В.: НИИ «Скорой помощи» Склифосовского. Отец Василий Гелеван окормляет больных института почти четыре года. Очередь на требы у больничного священника всегда большая. Сегодня его ждут пациенты травматологического отделения. Больничный батюшка никогда не приходит с пустыми руками: помимо Святых Даров – витамины для скорейшего выздоровления. Для духовного укрепления – молитвослов, это уже кто как сможет. В ожоговой реанимации нет сил на самостоятельное прочтение духовной литературы. Нина Мир лишь по губам поняла, что маме нужен священник: у женщины тяжелые ожоги от взорвавшегося баллона с газом. Когда месяц назад она поступила в отделение, врачи давали очень мало шансов. Желание исповедаться и причаститься Зинаида выразила уже не впервые, после месяца в реанимации ей значительно полегчало, хоть и говорить по-прежнему не может – последствия отравления угарным газом.
Ему каждый раз очень тяжело дается сохранять спокойствие. Для отца Василия Гелевана это самое страшное отделение в больнице, хотя он на своем веку повидал немало.
Отец Василий Гелеван: Нет ничего больнее, чем когда ты обожжешь кожу, понимаете, а когда это еще и большой ожог, уже еле-еле совместимый с жизнью. Там лежат люди, обмотанные белыми бинтами, ну, прямо между жизнью и смертью. Вот молодая девчонка стоит перед глазами, она шепчет губами: «Хочу жить, жить хочу!» Только два слова у нее на устах. А никто не знает, доживет ли она до утра…
Больничное служение – это не только работа с пациентами. В очередь на исповедь еще и сотрудники самого института, а также родственники умерших в больнице – просят совершить отпевание. Народ попадается разный.
И вот они в твоём распоряжении, эти родственники. «Ну, идите сюда» – вот, в морге, например, стою и спрашиваю: «А он исповедовался, причащался?» А там в углу стоит такой мужчина – даже головной убор не снял, такой в пол смотрит, и за всех мне отвечает: «Да вряд ли!» А я говорю: «Какой молодец, вот искренно сказал!» Другие бы, может, замкнулись, просто молчали бы, а этот мне ответил. И в этом коротком ответе – и, во-первых, то, что жил человек нецерковно, и во-вторых, то, что ему вообще плевать на все это, и вообще, батюшка, заканчивай поскорее свою эту церемонию и отпусти нас… Ай, и меня понесло! Я говорю: «Вот вы знаете, если бы Бог захотел, Он вот тут бы проектор открыл нам или большую плазму бы повесил, и вы бы сейчас увидели, где душа этого умершего, все мы бы увидели сейчас, что с ним там, какие муки у него там, какие рожи он там видит! Вот, мы не видим, это Бог по любви скрыл от нас, Он нас пощадил. Но это не значит, что мы должны борзеть тут, как будто «навряд ли». Все есть, все живо, все реально, Он только щадит нас и спрятал от нас, но ждет от нас веры, искренней, глубокой веры».
…Когда тебе начальник говорит, ты же понимаешь, что начальник не прав. Командир не прав, но есть пункт 1 «командир всегда прав»; пункт 2 – «если командир не прав, читай пункт 1» – все просто. Друзья мои, очень помогает в этой ситуации посмотреть на себя со стороны, послушать, если хотите, себя со стороны, как звучит твой голос. Ну-ка, попробуй написать все то, что ты сегодня сказал: ты ужаснешься, сколько бессмыслицы в этих речах, бестолковых пустых разговоров!..
Отсылки к армейскому уставу из уст священника звучат непривычно, но его слушатель сегодня – спецназ ВДВ, будущая элита Вооруженных Сил, именно такой язык они понимают лучше всего. Как раз про него батюшка и настроен поговорить с молодежью. Мат – грех сквернословия, один из самых серьезных в армейской среде.
Когда ты открываешь свои уста, чтобы оттуда выходило доброе, мудрое слово, Боже упаси тебя, десантник, ведь ты компрометируешь себя и свое войско, когда ты говоришь какие-то некрасивые слова. Все понимают: дембель неизбежен. Значит, вот сейчас уже надо готовиться к тому дню, когда ты аксельбант наденешь, когда голубой берет на бочок вот так сдвинешь, улыбнешься – красавец! И что-то скажешь. И все внимательно будут слушать, что ты говоришь: отец будет слушать, мать, любимая девушка, окружающие будут слушать внимательно. Я ставлю вам задачу: к следующему разу выучить от зубка молитву «Отче наш».
У отца Василия следующая Литургия не позже, чем через час. Встречи со священником в этот день ждут еще подследственные и осужденные в СИЗО «Матросская тишина», что в десяти минутах от родного храма. График батюшки расписан по минутам. Вместо нормального обеда – пять минут на чай, и снова на службу. Домовый храм во время Литургии здесь всегда заполнен до отказа.
Очень важно нам с вами понять одну такую простую вещь: грех – это те оковы, которые нас связывают по рукам и ногам. И когда мы исповедуемся, мы как бы снимаем с себя эти вериги. Именно так мы рассматриваем природу греха, такая тонкая неуловимая паутина.
У заключенного Александра Лазарева семена батюшкиных проповедей в душе взошли не сразу, он до СИЗО тоже ходил в храм, и вроде бы жил по заповедям, но однажды серьезно оступился и сразу попал под следствие. Был уверен: суд оправдает, но вместо этого дали 159-ю.
Александр Лазарев, осужденный: Вот за день до того, как суд был, у меня была уверенность, что все будет оправдательно, что я все доказал. Пошли к Матронушке в воскресенье, чтобы все хорошо, и когда пришел в камеру, там вот первое – это календарик с Матронушкой. Я думаю: все будет хорошо – и точно все хорошо. Вот этих ужасов, которые показывают, у меня их нет, не было, мне повезло. Если они есть – значит, мне повезло, они мимо меня прошли просто. Я говорю сейчас честно абсолютно: если ты себя ведешь по каким-то Божьим законам, никто ничего плохого тебе не сделает.
Что есть плохо, а что хорошо, в обычной жизни они, кажется, усвоили, но в духовной еще много вопросов.
Александр Лазарев, осужденный: Мне кажется, что в местах лишения свободы смирение очень часто отождествляется со слабостью.
Отец Василий Гелеван: Не только здесь, и в миру. Это из-за того, что неправильно понимают смысл смирения. Как мы сегодня говорили об этом, что грех – это тонкая паутина, очень лукавая. Только потом, в последствии, ты видишь, что ты был неправ, тебе горько, жалко, что так поступил, вот ты мог бы великодушно сейчас простить, найти какие-то слова и конфликтную ситуацию разрулить другим способом – не рыком, драками, не агрессией – другим способом, назовем его «культурным», пусть он будет так называться. Ты мог бы. Но ты сейчас понимаешь, что в ту минуту аффекта ты не мог этого сделать, ты был слаб. А смирение – это сила как раз.
Исповедь они раньше тоже воспринимали как слабость. Открыть свою душу священнику им, казалось, было сомнительно и опасно. Отец Василий Гелеван от и до прошел эту школу недоверия.
Обычно я в 4-й корпус хожу, туда по одному заходят и там есть возможность с глазу на глаз пообщаться, и пообщаться искренне, вот так вот глубоко. У меня там рядом умывальник, так что парни наревутся, потом помоет лицо что братки не видели, вытрется, поисповедуемся, и тогда уже идет. Мужская слеза вот такая – она очень дорого стоит. Это тоже не сразу, это нужно заслужить доверие, потому что первое, что у них на уме – это «халдей» пришел, чтобы выведать информацию. И ты попробуй еще заслужить это доверие, ты попробуй еще войди в это доверие, чтобы он понял, что ты не «халдей», что ты вообще никак не связан, и это не твой интерес, что ты именно священник, и что тайна исповеди остается тайной.
После литургии в СИЗО встречи с осужденными, беседы с десантниками, еще всенощная в родном храме Благовещения Пресвятой Богородицы в Сокольниках. Это не какой-то исключительный день, а самые обычные будни рядового священника Василия Гелевана, которого дома ждет большая семья.
Поиск Бога – это путь. Ты понимаешь, что познавание – это процесс, и я совершенно смиренно понимаю, что здесь, на земле, недоступен Бог – как солнце недоступно. Но знаю точно: придет день, придет час, когда познаю Его точно так же, как я сам познан Им сейчас – полностью, без остатка.
Он с детства в храме, и немудрено: родился в семье священника. Самое вкусное воспоминание из детства: просфорка после причастия.
Каждое воскресенье мы в храме, потому что мы регулярно причащаемся, пока еще не очень понимаем, что это такое – святое Причащение, пока путаем, что интересней. Вот я точно знаю: мне тогда была интереснее всего просфорка свеженькая с теплотой. Вот такой там корец, в него обязательно кагора чуть-чуть (а кагор натуральный!), горячей водички с сахаром, размешать обязательно, и вот эта свежая просфорка… Ну какая же это вкуснятина! Вот это – детство.
