Два языка Святой Руси
Воистину Великий Новгород
В 1951 году в Новгороде была найдена первая берестяная грамота. Правда, учёные высказывали порой предположение, ЧТО в древности люди писали на бересте, но никому не приходило в голову заняться их поиском. Традиционно считалось, что чернила, которыми писались документы, просто физически не могут сохраниться по той очевидной причине, что, пролежав в земле не одну сотню лет, попросту растворятся. Однако древние новгородцы, как выяснило, не пользовались для этих целей чернилами, а процарапывали свои письмена острым предметом — писалом. Береста же прекрасно сохранилась во влажной среде.
Впрочем, берестяные грамоты стали попадаться не только на территории Великого Новгорода, но и в других русских городах. Одна подобная грамота была найдена даже в Москве, на Красной площади (!). Интересно, что там не производилось никаких раскопок и обнаружили её, по сути, случайно, во время ремонтных работ, чтобы обеспечить проезд военной техники на парад. Учёные, таким образом, делают очень важный вывод о том, что эта письменность была принадлежностью не только древнего Новгорода, как считали поначалу, но была очень распространена по всей Руси.
Известно, что официальные документы того времени писались на пергаменте чернилами, но их сохранилось ничтожно мало. Достаточно вспомнить, сколько за это время было войн, пожаров, стихийных бедствий и различных катастроф. А бытовые записочки, которыми в большинстве своём являются новгородские грамоты, удивительным способом до нас всё же дошли. И донесли помимо научной ценности ещё и неуловимый аромат своей эпохи. Они способны передать немало сокровенной информации о людях, написавших их, и о тех, кому были адресованы. Этого, увы, порой невозможно отыскать в многотомных научных фолиантах. Благодаря стараниям наших замечательных учёных — археологов и лингвистов — они теперь известны.
В этой главе мы прибегнем к помощи известного исследователя новгородских берестяных грамот, действительного члена Российской Академии наук А.А. Зализняка, ежегодно по итогам новгородской экспедиции читающего блестящие лекции с описанием и анализом найденных материалов. Итак, слово академику: «Почему такой небольшой объём, который составляют эти грамоты, тем не менее многое дал для истории России? В первые века письменной истории письменность уже есть, много пишут, но существует необычайно жёсткая цензура и самоцензура. Не официальная, конечно, цензура, а моральные представления общества о том, что должно предавать записи на пергаменте, а что не должно. Представление состоит в том, что должно предавать записи на пергамен только высокое, а всё, что касается бытовой жизни, семейных отношений, торговых дел и прочее — всё это низкое, всё это не входит в зону, предназначенную для вечности. Поэтому практически во всех древнерусских документах XI-XIII вв., ранних веков, мы почти ничего не найдём о том, как люди жили. Мы найдём записи в летописи о событиях с князьями, архиепископами, о войнах, о мирах, но решительно или почти ничего о материальной стороне дела, о том, что они ели, какие были праздники, обряды при рождении, на свадьбе или на похоронах — всё это совершенно отсутствует в древних документах. А берестяные грамоты оказались прямой противоположностью. Это записки, касающиеся ровно той части древней жизни, которая всегда скрывалась официальной литературой, всегда считалась недостойной фиксации. Это простейшие записки внутри семьи или от хозяина дома к домочадцам, или к зависящим от него людям, которые живут на его усадьбе, или ремесленникам, которым он заказывает изготовить какие-то предметы, или что-то продать, что-то купить. Главным содержанием этих писем являются обстоятельства текущей жизни: обстоятельства жизни семьи, отношений между людьми, ссоры, угрозы, судебные дела и т.д. — всё то, что занимало людей на уровне ежедневного существования, а не на уровне официально-праздничного бытия. Поэтому при огромной массе литературы в чисто физическом измерении, десятки и сотни тысяч документов, по этой части не было почти ничего. И тут идут документы один за другим, которые открывают именно эту сферу, причём в очень живой драматической форме, непосредственно с именами людей, с отношениями, которые там открываются, XI-XIV веков».
