Глава II. Составные части Православного Богослужения: а) таинства и отличие их от священнодействий

Таинства Православной церкви, составляя существенную часть Христианского Богослужения, суть такие священнодействия, чрез которые, на основании повеления Иисуса Христа, под видимыми чувственными знаками не только представляется,¹⁷⁰ но и действительно преподается принимающими их невидимая благодать. Человек, как существо духовно-чувственное может познавать невидимое Божие только в чувственных покровах и видах и тем легче и сильнее удостоверяется в действительности духовных предметов, чем определеннее знаки, под которыми они ему представляются. Видимые знаки или посредства в священнодействиях, или таинствах, необходимы для одного человека; в благодать Божия для своего действования на человека не нуждается ни в каких посредствах. Святой Иоанн Златоуст¹⁷¹ говорит: «если бы мы были бестелесны; то и Христос сообщал бы нам духовные дары бестелесно: но поскольку душа наша соединена с телом; то духовное сообщается нам в чувственных видах». Следовательно, по своему устройству человек нуждается в видимых посредствах, чтобы принимать чрез них невидимую силу Божию.

Само тобою разумеется, что никто другой, кроме самого Господа, не мог учредить таких средств облагодатствования человека. Это дело Божие, дар самого Бога. Этим и отличаются таинства от других священнодействий, каковые суть: умовение ног, пострижение в монашество, разного рода молебствия. Эти действия сами по себе священны, благочестивы; но наши, нами самими от своего лица и во славу Божию учреждаемы и совершаемы. Есть священные действия и такие, кои не могут назваться действиями нашими, как совершаемые благодатью Божией, и однако ж не считаются таинствами, напр., освящение храмов или воды, благословение хлебов. Потому что в них только то и есть, что видим – храм, вода и хлеб, – а преестественного ничего нет. Иное дело – молитва, призывание Божие, и иное дело – действие самого Бога.

2) В таинствах под видимым образом сама Божественная благодать силою слова, или обетования Божия, прикасаясь человеку, приемлющему тайну, сообщает ему себя к той мере дарований, в какой эти дарования соединены с тем или иным таинственным действием. Это Божественное действие невидимо и необъяснимо. В тоже время оно соединяется для одного только человека с видимыми знаками, чтобы быть тайной, или с тем, под чем нечто таится, сокрывается. Божественное действие без видимости было бы только духовное, а не таинственное. В видимом и невидимом, т. е., в действии Божием и во внешнем виде, установленном от Бога, заключается, по понятию Восточной церкви, отличительное свойство таинств, – почему все таинства совершаются и преподаются крестным руковозложением и рукоблагословением, как знамением сообщения благодати, чрез образ креста Господня, которым совершена тайна нашего спасения и дарованы нам вся божественныя силы, яже к животу и благочестию.¹⁷² Отсюда, имея такое понятие о таинствах, сколько нечестиво, столько же и безумно было бы приравнивать таинства христианские к магическим тайнам, в которых известным действиям или знакам приписывается такое свойство, что ими будто бы необходимо вызывается сверхъестественная сила. Здесь знаки сами по себе ничего не значат. Все значение их состоит в том, что с ними Бог не по какой-либо необходимости, а совершенно свободно, благоволил соединить действия спасительной своей благодати. Отсюда понятно, что те только священнодействия имеют несомненное значение тайнодействий или таинств христианских, которые учреждены самим Богом, как видимые средства сообщения человеку спасительных даров святого Духа. Они действительно исполняют Евангелие Христово и есть продолжение того приятного лета Господня, которое настало на земле с явлением Спасителя миру.

Отсюда нельзя не видеть неправоты понимания христианского учения о таинствах Протестантами, утверждающими, что видимые, естественные действия в таинствах суть только знаки Божественных обетований для возбуждения и укрепления веры в людях¹⁷³ в заслуги Искупителя, иначе – для напоминания о нашем благодатном состоянии, о нашем пребывании в церкви Христовой; или – простые обряды, отличающие христиан от не христиан, как убеждены Социниане,¹⁷⁴ или они суть только символы, аллегорические знаки духовной жизни, как учат Анабаптисты.¹⁷⁵ Выходя из общего положения своего учения о вере оправдывающей, Протестанты со всеми крайними подразделениями своего учения не допускают в деле спасения человека никакого посредства и никакого посредника между Богом и им, как наученным непосредственно от Самого Бога и внутренно просвещенным от Его Духа. Спасает, по учению Лютера, человека только вере в заслуги Искупителя. Кроме этих заслуг нет никаких других спасающих действий благодати. Притом благодать подается нам не чрез внешние действия, но чрез внутреннее, личное, непосредственное общение с нею верующего. Таким образом, выходя из этого общего начала об оправдании человека верою, Лютер, в вопросе о таинствах, в силу логической последовательности должен был видоизменить взгляд на них и совершенно отвергнуть присутствие благодати в таинствах.

В доказательство своего правого понимания учения в таинствах Православная церковь представляет: 1) многие места священного Писания,¹⁷⁶ в которых прямо выражается та мысль, что посредством известного видимого вещества или действия, употребляемого в известном таинстве, сообщается то или другое благодатное дарование; 2) – самые церковные чинопоследования, по которым Православная церковь совершает таинства и молит Бога, чтобы Он с одной стороны вещество претворил в орудие благодати, соединив с видимыми действиями невидимые действия Святого Духа; с другой – в чинопоследованиях прямо выражается, что с этими обыкновенными действиями соединяются действия сверхъестественные, что то или другое вещество действительно освящается в духовный и духовносообщительный орган; 3) – многие места отцов церкви, как-то: Кирилла Иерусалимского, Афанасия Великого, Григория Нисского, Иоанна Златоустого и друг.¹⁷⁷

Принимать или отвергать известное число таинств, значило бы принимать или отвергать часть Евангелия, часть дел и учения Иисуса Христа, или, иначе сказать, иметь или не иметь такое или иное средство благодати, необходимое для такого или иного обстоятельства жизни нашей о Христе Иисусе. Поэтому святая церковь, сообразно смотрению Божию о нас, предначертанному Евангелием, утвержденному святыми Отцами церкви в предании, допускает в своем Богослужении седмеричное число таинств, соответствующее седмеричным дарам Святого Духа, исчисляемым у Пророка Исаии.¹⁷⁸ Седмеричное число даров Святого Духа, ниспосланное на всю землю, изображено во образе седми огненных свещников, горящих пред Престолом, и во образе седми очей Агнца, за нас закланного, в седми очах смотрения Его о нас.¹⁷⁹ Имея соотношение с нашею жизнью, седмеричное число таинств обнимает всю жизнь христианина, удовлетворяет всем потребностям жизни его о Христе Иисусе и как бы составляет собою новую седмерицу благодатных дел Господа для христианина и наполняет всю настоящую жизнь его. Самое начало таинств ведет нас к такой мысли. Чрез эти таинства мы рождаемся, дышим, питаемся, продолжаем свой род, очищаемся, множимся и врачуемся. Не нужно опускать из вида и того, что при духовных своих потребностях и нужды нашей обыкновенной жизни в настоящем виде требуют того, чтобы благодатные средства были в седмеричном числе их. О числе таинств в совокупности упоминает Тертуллиан,¹⁸⁰ который, сопоставляя обряды христианские с языческими, где (у еретиков) диавол извращает истину, подражая даже действиям Божественных таинств (Sacramentum), говорит: «погружает и он (диавол еретиков) некоторых, как верующих и верных (о Крещении); споручается за очищение прегрешений по купели (о Покаянии) и таким образом, еще посвящает в тайны Мифры; запечатлевает там воинов своих на челах их (о Миропомазании); торжественно совершает и приношение хлеба и образ воскресения вводит и под мечем достает венец (о Евхаристии); и верховного первосвященника (о Священстве) оставляет при одном браке (о Браке).

Все семь таинств Православной церкви: Крещение, Миропомазание, Причащение, Покаяние, Священство, Брак и Елеосвящение имеют Божественное происхождение; ибо они установлены самим Иисусом Христом и раскрыты Апостолами в чине совершения их.

О Крещении

О таинстве крещения Иисус Христос заповедал Апостолам так: шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святого Духа.¹⁸¹ Апостолы в точности исполнили эту заповедь, когда, проповедуя Евангелие всей твари, крестили уверовавших во Христа и во имя Триединого Бога.¹⁸² Самый образ совершения этого таинства высказан в следующих словах самого Иисуса Христа: аще кто не родится водою и Духом, не может внити в царствие Божие.¹⁸³ Поэтому крещение совершалось и до ныне совершается над всеми вступающими в церковь Христову чрез погружение в воду с произнесением слов всесвятой Троицы. Видимую сторону таинства крещения составляют: а) освящаемая особенным священнодействием простая, чистая вода, как исключительное и неизменное вещество для таинства, частью, как превосходнейший из элементов, частью потому, что при сотворении мира вода была седалищем Святого Духа,¹⁸⁴ б) троекратное¹⁸⁵ погружение¹⁸⁶ крещаемого в воду и в) слова, произносимые при сем погружении: «крещается раб Божий N... во имя Отца и Сына и Святого Духа».¹⁸⁷

О Миропомазании

Миропомазание есть то самое таинство, которое Спаситель обещал церкви своей, когда сказал: веруяй в мя, якоже рече писание, реки от чрева его истекут воды живы.¹⁸⁸ Этими словами, по свидетельству Евангелиста, он выражал учение о Дусе, Его же хотяху приимати верующии во имя Его и Которого Он послал на Апостолов по вознесении своем на небо, согласно своему обетованию: и се Аз пошлю обетование Отца Моего на вы.¹⁸⁹ Апостолы первые получили дары Святого Духа в день Пятидесятницы,¹⁹⁰ а потом сообщали их чрез особенные действия и всем новокрещенным для утверждения их в жизни христианской. Действия эти состояли или в возложении рук на крещаемых самими Апостолами, как сказано в книге Деяний Апостольских;¹⁹¹ или – в помазании миром. О втором действии свидетельствуют те места священного Писания, в которых сообщение даров Святого Духа называется помазанием: и вы помазание имате от Святаго.... И вы еже помазание приясте от Него, в вас пребывает....¹⁹² и помазавый нас Бог: иже и запечатле нас, и даде обручение Духа в сердца наша.¹⁹³ Вскоре однако ж, еще в век Апостольский, последнее действие сделалось всеобщим в церкви; почему и самое таинство стало называться Миропомазанием. Видимая сторона Миропомазания: освященное Епископом миро,¹⁹⁴ крестообразное¹⁹⁵ помазание миром главных частей тела – очей, ноздрей, ушей, уст и персей крещающегося,¹⁹⁶ слова, произносимые при помазании: «печать дара Духа Святого».¹⁹⁷

О Покаянии

Слово о покаянии было первым словом Евангельской проповеди: покайтеся и веруйте во Евангелие,¹⁹⁸ убеждал Иисус Христос современников в Галилеи, требуя этого от всех, вступающих в благодатное Его царство. После Иисус Христос вместе с проповедью о покаянии даровал Апостолам, а в лице их и преемникам Апостольского служения, власть вязать и разрешать грехи приносящих покаяние, смотря по их нравственному состоянию, говоря: елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси: и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех.¹⁹⁹ Так учреждено таинство покаяния! Апостолы, во имя данной им от Господа власти вязать и разрешать грехи, действительно разрешали грехи кающихся, а явных грешников, преданных сознательно порокам, исключали²⁰⁰ из общества до тех пор, пока они не приносили искреннего раскаяния в своих грехах; после этого кающиеся могли быть приняты снова в общество верующих чрез публичное покаяние и торжественно допущены к алтарю Господню, к таинству Евхаристии, как торжественному примирению с Богом и возвращению в недра церкви.²⁰¹ Так Апостол Павел повелел предать коринфского кровосмесника сатане во измождение плоти, да дух спасется в день Господа нашего Иисуса Христа, и примирится по Христе с Богом.²⁰²

Видимые действия этого таинства: устное исповедание грехов со стороны кающегося, разрешение то стороны принимающего исповедание во грехах, возложение епитрахили на главу кающегося с словами приемлющего покаяние: «Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатию и щедротами своего человеколюбия, да простить ти, чадо, N... и проч.».²⁰³

О Причащении

Таинство Причащения в первый раз совершил Сам Спаситель, когда благословил хлеб и вино, и под видом их преподал Апостолам плоть и кровь свою. Это священнодействие Он заповедал Апостолам творить в Его воспоминание, говоря: сие творите в Мое воспоминание.²⁰⁴ С тех пор в церкви непрерывно и неизменно совершается таинство причащения тела и крови Господа нашего, Иисуса Христа, по установлению Господню.²⁰⁵ Видимая сторона этого таинства: хлеб и вино, смешанное с водой, крестообразное благословение вещества, слова священнодействующего после благодарственной молитвы и призывания Святого Духа: «и сотвори убо хлеб сей, честное тело Христа твоего; а еже в чаше сей, честную кровь Христа твоего, преложив Духом Твоим Святым».²⁰⁶

О Священстве

Новозаветное Священство по чину Иисуса Христа, давшего Апостолам служение примирения²⁰⁷ и поставившего их в строители таин Божиих,²⁰⁸ учреждено новозаветным и всесовершенным Первосвященником, вместо Ветхозаветного священства по чину Ааронову, и усвоено первее всего Апостолам: якоже посла мя Отец, и Аз посылаю вы, было сказано Апостолам воскресшим Господом.²⁰⁹ Апостолы передали благодать священства некоторым из учеников своих, чрез видимое действие рукоположения, которым вверили совершение таинств и пасение стада Христова.²¹⁰ Не неради о своем даровании, сказано было Апостолом Павлом своему ученику Тимофею, живущем в тебе, еже дано тебе бысть пророчеством с возложением рук священничества, или: руки скоро не возлагай ни на кого же.²¹¹ Преемники Апостолов, получившие от них право и власть рукополагать с молитвою и призыванием Святого Духа и других пастырей – быть служителями Слова и строителями тайн Божиих, преемственно передавали и передают своя полномочия из века в век; так что таинство священства, совершаемое доселе по точному образцу Апостольскому,²¹² служит как бы непрерывною цепью, связующею со вне церковь Христову с Её основателем и главою, Иисусом Христом. Видимая сторона таинства священства: возложение Архиерейских рук на главу поставляемого, молитвенные слова, произносимые Архиереем: «Божественная благодать»...²¹³

О таинстве Брака

Брачный союз первоначально установлен был Самим Богом еще к Раю, потом утвержден был Господом и Спасителем нашим, учившим о нем так: еже Бог сочета, человек да не разлучает.²¹⁴ Апостол Павел Брак называет прямо тайною и притом великою: тайна сия велика есть²¹⁵ и указывает в нем образ союза Христа с церковью. Таинство Брака совершалось издревле под наблюдением церкви и при её благодатном благословении. Игнатий Богоносец,²¹⁶ муж Апостольский пишет к святому Поликарпу, Епископу Смирнской церкви, что «те, которые вступают в Брак, должны вступать с согласия епископа, чтобы Брак был о Господе, а не по плоти». Вступление в Брак мужчины и женщины совершается видимым их обручением друг другу и венчанием.

Видимую сторону таинства Брака составляют: торжественное свидетельство жениха и невесты пред церковью о добровольном согласии на вступление в брачный союз, торжественное благословение сочетавающихся и слова; «обручается раб Божий N..», а при венчании, коим запечатлевается таинство: «венчается раб Божий N..».

О таинстве Елеосвящения

Таинство Елеосвящения, совершается над больными, имеет начало свое в том действии Апостолов,²¹⁷ которое они еще во времена земной жизни Иисуса Христа, и, без сомнения, по Его непосредственному наставлению совершали над больными, помазуя их елеем, и тем возвращали им телесное и душевное здравие. Как оно совершалось в церкви Апостольской, это видно из слов Апостола Иакова, побуждающего верующих обращаться в болезнях к этому таинству: «болит ли кто в вас, говорит он, да призовет пресвитеры церковные, и да молитву сотворят над ним, помазавше его елеем, во имя Господне. И молитва веры спасет болящаго, и воздвигнет его Господь: и аще грехи сотворил есть, отпустятся ему».²¹⁸ По древнему обычаю это таинство совершалось 7-ю пресвитерами, в соответствие семи дарам Святого Духа, какие исчисляет Пророк Исаия, или семикратному слячению над умершим сыном Самонитяныни, воскрешенным Пророком Елисеем, или семи Ветхозаветным Иереям. Ныне совершается это таинство, в случае крайности, одним священником.

Видимая сторона этого таинства: елей или деревянное масло, семикратное крестообразное помазание им главных органов тела больного и слова или молитва, произносимая совершителем сего таинства: «Отче Святый, врачу душ и телес» и проч.²¹⁹

Все христианские таинства имеют действительное значение только в Православной церкви и только здесь понятен их подлинный смысл и действительна их благодатная сила. Вне церкви они являются не таинственными действиями, а простыми обрядами или другим чем-либо, как было в язычестве. В Православной же церкви 1) чрез таинство Крещения человек, принимающий его, вводится в церковь, делается членом тела Христова и получает начаток новой жизни, облекается в новое право сыноположения Богу, и таким образом становиться новым человеком. Поэтому Крещение, для выражения своего внутреннего значения, в Св. Писании называется банею пакибытия,²²⁰ новорождением и облечением во Христа.²²¹ Поэтому оно, как новое рождение, и не повторяется, для чего и говорит святая церковь в Символе Веры: «исповедую едино крещение». – 2) Чрез таинство Миропомазания новокрещенные как бы посвящаются на первую степень церковную, или получает то звание в церкви, которое принадлежит всем членим её вообще и по которому все они цари и иереи,²²² все род избран, царское священие, язык свят, люди обновления,²²³ все помазанники Божии, имеющие ни себе печать Святого Духа и в себе все Божественныя силы, яже к животу и благочестию.²²⁴ Подобно Крещению и это таинство, очевидно, не может быть повторяемо. – 3) Чрез таинство Покаяния человек получает постоянное врачевство от духовных болезней – грехов, семя которых остается в природе нашей и по Крещении и составляет того ветхого человека, полное совлечение которого, вместе с полным облечением в нового, есть главная задача земной жизни христианина – облещися в новаго человека, созданнаго по Богу в правде и в преподобии истины.²²⁵ Врачуя грешников таинством Покаяния, святая церковь постоянно таким образом восстановляет нарушенный ими союз с Богом и возвращает им право сыноположения, приобретенное во святом Крещении. От того-то Покаяние называется иногда вторым Крещением – 4) Чрез таинство Причащения человек, вкушая истинного тела и истинной крови Христовой, теснейшим образом соединяется со Христом, веруя, что аще кто не снест плоти сына человеческаго, не пиет крови Его, живота не будет имети в себе.²²⁶ ядый мою плоть, и пияй мою кровь, во Мне пребывает, и Аз в нем, сказал Спаситель, – 5) Чрез таинство Священства сообщается приемлющему его пастырская власть, или право и сила руководить верующих, питать их словом Божиим и преподавать им благодать Святого Духа. В силу таинства Миропомазания все христиане делаются, иереями Богу, но не пастырями церкви. Пастырство преподается только избранным лицам в таинстве священства. По самому значению своему это таинство не повторяется. – 6) Чрез таинство Брака благословляется союз двух лиц различного пола; после чего они уже не просто мужчина и женщина друг для друга, но муж и жена и плоть едина. От благословенного союза их, как от священного корня, могут возникать и ветви святые, т. е., дети от христианского брака в самом происхождении своем получают уже освящение. – 7) Чрез таинство Елеосвящения церковь врачует телесные немощи членов своих. Если не всегда чрез это таинство возвращается больным телесное здоровье и сохраняется жизнь их; то чрез это нисколько не отрицается благодати таинства; потому что таинство Елеосвящения простирается не на одно тело, но и на душу, и молитвы верующих никогда не могут оставаться бесплодными для немощного телом брата их по вере, оживет ли он для настоящей жизни, или перейдет в другую.

Упоминая в общем определении таинств о взгляде Лютера на них, мы видели, что он, как основатель Протестантского вероисповедания, считает таинства не за проводники благодати, а только за знаки нашего общения со Христом, способствующие возбуждать и укреплять в нас веру в заслуги Искупителя. Сообразно с таким взглядом на таинства Лютер подвергнул их пересмотру, и одни из них оставил, несколько видоизменив их, а другие исключил из ряда таинств и отнес их к простым обрядам. Подобное событие, конечно, не мыслимо в церкви Православной, но в Протестантстве очень естественно. Для протестантов церковь не живой организм, управляемый жизненною силою – Духом Святым, а собирательное имя, под которым разумеются люди, исповедующие Христианскую веру. А люди, как люди, говорят они, всегда ограничены, и потому, говорит об этом сам Лютер, истины христианские в разные времена и при разных обстоятельствах могут быть понимаемы то более, то менее ясно и правильно. Отсюда не все то закон и привило для христиан последующих времен, что было таким для христиан времен прошедших. Руководствуясь такими понятиями, Лютер не усомнился подвергнуть своей критике и самые таинства церковные, и нашел, что только Крещение и Причащение справедливо могут называться таинствами, а прочие священнодействия как-то случайно присоединены к числу таинств, и на самом деле не имеют такого качества и значения. Такому суждении Лютер предпослал ложное начало, которое, удаляя его от истины, привело его к ложным последствиям. И прежде всего из числа таинств Лютер исключил таинство Миропомазания, не придавая ему значения таинства на том основании, что оно будто бы излишне после того, как совершено Крещение, и не может укреплять нашей веры в заслуги Искупителя, ни даже напоминать нам об Искупителе. За таинством Миропомазания Лютер отверг и таинство Елеосвящения, которое, по мнении его, не заключает в себе элемента веры в искупительные заслуги Спасителя. Оно имеет целью телесное исцеление больного, а не укрепление его веры в Искупителя. Еще более противоречило Лютерову началу таинство Священства, которое, как нельзя более шло в разрез с учением Лютера об оправдании личною верою и возможности одних только непосредственных отношений верующего к Богу. Естественно, что Лютер отверг это таинство, как допускающее посредство людей между Богом и человеком и сообщающее только известному классу людей дар быть руководителями и пастырями в церкви, раздаятелями благодатных даров другим. Священство, по мнению Лютера, принадлежит всякому верующему с того момента, как он вступил в царство благодатное. Здесь всякий верующий, как наученный от Бога, есть учитель самого себя, есть и иерей Богу.²²⁷ На основании такого понимания таинства Священства у Протестантов нет и лиц священного сана. Их пастыри суть только народные учители, избираемые обществом, но не освящаемые особенною благодатию Святого Духа. Отсюда Протестанты не могут совершать таинств. Впрочем, отвергая священство, как таинство, Протестанты признают необходимою, так называемую, «ординацию», т. е. постановление пастыря, в роде посвящения; так что без этой «ординации» никто не может быть допущен к совершению таинств, какие оставались, по лютеранскому исповеданию, в их церкви. В этом нельзя не видеть противоречия Протестантов самим себе. Наконец и таинство Брака, как не напоминающие христианам об Искупителе и не укрепляющее их веры в Него, отвергнуто и низведено в разряд простых обрядов. Таким образом, руководствуясь своим учением – о вере оправдывающей, Лютер оставил только три таинства: Крещение, Покаяние и Евхаристии, и, сообразно со своим общим воззрением на таинства, лишил вышеозначенные таинства того значения какое усвоено им Православною церковью. Таинство Крещения, напр., по учению Лютера, есть только символ прощения грехов. Оно не освобождает нас от первородного греха, а только удостоверяет в том, что грех нам прощен, что мы из отверженных стали сынами Божиими и получим вечное блаженство. Таинство Покаяния Лютер сначала признал за таинство, но потом впоследствии вовсе отверг значение его, как таинства, возбуждающего и укрепляющего в человеке веру в заслуги Искупителя. По начальному воззрению Лютера, таинство Покаяния есть продолжающееся действие Крещения. Цель его – отпущение грехов чрез веру во Христа. Оно возбуждает эту веру и воспитывает надежду на исполнение обетований; поэтому существование его в церкви законно, но образ совершения его в Лютеранской церкви неправилен. Он и Меланхтон заповедовали тайное, внутреннее исповедание грехов пред Богом; но не открытое пред освященным лицом. Лютер составил несколько образцов для подобной исповеди в руководство народа. В учении о таинстве Евхаристии Лютер отвергнул действительность пресуществления хлеба и вина в тело и кровь Христову, как софистическую тонкость. Евхаристия, по его воззрению, не есть повторение Голгофской жертвы, потому что хлеб и вино не претворяются в тело и кровь Христову. Агнец, раз закланный, не закалается вновь, и хлеб остается по-прежнему хлебом. Но отвергнув пресуществление хлеба и вина, Лютер не отверг невидимого присутствия Иисуса Христа в таинстве Евхаристии. Хлеб, по его понятию, не претворяется в тело Христово, но тем не менее Христос пребывает своим телом здесь же вместе с видимым хлебом (in pane, cum pane, sub pane). Таким образом таинство Причащения у него является не знаком только благодатного общения со Христом, но действительным общением с Ним. Благодатное действие в таинстве Евхаристии уже непосредственно обуславливается внешним явлением хлеба и вина.

Не будем говорить о том, как недостаточны основания, на которых Протестанты ограничили число таинств; довольно заметить, что у них не могут иметь действительного значения и те таинства, которые ими удержаны. В самом деле, если Крещение есть введение верующего в церковь Христову или привитие его к живому телу Христову, о чем согласно учит Православная церковь, и удостоверяет верующего, что он – сын Божий по благодати; а общество Протестантское есть только собрание единиц, не имеющих внутренней, органической связи между собою; то какое значение может иметь у Протестантов это таинство? Не должны ли они понимать его так, что известными словами, при известной обрядности вызывается высшая таинственная сила и вселяется в крещаемого? Но приписывать такое значение таинству христианскому, значило бы приравнивать его к действиям тайной магии. Еще труднее у протестантов признать действительным таинством Причащение. Иисус Христос, преподавая в первый раз это таинство своим Апостолам, сказал им: приимите, ядите, сие есть тело мое; пейте от нея вси; сия есть кровь моя новаго завета,²²⁸ при этом присовокупил: сие творите в мое воспоминание, и тем самым уполномочил их установить это таинство в земной церкви на все времена. Здесь ясно указывается не только существо, но и самый порядок совершения Евхаристии. В силу прямой заповеди Иисуса Христа, Апостолы, как сами устрояли вечерю Христову, так передали и преемникам своего служения право совершать это таинство по примеру Господню. Но кто дерзнул бы сам себе присваивать такое право? Между тем в Протестантской церкви нет Апостольской Иерархии, нет лиц, освящаемых преемственным от Апостолов рукоположением для совершения тайнодействий христианских. Что же надобно думать о значении совершающегося у Протестантов Причащения? Не является ли оно у них простым символическим действием? В протестантском учении о таинстве Евхаристии встречается крайняя неопределенность, когда они разумеют под ним одно воспоминание страданий Христовых и когда считают его источником благодатных даров для участвующих в нем; не ясно ли после этого что это воспоминание ничем не отличается от других подобных воспоминаний, которым однако же не приписывается Лютеранами благодатного действия. Если таинство Евхаристии удержано Протестантами и не низведено в разряд простых обрядов; то только поневоле, по неотразимому требованию Апостольского предания, и хотя оно сохранено ими по виду, но не может быть принято, как истинное таинство тела и крови Христовой.

Вот как понимают Протестанты учение о таинствах и какое принимают число их. Отсюда видно, насколько правильно они понимают таинство и какую силу приписывают своим таинствам.

Равным образом неправильно понимает силу и значение некоторых таинств и Католическая церковь. Она, как имеющая у себя Апостольскую Иерархию, содержит тоже самое число таинств, что и Православная церковь; но, изменив духу Христовой церкви, она утратила истинное разумение силы и значения таинств и во многом исказила их. Не говоря уже о том субъективизме, который проглядывает в каждом из таинств её, о той самонадеянности, какая дается совершителю их в раздаянии благодатных даров принимающим таинства, Католическая церковь исказила истинный дух таинств. Так, напр. 1) в таинство Священства она привносит учение о Папе и поставляет его главою церкви. Он, очевидно, должен стоять у Католиков выше всех Епископов; а между тем посвящается Епископами. Здесь двоякое искажение порядка вещей: является степень священства не существующая в Апостольской Иерархии и превращается Божественный порядок благословения, по которому меньшее от большего благословляется,²²⁹ а не наоборот, как бывает в Католической церкви. 2) В таинстве Брака Католическая церковь неправильно понимает истинное учение о нем, как таинстве, допуская принужденное безбрачие всего духовенства и, будучи вызвана к тому обстоятельствами времени, силится доказать свое учение о сем неправильными доводами. В своем учении о таинстве Брака Католическая церковь противоречит Апостольскому учению относительно тех свойств, какие требовались от избираемых к посвящению на степень священства. Апостол Павел пишет Тимофею и Титу по сему вопросу так:²³⁰ подобает убо Епископу быти непорочну, единыя жены мужу;... устроиши по всем градом пресвитеры: якоже тебе аз повелех. Аще кто есть непорочен, единыя жены муж, чада имый верна... Допуская безусловную нерасторжимость брачного союза, даже в случае прелюбодеяния супругов, Католическая церковь прямо противоречит существу Брака и явному о нем учению Спасителя.²³¹ 3) В учении о таинстве Евхаристии Католическая церковь неправильно понимает самый образ пресуществления даров – хлеба и вина в истинное тело и кровь Христову, т. е., она по своей закоренелой привычке понимает самые духовные действия в смысле материальном и старается облекать духовные предметы в материю. От того-то во всем Католическом Богослужении до очевидности проглядывает материализация. 4) В учении о таинстве Елеосвящения она разнствует с Православною церковью в том, что превратила это таинство в последнее помазание «Extrema unctio». Такое её учение о таинстве Елеосвящения есть нововведение, явившееся после разделения церквей в 12-м и 13-м веках.²³²

1) Чтобы таинства, как священнодействия, могли благодатно действовать на человека, для этого они должны быть совершаемы по воле Господа Иисуса, согласно с Его установлениям и по Богопреданному чину.

2) Чтобы то и другое таинство могло быть совершаемо согласно с волею Господа, для этого необходимо и совершителю таинств иметь право на то, что и как он совершает, и желание (intentio) совершить священнодействие Богоустановленным образом.²³³

3) Священнодействующий должен приступать к совершению таинств не только с намерением или желанием, которым исключительно ограничивается Католическая церковь; но и с глубочайшими благоговением, с незазорною совестью, в чистоте духа и тела. Этого требует величие и святость таинств; и самая церковь приготовляет священнослужителя к совершению таинств, напр., Крещения и Евхаристии, особенными умилительными молитвами. Здесь нужно заметить, что благоговение требуется от совершителя таинств только для того, чтобы ему самому не подвергнуться за небрежение к делу Божию суду, о котором сказано в Писании: проклят всяк творяй дело Божие с пренебрежением,²³⁴ и суду церковному; – а не для того, как нечестиво думали древние Анабаптисты, потом Валденсы и Альбигойцы, также последователи Виклефа, чтобы совершаемые священнодействующим таинства имели свою силу. Нелепость последнего мнения может быть доказана тем, что благодатная сила таинств зависит всецело от заслуг и воли Иисуса Христа, но ни как не от нравственных совершенств и добродетелей совершающего таинства; совершает таинство невидимо сам Господь наш, Иисус Христос, а священнодействующий является здесь только Его служителем и видимым орудием, чрез которое Божественный Установитель таинств преподает их людям. Что сила таинств не зависит от нравственных качеств совершителя их, это ясно доказали отцы церкви: Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Исидор Пелусиот и другие.²³⁵

Таинства Православной церкви должны быть принимаемы лицами, приступающими к ним с верою в Искупителя, заслужившего нам благодать Святого Духа, с покаянием и сокрушением о грехах, с молитвою и умилением сердечным. Такого расположения духа требуют от приступающих к таинствам: 1) Священное писание.²³⁶ В книге Деяний Апостольских говорится о некоем каженике, который, выразив желание креститься, получил следующий ответ от Апостола Филиппа: аще веруеши от всего сердца твоего, мощно ти есть. Отвещав же рече: верую сына Божия быти Иисуса Христа.²³⁷ А у Апостола Иакова сказано: молитва веры спасет болящаго;²³⁸ 2) Святая церковь, которая всем своим составом чинопоследований таинств располагает приемлющих таинства к молитвенному, сердечному и умилительному расположению духа; и 3) собственное благо приемлющих таинства; потому что, принимая таинства без живой веры и печали по Бозе, без благоговения и умиления, они приемлют благодатные дары не во спасение себе, а в суд и осуждение.²³⁹ Апостол Павел сказал в отношении таинства Евхаристии: ядый и пияй недостойне, суд себе яст и пиет, не разсуждая тела Господня.

Молитва, как возношение ума и сердца к Богу, как выражение религиозных чувств человека и собеседование его с Богом, по самому существу своему необходимо должна входить в состав Богослужения. Эта естественная связь молитвы со служением Богу, которое должно быть в духе и истине, для христианина сделалась тем важнее и необходимее, что получила начало от самого Иисуса Христа, воздававшего хвалу и благодарение Богу Отцу и²⁴⁰ преподавшего своим ученикам образец молитвы.²⁴¹ Равным образом и святые Его Апостолы²⁴² заповедали верующим молиться. Отсюда утверждаем, что церковная молитва имеет происхождение Божественное.

Церковная молитва по своему содержанию разделяется на молитву: славословия, благодарения и прошения. В самом деле, размышляет ли когда человек о величии Бога, или сознает свойства Божии, если только это размышление переходит в чувство, оно непременно выражается благоговейною и хвалебною молитвою, в которой человек выражает своему Творцу и всесовершeннейшему существу – Богу свое благоговение и во всеуслышание прославляет имя Его и, как представитель природы и бессловесной твари, возвещает славу Божию. Поэтому и Сам Божественный Установитель истинного поклонения и святые Его ученики и Апостолы в христианских собраниях возносили свои хвалебные молитвы в честь Бога Отца, Творца и Промыслителя, возбуждали ими и питали христианское одушевление ради чести и славы Существа всесовершенного и дивного в делах своих. Далее, когда человек рассматривает благодеяния Божии, так щедро всюду изливаемые; тогда у него является чувство благодарности, которое выражается молитвою к Богу – Благодетелю, так милосердно ущедряющему и ниспосылающему ему все благодеяния. В этой молитве он выражает чувство любви, радости в Боге и Христе, чувство довольства Божественным мироправлением, чувство своей благоговейной преданности Богу. А когда человек сознает свою виновность пред Богом, чувствует свою греховность; тогда у него является раскаяние, искреннее желание приближения к Богу и соединения с Ним. – Такое состояние выражается в покаянной молитве к Богу. Если человек нуждается в чем-либо и не находит себе помощи и спасения; тогда он опять обращается с молитвою к Богу – Помощнику и Благодетелю всех, выражает свое чувство в молитве просительной, где испрашивает себе благ во внешней жизни, утешения и спасения в нужде и опасности, а особенно благодатной помощи; молится о просвещении, об укреплении веры, о помощи в подвигах добра и о прочих дарах благодати. Одним словом – всякое религиозное движение души человека выражается молитвою; и без молитвы нельзя представить разумного Богослужения. От того мы и видим, что не было религии на земле, которая не сопровождалась бы молитвою. В христианской церкви Богослужение, совершаемое в духе и истине, по преимуществу должно сопровождаться молитвою, которая тем более должна получить важное значение и широкое применение в христианском Богослужении, что соборную молитву заповедал Сам Иисус Христос, говоря: идеже бо еста два, или трие собрани во имя мое, ту есмь посреде их.²⁴³ Он освятил её своим примером и заповедал совершать её Апостолам, которые бяху терпяще единодушно в молитве и молении, с женами и Мариею Материю Иисусовою, и с братиею его.²⁴⁴ Получив заповедь от Божественного Основателя молиться, Апостолы, в свою очередь, сами заповедовали христианам возносить Богу при Богослужении молитвы, моления, прошения и благодарения.²⁴⁵ История первых христиан подтверждает нам, что древние христианские собрания сопровождались по большей части молитвою к Богу. Тогда, при Апостолах и после их, всякое религиозное собрание христиан открывалось и заканчивалось молитвою, как свидетельствуют отцы церкви 1-х веков. Иустин мученик, описывая собрания христиан, говорит: «потом, т. е., по окончании поучения, мы все встаем и молимся». Он упоминает даже о главной благодарственной молитве, которую произносил предстоятель церкви над принесенными дарами и после которой весь народ отвечал: «аминь».²⁴⁶ Тертуллиан говорит: «вечеря начинается молитвою к Богу, потом вкушают пищу, но не забывают, что и ночью надобно быть на молитве». Климент Александрийский²⁴⁷ говоря о церкви, называет её собранием людей, занятых молитвами, составляющих как бы один общий голос. Ориген говорит: «у христиан молитва должна начинаться славословием, переходить в благодарение и заканчиваться прошением». В постановлениях Апостольских²⁴⁸ излагаются самые образцы молитв, употребляемых при совершении таинств и других священнодействий.

Выше мы сказали, что молитвы по содержанию своему разделялись на молитвы славословия, благодарения и прошения; в них христиане выражали не только свои собственные религиозные чувствования, но и молились друг за друга. В этом случае они руководствовались мыслью, что вся церковь и каждый отдельный человек – член её, как тесно связанное целое, стремится к одной общей цели, что каждый член церковного общества в успехах другого видит улучшение себя, а в несчастии его участвует как бы в своем собственном. В таких молитвах, христиане, сознавая свое бессилие, просили Бога о всех нуждах своих и нуждах тех из братий, с которыми они находятся в единении чрез Иисуса Христа. Такие молитвы церкви становились более угодными и сильными пред Богом, привлекали на себя особенное от Господа внимание. Поэтому-то Апостол Павел просит Солунскую церковь,²⁴⁹ чтобы она молилась о нем: братие, молитеся о нас, – или Колосскую церковь: в молитве терпите, бодрствующе в ней со благодарением: молящеся и о нас вкупе.²⁵⁰ О таковой молитве, бывшей в общественном Богослужении, свидетельствуют нам отцы и учителя церкви 2-го и 3-го веков, как-то: Тертуллиан, Ориген, Киприан Карфагенский, Дионисий Александрийский и другие. «Мы молимся, говорит Тертуллиан, за императоров, за их правителей, за их властей, о пребывании настоящего века, о всеобщем мире, об отдалении кончины». «Мы всегда просим и воссылаем молитвы, пишет Киприан Карфагенский, об усмирении врагов, о ниспослании дождей, об удалении или уменьшении бедствий, днем и ночью беспрерывно и неослабно молимся, ходатайствуя и умоляя Бога и о вашем мире и спасении». О просительной молитве за других, употребляемой христианами при общественном церковном собрании, кроме отцов церкви говорят все древние Литургийные кодексы, дошедшие до нас.²⁵¹

Так как одни из братий наших уже оставили нас и перешли в другой мир, а другие остаются с нами; то молитва просительная разделяется на два вида: на молитву за живых, где мы просим у Бога всего нужного и полезного для их духовных и телесных нужд, и на молитву за умерших, где мы просим у Бога оставления их грехов и избавления их от мук ада. Хотя некоторые христианские церкви, напр., Протестантская и др. не признают молитв за умерших, приводя в доказательство то, что «ходатайства людей за людей пред Богом не могут изменить определения Божия о вечной участи человека, и потому бесполезны и даже неуместны при ходатайстве за всех единого Ходатая Бога и человеков – Христа Иисуса». – Но их положение неверно потому, что если вообще молитва верующих друг за друга имеет благотворную силу; то тем более молитва святых о грешных. Апостол Иаков говорит:²⁵² много бо может молитва праведнаго поспешествуема; потому, молитеся друг за друга, яко да исцелеете. Из этих слов Апостола видим, что молитва праведного за другого сильна пред Богом, как сделавшегося участником плодов дела Христова. Если мы уверены, что чем теснее наше общение со Христом, тем больше мы принимаем участия в делах Его, – праведники же находятся с Ним в самом тесном общении; отсюда и молитва их бывает сильна на столько, на сколько они участвовали в деле Христовом. В силу такого основания ходатайственная молитва друг за друга с самого начала христианства входила уже в состав Христианского Богослужения. Сам Иисус Христос молился за всех учеников и за церковь. Святые Апостолы внушали христианам молиться друг за друга. Отцы церкви, как-то: Ориген,²⁵³ Киприан,²⁵⁴ Кирилл Иерусалимский²⁵⁵ и Дионисий Ареопагит утверждают тоже.²⁵⁶ Тертуллиан говорит:²⁵⁷ «муж ежегодно совершает память о жене и приносит жертву, и наоборот жена тоже ежегодно приносит жертву за мужа умершего». В постановлениях Апостольских есть уже определенные молитвы за умерших.²⁵⁸ Святой Иоанн Златоуст прямо называет молитвы за умерших установлением Апостольским. «Не напрасно, говорит он, установлено Апостолами творить пред страшными тайнами поминовение об усопших. Они знали, что велика бывает от сего польза для усопших, великое благодеяние».

В состав Богослужения входили и входят молитвы к Божией матери, к Ангелам и Угодникам Божиим. Нет надобности говорить, что религия христиан проповедует единого Бога, славимого в Троице. Поэтому всякая христианская молитва есть собственно молитва к единому Богу, славимому в трех лицах. Этим именно характером и отличаются молитвы Христианские от молитв Еврейских и языческих. Воссылая молитвы, прошения и благодарения к единому в Троице славимому Богу, Православная церковь в тоже время обращается в своих молитвах к Божией Матери, к святым Ангелам и к Угодникам Божиим. Эти молитвенные обращения к святым нисколько не противоречат словам Апостола о едином Ходатае, Спасителе мира. Иисус Христос называется единым Ходатаем пред Богом за людей, как Искупитель человечества. Никто из святых не может быть сравниваем в этом отношении со Спасителем рода человеческого. Молитвы к ним основываются на ходатайстве пред Богом Сына Божия и, обращенные к ним, в строгом смысле относятся к единому Богу, дивному во святых своих. Если мы ублажаем, просим и благодарим святых; то не как богов каких, достопоклоняемых по самому существу своему, не как благодетелей, могущих помогать нам своею собственною силою. В своем обращении к ним Православная церковь просить их только быть нашими ходатаями пред Богом, как имеющих дерзновение к Богу и сильных благодатию Христовою, так что все, просимое у них, мы получаем в силу заслуг Иисуса Христа, Который один есть наш и единственный Ходатай и без Которого мы беспомощны. Отсюда, обращаемся ли мы с молитвою к Божией Матери, к Угодникам Божиим и к Ангелам, мы обращаемся к ним, как к посредникам между нами и Сыном Божиим и просим, чтобы святые своими молитвами содействовали успеху наших молитв. Такое понятие о молитве, обращаемой к Божией Матери, к Ангелам и Угодникам Божиим, раскрывается во всех памятниках древности, как то: в литургии Апостольских постановлений, св. Иакова, Евангелиста Марка, Кирилла Александрийского, в литургиях Мозарабской, Галликанской, Римской и других; в творениях св. отцов: Кирилла Иерусалимского, Василия Великого, Григория Богослова, Григория Нисского, Иоанна Златоустого, Ефрема Сирина, Евсевия Кесарийского, Дионисия Ареопагита, Киприана Карфагенского и блаж. Амвросия, Иеронима и Августина. В постановлениях Апостольских говорится: «при принесении бескровной жертвы воспоминаются Пророки, Апостолы, мученики и исповедники с тем, чтобы чрез их молитвы Бог принял наши молитвы». – «Мы молимся, говорит Кирилл Иерусалимский, объясняя Литургию новокрещенным, о прежде почивших, во-первых, о патриархах, пророках, Апостолах, мучениках, чтобы их молитвами и предстательством Бог принял моление наше». «При трапезе Господней, говорит блаж. Августин,²⁵⁹ мы воспоминаем святых мучеников не для того, чтобы молиться за них, как за друзей, в мире почивших, а для того, чтобы они молились за нас, чтобы, по их молитвам, Бог принял и наши молитвы». Блаж. Иероним говорит: «если Апостолы и мученики могут молиться за других, еще сами оставаясь в живых, когда они должны молиться за себя самих; то насколько сильнее они могут предстательствовать, получив венцы, после побед и торжеств».²⁶⁰

Кто обязан был произносить молитвы в церковных собраниях, как и в какой форме они произносились, – эти вопросы могут быть решены таким образом: так как Богослужение Православной церкви есть Богослужение общественное и так как представителями общества были Епископы и их помощники – пресвитеры; то очень естественно, что на них лежала исключительная обязанность произносить молитвы в церковных собраниях. Это доказывает история христианства первых веков, откуда видим, что молитва в христианских собраниях была возносима к престолу Бога от имени всего общества Епископами и пресвитерами. У Игнатия Богоносца, (2 в.) встречаем в его послании²⁶¹ мысль, что Епископ есть представитель мыслей и чувств Христианского общества. Иустин Мученик выражается так: «предстоятель воссылает молитвы и благодарения со всею силою усердия, – или сколько достанет сил».²⁶² Затем в помощь предстоятелям церкви поставлены были диаконы с правом не возносить молитвы в церковных собраниях от целого общества, а только приглашать христиан к молитве, указывать им то, о чем они должны молиться. Так они приглашали христиан преклонить колена,²⁶³ наклонить главы, молиться о том-то и о том-то; после чего возносилась молитва к Богу самими христианами в словах: «Господи помилуй», «подай Господи». И если Богослужение совершается от имени общества, то очевидно, что предстоятель церкви, произнося молитвы, не один молился, а вместе со всеми присутствующими, которых приглашал к этому возгласом: «Господу помолимся» и так далее. – Присутствующие заканчивали всеобщую молитву словом: «аминь». Об этом святой Златоуст говорит так: «священник не один молится и не прежде начинает благодарственную молитву, как наперед услышит от предстоящих готовность к молитве». Затем Златоуст указывает и на самые пункты, в которых выражается эта готовность к молитве, а именно: «священник произносит: «горе имеим сердца», народ ответствует: «имамы ко Господу». Священник: «благодарим Господа», и начинает произносить молитву уже после того, как народ выразит свое согласие на это благодарение, словами: «достойно и праведно есть». Подобные сведения о приготовлении к произношению общей благодарственной молитвы можно находить еще у Киприана Карфагенского²⁶⁴ (258 г): «священник, говорит Киприан, пред совершением таинства (Евхаристии), предварительно приготовляет умы братий возглашением: горе имеим сердца, чтобы люди, отвечая: имамы ко Господу, поучались, что они ни о чем другом не должны помышлять, кроме Господа; после сего священник возглашает: благодарим Господа, и народ ответствовал: достойно и праведно есть».

Так как церковные молитвы произносятся от целого общества; то естественно они должны быть произносимы в слух и для всех понятно. Об этом Апостол Павел говорит так:²⁶⁵ понеже аще благословиши духом, исполняяй место невежды како речет, аминь, по твоему благодарению; понеже не весть что глаголеши. Ты убо добре благодариши, но другий не созидается. В церкви хощу пять словес умом моим глаголати, да и ины пользую. Тот же самый обычай провозглашать все молитвы при Богослужении в слух всего народа можно видеть в апологии Иустина философа²⁶⁶ и особенно в постановлениях Апостольских.²⁶⁷ Апостол Павел пишет к Коринф. церкви,²⁶⁸ как неудобно будет понимать предстоящим благодарственную молитву, если она произносится на чужом для них языке, и как непонимающий человек может сказать после благодарственной молитвы: «аминь». Что благодарственная молитва при Евхаристии читалась в слух еще в 6-м веке, об этом находим свидетельство в указе Императора Юстиниана, которым восстановлялся прежний обычай читать эту молитву в слух. В царствование этого Императора многие епископы и пресвитеры молитвы Божественного приношения (Литургии), равно как и молитвы святого Крещения, читали тайно. Поэтому Император издает указ, чтобы молитвы, согласно древнему обычаю Апостольских времен, произносились во всеуслышание. Историк Иоанн Мосх рассказывает,²⁶⁹ что «дети играя, совершали таинство Евхаристии. Когда ходили они в церковь, то здесь запоминали молитвы, произносимые при Евхаристии в слух». В рассказе Мосха нам важно выражение: «дети запоминали молитвы», которое ясно говорит о древнем обычае произносить Евхаристические молитвы в слух, во всеуслышание.

С другой стороны, из указа Юстиниана видно, что уже в его время стал распространяться в церкви другой обычай – читать молитвы при Литургии тайно. Собор Лаодикийский²⁷⁰ повелевал, чтобы, за отпуском из церкви оглашенных и кающихся, следовали три молитвы верных, и одна из них читалась бы тайно – в молчании, а две другие с возглашением. Какие же это молитвы произносились с возглашением? В постановлениях Апостольских мы находим две молитвы, которые читаются по выходе оглашенных. Это – ектения, которую произносит диакон, и молитва, которую читает священник в слух всего народа, где он собирает, так сказать, все частные моления верующих и представляет их от имени целого общества к престолу Бога. Молитва же в молчании – это та молитва, которую каждый верующий произносил про себя и в которой он просил Бога о своих частных нуждах. На подобные частные молитвы, произносимые каждым тайно, про себя, указывает еще Иоанн Златоуст. Он упрекает своих современников за те молитвы, который произносились про себя, но совершенно нехристианского содержания. Вот его слова: «когда церковь молится: Боже, прости врагам, а ты молишься: Боже, отмсти врагам». В 8-м веке Св. Герман Патриарх цареградский пишет, что в молитвах литургийных один священник беседует с единым Богом; а говоря о молитве заамвонной: почему она читается в слух, дает понять, что в его время молитвы литургийные более уже не читались в слух. Причина, почему молитвы литургийные и некоторые молитвы при совершении других таинств произносятся тайно, а не в слух, вопреки древнему обычаю, заключается в самом свойстве и содержании молитв. В древности, по церковному установлению, требовалось, чтобы все присутствовавшие при Богослужении были вместе и причастниками; потом постановлено было церковью: не возносить молитв и не совершать самых таинств при непосвященных лицах. Так было до 4-го века. С 4-го же века Иоанн Златоуст в одной уже из своих бесед жалуется на то, что собрание большое, а причастников нет. При этом он дает намек на то, почему молитвы литургийные стали читать тайно. «Многие, говорит он, бывают в собрании, но не причащаются, ссылаясь на то, будто не достойны. Если ты не достоин причащаться; то почему не вышел вместе с оглашенными и кающимися и зачем остался слушать молитвы при причащении?» Из этих выражений Златоуста можно заключить, что молитвы эти исключительно назначались только для того, кто причащался. А так как число причастников, присутствующих при Евхаристии, со временем уменьшалось все более и более, и многие не считали своею обязанностью причащаться при каждом совершении Евхаристии, то оставалось быть причастниками одним только священнодействующим; поэтому и молитвы Евхаристические стали произноситься тайно, про себя. Некоторые молитвы при Богослужении должны быть произносимы тайно и потому еще, что в них священнослужитель молится исключительно о самом себе, таковы, напр., молитвы пред началом Литургии и при совершении таинства Крещения, пред освящением воды. Содержание таких молитв относится к одному священнику.²⁷¹

Кроме указанных нами молитв, тайно произносимых предстоятелем церковного собрания, есть еще другого рода молитвы, возносимые им Богу от целого общества не в слух, а тайно, именно молитвы утренние и вечерние, положенные восточною церковью читать в начале этих служб. Они имеют свою историю с известного времени. [1] Эти молитвы, утренние и вечерние, возносятся предстоятелем церкви к престолу Бога от лица всей молящейся братии; а между тем предстоятель церкви читает их пред царскими дверьми тайно, а не в слух, как следовало бы делать. Причину, почему эти молитвы читаются тайно, можно с вероятностью находить в том обстоятельстве, что когда нужно было соединять уставы монастырские с уставами соборных церквей, где эти молитвы занимали в песненном чиноположении утрени и вечерни другое место, чем по монастырскому уставу, и читались в слух; тогда устроители Богослужебного чина, не желая лишиться совершенно выразительных молитв Богослужения соборных церквей, мало-помалу вытесняемых монастырским уставом, не содержавшим этих молитв, положили читать их тайно в известное время. По свидетельству Симеона Солунского в соборных церквах состав утрени был совершенно другой, чем в монастырях. Это можно видеть в его сочинениях и у Гоара в его Евхологионе. По Гоару для утреннего Богослужения соборных церквей назначено 12-ть молитв. Последняя молитва называется молитвою «хвалитных псалмов». Этим наименованием дается знать, какое место она занимала в том и другом составе утрени. По содержанию своему она одинакова с пением хвалитных псалмов, по уставу монастырскому. 9-я молитва песненного чинопоследования читалась пред Евангелием, 10-я пред пением покаянного псалма. Первые же тайные молитвы читались, когда пели антифоны, о которых Кассиан, отец западной церкви, свидетельствует так: «мы слышали, что в других странах, многие, как говорит Апостол, имея ревность не по разуму, составляли сами по себе, по своему усмотрению, различные уставы и правила. Одни думают, что должно назначать для каждой ночи 20 или 30 псалмов, а есть и такие, которые требуют, чтобы число псалмов и молитв сообразовалось с длиною часов». За пением псалмов, по Кассиану, следовали молитвы, которые тоже умножались, и, как утверждает Гоар, для утреннего Богослужения песненного чинопоследования соборных церквей их назначалось 12-ть. А между тем как устав Саввы освященного и Иерусалимский таких молитв на утрени не знает.

[1] Примечание. Нам более или менее известны уставы: Иерусалимский, студийский и, по Никону Черногорцу (1088 г.), устав препод. Афанасия Афонского – святогорский²⁷² († 980). Иерусалимский устав получил определенную и более точную форму от препод. Саввы Освященного, († 532 г.) основателя Лавры в 18 верстах от Иерусалима. Освященный Савва принял основания для своего устава от преподобного Евфимия Палестинского († 473 г.) и Феоктиста, друга Евфимиева († 474 г.); к ним же он перешел от исповедника Харитона, основавшего три обители в Палестине († 340 г.).²⁷³ Без сомнения древний Иерусалимский устав был краток и, вероятно, походил на студийское и Афанасиево начертание. Из Иерусалимского патриархата дошел до нас синайский канонарь²⁷⁴ и, судя по содержанию, он не есть первотип Иерусалимского устава. Он не занимается правилами монашеской жизни, а содержит краткое начертание богослужебного устава, начиная также, как и студийское, с Пасхи и кончая великою субботою, по местам отличное от уставов Студийского и Афонского; напр. в великий пяток положена Литургия, вопреки всех известных уставов. Самый устав Иерусалимский, в том виде, в каком он дошел до нас, есть собственно слияние Иерусалимского и Студийского уставов в Богослужебной, особенно синаксарной части. Окончательная редакция Иерусалимского устава принята в Константинопольском патриархате не ранее и не позднее 12-го века.²⁷⁵ В 12 веке введению его в Константинопольском патриархате способствовали крестоносцы, утвердившиеся в Палестине и вытеснившие из неё многих иноков в Константинопольские монастыри и, без сомнения, на Афон, которые и принесли с собою списки устава; Афон уже в это время на столько возвысился, что мог освободиться из под влияния Студийского и принять устав Иерусалимский, по словам Симеона Солунского, хорошо приспособленный к иноческой жизни и отличавшийся полнотой и продолжительностью службы в сравнении с Студийским.²⁷⁶ Первый славянский перевод полного Иерусалимского устава сделан в 1319 г. настоятелем Хиландарского Монастыря Никодимом, после Архиепископом Сербским. В России Иерусалимский устав начал входить в употребление во 2-й половине 14 века, как видно из дошедших до нас от этого века богослужебных книг Иерусалимского устава.

2) Студийский устав получил свое основание от преподобного Феодора Студита († 826), настоятеля студийского монастыря, основанного в Царь-Граде еще в 5 веке. Консул Студий в 454 г. построил близь Золотых врат на краю города Царь-Града сначала церковь Иоанна Предтечи, а потом основал²⁷⁷ здесь монастырь, поместил монашествующих из неусыпающих, начальником которых впоследствии был святой Феодор Студит. Устав Феодора Студита имеет довольно особенностей в сравнении с Иерусалимским, хотя можно усматривать по местам следы древнего влияния на него Иерусалимского устава²⁷⁸ от Х-го и до XII веков. По указанию древности 5-го и 6-го веков служба вечерняя и утренняя совершалась монашествующими иначе, чем в церквах священниками, именно, при этих службах допускалось менее пения. Это объясняется строгостью монашеской жизни и тем, что молитвенники были не иеромонахи.²⁷⁹

Во времена Софрония, сначала иеромонаха, потом Патриарха Иерусалимского (644 г.), устав преподобного Саввы был вновь пересмотрен и немало изменен сначала самим Софронием, а потом после него Иоанном Дамаскиным (780 г.). После этого Марк, игумен Лавры св. Саввы, впоследствии Епископ Идрунтский,²⁸⁰ восполнил его в 9-м веке.

В свою очередь и отцы Студийской обители довольно трудились в писании канонов, особенно триодных и частью святых; а потому, как свидетельствует Нектарий, Студийский устав отличался главным образом от устава св. Саввы тем, что в нем показано читать каноны студийских отцов и не положено ни одного всенощного бдения в целый год, ни славословия великого. Вообще служба по Студийскому уставу короче, чем по Иерусалимскому. Никон Черногорец (1088 г.), собирая древние уставы и сличая их между собою, в своем Тактиконе говорит: «якоже глаголют оба Типика Иерусалимский яве, яко и Студийский и прочии древнии», чем дает знать, что известны ему были и другие уставы, и из них он называет один Святогорский. История передает нам, что в Константинополе, со времени самого Константина Великого стали быстро умножаться монастыри.²⁸¹ Поэтому очень естественно, что в уставах сих монастырей много могло быть, до Феодора Студита, общего касательно Богослужения, заимствованного из уставов древнейших монастырей от 5-го до 8-го веков. И Феодору Студиту не легко было изменять Богослужебный чин, установившийся в обители его, основанной за 3 века до него. Если что он мог сделать нового для своей обители и ввести в свой устав иное сравнительно с уставами других монастырей, то разве правила монашеской жизни, т. е. вторую часть устава – не Богослужебную. Влияние свое на Богослужебный устав Феодор Студит обнаружил более дополнением песнопений, чем изменением самого чина Богослужебного. У нас в России Студийский устав введен в 1070 г. преподобным Феодосием в Киево-Печерской лавре и был заимствован непосредственно из Царь-Града; а из Киева распространился по всей России.²⁸² Лучший и полнейший список устава Студийского находится в синодальной библиотеке в Москве (№ 330).²⁸³

Были ли молитвы, произносимые в том или другом Богослужении, заключены в известную определенную форму, или они изменялись и в слововыражении и в содержании, смотря по обстоятельствам времени и места, на это можно отвечать, сообразуясь со следующим: 1) прежде всего нужно отличать при Богослужении постановления Божественные от правил человеческих; 2) нужно иметь в виду времена проявления необычайных даров Святого Духа и времена, когда чудодейственные дары Святого Духа постепенно оскудевали. Нет сомнения, что Божественные постановления при Богослужении всегда соблюдаемы были церковью неизменно и заключены были в известную определенную форму, каковы, напр., формулы при совершении таинств, особенно таинства Евхаристии и Крещения, употребляемые церковью без всякого изменения; потом формула молитвы Господней, преподанная Самим Иисусом Христом своим ученикам и произносимая буквально в том виде, в каком она вышла из уст Спасителя; – формула благословения народа: «благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога Отца и общение Святого Духа да будет со всеми вами».²⁸⁴ Такие и тому подобные молитвенные определенные формулы не могли быть изменяемы по произволу при Богослужении, как установление Божественное.

Но что касается правил человеческих в отношении определенных форм молитв при Богослужении и составления их, то нужно сказать, что Божественный Основатель нашей веры дал право и власть своим ученикам, будущим устроителям новозаветной церкви, открывать тайны царствия Божия и, смотря по обстоятельствам времени и места, благоустроить царство благодати со внутренней и внешней стороны, на основании положенных и определенных им заповедей; повелел им уяснять для верных своих последователей непреложное и вечное начало веры так, чтобы они понятны были истинным христианам первенствующей церкви.

Апостолы, приняв от Божественного своего учителя полномочие выражать во вне свои религиозные мысли и религиозное чувство, устрояли в Новозаветном Богослужении все благообразно и по чину,²⁸⁵ допускали свободу в деле образования Богослужебных молитвенных форм и подчиняли Богослужебный чин закону постепенного развития. Им указаны были от Господа в руководство для благоустроения Новозаветного Богослужения только самые главные и существенные принадлежности его, а подробное пополнение, начертанного Богом плана, должно было явиться в последующие времена, во времена торжества христианской церкви и мира. Поэтому до времени 4-го века Богослужебные формы не могли облечься во все свое великолепие и явиться повсюдными и всеобщими в одинаковых и определенных формах. Что и после Апостолов пастыри церкви долго, даже при совершении Евхаристии, произносили молитвы собственными словами, а не в известной определенной форме, следуя религиозному одушевлению, это можно видеть из дошедших до нас литургийных кодексов древних времен, как-то: Литургии Апостольских постановлений, Литургии Апостола Иакова, Марка и многих других. Во всех древнейших Литургиях Евхаристические молитвы не имеют одной определенной формулы. Это от того, что в первые века христианства весь чин Богослужения устроился по благоусмотрению предстоятелей частных церквей. Еще св. Киприан Карфагенский на соборе Карфагенском (258 г.) утверждал, что «каждый Епископ имеет власть совершать свободно все, что рассудит».²⁸⁶ Подобно святому Киприану утверждает и Сократ.²⁸⁷ Он, перечисляя и показывая различие Богослужебных обрядов в различных церквах со времен самих Апостолов, говорит, что Апостолы предоставили эти установления воле и благоразумию каждого. Чем далее жила церковь, тем более свобода в деле усовершенствования Богослужения увеличивала состав служб молитвами и песнями собственного сочинения. Это можно сказать в отношении всякого рода Богослужения и в частности Литургии. Во имя внутренней потребности высказывать при Евхаристии все, что чувствовали и думали представители церквей в 1-м веке христианства, они, не желая опустить в ней ни одного из благодеяний Божиих или из нужд христиан, но вспомянуть все дело нашего спасения, стремились умножить и увеличить это священнослужение молитвами, песнопениями и обрядами. Этому увеличению состава Евхаристии способствовало общее тогдашнему времени ораторское образование,²⁸⁸ проявлявшееся в епископах и пресвитерах, привыкших к ораторским оборотам речи еще в язычестве.²⁸⁹ Притом и самые христианские идеи по своей величественности не могли не пробудить даже и не в ораторе особенного воодушевления и не заставить его быть в известные минуты восторженным провозвестником их в молитвах иногда очень длинных. Так поступали в этом духе святые Василий Великий и Иоанн Златоуст, составляя свои молитвы для Богослужения своих церквей. Святой Амфилохий свидетельствует, что Василий Великий испросил у Бога благословение совершать даже Литургию собственными словами и, удостоившись чудесного явления Иисуса Христа, начал в Божественном восторге возглашать: «да исполнятся уста моя хваления Твоего, Господи,²⁹⁰ и другие молитвы. При этом нужно заметить, что отцы церкви, составляя собственные молитвы для Богослужения, заботились более всего о том, чтобы содержание их не противоречило Апостольскому учению; они научены были, что Апостолы, по заповеди Спасителя, учреждали только нужное в священнодействии, – а раскрытие обрядовых частностей и введение их при Богослужении предоставили последующему времени. Дух Святой, имеющий по обетованию Спасителя нашего пребывать в церкви до скончания века, помогал предстоятелям церквей свободно изливать религиозные их чувства и молитвенно излагать христианские мысли с воодушевлением, без всякой заранее придуманной или определенной формы, обильно подавая благодатные свои дарования. От того в тех церквах, где благодатные дарования еще не иссякли, как было во времена Иринея, Епископа Лионского (202 г.), там пастыри церквей могли произносить молитвы при всяком Богослужении без определенных форм и без письменного предписания по чиноположению, с большею или меньшею разностью в словах и выражениях. Святой Иоанн Златоуст, объясняя слова Апостола Павла в послании к Римлянам, изображает благодатное вдохновение молитв так:²⁹¹ «тогда Бог подавал всем крещающимся различные дарования, которые и назывались духом; между ними было также дарование молитвы, и имеющий это дарование молился о всем народе. Сподобившийся такой благодати, стоя с великим умилением, со многими мысленными воздыханиями, припадая пред Богом, просит полезного для всех, – и ныне это изображает диакон, возносящий молитвы о людях». Что духовные дарования могли содействовать предстоятелям церквей 1-го века христианства в совершении общественных молитв при Богослужении и выражать существенную часть его в различной форме и порядке, это подтверждает Иустин философ, (166) говоря о совершении Литургии в его время так: «предстоятель воссылает молитвы и благодарения, сколько достанет сил – εὐχὰς καὶ εὐχαριστίας ὅση δύναμις αὐτῷ ἀναπέμπει».²⁹² Эти слова святого Иустина философа ведут нас к тому заключению, что в его время не было непременного определения совершать даже Литургию по одному, писанием преданному, чину; и священнодействующий мог произносить более или менее продолжительные молитвы, руководясь одним собственным расположением, не говоря о других Богослужебных собраниях. Вследствие того, что в первые века христианства Дух Святой обильно изливал на верующих благодатные свои дарования, была возможность и не предавать письмени состава и содержания молитв, всех обрядов и чинопоследований притом или другом Богослужении. Кроме того этому способствовало и самое положение церкви, не так далеко распространившейся в первые три века христианства. Вследствие такого обстоятельства предание одной церкви легко могло переходить в другую или все вполне, или только частью – существенное. Еще Тертуллиан замечает, что от начала христианства все обрядовые древности сохранялись более в самом действии и устных преданиях, чем в письмени.²⁹³ Согласно с Тертуллианом утверждает Василий Великий, говоря, что и самый чин совершения таинственной жертвы и преподавание святых тайн людям не был предан от Апостолов письмени, а только сохранялся, даже до 4-го века, в устном предании. «Мы, говорит он, не довольствуемся теми словами (при совершении Евхаристии), о которых Апостол и Евангелие упоминают, но одни произносим прежде, а другие после, как имеющие великую силу для таинства, и приняли их не чрез писанное учение, а чрез умолчание и тайное предание. Ибо на что даже взирать не должно некрещенным, о том прилично ли было объявлять в письменном учении?»²⁹⁴

Но обыкновение не предавать письмени всего Богослужебного чина и свободное излияние молитв предстоятелями церквей могли существовать только до известного времени, – доколе обильно подавались дары Святого Духа, доколе сияли великие, озаренные благодатию Божиею, мужи, доколе не предстояла необходимая потребность в единообразном составе и содержании различных служб с целью общей пользы членов церкви и ограждения от еретиков. С оскудением чрезвычайных даров Святого Духа, особенно, когда церковь Христова должна была уступить нечто несущественное различным национальным потребностям той или другой страны и народа, Отцы церкви должны были дать письменные наставления и, сличив все древнее в отношении Богослужения и выбрав из него все полезное и назидательное, величественное и необходимое, составили в видах однообразия общие службы, на основании первоначальных литургических документов, в определенном виде и тем положили конец личному произволу, многим ошибкам и заблуждению, как вредящим чистоте Еванг. духа. В 4-м уже веке стали появляться в различных церквах определенные формы или чины в отношении состава и содержания Богослужения, явились более или менее определенные чинопоследования и точные правила касательно вновь появляющихся молитв и песнопений с обрядами. На 3-м Карфагенском соборе было положено правилом:²⁹⁵ «никто не должен употреблять в церкви новых молитв без предварительного о том сношения с первенствующими братиями», т. е. Епископами. Равным образом и Епископу не употреблять в своей церкви молитв, не одобренных на каком-либо соборе. Третье правило Африканского собора повелевает только «утвержденные на соборе молитвы, хваления употреблять, но других противных вере отнюдь не вводить».²⁹⁶ В молитвах и возношениях разные церкви естественно различествовали; но основная форма Богослужения у всех их соблюдалась неизменною до составления самих соборных определений, именно, та самая форма, какая предана Иисусом Христом.

От времен Апостольских до нашего времени сохранились при Богослужении следующие формулы молитв:

1) Молитва Господня. Она составляла необходимую принадлежность всякого Богослужения и буквально произносилась в том виде, в каком вышла из уст Спасителя.

2) Формулы таинств, в особенности Крещения и Евхаристии, которые были всегда употребляемы в церкви без всякого изменения: «крещается N... во имя Отца и Сына и Св. Духа».

3) Формула исповедания веры, употребляемая при Крещении или Символ Веры, в более точном виде определенный на первых двух вселенских соборах.

4) Формула отречения от сатаны и посвящения приемлющего Крещение Иисусу Христу.

5) Определенные гимны, псалмы и другие песнопения, прославляющие Бога, заимствованные из Священного Писания.

6) Формула благословения народа: «благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога Отца и причастие Святого Духа да будет со всеми вами. Аминь».²⁹⁷

7) Чтение в Евхаристич. молитве истории установления Евхаристии, которая вместе с молитвою Господнею была во всегдашнем употреблении.

Чаще других молитв, употребляемых при Богослужении, можно встречать в разных чинопоследованиях следующие древние молитвы:

1) Молитва Господня. Первенствующие Христиане очень часто употребляли молитву Господню при Богослужении. Тертуллиан говорит:²⁹⁸ «Господь наш определил для новых учеников Нового Завета и новую формулу молиться». Согласно с Тертуллианом тоже утверждает и Киприан: «мы знаем, по учению Господню, как нам должно молиться». Молитва Господня употреблялась первенствующими Христианами: 1) при таинстве Крещения, где новокрещенный читал её, выходя из купели. «После этого стоя читал он молитву, которой научил нас Господь», говорится в постановлениях Апостольских.²⁹⁹ Верующий мог произносить её потому, замечает святой Златоуст, что он, как сын Божий по крещении, имел право называть Бога своим Отцом. От того она называлась в собственном смысле и исключительно молитвою верующих»; 2) – при совершении таинства Евхаристии.³⁰⁰ Как молитва собственно Господня, она возвышала умы и сердца верующих к прославлению Бога, и «употреблялась, по замечанию Иеронима,³⁰¹ всякий день при приношении тела Его (Господа)». В произнесении сей молитвы при Евхаристии замечается в различных церквах некоторая особенность: в церкви Восточной её читали одновременно и священник и народ; тогда как в Римской церкви произносил её один священник.³⁰² В церкви Мозарабской священник громким голосом произносил каждый член молитвы Господней отдельно, делая после каждого прошения небольшую паузу, во время которой верующие отвечали ему словом: «аминь». Верующие употребляли молитву Господню и в своих частных молитвах.³⁰³ Постановления Апостольские³⁰⁴ предписывают читать её, по крайней мере, 3 раза в день в честь святой Троицы. Святой Амвросий Медиоланский убеждал девственниц, отходящих ко сну,³⁰⁵ повторять молитву Господню после каждого псалма. У святого Киприана встречаем такое выражение: «прошение – хлеб наш насущный даждь нам днесь, относилось верующими к хлебу Евхаристическому».³⁰⁶ Употребление этой молитвы было столь существенно в практике Христианской, что даже сами еретики и раскольники не осмеливались исключать её из своего богослужения.³⁰⁷

2) Господи помилуй. Эта формула молитвы при всей своей краткости заключает в себе искреннее признание всей нашей беспомощности и греховности и твердую надежду на то, что Бог, к Которому мы взываем, поспешит к нам на помощь во всех наших нуждах и со всех опасностях, угрожающих нашей душе. По способу выражения эта молитва встречается ранее христианства. Почти что теми же словами, какие употребляет и Христианская церковь, молился Исаия, взывая: Господи, помилуй ны, на Тя бо уповахом,³⁰⁸ и Варух молился: услыши, Господи, и помилуй.³⁰⁹ Это скорбный вопль всех несчастных, это воззвание, обращенное в Новозаветной церкви к Искупителю всеми теми, которых великое несчастье привело на тот путь, по которому они ведут неприятную и скорбную свою жизнь. Господи, Сыне Давидов, помилуй нас,³¹⁰ взывали слепцы Иерихонские. Помилуй мя, Господи, Сыне Давидов, говорила Хананеянка.³¹¹ Иисусе, наставниче, помилуй ны, обращались к Спасителю десять прокаженных.³¹²

Эта молитва введена при Богослужении с самой глубокой древности. Древняя церковь употребляла это воззвание, имея в виду еще и оглашенных,³¹³ которые суть духовные слепцы и прокаженные. Постановления Апостольские так изображают порядок молитв за оглашенных: «диакон громким голосом возглашает целый ряд прошений; за ним и после каждого прошения хор детей пел: «Господи помилуй», и весь народ в слух повторял те же слова». Первоначально Христианское Богослужение давало место этому воззванию в Евхаристическом Богослужении. На западе, по словам ученых археологов,³¹⁴ Папа Сильвестр ввел это воззвание на Литургии около 320 г., заимствовав его от греков, которые давали место этому воззванию при всяком Богослужении. Касательно того, сколько раз нужно повторять это воззвание, в древности не было положительного правила. Восточная церковь повторяет эту молитву 3 раза, желая выразить тем свое учение о троичности лиц и единстве Божества и свою твердую надежду, что Господь, которого мы умоляем, придет на помощь к нам во всех обстоятельствах жизни. Иногда она употребляет 12-ть раз, как более усиленное воззвание, по числу часов в продолжении дня и ночи, или до 40-ка. В Западной церкви, во времена папы Григория Великого, право относительно того, сколько раз должна быть произносима молитва: «Господи помилуй», при папском Богослужении, принадлежало самому папе и певчие пели эту краткую молитву до тех пор, доколе он не давал знака окончить.³¹⁵

3) «Аминь». – Слово это употреблялось при Богослужении со времен Апостольских.³¹⁶ Оно употреблялось при Богослужении в двояком смысле и выражало: или утверждение, или желание. Когда произносится народом общая молитва, которую священник возносит к Богу за всех; тогда словом «аминь» выражается желание, равнозначащее слову: «да будет», или «да помилует нас Бог».³¹⁷ Но когда верующие отвечали словом: «аминь» после того, как священник произносил слова освящения святых даров; тогда слово это имело смысл утвердительный, выражая собой веру и убеждение христиан в истинность священного таинства, которое совершалось. Святой Амвросий говорит: «и ты скажешь: аминь, что значить истинно». Такой же смысл имело слово: «Аминь», когда верующие принимали святое причащение. «Когда принимаешь (Евхаристию), говорит Амвросий Медиоланский, и произносишь: «аминь»; то это значит, что ты исповедуешь, что принял тело Христово. Священник говорит тебе: «тело Христово, ты отвечаешь: «аминь», что значить истинно.

4) – Ектении. Слово ектенья от греческого слова (ἐκτένεια) (ἐκτείνω), по переводу с греческого языка, значит растянутый, напряженный, прилежный, беспрестанный; εὐχὴ ἐκτενὴς μεγάλη – это протяжное, усердное моление, в котором совокуплено несколько молитв, обнимающих все существенные потребности христианской жизни. Такая молитва в Литургии Ап. Иакова называется καθολική συναπτή μεγάλη, т. е. великое совокупление,³¹⁸ в отличие от ектении малой – ἐκτενὴς μικρὰ. В греческих служебниках ектении называются – εἰρηνικαί.³¹⁹ Великая ектения читается и читалась при всяком Богослужении и сохранена нам, как в Апостольских Постановлениях,³²⁰ так и в Литургиях Иакова, Марка,³²¹ Василия Великого, Иоанна Златоуста. Читая эту ектению в древних памятниках, мы видим различие её от ектении настоящего времени, в которой число прошений доходит до 12-ти, только в том, что несколько молений за какой-нибудь класс людей выражено в древней ектении другими фразами; но главная идея этой продолжительной молитвы – обнять всю молящуюся церковь, удержана как в тех, так и в других памятниках древности.

Пение священных песнопений находится в самой тесной связи с молитвою и составляет весьма важную часть общественного Богослужении. Каждое таинство, каждое молитвословие сопровождаются в православной церкви песнопением. Песнь Богу есть выражение молитвенных чувств и стремлений не только духа человеческого, но и горних бесплотных сил, святых Ангелов. Следовательно церковное пение – небесного происхождения. По словам Иова,³²² хвалебною песнию Творцу огласился видимый мир, как только он был сотворен. Затем избранные лица на земле – пророки в восхищении слышали песнь сил бесплотных триипостасному Богу.³²³ Пророк Исаия видел Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном. Его окружали шестокрылые Серафимы, которые взывали друг ко другу и говорили: свят, свят, свят Господь Саваоф! Исполнь вся земля славы Его.³²⁴ Положим, что Серафимы – бестелесные, чистые духи, в царстве которых нет звуков подобных нашим, и содержание их песнопений, переведенного на человеческий язык, мы не можем себе представить, как уверяет и Апостол Павел,³²⁵ говоря, что неизреченные глаголы чистых духов нельзя и пересказать человеку;³²⁶ но они взывали друг ко другу, следовательно, передавали друг другу свои ощущения и, возбуждая друг друга к славословию величия Божия, взаимным соучастием умножали свою внутреннюю радость и блаженство. Серафимскому ощущению гармони духа, благодатного мира и радости о Господе при созерцании величия Божия научены и мы; и в самые великие минуты нашего Богослужения мы их же словами произносим хвалебную песнь Богу: свят, свят, свят Господь Саваоф.

В другой раз небесное песнопение Ангелов слышали пастыри Вифлеемские, во время Рождества Христова. Тогда небесное воинство огласило слух их земными звуками и человеческими голосами, воспевая новую песнь: слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение.³²⁷ Во время Успения Божией Матери Апостолы слышали песни сил бесплотных.³²⁸ Серафимы на небесах, Ангелы на земле стройным хором учат нас прославлять Бога за благодеяния, являемые нам, в нашем земном мире – учат созерцать славу Божию, возвышаться умом и сердцем до чистых духовных утешений, долженствующих со временем доставить нам в мире чистых духов источник вечного блаженство. Не постигая небесной гармония, возбуждающей Ангелов к созерцанию, мы при посредстве законов земной гармонии, при посредстве звуков в пении, возвышаем дух свой, изливаем пред Богом в возвышенном тоне голоса сердечные свои чувствования, свою душу, волнуемую сильным восторгом; при необыкновенных чувствованиях не довольствуемся ни обыкновенным языком, ни обыкновенным голосом, но ищем возвышенных выражений, соответствующих величию предмета, нас поражающего, удваиваем, усиливаем тон голоса, даем ему различную меру, различное направление протяжением, – одним словом, по законам гармонических звуков превращаем тон голоса в пение, и таким образом воссылаем при своем Богослужении песнь Богу.

Пение, по содержанию своему, одинаково с молитвою. В песнях, как и в молитвах, человек прославляет Бога, благодарит Его и молится Ему как за себя, так и за других. В пении, как и в молитве, человек может созерцать путь, ведущий к совершенству и блаженству, может изливать свои религиозные чувствования пред Ангелами и святыми Божиими человеками, сообразуя свою внутреннюю духовную жизнь с одною общею целью: да вселяется, по Апостолу,³²⁹ слово Христово в него богатно, во всякой премудрости учаще и вразумляюще себе самех, во псалмех и пениих и песнех духовных, во благодати поюще в сердцах Господеви. Но при одинаковости содержания, пение отличается от молитвы поэтическою музыкальною формою; при изящной музыкальной мелодии, допускающей ясность и понятность содержания песнопений, достигается та высшая цель, что поющий с помощью музыкальных мелодий, размягчающих наше сердце, и языка вдохновения, удобнее может принимать впечатления благодатного содержания, может возвышаться к созерцанию Бога, Его совершенств и благодеяний, проникнуться воспоминаниями о великих событиях из истории веры, одушевляться примерами святых, церковью прославляемых, чувствовать очищение помыслов и облегчение сердца в отделении от мирской суеты, или услаждение высшею духовною жизнью, видеть вокруг себя, по выражению Апостола, плод духовный, т. е., некоторое возрастание в духе, достигаемое посредством духовного опыта. Такой род молитвы был весьма распространен. Известно, что каждый человек любит выражать во внешних гармонических произведениях внутренние движения счастья и радости, и что, в свою очередь, ощущаемая гармония также производит на него приятные, услаждающие душу, впечатления. Потому то не только Ветхозаветная церковь воспевала песни во славу Бога Израилева, будучи воодушевляема к спасительным песнопениям Духом Святым в честь и славу Божию; но и все языческие народы, как-то: Египтяне, Финикияне, Греки и Римляне, торжественно совершавшие свое Богослужение, воспевали своих богов и те страсти, которые они обоготворяли. Для христианской же церкви обычай петь песни важен и потому еще, что он освящен примером Нового Законоположника, Иисуса Христа³³⁰ и его Апостолов,³³¹ которые побуждали первенствующих христиан воспевать Господа в псалмех, пениих и песнех духовных.³³² Первенствующая церковь со всяким тщанием следовала примеру своих Божественных наставников. Не только её молитвенно-общественные собрания оглашались пением псалмов и гимнов; но и вне этих собраний хвалебное пение, по примеру псалмопевца,³³³ было всегда в их устах; и тем самым, как говорят восточные патриархи, церковь исполняла дело Божие, дело Апостольское и пророческое.³³⁴ С полною уверенностью в достоинство своих песнопений, употребляемых при Богослужении, Православная церковь от глубокой древности свято хранила и соблюдала их, как истинное и Богодарованное ей сокровище, которое, можно думать, на основании слов Апостола Павла: вся вам благообразно и по чину да бывают,³³⁵ имело свой чин и совершалось по установленному Апостолами порядку.

На вопрос: могла ли христианская церковь заимствовать свои песнопения из другой какой-либо не христианской религии, отвечаем, сообразуясь с обстоятельствами первенствующей церкви, с духом её Богослужения и с общими выражениями отцов церкви, что Апостолы, устрояя Новозаветное христианское Богослужение благообразно и по чину, не могли совершенно оставить без внимания Иудейского Богослужения. В этом случае им ничто не препятствовало принять и песнопение Иудейское, которое Апостолы могли тем легче употреблять при Богослужении, что как сами они, так и большая часть вновь поступивших лиц в общество христианское – в Христову церковь были по преимуществу Иудеи. Поэтому скажем, что в христианском Богослужении при Апостолах употреблялись песни Ветхозаветные, заимствованные как из псалмов Давидовых, так и из других Ветхозаветных книг.

Б) В Христианском Богослужении в 1-е века Христианства, кроме книги псалмов, состоящей из Богодухновенных песней, встречается пение гимнов (ὕμνοι), взятых из других книг Ветхого Завета, в которых Богодухновенные певцы израилевы воспевали какое-либо благодеяние Божие, явленное народу израильскому и, созерцая прообразы дивных дел Божиих, имевших совершиться с пришествием Мессии, вдохновенно прославляли вместе с благодеяниями Божиими ожидаемые чудеса, как бы уже совершившиеся. Святой Афанасий Великий († 373 г.) говорит: «как свойственное другим книгам можно находить в книге псалмов, так и свойственное сей последней нередко находится в других книгах. И Моисей пишет песнь, и Исаия песнословит, и Аввакум молится песненно».³⁴⁸ Слова св. Афанасия Великого говорят о 2-м роде песнопений, заимствованном из других книг Ветхого Завета. Это суть гимны, «воспеваемые, по словам отцов церкви³⁴⁹ и ученых археологов,³⁵⁰ по преимуществу с хвалою Богу, выражаемые звучным голосом, а не псалмы, петые с аккомпанементом на струнных инструментах при Еврейском Богослужении. Григорий Назианзин согласно с Августином, говорит, что слово: ὕμνος – гимн есть воспеваемая хвала. Таким образом не будет преувеличено нами, если скажем, что после псалмопений гимны в век Апостольский входили в состав Богослужения и употреблялись в церкви в виде согласно составленных Божественных хвалений, как указал и Апостол,³⁵¹ различая это словами: исполняйтеся духом, глаголюще себе в псалмех и пениих и песнех духовных. Еще древняя Иудейская церковь пела гимны отцов, как-то: песнь Моисея, воспетую по переходе израильтян чрез чермное море,³⁵² обличительную песнь Моисея,³⁵³ песнь Анны, Матери Самуила,³⁵⁴ хвалебную песнь израильского народа,³⁵⁵ песни пророков: Исаии,³⁵⁶ Аввакума,³⁵⁷ Ионы,³⁵⁸ и трех отроков Вавилонских.³⁵⁹ Эти же гимны (ὕμνοι) Ветхозаветных праведников пели и Христиане при своем Богослужении и именно: 1) гимн Моисея, о чем говорит Иоанн Богослов:³⁶⁰ и пояху песнь Моисея, раба Божия, и песнь агнчу. В Иеронимовом Лекционарии и в древнем Галликанском служебнике предписывается, в какое время нужно петь эту песнь, именно в великую Субботу. В греческом парамейнике Симеона (XI-го века) предписывается тоже самое. Краткие антифоны из этой песни Римская церковь повторяла и в другие дни, что видно из древнего италийского перевода.³⁶¹ 2) Обличительную песнь, написанную Моисеем и употреблявшеюся при Еврейском Богослужении в дни покаяния, особенно же при совершении очистительного жертвоприношения.³⁶² Эта песнь по Иеронимову Лекционарию читается в великую Субботу. Иоанн Зонара, толкователь древних канонов, замечает, что обличительная песнь Моисея опускается во весь год, кроме великого поста, от того, что по составу своему она не есть хвалебный гимн Богу, а грозное увещание Иудеям, сильное обличение нечестия их.³⁶³ 3) Употребление при христианском Богослужении молитвы Аввакумовой видим из древнего Мозарабского служебника, в котором предписывалось петь этот гимн в великую Субботу.³⁶⁴ Беда Достопочтенный, писатель западный 8-го века, замечает, что, по обыкновению святой и Вселенской церкви, этот гимн поется торжественно в каждую Субботу на утренней хвале.³⁶⁵ 4) Молитва Азарии или 3-х отроков известна была еще во времена Оригена. Св. Златоуст писал, что песни друзей Даниила поются в восторге духа по всей Вселенной.³⁶⁶ Св. Афанасий Великий называет песнь отроков песнию утреннею.³⁶⁷ Св. Прокл, ученик св. Златоуста, говорит: «вся Вселенная каждый день воспевает песнь: «благословите вся дела Господня Господа». На западе, говорит Руфин,³⁶⁸ эту песнь пели в дни торжественные.³⁶⁹ В Литургии св. Германа,³⁷⁰ (скончав. 90 лет в 740), после чтения из книг пророческих повелевалось петь гимн трех отроков.

Таким образом мы видим употребление Ветхозаветных песней при Христианском Богослужении еще в глубокой древности. Отцы церкви на эти, как наиболее известные христианам, Ветхозаветные гимны писали свои толкования, начиная с 4-го и даже с 3-го века, и произносили их в обществе верующих. Укажем на св. Ипполита, Дидима, Евсевия, Феодорита Ираклийского, как толкователей сих гимнов.³⁷¹ Выше всякого вероятия, что эти же Ветхозаветные гимны в 8-м веке св. И. Дамаскин³⁷² положил в основание своих ирмосов. Отшельники востока долго пели Ветхозаветные гимны, по причине давности их, вместо канона даже после того, как введены были на утреннем Богослужении тропари канона.³⁷³ У синайских отшельников Ветхозаветные гимны пелись без тропарей потому, что тропари положено петь клирикам, а не простым неосвященным людям.³⁷⁴ Уставом нашей Православной церкви положено петь песни Ветхозаветных авторов в великий пост, как в дни покаяния и сокрушения о грехах.³⁷⁵

В) К Ветхозаветным гимнам в скором времени присоединены были оды, помещенные в книгах Нового завета, но принадлежащие мужам и женам, стоявшим на рубеже Ветхого завета, и составленные в духе и форме Еврейской поэзии. Это оды – праведного Симеона, Захарии с Елизаветою и Приснодевы Марии.³⁷⁶ Поток Еврейской поэзии широко и постоянно стал разливаться в Христианском мире на том наречии, которое было тогда господствующим в церкви Восточной, т. е., на греческом наречии, созданном переводом Еврейского писания 70 толковников.

Г) В тоже время, в век Апостольский, как сами Апостолы, так и непосредственные их преемники и первенствующие христиане не могли ограничиваться в своем Богослужении одним только Ветхозаветным песнопением. Свобода христианского духа и высота религиозного чувства не могли стесняться пределами духа и чувства Ветхозаветного и ограничиваться готовыми гимнами Еврейскими, выражавшими все духовное, свойственное ветхому Израилю, но не выражавшими всего духовного, свойственного новому Израилю. Они, под видимым руководством Святого Духа, составляли и вводили в церковное употребление свои песни, сообразные с духом и направлением Новозаветной церкви Христовой, по Апостолу,³⁷⁷ песни духовные. Для них наступило время воспеть в Новозаветной церкви песнь нову,³⁷⁸ прославить Триипостасное существо Бога языком более выразительным и исповедать новые чудеса яснее, чем это было в псалмах и пениях Ветхозаветных. А Святой Дух, обильнее изливавший в Новозаветной церкви свои дары, с особенною силою проявлял в Новозаветных певцах, в числе других даров, и дар песнопения.³⁷⁹ От этого песни первенствующих христиан отличались внезапностью вдохновения. Кроме того, нередко дар песнопения соединялся в одном и том же лице с даром языков. Обилие этого, так сказать, сугубого дара было так велико, что иногда объятые Духом воспевали Божественные песни на языках непонятных для большей части присутствующих, или даже ни для кого непонятных.³⁸⁰ В последнем случае песнь на иностранном языке, как не служившая к назиданию, не должна была иметь места в церкви. Положим, что и эта песнь есть плод духа благодати; но она не должна быть только делом сердца, безотчетного и неосмотрительного в своих движениях, а такова, чтобы её можно было понимать и умом. Поэтому Апостол и говорит, научая своих учеников: я воспою духом, воспою и умом,³⁸¹ т. е., по мысли Апостола, действия духа важны при участии в них ума. Далее, Апостолы уже предписывают в своих посланиях первенствующим христианам петь в священных собраниях духовные Новозаветные песни и оглашать ими друг друга. По заповеди Апостола Павла христиане должны были вразумлять друг друга псалмами, пениями и песнями духовными,³⁸² – где под песнями-одами духовными, как сказано в греческом тексте, нужно разуметь песни, составленные лицами Нового завета, известными своим благочестием и святостью жизни, и составленные особенным образом, чтобы прославить Бога и изобразить славу Его более выразительно, точно и подробно. Об этом свидетельствуют отцы церкви. Евсевий, напр., говорит, что обязанность христианская при Богослужении должна быть выполняема не только устами, но и сердцем в псалмах, гимнах и одах духовных, разумея под последним родом песней – песни духовные Нового завета. Тоже самое утверждают: Амвросий Медиоланский, Феодорит, Климент Александрийский и Иоанн Златоуст. Последний отец церкви говорит так:³⁸³ «смотри, как Апостолы принимали святую вечерю, что они делали? Не обратились ли они к молитвам и гимнам?» В другом месте говорит: «Иисус Христос воздал благодарение, и после того, как воздал, воспел, чтобы мы подобным образом поступали».³⁸⁴ Тертуллиан, кратко изображая порядок совершения Литургии, говорит: «когда умоют руки и зажгут свечи, каждому предлагается пропеть что-либо во славу Божию, из священного ли писания, или что может от себя».³⁸⁵ Климент Александрийский в своем Педагоге говорит о том, что в его время был уже известный чин Богослужения, на котором пелись гимны и песни. Даже языческие писатели свидетельствуют о Новозаветных песнях. Плиний, в донесении к Императору Траяну, пишет, что «вся их (христиан) вина или заблуждение состоит в том, что они имеют обыкновение в известный день собираться вместе до восхода солнца и петь хвалебную песнь Христу, как Богу».³⁸⁶ На основании приведенных свидетельств можно сказать, что в различных церквах являлось много творцов с поэтическим вдохновением, с возвышенными молитвенными чувствами.

Сам Ап. Павел оставил пример прославления Бога песнями духовными, когда он с Силой воспел в полночь и прославил Бога.³⁸⁷ Св. Златоуст в своей беседе³⁸⁸ о молитве говорит: «любящим Бога все споспешествует во благое; все прилежали к молитве и возносили удивительные пения гимнов, так что, наконец, темница сделалась церковью, и пением этих святых освящалось все место. И можно было видеть поразительные дела и необычайные. Люди, закованные в колоды, тем не менее воспевали гимны, и ничто им не препятствовало». О новозаветных гимнах, употребляемых по преимуществу в тех церквах, где являлись незабвенные творцы их, где предание и практика церкви сохранила их для нас, как не оцененный дар для услаждения и нашего восторженного чувства,³⁸⁹ говорит история их.

Прежде всего достойны нашего внимания те места Священ. Писания, которые и по контексту речи, и по рифмическому размеру, и по близости к размеру Ветхозаветных песней заставляют нас признать их за песнопения, составленные самими Апостолами. Эти места следующие: сего ради глаголет: востани спяй, и воскресни от мертвых, и осветит тя Христос.³⁹⁰ Велия есть благочестия тайна: Бог явися во плоти, оправдася в Дусе, показася Ангелом, проповедан бысть во языцех, веровася в мире, вознесеся во славе.³⁹¹ Верно слово: аще бо с Ним умрохом, то с Ним и оживем: аще терпим, с Ним и воцаримся: аще отвержемся, и той отвержется нас: аще не веруем, Он верен пребывает: отрещися бо себя не может».³⁹² Замечательна также благодарственная песнь, воспетая верными по случаю чудесного избавления Апостола Петра и Иоанна из темницы.³⁹³

Далее 1) Дионисий Ареопагит хвалит Иерофея, ученика Апостола Павла, Афинского Епископа и мученика, за составление им священных гимнов, и даже приводить из его гимнов различные строфы. «Таким образом, говорит он,³⁹⁴ и наш знаменитый учитель св. Писания изложил в увлекательных гимнах, по Божественному вдохновению, такие предметы, которые действительно достойны памятования и которые, как священное основание, должны проникать нашу речь о любви». Точно также, повествуя о погребении Божией Матери, Дионисий Ареопагит говорит о пении при этом случае Новозаветных песней таким образом: «когда всем предстоятелям заблагорассудилось прославить каждому по своим силам беспредельную благость Божию, обнаружившуюся в воплощении Сына Божия; то, после Апостолов, Иерофей превосходил всех прочих священных певцов хвалебных песней, находясь как бы вне себя, приобщаясь предметам, которые воспевал; и все, слышавшие и видевшие его, понимавшие и непонимавшие, признали его за вдохновенного и Божественного песнотворца».³⁹⁵

2) Святой Иустин философ и мученик, живший во 2-м веке (166 г.), составил книгу ψάλτης певец.³⁹⁶ Эта книга не дошла до нас и нам остается составлять о её содержании только вероятное заключение. Потерю означенной книги – ψάλτης некоторым образом заменяет собою Иустинова Апология,³⁹⁷ где изображено Богослужение 2-го века. Поэтому, не имея в руках иустиновой книги ψάλτης, мы можем составить вероятное заключение о содержании этой книги или о том, что мог воспевать учитель церкви 2-го века. Сообразно с нуждами и обстоятельствами того времени книга ψάλτης заключала в себе священные песни, составленные во славу имени Иисуса Христа, каковы были большею частью древние христианские песни, и, быть может, вместе делала и наставление, как и в каком порядке надлежало петь эти песни при общественном Богослужении. Первое мнение подтверждают обстоятельства 2-го века, которые вызывали предстоятелей различных церквей к составлению новых песнопений во славу Божию. История передает нам, что вне Христовой церкви Иудеи и языческие ученые с яростью восставали в своих сочинениях против Богочеловека. К ним присоединились возникавшие гностические ереси со своими хулами на Божество Иисуса Христа. Чтобы защитить юное и малое стадо Христово, отцы церкви побуждали верующих торжественнее и достойнее воспеть славу Божества Христова в гимнах, составленных ими. В этих песнях они хотели легчайшим и удобнейшим образом преподать новообращенным в христианство то чистое и святое учение православия о лице Спасителя, которое неверные отвергали, а еретики искажали. Так поступил и Иустин философ и мученик, составив книгу ψάλτης, которою научал верных, что и как петь во славу Божественного лица Иисуса Христа. Отцы Антиохийского собора осудили Павла Самосатского, между прочим, и за то, что он отменил в Своей церкви пение псалмов, составленных в честь Господа нашего, Иисуса Христа, под тем предлогом, будто они суть произведение новое. Лаодикийский собор своим правилом³⁹⁸ запрещает петь в церкви те псалмы (ἰδιωτικῶς), которые составлены были христианами, но не приняты церковью.

3) Климент Александрийский († 220) свою книгу «Педагог», писанную в 190 году заканчивает славословием или гимном Христу, писанным дактилическим размером:

«Неукротимых онагров смиритель,

Крыло птенцов, летающих верно,

Непоколебимое крыло юношей,

Пастырь агнцев царственных,

Твоих детей – невинных собери,

Свято славить,

Искренно петь,

Устами чистыми,

Тебя, Вождь детей, – Христа!

4) Афиноген, Епископ Гераклеополя, Митрополии Севастийской, в Армении, современник Диоклитиана (311 г.) составил песнь о Сыне Божием, которую и ныне Православная церковь поет на вечернем Богослужении. Это гимн – «Свете тихий». Об этом гимне св. Афиногена упоминает Василий Великий в трактате о Святом Духе: «если бы кто знал и гимн Афиногена, который он, поспешая при кончине чрез огонь, оставил, как некоторую исходную песнь, находившимся с ним; тот узнал бы мысль мучеников о Духе. Народ во время светильничных хвалений повторяет древний гимн, и никому не представлялось еще, что хулу произносят, когда говорит: «поем Отца, Сына и Святого Духа». Из приведенных слов Василия Великого видно, что он отличает гимн Афиногена от вечерней благодарственной песни, автора которой сам не знает. Песнь – «Свете тихий» читается в древнем Александрийском списке библии 70-ти толковников, писанной в 4-м веке, т. е., близко ко времени св. Афиногена. В постановлениях Апостольских встречаем вечернюю молитву, смысл и слова которой одни и те же, какие, по словам Фабриция,³⁹⁹ и до сих пор употребляет греческая церковь в своей вечерней молитве. Гоар⁴⁰⁰ также приписывает гимн: «Свете тихий» Афиногену, с чем согласны и греческие писатели, надписывая её в своих часословах таким образом: «гимн св. Афиногена мученика», вопреки мнению тех, которые считают этот гимн за произведение Софрония, (ск. 638 г.) патриарха Иерусалимского. Известно, что Софроний, патриарх и Иерусалимский, жил гораздо позднее св. Василия Великого, а между тем сей последний приводит из этого гимна слова о Святом Духе, как свидетельство – διὰ τὴν τοῦ χρόνου ἀρχαιότητα – ради его древности. Составление песни: «Свете тихий» во времена Афиногена было очень естественно. Греки–язычники имели обычай при захождении солнца восклицать,⁴⁰¹ к скрывавшемуся свету: «φῶς ἀγαθόν». После этого, что удивительного, если первенствующие христиане, в противоположность язычникам, воспевали свое φῶς ἱλαρόν, относя это к Господу, Иисусу Христу, незаходимому ипостасному сиянию славы Бога Отца и истинному свету всего мира.

5) Святой Григорий, Епископ Неокесарийский (254–270) много потрудился для своей церкви в составлении Божественных песней, из которых некоторые и до ныне воспеваются Православ. Восточ. церковью. Это песни Литургийные: «Достойно и праведно есть», «Свят, свят, свят Господь Саваоф» и «Един свят, един Господь», «Тебе поем».⁴⁰² Эти песни ввели при своей Литургии Василии Великий и Иоанн Златоуст. Святой Киприан и Тертуллиан говорят об этих песнях, как уже об известных в Карфагенской церкви.⁴⁰³

В 4-м веке по преимуществу стали умножаться как церковные песнопения, так и незабвенные творцы их, как-то: 1) Синезий, Епископ и философ Птолемаиды. В лирических его стихах, состоящих из 10-ти гимнов, полных изящества и гармонии, прославляется величие Божие, Его неизреченное могущество, Его троичное Единство, искупление душ, воспевается также конец кровавых жертв и начало нового благодатного закона для Вселенной.

2) Василий Великий (379 г.) знаменит в истории песнопения тем, что он еще до Епископства составлял песни для частного Богослужения, для христианских девственниц и, подобно Мефодию Патарскому, научал их сладкопению. Так в своем письме к некоей падшей деве говорит: «непрестанно старайся тысячами разных сладкопений усмирять в тебе мятеж страстей. И прежде сего приведи себе на память безмятежные дни, озаренные светом ночи, духовные песни, благозвучное псалмопение».⁴⁰⁴ Из слов Василия Великого видно, что даже для частного Богослужения существовали различные песнопения для благочестивых душ в большом изобилии, которыми христиане в стройной и благозвучной мелодии и благоустроили свою жизнь.

3) Григорий Назианзин, (390 г.) будучи глубоким старцем, писал гимны, полные живости и силы, какие редко встречаются в самой цветущей юности. Этот творец песнопений в своих гимнах обращается с оружием истины на еретиков. Так в одной песни он изобразил дух древнего краткого славословия: «слава Отцу и Сыну и Святому Духу.» Собрание его нескольких песней догматического характера носило название τὰ ἀπόρρητα – тайные песни, поскольку содержание их было тайною для оглашенных и подобных им людей. Между многими его песнями наиболее замечателен его гимн «Богу», носящий на себе следы церковного характера.⁴⁰⁵ Содержание его такое:

Дайте мне прославить,

Дайте мне воспеть:

Тебя, бессмертного Властителя,

Тебя, Царя и Господа.

Тобой и песнь, и хвала,

Тобой лики Ангелов,

Тобой века бесконечные;

Ты засветил солнце,

Тобой течет луна,

Тобой красота звезд;

Тобой отличен человек:

Он может зреть Божество;

Он существо умное.

Ты создал все,

Всему дал строй,

И все держишь промышлением.

Сказал слово, и явилось дело.

Твое слово – Твой Сын – Бог.

Он той же сущности

Равен Отцу славою.

Он устроил все

И над всем царствует.

А объемлет все

И все хранит,

Это – Бог Дух Святый.

Чту Тебя, живущая Троица,

Единственный Властитель –

Существо неизменное, безначальное,

Существо неизразимое,

Мудрость, недоступная уму,

Твердость Небес непоколебимая,

Без начала и без конца;

Свет невидимый никем,

И все протекающий,

Для кого нет неведомого,

Ни на земле, ни в бездне.

Отец благий! Будь милостив ко мне,

Всегда чтить дай мне это имя.

Грехи же мои прогони,

Очисти совесть мою

От всякой нечистоты.

Пусть славлю Божество,

Пусть поднимаю руки чистые.

Пусть благословляю Христа;

Молю Его коленопреклоненно;

Да приимет меня, раба своего,

Когда придет царствовать.

Отец мой! Будь милостив ко мне,

Подай благодать Твою мне;

Тебе слава и хвала

Во веки не измеримые.

Содержание этого гимна внесено было Св. Амвросием Медиоланским в песнь, известную под именем: «Тебе Бога хвалим». О церковном употреблении гимнов Св. Григория Назианзина упоминает Авва Дорофей, отец 6-го века.⁴⁰⁶

4) Святой Иоанн Златоуст, по свидетельству Сократа,⁴⁰⁷ Созомена⁴⁰⁸ и Феодорита,⁴⁰⁹ составлял песнопения для Богослужения по преимуществу по следующему случаю: в конце 4-го века в Константинополе, при Григории Богослове, возникло особенное пристрастие к музыке. Вследствие этого многим православным христианам казалось скучным свое общественное Богослужение. На беду их в это же время ариане изобрели для своего песнопения стройное согласие тона и употребляли его как орудие для распространения своих заблуждений. В арианских песнях, приятных для слуха, заключено было опасное для православных заблуждение. Эти песни сопровождались громким и увлекательным пением, что поражало и привлекало к себе и православных. Но так как ариане лишены были храмов еще при Феодосии Великом; то они, по необходимости, собирались для своего Богослужения в городских портиках, и здесь, разделяясь на два хора, пели антифоны и гимны, заключавшие в себе лжеучение. Проведши ночь в портиках, они, на рассвете дня, отправлялись торжественным ходом за город в свои храмы и продолжали петь свои нечестивые песни, прибавляя, в виде насмешки над православными, припев: «где проповедующие в троичности единую силу». По этому печальному для православных христиан и завлекательному обстоятельству, св. Иоанн Златоуст, для прекращения зла, разливаемого в Православной церкви арианами, употребил все средства на служение истине и для поражения врагов её. Он ввел ночные бдения, заставил петь молящуюся братию по крылосам стройно и чинно; сам составлял краткие песни для ночного Богослужения и тем отвлек православных христиан от заманчивых и увлекательных песней арианских. Хотя песни св. Иоанна Златоуста и остались для нас неизвестными; но ученые исследователи древностей не сомневаются, что Иоанн Златоуст установил род песней, известный под именем тропарей.⁴¹⁰

5) Святой Епифаний⁴¹¹ Кипрский, современник Златоуста († 403 г.), оставил в своих сочинениях много мест, по своему тону и изложению, одинаковых с гимнами; от того эти места скоро были введены в церковное песнопение. Так из слова св. Епифания на великий Пяток взяты для песни почти буквально: «Тебе одеющагося светом» и «Приидите ублажим Иосифа приснопамятного». Из слова на Воскресение и Вознесение Христово также заимствованы песни на сии праздники. Ничего говорить об отдельных выражениях как этого отца, так и других, которыми наполнены все богослужебные книги. Кто знаком с творениями св. отцов, тот легко согласится, что Православная церковь молится и поет устами вселенских учителей.⁴¹²

6) Св. Анфим,⁴¹³ во времена св. Геннадия, по свидетельству Феодора чтеца, Феофана и Кедрина, вводил в Константинополе пение гимнов, которые сам слагал. Пение этих гимнов производилось различными хорами, составленными из мужчин и женщин.

Для Египетской церкви первоначально сочинял весьма много духовных песней Непот, Еп. Пентапольский (246 г.). К этому благочестивому труду он был вызван еще во 2-м веке еретическим вольномыслием. Еретики Валентиниан и Вардесан сириец, желая успешнее распространить свое учение, излагали его в форме песней. Первый, по словам Тертуллиана,⁴¹⁴ писал много псалмов со своими еретическими мыслями, из которых некоторые сохранились и до нашего времени в одной Сагидской рукописи.⁴¹⁵ Второй в форме своих песней подражал псалмам Давидовым, а в содержание включил свои еретические мысли, и его песни тем более были опасны, что написаны были стихами.⁴¹⁶ Для ограничения такого вольномыслия Непот писал песни в славу Господа Иисуса, за что Дионисий Александрийский хвалит его.⁴¹⁷

Для Сирской церкви, по словам историков Феодорита и Никифора, много потрудился Ефрем Сирин (378 г.). Сирская церковь, как и Египетская, страдала в 3-м и 4-м веках от лжеучения гностиков Вардесана и Армония.⁴¹⁸ Ефрем Сирин, видя, что Сириане пленяются музыкою и пением, желал отвлечь их от бесчестных песней гностиков составлением гимнов догматического и нравственного содержания о рождестве Христовом, о крещении и страдании Его. Для вернейшего успеха он собрал дев обета и научил их песням и пению антифонному. По его распоряжению, девы обета собирались в церковь в Господские праздники и воскресные, а также в праздники мученические. Сам он, как отец, стоял посреди их, назначал им разные песни, учил антифонному пению до тех пор, доколе весь город не собрался к нему и враги не рассеялись.⁴¹⁹ Из более известных нам молитвенных песнопений св. Ефрема, дошедших до нас, частью на греческом, частью на сирском языке, следующие:⁴²⁰ песнопения на Рождество Христово, которых издано 13-ть, песни об умерших и песни покаянные. Историки Созомен и Феодорит сообщают, что Сирские песни преподобного Ефрема были употребляемы при Богослужении; а, по свидетельству Иеронима, песни, составленные в честь мучеников, пелись во дни их мученичества и в праздники после чтения Св. Писания.⁴²¹

Для западной церкви в составлении песней трудились особенно: 1) Иларий (368 г.) Пиктавийский. Он составил книгу псалмов, которая была принята Испанскими церквами, одобрена отцами 4-го Толедского собора (633 г.) и утверждена ими для церковного употребления.⁴²²

2) Св. Амвросий Медиоланский (391 г.) много потрудился для западной церкви в составлении священных песней. Рим в его время слишком мало любил пение священных гимнов. Святой Амвросий, наученный опытом, узнал, что верным средством укреплять православных в вере служит частое пение гимнов, а по этой причине составил много гимнов преимущественно во славу Святой Троицы, и тем самым старался защитить этот догмат против Арианства. Св. Августин,⁴²³ Исидор Севильский⁴²⁴ решительно свидетельствуют, что гимны св. Амвросия в их время на Западе были в общем употреблении и пелись в церквах. Павлин Нольский⁴²⁵ утверждает, что блаженный Амвросий 1-й начал петь антифоны, гимны и всенощные бдения в церкви Медиоланской, совершая это, по словам блаж. Августина, по обычаю церкви Восточной, отличавшейся в этом отношении особенною благочестивою ревностью, представителями коея были: св. Афанасий Александрийский, Диодор и Флавиан Антиохийские. Блаженного Амвросия знает, как песнописца, и Восточная церковь. Он оставил после себя благодарственную, торжественную и доселе употребляемую в восточных и западных церквах песнь: «Тебе, Бога, хвалим». Общее мнение приписывает⁴²⁶ этот гимн, то одному Амвросию, то в совокупности с Августином. «Когда, говорится о происхождении этого гимна, Августин принял крещение от блаж. Епископа Медиоланского, то оба, объятые Божественным вдохновением, начали петь попеременно, к великому удивлению всех присутствующих, гимн: «Тебе, Бога, хвалим». Хроника Дакия говорит⁴²⁷ об этом факте следующее: «в присутствии всех верных того города, во имя святые и нераздельные Троицы крещен и утвержден был блаженным Амвросием Августин. Когда они стояли еще в св. источнике; то воспели в духовном возбуждении гимн: «Тебе, Бога, хвалим»; предстоящие слушали и дивились. Этот гимн и доселе сохраняется во всей кафолической церкви и поется с благоговением». Употребление при Богослужении этого гимна можно встречать еще в 5-м веке. Кроме того, он употреблялся при коронации Государей и на соборах. Блажен. Бенедикт и Цезарий Ареладский (543 г.) предписывают петь гимн: «Тебе, Бога, хвалим» при Богослужении, что видно из Антифонария папы Григория Великого. А если присоединить к этому, что святой Амвросий более, чем кто-либо из отцов Запада, многое заимствовал для своего Богослужения с Востока и вводил оное в употребление; то будет выше всякого вероятия, что и в основу песни: «Тебе, Бога, хвалим», он положил содержание вышепомяпутого гимна св. Григория Назианзина.

Примечание. Имея в виду подробные и обстоятельные труды по сему вопросу преосв. Филарета Арх. Черниговского: «Историч. обзор песнопевцев и песнопения греч. церкви»; затем «Историю Богослужеб. песнопений Правосл. Восточ. церкви» – Флоринского (1860 г.), мы не считаем нужным перечислять всех песнопевцев первых веков, отсылая желающих ознакомиться подробнее с ними к вышеуказанным трудам.

Говоря о творцах песнопений и обилии их, мы должны сказать, что песнопения до 4-го века имели предметом своим большею частью славу триипостасного Бога и в особенности славу Богочеловека, Иисуса Христа. Отцы церкви придавали своим песням форму простую и безыскусственную. Не заботясь заранее о форме, какую дать песням своим, они сами творили наилучшие формы песней, которые в существе были подобны псалмам и песням Ветхозаветным. Христианские песнотворцы не только не подражали в своих творениях гимнам языческим, но и самого названия «гимн» избегали, чтобы не допустить и малейшего повода к сравнению христианского Богослужения со служением языческим.

Воспевая Бога, Единого в Троице славимого, древние христиане в первые века христианства прославляли в своих песнях и святых угодников Божиих. Хотя у писателей первых 3-х веков христианства не встречается указаний на эти песни; но постоянное учение церкви о призывании святых, совершение общественного Богослужения на гробах мучеников, благоговейное почитание их останков – все это заставляет думать, что в 1-е века христиане воспевали в христианских песнях подвиги святых и преимущественно тех из них, которые кровью своею запечатлевали истину учения Христова. Свидетельства об употреблении сих песней при Богослужении 4-го века мы встречаем у Василия Великого, который в слове на день св. муч. Варлаама⁴²⁸ говорит: «уже и от нас мученики получают блистательный залог своей славы на небе, когда в Божественных песнях от всех принимают похвалу». Известно также, что Ефрем Сирин и св. Григорий Назианзин⁴²⁹ составляли и передавали в церковное употребление много гимнов в честь мучеников.

Рассматривая историю песнопений в последующее время, мы замечаем особенное обилие песнописцев в конце 7-го, в 8-м и 9-м веках. С этого времени почти беспрерывно являлись великие творцы песней с высоким даром вдохновения. Они обогатили наше Богослужение песнями торжественного славословия, песнями покаянного умиления, хвалы и благодарения, молитвы и прошения к Богу. Этими незабвенными песнотворцами были: Косьма Епископ Маюмский, современник Иоанна Дамаскина, Федор Студит, (826) Анатолий, патриарх Константин. (458), Иоанн Дамаскин (780), Митрофан Митрополит Смирский (9-го века), Феофан (начертанный 9-го в.), Митрополит Никейский, Иосиф песнописец (883), Роман сладкопевец (6-го века), Андрей Критский (713), Софроний Иерусалимский (776). Все они писали вдохновенные песни для церковного употребления. От Иоанна Дамаскина имеем даже первую по времени песненную книгу – Октоих, песни и каноны которого служили образцом для других последующих песнописцев в составлении церковных песней и канонов. После Иоанна Дамаскина песнописцы Иосиф и Феофан пополняли, умножали и окончили Октоих Иоанна Дамаскина, составляя службы на будничные дни недели.

Многочисленное явление песнопений в церкви Христовой в конце 7-го, в 8-м и 9-м веках можно объяснить не иным чем, как особенным промышлением Божиим в области веры и церкви. До этого времени, почти в продолжении 7-ми веков, христиане отправляли свои вечерние и утренние Богослужения по преданию времен Апостольских, без того разнообразия, без той полноты и торжественности песнопений, какие явились при Богослужении с конца 7-го и начала 8-го века, и совершали свои Богослужения не везде по одному образцу и порядку. Только чем ближе к указываемому времени, тем чаще и обильнее являются церковные песнопения. Осьмой век по преимуществу изобилует появлением в церкви Божией святых мужей, воздвигаемых Духом Святым, с особенною силою вдохновения, обогащенных мудростью и особенными дарами молитвы, славословия и благодарения, прошения и покаяния. Составляя священные песнопения для церковного употребления, эти святые мужи приводят их в один цельный и связный состав и систему, образуя из своих песнопений целые Богослужебные книги, сделавшиеся необходимою принадлежностью Православного Богослужения. Эти песненные книги содержат в себе обильные уроки или поучения, и вместе с молитвою и славословием излагают высокое учение церкви о вере и христианском благочестии. Нет сомнения, что промысл Божий воздвиг к такому труду мужей с особенными дарованиями в самое благоприятное время, когда церковь из гонимой сделалась окончательно торжествующею и когда ей ничто не препятствовало пользоваться обилием песнопений. В век Апостольский и мужей Апостольских не настало еще время устроять и украшать церковное Богослужение песнопениями. В это время одни из представителей церквей должны были проповедовать Евангелие и насаждать церковь Божию на земле, другие хранить и утверждать проповеданное и насажденное. Не украшают здания, когда созидается только основание. Века 2-й и 3-й нуждались в пастырях и ревнителях веры, которые бы с одной стороны защитили её от злобного нападения язычников, иудеев и других ожесточенных врагов, обличили ложь и клевету их, с другой засвидетельствовали Божественность и святость её неустрашимым исповеданием пред угрозами и обольщениями судей и собственною кровью на месте мучений и казни. Ясно, что не было благоприятного времени воздвигать в церкви мужей к составлению церковных песнопений. Не торжество должно быть во время брани, не украшение в благолепный вид среди страданий.

По-видимому, 4-ый век более благоприятствовал украшению церковного Богослужения песнопениями. Внешние враги церкви уменьшились. Но одна беда миновала, настала другая. На место внешних врагов церкви внутри её самой являлись ересь за ересью, извращавшие самые высочайшие догматы веры, самые основания христианства. В это время для веры и церкви потребовались мужи, искусные в вере, которые бы силою слова и Божественною мудростью разбивали хитрое мудрование еретиков, уясняли и раскрывали истинный смысл высочайших догматов, указывали и поддерживали Апостольское их происхождение и совокупными усилиями определили образ здравого учения для всех служб церкви и на все времена. Это и происходило в описываемое время. В это именно время Дух Святой воздвигал великих мужей, славных пастырей церкви: в слове сильных, в Божественном писании мудрых, в вере искусных. Им предстоял труд победоносно защитить чистоту веры от нападений иноверия и лжемудрствования; и хотя они пользовались песнопениями, как оружием против ересей, однако не им назначено было Промыслом воспевать высокие догматы веры в торжественных песнях общественного Богослужения. Не удобно было еще влагать высокие истины христиан. вероучения в уста всех чад церкви, когда враг силился похитить у ней чистоту самой веры, когда он пререкал самим пастырям и учителям церкви. Тогда только сделалось возможным благоустроить и украшать церковное Богослужение различными торжественными песнопениями, излагать для общего употребления христиан все высокие догматы веры и благочестия и влагать их в уста всей молящейся и славословящей Бога братии в общественном церковном собрании, воспевать в них торжественную победу веры и церкви над врагами; когда Евангелие проповедано было Апостолами по всему миру, утверждено святыми Апостольскими мужами; когда Божественное происхождение веры Христовой и святость её были защищены словом и писаниями богомудрых отцов церкви, засвидетельствованы неустрашимым дерзновением исповедников Христовых и запечатлены кровью святых мучеников; когда Апостольская чистота веры была ограждена от лжеучения еретиков, а святые догматы её достаточно раскрыты и объяснены в писаниях богомудрых пастырей церкви, ограждены от пререканий суемудрия непреложными доводами и определениями вселенских соборов и облечены в точные и неизменные выражения словесные. После всего этого уже является дивный облак Богомудрых пастырей церкви и святых ревнителей веры в лице самих Императоров. 1) Вдохновенные святым Духом незабвенные творцы песнопений Православного Богослужения устрояют и охраняют их как неоцененный дар церкви, слагают их в целый состав утренних и вечерних Богослужений. С этого по преимуществу времени наши церковные Богослужебные книги обогащались разнообразием в своем содержании. Теперь появляются особенные песни и особенные службы не только на каждый день недели, но и на каждый день целого года, на каждый церковный праздник, на каждое воспоминаемое событие для каждого лика святых. Теперь стало возможным воспеть по достоянию в каждый день недели новые подвиги святых Божиих или призвать новое заступничество воспоминаемого святого и прославить новые дела Господа, дивного во святых своих. Эти песненные Богослужебные книги 2) нашей Православной церкви и составлялись в начальном своим виде пред глазами и судом всей Кафолической церкви, составлялись святыми препрославленными мужами по образцу и духу тех песней, которые освящены и утверждены для употребления в период вселенского единения церкви. Наша Православная церковь воспевает в храмах своих также и тоже самое, что и как воспевала церковь Вселенская и Апостольская; учение, содержимое в наших церковных песнях, есть учение церкви Вселенской.

Церковные песнопения, заключающиеся в наших Богослужебных книгах, составленных святыми отцами, и приведенные в стройный порядок и систему, носят различное наименование. Все они, как ни разнообразны по своему наименованию, могут быть подведены под следующие 6-ть категорий:⁴³⁰ одни заимствуют свое название от содержания;⁴³¹ другие – от их объема; 3) от состава, размера и образа пения; 4) от положения и состояния поющих и слушающих; 5) от времени пения и 6) от тех мест священного писания, с которыми соединяется пение церковных песней.

А) Первую категорию песнопений составляют те, которые берут свое название от содержания своего, как-то:

а) Воскресны – (ἀναστάσιμον). Это песни, в которых содержится главная тема – прославление воскресного Господа.

б) Кресто-воскресны – (σταυροαναστάσιμον). Это суть песни, содержащие в себе учение о крестном страдании Господа и Его всесветлом воскресении.

в) Богородичны – (θεοτοκίον) песни, посвященные в честь Божией Матери.

г) Крестобогородичены – (σταυροθεοτοκίον). Этим именем называются песни, в которых воспоминается плачь Божией Матери, оплакивающей страдания Иисуса Христа при кресте.

д) Догматики – (δογματικόν – постановление, учение). Так названы св. Иоанном Дамаскиным († 780 г.) песни, содержащие в себе вместе с похвалою Божией Матери и догматическое учение о воплощении Иисуса Христа и соединении в Нем двух естеств – Божеского и человеческого, неслитно и нераздельно, или о чем-либо другом относительно Богочеловечества Его.

е) Светильны – (φωταγωγικόν – сообщающие свет). Это песни, поемые на утреннем Богослужении, в службах не воскресных, непосредственно следующие за 9-ю песнью канона, и названы там потому, что содержат в себе моление о просвещении души свыше светом небесной благодати, чтобы достойно со всею тварью восхвалить Господа наступающим тотчас 148-м псалмом: «Хвалите Господа с небес». Эти песни помещаются обыкновенно в конце Октоиха всех гласов, а в Минеях и Триодях без надписания гласа непосредственно после 9-й песни канона.

ж) Ексапостиларий (ἐξαποστειλάριον от ἐξαποστέλλω). Эта песнь в воскресной службе и на некоторых Господских праздниках заменяет собою вседневный светилен и имеет место также после канона. Название же свое эта песнь получила или от того, что она предшествует рассвету дня и пению великого славословия, или от того, что содержит в себе обещание Спасителя послать на Апостолов Св. Духа и послание их самих на проповедь Евангелия, или от того, что для пения её в Константинопольской церкви один из певцов был высылаем на средину храма. Творцом воскресных эксапостиларий называют Императора Константина Багрянородного. († 959 г.).

з) Троичны – (τριαδικόν). Так называют песни, заключающие в себе прославление св. Троицы и учение о Ней. Они помещаются на утреннем Богослужении Октоиха, напр., в понедельник, и при них прибавляются тогда слова: «предстательствы безплотных твоих, помилуй нас». Эти троичны поются по гласу седмицы и имеют место после шестопсалмия и ектении, когда поется не «Бог Господь», а аллилуия.

и) Мученичны – (μαρτιρικόν [μαρτυρικά]). Песни, поемые в честь мучеников. Они имеют место на вечерни во все дни седмицы – на стихирах на стиховне, – а в субботнюю службу – на стихирах и на Господи воззвах, в седальнах – на утрени в канонах (кроме Четверга), в стихирах на стиховне и на Литургии – в блаженных.

i) Покаянные и умилительные – (μετανοικόν [μετανοικός]). Это песни, в которых содержится исповедание грехов пред Богом, сердечное сокрушение о них и моление об отпущении их. В службах понедельника и вторника они встречаются в изменяемых песнях Октоиха.

к) Мертвенные и покойные – (νεκρώσιμον). Это песни, содержащие в себе моление об упокоении душ усопших. Их место на службе в субботу, когда церковь воспоминает усопших.

Б) Вторую категорию песнопений составляют те из них, которые называются смотря потому или другому их объему.

а) Стихиры – (στιχηρά, многостишие). Слово: «стихира», название общее для многих песнопений христианского Богослужения, непосредственно примыкающих к стихам Ветхозаветных священных книг и часто развивающих их мысли.⁴³² Первые опыты стихир, дошедших до нас с именем их составителя св. Анатолия, патриарха Цареградского (458), – а о других более ранних нам неизвестно, – составлены по образцу Ветхозаветных поэтических произведений, к числу которых отцы церкви относят книги, писанные стихами, как-то: псалтирь, притчи Соломоновы, песнь песней и книгу Иова. Песнописцы употребили слово «стихира» для обозначения великого множества многосложных песней, постоянно следующих при Богослужении за стихами Псалмов. Отсюда стихиры называются: стихирами «на Господи воззвах», потому что впереди христианских песней стоят стихи из 140 псалма: «Господи возвах», 141 и 129; эти стихиры поются в начале вечернего Богослужения; – стихирами «на стиховне», который отличаются от 1-х стихир тем, что для этих христианских песней стихи берутся из разных других псалмов, соответственно воспоминаемому событию того или другого дня, или памяти празднуемого; эти стихиры поются в конце вечернего и утреннего Богослужения; наконец, – стихирами «на хвалитех», которые поются, как видно из самого названия, вместе с стихами, взятыми из псалмов 148, 149 и 150, в которых часто встречается слово «хвалите».

б) Кондак⁴³³ (κονδάκιον или κοντάκιον – домик.) Так называются краткие песни, выражающие сущность праздника, напр., кондак на Богоявление: «явился еси днесь Вселенней и свет твой Господи знаменася на нас», или содержащие похвалу святому в чертах общих, напр., кондак Иоанну Златоусту: «от небес приял еси божественную благодать, и твоими устнами вся учиши покланятися в Троице Единому Богу, Иоанне Златоусте». Кондаки служат как бы основанием следующим за ним песням – икосам.

в) Икос – (οἶκος, дом). В нем заключаются те же самые мысли, или та же похвала празднику, что и в кондаке, но излагаются в чертах более подробных. Следуя постоянно за кондаком, икос поется на один глас с ним. Составителем кондаков и икосов большею частью считается Роман Сладкопевец, (в половине 6-го века). Ему, напр., приписывается первая песнь кондака на Рождество Христово: «Дева днесь пресущественнаго раждает». В последствии песнопения этого рода составили книгу богослужебную под именем кондакарь.⁴³⁴

В) Третью категорию песнопений составляют те из них, которые получают свое наименование от состава, размера и образа пения, как-то:

а) Канон – (κανών – правило). Это обширное песнопение,⁴³⁵ соединяющее в один состав одним стихотворным размером много ирмосов и тропарей в честь праздника или празднуемого святого. Длинный ряд этих песней, написанных одним стихотворным размером, раскрывающих одну общую мысль канона⁴³⁶ с какой-либо особой стороны, следовательно, имеющих весьма близкое сходство между собою, составляет по своей величине как бы некоторую связь, в коей все звенья, – песни канона, состоящие из тропарей и ирмосов, – равны одни другим, и таким образом составляют одно целое и вместе стройное и правильное песнопение. В объем канона входят обыкновенно 9-ть песней, знаменующих собой небесную Иерархию 9-ти чинов Ангельских. Такой канон называется полным.⁴³⁷

б) Ирмос – (εἱρμός, связь). Так называется в каждой песни канона начальный стих. Он часто состоит из буквального повторения слов гимнов Ветхозаветных отцов и представляет собою тот самый вид, какой был в церкви израильской. Он является в каноне образцом и связью целого ряда других песней, называемых тропарями, часто подобных ему по мыслям, и всегда по форме, по размеру, по числу стоп и напеву, или тону их пения; так что ирмос в каноне как связывает между собою тропари за ним следующие, так и выражает связь их и свою с образцом 8-ми Ветхозаветных гимнов, кроме 9-й песни, прославляющей – Матерь Божию.⁴³⁸

в) Тропарь – (τροπάριον от τρέπω, обращаю). Песни канона, сочиненные по образцу ирмосов, названы тропарями потому, что обращаются к ирмосу и ведут из него ряд мыслей, подчиняются ему в своем пении в рифме и в напеве. Отсюда происходит стройное согласие в пении и мелодии. По уставу все пение канона разделяется на три части малыми ектениями. Ирмосы в каноне в первый раз составлены св. Иоанном Дамаскиным, который прежде бывшие в Христианском Богослужении, тропари без ирмосов привел в стройный порядок и сообщил им стройное и правильное, единое, целое песнопение. Тропари или песни, встречаемые вне канона⁴³⁹ и составленные без подражания ирмосам, так названы потому, что для пения они обращаются к данному гласу в неделе. В содержание их входит молитвенная песнь, выражающая сущность празднуемого и воспоминаемого священного события или изображающая главные черты жизни и деятельности прославляемого Святого.

г) Антифоны – (ἀντίφωνον, противопение). Название этих песней показывает, что нужно петь их по клиросам, по переменно. Антифоны имеют несколько видов. Так, они поются на Литургии вслед за великой ектенией и называются изобразительными, – это стихи из псалмов 103 и 145, числом три. Вместо 3-го Антифона поются блаженны с тропарями 3-й и 6-й песни утреннего канона. На вседневной Литургии Антифоны берут стихи из пс. 9, 82 и 94 и называются повседневными. В воскресную службу на утрени Антифоны называются степенными потому, что Иоанн Дамаскин в состав их принял мысли, заключающиеся в псалмах, надписываемых «песнь степеней».⁴⁴⁰

д) Самогласны и подобны (ἰδιόμελα, ὅμοιον). Самогласными называются песни в Минеях, сочиненные размером свободным, без подражания другим песням в содержании и тоне. Самогласны имеют особый напев, отличный от обыкновенных церковных гласов, и только в некоторых случаях надписывается над ними и глас Октоиха, на который они должны быть петы. Песни самогласные принадлежат преимущественно Андрею Критскому († 713 г.), Косьме Маюмскому († после 776 г.), Иоанну Дамаскину († 776 г. 4 декаб.), Иосифу песнописцу († 883 г.), творцу канонов, и другим отцам церкви, трудившимся в составлении церковных песней. Так как для самогласных изобретены особенные напевы, отличающиеся от обыкновенного церковного гласа большею частью витиеватостью; то другие песнописцы, желая подражать в напеве и размере песням самогласным Минеи или Октоиха, старались по возможности удержать в своих составленных песнях размер и тон их, назвав свои песни, как подражание самогласным, подобными. Отсюда встречаем в Богослужебных книгах выражение: подобен: «Гроб твой спасе», т. е., нужно петь по образцу песни самогласной: «Гроб твой спасе».

Косныя – (καναδικά). Так называются все песни, стоящие вне осьми гласов, как-то: песнь херувимская, причастная и величания, поемые на напевы весьма медленные и мелодические.

ж) Четвертую категорию песнопений⁴⁴¹ составляют те из них, которые указывают своим наименованием на положение и состояние поющих. Сюда относятся:

а) Акафист – (ἀκάθιστος, неседален). Так названы первоначально благодарственные песни, составленные в честь Божией Матери, по случаю избавления заступлением Её Константинополя от врагов – с востока Персов, с запада Скифов и Аваров в 627 г. А троекратное избавление Константинополя Божией Материю⁴⁴² от врагов (в 627 г., Агарян в 670 г., Агарян и Скифов 866 г. – от Аскольда и Дира) церковь воспоминает и до ныне, воспевая Ей означенный канон в субботу 5-й недели Великого поста, установив службу сию сначала в Константинополе, а потом с 9-го века и во всей Православной церкви. Весь Акафист – неседален разделен на 13-ть кондаков и 12-ть икосов, по числу алфавита греческой азбуки, содержит в себе историю, главная мысль которой кратко заключена в кондаке «Взбранной воеводе победительная», и догматическую сторону предмета. По важности предмета сих песней, при пении их никому из присутствующих при Богослужении не позволялось сидеть, но выслушивать стоя и с глубоким вниманием. В последующее время таким же именем и по той же причине названы и другие, сочиненные в похвалу, песни Иисусу Сладчайшему, Святителю Николаю Чудотворцу и другим Святым.

б) Седален – (κάθισμα). Это те церковные песни, во время пения которых предстоящим в храме позволялось сидеть.⁴⁴³ По уставу нашей церкви седальны положены между кафизмами на утреннем Богослужении, во время полиелея и по 3-й песни канона. Впрочем не все седальны можно было петь сидя. В воскресной службе 8-го гласа сказано: «по втором стихословии на седальных: слава и ныне. Богородичен не седяще поем, но стояще». На утрени в великий Четверток: «не седим же на сицевых седальнах, за еже священнику кадити святый алтарь, но стояще поем я».

в) Ипакой – (ὑπακούειν подпевать). Эта песнь, следующая в воскресных службах на повечерии, на полунощнице после канона, на полиелее великом и после 3-й песни канона после седальна, названа так потому, что в древности повелевалось петь её всей молящейся братией вместе с певцом; или производя ипакой от другого греческого слова ὑπακοή, послушание, внимание, так названа потому, что она требовала от верующих особенного внимания к себе. Ибо словами Евангелия внушалась им истина Воскресения Христова, о которой возвещали и Ангелы Мироносицам, и Мироносицы Апостолам, и те и другие всему миру.

г) Катавасия – (καταβασία, схождение). Это тот ирмос в каноне каждой песни, для пения которого обоим клиросам предписывалось сходиться на средине храма. Это требование самого наименования песни канона выполняется в некоторых монастырях и до ныне.

Д) Пятую категорию песнопений составляют те из них, которые указывают своим наименованием на время исполнения их в порядке служб церковных:

а) Утренние – (ἑωθινά). Так называются все песни, употребляемые во время утреннего Богослужения.

б) Вечерние – (ἑσπερινά). Песни, поемые при вечернем Богослужении.

в) Светильничные – (λυχνικά). Это вечерние стихиры «на Господи воззвах», во время пения которых зажигаются свечи для наступающего малого входа.

г) Прокимен – (προκείμενον) Этим именем называется, избранный из псалмов Давидовых, стих по приличию праздника или дня, который обыкновенно предваряет чтение Священного писания – паремии, Апостола и Евангелия, содержа в себе кратко силу чтения, или значение дня.

д) Аллилуиарий – (ἀλληλουϊάριον). Это стих, употребляемый при пении аллилуия, предваряющий собой чтение Евангелия, а иногда имеющий отношение и к службе, и тогда он называется: аллилуия дне, гласа, или праздника.

е) Причастен – (κοινονικὸν). Это стих, который поется во время раздробления Святых Даров и Причащения священнослужителей; он содержанием своим указывает на празднуемое событие, напр., прокимен понедельника: «творяй Ангелы свои духи и слуги...»

ж) Отпустильные – (ἀπολυτικόν). Это тропари, кондаки и богородичны, помещаемые в Октоихе, следованной псалтири и уставе. Они получили свое название от того, что поются при конце вечернего и утреннего Богослужения, после «ныне отпущаеши» и «благо есть исповедатися».

Е) К шестой категории песнопений можно отнести те песни, который соединяются с местами, взятыми из Священного писания и вместе с ними поются:

а) Благословенны – (εὐλογητάριον). Это тропари, соединяемые со стихом 12-м 118 псалма: «благословен еси Господи, научи мя оправданием твоим».

б) Непорочны – (ἄμωμον). Так названы в великую Субботу песни, поемые со стихами 17-й кафизмы в соединении с надгробными тропарями, а иногда, и без тропарей.

в) Блаженны – (μακαρισμοί). Так называются песнопения, взятые из 3-й и 6-й песни канона и вместе со стихами из блаженств, помещаемыми в 5-й гл. Евангелия Матфея⁴⁴⁴ и поемые на Литургии пред малым входом.

г) Сюда же отнести можно и Полиелей, что значит пение псалмов 134 и 135. Частое употребление при пении слова: «милость» – ἔλεος дало название и всему пению: «полиелей». Во время пения полиелея возжигаются все лампады; и это действие дает нам право предполагать, что от обильного возжжения елея (ἐλαία) получило название и самое пение.

а) Самою древнею и употребительною песнью в Христианской церкви первых веков было, так называемое, малое славословие. Древняя формула малого славословия читается так: «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу и во веки веков». Такова именно и была она, по свидетельству⁴⁴⁵ св. Афанасия († 373), в церквах восточных; в западных же церквах к этой формуле прибавляли слова, с незначительными только видоизменениями: sicut erat in principio. Что действительно такое славословие было современно Апостолам в своем слововыражении в разных церквах, это видно из следующего: 1) в Литургии Апостольских постановлений⁴⁴⁶ мы читаем такую формулу: «всякая слава, благодарение, честь и поклонение Отцу и Сыну и Св. Духу и ныне и присно и в бесконечные веки веков. Аминь». 2) иногда употреблялась и такая формула славословия: «Которому с Тобой», или «с Которым Тебе и Святому Духу слава, честь, хвала и благодарение во веки. Аминь». Свят. Дионисий Александрийский⁴⁴⁷ свидетельствует, что в его время, около 265 г., формула славословия принята была в церкви Александрийской и произносилась священниками таким образом: «Богу и Отцу и Сыну, Господу нашему, Иисусу Христу со Святым Духом слава и держава во веки веков. Аминь». И нужно сказать, что слова малого славословия произносились безразлично; то произносили: «слава Отцу и Сыну и Святому Духу», то: – «слава Отцу и Сыну со Святым Духом», то – «в Сыне и во Святом Духе». Такие незначительные разности в слововыражении малого славословия не давали повода думать, чтобы под этими различными способами произношения его мог скрываться какой-либо еретический смысл. Сам Василий Великий до, тех пор, доколе Ариане не стали принимать свою формулу малого славословия, как отличительную черту своей ереси, употреблял, равно как и вся его паства такую формулу: «Отцу и Сыну вместе со Святым Духом славу воссылаем». Флавиан Антиохийский⁴⁴⁸ в свое время произносил: «слава Отцу и Сыну и Св. Духу».⁴⁴⁹ Его же предшественники произносили это славословие иначе: «слава Отцу чрез Сына во Святом Духе», и последняя формула славословия была в большом употреблении в церкви Александрийской, не смотря на то, что другие предстоятели этой церкви произносили её так: «слава Отцу в Сыне и во Святом Духе». С появлением ереси Арианской, такая безразличная формула малого славословия должна была принять определенный вид во всех церквах. К этому, очевидно, вызывали еретики, употреблявшие такую формулу: «слава Отцу в Сыне и во Святом Духе», и тем самым выражавшие свое еретическое учение, будто Сын и Святой Дух ниже Отца. Отсюда, по свидетельству Созомена,⁴⁵⁰ в церкви Антиохийской был обычай разделяться на хоры, из которых каждый произносил свое собственное верование в конце песни, и потому одни величали Отца и равночестного Ему Сына; другие – Отца в Сыне, выражая прибавлением предлога «в» ту мысль, что Сын занимает вторую степень. А историк Феодорит повествует⁴⁵¹ о Леоне, Епископе Антиохийском, Арианине, что сей предстоятель церкви, «видя, как духовенство и прочий народ делится на двое, и одни в славословии пред словом «Сын» произносят союз καί (и), а другие пред тем же словом употребляют предлог ἐν, сам произносил славословие шепотом, так что стоящие возле него могли слышать только слова: «во веки веков».

Формула малого славословия от самой глубокой древности Христианской церкви употреблялась в заключении молитв, песнопений и чтений⁴⁵² и называлась поэтому ответным стихом. Доказательством этого могут служить многие Литургийные формы молитв и песнопений, дошедшие до настоящего времени. Ириней⁴⁵³ и Тертуллиан⁴⁵⁴ говорят, что заключительные молитвы при Евхаристии оканчивались словами: «и во веки веков», на что народ отвечал: «Аминь». Что и псалмопения сопровождались малым славословием, об этом Кассиан (6-го века) утверждает, говоря, что славословие при псалмопении не везде одинаково употреблялось. На Востоке, напр., был не один и тот же обычай, какой существовал в его время в Галликанской провинции. «В Моссале, говорит он,⁴⁵⁵ при пении одного псалма и в конце его все предстоящие воспевают возвышенно: «слава Отцу и Сыну и Святому Духу»; между тем как подобного мы не слыхали никогда на всем Востоке, где за окончательным псалмом произносилась молитва». По большей части этим славословием св. Троице обыкновенно заканчивается антифон. По свидетельству собора Толедского⁴⁵⁶ в Италии был такой обычай; «к концу всех псалмов мы говорим: «слава, честь Отцу и Сыну и Святому Духу во веки веков. Аминь».

б) Великое славословие. «Слава в вышних Богу». Так пели горние силы при Рождестве Господа нашего Иисуса Христа в слух пастырей Вифлеема. Самый предмет этой песни – хвала родившемуся Спасителю мира, хвала церкви, для которой родился Спаситель, показывает, что её не могли не петь при Апостолах. Неизвестно, кем добавлены к гимну Апостольскому: «слава в вышних Богу», последующие слова его. Из того, что великое славословие столько любили, столько считали приличною и полезною песнью для употребления в древних христианских собраниях, можно заключать, что если не при самих Апостолах, то вскоре после них этот гимн был распространен и объяснен в своем содержании и явился в длинной песни. В постановлениях Апостольских⁴⁵⁷ великое славословие называется ὕμνος ἑωθινός, утренним гимном и по своему составу много похож на тот гимн, какой употребляется в нашем утреннем Богослужении. Ориген, по поводу порицания христиан за равнодушие к солнцу и за отсутствие у них гимнов в честь его, отвечает; «мы знаем это лучше. Ибо мы поем хвалебную песнь Единому Существу, выше всего, Богу и Его Единородному Слову Божию». Эти слова Оригена, сопоставляющего возвышенные языческие гимны с христианскими, указывают на более возвышенный гимн: «слава в вышних Богу», который и по месту, занимаемому им в утреннем Богослужении, и по содержанию вполне мог отвечать намерению Оригена. Афанасий Великий дает нам знать, что в его время женщины Востока знали наизусть гимн: «слава в вышних Богу». Затем, после Кирилла Иерусалимского (387), Василия Великого,⁴⁵⁸ святой Иоанн Златоуст не раз упоминает о великом славословии как о песни, назначенной для утреннего Богослужения: «Небом стала земля, говорит он,⁴⁵⁹ поскольку небо хотело бы в себя принять то, что происходит на земле. Посему с благодарением говорим: «слава в вышних Богу». Преподобный Александр, настоятель Студийской обители и начальник обители неусыпающих, установил для своей братии петь это славословие днем и ночью 77 раз.⁴⁶⁰ В Западной церкви гимн этот употреблялся по преимуществу на Литургии в воскресный день, в Пасху и другие торжественные дни, а в частности в праздник Рождества Христова;⁴⁶¹ причем пение его совершали одни Епископы, исключая дня Пасхи,⁴⁶² когда позволялось петь его и священникам. В Восточной же церкви великое славословие пели как Епископы и Священники, так и народ.⁴⁶³ По описанию песненного чинопоследования Симеона Солунского (1429 г.) видим, что, после песни Захарии и Божией Матери, чтец входил на амвон и произносил: «слава в вышних Богу», и после этого начиналось совокупное пение славословия.

в) Трисвятое или Серафимский гимн. Первоначальная формула этого гимна следующая: «свят, свят, свят Господь Бог Саваоф, полны суть небеса и земля славы твоей, благословен во веки». Такую формулу мы находим в Апостольских постановлениях. Из истории же христианской церкви узнаем, что еще блаженный Сатур, мученик скончавшийся в 202 г., передает нам следующее видение: «и видели мы с Перпетуею свет неизмеримый и слышали глас совокупный, глаголющий непрестанно: «свят, свят, свят» и пр. Это древнее⁴⁶⁴ жизнеописание подтверждает, что Серафимская песнь⁴⁶⁵ во 2-м столетии была известна и входила в христианское Богослужение на Литургии.⁴⁶⁶ Св. Кирилл Иерусалимский (387)⁴⁶⁷ называет эту песнь преданною. В постановлениях Апостольских она помещается на ряду с гимнами Литургии. Отцы церкви последующих времен, как-то: Амвросий⁴⁶⁸ и Златоуст⁴⁶⁹ говорят о гимне Серафимском, как о заключительном в благодарственной Евхаристической молитве. В Литургии же Иакова, брата Господня, читается эта песнь так: «свят, свят, свят Господь Саваоф, исполнь небо и земля славы твоея, осанна в вышних, благословен, грядый во имя Господне, осанна в вышних». Последние слова песни Серафимской заимствованы из радостного приветствия, произнесенного Иисусу Христу Еврейскими детьми, встречавшими Его с ваиями, или из 117 псалма, где читаем эти слова так: о, Господи, спаси же – ana Ehova hoschua na. Еврейское слово гошуа переведено осанна, т. е., спаси, просим. Слова: «о, Господи, поспеши, – благословен грядый во имя Господне», Евреи произносили при поздравлениях,⁴⁷⁰ особенно при встречах, прося у Господа здравия и благоденствия идущему лицу.

Дальнейшая история этого гимна в том виде, в каком он у нас поется, такая: «Патриарх Констант. Акакий⁴⁷¹ и папа Феликс III или Симплиций (482–492)⁴⁷² утверждают, что в Константинополе и других городах – Вифинии и Геллеспонте и обеих Фригиях,⁴⁷³ при святом Прокле, Архиеп. Константин. в 447 г., было страшное землетрясение, от которого разрушались храмы и дома. Такое бедствие повергло жителей города в ужас, и они не знали, что предпринять, а иные даже оставили город. Среди такого смятения, по предложению св. Прокла, совершено было всенародное моление – Лития. Во время моления, около 3-го часа дня, один отрок поднят был на воздух, и не много спустя опущенный на землю, рассказал о всем том, что он там слышал. По его словам Ангелы пели песнь: «Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный», и повелели петь её и на земле. Едва повторено было это пение на земле, как землетрясение кончилось. С этого времени песнь эта, по повелению благочестивой Императрицы Пульхерии и Императора Феодосия, введена была в употребление при ежедневном Богослужении во всех местах.⁴⁷⁴ Эта небесная песнь, спустя несколько времени после этого события, сделалась предметом злоупотреблений со стороны злонамеренных еретиков, которые стали включать сюда свое ложное учение. Так, Петр Кнафе,⁴⁷⁵ Халкидонский пресвитер, впоследствии Патриарх Антиохийский (471 г.), желая ввести в своей церкви ересь теопасхитов, в интересе монофизитов и с целью заявить формальный разрыв с Православною церковью, принявшею учение Халкидонского собора о двух естествах в лице Иисуса Христа, утверждал, что на кресте страдало Божество Спасителя, и для успешного распространения своего учения прибавил к Трисвятому слова: «σταυρωθεὶς ὑπὲρ ἡμῶν, распныйся за нас». Преемник его Каландион, Епископ Антиохийский, с намерением противодействовать ереси Петра Кнафе, велел прибавить к этой песни: «Христе Царю, распныйся за ны».⁴⁷⁶ Ефрем Антиохийский говорит, что песнь «Святый Боже» живущие на Востоке возносят к Господу нашему, Иисусу Христу, прибавляя к ней: «распныйся за нас»; в Византии же и обитающие на Западе – к величайшему источнику благодати, Единосущной Троице; для того они и не терпят прибавления: «распныйся за нас», да не коснутся Троицы страданием.⁴⁷⁷ Отсюда видим, что прибавление к Трисвятому слов «распныйся за нас», сопровождалось во многих церквах волнением. Большая часть Восточных и Западных церквей отвергала это прибавление на своих поместных соборах⁴⁷⁸ и вместо прибавления, как более или менее подозрительного по своей новизне, употребляла следующую форму: «Троица Святая, помилуй нас». Гимн этот в Восточной церкви употреблялся по преимуществу во время Литургии оглашенных пред чтением Священного писания; в Западной церкви многие соборы⁴⁷⁹ предписывали петь этот гимн на ранних Литургиях по умершим. Гимн под именем Трисвятого был употребляем и в других случаях, как это видно из правила Халкидонского собора.

Г) Аллилуия. Эта хвалебная песнь очень часто употребляется при общественном Богослужении и не переводится на какой-либо другой язык. Слово «Аллилуия» иногда значит: Хвалите Бога или хвала Богу; иногда этим словом означают некоторые псалмы, напр., 145 и следующие, в которых оно составляет начало. И в этом случае песнь «Аллилуия» также означает хвалебную песнь. Во время папы Дамаса и вероятно заботами Иеронима слово это было заимствовано Западною церковью от Иерусалимской церкви.⁴⁸⁰ О христианском употреблении при Богослужении слова «Аллилуиа» говорят отцы и Западной церкви, как-то: Амвросий и Иероним, Павлин Нольский и Исидор Севильский. Последний из них говорит так: «петь хвалы, т. н., Аллилуиа» есть древний обычай Евреев. Изложение его состоит в истолковании двух слов, или в сложении, т. е. хвала Бога. О тайне этой песни Иоанн Богослов пишет в Апокалипсисе, что он, по откровению Духа, видел и слышал небесный голос воинства Ангельского, подобно голосу сильных громов, говорящих: «Аллилуиа». Следовательно, никто не должен сомневаться в том, что, когда совершается эта тайна хвалы, поющие при посредстве веры и молитвы соединяются с поющими Ангелами. Аллилуиа и другое Еврейское слово «аминь» не переводится с Еврейского языка на какой-либо другой не потому, чтобы они как-нибудь могли быть истолкованы, а потому собственно, как утверждают учителя, что чрез удержание этих Еврейских слов на всех языках сохраняется древность святейшей важности». А что под словом «Аллилуиа» нужно разуметь и те псалмы, которые надписываются этим именем и употребляются при общественном Богослужении, то об этом говорит Евсевий⁴⁸¹ так: «когда Дух найдет на кого-либо из начальственных певцов; тогда в продолжении этого прочие пребывали в покое и к концу согласным голосом отвечали: «Аллилуиа». Василий Великий в письме к Марцеллину Комету обозначает и самые Аллилуиарные псалмы.⁴⁸² Блаженный Августин свидетельствует, что словом «Аллилуиа» – хвалите Господа, называются те псалмы, которые или с того слова начинаются, как – например 148 пс., или те, которые этим словом оканчиваются. Преподобный Кассиан утверждает,⁴⁸³ что при антифоне Аллилуиа не употребляется никакой другой псалом, как только тот, который в надписание означается словом: «Аллилуиа».

Д) Гимн Симеона Богоприимца. В постановлениях Апостольских встречается гимн Симеона Богоприимца, который должен быть пет на вечернем Богослужении.

Е) В древнее же время⁴⁸⁴ встречаем гимн, составленный из стихов Давидовых псалмов. Он читается так: Благословен еси Господи, научи мя оправданием твоим. Господи! прибежище был еси нам в роды и род. Аз рех: Господи! помилуй мя, исцели душу мою, яко согреших тебе. Господи! к тебе прибегох. Научи мя творити волю твою. Яко ты еси Бог мой. Яко у тебе источник живота, во свете твоем узрим свет. Пробави милость твою ведущим тя».

Ж) Нельзя не упомянуть о гимне Божией Матери, который был пет в первые века христианства на утреннем Богослужении. В Седулиевой псалтири, по переводу италийскому, славословие Божией Матери написано после Ветхозаветных гимнов. А это служит доказательством того, что песнь Богородицы⁴⁸⁵ вошла в состав Богослужения прежде 4-го века и пелась при Богослужении наряду с псалмами и песнями Ветхозаветными. Песнь Богоматери занимала тоже самое место и во всех восточных псалтырях, как-то: Коптских, Яковитских, Армянских и др., чем доказывается, что она, до появления в тех странах Несторианства, очень рано входила в состав христианского Богослужения. В Галлии, около 506-го года, подтверждено было петь песнь Божией Матери – «величит душа моя Господа» – на утреннем Богослужении в каждый воскресный день и во все праздники.

З) О символе веры, как песни, петой при Богослужении, говорит Иоанн Златоуст, утверждая, что символ Никейский был пет,⁴⁸⁶ во всех церквах Востока и Запада при Богослужении, как главная песнь и сокращение всего Православного христианского песнопения.⁴⁸⁷

История первых веков христианства свидетельствует о различных способах пения и именно: во 1-х пели все вместе, во 2-х все собрание, разделившись на два хора, пело по переменно и в 3-х пел один певец, избранный из собравшихся, а народ подпевал, иногда повторяя все, что пропето певцом, иногда повторяя только последние слова его, а иногда припевая какой-либо отдельный стих из псалмов, а чаще всего славословие.

а) О первом способе пения можно оказать, что оно, как древнее, простое и безыскусственное пение, принадлежало всей церкви. Верующие, проникаясь содержанием песнопений, не много обращали внимания на самую форму их и пели все вместе, не разделяясь на хоры. Об этом способе пения находим указание еще в Священном Писании, где говорится, что верующие единодушно воздвигоша глас к Богу.⁴⁸⁸ Святой Афанасий Великий так описывает⁴⁸⁹ священное собрание в церкви: «здесь слышится как бы один и тот же голос народа». По свидетельству Созомена⁴⁹⁰ и Сократа,⁴⁹¹ святой Афанасий, преследуемый врагами, при пении всех отклонил засаду воинов, которые заняли церковь для того, чтобы схватить его. «Когда, говорить Созомен, все пели, воины хранили спокойствие, так как нападение считали не благовременным, он же (св. Афанасий) в это время тайно вышел среди поющих». Василий Великий говорит,⁴⁹² что Неокесарийцы, и, быть может, соседние с ними церкви по преимуществу употребляли древний способ пения псалмов всем народом вместе, введенный в церковное Богослужение св. Григорием чудотворцем. Следы общего пения всею церковью видим в одном стихотворении Григория Чудотворца, где сказано: «не видишь ли ты, как оба пола, забывшие о своей природе, воспевают хвалу Богу». Сам Он восхваляет мать свою за то, что она постоянно хранила глубокое молчание и не отверзала уст, разве только тогда, когда нужно было петь и восхвалять Бога. О Константинопольской церкви святой Иоанн Златоуст в одном месте говорит,⁴⁹³ «что древле все пели вместе, что и мы теперь делаем». В другом месте он утверждает: «жены, мужи, старцы и юноши, различные полом и возрастом нимало не различествуют песнями, ибо все составляют единое сладкопение».⁴⁹⁴ И Западная церковь знала простое, безыскусственное пение и пела всею церковью псалмы, без предварения, особенно покаянные и другие церковные гимны, доколе она не заимствовала с Востока антифонного пения, как свидетельствует об этом автор жизнеописания Цезария Арелатского (543 г.) говоря: «он (Цезарий) возвратил своей церкви прежний обычай, чтобы все собрание мирян возносило псалмы и гимны высоким и стройным голосом». Сам Цезарий объясняет, почему он ввел такое пение, тем, что он в этом случае подражал древним церквам; «ибо, говорит он,⁴⁹⁵ всегда я желал, чтобы все пели таким точно образом, как поют в других церквах».

б) О втором способе пения. История времен Апостольских передает нам, что псалмопение и священные гимны пелись и так, что весь народ в храме, разделившись на два хора или лика и под руководством известных певцов,⁴⁹⁶ пел попеременно. Кто ввел антифонное пение в церкви Христианской, историки между собою разногласят. Сократ⁴⁹⁷ происхождение и первое употребление этого пения приписал предстоятелю Антиохийской церкви св. Игнатию Богоносцу. Феодорит же этот самый обычай относит к Флавиану и Диодору, монахам Антиохийским. Но мы скажем, что эти антифонные формы пения не есть что-либо особенное, придуманное Христианами. Выше всякой вероятности, что этот способ пения существовал до времен Христианской эры. Еще во времена Моисея, после перехода Чермного моря, Мариам, сестра Моисея, с женами израильскими пела в соответствие лику сынов израильских.⁴⁹⁸ Далее, образ составления многих псалмов Давидовых указывает на антифонное пение у Иудеев, которых стихи так расположены по частям, что первому стиху соответствует другой, выражающий другими только словами, по большей части, туже мысль и редко противоположную. Эта же антифонная форма пения усматривается в Богослужении и у Александрийских ферапевтов-аскетов. «Их первосвященник, говорит историк Филон,⁴⁹⁹ вставал и пел хвалебную песнь Богу, или вновь от него сочиненную, или заимствованную от древних пророков, при конце коей все возносили глас, как мужи, так и жены. Они во время святых своих бдений, все, восстав, разделялись на два лика посреди храмины – мужи с мужами, жены с женами и на обоих ликах был свой опытный канонарх; потом они пели Богу попеременно с приличными припевами. Наконец, оба лика, насладившись особо сим сладкопением как бы упоенные Божественною любовию, совокуплялись в один общий лик или хор, подражая тому древнему примеру, как было на берегу Чермного моря, где море, по совершении чуда, по повелению Божию, одним послужило во спасение, а другим в погибель». Эти слова Филона заставили историка Евсевия думать,⁵⁰⁰ будто он описывает Богослужение Иудеев, принявших христианскую веру. Того же мнения был и Иероним⁵⁰¹ и другие писатели. Но для нас важны слова Филона в том отношении, что антифонная форма пения, как видим, была известна в Ветхозаветной церкви и существовала ранее самого Христианского Богослужения. Тертуллиан говорит о той же форме пения так: «ревностные христиане присовокупляют к молитве гимны или псалмы, стихи которых поют попеременно, когда несколько соберутся их вместе». Что касается до разногласий историков Сократа и Феодорита относительно антифонного пения, введенного в начале 2-го столетия в Антиохийской церкви св. Игнатием Богоносцем, († 107 г.) по научению свыше, и которое, по замечанию Златоуста,⁵⁰² было весьма употребительно на Востоке, мы, на основании исторических данных, приходим к тому заключению, что св. Игнатий Богоносец только составлял для этого пения антифоники, то есть, противогласники во славу святой Троицы, которые, вероятно, и были в употреблении при Христианском Богослужении до тех пор, пока Павел Самосатский не отменил их, введши в свою церковь новые песни.⁵⁰³ А Флавиан и Диодор, монахи антиохийские, жившие при Императоре Констанции, только способствовали быстрому распространению этого пения во всех, по возможности, церквах Востока. В Кесарийской церкви при святом Василии Великом мы встречаем такой же образ пения. Он сам говорит:⁵⁰⁴ «иногда, разделившись на две части, поют псалмы одни за другими, упрочивая поучение в словах и вместе возбуждая в сердцах своих сокрушение». В другом месте он выражается так: «у нас, по прекращении молитв, попеременно переходят к псалмопению и тут, разделившись на две стороны, одна другой отвечают в пении, укрепляя тем размышление о словах писания и вместе возбуждая постоянное внимание в сердцах своих». Из этих слов Василия Великого можно видеть, что Кесарийская церковь знала антифонное пение. Василий Великий свидетельствует в своих творениях, что антифонная форма пения не вдруг распространялась повсюду в церквах, но постепенно. Известно, что святой Григорий Неокесарийский постановил петь псалмы и гимны не попеременно, но дал право петь всему народу в один голос. Неокесарийская церковь столь много дорожила этим постановлением, что когда Василий Великий вводил в своих церквах попеременное пение псалмов; то Неокесарийский клир весьма негодовал на это, уверяя, что такого пения не было при Григории Чудотворце. Вследствие этого Василий Великий принужден был в защиту своего постановления писать Неокесарийскому клиру особенное послание, в котором доказывал, что попеременное псалмопение сообразно с уставом всех Восточных церквей.

В Константинополе святой Иоанн Златоуст, по свидетельству⁵⁰⁵ Сократа, распространил антифонное пение в подражание арианскому образу пения. Ариане, нападая на православных, перелагали в антифонную форму следующие слова: «где суть те, которые говорят, что три составляют одно»? Православные со своей стороны, употребляя туже антифонную форму, исповедовали единосущие Божие, присовокупляя в конце песни славословие: «слава Отцу и Сыну и Святому Духу».

В Западной церкви, по словам Констанция,⁵⁰⁶ антифонное пение в первый раз ввел Амвросий Медиоланский, а после него уже подтверждено было папою Дамасом. По свидетельству Павлина Нольского, в жизнеописании святого Амвросия говорится, что в его время (380 г.) в первый раз стали петь в Медиоланской церкви гимны и бдения антифонно – по клиросам.⁵⁰⁷ И самая форма гимнов святого Амвросия заставляет нас согласиться со свидетельством Павлина Нольского. Они составлены с соблюдением меры; смысл в них оканчивается четвертым стихом. Это конечно зависело от того, что святой Амвросий назначал их для пения по клиросам. В древней Галликанской Литургии 5-го века встречается описание антифона в том смысле, в каком его понимали прежде, то есть, антифон – это мысль, наперед предпосланная псалму, или стих псалма, соединенный со славословием Троицы.⁵⁰⁸

в) История третьего способа пения следующие: известно, что в христианской церкви был особенный род псалмопевцев или певцов, по крайней мере на Востоке, которые отличались своим положением от чтецов. Они названы в церковной истории каноническими псалмопевцами, как записанные в книгу известной церкви. Пение этих певцов отличалось от пения всего народа. В постановлениях Апостольских говорится,⁵⁰⁹ «что, когда совершатся два чтения, другой кто-либо пусть поет песни Давидовы, а народ пусть подпевает последние слова». Об этом образе пения мы находим указание еще у Филона, который свидетельствует, что народ иногда не разделялся на хоры, но пел так, что прежде начинал петь стих главный певец, а иногда и сам Епископ, – что происходило во время важнейшей части благодарения, – а народ повторял за ним его слова, или иногда подпевал ему только в конце стиха. Святой Иоанн Златоуст говорит:⁵¹⁰ «отцы установили, чтобы народ подпевал стих сильный, заключающий в себе высокое учение». В Александрийской церкви, по словам Василия Великого, весь народ пел таким образом: один из них начинал то, что должно петь, другие подпевали. Этот способ пения был во времена Афанасия Великого. Впрочем, уже в 4-м веке собор Лаодикийский своим правилом определяет,⁵¹¹ что кроме певцов, состоящих в клире, на амвон входящих и по книгам поющих, не должно иным некоторым петь в церкви, и тем предоставил пение при Богослужении в церквах одним певцам. Император Юстиниан говорит,⁵¹² что петь гимны и оды есть должность певцов, и поэтому строго предписал, чтобы певцы правильно выполняли свою должность.

У Египетских монахов эта должность, по словам Кассиана,⁵¹³ выполнялась так: один, вставши из среды братии, приятно воспевал, или ясным и звучным голосом провозглашал псалом; иногда, для его облегчения, назначались ему помощники. Пение псалмов в таком случае делилось так: если нужно было петь 12-ть псалмов, а поющих было два псалмиста, то каждый из них воспевал по 6-ти псалмов; если же три псалмиста, то по 4-ре псалма и т. далее. В это время прочие сидели в молчании и со всяким вниманием слушали слова поющих. Обычай стоять или сидеть во время пения псалмов и гимнов не везде был одинаков. Обычай сидеть при пении соблюдался только у одних Египетских монахов. И это они делали по причине беспрестанных бдений, чего не соблюдалось в других местах, а потому здесь всегда пели стоя.

Начало обыкновения петь при Богослужении одним только певчим, можно думать, восходит в 4-му веку, и именно к Лаодикийскому собору.⁵¹⁴ бывшему в 364 г., который для прекращения расстройства и замешательства, производимых простым народом в пении, постановил петь одним только посвященным на эту должность. С тех пор во многих церквах начали устроять общие хоры⁵¹⁵ певчих. Так об Императоре Юстаниане известно, что он для Софийской церкви избрал 25-ть певчих.

Известно, что обрядовые постановления Еврейского Богослужения носят на себе отпечаток естественности и величественной простоты. Эти свойства Еврейского пения, по замечанию Климента Александрийского,⁵¹⁶ давали ему право занять место между составными частями христианского Богослужения. С другой стороны достоинство этого пения возвышалось в глазах христиан еще более тем, что его, как пение Ветхозаветной церкви, употребляли Иисус Христос и Апостолы, когда возносили молитвы к Богу с пением. Образ Еврейского пения, по изъяснению Климента Александрийского,⁵¹⁷ имеет великое сходство с греческим пением дорического напева, отличавшегося от других греческих напевов строгою простотою и важностью. Посему «глубокая древность, естественность и величественная простота долженствовали оправдывать выбор его для благочестия христианского». В первенствующей церкви наибольшее влияние на церковное пение имело Иудейское храмовое пение И выше всякого вероятия, что это Иудейское пение было употребляемо по преимуществу Иерусалимскою церковью и вообще христианами из Иудеев. Но влияние это на могло быть сильно вне Палестины; потому что национальные и местные напевы разных народов не могли легко уступить чуждому влиянию особенно при собственном богатстве и силе развития и при общем предубеждении против всего Иудейского. А потому большая часть христиан из Греков могла и не знать Иудейского образа пения, но употреблять тот образ пения, какой им был известен до обращения в христианство, что было не противно духу христианской религии. Отсюда в образовании христианского пения мы даем первое после Иудеев место Грекам. И это возможно признать тем более, что, как замечает Климент Александрийский, греческое пение, по своему характеру, принадлежало в большей или меньшей степени тоже к дорическому напеву, который, по всеобщей известности и употреблению между Греками, особенно по своей простоте и естественности, более всех других напевов греческого пения приличествовал христианскому Богослужению. Правда, всеобщее развращение нравов между греками-язычниками, отразившееся на всех искусствах их, отразилось и в музыке непристойными украшениями,⁵¹⁸ пленявшими одну чувственность; но церковь удаляла от принятого ею образа пения все непристойное и чуждое духа её. Она постоянно имела в виду наставление псалмопевца петь Богу разумно⁵¹⁹ и Апостола Павла петь с участием сердца,⁵²⁰ с возвышением духа к Богу,⁵²¹ и потому учреждала богослужебное пение, наблюдая, чтобы оно было благоговейно и трогательно, но вместе просто и безыскусственно, допускала и украшение в пении, но всегда умеренное и смотря по необходимости. Но особенной нужды в украшении первенствующие христиане не чувствовали. Им в высшей степени присуще было нравственное совершенство и сознание высокого достоинства истин, составляющих предмет песнопений. Поэтому дорическое пение более или менее изменялось у них в простых излияниях чувств, не имело такта (меры), а только было протяжное, не простиралось в возвышениях и понижениях голоса далее 3-х и редко 4-х переходов (нот) и было более растянутое чтение, нежели пение в собственном смысле, – можно сказать, пение было речитативное. «В начале, говорит Исидор Севильский (7-го века),⁵²² церковь употребляла пение простое, близкое к той мере голоса, какую мы употребляем при обыкновенном произношении. Пение же искусственное введено после не для духовных, а для плотских христиан, чтобы эти последние, не трогающиеся предметами пения, по крайней мере трогались приятными звуками».

Пение⁵²³ сначала простое и безыскусственное с течением времени, с разрешения церковной власти, мало-помалу стало украшаться с внешней стороны. К этому вызывали церковь обстоятельства времени и дух молящейся братии. Видя в молящейся братии с одной стороны упадок благочестия, а с другой – стремление еретиков завлечь к себе православных искусственным пением, отцы церкви обратили внимание на усовершенствование напевов и тем хотели возбудить молитвенное настроение духа молящейся братии. Церковь не смотрела на искусственную гармонию, как на нечто предосудительное и противное духу религии. Она всегда была уверена, что благолепие и стройное согласие звуков всего более прилично посвящать Господу. Отсюда, достоинство пения определялось ею по той мере, на сколько оно способствовало внутреннему благочестию и давало чувствовать очищение помыслов и облегчение сердца в отделении от мирской суеты, или услаждение высшею духовною жизнью, на сколько, по Апостолу, оно порождало плод духовный, т. е., некоторое возрастание в духе, и назидало души христиан. Отсюда, еще Василий Великий порицал⁵²⁴ крайность, излишнюю привязанность к известному образу пения, считая его чем-то священным, неприкосновенным.

Если церковь старалась сохранить древнее простое пение от перемен; то тогда только, когда видела, что оно питало в душах благочестивых христиан истинное благоговение, возвышало их до созерцания Бога, Его совершенств и благодеяний, привлекало их к воспоминаниям великих событий из истории веры, одушевляло примерами святых, церковью прославляемых. Церковь не имела непременного правила сохранять неприкосновенность древнего пения. Но когда она видела, что сердца холодные и рассеянные не трогаются безыскусственными звуками, что чувства их нуждаются в сильных ощущениях; тогда прибегала к искусственному пению, допускала гармонию, производящую приятное, услаждающее душу их, впечатление, прибегала к искусственным и разнообразным напевам, держась при этом того правила, – чтобы не удаляться слишком далеко от духа древнего, простого пения. Она знала, что создание искусства тогда только производит полное впечатление на созерцающего, питает и возвышает его душу, когда при внешней гармонии форм дает понять и внутреннее его содержание. По свидетельству Оригена,⁵²⁵ у певцов было в обыкновении давать своим песням собственные напевы,⁵²⁶ более витиеватые и гармонические, нежели каково было Богослужебное пение, и напевы эти церковь принимала тогда, когда она замечала в них скромное и благоговейное излияние чувств. Но когда свобода сочинять напевы со временем простерлась за пределы умеренности, до подражания театральному искусству голоса, его переливам, и обременяла церковное пение излишними, непристойными украшениями, производящими в душе хотя и возбужденное, но смутное настроение; тогда церковь заботилась о приличном христианском пении. Еще Климент Александрийский внушал своим последователям, как должно петь, «Надобно, говорит он, употреблять гармонии (напевы) скромные и целомудренные, а нежных гармоний, которые страстными переливами голоса располагают к жизни изнеженной и праздной, надобно, сколько возможно, избегать; важные и скромные переливы голоса обуздывают дерзость».

В 4-м веке Константин Великий, между прочими постановлениями о церковном благочинии, повелел исправить Богослужебное пение.⁵²⁷ В Константинопольских церквах, вследствие такого распоряжения, пение было исправлено по образцу древнего христианского пения. А немного прежде такое преобразование Богослужебного пения в Александрии сделал свят. Афанасий Великий и распространил его в церквах Египетских. О св. Афанасии блажен. Августин пишет так: «для меня лучше всего то, что говорили мне об Александрийском Епископе Афанасии, который так настроил чтеца петь псалмы, что тот, как будто не столько поет, сколько читает».⁵²⁸ А каких мыслей был сам Афанасий о своем пении, это видно из его слов. Он спрашивает: «почему псалмы поются мудрым тактом и на распев», и отвечает: «Господь, желая, чтобы мелодия слов была символом духовной гармонии души, назначил петь псалмы мерно и читать их на распев... а сопровождать псалмы пением – означает не заботливость о благозвучии, но знак гармонического состояния душевных помыслов... Хорошо поющий настраивает свою душу и как бы из неровности приводит её в ровность; так что она, пришедши в естественное свое положение, не поражается ни каким смущением, а напротив делается способною к возвышенным мыслям и, настроившись по мелодии слов, забывает о страстях, с радостью взирает на ум Христов и помышляет только о своем лучшем».

Так точно и святой Григорий Назианзин доставил своими песнопениями, как сам говорит, лучшую пищу тем из христиан, которые пленялись языческими песнями.⁵²⁹ О достоинстве этого образа пения блаженный Иероним говорит,⁵³⁰ что оно производило в сердцах, обуреваемых страстями, такое действие, какое во время припадков ощущал дух Саула при звуках Давидова инструмента, и наполняло души благочестивые тихим и благоговейным восторгом. Блаженный Августин, услыхавши в первый раз пение, бывшее в Александрийской церкви, прослезился от глубокого умиления. «Тогда как трогательные звуки поражали мой слух, писал он свят. Афанасию, истина, заключавшаяся в них, глубоко проникала в мое сердце и возбуждала благочестие».⁵³¹ Такое пение Александрийской церкви, поражающее душу, могло быть распространено и в Африканских церквах.

Западная церковь в Риме и Медиолане долгое время пользовалась пением древним и безыскусственным. Вот как было дело:⁵³² «до времен Амвросия Медиоланского в Западной церкви было в употреблено древнейшее, простое пение, похожее на речитативное. Амвросий, для утешения скорбящей братии, ввел пение греко-восточной церкви с его тонами, рифмом и метром». Таким образом народ со времен Амвросия Медиоланского в Западной церкви начал петь гимны и псалмы по образцу восточному, и этот обычай, как замечает Августин, вводился и сохранялся во всех местах. Блаженный Августин с восторгом отзывался о сильном впечатлении, какое производило Амвросианское пение на души слушающих, полное мелодического восторга с рифмическим размером, богатым напевом и важною простотою; но в тоже время он же высказывал и опасение, что благозвучие напева может увлекать чувство и ослаблять действие слова на дух, особенно когда слишком изысканное его построение затемняет от нас содержание песнопений и оставляет нас под влиянием неопределенных впечатлений.

Опасение отцов Восточной и Западной церкви относительно изысканности в благозвучии пения были не напрасны. Правда, отцы церкви, с одной стороны, восторгались первоначальным более или менее усовершенствованным вокальным пением; ибо в нем соединялось с простотою его и высокое достоинство. Но вот наступила пора, и очень рано, во 2-м веке, а по преимуществу в 4-м, когда, по выражению отцов церкви, невежество и неблагоговение поющего народа портили и нарушали в слушателях тихий и благоговейный восторг. Светская, шумная и разнообразная музыка мало-помалу стала вкрадываться в простое церковное пение и не редко для самих певцов служила предметом подражания. Во 2-м веке Климент Александрийский восставал против страстных гармоний, изнеживающих и располагающих в праздной жизни, затемняющих содержание песнопений и оставляющих нас под неопределенным впечатлением. В 4-м веке святой Афанасий Великий восставал против Мелетиан, которые, по словам Феодорита,⁵³³ пели священные песни даже с пляской. Св. Иоанн Златоуст в одной из своих бесед предохраняет своих слушателей от излишней заботы об искусственном светском пении: «несчастный и бедный, говорит он! Тебе надлежало с трепетом и благоговением возвышать ангельское славословие... а ты вводишь обычай комедиантов. Ужели ты не боишься и не трепещешь, дерзая поступать столь бесчинно? Ужели не помышляешь, что здесь сам Господь невидимо присутствует, измеряет каждое движение и испытывает совесть?»⁵³⁴ За смелое подражание театральному пению, обличали своих современников также Исидор Пелусиот⁵³⁵ и блаженный Иероним.⁵³⁶ Чтобы сколько-нибудь восстановить дух прежнего пения и отвратить поющих от неправильного и несообразного с духом христианства пения, тем более, что такие заманчивые и близкие к театру напевы быстро распространялись и легко воспринимались верующими, – отцы церкви принуждены были позаботиться о предохранении верующих от еретического учения, облекаемого в театральные языческие напевы, о возбуждении в молящихся охладевшего чувства и устроении в церковном пении кой чего нового, чего прежде не было, – словом отцы церкви поставлены были в необходимость прибегнуть к пособию музыки. Деятельность пастырей церкви на этот раз сдерживала, по возможности, только чрезмерную, иногда выходящую за пределы христианской терпимости, искусственность церковного пения, частью указывая различие между истинно-церковным и противохристианским пением, а частью делая благоразумные уступки требованиям своего времени. И где особенно успевали еретики своими заманчивыми напевами, там особенно процветало такого рода пение. Так, напр., Сирская церковь находилась в опасности от ереси Армония и Вардесана. Армоний сочинил даже некоторые песни и свое нечестие облекал в приятные напевы, и чрез это самое привлекал слушателей в свою ересь. Чтобы отвлечь своих пасомых от заманчивых и бесчестных песней Армония и его последователей, преподобный Ефрем Сирин начал писать в стихах опровержение еретических заблуждений, заимствовав мелодию от еретических песней Вардесана.⁵³⁷ А что преподобный Ефрем подрожал в некоторых стихотворениях размеру и напевам песней Вардесана, это можно видеть из того, что в конце 65-го гимна его встречаются такие слова: «окончились 17 гимнов, составленных по подражанию песням Вардесана».⁵³⁸ Феодорит говорит,⁵³⁹ что преподобный Ефрем составил свои песни по напевам песней Армония. Самые напевы Сирские, на которые переложены были духовные песни Ефремом Сириным, состоять из нескольких гласов.⁵⁴⁰

В Константинопольской церкви в противодействие арианской ереси заботами святого Златоуста Богослужебное пение доведено было до такого совершенства, что христиане вовсе перестали посещать еретические собрания.⁵⁴¹ Века 7-й и 8-й особенно умножили церковное пение духовными напевами.

И Западная церковь не избегла тлетворного духа времени, развращающего и уничтожающего прежнее благоговение. Здесь, как выше сказали, было пение Амвросианское; но и этот полный жизни образ пения, по замечанию Иеронима, мало-помалу употреблялся во зло. Вследствие множества изменений, притом неблагонамеренными людьми, он стал, увлекать чувство и ослаблять действие слова на дух, и, следовательно, сделался неспособным вполне выражать высокую важность христианской жизни. А потому и видим, что усилившееся приближение к светскому напеву поставило в опасность и Амвросианское пение – совершенно потерять свой церковный характер. Поэтому в 6-м веке в Западной церкви является преобразователь церковного пения папа Григорий Великий.⁵⁴² Он, чтобы усилить пение,⁵⁴³ изобрел особенные нотные знаки или невмы – от πνεῦμα, как обозначение тона, или от νεῦμα, как обозначение звукового знака, удивительное смешение точек, черточек и крючков. Он отбросил рифм и метр Амвросианский и положил в основание пения греческую музыку. Думают, что к четырем главным тонам он присоединил еще четыре второстепенных. Отсюда является и достоинство этого пения. Григорианское пение происходило единогласно, медленно, умеренно и соразмерно, без рифма и такта, а этим самым оно снова приближалось в древней речитативной форме псалмопения, показывая в тоже время существенный шаг вперед своею выработанною техникою, с более богатою модуляцией, сообщая возвышенному пению и приятность. При этом потерялись Амвросианская веселось, свежесть и народность; но за то тем надежнее сохранились в Западной церкви важность, достоинство и торжественность церковного пения. Григорианское пение предоставлено было исключительно обученным церковным хорам певцов, для образования которых папа Григорий Великий основал в Риме большую певческую капеллу. Чрез это община лишилась, доселе сохранявшегося на Западе, своего живого участия в пении при Богослужении.

Что касается инструментальной музыки, допускаемой при Богослужении вне христианства, то об этом можно сказать, что если у Иудеев она и стояла на высокой степени развития, если для исполнения её служило множество музыкальных орудий, упоминаемых в их священных книгах,⁵⁴⁴ если сам Царь Давид не раз упоминает о десятиструнном инструменте, как о превосходнейшем из всех по причине десяти его струн, и других инструментах,⁵⁴⁵ при всем том в христианском Богослужении инструментальная музыка, как необладающая средствами выражения мысли, но производящая в духе нашем только приятные ощущения, оставляя их неопределенными, беспредметными, и как не возводящая нас путем наслаждений к совершенству, не оставляя в нашем сознании ясного представления об искомых нами состояниях счастья и блаженства, не должна была иметь места в нем и была оставлена. Поэтому еще на первых порах христианства предстоятели церквей стали считать её даже вредною для христианских храмов. Они сознавали «что музыкальные звуки только услаждают слух и воображение, но не назидают сердца молящегося духом благочестия». Самые музыкальные инструменты, как немые, – не членораздельные, при внешней гармонии звуков не дают понять внутреннего содержания церковных песнопений, не передают силы и выразительности их, которые много влияют на сердце молящегося своею мелодией. Видя вред от музыкальных инструментов для христианского Богослужения, отцы церкви стали отклонять верующих от инструментальной музыки при пении священных песней. «Невозрождённым только, пишет⁵⁴⁶ Иустин философ, прилично петь на бездушных инструментах и кимвалах с плясанием». «Лиры и органы, пишет блаженный Августин, должны быть отвергаемы церковью; потому что их употребляют язычники для роскоши и похоти в театрах, в собраниях и при жертвоприношениях».⁵⁴⁷ Святой Иоанн Златоуст говорит, что «Ветхозаветные инструменты приличны христианам только в смысле духовном. Для христианина псалтирь и гусли суть члены тела, на коих поется песнь новая, состоящая не из слов, а из дел».⁵⁴⁸ «Мы должны сделать из себя согласный и стройный орган, чтобы прославить Бога всеми чувствами и внешними, и внутренними».⁵⁴⁹ «Если в Ветхом завете и была допущена музыка при Богослужении,⁵⁵⁰ то это сделано было, как замечают св. Златоуст и блаженный Феодорит,⁵⁵¹ только из снисхождения к слабости и жестокосердию Евреев. Начало обыкновения сопровождать пение игрою на инструментах, существующее ныне на западе, относится к 8-му веку.⁵⁵² Еще в царствование Нерона был в употреблении инструмент – орган, на котором играли при дворе этого государя. Последующая история передает нам, что Император Михаил Греческий послал орган к королям Пипину и Карлу Великому, и последний постановил орган в Ахенском соборе. И это было новостью на Западе. Против употребления органов в Западной церкви Папы восставали еще в 12-м веке, не одобряя такого обычая. В 15-м веке присоединена была музыка к органам. Собор Тридентийский 1545 г. только в угоду Императору Фердинанду удержал инструментальную музыку при Богослужении; а папская капелла не знает её и доселе, и при папском Богослужении не играют на музыке, но поют.

О происхождении искусственного пения

В Восточной церкви простое и речитативное пение время от времени обогащалось различными искусственными тонами и правилами музыки, которые берут свое начало из греческой гармонии дорического напева, отличавшегося простотой и важностью своей мелодии, лидийского, характеризующегося строем высоким по отношению к дорическому и нежностью, Ионийского и Фригийского, занимающих средину между первыми. Такое пение было известно язычникам грекам; оно же могло быть употребляемо и христианами, особенно фригийская мелодия, бывшая в употреблении на вечерях любви. До 4-го века все гимны петы были с некоторым протяжением на ударениях, соответственно длине или краткости слогов, и сочинены на один голос без прибавления верхних и нижних нот. Но с 4-го века в Константинопольском хоре тоны были прибавлены, а отсюда пение простое, прежде не простиравшееся в возвышениях и понижениях голоса далее трех и редко четырех переходов, с этого времени начало украшаться напевами искусственными и разнообразными, стало появляться пение гармоническое в собственном смысле слова. Такое пение, как употреблявшееся при дворе греческих Императоров, называлось Демественным – придворным напевом, для усовершенствования которого поставлялись Доместики, (от слова Demecticus [Domesticus]).

Каким образом могло образоваться Демественное пение и откуда оно берет свое начало, для разрешения этого вопроса коснемся древней греческой музыки.⁵⁵³ У греков было три рода тонов: средний – диатонический, высший энгармонический и низший – хроматический. Эти названия произошли от различного настроения лиры. Когда прогрессия тонов чрез всю октаву была простая и естественная, тогда музыка называлась диатоническою; (διάτονος – проходящий от одного конца до другого). Когда же струны были настраиваемы полутоном ниже (бемолем), или полутоном выше (диэзом), что обозначали известным значком, тогда в первом случае музыку называли хроматическою (χρωματικός, от χρῶμα род тона, отличающийся особенным делением тонов тетрахорда), а во 2-м – энгармоническою. Каждый народ Греции образовал по этим трем родам музыки различный пиесы, сообразно с своим характером и вкусом.⁵⁵⁴ Пиесы названы гармониями, а от имени народа – дорическими, ионийскими и проч. Те гармонии, которые образовались по роду музыки энгармонической, обозначались предлогом ὑπερ; отсюда получалась гармония ипердорическая. Гармония хроматическая обозначалась предлогом ὑπό; гармония же диатонического рода называлась просто, без предлогов. Из трех родов музыки церковь заимствовала только два рода – диатонический и хроматический, а из различных видов гармоний, числом до 20-ти, приняла в 8-м веке чрез Иоанна Дамаскина, только 8-м, назвав первые четыре гармонии диатонического рода – гласами прямыми (ἧχοι ὀρθοί), а последние четыре хроматического рода – косвенными или побочными (ἧχοι πλάγιοι), – и чрез это положила конец множеству и разнообразию мелодий, сообщила церковному пению правильное однообразие, не развлекая дух молящегося, а особенно прекратила произвольные вымыслы неблагоговейного искусства.

Примечание. Наименование – ἧχοι ὀρθοί и ἧχοι πλάγιοι – прямых и косвенных гласов произошло от положения древних греческих нот – букв алфавита, которыми греки изображали различие своих напевов. Первоначальные напевы обозначались буквами, стоящими прямо: Ε, Δ, Λ, Μ, Ν, Π, δτοιχεῖα ὀρθά, а косвенные – буквами, положенными боком … δτοιχεῖα πλάγια. См. у М. Мелбома in praefat. ad avctores Music Graecorum.

Таким образом с 8-го века на Востоке является осмигласное пение, заимствовавшее свое начало от древней греческой музыки различного вида, числом до 20-ти. Оно сделалось здесь всеобщим со времен св. Иоанна Дамаскина.⁵⁵⁵ Этот отец церкви из многоразличных мелодий избрал преимущественно такие, кои способны выражать⁵⁵⁶ чувствования, приличные христианам, оставляя те, кои возбуждают чувствования, несообразные с важностью христианскою.⁵⁵⁷ Он ограничился 8-ю гласами для того, чтобы молящиеся не развлекались разнообразием и частою переменою напевов и чтобы определенное число мелодий, удерживая внимание на достойных и вместе понятных напевах, возбуждало определенные и достойные качества, приличные христианскому служению. Кроме того святой Иоанн Дамаскин составлением Октоиха прекратил произвольные вымыслы изысканного, рассеянного, не благоговейного искусства, множество разнообразных мелодий и невежество неучей, и вместо этого указал порядок и упростил вместе с тем систему знаков или нот, употреблявшихся для обозначения долготы и высоты голоса; а для известного протяжения и возвышения его приложил к Октоиху знамения, подражая в этом случае древнему греческому пению, для которого служили 24 буквы греческого алфавита.⁵⁵⁸ Еще собор Трульский предписывал: «мы хотим, чтобы поющие в церквах не кричали беспорядочно, не оскорбляли чувства естественного, но и не вводили ничего неприличного церкви; но чтобы возносили Богу псалмопение с вниманием и сокрушением сердца».⁵⁵⁹ И только одна простота напевов осмогласника св. Дамаскина могла выражать простоту молитвы христианской, располагать душу к ней и, исторгая её из шума суеты и ложных прелестей, возносить к престолу Божию. В этом состоит и достоинство Октоиха, и услуга творца его. Поэтому Октоих еще при жизни Иоанна Дамаскина был распространен по всему Востоку, а к концу 8-го века стал уважать его и Запад.

2) Знаменное пение, осмогласное, простое и плавное. Первыми учителями в России этого пения были южные славяне и греческие певцы, прибывшие в Россию с греческою Царевною Анною. На этом напеве изложено все последование Богослужения нашей церкви. Поздние греческие знамения у наших певцов более и более видоизменялись, и под названием крюков образовали крюковую ноту. Сравнивая греческие знамения с славянскими крюками, видим, что эти последние до 12-го века были также просты, как и греческие знаки. Но потом, чем позднее, тем крюки становились сложнее и, следовательно, запутаннее;⁵⁶³ так что сами ревнители крюков доселе мало понимают их, – а это от того, что с течением времени в крюковую ноту много введено перемен и прибавлений.⁵⁶⁴ Вот что сказано об этом в науке о Богослужении Православной церкви П. Лебедева:⁵⁶⁵ «История русского церковного пения обыкновенно делится на три периода. Первый период носит название старого истинноречия. Она характеризуется тем, что в продолжение его славянский текст не подвергался ни каким изменениям, и слова свящ. песнопений писались и пелись так, как они читаются в русском языке. Этот период обнимает собою XI – XIV век. Наступившее за тем монгольское иго было не благоприятно для развития церковного пения, и успехи его остановились. Однако и в это время принимались меры к поддержанию церковного пения. Так Стоглавый собор принял меры к открытию школ для обучения церковному пению. Эти школы начинают новый период, известный под именем раздельноречия. Этот период так назван потому, что теперь полугласные буквы стали заменяться гласными, именно: ъ перешел в о, ь – в е, й – в и. Этот период продолжался до 17-го века. С этого века начинаются попытки к исправлению церковного пения, которые и дали начало третьему периоду нового истинноречия. Для исправления церковного пения в это время особенно много потрудился московский инок Александр Мезенец, который, по воле Царя Алексея Михайловича, собрал древние знаменные списки, привел их в порядок и на основании их составил грамматику крюкового пения. Теперь был восстановлен древнейший текст пения, как он перешел от южных славян, но прочитан он был, как произносится русский язык. С конца 17-го века в России введена была Тихоном Макарьевским в употребление западная нотная система, изобретение которой приписывается аббату Бенедиктинского ордена Гвидо, жившему в XI веке. Тихон перевел прежние знамена в видимые линейки, установил ноты, написал ключ и подготовил текст в том виде, как он вошел в печатные издания».

3) Болгарское,⁵⁶⁶ не осмогласное пение. На этом напеве поют только некоторые священные песни, напр.: «Тебе одеющагося», «Благообразный Иосиф», «Приидите ублажим» и другие. Об этом напеве Барский, ревностно изучавший на месте все Афонское, говорит,⁵⁶⁷ что у славян Афонских было болгарское очень древнее пение, какое известно в славянских служебных книгах под именем Болгарского напева. Наверно это пение занесено было к нам славянами из Болгарии. Свойство этого напева – быстрота и смелость в переходах, выражающее сильные и возвышенные чувствования молящейся души.

4) Греческое тоже не осмогласное пение, на котором поется пасхальная служба и некоторые другие песни, напр., величания. Оно отличается от других напевов простотой, легкостью и плавностью, и явилось в Греции после Иоанна Дамаскина, а потом перешло и в Россию.

5) Киевский напев, на котором совершаются последование погребения усопших, а также песнопения служб великого поста и песни, употребляемые на Литургии. Этот напев близок к знаменному напеву и отличается от него только большею витиеватостью. Особенно интересно слушать песнь: «Аллилуия» по прочтении Апостола, где она допускает витиеватость напева в продолжение значительного сравнительно времени.

6) Герасимовский, – получивший свое название от имени сочинителя; но кто был и когда жил составитель этого напева, история не сохранила нам сведений. Но своей простоте этот напев близок к знаменному и есть, кажется, подражание ему. На этом напеве существует не много песней, напр., песнь: «тебе, Бога хвалим» и некоторые другие.

7) Кроме этих напевов, имена коих встречаются в наших обиходах, есть еще у нас пение более искусственное, известное под именем Партесного или Итальянского пения. Оно получило свое наименование от исполнения своего; чтобы пропеть известную песнь, певцы разделяются по голосам на партии – части, и каждый голос исполняет свою ноту. Это пение перешло из Италии в Польшу, а отсюда – в Москву.

Православная церковь, собирая верующих к Богослужению, всякий раз оглашает слух их чтением Свящ. Писания, веруя, что всяко писание богодухновенно и полезно есть ко учению, ко обличению, ко исправлению, к наказанию, еже в правде.⁵⁶⁸ Зная это, пастыри первенствующей церкви дорожили этою составною частью Богослужения настолько, что ни в каком случае не думали исключать при своих общественных молитвах чтения из Священ. Писания, как Ветхого, так и Нового Завета. Еще Моисей установил читать закон по субботам и свое Пятикнижие разделил на чтения по числу суббот в году. С появлением новых священных книг прибавилось и число субботних чтений. Благочестивые цари иудейские повелевали читать священные книги по городам и селениям. После плена Вавилонского специальным местом для чтения и слушания Свящ. Писания сделались синагоги, а временем – субботы. Весь закон Моисеев был разделен на 54 отдела или парасхи (paraschi): именно 53 назначены были для суббот простого года и одна для субботы високосного года. Кроме Пятикнижия Моисеева Иудеи читали при Богослужении пред самым выходом из храма, или пред окончанием Богослужения и Гофтары (hophtari) – пророческие книги. Таким образом христиане из Иудеев еще до обращения в христианство были знакомы с этою составною частью Богослужения и сознавали её необходимость. В Новозаветной церкви пример Иисуса Христа и Апостолов еще более заставлял первенствующих христиан дорожить этою составною частью Богослужения. Известно, что Сам Иисус Христос читал Свящ. книги в Назаретской синагоге.⁵⁶⁹ Апостол Павел, сознавая необходимость чтения Свящ. Писания при Богослужении, как сам постоянно пользовался им, так и своим последователям заповедал читать⁵⁷⁰ его. По образцу Иудейского Богослужения и первых благовестников Евангелия, и пастыри церкви Христовой приняли за правило читать какой-либо отдел из Свящ. Писания Ветхого Завета при том или другом общественном Богослужении.⁵⁷¹ С течением времени христиане приобретали мало-помалу и другого рода богодухновенные книги. Это книги Нового Завета и книги святых отцов церкви. Поэтому они к Иудейским отделам – Парасхам и Гофтарам, взятым из Пятикнижия Моисеева и из Пророков, присоединили еще чтения из Евангелия и Апостольских посланий,⁵⁷² в соответствие делению Ветхого Завета на закон и Пророков. Так, Апостол Павел заповедует Солунской церкви, чтобы она прочитала его послание пред всею святою братиею;⁵⁷³ так точно и от Колосской церкви требует, чтобы послание его к ней прочитано было в церкви Лаодикийской.⁵⁷⁴ Оба эти послания удобнее всего было прочитать при Богослужении в общем собрании верующих. Требование Апостола Павла давало понять предстоятелям церквей, что его послания и другие книги Нового Завета должны пользоваться таким же уважением, как и писания Ветхозаветные – по важности предмета, проповедуемого в письмени об Иисусе Христе и Его делах. В писаниях мужей Апостольских 2-го века есть положительные указания на чтение Свящ. Писания Нового Завета при том или другом Богослужении, а с течением времени в той или другой церкви Новозаветные чтения стали даже вытеснять Ветхозаветное чтение. История передает нам, что свят. Иоанн Златоуст в Константинопольской церкви предписал во время Литургии читать только один Новый Завет, а Ветхозаветное чтение перенес на вечернее Богослужение.

Но прежде нежели распространилось Новозаветное писание в полном своем составе, предстоятели церквей в первые века должны были, по необходимости, пользоваться по преимуществу чтением из Ветхого завета и теми книгами из Нового завета, которые были в той или другой церкви признаны за достоверно подлинные. История говорит нам, что не все церкви в одно и тоже время пользовались полным каноном Священных книг. В некоторых, например, церквах запрещалось сначала чтение некоторых книг Нового завета, как подлежащих сомнению. Не потому ли и св. Ириней в своем каталоге Новозаветного канона не упоминает о 3-м послании Иоанна Богослова, которое в Западной церкви не было читаемо, о послании Иакова, Иуды и о 2-м послании Апостола Петра, как подлежащих сомнению в отношении их подлинности? Тертуллиан относит к числу авторитетных и Богослужебных книг исключительно одни Апостольские писания, исключив послание к Евреям. Эти исторические факты дают нам право заключать, что некоторые книги Свящ. Писания Нового завета не могли быть читаемы при Богослужении и в Западных церквах. Ориген, признавая каноническую достоверность сомнительных книг Нового завета, именно 2-го послания Апостола Петра, 2-го и 3-го послания Иоаннова и послания к Евреям, в тоже время замечает, что послания эти еще не всеми признаются за канонические.⁵⁷⁵ Но Климент Александрийский⁵⁷⁶ уже доказывает подлинность послания к Евреям, и, сличая его язык с языком остальных Новозаветных книг, находит в нем такие оттенки выражений, какие встречаются в книги Деяний Апостольских. Святой Амфилохий,⁵⁷⁷ упоминая о разногласии некоторых посланий, перечисляет все книги Нового завета. Отсюда мы выводим то заключение, что в его церкви весь кодекс Нового завета принимался и читался при Богослужении. В 4-м веке канон священ. Писания принял однообразие, после чего повелевалось – общим правилом читать при Богослужении одни только канонические книги Ветхого и Нового завета.⁵⁷⁸ Но до этого времени религиозное чувство Христиан требовало чтения при Богослужении даже из книг апокрифических и церковных. Отсюда первенствующие христиане ищут себе назидания при Богослужении в книгах: а) приписываемых Апостолу Петру,⁵⁷⁹ б) в Апостольских постановлениях, читанных преимущественно для оглашенных;⁵⁸⁰ в) в Пастыре Ермы, муже Апостольском;⁵⁸¹ г) в первом послании Климента Римского к Коринфянам, которое в Апостольских правилах⁵⁸² называется чтимым и святым;⁵⁸³ д) в беседах знаменитейших отцов церкви, – именно: Ефрема Сирина, Григория Назианзина, Василия Великого и др.;⁵⁸⁴ е) в публичных символах и правилах веры, в декретах соборов, в посланиях Епископов, в эдиктах начальников и других. С отделением неканонических книг от канонических, книги канонические Ветхого и Нового Завета получили одинаковую важность, и Апостольскими постановлениями⁵⁸⁵ предписано было, какие книги следует читать при Богослужении.

Чтение Священного Писания при Богослужении до известного времени было такое: при всеобщем незнании Еврейского языка на Востоке, все церкви пользовались при чтении Священного Писания Ветхого Завета переводом 70-ти толковников, которому первенствующие христиане, по словам знаменитого критика Тишендорфа, придавали преимущественное значение в деле священном «во-первых потому, что святые Апостолы пользовались им с крайним уважением в своих писаниях, а не текстом Еврейским; во-вторых потому, что он имел великий авторитет в глазах знаменитых Иудеев: Филона и Флавия и у святых отцов; и в третьих потому, что в первых веках с этого славного текста сделаны были все переводы и на Востоке и на Западе; с него переводили и Сирийцы, и Армяне, и Копты, и Эфиопы, Арабы, Иверы (Грузины) и Славяне, а также и Латиняне».⁵⁸⁶ Книги Священного Писания Нового завета писаны были на греческом языке, исключая Евангелия от Матфея, первоначально написанного на Еврейском, а потом, при жизни святых Апостолов, переведенного на греческий язык, и в первенствующей церкви при общественном Богослужении пользовались величайшим благоговением. «Чрез такой обычай, замечает Тертуллиан, голос святых Апостолов всегда звучал как бы снова; как бы снова всегда являлся Божественный лик благовестников пред очи верующих».

Составляя общепринятый, чистый источник слова Божия, Греческий перевод 70 толковников, с распространением церкви Христовой, явился во множестве экземпляров как для церковного, так и для частного употребления верующих. Но среди этого множества переводов текста 70-ти не мало встречалось таких, которые были искажены или вследствие недобросовестности различных переводчиков, или вследствие неспособности их, так или иначе отразившейся и на переводах. Тем не менее среди множества переводов разного достоинства, лучшие списки светили светлым лучом, изливавшимся от ковчега их священной древности. Так дошло до времен Оригена, который в 211 году приступил к собранию гекзаплов и стремился отыскать и собрать лучшие и древнейшие списки общеупотребительного греческого текста.⁵⁸⁷ По его убеждению, текст 70-ти толковников был предан Божественным промыслом в созидание всем церквам. За Оригеном приступил к исправлению подлинного текста Св. Писания Памфил, Кесарийский священник (307 г.), обративший особенное внимание на Новый завет, не вполне, как некоторые полагают, просмотренный Оригеном, По словам блаженного Иеронима, текст Священного Писания, исправленный Памфилом, был в общем употреблении во всех церквах, находящихся между Антиохией и Александрией.⁵⁸⁸ Для Антиохии также замечателен был текст семидесяти пресвитера Антиохийского, Лукиана, (311 г.) мужа чистой души и верного завету святой церкви. Этот Лукиановский текст, сохраненный Промыслом Божиим, от врагов церкви⁵⁸⁹ принят во всеобщее употребление и получал все более и более значения в области православия.⁵⁹⁰

Одновременно с Памфилом занимался исправлением библейского текста ученый Исихий, Епископ Египетский.⁵⁹¹ Иероним говорит, что Александрия и Египет пользовались трудами Исихия.⁵⁹² Для западной церкви в конце 4-го века исправлением древнего Латинского перевода с Еврейского подлинника занимался блаженный Иероним, по поручению папы Дамаса. Он исправил древний италийский текст. Знаменитый духовный писатель Руфин, бывший другом Иеронима, пишет сему последнему так: «кто дерзал расхищать завет Божественный, преданный церкви Апостолами, залог Духа Святого?»⁵⁹³ С течением времени, буря, поднятая переводом, улеглась. Определением Тридентского собора (1545 г.) перевод этот с исправленным переводом Нового завета введен был в общее употребление на Западе под именем Вульгаты. Но такое как бы предпочтение Иеронимова перевода нисколько не затмило на Западе высокой важности перевода семидесяти. Со времен Апостольских Западная церковь питала и питает такое же благоговейное почтение к переводу 70-ти, как и Восточная церковь.⁵⁹⁴

Говоря об исчисленных трудах относительно священных книг, мы этим самым указываем на то, что христианская церковь заботилась о правильности того и другого диалекта священных книг, чтобы дать потом в руки молящейся братии при Богослужении тот и другой перевод и научить их православию, отвлечь от еретических заблуждений и оградить тем, как верным оплотом, спасающиеся их души.

На вопрос, в каком порядке читались священные книги при общественном Богослужении, можно отвечать, принимая во внимание порядок Богослужения, указанный Иисусом Христом, по Божественным целям Которого в царство Его должны были войти многие и от иного двора. Апостолы в этом случае подражали Еврейскому Богослужению, при котором раввин читал чтение Священ. Писания по отделам, положенным на известный день как из закона – парасхи (paraschi), так и из Пророков – Гофтары (hophtari), читал их и объяснял. Подобный же порядок установили и Апостолы. Самый выбор какого-либо отдела для христиан из Иудеев они приноровляли к тому порядку, к какому христиане из Иудеев привыкли до своего обращения. Для христиан же из язычников Апостолы и их преемники предоставляли выбор чтений из Священного Писания личному взгляду каждого предстоятеля церкви, которые со своей стороны сообразовались или с потребностями слушателей, или с требованием годичного и недельного круга, или с характером того и другого праздничного события и обстоятельства времени.⁵⁹⁵ Так продолжалось до 4-го века. С 4-го века прежнее руководственное начало определяется положительным уставом, и чем более вырабатывалась идея церковного года, тем более чтение непрерывное уступало свое место чтению собственному, то есть, чтению избранных мест из Священного Писания применительно к обстоятельствам места и времени. Поэтому с 4-го века во многих церквах можно находить указание, что в известные дни и праздники были известные, определенные чтения из Евангелия и Апостольских посланий. Св. Златоуст увещевает своих слушателей прочитывать предварительно дома ту часть Евангелия, которую следовало читать в церкви.⁵⁹⁶ В Африканских церквах, по свидетельству Августина,⁵⁹⁷ одновременно с Деяниями и в связи с ними читались и Соборные послания с Апокалипсисом. У знаменитого археолога Бингама можно читать места из бесед Августина, удостоверяющие нас, что в первые четыре дня праздника Пасхи читалось повествование о воскресении Христовом по 4-м Евангелистам. Там сказано: «в эти дни торжественнее читаются Евангельские сказания, простираясь до воскресения».⁵⁹⁸ Или: «вчерашнее Евангелие – это то, что читано было ночью (в великую Субботу) из благовестия о воскресении Христовом. И читано из Евангелия по Матфею. Сегодня же, как вы слышали, что произнес чтец, изложено нам воскресение Господне, как написал Евангелист Лука:⁵⁹⁹ ибо сначала читано по Матфею, вчера же по Марку, ныне по Луке;⁶⁰⁰ и сегодня чтение произнесено о том, что сделано после воскресения Господня, по св. Иоанну».

В Медиоланской церкви, по свидетельству Амвросия,⁶⁰¹ всю страстную неделю читались книги Иова и прор. Ионы. И это было едва ли не самым древним обычаем во многих и Восточных церквах. Ибо Ориген⁶⁰² не только упоминает о чтении книги Иова в страстную неделю, но изъясняет оное в следующих словах: «страдания Иова читаются в собрании церкви в святые дни, во дни поста, воздержания, в дни, когда постящиеся и воздерживающиеся как бы страждут чудному оному Иову, во дни, когда мы в посте и воздержании идем в след страданиям Господа нашего, Иисуса Христа, дабы мы, пройдя страшную Его страсть, сподобились достигнуть блаженного Его воскресения».

В Восточных церквах, по словам Иоанна Златоуста,⁶⁰³ по чиноположению церкви, в день страдания Спасителя, или в великий Пяток, читалось все, что относится к Его кресту; а в великую Субботу повествование о Его страдании, распятии и погребении; в день Пасхи читалась история Его воскресения и в каждый последующий день читалось то, что в оный случилось.⁶⁰⁴ По уверению свят. Златоуста, в дни Пятидесятницы читалась книга Деяний свят. Апостол, потому что чудеса Апостолов, о которых повествует книга Деяний, служат доказательством истины воскресения Христова. Блаженный Августин (420) говорит, что «в дни праздничные нужно читать определенные места из Евангелия, которые читаются каждый год».⁶⁰⁵ Таким образом из приведенных свидетельств древности можно видеть, что чтение Священного Писания при общественном Богослужении все более и более приводилось в известный для всех церквей, определенный порядок и предписывались для него точные зачала. На Западе блаженный Амвросий, Епископ Медиоланский, составил даже книгу – Лекционарий, или, как говорит древнее известие, означил начала и окончания чтениям из Евангелия и Апостола.⁶⁰⁶ Для всех праздничных дней и воскресных он, согласно древнему Восточному чину, назначил чтения не только из Нового, но из Ветхого Завета. На Западе мы встречаем особенную книгу – liber comitis, составленную Иеронимом, по поручению папы Дамаса, которая, после различных перемен, получила на всем Западе всеобщее значение. На Востоке Лекционарий в 1-й раз появился только с 8-го века, со времени Иоанна Дамаскина и Феодора Студита (9-го века).

В ответ на другой вопрос: сколько было чтений при общественном Богослужении, можно сказать, что чтений было, по крайней мере, два, одно из Ветхого, а другое из Нового завета. Св. Иустин Мученик,⁶⁰⁷ описывая Христианское Богослужение в день воскресный, упоминает о чтении из Пророков и Апостольских посланий. Кирилл Иерусалимский в огласительном слове⁶⁰⁸ упоминает о чтении из Ветхого и Нового Завета. В Апостольских постановлениях⁶⁰⁹ находим четыре чтения, из коих два было из Моисея и Пророков, и два – из посланий или деяний Апостольских и Евангелия; этому же порядку следовала и Сирская церковь.

В Египте, по свидетельству Кассиана,⁶¹⁰ в субботу и в день воскресный, также и в день пятидесятницы было два чтения из Нового Завета: одно из посланий или деяний Апостольских, другое – из Евангелия. Максим, Епископ Туровский, говорит,⁶¹¹ что в день Богоявления чтение было из 60 гл. Исаии, из 2-й глав. Матфея и 1-й главы Иоанна.

В Западной церкви при каждом Богослужении употреблялись два чтения: одно из Евангелия, другое из Апостола или Пророков. В Галльской и Испанской церквах было три чтения из Пророков, Апостола и Евангелия.⁶¹²

Кассиан, описывая обычаи Египетской церкви, говорит, что там за пением псалмов следовало два чтения – одно из Ветхого, а другое – из Нового Завета. В настоящее время, по уставу святой Православной церкви, читаются чтения из Священного Писания при каждом почти Богослужении, взятые из Богослужебных книг: Апостола и Евангелия, Псалтири и чтения, избранные по большей части из Священного Писания Ветхого Завета, под именем Паремии – παροιμία притча. Для каждого из названных чтений есть указание в уставе церковном и в самых Богослужебных книгах,⁶¹³ когда какое зачало следует читать. Такое указание предписано для священнослужащих на целый год. Замечательно, что при Богослужении чтение из Апостола предшествует чтению из Евангелия. Святая церковь этим хочет показать нам, что Господь посылал впереди себя на проповедь Евангельскую Апостолов.⁶¹⁴

Чтобы отличить чтение Священного Писания от всякого другого обыкновенного чтения при Богослужении, напр., молитв, святая церковь еще в древности допускала некоторые особенности и тем самым желала выразить к слову Божию особенное уважение. Для этого она допускала чтение на распев, громко, протяжно – речитативом, или возвышенным и замедленным (косным) голосом.⁶¹⁵ Такой образ чтения определенных мест Свящ. Писания при Богослужении предстоятели церкви заимствовали от церкви Иудейской и для показания того, какой нужно употреблять способ чтения Свящ. Писания, выражались так: Pronuntiare, declamare, recitare, и тем отличали это чтение от обыкновенного чтения. А для того, чтобы чтение было вразумительное, торжественное и возвышенное, наподобие пения, еще в 5-м веке Александрийский Диакон Евфимий разделил текст Апостола на краткие стихи и указал знаки препинания, руководствуясь трудами Лукиана Антиохийского, Оригена и пресвитера Кесарийского Памфила.⁶¹⁶

Для более торжественного и вразумительного чтения, в древности церковь допускала ноты, и до нас дошли рукописи 13-го века, в которых текст Апостола и Евангелия положен на ноты известного рода с указанием повышения и понижения голоса.

К определению образа чтения Священного Писания относится и тот обычай церкви, по которому чтение Священного Писания сопровождалось приветствиями, приготовляющими слушателей к нему и возбуждающими в них благоговейное внимание к слову Божию, и обрядами, научающими той или другой истине.

Приветствием, сопровождавшим чтение из Священного Писания, было следующее:⁶¹⁷ «Мир всем», которое, по словам Златоуста, на Карфагенском соборе запрещалось говорить чтецам. Слова «мир всем» произносил Епископ или пресвитер,⁶¹⁸ а народ отвечал: «и духови твоему». В Испанских церквах употреблялось приветствие такое: «Господь да будет с вами».⁶¹⁹ Кроме того, Диакон возбуждал народ к благоговейному слушанию Священного Писания словом: «вонмем», «Стоит Диакон – этот общий служитель, говорит Златоуст, и громким голосом много раз говорит «вонмем»; потом чтец начинает пророчество Исаии или другую какую-либо книгу».⁶²⁰ После слова «вонмем» чтец указывал ту книгу, из которой хотел читать, что делается и ныне, словами: «так глаголет Господь». Этими словами чтец указывал на Ветхий Завет; а когда читал зачала из книг Нового Завета, тогда произносил слова: «во дни оны, братие и проч.». По прочтении того или другого места из Священного Писания, особенно из Евангелия, весь народ возглашал: «слава тебе Господи», а после чтения из Апостола; «Аллилуия». «Когда Диакон начинает чтение Евангелия, говорит Златоуст,⁶²¹ мы все тотчас встаем и восклицаем: «слава Тебе Господи». Потом, эти возглашения со стороны народа по причине злоупотреблений,⁶²² произносили одни клирики. О древности пения: «Аллилуия» после чтения из Апостола можно судить из обычая Западной церкви, заимствовавшей это обыкновение от церкви Иерусалимской во времена папы Дамаса 4-го века.⁶²³

Что касается обрядов, какими сопровождалось и ныне сопровождается чтение Священного Писания, для выражения особенного благоговения и уважения, то они были следующие: а) стояние и b) преднесение светильников. Исидор Пелусиот (ум. после 434 г.) говорит, что с раскрытием достопокланяемого Евангелия, когда приходит сам истинный Пастырь, даже Епископ вставал, показывая чрез это присутствие самого Господа.⁶²⁴ По свидетельству св. Киприана, в церкви Африканской как чтец, так и слушатели стояли во время чтения Свящ. Писания. В Александрийской церкви иерарх, по свидетельству Созомена,⁶²⁵ во время чтения Евангелия сидел.

В церквах Восточных пред чтением Евангелия предносили светильники⁶²⁶ в знак радости и веселия о новых благодатных благах, или желали чувственным светом изобразить тот свет духовный, о котором сказал псалмопевец: светильник ногама моима закон твой и свет стезям моим.⁶²⁷ О древности этого обычая и значении его говорить блаж. Иероним так: «во всех Церквах Восточных пред чтением Евангелия даже и тогда, когда солнце ясно светит, возжигают светильники не для того, чтобы прогнать мрак, но в знак радости и торжества».⁶²⁸ Восточные же церкви, в свою очередь, заимствовали этот обычай от церкви Ветхозаветной, где стояли светильники пред законом.

Примечание: У Кардинала Боны (Rer. liturd. lib. 11, с. 7). встречаем сравнение обрядов Римской церкви с Греческой и Маронитской, где усматривается сходство в весьма многих обычаях той и другой церкви при чтении Св. Писания: о разных обращениях пресвитера от Юга к Востоку, о жестикуляции руками, посохом и др.

Вопрос о том, кто читал Священное Писание в первые века христианства до учреждения в церкви должности чтеца, многие ученые⁶²⁹ решают так: должность чтеца не была в церкви 1-го и 2-го века исключительною принадлежностью одних, на то поставленных лиц. Св. Епифаний⁶³⁰ Кипрский (403 г.) замечает, что первоначально все церковные должности отправлялись Епископами, пресвитерами и диаконами. Поэтому, очевидно, что и должность чтеца отправлялась также диаконами, как служителями не столько церкви, сколько Епископов и Пресвитеров. Слова Епифания подтверждаются и историческими фактами 3-го и 4-го веков, откуда видно, что в различные церковные должности все еще поставлялись одни и те же лица. Так Евсевий говорит, что Роман, родом из села Касарии Палестинской, исправлял должность и заклинателя, и диакона.⁶³¹ Прокопий, мученик (303 г.), в Кесарии Палестинской⁶³² проходил должности: чтеца, истолкователя и заклинателя. А если верить сочинителю, под именем Августина,⁶³³ то увидим, что кроме великих и богатых церквей, имевших многочисленный клир, в других церквах все низшие должности были еще отправляемы диаконами. И только с умножением обращающихся в христианство в более обширных церквах: в Римской, Карфагенской⁶³⁴ и Иерусалимской, потребовались низшие должности в помочь должности диаконской, где число их было определено числом 7-м и где деятельность их расширялась. В больших и многолюдных церквах должность чтеца, низшая в клире, появилась в начале 3-го века по требованию обстоятельств, – а в меньших, не многолюдных церквах должность чтеца еще и в 4-м и в 5-м веках исправляли те же диаконы.⁶³⁵ Кроме того, в 3-м же веке видим, что обязанность чтеца в некоторых церквах состояла не только в чтении книг Ветхого завета и Апостола, как предписывается теперь нашим уставом, но и самого Евангелия. В Африканских церквах во времена Киприана позволялось читать Евангелие наравне с другими книгами священными и чтецам. Об этом свидетельствует сам Киприан,⁶³⁶ когда говорит о Цилерине исповеднике, которого он рукоположил в чтеца. В Скифополе Прокопий,⁶³⁷ бывший чтецом и заклинателем, читал Евангелие по-гречески и объяснял его на языке Сиро-Халдейском. Свидетельства о чтецах, как степени особенно учрежденной в церкви, заимствуем мы из творений Тертуллиана⁶³⁸ и Киприана.⁶³⁹ Последний говорит, что он сделал чтецом Сатура. В другом месте⁶⁴⁰ он упоминает о некотором исповеднике Аврелие, которого во время его мученичества он посвятил в чтеца за особенные его заслуги и постоянство.

Выше мы сказали, что чтецы имели даже право читать самое Евангелие; однако этим правом они пользовались не долго. Во времена Созомена это право принадлежало уже только 3-м степеням священства. «Эту священную книгу, говорит Созомен о Евангелии, в Александрии читает один Архидиакон, в других церквах – диакон, во многих одни священники, а в иных в большие праздники – сами Епископы».⁶⁴¹ О последнем обычае говорит нынешний устав (типикон), предписывая читать Евангелие в Пасхальную вечерню 1-го дня предстоятелю церкви: Епископу или Пресвитеру. В Апостольских постановлениях предписывается читать Евангелие только диаконам или пресвитерам.⁶⁴² Согласно с древним обыкновением церкви и у нас право читать Священное Писание в церкви при общественном Богослужении имеют только священно-церковнослужители и при том так, что степени клира ниже диакона не могут читать Евангелие.

История свидетельствует, что в должность чтеца в первые века Христианства вступали лица и богатые и бедные, и знатные и не знатные; словом – все члены общества христианского; потому что должность эта считалась почетною. Её не стыдно было занимать тогдашнему мученику, как сделал это исповедник Аврелий. Сократ пишет,⁶⁴³ что на эту должность очень часто посвящали весьма знатных лиц, каким был и сам Император Юлиан. Он был в числе чтецов Никомидийской церкви, когда признавал себя еще христианином. Созомен⁶⁴⁴ усиливает свидетельство Сократа, говоря, что действительно Юлиан с братом своим Галлом был причислен к клиру и пред народом торжественно читал священные книги. В Александрийской церкви,⁶⁴⁵ по свидетельству Сократа, в 4-м веке существовал обычай допускать к этой должности, кроме верных, и оглашенных.

Чтобы семя слова Божия более и более утверждалось и возрастало в сердцах верующих, вдыхало им новую жизнь,⁶⁴⁶ образовало из них новое творение,⁶⁴⁷ новых людей, созданных по Богу в правде и преподобии истины,⁶⁴⁸ Православная церковь ввела в состав общественного Богослужения, вместе с чтением Священ. Писания, и пастырские поучения, или наставления в истинах веры и благочестия. В Апостольской церкви и далее по времени мы встречаем проповедь, как необходимую часть христианского Богослужения, в форме простого рассказа о Христе распятом и воскресшем, Его служении роду человеческому, Его учении и искупительной смерти. Проповедание Евангелия Христова тогда созидало жизнь первенствующих христиан и устрояло церковь Христову. Оно было проникнуто самыми глубокими мыслями, было сильно, и в тоже время просто и естественно, ясно и удобопонятно, а между тем оно увлекало своим одушевлением, ничего не зная, как только буйство Божие о кресте.⁶⁴⁹ Это был для молящихся в общественном Богослужении светильник, освещающий и освящающий все жизненные отношения христианина и ревность его по благочестию или его святую жизнь. Проповедание Евангельского учения как исходило от полноты сердца, так, в свою очередь, и проникало сердца других; тем более, что оно исходило из уст таких лиц, которые имели в себе дар Святого Духа, на которых изобильно, по пророческому сказанию, излился⁶⁵⁰ Дух благодати. Кроме того, вся жизнь первых благовестников Евангелия Христова была непрерывным объяснением слова Божия, непрерывным стремлением к общению с Богом.

Как в Ветхозаветном Богослужении за чтением Священного Писания, бывшем в синагогах, следовало объяснение его,⁶⁵¹ так и благовестники Евангелия Христова в назидание верующих и в обличение еретиков ввели при своем Богослужении, подобно Иудейским раввинам, проповедание слова Божия и прославление святых и мучеников, близких сердцу каждого верующего, и притом в лучшем свете и значении, в форме простой и ясной, с силою и возвышенностью мыслей. Так было в 1-е века христианства. Но эта простая и безыскусственная форма изъяснения христианского учения, со смертью первых благовестников Евангелия, стала более и более разнообразиться, получать тот и другой оттенок образованности, под влиянием как характера предстоятелей церкви, так и степени образования слушателей. Нужно заметить при этом, что Греко-Восточное образование того времени сильно возвышалось над всяким другим; отсюда нет ничего удивительного в том, что греческие предстоятели и отцы церкви того времени были гораздо искуснее западных в своих поучениях. Неудивительно поэтому встречать в проповедях отцов Восточной церкви глубокомыслие и утонченное диалектическое остроумие,⁶⁵² язык древних классических писателей, сообразный с правилами риторическими, изящество слога и красоту выражений, усиленные трогательностью мыслей. В силу этого святой Григорий Назианзин становится высоким, слог его чист, св. Златоуст является современным образцом церковного витийства. Между тем как слог Западных отцов Церкви довольно отличен от слога Восточных, вследствие того главным образом, что там проповедь была приспособлена к понятию слушателей, к господствующему духу времени. От того там блаженный Августин является оратором, облекающим свою речь в форму простую, краткую и удобовразумительную. Другие западные отцы допускали в своих проповедях даже слабые доказательства, весьма легкие украшения, с трудом изысканные аллегории, игру слов и рифмы и т. д. Такой характер проповеди Западных отцов сообразовался с направлением самих слушателей. Поэтому блаженный Амвросий, рассуждая о чем бы то ни было, всегда обнаруживает наклонность как в выборе предметов речи, так и в их применении, приспособляться к обстоятельствам времени, и то, что он говорит, более или менее имеет непосредственное отношение к слушателям, излагается в уровень с их понятием. От того он облекает свою речь в форму простую, общепонятную, общедоступную, легкую и иногда даже поверхностную; иногда он любит в сжатой и краткой, не аргументированной фразе сказать возможно более, не редко целая речь его состоит из небольших, тщательно отделанных, так сказать, мозаических частичек, искусно соединенных в одно целое.⁶⁵³

Проповедь христианских ораторов, сообразно с содержанием своим, в различные времена носила различные наименования. Она называлась:

а) Трактатом – (tractatus, λόγος – словом). Это название усвоялось по преимуществу проповедям, которых предметы изъяснений заимствовались из мест Священного Писания. Так, во 2-м веке Иустин мученик говорит,⁶⁵⁴ повествуя о Богослужении христиан, что в его время «читали Деяния Апостольские и писания пророков, сколько дозволит время: потом, когда перестанет чтец, предстоятель посредством слова делает наставление и увещевает последовать тем превосходным правилам. Затем все вообще встаем и совершаем молитвы». Согласно с этим свидетельством говорит⁶⁵⁵ и Тертуллиан: «мы собираемся, чтобы читать Св. Писание, из которого, смотря по обстоятельствам, почерпаем необходимые для нас сведения и наставления. Это святое слово Божие питает нашу веру и надежду, поддерживает наше упование, более и более усиливает между нами благочестие, вкореняя в нас правило его». Подобные указания встречаем у Оптата Мелевитского,⁶⁵⁶ Амвросия⁶⁵⁷ и Иеронима.⁶⁵⁸ б) Иногда проповеди назывались диспутами – disputationes.⁶⁵⁹ Это понятие о проповеди давалось отцами церкви для обозначения прений Апостолов с Иудеями или с язычниками, а потом – прения отцов церкви с еретиками. в) Проповеди назывались (doctrinae, διδασκαλίαι). Слова эти выражали собственно изложение учения христианского, и употреблялись преимущественно Восточными отцами. Западные отцы часто давали название доктора тем, которые занимались этим родом сочинений.⁶⁶⁰ г) – назывались беседою – Homiliae (по-гречески – ὁμιλίαι, по-латински – Sermones). Это обыкновенные беседы, одинаково доступные для всякого понимания, или дружеские разговоры, простые и безыскусственные. д) назывались Locutiones. Это слово часто употреблялось отцами церкви в более обширном и общем значении.⁶⁶¹

Прежде начала проповеди проповедник осенял себя крестным знаменем. Св. Мефодий Патарский († сконч. 310 г.)⁶⁶² называет одно из своих поучений – sermones crucis. Отцы могли употреблять священный знак креста особенно тогда, когда готовились спорить с еретиками.⁶⁶³ Вслед за тем оратор произносил краткую молитву, по примеру св. Апостола Павла, прося Бога просветить его и направит слово в назидание верующих и тем возбуждал и предстоящих к молитве за себя. Эта молитва употреблялась различными отцами церкви в различных местах в различной форме. Прежде самого содержания проповеди оратор произносил молитву, говорит Златоуст.⁶⁶⁴ Формулу такой молитвы можно встречать у блаж. Августина⁶⁶⁵ в таком виде: «да даст сам Господь раскрыть таинство», или: «да даст он нам сказать достойное Его». Император Константин Великий, держа речь в своем дворце об истинах христианских, прежде чем начать изложение их, обратился с молитвенным воззванием в Подателю всех благ – Христу: «Ты, Христе, Спасителю всех, споспешествуй моей ревности ко благочестию. Сам прииди и, указуя мне образ благоговейного вещания, укрась мое рассуждение о твоей силе».⁶⁶⁶ К молитве христиане приглашались таким образом: «да услышит Бог ваши молитвы о том, чтобы я сказал все то, что нужно сказать, или что вы должны слушать». Потом некоторые проповедники, напр., Ориген, обращались с новою молитвою к Богу, когда встречали какой-нибудь трудный вопрос, или какое-нибудь трудно понимаемое место Св. Писания, о котором нужно говорить. Окончание же проповеди сопровождалось славословием Пресвятой Троице. Так Григорий Назианзин, напр., оканчивал свою проповедь: «во Христе Иисусе, Господе нашем, Которому вместе с Отцом и Свят. Духом слава во веки веков. Аминь». Блаженный Амвросий свои книги – libri толкований Священного Писания, более или менее значительного объема, заканчивал, оставшимися от прежней его проповеднической формы, славословиями. Папа Лев Великий заканчивал свои слова так: «Христом, Господом нашим, Который живет и царствует с Отцом и Святым Духом во веки веков. Аминь». Василий Великий древностью обычая оканчивать проповеди славословием доказывал Православное учение о Свят. Троице. Между тем как блаженный Августин часто вместо славословия в конце своих бесед приводил краткую молитву, смотря по содержанию слова; точно также иногда поступал и блаженный Амвросий Епископ Медиоланский. Он свои сочинения de institutione virginis, exhortatio virginitatis, de Capsu virginis consecratae, по обычаю других проповедников заканчивал тоже молитвою, которая в сочинении de institutione virginis очень длинна. В некоторых церквах проповедник начинал свою проповедь приветствием: «мир всем», которое служило как бы некоторым приготовлением к проповеди, как и при совершении священнодействий, на которое народ обыкновенно отвечал: «и духови твоему». Оптат Малевитский⁶⁶⁷ говорит, что это приветствие употреблялось в Африке как прежде, так и после проповеди. Св. Златоуст,⁶⁶⁸ показывая начало и цель этого обычая, говорит: «такой обычай существовал во времена самих Апостолов, когда Дух Святой всем распоряжался и поучал учителей церкви». Обычай начинать проповедь словами: «мир всем», иногда заменялся иными словами: «благословен Бог». Примеры этого обычая по преимуществу встречаем в проповедях Восточных отцов, говоренных по случаю общественных бедствий, или во времена избавления от оных. Так, св. Златоуст начинает 4-ю беседу к Антиохийскому народу словами: «благословен Бог, утешивший скорбящие души ваша и утвердивший колеблющиеся ваши мысли». Теми же почти словами начинаются беседы: 11-я, 12-я, 13-я и 20-я.

С ранних также пор является обычай испрашивать для произношения проповеди позволение у первенствующего Епископа. На Востоке, напр., в начале отеческих поучений и при чтении жизнеописаний святых, мы встречаем обращение: εὐλόγησον πάτερ. Не отсюда ли берет свое начало и обычай нашего времени цензуровать проповеди, назначаемые к произношению в храме Божием?

Когда наступало время сказывать слово или поучение, диаконы, подобно Ветхозаветным Левитам, подавали условный знак народу к тишине⁶⁶⁹ или своим голосом, или движением руки, подобно Апостолу Павлу⁶⁷⁰ и Петру, или движением ораря.⁶⁷¹ В постановлениях Апостольских читаем: «чтобы ни мужчины, ни женщины не разговаривали и не спали во время проповеди, для этого нужно было дать знать верующим посредством какого-либо знака. Свят. Амвросий Медиоланский говорит,⁶⁷² что в Милане было очень трудно установить тишину во время его проповедей. Отсюда явился во многих церквах обычай напоминать чрез диаконов о молчании и прекращении всяких разговоров словами: «вонмем, или молчите». Это делали иногда и сами проповедники: то поднятием указательного пальца и среднего, то простертием всей руки, подобно Апостолу Павлу, который простер руку, отвещаваше⁶⁷³ в свою защиту.

В Африканской церкви был еще такой обычай возбуждать внимание слушателей: во время произношения проповеди проповедник вдруг произносил какое-нибудь более известное место из Свящ. Писания, чтобы народ договаривал следующие слова этого места.⁶⁷⁴

Право и власть проповедовать слово Божие принадлежали главным образом Епископам, как преемникам Апостольского служения, которым было сказано: «шедше, научите вся языки, учаще их блюсти, вся, елико заповедах вам.⁶⁷⁵ В этом состояло их отличие от прочих иерархических степеней. Об этом же самом праве напоминает Апостол Павел Тимофею, Епископу Ефесскому, говоря: яже слышал еси от мене многими свидетели, сия предаждь верным человеком, иже доволни будут и иных научити».⁶⁷⁶ В другом месте своего послания к тому же Тимофею Апостол пишет: проповедуй слово, настой благовременне и безвременне, обличи, запрети, умоли со всяким долготерпением и учением.⁶⁷⁷ Согласно с Апостолом свидетельствуют и отцы церкви: Амвросий Медиоланский⁶⁷⁸ и Иоанн Златоуст. Последний пишет:⁶⁷⁹ «если кто (из Иерархов) не научился сражаться с врагами и пленять умы в послушание Христово, того дело все пропало. Кто не умеет преподавать верного и здравого учения, как должно, да низвержется с престола учительского». Тоже подтверждает и Апостольское правило.⁶⁸⁰ В этой должности могли помогать Епископам и пресвитеры, как получившие от Епископа чрез рукоположение власть учительства, но только с согласия первых. Поэтому в малых городах и сельских церквах проповедание слова Божия составляло обязанность пресвитеров, как помощников Епископов, каковую власть они, по Апостольскому правилу, проходили со всем тщанием и усердием. Так было, по преимуществу в Восточной церкви, где все авторитетные и способные священники могли проповедовать слово Божие. Так проповедовал св. Златоуст, будучи пресвитером церкви Антиохийской – в Антиохии, блаж. Августин проповедовал в пресвитерском сане в Иппонии. В недоуменных случаях право проповедовать народу слово Божие в иное время было отнимаемо у пресвитеров. Так, на Востоке это право было отнято у пресвитеров Александрийской церкви во времена распространения ереси пресвитером Александрийским Арием. Чтобы предохранить христианское учение от искажения, Александрийский Епископ Александр запретил пресвитерам своей паствы толковать Священное Писание.⁶⁸¹ В Африканской церкви особенно была строга дисциплина в этом отношении. Обычай этой церкви свидетельствует, что если когда простому пресвитеру и позволялось проповедовать; то не иначе, как в исключительных случаях, да и то в присутствии Епископов. Поэтому блаж. Иероним⁶⁸² высказывает сожаление относительно того, что в некоторых церквах пресвитерам вовсе не дозволялось учить народ, и называет этот обычай недостойным веры Христовой. Находясь под ближайшим надзором своего Епископа, во имя того Апостольского правила, которое требует, чтобы пресвитеры без воли Епископа ничего не совершали; ибо ему вверены люди Господни, и он воздаст ответ о душах их,⁶⁸³ пресвитеры Восточных церквей соблюдали такой порядок проповедания слова Божия в присутствии Епископа: сначала должен был проповедовать пресвитер, а потом уже Епископ. В Апостольских постановлениях говорится: «во время чтения Евангелия все пресвитеры и диаконы и весь народ должен стоять в глубоком безмолвии. Потом пресвитеры да увещевают народ по одиночке, а не вдруг. После же всех Епископ, который подобен кормчему». Такой порядок проповедания слова Божия существовал в Антиохийской церкви еще во времена Златоуста, когда он, будучи пресвитером, говорил поучение прежде своего Епископа. В одной из своих бесед⁶⁸⁴ о Флавиане Епископе он сказал: «соблюдая сие, (т. е. сказанное мною) отыдем в дома, или паче соблюдая сие, послушаем лучших наставлений учителя. Ибо наши беседы, каковы бы ни были, отзываются молодостью, его же беседы, каковы бы ни были, украшены сединою мудрости».

Епископы иногда заставляли читать свои поучения тех лиц, которые их переписывали. Свят. Григорий Великий, вследствие болезни, часто давал произносить свои проповеди своему переписчику.⁶⁸⁵

Диаконы были также призываемы к проповеданию слова Божия, но только когда священнику препятствовала болезнь или другая какая-либо крайняя необходимость. Но они сами по себе не могли публично проповедовать. Что и диаконы иногда проповедовали, примером этого может служить Иоанн Златоуст, который, будучи диаконом, говорил поучения с дозволения Мелетия, своего Епископа. Леонтий, Епископ Арианский в Антиохии, позволил Аэцию, своему диакону, учить публично в церкви догматам веры. Ефрем Сирин, будучи диаконом Едесской церкви, по свидетельству Фотия,⁶⁸⁶ сочинил различные беседы или речи столь превосходные, что они после смерти его были переведены на другие языки; а в некоторых местах (церквах) эти проповеди читали прямо после чтения Священного Писания.⁶⁸⁷

В Галликанских церквах постановлено было соборами, чтобы диаконы читали пред народом сочиненные беседы другими отцами за пресвитера, когда этот последний был болен или не мог говорить поучения.⁶⁸⁸ Амвросий Медиоланский говорит:⁶⁸⁹ «хотя в его время диаконы совершенно не проповедовали, но справедливо то, что первоначально все диаконы были Евангелистами, как-то: Филипп и Стефан». Справедливость этого доказывается тем, что во времена гонений диаконы, по преимуществу, возвещали слово Божие. Книга Апостольских постановлений представляет прекрасную речь Стефана. Филипп, один из семи диаконов, назван Евангелистом не потому, что читал Евангелие, а потому, что исполнял обязанность проповедания Евангельского слова. Потому то среди гонений тираны разыскивали и умерщвляли, по преимуществу, диаконов, как поддерживающих непрестанными увещаниями сильных и ободряющих слабых.

Лица, не принадлежащие к священному сану, не имели права проповедовать слово Божие при Богослужении. Карфагенский собор правилом,⁶⁹⁰ подтвержденным и Трульским⁶⁹¹ собором, определяет: «не должно мирянину всенародно проповедовать и учить и т. образом присвоить себе достоинство учителя». Если и дозволялось мирянам проповедовать слово Божие в общем собрании, то это было как исключение; дозволялось им быть в качестве катехизаторов, и таким из них, которые были известны своею ученостью, или, как было в век Апостольский, которые имели чрезвычайный дар пророчества и учительства. Блаженный Иероним⁶⁹² свидетельствует, что многие из известнейших мирян подвизались в этом звании в славной школе Александрийской в видах пользы церкви. Древность представляет нам несколько примеров, что Епископы часто облекали правом проповедничества в церкви и мирян. Так Ориген⁶⁹³ учил в Александрии оглашенных, по поручению Александрийского Епископа Александра, еще до рукоположения его во священство. Женщинам, на основании слов Апостола Павла,⁶⁹⁴ никогда не дозволялось проповедовать публично.⁶⁹⁵ «Женщине, говорит Тертуллиан, не позволяется говорить в церкви и учить». «Женщина хотя бы ученая и святая, определяет Карфагенский собор,⁶⁹⁶ да не присвояет себе права учить мужей в собрании». Если иногда и возлагалась на них обязанность учить; то на тех только, которые признавались способными наставлять исключительно оглашенных женщин⁶⁹⁷ и носили, как посвященные, название диаконисс.

Предметами проповеди могли быть истины догматические, нравственные, исторические и другие, прославление святых и мучеников, равно как и священных событий в церкви; словом, сюда входила всякая истина, служащая к назиданию, к обучению и нравственному христианскому преспеянию. Первоначально же предмет проповеди был направлен к той высочайшей истине, которая была соблазном для Иудеев и безумием для Эллинов⁶⁹⁸ т. е., ко Христу распятому. А чтобы слушатели знали, о чем будет речь в следующий раз, проповедник обыкновенно объявлял в начале своей речи предмет, о котором намерен рассуждать: а случалось и так, что иногда за несколько дней объявлялся или предмет, или текст, имеющий быть предложенным для объяснения.⁶⁹⁹ Восходя на место, с которого должно было проповедовать, оратор нес в руке священную книгу, чтобы самому прочитать текст или заставить чтеца прочитать его, и этот текст непременно и всегда должен был относиться к празднуемому событию и ко временам года. Потом проповедник оставлял книгу, а когда нужно было, снова брал её. Бывали случаи, что отцы церкви проповедовали иногда ex abrupto – без приготовления на текст, который представлялся им при раскрытии священной книги. Так часто случалось с бл. Августином, считавшим такой текст за Божественное внушение.⁷⁰⁰

Объяснение Священного Писания прежде зависело от дара помазания Святого Духа; и этот дар в первые века христианства проявлялся в проповедниках очень часто.⁷⁰¹ Далее по времени – говорит проповеди без предварительного приготовления было исключительною особенностью проповедующих. Поэтому Ориген, как свидетельствует Евсевий,⁷⁰² иногда говорил проповеди без предварительного приготовления, но выступил на эту деятельность после 60 годов своей жизни. Иоанн Златоуст говорил такие проповеди только в крайних случаях.⁷⁰³ Из многих его проповедей мы узнаем, что ему часто приходилось прерывать свою речь, чтобы следовать внезапному вдохновению, или чтобы отвечать на нужды какого-нибудь не предвиденного случая.⁷⁰⁴ Григорий Назианзин, Василий Великий и блаженный Августин оставили после себя творения импровизированные. Эти речи записывались лицами, из коих некоторые писали их тайно.⁷⁰⁵ У Кирилла Иерусалимского слова, написанные им, обозначены словом σχεδιασθεῖσα, что указывает на произнесение их экспромтом. Это огласительные его слова. Говоря о предмете проповеди, можно упомянуть и о том, что в древности, если случалось не много спустя после последнего собрания какое-нибудь чудесное событие, – тогда проповедник говорил в своей проповеди о нем или заставлял чтеца прочитать. Когда же случалось исцеление, то показывали исцеленного народу, чтобы возбудить и расположить его к прославлению Бога и Его святых.

Так как на Востоке проповедь уважалась слушателями, то древние учители церкви говорили очень много и долго; так что в некоторых церквах беседы их продолжались часто по целым часам, по примеру Апостола Павла,⁷⁰⁶ поучавшего слушателей целую ночь. Примером таких проповедей, обширных по своему объему, могут служить беседы: Оригена, Златоуста, Григория Богослова, Григория Нисского, Василия Великого и Кирилла Иерусалимского. На Западе проповедь состояла большей частью из кратких и безыскусственных поучений. И это было, как в характере самих проповедников, так и слушателей, не любивших продолжительных бесед. Это последнее свойство слушателей подтверждается практикой церкви, где устное слово заменено было большею частью обрядностью; так что в последствии реформаторы, сознавая опущение этой составной части Богослужения, вооружались своими нападениями на Западную церковь и обличали её в безмолвии при Богослужении, в мертвящей обрядности, мало назидающей душу молящихся.

В древней церкви не было в практике одного определенного места в храме, исключительно назначенного для сказывания поучений. Проповедовали обыкновенно с возвышенного места, чтобы народ мог лучше слышать слово Божие. Местом этим во время гонений была для Епископов кафедра в углублении алтаря в катакомбах или горнее место, – а для священников – сопрестолие; в базиликах – кафедра, сделанная из мрамора, или амвон, находящийся между алтарем и среднею частью храма. Иногда проповедники произносили свои проповеди со ступеней алтаря. По-нынешнему обыкновенно в большей части храмов, особенно в сельских приходах, говорят проповеди и с солеи.

С горнего места, с Епископской кафедры произносил проповеди еще Григорий Назианзин.⁷⁰⁷ В своем «сновидении о церкви воскресения» он, между прочим, передает: «казалось мне, что я сидел на горнем престоле, впрочем без всякой надменности. По обе стороны у меня на низших местах сидели пресвитеры. Диаконы стояли и в белых своих одеждах изображали собою Ангелов светлых. Народ точно как рой пчел толпился вокруг решетки, стараясь один перед другим ближе подойти, иные теснились в притворе храма, иные бежали в церковь, чтобы поспеть к моей проповеди». С Епископской своей кафедры проповедовал и блаженный Августин.⁷⁰⁸ Сказав об Епископской кафедре, он между прочим говорит: «хотя с этого места мы для вас учителя, но у того Небесного Учителя в этом училище мы вместе с вами ученики». Чтобы лучше была слышна проповедь, Епископы не редко сходили со своей кафедры и приближались к народу.⁷⁰⁹ Так делал по слабости своего голоса Златоуст.⁷¹⁰ Только с тех пор, как алтарь стали отделять от средней части храма иконостасом, в больших храмах, куда в притвор стали допускать и оглашенных для слушания Литургии, священное сопрестолие, очевидно, не могло быть уже местом удобным для сказывания поучений. С тех пор предстоятели церквей говорили проповеди в средней части храма, и всего естественнее было говорить их или с амвона, находящегося посреди храма, или с солеи, как делают у нас в настоящее время. В обширных церквах соборных в некоторых городах⁷¹¹ кафедры для произнесения проповеди устрояются у столбов средней части храма на возвышенном месте, которые по своему назначению заменяли, бывший в древней церкви, амвон.

С самого основания Христианской церкви, как днем собрания верных, так, поэтому, и днем проповедания было Воскресение,⁷¹² день солнца, о чем свидетельствуют отцы церкви: Златоуст,⁷¹³ Амвросий, Августин⁷¹⁴ и Иероним.⁷¹⁵ Проповедовали также в дни праздничные и дни мучеников, в день посвящения Епископов.⁷¹⁶ Святой Григорий Нисский и Златоуст сами говорили проповеди при своем посвящении. Речи блаженного Августина показывают, что они были говорены при освящении церквей и алтарей.⁷¹⁷ Было в обычае говорить проповеди накануне праздников.⁷¹⁸ В некоторых церквах говорили проповеди каждый день, особенно в великий пост. Свят. Златоуст говорил свои поучения на книгу Бытия в непрерывном порядке одну за другою два года в св. Четыредесятницу. Тот же обычай был у Египетских монахов, коим ежедневно авва или старший пресвитер говорил проповедь после пения псалмов, чтения молитв и писаний. Амвросий Медиоланский произносил поучения не один раз в день при различном Богослужении. Святой Златоуст говорил тоже в один день по два поучения, совершенно в различные часы Богослужения, – одно по утру, а другое – по вечеру. «Мы повествуем вам от писаний, обращается он к народу, а вы, отвратив от нас очи, обратили сердце на светильники и на возжигавших светильники». В другой беседе своей он обличает тех, которые осуждали его обычай говорить поучения после обеда. Отсюда можно видеть, что до Златоуста в Константинополе не говорили проповедей в вечернее Богослужение. В одной из своих бесед Златоуст хвалит Антиохийцев за то, что они после обеда приходили в церковь и выслушивали его проповеди. Блаженный Августин часто говорил проповеди по два раза в день.⁷¹⁹ Цезарий Арелатский произносил поучения почти каждый день на Богослужении утреннем и на первом часе. Проповеди распределяли иногда так, что одна предназначалась оглашенным и имела в виду постепенное посвящение их в учение христианское, – таковы, известные нам, огласительные беседы Кирилла Иерусалимского, а другая – новопросвещенным, научающая истинам христианским прямо и откровенно, – таковы поучения таинственные Оригена, недоступные для оглашенных. Когда приходилось в одном собрании быть вместе двум и более Епископам; то они, по большей части, проповедовали один после другого, как было, по свидетельству Иеронима, в церкви Иерусалимской, когда в одно и тоже время один за другим говорили проповеди и Епифаний и Иоанн, Епископ Иерусалимский. Всего чаще случалось говорить проповедь двоим при одном и том же Богослужении в Константинополе, как в столичном городе, куда часто приезжали многие Епископы по своим церковным или гражданским делам.

В сельских церквах говорились проповеди не столь часто, как в городских. Об этом говорит Златоуст так: «городских жителей тщательно поучают, но не столь щедро учат живущих в селах. За то недостаток в учителях там восполняет Бог обилием мучеников».⁷²⁰ На гробах мучеников часто бывали многочисленные собрания, куда иногда в дни их памяти собирался весь город; здесь-то молящиеся непременно выслушивали проповеди, имевшие панегирический характер.

Согласно с обычаем Иудейской синагоги, освященным самим Иисусом Христом,⁷²¹ проповедники в древней христианской церкви говорили поучения на кафедре в абсиде или на амвоне и при том, как власть имеющие, сидя. Они вставали среди проповеди только тогда, когда нужно было обратиться к Богу с молитвою. С другой стороны, различные места из Нового Завета показывают, что Господь и Его Апостолы проповедовали часто стоя. При всем том несомненно, что лучшее и приличнейшее положение проповедующею со властью есть положение сидящего, как поступал и Спаситель при торжественных обстоятельствах. В катакомбах и первоначальных базиликах можно почти всегда встретить в углублении кафедру, куда садился Епископ для поучения. Из сочинений Златоуста,⁷²² Оптата,⁷²³ Августина,⁷²⁴ Григория Богослова⁷²⁵ видно, что эти отцы церкви в своих церквах говорили проповеди сидя. На это указывает между прочим и следующее, встречающееся в их сочинениях, выражение: «встанем же и мы и помолимся».⁷²⁶

Выражение отцов церкви: Оригена, Григория Нисского, Афанасия Александрийского и других, «встанем и помолимся», дает нам повод утверждать, что слушающие в некоторых церквах во время произнесения проповеди также сидели⁷²⁷ и непременно по порядку: мужчины на одной стороне, а женщины на другой, а иногда эти последние восходили на хоры. Но обычай сидеть⁷²⁸ во время сказывания проповеди был не всеобщим и не всегдашним. В церквах Африканских,⁷²⁹ Галликанских и в Греческих⁷³⁰ народ стоял. Евсевий⁷³¹ передает нам, что Император Константин, по чувству смирения и уважения к слову Божию, стоя слушал поучение Епископа Кесарийского. «Однажды я, говорит о себе Евсевий Кесарийский, просил позволения предложить в присутствии Императора слово о гробе Спасителя, и он внимал моему слову со всею охотой. Мы предложили было ему сесть на приготовленном для него царском троне, но он не согласился и с напряженным вниманием разбирая, что было говорено, подтверждал истину догматов веры собственным свидетельством. Когда же просили его сесть, по причине продолжительности слова, снова отказался, прибавив на этот раз, что слушать учение о Боге с небрежением было бы не прилично и что стоять для него полезно и удобно». Обычай выслушивать проповеди стоя был более сообразен со святостью предмета поучений и места. Поэтому, без сомнения, и у нас издавна утвердился обычай – стоять во время проповеди не только слушателям, но и самому проповеднику.

В продолжение проповеди от слушателей требовалось глубочайшее внимание. При всем том нередко народ прерывал проповедника восклицаниями и одобрениями, подобно тому, как поступали в гражданских судах. 1) Это одобрение слушающие или прямо высказывали словами, или выражали какими-нибудь внешними знаками и в особенности рукоплесканиями. К этим восклицаниям были два главные побуждения:⁷³² посредством их хотели выразить, что предлагаемое объяснение понятно. Так, когда блаженный Августин в своем 3-м слове на Евангелие от Иоанна высказал опасение, что его довольно тонкие исследования о 3-х силах души не будут понятны; тогда народ поднял свой голос и для его уверения восклицал: Memoria! Memoria! Иногда восклицания эти были выражением одобрения. Так Павел Эмезский, проповедуя о воплощении Бога Слова в присутствии Архиеп. Александрийского Кирилла, лишь только произнес слова: «и так Богородица Мария родила Еммануила», как весь народ громким голосом выразил свое согласие с этой истиной: «вот самая истинная вера, воскликнул он, вот дар Божий, о, православный Кирилл! это-то мы желаем слушать, и анафема тому, кто говорит иначе». Нельзя пройти молчанием и того величественного восклицания Константинопольского народа Иоанну Златоусту, которое сохранил для нас Георгий Патриарх Александрийский⁷³³ и в котором оратор был провозглашен тринадцатым Апостолом. «По истине, ты достоин священства, о, 13-й Апостол! Христос послал тебя к нам, чтобы ты спас души наши и напоил из источника Спасителева». Восклицание часто сопровождалось шумными рукоплесканиями и стуком ног, маханием в воздухе орарями, платками, даже хламидами.⁷³⁴ Подобные знаки выражения одобрений, заимствованные от театральных зрелищ, доходили иногда до безобразия, за что святые отцы всегда осуждали слушающих. Златоуст говорит:⁷³⁵ «вы одобрили слова мои, но мне не нужны ни рукоплескания, ни голос, ни шум одобрения. Я одного только хочу, чтобы вы, слушая слова мои в тишине и со вниманием, исполняли их. Ведь не театр здесь, и не трагедию вы смотрите, и не для того только сидите, чтобы рукоплескать». Вообще отцы церкви если и терпели этот обычай, то только до времени, а потому и не удивительно, что он не удержался до нашего времени в нашем Богослужении. В наше время требуется во время сказывания проповеди глубокое молчание и полное внимание к проповеди, как к слову Божию.