Кто светел, тот и свят
Сколько ни лей в яму воды, она не станет колодцем; колодец — это когда вода своя.
Азербайджанская пословица
Грамотные или образованные?
Давно известно, что восприятие какого-либо предмета или явления во многом зависит от того, с каких позиций мы их воспринимаем. Меняется ракурс — и тогда слова, привычные слуху и не сулящие, казалось бы, новизны, приобретают совершенно иной смысл. Блистают — как дивной красоты алмаз — многоцветием граней. И тогда по-новому осознаешь, кажется, давно известное: что в том же слове образование содержится очень важная для всех нас — и тех, кто учит, и тех, кто учится, — информация. Ведь корень этого слова — образ, а значит — икона.
Сам многомудрый наш язык подсказывает нам, тугоухим, что первейшая задача «образователей» всех ступеней не есть передача суммы неких знаний. Это подразумевается само собой. Куда важнее восстановление в падшем человеке образа Божия. Да-да, извечное христианское стремление вернуть человеку, созданному по образу и подобию Божию, иконичность, некогда им трагично утраченную. Нам, Иванам, не помнящим своего высочайшего родства, русский язык настойчиво напоминает о нём, зовёт прежде к постижению — ещё до законов физики и химических формул, до математических уравнений и правил грамматики — именно этого совершенства. А потому безобразие — есть именно потеря образа Божия. И как же понятна становится наша любовь к иконам, трепетное к ним отношение, ведь образ всегда стремится к первообразу.
Радостное созвучие этим своим размышлениям обнаружил в недавно изданной и любезно подаренной мне автором книге «Как жить по вере сегодня в России?» известного и любимого многими протоиерея Валериана Кречетова, старшего духовника Московской епархии.
«Образование, вообще как таковое, — рассуждает батюшка о традиционной русской школе, — состоит из трёх главных элементов:
1) нравственность, воспитание нравственности;
2) умение мыслить — правильно рассуждать (это отличало от всех других систем наше образование), то есть рассуждение, осмысливание связи происходящих событий, причин их возникновения, существования и плодов;
3) и только на третьем месте стояли знания».
Вот и получается, что воспитание вообще — это не что иное, как восполнение питания, что вполне можно отнести к обучению, получению знаний, то есть восполнению, дополнению к естественному питанию плоти, памятуя о двух-составности человека. Мне же, в связи с этим, пришла в голову вот какая аналогия. Не раз и не два приходилось слышать из уст различных людей о восхитительной колбасе, восхитительной шубе и прочих «восхитительных» вещах. Простите, но этого не может быть по определению. И, как нередко бывает в подобных случаях, когда ищешь подлинный смысл русских слов и понятий, обращаешься, конечно же, к Святому Евангелию. Сейчас это таинственный эпизод восхищения святого апостола Павла: «Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю — в теле, или вне тела: Бог знает), что был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» (2Кор. 12:2-4). Нам бы хоть разок задуматься над словами Апостола: а что это, собственно, — третье небо? И чем оно может отличаться, скажем, от второго? Автор этих строк, давным-давно проживая в Москве, точно знает, где находится «Седьмое небо». Да-да, не удивляйтесь, это, если помните, знаменитый ресторан, расположенный на самом верху Останкинской телебашни. Если же говорить серьёзно, то ответ на поставленный вопрос мы вряд ли отыщем, потому как сам святой Апостол, поражённый увиденным, по возвращении из этих таинственных сфер смог изречь нечто весьма немногословное. Вспомним: «…и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» (2Кор. 12:4). И это так понятно, ибо «…не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1Кор. 2:9).
Возвращаясь же к воспитанию, предлагаю вам припомнить ту страницу из школьного учебника биологии, на которой красочно изображена система пищеварения человека. Итак, пища поступает в гортань, а далее в желудок, всё ниже и ниже, пока, простите, не извергается вон из организма. Такая вот наглядная разница между питанием и воспитанием. Да, эта загадочная приставка непостижимым образом преобразует привычное хождение в возвышенное восхождение, знаменуя собой вектор, неизменно устремлённый ввысь. А раз так, то ни роскошная шуба, ни красивое платье, ни даже вкуснейшая сырокопченая колбаса просто не могут быть восхитительными, потому как восхищение-это всегда устремлённость к Небу. Таковыми, как мне кажется, могут (и непременно должны быть) словесность, музыка, живопись, архитектура, скульптура, вокал, но никак не одежда и продукты питания. Согласитесь, это как-то не по-русски.
Правда, во время одной из лекций один из слушателей, явно не обделённый от природы чувством юмора, возразил мне, лукаво улыбаясь: «А знаете, Василий Давидович, хочу Вам возразить. Колбаса всё же может быть восхитительной». «Каким это образом?», — недоумеваю я. «А вот каким, — продолжает мой собеседник, — иную колбаску съешь поздно вечером, глядь, а ночью она тебя и… «восхитила»».
Закономерно, что великий русский философ И.А. Ильин, размышляя о русском национальном воспитании и выделив десять сокровищ, которыми следует обогащать ребёнка, именно языку отдал первейшее предпочтение: «Язык, — рассуждает Иван Александрович, — вмещает в себе таинственным и сосредоточенным образом всю душу, всё прошлое, весь духовный уклад и все творческие замыслы народа… В семье должен царить культ родного языка: все основные семейные события, праздники, большие обмены мнений — должны протекать по-русски; очень важно частое чтение вслух Священного Писания, по возможности на церковнославянском языке, и русских классиков, по очереди всеми членами семьи хотя бы понемногу; очень важно ознакомление с церковнославянским языком, в котором и ныне живёт стихия прародительского славянства».
А вот несколько слов о причудах образования нынешнего. Любопытное письмо пришло ко мне по электронной почте от одного приятеля. «Моя знакомая, — пишет он, — ходила записывать ребёнка в школу. Но не простую, а для детей с высоким интеллектом (!). Ну, захотелось маме сынулю лишить всякой надежды на нормальное образование. В общем, ребёнка не взяли, потому как не ответил на «простые» вопросы. Например: что общего между ёжиком и молоком ? Меня бы тоже не взяли. Я ответил, что если их поставить на огонь, то они могут убежать… Оказалось совсем не то: и ёжик, и молоко сворачиваются! Мне это напомнило старый детский анекдот, помните: летели два крокодила — один на север, другой зеленый… и т.д. Как хочется узнать диагноз того, кто это с ёжиком сделал». Такая вот недетская история о «высоком интеллекте».
И напоследок наших рассуждений о связи образования с воспитанием хочется вспомнить одну из занимательных историй, случившихся с излюбленным мудрым героем многих восточных притч Муллой Насреддином. Как-то довелось ему быть в некоем собрании, где один из гостей, явно кичась своей книжной начитанностью, вёл себя весьма нескромно, на что Насреддин изрёк сокрушённо: «Образование без воспитания — это как луна: светит, но не греет!» А вот мудрая моя бабушка любила повторять в подобных случаях: «Стать учёным легко, а вот человеком — трудно».
Такого же вдумчивого подхода ожидает от нас и слово наказание. В процессе образования и воспитания без него и в самом деле никак не обойтись; однако понимать его нужно не как истязание, а как дачу наказа, то бишь наставления. «…Кого любит Господь, того наказывает, и благоволит к тому, как отец к сыну своему» (Прит. 3:12), наставляет нас Священное Писание. Словом, наказание есть не что иное, как важная органичная составляющая этого процесса. Как же мудро поведал об этом преподобный Амвросий Оптинский: «Ещё в Ветхом Завете сказано: Сын ненаказанный — скорбь отцу и печаль матери (Прит. 17:25), то есть сын, не наставленный в страхе Божием и законе Господнем. В настоящее время многие родители детей своих учат многому, часто ненужному и неполезному, но нерадят о том, чтобы наставлять детей страху Божию, и исполнению заповедей Божиих, и соблюдению постановлений Единой Соборной Апостольской Церкви, отчего дети большею частию бывают непокорны и непочтительны к родителям, и для себя, и для отечества непотребны, иногда зловредны».
Господи, до чего же современно!
В упомянутой уже книге Н. Левитского читаем: «Приехал в Саров помещик Теплов с женою и двумя детьми, из которых старший сын особенно любил заниматься чтением священных книг. Ласково принял отец Серафим всю эту семью, всех благословил, причём старшего сына называл «сокровище моё» и давал наставление матери не торопиться учить детей наукам, а «приготовить душу-то их прежде». — Какая заботливость отца Серафима о добром, христианском воспитании детей!»
Минует около двух столетий — и православный американец, иеромонах Серафим (Роуз), избравший своим небесным заступником и ходатаем преподобного и богоносного отца нашего, в одном из писем своему крестнику напишет удивительные слова-пророчества: «Не доверяй своему уму, он должен быть очищен страданиями, иначе он не выдержит испытания нашего жестокого времени. Я не верю, что «логичные» пребудут со Христом и Его Церковью в наступающие грозные времена, ибо будет слишком много «различных причин», препятствующих этому. Те, кто доверяют своему разуму, убедят себя уйти».
Слепые умом мудрецы
Ну что ж, самое время исполнить данное в конце предыдущей главы обещание. Некоторое время назад автор этих строк поневоле сделал открытие, которым и спешу поделиться с вами. Оказалось, что образование и грамотность, которые мы не особенно и различаем, привычно считая чуть не синонимами, на деле таковыми не являются. Достаточно вспомнить печально известное письмо десяти российских академиков (в числе которых были даже нобелевские лауреаты!) к тогдашнему президенту страны с фактическим требованием запрета на преподавание в средних учебных заведениях России предмета «Основы православной культуры». Как печально напоминает это ещё недавние, недоброй памяти, времена с призывами остановить разгул «реакции» и «мракобесия». Ну, никак сии учёные мужи не могут (или не желают) взять в толк ту очевидную истину, что у русского народа с его тысячелетней христианской историей иной культуры попросту нет. Та, что есть, — православная. Так было и, очень хочется надеяться, будет всегда. Что они, собственно, предлагали упразднить: изучение русскими (и нерусскими) детьми, проживающими в России, традиционной русской культуры? Но тогда так и надо было откровенно заявить, а не упражняться в словоблудии. Во всяком случае, честнее. Вот и получается, что такие грамотные и даже высокограмотные (и, что немаловажно, каждый в своей конкретной области знаний), люди оказались попросту не образованы в том главном, сокровенном смысле этого слова, что несёт в себе наш многомудрый язык. И не о таковых ли упоминается в акафисте блаженной московской старице Матроне: «Радуйся, слепотствующих умом мудрецов века сего посрамляющая» (Икос 1).
Помнится, авторы сего дерзкого послания (а по сути ультиматума) даже как-то гордились своей светскостью, продавливали присущий им атеизм. Не хочется даже комментировать этого, позволю себе лишь сослаться на известные слова из Священного Писания: «Сказал безумец в сердце своём: нет Бога» (Пс. 13:1). Да ещё напомнить «мудрецам века сего» слова воистину премудрого Соломона: «…право мыслите о Господе, и в простоте сердца ищите Его, ибо Он обретается не искушающими Его и является не неверующим Ему. Ибо неправые умствования отдаляют от Бога, и испытание силы Его обличит безумных. В лукавую душу не войдет премудрость и не будет обитать в теле, порабощенном греху, ибо святой Дух премудрости удалится от лукавства и уклонится от неразумных умствований, и устыдится приближающейся неправды» (Прем. 1:1-5).
И не об этой ли великой тайне Христовой благовествует святой апостол Павел, обращаясь к первым христианам: «Посмотрите, братия, кто вы, призванные: немного из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, — для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом… чтобы было, как написано: хвалящийся хвались Господом» (1Кор. 1:26-30,31).
