Образование

Образова́ние —

1) раскрытие в человеке черт образа Божьего;
2) обучение, усвоение знаний;
3) совокупность полученных в процессе обучения знаний.

Образование

протоиерей Евгений Горячев

— Как Вы считаете, образованность и информированность – это разные вещи?

— Думаю, что да. И принципиально. Образованность своими этимологическими корнями уходит в библейское представление о знании как о части божественного замысла о человеке. Все мы, наверное, если не знаем, то хорошо осведомлены, хотя бы через чьи-то высказывания, о том, что такое образ и подобие. «По образу и подобию» – звучит в комедийных сериалах или на улице где-то это можем услышать. Образование – это часть божественного замысла, а информированность – это то, что может с Богом и с Его замыслом никак не соотноситься. Отсюда и качество знания будет разное.

— Если посмотреть на историю развития человечества, то объем накопленных знаний настолько огромен, что сегодня в одного человека это уже невозможно вместить. С другой стороны доступность знаний очень велика. Таким образом, знаний много, они доступны, а где результат? Где великие умы, как в древности? Почему мы их не видим?

— Сразу же отсечем, чтобы не оскорблять слушателей, тех, кого знания не спасают, а только портят. Как об этом сказал юмористически Саша Черный:

Так вот, такие люди, хотя они, конечно, встречаются, нас не интересуют. Но мы спрашиваем сами себя: «Почему же масштаб личности упал?» Потому что сегодня выпускник философского факультета, который формально осведомлен в вопросах мировой философии гораздо лучше, нежели Платон или Аристотель, конечно, уступит им в человеческом отношении. Опять-таки не могу не вспомнить другие стихи:

Если не брать изначальную неготовность человека к тому, чтобы усвоить какие-то великие вещи, то масштаб личности падает, на мой взгляд, из-за того что люди потребляют знания примерно так же, как они потребляют продукты в системе фастфуда. Эти знания просто потребляются, они их не выстрадали, не пропустили через себя, не сделали частью своей сущности. Вы помните, наверное, сцену из «Нескольких дней из жизни Ильи Ильича Обломова» в редакции Михалкова, где Штольц и Обломов обсуждают именно этот вопрос и Обломов признается в том, что он видит свою голову набитой самыми различными знаниями без сопряженности друг с другом. «Убей, – говорит, – не могу понять для чего Селевк Первый в таком-то году одолел Чиндрагупту». То есть обрывочные сведения есть, а в целом концепцию человек выстроить не может. Причина, на мой взгляд, связана именно с тем, что человек знания потребляет, а не делает их частью самого себя. Для Платона и для Аристотеля это было очень важно, и тогда эти знания становились силой.

— Как прийти к тому, чтобы не просто потреблять знания, а пропускать их через себя?

— Если вернуться к началу нашего разговора, то, кратко выражаясь, я бы сказал так: человек сам оказывается в ловушке у запросов, которыми он себя потчует. Потому что тот, кто пытался получить образование, исходя из заповеди Божьей, исходя из того, что он этим знанием послужит Богу, то тот, конечно, свою личность формировал иначе, нежели тот, кто просто хотел быть информированным, хотел сдать зачет, а на его личную и профессиональную жизнь это знание никак не влияло. 

— Образование, несомненно, влияет на человека. Можно ли получать образование для того, чтобы стать успешным человеком?

