Недолюбленными могут себя считать не только дети «холодных родителей», сироты и жертвы неблагополучных семей, но и люди, выросшие с вполне нормальными, любящими, заботливыми родителями. Поговорим о проблеме нехватки родительской любви с психологом-консультантом Миссионерского отдела Тульской епархии Натальей Ярасовой.
Почему у любящих родителей вырастают дети, уверенные, что родители их не любят?
Дело в том, что ощущение собственной значимости, чувство, что ты нужен и любим, зависит не только от того, насколько сильно нас любят в детстве. Чрезвычайно важно, насколько родителям удается донести до нас эту любовь, и в итоге — сумеем ли мы поверить в то, что мы нужны и значимы, то есть ощущаем ли мы эту любовь, принимаем ли её.
Порой родители просто не способны выразить свои чувства так, чтобы дети в них поверили. Например, вымотанная заботами мать, вместо того чтобы приласкать ребенка, постоянно срывается на него — из-за невовремя выброшенного мусора, полученной тройки, неубранной комнаты… Он ждет поддержки, внимания и заботы, а она вечно ругается. Как бы сильно ни любила такая мать ребенка, если ведет она себя как сказочная злая мачеха, ребенок будет уверен, что мама его не любит. А порой родители думают, что любовь – это материальная забота, и стараются обеспечить физические и социально-статусные потребности ребенка, не особо заботясь о его переживаниях. О таких родителях порой говорят, что они откупаются от своего ребенка.
Также не верят в любовь к себе дети, которые чувствуют любовь родителей только в определенные моменты: когда они заболели или когда они соответствуют родительским ожиданиям. Получил пятерку – молодец, иди, поцелую; принес двойку – как только тебя земля носит! Такие эмоциональные качели выбивают из ребенка веру в родительскую любовь, даже если в хорошие периоды их окружают лаской и заботой.
Довольно остро нехватку родительской любви могут переживать дети, вынужденные рано повзрослеть и поменяться ролью с кем-то из родителей, взять на себя семейные и личностные заботы не по возрасту. Это бывает с детьми инфантильных родителей, матерей и отцов-одиночек, а также после развода или у детей, потерявших мать или отца. В неполных семьях дети часто пытаются заменить мужа или жену оставшемуся родителю. В итоге они в значительной степени перестают быть детьми и лишаются той любви, которая обычно предназначена им именно как детям в их подчиненной родителям роли.
Получается, наше чувство значимости всё равно зависит от семейного благополучия, ведь в приведенных Вами примерах отношения детей с родителями явно не гармоничные, просто эти семьи официально не считаются неблагополучными, в отличие от семей алкоголиков.
Как говорится, так, да не так. Ведь наше ощущение любви зависит не только от отношения близких к нам, но и от чего-то более непостижимого, хранящегося в нашей душе. В одинаковых обстоятельствах разные дети ощущают себя по-разному – на эту тему есть даже разные анекдоты про детей-пессимистов и оптимистов. Бывает, что для ребенка делается очень много хорошего – и в бытовом, и в эмоциональном плане, – а он всё время скатывается к негативизму (склонности видеть во всем плохое), в том числе обесценивает любовь родителей. То ли чувствует какие-то их внутренние страхи, напряжение и приписывает их причину себе, то ли собственные эмоциональные конфликты заполняют сознание ребенка и не дают ему поверить в родительскую любовь.
А бывает и наоборот. У меня есть опыт работы не только в обычной, но и в специальной школе, в которой многие дети были из неблагополучных семей. И мне не раз приходилось видеть этот удивительный контраст: обычные дети, имеющие все необходимое, дети, о которых мама и папа заботятся, даже балуют их, часто недовольны своими родителями. А ребенок бросившей его матери-алкоголички, когда та изредка заходит в дом его опекунов в надежде выманить немного денег на удовлетворение своей болезненной тяги, не знает, куда её усадить, радуется самому факту того, что у него есть мама, что вот она – просто есть. Он верит, что мама его любит, просто она больна и несчастна.
