С.В. Посадский
Основы духовной борьбы по учению Православной Церкви

Прежде чем говорить о духовной борьбе в православной аскетической практике хочется заметить, что беседу о ней придется вести на малопривычном для современного человека языке. Большинство современных людей не имеет христианского религиозного воспитания и образования. Поэтому при слове духовная брань у них возникнут самые разнообразные ассоциации, которые в большинстве случаев будут чрезвычайно далеки от обсуждаемого предмета.

Так, часть людей справедливо вспомнит о необходимости нравственного совершенствования, которое связано с усилием воли, а значит предполагает борьбу с собой. Однако акцент ими будет сделан на само-улучшении человека, то есть на обычной «работе над собой» своими собственными силами. Между тем духовный подвиг христианина совсем не сводится к простому само-улучшению. Христианское подвижничество предполагает наличие двух волевых актов – человеческого и Божественного. Духовная борьба христианина выходит за рамки повседневного сознания. Она может быть названа совершенствованием человека Богом, Который дает человеку не только идеал совершенства, но и силы для его достижения.

Другая часть вспомнит о телесных подвигах, практикуемых христианскими подвижниками, но продемонстрирует полное незнание цели и смысла этих подвигов. Эта часть может подвергнуть христианских подвижников критике за целенаправленное «умерщвление плоти». В то же время люди придут в крайнее изумление узнав, что для христианина слово «плоть» может означать совсем не тело.

Более осведомленная часть людей скажет о борьбе со страстями и развитии добродетелей. Но и здесь под страстью будет пониматься лишь врожденный инстинкт, а под добродетелью просто хорошее поведение, которое укладывается в рамки жизни законопослушного гражданина. Таким образом, во всех случаях содержание христианской духовной борьбы останется неопределенным, а цели малопонятными.

1. Цель христианского подвига

Всякая борьба предполагает определенные жертвы. Но если присутствует жертва, то должна быть и цель, ради которой человек жертвует чем-то дорогим для себя. Поэтому раскрыть смысл христианского духовного подвижничества необходимо с его цели.

Святой Никодим Святогорец в книге «Невидимая брань» указывает, что человеку естественно желать совершенства. К совершенству человека призывает Сам Бог: будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный (Мф.3:48). Святой Григорий Нисский также говорит, что стремление к добру и совершенству соединено с сущностью и природой человека, несущего в себе образ самого совершенного Существа – Бога. Но если призыв к совершенству исходит от совершенного Бога, то самое совершенное дело, которого может желать человек, будет, по словам святого Никодима, приближение к Богу и пребывание в единении с Ним1. Таким образом, единение с совершенным Богом становится целью всего христианского подвига.

В святоотеческой традиции единение с Богом названо обожением. Именно в обожении заключен весь смысл человеческой жизни. Тайна обожения раскрылась для человека с воплощением Бога. «Основание надежды на обожение для естества человеческого есть вочеловечение Бога», – говорит святой Максим Исповедник2. «Сын Божий стал сыном человеческим для того, чтобы человек сделался сыном Божиим», – учит святой Ириней Лионский3. Через воплощение Бога человек, по неизреченному дару, становится соучастником Божественного бытия, поскольку действительно участвует в Божественной жизни. Его природа преображается действием благодати Святого Духа. Он становится «причастником Божественного естества» (2Пет.1:4) и «храмом Божьим» (1Кор.3:16). По слову апостола, в нем живет Христос (Гал.2:20), Который вселяется в него, делает его Своей обителью: «Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим» (Ин.14:23).

2. Путь к обожению

Христианский путь к обожению лежит через любовь к Богу. Любовь к Богу требует уподобления Ему. Уподобление выражается в исполнении заповедей: «Если любите Меня, соблюдите заповеди Мои. Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня» (Ин.14:15,21). Исполнение заповедей становится основой христианской жизни. Сила христианских заповедей такова, что «они плотского человека претворяют в духовного, мертвого воскрешают, потомка ветхого Адама соделывают потомком Нового Адама, сына человеческого по естеству – сыном Божьим по благодати»4.

Чему же учат христианские заповеди?

