священник Вячеслав Синельников
Воскресение Христово видевше

По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия

Перед Вами книга о Воскресении из мертвых Христа Спасителя. Вы открываете работу, в которой с Вами будут говорить святые мученики, засвидетельствовавшие Воскресение Христа самой жизнью; Вы соприкоснетесь с античными авторами I–II веков, не принимающими Воскресения, но все же пишущими об этом событии; с вами будут говорить мужи апостольские и апологеты. Вы также услышите отзвук Воскресения Христова – этого вселенского события – в различных произведениях II–IV веков.

Наконец, перед взором читателя предстанет красота и ясность Воскресных Евангелий на греческом языке – языке апостольской проповеди. Мы станем рядом с живыми участниками событий: войдем в сад Иосифа Аримафейского, с Мироносицами увидим отваленный камень, войдем в отверстый Гроб, узрим Ангела, и мысленно соприкоснемся с воскресшим Христом.

Благая весть Воскресения Христова, весть надежды и бессмертия для каждого право верующего во Христа, весть, в которой лежат духовные истоки нашего бытия – вот вкратце содержание книги, которую Вы держите в своих руках.

Введение

За каждой воскресной всенощной мы поем: «Воскресение Христово видевше, поклонимся святому Господу Иисусу…»1 Как провозглашаем слово «видевше», когда Спаситель восстал из мертвых почти две тысячи лет тому назад?

Но мы возвещаем неложно. Светоносное присутствие в Церкви Святаго Духа раскрывает совершившееся Господне Воскресение и дает нам радость созерцать самого воскресшего Христа. Когда благодатию Святаго Духа в душу приходит Христос, блистая сияниями Божества, то Он животворит нас и делает так, что мы ощущаем Его в себе живым, бессмертным и нетленным2. Как только верующая душа соединяется с Триипостасным Богом и, таким образом, воскресает силой Христовой, она удостаивается зреть мысленно и таинственно чудное Воскресение и воспевает: «Воскресение Христово видевше…».3Воскресение души – это ближайшее соединение со Христом, Который есть Вечная Жизнь. Воскресение души, бывающее прежде всеобщего воскресения тел – избавление, для которого Бог Отец дал Сына Своего, чтобы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь4. Кто любит Господа, тот силой воскресшего Христа очищает свое естество, и тогда его охватывает бесконечная радость, потому что Спаситель дает ему жизнь вечную.

Благая весть Воскресения Христова, весть надежды и света, в которой лежат духовные истоки нашего бытия, торжество жизни над смертью – вот вкратце содержание этой книги. «Очистим чувствия и узрим неприступным светом Воскресения, Христа блистающася, и радуйтеся рекуща, ясно да услышим, победную поюще!»5

ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!

Отношение язычников

Свидетели правды

Древний портовый город на западном побережье Малой Азии смотрит на узкий залив, выходящий в Эгейское море. Перед нами Смирна – естественный конечный пункт большого торгового пути в долине реки Гермий. Большой город подобен венцу галерей, представляющих собой круг красивых зданий, в виде диадемы окружающих кольцом вершину горы Пегас. Жилища бедных и палаты богачей, суды, гимназии, театры, храмы… Узкие улицы тщательно вымощены каменными плитами, на перекрестках размещены бассейны для общественных нужд. Перед нами предстают величественные портики, ряды колонн, конные статуи вокруг обширной стадии – большого ристалища, стадиона, окруженного каменным амфитеатром, на скамьях которого в языческий праздник Терминалий6 теснится чуть ли не весь город.

Рим. Колизей. Место мученического подвига первых христиан

Скамьи идут по кругу, а внизу у самой арены – места наиболее почетных лиц. Крыши нет, но над многими местами раскрыты шатры из алой материи, что дает удивительное освещение. Для прохлады бьют душистые фонтаны. Внизу, над покрывающим сбоку пол высоким настилом – подиумом7, раскинут балдахин областного правителя. Сто двадцать девять лет назад, в 26 г. н. э. горожане подали прошение императору Тиберию, великому понтифику, и Смирна построила второй азиатский храм кесарю8. С тех пор культ в честь правящего императора стал «гордостью» Смирны.

Провинциальный наместник Асии, проконсул9 Стаций Квадрат торжественно воссел на возвышение в субботу, за семь дней до мартовских календ в 17-е лето правления августейшего императора Антонина Пия10 – «божественного» кесаря, и начал суд11.

При появлении арестованного седовласого старца поднялся такой шум, что невозможно было расслышать ни одного слова. Подсудимый стал перед проконсулом. Стаций Квадрат начал допрос строго официально. Проконсул спросил: «Ты ли Поликарп?» – и, получив утвердительный ответ, стал убеждать ею отречься, говоря: «Уважь свою старость», – и прочее, что им привычно говорить: «Клянись счастьем12 кесаря, одумайся, скажи: «Смерть безбожникам!» … Поклянись, и я отпущу тебя; хули Христа»13. Поликарп ответил «Восемьдесят шесть лет служу я Ему и никакой обиды не потерпел от Него: как же я могу похулить Царя моего, Который спас меня?» Проконсул продолжал склонять Поликарпа к отречению: «Поклянись же гением кесаря, и я отпущу тебя». Тогда Поликарп заметил «Напрасно ты делаешь вид, что не понимаешь меня, предлагая поклясться гением кесаря. Если ты не хочешь понять меня, я скажу ясно. Слушай: я христианин. А если желаешь узнать, что такое христианин, то назначь особый день и выслушай»… «У меня есть звери, – сказал проконсул, – я тебя им отдам, если не отречешься. А если зверей не боишься, то я сожгу тебя». Поликарп ответил, что огонь временный, который через несколько часов погаснет, не страшен по сравнению с огнем вечным. «Что ты медлишь? Делай, что тебе угодно». Тогда проконсул приказал объявить через глашатая: «Поликарп признал себя христианином». Услышав это, толпа разразилась криками ярости: «Поликарп – учитель Асии, отец христиан; он отвергает наших богов»… Собравшиеся в безумии требовали, чтобы на Поликарпа выпустили льва, но этого не дозволяли правила, потому что бой со зверями уже закончился. Тогда народ закричал, что Поликарпа следует сжечь, – и в этом смысле состоялся приговор проконсула… Скоро костер был готов. Для христиан было трогательно видеть, что престарелый епископ, раздевшись, сам стал снимать обувь (прежде его разували верующие). Когда он разделся, его хотели пригвоздить к столбу. Но священномученик, отклонив это, сказал: «Оставьте меня так. Тот, Кто дает мне силу терпеть огонь, даст мне силу и без гвоздей остаться на костре неподвижным». Затем он произнес краткую благодарственную молитву Господу за то, что Спаситель удостоил его чести мученичества. По окончании моления зажгли огонь, но пламя образовало дугу вокруг Поликарпа и не касалось тела мученика. Тогда по приказанию проконсула палач заколол Поликарпа, а тело его сожгли на костре, так что христиане могли собрать лишь драгоценные останки своего епископа.14

Кто такие эти самоотверженные, верные, стойкие люди? Кто, презрев мучения, взошел в горний чертог, чтобы в воскресный день праздновать с небесной Церковью святую Пасху? Почему священномученик Поликарп Смирнский15 не убоялся страшной смерти? Греческое слово μάρτυς; «мученик» означает в то же время «свидетель». Мученики – свидетели Воскресения Христова, свидетели Истины!

Восстанием из мертвых нам дарована вечная жизнь, поэтому Воскресение есть предмет постоянного торжества Церкви, неумолкающего ликования, достигающего вершины в день Пасхи. Поликарп не боится временных мук, имея в себе вечную жизнь во Христе Иисусе. И страдание мученика есть победа над тиранией беспощадной смерти: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ!»

Если бы Спаситель не воскрес, если бы правым оказался первосвященник Каиафа, а тетрарх Ирод Антипа и префект Понтий Пилат были бы мудрыми, то наш мир оказался бы полной бессмыслицей, царством зла, обмана и смерти. Но Он попрал «смертию смерть», и «Воскресение Христово… для нас источник размышления, удивления, радости, благодарности, надежды, всегда полной, всегда новой…, сколь часто ни черпали из него; оно есть вечная новость».16

«Христиане… ведут начало… от Иисуса Мессии, – пишет в апологии17императору Адриану святой Аристид, афинский философ. – Этому можно научиться из Евангелия, которое в недавнее время перед этим проповедовалось… Из него также и вы, если прочитаете его, познаете силу, которая есть в нем… Иисус имел двенадцать учеников, чтобы привести в исполнение Свое домостроительство. Он был пронзен иудеями и умер, и погребен, и передают они, через три дня воскрес и вознесся на небо. И затем эти двенадцать учеников разошлись по известным странам мира и проповедовали о Его величии с полным смирением и кротостью. И посему также те, которые ныне веруют в эту проповедь, именуются христианами, каковые общеизвестны».18

Христиане – граждане Небесного Царства, люди, непрестанно пребывающие перед судом падшего мира, освящающие его светом Воскресения, сияющего в их просветленных душах, – соль земли! Блистательное выражение этого мы видим у неизвестного автора «Письма к Диогнету», апологета II века.

«Христиане, – говорит он, – не разнятся от других людей ни страной, ни языком, ни житейскими обычаями. Но, обитая в греческих и варварских городах, где кому досталось, и следуя обычаю местных жителей в одежде, пище и всем прочем, они представляют удивительный и поистине невероятный образ жизни. Живут они в своем отечестве, но как пришельцы. Для них всякая чужбина – отечество и всякое отечество – чужбина. Они во плоти, однако живут не по плоти. Находятся на земле, однако они граждане небесные. Повинуются существующим законам, однако жизнью своей превосходят самые законы. Они любят всех, однако всеми бывают преследуемы. Их не знают, однако осуждают. Их умерщвляют, однако они оживотворяются. Они бедны, однако всех обогащают. Всего они лишены и во всем изобилуют. Словом сказать, что в теле душа, то в мире христиане. Душа распростерта по всем членам тела, а христиане – по всем городам мира. Душа заключена в теле, но сама держит тело: так и христиане, заключенные в мире, как в темнице, сами сохраняют мир. Бог Сам указал место христианам, место, которое и останется за ними.»19

Посмотрите, сколь прекрасные люди проливают кровь как «свидетели Истины». Их чистый образ отражает силу и свет Воскресения. Христиане носят в своих сердцах Победителя смерти, и поэтому свидетельство бессмертия не прерывается. Мученичество Игнатия Антиохийского20, Поликарпа Смирнского, Иустина Философа21 и бесчисленного сонма других… В лаконических «актах мучеников» нет ни пафоса, ни восторга – неверно сводить смысл мученичества к геройству: таких людей-героев имели все религии, и если бы истина идеи определялась числом жертв, то каждая могла предъявить своих. Христианский мученик – не герой, а свидетель: принятием страданий и смерти он утверждает торжество победы Искупителя. В Нем, воскресшем Христе, он уже получил воссиявшую из гроба нескончаемую жизнь и поэтому не страшится смерти. Мученичество есть светлая, всепобеждающая уверенность в победе, одержанной Христом. Мученичество есть бесспорное доказательство самого главного христианского утверждения: Воскресения из мертвых Христа Спасителя22

Античные авторы

Почему столь обильно текла кровь «свидетелей»? «Начало христианства было «дурной» рекомендацией для него. Что можно было сказать о христианах худшего, чем то, что говорил о них в своих «Анналах» Тацит (XV, 44)? Пилат имел полномочия царской власти и казнил Иисуса Христа. Следовательно, какое могло быть снисхождение тем, которые поклоняются казненному Пилатом? Никакого. «Христиане как Богу поклоняются Тому, Кто как преступник казнен римским законным прокуратором», – вот какой был взгляд на христианство как на религию в официальных сферах государства..»23 Поэтому античные писатели говорят так мало, так высокомерно и так враждебно.

Плиний Младший и Император Траян

Гаи Светоний Транквилл родился в начале 70-х годов н. э. Его отец был войсковым трибуном24, и молодой аристократ получил хорошее образование. В начале своего царствования император Адриан25 сделал Светония своим советником по переписке26, но через несколько лет уволил за непочтительное отношение к императрице Сабине. Придворная служба открыла Светонию доступ к государственным архивам, и он написал «Жизнеописание двенадцати цезарей»27, опубликовав его в восьми книгах в 120 г. н. э. Автор сосредоточил внимание не на историческом процессе, а на тех лицах, которые казались ему движущей силой истории. Это подробный рассказ об императорах; Гай Светоний Транквилл передает как хорошее, так и дурное о каждом кесаре, то вдаваясь в самые интимные подробности их жизни, то ограничиваясь сухим перечнем правительственных актов и основных событий28. Все прочее, что происходит на огромных пространствах империи, проникает в рассказ Светония лишь глухими отголосками; свершившееся в отдаленных районах для него малозначительно. Говоря о расширении империи, он сухо сообщает, что такие-то области обращены в провинции, или в лучшем случае определяет их пространство и положение.29

В пятой книге, повествуя о деяниях «божественного» Клавдия30, Светоний весьма лаконично пишет: «Ликийцев за пагубные междоусобицы он лишил свободы, родосцам, покаявшимся в былых провинностях, вернул свободу. Жителей Илиона как родоначальников римского народа он навеки освободил от подати, огласив написанное на греческом языке старинное письмо, в котором сенат и народ римский предлагал царю Селевку дружбу и союз только за то, чтобы он предоставил соплеменникам их, илионянам свободу от всяких поборов. Иудеев, постоянно волнуемых Хрестом он изгнал из Рима. Германским послам он позволил сидеть в орхестре, так как ему понравилась их простота и твердость: им отвели места среди народа, но они, заметив, что парфяне и армяне сидят вместе с сенаторами, самовольно перешли на те же места, заявляя что они ничуть не ниже их ни положением, ни доблестью…»31Обыкновенное перечисление событий, и среди прочих – простой факт: «Judaeos impulsore Chresto assidue tumultantis Roma expulit» – «Иудеев, постоянно волнуемых Хрестом, он [Клавдий] изгнал из Рима». Но как этот факт ценен! Маленький штрих на огромном полотне, но – точно в ожидаемом месте! Апостол Павел, во время второго путешествия прибывший в Коринф, остановился у иудея Акилы, незадолго до того пришедшего с женою своею Прискиллой из Италии, так как «Клавдий повелел всем иудеям удалиться из Рима» (Деян.18:2). В числе тех евреев были, без сомнения, и последователи Христа, – такие, как упомянутые Акила и Прискилла.

Но почему Светоний, как и Тацит, пишет имя Спасителя через «е» – «Хрестос»? «Значительное большинство ученых полагает, что под «Сhrestus» разумеется именно Христос. Светоний писал тогда, когда христиане уже были известны под их собственным именем, но бесспорно, что Иисуса Христа называли иногда Хрестом. Такое название (Сhrestus, а не Сhristus) объясняется колебанием между древним этацизмом и новым итацизмом.32 И во всяком случае, «Хрестос» (Χρηστός; – полезный) в устах греков звучал понятнее, чем «Христос» (Χριστός; – Помазанник). Еврейское «Маsiah» (помазанник) и сирийское «Мsiha» более соответствует другому греческому слову ἠλειμμένος – помазанный, тогда так: χριστός; буквально значит – натертый, обмазанный. Поэтому нет оснований предполагать, что дело идет о каком-то особенном Хресте, а не об Иисусе Христе…»33 Тем более что далее, в шестой книге, описывая время правления императора Нерона34, Гай Светоний Транквилл уже совершенно точно дает имя последователей святой веры: «…Всенародные угощения заменены раздачей закусок; в харчевнях запрещено продавать вареную пищу, кроме овощей и зелени, а раньше там торговали любыми кушаньями; наказаны христиане, приверженцы нового и зловредного суеверия; запрещены забавы колесничных возниц, которым давний обычай позволял бродить повсюду, для потехи обманывая и грабя прохожих…»35 Но почему историограф пишет о православных в столь отвратительном контексте?!

Откуда столько неистовой злобы в кратких словах Светония: «Аfflicti supliciis Christiani, genus hominum superstitionis novat ac maleficae» – «наказаны христиане, приверженцы нового и зловредного суеверия»?36 Почему в таком же духе высказывается и образованнейший Корнелий Тацит37, долгое время заседавший в Сенате и возведенный в консульское достоинство? Почему занимающий едва ли не первое место в ряду римских историков по богатству исторического материала, стройности изложения и красоте слога Тацит, описывая последствия пожара Рима при Нероне, пишет столь жестокие слова: «Нерон… предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Аuctor nominis eius Christus, Тiberio imperitante, per procuratorem Pontium Pilatum supplicio affactus erat. Христа, от имени Которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время, это зловредное суеверие38 стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев.»39 Обращает на себя внимание такая деталь повествования. Говоря о христианах, Корнелий Тацит уточняет: «Все они были обличены не столько в поджоге города, сколько в оdio humani generis – ненависти к человеческому роду…»40 Почему так? Почему светлая Воскресения проповедь названа «гибельным суеверием»? Почему самых лучших людей считают «человеконенавистниками»?

Ненависть к человеческому роду… Что иное может подумать о христианах античный обыватель, если прочтет, например, «Татиана речь против эллинов»? Созерцая развращенное языческое общество, христианский апологет пишет: «Красноречие вы употребляете на неправду и клевету; за деньги продаете свободу вашего слова и часто, что ныне признаете справедливым, то в другое время представляете злом. Поэзия служит у вас к тому, чтобы изображать битвы, любовные похождения богов и растленность души. Что хорошего приобрели вы от философствования? Кто из отличавшихся в нем был чужд тщеславия? …Не должны привлекать вас торжественные собрания философов, которые противоречат сами себе и болтают, что каждому придет на ум… Один другого ненавидит, спорят между собой о мнениях и по своему тщеславию избирают себе высшие места… И как вам не стыдно клеветать на честность наших женщин, когда у вас столько женщин… пустейших и развратниц, столько преступных мужчин?»41

Люди античности живут в тесном общении, открыто соблюдают одни и те же нравы и обычаи и мало разнятся друг от друга в своих потребностях и средствах их удовлетворения. Со своей стороны христиане и в домашнем быту, и в общественной жизни не следуют привычкам невежественной толпы и умствованиям аристократичной интеллигенции. Отвращаясь от мифологии с ее непристойными нелепостями, от безнравственного искусства, порабощения плоти и распутства, от философии с ее противоречиями, разногласиями и пренебрежением к истине, они живут светом Воскресения, сияющим в их просветленных душах. Тогда язычники спрашивают: «Почему они не такие, как все?» И сами себе отвечают: «Потому что человеконенавистники! Ведь не будем же мы отвергать все великие достижения античного мира Мы же живем полной мирской жизнью!»

Гибельное суеверие… Христиане как Богу поклоняются Тому, Кто как преступник казнен законным римским прокуратором! Какое может быть снисхождение тем, которые поклоняются приговоренному к смерти?42 Нет более позорной казни, как через распятие на кресте. Так в провинции наказывают государственных преступников и рабов. Кому они поклоняются? Что они исповедают? Доколе стоит мир, люди умирают и истлевают в гробницах. Христиане же утверждают, что Он воскрес! Как можно с этим согласиться? Они – люди, исповедующие «новое и зловредное суеверие…»

Кроме «ненависти к человеческому роду» и исповедания «зловредного суеверия», «на христиан падает обвинение в безбожии – не в юридическом смысле, а в буквальном, примитивном смысле, в смысле людей неверующих, не признающих «богов». Это обвинение проистекало из того факта, что христиане не кланялись «богам-идолам», не приносили им кровавых жертв. Затем следует обвинение в так называемых тиэстовских вечерях; выражение это имеет связь с известной легендой о царе Тиэсте, который, желая испытать всеведение Юпитера, предложил ему зарезать собственного сына. Это народное представление о таинстве Евхаристии. Передавали, что христиане питаются какою-то кровью, следовательно, они закалают младенцев. Если же они и говорят о каком-то хлебе то это значит только, что они посыпают младенцев мукой, чтобы убить их более смелою рукой. Третье – самое гнусное обвинение в эдиповских смешениях… В основе термина лежит известная легенда об Эдипе и его позорном браке с матерью. Основой для обвинения христиан в этом преступлении послужили вечери любви, Подозревали, что христиане на своих собраниях предаются страшному разврату, дальнейшим последствием чего является уничтожение детей. Выходило, что они – развратники, человеконенавистники, безбожники. Подозреваемые в таких преступлениях христиане являлись в глазах простого народа ненавистными для богов и потому виновными во всех общественных бедствиях. В Африке даже сложилась пословица: «не дает Бог дождя, так пойдем на христиан». Разольется ли Тибр до городских стен – «христиан ко львам». Вставал вопрос: да может ли быть что-нибудь доброе от такого народа, не подлежит ли он истреблению?»43

Воскресение Христово… В религии римлян вера не имела такого значения, как в христианстве. Интеллигентный язычник вполне мог считать своих «богов» за выдумку. Ведь религия римлян состояла не в убеждении, а в выполнении узаконенного культа, формального церемониала. А культ легко воздать и без веры… При столь легком отношении к своим убеждениям государственные люди Рима не могли оценить значения христианства. Обагряя землю кровью, мученики пробуждали глубокий интерес к вопросу истинности веры и своим личным примером показывали окружающему их языческому миру, что подлинная религия есть дело настолько важное, что лучше пожертвовать самой жизнью, чем изменить ей. Мученики, не прибегая ни к каким аргументам, предлагали свою кровь в доказательство истины. Мученики – проповедники Воскресения, продолжатели апостольского служения, и эту миссию они исполняют как (μάρτυρες – свидетели).