Безусловно, у того, что дети из неблагополучных семей порой очень трепетно относятся к своим родителям, разные причины. Они оправдывают деструктивных родителей и из-за чего-то вроде стокгольмского синдрома, и для компенсации разного рода психологических проблем. Но важен сам факт – источник нашего поведения не в том, как относятся к нам, а в нашем собственном выборе поступка, в том числе выборе отношения к другим. Конечно, тут речь о детях, повзрослевших в достаточной степени, чтобы быть способными формировать свое мнение, свое отношение.
Известно, что и никогда не знавшие своих родителей дети могут быть уверены, что те их любили, хотя они не видели эту любовь, у них не было возможности её почувствовать.
Да, у некоторых детей-отказников и рано потерявших родителей детей-сирот еще более ярко раскрывается этот внутренний источник отношения к родителям.
Но брошенные дети всё же далеко не всегда верят в то, что родители их любили. И для этого у них есть все основания: ведь их бросили, и они об этом знают. И то некоторые из них придумывают сказочные истории о том, что их потеряли, что произошла какая-то ошибка. Они инстинктивно пытаются найти повод верить в то, что родители их любили, повод и самим любить своих маму с папой.
А вот дети-сироты зачастую знают, что их не бросали, в этом их преимущество перед брошенными. Но и у сирот нет или недостаточно собственного опыта отношений с родителями как основы для чувства любви: они слишком мало ощущали родительскую любовь или не ощущали её вовсе. Они складывают свое мнение об отношении к ним родителей лишь по рассказам окружающих и дополняют эти воспоминания собственными фантазиями, у них есть только право верить или не верить чужим словам и собственное воображение. Однако многие из сирот не просто свято верят в эту родительскую любовь, они её реально чувствуют и отвечают взаимностью.
Получается, что люди, у которых нет реальных ощущений раннего детства, в котором родительской любовью и заботой закладывается чувство безопасности и нужности, каким-то образом обретают способность чувствовать эту любовь и ощущать себя нужными. А люди, по отношению к которым в детстве эту любовь откровенно проявляли, не умеют её чувствовать. Напрашиваются слова про обесценивание и иные психологические защиты, которые не дают человеку открыться, довериться. Возможно, у такого человека есть ощущение, что, поверив в родительскую любовь, он станет уязвимым или лишится чего-то важного. А может, он чувствует, что будет вынужден измениться в надежде на улучшение, и при этом боится проиграть — вдруг он не получит лучшего результата. Он опасается признать родительскую любовь, пусть даже неполноценную, искаженную, больную, так как это угрожает условной целостности его травмированной личности, приспособившейся жить с тем, что имеет. Можно сказать, он боится потерять себя. Это иррациональный страх, но для самого человека он чрезвычайно реален – настолько, что ему трудно даже самому признаться в своем страхе, проще отрицать родительскую любовь.
Даже звучит странно: «вера в родительскую любовь может быть опасна!»
Не совсем так. Опасна не вера в родительскую любовь, а разрушение собственных представлений об отношениях с родителями. Осознание собственного вклада в неблагополучные отношения, своей ответственности за некоторые свои психологические, а то и материальные, проблемы, в которых на данный момент обвиняются недолюбившие родители.
У людей, которые из-за своих психологических проблем боятся поверить в родительскую любовь, сложились определенные представления о близких, о своей роли в семье. Опираясь на эти представления, они формируют свою личность, выстраивают свое поведение. Вся их жизнь, всё их самоощущение основаны на вере в то, что родители их не любят или недостаточно любят. Этой установкой они обосновывают свои жизненные выборы, оправдывают какие-то свои поступки, объясняют свои переживания. Для них отказ от этого убеждения о своей недолюбленности означает крах всего. Если окажется, что родители их на самом деле любили, — и любят до сих пор, если они еще живы… Осознание собственного заблуждения для таких людей подобно выбиванию почвы из-под ног. Все их психологические структуры теряют основу, словно происходит некое психологическое «землетрясение» – точнее, потрясение. Буквально, как фундамент у дома убрать, и он рушится. Со стороны может быть очевидным, что это полезный процесс: разрушаются деструктивные защиты и появляется шанс выстроить новые, здоровые отношения с окружающими и с самим с собой, даже отношения с Богом станут иными. Но самими человеком это воспринимается как катастрофа. Он чувствует, что его личность может разрушиться, а другой он не имеет, как жить иначе – не знает. В такой ситуации возникает парализующий страх, и человек защищается, всячески не давая себе признать возможную любовь родителей.