Важно подчеркнуть, что христианские заповеди и средние моральные нормы совсем не одно и тоже. Христианство не призывает только лишь к простой порядочной жизни на земле в рамках законодательной системы того или иного государства. Христианство учит не о среднестатистической нравственной норме, вполне достаточной для того, чтобы успешно провести жизнь и не нарушить уголовный кодекс. Призывая человека к совершенству, оно дает совершенные заповеди любви, учит человека любить Бога всем сердцем и разумением, а ближнего как самого себя.

Христианские заповеди изложены в Евангелии и поэтому названы евангельскими. Все евангельские заповеди бесконечно превосходят известные человечеству моральные принципы. Остановимся на этой теме подробнее.

В Евангелии Христос учит кротости. Но это не просто кротость, но и запрет мщения вплоть до совершенного незлобия и любви к врагам. Евангельская кротость – это призыв к терпению оскорблений и гонений с молитвой за врагов, подобной той, какую явил Сам Бог на Кресте: «Отче прости им, ибо не ведают, что творят». В Евангелии Христос заповедует нестяжание. Это не просто презрение к роскоши и довольство необходимым. Евангельское нестяжание включает милосердие к нищим, готовность отдать нуждающемуся все вплоть до своей одежды. В Евангелии Христос заповедует целомудрие. Но евангельское целомудрие требует отказа не от одних растлительных действий, но и от самих помышлений вплоть до страстных воззрений на лицо другого пола. Христос говорит о смирении. Но глубина христианского смирения должна простираться до неосуждения ближнего, прощения его грехов. Христос говорит о любви к Богу. Но эта любовь должна выражаться в отложении всех суетных дел ради познания Бога, непрестанной молитвы и мученического исповедания веры.

Итак, какая из евангельских заповедей не была бы рассмотрена человеком, становится очевидным, что она превышает его норму поведения в мире. В чем же здесь дело? Евангельские заповеди прекрасны и к ним естественно тянется человеческая душа. Разве человеку не хочется быть возвышенным нестяжателем, любящим Бога, прощающим обиды, отвечающим добром на зло? И вот оказывается, что каждый человек погрешает против евангельских заповедей, поскольку имеет некую «вторую природу», которая упорно противоборствует исполнению призывов Христа. Эта «вторая природа» человека названа христианскими подвижниками грехом или страстями.

3. Природа страсти

a) Страсть и врожденный инстинкт

Когда современный человек говорит о страстях, то он всегда рискует спутать два различных явления. Человеческая природа наделена естественными, биологическими побуждениями, но может усвоить и противоестественное поведение, имеющее небиологические истоки. Причем последнее будет брать определенный повод от врожденных человеческих потребностей и даже паразитировать на них.

Приведем простой пример. Для сохранения организма человек должен питаться. Это врожденный рефлекс и инстинкт. Пристрастие к излишествам в пище или питии выходит за рамки врожденных инстинктов и рефлексов. Поэтому алкоголизм или систематическое употребление пищи сверх меры должны быть названы проявлениями противоестественных страстей. Эти страсти берут повод от инстинкта питания. Но их причина лежит не в самом питательном инстинкте, а в человеческой душе. Об этом убедительно свидетельствует тот факт, что алкоголизм или переедание разрушают сам человеческий организм, действуют вопреки инстинкта самосохранения. Значит, мы имеем дело с выражением противоестественных страстей, то есть с явлением, прежде всего, душевного порядка.

Христианский подвижник ведет борьбу с противоестественными страстями. Можно сказать, что страсти как «вторая», греховная природа человека напоминают неких паразитов, живущих за счет человека и непрестанно разрушающих его личность. Все христианское учение о страстях представляет собой своеобразное учение об этих паразитах. Эта особая паразитология, которая учит отличать душевных паразитов от самой человеческой природы и бороться с ними до полного изгнания. Однако в современном мире страсти очень часто отождествляются с естественными инстинктами, что в корне неверно.