— Синоним ли образования успешность? В каком-то смысле да. У человека знающего и образованного возможностей все-таки больше, даже если он от природы не очень далекий. С другой стороны мы должны задать вопрос иначе: а для чего человеку знания и все ли ему дает эта самая успешность? Потому что знать только для того, чтобы иметь сведения – попадешь в ситуацию Обломова; знать, для того, чтобы надмеваться, покорять других с помощью того багажа, который приобрел – для христианина это неприемлемо. Поэтому, мне кажется, мы стремимся к успешности, но другого рода. Я, конечно, стараюсь, чтобы мои дети получили образование, но не с тем, чтобы они стали влиятельными, властными или богатыми, а с тем, чтобы с помощью приобретенного знания, они тем лучше, тем глубже, тем пространнее служили бы Господу Богу. Знания – это ценность несамодостаточная, это инструмент, который я могу использовать либо во славу Божию, либо против Него. Как говорил Феофан Затворник: «Ум без веры – каверзник». Смотрите, если нет веры, но при этом есть знания, можно использовать это знание на саморазрушение, на разрушение этого мира. Я думаю, что диктаторы, монархи, деспоты древнего мира могли быть очень образованными людьми, по-своему талантливыми, умными. Заметьте, Евангелие не говорит нам о категории ума и образованности как о части замысла, связанного с раем. Не сказано: «Блаженны умные, ибо их есть Царство Небесное». Попав в какую-то сложную ситуацию, мы тянемся не к всезнайке, а идем к доброму и отзывчивому человеку. Мы хотим, чтобы нас пожалели. Что из того, что мне распишут – что и как, кто виноват и так далее, когда я нуждаюсь в одном: чтобы мне сострадали, чтобы меня пожалели, поняли. Поняли не правотой и знанием механистическим, расписывающим – как, что и откуда, а чтобы ко мне отнеслись по-человечески. Здесь, мне кажется, образование и осведомленность опять-таки вступают во внутренний конфликт и для христианина он разрешается в сторону исполнения заповедей Божьих. Умный человек и мудрый все-таки различаются. Мудрый человек — это тот, кто проникает в самую суть вещей, а умный человек – это тот, кто хранит в своей памяти множество сведений, при этом сопрягая их друг с другом. Как бы мы сейчас сказали: человек большой эрудиции. Мудрым ведь может быть и необразованный человек, какой-нибудь крестьянин. При этом я бы предпочел быть с мудрецом, нежели с умником.

— Аристотель писал в «Метафизике», что «все люди от природы стремятся к знанию». Так ли это сегодня, при нашем широком информационном поле, что люди по-прежнему стремятся к знаниям? И если кто-то находит в себе такое стремление, что с этим делать?

— Все мы прошли через среднюю школу и не секрет, что мы используем только те знания, которые нам действительно нужны. Вот это отделение, отбрасывание ненужного каждый человек выбирает самостоятельно, но христианин мог бы сказать так, как говорил, кажется, Климент Римский. «Братья, вы ревностны и спорливы в том, что нимало не соотносится со спасением». Поэтому, если моя цель – единство с Богом здесь, на земле, то бесконечный объем знаний я должен, конечно, пропускать через эту схему. Соломон говорил по этому поводу примерно следующее: «Слова мудрых – как вбитые гвозди и составители их – от единого пастыря». Это только первая часть фразы и она тоже уникальна, потому что он, во-первых, говорит не «умные», а «мудрые», а, во-вторых,  говорит, что эта мудрость, как вбитый гвоздь. Как игла, которая вошла и от которой не освободиться. Настоящую мудрость может изречь только человек, который эту мудрость почерпнул откуда-то свыше. «И составители их от единого пастыря». Это тоже очень ценное замечание, потому что независимо от региона, у какого-нибудь китайского мыслителя или у индийского, или христианского мыслителя, мы можем отыскать для мудрости общую платформу. И сказать, что в данном случае, один через богооткровенную религию, другой через религию, которая тоже не обошлась без божественного влияния на душу этого мудреца, и все это объединяет людей в истинной мудрости. Но дальше Соломон говорит вещи более важные: «Книги составлять – полок не хватит, и многочтение утомительно для тела. Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, ибо в этом все для человека». Заметьте, он не говорит, что нужно отказываться от знания, но он говорит, что если стремиться к знанию ради знания – не хватит полок, чтобы составить все книги, вобрать всю информацию. А сущность – она одна и для Соломона, и для христиан.

— Мы пришли к тому, что знание – не самоцель. Получение образования должно чему-то служить.

— Знание, безусловно, сила – Бэкон прав, но она может быть разрушительной как все, оторвавшееся от Бога. Мы за то знание, которое преображает и отдельного человека, и тот круг людей, на который он влияет, и жизнь мира в целом, но именно в позитивном, в божественном смысле. Я думаю, что если религиозной составляющей нет – знания бессмысленны.