То есть опасность есть, когда ты много лет не верил в родительскую любовь, а потом вдруг осознаешь, что ошибся.
Да. Но если человек достаточно стрессоустойчив, если у него есть поддержка близких или друзей, если он полагается на Божью милость, то, рискнув отказаться от обид и обвинения родителей, он сумеет пережить возможную боль и справиться с чувством вины, а затем станет жить более благополучно в психологическом плане.
Однако некоторые люди, вынужденные изменить представления о родителях, «ломаются», не сумев адаптироваться к новой реальности. Более того, подобные прозрения нередко сопровождаются сокрушительным чувством вины за свои обиды и, возможно, мстительное отношение к родителям. Тут могут появиться и депрессии, и суицидальное поведение. Вскрытие серьезного самообмана – дело рискованное, и, если тема родительской недолюбленности болезненна, лучше разбираться с ней при помощи профессионального психолога.
А что это за сокрушительное чувство вины? В чём тут виноват ребенок, пусть и выросший? Ведь это родители не сумели донести до него свою любовь (если мы ведем речь об условно благополучной семье).
В ситуациях, которые мы обсуждаем, ощущение недолюбленности – иллюзорное. Родители любят ребенка, порой даже чрезмерно, и свою жизнь, бывает, ему посвящают, жертвуют своими желаниями. А тот не ощущает этой любви, часто потому, что она не такая, как ему бы хотелось.
И человек много лет живет, обвиняя родителей, показывая им свое недовольство. Порой он серьезно обижает их, оправдывая себя своеобразным правом на месть за их отношение в детстве. Если их уже нет, он хранит обиду на умерших отца и мать. А потом, в какой-то момент работы над собой, он прозревает и осознает, что родители его любили. И всё его зло в их адрес было неоправданным, оно и местью-то не было. Месть – это тоже плохо, но тут нет даже такого повода хоть как-то обосновать свое плохое поведение по отношению к родителям. На человека обрушивается понимание, что это его собственное зло, которому он стал источником, когда по своей духовной слепоте дал волю злым помыслам. Вот тут и наваливается на него чувство вины. Это очень серьезный и потенциально прекрасный момент, потому что это – начало покаяния. Но одновременно это очень сложное, трагичное переживание. Муки совести тягостны, и преодолеть их можно только логичным завершением покаяния: испрашиванием и, по возможности, получением прощения у родителей и у Бога (на исповеди с отпущением греха, возможно, с епитимьей), трудом по исправлению своего мировосприятия и поведения, упованием на Божье прощение и милость.
Увы, бесы не любят, когда человек прозревает и кается, поэтому они, пользуясь случаем, активно нашептывают ему злые мысли и стараются загнать человека в серьезнейшее уныние, усугубляя его чувство вины ощущением безнадежности.
А само чувство недолюбленности – чем оно опасно? Какие проблемы оно порождает?
Если ребёнок не чувствовал в детстве родительской любви, у него могут быть:
- чувство ненужности, брошенности;
- заниженная самооценка;
- демонстративность, склонность к привлечению внимания к себе, порой негативными способами;
- агрессивность вплоть до садистического поведения (если недолюбленность осталась полностью некомпенсированной конструктивно);
- позиция жертвы, склонность к негативизму, разочарованию, унынию, депрессиям, суициду (склонность, а не гарантия);
- неумение утешаться и бегство от любого риска боли;
- проблемы в общении и при построении близких отношений;
- уход в зависимости.