Врожденный инстинкт есть неосознанное побуждение человеческого организма к совершению определенного действия. Не только человек, но и весь животный мир имеет комплекс сложных инстинктов. Принципиально не выделяя человека из всего природного мира, инстинкт есть проявление неосознанной жизни тела. Как врожденная реакция организма на внешний или внутренний раздражитель, инстинктивная деятельность человека лежит вне сферы его нравственной ответственности перед Богом и ближним.

Явление врожденного инстинкта было известно христианским подвижникам всех веков. В Церкви оно имело более точное название, чем само малосодержательное слово инстинкт, означающее просто «побуждение». Неосознанные и неразумные действия назывались естественным или беспорочными страстями, без которых невозможно земное существование человека. К ним относили необходимые действия человеческой природы, свойственные всем неразумным животным: голод, жажду, усталость, сон, болевые ощущения, неизбежные процессы деятельности организма, сопровождающие возрастные циклы и прочее. Им и противопоставлялась ненормальная для человеческой природы страсть, берущая свое начало там, где присутствует сознательный волевой акт личности.

В отличие от врожденного и неосознанного инстинкта, страсть противоестественна. По словам святого Климента Александрийского, страсть есть возмущение против природы5. Святой Иоанн Дамаскин называет страсть движением энергии против природы6. При этом речь идет именно о волевом действии души. По учению христианских подвижников страсть есть «недуг души» или «болезненное состояние душевных сил»7. Выделяя восемь основных страстей, к которым относятся гордость, тщеславие, сребролюбие, гнев, блуд, чревоугодие, уныние, печаль, христианские подвижники настаивают, что страстями являются именно душевные состояния, а не потребности тела. Даже разделяя телесные (чревоугодие, блуд) и душевные страсти, они видят причину всякой страсти не в жизни тела, а только в удалении человеческой души от Бога.

б) Страсть и человеческая свобода

Христианское понимание страсти тесно связано с особым пониманием человеческой свободы. Напомним, что высочайше свободным Существом, по христианскому вероучению, является Сам Бог. Но Бог не лишает дара свободы человека. Он наделяет его этим даром, желая увидеть в нем Свой образ и подобие. Обладая этим даром, человек может воссоединиться со своим Создателем, жить с Богом и в Боге, а может и пренебречь такой возможностью. В первом случае для него открывается превосходящий человеческое разумение и возможности путь обожения. Во втором случае путь к обожению для человека оказывается закрытым, поскольку он становится на разрушительный для себя путь самообожествления. Так человеческая свобода становится свободой выбора между единением с неограниченным Богом, с одной стороны, и ограниченным самолюбием, с другой. Человек становится соучастником святости и бесстрастия, поскольку свят и бесстрастен Сам Бог, либо уродливо обожествляет себя, развивая свои страсти.

Всякая страсть есть противоестественное безумие и извращение. Тем не менее причина ее противоестественности скрыта для нехристианского сознания. Любой человек интуитивно, в глубине души, понимает, что страсть не норма, а уродливое искажение его воли. Но все дело в том, что нехристианин не в состоянии понять, почему именно она является искажением. Иначе говоря, он не видит ее причины.

Например, безбожный стяжатель-миллионер уродлив и безобразен. Он тратит всю жизнь на увеличение своих доходов, упуская из виду нечто более высокое. Такой же неверующий бедняк может сказать ему, что счастье совсем не в деньгах. Но вопрос о содержании счастья останется открытым. Если сребролюбию противопоставить дружбу, семью, здоровье, то неверующий богач имеет полное право заметить, что это всего лишь временные и относительные ценности. Наслаждение дружбой и семьей преходящи, а всякое здоровое тело смертно. Одна относительная ценность не может быть безусловно противоположена другой, относительные ценности могут быть принесены в жертву только ради абсолютных. Если же бедный человек скажет, что сребролюбец упустил из виду самое главное – сотворившего эту вселенную Бога, то атеисту-стяжателю будет над чем призадуматься, поскольку во мгновение ока он лишается всех своих кажущихся преимуществ.

