Бога о продлении дорогой жизни Вашей на многие лета. Благодарный ученик Ваш Ставропольский епархиальный миссионер иерей Симеон Никольский».

Из Костромы: «Примите Ваше Превосходительство от признательного ученика сердечное поздравление с полувековым юбилеем Вашей неутомимой деятельности на благо святой церкви. Преподаватель Семинарии Сергей Романовский».

Из Воронежа: «Сердечное приветствие, лучшие благожелания высокочтимому юбиляру, дорогому наставнику, шлет ученик и почитатель. Тихон Рождественский, Воронежский епархиальный миссионер».

Тогда же получены:

Визитная карточка след. содержания: «Протоиерей Николай Васильевич Благоразумов, подписавший, в качестве цензора, для VIII книги журнала: «Вера и Церковь» статью: «50-лет служения церкви борьбою с расколом», всем сердцем присоединяется к юбилейному приветствию автора и многолетствует Вашему Превосходительству».

Письмо из Бронниц:

«Ваше Превосходительство

Глубокочтимый Николай Иванович!

Позвольте принести пишущим эти строки сердечный привет в знаменательный для Вас день, – день полувекового служения Вашего ко благу святой церкви Христовой. Церковно-общественное служение Ваше было почти всецело посвящено раскрытию и обличению заблуждений, отделившихся от матери-церкви глаголемых старообрядцев и защите истин св. веры Христовой от вредных и гибельных влияний учителей раскола. Как труден и тяжел этот путь, по которому Вы шли в течение пятидесяти лет, может ясно и определенно сознавать тот, кто «сам» пережил и испытал лишения и скорби, неизбежно встречающиеся на нем. – Ваши полные и основательные обличения лжеучений раскола, для одного из нас, всегда служили мерилом религиозного сознания гибельности раскола, и были главным побуждением к возвращению в лоно св. Православной церкви, для другого же – они являются твердой опорой в борьбе со старообрядческим расколом. Да продлит же Господь дни Ваши в полном здравии и да подкрепит Он силы Ваши к продолжению служения на пользу и славу Церкви Своей и еще на много и много лет! С искренним почтением к Вам, молящиеся о драгоценном здра-

—547—

вии Вашем: Бронницкого Михаила-Архангельского Собора Священник-миссионер Иоанн Добров. Бывший старообрядческий, в Петербурге, священник, ныне сын святой Православной церкви Ермил Ершов».

Отклики на юбилейное торжество продолжали раздаваться и после юбилейного дня, продолжают раздаваться и доселе. Так 22 октября получена была юбиляром следующая телеграмма:

«Прошу высокочтимого Николая Ивановича принять запоздалое, но сердечное приветствие с юбилеем и от душевно преданного Вам архиепископа Анастасия» (Воронежского).

От 30 октября писал Николаю Ивановичу преподаватель Тульской Духовной семинарии Д. И. Скворцов:

«Ваше Превосходительство

досточтимейший Николай Иванович!

21 октября сего года исполнилось пятидесятилетие Вашей многоплодной служебной и литературной деятельности на пользу церкви в борьбе с недугом раскола. Об этом я узнал позднее, чем бы то следовало, а потому своевременно не приветствовал Вас. Не мне, конечно, входить в какую-либо оценку Вашей высокочтимой деятельности, а потому я об этом умалчиваю, а только выражаю Вам, как довольно давний преподаватель по кафедре науки о расколе, самую глубокую признательность и благодарность за все сделанное Вами для этой науки (трудно оценимое). Это потребность моей души и сердца, как человека, которого Вы добрым письмом ободрили на первых шагах изучения науки о расколе и преподавания ее в Тверской семинарии (то было в 1888 году)».

От того же 30 октября священник Московской Николаевской, в Доме призрения имени братьев Боевых, церкви А. Крылов прислал Николаю Ивановичу интересное письмо с дорогим для юбиляра приложением-автографом (1852 г.) в Бозе почившего митрополита Сергия. О. Крылов пишет:

«Ваше Превосходительство

досточтимейший Г. Профессор Николай Иванович!

Ко всем достойным и вполне заслуженным Вами наименованиям Вас – ревностным труженником и много полезным учено-общественным деятелем – во время недавнего чествования

—548—

Вашего по случаю исполнившегося пятидесятилетия доблестного служения Вашего духовной науке, Святой Церкви и дорогому отечеству, позвольте мне просто и скромно, но вполне истинно и сердечно именовать Вас еще «добрым и умным наставником» – словами, которыми, как Вы видите из прилагаемого при сем письма, охарактеризовал Вас еще 50 лет тому назад покойный Московский Митрополит Сергий.

Прилагаемое письмо – подлинный автограф покойного Владыки Митрополита Сергия, писанный им еще в бытность его о. инспектором Московской Академии и Архимандритом настоятелю Новоспасского монастыря Архимандриту Агапиту, только что переведенному из Иосифо-Волоколамского монастыря, передано мне в прошедшем году вместе с другими письмами, адресованными покойному о. Архимандриту Агапиту, хорошим моим знакомым доктором Д. А. Кузьминым и ему в свою очередь перешло от какого-то его товарища по университету из духовного звания, вероятно родственного покойному о. Архимандриту Агапиту.

Считая это письмо покойного Владыки Митрополита Сергия не кому другому, а только Вам принадлежащим (ведь, 50 лет тому назад Вы были «подателем» сего письма), я осмеливаюсь теперь передать его Вам, вполне и искренно соглашаясь с названием Вас в нем Владыкой Митрополитом «добрым и умным наставником».

Да укрепит Господь Бог силы Ваши и да поможет Вам еще долго трудиться на славу и пользу Его Святой Церкви высшей духовной науки и дорогого отечества»²³⁸⁵!..

—549—

9-го ноября юбиляром получено следующее приветствие из Минска:

«Ваше Превосходительство,

Милостивый Государь Николай Иванович!

На днях весь духовный мир первопрестольной нашей столицы – Москвы, во главе со своим Архипастырем, торжественно чествовал Вас по случаю исполнившейся полувековой Вашей деятельности на поприще служения науке, церкви и отечеству. Весть об этом торжественном чествовании Вас первопрестольной нашей столицей, с которой ближайшим образом связана вся Ваша полувековая доблестная деятельность, несомненно, будет встречена с самой глубокой радостью и сердечным восторгом во всех концах нашего отечества, так как имя Ваше, как твердого и неуклонного борца за православие и знаменитого расколоведа, не только известно но всему обширному лицу земли Русской, но близко и дорого всем истинно-православным русским людям. Но особенно глубокой радостью и истинным восторгом весть об этом давно заслуженном Вами чествовании, без сомнения, наполнит сердца тех, кому пришлось под Вашим прямым и непосредственным руководством пройти высшую богословскую школу.

К сонму тех многочисленных приветствий и поздравлений, которые Вы получили и, без сомнения, продолжаете еще получать присоедините, высокоуважаемый и дорогой Николай Иванович, и наше – нижеподписавшихся Ваших учеников и питомцев по Академии, ныне подвизающихся на скромном педагогическом поприще в г. Минске. Позвольте выразить Вам нашу искреннюю радость и сердечный восторг, что Господь Бог сподобил Вам полвека так плодотворно потрудиться на пользу нашей ду-

—550—

ховной науки, во славу св. церкви и отечеству. Да продлит Он, милосердый, еще на долгие годы жизнь Вашу и подаст Вам силы и здоровья на новые труды и подвиги. Директор народных училищ Минской губернии, д. с. с. Николай Акоронко. Инспектор народных училищ Минской дирекции Петр Лавров. Преподаватель Мишкой Духовной Семинарии Ив. Зверев. Преподаватель Минской Дух. Семинарии Ал. Товаров. Инспектор народных училищ Минской дирекции Александр Кедров».

Приведем наконец (в извлечении) письмо Начальницы Александро-Мариинского Дома призрения – E. С. Кротковой, в котором дана справедливая оценка самого юбилейного торжества, нами описанного. E. С. пишет:

«Дорогой Николай Иванович!

Добрыми строками от 21-го октября Вы предварили желание мое передать Вам, хотя письменно, глубоко-отрадное впечатление, мною воспринятое из всего слышанного и читанного о Вашем празднике. Не с внешними чествованиями поздравляю я Вас, а с великой милостью Господней, даровавшей Вам высшую отраду на земле видеть плоды неутомимых трудов всей жизни Вашей в служении Церкви Православной, убедиться, что семена, Вами посеянные, не пали на терние, а возросли, созрели и принесли такие плоды, что даже противникам приходится умолкать пред истиной, которой Вы подвигом добрым и бодрым послужили. Знаю, что в наши лета ни восхваления, ни порицания людские большого значения не имеют...

Праздник 20-го октября отраден мне не столько за Вас, сколько за тех, которые заявили себя на высоте своего положения и умели воздать должное достойнейшему. Радует меня, что в настоящее претыкающееся время умов, истинно грехми омраченных, оказалось немало людей, имеющих доблестное мужество, даже печатным словом, велегласно (а иные даже прекрасно, тепло, искренно) заявить, что истина, на служение которой почтенный юбиляр посвятил всю жизнь, несмотря ни на какие или чьи-либо злокозни, восторжествовала, и подвиг его во славу Церкви Православной непоколебим.

Такие проявления правдиво-сознательной оценки отрадны душе моей не только за ценимого, но главное, – за ценителей. Особенно, повторяю, – среди настоящих бесцветных, безличных, бездарных говорунов слова искренней, сердечной правды дороги»...

—551—

К этим горячим строкам прибавим со своей стороны, лишь одно: обрисовавшийся на юбилейном торжестве величавый образ полувекового деятеля на пользу науки и св. церкви и неутомимого, самоотверженного борца с расколом да вдохновит всех тех, кои призваны на тоже дело служения науке и св. церкви, на ту же борьбу с расколом и иными плевелами нивы церковной. А чтобы этот образ выступил еще яснее и рельефнее, и чтобы, с другой стороны, было легче и удобнее желающим изучить его в подробностях, прилагаем вслед за сим по возможности полный перечень учено-литературных трудов маститого виновника, описанного нами знаменательного светлого торжества.

В заключение всего необходимо упомянуть о важнейшем акте, увенчавшем юбилейное торжество, – о знаке Высочайшего внимания к юбиляру: 6-го декабря Его Величество Государь Император всемилостивейше пожаловал ему орден святого равноапостольного князя Владимира 2-й степени во внимание к отлично-усердной ревностной полувековой деятельности на поприще ученом и церковно-общественном.

Свящ. С. Марков

—552—

I. Книги, журнальные и газетные статьи

1. Об отношениях духовенства русского к князьям с XI до половины ΧV века (1858 г. Приб. к тв. свв. от., т. XVII).

2. Рассказы о древних русских паломниках (Подснежник, 1858–1859 гг. и отд. книжка).

3. Сведения о Филологе Черноризце, проповеднике XVI века (1859 г. Приб. к тв. свв. от., т. XVIII).

4. Сведения о новом сочинении: ответ мирянина на книгу: станет ли Россия католическою? (1859 г. Там же).

5. Русская старинная рукопись (1860 г. Подснеж.).

6. Опровержение раскольнических клевет на патриарха Никона (1860 г. Приб. къ тв. свв. от.).

7. Вновь изданные материалы для истории царствования Алексея Михаиловича (1861 г. Русский Вестник).

8. Дело патриарха Никона (1862 г. Русская Речь: изд. отдельной книгой).

9. Рассказ Петра великого о Никоне патриархе (1862 г. Рус. Вестник).

10. Из истории Преображенского Кладбища (1862 г., там же).

11. Ян Белободский и Павел Негребецкий (1862 г. Приб. к тв. св. от., т. XXI).

—553—

12. Архимандрит Феофан, настоятель Новоезерского монастыря (1862 г. Странник; изд. отдельной книгой).

13. Как издаются у нас книжки о расколе (1862 г. Русский Вестник, №№ 5, 6 и 12).

14. Протест Арсения Мацеевича (1862 г. Современ. Летопись при Москов. Вед., №№ 49 и 50).

15. О издании путешествия Лукьянова (1862 г. Там же, № 15).

16. Современные движения в расколе. Одиннадцать статей. Русский Вестник, 1863 г., №№ 5, 7,²³⁸⁶ 11 и 12; 1864 г., №№ 1 и 2; 1865 г., №№ 1, 2, 3 (эта, восьмая, статья тогда же издана отдельно, с приложениями) и 5; 1866 г., № 1 (эта, одиннадцатая, статья издана также отдельной книжкой).

17. Замечания по поводу изыскания способов к улучшению быта православного духовенства (1863 г. Соврем. Летопись, № 9).

18. Протопресвитер Иоанн Петрович Полубенский (1864 г. Душеполезное Чтение).

19. Художественное издание в раскольническом духе (1864 г. Русский Вестник, № 2).

20. По поводу статьи г. Мельникова: «Очерки поповщины» (1864 г. Русский Вестник, № 11).

21. Известие о присоединении старообрядческих епископов (Москов. Ведомости, 1865 г., № 137).

22. Дополнение к известию о присоединении старообрядческих епископов (1865 г. Современ. Летопись, № 25).

23. Присоединение к православию раскольнических епископов и других членов Белокриницкой иерархии (1865 г. Русский Вестник, № 12).

24. О православии Греческой церкви, против раскольников (1865 г. Душеполез. Чтение. В 1879 г. эта статья издана Братством св. Петра митр. под заглавием «Рассмотрение содержимого глаголемыми старообрядцами учения о ложном неправославии Греческой церкви»).

25. Замечания на книгу о Феодоритовом слове (1865 г. Душеполез. Чтение).

—554—

26. Любопытный ответ на «Вопросы глаголемым старообрядцам» (1866 г. Русский Вест., № 2).

27. Кремлевские прения старообрядцев (1866 г. Соврем. Летопись, №№ 12 и 14).

28. Библиографическая заметка о соч. К. Николаева: «История поповщины с 1846 г.» (1866 г. Там же).

29. Дополнение к статье о кремлевских прениях старообрядцев (1866 г. Там же, № 22).

30. Раскол как орудие враждебных России партий (1867 г. Русский Вестник, №№ 4 и 5. Тогда же издана отдельной книгой).

31. Несколько слов о новейших событиях в расколе (1867 г. Душеполез. Чтение).

32. Еще несколько слов о новейших событиях в расколе (1867 г. Там же).

33. Раскольнические споры о метриках (1867 г. Душеполез. Чтение).

34. Новый раскол в расколе (1867 г. Современ. Летопись, № 16).

35. Дополнение к статье «Новый раскол в расколе» (1867 г. Там же, №№ 22 и 23).

36. 23 июня в Никольском единоверческом монастыре (1867 г. Там же, № 24).

37. С.-Петербургские Ведомости о иноке Павле (1867 г. Там же, № 24).

38. О чае и сахаре (Современ. Известия, 1867 г., № 22).

39. Из современных летописей раскола. (Четыре статьи. Русский Вестник, 1867 г., №№ 10 и 11, 1869 г., №№ 2 и 10. В том же 1869 г. изданы отдельными книжками под заглавием: «Современные Летописи раскола», выпуск первый: «Белокриницкий собор 1868 г. и его последствия», выпуск второй: «Последствия Белокриницкого собора и неожиданный исход их». Оба выпуска снабжены многочисленными приложениями, – в первом 32, во втором 10.)

40. По поводу некоторых событий в расколе (1868 г. Современ. Летопись, № 6).

41. Инок Павел Прусский (1868 г. Там же, №№ 7 и 8).

42. Ученики Павла Прусского (1868 г. Там же, № 11).

43. Иностранные газеты об иноке Павле (1868 г. Там же, № 11).

—555—

44. Нечто о странниках (1868 г. Там же, № 16).

45. Старообрядческая литература за границей (1868 г. Русский Вестник, №№ 7 и 8).

46. О присоединении инока Павла Прусского (1868 г. Москов. Ведомости, № 43).

47. Объяснение о книге протоиерея Виноградова (1868 г. Там же, № 48).

48. Что делается у старообрядцев? Семь статей, напечатанные в Современ. Летописи: 1868 г., №№ 33 и 46, 1870 г., №№ 8, 9, 39, 40 и 41).

49. По вопросу о старообрядцах (1868 г. Там же, № 40).

50. 15-е декабря в Никольском единоверческом монастыре (1868 г. Москов. Ведом., № 272).

51. «Современные Известия» об Аркадии Славском (1868 г. Современ. Летоп., № 42).

52. О предположении учредить в Москве братство для содействия ослаблению раскола и воссоединению раскольников с православною церковью (1869 г. Там же, №№ 14 и 15).

53. Панихида единоверцев по митрополите Платоне (1869 г. Москов. Ведом., № 18).

54. Несколько слов о Единоверии в ответ на возражения из Вятки (1869 г. Современ. Летоп., № 21).

55. Учреждение архиерейской кафедры у турецких раскольников (1869 г. Русский Вестник, №№ 5 и 6).

56. Прошение Ветковских старообрядцев о епископе (1870 г. Душеполез. Чтение).

57. Поездка священноинока Павла в северо-западный край (1870 г. Современ. Летоп., №№ 19 и 20).

58. Обращение к церкви еще одного из значительных членов Белокриницкой иерархии (1870 г. Там же, № 10).

59. Заявление г. Боголепову (1870 г. Москов. Вед., № 114).

60. Поставление священноинока Павла в игумены (1870 г. Там же, № 135).

61. По поводу заявления Боголепову. (1870 г. Там же, № 135).

62. Белая Криница до приезда Амвросия. (Четыре статьи, напечатанные в Русском Вестнике, 1870 г., №№ 10 и 11, 1871 г., №№ 5 и 7.)

63. Покушение на жизнь Кирилла Белокриницкого (1870 г. Москов. Вед., № 250).

—556—

64. Летопись происходящих в расколе событий. (Десять статей, напечатанных в Современ. Лет., 1871 г., №№ 4, 11, 14, 20, 21, 34, 36, 38, 40, 46–48, 1872 г., № 2. Изданы за исключением последней, отдельной книжкой. М., 1871 г.)

65. Об экспертизе по скопческому делу (1871 г. Москов. Вед., № 212).

66. По поводу «Записки о Венедикте Кралевиче» (1872 г. Русский Вест., № 2).

67. Белая Криница при Амвросие (1872 г. Русский Вестник, №№ 1 и 5).

68. Собеседование православных со старообрядцами 20-го апреля (1872 г. Москов. Ведом., №№ 120 и 121).

69. Первое общее собрание членов-учредителей Братства св. Петра митрополита (1872 г. Там же, № 247).

70. Открытие Братства св. Петра митрополита (1872 г. Там же, № 326).

71. Записка об учреждении и первоначальной деятельности Братства св. Петра м., читанная в общем собрании членов Братства 21 декабря 1872 г., в день его торжественного открытия (1873 г. Душеполез. Чтение).

72. Кирилл Белокриницкий. Некролог (1873 г. Москов. Ведом., № 113).

73. Годичный праздник в Братстве св. Петра митрополита (1873 г. Там же, № 324).

74. Двадцать четыре Отчета по Братству св. Петра митрополита, читанные в день братского праздника 21 декабря в общих собраниях членов 1873–1896 гг. (напечатаны частью в Душеполез. Чтении, большей же частью в Братском Слове, именно 1875, 1876, 1883–1897 гг.).

75. История Белокриницкой иерархии. Т. 1-й. Москва 1874 г. Тоже сочинение, с новым обширным предисловием (I – XXXII) и заключительными выводами (стр. 497–512), тогда же напечатано особой книгой, под заглавием: «Происхождение ныне существующей у старообрядцев, так называемой австрийской, или Белокриницкой иерархии» (представлено в качестве сочинения на получение докторской степени).

76. О причинах и последствиях первоначального отделения старообрядцев от православной церкви (1875 г. Братское Слово).

—557—

77. Два примечательные свидетельства древности о перстосложении для крестного знамения (1875 г. Там же).

78. Протопоп Аввакум, как вероучитель и законодатель раскола (1875 г. Там же).

79. Заметка по поводу не прекращающихся старообрядческих упреков православным писателям за Соборное Деяние на еретика Мартина (1875 г. Там же).

80. Летопись происходящих в расколе событий за семнадцать лет: 1875, 1876, 1883–1898. (Все напечатаны в Братском Слове; с 1886 г. издавались и отдельными книжками.)

81. Об актах большого московского собора 1667 г. Речь, читанная на акте в М. Д. Академии 1-го октября 1875 г. (1876 г. Там же).

82. Заграничные раскольнические издания новейшего времени (1876 г. Там же).

83. Толки иностранца о русском расколе (1876 г. Там же).

84. Моим обвинителям и судьям (1876 г. Там же).

85. Объяснение со старообрядцами, подавшими адрес свящ. Верховскому (1876 г. Там же).

86. Из современных летописей раскола. Двенадцать статей, напечатанные в Москов. Ведомостях (1877 г., № 52, 1878 г., № 285, 1879 г., №№ 60, 75, 102, 119, 226 и 313²³⁸⁷, 1880 г., №№ 245–246²³⁸⁸, 282–283, 325, 1882 г., № 306).

87. Письмо митр. Филарета к гр. Протасову (1877 г. Москов. Вед., № 272).

88. Годовщина в Братстве св. Петра митрополита (1879 г. Там же, № 5).

89. О книге: Жизнь и труды Строева (1879 г. Русск. Вестник, № 2).

90. Письмо к о. Гагарину, «священнику Иезуитского ордена в Париже» (1879 г. Душеполез. Чтение).

—558—

91. Из Сергиева посада (1879 г. Москов. Ведом., № 234).

92. Присоединение к церкви старообрядческого семейства (1880 г. Там же, № 227).

93. Присоединение из раскола к православной церкви (1880 г. Там же, № 339).

94. О сущности и значении раскола (1881 г. Спб. Напечатано по распоряжению г. Обер-прокурора Святейшего Синода).

95. Годовщина в Братстве св. Петра митрополита (1881 г. Москов. Вед., № 5).

96. Новые обращения из раскола (1881 г. Там же, № 34).

97. Несколько замечаний на книгу профессора Голубинского: «История русской церкви. Том І». (1881 г. Русский Вестник, № 1).

98. Историк-беллетрист. Разбор повести Д. Мордовцева «Великий раскол» (1881 г. Там же, № 5).

99. Девятая годовщина в Братстве св. Петра митрополита (1882 г. Москов. Вед., № 2).

100. Некролог А. И. Хлудова (1882 г. Там же, № 88).

101. На вопрос: кто написал? – ответ «Новому Времени» (1882 г. Там же, №№ 107–109).

102. О библиотеке А. И. Хлудова (1882 г. Там же, № 163).

103. Из Троицкой Лавры (1882 г. Там же, № 163).

104. Об одном из недавних событий в расколе (1882 г. Там же, № 182).

105. О письмах митр. Филарета к лаврскому наместнику архим. Антонию (1882 г. Там же, № 360).

106. О «церковно-историческом словаре» Верховского (1882 г. Русский Вестник, № 9).

107. Из Истории Рогожского Кладбища (1882 г. Приб. к mв. свв. от.).

108. О книге: «Современные церковные вопросы» Т. Филиппова (1883 г. Там же).

109. Еще о Савватии (1883 г. Москов. Вед., № 48).

Затем в Братском Слове напечатаны:

110. Несколько слов по поводу возобновления «Братского Слова» (1883 г.).

111. О статье г. Боголепова (1883 г.).

112. Открытие Хлудовской библиотеки в Никольском единоверческом монастыре и произнесенная при этом речь (1883 г.).

—559—

113. Ответ защитнику Савватия (1883 г.).

114. Газетные толки о расколе, шесть статей (1883 и 1884 гг.).

115. Из писем митропол. Филарета к архиеп. Алексию (1883 г.).

116. Поездка в суздальский Спасо-евфимиев монастырь в 1870 году (1883 г.).

117. Отповедь на жалобу и протест старообрядцев (1883 г.).

118. Переписка с Кононом Новозыбковским (1883 г.).

119. Из письма и по поводу письма митр. Филарета (1884 г., т. 1).

120. Великое самопосрамление старообрядцев, приемлющих австрийское священство (1884 г., т. 1).

121. Газетные и иные демонстрации по поводу смерти Конона (1884 г., т. 1).

122. Воспоминания об авторе Окружного Послания и переписка с ним (1884 г., т. 1).

123. Разбор ответов на вопросы Новниковских старообрядцев (1884 и 1885 гг.).

124. Признавал ли Конон Белокриницкую иерархию правильною и законною (1884 г., т. 1).

125. Ответ Единоверцу «Востока» (1884 г., т. 1).

126. Из писем и резолюций митр. Филарета (1884 г., т. 1).

127. Г. Пругавин возродившийся в «Старообрядце» (1884 г., т. 1).

128. «Восток», защищающий старообрядцев от «Старообрядца» (1884 г., т. 1).

129. «Одно слово (Старообрядца) газете Восток» (1884 г., т. 1).

130. Об одном ревнителе раскола и одном защитнике православия (1884 г., т. 1).

131. Два слова одному фельетонисту и газетчику (1884 г., т. 1).

132. Из писем митр. Филарета к архим. Антонию (1884 г., т. 1).

133. Удивительное известие (1884 г., т. 1).

134. Ответы на пять вопросов, поданных старообрядцами бывшему иеромонаху Пафнутию (1884 г., т. 2; изданы и особой книгой).

—560—

135. Безобразия «Старообрядца» (1884 и 1885 гг.).

136. Резолюция митр. Филарета по делу, касающемуся раскола (1884 г., т. 2).

137. Несколько слов в дополнении к беседе архим. Павла о том, что нужно священнику для успешного действия в обращении старообрядцев (1884 г., т. 2).

138. Нечто об о. Пафнутии и о. Верховском. По поводу разбора пяти вопросов (1884 г., т. 2).

139. Из писем в редакцию (1885 г., т. 1).

140. Присоединение старообрядца к православной церкви (1885 г., т. 1).

141. Кто такой издатель (мнимых) «Исторических исследований (якобы) служащих к оправданию старообрядцев» (1885 г., т. 1).

142. Назидательный пример для православных и мнящихся «древне-православных» (1885 г., т. 2).

143. Еще о безобразиях «Старообрядца» (1885 г., т. 2).

144. История Белокриницкого священства (1885 и 1886 гг.). Эта история, составляющая сокращенное изложение напечатанная в 1874 г. первого тома «Истории Белокриницкой иерархии», издана тогда же отдельной книгой.

145. Несколько слов о Казанском собрании епископов поволжских и смежных епархий (1885 г., т. 2).

146. Нечто о заграничных раскольниках и наших к ним выходцах (1885 г., т. 2).

147. На Рогожском Кладбище (1885 г., т. 2).

148. Вопросы, требующие решения. Дополнение к статье: «На Рогожском Кладбище» (1885 г., т. 2).

149. По поводу статьи о Казанском собрании епископов (1885 г., т. 2).

150. По поводу газетных споров о Феодосеевском безбрачии (1885 г., т. 2).

151. По поводу газетных толков о расколе (1885 г., т. 2).

152. Миссионерская деятельность среди раскола (1886 г., т. 1).

153. Новые опыты изложения глаголемыми старообрядцами памятников старинной письменности (1886 г., т. 1).

154. Несколько слов о «современном недоумении старообрядцев», заявленном в «Современных Известиях» (1886 г., т. 1).

—561—

155. Личный состав раскольнической иерархии в настоящее время (1886 г., т. 1).

156. Еще о миссионерской деятельности среди раскола. (1886 г., т. 1).

157. По поводу «постановлений» и «воззвания», изданных собравшимися в Казани архипастырями (1886 г., т. 1).

158. Заграничная раскольническая литература. 1. Новые издания Карловича. 2. Поморские ответы, напечатанные в Мануиловском монастыре. 3. «Истинность» Швецова (1886 г., т. 1). «Старообрядцы». Зитуменос. Соч. Верховского (1887 г., т. 1).

159. Несколько предварительных слов к «Изъяснению» смысла и значения порицательных отзывов о именуемых старых обрядах, и самое «Изъяснение» (1886 г., т. 1).

160. Об источниках для истории Белокриницкой иерархии. Речь, произнесенная на диспуте 18 апр. 1874 г. (1886 г., т. 1).

161. Заметки о прочитанном (1886 г., т. 2).

162. Поездка в Гуслицкий Спасопреображенский монастырь (1886 г., т. 2).

163. Известия и заметки (1886 г., т. 2).

164. И. Ф. Андреев. Его жизнь и кончина. Самоуправство раскольников при его погребении (1886 г., т. 2).

165. Памяти Η. В. Варадинова (1886 г., т. 2).

166. Мои сношения с иезуитом о. Гагариным (1886 г., т. 2).

167. Несколько слов о первом съезде противораскольнических миссионеров в Москве (1886 г., т. 2).

168. К материалам для истории раскола (1886 г., т. 2).

169. Письмо к одному священнику. На вопрос: необходимо ли перевенчивать обратившихся из раскола супругов (1886 г., т. 2).

170. Движения у слободских старообрядцев (1886 г., т. 2).

171. Письмо Т. И. Филиппова к редактору «Русского Дела» (1886 г., т. 2).

172. Несколько слов по поводу «Беседы миссионеров» о создании церкви Христовой (1887 г., т. 1).

173. Еще о движениях у стародубских старообрядцев Две статьи. (1887 г., т. 1).

—562—

174. Переписка о. Пимена с Анастасием Измаильским (1887 г., т. 1).

175. Заметка (по поводу «реферата» прот. Виноградова) (1887 г., т. 1).

176. Две заметки (о картине г. Сурикова и реферате прот. Виноградова, 1887 г., т. 1).

177. О. протоиерею Виноградову (1887 г., т. 1).

178. Съезд противораскольнических миссионеров в Москве 1887 года 27 июня – 13 июля (1887 г., т. 2. Предварительно, в несколько сокращенном виде, эта статья печаталась в Московских Ведомостях того же года).

179. Старые счеты (1887 г., т. 2).

180. Изображения благословящей руки на древней стенописи Успенского собора во Владимире (1887 г., т. 2).

181. О перстосложении для крестного знамения. Разбор статьи г. Каптерева (1887 г., т. 2, 1888 г., т. 1, 1891 г., т. 1. Издано отд. книгой, под заглавием: «О перстосложении для крестного знамения, по поводу книги г. Каптерева». М., 1891 г.).

182. Два слова о двух новых книжках (1888 г., т. 1).

183. Утвержденные Св. Синодом постановления съезда противораскольнических миссионеров, бывшего в Москве в 1887 году (1888 г., т. 2).

184. По поводу совершившегося празднества 900-летия крещения Руси (1888 г., т. 2).

185. Пастырское послание к глаголемым старообрядцам митр. Киевского Платона (1888 г., т. 2).

186. О. архимандрит Вениамин. Некролог (1888 г., т. 2).

187. Заметка об «оправдании» г. Каптерева (1888 г., т. 2).

188. Справедливо ли глаголемые старообрядцы приводят во свидетельство о двуперстии Тихвинскую икону Пр. Богородицы (1888 г., т. 2. Статья издана отдельной книгой).

189. Два письма к редактору (1889 г., т. 1).

190. Протоиерей С. Н. Кашменский. Некролог (1889 г., т. 1).

191. Освящение единоверческой церкви в деревне Малькове (1889 г., т. 1).

192. Любопытное письмо старообрядца (1889 г., т. 1).

193. Раскольнические соборы вообще и собор в Екатеринбурге (1889 г., т. 2).

194. Известия и заметки. Три статьи (1889 г., т. 2).

—563—

195. Заметка, по поводу неверного известия о единоверцах (1889 г., т. 2).

196. По поводу «Замечаний на Поморские ответы» (1889 г., т. 2).

197. Т. С. Морозов и газетные известия по поводу его кончины (1889 г., т. 2).

198. Правдивое суждение об «открытии» г. Каптерева (1889 г., т. 2).

199. Заметка «Церковных Ведомостей». По поводу вторичного венчания старообрядца, назначенного к производству во священники (1889 г., т. 2).

200. Герцен о Кельсиеве и Гончарове (1889 г., т. 2).

201. Несколько предварительных слов к письму о. архим. Павла о знакомстве его с г. Прохоровым (1889 г., т. 2).

202. Один из представителей раскольнического духовенства (1890 г., т. 1).

203. Двадцатипятилетие присоединения к церкви раскольнических епископов и других членов Белокриницкой иерархии (1890 г., т. 2, напечатана была и отдельной книжкой).

204. Ответ неизвестному старообрядцу (1890 г., т. 2).

205. Обличительное послание раскольнического попа австрийского поставления к раскольническому беглому попу (1890 г., т. 2).

206. Письмо ко лже-епископу неокружников Иову его родного брата (1890 г., т. 2).

207. Несколько слов г-ну Иголкину (1890 г., т. 2).

208. Известия и заметки. Две статьи (1891 г., т. 1).

209. Новая поездка в Гуслицу. Из записной книжки (1891 г., т. 2).

210. Из истории Рогожского Кладбища (1891 г., т. 2. Издано отд. книжкой).

211. Кем и как положено начало Единоверию в Русской церкви (1892 г., т. 1).

212. Новые подпольные издания раскольников. Проскинитарий Арсения Суханова. Документы по швецовскому делу (1892 г., т. 2).

213. «Старообрядец» переродившийся в «Древнюю Русь» (1892 г., т. 2).

214. В память митрополита Филарета (1892 г., т. 1).

—564—

215. Личное объяснение с ч-ми «Древней Руси» (1892 г., т. 2).

216. Краткая биография архимандрита Павла. Ко дню двадцатипятилетия его присоединения к православной церкви из беспоповщинского раскола (1893 г., т. 1).

217. Празднование двадцатипятилетия со дня присоединения к православной церкви архимандрита Павла (1893 г., т. 1).

218. К юбилею о. архимандрита Павла (1893 г., т. 1).

219. Одна из замечательных речей императора Николая Павловича (1893 г., т. 2).

220. Курьезная «таблица главных сект и согласий в расколе» (1894 г., т. 1).

221. Об уставах церковного богослужения, прежнем и нынешнем (1894 г., т. 2).

222. Инок Онуфрий. Некролог (1894 г., т. 2).

223. Из старых писем (1894 г., т. 2).

224. Праведная кончина Благочестивейшего Государя императора Александра Александровича (1894 г., т. 2).

225. Отзыв старообрядца об Иосифовских книгах (1894 г., т. 2).

226. Раскольнический епископ (Силуан) по изображению самих раскольников (1894 г., т. 2).

227. Ненужная и неудачная попытка изменить катехизическое понятие о церкви (1894 г., т. 2).

228. Ответ раскольническому лжесвященнику (Иголкину) (1894 г., т. 2).

229. Из поездки миссионера (Картушина) в Палестину (1894 г., т. 2).

230. Из (пятнадцати) писем в редакцию (1895 г., т. 1).

231. Последование в неделю православия (1895 г., т. 1).

232. Памяти в Бозе почившего о. архимандрита Павла (1895 г., т. 1. Издано и отд. книжкой).

233. Священноинок Александр. Некролог (1895 г., т. 1).

234. В сороковой день по кончине приснопамятного архимандрита Павла (1895 г., т. 1).

235. В память об о. архимандрите Павле (1895 г., т. 2. Напечатано отдельной книгой).

236. Из писем по поводу кончины о. архим. Павла (1895 г., т. 2).

—565—

237. Ответ старообрядцу Федюшину (1895 г., т. 2).

238. Вопрос, требующий решения (1895 г., т. 2).

239. Суждение провинциального либерала о «Братском Слове» (1895 г., т. 2).

240. Новый возражатель новому раскольническому писателю (1895 г., т. 2).

241. Семь писем в редакцию (1896 г., т. 1).

242. Торжество православия в Омутинском заводе (1896 г., т. 1).

243. Торжество православия в Канадеях и Тереметевке (1896 г., т. 1).

244. Еще знаменательное присоединение к православной церкви.

245. Письмо в редакцию от старообрядца.

246. Ко дню годичного поминовения в Бозе почившего архимандрита Павла (1896 г., т. 1 и 2. Было напечатано и отдельной книгой. В 1901-м году книга эта получила новое заглавие: Первые двенадцать лет служения церкви борьбою с расколом: переписка с архим. Павлом за 1867–1879 гг.).

247. Как отнеслись раскольники к торжеству открытия мощей святителя Феодосия (1896 г., т. 2).

248. Новые подпольные раскольнические издания (1896 г., т. 2).

249. О расколе в Стародубских слободах (1896 г., т. 2).

250. Иеромонах Прокопий. Некролог (1896 г., т. 2).

251. Открытый ответ на открытое письмо (1897 г., т. 1).

252. Вторая годовщина по кончине архимандрита Павла (1897 г., т. 1).

253. История Белокриницкого священства (1897 г., т. 2, 1898 г., т. 1 и 2. Вышла отдельной книгой под заглавием: История так называемого Австрийского, им. Белокриницкого священства. Выпуск второй. I: Белая Криница при Амвросии (1847–1848). II. От произведения Кирилла в митрополиты до смерти инока Павла (1849–1854. М., 1899).

254. По вопросу о заживо похороненных раскольниках Тираспольского уезда (1897 г., т. 2; статья была напечатана первоначально в Москов. Ведомостях, 1897 г., № 205).

255. Потворство расколу за 45 лет до нашего времени (1897 г., т. 2).

—566—

256. Ответ на «опровержение» новозыбковского исправника Фальковского (1897 г., т. 2).

257. По поводу суждений казанского миссионерского съезда о заживо похороненных тираспольских раскольниках (1897 г., т. 2).

258. В дни памяти приснопамятного митрополита Филарета (1897 г., т. 2).

259. К вопросу о тираспольских изуверах (1897 г., т. 2).

260. Краткая историческая записка о деятелях и деятельности Братства св. Петра митрополита за двадцать пять лет его существования (1898 г., т. 1).

261. Памяти в Бозе почившего митрополита Сергия (1898 г., т. 1).

262. Подвиг митрополита Григория в борьбе с расколом (1898 г., т. 1).

263. Библиографические заметки: о трех новых книгах (1898 г., т. 2).

264. Еще о судах над раскольниками (1899 г.).

265. Безумное желание г. Шарапова (1899 г.).

266. Новые попытки к примирению окружников с неокружниками (1899 г.).

267. Любопытное брачное дело в австрийском расколе (1899 г.).

268. Четвертая годовщина по кончине о. архимандрита Павла (1899 г.).

269. История Белокриницкого священства по смерти инока Павла (1899 г. Здесь напечатаны первые две главы; затем еще пятнадцать глав напечатаны в Русском Вестнике, 1900 и 1901 гг.).

270. Новейшая раскольническая литература (1899 г.).

271. Торжество австрийского раскола в Москве (1899 г.).

272. Еще образчик нравов раскольнического духовенства (1899 г.).

273. Прощальное слово к читателям «Братского Слова».

274. О представлении старообрядцев митрополиту Сергию (Отдельное изд. из «Летописи» за 1893 г.).

275. Рецензия на книгу Н. Гиббенета «Историческое исследование дела патриарха Никона» (Известия Акад. наук, 1886 г.).

—567—

276. Воспоминания, заметки и письма. А. В. Горский (Русское Обозрение, 1896 г., кн. 1).

277. Письма А. В. Горского к митрополиту Сергию (Русский Вестник, 1899 г.).

278. Из заметок читателя духовных журналов и газет (Москов. Вед., 1899 г., №№ 246, 265, 276, 277, 319 и 331).

279. В память об А. Н. Муравьеве (Там же, 1899 г., №№ 235 и 236).

280. История одной полемической статьи (Там же, 1899 г., №№ 254–256).

281. Четыре письма митрополита Филарета к митрополиту Сергию (Там же, 1899 г., № 331).

282. Скорбный вопрос (Там же, 1899 г.).

283. О книжке Т. И. Филиппова: «Три замечательные старообрядца» (Там же, 1899 г., №№ 313–316).

284. Памяти Т. И. Филиппова (Там же, 1899 г., № 332).

285. О панораме «Голгофа» (Там же, 1899 г., № 347).

286. В семье священника. Из воспоминаний детства (Там же, 1899 г., № 355).

287. После праздника в Братстве св. Петра митрополита (Там же, 1899 г., № 355).

288. Из истории раскола в первые годы царствования императора Александра II (1900 г., Душеполезное Чтение, №№ 4–5, напечатано и отдельно).

289. Обличение еретичеств Арсения Швецова, составленное Механиковым по благословению Иоанна Картушина (1900 г., Душеполезное Чтение и отдельная книжка).

290. Из быта старой духовной школы (1900 г. Москов. Вед., № 37).

291. Не лишняя справка. О мнимых старообрядцах под Берлином (1900 г. Там же, № 93).

292. Памяти архимандрита Павла (1900 г. Там же, № 117).

293. Единоверие и раскол в Буковине (1900 г. Там же, №№ 155–157).

294. Климоуцкая единоверческая церковь (1900 г. Там же., № 297).

295. О Единоверии. По поводу его столетнего юбилея (1900 г. Там же. Издано отдельной книжкой).

—568—

296. Мысли и заметки по вопросам о расколе (1900 и 1901 г. Душеполез. Чт. Есть и отдельное издание).

297. Об исповеди беглого греческого митрополита Амвросия пред беглым раскольническим попом Иеронимом (1901. Там же, №№ 6 и 7).

298. Заметки об основателях Белой – Криницы (1901 г. Там же, № 11. Обе статьи изданы особо в одной книжке Братством св. Петра м.).

299. Дружба паче правды, заключенная между еретиком Швецовым и обличителем его – Механиковым (1901 г. Там же, №№ 9 и 10. Напечатана отдельно вторым изданием. М., 1902 г.).

300. Графиня А. Д. Блудова в письмах к В. Д. Кудрявцеву (Русский Архив, 1901 г., кн. 4).

301. Старец Амвросий (1901 г. Москов. Вед., №№ 56–59).

302. На передвижной выставке (1901 г. Там же, № 92).

303. В память об о. архимандрите Павле (1901 г. Там же, № 119).

304. Е. А. Антонов. Некролог (1901 г. Там же, № 183).

305. Игумен Филарет. Некролог (1901 г. Там же, № 191).

306. 22-е мая на Рогожском Кладбище (1901 г. Церковные Ведомости, № 24).

307. К воспоминаниям об архимандрите Павле (1901 г. Там же, № 32).

308. О беседе иезуита Шептицкого с о. Пафнутием (1900 г. Вера и Церковь; отд. изд. Братства св. Петра м.).

309. Еще о беседе Шептицкого с о. Пафнутием (1901 г. Там же).

310. Единоверие в Майносе (1901 г. Церковные Вед., № 34).

311. В благодарную память об архиепископе Амвросии (1901 г. Там же, № 42).

312. Вести о расколе (1901 г. Там же, №№ 45 и 50, 1902 г., №№ 15, 18 и 20).

313. Памяти трех скончавшихся членов Братства св. Петра митрополита. Речь, произнесенная на Братском празднике 1901 г. (1902 г. Там же; напечатана и в отчете по Братству за 1901 г.).

314. Правда паче дружбы (1902 г. Душеполез. Чт., № 1).

—569—

315. Полемика между Швецовым и Механиковым (1902. Изд. Братства св. Петра м.).

316. Прошение, поданное старообрядцами австрийского согласия Константинопольскому патриарху Константину V и его Синоду (1902 г. Церков. Вед., № 27).

317. С. А. Рачинский в его письмах (1902 г. Там же, № 39).

318. Три сочинения в Бозе почившего оптинского старца иеросхимонаха Амвросия (1901–1902 гг. Душеполез. Чт.).

319. Еще пятнадцать лет служения церкви борьбою с расколом. Моя переписка с архим. Павлом за 1879–1895 гг. Выпуск первый: 1879–1886 гг. (1902 г. Вера и Церковь. Издано отдельной книгой).

II. Издания памятников древней письменности, имеющих отношение к расколу, сочинений прежних полемистов против раскола и раскольнических писателей, снабженные предисловиями и примечаниями проф. Н. Субботина²³⁸⁹

320. Точные снимки с двух знаменитых памятников древности (Евангелий Мстиславова и Юрьевского), представляющие свидетельство о имени Иисус (1872. изд. Братства св. Петра м.).

321. Царские вопросы и соборные ответы о многоразличных церковных чинех (Стоглав) М., 1890 г.

322. Деяние московского собора, бывшего в царских палатах в лето от создания мира 7162, от воплощения же Божия Слова 1654. (1873 г. изд. Братства св. Петра м.).

323. Деяния Московских соборов 1666 и 1667 годов. (1881 г. изд. Братства св. Петра м.).

324. Древний назидательный пример терпимости к обрядовым разностям церквей. Послание патр. Антиохийского Петра к патр. Константинопольскому Михаилу (1894 г. Брат. Сл., т. 2. и отдельно).

325. Так называемое Феодоритово Слово в разных его редакциях (1876 г. Брат. Сл. и отд. издания).

—570—

326. Прение Панагиота с Азимитом в древнейших его списках (1899 г. Брат. Сл.).

327. Мнение Новгородского митр. Димитрия и Псковского еп. Гедеона о Единоверии и о клятвах собора 1667 года (1883 г. Брат. Сл.).

328. Иеросхимонаха Иоанна сказание о обращении раскольников заволжских (1875 г. Брат Сл. и отдельная книга).

329. Протоиерея Алексия Иродионова сочинения о расколе. Выпуск первый: Беседословие о расколе российском (1884 и 1885 гг. Брат. Сл. и отдельно); выпуск второй: Послание к Даниловским раскольникам (1890 г. Брат. Сл. и отдельно); выпуск третий: Обличение раскольнического лжеучения (1891 г. Брат. Сл. и отдельно).

330. Его же: Замечания на Поморские Ответы (Брат. Сл. 1887 г., т. 1).

331. Григория Яковлева извещение праведное о расколе беспоповщины, с приложением карты «Суземка раскольнического» и «Летописца Выговского». (1888 г. Брат. Сл. и отдельно).

332. Обличение на раскольников, сочиненное Василием Флоровым (1894 г. Брат. Сл. и отдельно).

333. Сказание о миссионерских трудах Питирима, архиеп. Нижегородского, с приложением новооткрытого Питиримова сочинения (1888–1889 гг. Брат. Сл. и отдельно).

334. Архим. Паисия Величковского сочинение о расколе (1883 г. Брат. Сл.).

335. Увещательное письмо Тимофея Федорова к родственникам калужским старообрядцам (1887 г. Брат. Сл., т. 2).

336. Из сочинений протопресвитера И. Полубенского. (Брат. Сл. 1886 г., т. 2 и 1899 г.).

337. Нечто о нынешнем положении раскола. Записка митрополита Филарета (1876 г. Брат. Сл.).

338. Список с отношения митр. Филарета к министру внутренних дел 21 сент. 1855 г. (Брат. Сл. 1883 г.).

339. Аркадий, архиепископ Пермский и Петрозаводский и некоторые его сочинения против раскола. Выпуск первый: (1890 г. печатался первоначально в Брат. Сл. 1889 г. и 1890 гг.); выпуск второй (1893 г. печат. в Брат. Сл. за 1892 г.); выпуск третий (1894 г. печат. в Брат. Сл. 1893 и 1894 г.); выпуск четвертый (1898 г. Брат. Сл.).

—571—

340. О исправе принимаемых из православия в раскол. Письмо преосв. Аркадия, архиеп. Пермского (Брат. Сл. 1898 г., т. 2).

341. О Единоверии. Его же. (Брат. Сл., 1899 г.).

342. Два письма А. И. Озерского к Адриану Сергееву (1897 г. Брат. Сл., т. 2).

343. Замечания о двух мнимо-исторических свидетельствах в защиту старообрядчества Протоиерея А. В. Горского (1876 г. Брат. Сл.).

344. Из сочинений протоиерея А. В. Горского (Брат. Сл., 1892 г., т. 1).

345. План полного собрания сведений, относящихся к расколам и раскольникам. Надеждина (Брат. Сл., 1876 г.).

346. О старшинах Екатеринбургского раскольнического общества. Записка Надеждина (1889 г. Брат. Сл., т. 2).

347. Письмо Верховского в Екатеринбург к Казанцеву (Брат. Сл., 1892 г., т. 1).

348. Исследования о пермских раскольниках в начале царствования императора Николая Павловича. Из архива С. Д. Нечаева (1893 г. Брат. Сл., т. 1).

349. Пять рассказов обратившихся из раскола лиц, заимствованные из бумаг С. Д. Нечаева (1893 г. Брат. Сл.).

350. О расколе по Саратовской епархии (Брат. Сл., 1894 г., т. l).

351. О Рогожском Кладбище. Записка Мозжикова (Брат. Сл., 1889 г.).

352. Из рассказов и записок В. А. Сапелкина (1865 г. Русск. Вест.).

353. Вопросы новниковских старообрядцев, поданные Савватию (Брат. Сл., 1883 г.).

354. Материалы для истории раскола за первое время его существования:

том первый: О лицах судившихся на соб. 1666 и 1667 г. (1875 г. Брат. Сл.).

том второй: Акты, относящиеся к собору 1666–1667 г. (1876 г. Брат. Сл.).

том третий: Акты, относящиеся к истории Соловецкого мятежа (1878 г. изд. Братства св. Петра м.).

том четвертый: Челобитная Никиты, соч. Лазаря и подъяка Федора, челобитная кн. Сергия (1878 г. изд. Братства св. Петра м.).

—572—

том пятый: Сочинения бывшего юрьевского протопопа Аввакума Петрова (1879 г. изд. Братства св. Петра м.).

том шестой: Сочинения бывшего благовещенского диакона Феодора (1881 г. изд. Братства св. Петра м.).

том седьмой: Христиано-опасный тип веры; челобитная и другие сочинения инока Аврамия (1885 г. изд. Братства св. Петра м.).

том восьмой: Новооткрытые сочинения протопопа Аввакума: житие Морозовой и др. (1886 г. изд. Братства св. Петра м.).

том девятый: Паисия Лигарида опровержение челобитной Никиты (1894 г. изд. Ред. Брат. Сл.).

355. Сказание о перемазанском соборе (1779 –1780 г.) (Брат. Сл., 1888 г. и отдельно).

356. Ивана Алексеева сочинения против мнимого священства поповцев (Брат. Сл., 1889 г., т. 2. изд. отдельно).

357. Раскольническая повесть об основателе Филиповского согласия (Брат. Сл., 1884 г., т. 1).

358. Библиография Павла Любопытного (1861 г. Библиографические Записки, и отдельно).

359. Из книги Щит веры вопросы и ответы о еретической хиротонии (Брат. Сл., 1890 и 1891 гг. Отдельное издание Брат. св. Петра м.).

360. Богословие Павла Белокриницкого (1887 г. при Брат. Сл. и отдельно).

361. Сказание инока Нила об Амвросии (1890 г. Брат. Сл.).

362. Еще сказание об учреждении Белокриницкой иерархии (Брат. Сл., 1891 г., т. 2).

363. Материалы для истории так называемой Австрийской или Белокриницкой иерархии (1897. изд. при Брат. Сл. и отдельной книгой).

364. Переписки раскольнических деятелей. Материалы для истории Белокриницкого священства. Выпуск первый: Письма Павла, Геронтия, Амвросия, его сына Георгия, Огняновича и др. (1887 г. Брат. Сл. и отдельная книга). Выпуск второй: Письма Аркадия Славского, Илариона Георгиевича-Ксеноса и др. (1889 г. Брат. Сл. и отдельная книга). Выпуск третий: Письма Аркадия Словского, Онуфрия, Антония, Аркадия Васкуйского и др. (1899 г. Брат. Сл. и отдельно).

—573—

365. Из рукописей Геронтия: Сказание о иноке Павле (Брат. Сл., 1899 г.).

366. Записки о. Онуфрия (Брат. Сл., 1899 г.).

367. Окружное Послание, Устав и Омышление И. Г. Ксеноса (Брат. Сл. Отдельно – первое издание 1885 г., второе 1892 г.).

368. Письмо Ксеноса к Кириллу 13 янв. 1863 г. (Брат. Сл., 1892 г., т. 1).

369. Жизнеописание И. Г. Ксеноса, составленное Сильвестром Балтским (Брат. Сл., 1891 г., т. 2).

370. Жизнеописание Антония Шутова, составленное Швецовым (Брат. Сл., 1883 г.).

371. Пафнутия Казанского замечания против отзыва Антония Шутова на его письмо, составленного в 1870 г. (Брат. Сл., 1891 г., т. 1. Отдельно в «Летописи» за 1891 г.).

372. Сочинения Пафнутия Казанского в обличение Онисима Швецова. (Брат. Сл., 1891 г., т. 1. Дважды издано отдельной книжкой под заглавием: Раскольнический лжеучитель Швецов пред судом одного из своих собственных епископов).

373. Послание Сильвестра Балтского к Савватию Московскому (Брат. Сл., 1885 г., т. 2).

374. Объяснительные записки, поданные митрополиту Филарету искавшими присоединения к православной церкви членами Белокриницкой иерархии в 1865 г. Записки Пафнутия, Онуфрия, Филарета и Феодосия (Брат. Сл., 1884 и 1885 гг.).

375. Переписка Пафнутия, бывшего епископа Коломенского у старообрядцев, с некоторыми влиятельными в расколе лицами (Брат. Сл., 1885 г., т. 2).

376. Обличение раскола из среды раскола. Письмо Наймушина к Иоасафу (Брат. Сл., 1896 г., т. 1).

377. Переписка двух братьев (Картушиных) православного мирянина и раскольнического епископа (Брат. Сл., 1899 г.).

378. Переписка Касилова с Захаровым (Брат. Сл., 1867 г., т. 2).

379. Нижегородский беспоповщинский собор для суда над самокрестами (Брат. Сл., 1895 г., т. 2).

—574—

III. Сочинения других лиц, редактированные проф. Н. Субботиным и снабженные его предисловиями и примечаниями

380. Архимандрита Павла статьи, вошедшие в состав четырех томов «Полного собрания» его сочинений, первоначально напечатанные (за немногими исключениями) в Братском Слове, и его же отдельные издания: а) «Замечания на книгу, известную под именем Вопросов Никодима» (из Брат. Сл., 1886 и 1887 гг.); б) «Ответы И. Ф. Пешехонова на вопросы беспоповцев» (из Брат. Сл., 1887 и 1888 гг.); в) Замечания на книгу Поморских Ответов, с приложением замечаний на 21 ответ в книге: Щит веры» (из Брат. Сл., 1889 г.).

381. Игумена Филарета: а) «Опыт сличения церковных чинопоследований по изложению церковно-богослужебных книг, изданных первыми пятью российскими патриархами» (Брат. Сл., 1875 г.; потом не раз издано Братством св. Петра м.); б) «Чин литургии св. Златоуста по изложению старопечатных, новоисправленного и древлеписьменных Служебников» (Брат. Сл., 1876 г. и братские издания); в) Старопечатный Номоканон и его свидетельство о числе просфор на проскомидии (Брат. Сл., 1876 г. и братские изд.); г) Разбор ответов на восемь вопросов, поданных в старообрядческий Духовный Совет присоединявшимися к православной церкви членами Белокриницкой иерархии (Дважды издано Брат. св. Петра м.), и др.

382. Е. А. Антонова: а) Разбор ответов на тридцать вопросов, поданных им Антонию (Брат. Сл., 1888 г. и отдельно); б) Замечания на книгу Перетруэнка: «Меч духовный» (Брат. Сл., 1890 г. и отдельно); в) Ответы на сто пять вопросов, сочиненных старообрядцами Австрийского согласия (Брат. Сл., 1891 г. и отдельно); г) Рассмотрение книги нового раскольнического писателя Механикова (Брат. Сл., 1895 г. и отдельно); д) Замечания на раскольническую брань, именующую себя «Бронею правды» (Брат. Сл., 1896 г., т. 2. и отдельно); е) Замечания на ответы, данные поповцами австрийского согласия беспоповцам согласия поморского (Брат. Сл., 1897 г. и отдельно); ж) Рассмотрение изданной поповнами Австрийского согласия книги: «Разбор ответов на

—575—

104 вопросов», выпуск первый (Брат. Сл., 1898 и 1899 гг.), выпуск второй (Дутеполез. Чт., 1900 и 1901 гг.), и др.

383. В. В. Борисова: Поездка (за миром) в Белокриницкий монастырь (Русский Вестник, 1864 г., № 3).

384. Биографии, повествования и воспоминания разных лиц, обратившихся из раскола, – всего шестьдесят четыре, – именно: Ф. Богомолова (1866 г. Душеполез. Чт.), В. Кожевникова (Брат. Сл., 1875 и 1885 гг.), Н. Косаткина (1875 г.), свящ. Дарендова (1883 г.), иером. Прокопия, крест. Вострякова, Ст. Чуракова, Аф. Орехова (1884 г.), Ф. Козмина, А. Степанова, М. Чичкина (1885 г.), С. Южакова, К. Ладонкина (1886 г.), отца Пимена, Т. Тихомирова, свящ. М. Дударева (1887 г.), Ф. Мучкина (1887 и 1889 г.), А. Ляпина, К. Корелина, Е. Угрюмова (1888 г.), Е. Зубарева, Я. Матвеева (1889 г.), свящ. Е. Купина, Н. Воробьева, Ив. Заседателева, Сав. Воробьева, А. Алейнова (1890 г.), И. Птицына, И. Курочкина. Н. Семенова, А. Подковыркина, Д. Романова, П. Хахалкина (1891 г.), П. Власова, С. Лаврентьева, К. Туркова, И. Шевандрина, К. Коречина, Н. Голофаева, А. Харапаева (1892 г.). И. Уставщикова, Е. Игуменщиковой, Н. Кротова, С. Короткова, М. Сушкова, М. Глазырина (1893 г.), А. Бахарева, А. Бородиневского, П. Мартынова (1894 г.), Д. Карамина, Д. Александрова, И. Душакова, И. Киреева (1895 г.), П. Гладкова, А. Зверева, И. Гусева, А. Петухина, А. Шемякина (1896 г.), В. Одначева, свящ. Родионцева, В. Курышова (1897 г.). С. Фролова (1898 г.), Л. Томилина, В. Чичерова (1899 г.).

—576—

II.

«Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2Фес.3:10).

В литературе подняли вопрос об идеале православного монашества. Говорят, что идеалом восточного монашества должна быть созерцательная жизнь. Пред нами развертывают картины отшельнической жизни, посвященной на служение исключительно одному только Богу. Нас просят пойти в пустыни, чтобы убедиться в правоте их понимания жизненных задач православного монашества. Нам говорят, что в сравнении с созерцательной жизнью инока даже школьное дело есть только «поделье», да еще притом и небезопасное...

Заявляем открыто, от чистого сердца: мы глубоко преклоняемся пред всеми, кто высказывает такой взгляд на монашество. Слова подобных писателей нам кажутся знамением времени. Может быть, действительно уже недалеко то время, когда жизнь всего нашего монашества потечет по иному руслу, вступит на путь чистого созерцания.

Итак, смело и безбоязненно пойдем в пустыни и посмотрим, что делали и как там жили действительные созерцатели, настоящие носители непрестанной молитвы и духа Христова. Пойдем и проверим себя по тем образцам, на которые мы ссылаемся, говоря об идеалах пра-

—577—

вославного монашества, поверим свое созерцание их созерцанием.

Вот пред нами свв. родоначальники монашества: Антоний, Пахомий, Иларион, Евфимий, Савва и другие святые насельники древних пустынь. Вот пред нами: Нитрийская гора, пустыня Келлий, гора Ферма, Антиноэ, Оксиринх, Арсиноэ, Каноп, Панефис, Ликополь, Гермополь, Гераклеон, пустыня Диолк, Калам или Порфирион и другие пустыни. Какие сонмы монахов жили здесь! Бл. Иероним в прологе к правилам Пахомия одних монахов Пахомианцев насчитывает 50,000 человек²³⁹⁰. Что же мы видим там в этих дивных пустынях? Встречаем ли мы там только одно созерцание?

Прежде всего, несмотря на свою поразительную, может быть, даже неповторяемую более никогда созерцательную жизнь, удивительную отрешенность от мира и одухотворенность, иноки все работали. Между прочим трудом своим снискивали себе пропитание, не ели чужого хлеба. Они молились и работали, поэтому и не назывались «бесстыдными нищими», как называют теперь иногда иных иноков. Не только трудились они сами, но и всем своим последующим преемникам-собратьям заповедали этот физический труд. У древних основателей монашества мы находим такую сильную защиту физического труда, что ее не разобьет никакой молот самой сильной и изворотливо-лукавой мысли. Святые древние подвижники в данном случае на пути инока к безделью и кормлению на чужой счет положили как бы необъятно громадную какую скалу, которую нельзя никому и никогда сдвинуть никуда. И это вполне справедливо. Послушаем, что они, эти дивные созерцатели, говорят о необходимости для каждого инока физического труда, как чудно сочетают труд с молитвой и созерцанием, дело с подельем.