Атеист перестаёт быть русским
Что же касается пресловутого атеизма, то вот какая незадача: в № 6 за 2007 год журнала «Шестое чувство» автор обнаружил занимательнейшее фото. На нём запёчатлён академик и нобелевский лауреат В. Гинзбург, один из «подписантов» скандального письма, приобретший печальную известность особо яростными нападками на Русскую Православную Церковь, ныне покинувший сей бренный мир. Но — как?! Улыбающийся самой широкой голливудской улыбкой в момент совместного возжигания ханукальной свечи на религиозном празднике в синагоге в паре с главным раввином России Берл Лазаром. Разумеется, выбор веры — личное дело каждого, но это не повод публично хаять чужую веру. Кроме того, господа хорошие, надо быть последовательным до конца: ведь синагога — это вовсе не то место и не та компания, которая приличествует атеисту. Или атеизм у них просыпается лишь в те моменты, когда речь заходит о Русской Православной Церкви и русской же православной культуре?! Как не вспомнить слова святого апостола Павла: «Ибо написано: погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну. Где мудрец? где книжник? где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?» (1Кор. 1:19-21).
Совершенно очевидно, что авторы этой, как и всех иных злобных нападок на православную культуру и православных же церковнослужителей, не являются русскими людьми. И дело даже не в их фамилиях. Живя в России, они, на удивление автора, нерусские в главном — именно по духу. И не о таковых ли говорит герой романа Ф.М. Достоевского «Бесы» Ставрогин: «Атеист не может быть русским. Атеист тотчас же перестаёт быть русским».
Слава Богу, что последовал адекватный ответ других российских учёных. Мне же вспоминается в этой связи бесхитростная история, рассказанная одним молодым священником. Незадолго до той нашей встречи батюшка получил приход в небольшом селе, где одна старенькая бабушка, по его словам, поначалу (пока не попривык) «мешала» ему служить. Выражалось это в том, что она, привычно выстаивая в течение своей жизни все службы, не просто знала назубок Евангелие, но и зачала, с которых оно оглашается в строго определённом порядке в годичном богослужебном цикле. Причём всякий раз чуть, на самую малость, опережая самого батюшку. Комизм ситуации усиливался ещё и тем обстоятельством, что, будучи в силу возраста изрядно глуховатой, она говорила довольно громко, наивно полагая, что шепчет. И лишь раз ошиблась: когда произнесла слова о том, что «во время оно прииде Иисус во Иерусалим», в то время как на сей раз речь шла о Эммаусе. И чем доставила, по словам рассказчика, ему неподдельную «мстительную» радость. Ну что ж, как говорится, «у всякой старушки свои прорушки». «Понимаете, — недоумевал он, — заявление в сельсовет самостоятельно написать не может, меня попросила, а всю службу — надо же — назубок!»
Такая вот, милая моему сердцу, русская бабушка. Правда, почти неграмотная, но так чудно образованная — Самим Христом. Так и хочется воскликнуть словами грибоедовского героя: «Блажен, кто верует! Тепло ему на свете». Да и то сказать, что неграмотный — он не только заявление в сельсовет (конечно же, к сожалению), но и поганую — недоброй памяти недавних времён — анонимку на ближнего не напишет. Воистину, «мудрость мира сего есть безумие пред Богом…» (Кор. 1, 19).
И ещё. Вспоминаю, как в сравнительно недавнее советское время (да и сегодня такое не редкость) словосочетание церковноприходская школа было символом отсталости, примитивности; его и произносили-то чаще всего с подчёркнутой иронией. Но почему ж тогда предки русских людей, получившие образование в этих самых школах, на всю оставшуюся жизнь сохраняли вполне приличную грамотность и часто писали без ошибок? Ныне же, в эпоху «научно-технической революции» и культа холодного интеллекта, повсеместно сталкиваемся с вопиющей безграмотностью. Наверняка это, помимо иных немаловажных причин, связано ещё и с, увы, утраченной нами церковнославянской азбукой, о чём мы с вами ещё поговорим обстоятельнее на страницах этой книги.
В одном из интервью большой русский писатель Юрий Бондарев, касаясь этой проблемы, сказал: «Экраны телевизоров, пресса, программы, радио заполнены шоу, легковесной болтовнёй, играми, как будто этим можно отвлечь народ от насущных проблем: чем кормить детей, в какую школу их отдавать? Тем более что за последние десятилетия закрыто десять тысяч школ. И каждый год будут запираться на замки 600 сельских школ. Министр образования, наконец, додумался до гениальной идеи — сделать Россию безграмотной! Должен сказать, что я воевал рядом с ребятами, призванными в армию из деревни. И все они были грамотными, все заканчивали семилетку или десятилетку… Я вижу, что к реформам образования отношение резко отрицательное. Кто-то, не сдерживаясь, даже назвал министра убийцей образования».
И как тут не вспомнить пророческие слова замечательного русского человека Константина Петровича Победоносцева: «Мы не должны Министерство народного просвещения превращать в министерство народного растления» .
«Образ есмь неизреченныя Твоея Славы…»
Это как же, восклицает наш внутренний гордец (что так непозволительно долго не позволял себе вмешиваться в наши с вами благочестивые рассуждения), всяк человек есть икона, говорите?! А как же убийцы, террористы, воры, извращенцы, всякого рода проходимцы, которым несть числа? Ну что ж, будем держать ответ: парадоксальность (но только внешняя) заключается именно в том, что и они, так страшно распорядившиеся данной им божественной свободой воли, тоже созданы по образу и подобию, тоже иконы, только вот сильно повреждённые, порой до неузнаваемости.
Вслушаемся же в слова панихиды, где священник взывает от имени усопшего к Богу: «Образ есмь неизреченныя Твоея славы аще язвы ношу прегрешений». То есть, несмотря на признание собственной греховности, осознаю-таки себя носителем Твоего Божия образа: пусть помрачённого, искажённого, повреждённого, но всё-таки Твоего образа, Твоей иконы, Господи, иконы Твоей неизреченной божественной Любви. Восстановить же утраченную иконичность под силу её Создателю, Которому, в отличие от человеков, всё возможно. Это происходило в истории христианства со многими святыми. Так случилось некогда с Савлом, который непостижимым для нас Промыслом Божиим из неистового гонителя христиан преобразился в святого первоверховного апостола Павла. А незадолго до этого, в одночасье, на Голгофе с благоразумным разбойником, который принёс искреннее покаяние и первый последовал вослед за Воскресшим Спасителем в новозаветный рай. Да и в отечественной истории отыщем мы немало подобных примеров, наиболее известным из которых стал подвиг некоего Опты, разбойника с большой дороги, позже покаявшегося и принявшего постриг с именем Макарий. Плоду его деятельного покаяния — иноческой обители — уготована была дивная участь жемчужины российской духовности, снискавшей в веках неувядаемую славу всемирно почитаемой Свято-Введенской Оптиной Пустыни.
А мы нередко бываем так прискорбно поспешны, с суровой безоговорочностью судий определяя конечную участь пусть заблудших, но пока ещё живых (!) людей: «Этот-то всё пьёт? Всё гуляет? (и т.д., и т.п.). Ну, да конченый он человек!» Да не конченый он, жив ещё. А там ещё посмотрим, как Господу будет угодно. От нас сокрыто то, как он будет уходить из жизни. Строго говоря, этот «конченый» вообще-то бесконечен. Как и мы с вами… А это наше «пропащий» человек, которое так часто и бездумно раздаём направо и налево. О чём это мы, собственно? Наверняка «пропащим» считали собравшиеся в ту страшную Пятницу на Голгофе иудеи и того злодея, что был повешен на кресте справа от Спасителя. Ещё бы, позорно распят, да и, говорят, есть за что, известный разбойник… Да и жить ему (если, конечно, можно считать жизнью эти нечеловеческие страдания), судя по всему, осталось всего ничего. Пропащий-пропащий, что там и говорить! А вот, надо же, последние мучительные мгновенья своей, казалось бы, никчёмной жизни употребляет он на то, чтобы исповедать Богом Того, Кто распят рядом. В отличие от своего преступного собрата, издевающегося над Господом, того, что распят слева от Христа. Так благоразумный разбойник сподобился рассмотреть Мессию в Том, кого кичащиеся учёностью и благочестием иудейские священнослужители сопричли к злодеям. И тогда Христос… А впрочем, откроем Святое Евангелие: «Один из повешенных злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23:39-43). Вот эта да, вы услышали?! Это он-то, «конченый» и «пропащий»! Минуло два тысячелетия, но слова разбойника, обращённые на Голгофе ко Христу, ежедневно произносят и будут произносить — пока стоит мир — тысячи христиан, готовящихся к принятию самого высшего Таинства нашей Церкви — Святого Причастия.
И ещё. Если внимательно вслушаться в само это страшное слово «пропащий», то невольно напрашивается вопрос: пропащий для чего? Наверняка для Царствия Небесного. Что это, как не совершенно безумное притязание немощного греховного создания выступить в роли Высшего Судии?! С каким скорбным упорством мы упорно не желаем слышать суровые слова предостережения из уст Самого Спасителя, ограждающих Своих чад от столь губительного для нас же надмевания над ближними: «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7:1-3).
Господи, помилуй.
Во мне живёт воспоминание об одной из встреч с дорогими слушателями, случившейся на четвёртый день после печальных событий в Беслане, при одном упоминании которых и ныне стынет в жилах кровь и больно сжимается сердце, когда осознаёшь, как блекнет само грозное слово трагедия. Похоже, эта рана не заживёт в нас никогда… Как запомнилась мне та тишина, что установилась в аудитории после моих же слов о том, что всякий человек есть икона Божия. Пришлось объясняться, и, как мне кажется, мы поняли тогда друг друга, хоть, не скрою, это было непросто. И не раз и не два повторялась эта ситуация; более того, случилось как-то держать ответ и перед юными православными осетинами, перед их таким закономерным, казалось бы, вопросом: почему и как такое могло быть попущено? И тогда (как и сейчас) предложил вместе порассуждать, попытаться дать ответ на иной вопрос, которому почти две тысячи лет. Как же, дорогие мои, сказал им тогда, могло быть попущено, как могло случиться, что были умерщвлены на глазах обезумевших матерей четырнадцать тысяч (!) младенцев? За что?! В чём их вина?! И в чём, ответьте тогда, вина Того Единственного Младенца, Которого с таким остервенелым ожесточением искали среди этих деток?! И только когда поймём мы, наконец, причину той давней резни ни в чём не повинных малышей, в ней, возможно, будет сокрыт ответ и на эту нашу непроходящую сердечную боль и душевную муку. А ведь трагедия в Вифлееме — не миф и не легенда! Мне доводилось не раз и не два прикладываться к иконам с их святыми мощами, обретёнными в своё время на Святой Земле. Многое, обидное для кого-то, наверное, можно и нужно сказать по этому страшному поводу, но одно для меня неопровержимо: всегда, когда так вот глумятся над детьми, избивая и убивая их, невинных, — глумятся над Самим Христом, избивают и пытаются, безумные, убить — в который раз!
А ты — личность?
С понятием иконичности, как мне кажется, тесно связано такое важное понятие, как личность. Вспомним, сколько копий было сломано, сколько слов потрачено педагогами и философами, писателями и политиками, всевозможными специалистами в области образования и воспитания по поводу формирования гармонически развитой личности, как непримиримы порой их позиции в определении самого главного — критериев этой самой личности. И это изрядно поднадоевшее: а Наполеон — личность? А Чингисхан? А Ленин? А Македонский? Не знаю, как для нынешней молодёжи, но для нашего поколения это было насущной темой многих бесед и откровений ещё и потому, что юность наша пришлась на широко развязанную в стране тогдашним её лидером кампанию по разоблачению так называемого культа личности И.В. Сталина. Более нелепое словосочетание придумать трудно.
Кроме того, очевидно, что претендентами на роль «подлинных» личностей выступают, как правило, люди, пролившие реки крови. И не есть ли это красноречивое свидетельство нашей ущербности? Ведь обретение личности — это, как мне кажется, прежде уподобление Тому, Кто есть носитель Лика. И именно по этому пути шли все наши святые, иного попросту нет. К слову, в свете исследованного нами попробуем по-иному расслышать так часто — к месту и без оного повторяемую многими фразу: «Это моё личное дело!»