Во-первых, в своей любви к деньгам стяжатель любит нечто преходящее, ибо со своим предметом любви он все равно должен будет расстаться. В действительности он не является подлинным владельцем денег, а лишь их временным хранителем и распорядителем. Но дело не только в этом. Любовь стяжателя к деньгам поистине трагическая и безответная любовь. Как бы не лелеял он свой предмет любви, но соединиться с ним он никогда не сможет. Очевидно, что нельзя соединиться не только с бумажными деньгами, но и с золотом и серебром, векселями и банковскими билетами. Здесь страсть к стяжанию выглядит уже бессмысленно и абсурдно.

Стяжатель ставит на место Бога деньги, то есть обожает и обоготворяет их. Тем не менее деньги никогда не будут действительно жить в его душе, не станут частью его личности. Именно поэтому он и не может остановиться. Увеличив капитал, он не достигает подлинного удовлетворения, следовательно, вынужден вновь гоняться за призраком счастья, копить деньги еще и еще. Но как бы не увеличивался его капитал, он остается отчужденным от самих денег, которые не способны к взаимному единению с ним.

В отличие от безбожного сребролюбца, жизнь христианского аскета выглядит более оптимистично. И это связано с Предметом его любви. На первый взгляд его страдания гораздо сильнее, поскольку он добровольно отказывается от множества временных благ. Между тем даже в самых сильных страданиях, христианин обладает неоценимым сокровищем. Он жертвует всем ради соединения с вечным, всесовершенным, всеблагим, безначальным и бесконечным Существом, Которое сотворило вселенную и есть Любовь.

Заметим, что христианский подвиг тоже можно назвать своеобразным стяжанием. Но это качественно иное стяжание. Христианскими подвижниками оно названо стяжанием благодати Святого Духа. Совершаясь внутри человеческой души, стяжание благодати дает человеку в неотъемлемый и неотчуждаемый дар Самого Творца вселенной. Чрез этот нетварный Дар всякий человек становится Богоносцем, ибо уже носит Бога в себе самом, реально ощущает Его действия в своем уме, сердце, поступках, а у христианских святых даже в теле. Именно поэтому нищий, подвергающийся гонениям и оскорблениям, христианский подвижник становится подлинно богатым человеком, ведь богатеет он вечно любящим Богом, а не чуждыми его душе преходящими материальными ценностями.

Итак, безумие и противоестественность страсти заключаются в том, что в ней человек отказывается от естественного для своей природы соединения с Творцом, ищет Ему замену. Реальную же замену Богу найти невозможно. Остаются только примитивные суррогаты в виде собственного «я» и подчиненных ему объектов материального мира. Но это явления ограниченные и временные, а совсем не вечные. Проецируя на них Образ совершенного, вечного и неограниченного Существа, человек делается безумным, а его пристрастие к себе и явлениям материального мира уже никогда не получит подлинного удовлетворения.

в) Развитие страсти

Становление страстей в человеке происходит постепенно. «Путь заражения человека страстями долгий, – учит святой Иустин Попович. – Между началом и концом зла существует много ступеней, оттенков, переходов»8. Возникновению страсти предшествует искушение человека злым помышлением, которое в среде христианских подвижников названо помыслом. Помысел представляет собой прельщающий человека образ той или иной вещи чувственного мира. Помысел является в душе в виде прилога, то есть в виде некоего приложения («приражения») к человеческой душе, способной откликнуться на него или отвергнуть. Это состояние нейтрально и еще не есть грех. Собеседование с помыслом, нежелание его отвергнуть означает сочетание («сдружение») с ним. Собеседование может быть страстным или бесстрастным, в зависимости от духовного состояния человека. Если во время собеседования человек начинает услаждаться греховным образом, то это первый признак возникновения страсти. За собеседованием следует или борьба, или страстное соизволение («сосложение»). Здесь человек уже имеет решимость и намерение совершить грех делом. После соизволения человек пленяется помыслом, который становится руководителем его воли. За пленением следует внешнее греховное действие, закрепляющее греховную страсть. Многократно удовлетворяемая страсть становится как бы природным свойством души, превращается в черту человеческого характера9. Таким образом, страсть образуется не из одних внешних действий, но и из внутренних греховных ощущений. Она гнездится в душе и может быть названа «навыком к помыслу», поскольку состоит в постоянном мечтании о нем10.

Страсти образуют особого «ветхого человека», с которым христианину предстоит борьба. Каждая из страстей рассматривается христианскими подвижниками как часть тела этого ветхого человека. Само тело называется «плотью». Важно подчеркнуть, что в данном случае понятие «плоть» совсем не равнозначно материальной человеческой телесности. Когда апостол Павел говорит о жизни по плоти, то он приравнивает эту жизнь к действию греховных страстей в членах человеческого тела (Рим.5:7). При этом он учит, что делами плоти являются не только телесные грехи, но и душевные – вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, ереси (Гал.5:20). Поэтому христианин должен распять свою плоть со страстями и похотями, начав жить по духу, «ибо плоть желает противного духу, а дух – противного плоти» (Гал.5:17). «Слово плоть, – указывает святой Иоанн Кассиан, – в сем месте должно принять не в смысле человека, как существа, а в смысле воли плотской, или худых пожеланий»11. Слово «дух» также означает не личное существо, а возвышающие человека желания святости и добра.

4. Основание христианского подвига

Когда речь заходит о борьбе со страстями, то незнакомому с христианством человеку на ум приходят, прежде всего, особые методы борьбы. Ему кажется, что победить ту или иную страсть он способен сам, достаточно приложить максимум усилий в верном направлении. Он может спросить у христианского подвижника о какой-либо психической или физической технике, которую тот применяет в целях победы на страстью. И он будет удивлен, узнав, что в основе христианской борьбы со страстями лежит не какой-либо прием, основанный на односторонних усилиях самого человека, а отрицание всякой самонадеянности и совершенное недоверие себе. «Никогда ни в чем не должно верить себе самим и надеяться на самих себя, – раскрывает основной принцип духовной брани святой Никодим Святогорец. – Познай свое ничтожество и постоянно содержи в мысли, что ты сам собою не можешь делать никакого добра, за которое оказался бы достойным Царствия Небесного»12. «Ничего нет лучше, как познать свою немощность и неведение, и ничего нет хуже, как не сознавать этого», – учит святой Петр Дамаскин13. «Основание всякой добродетели есть познание человеческой немощности», – подчеркивает святой Максим Исповедник14.

Почему же христианские подвижники настаивают на недоверии самому себе и осознании собственного ничтожества?

На первый взгляд может показаться, что учителя христианского духовного подвига умышленно занижают себя, стремятся скрыть свои достоинства и добродетели. Однако это не так. Утверждаемое ими осознание собственной ничтожности не просто игра фраз, а факт человеческого существования. Эта сама правда человеческого бытия. Напомним, что Бог сотворил весь мир из ничего, а человека из праха земного. «Я начат был из ничего, я создан из земли… – учит в стихах великий подвижник XX-го столетия Иосиф Исихаст15. «Начало и истина – это познать, что ты ничто, ноль, и из ничего произошло все», – раскрывает он основой принцип христианского самопознания16. Если же человек создан из земли и небытия, то как ему стать причастником добра, как победить страсти? Несомненно, что только с помощью Бога, Который Сам есть Добро, от Которого имеет начало всякое благо. «От Своего богатства Он наделяет, и мы, нищие, и слепые, и хромые, от Него обогащаемся. И само это богатство в Нем пребывает, – говорит о богатстве нравственного совершенства Иосиф Исихаст. – Тысячи тысяч, тьмы и тьмы обогатились и стали святыми, и само богатство остается в Боге»17.

Как было сказано выше, отдаление от Создателя ведет к развитию страстей. Преодоление же страстей означает соединение с Ним. Пристально всматриваясь в развитие страсти, нельзя не заметить, что всякая страсть носит богоборческий характер. Она есть вражда против Бога. Человек жаждет денег сверх меры, но это значит, что он недоволен Божественным промыслом о себе, искажает свою природу, презирает замысел обожения, не хочет уподобляться Богу. Человек гневается, гордится и тщеславится, но так он утверждает свою самодостаточность и унижает других, следовательно, опять бросает вызов Богу. Чревоугодие, блуд, печаль и уныние по суетным делам и проблемам преходящей жизни делают человека не способным уподобиться Творцу, вводят во вражду с Ним. Победить же богоборческое движение души можно только обратным устремлением к Богу. Отсюда все христианское подвижничество устремлено на соединение с Богом, сосредоточено на таких формах и приемах борьбы со «второй» страстной природой, которые позволят Богу войти в человеческий ум и сердце. Таким образом, христианская борьба со страстями становится борьбой за жизнь в Боге. А все учение о борьбе со страстными помыслами подчинено приобретению этой новой жизни.