На вопрос инока: «Нужно ли заниматься рукоделием?», св. Василий Великий отвечал:

—578—

«Так как Господь наш Иисус Христос говорит, что не просто всякий и во всяком случае достоин пищи²³⁹¹ своей, но делатель (Мф.10:10), и Апостол повелевает трудиться и делать своими руками, то из сего само собою явствует, что надобно ревностно заниматься рукоделием. Ибо цель благочестия надобно почитать не предлогом к бездействию и не удалением от труда, но побуждением к подвижничеству, к большим трудам, к терпению в скорбях, чтобы и нам можно было сказать: в труде и подвизе, в бдениих множицею, во алчбе и жажди (2Кор.11:27)»²³⁹². «Поэтому сколько необходимо каждому ежедневное вкушение пищи, столь же необходимо и дело по мере сил. Ибо не напрасно Соломон написал в похвалу: брашна же леностного не яде (Прит.31:27)... И Господь сочетал леность с лукавством, сказав: лукавый рабе и ленивый (Мф.25:26). Также и премудрый Соломон не только хвалит занимающегося делом, но и обличает ленивого сравнением с самыми малыми животными, говоря: иди ко мравию, о лениве (Прит.6:6). Поэтому надобно бояться, чтобы и нам в день суда не сказано было то же самое, когда Давший нам силы заниматься делом потребует и делания, соразмерного с силами, потому что ему же предаша множайше, множайше истяжут от него (Лк.12:48)»²³⁹³.

«Бог, творя человека, конечно, не желал, чтобы он оставался праздным и неподвижным, но чтобы он был деятельным, в чем ему должно. И в раю повелел Он Адаму делати и хранити его (Быт.2:15); по изгнании же оттуда, Он определил ему в поте лица есть хлеб (Быт.3:19). А что сказанное Адаму, сказано всем родившимся от него, это видно из следующего: и смерть Бог определил в наказание Адаму, сказав: земля еси, и в землю отъидеши (ст. 19); но все родившиеся от него соделались, подобно ему, участниками этого бедствия. Посему

—579—

не должно делать нововведений вопреки естеству и уставам Благодетеля естества, но, их держась, надобно сохранять тело деятельным, никогда не ослабевающим от неумеренности...

Могу подтвердить слово свое и многими свидетельствами божественного Писания. Ибо божественное Писание повелевает работать, приводить тело в движение и больше подкреплять немощь других, нежели самому искать руки других, но нимало не велит истощать и расслаблять тела неумеренными изнурениями. И на это тебе представлю достовернейшего свидетеля – св. Павла, который негде говорит: слышим некия у вас бесчинно ходящыя и ничтоже делающыя (2Фес.3:11), а бесчинием называет он праздность, потому что говорит: не бесчинствовахом у вас, ниже туне хлеб ядохом у кого, но в труде и подвиге, нощь и день делающе (ст. 7–8), и что еще важнее сего: требованию моему и сущим со мною послужисте руце мои (Деян.20:34); и еще в другом месте говорит: свой хлеб ядох (2Фес.3:12), и еще в ином месте: безмолвствовати, и деяти своя, и делати своими руками (1Фес.4:11)»²³⁹⁴.

«Скажи мне, что лучше: подражать ли плодоносным деревам, которые и сами богаты плодами, и других увеселяют своим плодоносием, или уподобиться огородным растениям, которые вянут от зноя и засухи, быть, по слову Пророка, яко свекла недовареная (Ис.51:20), быть неспособным послужить собственным своим потребностям (и притом когда имеем от природы совершенные силы к удовлетворению своих нужд), и упражняться в любомудрии только в половину, то есть одною душею, а не вместе и телом? Если бы мы находились вне тела, то необходимо было бы стремиться к совершеннейшему одною душею. Но так как человек двойственен по природе, то и упражнение в добродетели должно быть двоякое, состоящее и в телесных трудах и в душевных подвигах. Трудами же телесными назвать должно не праздность, а работу»²³⁹⁵.

«Перейду теперь к самой жизни Спасителя... Каковы и

—580—

как многочисленны Его телесные труды, ради которых особенно и приводится пример! В первом возрасте, повинуясь родителям, кротко и благопокорно переносил Он с ними всякий телесный труд, потому что они, как люди, хотя праведные и благочестивые, но бедные и не в обилии снабженные необходимым в жизни (чему свидетелями ясли, послужившие честному рождеству), естественно, занимались непрестанными телесными трудами, снискивая себе тем необходимое на потребности. Иисус же, повинуяся има, как говорит Писание (Лк.2:51), без сомнения показывал благопокорность и в перенесении с ними трудов. А пришедши в возраст и оказывая Владычние и Божеские благодеяния, избирая уже учеников и намереваясь проповедовать царствие небесное, не требует Себе служения от других, лежа на одном боку и нежа Свое тело; но ради нашего спасения то путешествует, и всегда пеший, и служит ученикам, как Сам говорил: Аз же посреде вас есмь яко служай (Лк.22:27), и еще: Сын человеческий не прииде, да послужат Ему, но послужити (Мф.20:28), то омывает ноги ученикам, а потом, долгое время занимаясь учением, неленостно переходит с места на место. Однажды только, и то на короткое время, употребляет животное, впрочем, не для успокоения тела, но чтобы запечатлеть делами Своими пророчество (Мф.21:5; Зах.9:9).

А Апостолы? Не Владыке ли подражали? Не занимались непрестанно трудами? Посмотри на Павла, который непрерывно работает, неутомимо путешествует, плавает, бедствует, переносит непогоду, изгнание, удары, избиение камнями, душевным усердием и телесной силой противостоит всем искушениям. А если бы он расслабил телесные силы неумеренностью, то не был бы за это увенчан.

Поэтому хорошо, душевными добродетелями и телесными подвигами подражая жизни Владыки и Его учеников и Апостолов, употреблять тело на службу самым добрым деяниям. Ибо душе принадлежит избирать из добрых дел и такие, которые совершаются при содействии тела; а телу – приводить в действие то, что избрала душа. Если же тело бессильно для приведения сего в действие, то доб-

—581—

рое дело, сокрытое еще в произволении, остановилось на полпути, подобно какому-нибудь ростку, увядающему в земных недрах и не поступающему в употребление тем, для кого он зародился.

Но говорят: и Господь переносил продолжительное невкушение пищи, а точно также – и Моисей, и Илия Пророк. Но заметь то, что Господь наш однажды только совершил это, подобным образом Моисей и Илия. Во все прочее время, в надлежащем порядке управляя телом и содержа его в деятельности, всегда занимаясь работами и трудами, таким образом просияли душевными добродетелями, при содействии тела, жизнь деятельную соделав печатью и совершением жития духовного. Так поступал Моисей, так Илия, так и сам Иоанн, по неизреченному домостроительству долгое время живший в пустыне, по совершении же домостроительства пришедший в населенную страну проповедовать и крестить, кроме деятельности совершивший свой подвиг еще и дерзновением пред Иродом. Так поступал и весь сонм святых, и Сам Иисус, проводивший время в делании.

Итак, отовсюду – и из законов природы, и из учения божественных Писаний, и из того, что делали все святые, и из жития Спасителя нашего, и из правила жизни благочестивых, – явствует, что гораздо лучше и полезнее иметь крепкое, а не расслабленное тело, и употреблять его на добрые дела, а не держать произвольно в бездействии»²³⁹⁶.

Великий и святой организатор жизни иноческой не только считает труд обязательным для каждого инока, какою бы высотою своей духовной жизни он не отличался, но и говорит еще большее. «Кто поспешает к совершенству, тому свойственно заниматься рукоделием день и ночь» (2Фес.3:8)²³⁹⁷. На физический труд инока он высказывает самый высокий взгляд. «Каждому надобно быть внимательным к своей работе, заботиться о ней с любовью и с неленостной тщательностью, с внимательным попечением, как бы назирал за ним Сам Бог, совершать ее

—582—

неукоризненно, чтобы всегда иметь дерзновение сказать: се яко очи раб в руку господий своих, тако очи наши ко Господу Богу нашему (Пс.122:2)»²³⁹⁸. При таком взгляде на физический труд, совершенно понятны след. дивные слова св. Василия Великого: «Живем трудами рук своих»²³⁹⁹.

На вопрос иноков, какими трудами снискивать им пропитание, св. Василий Великий отвечал следующее.

«Нелегко определить, в частности, ремесла, потому что для одних требуются те, а для других другие, по удобству занятий в каждой стране. Но можно в общих словах изобразить, каков должен быть их выбор; это – ремесла, которые не нарушают безмолвия нашей пустынной жизни, не требуют многих хлопот при добывании свойственного им вещества, и большего беспокойства при продаже изделий, и не ведут к неприличным и вредным встречам с нами мужчин или женщин. Но всегда надобно иметь в виду, что у нас есть своя особенная цель – простота и дешевизна, потому что избегаем случаев услуживать человеческим похотям, несмысленным и вреждающим (1Тим.6:9), работая что-нибудь ими требуемое. Так в ткацком деле допускаются у нас изделия, употребляемые в обыкновенной жизни, а не придуманные похотливыми для уловления и опутания сетями юных. Подобным образом в сапожном деле будем услуживать своим ремеслом тем, которые ищут необходимого к удовлетворению потребности. А ремесло плотничное, столярное и земледелие, хотя сами по себе необходимы для жизни, доставляют много полезного, и по собственному их значению не отвергаются нами, однако же, когда или нарушают по временам безмолвие, или отвлекают братию от единства жизни, тогда по необходимости от них уклоняемся, предпочитая такие занятия, при которых соблюдается жизнь неразвлеченная и приверженная ко Господу... А когда от оных нет никакого вреда избранной нами жизни, тогда они предпочтительнее многих, особенно же земледелие, которое само по себе добывает необходимое и избавляет земледельцев от дальних скитаний туда и сюда, и от

—583—

бегания туда и сюда, если только не производит у нас молвы и смятений ни с соседями, ни с живущими вместе»²⁴⁰⁰.

«Не умертвил еще уды свои, яже на земли (Кол.3:5), тот, кто не переносит в работах труда. Поэтому если кто знает художество, не охуждаемое обществом, тот не должен бросать его. А если не знает, то да не сам выбирает для себя, но пусть принимается за одобренное многими»²⁴⁰¹. Вообще «заниматься подвижнику надобно работами приличными, которые свободны от всякой суетливости, долговременных развлечений и непозволительного прибытка, – которые большей частью возможно вам производить, оставаясь под своей кровлей, так что и дело делается, и безмолвие соблюдается. А если бы по необходимой потребности должно было произвести работу и на открытом воздухе, то и это не воспрепятствует любомудрию. Ибо в строгом смысле любомудрый, имея собственное тело свое приютом и безопасным пристанищем для души, хотя ему и случилось быть на рынке, или в торжественном собрании, или на горе, или в поле, или среди народного множества, всегда заключен в этом естественном своем монастыре, внутрь собирая свой ум и любомудрствуя о том, что ему прилично. Можно, и дома сидя, скитаться помыслами вне, и находясь на рынке, но соблюдая трезвение, быть как бы в пустыне»²⁴⁰².

«Должен подвижник и низкие работы брать на себя с великим старанием и усердием, зная, что все, делаемое ради Бога, не маловажно, но велико, духовно, достойно небес, и привлекает нам тамошние награды. Поэтому, хотя бы надлежало ходить за подъяремными животными, которые носят на себе тяжести для общих потребностей, не должно противиться. Представляй в уме, с каким усердием Апостолы повиновались Господу, повелевшему привести жребя, и рассуждай, что те, для кого мы приняли на себя попечение о вьючном скоте, суть братия Спасителю, и что благорасположение к ним и старание о них переносится на

—584—

Самого Господа, сказавшего: понеже сотвористе единому сих братий Моих менших, Мне сотвористе (Мф.25:40). Если же Он Себе присвояет, что делается для сих менших, то тем паче присвоит Себе, что делается для избранных... Если должен отправлять какую-либо низкую работу, то надобно ему знать, что и Спаситель служил ученикам, и не гнушался исправлять маловажные дела. А для человека великое дело быть подражателем Богу, и чрез эти низкие работы возводиму быть на высоту оного подражания. Да и кто назовет уже низким то, к чему Бог прикасался своею деятельностью»²⁴⁰³?

Перечень трудов, какие несли древние иноки пополняет св. друг Василия Великого, Григорий Богослов. Вспоминая с услаждением пустыню Василиеву и время, проведенное там, он пишет: «Кто даст (скажу о самом малом и незначительном) поденные и ручные работы, переноску дров, тесание камней, сажание, поливание? Кто даст этот золотой явор, который дороже Ксерксова, под которым сиживал не царь пресыщенный, но монах изнуренный, который насадил я, напоил Аполлос, или твоя пречестность, а возрастил Бог к моей чести, чтобы он сохранился у нас памятником моего трудолюбия»²⁴⁰⁴.

У св. Василия Великого мы находим самые точные указания относительно организации всего иноческого труда: хранении орудий, местах продажи сработанных изделий, распорядителях, взаимной помощи во время работ, решение различных самых мелких недоумений, какие могли возникнуть при отправлении монастырских работ, о наказании ленивых и т. д.²⁴⁰⁵.

Высоко смотрели на физический труд иноков и свв. основатели монашества Антоний и Пахомий; и они умели сочетать его с молитвой и созерцанием.

Антоний Великий снискивал себе пропитание рукодельем, которое брал у него благочестивый мирянин и в

—585—

замен того приносил ему пищу. «Телесные удовольствия он обуздывал трудами»²⁴⁰⁶. Трудиться научил Антония не старец какой-либо, а сам Ангел. «Св. Авва Антоний, пребывая некогда в пустыне, впал в уныние и в глубокую тьму помыслов, и взывал к Богу: Господи! Я хочу спастись, а помыслы не дают мне. Что мне делать в своей скорби? Как спастися? И вскоре потом Антоний, встав, вышел из келии. И вот видит он кого-то похожего на себя, который сидел и работал, потом встал из-за работы и молился. После опять сел и вил веревку. Далее опять встал на молитву. Это был Ангел Господень, посланный для наставления и подкрепления Антония. И Ангел сказал вслух ему: и ты делай так, – и спасешься. Услышав сие, Антоний весьма обрадовался, и ободрился. Стал так делать и спасался»²⁴⁰⁷. Итак, великому отшельнику и глубокому созерцателю заповедуется труд, как вернейшее средство для борьбы с помыслами и как надежный путь от земли к небу. Поступая по совету Ангела, св. Антоний «спасался». И действительно, он много трудился, работал. Когда после смерти него приходили на место его трудов и подвигов, то жившие здесь иноки говорили: «Тут он обыкновенно пел, тут работал, тут усталый сидел. Эти виноградники, эти деревца он сажал сам, эту площадку устроил своими руками. Этот пруд для орошения садика он выкопал с большим трудом, потом. Эту мотыгу для копания земли имел у себя много лет... Видите этот огород, засаженный кустарником и зеленеющий овощами? Около трех лет тому назад, когда его опустошало стадо онагров, одному из их вожаков он приказал остановиться и бия его по бокам жезлом сказал: «Зачем вы едите то, чего не сеяли»? И с тех пор, за исключением воды, к которой они приходили на водопой, никогда не трогали ни кустика, ни овощей»²⁴⁰⁸.

—586—

Одобряя уединение и нестяжательность, Антоний не одобрял праздной жизни и тех, кто не предавался телесным трудам. Однажды к нему пришел подвижник и спрашивал его, где можно лучше достигнуть совершенства. «Я живу, говорил он, подле своих родителей, и получая от них пропитание, я свободен от всяких житейских забот, и занимаюсь только молитвой и душеспасительным чтением». Антоний не одобрил такого образа жизни подвижника, хотя он занимался только созерцанием. Он ему говорил: «Родные, снабжая тебя всем нужным, лишают награды за труд и добрых плодов труда телесного. Поэтому-то мы предпочитаем бедность всем богатствам, и лучше любим в поте лица вырабатывать нужное для пропитания, нежели зависеть от помощи ближних. Ты думаешь, разве мы не стали бы следовать твоему примеру, если бы Апостолы и великие древние мужи не учили нас своим примером, какое состояние лучше? Что доброго, если такой сильный и здоровый человек, как ты, будет жить трудами других? Это неудобство жизни праздной заставило не одного меня, но и других трудиться для своего содержания»²⁴⁰⁹.

«Монах, говорил Антоний, который, отдохнув после трудов, не принимается немедленно за труд, хотя бы и мог это делать, не получит награды трудившихся в терпении»²⁴¹⁰. Вот почему и сам он «работал собственными руками своими, слыша, что праздный ниже да яст²⁴¹¹, и иное издерживал на хлеб себе, иное же на нуждающихся»²⁴¹².

Отсюда совершенно понятны его правила о физическом труде. Он говорил: «Тело надобно порабощать и утомлять долгим трудом». «Понуждай себя на труд рукоделия и вселится в тебя страх Божий». «Сидя в келии, налегай на труды рукоделия»²⁴¹³. «Знай, что если будучи здоров,

—587—

ты живешь на чужой счет, то поядаешь достояние бедных и немощных»²⁴¹⁴.

Другой великий устроитель жизни иноческой, созерцатель и делатель непрестанной молитвы св. Пахомий также заповедал всей братии трудиться, а не сидеть даром и не питаться от трудов других. Любопытно, и устав преп. Пахомия не человеческого происхождения. Он дан ему самим Ангелом. «Однажды, когда Пахомий сидел в своей пещере, явился ему Ангел Господень и сказал: Пахомий! Ты сделал свое дело; потому теперь тебе не должно оставаться в этой пещере. Пойди, собери всех молодых монахов, живи с ними и управляй ими по уставу, какой дам тебе. Потом, он дал ему медную доску, на которой было написано следующее: позволяй каждому есть и пить, по потребности; назначай им труды, соразмерные с силами каждого: не возбраняй ни поститься, ни есть; труды тяжелые возлагай на тех, которые крепче силами и больше едят, а малые и легкие назначай слабым, которые не привыкли к подвижничеству»²⁴¹⁵. Изучая жизнь Пахомианских общежительных общин, мы видим, что заповедь Ангела о необходимости для инока-созерцателя физического труда исполнялась самым точным образом и в самых широких размерах. Но об этом речь будет впереди.

Из Египта монашество начало постепенно распространяться по другим странам. Что сталось с заповедью свв. первооснователей монашества Антония и Пахомия о необходимости для каждого инока трудиться, совмещать молитву и созерцание с трудом?

Эта заповедь строго сохранялась и всеми устроителями

—588—

жизни иноческой, какая где-либо только возникала. Первооснователи Палестинского монашества: св. Иларион Великий²⁴¹⁶, св. Харитон Исповедник²⁴¹⁷, св. Евфимий Великий²⁴¹⁸, Савва Освященный²⁴¹⁹, св. Феодосий Киновиарх²⁴²⁰, сами трудились и всем своим ученикам заповедали труд. Жизнь Палестинского монашества в данном случае мало чем отличалась от жизни Египетского, от которого оно получило свое начало и с которым находилось в постоянном непосредственном и самом живом общении. Хранили Палестинские иноки и св. заветы о труде Василия Великого²⁴²¹. Сирийское монашество также считало труд необходимым для инока²⁴²².

Из Палестины монашество перешло в Византию и начало быстро распространяться там. И здесь мы встречаемся с заповедью свв. первооснователей монашества о необходимости физического труда для инока. Таковы уставы: св. Феодора Студита²⁴²³, первый Афонский Устав 971 года²⁴²⁴, Устав св. Афанасия Афонско-

—589—

го²⁴²⁵, Устав св. Христодула (1091) для Иоанно-Богословского монастыря на острове Патмосе²⁴²⁶.

Не называем мы других многочисленных уставов византийских монастырей²⁴²⁷. Не называем, с одной стороны, потому, что они представляют собою произведение позднейшего времени сравнительно с начальными временами монашества, а с другой потому, что в основе их лежали три устава. «Это были типики знаменитейших представителей монашества – иерусалимский св. Саввы Освященного, константинопольский св. Феодора Студита и Афонский св. Афанасия. Они возвышались над всеми византийскими уставами, писанными и введенными без записи, сохранившимися и несохранившимися. А эти уставы, в свою очередь, имели в своей основе правила древнейших законодателей восточного монашества – св. Пахомия и Василия Великих. Кроме того, один и из них представляет лишь небольшую переделку устава Студийского применительно к условиям и практике монастырей святогорских. Что же касается до второстепенных монастырских уставов, то большая часть из них составлены под сильным влиянием то же Студийского устава. Этот устав имел наи-

—590—

большее распространение в Византии. Он был принят во всем Константинопольском патриархате и некоторых областях Малой Азии. Из Константинополя он перешел на Афон и в южную Италию»²⁴²⁸.

Следя за древне-иноческими уставами, мы сделали бы крупную ошибку и большой пробел, если бы не упомянули ни одного слова о двух древнейших уставах, вышедших из-под пера западных писателей. Разумеем уставы преп. Иоанна Кассиана и св. Венедикта. По своей древности они должны занимать место рядом с уставом св. Саввы Освященного, а по своему содержанию они всецело напоминают собою уставы первых законодателей монашества, воспроизводя их во многих случаях почти дословно если не по букве, то по духу. И здесь от каждого инока настоятельно требовался труд. «Всякий трудом своим должен доставлять доход монастырю», не изъявляя никакого притязания на свой заработок²⁴²⁹.

После того как приведены свидетельства об обязательности для инока физического труда из древне-иноческих уставов, нет нужды обращаться за свидетельствами о том же к отдельным подвижникам. А эти свидетельства почти бесконечны. Достаточно только припомнить, что одних иноков Пахомианцев, хотя бы и по преувеличенному несколько свидетельству Иеронима, было 50000 человек. Каждый из них не только словом, но и самой своей жизнью осуществлял заповедь своего учителя о необходимости для инока физического труда. Какой же великий это сонм неподкупных свидетелей и защитников труда, физической работы! Говорить ли после всего этого о том, что говорили в защиту труда отдельные выдающиеся иноки древнего времени, как-то: Макарий Великий, Арсений Великий, Паламон, Стратон, Герасим, Пафнутий, Пистамон, Евагрий, Исаия, Аммон, Иоанн Колов, Исаак Сирин и многие другие? Не будем.

—591—

Переносясь мысленно в пустыни, в которых трудились древние иноки и представляя их за работами, невольно спрашиваешь себя: почему основатели монашества заставляли трудиться иноков? Ведь, кажется, великие созерцатели и действительные молитвенники должны были бы бежать от всякого физического труда. В самом деле, что общего между чистым созерцанием и трудом, наприм., на поле за сохой? И, однако, они от труда не бежали. Чем же и как они мотивировали свой труд?

Вопрос этот кажется несколько странным ровно до тех пор, пока не отрешишься от обычной, приглядевшейся обстановки и не взглянешь на дело совершенно просто, без всяких сторонних соображений и задних мыслей. Тогда все станет сразу весьма ясным и понятным. Прежний вопрос «почему иноки-созерцатели заповедали труд» сменяется вопросом: «А почему бы они не должны были приглашать каждого инока трудиться?» Каждый инок должен трудиться и по мере сил своими руками снискивать себе пропитание..., да ведь это так просто и понятно. Кто же может на земле не трудиться и жить, ничего не делая? Любопытно, почти так именно и отвечают на этот вопрос древние иноки-созерцатели.

Св. Евфимий Великий говорит: «Инокам, и, в особенности, молодым, должно для внутреннего хранения трудиться и телесно, памятуя слова Апостола: нощь и день делающе, да не отяготим ни единого (1Фес.2:9); требованию моему и сущим со мною послужисте руце мои сии (Деян.20:34). Потому что неуместно, чтобы миряне, бедствуя и трудясь, от своего рукоделия питали детей и жен, приносили начатки Богу, по мере сил делали добро, и, к тому же, платили подати, а мы не имели бы из нашего рукоделия на необходимую телесную потребу, но оставались без дела и движения, пожиная чужие труды, так как Апостол не велит есть тому, кто не хочет делать» (2Фес.3:10)²⁴³⁰. Авва Феодосий «сам трудился, и сожителей убеждал, чтобы они с подвигами духовными соединяли и труды телесные. Ведь и странно было бы, когда живущие в мире с тру-

—592—

дами и потом пропитывают детей и жен, сверх того вносят дань, платят подати, приносят начатки Богу и по мере возможности помогают нуждам бедных, – пустынникам не доставать трудами и необходимого для жизни тем более, что им пища нужна не роскошная и не богатая и одежда убогая, – а сложив руки, сидеть и пользоваться трудами чужих рук. Внушая это и подобное, Феодосий побуждал собратий к труду»²⁴³¹. «Авва Силуан говорил: я раб, и господин мой сказал мне: работай у меня, я буду кормить тебя; а как буду кормить, – об этом не спрашивай. Сам ли что я имею, или буду воровать, или брать взаймы, – ты об этом не спрашивай: ты только работай, а я буду кормить тебя. Итак, если я работаю, то кормлюсь от платы за мои труды; если не работаю, то питаюсь милостыней»²⁴³².

Св. Феодор Студит пишет: «Сами мы ничего не принесли в монастырь, и от работы нашей нет никакой прибыли, а подай нам то, подай другое. – А между тем негожи бываем ни к чему: ни при вратах стоять, ни в трапезе служить. Но и того не чувствуем, бесчувственные и бессмысленные, что мы, может быть, последние и что другие, честные паче нас, братия и отцы, одни вне, другие внутри обители, то на холоде и ветре, то на жару и зное, как рабы какие, копают, пашут, обрезывают виноград, моют, шьют, куют, пешие ходят по делам в город, на поля, на горы, – переутруждаются и утомляются, но все терпят спокойно. Воистину таковых есть Царствие Небесное. Ты же, о слепой, о жестокосердый, о лукавый, о отчаянный! Смотри, не услышать бы тебе в день он: связавше ему руце и нозе, вверзите во тьму кромешную (Мф.22:13). Горе вам! Вы небрежете о гневе Божием, видя, что Он не тотчас наказует... Но Господь с небесе приникает на всяк день, и смотрит, кто есть разумеваяй и взыскаяй Его (Пс.13:1. 2) и таковых написует в книге живота, а прочих пропускает... Простите мне неразумному, чада мои возлюбленные, потому что щадя вас, из любви со слезами высказал это, думая,

—593—

что лучше мне ныне побичевать вас словом, нежели как подвергнуться после вечным бичеваниям»²⁴³³. «Нам с вами не должно лежать на боку»²⁴³⁴. Иоанн Кассиан говорит: «Хотя у нас и не было бы недостатка в пособии от родственников, однако ж эту нищету мы предпочитаем всем богатствам и лучше желаем приготовлять ежедневное пропитание тела своими руками, нежели беспечно содержаться пособием родственников, эту трудолюбивую скудость предпочитая праздному размышлению о Св. Писании и бесплодному чтению»²⁴³⁵. Таким образом без труда, по свидетельству преп. Иоанна Кассиана, теряет всякую цену даже и наше постоянное размышление о Св. Писании. Наш труд, каким бы напряжением, какими бы размерами он не отличался, в данном случае оказывается «праздным». Да и в самом деле, какая цена всем нашим размышлениям о Св. Писании, когда они остаются только размышлениями, без всякого практического приложения их к жизни? И еще более глубокие основания приводит Иоанн Кассиан, побуждая иноков трудиться.

«Проповедник Евангелия говорит, что он ни у кого не ел хлеба даром (2Фес.3:8), тогда как знал, что Господь повелел проповедующим Евангелие жить от благовестия (1Кор.9:14); и еще: трудящийся достоин пропитания (Мф.10:10). Когда и тот, кто проповедовал Евангелие, совершая столь высокое и духовное дело, даром не принимал пищи по силе повеления Господня, то что будем делать мы, которым не только не поручена никакая проповедь слова, но и никакой заботы не завещано, кроме попечения об одной нашей душе. В какой надежде мы осмелимся с праздными руками даром есть хлеб, которого сосуд избранный, обязанный заботой и проповедью евангельской, без труда рук не отважился есть? Но занимались, говорит, трудом и работою день и ночь, чтобы не обременить кого из вас (ст. 8). И еще усиливает строгость своего вразумления. Ибо не просто сказал: мы ни у кого не

—594—

ели хлеба даром. На этом не остановился, ибо могло бы показаться, что он содержался хотя не их (фессалоникийцев) приношением или подарками, хотя на собственном иждивении, но в праздности на сбереженные деньги своих или других. Но занимались, говорит, трудом и работою день и ночь, т. е. своим трудом собственным содержались. И это, говорит, мы делали не по своей воле, не для удовольствия, как требовало отдохновение и упражнение тела, но как необходимость и скудость содержания заставляли работать не без большого утомления тела. Ибо не только в течение всего дня, но и во время ночи, которая назначена для покоя тела, я неустанно занимался этим делом рук по заботе о своем пропитании».

Далее, «Апостол свидетельствует, что он не один так поступал, чтобы этот образец не показался, может быть, не великим и не общим, если бы он преподавался только примером его; но и все, говорит, которые назначены были с ним для проповедования Евангелия, т. е. Силуан и Тимофей, которые это пишут с ним, занимались работой. А в словах: чтобы не обременить кого из вас, он внушает им большую стыдливость. Ибо если он, проповедуя Евангелие и подтверждая его знамениями и добродетелями, не решается даром есть хлеб, чтобы не обременить кого-либо, то как не считают обременением других те, которые ежедневно праздные, ничего не делая, потребляют его?

Апостол для того и работал своими руками, чтобы нам представить пример трудолюбия. Не потому, говорит Апостол, чтобы мы не имели власти, но чтобы себя самих дать вам в образец для подражания нам (ст. 9)… Хотя, говорит, мы и имели власть, и нам открыты были все ваше имущество и припасы, и я знал, что имею дозволение Господа нашего пользоваться им; однако ж я не воспользовался этой властью, чтобы сделанное мною хорошо и позволительным образом не подало другим пример вредной праздности. И потому проповедуя Евангелие, я лучше хотел содержаться работой рук своих, чтобы и вам, желающим проходить стезю добродетели, указать путь совершенства, и своим трудом представить образец поведения.

—595—

Чтобы не показалось, что он молча работая и желая научить их примером, нисколько не наставлял их заповедями, увещаниями, он прибавляет, говоря: ибо когда мы были у вас, то завещавали вам сие: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь (2Фес.3:10). Апостол, показывая, с одной стороны, беспечность тех, которые зная его, как доброго учителя, работавшего своими руками для научения и примера, не хотели подражать, – с другой – свое прилежание и осторожность, говорит, что он, находясь у них, не только представляет себя примером, но и словами постоянно проповедовал, что если кто не хочет трудиться, тот и не ешь»²⁴³⁶.

Древние иноки, эти действительные созерцатели, трудились и, между прочим, снискивали себе пропитание своими руками еще и потому, что не хотели быть кому-либо в тягость и вызвать чью-либо укоризну. Древние иноки-созерцатели в данном отношении представляют собою нечто поразительное, достойное всякого подражания. Авва Хроний «шестьдесят лет не выходил из пустыни и вкушал хлеб только от труда рук своих»²⁴³⁷. Авва Макарий говорил: «Вот я шестидесятый год зарабатываю нужное для пропитания своими руками»²⁴³⁸... Авва Памво пред своей смертью говорил: «С того времени, как, пришедши в эту пустыню, построил я себе келью и стал жить в ней, не провел я в ней ни одного дня без рукоделья, и не помню, чтобы когда-нибудь съел кусок хлеба, данный кем-нибудь даром, кроме приобретенного моими руками»²⁴³⁹. Св. Феодор Студит пишет: «Радуйтесь, работники Божии, трудники, день и ночь делающие своими руками, чтобы не отягчить кого, и не только себя самих довольствовать, но и немощнейших из братий, и нуждающихся из внешних»²⁴⁴⁰. «Будем работать для пропитания себя», – говорит св. Ефрем Сирин²⁴⁴¹. Св. Евфимий Великий, поселившись недалеко от лавры Фаранской, «на-

—596—

учился плесть веревку для того, чтобы не быть никому в тягость, и чтобы иметь возможность уделять от своих трудов нуждающимся»²⁴⁴².

Трудились они и еще по одному весьма важному соображению. Св. Иоанн Епископ и молчальник говорил: «Я счел справедливым, пока я еще в телесной силе, послужить и поработать отцам, дабы, когда обессилю, принимать услуги от других без осуждения»²⁴⁴³.

Древние иноки не только старались не отягощать мирян подаяниями, но даже и друг друга. «Однажды блаженный Пиор, подвижник, пришел в келью Памвы со своим хлебом. Когда Памво упрекнул его, – для чего он так сделал? Пиор отвечал ему: для того, чтобы тебе не быть в тягость. Памво молча отпустил его. Спустя несколько времени приходит великий Памво в келью Пиора также со своим хлебом, который уже был и размочен у него. На вопрос Пиора: зачем он принес хлеб размоченный, Памво отвечал: чтобы и мне не быть тебе в тягость, я размочил дома хлеб»²⁴⁴⁴.

Приходившие в пустыни и не знавшие никакого ремесла, чтобы не быть в тягость другим для своего пропитания выучивались непременно какому-либо ремеслу. Инока, не имевшего работы, немедленно старались снабдить какой-либо работой или выучить какому-либо ремеслу. Один Авва встретил инока Симеона в пустыне без рукоделия и спросил, почему он без рукоделия. «Когда инок ответил, что ни одного из рукоделий, какие тут делали, не знает, а умеет писать, и если бы в Египетской стране мог быть полезен кому-либо Завет на латинском языке, то он мог бы написать его; тогда старец сказал: Бог послал мне этот случай. Я давно искал, кто бы переписал мне Апостол на латинском языке, ибо у меня есть брат, которому мне хочется послать для назидания что-либо из Св. Писания. Когда Симеон с удовольствием согласился на это дело, старец немедленно доставил ему

—597—

съестные припасы на целый год и все нужные для письма снаряды. Когда книга была написана, то хотя она совершенно не нужна была в той стране, старец взял ее»²⁴⁴⁵...

Мы видим за работой бывших знаменитых царедворцев, наприм., Арсения Великого, бывших богатых купцов и т. д. «Одним из главных источников содержания и монастырей было то материальное вознаграждение, какое они получали за производимые братией ручные работы»²⁴⁴⁶. Такие работы одобрялись всеми восточными уставами. «Если кто знает художество не порицаемое обществом, тот не должен бросать его». Это правило устава Василия Великого палестинские подвижники старались соблюдать как можно строже. Не только братия, но и аввы монастырей занимались физическим трудом и еженедельные свои изделия вручали обыкновенно эконому. В знаменитой киновии Феодосия, по свидетельству Феодора, епископа Петрского, процветали самые разнообразные роды ручных работ, и изделия братии не только удовлетворяли ее нуждам, но и продавались²⁴⁴⁷. «На половине дороги между Иерусалимом и монастырем св. Саввы указывают и доселе место, называемое: «монашеским базаром», так как на нем прежде производилась продажа и обмен ручных монашеских работ»²⁴⁴⁸. О Египетских монастырях, где положено начало физическому труду, мы и не говорим. Там иноки, конечно, созерцали, спасались и в то же время трудились так, что сами кормили себя. Трудились как келлиоты, так и киновиты²⁴⁴⁹.

Трудились древние иноки еще и потому, что смотрели на труд, как на величайшее и действительнейшее средство в деле воспитания себя и усовершения своей природы. Прежде всего постоянный, напряженный труд спасает инока от праздности, этой матери всех пороков, «главной болезни» человека, от того, от чего погибали миряне и иноки, вымирали и будут вымирать целые общины не

—598—

только различных светских людей, но и иноков²⁴⁵⁰. Говорить ли подробно об этом? Творения св. отцов и христианских подвижников всех времен и народов переполнены увещаниями, обращенными ко всем людям, чтобы они избегали праздности. «У древних отцов в Египте составилась поговорка: работающего монаха искушает один бес, а на праздного нападает бесчисленное множество бесов»²⁴⁵¹. Св. Церковь, глубоко постигая всю гибельность праздности для человека, ежегодно многократно молится: «Господи, дух праздности... не даждь ми». Даже мирская мудрость всеми силами вооружается против праздности, справедливо усматривая в ней причину всяких бедствий как отдельных людей, так и целых обществ и даже народов.

Древние созерцатели, глубоко понимая значение в жизни инока труда, многие иноческие недуги врачевали трудом. «Брат спросил авву Пимена: что мне делать? – меня искушает дух блуда и гнева. – Старец отвечал: Давид говорит о себе: льва я поражал, и медведя задушал (1Цар.17:55); а это может значить: я истреблял гнев, и блудный помысл сокрушал трудами»²⁴⁵². «Когда усталость начинала склонять ко сну авву Палемона и его ученика Пахомия, старец отправлялся со своим учеником на гору, и там они перетаскивали в корзинах песок с одного места на другое, чтобы приучить себя бодрствовать ночью, когда надобно молиться. «Бодрствуй Пахомий, говорил Палемон, чтобы враг не искусил тебя и не лишил плода трудов». Так учился Пахомий побеждать сон²⁴⁵³. Врачевали и другие недуги тем же трудом.

Была у древних иноков и еще более высшая точка зрения на труд. Древним инокам св. Василий Великий писал: «Если бы мы находились вне тела, то необходимо было бы стремиться к совершеннейшему одною душою. Но так как человек двояк, то и упражнение в добродетели должно быть двоякое, состоящее в телесных и душевных подвигах»²⁴⁵⁴. Не трудясь,

—599—

мы «упражняемся в любомудрии только в половину, т. е. одною душою, а не вместе и телом»²⁴⁵⁵. Весьма интересно, древние иноки-созерцатели придавали очень большое значение труду. Они приравнивали его к духовному труду и, так сказать, одухотворяли его. Св. Феодор Студит пишет: «Ни от чего не отвращайтесь, – ни от душевных, ни от телесных трудов, потому что и телесное наше, будучи посвящено Богу, духовно есть». «Благодарно несите каждодневно чувствительные труды в духовных и телесных деланиях ваших: ибо оба они равно благоприятны Богу»²⁴⁵⁶. Как просто, глубоко и ясно разрешен вековечный вопрос!... Ты состоишь из души и тела. Тогда ты не только молись и созерцай, но и трудись, работай... Ты даже не можешь не работать, если бы и хотел этого. Не все одно только созерцание, особенно наше современное созерцание...

Наконец, ведь и невозможно все время своей жизни сидеть без работы. Ни один человек не вынесет этой пытки, если он захочет сохранить себя чистым от всякой скверны. Один старец говорил: «Никто не может переносить скуку уединения в пустыне кроме того, кто способен своими руками приобретать себе пропитание»²⁴⁵⁷. Какие любопытные доказательства этой мысли мы встречаем в жизни древних подвижников. «О Павле рассказывали, что он провел всю Четыредесятницу с малой мерой чечевицы и кружкой воды, и был в затворе до самого праздника, сплетая и расплетая одну и ту же веревку»²⁴⁵⁸. Такой строгий подвижник, глубокий созерцатель и однако не может остаться без дела, без труда, без какой-либо работы. Пусть это будет только призрак работы, все же это работа. Так тесно связан труд с нашей натурой, так мы мало можем отрешиться от своей телесной природы, так мало можем походить на совершенно бестелесных Ангелов.

Приведем еще два подобных примера. Пришедшие к авве Ахиле «увидели, что он ночью вил большую ве-

—600—

ревку, и просили его сказать что-нибудь. Он сказал: с вечера и до сего времени я свил двадцать лактей, и, право, не имею нужды в них. Но как бы не прогневался на меня Бог и не осудил меня за то, что, будучи в силах работать, не работаю. Потому я тружусь и делаю по силам моим»²⁴⁵⁹. «Авва, Павел, опытнейший между отцами, пребывая в обширной пустыне, будучи обеспечен плодами пальм и маленьким садиком, имел достаточный материал для пищи и жизни, не мог заниматься каким-либо трудом, другим делом, которым бы можно было содержаться. Ибо жилище его в той пустыне отстояло от городов и обитаемой земли на семь дней пути или еще дальше, и больше требовалось платы за провоз, нежели чем сколько цены можно было получить за готовую работу. Собравши листья пальм, он постоянно требовал от самого себя ежедневный урок работы, как будто этим он должен содержаться. Когда работой целого года пещера его наполнялась, то сделанное с заботливым старанием, подложив огонь, он ежегодно сожигал. Этим он показал, что без дела рук невозможно монаху пребывать на одном месте, ни достигнуть когда-нибудь верха совершенства. Поэтому хотя необходимость пропитания вовсе не требовала этого, он делал для одного очищения сердца, собранности помыслов и постоянного пребывания в келье, или для победы и прогнания самого уныния»²⁴⁶⁰.

Говоря о труде древних иноков, каким они занимались и снискивали себе кусок хлеба, не могу скрыть того, что некоторые из них не прочь были и избавиться как-нибудь от труда и работы. Подобные иноки приводили в защиту себя немало весьма, по-видимому, благовидных и сильных оснований о несовместимости труда с молитвой и созерцанием. Что же говорили они в защиту своего безделия и что отвечали им на это св. аввы?

Иноки, не желавшие трудиться, говорили, что подвиг молитвенный несовместим с трудом и работой. Один брат пришел к авве Силуану в гору Синайскую. Уви-

—601—

дев, что братия работают, он сказал старцу: делайте не брашно гиблющее (Ин.6:27): Мария же благую часть избра (Лк.16:22). Старец сказал своему ученику: Захария, подай брату книгу и отведи его в пустую келью. Когда наступил девятый час, брат прислушивался у двери, не посылают ли его звать к трапезе. Но как никто его не звал, он сам, встав, пошел к старцу и говорит ему: Авва, ужели братия сегодня не ели? – Ели, отвечал старец. Почему же не позвали меня? – опять спросил брат. Потому, отвечал старец, что ты человек духовный и не имеешь нужды в такой пище, а мы, как плотские, хотим есть, и потому работаем. Ты избрал благую часть, читая целый день, и не хочешь вкушать плотской пищи. Брат, выслушав это, поклонился старцу и сказал: прости меня, авва. Тогда старец говорит ему: так и Мария имеет нужду в Марфе, ибо и Мария похваляется из-за Марфы»²⁴⁶¹.

Говорили еще, что монахи, принимая ангельский образ, не должны ничего делать, а жить, подобно Ангелам небесным. «Иоанн Колов однажды сказал своему брату: я решился не иметь никаких забот, как не имеют их Ангелы, которые ничего не работают, а непрестанно служат Богу и, скинув с себя одежду, пошел в пустыню. Прожив там одну неделю, возвратился к своему брату. Когда постучался в двери, брат узнал его, но не отворяя дверей, спрашивает его: кто ты? Он сказал: я Иоанн, брат твой. Брат отвечал ему: Иоанн стал уже Ангелом, и его нет между людьми. Иоанн упрашивал его и говорил: это – я. Но тот не отворял ему, а оставил его скорбеть до утра. После отворив ему двери, сказал: ты – человек, и тебе опять нужно работать, чтобы пропитать себя. Иоанн поклонился ему и сказал: прости меня»²⁴⁶².

Среди древних монахов были монахи так называемые Евхиты, которые под предлогом непрестанной молитвы отказывались от всякого труда и рукоделья. «Однажды

—602—

Евхиты пришли к авве Лукию. Старец спросил их: какое у вас рукоделье? Мы не занимаемся рукодельем, отвечали они, но непрестанно молимся, как заповедал Апостол. Ужели вы и не едите и не спите, спросил старец. Едим и спим, отвечали они. Кто же молится за вас, когда вы едите и спите? Они не знали, что отвечать. Тогда Лукий сказал им: простите мне, вы не делаете, как говорите. А я вам покажу, что и занимаясь своим рукодельем, непрестанно молюсь. Размочив немного прутьев, с Богом сажусь я и плету из них веревку, а между тем читаю: «помилуй мя, Боже» (Пс. 50). Не молитва ли это? Проводя целый день в молитве и работе, я зарабатываю 16 монет. Две из них подаю нищим, а остальные употребляю на пищу. Кто примет от меня две монеты, молится за меня, когда я ем и сплю; и таким образом по милости Божией исполняю непрестанную молитву»²⁴⁶³.

Говорили в то время и то, что физический труд вообще препятствует молиться. Поэтому некоторые иноки старались уклоняться от труда или несли его с ропотом. Но и эта теория чистых созерцателей подвергалась самому строгому разбору и осуждению. Писал об этом даже и св. Василий Великий. «Так как некоторые уклоняются от дела под предлогом молитв и псалмопения, то должно знать, что ... для молитв и псалмопения, как и для многого другого, пригодно всякое время. Поэтому, в то время как движешь руку на дело, или языком, когда возможно, ... или если то невозможно, сердцем во псалмех и пениях и песнех духовных (Еф.5:19) воспевай Бога, как написано; и между делом совершай молитву, благодаря Того, Кто дал силу рук на дела, мудрость ума на приобретение знания, Кто дал вещество, из которого сделаны орудия, и которое обделывается тем искусством, каким случилось нам заниматься. Поступая так, мы направляем дела рук наших к цели благоугождения. Таким образом достигнем душевной собранности, когда при всяком действии будем просить у Бога успеха в делании, воздавать бла-

—603—

годарение Даровавшему деятельную силу и соблюдать цель благоугождения Ему. Ибо если не употребим этого способа, то как иначе может быть совмещено сказанное у Апостола: непрестанно молитеся (1Фес.5:17) и: нощь и день делающе (2Фес.3:6)?»²⁴⁶⁴

Древние иноки не только словесно блестяще опровергали теории тех из своих собратий, которые не хотели трудиться, отдаваясь будто бы всецело созерцанию, но опровергали и своею жизнью, самым делом. Они так органически умели сливать, сочетать физический труд и молитву, что сами собою устранялись все противоречия, выдуманные людьми, смотревшими на вещи не совсем бескорыстно и беспристрастно. Самый глубокий пост, самое глубокое трезвение и созерцание не мешали им трудиться. На труд смотрели они, как на служение Богу, как на Божие «повеление»²⁴⁶⁵. «Макарий, наломавши большое количество пальмовых ветвей, стал в углу, и в продолжение всей Четыредесятницы до самой Пасхи не принимал хлеба, не касался воды, не преклонял колена, не садился, не ложился и ничего не вкушал почти... Не открывая уст и не говоря ни слова, он стоял в безмолвии; все занятие его состояло в молитве сердечной и в плетении ветвей, которые были у него на руках»²⁴⁶⁶. Так поступали и другие подвижники. В то время как руки их заняты были работой, уста шептали молитвы, а сердце полно было одушевления и озарений свыше. «Египтяне те службы, кои мы совершаем Господу в определенные часы по повестке будильника, добровольно совершают в течение всего дня и во время занятий рукодельем. Ибо они непрестанно в келиях так занимаются им, что не теряют из памяти псалмов и никогда не оставляют размышлений о Св. Писании. Таким образом, соединяя с рукоделием молитвы, весь день проводят в тех службах, на совершение которых мы собираемся в определенные часы»²⁴⁶⁷. Итак, даже ежедневные церковные службы инокам не препятствовали заниматься трудом. Мало того,

—604—

труд не только не мешал древним инокам молиться, но и еще поддерживал их в более бодрственном и трезвенном состоянии, содействовал молитве. «Чтобы не напал на них сон, совершая частые молитвы, они вместе занимаются и рукодельем, так что у них не бывает ни минуты без дела и размышления. Ибо, равно упражняя телесные и духовные силы, они уравнивают выгоды внешнего человека с пользой внутреннего, страстным движениям сердца противопоставляют тяжесть рукоделья, как какой-нибудь твердый, непоколебимый якорь, которым можно бы удерживать рассеянность и блуждание сердца внутри келии, как в безопасной пристани»²⁴⁶⁸.

Древние иноки так умели сочетать труд с молитвой, что мы, наприм, в рядах экономов встречаем подвижника Иоанна Молчальника²⁴⁶⁹; во время работы являются им Ангелы. В Коптском житии Пахомия рассказывается следующее. «Однажды, когда Пахомий сидел в некотором месте один, собирая тростник для своего рукоделья, когда он бодрствовал здесь по своему обычаю, Ангел Господень явися ему и сказал ему трижды: «Пахомий, Пахомий, Пахомий! Воля Божия – чтобы ты служил роду человеческому и воссоединил людей с Богом». Пахомий принял это за откровение свыше и говорил: «Это дело Господне»²⁴⁷⁰.

По мнению древних подвижников, не было такого труда, который бы не низводил на голову трудящегося благословения Божия. Как замечательны в данном случае следующие строки, вылившиеся из-под пера св. Феодора Студита. Он говорит: «Ты – келларь, уповай на Бога и возмогай в державе крепости Его (Еф.1:19). Преиждивай в попечении о братьях. Стяжевая их, Бога стяжешь: ибо не людей питаешь, но, если хочешь, Апостолов Божиих... И ты, чадо мое, повар добрый, попекись о братстве, приготовляя ему съедомое в утешение, да воссияешь в царствии небесном, как солнце²⁴⁷¹.

—605—

Вы – огородники и садовники, работайте, и старайтесь довольствовать братий, доставляя им всякого рода овощи; да угождая им, Богу угодите, и удостоитесь насладиться вечным покоем...

Вы, исправляющие дела по конному двору, благоприятное и Богу и нам несете послушание, и вдвойне против других служите братству; почему двоякими венцами будете украшены. Всякий из вас, кто больше о других печется, делает для них и трудится, несомненно, большее получит и воздаяние.

Приидите и вы, приставленные к мельницам, и вам, говорю, надлежит иметь великое попечение о деле своем. Имейте страх Божий и проч.»²⁴⁷². «Будем все: келларь, больничник, каллиграф, вертоградарь, огородник, сапожник, повар, эконом, учитель, сторож, будильщик, уставщик, кандиловжигатель, хлебопек, плотник, и всякий, к чему бы то ни было, большому или малому приставленный, – будем все в непререкаемом течении в предняя, с неугасимым вожделением вечных благ, мужественно нести свои труды, претерпевать все охотно, делать все богоугодно»²⁴⁷³. «У Господа готова всякому труждающемуся своя награда: трапезарь радоваться будет с первомучеником Стефаном, хлебопек сам будет для Господа чистым хлебом, овощехранитель насладится благоплодиями рая, обитателем его удостоясь быть; и всякий другой, – смотрящий за виноградником, древоделатель, доброписец, привратник, и вообще, какое бы кто ни нес послушание, если несет его, как работу для Господа, получит достойное воздаяние. Господь все видит, ничто от Него не укрывается и за все Он воздает по-Божески»²⁴⁷⁴.

Но на некоторых иноков далекого прошлого, очевидно, не оказывали влияния ни живой пример трудолюбцев, ни все их св. воззрения на труд. И таких иноков не оставляли тогда на произвол судьбы, предоставляя им делать, что они хотят. Прежде всего их всячески увещевали трудиться. Им говорили: «Надобно много трудиться, а кто не

—606—

будет трудиться, не может иметь Бога с собою»²⁴⁷⁵. «Будьте прилежны, внимательны к послушаниям вашим и прилежно трудитесь в них». «Делайте свои дела, как пред Богом, как дела Божии, во славу Божию»²⁴⁷⁶. Учили их труду²⁴⁷⁷. Подвергались такие иноки сильным, резким обличениям и даже угрозам²⁴⁷⁸. На нерадивых иногда налагали различные епитимии²⁴⁷⁹. Иногда таких иноков не сажали за стол²⁴⁸⁰. Иногда наказывали и еще более строго. В Лавре св. Евфимия Великого был некто Авксентий, весьма способный ходить за скотом. Он был как бы создан для этого послушания. Но несмотря на все увещания взять на себя это послушание, он, однако, от него отказался. Тогда кротчайший Евфимий сказал: «Мы советуем тебе, что считаем для тебя полезным; ты же, оставаясь в непослушании, увидишь, какова награда за неповиновение». И тотчас Авксентий, объятый бесовским трепетом, упал на землю. Так строго наказывается грех непослушания. По усиленной просьбе иноков, авва Евфимий исцелил Авксентия. Исцеленный просил прощения у старца и согласился принять послушание с радостью и готовностью²⁴⁸¹.

Итак, физический труд был обязателен для древнего инока-созерцателя. Теперь перенесемся мысленно в то далекое время, заглянем в древние обители и посмотрим, как трудились древние иноки.

Труд в древней обители не был монополией или привилегией только некоторых лиц. Тогда трудились все, начиная от первенствующего аввы и кончая последним братом. Авва монастыря даже шел впереди всех, был для всех примером. Ни один инок монастыря никакую работу не считал для себя и своего сана неприличной. Всякий делал все, что мог. Приходивших к Пахомию

—607—

Великому всех поражало его трудолюбие. Авва Пахомий сам заботится о всем, сам очищает и поливает сад, отворяет дверь приходящим, с усердием служит больным. Новых иноков он освобождал от всякой внешней заботы на первое время. Когда первые ученики открыто выражали Пахомию свое сожаление по поводу его постоянных трудов для них, то он говорил им с глубокой верой: «Какой человек может привязать животное к машине и пренебрегать им дотоле, пока оно не упадет и не умрет? Когда Господь увидит, что я утомлен, он пошлет нам людей, которые будут помогать нам во всяком добром деле»²⁴⁸². Пахомий любил особенно часто ходить в Тавенниси. Но и во время этих посещений он не оставлял своего обычного труда. По распоряжению аввы Феодора, Тавеннисиоты употребляли особенный способ плетения рогож: у них не стягивали особенно веревки, вследствие чего меньше было труда, и рогожи выходили лучше. Когда Пахомий плел свою рогожу здесь, один мальчик, живший в монастыре, исполнявший в эту седмицу свою чреду на этом послушании, откровенно заметил Пахомию, что он не так плетет рогожу, как распорядился авва Феодор. Пахомий кротко выслушал замечание отрока и просил научить его, как именно следует работать. Мальчик показал Пахомию, как у них работают. Авва Пахомий тотчас же стал плести свою рогожу точно так, как его научил мальчик²⁴⁸³.

Пахомий ни в чем не хотел иметь преимущества пред братией. Трудился наравне с братией, не допускал, чтобы кто-нибудь облегчил его труд. Однажды он отправился с братьями на работу. Каждый со своим спутником должен был взять некоторое количество хлеба. Спутник Пахомия хотел нести все. Но Пахомий не согласился на это, говоря, что начальник во всем должен нести те же труды, что и братия²⁴⁸⁴. Он не терпел никакого отличия для себя²⁴⁸⁵. Когда Па-

—608—

хомий был болен, Феодор подал ему воды умыть руки. Больной попросил Феодора, чтобы тот дал ему вымыть свои ноги. Он говорил: «Если я не умою ног твоих, то совесть будет мучить меня, почему я, обязанный служить другим, принимаю сам услуги?» И будущим всем аввам Пахомий заповедал, чтобы начальник на общей работе был впереди²⁴⁸⁶.

Св. Савва был довольно долгое время смотрителем над лошаками, Кириак Отшельник рубил дрова, Авксентий ходил за рабочим скотом. Иоанн Молчальник (епископ), скрывая свой епископский сан, «исполнял всякое послушание, помогая со всяким смиренномудрием эконому и остальным отцам, поднимая воду из потока, приготовляя пищу работникам и помогая им в каменноделании и в других работах, когда строилась лаврская гостиница». Он носил еще сваренную им пищу рабочим, которые находились от странноприимницы в десяти стадиях²⁴⁸⁷. Другой святитель-инок «сам своими руками делал все: починивал худое платье, очищал чечевицу, полол бобы и делал все другое тому подобное»²⁴⁸⁸. Работает наравне с другими бывший высокий и знатный царедворец Арсений Великий, трудится также бывший царевич²⁴⁸⁹. Пресвитер Пинуфий, несмотря на свою глубокую старость и пресвитерское достоинство, не только исполняет смиренно свое послушание – наблюдение за садом, но делает еще дела, за которые другие боялись или стыдились приняться. Весьма много делал он ночью тайно, так что никто не знал, кто это делал²⁴⁹⁰. «Св. Афанасий и во время своей болезни не хотел оставаться праздным. Он и тогда, по обычаю, занимался каллиграфией: в шесть дней написал псалтирь, в сорок патерик»²⁴⁹¹.

Преп. Моисей ночью поднимался с постели, обходил всех собратий своих. Если находил при их хижинах водоносы, приносил им воду: ибо от некоторых пу-

—609—

стынь река была далека, а многие из старцев были дряхлы и не могли сами носить для себя воду²⁴⁹².

Трудится 80-летний старец Макарий²⁴⁹³. Работали келлиоты²⁴⁹⁴, работали строгие отшельники, жившие поодиночке в расселинах скал, в пещерах²⁴⁹⁵. По свидетельству бл. Иеронима, все Египетские монастыри обязывают каждого вступающего заниматься рукоделием, чтобы снискивать себе пропитание. На каждый день, кроме воскресного, назначалась инокам известная работа²⁴⁹⁶.

Св. Феодор Студит, всех превосходивший в своем монастыре образованием и дарованиями, занимался самыми низкими и тяжелыми трудами: рубил дрова, носил воду, копал землю в саду и огороде, унаваживал ее и т. д.²⁴⁹⁷. В своем монастыре он завел всякого рода поделия: свои у них были «портные, сапожники, столяры, стекольщики, кузнецы, каменщики и проч. и проч.»²⁴⁹⁸. У него «никто не сидит без дела, никто не сидит, сложивши руки, но все привносят труд по силе своей»²⁴⁹⁹. «Но будьте уверены, – говорил он братьям своим, – не мы одни добываем трудами благопотребное для жизни своей, но и каждый монастырь трудом и потом хранит жизнь свою. Ибо можем ли мы сделать ложным слово неложного Бога нашего, рекшего праотцу: в поте лица твоего снеси хлеб свой (Быт.3:19)? Никак»²⁵⁰⁰. Поэтому «никто не оставайся без дела и не будь празден, чтобы не подпасть присуждению св. Павла (2Фес.3:10). Все привносите в сокровищное хранилище наше (Мк.12:43) то, что ему под силу и что ему подручно: кто экономство, кто священнослужение, кто смотрение за больными, кто песнопение, кто чтение, кто вертоградарство, кто краснопись, – и вообще никто да не будет ничего неприносящим и да не является

—610—

пред Господа тощ»²⁵⁰¹. Труд так был обязателен для инока, что св. Феодор не мог оставаться равнодушным, видя нерадивых иноков. «Раздражаюсь, – говорит он, – на ничего неделающего, как даже ни ясти достойного по божественному Павлу (2Фес.3:10), также на мешкатного, на ленивого, на ропотливого, на сонливого, на дремлющего за делом»²⁵⁰²...

В Лавре св. Афанасия Афонского также братия не знала нерадения, видя своего начальника на работе постоянно впереди всех²⁵⁰³. Вот почему и св. Иоанн Златоуст говорит: «Больший там у иноков тот, кто предупреждает другого в отправлении самых низких работ»²⁵⁰⁴.

И как трудились древние иноки созерцатели и молитвенники? Изучая их труды, положительно цепенеешь от удивления и изумления. Некоторые из них не оставляли работы даже во время своей болезни. Один инок с братской любовью убеждал авву Афинодора перестать заниматься плетением рогож, так как это причиняет его рукам страшную боль. Инок говорил, что каждый из них с радостью будет трудиться за него, и что он нисколько не будет отягощать их. Они ведь и так ради Господа служат больным и странникам. Но терпеливый авва Афинодор, проникнутый сознанием важности труда для каждого человека и особенно для монаха, сказал своему благожелателю, что для него невозможно отказаться от работы. Сердобольный инок советовал ему хотя растирать руки маслом, чтобы они несколько, смягчились и перестали трескаться. Афинодор последовал совету инока. Но руки от масла стали нежнее, и он во время работы начал чувствовать еще большую боль. Узнав об этом, авва Пахомий с братским укором заметил Афинодору, что он не должен возлагать надежды на масло, так как не без воли Божией постигла его такая болезнь и не без пользы для него. Афинодор признал себя виновным, просил прощения и целый год потом оплакивал этот свой

—611—

грех²⁵⁰⁵. Сильван, когда он был болен, трудился вдвое больше, чем когда был здоров.

Один инок «ночь стоит на молитве, а днем сидит за рукодельем»²⁵⁰⁶. И многие так поступали²⁵⁰⁷. «Авва Пимен рассказывал об авве Исидоре: всякую ночь плел он пальмовые корзинки. Братия просили его, говоря: успокойся немного, ибо ты уже стар. Но он отвечал им: если бы сожгли Исидора, и развеяли прах его по ветру, и тогда я не заслуживал бы еще никакой милости: ибо для нас сходил на землю Сын Божий»²⁵⁰⁸. Авва Силуан «вечером, когда чувствовал утомление, садился посреди келии и проводил ночь в плетении циновок»²⁵⁰⁹. Другие, занимались днем «мастерством», а ночью молились. «Однажды Тимофей говорил своему брату: чего мы хотим от нашего искусства? Целый день нам нет покоя. Авва Павел сказал ему в ответ: довольно с нас и ночного безмолвия, если только ум наш будет бодрствовать»²⁵¹⁰. Третьи вообще много трудились. Старец Конон из обители св. Феодосия «в течение тридцати пяти лет ... непрестанно трудился», а авва Стратегий «имел великое трудолюбие»²⁵¹¹. Египетские иноки вообще «переносили изнурительные труды». Такие труды могли выносить только люди, привыкшие к ним с самого детства²⁵¹². Четвертые не оставляли работы своей даже при гостях. Когда Макарий пришел к Антонию, то они, плетя корзины из пальмовых ветвей, провели вечер в беседе о спасении души своей²⁵¹³. Пятые трудились даже в воскресные дни в уверенности, что делать во славу Божию что-либо не грешно, ибо Апостол сказал: день и нощь делающе, да не отяготим кого (1Фес.