Но важно понимать, что деструктивных проявлений может и не быть, если отсутствие родительской любви компенсируется, например, каким-то другим вниманием: папа жестокий и холодный, но мама учит ребенка утешаться и наполняет его своей любовью, или бабушка с дедушкой дают достаточно ласки и заботы. Компенсация не решает проблемы полностью, но дает достаточно ресурсов для успешной адаптации к неблагоприятным условиям взросления и помогает избежать серьезных искажений личностного развития.
А уж когда речь идет о взрослом человеке, он, при желании и с Божьей помощью, может преодолеть ощущение своей недолюбленности и его последствия, если будет вести скрупулезную работу по самовоспитанию, коррекции своей личности, решению своих психологических проблем, а главное – по исправлению, очищению своей души.
То есть можно компенсировать нехватку родительской любви?
В значительной степени, да. Для этого главное – перестать обвинять родителей и принять на себя ответственность за свое психологическое состояние. Тогда можно уменьшить влияние психотравмы или вообще избавиться от ряда проблем, связанных с чувством недолюбленности, и подобрать для себя конструктивные стратегии преодоления стрессов.
Но ведь довольно трудно забыть о том, что тебя в детстве обесценивали или даже били. Я знаю случаи, когда дети обвиняют родителей за прошлое и категорически отказываются общаться с ними, и даже бросают их в старости и нужде. А если родители уже умерли, дети в своей ненависти могут очернять их память.
Копание в детских травмах – особый тренд в современном обществе, интересующемся психологией. Эта мода порой приносит много лишней, надуманной боли, ломает семьи и уродует души людей.
Порой концентрация на своем ощущении недолюбленности родителями становится для человека оправданием собственного равнодушия или даже неприязни по отношению к ним. Эта очень коварная ловушка якобы праведного негодования обосновывается обычно жаждой справедливости, но по факту она подпитывается гордыней, обидой и страстью гнева. Под влиянием греховных страстей человек сохраняет чувство уверенности в том, что причины всех проблем его взрослой жизни, всех неврозов и депрессий – это родители, которые не сумели дать в детстве нужного количества любви. Он порой буквально живет этаким обвинением-осуждением, в позиции жертвы, с обидой или открытой ненавистью.
С точки зрения психологии, это тупик: если за мои психоэмоциональные проблемы ответственен кто-то другой, я бессилен исправить ситуацию, я не могу обрести душевный покой и благополучие.
Обвинение в собственных нынешних проблемах родителей на основании их недостаточной любви в детстве — это явный перебор, какое-то проявление инфантильности для взрослого человека. Хотя для этого обвинения порой находится много, казалось бы, весьма разумных и объективных аргументов. Все рассказы о том, как родители в детстве чего-то не дали или запретили, не отвели в секцию мечты, не купили игрушку и даже не выслушали в момент стресса, не поняли глубины страданий, заставили выбрать неприятную профессию, жестоко наказывали, — это лишь обстоятельства жизни, безусловно важные в тот момент, когда это произошло, и оставшиеся эхом в памяти и структуре личности, но никак не определяющий фактор в выборе поведения взрослым человеком. Формула жизни «меня отец бил, и я теперь бью» имеет широкое хождение даже в нашем «просвещенном» обществе, но она не что иное, как самооправдание во грехе.
Кстати, совсем недавно та или иная степень недолюбленности была почти у каждого, так как отношение к детям вообще было более спокойным. Это в последнее время развивается ненормальная детоцентричность. Но выросшие в дворовых компаниях люди, которые вообще мало получали родительского внимания и развивались среди сверстников, пока их родители пропадали на работе (да и внимание чаще было «одеть-накормить» или в виде нагоняя за двойки или невыполненные родительские поручения), не считали, что отсутствие родительской любви ограничивает их психологические возможности.