Раскрываемое христианскими подвижниками учение о борьбе со страстными помыслами основано на вере словам Спасителя: «Без Меня не можете творить ничего» (Ин.15:5). В этих словах заключена глубочайшая правда христианского аскетизма. Дело в том, что христианский подвижник (как и всякий человек) не может сказать страстному помыслу «нет» и победить. Этому мешают несколько препятствий.

Во-первых, сам помысел имеет внешнее человеку происхождение. По учению святых, помыслы искушают подвижников двояко. Они приходят или от падших ангелов, или берут повод от внешних чувственных предметов.

Помысел может входить в душу от врагов рода человеческого – падших ангелов, которые не собираются останавливать свою атаку в такт человеческим словам и возражениям, а будут продолжать борьбу непрестанно, не зная отдыха и успокоения. При этом их нападения могут иметь различные формы. Здесь возможны не только внутренние мысленные искушения, но и искушения, способные ввести человека в явное прельщение – явления в виде ангелов света, святых, многообразные действия на воздухе, которые всегда сочетаются с помыслом в виде определенных предложений искушаемым. Такие действия ведут к очевидной погибели (на языке святых отцов «прелести») искушаемого, поскольку его внимание начинает всецело поглощаться чуждой ему внешней силой. В этом случае возможен прямой паралич воли, решимость человеческого возражения серьезно ограничивается.

Помысел также может происходить и от внешнего человеку источника, который нельзя устранить. Здесь внешний предмет также начинает непрестанно воздействовать на человеческое внимание, что серьезно подрывает силы к сопротивлению, не дает человеку возможности даже сосредоточиться на борьбе.

Отметим, что в обоих случаях простое человеческое возражение приведет лишь к новому витку искушения, поскольку всякое возражение предполагает обращение к отрицаемому предмету, стало быть, заключает в себе дополнительное внимание к нему. Это значит, что для победы над помыслом человек должен не просто возражать ему, но и сосредоточиться на том, что превосходит искушение. Все помыслы несут в себе образы явлений и предметов чувственно воспринимаемого мира. Следовательно, отвлечь человека может лишь Существо, Которое бесконечно превосходит все чувственное бытие.

Во-вторых, помысел сроден уже действующей в человеке страсти или самолюбивой человеческой природе в целом, которая после падения несет в себе зародыши всех страстей. Сродство помысла страсти и падшей человеческой природе также серьезно затрудняет борьбу, поскольку нападение извне получает поддержку изнутри. В таком случае одной надежды на свое усилие уже явно недостаточно. Именно поэтому в борьбе со страстями неизменно терпят крах все приемы, рассчитанные на собственные силы. Взывание к самому себе может стать взыванием к своей поврежденной природе, обращением к той же или иной страсти, которая действует в душе. Это значит, что человек должен искать поддержки у Существа, Которое совершенно не подвержено влиянию греха.

Наконец, помысел содержит не просто призыв к действию. Христианские подвижники знают, что помысел заключает предложение определенного наслаждения. К наслаждению зовет человека и уже приобретенная страсть. И здесь человеческая воля оказывается практически бессильной. Искушающие помышления направлены на человеческое сердце. Сказать им «нет» одним лишь рассудком явно недостаточно. Если, в противовес страстям, человек не приобретет иного опыта возвышенных и чистых наслаждений, то его борьба обречена на неудачу. Иными словами, низменному наслаждению страстью должно быть противопоставлено более сильное наслаждение, которое совершенно не будет связано с грехом.