Драгоценные подробности

Сенека44 выразился, что во всяком случае мудрый человек должен соблюдать обряды не потому, чтобы они были угодны Богу, а потому что это предписывает закон…»45

На момент явления христианства в Римской империи под покровительством законов процветали самые разнообразные религии, часто совершенно нелепые. Поэт Ювенал46 зло высмеивал увлечение римлян экзотическими восточными культами. Зачем же нужна была столь упорная трехвековая борьба с христианством, под конец совсем безнадежная и бессмысленная?

Апостолы Павел и Варнава перед проконсулом Сергием Павлом

За разъяснением обратимся к традициям первых веков нашей эры. Для античного человека религия – это не предмет частного характера, не вопрос его личного выбора, но дело семьи, рода, государства. Отказаться от национальных богов для него значило отречься от семьи, родины – стать изменником, стать неблагонадежным. В свою очередь Рим традиционно сохранял своих богов, древнюю национально-политическую религию, но поддерживал ее лишь как торжественный ритуал, как до мелочей разработанный культ, имевший, прежде всего, общегосударственное значение. Число храмов в Риме было громадным; более пятидесяти долин, посвященным богам, назывались fana – т. е. местами посвященными божествам в стенах Рима находились тридцать две священные рощи, местности – loci – роща Весты, нимфы Егерии, Фурины, Юноны, Люцины и др. Но это была не система верований: населявшие империю люди могли верить в чужих богов. На громадном пространстве подчиненных областей власть весьма равнодушно взирала на поклонение каким угодно богам, богиням и даже животным, лишь бы этот культ был дозволен. От всех подданных Рим требовал только одного – внешнего участия и его национальном государственном культе как выражения лояльности, как изъявления преданности интересам империи. Сжечь несколько зерен ладана, назвать императора «Господом», исполнить только обряд… вот все, что было нужно от гражданина. Культ не был вопросом истины. Исполнив, что требовалось, человек мог на досуге искать подлинной веры или смысла жизни, исповедовать любые убеждения Язычникам непонятна «Что худою сказать: Владыка (Κύριος) кесарь и принести жертвуй и остальное?»47

Для христианина такой подход невозможен. Для живущего в лоне воскресшего Христа объектом поклонения может быть только истина. Если для язычника в порядке вещей назвать императора Κύριος – Владыка, Господь, то для христианина Един Бог и Един Господь, Иисус Христос.48 Язычник может лицемерно принести официальное жертвоприношение, а затем тайком, но вполне искренне поклоняться своему любимому «запрещенному богу»: ведь римские власти дозволяли летально совершать отнюдь не все существующие в народе культы»49. Христианин же не может служить двум господам!50Следовательно, компромисс пусть даже с формальным языческим обрядом – это отречение от Христа, отречение от вечной жизни, выпадение из Тела Христова, вечное проклятие. Остальной языческий мир смотрел иначе. В глазах законопослушного жителя Римской империи принципиальное поведение христиан вызывало лишь черное подозрение и неприязнь, потому что традиционное возливание вина и воскурение фимиама перед статуей императора считалось прямым долгом всякого благонамеренного человека. Клятва гением царствующего государя являлась сильнейшим заверением лояльности в устах верноподданного51, а ритуал служения языческим богам рассматривался как государственная обязанность.52

В отказе со стороны христиан приносить жертвы узаконенным богам и клясться гением кесаря образованный римлянин видел бесспорную причину для обвинения в политическом преступлении. И тот, кто не живет светом истины, в ком не воцарился воскресший Христос, несмотря на добрые качества характера, все равно служит злу. Образованность и гуманность не мешали лучшим людям из язычников, даже в период торжества нравственных ценностей греко-римского мира, уничтожать добро и гнать истину. Характерный пример – письмо-современника Тацита и Светония, пропретора53 Понтийской провинции Плиния Младшего54 к «просвещенному» императору. Этот хорошо образованный и весьма достойный человек был назначен наместником Вифинии, лежащей вблизи южного берега Черного моря, где 55 лет назад проповедовал апостол Павел.

Римские областные правители со всей строгостью применяли декреты, воспрещавшие нелегальные, недозволенные сообщества – соllеgium illictum. Собрание христиан в церковь на молитву без одобрения и участия представителя власти не могло остаться не замеченным. Встретив во вверенной ему провинции многочисленных последователей нового учения, Плиний обращается за инструкциями к кесарю:

«Считаю своим священным долгом, государь, докладывать тебе обо всем, в чем я сомневаюсь, ибо чем можно лучше устранить мои колебания или рассеять мое невежество? Я никогда не участвовал в процессе над христианами55 и потому не знаю, какие их действия и в какой степени подлежат немедленному наказанию и какие требуют расследования. И немало я колебался, спрашивая себя, надлежит ли принимать во внимание возраст обвиняемого или должно одинаково относиться к юноше и старцу; надлежит ли простить раскаявшеюся или следует считать, что тот, кто раз сделался христианином, отречением искупить вины уже не может; наконец, что именно требует наказания: само ли название56 христианина даже при отсутствии преступления или только преступления57, присущие названию? А тем временем я придерживался по отношению к тем, которых ко мне приводили в качестве христиан, следующего образа действия: я спрашивал их самих, христиане ли они? Признавшихся расспрашивал во второй и третий раз, угрожая им муками; упорствующих приказывал казнить… Впрочем, они утверждали, что вся их вина… заключалась лишь в том, что в назначенный день на рассвете они сходились, поочередно обращались с молитвами к Христу как к Богу58 и обещали не присваивать себе чужого, не предаваться блуду, не обманывать, не злоупотреблять чьим-либо доверием. После этого они расходились и потом снова собирались для принятия пищи, общей для всех и самой простой…59 Однако я счел необходимым подвергнуть пытке двух служанок, о которых мне донесли как о церковнослужительницах60, чтобы узнать от них всю правду. Но я ничего нового не узнал: их показания лишь утвердили во мне убеждение в зловредности и чрезмерности этого суеверия.61 Поэтому, отложив дальнейшие расхождения, я решил обратиться за указаниями к тебе. Дело это требует, как мне кажется, всестороннего обсуждения, особенно ввиду опасности, которая угрожает и будет угрожать весьма многим, независимо от возраста, состояли и пола, так как означенное суеверие, подобно заразительной болезни, распространяется не только в городах, но и в деревнях…» (Письмо X, 96).62

Что имеет в виду Плиний под словами: «superstitionem pravam, immodicam» – «суеверие уродливое, чрезмерное»? Он понимает под этим веру христиан в Воскресение из мертвых! Вспомните Деяния апостолов, то место, когда апостол Павел выступил с проповедью в афинском ареопаге.63 Пока оратор говорил о Боге, сотворившем мир, Боге, живущем в нерукотворенных храмах, и даже о том, что Он будет судить вселенную, его слушали со вниманием. Но лишь только апостол заговорил о воскресении из мертвых, то над ним принялись насмехаться (Деян.17:19–32). «Некоторые из эпикурейских и стоических философов стали спорить с ним; и одни говорили: «что хочет сказать этот суеслов?»» (Деян.17:18).64 Через шестьдесят лет подобное мнение уже общепринято: «superstitionem pravam, immodicam» – «суеверие уродливое, чрезмерное». Фраза Плиния не менее резка, чем выражения Тацита «ехitiabilis superstitio» – «суеверие гибельное», и Светония: «superstitio nova ac malefica» – «суеверие недавнее и вредное». Для «образованных язычников» поклонение Тому, Кто как преступник казнен на кресте римским законным прокуратором – «чрезмерное суеверие». Принятие же истины Воскресения Христа – «суеверие, подобное заразительной болезни». Даже в вопросах, которые Плиний ставит Траяну, просвечивает надежда получить от последнего разрешение впредь относиться к христианам снисходительнее: в понимании «просвещенного человека», они держатся «чрезмерного суеверия», и нужно призвать их к «покаянию».

«Гуманный» император, как и Плиний, не признает Воскресения распятого Христа. Он ставит вопрос в юридической плоскости: люди, называющие себя христианами, не соблюдают установленный властью государственный культ, упорствуют в своем «невежестве». В его глазах они – противники государственной религии, они – не почитатели культа цезарей. С другой стороны, император «милосерден». Специально разыскивать христиан не надо, но если они обнаружат свои убеждения делом и будут «уличены», их следует наказывать. Сохранился весьма благосклонный ответ Траяна на письмо Плиния:

«Ты держался правильного образа действий, любезный Секунд, при расследовании виновности тех, о которых тебе доносили как о христианах. Ибо по отношению к этим людям нельзя руководствоваться какими-либо твердо установленными правилами. Подробные расследования излишни: если донос подтверждается, наказание обязательно, но с тем, однако, чтобы тот, кто отречется и докажет на деле молитвенным обращением к нашим богам, что он не христианин, мог раскаянием заслужить прощение, какие бы на нем ни лежали подозрения в прошлом. На основании же лишь одних анонимных доносов никого осуждать отнюдь не следует, ибо это служило бы весьма дурным примером и не отвечало бы духу нашего века» (Письмо X, 97).65

Невзирая на умеренный тон ответа, несмотря на то, что Траян принадлежал к числу лучших римских императоров, в глазах властителя признать, что казненный на кресте «Царь Иудейский» воскрес из мертвых, и на том основании поставить под сомнение узаконенное «обращение к нашим богам» – значило подтвердить «зловредное, гибельное и чрезмерное суеверие». В душе Траяна не живет воскресший Христос, и поэтому в «духе века сего» христиане преследуются уже за «самое имя», т. е. за одну принадлежность христианскому обществу. Кесарь дал авторитетное и категорическое разъяснение: христианская Церковь в его глазах – соllegium illicitum, собрание незаконное, сообщество недозволенное. Обвиняемым за христианство, за «непобедимое упорство», за признание Воскресения Христа, предстоял выбор между отречением от своей веры – форму отречения, жертвоприношение «богам», узаконил император – и смертью. Таким образом, священномученик Поликарп Смирнский осужден вследствие юридического процесса, который прямо предполагает действие рескрипта Траяна…66

Обратите внимание на характерный пассаж в письме. Плиний спрашивает императора: «Что именно требует наказания: само ли название христианина даже при отсутствии преступления или только преступления, присущие названию?» Траян повелевает: «Если донос подтверждается, наказание обязательно!» Так узаконен порядок, при котором назвать себя христианином уже юридически является составом преступления. Для отвергающих Воскресение даже то, что за членами Церкви ничего плохою не замечено, но что они молятся – «поют гимн (саrmen) Христу, как Богу (quasi Deo)» – уже бесчестно. Плиний понял верно: христиане поклоняются Христу как высочайшему и единственному Богу – quasi Deo. Но для него недопустимо, что они признают Богом Сыном исключительно одного воскресшего Христа, что абсолютно несовместимо с господствующим в империи пантеизмом и культом цезарей. Правитель считает, что надо сделать христиан такими, как все остальные античные люди, вернуть их к почитанию узаконенных народных богов, надо заставить их отречься, «проклинать Христа», следует возвратить их «к привычным земным удовольствиям».67

Небесные граждане не послушались. Они предпочитают лютые страдания и смерть отречению от вечной жизни в воскресшем Господе. Они – свидетели и участники Воскресения!

Для нас, христиан, смысл веры и был и есть в том, что пришел и воцарился истинный Господь – Иисус Христос. «Бог со делал Господом и Христом Сего Иисуса» (Деян. 2:36). Он – единственный Владыка всей человеческой жизни, а Евангелие – благая весть о наступлении Царства Божьего, о том, что оно пришло и воцарилось во Христе во веки!

Точка зрения Иосифа Флавия

Картины истории

Ничто так не раскрывает духа эпохи, как документы того времени. Послание императора Клавдия68, одна из наиболее важных папирусных находок XX века, относится к немногочисленным подлинным официальным документам, освещающим историю важнейшей провинции Римской империи. Этот указ – отклик на бурные события февраля 41 г. н. э. в Александрии – на антиримское восстание иудеев.

«Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик, император, верховный жрец, облеченный властью трибуна, консул назначенный приветствует город александрийцев… Прежде всего я разрешаю вам праздновать мой день рождения как день Августа, по способу, вами избранному, а также согласен на установление во всех местах статуй моей и членов моей семьи… А относительно беспорядков и восстания, а вернее, если правду сказать, войны с иудеями, то я, несмотря на усердие, проявленное в споре с противной стороной вашими послами… не пожелал, однако, тщательно расследовать, какая сторона виновна, храня в себе неумолимый гнев против тех, кто снова начнет. И вот заявляю прямо, что если вы не прекратите этого губительного и упорного гнева друг против друга, то я буду вынужден показать, что представляет собой милосердный правитель, обратившийся к справедливому гневу…»69

В смутное время, предшествовавшее драматическим событиям, в первый год правления императора Гая Калигулы70 в Иерусалиме родился Иосеф бен Маттитйаху, позже известный как Иосиф Флавий.71 Он происходил из знатной еврейской семьи, принадлежавшей к влиятельному иерусалимскому жречеству его прадед Симон был иерусалимским первосвященником, а родословная матери восходила к ранее царствовавшему роду Хасмонеев.72 Когда спустя 27 лет иудеи вновь восстали против Рима, повстанцы поручили Иосифу оборону Галилеи73 – района, имевшего чрезвычайно важное стратегическое значение. Потерпев ряд поражений, Иосеф бен Маттитйаху сдался в плен и перешел на сторону римлян. Некоторое время он пробыл в цепях, а затем провозглашенный императором римский полководец Веспасиан74 (которому Иосиф предсказал счастливую судьбу) освободил его. Тогда Иосеф присоединил к своему имени, как это делали римские вольноотпущенники, родовое имя Веспасиана и стал именоваться Иосифом Флавием.75

Повествуя о шестидесяти годах, прошедших между устранением преемника Ирода Архелая76 и восстанием евреев77, он отмечает среди прокураторов очень немногих терпимых и множество тех, которые не являлись такими. Префект Иудеи, или в более позднее время – прокуратор78, являлся должностным лицом из сословия всадников79, назначаемым и смещаемым по распоряжению императора. Октавиан Август80 установил имущественный ценз для всадников в 400 тыс. сестерциев81, а для сенаторов – в 1 млн. сестерциев. В императорских провинциях прокураторы помогали наместникам и в то же время контролировали их, но в небольших провинциях, какой была Иудея, прокураторы сами выполняли функции наместников.82 Первым префектом был Колоний (6 – 9 гг. н. э.)83, пятым – Понтий Пилат (26-36 гг.)84.

Римские префекты пользовались полной судебной властью, и о их деятельности во вверенной им области мог судить только император.85 В Иудее в случае кризиса предполагалось вмешательство легата соседней крупной провинции – Сирии.86 Сносный наместник поддерживал порядок, исключал оскорбление еврейской религии со стороны своих людей или со стороны местных сирийских греков и перелагал ответственность на первосвященников, знать городов, не вступая с ними в конфликты.87 О Вителлии88, который добился отзыва Пилата, чтобы тот дал отчет в своих действиях Тиберию, Иосиф отзывается с одобрением, потому что Вителлий восстановил право евреев самим заботиться об облачениях первосвященников и «разрешил держать первосвященническое облачение и все, к этому относящееся, в храме, предоставив надзор и охрану этих вещей священнослужителям…»89.

Народные волнения, случившиеся при Пилате, возникли из-за оскорбления префектом религиозных чувств, и Флавий симпатизирует резкому ответу евреев на эти провокации. В связи с Пилатом первосвященники и знать не упоминаются, а сообщается о противостоящих ему простых людях; более того, в первом случае могли оскорбиться только религиозные экстремисты…

Откроем «Иудейскую войну» Иосифа на второй книге, девятой главе.

«В Иудею Тиберий послал в качестве прокуратора Пилата. Последний приказал однажды принести в Иерусалим ночью изображение императора, называемое римлянами signa90. Когда наступило утро, иудеи пришли в страшное волнение; находившиеся вблизи этого зрелища пришли в ужас, усматривая в нем нарушение закона (так как иудеям воспрещена постановка изображений в городе); ожесточение городских жителей привлекло в Иерусалим многочисленные толпы сельских обывателей. Все двинулись в путь по направлению к Кесарии к Пилату, чтобы просить его об удалении изображения из Иерусалима и об оставлении неприкосновенной веры их отцов. Получив от него отказ, они бросились на землю и оставались в этом положении пять дней и столько же ночей, не трогаясь с места.

На шестой день Пилат сел на судейское кресло в большом ристалище и приказал призвать к себе народ для того будто, чтобы объявить ему свое решение; предварительно же он отдал приказание солдатам по данному сигналу окружить иудеев с оружием в руках. Увидя себя внезапно замкнутыми тройной линией вооруженных солдат, иудеи остолбенели при виде этого неожиданного зрелища. Но когда Пилат объявил, что он прикажет изрубить их всех, если они не примут императорских изображений, и тут же дал знак солдатам обнажить мечи, тогда иудеи, как будто по уговору, упали все на землю, вытянули свои шеи и громко воскликнули: скорее они дадут убить себя, чем переступят закон. Пораженный этим религиозным подвигом, Пилат отдал приказание немедленно удалить статуи из Иерусалима.»91

Событие, вызвавшее столь бурное возмущение, было весьма заурядное. Префект ввел войска на зимние квартиры в Иерусалим, а они внесли в город воинские эмблемы, среди которых были портретные бюсты императора. Стойкость в вопросе веры произвела впечатление на Пилата, и он уступил, что, с точки зрения Иосифа, было удовлетворительным решением. Второе серьезное столкновение завершилось не столь благополучно. Использование Пилатом храмовых средств, предназначенных исключительно для жертвоприношений, на постройку акведука, снабжавшего храм водой, привело к тому, что от рук римских солдат погибло много народа.

Развернем древний пергаментный свиток…

«Впоследствии он возбудил новые волнения тем, что употребил священный клад, называющийся Корбаном, на устройство водопровода, по которому вода доставлялась из отдаления четырехсот стадий92. Народ был сильно возмущен, и когда Пилат прибыл в Иерусалим, он с воплями окружил его судейское кресло. Но Пилат, уведомленный заранее о готовившемся народном стечении, вооружил своих солдат, переодел их в штатское платье и приказал им, смешавшись в толпе, бить крикунов кнутами, не пуская, впрочем, в ход оружия. По сигналу, данному им с трибуны, они приступили к экзекуции. Много иудеев пало мертвыми под их ударами, а многие были растоптаны в смятении своими же соотечественниками. Паника, наведенная участью убитых, заставила народ усмириться.»93

Понтий Пилат запомнился хорошо: за десять лет его правления было четыре народных возмущения, три из которых известны Иосифу. Но сведения Иосифа фрагментарны, и четвертый из этих конфликтов описан только Филоном94 – его современником. Пятым народным волнением можно считать события перед Распятием…95

Греческая и арабская версии

Я нахожу у лиц, приступающих к составлению исторических сочинений, – пишет автор в предисловии к «Иудейским древностям», – не одну и постоянно одинаковую к тому побудительную причину, но целое множество их… Одни стремятся принять участие в научной работе с целью выказать блестящий стиль свой и приобрести себе неизбежную в таком случае славу; другие берутся за такой труд невзирая на то, что он им не по силам, имея в виду снискать себе расположение тех лиц, о которых им приходится повествовать; существуют далее также историки, побуждаемые каким-то внутренним чувством необходимости запечатлеть на бумаге события, в которых они сами были участниками; многих, наконец, побудило величие дотоле скрытых и покоящихся как бы во тьме событий вывести описание последних на свет, на пользу общую. Из указанных здесь причин последние две являются решающими также для меня.»96

Какое «величие дотоле скрытых и покоящихся» событии побудило историка запечатлеть их на бумаге? Что написал автор древних свитков, побуждаемый к повествованию «внутренним чувством необходимости»?

В восемнадцатой книге «Иудейских древностей» Иосиф Флавий очень подробно рассказывает о властителях и кратко, вскользь о том, что связано с их правлением В этом нет ничего удивительного. Ближе к старости при написании книг он исповедовал умеренный иудаизм и держался проримских взглядов. Поэтому для Иосифа в истории главные действующие лица – это губернаторы областей, цари и императоры. Самые же важные для нас события он излагает, побуждаемый лишь внутренним чувством необходимости. Так, в пятой главе, рассказывая о поражении войска тетрарха Ирода Антипы, он упоминает Иоанна Крестителя.97 «Некоторые иудеи, впрочем, видели в уничтожении войска Ирода вполне справедлив наказание со стороны Господа Бога за убиение Иоанна. Ирод умертвил этого праведного человека, который убеждал иудеев вести добродетельный образ жизни, быть справедливыми друг к другу и из благочестивых чувств к Богу собираться для погружения в воду».98 Так же кратко Флавий говорит и о смерти Иакова, «брата Иисуса, именуемого Христом».99 Говоря о назначении Агриппой II100 первосвященника Анана Младшего, принадлежащего к саддукеям и имевшего «крутой и весьма неспокойный характер», Иосиф продолжает «Будучи таким человеком, Анан полагал, что вследствие смерти Феста и неприбытия пока еще Альбина наступил удобный момент для удовлетворения своей суровости. Поэтому он собрал синедрион и представил ему Иакова, брата Иисуса, именуемого Христом, равно как и нескольких других лиц, обвинил их в нарушении законов и приговорил к побитию камнями».101 Если бы историк говорил об этих событиях иначе, пространно и с уважением, перед нами был бы явный подлог. Очевидно, Иосиф добросовестно пересказал, что знал, в связи с основными, по его мнению, имперскими провинциальными событиями.

Наиболее важный для нас рассказ Иосиф Флавий вставляет в «Иудейских древностях» между повествованием о прокладке Пилатом на храмовые деньги водопровода в Иерусалиме, что вызвало возмущение и бойню, и описанием бесстыдных похождений в Риме (с участием жрецов культа Исиды102) Деция Мунда, влиятельнейшего лица всаднического сословия, вызвавших гнев у императора Тиберия. Само расположение отрывка говорит о том, что историк излагает материал в хронологической последовательности, нимало не заботясь о контексте. После воспоминаний о бедствиях, постигших иудеев в двадцатых годах первого столетия из-за надругания Пилата над их обычаями, Флавий пишет:

«Около этого времени жил Иисус, человек мудрый, если Его вообще можно назвать человеком. Он творил удивительные дела и учил людей, с удовольствием принимавших истину. Он привлек к Cебе многих иудеев и многих эллинов. Это был Христос. По доносу первых у нас людей Пилат осудил Его на распятие, но те, кто с самого начала возлюбили Его, оказались Ему верны. На третий день Он явился им опять живой (πάλιν ξῶν). Пророки Божии предрекли это и множество других Его чудес. И поныне еще существуют так называемые христиане, именующие себя таким образом по Его имени».103

Далее по тексту «Иудейских древностей» в связи с деяниями Тиберия говорится, что несколько нечестных на руку евреев присвоили ценности, пожертвованные на иерусалимский храм. Император сильно разгневался и велел выслать всех иудеев из Рима, множество казнил, а четыре тысячи отдал в солдаты. Перед нашими глазами встает вся гамма красок греко-римского мира, которые Иосиф Флавий бросает яркими мазками на холст исторического повествования. Но труд ли это исключительно Иосифа, или все-таки много позже кто-то правил книгу?

Как по прошествии стольких веков переписывания «Древностей» удостовериться в том, что мы читаем подлинный текст автора? Вопрос очень сложный. Так называемое «свидетельство Флавия»104 о Христе в последние два столетия вызывало множество горячих споров. Но при всех аргументах критиков, совершенно неправдоподобно, чтобы такое исключительное по своим последствиям событие, как осуждение Иисуса и рождение новой религии, могло быть обойдено молчанием столь добросовестного историка, каким был Иосиф. Мог ли он умолчать о Том, Кто явился «опять живым» после страшной крестной смерти, о чем ему, фарисею, родившемуся ц долго жившему в Иерусалиме, должно было быть известно? Также хорошенько вчитайтесь в заключительную фразу отрывка: «И поныне еще существуют так называемые христиане, именующие себя таким образом по Его имени», и задумайтесь…

«Так называемые»! Подобных презрительных слов не мог писать христианин, знающий, что учению Христа суждено победоносно распространиться по всему миру. Равным образом ни один христианский редактор не написал бы, что Христос «привлек к Себе многих иудеев и многих эллинов», потому что мы знаем из Новою Завета, что Спаситель наставлял исключительно евреев, а первые обращения язычников совершены трудами апостолов.105

Единственная фраза, которая может быть оспорена, это утверждение в тексте: «Ὀ Χριστὸς οὖτος ἦν» – «Это был Христос». Ориген106 в своем сочинении «Против Цельса» прямо заявляет, что Иосиф Флавий не верит в Иисуса как в Христа. «Я имею в виду Иосифа, который в восемнадцатой книге «Иудейских древностей» свидетельствует, что Иоанн крестил… Правда, он со своей стороны не верит в Иисуса как в Христа (καίτοι γε ἀπιστῶν τῷ Ἰησοῦ ᾠσ Χριστῷ)…, но в то же время он, как бы сам того не замечая, значительно приблизился к истине, коль скоро говорит, что все эти беды обрушились на иудеев в наказание за убиение Иакова Праведного, который приходился братом Иисусу, называемому Христом».107

Древние книги длительное время переписывались от руки и часто подвергались редакции. Можем ли мы ближе подойти к подлинным словам автора?

В начале двадцатого века, а точнее, в 1909 – 1912 гг., российские исследователи опубликовали рукопись «Всемирной истории» Агапия, который был епископом сирийского города Манбиджа108 на Евфрате. В 941 г. сирийский историк создал грандиозный исторический труд, охватив события от сотворения мира до второй половины VIII века, цитируя при этом множество не дошедших до наших дней рукописей. Это произведение пользовалось большой известностью, и книгу еще в древности перевели на арабский язык.109 Большинство современных исследователей признают, что Агапий Манбиджский приводит свидетельство Флавия о Христе гораздо ближе к оригиналу, чем известный греческий текст. Если предположить, что Ориген в III веке и Агапий в X в. были знакомы с точным списком «Иудейских древностей», а Евсевий в IV столетии цитирует уже слегка отредактированную, общеизвестную версию на греческом, то многое проясняется. В переводе с арабского Флавий пишет так:

«В это время жил мудрый человек, Которого звали Иисус, образ жизни Которого был безупречным, и [Который] был известен Своей добродетелью. И многие из иудеев и из других народов стали Его учениками. Пилат осудил Его на распятие и смерть, но те, которые были Его учениками, не отреклись от Его учения. [Они] утверждали, что Он явился им через три дня после Своего распятия и что Он был живой. Поэтому-то полагают, Он был тем Мессией (фа-ла» алла хува ал-Масих), о чудесных деяниях Которого возвестили пророки».110

В обеих редакциях чувствуется рука Флавия, но арабская версия точнее соответствует его фарисейским взглядам. Первые строки двух текстов почти тождественны: по-гречески – «Около этого времени жил Иисус, человек мудрый…», по-арабски – «В это время жил мудрый человек, Которого звали Иисус…» Следующий пассаж из греческой версии – «…если Его вообще можно назвать человеком..» – полностью отсутствует в арабской версии. Завуалированный намек на то, что Он – совершенный Бог и совершенный Человек, скорее всего, принадлежит перу неизвестного редактора. Продолжение арабской фразы: «…образ жизни Которого был безупречным, и [Который] был известен Своей добродетелью. И многие из иудеев и из других народов стали Его учениками» весьма близко по смыслу к греческому тексту: «Он творил удивительные дела и учил людей, с удовольствием принимавших истину. Он привлек к Себе многих иудеев и многих эллинов»; этот текст, правда, слегка подредактирован: в нем переставлены слова, а словосочетание «безупречный и добродетельный образ жизни» заменено «удивительными делами». Следующее предложение: «Это был Христос», отсутствующее в арабском отрывке Флавия, возможно, напрямую не принадлежит перу автора. Как мог либерально настроенный иудей, относящийся к столичной элите, поддерживать учение «так называемых» христиан и писать столь утвердительно?111 Но саму последовательность событий Флавий передает добросовестно и точно. Он не задается целью что-либо объяснить, он просто все кратко записывает. По-гречески читаем: «По доносу первых у нас людей Пилат осудил Его на распятие», по-арабски – «Пилат осудил Его на распятие и смерть». В общем-то, эти тексты очень близки: только в греческом варианте книги совершить казнь префекта убеждает донос. Обратите внимание арабская версия совпадает с точкой зрения официального историографа империи «Христа, от имени Которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат», – напишет о христианах спустя тридцать два года Тацит112Дальнейший греческий текст: «Но те, кто с самого начала возлюбили Его, оказались Ему верны, На третий день Он явился им опять живой» отличается от арабского: «Но те, которые были Его учениками, не отреклись от Его учения. [Они] утверждали, что Он явился им через три дня после Своего распятия и что Он был живой» – принципиально в нескольких пунктах. В первой версии говорится, что «Он явился им опять живой», а во второй уточняется, что это утверждают Его ученики и что им Он явился через три дня после распятия и смерти, и «был живой». Греческий вариант повествует о любви и верности к Нему, арабский – о хранении Его учения. Последняя фраза на арабском: «полагают, Он был тем Мессией, о чудесных деяниях Которого возвестили пророки» более правдоподобна, чем на греческом: «Пророки Божии предрекли это и множество других Его чудес». В арабском списке Иосиф Флавий не утверждает, что Иисус был Мессией, ссылка следует лишь на слова тех, которые так «полагают». В глазах Иосифа Иисус был, вероятно, одним из многих «самозванных пророков», которые довольно часто появлялись в те времена в Палестине.113 Это подтверждает и последний пассаж греческой версии: «И поныне еще существуют так называемые христиане, именующие себя таким образом по Его имени». Флавий удивлен: смотрите, прошло уже 55 лет, а все еще существуют «так называемые христиане», тогда как последователи многочисленных «иных пророков» давно уже бесследно рассеялись.

Итак, о чем же говорит историограф Иудеи? Он кратко упоминает о мудром и безупречном человеке по имени Иисус, наставнике множества людей, Которого по наущению влиятельных иудеев префект Пилат осудил на крестную казнь, но ученики сохранили к Нему прежнюю любовь и не отреклись от Его учения. Они утверждали, что Он явился им на третий день после Своего распятия и смерти и что Он был опять живой, И весьма многие считают, что Он есть Мессия, Христос, о Котором написано в книгах пророков, поэтому Его последователи, так называемые христиане, существуют и по сей день в разных областях империи.

Флавий, писавший для влиятельных и образованных сословий империи, весьма грамотно изложил события глазами стороннего наблюдателя. «Мои соотечественники, – пишет он в последней книге «Древностей», – все согласны с тем, что я являюсь одним из лучших знатоков истории страны нашей».114 Но в книге в шестьдесят тысяч строк он уделяет повествованию о Спасителе менее десяти. Иосиф знает о Его распятии и смерти, не оспаривает и то, что на третий день Он явился опять живой. Но для него это всего лишь факты, исторические события! Ведь если рассматривать Иосифа как личность, то в общем, мы увидим мало отрадного. Через его книги просвечивают хитрость, льстивость, большая хвастливость и самомнение, но вместе с тем мы не можем отказать Флавию в огромной эрудиции, умелом пользовании источниками.

Так ясно видно, что образование, как бы велико само по себе оно ни было, человека не делает ни чище, ни лучше. Простая осведомленность о вселенском событии, как бы только знание, что Христос опять живой, при отсутствии личного участия в празднике вечной жизни, не дают человеку восприятия Воскресения. Ощутить Воскресение Христово может только его участник, только тот, кто в таинстве крещения троекратным погружением воспринимает на себя Его смерть, а троекратным восстанием из купели – Его Воскресение. Воскресение Христово надо видеть внутри себя, а не с чужих слов; самому историку не было дано его принять.

Славянский текст

Иудейская война с римлянами, – пишет в предисловии автор, – до сих пор описана была такими людьми, из которых одни, не будучи сами свидетелями событий, пользовались неточными, противоречивыми слухами, другие же, хотя и были очевидцами, искажали факты либо из лести к римлянам, либо из ненависти к евреям… А потому я, Иосифа сын Маттафии, еврей из Иерусалима и из священнического рода, сам воевавший сначала против римлян и служивший невольным свидетелем всех позднейших событий, принял решение дать народам Римского государства на греческом языке такое пергаментной же описание войны, какое я раньше составил для варваров внутренней Азии на нашем родном языке»115.

Фрагмент пергаментной рукописи. XIII век

Поговорим о загадке книги Иосифа Флавия, написанной им первой. Греческий текст «Иудейской войны» дошел до нас более чем в тридцати рукописях, восходящих к X – XI веку. Но существует и самостоятельный древнерусский перевод, который сохранился в тридцати списках, относящихся к XV – XVIII столетиям. В последних, вслед за известным нам по «Иудейским древностям» описанием возмущения по поводу внесения Пилатом воинских знамен с бюстом императора в Иерусалим, есть следующее добавление:

«Тогда явился некий Человек, если подобает назвать Его человеком; естество и образ Его был человеческий, вид же выше человечен кого, а дела Его божественны. И творил Он чудеса дивные и сильные почему мне невозможно назвать Его человеком. Но и взирая на общее естество [Его], не назовут Его и Ангелом, ведь все, что Он творил некой невидимой силой, творил [Своим] словом и повелением. Одни говорили о Нем, что [это] наш первый законодатель воскрес из мертвых и явил многие исцеления и знамения. Другие же считали, что Он послан от Бога; однако Он во многом противился закону и не хранил субботы по отеческому обычаю, хотя и ничего не творил скверного и нечистого, и ничего не делал руками, а только словом все устраивал. И многие из народа последовали за Ним и слушали Его учение. И многие люди подвизались, думая, что колена иудейские тем освободятся от римского владычества Он имел обыкновение бывать более перед городом, на Елеонской горе, там же Он и даровал людям исцеления. И собралось к Нему учеников сто пятьдесят и множество [простого] народа, видя Его силу, ибо все, что пожелает, творит словом. И изъявили Ему свое желание, чтобы Он, войдя в город, истребил римское войско и Пилата и царствовал над ними. Но Он этому не внял. Потом же, когда о том стало известно иудейским властям, они, собравшись с первосвященниками, сказали, что мы немощны и слабы противиться римлянам, ибо уже и лук натянут; пойдем и возвестим Пилату о том, что слышали, и [тогда] будем беспечальны; если же он услышит [о том] от других, то лишимся имения, а сами от меча погибнем и дети [наши] будут изгнаны. И пошли, возвестили Пилату. И так он, послав [воинов], истребил многих из народа и привел [к себе] того Чудотворца.

Пилат, расспросив Его и уразумев, что Он добра делатель, а не злодей, не мятежник, желавший царствовать, отпустил Его, ибо Он исцелил его умирающую жену. И Он, пойдя туда, где обычно пребывал, творил Свои обычные дела. И снова еще больше людей собралось вокруг Него, и Он славился Своими делами больше всех. Снова законники уязвились на Него завистью и дали Пилату 30 талантов, чтобы [он] Его убил, а он, взяв [деньги], дал им волю, чтобы они сами исполнили свое желание. И искали удобного времени, как бы Его убить… Они же распяли [Его] вопреки отеческому закону и много надругались над Ним…

Потом второй мятеж подняли иудеи. Ибо священный клад, называемый Корван, Пилат взял и употребил на устроение труб водных, желая провести [воду]… И к людям, вопиющим к нему, он пост [воинов] избить их дреколием. И растоптано было бегущих 3000, а прочие убиты…

Тогда Клавдий своих властителей послал к ним в свое царствие: Куспия Фада, Тивирия Александра, чтобы сохранить народ в мире, не дать никому отступиться от чистого закона… Многие явившиеся тогда служители прежде описанного Чудотворца рассказывали людям о своем Наставнике, что живой есть, хотя и умер, и освободит вас от рабства. И многие из народа слушали их и повелениям их внимали, не славы ради».116

Этот фрагмент вызывает множество споров. Прежде всего обращает на себя внимание то обстоятельство, что в приведенной выдержке имя Спасителя не названо. Следовательно, мы не можем считать весь отрывок вставкой христианского редактора, который намеренно не мог пропустить имя Господне. Так вполне мог писать правоверный иудей. В талмудической литературе замена имени Иешу ха-Ноцри неопределенным «Некий» прямо свидетельствует о тенденции к сокрытию и утаиванию имени Спасителя.117 С другой стороны, трудно допустить, чтобы Флавий писал в таких выражениях: «…естество и образ Его был человеческий, вид же выше человеческого, а дела Его божественны», или «мне невозможно назвать человеком». Однако следующие предложения: «творил Он чудеса дивные и сильные» и «только словом все устраивал. И многие из народа последовали за Ним и слушали Его учение»; «Они же [иудейские законники] распяли [Его] вопреки отеческому закону и много надругались над Ним» вполне могут принадлежать перу правоверного иудея. Сравните вышеприведенные цитаты с раввинской традицией: «Иешу… творит великие знамения и чудеса»; «привели Ему одного парализованного; Он произнес над ним тайное Имя, возложил на него руку, и тот стал ходить»; «когда сыны Израилевы увидели, что некоторые язычники уверовали в Него, они составили совещание и положили схватить Его»118; «в канун субботы, в канун Пасхи повесили Иешу»119, «и распят на кресте, и всякий проходивший говорил: «кажется, что это царь распят»»120.

Ни один христианский редактор не смог бы повествовать о том, что Пилат, арестовав Иисуса, отпустил Его, убедившись в Его невиновности, что Иисус был оправдан римской властью и снова продолжал свое служение. Подкуп иудейскими законниками Пилата грандиозной суммой денег121, передача исполнения казни в руки иудейских властей и полное неучастие Пилата в деле распятия «вопреки отеческому закону»122 – таких вольностей в изложении евангельского повествования христианин позволить себе не может.123

Есть еще один тезис в пользу возможного авторства Флавия. Очень знаменательно, что упоминание проповеди учеников о прежде описанном Чудотворце автор текста относит ко времени правления императора Клавдия (41 – 54 гг.). Именно Клавдии удалил из столицы иудейскую общину; «Иудеев, постоянно волнуемых Крестом, он изгнал из Рима».124 Флавии, как и Светоний, могли пользоваться, хотя и в разное время, одними и теми же документами из архивов наместников и государственных актов в императорской библиотеке: для этого оба были достаточно близки ко двору.

Что же производило такие распри среди иудеев столицы, что последних пришлось выселять по имперскому указу? «Многие явившиеся тогда служители прежде описанного Чудотворца рассказывали людям о своем Наставнике, что живой есть, хотя и умер, и освободит вас от рабства».125 Волнения и споры между веровавшими в Воскресение Христово и упорствующими иудеями достигли такой силы, что властям, «чтобы сохранить народ в мире»126, пришлось давать провинциальным префектам Иудеи127 строгое указание «не дать никому отступиться от чистого закона»128, а чуть позже «постоянно волнуемых Хрестом»129 и совсем изгнать из столицы империи.

Но встает резонный вопрос: каким образом в славянском переводе «Иудейской войны» мог оказаться отрывок, которого нет в дошедшем до нас греческом тексте? Юрьевский (Дерптский) профессор Александр Берендс решительно высказался за подлинность этого фрагмента и считал его принадлежащим перу самого Иосифа Флавия.130 Он высказал предположение, что древнерусский перевод представляет собой не общепринятый перевод с греческого, а перевод с первоначального арамейского131 текста «Иудейской войны», составленного Иосифом еще до опубликования своего труда на греческом языке для римских читателей.132 В доказательство этого утверждения Берендс приводит ряд особенностей в лексике славянского перевода, которые являются арамеизмами, проникшими туда непосредственно из первоначальной редакции. Например, слово «маглавие» (меглавие), в русском переводе «бич, кнут», не встречается в греческом тексте. Это написанное славянскими буквами слово происходит от арамейского «маглаб», то есть «кожаный бич», и восходит к общесемитскому корню «галаб», что означает «брить», «делать гладким»; отсюда происходят однокоренные слова «лишенная волос кожа», «ремень».133

В дальнейшем Роберт Эйслер, подробно рассмотрев дошедшие до наших дней греческие и славянские тексты «Иудейской войны» Иосифа, в двухтомном труде высказал предположение о существовании двух изданий книги134 – первого, написанного в 71 г., которое являлось переводом на греческий первоначальной арамейской редакции, и второго, которое Иосиф переделал после 75 г. специально для римских читателей, – причем оба варианта были написаны на греческом. Эйслер полагает, что славянский перевод сделан именно с этой первой редакции и безусловно признает подлинное авторcтво Иосифа за всеми фрагментами, которые иначе изложены в сохранившихся греческих переводах, вероятно, сделанных со второго варианта.

Академик В. М. Истрин, в течение долгих лет изучавший славянский перевод «Иудейской войны» Иосифа Флавия, подготовил к печати полное критическое издание с подробным комментарием135, но из четырех томов книги были изданы только два. Исследование и словарь остались в архиве Академии наук. Истрин считал, что единственным изданием «Иудейской войны» была редакция, написанная Иосифом в 75 – 79 гг. н. э., и что древнерусский перевод сделан именно с этой редакции, хотя с особого ее списка. Истрин достаточно сдержанно, но тоже признает за обсуждаемыми фрагментами авторство Иосифа: «Я признаю, что нет неопровержимых доказательств для безусловного отрицания авторства Иосифа, но анализ всего славянского перевода «Истории» лишь логически приводит к неизбежности признания авторства Иосифа».136

Даже наиболее скептически настроенный Н. А. Мещерский в своей монографии утверждает: «..Мы имеем возможность установить, что список, к которому восходит древнерусский перевод, отличался большей точностью и сохранностью текста, чем все дошедшие до нас греческие списки». И далее делает вывод: «Итак, оригиналом для переводчика послужил особый список, отличавшийся от всех дошедших до нас греческих и порою сохранивший утраченные всеми греческими списками первоначальные правильные написания, восходящие к автографу «Истории». Этим главным образом и определяется ценность древнерусского перевода не только как важнейшего и обширнейшего по своему объему памятника древнерусского литературного языка, но и как источника для реконструкции авторского текста «Истории»».137

С другой стороны, Мещерский полагает, что в обсуждаемом древнерусском фрагменте «свидетельства Флавия» мы имеем дело с существенной переработкой древнего греческого списка «Иудейской войны», с новозаветным апокрифом.138 Увы, мы не можем питать доверие к такого рода памятникам старины! К несчастью, литература апокрифического характера имеет своеобразное происхождение, и потому не может быть принята за бесспорный документ. В некотором смысле это попытки воссоздать события земной жизни Христа средствами художественной литературы…

Четвероевангелие и апокрифы

Запись благой вести

В первые десятилетия после 30 г. н. э. христианское благовестие существовало передачей из уст в уста. К середине I века евангельская проповедь, благая весть о воскресшем Христе, получила устойчивую устную традицию, а во второй половине столетия начала складываться письменная форма.139 Драгоценные книги – Евангелия сразу получили то же значение, какое имело благовестие о Христе в других видах – проповеди, литургической молитве, в подготовке вновь обращенных ко крещению. И когда в разных местах начали записывать апостольскую проповедь140, Церковь восприняла изначального, уже принятого ею учения Христа, как свидетельство слова Божия, потому что оно жило полной жизнью в сердцах православных людей. В античном мире роль устного слова была исключительно велика, и благая весть на свитках папируса предназначалась для чтения вслух при совершении Евхаристии.141

Евангелист Лука. Миниатюра из Евангелия. 1401 год

Письменная фиксация Евангелия не имела литературных целей и тенденций. В художественных произведениях первого века мы видим подражание древним, классическим образцам, и прежде всего, аттической прозе142. Язык Нового Завета – это не классический литературный, а «общий» – «койнэ»143 – язык межнационального общения на огромных пространствах империи. По своему типу язык Евангелия принадлежит к тому виду, на котором писалась научная проза: труды по математике, астрономии (Птолемей), медицине, технике, некоторые работы по филологии. Перед пишущими книги стояла задача точно и грамотно начертать на папирусе благовестие апостолов, и поэтому их язык в стилистическом отношении свободнее, не претендует на литературность, не тяготеет к классицизму.144

Сначала все, что Спаситель делал и говорил, излагалось устной проповедью апостолов, которая составляла Священное Предание в церковных общинах, свидетельствуемое потом мужами апостольскими. Но очень скоро учение стало записываться, так что к концу I века явились документы апостольского благовестия. Первое Евангелие (от Матфея) написано через 20 лет после вознесения Спасителя (50 – 60 гг. н. э.), Евангелия от Марка и Луки – между 60-ми и 70-ми годами, Евангелие от Иоанна – к концу I века.145 Поэтому «очень вероятно, что евангельское предание, в виде связного изложения и по объему отвечающее общесиноптическому ядру146, было закреплено в Иерусалиме в течение второго периода истории апостольского века (35 – 44 гг.). Оно не обязательно имело письменную форму. Представляется вероятным, что для нужд проповеди предание было закреплено не только по-арамейски, но и по-гречески. Только этим объясняется, что оно тотчас же получило широкое распространение. В конце третьего периода (44 – 65 г.г.) оно было известно во всех Церквах, возникших за это время в разных точках тогдашнего культурного мира. Оно легло в основание и наших канонических Евангелий, которые сформировались в результате переплетения вокруг общесиноптического ядра других линий евангельского предания».147 И этот тезис блестяще доказан.

Сравнительно недавно найден папирус II века с текстом Евангелия…148Размеры листа этого отрывка столь же малы (64 на 89 мм), как и его объем, тем не менее, этот папирусный фрагмент является самым древним списком Нового Завета, известным на сегодняшний день. На основании стиля букв, которыми начертан отрывок Евангелия, Робертс датировал его первой третью II в. – примерно 130 г. н. э., но другие авторитетные палеографы, такие как Дейссман, убеждены, что рукопись написана во время правления императора Адриана (117 – 138 гг. н. э.), а может быть, даже и при Траяне (98 – 117 гг. н. э.)149 Хотя количество сохранившихся стихов невелико, этот маленький кусочек папируса представляет такую же ценность, как целый кодекс. Фрагмент древней рукописи является безусловным доказательством того, что четвертое Евангелие было известно в первой трети II столетия в провинциальном городке на берегу Нила, удаленном на сотни километров от места написания оригинала (Эфес, Малая Азия). Следовательно, датировка написания Евангелия от Иоанна концом I века неоспоримо связывает его с благовестием апостола, с записью подлинного Священного Предания Церкви.

Евангелие от Марка, безусловно, написано много раньше. В седьмой Кумранской пещере обретен небольшой клочок пергамента150, на котором виден обрывок греческого текста – в пяти строках сохранились части некоторых слов. Исследователи151 предполагаю, что это фрагмент Евангелия от Марка (Мк. 6, 52 – 53): «…ибо не вразумились чудом над хлебами, потому что сердце их было окамененно. И, переправившись, прибыли в землю Геннисаретскую и пристали к берегу». Если это действительно Благовестие (в чем, однако, нет уверенности из-за малого размера фрагмента), то перед нами самый ранний из сохранившихся христианских документов. Кумранское поселение было разрушено римскими войсками в 68 г. н. э. в ходе подавления иудейского восстания; незадолго до этого кумраниты спрятали свитки в пещеры. Следовательно, Евангелие от Марка написано за несколько лет до падения Иерусалима в 70 г. н. э.152

На основании имеющегося фрагмента нельзя судить о целом тексте: это ли то Благовесте, которое в окончательном виде вошло в Новый Завет вместе с предсказанием о разрушения Иерусалима (Мк. 13, 1 – 2)? Одна из его предыдущих редакций или же ранний текст, положенный в основу Евангелия от Марка? Краткость сохранившегося фрагмента не позволяет разрешить поставленных вопросов, но зато другая рукопись Священного Писания говорит о многом. Старейший отрывок греческого Нового Завета содержится в папирусном кодексе Евангелия от Иоанна153, который был издан в 1956 г. Виктором Мартином, профессором классической филологии Женевского университета. Герберт Хунгер, хранитель собрания папирусов в Национальной Венской библиотеке, датирует кодекс серединой, если не первой половиной II в. н. э.154 Текст отрывка является смешанным: в нем переплетаются элементы александрийского и западного типов.155 Примечательно, что эта рукопись насчитывает около 440 исправлений, сделанных между строк, над стертыми местами и на полях. Большинство из них является корректировкой собственных ошибок, допущенных писцом по небрежности, но часть исправлений указывает на вторую рукопись, по которой правился текст. В папирусных фрагментах содержатся уникальные места, отсутствующие во всех других кодексах. К настоящему времени ученые самых разных направлений сходятся в том, что совпадение обретенных папирусов с текстом канонического Евангелия объясняется влиянием последнего и не дает основания для обратного заключения. Особое значение указанной находки состоит в том, что она непреложно доказала существование наших Евангелий, не исключая и Евангелия от Иоанна, в начале II века. Уже тогда они пользовались достаточной известностью и оказывали несомненное влияние. В связи с этим надо сказать, что найденный текст только в общих чертах совпадает с Евангелием. Это заставляет предположить, что упоминаемая рукопись содержит не выписки из Евангелия от Иоанна, а изложение по памяти.

Мы видим, что устное предание продолжало существовать параллельно с возникавшими письменными памятниками и само подвергалось их влиянию. Но тот, кому принадлежит запись евангельских текстов на найденных папирусах I – II вв., работал так же, как работали составители наших канонических Евангелий. Не может быть сомнения в том, что они пользовались устными источниками. Евсевий Кесарийский (IV в.) в «Церковной истории» приводит слова епископа Папия (первая половина II в.) из Иераполя (Малая Азия), который собирал устные предания: «Я не замедлю в подтверждение истины восполнить мои толкования тем, чему я хорошо научился у старцев и что хорошо запомнил. Я с удовольствием слушал не многоречивых учителей, а тех, кто преподавал истину, не тех, кто повторяет заповеди других людей, а данные Господом о вере, исходящие от самой Истины. Если же приходил человек, общавшийся со старцами, я расспрашивал об их беседах: что говорил Андрей, что Петр, что Филипп, что Фома и Иаков, что Иоанн и Матфей или кто другой из учеников Господних… Я понимал, что книги не принесут мне столько пользы, сколько живой, остающийся в душе голос».156 Память восточного человека сохраняет свидетельство предания не менее прочно, чем любой письменный материал. Конечно, были неизбежны ошибки, и об этом говорят найденные папирусы при сопоставлении с каноническими Евангелиями. Кроме того, исходя из найденных фрагментов можно утверждать, что существовало несколько параллельных линий устного предания.

К концу первого века, когда завершается апостольский период истории Церкви, она, несомненно, имеет четыре Евангелия: по Матфею, Марку, Луке и Иоанну. Они не собраны в единую книгу. Каждое из них благовестится в той группе Церквей, для которой оно написано, и святая Церковь приняла в Писании Нового Завета то самое слово Божие, которое живет в ней изначально и которое является вечным источником ее существования. Появление Нового Завета как книги, как Писания – это запись Священного Предания, однако неоспоримо, что между четырьмя Евангелиями есть расхождения по второстепенным вопросам – в хронологии, в последовательности событий.157 Древним христианам были хорошо известны эти различия, но их, в отличие от ученых нашего времени, они совершенно не смущали. Святые апостолы поведали, что Иисус Христос – Сын Божий во всей доступной для нас полноте открыл волю Отца Небесного о спасении мира, преподал новый, совершенный закон веры и благочестия. Это служение совершено Господом, а также трудами учеников, которые возвещали благовестие по Его заповеди, и невозможно оспорить глубочайшее единство образа Христа во всех Евангелиях, их внутреннее согласие.

Христиане античности носили благую весть о воскресшем Христе запечатленной в своем сердце и передавали из поколения в поколение то писанное Евангелие, которое совпадало с «записью» в их душах. Поэтому Церковь признавала и признает только те свитки и книги Евангелия, которые передавались в первые века нашей эры из рук православных епископов в руки православных епископов. Множество «благовестий», передаваемых иными сообществами, хотя могли содержать фрагменты подлинного учения Христа, записанные в первом столетии, не вошли в новозаветный канон, так как их передача производилась лицами, не носящими в сердце воскресшего Христа, людьми, не исполненными благодати и истины; и при составлении новых списков этих текстов в них неизбежно вкрались недостоверные добавления.

В древности разбираться между подлинным Евангелием и подделкой под него было нелегко, потому что два первых века по Рождестве Христовом были эпохой бесчисленных апокрифов, которые нередко представляли собой нечто вроде религиозных повестей, чуждых злых намерений, но не имевших документального значения. Апокрифы захватывали своими сообщениями и повествованиями великих людей древности и даже христианских проповедников. На донесение императору Тиберию якобы раскаявшегося Пилата ссылаются Евсевий158 и Тертуллиан159. На так называемые «Деяния Пилата»,160 которые сохранились в апокрифическом Евангелии Никодима, ссылаются св. Иустин161 и св. Епифаний162, причем эти «Деяния» представляют собой подробный рассказ о суде над Иисусом.163Апокрифические повествования окружали и личность Самого Спасителя.

Указание на Апостола Петра

Отсутствие точного канона Священного Писания (до второй половины IV в.) давало возможность авторам литературных творений приписывать апостолам свои «учения», представлять их в форме «евангелий» и «посланий». Они знали хорошо: только то получает признание в Церкви, что освящено авторитетом апостольского свидетельства. А так как их писания были интересны, действовали на воображение, отвечали вкусам времени, для многих неутвержденных или только что обращенных они могли стать соблазном164. До наших дней дошло множество таких произведений. Среди них можно назвать целый ряд апокрифических евангелий…

Честные вериги святого Апостола Петра

«Евангелие Евреев»… Свидетельство о нем идет от блаженного Иеронима165, который это произведение с сиро-халдейского языка166 перевел на греческий и латинский. Вероятно, оно было в употреблении у назореев167 и многими признавалось за еврейский текстуальный источник Евангелия от Матфея: оно близко по своему содержанию к некоторым отрывкам первого канонического Евангелия, но учитывая исследования, можно признать, что оно является лишь дальнейшей переработкой первоисточника Матфеева Евангелия168. «Евангелие Двенадцати», вероятно, составленное во II в, долгое время считалось потерянным. Ориген считал этот текст, как и «Египетское евангелие», древнейшим памятником169. «Египетское евангелие» написано около 150 г.170По свидетельству Епифания Кипрского171, оно содержит в себе мысли против брака, против плоти вообще, и искаженное понимание Троицы. «Евангелие Иакова» обретено и издано в латинском переводе в 1552 г.172 Это памятник, очень распространенный в древнехристианской среде и составленный во второй половине II века.173 В нем много повествуется о детстве Божией Матери, о Ее родителях, которые в первый раз названы Иоакимом и Анной, об избиении младенцев в Вифлееме, о братьях Господа как детях Иосифа от первого брака.174 «Евангелие Фомы» знают Ориген (182 – 215 гг.) и Ипполит (начало III в.). Оно получило широкую известность среди христиан, что свидетельствуется многими переводами на греческий, латинский, сирийский175 и славянский языки.176 «Евангелие Детства Иисуса», относящееся ко II веку, близко в некоторых редакциях «Евангелию Фомы» в сирийской версии.177 «Евангелие Варфоломея» – довольно поздний (около IV века) памятник, сохранившийся в коптских, греческих и латинских отрывках.178 Свидетельство о нем находится у блаженною Иеронима, и «благовесте» это, вероятно, александрийского происхождения.179

Около 200 г. н. э. Серапион, епископ Антиохийский180, обратился к Келесирийской пастве с увещеванием против богослужебного употребления так называемого «Евангелия Петра».181 Святитель Серапион, как об этом говорит Евсевий, получил список «Евангелия Петра» от докетов182; пишет о нем он так: «Мы, братья, принимаем Петра и других апостолов как Христа, но, люди опытные, мы отвергаем книги, которые ходят под их именем, зная, что учили нас всех не так. Будучи у вас, я предполагал, что все вы держитесь правой веры, и, не прочитав «Евангелия», которое слывет… Петровым, указал, что если это единственная причина вашего смущения, то читать его можно. Теперь же, узнав из рассказанного мне, что душа их ускользнула, как в нору, в ересь, потороплюсь к вам опять, братья, так что ждите меня вскорости…» Далее святитель пишет, что в так называемом «Евангелии Петра» «..многое согласно с правым учением Спасителя, а кое-что и добавлено…»183 Более поздние церковные авторы, например, Феодорит Кирский (IV – V вв.), предполагали связь «Евангелия Петра» с иудео-христианами. «Назореи являются иудеями, почитающими Христа как справедливого человека и пользующимися так называемым Евангелием от Петра», – писал Феодорит.184 Очевидно, что святитель Серапион обращается к православным христианам, у которых в богослужебном обиходе употреблялся апокриф. Его опасения оправданы: за литургией можно читать только то Евангелие, которое передается от одного христианского епископа к другому, можно слушать лишь Писание, созвучное духу апостольской проповеди. Кто может поручиться, что свиток, передающийся руками еретиков, сохраняет истину? В их душах не живет воскресший Христос, и они могут «исправить» текст, следуя заповедям мира сего.

Вполне возможно, что в первом веке у иудео-христиан из назореев имела хождение первоначальная и отражающая предание апостолов запись «Евангелия Петра», которая позже, попав к докетам, претерпела редакторскую правку.185Но вплоть до последнего времени о тексте апокрифа судили только на основании высказываний древних учителей Церкви. Сравнительно недавно (1886 г.) на раскопках в Верхнем Египте (г. Ахмим) в могиле средневекового монаха были обнаружены листы пергамента с греческим текстом, где автор называет себя Симон Петр. Там же находились «Апокалипсис Петра», Книга Еноха, и поэтому этот отрывок отождествили с «Евангелием от Петра». Сама рукопись на пергаменте относится, по всей вероятности, к VIII – IX вв., но текст создан гораздо раньше: наречие греческого языка, стиль фрагмента как «Евангелия» так и «Апокалипсиса Петра» тесно связаны языковыми особенностями с кругом раннехристианской литературы…186

Упоминаемый отрывок «Евангелия от Петра» содержит множество добавлений, вызывавших недоумение православных христиан еще в конце II века. Особенно сильно докетический дух прослеживается в том, что Иисус нигде не назван по имени, называется только Господом, а человеческая природа Христа в значительной степени низведена до видимого подобия плоти. С другой стороны, некоторые особенности сильно отдаляют «Евангелие Петра» и от сочинений иудео-христиан. Так в нем отсутствуют пророчества о конце света, втором пришествии, но что более существенно – приведена всего лишь одна цитата из Ветхого Завета.

Вероятно, упоминаемый фрагмент взят из конца полного произведения, потому что он начинается судом над Иисусом, а заканчивается Его воскресением из мертвых. Но полный, вероятно, более близкий к оригиналу текст «Евангелия от Петра» был достаточно хорошо известен христианским писателям середины II в. Его знал Иустин Философ: описывая издевательства над Иисусом, он говорит, что Иисуса посадили на судейское место (бэму), причем фразеологически этот отрывок перекликается с соответствующим отрывком из «Евангелия от Петра».187 Иустин Философ не ссылается на это «Евангелие», но говорит о «воспоминаниях апостолов», а такое название больше всего подходит к «Евангелию от Петра», поскольку оно написано от первого лица.188

В сохранившейся части рукописи описывается суд над Иисусом, Его казнь и Воскресение, но в то же время текст содержит множество существенных расхождений с подлинным Евангелием. В апокрифе суд над Спасителем происходит не перед народом189, а в претории190 или даже во дворце Ирода191, причем главную роль в осуждении на смерть играет Ирод Антипа.192

«…Из иудеев же никто не умыл рук, ни Ирод, ни кто-либо из судей Его. И когда никто не захотел омыться, поднялся Пилат. Тогда Ирод-царь приказывает взять Господа, говоря им: «Что я приказал вам сделать с Ним, сделайте»».193

Столь же значительные расхождения с Новым Заветом есть и далее, при описании мучений и издевательств, которым подвергли Иисуса Христа после осуждения на казнь. В «Евангелии Петра» Господа сажают на судейское место, обращаются к Нему со словами: «Суди праведно, царь Израиля»194; в подлинном Евангелии воины правителя Иисуса не усаживают, а жестоко насмехаются над Ним, говоря: «Радуйся, Царь Иудейский!» (Мф. 27:29) Каноническое Евангелие от Иоанна содержит слово (βήμα, «бэма» – судейское место, но на него садится не Спаситель, а наместник Понтий Пилат (Ин. 19:13). Кроме того, в новозаветных Евангелиях над Иисусом глумятся воины, в то время как по тексту апокрифа это делают неопределенные «они». По контексту, это, скорее всего – иудеи и солдаты империи сообща…

«И они, взяв Его, гнали и бежали, толкая Его, и говорили: «Гоним Сына Божия, получив власть над Ним». И облачили Его в порфиру195, и посадили Его на судейское место, говоря: «Суди праведно, царь Израиля». И кто-то из них, принеся терновый венец, возложил его на голову Господа. А одни, стоящие [рядом], плевали Ему в глаза, другие били Его по щекам, иные тыкали в Него тростниковой палкой, а некоторые бичевали Его, приговаривая: «Вот какой почестью почтим мы Сына Божия»».196

Особый интерес представляет развитие апокрифического повествования. Благоразумный разбойник признает в Распятом рядом с ним Спасителя человечества. За это «приказали не перебивать ему голеней, чтобы он умер в мучениях».197 По апокрифу, благоразумному разбойнику, чтобы он мучился подольше, не хотят переламывать кости ног. Каноническое Евангелие куда точнее, «Итак, пришли воины, и у первого перебили голени, и у другого, распятого с Ним» (Ин. 19:32).

Евангелие от Иоанна повествует, что у обоих разбойников перебили голени равным образом. В апокрифе же «привели двух злодеев и распяли Господа между ними в середине: Он же молчал, как будто не испытывал никакой боли.198 И когда они подняли крест, они написали [на нем]: «Это царь Израильский». И, положив одежды Его перед Ним, делили их и бросали жребий между собой. Но один из злодеев упрекал их, говоря: «Мы из-за зла, которое совершили, так страдаем. Он же, явившийся Спасителем людей, что дурного Он сделал вам?» И, вознегодовавши на него, приказали не перебивать ему голеней, чтобы он умер в мучениях.»199

По апокрифу, когда после крестной смерти «вытащили гвозди200 из рук Господа и положили Его на землю»201, Иосиф Аримафейский взял «Господа, обмыл и обернул пеленой, и отнес в свою собственную гробницу, называемую садом Иосифа…»202 Затем автор текста говорит от лица апостола Петра:

«Собравшиеся книжники, и фарисеи, и старейшины услышали, что народ весь ропщет и бьет себя в грудь, говоря: «Если при смерти Его такие великие знамения явились, то видите, сколь Он праведен». Испугались они и пошли к Пилату, прося его и говоря: «Дай нам воинов, чтобы мы могли сторожить Его могилу три дня, чтобы Его ученики не пришли и не украли бы Его и народ не решил, что Он восстал из мертвых и не сделал бы нам зла». Пилат же дал им Петрония центуриона203, чтобы охранять гробницу. И с ними пошли старейшины и книжники к гробнице. И, прикатив большой камень, вместе с центурионом и воинами привалили к входу в гробницу. И, запечатав семью печатями, расположили палатку и стали стеречь».204

Сравните этот отрывок с каноническим Евангелием и убедитесь, сколь много прибавлено. «На другой день, который следует за пятницею, собрались первосвященники и фарисеи к Пилату и говорили: господин! Мы вспомнили, что обманщик тот, еще будучи в живых, сказал: после трех дней воскресну; итак прикажи охранять гроб до третьего дня, чтобы ученики Его, придя ночью, не украли Его и не сказали народу: воскрес из мертвых; и будет последний обман хуже первого. Пилат сказал им: имеете стражу, пойдите, охраняйте, как знаете. Они пошли и поставили у гроба стражу, и приложили к камню печать» (Лк. 27, 62 – 66).

Однако самое сильное расхождение с подлинным Евангелием мы обнаружим в описании событий по воскресении Христа из мертвых. «И в ту же ночь, когда рассветал день Господень, сторожили же воины по двое каждую стражу, громкий голос раздался в небе.»205 В этой фразе относительно достоверными могут быть признаны слова: «в ту же ночь… сторожили… воины по двое каждую стражу», что в принципе не противоречит уставу караульной службы римских войск. Назвать же день, следующий за субботой, «днем Господним» можно только с конца первого века, то есть на шестьдесят и более лет позже момента, описываемого в Евангелии.206 Далее, по апокрифу, часовые «увидели, как небеса раскрылись, и двух мужей, сошедших оттуда, излучавших сияние и приблизившихся к гробнице. Камень же тот, что был привален к двери, отвалившись сам собой, отодвинулся, и гробница открылась, и оба юноши вошли. И когда воины увидели это, они разбудили центуриона и старейшин, ибо и они находились там, охраняя [гробницу]».207 В этом повествовании вызывает сомнение как перемещение ангельских сил, то есть способ их вхождения во гроб, так и состояние духа охранников. Каноническое Евангелие повествует, что при виде Ангела, «устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали, как мертвые» (Мф. 28:4). И немудрено! Даже пророк Даниил, встретив Ангела с лицом, «как вид молнии» (Дан. 10:6), когда «смотрел на это великое видение», сказал: «во мне не осталось крепости, и вид лица моего чрезвычайно изменился, не стало во мне бодрости… в оцепенении пал я на лице мое и лежал лицом к земле… во мне нет силы, и дыхание замерло во мне» (Дан. 10, 8 – 9, 17). Если посланники Божии, пророки, слабеют и цепенеют при общении с воинством небесным, то что же говорить о языческих солдатах! Ведь и сопутствующие пророку Даниилу простые люди совершенно потерялись: «сильный страх напал на них, и они убежали, чтобы скрыться» (Дан. 10:7). И потом, почему в апокрифе Ангелы заходят в гробницу, как простые люди – через открытую дверь? Разве камень мог служить преградой движению небесных вестников?!

Дальнейшее повествование еще ярче оттеняет апокрифичность текста. Воины преспокойно, совсем не страшась Ангелов, разбудив иудейских старейшин и своего командира, рассказывают им о только что виденном чуде, а потом все вместе, первыми из людей, сподобляются видеть воскресшего Христа. За что такая честь? «И когда они рассказывали, что видели, снова увидели выходящих из гробницы трех человек, двоих, поддерживающих одного, и крест, следующий за ними.»208

По апокрифу получается, что люди, не верующие во Христа, могут видеть Его воскресшим. В каноническом Евангелий Спасителя по воскресении из мертвых видят только верные Ему ученики. И потом, зачем Ангелам поддерживать Того, Кто держит Собой всю вселенную? Воскреситель падшего человеческого рода, победитель смерти и ада может ли быть немощным? Упоминание креста и вовсе переносит данную редакцию текста за четвертое столетие, когда была отменена казнь через распятие и утвердилось почитание креста Христова как орудия искупления человечества. Для усиления, как ему кажется, повествования неизвестный редактор «Евангелия от Петра» прибегает к чрезмерным преувеличениям и тем самым лишний раз подтверждает апокрифичность текста. Описывая исходящих из гроба, он утверждает, что «головы двоих достигали неба, а у Того, Кого вели за руку, голова была выше неба».209Комментарии излишни…

Окончание фрагмента апокрифа в общих чертах совпадает с Евангелием от Марка (Мк. 16:1-8), но тоже не точно. «Рано утром дня Господня Мария Магдалина… взяв с собой подруг, пошла к гробнице, куда был положен. И боялись они, как бы ни увидели их иудеи, и говорили: «Если и не могли мы в тот день, когда был распят, рыдать и стенать, то теперь у гробницы Его сделаем это. Кто же откатит для нас камень, закрывающий вход в гробницу, чтобы, войдя, мы сели около Него и совершили положенное? Ибо камень был велик, и мы боимся, как бы кто-нибудь ни увидел нас. И если мы не сможем, положим у входа, что принесли в память Его, будем плакать и бить себя в грудь вплоть до нашего дома». И они пошли и увидели гробницу открытой, и, подойдя, склонились туда и увидели там некоего юношу, сидящего посреди гробницы, прекрасного и одетого в сияющие одежды, который сказал им: «Кого ищете? Не Того ли, Кто был распят? Восстал Он и ушел. Если же не верите, наклонитесь и посмотрите на место, где Он лежал. Его нет там. Ибо восстал и ушел, откуда был послан». Тогда женщины, объятые ужасом, убежали.»210

Как мы упоминали, существует гипотеза, что в первом веке у иудео-христиан из назореев могла сохраняться первоначальная, не дошедшая до наших дней версия «Евангелия Петра», точнее отражающая предание апостолов. Косвенно об этом можно судить по древней рукописи Евангелия от Марка – по Старолатинскому манускрипту. Нами уже говорилось, что окончание апокрифа в общих чертах совпадает с окончанием Евангелия от Марка, а у Евсевия Кесарийского читаем: «Марк был переводчиком Петра; он точно записал все, что запомнил из сказанного и содеянного Господом, но не по порядку, ибо сам не слышал Господа и не ходил с Ним. Позднее он сопровождал Петра, который учил, как того требовали обстоятельства, и не собирался слова Христа располагать в порядке. Марк ничуть не погрешил, записывая все так, как он запомнил; заботился он только о том, чтобы ничего не пропустить и не передать неверно».211 Тем самым становится ясно, что проповедь апостола Петра стала основным источником Евангелия от Марка, а ранние рукописи этого Евангелия могут содержать дополнительные вставки, восходящие к устному преданию.

Самым важным свидетелем африканской старолатинской версии является Боббионский кодекс, который обозначается буквой «k» и называется Старолатинским манускриптом. К сожалению, он практически фрагментарен и содержит лишь половину Евангелий от Матфея и Марка. Кодекс переписан около 400 г. н. э. в Африке и привезен в ирландский монастырь Боббио, находившийся в северной Италии, где хранился на протяжении многих столетий, пока его не поместили в Национальную библиотеку Турина. Форма текста кодекса практически полностью совпадает с цитатами из послания св. Киприана Карфагенского (около 250 г. н. э.). По мнению Лойе, особенности «k» палеографически показывают, что он переписан с папируса II в. н. э., употреблявшегося в Северной Африке. Примечательно, что Старолатинский манускрипт содержит «промежуточное» окончание Евангелия от Марка.212

В этом латинском кодексе конца IV века, хранящемся сейчас в г. Турине (Италия), к 3 стиху добавлено следующее: «Subito autem ad horam tertiam tenebrae diei factae sunt per totum orbem terrae, et descenderunt de caelis angeli et surgent in claritate vivi Dei (viri duo) simul ascenderunt cum eo, et continuo lux facta est. Tunc illae accesserunt ad monumentum…»

To есть после третьего стиха: «И говорят между собою: кто отвалит нам камень от двери?» написано: «Внезапно в час третий во тьме, когда во всем мире наступил следующий день, и сошли с неба Ангелы и встали во славе Живого Бога (мужа два?), [и] тотчас же сразу вознеслись (взошли) с Ним, и немедленно (тотчас же) светло стало. Тогда те подошли к гробнице…»213 «и взглянувши видят, что камень отвален; а он был весьма велик» (Мк. 16:4).

Чем эта апокрифическая вставка отличается от «Евангелия Петра»? Краткостью и большей строгостью изложения. В ней не содержится никакого описания воскресшего Христа и прочих добавлений к евангельским словам,214 но и она не может быть признана каноничной.

Непостижимый по самой своей сущности момент Воскресения Господа Иисуса Христа не описан в Новом Завете. Каноническое Евангелие говорит о великом землетрясении и отвалении камня от входа в погребальную пещеру, но как произошло само Воскресение, в каком виде был воскресший Спаситель, как Он восстал из гроба, куда направился – это остается сокровенной тайной. Молчание евангелистов свидетельствует лишь об их безупречной искренности и о величии события, которое не поддается никакому описанию. Внешняя сторона Воскресения215, как непостижимая, не без причины сокрыта от человеческих взоров и не имеет земных свидетелей…

Так называемое «Евангелие Никодима»

Как мы уже говорили, древнейшая литература в значительной степени состоит из апокрифических произведений и ее характерным признаком является подражательный тип творчества. Подлинники апостольского периода берутся как пример и образец, но насыщаются новыми подробностями.216 В получаемой таким образом литературе прослеживается стремление подражать книгам Священного Писания по их содержанию и направлению.217 Однако среди упрощенных компиляций и грубого подражания можно обрести драгоценные крупицы первоначальной традиции. Авторы псевдоевангелий, «если только могли, говорили правду; имена царей I века они указывают исторические, хронология их почти верна. Итак, относительно апокрифов можно установить такое принципиальное положение: в них остались ценные указания на правду, представляющие собой остатки исторического предания».218 Впрочем, надо оговориться, что эта литература сама по себе не является продуктом раннего христианства: некоторые апокрифические евангелия составлены, вероятно, в III и IV веках.219

Сошествие во ад. Византийская мозаика XI века

Апокрифическая литература занимала большое место в круге чтения христиан первых веков; поэтому «апокрифы вошли в содержание сборников, употреблявшихся в Церкви: синаксарей, прологов, четьих миней и других, но это обстоятельство еще не ручается за санкцию со стороны Церкви их происхождения и исторического содержания».220 Одним из наиболее загадочных документов, ходившем среди первых христиан, можно считать «Акты», «Деяния»221 или «Записки Пилата». Сочинение с таким названием, по-видимому, появилось во II веке, и первым упомянул о нем в середине столетия в своей «Апологии» Иустин Мученик. Говоря римлянам о распятии Иисуса, он добавляет, что «об этом вы можете узнать из актов, составленных при Понтии Пилате».222 Несколько позже, к концу века, и Тертуллиан утверждал, что «все сведения о Христе Пилат, уже христианин в душе, сообщил тогдашнему Цезарю Тиберию».223

До середины девятнадцатого века считалось, что Асta Pilat утеряны бесследно, но крупнейший исследователь новозаветной письменности Константин Тишендорф224 предположил, и его мнение было принято всей научной критикой, что следы этих «Актов» сохранились в первой части апокрифа «Евангелия Никодима». Согласно научным исследованиям, его первоначальный извод относят ко II веку христианской эры, переработку – к IV и V векам.225Строго говоря, имеющийся в наличии текст не принадлежит ни самому Пилату, ни его канцелярии, и только весьма условно может быть связан с архивом наместника. В сохранившихся греческих списках он назван «Воспоминанием о Страстях Господних, читаемых в Великую Субботу», что свидетельствует о использовании этого сочинения при богослужении. В предисловии автор назван Никодимом226, который «написал по-еврейски все, что свершилось от распятия Господа и после страстей Его».227

Богослужение Великой Субботы говорит о времени между смертью Христа и Его Воскресением. Поэтому Воскресение Христово заключено в Великой Субботе, как плод во чреве матери. Еще немного, и совершится явление Праздника праздников и Торжества из торжеств. Голгофская тьма просветляется, и сумерки близ гроба Господня начинают рассеиваться лучами Воскресения. Но как могло случиться, что гроб сделался источником жизни?

Ответ мы находим в тайне Великой Субботы – в сопряжении смерти и жизни, которое венчается Воскресением. Божественность Господа Иисуса Христа предполагает Его владычество над смертью и адом, и поэтому актом Воскресения исчерпывается существо евангельской хроники. Но другая сторона события раскрывается в Деяниях апостолов в речи апостола Петра в день Пятидесятницы. «Мужи братия! да будет позволено с дерзновением сказать вам о праотце Давиде, что он и умер и погребен, и гроб его у нас до сего дня; будучи же пророком и зная, что Бог с клятвой обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Христа во плоти и посадить на престол его, он прежде сказал о воскресении, что не оставлена душа Его во аде и плоть Его не видела тления» (Деян. 2:29–31). Здесь апостол Петр очень кратко выражает церковное предание о схождении Иисуса Христа душою во ад, и это – учение Церкви. В этой связи следует обратить пристальное внимание на «Евангелие Никодима», дошедшее до наших дней в различных редакциях, и Константин Тишендорф мастерски раскрыл в нем элементы более древних текстов, называвшихся «Схождение во ад», «Деяния Пилата», «Письмо Пилата к императору Тиберию по делу Иисуса Христа»,228 «Смерть Пилата». Очевидно, что источники «Евангелия Никодима» восходят к эпохе, близкой апостольскому христианству, и в этом нас убеждает речь апостола Петра.

Содержание текста апокрифа состоит в изображении подробностей Распятия, причем к фактам, переданным каноническими Евангелиями, присоединяются некоторые другие детали. «И вывели Иисуса из судилища, и двух разбойников с Ним. Когда же все прочие собрались на место, сорвали с Него ризы Его и опоясали платом, и венец терновый на Его голову возложили. Так же и двух разбойников с Ним распяли, Дижмана по правую руку Его, а Гесту по левую. Иисус же сказал: “Отче, прости им, ибо не знают, что делают”. И разделили между собой ризы Его. И стояли первосвященники и старейшины иудейские, и поносили Его, говоря между собой: “Лечил других, теперь исцели Себя Сам! Если Ты Сын Божий, вниз сойди с креста!” Поносили Его и воины, уксус и желчь принесли Ему пить и сказали: “Если Ты царь, избавь Себя Сам”. И взял сотник Лонгин копье, и пронзил ребра Его, и истекли из ребер Его кровь и вода. И приказал игемон надпись над крестом сделать на трех языках – по-еврейски, по-гречески и по-латински, как сказали иудеи: “Сей есть царь иудейский . Один из разбойников, которые были распяты, по имени Геста, сказал Ему: “Если Ты Христос, избавь Себя Сам и нас избавь ’. Ответил ему Дижман и, возражая, сказал: “Не боишься ли ты Бога? И ты приговорен этим же судом! Ведь знаешь, поистине: что заслужили, то и приемлем, а Он не сделал ничего дурного”. Потом, вздыхая, сказал Иисусу: “Помяни меня, Господи, во Царствии Твоем!” Отвечал ему Иисус: “Аминь, говорю тебе: сегодня будешь со Мною в раю”.»229

Во второй части «Евангелия от Никодима» повествуется о событиях, связанных с сошествием Христа Спасителя во ад. Их рассказывают Левкий и Карин, воскресшие в момент смерти Господа Иисуса. Следовательно, песнопения Великой Субботы, которые говорят о таинственном, страшном и радостном сошествии Христа во ад, есть древнейшее предание, пребывающее с самого начала Церкви в нерасторжимом единстве с благовестием о Воскресении Христовом.230

«Евангелие Никодима» повлияло на многие творения древности, и его материалы были использованы в «Слове» Епифания Кипрского231, но ни в одном из памятников Византии «Евангелие Никодима» не получило такой детальной разработки, как в русских иконах XVII века. Если эти иконы поставить рядом с рассказом апокрифа, то будет очевидно их ближайшее родство.232

«Иисус Христос, мертвых воскресение и жизнь [вечная], повелел нам,” – повествуют в апокрифе Левкий и Карин, – поведать тайны после крестной смерти Его, как Он заклинал нас… Когда со всеми отцами нашими мы были заключены в глубине преисподней, во тьме кромешной, внезапно сотворилось золотое сияние солнца пресветлого, облеченного в пурпур, и озарил нас царственный свет, пробудивший род человеческий.., И когда радовались все святые, пришел главный царь смерти диавол и сказал Аду [владыке загробного мира]: «Приготовься принять Иисуса, который славится [как] Сын Божий, но Он человек, боящийся смерти, ибо сказал: «Душа Моя скорбит смертельно»»… И отвечал Ад главному сатане: «Владыка столь могучий как может быть человеком, боящимся смерти?… Если столь силен Он в человеческом естестве, то говорю тебе: воистину всемогущ [Он] в естестве Божественном, и никто не может противиться власти Его. Поэтому говорю тебе, что пленить [Он] хочет тебя, и горе тебе будет на вечные времена»… Когда же говорили между собою сатана и главный мучитель, раздался голос, грому подобный, и множества духов клич: «Уберите врата царей ваших и воздвигните врата вечные, и войдет Царь славы!»233… И тотчас Царь славы, крепкий Господь, силою Своею попрал смерть и, схватив диавола, связал [его], предал его муке вечной234 и увлек земного отца нашего Адама и пророков, и всех святых, сущих [в аду], в Свое пресветлое сияние… Господь же, держа Адама за правую руку, передал [его] Михаилу Первоархангелу. И все святые последовали Михаилу, и ввел их всех в рай. И встретили их два мужа, состарившихся днями. Спросили же их все святые: «Кто вы? Вы с нами мертвыми в мучениях не были, как же вознеслись вы с нами в рай?» И отвечал один из них «Я Енох, который вознесен был сюда словом Господним. Тот же, кто со мною, Илия Фесвитянин, принесенный сюда живым на колеснице огненной, и доныне мы не вкусили смерти. Когда же придет Антихрист, суждено нам Богом чудеса совершить [при Антихристе] и быть убитыми им в Иерусалиме, и через три дня с половиною снова живыми в облаках вознесемся». И когда сказал это Енох, пришел другой муж, худой и умильный, несущий на плечах своих знамение крестное. И увидев его, все святые сказали ему: «Кто ты, ведь облик твой, как у разбойника? И что такое это знамение, которое несешь на плечах?» Отвечая же им, [он] сказал: «Правильно говорите, что я разбойником был, злодейства всякие творя на земле. И пригвоздили меня… на крест [вместе] с Иисусом… и просил и у Него: «Помяни меня. Господи, во Царствии Твоем! «И тотчас приняв молитву мою, сказал мне [Он]: «Аминь, говорю тебе, сегодня ты будешь со Мною в раю». И дал Он мне знамение крестное, сказав: «Неси это, идя в рай. Если не позволит тебе внутрь войти Ангел, страж рая, покажи ему знамение крестное и скажи ему: послал меня Иисус Сын Божий, который ныне на кресте распят»… Услышав все эти слова разбойника, праотцы и пророки сказали единым голосом: «Святой Господь всемогущий, Отец вечный, Ты Отец милосердный, честь и щедрость ученикам, Отец милости райской. Ты нас снова привел в вечную жизнь, ибо здесь душам нашим жизнь вечная…»»235

От апокрифического повествования вернемся к богослужению святой и Великой Субботы.236 Совершаемая в этот день литургии Василия Великого начинается вечерней. Эта служба относится ко дню Пасхи, но фактически совершается в субботу, и на ней поются песнопения как Великой Субботы, так и воскресные, потому что победа Христа над смертью, поражение недр ада предшествуют видимому восстанию Спасителя из мертвых, Торжество службы Великой Субботы предвкушает радость, которая вскоре воссияет, Богослужение насыщено покоем силы, власти, полноты жизни, Еще немного и взойдет Солнце Пасхи!237

Принципы датировки

Пасхальный цикл

На Страстной седмице, в день Великой Субботы, на гроб Господень сходит удивительный благодатный огонь. Накануне празднования Пасхи в кувуклии являются чудесные молнии, вспышки огней – небесное пламя! Блистающее осияние, подобное мелкому рассыпанному бисеру – белого, голубого, алого цвета, который, соединяясь, краснеет и некоторое время не жжет, не опаляет. Каков источник света, который строго по православному богослужебному календарю является один раз в году? Благодатного огня, который в Великую Субботу, в 2–3 часа пополудни, нисходит в Иерусалиме на гроб Господень? Который возникает в связи с празднованием Пасхи на том месте, где в первом веке произошло славное Христово Воскресение?

Иерусалим. Храм Гроба Господня

Очевидцы свидетельствуют, что этот «огонь появляется искрами и моментально разливается по всему гробу; он имеет бледно-синюю и желтоватую окраску… Первое время огонь не жжет; он начинает жечь только по прошествии нескольких минут, когда свечи разгорятся сильным пламенем. До этого момента многие обводят этим огнем кругом головы, шеи и обнаженной груди, и от него не загораются ни волосы, ни одежда, а тело не чувствует никакой боли» (1896 г.) «Я был в море огня, который не опалял и не жег, несмотря на то, что крутом меня люди совали его себе в рот, огнем крестили лицо, волосы, руки… Такое свойство благодатный огонь сохраняет в только несколько минут, после чего становится обыкновенным» (1905 г.). Поразмыслим об этом… Если огонь не жжет и никаких предметов не опаляет – следовательно, при своем явлении излучает крайне мало тепловой энергии. В течение нескольких минут пламя имеет необычный цвет, и при этом – достаточно низкую температуру. Фитиль полыхает, а тепла почти не излучает – только свет! Куда девается тепло, и почему горят свечи?