Конечно, то, как нас воспитывают, формирует наш характер и влияет на нашу личность. Но чем старше становится человек, тем большую роль в том, каков он и как себя ведет, играет самовоспитание. И причины проблем взрослого человека не в его неидеальных родителях, а в том, что он сделал с их наследием. Даже если человека на самом деле недолюбили, это вовсе не повод оправдывать тем самым свою неготовность духовно расти и свое нежелание простить родителей. Ну, не любили родители. Что теперь – ненавидеть весь мир, завидовать более благополучным детям и кичиться своей неполноценностью? А как быть детдомовским детям – разве они по умолчанию обречены быть психически неполноценными и духовно ущербными людьми? Отнюдь!
При всей важности родительского внимания и любви, рано или поздно круг знакомых человека расширяется. И, работая над собой и реализуясь в другом общении, человек способен достаточно полноценно компенсировать нехватку родительской привязанности.
Вот пример, достаточно распространенный. Если у женщины была холодная мать, избегающая прикосновений, объятий и т. п. (родительская фрустрация), и при этом нет родственников, компенсирующих материнскую неласковость, велика вероятность, что эта женщина тоже вырастет холодной, избегающей объятий. И когда она сама станет матерью, она, скорее всего, по инерции будет вести себя так, как умеет, то есть тоже будет неласковой. Примеров этому немало. Но такая женщина может осознать, что плоды воспитания – не приговор, есть еще и самовоспитание, и перевоспитание. Если она перестанет оправдывать свою холодность недополученной любовью родителей и признает для себя возможность изменения, возможность роста, развития, тогда она, вполне вероятно, сумеет преодолеть тягу к инстинктивному, выученному с детства, поведению, и ради собственных детей научится преодолевать свое отторжение физической близости. В итоге она станет нежной матерью. Для этого нужно захотеть вести себя не так, как мама научила, раз уж мама научила неверному, а поступать правильно, как нужно для эмоционального благополучия её детей.
Порой спрашивают – а как преодолеть свои привычки, ведь перестроиться так трудно… Да, трудно, но возможно. А отказ от деструктивной привычки обычно осуществляют формированием новой привычки – надо системно, регулярно делать так, как правильно.
Возможно, отказаться от обиды на родителей поможет понимание, что это — вопрос не только житейский и психологический, но и духовный. Обвиняя родителей в их недостаточной любви, не нарушаем ли мы заповедь о почитании родителей?
Отбрасывая понимание духовных аспектов отношений с родителями, вообще сложно понять необходимость изменения. Так можно остаться прозябать в болоте своих обид и неприязни. Дело в том, что с позиций светской психологии желание компенсации (которое является одной из основ обиды) – вполне нормальное желание. И с точки зрения ряда светских психологов, если ситуация тебя травмирует, вполне допустимо избавиться от болезненной ситуации, например порвать с родителями.
А вот в понимании православных, это пагубный путь. Наша задача – почитать родителей, независимо от того, как они к нам относились и относятся. В заповеди нет никаких оговорок, условий для почитания – только безусловное правило. И в целом мы должны учиться любить людей так, как любит нас Христос: «Бог нас любит не потому, что мы хороши, Бог к нам милостив не потому, что мы заслуживаем милость или любовь: Он нас просто любит» (митрополит Сурожский Антоний (Блум).
И святые об этом говорят. Но на практике вообще непонятно, как это делать. Как почитать, уважать, тем более любить, человека, который по умолчанию должен тебя любить, но не любит, фактически обкрадывает тебя, лишает права быть любимым? А как это делать, если твой отец или мать жестоки, избивают тебя?! Не является ли наша ответная любовь к ним каким-то извращением?
Это зависит от того, что называть любовью. Если использовать житейское понимание любви как особого нежного чувства, то это, действительно, не всегда возможно в адрес жестоких родителей. Наше эмоциональное отношение к другим людям во многом зависит от их отношения к нам, и, если родители плохо относились к ребенку, мало шансов, что он сумеет их искренне, сердечно и нежно, с благодарностью любить.
