О подвигах Филарета, митрополита Московского, в деле перевода Библии на русский язык

«Знал он», – говорил о почившем архипастыре Москвы Филарете в годовщину блаженной кончины его один церковный вития, – «что самый первый и чистый источник христианского вероучения есть само слово Божие, заключенное в боговдохновенных писаниях Ветхого и Нового Завета; но видел и то, что сей источник, впервые открытый для земель славянских тысячу лет тому назад, стал в наше время несколько прикровенным для людей, не имеющих ключа ясного разумения языка св. Кирилла и Мефодия. Знал и то, что бесценное сокровище слова Божия, священнейшая книга книг, не настолько распространена, чтобы могла быть достоянием и приобретением всех и каждого. И вот, ревнуя о слове Божием, усопший Архипастырь является одним из первых и самых ревностных защитников мысли о переложении Священного Писания на русский язык, сам участвует в этом деле своими трудами и содействием обществу благомыслящих людей, заботившихся о возможном распространении священных книг в народе. Не смущали его в сем деле недоверчивые к силе слова Божьего голоса тех, кои видели какую-то опасность в распространении и общедоступности сего источника жизни и истины даже для людей простых и неученых. Он знал, что Спаситель тай не глагола ничесоже (Ин. 18:20), проповедовал не в тесном только кругу доверенных учеников, но по вся дни в церкви, пред всем народом, возвещал Свое высокое учение не одним только книжникам и левитам, но и бедным галилейским рыбарям; он знал, что и из слушателей Апостолов не многие были премудри по плоти (1Кор. 1:26); а зная это, не усомнился предложить слова Господа, Апостолов и Пророков всем и каждому. И вот его мысли, его труды не заглушены временными препятствиями, но принесли свой плод»¹. Эти слова, сказанные при гробе и как бы пред лицом святителя Московского Филарета, с одной стороны делают для нас излишним оправдание важности предмета, предлежащего нам исследования, а с другой – ясно начертывают и план сего исследования. Более чем полувековое дело, которому, по глубокому убеждению в великости и истинности его, непрестанно и неизменно, при благоприятных и неблагоприятных обстоятельствах, и сочувствием и прямым, деятельным участием служил почивший святитель, приведено к благому, желанному концу. В течение шести с немногим лет, следовавших за годом кончины его (1868–1875), «все Священное Писание» и Ветхого Завета, вместе с изданными еще при жизни святителя книгами Нового Завета, «стало ясным и общедоступным для всех»² в переводе на русский язык, изданном «по благословению Святейшего Правительствующего Синода»³. Мы не будем защищать того мнения, будто и самая «первая мысль о переводе Св. Писания на русский язык принадлежала ректору Петербургской Академии, архимандриту Филарету, впоследствии знаменитому митрополиту Московскому»⁴. Ни ему, ни бывшему в 1802–1803 годах обер-прокурором Св. Синода Яковлеву⁵, у которого оспаривает, в пользу Филарета, такую мысль защитник приведенного сейчас мнения, нельзя приписывать именно первой мысли о переводе, равно как, в связи с тем, не вполне верно и то замечание того же защитника, что «ранее учреждения Библейского Общества не было мысли о полном переводе Св. Писания»⁶. «Мысль о переводе Библии на русский язык не нова и не исключительно принадлежит этому времени»⁷. Уже от первой четверти 16-го столетия мы имеем Библию на литовско-русском наречии, в переводе доктора Франциска Скорины⁸. Затем в 1683 году переводчик Посольского Приказа Авраамий Панкратиев Фирсов в Москве сделал опыт перевода Псалтири «на наш простой, обыклой, словенской язык» и притом нередко «следуя тексту еврейскому или переводам с него»⁹. В 18 столетии, вскоре «после издания славянской Библии в лучшем и исправленном переводе», архиепископ Московский Амвросий Зертис-Каменский (убитый чернью в 1771 году) вместе с Варлаамом Лящевским, в то время Донским архимандритом, занимался переводом Псалтири с еврейского языка на славяно-русский язык¹⁰. Святитель Тихон Воронежский (сконч. в 1783 г.) «считал нужным и решился сам перевести книгу Псалмов с еврейского и Новый Завет с греческого на русский язык»¹¹. Наконец вся история дела исправления и издания славянской Библии, начиная с 15 века, служит ясным и непреложным свидетельством стремления исправителей приблизить древнеславянский, с течением времени становившийся все менее и менее понятным для народа язык Библии, к обыкновенному, ходячему в народе говору¹². Но с другой стороны, конечно насколько несомненно то, что твердое, правительственное, так сказать, начало делу перевода Библии на русский язык положено по учреждении в 1812–1814 гг. Российского Библейского Общества, настолько же верно и то, что как скоро, по учреждении этого Общества, возникла в нем мысль о таковом переводе, святитель Московский Филарет, бывший тогда еще в сане архимандрита, явился «первым движителем сего священного дела в среде иерархов»¹³, что его «преимущественно подвигом слово Божие стало доступным для простых умов и сердец народа Русского»¹⁴ и что «за эту мысль о необходимости перевода Писания Филарет крепко стоял и перед Серафимом¹⁵, который ей не сочувствовал, крепко стоял и после до самой своей кончины»¹⁶. Уже в доселе изложенном ясно намечаются периоды в ходе дела вообще и в частности подвига святителя Филарета по переводу Библии на русский язык: I. Период действий Российского Библейского Общества, членом которого во все время существования его состоял Филарет (1814–1825), или период царствования Императора Александра Павловича; II. Период несочувствия или даже прямого противодействия мысли о переводе со стороны высшей духовной власти, с неизменным однако же сочувствием ей и возможным содействием осуществлению ее со стороны Филарета, каковое положение дела продолжалось во все время царствования Императора Николая Павловича, и наконец, III. Период торжества мысли о переводе и деятельного участия в осуществлении ее со стороны Филарета, начинающийся годом коронации Императора Александра Николаевича (1856) и завершающийся годом кончины великого святителя Московского (1867).

6-го декабря знаменательного в исторической жизни России 1812 года обер-прокурор Св. Синода и главно-управляющий духовными делами иностранных исповеданий князь Александр Николаевич Голицын поднес на Высочайшее Его Императорского Величества утверждение доклад следующего содержания: «Великобританское и иностранное Библейское Общество¹⁷, стараясь распространить на разных языках и в различных народах учение Священного Писания, и будучи удостоверено, что в Российской Империи много сыскаться может человеколюбивых христиан, желающих споспешествовать временному и вечному блаженству своих ближних, возложило на члена своего, пастора Патерсона, попечение об образовании в С.-Петербурге Библейского Общества, если воспоследует на то Высочайшее Вашего Императорского Величества соизволение. По предложении пастором Патерсоном сделанного ему Великобританским Обществом препоручения, многие лица, не сомневаясь в значущей пользе, от такового учреждения проистекать имеющей, изъявили желание видеть в сей столице Библейское Общество и принять в оном деятельное участие. Ободренный таковым разных особ расположением к общему благу, Патерсон внес ко мне проект предполагаемому здесь Обществу с тем, чтобы я, доведя оный до сведения Вашего Императорского Величества, испросил на открытие оного Высокомонаршее соизволение. Оставляя неприкосновенным издание книг Священного Писания на Славянском языке для исповедующих Греко-Российскую Веру, – принадлежащее в особенности и исключительно ведомству Святейшего Синода, – я нахожу означенный проект действительно полезным как для распространения в России чтения Ветхого и Нового Завета на разных других языках между обитателями иностранных исповеданий, так и потому, что недостаточные люди могут покупать сию книгу за дешевую цену, а бедные будут получать ее безденежно, и побуждаясь Высочайшим утверждением, какового удостоилось Библейское Общество, в Або составившееся, приемлю смелость повергнуть сей проект на благоусмотрение Вашего Императорского Величества и всеподданнейше представить: не благоугодно ли будет Высочайше повелеть предложение Великобританско-Иностранного Библейского Общества об учреждении подобного Общества в С.-Петербурге на правилах, в проекте изложенных, привести в надлежащее действие»¹⁸. Как доклад, так и приложенный к нему проект Государь Император изволил утвердить того же числа¹⁹. Таким образом учредилось в С.-Петербурге Библейское Общество²⁰. «Первое собрание ревнителей библейского дела было 11 января 1813 года, в котором избран Президентом Общества Его Сиятельство, князь Александр Николаевич Голицын²¹; Вице-Президентами из членов Святейшего Синода и других почетнейших особ духовного и светского звания, и также многие директоры и секретари. Собрание cиe было весьма примечательно, будучи составлено из особ и лиц многих различных христианских вероисповеданий, кои все единодушно изявили желание содействовать общими силами сему делу, признав оное совершенно полезным и благотворным²². Как бы истолкованием этого несколько позднейшего сообщения может служить следующее современное событию газетное известие. «Нижеследующие Особы, – читаем в 8 номере Московских Ведомостей за 1813 год от Января 25-го, – пожелали принять на себя звание членов Санкт-Петербургского Библейского Общества: преосвященный Амвросий, митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский; преосвященный Серафим, архиепископ Минский; Его Императорского Величества духовник, протопресвитер Павел Криницкий, ректор Санкт-Петербургской духовной академии архимандрит Филарет; митрополит римско-католических в России церквей Сестренцевич-Богуш, генерал-суперинтендент Рейнбот, пастор англиканской в Петербурге церкви Питт, Сарептского евангелического братского Общества пастор Шейерль, голландский пастор Янсен; господа: действительные тайные советники: граф В. И. Кочубей, министр просвещения граф Разумовский, сенаторы Донауров и Томара; обер-гофмейстер Кошелев; шталмейстер Тутолмин; тайные советники: министр внутренних дел Козодавлев, сенаторы Габлиц и Корнеев; главноуправляющий духовными делами иностранных исповеданий князь А. Н. Голицын, Фитингоф; генерал-лейтенант граф К. А. Ливен; гофмейстер князь П. С. Мещерский; барон фон-дер-Остен-Сакен; действительные статские советники: Фус, Уваров, Жулковский, Джунковский, Попов; статский советник А. И. Тургенев; князь И. С. Мещерский; надворный советник Габлиц; Я. Л. Лазарев; член Сарептского евангелического Общества и поверенный оного в Санкт-Петербурге Шмит; коллежские асессоры Неверовский и Ястребцов. Почти все сии Особы собрались в минувшую субботу, 11-го числа в доме главноуправляющего духовными делами иностранных исповеданий, причем находились также члены Великобританского и иностранного Библейского Общества гг. Патерсон и Пинкертон, и по занятии всеми мест директор департамента главного управления делами иноверных исповеданий г. Тургенев читал (сообщенный в № 7-м Московских Ведомостей) доклад Государю Императору об учреждении в Санкт-Петербурге Библейского Общества и правила для составления и руководства Комитета, долженствующего иметь попечение о средствах к произведению в действо намерений Общества. В сообразность оным правилам приступлено было к избранию членов Комитета, и, во-первых, Президента, каковым от всех присутствовавших единогласно и избран главноуправляющий делами иностранных исповеданий князь А. Н. Голицын. Его Сиятельство занял непосредственно за сим место Президента, и в кратком приветствии изъявив пред собранием признательность свою за таковое избрание и доверенность, ему учиненную, заключил просьбою к членам Общества, чтобы все соединили молитвы свои пред Богом, да благословит cиe доброе намерение их и да устроить оное в пользу собратий наших к славе Святого Имени Своего! После сего по общему же согласию, избраны были Вице-Президентами из господ Членов: граф Кочубей, граф Разумовский, Донауров, Кошелев, Козодавлев и Габлиц, кои все равномерно заняли потом свои места. Директорами Комитета избраны члены: Рейнбот, Питт, князь И. С. Мещерский, граф Ливен, Фитингоф, Фус, Жулковский, Джунковский, А. А. Ленивцев и Уваров. Секретарями назначены гг. Попов и Тургенев, казначеем г. Шмит»²³. «Как скоро составился токмо Комитет Санкт-Петербургский Библейского Общества, – читаем в «Известиях» Библейского Общества за 1824 года, – то с самого первого собрания занялся приисканием удобнейших средств к достижению цели своей. Положено привести оную в известность по всему Государству: 1) Изданием небольшой книжки под названием: О библейских Обществах и учреждении такового же в Санкт-Петербурге; 2) Отношениями ко всем начальствам, духовным и светским, с приглашением и их к содействию; 3) Собиранием подписок на покупку и заготовление экземпляров Библии на разных языках. Комитет сам приступил к сему последнему своим примером, и члены оного в первое свое заседание составили подписками своими единовременно 5,750 рублей, и ежегодно 4,800 рублей. К тому же Великобританское и иностранное Библейское Общество доставило от себя на первый случай 500 фунт. стерлингов, что на наши деньги произвело около 7,000 рублей. По донесении же Государю Императору об открытии действий Комитета, Его Императорскому Величеству благоугодно было изъявить Высочайшее соизволение к принятию на себя звания Члена Санкт-Петербургского Библейского Общества и пожаловать оному 25,000 рублей единовременно и по 10,000 рублей ежегодно»²⁴.

Как скоро открылись первые действия Санкт-Петербургского Комитета Библейского Общества, приношения стали в него стекаться и отовсюду, а вместе с тем в различных городах обширного Российского государства образовались Отделения Библейского Общества с своими Комитетами и появились корреспонденты Общества. Так в том же 1813 году в Москве, в Дерпте, Митаве, Риге, Ярославле²⁵ и др.

Но еще прежде нежели «успели начаты быть первые действия в Петербургском Комитете, члены оного единогласно изъявили желание и признаваемую ими надобность размножать Библейские Священные книги и на отечественном славянском языке для наделения оными Россиян»²⁶. Мы имеем основание утверждать, что мысль о том настойчивее всего высказываема была архимандритом Филаретом, в последствии святителем Московским. Вот что пишет он от 18 февраля 1813 года своему родителю: «не новость уже, может быть, для вас, – ибо писано было в газетах, – что здесь (в Петербурге) открылось Библейское Общество. В числе четырех человек из греко-российского духовенства приглашен был и я, еще прежде открытия. Не нравилось мне то, что занимаются исключительно иноверцами, тогда как свои находятся в такой же нужде, как и те, и обязанные пещися о сем не хотят или не могут пещися. Посему, вышед из первого общего собрания, был я в недоумении, оставить ли свое имя в списке членов. Но прежде нежели успел я объясниться с Президентом Общества к. А. Н. Г. принесен был ко мне для подписки журнал собрания, в котором поставлены были имена п. митрополита (Амвросия), п. Серафима, о. духовника (Криницкого), и один из них уже подписался. Быв вместе в собрании, я увидел, что уже поздно отделяться в журнале; и также подписался. Впрочем, я сообщил после свои мысли, и получил обещание, что, получив достаточную сумму, Общество представит ее С. Синоду для напечатания Славянской Библии на правилах Общества. Да не отъимеся хлеб чадом!»²⁷ И желание Филарета и единомысленных с ним людей сбылось весьма скоро. Благодаря щедрым пожертвованиям членов Общества, особенно же самого Государя Императора и членов царской фамилии, вскоре же было «приобретено покупкою от Св. Синода столько экземпляров Библии на славянском языке, сколько наличное тогда оных число позволило»²⁸. В виду такого расширения действий С.-Петербургского Библейского Общества, каковое расширение «и Государю Императору по благополучном возвращении Своем из чужих краев благоугодно было утвердить, последовало 4 сентября 1814 года Высочайшее повеление о наименовании оного Российским Библейским Обществом"²⁹. В виду того же, вскоре по учреждении Общества для успешнейшего печатания Библий на славянском и других языках народов, обитающих в России, заведена была Обществом в С.-Петербурге собственная типография, а в последствии и особенное переплетное заведение. Для хранения же экземпляров Библии, выписываемых и печатаемых, учреждено особое книгохранилище при Библейском Обществе³⁰. «Все сии необходимые для успешности дела Библейского заведения Комитет нашел в возможности устроить при сильном и благотворном содействии Государя Императора, который пожаловал Обществу для всего того обширный каменный дом, а для переделки оного и некоторую сумму денег»³¹.

Не прошло еще двух лет с тех пор, как переименованное из С.-Петербургского в Российское Библейское Общество приняло на себя труд распространения Библии и на славянском языке, – и в нем возникла мысль о переводе Библии на русский язык и распространении ее между Россиянами. «И оным мы обязаны единственно благодетельной и благочестивой мысли Государя Императора³², изъявленной при поднесении Его Величеству в первой раз от лица Комитета Российского Библейского Общества Президентом оного, по одному экземпляру каждого из напечатанных на счет Общества изданий книг Священного Писания на разных языках. По принятии сих экземпляров с отличным благоволением и с особенным удовольствием в отношении к трудам и успехам Общества, Государю Императору угодно было, по собственному движению сердца Своего, повелеть г. Президенту Общества, дабы предложил Святейшему Синоду искреннее Его Величества желание доставить и Россиянам способ читать на природном своем Российском языке книги Священного Писания. Cиe исполнено было во всей точности, предложением (со стороны Президента в его качестве Обер-прокурора Св. Синода) Святейшему Правительствующему Синоду от 28 февраля 1816 года мыслей и воли Благочестивейшего Монарха нашего, следующим, согласным с изъяснениями Его по сему предмету, образом: Его Императорское Величество как внутренним Божественным достоинством Священного Писания, так и самыми опытами убеждаясь в том, сколь полезно чтение оного людям всякого звания для преспеяния в благочестии и благонравии, на коих зиждется истинное благо людей и народов, и посему обращая внимание на действия Российского Библейского Общества, с прискорбием усматривает, что многие из Россиян, по свойству полученного ими воспитания, быв удалены от знания древнего Славянского наречия, не без крайнего затруднения могут употреблять издаваемые для них на сем единственно наречии священные книги, так что некоторые в сем случае прибегают к пособию иностранных переводов, а большая часть и сего не может³³. По сему Его Императорское Величество находит соответственным с обстоятельствами, чтоб и для Российского народа под смотрением духовных лиц сделано было переложение Нового Завета с древнего Славянского на новое Российское наречие, каковое переложение и может быть издано для желающих от Российского Библейского Общества, вместе с древним Славянским текстом³⁴. При этом Обер-Прокурор, в подтверждение главной мысли своего предложения, ссылался на подобные примеры в предшествовавшее время и именно, с одной стороны, на одобрение патриаршею грамотою чтения Св. Писания Нового Завета на новейшем греческом наречии вместо древнего, становившегося мало понятными простому народу в церкви греческой³⁵, а с другой – на издание и в России, с дозволения Св. Синода, послания к Римлянам на славянском и российском наречии совокупно³⁶. «Само собою разумеется, – добавлялось при этом, – что церковное употребления славянского текста долженствует остаться неприкосновенным"³⁷. «Святейший Синод по таковым уважительным причинам, найдя с своей стороны полезным переложение Св. Писания на русский язык для чтения людям всякого звания, поручил Комиссии духовных училищ, дабы оная избрала в здешней (то есть, в Петербургской) духовной академии способных к сему важному труду и возложила на них таковое переложение, которое и вносит в Библейское Общество для рассмотрения находящимися в оном членами из духовных особ. По таковом же рассмотрении и одобрении положено издавать от сего Общества»³⁸. Начать дело решено, согласно вышеизъясненной воле Государя Императора, с Нового Завета, как более легкого для перевода и близкого по существу задачи перевода к удовлетворению потребности православных русских³⁹. Мнение Св. Синода было утверждено Государем и препровождено в Комиссию духовных училищ к исполнению. В Комиссии духовных училищ состоялось по сему от 16 марта того же 1816 года такое определение: «поручить дело сие ректору С.-Петербургской духовной академии о. Архимандриту Филарету с прочими членами академии, с соблюдением следующих правил: 1) для поспешности перевод разделить на нескольких лиц, коих избрание предоставляется усмотрению его же о. архимандрита Филарета; 2) первые книги дать тем лицам, которые могут скорее окончить перевод оных; 3) переведенная книга читается сотрудниками, сколько их может собраться, как для усовершения перевода, так и для замечания некоторых слов и выражений, дабы перевод одних слов по возможности был один во всех книгах; 4) приготовленная таким образом книга представляется для окончательного рассмотрения (в Комитет) при Библейском Обществе. Для исполнения сего определения Комиссии духовных училищ препроводить к нему, о. ректору, с журнальной статьи сей список за надлежащею скрепою»⁴⁰. Таким образом архимандриту Филарету, в последствии знаменитому святителю Московскому, на первых же порах вверено было главное руководство в деле перевода Библии на русский язык. И не удивительно. К 1816 году известность Филарета достигла такой степени, на которой такое поручение не было необычайным. Благодаря личным своим высоким духовным дарованиям и покровительству таких высоких особ, как первенствующей член Синода Амвросий, митрополит Новгородский и С.-Петербургский и князь А. Н. Голицын, Филарет в это время был человеком, на которого обращены были взоры всех, когда предстояла нужда в чем-либо особенно важном не только для церкви, но и для государства. Его слава, как ученого богослова, была обеспечена множеством серьезных научных работ, вышедших изпод его пера в течении каких-либо 5–6 лет со времени его переезда из Троицкой Лаврской семинарии в Петербург, состоявшегося в самом начале 1809 года⁴¹. Слава его, как блестящего проповедника, также была весьма упрочена к тому времени⁴². Административные способности Филарета уже успели блестящим образом обнаружиться в устройстве и преобразовании Александро-Невского училища и духовной академии, благодаря чему уже в 1814 году он сделан был членом Комиссии духовных училищ⁴³. В виду этого ему даются такие ученые и административные поручения, которые не были бы даваемы человеку заурядному, и притом поручения, исходящие от высшей власти. Так, например, «Изложение разности между Восточной и Западной Церковью в учении веры» написано было Филаретом в 1811 году по поручению, исходившему от лица Императрицы Елисаветы Алексеевны⁴⁴. Равным образом в 1814 году, когда предписано было праздновать в 25 день декабря избавление России от нашествия Галлов и с ними двадесяти язык, Филарету же поручено было составить молебное пение на этот случай⁴⁵. И так далее⁴⁶. Такому-то человеку поручено было ближайшее руководство и заведывание делом, имевшим значение для всей России, хотя главное (но не ближайшее) наблюдение за тем же делом, по иерархическому порядку, принадлежало собственно архиепископу Черниговскому Михаилу Десницкому⁴⁷. Мы имеем основание предполагать, что и самая редакция определения Комиссии от 16 марта 1816 года принадлежала Филарету⁴⁸. Согласно первому пункту этого определения, Филарет избрал себе в сотрудники следующих, отчасти уже известных нам лиц: бакалавров академии священника Г. П. Павского⁴⁹, на долю которого достался перевод евангелия от Матфея, и архимандрита Моисея Богданова-Платонова⁵⁰, на которого возложено было поручение – перевести евангелие от Луки. К этим сотрудникам от академии присоединен был еще инспектор С.-Петербургской духовной семинарии, архимандрит Поликарп Гойтанников⁵¹, которому предложено было переводить евангелие от Марка. Сам Филарет взял на себя перевод евангелия от Иоанна⁵², равно как сам же он потом составил и «Возглашение к христолюбивым читателям»⁵³, как предисловие к русскому переводу Четвероевангелия и всего Нового Завета. Все эти сотрудники Филарета приступили, под его руководством, к переводу в первой же половине 1816 года, так что от 20 мая Филарет пишет к своему деду по матери: «теперь большую заботу делает предпринятое по Высочайшей воле изъяснительное преложение Нового Завета на Российское наречие, частью для простого народа, частью для просвещенных нынешнего века, которые, не разумея Славянского наречия, читают Евангелие на Французском⁵⁴. Как-то cиe намерение покажется вашим старожилам: ко мне и из купечества некоторые пишут о сем с желанием и радостью. Помолитесь, чтобы Господь укрепил слабые и недостойные наши руки, чтобы достойно сеять святое семя слова Его!»⁵⁵ Равным образом и от 31 июля того же 1816 года пишет к архиепископу Московскому Августину Виноградскому о невозможности своей быть в Москве на праздник Преображения Господня (6 августа), чтобы служить самому в качестве настоятеля в Новоспасском монастыре, и между причинами такой невозможности Филарет ставит и «предпринятый перевод Нового Завета»⁵⁶. В виду определения Св. Синода относительно перевода, а равно и в виду самопонятной важности и великости предлежавшего переводчикам подвига, сознание чего высказалось и в сейчас приведенном письме главного и ближайшего руководителя дела перевода – Филарета к его деду, как самый перевод, так и издание его совершались с достодолжною тщательностью и внимательностью. По совершении перевода какой-либо части Нового Завета и по пересмотре переведенного самими сотрудниками в академии, переведенное, предварительно издания, вносилось на окончательное рассмотрение в учрежденный при Библейском Обществе переводный Комитет, состоявший из высших духовных особ и некоторых светских лиц. Таковыми, в отношении к переводу Нового Завета были: архиепископ Черниговский, а с 1818 года митрополит Новгородский И С.-Петербургский Михаил Десницкий⁵⁷, архиепископ Тверской, а с 1819 года митрополит Московский и наконец с 1821 года – Новгородский И С.-Петербургский Серафим Глаголенский⁵⁸, ректор С.-Петербургской духовной академии, архимандрит, а с 1817 г. епископ и с 1819 г. архиепископ Филарет (Дроздов) и некоторые другие из лиц духовных⁵⁹. Из светских лиц участвовали в Комитете: секретарь Общества В. М. Попов и издатель мистического журнала «Сионский Вестник» А. О. Лабзин⁶⁰. Начатый в 1816 году перевод Четвероевангелия веден был с такою тщательностью и осторожностью, что только в апреле 1819 года выпущен был из печати, прежде выпуска в продажу прочитанный и (с предисловием) Самим Государем Императором⁶¹. От 23 апреля 1819 года Филарет пишет к своему деду: «посылаю перевод четырех Евангелий на Русское наречие. Извините, что сей экземпляр неопрятен: лучшего я еще не имею; ибо книга только отпечатана, и едва ли еще начинают продавать»⁶². Новый Завет в русском переводе полный, то есть со включением книги Деяний и посланий Апостольских, а равно Апокалипсиса, вышел из печати первым изданием лишь в 1821 году⁶³. Как Евангелие, так и Апостол, согласно изволению Государя Императора, выпущены были в печати с параллельным русскому переводу славянским текстом.

Полные сознанием важности предпринятого дела, переводчики и издатели, как само собою понятно, весьма сильно интересовались мнением русского общества о совершенной части перевода, весьма желали узнать, как он принят будет теми, для кого он сделан, дабы, если окажутся в выпущенной в свет части его какие-либо недосмотры, недоразумения, ошибки, устранить их при выпуске следующих частей или изданий. Так был настроен, например, и главный руководитель дела – Филарет, выразивший это настроение в следующих за вышеприведенными строках письма своего к деду: «желал бы я в досужное вам время услышать от вас, как вам и другим у вас покажется сей перевод: ибо нам желательно, чтобы он был угоден читающим; и если что можно исправить для вразумительности и совершенства его, то cиe сделать готовы, сколько можно»⁶⁴. И что же оказалось? Перевод Нового Завета принят большинством русского общества отлично. «Евангелие на российском языке, – сказано в отчете Библейского Общества за 1819 год, – ожиданное с нетерпением, принято с чрезвычайным удовольствием и умножило еще более желание читать слово Божие. По всему видно, необиновенно сказать можно неложным образом, что мысль об издании Священного Писания на российском языке есть внушение Того, Которым и Писание само даровано человекам»⁶⁵. «Польза от сего издания, – писал Псковский архиепископ Евгений Болховитинов, – не только простолюдинам, но и самому духовенству, наставляющему их, очевидна и несомнительна. Давнее уже и нетерпеливое всех ожидание оного ручается в успехе еще большего распространения слова Божия в сердцах верующих»⁶⁶. «Сей важный феномен на горизонте российской церкви, – писал около того же времени епископ Курский Евгений Казанцев⁶⁷, – достойный златого века благочестивейшего из монархов российских, подобен восходящей заре, предшествующей тому славному и светлому дню, когда Божественное слово будут читать все и разуметь и простые, и дети, к коим преимущественно направлены глаголы живота вечного, но для коих доселе сей священный источник закрыт был древностью языка»⁶⁸. О том же самом Евгение и за то же время рассказывает англичанин Гендерсон следующее: когда он, Гендерсон, преподнес Евгению экземпляр Евангелий, Деяний и десяти посланий Апостольских на славяно-русском языке, то «его радость была так велика, что он не мог удержаться и тотчас призвал на этот труд Божие благословение и торжественно объявил, что если бы только ему удалось держать в руках полный перевод Св. Писания на родной язык, как некогда Симеон держал в руках благословенный предмет их (Писаний) свидетельства, то он, подобно ему, сказал бы: Господи! ныне отпускаешь Ты раба Своего с миром, потому что глаза мои видели Твое спасение. Уже тридцать лет, по словам Евгения, он усердно молился, чтобы сделан был такой перевод, так как в древнем славянском переводе есть много мест совершенно непонятных»⁶⁹.

В сознании пользы от распространения слова Божия в русском переводе среди народа и воспитывающегося поколения, многие иерархи, духовные и светские власти, а также и частные лица, речами, пастырскими посланиями и соответствующими цели действиями способствуют таковому распространению, и притом из иерархов, не только единомысленные с Филаретом Московским по вопросу о переводе, каковы: уже известный нам Симеон, архиепископ Ярославский, Парфений Чертков, епископ Владимирский⁷⁰, Неофит, епископ Архангельский⁷¹ и др., но и те, которые потом обнаружили явное не сочувствие мысли о переводе, каковым например, кроме вышеупомянутых Серафима и Евгения, был еще Филарет Амфитеатров, в то время (1819–1825) епископ Калужский⁷². Ближайшие училищные начальства также следуют примеру духовных и светских властей. Так напр. Архангельским «семинарским начальством, с позволения Его преосвященства (Неофита), положено читать Новый Завет на русском наречии при столе духовных воспитанников, дабы питаясь телесно питались и духовно»⁷³. Подобным образом в Сарапульском уездном училище штатный смотритель Кошкарев ввел чтение Нового Завета на русском языке перед началом учения, чрез что, как писал он в главный Комитет Библ. Общества, «дети вверенных мне училищ соделываются лучшими в поведении и прилежнее к учению»⁷⁴. Духовенство низшее читает и объясняет слово Божие, соделавшееся чрез перевод более вразумительным, народу по воскресным дням⁷⁵ и т. д. Но были также лица и не сочувствовавшие делу перевода Библии на русский язык, как из духовных, так и из светских лиц. Так как это несочувствие у многих из таковых лиц находилось в связи с несочувствием Библейскому Обществу и яснее всего выразилось уже в 1824 году, а так как об этом времени у нас еще будет речь впереди, то мы в настоящее время укажем лишь на отзыв о переводе, сделанный знаменитым государственным мужем, в последствии графом М. М. Сперанским⁷⁶. В письме к дочери своей Е. M. Фроловой-Багреевой из Иркутска от 30 сентября 1819 года он пишет: «сегодня во время обыкновенного моего утреннего чтения вместо греческого моего Завета мне вздумалось читать Евангелие в новом Русском переводе. Какая разность, какая слабость в сравнении со славянским! Может быть и тут действует привычка, но мне кажется, все не так и не на своем месте, и, хотя внутренне я убежден, что это все одно и тоже; но нет ни той силы, ни того услаждения. Вообще я никогда не смел бы одобрить сего уновления; знаю, что оно сделано с наилучшими намерениями; может быть для тех, кои не привыкли к Славенскому языку, это услуга. Но для чего бы кажется не оставить их привыкнуть? Это стоить труда. Никогда Русский простонародный язык не сравнится с Славенским ни точностью, ни выразительностью форм, совершенно Греческих. И рече Бог: да будет свет: и бысть свет. – И сказал Бог, чтобы был свет, и был свет. Сравни сии два перевода: в одном есть нечто столь быстрое, столь точное; в другом все вяло, неопределенно, vulgair. В языках, кои не имеют другого диалекта, разность сия не может быть чувствительна. Но у нас и для нас она весьма ощутительна, потому что, читая одно, ум себе представляет, как бы могло cие быть выражено иначе. Читай, продолжай читать Евангелие и весь вообще Новый Завет на Славенском, а не на Русском языке. В местах или словах затруднительных тебе легко определить смысл их по Английскому. Язык Славенский в последнее время много потерпел от того, что вздумал защищать его человек добрый, но писатель весьма посредственный»⁷⁷. Как бы то ни было однако же, но дело перевода шло вперед пока беспрепятственно. За изданием Нового Завета на русском языке вместе с славянским текстом, напечатанным в параллельном русскому столбце, последовало издание его на одном русском языке, в виду желания многих, имевшего в основании своем следующие причины: "во-первых, для Славянского чтения можно иметь оную книгу на сем одном языке, равно как и для русского чтения на одном оном; во-вторых, издание сиe на Русском языке вместе со Славянским, будучи вдвое толще и тяжелее, не столь удобно в пересылке и в ношении с собою, а по цене вдвое дороже; в-третьих, сверх того многие из военнослужащих нижних чинов, приходя в книгохранилище Библейского Общества для покупки книги Нового Завета, изъявляли нередко сожаление, что формат и величина сей книги на Славянском языке с Русским затрудняет их иметь оную с собою во всякое время при переходах с места на место; чувствуемая же ими надобность читать слово Божие, побуждает их необходимо к желанию иметь сию книгу; в-четвертых, те же самые причины находились отчасти и для употребления в училищах, для которых Новый Завет есть без сомнения общеполезнейшая учебная книга, вперяющая в мягкие умы юношества, кроме спасительного ведения о Христе Спасителе нашем, яко Пути, Истины и Жизни, и все существенное к назиданию их учение, то есть, о любви к Богу и ближнему, о повиновении властям и всякому начальству, яко установлению Божию, о почтении к родителям, об исполнении законов и повелений Правительства, о смирении, кротости и снисходительности в общежитии, об услужливости и вспомоществовании другим; наконец все то, что составляет истинное благополучие и отраду в сей временной жизни, успокоение и утешение при смерти, и вечное блаженство за пределами гроба. По таковым причинам Господин Президент Общества испрашивал на сие издание Высочайшего соизволения Его Императорского Величества, которое и воспоследовало»⁷⁸. Издание Нового Завета на одном русском языке вышло из печати в 1823 году. Но уже в 1820 году возбуждена была между князем А. Н. Голицыным и митрополитом Михаилом переписка по делу перевода и священных книг ветхозаветных на русский язык, также в виду желания Государя и обнаружившейся пользы издания Четвероевангелия на русском наречии для подданных Российской Империи. В том же году и тем же святителем Михаилом об этом сделано было предложение и переводному Комитету, который, со своей стороны, для ускорения дела перевода, полагал, ближе всего, увеличить число переписчиков, а затем – возложить и на другие академии часть переводного труда, а именно: перевод книги Исход – на Московскую, а перевод книги Левит – на Киевскую академии, с тем, чтобы они занимались переводом сих книг на точном основании правил, изложенных в вышеприведенном определении Комиссии духовных училищ от 16 марта 1816 года и чтобы, по окончании перевода и рассмотрении его в особом, при каждой академии долженствующем быть учрежденным для сего, Комитете, академические правления представили свои переводы в главный (Петербургский) переводный Комитет через Комиссию духовных училищ. И между тем, как Киевская и Московская академии, в исполнение возложенного на них поручения, трудились над переводами книг Ветхого Завета, Петербургская академия уже заготовила перевод Псалтири, который в 1821 году и был представлен кн. Голицыным в рукописи Государю Императору, причем русский перевод не имел параллельного ему славянского текста в виду тех оснований, которые выше изложены были для издания Нового Завета на одном русском языке⁷⁹. Государь Император изъявил свое согласие на издание русской Псалтири в таком виде, но вместе с тем выразили желание, «чтобы на места в сем переводе, кои много разнятся со славянским, были помещены в печатном издании пояснения, свидетельствующие точность русского преложения, с подлинного еврейского текста, с коего весь перевод сделан»⁸⁰. Дело это, с соизволения Государя Императора, предоставлено было святителю Филарету, в то время архиепископу Ярославскому⁸¹, «как наиболее участвовавшему в трудах переводного Комитета по преложению Псалтири»⁸². Уведомляя о сем архиепископа Филарета письмом от 25 июня 1821 года, князь Голицын просил его сообразить лучшие к тому средства. Филарет отвечал, что «для достижения сей цели ему представились три способа. Первый способ может состоять в том, чтобы под каждым местом русского перевода, где есть значительная разность со славянским, сделано было краткое общее замечание, следующее или подобно следующему: cие место, не смотря на разность со славенским, изложено здесь по точной силе и разуму подлинного еврейского текста. Способ сей прост в исполнении, по не обещает желаемых последствий. В русском переводе немало найдется мест, разнящихся со славянским: читателю не приятно будет часто видеть повторяемое одно и то же замечание. Притом замечание cиe для многих не будет действительно потому, что оно только приглашает читателя верить точности перевода, не убеждая его никаким рассуждением. Второй способ может состоять в том, чтобы к каждому месту русского преложения, разнящемуся со славянским, присовокупить обстоятельное изъяснение, почему именно сие место надлежало перевести так, а не иначе, и отчего произошла разность со славянским. Сей способ труден в исполнении, поскольку для изъяснения сего рода необходимо нужно войти в исследование еврейского и греческого текстов, чего в кратких словах сделать не можно, и по множеству требующих такового изъяснения мест, оно составило бы значительную книгу. Сим способом не могут пользоваться не знающие древних языков, и, следовательно, для большей части читателей он будет бесплоден. Сей способ не сообразен и с правилами Библейского Общества, которое, предприняв издавать священные книги для назидательного употребления читателей всякого рода, сообразно с сею целью, не допускает в своих изданиях ученых примечаний и пояснений. Третий способ может состоять в том, чтобы вместо примечаний и пояснений в разных местах книги, в предисловии предложить рассуждения о всем преложении, и для примера – пояснения некоторых особенных мест, которые способствовали бы читателю удостовериться о точном согласии всего пpeлoжeния с подлинным священным текстом, и предложить сии рассуждения и пояснения так, чтобы ими пользоваться могли и не знающие древних языков читатели при руководстве общего здравого смысла. Сей способ преимущественно пред двумя прочими и в исполнении удобен, и с целью соответствен, и правилам Библейского Общества не противен»⁸³. Святитель Филарет решился сам написать (и написал) «проект предисловия к первому изданию русского преложения Псалтири"⁸⁴. В проекте этом Филарет писал между прочим: «между тем, как преложение Священных книг Нового Завета на Русское наречие приводится к окончанию, представляется здесь благочестивому вниманию твоему, xристолюбивый читатель, опыт преложения на Русское наречие одной из Священных книг Ветхого Завета. Избрана для сего книга Псалмов, как потому, что издревле в Православной церкви есть обыкновение издавать ее часто отдельно от прочих Священных книг, так и потому, что книга сия обращается у православных христиан в особенном употреблении молитвенном, церковном и домашнем, и следственно есть ближайшая потребность сделать ее по возможности для всякого вразумительною... Кто пожелает сличить Русское преложение со Славянским... такового не бесполезно будет здесь кратко предварить о разностях в некоторых словах, которые усмотрит он между Славянским и Русским преложением. Знающим Псалтирь на языке Еврейском, на котором она первоначально написана, и в переводе Греческом, с которого сделан перевод Славянский, известно происхождение и свойство таковых разностей. Но и не знающим сих языков соотечественникам нашим уже показаны сии разности в толковании на Псалтирь, изданном с дозволения Святейшего Синода в Синодальной типографии в двух частях в 1814 году⁸⁵. И ныне при составлении Русского преложения принимаем был в соображение не один Греческий перевод Псалтири, но и подлинник Еврейский. Не трудно всякому рассудить, справедливо ли поступлено, что в составлении перевода обращено было внимание на подлинник»⁸⁶. Препровождая этот проект к князю Голицыну, Филарет присовокупил, что «вышеизложенные соображения и самый проект подвергал он рассмотрению как прочих сотрудников в переводе, так особенно преосвященнейшего Симеона, архиепископа Ярославского⁸⁷, а наконец и высоко-преосвященнейшего митрополита Новгородского (Серафима), которые на все то изъявили свое согласие»⁸⁸. Писано было это Филаретом от 2 Августа 1821 года. По докладе о том Государю 21 Августа, князь Голицын объявил, что «Его Величество Высочайше опробовал предисловие, которое следует подписать, подобно как подписано было прежнее – четырех Евангелистов, нынешнему митрополиту Новгородскому, также Московскому и Ярославскому архиепископам»⁸⁹. Предисловие и было подписано этими иерархами, как то значится и в печатных изданиях русского перевода Псалтири 1822–1823 гг. Возвращая предисловие, по сделании таковой подписи, князю Голицыну, Филарет писал ему: «благодарение Богу, со дня на день пространнее отверзающему дверь Своего слова для народа, не могущего входить в сие святилище чрез узкие и запутанные ходы ученого изыскания 11 Сентября 1821 года»⁹⁰. В начале 1822 года Псалтирь уже и вышла из печати первым изданием⁹¹. Но потребность в чтении Слова Божия была так велика, что в том же 1822 году последовало второе и третье издание ее, а за 15-е Марта 1823 года значится оконченным уже и двенадцатое стереотипное издание Псалтири⁹².

В видах точнейшей характеристики отношений к делу перевода Псалтири и выразившихся при сем личных взаимных отношений главных участников этого дела – Павского и Филарета, мы не излишним считаем проследить историю хотя некоторых из дальнейших вслед за первым изданий русского перевода Псалтири. Будучи директором Библейского Общества с 1815 года, Павский, как знаток языка Библии и самой Библии, само собою разумеется, с первых же действий переводного Комитета, учрежденного при сем Обществе, сделался одним из необходимых участников его по рекомендации Филарета. Мы видели, что он переводил евангелие от Матфея; переводил и Псалтирь. Но подчиняясь Филарету и по долгу службы, как ректору академии, и по сознанию преимуществ компетенции его в деле перевода Нового Завета, Павский, по своему свободолюбивому направлению и характеру, не вполне мог и желал соглашаться с ним в деле перевода Псалтири, совершавшемся уже в то время, когда Филарет не был его непосредственным начальником, и при том относившемся, по языку подлинника, прямо к его специальности. Не смотря однако же на это, Филарет, пока лично присутствовал в Петербурге, в качестве члена Синода, пользуясь своим влиянием и авторитетом как вообще, так и в этом деле в частности, не мог допустить и не допустил в переводе того, чего в нем желал Павский, то есть, чтобы в нем безусловно не было делано ничего в угоду переводов Греческого и Славянского. С Филаретом вполне согласны были в том другие члены переводного Комитета, особенно же митрополит Серафим и архиепископ Симеон, – и первое издание русского перевода Псалтири вышло в редакции Филарета. Но Павский не мог успокоиться на таком положении вещей, и вот, пользуясь отсутствием Филарета⁹³ и случаем: приготовлением к печати второго издания перевода Псалтири, поднимает свой голос в пользу любимого детища своего (перевод был совершен им). 5 июня 1822 года он препроводил к секретарю Комитета Библейского Общества и заведывавшему печатанием изданий Общества В. М. Попову письмо с указанием в нем нескольких поправок к первому изданию перевода, при чем писал: «преосвященнейшему митрополиту и другим членам переводного Комитета угодно было (?), чтобы перевод Псалтири, яко сделанный с еврейского подлинника, чисто соответствовал подлиннику и чтобы не было делано отступлений от подлинника в угождение перевода семидесяти и перевода славянского. По сему я выбрал те места из Псалтири, которые, с нарушением смысла подлинника, переделаны были сообразно с славянским, и представил Комитету вместе с переводом, который сходен с еврейским подлинником. Комитет одобрил новый перевод сих мест и поручил мне препроводить к вашему превосходительству для перепечатания во втором издании Псалтири (исправления сделаны в Псалмах: XIII, 1; X, 7; XI, 9; XVI, 3. 4.11; XVIII, 14; XXI, 30. 31; XXIII, 6; XXVI, 12; XXXVIII, 5; LXXXIX, 6. На стр. 195 весь псалом, яко взятый не из еврейской Библии, включить в прямые скобки»⁹⁴. Но за напечатанием уже многих листов экземпляров второго издания, поправки эти отложены до третьего издания. Этого мало. Павский касается затем и составленного Филаретом предисловия к Псалтири, следующим образом пишет к вышеупомянутому Попову в письме от 7 июля того же года: «во вчерашнем собрании переводного Комитета предлагал я те затруднения, которые встречаются в предисловии к Псалтири. Комитет согласен на то, чтоб слова: ибо настоящее первое издание есть опыт⁹⁵ выпустить, а вместо: при другом издании сего перевода поставить: при других изданиях сего перевода. Ибо Комитет полагает, что при всех других изданиях, ежели представятся уважительные причины, можно и должно будет делать перемены, наипаче до тех пор, пока не будут сии издания печататься стереотипом. Подпись членов Синода положено оставить так, как было, пока еще нет причины уважительной, почему бы выкинуть ее надобно было. Кроме сего я не полагаю нужным в словах: Христолюбивый, Христианин, Христос печатать i, тем более, что в Новом Завете в предисловии слова сии напечатаны с и⁹⁶. Также вместо: славенскiй мы говорим и пишем: славянскiй, что и напечатано в предисловии и в заглавном листе при Новом Завете⁹⁷. Для соблюдения единства следовало бы и здесь вместо: славенскiй исправить: славянскiй. Конечно, это мелочное замечание, однако нужное для соблюдения единства и постоянства»⁹⁸. Третье издание печатано было стереотипом и при том без сношения с Филаретом, потому что последний прямо после сентябрьских заседаний переводного Комитета (бывших 6-го и 28 Сентября) писал к тому же Попову: а) от 7 Сентября: «печатать надобно с первого издания: ибо третье во многом не исправно: и что кроме сего поправлено в третьем издании, то отменяется»⁹⁹; б) от 30 Сентября: «возвращаю Псалтирь, пересмотрев ее вновь и испросив разрешение Комитета еще на некоторые немногие поправки, которые и означены на сем экземпляре в своих местах. Умедлил я сим потому, что долго не было собраний Комитета, и разрешение получено мною только третьего дня. Что принадлежит до погрешностей третьего издания, теперь не могу о них говорить обстоятельно, потому что экземпляра сего издания нет уже у меня в руках. И говорить о них теперь уже не послужит к улучшению сделанного; много опечаток и погрешностей против правописания; вместо знака исключительного [ ] повсюду почти поставлен вместительный ( ), а вашему превосходительству известно, что сии знаки употребляются, и в наших Библейских изданиях употреблены совсем в различных значениях»¹⁰⁰. В виду этого четвертое и дальнейшие издания печатаны были опять с первого издания. Но уже то самое, что допущена была членами переводного Комитета возможность изменения установленного по совету Филарета, с согласия самого же Комитета, доказывало ясно, что обстоятельства и лица в Петербурге далеко не вполне были благоприятны для Филарета; а так как Филарет, при сильном покровительстве князя Голицына, был одним из главнейших деятелей Библейского Общества, особенно по изданию славянской Библии и по переводу ее на русский язык, предпринятому сим Обществом: то в положении Филарета нельзя не видеть и общего положения учреждения, президентом которого состоял князь Голицын. С изданием перевода Псалтири оканчивается блестящая пора деятельности Библейского Общества по совершению и изданию перевода Библии на русский язык. Само Общество начало колебаться в своих основаниях. Мы не будем подробно излагать историю падения Российского Библейского Общества, так как это стоит вне пределов ближайшей задачи нашего настоящего исследования и так как подробности можно читать в специальных и не специальных исследованиях, касающихся истории этого Общества¹⁰¹. Сделавши краткий обзор событий и обстоятельств, условливавших и сопровождавших падение Библейского Общества, мы несколько долее остановимся лишь на изображении положения святителя Московского среди этих событий и обстоятельств, чтобы перейти затем ко второму периоду излагаемой нами истории.

В одном из писем своих, относящемся по времени к 18 августа 1857 года, почивший святитель Московский Филарет говорит: «думаю, известно, что в 1824 году восстание против министра духовных дел и против Библейского Общества и перевода священных книг образовали люди, водимые личными видами, которые, чтобы увлечь за собою других благонамеренных, употребляли не только изысканные и преувеличенные подозрения, но и выдумки, и клеветы»¹⁰². Главною, действующею пружиною в обстоятельствах, условливавших собою падение Библейского Общества, была личная интрига графа А. А. Аракчеева против князя А. Н. Голицына, на место которого в совете у Государя хотелось стать самому Аракчееву. Одним из средств для осуществления цели этой интриги было нападение на Библейское Общество, Президентом и главным деятелем которого состоял князь Голицын. В сподвижники себе для этого Аракчеев избрал ближе всего адмирала А. С. Шишкова¹⁰³, которого он наметил в министры народного просвещения на место князя Голицына, а затем к тому еще – знаменитого Юрьевского архимандрита Фотия Спасского¹⁰⁴. В 1824 году к интриге Аракчеева примкнул еще попечитель Казанского учебного округа в то время и сам бывший директором и вице-президентом Библейского Общества М. Л. Магницкий¹⁰⁵. Митрополит Серафим некоторое время колебался, а потом также склонился на их сторону. Аракчеев направлял интригу, остальные были орудиями его в различных отношениях и с различным оттенком характера действий против Библейского Общества, Президента его и других главнейших деятелей, в среде которых одно из первых мест занимал святитель Московский, как мы замечали выше. Общими усилиями их достигнуто было то, что в мае 1824 года кн. Голицын должен быль оставить должности министра духовных дел и народного просвещения, равно также и звание Президента Библейского Общества. Духовные дела круга синодского перешли к назначенному еще в 1817 году обер-прокурором Св. Синода князю П. С. Мещерскому¹⁰⁶, министром народного просвещения назначен вышеупомянутый адмирал А. С. Шишков, а Президентом Библейского Общества – митрополит Серафим¹⁰⁷. Князь Голицын остался лишь главноуправляющим почтовой частью и на некоторое время – докладчиком Государю дел Св. Синода, восходящих на Высочайшее усмотрение¹⁰⁸. Расположение Государя к другу его детства князю Голицину личное также осталось неизменным. И, следовательно, в этом отношении интрига Аракчеева достигла своей цели только наполовину. Подобным образом интриге не удалось до основания поколебать и положение облагодетельствованного кн. Голицыным святителя Московского, хотя и сильны были нападения на него, хотя много до глубины души доходящих огорчений, совершенно несправедливых, пришлось испытать великому святителю, особенно в несчастный 1824 год со стороны разных фанатиков или завистников и недоброжелателей, хотевших низвести его с того пьедестала вполне заслуженной славы, на котором он стоял, и теперь воспользовавшихся настроением умов не в пользу Библейского Общества, чтобы достигнуть своей цели посредством прямого или не прямого воздействия на имеющих власть людей к очернению Филарета в глазах их. Уже с кончины благодетеля Филарета – митрополита Амвросия начинается ряд испытаний для Филарета, по мере приближения 1824 года становившихся более и более тяжкими. Вступивший, после удаления Амвросия из Петербурга, на кафедру С.-Петербургской митрополии Михаил Десницкий, неблагосклонно относившийся к «слепотствующему министру» кн. Голицыну, как мы говорили раньше, подозрительно относился и к покровительствуемому им Филарету, в то время еще викарию своему. Сам Филарет говорит о нем и его отношениях к себе: «по вступлении на митрополию он хотел меня послать в Каменец-Подольск. Я говорил, что еще нисколько не тягощусь своим положением (викария), готов послужить в этом звании еще: но, если Ваше Высокопреосвященство имеете кого другого в виду и желаете меня отпустить от себя, для меня слишком много того, что назначаете меня на второклассную епархию: я буду доволен и третьеклассною. Так он дело и оставил. Но я все не был уверен в нем»¹⁰⁹. Устроенный князем Голицыным перевод Филарета, с повышением в архиепископы и члены Синода, сперва в Тверь, а затем (в 1820 г.) в Ярославль, устранил необходимость ближайших столкновений Михаила с Филаретом; но тем не уничижены были попытки недоброжелателей последнего к ослаблению его влияния на дела и уничижению его. В 1821 году, когда скончался митрополит Михаил и митрополит экзарх Грузии Феофилакт Русанов, проводима была в Синод мысль – назначить Филарета на место последнего, конечно с той целью, чтобы под видом повышения удалить его от непосредственного и ближайшего участия в делах высшего церковного управления. В виду этого Филарет от 16 мая 1821 г. пишет следующее к Гавриилу Городкову, в последствии архиепископу Рязанскому: «если правду вы говорите, что между любопытными есть столь непроницательные, которые делят свое любопытство между Грузией и Ярославлем; то вы могли бы сказать им, что Ярославль в сравнении с Грузией отнюдь не заслуживает любопытства, и некоторые из Ярославских с внутренним убеждением и охотно в сем признаются»¹¹⁰. Однако же и в этом случае давний благодетель Филарета кн. Голицын сумел устроить дело в пользу Филарета таким образом, что на место Михаила переведен был из Москвы Серафим, а на место последнего Филарет, с оставлением в сане архиепископа и в звании члена Синода. Но и интрига не только не дремала, а и еще выше подняла голову против сторонников Библейского общества вообще и в частности против Филарета. «Серафим вступил на кафедру С.-Петербургской митрополии уже предубежденным против Библейского Общества»¹¹¹, хотя и не прямо и не сразу заявив свое предубеждение¹¹². А так как нам известно, что не далее, как за год до вступления своего на кафедру С.-Петербургской митрополии Серафим заявлял совершенно иные расположения в отношении к Библейскому Обществу, то очевидно, что он действовал так на новом месте своего служения под сторонним влиянием. Не даром в речи Президента Библ. Общества, произнесенной в начале 1822 года пред чтением отчета за 1821 год, делается весьма ясным намек на существование лиц, предубежденных против Библейского Общества. Эти-то лица, без сомнения, и влияли на характер настроения Серафима, вообще способного, как еще увидим далее, поддаваться сторонним влияниям. В отношении к Филарету, к которому Серафим по началу был довольно благосклонен, такие сторонние влияния на Серафима были неблагоприятны по своим последствиям особенно благодаря тому, что в июне 1823 года Филарет испросил себе отпуск в Москву на два года, для устроения своей епархии и стало быть личным влиянием своим на Серафима не мог предотвратить многого из того, что внушали последнему недоброжелатели Библейского Общества, бывшие вместе с тем и недоброжелателями Голицына и Филарета. Для этого между прочим ими вызван был Фотий, скоро успевший овладеть расположением Серафима, который не мог довольно нахвалиться им. «Дивлюсь, – писал к Парфению Черткову архиепископ Ярославский Симеон Крылов от 20 ноября того же 1823 года, – отзывам старца о Фотии. Кажется, он не стоит их»¹¹³. И наоборот о Филарете Московском тот же Симеон и к тому же лицу еще от 4 июня того же года пишет: «жаль, что о Московском неприятно говорят: эти слухи, конечно, доходят и до него»¹¹⁴. И от 26 июня: «Московский едет на два года, а мне сказывал князь Голицын, бывший здешний губернатор, недавно возвратившийся из С.-Петербурга, что и долее пробудет. Мода с него спала, как говорят»¹¹⁵. Весь, впрочем, 1823 год прошел без особенно выдающихся явлений. Мало того, за составленный в начале этого года по поручению Св. Синода Катехизис Филарет был награжден орденом св. Александра Невского, а этот Катехизис составлен был, в согласии с действиями переводного Комитета Библейского Общества таким образом, что в нем изречения священные и церковные предложены были в переводе на русское наречие¹¹⁶. Кроме того, в том же году ему вручена была государственная тайна – акт отречения Цесаревича Константина Павловича от права на всероссийский престол и манифест о назначении наследником великого князя Николая Павловича¹¹⁷. Тем не менее гроза уже начиналась и разразилась страшною бурею в следующем 1824 году. В качестве вице-президента Библейского общества Филарет со спокойной совестью продолжал содействовать успехам последнего по своей епархии: в генеральном годичном собрании членов Московского отделения Общества 23 марта 1824 года он произнес обычную для таких случаев речь¹¹⁸; затем и после майской перемены министерства, 12 августа того же года Филарет пригласил членов на заседание для обсуждения текущих дел. Выписка из журнала этого заседания напечатана была потом в № 69 «Московских Ведомостей» за тот же год под 27 августа. В заседании 12 августа, судя по этой выписке, говорилось: а) об издании Псалтири на грузинском языке; б) о приходе и расходе сумм отделения Общества за первое полугодие 1824 года; в) о деятельности сотрудников Общества по уездам Московской епархии, причем читано было между прочим уведомление Богородского сотрудника-корреспондента, «что экземпляры Нового Завета на русском языке покупают и старообрядцы, которые с великим вниманием и радостью читают сию Божественную и душеспасительную книгу на природном своем языке»; г) о требованиях на Библию и Новый Завет на польском языке, к чему присоединено сообщение о ценах на издания Библейского Общества¹¹⁹. И вот это обстоятельство, совершенно законное, подало повод новому министру просвещения разразиться бурным потоком негодования на архиепископа Московского. В письме к графу Аракчееву от 13 сентября того же года Шишков, указывая на меры, которыми могло бы быть уничтожено зло (более мнимое чем действительное), проистекающее из существования в России поощряющих, по его мнению, это зло учреждений, каково например Библейское Общество, пишет: «препровождаю к Вашему сиятельству Московские Ведомости, в которых изволите увидеть под статьей Москва 27 августа выписку из журнала заседания Московского Комитета Библейского Общества, где успехи оного превозносятся и вслед за сею статьей, возвещается о церковных (sic!) книгах, продаваемых от Библейского Общества на славянском, одном русском и словено-русском языке. Делаются воззвания о сем и, в противность всякого понятия о старообрядцах, не терпящих ни малейшего изменения в библейских текстах, возглашается, что они с радостью раскупают и читают Новый Завет на русском языке, и сей язык, как будто бы некий особый, назван их природным. Таковая, преимущественная пред настоящими христианами, похвала старообрядцам, то есть раскольникам, и уверение, что русский язык им особенно природен, есть явная и совершенная ложь, очевидно для того только проповедываемая, чтоб возвысить расколы и уничижить тот язык, на котором в церквах производится служба и читается Евангелие. Сии статьи печатаются в Московских Ведомостях спустя три месяца после перемены министерства народного просвещения и тогда, когда в С.-Петербурге ничего о Библейских Обществах не упоминается. Возможно ли Московскому архиепископу не знать о сих расположениях и без особенного намерения допускать до подобного обнародовали статей, прежний дух и прежнее стремление к потрясению общего спокойствия обнаруживающих? На втором, приложенном при сем листке Московских Ведомостей Ваше Сиятельство усмотрите публичную продажу книг, из которых главную часть, яко противных всякой христианской вере и возмутительных против правительств, надлежало бы истребить. Некоторые из них были уже запрещены, но опять появились¹²⁰. Так пронырливое злонамерение будет всегда стараться восставать и вновь усиливаться, если твердою рукою от покушений своих не удержится! Мне поручено министерство просвещения; но как просвещение может быть там, где колеблется вера? Если Библейские Общества будут по прежнему существовать и, проповедуя пользу и распространение в христианском государстве христианства, в самом деле умножать только ереси и расколы; если церковные (sic!) книги для того, чтобы уронить важность их, будут с высокого языка, сделавшегося для нас священным, переводиться неведомо кем и как на простонародный язык, каким мы говорим между собою на театре; если при распространении таких переводов (разве для того только нужных, чтоб со временем не разуметь церковной службы, или чтоб и обедни служить на том языке, на каком пишутся комедии), еще, сверх того, с иностранных языков, вместо наших молитв и евангельских нравоучений, переводиться будут так называемые духовно-философические, а по настоящему их смыслу, карбонарские и революционные книги; если, говорю, все это будет продолжаться по-прежнему, то я министром просвещения быть не гожусь»¹²¹ и т. д. В виду такого раздражения и негодования одного из новых высших правительственных лиц против Филарета, митрополит Серафим, и как Президент Библейского Общества, и как старший собрат по архиерейству, от 16 Сентября писал последнему на латинском языке письмо, в котором убеждал его «не посылать ничего в газеты для напечатания о делах Библейских, как то сделано было им в предшествовавшие дни, а в случае надобности присылать в Петербург для напечатания в Известиях Библейского Общества¹²². В том же смысле писал к Филарету от 19 сентября и бывший ученик его, неизменный друг Филарета, викарий Серафима Григорий (Постников), извещая его: «сегодня преосвященный митрополит Серафим сказал мне, не выдавая за верное, что Шишков, слыша о том, что происходило в Москве по Библейскому делу, послал в университетскую типографию приказ, чтобы там не печатали, ежели что будет прислано из Библейского Общества»¹²³. В октябре тот же Григорий писал к Филарету: «вчера он (митрополит Серафим) говорил мне, чтобы я написал к Вашему высокопреосвященству, что он не хочет делать ни публичного ни частного Библейского собрания. Он (Филарет) что-то там делал, говорил он (Серафим), и о том писали в газетах: здесь не довольны тем. Перевода Библии продолжать не велит; но мы, однако ж, будем продолжать. У нас все еще идет брожение, и подозрения не перестают»¹²⁴. Таким образом интрига возымела свое действие на слабохарактерного митрополита Серафима: а этого только и нужно было недоброжелателям Библейского Общества, Голицына и Филарета, ведшим свое дело с достойною лучшего употребления энергией и ревностью. Не даром уже от 30 августа того же года известный нам архимандрит Фотий писал к единомысленному с ним Симоновскому в Москва архимандриту Герасиму, имея в виду настроение новых правительственных лиц в Петербурге против Библейского Общества и лиц, ему сочувствовавших: «православие торжествует. Порадуйся, старче преподобный! Нечестие пресеклось: армия богохульная диавола паде, ересей и расколов язык онемел, общества все богопротивные, якоже ад, сокрушились. Министр наш один Господь Иисус Христос во славу Бога Отца, аминь. P.S. Молися о А. А. Аракчееве; он явился раб Божий за св. церковь и веру, яко Георгий Победоносец. Спаси его Господи»¹²⁵. Однако же до конца октября положение и дел Библейского Общества и самого Филарета оставалось неприкосновенным. Ежемесячный орган первого, «Известия», вышел и 23 октября обычным порядком; перевод Библии продолжался; честь Филарета лично еще не была затронута. Но Шишков круче повернул дело с 1 ноября. Препровождая к своему покровителю и сподвижнику графу Аракчееву последнюю книжку Известий Библейского Общества и составленный Филаретом посредством сокращения из пространного малый Катехизис, в котором, как и в пространном, изречения священные и церковные предложены были в переводе на русский язык¹²⁶, Шишков писал ему: «в прежних письмах моих имел я честь объяснить Вашему сиятельству о продолжающихся и ныне покушениях и стараниях продолжать собрания Библейских Обществ и распространять не переводы, а так сказать перекладку священных Писаний с высокого и важного языка на простонародное наречие: два сильнейшие орудия революционных замыслов. Теперь почитаю себя в необходимой обязанности препроводить к Вам новейшие тому свидетельства, а именно: ежемесячно издаваемую книжку под названием: Известия о сих обществах, где их дела до небес превозносятся, и другую: Краткий Катехизис здесь в Синодальной типографии недавно в числе, как слышно, осмнадцати тысяч экземпляров напечатанную. Я имею причины просить Ваше сиятельство доложить о сем Государю Императору и принять неукоснительный меры, чтобы издавание первой из сих книжек и рассылки второй теперь же, по крайней мере, до ближайшего рассмотрения оной, остановить: ибо если сия последняя (т. е. Катехизис) повсюду разойдется, то уже действия, ею произведенного, отвратить будет не можно. Не рассуждая уже о некоторых, введенных в нее, не совсем согласных с учением нашей церкви правилах (?),одно только то, что в ней главнейшие молитвы, составляющие духовное наше воспитание и которым каждый отец приучает едва начинающего еще лепетать своего сына, молитвы, в которых каждая буква должна казаться нам неприкосновенною и священною, молитвы таковые, как Отче наш и Верую во единаго Бога, также и Заповеди Господни, переложены на простой язык, переиначены и нарочно, для сильнейшего впечатления сей важной перемены, напечатаны церковными буквами: одно только cиe показывает уже, с каким намерением тиснуто оной огромное количество»¹²⁷. Это писано было 2-го Ноября. Через два дня после того Аракчеев приехал к Шишкову «с извещением, что Его Величеству угодно, чтоб мы (слова Шишкова) вместе съездили к митрополиту (Серафиму) и с ним как о ежемесячном издавании Известий о Библейских Обществах, так и о Кратком Катехизисе объяснились. Того же числа в 6 часов по полудни отправились мы, – продолжает Шишков, – к митрополиту. Я начал говорить, что, хотя никаких гласных повелений о прекращении Библейских Обществ не дано, однако ж с самой перемены министерства просвещения намерение склонилось уже к тому, чтоб нигде об них не упоминать. Каким же образом здесь в Петербурге, под его начальством, продолжают издавать об них известия, и превозносить их похвалами, тогда как в цели и распространении оных открывается явный вред? Митрополит отвечал, что как за этот год собраны уже подписки на сей журнал, то он велел продолжать его до истечения года, а с будущего Генваря оный прекратится. На cиe возразил я: где идет дело о вреде, наносимом вере и нравственности, и который и так уже сильно распространился, можно ли там попускать еще более распространяться и утверждаться оному, для сбора некоторого числа денег? Сверх того, с переменою министерства, все благомыслящие люди ожидали и перемены направления умов от прежней худой в хорошую сторону; но когда чрез полгода, или более, увидят тожь самое, что было доселе, то какое из того родится ободрение и торжество для тех, которые всеми силами и хитростями стараются не дать сделаться сему перелому? После сего суждение обращено было на выше означенный Краткий Катехизис, apxиереем Филаретом написанный и Синодом утвержденный¹²⁸. Митрополит защищал в нем перевод молитв и вообще все переводы Священного Писания с славенского (как все, не знающие языка своего журналисты говорят) на русский язык, утверждая, что многие славенского языка не разумеют. Тут не мог я сохранить своего хладнокровия. Как! сказал я с жаром, кто из нас не разумеет церковной службы? Разве только один, кто, отрекшись от отечества своего, забыл и язык свой! Можно ли с рассудком поверить, что: Верую во единаго Бога мы не понимаем, а Верую в одного Бога понимаем? что Отче наш, иже ecu на небесех есть чуждый нам славенский, а Отче наш, сущий на небесах собственный наш русский язык? И нужно ли на сем, да позволено сказать, толь не основательном мнении основывать надобность разделения языка церкви с языком народным? И может ли мнимая надобность сия, уронив важность Священных Писаний, произвесть иное, как не ереси и расколы? Митрополит подтверждал еще мнение свое следующими словами: да кудажь деваться нам с таким множеством напечатанных книг? Тут едва удержался я в пределах должного к священному сану уважения. Граф Аракчеев также не вытерпел и сказал: не о деньгах дело идет; пусть их пропадают, лишь бы остановить и сколько можно отвратить сделанное зло. Напоследок, по долгом прении, общее заключение было такое, что Библейские Общества должно прекратить, перевод Священных Писаний на простое наречие не выпускать и Краткий Катехизис остановить»¹²⁹. Таким образом от сильного и дружного натиска генерала от артиллерии и адмирала пала и последняя твердыня Библейского Общества – остаток убеждения Президента сего последнего, – митрополита Серафима в полезности одного из действий его – перевода Св. Писания на русский язык. Слабохарактерный митрополит сдался вполне на убеждения храбрых генералов, – и положение как дел Библейского Общества, так и Филарета сделалось еще хуже, благодаря такому «общему заключению их». В виду этого заключения преосвященный Григорий (Постников) от 7 ноября извещал письмом Филарета: «маленький Катехизис ваш критикуют за то, что Верую напечатано по-русски, также Заповеди и Отче наш. В заповедях критикуют еще: пред лицем Твоим и не бери чужаго¹³⁰. Я не слыхал еще о сем: мне сказывал владыка»¹³¹. Но владыка Московский, хотя конечно с беспокойством прочитал это сообщение, однако же выжидал дальнейшего и более определенного, не теряя надежды на заступничество Серафима. Дальнейшее не заставило себя долго ждать. Шишков пошел далее, и в своем дальнейшем нападении коснулся не только Краткого, но и Пространного Катехизиса. Несмотря на то, что Государь Император уклонялся нередко от утверждения многих бумаг, касавшихся Библейского Общества и подносимых Ему Шишковым, а относительно перевода Св. Писания на русский язык прямо говорил, что его «Он Сам приказал сделать»¹³², Шишков пользовался и уклончивостью Государя для того, чтобы провести свои идеи. От 21 ноября он писал Серафиму: «в бытность нашу (в начале Ноября), а именно его сиятельства графа Алексея Андреевича Аракчеева и мою, по особому Государя Императора поручению, в доме у Вашего преосвященства рассуждаемо было, и общим согласием положено, что не прилично таковым молитвам, как: Верую во единаго Бога и Отче наш быть в духовных книгах переложенным на простонародное наречие, о чем доведено и до сведения Его Императорского Величества; а потому, равно как и в силу данного на мое имя в 17-й день сего месяца Высочайшего указа¹³³, не благоволено ли будет Вашему высокопреосвященству предложить Синоду, дабы вновь издаваемые Христианские Катехизисы: полный и краткий, в которых помянутыя молитвы и заповеди Господни переложены на простонародное наречие, печатанием и рассылкою, как здесь, так и в Москве приостановить, доколе воспоследует на то Высочайшее разрешение»¹³⁴. И слабохарактерный первенствующий член Синода, страшась последствий своего несогласия на энергическое предложение министра народного просвещения, за которого стоял влиятельный Аракчеев, не допускавший его однако же пока до личного свидания с Государем, дозволил выйти из Синода указу на имя конторы Московской синодальной типографии о приостановка печатания и продажи Катехизисов Московского же архипастыря Филарета, разумеется сделав такое же распоряжение и по Петербургской Синодальной типографии¹³⁵. Очевидно это было уже не одною только молвой или слухом, а прямым, необходимо вызывавшим собою деятельное исполнение правительственным актом, поражавшим в самое сердце святителя Московского. По получении этого указа в Москве, последний не мог не излить тяжкой скорби своей в письме на имя митрополита Серафима от 8 декабря. В этом письме он горько жалуется на допущение сего указа, коим ниспровергается весь иерархический строй, так как совершенно одобренные Св. Синодом Катехизисы теперь останавливаются печатанием и продажею, как бы содержащее в себе не православное учение¹³⁶. В ответ на это письмо Серафим пишет Филарету, что в православии Катехизисов его никто не сомневался и не сомневается, но что приостановка издания и продажи их имела для себя основание в том, что „Символ веры, Отче наш и Десятословие изложены в них русским, а не славянским языком... Вы спросите, – продолжает Серафим, – почему русский язык не должен иметь места в Катехизисе, а наипаче Кратком, который предназначен для малых детей, не знакомых вовсе со славянским языком, а потому не способных понимать истин веры, которые излагаются на языке сем, тогда как он, то есть русский язык, доселе удерживается в священных книгах Нового Завета и в Псалмах? На сей и на другие многие вопросы, которые по сему случаю сделать можно, я удовлетворительно ответствовать Вам никак не могу. Надеюсь, что время объяснит нам то, что теперь нам кажется темно. А время cие скоро, по моему мнению, настанет. И так потерпи, – заключал свое успокоительное письмо Серафим, – пастырь добрый, – терпение не посрамит; оно доставить Вам опытность, которая в последствии времени крайне полезна Вам будет, что я имел случай и сам над собою дознать»¹³⁷. В виду этого письма Филарет от 31 декабря того же года писал своей родительнице: «преосвященнейший митрополит много пишет мне о Катехизисе, уверяя, что о православии его никто не сомневается, но что все дело идет о русском наречии»¹³⁸. От того же числа декабря митрополит Серафим писал к Парфению (Черткову) епископу Владимирскому: «Катехизисы преосвященного Московского остановлены потому, что в них наипаче в Кратком, изложен Символ веры, Десятословие и молитва Господня русским наречием. Наречие сие не будет слышно в Ветхом Завете, а кажется, что оно очень скоро замолчит и в Новом»¹³⁹. Так писал Серафим отчасти в виду вышеизложенного решения, принятого им под давлением настояний Шишкова и Аракчеева, а отчасти в виду того, что предпринято было уже в декабре против Библейского Общества и его действий. Именно 11 декабря Серафим, по настояниям Шишкова, Аракчеева и других сподвижников их, как Президент Библейского Общества и вместе первенствующий член Синода написал к Государю Императору письмо с просьбою о закрытии Библейского Общества и о вызове Киевского митрополита Евгения Болховитинова к присутствованию в Св. Синоде, в видах содействия ему, Серафиму в исправлении и прекращении мнимого зла, произведенного Библейскими Обществами¹⁴⁰. Государь Император согласился на вызов митрополита Евгения, но на закрытие Библейских Обществ не согласился, поручив митрополиту Серафиму более внимательно рассмотреть действия сих обществ, дабы представить более твердые основания к необходимости закрытия их. Тогда Серафим, побуждаемый все теми же лицами, 28 декабря того же года сделал другое представление Императору о нужде закрытия Библейских Обществ, говоря, что его, Серафима, «устами» приносится Государю об этом «моление целой церкви»¹⁴¹. «Соблаговоли, – писал Серафим в заключении представления, – да сей, толико важный для православия год¹⁴² увенчается в исходе своем новым знаком Твоего отеческого о нас и о вере отцов наших промышления»¹⁴³. Но Государь опять не склонился на утверждение представления о закрытии Библейского Общества, за несколько лет назад так торжественно Им Самим утвержденного и открытого по всей России в его отделениях. В такой тяжелой и для самого великодушного Монарха, и для лиц, видевших не одну лишь худую, а и добрую сторону в учреждении Библейского Общества, неопределенности прошла большая часть и следующего 1825 года. Последовавшая в конце этого года кончина Государя Императора во многом обусловливалась возникшими в следствие перемены министерства противоречиями в его собственной великой душе. Мы не можем не привести слов глубже многих других понимавшего душу великого Монарха святителя Московского Филарета, сказанных в одном из писем его к Е. В. Новосильцевой, по случаю кончины Государя, от 24 декабря 1825 года: «что касается до покойного Государя, для меня понятно, что во многом виноваты мы, в чем винят его: и потому наш здешний суд не осудит его на небесах»¹⁴⁴. Не имев успеха по предмету закрытия Библейского Общества у покойного Государя, недоброжелатели этого общества, главным образом Шишков и увлеченный им Серафим, – эти, по словам одного из единомышленников их, «ревнители о благе церкви и отечества не оставили своего спасительного предприятия. Они возобновили его при новом Императоре, и Господь положил на сердце Николая I в 12-й день апреля 1826 года дать повеление на имя Президента Библейского Общества в России митрополита Серафима, приостановить все без исключения действия по Библейскому Обществу впредь до Его дальнейшего соизволения, и силу сего повеления распространить на все в Российской Империи комитеты отделений и комитеты товариществ Библейского Общества»¹⁴⁵.

Таким повелением, как само собою понятно, приостанавливалось и одно из действий по Библейскому Обществу – перевод Св. Писания на русский язык, уже с октября 1824 года тормозившийся под давлением противодействующей ему силы, – несочувствия к нему со стороны таких влиятельных лиц, как министр Шишков и первенствующий член Синода Серафим. Мы помним конечно слова писанного в половине октября этого года письма епископа Ревельского, викария С.-Петербургского Григория Постникова к святителю московскому Филарету о Серафиме: «перевода Библии продолжать не велит; но мы, однакож, – добавляет он, – будем продолжать»¹⁴⁶. Из предшествующего мы знаем также, что труд перевода Пятикнижия Моисеева распределен был между академиями. В июньской книжке Известий Библейского Общества за 1824 год мы читаем сообщение: «издание Пятокнижия Моисеева на русском языке (в 10.000 экз.) достигло до 15 главы Второзакония»¹⁴⁷; а в октябрьской книжке того же года: «пять книг Моисеевых приведены к окончанию переводом и просмотрением, и находятся теперь в печати, а переводный Комитет занимается пересмотрением последующих за тем книг Ветхого Завета»¹⁴⁸. Эти последующие книги Ветхого Завета, продолжение перевода которых, без сомнения, имеет в виду вышеприведенными словами письма своего Григорий, были книги Иисуса Навина, Судей и Руфь, составившие, вместе с Пятикнижием Моисеевым, первый том священных книг Ветхого Завета в русском переводе. Но едва окончилось печатание первого тома, как было объявлено 7 ноября 1825 года, за несколько дней до кончины Императора и конечно опять благодаря настояниям Шишкова и его сподвижников якобы Высочайшее повеление, «чтобы оконченный печатанием первый том Библии в переводе на русский язык не приводить в употребление впредь до разрешения»¹⁴⁹. Мы полагаем, что это повеление на столько же действительно исходило от Высочайшей воли¹⁵⁰, на сколько и пресловутый указ от 17 Ноября 1824 года о приостановке печатания и продажи Катехизисов Филарета. Вот что между прочим читаем мы в одном из писем последнего к его викарию Иннокентию Сельно-Кринову (от 23 ноября 1829 года): «мысль, которой не ожидал, нахожу у Вас, преосвященнейший: будто издание перевода Нового Завета остановлено указом Синода. Когда? Каким? Переданы дела Библейского общества Синоду: правда; перестали продолжать перевод Ветхого Завета: правда; но и то сделали некоторые по своему образу мыслей, а нет о семь никакого указа, ни повеления. Не выпустили в народ напечатанной части перевода Ветхого Завета: и это правда, но также без указа и повеления. Что касается до перевода Нового Завета: он до ныне продается в синодальных лавках, и по епархиям, и никогда не был остановлен не только указом, но ниже самодуром. Докажите мне, если я ошибаюсь»¹⁵¹. В самом деле, оставшиеся не проданными многочисленные экземпляры перевода Нового Завета и Псалтири, даже по закрытии Библейского Общества и передаче дел его Синоду, дозволено было продавать, так что только в сороковых годах продажа их прекратилась за истощением печатных экземпляров в синодальных книжных лавках¹⁵². Впрочем, за то с другой стороны самодурство некоторых доходило даже до решимости отдавать на сожжение экземпляры перевода Св. книг, изданного Библейским Обществом из-за предубеждения против самого Общества¹⁵³.

Так печально кончилось доброе дело, предпринятое Библейским Обществом, – дело, которому предался и служил всею душою и за которое главным образом страдал святитель Филарет¹⁵⁴. С удручающим чувством скорби о совершавшемся в церкви и отечестве за последние годы царствования Императора Александра Павловича вообще и в частности об испытанном им самим (Филаретом) и с столь же неутешительным чувством неизвестности о будущем встретил он новое царствование. Впрочем, новое царствование по началу несколько оживило его надежду на возможность возобновления, или лучше, продолжения дела перевода Библии на русский язык. Особое к нему монаршее внимание и благоволение, выразившееся в двух крупных наградах, пожалованных ему в течении менее нежели одного года¹⁵⁵, дало ему смелость, не смотря на официальное закрытие Библейского Общества в апреле 1826 года, в августе того же года, в бытность членов Св. Синода в Москве по случаю коронации, предложить мысль о продолжении дела перевода Библии на русский язык. Но он встретил при этом сильный отпор со стороны первенствующего члена Синода, – митрополита Серафима, поддержанного Киевским Евгением. И когда в мае следующего 1827 года Филарет, митрополит Московский, по высочайшему повелению, прибыл в Петербург для присутствования в Св. Синоде, Серафим встретил его такими словами: «если Вы будете настаивать на продолжение перевода Св. Писания, я выйду в отставку. Я отвечал, – продолжает свои воспоминания об этом событии святитель Московский¹⁵⁶, – что перевод был бы полезен для церкви, потому что наши духовные не столько еще образованы, чтобы могли в нужных случаях обращаться к самым подлинникам, но должны обращаться или к латинским или к протестантским переводам, составленным под влиянием своих догматических мнений, что можно было бы это дело производить не так поспешно, как доселе делалось, но с большею осмотрительностью, что сделанный перевод подписали такие-то и такие-то наши пастыри, которых нельзя подозревать в неправомыслии. Впрочем, прибавил я, не дошел я до такого безумия, чтобы считать служение Вашего высокопреосвященства излишним для церкви». В том же 1827 году, вскоре по прибытии митрополита Филарета в Петербург передан был Государем на рассмотрение в Синод представленный Ему проект, под скромным заглавием: «некоторые замечания и предположения об улучшении духовной части»¹⁵⁷. Представить мнение по предметам содержания проекта Синод поручил святителю Московскому. 9 августа того же года митрополит Филарет и представил требованное от него мнение, в IV пункте которого говорит: «трудно угадать, что думал сочинитель проекта, когда требовал обратить внимание на Российский перевод книг Священного Писания. Должное к сему делу внимание в важнейших случаях употреблено и употребляется: и потому оное не требует каких-либо чрезвычайных распоряжений. Перевод сий, сколько его доселе издано, окончательно рассмотрен под непосредственным надзором первенствующих членов Синода, и принят всею Российскою иерархией так, что ни от кого из сведущих в сем деле людей никаких догматических сомнений об оном не изъявлено. Если прежде приметна была торопливость в распространении сего перевода между народом: теперь она остановлена. Перевод сей особенно полезен и нужен для духовных училищ и для духовенства: ибо то известно, что основательного познания оригинальных языков Священного Писания и в духовенстве достигли по настоящее время еще не многие; то неоспоримо, что Славянский перевод во многих местах для многих невразумителен: итак для удобнейшего разумения трудных мест Священного Писания, без сомнения, полезно и нужно справляться с верным и вразумительным переводом Русским; и конечно лучше с Русским, нежели, как доныне делается, с латинским, французским, немецким, которые все до одного сделаны в иных разных вероисповеданиях»¹⁵⁸. Таким образом в этом мнении своем Филарет высказал тоже в сущности о необходимости перевода Св. Писания на русский язык, что говорил еще за несколько лет раньше и недавно в беседе с митрополитом Серафимом. Но что же? «О переводе», – говорит сам Филарет, – снова изъявил несогласие преосвященный Серафим. Несмотря на то, положено было представить (мнение Филарета) Государю, как мнение одного из членов Синода. Если бы Государь и не одобрил, Синод не потерпел бы поражения, представляя только частное мнение. Государь прочитал и написал: справедливо. После говорил мне А. Н. Голицын: что же Вы не настояли на свое мнение о переводе Св. Писания? Я отвечал, что не хочу производить раскола в церкви»¹⁵⁹. Это была последняя попытка, последний подвиг святителя Московского в деле перевода Библии на русский язык за рассматриваемый период. После неудачи этой попытки окончательно остановилось, замолкло дело перевода, и не на год, не на два, а на целые тридцать лет, образующие собою второй период истории его, равно как и истории отношения к вопросу о нем со стороны Филарета.

Во весь тридцатилетний период царствования Императора Николая Павловича мысль о переводе Библии на русский язык встречала не только несочувствие, но и даже прямое, упорное противодействие со стороны высшего церковного управления. Все отдельные попытки возобновить это дело или каким бы то ни было образом помочь его осуществлению, встречаемые на пространстве этих тридцати лет, оканчивались полною неудачею. И подвиг святителя Московского за все это время на пользу дела перевода мог состоять более в охранительной деятельности, в поддержании мысли о переводе и в устранении как препятствий к осуществлению ее, хотя бы то в более или менее отдаленном будущем, так и попыток к осуществлению ее, не сообразных с конечной целью, которую имел в виду и другим ставил на вид мудрый святитель. Чтобы яснее представить себе положение дела перевода за весь рассматриваемый период, равно как и положение святителя Московского в отношении к этому делу, для этого нужно обратить внимание на настроение умов лиц, составлявших высшее церковное управление России за все это время, на характер и тон этого управления.

До 1833 года, когда на место искренно-религиозного, мягкого характером и благоговевшего пред Св. Синодом князя П. С. Мещерского, обер-прокурором Синода назначен был С. Д. Нечаев, тон всему высшему церковному управлению давался от членов Синода и главным образом от первенствующего, митрополита Серафима. Сами обстоятельства, вызвавшие падение министерства кн. Голицына в 1824 году, способствовали именно такому, а не иному положению дел в этом управлении. Но обстоятельства во многом изменились, а в ином приняли и совершенно другой оборот с 1833 года. С. Д. Нечаев не хотел быть такими уступчивым, как его предместник. Он решил забрать всю власть и все влияние в Синоде себе, оставив членам Синода лишь номинальное значение. Само собою разумеется, это не понравилось членам Синода, и они постарались сбыть поскорее с рук такого обер-прокурора. Случай к тому представился, когда в начале 1836 года С. Д. Нечаев должен был ехать к своей больной супруге в Крым. Члены Синода (Филарета Московского в то время не было в Петербурге) упросили первенствующего Серафима съездить к Государю с докладом о замене обер-прокурора Нечаева другим лицом, и при этом (по совету, как говорят, синодского чиновника, известного своими учеными трудами А. Н. Муравьева) Государю указано было, как на такое лицо, на гусарского полковника графа Н. А. Протасова. Государь утвердил этот доклад, дав потом Нечаеву другое, высшее назначение. Но докладчик и его союзники жестоко ошиблись в своем выборе. Граф Протасов, обладая далеко незаурядными умственными способностями, а главным образом сильными связями при Дворе, и кроме того будучи избранником самого Синода, еще решительнее начал действовать в том направлении, в каком действовал его предшественник¹⁶⁰. Но кроме того в обер-прокурорство графа Протасова привнесен был в направление высшего церковного управления еще и другой элемент, обнаруживавшийся на некоторых предложениях и распоряжениях, прямо отзывавшихся влиянием латинской пропаганды и вызывавших энергическое противодействие со стороны прозорливого святителя Московского. Дело в том, что не посвященный глубоко в дела церковные предшествовавшим своим воспитанием¹⁶¹, граф Н. А. Протасов окружил себя советниками, из коих некоторые были униаты, почти всегда тяготеющие более к латинству, нежели к православию¹⁶². Благодаря этому обстоятельству он, и искренно ревнуя о благе русской церкви, нередко делал, как мы сказали сейчас, предложения Синоду и распоряжения по духовному ведомству, в которых прозорливое око мудрого святителя Московского и других иерархов русской церкви не могло не видеть влияния пропаганды латинской, как то мы еще будем иметь случаи отметить. Теперь мы приведем доказательства в подтверждение своих мыслей о той и другой стороне направления обер-прокурорства графа Протасова. С одной стороны, «ему захотелось своему и без того весьма высокому месту дать министерскую обстановку¹⁶³ учреждением департаментов хотя под иным названием»¹⁶⁴. В этих видах он вместо прежней Комиссии духовных училищ, учредил Духовно-учебное управление, которое, по его мысли, должно было стоять в исключительной зависимости от обер-прокурора и вне подчинения Синоду, являясь таким образом каким-то «status in statu», по выражению знаменитого Иннокентия (Борисова), архиепископа Херсонского¹⁶⁵. С другой стороны, с первых же лет обер-прокурорства графа Протасова начинает проглядывать стремление к усилению значения церковного предания на счет Св. Писания. С этой целью граф, вскоре по занятии должности обер-прокурора, отыскал в Синоде так называемый Патриаршия грамоты и поручил Московскому митрополиту перевести их на русский язык и исправить, чтобы потом издать¹⁶⁶. «В них я нашел, – говорит сам святитель Московский, – влияние латинского учения»¹⁶⁷. В этих грамотах, по отношению к вопросу о Св. Писании, проводится мысль о недозволении всякому и все в Писании без разбору читать¹⁶⁸, так что святитель Московский, при исправлении этих грамот, счел необходимым опустить «один из ответов на вопросы о Св. Писании, помещенных на конце после грамоты»¹⁶⁹. С той же целью, действовавшим «по особенному направлению духовно-учебным управлением»¹⁷⁰, введена была в круг преподаваемых в духовно-учебных заведениях предметов Патристика, для ближайшего, практического ознакомления воспитанников с отеческою письменностью или в видах церковной начитанности, как высказывается в отчетах обер-прокурора Св. Синода за 1837 и 1838 годы¹⁷¹. И так далее. Затем под влиянием тех же побуждений введено было в круг преподавания в духовно-учебных заведениях «Православное исповедание» Петра Могилы, некоторые части какового составлены были последним «из подражания латинским книгам», по замечанию Филарета¹⁷² и потребовано было от Филарета, чтобы и в его Катехизис внесены были соответствующие тому добавления¹⁷³. Наконец, действуя в том же направлении, граф Протасов сделал в Синоде даже такое предложение, чтобы «утвердить исключительное, церковное и учебное, общественное и домашнее употребление славянской Библии церковным авторитетом, как это сделано в римско-католической церкви относительно Вульгаты»¹⁷⁴. Таково было положение дел в высшей церковной администрации в обер-прокурорство графа Протасова, продолжавшееся до смерти его, последовавшей в 1855 году. Если мы обратимся теперь к лицам высшей церковной иерархии, занимавшим, по крайней мере, старейшие кафедры в России за рассматриваемый период, то окажется, что и здесь было мало обеспечения для заветной мысли святителя Московского, – о переводе Библии на русский язык.

Кафедру Новгородскую и С.-Петербургскую занимали во все царствование Императора Николая Павловича три иерарха: уже известный нам митрополит Серафим до кончины своей, последовавшей в 1843 году; Антоний Рафальский с 1843 по 1848 и Никанор Клементьевский с 1848 по 1856 год. О настроении первого в отношении к мысли о переводе Св. Писания на русский язык вообще и в частности к представлениям о том Филарета Московского мы уже отчасти знаем. Теперь мы скажем только то, что чем дальше, тем больше проникался владыка Серафим предубеждением против перевода, каковое предубеждение, вытекая первоначально из оснований, который выставлялись против перевода людьми партии Шишкова, за тем, в обер-прокурорство графа Протасова, незаметно восприняло в себя элементы даже латинствовавшего воззрения на Библию и ее употребление. В доказательство этого мы приведем текст отношения митрополита Серафима к обер-прокурору графу Н. А. Протасову от 1 марта 1842 г. вследствие возникшего в то время дела о переводах Г. П. Павского. «По болезни моей, – писал в отношении своем Серафим, – я не мог принять личного участия в рассмотрении поступившего в Святейший Синод дела об оказавшемся здесь (т. е. в Петербурге) искаженном и нечестивом переложении учительных и пророческих книг Ветхого Завета, изданном в тайне и распространенном посредством литографирования: но, по особенной важности случая, вменяю себе в обязанность, собрав на одре болезни остаток сил, сообщить Вашему сиятельству соображения и мысли, какие внушают мне долг моего звания, святость присяги, сыновняя преданность к нашей древней отечественной православной вере и опыты долголетнего служения святой церкви. При известии об упомянутом переложении я исполнился душевного прискорбия, как потому, что такое злоупотребление святынею очевидно угрожает той чистоте, в которой учение веры преподавалось в отечестве нашем, ограждаемом от пагубных иноземных суемудрий помощью Божией и попечением благочестивейшего Государя Императора, так и потому, что такое злокачественное посягательство явилось от имени и посреди духовного юношества, от которого мы ожидаем верных и усердных пастырей и служителей церкви, воспитывающей их своими трудами и пожертвованиями. Рассматривая сей случай со всех сторон, я, к великому прискорбию, усматриваю в нем горестное последствие тех ложных на счет употребления слова Божия понятий, которые, быв некогда занесены к нам иноверцами, и увлекши умы некоторых у нас, угрожали иерархии – подрывом во власти, народу – воспитанием в нем обольстительного, но вместе и гибельного чувства независимости от церкви, православию – ниспровержением коренных начал его¹⁷⁵; ибо, по учению православной церкви, Священное Писание предано Богом не народу, а сословию пастырей и учителей, и уже чрез них народу¹⁷⁶. Зловредные мнения, пресечение коих требовало великих усилий от истинного усердия к церкви, возродившись ныне и явившись во всем своем безобразии, на самом опыте показали, как глубоко вкореняются и с каким трудом врачуются подобные недуги. Нечестивое переложение Св. Писания тем больше возбуждает негодование и скорбь, что оно явилось тогда, когда православная церковь наша так недавно еще одними истинами своего неповрежденного учения возвратила к себе миллионы отпадших чад¹⁷⁷, когда начинают вразумляться и другие, погрешительно укоряющие нас в допущении перемен¹⁷⁸, и когда церковь наша с утешением видит возрастающим благочестивое чувство в народе, возбужденное примером благочестия в Государе»¹⁷⁹. В виду таких соображений, митрополит Серафим предлагал между прочим «усилить меры, которые уже приняты г. обер-прокурором и на которые он, преосвященный митрополит, всегда взирал с истинною признательностью, призывая на них благословение Божие, чтобы на будущее время все воспитание духовного юношества направлено было к сохранению во всей неприкосновенности прямого православного учения веры и ограждено от всякаго колебания мыслями иноверных и чтобы никто ни под каким видом и предлогом не отваживался посягать на преложение Священного Писания, долженствующего оставаться в том виде, в каком оно принято нами от наших благочестивых предков и доныне служило залогом нашего благоденствия. Глубоко убежденный в сей истине, – писал затем старец, – я старался ограждать ее, по мере сил моих, во все продолжение моей службы¹⁸⁰, готов изойти и теперь с тем же усердием, а если Господу Богу угодно будет оставить меня на одре болезни, то передаю ее Вашему сиятельству, как мое последнее желание, как завещание архиерея, служившего до глубокой старости церкви и Государю в истинной к ним любви и преданности. Зная вполне образ мыслей Вашего сиятельства, совершенно православный, и Ваше усердие к службе Его Императорского Величества, я остаюсь покойным и утешаюсь мыслью, что Вы примете все нужные меры в сем столь важном случае, прося Вас, милостивый государь, передать мои мысли и Святейшему Синоду, если я не возмогу в скором времени присутствовать в оном»¹⁸¹. В этом отношении митрополита Серафима, кроме его собственного воззрения на Библию и ее употребление, видится еще его подчиненное положение по отношению к обер-прокурору и воззрениям последнего. Еще более подчиненное положение к обер-прокурору, еще менее самостоятельности в делах высшего церковного управления имел преемник Серафима, митрополит Антоний¹⁸², который к тому же имел слабость¹⁸³, делавшую еще менее слышным голос его в высшем управлении Русской Церковью, так что поэтому прозорливый и опытный в делах церковных святитель Московский, при известии о кончине Антония в 1848 году, не мог не выразить желания, чтобы на место его «Господь даровал церкви Петербургской пастыря крепкого духом и телом»¹⁸⁴. Такой пастырь явился в лице бывшего некогда (1803–1808) учеником святителя Московского по Троицкой Лаврской семинарии, а теперь архиепископа Варшавского Никанора¹⁸⁵. Но отличаясь от своего предместника несомненно высокими достоинствами иерарха, с честью занимая свой высокий пост и как богослов и как проповедник¹⁸⁶, новый первенствующий член Синода не обладал достаточною силою воли и твердостью голоса пред энергическим обер-прокурором, а равно и не имел достаточно административной прозорливости¹⁸⁷, чтобы предусматривать и устранять случаи вторжения латинствующих элементов в жизнь церкви русской, так что на эти случаи должен был иногда указывать ему уже мудрый святитель Московский¹⁸⁸.

Кафедру Киевскую за все время царствования Императора Николая Павловича занимали два архипастыря, отчасти уже известные нам: отличавшийся своею обширною ученостью Евгений Болховитинов до 1837 и Филарет Амфитеатров до конца 1857 года. О настроении этих, во всех других отношениях досточтимых и великих иерархов относительно вопроса о переводе Библии на русский язык мы также знаем из предшествующего. Евгений до кончины своей остался единомысленным с Серафимом по этому вопросу; а Филарет (Амфитеатров), кроме все более и более усиливавшегося в нем недоверия к мысли о полезности перевода Библии на русский язык и кроме все более и более укреплявшегося в нем убеждения в необходимости оставить неприкосновенным славянский текст Библии не только в церковном, но и домашнем, не только в общественном, но и частном употреблении, в связи с этим все глубже и глубже усваивал себе мысль о необходимости оставить столько же неприкосновенным и греческий перевод LХХ толковников в том его тексте, в той его редакции, с которой сделан существующий славянский перевод, вопреки значению еврейского подлинника (в рассуждении Ветхого Завета), которое многим хотелось поднять выше, особенно в случаях разности текста подлинника с текстом греческого перевода¹⁸⁹. В этом отношении его главным образом влияние видно на редакции окончательного определения Св. Синода по делу переводов Павского о соблюдении во всей неприкосновенности принятого православною церковью священного текста LХХ толковников и существующего в России Славянского перевода¹⁹⁰. Полнее и определеннее всего убеждение Филарета Киевского выразилось в его отношении на имя обер-прокурора Св. Синода графа А. П. Толстого от 21 декабря 1856 года, которое мы приведем в свое время. Убеждения других лиц российской иерархии по вопросу о переводе Библии на русский язык были различны; но эти лица мало имели силы и влияния в высшем церковном управлении. Только один Григорий (Постников)¹⁹¹ более твердо, нежели другие, высказывал свое убеждение, которое в общем было согласно с убеждением великого святителя Московского Филарета.

И так вот какими лицами окружен был святитель Московский во все тридцатилетие царствования Императора Николая Павловича, вот какое настроение со стороны этих лиц встречал он за все это время в отношении к заветной мысли своей о переводе Библии на русский язык. Как из всего сказанного очевидно, настроение влиятельнейших в высшем церковном управлении лиц по отношению к этой мысли было крайне неблагоприятно. И это во весь рассматриваемый период. Можно себе представить, что переживала во весь этот длинный период душа святителя Московского, лелеявшая в глубине своей помянутую мысль. Уже вскоре после вышеописанных столкновений своих с Серафимом в 1827 году святитель Московский обнаруживает тяжелое чувство одиночества своего в борьбе с противодействием его заветной мысли. «Я здесь чужой, – пишет он из Петербурга своей родительнице в декабре 1827 года, – и хочу таким оставаться: а потому уклоняюсь от сношений, кроме необходимых»¹⁹². Еще яснее и откровеннее высказывается он в письме к викарию своему Иннокентию Сельно-Кринову от 15 января следующего 1828 года, причем заслуживает внимания и самый повод, по которому он так высказывается. «О Пятокнижии Моисеевом для Петра Хрисанфовича говорил я третьего дня владыке¹⁹³: он не соглашается выдать экземпляр. Владыка с жаром говорит, что русского перевода не надобно; и в доказательство представляет между прочим униатского митрополита и лютеранского епископа, которые не хотят распространения Библии. Может быть я согрешил в разговоре с ним, и в том, что написал теперь: простите меня. В прочем благодарение Богу, при разности мнений, мы рассуждаем о сем с миром. Признаюсь однако, уныние наводит на меня мысль, что в таком предмете, как сей, нет у нас единомыслия. Желал бы я быть изгнан не только из Петербурга, но и из Москвы, чтобы оставить место людям, которые бы умели видеть и показывать другим истину так, чтобы все шло к спасительному соединению веры, а не к пагубному разделению мнений»¹⁹⁴. Но и не один митрополит Серафим был ярым противником перевода Библии на русский язык, не один он и уже известные нам другие противники Библейского Общества своим противодействием или только несочувствием делу перевода возбуждали тяжелое чувство скорби о таком положении вещей в святителе Московском. Отголоски мнений Шишкова, Фотия и др. слышались и после 1824–1826 годов, слышались и не по одному духовному ведомству, и равномерно, если не более того, наполняли глубокою скорбью сердце владыки Московского. «Прискорбна душа моя, преосвященнейший! – писал он тому же Иннокентию в конце марта 1829 года, – Мне кажется, что суд, начинающийся от дома Божия, более и более открывается. Сегодня вновь и достовернее получил я известие, что г. Демидов¹⁹⁵ предписал директорам подчиненных ему заведений строго запретить воспитанникам чтение Библии, – и прибавил своею рукою, – равно и трагедий и проч. Причина та, что два кадета лишились ума. Но достоверно известно, что они не были охотники читать Библию; что один лишился ума от отчаяния, потому что отец и мачеха его бросили, а другой от раздраженного честолюбия, потому что его обнадеживали произвести в офицеры, а вместо того высекли розгами. Но вот что не менее печально: старшие законоучители, в том числе и пресловутый, уважаемый г. Демидовым Кочетов ¹⁹⁶, при личном от г. Демидова объявлении сего распоряжения, не отверзали уст своих для представления истины. Вслед за тем в некоторых заведениях не пускают кадетов в праздники ко всенощной службе, хотя некоторые из них добровольно желают сего. А люди, не заботясь о том, что воздвигается гонение на слово Божие и на молитву, боятся, чтобы религия не пострадала от того, что Турчанинова¹⁹⁷ лечит больных глазами! Как густо идет дым из студенца бездны (Апок. 9, 2) и как высоко поднимается! Дым ест глаза; а они говорят: так едок солнечный свет! Задыхаются от дыма, и с трудом выговаривают: как вредна вода из источника жизни! Блажен, кто может не только возводить очи свои в горы, но и вовсе бежать туда на чистый воздух, к живой воде! Но прекратим речи, за которые и меня, может быть, лишили бы Библии, если бы на то власть была»¹⁹⁸. И чем дальше, тем сильнее было противодействие мысли о переводе со стороны высшего духовного правительства в России, а потому тем глубже и святитель Московский проникался сознанием невозможности, не смотря на искреннейшее желание, осуществить свою заветную мысль официальным путем. В ноябре 1833 года, когда пишет к наместнику своему о перепечатке составленного еще в 1822 году и написанного «просторечиво» Жития преп. Сергия, он говорит, как о прошедшем, об официальном дозволении и распространении перевода Библии на русский язык: «тогда согласовалось сие и с направлением начальства, которое производило и публиковало перевод Священного Писания на русское наречие»¹⁹⁹. А теперь не то, как бы досказывали обстоятельства времени. «Предубеждение против новых переводов священных книг теперь вообще сильно», – писал святитель от 16 сентября 1836 года к соименному ректору Московской духовной академии Филарету Гумилевскому, в последствии архиепископу Черниговскому²⁰⁰. Равным образом в августе следующего 1837 года, отвечая на писанное еще в 1834 году письмо начальника Алтайской миссии архимандрита Макария Глухарева²⁰¹, ясно указывает не только существовавшие и еще продолжающиеся, но и вновь (со времени обер-прокурорства графа Протасова) возникшие сомнения и прекословия относительно перевода. «Беседу с Вами начать надобно, – писал Макарию святитель, – с мыслей Ваших о полном переводе Библии на русское наречие. Вы употребили не мало труда на изложение сих мыслей: но посев Ваш пришел не на готовую землю, и не во время сеяния. Сомнения о полезности перевода, доселе сделанного, и прекословия о достоинстве его, или не прекратились, или возникли вновь, так что продолжение сего дела более угрожало бы умножением сомнений и прекословий, нежели обнадеживало бы умножением плода духовного»²⁰². Но и это еще не все. В 1837–1842 годах совершились события, которые сделали еще менее возможным то, чего желал пламенно о. Макарий, и еще более усилили помянутые сомнения и прекословия. Прежде всего, граф Протасов ни от кого из иерархов русских не встречал столь настойчивое противодействие многим из своих предположений выше указанного характера, кроме мудрого и прозорливого святителя Московского. Митрополит Серафим был уже слишком стар (ему было за 80 лет) для такого противодействия, а Филарет Киевский, только вступивший (с 1837 г.) на кафедру одной из старейших митрополий, не чувствовал еще себя достаточно сильным для этого и держался больше за Филарета Московского в случаях столкновений с графом. На других архиереев граф мало обращал и внимания, между тем как в Филарете Московском он находил себе сильного противника. Так Филарет «успел отстоять право контроля Св. Синода над распоряжениями заменившего собою, по мысли графа, Комиссию духовных училищ Духовно-учебного управления»²⁰³. Равным образом задуманное графом преобразование духовно-учебных заведений соответственно «особенному направлению духовно-учебного управления»²⁰⁴, благодаря главным образом также Филарету Московскому, «коснулось почти одних только семинарий»²⁰⁵. Предложение графа объявить исключительно самодостоверным славянский текст Библии подобно тексту Вульгаты не имело успеха также благодаря настоянию Филарета. «Находя, что сие предположение не в духе восточной православной церкви и что оно повело бы к запутанностям, подобно, как и Тридентское определение о Вульгате, я решился, – пишет о себе сам святитель в 1857 году, – дать мнение в смысле отклонения оного предположения. В прежние времена в подобных случаях я совещался с митрополитом Серафимом; но в сие время не мог по слабости его здоровья. И так сообщал мое мнение митрополиту Киевскому и нынешнему Новгородскому²⁰⁶; воспользовался их замечаниями; получил их согласие и представил мое мнение Св. Синоду. Последствий не было, а это значило, что никто на мое мнение не возражал и что предположение графа Протасова оставлено без действия»²⁰⁷. И так далее. Все это возбуждало в графе чувство неприязни к святителю Московскому и желание унизить его при каждом удобном случае. К последнему графа усердно склоняли и его советники, которых также и за то же не жаловал Филарет. Из них ректор С.-Петербургской академии архимандрит Афанасий (Дроздов)²⁰⁸ особенно сильно желали унижения Филарета за ту беспощадную критику, какую встретила от Филарета составленная им в духе направления времени обер-прокурорства графа Протасова Герменевтика²⁰⁹. В этой Герменевтике Афанасий, следуя помянутому направлению, «высказал порицание еврейскому тексту Библии, требовал канонизации перевода LХХ, говорил о недостаточности Св. Писания для знания истин веры и пр.»²¹⁰. Филарет Московский, единственно из стремления к «охранению учения от уклонений, благонамеренных по цели охранить предание, но не безопасных по мыслям, унижающим достоинство Священного Писания»²¹¹, строго разобрал герменевтику Афанасия, и ей не было дано хода²¹². А между тем составитель герменевтики (подражая своему сиятельному покровителю) принял такой случай за личное оскорбление. Он хотел привлечь Филарета за такую критику его герменевтики даже к суду вселенских патриархов²¹³. Дело с герменевтикою, начавшись осенью 1841 года, затянулось и на целое полугодие 1842 года²¹⁴. Это время было вершиною тех унижений для святителя Московского, о которых мы сказали выше и которые начались еще ранее, хотя в сущности они были не столько унижением, сколько возвышением достоинств святителя Московского, как великого иерарха. Ужо в 1838–1839 годах делом о Катехизисе Филарета (пространном) обер-прокурор дал почувствовать последнему свою власть²¹⁵. Еще более к тому возможности и случаев оказалось в 1841–1842 годах. Ближайшим поводом к тому послужило взошедшее в это время на рассмотрение Синода дело о литографированных переводах Г. П. Павского²¹⁶. Павский и после закрытия Библейского Общества, состоя профессором еврейского языка и его словесности в Петербургской академии (до 1835 года) продолжал со студентами на своих уроках переводить Св. Писание Ветхого Завета с еврейского на русский язык и конечно на прежних своих началах, то есть без всякого угождения, без всякой уступки в пользу переводов греческого LХХ и славянского, но кроме того и с допущением такого распределения содержания, переводимого по главам и стихам, какое он сам, на основании своих соображений и мнений новейших западных (главным образом немецких) библиологов и экзегетов, считал нужным делать, а не какое давалось славянской Библией. Равным образом и в самом переводе, следуя тем же началам, соображениям и мнениям, допустил Павский много такого, что далеко не вполне согласовалось с древлеотеческим толкованием Писания и на современном ему языке носило название неологизма или неологии²¹⁷. Мало по малу в таком роде он успел перевести следующие книги Св. Писания: Иова, Екклезиаст, Песнь Песней, Притчей и Пророков больших и малых. Студенты записывали эти переводы и по выходе Павского из академии решились отлитографировать их, так как печатать эти переводы после закрытия Библейского Общества, как мы знаем, не позволялось. Академическое начальство смотрело на это сквозь пальцы. Литографированные переводы, в видах оплаты расходов на их литографирование, продаваемы были по подписке в академиях не только Петербургской, но и Московской²¹⁸, Казанской и Киевской. Распространение переводов таким путем совершалось в течение 1839–1841 годов и может быть совершалось бы и долее, если бы не дал совсем иной оборот делу молодой бакалавр Московской духовкой академии по кафедре Св. Писания иеромонах Агафангел²¹⁹. В декабре 1841 года он сделал донос об этих переводах, как не православных, послав его в Петербург в трех экземплярах на имя трех митрополитов, бывших там для присутствования в Синоде²²⁰. Это-то обстоятельство и подняло в Петербурге бурю, окончившуюся безвозвратным удалением святителей Московского и Киевского на свои кафедры. В изображении положения дел и святителя Московского во все время продолжения этой бури мы будем пользоваться по преимуществу современными свидетельствами. Эти свидетельства лучше всего покажут нам, какой тон и характер принимал в отношении своем к делу и лицам святитель Московский и какой – обер-прокурор с своими советниками. Бывший в 1841–1842 гг. в Петербурге на чреде священнослужения Филарет Гумилевский, епископ Рижский, вскоре по получении доноса в Петербурге, именно от 19 января 1842 года пишет следующее профессору Моск. дух. академии А. В. Горскому: «сюда прислан тайный донос (в трех экземплярах) на литографированный перевод Библии. Начались движения. Дело идет к Государю. К Вам Владыка²²¹ хотел писать, чтобы добровольно присланы были к нему экземпляры, какие есть в Академии. Дело в том, что здесь уже разглашают о том, будто из нашей Академии многие подписывались на получение экземпляров. Мне, грешному, кажется вот что: если подлинно вести здешних доброжелателей справедливы, если действительно кто-либо из находящихся теперь при Академии выписывал сам; то лучше не скрывать дела, дабы в последствии не вышло чего-либо худшего. Пусть же видят, что худого не хотят держать в руках, а готовы бросить в печку. В других случаях, кажется, благоразумие христианское потребовало бы не сорить пылью глаза других. Скажите об этом о. Ректору²²², чтобы секретно и без промедления приведены были дела в ясность; надобно собраться с духом, чтобы отвечать без ошибок»²²³. И действительно, в виду конфиденциального распоряжения Владыки по подведомой ему академии и лавре²²⁴, многие экземпляры литографированного перевода уже высланы были ко Владыке в Петербург, о чем он и донес Св. Синоду 11 февраля²²⁵. Но не так смотрел на дело обер-прокурор с своими советниками. Он «искал» в Филарете «вины и там, где ее не было». Поэтому-то, когда архиепископ Тверской Григорий (Постников) хотел прислать имевшийся у него экземпляр литографированного перевода на имя владыки Московского, последний писал ему от 26 февраля: «я буду затруднен, если получу Ваш экземпляр; и думаю, тотчас возвращу его Вам: потому что иметь его и не объявить тотчас, принимают не столько за простой недосмотр или за недоумение, что делать, сколько за прикрытие дела неправославного²²⁶. Прежде нежели Филарет Московский донес о вытребованных им из подведомой ему академии и Лавры переводах, обер-прокурор возбудил о переводах дело чисто судебными порядком, причем более всего употреблено было усилий подыскаться под митрополита Московского. «Дело о литографированном переводе, – пишет епископ Филарет Гумилевский к А. В. Горскому от 11 февраля, – приняло оборот очень неприятный. Верно так надобно по грехам нашим. В академиях: и нашей, и здешней, и Киевской наряжены будут комиссии следственные для розыскания, кто, почему, когда выписывал экземпляры и от кого получил? Казалось бы, не о том надлежало спрашивать. Но предоставим все Господу. Удивительны наши немощи! Господи! прости мой грех осуждения. Скажу тебе и для тебя. Здесь Карасевский²²⁷ разыскал допросами на бумаге, что в нашу академию вытребовано до 70 экземпляров. И в Казанскую выписали, по показаниям, 20 экземпляров. В донесении же Карасевского сказано об экземплярах, вытребованных в нашу академию; не умолчано даже о том, что какой-то певчий Московского митрополита взял для себя экземпляр, а умолчано о числе экземпляров, вытребованных в Казанскую академию²²⁸. Дела идут странным образом. Наш митрополит ожидал, что Киевский по получении посоветуется с ним, что надобно предпринять в таком важном церковном деле? Поехал к нему для советов и получил в ответ, что он уже отослал экземпляр свой к прокурору. Далее, когда начались дела, от владыки скрыт был весь ход дела до тех пор, пока не предложили дело сделанным в Синоде. На вопросы о ходе дела Киевский отвечал каждый раз: не знаю. А дела теперь показали, что ход дела происходил под его ведением. Господи! прости меня грешного и вразуми слепоту мою... Мира очень мало, а искренности еще менее»²²⁹. По настоянию графа Протасова в Синоде от 13–18 февраля состоялось определение о производстве строжайшего по делу переводов следствия²³⁰. В этом определении, в виду нашей ближайшей цели, заслуживают внимания следующие пункты: а) поручить преосвященным епархиальным архиереям «всемерно охранять неприкосновенность Св. Писания от самомалейших нововведении"²³¹; б) о прикосновенности к настоящему делу студентов Московской академии производить на месте особые расследования...²³² А как носятся здесь слухи, что издание Библии повторено в Москве в большем количестве экземпляров: то и на сие обстоятельство обратить внимание, для зависящих соображений при допросах и дальнейших, по имеющим открыться сведениям, действий» и в) «как в деле есть показание на протоиерея Павского и на других в составлении означенных вредных для церкви перевода и примечаний: то предоставить членам Св. Синода – митрополитам Киевскому и Московскому, в присутствии обер-прокурора Св. Синода призвать кого будет следовать для истребования нужных объяснений»²³³. В виду такого определения, которое должен был конечно подписать, скрепя сердце, и сам святитель Московский, нечего было и думать прибегать для уврачевания зла, причиненного литографированными переводами духовному юношеству, к изданию нового русского перевода, как было сначала предполагал святитель Московский²³⁴. А между тем в обсуждении способов к тому настояла безотлагательная нужда. Глубоко сознавая эту нужду, и однако же окруженный или холодным равнодушием, или же прямым недоброжелательством и только отчасти, хотя бессильным, сочувствием, святитель Московский искал хотя в ком-либо поддержки своим благим желаниям и мыслям. Как-то раз в последней половине февраля он таким образом частно беседовал с святителем Киевским, которого он, не смотря на обнаруженную им так еще недавно и по тому же делу неоткровенность, все таки же считал более других влиятельных в Петербурге лиц близким к себе по духу; обсуждая при этом различные способы «к уничтожению вреда уже сделанного и для удовлетворения нужд»²³⁵, но не ожидая нового перевода Библии или возобновления прерванного, оба святителя пришли к такому заключению, что можно, по крайней мере при издании Библии славянской, где присовокупить истолкование, где заменить непонятное слово и неправильное выражение иным словом и выражением, где пояснить смысл в кратком поречневом содержании, в оглавлении той или другой книги, песни, послания и т. д.²³⁶. Это заключение двух заботливых о благе церкви русской архипастырей было высказано еще очевидно лишь предположительно и притом частно, а не в Синоде. Но в то время настойчивого противодействия малейшим попыткам в таком роде, в то время, когда, выражаясь словами самого святителя Московского, «даже мысль издать славенский перевод с объяснительными примечаниями встречали недоумением и опасением»²³⁷, когда «некоторые не только всякое и на святых отцах основанное толкование священных книг, но и оглавление находили опасным»²³⁸, а главное, когда «искали вины и там, где ее не было»²³⁹, и такие частно высказанные предположения были как бы преступлением в глазах обер-прокурора, желавшего сломить противодействие своей власти в Синоде и провести только свои идеи. Узнавши о предмете частной беседы двух митрополитов, граф делает им род допроса и требует письменного изложения высказанных ими мыслей, как будто бы в видах ознакомления с сими последними, поручивши сделать это святителю Московскому. Святитель, не видя за собою никакой вины и не предполагая в требовании графа никакого умысла, не отказался исполнить это требование и 28 февраля представил ему записку с изложением упомянутых предположений. Вот содержание этой записки: «Ложное, не сообразное с достоинством Св. Писания и вредное понятие о пророчествах и некоторых книгах Ветхого Завета, которое выразилось и более или менее распространилось посредством литографированного перевода, требует врачебного пособия. Одни запретительные средства не довольно надежны тогда, когда любознательность, со дня на день распространяющаяся, для своего удовлетворения, бросается во все стороны, и тем усильнее порывается на пути не законные, где не довольно устроены законные. Посему нужно позаботиться о доставлении правильного и удобного пособия к разумению Св. Писания. Для сего представляются испытанию и выбору следующие предположения: I. Издавать постепенно истолкования священных книг, начиная с пророческих, на которые особенно сделано нападение и которых истолкование основательное особенно важно по отношению содержания их к Новому Завету. В основание истолкования должны быть положены: а) греческий текст седмидесяти толковников; б) где нужно, по выражению блаженного Иеронима, истина еврейская, то есть текст еврейский²⁴⁰; в) самоистолкование Священного Писания Ветхого Завета в Новом; г) толкования святых отец. Толкования не должны быть обременительны пространством и тяжелою ученостью, но кратки, просты, направлены к утверждению веры и к назиданию жизни.

II. Сделать издание всей славенской Библии, приспособленное к удобнейшему употреблению и разумению. Чтобы оно не было слишком огромно, надобно исключить из него прибавочные статьи, как-то: обширный отчет в прежних поправках текста и обремененный ненужными словами каталог собственных имен. Вместо того над каждою главою славенского библейского текста, долженствующего в составе своем остаться неприкосновенным, кратко, но достаточно изложить ее содержание, и напечатать отличительными мелкими буквами. Такое указание содержания вообще будет полезным направлением внимания и размышления читающего, особенно же в главах пророческих и трудных руководствовать будет к правильному разумению текста. Затем под конец главы, где нужно, также отличительными мелкими буквами напечатать краткие примечания, в которых: а) объяснить темные слова и выражения текста; б) для текстов более темных указать на другие места Священного Писания более ясные и служащие к объяснению оных; в) в пророчествах кратко указать на главнейшие события; г) на некоторые тексты, особенно вредным образом злоупотребляемые лжеучителями, сделать краткие предохранительные истолкования; например текст: суть скопцы, иже оскопиша себе царствия ради небеснаго истолковать так, чтобы скопец, раскрыв Библию для защищения своего учения, нашел тотчас опровержение²⁴¹.

III. Издать славенскую Библию, с означением над каждою главою ее содержания, а на конце приложить словарь невразумительных слов с истолкованием оных, который впрочем, надобно признаться, трудно сделать удовлетворительным потому, что темнота не всегда состоит в слове, а часто в составе слов, которые порознь не невразумительны, и – потому, что читателю утомительно часто перекидываться от текста к словарю»²⁴². Получив записку и разумеется проверив рассказ одного митрополита рассказом другого по этой записке, граф Протасов счел нужным, в своих целях, но под видом правильности дела, сообщить содержание ее и первоприсутствующему, Серафиму, за болезнию не присутствовавшему на Синодском заседании 13 февраля и теперь приготовившему уже известное нам знаменитое отношение свое к обер-прокурору, помеченное 1-м марта. Образ мыслей и настроения Серафима был известен обер-прокурору. В виду этого и в тех видах, чтобы не утруждать еще большим напряжением ума 85-летнего старца, он приказал в своей канцелярии от его имени написать опровержение на записку Филарета Московского, написанное по форме отношения митрополита Серафима к обер-прокурору и помеченное 4-м марта. «Рассмотрев, – писано было в этом отношении от имени и за подписью Серафима, – присланную мне записку Московского митрополита Филарета, составленную им по случаю появления литографированной Библии, нахожу изложенные в ней предположения: 1) излишними. В православной церкви сохранение и распространение спасительных истин веры обеспечивается сословием пастырей, которым, с сею именно целью, и преподается дар учительства и которые нарочито к тому приготовляются в духовных заведениях. Сей путь наставления народа, как единый законный, сохранялся и сохраняется в нашей православной церкви во всей силе. Если явившийся перевод есть плод одной любознательности, надобно дать ей другое направление, более соответствующее пользам церкви: – 2) опасными. Постепенное издание толкований святых отцов, как было, так и будет самым полезным подвигом для святой Церкви. Но толкования Св. Писания, основанные или на собственном суждении толкователя, или на сравнении отеческих толкований одного с другим, равно как и текста еврейского с греческим, могут ослабить благоговение, питаемое православными к св. отцам, и предметы веры сделать предметами одного холодного исследования. Издать же Библию со внесением в нее каких бы то ни был оглавлений и замечаний, по самой краткости своей неудовлетворительных, значило бы умам праздным подать повод к спорам, разномыслию и многим заблуждениям. Такое издание не только не уничтожит соблазна, произведенного нечестивыми примечаниями к тексту литографированного перевода, но еще произведет новый соблазн, заронив в умы мысль, что как-будто святое слово Божие имеет нужду в человеческом оправдании и что народ может быть судиею в делах веры. По сим причинам, согласно с тем, как я уже писал к Вашему сиятельству по получении известия о появлении литографированного перевода²⁴³, полагаю: оставив священный текст Библии в том точно виде, в каком он теперь, обратить все внимание на предметы учения в семинариях, строжайше воспретить наставникам в учении богословском выходить за пределы, православною нашею церковью положенные, а равно и самую организацию учебной части в духовных заведениях подвергнуть строгому рассмотрению. Мысли сии прошу Вас, милостивый государь, передать и Св. Синоду».²⁴⁴ Филарет Московский не знал о содержании ни первого ни последнего отношения митрополита Серафима, как вдруг обер-прокурор докладывает в Синоде о содержании всех трех бумаг. При этом рассуждений никаких не было, и святитель Московский со смирением уступил, сказав, что, за несогласием первоприсутствующего на предположение двоих из членов Синода, эти предположения сами собою теряют силу и дальнейшее движение²⁴⁵. Но обер-прокурор еще не это имел конечною целью своих властолюбивых стремлений и не этим только хотел ограничить унижение святителя Московского (а кстати и согласного теперь с ним Киевского). Он доложил о том же Государю Императору, как о разногласии, происшедшем между членами Синода по одному из важнейших церковных вопросов²⁴⁶. 10 марта он неожиданно объявил Св. Синоду, что все упомянутые бумаги, вместе с определением Синода от ¹³/₁₈ февраля, он представлял на Высочайшее благоусмотрение и что Его Величество, утвердив синодальное определение от ¹³/₁₈ февраля, вместе с тем соизволил утвердить и вышеприведенное мнение митрополита Серафима, не одобрив мнения двоих других митрополитов; что, сверх того, повелев со всего строгостью произвести дознание и следствие по делу литографированных переводов, Государь Император изъявил свою волю, «чтобы святейший Синод, согласно с мнением митрополита Серафима, и по прямому долгу своему, усилил меры к охранению книг Св. Писания в настоящем их виде неприкосновенно и к утверждение всего воспитания духовного юношества на истинных началах нашего древнего православия, посредством скорейшего преподания правильных к тому руководств».²⁴⁷ Вот в чем заключалась конечная цель стремлений графа: а) в достижении Высочайшего утверждения аа) давней своей мысли об устройстве духовно-учебных заведений на своих началах (а конечно не «на истинных началах нашего древнего православия») и бб) неприкосновенности славянского текста Библии, вопреки мнению митрополита Московского и, по связи с тем, б) в возможно более сильном унижении последнего, вместе с митрополитом Киевским²⁴⁸. Чтобы видеть, как тяжело отзывались в правдивой душе святителя Московского столь неправильные, чтобы не сказать больше, действия и отношения к нему и к делам и лицам вообще со стороны обер-прокурора, мы сделаем выдержку из некоторых, относящихся к описываемому времени писем его. «9 и 10 марта, – писал он к наместнику своему Антонию, – получить утешение не был я достоин, но верую, что Господь облегчил мне искушение. Записку о пособиях к разумению Священного Писания, которую Вы от меня имеете, насильно выманили у меня, под тем предлогом, чтобы лучше понять мысль, поданную в начале не мною²⁴⁹: это было приватно. Я думал, что если найдут это возможным, то будут рассуждать о сем в Св. Синоде: вместо того записка еще не утвердительная представлена в виде моего личного мнения, без объявления мне, что есть противное мнение; написано опровержение в преувеличенных выражениях, которыми всякое толкование Св. Писания признано излишним и опасным; сие подписано владыкою Новгородским и его мнение Высочайше утверждено. Сие совершилось 7 марта; 9-го был я в Синоде, не зная сего, и в сей день не объявлено; 10-го приехал я в Св. Синод, также не зная, что мне готовится: но в половине заседания, почувствовав себя нездоровым, отправился домой, и приготовленное мне внезапно объявление, которое в состоянии нездоровья особенно было бы трудно выслушать, последовало без меня, не без удивления других, что я так внезапно удалился пред самым объявлением. Помолитесь, чтобы Господь вразумил меня, что я должен делать, и скажите мне благое слово совета. Забота не о том, что случилось лично со мною, а о том, могу ли я сколько-нибудь быть полезен службе. Не указуется ли мне время устраниться, чтобы оплакивать грехи мои, и вне мятежа дел молиться о благосостоянии святыя церкви?»²⁵⁰ «Итак люди, – добавим к тому словами покойного профессора Московской духовной академии П. С. Казанского, – вмешавшиеся не в свое дело, которых не жаль было метлою смести с занимаемого ими места, мужа, заменить которого может быть не найдутся способные не в одно столетие, едва не принудили отказаться от должности»²⁵¹. Но Господу угодно было служение великого святителя, и особенно в то тяжелое время. Святителю в то время не было еще и 60 лет. Он был в полном расцвете ума и опытности, столь важных в то время «запутанностей»²⁵² для церкви русской. Наместник Лавры успокоил взволнованного святителя утешительным письмом, на которое святитель отвечал от 23 апреля следующее: «много благодарю за писанное 11 дня сего месяца. Дело не о том, что в запутанных и темных обстоятельствах полезнее и безопаснее от нарушения долга. Подписанное полумертвою рукою²⁵³ представлено, как написанное живою и сильною, и Высочайше утверждено. В таком случае молчать значит некоторым образом не давать свидетельства истине, а говорить значило бы дать ищущим вины – вину к тяжкому обвинению, которое поставило бы еще более крепкия преграды против свидетельствования о истине. В таком положении дела я рад, что мои мысли, хотя похищенные у меня, вошли в акты с моим именем, и следственно, что по мере моего разумения представилось истинным, о том и свидетельствовано. Другие сказали или умолчали свое мнение или не имели благовременности сказать. Не мне их судить, – Господь Сам сый истина, да изведет Сам истину Свою, яко свет»²⁵⁴. Затем от 25 апреля святитель на некоторую просьбу архиепископа Тверского Григория Постникова отвечал следующее: «письмо Ваше от 6 дня пришло тогда, как с прекращением заседаний настало время неудобное для того, чтобы видеться и говорить, с кем нужно. Притом и говорить менее удобно стало после некоторых случаев, о которых, может быть, и до вас что-нибудь дошло»²⁵⁵. Эти печальные случаи завершились, как мы сказали выше, безвозвратным удалением святителей Московского и Киевского из Петербурга на свои кафедры. В исполнение Высочайшего повеления, изложенного выше, тотчас же назначена была Комиссия для отобрания допросов от Г. П. Павского и других прикосновенных к делу о литографированных переводах лиц, состоявшая, как мы знаем, на первых порах из митрополитов Киевского и Московского и самого обер-прокурора. Как вела дело свое эта комиссия, подробности об этом можно читать в Истории перевода Библии на русский язык И. А. Чистовича²⁵⁶. Мы только скажем, что в виду желания самого Государя²⁵⁷, и по движению собственного любвеобильного сердца собственно святитель Московский вел это дело, пока был в Петербурге, со всею справедливостью и снисходительностью к виновному. Но уже 3-го мая из этой Комиссии выбыл на свою епархию митрополит Киевский, и его заменил архиепископ Рязанский Гавриил Городков; а 15 мая выехал из Петербурга и святитель Московский. Прощаясь с обер-прокурором, он вежливо, но твердо заметил ему, намекая на его поступок с бумагами митрополитов в марте месяце, что «так вести дело нельзя и опасно», что правильнее было бы вести дело обыкновенным путем чрез Синод. «Что ж, Вы разве не вернетесь в Синод? – возразил граф. «Прикажет Государь, – смиренно ответил святитель, – не могу ослушаться. А сам по себе не вернулся бы»²⁵⁸. И действительно, это были последние действия святителя Московского в Петербурге, лично им совершенные там. Его отпустили на настоящий раз из Синода без означения того, что его присутствия снова потребуют в ближайшем будущем (после летних вакаций). Это очень огорчило святителя. «Митрополит Московский, – говорит бывший в то время в Петербурге и присутствовавший при отъезде святителя многолетний друг его А. Н. Муравьев, – давно желавший водвориться в Москве, без столь затруднительных для его немощи поездок в северную столицу²⁵⁹, не мог однако не скорбеть духом, что после многолетних трудов по Синоду, его отпускали как бы по неудовольствию, и на него падала тень подозрения от несправедливых нареканий. Я присутствовал при его отъезде 15 мая и видел, как он плакал, прощаясь с братией в церкви подворья, что невольно меня поразило, при его твердом характере»²⁶⁰. Такое удаление совершилось конечно благодаря графу Протасову. И после того еще не один год продолжались такие отношения к Филарету со стороны графа Протасова и действовавших под его влиянием или и по своим видам в Петербурге. Долго еще здесь «жаждали клеветы», долго еще не прекращались подозрения на святителя Московского и на тех, которых считали приверженными к нему²⁶¹. И только потом, в последней половине пятого десятилетия (с 1847–1848 гг.), когда в Синоде все сильнее и сильнее стал чувствоваться «недостаток присутствия» мудрого святителя Московского²⁶², когда к тому же и печальные события 1841–1842 гг. стали мало по малу изглаживаться из памяти участвовавших в них, началось сближение графа с митрополитом Московским. По мере этого сближения граф стал все более и более ценить великого святителя и его мудрость в управлении делами церкви, стал чаще и чаще обращаться к нему и лично и чрез доверенных чиновников своих или по почте за разрешением недоумений по разнороднейшим вопросам, за обсуждением труднейших дел синодального управления и т. п.²⁶³. Тем не менее печальные события 1841–1842 годов, – еще более печальные, нежели события 1822–1825 годов, потому что исходили не из чуждого Синоду ведомства, а из самого центра высшего церковного управления, тяжело легли и на сердце владыки Московского и на образ мыслей его, особенно же в отношении к вопросу о переводе Библии на русский язык, на каковой вопрос эти события имели более сильное влияние, нежели все события времени царствования Николая Павловича, в виду чего мы и изложили их несколько подробнее. Если по делу переводов архимандрита Макария Глухарева²⁶⁴, которому покровительствовал Филарет, любивший в нем искреннего и истинного, хотя и не всегда и не во всем благоразумного, труженика науки и своего призвания²⁶⁵, от 11 апреля 1841 года состоялось строгое определение Св. Синода по вопросу о переводе Св. Писания на русский язык²⁶⁶: то еще более строго составлено было окончательное определение Синода по делу переводов Г. П. Павского в 1844 году. Это последнее гласило между прочим об «общих и необходимых мерах к соблюдению во всей неприкосновенности принятого православною церковию священного текста семидесяти толковников и существующего в России славянского перевода"²⁶⁷. Поэтому, если до событий 1841–1842 годов великий святитель Московский, сам лелеявший в душе своей мысль о возможности в более или менее отдаленном будущем привести в исполнение давнее намерение свое – доставить хлеб чадам российской церкви через перевод Св. Писания на русский язык, относился и к Макарию Глухареву и к другим, подобно ему лелеявшим или только затрагивавшим так или иначе ту же мысль, в таком тоне речи, какой мы отчасти представили выше: то после событий означенных годов он стал относиться далеко иначе, хотя ни сущность его воззрений на дело перевода Библии не изменилась, ни сочувствие к этому делу не охладело. Тогда он смотрел, в рассуждении мысли о переводе, главным образом на дело и только отчасти на людей, а теперь он стал равномерно «смотреть на дело и вместе на людей»²⁶⁸. Отношение святителя и к делу, и к лицам по тому же делу до событий 1841–1842 годов и после них лучше всего выяснятся из хронологического обозрения их.

1) От 27 Ноября 1832 года владыка Московский пишет к А. Н. Муравьеву следующее: «Возвращаю книгу, во-первых, чтобы удобнее исполнилось обещание возвратить в понедельник, во-вторых, чтобы очистить от нее стол и руки. Были крещенные, которые переводом и толкованием хотели сделать Библию без Христа. Теперь у них перенял обрезанный тоже самое и хочет сделать Библию без Мессии. Вот Вам образчик толкования. О Енохе сказано: не обреташеся, зане преложи его Бог. Толкование нового переводчика: умер от паралича, либо от чумы»²⁶⁹. Очевиден тон спокойного обсуждения дела. Енох (Быт. V, 24) и Илия (4Цар. II, 5) суть лица из рода человеческого, которые одни только не умерли обычным путем, почему св. церковь и верует в их явление пред вторым пришествием Мессии-Христа. А перевод еврея Кагена приписывает Еноху смерть весьма обычную в человеческом роде, а, следовательно, подрывает и дальнейшие верования церкви, связанные с мыслью о его необычном изъятии из среды смертного рода человеческого²⁷⁰.