Начинающим борьбу с помыслами опытные христианские подвижники советуют непрекословие. «Не прекословь помыслам, всеваемым в тебя врагом, но лучше молитвою к Богу прерывай беседу с ними», – учит святой Исаак Сирин18. «Должно ли прекословить борющему нас помыслу? – спрашивают святые Варсануфий и Иоанн, и дают ответ. – Не прекословь; потому что враги сего желают и (видя прекословие) не перестанут нападать; но помолись на них Господу, повергая пред Ним немощь свою, и Он может не только отогнать, но и совершенно упразднить их»19.

От новоначального подвижника требуются большие усилия, чтобы удержать свой ум от впадения в грех, усилия, которые справедливо названы молитвенным подвигом. Напомним, что христианский подвижник должен не просто отказаться от внешнего греховного дела, а победить внутреннего противника, следовательно, его ум испытывает тяжелейшую борьбу с предлагаемым наслаждением, находится на грани падения, возможность которого присутствует до обретения помощи свыше. Молитвенное стояние против помыслов требует не только огромного напряжения душевных сил, но и добровольных подвигов тела(пост, бдения, труд и др.), которые содействует возвышению ума к Богу, помогают временно сковать страсти. «Необходим подвиг для христианина, – учит святитель Игнатий (Брянчанинов), – но не подвиг освобождает христианина от владычества страстей: освобождает его десница Вышнего, освобождает его благодать Святого Духа»20.

5. Лекарство против страсти

Христианское подвижничество можно назвать честным и последовательным подвижничеством. Его честность и последовательность заключается в том, что оно не просто требует отказа от греховных удовольствий, но предлагает взамен им нечто иное. Если человек вкусил наслаждений от обольстительных помыслов греха и страстей, то для их устранения нужны наслаждения, которые бесконечно превосходят страсти. Только вкусив и ощутив нечто высшее человек может подлинно исцелиться от болезней своей души, сделать страсти бездейственными. Таким возвышенным наслаждением не может быть нечто временное и преходящее. Таким наслаждением может быть только Сам Бог. И именно Сам Бог является лекарством против страсти, поскольку делает христианских подвижников сопричастниками Своего блаженного нетварного бытия, бесконечно превосходящего все наслаждения и удовольствия преходящего тварного мира.

Действия Бога в душе именуются Божественной благодатью или благодатью Духа Святого. Действием Божественной благодати обладают все три Лица Святой Троицы. Благодать исходит от Отца и подается через Сына во Святом Духе. Она и дает душе невыразимые человеческим языком ощущения, пред которыми меркнут страсти. Вкусивший Божественной благодати человек не допускает помысел в сердце, потому что вместо низких страстей «возобладало в нем другое, лучшее их вожделение»21. По слову святого Исаака Сирина, он мертв для страстей не в силу отсутствия самих искушений и помыслов, не из-за успокоения по причине рассудительности и собственных дел, а в силу действия услаждающей и насыщающей его душу благодати.

Преестественная сладость благодати Святого Духа дает человеку ощутимо познать Божественную любовь. Становясь сопричастником Божественной любви, человек получает силы для исполнения евангельских заповедей любви к Богу и ближнему. Теперь евангельская заповедь уже не встречает сопротивления в падшей человеческой воли, но исполняется легко и свободно, доставляя духовное наслаждение исполнителю. «Когда благодать в нас, то горит дух и рвется ко Господу день и ночь, ибо благодать связывает душу любить Бога, и она возлюбила Его, и не хочет оторваться от Него, ибо не может насытиться сладостью Духа Святого», – учит о любви к Богу подвижник XX-ого столетия святой Силуан Афонский. «Без благодати Божией не можем мы любить врагов, – говорит он о евангельской любви к врагам, – но Дух Святой научает любви, и тогда будет жалко даже и бесов, что они отпали от добра, потеряли смирение и любовь к Богу»22.

