Отделение III. Слова на дни святых

МОЛИТВА О ПОМОЩИ АНГЕЛОВ НА БРАНИ

И ныне, Владыко сильный на небесех, посли ангела Твоею благаго пред нами, в страх и трепет им. Макк. 15:23.

По обстоятельствам бранного времени мы ежедневно Господу молимся о сражающихся наших воинах: «Посли ангела Твоего, укрепляюща их».

В день архистратига Михаила и прочих Сил бесплотных прилично напомнить, на чем основана эта церковная молитва, и чем должны мы сопровождать ее.

Ангелы суть служебные духи (Евр. 1:14), слуги Господа Вседержителя, творящие волю Его (Пс. 102:21). Они не только провозвестники милостей Его, но и исполнители судов Его. Они защищают обидимых, помогают поборникам веры и правды, и по мановению Божию, карают обидящих; для богобоязненных ангелы – их хранители, для нечестивых они иногда и губители. Ополчится ангел Господень окрест боящихся Его (Пс. 33: 8). «Как городские стены, изъясняет святой Василий Великий¹, вокруг облегая город, отовсюду отражают вражеские нападения; так и ангел служит стеною спереди, охраняет сзади, и с обеих сторон ничего не оставляет не прикрытым. Посему падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится (Пс. 90:9) удар кого-либо из врагов; яко ангелом своим заповест о тебе сохранити тя» (ст. 12). Псалмопевец и царь Давид, в борьбе со врагами, не полагаясь на свои силы, возвергал надежду на Господа: «Побори борющихся со мною, и восстань на помощь мне. Да будут они, как прах пред лицом ветра, и ангел Господень да прогоняет их. Да будет путь их темен и скользок, и ангел Господень да преследует их» (Пс. 34:1, 2, 5, 6). Неоднократно являлись ангелы на защиту Божия народа и на погубление врагов его. Ангел поразил некогда первенцев египетских по повелению Божию за то, что притеснители египтяне не хотели освободить из рабства и отпустить евреев. Во дни благочестивого царя Езекии сделал нашествие на иудеев Сеннахирим, царь ассирийский. «И воззвали они ко Господу милосердому, простерши к Нему руки свои. И Святый скоро услышал их с неба». Порази полки ассирийские и сокруши я ангел Его (Сир. 48:22–24. 4Цар. 19:35). Сие чудесное событие служило и впоследствии ободрением для иудеев, ополчавшихся против врагов веры и отечества. Подступил к Иерусалиму сирийский военачальник Никанор; с богохульством и превозношением уже он думал одержать всеобщую победу над иудеями. Их вождь Иуда Маккавей убеждал своих сподвижников не страшиться врага, воспоминал им прежде бывшие опыты помощи свыше, и, видя наступление многочисленного войска, простер руки свои к небу и воззвал: «Ты, Господи, при Езекии, царе иудейском, послал ангела, и он поразил из полка Сеннахиримова сто восемьдесят пять тысяч. И ныне, Господи небес, пошли доброго ангела на страх и трепет врагам». Началась битва. Не много было воинов у Иуды; но, руками сражаясь, а сердцем молясь Богу, они избили не менее тридцати пяти тысяч, и сам неприятельский полководец найден мертвым после дела. Тогда все, обращаясь к небу, прославляли Господа: «Благословен сохранивший неоскверненным место Свое» (2 Макк. 15:6–34).

Господь той же и во веки (Евр. 13:8). Воспоминая милости Его древние, и на сем воспоминании утверждаясь, мы просим нашим воинам ангела, укрепляющего их в их святом подвиге, и в песнопении на стоящего праздника взываем к архистратигу Гавриилу: «Сокруши свирепства агарянская, на стадо твое часто находящая, молитвенниче о душах наших»².

Благодарение Господу! Ангел победы уже неоднократно был посылаем нашим воинам. Но если мы продолжаем молиться о его ниспослании, то продолжение молитвы о сем возбуждается мыслью, или опасением, что он может не быть послан. И действительно, надлежит нам смиряться под крепкую руку Божию (1Петр. 5:6); ибо послать, или не послать зависит от Господа, и кто советник Ему бысть (Римл. 11:34)? Молился некогда пред престолом Всевышнего архангел Гавриил об избавлении иудеев от ига персидского; но явившись пророку Даниилу, молившемуся о том же, сам ему засвидетельствовал, что встретил препятствие к успеху ходатайства (Дан. 10:3 и след.). Остережемся испытывать то, что сокрыто от нас в неизследимых путях провидения Божия. Постараемся только, чтоб дела наши соответствовали молитве нашей. Да будут забыты нами взаимные распри и неудовольствия, когда идет дело о чести и славе отечества. Да не оставим в потребностях жизненных своим участием тех, оружию которых у Господа просим ангела споспешника. Нужды и лишения на бранных полях умножают больных; самая победоносная битва не бывает без убитых и раненых в рядах победителей. Наша забота об облегчении участи болящих воинов, трудом ли для них и хождением за ними, или пожертвованиями; наш долг простирать наше сострадание и к семействам убиенных.

Безропотно неся тягости войны, будем усердно взывать к бесплотным Силам и о даровании достославного и твердого мира: «Браней крамолы, ангелы и архангелы, вашими разрешите к Богу присными мольбами, и нас в мире соблюдите»³. Аминь.

Ревнуя поревновать по Господе Бозе Вседержителе. 3Цар. 19:10.

Сиe сказал пророк Илия о своей ревности, одушевленный которою, он был сам, яко огнь, и от которой слово его горело, как свеща (Сир. 43:6). Пламенный этот ревнитель вразумлял нечестивых иудеев бездождием и голодом, умертвил жрецов ваала, низводил с неба огонь на богохульников.

Но когда сей ревности Илииной помыслили подражать апостолы Иаков и Иоанн, и относительно самарян, не принявших Спасителя, сказали Ему: хощеши ли, речем, да огнь снидет с небесе, и потребит их, якоже Илия сотвори; то Он запрети има, и рече: не веста, коего духа еста вы (Лук. 9:54).

Почему же Спаситель им это запретил, и каким духом ныне должны быть одушевлены ревнители веры?

Дух ветхого закона был дух строгого суда, и Сам Христос открыл иудеям, что некоторые тяжелые заповеди даны были им по их жестокосердию. Сим заповедям ревность пророка Илии верно соответствовала. Он умертвил жрецов вааловых; потому что так повелел Господь поступать с беззаконниками, совращавшими евреев в идолопоклонство. Он пожег бесстыдных воинов, пришедших звать его к царю, и смеявшихся над тем, что он есть Божий человек; наказание это служило предостережением другим богохульникам, и подтверждением для всех, что он есть Божий человек.

Так проявлявшуюся строгость ветхого закона смягчил дух любви и благодати, по пришествии Спасителя. Сам Он говорил, что ревность о доме Божием Его снедала; однакоже торжников, оскорблявших святыню храма, не предал смерти, а только изгнал оттуда. Причину Своего долготерпения к заблуждающим и грешным, Он Сам объяснил Иакову и Иоанну, воспретив наказать самарян: Сын человеческий не прииде душ человеческих погубити, но спасти. Не приидох, говорит еще, да сужду мирови, но да спасу мир (Иоан. 12:47); время спасения настало.

Не трудно посему заключить, что ревность христианская, хотя и пламенная, должна быть кроткая. Велик тот ревнитель веры, который возмог бы действовать «в духе и силе Илии», чтобы «возвратить непокоривым образ мыслей праведников» (Лук. 1:17). Но всякий да умягчает силу ревности своею кротостью и тихостью Христовою, по которой апостолы были тихи не только среди своих учеников, но и пред лицом своих противников. Истинная ревность не ужасает, ни грозит, но умоляет и преклоняет; ее чистый огонь не сжигает, а согревает охладевшие в вере и правде сердца.

Похвально ревновать всегда в добром. Но и ревность, по предмету добрая, должна быть благоразумная; почему и поставляется иным в упрек, что они ревность Божию имут, но не по разуму. Сюда относятся все те, которые хотя по-видимому о славе Божией ревнуют, о правильности и благолепии богослужения, о беспорочности общественных деятелей, но по своей неумеренности, запальчивости, односторонности убеждений, не достигают доброй цели, и даже наносят иногда вред и расстройство. Хорошо, например, ревновать о сохранении церковной древности. Но если кто, простирая свою ревность и на то, что безразлично для спасения души, или древность чего сомнительна, порицает, гнушается, отвращается всех, рассуждающих иначе, тот погрешает против евангельской кротости. Частнее укажем на перстосложение. Не запрещено рассуждать о том, что правильнее и древнее, – три ли перста слагать для крестного знамения, или два. Но если держащиеся двоеперстия ненавидят троеперстников и злословят, то они уже ревнуют не но разуму, и не безвинны пред Богом. Нужно ревность соединять с терпением, хотя бы она относилась к самым чистым и несомнительным предметам. Господь среди пшеницы позволил плевелам расти до жатвы. Так и православная церковь терпит заблуждающих не только по жизни, но и в суждениях о священной обрядности. Апостол Павел, возбуждая ревность Солунян, чтобы вразумляли бесчинных, заповедует: долготерпите ко всем (1Сол. 5:14). Аминь.

ОБЕТ ВОЗДЕРЖАНИЯ ОТ ОПЬЯНЯЮЩИХ НАПИТКОВ

Будет бо велиий пред Господем; и вина и сикера не имать пити. Лук. 1:15.

Это предсказал ангел об Иоанне Крестителе, рождество которого мы нынешний день празднуем.

Он действительно был таков; ибо рождение его сопровождалось чудесами, и жизнь – великими делами; его проповедь сходились слушать все из дальних мест; он сподобился быть Предтече и Крестителем Господним, и умер, «за истину пострадав радуяся»⁴. Сам Господь засвидетельствовал, что не воста в рожденных женами болий Иоанна (Мф. 2:11).

После сего представляется удивительным, почему ангел, предвозвещая о величии Иоанна Крестителя, упомянул и о том, по-видимому, не великой важности обстоятельстве, что он не будет пить вина. Ибо не мало было и есть людей не пьющих. Ангел чрез это хотел предуказать на то, что Иоанн Креститель будет принадлежать к обществу Назореев, которые по обету воздерживались как от виноградного вина, так и от всякого, опьяняющего и вообще именуемого сикерою, напитка.

Обет воздержания от опьяняющих напитков, чтимый издревле, имеет и ныне свое полезное и священное значение.

Нет надобности разъяснять, как пагубна страсть к вину; ее разрушительные следы видны, к сожалению, повсюду. Сколько несчастных, которые вином расстроили свое здоровье и довели себя до преждевременной смерти? Сколько семейств, в которых вино поселило и поддерживает раздор между супругами, между родителями и детьми? Сколько страшных преступлений, которых пособляющею причиною было опьянение преступников? Издревле замечено, что «вино погубило многих» (Сир. 31:29), что оно «доводит и мудрых до падения» (19:2). «Не смотри на вино», – предостерегает Премудрый, – «оно ужалит, как аспид» (Притч. 23:32). «Вино глумливо, сикера буйна; всякий, увлекающийся ими, не разумен» (20:1). А между тем опасности сего увлечения не так легко избежать, как думают; от нее не избавляет ни образованность, ни возраст. Бывали примеры, что не пившие в молодости порабощались этой страсти в старости. Так как вино веселит сердце человека (Пс. 103:15); то за первыми опытами возбуждения, которое от него получается, скоро является привычка к постоянному употреблению его. Таким образом, что первоначально принимаемо было, как средство против уныния и скуки, делается источником расстройства душевного и телесного.

Чтобы предохранить себя от увлечения вином, некоторые дают обет совсем не пить его. Если бы более было таких воздержников, то конечно, уменьшался бы вред, который происходит от народной не трезвости; и мы видим, как процветают селения, которых жители – люди воздержные. Но кроме пользы обет этот имеет и цену пред Богом; ибо, в сущности, он есть принятие заповеди Христовой и апостольской. Внемлите себе, заповедовал Спаситель, да не когда сердца ваша отягчают объядением и пиянством (Jlк. 21:34). Не упивайтеся вином, предостерегает всех христиан апостол (Еф. 5:18). В ветхом завете воспоминается о сынах Рехавитских, Богом благословенных за то, между прочим, что они во всю жизнь не пили вина (Иер. 35:6–10). Как другими подвигами, так и постом можно служит Богу (Лук. 2:37). По уставу же церковному, пост состоит не только в воздержании от утучняющих брашен, но и в удалении от пития, производящего раздражение в телесном составе.

Открываются ныне братства, или общества трезвости, члены которых дают обещание и сами не пить вина, и других своими советами отклонить от винопития. Почтенно такое общество, если оно учреждается не насильственно, не с помощью настояний со стороны лиц влиятельных; если всякий член, входящий в состав его, решается на сие не по чьему-либо приказанию, а по своему свободному произволению. Ибо то только твердо, что не принужденно; где нет свободы, там нет и заслуги. Аще что доброе волею творю, мзду имам (1Кор. 9:17). Всякий общник трезвости должен помнить, что дает обет Богу и пред Ним отвечает. Иже аще обещает обет Господу, да не осквернавит словесе своего, и вся, елика изыдут из уст его, да сотворит (Числ. 30:3). В обществе трезвости неуместны угрозы и внешние взыскания за ее нарушение. Кто дал обет воздержания, исполняй его: «ибо Господь Бог твой взыщет с тебя, и на тебе будет грех» (Втор. 23:23).

Но все, и не связанные обетом, должны остерегаться вина. Не много тех случаев, когда нужно оно для здоровья (1Тим. 5:23); в малом количестве для иных оно полезно, для других – безразлично, а в излишестве для всех весьма вредно. Большое заблуждение думать, будто оно возбуждает умственную деятельность. В нетрезвой голове не будет чистого ума. Святой Григорий Богослов, сравнивая воду с вином, замечает: «Вода – прекрасный напиток, она не нарушает ясности мыслей, а выпитая чаша вина мутит ум»⁵. Посему будем внимательны к себе, и всегда трезвенны телом и духом. Аминь.

МОЛИТВА ЗА УБИЕННЫХ ВОИНОВ

Ктому взириюще, яко во благочестии усопшим изряднейшая угошовася благодать. 2 Макк. 12:45

Ныне воспоминается усекновение главы Иоанна Крестителя и совершается поминовение православных воинов, на брани убиенных. Это нынешнее поминовение учреждено потому, что «сей день в рассуждении пострадавшего за истину Предтечи Господня есть приличный, дабы в оный всеобщую Богу молитву принести и о подобно пострадавших и положивших живот свой за веру и отечество»⁶. Какое же мы имеем уверение, что молитва церковная за убиенных воинов, ныне и присно приносимая, им полезна?

Во дни Маккавеев, когда народ иудейский сражался с иноплеменными врагами за свободу своей веры и отчизны, после одной успешной битвы победители стали собирать тела падших, чтобы похоронить их в гробницах отеческих. К удивлению, под одеждою этих правоверных воинов, нашлись идолослужебные вещи, которыми они как добычею хотели воспользоваться, но которые брать себе закон евреям запрещал (Втор. 7:25). Все обратились к молитве о прощении умершим сего преступления; а военачальник, Иуда Маккавей, собрал до двух тысяч драхм серебра и послал в Иерусалим, чтобы за грех принесена была там жертва. Случай этот ясно показывает, что молиться за убиенных на брани воинов есть дело достохвальное и для них полезное. Аще бо падшим востати не чаял бы, пишется об Иуде, излишно было бы и всуе о мертвых молитися. Но он, как замечено далее, имел еще святую и глубокую мысль; он помышлял, что «скончавшимся во благочестии уготована превосходная награда; посему принес за умерших умилостивительную жертву, да разрешатся от греха». Верование древнее и истинное, что за дела благочестия ожидает награда на небесах; а смерть за веру и отечество также издревле и справедливо почиталась высоким подвигом благочестия. Так смотрел и Маккавей на заслугу своих воинов, убитых в сражении. Поскольку же они омрачили свой подвиг тем, что взяли вещи, которые посвящены были идолам, то доблестный их военачальник употребил внушенные ему верою средства, чтоб их грех не воспрепятствовал их вечному мздовоздаянию.