—612—

2:9)²⁵¹⁴. Вообще же, по свидетельству Руфина, Палладия и бл. Иеронима, общим правилом для жизни Нитрийских пустынников было то, что они занимались рукоделием до девятого часа дня, или до трех часов по полудни²⁵¹⁵. «В течение дня Тавеннисиоты до тех пор занимались телесным трудом, пока зной от палящих лучей южного солнца не делался невыносимым»²⁵¹⁶. Макарий Александрийский обычно треть дня проводил за работой²⁵¹⁷.

Проводя время в таком труде, древние иноки старались избегать всяких услуг, какие им предлагали собратья или кто-либо со стороны из мирян. Афродисий, «неся великий труд, никогда не хотел иметь при себе сожителя, но собственные труды предпочитал услугам других»²⁵¹⁸. Авва Зенон «сам себе носил воду, черпая ее вдалеке. Кто-то, однажды увидев его, обремененного этой ношей, вызвался облегчить его труд. Он с самого начала противился, говоря, что не позволит себе вкусить воды, принесенной другим. Когда тот не убедился этим, он отдал ему сосуды (он нес два в обеих руках). Но лишь только они вошли в преддверие хижины, он вылил воду и опять пошел к ключу, подтвердив делом свои слова»²⁵¹⁹. Однажды брат просил старца слепца из обители аввы Сисоя, чтобы позволил ему приносить воду. Старец отвечал: «Как, брат? Я уже двадцать два года ношу себе таким образом воду, и ты хочешь отнять у меня мой труд»?²⁵²⁰ Сильван выбирает для себя худший тростник для плетения рогож и корзин, предоставляя лучший другим. Веря св. Пахомию, что «если ты болен, то не верь в свою болезнь из страха, чтобы сатана не ов-

—613—

ладел тобою», трудился во время болезни вдвое больше, чем когда он был здоров²⁵²¹.

Некоторые из братий старались вести кроме обычных трудов еще и сверхдолжные. Если на седмице, когда им по очереди приходилось готовить трапезу для братии, не было привезенных дров, то они сами отправлялись за дровами в пустыню. Ходя по сухой и бесплодной пустыне, лежащей при Мертвом море, где вовсе не растет лес, набирали прутики и лозы и приносили их к себе в монастырь. Хотя они ничего не могли потерять, если бы и не пошли собирать дрова, ибо их извиняли в данном случае и неимение дров и заповедь игумена, однако они не могли опустить того, что могло им приносить пользу²⁵²².

О том же, что каждый инок старался и готов был работать за других, нечего и говорить. Таких примеров можно привести множество²⁵²³. Иногда иноки из усердия к работе вопреки заповеди аввы делали даже больше, чем следует. Они отказывают себе даже в лишнем куске хлеба. Так в обители Пахомия Великого проходившие послушание на кухне сработали 500 рогож лишних, сверх положенного им числа²⁵²⁴.

Работали древние иноки весьма успешно. «Иной своим рукоделием приносит обители столько пользы, что прибыли от него достаточно не только на содержание его, но и многих других, однако же никто не хвалится своими трудами, из прибыли ничего не присвояет себе, но каждый берет для себя только два хлеба, которые там можно купить даже за три динария»²⁵²⁵. Некоторые приготовляли в день по две и по три рогожи²⁵²⁶. Месячный труд инока был довольно значителен. Один из обители св. Саввы Афродисий «каждый месяц доставлял смотрителю над гостиницами девяносто целых корзин»²⁵²⁷.

—614—

Древние иноки так предавались труду, что некоторые из них даже умирали за работой. Замечателен в этом отношении садовник Иона, подвизавшийся в обители св. Пахомия. Восемьдесят пять лет он провел в монашеских трудах. Все деревья в саду были им посажены, но он никогда не вкушал их плодов. Все время он работал и никогда не думал о телесном покое. Не думал о покое даже тогда, когда был болен, и даже тогда, когда был близок к смерти. Его не могли убедить отправиться в больницу: он считал себя недостойным пользоваться услугами других. Целый день работая в саду под палящими лучами солнца, Иона только к вечеру прекращал этот нелегкий свой труд. Когда наступала ночь, он уходил в свою келию, садился посреди ее на своем стуле и до полуночи вил веревки, устами и сердцем прославляя Бога. Засыпал он на самое короткое время, притом не выпуская веревок из рук. Скоро он снова вставал и после молитвы отдавался своей работе в саду. Он умер, сидя на своем стуле: веревки оставались в его руках. Желая похоронить его, братия не могли соединить его ног, не могли пригнуть рук к телу, не могли также снять с него его обычную кожаную одежду «баргуд», чтобы надеть на него чистое платье. Его похоронили в том виде, как он умер, облекши только в шерстяной саван²⁵²⁸.

Св. Афанасий, основатель знаменитой лавры Афонской, несмотря на свою болезнь, «с шестью человеками из братии, взошел на верх строившегося храма, чтобы видеть строение и помочь зиждущим. Как скоро взошли они туда, под ногами их, неведомыми судьбами Божиими, расселся верх храма, и все они ринулись к низу». Когда прибежавшая братия откопала упавших, то все они были уже мертвы, а вместе с ними и св. строитель обители Афанасий²⁵²⁹.

Вообще древним аввам монастырей мало приходилось жаловаться на нерадение иноков. Св. Феодор Студит пи-

—615—

шет: «Вижу, как усердны вы в исполнении своих послушаний: одни в приготовлении и печении хлебов, другие в возделывании виноградников, те на посылках, эти за рукодельями, – шитьем, перепиской, мытьем, печеньем, вареньем, приготовлением трапезы, в кузнице, по келарне, в больнице. При всем этом вы неопустительно ходите на все службы церковные»²⁵³⁰.

Такое отношение древнего инока к труду и такая производительность древнего инока естественно требовала широкой организации его труда. Изучая древне-иноческие уставы, невольно поражаешься, как глубоко рационально тогда было организовано дело труда. Несмотря на то, что за работой сидели сотни иноков, не было никакой путаницы в выдаче материала работающим, в собирании сработанных вещей, в надзоре и правильном распределении работ между столькими братьями, в организации общебратских работ, производившихся где-либо на стороне, иногда вдали от обители. Все это весьма любопытно и интересно. Но за невозможностью говорить о всем подробно, развернем лишь несколько страниц древних уставов, на которых обсуждены и разработаны эти все, так сказать, рабочие монашеские вопросы.

Бл. Иероним в предисловии к уставу говорит, что все работавшие иноки были разделены на группы. В каждой группе находились иноки, занимавшиеся каким-либо одним ремеслом. Братия каждого отдельного «мастерства» помещается в отдельном доме под надзором смотрителя. «Например: которые ткут холст – в одном; которые делают рогожи – тоже в одном особом; портные, сапожники, плотники тоже помещаются в особых домах, под особыми смотрителями, которые ими правят». Самое обширное рукоделие было приготовление рогож, кошелей и вервей. Для рогож заготовлялись пальмовые ветви, из которых – кто вил веревки, кто делал кошели, кто сшивал или плел рогожи. Заготовленные ветви хранились в особой камере, на руках эконома и без него их никто не мог брать. Они выдавались недельному, который исправлял все потребности по работам. Вечером недельный

—616—

узнавал от смотрителей домов, сколько куда нужно ветвей. Соответственно этому получал их сам от эконома, намачивал их и раздавал утром в каждый дом, сколько требовалось. Если утром оказывалось, что ветвей нужно больше, нежели сколько заготовлено, он брал их снова у эконома, намачивал и раздавал там, по тем домам, где их не хватало. Намачивались ветви в определенном месте. Брать намоченных ветвей сам собою никто не мог. Мера работ была – одна рогожа в день для каждого брата.

Сколько чего сработано в неделю, Авва поверял в конце недели. Рогожи слагались на паперти храма: их пересчитывали, равно пересчитывали и приготовленные верви. Количество всего вносилось в записную книгу, которая в августе на общем собрании поверялась.

Изделия братий тщательно сохранялись; и если кто из смотрящих за ними как-нибудь портил, терял или затрачивал какое из них, то подвергался за это ответственности²⁵³¹. Смотрители работных зданий назначали закупщикам цену работ, производившихся у них, когда они отправлялись в Александрию продавать их. Для перевозки товаров в Александрию и для привоза оттуда жизненных припасов, у Тавеннисиотов было два своих судна²⁵³².

Интересны и те страницы древне-иноческих уставов, на которых описывается общественная работа иноков. Устав подробно определяет случаи, когда иноки выходили на работу за монастырь всем домом, или даже в некоторых случаях всем братством монастыря. Отправлялись за монастырь или работать в поле, или нарезывать ветви, или собирать дрова, и еще какую-то траву, которую солили и употребляли во время подобных отлучек из монастыря, продолжавшихся иногда и две недели. Вот как устав определяет весь ход дела при этом.

Когда дан знак выходить из дома, выходят все.

—617—

Смотритель дома идет впереди. Никто не должен спрашивать, куда и для чего идут. Когда все дома будут собраны в одно какое-нибудь место, смотритель первого дома предшествует всем, а прочие идут за ним по порядку домов и братий. Далее, устав определяет самым детальным образом поведение инока в дороге, на работе, во время молитвы, при возвращении с работы и т. д.²⁵³³.

И эти отлучки из монастырей и на далекое расстояние были довольно часты. Вот мы видим, св. Феодор берет около 120 иноков и отправляется с ними на остров Нил собирать тростник, из которого иноки выделывали рогожи. В другой раз, взяв с собою 40 человек из своих монахов, св. Феодор пошел рубить лес на гору. В тот же день 40 других иноков послал работать в другое место, дав им в руководители Исидора. В ноябре месяце Феодор отправляется с братьями на остров Нил собирать дрова. Братии собралось на этот раз до 300 человек²⁵³⁴. Ходили иноки на один остров Нила для собирания трав, кои солили и клали в пищу братии²⁵³⁵. Иные ходили из монастыря в мир и там нанимались «жать», причем еще и не всегда получали плату за свой тяжелый труд²⁵³⁶.

Развернем еще по страничке из уставов более позднего времени, на которых чудными чертами изображается трудовая жизнь инока. Св. Феодор Студит пишет инокам: «Ведая, ведаю, что вы теперь в больших трудах, – будучи и солнечными лучами палимы и потом обливаемы, по причине жатвы и собирания винограда. Почему я и счел благовременным сказать вам подобающее именно о трудах ваших. Благословение Господне буди на вас, и да благословит Господь Бог вас с высоты святыя своея... Я знаю, каковы и как жгучи летние в жатву дни, и какое они причиняют утомление, что если бы особенное усердие трудящихся не придавало им силы, едва ли бы кто

—618—

смог перенесть их»²⁵³⁷. «Никто не должен оставаться праздным: такой не имеет части с братьями и не есть из числа ищущих Господа. Рубить не силен, или не умеешь, брате? Бери рукояти; рукоятей брать не можешь? Собирай виноград, носи воду, или другое что потребное исполняй, на открытом воздухе, или в доме. И Бог примет то, по усердию твоему, как две лепты вдовицы»²⁵³⁸.

Работали и на Афоне, как это видно из Афонских уставов. Св. Афанасий пишет: «Многие иноки на Афоне обрабатывали огороды и садили виноградники, да и готовые покупали и улучшали»²⁵³⁹. Обработка поземельных участков производилась руками монахов монастырских и наемников, но монахов же. Монахи нанимались работать на монастырь в течение целого года по договору или без договора. В первом случае заключались настоящие контракты со всеми устойками и неустойками. Афонитам было запрещено даже держать животных, потому что они все должны были делать своими руками²⁵⁴⁰. Второй Афонский устав уже старается ограничить практическую деятельность Афонитов, потому что они начали разъезжать на мачтовых суднах со своими товарами по различным городам и торговать произведениями горы, как «купцы»²⁵⁴¹.

Работали древние иноки не ради «скверного прибытка», а только для прокормления себя и во избежание праздности. Поэтому старцы не соглашались продавать свои работы тому, кто в них не нуждался. У Пимена однажды не достало нитей для свечей, которые он делал. Один купец, не имевший нужды в свечах, взял у Пимена сделанные свечи, чтобы доставить ему нити. Но Пимен, узнав это, настоял на том, чтобы свечи взяты были у него обратно, а нити возвращены купцу.²⁵⁴² Продавая работы свои, они обыкновенно не торговались. Цену назначали однажды²⁵⁴³.

Выяснивши основные положения о том, какое место фи-

—619—

зический труд занимал в жизни древнего инока-созерцателя и молитвенника, мне хотелось бы теперь перечислить хотя отчасти роды работ, какими занимались в далекое прошлое время иноки. Окидывая беглым взором это далекое прошлое, невольно поражаешься разнообразием трудов, какие несли древние иноки. Изучая их труды, не знаешь, за какие работы они только не принимались, чтобы заработать для себя кусок насущного хлеба.

Вот краткий перечень их трудов.

Иноки строили келии²⁵⁴⁴, засевали поля²⁵⁴⁵, вили веревки плели корзины, делали рогожи, решета, мыли белье²⁵⁴⁶, занимались каллиграфией²⁵⁴⁷, были портными²⁵⁴⁸, разводили сады²⁵⁴⁹, торговали²⁵⁵⁰, лен пряли²⁵⁵¹, делали полотна, плели невода, работали свечи, занимались гончарной работой²⁵⁵², собирали дрова по пустыне, на горах²⁵⁵³, копали пещеры²⁵⁵⁴, пасли стада²⁵⁵⁵, имели корабли и управляли ими²⁵⁵⁶, копали колодцы²⁵⁵⁷, были нотариями²⁵⁵⁸, носили воду²⁵⁵⁹, занимались садоводством²⁵⁶⁰, мыли сосуды²⁵⁶¹, были медниками²⁵⁶², кузнецами²⁵⁶³, возили лес²⁵⁶⁴, были плотниками²⁵⁶⁵,

—620—

корабельщиками²⁵⁶⁶, были погонщиками верблюдов²⁵⁶⁷, сукно-валяльщиками²⁵⁶⁸, пахали землю²⁵⁶⁹, вязали власяницы²⁵⁷⁰, были мельниками²⁵⁷¹, выделывали кожи²⁵⁷², занимались огородничеством²⁵⁷³, ходили за лошаками²⁵⁷⁴, работали по найму²⁵⁷⁵, плели сетки от комаров²⁵⁷⁶, переписывали книги²⁵⁷⁷, таскали песок²⁵⁷⁸, шили сапоги, были красильщиками, дубильщиками, плотниками, приготовляли покрывала²⁵⁷⁹, занимались свиноводством²⁵⁸⁰, чистили пруды, колодцы²⁵⁸¹, занимались рыболовством²⁵⁸², работали на кухне²⁵⁸³, делали шерстяные вещи²⁵⁸⁴, собирали травы, виноград, жали, делали паруса, опахала, коробочки²⁵⁸⁵. Были среди иноков кровельщики, ножовщики, золотари, пергаментщики²⁵⁸⁶. В одно время в Тавеннийском общежитии мы видим 15 портных, 7 кузнецов, 4 плотников, 15 красильщиков, 20 дубильщиков кож, 12 погонщиков верблюдов, 20 садоводов, 15 сапожников, 12 иноков приготовлявших покрывала, 10 ночных сторожей, 10 переписчиков²⁵⁸⁷. Во время жатвы почти все иноки нанимались у

—621—

землевладельцев жать хлеб, и обыкновенно хлебом получали плату за свой труд. У Серапиона Арсинойского каждый монах зарабатывал по 12 артабов хлеба, что равнялось 40 модиям²⁵⁸⁸. Пиор ходил два лета жать и ему ничего не платили за его труд. Несмотря на это, он пошел жать к тому же хозяину и на третье лето, и когда хозяин заплатил ему, он отнес все пресвитеру на церковь²⁵⁸⁹.

Так трудились древние иноки.

После того, как мы познакомились со взглядами на труд древних иноков и свв. первооснователей монашества, естественно спросить, как смотрело на труд русское монашество в лице своих лучших представителей?

Мы приняли монашество вместе с христианством от Греков. В то время как у нас еще только зарождалось монашество, в Византии оно просуществовало уже семь веков. Естественно думать, что византийское монашество того времени не представляло уже собою чистого первоначального монашества, какое было в Египте, Палестине, Сирии, Понте и других местах. К первоначальным заветам монашеским время примешало немало новых заветов, иногда очень далеких от заветов древнего монашества и весьма ему чуждых. Несомненно, византийское монашество в это время уже не стояло на той высоте, на какой оно стояло в первое время своего существования²⁵⁹⁰. И русские, заводя у себя монашество, естественно примыкали не к первоначальному Египетскому монашеству, а к тому монашеству, какое они видели в данную минуту в Византии своими собственными глазами. Несмотря на это, наше первоначальное монашество стоит высоко и производит

—622—

на всякого очень хорошее впечатление. Первая обитель у нас устроена была на началах самого строгого общежития. Она сильна была не внешними различными прерогативами, а внутренней силой. Поэтому и могла совершенно свободно не только выносить всякие невзгоды, постигавшие ее, как будто они ее совсем не касались, но и еще шириться, развиваться и простирать свое влияние все далее и далее. Нестор летописец в данном случае записал весьма любопытную фразу: сильны монастыри не те, которые созданы златом, а те, которые созданы потом и слезами. Первая русская обитель так именно и создалась.

И наши первые иноки, как и древние, работали и доставали пропитание себе трудом рук своих. Они плели клобуки, занимались различными другими рукоделиями и носили их продавать в город. На вырученные деньги покупали жито, которое молол каждый сам для себя. Иные копали гряды и ходили за овощами. Так целый день проводили они в работе. Иные не только делали свое дело, но еще брались помогать другим. Так преп. Феодосий, крепкий телом, носил другим воду, рубил дрова, молол рожь и приносил каждому муку. Всякое послушание в обители иноки исправляли сами, проходя его с молитвой и великим благоговением. Каким духом было проникнуто всякое послушание в то время, показывают правила о вжигании огня на поварне, о благословении «пекльницы». Тесто месили братья по очереди. Хотя обитель свободно принимала все приношения, какими бы размерами они не отличались и в чем бы не выражались, однако иноки трудились и в значительной степени содержались трудами рук своих. Пример трудолюбия всей братии показывал сам св. ее игумен. Несмотря на свое высокое положение, несмотря на свое громадное влияние на великого князя, народ, преп. Феодосий часто ходил в пекарню, работал с пекарями, месил тесто, делал хлебы.

Однажды не было воды на пекарне. Это было накануне праздника Успения. К преподобному пришел келарь Феодор, говоря, что некому воду носить. Тогда преподобный встал и начал сам носить воду из колодца. Один из братии, увидя своего игумена за этой работой, пошел и

—623—

рассказал о всем братии. Тогда все иночествующие взялись носить воду и быстро наносили воды до избытка.

В другой раз не было заготовлено дров для варки пищи. Тот же келарь пришел к преподобному, говоря: «Повели, отче, одному из братий, который празден, приготовить нужные нам дрова». Преподобный отвечал: «Я празден, я пойду». Приближалось же время обеда. Св. игумен повелел братии идти к трапезе, а сам взял топор и стал рубить дрова. Братия, вышедши из трапезы, увидавши своего игумена за работой, взяли топоры и скоро нарубили столько дров, что их хватило не только на один день, а на много дней.

Св. Феодосий ревностно заботится об умножении книг в обители. Инок Иларион день и ночь переписывал в его келии книги. Никон переплетал их, а сам Феодосий плел веревки для переплета книг, сопровождая свою работу чтением псалтири наизусть. Каждый день он разделял с братией труды. Не было работы в обители, за которую бы не брался дивный игумен. Так преп. Феодосий сам со своей братией трудится над расширением монастырской ограды. Словом, он для всех был примером.

Пример преп. Феодосия оказывал сильное влияние на братию. Глядя на него, трудились все, кто как мог. Интересно в данном случае вспомнить об одном его дивном иноке, благоверном князе Николае Святоше. Оставивши мир с его суетой и придя в обитель Феодосиеву, несмотря на свое столь высокое происхождение, он всех иноков удивлял своим послушанием. Сначала он работает на братию на поварне, рубит дрова, таскает их на своих плечах часто с далекого берега, усердно исполняет на кухне все, что нужно было. Когда братья-князья Изяслав и Владимир просили его бросить это дело, то он выпросил у игумена со слезами, чтобы ему дали еще один год потрудиться на кухне. Три года трудился он там со всевозможным прилежанием. Потом он был приставлен сторожем к монастырским воротам и пробыл там еще новых три года. Оттуда взяли его служить трапезам. Когда он прошел по порядку все степени послушания, его благословили безмолвствовать в келии и в

—624—

тиши созидать свое спасение. Великий инок смиренно повиновался старшим. Живя в келии, он не переставал трудиться. При своей келии насадил плодовой сад. И во все годы своего иночества его не видали праздным. Всегда он имел какое-либо рукоделие.

Обитель Преп. Феодосия, благодаря высокому взгляду на труд, дала и других весьма редких трудников и трудолюбцев. Кто не знает житий Алипия иконописца, Спиридона и Никодима просфорников, Марка гробокопателя, Агапита врача безмездного, Прохора чудотворца лебедника, Дамиана целебника и др.? Все они трудились всю свою жизнь с поразительным самоотвержением и терпением. Своими трудами они приобретали не только на хлеб себе, но и на многих из братии, и на благоукрашение своей обители, и даже больше того. Но об этом будет речь впереди²⁵⁹¹.

Инок Феодор, чтобы в праздности не увлекаться вредными помыслами, поставил у себя в пещере жернова, брал из закромов зерновой хлеб и ночью перемалывал его. Некоторые из иноков по 30 лет бессменно проводят на пекарне. Рубили ли они дрова, месили ли тесто, сопровождали свой труд пением св. псалмов. В обители св. Феодосия даже было такое правило: «Неумеющий читать должен служить рукодельем»²⁵⁹².

Различны были труды послушания, но смиренное прохождение служения братии равно освящало труд. Пред судом Божиим равно оказались достойными вечного блаженства и князь Никола Святоша, и иконописец Алипий, и гробокопатель Марк и просфорники Спиридон и Никодим²⁵⁹³.

Остановим свое внимание на втором великом русском иноке, жившем несколько столетий спустя после смерти преп. Феодосия и насаждавшем монашество в центре русской земли, на преп. Сергии Радонежском. Он не отдаляется от начал, положенных в основу монашеской жизни преп. Феодосием. Устрояя свой монастырь, вводит в нем

—625—

самое строгое общежитие. В его обители иноки не знали отдыха. В обители не было ничего, что бы не было сделано руками иноков. Сам преподобный всем подавал пример трудолюбия: он пек просфоры, скатывал воск для свечей своими руками, рубил дрова, строил келии, молол пшеницу, был портным, плотником, служил всем, «как раб купленный». Бедная убогая обстановка, среди какой жили иноки, не угнетала, а окрыляла их дух. На вечные времена нужно записать золотыми буквами следующую заповедь преподобного.

Какие бы нужды обитель не терпела, преподобный не разрешал своей братии выходить за монастырь, чтобы просить себе у мирян на пропитание. Не раз в обители преподобного не оставалось ни куска хлеба и, несмотря на это, он не разрешал никому из братии протягивать руку за подаянием. Страдая от голода, однажды один из иноков, говорил преподобному: «Доколе ты будешь нам запрещать выходить из монастыря и просить того, что для нас необходимо? Еще одну ночь мы перетерпим, а утром уйдем отсюда, чтобы нам не умереть с голода». Но преподобный оставался верен своему чудному правилу: не выходить из обители и не протягивать руку свою за подаянием. Он много утешал братию, напоминал ей о страдании и подвигах святых, указывал, как ради Христа они терпели голод, жажду, испытали много лишений. Привел слова Христа о птицах небесных, которых питает сам Отец небесный²⁵⁹⁴.

Что повелевал преподобный братии, то сам выполнял без всякого опущения. Однажды он целых три дня оставался без пищи. На рассвете четвертого дня, томимый голодом, взял топор, пришел к одному старцу, жившему в монастыре и сказал ему:

– Я слышал, старче, что ты хочешь построить сени к своей келии. Желаю, чтобы руки мои не оставались праздными, поэтому я и пришел к тебе, позволь мне построить сени.

Старец на эго отвечал:

—626—

– Да, я уже давно желаю сделать сени, даже заготовил все необходимое. Жду только плотника из деревни. Поручить же такое дело тебе не решаюсь, ибо тебя и вознаградить нужно хорошо.

Но Сергий сказал, что ему нужно только несколько кусков старого заплесневевшего хлеба. Тогда старец вынес решето с кусками хлеба. Но преподобный сказал:

– Не сделав работы, я не беру платы.

Затем он с рвением принялся за работу. Целый день занимался этим делом и, с Божией помощью, кончил его. Лишь вечером, на заходе солнца, он принял хлеб. Помолившись, он стал вкушать его, причем некоторые иноки заметили, что из уст преподобного вылетает пыль от хлеба, покрытого плесенью. Видя это, пустынножители дивились его смирению и терпению²⁵⁹⁵.

Вспомним третьего великого и св. инока, подвизавшегося на крайнем нашем севере в Соловецкой обители, святителя Филиппа. Изучая его жизнь, невольно поражаешься его трудолюбием. «Удивительно было видеть, рассказывает современный ему жизнеописатель, как этот юноша, сын знаменитых и славных родителей, воспитанный в неге и покое, предавался суровым трудам: рубил дрова, копал землю в огороде, таскал камни, поднимал тяжести при рыбной ловле, и все это делал с усердием. Часто носил на плечах своих гной и на мельнице работал со всяким прилежанием. Случалось, что он испытывал от неразумных людей унижение и побои, но, подражая Владыке Христу, все переносил со смирением, и никто не знал, чей он и откуда». «Филиппа назначали надзирателем монастырской кузницы: тут он исправлял разные тяжелые работы и постоянное обращение около огня приводило ему на мысль геенский огонь. Посылали его в хлебню: и здесь он не предавался лености, но охотно носил воду и дрова, являясь к богослужению по первому удару колокола».

Не переставал он трудиться, когда стал и игуменом. Игуменство его, продолжалось 18 лет и напечатлелось в Соловецкой обители неизгладимыми чертами. Следы его трудов будут видны до тех пор, пока будет стоять св. оби-

—627—

тель. На всем легла печать его мудрой прозорливости. В то время монастырские дела были в затруднительном положении. Средства монастыря были весьма скудны. Так как главный доход монастыря получался от солеварения, то св. игумен увеличивает число варниц на морском берегу. К прежним варницам он прибавляет шесть новых. Устраивает обширный скотный двор на Муксальмском острове. В леса монастырские пускает оленей для того, чтобы из шкур их выделывать платье и обувь. Устрояет кирпичный завод, указывает место рубки дров и план ее. Рубившие не должны были истреблять без нужды лес, но – правильно, так, чтобы он очищался и быстро размножался. Чрез леса и болота проводит дороги, приспособляя пустынный остров для жительства. В монастыре устрояет мельницу. Чтобы доставить колесам мельницы необходимое количество воды, игумен избрал из многочисленных озер острова 52, более удобных по своему положению и качеству вод, соединил их каналами, свел к монастырю. Все воды 52 озер стекали в громадный пруд, который он выкопал у самого монастыря. Для указания входа в залив, в углублении которого находится монастырь, игумен сделал большие насыпи и на них поставил высокие кресты. Он построил в гавани большого Заяцкого острова каменную пристань с палатой и поварней. Внутри монастыря мудрый игумен завел полезные ремесла для содержания многочисленной братии. Для призрения недужных иноков, а также богомольцев, устроил обширную больницу, где они находили отдых после своих трудов и во время болезни и облегчение в недугах.

А сколько трудился Соловецкий игумен над созданием внутреннего порядка в управлении волостями? Первой заботой игумена было дать правильное устройство волостному управлению, сообразно с духом времени. Он назначил по волостям из монастырских старцев: приказчика, келаря и доводчика. Он составляет правила для поддержания нравственности в деревнях. Он старался изгнать вредную праздность, хотел, чтобы каждый был чем-либо занят и с юных лет приучен к труду. Он так был предусмотрителен, что им было точно определено: какие

—628—

когда исправлять крестьянам работы, какими семенами засевать поля. Во всех деревнях дозволял крестьянам солеварение, отпуская на это по 600 сажен дров бесплатно. Вот в какие подробности входил заботливый и св. игумен²⁵⁹⁶.

Конечно, приведенными тремя трудниками и трудолюбцами не ограничивается число трудников в обителях св. Руси. Их было везде много, и труд их был чрезвычайно разнообразен. Вспомним некоторых из этих трудников.

Димитрий Комельский не только сам трудится до глубокой старости, но и берет на себя уроки менее усердных. Вместе с другими он трудится, расчищая вокруг своей обители лес и распахивая нивы, чтобы собравшаяся к нему братия могла питаться трудами рук своих. Для более правильного ведения полевых работ, назначает особых приставников для надзора за этими работами. В свободное от работ время до самой старости он занимается перепиской книг. Трудились и его иноки: одни резали кресты, другие писали иконы и занимались строением храма для монастыря²⁵⁹⁷. Корнилий Комельский очищал леса, возделывал нивы, чтобы его иноки сами ели свой, а не чужой хлеб. Он в поте лица трудился, обрабатывая землю. «Случилось однажды во время работы, когда братия отдыхала, в полдень, а сам он собирал в лесу очищенный хворост, внезапное пламя объяло его, и старец едва не погиб в огне»²⁵⁹⁸. И многие тогда из русских иноков обрабатывали землю своими руками и таким образом ели свой хлеб²⁵⁹⁹. Димитрий Глушицкий прилагал труды к трудам и был примером для всей своей братии. Чтобы не спать ночью, он «отгонял сонную тягость рукодельем». Преподобный сам пишет иконы, он – художник, ковач, строитель одежд. Словом, он делал все своими руками, по примеру св. Ап. Павла. Его иноки

—629—

ловили рыбу²⁶⁰⁰. Галактион Вологодский не оставлял своего сапожного мастерства и в иночестве, чем и кормил себя, зарабатывал себе кусок насущного хлеба²⁶⁰¹. Кирилл Белоозерский был хлебником, поваром. Когда ему дали другое послушание, он просил вернуть его обратно в пекарню, где еще 9 лет пробыл в трудной службе, днем опаляемый огнем, а ночь страдая от холода. Он вырубал лес, очищая место для огорода, собирал хворост и сучья. Его иноки «старались предварять один другого на работе монастырской, трудясь не для человека, а для Бога; и чуждо им было всякое праднословие». Св. игумен, приходил на поварню и помогал служившим там. «Когда случался недостаток в хлебе, и братия понуждала его идти просить подаяния у кого-либо из христолюбивых соседей, он говорил, подобно преп. Сергию: если Бог и Пречистая забудут нас на этом месте, то что еще оставаться в здешней жизни? Так учил он братию не докучать милостыней мирянам»²⁶⁰². Нил Сорский для потребы житейской, равно как и для занятия братии, устроил небольшую мельницу на речке²⁶⁰³. Преп. Ферапонт рубил лес, расчищал землю для разведения на ней необходимых овощей. В его обители у иноков в келиях ничего не было кроме икон, книг и «рукодельных орудий». В келиях иноки занимались переписыванием книг, или плетением мрежей. Любопытно, мирские люди в обители преп. Ферапонта совершенно не участвовали в трудах монастырских²⁶⁰⁴.

Вообще русские иноки не боялись труда и послушно несли всякие послушания, какие подсказывались обстоятельствами времени. Они даже не стеснялись мыть сами свое белье. И это делалось не где-либо в вологодских непроходимых лесах, а в центре Руси, в богатейшем и благоустроенном монастыре преп. Иосифа Волоцкого²⁶⁰⁵. Изучая то время, мы видим в хлебне и тех, кто впоследствии были великими святителями земли русской. Вот перечень

—630—

трудов, какие несли, наприм., иноки Солотчинского монастыря.

Пред нами длинной вереницей проходят след. должностные лица: казначей, келарь, подкеларщик, уставщик, голосовщик, соборный и судебный старцы, канархист, книгохранитель, крылошанин, псаломщик, пономарь, просвиренный, синодичной и свечной старцы, будильщик, трапезенный и хлебенный старцы, чашник, хлебодар, хлебенный вытчик, мукосей, поваренный, пчельничный, огородный, запажетный, замолотный, мельничный, сушиленный, портной, конюший, коровенный, житенный, вотажный и посельский старцы, неводчик, житенный целовальник, повар, столяр, гроздарь, солодовник, чашенный целовальник, часовник рыболов²⁶⁰⁶.

Монахи в то время даже, кажется, покуривали иногда и вино²⁶⁰⁷. При некоторых монастырях по местам развились особые производства: медное и шандальное, ткацкое, красильное²⁶⁰⁸. Не будем перечислять других многочисленных работ, какими русские иноки не считали для себя стыдом тогда заниматься и какие не мешали им заниматься молитвой, созерцанием и спасаться. Напомним только о существовании у нас большой партии среди иноков и светского общества, которая, опираясь на древнюю историю монашества, настоятельно требовала, чтобы иноки даже и совсем кормились бы только трудами рук своих. Один из этих иноков немало и страдал отчасти за эти свои идеи. Вопрос этот не раз поднимался на известных русских соборах²⁶⁰⁹.

Представители другой партии во главе с преп. и св. Иосифом Волоцким доказывали, что спасению иноков не помешает владение селами. В течение семи веков, управляя селами, иноки немало потрудились. В 16-м веке за мона-

—631—

стырями числилась десятая часть всей русской земли, а в 18 веке было в ведении монастырей более 900000 крестьян. Одна, наприм., Троице-Сергиева Лавра имела в своем распоряжении 105 тысяч крестьян²⁶¹⁰. Небольшой сравнительно Солотчинский монастырь имеет более 4000 крестьян²⁶¹¹. Спрашивается, какой нужно было употреблять труд, чтобы управлять такой массой душ и тел человеческих, следить за правильным распределением податей, за благовременным и точным сбором их, разбирать различные тяжебные дела, заботиться о нравственном и материальном благоденствии опекаемых. Архимандриту и братскому собору приходилось ведь даже ведать брачные дела, устроять браки поневоле, предписывать выдавать «девок бессрочно и без поноровки»²⁶¹². Собору приходилось особых поверенных лиц держать в различных селах, посылать иноков на различные следственные дела, какого бы характера они ни были²⁶¹³.

Кстати: весьма любопытно, все подобные занятия тогда не считались «обмирщением христианства», «подменой его идеалов», не считались несовместимыми с идеалами православного монашества и даже больше того. Когда начинали ходить толки о переходе монастырских имений в руки государства, или о покушениях на них с чьей-либо стороны, считали это несправедливым и антиканоничным. В таком смысле высказывались даже соборы. Теперь же и школьное дело, школьной труд инока, если бы где он был только возможен, считают уже «обмирщением христианства», «подменой идеалов» и т. п. Как меняются времена!

Но продолжим нашу речь о труде русских иноков. Предания старины далекой о необходимости и обязательности для инока труда хранят и теперь еще многие св. обители земли русской, не считая труд несовместимым с молитвой и созерцанием. Одни из них живут всецело трудами рук своих, другие трудятся даже больше, чем

—632—

следует, третьи в значительной мере сами снискивают себе пропитание. Достаточно в данном случае вспомнить наши Соловки и Валаам, трудовая деятельность которых отмечена и светской печатью. «В Соловках ни один монах не ведет праздной жизни. Начиная с настоятеля и кончая последним послушником, все трудятся на общую пользу. Даже глубокие старцы, имеющие 80 лет, никогда не сидят без дела, без какого-либо физического труда. Человеку, не посвященному во внутренний строй здешней жизни, на первый раз даже покажется, что это не обитель, а скорее какой-либо рабочий союз»²⁶¹⁴.

От рук соловецкого инока не отбивается никакая работа. Есть здесь мастерская – переплетная, позолотная, портняжная, сапожная. Есть здесь у иноков и заводы: смолокуренный, кирпичный, гончарный, свечной, дубильный. Кроме того, иноки здесь сучат канаты, веревки, валяют волоки, вяжут чулки и варежки, делают шапки, плетут корзины, вырезают деревянные ложки, расписывают их, шлифуют камни, льют чугун, куют якоря, занимаются лечением. Есть у них иноки-иконописцы, финифтчики, ювелиры, резчики, механики, сыровары, коневоды, отличные садоводы, огородники, рыболовы, судостроители, слесари, корабельщики и т. д. Соловки, благодаря такому трудолюбию, представляют собою как бы государство в государстве и мало нуждаются в помощи ближних.

В качестве примера любви к труду соловецкого инока приведу рассказ о старце Науме²⁶¹⁵. Будучи свободен от общих братских послушаний, Наум в свободное от молитвы время не позволял себе быть в праздности. Зимой он занимался заготовлением дров и деланием для сетей деревянных поплавков. Этими поплавками постоянно была наполнена его келья, так что едва оставалось место для прохода. Для летних трудов он имел в разных местах пять небольших огородов. Здесь, как неутомимый муравей, он трудился ежедневно, сеял ячмень и

—633—

овес, сажал разные овощи. Он сам редко пользовался плодами рук своих, раздавая все приезжавшим сюда корелам.

В Валаамском Предтеченском ските мы видели одного строгого схимника, выкопавшего себе своими руками уже и могилу, пребывавшего в постоянных подвигах поста и молитвы. Он сплетал из трех ленточек веревочки, а когда у него выходил весь материал, то расплетал их и снова сплетал. Когда я его спросил, почему он так делает, схимник отвечал: «Нельзя быть человеку без дела». И глубоко верю я этому: горе тому человеку, который находится без дела. Он сам погубит себя, погрязши во всевозможных грехах. В самом деле, куда употребить 19 свободных часов в сутки?

Говорить ли о Валааме? Кто не знает труднической жизни иноков этого монастыря? Кто не помнит еще знаменитейшего настоятеля этой обители, превратившего ее в цветующий рай Божий, игумена Дамаскина? Говорить ли об иноках Нового Афона, которые в 25 лет пустыню превратили в цветущий рай Божий и построили такие здания, каких не построить теперь многим нашим обителям в сотни лет, а может быть, даже и никогда? Говорить ли о нашем Сарове и его великом св. старце Серафиме, который постоянно говорил: «Молитва на устах, а работа в руках»²⁶¹⁶. Говорить ли о Черемисской обители Казанской губернии, где иноки до сих пор спокойно занимаются земледелием и тем снискивают себе пропитание? Говорить ли, наконец, о женских монастырях, которые, по отзыву всех, растут, ширятся, процветают и даже вытесняют мужские? А ведь насельницы их питаются исключительно почти только трудами рук своих? Многим из них приходится не только самих себя содержать, но и еще платить монастырю за помещение. Говорить ли о Феофане-затворнике, который так много трудился, несмотря на свое пребывание в затворе? Не будем.

Великое дело труд в жизни всякого человека, великое значение он имеет и в жизни инока. Не даром Регла-

—634—

мент предписывает инокам непременно заниматься какими-либо рукоделиями. Так инокам предписывается, чтобы они в праздности не оставались, а занимались работами: в мужских монастырях столярным мастерством, наприм., а в женских – пряжею, плетением кружев, для чего в женские монастыри были посылаемы для обучения даже особые мастерицы и прядильщицы²⁶¹⁷. Впрочем, для чего ссылаться на регламент?

Есть у нас и более непререкаемые свидетельства о необходимости труда для иноков. Есть книга, известная под именем Типикона. Если она, говорят, необязательна для мирян, то уж во всяком случае обязательна для иноков. А там мы читаем: «Всем братиям лепо есть делати, якоже и предречеся: обаче в каковейлюбо хитрости, кийждо художне имать: и могущему убо подобает делати землю до уставленного времене, и потом делати в рукоделии своем. Не могущий же землю делати, таковии во иных некиих различных, и противу силы да делают, и по апостольскому слову, не делаяй бо, рече, да не яст... Иже ли от братии или неблагоумен есть на рукоделие: или се убо несть, и по коварству же некоему и лукавству не научается, такового подобает на множайшее дело земное устрояти, аще есть телом здрав, и пищею крепок... Сие же и инии (кроме Пахомия) от отец мнози правым помыслом содеяша и научиша: опасство же многое предано бысть нам о сем от святых отец, яко да от праведных трудов и своего делания дневную пищу притяжем себе, и прочая нуждная потребная телеси»²⁶¹⁸. Там же мы читаем и об «особном доме», в котором должны производиться в монастырях поделия, и о работах вне монастыря, и о поочередном служении братии на кухне (гл. 41–43). Там же мы находим и еще более замечательные строки: «Стяжание же чуждих трудов вносити каковолюбо, отнюдь несть на пользу нам, и паче же яко страстнии, и душею немощнии приимати во обители: но яко яда смертоносна отбегати же и отгоняти, яже о таковых от божественных писаний сочетахом, по разуму,

—635—

егоже возлюбихом соглашающа и утверждающа иже по Бозе таковый разум имущим, во едино собравшимся общебратство»²⁶¹⁹. Вот как нужно бегать «стяжания чуждих трудов» и стараться приобретать все себе своими трудами.

И действительно, история показала, как «стяжание чуждих трудов» многим нашим обителям было не в пользу. Достаточно только припомнить 1764-й год. Когда были отобраны монастырские имущества в казну, то многие монастыри тотчас же прекратили свое существование. Мало того, монашеская жизнь сразу начала укладываться в точные математические формы. Составляется точнейшее расписание, по которому иноков должно быть столько-то, игуменов столько-то, архимандритов тоже не больше определенного числа. Где же тут свобода и мощь монашеского духа? Если бы те обители были сильны внутренней силой, то они, конечно, никогда пе прекратили бы своего существования, хотя бы их даже срыли до самого основания. Пусть вели бы тогда иноков в остроги, на страдания, томили голодом, они сохранили бы свое место святое и не просили бы тогда светские превратить некоторые из монастырей в казармы для постоя войск. В самом деле, что можно сделать духу человеческому? Если я ношу свой мир с собой, то никто в свете не отнимет его у меня, чтобы он со мною ни делал, потому что «слово Божие не вяжется» (2Тим.2:9). Ведь мучения не склонили же преп. Максима грека...

Вот почему древние иноки и новые иноки всегда отстаивали право на свое существование, если они были только сильны этой внутренней, а не внешней силой...

Говорят, придет время, разразится еще не раз гроза над нашими обителями. Готовы ли мы встретить ее? Не погибнем ли мы с одним только своим современным созерцанием, при первом неблагоприятном веянии? И не в этом ли, слишком уж чистом, нашем созерцании отчасти коренятся недочеты многих современных обителей? Не потому ли отчасти многие монастыри теперь едва влачат свое существование?

Архимандрит Евдоким

(Продолжение следует).

—636—

Известное читателям «Богословского Вестника» наше публичное чтение о браке (Б. В., июль-август) вызвало против себя весьма резкую, чтобы не сказать более, заметку со стороны о. иеромонаха Михаила в ноябрьской книжке «Миссионер. Обозрения». Автор «этюдов» (?) о таинствах приписывает нам здесь следующие мысли: 1) будто бы мы близки к тому, чтобы спорить против неприкосновенности жены в период беременности и кормления; 2) будто бы мы обусловливаем святость брака только возможно строгим воздержанием; 3) будто бы утверждаем, что общение свято, когда оно вызывается физической необходимостью, что, по толкованию нашего оппонента, равнозначаще с выражением, «когда есть аппетит». От всех этих, навязываемых нам, мыслей, две из которых прямо циничны, о. иеромонаху делается «страшно за церковное сознание»... Поучительно и с важным видом, как что-то новое, он изрекает потом неоднократно высказанную и нами мысль (лишь в иных словах), – что «единение и в браке с церковной точки зрения может быть греховно», и что «церковное освящение не есть безусловное ручательство безгрешности брачного сожития» (М. О., стр. 561–562).

После такого предисловия наш оппонент приступает к изложению своего взгляда на брак (стр. 562 и дал.).

—637—

Здесь, повторяя весьма многое из того, что сказано и раскрыто нами, он договаривается до таких утверждений, от которых, действительно, делается страшно... но не за церковное сознание (ибо – что ему до «этюдов» о. Михаила?), а за самого молодого инока, – куда могут завести его самоуверенность и развязность в суждениях по богословским вопросам... О. иеромонах Михаил говорит здесь так, как будто бы он один овладел всей полнотой богословского ведения, так что на долю других yжe ничего не осталось, как будто бы церковное сознание всецело воплотилось в нем одном...

Остановимся сначала на обвинениях, предъявляемых к нам о. Михаилом, а потом сделаем несколько замечаний о его собственных взглядах на брачное сожитие.

I. Вышеупомянутое нападение на нас о. иеромонаха Михаила удивляет прежде всего тем, что оно ровно ничем не вызывалось в его статье. В последней разбирается, собственно, лжеучение о браке гр. Л. Толстого, о нашем же чтении упоминается лишь вскользь и мимоходом, в общих и голословных выражениях, без каких-либо определенных ссылок, в подтверждение навязываемых нам мыслей, на те или другие места нашей статьи. Если наш оппонент не имел в виду разбирать последней, то не лучше ли было бы вовсе и не касаться ее?

Еще более удивляет резкость этих лишних и голословных суждений. Едва ли о. Михаил мог не знать, что публичные богословские чтения ведутся в Москве особым Отделом «Общества любит. дух. просвещения», во главе которого стоят достаточно компетентные лица, – чтобы приглашаемые ими лекторы не могли раскрывать пред нашим светским обществом мыслей опасных для церковного сознания...

К более осторожным и обдуманным выражениям должно было бы, по-видимому, располагать о. иеромонаха и то обстоятельство, что наше чтение напечатано в журнале, издаваемом при Московской духовной академии. С этой точки зрения, обвинения в цинических мыслях и грубом неправомыслии касаются уже не личности только автора статьи, но затрагивают честь такого учреждения, к которому лицу, получившему академическое образование,

—638—

из простого приличия, следовало бы относиться поуважительнее.

И если бы еще в его словах было хотя сколько-нибудь правды... Но предоставим судить об этом самому читателю. Разберем обвинения по пунктам.

1) Наши взгляды на плотское сожитие супругов о. Михаил приравнивает к взглядам богослова «спорящего против... полной неприкосновенности жены в период беременности и кормления». – Большой грех берет он здесь на свою совесть. Мы воздержимся от названия, какого заслуживало бы это обвинение. Вместо этого попросим нашего оппонента, – пусть он укажет, где именно в своей статье мы говорим это. В последней мы не только не отрицаем «неприкосновенности жены в период беременности и кормления», но даже прямо утверждаем ее. Сказав, что христианство принципиально допускает плотские отношения супругов, и указав, каким эти отношения подчиняются здесь неизбежным ограничениям, вытекающим из главенства в браке его духовно-нравственных целей, мы потом переходим к плоду таких отношений, – рождению детей, и продолжаем: «в этом обстоятельстве (деторождении, по благословению Божию), наряду с оправданием таких отношений (т. е. плотских), заключается опять и ограничение их. Плотские отношения супругов должны строго согласоваться и с этой стороной значения их, т. е. могут быть допускаемы с христианской точки зрения лишь постольку, поскольку не идут во вред нарождающемуся потомству. Требования религиозной морали совпадают здесь с известными всем требованиями гигиены, и потому их можно считать понятными, и без разъяснений» (Б. В., стр. 422–423). Для кого не ясно, что здесь идет речь об известном всем вреде для ребенка и, следовательно, недопустимости плотских сношений с беременной или кормящей женщиной? Но выражаться так прямо, как сейчас в этих последних словах, мы считали невозможным в публичном чтении, пред смешанным по составу обществом. В числе наших слушателей были и высокочтимые архипастыри, и более молодые, но скромные иноки, и стыдливые девушки, и подростки из среды учащейся молодежи того и другого пола. Вынужденные в предложенной нам (Отделом по

—639—

устройству чтений) теме касаться плотских отношений мужа и жены, мы не считали возможным трактовать о различных относящихся сюда подробностях с той развязностью, какую усвоили себе в последнее время некоторые из наших публицистов, и какую начинают перенимать от них – увы! – даже наши нынешние молодые иноки. Да, о. Михаил! – только в том и все различие между нами в этом пункте...

2) Далее наш оппонент утверждает, будто бы мы «обусловливаем святость брака только (?/) возможно строгим воздержанием» (курсив о. М.). – Навязываемая нам здесь мысль не только совершенно чужда нашей статье, но кажется нам прямо ни с чем не сообразной. Пусть о. Михаил укажет место в нашей статье, где святость (именно святость) брака мы условливаем только (именно только) воздержанием, по ходу мыслей оппонента, в плотских отношениях супругов. Ведь супруги могут жить совершенно даже чуждаясь плотской любви, однако брачная жизнь их может быть не только до последней степени дурной, но даже – прямо подлежать соборному осуждению, а сами супруги отлучению от церкви, как это у нас и указывается (Б. В., 417–418). Правда, мы говорили, между прочим, о необходимости в христианском браке подчинения плотских отношений духовно-нравственным целям брака, чтобы первые не причиняли ущерба последним (419), о необходимости соблюдения супружеского целомудрия, понимаемого в смысле строжайшей супружеской верности, возможно-строгого воздержания супругов (420) и уклонения их от всего пошлого и недостойного человека и христианина (421), о допустимости, наконец, плотских отношений, кроме всего этого, только в тех случаях, когда они не идут во вред нарождающемуся потомству (422–423). Правда, все это мы говорили. Но какой же богослов будет утверждать, что эти мысли не верны? С другой стороны: нам и на мысль не приходило, чтобы только плотскими отношениями, хотя бы лишь в такой степени допускаемыми, обусловливалась святость брака. Мы прямо отказываемся понять, каким образом мог приписывать нам эту мысль о. Михаил, после того как мы настойчиво, на протяжении почти 10 страниц (407–414. 423–424)

—640—

своей статьи твердили, что в браке главное – его духовно-нравственная сторона, что он есть союз, первая и важнейшая цель которого – взаимное содействие каждого из супругов религиозно-нравственному усовершенствованию другого и достижению им вечного спасения, равно как и христианское воспитание, для той же цели, детей. – Пусть не посетует на нас о. Михаил, но такого приема в обращении с чужими мыслями нам не случалось еще наблюдать даже и среди привыкших не стесняться «литераторов» мелких уличных газет.

3) Достойным завершением всего сказанного против нас о. Михаилом служит третье обвинение, будто бы нами «утверждается, что общение (очевидно, разумеется половое в браке) свято, когда оно вызывается физической необходимостью» (курсив о. М.), причем смысл этого последнего выражения о. иеромонах с развязностью истолковывает так: «когда есть аппетит»²⁶²⁰. – Дальше этого, кажется, уже некуда идти в извращении чужих мыслей. Уважение к сану нашего оппонента вынуждает нас к сдержанности, и потому скажем только, что у нас не только нет такого и в таком смысле понимаемого утверждения, но самая возможность его исключается всем тем, что мы говорим о подчинении плотских отношений супругов первостепенным религиозно-нравственным целям их брачного союза и, в частности, о допустимости их лишь при условии отсутствия вреда для нарождающегося потомства (см. подпункт. 2). Возможность такого утверждения равно исключается и тем, что мы говорим о браке не как средстве к «потворству чувственности, а прежде всего и непременно – как школе воздержания» (421 стр.). Не могли мы так говорить и потому еще, что не считаем допустимым или по крайней мере принятым в богословской науке выражения: «общение (т. е. половое) свято». Брак свят – это,

—641—

конечно, сказать можно, но что свято половое общение мужа с женой, – такого выражения мы не встречали ни в Св. Писании, ни у отцов и учителей церкви, ни в богослужебных книгах, ни в сочинениях знаменитейших отечественных богословов. Да и вообще странно называть святым акт, чрез который, по учению Св. Писания, передается в людях от поколения к поколению первородный грех. Это выражение введено в употребление лишь некоторыми из наших публицистов, следовать примеру которых для о. Михаила было, по меньшей мере, не обязательно. Все, что можно сказать в этом случае, как кажется нам, сводится лишь к следующему: плотские отношения мужа и жены допускаются и благословляются в христианском браке при таких-то и таких-то условиях, в виду таких-то и таких-то целей, но – и только. Так мы лишь и позволяем себе выражаться (см. стр. 414–424). Возможно, по нашему мнению, и такое выражение: деторождение получает в христианстве благословение и освящение (423); но это еще не то же самое, что половое общение свято. Слово освящение относится собственно не к акту полового общения родителей, а к плоду его – детям, которые, вслед за рождением от плоти, получают потом и рождение от воды и Духа (Ин.3:5–6). Слова наши означают не то, что половое общение в браке, если не свято, то непременно греховно; оно может быть и не быть греховным, что все уже было разъяснено в нашей статье. Мы просто лишь настаиваем на неупотребительности и неуместности выражения свято в приложении к половому общению. – Таким образом, и третьей, навязываемой нам о. Михаилом, мысли у нас не только нет в статье, но даже и не могло быть.

Вот, собственно, и все предъявляемые против нас обвинения. Безусловная ложность их настолько очевидна, что теперь невольно приходится поставить вопрос: как оказались возможными они? Так искажают чужие мысли или только намеренно, для какой бы то ни было цели, наприм. – чтобы чрез представление в нелепом виде чужого мнения выставить в более благоприятном свете свое, – или ненамеренно, вследствие, наприм., того, что говорящий не взял на себя труда внимательно прочесть то, о чем он

—642—

говорит. Первого мы не хотели бы допустить. Остается предположить второе, т. е. то, что о. Михаил, увлекшись составлением собственных «этюдов», не потрудился дать себе отчет в том, что мы утверждаем, и слишком поспешил со своими обличениями... При таких условиях не мудрено, что, «страшась», по поводу нашей статьи, «за церковное сознание», он оказался, в конце концов, боящимся призраков собственного воображения... Но будем надеяться, что полученный в настоящем случае урок несколько поубавит пылкости в молодом иноке и заставит его вперед быть поосмотрительнее в своих приговорах.

II. Теперь позволим себе сделать несколько замечаний о тех взглядах на брак и брачное сожитие, какие раскрывает в своей статье сам о. иеромонах Михаил. Разбирать все его суждения о браке мы не имеем времени, да не видим в том и нужды. Ограничимся лишь следующим.

Статья написана живо, по местам прямо с воодушевлением. Хорошо раскрыто в ней значение семьи – как домашней церкви и значение брака – как подвига любви и самоотречения в пользу другого. Что же касается, собственно, плотских отношений в браке, о которых, главным образом, и идет спор среди наших публицистов, то в этом пункте о. Михаил, по нашему мнению, впадает в односторонность и доходит до утверждений крайнего характера. Если бы он выражал последние в форме личного мнения, о них можно было бы и не говорить особо. Но так как он выдает свои мысли за учение Церкви, то это уже требует проверки.

1) Упомянутая односторонность о. Михаила, по нашему мнению, заключается в том, что он отрицает безусловно всякое значение плотских отношений супругов для них самих. То совершенно справедливо, что главнейшее и первостепенное значение таких отношений заключается в создании чрез них жизни ребенка. Но заключать отсюда к отрицанию всякого значения плотского общения супругов по отношению лично к ним самим так же несправедливо, как несправедливо было бы всю цель духовно-нравственного взаимообщения в браке полагать только в христиан-

—643—

ском воспитании детей и совершенно забывать об обязанности супругов взаимно содействовать друг другу к достижению каждым возможно личного духовно-нравственного совершенства и вечного спасения. Как в духовной стороне брачного общения одна цель не исключает другой, так – и в плотской. Пусть деторождение первая и важнейшая цель плотского общения супругов, с которой оно должно строго и непременно согласоваться (надеемся, теперь не нужно пояснять, что это значит). Но наряду и нераздельно с этим, такое общение служит и удовлетворением телесной потребности самих супругов, которым не дано было вместить безбрачия. Иначе, что же означают слова апостола: блудодеяния ради (по р. п. «в избежание блуда») кийждо свою жену да имать, и каяждо жена своего мужа да имать, или: аще ли не удержатся, да посягают: лучше бо есть женитися, нежели разжизатися (1Кор.7:2. 9)? Иначе, как понимать совет апостола супругам не уклоняться друг от друга на слишком долгое время – да не искушает вас сатана невоздержанием вашим (5 ст.)?²⁶²¹. Отнюдь не следует преувеличивать значение этой телесной потребности. По существу дела оно может занимать в христианском браке лишь самое скромное место, второстепенное и зависимое положение²⁶²². Но нельзя и вовсе отрицать и осуждать такой потребности, в угоду ли Льву Николаевичу или еще кому, – иначе недалеко будет до протягивания руки скопцам и тем «лжесловесникам», которые были осуждены «за гнушение» еще отцами Гангрского собора.

Ту же мысль можно подтвердить и иным способом. Если христианская Церковь, допуская плотское общение супругов, имеет в виду, будто бы, исключительно только ту сторону их значения, по которой плодом их являются

—644—

дети, то как же смотреть на плотское сожитие супругов, когда супруга, по какому-либо физическому недостатку, который мог быть ей и неизвестным в девичестве, или вследствие какой-либо излеченной, но оставившей последствия женской болезни, не может сделаться матерью? Она здорова и полна сил, ибо бывают случаи, когда такие последствия не сказываются на общем состоянии здоровья. Здоров и полон сил и муж. Допустим, что такие супруги – люди добрые и благочестивые, которые далеко не дают господствовать в себе чувственному настроению. Но если они все же сходятся иногда .... что же? По теории о. Михаила, их нужно считать блудниками? Обязан ли духовник таких супругов так прямо и сказать им это и потребовать, чтобы они жили как брат и сестра? А если ответят, что не могут, – тогда требовать, чтобы совсем разошлись? Так? – Ведь все это с логической необходимостью следует из разбираемого положения о. Михаила. Но не связывание ли это бремен тяжелых и неудобоносимых? Церковные ли воззрения проповедует в этом случае о. Михаил? Или, напротив, выступив на защиту христианской истины против современных «исправителей» церковного христианства, наш оппонент сам, незаметно для себя, приобщается к ним?...

2) Но это еще не все. О. иеромонах Михаил входит затем в «психологию деторождения», и от имени Церкви требует, чтобы половое общение супругов отличалось бесстрастием. «По требованию Церкви», – говорит он, – «для брака нужно такое святое настроение: conditio sine qua non... Человек должен победить свою страстность – «похоть» даже и в момент зачатия ребенка, – более всего в этот момент. Он должен не смотреть с вожделением даже на собственную жену»... «Должен всячески стремиться к тому, чтобы погас в его взоре навсегда огонь похотливого желания, желания, которое всегда не чисто, на какую бы женщину не было направлено». Отношения между мужем и женой должны быть «отношениями безусловно-бесстрастного характера» (М. О., стр. 571–572).

Не знаем, что скажут на это другие, но мы, признаемся, не понимаем, каким образом возможно зачатие ребенка при «безусловном бесстрастии» супругов... Да и возможно

—645—

ли требовать так категорически от людей, природа которых повреждена грехом, чтобы они и в самый момент полового акта, «более всего (курсив о. М.) в этот момент» сохраняли «безусловное бесстрастие»; иначе, – угрожает молодой, но строгий инок, – брак их уже не свят.

По представлению о. Михаила, «в истинном браке единение (разум. половое) – бессознательное и неожиданное (?!) завершение чистых (Sic!) мечтаний о ребенке, причем в предшествующий момент мысль и воображение вовсе не направляется к этому результату» (571).

Итак, в момент, предшествующий половому акту, супруги находятся в состоянии чистых мечтаний о ребенке, половое общение не приходит им и на мысль; в следующий момент неожиданно для самих себя и в состоянии безусловного бесстрастия они зачинают ребенка, – вот до чего договаривается о. Михаил...

И это еще бы ничего, если бы свои руководственные указания супругам касательно совершения полового акта о. Михаил давал в виде личного совета. Но нет, все это выставляется им как для всех обязательное и безусловное будто бы требование церкви (хотя в то же время сам о. М. сознается, что это было бы «аскетическим деланием возвышеннейшего типа» – стр. 572). Так ли это? – Весьма желательно было бы, чтобы о. Михаил определенными ссылками на Св. Писание и Св. Предание доказал, что все, что он изрекает на страницах 571 и 572, есть действительно непременное и общеобязательное требование Церкви. Пока же он не сделает этого, нам будет казаться, что это лишь требования инока, вознамерившегося трактовать о таких моментах в интимной жизни супругов, каких ему, по своему сану, лучше было бы не касаться в подробностях...