«Например: «Поклон от Домажира Якову. Я слышу, что ты говоришь. Если она тебе неугодна, то отошли сестру ко мне». Из этого мы извлекаем понимание того, что пишет человек — брат этой сестры её мужу, прослышав про то, что в этой семье какие-то нелады. «Я в прошлом году её наделил (т.е. выделил ей какое-то имущество в надел) и теперь бы я её надел и послал. А теперь я слышу, что сестра больна. Если её Бог приберёт, то пришли сына ко мне, пусть он побудет у меня за сына, и я им утешусь, а потом отошлю обратно в город. Если же не исполнишь того, то я предам тебя Святой Богородице, перед Которой ты приносил клятву «. А вот письмо к брату, относящееся к XIII веку: «Поклон от Данила брату Игнату. Брат, позаботься обо мне, хожу ведь голый, ни плаща, ни иного чего». То есть казалось бы, он действительно совсем жалкий и нищий. Но из следующей фразы ясно, что на самом деле он не такой уж крайне обездоленный: «Пришли же буро-красный плащ (модный, очевидно), а я здесь деньги отдам. Да скинь, сколько дашь за сукно. А госпожа мне ничего не пожаловала. Умилосердись же, брат, дай мне место на задах (на задах деревни, очевидно), не на чем кормиться. И кланяюсь тебе». Пожалуй, ещё одно письмо, которое производит сильное впечатление тем, что содержание его — самое что ни на есть банальное: «Дай Ондрею рубль. Если же не дашь, то сколько сраму ни заставит Ондрей меня принять из-за этого рубля, он весь твой «. Правда, рубль – это сумма не такая, как сейчас. Древний рубль весил основательно. Но тем не менее речь идёт всего лишь об этом. Вот как он сумел это написать: Ют Жилы к Чудину». Вот этот Жила к этому Чу дину, который не хочет отдавать этот рубль. Текст совершенно спартанский… каково, а?»
Со знаком Креста
Известный учёный продолжает тем не менее своё увлекательное повествование: «Нельзя сказать, чтобы все письма были так замечательно построены, но такие вполне встречаются. Действительно, человек писал и с чувством, и с умением. Надо сказать, что писали старательно. Это хоть и записки, с нашей точки зрения, но представление древнерусского человека о том, что такое «писать», было гораздо более серьёзным, чем сейчас. Сейчас нам кажется, что это одна из самых простых бытовых акций: чиркнул, бросил. Древнее писание было гораздо более связано с понятием сакрального, с понятием священной акции. Многие письма начинаются со знака креста. Мы долгое время не могли разгадать, что значит этот знак креста в начале письма. Пытались даже думать, что, может быть, это иероглиф, заменяющий слово «поклон»; так, встретились письма, где есть и «поклон» и крест. Кроме того, встретились грамоты, которые вообще не письма, а крест есть. Например, список долгов. Постепенно вырисовалась правда, которая состоит в том, что этот крест есть не что иное, как письменный аналог крестного знамения, которым осенял себя охотник, отправляющийся на охоту, человек, отправляющийся в длинную дорогу, на опасное приключение и т.д. Примерно так же относился к делу человек, который брал кусок бересты небольшого размера, писало и начинал записывать свои две-три строчки. Потом ставил знак креста. И это сильно отражается на том, что сами тексты написаны очень аккуратно, как правило, без ошибок. И об этом отдельный разговор.
С ошибками или без ошибок — была большая проблема для нас, лингвистов. Но сейчас мы знаем, что без ошибок. И в результате иногда получались почти шедевры русского текста. Есть ещё иные свидетельства, которые показывают, что большинство писем написаны собственноручно их авторами».