Как велик подвиг православных воинов, полагающих душу за свое отечество, это изъясняется и учением Спасителя. По Его слову (Ин. 15:13), нет больше любви, как если кто душу свою положит за братий своих. Что мы делаем доброго для ближних, то Христос приемлет Сам, как бы мы Ему послужили (Мф. 25:40), и наградит каждого по мере его само отвержения. Не потеряет мзды своей даже и тот христианин, который даст воды жаждущему единоверцу (Мф. 10:42). Уготовано царство небесное тому, кто питает алчущих, посещает больных и другие подобные делает благодеяния ближним. Посему можно судить, как пред Богом многогенен подвиг воина, который не чашу только воды подает жаждущему сподвижнику, а свою кровь за единоверных братий проливает, кто не раненых посещает, а сам от ран смертельных умирает, защищая веру православную и честь отечества. Итак, достойно смерть на поле брани приравнивается подвигу мученическому.

В дому Отца небесного обители многи суть (Ин. 14:2). Кого из земных страдальцев какая ожидает, – это Господь положил в Своей премудрости и власти. Несомненно, что во благочестии усопшим уготовася изряднейшая благодать, и хотя досточтим подвиг всех, на поле брани убиенных, однако должно полагать, что большее мздовоздаяние уготовано тому, кто старался и храбро ратоборствовать против врагов отечества, и явиться победителем греха.

Но так как все мы, доколе на земле, не безгрешны; то, поминая православных воинов, на брани убиенных, будем усердно молиться да простит им Господь согрешения их, и взывать к Нему гласом матери нашей церкви: «Никтоже без греха есть, токмо Ты един, Владыко. Сего ради пострадавшим за веру и отечество грехи остави, и в рай тех всели»⁷. Аминь.

И дам ти ключи царства небеснаго. Матф. 16:19.

В сих словах Христовых основание того, почему апостол Петр пишется на иконах держащим в руках два ключа. Это ключи царства небесного, которые Спаситель обещал ему дать.

Когда же действительно даны они? И под каким условием отверзают царство небесное?

Иисус Христос, явившись по воскресении апостолам, сказал им: приимите Дух Свят. Дунув и преподав благодать Святого Духа, Он вместе с сим даровал им право удерживать и разрешать грехи человеческие (Ин. 20:22,23). Сия сила благодатная, сия власть разрешительная, подобно ключам, отпирающим двери, открывает ищущему царства небесного вход в него; ибо еще прежде Спаситель, обещав дать сии ключи апостолу Петру, сказал: еще аще разрешиши на земли, будет разрешено на небесех. Вход в рай преграждают грехи; от них собственно и запирается он. Не имать в он внити всяко, скверно (Апок. 21:27), и грешники царствия Божия не наследят (1Кор. 6:9). Поскольку же и ищут его грешники, ибо на земле нет никого без греха; то благость Божия даровала средство разрушать сию преграду, отпускать грехи, и чрез сие, подобно ключу, открывать двери в рай. Власть на сие обещана была первоначально апостолу Петру потому, что он первый исповедал Христа Сыном Божиим. Дана же она и принадлежит не одному Петру, и даже не апостолам только, но и всем их преемникам. Этот дар апостолы передавали и другим; ибо хотя сами рукополагали епископов и пресвитеров, но говорили им: вас поставил Дух Святый (Деян. 20:28). Этот дар чрез преемство пастырей перешел и на нас, и на сопастырей наших. «Священники», рассуждает Златоуст, «имеют власть, какой Господь не дал и ангелам; ибо не ангелам сказано: елика разрешите на земли, будут разрешена на небесех. Что священники определяют здесь, долу, то Господь утверждает там, горе»⁸. Таким образом в церкви православной присно живет власть, отпускающая грехи, хранятся ключи царства небесного.

Но сии ключи открывают вход в царство небесное, только под условием веры и покаяния. Кто не кается, на том грехи остаются. «Я не принимаю», говорит Григорий Богослов, «таких грешников, которые непреклонны к добру, не смягчаются»⁹. Кто не верует в силу таинства, не доверяет власти его совершителей, тот и не очистится. Если веруешь, то и получишь. Правда, и те, коим дарована власть отпускать грехи, не безгрешны. Но «не суди судей ты, ищущий врачевания; не разбирай достоинства очищающих тебя. Хотя бы один был лучше другого; но всякий выше тебя». Ибо ему дано то, чего тебе не дано, – право разрешать тебя от грехов. Священник простирает благословляющую руку, произносит разрешение; а все совершает благодать. Аминь.

В путных шествиих множицею. 2Кор. 11:26.

Это говорит о себе апостол Павел. Он много раз был в путешествиях, соединенных с опасностями на реках, на море и в пустыне. Такие же небезопасные путешествия предпринимал и апостол Петр. Почему и слышим в песнопении на стоящего праздника о том и другом первоверховном апостоле: «Сии бо обтекоша широту всея земли, яко ралом всеявше веру»¹⁰.

Как епископы суть преемники апостольские; то и им по долгу их звания и служения, а между ними и мне, недостойному, нередко открывалась надобность быть в путных шествиях, и из такого путешествия я теперь возвратился к вам, чтобы с вами молиться, беседовать, и содействовать, в чем лично могу, вашему благочестию.

Но одни ли церковные, или духовные нужды побуждают людей путешествовать? – Нет. Не говорим о людях неверующих, у которых нужды их сердца, просящего веры, совсем заглушены вольномыслием и страстями; даже о православных христианах всегда ли думать можно, что неукоризненны, невинны, уважительны цели их путешествий? Заслуживает участия и помощи бедный, который готов идти далеко, ища куска хлеба; нельзя не сострадать больному, который с остатками своих сил и своей надежды на выздоровление стремится и в отдаленные учреждения врачебные; высок подвиг богомольцев, которые странствуют по святым местам, и приносят туда свои лепты и молитвы за себя, за своих родных и знаемых. Но недостойны ли сожаления, а быть может, и справедливого упрека, те путешественники, которые посещают иные земли и города, чтобы только убивать праздное время и погружаться до самозабвения в греховных удовольствиях; или такие, которые странствуют по разным местам населенным, ради своей ненасытимой корысти, обманывая людей простых, обижая, кого удастся обидеть.

Ныне, при удобстве сообщений, всякий способ путешествия почти для всякого доступен; но чтобы никакое путешествие не возбуждало опасений, сего еще сказать нельзя. Сбываются и в наше время слова апостола: Беды в реках, беды от разбойников, беды в пустыни, беды в мори. Чем же предохранять себя от опасностей? – Тем же, чем охраняемы были апостолы. Труд их проповеднический был великий, полный самоотвержения; но на всяком пути предавались они в волю Божию и призывали помощь свыше, и их хранила благодать. Довлеет ти благодать Моя, – сказал Сам Христос апостолу Павлу. Так и ныне тому, кто желает жить в помощи Вышняго, кто, собираясь путешествовать, молится со слезами: скажи ми, Господи, устрой мне путь, в онь же пойду (Пс. 142:8), кто предпринимает путешествие для целей благих и полезных, – тому обетовано, яко ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя (Пс. 90:11). Могут ли на сем обетовании успокаиваться те, которые путешествуют для целей праздных, недостойных и греховных? – Нет, хотя Господь и вездесущ, но, по священному изречению, далече отстоит от нечестивых (Притч. 15:29).

Правда, путешествование не есть обязанность, и не мало таких, которые, где родились, там и умирают, никогда не оставлявши места своего жительства. Но всем нам надобно помнить, что говорит апостол Петр: Возлюбленные, молю вас, яко пришельцев и странников (1Петр. 2:11). Если мы пришельцы, то значит, путешествуем; если мы странники, то куда же путешествуем? – Эта страна пришельствия есть земная наша жизнь, из которой всем неизбежно перехождение в жизнь иную, загробную. Напоминая о сем путешествии, о сем переселении, апостол умоляет христиан удаляться от плотских похотей, провождать честную жизнь (ст. 12), и внушает: «Со страхом проводите время странствования вашего» (1Петр. 1:17). Аминь.

ЗВАНИЕ ХРИСТИАНСКОЕ

В нихже есте и вы, звани Иисусу Христу. Рим. 1:6.

Апостол Андрей именуется Первозванным потому, что «первый Христа зовуща послушав тепле, последователь и ученик Его бысть»¹¹.

Если он – перво-званный: кто же после-званные? – Прочие апостолы и все уверовавшие во Христа, в том числе и мы.

Это однако же требует пояснения; ибо иной не сознает, зван ли он, и не обращает внимания на важность звания христианского.

Апостолы, пиша послания, всех верующих называли званными (Рим. 8:28; Евр. 9:15; 1Петр. 3:9; Иуд. 1), званными, освященными и святыми (Рим. 1:7; 1Кор. 1:2), из иудеев и эллинов без различия (1:24). Это понятно; ибо многие в первые годы христианства могли видеть и слышать самого Иисуса Христа и Его апостолов, убеждались их проповедью и делались христианами.

Но как именование званных может простираться на тех христиан, которые вскоре по рождении своем просвещены святым крещением?

Христос послал апостолов ко всем народам с проповедью, от Него возвещаемою и к Нему призывающею. Они же изшедше проповедаша всюду (Марк. 16:20); во всю землю изыде вещание их, и в концы вселенные глаголы их (Пс. 18:5). Святой Андрей и другие, избранные Иисусом Христом, для того получили от Него «благодать и апостольство, чтобы во имя Его покорять вере все народы» (Рим. 1:5). Указывая на сие, апостол Павел писал к римлянам: «между сими народами находитесь и вы, призванные Иисусом Христом » (ст. 6). «Он говорил не об одном себе, но и о двенадцати апостолах и о всех благовествовавших слово различным народам, – римлянам на ряду с скифянами и фракиянами. Все призваны, а не сами собой пришли» *). Сии слова Златоуста относятся и к нам. Ибо известно по преданию, что апостол Андрей приходил в пределы нашей страны, которая называлась Скифиею, и провозвестил в ней веру Христову. Что начинали апостолы, то продолжали их преемники. Сам Христос говорит: Покайтеся, – придите ко Мне; хотя бы сии слова произносил Им посланный благовестник. Одна проповедь евангельская, всех призывающая, продолжается всюду и во все века.

Так и в отечестве нашем утвердилась вера Христова, и мы введены в нее, быв еще младенцами. Рождение от православных родителей есть само по себе дар Божий, призвание свыше. Кто крещен в младенчестве, тому легче узнать, полюбить истинную веру, воспитаться в ней, утвердиться в ней. Человек по естественной склонности любит свою родину, хотя там быть могут свои недостатки и неудобства. Не более ли мы по благодатному отрождению должны любить родину духовную, церковь православную, в которой одни совершенства, в которой все имеется и хранится, что нужно для нашего спасения? Узнавать ее совершенства, уверяться в спасительном достоинстве веры православной каждый может, если ее внушения будет принимать сердечно и исполнять. «Кто захочет творить волю Божию, тот узнает об учении Христовом, от Бога ли оно» (Иоан. 7:17).

А без исполнения закона евангельского не принесет пользы имя христианина. Посему апостол Павел убеждает всех, призванных и введенных в веру Христову: молю вы достойно ходити звания, в неже званы бысте (Эф. 4:1). Дорожат честные люди своим гражданским значением и положением общественным. Но звание христианина выше всякого мирского. Довольно сказать, что все отличия и преимущества земные на земле и остаются, а звание христианина переходит с ним в иной мир. Все мы звани во едином уповании звания нашего (Эф. 4:4). «То есть Бог призвал всех к одному и тому же: всем даровал бессмертие, всем жизнь вечную, всем неувядаемую славу¹². Внемлите сему, звания небесного причастницы (Евр. 6:1). По звавшему вы Святому и сами святи во всем житии будите ( 1Петр. 1:15). Храните совесть непорочною; избегайте того, что постыдно для христианина. Помните слово Христово: «Много званных, а мало избранных » (Мф. 22:14). Призывание еще не спасет: верность призванию спасет. Зван был Иуда и находился в лике апостольском, но отпал; зван был весь народ еврейский, но не все евреи вошли в церковь Христову. Участь наша зависит от помилования Божия, но и от нашего произволения, от нашего послушания, от нашего постоянства в христианской вере и жизни. Потщитеся убо известно ваше звание и избрание творити (2Петр. 1:10). Аминь.

Отцы, не раздражайте чад своих, но воспитовайте их в наказании и учении Господни. Эф. 6:4.

Ныне день тезоименитства Благоверного Государя, Наследника Цесаревича и Великого Князя Николая Александровича. Он еще не достиг совершеннолетия и продолжаете свое учение. Ему преподаются уроки; наблюдается порядок учебных его занятий; он изволит подчинять себя воспитательным требованиям; он дает отчет в том, что ему преподается.

Вот высокий пример для воспитателей и воспитываемых. Требовательность со стороны одних и исполнительность со стороны других есть ручательство пользы и успеха: понуждение есть необходимая принадлежность воспитания.

Говорят: не надобно детей принуждать, нужно давать им свободу. На сие ответом служат первые проявления материнской власти и детской свободы. Мать быстро останавливает свое дитя, когда оно простирает к огню руки, или приближается к опасности упасть с высоты. Свобода в человеке, как и другие его способности, развивается с его возрастом, приобретает правильную свою самостоятельность по мере навыка в различении добра и зла, истины и заблуждений. Но что бы вернее было это различение, нужно наставление; а при наставлениях неизбежны понуждения. Ибо когда рассказывают детям что-нибудь забавное, они слушают охотно; а когда изъясняются им предметы важные и несколько отвлеченные, нужно с усилием и настойчивостью поддерживать их внимание.

Указывают еще на то, что природа детская мягка и чиста, как воск; на ней без принуждений могут напечатлеваться полезные начертания, из коих потом составится умственный и нравственный облик человека. Но надобно спросить: дают ли пчелы чистый воск? Нет, и для воскового сота нужно искусственное и не маловременное обрабатывание, чтобы это вещество сделалось очищенным и белым. Так и душа детская мягка и восприимчива, но не для одних добрых впечатлений, а также и для дурных; она невинна и чиста, но в себе самой носит зародыши заблуждений и грехов. «Поскольку же прилежит помышление человеку прилежно на злая от юности его» (Быт. 8:21); то при встречах с худыми примерами, от которых никого охранить нельзя, с вредными книгами, ложными, господствующими мнениями, душа усвояет неприметно и не мало убеждений ложных и навыков предосудительных. Итак, что же достается воспитателю, напечатлевать ли только доброе, или изглаждать худое? Было бы «легче», – рассуждает святой Григорий Богослов, – «вновь напечатлевать истину в душе, которая подобна неисписанному воску, нежели по старым письменам; лучше писать на душе, которую не избороздило негодное учение, и на которой не врезались глубоко начертания пороков. Иначе благочестивому краснописцу будут два дела – изгладить прежние изображения, и на место их написать лучшие, достойные сохранения». Этот нелегкий труд искоренения дурных навыков неизбежен, и оно не может быть беспринудительно и безболезненно.

