Книга третья. Мужи Апостольские. С 100 по 202 г.

Церковь по смерти апостолов была не только основана, но даже устроена. Во главе её находилась иерархия, составленная из трех степеней священства: епископства, пресвитерства и диаконства. Перерыва не было ни по внешнему устройству Церкви, ни по вероучению.

Множество систем построено было на предположении, будто бы по смерти апостолов Церковь изменила устройство свое и вероучение. Предположение это ничем не доказано и против него свидетельствуют все события и все памятники исторические. На чем же его основали? Положительно никаких исторических оснований оно не имеет. Все мужи апостольские рассеянные по всем странам, были представителями апостолов, от которых приняли рукоположение и вероучение. Деятельность их и творения служат неопровержимым историческим доказательством, что они страшились всяких изменений и ревностно учили, что необходимо твердо придерживаться учения апостольского.

Церковь, по смерти апостолов, вынуждена была претерпевать жестокие испытания. Еретики, полагая, что боговдохновенные уста умолкли, стали рассевать плевелы по ниве истинного вероучения и оспаривать законность учрежденной иерархии.⁷⁶⁵ Увидим, с какой решимостью мужи апостольские придерживались двух главных оснований: законности иерархии, как продолжения апостольства, и непоколебимости принятого от них вероучения.

Епископов, так же как членов сонма двенадцати и как семьдесят учеников Господних, называли сперва апостолами и евангелистами, потому что они так же посланы были с благовестием к иудеям и язычникам. Только небольшая часть из них принадлежала к отдельным церквам; прочие же после благовестия в некоторых городах поставляли там второстепенных пастырей, а сами с проповедью евангельской шли всё дальше и дальше. Когда же церкви становились более значительны, то поставляли в них первенствующих пастырей, сохранявших название апостолов или ангелов, то есть посланников; Сами апостолы определили в Иерусалиме такого ангела, для постоянного там местопребывания, в лице св. Иакова, и число таких лиц умножалось по мере возрастания церквей.⁷⁶⁶ По смерти же апостолов и в начале второго столетия все значительные церкви уже имели своих первенствующих пастырей, поставленных самими апостолами.

В Иерусалиме находился св. Симеон Февутий (Thebulis), который желал этого первенствующего в Церкви престола,⁷⁶⁷ но ему предпочли брата Господня; тогда честолюбец этот сделался еретиком; и впервые дерзнул осквернить лжеучением Церковь иерусалимскую, которую называли девственной, потому что до того времени в ней не раздавался еще ни один еретический голос.⁷⁶⁸ В Антиохии, по смерти Еводия, поставлен был епископом св. Игнатий, еще при жизни апостолов;⁷⁶⁹ св. Климент, рукоположенный ап. Петром, взошел на престол римский, когда апостолы Иоанн и Филипп еще были живы.⁷⁷⁰ В Александрии Анианий, рукоположенный в епископы ап. Марком, управлял своей Церковью также еще при жизни тех же Апостолов,⁷⁷¹ Тимофей и Онисим в Ефесе,⁷⁷² Тит в Крите,⁷⁷³ Поликарп в Смирни,⁷⁷⁴ Дионисий в Афинахе,⁷⁷⁵ Варнава в Кипре, Трофим, Крискент и Лука в Галлии,⁷⁷⁶ Папий в Иераполе множество других епископов, председательствовали в церквах, составлявших как бы знаменитые апостольские средоточия, из которых вероучение разливалось по остальным частям вселенной. Преемство же продолжалось в церквах этих непрерывно.⁷⁷⁷

Духовное устройство это, которое столь ясно во всех писаниях апостольских, было так правильно установлено, что с начала второго столетия находим его во всех писаниях того времени как не подлежащие сомнению. Слова Апостолы, Евангелисты, Ангелы заменены только словами Надзиратель или Епископ, еще лучше выражающими обязанности первенствующего Пастыря, на постоянном жительстве в частной церкви. На епископство стали смотреть с того времени как на продолжение апостольства в постоянной местности. Пресвитеры исполняли служение, препорученное им от епископа, а диаконы продолжали служить и помогать пресвитеру в исполнении его обязанностей.

В Церкви по-прежнему были Апостолы, то есть епископы или пресвитеры, которые к частным Церквам не принадлежали, но проходили мир, возвещая Евангелие; но в Церкви особенной степени они однако собой не составляли. Епископы главных городов, оставались даже Апостолами, в строгом значении этого слова, потому что проповедовали или препоручали проповедовать в известном округе, около епископских городов своих, а в более значительные местности постановляли епископов. От этого происходит именование главной или матери Церкви, как называли тогда важнейшие епископские престолы, от этого произошел также обычай, в последствии обратившийся в правило, что епископ матери Церкви рукополагал епископов в тех местностях, которые получили от него своих первых пастырей. В Церкви продолжали являться исключительно благодатные дары, в ней были и пророки и пророчицы, замечательные учители отличавшиеся знанием. Все они исполняли служение, на которое Бог призывал их; но особенной степени не составляли, и в первоначальной Церкви кроме упомянутых трех степеней священства других не видно.

Рукоположение сообщало права священства, но рукоположение это совершалось только теми, которые сами получили оное от Апостолов или от учеников их; а потому они и передавали его посредством священнодействия возложения рук соединенного с молитвой. Возложение рук было законно только тогда, когда сам совершающий его получал на то право посредством законного же рукоположения. Священство является следственно, с самого начала Церкви, не должностью предпорученной от общины верующих, но посвящением исходящим от сонма Апостолов, а через них – от Самого Иисуса Христа. Так всегда смотрели на священство в Церкви.⁷⁷⁸

Одной из главных обязанностей священства было поучать; но в начале второго столетия во всей Церкви не было ещё книг, которые впоследствии составили священное писание или Новый Завет. Учение апостольское, преподанное устно, передавалось следственно таким же образом; по этому случаю приведем замечательное свидетельство Евсевия кессарийского.⁷⁷⁹ «Дивные даже божественные Апостолы Спасителя нашего, были жизни и нравственности чрезвычайно чистой и украшены всеми добродетелями; но они были простосердечны и в речах своих просты. Опираясь на божественную и чудесную власть: им данную Спасителем, они не умели и даже не старались излагать изысканными и витиеватыми словами учения Господни, а довольствовались возвещать миру царство Божие, словами, которые Дух Святой внушал им, и чудесами, которые Христос даровал им власть совершать. Писать книги они ни сколько не заботились, потому что слишком заняты были своим возвышенным служением, превышавшим силы человеческие. Сам Павел, превосходивший всех прочих Апостолов, способностями своими как писатель и глубокой ученостью, творений нам не оставил кроме небольшого числа посланий. Однако он мог бы изложить бесчисленные таинства, потому что созерцал третье небо и будучи восхищен до самого рая удостоился слышать там тайны. Прочие сподвижники Спасителя нашего, то есть двенадцать Апостолов, семьдесят учеников и множество других были также посвящены в эти таинства; однако из Учеников Господних только Матвей и Иоанн оставили нам творения и то, говорят, писали только по необходимости».

Вероучение христианское, следственно, преподано было Церкви, посредством проповеди, учением устным, а не писаниями; первые же преемники Апостолов писали только, чтобы устное учение это сохранилось. Когда Церкви могли только войти во взаимные сношения, и сообщать друг другу писания апостольские, которые у них находились, или творения непосредственных учеников их, то стало ясно, что повсеместно вероучение передано было одинаковым образом и что залог вверенный всем Церквам был один и тот же. Единогласие учения всех Церквей выразилось еще яснее, когда первые еретики начали проповедовать свои новые учения; им противопоставлены были не Писания апостольские, которые в то время не были еще повсеместно известны; но противопоставлено общее свидетельство Церквей, в которых благовествовали Апостолы, и единогласие это послужило лучшим подтверждением преподанного вероучения. Когда же канон Священного Писания составился окончательно, то Писание не заменило собой единогласия апостольских Церквей, как критерии истины. Напротив того, свидетельство Церкви вселенской определило канон богодухновенных Писаний и к свидетельству этому продолжали прибегать не только при рассуждениях о подлинности тех Писаний, но также о смысле текстов, смысле который проверялся устным вероучением тщательно хранимым как залог божественный и неизменный.

Истина христианская проявляется не в форме какой либо философии, которую каждый отдельно должен усваивать, посредством умственного труда и для которой богодухновенные Писания служили бы только основанием. Очень хорошо понимали, что такой умственный труд будет всегда невозможным не только для философа или ученого, готового почти всегда подчинять Писания собственным своим понятиям; но в особенности невозможен он для неученых, из которых всегда составляется большинство человечества, вследствие общественных нужд и потребностей. Истину даровал Бог миру не для того, чтобы она служила каждому предметом личных и невозможных доказательств, но даровал её как залог на хранение; принимая её должно передавать всем последующим поколениям без искажений, в том же виде в каком была принята. Вот идея, столь же простая как и глубокая, которой руководствовались, все христианские писатели первых столетий; увидим, что она проявляется на каждой странице их творений; а в истинной Церкви Иисуса Христа поддерживается до нашего времени. Непоколебимость, при передаче вероучений, которые столь же благоговейно принимаются как и передаются, составляет исключительное свойство Церкви истинной. Там где нет такой передачи, можно еще найти системы более или менее христианские; но не настоящее христианское вероучение.

Общие понятия эти необходимо было изложить прежде нежели начать самую Историю второго столетия.

В начале этого столетия, самыми блестящими средоточиями Церкви были: Рим, Антиохия и Смирна. Иерусалим по-прежнему считался матерью Церквей. Развалины, покрывавшие местность этого города, нисколько не умалили уважения к Церкви в нём учрежденной; но как уже замечено было, элемент языческо-христианский начал преобладать над иудео-христианским; а Рим и Антиохия, в начале второго столетия, были главными средоточениями образованности. Александрия, по отношению к Христианству вскоре их обоих затмила; Смирна же приобрела особенное значение от великого мужа, бывшего там епископом, Поликарпа, ученика Иоанна Богослова.

Рим имел влияние как главная столица империи. Он служил как бы средоточием вселенной. Христиане из Азии и из Африки встречались там с верующими из западных провинций и все вместе составляли Церковь, свидетельство которой было, так сказать, выводом свидетельства вселенского. Сверх того, в начале второго столетия епископом в Риме был Климент, муж апостольский, который, кроме гениальности своей и учености, имел еще сугубое преимущество тем, что был учеником ап. Павла и получил рукоположение от ап. Петра. Два первых епископа римских Лит и Клит остались незамеченными, по крайней мере, творения их совершенно неизвестны. Климент же, возведенный на знаменитый престол этот, написал творения о вероучении и благочинии, в которых вполне изложены учения апостольские. Книги его, как лица прославленного ученостью и мужа апостольского, вскоре приобрели большое влияние в Церкви. Этим объясняются усилия всех еретиков искажать их в свою пользу.

Творение же Климента, дошедшее до нас совершенно неповрежденным, есть послание, написанное им от Церкви римской к коринфской. Гегезипп рассказал во всей подробности о разделениях, происходивших между верующими в Коринфе. По несчастью, изложение его утратилось; Евсевий, который на него указывает, не счел нужным переписать его вполне в свою Историю.⁷⁸⁰ Епископ Кесарийский, довольствуется только тем, что сказал, что послание Климента читалось во всех Церквах, то есть, что его уважали как писание апостольское.⁷⁸¹

В Церквах римской и коринфской благовествовали те же Апостолы – Петр и Павел, а Климент содействовал им в проповеди. Весьма естественно, что среди борьбы, возникшей в Церкви коринфской, она обратилась к сестре своей в Рим. Сношения между Церквами начались немедленно по основании их; они взаимно подавали друг другу советы и сообщали сведения; примеров тому, увидим, множество в течение второго и последующих столетий. Церковь коринфская, возмущаемая внутренними раздорами, обратилась к Церкви римской. Можно, предполагать, что началом раздоров этих было честолюбие людей, искавших епископства. Достоверно только, что дело не касалось веры, потому что Гегезипп говорит:⁷⁸² «до епископства Прима (то есть до половины второго столетия) вера Церкви коринфской была правая. Благочестивый историк этот из бесед своих с Примом в том убедился. Церковь римская претерпевала страшное гонение в то время, как получила послание от Коринфян; когда же испытание окончилось, то верующие собрались совещаться об ответе к Клименту препоручено было написать оный; был ли он в то время епископом или нет, весьма естественно, что его избрали на это дело. Церковь коринфская обращалась к римской как к сестре, а не к начальствующей Церкви, а потому Климент отвечал со всей скромностью, не помышляя о власти, про которую в то время ни Церковь римская, ни епископ еще не думали.

Св. Ириней, описывая характер этого послания, выражается так:⁷⁸³ «При сем Клименте,⁷⁸⁴ возникла серьезная распря между братьями в Коринфе; Церковь римская отправила к коринфянам весьма убедительное послание, приглашая к миру, утверждая веру их и напоминая им предания Апостолов, которые они еще недавно приняли. Климент, – говорит также св. Ириней, – был третьим из возведенных в епископство (в Риме) после Апостолов; Он видел их и беседовал с ними; голос проповеди апостольской звучал еще в ушах его, а пред глазами имел вероучение, которое они преподали. Тогда, был он не один из пользовавшихся этим преимуществом; многие из живших в то время были также научены Апостолами.»

Послание Церкви римской к Коринфянам есть первый памятник учительства этой Церкви.

Св. Ириней,⁷⁸⁵ противопоставляя послание это еретикам своего времени, обращает их внимание на то, что Климент исповедует в нем основные истины христианства: «Бога всемогущего (Отца), творца неба, земли и человека, повелевшего быть потопу, призвавшего Авраама, изведшего народ свой из Египта, говорившего к Моисею, установившего Закон, посылавшего Пророков и уготовавшего огонь для диавола и ангелов его. Желающие читать писания и понимать предания апостольские узнают, как провозглашают то все Церкви, что сей есть Отец Господа нашего Иисуса Христа. Таково учение, заключающееся в этом послании, а оно древнее тех, в которых ложно утверждается будто есть Бог превыше Того, который сотворил мир и все существующее».

Послание Церкви римской начинается так:

«Церковь Божия, живущая в Риме к Церкви Божией живущей в Коринфе, призванным и освященным по воле Божией Господом нашим Иисусом Христом да возрастает среди вас благодать и мир от Бога всемогущего через Иисуса Христа».

Вот и разбор этого памятника:

Замедлили мы отвечать вам⁷⁸⁶ по причине постигшего нас бедствия; это единственная причина, заставившая нас отсрочить с ответом на предложенные нами вопросы. Разделение, которое претерпеваете, происходит от людей дерзких и высокомерных; доселе Церковь коринфскую выставляли за образец верности в вере и покорности надзирателям своим и пресвитерам.⁷⁸⁷ Доселе подавали вы Церквам пример всех христианских добродетелей⁷⁸⁸       Падение ваше есть следствие чей-либо зависти; порок этот стал причиной ваших разделений.⁷⁸⁹ Священное писание указывает нам, сколь пагубна зависть.⁷⁹⁰ В наше время имеем новые тому доказательства; зависть была причиной мученичества Апостолов Петра и Павла⁷⁹¹ через неё же претерпели мученичество даже простые женщины.⁷⁹² Если так пишем вам, то это не столько для того, чтобы подать совет, но чтобы самих себя предостеречь от опасностей, которые у нас с вами общие: Как те, так и другие все мы должны приносить покаяние,⁷⁹³ Ветхий Завет представляет нам многочисленные доказательства того, что должно приносить покаяние.⁷⁹⁴ К раскаянию необходимо присовокупить подвиги в добродетелях христианских,⁷⁹⁵ а в особенности мужество. Иисус Христос и Пророки послужили для нас образцом этой доблести.⁷⁹⁶ Возвышенная цель Божия в делах Его есть мир, порядок и благоустройство,⁷⁹⁷ а потому обязаны мы подвизаться во всех добродетелях, которые поддерживают все это между нами.⁷⁹⁸ Главными побудительными причинами к тому должны быть надежда на воскресение, которого ожидаем,⁷⁹⁹ и опасение строгого осуждения, которого избегнуть можем только молитвой и совершенной святостью.

Послание это Церкви римской, несомненно есть искренний отголосок словес Апостолов. В нем находим учение: о восстановлении человека через покаяние, совершаемое в единении со Христом Искупителем, о боговдохновенности Священного Писания; о действии Духа Святого на душу; о божестве Иисуса Христа; о сотворении миров; о власти иерархической, установленной в Церкви; о воскресении Иисуса Христа; о воскресении тел и о последнем суде. Нет ничего удивительного, что многие Церкви принимали Послание это за боговдохновенное, по качествам писавшего. В Кесарии Палестинской, оно читалось по Церквам еще в четвертом столетии;⁸⁰⁰ и около того же времени Св. Кирилл епископ Иерусалимский ссылался на него, в подтверждение правого вероучения.⁸⁰¹ Древнейшие из писателей,⁸⁰² часто приводили оное с уважением. Церковь же Коринфская особенно хранила оное, как памятник апостольский. Знаменитый епископ Церкви этой, Дионисий писал о нем к Церкви римской в следующих словах:⁸⁰³ «Сегодня празднуем священный день Господень и читали послание ваше, которое всегда будем читать, равно как и написанное к нам Климентом, как то, так и другое останутся для нас навсегда драгоценными поучениями».

Св. Клименту приписывалось еще другое послание к Коринфянам. Оно сделалось известным с четвертого столетия, но не считалось подлинным, потому что древние писатели о нем не упоминают.⁸⁰⁴ То же сказать можно о прении Петра с Аппионом: и о других творениях обнародованных некоторыми уже по смерти Климента;⁸⁰⁵ но в которых не заметно ни гениальности, ни учености этого апостольского мужа.⁸⁰⁶

Прение Петра с Аппионом существует поныне под названием Бесед Лже-климентиновых. Хотя сочинение это и не принадлежит святому епископу римскому, но заслуживает внимания потому, что, бесспорно написано во втором веке эры христианской.⁸⁰⁷      .

Может статься, что Климент оставил даже некоторые заметки об ап. Петре, попавшие в руки неверным и которые были впоследствии обнародованы под его именем с добавлениями. По самому характеру Лже-клементин и по учению в них заключающемуся ясно, что они из источника иудейско-христианского. Находили в них следы заблуждений, которые Евионяне заимствовали от Керинфа, но места на какие указывали, темны, тогда как в других местах, совершенно ясных, заблуждения Керинфа и Евиона опровергаются; следственно творения эти исходят от источника более чистого, хотя все-таки иудейского, именно от Назореев. Цель сочинения, по-видимому, ясна: возвысить мнение об иудействующих христианах и двух апостолах, которых они считали своими наставниками – о Петре и Иакове иерусалимском. Первому приписывается там исключительное право учительства; а второму управление всей Церковью по внешности. Иудействующие же христиане изображаются, как единственные хранители истинного вероучения завещанного им от ап. Петра.

Во главе творения находится Послание св. Петра к св. Иакову иерусалимскому, которого Отец поставил Господином и епископом святой Церкви, через Иисуса Христа. Петр посылает ему наставления с целью доказать, что закон Моисеев должно соблюдать навсегда, и препоручает охранять оный. Иаков собирает пресвитеров своей Церкви и постановляет, что наставления Петра будут свято соблюдаться обрезанными, чтобы не были искажены. Затем следует послание Климента к Иакову:⁸⁰⁸ «Господину и Епископу Епископов, управляющему в Иерусалиме святой Церковью Евреев и всеми Церквами повсеместно, законно учрежденными» Он возвещает ему, что Петр «препоручил ему свою кафедру учительства и власть свою вязать и решать», и приказал, переслать ему изложение своих поучений. Что Климент и выполняет, препровождая ему двадцать бесед о странствованиях и прениях ап. Петра.⁸⁰⁹ Очень возможно, что творение это заключает в себе, некоторые правдивые сведения об апостольской деятельности св. Петра: но ложное до того перемешано там с истинным, что в настоящее время, одно от другого отличить невозможно.⁸¹⁰

Книга под названием Свиданий (recognitiones) или Изысканий написана с той же целю, как Беседы Лже-климентиновы и Сокращения Деяний св. Петра. Можно предполагать, что творения эти почерпнуты были из того же источника, из записок Климента. Деяния Петра и книга его Учений, про которые Евсевий упоминает, как про апокрифы,⁸¹¹ ясно, что были Сокращения и Беседы или Изыскания. Что же касается до творения, которое во времена историка этого было известно под названием Апокалипсиса Петра, то вероятно это нечто иное, как та знаменитая книга, которая будто бы предпоручена была св Петром Иакову иерусалимскому и которая должна была оставаться у обрезанных.

Приписывали св. Клименту также творение под названием Правила Апостольские и Литургию.⁸¹² Очень возможно, что святитель собирал некоторые из предписаний апостольских о внешнем богопочитании и благочинии церковном; но позднейший писатель воспользовался этими правилами, добавил их и составил творение, без сомнения важное, но не принадлежащее веку апостольскому,⁸¹³ хотя оно и древнее пятого столетия.

Мы сочли нужным обратить внимание на творения, которые приписывают св. Клименту, особенно на те, где говорится о св. Петре, потому что в Лже-Климентинах находится зародыш того, что впоследствии стали называть папством. Назореи были уверены, что Церковь должна быть только синагогой, которая верует в Иисуса Христа и соблюдает закон Моисеев. Иудеи, в глазах их, постоянно были народом избранным, а прочие народы, веруя в пришедшего Мессию, должны были с ними слиться. Епископ же иерусалимский, по понятиям их, становился всемирным первосвященником Нового Завета; Петр получил препоручение пронести истинное вероучение всем народам, а истинное вероучение это, по мнению Назореев, было христианствующее Иудейство.

Епископы римские только возобновили идею иудейскую; императоры восточные им подражали, но окончательно осуществили ее епископы римские и заблуждению этому пожертвовали миром и единением Церквей. Увидим, как идея эта родилась и развивалась в этой Церкви и стала папством.

Св. Климент был рукоположен ап. Петром, а потому естественно, что Назореи, чтобы придать заблуждениям своим более значения, прикрывали их его именем. Хотя в настоящее время весьма мало подлинных творений апостольского мужа этого, но все-таки неоспоримо, что Климент, по творениям своим, имел в Церкви высокое значение. Оттого то поддельщики много злоупотребляли его именем.

Замечено уже было, что влияние иудействующих в Церкви постоянно уменьшалось, однако они сохраняли еще довольно значения, особенно в течение двух первых столетий, что видно из творений, против них написанных.⁸¹⁴

В Церкви римской был в то время еще знаменитый писатель Ерм, подобно Клименту, ученик ап. Павла. Книга его Пастырь до нас дошла. Евсевий утверждает, что автор книги Пастырь тот же самый Ерм, которого приветствует Павел в послании своем к Римлянам.⁸¹⁵ «Книга Ермы, под названием Пастырь, добавляет основательный историк этот, немногими принимается как боговдохновенная, но считалась необходимой для тех, кому нужно сообщить первоначальные правила веры; вот почему во многих церквах её читают и множество древних писателей на нее ссылалось.⁸¹⁶ Иероним справедливо сказал,⁸¹⁷ что книга Ермы особенно уважалась в церквах греческих, но что латиняне едва про нее знали. Церковь римская⁸¹⁸ признала ее апокрифической в том смысле, что она не принадлежит к канону свящ. писаний, как многие то полагали. Мнение православной Церкви в Риме было также мнением Церкви православной на Востоке; но если книга Ермы и не богодухновенная, то все-таки она есть творение ученика апостолов и памятник времен апостольских. Заглавие её тройное: Видения, Правила и Подобия, автор же её был пастырем, то есть пресвитером в Риме, как то увидим из разбора самого творения. Вот почему к каждому из заглавий прибавляется слово: Пастырь.

Книга первая: Видения Пастыря разделяется на четыре видения; каждое имеет двойной смысл: нравственный и пророческий. В первом видении Ерму является Церковь, под видом жены преклонных лет, облеченной в блестящие одеяния. Она осуждает, как недостойные христианина те мысли, которые сами по себе хотя невинны, но могут иметь пагубное влияние на сердце. За тем предрекаете торжество свое над язычеством и бедствия, которые постигнут её врагов.

Во втором видении Церковь, под видом жены, менее престарелой, предлагает семейству христианскому правила, как себя вести, а затем обещает Ерму книгу, говоря: «ты напишешь ее в двух экземплярах: один отдашь Клименту, а другой – Гарнии, которая сообщит ее вдовам и сиротам, а Климент пошлет в другие города». Гарния, вероятно, была диакониссой и первенствовала в общине вдов римских, Климент же был епископом. «ты же, добавила Церковь, прочитаешь книгу пресвитерам Церкви». Препоручение это заставляет думать, что Ерм был пресвитером в Риме.

В третьем видении Ерм увидал Церковь Божию, в образе башни. созидаемой Ангелами. Место это, столь важно, что переписываем его вполне. Здесь находим идею о Церкви, которую имели о ней во времена апостольские. Ерм вопросил, в продолжение второго видения, почему Церковь является с видом старости, и ангел отвечал ему: «потому, что она сотворена была первой, и что мир создан был для неё», то есть, что все избранные с начала мира, а в том числе и ангелы или твари небесные, участвуют в том же святом соборе. Когда Ерм пришел на место, указанное ему во время второго видения, то нашел ту же престарелую жену, и она пригласила его сесть; но когда он хотел сесть по- правую сторону, то она сделала знак, чтобы перешел на левую, прибавив: «правая сторона предоставляется тем, которые претерпели за имя Божие; тебе же много еще нужно потрудиться, чтобы восседать вместе с ними». – «Что же претерпели они» спросил Ерм, а Церковь отвечала: «Диких зверей, бичевания, темницу, крест». Это картина гонения Нерона. Так как Ерм, в творении своем, предрекает подобное же гонение, то оба сведения эти, определяют время написания книги, именно между гонениями Нерона и Домициана.

Когда Ерм сел по левую сторону, то достоуважаемая жена сказала ему: «Видишь ли близь себя великую башню, которая созидается на водах из прекраснейших квадратных камней?» Действительно шесть юношей созидали четырехугольную башню, другие же в числе многих тысяч носили камни. Некоторые камни извлекали из воды, другие – из земли и передавали тем юношам, которые, принимая их, строили. Камни извлеченные из воды приходились удобно в здание, составляя собой как бы одно целое, даже невидно было соединены, казалось что все они составляют, как бы один камень. Между камнями, которые извлекались из земли, одни принимались, другие отвергались, а некоторые даже далеко откидывались от башни; множество камней грудами лежало близь башни, но в строение не употреблялись: одни из них были неровны, другие были с трещинами, некоторые же хотя белы и гладки, но к строению не приходились. Видел я, говорит Ерм, камни, далеко откинутые от башни; одни падали на дорогу, но на ней не оставались, а катились в пустынное место, другие падали в огонь и горели. Были и такие, которые падали близь воды, но даже желая, не могли в неё погрузиться».

Ерм попросил объяснить ему это видение, но уважаемая жена ответила: «что он не должен ни просить, ни ожидать откровений, потому что время на то прошло». Иисус Христос и Апостолы Его сообщили истину миру, которому остается только их принимать, а новых откровений ему не нужно. Однако Церковь снисходя на просьбу Ермы объяснила ему видение:

«Башня, которую видел ты, что созидается она на водах, это я Церковь. – Почему же созидается она на водах? – Потому что жизнь ваша спасается водой крещения и основана на слове преславного имени Всемогущего.⁸¹⁹ Кто же шесть юношей, строящие башню? Это Ангелы Божии, сотворенные первыми, Господь препоручил им попечение о Своем творении на созидание, на возведение и на преобладание над всем творением. Ими то будет совершена башня. А те, которые носят камни, кто они? Это также святые ангелы Божии, но они подчинены первым:⁸²⁰ Когда башня будет окончательно воздвигнута они вместе восторжествуют близь башни и прославят Бога, за окончание дела этого. Мне хотелось бы знать употребление камней и качества их. – Камни белые и квадратные, которые столь хорошо приходятся, что даже не заметно соединены, это Апостолы, епископы, учители и служители, как живые так и усопшие; они вошли в здание по благости Божией, потому что епископствовали, учили, свято и смиренно служили избранным божиим и жили в единении, хранили между собой мир и взаимно слушались друг друга. Вот почему входят они в здание башни, даже не оставляя швов.⁸²¹ Камни извлеченные из воды и столь хорошо приходящееся друг к другу, это умершие и пострадавшие за дело имени Господня. – Желал бы знать, что это за камни извлекаемые из земли? – Это те, которые странствуют еще на земле; они недостаточно еще обтесаны; Бог испытывает их потому, что они вошли в правду и живут по заповедям Господним. Те из них, которые употребляются в строение хотя новы по вере, но верны. – Кто же откинутые и лежащие близь башни? – Это прегрешившие, но желающие принести покаяние. Когда башня будет достроена, а они не успеют принести покаяния, то будут отвергнуты. – Желал бы знать, кто те камни, которые раздробляются и далеко откатываются от башни? Это – чада беззакония; вера их не была искренна, они не отреклись от греха и не спасутся, но будут отвергнуты далеко по причине гнева Господня на них. Что же касается до камней сгруженных и неупотребляемых в строение, это – покрытые шероховатостями, знавшие истину, но не устоявшие в ней, а потому рядом со святыми они быть не могут. Камни с трещинами изображают тех, которые, в сердце своем хранят дух раздора и не имели мира между собой. Камни слишком малые, это – уверовавшие, но сохранившие свои пороки. Кто же камни белые и круглые, но в строение негодные? Это имеющие веру, но также и сокровища мира этого. Когда наступают скорби, они из–за богатства своего и дел отрекаются Господа. Когда же камни эти станут полезными для Господа? Тогда, как откажутся от богатства, составляющего их благополучие, тогда сделаются они полезными для здания. Подобно тому, как камень круглый не может стать квадратным, пока не будет отесан, так точно богатые, пока не отрекутся богатства своего, не могут быть полезными для Господа. Познай это по самому себя: пока ты был богат, ты был бесполезен; теперь же полезен и способен к избранной тобой жизни. Сам был ты одним из этих круглых камней». Необходимо заметить это сведение, мимоходом сообщаемое Ермом о самом себе. В то время, когда Павел приветствовал его как одного из знаменитых верующих в Риме, был он богат. Затем, как сам то объясняет во втором видении своем, жена и дети раззорили его; тогда только, освободившись от забот по богатству, сделался он действительно полезным членом Церкви Божией.

Церковь продолжала объяснения поучительного своего изображения: «Камни которые видел ты далеко отвергнутыми от башни и скатившимися на дорогу, а оттуда в пустынное место, изображают тех, которые веровали, но в последствии сомнениями истребили веру свою и полагают найти лучший путь; но они скитаются по пустынным местам и несчастны.⁸²² Камни упавшие в огонь изображают сжигаемых пламенем страстей своих; они навсегда оставляют Бога и не хотят раскаяться. – Кто же камни, которые подкатились к воде, но, при всем желании своем, не могут в нее погрузиться? – Камни эти изображают тех, которые слышат слово Божие и желали бы креститься во имя Господне, но, помышляя об обязанностях, которые возлагает на нас истина, удаляются и предаются гнусным страстям своим. – Я вопросил, продолжает Ерм, разве тем, которые отвергнуты и не могут войти в строение башни, не будет даровано покаяния и места в здании они не получать? – Конечно, был мне ответ, им даровано покаяние, но места в здании им не будет, они помещены будут в месте более уничиженном, и тогда только, когда пострадают и окончат дни, предназначенные им в наказание за грехи.

Место это заставляет предположить, что, по мнению Ерма, наказания, изреченные на страшном суде против не принадлежащих к Церкви, не будут вечными; но что настанет день, когда правда Божия обезоружится и все человеки войдут, хотя не в кучное блаженство со святыми, но в место, где нет страданий.

Ерм увидел затем таинственную башню, окруженную семью женами: верою – основанием спасения; воздержанием – дщерью веры; простотой – дщерью воздержания; невинностью – дщерью простоты; смирением – дщерью невинности; правильностью и любовью – дщерями смирения. Все добродетели эти друг друга поддерживают, а те, кто упражняется в них, будут жить с избранными Божиими. – Когда же башня будет воздвигнута окончательно? спросил Ерм. – Безумец, было ему ответом, разве не видишь, что она непрестанно воздвигается? Когда же будет достроена, то настанет конец всего. Не вопрошай более, сказанного достаточно, как для тебя, так и для святых, чтобы они заботились о своем усовершенствовании».

Затем Ерм влагает в уста Церкви ревностные убеждения подвизаться в христианских добродетелях; она восстает против богатых, оставляющих братий своих умирать с голода; против предстоятелей Церквей, любящих первенствующие престолы и которые подобны обманщикам, носящим в чаше напиток, служащий к чародейству, а в сердце своем скрывающим яд пороков. Почести церковные с самого начала были, следственно, для людей недостойных и порочных предметом искательства.

Во всех трех виденьях этих Церковь являлась Ерму под тремя различными видами. Первый раз имела она наружность престарелой женщины; во второй раз – лице молодое, но в морщинах и с седыми волосами; в третий же раз была молода и прекрасна, одного все-таки с седыми волосами, но вид её был радостный. Ерму объяснено было и это. В первый раз имела она вид старческий, потому что верующие утонули тогда в мирских попечениях и не помышляли о деле Божьем; но когда Бог даровал Свое первое откровенье, дух верующих возобновился и зажил новой жизнью, от которой Церковь помолодела. Обновление духа продолжалось, и Церковь стала юной и прекрасной.

Но вскоре новая гроза должна была разразиться над ней: гонение Домициана. Ерм имел о ней откровение и возвестил его. Это, предмет его четвертого видения.

«Братия, говорит он, я скитался по пустынным стезям Кампании и вдруг увидел пыль, восходившую до неба. Не приближается ли конница, подумал я, что поднимает такую пыль? Была же она от меня еще за стадию. Но по мере приближения пыль все увеличивалась и я не мог уже более сомневаться в чем -либо сверхестественном. Проблеснул луч солнца; я увидел тогда огромного зверя, походившего на ужасную рыбу, извергавшую из пасти своей огненную саранчу. Зверь этот был футов сто длиной и на голове имел погребальную урну. Сначала я восплакал, прося Господа избавить меня от этого чудовища, но, укрепившись верою, смело пошел навстречу зверю, бежавшему столь стремительно, что мог бы опрокинуть сам Рим. Но когда я приблизился, то он лег, и только шевелил языком, пока я не прошел мимо. На голове у зверя этого были четыре цвета: черный, красно-багровый, желто-золотой и белый. Шагов с тридцать далее, взорам моим предстала дева, как бы восставшая с ложа; облечена она была в белое, обувь её также была белая, на голове прическа, спускавшаяся до чела, а волосы составляли как бы великолепную мантию. Я узнал ее: это была Церковь: «Ерм, сказала она, разве ты ничего не встретил»? «Встретил я зверя, который мог бы поглотить целый народ, но, благодаря Бога, избежал его». Ты избежал его потому, что имел веру в Бога. Поди же и поведай избранным Божиим, что зверь этот есть изображение наступающего испытания. Если будете готовиться к нему, то также можете его избегнуть. Возложите упование свое на Бога; Он может отвратить гнев Свой и послать помощь. Горе же тем, которые будут сомневаться, слышав слова эти; лучше бы было для них не родиться».

Ерм попросил объяснения четырех цветов на голове зверя, и ему сказано было: «Черный это – мир, среди которого живете; красный огня и крови – это испытание, которому подвергаетесь во гремя земного вашего странствования; желто-золотой это вы, которые избегнули века этого и должны быть испытаны как золото в горниле; белый же это избранные, чистые и закланные; они жить будут в лоне Божьем. Не преставай возвещать это святым». Вы предупреждены об испытании, которое должно настать, и если только хотите, оно не будет иметь никаких последствий. «Церковь скрылась; я услыхал шум, обратился и, казалось, слышал, как зверь приближается».

Ерм избегнул гонения и продолжал наставления свои Церкви римской.

Вторая книга его под заглавием: Заповеди Пастыря. Заповедей этих числом двенадцать. Ерм выставляет здесь духовного Пастыря, которому был он препоручен для руководства при исполнении своих пастырских обязанностей и который поучает его добродетелям, в каких верующие должны подвизаться. Достаточно обозначить заповеди, чтобы дать понятие о самой книге; о вере в единого Бога; должно избегать прений и творить милостыню в простоте; должно избегать лжи и притворства; об устранении жены прелюбодейной; о сокрушении сердечном и терпении; о двух ангелах при каждом человеке и о внушениях их; должно бояться Бога и не страшиться демона; должно избегать зла и творить добро; должно непрестанно молиться с верою; о сокрушении душевном; не опечаливать Духа Божья, в нас пребывающего; должно испытывать духов и пророков по делам их; есть двоякий Дух; о двойной алчности; в заповедях Божьих нет ничего невозможного, и дьявол для верующих не страшен.

В главе двенадцатой Ерм противопоставляет человека, говорящего в собрании по внушению Духа Божьего, другому, который следует внушениям духа злобы. «Человек этот, говорит он, кажется на первый раз имеющим Духа; но он превозносит самого себя и ищет первенствующей кафедры; он злобен и говорлив, живет в наслаждениях и сладострастии, получает плату за свои ложные прорицания, и если ему не платят, то не пророчествует».

В шестой заповеди он посрамлял уже отгадчиков и лжепророков, осквернявших Церковь. Можно предположить, что святой писатель имел ввиду какое-либо лицо, оспаривавшее у Климента первенствующую кафедру в Церкви, то есть епископство.⁸²³

Подобий Пастыря десять. Автор предлагает тут под аллегорическими изображениями наставления в главнейших христианских добродетелях. В особенности замечательно девятое; оно содержит в себе великие тайны Церкви воинствующей и Церкви торжествующей. Из них выводится учение, что все члены Церкви собраны около Христа Сына Божия, Который есть камень и дверь Церкви; что Церковь мира невидимого составляет одно с Церковью мира видимого тем, что у обоих Тот же Глава и те же Апостолы, следственно – возвышенное учение, что смерть не разделяет верующих и не прерывает связи, которая соединяла их на земле, продолжается от времен апостольских.⁸²⁴ Ерм, особенно советует верующим постоянно иметь ввиду сверхестественную их кончину⁸²⁵ старается доказать, что и как в этом мире, так и в будущем праведники должны быть отделены от грешников и что праведники друг в друге нуждаются;⁸²⁶ он советует пост, плотскую чистоту, удаление от сладострастия, дух и подвиги покаяния, надежду на воздаяние в будущем веке и милостыню.⁸²⁷

В то время, когда Климент и Ерм творениями своими прославляли Церковь римскую, был в Церкви антиохийский муж апостольский, жизнь которого и творения утвердили за той уважаемой Церковью, почет, приобретенный ею с первых годов времени апостольского. Хотим сказать о св. Игнатии, прозванном Богоносцем, непосредственном ученике Апостолов и облеченном ими в сан епископа.⁸²⁸ Он был преемником Еводия на престоле антиохийском. От святителя этого дошли до нас семь посланий Церквам: Ефеса, Магнезии, Тралла, Рима, Филадельфии, Смирны и, наконец, послание св. Поликарпу епископу Церкви этой,⁸²⁹

Уважаемые памятники эти первоначальной Церкви представляют драгоценнейшие сведения, которыми историк обязан воспользоваться с благоговением. Игнатий писал свои послания, когда, осужденный уже Траяном, он отправлен был в Рим на съедение диких зверей. Из Антиохии направлен он был в Смирну, откуда писал Церквам: Ефеса, Магнезии, Тралла и Рима, а по прибытии своем в Троаду написал еще послание Церквам: Смирны и Филадельфии, а также послание в св. Поликарпу.

Церковь ефесская, узнавши, что он отправлен в Рим, прислала к нему епископа своего Онисима.⁸³⁰ Это был тот невольник, о котором ап. Павел писал послание Филимону. Он преемствовал Тимофею на престоле ефесском. Это был, говорит Игнатий, человек, исполненный неизреченной любви, епископ которого Ефесяне должны были любить во Иисусе Христе и все подражать ему; он был для них истинным даром благодати Божией. Ефесяне также отправили с епископом своим диакона Бурра и трех верных: Крока, Евпла и Фронта.

Игнатий убеждает Ефесян подчиняться епископу и пресвитерству, то есть сану священства, первенствующим членом которого епископ. В каком единении находится сан этот, в таком же единении с ним должна находиться община верующих, чтобы через епископа были бы в единении с Иисусом Христом, а через Христа с Самим Богом Отцом. Ефесейцы сохраняли это единение и тем предохранились от ереси. Онисим, епископ их, о том свидетельствовал. Хотя в Ефесе весьма рано уже были лжеучители, как то видно из посланий ап. Павла, но вера Церкви устояла против их обольщений. Тимофей бодрствовал над божественным залогом, а Онисим подражал ему. Голос Павла отзывался в учении обоих учеников его.

Игнатий приглашает их пребывать твердыми в вере, избегая еретиков как диких зверей. «Это бешенные собаки, говорит он, которые кусают лукаво».⁸³¹ Все мужи апостольские выражали подобное же негодование к еретикам, старавшимся извращать учение Апостолов. Все они постоянно убеждали придерживаться принятого вероучения. Игнатий особенно предостерегает ефесян от заблуждений Керинфа, который отличал Христа от Слова, от человека Иисуса, и не допускает того, чтобы Христос пострадал. Святитель же учит, что Господь наш Иисус Христос был Бог в человеке и что жизнь Его столь же действительна как и смерть; что Он происходит от Марии и от Бога, что Он был способным страдать и стал чуждым страданий.⁸³² Это есть опровержение заблуждений Керинфа, учившего в Ефесе и которого опровергал еще Иоанн Богослов в своем Евангелии.⁸³³

Убеждая Ефесян предохранять себя от ересей, Игнатий не предписывал им насилия против людей, а, напротив того, приглашает их быть кроткими и мужественными со всеми.⁸³⁴ В этом заметен ученик и подражатель св. Павла. «Непрестанно молитесь, говорит он,⁸³⁵ за прочих человеков, потому что следует надеяться на их раскаяние. Поучайте их своим добрым примером; гневу их противопоставляйте свою кротость, проклятиям их – ваши молитвы, заблуждениям их – свою веру, порокам их – ваши добродетели». Слова эти напоминают изображение христианина в послании к Диогнету. Игнатий, расточая похвалы Ефесейцам, к похвалам этим присоединяет свои советы. Он заботился особенно о том, чтобы Ефесейцы не слушались лжеучителей и придерживались вероучения принятого от Апостолов.⁸³⁶ Забота эта была главной у мужей апостольских. Голос двенадцати посланных Иисусом Христом более не раздавался по вселенной, следственно учение их стало уже залогом вверенным Церкви. Единственной заботой всех епископов, пресвитеров и верующих было бодрствовать над тем, чтобы залог этот не был извращен. Забота эта проявляется во всех творениях, которые дошли до нас от того незабвенного времени. Мужи апостольские заранее отвечают тем, которые, мечтая о христианстве, сообразном только с их личными воззрениями обвиняют за нововведения тех святых, единственной заботой которых было сохранить божественный залог вероучения неприкосновенным и чистым. Игнатий обращается к этим людям, говоря равно как к еретикам своего времени: «К чему безрассудно гибнете вы, не признавая истинного сокровища, которое Господь даровал вам?» Церковь, говорят некоторые из христиан, по-своему объясняющих Св. Писание, немедленно по смерти Апостолов уклонилась от правого учения, а св. Игнатий отвечает им: «Господь принял помазание на главу Свою, чтобы Церкви Своей вдохнуть неизменяемость. Не принимайте только помазания не благовонного, находящегося в учениях князя мира этого».

Святитель снова обращается к лжеучениям и заблуждениям Керинфа, противопоставляя оным вероучение о лице Иисуса Христа.⁸³⁷ Оканчивает же, обещая Ефесейцам о том новые наставления, если ему только возможно будет преподать их, и препоручает себя и свою Церковь смирнскую их молитвам.⁸³⁸

В послании Церкви Магнезийской, Игнатий с самого начала, подобно как в послании к Ефесейцам, является озабоченным догматом о божественном Лице Иисуса Христа. Керинф учил, что Христос только призрачно соединился с человечеством Иисуса и что пострадал только один Иисус то есть, что пострадало одно только человечество, а что Христос пострадать не мог. Ересь эта, под различными выражениями волновавшая Церковь в продолжении нескольких столетий, увлекала множество из веровавших и подвергала истинное вероучение многим опасностям. Нет ничего удивительного, что Игнатий того страшился и проповедовал так настойчиво о плоти Христовой, которой мы искуплены и которую от Духа Его отделять не следует.⁸³⁹

Церковь Магнезии, города, расположенного на реке Меандре, прислала к Игнатию своего епископа Дамаза, пресвитеров Басса и Аполлония и диакона Сотия. Дамаз, по словам Игнатия, был человеком достойным пред Богом;⁸⁴⁰ он был еще молод, но пресвитеры чтили его,⁸⁴¹ потому что видели в нем не человека, но образ Иисуса Христа, истинного Первосвященника, место которого он заступает. Игнатий убеждает верующих Магнезии хранить единение, повинуясь епископу и пресвитерам, с которыми должны они составлять единый храм Богу.⁸⁴²

Кажется, что в Магнезии иудействующие имели влияние. Игнатий старается предостеречь верующих от их заблуждений, клонящихся к уничижению искупления через Иисуса Христа.⁸⁴³ Иудействующие последователей в Магнезии еще не имели, а потому святитель, только из предостережения, убеждает не доверять их заблуждениям.⁸⁴⁴ «Старайтесь, говорит он, утверждаться в учении Господа и Апостолов».⁸⁴⁵ Оканчивая послание, Игнатий просит у верующих Магнезии молитв за него и за его Церковь смирнскую и посылает им приветствие Церкви Ефесской и других Церквей Божиих.⁸⁴⁶

Послание к Церкви Тральской содержит те же наставления. Епископом этого города был Полибий, которого Игнатий очень похваляет. Он находился в Смирне, когда святый мученик там проезжал и, как все прочие, выражал ему уважение. Игнатий убеждает Тральцев: «чтить Епископа как Самого Иисуса Христа, чин священнический, как сонм апостольский, а диаконов, как служителей Церкви».⁸⁴⁷ Настойчивость, с какой Святитель Антиохийский делает эти убеждения, служит доказательством, что еретики старались внушать верующим, будто законное служение Апостолов не перешло к управляющим тогда Церковью. Игнатий же поучает, что священство в епископе и пресвитерах есть законное продолжение апостольства тех, кому Иисус Христос предпоручил основать Церковь Свою. К внушениям этим Игнатий присовокупляет еще совет остерегаться еретических нововведений как яда, который желали бы они примешать к вину здравого учения,⁸⁴⁸ и настаивает на действительности человечества и страданий Иисуса Христа Богочеловека.⁸⁴⁹ Это служит также доказательством, что последователи Керинфа учили в Тралле, как и в других городах Азии. Следуют затем приветствуя, как в прочих посланиях.⁸⁵⁰

Из Смирны писал Игнатий также Церкви римской. Приветствуя ее, как первую по добродетелям своих верующих и по влиянию её на весь мир христианский. Действительно, Церковь эта прославилась мученичеством Петра и Павла, великим епископом своим Климентом и добродетелью очень многих из верующих; величием своим также много обязана была значению самого города Рима, столицы империи и тому влиянию, которое весьма рано приобрела она в мире христианском. Замечательно, что Игнатий, обращаясь к Церкви римской, вообще не упоминает ни епископа, ни пресвитеров её, ни диаконов, а только в послании своем просит не препятствовать его мученичеству.

Из этого должно заключить, что между верующими в Риме были люди влиятельные и они могли бы исходатайствовать у императора помилование святому осужденнику. Траян систематическим преследователем христиан не был⁸⁵¹ и, весьма вероятно, охотно помиловал бы Игнатия, если бы люди влиятельные стали за него ходатайствовать. Именно этого-то благотворительного вмешательства страшился Игнатий и просил Римлян оставить его и дать ему претерпеть смерть, которая будет для него освобождением и соделает его достойным имени христианина.

Из послания этого узнаем также, что Игнатий в продолжение путешествия своего прикован был к десяти воинам, десяти лютым зверям,⁸⁵² достойным тех, которые должны были растерзать его в Риме. Послание его доставлено было верующими Ефесскими, которые под предводительством Крока,⁸⁵³ находились в Риме и прибыли туда вместе с Сирийцами, которые также приехали прежде святителя своего.

Из Смирны направлен был Игнатий в Троаду, откуда писал Церкви Филадельфийской. В Троаде встретил он епископа той Церкви, похваляет его и, пользуясь сим случаем, увещевает верующих покоряться епископу, отвращаясь всякой ереси.⁸⁵⁴ Судя по одному из выражений этого послания, можно предполагать, что в Церкви Филадельфийской многие из верующих, хотя были чисты по вере, но для участия в Евхаристии собирались отдельно: «Старайтесь, говорит им Игнатий,⁸⁵⁵ иметь одно только Причащение, потому что едина плоть Господа нашего Иисуса Христа, едина чаша в единстве той же крови, един жертвенник, равно как един епископ вместе с сонмом священническим и дьяконами».

Невозможно учить яснее о единстве священства, главой которого епископ, и о действительном присутствии тела и крови Христовых в Евхаристии. Приведенная выписка из послания ясно доказывает, что св. Игнатий положительно отличал епископа от сонма пресвитеров; вместе с тем справедливо утверждая, что все три степени священства составляют одно только служение. Об епископстве, пресвитерстве и диаконстве излагает он верующим Филадельфийским то же самое учение, какое находим в прочих его посланиях,⁸⁵⁶ и предостерегает их от иудействующих, говоря, однако, что должно чтить пророков, которые веровали в пришествие Иисуса Христа.⁸⁵⁷

Верующие из Филадельфии сообщили Игнатию, что в его Церкви антиохийской гонение прекратилось.⁸⁵⁸ Святитель благодарит их за это радостное известие. Послание его доставлено было в Филадельфию Бурром, одним из присланных к нему от Церкви Ефесской в Смирну. Оканчивая послание, приветствует он братию Филадельфийскую, как от себя, так и от верующих в Троаде. Церкви, как видно, не пропускали случая на поддержку между собой братских отношений.

Прежде нежели оставить азиатское прибрежье, Игнатий хотел также возблагодарить Церковь Смирнскую и епископа её Поликарпа за оказанное ему гостеприимство. В начале послания своего Церкви Смирнской⁸⁵⁹ выражает он радость свою, что уверился в привязанности её к древней вере и что она не принимает ереси Керинфа, которую излагает совершенно ясно, опровергает эту ересь и убеждает верующих смирнских удаляться от всяких ересей,⁸⁶⁰ излагая всю их опасность. Повторяет любимое учение свое о подчинению епископу как представителю Иисуса Христа, пресвитерам, представителям Апостолов и диаконам: «Без епископа, говорит он, не дозволяется ни крестить и совершать агаций».⁸⁶¹ Единением с епископом охраняется единство.

Св. Игнатий препоручает Церкви Смирнской свою Церковь Антиохийскую. «Приветствую, добавляет он, епископа вашего достойного пред Богом, сонм пресвитеров ваших возлюбленных Богом, диаконов сотоварищей моих по служению». Затем поименно называет главных членов церкви: Тавию и её семейство, Алкина, Дафна и Евтекна. Бурру же препоручено было доставить это послание.⁸⁶²

Все послания Игнатия к Церквам, за исключением послания его к Церкви Римской в сущности тожественны и касаются двух основных. вопросов: уважения к иерархии и отвращения от ереси Керинфа.⁸⁶³

Послание же к Поликарпу должно было отличаться от прочих. Игнатий начинает его так:⁸⁶⁴ «Зная, что душа твоя, так сказать, опирается на непоколебимый камень, радуюсь, что видел лицо твое: счастьем этим желал бы всегда наслаждаться». После этого дает ему советы, достойные епископа истинно апостольного.⁸⁶⁵ После того, обращается к самой Церкви и снова убеждает ее чтить епископа, пресвитеров и диаконов, препоручая ей свою Церковь антиохийскую.⁸⁶⁶ Затем, снова обращаясь к Поликарпу: «Не могу, говорит, писать к прочим соседним Церквам, ибо должен поспешно отправиться из Троады в Неаполис, а потому напиши к ним вместо меня.⁸⁶⁷ В заключение приветствует отдельно многих из верующих, особенно же того, кто будет послан в Антиохию, и Поликарпа, который его пошлет.

Св. Поликарп, один из величайших епископов второго столетия, находился в близких отношениях ко многим из Апостолов, особенно к Иоанну Богослову, определившему его епископом в Смирну.⁸⁶⁸ Мы уже видели, как Апостол в Апокалипсисе своем похваляет Ангела или епископа Смирнского. Это был Поликарп. Ученик же его св. Ириней выражается о нем так: «Поликарп всегда учил тому, что сам принял от Апостолов, тому, чему учит Церковь и что есть истина. Мы имеем о том свидетельства всех Церквей Азии и тех, которые доныне преемствуют Поликарпу. Этот свидетель истины, конечно, заслуживает более доверия и был научен лучше, нежели все изобретатели мнений еретических». Это служит новым свидетельством о твердости, с которой мужи апостольские придерживались учения, принятого от Апостолов.

Св. Ириней также оставил нам драгоценные подробности об учении Поликарпа. Обращаясь к Флорину, который поддерживался неправославного мнения, он выражается так:⁸⁶⁹ «Флорин, если желаешь, чтобы я говорил тебе искренно, то догматы, которые ты проповедуешь, несообразны со здравым учением; они не согласуются с мнением Церкви и влекут тех, кто их защищает, в великие нечестия. Даже еретики, изгнанные из Церкви, не дерзали защищать оные, а наставники наши, обращавшиеся с Апостолами таких преданий нам не оставляли. Во время юности моей я видели тебя при Поликарпе. Хотя ты пользовался тогда почестями при дворе императорском, но старался угождать святому наставнику нашему. Познания, приобретенные в юности возрастают с летами и сливаются с разумом, а потому я лучше припоминаю то, что происходило тогда, нежели случившееся недавно. Мне кажется, что вижу еще то место, на которое садился блаженный Поликарп, чтобы учить нас, вижу как он входит и выходит, вид его, лицо, приемы – всё это врезалось в памяти моей. Слышу его говорящим к верующим и как он рассказывал нам, что жил с Иоанном и многими другими, которые видели Господа; как пересказывал нам всё, что узнал о беседах Иисуса Христа, о жизни Его и чудесах.

«Бог даровал мне благодать внимательно слышать все, чему он научился от видевших Слово жизни, а все это согласно со Священным писанием; учение это начертал я не на бумаге, но в сердце своем и с помощью Божией сохраню навсегда в памяти. Могу засвидетельствовать перед Господом, что если бы святой старец, мужи апостольские услыхали бы догматы, которым ты учил, то зажали бы уши и убежали по обычаю своему восклицая: Боже милостивый! до каких времен дал ты мне дожить! – Доказательства тому найдешь в посланиях его к некоторым Церквам и ко многим из братий наших написанные с целью предупредить их или убедить».

Ириней, в конце второго столетия, говорит о писаниях, потому что разные Церкви имевшие у себя писания апостольские, уже успели сообщить их друг другу, по крайней мере большей частью. Не взирая на то, он настаивает на учении по преданию, сохраненному мужами апостольскими принявшими его устно и которое утверждалось словом письменным.

Ириней⁸⁷⁰ также повествует, что когда Поликарп встретил еретика Маркиона и тот спросил его: «Знаешь ли меня?» то Поликарп отвечал: «знаю: ты первенец сатаны». – «Все Апостолы и ученики их, продолжает Ириней, страшились даже иметь словесные сношения с теми, которые искажали истину. Ап. Павел также сказал: человека еретика после первого и второго вразумления отрицайся; он знал, что таковой развращен и осужден собственным своим судом. Есть также, говорит Ириней, прекраснейшее послание Поликарпа Филиппийцам, в котором заботящиеся о своем спасении найдут образец веры и учение истины».

Но взирая на это свидетельство Иринея, ученика Поликарпа, некоторые, составляющие особенную партию, отрицают подлинность послания к Филиппийцам.⁸⁷¹ Не останавливаясь, однако, на этом, ни на чем не основанном мнении, разберем прекраснейшие послания Поликарпа, столь богатое истинами.⁸⁷²

«Поликарп и его сопресвитеры Церкви, странствующей⁸⁷³ в Филиппах, да возрастает в вас милосердие и мир, чрез Бога Всемогущего и Спасителя нашего Иисуса Христа!» Он благодарит, приветствуя Филиппийцев, что позаботились об Игнатии и его спутниках, а затем убеждает их подвизаться во всех добродетелях христианских.⁸⁷⁴

«Не по гордости, говорит он,⁸⁷⁵ пишу вам о правде, но потому что вы просили. Ни я, никто другой не может, достигнуть мудрости блаженного и преславного Павла, который, находясь среди вас, учил в совершенстве и выразительно слову истины, пред свидетелями, живущими доныне, а оставив вас, написал послание, достаточное для утверждения вашего в вере». Затем продолжает Поликарп свои советы: избегать корыстолюбия, поучаться самим и поучать замужних женщин и вдов. Излагает обязанности юношей, молодых девиц, диаконов, священников, общие обязанности всех сословий.⁸⁷⁶ О диаконах же говорит следующее:

«Они должны быть безупречными перед правдой Божией, как служители Бога и Христа, а не человеков. Не должны быть ни клеветниками, ни обманщиками, ни скупцами, но во всем воздержными, сострадательными, бдительными; ходить по путям истины Господа, послужившего всем». Об обязанностях же пресвитеров говорит: «Да будут они склонны к милосердию, сострадательны ко всем; они обязаны обращать заблудших, посещать всех немоществующих, не пренебрегать ни вдовою, ни сиротою, ни нищим, но постоянно иметь в виду благо пред Богом и человеками; воздерживаться от гнева, лицеприятия, неправедного осуждения и корыстолюбия, Им не следует принимать поспешных обвинений, ни судить строго, помня, что все мы повинны греху».

Должно обратить внимание на сведения эти о положении священника в обществе христианском. Он был как бы судьей и посредником между верующими, которым, как выражался ап. Павел, не следовало обращаться к суду неверных. Епископу же предоставлялись самые возвышенные обязанности священства и присвитеры составляли при нем как бы совет для руководства поведением верующих и окончания споров, какие могли между ними возникать.

Поликарп настаивает на необходимости придерживаться учения апостольского и избегать нововведений;⁸⁷⁷ подвизаться в терпении и во всех прочих добродетелях; Игнатия же представляет он образцом терпения,⁸⁷⁸ и после некоторых подробностей⁸⁷⁹ оканчивает послание свое следующим образом:⁸⁸⁰

«Игнатий и вы писали мне, чтобы послал послания ваши в Антиохию, если кто туда отправляться будет из Смирны. Исполню это, когда только возможно будет, отправлюсь сам или вместо себя пошлю кого другого. Посылаем вам, как просили, все послания Игнатия, которые имеем, прилагая их к сему. Вы получите от них большую пользу, потому что они исполнены веры, терпения и всякого назидания о Господе нашем. Сообщите, что узнали вы об Игнатии и его спутниках.

Следственно Поликарп собирал послания Игнатия и списки с них посылал различным церквам. От этого-то чистого источника дошли они и до нас.

Церковь Смирнская, поощряемая великим святителем своим, проникнута была духом апостольства. Она посылала проповедников в Галлию и даже в Великобританию. Во главе миссии галльской были Пофин и Ириней. Достоверно, что ученики ап. Павла основали многие общины христианские в южных провинциях Галлии. Вероятно также, что дела торговые привлекли многих из азиатцев в Лион, город в то время уже промышленный и богатый. Христианское общество это, не имея епископа, просило такового у Поликарпа и он прислал Пофина. Кроме азиатцев, как Аттал Пергамской, в церкви лионской было много сочленов также из галло-римлян. Главнейших назовем при повествовании о славном мученичестве, которое претерпели они за веру.

Церковь лионская до настоящего времени сохраняла свой малоазийский оттенок; особенно в литургии её замечались предания, которые указывали на её происхождение.⁸⁸¹ То же должно сказать о характере древней церкви Британской.⁸⁸² Положительных сведений о начале её нет, но, кажется вероятным, что спутники Пофина, продолжая странствования свои далее на север, пристали к острову Британии, где основали Церковь, которая процветала. Когда, в пятом столетии, Церковь римская отправила миссионеров своих в Британию проповедовать Евангелие англо-саксам, покорившим этот остров, то они нашли там Церковь бретонскую, сильно привязанную к обычаям малоазийской Церкви, а в особенности к обычаю праздновать Пасху в четырнадцатый день марта месяца, по нашему счислению. Таков был первоначальный обычай в церкви Смирнской, и Поликарп, по приезде своем в Рим, поддерживал его против обычая Церкви римской.

Когда апостольский муж сей прибыл в Рим, то епископом той Церкви был Аникита. Он принял достойного ученика Иоанна Богослова с подобающей почестью. Аникита был преемником Александра, принявшего престол после Евариста, который епископствовал в продолжении восьми лет, а Александр, как повествует Евсевий, был пятым епископом в Риме после Петра и Павла.

Аникита же, пробывши епископом одиннадцать лет, умер в восьмое лето царствования Нерона, то есть в 169 году, следовательно начал епископствовать в 157. Около этого времени⁸⁸³ прибыл св. Поликарп в Рим. Путешествие его известно из свидетельства Иринея.⁸⁸⁴ Этот знаменитый ученик Поликарпа сообщает, что вопрос о Пасхе был главной побудительной причиной путешествия епископа смирнского в Рим; ему хотелось иметь совещание с Аникитой, как значительнейшим из западных епископов.

На Востоке сохранялся иудейский обычай праздновать Пасху в четырнадцатый день мартовской луны; на Западе же праздновали ее в первое воскресение после этого четырнадцатого дня. На первый взгляд вопрос этот особенной важности не представлял, но святейшие из епископов по привязанности своей к совершенному единению церковному, с грустью смотрели на то, как одна часть верующих праздновала всерадостный день Воскресения, тогда как другая в то же время воспоминали еще страдания и смерть Спасителя. Они видели в том неправильность, которую надлежало исключить из богослужения. Должно, однако, признаться, что на вопрос этот вовсе не смотрели, как на догмат или на вероучение откровенное.

В Риме св. Поликарп пользовался таким авторитетом, которого епископ той Церкви иметь не мог; Аникита не был, подобно Поликарпу, непосредственным учеником Апостолов и не мог сказать как епископ Смирнский: «Вот учение, слышанное мной из уст Иоанна» В Риме находилось тогда множество еретиков и свидетельство Поликарпа об учении апостольском, открыло им глаза до того, что многие, возвратились в недра Церкви. Со властью, которую придавали Поликарпу лета его и добродетели, мог он говорить: «Истина, которую проповедует Церковь» есть та, которую слышал я от Апостолов».

Поликарп имел с Аникитой несколько объяснений о различных предметах второстепенной важности; объяснения эти нисколько не нарушили духа любви и братства, их соединявшего. Но в вопросе о Пасхе согласиться они не успели; Аникита не мог убедить Поликарпа отказаться от обычая, которому следовал Иоанн и прочие Апостолы, с которыми он обращался и жил; а Поликарп также не убедил Аникиту отказаться от обычая, завещанного ему предшественниками. Ни тот, ни другой, однако не видели в том причины нарушить взаимное общение. Аникита даже предоставил Поликарпу как почесть освящение Святых даров, и они мирно расстались, представляя взаимное общение следовавшим тому или другому обычаю.

Таков первый фазис вопроса о Пасхе, волновавшего впоследствии всю Церковь. О нем рассуждали на Востоке, особенно в Лаодикии, где, по этому поводу, был собор. Сардийский епископ св. Мелитон, написал о том сочинение в двух книгах.⁸⁸⁵ Поликарп же с Аникитой поставили вопрос этот в надлежащем свете. Существовали два предания, равно уважаемые, но вопроса о вероучении в них не заключалось. Каждый из епископов исполнял долг свой тем, что хранил и чтил дошедшее до него предание, потому что сан его не дает ему другого права, как только бодрственным оком охранять залог, ему вверенный. Воззрение на вопрос этот епископов Рима и Смирны служит лучшим доказательством той заботливости, с какой мужи апостольские старались соблюдать предания, принятые от Апостолов.

Епископ римский даже не помыслил противопоставить епископу малоазийскому своей личной и высшей власти, которой в то время еще не мечтал себе присваивать. Поликарп рассуждал с ним как равный с равным и скорее даже как епископ с некоторым преимуществом непосредственного ученика Апостолов. Правило, принимаемое обоими, было действительностью предания апостольского. Замечательно, что все события этой незабвенной эпохи, равно как и все писания ясно выражают это правило. Всего же яснее выражено оно в творениях мужа апостольского, друга Поликарпова, Папия – епископа Иерапольского.

Апостол Филипп жил в этом городе с обоими своими дочерями и там умер. Весьма вероятно, что Папий был к нему близок. Папий был веры чистосердечной и муж высоко добродетельный, так же как Поликарп был он учеником Иоанна Богослова⁸⁸⁶ и написал творения в пяти книгах, под названием: Изъяснения Господних изречений, и сам объясняет как написал:

«Не бесполезно написать то, что узнал я от древних и хорошо сохранил в памяти, присовокупив к тому мои собственные объяснения для подтверждения истины и нашим свидетельством. Я не был, как прочие, учеником людей, которые говорят много, учат новому и заповедям чуждым, но придерживался людей, учивших истине, припоминавших заповеди Господни, выраженные в притчах и исходившие от самой истины. Если случалось мне встретить кого-либо из обращавшихся со старцами, то я заботливо расспрашивал их о том, что они слышали, чему учили обыкновенно Андрей или Петр, или Филипп, или Фома, или Иаков или Иоанн, или Матвей, или другие из учеников Господних;⁸⁸⁷ потому что из чтения книг не полагал извлечь столько пользы, сколько из устного учета свидетелей еще живущих».

Папий, как все ученики апостольские, был ревнителем о предании. Он знал Евангелие и Евсевий сохранил нам слово его о том, что написали Матвей и Марк; сам же Папий учение устное предпочитал письменному, которое всегда легче толковать превратно нежели живое слово. Пресвитер Иоанн и Аристион доставили Папию особенно драгоценные сведения. Евсевий утверждает, что благочестивый епископ Иерапольский был слишком доверчив, упрекая его в том, что поверил, будто Иисус Христос будет царствовать тысячу лет на земле со Своими избранными. Собственно мнение это, без заблуждений, которыми осквернили его последующее тысячелетники, безопасно и не опровергает ни одного из догматов веры. Св. Ириней принимал оное, равно как св. Аполлинарий Иерапольский и другие знаменитые мужи как Тертуллиан и Лактанций;⁸⁸⁸ пагубный же и ложный Хилгазм, тот, которого цитировали впоследствии люди развращенные, утверждавшие, будто во время тысячелетнего земного царствования Иисуса Христа избранные будут предаваться всем плотским наслаждениям.

Святый Папий и св. Ириней были далеки от подобного еретичества.

Преемником Папия на престоле Иерапольском был св. Аполлинарий, прозванный старшим, в отличие от других позднейших писателей того же имени. Аполлинарий иерапольский равно отличался как писаниями своими, так и добродетелями.⁸⁸⁹ Он написал творения в двух книгах под заглавием: Обе истины, в пяти книгах Против язычников и еще в двух книгах Против иудеев, а также слово к императору Антонину в защиту христиан и опровержение ереси катафригийской.⁸⁹⁰

Современником Папия был в Сардике епископ св. Мелитон, также ученик Апостолов.⁸⁹¹ Упомянуто уже было творение его о Пасхе, но он написал также множество других, а именно: о Праведной жизни, о жизни пророков, о Церкви, о дне воскресном, о природе человека, о душе и теле, о покорении чувств вере, о крещении, об истине, о пророчествах, о страннолюбии, ключе, о диаволе, об Апокалипсисе Иоанна и о воплощении Христовом (которое, однако, считается подложным) и о воплощенном Боге; последнее творение этого ученого пастыря есть ходатайство к императору Антонину за христиан.⁸⁹²

Мелитон был дружен с Онисимом ефесским, бывшим невольником Филимона; тот, конечно, не успел приобрести столько научных познаний, сколько имел веры и добродетелей, а потому особенно желал изучить писания Ветхого Завета и обратился к Мелитону, посещавшему Иудею для собирания книг, считавшихся у евреев подлинными и словом Божиим. По просьбе Онисима он составил извлечение из этих книг и послал епископу ефесскому при следующем послании:⁸⁹³

«Мелитон собрату своему Онисиму радоваться. По любви и усердию к слову Божию ты нередко просил меня составить для тебя собрание извлечений из закона и пророков всего, что относится до Спасителя и веры нашей, а также выражал желание в точности знать число и название книг Ветхого Завета. Я занялся этим тщательно. Зная же ревность твою к вере и желание научиться, уверен, что, по любви к Богу и ради спасения, ты предпочитаешь знание это всем прочим. А потому был я на Востоке, в тех самых странах, где написаны были пророчества и где происходили события, описанные в книгах Ветхого Завета. Там изучал я книги эти и посылаю тебе точный их список, это пять книг Моисеевых, то есть: Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие; Иисуса Навина; Судей; Руфь; четыре книги царств; две книги Паралипоменон; Псалмы Давидовы; Притчи, Премудрость, Еклезиаст и Песнь Песней Соломоновы; Иов; Пророки Исаия и Иеремия; книга двенадцати пророков, Даниила, Иезекииля, Эздры.⁸⁹⁴ Также сделаны мной извлечения из этих творений и разделены на шесть книг».

Мелитон с Онисимом полагали, что в книгах Ветхого Завета не все полезно для христиан, что многие подробности имеют свой интерес только для Евреев и что христиане должны изучать книги эти только с целью веры своей и как пророчества, исполнившиеся в лице Спасителя. Самые заглавия творений Мелитона уже достаточно указывают, что великий пастырь этот касался самых возвышенных вопросов Богословия христианского и науки церковной.

В то время, когда в Риме Климент и Ерм, а в Малой Азы Игнатий, Поликарп, Папий, Аполлинарий и Мелитон творениями своими поддерживали чистоту учения апостольского, в Греции также были свои великие писатели, верные отголоски тех, кто видел и слышал Самого Иисуса Христа.

Церковью Коринфской управлял тогда Дионисий; великий муж этот заботился не только о церкви своей,⁸⁹⁵ но также бодрствовал над всеми прочими и посланиями своими старался поддержать чистоту истины христианской. Он писал Церквам: Лакедемонской, Афинской, Никомидийской, Гортинской, Гнозийской и другим учрежденным на Крите; Амастрийской и прочим Церквам Понта и даже церкви Римской. Во всех посланиях своих восставал он против различных ересей, которые возмущали в то время общество христианское, и советовал держаться учения апостольского по достоверному преданию. Квадрант Афинскй соревновал Дионисию коринфскому к чистоте вероучения. Когда предшественник его, Публий, преемник Дионисия Ареопагита, претерпел мученическую кончину, то некоторые из верующих были совращены еретиками, но Квадрант, возведенный на престол афинский, вскоре обратил их к чистой вере.⁸⁹⁶

Вскоре сказано будет о тех из мужей апостольских, которые, как писатели, вели прямую борьбу с ересями или полемическими творениями своими защищали христианство против нападок, гонений и заблуждений язычества.⁸⁹⁷ Таким образом придем к убеждению, что, немедленно после смерти апостолов, Церковь, для поучения своего и для защиты, имела уже множество замечательнейших писателей, столько же отличавшихся по учености своей, сколько по твердой вере.

Должно оплакивать потерю большей части этих творений; извлечения же, которые до нас дошли, делают утрату эту еще чувствительнее. Для историка же всего чувствительнее утрата истории первого века и первых годов второго столетия, писанная мужем апостольским Гегезиппом. Творение его разделялось на пять книг и называлось: Воспоминания или записки (υπομνηματα commeniorationes).⁸⁹⁸ Прежде нежели написать их, автор посетил значительнейшие из Церквей. В Коринфе беседовал он с Примом, в Риме с Аникитой и диаконом его Елевферием, проходил Иудею и посещал особенно Иерусалим; там изучал семь сект иудейских, которые волновали несчастную страну эту, разоренную римскими войсками,⁸⁹⁹ и в последствии послужили началом других сект, которые, по выражению Игнатия, как дикие звери, устремились на Церковь, чтобы терзать ее. Гегезипп повсеместно расспрашивал епископов и утверждает, что повсюду слышал единогласное исповедание того же вероучения. По собранным, таким образом, в Церквах сведениям написал он свои Записки. Извлечения из них, сохранившиеся у Евсевия кесарийского, достаточно обозначают их характер; они служили ясным доказательством, что Церковь без всяких изменений перешла от Апостолов на руки учеников их, которые, со своей стороны, заботились единственно о том, чтобы следовать наставлению Апостола Павла Тимофею: «Предание сохрани, уклоняясь скверных суесловий и прекословий лжеименного разума».

Читая творения, оставшиеся от ученых мужей апостольских, невозможно не вывести из них того же заключения. Касаясь вопросов науки церковной, мужи эти никогда не задавали себе вопроса: «чему должны мы рассудительно веровать?» но всегда спрашивали: «как учили Апостолы?» Учение их было несомненным, в этом удостоверяли свидетельства всех апостольских Церквей, а за тем нечего было рассуждать. Тот же способ, как увидим мы, употребляли те из мужей апостольских, которые исключительной целью жизни своей поставили во втором столетии опровержение ересей, начиная от Иустина до Иринея. Тому же способу следовали все отцы Церкви православной.⁹⁰⁰

Между тем, как мужи апостольские утверждали Церковь, распространяя ее в мире Иудейском и языческом, многобожие, при поддержке власти императорской, пыталось разрушить дело Христово. От Домициана до Декия эдиктов о всеобщем гонении не выходило, но, не взирая на то, кровь мучеников проливалась во всей империи Римской. Клевета и доносы языческих фанатиков заменяли кровавые эдикты, и повсеместно находили средства к осуждению христиан, как противников богов и нечестивому поклонению орлам и статуям императоров. Идолопоклонство стало государственным установлением; император считался первосвященником, а статуи его, равно как орлы, носимые пред каждым легионом – чем-то божественным. На отказ приносить пред ними фимиам смотрели как на святотатство, достойное смерти, а на исповедание другого богопочитания, нежели государственное – как на возмущение. Должно сознаться, что императоры Траян, Адриан, Антонин и Марк Аврелий, по личным свойствам своим, были расположены к веротерпимости, а по философскому настроению своему стояли выше народных предрассудков; но при клеветах и доносах на верующих императоры-философы полагали, что следует делать уступки фанатизму; философия их преклонялась пред народными предрассудками, и они издавали или допускали несправедливые и жестокие приговоры.

Рескрипт Траяна к Плинию младшему служит ясным тому доказательством. Плиний был правителем Вифании, где число христиан было значительно, и испрашивал наставлений у Траяна: как поступать, когда их представляют пред его судилище? До возведения своего в сан правителя Плиний, как сам признается,⁹⁰¹ при осуждении христиан никогда не присутствовал и не знал, что в этом случае подлежит наказанию. Следует ли принимать во внимание возраст и раскаяние? должно ли осуждать детей самого нежного возраста? заслуживает ли осуждения тот, кто был христианином и отрекся? следует ли наказывать только за одно имя христианина или за преступления, которые этим именем прикрываются? Должно сознать, что такого рода вопросы выражают нравственное состояние, мало достойное человека образованного, а между тем нет спора, что Плиний принадлежал к числу самых образованных людей своего времени. По поступкам его можно судить, чему подвергались христиане при прочих правителях. «Вот каким образом, пишет он Траяну, поступал я с теми, кого обвиняли. Сперва я спрашивал у них действительно ли они христиане? а когда сознавались то, переспрашивал во второй и в третий раз, угрожая казнью. Если же упорствовали в своем признании, то отсылал на казнь».

Достаточно, следственно, было, признать себя христианином, чтобы правитель-литератор, философ, мягкий нравом, осудил бы на смерть. Заслуживает внимания и причина, которую приводит Плиний в подтверждение своих приговоров: «какая бы ни была сущность преступлены ими сделанных, но я убежден, что следует наказывать за упрямство их и за непреклонное упорство».

Такова была веротерпимость римского философа. Он даже не знал прикрывает ли имя христианина какое-либо преступление, но достаточно было, если, после его убеждений, кто не отказывался от имени христианина, чтобы счесть его достойным смерти и безжалостно казнить. К христианам, имевшим титул гражданина римского, Плиний был снисходительнее. «Некоторые из безумцев этих, говорит он, граждане римские; я записал их, чтобы отправить в Рим. Христиане умирали за то, что считали истиной. В глазах Плиния это было безумием. Уж не спрашивал ли он их, с презрением, как Пилат: «что есть истина».

Судьи принимали доносы на христиан, даже не поверяя их. Доносчики же были до того низки, что, составляя списки изгнанников, их даже не подписывали. Плиний прямо это говорит и сознается, что брал, под стражу внесенных в такие списки. «Я допрашивал их, говорит он, но видя, что они признают тех же богов как и мы, приносят фимиам изображению вашему, которое нарочно принесено было вместе с изваяниями богов, и что проклинают Христа, счел своей обязанностью их отпустить». Конечно, между христианами попадались люди бесхарактерные, которые, по слабости своей, проклинали по-видимому то, что чтили сердцем, следственно достаточно было слабости или трусливости, чтобы быть оправданным Плинием. Правитель литератор соглашался не доискиваться – был ли обвиняемый до доноса христианином или нет. Отречение считалось достаточным для оправдания, как сам Плиний прибавляет, потому что, «говорят будто истинных христиан к поклонению богам принудить невозможно».

Народ признавал, следственно, твердость веры истинных христиан. Плиний не осуждал тех, которые признавались, что были христианами, но при допросе отрекались Христа и покланялись богам. Он допрашивал, однако, их, что они делали, будучи христианами, и вот ответ их переписанный самим Плинием: «вот в чем, пишет он, состоит их преступление или заблуждение. У них в обычае собираться в известный день, до восхождения солнца, и петь вместе на два хора песнь в честь Христа, которого они чтят как Бога. Клятвенно обязывались они не преступление какое совершить, а, напротив того, избегать: обмана, кражи, прелюбодеяний, быть верными в слове и не утаивать препорученного им на хранение. За тем расходились и снова собирались к обыкновенной и невинной трапезе».

Сами отступники признавали, таким образом, чистоту своих прежних собраний. Особенно настаивали они на безупречности агапий, или вечерей любви, потому что между язычниками распространился слух будто там закалали и после того съедали детей. Клевета эта основывалась на учении об истинном присутствии тела и крови Иисуса Христа, таинственно закланного. Нечто из учения о Евхаристии дошло до язычников и, как людоедство, обращено ими было в обвинение.

Чтобы удостовериться в справедливости этого обвинения, Плиний подвергнул пыткам двух служанок (диаконисс), которые, как утверждали, прислуживали при этой трапезе; но признается, что убедился только «в неправильном и крайнем их суеверии». Он запретил только собрания и отсрочил всякое разбирательство по этому делу; льстил себя мыслью, что, относительно собраний, приказания его были исполнены. Сведение это драгоценно и доказывает, что в Вифинии собрания христиан были гласны и Церковь была до того многочисленна, что приобрела большую известность. Впрочем, Плиний сознает важность нового суеверия, в котором участвуют люди всяких лет, разного пола и различных сословий. «Суеверием этим, добавляет он, заражены не только города и местечки, но даже деревни; но, кажется, возможно остановить это и излечить».

Литератор – правитель льстил себе надеждой на успех; он уже радовался, что жертвы приносятся с большей торжественностью, и более покупателей на жертвенное мясо. Из этого заключал он, что большая часть уже возвратилась к отечественному богопочитанию; и если для избежания смерти достаточно раскаяния, то христиане кончат тем, что откажутся от своего суеверия.

В прочих провинциях, где правители не были философами, для осуждения на смерть, достаточно было быть христианином и никакое отступничество не помогало. Самое звание христианина уже считалось преступлением непрощаемым и достойным смерти. Но, не взирая на такое варварское законодательство, число христиан умножалось, наполняло империю и численностью своей причиняло правительству большие заботы. Приходилось сомневаться в возможности их уничтожить насилием. Это было в начале второго столетия, когда апостолы едва только оставили мир... и Церковь уже достигла такого значения в обществе. Апостолы и ученики их для распространения христианства прибегали только к одному средству – к проповеди. Они принуждены были бороться с философией, противопоставляя ей учение таинственное и противное её системам; бороться с пороками общественными, возвещая самые возвышенные добродетели; бороться с государством, которое слилось с идолопоклонством и противопоставляло новой религии законы свои и пытки; но, несмотря на все эти препятствия и без всяких пособий человеческих, христианство тихим влиянием своим проникало общество и делало бесчисленные приобретения среди самой философии, угрожая даже самому существованию народного верования.

Возможно ли приписывать такое дело нескольким бедным Евреям, которые, прошедши всю вселенную, были законным образом убиты за их убеждения? Поверить этому невозможно; даже здравый разум указывает нам в этом событии, изменившим совершенно все общество человеческое, на действие Самого Бога.

Траян одобрил поступки Плиния с христианами и писал ему, что: «разыскивать их не следует, но если донесут на них, то наказывать».

Можно бы спросить: зачем не разыскивать христиан, если они преступны? Если же не преступны, то за что наказывать? Траян был, конечно, император просвещенный и оказывал терпимость; однако рассудок свой подчинял той ложной политике, которую принял вместе с венцом императорским. Он решил, однако, чтобы христиан-отступников не осуждать и вообще против исповедающих веру Христову негласных доносов не принимать. «Это уже слишком нехорошо, пишет он, и недостойно нашего века». Но если донос не безгласный, то судить и осуждать тех христиан, которые от своих убеждений не отказываются. Сам Траян, поступил так с Игнатием великим, святителем Антиохии.

В девятое лето своего царствования (106) император прибыл на Восток для войны с Парфами. Во время пребывания его в Антиохии донесено было ему на Игнатия, и он велел его представить.⁹⁰² «Кто ты, злобный демон? Сказал ему император, что осмеливаешься пренебрегать нашими повелениями и учишь других стремиться к погибели?» Игнатий же отвечал: «никто не вправе называть злобным демоном Богоносца. Демоны в рабах Божиих не обитают. Если ты хочешь сказать тем, что я злобен для демонов, потому что веду с ними брань, то охотно принимаю данное тобой название, потому что, имея своим Царем небесным Христа, я сопротивляюсь козням демонов. – Кто же такой Богоносец? – тот, кто носит Христа в сердце своем. «Разве ты полагаешь, что мы не имеем также в сердцах своих богов, помогающим нам против врагов. – Обольщаешься, называя богами демонов народных, отвечал Игнатий; только один Бог, сотворивший небо, землю, море и все, что в них – один только Христос Иисус единородный Сын Божий. Да наслажусь же я вскоре в царствии Его. «Ты говоришь о том, который распят был при Понтии Пилате? – Да о Том который вознес на крест грех и сокрушил вместе с тем грехоначальника, о Том, Кто осуждая всякое заблуждение демонское и всякое зло, покорил их под ноги тех, которые носят Его в сердце своем.» – «Итак, ты носишь в сердце распятого? Да, по написанному: вселюся в них и похожду"

Допрос был кончен, преступление доказано и Траян определил: «повелевает, чтобы Игнатий, который говорит, что носит в себе Распятого, прикован был к воинам и отведен в великий Рим на съедение там зверями, для удовольствия народа».

Траян без зазрения совести осудил невинного на жестокую смерть, нисколько не размышляя о том, что делал поблажку кровожадности зверского народа. Услышав такое определение, Игнатий воскликнул: «Благодарю Тебя, Господи, что удостоил меня совершенной любви к Тебе⁹⁰³ и уз железных, как Апостола Твоего Павла».

Святитель, молясь за Церковь, с радостью принял узы. По обычаю римскому, воины, которые обязаны были дорогой стеречь его, были с ним скованы. Из Антиохии Игнатия повели в Смирну, а оттуда в Троаду. Из городов этих писал он послания, о которых уже было говорено. В послании к Римлянам, в особенности выражает он жажду мученичества, Вера в нем до того была жива, что жизнь земная казалась ему изгнанием и он стремился только к жизни мира духовного. Отправившись из Троады, высажен он был на берег в Неаполисе и веден в Филиппы, столицу Македонии, а оттуда через Эпир до Адриатического моря, по которому уже доплыл до пристани римской. Верующие приняли его с радостью, благодаря Бога, допустившего их видеть Богоносца; но когда стали просить у него дозволения ходатайствовать о помиловании, то Игнатий это отклонил; он молился о Церквах, о прекращении гонений и о том, чтобы братья пребывали во взаимной любви, а затем отведен был в амфитеатр, где растерзан дикими зверями. Верующие из Антиохии, которые присутствовали при мученичестве отца своего, благоговейно собрали несколько костей, оставленных зверьми, как, драгоценность завернули их в полотно и отвезли в Антиохию, как неоценимое сокровище.⁹⁰⁴

Игнатий скончался 20 декабря. Ученики его сообщили Церквам о дне этом, чтобы сохранили его в памяти и праздновали в знак общения со святым мучеником.

Симеон, брат Господень и епископ Иерусалимский, претерпел мученичество почти в то же время, как Игнатий антиохийский. Еретики донесли на него, как на христианина и потомка Давидова. Симеона, преданного суду и осуждению, жестоко мучили несколько дней кряду, но он переносил все ( мучения с таким мужеством, что даже сами мучители не могли не выразить удивления. Жизнь же свою окончил, как (сам Иисус Христос, на кресте, ста двадцати лет от роду; Когда он умер, то Траян был уже императором, а Аттик правителем Сирии (106). После Симеона не осталось ни одного из учеников, видевших Господа. Во время епископства его церковь Иерусалимская состояла ещё исключительно из евреев. Так продолжалось до 134 года или второго разрушения Иерусалима при Адриане, обратившем святой град в местечко, под названием Элия. В течение менее нежели 30 лет, от смерти Симеона до разрушения Иерусалима при Адриане, епископский престол этого города занимали пятнадцать епископов, все происхождения еврейского. Самое число их уже достаточно доказывает, каким гонениям они подвергались. Со времена второго разрушения Иерусалима, император Адриан запретил Евреями жить в его окрестностях, но христиане из необрезанных не желая, чтобы Церковь Иерусалимская, памятник столь великих событий христианских, опустела, поселились в бедном местечке Элии, имея во главе своей Марка, первого епископа Иерусалимского, из греко-римлян, которыми и продолжилось законное преемство Иакова Праведного и Симеона.

В то время уже перестали смешивать христиан с евреями, как делали в первые годы проповеди апостольской. Адриан, подобно предшественникам своим, столь жестоко наказавший Иудеев, принужден были также, как Траян, оказывать некоторое снисхождение христианам. Серений Граниан, проконсул Азии,⁹⁰⁵ писал ему, что находит несправедливым осуждать христиан только из угождения буйными воплями народа, и когда нельзя обвинить их ни в каком преступлении. Между тем проконсул этот замещен был Минуцием Фунданом, которому Адриан прислал следующий рескрипт:

«Элий Адриан Август, Минуцию Фундану, проконсулу, радоваться. Получил я донесение предместника твоего, Серения Граниана. По-видимому оно относится к делу, которое следует тщательно разобрать, потому что тех, кого называют христианами, тревожить не следует, а доносчикам не должно подавать случая на них клеветать. Следственно, если жители провинции твоей желают подтвердить пред судилищем твоим свои жалобы на христиан, то пусть подтверждаю их, а не прибегают к пустым только жалобам и ропоту. Совершенно справедливо также, чтобы ты знал обвинителей. Если кто донесет и докажет, что они нарушают законы, то суди по мере вины. Но, ради Геркулеса! если кто клевещет, то я хочу, чтобы он наказан был по мере важности своего преступления». – Рескрипт этот без сомнения, гораздо справедливее и благоразумнее, чем рескрипт Траяна к Плинию.

Адриан расположен был к покровительству христиан, тем более, что знал как они гонимы были иудеями в Палестине. Действительно, знаменитый Бар-Кохба, возмутивший Евреев против Римлян, преследовал христиан и тех, которые не хотели отречься от Христа, подвергал жесточайшим мучениям.⁹⁰⁶ Быть может, что Адриан благосклоннее расположен был к христианам также в следствие прошения, которое подал ему Квадрант, епископ афинский. Адриан прибыл в этот город в восьмое лето своего царствования и тогда-то подал ему Квадрант свое прошение. Творение святителя этого отличалось как красноречием, так и духом веры; по крайней мере это мнение Евсевия, сохранившего для нас только следующий отрывок: «Дела Спасителя нашего были дивны, потому что истинны. Это были исцеленные из болящих, воскрешенные из мертвых. Тех, кого исцелял Он и воскрешал, видели не только во время чудес этих, но и гораздо после. Жили они не только, пока Спаситель наш находился на земле, но оставались и после Него; многие из них живут доныне». Таково было свидетельство его мужа апостольского о чудесах Иисуса Христа пред самими язычниками.

Философ христианский из Афин, Аристид, также представил Адриану апологию.⁹⁰⁷

Антонин, усыновленный Адрианом, ему наследовал (138) и назван был благочестивым. В царствование его вопли против христиан продолжались, а многие из правителей перестали следовать правилам, которые предписывал Адриан. Ученый христианин осмелился тогда представить Антонину публичное о том прошение; это был Иустин, один из величайших писателей церковных второго столетия.

Родился он в Палестине, в Флавии неаполийской,⁹⁰⁸ бывшей древним Сихемом иудейским и ставшей римской колонией. Он был гражданином римским, и отец его назывался Присклом. С молодости еще почувствовал Иустин влечение к философии; он обращался к стоикам, перипатетикам, пифагорейцам и, наконец, платоникам, идеалистическая философия которых более соответствовала возвышенности его разума, нежели учения прочих школ, – облекся в философскую мантию, публично занимался философией и любил уединяться, чтобы вполне и без развлечений предаваться возвышенным размышлениям. Однажды, прогуливаясь по берегу моря, он встретил старца и вступил с ним в разговор, предметом которого, конечно, была философия. От вывода к выводу старец довел Иустина до сознания, что все знаменитые философы, как Платон и Пифагор, заблуждались в рассуждениях своих о Боге и о душе – двух основных предметах любомудрия. Затем посоветовал ему изучать пророков израильских, из которых можно научиться истине и узнать Христа, а также посоветовал молить Бога даровать разуму его способность понимать.

Иустин последовал данному совету, стал изучать Ветхий Завет и вскоре уверовал во Иисуса Христа. Сделавшись же христианином, он сохранил, однако, одеяние философа из убеждения, что христианство есть единственная, истинная философия.

Рождение Иустина следует отнести к первым годам второго столетия, когда жили еще многие из учеников видевших Господа.⁹⁰⁹ Родившись в Палестине и посетив Восток, Грецию и Рим, где христиане были во множестве, Иустин собрал там учения апостольские во всей их чистоте и нашел истину, которую философия постоянно обещает, но никогда не дает. Исполнение пророчеств в особенности поразило его. «Как могли мы, говорит он,⁹¹⁰ уверовать, что человек, умерший на кресте, есть Сын Божий и будет некогда судить всех людей, если бы не убеждались в том из пророчеств, которые, как знаем, изречены были гораздо ранее, нежели он родился; а явное исполнение их происходило пред глазами нашими? Иудея опустела как предрекали пророки. Все народы оставляют свои древние заблуждения и принимают учение Иисуса Христа, проповеданное апостолами. Пророки все это предрекли и говорили, что обратится мало Иудеев и Самаритян по сравнению с великим множеством язычников, которые уверуют. Действительно, мы, пришедшие от язычников гораздо многочисленнее, искреннее и более христиане, чем пришедшие от Самаритян и Иудеев».

Вероятно, что Иустин возведен был в священство, даже в епископство, но местной церкви ему препоручено не было. В первые века были, так называемые, епископы языков, продолжавшие служение свое среди неверных. Говоря об оглашенных, Иустин выражается так, что должно предположить, сам он преподавал им крещение: «Когда, говорит он,⁹¹¹ мы омоем того, который уверовал, и на то согласился, то приводим его к тем, кого называем братиями, на место, где они собираются для общей молитвы». Торжественное крещение совершалось тогда обыкновенно епископом. По-видимому он также говорит о себе, как о пастыре Трифону:⁹¹² «речи наши согласуем мы со священным писанием, не руководствуясь ни желанием денег, ни жаждой славы, ни сладострастием. В таких пороках никто укорить нас не может. Мы не желаем жить, как князи народа вашего, которых Бог обличал говоря: «Князи ваши – други разбойникам, любят дары и жадны до денег». В подлинных актах его мученичества Иустин удостоверял, что не знает в Риме другого места собраний, кроме дома, где жил, а префект римский, при этом случае, приведенных пред его судилище спрашивал: «Не Иустин ли сделал вас христианами? А потому полагаем, что Иустин был облечен священством и обратил, в Риме особенно, множество язычников, которых и крестил в доме своем, где ученики его собирались также на молитву и на участие в таинствах. Но в Риме постоянно он не жил, а проходил мир, как апостол и философ христианский, обращая к школе Христовой искренних друзей истины.

Во время путешествий своих Иустин видел, что на христиан доносили, гнали их и осуждали на смерть, не обращая внимания на рескрипт Адриана. Возвратясь в Рим, он представил первую свою апологию императору, сенату и народу римскому за тех, которые, будучи призваны от всех языков, ненавидимы и несправедливо гонимы. Творение это достойно христианина и истинного философа.

«Разум требует, говорит Иустин,⁹¹³ чтобы те, которые действительно благочестивы и философы покланялись бы и любили одно только истинное, отказываясь следовать мнениям древних, если они не хороши. Здравый разум, предписывает нам не только не подражать тем, кто поступает худо и учит дурному, но требует еще, чтобы любящий истину говорил и поступал по истине, даже подвергая жизнь свою опасности. Вас называют благочестивыми и философами,⁹¹⁴ стражами правосудия, друзьями науки; посмотрим действительно ли вы таковы? Цель писания моего не в том, чтобы льстить вам или просить милостей, но хочу только просить вас оказать нам правосудие, по здравому разуму, не слушаясь предрассудков, не оказывая снисхождения суеверам, не внимая ни безрассудным страстям, ни воплям народным; но судить нас так, чтобы определения ваши не казались бы предосудительными для вас самих. Что же касается до нас, то мы превыше осуждений, и никто повредить нам не может, пока не докажет, что мы преступны. Вы можете умертвить нас, но повредить нам никогда не можете».

Пусть сделано будет тщательное исследование,⁹¹⁵ и если найдут нас виновными, то пусть накажут строго; но если мы невинны, то да не осуждают нас. Один из древних сказал же: «если правители и управляемые не философы, то невозможно, чтобы города были счастливы»; нам следует доказать философию нашу, подвергая жизнь опасности, а вам доказать свою справедливым судом».

«Имя, само по себе, ни хорошо, ни дурно.⁹¹⁶ Можно судить о нем только по поступкам тех, которые его носят. Когда же коснется нас, то самое имя наше вы принимаете за доказательство виновности. Обвиняете нас за то, что называемся христианами. Если обвиняемый отрицается этого имени, то вы оправдываете его и отпускаете; если же сознает себя христианином, то вы осуждаете его. Это несправедливо; есть хорошие и дурные христиане, равно как есть хорошие и дурные философы. Чтобы изречь законное суждение, необходимо рассмотреть жизнь тех и других. Сократ⁹¹⁷ восставал против демонских суеверий, бесчестивших истинное понятие о Боге, и был осужден как богопротивник. То, что у Греков Слово внушало Сократу, то же Слово, вочеловечившись и называемое Иисусом Христом, открыло всем народам; оно научило нас считать демонов существами злотворными. Вот почему называют нас безбожниками атеистами.⁹¹⁸ Мы действительно таковы, когда говорится о боготворении демонов, но не таковы, когда говорится о Сущем Творце всякой истины и всяких благ».

«Нам скажут,⁹¹⁹ что были христиане, которые признаны виновными. Это возможно; но были и между язычниками философы, которые также оказались виновными. Если среди христиан есть виновные, то пусть осуждают их, только осуждали бы за виновность, а не за христианство, потому что есть христиане невиновные. Что же касается тех, которые оклеветали нас, то преследования их не требуем, пусть самое преступление их послужит им наказанием, Вы упрекаете нас, что не сознаемся в преступлениях;⁹²⁰ это нам невозможно, потому что лгать не умеем. В личных прегрешениях наших мы не отдадим отчета ни Миносу, ни Радаману, как того желает Платон; но Тому, Кто по воскресении будет судить нас с телом и душою. Перед людьми же ответственны мы только в проступках гражданских.

"Правда,⁹²¹ что мы не воздаем богопочитания ни людям, преобразованным в богов, ни изваяниям, которые делаются художниками по их фантазии. Такое богопочитание считаем мы оскорблением истинного Бога и противным разуму. Сколько изваяний богинь сделано было с натурщиц, которым сами художники никакого уважения не оказывали. И вы хотите, чтобы мы боготворили там статуи!

«Мы уверены,⁹²² что Бог в приношениях от смертных не нуждается, потому что Сам все им дарует. Достойна Его только одна добродетель и ей Он чтится, потому что она одна приводит нас к цели, для которой мы созданы. А как законы человеческие не могли привести нас к такой добродетели, то Слово Божие пришло само даровать нам к тому пособию. Когда говорят нам, что ожидаем Царства,⁹²³ то вы тотчас полагаете, что говорится о царстве земном. Если бы действительно так было, то мы, при виде палачей, скрывали бы свои ожидания; но мы стремимся только к царству духовному и говорим это явно, нисколько не смущаясь палачами, через которых еще скорее его достигаем».

«Вероучениями нашими мы содействуем общему благу;⁹²⁴ если бы каждый убедился, что за пороки свои будет наказан вечно, то как осмелился бы им предаваться, во время жизни столь кратковременной? Вместо того, чтобы быть порочным, всякий старался бы быть добродетельным и удостоиться вечной награды. В обществе вашем виновные совершают преступления, надеясь избегнуть преследований; но если бы знали, что ответственны перед Богом, знающим их поступки, то делались ли бы они столь легко преступными? Преследуя нас, кажется, вы боитесь, что вскоре не будет достаточно виновных. Так может рассуждать только палач, а не человек мудрый. На этом можно бы, кажется, остановиться, потому что вы должны же понимать, что мы требуем только справедливого; но вникнем в подробности по случаю невежества вашего о нашем вероучении».

Иустин доказывает, что христиане не атеисты.⁹²⁵ Излагает учение о Боге троичном в лицах и едином по сущности: Отце, Иисусе Христе, Сыне вочеловечившемся, и Духе Святом. Если, говорит, находят странным почитание Распятого, то легко доказать, что Он заслуживает поклонения за возвышенность своего божественного учения. Достойный апологист доказывает возвышенность христианского вероучения.⁹²⁶ В отношении политическом⁹²⁷ христиане подчиняются всем государственным повинностям и молят Бога даровать императорам всякое благоденствие, а в особенности мудрость. Главным возражением у язычников против христианства было учение о воскрешении тел. Иустин доказывает, что в этом отношении христианство превыше философии.⁹²⁸ Указывает, что в язычестве находятся черты главных вероучений христианских. Рассматривает воплощение, воскресение, вознесение Иисуса Христа и Его божество.⁹²⁹ Но все, что говорили поэты разумного, о том же учили и пророки только гораздо удовлетворительнее для здравого разума; он доказывает это, сопоставляя учение христианское с учениями язычников,⁹³⁰ и выводит заключение, что христиан преследуют только за то, что проповедуют учение более разумное нежели учения языческие.

От кого получили они такое учение? От Иисуса Христа. Но Иисус был Бог и учил истине. Автор апологии старается это доказать⁹³¹ чудесами, который Он творил, и пророчествами исполнившимися на Лице Его. – От пророчеств, относящихся к Лицу и учению Иисуса Христа, переходит Иустин к чудесам апостолов, и затем выводит заключение, что христиане, по учению своему, в полном согласии со всем тем, что в человечестве находилось самого ученого и самого добродетельного как у Греков, так и у варваров.

Ученый апологист доказывает затем, что христиане в богопочитании своем не отдаляются от возвышенного учения, им изъясненного. Затем излагает он главные обряды⁹³² следующим образом: «Те, которые веруют в это учение, считают его истинным и обещают жить согласно изложенных нравственных правил, молятся и постятся; а мы молимся и постимся вместе с ними, прося Бога простить им прежние прегрешения. Затем приводятся они в такое место, где есть вода и возрождаются таким же образом, как мы сами были возрождены, потому что омываются в воде во имя Отца всего творения Бога и Господа, Спасителя нашего Иисуса Христа и Духа Святого, согласно изреченному Христом: «Если не возродитесь, то не можете войти в царство небесное».⁹³³ Изложив необходимость крещения для изглажения первородной порчи, Иустин продолжает: «Омовение это называем мы просвещением,⁹³⁴ потому что те, которые сему научены, имеют разум просвещенный».

Иустин доказывает, что подобное священнодействие ничего преступного пред законом в себе не заключает, потому что даже язычники в обрядах своих употребляют омовения, и объясняет, что это есть исполнение пророчеств, изреченных Иудеям.⁹³⁵ За тем добавляет:⁹³⁶ «После того, как совершено омовение над тем, кто с убеждением исповедует веру нашу, мы приводим его к тем, которых называют братьями на место, где они собираются; там вместе молимся за себя и за того, кто был просвещен, а равно и за всех братий повсюду сущих, дабы, однажды познав истину, мы оставались бы достойными сей благодати как по чистоте жизни, так по выполнению заповедей, и получили бы спасение вечное. Окончив моление, даем друг другу взаимное лобзание. Затем председательствующему приносится братиями хлеб и чаша вина, растворенного водой. Приняв их, он возносить хвалы и благодарение Отцу всего этого творения во имя Сына и Святого Духа, продолжительно совершая Евхаристию, то есть благодарение над дарами, которые от Него получили.

Когда же окончит молитвы и Евхаристию, то весь народ громко произносит: Аминь. Это еврейское слово, означающее: да «будет так.» По окончании председательствующим молитв и восклицания народного, те, которых называют диаконами, раздают всем присутствующим тот хлеб и вино растворенное водой над которыми совершено было благодарение, и относят оное отсутствующим.

«Пищу эту называем мы Евхаристией,⁹³⁷ Никто не может в ней участвовать, если не верует в истину нашего вероучения, не был омыт и возрожден отпущением грехов, а также если не живет по заповедям Христовым; потому что мы приемлем это не как пищу и питие обыкновенное; действительно, также как Слово Божие, Спаситель наш Иисус Христос воплотился, а тело и кровь Его соделали наше спасение, точно также пища эта у нас которой совершено было благодарение посредством молитвы, содержащей слова Его, есть, по учению нашему, плоть и кровь воплотившегося Иисуса, соединяющегося с кровью и плотью нашей. Апостолы в толкованиях своих, называемых Евангелиями,⁹³⁸ учат, что Иисус это так установил.

Слова Иустина о крещении, о необходимости его и действиях, равно как о действительном присутствии тела и крови Иисуса Христа, сливающимися с плотью и кровью причащающегося столь ясны, что не требуют объяснения. Два великие таинства христианские были, следственно во втором столетии такими, как остались они в Церкви православной до нашего времени, и на них смотрели как на предание апостольское в то время, когда непосредственные ученики Апостолов еще жили во множестве.

Иустин сообщает также сведения о собраниях верующих:⁹³⁹ «В день, называемый солнечным, те из нас, которые живут по городам или селениям, собираются в одно место. Читают столь долго, как могут, толкования Апостолов и писания Пророков. Когда же чтец окончит, то председательствующий приглашает народ подражать всему прекрасному, что было прочитано. За тем все встают и молятся. По окончании же молитв приносят, как я уже сказал, хлеб и вино, растворенное водой. Председательствующий произносит столь громко, как может, молитвы и благодаренья, затем народ возглашает «Аминь!» а диаконы раздают дары, над которыми совершалось благодарение, как присутствующим, так и отсутствующим. В подробностях этих легко узнать литургию, как она совершается, по сие время, в Церкви Православной, а в числе подробностей важно то, что председательствующей громким голосом произносит молитвы и слова, установившие таинство.⁹⁴⁰ Иустин добавляет, что после литургии делался сбор и передавался председательствующему, который уже распределял его неимущим.

После этого изложения богослужения христианского, Иустин обращается к императорам:⁹⁴¹ «Если вам кажется это сообразным с истиной и разумом, то почитайте, если же находите безделицами – презирайте, но не приговаривайте к смерти, как врагов, людей невинных, которые сему веруют». Затем приводит он рескрипт предшественника их Адриана.

Таково дивное творение Иустиново, называемое: Первой апологией.

Епископ Мелитон, епископ сардийский, присоединил голос свой к голосу Иустина:⁹⁴² «Если, говорит он Антонину, преследования, которых мы жертвами, справедливы, то ничего сказать не можем; но если поступают с нами неправедно, если употребляют способы, неизвестные даже варварам, то мы имеем право обратиться к вашему правосудию. Обвиняют нас, что мы причина упадка империи, потому что привлекаем на нее гнев небесный. Однако империя никогда так не благоденствовала, как с царствования Августа; с того времени только два императора, Нерон и Домициан, объявляли брань против нас. Прочие же императоры были за нас, а между ними и отец твой Адриан в рескриптах своих проконсулу Фундану, Лариссийцам, вессалонийцам, Авинцам и всем Грекам. Не можем поверить, что не поступал бы с нами человеколюбиво ты, великую мудрость которого, так прославляют».

Должно предполагать, что красноречивые заступничества эти за Христиан, подействовали на Антонина, потому что около этого времени обнародован был следующий рескрипт:⁹⁴³

«Император Антонин, Благочестивый, верховный Первосвященник и проч. и проч. общине Азийской радоваться. Полагаю, что боги сами могли бы изыскать средства, чтобы такие люди не могли укрыться; конечно, боги более вашего желают наказать тех, которые отказываются им покланяться. Вы мучите людей этих, обвиняете их в безбожии и тем только поддерживаете их решимость. Им кажется полезнее претерпевать смерть за Бога своего, чем сохранять жизнь. Предпочитая лучше умирать нежели подчиняться вашим требованиям, они торжествуют над вами. Вы упоминаете о бывших землетрясениях или о тех, которые угрожают; в этом случае вы, столь скоро теряющее мужество, сравните себя лучше с ними, более вас выражающими надежду на Бога; при случающихся бедствиях вы кажется даже не помышляете о богах, пренебрегаете храмами и нисколько не заботитесь о богопочитании, только потому, что; христиане чтут Бога, вы им завидуете и преследуете их до смерти! Многие из правителей провинций писали божественному отцу моему о людях этих. Он отвечал, что если не будет доказано, что они враги Империи, то их нисколько не должно преследовать. Мне также прислано о них множество донесений и я отвечал как отец мой. Если кто преследуется только за то, что христианин, то отпускать его оправданным, даже если достоверно, что он христианин, а обвинителя наказывать по законам.

Вероятно, что представители Азии, собиравшиеся в Ефесе, делали Антонину представление о христианах. Ответ императора должен бил умерить их ревность. Политика эта была столь же рассудительна, как и справедлива, но преемник Антонина, Марк Аврелий хотя был философ, однако предпочел политику Траяна. Он разделял престол с Луцием Вером (161 г.). Марк Аврелий, как философ, принадлежал к школе стоиков, он вел род свой от Нумы и старался подражать ему точным выполнением древних обрядов. Терпимость не была добродетелью стоиков, думавших о себе, что они непоколебимы в своих мнениях, а потому с гордостью и педантизмом осуждали они все мнения, которых сами не разделяли. Для Марка Аврелия христианство было новостью, противной тому богопочитанию в котором по званию своему как император был он верховным Первосвященником. По двум причинам этим он осуждал его. Как стоик он презирал Христиан и видел в них только людей упорных. Новых эдиктов о гонении он не издавал, но предоставил фанатизму полную свободу, а потому не опасаясь взысками, которыми угрожали за доносы Адриан и Антонин, можно было свободно обвинять христиан.

Философ Афинский Афинагор взялся тогда защищать христиан и обратился к Марку Аврелию и Луцию Веру более как к философам нежели как к императорам.⁹⁴⁴ Все народы, говорит он, чтут Божество по-своему⁹⁴⁵ и вы предоставляете им эту свободу, между тем нас преследуют и самое имя христианина сравнивают с преступлением.

Под правлением вашим все прославляют ваше правосудие, только мы одни, верные подданные ваши, подвергаемся притеснениям и насилиям; по несправедливым доносам приписывают нам такие преступления, о каких мы и не помышляли и которые совершают те, которые на нас доносят.

«Если уличат нас в каком преступлении,⁹⁴⁶ то пусть наказывают, мы охотно на то соглашаемся; но если поставляется нам в вину самое имя наше, то как Государи правосудные и просвещенные вы должны оградить нас законом. Никакой преступник не наказывается иначе как по суду, на котором удостоверяется о его преступлении; для нас достаточно имени христианина, чтобы осуждали нас. Имя само по себе не может быть ни хорошо ни худо; должно знать не прикрывает ли оно какого преступления. Среди нас еще не могли найти ни одного преступного, кроме таких, которые лицемерно называют себя христианами.⁹⁴⁷ Пусть же рассматривают жизнь нашу и наказывают если мы виновны.

«Нас обвиняют в трех преступлениях:⁹⁴⁸ в безбожии, в пиршествах Тиэдских и нечестии Эдиповом. Если мы в том виновны, то не щадите нас; племя наше хуже диких зверей – истребите нас с женами и детьми. Но если обвинения эти несправедливы, то накажите тех, кто на нас клевещет. Христиане⁹⁴⁹ не безбожники, потому что веруют в Бога, Творца всех существ. Многие еще до нас, как поэты, так и философы, признавали одного только Бога. Все различия между их учением и нашим в том, что наше возвышеннее. Многобожие наполнено нелепостей, а учение христианское о Троице исполнено возвышеннейшей философии. Нравственное учение христиан⁹⁵⁰ не допускает даже подозрения ни в одной из тех безнравственностей, в каких нас обвиняют; одно нравственное учение наше уже предохраняет от безбожия. Правда,⁹⁵¹ мы не закалаем жертв, но это еще не служит доказательством, что мы безбожники. Мы не верим, чтобы Бог любил кровь; животных Он создал не для того, чтобы кровь их Ему приносилась; Бог предпочитает поклонение более разумное и духовное. Те, которые обвиняют нас, поклоняются ли они Богу одинаковым образом? Нет, каждый город имеет свое богопочитание. Зачем же нам не иметь своего? За что называют нас безбожниками, когда чтим Бога по-своему?

«Мы отделяем Бога от материи;⁹⁵² не поклоняемся ни миру, ни существам, его составляющим. Имена, данные богам, и статуи, которые им воздвигают – все это новейшие изобретения. Происхождение богов, которым язычники поклоняются – известно. Мечты поэтов согласуются в этом с замечаниями философов, и должно признаться, что как те, так и другие приписывают богам такие пороки, которым подражать не следует. В наших же глазах все боги эти – демоны, а Фалес и Платон в том с нами согласны. Мы принимаем, как они, эго учение о демонах⁹⁵³ и признаем, что они-то именно увлекают людей в идолопоклонство, и что коварством своим превратили в богов простых смертных. Историки и поэты повествуют о происхождении обоготворенных людей этих, которые по преступным своим действиям не заслуживают никакой почести.

«Что же касается двух других преступлений, в которых нас обвиняют,⁹⁵⁴ то они несправедливее тех, жертвами которых были великие философы: Пифагор, Гераклит, Демокрит и Сократ. Превосходство людей этих» вызвало завистников. Христиане находятся в том же положении; но нравственность их и учение могут послужить ответом на все клеветы. Одно, что удивляет нас, это то, что упрекают нас, как в преступлениях, в тех же действиях, которым повинны были ложные божества ваши. Возможно ли верить, чтобы противоестественным порокам предавались люди, которые проповедуют учение: что не должно даже смотреть на женщину с преступным пожеланием, которые учат, что брак должен быть целомудренным, которые вступают в брачный союз для того, чтобы быть чище, или сочетаются только однажды в жизни? Между нами находится множество мужчин» и женщин, состарившихся в девстве с надеждой стать чрез то более в единении с Богом.⁹⁵⁵

«Достаточно⁹⁵⁶ сравнить христиан с теми, которые их обвиняют, чтобы убедиться, что нравственность их несравненно возвышеннее. Не помышляя об убийстве несправедливом, они даже не желают совершать убийств справедливых. Кто может поверить, будто мы пожираем мясо человеческое, как Тиэст, когда веруем в воскресение тел? Разве мы захотели бы сделаться гробницами тех, кто должен воскреснуть?»

Поводом к обвинению в том христиан служило их верование, Что в Евхаристии они вкушают тело и кровь Спасителя. Язычники, в превратном понимании своем этого великого таинства христианского предполагали, что верующие в собраниях своих едят мясо человеческое.

Афинагор оканчивает свою красноречивую и ученую апологию, умоляя императора о правосудии. Аполлинарий, став преемником Папия на престоле иерапольском, также возвысил голос свой за христиан в речи к императору.⁹⁵⁷ Иустин же снова взялся за перо, чтобы ходатайствовать пред сенатом римским за братию. Сам он излагает обстоятельства, послужившие поводом его второй апологии.⁹⁵⁸

Одна жена жила с безнравственным мужем и сама была развратна, но, сделавшись христианкой, исправилась и стала стараться об исправлении своего мужа, объясняя ему вероучение христианское о муках вечных, которым подвергнутся те, которые предаются скотским страстям своим. Муж продолжал, однако, развратничать и отвратил жену свою от себя до того, что она пожелала развестись с человеком, не соблюдавшим даже законов естественных. Она обратилась к совету верующих, но ее убедили еще потерпеть и отложить свое намерение. Между тем муж её отправился в Александрию, где предался гнуснейшему разврату. Жена, полагая, что будет сообщницей его пороков, если останется в союзе с таким человеком, попросила законного развода. Муж, из мести объявил, что жена его христианка, а она подала прошение о дозволении привести в порядок свои домашние дела, прежде нежели явиться к ответу, что и было дозволено.

Преследования были, таким образом, прерваны. Тогда муж принялся за Птоломея, научившего святой вере жену его и донес на него Урбицию, бывшему тогда префектом в Риме, что он христианин. Тот приказал сотнику, который должен был задержать Птоломея, спросить его только христианин ли он, и если сознается, то бросить в темницу. После продолжительного и тяжкого заключения Птоломей с твердостью исповедовал веру свою и был приговорен к смерти. Христианин, именем Луций, возмущенный такой несправедливостью, возвысив голос, с негодованием сказал префекту: «за что осуждаешь ты человека, не совершившего ни прелюбодеяния, ни человекоубийства, ни воровства, которого не уличил ты ни в каком преступлении и только потому, что он христианин? Поверь мне, Урбиций, что подобный суд несообразен ни с правилами благочестивого императора нашего, ни сына его, философа, ни священного сената. Урбиций же ответил только: «кажется и ты принадлежишь к той же религии?» Луций сознался и был также отведен на казнь. «Благодарю тебя очень, сказал Луций, ты не только освобождаешь меня от дурных властителей, но предпосылаешь меня к Богу, Отцу и Царю, исполненному благости». Третий христианин, пришедший случайно, протестовал против этой новой несправедливости и был также осужден.

С таким то кровожадным хладнокровием правители отсылали христиан на смертную казнь. В провинциях подражали тому, что делалось в Риме, и таким образом в царствование философа Марка Аврелия, без всякого эдикта о гонении, вся империя обагрилась христианской кровью.

Иустин ревностно обличает доносчиков. Подобно Афинагору возражает он против обвинения возводимых на христиан в безбожии и против клеветы на них в разврате и пиршествах из мяса человеческого.⁹⁵⁹ Клеветы эти распространял в особенности Кресцент,⁹⁶⁰ декламируя публично и возбуждая невежественную и фанатическую толпу против христиан. Иустин также публично посрамил его. Кресцент питал на него злобу, а потому философ христианский ясно выражает в апологии своей, что ожидает от него доноса и преследований. Так действительно и случилось.

Отвечая на клеветы, возводимые на христиан, Иустин указывает на мужество с каким они встречают смерть,⁹⁶¹ «Можно ли поверить, восклицает он, чтобы люди, предающиеся сладострастию, до такой степени пренебрегали бы телом своим и столь бесстрашно шли на смерть? Разве не замечаете, говорит он язычникам, что обвиняя нас в нечистой любви и отвратительнейших пиршествах вы обвиняете собственных богов своих Сатурна и Юпитера? Преступлений таких мы не совершаем, и нет ничего возвышенного во всех учениях философских, что не было бы достоянием нашим; вероучение же наше еще возвышеннее, потому что исходит от самого Слова Божия. Сравните его, с гнусными учениями, которым вы предоставляете полную свободу и судите о нем.

Но разум оказался бессильным пред фанатизмом. Судьи знали, что император отступил от правил, которыми руководствовались Адриан и Антонин, и не страшились более считать самое имя христианина преступлением, заслуживающим смерть.

Мы видели, с какой ревностью, восставали апологисты против такой несправедливости; но христианам приходилось бороться не только с правительством: философия делала также нападки на их вероучение. Философы, преимущественно делали возражения против догмата о воскресении мертвых. Известно, какое сопротивление встретил против этого, ап. Павел в Ареопаге афинском. Философы, всегда во множестве находившиеся в сем городе, продолжали нападать на этот догмат христианский. Но один из них, Афинагор, апологию которого мы разбирали, смело выступил на защиту учения христианского, поставив себе задачей опровергнуть возражения всех школ.

В первой книге старается он опровергнуть возражения, а во второй доказывает тезис о воскресении мертвых.⁹⁶²

Возражения философов Афинских походили на те, какие еще в наше время делают деисты, и в сущности состояли в том, что после смерти тела уничтожаются: пожираются животными, или обращаются в прах; тем или другим способом обращаясь в сущности совершенно другого рода, так что составь их совершенно уничтожен; а потому невозможно допустить, чтобы когда-либо, стали, прежним существом.

Ответ Афинагора можно вкратце изложить так: не взирая на те изменения, которым подвергаются тела человеческие, и на то, что часть оных обращается в состав совершенно других сущностей, еще остается достаточно частиц тела человеческого, из которых Бог, по всемогуществу Своему, может воссоздать тело во всей его полноте и тожественности. Элементы тел человеческих остаются, потому что в природе ничто не утрачивается. Если же некоторые части состава их и обратятся снова в тела человеческие, который в свое время также должны восстать, то другие части оных обратятся в состав существ, для которых воскресения не будет, а частей таких все-таки достаточно на составлено тел, когда Богу угодно будет воззвать их в новой жизни. А как философы говорили, что Бог не захочет этим заняться, то Афинагор поддерживал, что в воскресении нет ничего такого, что не было бы благом и достойным Бога.

Философ христианский, опровергнув возражения, основал тезис свой на следующих доводах.⁹⁶³ Человек создан для того только, чтобы созерцать Бога, иначе не достигалась бы цель сотворения. Душа, не одна только, призывается к сему созерцанию; с этой целью сотворен был весь человек. Но он состоит не из одной только души, но из души и тела; для полного же состава человеческого столь же необходимо тело как и душа. Душа бессмертна и неразрушима: тело же по разлучении своем с душей разрушается; но должно восстановиться, чтобы человек, восстановленный во всей полноте своей, мог достигнуть цели своего сотворения. Смерть есть только изменение бытия нашего; а воскресение изменение вторичное и окончательное.

Бог, сотворив человека, возложил на него ответственность за его поступки и даровал надежду на окончательную награду или наказание. Недостаточно, если награждена будет одна только душа; тело, как нераздельная часть состава человеческого, также участвует во всех его действиях и поступках, а потому должно подвергнуться той же участи, как и душа; иначе одна только часть человека, а не весь; он вполне будет ответствовать за деяния человека.

Можно ли отрицать указанную цель сотворения? – Нет; иначе для чего же человек создан? – Разве на беззаботливость, на сладострастие? Такое сотворение было бы недостойным Бога. Если же в деле творения заключалась другая цель, то воскресение тем необходимее.

Вот сущность творения Афинагора, труд философа возвышенного, достойного ученика Платона и просвещенного христианством.

Великий святитель Феофил антиохийский, подобно Афинагору, вошел в состязание с языческой философией своими книгами к Автолику.⁹⁶⁴ Личность эта, вымышленная или действительная, нападала на христианство насмешками, полагая, что они остроумны. Это был красноречивый говорун,⁹⁶⁵ мало заботившийся о том, что блестящий слог его только прикрывал заблуждения. Это был художник, усердный поклонник богов своих: металлических, мраморных, деревянных, литых, резных, иссеченных из камня и который никак не мог понять, что христиане довольствуются Богом духовным, невидимым.

«Покажите мне Бога вашего, всё повторял он.⁹⁶⁶ – Покажи мне сперва, что ты человек, отвечал ему на то Феофил, тогда поважу тебе Бога моего. Докажи, что у души твоей есть очи, чтобы видеть и уши, чтобы слышать. Глазами и ушами тела своего ты видишь одно только материальное и слышишь звуки, а душевными рассматривается и слышится духовное. Во внешней природе есть слепые и глухие, тоже есть и по природе духовной. Бога узреть ты не можешь, пока очи души твоей не станут здравы. Но здравы ли они? Не ослеплены ли они твоими дурными поступками? Взгляни на самого себя, рассмотри жизнь свою, не проводится ли она безнравственно, тогда узнаешь ты, почему не видишь Бога».

Начиная с этого, ученый епископ, излагает сущность и свойства Божества.⁹⁶⁷ Бог духовен и мы увидим Его в Нем Самом только по воскресении, потому что отказываться верить в воскресение – нелепо. Затем уже противопоставляет языческие понятия о божестве понятиям христианским.⁹⁶⁸

Автолик насмехался над христианами потому, что, для сообщения им этого имени, их помазывали елеем. Но странная насмешка эта послужила для нас свидетельством о помазании, которое совершалось тогда над крещаемыми.⁹⁶⁹ «Не знаешь ты, отвечает Феофил, что говоришь, издеваясь над именем христианина. Помазание благотворно и полезно и не понимаю, что находишь ты в нем смешного. Разве не нужно намазывать корабля, чтобы совершил свое плавание и не потонул? Разве не окрашивают маслом башни и дома, чтобы были прочнее и красивее? Разве детей, когда родятся, и бойцов, когда выступают на поприще, не помазывают елеем? Какое художественное произведение не подвергается известному помазанию? Воздух, земля и все сотворенное разве не принимает, как помазание, свет и жизнь? А тебе, не хотелось бы, чтобы мы получали помазания божественным елеем? Так знай же, что посредством этого божественного елея становимся мы достойными имени христианина».

Автолик не соглашался верить в воскрешение до той поры, пока не покажут ему человека воскресшего.⁹⁷⁰ «Однако ты не видал Геркулеса, отвечает ему Феофил, а веришь же, что он был сожжен, но остался жив. Разве не говоришь ты, что Эскулап жив, хотя и веришь, что он умер пораженный громом? Если покажу тебе воскресшего человека, ты не станешь более веровать; доводы, которые могли бы убедить тебя, довольно сильны, но ты ими воспользоваться не хочешь. Я, также как и ты, сперва не веровал, но теперь, после глубоких размышлений, верую. Поступай как я, размышляй, с чистым сердцем читай Писания – и уверуешь».

Из слов этих заключить можно, что Феофил обращен был в христианство из идолопоклонников или из секты Саддукейской.

Автолик поражен был беседой с ученым епископом и пришел на вторую, с более серьезными воззрениями. Тогда Феофил прямо уже напал на языческие понятия о Божестве⁹⁷¹ и на этот раз ему пришлось издеваться над ценностью богов при продаже их или покупке, над нынешним их бесплодием, тогда как прежде они так размножались. Осмеявши понятия народные, он доказал, что философы нисколько не рассудительнее, когда говорят о Боге.⁹⁷² Затем противопоставляет он понятие о Боге, как оно истекает из священного писания,⁹⁷³ в особенности настаивая на понятии о Боге, как Творце Мира. Греки, прибавляет он,⁹⁷⁴ много заимствовали из писания, особенно из книги Бытия, но извратили. Ученый епископ мечтаниям греческим противопоставляет истинные понятия о сотворении мира, и в особенности человека, о блаженном состоянии, в котором он сотворен и его падении.⁹⁷⁵ В повествовании своем из книги Бытия, Феофил останавливается на рассеянии народов и происхождении различия языков. Затем излагает он нравоучение христианское согласно Писанию,⁹⁷⁶ указывая, что правила оного согласуются с оракулами Сивилл, в которых видит лишь отголосок учении, общих всему человечеству, а в поэтах находит только воспоминания об этих учениях. Через них, следственно, можно, восходя до истины, доказать, что первоначальное откровение во всей чистоте своей сохранилось только у христиан.

Автолик, однако, еще не убедился, а потому Феофил обращается к нему с третьей книгой, но уже в форме письма.⁹⁷⁷

Все сохранялись еще предубеждения о страшных обвинениях, которые возводили на христиан, о нечестиях их и пиршествах из мяса человеческого. Феофил доказывает, что самые знаменитые из философов языческих учили, что преступления эти дозволительны. Обнажая отвратительную безнравственность, проповеданную теми, кого язычники считают гениями, он доказывает, что сами боги подавали пример таких нечестий. Порокам язычества противопоставляет Феофил добродетели христианские.⁹⁷⁸ «Как можно, добавляет он,⁹⁷⁹ приписывать такие нечестные преступления людям, которые придерживаются правил столь возвышенного нравственного учения? Затем снова возвращается к началам истории и на пополнение сказанного во второй книге весьма ученым образом доказывает, что история мира, по данным христианским, несравненно достовернее, нежели по сведениям, почерпаемым из преданий языческих.⁹⁸⁰

Превосходное творение это внушает высокое уважение к мужам, жившим в первых столетиях. К несчастью, ничего не известно о самом авторе, кроме того, что он был шестым епископом в Антиохии после апостолов⁹⁸¹ и написал много творений против язычников и еретиков. Опровергал ереси Гермогена и Мариона. Евсевий замечает, что в книге, написанной против первого, Феофил приводил свидетельства из Апокалипсиса св. Иоанна.⁹⁸² Святитель Антиохии был ревностным поборником еретиков и считал их дикими зверями, старающимися растерзать овец стада Господня. Предшественник его, Игнатий, так же называл их. Феофил преследовал их не только своими творениями, но публично проповедовал против них, не дозволяя им развевать плевелы среди доброго семени учений апостольских.

Аполлинарий, преемник Папия на престоле Иерапольском,⁹⁸³ также вошел в состязание с философией двумя творениями под названием: Против язычников и об Истине.⁹⁸⁴ Также защищал он правое учение против секты катафригийской.⁹⁸⁵

К числу противников философии языческой следует также причислить Татиана, одного из ученейших мужей второго столетия, ученика Иустина. Книга его Против язычников имела такой успех, что приводила в изумление.⁹⁸⁶ Сириец Вардесан ⁹⁸⁷ нападал на одно из главных учений языческих о Судьбе. К несчастью, Татиан и Вардесан, как увидим впоследствии, не устояли в православии; но частные заблуждения, которым они учили, не препятствовали им ревностно и ученым образом защищать христианство против языческой философии.

Ермий, который, подобно Иустину, Аристиду и Афинагору» будучи христианином, носил звание философа, обратил против собратий своих по философии оружие насмешки, которую те пытались употребить против христианства. Ермий написал книгу под названием «Ирония»,⁹⁸⁸ где старается противопоставить одних из философов другим в вопросах самых важных, как: о сущности души, о высшем благе, о бессмертии, о переселении душ, о начале существ, об истинном и ложном и о мире. Нельзя полагать, чтобы творение это в том виде, как оно дошло до нас, было бы полным; но то, что осталось, остроумно и замечательно.

Христиане, как видим, мужественно поддерживали борьбу против нападавшей на них философии. Иустин был, по-видимому, предводителем той школы философов христианских, которые обратили науку и красноречие в защиту веры. Сам он, вскоре по обращении своем, проложил им путь творениями: Слово к Эллинам и о Единовластии, то есть о единстве начала.⁹⁸⁹ Прочие христианские философы ему последовали и свои знания философских систем различных школ употребили на пользу вероучения христианского.

Между философами языческими, нападавшими на христианство, замечательнейшим был Цельс. Во время царствования Адриана обнародовал он сочинение под названием: Слово об истине.⁹⁹⁰ Евреев упрекает он в том, что оставили закон Моисеев, а христиан, что раздробились на разные секты, а затем уже нападает в подробности на вероучение христианское. Должно думать, что творения Мелитона и Аполлинария под заглавием: об Истине, были опровержениями этого мнимого Слова об Истине.

Цельс выражал особенное презрение к христианству; по мнению его, религия эта есть религия необразованных и происходит от варваров. «А также посмотрите, добавляет он, на нечестия, которые у христиан делаются!» и повторяет народные клеветы. Конечно, Афинагор имел в виду сочинение Цельса, когда столь ревностно опровергал эти обвинения.

Лукиана можно также считать между философами, противниками христианства, потому что в Перегрине своем грубым образом оскорбляет Иисуса Христа и Его учение.⁹⁹¹ Но должно сознать, что Лукиан был столько же противником христианства, как и противником философии и язычества. Это был скептик, насмехавшийся над всеми, кроме Эпикура и его нечестивых учений.⁹⁹²

Но ни Цельс, ни Кресцент, противник Иустина, ни Лукиан не могли поставить преград распространению христианства ни клеветами своими, ни рассуждениями. Они хорошо это понимали, а потому философы стали возбуждать против своих противников насилия и гонения правительства. Так, Кресцент, побежденный и пристыженный Иустином, донес на своего противоборца как на христианина, и преследовал его своими происками до того дня, когда тот пролил кровь свою за веру.

Иустин, обвиненный философом Кресцентом, явился на суд пред префекта римского Рустика с другими христианами: Харитоном, Евеплистом, Иераксом, Пеоном и Валерианом, с ними была также жена, именем Харита.⁹⁹³ «Повинуйтесь воле богов, сказал им Рустик и повелениям императора». – Иустин ответил: «Нельзя ни в чем упрекать человека, повинующегося велениям Спасителя нашего Иисуса Христа, и невозможно осудить его». – «Какой наукой занимаешься ты? продолжал Рустик и какого ты звания?» Я старался, отвечал Иустин, изучить все философии и сделаться сведущим во всех науках. Искавши истину со всех сторон, я прилепился к философии христианской, не заботясь о том, нравится ли она или нет тем, кто ослеплен своими предрассудками...» – «Как, несчастный! воскликнул Рустик, ты следуешь этому учению?» – «Да, отвечал Иустин, и счастлив потому, что оно истинно». – «Что же это за истина?» сказал Рустик. – «Истина эта, отвечал Иустин, состоит в веровании во единого Бога, Творца всего видимого и невидимого, и в исповедании Господа нашего Иисуса Христа Сына Божия, возвещенного до пришествия Своего пророками и Который снова придет судить всех человеков. Он есть Спаситель, Учитель и Глава всех истинных Его последователей. Я не в состоянии достойным образом говорить о Божестве Его и величии. Ум мой недостаточно для этого возвышен. Могли это одни только пророки, возвестившие Его пришествие». – «Где собираются христиане?» спросил префект. – Всякий собирается, отвечал Иустин, где хочет и где может. Разве вы полагаете, что мы привыкли собираться в одном только месте? Бог христианский местом не ограничивается. Он невидимый, повсюду сущий и христиане покланяются Ему повсеместно, повсюду воздавая Ему честь и славу». – «Я хочу, по крайней мере, знать, продолжал префект, где твоя школа и где ты учил? – До ныне, отвечал Иустин, я жил около бань Тимофеевых, близь дома Марция. Я только во второй раз в Риме и другого места собраний не знаю. Если кто желал приходить ко мне, то я сообщал ему те истины, которым сам научился.⁹⁹⁴ «Следовательно, возразил Рустик, ты христианин?» Иустин с твердостью отвечал: «Да, я христианин».

Ученики его исповедали веру с равным мужеством.

Рустин, снова обратившись к Иустину, сказал: «Ты, который считаешься красноречивым и полагаешь себя последователем истинной философии, ты думаешь, следственно, что взойдешь на небо, если я прикажу избичевать тебя с ног до головы? Да, отвечал Иустин, надеюсь, что Иисус Христос дарует мне награду, обещанную тем, кто послужил Ему. – Тогда ты взойдешь на небо, прибавил Рустин, для получения награды? – Иустин отвечал: «Это не просто мое мнение, но я достоверно это знаю, я не имею в том ни малейшего сомнения. Довольно, сказал Рустин, хотите ли или нет принести жертву богам? – Нет, отвечали единогласно все обвиненные. Тогда Рустин произнес следующий приговор: «Те, которые отказались от жертвоприношения богам и повиновения эдикту императорскому, будут бичеваны, а после того обезглавлены».

Приговор был немедленно исполнен, а верующие собрали благоговейно и схоронили тела мучеников.

Так мужественно пожертвовал Иустин своей жизнью за веру, которую защищал он столь ревностно.

В то же время великий святитель Смирны, Поликарп, завершил мученичеством свою продолжительную и святую апостольскую жизнь.⁹⁹⁵ Повествованье о смерти его и прочих христиан смирнских претерпевших мученичество за веру, составлено было очевидцами и послано Церкви Филомелийской и ко всем Церквам вселенной. Памятник этот второго столетия столь уважается, что нельзя не переписать его буквально. В нем находятся драгоценные сведения об учении и внутренней жизни Церкви того времени.

«Церковь Божия, странствующая в Смирне церкви Божией, странствующей в Филомелии⁹⁹⁶ и всем частям святой кафолической Церкви рассеянным по вселенной: возрастания в милосердии, мире и благодати от Бога Отца и Господа нашего Иисуса Христа!

«Братия, мы возвестили вам о мученичестве многих из наших, а в особенности блаженнейшего Поликарпа, который, как кажется, смертью своей положил конец гонению. Все случившееся допущено было Богом, как для указания нам, что такое мученик, достойный Евангелия. Поликарп был предан, так же как Господь, чтобы послужить нам не только образцом, но для того, чтобы мы могли предложить его как образец ближним; истинная и твердая любовь заключается не только в желании собственного спасения, но в желании спасения всех братий.

Все мученичества были благоуспешны и перенесены мужественно. Вера поставляет нам в обязанность всю честь в том относить к Самому Богу. Кто не подивится Мужеству, терпению и любви к Богу сих мучеников, которых бичевали столь жестоко, что видны были их жилы, составы и внутренности? Самые зрители сострадали им и сожалели, тогда как сами мученики были воодушевлены таким мужеством, что не издали ни одного стенания не выразили никакого ропота и доказали всем, что мученики Христовы во время своих мук уже не имеют более тела или, скорее, что Сам Господь близь них и их подкрепляет. Не помышляя ни о чем, как только о благодати Христовой, они презирали внешние мучения, зная, что часом страданий искупаются от муки вечной. Огонь жестоких палачей казался для них прохладой, потому что пред взорами их был тот огнь вечный, которого они избавлялись; очами сердца взирали они на блага, уготованные претерпевающим, на блага, превосходящим все, что ухо может слышать, око видеть и человек, когда-либо себе представить. Все это Бог показывал им, потому что были уже не человеками, но ангелами. Приговоренных же на растерзание дикими зверями подвергали всякого рода мукам в надежде заставить их отречься Христа.

«Дьявол прибегал против них ко всем коварствам, но, благодарение Богу, не мог победить ни одного. Мужественный Германик укреплял сподвижников своих, презирая зверей, которые должны были их растерзать. Проконсул старался поколебать его, убеждая пожалеть юность свою, но вместо ответа мученик раздразнил одного из зверей и привел в ярость, чтобы скорее оставить мир, исполненный несправедливостей и нечестия. Толпа, изумленная таким христианским мужеством, кричала: «Умертви нечестивцев этих и пусть идут за Поликарпом!»

«Фригиец, именем Квинт, недавно прибывший с родины, один только устрашился диких зверей. Он добровольно явился к проконсулу и уговаривал многих подражать ему, но проконсул, воспользовавшись его слабостью, убедил его совершить жертвоприношение. Это служит, братия, доказательством, что самому вызываться на подвиг не должно: Евангелие нас этому не учит.

«Поликарп, муж в высшей степени удивительный, хотел оставаться в городе и нисколько не смущался известием о гонении, однако уступил советам просивших его и удалился в селение неподалеку от города. С ним было небольшое число верующих и он проводил дни и ночи, по обычай своему, в молитвах за все Церкви вселенной. Однажды, во время молитвы, имел он видение, что постель его горит. Тогда, обратившись к спутникам, пророчески изрек он: «я буду сожжен живым».

«Узнав, что его ищут, он удалился в другое селение, но едва успел выйти из дома, как пришли его преследователи. Не найдя Поликарпа, они подвергли пытке двух мальчиков, ему служивших. Один из них, уступая боли, открыл убежище господина своего. Как скоро домашние изменили, то Поликарпу невозможно было долее скрываться. Иренарх, по имени Ирод, старался, чтобы он был схвачен и отведен в амфитеатр и, подобно Христу, совершил бы жертву. Да подвергнутся же жребию Иуды, предавшие его!»

«Была пятница, когда слуги, преследовавшие Поликарпа, в сопровождении всадников и по указанию мальчика, отправились схватить его как разбойника. Прибыли они вечером. Поликарп лежал в верхней комнате небольшого дома и мог бы еще скрыться, но отказался от того, говоря: «да будет воля Божия!» Он сошел вниз и стал разговаривать с преследователями, а те, видя, как он стар, удивлялись твердости его и тому, что им стоило столько трудов его взять. Поликарп приказал подать им есть и пить сколько хотят, выпросив себе дозволение помолиться час на свободе. Ему позволили. Тогда, исполненный благодати Божией и стоя⁹⁹⁷ два часа, он громко молился так, что сами преследовавшие пришли в удивление и сожалели, что пришли взять такого благочестивого старца.

«В молитве своей упоминал он всех, кого знал, великих и малых, знатных и простых, а также кафолическую Церковь всего мира. Когда же окончил молитву и час отправления настал, то посадили его на осла и повезли в город. Была великая суббота.⁹⁹⁸ Иренарх Ирод и Отец его Никита выехали ему навстречу и посадили к себе в колесницу. Дорогой они говорили ему: «Что же дурного – сказать: Господь Кесарь и принести жертвоприношение, чтобы спасти жизнь?» Поликарп сперва не отвечал им ни слова, но когда стали настаивать, то сказал: «Не сделаю того, что советуете». Обманутые в надежде своей преклонить его, они осыпали старца оскорблениями и столкнули с колесницы. Упавши, он повредил себе ногу, но, нисколько не смутившись и как-будто не чувствуя никакой боли, он радостно продолжал путь до амфитеатра. Там было такое смятение, что никого невозможно было расслушать.

«Когда Поликарп вошел в амфитеатр, то был ему глас с неба: «Мужайся, Поликарп, будь непоколебим». Произнесшего слова эти никто не видел, но те из наших, которые находились вблизи, ясно их слышали. Волнение удвоилось, когда узнали, что приведенный сам Поликарп. Проконсул, по обычаю, спросил его действительно ли он Поликарп и после утвердительного ответа говорил ему: Пощади старость свою и другие, обычные тому слова. Поклянись Фортуной Кесаря, одумайся и воскликни Смерть безбожникам! Тогда Поликарп спокойным, но строгим взором окинув преступную толпу идолопоклонников, которая волновалась в амфитеатре, и поднявши к небу взор, со вздохом сказал: «Погуби безбожных!»⁹⁹⁹ «Клянись,– говорил проконсул – и я оправдаю тебя, прокляни Христа! Но Поликарп отвечал: «Восемьдесят шесть лет служу я Христу и Он никогда не сделал мне никакого зла, как же хочешь ты, чтобы я проклинал Царя, который спас нас?» – «Клянись – продолжал проконсул,– Фортуной Кесаря!» Поликарп отвечал: «Если ты поставляешь себе в том славу, чтобы заставить меня поклясться, как говоришь, Фортуной Кесаря и представляешь вид, будто меня не знаешь, то знай же, что я христианин. Если же хочешь знать учение христианское и будешь слушать, то для этого достаточно одного дня. – Говори это народу, возразил проконсул. – Хочу говорить тебе, потому что уважаю сан твой: мы научены воздавать почести царям и всем властителям, установленным от Бога, на сколько то дозволяет совесть;¹⁰⁰⁰ что же касается до них, то я от них не завишу и отчета им отдавать не обязан». «У меня есть дикие звери, сказал проконсул, и я брошу тебя им, если не изменишь своих убеждений». – «Можешь послать за ними, отвечал Поликарп, мне же изменять свои добрые убеждения на худые невозможно, напротив, полезно от худых переходить к добрым». – «Если не страшишься диких зверей, сказал проконсул, то могу велеть сжечь тебя живым, когда не изменишь убеждений. – Ты угрожаешь, отвечал Поликарп, огнем, горящим только час и вскоре потухающим», разве не знаешь ты, что для нечестивцев есть огнь вечный, после будущего суда? Впрочем, чего ожидаешь? Делай что хочешь».

Поликарп, произнося слова эти и еще другие, исполнился уверенности и веселия; лицо его просияло. Убитым казался не он, а скорее проконсул, который не мог скрыть своего удивления; чтобы выиграть время, он три раза посылал провозвестника своего повторять среди амфитеатра: «Поликарп признает себя христианином». При каждом провозглашении толпа Евреев и язычников, живших в Смирне, приходила в ярость и кричала: «это учитель нечестия, это отец христиан, истребитель богов наших, тот, который учит не приносить жертв, не чтит богов! «Они с воплем призывали азиарха.¹⁰⁰¹ Филиппа и просили выпустить на Поликарпа льва, но Филипп отвечал, что сделать этого нельзя, потому что зрелище зверей уже окончено. Тогда все начали кричать: «сжечь Поликарпа живым!» Пророчество его, после видения, что будет сожжен живым, должно было исполниться.

Едва народ произнес слова эти, как побежали в склады и в бани за дровами. Евреи казались всех радостнее и торопливыми более обыкновенная). Костер был готов. Поликарп снял мантию, развязал пояс и старался снять обувь. Обыкновенно он этого сам никогда не делал, а каждый из верующих стремился оказать ему эту услугу, чтобы только иметь случай прикоснуться к телу его, потому что, по святости своей, Поликарп еще до мученичества своего был исполнен всяких благ.¹⁰⁰² Поликарпа, окруженного всеми орудиями казни, хотели было пригвоздить на костре, но он сказал: «Не беспокойтесь. Тот, Который дает мне силу претерпеть огонь, подаст мне и на то, чтобы остаться неподвижным без пригвождения».

«Его не пригвоздили, а только привязали. Поликарп с руками связанными за спиной и скованными, походил на агнца, избранного в жертву благоприятную Богу. Тогда, подняв глаза к небу, сказал он: «Господи Боже Всемогущий! Отче возлюбленного и преблагословенного Сына Твоего Иисуса Христа, научившего нас познать Тебя! Боже ангелов, властей, всей твари и всего этого сонма праведных, живущих пред Тобою! Благодарю, что, включив меня в число мучеников, Ты удостоил меня ныне быть причастником чаши Христа Твоего, на воскресение в жизнь вечную души моей и тела, в нетлении, дарованном Духом Святым! Да буду же сопричтен к числу мучеников как жертва благоприятная, избранная по предопределению Твоему, которое изрек мне, а ныне исполняешь, о Боже! истинный, незнающий неправды! Славлю Тебя за все, благославляю и прославляю со предвечным Иисусом Христом, возлюбленным Сыном Твоим, которому со Святым Духом слава, ныне и, присно во веки веков. Аминь». Когда Поликарп окончил молитву и сказал Аминь, то служители зажгли костер. Огромное пламя немедленно запылало, но в то же самое время увидали мы великое чудо, мы все, удостоившиеся быть свидетелями мученичества и которым препоручено возвестить оное прочим. Пламя изогнулось как бы в пещи или, скорее, вздулось как ветрило от напора ветра и облекло мученика как бы сиянием. Среди пламени тело его не походило на плоть, которую жарят, а скорее на пекущийся хлеб, на золото или на серебро в горниле. Все мы чувствовали запах, походивший на ладан или другое драгоценное благовоние.

«Зрители, раздраженные тем, что тело Поликарпа не горит, требовали от палачей, чтобы пронзили его оружием. Те повиновались. Немедленно увидели мы. вылетевшего голубя, а из тела вытекло столько крови, что она совершенно угасила огонь. Народ был поражен этим и увидел различие между неверующими и избранными. Конечно, одним из избранных этих дивный священномученик Поликарп, бывший в наше время учителем по наследию апостолов и пророков, епископ кафолической Церкви в Смирне. Все сказанное им сбылось или сбудется.¹⁰⁰³

«Враг праведных, в зависти и злобе своей, видя дивного мученика этого добродетели, в которых подвизался святитель с юности своей, венец бессмертия, им заслуженный, и награду, его ожидающую; решился воспрепятствовать нам сберечь остатки тела Поликарпа, которые многие желали бы взять. Диавол внушил Никите, отцу Ирода и брату его Алкису, просить проконсула не давать тела мученика на погребение. «Христиане готовы, говорили они, оставив своего Распятого, покланяться ему». Говорили же это, по внушению Евреев, заметивших, что мы хотим взять тело из огня. Они не понимали, что мы не можем оставить Христа, претерпевшего распятие за спасение всех тех, кто спасается, и что боготворить другого не станем, потому что покланяемся Ему как Сыну Божию, но что любим по справедливости мучеников и подражателей Господа за их пламенную любовь к Царю нашему и Спасителю. Да последуем примеру их разделим их участь! ¹⁰⁰⁴

«Сотник, услышавши, рассуждения Евреев и желая прекратить их, приказал сжечь тело, но мы собрали кости, считая их дороже золота и драгоценных камней, и положили в приличное место. Как только будем иметь возможность, то с радостью соберемся туда, и вероятно, Господь допустит нас отпраздновать мученику сему в память тех, которые подвизались или впоследствии будут подвизаться.

«Вот все, относящееся до блаженного Поликарпа. Хотя претерпел он мученичество вместе с двенадцатью из верующих филадельфийских, но говорится только о нем; сами язычники о нем только и говорят. Действительно, он был не только знаменитым учителем, но и великим мучеником. Смерти его, столь согласной с Евангелием Христовым, должны желать все. Терпением своим, преодолев неправедного судию, получил в награду бессмертие и блаженствует ныне с Апостолами и всеми праведными, прославляя Бога Отца и благословляя Господа нашего Иисуса Христа, Спасителя душ наших, руководителя тел и Пастыря Церкви кафолической во всем мире.¹⁰⁰⁵

«Вы просили писать вам подробно обо всем случившемся. Посылаем же вам только сокращение через брата нашего Марка. Получив послание это, отошлите его к братии более отдаленной, да и они славят Господа за избрание, сделанное Им из числа Его служителей. Богу же по благодати Своей и человеколюбию, могущему чрез Единородного Сына Своего Господа нашего Иисуса Христа восприять нас в Царствие Своем, да будет слава, честь и поклонение во веки веков. Аминь.»

«Целуйте всех святых, целуют вас все, кто с нами, особенно же Еварист, писавший послание это со своими присными.

«Блаженнейший Поликарп, претерпел мученичество во второй день месяца Ксантика, в седьмой перед календами майскими, в великую субботу, в восьмом часу.¹⁰⁰⁶ Взят он был Иродом при первосвященства Филиппа Тралльского, при консульстве Статия Квадрата, в царствование Иисуса Христа, Которому слава, честь держава и престол вечный из рода в род. Аминь».¹⁰⁰⁷

Уважаемый памятник этот второго столетия заключает в себе не одни только подробности знаменитого мученичества, но содержит также свидетельства о веровании в великие христианские истины: о Св. Троице, о Божестве Христа, Спасителя мира, о веровании первенствующей Церкви в сверхестественное и о многих обычаях, которыми истинная Церковь Иисуса Христа всегда дорожила, как: почитание святых, чествование мощей их и празднования для их кончины. Послание Церкви смирнской также представляет разительную картину жестокости язычников и озлобления евреев против христиан, а также изображение сверхестественного мужества мучеников, жертвовавших столь геройски жизнью своей за веру в Иисуса Христа. Читая послание это, чувствуешь, что в нем нет ничего подобного, как в легендах, но все возвышенно, все важно, а вместе и просто. Нравы первоначальных христиан отражаются в нем во всей чистоте; во всех чертах заметна та искренняя глубокая вера, которая не иное что, как дар Духа Божия. Как писавшие послание, так и претерпевшие жестокие истязания, там описанные, фанатиками не были. Человеческое чувство в них почти не проявляется и верующие смирнские совершенно справедливо писали, что природа их становилась как бы ангельской и мученичество их имело отпечаток божественный, в котором усомниться невозможно.

Множество других мучеников пострадало в царствование Марка Аврелия. Богом вписаны они в книгу жизни, а церкви чтят память многих из них. Всех же их перечислить или переписать подлинные акты славной кончины их нет возможности. История обязана, однако, занести на страницы свои мучеников лионских и венских, во главе которых находился Пофин, ученик Поликарпа. Церковь лугдуно-вьеннская, конечно, получившая послание церкви смирнской о мученичестве Поликарпа, отправила ей также послание о мученичестве Пофина и его сподвижников. Ириней, про которого вскоре будем говорить, писал это послание, которое, подобно посланию церкви смирнской есть один из лучших памятников первоначальной Церкви. Чтобы изобразить со всей истиной борьбы, какие Церковь принуждена была тогда переносить, лучше всего предоставить слово тем, которые были свидетелями оной или жертвами, чем самому писать эти ужасающие картины. Христианину, любящему правдивую историю, полезнее прочитать сказание, в том виде, как оно передано было первоначальными христианами, писавшими с той искренней верой и трогательной простотой, примером которых служили сами мученики, умиравшие за веру Христову.

Вот послание Церкви лионской.¹⁰⁰⁸

«Служители Иисуса Христа, находящееся в Венне и Лионе, в Галлии, братиям в Азии и Фригии, живущим в той же вере и надежде на спасение, мир, благодать и слава в Боге Отце и Господе нашем Иисусе Христе.

«Не находим выражений, чтобы говорить вам о гонениях, которые ненависть неверных возбудила против святых, об истязаниях, которые мученики перенесли с непоколебимым мужеством. Враг напрягал против нас все свои усилия; по первым нападкам уже можно было предвидеть чего ожидать от слуг его, возбужденных на брань против служителей Божиих. Сначала воспрещен был нам вход в бани и прочие общественные здания; нас изгнали из форума и мы не могли показываться ни в каком месте.

«Благодать Божия, однако, вступилась за нас, от брани с врагом она отделила самых немощных и подвергла ей только людей, вооруженных терпением, которые подобно твердым столпам, могли противостать усилиям врага, не страшась никаких его козней. Отважные бойцы эти, вышедшие на поприще, претерпели множество мучений, но смотрели на них как на легкие, желая только соединиться со Иисусом Христом. Примером своим они доказали, что скорби жизни сей ничто в сравнении со славой будущей, которая должна в нас проявиться. Переносили они сперва оскорбления, яростные вопли, камни и все, что гнусная толпа может придумать против тех, кого считает врагами. Приведенных в форум, их всенародно допрашивали трибуны и прочие судьи, отсылая в темницы до прибытия председателя.

«Когда же они предстали суду его, то сановник этот обошелся с ними столь жестоко и несправедливо, что один из братий наших Веттий Эпагаф блистательным образом мог доказать свою любовь к Богу и ближним. Молодой человек этот жил по правде, ходя по путям заповедей Господних и, не взирая на свою юность, уже заслуживал похвал, которыми писание ублажает старца и праведного священника Захарию. Возмущенный определениями против нас изданными, он просил дозволения защищать братию и доказать, что в жизни нашей нет никаких нечестий. Веттий Эпагаф был всем известен, но чернь, услышав просьбу его, подняла вопли, а председатель, вместо ответа, только спросил: христианин ли он? Тот громко отвечал да, и немедленно включен был в число мучеников. Его прозвали ходатаем за христиан – имя славное, заслуженное пламенной любовью, которая побудила его пожертвовать жизнью за братию и доказавшее, что божественное Слово обитало в нем и соделало сердце его храмом Святого Духа, подобно как у Захарии. Он стал одним из любимых учеников Спасителя, – сопровождающих повсюду Агнца.¹⁰⁰⁹ Среди братий наших одни с радостью признавали себя христианами; всё желание их было умереть за веру; но некоторые устрашились. Первые испытания вскоре научили нас отличать слабых от тех, кто мужественно приготовился к брани. Десять человек, по несчастью, не устояли. Это глубоко огорчило нас и умерило рвение тех, которые, не взирая на все опасности, помогали мученикам при страданиях. Мы постоянно страшились за них; самые муки не страшили нас столько, как боязнь узнать еще о новых отступничествах.

«Ежедневно заключали в темницы тех, кого Провиденье находило достойными заменить собой отступников. Взяты были самые твердые опоры обеих Церквей; схвачены даже некоторые невольники из язычников, потому что, по приказанию председателя, повсюду искали на обвинение нас свидетелей. Низкие души эти, боясь мучений, переносимых святыми, а также подстрекаемые демоном или воинами, обвиняли нас в пиршествах Тиэста, в нечестиях Эдипа и в других преступлениях, столь гнусных, что даже не смеем назвать их или даже подумать, что есть люди столь нечестивые, им предающиеся.¹⁰¹⁰ Идолопоклонники, слыша такие показания, рассвирепели как дикие звери; даже те, которым узы родства сначала внушали некоторую умеренность, скрежетали на нас зубами и казались в исступлении как безумные. Таким образом исполнилось предреченное Спасителем: «придет час, да всяк, иже убьет вы, возмнится службу приносити Богу». Чтобы заставить мучеников сознаваться в преступлениях, на них возводимых, предавали их мукам, какие внушить мог разве только один ад.

«Неистовство народа, председателя и воинов выразилось особенно против диакона Санкта, родом из Вьенны, против Матура, хотя только еще оглашенного, но мужественного подвижника Христова; против Аттала, родом из Пергама, столпа и поддержки церквей наших, и наконец, против Бландины, юной невольницы, через которую Иисус Христос показал нам, как может Он прославить перед Богом кажущихся перед людьми слабыми и бессильными.

Все мы страшились за девицу эту и даже госпожа её, бывшая в числе мучениц, боялась, чтобы слабость тела не воспрепятствовала ей исповедать веру, но вскоре мы успокоились, потому что она истомила палачей, мучивших ее с утра до вечера. Подвергнув её всем пыткам, которые могла только придумать изобретательная злоба их, палачи признали себя побежденными и не могли придумать новых истязаний; они не понимали, каким образом могла она еще сохранить дух в теле, совершенно обезображенном, когда даже одной из пыток этих достаточно было, чтобы её умертвить. Святая же мученица находила новые силы в исповедании веры и слова «я христианка, среди нас не происходит ничего преступного», смягчали её страдания, обращая муки, в наслаждения.

«Диакон Санкт также претерпевал с мужеством, превышавшим силы человеческие; все муки, какие только палачи могли придумать, в надежде заставить его произнести какое-либо слово, оскорбляющее веру или его звание. Твердость свою простирал он до того, что даже не хотел сказать ни своего имени, ни рода, ни звания. На все вопросы отвечал только: «я христианин», что было его именем, родиной, выражением всего, чем он был, мучители другого ответа добиться не могли. Твердость эта до того раздражила председателя и палачей, что они раскалили полосы меди и прикладывали их к самым чувствительным частям его тела. Мученик видел как плоть его жарилась,

но, не изменяя даже положения своего, оставался непоколебимым в исповедании, потому что Иисус Христос орошал его росой небесной, освежавшей его и подававшей ему новые силы. Тело его, обгоревшее, истерзанное, было сплошной раной и не имело вида человеческого; но Иисус Христос, претерпевавший в нем, проявлял славу Свою, пристыжал врага и воодушевлял верующих, примером сим указывая, что ничего не должно страшиться, когда имеешь любовь к Отцу, и возможно все претерпеть, взирая на славу Сына.

«Несколько дней спустя, когда воспаление ран его сделало их столь болезненными, что он не мог терпеть никакого прикосновения, мучители снова подвергли его пыткам, полагая, что Санкт наконец уступит пред болью, или, по крайней мере, в муках окончит жизнь свою и смертью своей устрашит прочих; но, по неожиданному чуду, обезображенное и расстроенное в составах своих тело его приняло прежний вид и казалось совершенно исцеленным. Благодатью Иисуса Христа вторая пытка обратилась на исцеление первой. Посрамленный враг обратился тогда на тех, кого полагал, что легче преодолеть.

«Библия сначала была в числе отступниц; демон, испытавший слабость этой женщины, уже считал её своей жертвой, нисколько не сомневаясь, что, подвергнувшись снова пытке, она обвинить нас в самых гнусных преступлениях; но среди страданий она вошла в себя и как-будто очнулась от глубокого забвения. Чувство боли напомнило ей о мучениях адских и она воскликнула»; как хотите, чтобы люди эти пожирали собственных детей своих, когда им даже воспрещена кровь животных?».¹⁰¹¹ Затем исповедала веру и снова была включена в число мучениц. Когда мужество братий наших, укрепляемых Иисусом Христом, восторжествовало над всеми мучениями, то враг прибегнул к новым козням. Он внушил мысль ввергнуть мучеников в тесную и мрачную темницу; ноги их вложили в колодки, растянув их до пятой диры, – словом, подвергнули их всему, чем только возможно истязать бедных узников. По воле Божией многие умерли в темнице; но удивительно, что тех, кого столь странно мучили и про которых полагали, что не могут остаться в живых, перенесли все ужасы темницы, где сидели в страшной тесноте. Лишенные всякой помощи человеческой, они до того укреплены были Господом, что даже подкрепляли других, тогда как новые узники, тело которых не было закалено в страданиях, не могли вынести тесноты и духоты темничной и вскоре все умерли.

«В числе взятых под стражу, находился блаженнейший Пофин, управлявшей церковью лионской; он был болен и старее девяноста лет. Правда, что жажда мученичества внушала ему новое мужество, но он был до того слаб, что едва держался на ногах и дышал; его принуждены были нести в судилище. В то время, когда воины несли его, правители города сопровождали, а вся чернь кричала на него, как -будто на Самого Христа, доблестный старец славным образом засвидетельствовал веру свою. Президент спросил его, кто Бог христиан? и он отвечал: «вы сами узнаете, если будете того достойны». Немедленно, без всякого уважения к старости, осыпали его ударами. Кто находился вблизи, бил ногами и кулаками, а кто подалее, то бросал в него чем ни попало. Пощадить старца казалось преступлением, полагали, что отомщают над ним честь богов. Полуживым бросили святителя в темницу, где он чрез три дня предал дух свой.

«Провидение благоприятствовало нам особенным образом, а Иисус Христос явил чудо, совершенно сообразное Его бесконечной благости. Отступников также ввергали в темницы как извергов и убийц, а потому положение их было еще тягостнее. Ожидание мученичества, надежда будущих благ, любовь Иисуса Христа и наслаждение Святого Духа исполняли верных радости, а отступников – тяготила собственная совесть их. Величие и счастье выражалось на лицах верных; цепи служили им украшением, как алмазы для супруги; запах от них был приятный, как от помазанных благовониями; отступники же казались мрачными и убитыми, носящими на челе постыдный отпечаток своего отступничества; от самих язычников претерпевали они поругания, как трусы и люди без совести. Как только утратили они славное и спасительное имя Христово, то стали называть их убийцами, как -будто они были таковыми действительно. Верующие чрез то утвердились, и только что брали их, то немедленно исповедовали веру.

«Теперь следует рассказать различные страдания, которыми достославные мученики наши окончили жизнь свою, потому что они принесли Богу венки из множества различных цветов, а сами, оставшись победителями во многих битвах, получили венцы бессмертия. Матур, Санкт, Бландина и Аттал приговорены были на съедение диких зверей. Из них дано было народу нарочно жестокое и ужасное зрелище. Матур и Санкт претерпели муки амфитеатра с новым мужеством, как доблестные бойцы, шествующие после многих побед состязаться за последнюю награду. Их секли розгами, предавали укушениям зверей, подвергали всем мукам, каких требовал кровожадный народ; сажали на раскаленный железный стул и запах сожигаемого тела их только еще более раздражал зрителей. Надеялись преодолеть их терпение, но от Санкта не могли добиться других слов, кроме произнесенных при первых пытках. Мужественные христиане эти в продолжение целого дня заменили собой несколько пар гладиаторов. Так как после всех страдании они еще дышали, то их закололи на амфитеатре;

«Бландина предоставлена была диким зверям: повешенная на столбе и пригвожденная как на кресте, молясь с ангельской теплотою, она воодушевляла мужеством и силой прочих мучеников, видевших в ней образ Распятого за нас. Ни один из зверей не осмелился до неё дотронуться и её оставили для зрелища следующего дня. Богу угодно было, чтобы юная невольница эта, по-видимому, столь слабая, но облеченная во Христа, Борца непобедимого, восторжествовала бы во многих бранях и примером своим воодушевила многих из верующих.

«Аттал всем был известен и отличался своими достоинствами, а потому народ потребовала чтобы он также приведен был в амфитеатр. Сильный свидетельством собственной совести и опытный во всех упражнениях воинства Христова, Аттал был непоколебим и всегда считался среди нас верным свидетелем истины. Желая подвергнуть осмеянию, его заставили сперва обойти весь амфитеатр и пред ним глашатай нёс вывеску, на которой по-латыни написано было: «Это Аттал христианин»; но председатель, узнавши, что он гражданин римский, велел его с прочими отвести в темницу.

«Председатель писал императору о мучениках, а до решения его дал им некоторый отдых, которым они воспользовались на проявление бесконечной благости Иисуса Христа. Многие из мертвых членов таинственного тела Господня были воодушевлены сими живыми сочленами и возвратились к новой жизни; исповедники веры исходатайствовали помилование тем, которые отреклись веры, и Церковь, эта девственная Матерь верующих, снова увидела вступление отпадших чад в недра свои. Подражая примеру святых и следуя их советам, воскресшие члены эти исполнились снова мужества и с сердцем, преисполненным благодарности за милосердие Божие, не хотящие смерти грешника, но постоянно призывающие его к покаянию, снова предстали уже бестрепетно пред судилище исповедовать веру.

«Император в ответе своем повелел предать смерти исповедовавших веру Христову и освободить отрекшихся, а потому председатель приказал снова представить пред судилище свое всех узников, чтобы вторично допросить их и выставить на позор народу, во множестве собравшемуся на знаменитую ярмарку в город. Сперва спрашивал он тех, которые были тверды в вере и римских граждан осуждал на усечение мечом, а прочих на съедение дикими зверями; но, к славе Господа Иисуса Христа, те самые, которые сначала отреклись Его, вопреки ожиданиям язычников, теперь исповедовали святое Имя Его; даже допрошенные отдельно, как люди, которых следовало бы отпустить, они мужественно объявляли себя христианами. Отступниками остались только те, в ком вовсе не было веры, кто не понимал жизни христианской и значения одежды, в которую облекся при крещении, – те, у кого не было страха Господня в сердце или кто безнравственной жизнью запятнал веру, исповедуемую только наружно. Одни только чада погибели остались вне Церкви, все же прочие возвратились в лоно её. В то время, когда допрашивали новых исповедников, врач, Фригиец Александр, издавна живущий в Галлии, стоял близь судилища. По ревности своей проповедовать веру и по любви к Богу, он всем был известен; это был истинный апостол, а потому во время допроса знаками и выразительными телодвижениями поощрял он исповедовать веру тех, кого допрашивали. Народ это заметил и в негодовании своем, что прежние отступники объявляют себя христианами, стал кричать, указывая на Александра. Председатель спросил его, кто он такой: «Христианин!» отвечала тот и был немедленно осужден на съедение зверям. На другой же день он выведен был на амфитеатр вместе с Атталом, которого, не взирая на то, что был гражданином римским, из угождения черни, судья приговорил к той же казни. Два мученика эти, прежде нежели умертвили их, перенесли множество мучений. Александр не выразил никакой жалобы, не произнес ни одного слова, но внутренне беседовал с Богом. Аттал же, пока его жгли на раскаленном стуле и запах от тела его распространялся далеко, сказал народу на латинском языке: «Теперь вы сами пожираете мясо человеческое; но мы не едим его и не совершаем никаких преступлений». – «Как же называют Бога вашего?» кричали ему. – «Бог, отвечал он, имени, подобного человекам, не имеет».

«Бландину и мальчика лета пятнадцати, именем Понтика, ежедневно приводили в амфитеатр, в надежде устрашить видом мучений, которым подвергались прочие. Сперва настойчиво убеждали их поклясться именем богов, по они с презрением отказались. Тогда толпа пришла в ярость и без всякого сострадания к юности Понтика и полу Бландины, подвергли их всем мукам, среди которых все убеждали к отступничеству; но твердость их была непреодолима. Понтик, воодушевленный сестрой, которая даже в виду неверных все продолжала укреплять его и убеждать к терпению, перенес мученичество и восторжествовал над слабостью юности своей и жестокости мучений.

«Бландина осталась последней, подобно матери, предпославшей всех торжествующих детей своих, поощряя их к бою и которая поспешает за ними. Радостнее, нежели на пир брачный, выступила она на поприще, где должна была стать жертвой зверей. Претерпевши сечение, укушения диких зверей, раскаленный стул, была она завернута в сеть и предоставлена разъяренному быку, который несколько раз подбрасывал ее на воздух. Святая мученица, поддерживаемая надеждой, плодом веры своей, все время беседовала с Христом молитвой и была бесчувственна к страданиям. Наконец, невинную жертву эту закололи и сами идолопоклонники признавались, что никогда еще женщина столько не претерпевала и с таким мужественным постоянством.

«Кровь мучеников не утолила, однако, ярости врагов наших. Председатель и весь народ, ожесточенные тем, что были побеждены, изрыгали против нас потоки ненависти, внушаемой им демоном, этим истинно лютым и диким зверем. Предреченное Писанием сбылось: «Обидяй, да обидят еще; и скверный, да сквернится еще; и праведный, правду да творит еще». Злобу свою они выразили еще над телами святых, повергнув их на съедение собакам; умерших же от духоты темничной стерегли день и ночь, чтобы мы не могли их предать погребению. Члены погибших в амфитеатре, оставленные даже зверями, а равно пощаженные огнем, стерегли они вместе с телами обезглавленных. При виде святых мощей этих, одни приходили в ярость и скрежетали зубами, стараясь их еще чем либо обесчестить; другие насмехались над ними, похваляя богов своих и приписывая им смерть мучеников. Самые же умеренные выражали ложное сострадание и оскорбляли нас говоря: «Где Бог их? – К чему послужила им вера, которую предпочитали жизни? Таковы были чувства неверных, внушаемые им ненавистью.

«Мы скорбели, что невозможно было погребсти тела мучеников. Тщетно старались мы воспользоваться темнотой ночи, тщетно пытались подкупить стражу или преклонить мольбами – все было бесполезно. В том, что братия наши остаются без погребения, они полагали торжество свое. В течение шести дней тела мучеников подвергались всяким оскорблениям; наконец, чтобы не оставить на земле никаких остатков, враги сожгли их и бросили в близь протекающую Рону. Им хотелось преодолеть всемогущество Божие и воспрепятствовать будущему воскресению мучеников. «Надежда воскресения, говорили они, заставила их принять эту странную и новую веру, презирать муки и радостно встречать смерть; посмотрим теперь воскреснут ли они и может ли Бог их исторгнуть из рук наших».

Невозможно без душевного волнения читать этого прекрасного и благочестивого послания, где с такой трогательной простотой описываются подвиги великих мучеников. Истинно- библейский слог его дышит христианской древностью и служит выражением сердец, пропитанных евангельскими истинами. Как будто сам присутствуешь при одной из тех кровавых драм, которые сто раз могли бы уничтожить Церковь, если бы десница Божия не поддерживала и не подкрепляла её. С радостью видишь в нем яснейшие свидетельства, что мученики веровали так же, как и мы, достопокланяемой Троице, воплощению, искуплением крестом Господним, внутреннему влиянию Божию на сердце человеческое, влияние, которое воодушевляет, возвышает его превыше природы; в силу чудодействующую, всегда присущую Церкви, предназначению человека к бессмертию, воскрешению тел, уважения к драгоценным остаткам, освященным душами, благоугодившими Богу. Все истины эти засвидетельствованы в сем древнем памятнике первоначальной Церкви.

Должно сожалеть, что вместе с памятником этим Евсевий не передал посланий, писанных мучениками среди своих страданий. Они писали одно к братьям в Фригии, предостерегая их от заблуждений Монтана, уже начинавшего распространять пагубное учение свое, прикрытое личиной благочестивой строгости. Они имели такое отвращение от лицемерной ереси этой, что даже не терпели ничего, ей подобного. Так, не одобрили они одного из исповедников, именем Альцибиада, который давно уже вел столь воздерженную жизнь, что не вкушал ничего более, кроме хлеба и воды. Когда, по исповедании веры, заключили его в темницу, и он хотел соблюдать то же воздержание, то Аттал в ночь, после своего первого мученичества, имел видение: Господь явился ему, сказав, что не одобряет Альцибиада, который отказывается от употребления даров Божиих и заставляет полагать, что соглашается с заблуждениями Монтана. Альцибиад, столь же чистый по вере, как и по жизни, чтобы не соблазнять братий, умерил свое воздержание.

Посланиями своими Церкви фригийской против Монтана мученики доказали, что благоразумие их равнялось чистоте веры.

В то же время писали они Елевферию, епископу римскому. «Святые мученики, говорит Евсевий, были также примирителями».

«Мы просили, говорили они Елевферию, брата нашего Иринея доставить тебе это послание, рекомендуем его как великого ревнителя Завета Христова; а если нужно для тебя еще другое достоинство, то рекомендуем его как пресвитера, ибо он удостоен сей почести».

Но, кроме этих двух посланий, мученики писали еще другие для утешения тех, кто к ним обращался, и не допускали, чтобы в письмах называли их мучениками. «Те только истинные мученики, говорили они, кто положил жизнь свою за веру, а мы только смиренные исповедники». Они заклинали верующих молиться за них и сами молились за своих мучителей; а тех, кто прибегал к любви их, разрешали от канонических наказаний.¹⁰¹²

Так истинные христиане эти употребляли то малое время, которым могли располагать еще среди своих мучений.

Первых лионских мучеников было числом сорок восемь. Великое множество других замучено было в Церкви лугдунской и в окрестностях, равно как в остальных частях Церкви вселенской.

Не хотящие веровать в сверхестественное влияние Духа Божия в Церкви Его, усиливались объяснить мужество христианских мучеников естественным образом. Им хотелось видеть в нем только фанатический энтузиазм и они искали в истории доказательств для подтверждения своей теории. Допустим, что гордость, фанатизм и страсти могут увеличить раздражение в некоторых исключительных личностях до того, что решаться идти навстречу жесточайших мучений и даже смерти. Понимаем также, что фанатическое увлечение преувеличивает раздражение масс и увлекает их в такие поступки, после которых смерть почти неизбежна. Но невозможно понять, чтобы люди, которым дается на выбор жесточайшие мучения и смерть самая ужасная или выполнение нескольких внешних формальностей, могущих спасти жизнь их, чтобы люди эти хладнокровно избирали мучение и смерть. Если же станут утверждать, что есть исключительные личности, на то способные, то нельзя сказать того же о великом множестве людей различных свойств, людей простых, слабых женщин, детей. У мучеников невозможно заметить ни тени фанатизма или какого-либо преувеличенного раздражения. На смерть идут они с простотою, взирают на нее как на путь к иной, лучшей жизни и являются превыше всех рассуждений человеческих, равно как превыше всех естественных влечений. Вот почему видим в том особенное, сверх естественное влияние Духа Божия. Бог, сохранивший человеку его свободу даже в то время, когда он ей злоупотребляет, допустил же, что язычество защищалось всеми способами, какие только могли ему внушить страсти и ненависть; но в то же время благоугодно было Богу поддержать верующих, которые бы, конечно, погибли, если бы благодать не поддержала их и не возвысила выше природы.

Мужество мучеников служит также доказательством, что Церковь христианская управляется, поддерживается и укрепляется Духом Божиим, что она есть дело Самого Бога, что Бог хранит её и доведет до цели Своей, не взирая на страсти и заблуждения человеческие.

Церковь с самого начала принуждена была бороться против языческого деспотизма императоров и против философии, приверженцы которой, по скептицизму своему, выражали такую же нетерпимость, как и народ по своему невежественному фанатизму. Но Цельз и Кресцент, отъявленные враги христианства, не могли нанести ему столь жестоких язв, как некоторые из мечтавших о с той или другой философской школой, пытаясь согласить с учением откровенным свои личные понятия. Философов этих обыкновенно называли еретиками. Толки свои они разнообразили судя но религиозным или философским школам, к каким принадлежали до своего обращения, а христианскими выражениями, в которые они облекали свои заблуждения, удалось им обольстить немалое число верующих.

Некоторые из еретиков этих учили еще во времена Апостолов и о них уже было сказано. В продолжение второго столетия они умножились и приобрели более значения. По мере того, как Церковь распространялась, они успевали обольстить еще многих членов, нетвердых в вере и не вполне освободившихся от своих языческих понятий. Общество, столь порочное, как греко-римское того времени, не могло тотчас перейти от зла к добру, от заблуждений к истине. Влияние же христианства в народе было до того сильно, что язычество и философию спешили оставлять не только люди избранные, но христианам делались такие, которые едва только чувствовали некоторое влечение к истине и добродетели, не имея довольно сил предохранить себя вполне от заблуждений и пороков. Среди этого-то рода людей, нетвердых, приобретали еретики всего более своих последователей. Цель всех толков их состояла в удовлетворении тех языческих понятий, которые еще оставались в душе этих полухристиан, нисколько не оскорбляя, по крайней мере по-видимому, их влечения к христианству.

Ереси второго столетия истекали или из худо понятого моисейства или из философии языческой. Между последними некоторые направлены были против отдельных догматов христианства, а другие составляли полные системы и, прикрываясь только терминологией, по-видимому, христианской, стремились на совершенное ниспровержение учения откровенного.

Моисейство в последнее время, так сказать, совершенно угасло под массой комментарий его приверженцев. Фарисейское преувеличение буквы и внешности не могло предохранить закона от скептицизма саддукейского. Сомнения и материализм еретиков этих приняли формы самые разнородные и образовали те семь главных ересей, про которые пишет св. Иустин:¹⁰¹³ саддукеев, генистов, меристов, галилеев, елленистов, фарисеев и баптистов. Гегезипп же называет их так: «ессеи, галилеи, имеробаптисты, масбофеи, самаритяне, саддукеи и фарисеи».¹⁰¹⁴ По мнению основательного историка этого, по вероятности, происходившего из Иудеев, еретики эти были равно враждебны как к племени Иуды, так и Христу.

Вероятно, что приверженцы различных еврейских сект этих принимали христианство, не оставляя совершенно своих прежних заблуждений, от этого-то нечистого источника истекали все еврейско-христианской ереси, о которых уважаемый Гегезипп говорит так: «Фебуций (добивавшийся престола Иерусалимского) был членом одной из семи сект этих, имевших сообщников в народе еврейском. К сектам этим также принадлежали Симон, давший имя свое симонистам, Клеобий, начальник клеобеев, Досифей, начальник досифеев, Горфний, начальник горфеев, Масбофей, начальник масбофеев. От сект этих также происходят: менандрийцы, маркониты, карпократы, валентинцы, василидиане, сатурнилы и другие, имевшие свои собственные мнения. В сектах этих были свои лже-христы, свои лже-пророки и свои лже-апостолы, проповедывавшие учение нечестивое против Бога и Христа Его и тем раздиравшие единство Церкви.¹⁰¹⁵

Рядом с еритиками этими были, однако, искренние последователи Моисея; они только отказывались видеть в христианстве выполнение закона и пророчеств. Самое разрушение Иерусалима и храма им глаз не открыло. Рассеянные по всем частям мира и повсюду встречая Церковь, они выражали свою ненависть к христианам даже более язычников и часто вступали с нами в споры о вероучении.

Иустин, знаменитый апологист, о трудах которого и славном мученичестве уже было говорено, сохранил нам рассуждение свое с одним Иудеем, именем Трифоном. Творение это чрезвычайно важно и дает настоящее понятие о полемике второго столетия между христианами и последователями чистого закона Моисеева.

Иустин, хотя был рода греко-римского, но родился в Иудеи, основательно, изучил Ветхий Завет и лучше другого мог развить и доказать основное положение книги своей, что Ветхий Завет подготовил Новый, а Новый Завет есть выполнение Ветхого.

В начале творения своего Иустин доказывает Трифону, что истинной философий в знаменитых школах искать не должно, но что она находится в учении, открытом пророкам, и которое выполнил Иисус Христос;¹⁰¹⁶ Трифон же убеждает его не полагать надежды своей на человека распятого, но оставаться просто Иудеем, если видит, что истинная философия заключается в откровении. Иустин же доказывает,¹⁰¹⁷ что закон Моисеев установлен был временно; что полное выполнение его совершилось только призванием к истине откровенной всех народов; что спасение не могло быть следствием выполнения обрядов Иудейских, но плодом веры в крестную жертву Иисуса Христа. Иудеи же, вместо того, чтобы веровать пророкам, Его возвещавшим, решились закрыть глаза и предаться жесточайшим насилиям против христиан.

«Вы убили праведного, говорит им Иустин,¹⁰¹⁸ как прежде убивали пророков Его. Ныне же тех, кто в Него верует, вы презираете, преследуете сколько можете, и проклинаете в синагогах своих. Теперь убивать их более не можете, но пока могли, то убивали. Оскорбления и насилия против Христа и Его последователей прочих народов не столько преступны как ваши. Вы начали с того, что распяли человека праведного и безупречного, и зная, что Он воскрес и вознесся на небо, как то предрекали пророки, послали из Иерусалима лазутчиков во все концы вселенной распространять против нечестивой ереси христиан клеветы, которые принимаются людьми, нас не знающими... Пророки предсказали такое преступное поведение...»

Иустин с удивительной ясностью излагает буквальный и духовный смысл обрядов Иудейских, выводя заключение, что действительное выполнение оных только в христианстве. Но Христос ваш не явился с такой блистательной обстановкой, возражает Трифон, как предрекал то Даниил?¹⁰¹⁹ Иустин же, отвечая на то, различает два пришествия и, согласно предречениям пророков, изображает различные их признаки. Тогда Трифон старается доказать, что христиане не согласны между собой в вероучении, что доказывает их незнание где находится истина.¹⁰²⁰ «Между называющими себя последователями Христа, говорит он, есть многие, которые, как говорят, без зазрения едят мясо от жертв идольских». Не должно смешивать, возражает Иустин, истинных последователей Иисуса Христа с лже-пророками и с лже- апостолами. Сам Иисус предупредил нас, что такие будут и следует их остерегаться.» Есть люди, и много их, которые, считаясь друзьями христиан, проповедовали от имени Иисуса учения нечестивые и преступные. Мы называем их именами тех, которые были начальниками сект или ложных мнений. Мнения эти различны, но против истинного Бога они более или менее богохульны и принадлежат людям безбожным, нечестивым, не чтущим Иисуса, но исповедающим Его только устами. В действительности они не более христиане, как сами язычники. Одних называем мы марконитами, других – валентинами, а иных василидами или сатурнилами. Есть еще другие называющиеся именем начальников сект своих.»

Место это весьма замечательно и доказывает, что уже во втором столетии, не взирая на множество различных сект, Церковь, с определительным вероучением её, без затруднений от них отличали и что членов её называли просто только христианами. Еретиков же, которые принимали учения, отличавшиеся от вероучения церковного, немедленно распределяли по различным сектам; они утрачивали название христиан, а назывались по именам тех чьего учения придерживались. Таким образом различные ереси первого и второго столетия вместо того, чтобы служить доказательством, будто в Церкви того времени не было ясного и положительного вероучения, доказывают совершенно противное. Ясно, что если еретики, как говорит св. Иустин, по некоторым учениям своим не считались принадлежащими к обществу христианскому, то общество это исповедовало другое положительное вероучение. Посредством ересей этих, а также с пособием творений православных писателей того времени, можно вполне воспроизвести первоначальное вероучение и доказать, что во времена Апостолов и мужей апостольских вероучение это было то же самое, какое поныне хранит истинная Церковь Иисуса Христа.

Изучение ересей, следственно, не только любопытно в отношении историческом, но весьма важно в отношении научном. Мы изложим системы Марка, Валентина, Василида и Сатурнина, о которых упоминает св. Иустин, но сперва следуете окончить разбор творения философа христианского.

Трифон сомневался, что в Писаниях находились различные характеры Иисуса Христа, но Иустин продолжал доказывать, что они выражены там со всей ясностью.¹⁰²¹ Иудеев всего более соблазняло, что Иисусу Христу следует покланяться и признавать Его Богом.¹⁰²² Иустин доказывает, что по пророчествам Ему следует покланяться как Богу и продолжает доказывать, что Ветхий Завет всеми обрядами своими прообразовал Новый, особенно же указывает на приношение в жертву муки, как на прообразование Евхаристии, которую святый учитель называет жертвой Нового Завета, совершаемой, в воспоминание жертвы Голгофской.¹⁰²³ Сопоставляя место это с заимствованным нами из первой апологии Иустина о Евхаристии, очевидно, что во втором столетии учение Церкви о величайшем Таинстве этом было то же самое, какое поныне исповедует Церковь православная. Евхаристия считалась не только знаком единения со Иисусом Христом, но признавалась действительным причащением тела Его и крови; под видом освященного хлеба и вина, а также жертвой Христовой, таинственно продолжаемой. Свидетельство Иустина не оставляет в том ни малейшего сомнения.

Изучение обрядов иудейских привело ученого писателя к заключению, что Христос есть выполнение оных, что Он родился от Девы, как то предрекали пророки,¹⁰²⁴ и есть единственный Спаситель всех человеков, как живших до Него, так и тех, которые жить будут после. Это заставило Трифона спросить: можно ли спастись, выполняя закон Моисеев? Иустин доказал, что закон этот служит основанием спасения ни для кого не может; что если, веруя во Иисуса Христа, Иудеи желают соблюдать некоторые обряды, как например, обрезание, то обряды эти спасению их нисколько не воспрепятствуют; но порицает тех Иудеев, которые, ставши христианами, утверждают будто обряды эти обязательны для язычников, принявших христианство. Таким образом Иустин порицал Назореев только в том случае, если они требовали выполнения обрядов Иудейских как обязательных и необходимых для спасения. Что же касается до Иудеев, хулящих Иисуса Христа, то Иустин учит, что они спастись не могут, как бы тщательно закон Моисеев ни соблюдали, потому что они отделяются от Того, который есть единственное основание спасения как для живших под законом, так живших вне закона.¹⁰²⁵ Иустин особенно распространяется о божестве Иисуса Христа, доказывая, что Иоанн был Его Предтечею, что Иисус Христос должен придти в мир вторично и есть действительно Бог-Мессия. Затем, по просьбе Трифона, излагает предмет этот еще подробнее. В Ветхом Завете указывает на прообразование Святой Троицы и действия, которых никому иначе приписать невозможно, как Лицу божественному, совершенно отличному от Отца или Создателя. Божественное Лицо это есть Премудрость, рожденная от Отца как огонь от огня и через Неё-то сотворил Отец всех тварей. Премудрость воплотилась и есть Иисус Христос. Исаия предрек, что Бог, по человечеству Своему, родится от Девы, а доказательства посланничества Его столь ясны, что Иудеи добросовестным образом упорствовать в отрицании их не могут.¹⁰²⁶

Иустин доказывает затем, что учение о предвечном рождении божественной Премудрости и Её воплощении искажено было Греками, но что следы оного еще можно отыскать в их теогониях.¹⁰²⁷ Отцы второго столетия, как это видели мы при разборе творении Феофила антиохийского, Афинагора и самого Иустина, старались доказывать, что истины откровения были язычниками искажены, но что некоторые следы оных в их ложных религиях еще найти можно.

Доказывая недобросовестность Иудеев, Иустин упрекает их в том, что исказили перевод Семидесяти Толковников, исключив из него все те места, где посланничество Христово изображено с ясностью.¹⁰²⁸ Продолжает за тем писаниями Ветхого Завета доказывать божество Иисуса Христа, указывая, что рождество Его, смерть на кресте и воскресение предречены были пророками.¹⁰²⁹ Однако, вместо того, чтобы веровать такому достоверному событию, как воскресение Христово, Иудеи послали во все места людей своих осуждать незаконную секту, главой которой Иисус Галилеянин, и распространять слух будто Он законным образом был казнен и что ученики ночью похитив тело Его из гроба, распространили слух, что Он воскрес.¹⁰³⁰ Затем доказывает Иустин, что призвание язычников было также предречено и делает сравнение между христианами и Иудеями, сравнение совершенно в пользу первых, как составляющих собой истинного Израиля, чад Божиих, тесно соединенных с Иисусом, истинным Сыном Божиим, Словом, облеченным двояким естеством, божеским и человеческим, и рожденным из самой сущности Отца.¹⁰³¹

Последнее выражение это¹⁰³² чрезвычайно замечательно. Видно, что Иустин имел в виду опровержение еретиков, в то время уже делавших нападки на божество Иисуса Христа. Глубокомысленный и ученый писатель отвечает им, утверждая, как впоследствии и вселенский Собор Никейский определил, вопреки Ария, что Сын одной сущности со Отцом, то есть единосущен Отцу.

Книга Иустина заключает в себе, как мы видели, самые положительные и ясные свидетельства о православном вероучении. Уважаемый писатель, начиная от предвечного, самобытного Начала – от Отца, говорит, что во второй чисто не постижимой степени. Слово, имеющее ту же сущность, как Отец, и через которое Отец выражает Себя и проявляет; в третьей, также непостижимой степени Дух, исходящий от Отца, также как Слово и тожественный Ему по сущности. Слово воплотилось и в лице Иисуса Христа, Божество соединилось с человечеством. Богочеловек есть Искупитель человечества. Он открыл божественную истину игру, Им искупленному, и предлагает спасение. Через Него проявляется Отец во всех случаях, когда Бог глаголах, потому что Отец и Слово единый Бог и Отец родил Его прежде всей твари. Прежде творения, существование которого измеряется временем, времени не существовало; вот почему Слово рождено предвечно, ни после Отца, ни прежде Святого Духа.¹⁰³³ Дух, точно также как Слово, исходит от Отца и составляет единое со Отцом и Сыном. Единый Бог, согласно выражению Исаии, не дающий славы Своей никому, дал её Иисусу Христу, который есть Бого-человек и в глазах людей отличается от сущности чисто Божественной только двойным естеством Своим – божественным и человеческим. Поклонение и слава единому Богу прямо обращаются ко всем трём лицам Божества, поклонение же Иисусу Христу, Бого-человеку, через ходатайство Его обращается к Святой Троице. Ходатай этот искупил мир, разрушив владычество демонов, и дарует человеку возможность участвовать в истине и творить благое. Человек не может спастись иначе, как по благодати (милости) Искупителя; но собственное произведение и содействие его к тому необходимы; в жизни своей человек обязан продолжать борьбу против Сатаны, начатую Иисусом Христом. Сатана будет окончательно побежден только при конце мира. Если спасение иначе приобрести невозможно, как через единение с Искупителем посредством веры, то вера эта также не может быть действительна иначе, как проявляясь в делании добрых дел.

Главные догматы вероучения христианского излагает Иустин с удивительной точностью. Злоупотребляя некоторыми из его отдельных выражений, пытались, однако, приписывать ему учения нерешительные и сбивчивые, но сбивчивость эта находилась только в уме критиков, старавшихся изучать его с намерением употребить сказанное им на поддержку позднейших споров, которых Иустин в то время, конечно, не мог предвидеть. Что же касается Таинств Крещения и Евхаристии, то учение его столь ясно и очевидно, что трудно понять, каким образом некоторые из писателей могли добросовестно их отрицать.¹⁰³⁴

Как и вся древняя Церковь, Иустин принимал, что души усопших до вступления в то состояние, которое им будет присуждено в вечности, ожидают воскресения и второго пришествия.¹⁰³⁵ Истинная Церковь, по мнению святого учителя, есть христианское общество по неизменному и всеобщему вероучению своему, отличающееся от всех сект, занимающихся нововведениями; а говоря о пастырях, употребляет он выражение, обозначающее власть, а не поручение.

В творениях его находится также множество других сведений о вероучении и состоянии Церкви его времени. Он упоминает о четырех Евангелиях, об Апокалипсисе и многих посланиях; это служит доказательством, что священные книги эти признавались подлинными вскоре после, того, как были написаны и прежде нежели канон Писаний Нового Завета был торжественно признан в Церкви.

Иустин противоборствовал не только Евреям, языческой философии и деспотизму императоров, но также древним философским системам, которые еретики старались слить с христианством. О них следует теперь упомянуть.

Между еретиками, говорит Климент александрийский,¹⁰³⁶ некоторые приняли имена своих предводителей, как: валентинцы, маркриониты, василиды, потому что настоящими начальниками их были: Валентин, Маркион и Василид, хотя и похвалялись будто начало свое ведут от Евангелиста Матфея; другие же назывались именем своей местности, как Ператийцы; другие по национальностям – как Фракийцы; иные по действиям – как энкратиты или по частным мнениям, как докеты и эматиты; другие же по уважаемым ими личностям – как канаиты и офиты, наконец другие по преступлениям, ими совершаемым – как евтихиты, имевшие начало свое от Симона волхва.

Различные ереси можно разделить на две главные отрасли. Первая еврейская, а вторая еврейско-еллинская. К первой принадлежали: элхазаиты, ессеи или ессейцы, адамиты, ноахиты, канаиты, сефиты, офиты и мельхиседекийцы.

Общий характер еретиков еврейско-христианских основывался на ложном толковании Ветхого Завета. Большей частью увлекались они заблуждениями дуализма и старались различать в учении и в лицах Ветхого Завета то, что происходит от доброго, и что происходить от злого начала. Некоторые из них, как канаиты, находились под влиянием гностики или лжеименного знания, вообще принимавшей Ветхий Завит за творение злого начала; они уважали личности, осужденные в книгах Моисеевых, и чтили Каина, Корея и Содомлян. Другие же приписывали качества почти божественные: Адаму, Сифу, Ною или Мельхиседеку; другие же, как офиты, считали Змия-соблазнителя вечной Премудростью и поклонялись ему. Ессеи или ессейцы, конечно, были ¹⁰³⁷ христианами, происходившими от этой еврейской секты и сливали предания своего общества с учетами и обрядами христианскими. Елхазаиты, заимствовали название свое от Елхазай, что значит скрытое могущество. Было ли это имя человека так называвшегося – неизвестно. Учение елхазаитов было, кажется, мистическим христианством, перемешанным с обрядами иудейскими. Полагать должно, что они происходили от Назореев и составляли секту среднюю между ними и Эвионитами.

Еврейские секты эти не приобрели столько значения, как секты еврейско-еллинские. Два главные центра Еллинов, принимавших Иудейство, были Антиохия и Александрия. Допуская книги Ветхого Завета, они в то же время изучали системы философов греческих. Многие из этих Еллинов. ставши христианами, переступили границы своего отвращения к иудейству и стали мечтать о примирении христианства с древней философией. От того произошли ереси, которые можно назвать еврейско-еллинскими. В отрасли этой должно различать два рода ересей: одни противопоставляли христианству целую систему мнений, клонившихся не к чему иному, как к совершенному разрушению дела Иисуса Христа, тогда как другие оспаривали только некоторые из частных догматов. Нападавшие на христианство во всей его полноте известны под общим названием гностиков, то есть любителей лже-именного знания.

Непосредственным учеником первых ересиархов, появившихся еще во времена Апостолов, был Карпократ, учивший в Александрии.¹⁰³⁸ Подобно Керинфу, различал он Христа от Иисуса, бывшего, по мнению его, только сыном Иосифа и Марии. Остальное же в учении Карпократа было то же, как у учителя его Николая, то есть, что последователи его без зазрения могли предаваться всякой безнравственности под предлогом, что они духовные или гностики и ничем осквернить себя не могут. У него был сын Епифан, которого обратили в какое-то божество.

Сатурнин¹⁰³⁹ начал учить в Антюхии еще при жизни Апостолов. Он развивал учение Симона о божественных эманациях, давая им имена ангелов. Бог Иудеев, был одним из этих ангелов, возмутившихся против Отца. Ангелы эти, сотворили мир; добрые сотворили род человеков преимущественно добрых, а злые – другой род по преимуществу злых. Христос, по мнению еретика этого, послан был на спасение добрых и на погубление злых. Сверх того, Карпократ полагал, что он и последователи его принадлежат к числу спасенных и никакое нечестие их осквернить не может, а потому, нисколько не утрачивая чистоты своей, могут они предаваться всякому разврату.

Василид, учивший в Александрии, хотел усовершенствовать систему Сатурнина и, подобно ему, допускал безнравственное учение Николая и Карпократа; но пытался придать ему философское основание, а систему свою поставил под покровительство Главзия, толкователя Апостола Петра. Но он был скорее последователем Аристотеля¹⁰⁴⁰ и впал в большие заблуждения о божественной сущности. Все производил от Начала бесконечного и непостижимого, называя оное Отцом, от которого происходит множество существ ангельских, разделенных на различные степени.¹⁰⁴¹ Начальником ангелов низшей степени был Бог Евреев, произведший расстройство в мире. Для устранения этого расстройства послал Отец свой Ум (νους), восприявший наружный вид человека Иисуса. Но когда Иудеи хотели распять Его, то Иисус принял вид Симона Киренейского, который и был вместо Него распят. Распятый, следственно, не Бог и покланяться ему не следует.

Система Василида была, как видно, только изменением ереси Керинфа о Христе бесстрастном, отличном от Иисуса. Существа же его, божественные и ангельские, в эманации своей, следуют правилам, заимствованным из философии Аристотеля. К системе этой Василид добавлял еще некоторые учения из школы Пифагора, как например: учение о переселении душ или метемпсихозы. Учеников своих, также как Пифагор, он приучал к молчанию; но не допускал, подобно сему философу, соотношения между правилами арифметики о составлении чисел с правилами произведения существ, а доискивался до соотношений букв с числами. Священным числом было у него триста шестьдесят шесть, что, выраженное буквами греческими, составляло слово Абраксас, это было именем вечного начала или верховного Бога. Имя это, по мнению Василида, имело силу магическую и могущественные свойства, а потому последователи его вырезывали слово это с добавлением еще кабалистических знаков на камнях и носили их как талисманы.

Василид написал много книг под названием: Рассуждений. Главным учеником у него был сын его Исидор, и он утверждал, что преподает учение Апостола Матвея.

Валентин,¹⁰⁴² родом из Египта, также как Карпократ и Василид, хотел усовершенствовать их системы идеями Пифагора и Платона о начале существ. Многие из учеников его изменили его сочинения. Марк и Коларбазос старались впоследствии слить обе системы Василида и Валентина. Таким образом достигла гностика, своего полного развитая.

Валентин быль сначала православным и желал епископства, но ему предпочли одного из исповедников и оскорбленное самолюбие довело его до величайших заблуждений и расстройства. «Он заслуживал епископства, говорит Тертуллиан,¹⁰⁴³ по гениальности своей и красноречию, но добродетели не соответствовали у него разуму». Неизвестно, какого епископского престола желал Валентин, но Евсевий сообщает, что он преимущественно учил в Риме. Он похвалялся, что учителем его в высшем знании был Феодот, друг Апостола Павла,¹⁰⁴⁴ но скорее мог сослаться на первых еретиков и учеников их Карповрата, Сатурнина и Василида.

Слово: гностика позаимствовал он от Николая и Карпократа, а мнение о соотношении числ с существами от Пифагора, от Платона его Непостижимое, тип видов и свойств, от Гезюда классификацию божеств, а от Симона волхва и от христианства – некоторые выражения.

Пифагор видел в правилах счисления идеал тех, которые представляются в гармонии миров. «Точно так же, говорил он, как математическая точка невидима и без протяжения, но служит основанием линии, поверхности и куба, точно так же существа истекают из первоначального непостижимого начала». Начало это называл он: Монадою.

Платон допускал первоначальное основание существ, подобное Пифагорову, но сопровождал его еще другим началом, умственным, типом и преемником Идей вечных, началом видов и свойств существ. Оба начала бытия и Идей влияли на массу без движения, без формы и невидимую, действительно принявшего свое материальное существование только по виду и по свойствам, почерпнутым ею в Непостижимом типе Идей.

Валентин соединил обе системы. Он начинает с Пифагоровой Монады, давши ей христианское название Отца. Затем, делая приложение Пифагоровой идеи о гармонии математической он производит от Отца существа, подобные тем, какие Пифагор производил от Монады. Существа эти Валентин называл Эонами, словом, заимствованным от Симона волхва, и делил их на три группы или разряда- огдоаду или разряд из восьми, декаду или разряд из десяти и на разряд из двенадцати, всего тридцать.

Кроме этой, так сказать, первоначальной Плиромы или Полноты, в которой все существа производят одни других, высший Отец посредством Ума      произвел еще двух, эонов: Христа и Святого Духа, затем от общего действия всей Плиромы произошел Иисус, тридцать третий и последний из Эонов.

София, тридцатый из Эонов, пожелала произвести также как Отец, но произвела только выродка Ахамота, источника троякой сущности: материальной, душевной и духовной. Из душевной сущности, при содействии Ахамота, произошел Демиург, а от него происходить мир, составленный из семи небес, и мир низший, где находится человек. Но людей три рода: материальные, душевные и духовные. Первый род людей материальных осужден не отменимо, душевные еще способны усовершенствоваться, а духовные совершенны. Все, что принадлежит к природе духовной, будет при конце мира поглощено Плиромою; сущность душевная будет поглощена небом при содействии Демиурга, а сущность материальная будет уничтожена огнем, который догорит сам собою.

Валентин называл существа Плиромы Эонами, словом греческим, означающим века. Целью его было установить аналогию между существами невидимыми и временем, протекшим до сотворения мира. Он находил соотношения между произведенными существами и течением времени, начало которого соответствует у него первому произведению Отца, вечность же составлял он из умственных Эонов, подобно тому, как время составляется из следующих друг за другом веков. Совокупность разумных существ этих или эонов составляла Полноту Божества или Плирому; а все существа эти были типами видов и качеств всего, находящегося в мире видимом. Плирома Валентинова была только развитием идеи Платона об умственном начале Идей, источнике качеств и форм видимых. – Димиург, прямое начало мира видимого, обитает, как утверждал Валентин, в средней стране между миром видимыми и Плиромою. Он даже не знает Плиромы, а потому считает себя и выдает за единственного Бога.

Что же касается Иисуса Христа, то в Плироме было у Него два типа: Эон, называвшийся Христос, нисшедший на Него и пребывавший в Нем до страданий, и Иисус, который был плодом общего действия всей Плиромы и верховным Первосвященником обоих миров видимого и невидимого. Иисус же мира видимого был только существо человеческое и другой связи с Божеством не имел, как только по типам своим, находившимся в Плироме.

Следовательно Валентин принимал идею Керинфа о различии личностей Иисуса и Христа. С другой стороны он отвергал, что Отец есть Творец мира невидимого, который, по мнению его, есть истечение Его сущности. Отец также не есть Творец мира видимого, косвенным образом истекающего из Плиромы чрез Ахамота и Димиурга.

Дух Святый, по мнению Валентина, есть также только Эон и в сущности божественной участвует не более прочих существ Плиромы. Итак, Валентин заблуждался в догматах: о Святой Троице, о Боге творце видимых и невидимых, об Искуплении воплотившемся Словом, о божестве Иисуса Христа и о божестве Духа Святого. Система его была, следственно, полным опровержением Христианства, полной уступкой философии языческой. Вскоре приобрела она большое значение.

Валентин и ученики его все вымыслы свои подтверждали текстами из Священного писания,¹⁰⁴⁵ придавая оными смысл таинственный и утверждая будто все, кто принимает писание буквально, лишены всякого философского смысла и Христианства не понимают. Самих же себя считали они превыше понимания простонародного и выдавали систему свою за высшее разумение вероучения христианского. Именование же гностики или высшего знания заимствовано ими от Николаитов так называвших свою систему. Считая себя солью земли, они полагали, что запятнать их ничто не может: добрые дела, говорили они, необходимы только для невежд; сами же они принадлежат к той части существ видимых, которые одарены природой, не подверженной никакой порче. Как золото, кинутое в грязь, не портится, так и природа, совершенная остается всегда чистой и безнравственностью не искажается. А потому, без зазрения, предавались они разврату,¹⁰⁴⁶ стараясь однако облекаться таинственностью и тайны свои доверяли только посвященным.¹⁰⁴⁷

Нравственные правила, столь легкие, и уступки древним философским системам объясняют влияние гностики Валентиновой в мире полу-еврейском и полу-языческом, только мечтавшем что о слиянии религий или древних философий с Христианством и который не удовлетворялся возвышенностью нравственного учения Евангельского.

Хотели было найти в гностике доказательства тому, что в течение первых двух столетий вероучение Христианское еще не вполне определилось и видели в ней, как бы попытки философских выводов из христианства; но мнение это никакого исторического основания не имеет. Лишь только появились учители гностики, то немедленно были они опровергнуты Православными отцами на основании учения, преданного Церкви от Апостолов и которое сохранялось в чистоте своей всеми церквами.

Вот, например, как выражался св. Ириней, епископ Лионский.¹⁰⁴⁸

«Церковь, рассеянная по всему миру до концов земли, приняла от Апостолов и учеников их веру: в единого Бога Отца, всемогущего, сотворившего небо и землю, и в единого Иисуса Христа, Сына Божия, воплотившегося на спасете наше; и в единого Духа Святого предрекшего, через пророков, судьбы Божии и пришествие Иисуса Христа, возлюбленного Господа нашего, рождество Его от Девы, страдания, воскресение из мертвых, вознесение во плоти на небо и второе пришествие Его, когда снидет с небес во славе Отца на восстановление всего и воскрешение всякой плоти рода человеческого, чтобы пред Иисусом Христом Господом и Богом нашим, Спасителем и Царем, по воле невидимого Отца, преклонилось всякое колено небесных и земных и преисподних и всякий язык воздал Ему свидетельство, да судит Он весь мир по правде: мир духовный, ставший виновным, ангелов падших равно как человеков безбожных, неправедных, беззаконных, хульников, и пошлет их в огонь вечный, а человекам праведным и добродетельным, тем, которые соблюдали заповеди Его и пребывали в любви Его с начала жизни или после покаяния своего, дарует Он жизнь нетленную и облечет их вечным светом.»

Противопоставляя, таким образом, главные догматы веры христианской заблуждениям и лже-именному знанию гностиков, св. Ириней представляет ясное свидетельство, что вера эта была строго определена со времен апостольских и не следовала правилам постепенного развития, которым подчиняются выводы разума человеческого. Ириней представляет ее как факт, а в доказательство истины её ссылается на свидетельство всех Церквей, рассеянных по всему миру. Единогласное свидетельство это ясно доказывает, что Апостолы, основатели различных Церквей, проповедовали в них учение откровенное. Ириней развивает мысль эту следующим образом:

"Церковь,¹⁰⁴⁹ рассеянная по всей вселенной приняла проповедание это и тщательно сохраняет веру эту, как бы обитая в одном доме, повсеместно следует она тем же вероучениям, как бы имея одну душу и одно сердце, проповедует единообразно, учит и передает как бы имея одни уста. В мире хотя языки различны, но могущество предания одинаково и тожественно.¹⁰⁵⁰ Церкви Германии веруют не иначе и не передают ничего иного. Точно также и те, которые в Испании, у Кельтов, на Востоке, в Египте и в Ливии – все имеют ту же веру, как Церкви, учрежденные в центре вселенной. Как солнце, творение Божие, одно и то же для всей вселенной, точно так же и свет, то есть проповедание истины, светит повсеместно и просвещает всех человеков, желающих достигнуть познания истины. Тот из председателей Церквей,¹⁰⁵¹ который превосходит прочих по красноречию своему, ничего не добавить к преданию (потому что никто не выше божественного Учителя), а кто неучен, то ничего не убавит. Вера одинакова и тожественна; тот, кто более может говорить о ней, ничего к ней не прибавляет, равно как тот, кто говорит менее, ничего из неё не убавляет».

Св. Ириней не мог изложить яснее, что вера есть залог, который должно передавать таковым, как он принят, без изменений, без прибавления, без убавлений; что председательствующие в Церквах не более простых верующих, имеют право над вероучением; что вероучение откровенное есть достояние всей Церкви, получившей залог сей с тем, чтобы передавать его без искажений. Таков основный довод, который св. отец противопоставлял Валентину.

У еретика этого было множество учеников, несколько изменивших его систему; они стали начальниками различных гностических обществ. Две главные отрасли назывались одна италийскою, а другая восточной.¹⁰⁵² Во главе первой находились: Птоломей и Гераклеон, а вторая предводителями своими признавала Аскиникоса и Вардезана. Последние отличались от первых преимущественно тем, что утверждали будто тело Спасителя принадлежало к сущности духовной, тогда как первые учили, что оно было сущности душевной.

Вардезан родился в Эдессе. Он мужественно исповедал веру и написал несколько книг в защиту истинного вероучения; но при конце жизни своей был совращен и его упрекают в том, что отрицал воскрешение мертвых.¹⁰⁵³

Среди прочих учеников Валентина особенно известными сделались: Секунд, Колорбазос и Марк.¹⁰⁵⁴ Последний стал знаменит не столько своими изменениями системы Валентина, как по своей магии.

Подобно Симону-волхву, выдавал он себя за высшую силу и чарованиями своими обольщал многих. Брал нередко чашу, как бы для освящения, произносил над ней продолжительные призывания и жидкость, в ней находившаяся, принимала красный цвет; он утверждал даже, что может обратить ее в кровь. Иногда же поручал освящать чашу женщине, а сам, присутствуя при том, имел в руках пустую чашу, более той, которая освящалась. После освящения то, что находилось в малой чаше, переливал в большую и она оказывалась полной. Он допускал два крещения: одно называл баней, а другое искуплением, которое было уже совершенным посвящением. Искупленные становились духовными и нетленными, а потому, не нарушая чистоты своей, могли предаваться всякому разврату.

Учение Марка было подражанием учениям Василида и Валентина. Он утверждал, что получил откровение от самой Истины и составил целую систему о начале вещей по предполагаемой им гармонии между буквами, составляющими слова, и звуками при их произношении. Буквы были у него то же, что числа у Валентина. Преимущественно же употреблял он магию на привлечение женщин. Обращался же исключительно к красивым, знатным и богатым с речью, исполненной нечистого мистицизма, стараясь воспламенить их воображение, и получал через то много денег, поддерживая их в гнусном разврате. Многие из женщин этих, обратясь от заблуждений своих к Церкви Божией, исповедовали, что любили человека этого с каким-то безумием и были им обесчещены. Другие же, также развращенные Марком, даже не осмеливались исповедовать грехов своих или по ложному стыду или потому, что ожесточились в грехе, отчаяваясь в благости Божией.¹⁰⁵⁵ Марк успел даже соблазнить жену одного из диаконов. Братии стоило больших усилий снова обратить её к своему долгу. Наконец, обратившись, она всю жизнь свою провела в подвигах покаяния, оплакивая несчастие, что допустила себя соблазнить.

Ученики Марка подражали безнравственности своего учителя, хотя это и не мешало им считать себя совершенными, даже более совершенными нежели апостолы. Между тем, как еретики эти, учили системам своим на Западе, один Араб, именем Моноим, распространял подобное же учение на Востоке. Подобно Марку, находил он в гармонии букв и чисел правила образования существ.¹⁰⁵⁶ Гностичество, разделенное таким образом на несколько главных ветвей, подразделялось опять на множество отраслей,¹⁰⁵⁷ последователи коих принимали названия: аскодругов или аскодругитов, архонтиков, барбелиотов или барборианцев, паосинейцев, стратиотиктов, фемионицианцев, антитактиков, ператианцев. Секты эти принимали такие названия от какой-либо частности своего учения, от имени начальников или от других случайностей. Все они отличались безнравственностью, а некоторые из них замечательны были еще по исключительным нечестиям. Таковы были последователи Продика и антитакцийцы.¹⁰⁵⁸ Последние были действительно гностиками только по своей безнравственности. Они различали двух Богов: одного благого, называя Его Отцом, а другого злого, виновника зла. Именно второй-то Бог дал заповедь не совершать безнравственного, а потому они считали своей обязанностью совершать безнравственности и через то оказывать неповиновение этому злому Богу, которого считали Богом Евреев.

Продик увлекся в безнравственность более всех прочих, утверждали, что разврату следует предаваться публично и проповедовал общение женщин. Приверженцы его собирались и без зазрения предавались один другому; разврат казался им как бы чем то священным, а в местах собраний их постоянно находились женщины, готовые предать себя кто бы ни пожелал.¹⁰⁵⁹

Безнравственность эта была подражанием мистерии языческих и можно смело сказать, что посредством гностики языческая безнравственность и древняя философия пытались вторгнуться в Церковь.

Все приверженцы сект этих называли себя христианами, а потому сначала служили оправданием той клеветы, которую язычники возводили на верующих. То же замечает и ученый историк Евсевий кесарийский, говоря:

"Церкви¹⁰⁶⁰ блистали по всей вселенной, как лучезарные звезды и вера Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа процветала у всех народов,¹⁰⁶¹ когда демон, по злобе своей и зависти к добродетели, желая помешать спасению людей, прибегнул ко всем средствам против Церкви. Сперва прибегнул он к явным преследованиям, но видя, что путь этот ему прегражден (при императоре Адриане), то употребил он людей развращенных, обратив их в свои орудия и пособники свои на погибель душ; враг употребил всю хитрость свою на обольщение людей этих, носивших с нами то же имя, или соблазняя верующих и доводя их до погибели, или отвращая от пути спасения тех, которые нас не знают, но видя дурные поступки, отвращаются от пути, ведущего ко спасению и к Богу».

Евсевий, изобразив главные черты учения гностиков и упомянув о безнравственности их, продолжает так: «Злобный демон, через клевретов своих, сперва увлек под иго свое и к смерти духовной тех несчастных верующих, которых они успели соблазнить. Затем доставлял врагам веры повод нападать и клеветать на учение Евангельское. Нечестия, которым предавались соблазнители, пали также на имя христиан. Вот почему неверные, возымели о нас такое нелепое и нечестивое мнение, что даже упрекали нас в чудовищных совокуплениях и отвратительнейших пиршествах. Но диавольские козни эти продолжительного успеха не имели; истина обнаружилась, заставляя себя более и более уважать, и, наконец, стала яснее дня. Вымыслы врагов наших пали сами собою. Секты, размножаясь враждебно друг против друга и облекаясь во множество различных форм, исчезли. Церковь же кафолическая, одна истинная, всегда пребывала подобной самой себе, непоколебимой, преуспевая ежедневно и поражая не только Греков, но даже варваров своей важностью, искренностью, свободой и смирением; пред святостью жизни, которую она внушала, и пред божественной мудростью её пали все дурные мнения, возникшие против религии нашей, Вероучение наше, столь возвышеннее всех прочих, восторжествовало в общем мнении и все убедились, что оно превосходит учение всех сект по смирению, по важности и божественной мудрости своих правил».

Таким образом Церковь, которую язычники сначала смешивали с различными сектами, вероучением своим доказала, что не имеет с ними ничего общего, Вероучение это, следственно, с самого начала было ясно определено. Церковь пребывала верной залогу апостольскому и была всегда, как говорит Евсевий, подобной самой себе, продолжая шествовать по пути единства, тогда как секты, разделяясь и подразделяясь, кончили тем, что исчезли. Верующие же никогда не смешивали Церкви с сектами. Те, которые вдавались в соблазн, очень хорошо знали, что оставляют лоно Церкви и вступают в ересь, и что снова возвращаются к Церкви, когда раскаивались в грехах своих и заблуждениях.

Неопровержимо, что Церковь со времен апостольских является с единством своего вероученья и что во всё продолжение её существования невозможно указать ни одного мгновения, когда бы она что-либо изменила, убавила или добавила в своем вероучении. Самые еретики служат доказательством этого единства, потому что, как скоро кто-либо из них начинал только учить такому учению, которое не принадлежало к божественному залогу предания апостольского, то немедленно становился в противоречии с Церковью.

Кроме гностиков, учивших системам, противным христианству вообще, появились еще еретики, заблуждавшиеся только по некоторым частям вероучения христианского. Их можно разделить на два отдела на: Маркионство и Монтанизм. Кедрон был¹⁰⁶² отцом той системы, которой имя свое придал Маркион. Он допускал два предвечные начала: доброе, источник Нового Завета, и злое, источник Ветхого или Моисейства. – Это дуализм восточный, пытавшийся сим путем проникнуть в Церковь.

Кедрон учил в Риме, когда Маркион туда прибыл и дал новое развитие его системе. Маркион был сыном епископа и родился в Синопе, провинции Понта. Противоборство Иудейству уже завлекало его в заблуждения, подобные Кедроновым, когда он встретил еретика этого в Риме и сблизился с ним, а последователи их уже слились в одну секту. Кроме дуализма, служившего основанием системы их, Кедрон и Маркион утверждали, будто Христос родился и страдал только призрачно. Заблуждение это поддерживали они по ненависти своей к плоти, считая её произведением злого начала. Вследствие того же заблуждения отрицали они и воскрешение тел, приписывая бессмертие одной только душе, существу духовному, сотворенному добрым началом.

Маркион провел юность свою воздержно, но после соблазнил одну деву и был за то отлучен отцом своим. По прибытии в Рим, он обратился к древним ученикам, принявшим вероучение от непосредственных учеников Апостолов; но те, зная, что он находится под анафемой отца своего, отказались принять его в общение. Маркион, оскорбленный в своем самолюбии, сказал им: «Раздеру же Церковь вашу и вложу в нее вечное разделение». Тогда-то, вошел он в соглашение с Кедроном.

Ненависть Маркиона к плоти увлекла его до осуждения брака. К крещению допускал он только тех, которые говорили, что придерживаются воздержания. Последователей своих принуждал воздерживаться от мяса и вина. Для Евхаристии употреблял одну только воду. Последователи его довели презрение плоти до фанатизма и многие добровольно подвергались смерти под предлогом мученичества.

Ересь Маркиона разделилась на две отрасли. Во главе первой находился Апеллес;¹⁰⁶³ он оставлял Церковь подобно Маркиону, то есть совершил грех невоздержания, на которое обязался. Он удалился в Александрию, куда перенес ересь Маркионову с некоторыми изменениями. Того, будто начало зла, совечно началу добра, он не допускал, но считал его творением, начала добра, также сотворившего видимый мир по образу мира невидимого, хотя до того же совершенства его довести и не могло. Он не учил, подобно Маркиону, что тело Иисуса Христа было призрачным, но утверждал, что оно состояло из элементов воздушных, рассеявшихся при вознесении, так, что только одна душа Его возвратилась на небо. Подобно Маркиону, отрицал он воскресение тел. При себе имел девушку, именем Филумену, выдавая ее за пророчицу, и писал фанерозы её или откровения. Апеллес прожил до глубокой старости, имея вид строгий и важный. Однажды, когда православный писатель Родон уличил его в различных заблуждениях, то он, наконец, ответил ; «каждый должен пребывать твердым в своих убеждениях, какая бы вера его ни была, только бы веровал в Иисуса распятого и делал добро, то спасен будет».

Если бы правило это было справедливо, то Иисусу Христу и Апостолам не следовало бы учить ничему другому. Однако Церковь апостольская приняла от них свод вероучений гораздо более пространный, каждая часть которого столь же достойна веры, потому что истекает из того же божественного источника.

Во главе другой отрасли Марконитов стоит Тациан¹⁰⁶⁴ Знаменитый человек этот был родом из Ассирии и сначала философом школы Платоновой; узнав же св. Иустина, научился от него христианству и стал его учеником; но после смерти учителя своего впал в заблуждение и стал следовать учению Маркиона о противоположности Нового Завета Ветхому и о презрении плоти. Тациан стал проповедником маркионства на Востоке, где последователи его прозваны были Энкратитами или воздержниками, а также гидропарастатами или водопийцами, потому что при совершении Евхаристии вместо вина употребляли воду.

Между учениками Маркиона были другие, подобно Тациану и Апеллесу, принимавшие только некоторые части его учения. Таковыми были: Север, еще преувеличивавший заблуждения Тациановы, и Кассиан, учивший, что тело Иисуса Христа было только призрачным, кажущимся.¹⁰⁶⁵ Он стал начальником секты, которая сделалась известной преимущественно по ложному учению принявших название докетов (Δοξα) или упорных, потому что они упорствовали низводить тело Иисуса Христа от действительности в простую идею, плод воображения. Систему свою они развили до того, что она приближалась к гностике, которой Кассиан был прежде последователем.

К маркионству же можно отнести ереси Гермогена и Ермия, учивших будто бы материя есть начало совечное Богу, что тело Иисуса Христа было веществом эфирным, подобным, например, солнцу и отрицавшим воскрешение тел.¹⁰⁶⁶

Феодоцион принадлежал также к ереси марконитов, а в особенности к секте Тациана. Он оставил христианство, чтобы вступить в школу стоиков, которую также оставил, чтобы последовать иудейству. Феодоциан приобрел основательное знание еврейского языка и обнародовал греческий текст Ветхого Завета. Несколько лет до него, другой отступник христианства, именем Аквила, также сделал подобный же перевод, но Церковь всегда предпочитала перевод Семидесяти Толковников, как более древний и более заслуживающий доверия. Впрочем, православные писатели не отвергали также переводов Аквилы и Феодоциона, хотя и не доверяли их иудейским увлечениям, вследствие которых они старались искажать в пророчествах все, что благоприятствуют христианству.      .

Гностичество и маркионство составляли две различные отрасли ересей. Монтанизм стал третьей. Главой ереси этой был евнух именем Монтан. Он жил в Ардабате, в Фригии, выдавал себя за пророка и написал множество книг, собравши в них не только свои собственные откровения, но также и пророчества двух женщин, Прискиллы и Максимиллы. «Бог, говорит он, старался спасти мир сперва через Моисея, потом через Иисуса Христа; но это было тщетно, вот почему Он послал Параклета». Это сам Монтан, и выражается через пророчиц своих Прискиллу и Максимиллу.

В Церкви дух пророчества продолжался в течение второго столетия, но считался всегда даром исключительным; Монтан же обратил его в постоянное служение. А как муж святой жизни, именем Квадрант, и благочестивая жена из Филадельфии, именем Аминия, пользовались на Востоке большой славой за свои пророчества, то Монтан и его две ложные пророчицы стали утверждать, будто получили наследие их пророческого служения. Хотя откровения их были темны и неясны, но чем труднее казалось разгадать смысл оных, тем более приверженцы их открывали в них таинственного.

Монтан никакого особенного учения не проповедовал, кроме преувеличенной строгости; осуждал вторичные браки, принуждал последователей своих к изнурительному пощению и вообще к обрядам, которые Церковью не одобрялись. Он вознамерился, однако, изменить церковную иерархию. Во главе всех поставлял Патриархов, во второй степени Зенов, а в третьей уже епископов. Две первые степени, по мнению его, получали служение свое непосредственно от Бога, через что открывалось широкое поприще искательства всем честолюбцам и всем мнимо вдохновенным.

Последователей Монтана стали называть Фригийцами, а учение их катафригийским, то есть по-фригийски и даже самих называли Катафригийцами. Вскоре разделились они на различные секты. Во главе самых известных находились: Прокл, Эсхин и Квинтилла. Были также секты: поссалоринхитов, энфригийцев, таскадругитов; последних называли так потому, что, молясь, прикладывали, в знак внимания, указательный палец к носу.

Ересь монтанистов возбудила большие волнения в Азии. Православные несколько раз собирались для разбора их вероучений, которые были осуждены и приверженцы новой ереси изгнаны из Церкви.

Во второй уже раз после Собора Иерусалимского упоминается в Истории о собраниях верующих для обсуждения некоторых вероучений. О первых соборах в Азии упоминалось по случаю рассуждений о времени празднования Пасхи; вторые были также в Азии для разбора учений монтанистов и следствием их было отлучение этих раскольников. Многие из епископов, а в особенности Зотик Команский и Юлиан апаменейский, при полной уверенности своей, что дух пророчества, которым похвалялись монтанисты, был наваждением сатанинским, хотели ему воспротивиться, но приверженцы оного их до того не допустили. Тогда-то, по вероятности, состоялись соборы на изгнание фанатиков этих из Церкви. Вследствие определения этого истинные мученики церковные, как Каий и Александр из города Апамена, отделились от монтанистов, также похвалявшихся тем, что в присутствии гонителей оказывали большое мужество; верующие хорошо знали, что истинный мученик только тот, кто страждет за истину, а не по фанатическому увлечению.

Вышеизложенные подробности заимствованы из творения св. Аполлинария епископа иерапольского, писавшего против катафригийцев.¹⁰⁶⁷ Ученый святитель этот сначала старался обратить еретиков этих своими беседами, но не преуспевши в том, по просьбе верующих, писал против них.

Другие писатели также вступили в борьбу с различными ересями на защиту: «чистого вероучения по преданию апостольскому и истинной веры»¹⁰⁶⁸ против нововведений.

Св. Дионисий коринфский опровергал ересь Маркиона в послании своем к верующим Никомидии. В послании же своем к церквам Понта, где было средоточие монтанизма, ереси этой противопоставлял он истинное учение о браках, о чистоте и о кротости, которую следует соблюдать с прегрешившими и возвращающимися к Церкви после заблуждений еретических. Монтан же учил, что таковых следует без всякого милосердия отвергать.

Феофил антиохийский, о превосходной книге которого к Автолику было уже говорено, написал два творения, одно против ереси Гермогена, а другое против Мартена.

Филипп гортинский, на острове Крите, также написал книгу против Маркиона. Еретика этого опровергал и св. Иустин, встретивший его в Риме.¹⁰⁶⁹

Книги Мелитона сардикийского, судя по заглавиям их, выше изложенным, также направлены были против заблуждений, распространяемых в его время различными еретиками.

Татиан нашел ученого противника в лице Музана. Евсевий упоминает еще между защитниками веры: Родона, Пинита епископа критского, Мильциада и Модеста. Вардесан сперва также опровергал Маркиона, но впоследствии сам впал в заблуждения и увлек сына своего Гармония, также защищавшего его ложные мнения. Противником же Вардесана и Гармония стал знаменитый и ученый подвижник св. Ефрем Сириянин.¹⁰⁷⁰

Василид, один из главных гностиков, встретил противника в лице Агриппы, прозванного Кастором,¹⁰⁷¹ ученом Александрийце, конечно, бывшим одним из наставников училища, так прославившего Церковь в третьем столетии.

Еретики хотя и нападали на догматы церковные в течение второго столетия, но защитников православия было также не мало. Самым знаменитым был св. Ириней, ученик Поликарпа смирнского и преемник Пофина на престоле лионском. Творение его, разделенное на пять книг, есть один из замечательных церковных памятников второго столетия и достойно внимательного изучения как в историческом, так и научном отношении.

В первой книге излагает он гностику в том виде, как преподавал ее Валентин, и со всеми изменениями, сделанными его учениками, а также излагает маркионство; вторую из главных ересей, возмущавших в то время всю Церковь.

Во второй книге опровергает он все изложенные заблуждения и со строго логической последовательностью разрешает все вопросы, возбужденные гностикой и маркионством; о Боге в Самом Себе, Отце, Сыне и Святом Духе, о Боге, как Творце всех тварей, видимых и невидимых, о сущности души и её бессмертии, а равно и о начале мира.

В книге третьей опровергает те же еретические учения уже на основании предания церковного. Начинает же с определения кафолического правила, принятого Церковью, или критерия истины. Предмет этот слишком важен для Истории и мы приводим несколько мест буквально, чтобы можно было видеть, какой способ употребляли во втором столетии для защиты церковного вероучения.

Сказав в предисловии к третьей книге, что «единственная истинная и животворящая вера есть та, которая передана была Церкви апостолами и которую она распространяет между своими чадами, Ириней добавляет, потому что Господь даровал апостолам своим право благовестия, а через них-то познали мы истину, то есть учение Сына Божия».¹⁰⁷²

«Действительно, домостроительство спасения нашего познали мы не от иных,¹⁰⁷³ но именно от тех, через кого дошло до нас Евангелие. Они сначала проповедовали оное, а затем по воле Божией передали нам в писаниях как основание и столп веры нашей. Не должно говорить, что они проповедовали не зная его основательно, как то осмеливаются утверждать те, которые похваляются будто они исправители апостолов. Действительно, когда Господь воскрес из мертвых, то они облечены были Духом Святым, сошедшим на них, от Которого научены были всему, что нужно, и получили от Него знание совершенное. Затем уже прошли они до крайних пределов земли, возвещая о благах, соделанных для нас Богом, и благовествуя мир небесный всем человекам, принявшим это Евангелие.

Ириней упоминает о четырех Евангелиях: от Матфея, Марка, Луки и Иоанна, следственно Евангелия эти считались достоверными уже во втором столетии, то есть несколько лет после смерти самих писателей и когда еще находились в живых ученики, лично знавшие Евангелистов. Впрочем, сами еретики, как Гностики так и Маркиониты, не отрицали подлинности этих священных книг, но отвергали в них или принимали то, что соответствовало их толкам, стараясь злоупотреблять ими равно как и многими посланиями св. Павла.¹⁰⁷⁴

«Еретики, продолжает св. Ириней,¹⁰⁷⁵ оспаривают только авторитет Писаний, утверждая, что истинный смысл его можно знать только по преданию, а вместо предания излагают собственные свои заблуждения. Мы же приводим против них предание, исходящее от Апостолов и хранимое в церквах по преемству Пастырями; еретики же стараются отклонить нас от смысла этого предания, утверждая, будто ложное перемешано в нем с истинным».

Должно заметить характер, усвоенный св. Иринеем преданию. О преданиях человеческих тут не говорится. Истинное предание или преданное вероучение происходит от Апостолов, находится же в церквах и сохраняется в Церкви по преемству Пастырями, которые суть стражи веры в церквах, но ни сколько не их властители или учители.¹⁰⁷⁶

«Можно, продолжает Ириней¹⁰⁷⁷ собственными глазами, видеть во всякой Церкви апостольское предание; оно явно во всем мире; мы можем перечислить всех, кого Апостолы постановили епископами и кто им преемствует до наших дней. Но как в нашей книге было бы слишком продолжительно перечислять преемство во всех церквах, то можем указать на предание, принятое от Апостолов Церковью весьма великою, весьма древней и всем известной, той, которая основана и учреждена в Риме двумя преславными Апостолами, Петром и Павлом; а указав на веру, там проповеданную, и на преемство епископов там до нашего времени, можем пристыдить всех, кто по фантазии своей, по тщеславию, по невежеству, по злобе или каким бы то ни было образом, собирает не то, что следует. Действительно вся Церковь (то есть верующие всех стран) должна обращаться к Церкви этой, по исключительной её важности; и таким образом в Церкви сей предание апостольское охраняется теми, которые из всех стран.»

Церковь римская имела с самого начала своего чрезвычайно важное значение. Рим, как столица Империи, то есть, почти всей тогда известной вселенной, был всемирным средоточием. Со всех сторон стекались туда, по торговыми или по иного рода делам. Даже прежде учреждения там Церкви верующие поселились в Риме, составив зерно Церкви. Вера их, как говорит сам ап. Павел в своем послании к ним, была известна всему миру. Все братия, по делам своим приезжавшие в Рим, это свидетельствовали и по возвращении на родину похваляли веру их. Верующие римские не только принимали с любовью братию из всех стран, но вспомоществовали им своими милостями. Они были богаче, нежели жители провинции и потому помогали бедным церквам. Епископ второго столетия, св. Дионисий коринфский, в послании своем к Римлянам выражается о том следующим образом:¹⁰⁷⁸

«С самого начала религия вы имели обычай делать братиям всякое добро и посылать пособия многочисленным церквам провинциальных городов: то помогаете бедным в нищете их, то даете необходимое работающим в рудокопнях.¹⁰⁷⁹ Приношениями, вам обычными с самого начала, пребываете вы верными учреждениям и обычаям предков своих. Блаженнейший епископ ваш Сотер не только последовал в том обычаю сему, но поступил еще лучше: подавая щедрую милостыню верным или принимая приходивших издалека, как чад, являясь для них отцом, исполненным любви, и утешая их ласковыми речами.

Верующие, приходя в Рим из всех провинций, приносили туда предания своих Церквей и оказывалось, что они совершенно были сходны с преданиями Церкви римской. Таким образом Церковь эта стала как бы отголоском предания вселенского, и вот почему с. Ириней говорит, что её предание можно считать как бы преданием вселенским.¹⁰⁸⁰

Св. Ириней, взявши за основание этот неопровержимый факт, продолжает следующим образом:

«Блаженнейшие Апостолы, по основании и учреждении Церкви, препоручили епископское управление Лину. Ап. Павел упоминает о сем Лине в своих посланиях к Тимофею. Преемником Лина был Анаклит, а после него третьим после Апостолов получил епископство Климент. Сей Климент видел Апостолов имел с ними сношения и принял епископство в то время, когда раздавалась еще проповедь Апостолов, имел перед глазами их предание, равно как и многие из его современников были наставлены Апостолами».¹⁰⁸¹

После разбора послания Церкви римской к Коринфянам, Ириней продолжает так: «Преемником Климента был Еварист, а Евариста – Александр; затем Сикет был шестым после Апостолов, после того был Телесфор со славой претерпевшего мученичество, за ним Гигин, затем Пий, а после Аникита. Сотер, преемствовал Аниките, а ныне епископом Елевферий, двенадцатый после Апостолов.¹⁰⁸² По сему ряду преемства предание, полученное Церковью от Апостолов и проповедание истины дошло до нас. В этом заключается ясное доказательство, что единая и животворящая вера, переданная Апостолами Церкви, сохранилась до нашего времени и передана нам во всей своей чистоте».

Епископы римские, равно как епископы всех прочих Церквей, были хранителями предания залога, препорученного их Церкви. Никакого другого права над вероучением они не имели и обязанность их состояла только в том, чтобы передавать вероучение в том виде, как оно было принято; по епископскому сану своему они обязаны были иметь тщательный надзор, чтобы в вероучение это не вкралось ни малейших изменений; вот почему святитель изображает законное преемство епископов в Церквах только как средство для передачи апостольского или первоначального предания.¹⁰⁸³

Св. Ириней, противопоставляя еретикам апостольское предание Церкви римской, упоминает также о предании Церкви смирнской, в которой между Апостолами и самим Иринеем был посредствующим только учитель его св. Поликарп, а также епископы Азии, слышавшие Поликарпа, ученика апостольского.

Св. Ириней указывает, наконец, на предание Церкви ефесской, где жил сам Иоанн Богослов до царствования Траяна, и заблуждениям еретиков противопоставляет Ириней равным образом апостольские предания Рима, Смирны и Ефеса.

«Доказательства эти, продолжает он,¹⁰⁸⁴ столь ясны, что нечего искать истины в другом месте, когда столь легко найти ее в Церкви, куда Апостолы поместили её как бы драгоценный залог истины и где всякий может почерпать истину и пить воду жизни. Церковь только одна есть дверь к жизни, все же прочие воровские и разбойничьи; вот почему их следует избегать, но в то же время всей душой любить все принадлежащее Церкви и придерживаться предания истинного. Что же? если возникнет спор о маловажном предмете, следует ли прибегать к древнейшим Церквам,¹⁰⁸⁵ где жили Апостолы, и принимать от оных то, что достоверно и ясно? Что стали бы мы делать, если бы Апостолы не оставили нам Писаний? Не принуждены ли были бы мы следовать тому порядку предания, которое они оставили и тем, кому они препоручили Церкви?

«Этому-то порядку следует большая часть варварских народов, верующих во Христа, у которых нет ни бумаги, ни чернил, но в сердцах их начертано Духом Святым спасение и они тщательно соблюдают древнее предание».

Предание апостольское, соблюдаемое Церквами, было, по мнению Иринея, правилом веры, и Писание нисколько не освободило нас от обязанности сему следовать, тем более, что еретики достаточным образом уже доказывали, что, отделяясь от предания церковного, можно толковать Писания совершенно превратно и приписывать заблуждения не только Апостолам» но даже Самому Богу.

Св. Ириней, после изложения       кафолического правила веры, продолжает опровержение ересей, противопоставляя им учение истинное.

Во второй книге он указывал, посредством рассуждений, а в третьей доказывает то же самое посредством вероучения апостольского и предания, опровергая тот искаженный смысл, который еретики приписывали евангельским изречениям. В четвертой же книге те же истины подтверждает он словами евангельскими, доказывая что Иисус Христос есть предвечное Слово, глаголавшее Патриархам и Пророкам, и что Он есть Источник как Ветхого так и Нового Завета. В пятой книге в особенности старается доказать действительность тела Иисуса Христа в опровержение мнений гностиков, всячески старавшихся представлять оное призрачным.

Ириней, опровергая еретиков, принужден был излагать и доказывать истинное вероучение. Творение его можно считать как бы развитием Символа, изложенного в самом начале его сочинения и весьма сходного с тем, который поныне Церковь православная читает под названием Никео-Константинопольского. Творение святителя лионского служит ясным доказательством, что во времена апостольские веровали в Бога единого по сущности и троичного по ипостаси, – что Слово есть истинный Сын, совечный и единосущный Отцу, от Него рожденный, – что Дух Святой исходит от Отца и есть Бог истинный, – что Сын Божий действительно, воплотился от Девы Марии, что страдал и умер для искупления нашего, – что Он воскрес и вознесся на небо, где имеет славу и державу со Отцом и Духом Святым и что Он снова должен придти судить всех человеков, и что после этого суда праведные войдут в блаженство, а прочие подвергнутся мукам, на которые будут осуждены.¹⁰⁸⁶

При изложении веры св. Иренеем мы уже заметили, что праведные должны получить окончательную награду, а грешные – наказание только после второго пришествия Иисуса Христа. То же вероучение, излагает он, говоря о веровании варварских народов, которые веруют только в одно предание: «Они веруют, говорит он,¹⁰⁸⁷ в единого Бога Творца неба и земли, сотворившего всё, там находящееся, через Иисуса Христа Сына Божия, Который, по чрезмерной любви Своей к тварям Своим, родился от Девы, соединив Её человечество с Божеством Своим, пострадал при Понтии Пилате, воскрес, вошел во славу и вторично придет со славою; что Он есть Спаситель всех, кто спасен будет, Судия всех, кто будет судим, посылающий в огонь вечный тех, кто будет искажать истину, не уважать Отца и Его пришествие.¹⁰⁸⁸

Народы, принявшие веру эту без Писаний, говорит св. Ириней, по языку своему для нас варвары, но по чувствами своим, по поведению и по правам весьма мудры; за веру их они приятны Богу, живут по правде, в чистоте и премудрости. Если бы кто-нибудь на языке их стал возвещать такие вероучения, какие распространяют еретики, то они, зажавши уши, далеко убежали бы, чтобы не слышать такого богохульства. Они придерживаются древнего предания Апостолов и подобные мысли даже не представляются уму их; они показались бы им даже чудовищными, потому что еретики не устроили у народов этих сборищ для распространения своих учений».

В словах этих заключаются весьма интересные сведения о Церквах среди народов, не говоривших по-гречески и которые считались необразованными или варварами.

В творении Иринея находится также множество сведений о различных Церквах. При случае мы ими воспользуемся, но теперь невозможно оставить без внимания нескольких мест, имеющих двоякий интерес как в историческом, так и научном отношении. Вот что говорит он о даре чудотворения, продолжавшемся в Церкви до его времени. Упомянув о чарованиях, которые производили некоторые из еретиков, как Симон волхв, и об истинных чудесах Иисуса Христа, Ириней выражается так:¹⁰⁸⁹

«Истинные последователи Иисуса Христа, получившие от Него благодать, творят чудеса на пользу прочих человеков, судя по частным дарам, какие кто получил. Одни изгоняют бесов до того несомненным образом, что многие из избавленных ими уверовали и вступили в Церковь; другие имеют предвидения будущего, видения и откровения; другие же возложением рук исцеляют болящих и возвращают им здоровье. Мы упоминали уже про умерших, которые воскресли и многие годы между нами жили. Что же? Невозможно выразить сколько благодати получила Церковь от Бога и сколько дел может она совершать во всем мире на благо народов во имя Иисуса Христа, распятого при Понтии Пилате, без всяких хитростей и бескорыстно. Приняв дары сии туне от Бога, она и совершает их туне, бескорыстно. Чудеса свои совершает она без призывания ангелов, без чарований и без всяких хитростей, но просто и явно обращаясь с чистой и искренней молитвой к Богу и призывая имя Господа Иисуса Христа».

Ириней в особенности намекает на Марка, лже-учителя в Галлии, совершавшего свои чарования посредством призывания высших сил и заставлявшего платить за оные столько, что вскоре разбогател.

Для отличия истинной Церкви от сект св. Ириней предлагает положительные правила. «Те, кто в Церкви, говорит он,¹⁰⁹⁰ обязаны повиноваться пресвитерам, тем которые получили наследие Апостолов и вместе с преемством епископства приняли действительную благодать истины, по воле Отца; они должны считать подозрительными, еретиками и заблуждающими тех, кто отделяется от главного преемства, в каком бы месте они ни собирались».¹⁰⁹¹

Согласно мнений св. Иринея Церковь имеет священство, ведущее начало свое от апостолов по преемству и призвание которого состоит в том, чтобы бодрствовать над хранением истины в Церкви. Учение его о сем то же самое, какое находили мы у всех прочих отцов при разборе их творений, то же, какое заключается в Писании и о котором свидетельствуют все события первоначальной Церкви. Следует намеренно зажмурить глаза, чтобы не видеть этой истины, ясно блистающей во всех памятниках вероучения и истории. Св. Ириней часто повторяет об апостольском характере христианского священства и без него Церкви не признает.

«Еретики, говорит также он,¹⁰⁹² появились позднее, нежили епископы, которым Апостолы предпоручили Церковь... Оставляющие Церковь, упрекая святых пресвитеров за их неученость, не хотят понять на сколько благочестивый невежда превыше софиста, дерзкого и богохульника».

Всякий раз, что св. Ириней желает сообщить понятие о сущности Церкви, повторяет он о священстве, установленном для её руководства и которое тогда только законно, когда преемственно идет от апостолов. Апостольство – источник священства и посредством апостолов связуется священство со Иисусом Христом, верховным Первосвященником Нового Завета.

Учение св. Иринея об Евхаристии заслуживает особенного внимания. Уже изложено было учение св. Иустина, а по чарованиям Марка заключить можно было, что даже самые еретики признавали, что Церковь верует в преложение сущности хлеба и вина в тело и кровь Христовы; святой же Ириней представляет многочисленные свидетельства об этом православном вероучении.

Бог, говорит он, виновник как Закона Моисеева, так и Закона Нового, даровал обоим жертвы.¹⁰⁹³ Но жертвы Ветхого Завета были только прообразованиями жертвоприношения Новозаветного, установленного Иисусом Христом тогда, как Он, взяв хлеб, благословил и изрек: «Сие есть тело Мое», а о чаше вина: «Сия есть кровь Моя». Это именно есть чистейшая жертва, предреченная пророком Малахией.¹⁰⁹⁴

Такое сопоставление прообразовательных жертвоприношений Ветхого Завета с Евхаристией Нового служит ясным доказательством, что св. Ириней считал ее истинной жертвой, основанной на действительности тела и крови Христовых, приносимых Богу. Сверх того, он добавляет:¹⁰⁹⁵

«Приношение церковное, которое Господь научил приносить во всем мире, принимается Им как жертва; а так как Церковь приносит оную в простоте, то приношение это принимается Богом как жертва чистая».

Святитель, обращаясь затем к еретикам, говорит, что такой жертвы они приносить Богу не могут. «Действительно,¹⁰⁹⁶ как могут они знать, что хлеб, над которым возносили свои благодарения, есть тело Господне и что чаша содержит кровь Его?» Жертвоприношение христианское есть, следственно, по мнению Иринея, приношение хлеба и вина преложившихся в тело и кровь Иисуса Христа. Известно, что Маркиониты считали плоть нечистой и полагали, что тело Иисусово не было обоготворено единением с божественной ипостасью, с лицом Его. Вот почему св. Ириней спрашивает их: как могут они обольщать себя мыслью, что в жертве своей имеют тело Христово? Они же предполагали это из желания подражать жертве церковной, но таким образом находились только в противоречии с собственными своими толками.

Те же еретики отрицали воскрешение тел.¹⁰⁹⁷ Св. Ириней возражает им, также опираясь на учение о Евхаристии, «Как же могут они говорить, что тело обратится в тление и не восприимет жизни, тогда как питается телом и кровью Господней? Да изменят же они свое мнение или перестанут приносить то, о чем говорили. Мнение наше согласуется с Евхаристией и Евхаристия подтверждает наше мнение Принося Богу то, что Ему принадлежит, мы, с одной стороны, свидетельствуем об отношении и единении плоти с духом, а с другой, исповедуем воскресение плоти и духа, потому что, как хлеб, происходящей от земли, после призывания, обращенного к Богу, уже не простой хлеб, но Евхаристия, состоящая из земного и небесного, точно так же и тела наши, принимающие Евхаристию, уже нетленны, но заключают в себе надежду воскресения».

В Евхаристии элемент земной есть истинное тело Христово, которым верующие питаются, по мнению св. Иринея, а элемент небесный – это самое божество того же Иисуса Христа, которое, в силу призывания, обращенного к Богу, соединено с телом Его и кровью. Элемент сей столь действителен, что сообщение его телу человеческому становится начатком воскресения.¹⁰⁹⁸

Укажем еще на учение св. Иринея о состоянии душ после смерти. Состояние это для всех временное; душа достигнет своей окончательной участи не иначе как после последнего суда.¹⁰⁹⁹ Ириней допускал, подобно многим из древних отцов, что до последнего суда Иисус Христос будет царствовать на земле тысячу лет. Но тысячелетие, по мнению его, было чистым как и по мнению Папия; он не разделял мыслей еретических о чувственных наслаждениях праведников в продолжение этой тысячи лет. По мнению святителя, царство Иисуса Христа должно быть царством правды и добра.

Книга св. Иринея служит доказательством, что он был одним из ученейших писателей второго столетия. Ириней, как ученик св. Поликарпа смирнского, находился в связи с апостолами, а потому ни мало неудивительно, что был избран преемником Пофина на престол лионский и имел такое влияние в Церкви своего времени.

Влияние это выразилось особенно при поднятом тогда вопросе о праздновании Пасхи, в котором многие, как на Востоке так и на Западе, сильно заблуждались.

Уже говорено было, что вопрос о том волновал Церковь, что собирались соборы рассуждать о сем на Востоке, что Поликарп приезжал в Рим совещаться о том с Аникитою. На Востоке сохранялось предание апостольское, от которого Поликарп отступить не мог; Аникита же равным образом желал оставаться верным преданию своей Церкви. Оба епископа совещались о сем, не нарушая взаимного общения, и смотрели это как на вопрос о благочинии, нисколько не придавая ему значенья вопроса о вере.

Мудрой умеренности их подражали, однако, не все. Некоторые из восточных увлекались до того, что находили, будто Пасху следует праздновать непременно в четырнадцатый день мартовской луны, иначе это будет ересь. Действительно, все Церкви малоазийские праздновали в этот день Пасху на основании древнего предания;¹¹⁰⁰ но они, подражая Поликарпу, довольствовались следовать сему преданию, не осуждая прочих Церквей, которые все праздновали Пасху в воскресение, следующее за четырнадцатым днем мартовской луны. Западные также увлекались не менее некоторых восточных и во главе их Виктор, епископ римский, хотел даже принудить страхом обвинения в ереси, чтобы следовали его обычаю. Не видно, чтобы кто из епископов восточных угрожал по этому вопросу нарушить общение с прочими Церквами; но не так было на Западе, где Виктор готов был возмутить всю Церковь, лишь бы только восторжествовало его мнение.

Увлекался же он тем более, что один из пресвитеров его Церкви, именем Власт, впал в противоположное заблуждение и осуждал Церкви, не следовавшие обычаю малоазиатскому. Виктор вознамерился осудить его всей Церковью, и для того писал главным епископам, прося их дать заключение, которое бы мог употребить против Власта.

Так как вопрос этот наделал много шуму, то собирали соборы и епископы съезжались, чтобы решить как следует поступать. Епископы палестинские собрались под председательством Феофана, епископа кесарийского и Наркиса, епископа иерусалимского.¹¹⁰¹ Они написали послание, которым осуждался обычай малоазийский. «Есть о том же предмете, говорит Евсевий, послание собиравшихся в Риме, на котором читается имя епископа Виктора.¹¹⁰² Епископы Понта, собирались под председательством Пальма, епископа амастрийского, старейшего по летам из епископов той провинции. В Церкви гальской был также собор под председательством Иринея. Епископы городов провинции Осдроэны, Васхилл, епископ коринфский и множество других епископов обнародовали также, как означенные соборы, свои послания, в которых все они выражались в том же смысле, как Церковь палестинская».

Епископы малоазийские также сошлись на собор, под председательством Поликрата ефесского,¹¹⁰³ написавшего в защиту азийского предания послание Виктору и Церкви римской в ответ на то, в котором его просили собрать епископов Азии.¹¹⁰⁴ Кажется, что в послании Виктора уже находились некоторые угрозы на тот случай, если Церкви азийские захотят придерживаться своего прежнего обычая.¹¹⁰⁵ Таким образом Виктор присваивал себе власть, которой никто за ним не признавал, что ему вскоре и доказали, а также придавал вопросу о Пасхе характер, вовсе ему несвойственный. Поликрат же написал ему энергичное послание, в котором читаем:

«Пасху празднуем мы в день законный; к обычаю, который приняли, мы ничего не прибавили и ничего от оного не убавляли. В Азии угасли два светила, которые там и воскреснут; в день пришествия Господня, когда Он придет с небеси со славой и величием воскресить всех святых. Одним светилом был Филипп из числа двенадцати апостолов, умерший в Иераполе, равно как две дочери его, состарившиеся в девстве; третья же дочь его, жившая в общении Святого Духа, почивает в Ефесе. Вторым светилом был Иоанн, возлежавший на персях Господних, носивший знамения высшего священства, бывший мучеником, учителем и скончавшийся в Ефесе. Также могу назвать Поликарпа, епископа смирнского и мученика, Фрасия епископа евменийского и мученика, почивающего в Смирне. Нужно ли называть еще Сагария, епископа и мученика, умершего в Лаодикеи, блаженнейшего Папирия и евнуха Мелитона, действовавшего всегда под водительством Духа Святого, погребенного в Сардике и ожидающего там, что Господь приидет с небес воскресить его?»

«Все они праздновали Пасху в четырнадцатый день луны, согласно Евангелия,¹¹⁰⁶ не принимая никаких изменений и следуя в точности правилу веры.

«И я, Поликарп, меньший из вас всех, соблюдаю предание моих родственников, из которых многие были моими наставниками, потому что семеро из родственников моих были епископами и я восьмой епископ из моего рода. Однако все родственники мои праздновали Пасху в тот день, когда Евреи едят хлеб безквасный».

«Я, братия, родившейся уже шестьдесят пять лет во Господа,¹¹⁰⁷ нередко совещавшийся с братиями, рассеянными по всей вселенной, прочитавши всё священное писание, я не страшусь угроз ваших, потому что знаю сказанное теми, которые были выше меня: «Лучше слушаться Бога, нежели человеков».

«Мог бы я назвать епископов, согласных со мною, которых вы просили собрать, и я собирал по этому случаю. Если бы я написал имена их, то вы увидали бы, что их множество. Они знают, что я человек немочный – вот почему утвердили согласием своим послание это, препоручив мне написать его, зная, что у меня нетщетно седые волосы и что я всегда жил во Господе Иисусе.»

Виктор, получив это послание, пытался было отлучить¹¹⁰⁸ Церкви Азии от вселенского общения как еретические. Он не подумал, что, называя их так, он также называет апостолов Иоанна и Филиппа, Поликарпа, множество святых и мучеников, а также собственных своих предшественников, живших в общении с теми, которых он хочет признать отлученными от Церкви. Желая, однако, выполнить свое намерение, он написал послания, в которых утверждал, что азийских должно отлучить от общения. Предложение это скрывало, может быть, тайное властолюбие и желание стать первым епископом по той важной степени, которую занимала Церковь его; но он понимал, что если прочие епископы с ним не согласятся и вся Церковь не выразит своего мнения, то Азийские, не взирая на него, все-таки останутся во вселенском общении.¹¹⁰⁹

Вот почему обратился он к епископам, стараясь склонить их к своему мнению; но хотя некоторые из епископов провинции римской с ним соглашались, но все прочие мнения его не разделяли, напротив того, убеждали его питать мысли более миролюбивые, более снисходительные и более склоняться к единению. Евсевий, писавший повествование о том, имел пред собой послания, в которых относились к Виктору весьма строго.¹¹¹⁰

Между епископами, писавшими к Виктору, был св. Ириней. В послании своем, написанном от имени епископов галльских, он принимает сторону праздновавших Пасху в день воскресный, но вместе с тем предупреждает Виктора, что не следует нарушать общения с непорочными Церквами Божиими, сохраняющими предание, завещаемое им от предшественников. Распространившись о том подробно, он говорить затем:

Спор касается не только дня празднования Пасхи, но также и поста. Одни полагают, что должно поститься один только день, другие, что два, некоторые еще долее, а некоторые отделяют на пост сорок часов дня и сорок часов ночи. Такое разнообразие в соблюдении поста началось не с наших дней, а гораздо ранее у наших предшественников, которые председательствовали, конечно, не столь внимательно и передали своим преемникам обычай, происшедший от простоты и неведения. Однако они соблюдали мир между собой и мы его соблюдаем. Самое различие в посте подтверждает единогласие в вере.¹¹¹¹

Затем Ириней снова возвращается к вопросу о Пасхе, выражаясь следующим образом:

«Священники, управлявшие до Сотера Церковью, в которой ты ныне председательствуешь, то есть: Аникита, Пий, Гигин, Телесфор и Сикст, этого обряда не соблюдали и не дозволяли его своим единомысленным и, однако, сохраняли мир с приходившими из других Церквей, где соблюдался иной обычай, хотя различие обрядов было в этом случае еще заметнее. Никогда никто из-за этого обычая от Церкви не отлучался, напротив того, все предшествовавшие тебе священники посылали Евхаристию священникам других Церквей, соблюдавших иные обычаи».

Первоначальные пастыри Церкви посылали друг другу Евхаристию в знак взаимного общения в вере.

Ириней излагает затем в послании своем, что происходило в Риме между Поликарпом и Аникитой. Таким образом Ириней, вполне достойный имени своего, означающего миролюбивый, посланием своим, равно как и всеми поступками заботился о мире церковном. Так рассуждает о нем Евсевий кесарийский. Он писал не только к Виктору, но ко многим другим епископам для того, чтобы мнение его восторжествовало над мнением епископа римского.

Епископы Палестины,¹¹¹² то есть Наркис иерусалимский, и Феофил кесарийский, к которым еще присоединились Кассий тирский, Клар птолемандский и другие епископы, написали окружное послание ко всем Церквам о вопросе, волновавшем умы. Они изложили предание, принятое Церквами их от апостолов, и после подробного изложения объяснений говорили:

«Постарайтесь, чтобы списки послания нашего были посланы ко всем Церквам для того, чтобы те, которые столь легко отвращаются душей от правого пути, не могли бы упрекать нас, что не сообщали им этого предания. Предупреждаем вас, что в Александрии празднуется Пасха в тот же день, как у нас. Для определения этого мы поддерживаем переписку с этой Церковью и таким образом находимся в единогласии о праздновании этого пресветлого дня».

Епископы Палестины имели право говорить тем с большей уверенностью, что Церкви их основаны были апостолами, жившими там долее, нежели в прочих местах, и оставившими более подробные наставления, а потому свидетельство их имело при возникшем вопросе более веса. На обычай епископов этих согласоваться для определения празднования Пасхи с Церковью александрийской следует обратить внимание. Он принят был большинством прочих Церквей и в первые века из Александрии получалось извещение, в который день следует праздновать Пасху. Это было знаком уважения к ученой школе александрийской, о которой вскоре будет сказано.

Спор, происходивший в конце второго столетия,¹¹¹³ посвящает нас в образ жизни первоначальной Церкви. Он ясно доказывает действие епископской власти в Церкви и соборное учреждение сей власти. Спор этот представляет новые доказательства, что единственным правилом для решения всех вопросов в Церкви принималось только предание Апостольское; наконец, он ясно выражает сношение различных Церквей для поддержки их взаимного единения. Богоустановленная Иерархия была в Церкви, во всей силе со времен апостольских, как то ясно из всех памятников, нами разобранных; но иерархии учреждения церковного во втором столетии правильно установлено еще не было. Так, например, епископами Понта председательствовал не епископ старшего престола, но Пальма, старший между ними по летам. Епископы значительных городов пользовались, однако, уже некоторыми преимуществами над епископами окружавших их городов. Так Виктор римский председательствовал епископами италийскими, Ириней лионский – галльскими, Наркис Иерусалимский и Феофил – кесарийский епископами Палестины. Обычаи эти стали основанием церковно–иерархических степеней, которые впоследствии установлены были соборами вселенскими между епископами.

Вопрос о Пасхе после бывших совещаний остался в том же положении, как и прежде. Виктор римский тщетно пытался обратить его в вопрос догматический и квадродециманы тоже не могли заставить Церковь склониться на их сторону. Церкви малоазийские сохранили свой древний обычай, а прочие Церкви всегда им следовали и общение нарушено не было. Единогласие в праздновании дня Пасхи не могло установиться иначе, как по общему согласию Церквей, что последовало, как мы увидим, только гораздо позднее.

Ириней, столь мощно способствовавший согласию между Церквами, вскоре после того умер. По древнему преданию Церкви галльской, он претерпел мученичество со множеством верующих в 202 году при императоре Севере.¹¹¹⁴

Вместе со вторым столетием оканчивается и первая часть периода Церкви первоначальной. Последние из тех, которые видели и слышали Апостолов, оставили этот мир в последние года этого столетия; но те, которые тогда жили, слышали их учение.

Можно было заметить, что вся история незабвенной эпохи этой служит опровержением тех систем, которые в наше время усиливаются выдавать за выражение веры и учреждений первоначальных. Некоторые даже утверждали, будто сами Апостолы не согласовались между собой в вероучении и образовали различные школы. Утверждают даже, будто заметны следы школ Петра, Павла и Иоанна; но все теории подобного рода сами собой падают при беспристрастном изучении писаний апостольских, а в особенности перед преданием всех Церквей, учрежденных в различных странах известного тогда мира. С начала второго столетия между этими Церквами установились тесные сношения, а возникавшие вопросы о вероучении и благочинии сделали сношения эти даже частыми. Церкви, учрежденные на крайнем Востоке, вошли в сношения с Церквами самого отдаленного Запада и оказалось, что хотя они основаны были разными Апостолами, но имели одинаковое вероучение. Такое единогласие в вероучении состоялось не от св. Писания. Творения апостольские существовали только на греческом языке и даже некоторые из них не были еще повсеместно признаны за их творения. Но учение устное преподано было на всех языках и всех наречиях; а когда оно стало всем известно, то выразилось во всем величии своего единогласия. Самые ереси служили более ясными и блистательными доказательствами этого единогласия, нежели писания тех, кого Церковь считала своими руководителями и защитниками.

Иерархическое учреждение Церкви также проявляется во всех событиях и всех памятниках. Каждая Церковь имеет своего епископа, своих пресвитеров и своих диаконов для выполнения различных обязанностей чина своего; а чин этот законный тогда только, когда истекает от преемства апостольского. Незаметно нисколько тех изменений, которые придуманы были некоторыми из новейших писателей, утверждавших, будто Церковь переходила от учреждений демократических к аристократическим, или епископальным, и дошла наконец до папского Монархизма. Церковь с самого начала своего имела богоустановленную иерархию в лице своих епископов преемников Апостолов, в пресвитерах преемниках семидесяти учеников и в диаконах, учрежденных Апостолами по внушению Святого Духа. Епископ получает сан свой посредством апостольского рукоположения, пресвитеры же и диаконы рукополагаются епископом, постоянным источником апостольского и божественного служения в Церкви.

Верующие при вопросах религиозных также не остаются одинокими: они составляют тело церковное и вместе с епископами, пресвитерами и диаконами составляют одну и ту же Церковь. Деятельность их законна, а в особенности при избрании лиц, которых следует возвести в священство. Никогда не считали верующих хранителями той власти, которую пастыри имеют будто только по их поручению. Управления демократического в первенствующей Церкви никогда не было; а то, что писатели сочли таковым, было только участием верующего народа и действием весьма законным, но смысла которого писатели эти не поняли.

Монархическое же управление, установившееся в церкви Западной во времена позднейшие, есть преступное уклонение, посягательство на управление епископское или соборное, которое существовало в истинной Церкви во все времена, начиная от времен апостольских и до наших дней.

Не полагаем, чтобы, при беспристрастном изучении истории первых двух столетий, можно было допустить, что в первоначальной Церкви существовало другое управление. Кажется также, что невозможно читать историю и не убедиться, что Апостолы проповедовали вероучение единообразное, тожественное, и что первые ученики их преимущественно старались о том, чтобы передать его в том же виде, как сами приняли, без изменений, без убавлений, без прибавлений.

Нечего, кажется, более распространяться о системах, которые сами собой разрушаются перед многочисленными и ясными событиями, подтвержденными свидетельствами достоверными.

Конец первого тома.