С.В. Лукин
Сборник статей о христианских экономических воззрениях

Книга Бытия о разделении труда

Задумывая эту небольшую статью, автор ставил перед собой цель – провести краткий анализ текста первой книги Моисеевой в данном аспекте, собрать воедино упоминания о хозяйственных занятиях раннего человечества, о причинах появления новых профессий и личностях их основателей.

Согласно повествованию книги Бытия разделение труда присутствовало уже в первой человеческой семье. Старший сын Адама и Евы Каин «был земледелец», Авель же, второй их сын – «пастырь овец»1. Начавшаяся после изгнания из рая производственная деятельность людей, таким образом, согласно первой книге Моисеевой, изначально была основана на разделении труда. Появились первые две формы воспроизводящего хозяйства – земледелие и скотоводство, которые и поныне являются основными занятиями значительной части живущих на Земле людей. В книге Бытия не случайно об этом идет речь уже в самом начале повествования о внеэдемской жизни первых людей. Тем самым не дается ни малейшего основания эволюционистскому взгляду на хозяйственную жизнь раннего человечества, согласно которому первому крупному разделению труда предшествовал длительный период присваивающего хозяйства – охоты и собирательства. На это обратил особое внимание библейский экзегет начала XX века Г.К. Властов, который, толкуя этот фрагмент отмечал: «Мы совершенно отрицаем теорию, что человечество прошло чрез все пути состояния первобытных занятий, т.е. что сначала оно занималось охотой, потом перешло к жизни пастушеской, наконец, сделалось оседлым и занялось земледелием».2

Процесс разделения труда продолжился в следующих поколениях людей. Стихи 17–22 IV главы Бытия повествуют о занятиях потомков Каина. После совершенного им преступления, Каин был осужден на изгнание и скитания и не мог уже полноценно заниматься земледелием: «… и ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей; когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя; ты будешь изгнанником и скитальцем на земле».3

После рождения сына Еноха Каин строит город, в котором в недалеком будущем появятся городские профессии. Как известно, древне-библейские имена несут важную смысловую нагрузку. Имя Енох означает «освятитель, начинатель, обновитель». По-видимому, Каин надеялся, что его сын, живя в новых условиях, обновит жизнь его рода. Далее, в главе 19 повествуется о занятиях детей праправнука Еноха Ламеха. Сын последнего Иавал (имя это означает «кочевник, ведущий стада») стал «отцом живущих в шатрах со стадами»4. Это означает, что его занятие было близко к тому, чем некогда занимался убитый Каином Авель. Брат Иавала Иувал (его имя происходит от слова «юбиль», означающего протяжный музыкальный звук, издаваемый трубою) стал «отцом всех играющих на гуслях и свирели».5 Сын Ламеха от другой его жены Циллы Тувалкаин стал «ковачем всех орудий из меди и железа». 6 Таким образом, музыкант и кузнец – это первые упомянутые в Библии ремесленники. Появление указанных занятий людей св. Иоанн Златоуст называет « … устроением благосостояния рода человеческого, …когда каждый, по вложенной Богом в природу его премудрости, делается еще в начале изобретателем какого-либо искусства, и таким образом вводятся в жизнь искусственные изобретения».7.

В 22 стихе IV главы, где говорится о занятиях Тувалкаина есть еще одно загадочное предложение: И сестра Тувалкаина Ноема. Больше о Ноеме не говорится ничего. Еще древние толкователи обратили внимание на то, что здесь впервые отдельно упоминается о женщине. Это упоминание, кроме того, следует сразу за рассказом о занятиях Тувалкаина и братьев его. Имя «Ноема» означает «миловидная», «прекрасная». Все это дало основания для догадки , что «…Ноема, наряду со своими братьями, тоже была своего рода изобретательницей, именно положила начало известному общественному институту, особенно характеристичному для развращенных каинитов»8. Таким образом занятия детей Ламеха можно отнести, по современной классификации, к трем сферам или суперотраслям экономики: первичному производству (Иавал), обрабатывающей промышленности (Тувалкаин) и сфере услуг (Иувал и Ноема).

Следующее упоминание хозяйственной деятельности людей встречается в конце 5 главы, где говорится о том, что потомки еще одного сына Адама Сифа Ламех и Ной были земледельцы9. Праведному Ною пришлось, согласно библейскому повествованию, строить ковчег и освоить, вероятно, со своими детьми, необходимые для этого ремесла: плотницкое и др.

Первое упомянутое занятие обновленного после потопа человечества – виноградарство10. В следующих за этим стихах описывается и первое знакомство людей с действием основного его продукта. По словам св. Иоанна Златоуста « Ной, предавшись искусству земледелия и занимаясь им с великим усердием, может быть, вкусил и плода виноградного, выжал грозды и, сделав вино, употребил его. Но так как он и сам не вкушал его прежде и никого другого не видал вкушавшим, то не зная, в какой мере надобно употреблять и как принимать его, по неведению и впал в опьянение»11. В 9 стихе X главы Книги Бытия впервые упоминается и охота, которой занимался правнук Ноя по хамовой линии Нимрод12. Гораздо позже, в XXV главе идет речь еще об одном искусном зверолове, «человеке полей» Исаве, снабжавшем своего отца Исаака и, по-видимому, всю семью дичью13.

Профессия строителя несомненно существовала издревле. Бытописатель упоминает о ней, повествуя о первом, выражаясь современным языком, амбициозном проекте человечества – вавилонской башне и городе. До этого в Библии дважды уже говорились о постройке городов. Оба раза это делали представители нечестивых родов человечества: Каин начал строительство города для своего сына Еноха и упомянутый Нимрод строит город Ниневию. Строители вавилонской башни задумали грандиозный проект – памятник своему искусству, который обессмертил бы их имя: «И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли»14. Для реализации этого проекта были разработаны новые технологии строительства. Если ранее при постройке зданий использовали естественный камень, скрепляемый известью, то для задуманного гигантского сооружения решено было использовать кирпич (плинфу), изготовленный из глины. Вместо извести – использовали асфальт или битум15. В Месопотамии, как известно, находятся богатейшие нефтяные месторождения. Вавилонская башня стала прообразом будущих амбициозных проектов (напр. космических программ СССР или США), стимулировавших крупные технологические нововведения).

В дальнейших главах Бытия повествуется о жизни потомков Сима и рода Авраамова. Упоминается и их хозяйственная деятельность – преимущественно скотоводство, которое на несколько столетий стало родовым занятием евреев. Правнук Авраама Иосиф, занявший первое место среди чиновников фараона, приглашая своих родственников поселиться в Египте и готовя их к беседе с властителем этой страны, настоятельно советует им не скрывать свое занятие: «Если фараон призовет вас и скажет: какое занятие ваше? То вы скажите: мы, рабы твои, скотоводами были от юности нашей доныне, и мы и отцы наши»16.

В 37 главе впервые упоминается о профессиональных торговцах. Исполненные завистью к Иосифу, братья продают его за двадцать сребреников купцам-измаильтянам, караван которых вез товары в Египет. Купцы в то время, по-видимому, кроме неживого товара (в Египет они везли благовонную смолу стираксового дерева, бальзам и ладан) охотно торговали и рабами. Иосифа они, наверняка с выгодой, продали начальнику телохранителей фараона Потифару. Купцы в Бытии как бы завершают период выделения основных занятий человечества.

Описывая карьеру Иосифа в Египте, Бытописатель упоминает представителей многих профессий, существовавших в этом древнем государстве, успевшем к этому времени создать многообразные экономические и политические институты. Иосиф, попав в Египет сталкивается с людьми самых разных занятий, главным образом с многочисленными чиновниками разного рода: начальником телохранителей, начальником тюрьмы17, виночерпием и хлебодаром18 и др. Двое последних выполняли, по-видимому, по обычаю придворных древних владык, двойные функции государственных чиновников и личных слуг властителя. Сам Иосиф быстро выдвинулся на роль первого чиновника государства, отвечавшего, кроме прочего, за проведение экономической политики. Он блестяще осуществил создание буферных запасов продовольствия в урожайные годы, позволивших пережить стране семь неурожайных лет19. Упоминаются Бытописателем и египетские врачи, искусно забальзамировавшие останки Иакова 20 и Иосифа21.

В предпоследней, 49 главе Книги Бытия описывается пророчество завершающего свой земной жизненный путь Иакова о судьбе каждого колена Израилева, родоначальниками которых стали его сыновья. Иаков судьбу и преимущественные занятия каждого колена выводит из индивидуальных качеств и жизненных обстоятельств двенадцати его сыновей. В частности потомкам Иуды – иудеям предстоит осуществлять военную и административную власть в Израиле, из его рода должен воссиять и Мессия22. Колену Завулонову предсказывается преимущественное занятие международной торговлей, Иссахару и Асиру – земледелием и скотоводством в плодородных районах Палестины. Потомкам Иосифа предрекается успех во многих начинаниях, вероятно и в финансовой сфере23, колену Вениаминову – воинские подвиги24.

Сделаем некоторые выводы. Разделение труда, по Бытописателю, изначально присутствовало в хозяйственной жизни человечества с самого ее начала. Появление принципиально новых занятий было связано с необходимостью выживания в новых условиях, сложившихся в результате предыдущей греховной жизни. Так, начало ремеслу и сфере услуг было положено каинитами, первыми упомянутыми торговцами были измаилиты или агаряне. В то же время, чтущий Бога праведный род Авраама в течение столетий преимущественно занимался скотоводством, что не коим образом не мешало, а скорее способствовало их высокой духовности.

В заключение следует отметить, что весьма краткие, но, как любое слово или фраза в Библии, имеющие глубочайший смысл, упоминания о занятиях раннего человечества дают обильную пищу для ума исследователя, размышляющего о разделении труда и ставящего перед собой вопрос: является ли этот процесс показателем прогресса человечества?

Библия о собственности на землю, купле-продаже и оценке стоимости земли

Авторы книг Ветхого и Нового Заветов касаются многих вопросов хозяйственной жизни на всем протяжении библейской истории. Не обходятся стороной и проблемы собственности, а также вопросы о переходе имущественных прав путем купли – продажи. Уже в Пятикнижии Моисеевом неоднократно упоминаются и, в отдельных случаях, подробно описываются сделки с недвижимостью, покупка и продажа участков земли, но, главное, закладываются основы как ветхозаветных, так и новозаветных взглядов на источник имущественных прав и, в частности, права частной собственности на землю.

Согласно ветхозаветному воззрению, верховным владыкой и собственником сотворенного Им мира является Господь Бог. Это Его неотъемлемое право как Творца и Промыслителя мира. Моисей во Второзаконии приводит следующие слова, сказанные ему Господом: «Вот у Господа, Бога твоего, небо и небеса небес, земля и все, что на ней»25. Та же мысль выражена царем Давидом в 23 псалме: «Господня земля и что наполняет ее, вселенная и все живущее в ней»26. Собственностью Творца являются и сами люди, их плоть, созданная «из праха земного»27, души и жизнь. Чтобы сыны Израилевы всегда помнили об этом, им была дана заповедь о «выкупе» их душ за символическую плату в полсикля28 (слиток весом около 7,5 г. серебра29). В то же время Верховным Собственником даровано людям право владения, пользования и распоряжения землей и всем, что находится на ней: «И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими (и над зверями), и над птицами небесными (и над всяким скотом, и над всею землею), и над всяким животным, пресмыкающимся по земле»30. По словам псалмопевца Давида, Господь увенчал человека славою и честью, «… поставил его владыкою над делами рук Твоих; все положил под ноги его»31. По отношению к низшим тварям человек был поставлен в царское положение. В отношениях же с Творцом, он стал как бы домоправителем, экономом (этот образ не случайно неоднократно используется в Библии, особенно в Новом Завете32) с самыми широкими полномочиями. Однако право собственности человека, по ветхозаветным воззрениям, изначально носило относительный и ограниченный характер. По словам В.И. Экземплярского, оно «Богодарованное, но не безусловное: верховный Владыка всего – Господь; человек все получает от Бога, не имея ничего такого в мире, что могло бы явиться предметом неотъемлемого владения человека: ‘умирая, не возьмет ничего, не пойдет за ним слава его». ‘Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял».

Соответственно принципу верховного владычества над всем Господа, мы находим в ветхозаветном законодательстве целый ряд законов, с одной стороны, определяющих и ограждающих право частной собственности, а с другой – ограничивающих это право, согласно с волей Божией и теми отношениями, которые, по этой воле, должны существовать между людьми»33.

Древним израильтянам, как впоследствии и христианам, приходилось жить в окружении язычников и иноверцев, неизбежно, при этом, вступая с ними в имущественные отношения, заключая сделки купли-продажи. В силу этого, как в Древнем Израиле, так и в новозаветное время существовал дифференцированный подход к собственности и передаче имущественных прав. У древних евреев по Закону и на практике имущественные отношения с представителями других народов отличались от таковых внутри израильского общества. Во втором случае предъявлялись более высокие нравственные требования, так как они осуществлялись между представителями народа, знавшего Единого Бога и призванного «ходить в правде Его». Подобное разграничение существовало и у христиан, хотя их внутренние имущественные отношения, в отличие от ветхозаветного Израиля, складывались по-иному, на новозаветных основах.

В сношениях с иноплеменниками в мирное время древние израильтяне, по всей видимости, руководствовались правилом: основываясь на уважении к частной собственности, придерживаться исторически сложившейся в окружающем мире практики заключения сделок и фиксации прав собственности. Первое и достаточно подробное описание заключения сделки купли-продажи земли из XXIII главы Книги Бытия подтверждает это предположение. Праведный Авраам значительную часть своей жизни прожил в земле Филистимской в качестве гостя или странника34, не имея в собственности земли, но твердо веря в обетование Божье, данное ему и его потомкам в награду за «послушание и благодарность»35: («…и дам тебе и потомкам твоим после тебя землю, по которой ты странствуешь, всю землю Ханаанскую, во владение вечное…»)36. Лишь после смерти своей жены Сарры он смиренно, уважая обычаи народа, среди которого он жил, в том числе сложившиеся имущественные отношения, обратился с просьбой к «сынам Хетовым»: «Я у вас пришелец и поселенец; дайте мне в собственность место для гроба между вами, чтобы мне умершую мою схоронить…“37. Из дальнейших описаний переговоров видно, что уже в эти древние времена у народов, населявших Палестину, существовал институт частной собственности на землю, в частности, были выделены границы частных владений и достаточно быстро определялась цена участка. Примечательно, что хеттеи, испытывавшие глубокое уважение к Аврааму и даже называвшие его «князем Божиим»38, предложили ему бесплатно устроить гробницу для Сары «в лучшем из погребальных мест»39.

Однако, выбрав участок, принадлежащий Ефрону Хеттеянину, и представлявший собой пещеру с прилегающим к нему полем, Авраам не согласился пользоваться им безвозмездно. Он пожелал купить эту землю за цену, устраивающую ее хозяина. Св. Иоанн Златоуст в толковании на эту главу Бытия замечает: «Но посмотри, как и [сынов Хетовых] научает праведник самыми делами своими, не прежде соглашаясь взять у них гробницу, как заплативши за нее достойную цену»40. После недолгих переговоров была назначена цена в 400 сиклей серебра (наиболее вероятно, что это прибл. 5 кг. 800 г.41), которая и была уплачена. Авраам, как повествует бытописатель, заплатил высказанную вслух хозяином участка цену42. Важно заметить, что сделка была подкреплена лишь честным словом в присутствии свидетелей. Несмотря на такую форму, заключенный договор не был нарушен в течение столетий.

Примечательно, что спустя довольно продолжительное время, когда в Палестине уже сменилось множество живших там народов, и разрушилось ни одно царство, пророк Изекииль напоминает потомкам Авраама, обосновывающим свое право на землю ссылкой на сделку своего праотца с хеттеями, что Бог был и остается верховным собственником земли. Он в силах дать ее послушным и благодарным «домоправителям» во владение и лишить такового неверных и неблагодарных: «И было ко мне слово Господне: сын человеческий! живущие на опустелых местах в земле Израилевой говорят: Авраам был один – и получил во владение землю сию, а нас много; итак нам дана земля сия во владение. Посему скажи им: вы едите с кровью и поднимаете глаза ваши к идолам вашим и проливаете кровь, – и хотите владеть землею?»43

Как уже отмечалось, данный Израилю по исходу из Египта Закон, с одной стороны ограждал частную собственность (в том числе и на землю), с другой стороны, ограничивал ее. Две из десяти заповедей, записанных на каменных скрижалях44, охраняли это право. Восьмая заповедь: «Не кради»45 запрещала открыто посягать на чужое имущество, десятая заповедь ставила под запрет даже само желание жены и имущества ближнего: «Не желай жены ближнего твоего и не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабы его, ни вола его, ни осла его… ни всего, что есть у ближнего твоего».46 Вместе с тем частная собственность ограничивалась, прежде всего, через различные ограничения права распоряжения. В наибольшей степени ограничения касались частной собственности на землю. Изложенные в книге Левит, так называемые законы юбилейного года, имели своей целью сохранить равномерность распределения недвижимого имущества, т.е. порядок, который должен быть установлен при разделе земли обетованной. В то же самое время эти законы, так же как и восьмая и десятая заповеди, были направлены на ограждение частной собственности на землю, но уже от ее экономического отчуждения. Основанием такому порядку была все та же идея о Верховном Владыке и Собственнике земли и всего, что на ней находится. Законы юбилейного года запрещали полное отчуждение земли и дозволяли ее выкуп: «Землю не должно продавать навсегда, ибо Моя земля: вы пришельцы и поселенцы у меня; по всей земле владения вашего дозволяйте выкуп земли».47 Выкупить землю мог сам продавший либо его родственник: «Если брат твой обеднеет и продаст от владения своего, то придет близкий его родственник и выкупит проданное братом его; если же некому за него выкупить, но сам он будет иметь достаток и найдет, сколько нужно на выкуп, то пусть он расчислит годы продажи своей и возвратит остальное тому, кому он продал, и вступит опять во владение свое».48 Если землю не удавалось выкупить, законы предписывали возвратить временно отчужденную землю в юбилейный год (юбилейным считался каждый пятидесятый год49): «Если же не найдет рука его, сколько нужно возвратить ему, то проданное им останется в руках покупщика до юбилейного года, а в юбилейный год отойдет оно, и он опять вступит во владение свое».50

В вышеприведенных стихах присутствуют слова «продажа» и «выкуп», однако, по сути, речь идет об аренде на срок до юбилейного года, с правом досрочного расторжения договора арендодателем при условии возвращения арендной платы арендатору за оставшийся до юбилейного года период. Размер арендной платы устанавливался в зависимости от срока аренды: « … по расчислению лет после юбилея ты должен покупать у ближнего твоего, и по расчислению лет дохода он должен продавать тебе; если много остается лет, умножь цену; а если мало лет остается, уменьши цену, ибо известное число лет жатв он продает тебе».51

Закон о выкупе действовал и в случае посвящения кем-либо из израильтян земли, построек или иного имущества Иегове. Это имущество могло быть выкуплено. Оценку посвященного имущества должен был сделать священник: «Если кто посвящает дом свой в святыню Господу, то священник должен оценить его, хорош ли он, или худ, и как оценит его священник, так и состоится; если же посвятивший захочет выкупить дом свой, то пусть прибавит пятую часть серебра оценки твоей, и тогда будет его».52 В отношении же посвящаемого поля Синайское законодательство давало мерило оценки: «Если поле из своего владения посвятит кто Господу, то оценка твоя должна быть по мере посева: за посев хомера ячменя пятьдесят сиклей серебра; если от юбилейного года посвящает кто поле свое, – должно состояться по оценке твоей; если же после юбилея посвящает кто поле свое, то священник должен рассчитать серебро по мере лет, оставшихся до юбилейного года и должно убавить из оценки твоей; если же захочет выкупить поле посвятивший его, то пусть он прибавит пятую часть серебра оценки твоей, и оно останется за ним».53 (Хомер – мера сыпучих равная примерно 525 л.54) По современным нормам высева (есть основания полагать, что они мало отличаются от древних) хомер ячменя рассеивается на площади около 2 га. Следовательно, 50 священных сиклей серебра (0.75 кг., что эквивалентно прибл. $425 начала XXI в. ($2.1 за 1 ар и $213 за 1 гектар) уплачивалось за пользование таким участком земли в течение 50 лет. К сумме оценки при выкупе прибавлялась пятая часть. Арендная плата, таким образом, была относительно невелика. На нее уходила лишь небольшая часть дохода, приносимого землей. Два гектара земли в Палестине даже при снятии одного урожая в год и при урожайности не более сам-десять могли принести за 50 лет около 250 тонн ячменя общей стоимостью (если взять за основу цену приведенную в книге пророка Осии55 10 сиклей за хомер) не менее 4500 сиклей.

Если посвятивший землю не выкупал ее, то она переходила к священнику навсегда: « … если же он не выкупит поля, и будет продано поле другому человеку, то уже нельзя выкупить: поле то, когда оно в юбилей отойдет, будет святынею Господу, как бы поле заклятое; священнику достанется оно во владение».56 Это касалось родового поля, но не распространялось на «купленное» (по сути же, как отмечалось уже выше, арендованное): «А если кто посвятит Господу поле купленное, которое не из полей его владения, то священник должен рассчитать ему количество оценки до юбилейного года, и должен он отдать по расчету в тот же день, как святыню Господню; поле же в юбилейный год перейдет опять к тому, у кого куплено, кому принадлежит владение той земли. Всякая оценка твоя должна быть по сиклю священному, двадцать Гер должно быть в сикле».57

В книгах Руфи и Иеремии приводятся примеры исполнения закона о выкупе58, однако, со временем запрет на отчуждение земли на срок, превышающий 50 лет, по-видимому, нарушался все чаще и разными способами. Как следствие возрастала имущественная дифференциация. В книге пророка Исайи, жившего спустя 800 лет после Моисея, в VII–VIII вв. до Р.Х. есть такие слова: «Горе вам, прибавляющие дом к дому, присоединяющие поле к полю, так что другим не остается места, как будто вы одни поселены на земле…“59 Ко времени пророка Исайи земля чаще всего покупалась на неограниченный срок и иудеи и прочие израильтяне уже мало чем отличались в этом отношении от других народов. Цена земли была, по современным меркам, невелика и подчинялась в целом общим закономерностям ценообразования, то есть определялась потенциальным доходом от нее. Она зависела от плодородия и местоположения участка, а также от вложенного в землю капитала. Кроме этого, она зависела от конъюнктуры, от спроса на нее и от ее предложения. Наиболее высоко ценилась земля под виноградниками. Во времена пророка Исайи гора, покрытая виноградом, ценилась во столько сиклей, сколько на ней было виноградных лоз.60 Соломон за пользование его виноградниками брал со сторожей по 1000 сиклей с каждого.61 Сравнительно дешевле была земля несельскохозяйственного назначения. Давид купил гумно Орны Иевусеянина, сделавшееся впоследствии местом для Храма, вместе с жертвенными волами всего за 50 сиклей. Причем, как и в упомянутом выше случае с Авраамом, Орна предложил Давиду землю и жертвенных животных взять бесплатно, однако Давид предпочел купить все это по рыночной цене.62 Амврий купил у Семира всю гору Семерон, на которой впоследствии был построен город Самария за 2 таланта (прибл. 87 кг) серебра63. За низкую цену в 30 сиклей (сребренников), брошенных Иудой, купили первосвященники бесплодное поле близ Иерусалима. На этом участке горшечник добывал глину. Ко времени покупки, по-видимому, даже запасы глины истощились и поле это годилось лишь для устройства на нем кладбища: «Первосвященники, взявшие сребренники, сказали: не позволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови. Сделавши же совещание, купили на них землю горшечника, для погребения странников.»64

В отдельных случаях, когда рыночная конъюнктура была неблагоприятной, цена земли опускалась до крайне низких значений. Во время осады Иерусалима вавилонянами Иеремия за купленное им у Анамеила поле в Анафофе заплатил лишь 17 сиклей (прибл. 255 г.) серебра65. Примечательно, что в отличие от времен Авраама, заключение данной сделки подтверждала купчая запись, которая составлялась в двух экземплярах, каждый из которых подписывался свидетелями. Одна из записей оставалась открытой, другая запечатывалась. Обе записи затем помещались в глиняный сосуд, дабы они «оставалась там многие дни»66

Согласно новозаветным взглядам, имущество, богатство (в том числе и земля), находящиеся в частной собственности, являются «тяжким бременем», мешающим его обладателю стать совершенным, истинным последователем Христа. Самое лучшее использование богатства, по словам самого Христа, – раздача его нищим: «Продавайте имения ваши и давайте милостыню. Приготовляйте себе влагалища неветшающие, сокровище неоскудевающее на небесах, куда вор не приближается, и где моль не съедает, ибо где сокровище ваше, там и сердце ваше будет.»67

В то же время Христос призывал своих учеников строго выполнять свои обязанности налогоплательщиков68, а в своих имущественных и финансовых делах не оставаться должным никому69.

Новозаветным учением никоим образом не отрицается право частной собственности (носящее, как и по ветхозаветным представлениям, относительный характер), в частности право распоряжения ею. Христос лишь учил, как наилучшим образом воспользоваться последним. В христианском учении расставание с имуществом в пользу ближнего – не тяжкая обязанность, но радостный акт любящего сердца, освященного светом Благодати. Не случайно, поэтому, в новозаветном учении нет ограничений на распоряжение имуществом, подобных ветхозаветным. По словам В.И. Экземплярского, «все подобные законы не могли иметь места в Царстве Христовом, где царит совершенный закон свободы; подобные законы и не нужны в Царстве Христовом, где должна царить совершенная любовь. Для такой любви не нужны ограничения числом и мерою, так как истинно христианская любовь по самой ее природе проникнута началом безграничного самоотречения и готовности на жертву.»70

Истинного ученика своего Христос в одной из своих притчей уподобляет купцу, ищущему хороших жемчужин, т.е. Царства Небесного, «который, нашедши одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее.»71 В другой притче Царство Небесное уподобляется «сокровищу, скрытому на поле, которое, нашедши человек утаил, и от радости о нем идет и продает все, что имеет, и покупает поле то.»72

Образцом выстраивания имущественных отношений друг с другом и с внешними людьми стала для последующих поколений христиан первохристианская община Иерусалима. По словам профессора А. Глаголева, «отличительную особенность первой христианской братской семьи или общины составляло общение имуществ, которое отнюдь не было ни принудительным, ни узаконенным, но создавалось совершенно добровольно из возвышенных порывов живейшей веры и братской любви первых христиан между собою. Здесь не было уничтожения прав собственности, а происходило совершенно добровольное перераспределение их или уступка, целиком и частью, в пользу других нуждающихся.»73 По словам же дееписателя: «Все же верующие были вместе и имели все общее: и продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого.»74 Самым решительным шагом, разрывающим наиболее крепкие узы с миром, была продажа земли. «Так Иосия, прозванный от апостолов Варнавою, что значит – сын утешения, левит, родом Кипрянин, у которого была своя земля, продав ее, принес деньги и положил к ногам Апостолов.»75 По свидетельству автора Деяний апостолов, и помогавшие братьям, и принимавшие эту помощь члены этой общины, испытывали одинаково радостные чувства, «принимали пищу в веселии и простоте сердца»76, воспринимая общую собственность как непосредственно Господню. Оттого и кража, случившаяся в этой общине была воспринята не много ни мало, как кража у Господа Бога. Вообще этот эпизод ярко высвечивает сложившиеся в первохристианской общине имущественные отношения и отношение к частной собственности. «Некоторый же муж, именем Анания, с женою своею Сапфирою, продав имение, утаил из цены, с ведома и жены своей, а некоторую часть принес и положил к ногам Апостолов. Но Петр сказал: Анания! Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли? Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось? Для чего ты положил это в сердце своем? Ты солгал не человекам, а Богу.»77 Анания с Сапфирою вознамерились служить двум господам: Богу и мамоне и в результате совершили святотатство. Апостол Петр подчеркивает, что никто не принуждал их отдавать свое имущество. Они не согрешили бы, если бы оставили за собой свою собственность и вообще ничего не жертвовали. Однако, сказав, что они жертвуют все деньги от продажи земли, Анания с Сапфирою сделали их священными. Утаив затем часть вырученной суммы, они совершили кражу принадлежащего Богу. Св. Иоанн Златоуст так комментирует эти слова апостола Петра: «Для чего, говорит, ты сделал это? Ты хотел удержать у себя? Надобно было удержать сначала и не давать обещания. А теперь, взяв после посвящения Богу, ты сделал тяжкое святотатство. Кто берет принадлежащее другим, тот берет, может быть из желания чужого; но тебе можно было удержать свое. Для чего ты сделал их священными и потом взял?.. Это непростительно, неизвинительно».78 Суровость кары, постигшей впоследствии Ананию и Сапфиру, вполне соответствует тяжести их преступления с христианской точки зрения. Отношения внутри первохристианской общины часто сравнивают с отношениями внутри семьи, среди членов которой царит любовь и согласие и где из общего имущества каждому выделяется по нуждам его.

Быстрое распространение христианства и проникновение его во все сословия Римской империи сделало невозможным практически воспроизведение строя Иерусалимской общины повсеместно. Тем не менее, имущественные отношения, подобные отношениям первых христиан, выстраивались во многих христианских сообществах, прежде всего в семьях и монастырях. Жившие же в миру христиане, неизбежно должны были вступать в имущественные сделки и владеть имуществом, в том числе и землей. Христианские общины вынуждены были за счет пожертвований своих членов покупать участки для устройства на них христианских кладбищ, мест для молитвы, странноприимства и др. целей.

Таким образом, как ветхозаветное, так и новозаветное учения не отрицали частной собственности на землю, признавая при этом относительный и ограниченный ее характер, поскольку верховным владыкой и собственником сотворенного Им мира является Господь Бог. Ветхозаветный закон, будучи, по христианскому выражению, «детоводителем ко Христу», ограждая право частной собственности, в то же время ограничивал его. В новозаветном учении нет ограничений на распоряжение имуществом, подобных ветхозаветным. В Царстве Христовом должна царить совершенная любовь, проникнутая началом безграничного самоотречения и готовности на жертву. Христос, не отрицая права частной собственности, в том числе и на землю, учил, как наилучшим образом воспользоваться данным Господом правом распоряжения ею.

Библейские основы православного учения об оплате труда

В статье представлен христианский взгляд на трудовые отношения. Обязанности работодателя и работника определены в качестве духовно-нравственной задачи служения Богу и ближним на своем месте. Автор подчеркивает, что злоупотребления и обман в сфере трудовых отношений являются грехом перед Богом

Отношения противостояния и периодически возникающие конфликты между хозяином и наемником, работником и работодателем, между «трудом и капиталом» с древнейших времен человеческой истории являются одной из стержневых экономических проблем. Ее важность особенно заметна в современном мире, в котором доля доходов от наемного труда, среди всех получаемых домохозяйствами доходов неуклонно возрастает, особенно в развитых странах. Ее не удалось разрешить методами «общественного договора» и социального переустройства. История коммунистических (и не только коммунистических) экспериментов XX века показывает, что она не решается, а лишь трансформируется при замене частного работодателя государством и даже при коллективном владении работниками капиталом предприятия (в которых все-таки образуются противостоящие стороны — менеджмент и исполнители). Во всех этих экспериментах остается то, что было в классическом противостоянии труда и капитала: каждая сторона добивается (активно или пассивно) уступок от другой стороны и рассматривает компромисс лишь как перемирие. На коллективных, как и на капиталистических предприятиях чаще всего имеет место активное противостояние между менеджментом или собственниками, с одной стороны, и наемными работниками, объединенными или не объединенными в профсоюзы, с другой стороны. Борьба за повышение заработной платы работниками ведется с использованием широкого спектра методов от переговоров по поводу заключения коллективного договора до различного рода забастовок и даже более радикальных действий.

Для бывших социалистических стран, особенно в периоды их упадка, характерно в большей степени пассивное противостояние. Государство как работодатель стремится с помощью административных и идеологических методов заставить работать интенсивнее при отстающей от роста интенсивности труда заработной плате. Наемные работники, считающие, что им недоплачивают, прибегают к массовому мелкому воровству у государства (морально оправданному в их среде) и недобросовестно относятся к работе.

В православной христианской экономии указанная проблема разрешается в нормативном плане следованием основному ее принципу: стремлением, внутренним побуждением отдать (труд, в т. ч. усилия предпринимателя) ближним больше, чем взять (оплата труда, используемая на личное потребление прибыль) от них. Чем в большей степени каждая из сторон руководствуется этим принципом, тем более устойчивым будет соглашение между ними об оплате наемного труда.

В «Основах социальной концепции» Русской Православной Церкви учение Церкви по этой проблеме сформулировано единственным, но очень емким предложением: «Церковь учит, что отказ в оплате честного труда является не только преступлением против человека, но и грехом перед Богом»79. Обязанностью перед Богом и ближним является для православного христианина — работодателя своевременная выплата наемнику оговоренного вознаграждения за его труд. При этом работодатель реализует право наемного работника пользоваться плодами своего труда80. Поставленный распорядителем капитала или вещественных факторов производства как «имеющий пять талантов», работодатель соединяет для этого их с работником, не имеющим по объективным или субъективным причинам капитала собственного. Этим христианин — работодатель служит работнику во славу Божию.

Обязанностью же другой стороны, работника, является честный, т.е. качественный и добросовестный труд.

Это — служение работника, служение во славу Божию не только работодателю, но и потребителю. Об этих нравственных обязанностях сторон говорится уже в Ветхом Завете. В очень невыгодном свете предстает в Книге Бытия Лаван, который заставил Иакова служить ему, т.е. работать как наемник. Оплатой за труд должны были стать дочери и скот Лавана. Иаков вменяет в вину Лавану не то, что последний заставил его заработать право взять в жены Лию и Рахиль и увести их в свой дом, а то, что Лаван уменьшал неоднократно размер оплаты (точнее, заставлял, трудиться дольше за ту же плату, что, по сути дела, есть то же самое). «Я служил тебе четырнадцать лет за двух дочерей твоих и шесть лет за скот твой, а ты десять раз переменял награду мою»81.

Моисеево законодательство возлагало на работодателя обязанность своевременно, т.е. без задержек оплатить труд в оговоренном размере. «Не обижай ближнего твоего и не грабительствуй. Плата наемнику не должна оставаться у тебя до утра»82. «В тот же день отдай плату его, чтобы солнце не зашло прежде того, ибо он беден, и ждет ее душа его; чтоб он не возопил на тебя к Господу, и не было на тебе греха»83. Речь идет о работниках — поденщиках, нанимавшихся на световой день. Дневная плата была, по-видимому, небольшой и для многих поденщиков это был единственный источник пропитания. Пророки неоднократно напоминали работодателям об опасности, которой они подвергают себя, задерживая и вовсе не отдавая плату наемнику: «Горе тому, кто строит дом свой неправдою и горницы свои — беззаконием, кто заставляет ближнего своего работать даром и не отдает ему платы его»; «И приду к вам для суда и буду скорым обличителем чародеев и прелюбодеев и тех, которые клянутся ложно и удерживают плату у наемника, притесняют вдову и сироту, и отталкивают пришельца, и меня не боятся, говорит Господь Саваоф»84.

В свою очередь, долгом работника, прежде всего перед Богом, является добросовестный и прилежный труд84 *. Речь идет, прежде всего, о труде на своей земле, но подразумевается и труд на работодателя. Особенно часто говорится об этом в Книге Притчей Соломоновых86.

В Книгах Ветхого Завета речь идет об оплате различных видов труда и различной его продолжительности. Плата сельскохозяйственному рабочему-поденщику, как уже говорилось, обычно отдавалась в конце дня. Например, некто Миха нанял левита в качестве домашнего священника, назначив ему годовое содержание в 10 сиклей серебра, плюс одежда и пропитание. Автор Книги Судей отмечает хорошее отношение Михи к своему наемнику, который «Был у него, как один из сыновей его»87. Во времена царей Иоаса и Иосии за счет пожертвований народа производители работ по ремонту храма нанимали плотников, каменщиков и работников других специальностей88. Неоднократно ветхозаветные авторы упоминают о найме воинов, в т.ч. и иноземных89.

Мотив служения Богу и ближнему посредством различных форм человеческой деятельности значительно усиливается в Новом Завете. Планка нравственных требований повышается как для работодателя, так и для наемника. Св. апостол Павел в своих посланиях к Коринфянам и Колоссянам, обращаясь, помимо прочих, и к работодателям, и к наемным работникам, призывает всякую полезную деятельность рассматривать как служение Богу и благодарность Ему: «Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте во славу Божию»90, «И все, что вы делаете, словом или делом, все делайте во имя Господа Иисуса Христа, благодаря через Него Бога и Отца»91, «И все, что делаете, делайте от души, как для Господа, а не для человеков, зная, что в воздаяние от Господа получите наследие, ибо вы служите Господу Христу»92. Новозаветный церковный взгляд видит общие цели бизнеса и наемных работников. Во Христе нет ни предпринимателя, ни наемного работника. Если уж нет «ни раба, ни свободного», как говорит св. апостол Павел в Послании к Галатам93, то тем более это относится к свободным работодателю и работнику.

В то же время работодатель и наемник имеют различные служения. Работодатель должен быть как «верный и благоразумный домоправитель, которого господин поставил над слугами своими раздавать им в свое время меру хлеба»94. Он призван обеспечить наемнику объект приложения его труда и выдать награду за труд его. Если же работодатель не отдает работнику оговоренную плату или задерживает ее, то он является нерадивым домоправителем и совершает грех перед Богом: «Вот плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа»95.

Наемник служит Богу и ближнему своим трудом и поэтому «достоин награды за труды свои». И напротив, не желающий трудиться даром ест свой хлеб. По словам св. ап. Павла: «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь»96. Вознаграждения достоин как трудящийся наемник, так и служащий (т.е. трудящийся без оговоренных рабочих часов, готовый по приказу вступить в дело в любой момент) воин, и проповедующий Евангелие. «Какой воин служит когда-либо на своем содержании?»97, «Так и Господь повелел проповедующим Евангелие жить от благовествования»98. Право на вознаграждение, при этом, заключено в рамки определенных нравственных обязанностей трудящегося, служащего и благовествующего. Св. Иоанн Креститель, отвечая на вопрос пришедших к нему воинов, учил их довольствоваться своим жалованием, составлявшим в то время в мирные периоды один динарий в сутки99. Для благовествующих требования к самоограничению еще более высоки, поскольку это способствует успеху их дела. Отправляя на проповедь апостолов, Спаситель наставляет их ограничиваться только питанием и временным кровом в качестве «награды за труды свои»: «Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха, ибо трудящийся достоин пропитания»100, «В доме же том оставайтесь, ешьте и пейте, что у них есть, ибо трудящийся достоин награды за труды свои; не переходите из дома в дом»101. Призыв Спасителя обращен и к будущим благовестникам и священнослужителям. Если их благосостояние не будет превышать благосостояния тех, среди которых они проповедуют, то это, несомненно послужит успеху их проповеди.

Важные аспекты взаимоотношения работника и работодателя раскрываются в притче о работниках в винограднике102, притче, имеющей несколько слоев смысла, каждый из которых глубоко поучителен. Помимо важных духовных вопросов, раскрываемых переносным смыслом, в прямом смысле говорится о необычном хозяине, выполнившем все свои обязательства, но показавшемся работникам, трудившимся весь день, несправедливым. Во втором стихе притчи идет речь о том, что поутру работники и хозяин договорились, т.е. взяли на себя взаимные обязательства: первые — отработать световой день (12 часов) в винограднике работодателя, а второй — оплатить их труд в конце рабочего дня в размере одного динария, обычной в те времена дневной платы работнику — поденщику. Затем хозяин нанял дополнительных работников через три, шесть, девять и даже одиннадцать часов после начала рабочего дня. Между ним и этими новыми работниками также было достигнуто соглашение, правда, на менее определенных условиях. Хозяин обещает им: «Что следовать будет, дам вам»103. Работники, радуясь, что им удалось, после нескольких часов ожидания, получить работу, пошли в виноградник, удовлетворившись словами работодателя о том, что они получат от него справедливую плату.

В конце работы хозяин виноградника дал распоряжение своему управителю отдать плату работникам, «начав с последних до первых». Все работники, независимо от отработанного времени, получили по динарию. Работодатель выполнил свои обязательства перед работниками, заплатив принятую в то время сумму за дневной труд неквалифицированного работника-поденщика. Более того, отработавших лишь часть светового дня, он вознаградил сверх их ожидания. Трудившиеся с самого утра, несмотря на то, что хозяин выполнил то, что обещал в полной мере, стали роптать на него, движимые тем, что очень часто, если не чаще всего, приводит к конфликтам между наемником и нанимателем — завистью. Думая лишь о себе, они нашли решение хозяина несправедливым, нарушающим принцип равной оплаты за равный труд. Отвечая им, работодатель показал, что он не только справедлив, но и, сверх того, добр. Справедлив потому, что выполнил свои обязательства и распоряжался своим, а не чужим имуществом: «разве я не властен в своем делать, что хочу?»104 Добр не потому только, что отдал дневную плату отработавшим часть дня, но и потому, что нанял на работу в разгар дня «стоящих на торжище праздно». Эти последние испытывали, быть может, не меньшие, чем уже работающие в винограднике, тяготы от сознания того, что им, возможно, не удастся сегодня заработать на кусок хлеба. В этой связи важен диалог, который состоялся между хозяином и теми, кто простоял одиннадцать часов в ожидании работы. Работодатель выяснил причину, отчего они стоят целый день праздно. Получив ответ: «Никто нас не нанял», — он направил и их в виноградник на работу105. Хозяин убедился в том, что это не добровольные безработные, что объем спроса на услуги труда поденщиков был в этот день меньше объема их предложения. Наняв этих работников, он проявил справедливость, помимо доброты и человеколюбия, поскольку они явно не относились к числу лентяев и бездельников.

Таким образом, в прямом смысле притчи о работниках в винограднике в достаточно полной мере раскрывается суть христианского учения об оплате труда наемного работника. В ней показан идеальный работодатель и то качество работников, которое чаще всего разрушает мир между ними и нанимателями. С христианской точки зрения залогом мира между сторонами в отношениях найма является стремление каждой из сторон служить Богу и ближнему на своем месте. Работодатель призван обеспечить наемнику объект приложения его труда и выдать награду за труд его. Работник служит Богу и ближнему своим трудом и поэтому «достоин награды за труды свои».

Христианский ритм труда

Христианский ритм труда задается как естественными периодами, связанными с вращением Земли вокруг своей оси и вокруг Солнца, а также вращением Луны, так и традициями Церкви. Гармоничное соединение первых и вторых представляют собой годовой, недельный и дневной круги богослужений, труда и постов. Наиболее сложный годовой круг задается ритмом церковного Юлианского календаря, одного из величайших институтов христианской цивилизации.106

Ветхозаветный ритм труда

Во все времена религиозное чувство побуждало людей выделять священные места в пространстве (храмы и другие культовые сооружения) и священные периоды времени (уже у древних вавилонян, например, 7‑ой, 14-ый и 21-ый дни лунного месяца посвящались культовым праздникам). Священные места формировали пространство городов и селений, священные дни и другие периоды времени задавали ритм жизни, прежде всего трудовой деятельности.

У древних евреев существовали шестичасовой, суточный, недельный, месячный, годовой, семилетний и пятидесятилетний священные циклы. Вносящие упорядоченную повторяемость в постоянно изменяющуюся жизнь, они стали во временном образом вечности. О разделении дня на часы впервые упоминается у пророка Даниила.107 Ко времени земной жизни Спасителя день делился на 12 часов.108 Существовало также перенятое у греков и римлян разделение дня на четыре части по три часа, а также ночи – на четыре стражи той же продолжительности. Рабочий день устанавливался для наемных (как правило, поденных) работников и для рабов. Составлял он 12 часов, примерное время светового дня в Палестине. Очень рано в еврейской истории встречаются следы общественной и частной молитвы утром, в полдень и вечером. Уже в Псалтири Давид указывает на троекратную ежедневную молитву, в которой, помимо прочего, испрашивалась у Бога помощь в трудах на предстоящие шесть часов. Позже, в Иерусалимском храме молитвой освящались каждые три часа. Так было и во времена апостолов.109

Недельный круг не основывается на естественном периоде. Такими же являются помимо семидневного, семилетний и сорокадевятилетний циклы, в которых присутствует священное число семь. Предписание о субботе – седьмом дне недели было известно еврейскому народу еще до Синайского законодательства. Во второй главе Бытия сказано: ‘И благословил Бог седьмой день и освятил его; ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал‘.110 На Синае было сделано напоминание ‘помнить день субботний‘.111 Суббота выделялась из ряда дней недели и посвящалась Богу как напоминание о сотворении мира и освобождении из Египетского рабства. Этот праздничный день, как и другие священные дни у евреев, начинался с вечера пятницы и простирался до вечера субботы. Средством отрешиться от всяких житейских забот и трудов и обратиться мыслью к Богу стало прекращение всякого труда. В Книгах Ветхого Завета содержатся предписания о прекращении в субботу собирания манны, приготовления пищи (путем варения и печения), сеяния и жатвы, разжигания огня, собирания дров, ношения тяжестей, торговли, работы в точиле, перевозки снопов и товаров. Запрещалась работа не только самому еврею, его семье, но и пришельцам, рабам и скоту. Евреи собирались в Храме и синагогах для особых богослужений, не запрещалось в субботу совершать дела любви (милостыня и пр.). Со временем понятие о покое субботнего дня было извращено. На это неоднократно указывал Спаситель фарисеям и книжникам, следившим за соблюдением изобретенных ими мелочных и абсурдных запретов (напр. срывать колосья и есть зерна или исцелять больного112) и допускавшим всяческий труд, если есть опасность потерять что-либо из имущества113.

Месячный цикл у евреев начинался с новолуния. Используемый ныне, достаточно совершенный лунный календарь, построенный на основе циклов Гиппарха, появился у евреев сравнительно недавно, вероятно не ранее 359 г. по Р.Х. В древности первый день месяца определялся визуально, двумя свидетелями114. День новомесячия считался праздничным. Каждый месяц имел свое название: Нисан, Тиар, Сиван и т.д. В месяце было 29 или 30 дней. Для приведения в соответствие с солнечным годом в високосные годы добавлялся 13 месяц Ве-Адар. У евреев существовал гражданский и священный лунные года. Гражданский год начинался с месяца Тисри (в среднем – середина сентября по церковному Юлианскому календарю). По гражданскому году датировались договоры, производились выборы, назначались субботний и юбилейный года и т.д. Священный год начинался с месяца Нисана (Авива), начинавшегося, в среднем, с весеннего равноденствия. В пятнадцатый день этого месяца, т.е. в полнолуние, праздновалась ветхозаветная Пасха, день выхода евреев их Египта. По священному году считались праздники: Пятидесятница, Праздник Кущей, Пурим и др., которые были нерабочими днями, в том числе и для рабов, с менее строгими, вероятно, запретами, чем в субботу. Праздники отмечались несколько дней, в которые ослаблялась трудовая деятельность (откладывались те дела, которые можно было отложить), усиливалась молитва и жертвоприношения.

Важное социально – экономическое и экологическое значение имели священные субботние (каждый седьмой) и юбилейные (каждый пятидесятый) года. В субботний год прекращалось земледелие, земле давался отдых. Все, что вырастало само – делалось общим достоянием. Должникам прощались долги, рабы-единоплеменники отпускались на свободу. Всенародно читался закон Божий. Еще более торжественным и важным был юбилейный год, наступавший сразу вслед за седьмым субботним годом. В юбилейный год помимо того, что соблюдались предписания субботнего года, все проданные земли (за некоторыми оговоренными исключениями) возвращались прежним владельцам или их наследникам. Восстанавливалось, хотя и не в полной мере, равенство в собственности на землю. Древние евреи стремились сохранить наделы, полученные при заселении Палестины каждой еврейской семьей. Это являлось институциональным закреплением относительности права собственности, напоминанием народу израильскому о том, кто является Верховным Собственником всего, в том числе и земли. По сути, почти всякая продажа земли превращалась в ее долгосрочную аренду до юбилейного года. Цена земли зависела от времени до юбилейного года, подобно тому, как на современном финансовом рынке цена облигации зависит от близости срока ее погашения. Обычаи субботнего и юбилейного годов представляют собой древний опыт построения социально справедливого и в то же самое время рыночного хозяйства. Можно сказать, что каждые семь лет происходили малые, а каждые пятьдесят большие запрограммированные социальные революции, не подрывавшие устоев общества. Задавались освященные циклы деловой активности, придающие экономической жизни предсказуемость и стабильность. Здесь уместно заметить, что в социально-экономическом развитии европейской цивилизации XIX и XX вв. по Р.Х. четко прослеживаются циклы деловой активности и социальных преобразований и потрясений. Но, в отличие, от древности, они носят объективный характер, их периоды варьируют, и еще никому не удалось точно предсказать начало экономического кризиса или социального потрясения.

Традиции субботнего и юбилейного годов постепенно ослабевали. Ко времени пророка Исайи земля чаще всего покупалась на неограниченный срок и израильтяне уже мало чем отличались в этом отношении от других народов. Таким образом, главным предназначением священных часов, дней, годов было освящение предстоящего периода времени (части суток, семи дней, месяца, семи лет и т.д.) Ослабление или почти полное прекращение труда в эти священные периоды времени с усилением частной и общественной (в субботний и юбилейный годы предписывалось всенародно читать Закон Божий) молитвы являлось средством этого освящения и задавало ритм трудовой деятельности древних евреев.

Новозаветный ритм труда

Приход обещанного через пророков мессии, Иисуса Христа, завершил ветхозаветный период истории и, одновременно, стал началом новозаветной истории. Новозаветная Церковь, сохранив дневной, недельный и годовой круги богослужений, постов и труда, наполнила их новым содержанием. Самой древней христианской традицией стало празднование дня воскресного или первого дня недели по еврейскому счету семидневных кругов, установленное в память Воскресения Христова. Постепенно воскресный день, освящающий наступающий семидневный цикл, стал вместо субботы днем свободным от труда (с более мягкими, чем в ветхозаветную субботу требованиями) и днем праздничного общественного богослужения, праздничной литургии. Славянское название воскресного дня ‘неделя‘ отражает эту его особенность. В ранней Церкви члены общины приносили с собой хлеб и вино, необходимые для совершения таинства причащения, жертвуя Богу, тем самым, плоды своего труда и наполняя его высочайшим смыслом. Традиция принесения в день воскресный пожертвований ‘от трудов своих‘ в различной форме сохранилась и поныне. Ограничивая до минимума труд повседневный, христиане всех деноминаций посвящают воскресный день молитве, молитвенному труду и делам милосердия, жертвуя часть добытых трудом в другие дни благ Богу и ближнему.

Дневной цикл труда в будни и в христианское время, в сельскохозяйственном производстве, в котором вплоть до XIX века в Европе было занято большинство работающих, длился световой день, начинаясь, прерываясь в середине и завершаясь молитвой.

Годовой круг богослужений, труда и постов сформировался в основе своей в IV в. по Р.Х. Его основой стал, принятый Первым Вселенским Собором 325 г., церковный Юлианский календарь (старый стиль). В нем, как и в ветхозаветном годовом круге, существовали год священный и год церковно-гражданский. Первый начинался первого марта, второй – 1 сентября. Начало церковно – гражданского года было установлено в память о дне, в который св. Император Константин в 313 г. даровал христианам религиозную свободу. Церковный Юлианский календарь совмещает в себе календари лунный и солнечный. Такое совмещение имело целью сохранить связь с ветхозаветным лунным календарем, и в то же время установить новый круг праздничных дней. Главным праздником стал день Воскресения Христова, новозаветной Пасхи, празднуемый в первое воскресенье после первого весеннего полнолуния, т.е. первого полнолуния после дня весеннего равноденствия в IV веке по Р.Х. (21 марта по ст. стилю). Полнолуние это также определялось не астрономически, а по лунному календарю, построенному на основе 19-летнего метоновского цикла.115 С днем Пасхи Христовой связаны несколько переходящих праздников (Св. Троица (Пятидесятница), праздник Входа Господня в Иерусалим и др.).

Таким образом, в годовом круге присутствуют непереходящие (одно и то же число определенного месяца каждого юлианского года) и переходящие праздники (их дата зависит от дня празднования новозаветной Пасхи). По степени важности церковные праздники выстроены в своеобразную пирамидальную иерархию. Важнейшим праздником, ‘торжеством из торжеств‘ является праздник Воскресения Христова. Затем следуют 12 важнейших Господних и Богородичных праздников. За ними следуют некоторые другие праздники во славу Господа и в честь Пресвятой Богородицы. Затем – праздники в честь святых, память которых празднуется каждый день года, причем число святых, почитаемых в конкретный день, постоянно растет, поскольку на всем протяжении двухтысячелетней истории христианской Церкви являлись все новые и новые святые. В православных христианских государствах, например, в Российской Империи, было принято освобождать от будничного труда дни двунадесятых и некоторых других важнейших праздников. Нерабочими днями для большинства служащих, рабочих и крестьян были дни святок (с 25 декабря до 6 января) и Светлая седмица (пасхальная неделя). Праздничные дни давали возможность творить усиленную и продолжительную молитву в храме, посещать больных и совершать другие дела христианской любви и милосердия. Довольно продолжительный рабочий день (лишь в 1897 году в России был введен Закон об 11,5 – часовом рабочем дне в дневное время и 10 – часовом в ночное) и большое количество праздников было характерной особенностью России и отличало ее от европейских стран. Число нерабочих дней (практически все они были православными праздниками) у русских рабочих доходило до 110, а у крестьян до 140 дней в году. 16 В странах Европы в XIX – начале XX века продолжительность рабочего дня была меньшей, но меньше было выходных и праздничных дней (от 50 до 70).

Церковный Юлианский календарь и недельный цикл на протяжении более чем двенадцати столетий синхронизировали ритм труда всей христианской цивилизации, по сути являлись ритмами ее жизни.

Асинхронность ритмов труда в современной цивилизации

Одним из самых существенных факторов продолжавшегося несколько столетий разделения христиан на восточных и западных, стало введение на Западе в 1582 году папой Григорием XIII нового календаря (нового стиля). Этой реформой был нарушен ритм церковного Юлианского календаря. Григорианской реформой было в один день оторвано десять листков календаря‘ (в силу того, что в нем неравное число дней в столетиях, разница между старым стилем составила 11 дней в XVIII веке, 12 – в XIX и 13 – в XX и XXI вв.) Все непереходящие праздники начали отмечаться западными христианами на несколько дней раньше, в рабочие будние дни по церковному Юлианскому календарю, по которому жили православные христиане. День празднования Пасхи Христовой совпадал крайне редко, по григорианскому календарю он иногда празднуется более чем на месяц раньше, чем по календарю церковному Юлианскому (в эти годы праздник Пасхи по новому стилю опережает даже еврейский Песах, т.е. ветхозаветную Пасху). Такой перенос стал испытанием для православных, живущих рядом с римо-католиками, ибо последние начинали праздновать Рождество Христово или Пасху в дни православных постов. Асинхронность ритмов усилилась после перехода нескольких поместных православных церквей в 20‑е годы XX века на так называемый ново-юлианский календарь, по которому непереходящие праздники совпадают с григорианским календарем, а Пасха Господня и другие переходящие праздники – с церковным Юлианским.

Понимая важность календаря в жизни цивилизации, французские революционеры, спустя два столетия после григорианской реформы предприняли попытку задать ‘гражданский ритм‘ и сломать недельный и годовой круги времени христианской цивилизации. Попытка заменить недельный цикл декадным провалилась почти сразу. Семидневный круг устоял и во время русской революции, также взявшей на вооружение атеистическую идеологию, он оказался наиболее прочно укорененным институтом, несмотря на то, что не имеет астрономической основы. Революционный календарь просуществовал во Франции с 1793 по 1805 годы. В советское время в России уже не решились на радикальное изменение календаря и ограничились переходом гражданской жизни на новый стиль. Было также введено параллельное летоисчисление от 1917 года, не получившее, правда, ни малейшего общественного признания даже в годы коммунистической власти.

Вольное обращение с кругами времени проявилось и в ломке дневного круга. В начале XX века в Великобритании с целью экономии на освещении впервые ввели так называемое летнее время. В годы большевистской власти в России было введено ‘декретное‘ время (часы были передвинуты на час вперед), а на закате советского семидесятилетия к декретному времени добавилось еще и летнее. В результате, например, для жителя Бреста подъем в 6 часов утра превратился в подъем в 3 часа ночи. Экономические выгоды ставились во главу угла, хотя, если они и были, то требовали немалых издержек, связанных с адаптацией человека к переходу на летнее время, ломкой ритма его жизни (опоздания, болезни, брак в работе и пр.). Примечательно, что декретное время после непродолжительного периода отмены в 1990‑е годы было возвращено в России и существует до сих пор.

В условиях современной цивилизации христианину все сложнее сохранить, даже в урезанном виде, ритм труда, задаваемый церковным Юлианским календарем, дневным и недельным кругами. Такая возможность сохраняется лишь в монастырях, обособленных общинах, т.е. в малых экономических системах. Трудовой ритм вне этих систем характеризуется усиливающейся асинхронностью. Асинхронность труда в индустриальном обществе имеет, прежде всего, технологические причины: на предприятиях металлургии, химической промышленности, энергетики и др. существует непрерывное производство, требующее работы в три и или даже в четыре смены по скользящему графику. В постиндустриальном обществе на первый план выходят причины экономические. Крупная торговля (гипер- и супермаркеты), а вслед за ней и торговля мелкая перешли к работе без выходных и к усиленной работе в воскресные и праздничные дни. Многие верующие люди, работающие на рынках в постсоветских странах, годами не бывают на воскресной службе в храме, поскольку это часы их самой напряженной работы. Транспорт, особенно автомобильный, доля занятых в котором постоянно растет, работает в ритме непрерывного производства. Многие предпочитают ночное движение в силу меньшей загруженности автомагистралей в это время суток. В режиме непрерывного производства функционирует стремительно разрастающаяся индустрия развлечений, телевидение и радиовещание. Особый ритм труда характерен для всей современной сферы услуг.

С конца XX века быстрыми темпами растет число дистанционных работников, связанных с работодателем посредством Интернета и электронной почты. Каждый из них выбирает свой ритм труда. Это дает определенную свободу, позволяющую христианину согласовать свой ритм жизни с церковным. Для религиозно же индифферентного человека такая свобода часто выливается в ночной образ жизни с произвольными выходными днями. Таким образом, для первого дистанционная занятость может послужить упорядочению ритма жизни, для второго – еще большему его расстройству.

В постиндустриальном обществе, таким образом, все более усиливается тенденция к индивидуализации ритма труда, его асинхронности. Священные периоды времени теряют свое институциональное значение, современное общество трудится непрерывно и в этом одно из его существеннейших отличий от традиционных обществ. Христианский ритм труда, упорядоченной смены труда простого, сложного, молитвенного и отдыха остается доныне чистым звуком камертона среди усиливающихся шумов и беспорядочных звуков современной цивилизации.

Некоторые заметки, касающиеся христианского нормативного учения о проценте

Статья посвящена проблемам ссудного процента в христианском этосе. Выявлено различие между займом и ростовщичеством в ветхозаветном учении. Определен нравственный контекст ограничения процентных отношений в христианстве. Исследовано церковное законодательство о проценте в Средние века. Рассмотрено противоречие между христианским идеалом и практикой предпринимательства

Процент является, пожалуй, наиболее сложным и неоднозначным феноменом экономической сферы жизни общества, как с точки зрения позитивной экономической теории, так и при нормативном подходе. Он стал камнем преткновения для многих выдающихся экономистов. Да и в самом проценте, если сравнить, например древние ростовщические тридцать, а то и пятьдесят процентов и современный отрицательный реальный банковский процент краткосрочного периода высокой инфляции, произошли глубокие сущностные изменения.

В нормативном плане негативное отношение к отдаче денег в рост, взиманию процента, существовало не только у древних евреев. Хорошо известна позиция Аристотеля по отношению к ростовщичеству, обозначенная им в «Политике» и «Никомаховой этике». В других древних цивилизациях, Древнем Вавилоне и Древнем Китае, процент, постоянный спутник частной собственности воспринимался как неизбежное зло, предпринимались лишь попытки ограничить его117.

Ветхозаветное учение о лихве и росте

Законом Моисеевым запрещалось отдавать деньги и натуральные блага в рост, но делалось серьезное послабление — разрешалось отдавать в рост иноземцу: «Если дашь деньги взаймы бедному из народа Моего, то не притесняй его и не налагай на него роста»118, «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост; иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост, чтобы Господь, Бог твой, благословил тебя во всем, что делается руками твоими, на земле, в которую ты идешь, чтобы овладеть ею»119. Послабление это объяснимо тем, что евреям приходилось жить среди враждебно настроенных к ним народов, среди которых ростовщичество процветало. С ними им приходилось торговать и вступать в кредитные отношения. Кроме этого, Израилю была необходима консолидация накануне жестокой борьбы не на жизнь, а на смерть с населяющими Палестину племенами. Указанное послабление не распространялось, однако, на обедневших пришельцев и поселенцев, живущих среди евреев: «Если брат твой обеднеет и придет в упадок у тебя, то поддержи его, пришелец ли он, или поселенец, чтобы он жил с тобою. Не бери от него роста и прибыли, и бойся Бога твоего; (Я Господь,) чтоб жил брат твой с тобою. Серебра твоего не отдавай ему в рост, и хлеба твоего не отдавай ему для получения прибыли»120. Запрет отдачи таковым в рост и даже получения прибыли от них был одним из элементов в системе социальной защиты в Древнем Израиле. Заем деньгами или хлебом бедному, причем, не только единоплеменнику, но и пришельцу должен был иметь целью поддержание обедневшего ближнего. Пророк Исаия даже разделяет заем и отдачу в рост, приводя пары противоположных по своему положению людей. В одной паре — заемщик и заимодавец, в другой — ростовщик и дающий рост121.

В то же время такое послабление лишало данный запрет универсальности, вело к раздвоению морали и делало уязвимой страстью любостяжания душу отдающего в рост. Праведник, как считали пророки Давид и Иезекииль «в рост не отдает и лихвы122 не берет»123. По словам псалмопевца Давида: «Господи! Кто может пребывать в жилище твоем? Кто может обитать на святой горе Твоей? Тот… кто серебра своего не отдает в рост, и не принимает даров против невинного»124. Мерзостью называл отдачу в рост и взятие лихвы пророк Иезекииль125. Ростовщичество, несмотря на запрет, и, возможно, благодаря указанному послаблению, распространялось в Израильском обществе. Отдавали в рост и брали лихву не только с иноземцев, но и с единоплеменников. Во времена Неемии обедневшие Иудеи вынуждены были занимать серебро, конечно под проценты и под залог своих полей и виноградников для того, чтобы достать хлеба и заплатить подать царю. Многие из них вынуждены были за неимением залога продавать в рабство своих сыновей и дочерей126. Примечательно, что Неемия, услышав жалобы бедных об этом, не только выговорил знатным и начальствующим Иудеям, призвав их возвратить взятые в залог поля, виноградные и масличные сады бедных «и рост с серебра и хлеба, вина и масла», но и подал пример, простив долги бедных хлебом и серебром себе, своим братьям и слугам127.

Уже в древности ростовщический процент столкнулся с инфляцией, которая, однако, длительное время, вплоть до Нового Времени, была значительно слабее его. Темп древней инфляции был незначителен и реальный процент был немногим меньше номинального. Древняя инфляция проявлялась двояко. Во-первых, в форме снижения массы одноименных слитков золота или серебра, а впоследствии — монет. Например, находящийся в обращении серебряный сикль (шекель) потерял со временем половину своей массы (с 14,5 г. — такую массу более продолжительное время сохранял священный сикль, которым принимали церковные налоги — до приблизительно 7 г. Он назывался «простой сикль»). Таким же образом талант — слитки общей массой 43,5 кг (3000 священных сиклей) превратился в «народный талант» весом 18,75 кг (1290 священных сиклей), римский динарий, по данным профессора В.А. Федосика, с 217 г. до Р.Х. до 54 г. после Р.Х. уменьшился в массе с 4,55 г. до 3,41 г.128 К этому добавлялась и «порча металлов», масштабы которой определить, конечно, затруднительно.

Во-вторых, обесценение древних денежных единиц происходило в форме снижения реальной массы и объема однородных товаров, особенно сыпучих тел и жидкостей (зерна, масла и пр.) при сохранении их номинальной массы. По этой причине, между прочим, крайне затруднительно, анализируя те или иные древние источники, в том числе и Библию, сравнивать цены на товары, услуги или недвижимость в сделках, отделенных друг от друга во времени десятилетиями или столетиями. Несмотря на свой относительно низкий темп, инфляция была заметна древним, и они видели в этом проблему. Пророк Иезекииль, например, выступал как против роста и лихвы, так и против обесценения денег и уменьшения мер и весов. «Ефа и бат должны быть одинаковой меры,та чтобы бат вмещал в себе десятую часть хомера и ефа десятую часть хомера: мера их должна определяться по хомеру. В сикле двадцать гер; а двадцать сиклей, двадцать пять сиклей и пятнадцать сиклей составлять будут у вас мину»129. Обязанность обеспечивать, выражаясь современным языком, стабильность покупательной способности денег лежит, считал Иезекииль, на князьях Израилевых, т.е. на правительстве130.

Новозаветный взгляд на лихву и процент

В Евангелии о взимании лихвы и отдаче в рост Спаситель говорит только в притчевой форме, в которой этот пример службы мамоне самым неожиданным образом становится средством понимания возвышенных духовных истин. В притчах о талантах131 и о минах132 говорится о том, что таланты, способности человека даны ему Богом «в рост». Они должны быть возвращены Ему преумноженными через дела во славу Божию.

Спаситель в своих проповедях ведет речь о состоянии души человека, давая понять, что все его поступки являются следствием этого состояния. В Нагорной проповеди Он недвусмысленно говорит о том, что совершенный человек дает взаймы, не надеясь получить обратно: «И если взаймы даете тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же. Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо он благ и к неблагодарным и к злым»133. Прямого запрета взимать лихву и отдавать в рост здесь нет, но совершенный человек, отдающий без надежды получить свою ссуду обратно, не нуждается в таком запрете. Внутреннее расположение совершенного человека должно быть таково, что он отдает взаймы, не беспокоясь о том, что долг будет возвращен, т.е. для него не существует понятия риска потери ссуды, поскольку он благотворительствует. Беспроцентную ссуду дают и грешники, надеясь получить обратно столько же. Совершенный же человек, не только не дает в рост (что подразумевается), но и дает взаймы, не надеясь получить обратно. Спаситель обозначает некоторые ступени на пути к совершенству. Не дающий в рост и не берущий лихвы совершеннее того, кто делает это. Не ожидающий получить отданное взаймы обратно со спокойной душой (на его внутреннее расположение не должно повлиять возвращение долга и даже возвращение его с неожиданной лихвой), совершеннее того, дает взаймы, надеясь получить назад столько же.

Для более глубокого понимания смысла приведенных выше стихов Евангелия от Луки полезно обратиться к вариантам перевода фразы: «Kai daneizete mhden apelpizontej». Синодальный перевод: «…взаймы давайте, не ожидая ничего» — недостаточно точен. Церковнославянский текст чуть ближе к греческому оригиналу «и взаимъ дайте ничесоже чающе». В Вульгате: «et mutuum date nihil desperantes» (и взаймы давайте, ничего от этого не ожидая). Это еще дальше от греческого первоисточника, чем синодальный перевод. Неточность перевода Вульгаты имела важные последствия. По мнению М. Вебера, (приводящего, правда вариант «Nihil inde sperantes»)134 это даже стало причиной запрета взимать проценты на христианском Западе на основании лишь договора о ссуде, введенного Ахенским имперским синодом Карла Великого в 789 г.135 Гораздо яснее и созвучнее предыдущему стиху перевод православного епископа Кассиана (по мнению многих современных библеистов, давшего один из самых лучших переводов Нового Завета на русский язык): «и взаймы давайте, ничего не ожидая обратно». Очень близок к последнему английский перевод New international version: «and lend to them without expecting to get anything back». Речь идет здесь не проценте или лихве, а о внутренней готовности дать деньги или натуральное благо взаймы без надежды получить обратно вообще что-нибудь. Христианин ожидает награду «в жизни будущего века». Отдавая взаймы здесь без надежды получить что-либо обратно, он осуществляет своеобразные «инвестиции будущего века», веря в обещанное Спасителем воздаяние. Кстати, фраза: «…Kai daneizete mhden apelpizontej» некоторыми толкователями, основывающимися на том, какое значение эти слова имеют в позднейшем греческом языке, понимается как «ни в чем не отчаиваясь», т.е. не считая свое имущество безвозвратно потерянным, потому что награда за него будет дана Богом, ведь дальше говорится у евангелиста Луки: «и будет вам награда великая»136. По словам Матфея Властаря, одолженное таким образом «есть и дар и заем: дар, по безнадежности получить обратно, — заем, по великодаровитости Владыки, Который Сам за него заплатит щедрыми и великими воздаяниями»137.

В словах Спасителя нет прямого запрета взимать лихву или процент. В широком смысле, в них присутствует заповедь относиться к своей собственности как не к своей. Состояние это, однако, является признаком высокой степени христианского совершенства, достичь которого удавалось немногим. В этой мысли укрепляет евангельское повествование о беседе Спасителя с богатым, но стремящимся к благочестию человеком138. Состояние это означает фактический добровольный отказ от частной собственности. Именно с таким настроем души из членов первохристианской общины Иерусалима «никто ничего из имения своего не называл своим»139.

Лихва и процент в церковном законодательстве и практике первых и последующих веков христианства

Процент и лихва были немыслимы в среде Иерусалимской первохристианской общины. Трудно представить их и в имущественных отношениях внутри христианских общин других городов Леванта и Византийской Империи в последующие десятилетия и первые века христианства. Вне своих общин многим христианам приходилось, однако, подобно Лидии из Фиатира140, заниматься производством товаров или оказанием услуг, используя как фактор производства собственный или заемный капитал. Благодаря этой деятельности они могли, помимо содержания своих семей, оказывать помощь своим братьям по вере и покрывать многие необходимые расходы общины (например, на строительство храма или покупку земли для устройства христианских кладбищ). Хозяйственная необходимость заставляла их быть и кредиторами. Капитал предоставлялся в ссуду по сложившейся цене, т.е. под определенные проценты. Св. апостолы и их преемники осознавали, что полный запрет брать процент и лихву для всех христиан станет для многих непосильным бременем. По этой причине, начиная с апостольских времен, церковные правила запрещают лишь клирикам, основным источником жизненных средств которых были пожертвования мирян, отдачу денег в рост и взимание лихвы. Так 44 правило святых Апостолов повелевает, чтобы «епископ, или пресвитер, или диакон, лихвы требующий от должников, или престал, или был подвергнут извержению»141. Такая же норма содержится в 17 правиле I Собора, в 10 правиле VI Собора, созвучно ей и 5 правило Карфагенского Собора142.

Важно заметить, что 17 правило I Вселенского Собора запрещает для клириков и завуалированное взимание лихвы. По словам Матфея Властаря, « некоторые не делают сего (взимание лихвы и наложения роста — С.Л.) открыто, чтобы не быть уличенными в беззаконии, придумывают другой оборот для сего дела и, вручая другим деньги, соглашаются прибыль делить пополам, а в убытке не участвовать. Итак, изобретающих подобные ухищрения или измышляющих другую какую-либо постыдную прибыль правило подвергает извержению и удаляет из клира»143. Тем самым долевое участие в прибыли при ограничении ответственности приравнивается, по сути, к взиманию лихвы и процентов.

Также следует обратить внимание на то, что светские законодатели на христианском Западе в Средние века пытались порой превзойти церковное законодательство в строгости и вводили запрет на взимание процентов. Положительных результатов это не давало, а лишь усиливало раздвоение морали. Так, упомянутый выше запрет, введенный Аахенским имперским синодом Карла Великого в 789 г., способствовал изменениям, результатом которых спустя несколько веков стало появление институциональных кредиторов, акционерного предпринимательства, абстрагированию долговых обязательств. Физические кредиторы прятались за завесу юридического лица. Причем этим институтам давались названия святых, как, например, образованному в Генуе в начале XV века «Банку святого Георгия», прообразу будущих акционерных обществ. На Западе при запретах взимать проценты при ссудах создавались благотворительные учреждения (напр. Montes pietatis), которые, по сути дела, занимались ростовщичеством, причем по отношению к бедным.

Деловая неизбежность и идеал христианской жизни

По мере развития рынка капитала, ценой которого и выступает процент, все явственнее ощущалась, по выражению М. Вебера, пропасть между деловой неизбежностью и идеалом христианской жизни. Католическая нормативная мысль пыталась эту расширяющуюся пропасть нейтрализовать институциональным кредитованием, уже упомянутыми Montes pietatis и т.п. В современной католической экономической доктрине, восходящей к учению Фомы Аквинского и средневековых схоластов, процент — это цена экономии, которая настоятельно необходима в динамичной, ориентированной на инвестиции и рост производительности экономике индустриального века. По словам кардинала Йозефа Хёффнера: «Поскольку процент — как стимул к экономии — выполняет важную народнохозяйственную функцию, он безупречен в нравственном отношении»144. Вслед за средневековыми, современные католические теологи признают оправданным процент в случае инвестиционной ссуды. В начале XX века иезуитский патер Ричард М. Мак Кеон даже выдвинул тезис о том, что 60 процентов работающих по найму американцев в состоянии экономить в пользу инвестиций, и тем самым существует нравственная «обязанность покупать акции предприятий»145. Нормативная оценка потребительского, а также иных видов кредитования в современной католической доктрине находится в диапазоне от осторожного до негативного. В целом, со времен схоластов, католические теологи «дифференцируют» денежную ссуду и доход от активных инвестиций. Представители новейшей католической экономической мысли критикуют в этой связи классическую экономическую теорию, за то, что она «окончательно смешала» эти виды процентного дохода. В этом с ними, кстати, солидаризуется Дж. Кейнс, признающий немалое влияние нормативной теории, особенно нормативного учения о проценте, на хозяйственную жизнь. «Я был воспитан в вере, — пишет Кейнс в «Общей теории занятости, процента и денег», — что отношение средневековой церкви к проценту было по существу абсурдным и утонченные рассуждения о различии между доходом по денежным займам и доходом от реальных инвестиций — это лишь иезуитская уловка, чтобы обойти на практике нелепую теорию… Теперь представляется ясным, что изыскания схоластов были направлены на разъяснение формулы, которая допускала бы высокую предельную эффективность капитала и держала бы в то же время на низком уровне норму процента, используя для этого закон, обычаи и моральные санкции»146.

Пропасть между деловой неизбежностью и идеалом христианской жизни даже после немалых усилий западнохристианской нормативной мысли устранить не удавалось, поскольку, по выражению М. Вебера, «предпринимательством занимались этически неустойчивые, а не преисполненные этического ригоризма люди».

Протестанты XVI века поступили радикальнее: они просто перенесли идеал христианской жизни на сторону деловой неизбежности. Успех в делах рассматривался ими как плод благочестивой жизни. В частности, Ж. Кальвин считал, что человек должен искать подтверждения своей предопределенности ко спасению в успехе в профессиональной деятельности. Процент как уча­стие в доходе предприятия — заемщика стал считаться чем-то естественным, нормальным и законным. Отрицательное отношение к проценту в протестантской этике распространялось лишь на случаи, когда кредитование бедных приводило к еще большему их обнищанию. К середине XX века, однако, протестантский деловой импульс значительно ослабел. Западное общество бережливого аскетизма все больше трансформируется в гедонистическое общество потребления. Средний индивид умаляется как сберегатель и инвестор, и становится должником и кредитополучателем на рынке потребительского кредитования. Нормативное учение, потеряв религиозный характер, свелось к защите потребителя в широком смысле.

Православный нормативный подход продолжает новозаветную традицию. В нем нет запретов лихвы и процента для мирян, и в то же время ни одна из его форм не считается «безупречной в нравственном отношении». Попытки полностью соединить идеал христианской жизни и деловую неизбежность современной экономики признаются тщетными. Смущение богатого юноши, спрашивавшего Спасителя о совершенстве, оставляется всем православным предпринимателям, преуспевающим в бизнесе, особенно в бизнесе современном. Разрешить эту проблему каждый из них должен соответственно своим духовным силам. Одни, подобно св. Серафиму Вырицкому, бывшему миллионеру, находят силы, оставив бизнес, уйти на монашеский путь. Другие находят силы для широкой благотворительности. В XIX веке, например, известные и очень богатые украинские предприниматели Терещенко установили традицию ежегодной раздачи бедным процентного дохода, получаемого ими от значительных депозитов в банках.

Двойственная ценность экономических благ

В статье представлен взгляд, согласно которому для христианина материальные блага, помимо земной ценности, имеют ценность как средства для небесных инвестиций, которыми являются пожертвования, благотворительность, социально ответственное поведение. Современный бизнес, если участвующие в нем люди имеют христианские убеждения, в определенной мере учитывает двойственную ценность материальных благ

В земной жизни христианин в той или иной степени оказывается погруженным в мир экономических благ, т.е. благ, желательное количество которых в данной экономической системе превышает их реальное количество. Распределение и перераспределение таких благ происходит либо через рыночный обмен при посредстве денег, либо через нормируемое распределение. В современной экономической науке господствует мнение, которое разделяет и автор статьи, что в первом случае экономические блага достаются тем, кто в них больше нуждается, что способствует максимизации благосостояния всех членов общества. Участвуя в экономическом обмене в качестве продавцов или покупателей труда, товаров и услуг, христиане, как и прочие люди, не относящие себя к христианам или относящие формально, ориентируются на сложившееся соотношение ценностей экономических благ, проявляющееся в их ценах. Они используют деньги в качестве меры ценности и средства обмена, а также как средство накопления. Участвуя в экономическом обмене, христианин ставит себя в определенные этические рамки, но, в целом земная ценность экономических благ, воспринимается им как нечто объективное. Он в этом обмене использует сложившееся соотношение цен. Здесь, пожалуй, уместно провести аналогию с языком, который люди, имеющие различное мировоззрение и выполняющие различные общественные функции, используют как средство коммуникации. Но, в отличие от тех, кто ограничивает свое представление о жизни земным бытием, экономические блага имеют для христианина еще и вторую, причем гораздо большую ценность — как средство духовного роста, источник небесных инвестиций. Ограниченность экономических благ и их платность дает христианину прекрасную возможность научиться жертвовать, причем жертвовать соответственно достигнутому уровню духовного роста.

Земная ценность экономических благ

Согласно ветхозаветным и христианским представлениям, экономические блага появились после проникновения в человеческую наследственность греха, после грехопадения прародителей. Непродолжительный эдемский период жизни первых людей, по мысли автора Книги Бытия, был жизнью в мире свободных благ. Полноценная и свободная личность обладает способностью к самоограничению, поэтому в воспитательных целях первым людям был дан единственный запрет — не вкушать плодов древа познания добра и зла. Нарушение этого запрета переместило их в мир ограниченных благ. Адам и Ева ощутили потребность в одежде, которой в готовом виде не оказалось, для прикрытия наготы. Для воспитания способности к самоограничению первые люди, согласно повествованию автора Книги Бытия, были помещены в более суровые условия, в которых пищу, одежду, жилище и пр., приходилось производить «в поте лица», т.е. тратить на это время и, следовательно, количество этих благ было ограничено. Доля экономических благ, таким образом, выросла. Приспособлением к новым условиям жизни стали разделение труда и обмен деятельностью и продуктами труда.

При рыночном обмене компромиссом между ценностью блага для покупателя и его ценностью для продавца становится цена, по которой совершается сделка. Современная экономическая теория, точнее ее мейнстрим, основой ценности блага для покупателя считает маржинальную полезность, для продавца — затраты ресурсов, прежде всего труда. Механизм ценообразования описан ею достаточно убедительно. Подчеркивается, что свободные в своих решениях покупатель и продавец действуют рационально в своих интересах. Гораздо реже упоминается об еще одном условии нормального функционирования рынка, а именно об этических нормах, без соблюдения которых рыночный обмен невозможен и заменяется отъемом и принуждением. Минимальным уровнем этической планки, нравственным императивом рынка является уважение свободы контрагента преследовать свой интерес. Без этого уважения рынок не выявит сравнительную ценность товаров и услуг. Об этом условии упоминает еще Адам Смит в своей «Теории нравственных чувств», работе, изучение которой заставляет по-иному воспринять идеи «Богатства народов». «Некоторая часть индивидов, — пишет Смит, — может существовать как общество — как, например, общество, состоящее из большого количества купцов — на основе взаимного интереса, без чувств симпатии и любви… Общество, однако, не может состоять из тех, кто постоянно готов и ищет возможности причинить вред и обиду друг другу» 147. Земная ценность материальных благ вырастает, таким образом, лишь на почве определенных нравственных норм, которых придерживаются субъекты рынка.

Небесная ценность земных благ для христианина

Помимо земной ценности, материальные блага имеют для христианина гораздо большую ценность как средства для небесных инвестиций. Более того, эта духовная или небесная ценность благ является для него их подлинной ценностью. Тот, кто следует учению Христа, ставит для себя нравственную планку на очень высоком уровне христианской морали. Эта нравственность и придает земным благам духовную ценность.

Земные блага имели духовную ценность для угождающих Богу людей еще в ветхозаветное время. Праведный Товит поучал своего сына творить милостыню при первой возможности. При этом он отмечал, что небесную ценность имеет не абсолютный, а относительный к доходу или имуществу, размер милостыни и пожертвования. «Из имения твоего подавай милостыню, и да не жалеет глаз твой, когда будешь творить милостыню. Ни от какого нищего не отвращай лица твоего, тогда и от тебя не отвратится лицо Божие. Когда у тебя будет много, твори из того милостыню, и когда у тебя будет мало, не бойся творить милостыню и понемногу: ты запасешь себе богатое сокровище на день нужды, ибо милостыня избавляет от смерти и не попускает сойти во тьму. Милостыня есть богатый дар для всех кто творит ее перед Всевышним.» (Тов.4:7–11). В этой же книге приводятся слова ангела, обращенные к Товиту и его сыну Товии: «Лучше малое со справедливостью, нежели многое с неправдой; лучше творить милостыню, нежели собирать золото, ибо милостыня от смерти избавляет и может очищать всякий грех» (Тов.12:8–9). В Притчах Соломоновых благотворительность сравнивается с займом Богу: «Благотворящий бедному дает взаймы Господу, и Он воздаст ему за благодеяние его» (Притч.19:17). В Книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова говорится, что «Господь учтет всякую милостыню» (Сир.16:15; 17:18).

Тема небесных инвестиций и приоритета духовных ценностей усиливается в Новом Завете. В самом начале своего проповеднического служения, Иисус во время поста в пустыне претерпел три наиболее сильных для человека искушения: богатством, славой и властью. Во время искушения богатством Он однозначно говорит о приоритете духовных, небесных и вторичности земных, материальных ценностей: «И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами. Он же сказал ему в ответ: написано: «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божьих (Мф.4:3-4; Лк.4:3-4)». В своих многочисленных дальнейших проповедях Иисус Хрисос учит о том, что человек не может служить двум господам, Богу и богатству, он может верно служить лишь одному из них: «Не можете служить Богу и маммоне (богатству) (Мф.6:24; Лк.16:13)». Богатство, однако, может быть средством для служения Богу. В одной из своих проповедей Спаситель учил, что истинным богатством, критически важным для спасения, является благотворительность (накормить голодных, напоить жаждущих, одеть не имеющих одежды, предоставить приют странникам, посетить больных и заключенных) (Мф.25:34-46). Благотворительность превращает, таким образом, богатство преходящее в богатство истинное, ценность материальную в ценность духовную. Средствами благотворительности являются, помимо прочего, материальные блага, имущество человека. По мысли св. Иоанна Златоуста, милостыня и благотворительность выше совершения чудес именем Божьим, поскольку именно это «больше всего и делает человека человеком» и уподобляет человека самому Богу. «Напитать алчущего Христа гораздо важнее, чем именем Иисусовым воскрешать мертвых. Там ты благодетельствуешь Христу, а здесь Он тебе. И награда тому, кто сам делает добро, а не тому, кто принимает его от другого. Здесь, при совершении чудес, ты сам делаешься должником Богу, а в деле милостыни ты одалживаешь Бога»148.

В книгах Нового Завета неоднократно упоминается о том, как благочестивые ученики Христа служили Ему и Его ученикам своим имуществом, о помощи друг другу внутри общин, о помощи одной общины другой общине, о делах милосердия по отношению к другим людям. Например, Иоанна, жена Хузы, домоправителя Иродова, Сусанна и другие, будучи, по-видимому, состоятельными по сравнению с другими учениками, служили Христу и апостолам, оказывая общине материальную помощь (Лк.8:3). Иосиф Аримафейский взял на себя расходы по погребению умершего на кресте Учителя (Мф.27:57). Благочестивая Лидия из города Фиатир, занимающаяся торговлей тканями, служила своим имуществом апостолу Павлу и его спутникам (Деян.16:14–15). Книга деяний содержит краткое, но емкое повествование о помощи друг другу членов первохристианской общины Иерусалима: «Все же верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого» (Деян.2:44–45). Для членов апостольской общины материальные блага имели, тем самым и земную и небесную ценность. Они совершали с «внешними людьми» сделки купли-продажи, и, в то же время, в отношениях с братьями «никто из имения своего ничего не называл своим» (Деян.4:32). Апостол Павел свидетельствует, что христиане Македонии оказывали материальную помощь своим братьям в Палестине «по силам и сверх сил» (2Кор.8:3). В качестве примера любви к ближнему, Иисус в одной из своих проповедей привел милосердного самаритянина, позаботившегося об избитом разбойниками совершенно незнакомом ему человеке (Лк.10:30–37).

Исходя из приоритета духовной ценности материальных благ, христианское учение ориентирует христианина на то, чтобы использовать всякую возможность для осуществления небесных инвестиций. Христиане, достигавшие высоких ступеней духовного совершенства, относились к своему имуществу так, как призывал относиться к нему Спаситель в Своей нагорной проповеди: «И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду», «Просящему у тебя дай и от хотящего занять у тебя не отвращайся» (Мф.6:40,42; Лк.6:30–35). Многие из них раздавали свое имущество нищим, надеясь на сокровища на небесах (Мф.19:21). Например, это те, кто принимал монашество и давал обет нестяжания. Но и для этих христиан, достигших высокой степени совершенства, материальные блага имели земную ценность. В противном случае не было бы жертвы, не было бы волевого выбора, не было бы победы над грехом в себе. Эта земная ценность, правда, для них была ничтожна в сравнении с бесконечным благом будущей жизни. О таком выборе говорит Спаситель в притчах о человеке, нашедшем сокровище в поле и о купце, ищущем хороших жемчужин, которые продали все, что имели, чтобы купить то, что представляло для них гораздо большую ценность — сокровище в поле и редкая жемчужина (Мф.13:44–46).

Далеко не всем христианам, однако, это было по силам. Особенно трудно это было сделать, если имущество было велико. Оттого, по словам Иисуса, «трудно богатому войти в Царство Небесное;… удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие (Мф.19:23–24; Мк.10:21–27; Лк.17:22–27)». Для большинства христиан двадцати веков христианства посильным крестом была благотворительность, служение Богу и ближнему частью своего имущества. При этом в посланиях апостола Павла первым христианским общинам Рима и Леванта, в трудах Иоанна Златоуста и в других святоотеческих произведениях можно найти предупреждения и наставления христианам не возлагать на себя бремя благотворительности сверх своих духовных сил. Так апостол Павел в послании к христианам Коринфа пишет, что не должно быть, чтобы «другим было облегчение, а вам стеснение», достаточно, чтобы «у кого много, у того не было лишнего, и у кого мало, у того не было недостатка (2Кор.8:13-15)». Иоанн Златоуст еще более категоричен: «Тот, кто оказывает другому милость, должен радоваться, а не печалиться… Если ты печалишься о том, что избавил другого от печали, то подаешь пример крайней жестокости и бесчеловечия. Лучше уже не избавлять, чем так избавлять… Если не веришь, что отлагается тебе на небе великое сокровище, то не уделяй»149.

Как в древности, так и в современном мире большинство христиан часть своего активного времени продают (либо прямо, либо опосредованно через бизнес) для получения жизненных благ от других людей через куплю-продажу, другую часть — дарят Богу, проводя его в молитве, заботе о близких и нуждающихся. Полученные от продажи своего рабочего времени блага, в свою очередь, не расходуются полностью на потребление, они используются и для дара, помощи, благотворительности. Доля, в которой время и материальные ценности индивида распадаются на потребление и небесные инвестиции, конечно, индивидуальна и зависит от его духовного возраста. Установившаяся еще в ветхозаветные времена традиция десятины, своеобразного церковного налога, носила всегда характер обязательного или рекомендуемого минимума небесных инвестиций.

Две стороны бизнеса как отражение двойственной ценности материальных благ

Современный бизнес, если участвующие в нем люди имеют христианские убеждения, также в определенной мере учитывает двойственную ценность материальных благ. Деятельность многих современных фирм это не просто производство товаров или оказание услуг, на которых специализируется предприятие, но и социально-ответственное поведение. Это два взаимозависимых и взаимодополняющих аспекта их деятельности. Социально-ответственное поведение помогает производственной деятельности, а производственная деятельность создает возможности для проведения социальной политики. В христианском понимании социально-ответственный бизнес — это богоугодная деятельность (в терминах католического социального учения — деятельность ради общего блага). Прежде всего, это благотворительная помощь слабым и мало защищенным членам общества. В Своде нравственных принципов и правил хозяйствования, документе VIII Всемирного русского народного Собора, отмечается, что «Выделение части доходов на помощь пожилым и больным людям, инвалидам и обездоленным детям должно быть нормой для любого рентабельного предприятия, а также для любого состоятельного работающего человека, в том числе наемного работника»150. Социально ответственное ведение бизнеса проявляется также в своевременной и полной выплате вознаграждения работникам, привлечении их к участию в капитале предприятия, заботе об их отдыхе, ответственности за их духовное, интеллектуальное и физическое развитие; в участии фирмы в программах социального и пенсионного страхования работников; в экологической ответственности; в воздержании от видов бизнеса, деятельности, разрушающей нравственность причастных к предприятию лиц (стейкхолдеров) и народа в целом.

В современных концепциях корпоративной социальной ответственности (КСО) и практике социально ответственного бизнеса религиозная основа присутствует далеко не всегда. В хорошо известной концепции «бизнес-кейса для КСО» социально ответственное поведение фирмы служит увеличению объема продаж и, следовательно, росту прибыльности бизнеса. Согласно этим взглядам, социально ответственное поведение, например поддержка инвалидов или дружественные природе технологии, создают положительный имидж фирмы, что привлекает покупателей к ее продукту. Этические моменты, при этом чаще всего остаются вне поля рассмотрения, в частности вопрос о том, почему потребители отзывчивы на социально ответственное поведение фирмы. Такой взгляд на КСО не нов. Еще апостол Павел как о серьезном отклонении от учения Христа говорит о попытке сделать благочестие источником прибыли: «Пустые споры между людьми поврежденного ума, чуждыми истины, которые думают, будто благочестие служит для прибытка» (1Тим.6:5). При таком подходе материальные блага имеют для субъекта только земную ценность, а КСО становится просто рекламной акцией. Св. Иоанн Златоуст, толкуя вышеприведенный стих апостола Павла, отмечает, что так поступают люди, ведомые страстью сребролюбия, которые все пытаются поставить на службу этой страсти. Он сравнивает их с теми, кто «держит у себя дурачков и карликов не из человеколюбия, а для удовольствия», с теми, кто не ради любви к животным, а ради своего удовольствия «в своих дворцах запирает рыб», выкармливает диких зверей, занимается собаками, украшает коней и заботится о них не меньше, чем о детях151.

Не имеют твердого этического основания также концепция КСО как общественного договора и деонтологическая концепция КСО. В первом случае шаткой опорой КСО служит некий гипотетический неформальный общественный договор между бизнесом и обществом, во втором — абстрактный кантианский принцип уважения личности. В конечном счете, в этих концепциях принимается во внимание лишь земная ценность материальных благ.

Таким образом, только в христианском подходе к социально ответственной деятельности создается прочная этическая база и отдается приоритет духовной ценности земных благ.

Примечания:

http://www.m‑economy.ru