Посему нельзя безусловно и без ограничений принять и то правило при воспитании, чтобы приспособляться к личным свойствам, врожденным наклонностям и преобладающему настроению душевному каждого воспитанника. Ибо следует вопрос: ко всем ли наклонностям и свойствам? Молодое дерево не высоко поднялось от земли. Каким же орудием садовник к нему прикасается? Ножом. Им он срезывает отрасли, идущие в сторону, и конец главного стебля. Пошло дерево в рост; а садовник не оставляет ножа, безжалостно отрезывает и бросает свежие, сочные, густо лиственные ветви. На ваше замечание – для чего он это делает? он скажет, что надобно дерево очищать от лишних ветвей, его заглушающих, на которых никогда не будет плода. Тоже делает и воспитатель. При первом обнаружении худых наклонностей в воспитаннике, он их пресекает или ограничивает; он не дает усиливаться влечениям лености, упрямства, прихотливости, злопамятства, гордости, самохваления, лживости; он тщательно вникает, нет ли в природе воспитанника наследственных недостатков, ибо известно, что от родителей могут переходить к детям не только болезни, но и пороки. Такое исправление недостатков, такое пресечение худых поползновений конечно не может совершаться без некоторых принудительных мероприятий. Воспитатели, которые суть вторые отцы, а для сирот решительно заменяют их, должны помнить совет апостола: «отцы, не раздражайте чад своих». Не надобно понуждения доводить до раздражения. Раздражают же распоряжения несправедливые и жестокие; меры понудительные могут быть кроткие и безобидные. Воспитываемые не имеют права обижаться, когда требуется от всех одно, когда нет ни к кому пристрастия, и всем напоминается о непременном и точном исполнении учебных обязанностей. Не надобно упускать из виду, что на юные сердца особенно успокоительно действуют те наставления и, требования, которые проникнуты чувством веры, в которых дышит сила «наказания и учения Господня».

При таком направлении воспитания сами воспитываемые поймут, что им в их учебной жизни необходимо самопонуждение. Ибо возможно ли на земле обойтись без труда? Древний приговор, изреченный первому человеку, будет иметь силу до последних людей в мире: «в поте лица твоего снеси хлеб твой» (Быт. 3:19). Служба военная, земледелие, занятие ремеслами, промышленность, – все в жизни требует терпения и труда. И время учения есть время подвига, которого нельзя понести без напряжения сил, но который сопровождается добрыми последствиями. «Благо есть мужу, егда возмет ярем в юности своей», ярем труда и терпеливости; «яко Смиривый помилует по множеству милости Своей» (Плач. Иер. 3:27,32). Аминь.

А имена их живут в роды. Сир. 44:13.

Празднуем ныне трем святителям, из которых каждый, кроме своего имени, носит свое отличительное название. Когда же и почему названы: Василий – Великим, Григорий – Богословом, Иоанн – Златоустым?

Имя «Великого», когда еще был в живых святой Василий, соделалось собственным именем его: уже современники называли его мужем «истинно великим»¹⁴. Название сие основывается на словах Христовых: иже сотворит, и научит, сей велий наречется (Матф. 5:19). Не длинна была жизнь святого Василия (он жил около пятидесяти лет); но была обильна делами благочестия, и необыкновенно велика сила души его. Довольно припомянуть здесь то, что говорил он сильным земли. Валент требовал от него покровительства арианству; Василий отвечал: «Когда идет дело о Боге, все прочее для нас ничто. Огонь, меч, звери, железные когти скорее радость доставят нам, нежели повергнут в ужас»¹⁵. Как действия святого Василия отличались необыкновенною твердостью, так в его учении всегда выражалось духовное, благодатное величие. Ученые греки о нем отзывались: «Если кто другой обладает языком чистым и величественным: Василию нужно отдать преимущество. Убедительность соединяет он с приятностью и ясностью. Речь его так обильна и плавна, как ручей, свободно вышедший из своего источника»¹⁶. Полный пламенной любви к Богу и благоговейного удивления к красотам природы, он утверждал и в окружавших его чувство благоговения к Богу, истинной веры и любви к ближним. Писания святого Василия бессмертные и живительные, как и его дела, утвердили за ним название Великого.

Святого Григория, также издревле, церковь почтила именованием Богослова, приближая его по духу к высокому между апостолами Иоанну Богослову. Ибо как созерцание сего евангелиста проникало дальше других умов в глубины Божества, и преимущественно было обращено к Предвечному Слову, Божию Сыну: так и святитель Григорий, превосходя современников глубокомысленным постижением догматов православия, подробно, против современных ересей, изложил чистое учение о единосущии Сына Божия с Богом Отцом и Святым Духом. Богословствование Григория служило руководством для последующих православных богословов. Так Иоанн Дамаскин, пользуясь его словами, составил «изложение веры» и самые вдохновенные песнопения, каковы например ирмосы на Рождество Христово: «Христос раждается, славите!». Григорий Богослов был ученейший муж своего времени; но всю свою ученость обратил к Богомыслию и на защиту Православия. На седьмом вселенском соборе он называем был «соименником богословия».

Почему святой Иоанн прозван Златоустым, легко может догадаться и тот, кто не знаком с его творениями. Очевидно, уста златыя служат означением изящества речи. Есть предание¹⁷, что одна женщина, слушая проповедь его, в восторге воскликнула: «О златоустый! Кладязь твоего красноречия глубок, а вервь моего разумения коротка». Если последняя половина сего восклицания свидетельствует о смирении христианки, слушавшей Златоуста: то первая часть сего отзыва верно указывает на глубину и силу его красноречия. Его учение так привлекательно и неистощимо, как рудник, который, хотя и много из него извлекают драгоценностей, не перестает быть златосодержательным. Достоинство его слова не только в том, что оно обильно, чисто и изящно, но и в том, что оно для всех и всюду полезно, как золото, которое везде и всегда ценится высоко. Описывает ли он пороки? – Они как будто из жизни нашего общества. Дает ли советы? – Ими очень можно пользоваться и нынешним христианам. Объясняет ли предметы веры? – Делает это так близко к понятиям каждого, так ясно и вразумительно, что неприметно вливает в душу свет истины и теплоту веры. Посему, в честь Златоуста, мы поем: «Уст твоих якоже светлость огня возсиявши благодать, вселенную просвети!»¹⁸.

Итак, достойно усвоены ублажаемым ныне святителям высокие их наименования, которых притом они сами не искали. Чрез сие и нам подается некоторое вразумление. В наше время иные стараются присвоить себе почетные названия незаслуженно и напрасно; хотят почитаться образованными, имея самый поверхностный взгляд на предметы высшей важности; любят говорить о своих обширных занятиях и неутомимом трудолюбии, тогда как все делают чужим умом и чужими руками; бывают даже такие, которые желают прослыть благочестивыми, не касаясь и перстом бремени подвига, не зная на деле ни молитвы, ни поста. Не так определил Бог от начала мира: прежде из ничтожества явились создания, а потом наречены им имена. Подобное сему и в круге жизни человека: прежде он должен что-либо доброе и примечательное создать, а доброе именование, рано или поздно, само придет к нему. Но если б и совсем общественная молва не оценила подъятых нами трудов: разве мы должны трудиться только для почетных отзывов и высоких именований? Христианство славно не по названиям и земным почестям, а по чистоте в еры и святым делам. Не тот велик, кто здесь таков, но тот, кто велий наречется в царствии небеснем. Аминь.

Отче святый! Их же дал еси Мне, да будут едино, якоже и Мы. Иоан. 17:11.

Праздник во имя трех вселенских учителей и святителей учрежден по особенному, весьма примечательному обстоятельству. Вскоре после их кончины между православными чтителями их великих подвигов, заслуг и чудес нередко возникал вопрос: который из трех святителей больше и выше? Распря об их достоинстве возросла наконец до того, что чрез несколько веков, произошло решительное разделение в обществе христиан, и одни начали называться Василианами, другие – Григорианами, третьи – Иоаннитами. Тогда, в отклонение такого соблазна, сами святители, все трое вместе, явились Иоанну, епископу Евхаитскому, и сказали ему: «Все мы имеем у Бога равное достоинство. Объяви христианам, чтобы оставили спор относительно сего. Как при жизни более всего мы заботились о единодушии, так и по преставлении нашем более всего желаем единомыслия верующим. Установи для нас один общий праздник». Праздник установлен; спор давно прекращен, и мы ныне трех святителей, «яко апостолам единоправных» и между собою единочестных, призываем на молитвенное ходатайство, «да дарует Господь мир вселенней и душам нашим велию милость»¹⁹.

Но повод к установлению сего праздника показывает нам, как иногда далеко может простираться у людей честолюбивый образ мыслей. Любя здесь, на земле, превосходство пред всем окружающим и первоседания на сонмищах, честолюбие и в царстве небесном хочет разместить небожителей, по своему на них воззрению, и, в чем ограничил некогда Сам Спаситель Иакова и Иоанна, то оно позволяет себе решать, определяя, кому восседать одесную, и кому ошуюю во славе Небесного Царя (Марк. 10:37).

Правда, Сам Спаситель сказал, что в дому Отца Его обители многи суть; следственно есть разность между теми, кому они уготованы. А апостол изъясняет это тем подобием, что как звезда от звезды разнствует в сиянии, так и души праведных пребывают на различных степенях небесной славы (1Кор. 15:41).

Но Сам же Спаситель и объяснил нам сию разность небожителей и их обителей; Сам Он, молясь к Богу Отцу о верных Своих последователях, просил: «да будут едино, якоже и Мы; да будут они во Мне и Аз в них». Посему и апостол присовокупляет, что в будущем веке будет Бог всяческая во всех (ст. 28). Такое соединение всех в Боге и во Христе совершенно не благоприятствует честолюбивому предположению о первенстве и превосходстве, в нашем житейском и суетном смысле сего слова. Здесь, на земле, один возвышается, другой надает; там, на небе, все возвеличены будут, и никто не будет унижен. Здесь почесть иногда омывается слезами раскаяния и несчастий; там отрется слеза от очию каждого и ни для кого плача не будет ктому (Апок. 21:4). Здесь на благополучие и предпочтение одного другой, сверстник его, смотрит черным оком зависти и отравляет покой его; там при полном довольстве не будет зависти и взаимным сорадованием будет каждый приумножать собственное блаженство свое. Как в полном свете нет мрака, так во свете лица Божия никто не почувствует ни темноты, ни лишения чего-либо в душе своей. Если будет тогда разность между небожителями, то преимущественно в глубине, или обширности их приемлемости. Источник блаженства один для всех; но каждый будет почерпать из него столько, на сколько приуготовил к тому здесь и предочистил сосуд души своей. Представим текущий из горы кладезь чистой воды, и два сосуда, большой и малый, наполненные этою водою: в кладезе от того умаления нет; живая вода неудержимо стремится оттуда, и сосуды могли бы черпать еще чистую влагу, но они, от полноты, вмещать более не могут, и меньший хотя вместил менее, но также полон, как и больший. Вот некоторое подобие того, что ожидает праведных на небе. Источник блаженства неиссякаем: но каждый будет почерпать по мере своей духовной приемлемости; все будут полны блаженства, хотя будут различаться по степеням славы.

И так только на небе истинный покой и полное наслаждение. Туда будем стремиться чистою мыслью и непорочною жизнью, да «сподобимся со всеми святыми в вечной славе Христа Бога царствовати». Аминь.

Не мнози учители бывайте! Иак. 3:1.

Это предостережение дает апостол Иаков. Но какую силу оно может иметь для нынешнего времени, которое можно назвать веком быстрого размножения учителей, и вместе громкого сетования, что все еще мало учащих и мало обученных? И в нынешний ли день останавливать внимание на сем предостережении, когда мы совершаем праздник в честь вселенских учителей, которые сами, посвятив всю жизнь свою трудам обучения народного, дали и грядущим поколениям внушение, как это дело важно и как оно нужно?

Учить – д ело великое. Но не всякий за это дело взяться может, и многочисленность учителей не всегда – полезное приобретение для общества.

Во времена Христовы очень много было учителей народных, которые восседали на Моисеевом седалищи и любили зватися от человек: учителю, учителю (Матф. 23:7)! Какой же суд произнес на них Спаситель? Он назвал их слепыми вождями (ст. 24), которые взяли ключ разумения, но сами в область истины не вошли, и хотевшим туда войти воспрепятствовали (Лук. 11:52).

Потом и апостолы много терпели от лживых и вредных учителей, которые посеевали суеверие, покровительствовали чувственности, подрывали силу брака. Поражая злонамеренных силой своих обличений, апостолы наблюдали, как бы кто в обществе христианском не присвоил себе достоинства учительского и не сказал чего ошибочного ко вреду неопытных. «Разве все учители?» (1Кор. 12:29), – замечает апостол Павел. Ту же силу имеет и предостережение апостола Иакова: Не мнози учители бывайте! Сие значит, что быть учителем следует не всякому, кто ни захотел бы; этот жребий должен падать только на людей более к тому способных и приготовленных, – по призванию и по достоинству. Ибо с делом учительства соединена ответственность, и она еще больше для того, кто сам вызывается быть учителем. «Не многие делайтесь учителями, зная», – продолжает апостол, – «что тем большему подвергнемся осуждению».

Сие предостережение апостольское, как и в наше время, многими забыто было в век тех великих святителей, которых ныне празднуем. Учители размножались; с ними умножались заблуждения и ереси. На площадях продавцы и покупатели, бросая говорить о предметах купли и продажи, начинали спорить о Троице и Святом Духе. Юноши, которые многое поверхностно знали, но ничему основательно не научились, принимали важный вид народных учителей. «У евреев в древности был очень похвальный обычай, по которому не всякому возрасту дозволялось читать всякую книгу. Потому что не всякая книга каждому вразумительна; а иная может обратиться в большой вред». Прилагая сей обычай к своему времени, святой Григорий Богослов продолжает: «А у нас между временем, когда учить и когда учиться, нет никакого предела. И мы так худо поступаем, что большая часть из нас, едва оставим детский лепет, прежде нежели научимся распознавать письмена и писателей ветхого и нового завета, если умеем ловко надеть плащ, или до пояса походить на философа: мы уже мудры и учители, первые из книжников и законников, желаем зватися от человек: учителю, учителю! и даже обижаемся, если б нас не очень хвалили. Но скажи, дивный муж, – обращается далее Григорий Богослов к самозваному учителю: ты почитаешь за что-нибудь пляску и игру на свирели? Что же назовешь лучшим и высшим? Пляска ли и игра выше мудрости, или мудрость выше сих искусств? Знаю, скажут: мудрость выше всех искусств. – Но для пляски и игры музыкальной есть науки, им учатся; на то нужны время, труды, усилия; иногда надобно тратить деньги, приискивать людей, предпринимать дальние путешествия. А мудрость ужели почтем делом таким легким, что стоит только захотеть, и можно быть ученым? Большое невежество так думать; но еще хуже, когда иной, присвоив себе право учить других, не чувствует собственного невежества»²⁰.

Так описывает Григорий Богослов гордую страсть учить, обуявшую многих в его время. Не трудно приметить, как зараза этого учительского самозванства проникла и в нашу современную жизнь, и как охотно наши юноши стремятся учить и старших, и младших, не окончив еще своего воспитания. Разве не странствовали и по разным пределам страны нашей учители народа, подобные тем, какие появлялись на византийских площадях?

Правда, еще не одно и то же учить богословию, или грамоте, и непризванные учители говорят, что они не законоучители. Но что такое грамотность? – Она для человека то же, что плуг для земли. Как скоро земля разрыхлена и проведены борозды, земледелец спешит бросить в нее семена, чтобы она или не засохла, или не покрылась дурными травами. Обучение грамоте постепенно делает дитя способным разбирать книги. Для навыка в чтении, сначала ему нужно что-нибудь читать; чтобы расширялся круг его познаний, опять ему нужно еще больше читать и слушать; таким образом в грамотную голову, как в приготовленную землю, начинают падать умственные семена. Чего же ожидать, когда непризванные сеятели народного просвещения говорят вслух ученикам, что печать церковная есть принадлежность раскольничьей старины, а нужна только гражданская, что не следует принуждать детей, чтоб выучивали заповеди и молитвы, а надобно им давать какие позанимательней сказки? Чего доброго ждать от таких просветителей, которые не признают своею обязанностью сообщить людям неопытным, что говорят об Иисусе Христе апостолы и святые отцы; но с величайшею предупредительностью передают, как над ним глумятся свои и иностранные безбожники?

К кому же идти и где учиться? – Есть учители, которым было сказано: шедше, научите вся языки (Матф. 28:19). Их призвание, их служение, их преемство не окончится до скончания мира. Лица духовные, служители священные, по самому назначению своему, суть учители народные. От таких лиц получили грамотность первоначально и славянские племена, наши далекие предки. Долг священнослужителей – распространять в народе и грамотность, чтобы чрез нее чище насаждалась вера, утверждались добрые нравы, без чего невозможно благоденствие общества. Быть может, такие учители сами не все многоучены. Но и в народе не требуется, чтобы все были учены; а нужно, чтобы всех коснулся свет истинного просвещения. В сем отношении учители духовные надежнее других. Не будут они усиливаться в объяснениях, как это земля образовалась и в настоящий вид пришла после многих превращений; а начнут с того, что Бог создал мир из ничего. Не изложат они, какие каждый великий мудрец прибавил от себя новости в области человеческих мудрований и заблуждений; но объяснят, какое миру обновление принес единый всех Учитель, Иисус Христос. Не укажут они, который стихотворец какой покланялся языческой богине и какую воспел безумную страсть; но познакомят с песнопевцами, которых уста, отверзаясь, наполнялись благодатного Духа. Не похвалятся никакими изобретениями к удобству жизни гражданской; но будут учить благочестию, которое во всяком добром человеке говорит сильнее слов и с которым соединено обетование настоящего и грядущего века (1Тим. 4:8). Аминь.

Горе, егда добре рекут вам вси человецы. Лук. 6:26.

Какое же горе тому, о ком все станут говорить только доброе? Напротив, какая радость тому, кого возненавидят люди, отлучат от своего общества, о ком многие будут говорить недоброе?

Незавидная, по-видимому, участь: и однако ж она была и будет достоянием людей благочестивых. Ни один из них не был в этой жизни столько счастлив, чтобы не встречались ему недоброжелательные лица, чтобы не достигали его слуха двусмысленные или насмешливые отзывы о нем, чтобы не нужно было ему бороться против вражды врагов своих.

Не избежали этой печальной участи и три великие святителя, которым ныне празднуем. Святой Григорий Богослов «зависти ради» оставил свой архиерейский престол; святой Василий Великий, при своем слабом здоровье, много терпел притеснений от приверженцев арианства; а святого Иоанна Златоустого ненависть людская низвела с константинопольской кафедры, заточила в край отдаленный, и в заточении ускорила кончину его.

Но да не унывают те добрые души, которые в своей совести чисты, и однако ж очень боятся клеветливого слова о себе. Не велико утешение, даже бывает горе, от человеческой похвалы: напротив, великое при обретение и блаженство от напрасной ненависти и клеветы.

Людская молва также зыбка и быстротечна, как речная волна. Едва только малодушный начнет успокаивать себя мыслью, что все хвалят его в обществе; в то же время его сердце угрызается подозрением, как бы кто не сказал о нем худое. И действительно, всегда найдутся завистники, которые и в неукоризненном образе действий и жизни ближнего постараются изобрести что-либо такое, к чему удобно будет привязать укоризну и насмешку. Но если б даже и не угрожала разочарованием человеческая слава, если б она была прочна, и тогда она не может насытить великой души и глубоко верующего сердца. Дитя, поиграв игрушкой, бросает ее. Человек голодный, быв принужден вкушать одну сладкую пищу, скоро почувствует, как противна она. А всякая приятная молва есть не больше, как забава, которая может утешать только людей с поверхностным взглядом на вещи. Всякая похвала в обществе, как бы долго ни повторялась, но, касаясь всегда одних и тех же достоинств восхваляемого лица, должна, наконец, наскучить ему, потому что дух человеческий всегда ищет нового. А если он воспитан в Христовой вере, то посторонние лестные отзывы послужат для него предметом скорее опасений, нежели желаний. Представим человека, который захотел бы достигнуть своей, давно задуманной цели силою общественного мнения, и что в том обществе есть лицо, которое, силой своего ума, всех увлекает за собой. Важно ли для него, что все будут его одобрять, но не будет соглашаться с ним тот, кто ведет за собой все общество? Не постарается ли он преклонить это влиятельное лицо на свою сторону, чтобы верен был успех предприятия? Ибо что скажет это лицо, на то согласится и целое собрание. Подобно сему, какая выгода христианину, если все, знающие и не знающие, будут говорить о нем что-нибудь, льстящее самолюбию? Для него дорог и важен Божий суд. Были некоторые, по-видимому, благочестивые, о которых в современном обществе отзывались хорошо; но Господь один отвергнул их, и исчезла для них сладость хвалы человеческой. Кто хочет угождать людям, чтобы у всех приобрести доброе мнение, тот не сделается рабом Христовым. И в этом смысле, горе человеку, которого все хвалят, но о котором можно усомниться, похвалит ли его Бог. Истинный же раб Христов в душе своей мыслит: не велико для меня, как люди судят обо мне; услышу, что речет о мне Господь (Псал. 84:9).

При таком устроении духа, христианин блажен даже и тогда, когда возненавидели его люди. Что строгий к самому себе может нажить врагов себе, к сожалению, в этом сомневаться нельзя. Издавна замечено, что воздержный есть неприятель невоздержному, целомудренный – сладострастному, бескорыстный – корыстолюбивому, справедливый – лжецу и лицемеру. Но как ненависть одних может быть источником блаженства для других? – Не то дорого человеку доброму, что его иные ненавидят: он этого не желает. Но когда встречает ненависть и клевету, он смотрит, ради ли Христа и закона Христова терпит напрасное недоброжелательство от людей? Если так, он поставляет для себя великим утешением быть даже последним из тех верных последователей Христовых, из которых первые, то есть апостолы, быв иудеями подвергнуты биению, вышли из синедриона радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились поругание принять (Деян. 5:41). Не трудно встретить в обществе людей твердых волею, которые за свои убеждения не только вменяют себе в честь, но даже в удовольствие идти против неприятностей. Не более ли чести, не больше ли сладости потерпеть вражду людскую, ради веры во Христа, ради того святого и чистого закона, который служит основанием нашего душевного покоя здесь, и упования за гробом? Ибо если кто, за вратами своей смерти, не получит ничего доброго от Христа Спасителя: не от кого ему больше получить.

Когда гонят и злословят человека праведного, то со стороны иные думают, что он в состоянии мучительном. Но если б можно было наблюдать в душе его, не трудно было бы приметить претворение скорби в чувство твердого утешения. Течет ручей по илистому дну, и кажется мутным; переходит на песок, и вода, очищаясь, становится прозрачною и вкусною. Так для души, погруженной в болоте пороков, всякая скорбь тяжела; а в душе праведной и скорби тяжелые умягчаются утешениями благодатными, и обстоятельства стеснительные не потемняют ее спокойного и ясного взгляда. Святой Григорий Богослов, когда увидел, что им недовольны некоторые немалозначительные лица и раздувают общую вражду, говорит им спокойно: «Я не лучше пророка Ионы; ввергните меня в море, возьмите у меня престол, выгоните из города. Все я снесу терпеливо; только бы восстановлен был мир в церкви». – Василию Великому, чтобы ограничить его полезные для православной веры действия, стали угрожать изгнанием, лишением имущества, мучениями. Тому, кто осмелился устрашить его этими угрозами, святитель Божий отвечал: «Угрожай, если можешь, чем-нибудь иным. Изгнания я не боюсь, ибо вся земля Господня; отнять имущество нельзя у того, кто не имеет ничего; о муках не забочусь, потому что они скорее приведут меня к Господу, для Которого и живу, и тружусь». – Против Иоанна Златоуста восстали многие, обличаемые им, и, наконец достигли того, что решено было сослать его в заточение. Что же святитель? – «Христос со мною!» – восклицает он. «Кого и чего мне бояться? Я всегда молился: да будет воля Твоя, Господи! Не как хочет тот или другой, а как хочешь Ты. Если Богу угодно оставить меня в Константинополе, благодарю Его; но буду благодарить, где Он ни захочет поставить меня». То же твердое исповедание сохранил он и в заточении, и скончался со словами на устах: «Слава Богу за все!» – Так душа благочестивая против напастей защищена, как крепкий дом: вокруг этого дома свистит буря, все губит лютая зима; а внутри его и спокойно, и тепло.

Быть может, никто из нас сам еще не испытал блаженства гонимых за правду Христову: по крайней мере, перестанем гоняться за похвалою от людей и остережемся говорить и мыслить дурно о тех, которые стараются жить по закону Христову. Аминь.

И аще рекут к вам: изыщите чревоволшебников и от земли возглашающих... не язык ли к Богу своему взыщет, что испытуют мертвых о живых? Ис. 8:19.

Нынешний праздник в честь трех святителей обязан своим установлением их явлению из мира загробного. Уже долго спустя после их кончины, возникла в обществе христианском распря о том, кто из них выше по достоинству и ближе к Богу. Чтобы утолить этот раздор, угрожавший миру церкви, святители явились Иоанну, митрополиту Евхаитскому, мужу ученому и благочестивому, и объявили ему: «Мы – равны пред Богом. Внуши христианам, чтобы оставили раздор, и хранили единомыслие. Состав для нас праздник в один день: мы всем, нас поминающим, будем споспешествовать ко спасению». – Сказав это, они, осиянные небесным светом, стали невидимы.

Рассказанный теперь случай есть один из многочисленных опытов, неопровержимо подтверждающих, что явления душ из мира загробного не невозможны, и действительно бывали.

Неправильное разумение сего рода случаев служило для многих поводом к напряженному усилию войти в сообщение с миром духов. Одни, лишась сердцу близких и любимых, ждут их во сне, и даже наяву, чтобы спросить их, как они живут за гробом. Другие, сгорая желанием узнать свое будущее, мечтают в страшной тишине чародейства и гаданий услышать голос о своей судьбине. Есть и такие, которые чрез таинственные открытия, получаемые будто-бы из царства духов, думают усовершенствовать веру христианскую, которые хвалятся своим искусством беседовать с давно и недавно умершими, и которые дерзко дают понять, что вызвать душу из иного мира для них также легко, как позвать слугу из одной комнаты в другую.

К сожалению, гадальщицы и духовидцы между легкомысленными и суеверными всегда находят себе много приверженцев. Посему и в наше время не излишни советы против того предрассудка, от которого так предостерегал современников Исаия пророк: «Когда вам скажут: посоветуйтесь с вызывателями мертвых, и с ворожеями... отвечайте: не должен ли народ к своему истинному Богу обращаться? Разве о живых можно спрашивать умерших?

Хотя то несомненно, что души умерших являлись иногда в действительности, а не в воображении живым; однако же устроят такие свидания никогда не было предоставлено произволу и искусству человека. Душу отшедшую можно увидеть тому, кому это дано было бы от Бога; но вызвать ее никто не может. Являлись и ангелы, но не по произволу человеческому, и даже не сами собою, а потому что Бог посылал их. Не все ли они суть служебные духи, посылаемии, как замечает апостол, на служение хотящим наследовать спасение (Евр. 1:14), а не произвольно являющиеся? – Так же надобно думать и о душах людей усопших. Их вызвать и видеть не зависит от нашей власти, и не всегда достижимо для самой пламенной молитвы. Иоанн Златоуст, сосланный в город Кукуз, пребывал там в доме, принадлежавшем доброму семейству, из которого один молодой человек впоследствии сам сделался епископом. Этот епископ, по имени Адельфий, рассказывал, какое чудное было ему видение: «Когда скончался блаженный Иоанн, я почувствовал невыразимую печаль, что этот вселенский учитель умер, лишенный престола. Со слезами молил я Бога показать мне, в каком он состоянии, и причислен ли к святым патриархам. В одно время вижу я весьма благообразного мужа: он взял меня за руку и привел в место светлое, где показал мне многих учителей церкви. Не нашедши там, кого желал, я вышел оттуда печальный, и стоявшему при дверях поведал мою скорбь, что не видал возлюбленного моего Иоанна. Сей придверник объяснил мне: нельзя тебе видеть его; он предстоит там, где престол Господень»²¹. – Рассказ этот указывает и на возможность видеть души праведных, и вместе служит свидетельством, что не является душа, когда хотят ее увидеть, по влечению хотя и невинного, но бесплодного любопытства. Ибо тот же Иоанн Златоуст явился, вместе с Григорием и Василием, митрополиту Евхаитскому, когда это было нужно, по устроению Божию, для умиротворения верующих.

Решительно сказать должно, что духовидцы принимают за действительность или мечты собственного воображения, или наваждение злой и темной силы. Нет сомнения, что небожители не иначе могут явиться на земле, как по воле Божией. Вемы же, то грешники Бог не послушает (Иоан. 9:31), когда они присвояют себе значение чудотворцев, покушаясь вызывать духов. Те только сподоблялись чудесных видений, которые добрыми делами и долгими подвигами очищали в себе духовное зрение: мужи «Богодухновенные чрез деяния обретали в видения восход». А наше слабое око, доколе покрыто толстою корою греховности, способно ли, чтобы видеть невидимое, существо бесплотное? И кто самонадеянно стремится к сему, того останавливает Премудрый: «Не исследуй того, что выше сил твоих; что сокрыто, то не нужно» (Сир. 3:21). Если б даже нам и виделось что-либо необычайное: не следует обольщаться. Подвижники опытные рассуждают: «Когда бывают явления грешнику, он не должен верить им, хотя бы видел Христа. Ибо явления Божественные бывают только святым, и оным всегда предшествует в их сердцах тишина, мир и радость. Даже и они, уверяясь в истинности видений, признают себя недостойными»²². У Григория Богослова был любимый брат, которого он рано имел несчастие лишиться. Оставляя себе надежду на том свете свидеться с ним, великий святитель произнес: «Тогда увижу я моего Кесария не оплакиваемым, как теперь, но прославленным и превознесенным, каким ты, возлюбленный мой, неоднократно являлся мне во сне, потому ли, что так изображало тебя мое желание, или потому, что это была самая истина»²³. – Таково смирение святого: он видел блаженную душу умершего брата, но готов признать эти явления плодом своего воображения. – Есть также предание о св. Златоусте, что ему, когда он писал толкование на послания апостола Павла, являлся сам апостол, наставляя и утверждая его в сем труде. Свидетелем сего бывал святой Прокл, келейный ученик Златоуста; но когда он открылся в том своему учителю, Златоуст скромно заметил, что у него «в комнате никого не было»²⁴.

Почему же не предоставлено живым по произволу вызывать и видеть души умерших? – Потому, что это не нужно и было бы даже вредно. Душа евангельского богача из ада просила Авраама, чтобы на землю, где он оставил пять братьев по плоти, послан был Лазарь предупредить их, да не и тии приидут на место сие мучения. Но Авраам ответил: имут Моисея и пророки, да послушают их (Лук. 16:29). Если же не было надобности иудеям принимать уроки от умерших; то еще менее сие нужно для нас: ибо у нас, кроме закона Моисеева и пророческих книг, есть Евангелие, само слово Христово и учение апостольское. – О чем спрашивать умерших, если б это и было доступно? Разве о своем будущем? – Но каждому предсказана его судьба: «Живи добродетельно, и тебе будет хорошо». Даже теперь, при безуспешности предвидения, люди жадны до новостей; но если б можно было узнать будущее, кто стал бы заниматься настоящим? Не те ли только предприятия были бы нам любезны, о которых получена была бы приятная весть из другого мира, и исход которых, по предсказанию духовызывателей, должен быть выгоден для нас? Не впадет ли, напротив, в тупой ужас и отчаяние тот, кому вызванная тень предсказала бы бедствие? – Такая пытливость служит прямым оскорблением Промыслу Божию, который один управляет нашими делами и судьбами, утешая смертных счастьем и вразумляя несчастиями. Когда дитя навязчиво спрашивает отца, что у них завтра будет в доме, и когда отец отказом в ответе ограничивает пустое любопытство ребенка: не смешон ли был бы этот ребенок, если б с тем же легкомысленным вопросом обратился к человеку постороннему, который гостем зашел в их дом? Но мы не дети, и не должны забывать, что чем увлекаемся, тем иногда и наказываемся. Отступник от веры в Провидение, предаваясь суеверию, скоро может дойти до погибели. Саул, царь израильский, сначала сам преследовал духовызывателей и гадальщиц, но, отступив от Бога, сделался суеверен. Пред сражением с филистимлянами, когда разгневанный Господь не дал ему никакого ответа, как давал прежде, Саул переодетый пошел в Аендор к волшебнице и просил ее вызвать тень Самуила. Тень явилась; но что возвестила Саулу? – «За то, что ты не послушал Иеговы, предаст Иегова Израиля вместе с тобою в руки филистимлян: завтра, ты и сыны твои будете со мною» (1 Цар. гл. 28). На другой день Саул и три сына его погибли действительно на горах Гелвуйских.