Но это было в родном Закарпатье, где все были верующими и ходили в храм по воскресеньям. А после переезда с семьей в Брянск он пережил настоящее потрясение: в русской школе он узнал, что есть люди, не верящие в Бога.
Я думал, что это невозможно. Я впервые увидел, что можно жить без Бога, что, оказывается, над этим смеются, и поверьте – сын священнический, в 80-е годы я очень много слышал таких «хи-хи, ха-ха». Конечно, здесь нечего стыдиться. Но здесь было искусственное нагнетание: «А, вот попенок!» Когда, например, меня просто вот так вот выставили на лицо всей школе, сказали: «Вот, смотрите, ребята, на него – он не хочет быть пионером!» Я действительно не хочу быть, но я думал, это мой личный выбор, я могу… Оказывается, это не просто так «хочу-не хочу» – ты обязан быть пионером. А что, если это противоречит моим убеждениям? А никому не интересно, что там противоречит, ты должен быть пионером! А я не хочу. И тогда вот директор школы построил всю школу и говорит: «Это Вася Гелеван, у него папа священник, он не хочет быть пионером». Ну, конечно, это же, в общем-то, серьезное такое испытание для нервов, для психики.
Он помнит, как тогда ему впервые стало стыдно, что он сын священника. Помнит, как не хотел надевать стихарь и идти с отцом на крестный ход.
Уже подростком был, и здесь тоже был крестный ход на Пасху. Я вспоминаю, как отец мне предложил надеть стихарь и выйти с ним на крестный ход, а я только пять минут назад общался со своими друзьями и одноклассниками. Нет, я надевал этот стихарь, вот позавчера надевал, но то была другая ситуация – здесь никого не было, а сегодня все они здесь, и мне предстоит выйти и посмотреть им глаза, а мне стыдно, и я сам не понимаю, чего стыжусь, и мне почему-то неловко.
Глядя на тяжелый крест отца и издевки со стороны одноклассников, он не то что не стремился, а изо всех сил пытался убежать от священнического сана.
Вот я посмотрел на своего папу и решил: нет, мне это не надо, это очень трудно, очень сложно. Он там и здоровье оставил, когда реставрировали церковь; и мы его не видели ни день, ни ночь, понимаете. Я не знаю, может быть, ещё долго я был бы «Васей», но уже Господь зовёт, а не слышу. Мне нравится эта жизнь, мне нравится петь, мне нравится на молебны ходить – я все никак не рукополагаюсь. И я никак не могу определиться: то ли я стану монахом, то ли я стану женатым священником – вот никак.
Но быть просто «Васей» и просто заниматься музыкой не получилось. За спиной уже были дирижерско-хоровое отделение училища культуры, Смоленская Духовная семинария, Московская Духовная академия, а метания не проходили. К этому времени Василий Гелеван уже познакомился со своей будущей женой Катей. Сомнения помог разрешить отец Кирилл Павлов.
Я помню, приехал к отцу Кириллу Павлову, говорю: «Вот, батюшка, такая ситуация, не знаю, как мне определиться». Он говорит: «Ты не спеши, подумай хорошенько» – очень правильные слова. Он мог бы сказать: «О, я вижу в тебе монашеское призвание!», или сказать: «Нет, я вижу в тебе белое духовенство». Он просто сказал: «Иди и еще подумай. Господь приведет, иди спокойно, только услышь голос Божий». И этот голос Божий пришел в Оптиной пустыни. Мы приехали с Катей, иеромонах принял исповедь ее, потом мою исповедь, потом благословил, говорит: «Вы двое подходите друг к другу». Все, вопрос решен.
Вопрос после этого и правда решился очень быстро. Сразу после окончания Московской Духовной академии в 2004 году Василий Гелеван женился, тут же рукоположился в священники, а чтобы укрепиться в вере, уехал в деревню, как когда-то это сделал святитель Николай Сербский.
После всех своих богословских академий, все, что возможно было на то время, он все закончил, и после всего он говорит: «Поеду в деревню к бабушкам учиться вере». И я тоже решил: раз он так поступил, я тоже так поступлю, и очень доволен, что так получилось, что мы пообщались. Но недолго песенка звучала: быстренько позвонили из Москвы, и туда, в эту самую деревню, приходит под гербом Патриарха Московского факс. «Нашего батюшку забирают!» – «Куда?» – «В Бразилию!» Транзит «Новоселки – Рио-де-Жанейро» – вот это да! Транзит такой, очень интересный получился…
Португальский уже много лет словно второй родной язык для отца Василия Гелевана. Выучить его и говорить без акцента сразу после переезда он поставил своей целью, и для этого даже прошел курсы по туризму и впоследствии проводил экскурсии приезжающим в Бразилию русским туристам.
Они все очень хорошие люди, они много лет в Церкви, мы с ними на одной волне, и неважно на каком языке говоришь. Главное – вот, что в душе.
Он до сих пор крепко дружит с прихожанами своего храма святой Зинаиды в Рио-де-Жанейро. Помнит, как бразильцы долго не могли выучить его имя.
Например, профессиональная принадлежность, скажем, парикмахера, выражается этим суффиксом eireiro – cabeleireiro, от слова «волосы»; скажем, кузнец – ferreiro. А священник – падре. «Василий» сложно звучит там, шероховато, поэтому им удобнее было, и я поначалу так и представлялся: падре Базилио.
Прихожан, правда, было совсем немного, но для падре Базилио каждый на вес золота.
В нашем понимании слово «много» по-другому воспринимается. Я говорю «тридцать человек на Литургии» – это же мало, а для нас это много, потому что на Пасху, конечно, битком. Сначала Литургия, потом у нас агапе – мы называем это «агапе» – вечеря. Бразильский кофе, папайи, ананасы, бананы – все тропическое здесь на столе, когда пост. Когда не пост – там шураско такое бразильское, родизио – все по-настоящему, ребята! Все было очень-очень вкусно!..
Ностальгия по Рио передалась и всей семье, а вместе с ней и традиция собираться вместе за столом после службы. Тем более сегодня есть повод: папины именины.
Ребята на этом выросли. Ульяна, например, очень любит апельсиновый сок.
Правда, домашние посиделки начинаются поздно: папа много работает. Но дети – а у батюшки с матушкой их пятеро, – ждут до последнего.
Вот так вот вечером дожидаются, папочка приезжает со службы, все вместе покушаем, чай попьем, поговорим, вспомним, как прошел наш день.
Самому младшему Ванечке полгода. Старшему Лаврентию было два месяца, когда его отец стал настоятелем храма святой Зинаиды в Рио. Ни одного помощника тогда у батюшки не было, только матушка и маленький Лавруша на руках. Уже позже храм наполнился прихожанами разных национальностей, культурных сословий: Татьяна Юрьевна Лескова, знаменитая балерина, основательница русской школы балета в Бразилии и правнучка великого русского писателя Николая Лескова. А вот Лукас – бразильянца-полицейского, так назвали после крещения в честь первого иконописца. Лукас тоже писал иконы, в том числе для своего храма. Отец Василий очень поздно узнал, что у Лукаса рак в последней стадии.
Там уже просто шить нечего, ему жить осталось несколько часов. И вот наш Лукас написал завещание, мне потом принесли это завещание. Он пишет, еще будучи живым: «Я заповедую все, что у меня есть, людям. Вы возьмите, что может еще прослужить в принципе: тело молодое – может быть, кого-нибудь моя кожа согреет, возьмите, отдайте мою кожу; может, кто-то никогда не видел света Божьего – отдайте ему глаза, пусть он посмотрит на мир моими глазами. А свою библиотеку, которую я годы собирал, я завещаю храму святой мученицы Зинаиды». И на всю жизнь он остался у меня как пример такой стойкости, пример мужества, но самое главное для меня – пример прощения.
Как напоминание о дорогой бразильской семье – эта виноградная лоза из самоцветов, прихожане подарили падре Базилио в день прощания. Для него это символ, что когда-то они, все такие разные, будут вместе.
Он хорошо олицетворяет наш приход. На приходе каждый человек неповторим, один на другого не похож, как эти ягоды на лозе. Очень надеюсь, что это будет там, в Царстве Небесном, – там будет одновременно и тепло, и снег будет; одновременно и ясное небо такое, чтобы солнце было, ну и в то же время будут иногда и облака, как здесь у нас бывает. Знаете, о чем я сейчас подумал: там будут все. Не только из Бразилии, не только из Москвы, а там будут и те, которые в жизни нам на пути повстречались в каких-то других местах…
Комментировать