Разумеется, мера действия благодати у подвижников различна. В большей мере ее получают христианские аскеты, совершенно оставляющие мир ради духовного подвига. О таких подвижниках святой Макарий Великий говорит, что они радуются невыразимой и неизреченной радостью, соуслаждаются духовно, не почитают себя даже облеченными в тело, со слезами молятся о спасении всех людей, горя Божественной духовной любовью ко всем, они желают любить всех, не делая никакого различия между худым и добрым, почитают себя из всех последними, «поглощаются неизглаголанною радостью Духа, Божественною мудростью и неизследимым ведением Духа, по благодати Христовой, умудряются в том, чего никаким языком невозможно изречь»23. Как более опытные, они получают благодатную силу противоречить и прекословить помыслам, возводятся Богом к стяжанию самого христианского совершенства – бесстрастия.

Христианский путь к бесстрастию есть путь искушений и испытаний. Бесстрастие приобретается тяжелейшим трудом. «Многие скоро получили прощение грехов, – учит святой Иоанн Лествичник, – но никто скоро не приобрел бесстрастия; ибо для приобретения его нужно долгое время, многий труд любви и помощь Божия»24. Причем среди испытаний в этом подвиге важны не одни нападения помыслов, но и гораздо более тягостное для подвижника отнятие уже данной Божественной благодати. Такое отнятие попускается Богом для смирения человека, заставляя его с большим усилием взыскивать Бога и подвизаться против страстей. Воспитывая человека испытаниями, Бог дает ему благодать совершенства, в которой он уже не испытывает ни помыслов, ни искушений. По слову святого Исайи Нитрийского отшельника, бесстрастие далеко от всего этого и не имеет ни в чем нужды: «ибо оно в Боге есть и Бог в нем»25. Следуя святому Макарию Великому, душа совершенного христианина всецело вступает в единение со Святым Духом, срастворяется с Ним, сама сподобляется стать Духом: «Тогда все в ней делается светом, – все радостью, все – упокоением, все – весельем, все – любовью, все – милосердием, все – благостью, все – добротою»26.

Не все христианские подвижники достигают совершенства. Но все христиане должны в той или иной мере приобрести опыт подвига и действия благодати, стяжать преображение своей личности Богом. Такой опыт является условием спасения человеческой души. Можно сказать, что если благодати совершенства достигают немногие, то для каждого христианина существует своя мера обожения и своя мера бесстрастия. Вместе с тем важно помнить, что христианский опыт борьбы со страстями на всех мерах и степенях носит двусторонний характер, приобретается не одними человеческими усилиями.

Основное отличие христианского подвижничества от нехристианского заключается в синергийности христианского подвига. Под синергией (от греческого synergos – вместе действующий) следует понимать совместное усилие человека и Бога в деле подвига и спасения. Синергийность подвижничества означает со-действие (сослужение, сотрудничество) благодати и свободной человеческой воли.

Человек не в состоянии своими силами обновить свое падшее естество. Он не может произвольно победить «вторую» страстную природу и заменить ее новой. Для этого нужно, чтобы на его душу, по слову святого Макария Великого, упала «роса Божественной жизни». Но и Бог не будет ничего делать без усилия человека, хотя и мог бы спасти всех людей даже вопреки их желанию. От человека Он ожидает желания спасения и твердой решимости, смотрит на его волевое пред-начинание, а после довершает его Своей благодатью. Благодаря этому человеческая воля становится существенным и необходимым условием в деле спасения, но свершить спасение дает благодать.

Святой Макарий Великий раскрывает сотрудничество Бога и человека примером матери и младенца. Младенец хочет идти к матери, но не может стоять на ногах. Поэтому он движется, кричит, плачет, с усилием и воплем ищет ее. Радуясь желанию младенца, любящая мать сама подходит к нему и с нежностью берет его на руки. Так поступает и желающий единения с человеческой душой Бог. В Своей благости Он нисходит к стремлению человеческой души пребывать с Ним. Отсюда весь христианский подвиг превращается в совместное богочеловеческое действие. Каждый христианский подвижник может сказать вместе с апостолом: «Я и тружусь и подвизаюсь силою Бога, действующего во мне могущественно» (Кол.1:29). В каждом христианине происходит восполнение человеческих усилий Божественной помощью, по слову святого Иустина, человеческая свобода срастворяется и объединяется с благодатью. Именно поэтому подвизающийся христианин, по словам святого, есть небо-земное существо, а его жизнь – небо-земной подвиг27.

---

Примечания: