Русскому Вестнику

По поводу одной из наших статей об иерархии англиканской церкви (Б. В. Март) какой-то удивительный критик обрушился на нас в Июньской книжке Русского Вестника¹. Он написал всего пять страниц, но вот какие перлы обличительного красноречия можно встретить на этих немногих страницах: „автор“, говорит он об нас, „не точно передает чин таинства священства нашей Православной церкви, да кажется не силен и в чинах других наших таинств“. По поводу наших слов, что „Православная восточная церковь в своем чине рукоположения во все три священные степени никогда не употребляла обряда вручения орудий и доселе его не употребляет“, критик ставит три вопросительных и два восклицательных знака и затем продолжает: „к сожалению, автор, большой охотник до иностранных цитат, не указал, откуда, у какого немца или иезуита он заимствовал это крупное открытие. Но несомненно, что если б он самостоятельно и по надлежащим источникам писал о православном чине таинства священства, он обратился бы к архиерейскому „Чиновнику“… Упоминая далее о вручении новопосвященному православному пресвитеру Пречистого Тела Христова, критик говорит: „забыть или умолчать о нем можно разве, только из… любезности к англиканам“. Затем критик продолжает: „совсем непонятно, почему автор замалчивает православную церковную практику в другом месте“… После дальнейшего развития здесь своей мысли, он опять на особой строке ставит три вопросительных и два восклицательных знака. Наконец, мы читаем у него: „такие промахи невольно заставляют сомневаться в достоинстве и всех статей Богословского Вестника об англиканской церкви. Но мы вовсе не намерены критически разбирать и оценивать их. Мы желали лишь констатировать факт и то общее наблюдение, что православные сторонники сближения с англиканами…для оправданья своих симпатий неизбежно должны впасть в забвение (не в игнорирование же?!) своих православных обычаев и обрядов и лишь под этим условием и в расчете на легковерие читателя выдают свое „совершенно безразлично“ за „православную точку зрения“. Слишком много они берут на себя! Не допускаем, чтоб их безразличие разделяли и духовные академии, хотя бы в их органах и находила себе, приют пропаганда десятивекового христианства и новоправославных точек зрения“.

Комплиментов по нашему адресу, как видите, наговорено здесь не мало. Чего только тут нет?! И не точная передача, и недостаток сведений, и немцы с иезуитами, и ироническое крупное открытие, и несамостоятельность, и пренебрежение надлежащими источниками, в частности архиерейским „Чиновником, и забвение, и умолчание, и излишняя любезность к англиканам, и замалчивание, и промахи, и забвение своих православных обычаев и обрядов, и безразличное к ним отношение, и расчет на легковерие читателя, и наконец вылазка и по адресу духовных академий! Мы не станем касаться вопроса о том, насколько такой раздраженно-инсинуирующий тон уместен в серьезной богословской полемике и соответствует правилам литературных приличий. К сожалению, в подобных случаях очень часто все определяется только темпераментом и вкусом. Со своей стороны, мы такому тону не сочувствуем и, дорожа достоинством богословской науки, спускаться до него не будем. Какую цену имеют все эти речи о нашей некомпетентности, несамостоятельности и пренебрежении к надлежащим источникам прекрасно знает всякий внимательный читатель наших статей, следящий за их цитатами. Считаем нужным остановиться только на том, что относится к самой сущности дела. Чтобы произносить суровые приговоры, нужно, конечно, иметь весьма веские основания. Посмотрим, каковы они у нашего критика.

1) Прежде всего, он возмущается нашими словами, что „Православная восточная церковь в своем чине рукоположения во все три священные степени никогда не употребляла обряда вручения орудий и доселе его не употребляет“. Попрекнув нас немцами и иезуитами и вообразив почему-то, что мы с архиерейским „Чиновником“ не справлялись, хотя выдержки и цитаты из него имеются в нашей статье в изобилии, критик заявляет, что в этом „Чиновнике“ по поводу посвящения во пресвитера мы нашли бы следующее указание: „Тотчас же по совершении таинства Евхаристии епископ призывает к себе хиротонисуемого иерея и, отломив часть от Св. Хлеба („горнюю, яже есть Христосъ“), дает ему и при этом произносит: „Прими залог сей и сохрани его цел и невредим до последнего твоего издыхания, о нем же имаши истязан быти во второе и страшное пришествие Великого Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа“. Священник, приняв Св. Хлеб, целует руку архиерея и отошед стоит „созади“ престола, положив на него руки и моляся: „Помилуй мя, Боже“... По возгласе „Святая святым“ хиротонисанный отдает Св. Хлеб и архиерей полагает его на дискос. – Таким образом, продолжает критик, и в православном чине таинства священства Пречистое Тело Христово не только вручается новопосвященному пресвитеру, но и самое „вручение“ составляет самостоятельный обряд, строго определенный во всех подробностях, совершаемый не по изустному преданно, но по напечатанному чину. Забыть или умолчать о нем можно разве только из… любезности к англиканам“.