Теперь об «искрах»… «Я вижу, – пишет в письме очевидец явления, – сверкает опять что-то над кувуклией, вокруг кувуклии – молнии зигзагами, то там сверкнет, то на самом куполе кувуклии… Вдруг засвистали все, смотрю, прямо на образ Воскресшего голубой шар сошел. И выходит Патриарх… Приходим мы на Голгофу, вдруг опять – как засияет весь храм…» (1982 г.) «С Голгофы появился голубоватый облак, прошел через весь храм и повис над кувуклией, посветлело, как зарница. Несколько раз сверкнула быстро-быстро молния. Потом вспыхнула лампадка на гробе перед Патриархом, и те, которые стояли у окошка, увидели и закричали» (1983 г.).

Посмотрите внимательно: людям благодатный огонь доставляет только радость! А теперь поразмыслим… Каждому из нас приходилось видеть грозу, и зрелище это впечатляющее. Но для удара молнии требуется столь колоссальное напряжение, что если бы «сверкающие зигзагообразные молнии» вокруг кувуклии порождались высоковольтным разрядом, все живое близ него тотчас же погибло бы. «Голубоватый облак» – это шаровая молния? Ничего подобного! При движении и взрыве шаровой молнии вылетают стекла, прожигаются предметы, погибают люди. Итак, зигзагообразное сияние есть, но нет высоковольтного разряда Голубой, движущийся шар мирно сходит на икону, и это не шаровая молния, которая подожгла бы, разнесла ее в щепки. В нашем случае мы наблюдаем «молнии» и «зарницы», не связанные с атмосферным электричеством. Это явление выходит за привычные рамки обыденного мира.

Вот другие свидетельства этого события. «В этот раз ждали больше обычного, и народ уже забеспокоился, а когда по стенам кувуклии то здесь, то там засверкали молниевидные вспышки, то поднялся крик… Наш батюшка стоял близко и говорил, что впечатление было, будто сами камни колются и из них высекаются искры – сильное свечение… В этом году произошла удивительная странность: в алтаре Воскресенского храма, который находится напротив кувуклии, метрах в 20-ти, сами загорелись свечи… В то время как Патриарх вышел из кувуклии, в алтаре появился огонь» (1986 г.).

Искры из камня – не обжигающие, сияющие, радостные! Три года назад в кувуклии был пожар, и последнее время она стоит закопченная, стянутая для прочности металлическими брусьями. Однако при пожаре от камней кувуклии никакого сияния не исходило. Оно исходит лишь накануне Пасхи. Кроме того, благодатный огонь невидимым образом переместился на 20 метров, и там, в другом алтаре, запалил свечи. Как он перемещается и откуда исходит?

И наконец – особенно важное обстоятельство. Почему благодатный огонь может являться от Пасхи до Вознесения, но никогда не возгорается позже? «После сошествия небесного огня… огонь еще 10 дней сходил на гроб Господень. И хотя невозможно изобразить всю полноту, ясно видны молниеподобные разряды – схождение огня… Святой огонь, который веками каждый год появлялся на гробе Господнем только в Великую Субботу перед православной Пасхой, в этом году в течение 20-ти дней являлся также в месте, известном как придел Ангела, в виде арки, над входом в самый гроб Господень. Иногда огонь стремился в пещеру и как будто входил туда то с одной, то с другой стороны. Огонь имел бело-голубой цвет, как и в субботу перед Пасхой, и появлялся он 20 раз» (1994 г.). «В тот день, когда мы были у гроба Господня, Патриарх молился около часа… Я увидел голубой всполох в кувуклии, в окошке кувуклии, а затем ярко-ярко она осветилась… Голубое пламя сначала чуть-чуть потом разгораясь, вспыхнуло в кувуклии, и святейший Патриарх стал передавать зажженные свечи молящимся» (1996 г.).238

Так, схождением благодатного огня на гроб Господень завершается Страстная седмица, но спустя несколько часов Патриарх Иерусалимский снова выходит из часовни и говорит на весь мир: «Христос Воскресе!» Святая земля и весь христианский мир исполняются радостью великого праздника Со Христом из тьмы и смерти воскресает вся вселенная: «Ныне вся исполнишася света, небо же и земля и преисподняя».239

Согласно древней традиции, огонь, полученный в Великую Субботу на тридневном ложе Искупителя, неугасимо поддерживается в кувуклии целый год и тушится лишь накануне нового великосубботнего дня. Само запечатание кувуклии совершается в присутствии ассистентов, свидетельствующих, что в часовне не осталось и следа земного огня. Так ежегодно, накануне Пасхи, в храме гроба Господня совершается таинственное общение небесного с земным. И, осияв святое ложе Восставшего из мертвых, блаженный свет вновь становится невидимым. Но обратите внимание, что явление благодатного огня происходит с определенным циклом и строго по православной пасхалии. Пасхалия же в свою очередь связана с Воскресением Христовым, а не с астрономией или какими-либо природными явлениями.

Попробуем объяснить эти факты. Святая Пасха может праздноваться в широком интервале от 22 марта до 25 апреля (по новому стилю: 4 апреля – 8 мая) с циклическим периодом в 532 года. Сообразуясь с великим пасхальным кругом, этот день можно рассчитать заранее на пятьсот лет. В 1996 г. Пасха праздновалась 14 апреля (нового стиля), а благодатный огонь сошел 13-го. В 1998 г. Пасха пришлась на 19 апреля, но в тот год святой огонь сошел уже 18-го. В 2000 г. Пасху совершали 30 апреля, а благодатный огонь явил себя 29-го. Так было в древности, так происходит и сейчас периодичность сошествия благодатного огня незримо привязана к празднованию Светлого Христова Воскресения. Святой огонь сходит независимо от людей, в подобающий день, но тем только подтверждает истинность вычисляемого людьми дня восстания Спасителя из мертвых, дня праздника святой Пасхи.

В чем же необычность ежегодного сошествия благодатного огня непременно в субботу Страстной седмицы? Да в том, что этот день празднуется накануне Пасхи и определяется ею! Ведь празднование дня Светлого Христова Воскресения рассчитывается по александрийской пасхалии, составленной в IV веке, и до сих пор ни разу не исправлявшейся. Основой для расчетов пасхалии стали юлианский календарь (календарь по старому стилю)240, весеннее равноденствие IV века и еврейский лунный календарь.

Почему день православной Пасхи вычисляется именно так? Потому что при этом счете он соответствует вселенскому событию дня восстания из мертвых. Как пишет авторитетнейший профессор Болотов: «Иисус Христос воскрес: а) неизвестного числа марта или апреля, б) в воскресенье, следующее за полнолунием первого весеннего месяца, в 16 нисана».241 Но нам надо знать это число в привычном счислении времени. Для получения дня празднования Воскресения Христова, при совмещении лунного (еврейского) и солнечного (юлианского) календаря, Никейский собор 325 г. н. э. определил: праздновать Пасху в воскресенье, следующее за полнолунием первого весеннего месяца, т. е. того месяца, полнолуние (14-я луна) которого или совпадает с днем весеннего равноденствия (в IV веке это 21-е марта) или бывает после этого дня. Следовательно, православной пасхалии равноденствие и полнолуние – не истинные астрономические явления, а расчетные и условные величины.

Евреи считают месяцы по фазам Луны, и их продолжительность может быть 29 или 30 дней. Когда новолуние случается сразу после 29-го дня предыдущего месяца, то немедленно начинается новый месяц; если нет, вставляется 30-й день. Новомесячье – иудейский праздник, вот почему иудеями используется лунный кадендарь. Но 12 лунных месяцев составляют меньше чем один солнечный год; следовательно, приходится время от времени вставлять добавочный 13-й месяц – ведар, приходящийся обычно на юлианский март. Поэтому не удивительно, что начало священного года или месяц нисан (март-апрель) падает на различные числа привычного нам календаря.

Иудейская пасха начинается в полнолуние месяца нисана 14-го числа, а Господь – наша Пасха – воскрес 16-го, однако день празднования непременно должен пасть на воскресение, потому что именно в день недельный воскрес Христос. Чтобы получить такой результат и привязать лунный календарь к солнечному, отсчет ведут от 21 марта – дня весеннего равноденствия в IV веке по старому (юлианскому) стилю. Полнолунием первого весеннего месяца нисана считается то, которое или падает на день равноденствия, или бывает после него. Ближайшее после того дня воскресение по юлианскому календарю становится пасхальным. Так христианская Пасха бывает всегда после иудейской, соответствует тому дню, в который воскрес Спаситель, и попадает на различные дни от 22 марта до 25 апреля (по новому стилю – с 4 апреля по 8 мая).

Подтверждением правильности расчетов по православной пасхалии дня празднования Светлого Христова Воскресения служит схождение на гроб Господень благодатного огня каждый раз накануне вычисленного нами пасхального воскресения. Мы начинаем славить воскресшего Христа не в какой-то чисто символический День, а именно в тот, в который Он воскрес две тысячи лет назад. «Наша вера правая – вера православная», – скандируют ликующие христиане у гроба Господня после сошествия благодатною огня.

«Никто из нас не проник в тайну смерти Христовой, и не может ум человеческий сказать что-либо о тех часах, когда тело Христово лежало бездыханным в каменном гробе. Но что-то совершалось в нем… Оно стало вновь живым, но уже иным по свойствам», – пишет протоиерей Николай Иванов, – богослов, преподаватель и публицист.

«Что-то подобное мы видим в окружающей нас природе, когда кремень высекает искру из холодного камня. Эта искра потенциально как бы хранилась в камне, и нужен был сильный удар, чтобы вызвать к бытию нечто новое, чего не было в камне… Так молния возникает среди тучи, и разве мы за секунду до того, как она блеснет, нашли бы в этой влажной среде туч хоть что-то похожее на огонь?…

Мы говорим об этих явлениях не для того, чтобы как-то уравнять их с Воскресением Христовым… Воскреснув, Христос тем самым создал новые законы бытия. Он как бы высек искру из камня, и этот огонь загорелся в тех, кто пошел за Ним…»242 Какие прекрасные слова!

Воскресение Христово! Новый Завет пронизан ощущением этого времени спасения. У евангелистов Матфея, Марка и Луки оно выражается словом καιρός, что в новозаветном контексте переводится, передается как «время благое». С Пасхой Христовой связано новое качество времени, обладающее непреходящей духовной ценностью. На смену ветхозаветной концепции времени, вытекающей из ощущения ожидания грядущего Мессии, приходит новозаветная, вырастающая из восприятия свершения как реальности явления Мессии – Иисуса Христа.

Год, месяц, число

Едва в утреннем небе Иерусалима растаяли очертания полной Луны, как на возвышении под арамейским названием Голгофа – «Мертвая голова»243 – к небу поднялся крест с пригвожденным Сыном Божиим. С распятием Спасителя умер ветхозаветный мир. С Его Воскресением родилось человечество Нового Завета.

Голгофа. Место водружения Креста Господня

Накануне иудейской пасхи, в пятницу 14-го числа весеннего месяца нисана244, Иисус Христос принял крестную смерть. Праздник пасхи начинался с полнолуния первого месяца еврейского церковного календаря. В 14-й день нисана, после полудня, был закаляем пасхальный агнец, которого ели вечером того же светового дня; но так как у евреев сутки начинались с захода солнца, то по их счету это происходило уже пятнадцатого нисана. На следующий день, 16-го числа, начатки ячменя (первый сноп) были по традиции возносимы в Иерусалимском храме или «потрясаемы» перед Господом. Праздник опресноков или ветхозаветная пасха продолжалась 7 дней от 15 до 21 включительно,245 и было ли Распятие 14-го или 15-го нисана246, то есть была ли иудейская пасха на несколько часов позднее или раньше страдания Спасителя на кресте, вопрос, так до конца и не решенный247. Известно, что большинство древних Церквей праздновали христианскую Пасху в первое воскресение, которое следует за 14-м нисана. Они справедливо считали, что распятие Господа совершилось в пятницу 14-го нисана, пребывание во гробе – в субботу 15-го, а Воскресение Христово – рано утром в первый день недели, то есть 16-го нисана. Но христиане малоазиатских Церквей до середины III века праздновали так называемую крестную Пасху. Господь cдал Себя на смерть на Голгофе в пятницу, в тот день, когда иудеи начинали торжество ветхозаветной пасхи. Эту Пасху крестную, то есть день заклания Христа 14-го нисана, малоазиатские христиане совершали вместе с иудеями, объединяя таким образом ветхозаветную пасху с новозаветной, вместо того, чтобы 16-го нисана, в день Господень, праздновать Пасху Воскресную.248 С большим основанием можно утверждать, что в Малой Азии праздновали Пасху в воспоминание страданий Спасителя, в честь самого факта искупления. Для этих христиан начало ветхозаветной пасхи, падающее на 14-е нисана, было годичным воспоминанием страданий и смерти Господней, тогда как для большинства христиан главным днем оставалось 16-е – воспоминание Его Воскресения.

Есть ли непререкаемые данные о годе крестной смерти Христа? В Евангелии и Символе Веры мы определенно читаем, что Он распят при префекте Пилате, причем то же утверждает и Тацит.249 Отсюда совершенно ясно, что Распятие при Понтийском Пилате250 и первосвященниках Анне и Каиафе251 не может быть вне интервала 28 — 33 гг. н. э. Из них три года 28-й, 31-й и 32-й – исключаются хронологически. В эти годы крестная казнь в пятницу не могла быть совершена ни 14-го, ни 15-го нисана, потому что в то время четырнадцатое нисана падает на дни от субботы до вторника, а пятнадцатое число – от воскресенья до среды. Методом исключений мы приходим к выводу, что год страданий Господних следует искать в 29-м, 30-м и 33-м, но чтобы выбрать между ними один, настоящий год Распятия, нужно обратиться к другим источникам.

Непосредственного предания о годе крестной смерти Спасителя не сохранилось. Апостолы могли сказать, что Воскресение Христа было 16-го нисана, но для римлян эта дата непонятна, а первые христиане не считали нужным переводить ее на римское счисление времени. Апостолы служили воскресшему Спасителю, а не научной любознательности. В то время, чтобы точно передать время смерти Богочеловека, нужно было навести справку в претории, где по-римски мог быть записан день осуждения Христа на крест. Однако наместник Пилат в подвластной ему области мог считать смертную казнь в пределах своих полномочий, а потому и не давать распоряжения о составлении особого акта. Если же современники не записали эту дату, то последующие поколении могут лишь высчитать этот день…252

Год Воскресения Спасителя можно опознать по консульствам253, годам правления императора, или но счету от какой-либо особой эры, употреблявшейся на Востоке.254 Кроме того, следует учесть, что начало римского года было не одинаково: в разные времена считали то с марта, то с января, а у евреев начало года не совпадало ни с римским ни с греческим. Поэтому при переложении на римские годы греческих и еврейских дат нет точного соответствия в месяцах, а отсюда – не полная точность и в обозначении годов, и даже некоторое различие у самих писателей и хронологов.255

Начнем расчет. Год Рождества Христова, от которого идет современное летосчисление, принят в VI в. н. э. римским аббатом Дионисием Малым и приведен к 754 г. аb u. с., но его определение не является точным.256 У хронологов сложились разные мнения о годе рождения Христа Спасителя, но обычно годом Рождества считают 749 г. аb u. c.257 При такой датировке 15-й год правления Тиберия, исчисляемый со времени объявления его соправителем Августу в 765 г. аb u. с., и начало проповеди Иоанна Крестителя приходится на 779 г. аb u. с. Немного спустя, в самом начале 780 г. аb u. с. Спаситель пришел к нему из Галилеи и крестился. По евангелисту Луке, в то время Господу было около 30-ти лет, то есть 31-й год Согласно Евангелию от Иоанна, общественное служение Иисуса Христа от Крещения до Вознесения продолжалось (округленно) три с половиной года258 Следовательно, год страдания, смерти, Воскресения и Вознесения Господа приходится на 783 г. аb u. с. Соединяя все числа воедино, получим, что первый день недели 16-го нисана 783 г. от основания Рима, сей нареченный и святый день, падает по современному счету на 9 апреля 30 г. н. э.

И не расстояние, не прошедшие века мешают нам ясно видеть святое и славное Воскресение, а те страсти, которые, как стражу, поставил падший мир у нашей души, та неправедность, которая, как камень, лежит на нашем сердце. Воскресший Христос призывает нас очистить падшее естество. Он воскрес и победил мир. Он воскрес, чтобы воскресла наша душа Он воскрешает ее Собой, потому что Он один – наше Воскресение и жизнь!

Воскрес Иисус от гроба…

Вечер, ночь, раннее утро

Параллельные ряды огромных тесаных каменных глыб – твердыня Иерусалимских стен… На северо-западе, за большой квадратной башней с могучими воротами, примерно в ста восьмидесяти – двухстах локтях259 от них возвышается каменный холм «черепа», по-арамейски – Голгофа260.

Тридневное ложе Спасителя в часовне Гроба Господня

Три углубления на вершине, центральное – на круглом камне, подобном небольшой горке. Высеченые скважины круглые, локоть вглубь, а в ширину – половину, рядом выброшенные за ненадобностью клинья для установки вертикальных столбов. Ближе к городской стене, у подножия Голгофы, локтях в восемьдесят от нее, в небольшой пещерке сложены балки трех крестов.261Мелкий кустарник и трава между камней сильно истоптаны большой толпой ходившей к месту Распятия в пятницу днем. Пара разбитых кувшинов, из которых солдаты севастийской когорты262 пили на жаре вино смешанное с водой… Вечереет. Весенний ветер покачивает раскидистые ветви смоковниц с широкими трехпалыми листьями, вдоль тропинки вьются виноградные лозы, высаженные в тщательно подготовленную почву на солнечных горных склонах… На северо-западном склоне Голгофы, в девяноста локтях от места Распятия, в масличном саду виден провал свежей гробницы, надежно закрытый огромным дискообразным камнем… Квадратная, иссеченная в камне пещера – четыре локтя в длину и четыре в ширину, на правой стороне – тесанное из камня ложе высотой в половину локтя от пола. На этом широком – во всю длину и половину ширины гробницы уступе покоится мертвенное тело Иисусово, обернутое широкой льняной тканью. Умащенное ароматами263, оно присохло к белому полотну, которое повторяет очертания тела. На полу, источая сильнейшее благоухание, лежат оставшиеся с пятницы кучи порошка мирры и алое, всего литр264 около ста…265

В тишине вечера наступил конец субботнего дня, дня покоя. На закате солнца, примерно после шести часов вечера, закончился первый день опресночный, и уже можно готовиться к празднованию второго дня с возношением ячменного снопа, а также, не нарушая закона266, делать любые дела…

С трепетом развернем драгоценный свиток Евангелия. Поздно субботу, когда прошел двенадцатый час древнего исчисления дня267, Мария Магдалина268 с другой Марией идут обозреть гроб… Теперь это стало возможным! по еврейскому счету суббота кончилась, и около шести часов вечера (по-современному) начался следующий день269. В наступивший первый день недели заповеди о покое нет. Можно путешествовать, можно совершать все житейские дела; поэтому как только началось время первой стражи270 и закончился вечер субботы, Мария Магдалина и другая Мария – αὶ ὴ ἄλλη Μαρία быстро направились к драгоценному месту погребения.

Ὀψὲ δὲ σαββάτων, (После же суббот) τῆ ὲπιφωσκούση271 εἰς μίαν σαββάτων (когда [день] рассветал в одну из суббот) ἦλθεν Μαριὰμ ἡ Μαγδαληνὴ καὶ ὴ ἄλλη Μαρία (пришли Мария Магдалина и другая Мария) φεωρῆσαι τὸν τάφον272(осмотреть захоронение).

«По прошествии же субботы, на рассвете первого дня недели, пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб» (Мф. 28:1).273

Выражение евангелиста относится к разряду тех, которые трудно объясняются грамматически: множественное число Ὀψὲ δὲ σαββάτων (после же суббот) не имеет объяснения в лингвистике.274 Тем не менее реальный смысл этих слов вполне ясен. Если исходить из употребления подобного выражения у Плутарха и Филострата275, где Ὀψὲ употребляется в толковании «после», то смысл слов стиха в русском переводе хорошо передается фразой «по прошествии… субботы», иначе говоря, «поздно в субботу».276 …Вечер, солнце на закате. У храмовых ворот боковой галереи недовольный центурион в чешуйчатом панцире с серебряными фалерами, застегивая боковые «нащечины» шлема, отдает последние указания своему заместителю.277 Третья часть центурии ветеранов-триариев278 из рядов севастийской когорты, во главе с ним, сотником, выступает за стены Иерусалима. Начальник храмовой стражи, который на время иудейской пасхи имеет право передавать приказы, только что сообщил, что префект Пилат удовлетворил просьбу первосвященника Каиафы. Вместе с храмовыми служителями солдаты империи пойдут к свежей гробнице и заступят у нее на пост. Офицер помнил старую римскую пословицу: «Дело дошло до триариев», означавшую, что дело доведено до крайности.279 За десятилетие службы центурион привык ко всяким приказам и разучился удивляться, но все же – нелепо брать с собой воск, длинные шнурки, чтобы опечатать место погребения «именем божественного Тиберия». Зачем ослаблять охрану и без того в неспокойном, враждебно настроенном городе?280Кто может нарушить покой мертвых? Зачем такие предосторожности в месте недавнего погребения? Но закон солдата – повиновение. Отряд построен и звучит команда: «Марш!»

В то же время Мария Магдалина приходит ко гробу и видит, что там все по-прежнему, все так же, как было накануне в пятницу. Об этом сказано совершенно точно – φεωρῆσαι281 τὸν τάφον – «обозреть захоронение». Она осматривает вырубленный внизу в скале вход, плотно перекрытый дискообразным камнем,282 лежащим пазах из больших плит. Стражи еще не было. Как раз в субботу после заката солнца иудейские начальники направились к Пилату просить разрешения ее поставить, так что когда Мария Магдалина приходила к затворенной гробнице, стражников не было. Увидев, что у гроба Спасителя все обстоит так же, как и день назад, она поспешно возвратилась в Иерусалим, чтобы успеть купить ароматы для завершения обряда погребения.

«Καὶ διαγενομένου τοῦ σαββάτου (И [по] прошествии субботы) Μαρία ἡ Μαγδαληνὴ καὶ Μαρία ἡ [τοῦ] Ιακώβου καὶ Ζαλώμη ἠγόρασαν ἀρώματα, ἵνα ἐλφοῦδαι ἀλείψωσιν αὐτόν (Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы пойти умастить Его)».

«По прошествии субботы, Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти – помазать Его» (Мк. 16:1).

По возвращении домой в тот субботний вечер Мария Магдалина, пригласив с собой Марию Иаковлеву и мать сыновей Зеведеевых – Саломию, отправилась вместе с ними купить ароматы – благовонные вещества для умащивания мертвого тела. Сей скорбный обряд они хотели совершить утром следующего дня. Почему именно на рассвете третьего дня? У евреев родственники и друзья усопшего по обычаю ходили к могиле в третий день после его смерти (когда предположительно начиналось разложение), чтобы удостовериться, что почивший действительно мертв.283 Святые жены повидались с Иоанной, женой домоправителя Ирода Антипы, с другими, которые следовали за Господом из Галилеи, и условились быть у гробницы на рассвете, чтобы совершить положенное по закону и оплакать любимого Учителя.

Но кто же та другая Мария – «ὴ ἄλλη Μαρία» о которой говорит евангелист Матфей (Мф. 28:1)? В Священном Писании говорится, что вместе с Марией Магдалиной пошла ко гробу и другая Мария. Кем была эта другая Мария? Некоторые из отцов Церкви полагают, что это Пресвятая Богородица. Так, святой Ефрем Сирин утверждает, что воскресший Спаситель первой явился Своей Пречистой Матери. «Как ни первое знамение (т. е. чудо в Кане) не произошло без Нея, так ни начаток гроба (т. е. выход Христа из гроба) не остался без Нея…»284 В пасхальном богослужении сохраняется известие о таком явлении прославленного Господа, которое превосходит все последующие: прежде всех Он явился Своей Пречистой Матери.285

По окончании субботнего покоя, вечером, в начале первого дня недели Мария Магдалина пошла к месту погребения Спасителя не одна. Она пошла проводить Пресвятую Богородицу. Мария Магдалина вернулась в Иерусалим, чтобы вместе с другими женами-мироносицами приобрести ароматы, а Матерь Божия, сияя боголепной чистотой, осталась в саду Иосифа ночью недалеко от пещеры гроба Господня. Она видела, как рано утром сотряслась земля, как Ангел Господень сошел и убрал камень. Она первой из земнородных сподобилась видеть славу воскресшего Христа! …Ночное небо искрится алмазами звезд, тихо льется серебряный свет полной луны. Наступило время третьей стражи.286 В саду Иосифа У запечатанною гроба с позднего вечера определены посты. Солдаты прохаживаются вдоль вырубленного в скале провала к огромному дискообразному камню, закрывающему дверной проем. Поскрипывают кожаные, обитые металлическими бляхами панцире – «лорики», отливают сталью шлемы. Суровые лица ветеранов, прошедших множество жарких боев и вышедших победителями, покрыты многочисленными шрамами. Их поступь тверда, нош в сандалиях защищены поножами из стали, дощатые полуцилиндрической формы, обитые металлом по краям и в центре щиты в одной руке287, короткие металлические широкие копья – пилумы, в другой. Часть наряда отдыхает, завернувшись в плащи из плотной шерстяной ткани – «сагумы», остальные на посту.

Что бы стало с падшим человеческим родом, если бы восковая печать не «растаяла» от огня правды Господней, если бы надежда всех людей, наш Спаситель не восстал из гроба? «Если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна: вы еще во грехах ваших… И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков… По рассуждению человеческому, когда я боролся со зверями в Ефесе, какая мне польза, если мертвые не воскресают? Станем есть и пить, ибо завтра умрем!» – говорит апостол Павел (1Кор. 15:17,19,32). Но сияет наша Надежда, затмевая видимый свет блеском славы Божией. Дебелость и тленность падшей природы человека преобразована в святость и бессмертие.

«Свет Божества, на Фаворе на краткое время, отчасти, сколько могли вместить зрители-апостолы, просиявший сквозь это тело, теперь во гробе просиявает совершенно; и сие тело, до сих пор земное и причастное смерти, преображает в небесное, бессмертное, прославленное. При этом высший Фаворского преображения Божественный свет и благоухание исполняют гробную пещеру, а самое тело Христово, уже духовное и прославленное, проникает и проходит сквозь каменную твердыню так же, как впоследствии сквозь затворенные двери»288.

«Христос воскрес из мертвых» (1Кор. 15:20). Он победил смерть Своей смертью, «смертию смерть попрал», и нет истины, более радостной для человеческого сердца Святое Евангелие не повествует, как происходило Христово Воскресение, как Он нетленно восстал в запечатанном гробе. Массивный каменный диск еще покоился на своем месте, печати лежали на крепких шнурках, а Он уже исшел из рукотворной пещеры гробницы так же непостижимо, как впоследствии «дверем заключенным» явился Своим ученикам (Ин. 20:19). Никто из падшего человечества не способен видеть неприступный нетварный свет, в котором Воскресший оставил ложе смерти. Он восстал на третий день, как Сам предсказал, воскрес в начале третьего дня, возвещая победу! Небесный Вестник отвалил камень только для того, чтобы весь мир мог видеть, что гроб уже пуст.

«Καὶ ἰδοὺ δειδμὸς ἐγένετο μέγας (и вот сотрясение земли сделалось великое) ἄγγελος γὰρ κυρἰου (Ангел же Господень) καταβὰς ἐξ οὐρανοῦ (спустившись с небес) καὶ προδελφὼν (и приступив) ἀπεκύλισεν289 (откатил камень [от входа гробницы])290 καὶ ὲκάφητο ὲπάνω αὐτοῦ (и сидел на нем).

«И вот сделалось великое землетрясение: ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем» (Мф. 28:2).

Евангелист Матфей сообщает важнейшие подробности. Прежде всего он говорит, что «…сотрясение земли (сейсмос) случилось великое… σεισμὸς ἐγένετο μέγας». Если толковать слова евангелиста в их буквальном смысле, то получается «сделалось общее сильное землетрясение», и, одновременно с сильным подземным ударом, с неба сошел Ангел и перекатил камень прочь от проема входа во гроб. В XIX веке существовала точка зрения, что σεισμὸς не было землетрясением, а внезапным открытием гроба сошедшим или сходящим Ангелом, как указывает γὰρ. Но порядок событий показывает, что отваление камня было сверхъестественным. Вначале произошло сотрясение земли – σεισμὸς, а затем небесный Вестник удалил из проема дискообразный камень.

О размерах «голела» – большого каменного диска, которым, перекатывая его в пазах, затворяли вход к погребальному ложу, мы можем судить по косвенным данным. В греческом кодексе Безы291, рукописи Евангелия, датируемой V в. н. э., есть дополнительные сведения о Иосифе Аримафейском, который, положив тело Иисуса во гроб, высеченный в скале, «придвинул к гробнице камень, который двадцать [человек] еле могли катить».292 Не зря в Евангелии от Марка к камню применено слово μεγας – «большой, огромный»: ἦν γὰρ μέγας σφόδρα «(был же огромный весьма)» (Мк. 16:4).

Но Ангел Господень одним прикосновением откатил громадный диск далеко от устья пещеры, и разливая вокруг себя блеск молнии, воссел на него. Небесный Вестник блистал неземной чистотой, святостью, отблеском славы Божией.

ἦν δὲ ή εἰδέα293 αὺτοῦ ὡς ὰστραπὴ (был же вид его подобен молнии) καὶ τὸ ἔνδυμα αὐτοῦ λευκὸν ὡς294 χιών (И одежда его бела подобно снегу).

«Вид его был как молния, и одежда его бела как снег» (Мф. 28:3).

Обратите внимание на особенную точность Священного Писания. В любом апокрифическом рассказе здесь был бы Сам блистающий и сияющий Христос.295 Евангелисты же, говоря о факте Воскресения, первоначально ничего не говорят о воскресшем Христе, а лишь описывают события так, как они происходили. В Новом Завете слово εἰδέα – «вид» встречается только здесь, и под ним подразумевается не только лицо Ангела, а вся полнота его внешности. Не имея возможности точно описать в земных словах, как выглядел Вестник небес, евангелист прибегает к аналогии, говоря «подобно молнии» («как молния»), «подобно снегу» («как снег»). В этом явно просвечивает желание быть предельно точным в описании произошедшего, но, с другой стороны, видна и особая осторожность. Ограниченный человеческий разум не в силах с полной ясностью воспринять величия и мощи небесных Сил бесплотных, а поэтому при описании последних вынужден пользоваться аллегорией.296

ἀπὸ δὲ τοῦ φὸβου αὐτοῦ (от же страха его) ἐσείσφσαν οί τηροῦντες (затряслись стерегущие) καὶ ἐγενήφησαν ὡς νεκροί (и стали подобны мертвым).

«Устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали как мертвые» (Мф. 28:4).

Римские воины зорко и бодро стояли на страже у гроба Господня, величайшее чудо всемогущества Божия, которое свершилось неощутимо для очей неверия, обнаружилось для них сильным сотрясением земли и явлением светозарного Вестника из горнего мира Служение земных стихии и небесных Сил внушительно говорило грубому чувству вооруженных солдат империи, что в этом случае привычные средства защиты и нападения полностью бессильны. Земные часовые у гроба Господня в страхе закончили свою службу, уступив место Воинам небесным – светоносным Вестникам радостного Воскресения.

Крайне интересно, что слово ἐσείσφησαν (пришли в трепет, испугались) соответствует употребленному ранее при рассказе о землетрясении слову σεισμὸς (потрясение, сотрясение). Стражники содрогнулись, были потрясены и пришли в трепет… Солдаты не умерли, но сделались подобными мертвым.297Воины затряслись от страха и уподобились мертвецам. Вот точность описания! Видение Ангела произвело на них точно такое же действие, как на пророка Даниила298, и подобно сопровождавшим его людям, часовые, едва придя в себя, немедленно предались бегству299. В этот момент они не думали о жутком наказании за оставление поста300: просто иначе в данной ситуации человек себя вести не может. Лишь Матерь Божия, Та, Которой поверена тайна домостроительства Божия, только Пресвятая Богородица неподвижно присутствует при землетрясении, схождении Ангела, отваливании камня, при обмороке стражи. Она одна, покрыв голову мафорием301 – покрывалом, ниспадающим на плечи, терпеливо бодрствовала, тогда как мироносицы видели уже отваленный камень и сидящего на нем Ангела, но как это случилось, что гроб оказался открытым – не знали. Только богомудрая Дева, очищенная и божественно облагодатствованная, ясно видела «…землетрясение и онаго великаго Ангела, снисходящаго с небес, имевшаго вид молнии, омертвление стражей, и перемещение камня, и пустоту гроба, и великое чудо плащаниц, смирною и алоем слепленных и неразрушимых, и в то же время пустых от нахождения тела…»302

Заря нового дня

Воскресение Христово есть явление иного бытия, – пишет епископ Кассиан. – К тому бытию относится, прежде всего, преодоление пространства в явлениях Воскресшего. И это касается не только… явлений «дверем затворенным» (Ин.20:19, 26). Господь у синоптиков является никем нечаемый и столь же неожиданно становится невидим (Лк.24:15, 31).

Предел Ангела в часовне Гроба Господня. Место явления Ангела женам-мироносицам

Из свидетельства евангелиста Луки тоже вытекает, что Он незримо входил в закрытое помещение (Лк. 24:36). С преодолением пространства связано и преодоление времени. Это, по всей вероятности, и хотел выразить евангелист Лука, представив в своем Евангелии (24-я глава) события, растянувшиеся на сорок дней (Деян. 1:3), так что у читателя создается впечатление, как будто они произошли на протяжении суток. И наконец, Воскресение Христово, в еще большей мере, чем Рождество и Преобра-жение, отмечено явлением светоносной славы. Сошествие Ангела, которого вид был как молния, а одежда как снег, сопровождается землетрясением и вызывает ужас у гробовой стражи и женщин (Мф. 28:2-5). Юноша, упоминаемый в Евангелии от Марка (Мк. 16:5), тоже одет в белую одежду и внушает трепет. Два мужа в одежде сверкающей упоминаются и евангелистом Лукой у пустого гроба. Увидев их, жены-мироносицы охвачены страхом (Лк. 24:4-5). Два мужа – те же или другие? В белых одеяниях они являются апостолам и по Вознесении (Деян. 1:10). В Воскресении Христовом небо сходит на землю. Исполнение славы есть Вознесение. Не случайно оно сопровождается явлением светоносного облака (Деян. 1:9). Это облако славы, некогда осенявшее скинию (Исх. 40:34) и храм (III Цар. 8,10), в ознаменование присутствия Божия. Для апостола Павла ясно, что тело воскресшего Господа, как тело духовное (1Кор. 15:44-49), есть тело прославленное (Флп. 3:21). Тем самым оно уже принадлежит иному бытию. Тайна Воскресения превышает человеческое разумение и не может быть выражена человеческим словом! Тем не менее, два положения не допускают сомнения. Первое: женщины, пришедшие на гроб в первый день недели, на-шли его пустым. Второе: Господь повторно являлся женам-мироносицам и ученикам. Пустой гроб и явления Распятого говорят о Воскресении».303

Святые евангелисты о явлениях воскресшего Господа повествуют очень кратко. В этой немногословности описания чувствуется избыток той благодати, которая переполняла сердца святых благовестников. Это бездонное небо радования, которое не находит слов для своего выражения и которое исходит из переполненного сердца в кратких восклицаниях: «Раввуни!… Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20:16,28).

Продолжим наше повествование. Жены-мироносицы не были в ту святую ночь в одном доме, поэтому не могли знать точно, кто из них и в какое время выйдет за городские стены к саду Иосифа. Ведь некоторые из них были жительницы Галилеи или насельницы других мест, а в Иерусалиме они остановились кто у родных, кто у знакомых. Потому едва забрезжило раннее утро и настало время четвертой стражи304, как ко гробу мимо масличных деревьев, пальм и смоковниц подошла та, которая была в том месте накануне вечером.

В тот первый день недели Мария Магдалина приходит «πρωί σκοτίας έτι ούσης (утром тьме еще сущей) είς τό μνημεΐον καΐ βλέπει (ко гробнице и видит) τόν λίθον ήρμένον έκ τόύ μνημείου (камень взят от гробницы)».

«В первый же день недели Мария Магдалина приходит ко гробу рано, когда было еще темно, и видит, что камень отвален от гроба» (Ин. 20:1).

Она видит βλέπει305, что камень отьят, убран ήρμένον от двери гробницы. Ее охватил страх и ужас. Первая мысль, которая возникла: тело Господа Иисуса Христа кто-то унес, кто-то взял! Она в смятении чувств, стремительно бежит назад в Иерусалим к апостолам Петру и Иоанну (Ин. 20:2).

Солнце еще не взошло. Пока Мария Магдалина, закутав голову прямоугольной накидкой-плащом и в простого покроя шерстяной синей тунике, подпоясанной сложенным в несколько раз куском материи, спешно идет по едва просыпающемуся городу, к месту погребения приходит Иоанна с галилейскими женами-мироносицами…

“Tή δέ μιφ των σαββάτων (В первый же [день после] субботы) δρθρου βαθέως (утром [очень] ранним) έπΐ τό μνήμα ήλθον (на гробницу пришли) φέρουσαι & ήτοίμασαν άρώματα (неся приготовленные ароматы)».

«В первый же день недели, очень рано, неся приготовленные ароматы, пришли они ко гробу, и вместе с ними некоторые другие» (Лк, 24, 1).

Скорбно идя по тропинке меж тихо колеблющихся ветвей смоковниц в широких, достигающих земли одеждах, жены из Галилеи тихо несли драгоценную смесь благовонных веществ.306 Они шли полить жидкими ароматами (разведенными в оливковом масле) могильные камни и одеяния Усопшего. Они хотели оплакать своего Учителя и помазать Его миром. Они шли завершить узаконенный обряд погребения, поспешно прерванный вечером в пятницу началом празднования опресночных дней. Шли очень рано, точнее – самым ранним утром ορθρου βαθέως, «утро глубоко», то есть тогда, когда едва-едва светало.

В древнейших кодексах Священного Писания нет слов καΐ τινές σόν αύτάις – «и вместе с ними некоторые другие» (Лк. 24:1), но они наличествуют в текстах V-IX веков. 307 У исследователей, следующих здесь ранним рукописям, этого фрагмента не имеется. В кодексах III – IV веков после фразы «неся приготовленные ароматы» есть слова έλογίζοντο δέ έν έαυτάις τις άρα άποκύλισει τον λίθο ν – «рассуждая сами с собой, кто откатит камень».308

Действительно, для завершения прерванного погребального обряда им необходимо попасть внутрь к погребальному ложу, а вход к месту упокоения перекрыт огромным диском. Если и двадцать человек едва могут катить его309, то что смогут несколько слабых женских рук?

Какое же они испытали потрясение, когда вопреки ожиданию «εΰρον δέ τόν λιθον (нашли же камень) άποκεκυλισμένον άπο του μνημείου (откаченным от гробницы)».

«Но нашли камень отваленным от гроба» (Лк. 24:2).

Огромный «голел», узкий цилиндрический каменный диск, находился в отдалении от проема, ведущего вниз к погребальному ложу. У пришедших встал вопрос: какое «множество людей» могло так далеко перекатить камень? Оставив принесенные сосуды, жены-мироносицы с трепетом поспешили в зияющий проход.

«είσελθοΰσαι δε (вошедши же) ούχ εΰρον (не нашли) το σώμα του кυρίου Ιησού (тело Господа Иисуса)».

«И вошедши, не нашли тела Господа Иисуса» (Лк. 24:3).

Только представьте себе их страх и непонимание! К погребальной комнате в глубине скалы вниз вел иссеченный в монолите проем. Спустившись, как в глубокий подвал, по крутым каменным ступеням, они вошли в тихий сумрак пещеры. Что произошло? Где тело возлюбленного Учителя? Кто мог выкатить наверх столь гигантский диск, ранее находившийся глубоко внизу в каменном желобе? Кто переместил его так далеко?

«και έγένετο έν τω άπορεΐσθαι αύτάς περί τούτου (и случилось, что в то время как они недоумевали относительно того) και ίδού άνδρες δύο (и вот мужа два) επέστησαν αύταΐς (предстали [перед] тми) εν έσθητι άστραπτούση (в одеяниях ослепительных)».

«Когда же недоумевали они о сем, вдруг предстали пред ними два мужа, в одеждах блистающих» (Лк. 24:4).

Неожиданно полумрак погребальной комнаты озарился ослепительным блеском. Два мужа, одетые светом как ризой, поразившие взор мироносиц нестерпимой молнией облачений, оказались рядом с ними в тесном пространстве гробницы, обратив место погребения в неземной чертог. Как говорит блаженный Феофилакт: «…являются в одеждах блистающих по причине светлости Воскресения».310 Но что может сделать смертный человек при виде силы и славы Вестников небесных? Как и пророк Даниил, пасть лицом на землю и онеметь от страха!

«έμφόβων δε γενόμενων αυτών (когда же они оказались объятыми страхом) και κλινουσών τα πρόσωπα εις την γήν (и склонили лица на землю) είπαν προς αύτάς (те сказали им;) τι ζητείτε τόν ζώντα μετά των νεκρών; (что ищете живого с мертвыми?)».

«И когда они были в страхе и наклонили лица свои к земле, сказали им: что вы ищете живого между мертвыми?» (Лк. 24:5).

Ангельские силы возвестили: не ищите Его в том месте, в котором подобает находиться мертвым. Гроб пуст, и глагол ζητείτε311 «ищете» в этой связи приобретает более полный смысл – искать и не находить, а поэтому продолжать поиски. Христос не мог остаться, где лежал раньше. Смотрите – Его там нет!

«ούκ εστίν ώδε (нет здесь) άλλα ήγέρθη (но восстал [из мертвых])».

«Его нет здесь: Он воскрес…» (Лк. 24:6).

На каменном ложе гробницы не было тела Иисусова. Слова ουκ εστίν ώδε – «нет здесь» раскрывают, что Христос не просто ожил и поднялся с погребального камня, а воскрес во славе. Человечество соприкоснулось с тайной будущего века! Перед нами – явление иного бытия, обоженного, нетленного: Он ήγέρθη – Он восстал из мертвых! Это первая благая весть о даровании вечной жизни, только известие, а не явление Самого Воскресшего.

