Иосиф Бродский как детский поэт малоизвестен. Между тем, его искромётная поэтическая игра со словом и разнообразный мир, распахнутый для любознательного ребёнка – настоящие сокровища. И они не меркнут среди богатств русской детской поэзии ХХ века.
В конце этой статьи вы найдёте опубликованные в России стихи Иосифа Бродского разных лет, написанные им специально для детей.
Меланхолия и скепсис?
Иосиф Бродский по вероисповеданию не был православным, но то, что вектор его творчества христианский, ни у кого не вызывает сомнения.
На 80-летие поэта, отмечаемое в мае 2020 года, авторы православных интернет-ресурсов отозвались публикациями, понимая, что нельзя пройти мимо такой даты.
Но в силу некой – возможно, советской ещё традиции, многие из них приписывают Бродскому-поэту крайний пессимизм и обличают его в грехе уныния.
В статье «Благая пустота Иосифа Бродского» на сайте журнала «Фома» писатель, психолог и педагог Александр Ткаченко делится мнением:
«Если меня спросят – кто твой любимый поэт, – то Бродский, безусловно, окажется в числе первых имён, которые я назову, даже если меня разбудить вопросом поздно ночью.
Но если меня при этом спросят – что же именно мне нравится в его творчестве, я назову всё что угодно – потрясающую эрудицию автора, чувство слова, ритма, невероятную поэтическую технику, аллитерации, неожиданные рифмы и аллюзии. Всё что угодно, но только не тот дух, в котором оно было создано. Потому что унылый он, этот дух:
Навсегда расстаемся с тобой, дружок.
Нарисуй на бумаге простой кружок
Это буду я: ничего внутри
Посмотри на него и потом сотри.
На мой взгляд, потрясающе сильные строки. Только грустно это. Бродский вообще очень грустный. Всё время точен, всё время навыхлест… Только выхлестывает у него почему-то сплошная меланхолия и скепсис.
Конечно, в каждом человеке есть, как это называют психологи, несколько субличностей. И такую сложную фигуру как Бродский наивно было бы мерить портновским метром. Там, конечно же, много всякого, в его творчестве. И все же, если бы мне предложили определить творчество Бродского одной фразой, я бы сказал, что это – унылый скепсис, виртуозно описанный гением.
Вообще, чем дольше живу, тем больше убеждаюсь, что гениальность человека, не уповающего на Бога, прямо пропорциональна величине его пессимизма. Чем глубже такой гений вглядывается в мироздание, тем меньше смысла он в нем видит…
Видимо, все же следует признать, что даже самая высокая степень поэтической одаренности… является для поэта лишь средством, инструментом, с помощью которого он озвучивает свои духовные переживания.
А вот качество этих переживаний зависит… зависит от веры, от тех конечных, главных и последних смыслов, надежд и чаяний, которые человек хранит в сокровенной глубине своего сердца».
Достижимое «если»
На этот раз любимому автору из «Фомы» и частому и желанному гостю сайта «Азбука воспитания» Александру Ткаченко, обозначившему поэзию Бродского как «унылый скепсис, виртуозно описанный гением», хотелось бы возразить.
Возразить, вспомнив, во-первых, известные шедевры христианской поэзии Бродского, в том числе «Сретенье» (кстати, ранее выложенное в аудио-версии в исполнении лучших российских актёров на том же сайте «Фомы»).
А, во-вторых, напомнив, что первым опубликованным стихотворением Бродского стали не какие-нибудь, а именно детские его стихи «Баллада о маленьком буксире», которые напечатали в сокращении в детском журнале «Костёр» (№ 11, 1962).
Почему стихи для детей Иосифа Бродского – веский аргумент против «унылого скептицизма» поэта? Потому что они отвечают классическим «девяти заповедям детской поэзии», главная из которых – ничем не замутнённая радость.
Динамичный сюжет, весёлый и разнообразный ритм, удивительная графика стиха, песенность детской поэзии и её напитанный счастьем райский воздух, – всё это присуще стихам Иосифа Бродского, и не в меньшей степени, чем стихам его знаменитых русских предшественников.
Его упругие, прыгучие, ритмичные, весёлые стихотворения для детей ни в чем не уступают произведениям классиков детской литературы.