Что же до пресловутых критериев личности, то о них куда как убедительно свидетельствует Святое Евангелие и, прежде, слова и поступки Самого Христа. Личность — это Тот, Кто, будучи Царём царствующих и Господом господствующих, смиренно умывает (резко отклоняя такой понятный нам протест первоверховного апостола Петра) пыльные ноги своим ученикам, простым галилейским рыбарям. А ещё Тот, Кто с необозримой высоты Голгофского Креста, истекая кровью, зверски избитый и оплёванный, оклеветанный и осмеянный, распятый, одного взмаха ресниц Которого было бы достаточно, чтобы смести всю эту толпу, всё это воинство, весь этот неблагодарный, погрязший в мерзостях мир, — ещё и просит Отца Своего Небесного: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23:34). А мы знаем?!
Вот и выходит, что каждый из нас возрастает как личность в той мере, в которой находит в себе духовные, нравственные силы уподобиться — пусть даже очень отдалённо — Самому Христу.
«Бродяга Байкал переехал..»
Не приходилось ли вам задумываться о том, почему нам почти физически больно, именно больно (иного слова не подберу) смотреть на избитое, обезображенное лицо другого человека? В самом начале нынешнего века, оказавшись во время паломнической поездки в стенах возрождённого Свято-Никольского женского монастыря города Арзамаса, с болью в сердце припал к иконе Пресвятой Богородицы, над которой глумились в бесовском опьянении безбожники, изрубив топором глаза Пречистой. Но свершилось Божье чудо — и над шрамами заново проявились очи Приснодевы, как вечное напоминание всем нам о том, что святыня поругаема не бывает.
Теперь представьте, что вошли в незнакомый храм и узрели новую икону, написанную в честь одного из новомучеников из того великого сонма, что прославили в двадцатом веке подвигами своими Христа Спасителя. Вот вы приближаетесь к ней, чтобы, вдоволь налюбовавшись её живописным исполнением и прочитав святое имя праведника, с благоговением приложиться к ней. И тут вас настигает некое оцепенение, потому как взор ваш вместо привычного святого христианского имени наталкивается на некую аббревиатуру, скажем, начальные буквы фамилии, имени и отчества (к слову, обратите внимание, на иконах имя святого всегда надписано выше его изображения, но никогда внизу). Скандал! Что ж, дорогой читатель, вы абсолютно правы в своем негодовании. И пусть для кого-то православная икона, возможно, всего лишь специально обработанная по традиционным рецептам специальной формы доска с исполненным на ней в соответствии со строгими церковными канонами изображением жившего некогда человека или же события. Для всех нас, полагающих себя православными христианами, это, безусловно, святыня, и именно поэтому попытка урезать имя святого была бы не чем иным, как кощунством!
Так попытаемся же сообща ответить на такой вот вопрос: а разве живой, страдающий человек из плоти и крови — не святыня?! Да-да, тот самый, которого мы ничтоже сумняшеся привычно называем постылой аббревиатурой бомж — без определённого места жительства. Задумаемся, допустимо ли подобное для нас, православных христиан, называть несчастных, обездоленных людей, несущих на себе пусть замутнённый, но отпечаток Бога, аббревиатурой? В принципе. Напрочь позабыв при этом, что подобных людей на Руси испокон века именовали бродягами, бедолагами, горемыками, бездомными, босяками, что, согласитесь, гораздо человечнее, проходит через самое наше сердце, отчего оно невольно сжимается. В отличие от этого «пластикового» бомж они очень точно отражают состояние, положение этих обездоленных. Попробуйте, пропойте-ка старинную, так любимую многими поколениями русских людей песню «По диким степям Забайкалья», заменяя по ходу слово бродяга, так часто встречающееся в ней, на слово бомж. Ну и как?!
Если же в то время, когда произносим это нечистое слово, мы понаблюдаем над собственным сердцем, то не сможем не заметить — пусть еле заметного, но столь гибельного для собственной же бессмертной души — некоего надмевания над этими несчастными людьми. Может, не будем, памятуя заветы мудрых предков, зарекаться ни от сумы, ни от тюрьмы. Тут ещё, как на грех, эта потрясающая творческая активность, невероятная живость языка нашего. И пошло-поехало: бомжик, бомжарик, бомжевать, бомжеватый… А с чего это, собственно, господа хорошие, мы решили, что у всех нас — кто не бомжи — уже определено место жительства? Неужто запамятовали прописную истину, что здесь, на Земле, мы всего лишь гости? А потому и все наши здешние пристанища, как бы комфортно ни были нами же обустроены, носят лишь временный характер, потому как подвержены пожарам, наводнениям, нападениям, революциям, войнам… Поверьте, знаю об этом не понаслышке.
Вот и в Святом Евангелии Сам Господь предупреждает нас: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут…» (Мф. 6:19). И только после ухода из сего бренного мира, да и то не сразу, будет наконец-то определено каждому его постоянное место жительства… Вот написал последнюю фразу и осёкся — в том-то и дело, что и там место наше наверняка не постоянно. Иначе не подавали бы в храмах наших записки об упокоении усопших, прося Господа изменить к лучшему их, сокрытое от нас до поры, тамошнее бытование. Причём оказаться оно может, как у тех немногих, кого называем спасшимися, в невыразимом свете и благоухании, вечном блаженстве от неизреченной радости лицезрения и общения с Самим Христом, Его Пречистой Матерью, лучезарными ангелами и святыми, так и в «местах отдалённых» от Господа — в холоде, мраке и смраде, разрывающей душу богооставленности… Отчего ж мы так прискорбно заранее самоуверенны?! Но и спасшихся наверняка не ожидает постоянство и однообразие, потому как приглашены будут Правителем Вселенной — на правах наследников Его Царства — к соуправлению ею. Какое уж там «определённое место»! Вдумаемся, завесу какой великой тайны приоткрывает ученикам Своим Христос, произнося эту загадочную фразу: «В доме Отца Моего обителей много» (Ин. 14:2).
Постоянными же у всех нас, дорогие мои, наверняка являются наши же неизбывные грехи. А ещё полнейшая зависимость нашей посмертной (вечной!) судьбы — невзирая на все успехи на духовном поприще или прискорбное отсутствие оных — от воли и милости Небесного Отца. Когда-то глубоко сказал об этом святой праведный Иоанн Кронштадтский, заметив, что демократия в аду, а на небесах — Царство. Оно и понятно — Царь кого хочет, того и милует. И нет над Ним Закона, потому как Он Сам Законодатель.
А хотите ещё? Не приходило ли нам в голову, что и Господь наш, выйдя в положенный срок на проповедь Евангелия, стал в одночасье Человеком без определённого места жительства? Или мы запамятовали пронзительные до боли слова Его, сказанные одному книжнику: «…лисицы имеют норы и птицы небесные — гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф. 8:20-21). Спустя две тысячи лет, в акафисте блаженной московской старице Матронушке, как похвала уподобления её в земной своей жизни Христу, прозвучат слова: «Радуйся, Сыну Божию, не имевшему, где главу подклонити, последовавшая» (Икос 9). Вот и в тропаре любимой святой читаем: «Преселъница же и странница на земли бывши, ныне в чертозех Небесных Престолу Божию предстоит и молится о душах наших». Похоже, немалое число «пресельников и странников» удостоится по смерти возлежания на лоне Авраамовом, совсем как евангельский нищий Лазарь, лежавший в земной своей жизни в струпьях у ворот некоего богача и просивший подаяния, желая напитаться крошками с его стола. В отличие от самого богача, оказавшегося после смерти в аду (Лк. 16:19-24). И не являются ли таковыми многие из сонма православных святых, подъявших подвиг юродства Христа ради, среди которых такие любимые, почитаемые нами — блаженная Ксения Петербургская, Алексий человек Божий, Василий Блаженный…
Помню, как на одной из лекций ко мне подошла слушательница и передала записку, в которой предложила иную, собственную, расшифровку аббревиатуры бомж, а именно: божественный образ мученической жизни…
И ещё. Никогда не забыть мне, как в начале перестроечного времени и много позже, когда сотни тысяч людей, не по своей воле оставившие дома и могилы близких, соседей и друзей, стали именоваться беженцами. Страшное слово, поверьте, и об этом знаю не понаслышке. И по сию пору режет слух пренебрежительная, порой с оттенком некоей чуть не брезгливости интонация, с которой произносится это, повторяю, страшное слово некоторыми людьми, которых эта беда — милостью Божией — обошла. А потому в очередной раз обратимся к Святому Евангелию, в котором повествуется о том, как Господь наш, едва народившийся на свет, как и родители Его, не избежал этой трагической участи, став некогда беженцем: «…се, Ангел Господень является во сне Иосифу и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и беги в Египет, и будь там, доколе не скажу тебе, ибо Ирод хочет искать Младенца, чтобы погубить Его» (Мф. 2:13). Так на что посягаем мы, всуе роняя бездумные слова?!
Помилуй нас, Господи.
Откуда есть пошла аббревиатура
Закономерно, но все эти уродливые наросты на нашем прекрасном языке: «бомж», «зэк», «комбед», «помгол», «нарком-прос», «реввоенсовет», «наркомпром», «эсэсэсэр» и им подобные — в пугающем множестве появились вскоре после воцарения в России безбожной власти. А напоённые христианской поэтикой сестра милосердия и брат милосердия преобразились в унылые медсестру и медбрата. Смешно сказать, но этой скорбной участи не избегло даже слово жалованье, превратившись в зарплату. Хоть и не худшее из всех «новоязовских» слов, но насколько оно неуклюже по сравнению с его благородным предшественником!
И всё это случилось неспроста. Искажение языка — одно из печальных свидетельств отпадения русского человека от Бога. И когда сам он тотчас перестал рассматриваться власть предержащими как творение Божие, Его образ. Только так и могло появиться позорящее человеческий образ слово рыло в том богомерзком смысле, что столь печально укоренилось среди так называемого «простого народа». Вот и запасаются теперь спиртным и снедью в расчёте не на человека, а на (прости, Господи!) рыло. Почти по Гоголю!
Признаюсь как на духу, дорогой мой читатель, что автора этих строк долгое время смущал феномен массового появления в России аббревиатур тотчас после октябрьского переворота, чего ранее в отечественной истории попросту не наблюдалось; нетипичность этого явления для русской культуры была очевидна и требовала своего разъяснения. Разгадка мучившего вопроса содержится, как мне кажется, в одной из учёных статей Википедии (http:// ru.wikipedia.org/wiki//Еврейские_фамилии-аббревиату-ры). В ней, в частности, говорится:
«Фамилии-аббревиатуры являются специфической особенностью еврейской системы собственных имён. Аббревиатуры широко использовались в еврейской среде для именования видных раввинов ещё в раннем средневековье, однако поначалу они не представляли собой передаваемых по наследству фамилий. Использование аббревиатур как фамилий получает распространение параллельно с расширением использования евреями фамилий вообще, и основные типы фамилий-аббревиатур похожи на основные типы еврейских фамилий в целом. Так, одной из самых ранних передаваемых по наследству фамилий является фамилия Кац, представляющая собой сокращение словосочетания «кокэн цэдзк «, то есть «праведный кокон» или «кокэн праведности»… К фамилиям левитов относится фамилия Сегал с вариантами Шагал, Сагал — это аббревиатура от «сган-Леви», то есть «староста левитов». В более позднее время, на рубеже XVIII-XIX веков, от неё образовывается вариант со славянским суффиксом «отчества» — Сагалович. Большой группой фамилий-аббревиатур являются патронимы-аббревиатуры, причём, как и в целом для еврейских фамилий-патронимов, имеет место как использование непосредственно имени/прозвища родоначальника фамилии в качестве семейного имени его потомков, так и варианты, оформленные как «отчества». К первому типу относятся такие фамилии, как Макаршак — аббревиатура «титула»родоначальника фамилии «морэйну ka-рав Шмуэль Кайдановер» (учитель наш и раввин Шмуэль Кайдановер), по имени раввина, жившего в 1624-1676)… вариант Маршак. Среди фамилий этой группы: Богорад — бэн карав Давид, Богораз — бэн ka-рав Залман, Баран — бэн рабби На-хман» и, добавлю, небезызвестная фамилия трагической возлюбленной Владимира Маяковского Лили Брик — бэн рабби Иосэф КоЬэн… «Немало фамилий-аббревиатур, — повествует далее статья, — образовано от названий профессий, но это исключительно профессии, связанные с религиозной практикой и общинной жизнью. Примеры: Шуб — «шохзту-бодж» — «резник и проверяющий» (в смысле «проверяющий правильность кошерности мяса»), Шур, Шор — «шохзт взрав» — «резник и раввин», Шац — «шлиах-циббур» — «посланник общины», Шабад — «шлиах бет-дин» — «посланник (раввинского) суда», Рок — «рош кэкилла» — «глава общины», Ромм (исходно было Ром) — «рош мэтивта», «глава йешивы», Рабад — «рош бэт-дин» — «глава (раввинского) суда»» и т.д.
Никогда национальная принадлежность большинства отечественных революционеров и комиссаров не была строгим секретом, а потому становится понятным, почему печальные изменения коснулись в советское время многих имён, и не только русских людей.
Как-то довелось встретиться даже с мистическим объяснением причины, приведшей к сокрушительному падению СССР, случившемуся в 1991 году. В самом деле, аббревиатура «союз советских социалистических республик» есть не что иное, как сочетание слов, ни одно из которых не является именем собственным, как, к примеру, Индия, Италия, Япония. Что же касается пресловутого названия «советский», то это, как уже нетрудно догадаться, очередное троцкистское «изобретение».
Лентрош, Оюшминальда и Луиджи
Около трёх десятилетий назад в одной южной республике тогдашнего СССР отец семейства, дождавшийся, наконец, после троих дочерей рождения вожделенного сына, назвал его Нэрд. Оказалось, такого имени нет ни у одного народа, так что в ЗАГСе поначалу отказались записывать малыша. И не мудрено, ведь то была аббревиатура, сочинённая самим папашей, и расшифровывалась как научный эксперимент Рагима Джавадова (вот как!). И он проявил-таки настойчивость, достойную куда лучшего применения, на целых шестнадцать лет (пока у парня не появилась законная возможность самостоятельно взять нормальное благозвучное имя) испоганив жизнь своего единственного наследника и сделав его объектом многочисленных насмешек и издёвок сверстников.
Его, похоже, переплюнула пара современных столичных жителей, что в течение нескольких лет судится с чиновниками за право называть сына БОЧрВФ 260602 (?!). Что, как выяснилось, означает Биологический Объект Человек рода Ворониных — Фроловых, родившийся 26 июня 2002 года…
На нашей приличной в общем-то улице жили два брата-близнеца, оба отъявленные хулиганы, одного из которых звали Маркс, а другого — Комиссар. Помню, как сокрушались тогдашние взрослые по поводу того, что, дескать, позорят они такие высокие имена. Я же ныне понимаю, что как раз носители именно таких имён могли иметь больше шансов стать бандитами и головорезами.
А чего стоят эти уродливые прозвища-монстры взамен благозвучных имён из святцев, которыми стали во множестве одаривать новорождённых. Оторопь берёт, только вслушайтесь: Даздраперма (да здравствует первое мая), Доздрасмыгда (да здравствует смычка города и деревни), Лориэрик (Ленин, Октябрьская революция, индустриализация, электрификация, радиофикация и коммунизм), Атеиза (как вы, наверное, догадались — производное от атеизм), Пофистал (победитель фашистов Иосиф Сталин), Юнпибук (юный пионер, будущий коммунист), Вилен (Владимир Ильич Ленин), Марлен (Маркс и Ленин), Вектор (великий коммунизм торжествует), Дележ (дело Ленина живёт), Изиль (исполняй заветы Ильича), Ласт (латышский стрелок), Лентрош (Ленин, Троцкий, Шаумян), Луиджи (Ленин умер, но идеи живы) и Лунио (Ленин умер, но идеи остались), Дуб (даёшь усиленный бетон), Ватерпежекосма (Валентина Терешкова — первая женщина-космонавт), Кукуцаполь (кукуруза — царица полей), Оюшминальда (Отто Юльевич Шмидт на льдине), Элина (электрификация, индустриализация), Рой (революция, октябрь, интернационал), Нинель (Ленин наоборот), Порее (помни решения съезда), Тамил (тактика Маркса и Ленина), Ясленик (я с Лениным и Крупской), Урюрвкос (ура, Юра в космосе), Вилюр (Владимир Ильич любит Россию)… К слову, в нашем подъезде вот уже десять лет проживает общий любимец Велюр, но это, к счастью, не человек, а резвый королевский пудель белой масти. И ещё, обратите внимание, у целого ряда этих так называемых имён нет привязки к полу. Да-да, все эти Порее и Ясленик, Статор, Изиль и Тамил — плюс ко всему — ещё и попросту бесполые! Воистину, бесовское отродье. Господи, помилуй.
Только послушайте, с каким восторгом извещает своих читателей газета «Известия» за 8 января 1924 года о новых советских ритуалах:
«На нашу молодёжь религиозные праздники действуют подзадоривающе. Именно в эти дни хочется подчеркнуть свой решительный отрыв от религиозного прошлого и от всего, что связано с религией. Ещё недавно рабочая молодёжь на улицах и площадях сжигала изображения и куклы богов и святых всех стран и народов. Теперь, перейдя к более углублённым методам антирелигиозной пропаганды, она сжигает своё религиозное прошлое. И вот каким образом: в Иваново-Вознесенске на рождественских праздниках стали перекрещиваться: Степанова Нина — Нинель, Широкова Мария — Октябрина, Демидов Петр — Лев Троцкий, Марков Фёдор — Ким, Смолин Николай — Марат Tend ро, Гусев Павел — Лев Красный, Клубышев Николай — Рэм Пролетарский, Уваров Фёдор — Виль Родек, Челышев Пеан — Пеан Красный.
Не только комсомольцы и партийцы «перекрещиваются», но нет отбоя и от беспартийных.
— Товарищ, прошу меня перекрестить.
— Фамилия?
— Дворянкин, беспартийный.
— Как хочешь называться? — Красный Боец.
Их много теперь, этих беспартийных «Коммунаров Калыгиных»…»
Для вящей убедительности, дорогой читатель, хотелось бы привести замечательный факт из русской истории, имеющий, как мне кажется, самое непосредственное отношение к рассматриваемой нами теме. Так, в знаменитом керченском сражении 1790 года со стороны России участвовали суда под названиями: «Святой Георгий», «Мария Магдалина», «Иоанн Богослов», «Александр Невский», «Святой Владимир», «Святой Павел», «Святой Андрей». Да-да, в те благословенные времена корабли русского флота привычно носили имена святых. Задумаемся, может, поэтому в том памятном сражении ни один православный матрос не был захвачен в плен, а потери русских были минимальными. Рассуждая на эту тему, протоиерей Димитрий Смирнов, являющийся руководителем синодального отдела Московской Патриархии по взаимодействию с вооружёнными силами России, сказал: «Люди, трудящиеся в военном ратном подвиге, осознавали свою миссию как миссию христианскую. Они хотели ощущать небесное покровительство святых, поэтому они называли этими именами свои корабли… Не имя защищает, а защищает сознание того, что с нами Бог и его святые. А имя корабля — это нам лишнее напоминание об этом. Это то, что стимулирует духовную энергию души человека».
Получается, таким образом, что известная даже малому дитя поговорка о том, что «как вы судно назовёте, так оно и поплывёт», верна в буквальном смысле этого слова. Вот и приплыли!
Моше Лейбович вносит предложение
Однако было бы ошибочно думать, что вакханалия с переименованиями распространялась только на граждан. Именно об этом со свойственными ему жёсткостью и безапелляционностью вёл речь в № 14 «Рабочей Москвы» от 1922 года член Московского Совета Моше Лейбович Бронштейн, он же Лев Троцкий:
«…Главкократия превратила заводы в номера и думала, что этим можно ограничиваться. Все попытки побудить переименовать заводы и фабрики на советский лад разбивались о высокомерие главкократии и непонимание психологической и даже политической стороны этого дела. Это всё равно как если бы в армии сохранили полки имени великого князя или герцога Ольденбургского и проч. и проч. Пора дать, наконец, заводам и фабрикам советские имена.
Наряду с именами вношу предложение: 1) предложить заводоуправлениям, по соглашению с завкомами, представить на общее собрание заводов несколько названий на окончательное голосование самой массы; 2) окончательное утверждение названия принадлежит Московскому Совету; 3) вся эта работа переименований должна завершиться до 5-й Октябрьской годовщины; 4) празднование имени заводов и фабрик приурочить ко дню Октябрьской годовщины; 5) строжайше воспретить после определённого срока называть заводы в официальных документах, заявлениях, речах, статьях и проч. — именами бывших владельцев».
Какое же грозное осуждение себе слышали эти захватчики даже и в самых названиях предприятий: Морозовская мануфактура, Путиловский завод…
Если помните, на волне перестройки тогдашний мэр Ленинграда, предлагая горожанам формулировку вопроса на референдум, фактически предрешил официальную смену названия города в пользу Санкт-Петербурга, а не Петрограда. «Это было так же не случайно, — рассуждает Г.А. Лебедев, филолог, член СП России, — как восстановление «исторического имени «улицы «Малая Морская » за счёт отказа от существующего с 1902 года имени «улица Гоголя» — при одновременном сохранении, вместо исторического имени Троицкой улицы, троцкистского названия улицы Рубинштейна, и как не случаен переход чиновников от слова «составляющая» к слову «компонент», от председателей к президентам, от правозащитника к омбудсмену. Мы живём в период не только учащения землетрясений и цунами, но и в период, когда русскоязычные агрессоры стали, словно по команде (да так оно, очевидно, и есть!), характеризовать стихийные бедствия магнитудой в столько-то баллов, избегая слов силой в столько-то баллов. А между тем имя города, как и человека, — это нечто более существенное, чем его официальное название или идентификационный номер. Употребляемое название можно изменить, но этим не отменяется его судьба, запечатленная в его духовном имени. Это хорошо понимали и чувствовали наши поэты, в разные эпохи именовавшие Петербург — Петроградом. Да и А.С.Пушкин избегал употреблять чуждую русскому слуху и духу кличку, данную царём Петром, предпочитая называть новую столицу Градом Петровым. В иностранных текстах Петроград может оставаться Петербургом (St. Petersburg), и Государь Николай Александрович, повелевая в 1914 году именовать столицу по-русски, нисколько не посягал на иноязычную практику за рубежом: он только удалял внутреннюю болячку — никак не прививавшуюся в народе нелепость. Имена святых в названиях русских городов звучали всегда естественно и не вызывали разнотолков: Петропавловск, Борисоглебск, Сергиев Посад, Павлоград, Екатеринодар — все хорошо знали, чьи это имена. Более того, в народе хорошо ощущали их судьбоносное значение для страны, и только массовое безумие опьяневшей от крови революции позволило оставить страну в коросте свердловское, урицков, будённовсков, ногинсков и ленинсков». Добавлю от себя, что в столице российской православной общественностью не первое десятилетие поднимается вопрос об оскорбительности ношения рядом улиц и станцией метро имён цареубийц. Но воз и ныне там…
6 апреля 1918 года вышел декрет Совета Народных Комиссаров «О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг, и выработке проектов памятников Российской социалистической революции». Тогда же в первопрестольной были снесены памятники императорам Александру II и Александру III, великому князю Сергию Александровичу, генералу Скобелеву и другим.
«Что в имени тебе моём?..»
Вспомним, как завораживает нас родословие Иисуса Христа с первых же строк Евангелия от Матфея, как начинаются молитвы наши и церковные службы: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа». И это неудивительно, ведь имя — это не просто слово, а ещё и мистический образ личности! Более того, наше отчество связывает нас с нашим отцом, а фамилия — с целым родом. Причём не просто звуковым и графическим образом. Правда, вот незадача, в письме писательницы из Красноярска Т.В. Акуловской прочёл: «Вспомнила недавний случай вопиющего невежества в церкви — служительница на мой вопрос, как её отчество, ответила: «По отчеству не православно!»Вот такое у нас «православие» нынче». Ну, что можно на это ответить — увы, случается и такое. Правда, не редкость, когда по имени, а нередко и в уменьшительно-ласкательной форме, обращается к своим чадам батюшка. Так то ж совсем иное дело!
Наречение имени, как выясняется, не просто действо, не заурядная традиция. Это ещё и символ некоей высшей власти. И совершенно закономерно поэтому, что в Священном Писании Господь благословляет Адама назвать, дать имена насельникам созданного Им мира. Таким образом, через звучание кого и чего-либо раскрывается их суть. Какая же высокая честь — если вдуматься — была оказана первому человеку, какое доверие, какая высокая миссия поручена, какое дадено превосходство! Труд отца Павла Флоренского, который так и называется «Имена», содержит рассуждение и о том, что люди часто называют детей по имени матерей, в честь родивших их жён. При этом сам первый человек, по мнению Святых Отцов, был назван Господом так именно потому, чтобы смиренно помнил о своём сотворении «из праха земного» (Быт. 2:7), как сказано в Писании, и не возгордился бы. Ведь Адам назван так по Эдему, что значит «девственная земля». Святителю Иоанну Златоусту приписывают слова: «Этим именем Бог хотел напомнить ему ничтожество природы его, и на имени, как на медном столпе, выставил низость его происхождения, чтобы имя учило его смиренномудрию, чтобы не слишком много думал о своём достоинстве».
Считается, что постепенно из суммы названий выделились именно те, которые были важны не только для повседневной жизни человека, но и для его духовной деятельности. Они-то и стали именами собственными, которыми начали наделять людей. Первоначально же это были названия идей, стихий, человеческих качеств. Таким образом, человек, получив какое-либо имя, закреплял за собой и вполне определённый тип личности, её основные черты. Недаром с давних пор именами занимается даже специальная наука — ономатология.
Рассуждая о самой природе имени, отец Павел Флоренский пишет в своём знаменитом трактате: «Поверьте, что тема личности даётся именем, и всё остальное — лишь простая разработка этой темы по правилам контрапункта и гармонии». И далее: «День Ангела — это день Имени. Мы празднуем Имя. Все носящие одно имя — это ягоды одной грозди винограда, и святой, которого мы празднуем, — это только лучший представитель этой грозди. Ангел Хранитель — это имя».
Об этом, по мнению автора трактата, и говорится в стихире службы святителю Николаю Мирликийскому: «Святе Николае, по имени твоему тако и житие твое», а также в стихире на стиховне Великомученику и Победоносцу Георгию: «Достойно имени пожил еси, воине Георгие…»
В трудах отца Павла встречаем мы ещё и рассуждения о весьма любопытных сюжетах Священного Писания, связанных с таинственным наречением человеку имени ещё до его рождения: «Бог же сказал Аврааму: именно Сарра, жена твоя, родит тебе сына, и ты наречешь ему имя: Исаак» (Быт. 17:19). Позднее это произойдёт и с отцом будущего пророка Иоанна Предтечи: «Ангел же сказал ему: не бойся, Захария, ибо услышана молитва твоя, и жена твоя Елисавета родит тебе сына, и наречешь ему имя: Иоанн» (Лк. 1:13).
Вспомним же и о том, как Ангел Господень явился во сне святому Иосифу Обручнику, дабы пресечь его намерения отослать жену и говоря ему: «Иосиф, сын Давидов! Не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святого; родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов их» (Мф. 1:20-22).
Вот и у святого праотца Аврама, по слову Святых Отцов, после таинственной встречи с Пресвятой Троицей, явленной ему во плоти — по Божьему повелению, пусть на одну-единственную букву, но изменяется его прежнее имя: «…и не будешь ты больше называться Аврамом, но будет тебе имя: Авраам» (Быт. 17:5). То же происходит и с именем жены его: «И сказал Бог Аврааму: Сару, жену твою, не называй Сарою, но да будет имя ей Сарра» (Быт. 17:15). Что, как выясняется, есть некий символ того, что отныне у них новый Господин, который по высокому Своему праву и нарекает их по-новому, новыми именами.
Удивительно, но как только нарождается на свет Божий очередной крошечный человечек, тотчас же, после обычных расспросов о его весе и росте, возникают дискуссии о будущем его имени. И кто только в них не участвует, как это оказывается важно! А ведь когда-то ребёнок получал в Таинстве Крещения имя вовсе не по прихоти родителей, как ещё нередко случается сегодня, а в честь святого, память которого отмечалась Церковью в ближайшие ко дню рождения восемь дней. Так святой становится небесным покровителем христианина, наречённого его именем. Отныне ему надлежит праздновать прежде не день своего рождения, а день памяти соименного святого — именины.
Не Писюк, а Путин
Признаемся, повествование наше будет неполным, если не обмолвимся ещё об одной особенности, связанной с традицией присваивать друзьям, приятелям, соседям по дому и однокашникам прозвища, с которыми их носители доживают нередко до седых волос. Не будем кривить душою, порой они бывают очень метки, выявляя в человеке какую-то особенную черту внешности или характера. Наверняка так поступали далёкие предки славян. Буй Тур Всеволод — надо ли долго разъяснять знающему русский язык, каковыми качествами обладал этот светлый князь? А если вспомнить эти причудливые — чарующие нас ещё в далёком детстве Монтигомо Ястребиный Коготь и Чингачгуг Большой Змей, от которых так учащённо билось ещё совсем недавно, каких-то пятьдесят лет назад, мальчишеское сердце автора этих строк?!
Ныне же хочу покаяться в том, что, поступив в своё время в институт и познакомившись с однокурсником, которому его 128 килограммов никоим образом не мешали быть первым, лёгким, как пёрышко, танцором на всех дискотеках и гитаристом в самодеятельном ансамбле, тотчас же прозвал его Крошкой. Так его по сию пору зовут все наши институтские, и даже их жёны и мужья. А он и не обижается…
А вот в Москве, как свидетельствует статистика, самыми популярными именами остаются Насти, Маши и Даши, однако москвичи стали называть детей и необычными именами. Если за весь 2007 год в Москве родилась только одна девочка с именем Ассоль, то за первые три месяца следующего года им были названы уже две малышки. Но самые популярные имена в первопрестольной, представьте, не изменились — это Анастасия, Мария, Дарья, Инна, Полина, Екатерина, Ксения, Виктория, Елизавета и Софья. Мальчиков же жители столицы по-прежнему предпочитают нарекать Александрами, Иванами, Максимами, Артёмами, Михаилами, Никитами, Данилами, Егорами, Дмитриями и Алексеями. Но вот какая незадача — некоторые родители выбирают для своих малышей двойные имена, как например, Анна-Мария, Анна-Елизавета; однако такие имена всё же очень редки, потому как непопулярны. И слава Богу! Случаются, однако, и курьёзы, которые язык не поворачивается назвать забавными. Так, среди странных имён у мальчиков, родившихся в 2010 году в Москве, Ершей Покровитель, Лука Счастье Сом-мерсет Оушен (это имя одного человека), Огнеслав, Мононо Никита, Архип Урал и Кит, а у девочек — Радость, Океана и Алёша Каприна. В Нижнем Тагиле выдали свидетельства о рождении России, Милиции, Приватизации и Прахладе. Последний, к слову, мальчик…
А вот в соседней Украине в последние годы, оказывается, наметилась заметная тенденция перемены собственных фамилий, таких как Козёл, Писюк, Могила, на куда как благозвучные русские Путин, Романов, Медведев… В России же растёт популярность «президентских» и старославянских имён — мальчиков стали чаще называть не только Дмитриями, но и Добрынями. Ну и хорошо, всё по-русски!
Человек или «Гражданин Абстракция»?
Удивительно, но во все времена не только для нашего личного, но и общественного сознания словно не существует того, у кого нет имени, — настолько это оказывается важным. «Без роду, без имени» — это как некое позорное клеймо. И именно об этом интереснейший фрагмент истории из книги отца Павла Флоренского «Имена»: «К суду революционного трибунала был привлечён некто де Сен-Сир. Председатель предлагает ему обычный вопрос о его имени и фамилии. Между ними происходит следующий разговор:
— Моя фамилия де Сен-Сир, — отвечает подсудимый.
— Нет более дворянства, — возражает председатель.
— В таком случае, значит, я Сен-Сир.
— Прошло время суеверия и святошества, — нет более святых.
— Так я просто — Сир.
— Королевство со всеми его титулами пало навсегда, — следует опять ответ.
Тогда в голову подсудимого приходит блестящая мысль:
— В таком случае, — восклицает он, — у меня вовсе нет фамилии и я не подлежу закону. Я не что иное, как отвлечённость — абстракция; вы не подыщите закона, карающего отвлечённую идею. Вы должны меня оправдать.
Трибунал, озадаченный подобной аргументацией, действительно признал подсудимого невинным и вынес следующий приговор:
«Гражданину Абстракция предлагается на будущее время избрать себе республиканское имя, если он не желает навлекать на себя дальнейших подозрений»».
Богословы могут по-разному относиться к некоторым высказываниям отца Павла Флоренского, который, к немалой радости автора, является его земляком, ибо родился в своё время в г. Евлах в Азербайджане. Батюшка полагал, что имя каждого человека есть некий контрапункт, в котором сходятся и раскрываются как божественное, так и природное начала. Небезынтересен фрагмент одного из писем преподобного Амвросия Оптинского, который он приводит в своей книге: «По замечанию некоторых, в самой фамилии людей выражается иногда благоприятное или неблагоприятное свойство».
Господин товарищ барин
Пройдут годы, десятилетия, человек вырастет и даже состарится, но если повезёт и, милостью Божией, будут ещё живы его родители, то и в преклонном своём возрасте будут они, как это ни покажется невероятным, помнить и как дивную музыку, со сладостным умилением, непонятным непосвящённому, повторять первое слово, произнесённое в давнюю пору их драгоценным чадом. И слово это, чаще всего, имя, да-да, имя кого-то из самых близких малышу людей: мама, папа, дядя, деда, баба… И пусть для крохи это пока ещё не обозначение степени родства, а просто имена.
Какой интересный обычай бытовал когда-то на Руси: супруги называли друг друга по имени до рождения первенца, после же — лишь мать и отец. И именно так до конца своих дней именовали их дети, притом всенепременно уважительно на вы. Повсеместное же ныне «тыканье» родителям (и не только родителям, но даже дедам и бабушкам, которых современные внучата кличут запросто по усечённому даже, а не полному имени!) появится позже, как ещё одна печальная примета угасания былого величия благословенного института традиционной русской семьи. А потому, если встречаем иногда уважительное вы, обращённое к родителям (а это, пусть редко, но, милостью Божией, ещё можно услышать порой), как же тепло, как сладостно становится тогда на сердце нашем.
Вот и в храме Божием, чуть не с порога, имена, имена, имена… И записки, записки: о здравии, об упокоении, где имена наши на радость полнозвучны, а потому и благозвучны. Их оглашает батюшка на Божественной Литургии, а ещё на молебне: святые наши имена, а не Петьки, Васьки да Машки, и не эти пресловутые Вованы и Димоны. Вспомним, в старину на Руси только знатные и заслуженные люди обладали правом именовать себя полными именами. Нечиновные же люди записывались в деловых бумагах, как, скажем, Митя или Павлик. Что же касается «чёрного люда», то он и вовсе писался, как Никитка, Дунька, Марфутка.
Радостное подтверждение этим своим рассуждениям встретил в стихотворении «Имена» из сборника «Святорусье», недавно подаренного мне автором, талантливым литератором из Сергиева Посада Н.Е. Мартишиной:
В именах мерцают судьбы,
Как в полях мерцают дали…
По случайности ль, по сути –
Имя нам с рожденья дали.
Основательность Степана
И сноровка Михаила,
И удачливость Ульяны –
На Руси — большая сила.