О. Михаил увлекся настолько, что воспрещает мужу «смотреть с вожделением даже на собственную жену». В таком смысле он, очевидно, понимает относящиеся сюда слова И. Христа (Мф.5:28). Если так, то это совсем уже по-толстовски (неужели о. Михаилу неизвестно церковное толкование этих слов?)... И зачем же все это понадобилось нашему оппоненту? – Чтобы иметь возможность, предъявив к супругам вышеуказанные требования «возвышеннейшего аскетического типа», победно и с торжеством

—646—

воскликнуть: «Может ли сказать Л. Н., что эти воззрения Церкви не целиком проникнуты истинно-христианским настроением и духом»?... – Но не напрасно ли наш оппонент делает такие усилия убедить Л. Н-ча? Нам кажется весьма сомнительным, чтобы статья о. Михаила обратила Л. Н. на путь истинный. Вероятнее результат ее будет такой: те лица светского общества, которые подумают, что и на самом деле таковы непременные требования Церкви от супругов, получат лишь побуждение стать в оппозицию церковному учению о браке, станут лишь внимательнее прислушиваться к голосам таких публицистов, как В. В. Розанов и ему подобные.

Говоря так по поводу воззрений о. Михаила, мы вовсе не защищаем похотливости в супружеских отношениях, и просим читателя помнить это. И, по нашему мнению, супруги должны, обязаны бороться с нею, о чем обстоятельно и неголословно уже сказано было в нашей статье. Мы против лишь тех крайностей, в которые впадает о. Михаил. Последний ставит нам в упрек, что мы строим Церкви слишком непрочную ограду, в защиту от волков, силящихся проникнуть за нее (М. О., 562). Но еще хуже этого, кажется нам, отягощать пребывание овец за оградой до такой степени, что они сами, в конце концов, предпочтут устремиться вон со двора овчего, лишь бы быть подальше от излишнего усердия пастыря...

В заключение считаем небесполезным сделать нашему оппоненту небольшое предостережение. Быть может, он и вознегодует на нас за него, но расчитываем, что все-таки обратит и внимание на наши слова.

В последнее время среди некоторой части наших публицистов вошли в моду богословские вопросы. В этом обстоятельстве, самом по себе, собственно, нет ничего кроме отрадного. Но нельзя не пожалеть, что некоторые непризванные богословы пустили в оборот множество неясных, неудобных, а иногда и прямо непристойных выражений. Должны ли перенимать у них эти выражения люди, получившие систематическое богословское образование? – Нет, последним, по нашему мнению, не следует забывать, что есть строго определенный богословский язык, и что не всякое фельетонное выражение, как бы бойко и цве

—647—

тисто оно ни было, уместно там, где идет речь о предметах нашей веры. Богослов по призванию и с надлежащей подготовкой должен в этом отношении не подражать модным богословствующим публицистам, а, напротив, их самих приучать к точному и выработанному богословскому языку. Между тем у иеромонаха Михаила речь пестрит странными или даже прямо, с богословской точки зрения, непристойными выражениями, позаимствованными преимущественно у г. В. Розанова (и друг.). Таковы, наприм., выражения: «общение (половое) свято» (М. О., 562 ср. 568), «половой акт включен в таинство, лежит в чаше (!) таинства» (569), «исключить из таинства момент физиологический – значит без остатка выпаривать (!) таинство» (569) и т. п. «Половой акт в чаше таинства», «выпаривать таинство» – неужели уже так хороши эти выражения, что их нужно было переносить на страницы духовной журналистики? Могу заверить о. Михаила, что не для одного только пишущего эти строки прискорбно было видеть такие выражения из-под пера богослова...

Быть может, о. Михаилу предстоит еще много писать по разным богословским вопросам. Способности и задатки к такого рода труду у него есть. Посему закончим свою настоящую заметку искренним пожеланием, чтобы впредь наш почтенный оппонент относился несколько поосторожнее к чужой репутации и воздерживался от ничем не вызываемых и совершенно неосновательных нападений, а затем – чтобы несколько более наблюдал чувство меры в мысли и в слове.

Михаил Струженцов

—648—

«В своей работе я стремился соединить научный критицизм с православной точкой зрения» (проф. Дроздов в трудах К. Д. Ак. 1902. Ноябрь. Стр. 488).

В 1901 году появилось исследование проф. Дроздова «О происхождении книги Товита». В нем автор старается доказать, что означенная неканоническая книга имеет характер «вполне достоверного исторического повествования о действительных лицах и событиях» и написана была (первые 13 глав) самим Товитом, а закончена (глава 14-я) и обработана близким к нему человеком еще до разрушения храма Соломонова. В майской книжке «Богословского Вестника» за текущий год, подвергнув разбору главные аргументы автора, я высказал сомнение в научности самых существенных результатов его исследования и причину, почему автор стал на сторону взглядов, уже устаревших и принятых лишь католическими богословами, признающими книгу Товита за каноническую, указал в недостатке научного критицизма у автора и в преувеличенной привязанности его к древним традициям, не имеющим ни научного значения, ни догматической важности. На мой отзыв проф. Дроздов ответил статьей: «В защиту свободного научного исследования в области библиологии», помещенной в трудах К. Д. Ак. (1902 г. Октябрь и Ноябрь). Автор этой статьи сначала прикро-

—649—

венно говорит о «чрезмерном увлечении протестантской литературой» в России, а потом, высказав ставшую шаблонной жалобу, что «мы, русские, отличаемся особым пристрастием ко всему не русскому и невниманием или пренебрежением к своему, национальному», он уже без обиняков говорит, что он в своем исследовании, как и следует православному богослову «имеет в виду не только научные требования, но и православную точку зрения» (стр. 317), «упускаемую из внимания некоторыми из наших богословов», и что, наоборот, рецензент его книги, т. е. я, «принимая без надлежащей критической поверки господствующие в протестантской библиологической литературе воззрения за несомненные научные истины» (стр. 318), страдает «преувеличенной привязанностью к воззрениям протестантских «ученых» (стр. 489), «забвением православной точки зрения на предмет» (ibid), «всецелым примыканием к суждениям протестантских ученых» (стр. 486).

Хотя мне не совсем понятно, почему автору вздумалось выступить в защиту свободного и научного исследования именно против протестантствующих ученых, всего более ратующих за свободу и научность всякого исследования, тем не менее намерение автора стать защитником православия, выразителем православной точки зрения на предмет, да еще под флагом свободного научного исследования, заслуживает, по моему, всяческой похвалы. Мне совершенно понятны и добрые побуждения автора, заставившие его находить в лицах, несогласных с его воззрениями, отголоски протестантства. Многое поймешь, многое простишь. По этой самой причине меня нисколько не оскорбляют направленные на меня обвинения автора в увлечении протестантскими воззрениями. Есть, положим, и еще причины, помимо ревности автора о православии, которые делают меня совершенно равнодушным к его упрекам. Первая из них та, что означенным обвинениям я подлежу наряду с такими и учеными и церковными авторитетами, как Филарет, м. Московский, и Арсений, м. Киевский. Вот что говорит об историческом характере книги Товита митрополит Филарет (Чтения О. Л. Д. Пр. 1876, I, стр. 272–273).

—650—

Недоумения, какие встречаются в сей книге, немаловажны:

1) Ангел Рафаил, облеченный человеческой плотью, обманывает, что он – израильтянин, и далеко путешествует с Товией;

2) Асмодей или диавол убивает семь мужей Сарры, изгоняется дымом сожигаемых внутренностей рыбы и в вышнем Египте связывается узами;

3) Помет врабиев надает вдруг на оба глаза старца и ослепленному возвращается зрение посредством рыбной желчи;

4) Товит и Сарра в одно и тоже время испрашивают у Бога смерти и в одно и тоже время получают помощь от Рафаила;

5) Мидийский город Рага или Раги, по Страбону, построен Селевком Никатором (после 300 года пред Р. Хр.). Наконец

6) Товит представляется плененным от Салманассара, между тем как колено Неофалимово пленено было уже Феглафеллассаром.

Решение оных. Сии недоумения заставляют многих новейших толкователей видеть в истории Товита притчу, которая учит, что Бог слышит молитвы праведников, сражаемых бедствиями. Сию последнюю мысль утверждает и Рафаил ясными словами 12:15. Другие думают, что главные предметы имеют основанием своим историческую истину, а встречающиеся странные происшествия, или изъясняют тем, что история могла получать некоторые прибавления в устном предании, или так изъяснена и украшена самим сочинителем. Те, которые всю историю причисляют к истинным повествованиям, все недоумения думают разрешить одним словом, что это были чудеса.

Почти в тех же словах выражается о книге Товита и Арсений, м. Киевский. Не приходя к категорическому выводу, оба богослова, очевидно, не принадлежат к числу лиц, «думающих все недоумения разрешить одним словом, что это были чудеса», и сомневаются в исторической достоверности книги^26232624. И я в своем отзыве, не ре-

—651—

шая вопроса положительно, выяснял лишь, что автору не удалось устранить встречающиеся в книге Товита затруднения. Итак, упреки в протестантизме, направленные автором на меня, в одинаковой степени относятся и к таким отечественным авторитетам, как Филарет, м. Московский, и Арсений, м. Киевский.

Правда взгляды этих богословов не встречены автором с подобающим им уважением. На 3–4 стр. своего исследования он говорит:

В русской богословской литературе нет, насколько нам известно, ни одного труда, посвященного научному исследованию этой книги и критическому разбору мнений, высказанных относительно ее западными богословами, и непроверенные беспристрастной критикой и не освещенные православной точкой зрения мнения западных богословах находят отражение в нашей богословской литературе. На русском языке существует лишь один краткий «Очерк о книге Товита» священника Г. Н. Смирнова-Платонова, не имеющий характера самостоятельного научного исследования, но составленный по известному руководству Фрицше, хотя и чуждый тех рационалистических крайностей, которые встречаются в этом руководстве. Тем более не могут быть признаны самостоятельными и соответствующими современным научным требованиям трактат о книге Товита в академических лекциях Филарета, м. Московского, и тожественный с этим по содержанию и по форме выражения трактат в лекциях Арсения, м. Киевского.

В последнем я не согласен с автором. Маленький трактат м. Филарета я считаю более соответствующим современным научным требованиям, чем выводы может быть и свободного, но едва ли научного исследования проф. Дроздова. Подробнее об этом ниже.

Вторая причина, почему я равнодушен к обвинению автора, это та, что самое обвинение, по существу своему, есть плод недоразумения и имеет своим источником ту «неопределенность и шаткость» во взглядах автора на неканонические книги, какая отмечена была нами в его исследовании, и которая имеет место в его «Защите».

По мнению автора, помещение книги Товита вместе с другими неканоническими книгами в составе Библии у

—652—

древних христиан и богослужебное употребление ее в некоторых церквах – показывает, что «она ставилась христианами с самых древних времен более или менее на один уровень с прочими книгами Св. Писания и, следовательно, признавалась чуждой каких-либо вымыслов или извращений истины» (стр. 263–264). Также отцы и учители церкви признавали в полном объеме буквальную, историческую достоверность книги Товита, пользуясь ею наравне с другими книгами Св. Писания для целей назидания. Со времени Августина в западной церкви она стала считаться книгой канонической. Взгляд на книгу Товита изменился на западе со времени Лютера, который, причислив ее к человеческим произведениям «назидательного характера и полезным для чтения», «тем самым допустил в ней возможность намеренных и ненамеренных уклонений от истины и действительности» (стр. 271). Вслед за ним рационалисты, отвергнув божественное откровение, возможность чудес и значение предания иудейской и христианской церкви, признали необходимым руководиться в суждениях о канонических и неканонических книгах Св. Писания исключительно научной критикой, направленной к разрушению церковного предания и веры в откровение. Поэтому среди протестантов и рационалистов возникли воззрения, отрицающие исторический характер книги Товита (ср. стр. 272–273). Влияние отрицательной критики отразилось и на суждениях многих католических богословов. Напр. Ян, указав ряд затруднений к признанию исторической достоверности книги Товита и перечислив различные способы их разрешения у ученых, говорит, что он не считает нужным вмешиваться в эти споры и предоставляет решение их читателю, явно склоняясь к признанию указанных им попыток разрешения несостоятельными (стр. 285–286). Эти затруднения указаны и в лекциях Филарета, м. Московского, и Арсения, м. Киевского. Оба они не говорят, как следует решать их (стр. 286). Авторитет древней церкви служит главным основанием для автора к признанию исторического характера книги Товита (стр. 289. 528).

В приведенных рассуждениях автора, изложенных по возможности его же словами, нельзя не заметить стремле-

—653—

ния ставить в связь истинную православную точку зрения с признанием исторической достоверности книги Товита и отрицание ее с рационализмом, с неверием в откровение и чудо. Поэтому я в своем отзыве писал:

приведенные нами суждения автора страдают, по нашему мнению, некоторой неопределенностью, шаткостью и предвзятостью. Автор, конечно, прекрасно знает, что помещать неканонические книги рядом с каноническими и пользоваться цитатами из них наряду с цитатами из канонических писаний не значит еще ставить те и другие более или менее на один уровень... Если у некоторых немногих церковных писателей, не имевших возможности точнее ознакомиться с составом еврейского канона, и были попытки приравнивать книгу Товита к книгам каноническим, то древняя восточная церковь в лице лучших своих представителей смотрела на них, как на отступления от истины, считая каноническими лишь книги, входившие в состав еврейского канона. Но отрицание канонического достоинства книги есть отрицание ее боговдохновенности. Отсюда, как бы ни было велико уважение церкви к неканоническим книгам, между ними и писаниями каноническими всегда останется целая пропасть, как между писаниями боговдохновенными и человеческими, хотя полезными, произведениями. Как небоговдохновенная, неканоническая книга может быть не чужда ошибок и заблуждений, обязанных своим происхождением автору. Отсюда, церковь, признавая нравственно-практическую пользу употребления и чтения неканонической книги, предоставляет оценку ее с исторической стороны всецело науке; она не берет, так сказать, под свою ответственность автора ее, как это делает она с боговдохновенными писателями. Если в изучении канонических книг научный критицизм должен ограничиваться признанием боговдохновенности их, то в исследовании неканонической письменности этих границ церковь не налагает.

Этими строками я хотел сказать, что православный ученый имеет право применять к неканоническим книгам все приемы научного критицизма – с одной стороны, и что мнения некоторых отцов и учителей церкви относительно исторического характера книги Товита, как принадлежа-

—654—

щие к сфере чисто научной, не вытекающие из обязательных начал христианской веры, не должны стеснять научной критики, как не стесняют они научных исследований в области естествознания, астрономии, физики и т. д. Следовательно, нет ни малейшего основания видеть влияние рационализма и в отказе Яна дать объяснение затруднениям, находимым в книге Товит, и в сомнении относительно полной достоверности ее в лекциях мм. Филарета и Арсения, а за ними и в моем отзыве.

Следовало бы ожидать, что в моих рассуждениях «защитник свободного научного исследования в области библиологии» не найдет ничего несвободного и ненаучного. На самом же деле не так. Он пишет (стр. 329–330):

Рецензент крайне преувеличивает различие между книгами каноническими и неканоническими. Что в действительности оно не так велико, это видно из того, что христианская церковь всегда выделяла и доселе выделяет неканонические книги из ряда других человеческих произведений, включая их в библейский кодекс, и признавая неизменной частью Св. Писания, и ставила их по авторитету выше обыкновенных человеческих произведений, признавая за ними «высокий, необычный для естественных произведений человеческого разума авторитет»²⁶²⁵, что в христианской церкви в течение многих веков не было общего, строгого разграничения между неканоническими и каноническими книгами, что не «некоторые только немногие церковные писатели», а многие из отцов и учителей если не Восточной, то Западной церкви, приравнивали неканонические книги к каноническим, усвояя им на практике в употреблении для нравоучительных и даже вероучительных целей, одинаковый авторитет и значение, что в Западной церкви неканонические книги официально были возведены на один уровень с каноническими задолго до разделения церквей, то есть тогда, когда Западная церковь находилась еще в единении с Восточной, и что, наконец, православные богословы доселе еще колеблются в причислении некоторых книг Св. Писания к каноническим или неканоническим.

—655—

Внимательно прочитав эти строки, я готов признать в авторе защитника свободного научного исследования в области библиологии.... Но, с другой стороны, он пишет (486 стр.):

Рецензент – всецело примыкает к суждениям протестантских ученых, именно тех, которые «целой пропастью» отделяют неканонические книги от канонических и признают книгу Товита заключающею в себе противорелигиозное и противонравственное учение (очевидный обман в словах ангела ...), суеверия (изгнание демона запахом рыбы), умышленную ложь (описание совершившихся событий под видом пророчества Товита) и т. под. Для каждого, знакомого с делом ясно, что такого рода воззрение находится в прямом противоречии с воззрением христианской церкви и всех отцов и учителей церкви.

В этих тирадах автора почти каждое выражение составляет или неточность, или искажение фактов. Но за недостатком места остановимся на том лишь, что имеет существенное значение. Правда, что церковь выделяла и выделяет неканонические книги из ряда обыкновенных человеческих произведений и ставила их авторитет выше авторитета последних; но это не значит, чтобы она перестала считать их за произведения человеческого ума, хотя и просвещенного верой. И человеческие произведения имеют различный авторитет. Отсюда между каноническими и неканоническими книгами будет всегда целая пропасть как между словом Божиим и словом человеческим, хотя и рекомендуемым церковью для назидания. И. Дамаскин, сказав, что св. писатели канонических книг «вещали Духом Святым», прибавляет: «а книги, называемые Панарет – хотя книги назидательные и добрые, не входят в число (боговдохновенных писаний), и в ковчеге не хранились». («Точное изложение прав. веры». Стр. 272). Относительно же книги Товита он совсем не упоминает. Признание книги Товита книгой небоговдохновенной, хотя полезной и назидательной, было общим воззрением восточных отцов и учителей. Как слово не Божие, а человеческое, хотя и авторитетное, оно не исключает возможности заблуждений и извращений истины. И сам автор признает это, говоря («Защита», стр. 327), что писатель книги

—656—

Товита, «как лишенный» озарения свыше, мог искаженные истины признавать за подлинные, или подлинные истины, сохранившиеся в предании и в Св. Писании, ошибочно понимать и истолковывать». Но для него важна невозможность заблуждений, а лишь действительные заблуждения. На самом же деле это то именно неважно в решении принципиального вопроса. Возможны и несомненно существуют человеческие произведения, чуждые ошибок, напр. математические, астрономические, исторические и т. д. Но никто не подумает ставить их на один более или менее уровень с писаниями боговдохновенными.

Автор ссылается на факты относительного и полного приравнивания неканонических книг к каноническим до отделения западной церкви от восточной. Очевидно, он склонен и в них видеть не уклонение от истины, а выражение воззрений древней церкви. Иначе, зачем автору нужно было ссылаться на них в подтверждение того, что различие между каноническими и неканоническими книгами не слишком велико? Автору самому присуще, по-видимому, стремление ставить более или менее на один уровень те и другие книги. Только с точки зрения этого стремления может показаться «стоящим в прямом противоречии с воззрениями христианской церкви и всех отцов и учителей церкви» признание в книге Товита очевидного обмана, суеверия и т. д. Только с этой точки зрения можно усматривать влияние рационализма и протестантства в трудах русских ученых, сомневающихся в исторической достоверности книги Товита. На самом деле, раз признается в неканонических книгах возможность заблуждений не только в исторических, но и религиозно-нравственных вопросах (как признает сам автор), то указание этих заблуждений есть дело научного критицизма и ни в каком случае не может стоять в прямом противоречии с воззрением христианской церкви.

Итак, направленное на меня обвинение автора в забвении православной точки зрения на книгу Товита и в примыкании к воззрениям протестантских ученых есть плод недоразумения и имеет своим источником, как мы говорили в отзыве, шаткость и неопределенность взглядов автора на неканонические книги. Эта шаткость и неопреде-

—657—

ленность взглядов автора служит источником самых существенных недостатков его исследования; она именно была причиной недостатка научного критицизма и преувеличенной привязанности к древним традициям, не имеющим ни научного значения, ни догматической важности. Стремясь «соединить научный критицизм с православной точкой зрения», автор поступает так, что от него должны будут отречься и научный критицизм и православная точка зрения. Его труд – это апология устаревших теперь взглядов, уцелевших по необходимости у католических богословов.

Стремление автора приблизить авторитет неканонических книг к авторитету канонических писаний выразилось прежде всего в том, что он применяет одинаковый метод исследования по отношению к тем и другим книгам. Ссылаясь на параллели, находимые в канонических книгах, автор требует от читателя такого же, как к этим, доверия к книге Товита, и сомнение в последней готов объявить за сомнение в боговдохновенных писаниях. Например, отрицание чудес, рассказанных в книге Товита, для него покоится на отрицании сверхъестественного и чудесного вообще (ср. стр. 362–363). Он не допускает, чтобы автор говорил о совершившихся фактах под видом предсказания о будущем. А между тем в книгах неканонических рассказывается и о таких чудесах, которых не признает и сам автор, наприм. чудесное восстановление всего Св. Писания Ездрой (3Ездр.14), появление в воздухе носившихся в продолжение сорока дней всадников в золотых одеждах (2Мак.5:2–3) и подобные (2Мак.3:25–26; 10:29–30; 11:8–10). Арсений, м. Киевский, говорит о третьей книге Ездры: «Ясные пророчества в ней об И. Христе, каких нельзя сыскать у истинных и несомненных пророков, убеждают в той мысли, что писатель, по благочестивой, но дерзновенной ревности, превратил прошедшие события в предсказания» («Введ.», стр. 189).

Но и при таком, недостаточно критичном отношении автора к книге Товита, ему не удается параллелями из канонических писаний устранить все затруднения к признанию исторического характера этой книги. Это было ука-

—658—

зано мною в отзыве. Теперь в своей «Защите» автор жалуется на то, что я мало обратил внимания на выясненную им мнимость этих затруднений, и снова подробно повторяет изложенные в его исследовании доводы. Ото налагает на меня обязанность войти в более подробное рассмотрение тех из них, о которых в отзыве моем было сказано кратко.

По поводу моего замечания, что «несмотря на все ухищрения толкователей, им не удается устранить из слов ангела Рафаила: («Я Азария, сын Анании, из братьев твоих» – 5:13) элемента очевидного прямого обмана», беспримерного в канонических книгах, автор пишет: «Я не предполагал, чтобы кто-либо из православных богословов мог придавать серьезное значение этому старому и давно выясненному рационалистическому (?) возражению» (стр. 464). Но к каким богословам причисляет он Филарета, м. Московского, писавшего: «Недоразумения, какие встречаются в сей книге немаловажны: ангел Рафаил – обманывает, что он – израильтянин»? Аналогичных случаев в канонических книгах автору не удалось указать; да их и нет. В своем исследовании он приводит лишь один случай, когда ангел, по-видимому, выдает себя за человека. На вопрос Маноя: «Ты ли тот человек, который говорил с сей женщиной», ангел сказал: «Я» (Суд.13:11). Но Маной спрашивает ангела не о том, кто он, а о том, он ли говорил с его женой. Отсюда и ответ ангела подтверждал факт беседы его с женой Маноя, а не человеческое его свойство. В книге же Товита ангел выдает себя не только вообще за человека, а за определенную, историческую личность. Обман очевидный и прямой.

В своем отзыве я высказал, что автору вслед за другими экзегетами не удалось разъяснить недоумения, вызываемого повествованием книги Товита о любви демона Асмодея к Сарре. Анализируя текст 6:14, автор замечает (стр. 132):

В 14 ст. в А. (т. е. в код. алекс. и ват.) прибавлены слова ὅτι

φιλεῖ αὐτήν (может быть на основании Быт.6:2. 4), не находящиеся в В., Vulg., Chald. и Hebr. М. и не согласные с 6:7 (по А) и 3:14, откуда видно что, де-

—659—

мон мучил (ὀχλῇ) Сарру, и что она оставалась целомудренной.

Прежде всего следует заметить, что Вульгата, халдейский перевод и текст Мюнстера плохие свидетели в пользу правильности чтения синайского кодекса. Не говоря уже о родстве их с текстом синайской рукописи, они сами по себе заслуживают мало веры. В Вульгате сам автор признает тенденциозные отступления, с целью придать книге возможно более поучительный характер и устранить специфически иудейские представления (203–206). В частности, он говорит (204–205): «В Вульгате опущены – слова Товии о любви демона к Сарре (6:14), как несогласные с понятием о бесплотных духах или, может быть, как могущие набрасывать невыгодную тень на Сарру, являющуюся в переводе блаж. Иеронима образцом благочестия». Арамейский перевод и по автору (ср. стр. 228) представляет собою свободную переработку книги Товита в духе мидрашей и применительно к воззрениям позднейшего иудейства. Здесь опущены напр. сообщения о собаке, сопутствовавшей Рафаилу и Товии, о печени рыбы и под. Текст Мюнстера, происхождение которого относится к IX-XIII вв., также составляет переделку книги в эпоху талмудизма, отражающую позднейшие воззрения иудейства (237–242). С другой стороны, чтению двух древнейших и авторитетнейших рукописей александрийской и ватиканской следуют перевод сирийский и текст греческий, обозначенный у автора под С. Почему же автор считает чтение ὅτι φιλεῖ αὐτήν «позднейшим дополнением»? Потому, что оно несогласно по нему с указаниями книги на то, что демон мучил Сарру, и что Сарра оставалась целомудренной. Причинение мучений Сарре, выразившееся в убиении 7 ее мужей, несоединимо, говорит автор, с любовью, хотя бы даже не чистой (стр. 390). Нам нет нужды разъяснять читателю, как наивно это рассуждение автора. В выражении «мучит демон» автор видит указание на крайне мучительное, угнетенное душевное состояние Сарры, доводившее ее до отчаяния, и, может быть, заставлявшее ее убивать своих мужей, подобное тому, какое причинял злой дух Саулу (стр. 389). Но это лишь фантазии автора. На такое состояние Сарры в книге нет ни малейшего на-

—660—

мека. Текст книги дает ясное толкование означенному выше выражению. В убийстве семи мужей, умерщвляемых асмодеем, служанки обвиняли саму Сарру. Сарра, услышав это до того опечалилась, что хотела лишить себя жизни (ср. 3:7–10). Отсюда ясно, что демон доставлял страдания не непосредственно Сарре, и не лично ей; он мучил ее лишь тем, что, убивая мужей ее, навлекал на нее подозрение в убийстве. В 6:14 прямо говорится, что демон не причинял никому зла, кроме приближающихся к Сарре; еще яснее в тексте синайском: «ей не причинял зла (αὐτὴν οὐκ ἀδικεῖ), но если кто захочет приблизиться к ней, того он умерщвляет». В своей «Защите» автор говорит:

Рецензент, увлекшись отрицательной тенденцией, впал в противоречие не только с содержанием книги, но и с самим собою, потому что едва ли кто может признать если не то, что Асмодей любил Сарру, то по крайней мере непричинение зла Асмодеем Сарре соединимым с тем, что он мучил ее и лишил ее семи мужей, подвергши ее чрез это незаслуженным укоризнам и бесчестию» (стр. 466).

Автор забывает, кажется, что мнимо-несоединимые черты в отношении демона к Сарре: непричинение ей зла и мучение (οὐκ ἀδικεῖ и ὀχλῇ), не выдуманы мною, а взяты из текста книги. При сопоставлении с 3:7–10 они не только не противоречат друг другу, но дают психологически верную характеристику плотской любви, соединенной с ревностью. Именно такая любовь способна мучить женщину, не причиняя вреда ей непосредственно, а нанося зло лицам, желающим обладать ею. Что касается ссылки автора на то, что Сарра оставалась целомудренной, то автор, я думаю, согласится сам, что это не говорит еще против любви демона к Сарре. От любви до потери целомудрия слишком большое расстояние. Итак, в чтении александрийского и ватиканского кодексов столь же мало противоречия, как и в чтении синайской рукописи. Какое же из них вернее? Основное правило критики текста таково: то чтение следует признавать первоначальным, из которого легче объяснить происхождение другого чтения. Допустим теперь, что в первоначальном тексте не было выражения «ее любит демон». Что могло вызвать в пере-

—661—

водчике желание вставить столь рискованную во всех отношениях мысль? По словам автора, переводчик хотел объяснить ею слова «ей не делал зла демон» («Защита», стр. 464). Но он забывает, что этих слов в тексте алекс. и ват. кодексов нет; они находятся лишь в тексте синайском, где нет слов «ее любит демон». Там же стоит выражение «никому не причинял зла». Это выражение не нуждалось ни в каком объяснении, тем более в столь смелом в историческом и догматическом отношении. Если бы в оригинале алекс. и ват. кодексов стояло бы выражение «ей не причинял зла демон», то переводчик ни в каком случае не заменил слова «ей» словом «никому»: странно опускать то, для чего сделано особое объяснение. Наоборот, нет ничего легче, как объяснить происхождение чтения синайской рукописи из соображений богословских. Греческий переводчик или справщик, как бл. Иероним по предположению автора, устранил из текста мысль, несогласную с библейскими представлениями.

В отзыве своем я писал: «φιλεῖ αὐτήν составляет самый естественный мотив для убийства Асмодеем семи мужей, прикасавшихся к Сарре». На самом деле, Асмодей не причинял вреда самой Сарре, но находясь в брачной комнате (6:17), в качестве третьего лица (ср. 8:4) убивал всех, прикасавшихся к Сарре, как к женщине, и тем причинял ей страшные муки. Какому мотиву более всего соответствует такой образ действий? Конечно, плотской любви, соединенной с ревностью. Любопытно, что арамейский перевод и текст Мюнстера говорят о курении сердцем рыбы «под одеждой Сарры». Автор в своей «Защите» замечает (466 стр.):

Предоставляю самим читателям судить о том, насколько справедливо с научной точки предпочитать заключения, основывающиеся на «естественных мотивах», тем, которые основываются на анализе текстов и содержания книги.

Указанный мною мотив целиком взят из чтения двух древнейших кодексов. Каковы же мотивы по автору? Их два: одного оказалось недостаточным для объяснения факта. Демон был послан, по автору, для наказания мужей за их нечестие и для испытания Сарры. Оба

—662—

эти мотива не имеют оснований в тексте и составляют измышление автора, покоящееся, как и многое другое, на анализе, может быть, пустого места между строками, но не самого текста. О нечестии семи мужей и наказании их в книге ничего не говорится. Что Товия в своей молитве заявляет о том, что он берет жену не для удовлетворения похоти, но поистине (8:7), это не значит еще, будто иначе ее брали первые мужья. Если бы дело было лишь в этом, то Товия избежал бы смерти и без помощи курения сердцем рыбы. Однако истинных чувств Товии к Сарре для его безопасности было мало. Что касается до испытания Сарры, посланного ей от Бога, то и оно – мысль автора книги о происхождении книги Товита, но не автора книги Товита. В 12:14 по синайскому кодексу, на что ссылается автор, стоит: τότε ἀπέσταλμαι ἐπὶ σὲ πειράσαι σε, καὶ ἅμα ἀπέσιαλκέν με ὁ ϑεὸς ἰaσaσϑαι και Σάρραν τὴν νύμφην σου. В этих словах Рафаила, сказанных Товиту, речь об испытании не демоном, а ангелом и не Сарры, а Товита. Вот как анализирует текст наш автор!

В своем отзыве я писал:

Когда Товия, вошедши в спальню новобрачной, покурил сердцем и печенью рыбы, демон, ощутив этот запах, убежал в верхние страны Египта, где и был связан ангелом (8:2–3). Несмотря на все усилия толкователей, и это повествование всегда будет говорить против исторической достоверности книги. Напрасно автор добавляет: «Товия покурил сердцем и печенью рыбы, присоединив к этому вещественному средству молитву к Богу» (стр. 391). Ни о какой молитве Товии к Богу, предшествовавшей изгнанию демона, в тексте книги нет речи. По книге демона удаляет запах рыбы, ощутимый им (алекс. и ват.: ὠσϑράνϑη τῆς ὁσμῆς, син.: ἡ ὁσμὴ ἐκώλυσεν).

На это автор отвечает (стр. 467–468):

Но я не добавляю только, а подробно выясняю чрез анализ текста, что Товия и Сарра согласно с наставлением ангела (6:17–18), непосредственно после возложения указанных частей рыбы на уголья и до удаления демона обратились с молитвою к милосердому Богу о спасении или помиловании их, приведенной в Тов. 8:5–7.

И здесь мы должны повторить то, что сказали об ана-

—663—

лизе автора выше. Вот все места из книги Товита, относящиеся сюда. Пусть сам читатель судит.

6:8 Он (ангел) отвечал, если кого мучит демон или злой дух, то сердцем и печенью должно курить пред мужчиной или женщиной, и более уже не будет мучиться.

6:17–18. Когда ты войдешь в брачную комнату, возьми курильницу, вложи в нее сердца и печени рыбы и покури; и демон ощутит запах и удалится, и не возвратится. Когда же тебе надобно будет приблизиться к ней, то встаньте оба, воззовите к милосердому Богу, и Он спасет и помилует вас.

8:2–4. Он же, идя, вспомнил слова Рафаила и взял курильницу, и положил сердце и печень рыбы и курил. Демон, ощутив запах, убежал в верхние страны Египта, и связал его Ангел. Когда они остались вдвоем в комнате, Товия встал с постели и сказал: встань, сестра, и помолимся, чтобы Господь помиловал нас.

Как видно, в первом месте совсем нет речи о молитве: демон изгоняется курением рыбьих сердца и печени. В двух последних молитва имеет место по удалении демона, а не до удаления. Товия и Сарра молились по уходе демона, встав с постели. Молитва о помиловании, не заключающая в себе никакого указания на демона, ничего не доказывает; она могла иметь место и независимо от присутствия демона, как всегда при заключении брачных союзов (Ср. «Ты сотворил Адама и дав ему помощницею Еву» и д. ст. 6).

В своем отзыве в примечании я поставил вопрос: «В надписи Саргона прямо сказано, что он переселил 27000 жителей Самарии. Это не противоречит и 4Цар.17:11. Каким же образом мог быть переселен Товит, происходивший из колена Неффалимова?» Автор отвечает на это (470):

Из 4Цар.17:5–6 и 18:9–11 ясно видно, что осада и взятие Самарии сопровождались нашествием царя ассирийского на всю землю израильскую и что кроме жителей Самарии были взяты в плен также многие другие израильтяне, между которыми мог быть таким образом и Товия.

Дело, однако, не так просто. Вот факты. Принадлежащий

—664—

к колену Неффалимову Товит, по книге его имени, был взят в плен и отведен в Ниневию Энемессаром или Салманассаром, царем ассирийским. При этом он замечает: «Когда я жил в стране моей, в земле Израиля, будучи еще юношей, тогда все колено Неффалима, отца моего, находилось в отпадении от дома Иерусалима» (1:4). По книге же Царств (15:29) Феглаффелассар, царь ассирийский (следовательно, еще ранее Салманассара, а тем более Саргона) взял всю землю Неффалимову и переселил их (т. е. жителей ее) в Ассирию. Автор примиряет это несоответствие ссылкой на 4Цар.17:5–6. Но выражение «пошел на всю землю израильскую» не значит: взял ее и переселил жителей ее. Да и положительно известно, что Салманассару не удалось взять Самарии; ее взял Саргон. Автор думает, что Салманассар в книге Товита означает Саргона, названного так или по ошибке переписчика или действительно имевшего два имени. Но для того и другого предположения автор не имеет никаких оснований. Имя Саргона не встречается ни в одном тексте книги Товита. Предположение же, что Саргон имел имя и Салманассара, не более как дешевый способ примирения, плохо рекомендующий ученые приемы автора. Наконец, почему автор не хочет допустить ошибку в оригинале писателя книги Товита? Но и при предположениях автора не все обстоит благополучно. Книга царств вообще замечает, что царь ассирийский (разумеется Саргон) взял Самарию и переселил израильтян в Ассирию, не говоря, какие колена разумеются здесь. В известной же надписи Саргона ясно говорится о переселении только 27000 жителей Самарии. Сверх того, в книге Товита Энемессар или Салманассар назван отцом Сеннахерима, бывшего на самом деле сыном Саргона. Отсюда видно, как много требуется натяжек и поправок для признания полной исторической достоверности книги Товита.

По книге Товита (6:2) Товия со спутником, совершив дневной переход, пришел к Тигру и остановился там на ночь. Я указал в своем отзыве на неправдоподобность этого. Ниневия стояла на восточном берегу Тигра: путь же Товии в Экбатаны лежал на юго-восток, более на восток, чем на юг. Следовательно, Товия должен был

—665—

удаляться от Тигра по мере удаления от Ниневии. Автор думает устранить затруднение, говоря, что Тигр делает значительное уклонение к востоку; кроме того, спутники могли встречать на пути много препятствий, напр. холмы, канавы, форпосты и под. («Защита», стр. 472–473). Но в том и дело, что путь в Экбатаны лежал по отношению к линии уклонения, образуемой нижним течением Тигра, под углом приблизительно в 75 град.; след. Товия одинаково должен был удаляться от Ниневии и от Тигра. Неправдоподобно, чтобы, совершив дневной переход, он нисколько не подвинулся вперед, если бы и действительно существовали эти воображаемые препятствия.

В своем отзыве, следуя методу автора, я указывал сначала возражения ученых против достоверности книги Товита, как они формулируются самими учеными, затем излагал решения их у проф. Дроздова и, наконец, высказывал свое суждение об этих решениях. Так поступил я и при изложении довода ученых в пользу после-пленного происхождения книги Товита, довода, основывающегося на 14:4–5. Но автору угодно было почему то приписать этот довод и слова: «пророчество Товита всего естественнее понимать, как vaticinium ex eventu (то и другое взято из его книги, см. стр. 615), мне. Ведь мои возражения не предшествовали его диссертации. Сказав затем, что проф. Дроздов смотрит иначе на дело, чем упомянутые ученые, я кратко изложил его взгляд (стр. 161).

Он не только не видит в приведенных словах (14:4–5) указания на после-пленное происхождение книги Товита, но на них главным образом основывает свое мнение о написании ее до плена. Указание на вечность второго храма, как и пророчество о восстановлении Иерусалима на вечные времена из сапфира, смарагда и дорогих камней (13:16–18) говорит, по его мнению, за то, что Иерусалим и храм разумеются не вещественные, а духовные, обозначая собою вечное мессианское царство. А выражения: «построят Иерусалим великолепно» и «дом Божий – здание величественное», показывают, что составитель книги Товита не знал того храма Зоровавеля, глядя на который современники плакали от огорчения.

Проф. Дроздов не доволен таким изложением его

—666—

мнения. Во-первых, я опустил его мысль, что в словах Товита содержится не его пророчество, но пророчества бывшие прежде. И, во-вторых, как выражается он (стр. 478–479)

Мое мнение опирается на гораздо более твердые основания, нежели приписываемые мне рецензентом, и, в частности, выражения: «построят Иерусалим великолепно» и «дом Божий – здание величественное», не имеют в моей аргументации того значения, какое я, по уверению рецензента, приписываю им.

Но ведь я и не задавался целью излагать все хорошие мысли автора, не имеющие существенного значения для выяснения данного вопроса. Что касается второго упрека в неверном изложении мнения автора, то он несправедлив. Вот его собственные слова (см. исследование, стр. 618).

Из изложенных мест главы XIII видно, что – под будущим помилованием разумеется возвращение всех пленных... и построение нового Иерусалима и храма, но не Зоровавелева, при построении которого многие из видевших прежний великолепный храм Соломонов громко плакали… а того, который будет построен при всеобщей радости (μετὰ χαρᾶς) и который будет существовать вечно.

Затем, приведя 5 стих по русской Библии со словами: «и построят Иерусалим великолепно и дом Божий – здание величественное» автор говорит (стр. 621).

Из сопоставления этих слов с первой половиной пятого стиха видно, что в ней подобно тому, как в предшествующей XIII главе, первому или Соломонову храму, которому предстоит сожжение, противополагается не жалкий Зоровавелев храм, но храм мессианских времен, который, называется «не таким, как прежний» или «первый» – именно в том смысле, что он будет более славным или величественным и будет существовать во все роды века или вечно. Все это ясно показывает, что писатель книги Товита ничего не знал о Зоровавелеве храме, что в его время еще существовал Соломонов храм, и что, следовательно, рассматриваемая книга была написана до разрушения Соломонова храма и до вавилонского плена.

Отсюда видно, что главные доводы автора были указаны мною правильно. Изложив их, я писал в своем отзыве:

—667—

Нельзя сказать, чтобы приведенное место говорило много в пользу мнения проф. Дроздова. Даже если мы признаем, что автор книги предсказывает о вечном мессианском царстве, все же мы не освобождаемся от необходимости под восстановлением Иерусалима и построением храма разуметь известные исторические факты, каковые всегда и служат точкой отправления для мессианских пророчеств. Следовательно, составитель книги знал о возвращении иудеев и восстановлении Иерусалима и храма.

Мысль наша была такова. Если бы Товит предсказывал о построении Иерусалима и храма невещественных, то и в таком случае точкой отправления для его мессианских чаяний должны быть исторические, хотя тоже в будущем имеющие совершиться, моменты, как-то: построение вещественного Иерусалима, и вещественного храма. Иначе не могли бы возникнуть и такие образы, как создание Иерусалима и храма, для выражения мессианской идеи. Это должно сказать и о мессианских предсказаниях боговдохновенных пророков. Таким образом и Товит, предсказывая создание Иерусалима и храма, не мог не разуметь под ними прежде всего Иерусалим и храм вещественные. Автору наши рассуждения показались чуть не рационалистическими. Он пишет (стр. 477):

Рецензент, хотя и обмолвился фразой: «точкой отправления для мессианских пророчеств всегда служат исторические факты», тем не менее предпочел совсем умолчать о вышеприведенной ссылке Товита на пророков, потому что в противном случае он должен был бы или отказаться от своего мнения, или... прямо стать на рационалистическую точку зрения, т. е. признать, что все эти пророки описывали под видом пророчеств совершившиеся факты.

Льщу себя надеждой что сам профессор согласится с мнением, от которого по нему я должен отречься, раз не желаю объявить себя рационалистом. Как видно, у защитника «Свободного и научного исследования» слишком развита подозрительность по части «свободных» идей.

Утверждая, что Товит говорит о создании Иерусалима и храма только невещественных, автор впадает в противоречие с самим собой. По нему, как мы видели, ука-

—668—

зания книги на вечность, величественность храма и на всеобщую радость при его построении, будучи не применимы к «жалкому» храму Зоровавеля, ясно показывают, что писатель книги Товита ничего не знал о храме Зоровавеля, и след. писал книгу до плена. Почему же «ясно показывают»? Разве не мог в тех же чертах предсказывать о мессианском храме Товит и по разрушении храма Соломонова, как и по создании храма Зоровавеля? Разве мессианские предсказания пророков перестали быть верными по разрушении Иерусалима? Если составитель книги Товита мог и после плена предсказывать (или повторять предсказания) о вечном мессианском царстве под видом построения вечного Иерусалима и храма, то довод автора в пользу до-пленного происхождения книги теряет всякую силу. Если же не мог, как думает автор, то очевидно только потому, что вид разрушенного храма Соломона и «жалкого» храма Зоровавеля являлись как бы некоторым опровержением мессианских предсказаний. Очевидно, сам автор ставит в тесную связь пророчество о мессианском храме с историей вещественного храма.

Теперь обсудим довод автора по существу.

Весь ход рассуждений автора в его «Защите» показывает, что он выпустил из рук главную нить своих мыслей, изложенных им в своем исследовании. Чрез анализ указаний книги Товита относительно храма автор определяет время написания ее (стр. 621). Для него это первый и главный довод в пользу до-пленного происхождения книги Товита. Так как составитель книги Товита говорит о храме, что он будет построен 1) при всеобщей радости, 2) на вечные времена и 3) не такой, как прежний, но здание величественное, то ясно, что он не знал храма Зоровавеля. Посмотрим, однако, насколько это убедительно. В 13:10 Товит приглашает Иерусалим славить Господа, чтобы снова сооружена была скиния Его с радостью (μετὰ χαρᾶς). Прибавление «всеобщая» (радость), важное в виду того, что и при построении храма Зоровавеля была радость, хотя и не всеобщая, – присочинил от себя автор для усиления своей аргументации. Слова «всеобщая» нет в тексте. Повторяем, что радость была и при построении храма Зоровавеля. Если при основании его,

—669—

в то время как одни радовались, некоторые плакали от огорчения (Ездр.3:11–12), то по окончании храма, по словам книги Ездры (6:16): «совершили сыны израилевы, священники и левиты и прочие, возвратившиеся из плена, освящение сего дома Божия с радостью (ἐν εὐφροσύνῃ). О том, что радость была не всеобщая, в последнем случае ничего не сказано. Следовательно, и составитель книги Товита мог сказать вышеприведенные слова о храме Зоровавеля. Греческие слова ἐντίμως и ἐνδόζως, прилагаемые к Иерусалиму и храму, как я заметил в отзыве, не говорят о богатстве и великолепии их, а указывают на то уважение, которым будут пользоваться они. Любопытно, что в синайском кодексе, предпочитаемом нашим автором другим, слова ἐνδόξως в применении к храму совсем нет. Там просто говорится о построении храма. Теперь в своей «Защите» автор говорит, что слова «великолепно» – об Иерусалиме и «здание величественное» – о храме он взял из синодального русского перевода, хотя и сознает, что они не вполне выражают собственного значения греческих слов. Странно, почему именно здесь захотел автор воспользоваться синодальным изданием, когда он обыкновенно дает свой точный перевод. О неточности синодального перевода он заявляет в «Защите» в первый раз. Точно также в исследовании – умолчено и о том, что слов «здание величественное» о храме в синайском кодексе нет. Автор пишет теперь в «Защите» (стр. 479):

Усвояемые мною будущему храму эпитеты «славный» и «славный и величественный» не служат переводом слова ἔνδοξος или ἐνδόζως, которому, как не находящемуся в синайском тексте и в Vet. Lat., я не придаю значения, а заимствуются мною из контекста речи и из противопоставления Соломонова храма будущему.

Под контекстом автор не мог, конечно, разуметь ничего другого, как указания Товита на то, что многие народы издалека придут к имени Господа (13:11). Это и служит объяснением слов ἐντίμως и ἐνδόζως, говорящих о будущем уважении Иерусалима и храма, но не о величественности. Но вот что говорится в Ездр.6:21: «ели сыны израилевы, возвратившиеся из переселения, и все отде-

—670—

лившиеся к ним от нечистоты народов земли, чтобы прибегать к Господу Богу Израилеву» (ср. «отделившиеся от народов иноземных к закону Божию», Неем.10:28; 13:3). Как видим, описывать значение храма в таких чертах, в каких оно представлено в книге Товита, мог и знавший храм Зоровавеля. Наконец, вечность (как знает всякий библиолог, библейское выражение «во веки веков» не точно соответствует нашему понятию вечности) мог приписать небоговдохновенный писатель и храму Зоровавеля, перенеся на него мессианские предсказания, раз он не дожил еще до его разрушения. Надежда автора на вечное существование Иерусалима и храма, как я говорил в отзыве, ничего более не доказывает, как то, что он не дожил до вторичного разрушения их. С другой стороны, выражение: «не такой, как прежний» (οὐχ οἱος ὁ πρότερος – алекс. и ват. код.), или: «первый» (τὸν πρῶτον – син. код.), всегда будет наводить на мысль, что писатель, книги Товита был свидетелем храма Зоровавеля, о котором пр. Аггей сказал: «Слава сего последнего храма будет выше, нежели прежнего» (πρώτου – 2:9), и с которым сравнивает прежний (πρῶτος) храм автор книги Ездры (3:12), и что писатель книги Товита может быть воспользовался выражением означенных книг.

«Другое основание, говорил я в отзыве, в пользу до-пленного происхождения книги Товита, автор находит в неупоминании ее о смерти Сарры. Насколько слабо это основание, ясно само собой». Автор, по-видимому, согласен признать этот довод слабым. Он говорит:

На неупоминание о смерти Сарры я указывал лишь, как на могущее служить подтверждением главного моего доказательства, а не как на «другое основание» в пользу до-пленного происхождения книги.

«Подтверждением главного доказательства» можно назвать указанный довод лишь в том случае, если бы неупоминание о смерти Сарры подтверждало бы, что автор не знал храма Зоровавеля (?!). Сам автор несколькими строками ниже говорит: «Если он не указывает на смерть Сарры..., то это дает основание заключать, что книга написана до смерти Сарры (Исслед., стр. 622; «Защ.», стр. 481). Итак, сам ав-

—671—

тор называет свой довод основанием. Приведено оно у него после первого и главного «основания». Следовательно, я имел право сказать о нем: «другое основание».

Особенно, кажется, недоволен автор моими суждениями относительно той части его исследования, которую он посвящает критике существующих текстов книги Товита. Он говорит, что я не обратил внимания ни на произведенный им анализ текстов, ни на выясненную им несостоятельность аргументации его противников. Упрека этого я не заслужил. Я в достаточной для журнальной статьи мере был внимателен и к этой части труда автора. Я хорошо знаю, что критико-текстуальная часть исследования автора есть наиболее самостоятельная и новая. Историческая часть слишком часто перетряхивалась, чтобы иметь большой интерес для кое-что знающего читателя. К тому же меня лично всегда интересовали критические работы. По этим причинам я с охотой ознакомился и постарался дать себе отчет в текстуальной работе автора. Работа эта ведется у него таким образом. Сначала он разбирает распространенное среди западных ученых мнение, по которому текст александрийской и ватиканской рукописей – будем называть его вслед за автором текстом А, – в виду его краткости, простоты и цельности считается наиболее близким к первоначальному подлиннику, а текст синайской рукописи, – будем называть его литерой В, – за позднейшую переделку, составленную с целью дополнить, пояснить и исправить текст А. Анализируя те места из книги Товита, на которые ссылаются ученые, автор находит в них основания для совершенно обратных выводов. Напр. в 2:6 текст А свободно цитирует слова пр. Амоса, а текст В приводит цитату буквально. Отсюда ученые заключают, что составитель текста В переделал цитату подлинника, держась буквы пророчества. Наш автор рассуждает по этому поводу таким образом (стр. 96–97):

Почему же первоначальный писатель не мог приводить слова пророка буквально? Гораздо естественнее можно предположить, что позднейший писатель, переделывая и выглаживая всю книгу, коснулся своим редакторским пером также рассматриваемой цитаты и сделал в ней казавшиеся ему

—672—

нужными исправления. И действительно следы работы переделывателя мы имеем в этом месте текста А на лицо: первые слова стиха сократил, выражение ἐπὶ βαιϑήλ, в котором здесь нет нужды, он выбросил, а слово ᾠδαί, как не вполне соответствующее противополагаемому слову ϑρῆνος, заменил чрез более уместное εὐφροσύναι.

Как видит читатель, критика текста не слишком простая вещь. Если о чем, так о ней можно сказать: это палка о двух концах. Вы напр. знаете, что в древности не любили цитировать с буквальной точностью и цитировали большей частью по памяти; напротив, в позднейшее время стали цитировать с сохранением ошибок и опечаток подлинника. Знаете Вы и то, что повторяющий чужую цитату из известного ему источника, напр. из Библии, постарается скорее неточную цитату изменить в точную (тут есть цель), чем точную превратить в неточную (здесь нет ее). На основании этих двух соображений Вы отдаете преимущество древности и первоначальности тексту с неточной цитатой. Но Вам на это скажут: почему же не могло быть дело иначе? Представьте себе, что составитель текста А большой скептик; он усомнился в точности выражения самого пророка и задумал исправить его. Ему показалось слово ᾠδαὶ (точно соответствующее греческому и еврейскому тексту книги пророка) не соответствующим дальнейшему ϑρῆνος, и он заменил его более уместным (?) εὐφροσύναι. И возможно. Чего не бывает на свете? Итак, доказать здесь наверняка нельзя. Решающим является Ваше критическое чутье, если наделил Вас им Господь Бог.

Выяснив подобным вышеприведенному способом несостоятельность аргументов в пользу первоначальности текста А, автор дает почти дословное сравнение обоих текстов А и В. При этом в одних случаях автор просто констатирует разницу текстов, не входя в анализ ее и не указывая первоначального чтения или по крайней мере ничем не мотивируя свое предпочтение одного чтения перед другим. Он просто замечает при этом, что такое-то слово в А опущено; слова текста В заменены такими-то словами в тексте А. В других случаях, указывая отступления одного текста от другого, он дает и

—673—

общую характеристику этих отступлений (краткость, чистота стиля и др.). Все эти характерные особенности в отступлениях обоих текстов в конце сравнения сведены им воедино, представляя собою общую характеристику текстов А и В. Они-то и служат у автора основанием как для признания первоначальности отдельных чтений В, так и для вывода о большей близости к первоначальному оригиналу текста В вообще. Наконец, в некоторых, сравнительно редких случаях автор аргументирует свои мнения не общими соображениями, а частными, имеющими отношение лишь к данному случаю. Мы рассмотрим здесь те из них, на которых с особенным торжеством останавливается сам автор. Хотя это не особенно удобно для журнальной статьи, однако сделаем это, надеясь на снисходительность г. редактора и удовлетворяя желанию г. профессора, который говорит («Защита», стр. 323):

Каждый исследователь должен не полагаться на обычное мнение (разумеются приемы текстуальной критики), а тщательно исследовать, может ли оно быть применимо к тому или другому из рассматриваемых случаев, что мною выполнено.

Значительное различие между текстами А и В наблюдается прежде всего в 1:6–8. Здесь перечисляются приношения, которые делал Товит в Иерусалиме. В тексте В об этих приношениях говорится подробно и в надлежащем порядке, со ссылкой на закон Моисеев; но в тексте А, вследствие стремления автора к сокращению и непонимания переводимого текста допущено относительно их несколько ошибок и неточностей. Так десятина из скота и начатки шерсти овец в А соединены неудачно в десятины произведений и начатки шерсти; десятина жита и древесных плодов названа просто десятиной; десятина бедных неправильно превращена в третью десятину, которой у евреев не было; указание на закон Моисеев опущено. Так думает автор (стр. 106–107). Относительно этого места следует сказать тоже, что и о цитате из пр. Амоса. Точное соответствие закону Моисееву со ссылкой на него скорее могло явиться впоследствии с целью приблизить текст книги Товита к Пятикнижию. Как сам Товит делал приношения, надо полагать, не под дик-

—674—

товку закона Моисеева, так и составитель книги о нем мог воспользоваться ходячим общим перечислением приношений. Если бы текст В был первоначальным, то у переводчика не было резонов выбрасывать ссылку на закон Моисеев и отдалять текст книги от текста Пятикнижия. Что касается ошибок текста А, то они воображаемые. Сокращение и обобщение не есть ошибка. Третья десятина у евреев, несомненно, была (о ней см. Втор.14:28; 26:12). Она существенно отличается от второй (Втор.12:17 и д.; 14:22 и д.): вторая приносилась в скинии или во храме, в первые два года, и издерживалась приносящим при участии левитов; третья сохранялась у себя на дому, в каждый третий год, и тратилась на посетителей дома, левитов, пришлецов, вдов и сирот.

В V, говорит автор, стихи 7–9, в которых тексты В и Vet. lat. излагают подробно разговор между Товией, Товитом и Рафаилом, хотя не чуждый повторений и многословия, но вполне уместный, в А изложены в слишком краткой форме. В А опущены, между прочим, слова Товита, в которых он объясняет Рафаилу, для чего и какого спутника он ищет сыну своему и упоминание о плате, а равно и слова Рафаила, удостоверяющие, что он может быть вполне надежным спутником Товии. Вследствие этого пропуска следующий затем разговор Товита с Рафаилом (ст. 10–15) является в тексте А неестественным.

Менее удачного примера в доказательство своего мнения автор не мог бы привести. Где именно находит он неестественность в тексте А, он не разъясняет, и если читатель даст себе труд прочесть в пятой главе ст. 7–15 по русской Библии (в ней перевод сделан по тексту А), то он убедится в связности, естественности и цельности описания. Напротив, в В почти все или излишне или неправдоподобно. Товиту незачем было объяснять Рафаилу, для чего нужен спутник его сыну; Рафаил не имел нужды говорить о своей надежности, так как то и другое выяснилось еще ранее в беседе Товии с Рафаилом, переданной Товиту. Разговор о плате по тексту В повторяется у Товита (ст. 15). Прочие же излишки в тексте В (о них умалчивает автор) неправдоподобны. На приветствие Рафаила (радуйся!), Товит жалуется на

—675—

свою слепоту. Рафаил говорит ему на это: «Мужайся, близко от Бога исцеление твое». Товит на это ничего не ответил. Странно звучит в устах неизвестного юноши это: «Мужайся, близко исцеление твое». Очевидно, составитель текста забежал вперед и внес неестественность в повествование.

С критическими рассуждениями автора относительно 6:14 (φιλεῖ αὐτήν) мы уже ознакомились.

Характерное для А отступление автор находит в 9 главе. По нему, ст. 5–6, представляющие в В и других текстах немало подробностей, не прибавляющих ничего нового к содержанию, изложены в А чрезвычайно сжато, причем допущено одно очень неудачное изменение, а именно: в А поставлено: καὶ εὐλόγησεν Τωβίας τὴν γυναῖκα αὐτοῦ. Слова эти, подавшие повод к разнообразным толкованиям и никем не объясненные удовлетворительным образом до последнего времени, находят полное объяснение в В и в других текстах, в которых говорится, что Гаваил (а не Товия) благословил Бога и призвал благословение Божие на Товию и жену его или благословил их.

Не могу признать приведенный анализ автора тщательным и убедительным. Автор по обычаю своему руководиться общим соображением, в каком тексте находится наиболее понятное, не вызывающее недоумений чтение, вместо того чтобы обращать главное внимание на тщательное объяснение происхождения одного чтения из другого. Благодаря этому он большей частью решает не вопрос, какое чтение первоначальное, а какое чтение лучше. В разбираемом месте вместо для нас не совсем удобного выражения А «и благословил Товия жену свою» в В находится многословное благословение, обращенное к Товии и жене его. Но лица, благословляющего, здесь не указано. В предшествующих словах сказано о приходе на брак Гаваила и Рафаила. При глаголе же «благословил», поставленном в единств. числе, субъект не указан. Сомнительно, чтобы в первоначальном тексте была допущена такая неопределенность. Напротив, она очень обычна в глоссах. Как же явилось чтение «и благословил Товия жену свою»? Думают, что сначала в А стояло: «и благословил Товию и жену его» (в В читается иначе). Если это так, то здесь

—676—

мы имеем дело с ненамеренной ошибкой переписчика, нисколько не говорящей против первоначальности текста и перевода А. В В подобных описок еще более. Но что за цель у корректора была вместо: «благословил Гаваил Товию», сознательно поставить несколько странно звучащее: «благословил Товия жену свою»? Если это выражение для современных переводчику читателей не заключало ничего странного, то оно могло стоять, значит, и в подлиннике. Если оно было странно, то это лучше нас знал переводчик и конечно сознательно не употребил бы его взамен естественного оборота речи. В подлиннике могло стоять слово, означающее: полюбил, почувствовал расположение и под. Как не безызвестно, вероятно, автору, в некоторых кодексах вместо ηὐλόγησεν стоит ηὐδόκησεν (благоволил). Не явилось ли первое ошибочно вместо весьма похожего второго? Во всяком случае анализ автора далеко не убеждает в том, что чтение А есть сознательная, но неудачная поправка первоначального чтения, находящегося в В.

Относительно 14:15, где говорится о пленении Ниневии по тексту В Ахиахаром, а по тексту А Навуходоносором и Ассуиром, автор говорит (стр. 155):

Здесь имя Ахиазара или Ахикара, неоднократно встречающееся в предшествующих главах и даже строках, явилось, без сомнения, вследствие смешения со сходным по начертанию и произношению, но неизвестным переписчику или справщику именем Киаксара. В А оно заменено именем сделавшегося со времени Вавилонского плена известным каждому еврею завоевателя Навуходоносора; название страны Ἀϑουρίος превращено, чрез незначительное изменение, в имя личности.

По поводу этих размышлений я позволил себе сказать в отзыве, что автор не приводит в пользу замены одного имени другим никаких доказательств (стр. 159). В своей «Защите» автор выражает удивление, каким образом я мог счесть бездоказательными «все его доказательства, основывающиеся на подробном рассмотрении исторических свидетельств и анализе текстов» (стр. 472). Вполне понимаем недоумение автора. Для него сходство имен, конечно, должно быть не допускающим сомнения до-

—677—

казательством действительности замены одного имени другим, и во всяком случае более сильным, чем какими пользовался автор до сих пор. Но что делать, если это доказательство не кажется мне таковым! Что имя Ахикара взято из предшествующих стихов, это более чем вероятно. Но что оно явилось вместо имени Киаксара (какого не сохранила нам ни одна из существующих рукописей книги Товита), то это доказать одним сходством имен (хотя бы даже действительно Киаксар пленил Ниневию) нельзя. Указание на сходство не есть еще доказательство. Это имя могло явиться и вместо несходного с ним имени, раз оно встречается в предшествующих строках, или вместо сходного, но другого. Я имею в виду следующее. Греч. Ἀσύηρος, стоящее в тексте А (в алекс. код. Ἀσούηρος), звучащее как Асверос, соответствует евр. Ahasveros (אַחַשְׁזִרֹׅושׁ). Это собственное имя царя не один раз встречается в Библии (Ездр.4:6; Дан.9; Есф.1:1 и д.). Каких царей следует разуметь под этим именем, до сих пор в науке окончательно не установлено. Считать правильную греческую транскрипцию еврейского имени, усвояемого Библией нескольким царям, за простую описку вместо названия страны слишком смело, не сказать более.

Теперь обратимся к истории. Хотя автор и говорит, что «он доказал, что Ниневия была взята и разрушена только одним Киаксаром, царем Мидийским» («Защита», стр. 471), но зная цену доказательств автора, мы попросим читателя самостоятельно оценить следующие исторические сообщения, касающиеся судьбы Ниневии. Геродот говорит: «Киаксар и мидяне взяли Ниневию (как они взяли ее, расскажу в другой истории) и подчинили себе ассириян, за исключением вавилонской области». Абиден сообщает, что ассирийский царь Сарак послал в Вавилон Бусалосора (вероятно Набополассара). Последний, замыслив восстание, помолвил дочь Астиага, правителя мидийского, со своим сыном Набукодроссором (Навуходоносором) и сделал нападение на Ниневию. Полигистор рассказывает, что Сарак послал Набополассара в Вавилон; но этот, отправив вспомогательное войско к Астиагу (или Асдагаку), правителю мидийскому, взял дочь его для сына своего Навуходоносора и пошел на Ниневию. Ктесия говорит, что

—678—

вождь вавилонского царя – Белез (= Набополассар) и вождь царя ассирийского Арбак (= Астиаг) возмутили вавилонян и мидян против Сарданапала. Неприятели овладели Ниневией. Арбак был провозглашен царем, а Белезу была предоставлена власть над Вавилоном. Так «владычество Ассириян было уничтожено мидянами». Наконец, в новооткрытой надписи Набонида, царя вавилонского, говорится, что «Он (бог Мардук) даровал ему (Набополассару) помощь царя Манды (мидян). Царь Манды помогал Вавилону, расхищал, разрушил святилища всех богов Сури (Ассирии)». В этих словах, по признанию самого автора, содержится указание на разрушение Ниневии. Без насилия над приведенными свидетельствами можно прийти к тому лишь выводу, что в уничтожении ассирийского царства и разрушении Ниневии принимали участие как мидяне, так и вавилоняне, но не исключительно мидяне. В исторических свидетельствах дается ясный намек и на то, что Навуходоносор играл при этом политическую роль в качестве принца-наследника. Есть ли после этого основание думать, что имена двух царей и, между прочим, имя Навуходоносора в сообщении об уничтожении Ниневии явились по ошибке? Думаю, что автор, сказав, что имя Ахиахар без сомнения явилось вместо сходного с ним Киаксар, а имя Ассуир вместо «Ассирии», слишком понадеялся на свои умозаключения. Не менее, а может быть более – предоставляю судить читателю – правдоподобно предположение, что в первоначальном тексте стояли два имени: Навуходоносор и Агасверос (Асверос). Но впоследствии вместо Ἀσύηρος явилось похожее и несколькими строками выше встречающееся Ἀκιαχάρος; имя же Навуходоносора по ошибке совсем пропущено. Но в той же синайской рукописи другой рукой восстановлено и полное чтение: Ναβουχοδονοσὸρ και Ἀσσύηρος.

Просим читателя не забывать, что разобранные нами примеры приведены не нами в пользу первоначальности текста А, но автором в доказательство древности или близости к первоначальному подлиннику текста В. Мы нарочно выбрали такие, в которых автор с особенной подробностью аргументирует свое мнение и высказывается с полной решительностью. Еще раз позволим себе выра-

—679—

нить сомнение в том, что автору удалось доказать относительную первоначальность текста В.

Как я уже заметил, частные соображения при анализе текстуальных различий автором приводятся сравнительно редко. В большинстве случаев он ограничивается указанием вообще характерных особенностей текстов (растянутость и краткость, литературный и грубый стиль и т.д.) и на основании их приходит к выводу о непервоначальности текста А, имевшего целью исправить оригинальный текст, лежащий в основе В.²⁶²⁶. Насколько научны употребленные здесь приемы автора я дал довольно подробный отчет в своем отзыве. Здесь я лишь вкратце напомню сказанное мною. Растянутость, подробности, ничего нового не сообщающие, повторения и тождесловия, свойственные синайскому тексту и служащие для автора доказательством его первоначальности, служат обыкновенно признаком не древности и первоначальности перевода или оригинального текста²⁶²⁷, а его позднейшего происхождения, являясь следствием позднейших наслоений, имеющих свой источник в устных преданиях, перифразах, толкованиях и вторичных переводах. Факт, что в тексте А отсутствует то, что может показаться сомнительным, маловероятным и несогласным со Св. Писанием сам по себе не может еще говорить за позднейшее происхождение этого текста. Едва ли не чаще все плюсы с характером маловероятным являются плодом наслоений времени, а минусы такого рода, напротив, признаком древности и первоначальности. Свойственное тексту А отсутствие точных хронологических, топографических и др. указаний трудно объяснить из стремления переводчика выпу-

—680—

скать излишние подробности; скорее позднейший переводчик или корректор мог пополнить текст новыми хронологическими и др. указаниями на основании предания и личных догадок и сближений. Наконец, обилие семитических конструкций служит признаком позднейшего перевода (сделанного, следовательно, с позднейшего оригинала); напр. чисто-греческий стиль признаком древности перевода (следовательно, сделанного с более древнего оригинала). Все эти соображения приводят к выводу противоположному взглядам автора. Они не опровергнуты автором и опровергнуть их нельзя. Они говорят сами за себя.

Снова пересмотрев текстуальную работу проф. Дроздова, я не перестал думать, что он не владеет секретом текстуальной критики. В одном месте своей «Защиты» автор недоумевает, каким образом я мог упрекнуть его «в недостатке научного критицизма», когда все его исследование ведется критическим путем (стр. 482–483), но автор знает, конечно, что не одно и тоже критиковать и быть критичным.

В. Мышцын

—681—

Русскому человеку, вкусившему от плодов просвещения, по-видимому, свойственно неудержимое стремление выставлять свои знания напоказ в назидание невеждам, не заботясь о качестве преподносимой таким образом согражданам умственной пищи. Еле грамотный мастеровой, только что выучившийся письму школьник – уже спешат начертать что-либо на первом попавшемся заборе, этом единственном доступном им органе гласности. Писаря, конторщики и прочие более культурные обыватели уже толкаются с произведениями своей музы в двери прессы, хотя, впрочем, здесь им и редко удается проникнуть дальше почтового ящика. Еще шаг кверху по общественной лестнице, – и мы уже встречаемся с профессиональными «писателями» и «издателями» лубочного цеха, поставщиками умственной пищи для большинства грамотной России; эти тоже не слишком задумываются над качеством своего продукта, хотя целью их деятельности является уже не одна слава, а более осязательный барыш. Идя еще далее, поднимаясь в сферу прессы в собственном смысле и изданий для так называемых образованных читателей, мы и здесь встречаемся нередко с явлениями только что указанного порядка. Только мотивы и цели здесь уже слож-

—682—

нее: здесь уже примешивается идеальный альтруистический мотив служения обществу, выдвигается принцип пропаганды здравых научных понятий и т. д.; но истинной, самой интимной пружиной авторства остается, по-видимому, и тут стремление поделиться с согражданами полнотой приобретенных знаний, не слишком озабочиваясь качеством последних.

Не свободна от подобных образцов и философская литература. В последние годы истекшего XIX столетия мы были свидетелями появления глубоко-мысленнейших «Кристаллов духа» г. Леднева и красноречивейшей «Философии сознания бытия бесконечного» г. Герасимова. Первый год начавшегося XX века ознаменовался появлением «Истории мысли» г. Оболенского, о которой мы и думаем повести речь в настоящей заметке.

Г. Оболенский думает дать в своей книге «Критическую историю философии», т. е. оценить положительные результаты, достигнутые философией с древнейших времен до наших дней, и наметить план дальнейшего развития философской мысли в будущем. «Такая история философии, говорит он, даст нам опыты всечеловеческих гениев мысли и в их открытиях, и в их гениальных ошибках, не менее поучительных, как и самые открытия. Такая история мысли, раскрыв причины ошибок, поможет мысли каждого стать выше их, обойти их, т. е. откроет философии новые неведомые горизонты, как они открываются человеку, поднимающемуся на вершину горы» (стр. VIII). Замысел – весьма грандиозный! И сам автор, видимо, несколько смущенный величием предстоящей ему задачи, спешит оговориться: «выполнить эту задачу, хотя бы даже приблизительно, я не имел ни силы, ни средств, ни времени. Это – дело грядущей и, вероятно, коллективной работы. Даже и материала для такой «науки о мысли» собрано очень мало. Я даю общедоступный очерк, где многое, по необходимости, эскизно и кратко. Я был бы счастлив, если бы мне удалось уловить и сгруппировать некоторые черты такой будущей науки, намечающиеся пока в отдельных попытках» (стр. IX). Эта оговорка повергает нас в немалое изумление: если у автора нет ни «силы», ни «средств», ни «времени», ни даже достаточного «материала», т. е., в

—683—

сущности, нет ничего нужного для такого дела, как «критическая история философии», то зачем же он берется за это дело?! Разве подведение итогов философского развития за время от Фалеса до наших дней (около 2500 лет) так легко, что для этого не нужно ни силы, ни средств, ни времени, ни материала? Обыкновенно эта задача считается самой трудной в числе научных проблем истории философии и требующей громадной эрудиции и осторожности. Г. Оболенский, очевидно, думает совершенно иначе и с легкостью, напоминающей опереточного Калхаса, который «все может обещать», обещает «уловить и сгруппировать черты будущей науки». Правда, в свое извинение автор говорит, что он дает лишь «общедоступный очерк»; но мы полагаем, что предметом популяризации могут быть лишь бесспорные и всесторонне проверенные результаты научных изысканий, а не плоды «бессильных» и спешных размышлений над недостаточным материалом, как сам автор характеризует свою работу. Очевидно, автор не дал себе труда ни на минуту задуматься над полезностью для читателей созданного при таких условиях своего произведения, а поступил, как Гетевский певец, сказавший о себе:

«Ich singe, wie der Vogel singt,

Der in den Zweigen wohnet;

Das Lied, das aus der Kehle dringt,

Ist Lohn, der reichlich lohnet».

От составителя философской книги мы в праве требовать большей обдуманности. Но посмотрим, что дает самая книга.

Книга г. Оболенского открывается обширным введением, занимающим четыре главы (стр. 1–48). Автор набрасывает здесь «общую картину развития мысли» (стр. 1–18), выясняет «роль философии, как особой науки» (стр. 18–29), говорит о «будущности философии и ее практическом значении» (стр. 29–37) и устанавливает «объективные условия философской мысли» (стр. 37–48). В этих главах, надо отдать автору справедливость, немало есть и здравых мыслей, и вполне верных суждений, хотя еще больше спорного; и если бы нам приходилось, скажем, давать отзыв о статье г. Оболенского, которая состояла бы только из этих 4 глав, мы, пожалуй, отнесли бы ее к числу

—684—

еще не лишенных значения литературных явлений, вызывающих, по крайней мере, на серьезное размышление даже своими крайностями и ошибками. Но, будучи основоположительным введением к целой книге, причем последняя должна частью оправдать, а частью иллюстрировать широковещательные и смелые утверждения автора о философии и ее истории, эти главы лишь усиливают комическое впечатление контраста между грандиозностью замыслов г. Оболенского и бессилием осуществить их сколько-нибудь удовлетворительно.

Стремление человека к познанию автор выводит из общего всем живым существам инстинкта самосохранения. «С повышением существ по лестнице типов развития, говорит он, видоизменяется и самосохранение. У животных оно оказывается анатомическим и физиологическим, т. е. стремлением сохранять в неприкосновенности свое анатомическое устройство и свои жизненные отправления, а также сохранять свое потомство (вид); у человека к этому присоединяется еще моральное и умственное самосохранение, т. е. сохранение данной совокупности своей умственной и нравственной личности. Отсюда то и происходит такое упорство в отстаивании своих нравов, верований, идей, что иногда человек забывает ради этого психического самосохранения свое физическое самосохранение и предпочитает смерть уступке чего-либо из целости своих воззрений или моральных требований. Таковы мученики религий, жертвы защиты своего племени, нации, мученики политических, общественных и научно-философских идей etc» (стр. 1–2). Выяснивши с помощью довольно остроумных примеров, что уже «для целей практических, для жизненного приспособления к природе и природы к себе», человеку нужно «обычное наблюдение законов последовательности явлений», автор естественно наталкивается на вопрос: а чему служат чисто теоретические знания, по-видимому, не имеющие никакого отношения к практическим нуждам, напр., знания философские? По его мнению, изыскания по общим вопросам миросозерцания «касаются прочности и устойчивости самых законов природы» и потому «необходимы для успокоения самого инстинкта самосохранения в его общем стремлении к твердой, прочной уверенности

—685—

в устойчивости окружающего бытия. Без этой уверенности жизнь людей была бы мучением» (стр. 4). Несомненно, что автором здесь указан один из действительных и очень важных мотивов, руководящих человеческим мышлением и познанием. Но было бы большой односторонностью усвоять этому фактору исключительное значение. Если бы это было так, то философские мировоззрения отличались бы крайней консервативностью и большой устойчивостью. Между тем философские мнения чрезвычайно подвижны, изменчивы и почти всегда в известном смысле революционны. Этой черты инстинктом самосохранения не объяснить. В той же главе автор, довольно наглядно показав связь с инстинктом самосохранения мышления теологического, научного и позитивного, вслед затем прибавляет: «однако мысль, временно удовлетворенная теологизмом и наукой, стремится вновь к самостоятельности. Тогда-то выделяется метафизика» (стр. 17). Откуда же, спросим мы, эта неудовлетворенность, это беспокойное искание новых путей, новых решений? С точки зрения самосохранения, естественнее было бы философской мысли просто поступить на службу теологии или положительной науки, углубляя и осмысливая выработанные ими решения. Откуда же эта наблюдаемая у большинства серьезных философов решимость сказать вместе с поэтом: «schädliche Wahrheit, ich ziehe sie vor dem nützlichen Irrthum»? Г. Оболенский говорит, что метафизика «выделяется как свободное искание ради инстинкта высшего самосохранения». Но ведь это только одна из тех фраз, при помощи которых можно все понятия перепутать друг с другом и свалить в одну кучу, но ничего нельзя действительно объяснить. Мы, повторяем, не отвергаем связи философских стремлений с инстинктом самосохранения и охотно признаем, что многие явления в истории философской мысли таким именно путем и могут быть объяснены; но мы считаем односторонностью попытку объяснять так всякую философию.

Вполне правильно и основательно раскрывает автор (во ІІ-ой главе), что наука не может заниматься решением чисто философских вопросов, что вопросы эти, однако, неизбежны и существенно важны для человека. Не дурно также отвечает он здесь и хулителям философии, от-

—686—

вергающим возможность решения ею своих задач (стр. 18–25). Но указывая во «враждебном разделении труда» главную причину, почему философия доселе не решила своей задачи (стр. 25), автор, по нашему мнению, опять впадает в большую односторонность. Причины гораздо сложнее и кроются как в свойствах самых задач, не допускающих окончательного и точного решения (к последнему человеческая мысль может лишь бесконечно приближаться в течение истории), так и в субъективных условиях самих философов (естественная ограниченность и неизбежная односторонность), так равно и в объективных условиях исторической обстановки, в какой появляется та или иная система.

В той же главе следует отметить любопытные и весьма характерные для всего предприятия автора рассуждения его о том, «чем должна стать история философии» (стр. 26 и сл.). Автор обвиняет современную научную разработку истории философии в таких недостатках, от которых она уже почти вполне освободилась, предъявляет ей, в качестве новых, такие требования, которые уже давно признаны и осуществляются историками (правда, не всегда в должной мере), и, главное, ложно приписывает ей то, в чем сам более всего повинен.

«Я желал бы, говорит он, чтобы история философии была не только общедоступно изложена, но и не утратила при этом своей научности... Я настаиваю, что ее необходимо сделать более научной, чем она является обыкновенно в трактатах по истории философии. Она не должна состоять только из хронологического изложения философских систем, сведенных к общепринятым рубрикам, – из изложения, сопровождаемого биографическими и библиографическими данными о философах, да критическими соображениями, развиваемыми с точки зрения того направления, к какому принадлежит составитель. Она должна быть исследованием об условиях (или причинах) происхождения, развития и преобладания в известные эпохи тех или других направлений (типов) мысли» (стр. 26). Вот бы где автору уместно было вспомнить свой собственный совет, даваемый в предисловии философам, игнорирующим изучение истории философии, – «не открывать уже

—687—

открытых Америк» (ср. стр. VII). И заметьте, читатель, каким тоном вносит г. Оболенский свои предложения! «Я настаиваю (ΝΒ), что ее необходимо сделать более научной, чем она является обыкновенно в трактатах по истории философии»... Какие, подумаешь, авгиевы конюшни представляют собою «трактаты по истории философии», если даже г. Оболенский почувствовал призвание взять на себя относительно их роль Геркулеса!... Грустно становится, когда подумаешь, что эта дерзкая выходка бросает грязью в таких корифеев науки, как Целлер, Куно Фишер и пр. А, впрочем, памятуя известную склонность русского человека, – на беду себе, отмеченную и самим г. Оболенским (стр. 15), – до всего «своим умом доходить», мы, пожалуй, можем и не слишком возмущаться комически-опереточной важностью и притязательностью нашего маленького реформатора, «в детской резвости колеблющего треножник» больших ученых... Если бы г. Оболенский знал, как действительно пишутся теперь научные курсы и трактаты по истории философии, он не стал бы говорить, будто они «состоят только из хронологического изложения систем», сведенных к каким-то «общепринятым рубрикам (?)»; чисто хронологическое изложение теперь уже не практикуется даже в курсах, претендующих, главным образом, на значение справочных изданий и стремящихся к возможной полноте литературных указаний и к изложению философских доктрин в порядке главных сочинений каждого философа; – и они не чуждаются идейно-логического, культурно-исторического и психологического прагматизма (укажем для примера на историю Ибервега-Гейнце). Если бы г. Оболенский знал о характере допускаемой в научной истории философии критики систем (т. н. «имманентная критика»), он не стал бы упрекать современных историков философии в том, что они сопровождают свое изложение «критическими соображениями, развиваемыми с точки зрения того направления, к какому принадлежит составитель»; теперь уже ни один «составитель» не считает себя в праве этого делать, по крайней мере, явно. Если бы, наконец, он знал, что научная история философии и без его советов является «исследованием об условиях происхождения, развития и

—688—

преобладания в известные эпохи тех или других направлений мысли», он удержался бы от своего гордого: «я настаиваю», которое так и напрашивается на сопоставление со знаменитым «J» accuse» покойного Золя... Короче говоря, если бы он знал, что «Америка уже открыта», он не стремился бы так «настойчиво» в Колумбы или, как иногда говорят, «не ломился бы в отворенную дверь».

Несправедливо упрекая современных историков философии в стремлении критиковать изучаемые системы с точки зрения разделяемых каждым писателем воззрений, г. Оболенский сам скорее всего и должен подпасть этому упреку. Можно было бы привести немало очень любопытных примеров этого. Но нам теперь достаточно указать наудачу хотя бы один. Вот, например, учения Шеллинга и Гегеля автор самым явным образом не хочет даже и понимать со стороны их исторических условий, умственного и культурного влияния и положительной ценности, а прямо с демонстративным подчеркиванием обзывает «возвращением к схоластическим приемам» (стр. 182 и сл.). Что общего у них с схоластикой, автор не объясняет, да и объяснить не может, так как о схоластике, – не обинуясь говорим, – имеет самое дикое и невежественное представление. История схоластики занимает у него ровным счетом 9 строк и гласит буквально следующее: «необходимо сказать еще два слова о «схоластиках», название которых читатели часто встречают в популярных сочинениях литературы. Слово схоластика произошло от дворцовой школы (schola), которой при Карле Лысом руководил Иоанн Скотус Оригена. Схоластиками называют людей, подчиняющихся вполне авторитету отцов церкви. Напр., Ориген исходил из авторитета Августина и Грегория. Но в то же время он и мистик, стремящийся путем внутреннего наития проникнуть в мировые тайны» (стр. 75). Здесь что ни слово – то перл. О схоластиках автор хочет сказать «два слова» потому, что «название их читатели часто встречают в популярной литературе». Судя по тону, подумаешь, что вот «специалист» собирается в чем-то поправить «популярную литературу» или пополнить ее недомолвки для предотвраще-

—689—

ния недоразумений со стороны малосведущих читателей популярных книг. Но мы, право, ни минуты не сомневаемся, что трудно сыскать такого невежественного читателя (по крайней мере, из прошедших хотя бы среднюю школу), который бы знал об этом меньше и хуже г. Оболенского. Вместо того, чтобы драпироваться в тогу авторитетного специалиста и бросать снисходительные замечания о «популярной литературе», автору лучше следовало бы самому заглянуть в какой-нибудь учебник по истории философии, хотя бы и «популярный». Но идем далее. Имя – «схоластика», конечно, не происходит «от дворцовой школы Карла Лысого», а дано писателями нового времени всей средневековой богословско-философской науке приспособительно к употреблявшемуся и в средние века названию «doctores scholastisi» (= «школьные учителя», преподаватели т. н. семи свободных искусств). В средние века слово «scholastica» было прилагательным женского рода и употреблялось обыкновенно, как эллиптическое выражение, вместо «sapientia scholastica», в противоположность житейской мудрости. А по происхождению своему, это прилагательное греческое (у Плутарха – ὁ σχολαστικὸς βioς). Чем, потом, как не крайним невежеством автора, следует объяснить превращение Эригены (Erigena = урожденец Ирландии) сначала в Оригену, а потом даже в Оригена (уж не церковного ли писателя III века?), «исходившего из авторитета» (?) Августина и какого-то «Грегория»? Ясно, что для автора схоластика и ее приемы – совершенная terra incognita. Что же хотел он сказать, называя философию Шеллинга и Гегеля «возвращением к схоластическим приемам»? – Да просто, думается, хотел отпугнуть этим жупелом читателей от несимпатичных ему философов. Не думает же он, в самом деле, утверждать, будто Шеллинг и Гегель «подчинялись вполне авторитету отцов церкви» (единственная из указанных им черт, характеризующих будто бы схоластику)? Самое изложение учений Шеллинга и Гегеля сделано крайне кратко и в таких бестолковых выражениях, что можно прямо видеть желание автора внушить читателям мысль о совершенной глупости этих доктрин. А заканчивается оно досадливым замечанием: «Излагать дальше философствования Гегеля я не счи-

—690—

таю нужным и интересным» (стр. 184). Таково то историческое беспристрастие автора, столь бесцеремонно рекомендуемое им современным ученым работникам по истории философии...

Третья глава, подобно двум рассмотренным, представляет тоже довольно любопытную смесь вполне здравых суждений с комическими потугами на оригинальность и глубокомыслие. Так 1-й параграф этой главы развивает и недурно аргументирует верную мысль, что только история философии укрепляет веру в будущность философии (стр. 29–31). Но уже § 2-й: «Настолько ли важно в жизни общее мировоззрение, чтобы стоило заботиться о его правильности, как заботятся, например, о науке, удовлетворяющей более насущным потребностям самосохранения?» – самым своим заглавием выдает намерение автора пуститься в область совершенно неуместных сравнений и отстаивать пользу философии на такой почве, где сделать это крайне трудно, не прибегая к рискованным натяжкам. И действительно, автор с неустрашимостью Ламанчского рыцаря бросается в «экономическую область производства материальных богатств», чтобы бороться здесь за славу своей Дульцинеи-философии. И замечательное совпадение, автор начинает свою экскурсию именно с родины этого рыцаря – Испании. «Я беру, говорит он, Испанию. Эта страна, – цветущая, плодороднейшая и богатейшая во всей Европе, – совершенно изменила свой характер после изгнания мавров, когда заменила их мировоззрения средневековыми католическими. При Филиппе III производство и распределение продуктов приняло здесь крайне своеобразный характер: почти все богатства нации идут на украшение храмов и монастырей. Численность одних францисканских и доминиканских монахов (т. е. производителей известных «духовных ценностей», потребляемых народом и оплачиваемых им) доходит до 32000, не говоря о других. В двух только епархиях, калагорской и пампелунской, считаются 24000 духовных лиц. В одном Севильском соборе 100 священников. На нужды религиозной пропаганды при Лерма тратится правительством 1152283 червонцев, а, между тем, промышленность и финансы истощены и пали до последней степени. Так, в

—691—

Севилье, имевшей в 14 в. до 16000 ткацких станков шелковых изделий, со 120000 рабочих, к царствованию Филиппа V остается 300 станков. В Толедо из 50 шерстяных фабрик, бывших в 1665 г., остается 13. Виноградники, сады бросаются и не возделываются. Вследствие страшного поднятия цен на продукты, жители бегут из городов, и в Мадриде вместо 400000 жителей, бывших в конце 17 в., к началу 18 остается 200000. Но и в деревнях не лучше: оттуда народ бежит в столицу, и толпа в 30000 нищих буквально осаждает город. Нет дня, в который не было бы убито несколько человек в драке за хлеб. Не с чего брать налога у крестьян; продукты в город их заставляют везти силой, при помощи палачей, разъезжающих по деревням. Две трети домов в городах брошены и разрушены. В столице голодный мор. Даже рыболовство на море пало. Хлебопашцы бросили свои земли» (стр. 32). Картина (не касаясь ее исторической правдивости) действительно весьма потрясающая. Но при чем же тут философия?... Мы допускаем, что начертанная автором картина могла бы давать основание для сравнения промышленных способностей испанцев и мавров; допускаем, что она оправдывала бы выводы относительно достоинства такой или иной политики – как общей, так и специально экономической; допускаем, наконец, что автор с некоторым правом мог бы рассуждать о нормальном и желательном отношении церкви и государства; но причем тут философия, мы совершенно не понимаем. Автор говорит, что все дело в замене мировоззрения мавров средневековым католичеством. Но ведь и магометанство (мировоззрение мавров) и католичество суть религиозные, а не философские мировоззрения. Затем, разве мы не видим массы и обратных примеров, – что магометанские страны находятся в культурном и экономическом упадке, а католические прогрессируют и могут даже считаться в числе передовых? – Очевидно, дело не в самой религии, а в некоторых сопутствующих обстоятельствах, делающих из нее орудие застоя и реакции.

В таком же роде и другие приводимые автором примеры. Особенно эффектно среди них объяснение того, по-

—692—

чему в современной России производится хлеба на душу на 27 гарнцев менее, чем во Франции 1840 года. «Нам станет это понятно, говорит автор, если мы вспомним, что во многих русских губерниях в число приемов производства хлеба входит, например, катание по засеянному полю духовного лица; этот способ практикуется почти во всей черноземной России для вызова дождя. Другой способ вызвать дождь состоит в том, что обливают баб водой» (стр. 35). И это говорится не в шутку, печатается не в юмористическом листке, а говорится с серьезной претензией доказать пользу философии, печатается в философской книге!...

Четвертая глава содержит рассуждения о влиянии на философскую мысль политических и экономических условий. Если не считать некоторых преувеличений публицистического характера, рассуждения эти в общем можно признать правильными. Но нас удивляет, что автор этими двумя, – сравнительно второстепенными, – влияниями ограничивает всю сферу «объективных условий философской мысли», забывая состояние научных знаний в ту или иную изучаемую эпоху, силу философских традиций, группировку партий и направлений и т. п. Ведь каждому новому мыслителю приходится в гораздо большей степени испытывать эти влияния, чем указанные автором политические и экономические.

Все указанные недостатки и крайности провозглашаемых автором руководящих принципов при разработке истории философии уже заранее дискредитируют в наших глазах его попытку дать критическую историю мысли; но мы все-таки готовы были бы признать за его книгой относительную ценность, если бы она осуществила хоть отчасти те здравые замыслы, которых, как мы видели, все-таки не чужд автор. Но, к сожалению, и этого отнюдь нельзя сказать. Автор оказывается абсолютно бессильным не только стать вполне на высоте своих замыслов, но и хоть сколько-нибудь приблизиться к их осуществлению. Читая его книгу, почти на каждом шагу поражаешься вопиющим контрастом между широковещательной постановкой задачи и мизерностью исполнения. Книга г. Оболенского, – несомненно, помимо его желания, – производит впечатление какого-то

—693—

фарса, почему мы и сочли себя в праве назвать ее «опереточной» историей философии.

Мы уже видели, сколь «научно» трактует о схоластике и Гегеле автор, желающий сделать историю философии «более научной, чем она является обыкновенно». Приведем теперь еще несколько примеров подобной же «научной» обработки философско-исторического материала.

Свою историю античной мысли (гл. 5, стр. 48 и сл.) автор начинает выпиской из известной «Истории материализма» Лянге и затем самым многообещающим тоном говорит: «Дадим несколько более подробные сведения об этих и других (у Лянге упомянуты Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, Гераклит, Эмпедокл и Демокрит) философах-материалистах, с которыми мы еще встретимся в XIX главе». Читатель жестоко разочаруется, если, поверив автору, станет искать в дальнейшем изложении «более подробных» и «более научных» сведений, чем те, какие дает Лянге. Во 1-х, ни о каких «других» философах, кроме упомянутых у Лянге, г. Оболенский не говорит; во 2-х, сообщаемые о них сведения нисколько не подробнее, чем у Лянге; в 3-х, сведения эти совершенно освобождены от того научно-критического аппарата, каким они обставлены у Лянге, представлены в непозволительно упрощенном виде и исторически неверном освещении и снабжены довольно смелыми сопоставлениями с данными новейшей философии (напр., Анаксимандр сравнивается с Дарвином, Гераклит – с Гоббесом, Демокрит – с английскими эмпириками 17 в.); в 4-х, в цитируемой автором 19 главе об этих философах нет ни слова. Это значит делать историю философии «более научной»...

Следующий параграф вызывает недоумение уже самым своим заглавием: «Греческие идеалисты: Сократ, Платон. Эпиктет, Клеон и др.» (стр. 52). Систематика и хронология – более чем странные... И замечательно, что о философах, упомянутых вслед за Платоном, в настоящем и, не говорится, если не считать мимоходом брошенных и к делу не относящихся сопоставлений Сократа с Кантом и Эпиктетом (стр. 52); а циники и киренцы, о которых говорится сравнительно подробно, должны подразумеваться в ничего не обещающем «и др.» Но что гово-

—694—

рит здесь автор, наприм., о Сократе и Платоне? Да не подумает читатель, что г. Оболенский раскрывает и обсуждает учения этих философов, насколько они известны по первоисточникам и насколько имеют историческое значение. Ничуть не бывало! Автор просто пользуется именами этих философов и случайно выхваченными обрывками из их учений (конечно, из вторых рук), чтобы привязать сюда свои разглагольствования об аристократизме и демократизме, о Канте и Галилейских рыбаках, о Ницше и о многом другом, имеющем к делу отдаленное отношение. Так Сократ дает ему повод распространиться о значении демократического происхождения: «Я думаю, говорит он, что Сократ, как человек, вышедший из толпы (черни), чувствовал, как чувствовали позднее галилейские рыбаки, что его братьям будет плохо до той поры, пока люди не станут совершеннее. В этом, вероятно, первый импульс (в чувстве) к тому, чтобы всю силу мысли сосредоточить на морали и ее развития в людях. Она кажется единственным спасением «униженных и оскорбленных». Поразительно, что Кант, так много сделавший для морали, был тоже сын ремесленника (седельника), но еще нагляднее наша идея подтверждается стоиками: Клеант был чернорабочий: днем – кулачный боец, он ночью носил воду и месил тесто. Эпиктет был римский раб, да еще обладал самым свирепым господином. Правда, Зенон начал свою карьеру купцом, но последователем Сократа и стоиком он сделался тогда, когда корабли его потонули, и он стал уличным бродягой в Афинах. Положим, впоследствии среди стоиков видали и императора (Марк Аврелий), но свойства идей таковы, что они заражают и соседние классы: так Платон был по рождению аристократ, но это не помешало учению Сократа овладеть его мыслями, как, наоборот, теории какого-нибудь материалиста могли увлечь и простого работника» и т. д. Подобные же размышления привязывает автор и к именам других рассматриваемых им философов. Неужели это можно назвать «критической историей философии»? Не говоря о фактических ошибках (о Зеноне) и о фантастических психологических догадках и исторических сближениях, все эти размышления надо признать прежде всего и главнейшим образом ни-

—695—

сколько не относящимся именно к истории философии, кинуть не помогающими ни лучшему ее пониманию, ни оценке. Зато об учениях рассматриваемых философов автор не считает нужным сообщить сколько-нибудь полные и точные сведения. Воззрения Сократа, напр., резюмируются таким вздорным образом: «он говорил: познай самого себя прежде всего, будь добродетелен и ты будешь знать все (??); мало того (?), ты будешь счастлив, счастье есть добродетель» (стр. 52). А о Сократовском методе, об его индукции – ни слова!... Столь же научны и сведения о философии Платона: «надо смотреть не глазами, а разумом, тогда увидишь не эту лошадь, или дерево, или стол, а их идеи»... В таком тоне балаганной пародии ведется все изложение доктрины, сопровождаясь настойчивыми уверениями, что система Платона является «амальгамой демократизма и аристократизма». Право, лучше бы было сказать, что собственное изложение г. Оболенского есть амальгама его невежества и случайно надерганных обрывков сведений из второстепенных пособий, – преимущественно на русском языке.

Еще один пример из древней философии. Изложение Аристотелевой философии ограничивается самым беглым и до последней степени упрощенным обзором его психологии и этики (причем какого-либо знакомства с сочинениями Аристотеля, разумеется, нет ни малейших признаков). Его логика и важнейшая часть его философии – метафизика – совершенно игнорируются. Игнорирование метафизики все-таки, по-видимому, сознавалось и самим автором, как нечто немножко неуместное; ведь это и на самом деле значит отнюдь не меньше, чем если бы историк литературы, говоря о Гоголе, забыл о его «Мертвых душах». И вот г. Оболенский маскирует свой поистине невообразимый шаг важной миной особого и очень глубокого умысла: «Его метафизические взгляды, говорит он, я излагаю в главе о типах мышления» (стр. 64). Почему это оказалось нужным отнести метафизику на конец книги (гл. 24), автор не объясняет; и мы никакого разумного объяснения предположить не можем, потому что, при громадном влиянии Аристотелевой метафизики на последующую философию, опущение ее в своем месте совершенно непонятно. Но, обращаясь к указываемой авто-

—696—

ром главе, мы, кажется, начинаем понимать, почему он так поступил. Аристотелевской метафизике там посвящено 12 строк такого невероятного вздора, что едва ли и сам автор, – при всем своем самообольщении, – считал эту тираду за что-либо большее. Ясно, что в своем месте он метафизики Аристотеля не излагает потому, что совершенно ее не знает и не понимает. Чтобы не оставаться голословными, приведем это замечательное изложение. «Аристотель говорил, что «каждое существо в малейших частицах своих есть микрокосм (мир в малом виде)». Это не атомы Анаксагора, мертвые и одаренные только тяжестью и движением, происшедшим от предвечного толчка, это – цельные, одушевленные единицы живого вещества мира (монады). По мнению Аристотеля, целесообразность мира не навязана ему извне, как полагал Лейбниц, вводя свою предуставленную гармонию, управляющую монадами, – нет, целесообразность достигается сознательным стремлением души. Душа же не есть нечто отдельное от тела; Аристотель понимает ее, как энтелехию, т. е. руководящую цель» (стр. 311). Приписываемого автором выражения о микрокосме у Аристотеля совсем нет. Понятие микрокосма у Аристотеля есть, но оно у него дано совсем не в такой фразе (у Ар.: ἐν μικρῷ κόσμῳ γίνεται, καὶ ἐν μεγάλῳ) и не в таком смысле, как у г. Оболенского. Анаксагору здесь приписано совсем не принадлежащее ему понятие об атомах. Столь же странно представлять и Аристотеля учившим о монадах, как «одушевленных единицах живого вещества мира». Подобного учения у него совсем нет. Не более соответствует действительности и приписываемое Аристотелю объяснение целесообразности, и определение энтелехии. Не правда ли, читатель, история философии становится в изложении г. Оболенского «более научной, чем она является обыкновенно в трактатах по истории философии»?... Эта горделивая претензия г. Оболенского здесь опять нам вспомнилась особенно потому, что изложение Аристотелевских воззрений на стр. 64–66 представляет собою лишь искажение сказанного об этом предмете на стр. 86–87 русского перевода не особенно важной в научном отношении «Истории философии» Кирхнера. Вот уже истинно научная самостоятельность! И таких примеров в книге весьма немало...

—697—

Читателю, может быть, уже наскучило следить за научными подвигами г. Оболенского; и мы, чтобы не злоупотреблять более без надобности его терпением, ограничимся еще одним только примером из новой философии, – примером очень характерным и даже не нуждающимся в комментариях. Вот как излагается учение Канта о познании (стр. 169–170): «По Канту все наше познание образуется так: нечто непознаваемое действует на нас извне. Это действие воспринимается нашими ощущениями, которые сообщают ему свою форму – пространства и времени: пространства для внешних ощущений, времени для внутренних.... Чувственный опыт попадает в обработку к рассудку. Рассудок – это способность суждения. Для этого у рассудка есть несколько типов суждения или категорий, всех 12, в том числе суждения причинности, суждения всеобщности (все люди смертны), суждения частности (некоторые люди – издатели) (!) и т. д. Их можно свести к главным категориям и типам суждения, именно: отношения, качества, количества и изменяемости. Раскладывая весь чувственный опыт по этим ящикам своим, рассудок образовывает всевозможные суждения и понятия. Эти-то суждения и понятия уже обрабатывает разум, т. е. подыскивает им основания, приводит их к общности и единству посредством своих идей (мира, Бога, абсолюта, нумена, души). Отсюда ясно»... Но довольно! Отсюда «ясно» только одно, что более варварского упрощения и, sit venia verbo, обессмысливания над Кантовской гносеологией и нельзя было проделать. Даже известная «Священная история со слов дяди Степана» – и та в своем роде удовлетворительнее. Если бы мы по многим признакам не думали, что г. Оболенский вообще пишет серьезно, мы приняли бы такое изложение за злостную пародию.

Мы исчерпали лишь малую часть перлов книги г. Оболенского, а она полна ими сверх меры. Особенно много поучительного в заключительных главах, содержащих подведение итогов. Но не довольно ли уже и того, что мы видели? Не в праве ли мы сказать, напоминая начало нашей заметки, что земля Русская... не оскудевает известного рода «писателями»?...

П. Тихомиров

1902 г. 5 декабря.

—129—

1875 г.

и во время посещения им лекций, и во время осмотра им Академических зданий, и в сопровождении его при посещении им Лаврских храмов и учреждений, и во время путешествия его в Скит и в Вифанию. Могу признаться без всякой похвальбы, что дела мне было много, но по милости Божией я провел все это время благополучно и без утомления, и был осчастливлен посещением Преосвященного в моем доме и при прощании с ним выражением мне особенной благодарности. Результат ревизии неизвестен, но я вел свое дело, руководясь внушениями чистой совести.

День ангела своего (1 мая) Преосвященный провел, как день будний, за делом в Академии. Ни обеда, ни общего поздравления не было. Имев возможность узнать его ближе, чем другие, могу сказать, что это человек замечательнейший по необычайно-проницательному уму, по обширной учености, по редкой мягкости обращения. Hoc omnibus patet, quid autem sub hoc latet, Deus Solus videt.

У нас начались экзамены и на мою долю приходится быть в 23 заседаниях. О. Ректор в половине мая уезжает на дачу. Здоровье его все еще некрепко».

Поздно мне пришлось отвечать на это любезное послание, а именно я писал почтенному Сергею Константиновичу не ранее 15-го июля и вот что писал ему:

«С родственником-студентом С.-Петербургской Академии Виноградовым²⁶²⁸ посылаю на имя о. Ректора обещанную мною для Академической церкви икону Озерянской Божией Матери и письмо со вложением 100 руб. для устройства приличной рамы для этой иконы. Если о. Ректор дома, то прошу Вас вручить ему то и другое; а если нет, то благоволите распорядиться деньгами сами по своему усмотрению.

При этом прошу Вас, достопочтеннейший Сергей Константинович, принять от меня другой экземпляр той же иконы в благословение Вам и Вашему благочестивому семейству».

Из Харьковской Складочной Таможни нередко присыла-

—130—

1875 г.

лись в Консисторию, для рассмотрения и заключения, вывозимые из-за границы разные священные предметы. На одном из журнальных постановлений Консистории по делам сего рода мною дана была 17 мая следующая резолюция:

«Предварительно возвращения священных изображений в Таможню, просить от моего лица уведомления от Г. Управляющего Таможнею, как будет поступлено, по существующим узаконениям, с означенными изображениями, в случае возвращения их в Таможню».

18-го ч. писал мне из Петербурга Секретарь С.-Петербургского Отдела Общества любителей духовного просвещения, Флигель-Адъютант Полковник Александр Алексеевич Киреев²⁶²⁹:

«Пользуясь благорасположением, выказанным Вами ко мне, позволяю себе рекомендовать благосклонному вниманию Вашего Преосвященства подателя сего письма, который принял единоверие и готов употребить все свои силы и способности на служение истине и правде. Отец Тимофей²⁶³⁰ был не только воспитанником, но и сотрудником Павла Прусского²⁶³¹, и, по-видимому, мог бы служить с великой пользой делу миссионерства в среде раскольников. Не знаю, может ли он со значительным успехом исполнять обязанности приходского священника, но свои способности, как миссионер, он уже доказал на деле!

Позволяю себе представить при сем краткий отчет о наших сношениях со старокатоликами. Вы изволите усмотреть из него, что мы сделали уже значительные шаги вперед, на пути сближения; из газет вам, конечно, известно, что и Вселенский Патриарх принимает участие в решении этого вопроса.

Поручая себя молитвам Вашего Преосвященства, прошу Вас принять уверение в совершенной преданности»...

19 ч. посещал я Семинарию для присутствования на ис-

—131—

1875 г.

пытании учеников IV класса по «Обзору философских учений». Ответы были, большей частью, удовлетворительны. Преподаватель Вас. Феоктистов, даровитый и сведущий в своем деле наставник, магистр XXVI курса (1868 г.) Москов. Духов. Академии.

На следующий день, 20 ч., я снова был в Семинарии на испытании учеников VI класса по Догматическому Богословию. Некоторые ученики отвечали очень удовлетворительно, а другие слабо и вяло. Преподаватель Вещуров²⁶³² не может почитаться вполне удовлетворительным наставником.

21-го ч. в среду, день отдания Пасхи, выехал я, в сопровождении Кафедрального Ключаря, во 2-м часу пополудни в Вознесенский Хорошев женский монастырь, для участия в храмовом его празднестве.

На пути встретили мы село Бабаи, в 12-ти верстах от Харькова, имение помещика Щербинина. Церковь каменная во имя Архистратига Михаила очень благолепна; иконы хорошей итальянской живописи, но не вполне соответствуют характеру православного храма. Две главных местных иконы в иконостасе не довольно обычного вида: Спаситель представлен идущим и беседующим с двумя учениками на пути в Еммаус; Божия Матерь изображена приносящею в Иерусалимский Храм Младенца-Иисуса.

В 4 часа прибыли мы в монастырь и, после обычной встречи в храме, вошли в настоятельские келии.

Вознесенский Хорошев монастырь стоит на высокой горе, окруженной с трех сторон глубокими оврагами, и составляет одну из лучших и красивейших местностей в окрестностях Харькова; от чего производят и его название Хорошев. Но, при всей красоте местоположения, Хорошев монастырь имеет и важные неудобства, а именно: так как поверхность горы, занимаемой обителью, очень невелика, а между тем число сестер год от году умножается (в 1875 г. всех живущих в монастыре было 311 душ), то постройки келий очень стеснены, и нет возможности строить новые здания. Еще более важное затруднение относительно добывания воды; ее нужно носить из-под горы, саженей на 20-ть или более высоты.

—132—

1875 г.

Основание Вознесенского Хорошева монастыря относится ко второй половине XVII столетия. В 1741 г. он приписан был, по скудости собственных средств к существованию, к мужскому Куряжскому монастырю, но в 1749 г. опять получил независимость. С 1851 г. введена в обители общая трапеза, а в 1854 г. утверждено Св. Синодом полное общежитие. В 1871 г. учрежден при монастыре, на монастырские средства, детский приют для бедных девочек духовного происхождения.

В прежнее время, в Хорошевом монастыре существовал такой обычай: пред пострижением девицы одевались в лучшее платье, вплетали в косы на голове цветы, и в таком порядке шли в церковь для пострига, как бы под брачный венец с духовным женихом – Иисусом Христом.

В настоящее время, в Хорошеве монастыре две каменных церкви – одна холодная в честь Вознесения Господня с приделом, и теплая – трехпрестольная. Монастырский причт состоит из двух священников и диакона.

Игумения Олимпиада²⁶³³, с четырех лет от рождения находящаяся в монастыре, не отличается образованием, но внимательна к своим обязанностям.

По приезде моем в монастырь, в 6-ть часов начался благовест ко всенощной. Праздничная служба совершалась по Уставу и по чину монастырскому. На левом клиросе пели монастырки, но не так стройно, как в Николаевском монастыре.

На другой день, 22-го числа, в самый праздник Вознесения Господня, после ранней литургии совершался так же, как и в Николаевском монастыре, крестный ход вокруг монастырской ограды. В 9-ть часов благовест к поздней литургии, которая совершена была мною с обычной торжественностью при значительном стечении богомольцев из окрестных селений и частью из города.

После чаю и пред обедом осмотрена была монастырская ризница и посещен детский приют, в котором на этот раз было в двух классах 27 девочек, коим я дал по образку и 10 рублей деньгами на гостинцы.

—133—

1875 г.

Был затем в некоторых монашеских келиях, между прочим, в келии старшей сестры покойного Архиепископа Иннокентия (Борисова) восьмидесятилетней старицы Екатерины Алексеевны, которая сказывала мне, что она учила знаменитого брата своего грамоте. Наконец, благословивши монашескую трапезу, я возвратился в игуменские келии, которые я занимал и в которых приготовлена была и для меня с избранными гостями праздничная трапеза.

После обеда тотчас же отправился я в город и на ночь возвратился в свое Всехсвятское:

24-го ч. писал я в Москву В. М. Бостанжогло:

«Я думал, что с перемещением меня из бедного Витебска в богатый Харьков благотворительные ко мне отношения благодетельной Москвы прекратятся, но оказывается напротив. Меня и здесь добрая и благочестивая Москва преследует, так сказать, своею любовью и своими благодеяниями. Скажите же Бога ради, чем я заслужил такую любовь Москвы и чем могу воздать ей за ее ко мне недостойному внимание и благорасположение?

Достопочтеннейший Василий Михайлович! Примите Вы и благоволите передать и прочим участникам Вашим выражение моей глубокой сердечной признательности за богатое и неожиданное для меня приношение.

Когда в первый раз (11-го сего мая) употреблены были при богослужении присланные Вами облачения, Харьковцы были до крайности удивлены таким богатым и изящным приношением. Здесь, ни при Архиерейском доме, ни при Кафедральном Соборе, не было и нет подобных облачений. И потому тем более имеет цены Ваш дар, чем более он был благопотребен и чем менее у меня, в настоящую пору, при обременении моего Архиерейского дома долгами, имеется собственных средств для удовлетворения этой потребности.

Нет нужды изъяснять Вам, с каким усердием воссылалась мною и моими сослужителями к престолу Господню молитва о Вашем здравии и о здравии прочих благотворителей. Николай Александрович²⁶³⁴, доставивший нам

—134—

1875 г.

Ваши приношения, был свидетелем этого соборного моления.

Но к общему чувству нашей искренней признательности за щедрый дар примешалось, к сожалению, тяжелое чувство душевной скорби при вести о постигшей Вас мучительной болезни, воспрепятствовавшей Вам прибыть в Харьков и лишившей нас утешения лично выразить Вам наши чувства сердечной признательности и глубокого к Вам уважения.

В залог этих чувств и в знамение благословения Божия Вам и присным Вашим прошу принять от меня препровождаемое при сем священное изображение Божией Матери, именуемой Озерянскою. Подлинная чудотворная икона Божией Матери составляет главную святыню Харькова и предмет благоговейного чествования для здешнего благочестивого и набожного населения.

Возвращение Вам здравия составляет предмет моего искреннего сердечного желания и усерднейшей молитвы к Верховному Источнику и Подателю жизни и всяких благ. При этом меня не оставляет добрая надежда рано или поздно видеть Вас у себя, в Харькове, дорогим гостем. За это ручается мне и Ваш добрый племянник Николай Александрович, которого я душевно полюбил за его прекрасные качества».

27-го же числа писала мне из Витебска, Начальница Духовного Училища, Баронесса М. А. Боде:

«Грустно памятны мне все годовщины последних чисел мая прошедшего года: наш экзамен, акт, выпуск, освящение нового иконостаса, праздник св. Евфросинии – все эти дни, в которые мы постоянно видели Вас в кругу нашем, то в церкви, то в училище, то у Вас в Залучесье; всякий день вспоминается то или другое происшествие, то или другое удовольствие и так хочется, хотя письменно, откликнуться Вам и вызвать и с Вашей стороны туже мысль, тоже воспоминание.

Преосвященный Викторин в последние две недели ездил по епархии, посещал Инфляндские уезды; сегодня ожидают его возвращения. В день св. Евфросинии он служил в Спасском монастыре. Рассказывают, что Игумения не встретила и не проводила его, а только подошла

—135—

1875 г.

в церкви к благословению, после чего ушла к себе. Он же осматривал монастырь и Училище в сопровождении монахинь, после чего и уехал в город!...

Прелестная Залучеса также сиротеет без Вас. Преосвященному Викторину не нравится ее пустынное местоположение и отдаленность от города. Он намерен остаться на лето в Витебске и довольствоваться своим городским садом.

Все мои, т. е. служащие при училище и воспитанницы, просят Ваших святых молитв и благословения и просят принять изъявление их глубочайшего почтения».

28-го ч. в среду в 9-ть часов утра выехал я, в сопровождении Кафедрального Ключаря, из Харькова с целью обозрения церквей. Путешествие мое по епархии продолжалось до 17-го июня. В продолжение трех недель мною обозрено было в уездах Харьковском, Валковском, Ахтырском, Лебединском, Сумском и Богодуховском, два монастыря и 90 церквей; причем совершено 10 литургий и одно освящение храма; осмотрено одно духовное училище и несколько церковно-приходских и народных школ.

Вот некоторые подробности этого первого моего путешествия по новой, мне вверенной, епархии.

Первое, встретившееся мне на пути, село было Песочино, в 10-ти верстах от Харькова. Название села заимствовано, очевидно, от окружающих оное песков. Церковь каменная во имя Вознесения Господня. В алтаре на южной стене заметил образ Лоретской Божией Матери; вокруг изображения Богоматери в малых медальонах изображения, или, точнее, портреты разных фигур – польских и французских королей. По всей вероятности, этот образ принесен из-за Днепра черкасами – первыми поселенцами по берегам речки Безчереватой, при которой расположено село Песочино.

Далее следовало село Люботин, известное своими грушевыми рощами. Люботинские груши, в сушеном виде, распространены едва ли не по всей северной России. Люботин довольно многолюдная слобода; в ней около 3000 душ обоего пола. О Люботине сохраняются сведения, что там был Петр I, когда спешил из Азова чрез Харьков

—136—

1875 г.

под Полтаву; а Император Александр I-й, по пути также в Полтаву, слушал в здешнем храме 1 августа литургию и после оной ходил на водоосвящение к колодцу. Церковь в Люботине очень благолепна. По осмотре ее, я заходил в дом священника Лобковского, который вместе и благочинный.

В 4 часа пополудни прибыл я в г. Валки.

Название Валок взято с вида местности волнистой или холмистой, среди которой расположен город. Весной и летом этот город представляет живописный вид; он весь погружен во фруктовых садах. Население его простирается до 10 т. душ обоего пола. Всех церквей в городе 6, в том числе и кладбищенская.

По приезде в Валки, я слушал в своей квартире, в доме соборного Протоиерея Солодовникова²⁶³⁵, всенощную службу, а на другой день, 29-го числа, соборно совершал литургию. После обедни, напившись чаю, обозревал городские церкви. Из городских священников обратил на себя мое внимание священник Георгиевской церкви П. Будянский²⁶³⁶, отличающийся способностью писать проповеди. Его имя известно даже в печати; он составил Летопись Верхохарьковского Николаевского девичьего монастыря, при котором прежде был священником, с 7-го октября 1845 г. по 7 октября 1870 г. Летопись эта напечатана в Харькове, в 1870 г.

В Валках сохраняется память о прежнем настоятеле собора, Протоиерее Василии Снесареве. Это весьма замечательная личность. Сын соборного звонаря, родившийся 1 января 1756 г., в отрочестве пас стадо овец своего отца; 16-ти лет поступил в Харьковский Коллегиум; по окончании здесь курса, отправлен был в Нежин для практического изучения Греческого языка, а оттуда отправился в Киев для слушания академических лекций. Там сблизился он со знаменитым проповедником, протоиереем Левандою. По возвращении из Киева, он определен

—137—

1875 г.

был учителем Греческого языка в Харьковском Коллегиуме и в тоже время получил сан священника. Затем 12-го июня 1786 г. определен был на протоиерейское место к Преображенскому собору в г. Валках, где и оставался до конца своей жизни; он скончался 20-го августа 1833 г., на 78-м году от рождения. – Протоиерей Снесарев отличался необыкновенным даром слова и высокой духовной жизнью, за что и пользовался общим уважением в епархии²⁶³⁷.

Из Валок чрез села Перекоп и Высокополье приехал я в село Алексеевку. Церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы; храмовая икона неискусного письма. На иконостасе поверх царских врат размещены разноцветные стаканчики, для освещения храма, что мне показалось не весьма уместным.

На другой день, 30 числа, ранним утром, отправился я далее, по направлению к г. Ахтырке. На пути видел церкви в слободах: Мурафе, Краснокутске, Козеевке и Каплуновке.

В Мурафе две церкви – Николаевская и Михайловская, не отличающиеся благолепием, в особенности неблаговидны в иконостасах иконы. В Мурафе, равно как и во многих других церквах епархии, я увидел в алтаре и на разных местах церкви выносные кресты на пьедесталах с двухглавыми орлами.

Краснокутск, или Красный Кут – упраздненный уездный город. Название его объясняют красивой местностью над рекой Мерлом, при подошве довольно значительной возвышенности, осененной грушевыми и сливовыми садами.

В Краснокутске три приходских храма: Николаевский, бывший соборный, Успенский и Михаило-Архангельский.

Из Краснокутска чрез Козеевку приехал в слободу Каплуновку. Здесь храм во имя Рождества Пресвятой Богородицы, основанный в 1788 г., очень обширен и величественной архитектуры. В нем находится Чудотворная икона Божией Матери, именуемая Каплуновскою. С нею еже-

—138—

1875 г.

годно в сентябре совершается крестный ход в уездный город Богодухов. Каплуновская икона была при Петре I во время Полтавской битвы с Карлом XII, и пред нею Петр молился со слезами.

В то время, как Петр пред Полтавской битвой находился с иконой в Харькове, Карл с Мазепой был в Каплуновке. Мазепа²⁶³⁸ оставил здесь по себе память; им пожертвована была священническая риза зеленого бархата с шитым золотым оплечьем и епитрахиль красного бархата с таким же шитьем.

В половине 5-го часа пополудни прибыл я в г. Ахтырку. После обычной встречи в Соборе всем городским духовенством, при многочисленном стечении народа, я поместился в так называемом Графском здании, рядом с теплым собором. Графским здание называется потому, что построено в прошедшем столетии Графиней Чернышевой, урожденной баронессой фон-Вейдель.

В 6-ть часов началась всенощная служба с литией и величанием; на левом клиросе пели ученики духовного училища довольно стройно.

На следующий день, 31 числа, в субботу пред Пятидесятницей, совершена была мною в Соборе литургия. В этот день после литургии с 1844 г. ежегодно совершается крестный ход с чудотворной Ахтырской иконой Божией Матери²⁶³⁹ из Ахтырского Покровского собора в Ахтырский Троицкий монастырь, отстоящий в 4-х верстах от города. Я проводил крестный ход до градской Успенской церкви, а отсюда в экипаже проехал в монастырь.

В городе Ахтырке 6-ть церквей; из них особенного внимания заслуживает Соборная Покровская.

Храм этот начат постройкой, по повелению благочестивой Императрицы Елисаветы Петровны, в 1753 г. на месте явления чудотворной иконы Божией Матери, именуемой Ахтырской. План для него сочинен был знаменитым Архитектором XVIII столетия, графом Растрелли.

—139—

1875 г.

Архитектура храма величественная; иконостас весьма высокий и благолепный; престол в главном алтаре необыкновенно больших размеров, обложен со всех сторон бронзовыми досками с рельефными сребропозлащенными по ним священными изображениями. Один и очень важный недостаток в этом замечательном храме: алтарь не поднят ни на одну даже ступень над уровнем церковного пола.

В соборе, кроме некоторых ценных утварей, достойна внимания золотая риза на чудотворной иконе Божией Матери, богато украшенная бриллиантами и другими драгоценными камнями, ценой в 32,000 рублей серебром.

Причт соборный состоит из Настоятеля, 2 священников, 2 диаконов и 4 псаломщиков.

Настоятель протоиерей Андрей Попов²⁶⁴⁰ – кандидат X курса (1841 г.) Киевской дух. Академии – человек добрый и кроткий, но не всегда внимательный к своим обязанностям.

Протоиерей (на священнической вакансии) В. Лопатин из студентов Семинарии, очень способный и дельный, но, к сожалению, не всегда трезвый.

Протоиерей (на священнической вакансии) И. Клементьев²⁶⁴¹, он же и Смотритель духовного училища, старший кандидат ΧV курса (1851 г.) Киевской д. Академии.

Соборный Староста-купец Ив. Тим. Расторгуев весьма ревностный исполнитель своих обязанностей и любитель церковного пения; он и при мне читал шестопсалмие и часы.

За соборною оградой находится духовное училище, которое также было мною посещено. Я, в сопровождении смотрителя, Протоиерея Клементьева, и прочих наставников, прошел по всем классам и произвел испытание по всем почти предметам. Ответы учеников не по всем предметам были удовлетворительны.

Ахтырский Троицкий монастырь, куда совершается из Ахтырского собора крестный ход, занимает живописное местоположение на высокой конусообразной горе, с трех сторон омываемой рекой Ворсклой.

—140—

1875 г.

Первоначальное основание этого монастыря относится к половине XVII века. В 1654 г. прибыл сюда из-за Днепра, вследствие гонений со стороны иезуитов, игумен Троицкого монастыря Иоанникий со всей своей братией в числе 40 человек, с церковной утварью, с книгами, ризами и даже колоколами. Первый храм, деревянный, был построен во имя Благовещения Пресвятой Богородицы; почему и монастырь назван был Благовещенским. Но в 1724 г., вместо деревянного храма, воздвигнут был Царским духовником – уроженцем Ахтырского уезда, протоиереем Т. В. Надаржинским²⁶⁴², храм каменный во имя св. Троицы, и с этого времени монастырь, по благословению епископа Белгородского Епифания²⁶⁴³, стал называться Троицким. В 1787 г., в числе многих других украинских обителей, упразднен был и Ахтырский Троицкий монастырь, а храмы, за исключением Троицкого, и каменная ограда были разобраны, и кирпич продан был по 50 коп. за тысячу. Но в 1835 г. православные жители г. Ахтырки и некоторые из усердных помещиков Ахтырского уезда возымели благочестивое намерение воссоздать разрушенную обитель. После семилетней переписки, наконец, 30 ноября 1842 г. последовало Высочайшее соизволение на возобновление монастыря в виде общежития. Утром 3-го июля 1843 г. из Ахтырки начался крестный ход с чудотворной иконой Божией Матери в монастырь, где, по прибытии крестного хода, совершена была Преосвященным Епископом Иннокентием литургия и благодарственный молебен в присутствии высших губернских и уездных властей и многочисленных богомольцев; вслед затем заложено было каменное здание для теплого храма и помещений братии. Таким образом, к великому утешению окрестных жителей, совершилось восстановление древней иноческой обители. В память этого радостного события положено ежегодно совершать накануне дня Св. Троицы

—141—

1875 г.

крестный ход с чудотворной иконой из г. Ахтырки в возобновленный Троицкий монастырь.

1-го июня, в день Св. Троицы, и 2-го, в день Сошествия Св. Духа – храмовый праздник Обители, я совершал литургии в Троицком монастыре, при многолюдном стечении народа как из Ахтырки, так и из разных отдаленных мест. Погода в тот и другой день была самая благоприятная.

В свободные от богослужения часы я обозрел все монастырские здания и некоторые из братских келий. Прогуливаясь вокруг монастырской ограды, я любовался с высоты горы окрестными видами.

3-го ч., после ранней литургии, оставил я Троицкий монастырь и отправился в дальнейший путь.

На этом пути прежде всего встретил село Тростянец.

Тростянец – родина помянутого выше Царского духовника, Протоиерея Т. В. Надаржинского. Имение это принадлежало Ахтырскому Полковнику Перекрестову; но в 1704 г. оно отобрано было в казну, а около 1720 г. пожаловано Петром I его духовнику, по уважению к его долгой верной службе и, в частности, за заслугу его по делу изменника Мазепы. Тростянец от Надаржинского перешел к его сыну Осипу Тимофеевичу и затем к дальнейшим потомкам; но в настоящее время он вышел уж из рода Надаржинских и принадлежит какому-то иностранцу.

Церковь в Тростянце во имя Благовещения Пресв. Богородицы каменная, не довольно вместительная; предположена к расширению. Оригинальны царские врата: в них семь столпов и одна фигура – символ Ипостасной Премудрости. Настоятель церкви священник А. Авксентьев страдает горловой болезнью.

Далее – село Комянка. Церковь на довольно высоком холме: вид красивый. На горнем месте в алтаре картина Тайной Вечери; на столе, за которым сидит Христос и Его апостолы, изображены, между прочим, лежащими на блюде две рыбы. В царских вратах образа писаны на стекле.

Церковь эта каменная и довольно благовидная, приписана к соседней деревянной и очень тесной церкви в селе Каменском. В этой церкви на горнем месте очень за-

—142—

1875 г.

мысловатое изображение Божией Матери. Божия Матерь в царской порфире, с покрывалом и короной на главе, на шее цепочка с крестом; в правой руке у ней лилия, а в левой яблоко; под ногами луна и змий с яблоком в пасти.

Из Каменского чрез село Люджу приехал в село Криничное – поместье дворянина Пассек. Здесь Архиерейского посещения не было никогда. В церкви, между прочим, встретила меня, за отсутствием мужа, супруга г. Пассека и убедила зайти в их дом, где уже приготовлен был обеденный стол. Я не мог отказать в усердной просьбе, но чрез это потерял лишний час, и потому не мог в тот же день прибыть в Лебедин, где предположен был мой ночлег.

Отправившись далее, встретил я на пути большую слободу – Бержелю (заштатный город). В ней три церкви, из коих одна, именно Рождество-Богородичная, была соборной.

В 9½ часов вечера прибыл я в слободу Рябушку и остановился на ночлег в доме благочинного, священника Томашевского²⁶⁴⁴. Дома в этой слободе расположены в одну линию на протяжении 7-ми верст. Церковь находится почти в средине слободы. По причине позднего времени я не мог хорошо ее осмотреть!

На следующий день, 4 числа, в 8-мь часов утра приехал я в г. Лебедин.

После обычной встречи в соборе, поместился я в доме соборного священника и благочинного Н. Ходского²⁶⁴⁵. В тот же день обозрены были мною все городские церкви, коих числом, кроме собора, три приходских и четыре приписных. Из них более примечательна по своему благолепию приходская церковь Троицкая.

В 6 часов вечера началась в соборе всенощная, на которой по обычаю выходил я на литию и величание. Собор высокий, обширный и благолепный; иконостас во всю вышину храма сплошь золоченый; иконы местные покрыты серебряными золочеными ризами.

—143—

1875 г.

5-го числа в 9 часов благовест к литургии, которая совершена была мною соборно; собор не мог вместить всех богомольцев.

После обедни чай и завтрак в доме настоятеля собора, протоиерея В. Андриевского. О. Андриевский – младший кандидат VIII курса (1837 г.) Киевской Дух. Академии – человек добрый и честный, но не обширных познаний.

После обеда в доме благочинного Ходского оставил Лебедин и на ночлег приехал в село Боброво, где очень радушно принят был знатной помещицей Верой Ивановной Анненковой, вдовой Генерал-Адъютанта Анненкова²⁶⁴⁶, бывшего Киевского Генерал-Губернатора. Вера Ивановна показывала мне 11-ть томов писем и телеграмм от ее покойного супруга, и на основании этих материалов она предприняла составить его биографию.

Бобровская церковь, находящаяся при доме помещицы, содержится очень благоприлично. В алтаре стоит икона с изображениями разных святых, поднесенная покойному Η. Н. Анненкову 6-го декабря 1863 г. гражданами Киева, в бытность его там Генерал-Губернатором.

Близ церкви – народная школа, в которой занималась обучением одна из дочерей Г-жи Анненковой; а при школе открыта чайная для крестьян, которую они могли посещать в известные часы дня. Ту и другую я осмотрел и произвел испытание детям по всем предметам, какие преподаются в школе, чем доставил великое удовольствие наставнице-барышне.

Усадьба Генеральши Анненковой расположена на красивой местности. Большой каменный дом стоит на возвышенном холме; от него вниз спускается обширный тенистый сад, омываемый рекой Ислом. По берегу Исла идут на довольно далекое расстояние заливные луга.

Утром 6 числа, оставивши гостеприимный кров Г-жи Анненковой, я приехал в село Василевку, где встретило меня новое гостеприимство. Помещица этого села Марья Львовна Богаевская, встретивши меня в церкви, убедила зайти в ее дом и принять трапезу.

—144—

1875 г.

Из Василевки прибыл я в слободу Ольшаны²⁶⁴⁷ – имение вдовы Генерал-Майора Анны Сергеевны Шатовой, урожденной Пустовойтовой.

В этой обширной слободе, в которой более 5000 жителей, две приходских церкви, стоящие рядом одна с другою, и два отдельных причта.

Церковь во имя Архистратига Михаила, деревянная, существует с конца прошедшего столетия; другая каменная, во имя Сергия и Анастасии, сооружена в 1827 г. помещицей Анастасией Пустовойтовой (матерью настоящей помещицы) над гробами родственников ее. Но эта церковь, к моему приезду, была возобновлена, с нарушением престола и устройством нового иконостаса²⁶⁴⁸. Мне предстояло совершить освящение сего престола, что и было исполнено мною на другой же день после моего приезда в Ольшаны.

7-го числа, в субботу, в 9 часов утра начался трезвон к водоосвящению, и затем благовест к литургии. Пред литургией совершено было по чину освящение храма, и затем литургия. Храм небольшой, в нем рамы у окон все глухие, т. е. нерастворчатые, народу множество, погода чрезвычайно теплая: признаюсь, едва мог я выдержать, при чрезмерной духоте, столь продолжительное богослужение. По возвращении из церкви в дом, я благословил возобновительницу и украсительницу храма иконой преподобной Евфросинии, Княжны Полоцкой.

После обычной, в таких случаях, торжественной трапезы в доме возобновительницы храма, где я имел пребывание, требовалось для меня немалое время для отдохновения. Поэтому я не мог уже с вечера выслушать в церкви всенощную воскресную службу, а велел отправить ее для себя на следующий день, 8-го числа, в 7-мь часов утра, в своей квартире. В 8½ часов слушал литургию в новоосвященном храме, которую совершал приходский священник.

—145—

1875 г.

После литургии отправлен был мною соборно молебен мученикам Сергию и Анастасии, в честь коих освящен был накануне храм; а вечером в тот же день отслужена была мною панихида по родителям и прочим родственникам Анны Сергеевны, коих тела покоятся в склепе под новоосвященным храмом.

А. С. Шатова – одна из богатых помещиц Харьковской губернии; у ней, кроме Харьковской губернии, есть имение в Екатеринославской и богатая дача в Крыму. Единственная дочь ее, наследница столь богатого имения, не желая расставаться со своей дорогой матерью, отказалась, кажется, навсегда от супружеской жизни.

Постоянным местопребыванием Шатовой служит слобода Ольшана – любимое место ее рождения и воспитания, – и потому она прилагает особенное попечение о благоустройстве здешней своей усадьбы. Каменный двухэтажный дом ее со всех сторон окружен садом; в обширном фруктовом саду устроены оранжереи, грунтовые сараи, где растут персики, абрикосы, испанские вишни, ананасы и проч., а виноград растет и созревает на открытом воздухе. Чрез сад протекает река Сула, по которой плавают лебеди.

9-го ч., в 10-ть часов утра, оставил Ольшану и на пути к слободе Тернам осмотрел церковь в Нижней Верхосулке (Зеленьковке тож). Церковь деревянная; в алтаре на горнем месте икона Божией Матери с латинской надписью: «Passaviensis». На четырех местных иконах в иконостасе серебряные ризы – усердное приношение местного священника И. Полницкого²⁶⁴⁹.

Слобода Терны – местность историческая. Здесь в 1709 г. Петр I, возвращаясь со знаменитой Полтавской битвы, благодарил Бога за дарованную ему победу и, в память своего пребывания, заложил, вместо ветхой, новую деревянную же трехпрестольную церковь в честь Покрова Пресв. Богородицы²⁶⁵⁰...

—146—

1875 г.

В настоящее время, в Слободе Тернах, при народонаселении около 10,000 душ обоего пола, две приходских церкви Николаевская и Покровская и третья бесприходная – при доме помещика, Князя Бориса Сергеевича Щербатова. Обе приходских церкви каменные, просторные и благолепные!

Помещик – Князь Б. С. Щербатов – Харьковский Губернский Предводитель Дворянства. Слыша о моем путешествии по Лебединскому уезду, он на неделю отложил свою поездку за границу, и, когда я приехал в Слободу Терны, убедительно просил меня остановиться в его доме и на другой день отслужить литургию в его домовой церкви. Усердное желание благочестивого князя, разумеется, было мною исполнено, тем более что в его имении около 20-ти лет не было Архиерейского посещения. – Итак, в 7-мь часов вечера началось всенощное богослужение, на котором я облачался на величание, а на следующий день, 10-го числа, совершена была мною соборно литургия, с приложением на сугубой ектении прошений из молебна в путь шествующим о благополучном путешествии болящего князя, для лечения, за границу.

Усадьба Князя Щербатова расположена на возвышенной местности над рекой Терной (название от тернового куста, из-под которого она вытекает); обширный каменный дом окружен со всех сторон парком с теплицами и оранжереями. Превосходное имение это принадлежало некогда графу Симону Гендрикову²⁶⁵¹, мужу младшей сестры Императрицы Екатерины I Анны Алексеевны Скавронской.

После обеда в доме гостеприимного Князя отправился я далее и к вечеру в тот же день прибыл в заштатный город Белополье и, после встречи в бывшем соборе, остановился в доме купца И. Ст. Болаценкова.

Так как в Белополье с 1861 г. не было архиерейского посещения, а об архиерейском здесь служении не сохранилось даже и памяти в народе, то граждане белопольские прислали ко мне в Лебедин (за 75 верст) особую депутацию с неотступной просьбой совершить в одной

—147—

1875 г.

из их церквей божественную литургию. Можно ли было отказать в столь усердной просьбе?

С вечера, в 7-мь часов, я выслушал в своей квартире вечернюю вместе с утренней службу, а на следующий день, 11-го числа, совершил соборно литургию в Покровской церкви, при которой купец Болаценков состоял старостой. Нетрудно вообразить, какая теснота и духота была в церкви, как она ни была пространна: едва ли не все городское население собралось на давно небывалое зрелище торжественного архиерейского священнослужения.

После литургии, напившись в своей квартире чаю, я обозрел городские церкви, коих, кроме Покровской церкви, четыре: Богородице-Рождественская (бывший городской собор), Преображенская, Петропавловская и Троицкая (в подгородной слободе – Прорубях).

Из Белополья по пути к слободе Юнаковке, где предположен был ночлег, осмотрел я, церковь в Слободе Речках. Церковь каменная, довольно обширная; в ней устроен новый благолепный, по пунцовому полю, золоченый иконостас. Настоятель церкви – священник П. Клементьев, он же и благочинный: пастырь умный, честный и с твердым характером.

За Речками, среди открытой степи, предположено было переменить почтовых лошадей и заменить земскими. Сопровождавшим меня Становым Приставом сделано было надлежащее распоряжение, и лошади были приготовлены: но каково было его изумление, когда он, приехавши вперед нас на определенное место, не нашел тут ни одной лошади!.. В сильном душевном волнении, он поспешил в находившуюся верстах в двух от этого пункта слободу Писаревку, где было Волостное Правление и откуда должны быть приведены на смену лошади, а мы, между тем, с о. Ключарем, в ожидании коней, должны были гулять по обширной украинской степи и наслаждаться картиной заходящего солнца; к нашему счастью, погода была великолепная. Наконец, часа чрез полтора являются кони. Какая же, спрашивается, была причина столь неожиданного и отчасти неприятного для нас приключения? Причина, как объяснилось впоследствии, следующая.

—148—

1875 г.

В Белополье за обедом кто-то спросил меня, куда я поеду из Белополья на ночлег. Я отвечал: «В Юнаковку». Но сидевшему тут же, за столом, полицейскому чиновнику послышалось: в Куяновку, находящуюся в противоположной стороне от Белополья. Легкомысленный полициант поспешил уведомить об этом телеграммой уездного (Сумского) Исправника, а этот отдал приказ волостному Писаревскому Правлению, чтоб лошади, приведенные уже на указанный Становым Приставом пункт, были сняты и распущены по деревням. Как бы то ни было, но для моего экипажа лошади были приведены, и я достиг, хотя несколько позднее, слободы Юнаковки; а для прочих экипажей моей свиты лошадей собрать не могли, а потому она должна была ночевать в слободе Писаревке.

Между тем в Юнаковке предположено было на другой день, т. е. 12 ч., совершить, по желанию причта и прихожан, молебен с акафистом пред древней и чтимой иконой Святителя Николая. Но так как ни свиты, ни ризницы при мне не было, то акафист прочитан был о. Ключарем; а я оставался в алтаре, где слушал и литургию, совершенную местным помощником настоятеля священником Петровским. Огромный и благолепный Юнаковский храм сооружен усердием прихожан, без всяких других пособий, и освящен в 1806 г.

Название слободы Юнаковки заимствовано от сотника Сумского полка Семена Андреевича Юнок, поселившегося в конце XVII столетия на этом месте и приглашавшего потом селиться тут выходцев из-за Днепра «вольных Черкасов». Впоследствии эти земли проданы были Юноком знаменитому Фельдмаршалу Князю Михаилу Голицыну, потомкам коего и доныне принадлежит многолюдная (около 5 тысяч душ) слобода Юнаковка. Из Юнаковки чрез слободы Писаревку и Стецновку прибыл в 2 часа пополудни в г. Сумы и, после обычной в соборе встречи, остановился в доме соборного старосты, почетного гражданина Д. Ив. Суханова. Суханов – богатый землевладелец и сахаровар, весьма попечительный и усердный к собору староста.

Собор во имя Преображения Господня не древний – освя-

—149—

1875 г.

щен 12-го октября 1780 г. и не обширный, но, благодаря усердию старосты, очень благолепен.

В 7-мь часов вечера началось в соборе всенощное богослужение, на котором я выходил на литию и величание. На левом клиросе соборные певчие пели довольно стройно.

На следующий день, 13-го числа, в 9-ть часов утра литургия, которая совершена была мною соборно, при многочисленном стечении богомольцев.

После обедни в доме Соборного Протоиерея Василия Никольского приготовлен был чай и завтрак. Затем обозрены были мною городские церкви, коих в городе, кроме соборной, 7-мь, в том числе домовая при классической Гимназии, во имя Сошествия Св. Духа. Последняя особенно примечательна по своему изящному иконостасу, но в нем, к крайнему удивлению моему, не оказалось храмовой иконы, на что и было обращено мною внимание Директора Гимназии и Ктитора церкви – купеческого сына Харитоненки.

В 4 часа, в загородном доме, на берегу реки Исла, соборного старосты Суханова приготовлен был роскошный обед, к которому приглашены были почетнейшие городские лица.

Вечерний чай приготовлен был у соседа Суханова, еще более знаменитого землевладельца и сахаровара, потомственного почетного гражданина Ив. Гер. Харитоненки²⁶⁵².

Город Сумы один из лучших и благоустроенных городов Харьковской губернии. В нем существуют следующие учреждения: Окружный Суд, мужская и женская Гимназии, реальное училище, лютеранское церковное училище, городской общественный Банк и проч. Жителей в Сумах до 15-ти тысяч душ обоего пола.

14 ч., оставивши Сумы, осмотрел церкви в Слободах: Нижней Сыроватке, Гречаниковке, где в доме помещика Подольского имел обеденный стол, Самотоевке, Краснополье, где вместо ветхой деревянной строится новая каменная, и селе Успенском, при котором находится поместье Ахтырского Предводителя Дворянства Μ. П. Радена.

—150—

1875 г.

В 8-мь часов вечера прибыл в село Рясное – имение помещика Конст. Дм. Хрущова. Здесь остановился на ночлег.

15 ч., в воскресенье, утром в 7-мь часов выслушал в своей квартире всенощную службу; а в 8½ часов началась литургия, совершенная мною соборно в приходской церкви, много обязанной своим благолепием благочестивому усердию помещика.

Вблизи села Рясного, с 1868 г. положено основание мужского общежительного монастыря на средства помещика К. Д. Хрущова. В пользу этого монастыря им пожертвовано 4.400 десятин превосходной земли с лугами, лесами, рыбными прудами и сверх сего 100,000 рублей деньгами. При моем посещении произведены уже были, хотя и неокончательно еще, следующие постройки: каменная теплая церковь, такая же колокольня, небольшой деревянный корпус для настоятеля с братией; приступлено к сооружению каменной трапезы с такой же при ней церковью; приготовлены священные и церковные утвари, богатая ризница и проч.; заказаны были уже в Вятке колокола, весом в сложности около 800 пудов.

Между тем, впредь до окончательного устройства обители, при доме ктитора существовало уже небольшое братство, состоящее из двух иеромонахов и троих послушников. Для этого братства нарочито устроена была в колокольне небольшая церковь, в которой ежедневно совершалось богослужение²⁶⁵³.

Хрущов – 80-тилетний старец, человек набожный, но в высшей степени оригинальный: тип истого хохла-малороссиянина, без всякого научного образования, чуждый всяких современных правил общественного приличия.

16-го ч. утром оставил Рясное и дальше на пути встретил церкви в следующих селах:

В Славгороде – каменная церковь, примечательная церковь как по архитектуре, так и по внутренним украшениям; иконы в иконостасе художественной кисти. Снаружи храма в нишах стоят алебастровые фигуры раз-

—151—

1875 г.

ных святых соименных членам семейства благочестивой возобновительницы (в 1843 г.) храма, Княгини Софьи Алексеевны Голицыной, урожденной Корсаковой. В настоящее время богатое имение Славгород принадлежит Князю Голицыну, зятю помянутой выше В. И. Анненковой.

В селе Пожне – в алтаре над жертвенником стояло изображение на стекле Спасителя, венчаемого ангелами.

В селе Вольном – церковь ветхая деревянная на крутой возвышенности над р. Ворсклой; предположено перенести ее на другое более безопасное место.

В селе Ямном – при деревянной церкви колокольня каменная.

В многолюдной Слободе Большой-Писаревке две приходских церкви: Успенская и Николаевская. В первой из них находится благоговейно чтимая икона Божией Матери, именуемая Михайловскою.

В слободе Сенной – две также церкви – Троицкая и Богородицкая.

К вечеру прибыл в село Братеницу и приглашен был помещиком Генерал-Майором Александром Павловичем Мосоловым²⁶⁵⁴ остановиться в его доме на ночлег.

Находящаяся в саду помещичьем и недавно устроенная церковь во имя Воскресения Христова небольшая каменная; иконостас в ней дубовый изящного рисунка, иконы в иконостасе академической кисти.

Александр Павлович и его супруга Елисавета Степановна – люди очень добрые и благочестивые. Под их гостеприимным кровом я провел ночь, после утомительного пути, очень мирно и спокойно.

17-го ч. утром, простившись с добрыми хозяевами, я направился уже к Харькову и посетил на пути следующие селения:

Золочев – заштатный город. В нем, при населении около 6000, церквей – две приходских и одна приписная.

Дергачи – слобода, по народонаселению не меньше Золочева; в ней также две приходских церкви, из коих Ро-

—152—

1875 г.

ждество-Богородичная очень благолепна с приделом на хорах, а Николаевскую – деревянную предположено заменить новой каменной.

Между Дергачами и Алексеевкой существует Земледельческое училище, с домовой при нем церковью. Я посетил и эту церковь, в которой собраны были ученики училища. При моем входе в церковь, ученики спели «Достойно есть» довольно стройно. Директор училища Пий Матв. Юревич – уроженец Витебской губернии – пригласил меня в свою квартиру и угостил чаем.

В последнем пред Харьковом селе Алексеевке нашел я иконы в иконостасе очень неискусного письма и велел заменить их новыми.

В 7-мь часов вечера благополучно возвратился в Харьков.

Из первого путешествия моего по епархии вынесено мною следующее общее впечатление.

Храмы Божии, в большинстве своем, благоустроены и достаточно снабжены всем потребным для богослужения.

Прихожане весьма усердно заботятся о поддержании и благоукрашении своих приходских храмов; крестьяне мало образованы, но религиозное чувство в них очень живо. В тех приходах, кои были мною посещены, крестьяне ни о каких религиозных сектах, или раскольнических толках, не имеют почти и понятия; не слыхал я также о каких-либо здесь грубых суевериях или преобладающих над большинством населения пороках. Набожность составляет отличительную черту характера всего украинского населения.

Приходское духовенство, за немногими исключениями, показалось мне соответствующим своему назначению. Взаимные отношения между членами причтов, большей частью, мирные. Мало жалоб слышал я на духовенство и от прихожан; а если и были некоторые жалобы, то они, при внимательном рассмотрении, оказывались большей частью неосновательными.

Таким образом я утешен был на первый раз религиозно-нравственным состоянием своей новой паствы.

Во время поездки моей по епархии получено было мною с разных сторон несколько бумаг и писем. Так:

—153—

1875 г.

От 29-го мая за № 100 писал мне из Киева Ректор Духовной Академии Епископ Уманский Филарет²⁶⁵⁵:

«Ваше Преосвященство, Преосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец!

Церковно-археологическое Общество при Киевской Духовной Академии, зная Ваше глубокое сочувствие к изысканиям священных древностей и надеясь на Ваше просвещенное содействие целям его, в заседании своем 30 марта сего года постановило просить Ваше Преосвященство принять на себя звание почетного члена Общества.

Препровождая при сем экземпляр Устава Музея и Общества, честь имею покорнейше просить почтить меня уведомлением о Вашем соизволении на принятие членского звания.

Пребывая всегда с чувством глубокого уважения к Вам и искренней преданности, имею честь быть»...

В ответ на это писал я от 28-го июня за № 45:

«Церковно-Археологическому Обществу при Киевской Духов. Академии.

На отношение означенного Общества от 29-го минувшего мая за № 100 честь имею уведомить, что я с искренней признательностью принимаю на себя звание Почетного Члена сего Общества и с усердием готов, по мере возможности, содействовать целям оного.

При сем долгом поставляю препроводить Почтенному Обществу следующие мои издания:

1) Указатель для обозрения Московской Патриаршей Ризницы. Москва, 1863 г.

2) Sacristie Patriarcale dite Synodale de Moscou. Moscou, 1865.

3) Указатель для обозрения Московской Патриаршей Библиотеки. Москва, 1858 г.

4) Палеографические снимки с Греческих и Славянских рукописей Московской Синодальной Библиотеки. Москва, 1863».

От 6-го июня писал мне из Харькова мой домашний Секретарь М. П. Зверинский:

«До настоящей почты не было ничего особенного, о чем бы нужно было писать к Вашему Преосвященству. В

—154—

1875 г.

служебных делах может заслуживать внимание одно прошение, полученное от находящегося в тюрьме, по обвинению в убийстве, бывшего причетника Алексея Иппокова, в котором он открывает, что в деле убийства участвовал вместе с ним и священник слободы Моисеевки Приходьков. По этому прошению потребовано мнение Консистории.

В конце прошедшей недели приезжала в дом Княгиня Шаховская, сказавшаяся знакомой Вашему Преосвященству по Москве».

Письмо это получено было мною 11-го числа в Слободе Юнаковке. Также вместе с этим письмом получено было мною еще два письма: одно из Петербурга и одно из Москвы; из Петербурга – от бывшего Витебского Губернатора, Генерал-Лейтенанта В. Н. Веревкина²⁶⁵⁶, а из Москвы – от В. М. Бостанжогло.

Вот что писал мне В. Н. Веревкин от 31-го мая:

«Пользуясь моим в настоящее время пребыванием в С.-Петербурге, сделал я с себя фотографические снимки и, памятуя Ваше желание иметь мою карточку, я с сердечным удовольствием препровождаю Вам прилагаемый у сего портрет мой; да напоминает он Вам человека глубоко Вас уважающего и искренно любящего.

В Витебске я был в январе, а потому с преемником Вашим²⁶⁵⁷ еще не познакомился. В Петербурге нахожусь временно, по делам службы, и останусь здесь до 13-го июня. Мое здоровье, Ваше Преосвященство, вызывает постоянно медицинские пособия и делается стариковским.

Как понравился Вам Харьков, довольны ли Вы Вашим новым местом пребывания. Ваш Губернатор²⁶⁵⁸ и его Княгиня очень приятные люди. Я их очень люблю и в особенности Княгиню. Судя по газетам, они должны быть теперь за границей.

Поручая себя молитвам Вашего Преосвященства, покорнейше прошу принять новое уверение моего высокого к Вам уважения и неизменной преданности, с коими имею честь быть»...

—155—

1875 г.

На это отвечал я уже по возвращении из поездки от 24 июня:

«Почтенное письмо Ваше от 31 мая и фотографический портрет Ваш, очень живо напомнивший мне черты Вашего лица, имел я удовольствие получить 11-го сего июня в г. Сумах, где я находился в это время по случаю обычного обозрения церквей. Из путешествия своего по епархии возвратился я 17-го числа; и потому извините, не мог ранее отвечать на Ваше письмо и благодарить Вас за новый знак Вашего доброго ко мне внимания и расположения.

Очень прискорбно слышать, что Вы так часто должны прибегать к медицинской помощи. Лучше было бы, если бы Вы могли обходиться без знакомства с аптекой: «аптека, по пословице, отнимает половину века». Да продлит Всевышний Дни Вашей жизни в здравии и благополучии.

Мое здоровье, по милости Божией, удовлетворительно. После трехнедельного, правду сказать, утомительного путешествия по епархии среди постоянных сильных жарких дней, я наслаждаюсь теперь приятным отдохновением под сенью дерев моего загородного обширного сада. Если бы не было у меня этого убежища, то летняя жизнь в городе была бы несносна. Сколько зимой Харьков приятен, столько же летом он невыносим по причине ослепляющей глаза пыли.

После пятимесячного моего пребывания на новой кафедре, я довольно уже освоился со своим положением. Кроме доброго ничего пока не могу сказать о здешнем окружающем меня обществе, как светском, так и духовном. Без сомнения встречаются иногда по службе случаи и не весьма приятные, но где же их нет».

В. М. Бостанжогло писал мне от 2-го июня:

«Не нахожу слов благодарить Вас, Владыко святый, за драгоценную любовь, которую Вам угодно было оказать мне Вашими святыми молитвами в дни тяжких болезненных испытаний моих. Только этим молитвам Вашим и наших Московских Архипастырей и Пастырей, а также множества расположенных ко мне людей, я обязан тем, что Господь не предал меня недостойного до

—156—

1875 г.

конца, иначе мое дело было весьма плохое, и смерть стояла на стороже у моего одра. Теперь, благодарение Богу, мне немного легче: я могу хоть шепотом говорить и дышу много свободнее, хотя вставленный в дыхательное горло снаряд дает часто знать о себе. Надеюсь на милосердие Божие, что с теплой погодой понемногу это дело исправится, я может быть и я еще поживу на белом свете.

Очень рад, что Вам понравились и облачение и доставивший его мой племянник Н. А. Алексеев, который действительно хороший молодой человек и с доброй христианской душой. Радуюсь также, что облачение пришло кстати и пробудило заснувшее чувство усердия к храмам Божиим у Харьковцев, из которых, как говорит мне племянник, староста соборный уже и поспешил заказать соборное облачение. Служите в нем, Преосвященнейший Владыко, пред престолом Всевышнего и молитесь за жертвователей; вот все, что они могут просить от Вас. Между тем будьте уверены, что все участвующие в этом деле приняли это участие самым сочувственным образом; мы помним Вас, уважаем Вас за Ваши редкие качества, любим и почитаем от искреннего сердца и что делаем, делаем по побуждению душевному и с полным искренним желанием. Не Витебск и не Харьков тут имеют значение, а Преосвященный Савва, всеми Москвичами любимый и уважаемый. На какой бы кафедре Вы ни были, отношения наши к Вам останутся теми же, без малейшей перемены.

Искренно признателен за присланную мне картину вида Вашего архиерейского дома. Когда-то Господь удостоит меня побывать в этом доме и помолиться Харьковской святыне Озерянской Божией Матери, лик которой я получил от Вашего Преосвященства в серебряном окладе; буду беречь его на память, как дорогой подарок.

Меня, по доброму своему расположению, навещает часто Преосвященнейший Леонид; в одно из посещений Владыка читал мне Ваше письмо; Вы, и к нему писавши, не забыли отнестись сочувственно ко мне; душевно за все признателен».

От 17-го июня обращался ко мне Товарищ Обер-Про-

—157—

1875 г.

курора Св. Синода Ю. В. Толстой²⁶⁵⁹ с официальным отношением за № 2062, следующего содержания:

«Усматривая из доставленных сведений, что 85-летний отец покойного Преосвященного Нектария терпит крайнюю во всем нужду, по неполучению сыном его Василием Надеждиным имущества, завещанного ему покойным Преосвященным, имею честь обратиться к Вашему Преосвященству с покорнейшей просьбой, не изволите ли признать возможным сделать распоряжение к скорейшему окончанию означенного дела и о последующем почтить уведомлением».

В ответ на это писал я от 28-го числа за № 44:

«На отношение Вашего Превосходительства от 17-го текущего июня за № 2062, в коем изъяснено, что 85-летний отец покойного Преосвященного Харьковского Нектария терпит крайнюю во всем нужду, по неполучению сыном его Василием Надеждиным имущества, завещанного ему покойным Преосвященным, и коим требуется от меня сделать распоряжение к скорейшему окончанию означенного дела, с уведомлением о последующем, – долгом поставляю сообщить следующее:

1) Отец покойного Преосвященного Архиепископа Нектария, Архимандрит Феоктист, проживающий при Харьковском Архиерейском доме в числе братства, по ведомости о монашествующих сего дома за 1874 г., значится 80-ти, а не 85-ти лет. Он и теперь пользуется теми же самыми удобствами и преимуществами пред прочей братией, какими пользовался при покойном сыне, а именно: он занимает тоже самое, довольно просторное, помещение, какое занимал и прежде, к стеснению прочей братии; пользуется особым столом, который приготовляется на братской кухне по его личному вкусу; получает из братской кружки долю, одинаковую с двумя прочими Архимандритами, находящимися в соборных богослужениях, сам никогда не участвуя в этих богослужениях; и из этой кружки он получил в 1874 г. с января по сентябрь месяц, т. е. по время кончины Преосвященного Нектария, – 169 руб., а с сентября по декабрь – 182 р.; в на-

—158—

1875 г.

стоящем 1875 г., с января по 1-е мая, 157 р. 48 к., в чем имеются его собственноручные расписки. Сверх сего, он получил, как мне достоверно известно, от покойного сына своего, за несколько дней до его кончины, тысячу рублей. – Наконец, я не только не слышал от Архимандрита Феоктиста никакой жалобы на его стесненное положение, напротив, при посещении мною его келии 22 числа сего июня, в присутствии невестки его, т. е. жены сына его Василия Надеждина, и ее брата-офицера, а также эконома Архиерейского дома, я слышал от него отзыв, который он повторил неоднократно, что он совершенно доволен своим положением.

Таким образом из вышеизложенного нетрудно усмотреть, что сведения, дошедшие до Вашего Превосходительства относительно стеснительного и бедственного будто бы положения отца покойного Преосвященного Нектария, не только не верны, но и недобросовестны.

2) Что касается до имущества, завещанного покойным Архиепископом Нектарием брату его Василию Надеждину, то журнальным определением Консистории, 26-го минувшего мая мною утвержденным, постановлено передать оное Надеждину чрез Мирового Судью 4-го участка г. Харькова, согласно требованию закона, о чем 3-го июня и объявлено ему, Надеждину, с выдачей ему копии с описи имущества».

20-го ч. писал я во Владимир Преосвященному Иакову. Епископу Муромскому:

«Усерднейше благодарю Вас за Ваше братское приветствие и ваши благожелания для меня на новой кафедре. Благодарение Господу, я довольно уже ознакомился со своей новой доброй паствой. С 28-го мая и по 17-е сего июня я путешествовал по епархии и твердо убедился в искренней преданности православию и примерной религиозности Украинского народонаселения. Везде, и особенно в тех местах, где давно не было архиерейского посещения, простой народ встречал меня с необыкновенным усердием. Весьма радушно принимали меня и помещики, коих здесь очень много.

Что скажу Вам относительно свечного завода. При здешнем архиерейском доме действительно существовал свеч-

—159—

1875 г.

ной завод, но он закрыт моим предместником к крайнему моему удовольствию. Польза от этого завода была очень незначительна, а хлопот и забот было весьма много. Право на открытие вновь свечного завода передано духовенству, но оно до сих пор еще не воспользовалось, да едва ли и воспользуется этим правом. После статьи о. Протоиерея Ключарева²⁶⁶⁰, помещенной в «Московских Епархиальных Ведомостях», следует, по моему мнению, оставить духовенству всякую мысль о свечных заводах и подобных им коммерческих операциях».

27-го ч. из Витебска получено было мною письмо от сестры Баронессы М. А. Боде Софьи Александровны; она писала мне от 19-го числа:

«Давно уже сердце мое горело желанием побеседовать с Вами, но тысячи неприятных хлопот не давали мне ни одного часа свободы; даже и во время Светлого праздника Воскресения Христова я не была свободна, изнемогая морально и физически. Много трудов и горя стоит мне этот первый выпуск, а утешенья, правду сказать, принес немного. Дети не понимают и не ценят забот о них прилагаемых, и все принимают, как должное за деньги, которые за них платят. Тяжело заниматься воспитанием юношества нашего времени! Экзамены же шли очень удовлетворительно, особенно последний – Закона Божия был даже блистательный! Преосвященный Викторин экзаменовал сам всех воспитанниц двух старших классов, и выпускные отвечали почти по получасу каждая. Преосвященный был очень любезен и весел; но того теплого чувства и истинного расположения, которое мы привыкли видеть в Вас, Преосвященнейший Владыко, не отражалось ни в чем. Никогда не привыкнем мы к этому холодно-торжественному тону нового пастыря и никогда не позабудем того отеческого участия, радушных приемов Ваших, того добра, которое Вы всегда старались нам делать, и этого незаменимого привета, которого мы теперь не находим ни в ком. Хотя воспитанницы мои и не заслуживают Вашего внимания, Преосвященнейший Владыко, но я все-таки прошу Вас сделать милость принять усердное

—160—

1875 г.

приношение в память моего первого выпуска, которого начало Вы же благословили. Примите от трудов наших это одеяло, которое при сем посылается; оно для Вас было начато, когда еще Вы были здесь, и мы желаем, чтобы и вдали наше усердие согревало Вас.

Простите, Преосвященнейший Владыко! Не смею далее утруждать Вас письмом моим. Желаю Вам здоровья и всегда молю Бога о Вашем благополучии».

В ответ на это писал я от 2-го июля:

«Письмо Ваше от 19 июня, преисполненное разнообразных чувств, и прекрасно-усыпительный подарок имел я удовольствие получить 27-го числа. За то и другое приношу Вам искреннюю благодарность. По русской пословице не дорог подарок – дорога любовь. Ваш прекрасный дар и сам по себе дорог, и еще дороже для меня, как памятник Вашего доброго ко мне расположения и усердия.

Очень прискорбно слышать, что первый выпуск воспитанниц, который стоил Вам столь многих забот и скорбей, не вполне утешил Вас. – Будем надеяться, что второй выпуск будет признательнее к Вам и лучше оценит Ваши попечения и труды.

Призывая Вам Божие благословение, с душевным к Вам уважением пребываю».

29-го ч., в воскресенье, после литургии совершен был мною водосвятный молебен на месте закладки здания Технологического Института, открываемого в Харькове частью на местные городские, а частью на государственные средства. На это обширное заведение ассигновано по смете около двух миллионов рублей. Производителем работ сначала был Петербургский купец Π. М. Быков, оказавшийся вскоре несостоятельным подрядчиком. Быков, явившись ко мне для приглашения к совершению водоосвящения, удивил меня множеством знаков отличия, не только русских, но и иностранных, украшавших его грудь.

1-го июля посетил меня на даче знакомый мне Московский купец Константин Васильевич Прохоров²⁶⁶¹, изве-

—161—

1875 г.

стный ревнитель празднования воскресных дней и порицатель воскресных базаров. Бывши за литургией в Харьковском Кафедральном Соборе, он остался недоволен поспешным и невнятным чтением при богослужении, на что и жаловался мне.

5-го числа писал я в Витебск преемнику своему по кафедре Преосвященному Викторину:

«Строго осуждаю себя за то, что так долго не отвечал Вашему Преосвященству на Ваше братское многосодержательное послание от 15-го апреля. Простите!

Для меня очень приятно слышать, что порядки, мною заведенные в Кафедральном Соборе и вообще в епархии, Вашим Преосвященством одобряются, и Вы намерены их поддерживать. Впрочем, если бы Вы рассудили в чем-либо и отступить от этих порядков, я нисколько не буду в претензии, памятуя древнее изречение: novus rex, nova lex.

Спрашиваете, есть ли у меня в Харькове Залучесье? Есть, и очень хорошее. Здешняя загородная дача, именуемая Всехсвятокое, немного далее от моего городского дома, чем Залучесье от Вашего. На даче дом так же, как и в Витебске, деревянный, немного, впрочем, поновее тамошнего, с небольшой при нем церковью. Дача занимает около 15-ти десятин земли; и все это пространство покрыто рощей из разнообразных деревьев, как-то: дуба, липы, клену, сосны и друг. Есть довольно и фруктовых дерев. Здесь сравнительно с Залучесьем один весьма важный и ощутительный недостаток – отсутствие воды. Не ближе, как в верстах двух, протекает небольшая, но чистая речка, куда я почти ежедневно и отправляюсь, разумеется, в экипаже, для купанья.

При страшной духоте и пыли в городе, Всехсвятское служит для меня спасительным убежищем. В Витебске я не помню, чтобы термометр поднимался когда-нибудь выше 22° в тени, здесь же жар доходит теперь почти ежедневно до 25–27°, а иногда и до 30°.

Среди такого-то зноя мне довелось совершать поездку по епархии в первой половине минувшего июня. Много пролито поту, но немало получено и утешения. Я видел в здешнем народе такой энтузиазм при встрече архиерея,

—162—

1875 г.

какого не примечал ни в Полоцкой, ни даже в Московской епархии. Украинцы вообще народ в высшей степени религиозный и преданный церкви.

Я слышал, что Ваше Преосвященство также путешествовали по епархии и обозревали так называемые Инфляндские уезды. Желательно знать, какое впечатление произвели на Вас обитатели этих уездов.

Вы жалуетесь, Преосвященнейший, на равнодушие Полоцкого духовенства в рассуждении обеспечения вдов и сирот, но не одно Полоцкое духовенство повинно в этом грехе; духовенство и других, более богатых, чем Полоцкая, епархий не слишком щедро на благотворения своей нищей братии из своих собственных средств. Иное дело, когда духовенству позволяется черпать для сего из церковных кошельковых сумм, тогда оно готово обогатить всех своих вдов и сирот.

В память своего пребывания на Полоцкой кафедре, позвольте предложить Вашему Преосвященству небольшую сумму на пользу бедствующих сирых семейств вверенной ныне Вам епархии. В особом пакете препровождается вместе с сим на имя Вашего Преосвященства 300 руб.».

11-го ч. писал я в Слободку Киреевку, близ Орла Η. П. Киреевской:

«Давно не писал я Вам, между прочим, потому что три недели путешествовал по новой своей епархии.

Во время путешествия своего я осматривал, между прочим, новоустрояемый мужской общежительный монастырь. Монастырь этот созидается одним богатым помещиком – 80-тилетним старцем на его собственные средства. Обитель будет приведена к окончанию, по предположению Основателя оной, к концу будущего года. – Материальные средства этой обители весьма значительны – 100,000 рублей капитала и более 4,000 десятин превосходной земли с лесами, лугами, рыбными ловлями и другими выгодными статьями. Но этим материальным средствам должны соответствовать и духовные нравственные силы будущей обители. Мне предстоит посему немаловажная забота о приискании для этой обитали достойного Настоятеля-Игумена и хотя небольшого числа, на первый раз, братии. Хотя у

—163—

1875 г.

меня в епархии и немало монашествующей братии, но благонадежного человека для занятия настоятельской должности в виду пока не имеется. В случае нужды, я думаю обратиться с просьбой к Настоятелю Оптинской Пустыни, но предварительно прошу Вас, достопочтеннейшая Наталья Петровна, сказать мне, могу ли я там обрести потребного мне старца? Вам, без сомнения, более или менее известны, все тамошние старцы.

Как Вы здравствуете? Как идет Ваше хозяйство? У меня в Харькове, при Архиерейском доме, хлебопашества нет, но имеется значительное количество лугов».

14-го числа писала мне из Витебска А. П. Ушакова:

«Не могу не поделиться с Вами своими ужасными впечатлениями. В городе совершилось страшное трагическое происшествие. Барон Ал. Ант. Таубе²⁶⁶² повесился 11-го, в пятницу, в 8 ч. вечера, в городе, в своей собственной квартире. Господи! Что за ужас! Все оставил в порядке и казенные и свои собственные дела, – денег более 50,000! Семья в Тирасполе, он туда постоянно ездил и только что оттуда возвратился. Предшествовали сему лишь следующие обстоятельства: Веревкин²⁶⁶³ хотел его, вследствие каких-то служебных соображений, перевести в Минск. Александра Антоновича это так обидело, что он поехал объясниться в Вильну. Начальник Округа Альбединский²⁶⁶⁴, весьма добрый, успокоил его, но он вернулся совсем расстроенным из Вильны, начал хандрить и, наконец, повесился. В понедельник, 7-го, как бы для гимнастики, велел он сам вбить в косяки дверей два здоровых железных крюка, купил веревку, обшил ее сам, распорядился самыми мельчайшими подробностями: разослал под разными предлогами вестовых, перевернул в зале трюмо, уложил на столе часы, портмоне, письма к жене, своим братьям и Павлу Яковлевичу²⁶⁶⁵, потом покончил с собою. В субботу он велел разбудить себя в 8 часов утра, но как он не отворялся и

—164—

1875 г.

в 11 ч. дня, дали знать Полицеймейстеру. Вошли, и, представьте, какова картина!? Любовь Андреевна в ужасном состоянии, – ведь у ней 5 человек малолетних. Сегодня получено дозволение хоронить его с военными почестями. В 7 часов вечера был вынос из квартиры на Варваринское кладбище прямо в могилу. В Кирку немцы воспротивились поставить тело. Приехали его два брата, которым он поручил семью – люди заслуженные!

Нет, Владыка! Тяжел мне подчас мой крест жизни, но никаких богатств мира не взяла бы я, если б мне пришлось вместе с ними взять те чувства, которые при моих убеждениях должны быть у бедной Любови Андреевны.

Преосвященный Викторин, кажется, очень доволен и тронут и Вашим письмом и присылкой Вами вспомоществования бедным Вашей бывшей бедной епархии. Слава Богу, что хорошо у Вас в Вашей благословенной Украйне!»

15-го ч. отправлен был мною список с чудотворной иконы Озерянской Божией Матери для домовой церкви Московской Дух. Академии при следующем письме на имя О. Ректора Академии, протоиерея А. В. Горского:

«На память моего четырехлетнего (1846–1850 г.) воспитания в Московской Дух. Академии и затем двухлетнего почти (1861–1862 г.) начальствования в ней, имею честь препроводить к Вашему Высокопреподобию список с Чудотворной иконы Озерянской Божией Матери, находящейся в Харьковском Покровском монастыре, что при Архиерейском доме, для поставления оного в домовой Академической церкви.

С глубоким к Вам почтением и душевной преданностью имею честь быть»...

Из Витебска писал мне от 28-го числа Протоиерей В. Волков:

«Драгоценное письмо Ваше я имел честь получить. Благодарю Вас, Владыко, за любовь и вместе с тем прошу прощения, что долго я не писал Вам.

Поездка Владыки нашего, как говорили очевидцы – Эконом о. Александр Рылло²⁶⁶⁶ и о. Владимир Щербов²⁶⁶⁷

—165—

1875 г.

осталась небесследна. Слово его к раскольникам было теплое и произвело впечатление, но присоединений пока еще нет. По моему мнению, Владыка сделал ошибку тем, что взял с собою в помощь человека небогатого сведениями о расколе и нестоящего в хороших отношениях к Динабургским и Режицким раскольникам – о. Василия Кудрявцева²⁶⁶⁸. Владыке, как человеку новому, нужен был человек, который бы указал, кто главные коноводы и влиятельные в их среде люди, чтобы всей силой слова и убеждения действовать на сих людей, и они действовали бы на всю свою братию. Мне кажется, такой образ действий во всех делах более надежен и полезен. В церквах везде Владыка говорил, нашел порядок, чистоту, православие, и совершенно остался доволен духовенством. В Полоцке, на обратном пути, служил в Евфросиниевском монастыре 23 мая. Стечение народа к св. мощам было громадное. Многие и теплые молитвы приносятся Богу у Св. мощей Препод. Евфросинии о здравии Вашем, Владыко, за ходатайство Ваше о внесении сей святыни в Полоцкую епархию. – Мая 25-го Владыка был на экзаменах в Корпусе и Учительской Семинарии. Здесь, в Семинарии, Владыка, внушая оканчивающим курс ученикам быть усердными деятелями просвещения и утверждения православия, проговорился, объясняя ученикам, что и двухперстное знамение есть православное и проч., так что Директор должен был вступить в спор. Впрочем, как дело это было – подробностей не знаю, но и законоучителю и всему училищному совету это показалось странным, а для учеников соблазнительным.

День воссоединения Унии праздновался так же, как и при Вас. Иконы Иверской Божией Матери Протоиерей Покровский, который ездил за нею в Москву, не привез. Там сказали, что будет готова к следующему году. Мне думается, что без Вашего содействия едва ли они получат точную копию Иверской Божией Матери. В Полоцке по духовному училищу составили смету на 9000, для ремонта училищного здания, и акт об опасности от огня и паде-

—166—

1875 г.

ния. Но Владыка не принял и не позволил делать такого скандала, а предоставил окружному духовенству, если оно находит нужными какие-нибудь исправления по училищу, сделать их на свои средства; а как скоро дело коснулось собственных наших карманов, то обошлись и без исправлений. Владыка наш на даче и, как говорит сам, блаженствует. Церкви наши и порядки, Вами установленные, ему весьма нравятся. Впрочем, в соборе нет уже той чистоты и того строгого порядка, какой оставили Вы: это сделалось заметным для горожан, и неоднократно они говорили мне об этом. Действительно к соборянам каждый Владыка должен быть строже, чем к другим, потому что они, кроме Владыки, никого не боятся, и никто к ним и отношения прямого не имеет. Поэтому они позволяют себе нередко безнаказанно то, что другому причту обошлось бы слишком дорого. Отделка Успенского Собора приходит к концу. Если Бог поможет, то в половине сентября должно последовать освящение его. Но, вот, Владыко, без Вашей помощи собор не обойдется. По смете никакой утвари и ничего не положено, а собор своего ничего хорошего не имеет. К освящению нужно не менее 8 паникадил, хоть бы в 20 свечей каждое, семисвечник, 12 больших лампад, несколько больших подсвечников, ковра 30 арш. длины и 2½ арш. ширины, 4 меньших ковра, облачения на престол и жертвенник и много-много мелочей. Владыка разрешает мне ехать в Москву, но что я сделаю там без Ваших писем? Помогите, Преосвященнейший Владыко! Я составляю Историческую записку сего собора; имя святое Ваше занесено, как Архипастыря, любившего Успенский собор и усердно заботившегося о благолепии его. Помогите, Владыко; пусть услышат, прочитают и увидят люди, какое богатство внесли Вы в Успенский Собор, и вечная память и вечная молитва будет за Вас. Если бы Вы теперь увидели Успенский Собор, то мне думается, подвинули бы всех Ваших знакомых благотворителей к благотворению в Успенский Собор.

Престол хочем построить кипарисный. Впрочем, мало ли чего хочем; но боимся, чтобы хотение наше не осталось одним хотением. И если Вы, Владыко, не поможете, то и останется хотение без осуществления.

—167—

1875 г.

На колени ставши, усерднейше прошу, помогите, Владыка святый! Не себе, не семье своей – и вообще не за людей и не для людей прошу, – прошу за тот храм, в котором Вы сряду четыре года приносили бескровную жертву и Ваши святые молитвы за Вашу паству, за тот храм, который всегда Вас восторгал и возносил дух Ваш в самое небо, к самому престолу Божию, который навсегда останется памятником замечательных исторических храмов, привлекающим ученых любознательных людей, и предметом многих писаний о нем и о людях облаголепивших его. – Позвольте, Владыка святый, ожидать мне письма от Вас по сему предмету.

Что же сказать Вам о епархии Полоцкой? Владыка с каждым днем убеждается, что нельзя иначе поступать с теми людьми, к которым Вы относились строго. Монастырями Владыка не совсем доволен. Прошу благословения и святых Ваших молитв».

30-го числа писал мне из Сергиева Посада Инспектор Московской Дух. Академии С. К. Смирнов:

«С чувством глубокой благодарности принял я икону Богоматери, присланную Вами на благословение мне и дому моему. Ежедневно покланяюсь я честной иконе, которую чтите Вы и град Ваш, и при сем молитвенно, как и всегда, воспоминаю имя Ваше.

О. Ректор²⁶⁶⁹ с благодарностью принял Вашу икону и деньги, и икона в самый день получения поставлена в Академической церкви, где занимает место на стене рядом с образом Св. Троицы.

С глубокой скорбью должен я известить Вас, что о. Ректор доживает последние дни. В пятницу 25 июля его соборовали, и он при этом находился в полном сознании, которое не оставляет его и доныне. Но он со дня на день все более и более тает. Внутренняя долго томившая его болезнь (сердца и легкого) разрешилась водянкой во всем теле, которая теперь появляется уже и в значительной опухоли рук, а ноги поражены ею уже давно. После соборования наставники и студенты с ним простились, а о. Наместник²⁶⁷⁰ принесен был для прощания с

—168—

1875 г.

ним 28 числа. Зрелище прощания двух умирающих старцев было в высшей степени трогательное. Я посещаю О. Ректора каждый день: он помещается теперь не в своих комнатах, куда трудно было ему всходить, но в комнатах студенческих, находящихся под его покоями.

Вчера получено здесь известие о назначении на места кандидатов, окончивших курс. В Вашу Семинарию на Философию назначен И. А. Татарский²⁶⁷¹, Харьковец, который Вам представлялся в бытность Вашу в Лавре: человек даровитейший из всего курса».

2 августа был у меня в городе Московский священник Ив. Алексеев. Смирнов²⁶⁷² и, не нашедши меня в городском доме, оставил записку следующего содержания:

«К Его Высокопреосвященству Савве Архиепископу Харьковскому и Ахтырскому приходил принять благословение и лично засвидетельствовать свою благодарность за прежние приветливость, расположение и отеческое покровительство и снисхождение бывший профессор Вифанской Семинарии, а теперь член оной, города Москвы Космо-Дамианской, близ малого Каменного моста, на Полянке, церкви священник Иван Алексеев Смирнов. 1875 г. августа 2 дня».

7-го ч. писал я в Москву жене Смотрителя Мещанской богадельни М. И. Соколова Ел. Петр. Соколовой:

«Посланная Вами подушка с надписанием – Полоцкому и Витебскому попала в руки Харьковского и Ахтырского. Итак – кому же собственно должна принадлежать эта вещь – Полоцкому или Харьковскому, и кто должен благодарить почтенную виновницу дара? Так как дар в руках епископа Харьковского, то он и считает своим долгом принести от имени Епископа Полоцкого Вам, достолюбезнейшая Елисавета Петровна, искреннюю благодарность за искусное произведение Ваших многолетних трудов. Произведение это, украшая гостиную комнату Епископа Харь-

—169—

1875 г.

ковского, будет служить всегдашним памятником Вашего доброго к нему расположения и усердия.

Многоуважаемому Матвею Ивановичу свидетельствуя мое душевное почтение, приношу вместе с тем усерднейшее поздравление со днем его Ангела».

8-го ч. получил я официальное письмо от 5 ч. за № 222 от Ректора Московской Дух. Академии, Протоиерея А. В. Горского. Вот что писал он мне:

«Преосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец!

Присланный Вашим Преосвященством для академической церкви список с чудотворной иконы Озерянской Божией Матери принят Академией с глубокой благодарностью, как знак Вашего Архипастырского благословения, призываемого на место Вашего бывшего служения, и помещен на правой стене от алтаря подле списка с иконы Святой Живоначальной Троицы; а присланные вместе со списком с иконы сто рублей будут употреблены согласно их назначению.

Сообщая о сем Вашему Преосвященству и испрашивая Архипастырских молитв и благословения, имею честь быть»...

10-го числа пожаловал ко мне бывший профессор и инспектор Витебской Семинарии Ив. Гр. Слиборский²⁶⁷³, который на следующий день 11-го ч., вместе со мною, отправился в Святогорскую Успенскую Пустынь на храмовый праздник Успения Пресв. Богородицы.

В 12-ть часов ночи выехали мы из Харькова, в сопровождении Кафедрального Ключаря²⁶⁷⁴ и прочей свиты, по железной Харьковско-Азовской дороге. На другой день, 12-го числа, на станции Барвенково встретил нас Настоятель Святогорской Пустыни Архимандрит Герман²⁶⁷⁵ и предложил нам завтрак. В 11 ч. дня приехали на станцию «Славянск», где ожидали нас монастырские экипажи. От станции до Пустыни около 15-ти верст; на пути встретили мы слободу Богородичную, за которой на пароме перепра-

—170—

1875 г.

вились на противоположный берег реки Северного Донца, над которым возвышаются Святые Горы со своей меловой скалой.

Поразительную картину представляли взорам нашим эти горы, покрытые густым лесом, и эта обнаженная меловая скала, возвышающаяся над уровнем воды на 30-ть слишком саженей.

В половине второго часа пополудни вступил я во врата св. обители, встреченный по чину Настоятелем и братией.

Я не буду входить здесь в подробное историческое описание примечательной Святогорской Пустыни: подробности эти желающий может найти 1) в «Историко-Статистическом Описании Харьковской епархии», Отд. I, стр. 143–190; 2) в сочинении Гр. Кулжинского, «Святогорская Успенская Общежительная Пустынь в Харьковской епархии», Харьков, 1880 г., и 3) в брошюре В. И. Немировича-Данченко, «Святые Горы», Спб. 1880 г.²⁶⁷⁶. Скажу только, что древняя Святогорская Пустынь, упраздненная в 1787 г., восстановлена была в 1844 г., благодаря усердию благочестивой болярыни Татианы Борисовны Потемкиной²⁶⁷⁷, супруги владельца этой местности Александра Михайловича Потемкина²⁶⁷⁸.

Изложу затем, в коротких словах, мое пребывание и мои занятия в Святогорской Пустыни.

12-го ч., в 7-мь часов вечера, началась всенощная, которую я слушал в главном Успенском храме. Настоятель с братией выходили на литию и величание в честь празднуемого на другой день Святителя Тихона, Задонского Чудотворца. Служба совершалась по чину Глинской Пустыни²⁶⁷⁹, принесенному в Святогорскую Пустынь первым, по восстановлении ее, Настоятелем Архимандритом Арсе-

—171—

1875 г.

нием, бывшим Казначеем²⁶⁸⁰ помянутой Глинской пустыни. Всенощная окончилась в 11-ть часов.

13-го ч. утром, пред поздней литургией, занимался обозрением монастыря: был в пещерной церкви преп. Антония и Феодосия, в домовой церкви Т. Б. Потемкиной и осмотрел покои; затем посетил монастырскую больницу с домовой, при ней церковью, был на могиле схимника Иоанна; осмотрел хутор монастырский; отсюда проехал в церковь Преображения Господня, построенную на самой вершине горы, над скалой. Вид отсюда на окрестности восхитительный. С горы спустился к скале, внутри коей осмотрел церкви и пещеры.

В 9 часов слушал литургию, которую совершал Настоятель соборно с братией. Пред пением молитвы Господней, Настоятелю и прочим служащим подавали умывать руки. Такого обычая мне нигде не случалось видеть.

В 4 часа ездили мы с Архимандритом в монастырский скит, называемый Святым местом. Он от монастыря верстах в двух вверх по Донцу. Оттуда спустились мы на лодке.

В 7 часов вечера слушал всенощную в своих покоях.

14-го ч. ежегодно совершается в 8-мь ч. утра крестный ход из монастыря в Скит на лодках, а после литургии тем же способом возвращается назад, в монастырь, где у пристани делается монастырской братией встреча крестного хода. В этой встрече на сей раз участвовал и я, по совершении литургии.

В 7-мь часов вечера начался благовест ко всенощной. Служащие, во время благовеста, в мантиях пришли в мои покои, а отсюда последовало шествие, при торжественном звуке колоколов, в Успенский монастырский храм. Я выходил на литию и величание. Лития совершалась, ради многолюдного собрания богомольцев, вне храма, под открытым звездным небом. Особенность богослужения составляло, между прочим, каждение диаконов с так называемыми сионами (т. е. ковчегами) на плечах, поддерживаемыми левой рукой.

—172—

1875 г.

15 числа – день Успения Пресвятой Богородицы – храмовый праздник Святогорской Обители.

За ранними литургиями, кои совершались в этот день в нескольких церквах, причастников из богомольцев было более 5 тысяч.

В 9-ть часов начался благовест к поздней литургии. Шествие из келий в церковь сопровождалось такой же процессией, как и накануне ко всенощной. Литургия совершена была с обычной торжественностью. После литургии братия отправилась с крестным ходом на скалу, а я другим путем подъехал туда в экипаже. На верхней площадке скалы совершен был по обычаю, в память открытия в этот день восстановленной Святогорской Пустыни, благодарственный молебен с обычными многолетиями и с провозглашением вечной памяти обновителям обители.

По сошествии со скалы и по разоблачении, я отправился в братскую трапезу, для благословения трапезы.

По пути оттуда осмотрел просфорню, ризницу и часовню, в которой хранится престол из прежней Успенской церкви.

После обеда посетил я келии Настоятеля Архимандрита Германа и там рассматривал рукописный Синодик 1710 г., украшенный многими, искусно сделанными, изображениями священных ликов.

Архимандрит Герман сын греческого купца из г. Нежина Черниговской губернии; получил некоторое образование в Московском Коммерческом училище; в молодых летах поступил в Глинскую Пустынь Курской губернии, а оттуда вместе с Казначеем Иеромонахом (впоследствии Архимандритом) Арсением и некоторыми другими монахами перешел в 1844 г. в восстановленную Святогорскую Пустынь. Отличается добрыми иноческими качествами и молитвенным настроением. По смерти Архимандрита Арсения (12 окт. 1859 г.), вступивши в управление многолюдной обителью (около 400 человек), он с добрым успехом исполняет свои многосложные обязанности.

16-го числа, выслушав раннюю литургию в зимней Покровской церкви, около полудня, я оставил знаменитую Обитель.

—173—

1875 г.

Мимоездом чрез помянутую выше Богородичную Слободу, я осмотрел тамошнюю приходскую церковь и около 3-х часов прибыл в заштатный город Славянск и остановился в доме купца Н. Ст. Киселева.

Славянск, в прежнее время называвшийся Тором по р. Торцу, известен ныне по своим целебным соляным озерам.

В Славянске церквей три: Соборная Троицкая, Воскресенская приходская и Всехсвятская-кладбищенская.

В 6 ч. всенощная в соборе с литией и величанием. На левом клиросе пели городские певчие очень изрядно. Собор обширен и благолепен.

17 ч. воскресенье. В 9 ч. благовест к литургии, которая совершена была мною соборно, при весьма многочисленном стечении богомольцев не только городских, но и деревенских, приехавших в этот день на базар.

После литургии обозрены были мною прочие церкви. В Воскресенской церкви, в алтаре, на горнем месте, вместо лампады пред образом, металлическая фигура ангела держит в руках трехсвечники. А на кладбище я видел на могилах, вместо памятников, каменные плиты с изображением на них крестов. Плиты эти неосторожно попираются ногами и людей, и, может быть, скотов, что строго возбраняется 73 прав. VI Вселенского Собора. Я обратил на это внимание священника и церковного старосты.

После обеда, в 7 часов вечера, я выехал из Славянска по железной дороге и на другой день, 18-го числа, утром возвратился в Харьков.

18-го числа из Киева писал мне саперный офицер Мих. Осип. Семенов, служивший вместо домашнего секретаря у А. Н. Муравьева²⁶⁸¹:

«Позвольте поднести Вам прилагаемый при сем экземпляр²⁶⁸² моих воспоминаний об А. Н. Муравьеве, которого Вы хорошо знали. Издание это предпринято мною на собственный счет и, собственно, для друзей покойного, в на-

—174—

1875 г.

дежде, что таковые поддержат меня для покрытия необходимых расходов.

В Киеве на меня возложен Генерал-Адъютантом Исаковым²⁶⁸³ сбор в память Андрея Николаевича между друзьями и почитателями на устройство стипендии его имени в здешней Духовной Академии. Я уверен, что и Вы не откажетесь принести свою лепту для сей благой цели и для человека, всю жизнь посвятившего на пользу церкви.

Испрашивая Вашего благословения и поручая себя молитвам Вашим, остаюсь с чувствами глубочайшего уважения и преданности».

В ответ на это писал я от 28-го числа:

«С особенным интересом прочитал я изданное Вами «Воспоминание об А. Н. Муравьеве», которого я душевно чтил и с которым имел письменные сношения в течение 25-ти лет. Усопшему вечная память, а Вам искренняя благодарность.

Посылая при сем 50 руб., прошу Вас на 25 руб. выслать мне, сколько следует, экземпляров изданной Вами книги, а другие 25 руб. пусть поступят в состав капитала на учреждение предполагаемой стипендии имени Андрея Николаевича.

Призывая Вам Божие благословение, с душевным к Вам уважением пребываю»…

19-го числа писал я в Москву знакомому мне купцу Макс. Ефим. Попову:

«В надежде на Ваше доброе ко мне расположение, позволяю себе обратиться к Вам, как истинному ревнителю церковного благолепия, со следующей усерднейшей просьбой.

Как ни много Господь помог мне, при благодетельном содействии Боголюбивой Москвы, сделать добра для бедствующих церквей моей прежней Полоцкой епархии, но, оставляя эту епархию, я оставил один храм, не сделав для него всего того, что я обязан был сделать и мог бы с Божией помощью сделать, если бы до сих пор оставался в Витебске. Я разумею Витебский градский Ус-

—175—

1875 г.

пенский Собор. Этот храм, по своей архитектуре, мало имеет подобных себе в целой России. Еще при мне началось, по распоряжению Правительства, возобновление этого достопримечательного храма; теперь возобновление это приближается к окончанию, и в сентябре предположено освящение оного. Но Правительство, давши средства к возобновлению стен и иконостаса, не дало никаких средств к приобретению утварей, соответствующих величию и красоте возобновленного храма. Приближается время освящения храма, но нет ни паникадил, ни лампад, ни подсвечников, ни хоругвей, ни облачений на престол и жертвенник, ни приличных риз для священнослужителей и проч... Собственных средств для всего этого у Собора нет; рассчитывать на усердие Витебских граждан совершенно невозможно. Что же остается делать? Одно – поклониться Христолюбивой и щедродательной Москве. Ей не в первый уже раз оказывать свою благотворную помощь церквам не только отечественным, но и заграничным.

К Вам, достопочтеннейший Максим Ефимович, а чрез Вас и к присному Вам Павлу Григорьевичу²⁶⁸⁴, как более других понимающим и любящим благолепие храмов Божиих, простираю мой ходатайственный глас об оказании помощи и содействия к довершению благолепия возобновленного Витебского Собора, в котором я, по случаю возобновления тамошнего же Кафедрального Собора, четыре года совершал соборные служения и воссылал к Богу усердные молитвы о Московских благотворителях, к числу которых всегда принадлежали и Вы с Павлом Григорьевичем.

Вручитель сего письма – Настоятель означенного Успенского Собора Протоиерей В. Волков. Поручаю его Вашему благосклонному вниманию. От него можно получить более обстоятельные сведения о том, что всего более необходимо и благопотребно для возобновленного храма ко дню его освящения.

Повторяя Вам мою душевную благодарность за Ваше посещение, призываю Вам с семейством и со всеми присными благословение Божие»

—176—.

1875 г.

Подлинник этого письма послан был мною в Витебск к Протоиерею при следующем письме от 20-го числа:

«Исполняя Вашу неотступную просьбу, посылаю Вам письмо на имя Московского купца Макс. Ефим. Попова незапечатанным с тем, чтобы Вы, прочитавши, сами уже заклеили его. Г. Попов служит старостой в Успенском соборе, и потому лучше других может понять Ваши нужды. Упоминаемый в письме П. Г. Цуриков, шурин Максима Ефимыча, человек в высшей степени благочестивый и беспримерный благотворитель церквей. К другим благотворителям, напр., В. М. Бостанжогло, я не пишу, потому что он весьма болен; к С. П. Оконнишникову²⁶⁸⁵ писать стыжусь, потому что он слишком уже много оказывал для меня и ради меня услуг, но Вы отыщите его и попросите от моего имени, чтобы он рекомендовал Вас кому-либо из своих знакомых.

Побывайте у Графини А. Г. Толстой²⁶⁸⁶, которая живет на Садовой в собственном доме, у Покрова в Кудрине. Объясните Ее Сиятельству, что Вы являетесь к ней по моему указанию. На днях я буду писать Графине, и, если не забуду, упомяну о Вас.

Дай Бог Вам успеха в Вашем предприятии!

С любовью буду ожидать Вас к себе на перепутье из Москвы.

Р. S. По прибытии в Москву, прежде всего явитесь к Владыке-Митрополиту и испросите от него благословение на принятие приношений».

21-го ч. получена была мною из Витебска от Преосвященного Викторина официальная бумага от 15 ч. № 5105 следующего содержания:

«Препровожденные Вашим Преосвященством при письме ко мне от 5-го минувшего июля за №48 триста рублей, для вспомоществования бедным вдовам и сиротам духовного звания вверенной мне епархии, мною получены и 10-го того же июля переданы в попечительства для употребления их согласно Вашему Архипастырскому назначению.

—177—

1875 г.

Принося Вашему Преосвященству глубокую мою благодарность за то, что Вы и по отшествии Вашем в другую епархию не забываете прежде бывшей паствы своей и не оставляете ее своей любовью и своей милостью, честь имею присовокупить, что бывшая Ваша паства за оказанные и ныне оказываемые Вами благодеяния ей также будет постоянно помнить Вас в своих молитвах к Господу Богу.

С братской о Христе любовью и преданностью имею честь быть»...

21-го ч. телеграммой спрашивал я Наместника Александро-Невской Лавры, Архимандрита Симеона²⁶⁸⁷, когда будет совершаться торжество 50-тилетнего юбилея Высокопреосвященного Митрополита Новгородского Исидора.

На это, в тот же день, получен был мною такой ответ:

«Торжество совершится пятого сентября».

21-го же числа писал я в Москву Графине А. Г. Толстой:

«На праздник Успения Пресв. Богородицы путешествовал я в Святогорскую Пустынь и спешу поделиться с Вашим Сиятельством моими впечатлениями, полученными мною от этой дивной обители.

Относительно местоположения обители скажу, что после Киева ничего подобного нигде я не видал. Не стану, впрочем, подробно описывать Вам красоту этого местоположения, но прошу Вас непременно приказать прочитать Вам красноречивое описание Св. Гор А. Н. Муравьева. У него описана местность вполне согласно с действительностью. Нисколько неудивительно, что Государыня Императрица²⁶⁸⁸, посетивши Св. Горы, восхитилась их красотой. Я много уже встречал людей, которые были в Св. Горах, и ни от кого еще не слышал, чтобы кто-нибудь оставался равнодушным при виде этих чудных гор.

В Св. Горах провел я пять дней и достаточно познакомился с обителью. Два раза служил и с искренним

—178—

1875 г.

усердием помолился о упокоении душ приснопамятных возобновителей этой обители – боляр Александра и Татианы²⁶⁸⁹; не забыты при сем были и досточтимые мною имена Графа Александра и Графини Анны²⁶⁹⁰. В храмовый праздник, после литургии совершен был мною, по заведенному обычаю, на остроконечной скале, которая высотой своей далеко превосходит Ивановскую колокольню, благодарственный молебен. Стечение к празднику богомольцев было громадное; одних причастников за ранними литургиями было более 5,000 человек. Богослужение в монастыре совершается весьма чинно. Братии в обители до 400 человек. Правила иноческой жизни соблюдаются очень строго. Настоятель Архимандрит Герман, которого Вы изволите знать, человек очень скромный и внимательный к своим обязанностям.

Посетил я и Палаты незабвенной Татьяны Борисовны. Все в них остается, как мне говорили, в том самом виде, в каком они оставлены были покойной их владетельницей, но время мало-помалу налагает на них свою разрушительную руку; и едва ли они будут поддержаны надолго настоящим их владельцем.

От Успенской Святогорской обители, мною посещенной, позвольте перейти к Успенскому Собору, мною оставленному в г. Витебске. Храм этот, по своей архитектуре, мало имеет подобных себе в России. По распоряжению Правительства, еще при мне приступлено было к возобновлению этого замечательного храма; в настоящее время возобновление окончено, и в сентябре предположено храм освятить. Но Правительство, давши средства возобновить и украсить стены и иконостас, не дало средств к приобретению потребных и соответствующих величию храма утварей. Поэтому Настоятель Собора, с разрешения своего Епархиального Начальства, решился отправиться в Москву с мольбою об оказании помощи и содействия к довершению благолепия возобновленного храма. Он обратится, без сомнения, и к Вам, благодетельнейшая Графиня, со своей мольбой о помощи; не откажите, Бога ради, в этой

—179—

1875 г.

помощи. Оказанное Вами благодеяние на пользу храма, в котором я, по случаю возобновления Кафедрального собора, четыре года совершал богослужение и молился о спасении Московских благотворителей, я приму за личное для себя одолжение.

Призывая Вам и сущим с Вами Божие благословение, с глубоким уважением и душевной преданностью имею честь быть...

Р. S. Забыл было я упомянуть, что мне показывали сребро-позлащенный ковчежец с частицами св. мощей – памятник Вашего благочестивого усердия к Святогорской обители. Ковчежец этот благоговейно сохраняется на престоле зимней Покровской церкви, где я 16-го числа слушал раннюю литургию».

Еще 7-го августа получил я из Москвы от Η. П. Киреевской письмо в ответ на мое письмо от 11-го июня. Вот что она писала мне от 5-го августа:

«На вопрос Вашего Преосвященства об Оптиной Пустыни и на намерение обратиться к настоятелю оной для избрания Настоятеля в ново-устрояющуюся Общину –

Отвечаю Вам со всей откровенностью и немалой скорбью... В Оптиной, к сожалению, большое изменение, беспорядок и упадок! После О. Макария²⁶⁹¹ держалось все покойным его преемником О. Иларионом; по кончине его, все изменилось не в лучшее, чему много и даже совершенно причиною (не по благословению) Старец О. Амвросий²⁶⁹², произведенный Г-жой Ключаревой в Старцы. Он – человек умный и жизни хорошей, но никак не старец, который должен иметь дар духовный. Теперь во всем, увы! и велий ералаш, и смущение, и неустройство по всем частям; а так как он – духовный отец и наставник доброго, но очень ограниченного Игумена, то и происходят и расстройство и беспорядки. И потому, если обратитесь к Настоятелю, т. е. к О. Игумену, Вам пришлют, конечно, кого-нибудь в настоятели по указанию называемого Старцем, и, конечно, такого, который не будет ни на что годиться. Но как время еще довольно впереди, то

—180—

1875 г.

позвольте мне, скромно и тихо, с помощью Божией, спросить тамошнего О. Казначея Флавиана, ученика преданного и воспитанника О. Макария и О. Илариона, не рассудит ли он побывать в Троицкой Лавре и быть у меня проездом? И тут словесно предложу ему принять на себя обязанность Настоятеля Общины по уставу, какой был при О. Архимандрите Моисее и старцах в Оптиной Пустыни.

Если о. Флавиан изъявит согласие, то Вы будете иметь сокровище, а не человека. Это девственник и человек дельный и способный на все полезное; ему лет около 50-ти, и, вероятно, имеет из братии единодушных, правильных людей, бывших по совести откровенных пред покойным старцем. Вот, если благословит Господь мое намерение благим исполнением, то уверена, что вполне совершится Вам угодное для благоустройства новой обители. Только необходимо повременить этим делом и поскромнее помолчать. Но усердно прошу Вашего мне ответного слова, одобрите ли мой план действий? И тогда уже за Ваше святительское благословение мне будет благонадежнее действовать. Буду ожидать Вашего ответа, а покуда позвольте выразить Вашему Преосвященству мои благожелания и чувство искреннего почтения и душевной неизменной моей Вам преданности».

На это отвечал я от 22 числа:

«Возвратившись из Святогорской Пустыни, куда я путешествовал на праздник Успения Б. Матери, спешу ответствовать на Ваше почтенное письмо от 5 сего августа.

Вопрос об избрании Настоятеля в новоустрояемую обитель не требует еще скорого разрешения. Если Вам и случится увидеть О. Флавиана, то прошу Вас объясниться с ним на первый раз в таком только смысле, что для такого-то монастыря ищут благонадежного Настоятеля и что в случае, если бы ему предложена была эта должность, может ли он принять такое предложение?

В бытность мою в Святых Горах мне рекомендовали тамошнего казначея, как человека способного и благонадежного для занятия Настоятельской должности, но я не имел об этом переговоров ни с рекомендованным, ни с Настоятелем Пустыни.

—181—

1875 г.

Что это за чудная обитель – Св. Горы. После Киева я ничего подобного нигде не видал. Вам непременно следует там побывать».

26-го ч., в день Коронации Государя Императора, после торжественной литургии в Кафедральном Соборе, я по обыкновению тотчас же возвратился в свое уединенное и прохладное Всехсвятское. Здесь посетил меня Сумский купец Дм. Ив. Суханов. Я пригласил его к своей скромной трапезе вместе с каким-то другим, не помню, гостем; он не отказался от моего усердного приглашения, но не захотел оставаться у меня в долгу; на другой же день прислал мне полный серебряный сервиз на 12-ть персон.

28-го же числа получена была мною из Ростова-на-Дону от Преосвященного Германа²⁶⁹³, Епископа Кавказского, отправлявшегося в Петербург на юбилей Митрополита²⁶⁹⁴, телеграмма следующего содержания:

«Проездом надеюсь быть завтра в Харькове с почтовым поездом, причем считаю долгом засвидетельствовать почтение Вашему Преосвященству и помолиться на могиле Архиепископа Нектария».

А на другой день, 29-го ч., от него же получаю из Таганрога другую телеграмму такого рода:

«Произошла задержка: чрез Харьков придется проезжать ночью в такие часы, в которые я не осмелюсь беспокоить Вас».

Таким образом, я не виделся на этот раз с Кавказским Владыкой; но он посетил меня на обратном пути из Петербурга, о чем речь впереди.

30-го числа получено было мною от Председателя Церковно-Археологического Общества при Киевской Дух. Академии Преосвященного Филарета²⁶⁹⁵, Епископа Уманского, официальное письмо от 17-го ч. за № 129, следующего содержания:

«Отношением от 28-го июня сего года за № 45 Ваше Преосвященство изволили уведомить Церковно-Археологическое Общество при Киевской Дух. Акад. о согласии Вашем принять

—182—

1875 г.

на себя звание Почетного Члена Общества и вместе с тем препроводить для него означенные в том отношении издания Вашего Преосвященства.

Принося от имени Общества глубочайшую и искреннюю благодарность за сие пожертвование, долг имею почтительнейше препроводить к Вашему Преосвященству 1) Устав Церковно-Археологического Общества и Музея и 2) Отчет Общества за 1874 г., с присовокуплением, что диплом на звание Почетного Члена Общества будет выслан Вашему Преосвященству по изготовлении его в типографии».

30-го же числа писал я в Петербург Наместнику Александро-Невской Лавры, Архимандриту Симеону:

«Прежде всего приветствую Вас с новой должностью и желаю Вам успешного прохождения этой почтенной должности.

Затем усердно благодарю Вас за удовлетворительный ответ на мою телеграмму, но при этом прошу Вас покорно исполнить следующее мое поручение.

Вы получите с почты адресованную на Ваше имя посылку в ящике. В этом ящике вложена, в особой картонке, икона для Высокопреосвященнейшего Митрополита, и при ней письмо на имя Его Высокопреосвященства. Вынувши из ящика икону, потрудитесь представить ее, в запечатанной картонке, в самый День юбилея, Вашему Архипастырю с объяснением, разумеется, от кого эта икона.

Поздравляю Вас с предстоящим юбилейным торжеством. Полагаю, что Вам немало будет при этом торжестве трудов и забот. Но любовь и преданность Архипастырю облегчит Вам эти труды.

Р. S. О получении, равно как и о представлении иконы по принадлежности, прошу меня уведомить».

В виду предстоявшего юбилея Высокопреосвященного Исидора, Митрополита Новгородского и С.-Петербургского, мною поручено было Преосвященному Викарию, Епископу Вениамину, составить проект адреса досточтимому Юбиляру. Преосвященный, исполнив на скорую руку мое поручение, прислал мне составленный им и небрежно переписанный проект при следующем, оригинального свойства, письме от 26-го числа:

—183—

1875 г.

«За мои прегрешения дан мне конфуз в лице: остаток бывшей моей губной боли выступил на новом месте, и не позволяет мне до времени показаться в церковном собрании. Употребляю некоторые средства к скорейшему поправлению. Помолитесь, Преосвященнейший Владыко, за меня немощного.

Взгляните на мой набросок приветствия к предстоящему юбилею, если только мы еще не опоздали с ним.

Сократить, изменить или совсем переделать написанное вчерне и наскоро предоставляю усмотрению Вашего Преосвященства. Я понимал юбилей пятидесятилетний от начала всего служения нашего высокого юбиляра до настоящего времени; но так ли это? Меня привел в сомнение последний номер Московской газеты, где пропечатано в телеграмме, что предстоящий юбилей имеет своим предметом сорокалетие святительского сана Высокопреосвященного Исидора. Это еще не беда, если только нужно сделать нам поправку в своем адресе; но в том же номере сказано, что юбилей имел совершиться 21-го числа настоящего августа, – вот тут-то является точка с запятой!

Как хочется мне повидаться с Вашим Преосвященством по поводу этого предмета, причем сильно интересует и приготовленный к этому случаю Вашим Преосвященством образ Матери Божией, чтобы посмотреть на него!

Завтрашний день к пяти часам пополудни постараюсь быть у Вашего Преосвященства и переговорить о наших делах».

Приложенный при письме этом адрес следующего содержания:

«Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и великий Отец!

От Академической скамьи, на которой имеют место первенцы науки, до первосвятительской кафедры царствующего града великого Русского Царства стоит такая высота достоинства и чести, на которую дано восходить только особенным избранникам таинственных советов Промысла Небесного. Вашему Высокопреосвященству судил вседействующий Промысл Божественный стоять на этой высоте и, как светильнику, ярко горящему на свещнице, изли-

—184—

1875 г.

вать чистый свет духовный на тех, которые находятся в храмине Церкви Христовой.

Совершаемое, нынешний день, воспоминание всего пройденного Вашим Высокопреосвященством служения на пользу Церкви и Отечества в течение пятидесятилетия развертывает пред всеми в этом полувековом периоде времени такую дорогую цепь лет, в которой каждое отдельное звено могло бы составить для иного украшение и славу всей его жизни. Пятьдесят таких лет, взятых вместе, поистине, составляют великое и многознаменательное торжество, вся полнота радости которого прежде всего сосредоточивается в собственном сознании и чувстве Вашего Архипастырского духа, принявшего такое обилие духовных дарований. Принимаем искреннее и живое участие в этом светлом и священном торжестве и мы, поставленные в живой и тесной связи с Вашим Высокопреосвященством, как первопредстоятелем и старейшим правителем Церкви Русской. Приветствуем Вас, Милостивейший Архипастырь и великий Отец, с таким многоплодным и славным юбилеем Вашего священнейшего служения в великом Дому Божием, какой немногим из делателей на ниве Христовой дается праздновать в краткий век своей земной жизни.

Как лучшее выражение своих глубоких, искренних и священных чувств, благоволите принять от меня и всей моей паствы посылаемый мною Образ Озерянской Божией Матери, Покровительницы здешнего края. Матерь Божия, воспринявшая под свое всесильное заступление Ваше Высокопреосвященство, как младенца, в первые дни Вашего явления на свет, да сохраняет и ныне Вас, как Архипастыря и священноначальника Церкви, на все последующие годы многоценной и многоплодной жизни Вашей!

Молим Пречистую Матерь Господа, чтобы жизненный елей не оскудевал в сосуде старческой плоти Вашей, и чтобы светильник Ваш горел еще и еще для руководства, научения и утешения всех верных сынов Церкви Русской!»

Такой проект адреса мне показался не очень складным, и потому я заменил его своим в следующих выражениях:

—185—

1875 г.

«Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец!

Совершившееся ныне пятидесятилетие²⁶⁹⁶ достославного служения Вашего Высокопреосвященства Церкви и Отечеству должно составлять предмет духовного торжества и радования не только для врученных Богом Вашему Святительству паств Новгородской и С.-Петербургской, но и для иных паств и пастырей Церкви Всероссийской, поскольку Вы – Первостоятель и старейший Правитель сея Церкви; Вашему Архипастырскому сердцу не чужды заботы о благе и благосостоянии всех духовных паств Российской церкви; Ваши великие и многообразные труды, наипаче же труды по преложению на общепонятное русское наречие священных книг Ветхого Завета суть труды на пользу душ всех православных сынов Отечественной церкви.

Посему просим Вас, Высокопреосвященнейший Владыко, принять от нас, пастырей, и от вверенной нам паствы выражение искренних и живых чувств радости о благополучном совершении пятидесятилетнего поприща Вашего многотрудного и благоплодного служения Христовой церкви.

Молим Пастыреначальника и Господа Иисуса Христа, да продлит Он, Всеблагий, дни Вашей многополезной жизни и да горит еще и еще в сосуде плоти Вашей духовный светильник Ваш для просвещения, утешения и руководства пастырей и пасомых Церкви Российской.

Препровождаемое при сем священное изображение Божией Матери, именуемой Озерянскою, благоволите принять, Высокопреосвященнейший Владыко, как видимый залог нашего духовного общения в совершающемся ныне, в Царствующем граде, церковном торжестве по случаю Вашего, Милостивейший Архипастырь, пятидесятилетнего юбилея.

Вашего Высокопреосвященства, Милостивейшего Архипастыря и Отца, смиренные послушники: Савва, Епископ Харьковский и Ахтырский, Вениамин, Епископ Сумский, Викарий Харьковской епархии».

2-го сентября писал мне из Киева М. О. Семенов:

—186—

1875 г.

«В течение моего сожительства с А. Н. Муравьевым, я успел изучить и узнать его отношения к разным личностям и знал расположение его к Вам, на основании которого и препроводил мои о нем воспоминания. Благодарю Вас, Преосвященнейший Владыко, за Ваш лестный отзыв о моем труде, а также за пожертвование на память об Андрее Николаевиче и выписку книг, которых вместе с сим посылаю за нашей братской печатью, по расчету стоимости мне за печатание 42 экзем. Я успел получить лестные отзывы от нашего Архипастыря, Митрополита Арсения²⁶⁹⁷, который просит меня заняться изданием писем Андрея Николаевича к Московскому Митрополиту Филарету, кои обещался выручить из Синодального Архива, куда попали с прочими бумагами после кончины Владыки, и от Преосвящ. Леонида, Викария Московского. Святогорский Архимандрит Герман поддержал мое издание воспоминаний выпиской 100 экз., есть надежда, что понемногу моя затрата возвратится. Вы меня должны помнить, потому что я с Вами ездил к памятнику Св. Владимира, когда Вы были в Киеве у Андрея Николаевича?»

9-го ч. приехали ко мне в гости два брата – Архимандрит Серпуховского Высоцкого монастыря Мелетий и Эконом Троицкой Сергиевой Лавры иеромонах Агафангел. На другой день О. Мелетий уехал в Святогорскую Пустынь, а О. Агафангел оставался в Харькове для осмотра устроенной под его наблюдением печи в Кафедральном Соборе.

11 ч. посетил меня, мимоездом из Петербурга, совоспитанник по Московской Академии, Стат. Сов. Мих. Влад. Шавров, состоящий в должности Чиновника Особых Поручений при Обер-Прокуроре Св. Синода. Он женат на дворянке Харьковской губернии и в приданое за нею получил небольшое имение в Изюмском уезде. После 25-тилетней разлуки очень приятно было встретиться со старым товарищем. – Шаврова я знал в Академии как умного и благородного юношу, поступившего туда из Тверской Семинарии.

12 ч. телеграфировал мне из Орла возвращавшийся из

—187—

1875 г.

Петербурга с Митрополичьего юбилея Преосвященный Герман, Епископ Кавказский.

«В четыре часа пополудни, – извещал он меня, – буду на Харьковской станции. Желал бы засвидетельствовать вам свое почтение».

Я распорядился, разумеется, выслать к этому времени на станцию железной дороги экипаж для встречи почтенного собрата. Он пробыл у меня три или четыре дня и много рассказывал мне о совершившемся юбилейном торжестве Новгородского Владыки. Впрочем, об этом торжестве напечатаны подробные сведения в «Церковном Вестнике» за 1875 г. и других духовных газетах.

14-го ч. получен был мною из Витебска от Епархиального съезда духовенства Полоцкой епархии благодарственный адрес за пожертвование мною в пользу Попечительства о бедных духовного звания. Адрес этот изложен в следующих выражениях:

«Ваше Преосвященство, Милостивейший Архипастырь!

Духовенство Полоцкой епархии, осведомившись из «Епархиальных Ведомостей» о присылке Вашим Преосвященством для вспомоществования нуждающимся сирым семействам Полоцкой епархии 300 руб., поручило Епархиальному Съезду принесть искреннюю благодарность незабвенному Архипастырю за полное любви сочувствие к бедственному положению вдов и сирот.

Помня, как все Ваши заботы ко благу Полоцкой епархии при управлении ею, так и ценя оказанное благодеяние Ваше, духовенство не престанет приносить свои недостойные молитвы о здравии Вашего Преосвященства пред св. престолом, уповая, что и духовенство Полоцкой епархии не забудет в святых своих молитвах Владыка святый.

Вашего Преосвященства Милостивейшего Архипастыря и Отца нижайшие послушники».

Из Витебска же писал от 18-го числа протоиерей В. Волков:

«Кланяюсь Вам до лица земли и прошу благословения.

Из Харькова в Витебск я приехал 10-го сентября... 11-го явился Его Преосвященству²⁶⁹⁸. Принял меня в ка-

—188—

1875 г.

бинете, весьма ласково и любезно; спросил о здоровье Вашего Преосвященства и, когда узнал от меня, что я получил от Вас и чрез Вас, встал – помолился Богу, поклонился в землю – это Вам в благодарность – и благодарил меня за труд, принятый для пользы собора. До подробностей расспрашивал о Харькове, о Вас, об удобствах жизни в Харькове, о даче, о монастырях, соборах, духовенстве и проч. и проч. – За все радовался и благодарил Бога и Вас. И весь город благодарит Вас, кланяется в ноги, молится Богу и желает когда-нибудь видеть Вас в Витебске, особенно при освящении Успенского Собора. Если бы горожане знали время Вашего прибытия, то вышли бы за город навстречу. Губернатора²⁶⁹⁹ я мог увидеть только 15-го числа. Когда я передал ему Ваше благословение, он особенно радостно благодарил Вас за память и сказал: «Да, я душевно, искренно уважаю и люблю Владыку Преосвященного Савву, а он забыл обо мне; обещал писать и ни одного слова. Это сильно меня огорчает. Неужели кто-нибудь заглазно мог вооружить его против меня? Весьма скорблю. Но я буду писать ему». Я говорю ему, что Вы писали ему, но не получили ответа. Он уверял, что ни одного письма не получал. Благодарил и благодарил за Вашу память и заботы о соборе нашем... «Да, если бы не Преосвященный Савва, то Успенский Собор, столь великолепный и так красиво отделанный, был бы обезображен старой утварью, ризницей, ломаными подсвечниками, дырявыми коврами и проч., и пр... А теперь Вы, Отец Протоиерей, пожалуй перещеголяете и Николаевский собор своими вещами. Благодарю и Вас за Ваши заботы и труды на пользу собора. Вы много мне помогли; а я, право, давно думаю и беспокоюсь, где взять новые вещи для собора? Денег нет, да и Министерство не даст. Слава Богу и благодарение Владыке Савве, что все так хорошо устроилось. Ну, прощайте». Вот разговор Губернатора от слова до слова. Но надобно было лично слышать, как это говорилось мягко, любезно, душевно.

Вчера, когда я начал уже писать это письмо, Владыка

—189—

1875 г.

требовал меня к себе по делам собора. Опять благодарил и весьма благодарил Вас и сказал мне следующее: «Вижу, что вы заслужили любовь Преосвященного Саввы, – старайтесь заслужить и мою любовь; вы – человек, как вижу, более других опытный, трудолюбивый и честный; вы будете у меня первым человеком. Смело и откровенно говорите ваши мысли и соображения по всем делам; да притом, вы, как благочинный, и обязаны обо всем мне говорить, впрочем, не на бумаге».

При этом письме приложен список вещей, приобретенных в Москве для Витебского Успенского Собора в сентябре 1875 г. и Записка о денежных пожертвованиях. В Записке значится разных ризничных вещей и церковных утварей – на 2727 р. 70 к., а денежных пожертвований 1000 р., а именно: от Графини А. Г. Толстой 300 р., от П. Г. Цурикова – 500 р., от Μ. Е. Попова – 100 р. и от Епископа Харьковского 100 руб.

Еще в январе сего года, во время пребывания моего в Петербурге по пути в Харьков, я слышал от Обер-Прокурора Св. Синода, Графа Д. А. Толстого, очень невыгодный отзыв о Харьковской Дух. Семинарии в педагогическом отношении. Этот же отзыв, с большими притом подробностями, повторен был мне в официальной бумаге от 15 мая (1875 г.) за № 1652, с просьбой о принятии решительных мер к приведению воспитательной части Семинарии в положение, требуемое Уставом. Вследствие сего, мною потребованы были от Семинарского Правления сведения о том, с какого времени и от каких причин возникло в воспитанниках Харьковской Семинарии неуважение к дисциплине и начальству, примечается ли этот недостаток в воспитанниках в настоящее время и какие, по мнению Правления, надлежит принять решительные меры к устранению этого важного недостатка на будущее время и к приведению вообще воспитательной части в Семинарии в положение требуемое Уставом.

Семинарское Правление представило мне сведения эти не ранее 19 сентября; изложу сущность оных:

«Обнаруживающийся за последнее время (1874 г.) дух или направление учеников Харьковской Семинарии есть

—190—

1875 г.

явление, сложившееся, с одной стороны, под влиянием причин общих для всех, или, по крайней мере, для многих учебных заведений, с другой, под влиянием причин местных, исключительно существовавших только для Харьковской Дух. Семинарии.

К числу общих причин относится: а) распространение отрицательного направления 60-х годов и б) развитие среди учеников стремления к получению высшего образования в светских учебных заведениях.

Частные причины: а) более строгое и более точное применение за последнее время к жизни учеников требований Семинарского Устава и правил Семинарской инструкции, и б) существование в среде преподавательской двух противоположных педагогических направлений.

Что касается вопроса о том, примечается ли среди воспитанников неуважение к дисциплине и Начальству и в настоящее время, то Правление Семинарии в этом отношении усматривает в воспитанниках значительную перемену к лучшему.

Для предохранения воспитанников на будущее время от уклонения от правил дисциплины, Семинарское Правление признает нужным: а) пересмотреть, дополнить и изменить Инструкцию ученического благоповедения применительно к открывшимся надобностям и в сообразность с требованиями Устава, и проч., б) вменить ученикам в обязанность жить не на квартире, а в Семинарском общежитии».

22 ч. посетил меня в загородном доме Настоятель Нежинского Благовещенского (Назарет-Богородичного) монастыря, Архимандрит Иероним (Геппнер).

О. Геппнер – личность в своем роде очень примечательная.

Архимандрит Иероним, в мире Иван Федорович Геппнер, уроженец Царства Польского, по одним известиям, из дворян, а по другим, из евреев, крещен в Униатской церкви, но воспитан был в римско-католической вере, или по другим, в евангелическом вероисповедании; первоначальное образование получил в рижской гимназии; оттуда поступил в Кенигсбергский Университет (в Пруссии), а отсюда перешел на богословский факуль-

—191—

1875 г.

тет в Дерптский, где и принял православие. В 30 или 31 г. состоял Секретарем в какой-то польской повстанской шайке; попал под уголовное дело, от которого отделавшись, очутился в положении послушника Соловецкого монастыря. Отсюда, в 1837 г., попал в Киевскую Духовную Академию, где и окончил курс в 1841 г. со званием Старшего кандидата. В декабре 1842 г. определен был учителем в Харьковскую Дух. Семинарию по церковной Истории и Каноническому праву; 7-го апреля 1843 г. пострижен был Преосвященным Харьковским Иннокентием, 10-го рукоположен в Иеродиакона, а 11-го в сан Иеромонаха. В 1847 г. переведен учителем в Тамбовскую Семинарию; в 1854 г. определен в Астраханскую Семинарию Инспектором; а оттуда в 1856 г. на туже должность переведен в Кишиневскую Семинарию. В 1859 г. возведен в сан Архимандрита и в том же году уволен от духовно-училищной службы. В 1863 г. из Кишиневской епархии перемещен был в Вятскую в настоятеля Слободского Крестовоздвиженского монастыря; а в 1868 г. снова возвратился в Кишиневскую епархию и определен был настоятелем Шабского Вознесенского монастыря. В 1873 г. определен Настоятелем Нежинского Благовещенского монастыря, а в декабре 1875 г. перемещен Настоятелем же Оренбургского Богодуховского монастыря, где и скончался 28-го ноября 1876 г. на 65 году от рождения²⁷⁰⁰.

При жизни своей, о. Геппнер два раза путешествовал за границу и был в Риме. В беседе своей со мною, он рассказывал мне об этих путешествиях за границей и, между прочим, упоминал о свидании своем с Кардиналом Шварценбергом; не с похвалой отзывался об образованности католических епископов; слышал от одного ксендза, бывшего ректором Варшавской католической Академии, что если бы в 1863 г. оставался в Варшаве право-

—192—

1875 г.

славным Архиепископом Преосвященный Арсений²⁷⁰¹, мятежа в Польше не было бы.

22-го ч. писал я Инспектору Московской Дух. Академии С. К. Смирнову:

«Приношу Вам сердечное поздравление со днем Вашего Ангела. Да дарует Вам Господь, заступлением великого покровителя Вашего Угодника Сергия, здравие, долгоденствие и благоденствие!

В каком положении здоровье О. Ректора?

Недавно были у меня два братца – о. Архимандрит Мелетий и о. Агафангел. Первый приезжал в гости, а второй по делу устройства печи в моем Кафедральном соборе. О. Мелетий ездил на один день в Святогорскую Пустынь, где и я был на празднике Успения Божией Матери. Дивная местность! Я уверен, что Вы нигде ничего подобного не видали; не излишне поэтому было бы Вам взглянуть на эту св. обитель. Над рекой Донцом возвышается отвесная скала выше Ивана Великого. Вид отсюда на окрестность очаровательный; в ясную погоду можно видеть с этой скалы г. Изюм, отстоящий от Пустыни на 30 верст. И на вершине этой-то скалы я совершал, по заведенному обычаю, в праздник Успения, после литургии благодарственный молебен, в память открытия и восстановления в этот день обители. Стечение богомольцев на этот праздник храмовый в обители было громадное: одних причастников за ранними литургиями было более 5,000».

26-го ч., в день св. Иоанна Богослова, служил я в Семинарской церкви, по случаю храмового праздника. После литургии, в квартире Ректора²⁷⁰², встретил я между гостями замечательную личность – бывшего профессора Харьковского Университета Никифора Дмитр. Борисяка²⁷⁰³ – известного минералога.

30-го ч. из г. Ельца приветствовал меня помянутый выше Архимандрит Иероним (Геппнер) следующей телеграммой:

(Продолжение следует).

—305—

ксандр Беляев, экстраординарные профессоры Алексей Введенский и Василий Мышцын, исправляющий должность доцента Павел Соколов и лектор немецкого языка Василий Лучинин – по 2 лекции, ординарный профессор Николай Заозерский – 1 лекцию; б) по нахождению в отпуске – заслуженный ординарный профессор Григорий Воскресенский – 4 лекции».

Определили: Ведомость записать в протокол настоящего собрания для напечатания в академическом журнале.

VI. Предложение Преосвященного Ректора Академии:

«В текущем 1901 году исполнилось 25 лет со времени вступления на штатную преподавательскую должность при Московской Духовной Академии ординарного профессора по кафедре догматического богословия Александра Беляева. – На основании § 57 устава духовных академий предлагаю Совету Академии просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом об удостоении сего профессора звания заслуженного ординарного профессора Академии».

Справка: l) Ординарный профессор Александр Беляев состоит на штатной преподавательской должности в Академии с 22 сентября 1876 года. 2) По § 57 устава духовных академий: «профессор, ординарный или экстраординарный, по выслуге 25 лет в должности штатного преподавателя в академии, удостаивается звания заслуженного ординарного или экстраординарного профессора».

Определили: Просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом об удостоении ординарного профессора Академии Александра Беляева звания заслуженного ординарного профессора.

VII. Отношение на имя Преосвященного Ректора Академии Управляющего Московским Спасо-Андрониевским Монастырем Преосвященного Епископа Нафанаила от 30 сентября:

«Вверенный руководству и попечению Вашего Преосвященства – высший светильник православно-русской богословской науки, дающий достойных слуг св. Православной Христовой Церкви на всех степенях служения ей, – Московская Духовная Академия – всегда вызывала глубоко-

—306—

почтительное уважение и внимание к себе и к своей деятельности.

В лице Вашего Преосвященства и Ваших именитых и славных сотрудников Академия имеет достойных представителей, – ручаясь за светлое будущее этого высшего духовно-учебного учреждения, находящегося под особым могучим покровом Отца и молитвенника земли Московской, а, следовательно, все-русской, Преподобного Сергия Чудотворца.

Поэтому особо счастлив в эти знаменательные дни моего пятидесятилетнего служения – Богу, Царю и Отечеству на чреде учительства и священства во Святой Православной Церкви, – что я могу (от лица, пожелавшего остаться неизвестным) представить высокочтимой Московской Академии вещественный знак уважения и заботы о расширении благого влияния сего источника истинного света Христова учения, – дар – в количестве пяти тысяч восьмисот рублей. Желание жертвователя таково:

1) Представляемый дар составит неприкосновенный запас, доход с которого предоставляется Советом Академии на содержание одному из наиболее благонастроенных и способных успешных воспитанников Академии из детей духовенства, – преимущественно из Рязанских и Тверских.

2) Учреждаемая при Академии сия стипендия именуется «стипендией имени Святителя Арсения, Епископа, Тверского».

Об учреждении стипендии – покорнейше прошу Вас – Владыко – войти с представлением в Святейший Правительствующий Синод и о последующем почтить меня уведомлением».

Определили: 1) Просить Преосвященного Епископа Нафанаила принять выражение глубокой признательности Совета Академии за сочувствие к просветительной деятельности Академии и щедрое вспомоществование, оказанное нуждающимся питомцам ее. 2) Процентные бумаги передать в Правление Академии для присоединения к неприкосновенному капиталу оной. 3) Просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом об учреждении при Академии стипендии «имени Святителя Арсения, Епископа Тверского». 4) Представить установлен-

—307—

ным порядком на благоусмотрение и утверждение Святейшего Синода следующий проект положения об означенной стипендии:

§ 1.

На проценты с капитала, пожертвованного неизвестным лицом (чрез Преосвященного Епископа Нафанаила) и заключающегося в свидетельствах Государственной 4% ренты на сумму пять тысяч восемьсот рублей (5800 р.), учреждается при Московской Духовной Академии стипендия «имени Святителя Арсения, Епископа Тверского».

§ 2.

Капиталъ этот составляет неотъемлемую собственность Московской Духовной Академии и хранится вместе с прочими принадлежащими ей капиталами, оставаясь навсегда неприкосновенным.

§ 3.

Стипендия назначается Советом Академии, с утверждения Епархиального Преосвященного, на четыре года одному из наиболее благонастроенных и способных успешных воспитанников I курса Академии из детей духовенства, – преимущественно из Рязанских и Тверских.

§ 4.

В случае смерти стипендиата, а также добровольного выхода или увольнения его из Академии прежде окончания им полного академического курса, – стипендия считается свободною и назначается другому лицу порядком, указанным в § 3 сего положения.

§ 5.

Пользование стипендией не налагает на стипендиата никаких обязательств.

VIII. Отношение Высокопреосвященного Сергия, Архиепископа Владимирского и Суздальского, от 3 октября за № 1072:

«Считаю долгом принести в дар Московской Духовной Академии для библиотеки ее рукопись под названием: «Выписка из рукописных святцев конца XVII столетия». Эта выписка содержит немало интересного для русской Агиологии. Более замечательное внесено из нее мною во

—308—

второе издание Полного Месяцеслова Востока. Но она может быть полезной вообще для справок и, в частности, для подтверждения показаний Полного Месяцеслова Востока».

Определили: Рукопись сдать в фундаментальную академическую библиотеку, а Высокопреосвященному Архиепископу Сергию за пожертвование оной выразить от Совета Академии искреннюю благодарность.

IX. Отношения:

а) Отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук от 21 сентября за № 342: «Отделение русского языка и словесности Императорской Академии Наук, встречая при своих занятиях надобность в рукописном житии Дмитрия Прилуцкого XVI века, принадлежащем собранию Иосифо-Волоколамского монастыря за № 212 (627), хранящемся ныне в библиотеке Московской Академии, – имеет честь обратиться к Вашему Преосвященству с покорнейшей просьбой о разрешении на доставление упомянутой рукописи сроком на два месяца в Отделение русского языка и словесности».

б) Г. Ректора Императорского С.-Петербургского Университета от 3 октября за № 1911: «Вследствие представления Историко-филологического факультета имею честь покорнейше просить Совет Московской Духовной Академии не отказать в распоряжении о доставлении в Библиотеку С.-Петербургского Университета следующих рукописей для ученых занятий ординарного профессора П. А. Лаврова, на шесть месяцев:

1) Рукописи библиотеки Московской Духовной Академии № 19, XV века, в лист полууставного письма, в которой с л. 365 до оборота 389 л. помещено житие Константина Философа.

2) Рукопись Волоколамского монастыря № 432, в которой на л. 94 слово, приписываемое Иоанну экзарху Болгарскому».

Определили: Выслать в Отделение русского языка и словесности Императорской Академии Наук и в Библиотеку Императорского С.-Петербургского Университета означенные в отношениях рукописи на испрашиваемые сроки.

—309—

X. Прошение исправляющего должность доцента Академии Ильи Громогласова:

«Честь имею почтительнейше просить Совет Академии о выписке из фундаментальной библиотеки Черниговской Духовной Семинарии на трехмесячный срок следующих рукописей (по описанию г. Лилеева):

№ 131. Письма блаж. памяти преосв. Игнатия, архиепископа Воронежского и Задонского (опис. стр. 218).

№ 50. Археология церковная (опис. стр. 206).

№ 90. Сборник слов на разные случаи (опис. стр. 240–241)».

Определили: Просить Правление Черниговской Духовной Семинарии о высылке в Академию означенных в прошении и. д. доцента И. Громогласова рукописей на трехмесячный срок.

XI. а) Записки профессоров и преподавателей Академии Н. Каптерева, И. Татарского, А. Голубцова и П. Тихомирова о выписке книг, которые они считают нужным приобрести для академической библиотеки.

б) Представление заслуженного ординарного профессора Академии Петра Цветкова:

«В истекшем году началось печатание латинского словаря издаваемого пятью Академиями: Берлинской, Геттингенской, Лейпцигской, Мюнхенской и Венской под заглавием Thesaurus linguae latinae (первый выпуск первого тома был напечатан и поступил в продажу в ноябре истекшего года). Словарь этот превосходит все, в настоящее время существующие, латинские словари как полнотой и точностью в указании значения слов, так и тем, что составлен по надписям и по наиболее исправным изданиям древних латинских писателей. Он необходим для филологов, весьма важен, также, для богословов, для историков и для всех ученых, которым приходится обращаться с латинскими текстами. Приобретение сего издания академической библиотекой крайне желательно. Библиотека академическая имеет латинские словари Форчеллини. Клоца, Георгеса; но первый из них значительно устарел, а остальные два суть собственно ручные словари, недостаточные для ученых работ. Издание Thesaurus linguae latinae продолжится 15 лет и, при подписке, будет стоить около 700 марок».

—310—

Определили: Поручить библиотекарю Академии Константину Попову выписать для академической библиотеки, по справке с ее наличностью, означенные в записках книги, а также подписаться на означенное в представлении профессора Цветкова издание Thesaurus linguae latinae – и о последующем представить Правлению Академии.

XII. Отношение Совета С.-Петербургской Духовной Академии от 5 октября за № 1790:

«Совет С.-Петербургской Духовной Академии имеет честь покорнейше просить Совет Московской Духовной Академии сообщить сведения об успехах и поведении бывших студентов Московской Академии иеродиакона Мефодия и иеродиакона Алексия за время пребывания их в Московской Академии, – в настоящее время состоящих в числе студентов С.-Петербургской Академии, и выслать их документы».

Определили: Выслать в Совет С.-Петербургской Духовной Академии документы бывших студентов Московской Духовной Академии иеродиаконов Мефодия (Макариева, болгарского уроженца) и Алексия (Баженова), а также ведомость об их успехах и поведении за время пребывания в Московской Духовной Академии.

XIII. Прошение преподавателя Киевской духовной семинарии, кандидата Академии выпуска 1897 года Александра Волнина:

«Имею честь покорнейше просить Совет Московской Духовной Академии, исходатайствовать мне установленным порядком разрешение на переработку кандидатского сочинения под заглавием: «Мессия по изображению пророка Исаии» для представления его на соискание степени магистра богословия».

Справка: 1) Кандидатское сочинение г. Волнина отмечено было высшим баллом 5. 2) Указ Святейшего Синода от 5 июня 1895 года за № 2565.

Определили: Ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством о разрешении преподавателю Киевской духовной семинарии Александру Волнину переработать его кандидатское сочинение для соискания степени магистра богословия.

XIV. Заявление Преосвященного Ректора Академии о том, что греческий уроженец, студент II курса Академии архи-

—311—

мандрит Дионисий (Марангудакис), которому, по определению Совета Академии от 3 сентября текущего года, дозволено было сдать переводный экзамен по истории философии по возвращении из отпуска, – явился в Академию, сдал означенное испытание и получил балл 3-.

Определили: Студента II курса Академии, греческого уроженца, архимандрита Дионисия (Марангудакиса) перевести в следующий курс и дать соответствующее его успехам и поведению место в списке.

XV. Заявление Ректора Академии Арсения, Епископа Волоколамского:

«Честь имею довести до сведения Совета Академии, что по окончании поверочных испытаний студентов духовных семинарий и других лиц, желавших поступить в текущем 1901 году в состав I академического курса, явились в Академию два иностранных уроженца: сербский – Григорий Божович, которого указом Святейшего Синода от 7 августа текущего года за № 5265 разрешено было допустить к приемным испытаниям для поступления в число студентов Академии с применением к нему предоставленных иностранцам льгот и с назначением, в случае принятия, со дня поступления, стипендии в установленном размере на счет духовно-учебного капитала, и болгарский – иеродиакон Панарет (Наумов), представивший мне письмо Блаженнейшего Иосифа, Экзарха Болгарского, от 29 августа 1901 года, в котором, между прочим, Его Блаженство пишет: «Рекомендуем благосклонному вниманию Вашего Преосвященства подателя сего, преподобного иеродиакона Панарета, окончившего полный курс нашей Константинопольской Духовной Семинарии и имеющего поступить во вверенную Вашему Преосвященству Академию, прося снисходительного Вашего распоряжения о принятии его в число студентов. Если он немножко запоздал в своем поступлении, то это объясняется поздним получением разрешения на выезд его в Россию, равно как и карантинными препятствиями». – Оба эти лица подвергнуты были, пред особо для сего назначенными комиссиями из наставников Академии, устному испытанию по Священному Писанию Нового Завета и общей церковной истории и писали одно сочинение по догматическому богословию. – При-

—312—

меняя к экзаменующимся, как иностранцам, указанные в Синодальном определении от ^{11 марта}/_{5 апреля} 1869 года льготы, комиссии нашли возможным отметить познания их следующими баллами: Григория Божовича: по Священному Писанию – 3, по церковной истории – 3; иеродиакона Панарета: по Священному Писанию – 4-, по церковной истории – 3+. Письменные работы их отмечены баллами 3+ (Божовича) и 3½ (иеродиакона Панарета)».

Справка: По § 81 лит. б п. 1 устава духовных академий «зачисление в студенты академии» значится в числе дел Совета Академии, представляемых на утверждение Епархиального Преосвященного.

Определили: 1) Ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством о разрешении принять сербского уроженца Григория Божовича и болгарского – иеродиакона Панарета (Наумова) в число студентов I курса Академии. 2) В случае утверждения сего постановления просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом о назначении сербскому уроженцу Григорию Божовичу на содержание его в Академии, со дня прибытия в оную (15 сентября 1901 года), стипендии из духовно-учебного капитала в размере 220 р. в год; от иеродиакона же Панарета отобрать подписку в том, что он не будет просить стипендии на свое содержание из Синодальных сумм.

XVI. Собственноручные показания студентов I курса о желании их изучать специальные предметы первой или второй группы, один из древних и один из новых языков и слушать лекции по естественно-научной апологетике.

По сим показаниям изъявили желание слушать:

—313—

—314—

Слушать лекции по естественно-научной апологетике изъявили желание все студенты I курса.

Определили: Утвердив распределение студентов I курса по группам и классам древних и новых языков, собственноручные показания студентов хранить при делах Совета Академии.

На сем журнале резолюция Его Высокопреосвященства: «1901 г. Окт. 26. По ст. VI. Согласен ходатайствовать. По ст. XIII. Преподавателю Киевской семинарии Волнину разрешается переработать кандидатское сочинение для соискания степени магистра. Прочее утверждается».

19 декабря 1901 года

Присутствовали, под председательством Ректора Академии Арсения, Епископа Волоколамского, Инспектор Академии Архимандрит Евдоким и члены Совета Академии, кроме профессоров: В. Ключевского, И. Татарского, А. Шостьина, А. Введенского, И. Андреева, не присутствовавших по болезни, и И. Попова, находящегося в заграничной командировке.

Слушали: I. а) Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «1901 г. Окт. 23. В Совет Московской Духовной Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 17 октября 1901 года за № 6993:

—315—

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: представление Вашего Преосвященства, от 27 сентября сего года за № 573, по ходатайству Совета Московской духовной Академии об утверждении экстраординарного профессора Московской духовной Академии Иерофея Татарского, выслужившего 25 лет в звании штатного преподавателя Академии, в звании заслуженного экстраординарного профессора. Приказали: Согласно ходатайству Вашего Преосвященства, утвердить экстраординарного профессора Московской духовной Академии Иерофея Татарского в звании заслуженного экстраординарного профессора; о чем и уведомить Ваше Преосвященство указом».

б) Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «1901 г. Нояб. 24. В Совет Московской Духовной Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 23 ноября за № 8151:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: представление Вашего Преосвященства, от 26 октября сего года за № 662, по ходатайству Совета Московской духовной Академии об удостоении ординарного профессора названной Академии Александра Беляева, выслужившего 25 лет на штатной преподавательской должности в Академии, звания заслуженного ординарного профессора. Приказали: Согласно ходатайству Вашего Преосвященства, утвердить ординарного профессора Московской духовной Академии Александра Беляева в звании заслуженного ординарного профессора; о чем и послать Вашему Преосвященству указ».

Определили: Указы Святейшего Синода объявить профессорам Татарскому и Беляеву и внести об утверждении их: первого – в звании заслуженного экстраординарного профессора и второго – в звании заслуженного ординарного профессора Академии – в формулярные о службе их списки.

II. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «1901 г. Окт. 29. В Совет Московской Духовной Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 25 октября за № 7248:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: представление

—316—

Вашего Преосвященства, от 2-го сего октября за № 582, об утверждении некоторых лиц в звании почетных членов Московской духовной академии. Приказали: Избранных Советом Московской духовной академии в звание почетных членов оной Преосвященного Саратовского Иоанна, бывших заслуженных ординарных профессоров: С.-Петербургской духовной академии Михаила Каринского и Казанской Петра Знаменского и ординарного академика Императорской Академии Наук Феодора Успенского утвердить, согласно представлению Вашего Преосвященства, в таковом звании; о чем, для зависящих распоряжений, послать Вашему Преосвященству указ».

Определили: Изготовив дипломы для лиц, утвержденных в звании почетных членов Академии, просить их о принятии сего звания.

III. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «1901 г. Нояб. 10. В Совет Московской Духовной Академии» – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 6 ноября за № 7649:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: 1) представление Вашего Преосвященства, от 10 сентября сего года за № 525, по ходатайству Совета Московской духовной академии об утверждении преподавателя Уфимской духовной семинарии, кандидата богословия, иеромонаха Фаддея (Успенского), в степени магистра богословия за представленное им на соискание сей степени сочинение под заглавием: «Единство книги Пророка Исаии», и 2) отзыв о названном сочинении Преосвященного Пермского, от 18 минувшего октября. Приказали: Преподавателя Уфимской духовной семинарии, кандидата богословия, иеромонаха Фаддея (Успенского), удостоенного Советом Московской духовной академии степени магистра богословия за вышеназванное сочинение, утвердить, согласно ходатайству Вашего Преосвященства и отзыву Преосвященного Пермского, в таковой степени; о чем, для зависящих распоряжений, послать Вашему Преосвященству указ».

Определили: Изготовить для преподавателя Уфимской духовной семинарии иеромонаха Фаддея (Успенского) магистерский диплом и выслать его по принадлежности.

—317—

IV. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «1901 г. Нояб. 12. В Совет Московской Духовной Академии к руководству и исполнению», – указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 9 ноября за № 7775:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали: предложенный Г. Синодальным Обер-Прокурором, от 11 минувшего октября № 1569, журнал Учебного Комитета за № 440, с заключением Комитета о порядке приемных поверочных испытаний поступающих в духовные академии воспитанников светских учебных заведений. Приказали: В виду имеющихся сведений о том, что в некоторых духовных академиях установилось за правило при приеме в академии воспитанников гимназий и других светских учебных заведений подвергать их сокращенному экзамену по богословским предметам, в пределах гимназической программы, и принимая во внимание, что, при таком порядке испытаний светских воспитанников, последние, поступив в академию без достаточного знания богословских и философских наук, обнаруживают неподготовленность к усвоению академических лекций, Святейший Синод, согласно заключению Учебного Комитета, определяет: поручить Вашему Преосвященству и Преосвященным Митрополитам С.-Петербургскому и Киевскому и Архиепископу Казанскому подтвердить Советам академий, чтобы при приеме студентов в состав первых курсов не было делаемо различия между воспитанниками духовных семинарий и воспитанниками светских учебных заведений, и чтобы экзамены по предметам, назначаемым для конкурса Советами академий, производились на общем основании при одинаковых для тех и других требованиях; о чем, для зависящих распоряжений, послать Вашему Преосвященству указ».

Определили: Указ Святейшего Синода принять к руководству и исполнению, изменив соответствующим образом «Правила о приеме в студенты Академии».

V. Отношения Канцелярии Обер-Прокурора Святейшего Синода:

а) от 11 октября за № 7222: «По утвержденному Г. Сино-

—318—

дальным Обер-Прокурором 29-го сентября 1901 года докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде кандидат Московской духовной академии Василий Креминский освобожден от данного ему 1-го минувшего сентября назначения в Слуцк и определен на должность учителя географии и арифметики в Черкасское духовное училище».

б) от 11 октября за № 7235: «По утвержденному Г. Синодальным Обер-Прокурором 29 сентября 1901 года докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде кандидат Московской духовной академии Алексей Краснопевцев определен на должность помощника инспектора, содержимую на епархиальные средства, в Тульскую духовную семинарию».

в) от 31 октября за № 7651: «По утвержденному Г. Синодальным Обер-Прокурором 11 октября 1901 года докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде кандидат Московской духовной академии Александр Триумфов определен на должность помощника инспектора в Полтавскую духовную семинарию».

г) от 10 ноября за № 7979: «По утвержденному Г. Синодальным Обер-Прокурором 25 октября 1901 года докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде кандидат Московской духовной академии Владимир Беляев определен на должность учителя географии и арифметики в параллельные классы Перервинского духовного училища».

д) от 4 декабря за № 8595: «По утвержденному Г. Синодальным Обер-Прокурором 17-го ноября 1901 года докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде кандидат Московской духовной академии Дмитрий Чистилин определен на должность помощника инспектора в Могилевскую духовную семинарию».

е) от 5 декабря за № 8628: «По утвержденному Г. Синодальным Обер-Прокурором 23 ноября 1901 года докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде кандидат Московской духовной академии Виктор Соколов определен на должность учителя латинского языка в Кашинское духовное училище.

Канцелярия Обер-Прокурора Святейшего Синода долгом поставляет сообщить о сем Совету академии для сведения и зависящего распоряжения».

—319—

Справка: По распоряжению Преосвященного Ректора Академии всем поименованным лицам дано знать о состоявшемся назначении их на духовно-учебную службу.

Определили: Принять к сведению.

VI. Ведомости Преосвященного Ректора Академии о пропущенных наставниками Академии лекциях в октябре и ноябре месяцах текущего года, из которых видно, что,

1) в октябре месяце – а) по болезни: исправляющий должность доцента и лектор французского языка Павел Соколов опустил 7 лекций; ординарный профессор Александр Беляев – 6 лекций; заслуженный ординарный профессор Василий Ключевский, экстраординарные профессоры Иерофей Татарский, Александр Шостьин, Сергей Глаголев, Анатолий Спасский и Василий Мышцын и исправляющий должность доцента Сергей Смирнов – по 4 лекции; заслуженные ординарные профессоры Петр Цветков и Григорий Воскресенский, ординарный профессор Николай Заозерский, экстраординарный профессор Алексей Введенский и исправляющий должность доцента Николай Городенский – по 2 лекции, и экстраординарный профессор Иван Андреев – 1 лекцию; б) по семейным обстоятельствам: заслуженный ординарный профессор Василий Соколов – 2 лекции; в) по нахождению в отпуске: исправляющий должность доцента и лектор английского языка Илья Громогласов – 8 лекций.

2) в ноябре месяце – а) по болезни: заслуженный ординарный профессор Василий Ключевский, экстраординарный профессор Сергей Глаголев и лектор немецкого языка Василий Лучинин опустили по 4 лекции; ординарный профессор Николай Заозерский и экстраординарный профессор Иван Андреев – по 3 лекции; заслуженный экстраординарный профессор Иерофей Татарский и исправляющий должность доцента Николай Городенский – по 2 лекции, и экстраординарный профессор Александр Шостьин – 1 лекцию; б) по семейным обстоятельствам: исправляющий должность доцента и лектор английского языка Илья Громогласов – 8 лекций; экстраординарный профессор Алексей Введенский – 6 лекций и экстраординарный профессор Анатолий Спасский – 2 лекции; в) по нахождению в отпуске: заслуженный ординарный профессор Петр Цветков – 3 лекции и заслуженный ординарный профессор Николай Капте-

—320—

рев – 2 лекции; г) по случаю исполнения обязанностей присяжного заседателя в окружном суде: ординарный профессор Николай Заозерский и исправляющий должность доцента Павел Соколов – по 3 лекции.

Определили: Ведомости записать в протокол настоящего собрания для напечатания в академическом журнале.