Сберегая нас от несчастных последствий, закон Божий издревле запрещал вызывание умерших и всякого рода гадание. Моисей говорит народу избранному: «Не должен находиться у тебя обаятель, призывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых: ибо мерзок пред Богом всяк делающий сие» (Втор. 18:11). Василий Великий определяет: «Кто предается ворожеям, или сам ворожит, да подпадает правилу шестилетнего покаяния»²⁵. То же подтверждено шестым вселенским собором: «Предающиеся волшебникам, или другим подобным обаятелям, да подлежат правилу шестилетней эпитимии»²⁶.

Некто спросил своего духовного отца: «Когда кто идет к чародею, должен ли я сказать ему, чтоб не ходил?» – Старец отвечал: «Если любишь этого человека, то скажи ему: Брат! ты чрез сие вредишь душе своей, и прогневляешь Бога, Который воспрещает это дело»²⁷. Аминь.

Друг верен врачевание житию, и боящиися Господа обрящут его. Сир. 6:16

Говорят, что люди, посвятившие себя подвижнической жизни, бывают суровы и холодны к другим; будто сердце их чуждо участия, заботливости, откровенности, сострадания, сорадования, и всего того, что составляет сущность истинной дружбы.

Напротив, если где на этом вероломном свете и можно указать друзей, то между святыми подвижниками, и если кто хочет найти себе друга, тот должен искать его между людьми верующими и нравственными.

Основанием прочного дружества могут служить только чистота сердечная и богобоязненность.

Много причин ко взаимному сближению между людьми; но не всякое сближение можно назвать дружеством. Когда любители пиров и забав, празднословы и насмешники ищут соучастников: между ними, очевидно, нет истинной дружбы; их соединяет одно побуждение, как бы веселее провести время. Часто выгоды торговые соединяют людей; но как нередко в этой совокупной деятельности гнездится, под именем товарищества, скрытая зависть и недремлющее зложелательство! Дружатся между собою и грабители: но можно ли их скопище назвать обществом друзей?

Обыкновенно думают, что основанием дружбы служит взаимное сочувствие, безотчетное влечение одного к другому. Но надобно вникать, на чем основывается само это сочувствие, которое безотчетно потому только, что не берут труда уяснить его себе. Никакие связи, соединяющие друзей, не могут быть прочны, если не соединены узами веры и нравственности. Ибо все наружное распадается, и суетное преходит; незыблемо только то, что дает вера и чистая совесть. Неистощимо сокровище веры. Кто им обладает, тот не своекорыстен, и охотно делится с человеком, ему сочувствующим, своими духовными впечатлениями и познаниями. Тогда как маловеры унывают в несчастиях, верующие друзья на всякие скорби житейские имеют неистощимый запас утешений: это – Священное Писание и повести мужей святых. Темже утешайте друг друга в словесех сих (1Сол. 4:18), – писал апостол Павел скорбевшим ученикам своим. «Перестань печалиться: Господь не без милости», – скажет печальному верующий друг его, и это простое, не хитрое слово проливает живительную прохладу в душу, палимую огнем огорчений. – Страх Божий есть страж нашей совести. Мысль, что Бог нас видит, где никакой посторонний глаз не видит, – останавливает богобоязненного от дела порочного. Како совершу глагол злый сей, и согрешу пред Богом (Быт. 39:9). А кто чист в совести, тот не согласится нарушить и законов дружества. Никакие достоинства его друга не возбудят в нем зависти; напротив, он ими утешается. Снисходит он и к его недостаткам; ибо знает, что совершенство только на небе. При таком взаимном уважении, незлобии, искренности, чистосердечии возможно ли вероломство?

Сии высокие черты дружества мы видим в жизни трех святителей. Григорий Богослов так изображает свою чистую и святую связь с Василием Великим, которая началась и утвердилась в Афинах, где они учились вместе: «Когда мы открылись друг другу, тогда уже стали один для другого все, – и товарищи, и сотрапезники, и родные. Имея одну цель, мы непрестанно возрастали в пламенной любви друг к другу. Нами водили одни надежды, и далека была от нас зависть. Казалось, одна душа в обоих поддерживает два тела. У обоих нас одно было упражнение – добродетель, и одно усилие – отрешаясь от земного, жить для будущих надежд. К сей цели мы направляли деятельность, и друг друга поощряли к добродетели. Нам известны были две дороги: одна – это первая и превосходнейшая, вела к нашим священным храмам и нашим священным учителям; другая, меньшей важности, вела к наставникам внешних наук. Другие же дороги – на праздники, на зрелища, в народные собрания, на пиршества, предоставляли мы желающим»²⁸.

Подобно сему пламенная и святая душа Иоанна Златоуста нашла себе полный ответ в одном молодом, но благочестивом человеке, который потом был поставлен епископом в Сирию. «Много было у меня», говорит он, «друзей искренних и верных. Но один превосходил всех любовью ко мне. Он всегда был неразлучным спутником моим, мы учились одним наукам, имели одинаковые желания, и когда советовались, какой избрать нам путь жизни, оказались мы согласны в наших мыслях»²⁹. И действительно, этот человек был беспредельно предан святителю. Когда его упрекали, что за неволя ему жертвовать своею честью для защиты несправедливо оскорбляемой чести Златоуста, он отвечал злословившим: «Что ж делать? Не умею иначе любить, как разве жертвуя собою там, где нужно спасать погибающего друга»³⁰. Так в жизни святых оправдывается замечание премудрого, что только «между богобоязненными бывает прочное дружество, потому что они единомысленны» (Сир. 6:17). Если же ныне примеры истинного дружества редки: то, конечно, потому, что ныне и людей богобоязненных немного. Правда и то, что искание дружества никому не вменяется в обязанность. Но так как сердце наше по природе к нему склонно, и обретый его, обрете сокровище (Сир. 6:14): то ищущим дружеского между собою сближения надлежит помнить, что самый надежный путь к сему есть страх Божий и совесть чистая. Друг верен врачевание житию, и боящиися Господа обрящут его. Аминь.

Остави обиду искреннему твоему. Сир. 28:2.

Таков ли, скажут, ныне век, чтобы прощать обиды! Ныне молчание против порицаний почитается признаком виновности, терпение – следствием малодушия, забвение обид вызывает насмешки и новые неприятности. Неудивительно посему, если и одно неосторожное слово делается зародышем судного дела, и суды обременены разбирательством обид, не действием только нанесенных, но и словом.

Правда, на то учреждены суды, чтобы в них судиться; на то положены законы, чтобы ими защищаться. Но если взять во внимание, что люди самое удобство судиться обращают в повод к умножению тяжебных дел, и что иные, считая себя оскорбленными, прибегают к разным непозволительным средствам, которыми усиливаются удовлетворить своей мстительности: то не излишне напомнить христианам, что не за всякую обиду стоит вступаться, и что лучше простить обидчику, нежели преследовать его даже и законным способом. Остави обиду искреннему твоему.

Почему же не взыскивать за обиды, и прощение их не поведет ли к их умножению?

У диких и полуобразованных народов есть обычай родовой мести, по которому не только сам потерпевший обиду вменяет себе в обязанность отмстить за нее, но и родственники обиженного и друзья преследуют оскорбителя, а в случае невозможности настигнуть его, мстят его роду и семейству. Кровь за кровь, – вот закон возмездия. Что же, уменьшается ли число обид при таком кровавом законе? – Нет; смолой нельзя заливать огня. Так и черная месть не может способствовать к прекращению вражды и раздоров. Еще древний мудрец заметил: «Яростная ссора производит кровопролитие. Если подуешь на искру, она загорится; если же плюнешь на нее, погаснет» (Сир. 28:14). Одного колкого слова достаточно, чтобы дикий сын природы вышел из себя. Если б даже и не часты были у дикарей взаимные ссоры, то как велики и продолжительны несчастия, отсюда проистекающие! Ибо нередко одна обида омывается кровью многих жертв человеческих. Очевидно, такие порывы мести не могут служить ручательством благоденствия семейного и народного. Диким племенам неизвестно предостережение апостольское, а оно сбывается на них: Аще друг друга угрызаете и снедаете, блюдитеся, да не друг от друга истреблени будете (Гал. 5:15).

Законодатель наш, Христос, будучи злословим, не злословил взаимно, – страдая, не угрожал (1Петр. 2:23), и нам дал заповедь о прощении обид. Когда апостол Петр спросил: сколько же раз прощать брату, – не до семи ли? Иисус ответствовал: не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз (Матф. 18:22). Это Его требование утверждается на Его же обетовании: Аще отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш небесный (6:14). С надеждой на сие и молиться научил Он нас: остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим. Ту же надежду подкрепляет в нас и совет премудрого: «Прости своему ближнему обиду; тогда и тебе, если будешь молиться, отпустятся грехи».

Прощение есть лучшее средство возмездия. Это странно, но, в сущности, верно. Кто полнее отмстить может, – Бог, или человек? Когда обиженный сам вступается за себя, он преследует противника или законом, или самоуправно. Последнее не честно; а первое хотя и правильно, но не всегда успокоительно. То может показаться, что взыскание, назначенное судом, не равносильно обиде; то рождается опасение, как бы обидчик снова не обидел. Обиженный чувствует, что ничего больше сделать не может. Между тем суд Божий есть суд праведный и неизбежный. Не всегда мы видим кару Божию над обидчиками; но то несомненно, что раньше или позже она постигает их. Сим апостол успокаивает обижаемых: «Не мстите за себя, возлюбленные; но дайте место гневу Божию. У Меня отмщение; Я воздам, говорит Господь» (Римл. 12:19. Вт. 32:35).

В таком незлобии переносили обиды и три святителя, память которых празднуем. Тяжки были оскорбления, каким они подвергались. «Сердце мое стало связано», – писал опечаленный Василий Великий, – «язык ослабел, рука онемела; едва я не дошел до человеконенавидения»³¹. Что же предпринимал он против обидчиков? Молчал, или благодетельствовал им, как вельможе Модесту, исцелив его от болезни. Только тогда святитель защищался, когда называли его неправославным. «Третий год тому (так начинает он одно свое оправдание), как я переношу клеветы. Поскольку же иные думают, что я молчу не из великодушия, а потому, что не могу открыть уст против истины: то пишу сие, напоминая, что самое дело защищает меня. Обвинявшие меня в неправославии сами ныне открыто приложились к стороне еретиков»³².

В подобных обстоятельствах болезновал и Григорий Богослов. Сколько ни восставали на него недоброжелатели, он старался победить их кротостью, уступчивостью и благодеяниями. Сперва преследовали его насмешками и клеветами; потом бросали в него камнями; наконец, делано было и покушение на его жизнь. Однажды, когда он был болен, вошел к нему молодой человек, будто навестить его, и хотел ударить ножом. Совершить преступление не удалось; а святитель тут же простил его, и после, вспоминая этот случай, писал: «Что делали против меня? Господи! не постави им греха сего (Деян. 7:60). Так я сказал тогда; и ныне мы укоряеми, благословляем; гоними, терпим (1Кор. 4:12). Если же странно для кого, что я, видя насилия, терплю: то благодарю, что кротость вменяют в безумие мне»³³.

Дерзкие обиды наносимы были и святому Златоусту. Ему, между прочим, обращалось в вину и то, что он не делал пиров, беседовал наедине с женщинами. Так превратно истолковывались клеветами его поступки! Он все покрывал любовью, мирился со врагами, благодетельствовал недоброжелателям, и говорил о себе: «Я уже привык терпеть гонения, а не гнать, быть утесняемым, а не утеснять». Злоба гонителей провожала его и в заточении; но подвигу терпения и благодушия пребыл он верен до последних минут жизни. «Слава Богу за все!» – сказал он, и с сими словами скончался³⁴. Аминь.

НАДЕЖДА СВИДАНИЯ ЗА ГРОБОМ

И над всеми сими между нами и вами пропасть велика утвердися, яко да хотящии преити отсюда к вам, не возмогут, ни иже оттуду к нам преходят. Лук. 16:26.

Не мало несчастных во всякое время, у которых смерть похищает близких их сердцу людей; а война еще более умножает число вдов и сирот. Страшна разлука на всю жизнь; но эту тяжесть сиротства и одиночества усиливает сомнение, будет ли свидание за гробом. Оплакивающие умерших родных и тех, к кому привязаны были сердцем, ищут уверения, соединятся ли с ними снова на том свете.

Жизнь за гробом не есть жизнь уединенная. Тайнозритель Иоанн видел пред алтарем небесным души убиенных за слово Божие, которым дано было успокоиться в надежде, что их сотрудники и братия дополнят их число (Апок. 6:9–11). Потом видел он еще, что пред престолом и пред Агнцем стояло великое множество людей из всех племен, колен и народов, все в белых одеждах. На вопрос, кто они и откуда пришли, ему объяснено, что они пришли, претерпев скорби великие, и за сие ныне они пред престолом Божиим, и служат Богу день и ночь (7, 9 и след.). Сам Спаситель ученикам и всем верным последователям Своим обещал: поиму вы к себе. Идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет (Иоан. 14:3; 12, 26). Следовательно, души, Богу угодившие, по смерти телесной входя в единение с Ним, не разъединены и между собою.

На взаимное общение душ отшедших указывает и нынешний праздник. Спустя шесть веков по кончине трех святителей, усилились между христианами споры о том, кто из них выше и ближе к Богу. Чтобы эти споры прекратить, все они трое явились епископу Евхаитскому, и сказали: «Мы едино есьмы, якоже видиши, у Бога. Повели имущим раздор о нас не разлучатися. Ктому уже в един день нас совокупи и праздник нам состави, и прочим предаждь, яко мы едино есьмы у Бога»³⁵. Из сего несомненное вытекает заключение, что они не лишены в другом мире взаимного между собою общения, и пребывая там в равном достоинстве, могут являться и являлись вместе на земле. События из их жизни и их многие изречения ясно показывают, что они сами твердо верили в общение душ по смерти. Когда сопровождавшие Иоанна Златоустого в заточение, пройдя город Команы, остановились ночевать в подгородном урочище, где в церкви почивали мощи мученика Василиска, который за сто лет прежде епископствовал в Команах и там принял мученическую кончину; то по наступлении ночи, святителю, не спавшему и молившемуся, явился этот мученик, и сказал: «Мужайся, брат Иоанн! Завтра мы будем вместе». На другой день святой Златоуст, по вере в это предвещание, просил, чтоб его не вели далее; суровые приставники не послушали и пошли; но, видя его изнеможение, вернулись на тоже место. Святитель облекся в чистые одежды, приобщился святых тайн, и скончался³⁶. У святого Григория Богослова был любимый брат Кесарий, лишившись которого, святитель, в надгробном слове ему, выражал надежду увидеться с ним в будущей жизни, и говорил: «для чего мне малодушествовать? Дождусь, когда увижу я Кесария не оплакиваемым, не сожалениями сопровождаемым, но прославленным и превознесенным, каким ты, возлюбленнейший из братий, неоднократно являлся мне во сне»³⁷. А святой Василий Великий к одним почтенным родителям, которых радости и скорби почитал своими, писал по случаю кончины единственного их сына: «не лишились мы сына, но возвратили Давшему его; не земля сокрыла нашего возлюбленного, но прияло его небо. Подождем немного; будем и мы вместе с вожделенным. Время разлуки не велико, потому что все поспешаем к тому же пристанищу»³⁸.

Однако Христос сказал, что в дому Отца Его обители многи суть (Иоан. 14:2), а притчею о богатом и Лазаре вразумляет нас, что для душ отшедших уготованы в другом мире различные места, темные и светлые, между которыми великая пропасть, и хотящие перейти из одних в другие, из худших в лучшие, – не могут.

Из сих наставлений Спасителя следует отнюдь не то, чтобы свидание душ по смерти телесной было невозможно; но то, что их соединение, для совместного сопребывания в другом мире, подлежит ограничениям; для одних не желательно, для других неудободостижимо, а для иных весьма затруднено. Кем же, или чем оно бывает затруднено? И самими отходящими из сей жизни, и остающимися в живых. Их вера и нравы, их образ жизни и дела, их взаимная любовь или ненависть служат предуказанием, будут ли они вместе в мире загробном. Богатый, во аде сый в муках, узре Авраама издалеча и Лазаря на лоне его; имел он также уверенность, что увидит подле себя и пять братьев своих, еще остававшихся на земле. Но свидание с Авраамом и Лазарем было для него бесполезно, а переселение к ним оказалось невозможно; соединение же с братьями для него самого не желательно, ибо он предчувствовал, что чрез их мучение увеличится его собственное томление; почему, боясь, что придут они к нему, просил Авраама послать к ним Лазаря для предостережения. А многочисленность обителей в дому Отца Небесного означает то, что блаженство вечное будет в преизбытке и неистощимо для всех праведников, от века Богу угодивших, сколько бы их ни было. Но как в большом доме хотя и много отделений или комнат, члены семейства и домочадцы свободны, чтобы видеть друг друга; так и в дому Отца Небесного все обители составляют нераздельное царство небесное, и души, в них водворенные, единое, соутешающееся в блаженстве, общество. Теряют там силу узы плотского родства и суетные, земные привязанности; но нет сомнения, что люди, здесь чистое расположение друг к другу питавшие, в равных подвигах добра потрудившиеся, одинаковые скорби перенесшие, в тех же святых внушениях веры себе утешений искавшие, встретятся в одних и тех же святых обителях. Некто из подвижников, заболев и ожидая конца себе, приглашал к себе старца, с которым жил в духовном союзе. Тот уверенный, что увидится с ним в будущей жизни, послал ему сказать: «если ты проживешь до субботы, то приду, а если отойдешь, увидим друг друга в том мире»³⁹.

Итак, где и с кем быть в будущей жизни, о том надлежит заботиться здесь, на земле. Вы поминаете прежде отшедших наставников ваших, веруя, что их души в царстве небесном. Взирающе на скончание их жительства, подражайте вере их (Евр. 13:7). Лишился отец доброго и непорочного сына, и не оставляет желания, чтобы увидеть его. «Живи», поучает его святой Златоуст, «живи подобно ему, и ты вскоре достигнешь священного оного видения. Помышляй не о том, что он никогда не возвратится в дом твой, но что и сам ты скоро переселишься к нему»⁴⁰. Плачет вдовица о муже умершем, который был истинный христианин, уважаемый в обществе за многие добродетели. Но да слышит она, что советует ей святой Василий Великий: «От настоящего обратись душою к попечению о будущем, чтобы и тебе за добрые дела получить одинаковое с ним упокоение»⁴¹. Доколе вы на земле, приобретайте себе друзей на небе, да, егда оскудеете в беспомощный смертный час, приимут вы в вечные кровы (Лук. 16:9). Аминь.

О МИРОЛЮБИИ

Аще возможно, еже от вас, со всеми человеки мир имейте. Римл. 12:18.

Из сего апостольского изречения прямое вытекает заключение, что не всегда возможно со всеми быть в согласии. Это подтвердилось в жизни и тех великих святителей, которым ныне празднуем.

Святитель Григорий Богослов высоко ценил мир, имея в виду, что им поддерживаются, а от несогласия приходят в расстройство города и царства, дома, супружество и дружба⁴². Когда его хотели поставить патриархом, и епископы на соборе ради его вошли в разногласие, то он стал их просить: «Если я тому причиною, возьмите у меня престол, изгоните меня из города, я все снесу терпеливо, только возвратите мир церкви». Но он был совсем иной, когда дело касалось не лица его, а православия и благочестия. Жаловались еретики на него и гражданскому начальству, покушались даже убить его; но он достиг того, что отнял у них все храмы в Константинополе⁴³.

Любителем мира, но твердым в правде показал себя и Василий Великий. Быв вызван против воли из пустыни и поставлен в сан пресвитера, он ревностно стал трудиться на пользу кесарийской церкви; но как скоро увидел, что ему свои же завидуют и недоброжелательствуют, чтоб их успокоить, опять удалился в пустыню. Чрез несколько потом времени возведенный на епископский престол, он тщательно хранил мир со всеми, только не с еретиками. Царский вельможа Модест обещаниями и угрозами хотел привлечь его на сторону ариан. Святитель резко ему отвечал, что все угрозы его презирает.

Святой Иоанн Златоуст, как пишется в его житии⁴⁴, «бе любим добрыми и ненавидим злыми». Их ненависть так сильна была, что и людей правдолюбивых они клеветой старались вооружить против него. Даже святой Епифаний, епископ Кипрский, прибыв по делам церковным в Константинополь, не захотел остановиться у него. Святой Златоуст усердно звал его к себе в патриарший дом, и все меры употреблял, чтобы сохранить добрые к нему отношения. Только против тех он был строг, чьи поступки клонились ко вреду и соблазну. Некто полководец Гайна, арианин, за свои заслуги государству требовал, чтоб ему для богослужения отдан был какой-нибудь из столичных храмов. Святой Златоуст прямо сказал царю, что не допустит этого, и убедил его всех ариан выгнать из Константинополя.

Как святители действовали, так и рассуждали. Когда вельможа царский Модест, не могши поколебать Василия Великого, заметил, что никто так смело еще не говорил с ним, святитель отвечал: «Во всем прочем мы показываем кротость; но когда у нас хотят отнять Бога и правду Его, мы не смутимся ни пред кем»⁴⁵. А святой Златоуст, объясняя напоминание апостольское о миролюбии, говорит: «Превосходно заметил апостол: аще возможно еже от вас. Ибо иногда невозможно быть в мире, когда, например, идет речь о благочестии, когда ты заступаешься за обиженного. Если видишь, что нарушается благочестие; не предпочитай согласия истине, но стой за нее мужественно»⁴⁶. И святой Григорий Богослов «не всяким миром» советует дорожить; ибо есть прекрасное разногласие, и самое пагубное единомыслие. Когда идет дело о явном нечестии, тогда скорее должно идти на огонь и меч, нежели прилагаться к зараженным⁴⁷.

Могут быть и ныне такие случаи и встречи, при которых с иными людьми трудно оставаться в согласии. Что, например, общего у христианина искреннего с теми, которые хулят православную веру и смеются над обрядами церкви? Не восстанет ли он против них, с оружием правды и негодования? Или когда новые фарисеи под видом ревности об устроении церковном и служения пользе общественной скрывают свои темные дела и заботятся о собственном обогащении; то долг совести требует не только им не помогать, но их по возможности изобличать и ограничивать.

Равным образом никакой миролюбивый и честный человек не захочет быть в союзе с притеснителями, которые преследуют невинного, обижают ближнего. – К сожалению, не эти только и подобные важные причины ведут к прерыву взаимного между людьми согласия; часто дело церковное, общественное совсем забывается, и одно оскорбленное самолюбие выступает на свою защиту. От чего между нами большею частью бывает раздор? Один другому неосторожно сказал, один над другим заочно посмеялся, не сделал ожидаемой услуги, не отплатил посещения, или не оказал каких-либо других знаков уважения. Довольно бывает таких маловажных причин, и хорошие знакомые между собой делаются врагами. Мы упускаем из внимания, что вражда есть великий грех; апостол прямо говорит: «кто немиролюбив, тот не узрит Господа» (Евр. 12:14). Посему он и внушает христианам жить миролюбиво, и не подавать взаимно повода к раздору: «Сколько зависит от вас, со всеми живите в мире». Аминь.

ТРУДНОСТЬ ДОБРОДЕТЕЛИ И УЧИТЕЛЬСТВА

Иже сотворит и научит, сей велий наречется в царствии небеснием. Матф. 5:19.

На основании сих слов Христовых три святителя, которым ныне празднество, называются великими. Видно не малый труд творить и учить, когда за то и другое вместе обещана такая великая почесть и в царстве небесном.

Как трудна добродетель, это сам на себе каждый может испытать. Не говорим о посте, молитве, девстве и других духовных подвигах, о которых многие люди светские не имеют и правильного понятия; возьмем дела человеколюбия и обязанность обуздывать себя. Иной очень хорошо рассуждает о помощи бедным, а сам, хотя и имеет достаток, затрудняется и малое приношение в их пользу сделать, извиняя себя своими нуждами, предстоящими расходами и заботами о своем семействе. Следовательно, нужно победить в себе привязанность к своим стяжаниям, чтобы уделить из них что-нибудь нищим. А препобеждать свои пристрастия и привычки нельзя без усилия над собой. Неприятно, кто при нас скажет о ближнем что-либо резкое, злоречивое; а между тем свой язык никак привязать не можем. Посему апостол Иаков и заметил, что кто в слове не согрешает, сей совершен муж (3:2). Вспомним также порывы раздражительности, как часто человек вспыльчивый от ничтожных причин воспламеняется гневом. Прежде нежели он войдет в себя, овладеет своим чувством, он уже наделает не мало дерзостей и оскорблений другим, а потом сам начинает жалеть и раскаиваться. Посему даже язычники признавали, что величайшая из побед есть победа над собою.

От юности три святителя, при добром воспитании, привыкли строго вести себя. Беспрекословное повиновение родителям, дух страха Божия, хранение душевной чистоты и воздержание, скромность в словах и мягкость в обращении с другими, удаление от всего соблазнительного, – вот черты, отличавшие этих юношей. А когда пришло время быть им на епископском престоле, сии святители, по примеру Пастыреначальника Христа, который начат творити же и учити (Деян. 1:1), и сопровождали своим дивным подвижничеством свое пастырское учение. Их воздержание простиралось до умерщвления плоти, их любовь – до прощения врагам, их ревность по правде – до самоотвержения, их святость – до чудотворения. Потому за свои великие дела они достойно названы великими.

Трудное дело и духовное учительство. Сам Златоуст, хотя получил это имя за свое красноречие, уклонялся от священства, боясь, между прочим, проповеднической обязанности. То же известно и о Григории Богослове. В чем же трудность? По-видимому, исполнять трудно, а учить легко. Нет, опыт показывает иное. Излагать истины веры нужно так, чтобы они и для простых сделались понятны. Но тут требуется осторожность, как бы и священных предметов не унизить просторечием, и не оставить их мало вразумительными, допустив ученость изложения. Их изъяснение нужно и для людей образованных. Приезжал в Иерусалим на поклонение один вельможа из Эфиопии; на обратном пути, сидя в коляске, он читал библию; подходит к нему апостол Филипп, и спрашивает: «понимаешь ли, что читаешь?» – Тот сознался: «как мне понять, если мне не растолкуют?» Затем он попросил апостола сесть с ним вместе, и слушал его толкование (Деян. 8:27 и след.). Могут быть и ныне люди, в обществе значительные, но в предметах духовных малосведущие, и ищущие наставлений от пастырей церкви, которые посему сами должны знать истины веры точно и непогрешительно, чтоб не ввести других в заблуждение. Тут недостаточно одного благочестия, а нужно православное образование. И наших отечественных расколоучителей нельзя назвать худыми по жизни, – они воздержны и ревнители обрядов; но примешивая к учению неправые мнения, они являются слепыми вождями слепых. В предостережение духовного учителя, апостол Павел напоминает ему: Внемли чтению, наставлению, учению, и пребывай в них: сия бо творя, и сам спасешися, и послушающии тебе (1Тим. 4:13–16). Но здесь новое ожидает затруднение в том, что не всем слушающим угодить можно. Надобно говорить правду, а она обличает и колет. «Многие, признается святой Златоуст, не перенося тяжести слов моих, по выходе из церкви изъявляли мне негодование. Но я отвечал им, что я не свои заповеди им предлагаю, а читаю письмена, нисшедшие с неба; и тот, кому вверено такое служение, должен или все, содержащееся в них, объявлять смело, или, боясь неприязни слушателей, терять свое и их спасение через такую угодливость. Если бы я молчанием мог прикрывать грехи, то каждый справедливо негодовал бы на то, зачем я их изобличаю. Если же хотя бы мы и молчали теперь, грехи непременно будут обнаружены там на небе; какая может быть вам польза от нашего молчания? Напротив, если теперь стану говорить, то приведу кого-нибудь в покаяние и сердечное сокрушение»⁴⁸.

Посему можно судить, как был велик и труден подвиг вселенских учителей. Они учили и обличали, хотя обличаемые на них гневались; они излагали и защищали учение православное, хотя еретики против них вооружались. Их писания для всех православных должны служить руководством, в каком бы веке и месте кто ни жил. Святой Григорий Богослов глубокомысленно изложил учение о Сыне Божием; святой Василий Великий изъяснил божественное достоинство Духа Святого, и составил устав иноческого жития; святой Иоанн Златоуст, изъяснитель слова Божия, проповедник покаяния, есть руководитель всякого, кто и в мире хочет жить для Бога, есть утешитель несчастных и печальных. Сии трубы Духа Божия не престанут издавать глас свой, доколе не вострубит труба архангела и не позовет нас к ответу в том, как мы пользовались средствами спасения.

Будем же внимательны к тому, чему учат нас сии наставники наши; постараемся исполнять их полезные внушения, и при их помощи сохраним чистоту своей души и надежду вечной жизни. Аминь.

О всем же сам себе подавай образ добрых дел, в учении целость, честность, нетление, слово здравое, незазорное. Тим. 2:7.

В отличительных названиях святителей, которым посвящен этот храм, указывается сила их слова. Святому Григорию усвоено именование «Богослова»: якоже бо глубины Духа искавшу, и доброты вещания приложишася ему⁴⁹. Василий Великий назван так потому, что силен был не только делом, но и словом, имже боголепно учил⁵⁰. Иоанн воистину Златоустый, потому что речь его была златая по чистоте, твердости и блеску.

И в сей обители учения должны приготовляться художники слова⁵¹. Какого же слова? Слова чистого, здравого, незазорного, которого требует апостол от священных лиц.

Таким словом говорили и писали воспоминаемые нами вселенские учители; таким словом учить народ заповедали и нам. Они в словесном искусстве видели средство служения Богу, приятную жертву Ему. «Приношу слово, говорит Григорий Богослов, как самую приличную жертву Богу, дар, который чище злата, дороже драгоценных камней»⁵². «Блажен, со святым Златоустом, и тот духовный учитель, кто может по совести сказать, что располагает и направляет свое учительство к угождению Богу»⁵³.

Но для сего нужна целость слова, неповрежденность, чистота. Оно должно быть чистым не только в том отношении, чтобы не содержало в себе мыслей ложных, учению православному противных, но и в том, чтобы не допускало выражений неприличных, оскорбительных для духовного вкуса. «Боюсь, говорит Григорий Богослов, чтобы чего не потерпеть, нечисто прикоснувшись к Троице. Остерегайтесь, иереи, как бы ваш язык не прозвучал чего-либо нестройного»⁵⁴. А святой Златоуст, объясняя изречение апостольское, – право правяща слово истины, – внушает: «отделяй неправое, отсекай мечем духовным все, чуждое проповеди»⁵⁵.