Но есть то, что возвышает нас над сугубо психической, чувственной, инстинктивно-психологической реальностью – это уровень духовности, на котором мы, словами психолога Виктора Франкла, обретаем отличающую нас от животных человечность – свободу выбирать свою позицию. На этом уровне мы осознанно принимаем решение о том, что нам делать со всем багажом нашего психологического опыта: подчиняться ли ему и поступать под влиянием своих обид, неприязни, желания отомстить за недостаточную любовь, плохое отношение, или свободной волей выбрать добро, чтобы соответствовать более высоким, нравственным целям – отвечать добром на зло, прощать.
«Прощение — это готовность отказаться от права на обиду, преодолеть осуждение и безразличие по отношению к тому, кто несправедливо причинил нам вред, одновременно развивая к нему незаслуженное сострадание, щедрость, великодушие и даже любовь» (американский психолог, профессор Роберт Энрайт).
Вспомним, что, говоря о любви к ближнему, Господь призывает нас делать ближнему добро, то есть это «любить» – не значит упиваться нежными чувствами. Христианская любовь, в первую очередь, деятельная любовь-агапе. Поэтому для преодоления своего страдания от недолюбленности нужно отказаться следовать своим обидам, перестать обвинять родителей и осуждать их, не пытаться воззвать к их совести, не стремиться им отомстить или что-то доказать, не вынуждать их компенсировать недоданную в детстве любовь. Взамен всего этого надо делами почитать своих родителей: хотя бы просто заботиться о них по мере сил и надобности, независимо от того, насколько они хороши, обосновывая свою деятельную христианскую любовь к ним не отражением их чувств и поведения, а отражая, «транслируя» любовь Божью. Кстати, бывает, что, избрав такой путь, человек постепенно лучше узнает настоящих родителей, а не надуманные им самим образы, принимает их, избавляется от неприязни, начинает искренне любить и уважать мать и отца. Через деятельную любовь можно обрести любовь душевную, в полном смысле слова – христианскую. А в такой любви и сами родители могут измениться к лучшему.
Вам приходилось иметь дело с теми, кто преодолел свое ощущение недолюбленности?
Да, не раз приходилось. И я знаю, чего это стоит, и что, несмотря на цену усилий, это возможно, а в итоге приводит к значительному улучшению состояния человека – и психологического, и нравственного. И потому я довольно скептически отношусь к заявлениям: «Я не могу, потому что меня так воспитали», «У меня детская травма, поэтому я не могу преодолеть эту психологическую проблему».
Давайте я приведу известный пример родительского насилия (абьюза). Отец Антона Павловича Чехова был человеком с глубокими психологическими проблемами, он очень жестоко воспитывал своих детей. И писатель, вероятно, имел то, что сейчас называют детскими травмами, во всяком случае, он признавался Немировичу-Данченко: «Я никогда не мог простить отцу, что он меня в детстве сёк». И для ряда людей, привыкших воспринимать цитаты без контекста, именно это высказывание Антона Павловича становится ярким примером отношения к родителям: уж если такой душевед, как Чехов, отца не смог простить, то уж я…
Однако они упускают из виду тот факт, что признание писателем неправильного отцовского воспитания вовсе не перечеркнуло его сыновьей почтительности. Антон Павлович до самой смерти отца заботился о нём, причем не «на отвали», лишь бы выполнить сыновий долг, а с искренним уважением и любовью, более того, с признательностью. Он видел не только злые стороны отца, но и его талант, который, как говорил писатель, как раз от отца и унаследовал. А главное, он понимал, что семейное насилие, от которого так и не смог оправиться его брат Александр, не перечеркивает родительской любви Павла Егоровича Чехова. Поэтому стоит вспомнить и иные слова писателя: «У Ноя было три сына: Сим, Хам и, кажется, Афет. Хам заметил только, что отец его пьяница, и совершенно упустил из виду, что Ной гениален, что он построил ковчег и спас мир».