«У меня сокровищ груды»
Закон абсурда, также присущий лучшим отечественным детским стихам, присутствует и у И. Бродского, и у него в поэзии он очень естественен.
Поэт всему находит детские объяснения, причём логику ребёнка понимает не со стороны, а изнутри. Детская логика ему творчески близка. Не она ли, сталкиваясь с мрачным миром больших людей и невозможностей, трагично звучит в его взрослых стихотворениях?
А пока человек ещё маленький, вокруг всё по-детски объяснимо, всё понятно. Тонкая игра звуков, словоформ и смыслов у Бродского не отменяется и для детей. Зачем нужен сталевар? Наверное, чтобы из стали сделали самовар, и среди дня самовар заблистал луной. А электрик нужен, чтобы избавиться от темноты – увидеть пальцы, не съесть живьём собственную кошку и не наглотаться спиц.
А о том, как проникнуть в тайны бытия, знает представитель другой профессии. Вот только сделает зарядку, и сразу во всём разберётся:
К разрешению загадки
самой главной близок,
начинает с физзарядки
утро каждый физик.
Бродский свято соблюдает и другой принцип детской поэзии – её сослагательное наклонение, сбывшееся здесь и сейчас. И если для Бродского в его взрослых стихах в «если» звучит экзистенциальная тоска о смогшем бы произойти и несбыточном, то в детских произведениях это совсем другое, достижимое «если», потому что для ребёнка ничего невозможного нет.
В игре и фантазии любые парадоксы верны, а невозможности разрешимы. Валять дурака, выпускать на свободу эксцентрику чудачеств, очеловечивать вещи, природу и зверей – можно всё без исключения. Территория детской поэзии – то пространство, где Иосиф Бродский чувствует себя свободно и органично.
Терпевший лишения в родном Отечестве, кем только не работавший Бродский, официально осуждённый как тунеядец, на Родине не отличался материальным благополучием, но в детских стихах он по-царски богат. В иллюстрированной азбуке, посвящённой профессиям, на букву «Ю», искренне – обращаясь к детям – и, скорее, самоиронично – говоря с их родителями, он заявляет:
У меня сокровищ груды:
и брильянты, и сапфир.
Серебро от изумруда
отличает ювелир.
Так же сказочно богат и щедрый путешественник в детских стихах Бродского, дающий обещание прислать из поездок всякой деликатесной всячины, но для начала было бы не плохо… его покормить. Для детей это весёлая абсурдная история, взрослым, скорее, послышится грустная ирония, но до «унылого скепсиса», согласитесь, далеко.
Детские стихи Иосифа Бродского охотно публиковали, они давали ему небольшой, но все же заработок. В советские годы тотального контроля и пристального присмотра государства за нестандартно-творческими личностями, особенно такими, как поэт, эзопов язык детской поэзии позволял Иосифу Александровичу выразить ощущения от эпохи с наибольшей полнотой.
В той же стихотворной «Азбуке» поэт заявляет вполне в духе официально одобряемой поэзии 60-х:
Электричество, газ –
ежедневным трудом
все удобства для нас
создаёт управдом.
С точки зрения советской критики придраться не к чему, но и не расслышать комичную патетику в голосе поэта тоже невозможно. Даже ребёнку очевидно, что управдом газ и электричество не делает, и что в стихах присутствует весёлое хулиганство автора, который не прочь пошалить и поиграть.
Нестрашный страх
Два уровня восприятия его удивительного детско-эзопова языка позволяли сказать детям одно, а взрослым – совсем другое. И, хотя главными адресатами высказывания являлись маленькие читатели, и стихи изначально писались для детей, социально-политическим подтекстам Бродского удавалось достигать слуха мам и пап.
Поэт, как никто другой, умел сочинять весёлые стихи о невесёлом. Некоторые из них напоминают о фобиях, мучивших Иосифа Александровича с детства, или о страхах, порождённых временем. В них он откровенен с читателем почти как Анна Ахматова, и это сравнение неслучайно – он принадлежал к её близкому кругу, входя в число так называемых «ахматовских сирот» в последние годы её жизни.
Страшные страхи Бродского в строчках двух стихотворений про Маруську и про анкету, скорее, веселы, чем страшны.
Правда, поэт и в разговоре с детьми не перестаёт быть философом и называет вещи своими именами: да, в мире есть цепная реакция страха.
И у ребёнка не может не возникнуть риторический жизненно важный вопрос: почему все друг друга боятся и как с этим жить? Откуда берётся страх?
Наверное, такое время – отвечает Бродский: боятся все, даже цирковой слон – белой цирковой мыши, и, чтобы побороть страх и выйти на сцену, ему необходима отважная и мудрая кошка Маруська.
Питерский комфортолюбивый кот Самсон бессовестен, но не просто так: не желая думать об участи брошенных котов – взрослый, читай: диссидентов, тунеядцев и прочих отщепенцев, – он руководствуется не только ленью, но ещё и страхом за свою полосатую кошачью шкуру.
Кроме совести, Бродский говорит с маленьким читателем и о других серьёзных и важных духовных категориях, например, таких как чистота. И в подаче этой темы он не копирует, скажем, Чуковского, а показывает новые ракурсы и выходит к широким обобщениям.
«Девочка плачет. Шарик улетел»
Несколько слов о звучании детских стихов у Бродского. Если немного отстраниться от звонко-прыгучих строчек поэта и понаблюдать за качеством его поэзии, можно заметить, насколько в беседе с детьми он требователен к самому себе.
Невероятной звукописи под стать звучанию лучших образцов классической поэзии ХIХ столетия достигает Иосиф Александрович, скажем, когда пишет про июльскую жару. Только вслушайтесь:
Дождь упрямо избегает
Тротуаров, крыш
И в норе изнемогает
Полевая мышь.
Кстати, стоит отметить, что некоторые детские стихи адресовались не абстрактному миру советских детей, а сыну Бродского Андрею Осиповичу Басманову, который родился у Марианны Басмановой и Иосифа Бродского 8 октября 1967 года.
Но, пожалуй, настоящее счастье отцовства поэт вкусил позднее, перед самым своим уходом, когда в 1993 году родилась малышка Анна, дочь его жены Марии Соццани.
Поздний брак с Марией привнёс в жизнь поэта долгожданную тишину и умиротворение. Тогда же он написал вот эти счастливые взрослые строчки вполне в духе детских стихов:
Что нужно для чуда? Кожух овчара,
щепотка сегодня, крупица вчера,
и к пригоршне завтра добавь на глазок
огрызок пространства и неба кусок.
И чудо свершится…
Малышку Анну учили читать на английском и русском, чтобы ей были доступны стихи и проза отца в оригинале. В 1996-м поэт ушёл из этого мира, а маленькая дочь годы спустя диктовала матери письма для папы и просила привязать их к шарику, чтобы надёжней доставить к нему на небо.
Анна Александра Мария Соццани давно выросла, читает книги Иосифа Бродского и знает и любит его произведения, в том числе детскую поэзию. Как следует из немногих её интервью, это чтение для неё составляет общение с самым близким человеком.
Преодолевая границы
Размышления о Бродском как детском поэте подытожим отрывком из статьи «Иосиф Бродский: стихи для детей», опубликованной в журнале «Неприкосновенный запас», №2, в 2008году, её автор – филолог, докторант кафедры славянских языков и литератур Йельского университета (Нью-Хейвен, США) Я. Клоц:
«…Детские стихи Бродского вряд ли можно отнести к так называемому «кругу детского чтения», включающему произведения, первоначально написанные для взрослых, но со временем перекочевавшие в детские книжки (взять хотя бы басни Крылова или сказки Пушкина). Они скорее принадлежат к той области литературы, которая изначально задумана как детская и адресована детям.
Это стихи не про детей, а для них: следуя примеру лучших детских авторов, поэт «перевоплощается» в ребёнка и начинает говорить с ним на его, ребёнка, языке. В этих текстах нет дидактики, в известной степени свойственной взрослой поэтике Бродского, зато есть логическая и филологическая игра, нонсенс и абсурд.
Это «графичные» стихи с динамичным сюжетом, в которых легко преодолеваются границы общепринятого и ниспровергаются ставшие рутинными социальные конвенции; изобилующие реалиями советского детства и сценами обыденной жизни.
Они сочетают элементы гротеска с борьбой против здравого смысла, являющегося злейшим врагом неординарной психологии ребёнка.
Написанные для заработка, но вряд ли заслуживающие статуса «халтуры», эти стихи Бродского продолжают классический канон «русской поэзии детям», обнаруживая в то же время ряд параллелей с его «взрослой» поэтикой».
И, отойдя от мнений и оценок литературоведов, скажем ещё два слова о радости детских стихов Бродского. Возможно, в ней нашли воплощение нереализованные мечты поэта. Иосиф Александрович очень хотел быть и не стал… моряком.
Этой мечте способствовали и о ней напоминали детская жизнь в Питере, пронизанном речками и каналами, игра отражений и водяных рефлексов на фасадах питерских домов и в стихотворных строчках. И, конечно, его взрослые побеги в Венецию, к морю – тому самому, что притягивает одним: оно всегда больше любой человеческой тоски.
Поэт в юности грезил о кораблях и путешествиях, поступал в морское училище, одно время работал матросом на маяке. В детских стихах его мечты о морских странствиях сбылись. Не верите – прочтите сами.
«За детской литературой нужен глаз да глаз», – написал однажды Осип Мандельштам. Будем же внимательнее приглядывать за стихами для детей Иосифа Бродского – ведь, теряя с ходом времени свою политическую остроту и социальные подтексты, они способны ещё многое вытворять.
Они не утратили детского озорства и радости, способности менять мир к лучшему, а значит, своего прямого – вневременного – вечно юного и прекрасного предназначения.
Валентина Киденко
Иосиф Бродский. Стихи для детей разных лет
Пират
Пёс по имени Пират
умыванию не рад.
Так орёт, так визжит,
что посуда дребезжит.
Мама смотрит, брови хмуря:
ванна – море, в море – буря.
Лай стоит на весь этаж:
взят Пират на абордаж.
Зазевался я на миг,
и Пират из ванны – прыг
прямо в кухню, с кухни – в дверь…
Догони его теперь!
И от лап его лохматых
всюду мокрые следы…
Настоящие пираты
не пугаются воды.
Не позднее 1969 г.
Ссора
Однажды Капуста приходит к Морковке
и видит: Морковка лежит в упаковке.
– Морковка, Морковка, скажи мне на милость,
куда это нынче ты так нарядилась?
– Ах, знаешь, Капуста, уже ухожу,
сегодня меня пригласили к Ножу.
Меня без тебя пригласили к нему,
тебя я, Капуста, с собой не возьму.
Капуста сказала: – Подумаешь, Нож!
Чихать мне на то, что меня не возьмёшь.
Я тоже пойду без тебя, не взыщи,
Две Ложки меня пригласили на Щи.
Не позднее 1969 г.
Рабочая азбука
А
Тётя занята овсом,
и пшеницею, и льном.
Тётя помнит обо всём.
Эта тётя – агроном.
Б
Гонит месяц облака,
тучек пелерину,
чтоб увидеть двойника:
тётю балерину.
В
Если утром у нас
голова горяча
или дёргает глаз –
вызываем врача.
Г
Ходит дядя за рудою,
путь у дяди долог-долог.
Этот дядя с бородою
называется геолог.
Д
Подворотни и углы,
усмехаясь веско,
дворник с помощью метлы
доведёт до блеска.
Е
Жадность букв ужасна, дети!
Я проехал страны все,
но на свете, ах, на свете
нет профессии на Е.
Ж
Друг заполненных вагонов,
враг пустопорожних,
проживает на перронах
железнодорожник.
З
Кто проводит в клетке век
ночью и при свете,
но не зверь, а человек –
тот зоолог, дети.
И
В пять минут сломать часы
может мой приятель.
Он хитрее лисы:
он изобретатель.
К
И комбайн, и коня,
и блоху под конец
подкуёт, без огня
не живущий, кузнец.
Л
Натянув плотней перчатку,
вас без проволочек
из России на Камчатку
доставляет лётчик.
М
Волны ходят по тельняшке,
дым от папиросы,
якоря блестят на пряжке.
Кто идёт? Матросы.
Н
Мама ходит в детский сад.
Щёчки разрумяня,
ей навстречу сто ребят.
Эта мама – няня.
О
Где живут стада оленьи,
там и он живёт,
незнакомый с ленью
наш оленевод.
П
Чтобы чай с молоком
пить в домах добротных,
кто стучит молотком
словно дятел? Плотник.
Р
Тянут воблу и угрей,
вопреки стихии,
из бущующих морей
рыбаки лихие.
С
Чтоб луной заблистал
на столе самовар,
выплавляет металл
из печей сталевар.
Т
Сонных глаз поутру
под подушку не прячь.
Возвещает зарю
вставший с солнцем трубач.
У
Электричество, газ –
ежедневным трудом
все удобства для нас
создаёт управдом.
Ф
К разрешению загадки
самой главной близок,
начинает с физзарядки
утро каждый физик.
Х
Кто, приблизившись к кусту,
в землю ткнув треножник,
водит кистью по холсту?
Кто это? Художник.
Ц
Кто, смеясь и хохоча,
лезет в пасть к зверюге?
Мы глядим на циркача
и дрожим в испуге.
Ч
Охраняет наш покой,
слыша ветра грозный вой,
над далёкою рекой
верный часовой.
Ш
Кто, вступая с птицей в спор,
мчит во тьму во весь опор?
Кто глядит на светофор
с восхищением? Шофёр.
Щ
Нету должностей на Щ.
Весь вспотеешь, их ища.
Ы
К сожалению, увы,
нет профессий и на Ы.
Э
Свет погас, не видно пальцев.
Можно кошку съесть живьём,
наглотаться спиц от пяльцев…
Мы электрика зовём.
Ю
У меня сокровищ груды:
и брильянты, и сапфир.
Серебро от изумруда
отличает ювелир.
Я
Эту азбуку, друзья,
сочинил вам нынче я.
Конец 1963 г.
Обещание путешественика
Я сегодня уеду
Далеко-далеко,
в те края, где к обеду
подают молоко.
Я пошлю вам с дороги
телеграмму в эфир,
в ней – инжир и миноги,
и на утро кефир.
Я пошлю вам открытку
из далёкой страны:
шоколадную плитку
и кусок ветчины.
Я пошлю вам оттуда
заказное письмо
в виде круглого блюда
и на нём – эскимо.
Я пошлю вам посылку,
я отправлю вам груз:
лимонада бутылку,
колбасы и арбуз,
и халвы – до отвала –
и оладьи с огня.
Только вы, для начала,
накормите меня.
Самсон, домашний кот
Кот Самсон прописан в центре,
В переулке возле церкви,
И пока мы в классе пишем,
Он слоняется по крышам
Как звезда по небосводу,
А в ненастную погоду,
Отказавшись от прогулки,
На событья в переулке
Смотрит с миной безучастной
Из окна в квартире частной.
Вот он влез на подоконник…
По земле идет полковник.
У него в петлице пушка.
По стеклу летает мушка.
Размышляя о глаголе,
Дети бегают по школе.
Чересчур похож на гнома
Старичок из гастронома.
Тащит сетку, та полна.
Что там в сетке? Ветчина?
Непонятно, хоть убей!
В небе восемь голубей.
Вечер клен задел, снижаясь.
Кот мурлычет, погружаясь
В беспорядочные грезы.
Каждый глаз – как лист березы.
Обеспеченный ночлегом,
Он сочувствует коллегам:
Тот – водичку пьет из Мойки,
Тот – поужинал в помойке,
Тот – вздремнул на полчаса,
Тот – спасается от пса,
Тот – совсем больной от стужи…
Многим, муррр, конечно хуже…
Не могу им всем помочь,
Потому что скоро ночь,
Это мне не по плечу,
Потому что… Спать хочу…
Кран ворчит на кухне сонно:
«Есть ли совесть у Самсона?»
Слон и Маруська
Маруська была – не считая ушей –
не кошка: краса круглолицая.
Слоны, как известно, боятся мышей,
и кошка при них – как милиция.
И вот у Маруськи звонит телефон
(а дело уж близится к полночи),
и в трубке хрипит перепуганный Слон:
– Здесь мышь… умоляю… о помощи… –
И, острые когти поглубже вобрав,
среди снегопада и мороси
Маруська к Госцирку несётся стремглав
почти на космической скорости.
Вбегает и видит: швейцар весь дрожит,
слезами глаза его застятся,
а Слон на спине на арене лежит,
хватается хоботом за сердце.
Хрипит, задыхается: – Вот он… бандит…
хватай его, киска… ты смелая… –
Действительно, мышь на арене сидит,
но мышь эта вовсе не серая.
– Хватай его, киска… чего ты глядишь… –
От страха стал Слон цвета бурого.
– Да это же, граждане, белая мышь!
Она же сотрудница Дурова.
Ученая мышка! Палата ума!
Я месяц назад или около
была на её представленье сама
и хлопала ей, а не слопала.
– Спасибо, – тут молвит в смущении Слон. –
Приятно от страха избавиться. –
К Маруське подходит, кладет ей поклон,
Маруська в ответ улыбается.
– Что хочешь теперь ты приказывай мне! –
И вот, как владычица Индии,
вернулась Маруська домой на Слоне.
Соседки мои это видели.
Прошло много времени с этого дня,
И я бы о нём, вероятно, забыл.
но кошка Маруська живёт у меня,
и в цирк нас пускают бесплатно.
1962 г.
Анкета
Заяц боится охотника,
учебники – второгодника,
трава боится кустарника,
а пожары – пожарника.
Пожарник боится холода,
кустарник боится города,
второгодник – директора,
а охотник – инспектора.
Просим вас разобраться,
просим ответить редакции:
следует ли бояться
этой цепной реакции?
Летняя музыка
- Ария кошек
Наши щёчки волосаты.
Наши спинки полосаты,
словно нотные листы.
Лапки – чудо красоты!
Красоты мы необычной,
выгнут хвост, как ключ скрипичный.
Мы в пыли его влачим
и в молчании – звучим.
- Ария птиц
Мы, певцы, и мы, певицы,
именуемые «птицы»,
вместе с песнями смогли
оторваться от земли.
Но при этом с каждой рощей
мы язык находим общий,
и идёт зимой и летом
в небе опера с балетом.
- Ария насекомых
Пчёлки, бабочки, жучки –
мы как нотные значки.
Нашу роль нельзя сужать
до умения жужжать.
Наша музыка – простая:
затихает, улетая,
улетает, затихая.
Возвращается, порхая.
- Ария собак
Мы, собаки–забияки,
расположенные к драке,
мы способны на рулады.
Расточаем серенады
кошкам, пташкам, насекомым,
всем прохожим незнакомым.
Очень часто – тишине.
Главным образом – Луне.
- Ария рыб
Слышат реки и озёра
песню, скрытую от взора.
Над глубокими местами
дирижируем хвостами.
Мы хористы и солисты.
Наши песни серебристы.
Но ни слова, нет, ни слова
не дойдёт до рыболова.
- Ария дождя
Словно струны, но живые,
эти струи дождевые.
И бренчат на них в тумане
ветры – старые цыгане.
Целый день гудит гитара
от небес до тротуара.
Но не блещет та гитара
новизной репертуара.
7. Ария деревьев
Мы, деревья, сами – звуки.
Меж собой всегда в разлуке,
разбредаемся по рощам,
умоляем, шепчем, ропщем.
Разбредаемся лесами.
Всё-то делаем мы сами:
и кручинимся, и блещем,
и поём, и рукоплещем.
19 марта 1965 г.
Июль
Что хорошего в июле?
Жуткая жара.
Осы жалятся, как пули.
Воет мошкара.
Дождь упрямо избегает
тротуаров, крыш.
И в норе изнемогает
полевая мышь.
Душно в поле для овечки,
в чаще – для лося.
Весь июль купайся в речке
вместо карася.
Чистое утро
Умываются коты.
Чистят мордочки кроты.
Умывается лиса.
Отражаются леса.
Чистит крылья майский жук,
Умывается паук
(хоть он мал и невесом).
Принимает ванну сом.
Совы моются в ночи.
А вороны и грачи
чистят перья поутру.
Чайки сохнут на ветру.
Моет звёзды ночь сама
на рассвете. А зима
умывается в весне.
Речи моются во сне.
Словно пена, наяву
тучки моют синеву.
День встаёт во всей красе.
Нужно мыться – знают все.
Все об этом помнят,
даже стенки комнат
в чистоте, в порядке,
как листы тетрадки.
Только Маша-плакса
между них, как клякса.
Баллада о маленьком буксире
Это – я.
Мое имя – Антей.
Впрочем, я не античный герой.
Я – буксир.
Я работаю в этом порту.
Я работаю здесь.
Это мне по нутру.
Подо мною вода.
Надо мной небеса.
Между ними
буксирных дымков полоса.
Между ними
буксирных гудков голоса.
Я – буксир.
Я работаю в этом порту.
Это мой капитан
с сигаретой во рту.
Он стоит у штурвала
(говорят – за рулем).
Это мой кочегар –
это он меня кормит углем.
Это боцман,
а это матросы.
Сегодня аврал.
Это два машиниста –
два врача, чтобы я не хворал.
Ну, а кто же вон там,
на корме,
в колпаке?
Это кок
с поварешкой прекрасной в руке.
Я – буксир.
Все они – это мой экипаж.
Мы плывем.
Перед нами прекрасный пейзаж:
впереди синева,
позади синева,
или кранов подъемных
вдалеке кружева.
На пустых островках
зеленеет трава,
подо мною залив
и немножко Нева.
Облака проплывают
в пароходных дымках,
отражаясь в воде.
Я плыву в облаках
по прекрасным местам,
где я был молодым,
возле чаек и там,
где кончается дым.
На рассвете в порту,
когда все еще спят,
я, объятый туманом
с головы и до пят,
отхожу от причала
и спешу в темноту,
потому что корабль
появился в порту.
Он явился сюда
из-за дальних морей,
там, где мне никогда
не бросать якорей,
где во сне безмятежно
побережья молчат,
лишь на пальмах прибрежных
попугаи кричат.
Пересек океан –
и теперь он у нас.
Добрый день, иностранец,
мы приветствуем вас.
Вы проделали путь
из далекой страны.
Вам пора отдохнуть
у причальной стены.
Извините, друзья,
без меня вам нельзя.
Хоть, собравшись на бак,
вы и смотрите вниз,
но нельзя вам никак
без меня обойтись.
Я поставлю вас здесь,
средь других кораблей,
чтоб вам было в компании
повеселей,
слева – берег высокий,
а справа – Нева.
Кран распустит над вами
свои кружева.
…А потом меня снова
подкормят углем,
и я вновь поплыву
за другим кораблем.
Так тружусь я всегда,
так тружусь и живу,
забываю во сне,
чем я был наяву,
постоянно бегу,
постоянно спешу,
привожу, увожу,
привожу, увожу.
Так тружусь я всегда,
очень мало стою.
То туда, то сюда.
Иногда устаю.
…И, когда я плыву
вдоль причала домой,
и закат торопливый
всё бежит за кормой,
и мерцает Нева
в серебристом огне,
вдруг я слышу слова,
обращенные мне.
Словно где-то вдали,
собираясь в кружок,
говорят корабли:
– Добрый вечер, дружок.
Или просто из тьмы,
обработавший груз,
«бон суар, мон ами»
тихо шепчет француз.
Рядом немец твердит:
«гутен абенд, камрад».
«О, гуд бай!» – долетит
от английских ребят.
До свиданья, ребята,
до свиданья, друзья.
Не жалейте, не надо,
мне за вами нельзя.
Отплывайте из дому
в белый утренний свет,
океану родному
передайте привет.
Не впервой расставаться,
исчезайте вдали.
Кто-то должен остаться
возле этой земли.
Это я, дорогие,
да, по-прежнему я.
Перед вами другие
возникают края,
где во сне безмятежно
побережья молчат,
лишь на пальмах прибрежных
попугаи кричат.
И хотя я горюю,
что вот я не моряк,
и хотя я тоскую
о прекрасных морях,
и хоть горько прощаться
с кораблем дорогим,
но я должен остаться
там, где нужен другим.
И когда я состарюсь
на заливе судьбы,
и когда мои мачты
станут ниже трубы,
капитан мне скомандует
«право руля»,
кочегар мне подбросит
немного угля,
старый боцман в зюйд-весте
мой штурвал повернет
и ногой от причала
мне корму оттолкнет, –
– и тогда поплыву я
к прекрасному сну
мимо синих деревьев
в золотую страну,
из которой еще,
как преданья гласят,
ни один из буксиров
не вернулся назад.
1962 г.
По материалам сборников поэта разных лет
Комментировать