ведущая: Марина Лобанова

Духовно-просветительский телепроект «Слово»

Задачи духовного образования

проф. А.И. Осипов

Если обобщить, то историю образования в России можно разделить на два довольно обширных периода: первый, начавшись после Крещения Руси, продолжался до XVI века; второй – с XVI столетия и вплоть до настоящего времени. Рассмотрение этих периодов имеет для нас не только значение просто исторического ознакомления с тем, что когда-то было и прошло, но и очень четко обозначает два совершенно различных подхода к проблеме образования в целом, два различных принципа его постановки.

Чем характеризуется древнерусское образование? Если смотреть даже только с внешней стороны, то становится очевидным, что оно было совсем иного рода нежели современное. В древности на Руси не было специальных учебных заведений, не было учебных программ и дисциплин. Образование давалось в совершенно иных условиях, на иных началах и иными средствами. Центрами образования и в этом смысле центрами культуры являлись в первую очередь монастыри и храмы, также немалую роль играли в этом отношении великокняжеские и княжеские дома, где содержались крупные по тем временам библиотеки.

Существо же и цель древнерусского образования можно определить, исходя из этимологии самого этого слова «образование», корнем которого является слово «образ». Для сознания наших предков по видимому не было вопроса: о чем идет речь, какой именно «образ» имеется ввиду. Приняв христианство, т. е. увидев и пережив всю его духовную красоту и усвоив его нравственные ценности, самосознание нашего народа стало руководствоваться им во всех областях жизни. Альфой и омегой всей древнерусской культуры стала заповедь Спасителя: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его» (Мф.6:33). Поэтому и цель образования носила исключительно религиозный характер, виделась она в первую очередь в восстановлении в человеке утраченного в грехопадении образа Божия. Задача образования таким образом по своему существу полностью совпадала с задачей Церкви, которая в одном из своих песнопений – в тропаре предпразднства Рождества Христова очень ярко эту задачу выразила: «Христос рождается – прежде падший восставити образ». Наш народ, быть может как совсем не многие народы, с особой остротой осознавал и переживал то, что человек в нынешнем его состоянии является носителем образа падшего, искаженного, утратившего свою первозданную красоту и непорочность и потому нуждающегося в восстановлении. Известно, что искренне обратившийся ко Христу человек первое время охвачен, как правило, особым самоотверженным горением – он готов к самым решительным подвигам, способен на полную самоотдачу. Именно такой ревностный порыв охватил новообращенный древнерусский народ. Воссоздание в себе образа Божия стало заветной целью великого множества наших предков. Образ Христа был для них не абстракцией, но ощутимо переживаемой реальностью. Идеалы христианства не были для них отвлеченной теорией, но живо воплощались в конкретных людях, которые составили собор русских святых.

С первых шагов развития христианства на Руси широкое распространение получили не только книги Священного Писания, но и переводы творений святых отцов Православной Церкви. Особенно любимой книгой была «Лествица» преподобного Иоанна Лествичника, исполненная глубочайшей духовной мудрости и красоты. Вообще, литература очень строго отбиралась: переводились только те книги, которые могли способствовать главной цели образования – воссозданию падшего образа Божия. Занимались образованием опять-таки только те люди, которые могли этой цели содействовать, которые сами были уже образованными, причем не в современном смысле этого слова, т. е. просто-напросто напичканными теми или иными знаниями, но опытно прошедшими путь стяжания святости и отобразившими в себе Христа. Такие люди не только преподавали теорию правильной, т. е. праведной жизни, но в первую очередь сами являли собой образец этой жизни и были в полном смысле евангельскими светильниками, просвещающими мир. Ведь не секрет, что нет более сильного воспитательного воздействия, чем личный пример самого воспитателя. Нравственное влияние просто не сопоставимо по своей убедительности ни с теоретическим отвлеченным научением, ни тем более с моральным давлением или насилием. Вспомним, что Христос никогда никому из Своих учеников не приказывал, но Своим примером, Своим Образом, Своим Святым Ликом покорял их. «Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни» (Ин.6:68), – признавался апостол Петр… Истинные святыня, добродетель, благо и красота влекут и покоряют людей, пробуждают в них стремление к чистоте и совершенству. Ложь и насилие это стремление подавляют.