Чехов показал нам, что вполне можно пусть и не исцелиться, но оставить в стороне свою боль от неправильного, недоброго, жестокого отношения родителей, и вырасти духовно в достаточной степени, чтобы не просто быть добрым человеком, но и суметь искренне почитать своих неидеальных родителей. Свидетельством это являются следующие, просто потрясающие, если вникать в детские отношения Чехова с отцом, слова: «Отец и мать единственные для меня люди на всем земном шаре, для которых я ничего никогда не пожалею. Если я буду высоко стоять, то это дела их рук, славные они люди, и одно безграничное их детолюбие ставит их выше всяких похвал, закрывает собой все их недостатки, которые могут появиться от плохой жизни, готовит им мягкий и короткий путь, в который они веруют и надеются так, как немногие». Кстати, эти слова Антон Павлович написал своему двоюродному брату в свои 17 лет, то есть не когда-то в старости, переработав мучительный опыт, а по свежим следам побоев и иного отцовского деспотизма.
Итак, если человека любили недостаточно или как-то не так, если даже его тиранили, он вполне может преодолеть негативное влияние неблагополучного, фрустрированного детства. Взрослый человек способен перерасти детские травмы и принять родителей. Для этого важно перестать переоценивать и слишком уж жалеть себя.
Не факт, что такое принимающее и прощающее отношение к родителям поможет человеку решить все мешающие ему жить проблемы «родом из детства», связанные с отношением отца и матери. Например, если родители сильно на него кричали, он может до старости сжиматься и вздрагивать, услышав чей-то крик, или просыпаться по ночам от неприятных снов. У Чехова вот, к сожалению, последствия родительского воспитания оказались серьезными: сам он говорил, что растерял свою веру (при этом делами он как раз показывал свою приверженность христианской нравственности[1]).
Но, несмотря на то, что некоторые события детства оставляют глубокий след в душе человека, прощение родителей решает множество психологических проблем, например, оно нормализует самооценку, помогает избежать многих сложностей в отношениях с другими людьми, снижает уровень тревоги.
При этом не стоит гнаться за состоянием эмоционального комфорта самого по себе: приводить в нравственный порядок свое отношение к родителям нужно не просто для того, чтобы лучше жилось. К тому же далеко не все методы обретения психологического благополучия добродетельны. Лучше ставить сразу высокую, духовную цель, тогда выше мотивация и вероятнее успех.
Что Вы имеете в виду?
Отношения с Богом. Неспособность простить родителей закрывает перед человеком райские двери. Одно только это должно быть достаточным поводом для того, чтобы перестать нянчиться с собой и своим чувством недолюбленности.
Означает ли это, что без веры человек не сможет простить своих родителей?
Не так. Стремление быть свободным, эмоционально сепарироваться от родителей и выстроить с ними здоровые отношения, естественно для любого человека, независимо от его религиозной позиции (душа-то от отсутствия веры не исчезает). А сепарация неизбежно подразумевает отсутствие обвинений и прощение. Более того, человек может изначально не злиться и не обижаться на мать и отца.
Только вот у неверующих людей отсутствие обиды на родителей за нелюбовь и готовность их простить обычно вызываются не стремлением возрастать в добродетелях. Отказ обижаться на родителей может быть связан с:
- Определенной степенью равнодушия или даже высокомерия и эгоизма, когда для человека отношение отца и матери не значимо, потому что он дистанцировался от родителей, чтобы ему не было больно от их нелюбви; или если человек прощает, просто чтобы исцелиться от психотравм. То есть он отказывается от обид ради собственного эмоционального благополучия. Этот путь можно считать защитно-компенсаторным, своеобразным психологическим костылем, возможно, достаточно эффективным, но нездоровым способом адаптации к родительской фрустрации. В духовном же плане это путь вообще неверный (греховный).
- Нравственными ценностями человека. Несмотря на отрицание Бога, человек может руководствоваться Христовыми заповедями, а именно христианская нравственность призывает нас к преодолению обид, прощению, любви к ближнему. Именно христианство учит возрастать над собой и над своей ветхой природой, прислушиваться к голосу совести, соблюдать определенные нравственные законы. То есть это некое пограничное состояние человека: еще (или уже) неверующий, но при этом психологически определяющий себя мерками христианства.
Преодоление собственных психотравм неизбежно включает не только коррекцию ментальных и эмоциональных установок, но и психологическое взросление, и духовное развитие. Даже в случае эгоистичных мотивов, простить родителей усилием воли вряд ли получится. Нужны серьезная комплексная работа над своим психологическим и духовно-нравственным состоянием.
А духовная сфера – это не просто культура и этика, она подразумевает религиозность человека, описывает самые глобальные, смыслоопределяющие мотивы человека. А смысл прощения – не в эмоциональном комфорте, ведь не секрет, что люди вполне могут ощущать себя замечательно, укоренившись во грехе. Значение прощения становится очевидным, если признавать присущие каждому человеку от рождения совесть, страх Божий и жажду Бога, жажду Его любви. Истинное бесстрастие, то есть свобода от греховных страстей, в том числе от обид и прочих злых страданий, возможно только через наполнение сердца любовью.
Любовь Бога исцеляет боль от родительской нелюбви…
Совершенно верно. Любые здоровые любящие отношения психотерапевтичны, а уж если речь идет о Богообщении… Мне кажется очень верным рецепт глобальной компенсации родительской нелюбви – искренняя и глубокая вера в то, что главный наш «Родитель» – Бог. Он всегда с нами. Он не отворачивается от нас, когда мы просим Его поддержки. Он любит нас – любых. Любит так, что Его любви достаточно не просто для спокойствия, но для нашего спасения, для обожения.
В зависимости от того, верим мы в эту любовь или нет, у нас есть или нет чувство удовлетворенности жизнью и собственной значимости, ощущение смысла своей жизни. От этой веры зависят наше отношение к Богу и наши отношения с Богом, вера в Божьи любовь и милосердие, желание следовать путём Божьим.
В глобальном смысле страдания о собственной недолюбленности родителями – это кризис веры. Ведь если Бог рядом, все житейские проблемы теряют значение, и даже любовь родителей отодвигается на второй план, если на первом месте – Бог. А то получается выдвижение на первый план даже не родительской любви, а себялюбия.
Так что взрослым людям лучше перестать тиранить себя и своих родителей страданиями о своей недолюбленности и обратить внимание на свое духовное состояние: признать оскудение своей веры. Используя духовные, а при необходимости и допустимые психологические инструменты, постараться понять, что его вызвало, и всеми силами восстанавливать свое желание и стремление быть с Богом. В этом ключ к решению проблемы.
Наталья Ярасова, психолог-консультант Миссионерского отдела Тульской епархии РПЦ МП
[1] Несмотря на не раз озвучиваемые самим писателем сомнения в своей вере, по словам близкого друга писателя И. Л. Щеглова (Леонтьева): «На деле Чехов был много религиознее считающих себя таковыми». Есть множество свидетельств того, что жизнь Чехова была пронизана интересом к религии, знанием церковной жизни, он носил крестик, помогал в восстановлении храмов в Мелихово и в Ялте, посещал богослужения (в книге про Сахалин это упомянуто не раз) и в большинстве случаев говорил о Боге, о Христе, так естественно, как о непреложном факте: «Жалею, что Бог не дал мне силы»; «В человеке величаем мы не человека, а его достоинства, именно то Божеское начало, которое он сумел развить в себе до высокой степени»; «Нужно веровать в Бога, а если веры нет, то не занимать её места шумихой, а искать, искать одиноко, один на один со своей совестью»; «Христос воскресе!». Были даже авторитетные свидетели его молитвы. Некоторые исследователи религиозности Чехова говорят, что Чеховский кризис веры был не атеизмом, а отречением от религиозного лицемерия и тоской по чистой вере (Дунаев М.М.). А Алла Васильевна Ханило, дружившая с сестрой Чехова и общавшаяся с его женой, твердо заявляла, что «Чехов был очень религиозным, верующим по-настоящему человеком», подтверждая мнение С.Н. Булгакова о великой силе чеховского религиозного искания.
Комментировать