VII. Прошение преподавателя Рижской Духовной Семинарии, кандидата богословия, Михаила Тареева:

«В 1892 году мною было напечатано и представлено в Совет Академии, на соискание степени магистра богословия, исследование «Искушение Богочеловека, как единый искупительный подвиг всей земной жизни Христа, в связи с историей дохристианских религий и христианской церкви». Последовавшая в надлежащем порядке, на коллоквиуме, защита мною диссертации была признана Советом удовлетворительной. Но Святейший Синод, не отказав мне в искомой степени безусловно, однако, «предложил мне заглавие сочинения изменить, самое сочинение, при руководстве Слова Божия и святоотеческих писаний, пересмотреть» (Указ на имя Его Преосвященства, Преосвященнейшего Александра, Епископа Дмитровского, от 14 мая 1893 года за № 2138). Во исполнение сего указа мною было представлено в 1895 году в Совет, в рукописи, сочинение «Искушения Господа нашего Иисуса Христа». Новое издание. Представленные в 1898 году в Совет отзывы рецензентов одобрили сочинение и именно в том смысле, что мною исполнено повеленное в указе Святейшего Синода. Со своей стороны Совет, признав диссертацию удовлетворительной для степени магистра, разрешил мне, как я уведомлен отношением академической канцелярии от 7 июля 1898 г. за № 268, «печатание диссертации с тем, чтобы я по крайней мере за две недели до защищения представил 50 экземпляров напечатанной диссертации».

В настоящее время диссертация эта мною напечатана, но мне думается, что я не обязан вновь защищать диссертации. В упомянутом указе Святейшего Синода буквально сказано так: 1) «предложить Тарееву заглавие сочинения изменить, самое сочинение тщательно, при руководстве Слова Божия и святоотеческих писаний, пересмотреть, особ-

—321—

ливо в тех его частях, которые имеют ближайшую связь с нынешним его заглавием и по исправлении вновь представить на рассмотрение Совета Академии. 2) О имеющем затем последовать постановлении академического Совета донести в свое время Святейшему Синоду» (Копия сего указа была препровождена ко мне «для надлежащего исполнения»). В указе ясно предписано мне – исправить сочинение и вновь представить на рассмотрение Совета Академии, а Совету – донести, разумеется, с соблюдением надлежащего порядка, Святейшему Синоду «о имеющем последовать постановлении» относительно моей диссертации. Новый коллоквиум указом не предполагается. Это вполне понятно. Святейший Синод не может никому предписать искание степени магистра, и мне Святейшим Синодом предписано не вновь искать степени магистра, а только исправить представленное мною для сей цели сочинение, чем признается, что все это есть одно дело: указ Святейшего Синода есть вместе с тем снисходительное разрешение продолжать мне начатое дело, не начиная нового. Совету Академии в данном случае предоставляется только засвидетельствовать своей высокой компетенцией, о произведенных мною исправлениях в диссертации. Покорнейше прошу Совет Академии обратить внимание на то, что сочинение «Искушения Господа нашего Иисуса Христа» представлено мною в Совет не на (новое) соискание степени магистра, а только во исполнение указа, вследствие данной мною подписки. Ныне Совет засвидетельствовал, что я исполнил предписанное мне. Если же Совет не донесет о сем Святейшему Синоду, то он тем самым покажет, что послушание мое Святейшему Синоду не имеет никакого значения. Вновь искать степени магистра я мог бы и без повеления Святейшего Синода. Во всяком случае указ Святейшего Синода дает полное основание думать, что нет нужды защищать исправленную диссертацию после того, как в свое время защита неисправленной диссертации была признана удовлетворительной.

В полной уверенности, что я исполнил все, предписанное мне указом, я надеюсь, что Совет Академии снизойдет к моей просьбе и со своей стороны «донесет Святейшему Синоду о последовавшем своем постанов-

—322—

лении» относительно моей диссертации. В этой уверенности я представляю при сем, согласно указанному отношению академической канцелярии, 60 экземпляров своей диссертации».

Определили: 1) Имея в виду, что в прошении преподавателя Тареева дело о соискании им степени магистра богословия изложено правильно, в точном соответствии с подлинными документами, и принимая во внимание, что указом Святейшего Синода от 14 мая 1893 года за № 2138 действительно не предусматривается вторичная защита Тареевым на коллоквиуме его исправленной диссертации, – просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом об утверждении преподавателя Рижской духовной семинарии, кандидата богословия, Михаила Тареева в степени магистра богословия за представленное им, в исправленном виде, сочинение под заглавием: «Искушения Господа нашего Иисуса Христа. Комментарий на Мф.4:1–11; Мк.1:12. 13; Лк.4:1–13. Новое издание». Москва, 1900 г. 2) Представить Его Высокопреосвященству один экземпляр, а в Святейший Синод десять экземпляров диссертации кандидата Тареева и копии с отзывов о ней, представленных в Совет Академии в июне месяце 1898 года ординарным профессором Академии по кафедре Священного Писания Нового Завета Митрофаном Муретовым и доцентом (ныне экстраординарным профессором) по кафедре Священного Писания Ветхого Завета Василием Мышцыным.

VІІІ. Прошения:

а) Профессора богословия в Императорском Университете Св. Владимира протоиерея Павла Светлова: «Препровождая с сим шестьдесят экземпляров книги своей под заглавием: «Курс Апологетического Богословия» (Киев, 1900), честь имею покорнейше просить Совет Московской Духовной Академии принять в качестве сочинения на соискание степени доктора Богословия эту книгу, «заключающую в себе некоторый итог передуманного и перечувствованного, выстраданного и пережитого мною» в моих авторских трудах (послесловие, стр. ІV)».

б) Кандидата Московской Духовной Академии, причисленного к Канцелярии Обер-Прокурора Святейшего Синода сверх штата, Александра Постникова (на имя Преосвящен-

—323—

ного Ректора Академии): «Препровождая одновременно с сим прошением в Канцелярию Академии в особой посылке сочинение мое под заглавием: «Юридическая теория доказательств, применявшаяся и применяющаяся в епархиальном судопроизводстве со времени учреждения Святейшего Синода», представляемое мною в Совет Московской Духовной Академии для соискания степени магистра богословия, имею честь покорнейше просить Ваше Преосвященство, Милостивого Отца и Архипастыря, предложить означенное сочинение на рассмотрение Совета вверенной Вам Академии, а также не оставить сделать распоряжение об уведомлении меня относительно тех распоряжений, которые Совет Академии постановит по рассмотрении моего сочинения».

в) И. д. преподавателя Тульской духовной семинарии Василия Яворского: «Представляя при сем рукописное сочинение на тему: «Символические действия пророка Осии (Последовательное толкование первых трех глав книги пророка Осии)», прошу Совет Академии принять его в качестве диссертации на соискание степени магистра Богословия и дать делу надлежащий ход».

Справка: 1) Протоиерей Павел Светлов степени магистра богословия удостоен Советом Московской Духовной Академии за сочинение под заглавием: «Значение креста в деле Христовом. Опыт изъяснения догмата искупления». Киев, 1893 г. и утвержден в этой степени указом Святейшего Синода от 3 января 1896 года за № 14. 2) А. Постников и В. Яворский окончили курс в Московской Духовной Академии (первый – в 1898 г., второй – в 1901 г.) со степенью кандидата богословия и правом при искании степени магистра не держать новых устных испытаний. – Согласно ходатайству Совета Академии, переработка кандидатских сочинений в магистерские диссертации дозволена была им резолюциями Его Высокопреосвященства от 16 февраля 1899 года (Постникову) и 28 сентября 1901 года (Яворскому). 3) По § 81 лит. а п. 6 устава духовных академий «распоряжение о рассмотрении диссертаций на ученые степени и оценка их» значится в числе дел, окончательно решаемых самим Советом Академии.

—324—

Определили: Докторскую диссертацию профессора богословия в Университете Св. Владимира протоиерея Павла Светлова передать для рассмотрения и отзыва экстраординарному профессору Академии по кафедре введения в круг богословских наук – Сергею Глаголеву; магистерское сочинение кандидата богословия Александра Постникова – ординарному профессору по кафедре церковного права Николаю Заозерскому; таковое же сочинение и. д. преподавателя Тульской духовной семинарии Василия Яворского – экстраординарному профессору по кафедре Священного Писания Ветхого Завета Василию Мышцыну.

IX. Заявление Преосвященного Ректора Академии о том, что вторыми рецензентами вышеозначенных сочинений он назначает членов Совета: заслуженного ординарного профессора Петра Цветкова (сочинения кандидата Постникова), экстраординарного профессора Александра Щостьина (сочинения кандидата Яворского) и экстраординарного профессора Алексея Введенского (сочинения протоиерея Светлова).

Определили: Принять к сведению.

X. Прошение на имя Преосвященного Ректора Академии преподавателя Данковского духовного училища Петра Волынского:

«Почтительнейше прошу Ваше Преосвященство сделать распоряжение о возвращении мне, для необходимых дополнений и изменений, моего труда: «Книга пророка Амоса», представленного мною ранее в Совет Академии на соискание степени магистра богословия».

Справка: По определению Совета Академии от 9 июни 1899 года диссертация г. Волынского под заглавием: «Книга пророка Амоса. Исагогико-экзегетическое исследование» признана, согласно отзывам рецензентов – ординарного профессора Митрофана Муретова и экстраординарного профессора Василия Мышцына, – неудовлетворительной для степени магистра богословия.

Определили: Представленное преподавателем Данковского духовного училища Петром Волынским на соискание степени магистра богословия сочинение: «Книга пророка Амоса» возвратить по принадлежности его автору.

XI. Донесение комиссии (в составе: заслуженного ординарного профессора Академии по кафедре древней граждан-

—325—

ской истории Николая Каптерева, экстраординарного профессора по кафедре церковной археологии и литургики Александра Голубцова, экстраординарного профессора по кафедре общей церковной истории Анатолия Спасского и экстраординарного профессора по кафедре новой гражданской истории Ивана Андреева), которой, по определению Совета Академии от 5 июня текущего 1901 года, поручено было предварительное обсуждение вопроса о командировании кандидатов и магистров духовных академий для ученых занятий в Русский Археологический Институт в Константинополе:

«По содержанию записки Директора Археологического Института в Константинополе, представленной им Высокопреосвященному Митрополиту Петербургскому, комиссия имеет честь повергнуть на обсуждение Совета следующие соображения:

Комиссия находит предложение г. Директора Института заслуживающим полного сочувствия и скорейшего осуществления, выражая пожелания только небольших изменений в некоторых формах этого осуществления.

Вопрос о командировке профессоров и питомцев Академии в страны, составлявшие некогда Византийскую империю, вопрос, давно назревший и наболевший. В виду чрезвычайно сложного, многообразного и глубоко культурного воздействия восточно-греческой империи на нашу историческую жизнь во всех ее областях трудно назвать академическую кафедру, представитель которой счел бы для себя излишним и неполезным для преподаваемой им науки побывать и поучиться в местах, где протекала и протекает жизнь родного нам по вере и крови народа. Преподаватели церковной истории, церковной археологии и литургики, древней и новой гражданской истории, канонического права, патристики, греческого языка, русской церковной и гражданской истории, Свящ. Писания и т. д., питомцы Академии, работающие по этим наукам, могут отказывать себе в личном знакомстве со странами христианского Востока только с прямым ущербом для дела. Поистине там немые камни часто расскажут больше, чем иные книги. Без сомнения, многие стороны Византийской светской и религиозной культуры теперь закрыты и задавлены налегшими на них формами мусульманской некуль-

—326—

турностп, тем не менее и теперь еще среди обломков минувшего быта и цивилизации есть много чрезвычайно любопытного и поучительного, него нельзя вычитать ни в одной книге.

Прежде и прямее всего поездки на греческий Восток будут полезны для преподавателей и питомцев Академии в смысле изучения греческого языка. Излишне объяснять, что живое знакомство с языком не может быть заменено изучением книжным. По обстоятельствам времени на этом изучении должно быть сделано особое ударение. Преподавание греческого языка в светских учебных заведениях теперь у нас сведено к minimum’у. Духовные Академии должны поэтому особенно заботливо поддерживать знание его: без греческого языка развитие богословских и многих небогословских наук, преподаваемых в Академии, безусловно невозможно.

Особенно живое изучение греческого языка должно дать благие результаты в смысле оживления сношений с греческими братьями по вере. К прискорбию, эти сношения кое- как поддерживаются только греками, но не нами. Нечего и говорить, что духовное отчуждение между нами и православным Востоком ведет к последствиям далеко не желательным. При поездках на Восток питомцев академий для занятий всегда можно надеяться, что из них время от времени будут находиться люди, которые пожелают остаться там для исполнения тех или иных поручений светских властей или Святейшего Синода. Таким лицам духовная жизнь и нужды единоверного нам народа будут, без сомнения, виднее, чем наблюдателям издалека по книгам и газетам. Да и православный Восток получит возможность иметь сведения о духовной жизни нашего народа из рук более для нас надежных, чем те, которые осведомляют его ныне.

Затем. Всеобщее оживление интереса к изучению Византийских древностей на Западе и у нас, сказавшееся в одновременном почти основании двух солидных органов «Byzantinische Zeitschrift» и «Византийского Временника», в появлении других журналов и многих превосходных монографий, сделало то, что вступить успешно теперь с книгой по истории христианской Византии, не побывав на

—327—

православном Востоке, почти невозможно. В виду трудов E. Е. Голубинского, В. Г. Васильевского, Ф. Н. Успенского, Кондакова, Безобразова, А. С. Павлова, Дмитревского и мн. др. – трудов, основанных на материалах, разбросанных по Востоку, каждый работник по Византологии опустит руки и впадет в уныние от бессилия, если будет работать только дома. И не одни отечественные византологи заставляют нас вести вперед более подвижный образ жизни. То же делают и западные и греческие ученые. Благодаря тому, что проф. Крумбахер основанием своего «Byzantinische Zeitschrift» объединил всех византологов. Европы, теперь нам невольно приходится идти в одних рядах со всеми своими товарищами заграничными, людьми подвижными и с хорошими средствами. На Западе теперь следят за каждой строчкой по истории Византии, написанной по-русски. Не считаться с мнениями о наших работах наших знающих собратьев западных нравственно невозможно. Чтобы стать в равные условия с ними по отношению к разработке Византологии, мы должны неизбежно ездить в страны православного Востока и работать там.

Московская Академия уже давно, раньше основания Института в Константинополе, с величайшей готовностью откликалась на призыв к живому изучению стран греческого Востока. В 1892 году покойный Преосвященный Михаил Грибановский, в бытность его начальником миссии в Афинах, с полного одобрения высшего духовного начальства, задумал основать колонию из кандидатов нашей Академии в Афинах. Колония эта сформировалась очень быстро, с нетерпением ждала поездки и была сильно огорчена, когда планы Преосвященного Михаила, по независящим обстоятельствам, внезапно рушились. Вне всякого сомнения, и теперь среди профессоров и питомцев Академии всегда будет избыток желающих работать на греческом Востоке.

В виду этого предложение Ф. И. Успенского является в высшей степени благовременным. Комиссия находит нужным пожелать только некоторых изменений и дополнений в форме осуществления этого предложения.

Комиссия считает необходимым учреждение при каж-

—328—

дой Академии ежегодной стипендии в размере 1500 рублей. Такой порядок устранит путаницу, недоразумения и огорчения, всегда возможные при учреждении двух стипендий на все четыре Академии. Совет Академии по своему усмотрению назначает эту сумму одному или двум лицам, желающим отправиться на Восток. В крайнем случае, если бы Святейший Синод нашел затруднительным по состоянию своих средств учреждение стипендий в названном размере, комиссия находила бы возможным удовольствоваться половинной ассигновкой при условии восполнения другой половины из суммы, идущей на содержание профессорских стипендиатов: вместо двух стипендиатов можно было бы оставлять одного.

Наконец, нимало не желая затрагивать ученых заслуг и достоинств лиц, стоящих в настоящее время во главе Института, нельзя не сознаться, что цели командирования кандидатов и магистров академий в Институт достигались бы вернее и успешнее, если бы в числе его руководителей значилось лицо с академическим образованием, вполне подготовленное к ответам на те требования, какие могут быть предъявлены командируемыми. Высочайшим повелением от 9 июня 1899 года при Институте учреждена должность второго ученого Секретаря; в целях лучшего осуществления задач самого Института было бы желательно, чтобы эта должность замещалась лицами богословского образования».

Справка: Указом Святейшего Синода от 5 мая текущего 1901 года за № 3018 Советам академий поручено войти в суждение по вопросу о командировании кандидатов и магистров духовных академий для ученых занятий в Русский Археологический Институт в Константинополе и свои заключения по сему представить Святейшему Синоду.

Определили: Соглашаясь с заключениями комиссии, просить Его Высокопреосвященство представить их на благоусмотрение Святейшего Синода.

XII. Донесение комиссии (в составе: заслуженного ординарного профессора Григория Воскресенского, ординарного профессора Александра Беляева и и. д. доцента иеромонаха Иосифа), ревизовавшей кассу, приходо-расходные книги и

—329—

другие документы редакции «Богословского Вестника» и рассматривавшей отчет редакции за 1900-й год:

«Честь имеем донести Совету Академии, что, во исполнение возложенного на нас Советом поручения от 5 июня текущего года, мы произвели ревизию кассы и приходо-расходных книг редакции «Богословского Вестника» и нашли следующее:

1) Все процентные бумаги редакции, равно как наличные деньги, которые должны быть по отчету, находятся в целости.

2) Отчет за 1900-й год составлен редакцией согласно с приходо-расходными книгами.

3) Приходо-расходные, кассовые и вспомогательные книги редакции найдены нами в порядке и исправности: все листы, шнуры и печати в целости.

4) Записи в них прихода и расхода ведены чисто, без помарок, а где таковые встречаются, там они оговорены по надлежащему: страничные итоги и транспорты показаны правильно.

5) На все расходы, произведенные редакцией, имеются счета, расписки и другие оправдательные документы.

Определили: Принять к сведению.

ХІII. Прошение заслуженного ординарного профессора Академии по кафедре русского и церковно-славянского языков (с палеографией), и истории русской литературы, Действительного Статского Советника Григория Воскресенского:

«Чувствуя значительный упадок сил, покорнейше прошу Совет Академии ходатайствовать пред Святейшим Синодом об увольнении меня от должности профессора Академии и о даровании мне установленной пенсии».

Справка: 1) По § 81 лит. в п. 5 устава духовных академий увольнение профессоров от занимаемых ими должностей значится в числе дел Совета Академии, представляемых, чрез Епархиального Преосвященного, в Святейший Синод. 2) На основании действующих законоположений по инспекторской части гражданского ведомства о служебных переменах по должностям V и VI классов, для внесения их в общий Высочайший приказ, подлежащие начальства, от которых, по силе действующих законов, зависит назначение на должности или увольнение от оных –

—330—

входят с представлениями непосредственно в Инспекторский Отдел Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, причем к представлениям прилагаются ведомости со сведениями о лице, назначаемом на должность или увольняемом от оной, по установленной форме. 3) По § 94 лит. в п. 5 (примечание) устава духовных академий дела о назначении пенсий и пособий служащим при Академии представляются Правлением Академии Епархиальному Преосвященному для надлежащих сношений с Обер-Прокурором Святейшего Синода.

Определили: 1) Просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом об увольнении заслуженного ординарного профессора по кафедре русского и церковно-славянского языков (с палеографией) и истории русской литературы, Действительного Статского Советника, Григория Воскресенского от службы при Академии с мундиром, занимаемой им должности присвоенным. 2) Требуемые законом сведения о профессоре Воскресенском приложить к журналу настоящего собрания. 3) Дело об исходатайствовании профессору Воскресенскому установленной пенсии передать в Правление Академии.

XIV. Отношение Московской Духовной Консистории от 26 ноября за № 8269:

«На отношение, от 17 сего ноября за № 977, Московская Духовная Консистория имеет честь уведомить, что помощник секретаря Совета и Правления Академии Борис Забавин определен на 2-ю, вновь открытую, священническую вакансию при Московской Девятинской, близ Пресни, церкви резолюцию Его Высокопреосвященства, от 2-го минувшего октября месяца».

Определили: 1) Принять к сведению. 2) Впредь до избрания кандидата на вакантную должность помощника секретаря, исправление сей должности поручить секретарю Совета и Правления Академии Николаю Всехсвятскому.

XV. Отношение Калужского Церковного Историко-археологического Общества от 23 октября за № 32: «Извещая об открытии Калужского Церковного Историко-археологического Общества и препровождая при сем первый выпуск издаваемой Обществом «Калужской Старины», Со-

—331—

вет Общества покорнейше просит Академию вступить с Обществом в обмен изданиями».

Определили: В обмен на издания Калужского Церковного Историко-археологического Общества высылать Обществу с будущего 1902-го года один экземпляр академического журнала «Богословский Вестник», о чем и сообщить редакции журнала.

XVI. Отношение Г. Заведующего Московской Бесплатной Народной Библиотекой Общества Ревнителей Русского Исторического Просвещения в память Императора Александра III (при Московской Сергиевской, в Рогожской слободе, церкви) от 23 ноября за № 95 с просьбой о бесплатной высылке в библиотеку изданных Академией «Избранных бесед» свв. Василия Великого (№№ 2–6 и 8–11) и Иоанна Златоуста.

Определили: Выслать в Московскую Бесплатную Народную Библиотеку просимые издания Академии.

XVII. Отношение Совета С.-Петербургской Духовной Академии от 24 ноября за № 2096: «Студент IV курса С.-Петербургской Духовной Академии Василий Яблонский вошел в Совет Академии с прошением о выписке для его занятий при написании курсового сочинения рукописей, принадлежащих Московской Духовной Академии – №№ 632, 640, 644 и 659 (Волокол. монастыря).

Вследствие сего Совет С.-Петербургской Духовной Академии имеет честь покорнейше просить Совет Московской Духовной Академии выслать означенные рукописи сроком на два месяца.

Справка: По распоряжению Преосвященного Ректора Академии требуемые рукописи, за исключением рукописи за № 632, находящейся в пользовании экстраординарного профессора Академии А. Голубцова, высланы в Совет С.-Петербургской Духовной Академии, сроком на два месяца, при отношении от 30 ноября за № 1041.

Определили: Принять к сведению.

XVIII. а) Отношения: 1) Г. Попечителя Кавказского Учебного Округа от 1 октября за № 12998; 2) Г. Ректора Императорского Университета св. Владимира от 18 и 29 октября за №№ 2298 и 2377; 3) Г. Ректора Императорского Казанского Университета от 8 ноября за № 3053; 4) Со-

—332—

вета Киевской Духовной Академии от 29 ноября за № 1073; 5) Совета Казанской Духовной Академии от 13 ноября за № 2641; 6) Императорского Русского Археологического Общества от 29 сентября за № 431 и 7) Калужской Ученой Архивной Комиссии от 5 декабря за № 278, при которых препровождены для академической библиотеки разные книги и брошюры.

б) Записку экстраординарного профессора Академии Сергея Глаголева, при которой он, по поручению профессора Императорского Харьковского Университета протоиерея Тимофея Ивановича Буткевича, представляет в Совет приносимые о. Протоиереем в дар Академии его переводы (в рукописях): Виктор Лаферте: Александр II и Поль Карус: Евангелие Будды.

Определили: Благодарить жертвователей.

XIX. Записки профессоров и преподавателей Академии: Д. Голубинского, А. Беляева, М. Муретова, А. Шостьина, А. Голубцова, С. Глаголева, А. Спасского, И. Попова, И. Андреева, П. Тихомирова, С. Смирнова и Е. Воронцова о выписке книг, которые они считают нужным приобрести для академической библиотеки.

Определили: Поручить библиотекарю Академии Константину Попову выписать для академической библиотеки, по справке с ее наличностью, означенные в записках книги и о последующем представить Правлению Академии.

XX. Представление библиотекаря Академии Константина Попова:

«Честь имею представить на благоусмотрение Совета Академии выбор и назначение к выписке в библиотеку на будущий 1902 год периодических изданий. При сем прилагаю список периодических изданий, высылаемых в академическую библиотеку в текущем 1901 году».

Определили: Поручить библиотекарю Академии Константину Попову выписать для академической библиотеки на 1902 год следующие издания:

А. Русские

1. Русский Архив.

2. Вопросы Философии и Психологии.

3. Русский Врач.

4. Византийский Временник.

—333—

5. Вестник Воспитания.

6. Вестник Европы.

7. Исторический Вестник.

8. Вестник книгопродавцев.

9. Вестник права.

10. Правительственный Вестник.

11. Русский Филологический Вестник.

12. Журнал Министерства Народного Просвещения.

13. Филологические записки.

14. Книжных магазинов Т-ва М. О. Вольф известия по библиографии.

15. Русская Мысль.

16. Миссионерское Обозрение.

17. Филологическое Обозрение.

18. Этнографическое Обозрение.

19. Народное Образование.

20. Киевская Старина.

21. Русская Старина.

22. Русская Школа.

Б. Иностранные

23. Analecta Bollandiana.

24. Archiv für Geschichte der Philosophie.

25. Archiv für katholisches Kirchenrecht.

26. Archiv für slavische Philologie.

27. Beweis des Glaubens.

28. Biserica orthodoxa romana.

29. Buletin de correspondance hellénique.

30. Expositor.

31. Indogermanische Forschungen.

32. Guardian.

33. Jahrbuch d. Vereins für wissenschaftliche Pädagogik.

34. Journal of theological studies.

35. Kantstudien.

36. Theologische Literaturzeitung.

37. Mind.

38. Natur und Offenbarung.

39. Oriens Christianus.

40. Römische Quartalschrift.

41. Theologische Quartalschrift.

42. Theologisch-practische Quartalschrift.

—334—

43. Church review.

44. English historical review.

45. Revue de l’art chrétien.

46. Revue biblique.

47. Revue des deux mondes.

48. Revue de l’ histoir des religions.

49. Revue historique.

50. Revue de l’ orient chrétien.

51. Revue de 1’ orient latin.

52. Revue philosophique.

53. Revue des questions scientifiques.

54. Revue scientifique.

55. Revue de synthèse historique.

56. Revue internationale de théologie.

57. Kirchengeschichtliche Studien.

58. Philosophische Studien.

59. Theologische Studien und Kritiken.

60. Berliner Tageblatt.

61. Historische Vierteljahrschrift.

62. Vierteljahrschrift für wissenschaftliclie Philosophie.

63. Zeitschrift für Assyriologie.

64. Byzantinische Zeitschrift.

65. Zeitschrift für Kirchengeschichte.

66. Zeitschrift für Psychologie und Physiologie der Sinnesorgane.

67. Zeitschrift für wissenschaftliche Theologie.

68. Zeitschrift für alttestamentliche Wissenschaft.

69. Zeitschrift für neutestamentliche Wissenschaft.

XXI. Прошения:

а) Профессорского стипендиата Академии Дмитрия Коновалова: «Покорнейше прошу Совет Академии исходатайствовать мне разрешение на переработку моего кандидатского сочинения: «Учение Св. Кирилла Александрийского о Лице Богочеловека и значение его в истории христологических движений V и VI веков» – в магистерскую диссертацию, с сохранением прежней темы.

б) Преподавателя Макарьевского духовного училища Агафона Червинского: «Покорнейше прошу Совет Московской Духовной Академии разрешить мне переработать мое кандидатское сочинение на тему: «Культ цезарей и его значение для положения христиан в римской империи в пер-

—335—

вые три века христианства» для представления на соискание степени магистра богословия».

Справка: 1) Указ Святейшего Синода от 5 июня 1895 года за № 2565. 2) Кандидатское сочинение г. Коновалова отмечено было баллом 5+, а г. Червинского – баллом 4½.

Определили: Ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством о разрешении кандидатам богословия Дмитрию Коновалову и Агафону Червинскому переработать их кандидатские сочинения для соискания степени магистра богословия.

XXII. а) Письмо на имя Преосвященного Ректора Академии О. Настоятеля Константинопольского подворья в Москве архимандрита Иакова:

«В виду того, что принятый в текущем году в вверенную Вашему Преосвященству Духовную Академию – Панарет Ксантопуло вопреки моему и Высокопреосвященнейшего Митрополита Гервасия Корицасского ходатайству о предоставлении ему, Ксантопуло, установленной стипендии, таковой, как выяснилось, пользоваться не может, и что состояние здоровья Панарета Ксантопуло по климатическим условиям не позволяет ему продолжать занятия и оставаться в России, Митрополит Гервасий, заинтересованный в его судьбе, счел необходимым и полезным отозвать его обратно в Константинополь, о чем он меня уведомил телеграммой от 17 сего октября.

В виду изложенного и во исполнение поручения Высокопреосвященнейшего Гервасия честь имею покорнейше просить Ваше Преосвященство сделать зависящее распоряжение об увольнении названного Панарета Ксантопуло и разрешении ему уехать на родину».

Справка: С разрешения Преосвященного Ректора Академии, монах Панарет Ксантопуло, по определению Совета Академии от 20 сентября текущего 1901 года, утвержденному Его Высокопреосвященством, принятый в число вольных слушателей академических лекций и помещенный в академическом общежитии в качестве пансионера, уже выбыл на родину.

б) Заявление Преосвященного Ректора Академии:

«Считаю долгом довести до сведения Совета Академии,

—336—

что из шести лиц, допущенных Его Высокопреосвященством, по ходатайству Совета от 3 сентября сего года, к слушанию академических лекций, лишь трое – священник Рязанской губернии Николай Часоводов, священник Костромской губернии Иоанн Звездкин и окончивший курс Черкасской гимназии Сергей Кондратьев – воспользовались предоставленным им правом; остальные же трое – священник Волынской губернии Рафаил Мартышевский, священник Курляндской губернии Александр Цветиков и Коллежский Асессор Сергей Петропавловский – до сего времени в Академию не являлись.

Определили: Греческого уроженца монаха Панарета Ксантопуло, священников Рафаила Мартышевского и Александра Цветикова и Коллежского Асессора Сергея Петропавловского исключить из числа вольнослушателей Академии, о чем и представить на утверждение Его Высокопреосвященства.

XXIII. Рассуждали: О выдаче из процентов с капитала, пожертвованного П. А. Мухановою, пособий членам академической корпорации.

Справка: По §§ 4–5 руководственных правил при распределении пособий из процентов с капитала, пожертвованного П. А. Мухановой: «Проценты с другой части Мухановского капитала, в количестве 1187 руб. 50 коп., назначенные «на дополнительные к жалованью пособия членам академической корпорации», каждогодно распределяются в декабрьском заседании Совета на пять равных частей, из коих ежегодно не менее трех выдается семейным, и не менее одной – бессемейным лицам. – Право на пособие получают те лица академической корпорации, которые прослужили не менее 5 лет, а при Академии не менее 2 лет, причем включается сюда и год профессорского стипендиатства».

Определили: 1) Из процентов с капитала П. А. Мухановой, в количестве 1187 р. 50 коп., выдать пособия следующим лицам: заслуженному, ординарному профессору Петру Цветкову, заслуженному ординарному профессору Григорию Воскресенскому, экстраординарному профессору Ивану Попову, исправляющему должность доцента Илье Громогласову и исправляющему должность доцента Сергею Смирнову –

—337—

по равной сумме – 237 р. 50 к. – каждому. 2) Постановление сие представить на Архипастырское утверждение Его Высокопреосвященства.

XXIV. – О назначении, окончившим в минувшем учебном году курс воспитанникам Академии премий: а-б-в) Митрополита Литовского Иосифа в 165 р., протоиерея А. И. Невоструева в 158 р. и «XXIX курса» в 60 р. 80 к. – за лучшие кандидатские сочинения; г) двух премий протоиерея А. М. Иванцова-Платонова, по 160 р. каждая, – за лучшие кандидатские сочинения по церковной истории; д) двух премий Высокопреосвященнейшего Димитрия, Архиепископа Тверского и Кашинского, по 76 р. каждая – за лучшие кандидатские сочинения преимущественно по описанию жизни и деятельности в Бозе почивших иерархов отечественной церкви; е) двух премий Митрополита Московского Макария, по 97 р. каждая, – за лучшие семестровые сочинения воспитанников Академии, написанные ими в течение первых трех курсов (от 1900 года) и ж) протоиерея И. Орлова в 32 р. – за лучшие успехи в сочинении проповедей.

Справка: 1) Относительно присуждения премии Митрополита Литовского Иосифа указом Святейшего Синода от 28 декабря 1873 года за № 3778 предписано: «Премии назначать, не раздробляя их, в каждой академии за кандидатское сочинение по какому бы то ни было отделению, признанное лучшим из представленных студентами при переходе из III курса в ΙV с тем, чтобы, согласно воле завещателя, выдача премий производилась не прежде, как по окончании воспитанниками полного академического курса». 2) Премия протоиерея А. И. Невоструева, согласно пункту I правил относительно употребления % с пожертвованного им капитала, присуждается за то из кандидатских сочинений, которое в этом году признано будет Советом за лучшее. 3) Положения о премии «имени XXIX курса» § 4: «Премия присуждается по усмотрению Совета Академии за одно из лучших кандидатских сочинений». 4) Положения о стипендии и премии имени протоиерея А. М. Иванцова-Платонова п. 10: «Остатки от процентов со всего стипендиального капитала (сверх 220 рублей) выдаются в одно из заседаний сентябрьской трети за одно из лучших кандидатских сочинений по пред-

—338—

мету церковной истории, по постановлению Совета Академии». 5) Положения о премии Высокопреосвященного Димитрия, Архиепископа Тверского и Кашинского, § 2: «Премия выдается через два года, по усмотрению Совета Академии, одному из студентов за лучшее кандидатское сочинение преимущественно по описанию жизни и деятельности в Бозе почивших иерархов отечественной церкви». 6) Правил о присуждении премий из процентов с капитала, пожертвованного Митрополитом Московским Макарием, утвержденных указом Святейшего Синода от 21 января 1885 года за № 251, а) п. 7-й (в новой редакции, утвержденной указом Святейшего Синода от 12 июня 1898 года за № 2946): «Третья и четвертая премии назначаются по окончании студентами академического курса в одно из заседаний сентябрьской трети тем из них, которыми поданы были все семестровые сочинения, назначенные им в течение трех первых курсов, и из них более половины означено баллом 5 и нет ни одного, имеющего балл ниже 4». б) п. 8: «В случае, если окажется более двух студентов одного курса, которых сочинения удовлетворяют изложенным в предыдущем § условиями, преимущество отдается тем, у кого сумма баллов на сочинениях больше; в случае же равенства, преимущество отдается за сочинения позднейших курсов, предпочтительно пред предшествующими». 7) Из окончивших в минувшем учебном году курс воспитанников Академии: а) лучшие семестровые сочинения за первые три курса представили: Дмитрий Коновалов (5, 5-, 5; 5, 5, 5; 5, 5:5), Александр Мишин (5, 5-, 5; 5, 5, 5; 5, 4½, 5) и Петр Постников (5-, 4½, 5-; 4½, 4½, 5; 5-, 5:5), а б) высшие отметки на проповедях имеют: Дмитрий Коновалов (5-, 5, 5:5), Василий Яворский (5-, 5-, 5-, 5), и Василий Овчинников (4½, 5, 5-, 5).

Определили: 1) Профессорским стипендиатам Академии Дмитрию Коновалову и Александру Мишину назначить по одной премии протоиерея А. М. Иванцова-Платонова, в 160 р., за лучшие кандидатские сочинения по церковной истории (Коновалову за сочинение на тему: «Учение Св. Кирилла Александрийского о Лице Богочеловека и значение его в истории христологических движений V и VI веков»,

—339—

Мишину – за сочинение: «Догматическое учение Евсевия Кесарийского») и по одной премии Митрополита Московского Макария, в 97 р. – за лучшие семестровые сочинения. 2) Премии за лучшие кандидатские сочинения: а) Митрополита Литовского Иосифа в 165 р. – выдать кандидату Академии выпуска 1901 года Михаилу Бенеманскому за сочинение на тему: «Ὁ πρόχειρος νόμος Императора Василия Македонянина»; б) протоиерея А. И. Невоструева в 158 р. – кандидату Петру Постникову за сочинение на тему: «Александр Васильевич Горский, как историк русской церкви»; в) «XXIX курса» в 60 р. 80 к. – кандидату Василию Яворскому за сочинение: «Призвание пророка Осии (объяснение первых трех глав книги пророка Осии)». 3) Премии Высокопреосвященного Димитрия, Архиепископа Тверского и Кашинского, по 76 р. каждая, за отсутствием достойных их кандидатских сочинений, посвященных описанию жизни и деятельности в Бозе почивших иерархов отечественной церкви, назначить кандидатам Николаю Высоцкому (за сочинение на тему: «Указания в сочинениях святых отцев и церковных писателей на то, что в древнейшие времена в Церкви существовало семь таинств») и Павлу Левитову (за сочинение на тему: «Истина, добро и красота, как триединое откровение Бесконечного (религиозные основы науки, нравственности и искусства)». 4) Премию протоиерея И. Орлова в 32 р. за лучшие успехи в сочинении проповедей выдать (в виду присуждения Дмитрию Коновалову двух премий) – кандидату Василию Яворскому. 5) Постановления сии представить на Архипастырское утверждение Его Высокопреосвященства.

На сем журнале резолюция Его Высокопреосвященства: «1902 г. Янв. 2. По ст. XXI. Кандидатам богословия Коновалову и Червинскому разрешается переработать их кандидатские сочинения на соискание степени магистра богословия. Прочее смотрено и утверждается».

—340—

Приложение (К журналу собрания Совета Академии 3 сентября 1901 года, ст. I).

Донесения комиссий, производивших поверочные испытания студентов духовных семинарий и других лиц, явившихся в Академию для поступления в состав нового (LX) академического курса:

а) Донесение комиссии, производившей поверочные испытания по Священному Писанию Нового Завета:

«Державшие поверочные испытания по Священному Писанию Нового Завета шестьдесят четыре студента духовных семинарий получили следующие баллы: восемнадцать студентов Московской семинарии: 4+, 4+, 4, 4, 4-, 4-, 4-, 4-, 4-, 4-, 3½, 3+, 3, 3, 3, 2½, 2½, 2-; шесть – Вифанской: 4½, 4½, 4, 3½, 3+, 3-; четыре – Тамбовской: 4+, 4+, 3½, 3+; три – Владимирской: 4, 4-, 2½; три – Рязанской: 5-, 4½, 4+; по два – Нижегородской: 4+, 4; Новгородской: 4-, 4-; Уфимской: 4, 2½; Полтавской: 4+, 2½; Тверской: 4-, 3½; Воронежской: 4-, 4-; Волынской: 4-, 2½; и по одному: – Одесской: 4½, Вологодской – 4½, Холмской – 4-, Смоленской – 4-, Архангельской – 4+, Кутаисской – 4+, Орловской – 4, Костромской – 3½, Рижской – 3½, Вятской – 3-, Симбирской – 3½, Кишиневской – 3½, Ярославской – 4½, Калужской – 3½, Курской – 4½, и Астраханской – 3+. Кроме того, один студент Московского Университета получил 4-, два воспитанника Черкасской гимназии – 4 и 3 и один Тобольской – 3½. Наивысшую отметку пять минус получил один студент присланный Рязанской семинарии, четыре с половиною – семь присланных студентов – двое Вифанской и по одному – Одесской, Вологодской, Рязанской, Ярославской и Курской, четыре плюс – восемь студентов – трое присланных из Кутаисской, Тамбовской и Полтавской, два волонтера Московской и по одному Архангельской, Рязанской и Тамбовской, – четыре – восемь студентов, – трое присланных из Владимирской. Орловской и Нижегородской и волонтеры: два Московской и по одному Вифанской, Нижегородской и Уфимской, – четыре минус – пятнадцать студентов – шесть присланных из Смоленской, Новгородской, Московской, Тверской, Воро-

—341—

нежской и Волынской семинарии, пять волонтеров Московской и по одному Владимирской, Холмской, Новгородской и Воронежской, – три с половиною – девять студентов – один присланный из Симбирской и по одному волонтеру из Кишиневской, Вифанской, Тамбовской, Костромской, Рижской, Тверской, Московской и Калужской семинарии, – три плюс – четыре волонтера семинарий Тамбовской, Вифанской, Московской и Архангельской, – три – три волонтера Московской, три минус – два волонтера Вифанской и Вятской, два с половиною – два волонтера Московской и по одному Владимирской, Уфимской, Полтавской и Волынской, – и два минус – один волонтер Московской. Средний ответ всех 64 студентов семинарий равняется ок. 3⅝, из них 45 волонтеров имеют немного более 3½ и 19 присланных – несколько более 4, именно 4⅑.

Для поверочного испытания все наиболее трудные и важные в богословско-экзегетическом отношении места Нового Завета были помечены на билетах – или в виде текстов без цитат, например: найти и объяснить текст: иже весь закон соблюдет, согрешит же во единем, бысть всем повинен, и пр. – Всяк, рожденный от Бога, греха не творит, яко семя его в нем пребывает и пр. – Той есть мир наш, сотворивый обоя едино и средостение ограды разоравый и пр. и под. – или же в виде общих вопросов, например: найти и объяснить место, в коем содержится раскрытие той мысли, что наличные греховность и смертность христианина не отрицают действительности совершенного Христом спасения человека от греха и смерти, – найти и объяснить главное место Нового Завета, содержащее в себе учение о правде от закона и правде от веры, – найти, где содержится и раскрывается новозаветное учение о сравнительном значении для христианина веры, надежды и любви, – найти и объяснить места Нового Завета, содержащие учение о клятве, – разъяснить учение Ап. Павла о преобразовании человека по Христу и по Богу, – учение Апостола Павла о Христе Спасителе, как втором Адаме, – учение Апостола Павла о теле душевном и теле духовном и т. под.

Почти все экзаменовавшиеся студенты духовных семинарий легко и свободно находили данные места в Новом Завете и давали более или менее удовлетворительное до-

—342—

словное их объяснение. Были, впрочем, и исключения, показывающие или недостаточное понимание славянского текста или же незнакомство с подлинником. Так один студент «по превосхождению путь вам показую» 1Кор.12:31 объяснял так: «когда приду к вам», – «рассуждения духовом» 1Кор.12:10 – «то, что сообщают пророки, – понимание их речей», – «слово премудрости» ст. 8 – «восприятие откровения», – другой не объяснил слова «геенна» – третий под даром языков разумел «научение или проповедь из писания», – четвертый не мог примирить текста: «всяку радость имейте, егда во искушения впадаете различна» Иак.1:2 со словами молитвы Господней: «и не введи нас во искушение» – пятый не объяснил слов: «иже паче упования во упование верова» Рим.4:18, – и не показал значения слова: еллинист русск. и еллин слав. в Деян.6:1, – шестой не знал значения термина «средостение ограды» Еф.2:14, – седьмой не перевел со славянского на русский 1Кор.10:13 и не объяснил выражения «дондеже роди» Мф.1:25, – восьмой не объяснил слова «паче» в 1Тим.4:10: «иже есть Спаситель всем человеком, паче же верным», – девятый не объяснил: «ожив же духом» 1Пет.3:18, – десятый не мог выяснить различия в славянском: «больше поработи себе» и русским: «лучшим воспользуйся» в 1Кор.7:21 – одиннадцатый не выяснил значения: «оклеветан бысть» и «донесено было» у Лк.16:2, – двенадцатый не мог ответить на вопрос: действительно ли Ап. Павел молился (ηὐχόμην) об отлучении себя от Христа за своих соплеменников – Рим.9:3, – тринадцатый не ответил на вопрос: в положительном или предположительном смысле надо понимать условное предложение в Рим.4:2: аще Авраам от дел оправдася, имать похвалу, но не у Бога, – четырнадцатый не мог объяснить различия в славянском: «лицемерие» и русском «осуждение» Иак.5:12 и др. под.

Эти все и им подобные примеры суть, хотя и весьма немалочисленные, но все же только исключения и частные случаи неудачных ответов. Иное надо сказать об ответах на вопросы, касавшиеся уяснения общих и основных понятий новозаветного богословия: закона, веры, любви, дел, правды, греха, преступления, искупления, спасения и

—343—

пр. Незаметно было, чтобы экзаменовавшиеся продумали эти термины и имели о них отчетливое и ясное представление. Естественно поэтому и те места Нового Завета, особенно из посланий Ап. Павла и соборных, где содержатся и раскрываются эти понятия, экзаменовавшиеся не могли объяснять толково и ясно, ограничиваясь вербальным перифразом текстов и общими, без точного и определенного содержания, фразами. Вообще в ответах всех экзаменовавшихся внешне-вербальный перифраз священного новозаветного текста преобладал над нравственно-психологическим и богословско-философским истолкованием».

б) Донесение комиссии, производившей испытания по основному богословию:

«Из 68 лиц, подвергавшихся приемному испытанию, знания 49 комиссия нашла возможным оценить баллом 4– и выше. Неудовлетворительных ответов было дано только три (волонтер уфимский, волонтер московский и присланный полтавский), но и эти неудовлетворительные ответы свидетельствуют лишь о том, что отвечавшие по каким-либо обстоятельствам не повторили перед экзаменом тех отделов учебника, из которых им были предложены вопросы, однако было видно, что они по своему развитию и общим познаниям достаточно подготовлены к получению высшего образования.

Вообще испытуемые производили благоприятное впечатление. Многие кроме учебника обнаружили знакомство с апологетическими книгами и статьями, с духовными журналами.

Устные испытания по основному богословию производились в Московской Духовной Академии семь лет тому назад (см. журналы Совета Академии за 1894 г. от 6 сентября, стр. 233–239). Тогда и теперь впечатление от ответов получилось приблизительно то же самое, тот же учебник, тот же метод изложения, в большинстве случаев, должно полагать, и те же самые преподаватели. Комиссия не находит нужным повторять о свойствах учебника того, что было сказано семь лет назад, комиссия позволит себе выразить только пожелание.

Было бы весьма желательно, чтобы воспитанники семинарий при изучении основного богословия или введения в

—344—

богословие приучались к большей точности ответов. В похвальном стремлении выяснить истинность православия они нередко искажают и обезображивают неправославные и нехристианские учения, сомнительные или даже прямо неверные доводы обращают в свою пользу. Православная истина не нуждается для своей защиты во лжи. Научное знание требует точности, правдивости. Лучше честно сознаться в неуменье опровергнуть возражения, чем разбивать их сознательными софизмами или ничего не стоящими патетическими фразами. Должно помнить также, что религиозная истина есть прежде всего предмет веры, а не знания, но о вере, о религиозном опыте не говорится ничего ни в программе, ни в учебнике. Это – очень жаль, потому что искренняя вера есть лучший исходный пункт для наставления других в вере и для обличения заблуждений и неверия.

Комиссия желает думать, что этой верой согреты сердца отвечавших».

в) Донесение комиссии, производившей испытания по греческому языку:

«Шестьдесят четыре студента духовных семинарий, один студент Университета и три воспитанника классических гимназий дали на поверочном испытании по греческому языку ответы, помеченные баллами: один – три минус, один – три, один – три плюс, шесть – три с половиною, четырнадцать – четыре минус, пять – четыре, десять – четыре плюс, четырнадцать – четыре с половиною, семь – пять минус и девять – пять. Из этих отметок видно, что все экзаменовавшиеся отвечали более или менее удовлетворительно».

г) Донесение комиссии, производившей испытание по немецкому языку:

«Лиц, изъявивших желание подвергнуться испытанию по немецкому языку, было 54. Из них 52 студента семинарии, 1 студент Московского Университета и 1 воспитанник гимназии.

Для испытания по немецкому языку было предложено для чтения и перевода с немецкого языка на русский главы 2–6 Евангелия от Матфея и главы 1 и 2 Евангелия от Марка. В виду общеизвестности содержания предложен-

—345—

ных для перевода глав и стихов, испытание состояло главным образом в вопросах по грамматике из склонения имен и спряжения глаголов.

Баллы, полученные экзаменовавшимися, следующие: 5– получили 9 чел., 4½, 4+, 4 и 4– получили 14 челов., 3½, 3+, 3 и 3– получили 22 чел. и наконец 2+ и 2 получили 9 человек».

д) Донесение комиссии, производившей испытание по французскому языку:

«Испытанию по французскому языку подвергались 12 студентов духовных семинарий и 2 воспитанника Черкасской гимназии. В общем экзаменовавшиеся обнаружили очень скудные знания. Некоторые не только затруднялись переводить предложенные им отрывки, но даже не знали самых основных правил французской грамматики и произношения. Лучший балл получил волонтер Полтавской семинарии (5-); неудовлетворительными признаны ответы двух Московских волонтеров (2½ и 2) и волонтера Уфимской семинарии (1½)».

е) Донесение комиссии, рассматривавшей сочинения по догматическому богословию:

«По догматическому богословию на тему: «Свойства веры оправдывающей» было написано 68 сочинений. Большая часть писавших правильно поняли предложенную задачу – указать и раскрыть свойства оправдывающей веры. Но многие, обративши преимущественное внимание на слова: «оправдывающей веры» рассуждали не столько о свойствах веры, сколько об оправдании, его действиях и плодах, и вследствие этого дали косвенное решение вопроса. Иные еще далее уклонились от темы, начавши свои сочинения не относящимися к предмету рассуждениями о необходимости спасения, или же о совершенном Иисусом Христом искуплении человеческого рода. Так половина сочинений одного воспитанника Московской, одного Калужской и одного Симбирской семинарии не имеет никакого отношения к теме. Но это исключения, а большинство обсуждали предмет прямо без ненужных вступлений и отклонений.

Почти все писавшие дали ответы на вопрос правильные. Догматически-неправильные воззрения встречаются только в немногих сочинениях. Напр., один из воспитанни-

—346—

ков Тамбовской семинарии говорит об упразднении всего ветхозаветного закона, забывая о десятословии. К сожалению, в очень многих сочинениях ответы даны хотя и правильные, но поверхностные. Даже и в хороших сочинениях не достает полноты и разносторонности в обсуждении предмета. В худших сочинениях заметны бедность мысли, бессодержательность, неуменье обсудить и разъяснить предмет.

Формальные недостатки встречаются всего чаще в сочинениях и по содержанию неудовлетворительных. Есть, однако, сочинения скудные по содержанию, но в отношении логики и грамматики безупречные.

Воспитанники духовных семинарий всегда отличались способностью к строгому логическому мышлению и в этом отношении далеко превосходили воспитанников всех вообще светских школ. Представленные сочинения показывают, что эта способность не иссякла в воспитанниках семинарий: даже и в худших сочинениях нет заметных погрешностей против логики. Мы тем с большим удовольствием отмечаем это отрадное явление, что в настоящем случае писавшие прибыли из 27 семинарий, со всех концов России. А это дает основание полагать, что и в настоящее время, когда слышатся жалобы на расслабление и расшатанность мысли, воспитанники семинарий не утратили исконной своей способности к строгому логическому мышлению.

Эта хорошая черта в прочитанных нами сочинениях воспитанников семинарий обнаруживается еще ярче при сравнении их с сочинениями воспитанников светской школы. В настоящем случае таковых было четверо. Один из них, студент Московского Университета, написал сочинение, по содержанию очень хорошее, но с формальной стороны сочинение оказывается недостаточно обработанным; в начале сочинения он указывает и намерен раскрыть два свойства веры оправдывающей, а в конце он указывает три свойства. – Сочинение одного из двух воспитанников Черкасской гимназии, не скудное мыслями, изложено отрывочно.

Нестройность изложения мы заметили в сочинениях одного воспитанника Московской и одного Нижегородской

—347—

семинарии, а речь до излишества периодическую и тягучую в сочинении воспитанника Вятской семинарии.

К сожалению, правила грамматики воспитанники семинарий соблюдают не столь строго, как законы логики. От грамматических ошибок не свободны даже некоторые хорошие сочинения. Мы не говорим уже о том, что во многих сочинениях не везде поставлены запятые: это можно извинить спешностью труда. Но вот, напр., воспитанник Вифанской семинарии пишет воставал, сердце в предложном падеже; один из воспитанников Московской семинарии пишет ветхозаветный, другой – протестанские, (такая же ошибка есть в сочинениях присланного из Ярославской семинарии и волонтера Рязанской); присланный из Орловской семинарии пишет во всем: её вместо ея пишут один студент Уфимской и один Тверской, последний двукратно; один из студентов Рязанской семинарии пишет истино, истаный; присланный из Тверской семинарии вместо точек и двоеточия ставит запятые.

В худших сочинениях есть выражения неуклюжие, нескладные, неправильные, или даже бессмысленные. Веру и бесы веруют (Кутаисской сем.); вера подавляет дела; условия оправдания человека = веры и следовательно свойства ея отличны от свойств веры оправдывающей католиков и лютеран (Моск. сем.); добрые дела есть обнаружения целого внутреннего настроения (Виф. сем.). Есть неправильности в сочетании слов в сочинениях волонтера Тобольской гимназии и присланного из Волынской семинарии».

ж) Донесение комиссии, рассматривавшей сочинения по литургике:

«За какое бы время кто ни стал изучать христианское богослужение, он без труда подметил бы, что оно всегда состояло из молитвы, выражением которой служило слово и пение, поучения или проповеди и, наконец, обряда или богослужебного действия в тесном смысле этого слова. Соответствуя лирическому, дидактическому и драматическому элементу в области поззии, эти три основных стихии составляли и доселе составляют необходимое содержание богослужения, своего рода conditio sine qua non его существования. Но относительное положение названных частей в составе богослужения не всегда было одинаково: в одно

—348—

время брала перевес одна сторона, в другое время – другая и, вообще говоря, количественно они никогда не уравновешивались. Вследствие особенно близкого отношения к молитвенному состоянию человека, как проводник и выразитель его субъективной жизни, часть лирическая во все времена глубоко входила в содержание богослужения и в литургической практике древнехристианской церкви составляла наиболее выдающуюся ее сторону. Следующее за нею место занимала проповедь, выражаясь по-теперешнему, или διδαχή, κατήχησις, ὁμιλία, употребляя терминологию древне-церковную. Преобладание этих двух частей в составе древнехристианского богослужения и сообщило ему ту характеристическую особенность, которая выражается в господстве слова над действием, внутреннего духовного начала над внешнеобрядовым. Указать причины этого явления или, что тоже, ответить на вопрос: «Чем объяснить перевес лирико-дидактического содержания над собственно-обрядовым в христианском богослужении первых веков» и было предложено, в качестве темы, пожелавшим подвергнуться письменному испытанию по литургике. За исключением воспитанника Тобольской гимназии, всеми более или менее ясно понята была, хотя, разумеется, и неодинаково умело разрешена задача. Все довольно согласно искали ответа на поставленный вопрос во внутреннем состоянии и внешнем положении христианской церкви первых веков, в исключительных обстоятельствах того времени. Но тогда, как одни раскрывали преимущественно причины преобладания лирико-дидактического содержания, видя их, главным образом, в необыкновенной силе и живости религиозного чувства первых верующих, в чрезвычайных дарах Св. Духа, обильно на них изливавшихся, в необходимости проповедания всем Евангелия и научения за богослужением в истинах веры новообращенных членов церкви Христовой: другие, наоборот, обращали свое внимание на обряд, находя в христианском учении о духовном поклонении. Богу, в противоположность обрядовой иудейской набожности и показному языческому культу, в продолжительных гонениях на христиан, их необеспеченности и т. д., условия, не благоприятствовавшие его развитию в первые

—349—

века. Сравнительно очень немногие уделили одинаковое место в сочинении речам о лирико-дидактической и обрядовой сторонах богослужения, равно развив обе части своей темы, и уже редко кто вышел в суждениях о первой из пределов апостольского века, как наиболее известного писавшим. Причиной тому была невольно останавливающая на себе внимание поразительная скудость литургических знаний в последних. Из шестидесяти восьми человек трудно назвать и пятерых, которые основывали бы свои мысли на определенных данных или примерах из области богослужения; у остальных сообщаются сведения самого общего характера, а иногда и сомнительного качества. Многие из воспитанников видимо затруднялись в определении того, что должно разуметь под лирикодидактической и собственно-обрядовой стороной богослужения, исключая из первой молитвы и совершенно отождествляя вторую с церковной обрядностью в широком смысле этого слова. У весьма немногих можно обнаружить в сочинениях слабые следы знакомства их авторов с наукой о богослужении, в программе которой целая глава отведена «Составным частям христианского православного богослужения в историческом их развитии». По этому поводу не без глубокого сожаления вспоминаем, между прочим, об утрате старого семинарского порядка, по которому литургика преподавалась не в четвертом-пятом классах, а в пятом и шестом, то есть ближе по времени ко вступлению окончивших семинаристов в пастырское служение, с которым она связана едва ли не теснее всех прочих проходимых в семинарии богословских наук. – В формальном отношении сочинения можно бы еще признать удовлетворительными, если бы многие и даже лучшие воспитанники не хромали, как говорится, в русской грамматике. Чаще всего грешат в расстановке знаков препинания, согласовании прилагательных с существительными во множественном числе и особенно в переносе слов (например: обряднос-ти, крес-тных, невз-годы, оп-равданным, соверши-вшим, мо-гло). Лучшие сочинения написаны двумя студентами Вифанской семинарии, одним – Вятской и одним – Курской».

—350—

з) Донесение комиссии, рассматривавшей сочинения по психологии:

«Сочинения по психологии были писаны на тему: «Что такое личность в психологическом, метафизическом и нравственном значении этого слова»? Из 68 экзаменовавшихся ни один не дал вполне правильного и законченного ответа на этот вопрос; приблизительно правильное или по крайней мере ясные и последовательные ответы были даны немногими; большинство же ограничилось ответами очень неопределенными, схоластичными, бессодержательными и часто противоречивыми. Самый обычный способ решения вопроса состоял в том, что психологическая личность определялась как существо самосознательное, метафизическая личность – как существо разумное, а нравственная – как существо свободное. Нередко эта шаблонная схема изменялась в том смысле, что «существо разумное» называлось психологической личностью, а метафизическая личность отождествлялась с самосознанием. Некоторые, напротив, совсем забывали о самосознании и сводили понятие личности просто к понятию индивидуальных особенностей людей. Другие разумели под психологической личностью целого человека с душой и телом, а под метафизической – один дух без тела, или даже ухитрялись ставить эти определения наоборот (Волог. присл.). Иногда понятие личности во всех трех значениях определялось одинаково или совсем не определялось, так что сочинение состояло из одних общих рассуждений о сознании, о душе, о различии человека и животных, об образе Божием, о свободе, о нравственном законе, о нравственной ответственности, и т. п. Как это не странно, но некоторые авторы особенно затруднялись разъяснить метафизическое понятие личности. Одни совсем обходили этот вопрос и даже прямо отказывались на него ответить; другие полагали метафизическое значение слова «личность» в том, что человеческая личность составляет предмет метафизики и сама занимается метафизикой (Волынск. присл. и вол. и один из Черкас. гимназистов). В одном случае автор, видимо не уверенный в том, что он правильно понял тему, старался определить не столько самую идею личности,

—351—

сколько ее важность для психологии, метафизики и этики (Нижегор. вол.). Вообще для большинства экзаменовавшихся понятие личности не имело никакого определенного смысла, а различие психологической, метафизической и нравственной точки зрения на личность было очень малопонятным. Эти точки зрения постоянно перепутывались между собой и, кроме того, весьма часто смешивались с точкой зрения чисто богословской. Некоторые сочинения имели совершенно богословский характер не только по своим мыслям, но и по способу их доказательства.

Общим недостатком большинства сочинений является крайняя скудость знаний и бедность мысли. За очень немногими исключениями, экзаменовавшиеся, очевидно, ничего не читали по психологии и философии кроме семинарских учебников. Сведения, сколько-нибудь выходящие за пределы учебника, встречались весьма редко. Наприм., только у двух или трех авторов можно было найти кое-какие намеки на то, что им известны факты так называемого изменения личности, и только один из них попытался объяснить эти факты. Впрочем, и знание учебника было весьма недостаточным. Между прочим, вероятно, этим недостатком знаний и объясняется чисто богословский характер некоторых сочинений: авторы видимо забыли свою семинарскую философию и поневоле принуждены были черпать свои сведения из учебников догматического и нравственного богословия, лучше сохранившихся в памяти. От изучения философии и психологии у многих остались только некоторые общие формулы и схемы; но эти формулы и схемы, очевидно, не были продуманы и заучивались совершенно механически. Отсюда – шаблонность мыслей, схоластичность понятий, бессодержательность и нередко наивность суждений. Изложение было почти всегда бесцветно, но в большинстве случаев грамматически правильно. Грубые грамматические ошибки встречались, пореже, чем в предыдущие годы.

По наблюдениям комиссии, сочинения студентов, рекомендованных Правлениями семинарий, в общем мало чем выделялись в сравнении с сочинениями волонтеров.

—352—

Лучшие сочинения написаны присланным Симбирской семинарии (5-), присланным Нижегородской семинарии (4½) и волонтером Московской семинарии (4½). Сочинения, отмеченные неудовлетворительным баллом, принадлежат волонтеру Архангельской семинарии (2+), трем волонтерам Московской, семинарии (2+ и 2), присланному Вологодской семинарии (2) и воспитаннику Черкасской гимназии (2-)».

(Продолжение следует).

—1—

В течение 1901 года, помимо упомянутых в отчете, поступили еще следующие пожертвования:

—2—