Итак, целью древнерусского образования являлось указание человеку пути, следуя которому, он смог бы достичь воссоздания в себе первозданного образа Божия, утраченного в грехопадении. Наши предки в большинстве своем не видели в этой жизни другой более высокой и значимой цели и делали все возможное для ее достижения.

Но со временем это положение стало меняться. Стали появляться иные задачи образования, иные критерии в его постановке. Некоторые исследователи этого вопроса, например И. В. Киреевский или протоиерей Георгий Флоровский, утверждают, что уже на рубеже XV–XVI веков в России начинается отход не только от прежнего типа образования, но и изменение принципов церковной и общественной жизни в целом. Если предельно схематизировать, то связано это было в первую очередь с тем, что благоговение русского человека ко всему, что давала ему Церковь, постепенно стало концентрироваться по преимуществу на одних лишь формах (обрядах, традициях, внешнем благолепии) церковной жизни в ущерб ее содержанию.

Именно в этот период происходит событие, принципиально повлиявшее на всю дальнейшую судьбу нашего Отечества. Речь идет о так называемом споре заволжцев и иосифлян, т. е. двух направлений русского монашества того времени. Кульминацией этого спора стали церковные Соборы 1503 и 1505 годов. Олицетворением движения заволжцев или нестяжателей был преподобный Нил Сорский. Иосифлянство связывалось с личностью преподобного Иосифа Волоцкого, хотя на самом деле не выражало его учения в точности и полноте, но лишь отталкивалось от него, во многом доводя до крайности некоторые его положения. В центре соборных дискуссий встал вопрос о положении монастырей в государстве. Преподобный Нил в полном соответствии со святоотеческой монашеской традицией нестяжания выступал против монастырских имений. Монастыри не должны обладать, считал он, ни вотчинными землями, ни излишествами в быту, ни роскошью в убранстве храмов, ни богатством ризницы, ни, вообще, чем-либо, что превышает минимальные потребности настоящей монашеской жизни, суть которой – умное делание. Возражения с противной стороны были следующего характера. Если монастыри не будут иметь земель, считали иосифляне, а следовательно хорошего дохода, и монастырский быт будет суров, то кто же тогда из бояр пойдет в монахи. А если в монастырях не останется монахов из бояр, то кто же тогда будет епископом. Ведь епископы должны быть из благородных, имеющих в миру влияние и авторитет людей… Монастыри должны быть богатыми еще и для того, чтобы при нужде помогать бедным и обездоленным.

Казалось бы, что по крайней мере последний аргумент выглядит весьма убедительно: монастыри должны стать центрами благотворительности. Кто может против этого возразить? Тем более, что из истории Церкви известно, что именно монастыри нередко спасали окружающих крестьян буквально от голодного вымирания… Но знакомство со святоотеческой традицией монашества показывает, что его первостепенные задачи сами по себе далеки от социальных. Цель монашества – преображение «внутреннего человека», важнейшее средство – умное делание. Подмена цели и средств чревата, как показала дальнейшая история, искажением самого смысла монашества, а значит и христианства вообще. Монастыри из врачебниц духа, скромных в материальном отношении, стали превращаться в огромные хозяйства, монашеские братства – в трудовые артели. А ведь не для кого не секрет, что чем больше у человека внешних хозяйственных и бытовых забот, тем меньше внимания он может уделить своей внутренней жизни. Трудно, вернее невозможно работать двум господам Богу и мамоне (Мф.6:24), – утверждает Евангелие.

Таким образом в отечественной монашеской жизни начался процесс постепенного оскудения, главная причина которого заключалась, по мнению святителя Игнатия, в оставлении умного делания. Это оскудение, что естественно, отрицательно отразилось на духовном уровне всей церковной жизни, а значит и на всех сторонах жизни нашего народа вообще. Монашество, как известно, является передовым отрядом Православной Церкви, и его духовное состояние всегда определяет духовное состояние всего церковного народа. В соответствии с этим законом упадок монашества на Руси стал постепенно приводить к деградации всех форм народной жизни, к упадку нравственности, национальной культуры, быта, к расколам, смутам и брожениям.