2) В 1835 году в Санкт-Петербурге не только беспрепятственно, но и «по определению Комиссии духовных училищ», отживавшей свои последние годы, выпускаются в свет из печати третьим изданием Филаретовы «Записки, руководствующие к основательному разумению книги Бытия, заключающие в себе и перевод сея книги на Руское наречие». А в этом замечательном ученом труде великого Филарета не только допущен, как и во втором издании его (1819 г.), соответственно заглавию, перевод книги Бытия на русское наречие, но и свободно пропущены другие воззрения владыки Московского, которые после событий 1841–1842 годов высказывались им лишь с большой осторожностью и ограничением, как например, в известной записке о переводах LХХ и славянском, поданной в Синод в мае 1845 года, а гласности через печать до царствования Александра Николаевича даже и вовсе не предавались. Мы разумеем в особенности воззрения на отношение русского перевода к еврейскому подлиннику и греческому переводу LХХ, которому в книгах Ветхого Завета обыкновенно следует перевод славянский. В третьем издании «Записок» на книгу Бытия (Спб. 1835 г.) автор при переводе также свободно, как и во втором (1819 г.), предпочтительнее следует еврейскому подлиннику, нежели переводу LХХ в тех случаях, когда между ними является более или менее значительная разность, не стесняясь ни отступлениями своего перевода в этих случаях от текста славянской Библии, ни выражениями в роде следующих: «Семьдесят толковников, отступив от слов многознаменательного изречения Еврейского, хотели изобразить силу оного словом»²⁷¹ таким-то, или: «Перевод Семидесяти... не сообразен с нынешним еврейским чтением, в котором нет причины усомниться»²⁷² и под.

3) От 16 сентября 1836 года, когда в должности обер-прокурора Св. Синода уже состоял граф Н. А. Протасов²⁷³, святитель Филарет Московский, по поводу бывшего в то время на рассмотрении Московской духовной цензуры (при духовной академии) перевода Псалтири, пишет следующие строки соименному ректору Московской духов. академии архимандриту Филарету (Гумилевскому): «странно мне, что переводу Псалтири находите вы оправдание в выражении: подражание переводу Лагарпову. Выражение сие почти не имеет смысла. При том если бы сие годилось в оправдание; то завтра светские люди могли бы напечатать перевод всех священных книг, назвав оный подражанием тому и другому иностранным переводчикам. Далее переводчик хитрил только в заглавии; в предисловии он прямо говорить: мой перевод. Дело его не злое: но пример худ. Перевод иногда не согласен не только с греческим текстом, но и ни с каким: переводчик мудровал, как вздумалось. Его жаль, и желательно было бы решение снисходительное: но трудно. Во всяком случае вы не можете решить сего дела без Св. Синода: и представляя Св. Синоду, остерегайтесь, чтобы в вас не стали подозревать духа нововведения. Предубеждение против новых переводов священных книг теперь вообще сильно: да и в самом деле опасно открывать им дорогу, особенно такую, какую пролагает подражание Лагарпу»²⁷⁴. В этих строках звучит уже несколько иной тон речи, как о том всякий может судить по оображении сих строк с высказанным нами прежде. По всей вероятности, до этого времени владыка уже делал по-прежнему неудачный опыт предложения Синоду мыслей, изложенных в писанном к нему в 1834 году письме архим. Макария Глухарева о переводе Библии на русский язык. Подобный же тон звучит по сему и в следующих строках писем Филарета Московского к тому же Филарету Гумилевскому: а) от 19 октября того же 1836 года: «Апокалипсис в стихах допустить до напечатания без ведома Св. Синода сомнительно»²⁷⁵, б) от 23 января следующего 1837 года: «что за охота была вашему цензурному комитету льстить стихопеределывателю Апокалипсиса? Надобно беречься человекоугодия, которое может казаться недостатком ревности о православии», и в) от 15 июня 1839 года, при возвращении бывших на его рассмотрении и залежавшихся переводов: «Переводы Св. Писания неудовлетворительны»²⁷⁶. 4. Известный уже нам архимандрит Макарий, имея нужду, по долгу и делам миссионерства, весьма часто обращаться к пособию и руководству слова Божия, живо чувствовал все неудобство обращения к славянскому тексту Библии, часто мало понятному или неточно передающему смысл подлинника, особенно же при наставлении в вере обращаемых и новообращенных в христианство, которые были не только язычники и магометане, но и иудеи. В виду этого-то он и обратился с известным уже нам письмом своим от 23 марта 1834 года к твердому защитнику мысли о переводе Библии на русский язык Филарету. Филарет долго медлил ответом на это письмо, по всей вероятности, не теряя еще надежды на благоприятный ход изложенных в письме мыслей при благовременном предложении их вниманию лиц высшего церковного управления того времени, почему, когда наконец нашел возможным отвечать письмом от 23 августа 1837 года, и писал ему: «давно время мне повиниться перед вами в долгом молчании. Сейчас полученное письмо ваше нашло меня в таком положении, что могу не отлагать более ни на минуту изъявления моей повинности, как отлагал прежде, по намерению, не на долго, а по стечению обстоятельств или по неумению владеть временем, на долго»²⁷⁷. И затем, написав уже приведенные нами раньше строки о том, что «посев» Макария «пришел не на готовую землю, и не во время сеяния», владыка добавляет к тому знаменательные слова: «если язык богослужебный должен быть сохранен богослужебным; то должно стараться, чтобы он, как можно более, сохранялся общепонятным, а для сего полезно, чтобы не отвыкали читать на нем Священное Писание. Мне кажется, что сие соображение не должно быть пренебрежено. Действуйте, – заключает свои слова святитель, – в уповании на Бога, средствами, которые Он дал, и которыми можно сделать довольно доброго»²⁷⁸. В этих словах мы читаем еще более, нежели в словах вышеприведенного письма к Филарету Гумилевскому. Если там делается между прочим упрек переводчику в несогласии «не только с греческим текстом, но и ни с каким»: то здесь внушается не пренебрегать и славянским текстом Библии и в подтверждение силы этого внушения указывается на соображение, которое так настойчиво потом (в 1856–1857 гг.) проводил Филарета Киевский в своей борьбе против синодального решения 1856 года –возобновить перевод Библии на русское наречие, и которое, без сомнения в виду соглашения с сим святителем²⁷⁹, Филарет Московский еще в 1845 году счел нужным ввести в свою записку «о догматическом достоинстве и охранительном употреблении греческого семидесяти и славянского переводов Священного Писания»²⁸⁰. Между тем архимандрит Макарий, соскучившись ждать ответа от владыки Московского на свое письмо от 23 марта 1834 года, в осуществление изложенных в сем письме мыслей, уже заготовил свой перевод книги Иова, основанный преимущественно на схолиях Розенмюллера²⁸¹, как бы продолжая тем переводные труды Библейского Общества, и в 1837 году представил его к рукописи в Комиссию духовных училищ с письмом на Высочайшее имя, оправдывающим его поступок и излагающим почти те же мысли, что и в письме на имя Филарета от 23 марта 1834 года. Не дожидаясь результатов этого дела, он в начале 1839 года таким же порядком и при вторичном письме на Высочайшее имя представил перевод книги пр. Исаии, а затем в исправленном, по литографированному переводу Г. П. Павского, виде, вместе с переводом книги Иова, – в Св. Синод в следующем 1840 году с письмом на имя Синода, в каковом письме он прямо ссылается на одобрение его мыслей о переводе со стороны «священнейшего старца» или «великого нашего старца, благоговейно им почитаемого от дней отрочества», под которым очевидно разумеется Филарет Московский²⁸². Из предшествующего мы уже знаем о результате этих представлений Макария, выразившемся в определении Св. Синода от 11 апреля 1841 года. Но и это не умудрило опытностью пылкого Макария. Не внявши и убеждениям мудрого опытностью и умом святителя Московского, напротив скорее веруя в неиссякаемость любви последнего, он посылает к нему еще несколько рукописных трудов своих в том же роде, и посылает в то время, когда уже начались движения по делу переводов Павского. В виду этого и в тех видах, чтобы еще более дать понять Макарию неблаговременность его попыток к осуществлению излюбленных мыслей, святитель Московский писал к Макарию от 1 мая 1842 года следующее: «с вашим Начальным учением не знаю, что делать. Теперь более нежели когда-либо возбраняют заменять славенское русским. О Библейском алфавите, по той же причине, вовсе нет надежды, чтобы мог быть напечатан²⁸³. И признаюсь вам, что мне кажется он составленным непривлекательно для употребления. И рукописью перевода ветхозаветных книг не очень хвалитесь²⁸⁴. Здесь явился литографированный перевод некоторых, с примечаниями, противными достоинству пророчеств, и другими неправильностями, и возбудил сильное прещение. Советую держаться строже в пределах послушания и не очень доверять своему, хотя и к добру стремящемся, мудрованию»²⁸⁵.

5) Не смотря однако же на это, по-видимому, суровое отношение к различным попыткам разных лиц в деле перевода Библии на русский язык и к мыслям их о семь в неудобное для такого дела время, сам владыка Московский не только лелеял в себе и в столь тяжелое время заветную мысль о переводе, но и деятельно, по возможности, стремился осуществить ее, разумеется не на таких односторонних или шатких началах, на каких строились означенные выше попытки. От того-то он и не вполне одобрял эти попытки, что они строились на таких началах. Сам он как прежде, во времена открытых действий Библейского Общества, так и теперь, во времена сомнений и прекословий о полезности перевода, производил опыты перевода несомненно на более твердых началах, хотя в былые времена, при большей свободе действия и при большей поспешности работы, – нельзя не сознаться, – с меньшею осторожностью, нежели теперь, в царствование Императора Николая Павловича. Сейчас мы не будем говорить о вышеупомянутом третьем издании «Записок» на кн. Бытия, перепечатанном со второго издания и свидетельствующем лишь о безбоязненности святителя Московского за свою книгу и перед нерасположенными к переводу Библии на русский язык лицами тем более, что эта книга уже была, хотя и в иные времена, напечатана по определению Комиссии же духовных училищ. Мы хотим сказать о некоторых, оставшихся до нас опытах, совершенных самим Филаретом переводов из Библии, относящихся по времени к 1839–1849 годам и разумеем ближе всего опыты переводов, сохраненные в издании писем святителя к А. Н. Муравьеву. Именно: а) в начале 1839 года, по просьбе А. Н. Муравьева, «в обличение протестантам, о необходимости церковнаго поминовения, искони утвержденнаго Св. Писанием»²⁸⁶, владыка сделал перевод с греческого из 2-й книги Маккавейской гл. XII, 39–43. Перевод довольно свободный ²⁸⁷; б) в начале 1842 года, по просьбе того же А. Н. Муравьева, для его Священной истории ²⁸⁸, владыка сделал перевод с еврейского из Исаии ХХХVIII, 10–20, причем текст еврейский сличается с славянским и последний принимается во внимание при переводе²⁸⁹; г) в апреле того же года, для того же А. Н. Муравьева владыка сделал перевод пророчества Даниилова о седминах (IX, 24–27), присовокупив в конце перевода следующее: «это с еврейского. Но чтение и смысл последних слов имеет нужду в поверке с чтением, которому следовали семьдесят толковников»²⁹⁰; д) в начале 1849 года владыка, в дополнение к переведенным раньше 39–43 стихам XII главы 2-й кн. Маккавейской, по просьбе его же, Муравьева, перевел еще следующие два (44–45) стиха и таким же образом, как те²⁹¹. Но это все частно совершенные и имевшие частное же назначение опыты деятельного участия святителя Московского в осуществлении мысли о переводе Библии на русский язык в рассматриваемый период. А между тем святитель, глубоко проникнутый мыслью о полезности и необходимости такого перевода, не убоялся попытки и официальным путем провести эту мысль, притом даже и после печальных событий 1842 года и после неудачи известной уже нам записки его, поданной графу Протасову 23 февраля этого года. Мы разумеем также не раз упомянутую уже нами другую записку его о переводах LХХ и славянском, законченную составлением 8 мая 1845 года. По значению своему и для истории перевода Библии на русский язык вообще и для истории участия владыки Московского в разрешении вопроса об этом переводе в рассматриваемый период в частности, эта записка составляет собою некоторым образом эпоху, и потому история происхождения, равно как и судьбы этой записки заслуживает нашего особенного внимания.

6) Окончательное, состоявшееся 7 и 10 марта и утвержденное Государем Императором 12 марта 1844 года определение Св. Синода по делу переводов Павского было таковое, «что, кроме общих и необходимых мер к соблюдению во всей неприкосновенности принятого православною церковью священного текста 70-ти толковников и существующего в России славянского перевода, надлежит располагать в разуме оного все воспитание духовного юношества так, чтобы воспитанники, будущие служители алтаря Господня на различных степенях иерархии, одушевлялись еще в школах усердием к соблюдению правил и учения православной церкви в святой ее чистоте, и оттуда исходили со всеми способами к обличению суемудрий и превратных толкований, имеющих нередко самую обольстительную внешность; посему, и дабы вообще будущие меры соответствовали действительным потребностям, поручено преосвященным митрополитам С.-Петербургскому, Московскому и Киевскому и архиепископу Казанскому, как начальствующим над духовными академиями, предварительно войти в соображения о средствах к приведению сего в точное исполнение и заключения свои представить Св. Синоду, который затем приступит к окончательному устройству сего важного дела»²⁹². Этим определением таким образом давалась святителю Московскому возможность, даже право, более того – вменялось в обязанность представить в Синод свои соображения не только по части специально учебной²⁹³, но и по вопросу более общему, – о том, чтобы «будущие меры, – к соблюдению во всей неприкосновенности принятого православною церковью священного текста 70-ти толковников и существующего в России славянского перевода, – соответствовали действительным потребностям». Так понял святитель это определение и, как пастырь добрый, воспользовался этим случаем, чтобы предохранить церковь русскую от грустных последствий одностороннего понимания мысли, заключающейся в сем определении. «Дело требует общей заботы», – писал он ректору Моск. дух. академии архим. Евсевию Орлинскому, посылая ему на прочтение первую часть своего рассуждения (о тексте LХХ собственно) и прося его сообщить содержание ее и некоторым из старейших профессоров академии; «если уже выговоренная мысль: неприкосновенность текста 70 толковников не будет основательно и осторожно определена: православное богословие может уклониться от древнего пути на распутье в то самое время, когда хотят охранить ее от распутий»²⁹⁴. Равными образом не забудем того, что и славянский перевод Библии графу Протасову хотелось сделать в России чем-то в роде Вульгаты в римско-католической церкви. Выговоренная в том же определении Св. Синода мысль о неприкосновенности «и существующего в России славянского перевода» требовала также не менее основательного и осторожного определения для того, чтобы православное богословие не уклонялось «от древнего пути на распутье». Действительно вскоре же после того, как состоялось и было высочайше утверждено вышеприведенное определение Св. Синода, именно в последней половине того же 1844 года многими прямо заявляема была мысль, «будто у православной церкви есть правило, не всем христианам дозволять чтение слова Божия»²⁹⁵. А так как эта мысль имеет в основании своем затаенное желание держать народ в неведении или не ясном понимании многих истин откровения Божественного²⁹⁶, наилучшим же средством к своему осуществлению – объявление одного, более или менее невразумительного для многих текста Библии (напр. латинского, как в римско-католической, или славянского, как в русской православной церкви): то она не могла не тревожить истинных ревнителей о благе церкви русской, православной. И вот встревоженный этою мыслью один из таких ревнителей, архипастырей русских, святитель Тверской в письме своем к другому ревнителю – архипастырю, святителю Московскому, от 12 декабря 1844 г. высказывает между прочим недоумение свое, «откуда происходит такое мнение. Не есть ли оно изобретение всегда скрытно действующих агентов латинства? Или это мнение есть порождение умножающегося в наше время вольнодумства, дабы потом, как оно прежде поступало с духовенством западной церкви, смеяться над нами?»²⁹⁷. Свое опровержение помянутой мысли Григорий подтверждал многими доказательствами из писаний Св. Отцов и от соображений разума²⁹⁸. Отвечая на это письмо, Филарет Московский пишет Григорию от 28 декабря того же года следующее: «за собранные свидетельства о чтении Священного Писания весьма благодарю, и не имею прекословия против суждений ваших, кроме ваших догадок. Чтобы протестанты старались распространять у нас учение, противное нам и им, и потом укорять нас, – это хитрость невероятная, и не в их духе. Литераторы грезят философиею и свободою мыслей²⁹⁹: и на что им усиливать противное сему? Западные римские мудрствователи, и усиливаются войти к нам с своими мнениями, и без усилия входят, потому что мы широко им отворяем двери. Кто-нибудь, например, имел домашним учителем римского священника, а православного священника не слушал: и легко может случиться, что он будет защищать римские мнения, мняся защищать православие, и если его мнению открыть путь в общество, то оное может пройти далеко»³⁰⁰. Ясный ответ на недоумение архиепископа Григория, откуда происходит встревожившее его мнение; но вместе с тем ясный намек и на то, как и чрез кого происходит оно именно в России, конечно за время, в которое распространяемо было это мнение³⁰¹. Высказанная же владыкою Московским в начале письма благодарность Григорию за собранные в его письме от 12 декабри свидетельства объясняется тем, что владыка в это время уже начал свою работу о переводах LХХ и славянском, стоявшую в связи с тем вопросом, который послужил темой содержания письма Григория. В письме к тому же Григорию от 24 января следующего 1845 года владыка даже и прямо говорит: «много благодарю за писание о Священном Писании. Оно подтвердило мне мои некоторые соображения и облегчило справки, пришедши во время моей работы, которую, вероятно, пришлю вам на суд. Вы найдете, что я иду другою дорогою, но, надеюсь, к той же истине»³⁰². Затем ему же от 5 февраля владыка пишет: «пользуясь добрым случаем, посылаю вашему высокопреосвященству тетрадь, о которой вы отчасти предварены³⁰³. Слова, при которых карандашом поставлен знак сужесловия, взяты из указа. И вот причина, почему говорить надлежало главным образом о тексте 70. Вы вероятно, желали бы, чтобы еврейский текст поднят был выше. Мне кажется, существенная истина не приобрела бы от сего: а противоборство возбудилось бы сильнее, и надежда на доброе окончание дела уменьшилась бы. В том виде дела, как оно изложено в записке, истина ничего не теряет, согласие с древностию виднее, и надежда сохранить учение от подражания латинству и латинской запутанности менее угрожаема³⁰⁴. Прошу вашего рассуждения и совета, не для себя только. Дело идет о сохранении учения от запутанности, в которую в сем веке смешения мню попасть, и из которой всегда трудно выходить. Рукопись возвращать не нужно, кроме того случая, если вам покажется удобнее на ней сделать замечания»³⁰⁵. Заготовленную таким образом к 5 февраля часть всей записки владыка Московский, кроме Григория Тверского, послал еще в отдельных копиях на суд ректора и старейших членов подведомой ему духовной академии при письме на имя ректора от 5-го же февраля, как о том мы уже знаем³⁰⁶, и – владыки Киевского, как о том мы узнаем вскоре. И между тем, как Григорий еще не успел ответить по письму владыки Московского от 5 февраля, ближайшая к Москве духовная академия, по прочтении записки владыки о тексте LХХ, в первой же половине февраля прислала и ответ владыке с замечаниями своими на его рукопись, так что владыка от 15 февраля писал на имя ректора следующее: «прочитав ваши, отец ректор, указания некоторых примеров, к объяснению моих положений о тексте семидесяти, и одно выражение, благодарю и за те, и за сие, как за пособие мне, писавшему и пишущему наскоро, при недостатке памяти, пособий и времени. Что правило, на которое вы возражаете, может сопровождаться неудобствами, об этом я думал, когда писал оное. Но мне не было досуга собирать случаи, чтоб точнее определить оное или раздробить. Я сказал, что не составляю полной системы правил, а только даю понятие, о чем идет речь. И мне кажется, вы не так испугались бы, есть ли бы приняли сказанное мною в ограниченном смысле, как правило филологическое, для определения достоинства текста и перевода, а не в более пространном, как герменевтическое правило о толковании текстов. Чтобы лучше показать ограниченный смысл оного, переменяю изложение. Скажите, найдете ли вы в сем довольное устранение затруднений, которых вы опасались. Требования общего свода учения отеческого правило сие не вызывает, и может без него иметь свое употребление в случаях, встречающихся. Как вы сняли список с моей записки: то посылаю список с тех ее частей, в которых я сделал дополнения, равно как и с правила, которого изложение изменил»³⁰⁷. Пока Григорий Тверской все еще медлил своим суждением о первой части записки владыки Московского, последний приготовил уже и вторую часть ее «о славенском тексте Библии», которую и послал в Московскую духовную академию, при письме на имя ректора от 5 марта, «с такою же целию, как послана была предшествовавшая записка о тексте 70»³⁰⁸. Мнение и по этой части в академии не задержалось, так что владыка в письме на имя ректора от 12 марта уже писал следующее: «весьма благодарю вас, отец ректор, и трех сотрудников за откровенное сообщение мне замечаний на записку о славянском тексте Библии. Большая часть из них должны быть приняты в соображение, для отчетливости дела и для устранения неудобств в случае исполнения предполагаемого. Одно из них, собственно важное, и, по-видимому, совершенно основательное, именно о русском переводе, требует многого испытания. Вы напоминаете мнение, которое некогда уже изъявлено, и на то время с успехом. Но будете ли вы находить вину в том, что во время, более благоприятное, нежели настоящее, не сделано было настояния о исполнении, чтобы, по образу мыслей некоторых лиц высшей иерархии, не произвести волнения и распрей?³⁰⁹ А если сие молчание было сообразно с обстоятельствами тогда: то сделалось ли оно не сообразным с обстоятельствами ныне? Я мог бы указать вам особенно заботливую сторону сего вопроса»³¹⁰. Вскоре после сего и архиепископ Григорий возвратил владыке его рукопись о тексте LХХ со своими замечаниями, на ней сделанными, при письме, в котором просил у владыки прощения за такое обращение с его рукописью и вместе высказывал свои соображения по предмету содержания последней, а равно и в объяснение своих на нее замечаний. В виду всего этого владыка писал к нему от 16 марта следующее: «нет вам никакого прощения за свободное обращение с моею рукописью, потому что в сем нет никакого греха. Такое суждение нужно не для вас, а для меня, чтобы я мог свободно обращаться с пособием, которое вы мне делаете. Я оным воспользовался частию: и чем воспользовался, то было нужно, и за то я вам очень благодарен. Но иное оставил я по-своему; и это потому, что вы смотрите на дело, а я смотрю на дело и на людей, для которых пишу, которым надобно положить в рот истину и как можно менее давать труда жевать. Пользуясь случаем, посылаю вам еще тетрадь, которою, вероятно, не угожу вам³¹¹. И я предполагаю в ней перемены: но не имея теперь времени сделать, посылаю, как она есть. Прошу ваших советов. Предлежит вопрос: присовокупить ли мысль, что для духовенства, большею частью мало знакомого с оригинальными языками, чтобы освободить его от зависимости, в которую он входит от сего к переводам, сделанным в духе иных исповеданий, полезно сделать русский перевод Библии?³¹² Сия мысль мною давно высказана, и на записке, в которой она помещена, Государем Императором написано: справедливо. Но как против сего мнения были важные члены иерархии, то ради мира я не настоял на исполнении³¹³. Если возобновить сию мысль теперь: это верно будет без успеха и может сопровождаться большими или меньшими затруднениями. Но нет ли обязанности свидетельствовать о том, что представляется справедливым? Или предпочесть молчание, потому что слова могут вызвать противоборство, сильнее уклоняющее от истинной пользы? Как желал бы я на сие ответа, устраняющего сомнение. Лукианов текст³¹⁴ или часть оного, может быть, есть в синодальной библиотеке; но трудно ожидать, чтобы он довольно внятно сказал: я Лукианов текст. И если бы он ясно был узнан, нельзя быть уверену, много ли доставил бы облегчения. В какой степени переводчик знал еврейский язык? Каким еврейским текстом пользовался? От сего зависело качество перевода. Для основательного соборного установления текста надобно было бы составить собор по крайней мере лет на двадцать пять. Удобно ли? Частный критик может делать дело хорошо и ошибочно: собору надобно делать безошибочно. Если в положении церкви не все по желанию: по моему мнению полезнее жаловаться на себя, нежели на других. Много ли уважения оказали Василию Великому епарх? Но сие не препятствовало столпу церкви поддерживать ее свод. Смиримся перед Тем, Который и малую имущим силу, но соблюдающим слово Его, дает двери отверзты»³¹⁵. Когда Григорий затем просмотрел и записку владыки Московского о тексте славянском, владыка от 23 апреля писал ему следующее: «благодарю, что просмотрели записку о славенском тексте Библии. И Киевский владыка ее одобрил без замечания. А касательно текста семидесяти он сделал замечания даже и против того, что я взял из синодского предисловия³¹⁶, хотя между тем признает справедливым сказанное и доказанное, что в тексте 70 есть недостатки нетерпимые без исправления по еврейскому. Это меня затрудняет. Не хочется разногласить с ним. Но если ослабить указание недостатков текста 70, то это будет не искренно и может быть сие случаем к вредному решению дела»³¹⁷. В конце концов владыка Московский так и не согласился на желание Киевского относительно текста LХХ и 8 мая того же 1845 года представил в Синод свою записку. Для убеждения и успокоения владыки Киевского святитель Тверской Григорий советовал было Московскому послать в Киев «Dissertatio super Aristea de LXX interpretibus» etc. ученого начала XVIII столетия Van-Dale: но Филарет Московский отписал ему на это от 24 июля: «посылать в Киев историю Аристея и рассуждения о ней не вижу пользы. Правда, что чудо единогласного перевода в семидесяти кельях опровержено ясно. Но не охотник вникать в критические соображения скажет: святому Иустину, как святому, надобно поверить больше всех³¹⁸. Вот и конец делу. Отцов, говорящих о семидесяти с уважением, он также, без строгого вникания в силу свидетельств, примет за свидетелей его богодухновенности. Если требуют, чтобы я скрывал то, что Св. Синод говорит в предисловии к славенской Библии; то можно ли ожидать, чтобы охотно вошли в новое рассмотрение любимого мнения³¹⁹, и обратили внимание на доводы, которые не колют глаз, лежа в иностранных книгах? Говоря сие, впрочем, не осуждаю расположений мужа, который водится благочестивым намерением, так как нельзя осуждать и многих древних, которые исключительно благоговели пред семидесятью, не имев способов и случаев достовернее узнать и перевод, и подлинник, и их взаимное отношение. Думаю, не нужно продолжать заботу о сем деле и потому, что в главном согласие есть, и меня убеждали только умолчать о некоторых доказательствах в пользу мнения, которого не отвергают³²⁰, и потому, что мое мнение уже представлено Св. Синоду. За тем воля Господня да будет»³²¹. К этому в этом же письме владыка добавляет: «имел я случай узнать, что один из присутствующих в Св. Синоде читал мое мнение, и не находил причин прекословить ему»³²². Но едва ли было еще много в числе составлявших присутствие Св. Синода при обсуждении мнения владыки Московского лиц, которые, подобно указанному сейчас присутствующему, не находили бы причин прекословить сему мнению. Настроение более влиятельных лиц высшего церковного управления того времени в отношении к Филарету Московскому нам хорошо известно из предшествующего, чтобы предполагать это. По крайней мере несомненно то, что этому мнению дальнейшего движения не дано. И однако же, не смотря на такой, по-видимому, неудачный исход этой новой попытки со стороны владыки Московского – поднять вопрос о переводе священного Писания на русский язык, как наилучшем и наилегчайшем пособии к уразумению оного – «вопрос, который готов был обратиться в решительную мысль и который угодно было Богу остановить немощным словом»³²³, эта попытка тем не менее имела существенно важные последствия, имела историческое значение, составляла собою, как мы сказали выше, эпоху в рассматриваемый период истории перевода. Именно она: а) устанавливала надлежащее понятие о средствах к осуществлению мысли о переводе Библии на русский язык обстоятельным разъяснением значения подлинных и переводных текстов, с которых можно и должно делать этот перевод, и тем предотвращала все несогласные с таким понятием попытки; и б) ставила, как необходимо требующий разрешения, самый вопрос о переводе Библии на русский язык.

Это – в отношении к делу перевода Библии. Что касается теперь до самого Филарета Московского лично, то и в отношении к характеристике его собственных воззрений на то же дело эта попытка, как прямое последствие печальных событий 1841–1842 годов, имеет весьма важное значение; она оправдывает сказанное нами раньше о некотором изменении в этих его воззрениях, – при неизменности существа их, – после событий 1841–1842 годов. Прежде того святитель Московский в деле перевода признавал решающее значение лишь за подлинными текстами, а за переводными – только второстепенное. «Переводы, – говорил он тогда, – заимствуют свою достоверность от подлинника»³²⁴. И в общем, согласно этому, поступал сам в своих переводных трудах, из которых один (Записки на книгу Бытия) издан был с таким характером отношения к делу даже в 1835 году. Теперь, как мы знаем из его записки о переводах LХХ и славянском, он судил несколько иначе: в виду определения Св. Синода от 7 и 10 марта 1844 года он счел возможным и нужным не только признать за переводом LХХ «догматическое достоинство, в некоторых случаях равняющее оный подлиннику и даже возвышающее над тем видом еврейского текста, какой представляется общепринятым в изданиях новейшего времени»³²⁵, но и доказывать это. Прежде он считал возможным допускать учебное употребление Библии в русском переводе, доказательством чего служат не только его Катехизисы первой группы изданий (1823–1824), но и Записки на книгу Бытия издания 1835 года; а теперь, конечно в виду того же определения Св. Синода 1844 года, он прямо устанавливает такое правило: «при преподавании учения в духовных училищах свидетельства Священного Писания должны быть приводимы с точностию по существующему славенскому переводу»³²⁶: и затем даже в то время, когда (в царствование Императора Александра Николаевича) перевод Библии на русский язык официально был разрешен, не изменяет этому правилу, удерживая славянский язык в текстах Св. Писания, приводимых в его Катехизисах.

Изложенными в рассмотренной записке святителя Московского понятиями определяются теперь все дальнейшие отношения его к интересующему нас делу и лицам по тому же делу, из каковых отношений, в хронологическом порядке за рассматриваемый период, нам остается обрисовать только те, которыми предотвращались не согласные с изложенными в записке его понятиями попытки в деле перевода Библии на русский язык, чтобы затем сделать переход к следующему отделу нашего исторического исследования.

7. От 9 мая 1846 года владыка Московский, препровождая только что рассмотренную записку свою о переводах LХХ и славянском к одному из друзей своих, архиепископу Рязанскому Гавриилу Городкову, вместе с тем писал ему: «она составлена по некоторому весьма немаловажному требованию, и по сему самому была подвергнута суждению некоторых из братий наших, старейших и опытнейших, и предложенное в ней удостоено их согласия³²⁷. Сообщаю вам оную по братской доверенности для того, что в ней можете найти причины, по которым и я полагал бы, согласно с Вами, приостановиться благословением на предположение архимандрита Поликарпа³²⁸, сделать новый перевод текста семидесяти толковников. Почему архимандрит знает, что перевод св. мученика Лукиана во всем согласен с переводом семидесяти, когда Лукианов перевод не существует? И на что было бы делать новый перевод на один и тот же язык, во всем согласный с прежним?³²⁹ Не редкая в наше время черта, что некоторые люди мнят знать дело, ревновать о пользе, службу приносити Богу, а в самом деле угадывают (и то не всегда удачно) мысль, которая теперь в моде, и покровительствуется сильными, и служат ей, в надежде, что и она им послужит³³⁰. Не так созидается истинное благо святой церкви. Простите меня»³³¹. По внушению ли Гавриила или по собственному сознанию компетентности святителя Московского в предпринятом деле, Поликарп обратился за благословением на это дело и к сему последнему; и святитель Московский ответствовал ему письмом от 26 мая 1850 года следующего содержания: «благодарю за доверие, которое вы мне оказали, вверив мне труды ваши. Но по не малым занятиям моим, и по малым силам, не много мог употребить усилий для вашего поручения. Труды ваши предложены мною Комитету духовной цензуры. Решения его еще нет. Но предвижу затруднения. Мысль ваша перевести Псалтирь на русское наречие с перевода семидесяти едва ли найдет одобрение Св. Синода. И мысль переводить исключительно с греческого еще требует исследования. Святые отцы не презирали еврейского, и в своих толкованиях иногда обращались к еврейскому подлиннику, или к другим, кроме семидесяти, переводам, конечно не для чего иного, как чтобы найти в них иногда смысл ближайший к подлиннику. Предлагаю сие вашему рассуждению, особенно потому, что вы предпринимаете новый труд, по прежде взятому вами правилу»³³². И труд Поликарпа остался без дальнейших последствий, конечно благодаря такому мнению о нем митрополита Филарета.

Так подобно несокрушимой скале среди морских волн и бурь, подобно непоколебимому столпу твердо стоял святитель Московский на страже церкви, с дивною прозорливостию предусматривая и мудро отражая от нее все грозившие хранимой ею истине опасности, так или иначе, изнутри или извне приражавшиеся ей: мы разумеем главным образом истину его заветной мысли о переводе Библии на русский язык. И крайности, в которых витали Серафим, Евгений и другие представители мнения, служившего отголоском мнений противников Библейского Общества и перевода Библии на русский язык; и опасности со стороны латинской пропаганды и латинствовавшего воззрения времен обер-прокурорства графа Протасова; и другие крайности различных мнений о значении оригинальных и переводных текстов самих в себе и в их отношении к переводу Библии на русский язык, – все это встречало в святителе Московском, преданном более истине, нежели лицам³³³, неумолимо строгого судию и мощного борца. Но с другой стороны святитель Московский являл в себе за весь рассматриваемый период как бы какое средоточие, к которому тяготели и у которого находили себе освежение, ободрение, вразумление, добрый совет, разъяснение недоразумений и утешение все поборники и сторонники мысли о переводе Библии на русский язык. И Григорий Постников, и Макарий Глухарев, и А. Н. Муравьев, и многие другие обращаются к Филарету, и никто из обращающихся к нему не отходит от него тощ, по преизобилию любви, мудрости и опытности его. И не смотря на неудачу многих попыток к осуществлению означенной мысли, которые и другие и он сам предпринимали во все неблагоприятное для того тридцатилетие царствования Императора Николая Павловича, не смотря на то, что во все это время деятельность святителя Московского по вопросу о переводе Библии на русский язык таким образом волей неволей должна была быть почти лишь охранительною, он глубоко веровал, что этот вопрос, рано или поздно, но получит благоприятное для его заветной мысли разрешение. «Что владыка с благосклонным вниманием принял записку о переводе Св. Пис. семидесяти и славенском, – пишет он о митрополите Новгородском Никаноре к викарию его Евсевию Орлинскому от 1 января 1851 года, – то мне приятно было узнать не для меня, но по отношению к тому, что вопрос, который готов был обратиться в решительную мысль и который угодно было Богу остановить немощным словом, может возникнуть вновь, и потребовать от владыки ответа³³⁴. И святитель Московский, как мы видели, с своей стороны принимал все возможные меры, пользовался всяким хотя сколько-нибудь удобным случаем к тому, чтобы этот вопрос не был упускаем из виду высшим церковным управлением России. Он глубоко сознавал, что благоприятным разрешением вопроса о переводе Библии на русский язык «православному народу доставлен будет наилучший способ читать Священное Писание для домашнего назидания, с удобнейшим по возможности разумением», – и что этот способ будет иметь значение не только для одного простого народа, но и для людей более или менее образованных, не знакомых однако же с оригинальными языками священного Писания³³⁵. И потому, не смотря на все препятствия к такому разрешению вопроса, он не раз, прямо ли то или косвенно, пытался ставить этот вопрос на разрешение высшего церковного правительства, начиная с самого года закрытия Российского Библейского Общества (в 1826 году). Но все его попытки не имели успеха до самого восшествия на престол Государя Императора Александра Николаевича, царствование которого принесло с собою лучшую пору для осуществления заветной мысли святителя Московского, составляя собою третий и последний период в истории вопроса о переводе Библии на русский язык вообще и отношения святителя Московского к этому вопросу, в частности.

В 1858 году, отдавая в печать представленную в Св. Синод в 1845 году и уже известную нам Записку о переводах LХХ и славянском, владыка Московский в конце ее приписал следующее: «В 1856 году, в благословенные дни священного коронования Благочестивейшего Государя ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВИЧА, Святейший Синод входил в рассуждение о доставлении православному народу способа читать священное Писание, для домашнего назидания, с удобнейшим по возможности разумением, и потом, с Высочайшего соизволения, принял для сего деятельные меры»³³⁶. Меры эти состояли, как увидим далее, главным образом в осуществлении мысли о переводе Библии на русский язык, а это «потом», то есть, самое принятие деятельных мер, началось лишь в 1858 году, когда нашел удобным сам святитель Московский обнародовать и свою не раз упомянутую «Записку». Что же было в промежутке 1856 и 1858 годов? Опять было то, что уже так долго и так часто встречал святитель Московский на пути к осуществлению своей заветной мысли – препятствия со стороны сильных своим влиянием на церковные дела лиц. Все дело происходило следующим образом и в таком порядке.

В августе 1856 года Москва была свидетельницею поразительного по своей торжественной величественности зрелища: в это время была коронация Государя Императора Александра Николаевича. Для такого торжества в Москву съехались и члены русского Императорского Дома, и иностранные принцы, и высшие русские сановники, и представители иностранных держав, и высшее русское духовенство, и многие из духовенства инославных исповеданий. На это время и Святейший Синод перенес свои заседания из Петербурга в Москву. Присутствие Св. Синода в это время составляли митрополиты: Новгородский и С.-Петербургский Никанор (Клементьевский) и Московский святитель Филарет (Киевский Филарет из-за болезни не был в Москве в это время), архиепископы: бывший Ярославский, и теперь живший на покое в Донском монастыре, Евгений (Казанцев) и только что пожалованный в члены Херсонский Иннокентий (Борисов) и протопресвитер: духовник Их Императорских Величеств В. Б. Бажанов и Главный священник армии и флотов В. И. Кутневич. Кроме того, в заседаниях Св. Синода участвовали приглашенные, по Высочайшему повелению, на торжество коронации иерархи: митрополиты: Литовский Иосиф (Семашко) и Казанский Григорий (Постников), только что при этом пожалованный в митрополиты; архиепископы: Варшавский Арсений (Москвин), в последствии митрополит Киевский, и Полоцкий Василий (Лужинский), в последствии член Св. Синода. Таким образом весь высший собор церковный состоял из 4 митрополитов, 4 архиепископов и двух протопресвитеров. Собрание необычайное. И среди этого собрания святитель Московский, как старейший в своем служении церкви, первенствовал, по окружавшему его всеобщему почтению, хотя и не был первенствующим членом Синода. Он был совершителем самого священного коронования Государя Императора и по совершении священнодействия коронации произнес последнему приветственное слово. Все, и русские великие князья, и сановники, и иностранные принцы, послы и пр., и даже папский нунций оказывали семидесятитрехлетнему старцу предпочтительное пред другими иерархами русскими внимание, так как имя Филарета в то время гремело уже не только по всей России, но и в Европе было весьма известно³³⁷. В виду такого положения своего в среде высших особ светских и духовных, равно как и в виду того, что заседания Св. Синода были теперь в Москве, а не в далеком Петербурге, наконец и в виду того, что большая часть заседавших в Синоде особ духовных были настроены в пользу мысли о переводе Библии на русский язык, а остальные, по крайней мере, не против этого, святитель Московский нашел настоящий случай самым удобным к возобновлению вопроса о таковом переводе и, вызнав наперед мнения о том отдельных особ, участвовавших в синодальных собраниях, предложил первенствующему Никанору формально заявить о том в одном из заседаний Св. Синода. Это заявление сделано было после коронации 10 сентября того же 1856 года. Исходной точкой рассуждения Св. Синода при этом послужил доселе неразрешенный еще вопрос, поставленный в заключении Записки Филарета, представленной в Св. Синод в 1845 году, то есть, вопрос о доставлении православному народу способа читать Священное Писание, для домашнего назидания, с удобнейшим по возможности разумением³³⁸. Ответом же на вопрос было единогласное решение – переводить Св. Писание на русский язык, начав перевод с священных книг Нового Завета. Недоумения возникли лишь по двум вопросам: а) с чего начать перевод книг Ветхого Завета и б) с какого языка переводить все Св. Писание и Ветхого и Нового Завета. По первому вопросу большинство членов высказалось в пользу того, чтобы начать с Псалтири, как то сделано было переводным комитетом Библейского Общества, но владыка Московский настаивал на том, чтобы начать с Пятикнижия, так как Псалтирь труднее по языку, нежели Пятикнижие (он знал это по собственному прежнему опыту) и так как через такую последовательность, какую представлял собою предлагаемый им порядок дела перевода, постепенно и незаметно приобретались бы и навык к переводу и ознакомление с трудностями языка и речи подлинника, столь необходимые при переводе книг дальнейших, как более трудных, нежели Пятикнижие, по языку и конструкции речи. По второму вопросу большинство присутствовавших в заседании высказалось за язык греческий, и для Нового и для Ветхого Завета, как более легкий и доступный ученым русским, нежели язык еврейский, хороших знатоков которого немного, да и к тому же, как язык перевода LХХ, так высоко поставленного Высочайше утвержденным в 12-й день марта 1844 года определением Св. Синода. Но и по этому вопросу владыка Московский вместе с митрополитом Григорием настояли на том, что издавна и не переставая высказывали, как убеждение свое, и именно, чтобы переводить с языков оригинальных, то есть, с греческого книги Нового и с еврейского книги Ветхого Завета. Согласившись таким образом и в главном и в важнейших отдельных пунктах, члены Св. Синода владыке же Московскому поручили составить и проект синодального определения по этому делу. Но так как составление проекта, по самой важности дела, требовало и особенного внимания и немалого времени, а Св. Синод вскоре же после 10 сентября перенес свои заседания снова в Петербург, то владыка Московский, оставшийся по-прежнему в своей епархии, только в следующем месяце мог окончить труд составления проекта и только оставшемуся в Москве же участнику заседания 10 сентября архиепископу Евгению (Казанцеву) мог прочитать этот проект для проверки его с действительностью хода рассуждений о деле в этом заседании. По прочтении проекта архиепископу Евгению и по получении его согласия на редакцию проекта, как верного действительности, святитель Филарет отправил проект, на дальнейшее движение дела, к исправлявшему должность синодального обер-прокурора тайному советнику А. И. Карасевскому «для рассмотрения, верно ли изложено решение» членов Св. Синода³³⁹. Вот как изложено было святителем Московским это решение, равно как и ход всего дела в составленном им проекте: «1856 года Сентября 10 дня Святейший Синод имел рассуждение о переводе Нового Завета и некоторых других книг Священного Писания на общевразумительное русское наречие и принял в соображение следующее:

1. Святые пророки и апостолы писали священный книги на природном и общеупотребительном языке тех народов, к которым первоначально поступить должны были сии книги, и преподавали оные в общее употребление в церковных собраниях и вне оных. Они же показали нам пример и перевода с первоначального языка на другой, более употребительный. Так святой Златоуст (на Матф. беседа 1) пишет, что святой евангелист Матфей от Иудей веровавшим еврейским языком сложи Евангелие: но в то же апостольское время оно переведено на греческий.

2. Святые отцы всегда побуждали всех верующих к чтению Священного Писания. Святой Златоуст (на Матф. бесед. 2) говорит к мирянам: сие, то есть, еже вся повреди, яко единым монахом чтение божественных Псаний мните потребно быти, в нихже много вящшу онех вы потребу имате. И еще: не подобаше изшедшим из Церкви в неприличествующия церкви входити вещи; но абие в доме пришедшим книгу прияти и жену и дети к общению реченных призвати. И в другом месте (бесед. LХХИѴ) о врачевании больной грехом души говорит: покажи ту недугующую Павлу; приведи Матфеа; близ посади Иоанна; слыши от них, что подобает творити тако страждущу. Всячески рекут и не скрыют: не умроша бо, но живут и вещают. То есть читай у себя в доме священный книги и веруй, что чрез них священные писатели, как живые, действуют на твою душу.

3. Язык славянского перевода Библии, общевразумительный и общеупотребительный в свое время, не таков уже в настоящее время по своей древности. Для одной части православного народа он становится вразумительным посредством прилежного упражнения в церковном богослужении и чтении; но другая, более многочисленная, не имеет сего преимущества и требует русского перевода, как пособия к разумению Священного Писания.

4. Не оспоримо то, что в славянском переводе Библии есть многие места, в которых состав речи не вразумителен и которые требуют сличения с первоначальными текстами – еврейским и греческим. Но как знание сих языков мало распространено: то многие по нужде обращаются к иностранным переводам Библии, сделанным вне православного исповедания, по духу чуждых вероисповеданий, и могут впадать в неправые толкования и заражаться несчастным предрассудком в пользу чужого. В сем отношении пособие русского перевода нужно многим и из приходского духовенства³⁴⁰.

5. В вышесказанном можно видеть причины, по которым Святейший Синод в 1816 году, с Высочайшего соизволения, разрешил приступить к переводу Священного Писания на русское наречие, и в следовавшие потом годы сделан перевод Нового Завета под смотрением и с участием приснопамятных первенствующих членов Святейшего Синода, митрополитов Новгородских Амвросия, Михаила и Серафима.

6. В следующие далее годы дело перевода Священного Писания на русское наречие и издание оного, не по рассуждению Святейшего Синода, но по причинам официально не объясненным, приостановлено; впрочем, напечатанные экземпляры оного продолжали поступать в общее употребление и между прочим чрез Общество попечительное о тюрьмах, дотоле, пока запас их в недавние уже годы истощился³⁴¹.

7. Последствием истощения печатных экземпляров Нового Завета на русском наречии в главном хранилище их, в ведомстве Святейшего Синода, сделалось то, что экземпляры, вышедшие пред тем в вольную продажу, начали продаваться необычайно дорогою ценою, что с одной стороны показывает народное требование, с другой подает повод к жалобам. Другое, еще более неблагоприятное последствие есть то, что появились в немалом числе экземпляры сей книги иностранных изданий, сделанных не только с погрешностями, но, как свидетельствуют видевшие, и с переменами, вероятно намеренными. Такое положение сего дела не безопасно от вреда и дает благовидность нареканию, что дальние алеуты с благословением Святейшего Синода пользуются некоторыми книгами Священного Писания на своем общевразумительном языке³⁴², а православные россияне только мимо сего благословения и незаконно могут удовлетворять подобной потребности³⁴³.

По всем вышеизложенным соображениям Святейший Синод усматривает нужным и должным учинить следующее:

1. Дело перевода Нового Завета на русское наречие, а потом постепенно и других частей Священного Писания возобновить, но с крайнею осторожностью, какой требует важность оного.

2. Перевод Нового Завета на русское наречие, как первый в сем роде опыт, от которого нельзя было и требовать полного совершенства, тщательно пересмотреть, причем принять за правило, чтобы он был всевозможно точен, и чтобы слова и выражения вразумительные не были без нужды заменяемы простонародными.

3. Сей перевод, по исправлении, должен быть освидетельствован Святейшим Синодом прежде издания оного.

4. Русский перевод Псалтири, который сделан большей частью применительно к еврейскому тексту, без достаточного соображения с текстом греческим (что сколь нужно по церковному преданию, столь же справедливо по исследованию), исправить по сличению еврейского и греческого текста.

5. После Псалтири, из книг Ветхого Завета особенно требуют возможного приведения в ясность книги пророческие. К сему полезным признается приступить таким образом, чтобы не издавать оные вдруг, но, чтобы, по сделании русского перевода одной книги и по дополнении оного краткими объяснениями, особенно в отношении к новозаветному исполнению пророчества, на первый раз напечатать оный в одном из периодических изданий духовного ведомства, чрез что откроется удобность усматривать суждения об оном и пользоваться ими для усовершения перевода, прежде вступления оного в полный состав священных книг. Такой ход дела не может быть поспешен: но зато сколько он будет осторожен, столько же при помощи Божией будет благонадежен.

6) Как в 1816 году дело сие начато было с Высочайшего соизволения; то и ныне о возобновлении оного представить на Высочайшее благоусмотрение»³⁴⁴.

Но исправлявший должность обер-прокурора А. И. Карасевский еще в бытность свою в Москве заболел и вскоре потом скончался. Пока не назначен был ему преемник, обязанности обер-прокурора исполнял тайный советник К. С. Сербинович, который и представил назначенному на место Карасевского обер-прокурором графу А. П. Толстому, между другими бумагами, означенный проект определения Св. Синода. Новый обер-прокурор, имея в виду, что, за отбытием членов Св. Синода в С.-Петербург, в Москве не состоялось окончательного, облеченного в законную форму определения, для которого нужны были и надлежащие справки из синодального архива³⁴⁵, принял составленный святителем Московским проект за его только личное мнение, представленное в форме записки, и, чтобы наблюсти возможную осторожность в столь важном деле, – признал нужным принять в соображение, кроме мнений в пользу его, и возражения против его полезности, дабы не привести его к такому же или еще более печальному концу, которым ознаменовались переводные действия Библейского Общества³⁴⁶; поэтому граф 20 ноября того же 1856 г. препроводил составленный Филаретом Московским проект под именем «Записки» к Филарету Киевскому при письме, в котором просил его, с возможною обстоятельностью, изложить свои соображения по возбужденному теперь делу, уже сообщенные некогда ему, графу, при личном их свидании, но лишь вкратце. Маститый святитель Киевский не заставил себя долго ждать и к 12-му декабря представил ему эти соображения, в виде отношения на его имя. Так как соображения эти имеют не только весьма важное значение в истории перевода Библии на русский язык вообще, но и ближайшее отношение к изложенным раньше и к дальнейшим соображениям святителя Московского в частности, то, подобно тому, как выше мы излагали отношения митрополита Серафима к графу Н. А. Протасову от 1 и 4 марта 1842 года, так и теперь считаем нужным полностью привести содержание отношения митрополита Киевского Филарета к обер-прокурору от 21 декабря 1856 года. «Хотя по немощам моим, – писал он, – нахожу весьма трудным для себя дать вам вполне удовлетворительный ответ в деле столь великой важности: но призвав Господа Бога на помощь, пастырским долгом моим поставляю изложить мои мысли, по крайнему моему разумению и по убеждению совести моей, пред очами Божиими, без малейшего пристрастия. Я не участвовал ни в переводе Св. Писания на русское наречие, предпринятом у нас в начале нынешнего столетия³⁴⁷, ни в остановлении сего перевода, вскоре затем последовавшем, но, по долгу звания моего, тщательно следил за ходом сего важного дела в течение долговременного служения моего святой православной церкви и отечеству. Во время пребывания вашего в Киеве, в беседе со мною, угодно было вам предложить мне вопрос: нужно ли и полезно ли перевести Священное Писание на русское наречие. Я как тогда отвечал, так и теперь ответствую, что русское наречие не может передать Священного Писания со всею тою силою и верностью, какими отличается перевод славянский, в котором доступно понятию все то, что только нужно для назидания верных к вечному их спасению; что русский перевод будет вытеснять славянский язык, и без того не довольно знакомый образованным из наших соотчичей, для которых таким образом может сделаться наконец непонятным и самое богослужение церковно-славянское, составляющее главное, вернейшее и надежнейшее средство для всех сынов российской православной церкви к назиданию их в вере и благочестии, и что по всему этому теперь надобность настоит не в переводе Библии на русский язык, а в прилежном изучении славянского языка во всех наших духовных и светских училищах и в повседневном прилежном чтении на нем Священного Писания³⁴⁸. Сии мысли мои основываю я на следующих соображениях.

Прежде всего должно обратить внимание на пути промысла Божия, который, без сомнения, паче всех бодрствует, и премудрее всех мудрований человеческих печется как о распространении между народами слова Божия, так и о сохранении его во всей чистоте и неповрежденности.

Так 1) Богу угодно было первоначально сообщить слово свое избранному народу своему Израилю на одном только еврейском языке, и хотя народный язык, с течением времени, с ходом исторической жизни народа Божия, конечно, изменялся, особенно после плена вавилонского далеко стал уже не тот, каков был прежде и на каком писаны священный книги: однако же Богу не угодно было, чтобы они переложены были на новый народный язык, а оставались неприкосновенными на древнем языке, тщательно хранились от малейших изменений, а для уразумения народу читаемы были в синагогах с объяснением от учителей народных – священников и левитов, самим Богом на сие поставленных.³⁴⁹

Когда приближалось время пришествия Христова, то Бог, предвидя, что евреи отпадут от истинной церкви Божией, и что, не признав Иисуса Христа Мессиею, они из ненависти к Христианству, могли бы решиться на повреждение еврейского текста, особенно в пророческих книгах, ясно обличающих их заблуждение, – премудрым промыслом своим так устроил, что сами же евреи, и притом ученейшие из них, перевели книги Ветхого Завета на греческий, тогда общеупотребительнейший язык, и таким образом перевод семидесяти толковников поставлен самим Богом твердым и нерушимым оплотом против ожесточенных врагов христианства – еврейских раввинов. Перевод сей принят новозаветною церковью, как совершенный под несомненным руководством Духа Божия и под особенным смотрением промысла Божия, так что даже Апостолы приводили места из Ветхого Завета по сему самому переводу³⁵⁰, а отцы вселенской церкви постоянно имели оный, равно как и книги Нового Завета, написанные уже Апостолами на сем же самом языке, непогрешимым руководством к определению догматов веры и в деле спасения³⁵¹; и вселенские соборы им руководствовались в составлении православного исповедания веры и обличения еретиков.

3) Матерь наша церковь восточная греческий перевод семидесяти, вместе с первоначальным текстом Нового Завета, с самых первых веков постоянно признавала столь священным и неприкосновенным, что никогда не покушалась и не признавала нужным перелагать священные книги на какое-либо новое наречие, несмотря на то, что с течением времени язык греческий видоизменялся, и более и более удалялся от языка священных книг. Хотя же еще в первых веках известны были другие переводы Ветхого Завета, как-то: Акилы, Симмаха, Феодотиона, но сии переводы сделаны не церковью, а частными лицами, не признаны и не утверждены церковью и не были отнюдь в общенародном употреблении. Вместо перевода на народный язык отцы греческой церкви внушали народу читать Св. Писание на том самом языке, на котором оно первоначально принято, а для уразумения его смысла старались объяснять оный народу, причем держались главнейшим образом перевода семидесяти.

4) Такое глубокое уважение к древнему греческому тексту священных книг и живое убеждение в его неприкосновенности было всегда и доселе продолжается в церкви греческой. Она и ныне, под тяжким игом магометанства, как твердо хранит во всей чистоте догматы православной веры и богослужение на древнем своем языке, так имеет у себя и единый только текст священных книг, – древний, и не помышляет о переводе на новое наречие. Хотя же в новейшее время сделан и напечатан был перевод Нового Завета, – и только нового, на новогреческий язык, и, хотя в предисловии, напечатанном при издании Нового Завета на русском наречии³⁵², сказано, что из отчета Российского Библейского Общества за 1814 год видно, что в церкви греческой патриаршею грамотою одобрено народу чтение Священного Писания Нового Завета на новейшем греческом наречии: но свидетельство Библейского Общества не есть свидетельство самого патриарха. Если бы действительно существовала такая грамота, то она верно напечатана была бы при издании Нового Завета на новейшем греческом языке. Но сего нет, а потому и существование такой грамоты подвержено сомнению. Напротив, известно, что этот перевод сделан вовсе не греческою церковью, а под влиянием английского Библейского Общества и сделан не только не с благословения иерархов греческих, а решительно без их ведома и вопреки их воле, и в недавнее время, при патриархе Константинопольском Григории, отвергнут, осужден, и множество экземпляров оного отобрано у народа и сожжено³⁵³.

5) Когда приспело блаженное время обращения в христианскую веру славянских народов, промысл Божий так устроил, что и для них сделан был перевод Священного Писания на родной им славянский языка, и ветхозаветные книги переведены не с еврейского текста, а именно с греческого семидесяти толковников, сделан мужами святыми, можно сказать, равноапостольными, Кириллом и Мефодием, следовательно, несомненно, под особенными смотрением и руководством Духа Божия; сей перевод предки наши, приняв, хранили неприкосновенным, как неоцененный дар и благословение свыше; от них и мы получили сие драгоценное наследие. Сколько веков прошло уже и сколько тысячей тысяч перешло из недр церкви русской в царствие небесное, и какие великие угодники явились при руководстве слова Божия, читаемого или слушаемого на древнем родном нашем языке! Между тем никогда блаженные предки наши, подобно как и в греческой церкви, не помышляли и не считали нужным делать новый перевод, смотря по видоизменениям народного языка в разный времена³⁵⁴. Только по временам, иерархами нашими, равно как в прошедшем столетии, при Императрице Елизавете Петровне, Святейшим Синодом, при новом издании Библии, делаемы были незначительные перемены в словах или выражениях, и темные, либо неточные и вкравшиеся ошибкою заменяемы другими, или же поставляемы были на полях, либо под чертою пояснения, но самый основный текст оставался неприкосновенным.

6) Церковь Болгарская, Сербская и другие у единоплеменных нам славянских народов, оставшихся православными, также хранят у себя неприкосновенным древний перевод Св. Писания, и несмотря на то, что их народные языки еще более удалились от древнего библейского языка славянского, чем наш русский, не покушаются перевести на теперешний свой язык как Библию, так и богослужебные книги³⁵⁵. И я совершенно согласен с Вами в том, что в этом обстоятельстве точно есть особенное премудрое устроение промысла Божия: все славянские народы, разделенные политическим своим положением, связуются, как единством православной веры, так и единством языка, на котором все они читают слово Божие и совершают богослужение.

7) Хотя в начале нынешнего столетия возникла у нас мысль о переводе Священного Писания на русское наречие, и изданы были на сем наречии Новый Завет и Псалтирь: но эта мысль родилась отнюдь не в церкви русской, ни в иерархии, ни в народе³⁵⁶, а точно также, как и мысль о переводе на новогреческий язык, в Англии, гнездилище всех ересей, сект и революций, и перенесена оттуда Библейскими Обществами, и принята, первоначально, не в Святейшем Синоде, а в канцелярии обер-прокурора оного, и развита в огромных размерах в бывшем министерстве духовных дел. Также начало, а равно и последствия сего дела ясно показывают, что на нем не было благословения свыше: ибо и министерство духовных дел вследствие сего особенного обстоятельства уничтожено³⁵⁷, и один из главных деятелей сего дела со стороны иерархии, покойный митрополит Новгородский и С.-Петербургский Серафим, когда увидал последствия сего дела, то восстал на сие со всею силою, и перевод был остановлен Высочайшею волею блаженныя памяти Государя Императора Александра Павловича, хотя и не было объявлено о сем официально по причинам весьма уважительным. В начале царствования блаженной и вечно незабвенной памяти благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича хотя и были покушения к восстановлению такового перевода, но он, проникнув политическую цель, столь враждебную православной церкви и отечеству нашему, английского Библейского Общества во все время славного царствования своего до самой кончины не разрешал возобновить сие дело»³⁵⁸.

Изложив свои собственные соображения по вопросу о переводе Библии на русский язык, святитель Киевский теперь приступает к критике соображений, высказанных в проекте определения Св. Синода от 10 сентября 1856 года и изложенных святителем Московским. «Что касается до возобновления вопроса о переводе Священного Писания на русское наречие в настоящее время, – пишет он в своем отношении к обер-прокурору, – то мне неизвестны причины, побудившие к сему, а изложенные в присланной Вами ко мне Записке отнюдь неудовлетворительны.

1) «Святые Пророки и Апостолы, – сказано в первом пункте Записки, – писали священные книги на природном и общеупотребительном языке тех народов, к которым первоначально должны были поступать сии книги, и передавали оные в общее употребление в церковных собраниях и вне оных. Они же показали нам пример перевода с первоначального языка на другой, более употребительный. Так св. Златоуст пишет, что евангелист Матфей от иудей веровавшим еврейским языком сложи Евангелие: но в то же апостольское время оно переведено на греческий». Но и для славянских народов, а, следовательно, и для нас переведено Св. Писание на природный наш славянский язык, общеупотребительный доселе у нас во всех церковных собраниях, и нельзя сказать, что непонятный для русских и вне церковных собраний. Иное дело, – перевод Писания на язык целого единоплеменного народа, как-то: на греческий, славянский, латинский, грузинский и проч., что совершенно согласно с путями промысла Божия, и Им самим устрояемо было; а иное дело, – перевод на частное наречие одноплеменного народа. Если переводить на русское наречие, то почему же не перевести потом на малороссийское, на белорусское и проч...

2) «Святые отцы всегда побуждали верующих к чтению Св. Писания». Но побуждали к чтению на том самом языке, на каком оно было у них, отнюдь не помышляя, как сказано было выше, о переводе на народный язык. А для того, чтобы для народа было, на сколько возможно, понятно Писание, они старались изъяснять смысл священных слов в церковных поучениях и особых истолковательных своих творениях. Это нужно и у нас, хотя бы и переведено было Писание на русское наречие. Ибо на каком бы наречии оно ни было издано, по высокости и глубине своей оно всегда будет требовать истолкования.

3) «Язык славянского перевода Библии, общевразумительный и общеупотребительный в свое время, не таков уже в настоящее время. Для одной части православного народа он становится вразумительным посредством прилежного упражнения в церковном богослужении и чтении; но другая, более многочисленная, не имеет сего преимущества и требует русского перевода, как пособия к разумению Св. Писания». И так предполагаемый перевод назначается для тех, которые хотели бы, чтобы Св. Писание было для них вразумительно без прилежного упражнения и чтения! Но слово Божие есть кладезь глубокий, есть сокровище: так и нужно, чтобы разумение смысла его доставалось не ленивым, а прилежным искателям оного. Св. Златоуст, внушая постоянно своим слушателям читать слово Божие, вот как между прочим о сем учит: «много нужно нам, возлюбленные, попечения, много бодрствования для того, чтобы иметь возможность проникать в глубину божественных Писаний. Ибо иначе, предаваясь сну, нельзя постигнуть смысла их; а нужно тщательное исследование, потребна, кроме того, и постоянная молитва, чтобы хотя немного прозреть в святилище слова Божия» (Беседа 21 на Иоан.). Ужели после сего без прилежного упражнения и чтения Св. Писание будет вразумительно, коль скоро мы будем иметь его на русском наречии? Кто же читает его с должным слову Божию благоговением и прилежанием, для того быть не может, чтобы оно не было вразумительно и на славянском языке, по крайней мере большею частью, особенно же книги Нового Завета, и для большей части русского православного народа. Св. Златоуст опять так о сем рассуждает: «что же скажут, если мы не понимаем того, что содержится в Писании? Если бы ты и не понимал того, что содержится в нем, все от самого чтения ты получишь великое освящение. Впрочем, и быть не может, чтобы ты ровно всего не понимал... В самом деле кому не понятно то, что написано в Евангелии? Кто, слыша: блажени кротцыи, блажени милостивии, блажении чистии сердцем и другое сему подобное, будет иметь нужду в учителе, дабы уразуметь это? А знамения, чудеса, повествования не каждому ли ясны и понятны? Но и можешь ли когда-либо понять, когда ты вовсе и не заглядываешь туда? Возьми в руки Библию, прочитай всю историю и, содержа в памяти понятное, чаще пересматривай непонятное и неясное. Если же не можешь и при постоянном чтении уразуметь то, что читаешь, поди к тому, кто мудрее, сходи к учителю, объяви ему о том, что написано, покажи все усердие. Бог, видя, что ты прилагаешь столько старания, не презрит твоего тщания и заботливости. Если человек не объяснит тебе желаемого, то Он Сам, без сомнения, откроет тебе» (Беседа 3 о Лазаре).

4) Что есть в славянском переводе Библии места, в которых состав речи невразумителен и которые требуют сличения с первоначальным текстом еврейским и греческим, это основание недостаточно к тому, чтобы делать перевод; ибо, во-первых, все нужное к спасению и необходимое к разумению всех вообще христиан в Священном Писании, и на славянском языке, как сказано было выше, ясно, а это для большей части народа довольно и предовольно; во-вторых, приходское духовенство, в настоящее время, довольно образованное в духовно-учебных заведениях и наставляемое там особою наукою в разумении труднейших мест Писания, по тому самому не нуждается в переводе, а для людей светского звания, желающих разуметь Священное Писание в полноте и совершенстве, нужно толкование, а не перевод. Обращаются к иностранным переводам разве те, которые не только мало сведущи в славянском языке, но мало уважают и русский; таковые будут предпочитать иностранные переводы и русскому, если бы он был у нас. И здесь вина не в неимении у нас русского перевода, а вообще в несчастном пристрастии к иностранному, которое ограничивать нужно другими мерами. Впрочем, думаю, что число таковых и не так велико, дабы для них именно предпринимать неудобоисполнимое и опасное дело.

5 и 6) На сии пункты касательно начавшегося было у нас и потом остановленного перевода замечания изложены уже выше, и в них я не только не вижу достаточного основания к возобновлению сего дела, а напротив вижу причины, которые должны удержать от нового покушения на сие.