«Напиши мне, милая…»
Любопытно, что всё-таки есть некоторые более длинные письма, нарушающие принцип лаконизма. Они, как правило, женские — написаны в иной тональности и нет ограничения на кратчайший объём. Надо сказать, что сам факт, что какие-то письма написаны женщинами, был поразительным сюрпризом для историков. Представить себе, что была хотя бы одна женщина, не княгиня, а просто новгородская жительница, которая умела писать, — это совершенно не входило в традиционные представления историков. Историки, конечно, необычайно много нового из всего этого узнали. К примеру, древний Новгород был примерно таким же обществом, как, скажем, Скандинавия того же времени, или Германия, и вовсе не похож на «тёмную» Русь XVI-XVIII вв. Московского царства, где была полная безграмотность, где никто, кроме попов (да и то не всех) не умел ни читать, ни писать и т.д. А уж про женщин нельзя было даже допустить мысли, чтобы кто-нибудь из них знал хотя бы одну букву. И вдруг обретаются письма, которые написаны от имени женщин, сейчас их накопилось уже очень много. Кроме того, есть письма, написанные и адресованные женщинам: к матери, к тётке, к сестре и т.д. Конечно, первое представление было такое: ну, подумаешь, написано, допустим, к матери. Она должна пойти к грамотному человеку, он ей прочтёт. И, наоборот, если написано от лица матери, она ходила к площадному писцу, платила ему деньги, он писал. По самым разным признакам выяснилось, что в ряде случаев эта гипотеза никак пройти не может. Например, некоторые письма имеют безусловно секретное содержание, в них содержится тайна. Одно это уже исключает то, что можно было пойти к площадному писцу и его ему продиктовать. И кое-какие другие свидетельства показывают, что большинство писем написаны собственноручно их автором. Так что сейчас мы совершенно точно знаем, что значительная часть женщин умела и читать и писать. Правда, имеется одно обстоятельство, не красящее нашу историю. Процент грамотных женщин от XII в. к XV в. не увеличивается, а падает. Это сейчас совершенно точно установлено. Письма XII века в самых разных отношениях отражают общество более свободное, с большим развитием, в частности, женского участия, чем общество ближе к нашему времени. О причинах этого явления предлагаю поразмышлять самому читателю.
«Наказ Семёну от жены…»
«От Гостяты к Василю. Что мне дал отец и родичи дали в придачу, то за ним (из имущества, конечно, имеется в виду). А теперь, женясь на новой жене, он мне не дает ничего. Ударив по рукам в знак новой помолвки, он меня прогнал, а другую взял в жёны… Приезжай, сделай милость». Среди найденных писем это было первое женское, которое отвергло представление о том, что никакая женщина никогда пера в руки не могла взять и писать. А вот иное: «Наказ Семёну от жены. Утихомирил бы ты их всех попросту». О чём речь идет? Явно, там какой-то скандал, передрались какие-то дети, родственники или домочадцы в доме, и надо этот скандал прекратить. «И ждал бы меня». А вот когда она приедет, похоже, будет наведён полный порядок, а пока прекратил бы хоть эту драку.
А дальше формула совершенно идеального почтения: «А я тебе челом бью».
Ещё одно любопытное письмо, относящееся к XIV веку: «Наказ от попадьи попу. То, что у тебя произошло, дошло до Опаши. А теперь ото разносит Кирьяк. Так что позаботься об этом». Заметьте, аккуратно написано, чтобы посторонний человек, даже если бы это читал, то всё-таки не знал, что там набедокурил этот поп, что об этом теперь разносится слава.
«Я посылала к тебе трижды. Что за зло ты против меня имеешь, что в это воскресенье ко мне не приходил ?Аяк тебе относилась как к брату!» «Неужели я тебя задела тем, что я к тебе посылала?»Можете вообразить такую тонкость чувств и выражений для конца XI в.? «А тебе, я вижу, не любо. Если бы тебе было любо, то ты бы вырвался из-под людских глаз и примчался». Из этого совершенно очевидно, что он, по-видимому, говорил, что «не могу прийти, потому что родители, родственники наблюдают, они заметят и пр.» На что она вполне трезво ему пишет, что если бы сильно хотел, то, конечно, сумел бы. Заметьте, совершенно так же, как, наверно, и сейчас было бы сказано в этом случае. Просто мы плохо представляем себе это общество. Больше того, само письмо содержит с чисто языковой стороны скрытые цитаты из литературы XI в., так что это была образованная женщина, которая была начитанна в литературе, по крайней мере, в той её части, которая дошла до нас. Скажем, какое-то сочинение Мономаха, в точности те же художественные формулы. Далее, к сожалению, следует разрыв, но сохраняется потрясающая заключительная фраза: «Буде же я тебя по своему неразумию…» В подлинном тексте «по безумию». «Безумие» для нас сейчас звучит особенно сильно, но в действительности древнее безумие означало немного меньше, чем нынешнее, не обязательно клиническое. «Буде же я тебя по своему неразумию задела…» Заметьте, «задела» — тот же самый глагол в XI веке, с тем же тончайшим моральным смыслом, именно «затронуть, слегка обидев чьи-то чувства». Сам факт ещё не был, кстати, известен, что глагол ещё тысячу лет значит ровно то же, что и сейчас: «…судит тебя Бог и моя худость».