Все это самым непосредственным образом отразилось и на принципах и постановке образования. Если целью древнерусского образования было, как уже отмечалось, воссоздание духовной красоты образа Божия в человеке, и все было направлено к этой цели, все усилия сосредоточивались на изучении святоотеческих творений, правил христианской жизни, основ правильной молитвы, принципов духовного руководства, т. е. на пути спасения в целом, то после победы иосифлянского движения упор делается прежде всего на внешней стройности теоретических знаний в ущерб деятельному опыту. Начиная с XVI столетия в русских святцах очевидно резкое сокращение числа «преподобных», т. е. святых из монахов, тех, которые достигли предельно возможного уподобления Господу Иисусу Христу по своим внутренним свойствам. Истинных духовных светильников почти не стало, а значит не стало истинных воспитателей, способных передавать другим людям опыт воссоздания в себе образа Божия. В образовании авторитет духовного совершенства постепенно заменяется авторитетом начетничества, книжного энциклопедизма. Образование приобретает все более рационалистический западный характер. Принцип средневековой латинской схоластики прочно укореняется в учебных заведениях, которые стали открываться сначала в Киеве и Москве, затем уже в Петербурге и других городах.

Первостепенная цель западного типа образования, ставшая особенно ярко выраженной после отпадения Римской Церкви от Единого Соборного Тела, состояла не в том, чтобы сделать человека совершеннее, но в том, чтобы дать ему как можно больше знаний, знаний ради самих знаний. Основополагающим принципом западного богословия являлась упомянутая уже схоластика. Она характеризуется, во-первых, тем, что научное богословие становится самодостаточным, богословские выводы перестают быть духовными ориентирами – указателями пути ко спасению и становятся отвлеченными, не имеющими практического значения в духовной жизни умозаключениями. Богословие начинает заниматься постановкой проблем, которые не имеют никакого принципиального значения в жизни человека. Вековые дискуссии посвящаются вопросам следующего характера: общие понятия реальны или номинальны, т.е. существуют сами по себе или остаются только именами; или: сколько ангелов поместится на кончике иглы, т. е. каково соотношение нематериальных субстанций и материального пространства и т. д. (причем многие из подобных споров заканчивались кострами инквизиции). Богословие таким образом превращается из средства научения человека пути ко спасению в средство развлечения для праздного человеческого ума, становится по сути разделом философии. Когда-то говорили, что философия является служанкой богословия, но после победы схоластического принципа их роли поменялись: служанка захватила власть, и уже богословие стало служанкой философии.

К сожалению точно такое же искажение задач образования под непосредственным влиянием Запада произошло и в России. Возникшие в XVII–XVIII веках русские духовные школы строились прямо по западному образцу. Главным требованием к учащимся было заучивание больших объемов информации наизусть. Изучались в основном латинские авторы, на латинском языке, по латинским, т. е. католическим, учебникам и методикам. Поэтому совсем не случайно доходило порой до того, что, как свидетельствуют исторические источники, до половины учащихся той или иной русской духовной школы находились буквально в бегах, не желая возвращаться в эти «проклятые серимарии». В этом отношении история Русской Церкви знает один очень символичный пример: переводчик святоотеческого аскетического сборника «Добротолюбие» на славянский язык и возродитель монашеской традиции умного делания преподобный Паисий (Величковский) в юношеском возрасте бежал из Киевской семинарии, т. е. латинской по сути школы, в греческий монастырь, где самоотверженно предался самой насущной цели человеческой жизни – воссозданию в себе образа Божия.

Схоластический тип образование в несколько изменившемся виде существует у нас до настоящего времени. Первые неудавшиеся попытки отказа от него начали предприниматься в середине прошлого столетия. В связи с многочисленными переводами на русский язык творений древних святых отцов для многих неравнодушных людей стало очевидным, что не только значительное число положений русского академического богословия, но и сам подход к богословскому образованию не соответствуют у нас критериям Священного Предания Церкви. Пробудилось искреннее желание восстановить насколько это возможно прежний характер образования. Например, при митрополите Филарете (Дроздове) Московскую духовную академию называли полукиновией (киновия – общежительный монастырь – ред.). Святитель Филарет старался как мог возродить прежнюю образовательную традицию, но после его смерти все его усилия практически сошли на нет.