Мудрость Софьи, радость Дарьи,
Доброта простой Прасковьи,
Красота Светланы — право,
Сам Господь глядит с любовью
На украсные селенья…
Только что случилось с нами?
Имена под настроенье
Разрываем, будто знамя:
Не Степанушки, а Стёпки,
Мишки, Ваньки, Васьки, Петьки –
Не цари, а недотёпки
Начинают жить на свете…
Подзываем кличкой брата,
И дразнилками — детишек.
И всё ищем виноватых
В том, что нас Господь не слышит…
Задумаемся, из наиболее популярных в народе атаманов — Степана (Стеньки) Разина, Емельяна (Емельки) Пугачёва и Ермака — только последний удостоился любовного и столь же уважительного именования не только по имени, но и отчеству — Тимофеевич. Возможно, такой почёт ещё и оттого, что он никогда не расточал, а удивительным образом умножал Государство Российское, его земли. Народ же никогда не ошибается в подобных вещах.
Протоиерей Павел Флоренский написал когда-то по этому поводу: «Имена — такие произведения из произведений культуры. Высочайшей цельности и потому высочайшей ценности, добытые человечеством».
Наряду со многими удивительными открытиями, встреченными автором в трактате «Имена», есть и такое: когда человек говорит о себе в третьем лице (вспомним, как излюбленный наш Саровский чудотворец именовал себя неизменно «убогим Серафимом»), это есть признак духовного уровня, тогда как «я» именуется автором «прорывом в первородный грех».
Эпиграфом к своему труду батюшка поставил удивительные по глубине слова А.Ф. Лосева из книги «Философия имени», которые не могу не привести: «А то, что имя есть жизнь, что только в слове мы общаемся с людьми и природой, что только в имени обоснована вся глубочайшая природа социальности во всех бесконечных формах её проявления, это всё отвергать — значит впадать не только в антисоциальное одиночество, но и вообще в античеловеческое, в антиразумное одиночество, в сумасшествие. Человек, для которого нет имени, для которого имя только простой звук, а не сами предметы в их смысловой явленности, этот человек глух и нем, и живёт он в глухонемой действительности. Если слово не действительно и имя не реально, не есть фактор самой действительности, наконец, не есть сама социальная (в широчайшем смысле этого понятия) действительность, тогда существует только тьма и безумие и копошатся в этой тьме только такие же тёмные и безумные, глухонемые чудовища. Однако мир не таков».
Вот уже не первое десятилетие в обществе нашем не утихают дискуссии по поводу нашего обращения друг к другу. И вправду, эти постылые «мужчина» и «женщина», перешедшие к нам из бесконечных очередей советского времени, никак не могут радовать. «Товарищ» в новейшей нашей истории предан чуть не анафеме и, похоже, обречён на забвение. И даже хрестоматийное пушкинское «товарищ, верь…», похоже, не спасёт положения. Вспоминаю, как один знакомый мне водитель такси в первые годы перестройки, когда возникла вся эта неразбериха с обращениями, умудрялся лукавой скороговоркой произносить: «господин товарищ барин» (так и хочется добавить — нужное подчеркнуть), что неизменно вызывало у его пассажиров взрывы довольного смеха. Не скрою, мне так по душе старинные русские «сударь» и «сударыня» (а ещё, вспомним, такое ласковое «сударушка», от которого так и тает сердце). Но вот не приживаются они никак в новой нашей жизни, и всё тут. Честное слово, досадно…
В одной из бесед на «Народном радио» писатель В.К. Ковалёв поведал о том, как в беседе с ним академик Д.С. Лихачёв посетовал на довольно широко распространённое в современной России обращение «уважаемый». По мнению учёного, так часто встречаемое в официальных письмах обращение носило некогда пренебрежительный оттенок, потому как адресовалось, как правило, официантам и извозчикам. По мнению Дмитрия Сергеевича, обращаясь к малознакомым людям, правильнее употреблять слово многоуважаемый, а к знакомым хорошо — глубокоуважаемый.
А ведь не так давно в России было таким обычным обращение «господин» и «госпожа». Вспомним, социализм утверждался во многих странах Восточной Европы, но те же поляки и немцы сберегли свои «пан» и «пани», «герр» и «фрау», «фрейлейн», как и в целом ряде советских республик сохранились традиционные национальные обращения. Вот и на родине моей к имени женщины привычно добавляется «ханум», что значит госпожа, к имени мужчины же, соответственно, «бек» (господин). К имени уважаемого в обществе мужчины непременно добавят «муаллим», что значит учитель. Увы и ах, но исконно русское слово господин за истекшее неполное столетие обрело в сознании многих наших соотечественников искажённый смысл, для чего немало сил приложили безбожные власти. По сию пору коробит от хамского окрика: «Господа все в Париже!» Надо бы, наверное, осознать, что само это понятие не есть словесное обозначение печально известной позы «руки в боки», а всё же (имеющий уши слышать, да слышит!) прилагательное, отвечающее на вопрос: чей? Конечно же, господень. Мы, как мне кажется, изрядно порассуждали в начале этой книги об усыновлении нас Самим Творцом, таинственно запёчатлённым в нашем общем названии на русском языке — человек. Если ж я чадо Того, Кто Царь царствующих и Господь господствующих, если в храме Божием причащаюсь Его Пречистых Тела и Крови, самым непостижимым образом физически соединяясь с Небесным Отцом, то кто я, — ответьте? Неужто не господень? А потому быть истинным господином — это, если хотите, миссия, крестоношение. И как же нелепо, да что там нелепо, а прямо-таки уродливо, звучит ныне это, казавшееся таким привычным ещё совсем недавно словосочетание — господство пролетариата. Наверняка всем нам есть над чем подумать…
Пользуясь случаем, автор просил бы многих и многих русских людей отбросить давнюю привычку дурного свойства и не называть близких своих людей, часто жён и мужей, по фамилии, а обращаться к ним дорогими святыми именами.
Имя или «погоняло»?
Предлагаю вернуться ненадолго к приведённым чуть ранее словам А.Ф. Лосева, поразмыслив сообща: разве ж не являются «тёмными и безумными, глухонемыми чудовищами» те, кто параллельно нашему миру, где у нормальных людей нормальные человеческие имена, лепят свой уродливый, в котором у людей сплошь клички, прозвища, «погоняла». Не случайно так настораживает засилье, именно засилье, по-иному это никак не назовёшь, лагерной тематики, лагерного жаргона, воровской поэтики в литературе, в кинематографе и на телевидении, в песенной культуре. А потому — с печальной неизбежностью — и в современной речи многих и многих русских людей, не прошедших суровую школу «отсидки». И, как следствие, высокий уровень преступности в детской и подростковой среде. Ведь совершённое (или только задуманное) преступление — это всего лишь пропуск туда, в «клёвую житуху», в воспетый разнузданным шансоном, орущим ныне на всех базарах и площадях, из авто и подворотен (а ведь когда-то только из подворотен, да и то и шепотком), умопомрачительный раёк «Владимирского централа», в «настоящую» взрослую жизнь. И где человек человеку волк, и ещё раз волк, и тысячу раз — волк, злой и беспощадный. И где за тюремным порогом и колючей лагерной проволокой останутся, наряду со многими человечьими обычаями, ещё и человеческие же имена: Николаи, Никиты, Фёдоры, Анастасии, Марии. Взамен же, как водится, как некий скорбный ритуал распада человеческой личности, словно из преисподней, возникнут личины, все эти «Кирпичи», «Жжёные», «Корявые», «Лютые»… Продолжим, или как? А за всем этим — глубочайшее презрение: к труду, к честности, элементарной людской порядочности, повседневным незатейливым человеческим печалям и радостям. Лукавый, как и всегда, вор, обманщик и человеконенавистник…
А ведь в тюрьмах и лагерях, если вспомнить, провели десятки страшных лет тысячи и тысячи оболганных безбожными властями честных, воистину бескорыстных людей и священнослужителей часто за то, что были высокоинтеллигентны и честны пред Богом, собой и людьми. И разве ж можно представить себе, чтобы у таковых людей были «погоняла»?! Конечно, за их спинами вся эта преступная камарилья звала несчастных тоже не по именам, а больше «интеллигент», «профессор», «батюшка», но именно по той очевидной причине, что сумели они, самым невероятным образом, в самых невыносимых нечеловеческих условиях, вопреки всему и вся, сохранить незамутнённой самую большую драгоценность — свою бессмертную душу, оставаясь и вправду — интеллигентами, профессорами и батюшками. Так что тут всё правильно.
Но даже матёрые душегубы не могли додуматься до такого кощунства, чтобы вообще перестать называть людей словами, в данном случае даже неважно какими, — важно, что именно словами. И присвоить людям, живым носителям образа Божия, бездушные концлагерные номера.
«Слава тебе, русский язык!»
Возможно, кто-то и спросит: а не всё ли равно — как кого называть? Спешу уверить таковых, что всё не так просто, как может показаться на первый взгляд. Выше мы уже говорили, что слово бродяга отдаёт некоей болью, чего никак нельзя сказать об аббревиатуре бомж, из которой выхолощено человеческое чувство, и прежде всего — чувство сострадания к ближнему. Аббревиатура не может вызывать сострадания по определению!
Будучи лишено русских корней, слово лишается смысла, действующего на душу человека. Достаточно сравнить современное «бесчувственное» словечко киллер с разящими наотмашь — убийца и душегуб. Приходилось, правда, слышать возражение, суть которого сводится к тому, что, дескать, киллер — это не просто убийца, а убийца наёмный. И значит, употребление иностранного слова связано с тем, что так удобнее, потому как короче. Но, во-первых, испокон века в языке нашем есть такое словосочетание — наёмный убийца. Главное же в ином: хочется спросить всех, кто так «бережливо» — даже в ущерб родному языку — относится ко времени. Куда это вы, господа хорошие, так дружно спешите? Или в суете дней ваших подзабыли, возможно, что ожидает за роковой чертой? Как это в «Фаусте» у Гёте: «И всех вас гроб, зевая, ждёт…» Поверьте, это точно не вожделенный ныне многими бонус!
Бескорневой язык — это воистину беда. Лишая наш язык родных корней, мы тем самым грубо обрываем нити, связующие нас со Христом, ибо многие факты русского языка свидетельствуют о том, что он есть для нас не просто лингвистическая система, одна из многих, но жизнь, освещённая Его Божественным светом. А ещё в языке нашем удивительным образом запечатлена высокая миссия русской нации. И именно об этом пророческие слова И.С. Тургенева: «…Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»
Вслушаемся в слово святой, как сродни оно слову свет. Причём не в одном только нашем языке. И это не только и не столько поэзия, сколько запёчатлённая самим языком истина. Вспомним знаменитую беседу преподобного Серафима Саровского с Н.А. Мотовиловым о смысле христианской жизни. По свидетельству Николая Александровича, «служки Божией Матери и преподобного Серафима», как он себя называл, благодаря которому мы являемся свидетелями замечательного откровения величайшего подвижника нашей веры, лесная поляна, на которой они беседовали, наполнилась невообразимым благоуханием, а лицо преподобного просияло таким неземным светом, что глазам его собеседника стало невозможно взирать на святого старца: «Отец Серафим взял меня за плечи и сказал: «Мы оба теперь в Духе Божием с тобою!.. Что же ты не смотришь на меня? «Я отвечал: «Не могу, батюшка, смотреть, потому что из глаз ваших молнии сыпятся. Лицо ваше сделалось светлее солнца, и у меня глаза ломит от боли! «… Представьте себе, в середине солнца лицо человека, с вами разговаривающего. Вы видите движение уст его, слышите его голос, чувствуете, что кто-то вас держит за плечи. Но не только рук этих не видите, не видите ни самих себя, ни фигуры его, а только один свет ослепительный, простирающийся далеко, на несколько сажен кругом, и озаряющий ярким блеском своим и меня, и великого старца…»
Да и многих других святых отшельников люди, искавшие у них утешения в скорбях, находили, как известно, по тому дивному свету, что озарял по ночам укромные места их подвижнического обитания. Печальный парадокс заключается в том, что очевидное для одних совсем не обязательно становится таковым для других. А потому многим невдомёк смысл, заключённый в словах одной из утренних молитв, обращённых ко Христу: «Ты бо ecu истинный Свет, просвещаяй и освящаяй всяческая…»
В одном из писем прочёл любопытное: «Посмотрел Вашу передачу на телеканале «Моя радость » про слово «святой » и вспомнил, что слушал сочинение чешского композитора Леоша Яначе-ка «Глаголическая месса», написанное на чешском языке, и там часть «Свят, Свят, Свят Господь Бог Саваоф»звучит как «Свет, Свет, Свет». Помню, удивлялся, думал, может, там другое слово вместо «Свят» имелось в виду… Значит, у них это слово так и звучит: Свет».