7) Чтобы существовало народное требование именно русского перевода Св. Писания, это не только не доказано, но и несправедливо. Из ста тысяч православного народа может быть от девяти до двадцати требуют и покупают его, и из них еще верно на половину только по любопытству, а не для назидания. Между тем, что народ удовлетворяется славянским переводом, это ясно доказывается тем, что из одной типографии Киево-Печерской лавры ежегодно расходится великое число экземпляров Псалтири и Нового Завета на славянском языке. Не доказывает народного требования на русский перевод и то, если к нам вторгаются иностранцы с своим изданием Библии на русском языке. При том, это очень важное обстоятельство должно быть расследовано внимательно, и нельзя в сем деле основываться только на свидетельстве других видевших, и против такового вторжения незаконного должно принять надлежащие меры правительство; впрочем, с распространением русского перевода, таковое вторжение не только не прекратится, но, вероятно, сделается еще сильнее. При том, имея в виду некоторых русских, желающих иметь Св. Писание в русском переводе, число коих впрочем едва ли значительно, при рассуждении о сем деле отнюдь не должно упускать из виду заблуждающихся братий наших – старообрядцев и раскольников, которым новый перевод Библии подаст, без сомнения, новый повод к упорному отчуждению от православной церкви и послужит к распространенно раскола; ибо если исправление богослужебных книг подало повод к расколам, то чего не может последовать, когда появится новый перевод книг Св. Писания? Известно, что в то время, как учреждены были у нас библейские общества и появился русский перевод некоторых книг, раскол усилился и распространился в больших размерах³⁵⁹. На основании изложенных в Записке, приложенной при отношении Вашего Сиятельства, соображений, составлено и положение касательно возобновления дела о переводе Свящ. Писания на русское наречие. Относительно сего положения представляю следующие замечания:

1) В первом пункте сказано, что дело это должно быть возобновлено не иначе как с крайнею осторожностью, какой требует важность оного; в пятом пункте также говорится, что ход сего дела не может быть поспешен. Совершенно согласен с этим, а потому самому считаю необходимым не спеша начать сие дело, предварительно обсудить его со всею основательностью и со всех сторон; вполне признаю справедливым и Ваше мнение, что предварительно должно бы войти о сем в совещание и соглашение с греческою церковью; ибо выше сказано мною, что греческая церковь у себя не допускала никогда и доселе не допускает для народного употребления³⁶⁰ никакого нового перевода Библии. Очень может случиться, что она и наш новый перевод Писания не признает православным, и в следствие того огласит нашу церковь, особенно при содействии врагов, уклонившеюся от православия: ибо известно, что и теперь, в минувшую войну, лорд Редклиф, посланник английский в Турции, требовал от патриарха Константинопольского Анфима, дабы он объявил церковь русскую неправославною. Весьма нужно также иметь в виду и то, что чрез новый перевод Библии нарушается союз единения нашего с прочими славянскими православными церквами, который особенно блюдется тем, что мы с ними имеем Библию и богослужение на одном и том же языке; ибо также известно, что на западе существует особое общество, утвержденное папскою буллою для совращения славян, как в австрийских, так и в турецких владениях, из православия в латинство. Посему, без сомнения, общество сие, употребляющее для достижения своей цели всевозможный хитрые меры, воспользуется и новым переводом Св. Писания на русское наречие, и миссионеры их станут внушать славянам, что мы русские имеем и текст Св. Писания не тот уже, который предан всем славянским народам святыми Мефодием и Кириллом, и это тем опаснее, что латиняне считают сих просветителей славян принадлежащими к их церкви, и тогда, к крайнему несчастию православия, прервется и последняя связь, соединяющая славянские племена с нашим отечеством.

2) Во втором пункте сказано: «принять за правило, чтобы перевод был всевозможно точен, и чтобы слова и выражения вразумительные не были без нужды заменяемы простонародными»; в четвертом пункте, касательно перевода Псалтири, замечено еще, что прежний перевод должно «исправить по сличению греческого и еврейского текста». Вот и все, что положено учинить касательно способа привести в исполнение дело такой чрезвычайной важности, как перевод слова Божия. Кому будет поручено это дело, где оно должно быть производимо, какие меры имеют быть приняты, чтобы оно совершилось вполне благонадежно и благоуспешно, – об этом ни слова. «Перевод должен быть по возможности точен». Но это правило крайне неопределенно, и при нем кто может ручаться, что новый перевод будет совершеннее прежнего, в котором, например, в Псалтири, некоторые места переведены совершенно не согласно с тем, как они приводятся в Новом Завете апостолом Павлом, и что не явится такой же нечестивый перевод пророческих книг, какой не так давно был налитографирован в нескольких стах экземплярах и преподан в уроках в С.-Петербургской духовной академии?

3) В пятом пункте сказано, что производимый постепенно перевод имеет быть на первый раз «печатаем в одном из периодических изданий духовного ведомства, чрез что откроется удобность усматривать суждения об оном и пользоваться ими для усовершения перевода». И неприлично и небезопасно для божественной важности Св. Писания передавать для народного чтения незрелые опыты перевода оного, а особенно пророческих книг, и затем вызывать еще суждение о сем переводе всякого читающего. Вообще, по моему мнению, это дело отнюдь не может быть делом школы и предметом школьнического занятия в академиях. Не так производились известные древние переводы: перевод семидесяти, перевод наш славянский, даже латинский. Точно, как Вы замечаете, одна ученость не достаточна для уразумения силы богодухновенных словес Писания. Вместо того, чтобы переводить Св. Писание на русское наречие, я признавал бы полезными, для споспешествования народу в разумении слова Божия, следующие меры:

1) Оставив навсегда неприкосновенным основной текст славянского перевода, по примеру предков наших и церкви греческой, которая во все время, согласно с российскою церковью, признавала оный, как освященный древностью и преданный нам от святых славянских апостолов – Мефодия и Кирилла, не излишне позаботиться о том, чтобы, при новых изданиях Библии, постепенно вводить некоторые частные исправления в тех местах, которые в самом деле не вразумительны, заменяя одни слова и даже целые выражения другими, яснейшими и точнейшими, или поставляя их на полях, либо под чертою в виде примечаний и пояснений, держась впрочем строго славянского склада и оборота речи. Например, в книге Бытия, в 3 главе в 15 стихе, очень можно и нужно против слов: той твою блюсти будет главу, под чертою или на полях заметить: той твою сокрушит голову; или в той же книге, в главе 43-й ст. 10, против или даже вместо слов: дондеже приидут отложенная ему, поставить: дондеже прииет примиритель и под. Или же в Новом Завете в Евангелии от Матфея, в 11 гл. ст. 12 исправить: царствие небесное с усилием восприемлется, и усильнии искатели восхищают ее. Или: в 15 гл. Иоанна ст. 22, вместо: вины не имут о гресе своем, поставить: извинения не имут; или еще: в послании Иакова, в гл. 3, ст. 6, вместо: язык огнь, лепота неправды, поставить: скопище (κόσμος) неправды; там же в гл. 5, ст. 12, вместо: да не в лицемерие впадете, поставить: да не осуждению подпадете (εἰς ύπόκρισιѵ πέσητε) и проч. Пример сему мы имеем достойный подражания в издании Библии, сделанном Святейшим Синодом, при Императрице Елисавете Петровне.

2) Дело сие можно начать первее всего с издания Нового Завета, а потом приступить к Псалтири и целой Библии, и притом не делать оного предметом школьнических занятий, а составить для сего особенные комитеты в Киеве, Петербурге и Москве, под непосредственным и личным руководством епархиальных тамошних архиереев, из лиц, по их выбору, самых благонадежных не только по образованию, но наипаче по благочестию, частью служащих при академии, а частью и наипаче, если можно, совершенно свободных от учебных занятий, – каковым комитетам иметь главным образом пребывание в лаврах; сим комитетам дело должно быть разделено по частям, впрочем так, чтобы они обо всем взаимно сносились и согласились между собою, для соблюдения должного единства в деле, а окончательная редакция всех поправок должна принадлежать непосредственно самому Святейшему Синоду.

3) Для Нового Завета в руководство должен быть принят подлинник греческий, как иностранных самых тщательных изданий, так наипаче употребляемый ныне церковью греческою, причем полезно иметь в виду и древние славянские экземпляры, как то: Остромирово Евангелие, изданное Востоковым, и Библию Острожского издания. Для Ветхого же Завета главнее всего должно иметь руководством перевод семидесяти, толкования отцов церкви греческих, и затем уже принимать в соображение, весьма, впрочем, осторожно, еврейский подлинник; ибо на верность нынешних изданий Библии еврейской полагаться никак нельзя, чему доказательством служит русский перевод Псалтири, заключающий в себе, как справедливо замечаете Вы, нередко противоречие с истинным, т. е. с православным смыслом пророчеств.

4) Независимо от сего необходимо позаботиться о том, чтобы составить для народа и издать краткое, по возможности, толкование всего Св. Писания, выбранное из отцов Церкви. Это дело может быть поручено по частям как академиям духовным, так и духовным лицам, известным своим образованием, благочестием и способностью к такому делу. Толкование можно печатать постепенно в периодических изданиях, выходящих при академиях. Здесь, если что случится и не так, опасности не будет, и ошибку легко будет поправить без соблазна для народа.

5) Так как знание славянского языка в простом народе гораздо лучше сохраняется от того, что он усерднее посещает богослужение и внимательнее слушает церковное пение и чтение, и весьма многие, даже из неграмотных знают наизусть много псалмов и песней церковных, а слабо это знание преимущественно в высшем классе, по пристрастию к иностранному, по редкому и невнимательному слушанию богослужения, а главнее всего от того, что дети сего класса начинают учиться не по славянским азбукам, а по русским: то, по мнению моему, надобно обратить на это самое строгое внимание. Должно издать от Святейшего Синода для обучения детей азбуки славянорусские по примеру старинной нашей азбуки, с статьями для первоначального упражнения в чтении, на славянском и русском языках, выбранными из Библии, богослужебных книг, творений святых отцов, в особенности Дмитрия Ростовского, и из русских самых назидательных и благочестивых книг, и требовать, при содействии правительства, чтобы эти только азбуки были в исключительном употреблении у народа всех классов. Азбуки же и книжки, издаваемые у нас ныне во множестве для обучения и первоначального чтения детей частными людьми, вовсе не призванными к сему, и наиболее для одной промышленной спекуляции, в которых не только совершенно вытеснен славянский язык, но вместо благочестивых статей для первоначального чтения предлагаются самые пустые, если не вредные, сказки, басни и рассказы, непременно следует изъять из употребления и издание подобных книг частным лицам впредь воспретить совершенно. Равным образом должно просить министерство народного просвещения, управление военно-учебных заведений и главный советь женских учебных заведений, дабы и там принято было за непременное правило требовать, чтобы дети, поступающие в училища, непременно обучены были по тем же от Св. Синода издаваемым книжкам и умели читать по-славянски наравне с русским. Эта мера, кроме того, что посредством ее чтение Св. Писания на славянском языке будет доступно и понятно для всех, может быть весьма полезна и в других отношениях: в детях, только что начинающих учиться, будет полагаться начало истинной премудрости, – благочестие и страх Божий; и знание на память с ранних лет молитв, псалмов, богослужебных песен и проч. на всю жизнь будет для них чрезвычайно благотворно, вместо того, что теперь, учась по гражданским азбукам, они нередко, как жалуются законоучители в учебных заведениях, поступая в училища, не знают даже самых первых молитв: Царю небесный и Отче наш, и не умеют вовсе читать по-славянски. Хотя после в гимназиях они учатся нарочито славянскому языку, но это уже мало приносит пользы; а в других заведениях, напр. военных, институтах, и того нет.

6) Не излишне было бы, наконец, для светских людей и вообще не знающих славянского языка составить и издать словарь славянских слов, употребляемых в Св. Писании, с переводом и объяснением их значения на русском»³⁶¹.

Это отношение свое от 21 декабря 1856 года Филарет Киевский препроводил к обер-прокурору при письме, в котором, не надеясь на успешность своих предположений в Св. Синоде, так согласно признавшем необходимость перевода Св. Писания на русский язык, косвенно выражал желание, чтобы содержание отношения его было доведено до Высочайшего внимания. «Одно державное слово его (Императора) прекратило бы дело решительно», писал он к графу³⁶², предлагая последнему, кроме того, и в виде убеждения его в справедливости изложенных в отношении мыслей, вытребовать к себе из синодального архива дело о литографированных переводах, производившееся в 1842–1844 гг. А так как почти в тоже время вступивший, на место умершего Никанора, в должность первенствующего члена Св. Синода Григорий (Постников) письмом также просил Филарета Киевского высказать мнение свое по возбужденному в Синоде вопросу о переводе Библии, то святитель Киевский другим письмом к обер-прокурору (от 29 декабря того же 1856 года) просил его сообщить и Григорию содержание отношения от 21 декабря, ссылаясь на невозможность для себя, но нездоровью, особо отвечать Григорию тем более, что ответ его не заключал бы в себе более, нежели что содержало в себе то отношение. Обер-прокурор так и сделал и извещая о том Филарета Киевского, кроме того, писал к нему, что он намерен содержание того же отношения сообщить и митрополиту Московскому прежде нежели представлять его на Высочайшее воззрение, «дабы он видел прямодушное в сем священном деле действование и мог благовременно изложить свои мысли для совокупного о том рассуждения в Св. Синоде»³⁶³. Однако же последнего сообщения (т. е. митрополиту Московскому) граф потом почему-то не заблагорассудил сделать, а прямо 30 января представил на Высочайшее воззрение и свое письмо к Киевскому митрополиту и ответное отношение к нему последнего и составленный митрополитом Московским проект синодского определения от 10 сентября 1856 года, как личное мнение митрополита Московского, добавляя при этом свое мнение, что приступать к делу перевода, без предварительного о том сношения с церковью греческою, он считает неудобным. Но Государь Император «обратил дело к порядку»³⁶⁴, повелев: «внести мнение преосв. Киевского митрополита в Св. Синод на совокупное рассмотрение, но предварительно сообщить митрополиту Московскому»³⁶⁵. Когда, в исполнение этого Высочайшего повеления, мнение митрополита Киевского обер-прокурором было сообщено митрополиту Московскому, при отношении от 19 февраля 1857 года, то последний крайне огорчен был тем, что ему теперь предстояло, – необходимостью вступать в состязание с мужем, который был давним другом его и во всяком случае достопочтенным по своей строгой жизни и твердости православных убеждений. Однако же он должен был это сделать. В своем опровержении возражений митрополита Киевского, которое было названо отзывом, по вторичном изложении повода к синодальному рассуждению по вопросу о переводе Библии на русский язык и определения по сему предмету от 10 сентября 1856 года, владыка Московский в XXIII пунктах представил это опровержение, и именно в своем отзыве. –

I. Он не соглашается с мнением, будто русское наречие не может передать Св. Писания с тою силою и верностью, как славянское, потому что 1) русское наречие обладает обилием славянского и присовокупляет к нему свое обилие; 2) языки менее обильные, нежели русский, выдерживают удовлетворительное переложение Св. Писания. Славянский язык преимуществует краткостью и важностью, но для перевода всего нужнее ясность.

II. Мнение, что в славянском переводе доступно понятию все нужное для назидания, святитель Московский считает справедливым в отношении только к главным истинам и правилам жизни. Он находить малое знание Св. Писания и особенно в такое время, когда, при распространяющейся образованности, неведение в предметах веры унижало бы ее перед глазами разума и порождало бы сомнения.

III. Против опасения, что русский перевод будет вытеснять славянский язык, и без того не довольно знакомый образованным, Филарет Московский замечает, что последняя мысль есть, наоборот, доказательство потребности русского перевода. Опасение же устраняется тем, что славянский язык остается в богослужебном употреблении.

IV. Оставление священных книг без перевода на новый народный язык после плена вавилонского святитель Московский объясняет тем, что еврейский язык был еще понятным народу, и в доказательство сего ссылается на XXI, 40 и XXII, 2 Деяний, где повествуется, что апостол Павел проповедовал пред жителями Иерусалима на еврейском языке, и они его слушали и следовательно понимали³⁶⁶. Для евреев же, живших между язычниками и менее знавших природный язык, св. книги переведены на греческий, как более употребительный.

V. Высокопреосвященный Филарет соглашается, что отцы греческой церкви внушали народу читать Св. Писание на том языке, на котором оно первоначально написано, но причину этого полагает в общеупотребительности и общепонятности сего языка.

VI. По поводу указания на пример греческой церкви, и ныне не помышляющей о переводе Св. Писания на новое наречие, владыка Московский отвечает, что в церкви этой, бедствующей под тяжким игом магометанства, не все может быть образцом для других церквей.

VII. На возражение, что русские угодники явились при руководстве слова Божия, читаемого или слушаемого на древнем славянском языке, высокопреосвященный замечает, что это было тогда, когда язык сей был более общепонятным.

VIII. Обстоятельство, что предки наши не помышляли о переводе, святитель Московский объясняет тем, что они не имели такой нужды в переводе, какая открылась ныне, и не имели довольно способов к усовершению существовавшего в их время перевода, хотя уже и они устаревшие слова и обороты речи в священных книгах заменяли новыми³⁶⁷.

IX. Против возражения, что болгарская и другие славянские церкви не имеют у себя перевода Св. Писания, Филарет замечает, что болгарская церковь не имеет образованной национальной иерархии и не имеет способов достаточно снабдить себя славянскими богослужебными книгами: и потому не удивительно, что вопрос о переводе Св. Писания не мог еще в ней возникнуть.

X. В опровержение мнения, будто мысль о переводе Св. Писания на русское наречие принята первоначально не в Св. Синоде, а в канцелярии обер-прокурора, владыка Московский говорит, что русский перевод Нового Завета был одобрен первенствующими членами Синода: Амвросием, Михаилом и Серафимом, и издаваем был по благословению Св. Синода.

XI. Против замечания, что Серафим восстал против перевода, увидев вредные последствия его, владыка Московский приводит выписку из письма к нему самого же Филарета Киевского от 17 декабря 1824 года, в котором действия Серафима приписываются влиянию предубеждений.

XII. Показание, будто Император Николай I-й во все время своего царствования не разрешал возобновлять сие дело, Филарет называет не точным. Он ссылается на (приведенное нами в своем месте) особое мнение свое о необходимости и пользе перевода, представленное в 1827 году. На этом мнении в Бозе почивший Государь 29 августа того же года соизволил написать: «справедливо». И в течение многих лет царствования его Новый Завет на славянском и русском наречии, пока не истощились экземпляры, продавался.

XIII. На вопрос: если переводить Св. Писание на русское наречие, то почему не переводить на малороссийское, белорусское и проч.? дается ответ, что 1) русское наречие есть общее и образованное, а малороссийское и пр. суть наречия небольшого меньшинства и мало образованные; 2) малороссы и белоруссы понимают по-русски; 3) это полезнее для единства церковного и гражданского.

XIV. На мысль, что лучше издавать толкования на Библию владыка Московский замечает, что и перевод будет служить некоторым образом вместо толкования.

XV. Затем святитель Московский устраняете предположение, будто в пункте 3 проекта заключается мысль о назначении перевода для неприлежных к слову Божию. В объяснение истинного смысла этого пункта он говорит, что, наоборот, перевод облегчит разумение Св. Писания не для ленивых, а для тех, которые по обстоятельствам не имеют возможности посещать богослужение настолько часто, чтобы этим путем можно было им вполне узнать славянский язык.

XVI. Мысль, что приходское наше духовенство, зная хорошо Св. Писание, не нуждается в переводе, по отзыву святителя Московского, не подтверждается опытом.

XVII. В доказательство существования народного требования на русский перевод Св. Писания Филарет указываете на то, что экземпляры Нового Завета на славянском и русском наречии покупаемы были до тех пор, пока истощились, и после ищутся и дорого покупаются. Относительно же продажи из Киевской типографии многих экземпляров Нового Завета на славянском языке замечает: «когда нет русского, необходимо покупать славянский Новый Завет, чтобы не остаться совсем без священных книг».

XVIII. Владыка Московский считает не доказанным мнение, будто усиление раскола совпадает со временем появления Нового Завета на русском наречии. Кроме того, раскольники никогда и не обвиняли православных «за домашнее чтение Св. Писания в разноязычных переводах».

XIX. Совещание и соглашение с греческою церковью относительно перевода Св. Писания на русский язык святитель Московский признает неудобным. По его мнению, такое сношение, во-первых, не нужно: русская церковь может переводить Библию для домашнего чтения на том же основании, как это она делает, переводя писания св. отцов; во-вторых, не удобоисполнимо по предмету: греческая церковь не имеет достаточных сведений о нуждах русской; в-третьих, нельзя надеяться, чтобы Константинопольский патриарх, но настоящему затруднительному положению своему, мог устроить совещание всей вселенской церкви.

XX. Опасение, что чрез новый перевод нарушится единение наше с прочими славянскими церквами, устраняется тем, что богослужение и в богослужении Св. Писание и впредь мы будем иметь на одном языке с сими церквами.

XXI. На замечание, что в синодальном изложении положений о переводе не сказано, кому будет поручено это дело и пр., дается ответ, что нужно определить главный вопрос, а подробности исполнения без труда могут быть определены и после³⁶⁸.

XXII. Что новый перевод будет совершеннее прежнего, ручательство на это владыка Московский находит в 3 п. проекта синодального решения, по каковому пункту, исправленный перевод, прежде издания, должен быть рассмотрен Св. Синодом.

XXIII. Предложение митрополита Киевского – вместо перевода заменяя одни слова и выражения другими, – владыка Московский находит неудобным: «введение в славянский текст новых слов сделает язык Библии таким пестрым, что он не будет ни славянским, ни русским, и будет не привлекать, а отталкивать читателей. С удержанием же форм славянских неясность останется и после исправления»³⁶⁹.

В заключение отзыва, владыка Московский, как и в известной нам «Записке» от 8 мая 1845 г., указывает на то, что если даже Римская церковь, которая, по особенному догматическому направлению, не так свободно допускает чтение Св. Писания на народном языке, разрешает ныне переводы оного на общевразумительные языки, «то кольми паче православная российская церковь не должна лишать православный народ чтения слова Божия на языке современном, общевразумительном; ибо такое лишение было бы не сообразно с учением святых отец, с духом восточно-кафолической церкви и духовным благом православного народа»³⁷⁰.

В дополнение к этому своему отзыву, представленному на имя обер-прокурора от 21 июля того же 1857 года, владыка Московский делает еще одно замечание на то же отношение митрополита Киевского от 21 декабря 1856 года в своем письме к обер-прокурору от 18 августа 1857 года: «в отношении от 21 декабря, – пишет он, – высокопреосвященный Киевский желает поправить важное и темное в славянском тексте место книги Бытия, гл. 49 ст. 10, и предлагает вместо слов: отложенная ему, поставить слово: примиритель. А это слово взято из перевода, который сожжен на кирпичном заводе»³⁷¹.

Свой отзыв, написанный к 21 июля, владыка Московский препроводил к обер-прокурору при следующем письме: «Сиятельнейший граф, милостивый Государь! По предмету возобновления перевода книг Св. Писания Нового Завета, а по времени и Ветхого, Государь Император Высочайше повелеть соизволил мнение митрополита Киевского внести в Св. Синод, на совокупное рассмотрение, но предварительно сообщить мне. Ваше Сиятельство, объявив мне сие Высочайшее повеление от 19 февраля (№ 947), изволили присовокупить, что будете ожидать, по содержанию вышеозначенного мнения, моего отзыва. Важность дела и многочисленные соображения, изложенные в мнении высокопреосвященнейшего митрополита Киевского, потребовали от меня обстоятельного рассмотрения сих соображений, дабы мое мнение положено было на твердых основаниях и ограждено от сомнений. Соответственно сему, составленную мною записку, заключающую изложение и рассмотрение дела, и мое мнение, при сем к В. Сиятельству препровождаю. Господь благодатию Своею да отверзет двери слову (Кол. 4,3.) Своему; и да не подпадем ответу за поставление славенолюбием некоего предела Евангелию Его, которое должно быть проповедано всей твари (Мар. 16, 15). Призывая Вам благословение Божие, с совершенным почтением и преданностью имею честь быть» и проч.³⁷². Вскоре после того и именно от 18 августа того же года святитель Московский писал к нему же: «прискорбно мне, что я принужден был входить в состязание с суждениями досточтимого мужа. Но уважение к истине не должно постановлено быть ниже уважения к лицу. По справедливости, можно пожалеть, что высокопреосвященнейший митрополит Киевский, имея в виду мнение полного собрания Св. Синода, не обратился с своими сомнениями непосредственно к членам Св. Синода, чрез что образовались бы конфиденциальные частные сношения для приведения дела в большую ясность, и можно было бы достигнуть того, чтобы дело вошло в Св. Синод уже освобожденным от вида разногласия, что конечно было бы благовиднее. Прежде так поступаемо было». При этом святитель Московский указал на пример из сороковых годов, когда граф Протасов внес в Св. Синод доклад с предположением об объявлении славянского перевода Библии «самодостоверным подобно латинской вульгате. По сему требовано, – продолжает святитель Московский, – мнение трех митрополитов, и вероятно рассчитываемо было на согласие митрополита Киевского. Находя, что сие предположение не в духе восточной православной Церкви и что оно повело бы к запутанностям подобно, как и Тридентское определение о вульгате, я решился дать мнение в смысле отклонения оного предположения. В прежние времена в подобных случаях я совещался с митрополитом Серафимом; но в сие время уже не мог по слабости его здоровья. И так сообщил мое мнение митрополиту Киевскому и нынешнему Новгородскому; воспользовался их замечаниями; получил их согласие и тогда уже представил мое мнение Св. Синоду. Последствий не было, а это значило, что никто на мое мнение не возражал и что предположение графа Протасова оставлено без действия. Сказанное в сем письме может подать мысль, не войти ли теперь в новое сношение с высокопреосвященным Киевским, прежде внесения дела в Св. Синод. Это уже поздно и может вести к новым затруднениям. В предварительных, конфиденциальных, так сказать, домашних совещаниях удобно модификовать мнения, и различные приближать к единству, чрез что прежние различные обращаются в ничто. Сие удобство миновано, когда мнение высказано официально и о сем даже доведено до Высочайшего сведения. Остается в точности исполнить повеление о внесении дела в Св. Синод»³⁷³. Поистине «прискорбно было» владыке Московскому состязаться с долголетним другом своим владыкою Киевским по вопросу о предмете, столь близком его сердцу, столь много лет лелеянном в глубине души его, столь важном по его сознанию и после многолетних препятствий так хорошо принятом на синодальном заседании 10 сентября 1856 года. Еще прискорбнее было ему то, что и не один владыка Киевский оказался противником мысли о переводе Св. Писания на русский язык. Обер-прокурор, не смотря на опровержение мнения владыки Киевского митрополитом Московским, все-таки оставался при убеждении в неполезности дела перевода. Так о нем даже в 1860 году, когда уже совершался перевод, святитель Московский писал к митрополиту Новгородскому Григорию (Постникову) от 1-го апреля: «граф А. П.³⁷⁴ приметно не разделяет нашего мнения по предмету перевода Св. Писания; и сею первою виною покойный владыка Киевский»³⁷⁵. Были и другие или прямо выражавшие свое неодобрение этому предприятию или недоверчиво и косо смотревшие на дело перевода. Кроме лиц, большею частью по поручению обер-прокурора писавших против перевода Св. Писания на русский языки в течении времени от начала полемики между митрополитами Киевским и Московским³⁷⁶, были некоторые и из архиереев, недоверчиво относившихся к делу перевода или, по крайней мере, подававшие повод так думать о себе. Так, например, сам владыка Московский от 25 ноября 1857 года пишет к Иннокентию (Вениаминову), архиепископу Камчатскому: «простите, что я с доверием принял неверный слух о Вашем мнении относительно перевода Св. Писания на русское наречие. Он пришел ко мне таким путем, что я имел причину доверять ему»³⁷⁷. Даже в 1858 году, когда уже последовало Высочайшее повеление о приступлении к переводу, владыка Московский писал следующее к А. Н. Муравьеву: «меня посетили в Москве в один день преосвященные: экзарх, Казанский и Ярославский³⁷⁸. Мне вздумалось спросить их, как переводить Священное Писание на русское наречие, с греческого только или с греческого и еврейского вместе по соображению. Двое промолчали: а преосвященный Ярославский сказал, что в последнем случае будет не перевод, а сочинение. Видите ли, как дело, которое разрешено, может быть опять связано?»³⁷⁹ Не смотря на сочувствие переводу со стороны большинства лиц высшей иерархии, несочувствие ему со стороны некоторых из архиереев и особенно владыки Киевского было так прискорбно для святителя Московского, так тяжело, удручающе действовало на него, что навевало на него, как и в прежние тяжелые годы, мысль об удалении на покой от дел служения. От 14 апреля 1857 года, когда у него на руках было тяжелое для него дело – разбор и опровержение отношения митрополита Киевского от 21 декабря 1856 года, он писал следующее А. Н. Муравьеву: «О Священном Писании отмолчаться отнюдь не хочу; но желаю сказать должное, по возможности, удовлетворительно; а это не легко. Каждый день думаю о сем, и все отвлекаюсь; это не одно дело, в котором не успеваю. Даже думаю, не должен ли я прекратить мою неудовлетворительность для службы прошением отставки»³⁸⁰. Но Господь бодрствовал над великим святителем Московским, деятельность которого еще нужна была для церкви русской. Сам святитель Московский терпеливо выждал разрешения тяжести неопределенного положения. И не посрамил Господь упований владыки Московского. В исполнение изъявленной в феврале 1857 года Высочайшей воли, 15 сентября того же года все бумаги по делу перевода Библии были предложены обер-прокурором Св. Синоду. Святейший Синод, рассмотрев внимательно мнения обоих преосвященных митрополитов, и сообразив их с церковными правилами и изданными в разные времена постановлениями но сему предмету, согласно с мнением высокопреосвященного митрополита Московского, полагал, что перевод на русский язык сначала книг Нового Завета, а потом постепенно и других частей Св. Писания, необходим и полезен, но не для употребления в церквах, для которых славянский язык должен оставаться неприкосновенным, а для одного лишь пособия к разумению Св. Писания, и что к переводу сему, по особенной важности настоящего дела, должно приступить со всевозможною осторожностью, через лиц испытанных в знании еврейского и греческого языков, по избранию и утверждению Св. Синода³⁸¹. Однако же только после кончины владыки Киевского, последовавшей в конце декабря 1857 года, именно от 24 янв.–20 марта следующего года состоялось определение Св. Синода, коим он предоставил обер-прокурору (тому же графу А. Н. Толстому) доложить о вышеизложенном Государю Императору и на исполнение оного испросить Высочайшее разрешение, «с тем что, по воспоследовании такового, Святейший Синод не оставит постановить подробные правила, каким образом начать и совершить сие дело»³⁸². Обер-прокурор должен был исполнить постановление целого Синода; и доложил Государю. 5-го мая того же 1858 года Государь Император, с восшествия своего на престол положивший в сердце своем дать различные благодеяния народу своему, даровал ему и то благо, что, согласно определению Св. Синода от 24 янв.–20 марта, повелеть соизволил «приступить к переводу на русский язык книг Священного Писания на изъясненных в определении основаниях»³⁸³. Не могло не утешиться от продолжительной скорби сердце владыки Московского при известии о столь радостном для России событии, и он теперь, с облегченным сердцем, нашел наконец возможным поведать миру содержание своей, известной уже нам, Записки от 8 мая 1845 года, отдав ее напечатать в журнале: «Творения Св. Отцов в русском переводе, с прибавлениями духовного содержания», издав. при Московской духовной академии³⁸⁴. Кроме того, что эта «Записка» должна была дать понять, каково было убеждение владыки Московского относительно Библии, ее перевода и употребления даже в такое время, как время, протекшее с 1826 по 1856 год, она могла дать собою и руководителные начала для Высочайше разрешенного дела перевода Библии. Хотя и теперь, как в отношениях частных лиц к этому делу, так и в дальнейших распоряжениях Св. Синода не все нравилось владыке Московскому, но он благодарил Бога и за то, что дело, по крайней мере, пошло в ход, не запрещено. Уже мы знаем, как подействовала на святителя Московского бывшая у него в начале июля беседа о переводе Св. Писания с тремя иерархами русскими: экзархом Грузии и архиепископами Казанским и Ярославским. Не особенно приятно подействовало на него и состоявшееся от 19 мая-2 июня того же 1858 года определение Св. Синода по поводу воспоследовавшего в 5-й день мая Высочайшего соизволения на начало дела перевода. Именно, Св. Синод постановил «немедленно приступить к сему, как предположено было, с книг Нового Завета, начиная с Св. Евангелий от Матфея и Марка, следующим образом: предписать всем четырем академиям: 1) чтобы они, избрав из служащих при них надежных для сего дела лиц, немедленно поручили им переводить – С. Петербургская и Казанская – Св. Евангелие от Матфея, а Московская и Киевская – от Марка; потом, пересмотрев сей перевод с полным вниманием, в комитете из нескольких опытных в сем деле лиц, представляли в Святейший Синод для дальнейшего рассмотрения; 2) чтобы подлинный текст для перевода употребляли той редакции, какой употребляется у нас Новый Завет для духовных училищ, потому что этой редакции держится церковь восточная; 3) впрочем, ежели бы оказалась уважительная нужда обратить внимание на подлинный текст других редакций (наприм. при усмотрении несогласия подлинного текста означенной редакции с нашим сдавянским переводом); то чтобы допускалось и сие, но в сем случае поставляется в обязанность указать на той же странице внизу под чертою, с какой именно редакции сделан перевод, отступающий от принятой редакции; 4) чтобы пересмотренный перевод представляли в Св. Синод за общим подписанием находившихся при пересмотре перевода, но не тогда, когда окончится перевод всего Евангелиста, а по частям, наприм. глав по пяти или десяти; причем показывалось бы и то, кто именно занимался переводом. Преосвященным митрополитам: Киевскому, С.-Петербургскому и Московскому и Казанскому архиепископу поручено наблюдение за точным исполнением академиями возложенного на них поручения³⁸⁵. По получении указа Св. Синода по сему делу, святитель Московский положил на нем следующую резолюцию, помеченную 13 числом июля того же 1858 года: «Академической конференции, предлагаю: 1) избрать и представить кому поручить первоначальное производство перевода. 2) Представить, из кого составить Комитет пересмотра. 3) Когда пять глав будут переведены и пересмотрены, представить оные мне. 4) Рукопись должна быть писана в лист в полстраницы, и каждый стих должен начинаться с начала строки. 5) Конференция с сего указа оставит у себя список, а подлинный возвратить мне для моего употребления»³⁸⁶. Так поступил владыка Московский официально. Но в конфиденциальном письме к одному из друзей своих А. Н. Муравьеву от 17 июля того же года он пишет откровеннее по поводу того же распоряжения Св. Синода: «принимаются за перевод Нового Завета: но как? – Велели Академиям Петербургской и Казанской перевести Евангелие от Матфея, а Московской и Киевской Марка. Хорошо ли это уготовляет путь делу? – По крайней мере, – добавляет он, – слава Богу, что не запрещено дело»³⁸⁷. Мудрый святитель Московский видел неудобство такого распределения дела между академиями, прозорливое око его предусматривало в нем опасность замедления хода дела, и его опасения сбылись. Святейший Синод сам увидел, как чрез то замедлилось дело перевода, и потому от 12 марта следующего 1859 года определил, в изменение прежнего распоряжения своего, каждой из академий поручить перевод одного из Евангелистов, и именно: С.-Петербургской – Матвея, Московской – Марка, Казанской – Луки и Киевской – Иоанна. Затем из остальных книг новозаветных Петербургской – книгу Деяний апостольских и послания св. ап. Павла к Солунянам, Тимофею, Титу и Филимону; Московской – послания св. ап. Павла к Римлянам, Галатам и Евреям; Казанской – 1 и 2 к Коринфянам и Апокалипсис; Киевской – остальные книги новозаветные³⁸⁸. И дело пошло правильнее. Но, повторяем, владыка Московский благодарит Бога и за то, что дело не запрещено. К тому же и лица, ставшие во главе сего дела в Синоде, были надежные и хорошо известные святителю Московскому. Кроме первенствующего члена Св. Синода, известного уже нам Григория (Постникова), участвовавшего, подобно святителю Московскому, еще в переводном комитете Библейского Общества, и теперь принимавшего в деле перевода самое живое, деятельное участие, это были особенно следующие лица: митрополит Киевский, а затем с 1861 года по смерти Григория, и С.-Петербургский Исидор Никольский, о котором еще от 4 декабря 1859 года святитель Московский писал к Григорию: «мне кажется, преосвященный Киевский может представить Вам полезную деятельность под Вашим руководством»³⁸⁹ и который, особенно же когда сделался первенствующим членом Св. Синода, действительно весьма много и с великою пользою потрудился в деле перевода; затем – один из участников заседания Св. Синода от 10 сентября 1856 года Духовник Их Императорских Величеств, протопресвитер В. Б. Бажанов, который делал общий свод замечаниям синодальных членов на ту или другую часть переведенного и имел главное наблюдение за печатанием перевода³⁹⁰. Сам владыка Московский, несмотря на то, что приближался уже к 80-летнему пределу своей жизни, обнаружил необычайную деятельность в работах но пересмотру и исправлению переводов, и притом не только Евангелия от Марка, доставшегося на долю подведомой ему Московской духовной академии, но и других книг новозаветных. Все пересмотренное членами Св. Синода в Петербурге шло на дальнейшее рассмотрение архипастыря Московского и его замечания потом делались вновь предметом обсуждения Св. Синода, после чего уже переведенное предаваемо было тиснению. Так продолжалось во весь остаток жизни святителя Московского³⁹¹. Мы имеем любопытнейшие данные в доказательство такой деятельности маститого архипастыря Московского, из каковых данных многие еще и доселе неизвестны свету, не быв изданы печатно. Вот эти данные. Составившийся при Московской духовной академии переводный Комитет, приступив к исполнению возложенного на него поручения, на первых же порах встретился с затруднением, вызванным одним из пунктов определения Св. Синода от 7 июля за 1858 год, именно касавшимся редакции подлинного текста, с которого должно было делать русский перевод Нового Завета. Комитет нашел, что в духовных училищах России с 1810 до 1834 года употреблялся Новый Завет на греческом языке несколько иной редакции в отношении к тексту, нежели с 1834 года и что употреблявшийся с 1810 до 1834 года (textus receptus) был ближе к редакции, которой держится церковь восточная, нежели введенный в употребление с 1834 года (Титтманово издание). В виду этого оный Комитета мнением положил: «при переводе следовать редакции Московского издания 1810 года, как сходствующей с греческим изданием Евангелия для богослужения и ближайшей к славянскому переводу книг новозаветных, за исключением тех случаев, когда важные причины будут указывать нужду перейти под руководство другой редакции, более соответствующей ученым розысканиям о тексте новозаветном»³⁹². По представлении этого мнения Владыке на утверждение, последний не ограничился одним лишь голословным утверждением его, но в резолюции своей от 22 сентября написал следующее: «соглашаясь с правилом Комитета, не излишним признаю присовокупить следующее правило: в тех местах текста, в которых разные чтения греческих изданий 1810 и 1834 оба не представляют ничего сомнительного в смысле речи, и в которых славянский текст согласен не с изданием 1810 года, а с изданием 1834, не бесполезно в Русском переводе следовать сему последнему, дабы Русский перевод без нужды не отступал от славянского»³⁹³. Затем, когда в конце ноября того же 1858 года Комитет представил Владыке первые 10 глав Евангелия от Марка в Русском переводе, то Владыка, внимательно рассмотрев перевод, сделал много замечаний и поправок к нему. Так напр. во 2 гл. ст. 15 в конце Комитет перевел следующим образом: «их мытарей и грешников много и было, и за Ним вошло». Владыка карандашом на поле написал вместо этого следующее: «ибо много их было, и они вошли за Ним». В ст. 21 той же главы выражение: «дира будет больше», владыка поправил: «хуже». В ст. 23 той же главы, вместо выражения: «выдергивать» (колосья), владыка поставил: «срывать». В ст. 25 перевод: «что сделал Давида, когда заставила его нужда, и он взалкал», владыка поправил: «когда имел нужду и взалкал сам». В ст. 12 главы 3 вместо слов: «не открывали Его», владыка поставил: «не делали Его известным». Особенно многим поправкам и изменениям со стороны владыки подверглась 4 глава. Укажем на важнейшие. Ст. 15 переведен был так: «посеянные при дороге те, в которых сеется слово, но, когда услышат его, скоро приходит сатана». Владыка, зачеркнув все это, написал карандашом, вместо сего, сдедующее: «Посеянное при дороге значить тех, в которых сеется слово, но к которым, когда услышат, скоро приходит» и проч. Ст. 16 Комитет перевел так: «подобными образом и сеемые на каменистом месте те, которые, когда услышать слово, скоро с радостью принимают его». Владыка, зачеркнув все это, кроме слов: «подобными образом», вместо того карандашом написал на поле: «и посеянное на каменистом месте значить тех, которые, когда услышать слово, тотчас принимают оное с радостию». В ст. 17 вместо слов: «у себя» и: «содержатся не долго» владыка поставил: «в себе» и: «а привременны». И так далее. В виду всего этого, препровождая в Св. Синод 10 глав Евангелия в русском переводе при донесении от 29 ноября того же 1858 года за № 512, владыка писал между прочими: «долгом поставляю присовокупить, что и я принимал, сколько позволили другие занятия, участие в установлении перевода, особенно в местах более трудных, и решения приняты были общими согласием»³⁹⁴. Так поступаемо было и далее. От 14 марта следующего 1859 года переводный Комитет представил владыке перевод остальных 6 глав Евангелия от Марка. И владыка столь же внимательно, как и прежде, просмотрев перевод, вновь усеял его своими поправками, изменениями и замечаниями, то но отношению к отдельным словам, то в отношении к целым фразам. Укажем на важнейшие из последних. В гл. 12 ст. 24 Комитет перевел изречение Спасителя так: «не от того ли вы заблуждаетесь, что не знаете Писаний, ни силы Божией?». Зачеркнувши эти слова, владыка на поле написал: «этим ли приводитесь в заблуждение, не зная Писаний, ни силы Божией?». В 26 стихе той же главы переводный Комитет между прочим поставил следующие слова: «в сказании о купине, как Бог сказал ему»; но владыка заменил их следующими: «как Бог при купине сказал ему». Главы 13-й ст. 34 Комитет перевел так: «Говорю, подобно отправляющемуся в путь человеку, который, оставляя дом свой, и передавая слугам своим власть, и каждому назначая свое дело, велит и привратнику бдеть». Вместо этого владыка на поле предложил такой перевод стиха: «подобно как есть ли бы какой человек, отходя в путь, оставил дом свой, дал слугам своим власть, и каждому свое дело, и привратнику приказал бодрствовать». И так далее³⁹⁵.

А между тем, как мы сказали выше, владыка на первых же порах деятельности переводных комитетов, учрежденных при духовных академиях, стал получать на просмотр и переведенные в других академиях части Нового Завета, уже пересмотренные предварительно членами Св. Синода. Начало этой контролирующей, так сказать, деятельности святителя Московского падает на конец 1858 года. В течение всего 1859 года таким образом пересмотрено и исправлено было им все почти четвероевангелие, законченное в начале 1860 года и выпущенное в свет в апреле сего года. Даже корректурные листы протопресвитером В. Б. Бажановым пересылались еще раз на просмотр ко владыке Московскому. В библиотеке Московской духовной академии хранятся собственноручные записи владыки, содержащие в себе его «Предположения некоторых изменений в новом Русском переводе» всего Нового Завета, сопровождаемые объяснениями и оправданиями этих изменений или поправов и веденные постепенно, по мере поступления ко владыке на просмотр из Св. Синода отдельных частей Нового Завета в новом переводе, конечно в рукописном виде. Если бы мы предложили здесь читателям все эти «предположения» мудрого владыки Московского, – хотя они и заслуживают того, – то мы без меры и соответствия предшествующему увеличили бы эту последнюю часть исторического отдела нашего исследования, потому что они, в полном их объеме, сами по себе составили бы целую книгу. В виду этого мы изложим здесь из этих «предположений» лишь «предварение» и на выдержку несколько «замечаний» на перевод Евангелий, оставляя подробнейшее рассмотрение их для критической части. Вот это «предварение». «Во втором пункте определения Святейшего Синода 10 сентября 1856 года, – пишет владыка, – сказано: перевод Нового Завета на Русское наречие, как первый в сем роде опыт, от которого нельзя было и требовать полного совершенства, тщательно пересмотреть, причем принять за правило, чтобы от был всевозможно точен, и чтобы слова и выражения вразумительные не были без нужды заменяемы простонародными. Сие последнее выражение не должно быть оставлено без внимания, во-первых, по тому самому, что это определено Святейшим Синодом; во-вторых, потому что достоинству священной книги должно по возможности соответствовать достоинство языка; в-третьих, потому что сим может быть оказано благодеяние Русскому языку, который в настоящее время у многих писателей получил направление к Лаодикийскому и демагогическому словоупотреблению и словосочинению³⁹⁶ людей грубых, необразованных и безграмотных, и оттого теряет чистоту и правильность. Если Бог благословит дело перевода Священного Писания на Русское чистое и правильное наречие, и он войдет в домашнее употребление народа: то он может споспешествовать установлению языка, и удержанию его от падения, каковое действие перевода Священного Писания и у других народов замечено. Порча языка началась странным явлением, что русские писатели и не писатели подчинились голосу поляка Сенковского, который вздумал проклятием насмешки преследовать всем понятное, чистое и необходимое в языке слово: сей³⁹⁷. Какой безграмотный не понимает, когда священник произносит в алтаре: сие есть тело мое? Кто захочет переиначить изречение; сей есть истинный Бог, и сказать: этот есть истинный Бог? – Сие предлагается предварительно, чтобы не нужно было повторять сего несколько раз, для оправдания предлагаемых в переводе изменений. Впрочем на некоторые изменения оправдания представляются на каждое особо»³⁹⁸. И затем предположения изменений с замечаниями идут в два столбца, из которых в одном излагается то, как «читается в новом переводе», а в другом то, что самим владыкою «предлагается» в изменение этого перевода. Предложенное владыкою и здесь, как при трудах переводного Комитета, учрежденного при Московской духовной академия, а) в возможной степени точно соответствует греческому подлиннику в лучших и вернейших изданиях сего последнего; б) изложено чистым русским языком, с удержанием даже славянизмов в тех случаях, когда, с одной стороны, они не препятствовали вразумительности речи, а с другой – и это главное, – точнее передавали подлинник, нежели обыкновенная русская речь; в) тяготеет к переводу, совершенному во время открытых действий Библейского Общества и указывает на превосходство сего перевода в некоторых случаях пред новым, чрез что внушалась новым переводчикам мысль не пренебрегать прежним переводом; г) оправдывается объяснениями и замечаниями остроумными, основательными и до выпуклости, так сказать, наглядно передающими мысль оправдывающего; д) почти все, за исключением лишь незначительных мелочей, принято Св. Синодом в его издание Нового Завета на русскими наречии. Представляем на выдержку несколько «предноложений» владыки Московского, с «оправданиями» их. «В новом переводе читается, – пишет маститый святитель, пересматривая Евангелие от Матфея в рукописи, – Матф. гл. I ст. 11 пред переселением вавилонским. Предлагается: пред переселением в Вавилон. Никто не скажет: пред переселением Московским, вместо того, чтобы сказать: пред переселением из Петербурга в Москву. Затем ст. 20 читается: зачавшееся в ней. Предлагается: родившееся в ней. Это согласнее с подлинником и с таинством. Так было в прежнем переводе; и нет нужды переменять. Ст. 21. Читается: народ свой от грехов его. Предлагается: людей своих от грехов их. Новый перевод неверен: потому что спасение относится не к народу, в массе, но к людям порознь, что и выражено в Греческом множественными αὐτῶѵ. Ст. 22. Читается: сказанное. Предлагается: реченное. Тут же поставлено: нарекут; почему же не поставить реченное Господом? Это меньше тождесловит с следующим: говорит. Ст. 23. Читается: зачнет во чреве. Предлагается: во чреве приимет. Это согласнее с подлинником и с таинством. Пресвятая Дева не зачала Безначального, а прияла во чреве. Ст. 24. Читается: сделал так, как. Предлагается: поступил, как. Этот прежний перевод лучше соответствует предмету и свойству языка. Гл. 2, ст. 11. Читается: и вошли в дом, и увидели. Предлагается: и вошедши в дом, увидели. Этот прежний перевод точнее с подлинником. Ст. 13, 14. Читается: мать. Предлагается: матерь. От ученого до безграмотного никто не скажет: мать Божия, а всякий скажет: матерь Божия. Ст. 16. Читается: выведал он. Предлагается: выведал. Местоимения нет в подлиннике, и оно не нужно. Гл. 3, ст. 11. Читается: Но идущий за мною крепче меня, у которого я не достоин понести обувь, тот будет. Предлагается: но идущий за мною сильнее меня, я не достоит понести обувь его; он будет. В новом переводе ход речи неправилен; и на что относительное местоимение: тот? Ст. 12. Читается: лопата в руке у него. Предлагается: лопата в руке его. Предлог не нужен; и без него тон речи выше. Читается: плевы. Предлагается: солому. Это верно с подлинником и натурою вещей. Плевы на русском ничего не значит. Плева значит перепонка³⁹⁹. И так далее. Если сличить все и эти и дальнейшие предположения святителя Московского с синодским изданием Нового Завета в русском переводе, то увидим, что им почти всюду, как замечено было выше, безусловно следует это издание. И невольно верится тому, что пишет современник дела перевода, друг одного из деятельнейших членов переводного Комитета, учрежденного при Московской духовной академии, профессора А. В. Горского, также профессор Московской духовной академии П. С. Казанский в письме к брату своему архиепископу Костромскому Платону (Фивейскому) от 16 марта 1859 года: «Александр Васильевич (Горский) из Петербурга возвратился в Москву на первой неделе, но митрополита (Филарет) задержал его для чтения перевода Св. Писания. Александр Васильевич привез убеждение, что двигатель и душа Синода есть Московский митрополит. То делают, что он скажет, о том рассуждают, о чем он внушит⁴⁰⁰. В связи с теми же трудами маститого архипастыря Московского в деле окончательной редакции Четвероевангелия находятся следующие места из переписки его с разными лицами, подтверждающие высказанные нами мысли о степени его участия в деле редакции перевода, равно как и о мудрости, с какою он обнаруживал при этом свою деятельность. Будем излагать эти места в хронологическом порядке. В начале 1859 года в Св. Синоде был одним из присутствующих преосвященный Харьковский Филарет (Гумилевский)⁴⁰¹, который, прочитав первые тетради исполненного академиями и просмотренного владыкою Московским перевода Евангелий, написал последнему письмо, с изложением в последнем своих недоумений или замечаний по поводу некоторых мест перевода. Владыка не оставил без ответа это письмо. От 9 марта этого года он писал ему следующее: «Преосвященнейший Владыко, возлюбленный о Господе Брат! Вы приглашаете меня к занимательной беседе о переводе Нового Завета. Но и при сем не скоро достигаю того, чтобы войти в сию беседу. В выражении: Авраам родил Исаака – нет ничего соблазнительного, а есть небольшая странность или необычайность. Много лет читали сие выражение в Русском переводе⁴⁰²: и мне не случилось слышать против него возражения. И если ныне взято правило, как можно ближе к славянскому вести новый перевод, то вот новая причина сохранить прежнее выражение. Но если желают выражения более обыкновенного; не будет далеким отступлением от подлинника сказать: от Авраама родился Исаак.

Вы говорите, что в изречении: еда сей есть Христос сын Давидов⁴⁰³, слόва: Христос, нет ни в одном Греческом списке. Неправда. В издании Грисбаха указано несколько рукописей, в которых слово: Христос, есть; и также указан и славенский текст. Видите, его уважают и иностранные критики. Вы говорите, что слово Христос, здесь не нужно. По такой догадке нельзя исключать слова из текста. Напротив, мне кажется, что слово: Христос, здесь нужно: без него не довольно определенно выражение: сын Давидом. Речь идет без сомнения о Христе. При том, если и сомнительно, принадлежит ли слово: Христос, к первоначальному тексту: лучше иметь текст более полный. Если вы оставили в тексте прибавочное слово: беды нет. А если бы исключили слово, которое может быть действительно принадлежит к первоначальному тексту: Вы сделали бы грех.

В словах: помилуй ны Иисусе сыне Давидов⁴⁰⁴ слόва Иисусе, подлинно нет в Греческих списках; а есть в некоторых: κύριε – Господи. Но и здесь советовал бы я сохранить слово Иисусе, согласно с славенским, только оградить вместительными в знак того, что его нет в Греческих списках.

Матф. 7, 29. Вы говорите, что слов: и Фарисее, в Греческих списках нет. Опять неправда. Есть в некоторых, и во многих древних переводах. Почему говорите Вы, что даже не рассудительно прибавлено: и Фарисее, не понимаю. Напротив, мне кажется, это не только прилично, но почти нужно. Потому что если надлежало представить владычественную силу слова Христова; то надобно было возвысить ее не только над книжниками, но и над Фарисеями, которые выше и сильнее книжников были в народе.

Вы говорите, что внесть такие прибавления в Русский текст, значило бы переводить с Славянского, а не Греческого. Но, во-первых, не доказано, что это прибавления. Во-вторых, из того, что в главу Русского перевода внесено из Славянского одно слово: Иисусе, которое не делает ни малейшей перемены в смысле, отнюдь не следует, что эта глава переведена не с Греческого.

Вы говорите, что не надобно примешивать к переводу толкования. Но в вышеприведенных примерах представляются не толкования, а разнословия текста, и притом такие, которые, можеть быть, даже принадлежат к первоначальному тексту.

Матф. 10, 12. Глаголюще: мир дому сему. Сии слова и в Греческих списках есть; и с вероятностью могут быть отнесены к первоначальному тексту. Можно сказать: целуйте человека, и ничего не прибавить, потому что все знают, как приветствуют человека. Но: целуйте дом, не понятно, если не прибавить, как приветствовать его.

Должно признаться, что тяжело слышится, когда говорится к лицу Божией Матери: что тебе до Меня? Вопрос: что Мне и тебе?⁴⁰⁵ может иметь правильный смысл русский, не противный и Греческому: – «что мне до того нужды? Что и тебе до того нужды? Не надобно и просить чуда, и являть оное, потому что еще не пришел час Мой». Но это не препятствует в другом месте поставить: что тебе до нас⁴⁰⁶.

Мы с некоторыми из трудящихся, – заключает свое письмо святитель Московский, – окончили пересмотр последних глав Евангелиста Марка, и они вскоре будут представлены. Помолимся Богу Слову, да благословить слово Русское быть верным слову Божественному»⁴⁰⁷. Владыка счел нужным приказать снять копию с этого письма своего, каковую и послал на имя Ректора Московской дух. академии архим. Сергия при следующем письме к нему от 11-го марта того же 1859 года: «Посылаю Вам, отец Ректор, список с письма моего к преосвященному Харьковскому, в котором я спорю с ним о некоторых местах перевода Евангелия. Может быть не излишне будет Вам и переводному Комитету знать, что думается тому и что думается мне»⁴⁰⁸. Затем от 9-го сентября того же года святитель Московский пишет к Григорию Постникову, митрополиту Новгородскому и С. Петербургскому: «Евангелие от Марка (рукописное конечно) получил я, но еще не успел читать. Не одолеваю всего, что требует работы. Как Вы не враждуете против слова: сей, так и я не враждую против слова: этот. Только мне кажется, что лучше первое употреблять там, где указуется на предмет важный, или где тон речи сам собою приближается к славенскому. Против слова: плевы не перестаю возражать. 1) По-русски ни мякину, ни солому не называют словом: плевы. Следственно слово: плевы, не объясняет, а затемняет смысл; а перевод, конечно, делается не для затемнения, а для объяснения. 2) Мякину, по вашему названию: плевы не жгут, жгут солому. Следственно против сего перевода восстает самая природа вещей. 3) Не знаю, какой лексикограф решительно стоит за мякину. Новейших лексикографов необузданное критическое направление не редко сбивает с пути, но вот Шоттгений:⁴⁰⁹ ἄχυροѵ, palea vel potius stramen. Вот Розенмюллер⁴¹⁰: ἄχυροѵ, non est palea, sed totus calamus frumenti, a radice ad spicam, herb. tribulo comminutum. Он еще замечает, что palea, quae vento adigi solet, dicitur ἄχρη⁴¹¹. Что касается до слова: реченный⁴¹², при слове: пророк, оно мне кажется у места. И если годно у вас слово: предреченный, почему не годно: реченный? Впрочем, не смею думать, что мое мнение лучше, и тем менее усиливаться против Вашего суждения»⁴¹³. От 4-го декабря того же года и тому же святителю владыка Московский пишет: «Евангелия от Луки просмотрел я семь глав, и остановился, частию за другими делами, частию за нездоровьем»⁴¹⁴. К нему же от 1-го апреля 1860 года Филарет пишет: «Благодарю за внимание к писанному мною о молитвослове и о переводе Св. Писания»⁴¹⁵. От 24-го марта того же 1860 г. святитель Московский писал к протопресвитеру В. Б. Бажанову: «Благодарю за сообщение мне печатных листов Нового Завета в русском переводе. Вчера и ныне послал я к Высокопреосвященному Новгородскому мои предположения о некоторых изменениях в словах перевода Евангелия от Иоанна. Прошу прощения, что умедлил. Не мог иначе. Попросил бы я не оставить без внимания моих предположений»⁴¹⁶. В том же 1860 году вышло из печати начало предпринятого Св. Синодом переводного труда: «Четвероевангелие» в русском переводе⁴¹⁷. Это было еще при жизни первенствующего члена Св. Синода, святителя Григория, имевшего утешение благословить выход в свет этой начальной части труда, которого он был одним из деятельнейших участников, и скончавшегося вскоре по выходе в свет Четвероевангелия, именно 17-го июня того же 1860 года⁴¹⁸. А между тем еще при жизни его, в силу уже известного нам определения Св. Синода от 12 марта 1859 года, подготовляемы были к печати и остальные части Нового Завета в русском переводе, хотя они вышли из печати и не ранее 1862 года. В редакции перевода этих частей святитель Московский принимал столь же деятельное участие, как и в редакции перевода Четвероевангелия, и притом, как в отношении к тому, что выпало на долю Московской духовной академии, так и в отношении к тому, что переведено было другими академиями и просмотрено Св. Синодом. Так 5 декабря 1859 года переводный Комитет, учрежденный при Московской духов. академии представил на рассмотрение владыки перевод первых 11 глав послания к Римлянам в русском переводе⁴¹⁹, а 5 февраля 1860 года и остальных 5 глав того же послания⁴²⁰; 23-го декабря 1860 года – перевод послания к Галатам; 13 апреля 1861 года – перевод первых 5 глав послания к Евреям; а 23 мая того же года перевод и последних 8-ми глав того же послания⁴²¹. Переводы всех этих священных книг, подобно переводу Евангелия от Марка, не остались без исправлений со стороны святителя Московского; мало того, в этих переводах не осталось ни одной главы без более или менее значительных поправок владыки, который нередко даже целые стихи зачеркивал, предлагая вместо зачеркнутого свой перевод этих стихов. Так, например, Римл. 3, 25–26 ст. Комитет перевел следующим образом: Котораго Бог предложил в очистилище, даруя очищение в крови Его чрез веру, чтобы показать правду Свою, по не взысканию за грехи, совершенные прежде, при долготерпении Божием; показать правду Свою в настоящее время, дабы познали, что Он праведен и оправдывая верующего в Иисуса. Владыка, зачеркнув все это, кроме трех первых слов, карандашом на поле написал вместо того следующее: в жертву, очищающую кровию Его чрез веру, к показанию правды Его, для прощения соделанных прежде грехов, по кротости Божией; к показанию правды Его в настоящее время, да явится Он праведным и оправдывающим верующего в Иисуса. Или 1 стих 1 главы послания к Евреям Комитет перевел так: Бог, многократно и многообразно гдаголавший древле отцам чрез пророков, при конце сих дней глаголал нам чрез Сына. Владыка, зачеркнув все эти слова, кроме первого и трех последних, написал вместо того: издревле многочастно и многообразно говоривший отцам чрез пророков напоследок в сии дни говорил. И так далее. Кроме того, и не зависимо от того, подобно Четвероевангелию, и остальные части Нового Завета в новом русском переводе, после окончания их переводом со стороны академий и пересмотра Св. Синодом, подвергались тщательнейшему пересмотру приближавшегося к 80-летнему пределу своей жизни архипастыря Московского, сделавшего на перевод их такие же «предположения» об изменении и исправлении некоторых мест перевода, с «оправданиями» таковых предположений, какие в выдержках мы уже видели выше⁴²². Мы не будем теперь продолжать эти выдержки, чтобы не увеличивать объема настоящего нашего исследования, тем более, что нам еще придется касаться этих «предположений» в критической части нашего настоящего исследования. Весь Новый Завет в русском переводе вышел из печати в 1862 году. Как принимавший весьма деятельное участие в редакции перевода и следовавших за Четвероевангелием священных книг новозаветных, святитель Московский ревниво относился и теперь к каким бы то ни было (происходившим, например, от недоразумения и потому ошибочным) замечаниям на этот перевод, как то делал он и в отношении к переводу Четвероевангелия. Так, например, от 7 сентября 1862 года он писал к А. Н. Муравьеву: «вот еще голос, от которого трудно не пробудиться. В полученном сейчас письме Вы пишете, что соблазнились в книге Деяний Апостольских переводным выражением: дух прорицания⁴²³. Посмотрим, не прекратит ли соблазна книга пророка Иеремии. Там написано: Господь даде тя жерца вместо Иоддая жерца быти приставнику в дому Господни, всякому человеку прорицающу, и всякому человеку неистовствующу, и вдаси его в затвор и в кладу (29, 26). Прорицающий⁴²⁴, которого Бог повелевает чрез пророка посадить в затвор и в кладу, без сомнения, есть ложный прорицатель. Такова и Филиппийская девица, одержимая духом прорицания. В книге пророка Иеремии слова: прорицатель, прорицающий – более десяти раз употреблены в значении ложного прорицания. И так если можно не соблазняться выражением пророка Иеремии, то также можно не соблазняться выражением перевода книги Деяний Апостольских. Притом обратите внимание на состав выражения: одержимая духом прорицания. Слово: одержимый не употребляется в добрую сторону, а в худую. Не говорят, одержимый духом пророчества; а говорят: одержимый духом злобы, одержимый неистовством. И так, по моему мнению, перевод достаточно охранен от понимания ложного и соблазнительного. Предполагаемые Вами переводы: дух волхвования, дух гадания были бы не точны. Равдомандия и некромандия⁴²⁵, – вот виды и способы волхвования. Не то видно в девице Филиппийской. Гадают на картах, на бобах, по полету птиц и пр. Опять не то, что в девице Филиппийской. Когда говорится о истинном даровании, тогда перевод не говорит: дух прорицания, но дух пророчества (Апок. 19, 10). И так позвольте мне не признать справедливым Вашего обвинения будто сбиты все понятия»⁴²⁶.

Но между тем, как еще совершался в духовных академиях перевод священных книг новозаветных, в Св. Синоде, еще при жизни первенствующего митрополита Григория, уже возбуждено было дело и по переводу священных книг Ветхого Завета, каковое дело также предложено было академиям. Григорий, ближайший участник дела перевода ветхозаветных книг в 1821–1825 гг., дал Петербургской академии в руководство для начинавшегося дела свой собственный экземпляр перевода первых восьми книг Ветхого Завета, изданного Библейским Обществом, но не введенного в употребление⁴²⁷. Деятельность по переводу и изданию ранее подготовленных переводов книг Ветхого Завета, одобренная благословением на то со стороны высшей церковной власти, закипела не только в академиях, но и среди частных лиц. В видах пособия Св. Синоду в деле столь важном, редакции духовных журналов стали помещать на страницах сих последних переводы различных книг ветхозаветных. Выходили переводы и отдельными изданиями. Так еще в 1859 году викарий Петербургской митрополии епископ Ревельский, уже известный нам Агафангел Соловьев в Петербурге же издал в свет свой труд: «Книгу премудрости Иисуса сына Сирихова, с кратким объяснением⁴²⁸. В следующем 1860 году, в бытность свою епископом Вятским, тот же преосвященный издал в Вятке «Книгу Иова в русском переводе с кратким объяснением». В том же 1860 году и последующих за ним начали появляться переводы отдельных книг Ветхого Завета в духовных журналах. Православное Обозрение начало печатать переводы уже известного нам архимандрита Макария Глухарева, особым приложением в 1860–1867 гг. В Трудах Киевской духовной академии за 1861–1864 гг. напечатан был перевод исторических книг профессора М. С. Гуляева, а с 1869 г. начаты печатанием переводы других книг ветхозаветных (пророческих и неканонических). Христианское Чтение с 1861 по 1870 г. успело поместить на своих страницах переводы книг законоположительных, из исторических книги: Иисуса Навина, Судей, Царств и Паралипоменон, из учительных: Иова, Притчей Соломоновых и Екклизиаста. Главный труд в деле перевода принадлежал проф. М. А. Голубеву, которому до смерти его (в 1869 г.) сотрудничали Д. А. Хвольсон, П. И. Савваитов и др. В Духе Христианина в 1862–1863 гг. напечатаны из переводов Г. П. Павского переводы 3 и 4 кн. Царств, 1 и 2 Паралипоменон и Притчей Соломоновых. Из множества остальных переводов его только недавно еще появился в Русской Старине перевод книги Песнь Песней. В Душеполезном Чтении за 1868 год в ч. 1-й особым приложением напечатан перевод последней половины книги Псалмов (с 76 Псалма), доставшейся на долю переводного Комитета при Московской духовной академии. Главный труд в этом переводе принадлежал проф. П. И. Горскому-Платонову⁴²⁹. Это все были переводные труды, служившие главным предуготовительным материалом для изданий Св. Синода, начавшихся уже после кончины владыки Московского, последовавшей 19 ноября 1867 года, именно в 1868 году и завершившихся в 1875 году⁴³⁰.

Принимая деятельное и живое участие в пересмотре, исправлении и издании перевода книг новозаветных, маститый святитель Московский не оставил своим участием и перевода книг ветхозаветных. И прежде всего, когда, по возбуждении этого дела в 1860 году, Св. Синод приступил к обсуждению мер к осуществлению его и порядка самого дела, 80-летний старец, святитель Московский в 1862 г. заготовил и в 1863 г. 20 января представил в Св. Синод свои соображения по сему предмету. Соображения эти состояли в следующем:

I. В определении Святейшего Синода (постановленном в Москве, в заседании 4 митрополитов, 4 архиепископов и 2 протопресвитеров, но не подписанном в Москве, по причине скорого отбытия Святейшего Синода в Петербург, и потом не допущенном до подписания), после пересмотра перевода Нового Завета, полагалось перевод Псалтири исправить, по сличению еврейского и греческого текстов.

II. Здесь может встретиться мысль, которая была, и вероятно есть, у некоторых: не должно ли переводить книги Ветхого Завета исключительно с греческого языка, без всякого отношения к еврейскому. Сие-то сомнение разрешил Святейший Синод в вышеприведенной части определения его, касающейся Псалтири. Вот пример. Псал. LVII, 10. Прежде еже разумети терния вашего рамна, яко живы яко во гневе пожрет я. Никто не станет спорить, что здесь нет правильного, согласного с законами грамматики и логики, состава слов, и потому нельзя понять, какая заключается в них мысль. Но слова сии буквально переведены с греческого текста, кроме последнего слова: я, вместо которого с греческого должно перевесть: вас, чрез что речь не сделается понятнее. Итак, необходимо одно из трех: или поставить в русском переводе слова, не имеющие смысла, или поставить мысль произвольно догадочную (что значило бы не переводить, а выдумывать текст), или в еврейском тексте искать пособия к уразумению означенного стиха. Выбор, кажется, не должен быть сомнителен⁴³¹.