С этой точки зрения это был совершеннейший, поразительный переворот, потому что эти документы писались вовсе не для вечности, они писались для секунды, для минуты, что называется, «прочти и выброси». Никто решительно себя не контролировал в вопросе о том, что за язык там будет. Не было никакого понятия, что надо писать изысканно, престижно и по-церковнославянски. Писали более или менее так, как говорили, практически записывали так, как бы они это сказали устно. И это совершенно бесценный документ, ни в каком литературном произведении мы ничего похожего не находим, потому что литературное произведение — это всегда акт некоторого причёсывания, специального приведения в определённое стилистическое состояние того, что записано. А тут записка жене: «Пришли рубашку, рубашку забыл». Было довольно очевидно, что человек не заботился о том, какие морфологические и синтаксические формулы он там употребляет, он просто как говорил, так и написал. Тем самым мы теперь располагаем фондом документов, написанных на самом что ни на есть живом языке древней Руси.
«Есть град между небом и землею…»
А вот весьма занимательная берестяная надпись, обнаруженная в 1951 году. Как выяснилось, это не письмо, не деловая записка, а ободок небольшого берестяного туеса, по которому нацарапано: «Есть град между небом и землею, а к ному еде посол без пути, сам ним, везе грамоту непсану». Как оказалось позже, это была загадка, которая в переводе на современный русский звучит так: «Есть город между небом и землей, а к нему едет посол без пути, сам немой, везёт грамоту неписаную». Ни за что современному человеку не разгадать её, будь он хоть семи пядей во лбу. Но ещё в начале прошлого столетия (не говоря о предыдущих веках) её сравнительно легко угадывали многие русские люди, даже дети. По той очевидной причине, что в ту пору библейские сюжеты были широко известны и популярны в народе. Так вот, «город между небом и землёй» — это, оказывается, Ноев ковчег, а «немой посол» — голубь, которого послали узнать, близка ли вожделенная суша. А вот «грамота неписаная» есть ветвь маслины, та радостная весть, которую голубь принёс в клюве в знак того, что земля уже недалече.
Поразительно, но в те далёкие от нас века пишут друг другу многие русские люди: феодалы строчат послания своим управляющим и ключникам. Те, в свою очередь, отвечают своим господам. К слову, те же феодалы не гнушаются слать письма простым крестьянам (!), привычно ожидая от них письменного же ответа (!!!). Переписываются друг с дружкой мужья и жёны, родители и дети, сватья и кумовья, братья и сёстры, ремесленный люд с требовательными заказчиками, знатные бояре меж собою. И даже алчные ростовщики ведут длинные строгие списки своих должников…
Выясняется, что брачный контракт вовсе не изобретение нашего с вами смутного времени. И более чем красноречивым свидетельством тому грамота, написанная аж в середине XIII века, возможно, дрожащей от любовной страсти рукой, несмотря на всю её лаконичность: «От Микиты к Улиану. Пойди за мьне. Яз тьбе хоцю, а ты мьне. Ана то послух Игнат Моисиев …» Итак, некий Микита просит некую же Ульяну решиться на замужество с ним. А вот Игнат Моисеевич, фигурирующий в этом же письме, судя по всему, выступает обязательным во все времена свидетелем со стороны жениха. Признаюсь вам как на духу, повествует учёный, что с момента прочтения этого письма сгораю от любопытства и немало бы отдал, чтобы узнать: а пошла ли красавица Ульянка за Микитку?
Ещё одно небезынтересное открытие, сделанное учёными, занимающимися феноменом берестяных грамот, заключается в том, что грамотность в том же Великом Новгороде стабильно процветала не только в домонгольское время, но и в эпоху, когда Русь уже несла тяжкое бремя грозного иноземного нашествия. Однако главным результатом они считают установление замечательного для истории русской культуры явления, а именно: «…написанное слово в новгородском средневековом обществе вовсе не было диковинкой. Оно было привычным средством общения между людьми, распространённым способом беседовать на расстоянии, хорошо осознанной возможностью закреплять в записях то, что может не удержаться в памяти».
И в самом деле, в ту пору переписка между людьми вовсе не была каким-то профессиональным признаком, она была совершенно обычным будничным явлением. Так открытие отечественных учёных послужило разоблачению одного из самых устойчивых мифов — о «тёмном прошлом» Руси.