Достойно внимания, что слово просвещение во времена Екатерины II приобрело в России совсем иной смысл. Новоявленными кумирами российской знати становятся в ту пору известные французские философы и писатели Дени Дидро, Жан-Жак Руссо и Франсуа Вольтер, перепиской с которыми так гордилась наша тогдашняя императрица. И это их имена начертают на своих знамёнах французские бунтовщики в стремлении положить конец христианской Европе, посягнув на установленный Богом миропорядок. Это они, ученики «великих французских просветителей», будут свергать королей и рубить им головы на потеху черни. Случится непоправимое, что в своё время отзовётся кровавым эхом и в нашем Отечестве — тягчайшим злодеянием цареубийства прервётся генетическая преемственность высшей российской власти.
А в это время вдалеке от буйно помешанного Парижа, в чистых снегах тихого Сарова денно и нощно будет молить Царицу Небесную о помиловании России святой старец Серафим, смиренно именующий себя убогим. Тысячу дней и ночей, коленопреклоненно стоя на камне, он умолял Пречистую Матерь предстательствовать пред Божественным Сыном, дабы отвести от народа русского эту страшную заразу — революцию. И пусть на одно столетие, но вымолил.
Невольно позавидуешь А.С. Шишкову, его абсолютному русскому духовному слуху, которого так прискорбно не хватает нам, нынешним, и воскликнувшему некогда: «Слава тебе, русский язык, что не имеешь слова революция и даже равнозначащего ему! Да не будет оно никогда тебе известно, и даже на чужом языке не иначе как омерзительно и гнусно!» Знакомясь с творчеством талантливейшего современного писателя, протоиерея Ярослава Шипова, обнаружил, как один из его героев произносит это слово на свой лад, но совершенно замечательно — развалюция. Лучше и не скажешь!
Да, в те воистину благословенные времена русский народ ещё «страшно далеко» отстоял даже от декабристов, поднявших бунт против помазанника Божьего. Так что дирижёр другого всеразрушительного российского бунта, сокрушаясь о провале декабристского восстания (дескать, «страшно далеки они от народа»), был не так уж неправ в характеристике русского народа. А потому такими понятными становятся слова, произнесённые некогда святителем Иоанном Златоустом: «Народ составляют святые, а не толпа людей». И когда становится наконец-то таким понятным наименование праведной кончины в Ветхом Завете, а именно: «приложился к народу своему» (Быт. 25:8,35,29,49,33).
Очистительный огонь
Как известно, конец — делу венец. Вот и жизнь святых угодников Божиих, этих неугасимых светильников святости, по окончании их земного срока преображается в житие. Но именно их — этих молитвенников и печальников Руси — земные слуги извечного врага рода человеческого нарекут мракобесами. Только вслушайтесь: мало того, что беснующимися, да ещё и во мраке (?!).
И как же завершили свой земной путь те, кого некогда в России нарекли просветителями? Руссо убил каминными щипцами конюх — любовник его распутной жены, которая не то что читать не умела, а и время-то по часам определяла с трудом. Будучи воспитателем королевских детей, своих собственных чад сей французский «просветитель» с беззаботной лёгкостью обрёк на прозябание в казённых сиротских домах. Что же касается Вольтера, то конец этого изощрённого философа-богохульника, утратившего рассудок, был так страшен и омерзителен, что писать об этом даже не поднимается рука. Такие вот «жития»!
Что же до просвещения как такового, то замечательно сказано о нём у А.С. Шишкова в статье «Дар слова»: «Народ приобретает всеобщее к себе уважение, когда оружием и мужеством хранит свои пределы, когда мудрыми поучениями и законами соблюдает доброту нравов, когда любовь ко всему отечественному составляет в нём народную гордость, когда плодоносными ума своего изобретениями не только сам изобилует и украшается, но и другим избытки свои сообщает. О таком народе можно сказать, что он просвещён. Но что такое просвещение, и на чём имеет оно главное своё основание? Без сомнения, на природном своём языке. На нём производится богослужение, насаждающее семена добродетели и нравственности; на нём пишутся законы, отражающие безопасность каждого; на нём преподаются науки, от звездословия до земледелия. Художества черпают из него жизнь и силу. Может ли слава оружия греметь в роды и в роды, могут ли законы и науки процветать без языка и словесности ? Нет! Без них все знаменитые подвиги тонут в пучине времени; без них молчит нравоучение, безгласен закон, косноязычен суд, младенчествует ум».
Любопытное толкование слову просвещение в середине позапрошлого века даёт Н.В. Гоголь. В одной из статей из «Переписки с друзьями» он скажет: «Мы повторяем теперь ещё бессмысленное слово «просвещение». Даже и не задумывались над тем, откуда пришло это слово и что оно значит. Слова этого нет ни на каком языке, оно только у нас. Просветить не значит научить, или наставить, или образовать, или даже осветить, но всего насквозь высветлить человека во всех его силах, а не в одном уме, пронести всю природу его сквозь какой-то очистительный огонь. Слово это взято из нашей Церкви, которая уже почти тысячу лет его произносит, несмотря на все мраки и невежественные тьмы, отовсюду её окружавшие, и знает, зачем произносит».
Так неужто хвалёное французское «просвещение» и впрямь имело хоть что-нибудь общего с Тем, о Ком сказано устами Его любимого ученика: «Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир» (Ин. 1:9), и Который сказал о Себе: «Я свет пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме» (Ин. 12:46).
Свет Пречистой Горы
И ещё немного рассуждений о свете и мраке. Вспомним удивительную повесть Владимира Солоухина «Чёрные доски». События, описанные в ней, происходят в хрущёвские времена. Автор книги, тогда ещё молодой человек, разыскивает с приятелем древние иконы на руинах разрушенных безбожной властью церквей. И вот одна из многих его встреч, на сей раз с очень древней старушкой, ревностной хранительницей церковных образов. Выяснив, что искомая им ценная икона «Воскресение», похоже, канула в безвестность, Владимир Алексеевич сокрушается: «Да, жаль. Ценная была икона. Из темноты веков». И получает от простой деревенской женщины совершенно ошеломивший его своей философской глубиной ответ: «Где свет ? Где тьма ? Вы думаете, когда был монастырь, и когда здесь стояла церковь, и когда мы украшали икону цветами, — вы думаете, у нас в Пречистой Горе было темнее? Ошибаетесь, молодые люди. Икона дошла из света веков, а теперь, как вы сами видите, ее поглотила мгла неизвестности. И вот вы ищете, ищете её. А почему ищете? Потому что она свет, она огонёчек, и тянет вас на этот её огонёк».
Неожиданным подтверждением того, что все люди — независимо от веры, которую они исповедуют ныне, — призваны к жизни самим Христом, стал в очередной раз язык. Правда, на сей раз азербайджанский, в котором слово интеллигент звучит как зиялы, где корень зия означает луч, свет. Удивительно ещё и то, что оно, по сути, созвучно с русским сиять. Как тут не вспомнить Нагорную проповедь Спасителя, обращение Его к Своим ученикам с призывом: «Вы — свет мира» (Мф. 5:14)! Как же мудро народное сознание, предполагающее, что истинно интеллигентные люди, подлинная элита нации — вне зависимости от рода занятий — призваны светить людям, быть лучезарными.
Не перестаёшь удивляться тому, как замечательно в русском языке преобразилось значение слова интеллигент, уйдя от чрезвычайно узкого, профессионально-функционального понимания, бытующего на Западе. При западном, сугубо рациональном подходе понятие интеллигент не соотносится с душевными, а уж тем более духовными свойствами человека. А ведь только из духовного понимания могло родиться наше, очень русское чеховское: «Доброму человеку бывает стыдно даже перед собакой».
В том же азербайджанском, как и во многих иных языках, встречается множество прозрений и озарений, что подтверждает лишь одно — язык есть Божий инструмент, данный Им людям. Так, например, тварный и нетварный свет называется здесь по-разному: ишыг и нур. Потому и человек, исполненный добродетели, именуется нурани — можно сказать, озарённый Божественным светом. А разве не поражает традиционное в этих краях пожелание вослед усопшему: «Пусть могила его наполнится светом!» Тем самым — который нур. Вы расслышали, это ведь, по сути, благое пожелание ушедшему из мира сего встретиться с Тем, Кто есть источник нетварного Света. А ещё вспоминаю, как если кто догадывался зажечь электричество в комнате, где сгущались сумерки, или затеплил свечу в темноте, то в ответ всегда слышал (да и продолжает слышать поныне) это древнее пожелание — войти в Свет. Удивительно, не правда ли? На страницах этой книги мы ещё порассуждаем об истинных источниках этих загадочных языковых явлений, могущих стать для «имеющих уши слышать» (Мк. 4:9) поразительным свидетельством истинной истории народа, из среды которого вышел когда-то.
И ещё. С годами, милостью Божией, как-то по-иному начинаешь слышать привычные слова и фразы. К примеру, о том, что будущее у нас всегда светлое. Причём фраза эта, если припомним, всякий раз произносится с неизменной иронией. Но, если вдуматься, таковой и должна быть (просто не может быть иной) правильно прожитая жизнь. И именно по той очевидной причине, что в конце правильно, по-христиански прожитой жизни и в самом деле ожидает Свет.
К слову, время от времени приходится слышать, как русские люди, выражая соболезнование, спешат после прекраснейшего из пожеланий: «Царствия Небесного» — тотчас же, словно спохватившись, проговорить: «И пусть земля ему (ей) будет пухом!» Но этого попросту не может быть, эти понятия не живут вместе! Не земля, даже мягкая, как пух, есть вожделенное Отечество наше, а высокое Небо. А потому давно пора как-то уже определиться: или мы православные христиане — и тогда только со Христом, устремлены к Нему, в Его Царство, или же язычники.
Воистину прав мудрец, изрекший, что люди живут на земле не для того, чтобы приспосабливаться к темноте, но чтобы светить во тьме. И как, согласитесь, по-иному слышатся ныне давным-давно ставшие хрестоматийными слова: «Ученье — свет, а неученье — тьма», какой верный критерий для безошибочного определения того, что есть истинное учение. А значит — просвещение.
Русский — трудный и умный
Никогда не забуду своих первых впечатлений от посещения Белоруссии тридцатипятилетней давности. Мне, студенту филологического вуза, показалось тогда, что сказочным образом оказался во взаправдашней стране невыученных уроков: настолько шокировало выведенное большими неоновыми буквами «Вакзал», а следом магазины, на вывесках которых красовалось, к примеру, «Малако», где вместо привычных «о» вызывающе для меня красовались «а». А как же классическое: «Далеко-далеко на лугу пасутся ко…»?
Труден, труден язык наш, что и говорить. А потому всякий раз, слыша похвалу в свой адрес по поводу владения русским языком, считаю непременным отметить, что никакой моей в том заслуги нет. И это правда. Случилось так, что Господь сподобил меня родиться в городе и семье, где — невзирая на всю её патриархальность — всё же очень хорошо говорили по-русски, любили русскую словесность и русскую культуру. Собственно, родился, или, как говаривала по-азербайджански моя любимая бабушка, раскрыл глаза, — и услышал добротную русскую речь, а позже, уже залопотав, одновременно со своим национальным языком заговорил по-русски. И с тех далёких лет по сей день купаюсь в нём, как в ласковом, упоительном море.