III. Разрешая вопрос о соображении предпринимаемого перевода с текстами греческим и еврейским, Святейший Синод, кажется, не исследовал вопроса, должно ли начать перевод Ветхого Завета книгами Моисеевыми, и продолжать по порядку (как поступлено с Новым Заветом), или Псалтири, как поступило некогда Библейское Общество; но просто последовал сему примеру⁴³². Но есть уважительные причины не подражать сему примеру.

IV. Библейское Общество спешило издавать по частям перевод Библии, чтобы возбуждать внимание и тем лучше приобретать пособия. Долго было бы ждать перевода Ветхого Завета, и оно поспешило перевести и напечатать Псалтирь. Это расчет неверный тогда и не нужный ныне. Отдельные издания Псалтири на славенском служат наиболее для молитвенного употребления и для обучения детей. Но для такого употребления не должно было предлагать русский перевод Псалтири вместо славянскаго.

V. Псалтирь есть одна из книга Ветхого Завета, в которой встречаются особенно трудные для перевода тексты. Лучше начать дело не с труднейшего, но с того, что более просто, дабы, при продолжении работы над сим, с возросшею опытностью, дойди до труднейшего. Исторические книги проще для перевода, нежели Псалтирь.

VI. Сим соображением дело возводится на естественный путь, по которому шел перевод Нового Завета. То есть надобно начать книгою Бытия, и продолжать по порядку.

VII. Греческий перевод книг Моисеевых имеет такое отношение к тексту еврейскому, что нужное сличение перевода с подлинником здесь удобнее, нежели в некоторых других книгах Ветхого Завета. И это есть указание, что лучше отсюда начать дело.

VIII. Опыты перевода предшествующих Псалтири ветхозаветных книга уже являются в повременных изданиях, как предположено было Святейшим Синодом, а Псалтири нет. И это располагает ближе приступить к тому, в чем уже сделаны попытки, в которых по местам и небольшой отчет дан⁴³³. (Причем не излишне благовременно сказать переводчикам, чтобы знакомых, почтенных и любезных ветхозаветных имен не превращали в незнакомые и изуродованные еврейским произношением; при чем не худо вспомнить, что 70 толковников писали имена по произношению живого языка, а не мертвого, как ныне).

IX. Если обращено будет внимание на то, что долго ждать перевода всего Ветхого Завета; можно будет сперва отдельно издать Пятикнижие и древнейшие исторические книги до книг Царств, или все исторические книги, потом учительные и наконец пророческие⁴³⁴. Затем святитель Московский, не смотря на глубокую старость свою, и теперь продолжал принимать живое участие в рассмотрении представляемого к нему и в Св. Синод рукописного материала переводов. Так определением Св. Синода 28 ноября/28 января 1862/3 года поручено было между прочим Московской духовной академии «сличить с подлинником и исправить составленный в 1822 году Библейским Обществом русский перевод книги Псалмов (второй половины⁴³⁵, начиная с 76 псалма). Главный труд сличения и исправления принадлежал, как мы сказали выше, профессору (в то время, бакалавру) П. И. Горскому-Платонову. Но не даром и о владыке Московском говорено было вскоре после его кончины, что «в последние годы своей жизни он принимал деятельное участие в предпринятом Св. Синодом пересмотре перевода Псалтири»⁴³⁶. Из Записки, представленной владыкою в Св. Синод от 20 января 1863 года мы уже знаем, как озабочивала его эта священная книга Ветхого Завета, переведенная в 1822 году под сильным влиянием Г. П. Павского, которому, как мы знаем из раньше сказанного, принадлежал и самый первоначальный перевод ее с еврейского подлинника. Поэтому теперь маститый святитель Московский напряг последние старческие силы своего ума (дело сие, по разным причинам, протянулось в Моск. дух. академии до мая 1867 года), чтобы новоисправленный перевод был совершеннее прежнего и в то же время более согласовался с началами, изложенными в Записках его же, Филарета, представленных им в 1842 и 1845 годах и соображениями, высказанными в Записке, представленной в Св. Синод от 20 января 1863 года. Проверку сделанного П. И. Горским он предоставил Ректору академии, протоиерею А. В. Горскому⁴³⁷, а затем проверенное трудами обоих однофамильцев ученых прочитывалось по частям в его присутствии, для чего он назначал и посвящал особые часы у себя в покоях, причем делал и свои замечания. Главный деятель исправления перевода Псалтири, почтенный профессор академии П. И. Горский сообщил нам не только сведения о ходе этих занятий по исправлению перевода Псалтири, но и самый рукописный оригинал напечатанного в Душеполезном Чтении за 1868 г., ч. I-я, особым приложением исправленного перевода, «тщательно рассмотренного и одобренного покойным митрополитом Московским Филаретом»⁴³⁸. В этом оригинале мы нашли несколько собственноручных, написанных карандашом, пометок маститого святителя Московского. Отметим, хотя не все, для примера. Одна из них касается Псал. 77, ст. 3. Во всех изданиях перевода Псалтири, напечатанных иждивением Российского Библейского Общества здесь стоит изречение в таком порядке слов: что повествовали отцы наши. Переводный Комитет заметил при сем: «нет нужды отступать от еврейской расстановки: что отцы наши повествовали нам». Но владыка пометил карандашом над словами перевода Комитета Библейского Общества: «нет, это лучше»; и поэтому в печатном исправленном переводе, приложенном к 1-й части Душеполезного Чтения за 1868 г. мы читаем рассматриваемое изречение в том порядке слов, в каком оно находится в изданиях Библейского Общества, хотя в изданном в 1872 году переводе Псалтири (по благословению Св. Синода) найдено было нужным видоизменить всю фразу таким образом: и отцы наши рассказали нам. Затем в Псалме 77, ст. 36 переводный Комитет поставил было слова: обманывали Его устами своими; но владыка изменил их так: льстили Ему устами своими. В ст. 65 того же Псалма переводный Комитет нашел излишним слово: наконец, поставленное в издании Библейского Общества; но владыка восстановил его. В Псал. 79, ст. 16 переводный Комитет, следуя буквально еврейскому подлиннику, и согласно с изданиями Библейского Общества, поставил было просто: и сына, которого Ты укрепил Себе; но владыка добавил, для устранения недоразумения в понятии сына слово: человеческого. В Псалме 80 ст. 4 в изданиях Библейского Общества было поставлено: трубите в новомесячие трубою, в полнолуние дня праздника нашего. Переводный Комитет справедливо заметил: едва ли есть нужда оставлять не переведенным слово: lejom для дня. Владыка под строкою карандашом написал: «это, вероятно, типографский пропуск». Это в отношении к первым десяти псалмам (76–85), исправленный перевод которых, с замечаниями и изложением оснований перевода переводный Комитет, в начисто переписанном виде, пересылал владыке в Москву. Перевод же всех остальных Псалмов (86–150), исправление и сличение их, по совершении его со стороны П. И. Горского и взаимном обсуждении совершенного с А. В. Горским, владыка просматривал при личных сношениях с ними у себя в покоях, частью в том же 1863 (Псал. 86–102), частью же в 1867 году (Псал. 103–150), чему отчасти способствовало долговременное пребывание его в 1863 году после летних каникул в любимом его летнем уединении, – в Гефсиманском скиту близ Лавры и, следовательно, академии⁴³⁹. Из всего этого дела до очевидности ясно особенно то, что владыка, где было возможно и, по его мнению, нужно, подобно как в отношении к новому переводу Нового Завета, старался защитить перевод Псалтири, совершенный тем Комитетом, в котором он сам был некогда, во времена открытых действий Библейского Общества, одним из главных действующих лиц; но, как и требовала справедливость, именно только где было возможно и, по его мнению, нужно, что можно видеть из вышеприведенных примеров. Кроме того, владыка и в глубокой старости своей по-прежнему зорко следил за всеми частными, отдельными явлениями, касавшимися до предпринятого Св. Синодом дела перевода. Так в 1861 году в Христианском Чтении появился русский перевод книги Екклезиаст, – труд профессора Киевской духовной академии Максимовича⁴⁴⁰, еще в Сентябре 1860 года препровожденный им к высокопреосвященному митрополиту С.-Петербургскому, перед тем незадолго бывшему Киевскому Исидору. Чиновник Московского архива министерства иностранных дел И. В. Поспелов, бывший из воспитанников Московской духовной академии (магистр выпуска 1848–1852 гг.) и любивший заниматься еврейским языком, написал критику на этот перевод и передал ее для напечатания в Московский академический журнал. Редакция сего журнала долго не решалась печатать критическую статью Поспелова, а наконец, по исправлении ее самим автором, напечатала в 4 кн. Прибавлений к Творениям Св. Отцов за 1863 год. И вот владыка Московский, по этому случаю, от 30 марта 1864 года пишет о. Ректору академии, протоиерею А. В. Горскому, следующее: «в вашем издании напечатана критика на перевод Екклезиаста, напечатанный в издании Петербургской академии. Не всю прочитал я. Но мне представились мысли, которых не хочу скрыть от редакции. Статья имеет школьный характер и едва ли будет привлекательна для многих читателей. Перевод есть опыт, который подвергнется оффициальному пересмотру: нужно ли и полезно ли предварять сие? Между тем завестись может распря между академиями. Не лучше ли соединенными силами отражать общих врагов, которых много и взаимно покрывать терпением наши частные недостатки»⁴⁴¹? И когда А. В. Горский в письме от 2-го апреля объяснил владыке, что статья принадлежит перу лица, не принадлежащего к составу лиц Академии, владыка того же 2-го числа писал к нему: «это хорошо, что не академия прекословит другим, а посторонние сражаются на академическом поле»⁴⁴². В 1862 году в мае архимандрит (ныне епископ) Порфирий (Успенский) сообщил в рукописи свое мнение о Синайском кодексе Библии⁴⁴³ обер-прокурору Св. Синода А. П. Ахматову (со 2-го марта сего 1862 года занявшему пост обер-прокурора на место графа А. П. Толстого). Мнение было не вполне благоприятное. Оно в общих чертах вскоре же сообщено было и святителю Московскому. И вот встревоженный этим мнением о рукописи древнейшей (3 или 4 века), хранившейся в Императорской Публичной библиотеке в Петербурге, владыка Московский, особенно уже в виду начатого дела перевода Библии на русский язык, завязывает продолжительную переписку с А. В. Горским по этому предмету. Первое, сюда относящееся письмо было писано владыкою от 16 июля 1862 года, когда мнение архимандрита Порфирия еще не было напечатано. В нем владыка пишет: «архимандрит Порфирий говорит: Синайская рукопись в отношении Нового Завета есть список с другой рукописи не православного, но еретического характера: ибо из текста этой рукописи можно извлечь потрясающие душу понятия о том, что Господь Иисус Христос не Сын Божий, но сын Пресвятой Девы Марии и не вознесся на небо и проч. Не доходило ли до Вас сие мнение архимандрита? Не слыхали ли Вы, чем он сие доказывает? При сем посылаю Вам Notitam codicis Sinaitici⁴⁴⁴. Здесь есть часть Новозаветного текста. Не имею времени проследить сие. И глаза мои отказываются. Возьмите себе кого-нибудь в сотрудники, проследите имеющуюся в сей книге часть Новозаветного текста, нет ли чего такого, что могло бы подать повод к тяжкому суждению архимандрита. Дело не маловажно. Окажите мне содействие, и о том, что усмотрите, напишите в непродолжительном времени, с возвращением книги»⁴⁴⁵. Затем в ноябре того же 1862 года Филарет пишет к нему же А. В. Горскому, теперь уже Ректору Академии: «Посылается Вам Синайская Библия⁴⁴⁶. Как устроите работу? Мне кажется: – посадить двоих, чтобы один читал общепринятый текст Евангелия, а другой смотрел, то же ли в Синайском (сему легче разбирать старинное письмо, когда слово уже прочитано по общепринятому тексту), и разночтения Синайские тотчас записывать. Так, по моему мнению, надобно проследить четырех Евангелистов. И сего может быть довольно для того, чтобы решить, справедливо ли архимандрит Порфирий подозревает рукопись в намеренном искажении еретиком, или в ней есть только случайные погрешности писца. Ибо все дело состоит в основательном разрешении сего. За сим нужно будет обратить внимание на первые главы книги Бытия, если оне есть в Синайском кодексе, и на главнейшие догматические места Ветхого и Нового Завета. У Вас теперь дела много: не берите на себя по сему делу более, как руководство и надзор, а поработают пусть другие. Впрочем, желаю знать, как Вы думаете вести дело»⁴⁴⁷. И потом от 25 ноября того же года владыка пишет ему же: «О Синайской рукописи хорошо распоряжено. Я говорил о книге Бытия, потому что не пересматривал рукопись, – днем по недостатку времени, а ночью по недостатку глаз. Теперь я получил экземпляр, кажется, менее бледный и более доступный для моего зрения⁴⁴⁸. «Затем от 22 декабря того же 1862 года, по отпечатании мнения архимандрита Порфирия Успенского, пишет ему же: «прочитайте, отец Ректор, посылаемое о сем мнение о. Порфирия о Синайской рукописи. Желательно, чтобы Вы возвратили оное мне завтра вечером; потому что книга сия должна возвратиться, откуда пришла»⁴⁴⁹. Далее от 1-го января, следующего 1863 года ему же пишет: «Посылаю Вам замечания на мнение архимандрита Порфирия о Синайской рукописи. Не прогневайтесь, что Вам трудно будет читать писанное мелко и поспешно. Мыслей моих Вам не навязываю, а делаю их известными Вам»⁴⁵⁰. Между тем как владыка делал такие распоряжения по вопросу о Синайской рукописи Библии лично от себя, в феврале пришло в Академию и от обер-прокурора официальное распоряжение о сличении изданного Тишендорфом Синайского кодекса с общепринятым в православной восточной церкви текстом, причем на Московскую академию собственно возлагалось сличение новозаветного текста. По сообщении об этом распоряжении владыке со стороны о. Ректора А. В. Горского, владыка пишет ему от 7-го марта того же 1863 года следующее: «жаль, что труд ваш над Синайскою рукописью увеличился без большой нужды. Но воля начальства должна быть исполнена. Чтобы и по книгам Ветхого Завета сделанные исследования и выведенные заключения представить Св. Синоду, – справедливо и может быть полезно. Труд и трудовое приобретение не должны пропасть»⁴⁵¹.

Так святитель Московский, от дней едва начавшегося мужества своего и до глубокой старости, в течении более чем полустолетия, лелеял мысль, горячо высказанную им еще в феврале 1813 года, прямо по учреждении Библейского Общества в Петербурге и по выходе из первого генерального собрания этого Общества: да не отъимется хлеб чадом, то есть русской церкви и русского государства⁴⁵². Осуществлению этой, истинно патриотической мысли своей он посвятил лучшие силы своего мужества в эпоху действий Библейского Общества; за нее главным образом он потом и пострадал, когда сделано было нападение на Библейские Общества со стороны адмирала А. С. Шишкова и его сообщников. Стремясь провести в дело эту мысль и защищая ее, святитель Московский и после падения Библейского Общества не переставал терпеть неприятности как со стороны изменившего прежнее сочувствие свое к ней в глубокое несочувствие первенствующего члена Св. Синода, митрополита Серафима, так и со стороны совершенно не в пользу ее настроенного обер-прокурора графа Протасова, и наконец даже на закате дней своих, по возобновлении вопроса о переводе Библии в 1856 году, со стороны давнего друга своего митрополита Киевского Филарета. Но не заглохла эта мысль святителя Московского, глубоко сознанная и со всех сторон обдуманная. Она восторжествовала. Однако же и по окончательном решении дела в пользу перевода не успокоился на лаврах маститый святитель Московский. Он собрал остаток старческих сил своих, чтобы и теперь послужить правильному и благоразумному осуществлению ее, и мы видели, как он служил ей, будучи 80-летним старцем. Даже в год кончины своей (в 1867 г.) владыка Московский не оставлял связанной с мыслью о переводе Библии на русский язык мысли об «удобнейших пособиях к разумению» Священного Писания⁴⁵³. Кроме вышеупомянутого окончания пересмотра перевода Псалтири, когда в марте этого года академическая конференция представила своему маститому начальнику, – владыке Московскому, выработанные ею и требованные обер-прокурором Св. Синода графом Д. А. Толстым соображения о мерах к преобразованию духовно-учебных заведений, в виду предположенного пересмотра устава сих заведений; то на одно из этих соображений владыка Московский в соответствующем соображению пункте своих замечаний пишет: «название Герменевтики излишнею может вести к пренебрежению ее; но она едва ли не более прежнего нужна ныне, чтобы твердыми правилами оградить истинное толкование Священного Писания от распространившегося необузданного произвола толкований и перетолкований»⁴⁵⁴. Этими словами владыка как бы заключал свою более нежели полустолетнюю апологию в пользу мысли о переводе Св. Писания на русский язык или, выражаясь его собственными словами, «о доставлении православному народу способа читать Священное Писание, для домашнего назидания, с удобнейшим по возможности разумением»⁴⁵⁵, доказывая ими, как он строго понимал ее во всю жизнь, до гробовой доски, и следовательно как были несправедливы и к этой мысли и к нему лично все те, которые в течение этого долгого времени восставали на нее, как противную будто бы целости и религии и государства (Шишков и др.), или же как унижавшую догматическое достоинство и охранительное употребление греческого LХХ и славянского переводов Св. Писания (противники времени царствования Императора Николая Павловича). Личные действия владыки Московского по отношению к этой мысли и осуществлению ее в течение всего полустолетия движения дела о ней давали видеть ясно золотую средину, которую старался наблюдать его глубокий и проницательный ум между крайностями, в которых витали, с одной стороны, такие деятели осуществления ее, как князь А. Н. Голицын, Г. П. Павский, архимандриты: Макарий Глухарев, Поликарп Радкевич и др., а с другой, совершенные противники ее, против которых отстаивал ее святитель Московский. И мы в настоящее время видим, что ту же золотую средину в том же святом деле наблюдает и мудрость Всероссийского Святейшего Синода. А это служит наилучшим оправданием святости великого в том же деле подвига святителя Московского Филарета, память которого в истории этого дела никогда не изгладится из благодарного сердца русского православного народа, «для простых умов и сердец» которого «Слово Божие стало» теперь «доступным»⁴⁵⁶ в переводе на его родной язык. Но не только эта ближайшая мера к «удобнейшему по возможности разумению» Св. Писания приведена ныне в исполнение, но и предположенные мудростью святителя Московского еще в 1842 году меры⁴⁵⁷, направленные к осуществлению все той же благой цели, то есть, издание толковой Библии и библейского словаря ныне или осуществляются, или близятся к осуществлению, а отчасти и в известном смысле уже и осуществлены. Не говоря уже об усилившейся с шестидесятых годов деятельности русских богословов в области библиологии и толкования Св. Писания, мы уже имеем «Толковое Евангелие» на славянском и русском наречии с предисловиями и подробными объяснительными примечаниями «архимандрита (ныне епископа) Михаила (Лузина), книги 1, 2 и 3 (Евангелия Матфея, Марка, Луки и Иоанна) М. 1870–1874; первую книгу составленного тем же достопочтенным автором и в том же направлении Толкового Апостола (Книга Деяний Апостольских) М. 1876 и нек. др. Кроме того и сам Святейший Синод, указом своим от 20 ноября 1876 года, поручил духовным академиям «составление объяснений неудобопонятных для читателей не специалистов слов и выражений, встречающихся в русском переводе Св. Писания»⁴⁵⁸, и мы знаем, что это поручение академиями уже выполнено. Затем, кроме библейских словарей собственных имен Яцкеевича и Благовещенского (Спб. 1849 г.) и Солярского (Спб. 1870–1881) и других (напр. Верховского, Спб. 1871–1876), в «Справочном и объяснительном словаре к Новому Завету» П. А. Гильтебрандта, первая часть которого вышла лишь в 1882 году, мы имеем начало осуществления и другой из вышеуномянутых мер, предложенных святителем Московским Филаретом, обще с соименным ему митрополитом Киевским, в том же 1842 г. Так глубоко прозирал в истинные нужды чад церкви Российской великий святитель, в течении более чем полустолетия бывший светильником, освещавшим пути и указывавшим истинный путь для чад сей церкви.

Критическую оценку самых переводных трудов святителя Московского мы представим в следующей части.

Если мы бросим взгляд на все пространство более нежели 50-ти лет верного и неизменного в своей сущности служения великого святителя Московского Филарета делу перевода Библии на русский язык или осуществлению мысли об этом переводе, то встретимся с дивным зрелищем. Мы увидим великого святителя, не смотря на многосложность и разнообразие своих обязанностей и занятий, усеявшим все это пространство более или менее значительными по объему, принадлежащими или прямо его перу или только его редакции трудами, так или иначе относящимися к упомянутому делу, так или иначе затрагивающими и выражающими сказанную мысль. В этих письменных трудах или прямо предлагаются опыты перевода или высказываются общие и частные основоположения и правила для производства дела перевода, общие и частные мысли о деле или по поводу дела перевода, который, – не забудем, – святитель всегда понимал, «как наиудобнейшее пособие к уразумению Св. Писания» и т. п. Выслеживая таковые труды по всему упомянутому пространству времени в хронологическом порядке, мы находим следующее:

1) Изложение разности между Восточною и Западною церковью в учении веры, писанное в 1811 году, но напечатанное в первый раз в 1870 году в 1 кн. Чтений в Общ. Ист. и Древностей и затем в 1872 г. в Чтениях в Общ. Люб. Дух. Просвещения.

2) Introductiones in singulos libros Veteris Testamenti, in supplementum libri classici conscriptae. Писано около того же времени⁴⁵⁹. По частям напечатано в Чтениях в Общ. Люб. Дух. Просв. за 1872–1874 и 1876 годы.

3) Опыт изъяснения Псалма LХVII. Писан был в 1813 году для А. Н. Оленина⁴⁶⁰. Напечатан в первый раз в начале 1814 года.

4) Письмо к графу А. К. Разумовскому, с примечанием на примечание о характере Давида, как творца Псалмов, писанное 29 мая 1814 года, но напечатанное в VIII кн. Чтений в Общ. Люб. Дух. Просв. за 1869 год.

5) Обозрение богословских наук в отношении к преподаванию их в высших духовных училищах. Спб. 1814⁴⁶¹. Перепечатано затем в Чтениях в Общ. Люб. Дух. Просв. за 1872 год.

6) Разговоры между испытующим и уверенным о православии Восточной Греко-российской церкви, с присовокуплением выписки из Окружного послания Фотия, патриарха Цареградского, к восточным патриаршим престолам. Спб. 1815. Изд. 2-е. Москва, 1833; изд. 3-е. М. 1841 и изд. 4-е. М. 1843.

7) Записки на книгу Бытия, руководствующие к разумению писмени ее и к испытанию духа ее, при посредстве сличения переводов с подлинником, мнений св. Отец и толкователей, преимущественно же ясных, и собою другие объясняющих, мест самого Священного Писания. Из уроков Санкт-Петербургской Духовной Академии⁴⁶². Спб. 1816. 8°. Стр. XI+734.

8) Начертание Церковно-библейской Истории, в пользу юношества, обучающегося в духовных училищах. Издано по определению Комиссии духовных училищ. 1-е изд. Спб. 1816; 2-е. Спб. 1819; 3-е. Спб. 1823; 6-е, 1839; 7-е, 1840; 9-е, 1852: 10-е, 1857; 11-е, 1866⁴⁶³.

9) Мысли одного читателя книги: «Considerations sur la doctrine et l'esprit de l'Eglise orthodoxe», в простоте предлагаемые писателю, по правилу: даждь премудрому вину, и премудрейший будет. Писано в 1816 году⁴⁶⁴. В извлечении напечатано в Херсон. Епарх. Ведом. за 1868 г. № 1, стр. 19–21.

10) Кроме того мы лично убеждены, что редакции Филарета принадлежит состоявшееся еще в начале этого же 1816 года (именно от 16 марта) определение Комиссии духовных училищ о переводе Св. Писания Нового Завета на русский язык, с подробными правилами ведения этого дела⁴⁶⁵.

11) Перевод Евангелия от Иоанна с греческого на русский язык, совершенный в течении 1816–1818 годов и вошедший в состав русского перевода Четвероевангелия, вышедшего из печати в апреле 1819 года⁴⁶⁶ в Спб.

12) Возглашение к христолюбивым читателям, послужившее предисловием к изданию русского перевода Четвероевангелия. 1-е изд. Спб. 1819⁴⁶⁷.

13) Второе, исправленное издание Записок на книгу Бытия, вышедшее в конце августа 1819 года⁴⁶⁸ под таким новым заглавием: «Записки, руководствующие к основательному разумению книги Бытия, заключающие в себе и перевод сея книги на Русское наречие»⁴⁶⁹. Ч. I-III. Издание по определению Комиссии духовных училищ. Стр. Х+219; 324; 313. С этого издания, без перемен, сделаны издания: 3-е. Спб. 1835 и 4-е. Москва, 1867.

14) Таблицы чтения из Священного Писания, церковной и гражданской печати. Изданы Главным Правлением училищ. Спб. 1819⁴⁷⁰.

15) Толкование на II псалом, писанное в 1820 году⁴⁷¹, а напечатанное впервые в 1873 году в Чтениях в Общ. Люб. Дух. Просвещения.

16) Чтения из четырех Евангелистов и из книги Деяний Апостольских для употребления в гражданских училищах. Изд. Главным Правлением училищ. Изд. 1 и 2. Спб. 1820; изд. 3-е. Спб. 1823. Издание это переведено было и на английский язык⁴⁷². В 1853 году оно вышло вновь в Москве, но уже с текстом славянским, вместо прежнего русского.

17) Обращение «к христолюбивому читателю», составленное в 1821 году и послужившее предисловием к изданию русского перевода Псалтири, вышедшему в первый раз в начале 1822 года⁴⁷³.

18) Редакция русского перевода Псалтири, составленного первоначально Г. П. Павским. 1-е издание вышло в Спб. в январе 1822 года⁴⁷⁴.

19) Речь в генеральном собрании Московского Комитета Росс. Библ. Общества, произнесенная при чтении отчета за 1821 год, 26 февраля 1822 года⁴⁷⁵.

20) Исторические чтения из книг Ветхого Завета. Для употребления в училищах. Издано Департаментом народного просвещения. Спб. 1822. 8⁰. Стр. 169⁴⁷⁶.

21) Христианский Катехизис православныя кафолическия Восточныя Греко-российския Церкви. Рассматриванный и одобренный Святейшим Правительствующим Синодом и изданный по Высочайшему, Его Императорского Величества, повелению. Спб. 1823⁴⁷⁷.

22) Речь в генеральном собрании Московского отделения Библейского Общества, произнесенная, при чтении отчета за 1823 год, 23 марта 1824 года. Напечатана в этом отчете, а также в Известиях Библ. Общества, за 1824 год, стр. 203–210.

23) Краткий Катехизис Православной Кафолической Восточной Греко-Российской Церкви. Рассмотренный и одобренный Святейшим Правительствующим Синодом. Спб. 1824. Этот Катехизис составлен, чрез сокращенное извлечение, по плану и порядку содержания Пространного, причем священные и церковные изречения в нем являются также, как и в Пространном, в переводе на русский язык⁴⁷⁸.

24) Мнение на «Некоторые замечания и предположения об улучшении духовной части», представленное в Св. Синод 9 августа 1827 года⁴⁷⁹. Это мнение напечатано в Прибавлениях к Творениям Св. Отцов за 1871 г. ч. XXIV, стр. 426–434.

25) Составленный в том же 1827 году и напечатанный в конце этого года⁴⁸⁰ «Пространный Христианский Катехизис Православныя Кафолическия Восточныя Греко-Российския Церкви. Рассмотренный и одобренный Святейшим Правительствующим Синодом и изданный для преподавания в училищах и для употребления всех православных христиан, по Высочайшему, Его Императорского Величества, повелению». Спб. 1828. В нем, кроме того, что все изречения священные и церковный приведены в славянском тексте, в конце сделано прибавление, под заглавием: «Изречения Священного Писания, с размышлениями, для употребления в военных училищах». Это издание без перемен повторялось до 1839 года и вышло в нескольких десятках изданий, быв переведено на многие европейские языки⁴⁸¹.

26) В то же время составленные и напечатанные «Начатки учения Христианского или Краткая Священная История и Краткий Катехизис». Спб. 1828⁴⁸². Выдержали не одну сотню изданий и переведены на многие европейские и некоторые азиатские языки⁴⁸³.

27) Дух премудрости. Изъяснение главы 7 из книги Премудрости Соломона (ст. 22 и след.). Напечатано в Христиан. Чтении за 1830 г., ч. XXXIX, стр. 226–240⁴⁸⁴.

28) Изъяснение 53-й главы пророчества Исаии об Иисусе Христе, заключающее в себе и перевод ее, напечатанное в Христ. Чтении за 1832 г. ч. XLVI, стр. 316–367⁴⁸⁵.

29) В 1834–1840 годах постепенно выходили в печати, а в 1840 году вышли в первый раз и в одной книге все совокупно «Беседы к глаголемому старообрядцу». Они потерпели потом шесть изданий. Стран. 269⁴⁸⁶.

30) Перевод 2 Макк. 12, 39–43 с греческого на русский язык, сделанный по просьбе Ан. Н. Муравьева в начале 1839 года⁴⁸⁷.

31) Составленный, с значительными против прежнего изменениями, в начале того же 1839 года «Пространный Катехизис», печатавшийся потом несколько десятков раз без изменения и также, как Катехизис изданий 1828–1838 годов, переведенный на многие языки⁴⁸⁸.

32) Замечания на Руководство к Герменевтике, составленное архим. Афанасием Дроздовым. Писаны в 1841–1842 годах. Напечатаны в V кн. Чтений в Общ. Люб. Дух. Просвещ. за 1868 год, стр. 150–167⁴⁸⁹.

33) Перевод Исаии 38, 10–20 с еврейского на русский, сделанный в январе 1842 года по просьбе Ан. Н. Муравьева⁴⁹⁰.

34) Записка, с изложением в ней предположений «о доставлении правильного и удобного пособия к разумению Св. Писания», представленная графу Протасову 28 февраля 1842 года и напечатанная: а) в Христ. Чтении за 1872 г. ч. II, стр. 112–115; б) в письмах Филарета к наместнику лавры Антонию, ч. II, стр. 14–17. Москва, 1878 г. и в) в Правосл. Обозр. за 1878 г. № 1, стр. 115–116.⁴⁹¹

35) Перевод пророчества Даниилова о седминах (гл. 9, 24–27), сделанный также по просьбе А. Н. Муравьева в апреле 1842 года⁴⁹².

36) Замечания на конспекты: а) Введения в Православное богословие и б) Православной догматики, представленные графу Протасову при письме от 28 декабря 1844 года и напечатанные в VII кн. Чтений в Общ. Люб. Дух. Просв. за 1869 г. стр. 68–83 Материалов для биографии Филарета⁴⁹³.

37) Составленный в том же году Катехизис для народного употребления⁴⁹⁴.

38) Слова и речи (изд. 1844–1845; 1848; 1861; 1873–1882).

39) Записка «о догматическом достоинстве и охранительном употреблении греческого семидесяти толковников и славенского переводов Священного Писания», представленная в Св. Синод от 8 мая 1845 года и напечатанная в Прибавлениях к Твор. Св. Отц. за 1858 г. Ч. XVII. Вышла и отдельным оттиском в Москве, 1858⁴⁹⁵.

40) Перевод с греческого на русский 2 Макк. 12, 44–45, сделанный по просьбе А. Н. Муравьева в начале 1849 года⁴⁹⁶.

41) Проект определения Св. Синода от 10 сентября 1859 года по делу о возобновлении перевода Библии на русский язык, составленный Филаретом и напечатанный в статье И. А. Чистовича: «История перевода Библии на русский язык» в Христ. Чтен. за 1873 г. ч. II, стр. 25–30⁴⁹⁷.

42) Отзыв на мнение митрополита Киевского Филарета о переводе Библии на русский язык, представленный в 1857 году и в существенных чертах содержания своего напечатанный в той же статье Чистовича в Христ. Чт. за 1873 г. ч. 2, стр. 60–66⁴⁹⁸.

43) «Предположения некоторых изменений в новом Русском переводе Евангелия от Матфея», хранящиеся в рукописи в библиотеке Московской духовной академии. Писаны были в 1858–1859 годах. Затем продолжены были и в отношении к последующим книгам Нового Завета, по мере поступления перевода их на рассмотрение Филарета, так что в полном своем виде простираются на весь Новый Завет⁴⁹⁹.

44) Редакция перевода Евангелия от Марка и посланий Св. Ап. Павла к Римлянам, Галатам и Евреям, совершенного переводным Комитетом, учрежденным при Моск. дух. академии в 1858 году⁵⁰⁰.

45) Соображения по делу перевода книг Ветхого Завета, представленные в Св. Синод 20 января 1863 года и напечатанные в вышеупомянутой статье И. А. Чистовича в Христ. Чт. за 1873 г. ч. 2, стр. 613–616⁵⁰¹.

46) К тому же времени относящийся отзыв на мнение архим. Порфирия (Успенского) о Синайской рукописи Библии и упоминаемый в письме Филарета к ректору Моск. дух. академии, протоиерею А. В. Горскому от 1 Января 1863 года, напечатанном в Прибавлениях к Твор. Св. Отц. за 1882 г. ч. XXIX, стр. 557–558.

47) 1863–1867. Редакция перевода последней половины Псалтири, совершенного переводным Комитетом, учрежденным при Моск. дух. академии и напечатанного в Душепол. Чтении за 1868 год ч. 1-я, особым приложением⁵⁰².

48) Изъяснение на слова книги Бытия (3, 22): се Адам бысть, яко един от нас, напечатанное в Душепол. Чт. за 1865 г., август⁵⁰³.

49) Начатки Христианского учения, издание новое, исправленное и дополненное. Спб. 1866⁵⁰⁴.

50) Замечания на соображения Конференции Московской дух. академии по делу пересмотра устава духовно-учебных заведений, относящиеся к 1867 году и напечатанные в Прибавлениях к Твор. Св. Отц. за 1882 г. ч. XXX, стр. 435–442⁵⁰⁵.

При этом исчислении трудов святителя Филарета мы еще не касались, а) слов, бесед, поучений и речей, б) резолюций и в) писем его к разным лицам, заключающих в себе нередко мысли, так или иначе относящиеся к вопросу о переводе Библии на русский язык, как пособии к уразумению ее. Равно также мы не имели в виду, в сделанном сейчас исчислении, и различных мыслей, замечаний и пр. Филарета по тому же вопросу, рассеянных в «воспоминаниях» о нем или в статьях, посвященных его «памяти» и т. д., напечатанных в разных (духовных и светских) периодических изданиях с 1867 года и по настоящее время. Всего этого мы отчасти касались уже в исторической части нашего настоящего исследования, отчасти же еще коснемся теперь. Но уже и исчисленное выше насколько представляет собою, как мы заметили в начале этой части, дивное зрелище по настойчивости, с какою великий святитель во все рассмотренное время, при благоприятных и не благоприятных условиях, стремился провести в жизнь свою заветную мысль, и по обилию его трудов, по великости его подвига, подъятых для осуществления этой мысли, при всей многосложности и разнородности других его занятий, настолько же и дает богатый материал для суждения о самих переводных трудах святителя и должной оценки их.

Для такого суждения и для такой оценки, мы прежде всего, на основании всего выше исчисленного, сделаем свод тех общих и частных основоположений и правил, которыми и сам святитель руководился и других учил руководиться в деле перевода Библии на русский язык, а затем уже приступим к рассмотрению и оценке самих переводных трудов великого святителя.

Общие и вытекающие из них частные руководительные основоположения и правила перевода Библии, по Филарету, на основании выше исчисленных письменных изъявлений мысли его, могут быть изложены в таком, логически расчлененном порядке и виде:

1) Св. Писание есть главный и первый, по сравнению с церковным преданием, источник вероучения и нравоучения христианского, так что ему подчиняется и им поверяется св. предание. "Единый чистый и достаточный источник учения веры, – писал Филарет еще в 1811 году, – есть откровенное слово Божие, содержащееся в Священном Писании. Всяко Писание богодухновенно и полезно есть ко учению, ко обличению, ко исправлению, к наказанию еже в правде, да совершен будет Божий человек, на всякое дело благое уготован. 2Тим. 3, 16–17»⁵⁰⁶. «Под именем откровения Божия, – учил Филарет с 1823 года и доселе учит нас в своем Катехизисе, – разумеется то, что Сам Бог открыл человекам, дабы они могли право и спасительно веровать в Него и достойно чтить Его»⁵⁰⁷. «Священному Писанию подчиняются и им поверяются предания»⁵⁰⁸. Посему «должно соблюдать предание» только «с Божественным откровением и с Священным Писанием согласное⁵⁰⁹, так как «откровенное слово о Боге с того времени, как не могло более без повреждения и утраты быть сохраняемо преданием, заключено, и постепенно предложено для всеобщего разумения, в Священном Писании, которое поэтому и есть корень, на коем утверждаются, и от коего получают жизнь и силу все отрасли Богословских познаний»⁵¹⁰. В виду этого-то и глубоко убежденный в том Филарет горячо отстаивал первенствующее значение Св. Писания, как источника, корня вероучения и нравоучения христианского и против прямо латинского учения, направлявшегося к тому, «чтобы дать более важности преданиям человеческим»⁵¹¹ и против латинствовавших воззрений в русском богословии, стремившихся к тому же. Против первого напр. направлены все первые 8 членов «Изложения разности между Восточною и Западною церковью в учении веры»⁵¹²; против последних – напр. многие из «Замечаний на руководство к герменевтике»⁵¹³, некоторые из «Замечаний на конспекты» богословские ⁵¹⁴ и другие мысли великого святителя⁵¹⁵. В тесной связи с этим основоположением в учении Филарета по интересующему нас предмету стоить другое, столь же общее основоположение, именно, что –

2) Св. Писание есть самый главный критерий учения и деятельности христиан, решитель правости и православия их мнений и нравственности их действий. «Священное Писание, как слово Самого Бога, – писал Филарет в 1811 году, – есть единый верховный судия распрей и решитель недоумений в вере. Живо бо слово Божие, и действенно, и острейше паче всякаго меча обоюду остра, и проходяще даже до разделения души же и духа, членов же и мозгов, и судительно помышлением и мыслем сердечным. Евр. 4, 12"⁵¹⁶. И кроме того, а также и в связи с тем –

3) Св. Писание заключает в себе все, необходимое для спасения христианина, так что Св. Предание служит только для изъяснения Св. Писания. «Все, нужное ко спасению, излагается в Св. Писании с такою ясностью, что каждый, читающий его с искренним желанием просветиться, может разуметь оное»⁵¹⁷. Поэтому «мысль, что в Св. Писании не все догматы содержатся, если разуметь догматы в строгом смысле, несправедлива»⁵¹⁸: равно также несправедлива и «мысль, что догматы, которые содержатся в Св. Писании, намеренно прикрыты некоторою темнотою, не доказана, в пространстве своем несправедлива и оскорбительна для достоинства Св. Писания. Дух Святый изглаголал Священное Писание, чтобы просвещать, а не затмевать»⁵¹⁹; или – «мысль, что Св. Писание не излагает образца здравого учения»⁵²⁰. Св. Предание нужно лишь «для руководства к правильному разумению Священного Писания, для правильного совершения таинств и для соблюдения священных обрядов в чистоте первоначального их установления»⁵²¹. В этом смысле «учение Священного Писания изъясняется преданием, то есть определениями Соборов и толкованиями святых Отец; и учение Предания взаимно должно быть соглашаемо с Священным Писанием»⁵²². Но главное, – слово Божие, Священное Писание. «Словом Божиим все сотворено, и все сотворенное держится силою Слова Божия», так начинает Филарет возвышенную речь «Возглашения к христолюбивым читателям», предлагая последним слово предвечного Слова на вразумительном для них русском наречии. «Для человека слово Божие, – продолжает он эту речь, – есть нетленное семя, от которого он возрождается из естественной в благодатную жизнь, есть хлеб, которым он духовно живет, и вода, которою утоляет духовную жажду; есть светильник, сияющий в темном месте, пока придет рассвет, и заря взойдет в сердце, и есть самый дневной свет, то есть, живое и блаженное познание Бога и чудес Его во времени и в вечности. Без слова Божия человек мрачен, гладен, жаждущ и мертв духовно. По сей необходимости слова Божия для истинного и лучшего существования человека, всеблагий Бог, от самого начала мира, многократно и многообразно говорил отцам чрез Пророков; а наконец говорил Он нам самым Ипостасным Своим Словом, единородным Сыном Своим, Иисусом Христом⁵²³. И дабы слово Его, открытое некоторым, в некоторые времена, было для всех, и навсегда: Он повелел Богодухновенным мужам написать оное в Священных книгах»⁵²⁴. В виду всего этого и в свою очередь –

4) Св. Писание необходимо для каждого христианина. «Слово Божие должно быть непрестанно во устах каждого христианина»⁵²⁵. «Каждый имеет не токмо право, но и обязанность, по возможности, читать Св. Писание и поучаться из оного. Блажен муж, который в законе Господни поучится день и нощь. Псал. 1, 2. Слово Христово да вселяется в вас богатно, во всякой премудрости, учаще и вразумляюще себе самех. Кол. 3, 16"⁵²⁶. Но, как и само собою понятно, и как отсюда вытекает, –

5) «Каждый имеет не токмо право, но и обязанность, по возможности, читать Св. Писание на вразумительном для него языке»⁵²⁷. Этим объясняется история распространения слова Божия между народами мира, под водительством промысла Божия, история текста Св. Писания. «Когда народ, способный к тому, чтобы ему вверить писанное слово Божие, был один, Еврейский⁵²⁸: тогда и Священные книги писаны были на одном Еврейском языке. Так было в начале со всеми книгами Ветхого Завета. Но когда, по предведению и предопределению Божию, настало время разделить сокровище слова Божия и между прочими народами: тогда, еще до пришествия в мир Иисуса Христа, Священный книги Еврейские переведены были на Греческий язык; а после, Священные книги Нового Завета явились уже не на Еврейском, но на Греческом языке, как более прочих в те времена повсюду известном, и потому более способном к распространению Слова Божия во всех народах. Сему указанию последовали далее Пастыри и учители Христианской Церкви; и слово Божие переводами Священных книг с давних времен освятило многие языки, в числе их и отечественный нам Славенский»⁵²⁹. Этим историческим аргументом ясно опровергается латинствующее мнение, что «мирские на природном языке не должны читать Св. Писания: ибо, читая, могут впасть в заблуждение»⁵³⁰. Таковое мнение, «под видом остережения от заблуждения, заграждает надежнейший путь к просвещению в вере»⁵³¹, заключающийся именно в чтении Св. Писания на вразумительном для каждого языке и в поучении из оного.

6) «Но, между тем как язык в книгах неизменно храниться может многие веки», – делает святитель Московский переход к заветной своей мысли о необходимости перевода Библии на современный русский язык, – «язык в устах народа в одном веке изменяется много: и написанное за несколько столетий на нашем отечественном языке ныне нам уже мало понятно, без особенного изучения сего языка в древнем его состоянии. Из сего открывается, для беспрепятственного употребления и распространения слова Божия, необходимость не только переводить Священное Писание на отечественный язык, но и на сем самом языке от времени до времени возобновлять перевод, сообразно с состоянием сего языка в его народном употреблении. Необходимость сию давно уже видели предки наши, когда, при переписке Славянских Св. книг, нередко заменяли вышедшие из употребления слова другими употребительнейшими (а иногда притом и сходственнейшими с подлинником), что желающему не трудно усмотреть из сличения древних Славянских рукописей Св. Писания с древнейшими. Достойный особенного уважения пример трудов сего рода, о котором не можно здесь умолчать, подал святой Алексий митрополит Московский, которым тщательнейше исправленный с Греческого, Славенский список святого Евангелия доныне хранится в Московском Чудовом монастыре, где и мощи его почивают⁵³². Ныне находящееся в народном употреблении Русское наречие столько уже удалилось от Славенского, употребленного в древнем переводе Священного Писания, что дабы облегчить народу разумение оного, уже не достаточна была бы перемена нескольких древних неупотребительных слов на новые употребительные, но требуется возобновление всего перевода, сообразно с настоящим состоянием Русского наречия»⁵³³. И затем, в подтверждение мысли о действительности сей потребности, святитель Филарет приводить текст уже известного нам Высочайшего повеления от 23 февраля 1816 года о «преложении Нового Завета с древнего Славенского на новое Российское наречие», как наиудобнейшем пособии к пониманию писанных на древнем Славянском наречии Св. книг для современных «Россиян, из коих многие, по свойству полученного ими воспитания, быв удалены от древнего Славянского наречия, не без крайнего затруднения могут употреблять издаваемые для них на сем единственно наречии Священные книги, так что некоторые прибегают в сем случае к пособию иностранных переводов, а большая часть и сего иметь не может»⁵³⁴. И таким образом, кроме того,

7) Мысль о необходимости перевода Библии на русский язык у святителя Московского вытекала из глубокого патриотического чувства. В человеке, «от ранней юности до последнего дня долгой жизни своей постоянно горевшем любовью к России»⁵³⁵, и в вопросе о переводе Библии невольно сказывалось такое чувство. Мы помним возглас: да неотъимется хлеб чадом!⁵³⁶, вырвавшийся невольно из глубины души его по выходе из первого собрания С.-Петербургского Библейского Общества 11 января 1813 года в виду того, что на этом собрании речь шла об удовлетворении духовной алчбы чтения слова Божия среди населяющих Россию инородцев, между тем как коренное русское население оставляемо было без внимания в том же отношении. Не забыли мы конечно и того, что почти через 50 лет после этого случая, при официальном возобновлении дела о переводе, святителем Московским во всех случаях участия по этому делу руководило то же чувство⁵³⁷. Помним и то, как это же чувство сказывалось в святителе Московском и во все тридцатилетие царствования Николая Павловича при всех случаях выражения мысли о переводе Библии на русский язык⁵³⁸. Даже в борьбе из-за этой мысли с противниками ее, руководившимися также неподдельным патриотическим чувством, каковы напр. А. С. Шишков (в 1824 г.) и митрополит Киевский Филарет (в 1857 г.), но только различно понимавшими дело перевода, не оставляло Филарета Московского это чувство⁵³⁹.

Далее затем предлежал вопрос о способах к осуществлению мысли о переводе Библии на русский язык и ближе всего –

8) о текстах, с которых нужно было делать перевод. Постоянным убеждением Филарета Московского в этом отношении было то, чтобы переводить Библию с текстов оригинальных, то есть с еврейского священные книги Ветхого и с греческого – книги Нового Завета. «Самодостоверный текст Св. Писания преимущественно находится на языках Еврейском и Греческом: ибо переводы заимствуют свою достоверность от подлинника»⁵⁴⁰: так писал Филарет еще в 1811 году⁵⁴¹. И через 50 с лишком лет после того, когда дело перевода Библии на русский язык официально было возобновлено и, между тем, как о переводе св. книг Нового Завета с греческого подлинника никто не выражал сомнения, о переводе св. книг Ветхого Завета с еврейского подлинника некоторыми выражаемо было сомнение и предлагалось переводить их с греческого, святитель Московский настаивал и настоял на переводе ветхозаветных книг с еврейского подлинника. Именно во II-м из представленных 20 января 1863 года в Св. Синод своих соображений он писал: «здесь может встретиться мысль, которая была, и вероятно есть у некоторых: не должно ли переводить книги Ветхого Завета исключительно с греческого языка, без всякого отношения к еврейскому. Сие-то сомнение разрешил Святейший Синод в части определения его, касающейся Псалтири»⁵⁴². А эта часть синодального определения (от 10 сент. 1856 года), редакция которого принадлежала, как мы знаем, также Филарету, гласила, чтобы «перевод Псалтири исправить, по сличении еврейского и греческого текстов»⁵⁴³. Этого мало. Даже во время, самое неблагоприятное для проведения такой мысли, Филарет не обиновенно говорил, что «справедливость, польза и необходимость требует, чтобы и еврейский текст в догматическом достоинстве принимаем был в соображение при истолковании Священного Писания»⁵⁴⁴. Но в тоже время и в связи с тем Филарет всегда строго держался мысли о том, чтобы при переводе св. книг принимать в соображение, кроме подлинных, и главнейшие переводные тексты, именно: греческий LХХ и славянский, или, лучше сказать, для уразумения и истолкования истинного смысла слова Божия, который нужно передать чрез перевод Библии, принимать в соображение все три текста: еврейский (в отношении к Ветхому Завету), греческий и славянский (в отношении к Ветхому и Новому Завету). Так еще в 1814 году писал он: «сношение изъясняемого текста с подлинником и лучшими переводами наипаче нужно для читающего Библию на языке Славенском, уже несколько удаленном от общенародного разумения, и притом по переводу семидесяти толковников, не везде сходному с подлинником»⁵⁴⁵. Затем в 1821 году в Предисловии к русскому переводу Псалтири пишет: «кто пожелает сличить Русское преложение со Славенским: тому не трудно будет для сего взять Славенскую Библию, со дня на день в большем количестве распространяемую. Такового не бесполезно будет здесь кратко предварить о разностях в некоторых словах, которые усмотрит он между Славянским и Русским преложением. Знающим Псалтирь на языке Еврейском, на котором она первоначально написана, и в переводе Греческом, с которого сделан перевод Славенский, известно происхождение и свойство таковых разностей. Но и не знающим сих языков соотечественникам нашим уже показаны сии разности в толковании на Псалтирь, изданном с дозволения Святейшего Синода в Синодальной типографии в двух частях в 1814 году. И ныне, при составлении Русского преложения принимаем был в соображение не один Греческий перевод Псалтири, но и подлинник Еврейский. Не трудно всякому рассудить, справедливо ли поступлено, что в составлении перевода обращено было внимание на подлинник. В тех местах, где в Еврейском подлиннике встречались слова, более или менее отличные своим значением от слов Греческого перевода, и где слова Еврейские в сравнении с Греческими представляли более ясности, и более взаимного согласия в целом составе речи, переводчики, без сомнения, обязаны были с особенною точностью держаться слов Еврейских. Объясним сие примерами. Псалма II в стихе 12 в Славенском переводе читается: приимите наказание, а в Русском: почтите Сына. Сия разность показана и в вышеупомянутом толковании на Псалтирь. О происхождении и свойстве сей разности трудно удовлетворительно изъясниться с незнающими Еврейского и Греческого языков: но поскольку для них-то и нужно здесь изъяснение, постараемся изъясниться, сколько можно. Из сличения в сем месте слов Еврейских с Греческими усматривается, что Греческий перевод сделан с тех самых слов, который и ныне читаются в Еврейской Псалтири, но с утратою ясности; Славенский перевод соответствует Греческому; Русский перевод представляет ясное значение слов Еврейских; и сколь согласен он с составом целой речи, не трудно усмотреть из стихов 7 и 8, где сказано: возвещу определение Господа: Он сказал мне: Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя. Проси у Меня, и дам народы в наследие Тебе. Сего-то Сына чтить повелевается в стихе 12. Неудивительно, что в Греческом переводе сего места нет такой ясности. Перевод сей сделан прежде Рождества Христова, когда понятие о воплощении Сына Божия конечно не могло быть так ясно, как ныне. Псалма XVI в стихах 13 и 14 в Славенском читается: избави душу мою от нечестивого, оружие Твое от враг руки Твоея: Господи от малых от земли раздели я в животе их, и от сокровенных Твоих исполнися чрево их: насытишася сынов, и оставиша останки младенцем своим. Кто не примечает, что слова сии не довольно вразумительны? Посему и в толковании, изданном по благословению Святейшего Синода, к сему Славенскому переводу присовокуплен новый, более вразумительный перевод сего места с Еврейского. По той же причине и в Русском преложении, по силе Еврейского текста, яснее изложено сие место так: защити душу мою мечем Твоим от нечестиваго, рукою Твоею, Господи, от людей сих, от людей мира, коих удел есть здешняя жизнь, которых чрево Ты наполнил из Твоего хранилища, так что и сыны их будут сыты, и остаток оставят своим детям"⁵⁴⁶. Мы помним также историю дальнейших изданий русского перевода Псалтири в 1822–1823 годах, когда Филарет, в ограничение стремлений Павского, направленных к тому, чтобы в переводе «не было делано отступлений от подлинника в угождение перевода семидесяти и перевода славянского», – должен был защищать свою редакцию этого перевода, основанную на приведенных сейчас соображениях текстов еврейского, греческого и славянского вместе. 5-го марта 1841 года в Петербурге у святителя Филарета Московского происходила домашняя беседа с профессором еврейского языка при Петербургской духовной академии Левисоном о разных ученых предметах и между прочим о еврейском тексте Библии и о переводе семидесяти. «Владыка указал Левисону на 144 псалом (евр. 145), написанный по-еврейски по алфавиту и на потерянный (в Евр.) между 12 и 13 стих, которому надлежало начинаться с буквы нуч. Между тем у семидесяти этот стих есть: Верен Господь во всех словесех Своих, и преподобен во всех делах Своих»⁵⁴⁷. В 1841–1842 годах, рассматривая критически сокращенную герменевтику архим. Афанасия Дроздова, святитель Московский твердо устанавливает средину между крайностями противоположного свойства, в которых витал дух составителя герменевтики. Здесь Филарет отстаивает достоинство еврейского текста, как «подлинного слова Божия»⁵⁴⁸, и вместе с тем ограничивает преувеличиваемое в герменевтике значение переводов греческого LХХ и Славянского⁵⁴⁹. В представленной 28 февраля 1842 года обер-прокурору Св. Синода записке, с изложением в ней предположений о пособиях к разумению Св. Писания, святитель Московский между прочим пишет: «в основание истолкования должны быть положены: а) греческий текст семидесяти толковников и б) где нужно, по выражению блаженного Иеронима, истина еврейская, то есть, текст еврейский»⁵⁵⁰. Но полнее и обстоятельнее всего рассматриваемую мысль Филарет изложил в известной уже нам, представленной в Св. Синод 8 мая 1845 года записке «о догматическом достоинстве и охранительном употреблении греческого семидесяти толковников и славенского переводов Священного Писания». Так как мысль эта имела и в отношении к переводным трудам самого святителя и для переводных трудов других лиц, как и доселе имеет, громадное значение в качестве основоположения для таковых трудов, то мы несколько долее остановимся на изложении содержания помянутой записки. В ней святитель прежде всего устанавливает средину между двумя крайностями западных вероисповеданий, из которых одно (римско-католическое) признает самодостоверным, самоподлинным (authentica) текст Вульгаты⁵⁵¹, а другие (протестантство и разные новые секты) «имеют правилом держаться исключительно текста еврейского, и не усвоять догматической важности никакому переводу»⁵⁵². Средину между этими крайностями святитель устанавливает именно надлежащим определением степени достоинства греческого и славянского переводов самих в себе и в их отношении к еврейскому подлиннику. «В православном учении о священном Писании, – так начинает он, – тексту семидесяти толковников надлежит усвоять догматическое достоинство, в некоторых случаях равняющее оный подлиннику, и даже возвышающее над тем видом еврейского текста, какой представляется общепринятым в изданиях новейшего времени. Изъяснение и доказательство сего дадут следующие и подобные следующим соображения.

1) Текст семидесяти толковников есть древнейший перевод еврейских священных книг, сделанный просвещенными мужами еврейского народа, когда он еще не перестал быть народом Божиим, когда язык еврейский был еще живым языком, и когда иудеи не имели еще побудительных причин превращать истинный смысл священных книг неправильным переводом. О времени составления перевода семидесяти свидетельства различны: но то несомненно, что начало его восходит далеко за двести лет до рождества Христова⁵⁵³. Следственно в нем можно видеть зеркало текста еврейского, каков он был за двести и более лет до Рождества Христова, исключая те места, в которых видны признаки изменения, произошедшего от разных причин в последствии времени. Важность сего замечания поддерживается тем, что текст еврейский в начале времен христианства был в руках врагов его, и потому мог подвергаться даже намеренному повреждению, как о сем говорит святой Иустин Мученик в Разговоре с Трифоном.

2) Священные Писатели Нового Завета в некоторых местах ближе держатся текста семидесяти толковников, нежели еврейского, и таким образом в отношении к сим местам сообщают первому преимущественную пред вторым важность. Так святой Евангелист Лука в родословии Христа Спасителя, согласно с текстом семидесяти толковников, упоминает Каинана, вопреки еврейскому тексту книги Бытия, в котором сего имени в родословии патриархов нет⁵⁵⁴.

3) Текст семидесяти толковников от начала христианства до ныне постоянно употребляется в чтении церковном, и следственно имеет свидетельство первенствующей, и всех времен восточной церкви о своем достоинстве⁵⁵⁵.

4) Псалма 144 стиха 13 вторая половина: верен Господь во всех словсех Своих и преподобен во всех делах Своих – сама собою представляет неоспоримое доказательство, что здесь текст семидесяти толковников есть неповрежденный и полный, а в нынешнем еврейском тексте сия половина стиха потеряна. Ибо псалом сей на еврейском языке писан по алфавиту, и в сем месте в еврейском нынешнем тексте недостает стиха, который бы начинался буквою нун, и сей-то стих сохранился в переводе семидесяти толковников, в вышеприведенных словах⁵⁵⁶.

5) В псалме 21, стиха 17 слова: ископаша (пронзили) руце мои и нозе мои представляют пример важного пророческого изречения, сохраненного неповрежденным в тексте семидесяти толковников; между тем как нынешнее еврейское чтение сего места: chaari, как лев, вместо chaaru, пронзили самою принужденностью состава слов и смысла обнаруживает повреждение текста, в котором не без причины можно подозревать не благонамеренную руку еврея, искавшего средства уклониться от силы пророческого свидетельства о распятии Господнем⁵⁵⁷.

Впрочем, – продолжает владыка Московский в ограничение мысли о значении перевода LXX, – уважение к тексту семидесяти толковников не должно быть такое исключительное, чтобы текст еврейский надлежало оставить совсем без внимания. Справедливость, польза и необходимость требует, чтобы и еврейский текст также в догматическом достоинстве принимаем был в соображение при истолковании Священного Писания. Изъяснение и доказательство сего дадут следующие соображения:

1. Текст семидесяти толковников очевидно не во всех местах представляет желаемую ясность. Какое же можешь быть ближайшее пособие к достижению оной, как подлинный текст еврейский, с которого текст семидесяти есть перевод?⁵⁵⁸. Сего существенного пособия не может сделать вовсе неупотребительным подозрение, которому подпали Евреи в повреждении еврейского текста. Подозрение сие падает на немногие места текста еврейского, из числа тех, в повреждении которых Евреи находили свою выгоду для споров с христианами: и потому оно довольно сильно, чтобы опровергнуть исключительную привязанность к тексту еврейскому, и чтобы показать догматическую важность текста семидесяти; но оно не дает основания тому, чтобы совсем отвергнуть употребление текста еврейского. Немногие поврежденные или подозрительные в поврежденности места текста еврейского известны и обличены: и потому не опасны для исследователя. Но есть другие многие места, которые повреждать Евреи не имели нужды, и которые не быв сомнительны, с пользою могут, а иногда и по необходимости должны быть употреблены в соображение при истолковании Священного Писания.

2. Поскольку Апостол важнейшим преимуществом Евреев признает то, что вверена быша им словеса Божия (Рим. 3, 2)⁵⁵⁹, и сего преимущества не отъемлет у них, несмотря на то, что не вероваша нецыи: то кольми паче самые словеса Божия, им вверенные, то есть, еврейские священные книги, неотъемлемо сохраняют тоже достоинство и во времена новозаветной церкви, какое имели во времена ветхозаветной. Что так рассуждали о сем святые отцы, в свидетели сего можем призвать святых – Афанасия Великого, Кирилла Иерусалимского, Григория Богослова, Иоанна Дамаскина. Когда они хотели определить число канонических ветхозаветных книг: они определили оное по тексту еврейскому, а не по тексту семидесяти толковников, несмотря на то, что имели в глазах и в употреблении сей последний. Вместо того, чтобы, по разделению канонических книг в тексте семидесяти, насчитать их до 39, они определили число их, по древнему разделению в еврейской Библии, 22; и притом святой Афанасий и святой Григорий признали достойным внимания православных и то замечание, что число сие соответствует числу букв еврейского алфавита⁵⁶⁰. Теперь представим, что мы ищем церковного определения числа канонических книг Ветхого Завета. Мы находим в принятых вселенскою церковью правилах святого Афанасия и святого Григория Богослова, что их 22. Если станем поверять сие число с текстом семидесяти толковников: оно окажется с ним несходным и непонятным; понятным же и точным окажется оно по еврейской Библии. Таким образом открывается, что церковное определение о числе канонических книг Ветхого Завета не может быть понято и доказано иначе, как с помощью еврейского древнего текста.

3. К употреблению еврейского текста открывают путь богодухновенные писатели Нового Завета, которые иногда приводят изречения из книг Ветхого Завета по тексту еврейскому, а не по тексту семидесяти толковников. Так святой евангелист Матфей, гл. 2, ст. 15, приводит слова пророка Осии, 11, 1, от Египта воззвах Сына Моего, согласно с текстом еврейским, и не согласно с текстом семидесяти, в котором читается: ἐξ Ἀιγύπτου μετεκάλεσα τἀ τέκνα αυτόῦ, что значить: от Египта воззвах чада его. Кто стал бы сличать текст Евангелиста с текстом семидесяти: тот встретил бы сомнение о точности приведенного Евангелистом свидетельства, и не мог бы разрешить сего сомнения. Но по сличении с текстом еврейским, приведение свидетельства оказывается точным; сомнение исчезает; и остается заключить, что греческие переводчики не точно перевели текст еврейский, стараясь ближе приложить его к народу еврейскому, потому что тайна Христова не была еще так открыта, как открылась в Новом Завете. Так, без сомнения, рассуждали и трудившиеся над славянским переводом Ветхого Завета; ибо они в переводе вышеозначенного изречения последовали не тексту семидесяти, а еврейскому. – Но вот другой пример приведения слов Ветхого Завета в Новом по тексту еврейскому, отличному от греческого, ясно видимый и в славянской Библии. Святой евангелист Матфей, 12, 18, приводит пророчество Исаии о Христе в следующих словах: се Отрок Мой, Егоже изволих, избранный Мой и пр. Но в книге пророка Иисаии, 42, 1 читается следующее: Иаков отрок Мой, восприиму и, Израиль возлюбленный Мой, и пр. Имена – Иаков, Израиль, которые затмевают отношение слов Пророка к лицу Христа, и дают повод относить их к народу еврейскому, в тексте еврейском не находятся, а прибавлены семьюдесятью толковниками, конечно по той же причине, что тайна Христова не довольно еще была открыта⁵⁶¹.

4. Сам Христос Спаситель руководствует к употреблению еврейского текста, когда начало Псалма 21 на кресте произносит на еврейско-сирском наречии, и с буквальною точностью по еврейскому тексту: Боже мой, Боже мой, вскую мя еси оставил, а не по тексту семидесяти, в котором читается: Боже мой, Боже мой, вонми ми, вскую оставил мя еси?

5. Как важно для священных догматов употребление еврейского текста при изъяснении Священного Писания, примером тому служить может изречение книги Притчей 8, 22 о Премудрости Божией: Господь созда мя начало путей Своих. Известно, что из употребленного здесь семьюдесятью толковниками слова ὲκτισε, созда – ариане извлекали доказательство своего лжеучения, будто второе Лице Пресвятой Троицы, Сын Божий, сотворен. Но лжеучение с мнимым доказательством своим падает, и догмат остается непоколебимым, как скоро принят будет в соображение текст еврейский, и в нем слово: kanani, стяжа мя, которое выражает то же, что святой евангелист Иоанн изобразил словами: слово бе у Бога.

6. Святые отцы подают пример употребления еврейского текста в истолковании Священного Писания. Святой Василий Великий во втором слове против Евномия, рассуждая о вышеприведенном изречении книги Притчей: Господь созда мя, защищает православное толкование оного посредством еврейского текста: «не умолчим, что иные толкователи, которые собственнее значения еврейских слов показали, стяжа мя, вместе: созда мя перевели». Он же во второй беседе на Шестоднев пишет о Духе Божием: «како же Он верху воды ношашеся, скажу тебе не свое мнение, но мужа Сириянина, который сколько от мирския мудрости отстоял, столько близок был к истинному о вещах сведению. Он говорил, что сирский язык и яснее и по своей близости к еврейскому языку лучше некоторым образом к разуму Писаний подходит, и потому таков разум речения сего сказывал: оное, говорит он, слово: ношашеся, – толкуют у них вместо: согревал и оживлял водное естество, по подобию кокоши, яйца согревающия, и живительную силу согреваемым испущающия». Это есть существенное истолкование еврейского слова: merachepheth⁵⁶². Пример сей показывает, что святой Василий не останавливался на одном тексте семидесяти, но, согласно и с другим святым мужем, искал совершеннейшего разумения слов Писания в возможной близости к еврейскому тексту. Еще подобный пример находится в четвертой беседе святого Василия на Шестоднев, где он текст 9 стиха 1 главы книги Бытия исправляет по тексту еврейскому, и слова: и собрася вода, яже под небесем, в собрания своя, и явися суша – исключает из текста, как не находящиеся в еврейском тексте, а прибавленные в переводе семидесяти толковников. И святой Златоуст в четвертой беседе на книгу Бытия пишет: «да знаете, что не сим языком, то есть, нашим (греческими), но еврейским сии книги суть сложены. Почему сказывают, которые сей язык довольно знают, что имя неба во множественном числе у евреев глаголется». И далее: «сие, молю, твердо содержите, да возможете заграждать уста тем, которые силятся противныя в Церковь внести догматы, и с рассуждением знайте силу положенных в Писании слов». Итак, святой Златоуст, для защищения православных догматов, признает нужным вникать в точную силу слов еврейского текста, и внушает сию мысль не только богословам, но и народу верующих, к которому простирает беседу.

7. Святой мученик Лукиан греческий текст всего Ветхого Завета пересмотрел и исправил с еврейского, как о сем пишется в житии его, в Четией Минее Октября под числом 15. «Ветхий и Новый Завет на греческом языке лукавством еретиков растленный от языка еврейского исправи». Сожаления достойно, что текст святого Лукиана не сохранился в ясной отдельности, но скрылся в смешении с другими разнопереводными текстами. Таким образом он оставил нам не только пример, но и потребность возобновлять работу, им произведенную, и после него утраченную⁵⁶³.

8. Святой Златоустый, в толковании Псалмов, не довольствуясь текстом семидесяти, нередко приводит другие переводы с еврейского: и тем доказывает, что нужно в изъяснении Священного Писания употреблять и еврейский текст. В толковании Псалма 7, стихов 10 и 11, он пишет следующее: «испытаяй сердца и утробы Боже праведно. Помощь моя от Бога, спасающаго правыя сердцем. Иный: испытатель сердец Бог праведный, защитник мой. И иный: Бог праведный. Семдесят же толковников рекли тако: испытаяй сердца и утробы Боже. Праведна помощь моя от Бога». Здесь примечательно между прочим то, что, хотя святой Златоуст в своей Псалтири читал сей стих так, как написано в начале сего отрывка, и как сей стих читается и ныне в славянской Библии: но чтение сие не принадлежит семидесяти толковникам, а иному неизвестному переводчику; ибо святой Златоуст привел наконец инаковое речение семидесяти толковников, каковое и в нынешних изданиях их текста читается. При таком разнообразии переводных текстов особенно нужно прибегать к подлиннику.

9. В псалме 11, 3 читал святой Златоуст, и читается ныне: устне льстивыя в сердце, и в сердце глаголаша злая. Неясность сего состава слов очевидна. Святой Златоуст изъясняет оные посредством другого перевода, согласного с текстом еврейским. «В сердце, и в сердце. Еже иный толковник рекл: в сердце ином и ином; научая, что велия есть двойственность в их сердце». Очевидно, что так должен поступать и нынешний толкователь текста, читаемого в Псалтири.

10. Выше, под числом 8, замечено, что святой Златоуст в обыкновенном употребляемом Церковью тексте Псалтири нашел стих не семьюдесятью толковниками положенный. Блаженный Иероним нашел более. Во вступлении к пророчеству Даниила он пишет: Danielem juxta septuaginta interpretes, Domini Servatoris Ecelesiae non legunt, utentes Theodotionis versione. «Пророчество Даниила в церквах Господа Спасителя не читается по переводу семидесяти толковников, а употребляется издание Феодотиона». Сие свидетельство Иеронима тем менее может быть оставлено без внимания, что оно приводится и приемлется в греческой Кормчей книге, по благословению вселенского Патриарха и Синода изданной в Лейпциге 1800 года, под заглавием: ΙΙηδάλιον. Притом свидетель, который дал оное, не таков, чтобы ему можно было отвечать одним пренебрежением. Это муж ученый, на западе признанный святым, знакомый с востоком. Свидетельству его благоприятствует то, что перевод Даниила семидесяти толковников, не во всем сходный с употребляемым в Церкви, почерпнутый из Оригеновой четверотекстной Библии (tetrapla), с древней рукописи издан в Риме в 1772 году. Если посему признать, что в употребляемом Церковью тексте семидесяти толковников есть некоторые, хотя не многие места, по какому-либо случаю внесенные или измененные постороннею рукою: то для отвращения сомнения, для достижения ясности и достоверности, благоразумная и осторожная справка с текстом еврейским оказывается необходимою.

11. Святая православная вселенская Церковь ни на каком Соборе, ни чрез кого из святых отцов не изрекла такого правила, чтобы в изъяснении Священного Писания держаться исключительно текста семидесяти толковников, с устранением текста еврейского. И в сем случае самое молчание ее, также как в других случаях ее правила, есть свидетельство ее непогрешительной предусмотрительности и твердости, возвышающей ее над западною Церковью новых времен. Сия последняя на Тридентском соборе определила признавать самодостоверным и самоподлинным (authentica) латинский текст Вульгаты. Сколь несправедливо сие определение в сравнении Вульгаты с текстом семидесяти толковников, который далеко превосходит ее и древностью, и достоинством и употреблением в христианской Церкви от самого ее начала: столько же обнаруживает оно недостаток непогрешительной прозорливости, свойственной истинно церковному определению. Папа Сикст V, с приписываемою его званию непогрешительностью, объявил самодостоверным и самоподлинным издание Вульгаты 1590 года; а после него Климент VIII, с таким же преимуществом непогрешительности, нашел сие издание нетерпимо неисправным, и заменил другим, отличным от прежнего изданием, которое также объявил самодостоверным и самоподлинным. Которой же из противоречащих непогрешительностей должны следовать богословы, клир и народ, и как после исполнить соборное определение?⁵⁶⁴. Сей неудачный опыт показывает, какая мудрая предосторожность заключается в том, что древняя вселенская Церковь в продолжение столь многих веков, не составляя по сему предмету строгого исключительного правила, для охранения неприкосновенности священного текста, в изъяснении его ограничилась следующим правилом: аще будет изследуемо слово Писания, то да не инако изъясняют оное, разве как изложили светила и учители Церкви в своих писаниях. 6 вселенского Собора правило девятнадцатое. Учители же Церкви, как выше показано, пользовались, где нужно, еврейским текстом. И это так нужно, что сей потребности не отвергают и римские богословы, не смотря на вышеозначенное определение о Вульгате. Например, толкование Калмета основывается обыкновенно на разборе текста еврейского. На немецком языке есть новый перевод Библии с Вульгаты, сверенный с оригинальным текстом и посредством кратких замечаний объясненный доктором И. Ф. Аллиоли. Третье издание сего перевода, пересмотренное и исправленное (Landshut, 1838), сделано с одобрения папского престола, и по одобрительным отзывам многих архиепископов и епископов. Из сих наименованы 24, и прибавлено: и другие.

12. Да будет принято в соображение и то, как о рассматриваемом теперь предмете рассуждало священноначалие Российской Церкви. В предисловии Святейшего Синода к изданию Библии о переводе семидесяти сказано: «егда потом между иудеами еллинскаго языка употребляющими часто преписовашеся, и от злобоненавистных иудеев развращашеся, с преводами Аквилы, Феодоциона, Симмаха близ двух сот лет сносим, смешен есть»⁵⁶⁵. Вот сильная причина к употреблению в пособие текста еврейского, дабы толкователь Священного Писания Ветхого Завета утверждал свое дело на основании незыблемом и не подверженном пререканиям.

13) По сей действительной нужде Святейший Синод, при исправлении славянского перевода Библии, поверял оный не только с греческим, но и с еврейским текстом, как о сем извещает он в своем предисловии: «послежде и в самом Синоде оное все было разсмотряемо, и в случае каковаго либо сумнительства с греческими составами, и святыми отцы и текстом еврейским сносимо, и по довольном разсуждении определяемо» ⁵⁶⁶.

14) При сем прийти может мысль, что как сношение с текстом еврейским уже произведено Святейшим Синодом, то сия удовлетворенная потребность не должна уже озабочивать нынешних богословов. Не то оказывается при внимательном рассмотрении сего дела. Кроме того, что сличение всех слов всех бывших в виду текстов Ветхого Завета составляет работу необъятную, Святейший Синод к 1756 году не имел в виду некоторых изданий Библии, которые по сличению многочисленных рукописей изданы после. Так, например, при рассмотрении перевода пророчества Даниилова, он имел текста греческий, который, по свидетельству блаженного Иеронима, не есть точный текст семидесяти; а не имел в виду текста семидесяти толковников, издание которого сделано после, в 1772 году. Воспользоваться сим текстом предлежит нынешнему толкователю. Подобно сему рассуждать надлежит и о сличении текста еврейского. Открытие древних пособий, бывших прежде в неизвестности, требует продолжения работы для употребления оных в пользу и в защиту священной истины, к обличению превратных толкований, которые имеют иногда обольстительную внешность по тому самому, что ссылаются на подлинный еврейский текст, и которые потому нельзя опровергать одним молчанием о еврейском тексте, но должно обличать основательным рассмотрением оного.

Но дабы при употреблении еврейского текста в пособие к изъяснению Священного Писания не дать места произволу, поставить в сем деле преграду против уклонения от точности православных догматов, и охранить священную важность текста семидесяти в древней его чистоте, для сего в учении о Священном Писании, или в священной герминевтике, должны быть предлагаемы охранительные правила, извлеченные из существа дела, и из примеров церковных и отеческих.

В сем кратком обзоре настоящего предмета нельзя представить целую систему таковых правил. Но дабы яснее видно было, о чем идет речь, вот некоторые правила:

1) Если какое место Ветхого Завета богодухновенными писателями Нового Завета приведено по тексту греческому: в сем случае очевидно надлежит держаться греческого текста предпочтительно пред еврейским: потому что богодухновенные писатели не могли погрешить в выборе истинного текста. По сему правилу текст Псалма 15, 10: ниже даси преподобному твоему видети истления, приведенный в Деяниях апостольских 11, 27 по переводу семидесяти, есть подлинный и несомнительный текст, не смотря на прекословный вид еврейского слова chasideicha⁵⁶⁷.

2) Текста семидесяти твердо надлежит держаться дотоле, доколе не представится важной причины перейти под руководство текста еврейского. Так вышеприведенный текста о Премудрости Божией: Господь созда Мя начало путей Своих, подает основательную причину к вопросу: точен ли перевод семидесяти в слове созда, когда речь идет о несозданном? По сей самой причине исправители перевода славянской Библии обратились к еврейскому тексту, и против слова: созда поставили исправление с еврейского: стяжа.

3) Если текст еврейский представляет признаки повреждения: очевидно надлежит держаться текста семидесяти. По сему правилу вышеприведенные слова: верен Господь во всех словесех Своих и преподобен во всех делех Своих – составляют истинный священный текст, хотя их нет в еврейском.

4) Особенным признаком истинного чтения в тексте семидесяти может служить соображение, открывающее, что несогласное с греческим, еврейское чтение дает ложный смысл. Примером сего может служить по греческому чтению переведенный текст 2 Парал. 22, 2: двадесяти дву лет сый Охозиа царствовати нача. Еврейское чтение: четыредесяти двух лет, указанное и в славянской Библии на поле, есть ложное: потому что, по сей хронологии, Охозия был бы двумя годами старее своего отца, который начал царствовать тридцати двух лет и царствовал 8 лет. 2 Парал. 21, 5⁵⁶⁸.

5) Если какое место Ветхого Завета богодухновенными писателями Нового Завета приводится по еврейскому, а не по греческому тексту: очевидно надлежит следовать сим непогрешительным свидетелям. Примером сего могут служить вышеприведенные слова: от Египта воззвах Сына Моего.

6) Если кто из святых отцов толковал какое-либо место Ветхого Завета по еврейскому тексту: справедливо и безопасно последовать сему руководству. Примером сего может служить вышеприведенный текст: и Дух Божий ношашеся верху воды, истолкованный святым Василием Великим по силе еврейского текста.

7) Если какого места Ветхого Завета, читаемого по тексту семидесяти, смысл определен согласным толкованием святых отцов, как пророчественный о Христе; а нынешний еврейский текст сего места представляет инаковое чтение, пророчественному значению не благоприятствующее: то в сем случае согласное свидетельство древних отцов дает основание не доверять подлинности нынешнего еврейского чтения. Примером сего может быть Псал. 109, 3: из чрева прежде денницы родих Тя. Согласное древле-отеческое толкование сего изречения в пророчественном смысле заключается в употреблении его в церкви, как прокимна. Текст сей есть истинный, переведенный семьюдесятью толковниками согласно с еврейским текстом, им современным, которого следы примечаются здесь в переводе Феодотиона и в некоторых рукописях. И потому не должно увлекаться нынешним обыкновенным чтением, которое надлежит признавать изменением древнего истинного⁵⁶⁹.

Вышеизложенные охранительные положения и правила об употреблении священных текстов, при благоразумном и благонамеренном употреблении, должны удовлетворить требованиям православия в важнейших отношениях.

1) Они суть те самые правила, которым православная Церковь от начала постоянно следовала, как выше доказано примерами святых и действиями Святейшего Синода при исправлении славянского перевода Библии.

2) Они поставляют охранительную преграду против опасной произвольности толкований и против заразы, так называемой, неологии и рационализма⁵⁷⁰.

3) Они охраняют от односторонности новейших иностранных христианских вероисповеданий, которые, держась исключительно текста еврейского, и не признавая руководства в писаниях святых отцов, предают новозаветный текст Библии необузданному своеволию критики, отчего поврежденные места еврейского текста легко принимаются за подлинные, иные перетолковываются, особенно пророчественный смысл затмевается, унижается достоинство ветхозаветных книг, и неологии и рационализму пролагается широкий путь⁵⁷¹.

4) Они предохраняют и от односторонности западной церкви, которая, признав самоподлинным текст Вульгаты, поставила себя в противоречие и с древнею вселенскою Церковью, и саму с собою; потому что текст Вульгаты, одобренный одним папою, другим папою отвергнут, и два папы издали два разные текста, из коих каждый объявлен самоподлинным. Следствием сего противоречия было другое, что просвещеннейшие богословы западной церкви, не смотря на признанный самоподлинным текст Вульгаты, который по сему качеству должен был окончательно удовлетворить всех, не преставали искать другого самоподлинного текста в еврейской Библии⁵⁷². Таково содержание первой части Записки владыки Московского Филарета, представленной 8 Мая 1845 года в Св. Синод. Вторая часть той же записки посвящена изложению соображений «о славенском переводе Библии», которые не менее, чем изложенные в первой части, представляют собою твердые основоположения и правила, которыми и сам святитель руководился и другим внушал руководиться в деле перевода Библии на русский язык. Свое рассуждение «о славенском переводе» владыка ведет так:

«Неясность славенского перевода Библии в некоторых местах, особенно Ветхого Завета, есть простая естественная причина, которая желающих разуметь Священное Писание побуждаешь обращаться, по мере возможности, к другим текстам, оригинальным, или переводным на разных языках. Но при недостатке строгой осмотрительности, удовлетворенные ясностью, легко получают предубеждение в пользу текста ясного против неясного; хотя может случиться, что неясный текст есть верный, а ясный есть только догадочный, или совсем погрешительный. Такое предубеждение может быть вредно для православных догматов, если оно привязывается к переводу Библии, сделанному вне православного исповедания под влиянием не православных мнений, или, гоняясь за ясностью, без руководства бродить между разными переводами и критическими исследованиями, часто весьма опасными при настоящем состоянии иностранной библейской критики⁵⁷³. Одно из предохранительных от сего средств для православной России есть познание достоинства славенского перевода Библии и употребление оного со справедливым уважением.

I. В российских духовных училищах, в учении о Священном Писании, надлежит между прочим изъяснять достоинство славенского перевода Библии, и его церковную важность. Сюда относятся следующие соображения:

1) Особенное достоинство и важность принадлежит славенскому переводу Библии по его происхождению. В начале своем он не есть произведение обыкновенной учености, но плод апостольской ревности святых Кирилла и Мефодия.

2) Древность сего перевода и постоянное сохранение необыкновенны между переводами священных книг на прочие живые языки европейские. Он получил начало в девятом столетии по Рождестве Христовом; и язык сего перевода в продолжение тысячи лет продолжает быть живым языком в православной Церкви, хотя ныне уже не общенародным, однако еще довольно понимаемым внимательными посетителями храмов и читателями священных книг, даже не имеющими училищного образования. Часть сего перевода, именно Евангелие, по списку, сделанному Остромиром в одиннадцатом столетии, теперь, в печатном издании⁵⁷⁴, читается точно так, как за восемьсот лет, и не представляет значительных разностей от изданий славенского текста, сделанных по исправлении оного под смотрением Святейшего Синода.

3) В тех частях, в которых перевод сей представлял несовершенства и недостатки произошедшие частью от несовершенства славенского языка во время составления перевода, частью от неверности переписчиков, и других причин, достоинство его возвышено посредством исправления, произведенного в прошедшем столетии под наблюдением Святейшего Синода⁵⁷⁵.

4) Как перевод сей следует в Ветхом Завете тексту семидесяти толковников: то сказанное о достоинстве текста семидесяти большею частью относятся и к славенскому тексту.

5) Славенский текст Нового Завета древностью, чистотою и полнотою своею, и вне православной церкви приобрел уважение исследователей Священного Писания, которые пользуются свидетельствами сего текста для указания разнообразных чтений (variantes lectiones)⁵⁷⁶.

Великую важность славенскому переводу Библии сообщает его употребление в православном церковном богослужении. Язык богослужебный в России еще понятен прилежным посетителям храмов Божиих; но уже от него далеко уклонилось наречие, находящееся ныне в устах народа. Сколь нужно для веры и назидания народа то, чтобы язык богослужения был понятен: столь же нужно стараться о том, чтобы язык славенский, как богослужебный, продолжал быть понятным народу, и не сделался мертвым. А для сего действительнейшее средство есть то, чтобы славенский текст Библии, постоянно обращающийся в церковном, не был отчужден и от народного употребления⁵⁷⁷.

II. Достоинству, важности и церковной потребности славенского перевода Библии должны соответствовать правила о сохранении оного в постоянном уважении.

Таковы следующие правила:

1) При преподавании учения в духовных училищах свидетельства Священного Писания должны быть приводимы с точностью по существующему славенскому переводу.

2) Если текст славенский требует изъяснения: то оно должно следовать за текстом, буквально приведенным.

3) Два предыдущие правила постоянно должны быть соблюдаемы и учениками, когда они дают отчет в принятых уроках⁵⁷⁸.

4) В церковных поучениях тексты Священного Писания также должны быть приводимы по существующему славенскому переводу. Такое приведение может сопровождаться изложением текста на русском наречии, если то нужно по свойству текста, или по степени образования слушателей⁵⁷⁹.

5) Преимущественно по существующему славенскому переводу должны быть приводимы тексты Священного Писания и в других сочинениях, поколику темнота славенских выражений не потребует заменить оные более ясными, соглашенными с греческим или еврейским текстом, и с толкованиями святых отцов⁵⁸⁰.

III. Впрочем употребление славенского перевода не может быть исключительным так, чтобы совсем исключено было в изъяснении Священного Писания употребление, по Ветхому Завету, перевода семидесяти толковников и текста еврейского, а по Новому Завету оригинального текста греческого.

К объяснению и подтверждению сего положения представляются следующие соображения.

1. Славенский перевод Ветхого Завета по большей части следует греческому тексту семидесяти толковников. Но как в соображениях о тексте семидесяти из писаний святых отцов и из самого Священного Писания Нового Завета доказана необходимость в известных случаях обращаться от текста семидесяти к еврейскому: то сим равномерно доказана необходимость в тех же случаях и от сходного с текстом семидесяти текста славенского обращаться к еврейскому тексту. Например, в славенском переводе евангелия от Матфея 12, 18 читается пророчество Исаии о Христе: се отрок Мой и пр. Но в самой книге Исаии 42, 1 в том же славенском переводе читается иначе: Иаков отрок Мой и пр. Сия разность производит недоумение. Но оно разрешается, как скоро приемлется в рассуждение текст еврейский, содержащий слова Пророка точно те, которые приводить Евангелист⁵⁸¹. Святой Златоуст в толковании Псалма 138, 11 пишет: »и рех: еда тма поперет мя. Иный: если реку: может быть, тма покрыет меня». И далее: «И нощь просвещение в сладости моей. Иный: нощь светла окрест мене». Выражения, которые святой Златоуст поставил здесь, как принадлежащие иному переводчику, суть перевод с еврейского ближайший и яснейший, нежели перевод семидесяти толковников⁵⁸². Славенские выражения: еда тма поперет мя и: нощь просвещение в сладости моей сходны с выражениями греческими. Следственно, как святой Златоуст нашел приличным и нужным к выражениям греческого текста присовокупить в изъяснение перевод с еврейского: равноприлично и нужно русскому толкователю к славенским выражениям присовокупить перевод с еврейского, употребленный Златоустом.

2. Приведенные теперь два примера показывают, что, хотя Святейший Синод при пересмотре славенского перевода Библии сличал оный, где нужно, и с еврейским текстом; однако и теперь есть в славенском переводе тексты, в которых сие сличение не только полезно для ясности, но и нужно для оправдания точности пророческих изречений.

3. Даже в тех местах Ветхого Завета, которые Святейшим Синодом исправлены по еврейскому тексту, сличение славянского текста с еврейским и греческим оказывается иногда необходимым. Известно, что некоторые исправления славенского текста Святейшим Синодом не внесены в оный, а положены на брезе, или на поле. Из сего для читателя славенской Библии происходит правило, чтобы чтение, положенное на брезе, почитать верным предпочтительно пред находящимся в ряду текста. Но если с сим правилом станет он читать текст 2 книги Парлипоменон 22, 2: двадесяти дву лет сый Охозиа царствовати нача, и признает сие чтение погрешительным, а правильным положенное на брезе: четыредесяти двух: то впадет в явную погрешность. Ибо здесь положенное на брезе чтение есть погрешительное, а находящееся в ряду текста есть истинное. Для подтверждения сего последнего нужна справка с греческим текстом⁵⁸³.

4. Евангелия от Луки главы 3 в стихе 33, в славенской Библии в родословии Христа Спасителя читается: Арамов, Иорамов, Есромов. Но в славенской же Библии в книге Руфь 4, 19 читается: Есром же роди Арама, а Иорама между ними нет. Подобно сему и в первой книге Паралипоменон 2, 9 Арам поставлен сыном Есрома, а не Иорама. Сей пример разноречия славенского текста с самим собою показывает, что он не во всех частях очищен от чтений сомнительных, требующих исследования и исправления, и что для сего необходимо сличение славянского текста по Ветхому Завету с еврейским и греческим семидесяти толковников, а по Новому с оригинальным греческим текстом.

5. После вышесказанного с благоговением надлежит усмотреть в православной Российской Церкви ту же мудрую осторожность в отношении к славенскому тексту Библии, какая усматривается в древней вселенской Церкви в отношении к тексту греческому. Святейший Синод, по трудах исправления славенской Библии, не провозгласил текста славенского исключительно самостоятельным; и тем преградил путь затруднениям и запутанностям, которые в сем случае были бы те же, или еще большие, нежели какие в римской церкви произошли от провозглашения самостоятельным текста Вульгаты⁵⁸⁴.

IV. При употреблении текстов греческого перевода семидесяти толковников и еврейского в пособие славенскому переводу книг Ветхого Завета, охранительным руководством должны служить, с приличным применением, те охранительные правила, который ограничивают употребление текста еврейского в пособие греческому семидесяти толковников⁵⁸⁵.

V. По книгам Нового Завета обращение от славенского перевода к греческому оригинальному тексту менее, нежели по книгам Ветхого Завета, подвержено затруднениям: и потому должно быть допускаемо с большею свободою, впрочем также и с основательною разборчивостью, с уважением к древности и с последованием руководству святых отцов. Например, послания к Римлянам главы 1-й в стихе 4 читается о Христе Спасителе: нареченнем Сыне Божии. Здесь есть основательная причина искать пособия в оригинальном тексте; потому что слово: нареченный в приложении к Сыну Божию имеет для догмата неудовлетворительное значение. По обыкновенному употреблению сего слова, нареченный сын противополагается истинному, естественному сыну. В греческом тексте читается: ὁρισθέντος Υἱοῦ Θεοῦ, что можно перевести: дознанном Сыне Божием, то есть, о Сыне Божием, о Котором сперва люди не имели точного познания, но наконец по учению и чудесам Его точно, определительно дознали, что Он есть истинный Сын Божий. Так сие место изъясняет и святой Златоуст. «Что значить: ὁρισθείς? Указанный, открывшийся, дознанный, исповеданный по суду и приговору всех». Признать в сем случае текст славенский совершенно не подвижным, и не допустить, чтобы слову: нареченнем предпочтено было по силе греческого оригинального текста слово: дознанном, – не значило бы твердо защищать православные догматы; это значило бы противоречить толкованию святого Златоуста⁵⁸⁶. Все дальнейшие выражения той же мысли у Филарета опирались на изложенные в этой Записке основоположения и правила. Так, например, в проекте определения Св. Синода от 10 сентября 1856 года, составленном Филаретом (как это уже известно нам), пункт определения о переводе Псалтири вполне выражен был так: «русский перевод Псалтири⁵⁸⁷, который сделан большею частью применительно к еврейскому тексту, без достаточного соображения с текстом греческим (что сколь нужно по церковному преданию, столь же справедливо по исследованию) исправить по сличению еврейского и греческого текста»⁵⁸⁸. Затем в 1857 году, ведя полемику с владыкой Киевским по делу возобновления перевода Библии на русский язык, святитель Московский не отрицал его основных воззрений на достоинство греческого LХХ и славянского переводов Св. Писания, а ратовал только против крайностей воззрения владыки Киевского на дело перевода и употребления Библии, преграждавших путь к переложению последней на русский язык⁵⁸⁹. Далее в 1858 году, когда переводный Комитет, учрежденный при Московской духовной академии, в виду синодального определения о тексте подлинника для перевода Нового Завета, сделал владыке Московскому представление о том, чтобы при переводе св. книг новозаветных принимать за основание греческий подлинник «редакции Московского издания 1810 года, как сходствующей с греческим изданием Евангелия для Богослужения и ближайшей к славянскому переводу книг новозаветных, за исключением тех случаев, когда важные причины будут указывать нужду перейти под руководство другой редакции», и между прочим употребляющейся в духовных училищах Российских Титтмановой 1834 года, владыка дал такую резолюцию на этом представлении: «соглашаясь с правилом Комитета, не излишним признаю присовокупить следующее правило: в тех местах текста, в которых разные чтения греческих изданий 1810 и 1834 оба не представляют ничего сомнительного в смысле речи, и в которых славенский текст согласен не с изданием 1810 года, а с изданием 1834, не бесполезно в Русском переводе следовать сему последнему, дабы Русский перевод без нужды не отступал от славенского»⁵⁹⁰. И затем строго наблюдал применение этого своего основоположения к делу во время самого производства перевода Нового Завета, как это можно видеть уже и из приведенного в исторической части настоящего нашего исследования. С другой стороны, и в отношении к Ветхому Завету святитель Московский ревниво охранял давно (а особенно в 1845 году) высказанные им основоположения и правила касательно текстов библейских. Так мы уже отчасти видели это выше на краткой выдержке из его отношения в Св. Синод от 20 января 1863 года⁵⁹¹. Другой случай представился в том же 1863 году, когда переводный Комитет, учрежденный при Московской духовной академии, представил владыке перевод первых десяти Псалмов (76–85) доставшейся на его долю части Псалтири. При этом в Псал. 79, 15 Комитет, в виду еврейского gephen (в словах славянского перевода: и посети виноград сей), перевел это слово выражением: виноградная лоза, вместо соответствующего греческому ἄμπελος славяно-русского: виноград. Владыка восстановил этот последний перевод, заметив при этом карандашом на поле: «не надобно пренебрегать 70-ти»⁵⁹².

После вопроса о текстах Св. Писания при обсуждении способов к осуществлению мысли о переводе Библии на русский язык предлежал к разрешению еще вопрос –

9) о порядке производства дела перевода Библии или о том, с каких книг священных начинать этот перевод. По этому вопросу твердым и постоянным убеждением Филарета было то, чтобы вообще переводить сперва книги Нового, а потом и Ветхого Завета, в виду преимущественной важности самаго домостроительства Новозаветного, как совершительного пред Ветхозаветным, как предуготовительным, и в частности по Новому и Ветхому Завету совершать перевод по порядку расположения книг в самой Библии, то есть начиная законоположительными, продолжая историческими и оканчивая пророческими. Как в 1816–1819, так и в 1856–1858 годах и словом, и делом святитель Филарет выражал сознание необходимости именно такого, а не иного порядка производства перевода. В «Возглашении к Христолюбивым читателям» при издании в свет Четвероевангелия на славяно-русском языке святитель между прочим пишет: «ныне дверь Евангелия отверзается для многих пространнее прежнего. Читайте, слушайте, веруйте, исполняйте, умудряйтесь и спасайтесь!»⁵⁹³ Это писано было в 1819 году. По издании в свет четвероевангелия в русском переводе, издавая в том же году вторым тиснением свои «Записки на книгу Бытия», Филарет писал в «Предуведомлении» к ним, что, предлагая в них «и перевод сея книги на Русское наречие», он это делал между прочим «для того, чтобы продолжающемуся ныне прехождению Св. Писания с древнего, не всем понятного, на новое вразумительное наречие, по возможности уготовлять путь далее»⁵⁹⁴. И если не книги Моисеевы, а Псалтирь сначала выпущена была в свет на русском наречии иждивением Российского Библейского общества, то это зависело просто лишь от того, что перевод Псалтири заготовлен был ранее других книг ветхозаветных, хотя в основание того, почему именно Псалтирь, а не другая какая-либо священная книга Ветхого Завета выпускалась в свет на русском наречии прежде всего, – и сказано было в предисловии к ней следующее: «избрана для сего книга Псалмов, как потому, что издревле в Православной церкви есть обыкновение издавать ее часто отдельно от прочих Священных книг, так и потому, что книга сия обращается у православных Христиан в особенном употреблении молитвенном, церковном и домашнем, и следственно есть ближайшая потребность сделать ее по возможности для всякого вразумительною»⁵⁹⁵. Это предисловие, как мы знаем, писал сам Филарет. Теперь послушаем, что он же писал в 1856 и дальнейших годах. В 1 пункте составленного им проекта определения Св. Синода от 10 сентября 1856 года, сказано: «дело перевода Нового Завета на русское наречие, а потом постепенно и других частей Священного Писания возобновить»⁵⁹⁶. Но так как в заседании 10 сентября 1856 года большинство членов присутствия было на стороне той мысли, чтобы после книг новозаветных издать, как и во времена Библейского Общества, прежде всего Псалтирь, – что было не согласно с мнением святителя Московского, – то, когда дело дошло до осуществления означенной мысли, Филарет и поднял свой голос против нее, выставив веские соображения и основания в пользу своего мнения по тому же предмету. Именно, едва были изданы в свет все священный книги Нового Завета в русском переводе и приступилено было к обсуждению дела перевода священных книг ветхозаветных, святитель Филарет в отношении своем на имя Синода от 20 января 1863 года писал между прочим: «разрешая вопрос о соображении предпринимаемого перевода с текстами греческим и еврейским, Святейший Синод, кажется, не исследовал вопроса, должно ли начать перевод Ветхого Завета книгами Моисеевыми, и продолжать по порядку (как поступлено с Новым Заветом) или Псалтирью, как поступило некогда Библейское Общество; но просто последовал сему примеру. Но есть уважительные причины не подражать сему примеру. Библейское Общество спешило издавать по частям перевод Библии, чтобы возбуждать внимание и тем лучше приобретать пособия. Долго было бы ждать перевода Ветхого Завета, и оно поспешило перевести и напечатать Псалтирь. Это расчет неверный тогда и не нужный ныне. Отдельные издания Псалтири на славенском служат наиболее для молитвенного употребления и для обучения детей. Но для такого употребления не должно было предлагать русский перевод Псалтири вместо славенского⁵⁹⁷. Псалтирь есть одна из книг Ветхого Завета, в которой встречаются особенно трудные для перевода тексты. Лучше начать дело не с труднейшего, но с того, что более просто, дабы, при продолжении работы над сим, с возросшею опытностью, дойти до труднейшего. Исторические книги проще для перевода, нежели Псалтирь. Сим соображением дело выводится на естественный путь, по которому шел перевод Нового Завета. То есть надобно начать книгою Бытия, и продолжать по порядку. Греческий перевод книг Моисеевых имеет такое отношение к тексту еврейскому, что нужное сличение перевода с подлинником здесь удобнее, нежели в некоторых других книгах Ветхого Завета⁵⁹⁸. И это есть указание, что лучше отсюда начать дело. Опыты перевода предшествующих Псалтири ветхозаветных книг уже являются в повременных изданиях⁵⁹⁹; а Псалтири нет. И это располагает ближе приступить к тому, в чем уже сделаны попытки, в которых по местам и небольшой отчет дан. Если обращено будет внимание на то, что долго ждать перевода всего Ветхого Завета, можно будет сперва отдельно издать Пятикнижие, и древнейшие исторические книги до книг Царств, или все исторические книги, потом учительные и наконец пророческие»⁶⁰⁰. Как мы знаем, Св. Синод в точности исполнил это завещание 80-летнего старца-святителя при издании русского перевода священных книг Ветхого Завета, вышедших в свет после кончины святителя Московского в 1868–1875 годах. После более общих вопросов, основоположений и правил в деле перевода Библии на русский язык нужно было установить и –

10) Частнейшие правила ведения дела перевода. Эти правила рассеяны в разных местах различных сочинений, принадлежащих или прямо самому Филарету, как автору или только его редакции. Но полнее всего они изложены в известном уже нам определении Комиссии духовных училищ от 16 марта 1816 года, из какового определения мы раньше приводили некоторые пункты. Приводим теперь остальные пункты этого определения, ближайшим образом относящиеся к настоящему отделу нашего исследования⁶⁰¹, именно: «5) при переводе никогда не переносить слов из одного стиха в другой; 6) целых членов речи и в одном стихе не переставлять с места на место; 7) слова и выражения, принадлежащие к одному стиху, взаимно перемещать в одном и том же составе речи позволительно там, где сего потребует свойство российского языка и где перемещение способствовать будет к ясности; 8) одно слово переводить двумя, и обратно, позволительно в том только случае, где без сего нельзя обойтись по свойству языка; 9) по свойству языка и для ясности нужно допустить в переводе дополнение некоторых слов против подлинника; для верности же таковые должны быть означены в письме чертою, а в печати косыми буквами; 10) опускать позволительно токмо те частицы, которые не могут на российском быть выражены; 12) величие Священного Писания состоит в силе, а не в блеске слов; из сего следует, что не должно слишком привязываться к славенским словам и выражениям, ради мнимой их важности; 13) славенские слова употреблять необходимо, если не достает соответственных русских; 14) славянские выражения употреблять, если они ближе русских подходят к греческим⁶⁰², не производя в речи темноты или нестройности; 15) славенские слова удерживать, если соответствующие им русские не принадлежать к чистому книжному языку; 16) когда еврейские или греческие слова, принятые и в переводах, встречаются в первый раз, тогда прилагать к ним русские изъяснения; 17) слова и вещи незнакомые объяснять краткими примечаниями под страницею или в кратком словаре при конце всего перевода; 18) тщательно наблюдать должно дух речи, дабы разговор перелагать слогом разговорным, повествование повествовательным, и так далее; 19) главные качества перевода соблюсти должно следующие и в следующем порядке: во-первых – точность; во-вторых – ясность; в-третьих – чистоту»⁶⁰³. Это – частные правила, которые могли быть и были в действительности приложимы одинаково к переводу Ветхого и Нового Завета, хотя ближе всего предназначены были к руководству при переводе св. книг Нового Завета⁶⁰⁴. Особенные правила при переводе и для перевода книг Нового и Ветхого Завета могли касаться только незначительных подробностей. Так это и действительно было и в 1816–1819 годах, и в 1856–1858 годах. Так, например, в том же определении Комиссии духовных училищ от 16 марта 1816 года разве только одно 11-е (если не считать еще 14-го, уже приведенного выше) правило касалось перевода Нового Завета в особенности, как гласившее следующее: «греческого текста, как первоначального, держаться в переводе преимущественно пред славенским; но слов, избыточествующих в славенском, не исключать из текста, а токмо отличать их знаками»⁶⁰⁵; но очевидно и это правило, если в нем слово: «греческого» переменить на слово: «еврейского», приложимо было бы и к Ветхому Завету, да и то лишь в отношении к каноническим книгам последнего. Так и в 1856–1858 годах, когда в отношении к переводу Нового Завета постановлены были, под влиянием мнений святителя Московского, между прочим следующие правила: «1) Дело перевода Нового Завета на русское наречие, а потом постепенно и других частей Священного Писания возобновить, но с крайнею осторожностью, какой требует важность оного. 2) Перевод Нового Завета на русское наречие, как первый в сем роде опыт, от которого нельзя было и требовать полного совершенства, тщательно пересмотреть, причем принять за правило, чтобы он был всевозможно точен, и чтобы слова и выражения вразумительные не были без нужды заменяемы простонародными»⁶⁰⁶. Или в 1858 году Святейшим Синодом данные духовным академиям между прочими правила, «а) чтобы они (академии) всегда неизменно составляли перевод, совершенно точно выражающий подлинник, впрочем соответственно свойству языка русского и удобовразумительно для читающего; б) чтобы размещение слов соответствовало свойству языка русского и благоприятствовало ясности речи; в) чтобы слова и выражения при переводе употреблялись всегда общепонятные, но употребляющиеся в высшем обществе, а отнюдь не простонародные»⁶⁰⁷. Сам владыка Московский еще строже понимал и ставил это последнее правило. В известном уже нам «Предварении» к «Предположениям» об изменениях в новом переводе св. книг новозаветных, писанном в 1859 году он, ссылаясь на вышеприведенный 2-й пункт определения Св. Синода от 10 сентября 1856 года, говорит: «сие последнее выражение (чтобы слова и выражения вразумительные не были без нужды заменяемы простонародными) не должно быть оставлено без внимания, во-первых, потому самому, что это определено Святейшим Синодом, во-вторых потому, что достоинству священной книги должно по возможности соответствовать достоинство языка, в-третьих, потому, что сим может быть оказано благодеяние Русскому языку, который в настоящее время у многих писателей получил направление к лаодикийскому и демагогическому словоупотреблению и словосочинению людей глубых, необразованных и безграмотных, и от того теряет чистоту и правильность»⁶⁰⁸. Более касающимся Ветхого, нежели Нового Завета, можно считать следующее частное правило, которому всегда и сам следовал и другим внушал следовать святитель Московский: имена собственные при русском переводе удерживать, по возможности, в знакомом русскому народу произношении славянского перевода, а не в еврейском их произношении. Так уже в «Предуведомлении» к второму и последующему изданию (1819 и 1835) «Записок на книгу Бытия» он говорит: «Произношение имен собственных по возможности удержано употребленное в переводе славенском, как уже знакомое: отступлено от оного в тех случаях, где для предупреждения погрешностей, или недоразумений нужно было с точностью следовать еврейскому произношению»⁶⁰⁹. Равным образом и в 1863 году, когда Св. Синод, по издании русского перевода Нового Завета, принял меры к правильному ведению дела перевода св. книг и Ветхого Завета, святитель Московский в отношении своем на имя Синода от 20 января означеннаго года между прочим внушал переводчикам, «чтобы знакомых, почтенных и любезных ветхозаветных имен не превращали в незнакомые и изуродованные еврейским произношением, причем не худо вспомнить, что 70 толковников писали имена по произношению живого языка, а не мертвого, как ныне»⁶¹⁰.

Эти общие и частые основоположения и правила твердо и более или менее неизменно лежали в основании всех разновременных переводных трудов самого святителя Московского, к посильному критическому рассмотрению и должной оценке которых мы теперь приступаем.

Если принять во внимание все переводные труды и отрывки, принадлежащие или прямо перу, или только редакции святителя Московского Филарета, то окажется, что они простираются едва не на всю Библию Ветхого и Нового Завета. Но само собою понятно, мы должны исключить отсюда многое в виду того, что это многое не прямо относится к числу переводных трудов самого Филарета, собственно. Так, например, весь перевод Четвероевангелия, не говоря уже о Евангелии от Иоанна, изданный Библейскими Обществом, сделан был несомненно под сильным влиянием редакции Филарета, а о Псалтири прямо было в одном современном официальном акте сказано, что «в трудах переводного Комитета по преложению ея наиболее участвовал Филарет»⁶¹¹; и однако же конечно мы не будем рассматривать их, как переводные труды именно Филарета. Но и этого мало. Даже из того, что прямо принадлежало Филарету, мы должны исключить немалое по разным соображениям. Именно, – в хронологическом порядке, – а) Начертание церковно-библейской истории, хотя и заключающее в себе много переводного, но как не прямо переводный, а более исторический труд; – б) Перевод Евангелия от Иоанна. В 1821 году, когда Филарет был в полном блеске своей славы, как ученый богослов, великий проповедник, мудрый администратор, достигший, не смотря на 38–39-летний возраст, в церковно-иерархическом порядке до первосвятительской кафедры в первопрестольном граде Российского государства, известный любитель русского слова Н. И. Греч вздумал написать и издать в свет биографию его и просил самого Филарета сообщить материалы для этой биографии. На просьбу Греча вот что между прочим отвечал святитель Московский в письме от 29 января 1822 года: «написал было я строку, хотев сказать, что я сподоблен был сделать первый опыт перевода Евангелия от Иоанна на русское наречие: но сей опыт был потом в столь многих руках, что было бы хищением, есть ли бы кто по сему захотел приписать мне сей перевод напечатанный, и потому лучше и справедливее молчать о сем»⁶¹². И мы последуем этому совету самого святителя при рассмотрении его личных переводных трудов; –в) Таблицы чтения из Свящ. Писания, так как эти Таблицы, как переводный труд, полностью своего содержания вошли в другой труд святителя: «Чтения из четырех Евангелистов» и пр., как о том сам он говорит в «Предуведомлении» к последнему труду: «Сии чтения из исторических книг Нового Завета извлечены первоначально в пользу училищ по методе взаимного обучения, и для них напечатаны на таблицах⁶¹³. Высочайшая воля была, доставить им сей род чтения преимущественно пред всяким другим, дабы приобретаемое искусство читать, в самом начале своем освящалось чтением назидательным и священным, а не употреблялось во зло чтением суетным и рассевающим. Изданные таким образом чтения в училищах взаимного обучения приняты с расположением столь желанным, что учащиеся по прошествии учебного времени, оставались иногда по собственному побуждению пред таблицами, дабы списывать их для домашнего употребления⁶¹⁴. Между тем пекущиеся о христианском наставлении детей и народа признали за благо издать те же чтения в книжке, наипаче в пользу детей, обучающихся в училищах, в которых метода взаимного обучения не употребляется»⁶¹⁵; г) Чтения из четырех Евангелистов и из книги Деяний Апостольских, по причине, которая изъявлена в дальнейших словах того же «Предуведомления» к этим чтениям, из которого мы сейчас делали выдержку. «Наконец, – сказано в заключение изложения правил, по которым они составлены, – дабы чтения не подлежали никакому сомнению в своей чистоте и достоверности, принято и без малейшего исключения соблюдено правило, представить в них текст из Евангелистов и из книги Деяний Апостольских в Русском переводе, сделанном трудящимся в сем деле Комитетом, без всяких прибавлений и перемен»⁶¹⁶. Несмотря на то, что и в самом этом Комитете Филарет был главным деятелем, чисто личный труд его в издании «Чтений» состоял лишь в хронологической группировке новозаветных событий; д) Перевод 53 гл. пророчества Исаии (Христ. Чт. 1832 г. ч. 46), которого мы коснемся при рассмотрении перевода мест Св. Писания, заключающихся в Катехизисе первой группы изданий.

Но и за исключением всего исчисленного остается лично переведенного святителем Московским еще очень много; это именно:

1) Перевод книги Бытия во втором, а равно и последующих изданиях «Записок» на эту книгу (1819, 1835 и 1867 года);

2) Исторические чтения из книг Ветхого Завета (Спб. 1822 года), представляющие в себе русский перевод с еврейского (и отчасти с греческого) следующих частей Библии, расположенных в хронологическом порядке событий библейской истории: Бытия 1, 1–31; 2, 1–3. 7–9. 15–25; 3, 1–24; 4, 1–15. 25–26; 6, 9–22; гл. 7; 8, 1–22; 9, 20– 27; 11, 1–9; 12, 1–7; 13, 5–18; 15, 1–7. 13–16; 18, 1–11; 21, 1–3; 18, 17–33; 19, 1–3. 12–29; 22, 1–18; 25, 19–26; 28, 1–4. 10–22; 31, 3. 17–18; 32, 1–13, 21–30; 33, 1–11; 35, 1–4. 9–15; гл. 37; 39, 1–16. 19–23; 41, 1–16. 25–49. 53–57; гл. 42–45; 46, 1–7; Исход: 1, 6–10. 22; 2, 1–10; 3, 1–7. 10–15. 19–20; 5, 1–2; 11, 9–10; 12, 29–33; 13, 17–22; 14, 5. 9. 13–16. 21–32; 15, 1–18. 23–25; 16, 17 11–15. 35; 17, 1. 5–6; 19 1. 16–19; 20, 1–17; 24, 11. 18; 31, 18; Чисел: 13, 2–4. 26–29. 33–34; 14, 1–21. 26–34; Исход: 25, 1–2. 8–9; 40, 16–17. 34–38; Иисуса Навина: 1, 1–9; 3, 5. 14–17; 4, 15–18: 5, 10–12; 24, 1–29; Судей: 2, 8. 10–16; 6, 1–23. 33–40; 7, 1–22; 1 Царств: 1, 1–3. 9–20. 24–28; 2, 11–12. 17; 3. 1–20; 4, 1. 14–18; 8. 4–5. 21–22; 9, 1–6. 15–19. 26–27; 10, 1; 13, 5–14; 16, 1. 4–13; 17, 1. 4. 8–11. 32–37. 42–51; 18, 6–12; гл. 26; 2 Царств: гл. 7; 1 Паралипоменон: 29, 26–28; 2 Паралипоменон: 1, 1–13; 3, 1; 4, 22; 5, 2–3. 10. 12–14; гл. 6; 7, 1–3. 12–22; 3 Царств:17, 1–24; 18, 1. 17–46; 4 Царств: 2, 1–15; 4, 1–37; 5, 1–16; 18, 1. 6–7. 17–19. 35–37; 19, 1–2. 6–11. 14–20. 32–37; 20, 1–11; 2 Паралипоменон: 36, 11–21; Даниила: гл. 1 и 2; 3, 1–23. 91–96; гл. 6; 1 Ездры: 1, 1–8; Неемии: 8, 17–18; гл. 9.

3) Места Св. Писания, переведенные на русский язык и введенные в Пространный Катехизис первой группы изданий (1823–1824 гг.), за исключением мест из св. книг Нового Завета и Псалтири, как приведенных в общем верно по изданиям Библейского Общества: Бытия: 1, 1; 2, 2. 22; 3, 15. 17; 22, 18; 49, 10; Исход: гл. 14; 20, 1–17; 2 Царств: 7, 12–13; 1 Паралипоменон: 29, 18; Иова: 38, 6–7; Исаии: 6, 3; 11, 1–3; гл. 38; 53, 5; Иеремии: 17, 5: Иезекииля: 33, 19; Ионы: 2, 2⁶¹⁷.

4) Перевод Исаии 38, 10–20; Даниила 9, 24–27 и 2 Маккавейской книги 12, 39–45, сделанный в разное время по просьбе А. Н. Муравьева и сохраненный в письмах Филарета к последнему, стр. 62. 105–106. 109 и 294–295. Киев, 1869.

5) Перевод весьма многих мест Нового Завета, предложенный владыкою Московским взамен перевода, сделанного переводными Комитетами, учрежденными при духовных академиях в 1858–1862 годах и хранящийся в рукописном виде в библиотеке Московской духовной академии.

I. Записки на книгу Бытия, изд. 2-е, 3-е и 4-е.

В «Предуведомлении» ко 2-му и 3-му изданиям Записок на книгу Бытия сам составитель последних говорит: «все, какие здесь встретятся, выражения текста, не от слова до слова согласующиеся с текстом Славенским, равно и указания, по которым Славенский текст не представляет искомого слова или мысли, соответствуют Еврейскому тексту, а в изречениях, приведенных из Нового Завета, Греческому». Этим он прямо указывает, что помещенный им в «Записках» русский перевод книги Бытия сделан с еврейского подлинника, без внесения в него того, что заключает в себе лишнего против этого подлинника греческий перевод LХХ и славянский, равно как и вообще с преимущественным вниманием к еврейскому подлиннику. Но в тоже время и в том же предисловии или «Предуведомлении» составитель говорить и о том, что, например, «произношение имен собственных по возможности удержано употребленное в переводе славенском, как уже знакомое», иначе сказать, – что он не безусловно следовал еврейскому подлиннику, а принимал во внимание и славянский перевод, сделанный с греческого LХХ. А это, как мы знаем из предшествующего, есть одно из основных положений и правил для перевода, которыми и сам, как мы говорили тогда, руководился святитель Московский в своем переводе и другим внушал руководиться в том же деле. Теперь посмотрим, как в самом своем переводном труде он прилагал к делу это, равно как и другие вышеизложенные основоположения и правила, оставляя в стороне то, что в этом труде не касается дела перевода, так как по задаче автора он есть не столько переводный, сколько толковательный труд, лишь «заключающий в себе и перевод» книги Бытия «на Русское наречие». Вот для примера отрывок из этого перевода.

I. 1. В начале Бог сотворил небеса и землю⁶¹⁸. 2. Но земля была не образована и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водами. 3. И сказал Бог: да будет свет; и стал свет. 4. Бог увидел, что свет хорош; и отделил Бог свет от тьмы. 5. И назвал Бог свет, днем; а тьму назвал, ночью. 6. И быль вечер, и было утро: день один⁶¹⁹. Потом Бог сказал: да будет твердь посреди вод; и да отделяет она воды от вод. 7. И создал Бог твердь; и отделил воды, которыя под твердью, от вод, которыя над твердью⁶²⁰: и стало так. 8. И назвал Бог твердь, небом (и увидел Бог, что это хорошо). И был вечер и было утро: день вторый⁶²¹. 9. Потом Бог сказал: да соберутся воды под небесами в одно место; и да явится суша: и стало так; (и собрались воды под небесами в свои места, и явилась суша). 10. Бог назвал сушу землею, а собрание вод назвал морем: и увидел Бог, что это хорошо. 11. И сказал Бог⁶²²: да произрастит земля зелень, траву сеющую семя, и дерева плодовитые, приносящия по роду своему плод, в котором семя их на земли: и стало так. 12. И произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду ея, и дерева, приносящия плод, в котором семя их по роду их; и Бог увидел, что это хорошо. 13. И был вечер, и было утро: день третий⁶²³. 14. Потом Бог сказал: да будут светила на тверди небесной, для отделения дня от ночи, и знамений, и времен, и дней, и годов; 15. и да будут оне светильниками на тверди небесной, чтобы светить на землю: и стало так. 16. И создал Бог два светила великия⁶²⁴: светило бόльшее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды; 17. и поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светили на землю, 18. и чтобы управляли днем и ночью, и чтобы отделяли свет от тьмы: и Бог увидел, что это хорошо. 19. И был вечер, и было утро: день четвертый ⁶²⁵. 20. Потом Бог сказал: да породят воды пресмыкающихся, души живыя; и птицы да полетят по земле, под твердию небесною. 21. И сотворил Бог рыб великих, и все животныя живыя пресмыкающияся⁶²⁶, которыя породили воды по роду их, и всех птиц пернатых по роду их: и Бог увидел, что это хорошо. 22. И благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте воды в морях, и птицы да размножаются на земле. 23. И был вечер, и было утро: день пятый⁶²⁷. 24. Потом Бог сказал: да произведет земля животныя живыя по роду их, скот, и гадов, и зверей земных по роду их: и стало так. 25. И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их: и увидел Бог, что это хорошо. 26. И сказал Бог: сотворим человека по образу нашему и по подобию нашему; и да владычествует он над рыбами морскими и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. 27. И сотворил Бог человека по образу своему, по образу Божию сотворил его; мужеский и женский пол сотворил их. 28. И Бог благословил их, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле 29. Еще сказал Бог: се, Я даю вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, от которого есть плод древесный сеющий семя; ват сие да будет в пищу. 30. А всем зверям земным, и всем птицам небесным, и всякому пресмыкающемуся по земле, в котором есть душа живая, даю Я всю зелень травную в пищу: и стало так. 31. И воззрел Бог на все, что ни создал; и вот, все хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой⁶²⁸.

II. 1. Таким образом совершены небеса и земля и все воинство их. 2. И окончил Бог днем седьмым дело свое, и почил в день седьмый от всех дел своих, которыя Он творил. 3. И благословил Бог день седьмый и освятил его; ибо в оный почил от всех дел своих, которыя Он творил и созидал ⁶²⁹.

Останавливаем пока внимание свое на этом отрывке перевода из книги Бытия, содержащем в себе всю историю миротворения, – первого и важнейшего момента Библейской ветхозаветной истории, и принимаем этот отрывок в рассмотрение со стороны филологической. Прежде всего, согласно сказанному самим переводчиком в «Предуведомлении», отрывок представляет собою действительно опыт по возможности точного перевода Бытия I-II, 3 на русский язык прямо с еврейского подлинника, с опущением в переводе, где переводчик считал нужным (напр. I, 6. 11. 12. 14. 20. 26. 28. 30), того, что имел в себе лишнего против подлинника еврейского греческий перевод LХХ толковников и согласный с этим переводом перевод славянский, с удержанием в русском переводе даже особенностей речи подлинника, опять в тех случаях, где переводчик считал это возможным и нужным, равно как и опять несмотря на греческий и славянский перевод. Так, например, в 1 стихе I-й главы перевод слова schamaim словом: небеса⁶³⁰, тогда как в греческом при этом поставлено не τοὺς οὐρανούς, а τὸν οὐρανόν и в славянском не небеса, а небо⁶³¹; или во 2 стихе той же главы перевод еврейского maim словом: водами, тогда как греческий перевод имеет при этом: τοῦ ὒδατος и славянский: (верху) воды⁶³². Правда даже и в тех местах (главная и самая большая часть отрывка), где приведенная часть книги Бытия представляет собою перевод прямо с еврейского, этот перевод не во всем буквально точен с подлинником; например, в 4 стихе 1 главы слова: Бог увидел, что свет хорош – не совсем точно передают слова подлинника: vajare Elohim eth haor ki tob, которые можно было бы точнее перевести так: и увидел Бог свет, что он хорош, как и переведены они в Синодском издании Русского перевода (1868 и дальн.) Библии⁶³³; или подобное же см. в ст. 12, 18 и нек. др. Не говоря о некоторых словах подлинника, которые и сами по себе трудны для точного перевода их на русский язык, как, например, в ст. 2 той же первой главы слова: thohu vavohu и merachepheth, которые у святителя Московского переданы словами: не образована и пуста и: носился⁶³⁴; но в целом выносится впечатление о переводе, как возможно точно передающем подлинник. Не забудем, что это был первый опыт перевода книги Бытия на русский язык; и если мы с этим опытом сравним позднейшие переводы книги Бытия, уже имевшие в виду этот опыт и притом некоторые сделанные исключительно «с еврейского независимо от вставок в подлиннике и от его изменений, находящихся в греческом и славянском переводах»⁶³⁵: то мы должны будем невольно преклониться пред мощью духа переводчика книги Бытия, сделавшего перевод ее в 1819 году и проложившего путь дальнейшим переводам ее с еврейского, именно в отношении к возможной точности его перевода, передачи современным русским языком речи еврейского подлинника. Берем для примера из переводов, сделанных исключительно с еврейского, перевод Вадима, имевший в виду, судя по предисловию, «доставить подстрочный перевод еврейского подлинника» (стр. III, срав. XII) и быть вполне свободным «от церковных слов и от LХХ толковников» (стр. XII, срав. заглавие перевода). Вот что читаем в нем по отношению к Быт. I–II, 3:

I. 1, 2. Сначала⁶³⁶ сотворил Бог небеса и землю; но земля была пустой и пустынной, и мрак был⁶³⁷ над поверхностью пучины и дух Божий⁶³⁸ парил над водами.

3, 4. И сказал Бог: «Будь свет». И стал свет. И увидел Бог, что свет хорош, и сделал Бог разделенье 5. между светом и мраком, и назвал Бог свет днем, а мрак назвал ночью. И быль вечерь и было утро, – день первый.

6. И сказал Бог: «Будь твердь посреди вод, и 7. служи она разделеньем между водами и водами». И сделал Бог твердь и отделил воды под твердью, от вод 8. над твердью; и стало так. И назвал Бог твердь небом. И был вечер и было утро, – день вторый.

9. И сказал Бог: «Соберитесь воды под небесами в одно 10. место и покажись суша». И стало так. И назвал Бог сушу землею, а собранье вод назвал он морями. И 11. увидел Бог, что хорошо и сказал Бог: «Выведи земля траву, злак приносящий семя, плодоносное дерево, делающее плод по роду своему, в котором семя его, 12. на землю»⁶³⁹. И стало так. И вывела земля траву, злак, приносящий семя, и плодоносное дерево, делающее плод, в котором семя его, по роду своему. И увидел 13. Бог что хорошо. И был вечерь и было утро, – день третий.

14. И сказал Бог: «Будьте светила на тверди небес разделеньем между днем и между ночью, и будьте 15. знаменьями и временами, и днями, и годами; и будьте светилами на тверди небесной и светите на землю». И стало так.

16. И сделал Бог два светила больших; светило большое для управления днем, и светило малое для управления 17. ночью, и звезды; и поставил их Бог на тверди 18. небес светить на землю, и управлять днем и ночью, 19. и делить между светом и мраком. И увидел Бог, что хорошо. И был вечер и было утро, – день четвертый.

20. И сказал Бог: «Разведите воды разводящуюся душу живую⁶⁴⁰, и летучее полети над землей перед твердью 21. небес». И сотворил Бог чудовищ больших и всякую душу живую ползучую, которую распложают воды, 22. по роду их и всякую летучую птицу. И увидел Бог, что хорошо⁶⁴¹, и благословил их Бог, говоря: «плодитесь и множьтесь, и наполняйте воды в морях, и летучия 23. пусть размножаются на земле». И был вечер и было утро, – день пятый.

24. И сказал Бог: «Произведи земля душу живую, по роду их: скот и ползучее, и животное земное, по роду 25. их». И стало так. И сделал Бог животное земное, по роду их, и скот, по роду их, и всякое ползучее по земле, по роду их. И увидел Бог что хорошо.

26. И сказал Бог: «Сделаем человека в образе нашем⁶⁴² по подобию нашему, и будут они владеть рыбами моря, и птицами небес, и скотами, и всей землей и всеми ползучими, ползающими по земле».

27. И сотворил Бог человека по образу своему⁶⁴³; по образу Бога сотворил он его, мужеский и женский пол сотворил 28. он их. И благословил их Бог и сказала им: «Плодитесь и множьтесь, и наполняйте землю и подчиняйте ее, и владейте рыбами моря и летучими небес, 29. и всяким животным, что ползает по земле». И сказал Бог: «Вот, дал я вам всякий злак, приносящий семя, какой на лице всей земли и всякое дерево, в котором плод дерева, 30. приносящего семя; вам это будет пищей. А всякому животному земли и всякому летучему небес, и всякому ползучему по земле, в ком душа жизни, всякую зелень злака 31. в пищу». И стало так. И увидел Бог, что все сделанное им, очень хорошо⁶⁴⁴. И был вечер и было утро – день шестой.

II. 1. И окончены стали⁶⁴⁵ небеса и земля, и все 2. воинство их, и окончил Бог в день седьмой работу свою⁶⁴⁶, какую делал; и отдохнул⁶⁴⁷ в день седьмой от 3. всех работ своих, какие делал, и благословил Бог день седьмой и освятил его; ибо в день этот⁶⁴⁸ отдохнул он ото всех работ своих, какие творил Бог, чтоб сделать мир⁶⁴⁹.

Берем теперь другой пример перевода, сделанного также прямо и «буквально» (как гласит заглавие) с еврейского и притом не только позже перевода Вадима, но и после перевода Синодского и других изданий русского перевода (напр. перевода Макария Глухарева, перевода, печатанного при С.-Петербургской дух. академии и др.). Разумеем перевод, озаглавленный так: «Тора (или Фора), т. е. Закон, или Пятикнижие Моисеево. Буквальный перевод Л. И. Мандельштама, кандидата С.-Петербургского университета. Второе издание. Берлин, 1872». Вот этот перевод:

I. 1. С началом Бог создал небо это и землю эту. 2. Земля же представляла⁶⁵⁰ переворот и расторжение; над поверхностью бездны был мрак, и Божий Дух носился над водами⁶⁵¹. 3. И Бог сказал: «Да будет свет!» – И стал свет. 4. И увидел Бог, что свет хорош; и положил Бог раздел между светом и мраком. 5. И назвал Бог свет днем, а мрак назвал ночью; и стал вечер и стало утро, – день один. 6. И Бог сказал: «Да будет пространство посреди воды, и пусть будет оно разделом между водою и водою»! 7. И соделал Бог пространство, и положил раздел между водою, что под пространством, и водою, что над пространством; и стало так. 8. И назвал Бог пространство небом; и стал вечер и стало утро, – день второй. 9. И Бог сказал: «Да соберется вода, что под небом, в одно место, и пусть явится суша»! И стало так. 10. И назвала Бог сушу землею, а собрание вод назвала морями. И увидел Бог, что хорошо. 11. И Бог сказал: «Да произрастит земля растения, траву, сеющую семя, древо плодоносное, производящее плод по роду своему, в коем и семя его, на земле!» И стало так. 12. И произвела земля растения, – траву, сеющую семя по роду своему, и древо, производящее плод, в коем и семя его; по роду своему. И Бог увидел, что хорошо. 13. И стал вечер, и стало утро, – день третий. 14. И Бог сказал: «Да будут светила на пространстве небесном, дабы стать разделом между днем и ночью; и пусть будут они знаками времен, дней и лет; 15. И пусть будут светилами в пространстве небесном, для освещения земли!» И стало так. 16. И Бог соделал два большия светила: большее светило для управления днем, а меньшее светило для управления ночью; да и – звезды. 17. И Бог поместил их так в пространстве небесном, чтобы освещали землю, 18. И чтобы управляли днем и ночью, и служили разделом между светом и мраком. И Бог увидел, что хорошо. 19. И сталь вечер, и стало утро, – день четвертый. 20. И Бог сказал: «Да разведут воды расплод души живой, и птицу, парящую над землею, по пространству небесному!» 21. И сотворил Бог змеев больших и всякую душу живую, движущуюся, что воды развели по родам их, и всякую птицу крылатую, по роду ея. И Бог увидел, что хорошо 22. И Бог благословил их, сказав: «Плодитесь, и размножайтесь, и наполняйте воду в морях; а птица пусть умножается на земле». 23. И стал вечер, и стало утро, – день пятый. 24. И Бог сказал: «Да производит земля душу живую, по роду ее, скот, и пресмыкающееся, и зверей земли, по роду их!» И стало так. 25. И соделал Бог зверей земных, по роду их, по роду его, и все пресмыкающееся земли, по его роду. И Бог увидел, что хорошо. 26. И Бог сказал: «Сотворим человека⁶⁵² в образе Нашем и по подобию⁶⁵³ Нашему. И да владеет рыбою морскою, птицею небесною, и скотом, и всею землею, и всяким пресмыкающимся, ползающим по земле!» 27. И сотворил Бог человека, в образе Своем, в образе Божием сотворил Он его; мужчиною и женщиною сотворил Он их. 28. И Бог благословил их, и сказал им Бог: «Плодитесь, и размножайтесь, и наполняйте землю, и покоряйте ее; и владейте рыбою морскою, и птицею небесною, и всяким животным, ползающим по земле!» 29. И сказал Бог: «Вот, Я отдал вам всякую траву, сеющую семя, что на лице всей земли, и всякое дерево, на коем плод древесный, сеющее семя: да будет вам в пищу. 30. А всякому животному земли, и всякой птице небесной, и всякому пресмыкающемуся по земле, в коем душа живая, – всякую зелень травы – в пищу!» И стало так. 31. И Бог осмотрел все, что соделал, и вот: оно весьма хорошо. И стал вечер, и стало утро, – день шестой.

II. 1. И совершились небо и земля, и все их убранство. 2. И Бог окончил в седьмой день творение Свое, которое соделал, и почил в седьмой день от всего творения, которое соделал. 3. И Бог благословил седьмой день, и освятил его; ибо в оный перестал Бог делать все дела Свои, которые Он сотворил⁶⁵⁴.

Из этих двух примеров можно видеть, с какими трудностями приходится бороться вообще переводчику при передаче еврейского подлинника русскою речью и в частности, – с какими трудностями приходилось бороться Филарету, делавшему, повторяем, первый опыт перевода книги Бытия. Он мог иметь несовершенным пособием для себя в этом деле только сделанный с латинского полуславянский и полурусский перевод Фр. Скорины, в котором вышеприведенный отрывок из книги Бытия читается так⁶⁵⁵.

Вначале сотвори Бог небо и землю, земля же бе неплодна и неукрашенна. И тьмы были поверху бездны. И Дух Божий ношашеся поверху вод. И рече Бог да будет свет и бысть свет. И виде Бог свет яко добро, и разлучи Бог межи светом и межи тмою и нарече свет день и тму нощь. И бысть вечер и утро день един. И рече Бог да будет твердь посреди вод и да разделит воды от вод, и сотвори Бог твердь и разделил воды еже беша под твердию от тех еже беша над твердию и бысть тако. И нарече Бог твердь небо, и бысть вечер и утро день вторый. И рече Бог да соберутся воды еже суть под небесем вместо едино и да явится суша, и бысть тако. И нарече Бог сушу земля и собрание вод назове море. И виде Бог яко добро и рече да изнесеть земля былие зеленое и чинящее семя, и древо плодовитое дающее плод по роду своему, его же бы семя внем было на земли, и бысть тако. Изнесе земля былие зеленое и чинящее семя по роду своему, и древо родящее плод и имеюще едино кажно семя по роду своему, и виде Бог яко добро, и бысть вечер и утро день третий. И рече Бог да будуть светила на тверди небесной и да разлучають день и нощь и будуть во знамена и вчасы днем и летом, светяще на тверди небесной, и да просвещають землю, и бысть тако. И сотвори Бог два светила велика, светило болшее в область дню и светило меншее во область нощи и звезды, и постави е на тверди небесной да светять на землю и владеють днем и нощью и разделяють межи светом и тмою, и виде Бог яко добро и бысть вечер и утро день четвертый. И рече Бог да расплодять воды Гмызы⁶⁵⁶ душ живых, и птици по земли под твердию небесною. И створи Бог Киты⁶⁵⁷ великие и всяку душу живу и движущуся еже изведоша воды по плоду своему, и все птице по роду их, и виде Бог яко добро. И благославил им глаголя роститеж и множтеся и наполните воды морския, и птице да умножатся на земли, и быст вечер и утро день пятый. И рече Бог Да изведеть земля душу живу по роду своему скоты и гады и звери земные по подобию своему, и бысть тако. И створи Бог звери земныя по подобию их скоты и вся гады земли по роду их. И виде Бог яко добро и рече, Сотворимо человека по образу и по подобию нашему, и да обладаеть рыбами морскими и птицами небесными и зверми и всею землею и всеми гады ползающими по земли. И створил есть Бог человека по образу своему и по подобию. По образу Божию створил и, мужа и жену створил их. И благослови е Бог и рече роститеж и множитеся и наполните землю и владейте ею, и обладайте рыбами морскими и птицами небесными и всеми животными двизающимися по земли. И рече Бог се дах вам всяку былину приношающу семя на земли и вся древа имеющая всобе плод семени своего, да будуть вам во снедь, и всем животным земли, и всем птицам и всем гадом пресмыкающимся по земли внихже есть⁶⁵⁸ душа жива, да будеть им во снедь и бысть тако. И виде Бог вси речи⁶⁵⁹ еже сътвори и быша велми добры, и бысть вечер и утро⁶⁶⁰ день шестый.