Русь Великая, Малая и Белая
Скрупулезно анализируя содержание берестяных грамот, учёный приходит к интереснейшему выводу о том, что древнее членение на территории нынешней Европейской России было вовсе не такое, как сейчас. Ведь ныне мы, рассуждает он, прежде всего думаем о трёх языках: русском, украинском и белорусском. И очень часто предполагаем, что, наверно, так было всегда. Оказывается, что ситуация древнего членения не похожа на нынешнюю. Эта же самая территория делилась не на три части, а на две, и эти две имели географическое деление, отличающееся от современного. А именно отделялся Северо-Запад, это Новгород и Псков с соответствующими землями. Очень большая территория, потому как Новгород включал все владения Севера. Вот и нынешние вологодские, архангельские, пермские земли были в своё время Новгородской землёй. И всё это с захватом части нынешней Северной Белоруссии — вот такой Северо-Запад. Это был один диалект или один диалектный тип.
В противоположность Югу (будущей Украине), Центру (будущей России), Востоку (нынешней Восточной части Европейской России) — между собой, по-видимому, в достаточной степени единые, они составляли вторую часть. Деталей мы не знаем. Если бы в распоряжении учёных было столько же берестяных грамот для Украины, Ростова и Суздаля, как для Новгорода, мы знали бы гораздо больше, знали бы всё это в несравненно более точных деталях. Об устроении новгородского диалекта, благодаря берестяным грамотам, известно уже очень хорошо: можно даже вычленить маленькие говоры внутри него. Для этой же большой территории сведения, увы, гораздо более общего характера. Тем не менее они достаточны, чтобы утверждать, что это было некоторое второе единство. И это очень существенно. Не было древнего различия между Киевской, Черниговской, Рязанской, Смоленской, Ростовской и Суздальской зонами. Это были, как одно единое, Южная, Восточная и Центральная территории, противопоставленные Северо-Западу. Вот и были два древних лингвистических объединения: Северо-Запад и Юг-Центр-Восток, совершенно непохожие на нынешнее противопоставление трёх языков. Поэтому те, кто сейчас пытается, часто в недостойных политических целях, использовать эти новые сведения для противопоставления, скажем, Украины и России — это совершеннейшая нелепость с точки зрения науки. Потому что как раз разницы между московской территорией и киевской в древности не было. Разница была между ними обеими вместе взятыми и новгородско-псковской территорией. А потому всякого рода политические спекуляции на эту тему есть или жульничество, или же непонимание сути дела. От этого хочется предостеречь, такое нередко запускается в СМИ, но, повторяет учёный, совершенно не подтверждается древними грамотами. Разделение на три языка произошло по причинам, очень связанным с российской историей, существенно позже (это XTV-XV века) и связано с литовским государством, с границей, которая разделила Московскую Русь и Литовскую Русь; соответственно, западная часть территории, которая говорила на восточнославянском языке и восточная часть. Восточная часть, которая стала Великороссией, и западная часть, которая дала в будущем Белоруссию и Украину. Если найти на карте границу между Московской Русью и Литовской Русью XV века, то она будет очень похожа на границу между Россией, с одной стороны, и Белоруссией, Украиной — с другой. Эта линия проходила немного восточнее, но очень незначительно. И именно это перекроило на старой территории древнее членение и создало три новых языка, но по другим границам по сравнению с древним делением. А из древнего деления Северо-Запад (Новгород, Псков) и Центр-Восток (Ростов, Суздаль, Рязань, чуть позже Москва) образовался современный великорусский язык. Так что великорусский язык, как выяснилось, — это явление новое, что позволило увидеть именно открытие берестяных грамот. Этот язык создался не путём классического дерева, а путём сближения между собой двух первоначально довольно сильно отстоявших друг от друга диалектов: северо-западного (новгородского, точнее новгородско-псковского) и центрально-восточного (ростово-суздальско-рязанско-московского). К слову, Москва названа для того, чтобы были понятнее территории.
Что до автора этих строк, то не могу не признаться в том, что ещё и ещё раз испытал чувство радости — ведь именно русский язык в очередной раз стал тем заветным ключом, который позволил приоткрыть несколько интереснейших тайн отчечественной истории.
Комментировать