В конце концов стало доходить до того, что из духовных семинарий и академий стали во множестве выходить религиозно безразличные и даже агрессивно настроенные по отношению к религии люди. Немалое число известных революционеров – это бывшие семинаристы. Митрополит Вениамин (Федченков) в своей книге «О вере, неверии и сомнении» очень живо и убедительно показывает какой страшной степени обмирщение царило в духовных школах конца XIX – начала XX веков. В этом смысле очень характерна судьба известного религиозного мыслителя протоиерея Сергия Булгакова. Воспитанный в семье священника он уходит из духовной семинарии по причине полного разочарования в религии и убеждения в том, что никакого Бога нет и быть не может. И лишь через много лет, после мучительных мировоззренческих поисков Булгаков вновь обращается к религии и становится впоследствии священником. Подобные примеры заставляют задуматься о многом.

В наше время, когда возрождено и открыто множество духовных школ нельзя не учитывать прошлый как позитивный, так и негативный опыт, чтобы не повторить тех ошибок, которые способны привести не только к личным, но и к общественным по своим масштабам трагедиям. Тем более это необходимо сознавать перед лицом той духовной, точнее лжедуховной агрессии, которая осуществляется ныне по отношению к нашему народу. Поэтому, чтобы нам и нашим детям духовно и нравственно выжить, наше образование по своему характеру должно быть ориентированно прежде всего на возрождение тех образовательных принципов, которые существовали на Руси до «латинского пленения». Главное внимание должно быть обращено на духовное и нравственное воспитание учащихся, на укрепление их веры. Необходимо не просто напичкивать человека огромной массой отвлеченной информации, кучей «сырого» теоретического материала, но помочь ему стать христианином не по названию только, но и по существу. Прежде всего нужно научить человека исполнению евангельских заповедей, основам правильной молитвы, деятельному и живому изучению творений святых отцов. Только на этом пути православие способно стать для человека тем бесценным сокровищем, найдя которое он готов пожертвовать всем, что у него есть.

Цитаты об образовании

«Пусть обучение будет так расположено, чтобы видно было, чтó главное и чтó подчиненное. Мысль о сем всего легче напечатлеть распределением предметов обучения и времени. Пусть считается главным – изучение веры, пусть лучше время назначается на дела благочестия и, в случае столкновения, преимуществуют последние над научностью; пусть одобрение заслуживает не одна успешность в науках, а также вера и добронравие. Вообще, надобно так расположить дух учеников, чтобы у них не погасло убеждение, что главное у нас дело есть богоугождение, а научность есть придаточное качество, случайность, годная только на время настоящей жизни. И потому никак не должно ставить ее так высоко и в таком блестящем виде, чтобы она занимала все внимание и поглощала всю заботу. Нет ничего ядовитее и гибельнее для духа жизни христианской, как эта научность и исключительная об ней забота. Она прямо ввергает в охлаждение и потом навсегда может удержать в нем, а иногда еще и присовокупить разврат, если встретятся благоприятные тому обстоятельства».
свт. Феофан Затворник

«Хочу пожелать вам никогда не останавливаться в образовании. Только тогда, когда человек узнает что-то новое, исследует и ищет — он по-настоящему живет и развивается. Не останавливайтесь в поиске. Творец мира создал его безграничным. И безграничны пути поиска. Этот путь, безусловно, не идеален. На нем будут и ошибки, и неудачи; свои взлеты и падения. Через них проходит каждый из нас. Каждый человек лучше всего учится на своем опыте, на своих ошибках. И это не страшно, ведь в безграничном мире не бывает одинаковых ситуаций, как и одинаковых людей. А значит, опыт других людей — всего лишь подсказка, а не аксиома».
митрополит Амвросий (Ермаков)

Литература по теме

• Раздел «Православная педагогика»
• Образование прот. Евгений Горячев
• Задачи духовного образования проф. А.И. Осипов
• Задачи, принципы и формы православного образования в современных условиях прот. Глеб Каледа
• Катехизация и духовное образование прот. Сергий Стаценко
• Об образовании в семье Н. Геда
• Отделы религиозного образования и катехизации епархий Русской Православной Церкви
• О религиозно-образовательном и катехизическом служении в Русской Православной Церкви