Слово на случай приведения к присяге избранных судей

«Выбери себе из всего народа людей способных, боящихся Бога, правдивых, пусть они судят во всякое время» (Исх. 18:21–22).

Совет Божий, произнесенный голосом искренности во днях древних, повторяется во дни наши. Та же самая любовь, которая изрекла его вождю Израилеву, водила рукою Монаршею в начертании права, по которому избираются мужи, достойные произносить суд над собратьями. В позволении избрания, которое могло быть совершено единым мановением скипетра, уделяется подданным часть державного величия. «Изберите себе с усмотрением: для покоя общественного устраивайте покой свой избранием мужей по сердцу вашему», – так повелевает державная искренность искренним своим. Монарх единый, нося на плечах своих труды наши, пререкания наши и тяжести всех россиян, тем самым внушает избирать «людей способных», которые бы могли понести всю тяжесть суда, возлагаемого на них. Он, осязая руку Божию, являющуюся в движении оружия и всех племен, рукой своею возвестил в слух всего Отечества и, может быть, всей земли, что Сам Бог управляет оружием и «без Него ничто не начало быть, что начало быть» (Ин. 1:3). Не для того ли всюду слышен этот голос благовествующего монарха, чтобы все научились страху Божию, а не человеческому, и чтобы наиболее вверялся суд людям, боящимся Бога, а не взирающим на лица человеческие? Износя закон из глубины сердца и осуществляя его в себе самом, он есть образ правды и закона. Потому не желает ли, чтобы на высоте между подданными являлись люди праведные, носящие в себе образ правды, которую должны сохранять силою закона? «Выбери себе из всего народа людей способных, боящихся Бога, правдивых».

Кто верный Богу не соединит своих желаний с этими желаниями правды Божией? Какой верноподданный откажется идти на голос зовущего монарха и в нем – всего Отечества?

Вы, кому Бог через собратий ваших вручил суд над ними, приняли его, как залог любви, который обязуетесь сохранить всеми силами ума и сердца. Вручившие вам этот жребий, а с ним и самих себя, ожидают и надеются испытать вас «способных, боящихся Бога, правдивых».

Ныне здесь, в училище суда и правды Божией, воззрим на оные обязанности суда с тем упованием, что избравшие и избранные оправдаются перед судом Божиим и человеческим.

Престол суда поставляется для хранения тишины и спокойствия от мятежных страстей человеческих. На нем полагается меч в защиту и отраду благим, «в страх и наказание делающему злое» (Рим. 13:4). Вход к нему открыт для всех, но, по большей части, наполняется изобретателями обид и клеветы, сильными и богатыми, предваряющими правоту немощных сирых, так что едва находят место истинно страждущие. Если сидящие на нем не будут простирать взоров вниз, куда стекаются беззащитные, то прибежище невинности обратится в пристанище клеветы, страж тишины – в скопище мятежное. На суде человеческом буйные страсти всегда ищут своего полномочия. Непрестанно усиливаются скрыть правду для своего оправдания, и тем успешнее пользуются силой закона, что многие слагаются воедино, укрепляются узами денег, находят покровительство в сильных и покрываются бесчисленными видами правоты. Чего не предпринимают они по мере нужд своих? То унижаются до гнусного рабства, или возвышаются до вида святости. То удаляются, чтобы привлечь в след себе, или приближаются, чтоб уловить в свои сети. То смиряются, но с такой хитростью, чтобы бросить тысячу стрел, и рука, мечущая их, была бы невидима. Или превозносятся с намерением устрашить малодушие судьи, которого замечают преклонность и легкомыслие. То рыкают, как львы, ярятся, как львицы, то ползают, как пресмыкающиеся, и безмолвствуют, как ягнята. «Сын человеческий! – восклицал Пророк, указывая на опасность путей человеческих, – ты будешь жить посреди скорпионов» (Иез. 2:6). Посреди сего непрерывного волнения страстей, посреди сих скорпионов поставляется престол суда для защиты от них. Рано или поздно попрется эта тяжесть неправд на престолы сильных и, ниспровергнув их, подавит всю правоту и святость: «злодеяние рушит престолы сильных» (Прем. 5:24), если сидящие на них, видя шествие стольких зол, издалека не противопоставят ему всех сил своих. Не крепость тела, не величие наружное, но крепость духа и сила внутренняя требуются от судей земных. «Выбери себе из всего народа людей способных, пусть они судят во всякое время».

Непостоянство вымыслов и клеветы пресекается неизменной твердостью в правде. Глубина хитрости открывается проницательностью. Частые возмущения строптивых укрощаются терпеливостью, бдительностью. Этим оружием суда утверждается тишина в жизни общественной. Меч в руках судьи, уже поднятый на поражение беззакония, если не совершает удара, то дает новую жизнь и силу беззаконию. Когда же, будучи изощрен правдой, поражает преступника, тогда слышимый удар несется далее слуха осужденного, касается готовящих лукавство и останавливает на пути к законопреступлению. Достойное мщение преступнику не есть обида, но благодеяние. Оно, исцеляя язву одного, избавляет от нее многих. С этой твердостью соединенная проницательность не оставит неразрешенным узла, сплетаемого хитростью. Клевета, долговременно умышляемая, подкрепляемая наемным свидетельством, усиливаемая извращением закона, до тех пор скрывается от проницательных взоров, пока не все усилия и не все средства употребляются к обличению. Многократное падение дождевой капли пробивает камень; опытами сердца обогащенный ум многократным увещанием смягчит жестокосердие, откроет умышленную тайну и смирит клеветника. Глубокое исследование, с постоянством продолжаемое, обретает начало и конец всякого требования и улавливает виновного там, где он не ожидает. Также предусматривает бедствие невинного в то время, когда он покоится. Тот, кому вверено хранить мир и безмятежие, все силы имеет не для себя, но для общества, пока оно возмущается или страждет хотя в одном члене своем. Он поставлен на высоте для стражи, чтобы усматривать возмущение, готовящееся вверху или внизу, проникать в ближнее и дальнее, склонять слух к молве и воздыханию, взвешивать с одинаковой тщательностью легкое и тяжкое. «Вы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать» (Рим. 15:1). Но где такое величие и благородство, которые бы в непрестанном напряжении удержали сильных земли для пользы других; и кто столько тверд, чтобы мог бы противостоять буре страстей человеческих, стирающей и камни в прах, прелагающей и горы в сердца морская? Человека ничто человеческое не может возвысить до такой степени благородства и заключить в столь тесных пределах верности, если страх Божий не будет поставлен стражем ума и сердца. Этой тайной возбужден был голос искренности к вождю Израилеву: «Выбери себе людей, Бога боящихся».

Сильные земли, как не ограничены во благах, когда руководствуются страхом Божиим, так равно беспредельны в ужасах и бедствиях, когда не имеют его. Низкая страсть судьи все, что имеют законы священного и грозного, обращает в свою пользу. Он, движимый любовью к своей славе или корысти, ею, а не законом управляется. Удовлетворение себе ставит всего выше и драгоценнее. Тогда только выявляет правду закона, когда надеется через то насытить свое желание или сокрыть свою гнусность от наблюдательных взоров. В противном случае без внимания взмахивает мечем, врученный ему, – нет нужды, хотя бы упадал на выю невинного. Дремлет в судилище, не смотря на то, что с его вниманием останавливается жизнь гражданская, дышащая правдою и бдительным попечением. С полным восторгом чашу веселия приемлет в то время, когда воздыхают от него тысячи и чаша в руках его растворяется слезами сирых и притесненных. Чего можно ждать от судьи, ослепленного какой-либо страстью, кроме того, что прочие пороки и порочные найдут в нем покровительство, усилятся самым законом и распространятся повсеместно? Опасность осуждения и страх царя должны, по-видимому, остановить такую пагубу. Но без страха Божия страх закона царского есть бремя, которое непрестанно стараются свергнуть. Не боящийся Бога не боится правды человеческой, от которой надеется скрыть свои преступления. Таким образом, небогобоязненный судья устыдится ли быть первым нарушителем того закона, по которому судит, возмутителем покоя, для охранения которого поставлен, и, наконец, гонителем правоты, в защиту которой получил общественное доверие? По мере ослабления или усиления страсти, усиливаются и ослабевают такие беззакония в судящих земли, но до тех пор не искоренятся, пока страх Божий не осветит глубины бедствий и не исцелит ослепления. Благо собственное и общее, польза временная и вечная, ужас следствий от своеволия должны возбудить в судье страх Божий, хотя бы жребий избрания пал на него прежде, нежели избран им жребий Божий. Само доверие народа, вручившее ему суд над многими, его самого вручило суду Божьему, испытыващему тайны сердечные.

Страх Божий не только сильного, но и малодушного человека поставляет выше всякого страха человеческого: боящиеся Бога всего боятся, что возбуждает гнев Божий; но ничего, чем угрожает человек. Они уподобились горе святой, чья глава простирается далее облаков, не внемлет громам и молниям, поражающим мир нижний. Устрашится ли лица сильного, для угождения ему, тот блюститель суда, который верит, что рука Бога живого и крепкого «рассыпет кости человекоугодников?» (Пс. 52:6), "глаголах, – восклицает Псалмопевец, – буду говорить об откровениях Твоих перед царями, и не стыдился» (Пс. 118:46). Страх Божий есть та мудрость, которой ради, по испытанию Премудрого, «будешь иметь славу в народе и честь перед старейшими, будучи юношей, окажешься проницательным в суде и в глазах сильных заслужишь удивление» (Прем. 8:10–11). Всего благого и истинного можем ждать от тех, которые отвечают за истину перед сильными земли, уповая только на истину вечную. Страх, который они имеют, ставит перед ними Бога непрестанным свидетелем, слышателем каждого слова, зрителем каждого движения, «исчисляющим волосы на голове, все шаги мои на пути моем» (Иов. 34:21), и непрестанным Судьею суда их. При свете солнечном все вещи бывают видимы. Когда свидетельство Господне, как невечернее солнце, осветит мрачное судилище, обличатся все деяния правые и неправые. Это солнце и в полудне своем не сожжет сирого, но только согреет его; опалит преступника, сожжет преступления, но оставит человека. Под руководством Божьим милость и истина воссядут в судилище, правда и мир облобызаются в людях. Богобоязненный суд, ограничиваясь одним сословием, совершается по образу суда Божия над всем миром, в котором, по описанию Пророка, «милость и истина встретятся, правда, и мир облобызаются» (Пс. 84:11). Трудно восходить до такой высоты, где суд человеческий уподобляется Божьему; но святость прав, которые возлагаются на судью, и величие обязанностей возводят и даже влекут на нее. «Вы творите не суд человеческий, но суд Господа» (2Пар. 19:6), – вещал сонму судей благочестивый царь Израилев. Человек, живущий в кругу подобных себе, имеет права, им равные, и если помыслит произнести свой суд, то слово Божие скажет ему: «Кто ты, осуждающий брата твоего» (Рим. 14:4)? Пока не имеете вашею обязанностью, «не судите», – увещает Судья вечный, – «да не судимы будете» (Мф.7:1). Суд временный и вечный есть единственное дело Божие. «Бог Судия есть» (Пс. 74:8), а не человек. Те, кому вручается этот высокий жребий, принимают власть и образ Бога Судьи, вечно царствующего над землей. «Научитесь, судьи концов земли, что от Господа дана вам держава» (Прем. 6:3); «вы творите не суд человеческий, но суд Господа». Сколь священно и высоко право суда, столь святы и праведны должны быть принимающие это достояние. Для того-то верный советник внушал вождю, Богом избранному: «Выбери себе людей правдивых».

Никто не имеет столько побуждений являться в правоте перед людьми, как судящий их. Они, чем выше восходят из круга собратий, тем яснее открывают себя самих, тем более привлекают взоры на свои деяния. По мере возвышения, их образ жизни делается правилом для многих; они всегда, хотя бы не желали, имеют своих подражателей. Судия, нарушающий закон, охранение которого ему вверено, сам уготовляет нарушителей, собственным примером уполномочивает неправду, которую осуждать должен. И малые, едва приметные его погрешности есть семена великих злодеяний, которые рано или поздно возрастут, созреют и падут на главу его или на Отечество. Боже праведный! Не человеческая, но Твоя месть страшна для нас, готовимая на сильных земли, которые, принявши образ славы и суда Твоего, срамят его перед людьми. Они исторгают стрелы гнева Твоего не на себя лишь, но и на людей своих. «На пастырей воспылал гнев Мой, – говорит Господь, – и агнцев накажу» (Зах.10:3).

Если не во отвержение суда грядущего на беззаконие и не для благословений, которые обещает и дарует Господь праведным, то для облегчения тяжести в суде должны быть праведными блюстители закона. Муж законопреступный не устоит перед судом праведного. Он, как тьма от света, удаляется от него, боясь обличения. В то самое время уже ощущает в себе осуждение, хотя и не замечает, когда слышит правду праведника. «Делающий беззаконие, по слову Божию, тамо боится страха, идеже несть страха, яко Господь в роде праведных» (Пс. 13:5). Когда же он приближается к судилищу, на котором восседает праведный, то суд, как оружие, проходит в сердце его, поражает в далеких, сокровеннейших намерениях. Из уст праведного «понесутся меткие стрелы молний, и из облаков, как из туго натянутого лука, полетят в цель» (Прем. 5:21). Сколько страх праведного суда уменьшает наветников, столько образ правды, являемый судьей, умножает праведных. Его истинным величием и славой особенно распространяется величие и слава Божия на земле. Меч обоюдоострый в руках его, если силою кротости не победит безумного, силою закона воспретит ему полагать соблазны на пути праведных. Не только власть суда и Отечество, но сам «дух силы восстанет против них на безумцев» (Прем. 5:23, 20).

Не в особенности какому-либо сословию, но всем судящим земли предлежит Небесная заповедь: «Так да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела, и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5:16). К таким подвигам обязуются и на такую высоту поставляются судящии людям. Вы, избранные для суда, приняв это звание от собратий, в совете воли вашей вознамерились оправдать их чаяния, являться и быть среди них и в судилище – сильными, Бога боящимися и праведными. Вождь Израилев, по троекратном обещании народа верности Богу, положил камень во свидетельство клятвы их. «Вот камень, – сказал он, – будет в напоминание вам, и свидетелем против вас в последующие дни, чтобы не солгали перед Господом» (Нав. 24:27). Вы, ныне принеся клятвы в верности и правде в этот храм, перед алтарем и церковью, сами поставляете их памятником обетов ваших и свидетельством на вас перед Судьею Богом, в последние дни, если преступите их. Да увенчает Господь желания ваши исполнением и дарует вам силу, страх и правду Свою. Аминь.

Произнесено 22 января 1814 года