Как его воспринимают те, кто не говорил на нём с детства — не знаю, уж очень он труден для изучения. В этом мне не раз и не два пришлось убеждаться самому, пытаясь обучать русскому языку иностранных учащихся. Дело это достойно отдельного описания, потому как сродни таинственному процессу обретения речи немым человеком. Конечно же, не обходилось и без забавных казусов. К примеру, одна из типичных проблем: в русском языке присутствует грамматическая категория рода, чего нет во многих иных языках мира… Но именно от этой особенности очень многое зависит в восприятии нами речи другого человека. И если, к примеру, какой-то иностранец обладает солидным словарным запасом, но нечаянно произносит: «мой пальто», то для нас, как говорится, «всё ясно», мы уже улыбаемся снисходительно и не воспринимаем его как говорящего по-русски хорошо. А вот можете вы, к примеру, объяснить совсем ещё юному человеку, воспитанному в иной языковой среде, почему в языке нашем ручка женского рода, карандаш мужского, а перо — так вообще среднего?! Справедливости ради, отметим ещё и слова, не имеющие никакого рода вообще, такие, как сени, сани, штаны… Речь сейчас не о грамматических правилах, известных каждому школьнику, а в самом принципе — почему. Не скрою, иной раз приходилось не без улыбки наблюдать тайные потуги студента-иностранца незаметно для преподавателя разглядеть хоть какие-то намёки на половые различия этих самых злополучных карандаша, ручки и пера…
К слову, один из читателей книги «Тайна русского слова», проживающий в Санкт-Петербурге и скромно подписавший своё электронное письмо «р. Б. Георгий», предложил на сей счёт занятную версию, согласно которой количество грамматических родов в русском языке соответствует троичности самого человека, где дух соответствует мужскому роду, душа — женскому, ну а тело — среднему. И приводит слова профессора Н.П. Саблиной о том, что письмена, их совокупность от первой до последней буквы в бесконечно причудливых и таинственных сочетаниях объемлют и выражают наше духовное и материальное представление о мире сем и свышнем в той высокой мере, в которой благоизъявляет Сам Творец.
Возвращаясь к дорогим моему сердцу иностранным студентам, не могу не упомянуть и о том, какая же это награда для преподавателя, если к концу второго года обучения на его реплику, есть ли вопросы, он слышит из уст какого-нибудь Душ Сантуша из Анголы или Сид Ахмеда Ульд Эли Бей-ба (и это всё — один-единственный мавританец): «У матросов нет вопросов!» Ну что ж, и скромные преподаватели русского языка как иностранного имеют право на свои маленькие радости. Впрочем, маленькими они, возможно, покажутся для кого-то другого.
К слову, этот самый Душ Сантуш из Анголы, учась ещё на третьем курсе университета, давал интервью на азербайджанском языке республиканскому телевидению. Способный парень, что ни говори!
Да и многие иностранные учащиеся не раз говорили о том, что, преуспевая в русском языке, они не могли не заметить некое преимущество интеллектуального свойства над своими собратьями, отправившимися для получения высшего образования в иные страны, большинству из которых даже не пришлось обучаться новому языку. Ведь, к примеру, в целом ряде стран Юго-Восточной Азии английский является вторым государственным языком. И всё же… Позволю себе привести сообщение АМИ-ТАСС НОВОСТИ (Агентство Медицинской Информации) за 13.06.2007 года, опубликованное в Интернете под заголовком «Носители русского языка учатся читать быстрее и лучше развивают грамотность», содержащее результаты научной работы доктора Милы Шварц, преподавателя Хайфского университета Израиля: «Дети, родной язык которых — русский, показали более высокие уровни навыков чтения и лучшую познавательную функцию, по результатам тестов в Университете Хайфы (Израиль). 129 первоклассников были разделены па три группы: русскоязычные дети из еврейских семей; дети, родной язык которых — иврит, и дети из смешанных семей, которые не обучались русскому языку. Оказалось, что школьники, которые приобретали навыки чтения на русском языке перед изучением иврита, показали отличное преимущество перед другими группами в их способности различать звуки, быстрее читать и точнее переводить слова. Кроме того, специалисты оценили знание английского языка у 107 учеников, разделённых на те самые группы. Как и в первом исследовании, у русскоязычных детей было отмечено значительное преимущество в изучении иностранного языка. Исследователи полагают, что из-за лингвистической сложности русского языка его изначальное знание даёт преимущество при обучении другим языкам».
Какой наглядный урок всем нам, так часто — к месту и без оного — боящимся всевозможных сложностей и всеми силами избегающих их. Самое время процитировать Льва Николаевича Гумилёва, предположившего в своё время, что «сложность системы определяет её эффективность».
Как-то получил интереснейшее письмо от Наталии Александровой, матери четверых детей, в котором она поделилась собственными наблюдениями над процессом развития навыков русской речи у малышей. «Удобно и правильно — две абсолютно разные вещи, — пишет она. — Жаль, что сейчас все больше русский язык склоняется (т.е. его склоняют) к тому, как удобно, а не к тому, как правильно. Русский язык — один из важнейших инструментов воспитания личности человека. Я бы даже сказала, из важнейших ювелирных инструментов. Таким образом, упрощая, угнетая, убивая свай родной язык, мы лишаем себя будущего в прямом смысле: мы отнимаем у себя возможность воспитывать нормальных членов общества нашего отечества земного и граждан Отечества Небесного. Да не будет этого никогда! Будемучить своих детей говорить правильно. Будем воспитывать их на прекрасных образцах русского языка».
А вот сообщение, также «выловленное» автором во всемирной компьютерной сети, которое не может не радовать: «Международная ассоциация оценки школьной успеваемости провела исследование по качеству чтения и уровню понимания текста среди десятилетних школьников из 45 регионов мира. Результаты российских школьников оказались впечатляющими! Было проведено исследование умений 215 000 учащихся младших классов грамотно читать, понимать прочитанное и использовать полученную информацию. Оказалось, что школьники из России читают лучше и быстрее усваивают содержимое теста, чем их ровесник из других стран. Они были признаны наиболее грамотными. Анализ полученных в исследовании данных показал, что в последние годы наблюдается устойчивая тенденция снижения интереса к книге. Дети стали гораздо больше времени проводить за компьютером. Это особенно характерно для развитых стран. 37% школьников сказали, что проводят перед монитором не менее 3 часов в день, в то время как 32% детей признались, что ежедневно читают школьную литературу, а 40% — развлекательную литературу. Также было установлено, что в тех странах, где родители сами любят читать книги и принимают активное участие в жизни своего ребёнка, уровень грамотности намного выше. По сравнению с 2001 годом таких семей стало больше. В рамках исследования было обнаружено, что девочки читают лучше мальчиков. Любят читать 50% школьников».
Так что всем нам есть над чем поразмыслить, не так ли?
В связи с этой, воистину удивительной и радостной для нас информацией, становятся так понятны слова А.С. Пушкина, сказанные им как-то на балу после чрезвычайно продолжительной беседы с одной знатной дамой, что было, по сути, серьёзным нарушением общепринятого этикета. Так вот, на вопрос одного из приятелей, умна ли та, которой поэт уделил столь много времени, Александр Сергеевич ответил, что не знает, потому как они всё это время говорили по-французски. Так у автора этих строк появился наконец-то ключ к давней шишковской фразе, который полагал, что «французский язык предпочитают у нас всем другим не для почерпания из него познаний, но для того, чтобы на нём болтать». А теперь припомним исполненные лукавства слова из многочисленных реклам тарифов мобильной связи, подстерегающих нас на каждом шагу: «для болтливых», «болтайте»… Не постыдное ли это глумление, причём не только над языком русским, но и самим человеком как образом Божиим?! И разве ж не справедливо полагал некогда мудрый П.А. Плавильщиков, создавший в 1815 году при своём книжном магазине первую в Петербурге публичную «библиотеку для чтения»: «Если кто думает по-французски, тому, конечно, русский язык неясен; но он выражает ясно понятия российские. Виноват ли наш язык в том, что он различает «пользу «, «выгоду», «корысть», «привлекательность»и «рост», а французский язык всё сие называет «интересом»?».
А вот какие глубокие и важные для многих слова сказал в апреле 2006 года на церемонии открытия в Москве памятника казахскому просветителю Абаю Кунанбаеву Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, напомнив всем присутствующим слова своего великого соотечественника: «Нужно учиться русской грамоте — духовное богатство, знание и искусство и другие несметные тайны хранит в себе русский язык. Русский язык откроет нам глаза на мир. Русская наука и культура — ключ к мировым сокровищам. Владеющему этим ключом всё другое достанется без особых усилий».
Небесный Крестный ход
В самый канун 2000-летия Рождества Христова автор этих строк исполнил наконец-то свой давний обет поклониться мощам великого русского святого, приехав 22 декабря в Дивеево. И сподобился нечаянной радости — стал участником незабываемого торжества прославления первоосновательниц обители игуменьи Александры, сестёр Марфы и Елены, этих возлюбленных духовных чад Саровского чудотворца. Последняя панихида и первый молебен… Ну, за что мне такая радость?!
Но главное, как оказалось, ожидало впереди. Уже ночью тысячи паломников крестным ходом понесли раки со святыми мощами по Богородичной Канавке. Хотя температура воздуха была очень низкой, холода, казалось, не чувствовал никто, в том числе и автор, позабывший захватить перчатки и несущий в руках приобретённую здесь же икону — специально для младшей дочери, которую незадолго до этого так замечательно исцелил святой Серафим. Икона и в самом деле необычная: преподобный с кроткой улыбкой на устах кормит из рук сухариком огромного медведя… Пламя свечей, хоругви, иконы, благоговейная молитва. Благодать!
Но вот мы замечаем странное свечение, возникшее на горизонте. Оно напоминает столпы света, уходящие в небо, вернее, соединяющие небо с землей. По мере нашего движения они бледнеют, но вот впереди появляется новый столп, потом ещё и ещё… Припоминаю, правда, что в каждый момент их было три. Идущие рядом женщины из нашей паломнической группы приостановились, поражённые невиданным зрелищем, и стали спрашивать меня: как это понимать, что это может значить? Что я мог им на это ответить, как и они, зачарованно взирая на этот свет, прочерчивающий по линии дальнего горизонта свой неповторимый Небесный Крестный ход, параллельный нашему… «Наверное, это знак того, что пока мы всё делаем правильно», — только и смог вымолвить в ответ…
Два важных урока вынес тогда. Первый заключался в том, что чудо оказалось иным, нежели представлял себе порой. Раньше казалось: вот случись со мной такое, в ужасе пал бы оземь, совсем как ученики Спасителя, каковыми их изображают на иконе Преображения Господня. Но почему же это не произошло тогда не только со мной, но и с другими свидетелями чуда? Объяснить это могу только так: вот случись такое, скажем, на загаженной станции метро в озлобленной людской толчее или на каком-нибудь рынке с его неизменным сквернословием и удручающей нечистотой во всём, вот тут и вправду — страх и дрожь. Но когда ты шествуешь под чистым звёздным небом Дивеева по Канавке Богородицы за мощами новопрославленных святых с молитвой на устах, со святыми иконами и хоругвями — чудо так естественно, так органично. Всё вокруг так свято, что светло. Всё-всё, даже сам воздух, земля, по которой шествуешь сейчас, — пронизаны святостью, а значит, и светом.
А ещё осознал тогда, что именно в этом, пусть кратковременном, но соборном устремлении к святости мы настолько были обращены к божественному достоинству (к которому с такой любовью и верой в нас, немощных, неизменно взывает наш Отец), что сами Небеса, казалось, направляли и укрепляли сейчас нас, освещая и освящая наш путь. И что только так, только в таком духовном единении мы — не толпа и не быдло, а та великая нация, о которой так чаял дивный пророк земли русской Николай Васильевич Гоголь, прозревая будущее России. Вспомним эти поразительные слова: «…чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо всё, что ни на есть на земле, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».
Комментировать