И тако совершишеся небеса⁶⁶¹ и земля, и все украшение их. И доконал⁶⁶² есть Бог дня шестаго дело свое еже створил, и отпочинул дня седмаго от всех дел своих еже соделал. И благославил день седмый и посвятил и, яко в нем был престал от всех дел своих ихже сотворил Бог дабы чинил⁶⁶³. Этот перевод также независим от вставок, сделанных у LХХ; но не потому, чтобы он сделан был прямо с еврейского, а потому, что и латинский перевод (Вульгата), с которого он сделан, также не имеет таковых вставок; но, как очевидно из сличения его с переводом Филарета, он весьма мало мог оказать помощи последнему в его переводном труде. Филарет первый и самостоятельно совершил свой опыт перевода книги Бытия, в чем ему помогли филологические, археологические, исторические, догматические и др. его розыскания и познания, всюду обнаруживающиеся в сопровождающем перевод толковании на эту книгу. Эти же розыскания и познания, а отчасти церковное предание служили побуждением и основанием также к тому, чтобы не безусловно доверяться еврейскому тексту, а принимать в соображение, где это было, по его мнению, нужно, также и греческий перевод LХХ толковников, а по связи с сим последним – и славянский текст книги Бытия. Так, например, в приведенном отрывке в ст. 8 главы 1-й слова: и увидел Бог, что это хорошо – не заключаются в нынешних редакциях еврейского текста, но встречаются во всех списках греческого перевода LХХ толковников и отсюда также в славянском. Переводчику – толкователю книги Бытия представлялось странным, что одобрение Богом Своего творения уделяется каждому дню, кроме второго. Столь ощутительный недостаток нынешнего еврейского текста Филарет решил восполнить в своем переводе из перевода LХХ, высказавши в объяснение, следующее: «за сотворением и наречением тверди в тексте Семидесяти следует обыкновенное одобрение: καὶ εἱδεν ό Θεὸς ὄτι καλόν. Но в тексте Еврейском и Самаританском сего не находится. Те, которые опущение сие относят к намерению Писателя⁶⁶⁴, полагают причиною оного то, что разделение вод, творение второго дня, продолжается и достигает совершения в третий день, почему в сей день, соответственно различным видам творения, одобрение произносится двукратно⁶⁶⁵. Равным образом в следующем 9 стихе той же главы, в объяснение того, каким образом исполнилось творческое слово Божие об обособлении воды и суши, Филарет пополняет недостаток нынешнего еврейского текста следующими словами, взятыми с греческого перевода LХХ (и находящимися также в славянском переводе Библии): и собрались воды под небесами в свои места, и явилась суша⁶⁶⁶. Но и этого мало. Руководство греческим переводом LХХ со стороны Филарета в переводе книги Бытия простиралось даже до употребления некоторых выражений славяно-русских, составленных в виду греческого перевода, несмотря на то, что они не вполне точно соответствуют словам еврейского подлинника. Так, например, в приведенном же отрывке Быт. 1, 6 и дальн. еврейское слово rakija (от rakah – топать ногою, Иезек. 6, 11; 25, 6; – разбивать, растягивать, простирать, Исх. 39, 3; Чисел 17, 4; Псал. 136 евр. ст. 6; Иов. 37, 18) – протяжение, простертие, пространство, – как и переведено это слово, по подражанию многим немецким толкователям Библии, напр. у Мандельштама, как мы видели, – Филарет перевел славяно-русским: твердь, причем в объяснение такого перевода говорит следующее: «rakija некоторые новейшие толкователи перелагают: простертие, или пространство, выводя сие понятие из употребления слова rakah, Иса. ХL, 19. Но Семьдесят толковников, сообразнее, как с знаменованием и употреблением слова rakah, Пс. СХХХV, 6. Иса. ХLII, 5. ХLIV, 24, так и с понятиями древних о небе⁶⁶⁷, постоянно переводят: στερέωμα, твердь, которая как бы силою существа своего дает твердость и прочность образованиям небесных и земных тел. Твердью называет Моисей не только воздух, окружающий землю, 20, но и небо звездное, 14»⁶⁶⁸. Затем также в 26 стихе 1 главы в словах: по образу нашему и по подобию нашему союза: и нет в подлиннике, но у LХХ (а отсюда и в славянском) есть, и Филарет, следуя вообще еврейскому подлиннику, в настоящем случае не перевел подобно Вадиму: в образе нашем по подобию нашему⁶⁶⁹, но не усомнился последовать переводу LХХ и славянскому, столь знакомому читателям его книги. И это, несмотря на то, что в других случаях он напр. так говорит о переводе LХХ: «вместо седьмого дня, окончание дела Божия перевод Семидесяти толковников полагает в шестый⁶⁷⁰. Понятие одно: но в словах вид противоречия. Может быть Греческие толковники хотели предупредить вопрос: не было ли что сделано и в седьмый день»⁶⁷¹? Или еще больше: «Воззвание к водам о произведении животных, как оно читается в переводе Семидесяти толковников и в Славенском, подает мысль, что и птицы происходят из воды⁶⁷². В другом месте Моисей, по-видимому, производит птиц из земли, II, 19, где, однако ж, земля может означать не только сушу, но и землю вообще. Но нет нужды относить происхождение птиц ни к водам, ни к суше, а должно полагать, что в следствие изволения Божия они явились летающими по земле, под твердию небесною. Ибо аа) сие токмо понятие неоспоримо заключается в Божием воззвании, по ближайшему переводу слов Моисеевых ⁶⁷³; и бб) сие наипаче понятие благоприятствует примечаемому в творении соответствию между животными и стихиями»⁶⁷⁴. Иначе сказать, Филарет далеко не безусловно доверяется руководству перевода LХХ в переводе книги Бытия, а руководится им и принимает его в соображение именно только где это считает нужным.

Большое тяготение русского перевода книги Бытия в «Записках» обнаруживается к родному славянскому переводу Библии; потому что оно простирается не только на те случаи, в которых это тяготение обнаруживается и к переводу LХХ, с которым вполне согласен в этих, как и в других случаях, перевод славянский, но и на составление речи русского перевода по образцу и идиому перевода славянского. Это всякий может видеть при сличении переведенного Филаретом и вышеприведенного отрывка из кн. Бытия с одной стороны с славянским переводом, а с другой с такими русскими переводами, как перевод Вадима или Мандельштама. В настоящее время мы не будем ни проводить в подробностях это сличение, предоставляя пока желающим сделать таковое на вышеприведенных отрывках, ни говорить о значении такого составления речи русского перевода по образцу и идиому речи церковно-славянской, оставляя суждение о том до заключительных выводов из всей критической части нашего настоящего исследования. Мы скажем теперь еще несколько слов о других сторонах Филаретова перевода книги Бытия, обнаруживающих применение к этому переводу его филологических, археологических, исторических, догматических и др. розысканий и познаний, хотя отчасти мы уже видели это и в предшествующем. Для образца берем в рассмотрение опять уже знакомый нам по вышеприведенной выдержке отрывок перевода книги Бытия, который мы проследим в этом отношении, по возможности, в подробностях.

Быт. I, 1. В начале Бог сотворил небо и землю. Не перевел Филарет, подобно Вадиму: сначала сотворил Бог небеса и землю, или подобно Мандельштаму: с началом Бог создал небо это и землю эту; но не безусловно последовал и за переводом славянским, где читаем: в начале сотвори Бог небо и землю. Вот основания такого перевода, а не иного: «а) Предел, от которого начинается бытие мира, означен словом: В начале. Соломон в описании премудрости, Притч. VIII. 22, и Иоанн в изображении Бога Слова, Иоан. I. 1, употребляют то же слово, без сомнения, указательно на сказание Моисея. Здесь оно дает разуметь, что мир не есть совечен Богу; и сколько, по-видимому, не определенно, столько прилично для означения неизъяснимого предела, который с одной стороны касается неизмеримой вечности, а с другой ограничивает измеряемое время»⁶⁷⁵. Вот почему переведено: в начале, а не: сначала, или: с началом – еврейское слово: bereschith. Затем «б) Действие, чрез которое мир получил бытие, названо сотворением. Замечают, что употребленное здесь св. Писателем слово barah более значит, нежели jazar – образовал, или asah – соделал; и показывает произведение вещи новой и необычайной, Иерем. XXXI, 22. Посему сотворение должно понимать таким действием, которое не предполагает никакого вечного вещества, из которого бы тварь была устроена, и никакой силы вне творящаго»⁶⁷⁶. Вот почему в переводе Филарета, как и в славянском, употреблено для еврейского слова: barah русское: сотворил, а не создал, как у Мандельштама и как у самого же Филарета в 7 стихе переведено еврейское: asah (в славянском: сотвори)⁶⁷⁷ Далее: «в) Причина творения есть Бог. В сем месте Еврейского текста слово Elohim – Элогим собственно Боги, выражает некую множественность, между тем как речение barah, сотворил, показывает единство Творца. Чтобы изъяснить сей необыкновенный состав слов: аа) некоторые доразумевают пред словом: Elohim, слово Eloah; но сия догадка опровергается тем, что сии слова и в совокупности употребляются во множественном числе: chi Iehovah Eloheichem hu Elohei ha-Elohim – ибо Иегова Боги ваши есть Боги Богов. Втор. X. 17⁶⁷⁸. бб) Другие производят сей образ выражения от язычников; но сие мнение основывается на недоказанном предположении, будто язык еврейский не есть первоначальный язык патриархов, а заимствованный ими от язычников. вв) Иные принимают сие за выражение благоговения, или гг) относят просто к свойству языка Еврейского; но в обоих сих случаях можно снова сделать вопрос: откуда происходит сей род почтительного выражения, или сие особенное свойство языка? И так дд) догадка о указании сим образом выражения на таинство Св. Троицы заслуживает уважение. Да и почему бы Моисею, в изображении столь величественного действия, как сотворение мира, предпочесть другим, употребляемым Евреями, наименованиям Божества, слово Elohim, которое означать может Богов, Ангелов и вельмож, если бы он не находил в сем слове того преимущества, что под покровом его мог прозорливым показать высочайшую тайну Божества, не ослепляя светом ее, зараженных многобожием времен и народов?»⁶⁷⁹. Вот догматическое основание конструкции перевода: Бог сотворил. Наконец: «г) Предмет, или следствие творящей силы Божией Моисей называет Небесами и Землею. Имена сии вместе взятые обыкновенно знаменуют целое творение⁶⁸⁰. В особенности в сем месте Небеса не суть, ни воздушное, ни звездное небо, ибо твердь создана во вторый, и украшена светилами в четвертый день. Можно здесь разуметь небеса небес, 3Цар. VIII, 21, или мир невидимый, Кол. I, 16: ибо аа) небесам не приписывается здесь того нестроения, в каком представляется новосотворенная земля, 2, и бб) сам Бог говорить у Иова XXXVIII, 4–7, что, когда Он основывал землю, тогда уже восклицали сыны Божии. Земля в противоположении с Небесами, знаменующими невидимый мир, означает первоначальное вещество, и как бы семена всего мира видимого»⁶⁸¹. Вот причина, почему еврейское: schammaim в настоящем случае (срав. также ст. 9 и II, 1) переведено у Филарета словом: небеса, тогда как то же слово в других случаях (как напр. I, 8; VII, 19 и др.) он переводит и словом: небо.

I, 5. И был вечер, и было утро: день один. Заслуживает особенного внимания при этом последнее выражение. В объяснение своего перевода святитель Филарет говорит следующее: «день первый Моисей называет одним аа) или просто, полагая имя количества вместо имени порядка⁶⁸²; бб) или с особенным намерением, для означения того, что, не смотря на беcпримерную его ночь⁶⁸³, он не был более, как один день обыкновенный; вв) или наконец для того, что по сей первоначальной ночи, он был единственный«⁶⁸⁴. Или, как он же в своей Библейской истории говорит: «первый период сего (т. е. светового) движения, вместе с предшествовавшим ему мраком, составил то, что в Св. Писании в первый раз наименовано вечером и утром, и днем не только первым, но единым, и как бы единственным»⁶⁸⁵.

I, 14. Для знамений и времен. »аа) для знамений: а) не только разумевательных, вместе с прочими тварями, являющих Божество, Рим. I. 19, 20; но и б) проразумевательных о действиях естественных, Мат. XVI, 2, 3 и в) указательных на действия промысла в роде человеческом, Мат. XXIV, 29. Лук. XXIII, 45, Деян. II, 20. Только в сем последнем отношении светила должны быть знамениями в руке Вседержителя, а не в произвольных гаданиях человеческих. бб) Для времен постоянных: moadim. Таковые времена суть: а) естественные, как то четыре времени года, время сеяния, время жатвы; и б) общежительные, гражданские и священные, каковы суть в особенности, по приспособлению Моисея к Евреям, праздники⁶⁸⁶.

I, 21: и сотворил Бог рыб великих, и все животныя живыя пресмыкающияся. Это перевод еврейского: vajibrah Elohim eth hattanninim ha-ggedolim ve eth ehol nephesch ha – chajah ha-romeseth, что LХХ-ю передано в таких словах: καὶ ἐποίησεν ό θεός τὰ κήτη τὰ μεγάλα καὶ πᾶσαν ψυχὴν ζώων ἑρπετῶν, откуда в славянском: и сотвори Бог киты великия, и всяку душу животных гадов. Перевод Филарета не вполне точен; но автор Записок на кн. Бытия поясняет его, а тем и оправдывает себя в толковании, где говорить: «Виды тварей пятого дня суть: аа) пресмыкающияся, или; по точному знаменованию слова, которое употребляет здесь Моисей, многородящее. Сие имя преимущественно приличествует рыбам и насекомым; в употреблении дается не только водяным, но некоторым и земным животным, Лев. XI, 20. 29. В сем месте конечно знаменует живущие в водах и земноводные... вв) в особенности: tanninim. Слово сие значит змей и рыб великих»⁶⁸⁷.

I, 26. 27. Сотворим человека по образу нашему и по подобию нашему… И сотворил Бог человека по образу своему, по образу Божию сотворил его. По-еврейски: naaseh adam bezalmenu chidmutenu… Vajibrah Elohim eth haadam bezalmo, bezelem Elohim barah oto. По-гречески: Ποιήσωμεν ἄνθρωπον κατ᾽ εἰκόνα ἡμετέραν καὶ καθ᾽ ὁμοίωσιν… Καὶ ἐποίησεν ὁ θεός τον ἄνθρωπον, κατ᾽ εὶκόνα θεοῦ ἐποίησεν αὐτον, откуда в славянском: сотворим человека по образу нашему и по подобию… И сотвори Бог человека, по образу Божию сотвори его. Насколько в первой половине этого отрывка перевод Филарета, по выше изложенным основаниям, ближе к LXX, нежели к еврейскому подлиннику, настолько же во второй половине он ближе к подлиннику, нежели перевод LХХ и славянский. В частности, по отношению к переводу еврейских слов: asah и barah одним и тем же славяно-русским словом: сотворить – мы уже видели раньше основание перевода глагола asah в 26 ст. глаголом: сотворить. Теперь об основаниях других частей перевода и именно: по образу и по подобию Божию. "Образ и подобие Божие, – говорит автор Записок в указание причины того, что его перевод этих слов ближе к LХХ и славянскому, нежели к еврейскому, – не нужно изъяснять как две различные между собою вещи: поскольку в слове Божием часто употребляется одно из сих имен в такой же силе, как и оба вместе, Б. I, 26, 27. V. I. IX. 6. Иак. III. 9. Кол. III. 10⁶⁸⁸. Впрочем, знаменательнейшее из сих слов есть: образ, который есть подобие не случайное, но взятое с первообразного. Образ есть нечто более, нежели след. Все бытия показывают следы Творца, и как бы задняя Божия: образ лица Божия находится токмо в человеке»⁶⁸⁹.

II, 1. Совершены небеса и земля и все воинство их: – более точный перевод с еврейского, нежели перевод LХХ и славянский (καὶ πᾶς ὁ κόσμος αῦτῶν – и все украшение их). "Воинство небесное, – говорит в объяснение своего перевода автор Записок на кн. Бытия, – означает иногда звезды, Втор. IV. 19, а иногда Ангелов, Неем. IX. 6. Воинство небес и земли суть величественные твари всего мира, подобные воинству, а) господствующим в них устройством, и б) служением промыслу в защиту праведных и в отмщение грешникам, Суд. V. 20«⁶⁹⁰.

Но не будем более приводить доказательств в пользу возможной точности и других достоинств перевода Филарета, тем более, что желающий может найти их в сопровождающем перевод книги Бытия толковании. Мы теперь только скажем то, что перевод Филарета, бывший, повторяем, первым опытом в деле переложения св. книг с еврейского на русский язык, послужил великим и весьма важным подспорьем для трудившихся в переводном Комитете Библейского Общества при издании русского перевода Пятикнижия Моисеева, равно и для всех, по закрытии Библ. Общества трудившихся в переводе книги Бытия на русский язык, как напр. архим. Макария и переводчиков, трудившихся для издания Синодского (1868 и дал.). Так как из всех этих переводов более редким библиографически является перевод Библ. Общества, изд. 1824 года⁶⁹¹: то, в видах показания зависимости его от перевода Филарета, мы приведем из него тот же отрывок, какой мы приводили из других переводов, именно Быт. I-II, 3.

I, 1. В начале Бог сотворил небо и землю⁶⁹² 2. Земля же была необразована и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водами⁶⁹³. 3. И сказал Бог: да будет свет; и стал свет. 4. Бог увидел, что свет хорош; и отделил Бог свет от тьмы. 5. И назвал Бог свет, днем; а тьму назвал, ночью. И был вечер, и было утро: день первый⁶⁹⁴. 6. Потом Бог сказал: да будет твердь посреди вод; и да отделяет она воды от вод: (и стало так). 7. И создал Бог твердь; и отделил воды, которые под твердию, от вод, которыя над твердию: и стало так. 8. И назвал Бог твердь небом; (и увидел Бог, что это хорошо). И был вечер, и было утро: день вторый. 9. Потом Бог сказал: да соберутся воды под небесами в одно место; и да явится суша: и стало так. (И собрались воды под небесами в свои места, и явилась суша). 10. И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морем: и увидел Бог, что это хорошо. 11. И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву сеющую семя (по роду и по подобию ея, и) дерева плодовитыя, приносящия по роду своему плод, в котором семя их на земле: и стало так. 12. И произвела земля зелень, траву сеющую семя по роду (и по подобию) ея, и дерева (плодовитые), приносящие плод, в котором семя их по роду их (на земле). И увидел Бог, что это хорошо. 13. И был вечер, и было утро: день третий. 14. Потом Бог сказал: да будут светила на тверди небесной, (для освещения земли и) для отделения дня от ночи, и для знамений, и времен, и дней, и годов; 15. И да будут оне светильниками на тверди небесной, чтобы светить на землю: и стало так. 16. И создал Бог два светила великия; светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды. 17. И поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светили на землю, 18. и чтобы управляли днем и ночью, и чтобы отделяли свет от тьмы. И увидел Бог, что это хорошо. 19 И был вечер, и было утро: день четвертый. 20. Потом Бог сказал: да породят, воды пресмыкающиеся животные⁶⁹⁵; и птицы да полетят над землею, по тверди небесной: (и стало так). 21. И сотворил Бог большия морския чудовища и все животныя пресмыкающияся, которыя породили воды, по роду их, и всех птиц пернатых по роду их: и увидел Бог, что это хорошо⁶⁹⁶. 22. И благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь и наполняйте воды в морях, и птицы да размножаются на земле. 23. И был вечер, и было утро: день пятый. 24. Потом Бог сказал: да произведет земля животныя⁶⁹⁷ по роду их, скот, и гадов, и зверей земных по роду их: и стало так. 25. И создал Бог зверей земных по роду их и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их: и увидел Бог, что это хорошо. 26. И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему; и да владычествуют они⁶⁹⁸ над рыбами морскими и над птицами небесными, (и над зверями), и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. 27. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его, мужчину и женщину⁶⁹⁹ сотворил их. 28. И Бог благословил их, и сказал им Бог: плодитесь, и размножайтесь и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, (и над зверями), и над птицами небесными, (и над всяким скотом, и над всею землею), и над всяким животным движущимся⁷⁰⁰ по земле. 29. И сказал Бог: се, Я даю вам всякую траву сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, от котораго есть плод древесный, сеющий семя; вам сие да будет в пищу. 30. И, всем зверям земным, и всем птицам небесным и всякому (гаду) пресмыкающемуся по земле, в котором есть душа живая, даю Я всю зеленеющую траву⁷⁰¹ в пищу: и стало так. 31. И увидел Бог все⁷⁰², что Он ни создал, и вот весьма хорошо. И был вечер, и было утро: день шестый.

II, 1. Таким образом совершены небеса и земля и все воинство их. 2. И окончил Бог к седьмому дню⁷⁰³ дело Свое, которое Он делал⁷⁰⁴, и почил в день седьмый от всего дела Своего, которое Он делал⁷⁰⁵. 3. И благословил Бог седьмый день и освятил его; ибо в оный почил от всего дела Своего, которое Бог творил и делал⁷⁰⁶.

Из сличения этого отрывка с вышеприведенным отрывком перевода той же части книги Бытия у Филарета очевидно, какое влияние последний перевод имел на первый и какую помощь оказал ему. Незначительные разности между обоими переводами касаются весьма не многих сторон⁷⁰⁷ и отнюдь не уничтожают значения перевода Филарета для перевода Библейского Общества.

Переходим к другим переводным трудам Филарета, сохранившимся в более редких библиографических изданиях.

2. Исторические чтения из книг Ветхого Завета.

В той части Исторических Чтений, которая извлечена из книги Бытия, перевод святителя Московского обыкновенно тождествен с переводом, предложенным во 2 и 3 издании Записок на кн. Бытия. Незначительные разности следующие: а) постоянная, обнаруживающаяся в употреблении имени: Господь в тех случаях, где в еврейском подлиннике стоить имя: Iehovah, передаваемое без перевода и в Записках на кн. Бытия⁷⁰⁸; б) отдельные случаи разности, касающиеся более способа выражения, нежели верности передачи смысла слов подлинника. Таковые места книги Бытия:

II, 7. В Записках на кн. Бытия: Иегова Бог сотворил человека. В Историч. Чтениях: И создал Господь Бог человека. Последний перевод представляет усовершенствование первого в том отношении, что вернее передает еврейское слово: jazar, нежели тот⁷⁰⁹.

II, 8. Зап. и поставил. Чтения: и водворил. Евр. vajasem. Смысл при том и другом переводе не изменяется⁷¹⁰.

Ст. 15. Зап. И взял Иегова Бог человека, и поставил его. Чтен. И так Господь Бог взял человека, (которого создал), и водворил его. В последнем переводе аа) многое значащая в рассуждении последовательности речи еврейская частица: ve (и) передана, в видах порядка рассказа, русскою: и так; бб) добавлены слова (которого создал), взятые из перевода LХХ и вв) еврейское: va jannichehu передано: и водворил его, по всей вероятности, в соответствие стиху 8-му.

III, 1. Зап. Хитрейший из всех зверей в поле. Чтен. Хитрейший из всех земных животных. Последний перевод точнее со стороны передачи слова: chajah словом: животное; но первый точнее по передаче слова: hassadeh словом: в поле⁷¹¹.

Таковы, затем, случаи аа) замены одних слов перевода другими, как напр. XI, 2: долину (Чтения), вместо: равнину (Записки); XIII, 18: снял (Чт.), вместо: двигнул (Зап.); XV, 16: нечестия (Чт.), вместо: беззакония (Зап.); XXV, 22: биться (Чт.), вм. толкаться (Зап.); XXXII, 13. 21: провел и: оставался (Чт.) вместо: ночевал (Зап.) и нек. др.⁷¹²; бб) вставки пояснительных к тексту перевода слов, как напр. III, 20: Ева (жизнь); VIII, 20: взял для жертвы; XI, 9: Вавилон (смешение) и др., вместо: Ева; взял; Вавилон, как значится в Записках, где пояснение заключается в сопровождающем перевод толковании; вв) замены одних частиц речи другими, или опущения, или даже вставки новых частиц, как напр. XIII, 7: на (Чт.) вм. в (Зап.); ст. 8: потому что, вм. ибо; – ст. 12: между вм. в; XV, 13; и вм. тогда и др.; XII, 1 опущена частица: между тем; XIII, 5: и; VIII, 5 вставлена частица: и; XIII, 5: также; XV 2: когда; XXXII, 9: же и др.

За всем тем перевод из книги Бытия в Исторических Чтениях вполне точно соответствует переводу Записок на эту книгу; и дальнейшему критическому рассмотрению эту часть «Чтений» мы не будем подвергать по той же причине, по какой не подвергали остальную часть перевода Записок на кн. Бытия. Обращаемся к другим частям перевода, заключающегося в «Чтениях» и прежде всего устанавливаем тот факт, что этот перевод, вышедший в печати уже в 1822 году, не только в отношении к книгам Царств, Паралипоменон, пророка Даниила, 1 Ездры и Неемии; но и в отношении к остальным книгам Ветхого Завета, из которых в них сделаны выдержки, не имел для себя прецедента ни в каком другом переводе, так как самый ранний из этих переводов – перевод Библейского Общества, как очевидно из Известий этого Общества⁷¹³, и производился, а тем более вышел из печати, позже Исторических Чтений. Это же явствует и из сличения того и другого перевода, к каковому мы еще будем по временам обращаться в последующем. Напротив, даже перевод «Чтений», как и перевод «Записок» «уготовлял путь к продолжению⁷¹⁴ перевода, предпринятого Библейским Обществом, будучи самостоятельным переводным трудом святителя Московского, опиравшимся на те историко-филологические ученые работы его, который ведены и произведены были им в период его академической деятельности⁷¹⁵.

Делаем прежде всего и по-прежнему выдержку из самого текста перевода Филарета, чтобы потом приступить к критическому рассмотрению его.

Рождение Моисея. Исх. I, 6. Умер Иосиф, и все братья его и весь род оный. 7. Сыны же Израилевы разплодились, возрасли, умножились, весьма усилились, и наполнилась ими земля. 8. Между тем взошел на престол Египетский новый царь, который не знал Иосифа. 9. Он сказал народу своему: вот народ Израильский становится многочисленнее и сильнее нас. 10. Возьмем против него осторожность, дабы он не умножался; иначе в случае войны, он присоединится к врагам нашим, будет воевать с нами, и выйдет из земли нашей. 22. Наконец Фараон дал повеление всему народу своему, говоря: всех сыновей раждающихся (у Евреев) бросайте в реку, а всех дочерей оставляйте в живых. II, 1. Некто из дома Левиина пошел, и взял за себя также дочь Левита. 2. Жена его зачала и родила сына, и видя, что он прекрасен, скрывала его три месяца. 3. Но не могши долее скрывать его, взяла для него папировую коробочку, и, осмолив ее земляною и древесною смолою, положила в нее младенца, и поставила в тростнике у берега реки. 4. А сестра его, стала вдали, чтоб узнать, что с ним случится. 5. Между тем дочь Фараонова вышла на реку мыться, и рабыни ея ходили по берегу реки. Увидя в тростнике коробочку, она послала служанку свою, и взяла оную. 6. Открыла и увидела младенца. Дитя плакало: она сжалилась над ним, и сказала: это из Еврейских детей. 7. Сестра его подошла, и сказала дочери Фараоновой: не пойти ли мне позвать тебе кормилицу из Евреянок, которая будет кормить тебе младенца? 8. Дочь Фараонова сказала ей: поди. Девица пошла, и призвала мать младенца. 9. И сказала ей дочь Фараонова: возми младенца сего, и выкорми мне его; а я тебе заплачу. Женщина взяла младенца, и стала кормить его. 10. Когда дитя подросло, она привела его к дочери Фараоновой, и оно было у нея вместо сына. Она нарекла ему имя: Моисей; ибо, сказала она, я из воды взяла его⁷¹⁶.

Берем тот же отрывок по переводу Библейского Общества:

Исх. I, 6. Иосиф умер и все братья его и весь оный род; 7. а сыны Израилевы разплодились, размножились, возрасли, и усилились чрезвычайно, и наполнилась ими страна та. 8. Между тем возстал в Египте новый царь, который не знал Иосифа. 9. И сказал народу своему: вот, народ сынов Израилевых многочислен и сильнее нас. 10. Ухитримся против него, чтобы он не размножался; иначе, когда случится война, соединится и он с нашими неприятелями, и вооружится противу нас, и выйдет из земли (нашей). 22. Наконец Фараон всему народу своему повелел, говоря: всякаго новорожденнаго (у Евреев) сына бросайте в реку; а всякую дочь оставляйте в живых. II, 1. Некто из племени Левиина пошел и взял Левитянку (и имел ее за собою). 2. Жена зачала и родила сына, и видя, что он прекрасен, скрывала его три месяца. 3. Но не могши долее скрывать его, взяла (мать его) корзинку из тростника, и осмолила ее битуменом и смолою: и положивши в нее младенца, поставила (ее) в тростнике у берега реки. 4. А сестра его стала вдали, дабы узнать, что с ним будет. 5. Между тем дочь Фараонова вышла на реку мыться: а прислужницы ея ходили по берегу реки. Она увидела корзинку среди тростника и послала рабыню свою взять ее. 6. Открыла, и увидела младенца; и вот, дитя плачет (в корзинке); и сжалилась над ним (дочь Фараонова) и сказала: это из Еврейских детей. 7. Тогда сестра его сказала дочери Фараоновой: не сходить ли мне, и не позвать ли к тебе кормилицу из Евреянок, чтобы она вскормила тебе сего младенца. 8. Дочь Фараонова сказала ей: сходи; девица пошла, и призвала мать младенца. 9. Дочь Фараонова сказала ей: возми младенца сего и вскорми его мне; я дам тебе плату. Женщина взяла младенца и кормила его. 10. Когда младенец вырос, она привела его к дочери Фараоновой, и он был у ней вместо сына, и нарекла имя ему: Моисей, потому что, говорила она, я из воды вынула его.

Перевод Макария почти дословно повторяет собою перевод Библейского Общества, за исключением мест, взятых из перевода LХХ и означенных скобками. Перевод же Синодского издания 1868 и дальн. как весьма распространенный в настоящее время, всякий сам может сличить с тем и другим переводом, то есть с переводом Библейского Общества и переводом Филарета. В нужных случаях мы еще будем указывать на него. Сделанные прямо и, согласно заглавиям, буквально с еврейского переводы того же отрывка у Вадима и Мандельштама отличаются теми же странностями переводного языка, достоинствами и недостатками по передаче этим языком слов подлинника, какими и выше приведенный отрывок перевода из книги Бытия.

Что касается до перевода Филарета, то он по-прежнему возможно точно передает речь подлинника русскою речью; в некоторых случаях даже замечательно верно и метко передает речь подлинника; но в некоторых, зато наоборот мог бы быть точнее, нежели он есть на самом деле. Так, например, Исх. I, 6 у Филарета передается вернее и точнее, нежели во всех других из вышеозначенных переводов, особенно же последние слова стиха: vechol haddor hahu – и весь род оный. (Другие слова стиха одинаково точно передаются и другими переводами). Ближе других к переводу Филарета стоит перевод Библейского Общества (и одинаковый с ним перевод Макария): и весь оный род; но очевидно уступает ему в распорядке слов. Между тем все остальные переводы: и Вадима: и все поколение это⁷¹⁷; и Мандельштама: и все то поколение; и даже Синодский 1868 года: и весь род их⁷¹⁸ не достигают точностью до перевода Филарета. Тоже должно сказать и о переводе II, 9: vattomer lag bath Paroh – и сказала ей дочь Фараона⁷¹⁹, тогда как в переводе Библ. Общества: дочь Фараона сказала ей (точно также у Макария и в Синод. издании 1868 г.), или у Мандельштама: и дочь Фараона сказала ей. Но зато наоборот, напр. I, 8: vajakom melech chadosch al Mizraim, переведенное у Филарета словами: между тем взошел на престол Египетский новый царь, можно и нужно было бы точнее перевести так: и возстал царь новый над Египтом⁷²⁰; или ст. 22: vajezav Paroh, переведен. у Филарета: наконец Фараон дал повеление, можно было бы прямо перевести: и повелел Фараон⁷²¹; мы не говорим уже о II, 3, довольно трудном для перевода по причине встречающихся в нем местных названий некоторых предметов и переведенном у Филарета: взяла для него папировую коробочку, и, осмолив ее земляною и древесною смолою, и пр.; – в издании Библ. Общества: взяла корзинку из тростника, и осмолила ее битуменом и смолою и пр. (точно также и у Макария); – в Синод. издании: взяла корзинку из тростника, и осмолила ее асфальтом и смолою и пр.; – у Вадима: взяла для него ящик из папируса, и осмолила его асфальтом и смолою; у Мандельштама: взяла для него ящичек из камеднаго дерева, осмолила его смолою и дегтем. Здесь трудность для точного перевода представляет не столько thebah – водоходное сооружение, ковчег (напр. Ноев, Быт. 6, 14), ковчежец (слав. Библ. Исх. 2, 3)⁷²², коробочка, корзинка, ящик, сколько слова: gomeh (от gamah – пить, всасывать), которое собственно значит: всасывающий, затем, – по свойству египетского папирусового тростника, – вбирать в себя воду, – папирусовый камыш, тростник⁷²³; а потом: chemor и zepheth, из которых первое означает собственно клейкую массу (слав. перевод: клеем), образующуюся от накипи морской пены, в особенности у Мертвого моря⁷²⁴, а последнее (от zuph – течь, вытекать) означает вообще смолу, вытекающую из дерева или из чего-либо другого, но преимущественно из дерева. Но и при этом перевод Филарета ближе к подлиннику, нежели бόльшая часть вышепоказанных⁷²⁵. Кроме того, не забудем, что перевод Филарета был первым опытом русского перевода книги Исход.

Берем другой пример из Исх. XX, 1–17, представляющий в себе перевод столь известного всем десятословия. Вот текст перевода, каким он является в «Исторических Чтениях» (стр. 74–75):

1. Бог произнес все сии слова, говоря: 2. Я, Господь Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дому рабов. 3. Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим⁷²⁶. 4. Не делай себе кумиров и никаких изображений того, что на небесах вверху, что на земле внизу, и что в водах ниже земли. 5. Не кланяйся им и не служи им, ибо Я, Господь Бог твой, Бог ревнивый. Наказую вину отцев в детях до третьяго и четвертаго рода ненавидящих Меня, 6. и благотворю до тысячи поколений любящим Меня и хранящим заповеди Мои. 7. Не произноси имени Господа Бога твоего по напрасну, ибо Господь не извинит того, кто имя Его произносить по напрасну. 8. Помни хранить свято день субботный. 9. Шесть дней работай и делай всякие дела твои. 10. А день седьмый суббота Господу Богу твоему. Не делай никакого дела, ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни раба твоя, ни скот твой, ни пришлец, который в твоих пределах. 11. Ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море, и что в них, а в седьмый день почил; и потому благословил Господь день седьмый и освятил его. 12. Почитай отца твоего и твою мать, дабы продолжились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе. 13. Не убивай. 14. Не любодействуй. 15. Не крадь. 16. Не произноси ложнаго свидетельства на ближняго твоего. 17. Не желай дому ближняго твоего, не желай жены ближняго твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего чужаго⁷²⁷.

Теперь опять для сравнения берем тот же отрывок из книги Исход в переводе, изданном Российским Библейским Обществом: Исх. XX, 1. Изрек Бог (к Моисею) все слова сии, говоря: 2. Я Иегова, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства. 3. Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим. 4. Не делай себе кумира, и никакого изображены того, что на небе вверху, что на земле внизу, и что в воде, ниже земли. 5. Не покланяйся им и не служи им; ибо Я Иегова, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий за вину отцев детей до третьяго и до четвертаго рода, ненавидящих Меня, 6. И благотворящий до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои. 7. Не произноси имени Иеговы, Бога твоего напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносить имя Его напрасно. 8. Помни день субботный, чтобы свято хранить его. 9. Шесть дней работай, и делай (в них) всякия дела свои: 10. а день седьмый суббота Иегове, Богу твоему: не делай (в оный) никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни раба твоя, (ни вол твой, ни осел твой, ни всякой) скот твой, ни пришлец, который в жилищах твоих. 11. Ибо в шесть дней Господь создал небо и землю, море и все, что в них: а в день седьмый почил. Посему благословил Господь день субботный и освятил его. 12. Почитай отца твоего и матерь твою, (чтобы тебе было хорошо и) чтобы продлились дни твои на (доброй) земле, которую Господь Бог твой дает тебе. 13. Не убивай. 14. Не прелюбодействуй. 15. Не крадь. 16. Не произноси ложнаго свидетельства на ближняго твоего. 17. Не желай дома ближняго твоего; не желай жены ближняго твоего, (ни поля его), ни раба его, ни рабы его, ни вола его, ни осла его, (ни всякаго скота его,) ничего, что у ближняго твоего⁷²⁸.

Перевод этого отрывка требовал исключительного внимания со стороны переводчика именно в виду того употребления, какое он издавна имел и имеет в Христианской Церкви под именем Десятословия, «которое заключает в себе все основания нравственного закона, всеобщего для всего рода человеческого»⁷²⁹. Этим объясняются, с одной стороны, вставки из перевода LХХ, какие мы видим в русском переводе вышеприведенного отрывка, заключающемся в Катехизисах Филарета первой группы изданий их⁷³⁰, а с другой – некоторые отступления от еврейского подлинника в том же переводе, сделанном прямо с последнего и заключающемся как в Катехизисах, так и в Исторических Чтениях. При всем том и в последнем отношении он последовательнее и вернее выдерживает точность передачи слов подлинника словами русскими, нежели перевод Библейского Общества. Так напр. между тем как последний перевод одно и тоже имя: jehovah в ст. 2, 5, 7 и 10 оставляет неизменным в передаче, как: Иегова, а в ст. 7 (в последней половине), 11 и 12 передает словом Господь, перевод Филарета всюду выдерживает передачу его последним словом, то есть: Господь⁷³¹. Затем напр. ст. 2: mibbeith abadim у Филарета вернее передано: из дому рабов, нежели в переводе Библ. Общества (также у Макария и в Синодском издании), сделанном по переводу LХХ: ἑξ οἴκου δουλείας (слав. от дому работы): из дома рабства⁷³². Подобное же должно сказать о переводе ст. 4 в отношении к словам: на небесах (евр. baschamaim) и в водах (bammaim)⁷³³, – ст. 5 в отношении к слову: ревнивый (евр. kannah, – прилагательное, а не существительное)⁷³⁴; – ст. 10 в отношении к выражению: в твоих пределах (bischeareicha)⁷³⁵. Также в ст. 7 перевод слова: Jennakkeh словом: извинить (у Филарета) ближе к подлиннику, нежели перевод Библейского Общества оставить без наказания (как и у Макария и в Синод. издании)⁷³⁶. И только в некоторых случаях перевод Филарета уступает позднейшим русским переводам. Так напр. в ст. 5 и 6 еврейские причастные формы: poked и oseh точнее переданы в переводах Библ. Общества, Макария и Синодского издания словами: наказывающий и благотворящий (или, как в Синод. издании еще точнее: творящий милость), нежели у Филарета: наказую и благотворю⁷³⁷; или в ст. 11 слова: Iom haschabbath точнее переданы в переводах Библ. Общества, Макария и Синод. издания словами: день субботный (Синод. cубботний)⁷³⁸, нежели у Филарета день седьмый, в оправдание какового перевода можно разве сказать лишь то, что он сделан в соответствие переводу LXX и славянскому, и предшествующему в том же стихе выражению в седьмый день (евр. bajom haschebii) почил⁷³⁹ и пр. Равным образом и последнее выражение всего отрывка: vechol ascher lereecha вернее переданы словами переводов Библ. Общества, Макария и Синод. Издания: ничего, что у ближняго твоего⁷⁴⁰, нежели у Филарета: ничего чужаго.

Берем теперь пример перевода Филарета из книги Числ XIII главы и отчасти XIV, каковой отрывок имеет в Историч. Чтениях такое заглавие: «Наказывается неверие Израильтян» (стр. 76): XIII, 2. Господь сказал Моисею: 3. Пошли людей, пусть осмотрят землю Ханаанскую, которую Я даю сынам Израилевым, пошлите по одному из каждаго племени отцев их, и при том главных из них. 4. И послал их Моисей из пустыни Фаран, по повелению Господню: все они были главные у сынов Израилевых. 26. По прошествии сорока дней они возвратились с осмотра земли, 27. и пошли, и пришли к Моисею, к Аарону, и ко всему обществу сынов Израилевых в пустыню Фаран, в Кадис, и принесли им и всему обществу ответ, и показали им плоды земли той. 28. И разсказывали ему сими словами: ходили мы в землю, в которую ты посылал нас: в ней течет молоко и мед, и вот плоды ея. 29. Только народ, живущий в этой земле, силен, и города укрепленные, весьма великие, да и породу Енака видели мы там. XIV, 1. Тогда все общество подняло вопль, и народ в ту ночь плакал. 2. Все сыны Израилевы возроптали на Моисея и Аарона, и все общество говорило им: 3. О когда бы мы померли в земле Египетской, или когда бы мы померли в этой пустыне! Для чего ведет нас Господь в эту землю! Для того ли, чтобы мы пали под мечем, а жены и дети наши сделались добычею? Не лучше ли нам возвратиться в Египет? 26. И говорил Господь Моисею и Аарону так: 27. долго ли сему злому сонму роптать, как они ропщут на Меня? Я слышу ропоты сынов Израилевых, которые ропщут на Меня. 28. Скажи им: живу Я, говорит Господь; как вы говорили в уши Мои, так Я и сделаю вам. 29. В пустыне сей падут тела ваши, всех вошедших в пересмотр, всех счисленных от двадцати лет и выше, которые роптали на Меня. 33. Сыны ваши будут пастися в пустыне сей сорок лет, и терпеть за ваше блужение, пока все тела ваши падут в пустыне. 34. По числу сорока дней, в кои осматривали вы землю, по году за каждый день, сорок лет будете нести наказание за вину вашу и узнаете оставление Мое⁷⁴¹.

Если сравнить с этим переводом как ближайше следовавший за ним по времени перевод Библейского Общества, так и другие русские переводы еще позднейшего времени, то отношение их и к еврейскому подлиннику, и к переводам LХХ, и славянскому, равно как и между собою окажется в общем такое же, какое отмечено нами при рассмотрении вышеприведенных отрывков из книг Бытия и Исход. Так, например, в 3 стихе 14 гл. слова: schelach – lecha anoschim ve jatjuru etc. точнее переданы у Филарета, нежели в переводе Библейского Общества, где читаем: пошли от себя людей, чтобы они обозрели⁷⁴², тем более, что и у LХХ, как отчасти и в переводе славянском, которым в общем перевод Библ. Общества более следует, нежели перевод Филарета, слова еврейского подлинника переданы вернее, именно у LХХ: ὰπόστειλον σεαυτῶ ἄνδρας, καὶ κατασκεφάσθωσαν, и в славянском: посли от себе мужы, и да соглядают. Но зато в том же стихе дальнейшие слова: matteh и: nasih вернее переданы в переводе Библейского Общества словами: колена и: начальников, нежели у Филарета: племени и: главных⁷⁴³. Опять в дальнейшем 4 стихе перевод святителя Московского точно выдерживает не только значение, но и распорядок слов еврейского подлинника: vajischlach otam moscheh mimmidbar paran – в словах: и послал их Моисей из пустыни Фаран, тогда как в переводе Библ. Общества читаем: Моисей послал их из пустыни Фаран⁷⁴⁴. Подобно сему, и в 26 стихе той же главы слова: vajaschjubu mittur haarez – вернее переданы у святителя Московского словами: возвратились с осмотра земли, нежели в переводе Библ. Общества, где читаем: возвратились они, обозрев землю⁷⁴⁵. И за то наоборот слова 28 стиха: vajesapperu lo vajomru точнее переданы в переводе Библ. Общества словами: и рассказывали ему и говорили, нежели у Филарета: и рассказывали ему сими словами⁷⁴⁶. И так далее. Берем еще по отрывку перевода святителя Московского из книг Иисуса Навина и Судей, в которых этот перевод соприкасается с переводом Библейского Общества, ближайшим к нему по времени своего происхождения.

Иис. Нав. I, 1. По смерти Моисея, раба Господня, сказал Господь Иисусу сыну Навину служителю Моисееву: 2. Моисей раб Мой умер; теперь встань, перейди чрез Иордан сей, ты и весь сей народ в землю, которую Я даю им, сынам Израилевым. 3. Всякое место, на котором ляжет след ноги вашей, Я даю вам, как Я говорил Моисею. 4. От пустыни и Ливана сего до реки великой, реки Евфрата, и чрез всю землю Хеттеев даже до моря великаго, к западу солнца простираться будут ваши пределы. 5. Не устоит никто пред тобою во все дни жизни твоей. 6. Как Я был с Моисеем, так буду и с тобою; не оставлю тебя, и не отрину тебя. 7. Будь мужествен и тверд: ибо ты разделишь народу сему землю, которую отдать ему Я клялся отцам его. 8. Только будь мужествен и весьма тверд в верном исполнении всего закона, который предал тебе Моисей раб Мой: не уклоняйся от него ни на право, ни на лево, чтобы все поступки твои были благоразумны. 9. Да не отступает от уст твоих сия книга закона; упражняйся в ней день и ночь, дабы верно исполнять все написанное в ней, ибо тогда ты будешь успешен в твоих предприятиях, и тогда будешь поступать благоразумно⁷⁴⁷.

Суд. II. 8. Умер Иисус Навин, раб Господень, ста десяти лет. 10. Также и весь тот род отшел к отцам своим, и настал после них другой род, который не знал Господа, и дел, которыя Он сотворил для Израиля. 11. Тогда сыны Израилевы стали делать зло пред очами Господа, и служить Ваалам. 12. И оставили Господа Бога отцов своих, Который вывел их из земли Египетской, и пошли за другими богами, за богами тех народов, которые жили вокруг их, и стали поклоняться им и раздражать Господа. 13. Оставили Господа, и стали служить Ваалу и Астарте. 14. И воспылал Господь гневом на Израиля, и предавал его в руки грабителей, которые грабили его, и отдавал его в руки окрестных врагов его; и не мог уже он противостоять врагам своим. 15. Куда ни пойдут, везде рука Господня посылала на них зло, так как говорил Иегова, и так как клялся им Иегова. В великом стеснении были они. 16. Иегова воздвигал судей, которые спасали их от рук грабителей⁷⁴⁸.

Перевод этот, по сравнению с другими поздейшими переводами (Библ. общества, тождественным с сим последним Макариевым и переводом Синод. издания), обладает теми же качествами, какими отличается перевод Филарета и в отношении к книгам Моисеевым. Так, например, в первом же стихе первой главы книги Иисуса Навина порядок слов перевода у святителя Московского: сказал Господь прямо соответствует порядку слов подлинника: vajomer jehovah, нежели все вышеозначенные позднейшие переводы, где слова поставлены так: Господь сказал⁷⁴⁹; в следующем (2) стихе еврейское: attah вернее передано у Филарета словом: теперь, нежели во всех тех же переводах, где вместо того поставлено слово: и так⁷⁵⁰; и наоборот в том же 2 стихе порядок слов еврейского подлинника: vechol haam hazeh вернее передан в словах тех переводов: и весь народ сей, нежели в словах перевода Филарета: и весь сей народ⁷⁵¹. В 3 стихе слово: dibbarthi вернее передано у Филарета словом: говорил, нежели как оно передано во всех тех переводах словом сказал⁷⁵²; но зато в ст. 4 слова: chol erez hachittim в тех переводах верно переданы словами: всю землю Хеттеев, быв таким образом по синтаксической конструкции отнесены к глаголу предшествующего стиха: даю, тогда как в переводе Филарета те же слова, быв переведены словами: чрез всю землю Хеттеев относятся очевидно к последующему: простираться будут, для каковой конструкции святитель Московский мог иметь в основании лишь пунктуацию еврейского текста, по которой стих 3 отделяется от четвертого величайшею паузою (соф-пазук с силлуком); но им упущено из внимания то обстоятельство, что и в самом 4 стихе слово: hachittim отделяется от последующих за ним также одним из великих разделительных знаков: закеф катон⁷⁵³. В ст. 5 слова: lo arpecha velo eezbecha⁷⁵⁴ вернее переданы у Филарета словами: не оставлю тебя и не отрину тебя, нежели во всех тех переводах, где вместо того читаем: не отступлю от тебя и не оставлю тебя, хотя и перевод Филарета нельзя считать вполне точным⁷⁵⁵; зато в стихе 8 напр. слово derech (ethderachecha) в тех переводах точнее передано словом: путь (в путях), нежели в переводе Филарета словом: предприятие (в предприятиях). Равным образом в Суд. II, 10 слова: chol haddor hahu у святителя Московского точно переданы словами: весь тот род, между тем как во всех тех переводах они не точно переданы словами: весь народ оный⁷⁵⁶; в ст. 12 выражение: vejelchu acharei elohim acherim у Филарета не менее точно передано выражением: и пошли за другими богами, тогда как во всех тех переводах оно не вполне точно передано словами: и обратились к другим богам⁷⁵⁷; но зато в ст. 13 выражение: laastaroth точнее передано в тех переводах словом: Астартам, нежели у Филарета (Астарте)⁷⁵⁸. И так далее.

Если в отношении к вышеприведенным отрывкам из книг Исход, Чисел, Иисуса Навина и Судей еще мы имели для сравнения с переводом святителя Московского ближайший к нему по времени происхождения переводный труд, изданный Библейским Обществом, который так или иначе мог соприкасаться с первым даже по связи Филарета с Библейским Обществом⁷⁵⁹, то в остальных отрывках перевода, помещенного в Исторических Чтениях, мы имеем совершенно ни от чего независимый переводный труд, который можно сравнить только с далеко позднейшими трудами архимандрита Макария, Г. П. Павского и др. Если тогда мы встречались с некоторыми недостатками в переводе Филарета, исправленными в переводах, шедших уже по его следам: то тем менее мы должны удивляться, если встретим их теперь, при сравнении перевода святителя Московского, пролагавшего в этом отношении первый путь, с переводами, далеко позднее и при лучших условиях и пособиях произведенными. Но с другой стороны если и тогда мы находили, что перевод святителя Московского во многом был вернее и совершеннее не только перевода Библейского Общества и архимандрита Макария, но даже и еще позднейших переводов: то не должны ли мы еще с бόльшим благоговением преклоняться пред умом и переводным талантом святителя Филарета, если мы и теперь найдем нечто подобное.

Открываем на выдержку из переведенного в Историч. Чтениях сперва одно место из 1 книги Царств, именно XVI главы, означенное заглавием рубрики XXXII таким: Бог избирает на царство Давида⁷⁶⁰, и читаем следующее:

Ст. 1. И сказал Господь Самуилу: долго ли тебе плакать о Сауле, котораго Я отверг, чтобы он не был Царем Израильским? Наполни елеем рог, и поди, Я посылаю тебя к Иессею, Вифлеемлянину; между сыновьями его Я вижу Царя.

4. Самуил поступил так, как сказал ему Господь, и пришел в Вифлеем. Старейшины градские со страхом встретили его и говорили: с миром ли пришествие твое? 5. Он сказал: с миром; я пришел принести жертву Господу; очиститесь, и придите ко мне для принесения жертвы. Велел очиститься также Иессею, и сыновьям его, и звал их к жертвоприношению. 6. Когда они пришли, то увидев Елиава, сказал он: верно это помазанник пред лицем Господним? 7. Но Господь сказал Самуилу: не смотри на вид его и на высоту роста его; Я его не избрал. Ибо Я смотрю не так, как человек; человек смотрит на лице, а Господь смотрит на сердце. 8. Иессей позвал Авинадава, и привел его пред Самуила; он сказал: и сего не избрал Господь. 9. Иессей призвал Шамму; но он отвечал: и сего не избрал Господь. 10. Так привел Иессей семь сынов своих к Самуилу; но Самуил сказал Иессею: Господь не избрал из них. 11. И спросил Самуил у Иессея: все ли дети? Он отвечал: еще остался меньший; он пасет овец. Самуил сказал Иессею: пошли, и представь его; ибо доколе он не придет сюда, мы не возляжем за стол. 12. Иессей послал, и привел его. Он был красноват, имел прекрасныя очи и приятный вид. И сказал Господь Самуилу: встань, и помажь его; это он. 13. Самуил взял рог с елеем, и помазал его среди братьев его. И почивал Дух Господень на Давиде с того дня и после. Самуил же встал, и пошел в Раму⁷⁶¹.

Сличая этот отрывок перевода с еврейским подлинником, мы находим, что он в общем возможно точно передает не только смысл, но и выражения сего последнего; даже произношение имен сынов Иессеевых: Авинадава и Шаммы удержано еврейское⁷⁶². Есть случаи, в которых перевод святителя Московского точнее передает слова подлинника, нежели даже перевод издания 1868 года, в общем, как само собою понятно, превосходящий его. Так напр. в ст. 5 слово: jikra точнее передано у Филарета словом: звал, нежели в том переводе словом: пригласил; в ст. 11 слово: nasob ближе к подлиннику передано словом: возляжем, нежели: сядем, как в том переводе⁷⁶³. Но зато конечно наоборот есть места, которые могли бы быть переданы точнее, нежели как это видим в переводе святителя Московского. Так напр. в ст. 4 слово asah могло бы быть и прямо передано словом: сделал (как оно и передано в Синодальн. издании 1868 года); а оно передано у Филарета словом: поступил⁷⁶⁴; равным образом и в 5 стихе глагол: kiddesch (форма пиел от kadasch – быть святым) мог бы быть прямо переведен глаголом: освятить, освятиться (как он и переведен в Синодальном издании); а у Филарета он переведен глаголом: очиститься⁷⁶⁵ и т. п. Но не забудем, что святитель Московский пролагал первый путь перевода, а позднейшие переводчики шли уже по его следам. Кроме того в некоторых случаях сравнительно меньшая точность или ясность перевода Филарета условливалась влиянием славянского перевода, который он и всегда принимал во внимание, а тем более считал нужным принимать во внимание в деле перевода частей Библии, предназначенных для употребления учащегося юношества, отечественною Церковью в храмах Божиих воспитываемого чтением и поучением из славянской Библии, да и в благочестивых домах родителей поучаемого из Библии также более на славянском, нежели на русском наречии. Так, например, в ст. 1 выражение: плакать, употребленное в переводе Филарета вместо более соответствующего еврейскому: abal выражения: печалиться, сетовать⁷⁶⁶, очевидно употреблено в виду славянского: доколе ты плачеши?⁷⁶⁷ Равным образом в 12 стихе слово: красноват, более точно соответствующее еврейскому: admoni⁷⁶⁸, нежели употребленное в Синодском издании: белокур, однако же не вполне ясное, употреблено прямо, как буквальный перевод и славянского: чермен⁷⁶⁹. И нек. др.

Из 2 книги Царств (евр. 2 Самуила) у Филарета только и переведена одна 7 глава, содержащая в себе то, как Давид, утвердясь на царстве, благоговеет к Богу⁷⁷⁰. Возвышенность содержания этой главы и достоинства перевода ее у Филарета побуждают нас привести весь отрывок перевода ее, тем более, что отдельные изречения из этой главы с значительными разностями в переводе приводятся и в Катехизисе Филарета. Вот текст перевода, каким он представляется в Исторических Чтениях:

Ст. 1. Когда Царь стал жить в доме своем, и Господь успокоил его отовсюду, от всех врагов его: 2. тогда сказал Царь пророку Нафану: посмотри, я живу в кедровом доме, а ковчег Божий находится под кожаным покровом. 3. Нафан сказал Царю: иди, делай все, что у тебя на сердце; ибо Господь с тобою. 4. Но в ту ночь было слово Господне к Нафану: 5. Поди, скажи рабу Моему Давиду: так говорит Господь: ты хочешь создать Мне дом, чтобы Мне жить? 6. Я не жил в доме с того дня, как вывел Я сынов Израилевых из Египта до сего дня; а ходил в Скинии и в подвижном жилище. 7. Где ни ходил Я со всеми сынами Израилевыми; говорил ли Я которому-нибудь из колен Израилевых, которому поручал Я пасти народ Мой Израиля: для чего вы не построите Мне кедроваго дома? 8. И так скажи рабу Моему Давиду: так говорит Господь сил: Я взял тебя от хлева, от овец, в правителя народа Моего, Израиля; 9. и был с тобою, куда ты ни ходил, и погубил всех врагов твоих пред тобою, и дал тебе имя великое, равно имени великих на земли; 10. и дал место народу Моему Израилю, и посадил его; он живет на своем месте, не двигнется, не станут сыны беззакония притеснять его, как прежде, 11. и со времени, когда Я поставил судей над народом Моим Израилем, Я успокоил тебя от всех врагов твоих. И Господь возвестил тебе, что устроит Господь дом твой. 12. Когда исполнятся дни твои, и ты уснешь с отцами твоими; Я после тебя поставлю сына твоего, который произойдет от чрева твоего, и укреплю царство его; 13. он создаст дом имени Моему; и Я поставлю престол царства его на век⁷⁷¹. 14. Я буду ему отцем, а он будет Мне сыном⁷⁷², так что, ежели он будет худо поступать, Я накажу его жезлом людей и ударами сынов человеческих; 15. но милость Моя не отступит от него, так как Я оставил Саула, коего Я удалил от тебя; 16. дом твой будет крепок, и царство твое будет до века при тебе, престол твой будет тверд до века. 17. Все сии слова и все сие видение пересказал Нафан Давиду. 18. Царь Давид пришел, сел пред Господом, и сказал: Господи Иегова! кто я, и что дом мой, что Ты возвел меня, где я теперь? 19. Господи Иегова! сего еще не довольно было в очах Твоих; Ты предсказываешь о доме раба Твоего вдаль. Так поступаешь Ты с человеками, Господи Иегова! 20. И что еще станет Давид говорить Тебе? Ты знаешь раба Своего, Господи Иегова. 21. Ради слова Твоего, и по воле Твоей, Ты делаешь великое дело сие, возвещая о том рабу Твоему. 22. Потому что Ты велик, Иегова Боже, нет равного Тебе, и нет Богу, кроме Тебя, по всему, что мы слышали ушами нашими. 23. И какой народ земли равен народу Твоему, Израилю, для которого пришел Сам Бог, чтобы искупить его Себе в народ, соделать ему имя, сотворить для них дела великие, и чудныя для земли Твоей, в глазах народа Твоего, который Ты искупил Себе от Египта, от народов и богов его? 24. Таким образом Ты утвердил народ Твой, Израиль, Себе в народ на веки, и Ты, Господи, стал его Богом. 25. Итак Господи Боже! слово, которое Ты сказал о рабе Твоем, и о доме его, утверди на веки, и сотвори, как Ты говорил. 26. Дабы вечно величали имя Твое, говоря: Иегова сил есть Бог Израилев, и дом раба Твоего да будет тверд пред Тобою. 27. Ибо ты, Иегова сил, Боже Израилев! открыл во ухо рабу Твоему, говоря: Я построю тебе дом. От того рабу Твоему взошло на сердце молиться Тебе сею молитвою. 28. Господи Иегова! Ты Бог, и слова Твои истина; и Ты обещал рабу Твоему благо сие. 29. И так благоволи благословить дом раба Твоего, чтобы он был пред Тобою во век, так как Ты, Господи Иегова, сказал сие; и благословением Твоим да благословится во век дом раба Твоего⁷⁷³.

Когда читаешь этот перевод и перевод, изданный через 50 лет после него (разумеем изданный по благословению Святейшего Синода), то почти и не замечаешь незначительной разности в языке перевода и в точности передачи слов еврейского подлинника русскою речью. Мало того, в некоторых случаях и отношениях перевод святителя Московского последовательнее выдерживает верность подлиннику, нежели перевод, сделанный через 50 лет после него. Прежде всего это должно сказать об именах Божиих, встречающихся в приведенном отрывке. Между тем как встречающиеся рядом имена: Adonai Iehovah (ст. 18. 19. 20. 28. 29) в Cинодском издании безразлично переводятся именем: Господи мой, Господи⁷⁷⁴, у Филарета строго выдерживается ясное различение между ними в передаче их словами: Господи Иегова; еще более: между тем как имена: Iehovah Elohim (ст. 22. 25) в Синодском издании в одном случае переданы словами: Господи мой, Господи⁷⁷⁵, а в другом: Господи Боже⁷⁷⁶, у Филарета Elohim в обоих случаях передается именем: Боже. Затем и в самом переводе отдельных мест главы видим тоже. Например, в 1 стихе еврейские слова: missabeib michol oibaiv точнее переданы у Филарета словами: отовсюду, от всех врагов его⁷⁷⁷; во 2 стихе: слово reeh у Филарета буквально и передано словом: посмотри, между тем как в том переводе оно, согласно переводу LХХ и славянскому, передано частицею: вот⁷⁷⁸. То же должно сказать о слове mithallech (в ст. 6), переданном у Филарета словом: ходил, а в том издании переходил⁷⁷⁹, что кроме того и неопределительно, так как переходить можно и с места на место (как в настоящем случае, без сомнения, имелось в виду) и через что-либо (напр. через реку и под.), и др. Конечно есть места, переведенные у Филарета и не вполне точно, как напр. в ст. 5 слова: hattah tibneh li etc. переданные у него так: ты хочешь создать Мне и пр.?⁷⁸⁰ или в 12 стихе выражение: eth zaracha, переданное словами: сына твоего⁷⁸¹ и нек. другие; но вспомним опять, что Филарет делал первый опыт перевода, а Синодскому изданию, кроме особенной авторитетности лиц, производивших перевод и наблюдавших за производством и изданием его, предшествовало, кроме этого первого опыта, несколько опытов в том же роде; не забудем также и того, что некоторые неточности перевода Филарета условливались еще педагогической целью «Чтений», в виду которой он иногда должен был преследовать более ясность, нежели точность в переводе.

Не желая более утомлять читателей дальнейшими выдержками перевода исторической части Библии, заключающегося в «Исторических Чтениях», мы скажем только то, что перевод Филарета и во всех остальных отрывках из исторических книг Ветхого Завета в Историч. Чтениях обладает теми же качествами, как и в рассмотренных. Это тем более было естественно, что язык еврейский, которым писаны были подлинники таковых отрывков, не представлял для переводчика существенной разности с языком вышеприведенных отрывков. Даже и отрывки перевода книги Ездры взяты из таких мест ее, которые менее всего наполнены арамаизмами. Но из вышеприведенного исчисления всех мест Ветхого Завета, переведенных в «Исторических Чтениях», мы знаем, что кроме мест из книг исторических, в «Чтениях» есть места и из книги пророка Даниила, которая, кроме того, что есть уже не историческая, а пророческая книга, обладает и некоторыми особенностями языка, отличающими ее от исторических книг. Как произшедшая в послепленное время истории народа еврейского, она имеет не только отдельные слова, но и целые группы стихов написанными арамейским наречием. В особенности 2-я глава изобилует арамаизмами⁷⁸². Перевод этой-то главы мы и хотим представить в заключение нашего рассмотрения «Исторических Чтений». Вот текст этого перевода⁷⁸³.