Без этой заботливости слово не может быть здравым. Слово здравое тоже, что здоровая пища. Вещества, питающие наше тело, не те лучше и полезнее, которые больше по объему и тяжелее по весу, а те, которые более в себе содержат питательных частиц и сохраняют свою свежесть и доброкачественность. Так и пища словесная должна служить здравию душевному; ее питательная сила не в многоглаголании состоит, но зависит от живительных соков истины Христовой. Здравое слово «всегда с благодатию, приправлено солию» (Кол. 4:5), не тою, которая в виде насмешки ядовита и горька, но солью, укрепляющею твердость речи против возражений. Слово гнилое не должно исходить (Еф. 4:29) из уст учителя; а такое слово всякое праздное; праздным же святой Василий называет то, которое «клонится не к предположенной о Господе потребе», и есть одно суесловие. Оно только занимает слух, рассеивает душу, а не дает назидания⁵⁶. «Если ты, предостерегает Златоуст, возбудишь смех, или, что еще хуже, похвалишь порок, то ты расстраиваешь, а не созидаешь»⁵⁷. Тот степенный учитель, который клонит свою беседу к назиданию, к разъяснению истины, к пользе слышащих.

«Сила слова зависит от учения; нужно упражнением развивать ее. Даже и отлично владеющие словом нуждаются в упражнении, для сохранения этой силы»⁵⁸.

Сие напоминание святого Златоуста тем более должны помнить учащиеся словесному искусству, еще не приобретшие навыка в нем. Для них любопытно и дорого знать, как усвоить себе качества сильного слова. Первое к сему средство то, чтобы ничего не говорить, не обдумавши; ничего не писать, не размысливши. Это советует и ветхозаветный мудрец: «Говори, юноша; но прежде, нежели начнешь, обдумай» (Сир. 32:9,18,19). Сей совет Василий Великий так прилагает к проповеднику: «Надобно обдумывать, что будешь говорить, и потом пускать слово в народ»⁵⁹. Затем не следует забывать и другое наставление древнего мудреца: «Словам твоим сотвори вес и меру (Сир. 28:29); старайся сказать многое в немногих словах (32, 9); ибо многоречивый опротивеет » (20, 8). Полезно для сего заботиться о точности выражений, и о том, чтобы в речи не вращалось повторение одних и тех же мыслей. Пример сжатости языка в писаниях Григория Богослова, который, по собственному его замечанию, «прилагал дверь к устам своим», чтобы «не вылилось лишнее слово»⁶⁰. О том, что нужно черпать мысли из чистых источников, нет повода напоминать; ибо несомненно, что здесь преподается чистое учение и даются в руки юношам добрые пособия. Но нельзя их охранить, чтобы вне стен сей учебной обители они нигде не встречались с произведениями печати, в которых хорошее смешано с худым, и вредное прикрывается видами благонамеренности. «Со всем этим обращайся благоразумно», остерегает Григорий Богослов, «собирай полезное, но с рассудительностью избегай того, что в писателе вредного; подражай пчеле, которая садится на всякий цветок, а берет только полезное; заметив дурное, лети скорее прочь»⁶¹. Наконец, если бы и приобретен был желаемый успех в словесном искусстве, должно всегда помнить его высшую ц ель, и остерегаться гордости ума. «Образовавшие в себе дар слова», заключает тот же святитель, «не слишком полагайтесь на сей дар; не мудрствуйте до излишества и паче разума. Принесите слово в дар Слову; обратите свою ученость в оружие не смерти, а правды»⁶² и спасения. Аминь.

Имущим таинство веры в чистой совести. 1Тим. 3:9.

Такими, по апостольскому учению, подобает быть вступающим в священный сан. Поскольку же в сей учебной обители⁶³ приготовляются юноши к священному званию; то сказанное апостолом прямо их касается, и они обязаны заботиться заблаговременно о чистоте своей совести, как сосуда для хранения сокровища в еры. В этом руководствуют нас и великие святители, которым посвящен здешний храм.

Что такое таинство веры, – апостол сам объяснил, дальше сказав: велия есть благочестия тайна: Бог явися во плоти (1Тим. 3:16). Как Бог соделался человеком, как смерть Богочеловека спасает нас, то непостижимо для ума, а как тайна, веруется сердцем и хранится в совести. Проповедовать сию тайну в народах, служить ей назначаются пастыри церкви.

Чистота совести то же, что и непорочность, требуемая апостолом (1Тим. 3:2) от священнослужителей. Это есть безукоризненность, не одна внешняя, направляемая к тому, чтоб никто со стороны не имел повода сказать о священном лице что-либо дурное, а главным образом внутренняя, с которою не совместны не только действия, но желания и намерения, противные чести и закону, при которой совесть чиста, как белая ткань, при которой сердце спокойно, ибо не уязвися печалию греха (Сир. 14:1).

Такой чистоты душевной требует и самое свойство священного служения. «Когда священник призывает Святого Духа и совершает страшную жертву, подумай, каковы должны быть руки, служащие таинству, каков язык, произносящий слова? Не всего ли чище и святее душа, принимающая этого Духа?»⁶⁴. Служившим сени (Евр. 13:10) сказано было: Очистите себе, носящии сосуды Господни (Ис. 52:11). Не более ли должны быть предочищены ныне подъемлющие в сосудах самое тело и кровь Сына Божия? Далее, на обязанности пастыря духовное врачевание и назидание других. К сему опять необходимое условие чистота его собственной совести. О своем родителе святой Григорий Богослов заметил: «Он принял священство не с такою опрометчивостью, как делается сие ныне, но тогда, когда уже ничего не было пренебреженно, чтобы, по очищении себя самого, приобрести опытность и силу очищать других»⁶⁵. «Учитель, присовокупляет святой Златоуст, должен сначала научить себя самого»⁶⁶. Во всем подавай пример добрых дел, являясь, как образ пред другими, как устав жития благого»⁶⁷. Пример добрый назидает, худой развращает. Посему и святой Василий Великий напоминает, что «диаконы и пресвитеры должны быть поставляемы неукоризненные, заслужившие одобрение прежнею жизнью»⁶⁸.

Нечистая совесть подобна невымытому и гнилому сосуду: в нем прозрачная вода делается мутною, а благовонное вещество теряет свой приятный запах. Так в испорченной душе может повредиться и ее верование, отлететь от нее воня Христова благоухания (2Кор. 2:15). Апостол свидетельствует, что благую совесть нецыи отринувше, от веры отпадоша (1Тим. 1:19). По изъяснению Златоуста, «когда становится предосудительною жизнь, тогда возникает и неправое учение»⁶⁹. Для того, например, чтобы не терзаться страхом будущего, люди порочные стараются убедить себя, что ложны угрозы относительно суда и мздовоздаяния по смерти. Таким образом, и между священнослужителями иные, утратив благую совесть, впадали в неправомыслие, и привыкали смотреть на свое благодатное служение, как на гражданскую должность, как на ремесло, дающее средства к жизни. «Мне стыдно», – восклицает в негодовании святой Григорий Богослов, – «стыдно за других, которые, с неумытыми, как говорится, руками, с нечистыми душами, берутся за святейшее дело, и прежде нежели сделались достойными приступить к священству, врываются в святилище, как бы почитая сей сан не образцом добродетели, а средством к пропитанию»⁷⁰.

Кто готовит себя к священству, тот всемерно должен стараться об очищении своей совести. К сему решительное средство – осторожность против всего предосудительного и порочного. Грех подобен змию: аще пристуниши к нему, угрызнет тя (Сир. 21:2). И если уже он нанес раны душе, надобно спешить, чтобы их омыть и исцелить. Измыйтеся, чисти будите (Ис. 1:16). Для сего нам даны таинства покаяния и причащения. Кров Христова очистит совесть нашу от мертвых дел, во еже служити Богу живу и истинну (Евр. 9:14). Хотя «совесть», по выражению святого Григория Богослова, «есть неложное в нас судилище»⁷¹; но доколе чиста; ибо и она, как все наше душевное устроение, может повреждаться, и из доброй превратиться в лукавую. Тогда она называет и черное белым; омрачаемая страстными влечениями сердца, бывает снисходительна к действиям худым, и при частом повторении их, начинает слабо упрекать за них, даже изыскивает извинения для них. Посему и молимся, чтобы не дал Господь сердцу нашему уклоняться в словеса лукавствия для извинения греховных дел (Пс. 140:4). Но кроме молитвы нужно прилежное наблюдение, чтобы в нашем сознании, на нашем внутреннем судилище всегда были открыты скрижали закона, для правильного обсуждения наших поступков, и чтобы не притупилась чувствительность совести в различении добра и зла (Евр. 5:14). В сем надзоре за собою вам могут помогать преподаваемые по священным предметам уроки, душеполезные книги и советы людей, опытных в духовной жизни. Чтобы вам не искать далеко таких советников, новым уставом сего заведения учреждена должность духовника, которому «предоставляется вести с ученикам духовные беседы». К нему каждый будет, когда захочет, обращаться с помыслами своей души, с недоумениями и смущениями совести, с вопросами, как в том или другом неожиданном, затруднительном и неудоборешимом случае поступить. Святой Василий Великий, рассуждая о нужде избирать духовного наставника и покоряться ему, говорит: «Всего труднее знати врачевать себя самого; потому что людям природно самолюбие, и каждый, по пристрастию к себе, превращает истинный суд. Но удобнее может познавать и врачевать нас другой»⁷².

Самое же необходимое, без чего все прочее будет недействительно есть наше собственное усердие к очищению сердца и совести. Посему святитель советует: «Путник ли ты⁷³, призываемый к священству и «подобный молящемуся: стопы моя направи (Пс. 118:133)? – Внемли себе, не совращайся с пути, не уклоняйся направо, или налево», и когда сделаешься пастырем, «во всем остерегайся, чтобы самому не увлекаться негодными нравами, и что вкралось в сердце худого, из менять на лучшее»⁷⁴. Аминь.

О БЛАГОПРИЛИЧИИ, СВОЙСТВЕННОМ СЛУЖИТЕЛЯМ ЦЕРКВИ

Сия пишу тебе, да увеси, како подобает в дому Божии жити, яже есть церковь Бога жива. 1Тим. 3:15.

Это апостол Павел сказал о своих наставлениях, которые написал Тимофею для того, чтобы он и прочие священнослужители знали, как в дому Божием, в церкви Божией жить и поступать.

Цель сего заведения⁷⁵ та, чтобы готовящиеся здесь к духовному сану заблаговременно научились, как проходить священное служение, как в обществе церковном обращаться.

Основным руководством к сему служат наставления апостольские, которые своим словом и примером уясняют нам три великие святителя, им же ныне празднество.

Чтобы быть принятым в хорошем обществе, надобно знать требования благопристойности. В обществе церковном имеются свои правила благоприличия, строго обязательные для тех, которые готовятся быть и делаются в нем руководителями. Сие самое внушает апостол, когда говорит, что священнослужителю подобает быть багоговейну, честну (1Тим. 3:7). Эта честность есть, но изъяснению Василия Великого⁷⁶, благоприличие; оно, удерживая душу священнослужителя на высоте благоговения, выражается во всем его поведении. Соблюдение сего церковного благоприличия служит признаком, по которому легко отличить священнослужителя, вполне соответствующего своему званию, и которое возвышает его над прочими христианами.

Обратимся к сравнениям. Читать Библию надобно всякому христианину; но «приемлющему священническое достоинство потребно изучать ее, разуметь ее, со истолкованием»⁷⁷, то есть, в такой степени, чтоб изъяснять ее и другим. Посему апостол Павел поставлял великим приобретением для Тимофея, что тот измлада знал Священное Писание (2Тим. 3:15). Посему и святой Григорий Богослов говорил о себе: «Я – первый из упражняющихся, или, по крайней мере, из желающих упражняться в Божием слове. Я никогда не предпочту сему занятию чего-либо другого»⁷⁸.

Извинительно мирянину, если он, зная житие святого, имя которого носит, не знает о многих других угодниках Божиих. Но прилично ли священнику не знать ничего о святом, житие которого известно, и имя которого сам нарекает младенцу? Великие святители иной пример нам подают: они не только собирали сведения о святых своих предшественниках, но «увеселялись славою мучеников, восхищались кровьми подвижников», говорили о них в своих поучениях⁷⁹.

Похвально и спасительно, если мирянин часто ходит в храм Божий, и старается понять, что там видит и слышит. Но нельзя еще его безусловно обвинять, если он, удерживаемый своими занятиями, иногда и опустит богослужение, или, находясь в храме, не знает, что должно быть пето и читаемо. Напротив, для священника храм есть должностное место его пребывания; здесь он обязан бывать неопустительно; здесь должна витать душа его. По замечанию Григория Богослова, не следует быть и в священном чине тому, «кто не зрел еще, как должно, красоту Господню»⁸⁰. А кто соделался уже служителем престола, тот должен быть проникнут чувством, что он «стоит с ангелами, славословит с архангелами, священнодействует со Христом»⁸¹. Священник должен твердо знать не только состав и порядок богослужений, но разуметь их дух и смысл; он есть блюститель церковных учреждений; он есть их истолкователь. Сам Господь повелел: Вопроси иереев о законе (Агг. 2:13). Понеже устне иереови сохранят разум (Малах. 2:7); должны хранить ведение, давать разъяснение постановлений церковных и всего того, что по православному чиноположению действуется, и почему так, а не иначе совершается.

Такой высоте служения должна соответствовать и высота жизни. Сами миряне, которые взаимно прощают друг другу важные недостатки и пороки, строго судят священника, и то, что себе почитают позволительным, для него признают неприличным. Строго и нам самим нужно судить себя.

Когда священник совершает таинства, какой потребуем от него чистоты, какого благоговения?⁸². На этот свой вопрос святой Златоуст отвечает⁸³ словом апостольским: «священнику надлежит быть непорочну (1Тим. 3:2), быть светлее светильника, вести жизнь безукоризненную». «Сидящие на высоте священства видны всем, и малое погрешение в них кажется великим. Все измеряют грех их не значением дела, а достоинством согрешающего»⁸⁴.

Закон приличия простирается на всю внешнюю жизнь священника. В своем домашнем и семейном положении, в знакомствах, в разговорах, в удовольствиях, в занятиях, так называемых, невинных, в одеянии, телодвижениях ему следует соблюдать великую осторожность. Много мест и собраний, где светскому человеку быть не предосудительно, а священнику не свойственно. И там, где быть ему позволительно, он должен ни на минуту не забываться, но хранить невредимою ту печать, которую положила на него благодать хиротонии. Какую мудрую осторожность наблюдали во всем житейском великие святители! Современники Василия Великого обращали «к его славе бледность лица его, отращение волос, тихость походки, медленность в речах, задумчивость и углубление в себя, вид одежды, приемы при вкушении пищи, во всем простоту»⁸⁵ и естественность. А святой Григорий Богослов говорил о себе: «Не высчитываем мы годовых и ежедневных доходов, не тщеславимся грузом и приправами стола. Не поставишь мне в вину, что я не говорлив, не забавен, не посещаю народных собраний. Не расслаблял я сердца музыкальными звуками, нежно потрясающими слух. И серебро и золото предоставлял я другим. Мое богатство – Христос»⁸⁶.

Кто чувствует склонность к священному сану, на том лежит забота, чтобы усвоить себе его дух, узнать, что сему званию прилично и что ему не соответствует. Ошибаются те, которые думают, что по принятии сана можно изучать обязанности, с ним сопряженные, оставить навыки, с ним несообразные. Как трудно искоренить в себе старые привычки, это сознают люди, поработившиеся им. Лучше совсем не привыкать к тому, что грозит порабощением; или заранее исторгать из сердца дурные влечения, доколе не усилились. «Священство не виновно в пороках священников; его пятнают люди, которые, не изучив наперед своей души, не сообразив важности дела, охотно принимают сан, а когда приступают к делу, по своей неопытности, наносят величайший вред народу»⁸⁷.

Итак, кто хочет быть верным своему призванию, внимай чтению, наставлению и учению, и пребывай в них (1Тим. 4:13–16), да увеси, како подобает в дому Божии быти. Аминь.

ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ ЗНАКОМСТВО С ЦЕРКОВНЫМИ СЛУЖБАМИ, КАК НЕОБХОДИМОЕ УСЛОВИЕ ДЛЯ ПОСТУПЛЕНИЯ В ЦЕРКОВНЫЙ КЛИР

И сии убо да искушаются прежде, потом же да служат. 1Тим. 3:10.

Такое дал повеление апостол Павел о диаконах. Но оно простирается и на всех, желающих поступить в клир церковный. Сии да искушаются, да испытываются прежде, потом могут быть допускаемы к служению.

Первым предметом испытания есть непорочность. Нужны люди жизни незазорной; опороченных воспрещается допускать к священному сану.

Затем, ищущие сего сана испытываются и в вероучении. Тот недостоин священства, кто недостаточно знает православные догматы и закон Христов.

И это не все; есть еще предмет испытания весьма важный и нужный, на котором остановим теперь наше внимание. Желающие служить алтарю, должны знать чин, устав и порядок священнодействий, понимать их духовный смысл. Святой Василий Великий, указав на обычай, по которому церковнослужители принимаемы были с строгим испытанием, поставил правилом (89), чтобы исследываемо было и то, «наставляют ли они свою юность, да возмогут совершати святыню». Внешним образом совершати святыню можно не иначе, как в точности исполняя молитвословия и обряды, из которых слагается состав богослужений, и следственно готовящиеся к сему совершению обязаны изучать их чин и порядок.

Седьмой вселенский собор заповедал (прав. 2), чтобы ищущий священства непременно знал Псалтирь, а потом и другие богопреданные словеса. «Аще не усердствует тако творити, да не рукополагается. Ибо пророчественно рек Бог: Яко ты умение отверг еси, отвергну и Аз тебе, еже не жречествовати Мне (Ос. 4:6). Почему же прежде других книг в правиле упоминается Псалтирь? – Потому, что больше других и чаще употребляется в богослужении, и чтецу необходимо ее знать, как и когда она в храме читается, и чтобы читать ее непреткновенно и со смыслом. Отсюда и произошло имя псаломщика.

В древней церкви не спешили принимать священный сан, как сие показали на себе и три великие святителя, которым ныне празднуем. Григорий Богослов долго уклонялся от святительского сана, хотя и помогал родителю в пастырских трудах. Василий Великий был пять лет чтецом, а Иоанн Златоуст десять. Но, не принимая пастырства, они глубоко разумели, чего требует оно. И правилами соборными⁸⁸ предписывалось, не скоро возводить с одной священной степени на другую. Цель этого законоположения та, чтобы лучше раскрывались убеждения и нравы клирика, и чтобы он сам ближе видел и полнее узнал обязанности, его ожидающие. Посему и у нас духовные воспитанники призываются читать и петь в храме, прислуживать в алтаре, и преподается им особенная наука, изъясняющая состав и дух богослужений, а старшие возрастом, еще учась, поставляются на степень чтеца.

Между тем, все ли, ищущие священного сана, стараются приобрести знание его обрядовой стороны? Напротив, многие думают, что оно само собою придет.

Если бы это было так, то не повторялись бы при богослужении погрешности, в которые впадают иереи молодые, а иногда и старые. Круг церковных служб разнообразен, и состав молитвословий многосложен. Святые отцы⁸⁹ рассуждают: если надобно учиться, что бы быть врачом, живописцем, зодчим; то необходимо, чтобы и «вступающий на путь священного звания наперед хорошо узнал все, и потом уже начинал служение». – Надобно наблюдать, что совершается в храме; «прежде надобно соделаться достойным церкви, потом и алтаря. Мог ли я», заключает Григорий Богослов, «облечься в сан иерея, пока уста мои не наполнились духом изрекаемых таинств, пока мой язык не сделался органом божественного сладкопения?»⁹⁰.

Нельзя извинять молодостью священнослужителей их ошибки. Руководственные книги наши предостерегают, что всякий, ошибочно и небрежно совершающий службы священные, соблазняет и грешит. И действительно, какое навлекают на себя порицание и осмеяние те священнослужители, которые препинаются, останавливаются, недоумевают, что читать и произнести, что делать прежде, и что после! «Само священство справедливо обвинит худо исправляющих его, и молодых, которые, помрачаемые неопытностью, наносят народу величайший вред»⁹¹. К ним простерто грозное слово: проклят всяк, творящий дело Божие с небрежением (Иер. 48:10). А это есть уже небрежность, когда новорукоположенный впадает в ошибки, которых чрез предварительное соображение и изучение богослужебного устава мог бы избегнуть.

Священнодействия наши пред всеми открыты. Бывали случаи, что их чин и порядок отчасти усвояли себе и юные отроки. Близ Александрии, на берегу моря, играли дети; но игра их была необычайная. В ней подражали они епископу и всему тому, что обыкновенно совершается в церкви; окрестили несколько малых язычников, своих сверстников, кратко огласив их в веру христианскую. Патриарх святой Александр, узнав о сем и уверившись, что они совершили все по уставу церкви, дал повеление окрещенных ими не перекрещивать⁹². Так хорошо дети знали чин богослужений, и примечательно, что между ними главным действователем был Афанасий Великий, впоследствии архиепископ Александрийский.

Стыдно ныне готовящимся к священству не знать того, что в древности знали малые дети. В отношении к священному сану, по замечанию Григория Богослова⁹³, «лучше рассудительная медлительность, нежели неосмотрительная поспешность». – Если же кто желает скорее принять сей сан, тот да не медлит и да поревнует готовиться к нему, как должно. Внемлите чтению и учению (1Тим. 4:13). Аминь.

О БЕСКОРЫСТИИ СЛУЖИТЕЛЕЙ ЦЕРКВИ

Не мшелоимцу, но кротку, не завистливу, не сребролюбцу. 1Тим. 3:3.

Этого требует апостол Павел от всякого, кто желает быть священником. Мшелоимство, – что означает взяточничество, – вообще любостяжательность и сребролюбие должны быть совсем чужды душе священнослужителя.

К сожалению, не все те, которые приготовляются к принятию священного сана, имеют одни чистые, бескорыстные побуждения к нему. Иной не стыдится не только думать, но и говорить, что он прежде всего должен позаботиться об обеспечении себя и своего семейства. А от такого взгляда происходит, что нередко молодые священнослужители, не удовлетворяясь полученными местами, домогаются переходить на другие, более выгодные, более благоприятствующие их корыстным видам.

Совсем напротив рассуждали ныне празднуемые великие святители, которых наставлениям обязаны мы следовать, которых действиям и житию должны мы подражать. Один из них, Василий Великий, еретику, правителю области, который, между прочим, угрожал отнять у него имущество, безбоязненно отвечал: «не подлежит описанию имуществ, кто ничего не имеет; разве потребуешь от меня и этого рубища и немногих книг, в которых состоят все мои пожитки»⁹⁴. Другой, Григорий Богослов, говорил о своих ненавистниках: «чем они оскорбят меня? – Отнимут имущество? – Какое? Если мое: то пусть подрезывают крылья, которых я не подвязывал⁹⁵. И серебро и золото предоставлял я другим. Для меня приятен кусок хлеба, сладкая приправа – соль, и питие трезвенное – вода»⁹⁶. Третий, Иоанн Златоуст, когда предстояла ему ссылка, утешал плакавших о нем: «чего, скажи, бояться нам? – Отнятия ли имущества? Но ничтоже внесохом в мир сей (1Тим. 6:7). Не боюся я бедности, не желаю и богатства»⁹⁷.

Правда, что такие примеры полны самоотвержения и трудны к подражанию. Но между некорыстолюбием и совершенною нестяжательностью есть своя постепенность. Высшее совершенство – отдавать все и не иметь ничего; а всем доступное качество – хранить себя от жадности к стяжаниям, от страсти к прибытку. От нее предостерегать себя должен всякий, кто вступает в сан священный.

Нельзя священство ставить в ряду обыкновенных способов содержания. Можно рассуждать о ремеслах, какое выгоднее, о предметах промышленности и торговли, какой прибыльнее, о должностях, какая приносит больше вознаграждения. А священство есть звание, которое выше всякого искусства и художества, несравнимо ни с каким занятием земным, житейским и гражданским. Оно есть служение небесное, духовное, благодатное. Какою же ценою может быть определено его достоинство? «Благодать не продаема». О ней Христос первым и последним в мире священнодействователям сказал: «даром вы приняли, даром и давайте (Матф. 10:8). За благодатные дары нет платы и возмездия. Во времена Григория Богослова некоторые откладывали свое крещение, между прочим, потому, что не имели, чем принять крестителей. Святитель такому внушает: «Не занимайся мелочами в делах важных; таинства важнее видимого; самого себя принеси в дар; напитай меня своею жизнью. Из великого для Бога ничего нет, чего бы не дал и нищий»⁹⁸. Если же нельзя за таинства чем-либо оплачивать, то тем более постыдно смотреть на благодатное звание, как на источник приобретения. Какого достоин презрения и какому пред Богом подлежит ответу тот, кто захотел бы принять христианство из корыстных видов, – что замечается между евреями? Не меньшего заслуживает порицания и тот, кто вступил бы в священный сан потому, что быть священником выгодно. Иоанн Златоуст, указывая в распорядителе церковного имущества различные достожелательные качества, говорит⁹⁹, что «прежде всего он должен иметь бескорыстие: без него он скорее был бы грабителем, нежели предстоятелем».

Посему закон церковный весьма строго преследует любостяжательность в клире, которая чаще, нежели в других видах (лихоимство, корчемство, торговля¹⁰⁰, выражается в вымогательстве за духовные требы. Шестой вселенский собор (пр. 23) постановил: «ни кто из священнослужителей, преподавая святое причастие, да не требует от причащающегося денег, или чего-либо иного. Аще же кто усмотрен будет требующим какого-либо воздаяния, да будет извержен». То же подтверждает и седьмой вселенский собор (пр. 19): «Аще кто из священнического чина усмотрен будет в мерзости сребролюбия, да престанет, или да будет извержен. Ибо, якоже глаголет Великий Василий, не потребно все, чего начало нечисто». Святитель этот¹⁰¹, разъясняя тяжесть святопродавства и указав, что иные не считают грехом, если берут по совершении таинства, говорит: «Взяти, когда бы то ни было, есть взяти. Итак, да не делают себя недостойными совершати священные таинства, оскверняя руки свои лихоиманием». Стыдится святой Григорий Богослов за тех иереев, которые «с нечистыми душами берутся за святейшее дело, и врываются в святилище, как бы почитая сей сан не образцом добродетели, а средством к пропитанию»¹⁰².

Однако апостол напоминает древнее установление о пропитании священнослужителей: не весте ли, яко делающии священная, от святилища ядят (1Кор. 9:13)! – Ядят, а не сказано: обогащаются. По изъяснению Златоуста, сим выражается умеренность, и внушается, что священник «должен не желать ничего, кроме необходимого, не должен собирать имущества и обогащаться»¹⁰³. Сие самое пишет апостол Павел к Тимофею: имеюще пищу и одеяние, сими довольни будем. А хотящии богатитися впадают в напасти (1Тим. 6:8–9). Посему закон церковный допускает только добровольные приношения в пользу клира, и воспрещает священникам вымогательство, да довольствуются тем, что восхощет дати приносящий»¹⁰⁴.

Иной подумает, как это скудно и неутешительно. Но разве кого насильственно принуждают быть священником? Всякому из вас предоставлена свобода избирать род жизни и занятий, и что прямее, что честнее, – уклониться ли от священного сана, или священствовать к посрамлению духовного звания? Иерей, алчный к стяжаниям, каковы бы ни были его достоинства, не может быть украшением церковного клира. Страсть корысти ненавидима в обществе. А между тем она неисцельна, если душа, к ней склонная, не примет заблаговременно мер к ее искоренению. Ибо корыстолюбие не знает сытости; сребролюбец никогда не скажет «довольно»; ему всегда мало. Но «если», по замечанию Григория Богослова, «и во всяком случае худа ненасытность, то тем более худо быть ненасытным духовному»¹⁰⁵.

Те, которые носят в себе призвание к священному сану и продолжают чувствовать влечение к нему, да навыкают заранее быть, по совету апостола, не сребролюбцы нравом, довольны сущими (Евр. 13:8). Как прах от своих ног, да отдаляют они от своего сердца мечту обогащения на поприще священного служения. Истинное и неотъемлемое богатство есть довольство тем, что нам идет по закону и порядку. Священники бескорыстные не подвергаются нищете; к ним на помощь скоро приходит любовь их прихожан. Свое благосостояние надобно основывать не на умножении стяжаний, а на преданности Промыслу Божию. Помни и не забывай, что Господь говорит верному своему рабу и служителю: «Я не оставлю тебя и не покину тебя» (Иис. Нав. 1:5). Аминь.

Иди же ко братии Моей, и рци им: восхожду ко Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и к Богу вашему. Иоан. 20:17.

Это повеление дал Спаситель Марии Магдалине, по воскресении явившись ей. Под именем братии разумелись Его ученики, и им она должна была поведать, что скоро последует Его восхождение к Своему Отцу по естеству, а к их Отцу по благодати, к Богу Его по человечеству, а к их Богу по естеству и праву, так как все люди Богом созданы.

Мария Магдалина, не медля, исполнила это в отношении к апостолам; она возвестила им, что видела воскресшего Господа, и сообщила им слова Его. Потом во всю жизнь она была исполнительницей сего повеления; она знала, что не стыдится Христос нарицати братиями Своими всех, освящаемых Его учением и кровью (Евр. 2:11), и повсюду возвещала имя Христово. Была она в Риме, где дерзнула пред царем сказать: «Христос воскресе». Пришла потом в Эфес, где помогала Иоанну Богослову в трудах проповедничества. Посему ныне церковь, совершая ее память, прославляет ее славною ученицею Слова, всюду возвещавшею слово благодати и просветившею многих несведущих¹⁰⁶.

Желательно, чтобы по примеру Марии Магдалины и наши православные женщины были наставницы, которые неведущим, особенно детям, поведали о Христе.

Наставлять неведущих, в своем домашнем кругу, для женщины даже удобнее, нежели для мужчины. Тогда как глава семейства бывает отвлекаем занятиями промышленными или обязанностями должностными, жена его, оставаясь дома, имеет более свободного времени. Древний премудрый наблюдатель, восхваляя жену, боящуюся Господа, говорит: «муж ее известен у ворот, где судебное место, и где он сидит со старейшинами; а она, наблюдая за порядком дел в доме, не ест хлеба в праздности; отверзает уста свои с мудростью, и на языке ее полезное наставление. Дети ее ублажают ее» (Притч. 31:27–29). И это очень естественно; ибо наставление материнское есть самое действительное. Дети обыкновенно матерь свою любят, и ей больше всех верят. Посему внушения матери так иногда напечатлеваются в сердце, что остаются неизгладимыми на целую жизнь. Имея в виду важность таких впечатлений, святой Григорий Богослов напоминал матери христианке: «у тебя есть младенец? – Не давай времени усилиться повреждению; пусть посвящен будет с юных ногтей Господу. Поспеши дать своему младенцу веру в Троицу, – сие великое и доброе хранилище»¹⁰⁷. – А святой Златоуст прямо говорил о себе, что самые твердые наставления в вере и добродетели получил он от своей матери Анфусы.

Посему можно судить, как благодетельно распространение женского образования; в чем пример нам подают и особы Августейшего дома, принимая под свое покровительство женские учебные заведения. Само наше общество обязано способствовать процветанию сих училищ, а родители должны охотно отпускать туда своих малолетних дочерей. Сим способом скорее образуются у нас будущие матери, распространительницы добрых познаний в семействах. Свет веры и добра, разливаемый женщинами-христианками, не только душеспасителен, но и может служить условием спокойствия гражданского, да тихое и безмолвное житие поживем (1Тим. 2:2). Аминь.