Изумляемся. В нашей статье идет речь об обряде вручения орудий, а критик указывает нам, что „и в православном чине таинства священства Пречистое Тело Христово… вручается новопосвященному пресвитеру“… Что-же из этого? Критик, очевидно, не понимает, или не желает понять, что между этими двумя обрядами нет ничего общего. В нашей статье ясно было сказано, что под вручением орудий в римско-католической церкви разумеется вручение посвящаемому “чаши со смешением вина и воды и блюда с возложенною на нем гостией“, при чем произносились слова, которыми рукополагаемому предоставлялась „власть приносить жертву Богу и совершать миссы“ и т.д… Весь этот обряд происходил до совершения таинства евхаристии и вручались таким образом только сосуды и заключавшиеся в них еще не освященные элементы таинства, которые потому и называются орудьями (instrumenta). А наш критик думает видеть обряд вручения орудий в действии, совершающемся уже после освящения даров, когда новопосвященному вручается уже Пречистое Тело Христово. Отнюдь не можем согласиться на такое непозволительное сопоставление, а потому еще раз утверждаем, что „Православная восточная церковь в своем чине рукоположения во все три священные степени никогда не употребляла обряда вручения орудий и доселе его не употребляет“. Мало того, – мы очень сожалеем, что критик необдуманно позволил себе запятнать страницы серьезного и уважаемого нами журнала явным кощунством, приравнивая Пречистое Тело Христово к простым орудиям (Instrumentum).

2) Столь-же странный характер имеет и второе возражение нашего критика. Он восстает против наших слов, что „повелительных формул Восточная Церковь не употребляет и не признает за ними совершительного значения“ и победоносно опровергаете нас ссылкою... на что-бы Вы думали? – на чин таинства покаяния. Опять нам приходится только изумляться. В своей статье мы вели речь о таинстве священства и утверждали, что „Православная Восточная церковь при совершении рукоположений никогда повелительной формулы не употребляла, как нет ее (вместо ея) и в современных чинопоследованиях ни греческой, ни русской церкви“² (стр. 457); но критик наш, очевидно, желает, чтобы мы каждый раз, когда употребляем слова „повелительные формулы“, непременно прибавляли „при совершении рукоположений“. Так как мы на стр. 480-й такого прибавления не сделали, то критик и нашел для себя в этом предлог утверждать, что мы будто бы говорим не об одном таинстве священства, а о всех таинствах вообще, и, вместо того, чтобы вникнуть в смысл читаемого или просто взглянуть на

предшествующие страницы, предпочел опровергать то, чего мы никогда и не говорили. Таким образом, и но поводу этого второго возражения мы опять должны повторить то-же, что сказали и прежде, а именно, что Православная Восточная церковь при совершении рукоположений никогда повелительной формулы не употребляла и не употребляет.

3) Наконец, критик наш начинает рассуждать об обрядах и об их великом значении. Он говорить, что „задача православного обряда – наглядно выразить сокровенные истины Христова учения“; что „его достоинство измеряется не только веками его жизни, а степенью точности и совершенства, с какими он воплощает скрытую в нем мысль“; что „никогда изменения и замены“, производившиеся в обряде, „не были лишь порождением произвола кого бы то ни было или безразличного отношения к тому, принят ли этот или тот обряд, читать ли книгу с начала или с конца“. „Безразличие“, возглашает он, „не терпимо в обрядах“. „По произволу отнюдь не допустимо ни изменение, ни уничтожение, ни создание нового обряда“…и т.д. Очень хорошие мысли, давно всем известные и постоянно повторяющаяся в учебных руководствах по учению о богослужении. Ничего не имеем мы против того, чтобы критик повторил их и опять в своей заметке; но, к сожалению, он повторяет их не просто для общего назидания, а в качестве упрека нам, будто-бы проповедующим безразличие и произвол в отношении к православным обрядам. Очень жаль, что критик наш, хотя и „с большим интересом следит по духовным журналам за всеми статьями об англиканской церкви“, не достаточно понимает то, что говорится по интересующему его вопросу. Всякий непредубежденный и здравомыслящий читатель наших статей, конечно, хорошо знает, что никакого безразличия и произвола в отношении к православному обряду мы отнюдь не проповедуем. Исследуя обрядовую сторону православного таинства священства и сопоставляя ее с инославным чином рукоположения, мы имеем лишь своею задачей определить, какие именно из обрядов Православная Церковь признает существенными для действительности таинства и каким такого значения не приписывает.

Только при такой постановки дела и возможно произвести должную оценку обрядов и обрядовой стороны таинств инославных исповеданий. Неужели – же наш критик думает, что Православная Церковь всем подробностям обрядов придает одинаково существенное значение? Если так, то он, выступая яко-бы ревнителем православия, становится в прямое противоречие с Православною Церковью , ибо она допускает например, в своем лоне „единоверие“ с обрядами, отличными от общецерковных, и признает действительность некоторых инославных таинств крещения, миропомазания и священства, хотя в этих таинствах инославных исповеданий имеется различие сравнительно с православными не только в обрядах, но даже и в самом способе их совершения, например: крещение через обливание. Какое-же имеет право критик обвинять нас в забвении своих православных обычаев и обрядов, в проповеди безразличия и произвола, когда мы указываем лишь на образ действий нашей Православной Церкви?

Вот и весь запас аргументов нашего критика. При первом к ним прикосновении обнаруживается их полнейшее ничтожество и, вместо кажущихся оснований для сурового обличения, получается совершенный ноль. А сколько страшных слов-то наговорено?! Какая-же, спрашивается, им цена?

Надеемся, что, после приведенных разъяснений, читатели станут сомневаться не „в достоинстве статей Богословского Вестника об англиканской церкви“, а в достоинстве таких критиков, которые, недостойно прикрываясь ревностью о православии, позволяют себе резкие полемические выходки, не имея для того никаких оснований.

В. Соколов.