Дан. ΙΙ, 1. Во второй год царствования Навуходоносорова, видел Навуходоносор сны, и смутился дух его, и сон его изгладился из памяти. 2. И приказал Царь позвать истолкователей иероглифов, звездочетов, гадателей и Халдеев, чтобы они сказали Царю сны его. Они пришли, и предстали пред Царя. 3. И сказал им Царь: я видел сон, и дух мой безпокоится, как бы узнать сей сон. 4. И сказали Халдеи Царю на Арамейском языке: Царь! во веки живи! скажи рабам твоим сон, и мы откроем его истолкование. 5. Царь отвечает и говорить Халдеям: слово отступило от меня; ежели вы не скажете мне сна и толкования его, то в куски будете изрублены, и домы ваши обратятся в развалины. 6. Есть ли же откроете сон и толкование его, то получите от меня подарки, деньги и множество драгоценностей; и так откройте мне сон и толкование его. 7. Они опять отвечают и говорят: скажи, Царь, рабам твоим, и мы откроем его истолкование. 8. Царь отвечает и говорит: теперь я знаю, что вы выигрываете только время, потому что видите, что слово отступило от меня. 9. И как не можете сказать мне сна, то у вас одно в намерении и в мыслях: вы выдумываете, как бы сказать предо мною ложь и обман, пока переменится время. И так скажите мне сон, тогда я узнаю, что вы можете открыть мне и толкование его. 10. Халдеи отвечают пред Царем и говорят: нет ни одного человека на земле, который бы мог открыть то, что говорит Царь. И никакой великий и могущественный Царь не требует подобного сему ни у какого истолкователя иероглифов, ни у звездочета, ни у Халдея. 11. То, чего требует Царь, трудно, и никто другой не может открыть сего Царю, кроме богов, коих жилище не с живущими во плоти. 12. Царь прогневался на сие, и сильно разсердился, и приказал истребить всех мудрецов Вавилонских. 13. Вышел указ, и мудрецы были убиваемы, и хотели убить Даниила и товарищей его. 14. Тогда Даниил предложил совет и мнение Ариоху начальнику Царских телохранителей, который шел убивать мудрецов Вавилонских. 15. Он сказал Ариоху, чиновнику Царскому: за что вышел такой грозный указ от Царя? Тогда Ариох все пересказал Даниилу. 16. Даниил пошел, и просил Царя, чтобы он дал ему срок; он откроет Царю истолкование сна. 17. После сего Даниил пошел домой, и уведомил о сем Ананию, Мисаилу и Азарию, друзей своих, 18. чтобы они просили милосердия Бога небесного в рассуждении сей тайны, дабы не погибнуть Даниилу и друзьям его с прочими мудрецами Вавилонскими. 19. Тогда Даниилу в ночном видении открыта тайна, и Даниил благословил Бога небеснаго. 20. Даниил говорил так: да будет благословенно имя Божие от века до века! ибо Его есть мудрость и сила. 21. Он изменяет времена и годы, низвергает Царей, и возставляет Царей, дает мудрость мудрым и знание знающим. 22. Он открывает глубокое и сокровенное; знает то, что во тьме, и свет при Нем пребывает. 23. Тебя, Боже отцев моих, я благодарю и славлю, что Ты дал мне мудрость и силу, что Ты сказал мне, о чем молили мы Тебя, и что Ты открыл нам то, что сказано Царю. 24. После сего Даниил пошел к Ариоху, которому приказал Царь погубить мудрецов Вавилонских; пришел, и так сказал ему: мудрецов Вавилонских не погубляй, отведи меня к Царю, я открою Царю истолкование сна. 25. Тогда Ариох немедленно привел Даниила к Царю, и так сказал ему: Я нашел человека из преселенных Иудеев, который скажет Царю истолкование сна. 26. Царь отвечает, и говорит Даниилу, коему имя Валтасар: можешь ли ты сказать мне сон, который я видел, и истолкование его? 27. Даниил отвечает пред Царем, и говорит: тайны, о которой спрашивает Царь, не могут открыть Царю мудрецы, звездочеты, истолкователи иероглифов и гадатели. 28. Но есть Бог на небесах, который открывает тайны, и возвещает Царю Навуходоносору, что будет в последствии дней. Сон твой и видение твое на ложе твоем было сие: 29. тебе, Царь, на ложе твоем пришли мысли, что будет после сего, и открывающий тайны сказал тебе, что будет. 30. И тайна сия открыта мне не по мудрости, которую бы я имел преимущественно пред всеми живущими, но только для того, чтоб истолкование сказать Царю, и чтобы ты знал мысли сердца твоего. 31. Ты, Царь, видел один огромный истукан. Истукан сей был высок, от него был чрезвычайный блеск, он стоял пред тобою, и вид его был страшен. 32. У сего истукана голова была из чистаго золота, грудь и плеча из серебра, чрево и бедра из меди, 33. голени из железа, ноги частию из железа, частию из глины. 34. Ты его видел дотоле, как вдруг оторвался камень не руками, и ударил истукан по ногам железным и глиняным, и разбил их. 35. Тогда раздробилось все, железо, глина, медь, серебро и золото, и стало, как мелкая мякина на гумне летом, и ветер унес все сие, и нигде не нашлось остатка, а камень, который ударил в истукан, сделался великою каменною горою, и занял всю землю. 36. Вот сон; теперь скажем Царю истолкование его. 37. Ты, Государь, Царь царей, которому Бог небесный дал царство, власть и силу и славу; 38. и везде, где ни живут сыны человеческие, зверей полевых и птиц небесных он отдал в твои руки, и поставил тебя владыкою над всем; ты оная золотая голова. 39. После тебя возстанет другое царство ниже тебя, и потом еще третье медное, которое будет обладать всею землею. 40. Четвертое же царство будет крепко, как железо; как железо все раздробляет и разбивает, как железо все сокрушает: так оно все раздробит и сокрушит. 41. А что ты видел ноги и персты частью из глины горшечника, частью из железа: это значит, что царство сие будет разделено, но будет в нем твердость железная, поскольку ты видел железо, смешенное с глиною. 42. Персты на ногах частию железные и частию глиняные означают, что царство сие частию будет твердо, и частию слабо. 43. Что ты видел железо, смешенное с глиною, значит, что они смешаются родством, но не будут в согласии друг с другом, так как железо не смешивается с глиною. 44. Во дни Царей сих Бог небесный воздвигнет царство, которое во веки не разрушится, и над которым власть не будет дана другому народу; оно раздробит и уничтожит все оныя царства, а само будет стоять во веки; 45. так как ты видел, что от горы оторвался камень не руками, и раздробил железо, медь, глину, серебро и золото. Таким образом Бог великий возвещает Царю, что будет после сего. Сон точно был сей, и истолкование его верно. 46. Тогда Царь Навуходоносор пал ниц, и поклонился Даниилу, и приказал принести ему дары и благовонное курение. 47. Царь отвечал, и сказал Даниилу: по истине ваш Бог есть Бог богов и Владыка царей; и Он открывает тайны, ибо ты мог открыть мне тайну сию. 48. После сего Царь возвысил Даниила, и дал ему много даров великих, и поставил его начальником над всею Вавилонскою областию, и главным настоятелем над всеми мудрецами Вавилонскими. 49. Но Даниил просил Царя, чтоб он управление Вавилонскою областию поручил Седраху, Мисаху и Авденагу, а Даниил сам жил при дворе Царском⁷⁸⁴.

Всматриваясь ближе в характер отношения этого отрывка перевода к подлиннику еврейско-арамейскому, с которого он сделан, и сравнивая его с другими позднейшими переводами того же отрывка из книги пророка Даниила, напр. с переводом Макария и изданным по благословению Святейшего Синода в 1875 году, мы не можем не повторить вышесказанного о его качествах и достоинствах, то есть, что перевод Филарета, в общем, точно и ясно передает еврейско-арамейскую речь подлинника русскою речью и хотя в некоторых местах менее представляет точности, нежели перевод, сделанный через 50 с лишком лет после него, но зато в некоторых случаях даже точнее его передает значение слов и речи подлинника и в бóльшей части случаев точнее перевода Макария. Вот примеры в доказательство этого. В 1 ст. выражение подлинника: chalam Nebuchadnezar chalomoth передано у Филарета словами: видел Навуходоносор сны; у Макария: Невухаднецар видел сны; в Синодском же издании 1875 года: снились Навуходоносору сны. При этом не упустим из виду, что, хотя у LХХ то же выражение передано словами: ἐνυπνιάσθη Ναβουχοδονόσορ ὲνύπνιον, но в славянском читается оно так: соние виде Навуходоносор. Что же отсюда следует? – По нашему мнению то, что издание 1875 года, стремясь к точной передаче всех слов подлинника соответствующими русскими, упустило из виду синтаксический строй речи его, так что обратило дополнение в подлежащее, а подлежащее в дополнение; славянские переводчики уже издавна видели неестественность буквальной передачи речи перевода LХХ, вполне согласного с подлинником речью языка отечественного и, чтобы выдержать верно синтаксический строй первой, нашли возможным только одно средство – пожертвовать буквальною точностью передачи одного слова из нее, без всякого однако же ущерба для смысла речи: виде⁷⁸⁵; но они в то же время сделали несколько иную расстановку слов в речи, нежели какую представлял им перевод LХХ, буквально точный с подлинником. Макарий делал перевод свой прямо с еврейского; но воспользовался тем же средством для передачи речи подлинника, какое употребили и славянские переводчики; однако же при этом сделал опять иную перестановку слов в речи перевода, нежели какую они имеют и в подлиннике, и в славянском переводе. Верней же всего речь подлинника передана у Филарета. Еще пример: в следующем (2) стихе слово: chartumim у Филарета передано двумя словами: истолкователей иероглифов; у Макария же и в Синодском издании одним словом: тайноведцев; но если мы филологически разберем означенное еврейское слово, то окажется, что оно и значит собственно: вырезывающий, начертывающий или изъясняющий, истолковывающий иероглифические письмена (от cheret – резец для резьбы Исх. 32, 4 и прямо для письма, Исаии 8,1), в каковом смысле это слово прямо и употребляется, в кн. Бытия 41, 8 о толкователях священных письмен, иероглифов Египетских и опять призванных для истолкования сновидения Фараона⁷⁸⁶. В Вавилонии также было нечто подобное, как очевидно из кн. пророка Даниила. Эти толкователи правда были в то же время тайноведцы, которые одни считали себя в праве и могли истолковывать неизвестные обыкновенным людям таинственные знаки священных письмен; но это наименование их уже не прямо вытекает из названия: chartumim. Святитель Московский, стремясь к более точной и близкой передаче рассматриваемого слова подлинника, не без основания счел нужным лучше употребить два (а в кн. Бытия даже и три) русских слова вместо одного еврейского, кстати воспользовавшись в этом случае одним из правил перевода⁷⁸⁷, нежели употребить одно не вполне точное и отдаленное по значению слово. Затем в следующем 3 стихе перевод Филарета: дух мой безпокоится, как бы узнать сей сон вернее подлиннику, нежели перевод Макария: и безпокоится дух мой, желая знать сон, или перевод издания 1875 года, где читаем: и тревожится дух мой; желаю знать этот сон; потому что в еврейском подлиннике вовсе нет никакого слова, которое можно и нужно было бы в настоящем случае перевести глаголом: желать. И так далее. Но не скроем и неточностей в переводе Филарета. Вот примеры. В ст. 1 последние слова в подлиннике читаются так: uschnatho nihjethah alaiv; Филарет перевел эти слова следующим образом: и сон его изгладился из памяти, очевидно придавая слову: schenah значение сновидения, а не известного физиологического состояния (спанье). Но должно сказать, что обыкновеннее всего в еврейском – библейском языке для обозначения сновидения, как психофизического процесса употребляется слово: chalom и арам. chelem, для чего см. напр. Быт. 20, 3; 37, 9; Еккл. 5, 6; Иов. 20, 8 и др., между тем как для обозначения чисто физиологического процесса спанья, сна обыкновенно употребляется слово: schenah (от jaschan – бездействовать, спать), как напр. в Быт. 28, 16; Прит. 6, 4.10 и др. Святителю Московскому очевидно хотелось таким переводом установить связь с последующим; но им упущено из внимания, не говоря о собственном значении слова: schenah, ближайшее предшествующее: vathithpaem rucho (– и был поражен, смущен, встревожен дух его), естественным последствием чего явилось в Навуходоносоре то, что сон покинул, оставил (как у Макария) его, удалился от него (как в Синодском издании 1875 года), что он не мог спать, обеспокоенный страшным сновидением⁷⁸⁸. Затем во 2 стихе если слово: chartumim переведено Филаретом вернее, нежели как оно переведено у Макария и в издании 1875 года, то другие наименования: aschaphim и mechaschphim, переданные у Филарета наименованиями: звездочетов и гадателей переданы так в менее точном соответствии собственному значению означенных слов подлинника, нежели как они переданы в переводе Синодского издания 1875 года: гадателей и чародеев; потому что слово: aschaph (от глагола: aschaph, что значит: шипеть, нашептывать, шептать) прямо значит: гадатель, заклинатель посредством нашептывания (Дан. 1, 20; 2, 10; 4, 4); а mechascheph и жен. mechaschphah, происходящее от chaschaph (значит тоже: шептать, тихо молиться, нашептывать, ворожить, чародействовать), значит скорее: Чародей, волшебник, волшебница, как в Исх. 7, 11; 22, 17 и др., нежели гадатель. В отношении к переводу слова: aschaph словом: звездочет святитель Московский, без сомнения, руководился переводом LХХ, где это слово передано словом: μάγος, и славянским: волхв⁷⁸⁹; но другое наименование: mechascheph и в славянском передано словом: чародей⁷⁹⁰. И еще несколько случаев таких же или подобных неточностей можно было бы указать в переводе Филарета. Но мы считаем достаточным и приведенного, не желая утомлять внимания читателей дальнейшими выписками таких мест, где встречаются подобные неточности, как мы не выписывали и других мест, в которых перевод Филарета стоит выше не только перевода Макария и других частных опытов, но и Синодского издания. Мы могли бы также выписать и филологически разобрать все места и в других отрывках переведенного Филаретом в его «Исторических Чтениях», где его перевод разнится более или менее значительно от других переводов и в этой разнице то является выше сих последних верностью передачи мыслей и слов подлинника, ясностью русской речи и другими достоинствами, а то уступает им, а в особенности переводу, изданному по благословению Св. Синода в 1868–1875 гг.⁷⁹¹. Но мы оставляем эту утомительную для читателей часть нашего исследования. Мы скажем в заключение своего суждения о переводе из Ветхого Завета, заключающемся в «Исторических Чтениях», только то, что этот перевод, как первый опыт, не только удачен, но и блестящ. Он не был плодом узкой и, как то не редко бывает, односторонней личной филологической работы кабинетного ученого; нет, он был последствием всестороннего обсуждения дела, плодом глубокого и серьезного внимания ко всем условиям наилучшего совершения этого дела; и к требованиям глубокой и всесторонней учености, так как он основывался на серьезных научных предварительных исследованиях филологических, исторических, археологических и пр.; и к требованиям церковности и православия, каковыя требования побуждали переводчика со вниманием относиться и к греческому переводу LХХ толковников и к славянскому переводу, самую русскую речь перевода нередко построять по идиому церковно-славянской речи и под.; и к требованиям от перевода, выставленным в правилах Комиссии духовных училищ от 16 марта 1816 года; и к требованиям здравой педагогии, так как «Исторические Чтения» были предназначены ближе всего для употребления в училищах; и так далее. Внимание к всему этому, с каким совершен заключающийся в «Исторических Чтениях» перевод, не только искупает и выше отмеченные и другие недостатки его в некоторых местах, но и высоко ставит его над всеми, позднее его совершенными переводами. Это – труд великий не столько по объему, сколько по внутреннему достоинству своему.

3. Катехизисы первой группы изданий (1823–1824 гг.).

Подлежащих нашему рассмотрению мест Св. Писания в Катехизисах первой группы изданий последних так не много, что рассмотреть их и все не будет трудно и утомительно для читателей; тем более это рассмотрение важно, что Катехизисы первой группы изданий: а) значительно отличаются от следующих групп изданий (1828–1838 и 1839 и дальн.) по аргументации из Св. Писания⁷⁹² и б) представляют собою в настоящее время библиографическую редкость. К тому же и из вышеозначенных немногих мест Св. Писания, заключающихся в Катехизисах первой группы изданий, мы не будем уже рассматривать теперь следующих: Быт. I, 1; II, 2; Исх. XX, 1–17 и 2Цар. VII, 12–13, так как эти места уже рассмотрены нами были выше. Из остающихся затем подлежат рассмотрению следующие:

Бытия II, 22. Это место в катехизическом учении о первом члене свободно излагается по своему содержанию, а не буквально точно переводится. Именно здесь говорится, что Бог, «взяв у Адама во время сна ребро, из него создал первую женщину Еву»⁷⁹³. Следовательно, здесь нет собственно перевода; но при этом замечательно то, что слово: женщину, употребленное здесь вместо употребленного и в славянском: жену и в русском переводе Записок на кн. Бытия и Исторических Чтений⁷⁹⁴: жену, в последующих группах изданий Катехизисов, соответственно общему типу и характеру изданий этих групп, заменено словом: жену ⁷⁹⁵.

Быт. III, 15: семя жены сотрет главу змия⁷⁹⁶. Это опять скорее свободное изложение мысли стиха, чем буквальный перевод его, который и в Записках на кн. Бытия и в Исторических Чтениях предлагается в таком виде: оно (то есть семя жены) будет поражать тебя (то есть змия) в голову⁷⁹⁷. Очевидно при этом главное внимание обращает на себя передача в Катехизисе еврейского слова: jeschuph (от schuph – застигать, поражать внезапностью, разить, бить, см. Напр. Псал. евр. 139, 11) словом: сотрет. Но уже из сличения рассматриваемого места кн. Бытия, как оно передается в Катехизисе, с тем, как оно же переведено самим Филаретом в Записках на кн. Бытия и Исторических Чтениях ясно, что святитель Московский в Катехизисе имел в виду не столько буквальную передачу всех слов подлинника, сколько верную передачу заключающейся в них мысли. От того-то и при дальнейших исправлениях своих Катехизисов он не изменил изложения этого места⁷⁹⁸.

Быт. III, 17. Проклята земля тебя ради⁷⁹⁹. Так же точно это место читается и в переводе Записок на кн. Бытия⁸⁰⁰ и в Историч. Чтениях⁸⁰¹. В Синодском издании русского перевода того же места читаем: проклята земля за тебя. Разница очевидно весьма незначительная; но не можем не сказать, что предлог: baabur точнее передан у святителя Московского, нежели в этом последнем переводе⁸⁰².

Быт. XXII, 18. Благословятся о семени твоем все народы земли⁸⁰³. В Зап. на кн. Бытия и Историч. Чтениях: благословятся в семени твоем все народы земные⁸⁰⁴. В Синодском издании русского перевода: благословятся в семени твоем все народы земли. В том и другом случае перевод Филарета верен подлиннику и переводам LХХ и славянскому⁸⁰⁵. Незначительною разницею выражения он: а) в Катехизисе первою половиною стиха, по-видимому удаляясь несколько от евр. подлинника и перевода LХХ, приближается к типу речи славянского перевода (о семени), но зато последнею половиною, удаляясь от славянского (языцы земнии), приближается точнее к еврейскому подлиннику: haarez (род. под.) и переводу LХХ: τῆς γῆς, согласному точно с подлинником; б) в Записках на кн. Быт. и Истории. Чтениях, первою половиною стиха точно передает речь евр. подлинника: bezaracha – в семени твоем и перевода LХХ: ἐν τῶ σπέρματί σου, только по-видимому удаляясь от славянского перевода (где греч. предлог ἐν обыкновенно переводится предлогом: о), между тем как последнею половиною, приближаясь к славянскому переводу (переводом: земные), зато несколько удаляется от точного выражения подлинника. В общем перевод рассматриваемого места в Катехизисе точнее перевода в Записках на кн. Бытия и Историч. Чтениях. Это, впрочем, и понятно, так как Катехизис составлен в 1823 году, когда Записки и Чтения уже вышли в свет и, без сомнения, имелись в виду при составлении Катехизиса, долженствовавшего поэтому представлять в себе не ухудшение, а напротив улучшение, усовершенствование перевода, сделанного раньше⁸⁰⁶.

Быт. ХLIХ, 10. Не отнимется скипетр от Иуды, и законоположник от чресл его, пока не придет Примиритель, и Ему покорность народов⁸⁰⁷. В Записках на кн. Бытия перевод места точно тот же, с тою однако же разницею, что вместо: Примиритель, оставлено не переведенным еврейское слово: Шилог⁸⁰⁸. Другие переводы места: а) перевод Библейского Общества: не отнимется скипетр от Иуды, и жезл от ног его, пока не придет Примиритель, и Ему покорятся народы; б) перевод архим. Макария в настоящем случае, против обыкновения, буквально следует не переводу Библейского Общества, а переводу Филарета в его Катехизисе; в) перевод Синод. издания 1868 года: не отойдет скипетр от Иуды, и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель, и Ему покорность народов; г) перевод Вадима: не отлучится посох от Еуды, и жезл от междуступней его, пока не придет в Шило, и Ему повиновенье народов; д) перевод Мандельштама: не отойдет Жезл от Егуды, Законодатель изо среды его людей; покуда он Судьею придет, и от племен Ему покорность. Как очевидно из этих различных переводов рассматриваемого места различие в понимании его простирается едва не на каждое слово подлинника, в котором это место читается так: lo jasur schebet mijehudah umechokek mibbein raglaiv, ad chi jaboh schiloh, velo ikhath ammim, что LХХ-ю передано следующим образом: οὐκ ἐκλεἰφει ἄρχων ἐξ Ἰούδα, καὶ ἡγούμενος ἐκ τῶν μηρῶν αὐτοῦ, ἐως ἐὰν ἐλθη τὰ ἀποκείμενα αὐτῶ, καὶ αὐτὸς προσδοκία εθνῶν (что, в свою очередь, буквально передано в славянском так: не оскудеет князь от Иуды, и вождь от чресл его, дóндеже приидут отложенная ему: и той чаяние языков). Впрочем, в отношении к глаголу: sur – удаляться, отходить в сторону, уклоняться, отстраняться, быть отстраненным, удаленным, отнятым – разница незначительна. Бóльшего внимания заслуживают выражения: schebet, mechokek, raglaiv, schiloh и ikhath. И, во-первых, schebet ближе всего и обыкновенно означает жезл, посох, палку, от schаbаt – бить, бичевать, ударять (см. напр. Второз. 24, 20), как это слово в таком значении употребляется напр. в Исаии 10, 15; Лев. 27, 32 и др. Затем так как жезл между прочим есть символ власти (для чего срав. Псал. 44 евр. 45, ст. 7 и Евр. 1, 8), то schebet значит и скипетр (Псал. 44 евр. 45, ст. 7; Псал. 88 евр. 89, 33); этим объясняется между прочим и перевод LХХ: ἄρχων – начальник, правитель, властитель, князь. "Шевет иногда значит жезл«, – говорит в объяснение рассматриваемого слова сам Филарет, «Псал. LХХХѴIII. 33. Симмах переводит – εξουσία – власть: Феодотион, как и Семьдесят толковников – ἄρχων, начальник; Аквила – σκῆπτρον, скипетр. Значение скиптра бесспорно есть приличнейшее в сем месте»⁸⁰⁹. Во-вторых, mechokek есть причастная форма от глагола chakak, что значит тискать, врезывать, вырезывать, чертить, начертывать, предписывать, постановлять, узаконять (для чего сн. Исаии 22, 16; 30, 8; Прит. 8, 29; Исаии 10, 1; Прит. 8, 15), – откуда chjukkah – закон, устав (Лев. 3, 17; Числ 19, 2), прямо и означает: узаконяющий, законодатель, «законоположник»⁸¹⁰, а не жезл, как переведено в издании Библейского Общества и у Вадима. В-третьих, mibbein raglaiv собственно и буквально значит: от междуножия, а не от междуступней, как у Вадима переведено; или от ног его, как в издании Библ. Общества; или же: из среды его людей, как у Мандельштама; потому что regel значит не людей и даже не ступню ноги, а самую ногу (см. напр. Иезек. 29, 11; Исаии 36, 12 и др.), иногда же служит более приличным обозначением срамных частей тела, как напр. в Исаии 7, 20; а потому и в связи с тем, равно как и в соединении с предшествующим: mibbein (от между, от среды) прямо и именно означает собою то, что на славянском также, как и у Филарета и в Синодском издании, означено словами: от чресл его, а не от ног только, как переведено в издании Библ. Общества. «От чресл его. С Еврейского буквально: от среды ног его. Но перевод Семидесяти и Славянский здесь непогрешителен. См. Втор. XXVIII. 57»⁸¹¹. В-четвертых, schiloh «а) Семьдесят толковников и многие из древних, вероятно, читали шелло. Отсюда перевод Акилы и Симмаха ὤ ἀπόκειται, тот которому предоставляется (скипетр). И Семидесяти: τἀ ἀποκείμενα αὐτῶ, то, что предопределено ему (Иуде)⁸¹². б) Иероним, вероятно, читал шалуах или подобным сему образом, и перевел qui mittendus est, долженствующий быть послан. в) По нынешнему обыкновенному еврейскому чтению шилог – от шил может значить сын его. г) От шала – благоденствовал, мирен был – Умиритель, Спаситель⁸¹³. Толковники халдейские: Онкелос, Ионафан и Иерусалимский, вообще Иудеи, Отцы Церкви и новейшие разных христианских исповеданий толковники, при различных словопроизводствах имени Шилог соглашаются в том, что им означается Мессия"⁸¹⁴. Слово schiloh в Библи употребляется не раз в значении имени города в колене Ефремовом к северу от Вефиля (см. напр. 3Цар. 11, 29; Неем. 11, 5 и др.); но только один раз, именно в настоящем месте кн. Бытия оно употреблено в особенном каком-то значении, но никак не в значении имени Силома, упомянутого города⁸¹⁵. Это значение может быть установлено лишь правильным филологически производством слова. Правильное производство рассматриваемого слова может быть только от глагола: schalah или арам. schelah – быть покойным, беспечным, беспечальным, мирным, покоиться (см. Иов. 12, 6; Иер. 12, 1; Псал. 122 евр. ст. 6; Дан. 4, 1 и др.), – по его форме пиэл⁸¹⁶; тогда слово: schiloh и будет значить: вводящий, производящий мир, умиритель, примиритель, но никак не Судия, как переведено слово это у Мандельштама. Наконец, в-пятых, слово ikhath (в stat constr., начало ikhah) представляет собою существительное жен. рода и значит прямо: покорность, повиновение, как напр. также в Притч. 30, 17. Отсюда перевод Библ. общества: и Ему покорятся народы не правилен, а «перевод Семидесяти: и Он ожидание народов, не сообразен с нынешним еврейским чтением, в котором нет причины усомниться»⁸¹⁷.

Все эти чисто филологические соображения вполне подтверждают верность перевода рассматриваемого места в Катехизисе Филарета еврейскому подлиннику и бóльшую правильность его в сравнении с позднейшими переводами, каковую правильность утвердил своим согласием с ним и перевод, изданный «по благословению Святейшего Синода» почти через 50 лет после перевода Филарета.

Исх. гл. 14. В катехизическом учении «об откровении Божием и Священном Писании» в 1 и 2 группе изданий Катехизисов предлагается вопрос: «кто, например, из писателей Священных книг сделал какое-либо чудо?» Ответ на этот вопрос дается следующий: «Например, Моисей, который написал книгу Бытия и четыре других, жезлом разделил море так, что по дну его прошел весь народ Израильский. См. Исхода гл. 14»⁸¹⁸. Таким образом здесь не столько перевод представляется, сколько указание на содержание гл. 14; слова означенный курсивом ближе всего относятся к ст. 16 и 21 этой главы и верно передают собою слова подлинника, для чего срав. Синодское издание русского перевода Библии⁸¹⁹.

1 Парал. 29, 18. Господи Боже Авраама, Исаака и Израиля, отец наших⁸²⁰. В Синодском издании: Господи, Боже Авраама, Исаака и Израиля, отцов наших, между тем как в Славянском, совершенно согласно с переводом LХХ, равно как и с подлинником, читается: Господи Боже Авраама, и Исаака, и Израиля отец наших. Таким образом перевод Филарета, насколько близок к еврейскому подлиннику, настолько же еще более, чем Синодское издание, близок к славянскому переводу (отец наших)⁸²¹. И это понятно: в приведенном из Св. Писания молитвенном обращении Давида к Богу представляется образец и основание для нашего молитвенного воспоминания святых, ходатайствующих за нас пред Богом; следовательно, текст имеет церковное значение; а из предшествующего мы знаем, что по всегдашнему глубокому убеждению Филарета церковное употребление славянского языка Библии должно оставаться неприкосновенным⁸²².

Иова 38, 6. 7. Кто положил для нея (земли) краеугольный камень, при ликовании утренних звезд, при торжестве всех сынов Божиих?⁸²³ Перевод Макария: кто положил краеугольный камень ея, при всеобщем ликовании утренних звезд, когда восклицали все сыны Божии? Перевод Синодского издания 1872 года: кто положил краеугольный камень ея, при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости? Все три перевода сделаны с еврейского, от которого значительно отступает перевод LХХ (а за ним и славянский)⁸²⁴, и существенной разности между собою в передаче слов подлинника русскою речью не имеют, кроме того, что в Катехизисе Филарета: а) осталось не переведенным еврейское слово: jachad – заодно, совокупно, сообща в начале 7 стиха (нужно было бы сказать: при совокупном, или при общем пении, ликовании) и б) частица ve (и) в следующем предложении принята за основание к подразумеванию и в этом предложении предлога be (в, посредством, при), который является в предложении предшествующем. Разница, повторяем, не существенная и потому не важная.

Исаии 6, 3. Свят, Свят, Свят, Господь Саваоф, исполнена вся земля славы Его⁸²⁵. Перевод Макария: Свят, Свят, Свят, Иегова воинств, вся земля полна славы Его. Перевод Синодского изд. 1875 года: Свят, Свят, Свят, Господь Саваоф! вся земля полна славы Его. Все три перевода верны подлиннику, но перевод Филарета, кроме того, обладает еще достоинством бóльшей, чем остальные переводы, близости и к славянскому тексту, в котором рассматриваемое место читается, согласно с переводом LХХ, а равно и с подлинником, так: свят, свят, свят, Господь Саваоф: исполнь вся земля славы Его. Такая близость заслуживает внимания опять потому, что это изречение, будучи библейским, есть в то же время и церковное, постоянно слышимое нами в храме Божием на литургии.

Исаии 11, 1–3. При изложении катехизического учения о дарах Святого Духа, эти дары, на основании указанного места книги пророка Исаии, но не в порядке библейского текста, а соответственно логическим требованиям мысли самого составителя Катехизиса, исчисляются так: «Дух страха Божия, дух познания, дух силы, дух совета, дух разумения, дух мудрости, Дух Господен, или дар благочестия и вдохновения, в высшей степени»⁸²⁶. Чтобы видеть порядок библейского чтения рассматриваемого места книги пророка Исаии, для этого раскрываем Синодское издание 1875 года и в нем читаем следующее: и почиет на Нем (то есть на Потомке рода Иессеева) Дух Господен, дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия; и страхом Господним исполнится⁸²⁷. Это почти буквально соответствует славянскому тексту, в котором читаем: и почиет на Нем Дух Божий, Дух премудрости и разума, Дух совета и крепости, Дух ведения и благочестия: исполнит его Дух страха Божия. Из этого ясно, что хотя в Катехизисе не предлагается прямо перевода рассматриваемого места, тем не менее обнаруживается такая или иная передача слов библейского текста; и между тем как в наименовании таких даров Святого Духа, как Дух Господень, дух премудрости (или: мудрости), дух совета, дух разумения (или: разума), дух крепости (или: силы) и дух ведения (или: познания), таковая передача не представляет существенной и значительной разницы от перевода славянского и русского, соответствуя в то же время и подлиннику, в наименовании духа страха Божия и благочестия она не вполне верна подлиннику, согласно которому нужно было бы сказать: дух страха Господня и опять: страха (irath), а не благочестия⁸²⁸. Составителю Катехизиса очевидно при этом хотелось выдержать соответствующие славянскому переводу и столь знакомые всем выражения: страх Божий и: благочестие.

Исаии гл. 38. Из этой главы в Катехизисе делается такое же употребление, какое мы видели выше относительно 14 гл. книги Исход; но только там вопрос касался Моисея, а здесь – пророка Исаии, который, в удостоверение истины предсказания своего о выздоровлении царя Езекии, «возвратил солнечную тень на десять степеней»⁸²⁹. Эти последние слова в Катехизисе относятся собственно к 8 стиху указанной главы и вполне соответствуют подлиннику, что всякий может видеть, сличив их хотя с Синодским изданием русского перевода Библии.

Исаии 53, 5. Он страждет за наши преступления, поражается за наши беззакония; на Нем наказание для спасения нашего, ранами Его мы исцеляемся⁸³⁰. Перевод Макария: Он изранен был за преступления наши, и избит за беззакония наши; наказание мира нашего на Нем, и от ран Его мы исцелеваем. Перевод Синодского издания 1875 года: Он изъязвлен был за грехи наши, и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего (было) на Нем, и ранами Его мы исцелились. Все три перевода более или менее точно передают не только смысл, но и слова еврейского подлинника, равно как и близки к переводам LХХ и славянскому; но насколько два последних, особенно же перевод Синодского издания, превосходят перевод Филарета своею точностью и близостью в отношении к подлиннику и переводам LХХ и славянскому, настолько же уступают ему в ясности. Мы в особенности говорим о передаче слов подлинника: musar schelomenu alaiv словами: наказание мира нашего на Нем, не довольно понятными в славянском и означенных русских переводах, между тем как те же слова подлинника получают ясность в переводе Филарета: на Нем наказание для спасения нашего⁸³¹.

Иеремии 17, 5. Так говорит Господь: проклят человек, который надеется на человека, и плоть поставляет себе подпорою, а от Господа отступило сердце его⁸³². Перевод Макария: так говорит Иегова: проклят тот человек, кто надеется на человека, и плоть считает своею опорою; а от Иеговы отклоняет сердце свое. Перевод Синодского издания 1875 года: Так говорит Господь: проклят человек, который надеется на человека, и плоть делает своею опорою, и которого сердце удаляется от Господа. Сличая все эти три перевода с подлинником еврейским, мы приходим к убеждению, что ближе всех к подлиннику стоить перевод святителя Московского, как по передаче слов подлинника, так и по распорядку слов в переводе. Так напр. евр. слово: som точнее передано в переводе Филарета словом: поставляет, нежели как оно передано в переводе Макария: считает, или в Синодском издании: делает⁸³³; равным образом и в распорядке слов перевода в Катехизисе Филарета представляется верное следование подлиннику (здесь речь конечно о последних словах), а между тем напр. Синодское издание удаляется от порядка слов подлинника в последнем предложении, не говоря уже о вставке слова: который, не имеющего для себя основания в подлиннике.

Иезекииля 33, 19. Когда грешник обратится от беззакония своего, и будет поступать справедливо и добродетельно: он будет жив чрез то⁸³⁴. Перевод Макария: когда беззаконник отстал от своего беззакония, и стал поступать законно и праведно, за то и жив останется. Перевод Синодского издания 1875 года: когда беззаконник обратился от беззакония своего, и стал творить суд и правду, он будет за то жив. Все три перевода в общем верны подлиннику; на а) в отношении к передаче первого предложения перевод Филарета, не столь буквально, как оба остальные, выдерживая верность подлиннику, где и слово: грешник и слово: беззакония принадлежать одному корню: raschah, зато ближе к славянскому тексту, где прямо читается: егда грешник возвратится от беззакония своего; б) в передаче второго предложения ближе других и к подлиннику и к славянскому тексту⁸³⁵ перевод Синодского издания; в) в передаче последнего предложения вернее других подлиннику и ближе к славянскому⁸³⁶ перевод Филарета.

Ионы 2, 2⁸³⁷. В катехизическом учении о пятом члене символа веры, в доказательство того, что в Ветхом Завете преднаписано было между прочим и о воскресении Христовом, представляется пророческий образ воскресения «в пророке Ионе, который был во чреве кита три дни и три ночи"⁸³⁸. Перевод Макария: и был Иона во чреве рыбы три дня и три ночи. Перевод Синодского издания 1875 года: и был Иона во чреве этого кита три дня и три ночи. В отношении к еврейскому подлиннику перевод Филарета, как и остальные оба, верен и а) если, подобно Синодскому изданию, не передал евр. слова: dag словом: рыба, как бы следовало (срав. это слово в Быт. 1, 26; 9, 2 и др.) и как оно передано у Макария: то очевидно это сделано во внимание к славянскому переводу Ионы 2, 1 и параллельных ему мест в Новом Завете (см. Матф. 12, 40 и парал.)⁸³⁹; б) если не придал особенного значения члену, стоящему перед рассмотренным сейчас словом: dag, как таковое значение придано ему в Синодском издании словом: этого; то это служит не столько к ухудшению, сколько к улучшению его; ибо во-первых чрез это он не дает основания к предположению в подлиннике особого при слове: dag местоимения указательного: zeh – сей, этот⁸⁴⁰ и, во-вторых, становится ближе к славянскому тексту, в котором также нет этого местоимения, между тем как Синодское издание страдает и тем и другим недостатком. Что же касается до отношения к славянскому тексту всего места, которое в нем читается так: и бе Иона во чреве китове три дни и три нощи; то перевод Филарета стоит ближе обоих остальных к нему.

И так вот все места Св. Писания, приведенные и переведенные на русский язык в Катехизисе, первой группы изданий его. Из рассмотрения их ясно видны неотъемлемые достоинства перевода их: при строгом внимании к еврейскому подлиннику, последствием чего была точность перевода, всюду просвечивает и благоговейное внимание к отечественному переводу славянскому, впрочем, не простиравшееся до ущерба ясности речи русского перевода (срав. Исаии 53, 5). Подобно Историческим Чтениям, Катехизис предназначался ближе всего для учебных целей, а потом конечно и для употребления всех православных христиан. И в виду этой-то ближайшей цели составления Катехизиса перевод избранных мест Св. Писания в нем должен был обладать в особенности и именно вышеупомянутыми достоинствами, как это и само собою понятно и ясно из сказанного выше о переводе Исторических Чтений. Впрочем, никто не будет отрицать и того, что те же достоинства желательны и от всякого хорошего перевода Св. Писания, предназначаемого не для одних лишь училищ. И тем выше достоинства перевода святителя Московского, тем бóльшее возбуждают благоговение к совершителю перевода, чем раньше совершен этот перевод, нежели переводы более или менее далеко позднее его совершенные, но не редко не имеющие его достоинств.

4. Письма Филарета к А. Н. Муравьеву.

По личной просьбе камергера Андрея Николаевича Муравьева, занимавшегося различными богословскими исследованиями, святитель Московский, в разное время своего святительства, сделал несколько отрывков перевода Св. Писания на русский язык с еврейского и греческого подлинников. Вот все эти отрывки:

Исаии 38, 10–20.

Ст. 10. Я сказал было: в высоте (солнца) дней моих сойду во врата адовы: лишаюсь остатка лет моих. 11. Я сказал было: не увижу спасения Божия⁸⁴¹ на земли живущих: не смотреть уже мне на человека, с живущими в мире. 12. Кущу мою снимают и переносят от меня, как шатер пастуха. Как у ткача тку жизнь мою; он отрезывает меня от основы. Днем до ночи ты докончишь меня⁸⁴². 13 Рыканию льва равнялись стоны мои до утра. Так сокрушал он все кости мои. Днем до ночи ты докончишь меня. 14. Как ласточка щебетал я, стенал как голубь; утомились очи мои, взирая на высоту. Господи! тяжко мне; избавь меня. 15. Что скажу? Он сказал мне, и сам исполнил. Буду совершать торжественные ходы по все годы мои, за избавление от горести души моей. 16. Господи! Сим живут. Во всем том жизнь духа моего. Ты исцеляешь меня и живишь меня. 17. Вот горесть, горесть была мне к миру; и ты восхитил душу мою от рова потребления. Ибо ты завергнул за хребет твой все грехи мои. 18. Не ад исповедается тебе; не смерть восхвалит тебя; не нисходящие в могилу будут уповать на истину твою. 19. Живый, живый, – он исповедается тебе, как я ныне; отец детям возвестит истину твою. 20. Господь во спасение мне. И песнями нашими звучать будем во все дни жизни нашей в доме Иеговы⁸⁴³.

Перевод всего отрывка, заключающего в себе молитву Езекии, царя Иудейского, довольно свободный в отношении к еврейскому подлиннику, что в иных местах зависело от желания святителя приблизить его к славянскому переводу; но в общем он верен еврейскому тексту, с которого собственно делан был. Так самые первые слова перевода: я сказал было, по-видимому, представляют лишнее против подлинника слово: было; по-видимому, простые слова подлинника: ani amarthi точнее было бы передать словами: я говорил, как они и переданы в переводе Макария; но это только по-видимому; речь в молитве Езекии не о том, что он действительно говорил, а о том, что думал или предполагал говорить в своей болезни; поэтому-то Синодское издание 1875 года представляет по-видимому еще более далекий от подлинника перевод рассматриваемого места, когда передает его так: я сказал в себе. Тем более естественно было святителю Московскому, в виду мысли подлинника, добавить предположительное: было. Тот же перевод выдерживается у святителя и в начале следующего (11) стиха. Равным образом в ст. 12 слова подлинника: pikkadthi chaoreg chajai, переведенные у святителя словами: как у ткача тку жизнь мою, по-видимому, не точно переданы так, что особенно должно сказать о первом слове подлинника, которое значить: наблюдать, присматривать, иметь попечение и под., но не ткать. По-видимому, они должны были бы быть переведены так: я заботился как ткач о жизни моей или, как перевел их Макарий: совершал я как ткач работу жизни моей. Но, а) выражение: у ткача, а не ткач, как бы того требовал буквально подлинник, необходимо было употребить в виду непосредственно вслед за рассматриваемою фразою следующих слов: он отрезывает меня от основы; а б) если: у ткача, то нельзя было уже употребить глагол: иметь попечение; нужно было употребить соответствующее тому понятию слово: тку. Святитель тем более в праве был сделать это, что глагол pakad может означать попечение, заботу, хлопоты всякого рода. В самом деле нельзя же назвать ближайшим, нежели перевод святителя, к подлиннику вышепредложенный перевод Макария и представляющий в себе лишнее против подлинника (работу) и не имеющий внутренней связи с последующим: он велел от основы отрезать меня. Не можем сказать, чтобы ближе к подлиннику был и перевод Синодского издания: я должен отрезать подобно ткачу жизнь мою. Так и во многом перевод святителя Московского имеет преимущество не только перед переводом Макария, но и перед переводом Синодского издания 1875 года. Особенно примечательна при точности (опять конечно возможной) сжатость речи перевода, так свойственная и речи подлинника. Но не скроем и некоторых недостатков перевода Филарета, зависевших конечно на сколько от поспешности работы⁸⁴⁴, имевшей частное, личное, а не всеобщее предназначение, на столько же от почтенного желания переводчика быть ближе к отечественному переводу славянскому. Укажем примеры. В 10 стихе еврейское выражение: bidmi у Филарета переведено: в высоте, между тем как слово: demi не значит ни: высота (хотя бы и «солнца»), ни полдень, как оно переведено у Макария, ни: преполовение, как читаем его в переводе Синодского издания 1875 года, но: покой, спокойствие⁸⁴⁵. Святитель Московский имел при этом в виду перевод LХХ: ἐν τῶ ὕψει и славянский: в высоте⁸⁴⁶. Затем в следующем (11) стихе слова подлинника: lo ereh jag jag, опять согласно переводу LХХ и славянскому, переданы словами: не увижу спасения Божия, между тем как их должно было бы перевести так: не увижу Господа, Господа, как они и переведены в Синодском издании⁸⁴⁷. Но вот в 13 стихе слова подлинника: schivithi ad boker kaari, переведенные у Филарета словами: рыканию льва равнялись стоны мои до утра, и с славянским, в котором читаем: в той день предан бых до заутра аки льву, не согласно переданы, да и с подлинником. Schavah значит быть ровным, покойным, пожалуй, и равным, а в форме пиэл, в которой он здесь стоит, – успокаивать себя; он стоить в 1 лице един. числа и, следовательно, должен был бы быть переведен: я успокоивал себя (до утра)⁸⁴⁸. Мы осмеливаемся предполагать, что при этом святитель, в поспешности своей работы, не дал себе труда вникнуть ближе в смысл речи подлинника, а просто воспользовался для своего перевода этого места переводом, бывшим в то время в его руках: разумеет перевод Г. П. Павского⁸⁴⁹. Предположение свое мы основываем на том, что и в переводе Макария, сделанном или лучше переделанном, как мы знаем из раньше сказанного, в виду и на основании перевода Павского, мы читаем подобное же: льву рыкающему уподоблялся я, стеная до самого утра, с тою только разницею, что этот перевод еще дальше от подлинника, нежели перевод Филарета и еще более многословен в сравнении с краткостью речи подлинника. Но припомним, что в это время Филарет вовсе не имел такого досуга, какой имел при составлении своего перевода Макарий. Все эти и подобные недостатки нисколько не унижают достоинства перевода святителя Московского, который, без сомнения, сгладил бы их, если бы перевод имел не частное, а общественное предназначение. Не упустим из внимания, кроме того, и особенной трудности для точного перевода избранного отрывка подлинника⁸⁵⁰. И если переводы, производство которых не сопряжено было с необходимостью спешить, как мы отчасти видели из вышесказанного и приведенного, не свободны от более или менее значительных погрешностей и недостатков, то тем более естественно встретить их в труде святителя, обремененного и епархиальными делами, и делами высшего церковного управления и др., – в труде к тому же, предназначенном, повторяем, для частного, а не общественного употребления. Впрочем, добавим, во многих отношениях и этот спешный труд не только не ниже, но, как мы отчасти видели, даже и выше других переводов.

Даниила 9, 24–27.

Ст. 24. Седмдесят седмин определены для народа твоего, и для града святыни твоея: да совершится противление, и запечатлеются грехи, и очистится беззаконие, и приведется правда веков, и запечатлеется видение и пророк, и помажется Святый святых. 25. И ведай, и разумей: от исхода слова о возстановлении и о создании Иерусалима до Христа старейшины, седмин седмь и седмин шестьдесят две. Возстановится и созиждется стогна и ограда, и притом в тесноте времен. 26. И после шестидесяти двух седмин убиен будет Христос, и не за себя. Потом град и святилище разрушит народ старейшины грядущаго; и конец его в потоплении; и до конца брани предопределены опустошения. 27. И укрепит Завет для многих седмина единая. И посреди седмины прекратится жертва и приношение. И за птицею мерзости опустошение. И до решительнаго совершения воскаплет над опустошением⁸⁵¹.

Сам святитель Московский добавляет к сему в письме к А. Н. Муравьеву: «это с Еврейского. Но чтение и смысл последних слов имеет нужду в поверке с чтением, которому следовали семьдесят толковников»⁸⁵². И действительно, до слов 27 стиха: и за птицею перевод святителя весьма точно, даже почти буквально передает слова еврейского подлинника, не отступая далеко и от перевода LХХ и славянского, которые также не далеки от подлинника. Есть места, в которых он даже возвышается над переводом издания 1875 года, не говоря уже о переводе Макария. Так, например, в 24 ст. выражение: lechalleh (chalah – совершать, оканчивать, от chol – весь, целый) точнее переведено у святителя Московского словами: да совершится, нежели в переводе Макария: чтоб пресечь и в издании 1875 года: чтобы покрыто было; или дальнейшее выражение того же стиха: lechapper опять точнее передано в переводе святителя Московского: (да) очистится, нежели в переводе издания 1875 года: заглажены; да и в славянском, которого более придерживается издание 1875 года, нежели перевод святителя, читается: (да) очистятся⁸⁵³. Равным образом и в следующем (25) стихе слова подлинника: min mozar dabar lehaschib velibnoth Ieruschalaim буквально переданы в переводе святителя: от исхода слова о возстановлении и о создании Иерусалима, между тем как в издании 1875 года мы читаем: с того времени, как выйдет повеление о возстановлении Иерусалима, причем с одной стороны есть лишние против подлинника слова, а с другой оставлено не переданным выражение: velibnoth⁸⁵⁴. Также в 26 стихе выражение veacharei буквально переданное в переводе Филарета: и после (также и у Макария), в издании 1875 года передано так: и по истечении. И так далее. Кроме того, в передаче еврейского слова: nagid, которое и в 25 и 26 стихе одинаково употребляется о Мессии Христе и переводится у LХХ словом: ἡγούμενος (вождь), а в славянском: старейшина, святитель Московский, следуя последнему переводу, в обоих случаях также одинаково употребляет слово: старейшина, тогда как перевод издания 1875 года в 25 стихе передает его чрез слово: Владыка, а в 26 – чрез слово: вождь⁸⁵⁵. Последние слова 27 стиха однако же представили больше затруднения Филарету при переводе столь важного и в догматическом отношении отрывка. В подлиннике все затруднительное для перевода место читается так: veal kenaph schikkuzim meschomem;⁸⁵⁶ vead kalah venecherazah; thitthach al-schomem, что у LХХ переведено так: καὶ ἐπὶ τὸ ίερὸν βδέλυγμα τῶν ἐρημὠσεων ἔσται, και ἕως συντελείας καιροῦ συντέλεια δοήσεται ἐπὶ τὴν ἐρήμωσιν, и в славянском: и во святилище мерзость запустения будет, и даже до скончания времене скончание дастся на опустение. Слово: kanaph (в st. constr. kenaph) может значить и: птица (см. напр. Быт. 7, 14); но главное его значение: крыло (см. напр. 3Цар. 6, 27; Псал. 67 евр. 68, ст. 14 и др.); следовательно, должно было бы всю первую фразу перевести с еврейского так: и на крыле мерзости⁸⁵⁷ запустения или: опустошения⁸⁵⁸. И не даром LХХ перевели: ἐπὶ τὸ ἱερόν – во святилищи. Здесь, без сомнения, под крылом разумеется не птичье крыло, а крыло храма, как и передано в переводе Макария: и на крыле храма мерзость запустения будет, или, как в Синодском издании: и на крыле святилища будет мерзость запустения. Дальнейшие слова подлинника представляют менее ясности, а потому-то не особенно ясно переданы и у LХХ, как и в славянском. Буквально с теперешнего еврейского текста их следовало бы перевести так: и до окончания (или: совершения)⁸⁵⁹, и решено⁸⁶⁰; изольется⁸⁶¹ над опустошающим (или: опустошением⁸⁶²). У Макария: и до исполнения предназначенной меры гнев будет литься па опустошенное. В переводе Синодского издания: и окончательно предопределенная гибель постигнет опустошителя. В переводе святителя Московского мысль выражена близко к подлиннику, но не ясно.

2 Маккав. 12, 39–45.

Ст. 39. В последующий после сражения день Иуда с своими пришел, чтобы, как требовал обычай, поднять тела падших в битве, и положить со сродниками в гробах отеческих 40. У каждого из умерших нашли под одеждою вещи, посвященные идолам в Иамнии, которых чуждаться повелевал закон Иудеям. Тогда стало ясно для всех, что по сей причине они пали. 41. Все благословили Господа правосуднаго, тайное явным творящаго; 42. и обратились к молитве, прося, чтобы совершенно изглажен был соделанный грех. Благородный же Иуда убеждал людей, чтобы охраняли себя от греха, имея пред глазами случившееся за грех падшим пред сим. 43. Он приготовил также, посредством сбора с каждого человека, около двух тысяч драхм серебра, и послал в Иерусалим, чтобы принесена была жертва за грех. Он поступил очень хорошо и прекрасно помышляя о безсмертии⁸⁶³. 44. Ибо если бы он не ожидал, что падшие воскреснут; то излишне и смешно было бы молиться за мертвых. 45. А есть ли бы он поступил, помышляя, что усопшим в благочестии лучшее уготовано воздаяние: то праведна и благочестива была мысль, по которой он принес за умерших умилостивительную жертву, чтобы они очистились от греха⁸⁶⁴.

Перевод святителя Московского не имел для себя прецедента в каких-либо трудах по переложению неканонических книг Ветхого Завета на русское наречие, и им самим сделан был по личной просьбе отдельного человека, не имея таким образом общественного предназначения; но он произведен с таким знанием дела и так точно и во многих местах метко, что может быть назван образцовым. Хороший знаток греческого языка⁸⁶⁵, виден в переводчике не менее чем блестящий стилист русского и почитатель библейско-славянского слова. Некоторые лишь места подлинника в переводе святителя переданы менее точно и совершенно, нежели в Синодском издании 1875 года, а большая часть не только не хуже, но даже иногда и лучше. Вот примеры. В 39 стихе слова подлинника: Τῆ δὲ ὲχομένὴ ἦλθον οί περὶ τὀν Ἰολύδαν, переданные в переводе Синодского издания словами: на другой день бывшие с Иудою пошли, конечно точнее переданы, нежели в переводе святителя Московского, где, кроме видимой неточности, еще вставлены не имеющие для себя основания в подлиннике слова: после сражения. Но а) вставка эта была необходима очевидно потому, что святитель начинал только свою речь в переводе, а в подлиннике (как и в переводе издания 1875 года) она продолжается уже; мы даже думаем, имея в виду всегдашнюю точность святителя, не ограничена ли эта вставка в оригинале письма его какими-либо знаками (напр. скобками), которых в печатном издании писем не видно; б) переводя: Иуда с своими пришел, святитель прямо и очевидно хотел выдержать славянское чтение, не противоречащее подлиннику: прииде с своими Иуда. Такое же благое намерение, без противоречия подлиннику, руководило святителем и в передаче слов того же стиха: ἀνακομἰσασθαι словом: поднять (слав. да возмет) вместо: перенести, как переведено в Синодском издании и: εἰς τοὐς πατρώους τἀφους словами: в гробах отеческих (слав. во гробех отеческих), вместо: в отеческия гробницы, как бы следовало перевести. И это тем более, что предлог εἰς и в древнем как в новом периоде истории греческого языка нередко принимается и в значении ἐν (то есть сочиняется с нашим предложным падежом)⁸⁶⁶. Но вот слова следующего (40) стиха: τοῖς δὲ πᾶσι σαφὲς ἐγένετο διὰ τηνδὲ τὴν, αἰτίαν τοὺς δὲ πεπτωκέναι, переведенные в издании 1875 года словами: и сделалось всем явно, по какой причине они пали, точнее переданы святителем Московским в словах: тогда стало ясно для всех, что по сей причине они пали. Преимущество точности последнего перевода касается слов: ясно и: по сей причине. Да и в славянском, если в первом предложении читается: всем же яве бысть, то в последнем значится прямо согласно и подлиннику, и переводу святителя: яко сия ради вины падоша. Равным образом далее перевод святителя (в 41 ст.): все благословили Господа правосуднаго, тайное явным творящаго много точнее передает слова подлинника: πάντες οὖν εὐλογήσαντες τὰ τοῦ δικαοκρίτου Κυρίου τοῦ τὰ κεκρυμμένα φανερὰ ποιούντος, нежели перевод издания 1875 года: итак все прославили праведнаго Судию, Господа, открывающаго сокровенное; потому что и в славянском читаем подтверждающее более перевод Филарета, нежели последний перевод: вси убо благословивше правый суд Господень, яко тайная сотвори явлена. И так далее. Не забудем однако же, что перевод святителя Московского: а) не имел для себя прецедентов, тогда как перевод издания 1875 года уже имел таковые в академических и других трудах; б) имел частное предназначение, между тем как перевод издания Синодского имеет назначение общественное, а отнюдь не частное и в) совершен одним им лично, без всякой сторонней помощи, между тем как перевод издания Синодского есть дело труда коллективного. Поэтому тем выше достоинства перевода великого святителя и тем более извинительны некоторые, весьма незначительные притом недостатки его.

Да! великий святитель один нередко заменял многих своими великими духовными дарованиями. И оттого-то пользовался столь заслуженным благоговением со стороны не только частных, но и правительственных лиц. Сам Св. Синод с уважением внимал слову мудрого святителя Московского, что особенно обнаружилось по официальном возобновлении дела перевода Библии на русский язык в 1856–1858 годах⁸⁶⁷. К обозрению переводных трудов святителя, относящихся к этому времени, мы теперь и приступаем и этим обозрением заключим свое критическое исследование о плодах подвигов святителя в означенном деле.

5. Предположение некоторых изменений в новом Русском переводе Нового Завета, с оправданиями таковых изменений.

В исторической части нашего настоящего исследования мы уже делали, для образчика, извлечение из обширного по объему рукописного материала, относящегося к делу перевода Нового Завета в 1858–1862, производившемуся при духовных академиях учрежденными для того комитетами и восходившему на рассмотрение владыки Московского и Св. Синода. Это извлечение мы делали в видах указания на степень участия святителя Московского в означенном деле. Теперь мы должны подвергнуть рассмотрению помянутый материал со стороны критической, чтобы видеть, насколько целесообразны были предположения святителя Московского и насколько основательны его оправдания. И так как этот материал есть рукописный, следовательно, свету неизвестный, а между тем для суждения о трудах святителя по переводу Библии на русский язык весьма важный, прямо указующий то, что мыслил ум великого святителя и что писала его неустанная деятельностью рука, без всяких сторонних влияний (напр. цензоров или редакторов) на его мысль: то мы считаем нужным войти в более подробное рассмотрение этого материала. При этом однако же а) мы не будем рассматривать особо редакционных трудов святителя по переводу, сделанному переводным Комитетом, учрежденным при Московской духовной академии, а будем их отмечать при рассмотрении общего и более важного редакционного труда его по пересмотру перевода всего Нового Завета в том виде, в каком таковой перевод присылаем был к святителю Московскому из Св. Синода; б) оставим до времени «предварение» к «предположению», тем более, что мы уже приводили его в исторической части, а начнем прямо с изложения «Предположения», с «оправданиями изменений»⁸⁶⁸.

Вот выдержки¹⁰⁹⁶ из обширного критического по переводу Нового Завета труда великого святителя Московского, писавшего все вышеизвлеченное своею рукою в 80-летнем почти возрасте своей жизни. Но кто, читая эти выдержки, мог бы сказать, что на сколько слаб, неясен и неразборчив почерк рукописания маститого старца, на столько же неясна, слаба и неразборчива мысль его? Светлый, могучий ум, ясная, свежая мысль, изумительная обширность эрудиции, сведения в географии, этнографии, археологии, истории и пр. пр., глубокое и основательное знание письмени и духа Библии, основательное знакомство с языками: еврейским, греческим, латинским, славянским и русским и пр. и пр., – все это до выпуклости, так сказать, наглядно представляется в приведенных выдержках, как, в свою очередь, и само неопровержимо доказывает, что в немощном теле маститого старца жил неутомленный, если можно так выразиться, летами дух. И не даром исходившее от такого духа и ума слово обаятельно действовало на всех тех, к кому оно относилось так или иначе. Сам Св. Синод, скажем снова, с уважением внимал слову мудрого и маститого архипастыря, и из подстрочнаго сличения переводов можно было видеть, сколь незначительный процент из всего предложенного святителем Московским не принят в Синодское издание русского перевода Нового Завета. Да и в непринятом еще меньший процент остается того, в чем бы перевод святителя не принят был именно по неудовлетворительности его: в большей части случаев это зависело от условий, не стоявших в связи с основательностью или неосновательностью, верностью или неверностью перевода святителя, но таких, каковы например: недоразумение относительно того или другого употребления частиц, одинаковости выражения в передаче греческих слов русскими и под.; также влияние других переводов (особенно славянского) на перевод святителя или же наоборот на перевод Св. Синода и т. д. Но не забудем, что святитель был один в Московской епархии, а в Петербурге, где заседал и заседает Св. Синод, было много иерархов и лиц ученых, занимавшихся и трудившихся в деле перевода. И при всем том перевод святителя Московского в самой большей своей части точен, правилен, ясен; «оправдания» его глубоко основательны, весьма метки, нередко остроумны и при всей серьезности предмета иногда способны вызвать улыбку на устах читающего их. Мы могли бы сказать многое об основательности и тех поправок святителя, которые не вошли в Синодское издание перевода; но не желая утомлять читателей, отсылаем ищущих того к примечаниям нашим, где сличение текста подлинного и переводов даст основание к оправданию и этих поправок святителя.

Переходим теперь к общему суждению о переводных трудах великого архипастыря Москвы – Филарета, чтобы тем заключить наше исследование о его подвигах в деле перевода Библии на русский язык.

Из всех рассмотренных примеров перевода, совершенного лично самим святителем, прежде всего, до наглядности очевидно строгое и точное следование тем основоположениям и правилам, общим и частным, которые он ставил в руководство при совершении этого дела и для себя, и для других, и которые выше изложены были нами. Как само собою понятно, мы здесь говорим об основоположениях и правилах, означенных нами выше под рубриками 8 и 10, то есть, касающихся вопроса о текстах, которыми нужно было руководстваться при переводе и частнейших правил, которые должно было наблюдать в этом же деле, потому что все остальные или суть только побудительные к переводу, – каковы все, означенные нами под рубриками 1–7, – или же, – каково правило, означенное под рубрикою 9, – касаются лишь внешнего порядка дела, не имеющего существенного значения для оценки переводных трудов святителя Московского.

Святитель Филарет, как мы видели из образцов его собственного перевода, на первом плане ставил и ближе всего имел в виду подлинник, с которого переводил – еврейский (и отчасти греческий) для Ветхого и греческий для Нового Завета. Мы нередко встречали его выражения: «это ближе к подлиннику», «это точнее с подлинником» и под., а где не встречали таких выражений, там находили следование этому правилу в самом переводе. Но кроме подлинника, святитель принимал во внимание и переводы, особенно же греческий LХХ и славянский. Мы нередко и притом иногда нарочито приводили примеры из его переводных трудов, свидетельствующие о таком именно отношении его к текстам переводным, и повторять их теперь нет никакой надобности.¹⁰⁹⁷ Что же касается до частнейших правил перевода (рубр. 10), то приложение их к делу в переводных трудах святителя так полно и совершенно, что это последнее обстоятельство само служит наилучшим подтверждением раньше высказанной нами мысли о том, что самая большая часть таковых правил (изложенная в определении Комиссии духов. училищ от 16 марта 1816 года) и составлена если не самим Филаретом, то под руководством и непременно с одобрения его. Как каждое правило в отдельности сказалось в переводных трудах святителя, о том мы опять не будем говорить в виду того, что всякий может проследить это на вышеприведенных выдержках из переводных трудов святителя.¹⁰⁹⁸ Мы теперь коснемся лишь одного обстоятельства в этом отношении: языка самого перевода святителя. Припомним, что еще в числе правил, постановленных Комиссией духовных училищ, были такие, которые гласили, что, хотя и «не должно слишком привязываться к славенским словам и выражениям, ради мнимой их важности» (прав. 12), однако же «славенския слова употреблять необходимо, если недостает соответственных руских» (прав. 13); «славенские выражения употреблять, если они ближе русских подходят» к словам подлинника, «не производя в речи темноты или нестройности» (пр. 14) и наконец: «славенские слова удерживать, если соответствующие им русские не принадлежат к чистому книжному языку» (прав. 15). Затем во 2 пункте проекта определения Св. Синода от 10 сентября 1856 года прямо поставлено было «за правило, чтобы слова и выражения вразумительные не были без нужды заменяемы простонародными».¹⁰⁹⁹ «Сие последнее выражение не должно быть оставлено без внимания», – писал и лично от себя святитель Московский в 1859 году, указывая на это именно правило 2 пункта проекта Синодального определения, «во-первых, потому самому, что это определено Святейшим Синодом, во-вторых, потому, что достоинству священной книги должно по возможности соответствовать достоинство языка, в-третьих, потому, что сим может быть оказано благодеяние Русскому языку, который в настоящее время у многих писателей получил направление к лаодикийскому и демагогическому словоупотреблению и словосочинению людей грубых, необразованных и безграмотных, и от того теряет чистоту и правильность. Если Бог благословит дело перевода Священного Писания на Русское чистое и правильное наречие, и он войдет в домашнее употребление народа: то он может споспешествовать установлению языка, и удержанию его от падения, каковое действие перевода Священного Писания и у других народов замечено».¹¹⁰⁰ Вот глубокая и истинно патриотическая идея, лежавшая в основании заветной мысли святителя Московского о необходимости перевода Библии на русский язык наряду с идеей – доставить «хлеб чадом» и особенно укрепившаяся в нем с сороковых годов настоящего столетия отчасти под влиянием совещаний с такими святителями, как Филарет Киевский, Серафим Новгородский и др., отчасти же в виду той порчи, которой подвергся русский язык в следствие ложного понимания некоторыми писателями народности в языке. «Порча языка, – писал святитель в 1859 году, – началась странным явлением, что Русские писатели и не писатели подчинились голосу поляка Сенковского, который вздумал проклятием насмешки преследовать всем понятное, чистое и необходимое в языке слово: сей. Какой безграмотный не понимает, когда священник произносит в алтаре: сие есть тело Мое? Кто захочет переиначить изречение: сей есть истинный Бог, и сказать: этот есть истинный Бог?»¹¹⁰¹ Мы помним, как святитель Московский горячо спорил из-за этих славянизмов даже с таким святителем, как Григорий (Постников)¹¹⁰², и как он отстаивал их даже пред Св. Синодом в своем «Предположении» в 1859–1862 годах. Все переводные труды святителя служат деятельным выражением того же его убеждения в истине упомянутой идеи. В самом деле, если мы сличим вышеприведенные отрывки перевода Быт. I-II, 2, совершенного святителем Московским и перевода, сделанного за границей под псевдонимом Вадима, «желавшего от перевода обещанного в России свободы от церковных слов и свободы от LХХ толковников», потому де что «они потеряли свой смысл, стали мертвою буквой и затемняют дело»¹¹⁰³: то увидим, как дико звучат слова перевода Вадима для русского слуха и как наоборот возвышенно-стройна речь перевода святителя Московского. Еще более должно сказать это о совершенных позднее переводных трудах святителя Московского, особенно же по Новому Завету. Это печальное заблуждение человека, отрешившегося от исторической жизни народа русского, а не мысль знатока ее, что будто бы «русский язык шел своим путем, а церковный своим»; что, между тем, как «европейские языки выросли, развивались и даже, можно сказать, родились переводами Библии», а «наше положенье совсем другое. Наша нерелигиозная, атеистическая натура мало имела общего с церковью в своем развитии. Выходя из школы или из семинарии и выступая на общественную деятельность, наши писатели и учители забывали «Отче наш» и «Верую» и окончательно разрывали (связь) с церковью»; что «до Николая связь кое-как держалась. С 14 Декабря она лопнула и ее почти не существует. Откуда же было нам иметь библейский язык? Кто читал у нас богословския книги? Кто занимался религиозными вопросами? То, что писалось духовенством не читалось ни кем из лучших и из передовых писателей, кроме разве одного Гоголя, но и тот погиб от своей связи с религией ¹¹⁰⁴. Говорящий так не знает или не хочет знать того, что Русский народ искони питался и воспитывался духовно на священно-церковных книгах, что на них он развивал свой и умственный кругозор и язык; что собственно народ и доселе пока еще, – благодарение Богу! – остается таким; что он не порывал и не порывает своей глубоко укоренившейся связи с религиею и церковью; что чистым и лучшим русским говором он и доселе признает тот, который более всего приближается к церковно-славянскому употреблению слов и оборотов речи; и что собственно не народ, а лишь некоторые, от него изшедшие, но не бывшие от него, именующие себя русскими, обладают несчастием, по своей «нерелигиозной, атеистической натуре, иметь мало общего с церковью в своем развитии, забывать «Отче наш» и «Верую» по выходе из школы, не читать богословских книг» и пр. и пр. Говорящий вышеизложенное не знает или не хочет знать, что были (и теперь есть) такие писатели, как Хомяков, Самарин и др., которые не только не «погибли от своей связи с религией», но и сами написали замечательныя по глубине мысли богословския сочинения, каковые сочинения и доселе не потеряли своего литературно-богословскаго значения. Он не хочет знать того, что не столько пользы, сколько вреда как для общественного благосостояния России, так в частности и для исторического развития языка Русского, можно ожидать от разрыва связи россиян с их матерью – Церковью, хранительницей религии. Святитель Московский напротив глубже понимал и историческую жизнь народа русского и исторически-правильное развитие языка русского, и потому он во всю свою долгую жизнь неустанно заботился о поддержании связи народа с церковью и языка русского с языком церковно-славянским, деятельно обнаружив эту заботу с последней собственно стороны в своих трудах по переводу Библии на русский язык. И его великая заслуга в этом деле никогда не изгладится из страниц истории Церкви русской, народа и языка русского.

Иван Корсунский