Тем временем Мария Магдалина прибегает к Петру и Иоанну. Она поспешно рассказывает, что камень отвален, а во гробе нет тела их любимого Учителя… Чрезвычайно обеспокоенные апостолы Петр и Иоанн, набросив поверх светло-серых туник свои гиматии312, скроенные из двух кусков шерстяной материи в темно-коричневую полоску с кистями «цицит» на четырех углах313 , поспешили ко гробу. Опоясавшись и спешно обвязав головные повязки314, они побежали, но апостол Иоанн, будучи моложе и проворнее, первым припал ко гробу.

«και παρακύψας (и наклонившись) βλέπει κείμενα τά όθόνια, (увидел лежащие тонкие ткани) ού μέντοι είσηλθεν (однако не вошел)».

«И наклонившись, увидел лежащие пелены; но не вошел во гроб» (Ин. 20:5).

В этом описании есть важные детали. Наклонившись к прямоугольному отверстию входа, Иоанн бросил мимолетный взгляд на льняное полотно, как говорит употребленный глагол βλέπει315 – увидел, глянул Он лишь заглянул в глубокий провал дверного проема, а Петр, как человек более решительный, вошел в гробницу и обозревает погребальные пелены (θεωρεί316 – рассматривает). Они видят одно и то же, но вначале совершенно по-разному.

«Приходит тогда и Симон Петр, следовавший [за] ним и входит в гробницу και θεωρεί τά όθόνια κείμενα (и смотрит тонкие ткани лежащие)».

«Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во гроб, и видит одни пелены лежащие» (Ин. 20:6).

Дело в том, что слово κείμενα «лежащие» повторяется дважды и при втором употреблении в греческом оригинале стоит в эмфатическом положении.317Апостол Иоанн мимолетным взором замечает лишь наличие лежащих полотен, той сложенной плащаницы, которой в пятницу Иосиф из Аримафеи обернул Иисуса. Как более стар-ший, апостол Петр подробно рассматривает определенное положение погребальной материи и видит, что она, пропитавшись мазью мирры и алоэ, отчасти сохранила форму тела. Плащаница с впитавшимися в нее высохшими клейкими ароматическими составами лежала в том же положении, какое ей придали при погребении, но из нее непостижимым образом восстал Христос. Много смирны было употреблено при намащивании тела, которая не хуже смолы приклеивает к нему пелены, но все цело.318 Это необъяснимо: ничего не потревожено, ничего не тронуто!

Вдобавок «και τό σουδάριον (и плат,) δ ήν έπι της κεφαλής αύτοΰ, (который был на голове Его) ού μετά των όθονίων κείμενον, (не с тонкими полотнами лежащий) άλλα χωρίς έντετυλιγμενον εις ενα τόπον (но отдельно свернутый в другом месте)».

«И плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте» (Ин. 20:7).

Когда Господь почил на кресте, верные ученики по древнему обычаю покрыли Его лик четырехугольным платом, называемым «сударь». Благопристойность первого века требовала, чтобы посторонние не смотрели на лицо умершего. Когда же Иосиф с Никодимом погребали тело Христа, то перед тем, как поместить Его в плащаницу, сударь сняли, сложили и положили вглубь гробницы. По воззрениям иудеев первого века, все предметы, соприкасавшиеся с мертвым телом, считались ритуально нечистыми и их повторное употребление возбранялось.

Апостол Иоанн, вслед за Петром сойдя по ступенькам к месту погребения, видя на траурном ложе нетронутые человеческой рукой полые пелены и лежащий в стороне сударь, проникся величием свершившегося в гробнице.

«Тогда вошел и другой ученик, пришедший первым ко гробнице και είδεν και έπΐστευσεν (и увидел и уверовал) ούδέπω γαρ ήδεχσαν τήν γραφήν δτι δει αυτόν (еще же не понимали Писание, надо Ему) έκ νεκρών άναστηναι (из мертвых воскреснуть)» (Ин. 20, 8–9).

«Тогда вошел и другой ученик, прежде пришедший ко гробу, и увидел, и уверовал…» (Ин. 20:8).

Наконец, апостол Иоанн обратил внимание είδεν319 на особенное расположение погребального полотна. Он увидел и тотчас уверовал, что произошло нечто, превосходящее человеческое разумение, но лишь только позже понял: тогда, в торжественном покое раннего утра, «лежащие пелены» указывали на воссиявшее из них бессмертие.

«Апостолы называют себя свидетелями Воскресения Христова (Деян.2:32), – говорит святитель Филарет, – хотя должность их была свидетельствовать не о Воскресении только, но и о всем учении Его. Такой важной почитают они истину Воскресения. И подлинно, как скоро утверждена сия истина, то сим самым утверждена истина всего, что творил и чему поучал Господь наш. Но как важна истина Вос-кресения Христова для веры, так истина Воскресения Христова для жизни. Как скоро утверждена сия истина, то сим самым непоколебимо утверждены все правила жизни святой и богоугодной… Что есть начало к небесному рождению? Слово и дух, и сила воскресшего Христа, Который есть и наше воскресение и жизнь.»320

На восходе солнца…

Во многих греческих монастырях и даже городских храмах после агрипнии или, как ее называют у нас – полунощницы с пением канона Великой Субботы, в полной темноте, епископ или архимандрит, облаченный в праздничные одеяния, становится в царских вратах, держа в руках свечу, зажженную от неугасимой лампады, находящейся за престолом, и поет стихиру: «Приидите, приимите свет от невечерняго Света и прославите Христа, воскресшаго из мертвых».

Вход в Кувуклию над пещерой Гроба Господня

Дивный напев этого чудного песнопения, исполняемого клириками, проникает в сердца многочисленных богомольцев и переполняет их небесной радостью. Все молящиеся спешат зажечь свои свечи от святого огня неугасимой лампады и принять с этим священным огнем участие во встрече воскресшего Христа. После этого епископ или архимандрит в торжественной процессии, но без хоругви и крестов, держа в руках лишь Евангелие и икону Воскресения, выходит в притвор храма и здесь, при закрытых дверях, после прочтения воскресного Евангелия начинает пасхальную утреню.321

Воскресение Спасителя есть обновление человеческого естества, оживление, восстановление и возвращение к бессмертной жизни. Когда под влиянием света воскресшего Христа отваливается греховный камень, лежащий на сердце человека, страсти отступают от него, как пораженные воины, и Господь дает душе силу дерзать, побеждать мир, очищать свое сердце. Удивительное происходит тогда в человеке: чем больше он очищает свое сердце, тем больше исполняется светом Воскресения. Чем больше наполняется он этим светом, тем больше очищается. И здесь, на земле, видит человек воскресшего Господа и ясно слышит Его слова: «Радуйтесь»!322

Едва изумленные апостолы Петр и Иоанн удалились, как Мария Магдалина в скорби снова пришла к пустой гробнице. «А Мария стояла у гроба и плакала. И, когда плакала, наклонилась во гроб, и видит (θεωρεί) двух Ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисуса. И они говорят ей: жена! что ты плачешь? Говорит им: унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его. Сказав сие, обратилась назад и увидела (θεωρεί) Иисуса стоящего; но не узнала, что это Иисус. Иисус говорит ей: жена! что ты плачешь? кого ищешь? Она, думая, что это садовник, говорит Ему: Господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его. Иисус говорит ей: Мария! Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни! что значит. Учитель! Иисус говорит ей: не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему. Мария Магдалина идет и возвещает ученикам, что видела (έώρακα) Господа и что Он это сказал ей» (Ин. 20:11–18).

Что видела равноапостольная Мария Магдалина? Первоначально она видит, созерцает (θεωρεί) двух Ангелов в белых одеяниях. «Между тем очевидно, что извне был еще мрак, потому что физический день еще окончательно не воссиял; пещера же оная исполнилась светом Воскресения, который, будучи божественно видим Марией, еще больше воспламенял ее любовь ко Христу и дал силу ее очам восприять… видение Ангелов, и не только видеть, но и возыметь возможность говорить с Ангелами, потому что такой силой обладал оный свет».323

Очевидно, что она более всего была поглощена своим горем: «унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его» (Ин. 20:13). Но произнеся эти слова, она обернулась и увидела (θεωρεί) Иисуса. Почему же она зрит воскресшего Господа, но не узнает? Секрет в том, как она Его видит! Слово θεωρεί324означает, что Мария просто смотрит, с изумлением наблюдает, как зритель. Когда же Господь окликнул ее по имени, она осознанно увидела Его, обратила на Него внимание, узнала Его. Тогда Мария Магдалина воскликнула на своем родном арамейском языке: «Раввуни!» – «Учитель!» Затем она возвещает ученикам, что видела (έώρακα325 – заметила и узна-ла) воскресшего Господа, непосредственно стояла перед Ним лицом к лицу, поняла, что пред ней Сам Воскресший.

«Она желает подойти к Нему, обращаться с Ним, как и прежде… Но Он возводит ее мысль, чтобы она помыслила нечто высшее… Господь сказал: «не прикасайся ко Мне». Потом как бы кто спросил: почему? Потому, отвечает, что у Меня тело уже не такое, какому свойственно быть в жизни земной, но такое, какое прилично небу и горним селениям. Потом вопрошающий как бы продолжает: зачем же Ты ходишь на земле, когда имеешь такое тело? – Потому, отвечает, что Я не взошел еще к Отцу Моему, но взойду…, хотя… не тотчас, но спустя сорок дней».326 По воскресении из мертвых тело Христово уже не такое, какому свойственно быть в земной жизни, потому что естество наше «…Божие Слово присоединило Самому Себе по ипостаси, и Божественным… неприступным огнем Своего Божества очистив от всякого страстного состава, сотворило его пламеновидным … участником Божества…»327

После этого явления Воскресшего прошло мало времени. И едва дневное светило показалось над горизонтом, другие жены-мироносицы – Мария Иаковлева и Саломия, покрыв головы сложенными по диагонали квадратными кусками материи складкой ко лбу и обвязавшись плетеными из шерсти поясками, устремились к месту погребения. Они еще ничего не знали о Воскресении: «και λίαΐ πρωί (и утром рано) τη μια των σαββάτων (в первый [день после] субботы) έρχονται έτα τό μνημεϊον άνατείλαντος του ήλιου (пришли на гробницу [при] восходящем солнце)».

«И весьма рано, в первый день недели, приходят ко гробу, при восходе солнца» (Мк. 16:2).

Небо чуть забелелось… Было так рано, что солнце едва начинало восходить, что следует из использования слова άνατείλαντος – причастия настоящего времени, совершенно точно обозначающего исключительно раннее время… В первых рассветных лучах проступает ограда сада Иосифа из Аримафеи, сложенная из неотесанных глыб дикого камня, и живая изгородь из колючих кустов. Утро попеременно украшает небо неуловимыми оттенками света и тени, самыми гармоничными сочетаниями пурпура и золота.

Но Марию Иаковлеву и Саломию, как и ранее приходивших мироносиц, беспокоит большой диск, закрывающий вход в погребальную пещеру: «και ελεγον προς έαυτάς (и говорят друг другу) τις άποκυλίσα ήμίν τον λίθον έκ της θύρας του μνημείου (кто откатит нам камень от входа гробницы?)» (Мк. 16:3).

Приходят ко гробу и что же видят? Видят, что громадный камень, который должен перекрывать вход, не находится в положенном месте! «και άναβλέψας θεωρουσιν (и взглянувши видят с чувством изумления) δτι άποκεκύλισται328 о λίθος (что откачен камень) ήν γάρ μέγας σφόδρα (был же огромный весьма).

«И взглянувши видят, что камень отвален; а он был весьма велик» (Мк. 16:4).

Взглянувши (άναβλέψας329) на гробницу, мироносицы с чувством изумления смотрят (θεωρουσιν): как и где лежит погребальный «голел», какого он большого размера, видят, что он находится не на месте, что он выкачен наверх из находящихся глубоко внизу каменных пазов.330

«Και εισελθοΰσαι εις τό μνημεΐον (И войдя в гробницу) ειδον νεανίσκον καθήμενον έν τοις δεξιοΐς (увидели юношу сидящего справа) περιβεβλημένον στολήν λευκήν καΐ έξεθαμβήθησαν (облаченного ризой белой и ужаснулись)».

«И вошедши во гроб, увидели юношу, сидящего на правой стороне, облаченного в белую одежду; и ужаснулись» (Мк. 16:5).

Они легко спустились в гроб Господень, потому что гробница представляет собой довольно большое вырубленное в скале помещение, куда сразу можно войти двоим-троим. Эта квадратная, иссеченная в камне пещера имеет четыре локтя в длину и четыре в ширину. На правой стороне – плоское, вытесанное из камня ложе высотой в половину локтя от пола и шириной в половину помещения, имеющее в области головы каменное возвышение, служащее подушкой. В тот первый день недели на этом ложе восседал Ангел Господень, под видом юноши в белоснежных одеяниях.331 Перед тем как спуститься к дверному проему гробницы, мироносицы просто осматривали место; оказавшись внутри, они наконец прозрели. Жены-мироносицы увидели, (εΐδον332) благодатный облик Вестника Божия и пришли в ужас.333 Сверх того, может быть, евангелист хочет сказать, что их повергло в страх еще и отсутствие тела Иисуса во гробе.334 Но Ангел благовестит потрясенным миро-носицам…

«ό δέ λέγει αύταίς ([он] же говорит им) μή έκθαμβεΐσθε (не ужасайтесь) ’Iησούν ζητείτε τόν Ναζαρηνόν χόν έσχαυρωμένον (Иисуса ищете Назарянина распятого) ήγέρθη, ούκ έστιν ώδε (восстал [из мертвых], [Его] нет здесь) ιδε о τόπος δπου £θηκαν αυτόν (вот место, где Его положили)».

«Он же говорит им: не ужасайтесь. Иисуса ищете Назарянина, распятого; Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен» (Мк.16:6).

«Явившийся Ангел сказал женам: «не ужасайтесь». Сначала он освобождает их от страха, а потом благовествует о Воскресении. Он называет Иисуса Христа «Распятым», ибо не стыдится Креста, который есть спасение человеков и основание всех благ. «Он воскрес»; из чего это видно? Из того, что «Его нет здесь». И хотите ли увериться? «Вот место, где Он был положен.335»

Смотрите на уступ в скале, на пустое погребальное ложе: Распятый Иисус Назорей не находится в месте, где подобает быть мертвым. Там Его нет. Вы воочию видите: Он есть Христос, Он восстал из мертвых, Он воскрес! Теперь…

«…Идите, скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите (όψεσθε336), как Он сказал вам. И, выйдя, побежали от гроба; их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись» (Мк.16:7-8).

Смотрите! Небесный Вестник посылает учеников в Галилею, отводя их «от смятения и великого страха со стороны иудеев.»337 Можно ли спокойно воспринимать столь вышеестественные события? «Объял жен трепет и ужас, то есть они поражены были и видением Ангела, и страхом Воскресения, и… никому ничего не сказали, потому что боялись.» 338

Вновь обратимся к тексту древних рукописей Евангелия. Одним из наиболее замечательных разночтений кодекса Фриера W339, вероятно, переписанного в конце IV – начале V в. н. э. с неизвестной древней рукописи, является вставка к завершению Евангелия от Марка.340 Вслед за описанием появления воскресшего Христа («…наконец явился самим одиннадцати, возлежавшим на вечери, и упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили» (Мк.16:14)) в тексте кодекса следует продолжение:

«И они оправдывались, говоря: «Этот век беззакония и безверия под сатаной, который не допускает, чтобы то, что находится под властью нечистых сил, постигало истину и могущество Господа. Поэтому покажи свою праведность сейчас», – так говорили они Христу. И Христос отвечал им: «Время власти сатаны свершилось, но грядут другие беззакония. И для тех, кто согрешил, Я прошел через смерть, чтобы они могли вернуться на путь истинный и не грешить больше, чтобы они могли наследовать духовную непреходящую славу праведности на небесах»».

Далее по Марку: «И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет» (Мк.16:15-16).

Стиль и содержание указанного добавления, несомненно, говорят об апокрифичности и позднем происхождении этого фрагмента, который поэтому и не включен в канонический текст, но в текстологической науке он получил наименование «расширенное пространное окончание». И в этой связи встает еще один серьезный вопрос…

Раскроем Священное Писание и внимательно прочтем последние двенадцать стихов Евангелия от Марка, так называемое «пространное окончание»:

«(9) Воскреснув рано в первый день недели, Иисус явился сперва Марии Магдалине, из которой изгнал семь бесов. (10) Она пошла и возвестила бывшим с Ним, плачущим и рыдающим; (11) но они, услышав, что Он жив и она видела Его, – не поверили. (12) После сего явился в ином образе двум из них на дороге, когда они шли в селение. (13) И те, возвратившись, возвестили прочим; но и им не поверили. (14) Наконец, явился самим одиннадцати, возлежавшим на вечери, и упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили. (15) И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. (16) Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет. (17) Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; (18) будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы. (19) И так Господь, после беседования с ними, вознесся на небо и воссел одесную Бога. (20) А они пошли и проповедовали везде, при Господнем содействии и подкреплении слова последующими знамениями. Аминь». (Мк.16:9-20).

Как апостол Марк закончил Благовестие? К сожалению, у нас есть четыре варианта, встречающиеся в рукописях разных веков.

Эти четыре чтения могут быть названы: «кратким», «промежуточным», «пространным» и «расширенным пространным» окончаниями.

Вопрос очень непростой сам по себе! «Краткое окончание» Евангелия от Марка завершается строчкой: «и, выйдя, побежали от гроба; их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись» (Мк.16:8)341, то есть последние двенадцать стихов (Мк. 16:9-20) отсутствуют в двух ранних пергаменных кодексах IV века – Ватиканском и Синайском342, в Старолатинской рукописи «k», в Синайском древнесирийском переводе, во многих рукописях староармянского, старогрузинского и в некоторых списках эфиопского перевода, Климент Александрийский (до 217 г. н. э.), Ориген (182–215 гг. н. э.) и Аммоний (175–242 гг. н. э.) не знали о существовании этих стихов. Евсевий Кесарийский в начале IV века разработал замечательную систему, позволяющую быстро находить фрагменты евангельского текста. Так вот, первоначальная форма деления Евсевия не распространяет нумерацию после строки Мк. 16, 8.

Другое так называемое «промежуточное окончание» Евангелия от Марка после строки: «и, выйдя, побежали от гроба; их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись» (Мк. 16:8) содержит такое продолжение «Но они вкратце пересказали Петру и бывшим с ним все, что им было сказано. После этого Сам Иисус послал их проповедовать от востока до запада священную и бессмертную весть о вечном спасении.343 Эти строки присутствуют в «k» – Старолатинском манускрипте конца IV в., некоторых унциальных рукописях VII, VIII и IX вв.344 Внутренние признаки «промежуточного окончания» свидетельствуют против написания его апостолом Марком. Кроме содержавшихся в этом отрывке многочисленных «не Марковых» слов, его риторический тон сильно отличается от простого стиля Евангелия. Напыщенная фраза, стоящая в конце: «священную и бессмертную весть о вечном спасении», с головой выдает греческого богослова позднего времени.

«Пространное окончание» относится к очень раннему периоду. Обсуждаемые строки Евангелия (Мк. 16, 9 – 20) существовали уже во вре-мена Иринея Лионского (вторая половина II в. н. э.)345, который считал их полноправной частью писания апостола Марка. Эта стихи присутствуют в многочисленных кодексах346 – пятого века: Александрийском, Ефрема и Безы; восьмого столетия: Королевском, девятого – Коридети347; в боль-шинстве старолатинских переводов и Вульгате. Возможно, что Иустин Мученик в середине II в. знал это окончание; во всяком случае, его ученик Татиан (около 173 г.) включил его в свой «Диатессарон». Это окончание присутствует в употребляемом при богослужении церковнославянском и в русском синодальном переводах.

«Расширенное пространное окончание» существовало в греческих списках времен блаженного Иеронима. И после открытия в начале двадцатого века кодекса Фриера («W») мы можем прочитать этот греческий текст. Безусловно апокрифический дух, а также ограниченная база поддерживающих его данных отчетливо свиде-тельствуют о вторичности данного добавления.348

«Пространное окончание» присутствует в подавляющем количестве древних текстов. Вполне вероятно, что оно существовало как отдельное обобщение, используемое при подготовке ко крещению, и было составлено по материалу из Евангелия Луки и Иоанна349, а примерно в середине II века было приобщено к Евангелию от Марка.350 С другой стороны, возможно, что перед нами запись апостольского предания. Так, Папий Иеропольский (около 130 г. н. э.) отнюдь не выдает себя за человека, лично видевшего и слышавшего апостолов. Если к нему приходил человек, когда-то общавшийся со старцами, он расспрашивал: что говорил Андрей, что Петр, что Филипп, что Фома и Иаков, что Иоанн и Матфей или кто другой из учеников Господних; слушал, что говорил Аристон или пресвитер Иоанн, ученики Господни.351 В армянском списке Евангелия 989 г. н. э. между восьмым стихом 16 главы апостола Марка и двенадцатью последними есть короткий заголовок: «от пресвитера Аристиона».352 Можно предполагать, что устное предание, ставшее завершением последней главы Марка, было записано со слов христиан353, слушавших авторитетного священника, лично знакомого с апостолами. Тем не менее, в обоих случаях «пространное окончание» является достоверным повествованием о подлинных явлениях воскресшего Христа. В этом виде оно вошло в канон Четвероевангелия, именно так оно употребляется за богослужением.

Примечания: