Часть первая

Западно-русская церковь, отделившись в XV в. от единства с остальной Русской церковью, впоследствии времени, в большей части своей, снова соединилась с ней.

Известно, что в конце XVI столетия в самой Западно-русской церкви произошло разделение. Киевский митрополит Рогоза и епископы луцкий, владимирский, полоцкий, пинский и холмский, отступив от православия, приняли унию с римским престолом и увлекли за собой свои паствы. В начале XVIII века присоединились к унии и епископы Червонной Руси, Львовский и Перемышльский, также увлекшие за собой свои епархии.

Между тем восстановленные в начале XVII в. православная Киевская митрополия и православная Белорусская епархия остались во все последующее время в союзе с православной церковью и в 1687 г., с согласия константинопольского патриарха, в ведении которого они находились дотоле, перешли под власть московского патриарха.

С падением Речи-Посполитой началось постепенное воссоединение и бывших униатов с православной церковью. В конце прошлого столетия воссоединились униаты Волыни и Подолья; в первой половине текущего столетия – униаты Литвы и Белоруссии, а в недавнее время воссоединился с православием небольшой остаток униатов в Царстве Польском. Затем, из бывшего состава Западно-русской церкви, вне единства с православной церковью остались только две бывшие русские епархии, Львовская и Перемышльская, находящиеся ныне в областях, подчиненных иноземному правительству.

В этих двух пределах – первоначального отделения Западно-русской церкви от единства с остальной Русской церковью и последовавшего воссоединения ее с ней – вращалась ее историческая жизнь, полная разнообразных явлений и событий, подвигов величия и слабостей падения, борьбы, волнений, страданий и жертв всякого рода.

Задачей автора было – изложить в кратком и сжатом очерке последовательный ход событий этой истории. Если предлагаемый очерк не заключает в себе результатов изучения всех многочисленных и разнообразных источников и памятников этой истории и относящихся к ней ученых исследований, то, во всяком случае, он представляет основанное на изучении этих памятников довольно полное изображение исторической судьбы Западно-русской церкви.

Предположив обозреть и изложить судьбы западно-русской церкви, мы должны сперва установить понятие, которое исторически соединяется с этим названием и выяснить задачу, которая принадлежит историческому обзору судеб западно-русской церкви.

В древней Руси, с просвещения ее христианством, не было ни северной, ни южной, ни восточной, ни западной русской церкви: был один русский народ, имевший одного великого князя; была одна русская церковь, имевшая одно иерархическое управление, одни формы правления и суда, с небольшими и незначительными частными или местными особенностями и отклонениями, не нарушавшими общего церковного единства православной Руси. Но с продолжением времени, когда великие князья русские перенесли свой стол на север России, южно-русские области начали мало по малу обособляться, слагаясь в отдельный государственный организм, не тяготевший уже к великому князю северо-восточной Руси, а имевший своего великого князя. Русь южная сделалась как бы другой половиной остальной Руси и начала именоваться по отношению к ней Малой Русью¹. Так как, вслед за перенесением княжеской столицы из Киева на север России, перешли туда же и первосвятители русской земли, то в юго-западной Руси возникло стремление отделиться от остальной, т. е. северо-восточной Руси и в церковном отношении.

Так возникли продолжавшиеся более полутора веков споры о митрополии, окончившиеся отделением южно-русской митрополии от северной. Но существенные особенности, отличавшие западно-русскую церковь от северо-восточной, заключались не в отдельной митрополии, которая сама по себе образовала бы только другой центр церковного управления в России, не изменяя общего положения дел, а в тех формах церковной жизни, которые развились в ней под влиянием ее особенных условий и отношений политических и религиозных. Важнейшими из этих условий были: в политическом отношении – подчинение западно-русских земель, после короткого владычества князей из русского княжеского дома Владимира Великого, власти литовских князей, и затем – литовско-польскому и польскому владычеству; в церковно-религиозном отношении – те многочисленные и разнообразные влияния со стороны римско-католической церкви, под которые подпала южно-русская церковь, находясь под государственным управлением властей римско-католического исповедания и затем (со времени унии), в самой большей части ее, под управлением иерархии, признавшей над собой власть римского первосвященника. В это время в той части ее, которая осталась верна православию, особенно развилось чувство народной силы и вместе такие способы ее защиты, какие были неизвестны в северо-восточной Руси.

Проходящая чрез все эти исторические фазисы народной южно-русской жизни борьба за народность и существенный элемент ее – веру, соединенные с борьбой страдания, падение или измена одних, стойкость, величие духа или терпеливость других – все это принадлежит к особенностям, вызванным в религиозной жизни южно-русских областей их особенными историческими обстоятельствами.

Историческим моментом, с которого начинается отдельная историческая жизнь южно-русской церкви, собственно служит окончательное отделение южной митрополии от северной, следовательно – половина XV века. Но так как это событие подготовлялось много лет и даже не один век; так как, далее, условия, вызвавшие его, действовали в продолжение всего времени, начавшегося после обособления политической жизни южно-русских земель от северных: то мы полагаем, что обзор судьбы южно-русской церкви следует начать с этого времени, именно с образования галицко-владимирского княжества, как первой политической формы южно-русского государства, отдельного и независимого от восточной Руси. Дальнейшими формами политической жизни, чрез которые проходила эта обособленность южно-русского народа, были: литовско-польское владычество, начавшееся со времени попыток к соединению великого княжества литовского с Польшей и, после люблинской унии, польское владычество.

I. Владимиро-Волынское княжество. По разделу великого князя Владимира, еще при жизни его, сын его Всеволод получил в удел Владимир на Волыни; к нему, по всей вероятности, присовокуплены были Червенские города (Червень, Перемышль и др.), со времени Владимира принадлежавшие к русским владениям².

После кончины великого князя Ярослава (1054 г.), Владимир достался на долю младшего сына его Игоря, который потом переведен был братьями в Смоленск (1057); во Владимир же посажен Ростислав, сын старшего Ярославича, Владимира новгородского. Сыновья Ростислава, Володарь и Василько, лишившись Владимира, утвердились в Перемышле и Теребовле; а Владимир перешел к сыну Игоря Давиду. Вместе с этим владимиро-галицкая область разделилась на два княжества: владимирское и перемышльское.

Сын Володаря Ростиславича, умный и мужественный Владимирко, соединил перемышльско-звенигородскую и теребовельскую области в одно государственное тело и перенес престол из Теребвля в Галич (1141). Так образовалось довольно обширное государство галицкое, простиравшееся от р. Сана и Карпатских гор до Дуная и Черного моря. Такую державу Владимирко, после 29-летнего мудрого княжения, оставил сыну своему Ярославу Осмомыслу, о котором воспел певец «Слова о полку Игореве», что он, сидя на златокованном престоле, подпер горы Карпатские своими железными полками, загородил путь королю (угорскому), отворяет врата Киеву, и кидая тяжести через облака, рядит суда до Дуная.

Но со смертью сына Ярославова Владимира († 1198), пресекся род галицких князей (Ростиславичей), и галицкое княжество перешло в род владимиро-волынских князей, соединивших с своим княжеством и галицкое княжество. Южно-русский летописец, приступая к описанию господства Романа Мстиславича над соединенным владимиро-галицким княжеством, ставит заглавие: «Начало княжения великого князя Романа, самодержца бывша всей русской земли, князя галичкого»³.

Галицко-Владимирское княжество. – Самодержец русской земли, знаменитый Роман, был сын владимирского и киевского князя Мстислава и Святохны, дочери Болеслава Кривоустого; детство провел при польском дворе своего дяди, Казимира Справедливого, и по достижении юношеского возраста отправлен был на княжение в Новгород; но изгнанный новгородцами возвратился во Владимир Волынский и, по смерти брата своего Святослава, занял владимирский престол, а в 1199 г. овладел и галицким княжеством, соединив под одной державой два важнейшие южно-русские княжества. Вовлеченный родственными связями в польские междоусобия, Роман пал в битве с поляками (1205 г.), предпринятой в защиту прав племянника его, Лешка Белого, на краковский престол. – Сын его Даниил присоединил к своему княжеству, кроме собственно владимирской наследственной области, Луцк (1227 г.), Пинск и Низовье или Подолию, так что соединенное галицко-владимирское княжество обнимало почти всю нынешнюю Галицию (за исключением входящих ныне в состав ее частей краковского и сандомирского округов, Волынь, Подолию, части Киевской, Минской и Гродненской губерний, Люблинскую землю и значительную часть Молдавии. При более благоприятных условиях держава Даниила, занимавшая одну из самых цветущих стран нашего отечества, могла бы сделаться таким же центром объединена Руси, каким впоследствии сделалось московское княжество. Но или понятия о государственном строе не были еще довольно ясны, или противодействие оным со стороны патриархальных и родовых форм жизни были сильны, или, наконец, внешние обстоятельства были неблагоприятны, как бы то ни было, но великая держава Романа и Даниила не образовалась в прочное и могущественно государство.

После опустошения юго-западной Руси татарами, Даниил построил много новых городов, и один из этих городов – Xолм излюбил больше других, так что перенес в него свой стол из Галича, ославившегося своими враждебными боярами. В Холме он и умер в 1264 г. и похоронен: но там не только забыто место его погребения, забыто и само его имя. Там же «у святей Богородицы» погребены сыновья его Роман († 1260 г.) и Шварн, великий князь литовский, князь холмский и белаский († 1268 г.) и правнук, юный князь, Михаил Юрьевич († 1284)⁴. Другому городу, построенному Даниилом, суждено играть более значительную роль в истории галицкой Руси: это – Львов, названный в честь сына Даниилова Льва. Львов не предназначался для жительства князей и никогда не был резиденцией русских князей: это была крепость; но впоследствии при ней образовался город, имевший административное и политическое значение⁵.

После Даниила княжество его распалось между его наследниками; но внук Даниила Юрий Львович (1301–1315) опять собрал свою владимиро-галицкую Русь в одно государство и в противоположность Великой Руси, которая слагалась при Калите в могущественное государство, именовался князем Малой Руси. Княжескими столицами были Владимир и Галич, где князь принимал послов других держав и где заключались договоры с другими государствами. Смерть внука Юрия Львовича, Юрия II Андреевича, в 1336 г., положила конец владимиро-галицкому квяжеству.

В областях Галицко-Владимирского княжества было пять православных епархий: владимирская, перемышльская, холмская, галицкая и луцкая. Древнейшая епархия на Волыни, владимирская, основана в первое время просвещения Руси христианской верой. Первым епископом ее был Стефан, поставленный или посланный в 992 г. киевским митрополитом Леонтием во Владмимир на Волыни.

К ведомству владимирских святителей принадлежала не только вся Волынь, но и нынешняя Галиция (Червенские города) и вся страна между Бугом и Вислой (впоследствии Люблинская земля). Это продолжалось около 130 лет.

Затем, уже в начале XII века, учреждена епархия в Перемышле (1120 г.); около 1157 г. в Галиче⁶ и в начале XIII в. в Угровске (при впадении Угера в Буг, на север от Холма)⁷. Последняя епархия вскоре переведена была в Холм⁸. Таким образом, для забужанской Руси открыты были три православные епархии. Впрочем, некоторые полагают, что в Галич переведена была в то время Перемышльская епископия, восстановленная потом в XIII столетии.⁹ – В XIV столетии (1326) учреждена отдельная от Владимирской епархии Луцкая епархия.

Первые попытки к отделению южно-русской митрополии от северной. – Ко времени самостоятельности Галицко-Владимирского княжества относятся первые попытки к отделению южнорусской митрополии от северо-восточной и к образованию в южной Руси самостоятельного церковного управления. Первая такая попытка явилась в начале XIV века, при поставлении в митрополиты Петра в 1308 г.

Примечание. Свидетельства и памятники, которые указывают на существование южно-русской митрополии до XIV в., по ближайшем рассмотрении их оказываются подложными; именно:

1) грамота князя Романа галицкого, данная будто бы в 1240 г., в Львове, Печерскому монастырю на землю Забудецкую, в которой между «послухами» (свидетелями) поставлен митрополит галицкий Голохтион»¹⁰;

2) грамота князя Льва Данииловича галицкого, данная будто бы в Львове, 8-го октября 1291 г. монастырю св. Спаса на село Страшевичи и на другие имения. «Притом были митрополит галицкий скрылоса и владыка перемышльский Ларион»;

3) грамота того же князя, данная в тот же день, при тех же свидетелях, в Перемышле, в пяток, владыке Антонию на владение Лавровым монастырем. Между свидетелями поставлен митрополит галицкий скрылоса Антоний.¹¹

3) грамота того же князя 1302 г. марта 8-го, галицкому митрополиту Григорию и соборной церкви Успения в Крылосе, на владение землями. Свидетелями поставлены киевский митрополит Киприан и перемышльский владыка Иларион.¹²

Несмотря на подлог этих грамот, галицкие историки ссылаются на них для подтверждения стародавности галицкой митрополии и, чтобы в этой неверности сохранить последовательность, ставят в каталоге киевских митрополитов между Максимом и Петром – Киприана I; между тем как в 1302 г. митрополией управлял еще Максим († 1305 г.), а Киприан посвящен в митрополита только в 1376 г.¹³

Первые достоверные сведения о попытках в учреждении особой южно-русской митрополии относятся к началу XIV века.

В Киприановом житии св. Петра говорится, что галицко-владимирский князь Юрий I Львович «восхоте галицкую епископию в митрополию претворити» и отправил ратенского игумена¹⁴ Петра в Царьград для посвящения в митрополита. Патриарх Афанасий в 1308 г. посвятил его, но не в галицкие, а в Киевские митрополиты для всей России. Галицкая и вся южно-русская церковь сохранила с ними общение и после того, как он переселился во Владимир (1309 г.) и потом в Москву (ок. 1325 г.). Преемник его, митрополит Феогност, жил несколько лет (1329–1331) в юго-западной России и там, во Владимире-Волынском, вместе с епископами владимирским, полоцким, галицким и холмским, рукоположил избранного новгородцами на епископский престол иерея Григория Калику, принявшего в монашестве имя Василия.

Стремление Рима к подчинению южно-русской церкви. – Соседнее с Венгрией и Польшей, обособившееся и отделившееся от остальной Руси, сильное и обширное владимиро-галицкое княжество, уже по своему положению и по своим политическим отношениям, более сталкивалось с католичеством, нежели прочие русские княжества.

Венгерское королевство в рассматриваемое время было самым близким соседним государством Галиции. Угры, с давних пор, кажется со времени св. Стефана, присваивали себе права на Червонную Русь и предъявляли их при каждом случае, употребляя, в то же время, средства к распространению в ней латинства. К несчастью для галицкого княжества, в нем образовалась противонародная партия бояр, которые готовы были для своей выгоды отдать престол чужеземцу и на которых всегда могли рассчитывать мадьяры.

С другой стороны стояла Польша, ближайшим образом краковско-сандомирское княжество, которое было тем же по отношению к прочим польским княжествам, чем киевское в отношении к прочим русским, т. е. первопрестольным. Сношения владимиро – галицкого княжества с Польшей и Венгрией, то дружественные, то враждебные, происходили непрестанно.

Русские князья выдавали своих дочерей за венгерских и польских князей, и брали в замужество княжен венгерских и польских. При слабом развитии политического сознания в то время, это имело большое влияние не только на личную дружбу и вражду государей, но и на государственные дела и на политические союзы. Русские князья, лишившись уделов, или изгнанные из своих волостей, русские княгини покинутые мужьями или оставшиеся без защиты, искали убежища в польских княжествах и в Венгрии¹⁵. И наоборот, польские князья при таких же обстоятельствах искали помощи и защиты у русских. При родственной близости многих Пястовичей и Рюриковичей, молодые pyccкие князья нередко воспитывались при польских, и польские – при русских княжеских дворах¹⁶. Папа и латинское духовенство пользовались всеми этими обстоятельствами для распространения своего владычества в стране, которая не подчинялась их власти, для приведения ее под власть римского престола.

Если можно согласиться с Зубрицким, что в то время в Польше, как и на Руси, господствовала совершенная терпимость вероисповеданий, и что в намерении правительства не было фанатического гонения других исповеданий против того, к которому оно само принадлежало¹⁷: то нельзя сказать того же о. польско-латинском духовенстве, которое всегда фанатически относилось к вероисповедным вопросам, не делало никаких уступов и не обнаруживало никакой терпимости в отношении к другим исповеданиям. Папа и латинское духовенство никогда не знали других целей, кроме подавления всех исповеданий, исключая латинского, и распространения повсюду своего духовного господства.

В 1099 году Коломан, призванный киевским великим князем Святополком против Володаря галицкого, привел с собой латинских священников и епископа Купана; но галичане побили угров и в том числе нескольких священников. – Около 1140 г. Матвей, епископ краковский, вызвал клервоского аббата, св. Бернарда, побуждая его отправиться к берегам Вислы для искоренения безбожного русского обряда и обращения русских надвислянских стран к латинской церкви. «Это русское племя, бесчисленное подобно небесным светилам, по имени только исповедует Христа, делами же и жизнью совершенно отрицает Его. Но если Орфей песнями своей лиры укрощал и каменных людей, то тем паче мы надеемся, что аббат приведет к Богу эти дикие племена».¹⁸ Впрочем, какие то обстоятельства помешали Бернарду принять на себя эту миссию. – В 1151г., когда Гейза II помогал зятю своему в. к. Изяславу¹⁹ против Владимира, то также привел с собой архиепископа и нескольких епископов. – В 1188 г. Роман Мстиславич подговорил галичан выгнать беспутного князя их Владимира. Владимир обратился за помощью к венгерскому королю Беле III, сыну Гейзы II и русской княжны Евфросинии Мстиславовны. Бела, прогнав Романа, захватил Галицию под свою власть и возвел сына своего Андрея на галицкий престол, а Владимира отвел в Венгрию в неволю и посадил в крепость. В правление Андрея угры позволяли себе крайние бесчинства, «и в божницах почаша кони ставляти и иная многая насилья деяти». (П. С. Л. II, 138).

После присоединения галицкого княжества к владимирскому, знаменитый папа Иннокентий III в 1204 г. или 1205 г. засылал посла к Роману Мстиславичу с предложением покровительства и королевской короны, под условием принятия латинской веры. Когда посол заявил, что Папа посредством меча Петрова может наделить его областями и сделать великим государем, то гордый Роман, обнажив собственный меч, спросил посла: «такой ли то меч Петров у Папы? Если такой, то может раздавать города; а я, имея свой при бедре, не хочу куповати, ино кровию, якоже отцы и деды наши размножили русскую землю». – Когда, по смерти Романа, при малолетстве сыновей его Даниила и Василька, венгры овладели Галицией,²⁰ Папа писал то к королю, то к поставленным им в Галиче наместникам, убеждая их искоренить схизматическую веру и насадить латинскую. Галичане просили Андрея, чтобы он дал им в короли сына своего Коломана и чтобы этот принял восточную веру. Андрей сына дал, а о греческой вере сказал, что Коломан примет оную тогда, когда в возраст придет; а между тем для утверждения его на княжении послал своего латинского – стригонского архиепископа. Пришедшее с ним латинское духовенство обращало православные церкви в латинские. Господствуя именем малолетнего Коломана в Галиче, угры неистовствовали до тех пор, пока новгородский князь Мстислав Удалый не взял в плен Коломана вместе с обрученной его невестой, дочерью краковского князя Лешка. Мстислав условился с королем Андреем, что последний даст в князья Галиции другого своего сына Андрея, а этот вступит в супружество с дочерью его Марией. Папа Гонорий III объявил этот брачный договор недействительным; притом же Андрей скоро умер, а Даниил положил конец смутам, прогнав угров из Галиции. – В 1246 г. папа Иннокентий IV предложил Даниилу свой союз и покровительство, требуя, чтобы он подчинился его власти. В то же время он препоручил архиепископу прусскому, как своему легату в Ливонии, поставлять епископов в Руси и посылать монахов-доминиканцев, чтобы они жили неотлучно при дворе короля Даниила. – Осенью того же года папский посол Иоанн Карпин, проезжая чрез Мазовию к хану, познакомился с братом Данииловым Васильком, отправился с ним в его столицу Владимир, беседовал с русскими епископами и вручил им письма от Папы с убеждением присоединиться к латинской церкви, но князь и епископ отвечали, что они в отсутствии Даниила не могут ничего сказать. – В 1250 г. Даниил возобновил сношение с Папой по политическим расчетам и получил от него королевский венец (1255 г.): но до конца жизни был и остался православным, так что преемник Иннокентия IV папа Александр IV укорял его в неблагодарности, велел ольмюцкому и бреславскому епископам проклясть его и восстановлял против него литовского князя Миндовга, которому также послал королевскую корону. Жена сына его Льва, Констанция, дочь венгерского короля Белы, ревностная католичка, отправила в Львов доминиканов для распространения там латинства. Дочь ее Святослава скончалась (1304 г.) в чине монахини св. Клары.

Не подлежит. сомнению, что русские области, прилегающие к Польше, находились номинально в ведении латинских епископов, так как Папы всегда подчиняли страны, в которых хотели распространить латинство, ведению соседнего епископа, или же поставляли для них особых епископов in partibus infidelium. Таким епископом для Руси был, вероятно, краковский архиепископ, епархия коего, по свидетельству Дитмара, учреждена Болеславом Храбрым. – Но, кроме того, с давнего же времени положено основание особому латинскому епископству для Руси надвислянской и забужной, носившему название Русско-Любушского епископства. Первоначальная история его покрыта непроницаемым мраком. Есть даже предположение, что Любушский епископ имел пребывание в Киеве, но в XII в. выгнан из него великим князем Ярославом Изяславичем. Но, может быть, он выгнан из Руси (собственно из владимирского княжества) Романом, объявившим в 1205 г. что он уничтожит (на Руси) римско-католическую веру.²¹ Вероятно, после этого изгнания Любушского епископа и в Руси учреждено русское епископство в Опатове.

В 1236 г. силезский князь Генрих Бородатый, управлявший велико-княжеской областью (Малой Польшей) во время опеки над Болеславом Стыдливым, учредил, с соизволения Папы, Опатовское епископство для Руси надвислянской, живущей по обеим сторонам Вислы между Люблином и Опатовом. Готгард, аббат опатовского цистерского монастыря, был первым епископом. Таким образом заведование религиозными делами Руси перешло в руки цистерсов, монашеского ордена, заменившего в деле миссионерства бенедиктинцев, более заботившихся о пользе наук, нежели о распространении римско-католической веры. Но в 1244 г. Генрих снова отдал русское епископство, вместе с опатовским аббатством, Любушскому епископу в Силезии, который и заведовал религиозными делами русских до половины XIV века, когда папа Григорий XI уничтожил власть Любушских епископов на Руси и учредил в оной четыре самостоятельные латинские епархии.²²

Во время распадения Галицко-Владимирского княжества правительственное средоточие русской жизни перенесено было с юга России на северо-восток; а между тем, в то же время, в западной России возвысилось могущество литовского княжества и в соседстве с западной Россией слагалась в могущественное государство – Польша. Не имея внутри себя силы отстоять свою независимость и удаление от центра обще-русской жизни, западная Россия сделалась достоянием этих двух великих держав, которые также спорили между собой о первенстве, пока, наконец, одна из них, именно Литовская, не сделалось жертвой другой – Польской.

В первое время русского государства Литовская земля (Балтийское поморье между Неманом и Западной Двиной) завоевана была русскими князьями. Для удержания покоренной страны в подчинении, построены были в ней укрепления и поставлен великокняжеский наместник. Кроме того, русские люди из соседних русских княжеств селились в Литве и способствовали обрусению этого края.

Но с половины XIII в., во время усобиц русских князей и татарского нашествия на русскую землю, литовцы отложились от Руси и явились на историческое поприще в качестве самобытного и независимого народа, ознаменовав себя значительными военными подвигами. В начале XIV в. они уже образовали могущественное княжество литовское, имевшее главным правителем великого князя литовского. Первым единовластным князем Литвы был Миндовг; но величие литовского княжества создали три знаменитые великие князя литовские: Гедимин (1315–1339), Ольгерд (1345–1377) и Витовт (1392–1430).

Средоточие княжества составляла Литовская область. Столицей княжества были сначала Новогрудок-литовский²³, потом с 1280 года Кернов²⁴, с 1320 г. на короткое время Троки и, наконец, с 1323 г. Вильна (основанная, как и Троки, Гедимином). Отсюда великие князья литовские управляли государством и собирали земли, образовавшие их обширное и могущественное государство. В 1413 г. в Литовской области образованы воеводства: Виленское (нынешние уезды Виленский, Свеицянский, Ошмянский и впоследствии Вилейский и Лидский – бывшее Дейновское княжество) и Трокское.

Если не в политическом, то в племенном отношении к тому же средоточию княжества относится Жмудь (княжество Самогития: ныне Ковенская губерния, уезды Россиенский, Шавельский и Тельшевский). Находясь между Литвой и Тевтонским орденом, эта плодородная страна была спорной между ними землей и была постоянно опустошаема, пока, наконец, в 1122 г. Орден не отказался от всяких на нее притязаний²⁵.

Православная вера в Литве – Находясь в постоянных сношениях с русскими, литовцы усвоили их язык, обычаи и гражданское устройство. Под влиянием русских в Литве распространилась христианская вера восточного исповедания.

Кроме показанных выше обстоятельств, главнейшим способом распространения в Литве русского языка и православной веры были браки литовских князей с русскими княжнами²⁶.

Гедимин имел во втором и третьем браке русских княжон Ольгу и Евву. Имя первой сохранилось в имени сына ее – Ольгерда, имя второй – в имени Евнутия. Гедимин сам умер в язычестве: но из семи сыновей его Наримонт (Глеб), Ольгерд (Александр), Любарт (Феодор), Kopиат (Михаил) и Евнут (Иоанн) были православными. Кейстут Гедиминович остался в язычестве: но сын его Витовт (Александр), имевший в первом и втором браке русских княжон (Анну Святославовну Смоленскую и Марью Андреевну Лукомльскую) принял православную веру.

Первая и вторая супруги Ольгерда также были русские княжны – Мария Ярославовна, княжна Витебская, и Иулиания Александровна, княжна Тверская (с 1349 г.). Все 12 сыновей его: от первой супруги – Вингольт (Андрей) князь полоцкий, наместник псковский († 1399), Корибут (Димитрий) князь брянский и новгород-северский († 1399), Дмитрий князь трубчевский, Владимир князь киевский, родоначальник знаменитого рода князей слуцких Олельковичей, Константин и от второй супруги – Ягайло, в православии Яков, в католичестве Владислав, король польский, Виганд (Феодор), Александр (Коригайло), Василий (Казимир), Скиргайло (Иван) князь трокский, потом наместник киевский († 1396), Лингвен (Симеон), мужественный сподвижник Витовта, родоначальник князей мстиславских²⁷, Мингайло и Свидригайло, крещены были в православную веру²⁸.

Некоторые братья Ольгерда, сыновья Гедимина, имели в супружестве русских княжон: Любарт в первом браке – дочь князя владимирского на Волыни, во втором – дочь Константина ростовского. Из сыновей Ольгерда Евнут был женат на княжне витебской; Лингвень – на дочери великого князя Дмитрия Донского, Mapии; Свидригайло на дочери князя тверского Бориса.

Дочери князей литовских также весьма часто выходили замуж за русских князей, и этим также поддерживалась и укреплялась русская вера и народность в Литве. Из многих примеров укажем на немногие. Дочь Ердзивила была за Даниилом галицким; дочери Гедимина (сестры Ольгерда) были замужем за великим князем московским Симеоном Иоанновичем, последним галицким князем Юрием Андреевичем и князем тверским Дмитрием Михайловичем; дочь Кейстута, Мария, была за тверским князем Иваном Михайловичем: четыре дочери Ольгерда были за русскими князьями; дочь Витовта София была супругой в. кн. московского Василия Дмитриевича.

Вообще же до брака Ягайла с Ядвигой ни один литовский князь не был католиком. Происходившие от православных литовских князей дети и потомки их также исповедовали православную веpy; но, как увидим, после соединения Литвы с Польшей многие изменили православию.

Дочери литовских князей, происходя от русских матерей, воспитываемы были в христианской вере. По крайней мере нигде не упоминается, чтобы при выходе в замужество за русских князей они крестимы были в христианскую веру. Но выходившие замуж в Польшу и Мазовию перекрещиваемы были по римскому обряду (как Альдона или Анна Гедиминовна, вышедшая замуж за Казимира Великого и сестра ее Mapия – за Болеслава и Домилла или Елизавета за Ванка, князей мазовецких; и дочь Ольгерда Александра – за Земовита мазовецкого²⁹. Есть мнение, что четвертая супруга короля Ягайла, София Андреевна (Сонка), родоначальница Ягеллонов, при выходе в замужество также будто бы перекрещена была в латинскую веру.³⁰

Древнейшая история Польши покрыта непроницаемой тьмой и до того нагружена народными сказками и баснями, вместо действительных происшествий, что подобного этому не встречаем ни у одного славянского народа в таком множестве и виде. Причиной этого было то обстоятельство, что латынь, присвоившая себе исключительное господство в Польше, от введения христианства до самого XV-го столетия, совершенно было подавила народный язык, как средство образования. Древнейшие польские летописцы, пренебрегая народными сказаниями, сохранявшимися в устном предании, наполняли свои хроники выдержками из латинских писателей, неуместно навязывая славянским народам имена и предания, даже совершенно баснословные рассказы, заимствованные у латинских и греческих писателей. В этом отношении ни один славянский народ, сколько-нибудь замечательный по своей величине, не представляет такой бедности, как поляки. По хронике Кадлубека, Крак дал стране, составлявшей уже значительное королевство, права и законы; прекрасная дочь его Ванда была родоначальницей вандалов; Александр Македонский воевал с поляками и побежден храбрым Лешком, которого народ возвел за это в княжеское достоинство; внук его Лешко Третий три раза победил Юлия Цезаря и погубил Красса; отвергнутая им жена Юлия, сестра Юлия Цезаря, основала города Юлиуш или Либуш, и Юлин или Люблин. – Ближе к народным преданиям рассказы Мартина Галла, жившего и писавшего веком раньше Кадлубека. Он сообщает сохранившиеся в предании (narrant seniores antiqui) известия о польском князе, в Гнезне, Попеле, потерявшем престол, который перешел в род Пястов. – Имена, о которых повествуют польские летописцы, может быть, принадлежали действительным лицам: но сказания о них так изукрашены фантазией, что нет никакой возможности включить их в число исторических.³¹

Достоверная история Польши начинается лишь с сына Земомысла Пястовича, Мечко или Мечислава I (931–992). Сын его, Болеслав Храбрый (992–1025), короновался королевским венцом и вознес силу и славу Польши на высокую степень. Но после Болеслава III Кривоустого (1102–1139), разделившего королевство между своими сыновьями, Польша распалась на многие княжества, утратила название королевства и испытывала такие же усобицы, как и Русь. «Словом, сходство в наследии, разделе, управлении и владении общими родовыми областями, между Рюриковичами и Пястовичами столь примечательно, что нельзя сомневаться, что у обоих родов господствовали одни и те же чисто славянские правила пред-исторических времен.³²

Главными областями Польши, в которых княжили разные линии из рода Болеслава Кривоустого, были: Малая Польша, Мазовия, Великая Польша, Силезия и Поморье.

Малая Польша была великокняжеской областью. Столицей ее был Краков. В конце XII века после Казимира II Справедливого († 1194) она распалась на два княжества: Краковско-Сандомирское, с землей Люблинской и Лукомской, и Мазовецко-Куявское. Первое называлось собственно Малой Польшей и заключало в себе города: Краков, Сандомир, Перемышль, Замостье, Красностав, Холм, Люблин и Белу и – Подлясье. Малая Польша опиралась на духовенство и, взамен этой помощи, не скупилась на разные для него привилегии. После сына Казимирова, Лешка Белаго († 1227), малопольским князем был сын его Болеслав Стыдливый, над которым, во время малолетства его, держал опеку силезский князь Генрих Бородатый и, по смерти его († 1249), сын его Генрих II. Болеслав скончался в 1278 г. бездетным. С ним прекратилась старшая линия Пястов на польском престоле. Великокняжеская краковская корона сделалась предметом искательства многих князей великопольских, мазовецких, силезских. Малопольские бояре возвели на престол из Мазовии племянника Болеславова, сына Kaзимира куявского, Лешка Черного († 1289). После него краковским престолом овладел мазовецкий князь Болеслав, но принужден был уступить его силезскому герцогу Генриху III (глоговскому). По смерти Генриха княжеством овладел чешский король Вячеслав II и передал его сыну своему Вячеславу III. Но чешское правление продолжалось недолго, всего 15 лет. Владевший в Мазовии, брат Лешка Черного, Владислав Локеток, князь умный и отважный, выгнал Чехов и, утвердившись на княжеском престоле, венчался королевским венцом (1306–1333). Царствование сына его, Казимира III Великого, знаменитейшего из королей польских, было золотым веком для Польши. Со смертью бездетного Казимира (1370), прекратилась династия Пястов на королевском престоле, с которой народ польский столько столетий делил свою судьбу и под правлением которых достиг значительной степени могущества и влияния. При Владиславе и Казимире III началось соединение польских земель в одно государственное тело.

В Мазовии (по обеим берегам Вислы, обнимавшей земли Плоцкую, Черскую, Равскую, Гостынскую, Варшавскую Цехановскую, Ломжинскую и др.) с 1194 г. княжил род меньшего сына Казимира Справедливого, Конрада I, женатого на родственнице Даниила галицкого и бывшего с ним в дружественных отношениях. Край этот, с давних пор находившийся под натиском Ятвягов³³ и Пруссов, и в отражении их опиравшийся прежде на силы целой Польши, теперь, предоставленный самому ceбе, не в силах был бороться с ними. Конрад пригласил в Польшу оставшихся после крестовых походов без всякого дела рыцарей Тевтонского ордена, чтобы употребить их против пруссов и отдал им во временное обладание Хелминскую землю на прусской границе (1222). Недовольствуясь этой землей, крестоносцы в течение ста лет присвоили себе весь край от Балтийского моря до Вислы. Так образовалось странное государство монахов-воинов, имевшее весьма значительное влияние на ход событий в Руси и Польше. Ошибка Конрада дорого стоила той и другой стране. Конрад († 1251) поделил княжество между двумя своими сыновьями: старший Казимир получил Куявы, княжества Лещицкое и Cерадское; младший Земовит – Мазовецкое с Плоцким и Равским воеводствами. Казимир оставил пять сыновей: Лешка Черного, князя серадского и потом короля польского; Земомысла иновроцлавского; Владислава Локетка бресто-куявского; Казимира лещицкого и Земовита добрыньского. Потомки же Земовита разделили Мазовию на княжества или земли: Плоцкую, Равскую, Гостынскую, Черскую и другие. Из князей этой ветви к нашей истории имеют отношение: сын плоцко-мазовецкого князя Болеслава († 1347) Тройден, имевший в замужестве галицкую княжну Марию, дочь или внучку Юрия Львовича, и родившийся от этого брака Болеслав Тройденович, ставший потом наследником галицкого княжества. С половины XIV века (с 1355 г.) мазовецкие князья признали над собой власть польского короля. В 1526 году пресеклась линия Пястов в Мазовии. Последняя отрасль этого владетельного дома, княжна Анна, вступила в супружество с польским вельможей Яном Одровонжем, воеводой подольским. Мазовецкая шляхта просила признать его в достоинстве князя мазовецкого. Литовская шляхта советовала отдать Мазовию Сигизмунду- Августу. Но король Сигизмунд I не согласился ни на то, ни на другое и присоединил Мазовию к Польше. Варшава, бывшая с конца XIV века столицей мазовецкого княжества, со времени Сигизмунда III (с 1596 г.) сделалась столицей королевства. Краков же остался старой столицей и местом коронования королей польских.

Столицей Великопольского княжества была Познань (Позен). Княжество это слагалось из земель Познанской, Гнезненской и Калишской. Из великопольских князей наибольшую известность получил познанский князь Премислав II, соединивший все великопольские области под одну власть и провозглашенный в 1295 году королем. В 1298 году Великая Польша подчинилась краковскому князю Владиславу Локетку; в 1309 г. снова подтвержден акт соединения Великой Польши с Малой.

В Силезии княжил род Владислава II († 1159), сына Болеслава Кривоустого. Силезия отделилась от Польши и составила особенное герцогство под правлением сыновей Владислава II, разделившееся в начале ХIII века на две части: Нижнюю и Верхнюю Силезию, из которых каждая дробилась на множество мелких княжеств.³⁴ В XIV–XV веке силезские области частью отошли к Польше, частью достались Чехам. Из князей Владиславова дома имеют отношение к нашей истории только вратиславский (бреславский) князь Генрих I-й Бородатый (1163–1232) и опольский князь Владислав. Во время малолетства Болеслава V-го Стыдливого (сына краковского князя Лешка Белого), Генрих, в качестве регента пли опекуна, с 1228 года поддерживал и защищал право его против мазовецкого князя Конрада, старавшегося овладеть великокняжеским престолом, и управлял Малой Польшей. В это время он учредил русско-латинское епископство в Опатове, откуда оно вскоре перенесено было в Силезию. Кроме того, в польской истории он известен тем, что ввел в польские города прусское магдебургское право (муниципальное устройство городов), распространенное потом Ягеллонами на литовские и русские города.³⁵ Владислав Опольский, племянник или шурин Лудовика Угорского, известен в нашей истории тем, что владел на ленных правах Галицкой землей с 1372 до 1379 года.

Пoмopcкие или Штетинские князья, из рода Пястов, с 1124 г., со времени Болеслава Кривоустого, владели целым Поморьем от устья Одера до устья Вислы. Это был богатый торговый приморский край с городами Гданском, Штетином, Колобрегом, Каменем и Белоградом. В Колобреге в 1000 г. основано было латинское епископство, коего первым епископом был немец Рейнберг, известный в нашей отечественной истории тем, что после женитьбы сына Владимирова Святополка на дочери польского короля Болеслава Храброго прибыл с польской княжной в удел Святополка г. Туров и в интересах латинской пропаганды начал подучать его к восстанию против отца, за что заключен был в темницу, где и умер около 1014 г. Епархия же его соединена с Гнезненской. (Шаффарик. Слав. Древ. Т. II кн. II, 174.). В начале XIV века этим краем овладели немцы. Поморские польские князья не имели прямого отношения к политическим и церковным событиям Западной Руси.

Начало христианства в Польше – «Тихо, как и всюду в других местах, приблизился к пределам Польши свет христианского учения. Первые лучи его озарили только некоторых избранных лиц этого народа и притом, без сомнения, гораздо прежде, чем узнают о том что-либо из исторических памятников».³⁶ – В это доисторическое время в Польше введено было христианство восточного исповедания и только впоследствии распространилось в ней латинство, подавившее собой восточную веру.

До образования польского государства, юго-восточная и юго-западная части Польши (Червонная Русь, Краковская земля и княжества Тишинское и Опавское) входили в состав Святополкова Мораво-паннонского княжества. После того они завоеваны были поляками и у них отняты частью русскими в 981 г. (Червонная Русь), частью чехами в 973 г. (Краковская земля); и только в 999 г. при Болеславе Храбром Краков снова возвращен Польше. Сообразно с этим справедливо полагают, что границы моравского архиепископства (Мефодиевой епархии), простираясь до р. Буга в Польше, до р. Стыря на Руси и до Одера в Силезии обнимали прикарпатскую Чермную Русь, Краков с его округом, Сандомирскую область и Силезию.³⁷

«Нельзя отвергать – пишет Шаффарик³⁸ существования в Польше старинного предания о том, что славянское исповедание появилось в ней прежде латинского и что такое предание находит достаточное подтверждение в обстоятельствах того времени, соответственном ходе вещей и прочих событиях, хорошо нам известных. Польша тогда окружена была с востока, запада и юга славянами греческого обряда, и только едва на севере касалась народов, у коих немцы прежде того посеяли семена христианства латинского исповедания и распространяли его далее и далее. Стало быть, в Польше было тоже самое, что в Моравии и Чехии. Замечательно в этом отношении свидетельство беспристрастного Пясецого († 1649), перемышльского епископа, основанное на тщательном исследовании современных рассказов и старобытных деяний: «Polonia et Slavonia tota abhorret a studiis et artibus germanorum, et quidquid venit inde et quale quale illud sit, praeter operas mechanicas, sibi noxium reputat et rejicit suspectum. Unde et fidem christianam noluit discere a germanis, sed per orientales graecos, Cyrillum et Methodium».

Почти современное подтверждение этого находится в паннонском житии св. Мефодия, где, между прочим, говорится о поганском князе в Вислех³⁹ «вельми сильном» (Вышевите из рода Попелей), который ругался над христианами и преследовал их («пакости деял»). Мефодий послал сказать ему: «добро ти ся бы крестити сыну волей своей, на своей земли, да не пленен, нудми крещен будеши на чужой земли и помянеши мя: еже и бысть». Последние слова указывают на исполнение этого предсказания, состоявшее, как можно догадываться, в том, что область вислицкого князя была присоединена к моравскому княжеству и сам вислицкий князь окрещен был моравским державцем в христианскую веру. В связи с этим существует предание о появлении в доме Пяста двух странников. По одной легенде это были два ангела; по другим повествованиям, это были или сами Кирилл и Мефодий, странствовавшие в Польше, или ученики их. (Позднейшие сказания придали им имена Ослава и Визнога). Эти странники прибыли в Гнезно в то время, когда князь совершал торжественный постриг своего сына. В одно время с исполнением этого обряда в княжеском доме, хотел совершить пострижение своего сына княжеский крестьянин Пяст. Попель выгнал странников из города: но добродушный Пяст пригласил их к себе и оказал им радушный npием. Странники совершили обряд пострижения и назвали юного Пяста Земовитом, предсказав в этом имени (земли-витязь) будущее его величие. Совершенное ими чудо обнаружило их священную миссию.⁴⁰ Впоследствии Земовит вступил в ряды воинов и, па изгнании Попелей, достиг верховной власти (ок. 860 г.). Сын его Лешек и внук Земомысл († 960) оставались язычниками. Но принявший после Земомысла правление Мечислав принял христианство при следующих обстоятельствах. Он не имел детей. Взор его обращен был на чешскую княжну Добраву или Домбровку, одну из четырех сестер Вячеслава (святого) и Болеслава I-го, богемских князей, внуку Людмилы и супруга ее Боривоя. Вероятно, это были советы христиан, проживавших в Польше и указавших на Домбровку в уверенности, что небо благословит такое супружество.⁴¹ Боривой⁴² был первый владетельный князь Богемии, принявший, вместе с супругой, христианскую веру греко-восточного исповедания в 873 или 874 г. от Мефодия в Mopaвии, держава которой простиралась и на вассальную Чехию. Мечислав женился на Домбровке, обещав принять христианскую веру, что потом и исполнил. Домбровка, исповедывавшая восточную веру, привела с собой в Польшу священников своего обряда⁴³. Мечислав крестился в Гнезне или Праге в 965 (по другим в 956 году.⁴⁴

По смерти Домбровки, вступившей в брак с Мечиславом уже в очень зрелых летах, Мечислав женился ни Оде, дочери маркграфа Фридриха, бывшей монахиней в Миснийском монастыре Кальве. Убеждения ли второй жены или политические расчеты расположили его склониться к западу. Он позволил латинскому епископу Иордану, зависевшему от германцев, поселиться в Познани. Этим положено было основание древнейшей и первой латинской епископской кафедры в Польше. Познанская кафедра зависела от немецкого магдебургского архиепископа. Мечислав умер в 992 году.

После Мечислава осталось пять сыновей – два от Домбровки и три от Оды. Под влиянием последней между ними поделены были Польские земли. Старший Болеслав, прозванный впоследствии Храбрым, выгнал мачеху с ее сыновьями из их уделов и восстановил единство власти. Но, заискивая в немцах, он отступил от веры своей матери и склонился к латинству.

Латинским апостолом Польши был пражский епископ Адальберт Войцех. Принужденный удалиться от чехов, которых хотел силой обратить к латинству, он направил свой путь в Польшу к Болеславу (996 г.) и обратил к латинству Краковскую землю, Польшу, Славонию и Варедонию – (вероятно области Полабских славян). Православная вера подверглась гонению. Епископы восточного обряда были умерщвлены или изгнаны⁴⁵. Болеслав был его послушным сыном, потому что домогался получить от Папы королевскую корону. Из Польши Войцех отправился к пруссам, но был убит прусскими жрецами в священной дубраве Ромове в 997 году.

По смерти его, в 1000 г. император Оттон III прибыл в Гнезно поклониться праху мученика и, с согласия папы Сильвестра II, заключил с Болеславом договор, на основании которого последний признан польским королем и, вместе с обязанностью заботиться о распространении римско-католической веры, получил позволение устроить по своему благоусмотрению церковную иерархию. Болеслав тогда же учредил епископскую кафедру в Гнезне, с правами архиепископии (митрополии); с чем вместе кончилась власть немецкого магдебургского архиепископа над польской латинской церковью, получившей самостоятельное управление.

Болеслав 1-й был ревностным распространителем латинской веры между подданными и покоренными им народами-поморскими и полабскими славянами.

Кроме гнезненской архиепископии, он основал еще архиепископию в Кракове, куда королевская резиденция была перенесена из Гнезна, и епископские кафедры-Бреславскую в Силезии и Колобрегскую (Кольбергскую) в Поморье, подчинив их власти гнезненского архиепископа. Несколько позже учредил он еще епископства Любушское в Силезии же, и Плоцкое в Мазовии, подчинив их власти гнезненского архиепископа.⁴⁶

Но народ полюбил славянскую веру и богослужение на родном языке. Латинство было ему противно, и только силой можно было заставить народ исполнять обряды непонятной и ненавистной ему веры. Русская летопись говорит, что по смерти Болеслава «бе мятеж в земли лядске: вставше люди избиша епископы и попы и бояры и бысть в них мятеж».⁴⁷ Паны-бояры были также ненавистны народу, как латинские бискупы (пришлые немцы), потому что те и другие одинаково пользовались его трудом и имуществом и смотрели на него, только как на рабочую силу. Наконец, у народа отнимали его родную веру: и он не скоро забыл, что славянская вера была когда-то его верой и что отдаленные предки его молились и слушали богослужение на родном языке.

Из этого видно, что 1) первоначальное христианство в Польше, не только в землях между Вислой и Бугом, но даже в завислянской стране, было восточного исповедания; 2) что оно введено было в Польше еще при Кирилле и Мефодии, за 100 лет до крещения Мечислава; 3) что Мечислав крестился по восточному обряду. Не без вероятности можно полагать, что в Польше были православные епископства в Кракове, Судомире и Смогоржеве (нынешнем Бреславле). Преследование и уничтожение православной веры в Польше началось по смерти Мечислава при Болеславе Храбром. Следы первоначальной восточной славянской веры сохранялись в Польше до XII, XIII и даже до XVI ст. Богослужение в церкви Св. Креста на клепарже, в предместье Кракова, продолжалось на славянском языке до XVI ст. Святокрестовская церковь на клепарже и основана была в 1389 г.. Ядвигой и Ягайлом для монахов греко-славянского исповедания, вызванных из Праги. Еще во время Длугоша († 1480) проживали здесь славянские священники, отправлявшие богослужение на славянском языке. – В Кракове и Тынецком монастыре сохранились святыни восточного исповедания от XI, XIII и XIV столетий. Первые печатные издания славянских богослужебных книг сделаны в Кракове в конце XV в. – Византийская школа церковной иконописи существовала в Кракове – до времен королевы Боны, когда итальянский стиль стал преобладающим. Ученый инок печерский, 3aхария Копыстенский, писал в 1620 году: «в диоцезии епископства краковского по некоторым костелам найдутся малеванья грецким обычаем и кшталтом с надписями славянским языком над каждым образом». Латинство, водворившись после, старалось затмить и сгладить эти следы восточного православия в Польше.⁴⁸

Так, образовавшееся после мораво-паннонского княжества и после распадения чешского королевства сильное славянское государство – Польша, подавив в себе слабые зачатки восточного исповедания, примкнула к католическому миру и развила западнославянскую цивилизацию, подавляя в покоренных ей славянских странах все элементы восточно-русского славянства. В продолжение многих веков шла борьба между двумя великими представителями славянства – Русью и Польшей за первенство. Победила восточная Русь. Но тяжелы были жертвы, которыми куплена эта победа.

Южнорусские и Западнорусские земли вошли в состав частью Литвы, частью Польши. Но кроме того Литва завладела некоторыми западнорусскими княжествами, отделив их от восточной Руси.

Галицкая земля. – По смерти последнего галицко-владимирского князя Юрия II Андреевича в 1336 г., престол княжества наследовала единственная дочь его и супруг ее Любарт Гедиминович. Но в следующем году, по семейной ли какой сделке или по призыву галицких бояр, на престол галицкого княжества вступил мазовецкий князь Болеслав Тройденович, сын русский княжны Марии, дочери Юрия 1-го, умершей в 1341 г.⁴⁹

Болеслав⁵⁰ воспитан был матерью в восточной вере, но потом, но настоянию деда своего, польского короля Владислава Локетка, перешел в латинство.

Новый князь, прибыв в Львов, окружил себя немцами и поляками, и пренебрегая народными правами, оскорбляя народные обычаи и насильственно вводя латинскую веру, возбудил против себя своих подданных, которые отравили его (25-го марта 1340 г.).

По смерти Болеслава, по праву родства с ним, и в то же время мстя за его смерть, польский король Казимир III или Великий вступил в Галицкую землю и овладел (в 1340 г.) Львовом, Перемышлем и прочими городами Галицкой Руси. Но в 1341      г. pyccкие, призвав на помощь татар, вытеснили казимировы гарнизоны, и Любарт принял вторично правление галицкого княжества до 1349 г., когда польский король снова овладел Галицией.

Со смертью Казимира Великого († 1370 г.) пресеклась династия Пястов. Только патриархальными взглядами и обычаями времени можно объяснить то, что польскую великокняжескую корону получил племянник его, сын сестры Казимира, Елизаветы, венгерский король Лудовик⁵¹ по предварительному соглашению с ним Казимира. Лудовик жил в Венгрии, а Польшей управлял посредством наместников, приласкивая за это шляхту разными привиллегиями. Галицкую землю он отдал во владение племяннику своему онемечившемуся силезско-польскому князю из рода Пястов, Владиславу Опольскому.⁵² В Галицкой Руси пошло большое движение, направленное против нового князя и заводимых им новых порядков. Владислав был чужестранцем и латинской веры, и важнейшие должности отдавал иностранцам католикам.

Литовские князья поддерживали галицких русских в их стремлениях. Владислав в 1372 г. торжественно въехал во Львов, назвав его своей столицей; но убедившись, что, по причине литовских набегов, невозможно удержать спокойно шаткое русское владычество (mobile regnum Russiae), отдал оное в 1379 г. обратно королю венгерскому и польскому Лудовику, а взамен его получил княжества Добрыньское, Гневковское или Иновроцлавское и Бидгощское (в Великой Польше), причем Лудовик наименовал его своим наместником в Польше и поручил ему управление оной.⁵³

Лудовик († 1382 г.), также, как и Казимир Великий, не имел сыновей. Но польская шляхта, получившая от него много привилегий, согласилась признать наследницей престола одну из двух его дочерей. Старшая дочь его, Мария, вышла замуж за курфюрста бранденбургского, сына императора Карла VI, Сигизмунда, того самого, который потом (1411–1437 г.) был германским императором и созвал констанцский собор, осудивший на сожжение Гусса и возжегший страшные гусситские войны. Но Сигизмунд не полюбился полякам. Отклонив его, они избрали на польский престол другую дочь Лудовика, тринадцатилетнюю Ядвигу. Но это избрание было причиной многих междоусобий, так как Венгры не хотели потерять Польши и, кроме того, на польский престол заявлял право Земовит, князь мазовецкий из дома Пястов. На серадском съезде 1383 г. дело долго колебалось между соперниками и, наконец, решено было в пользу Ядвиги, признанной королевой Польши. После избрания ее на престол, снова начались волнения из-за искания руки царственной девицы различными владетельными князьями. Претендентами были: Владислав опольский и Земовит мазовецкий; но к сердцу Ядвиги ближе всех был Вильгельм, сын Леопольда австрийского, обрученный с ней еще в детстве. Между тем в Краков явились послы от великого князя литовского просить руки Ядвиги, с обещанием, что, в случае согласия ее, весь народ литовский примет христианскую веру. Юная королева, ревностная католичка, и дальновидная мать ее Елисавета, решили в пользу Ягайла. В 1386 году он прибыл в Краков, принял крещение и, женившись на Ядвиге, сделался королем польским. – Галицкая земля, остававшаяся под властью венгерской королевы Марии, в 1387 году признала над собой власть Польши, но с сохранением всех своих прав и привилегий. В это время она еще не была присоединена к Польше и управлялась русскими старостами. Часть ее, земля Жидачевская, находилась в 1421–1430 гг. во владении князя Федора Любартовича, бывшего наследником владимирско-луцкого княжества.⁵⁴

Но в 1432 (или 1434) году Галиция окончательно присоединена к Польше и получила устройство по образцу прочих польских провинций. – Таким образом, Червонная или Галицкая Русь первая из русских земель подпала под владычество Польши.

Судьба ее была в высшей степени печальна. Короли не защищали своего отдаленного владения. Между тем, не говоря уже об уграх и волохах, крымские татары и турки постоянно делали на нее набеги, разоряя и сжигая города и уводя множество пленных. В одном 1498 г. бусурмане – а это был 15-й их набег на Русь с 1442 года – пленили более 100000 душ, так что Фракия, Македония, Скифия и Азия наполнены были русскими невольниками. В 1506 году (20-й набег) крымские татары увели с собой также до 100.000 пленных⁵⁵. – В сорокалетнее царствование Сигизмунда I (1509–1548) множество польских панов осело в Галицкой Руси. В их руках находились высшие должности – воеводства, каштелянства и староства. Короли считали этот край как бы завоеванным для поляков.

Подолье. – Подолье, искони русское, подпало в ХIII веке под власть татар. В половине XIV в. княжили в нем независимые царьки, отложившиеся от хана во время смут в орде – Хачебей, Котлубег и Дмитрий (вероятно христианин). В 1359–1363 гг. великий князь литовский Ольгерд отнял у татар эту прекрасную и плодородную страну и отдал в управление племянникам своим Кориатовичам (сыновьям Кориата Гедиминовича). Кориатовичей было четыре брата: Юрий, Александр (женатый на дочери великого князя московского Симеона Иоанновича Гордого), Константин и Федор. В Подольской земле, опустошенной татарами, не оставалось тогда ни одного города. Кориатовичи построили города: Смотрич на р. Смотриче, Бакоту и Каменец (при впадении Смотрича в Днестр), «и всю землю Подольскую осели».⁵⁶ Смотрич был столицей княжества.

Польский король Казимир III предлагал Константину дочь свою в супружество и польскую корону, под условием, если он примет латинскую веру. Но Константин отказался, «не похотел к той вере приступать»,⁵⁷ и умер в Подолии на своем государстве. Юрия взяли к себе воеводой Валахи и там отравили. Александр и Федор приняли латинскую веру.⁵⁸ Александра убили татары. Федор жил в Венгрии, где получил от угорского короля землю Мункачевскую и в 1360 г. построил монастырь на горе Чернек; по смерти отца, княжившего в Новогрудке, принял его княжение, но, услышав о смерти братьев, возвратился в Подолье и «Подольскую землю засел». Подолье было еще под верховным литовским владычеством. Ольгерд поставил в Каменце своего старосту Гаштольда. Гаштольд, в то время еще язычник, просил у пана Бучацкого руки его дочери; но получил ее под условием, если примет христианскую (католическую) веру. Гаштольд окрестился, но вскоре отозван был Ольгердом на должность старосты в Вильну. Это был родоначальник знаменитой в Литве фамилии Гаштольдов.

Витовт, по праву великого князя, также считал себя государем Подольской земли; но, встретив сопротивление, решился в 1393 году поддержать свое право вооруженной силой. Побежденный под Брацлавом Федор Кориатович заперся в Каменце. Витовт взял Брацлав, Соколец, Смотрич, Бакоту, Скалу и Червоногородок и, после долгого сопротивления, взял Каменец. «И по всем городам своих старост посажал». Таким образом, Подолье присоединено к Литве в качестве провинции; но долго сохраняло благодарную память о князьях Кориатовичах. В то же время, вероятно по соглашении с Ягайлом, Витовт отдал (1394 г.) восточную часть Подолья, с городами Брацлавом, Сокольцем и Винницей, брату Ягайлову Корибуту (Димитрию) Ольгердовичу, в вознаграждение за взятое у него Северское княжество. После Корибута этой частью Подолья владели сыновья его Федор и Сигизмунд. Последний принял потом с 1421 г. чешскую корону против воли своих дядей – Ягайла и Витовта; но вскоре лишился короны, а Витовт отобрал у него в то же время и Подольские земли.

Западная часть Подолья, с городами Каменцем, Смотричем, Скалой, Червоногородом и Бакотой, осталась за Витовтом. Витовт продал ее Ягайле за 20 тысяч (гривен). Ягайло отдал ее краковскому воеводе Спытку изъ Мельштина, который особенно старался о соединении Литвы с Польшей и о возведении Ягайла на престол польский. Переселившись на Подолье, Спытко завел у себя пышный княжеский двор; но в 1399 году погиб в битве с татарами на берегу р. Ворсклы. Ягайло предложил Витовту выкупить у Польши подольские города. Витовт послал королю выкуп и отдал Подолье Свидригайлу, надеясь тем успокоить славолюбивого королевского брата. Король, с своей стороны, надбавил ему землю Жидачевскую и область Стрыйскую в Галицкой Руси. Но, вследствие враждебных действий Свидригайла, Ягайло в 1404 г. вошел в Подолье с оружием, собрав войска со всей Польши и поставил в Подольской земле своего наместника. Частая смена наместников⁵⁹ показала что им нелегко было ужиться среди народа, враждебно относившегося к Польше и католичеству. В 1410 г. Витовт снова овладел Подольем. По этому поводу польские паны, которых много расселилось на Подолье, жаловались папе Мартину V, что король расточает земли польской короны. Папа дал полномочие Львовскому архиепископу уничтожить отчуждение земель, несмотря на королевские грамоты.⁶⁰ Подолье, однако же, осталось за Литвой, управляясь старостами или наместниками Витовта.

По удалении из Подолья, Свидригайло получил Северскую область, но в 1407 г. перешел со многими боярами к московскому великому князю и получил от него Владимир на Клязьме; возжег несчастную для России войну с Литвой, потом изменил Москве, скитался в южных степях и, наконец, снова примирился с Витовтом, но, не ужившись на мирном положении в Вильне, вошел в тайные сношения с немецким орденом, а по открытии этой измены, заключен был под стражу сперва в Вильне (1409 г.), потом в Кременце. Русские любили его и решились освободить из заключения. В 1418 г., в ночь св. Пасхи, молодой острожский князь Федор Данилович и князь из рода пинских Александр Нос, тайно вошли в замок и освободили Свидригайла, положив на месте каштеляна Франкенберга. Свидригайло убежал в Луцк, потом жил в Венгрии и в Австрии, сносился с орденом и, наконец, отдался великодушию короля – брата Ягайла и великого князя Витовта, которые предоставили ему в управление Чернигов, Новгород-Северский, Брянск и Трубчевск (1420). Но, по смерти Витовта (1430 г.), судьба вознесла его на великокняжеский престол.⁶¹

На Подолье, после татарского разгрома, русских родов было мало; а в правление Ягайла поселилось много поляков, получивших здесь отчины. В особенности усилилась одна фамилия Бучацких, поселившаяся на берегах Стрыпы еще со времен Ольгерда. Как только пришла весть о смерти Витовта, польские паны – Бучацкие, Грицко Кердиевич, Крушина Галовский и каменецкий латинский епископ Павел, умертвили литовского наместника Довгирда и овладели во имя короны Каменцем, Смотричем, Скалой и Червоногородом. Король был в это время в Вильне и, уступая Свидригайлу, послал приказ Бучацкому сдать управление наместнику Свидригайла, князю Бабе; но польские вельможи тайным образом дали приказание коменданту Каменца не сдавать Подолья литовскому князю. По этому поводу возгорелась страшная война между Польшей и Литвой. Латинская справа выставила против Свидригайла Сигизмунда Кейстутовича. Свидригайло потерял великокняжеский престол, а Сигизмунд согласился уступить Польше занятые поляками города западного Подолья. Но предприимчивый князь Федор Данилович острожский, с помощью татар и волохов, в 1432 г. отнял у поляков Смотрич и Скалу и овладел всем Подольем за исключением Каменца, обороняемого Бучацкими. Снова возгорелась война на Подолье. Князь острожский пленил Бучацкого и постоянно тревожил польские земли. Но, оскорбленный Свидригайлом, которому помогал, он отступился от него и поддался Польше со всеми принадлежащими ему областями. Тогда Ягайло сделался обладателем Подолья (западной части). На коронационном сейме Владислава III в 1434 г. Подолье обращено в воеводство и отдано в управление Петру Одровонжу, который управлял и Галицкой землей. На сеймах 1448 г. и следующих литовцы требовали возвращения Подолья и сложили «русским языком писану историю», в которой доказывали свои давние права на эту землю. Но поляки не хотели отказаться от Подолья. По настоянию виленского воеводы Гаштольда вспыхнула война с Бучацкими и малоцолянами, оборонявшими Подолье. В 1457 г. литовцы овладели южной частью Подолья – Хмельником, Винницей и Брацлавом, до реки Морахвы. Так продолжалось до люблинской унии, когда Подолье вошло в состав польского королевства.

Подолье страшно опустошаемо было крымскими татарами. В каждый набег они уводили с собой множество пленных. Там опустошительные набеги продолжались во все XV и XVI столетия. Русь и Подолье опустошены были до такой степени, что превратились почти в пустыню.⁶²

Брестская земля – Полесье от Бреста к югу до Влодавы и на восток по обеим сторонам Припяти до Днепра, и Подляшье от Менджиреца и Белы, простираясь к северу между Мазовией и Трокским воеводством до Августова, еще с IX века находилась под властью русских князей, которые утвердили здесь свою власть, частью покорив и частью потеснив ятвягов и литовцев, и построили в ней города: на Полесье Брест, Слоним (упом. в XI в.), Гродно (упом. в 1197 г.), Волковыск, Кобрин (упом. в XIII в.); а на Подляшье:      Мельник, Дрогичин, Бельск, Брянск и Сураж (упом. в ХIII в.). – Брест над Бугом приобрел значение центра в этом крае и был княжеским городом; но в 1171 г. Брестское княжество присоединено к Владимирскому. Роман волынский, и потом галицкий, защищал их от соседей, литовцев и ятвягов, и часто бывал в Бресте. Брестяне любили его и по смерти его призвали к себе в 1209 г. из Кракова вдову его с сыном Васильком. Сделавшийся потом галицко-владимирским князем, брат Василька, Даниил часто воевал с ятвягами, присоединил все Полесье и часть Подляшья с Дрогичином, Бельском и др. к своей державе и в 1253 г. венчался в Дрогичине королевским венцом. Преемники Даниила удерживали за собой эти северные окраины его державы. Племянник Даниила, Владимир Василькович, построил Каменец на Льсне и укрепил Брест, Бельск и другие города, построил в Каменце и Вельске церкви и снабдил их богатыми утварями.⁶³

В первой половине XIV века (около 1337 г.) литовские князья завладели Брестской землей. В ней княжил сын Гедимина Кейстут. Вступивший после Ольгерда на великокняжеский престол, старший сын его Ягайло, начал войну с дядей, но был побежден. После того Ягайло предательски пригласил Кейстута к себе в Крев, посадил в темницу и приказал своим слугам задушить старика. Сыну Кейстута Витовту, владевшему княжеством Трокским и Жмудским, угрожала та же участь, но он, переодевшись в женское платье, успел уйти из виленской тюрьмы. В 1385 г. он согласился на условия, предложенные ему Ягайлом и получил в удел свою отчину – Берестье и Подляшье, именно Брест, Дрогичин, Сураж, Каменец, Бельск и Волковыск. Витовт удержал их за собой и после того, как в 1392 г. занял престол великого княжества литовского. В 1446 году великий князь литовский Казимир Ягеллович, перед тем как принять мольскую корону, чтобы не ставить Буга границей между Польшей и Литвой, отделил от Польши Ломазы и Палюбичи с многими селами на левом берегу Буга и присоединил их к Бресту. В 1501 г. образовано было Подляшское воеводство, а по присоединении его в 1569 г. к Польше, образовано Бресто-литовское воеводство, с поветами Брестским, Пинским и Кобринским.

Время с Казимира Ягелловича до прекращения дома Ягеллонов было цветущим для Бреста. С половины XV в. он сделался одним из главных городов литовских,⁶⁴ обогатился и укрепился. Брест часто избираем был для сеймов литовского дворянства. Но русское население этого края скоро ополячилось. Польско-шляхетские роды заселили берега Наревы. Дворянство перешло в католичество. Только простой народ, несмотря на все страдания и гнет Польши и латинства, сохранил народные предания и русскую веру, хотя трудно сказать, как велик этот остаток русского народа против того, сколько перешло из него в латинство.

Владимирская земля (Волынь). – По устранении рода галицких князей, Владимирская земля перешла под власть литовского князя Любарта, производившего свое право от брака с русской княжной (Бучею), сестрой последнего галицкого князя Юрия II Андреевича.

Польские хроники говорят, что польский король Казимир, овладевший по смерти Болеслава Тройденовича Галицкой землей, овладел в то же время (1340 г.) и Владимирской землей. Папа Бенедикт XIII от 1 августа 1340 г. поощрял польских епископов, гнезненского, краковского и бреславского, помогать Казимиру в его крестовом походе против русских. Но для русских господство его было ненавистно и тягостно. Они стали затевать тайные сходбища, частыми речами и рассуждениями изыскивать средства, которыми бы могли свергнуть наложенное на них иго, клонившееся в то же время к искоренению их обряда; наконец во главе восстания стали князь острожский Даниил (принадлежавший к ветви князей туровских и пинских, владевших удельным Острожским княжеством под верховной властью Любарта) и Дмитрий Детко или Дашко, правивший по смерти галицкого князя Юрия II Галицкой землей с титулом наместника Руси, один из высших сановников княжества. Призвав на помощь татар, они свергли ярмо Польши.⁶⁵ Любарт опять стал править на Волыни.

В 1349 г. Kaзимир снова овладел Владимирской землей, взяв Луцк, Владимир, Брест и Холм, но скоро утратил эти приобретения. Pyccкие, вместе с татарами, принудили его отказаться от Волыни. Возрастающая сила литовских князей уничтожила все его предприятия: но король не хотел отказаться от владения землей, стоившей стольких трудов. Обеспечивая помощь королю со стороны Венгрии, Папа располагал угорского короля к войне против русских, обещая ему все земли, какие он добудет, если они не принадлежат Казимиру. В то же время (14 марта 1352 г.) Папа предоставил Казимиру десятую часть церковных доходов на военные расходы⁶⁶. В мае того же года посланием к польским епископам Папа открывал крестовый поход против русских и щедро рассыпал индульгенции всем, кто изъявлял желание служить делу церкви⁶⁷. Началась упорная борьба между литовскими князьями и Польшей за обладание Волынью, продолжавшаяся с 1352 по 1357 год. По договору 1357 г. польский король отказался от Владимирской земли, получив только Галицкую землю. Сожалея потом об этой уступке, как постыдной и поносной, король созвал в 1366 г. всенародное ополчение чтобы с ним добывать отторгнутые земли – Берестейскую, Луцкую, Владимирскую, Холмскую и Белзскую, и овладел Владимиром и Луцком: но по смерти Казимира в 1370 г. Владимирская земля отложилась от Польши.

На Волыни еще были роды русских князей: но Любарт одних выгнал из уделов, других принудил признать над собой его верховную власть.⁶⁸ Оставшиеся литовские и русские князья (в Остроге, Ратне, Степане и других мелких княжествах), признали над собой непосредственно власть великого князя литовского или стояли под рукой Любарта, именовавшегося иногда великим князем владимирским и луцким.

Распадение Любартова владения началось еще при жизни его. В 1384 г. Ягайло отдал брестскому князю Витовту Луцк. По смерти престарелого, 90 летнего Любарта († 1387 г.), сын его Федор Любартович вступил в управление Владимирской областью; но в 1392 г., с возвышением Витовта на литовский великокняжеский престол, Владимирская земля перешла в его владение. Луцк сделался столицей Волыни и второй резиденцией Витовта. Федор же Любартович получил в удел сначала Северское княжество на левом берегу Днепра, а потом Жидачевскую землю в Галиции.

При Витовте много панов осело на Волыни. В Луцке учреждена в 1427 г. латинская епископская кафедра и основан доминиканский монастырь. По смерти Витовта в 1430 г. престол луцкого княжества перешел к Свидригайлу: но по смерти его в 1452 г. Луцк перестал быть самостоятельным и присоединен к великому княжеству литовскому. Несмотря, однако ж, на это, число русских дедичных родов было на Волыни несравненно значительнее польских. Соседнее Подолье было ополячено больше, нежели Волынь. Поэтому и Польше не так легко было овладеть Волынью, как удалось – Подольем. Волынь присоединена к Польше только в 1569 году.

Холмско – Белзская земля. – Холмско-Белзская земля, всегда принадлежавшая к Владимирскому княжеству, находилась после падения Галицкого княжества под властью Любарта. Между тем, в то же время в ней княжил (1349–1377) белзский князь Юрий Данилович (по исследованиям Зубрицкого – сын владимирского князя Даниила Мстиславича.⁶⁹

Вероятно он находился под высшей властью Любарта. Во время войн Казимира с Литвой он склонялся иногда, как на пример в 1366 г.), на сторону польского короля и признавал его верховную власть над собой. По смерти последнего короля польского из рода Пястов, Казимира Великого (1370), Юрий белзский отложился от Польши и стал на сторону князей литовских.

В 1386 году Ягайло отдал Белзскую землю за сестрой своей Александрой Земовиту мазовецкому; но, по прекращении мужской линии мазовецких князей, в 1462 году Белзская земля присоединена к польской короне.⁷⁰

Таким образом, земли Галицко-владимирского княжества разделены были между Литвой и Польшей. Литовские князья овладели Владимирско-брестской землей, Польша – Галицкой и Холмско-белзской землей. Из присоединенных к Польше областей образованы были: 1) Русское воеводство, заключавшее в себе 1) землю Львовскую с поветом Жидачевским; 2) землю Перемышльскую с поветом Преворским; 3) землю Саноцкую; 4) землю Холмскую с поветом Красноставским и 5) землю Галицкую с поветами Теребовльским и Коломыйским (Покутье); 2) Белзское воеводство, образованное в 1462 г. и 3) Брацлавское воеводство.

В состав великого княжества Литовского вошли, кроме собственно Литовской области и Волыни, княжества Полоцкое и Туровское, Невское, Смоленское, и Северская земля.

Полоцкое княжество, наследие Рогнеды, супруги великого князя Владимира, находилось в управлении потомков ее – Всеславичей. Они ветвились на несколько родов, из которых главнейшие были князья полоцкие и минские. Но кроме того были князья витебские, друцкие, мстиславские, логойские, лукомские, оршанские и др.

Около 1190 г. Полоцком завладел литовско-новогрудский князь Мингайл Ердивилович и посадил на Полоцкое княжество сына своего Гинвила – в крещении Георгия. Гинвил (ок. 1220) оставил престол сыну своему Борису, этот (1226) сыну своему Рогвольду–Василию. В начале XIV в. оно вошло в составь великого княжества Литовского. Под литовским управлением Полоцкое княжество обращено было при Казимире Ягеллоне в наместничество, а при Александре в 1500 г. в воеводство. – Около 1506 г. образовано Витебское воеводство; в 1569 г. – Мстиславское.

Туровское княжество. – По бассейну Припети было несколько русских княжеств, которые не имели большого исторического значения, как Туровское и др. Во время Даниила князья туровские принуждены были признать власть его над собой, но в то же время дружили с литовскими князьями, боясь возрастающей их силы. В XIV в. Туровско-пинское княжество подпало под власть литовских князей.

Туров⁷¹ памятен в древней истории, как стольный город епископов туровских. Туровская епархия учреждена в XI в. В XIII в. туровским епископом был знаменитый Кирилл. Около половины XIV в. туровская епископская кафедра перенесена в Пинск.

Смоленское княжество. – Смоленская земля была русским княжеством в поколении Ростислава Мстиславича (1127–1159), из которого вышли два знаменитые Мстислава – Xрабрый и сын его Удалый († 1228). С первой половины ХIII в. великие князья литовские старались подчинить себе Смоленск и несколько раз на более или менее продолжительное время подчиняли его своей власти. Наконец в 1395 году Витовт взял Смоленск и поставил в нем своего наместника. Но во все последующее время он был спорной землей между Москвой и Литвой, точно также как впоследствии между Русским и Польским государствами.

Kиевское княжество. – После того, как Гедимин овладел в 1320 г. Киевом, он обращен был в наместнический город, управляемый наместниками князей литовских, которые иногда получали его в удельное владение. Со взятием Киева Гедимин упрочил свою власть над Южной Россией и с того времени присоединил к своему титулу наименование русского князя.⁷²

Северская земля – В 1320 г. Гедимин завладел Северской землей с Черниговом и другими составлявшими ее городами. Под литовским владычеством она переходила из одного рода в другой. В конце XIV в. ей владел внук Гедимина, князь Дмитрий Корибут. Но так как он не хотел подчиниться Витовту, то лишен был этой волости, которая отдана была владимирскому князю Федору Любартовичу. После перемещения его в Галицкую Русь, где ему дана была Жидавческая область, Чернигов и Чарторыйск отданы брату Ягайлову Константину Ольгердовичу. В 1420 г. Витовт отдал ее Свидригайлу; но в 1479 г. Чернигов возвращен был России.

В землях Южной России были православные епископские кафедры, подчиненные киевской митрополии. Хотя Галицкая земля стремилась отделиться от подчинения киевскому митрополиту и учредить свою, независимую, митрополию, но усилия ее остались одними попытками и связь между южно-русскими епархиями и киевской митрополией сохранилась и продолжалась до XV века.

Между тем Папы постоянно старались подчинить эти страны своей власти. Соседняя с Южно-русской землей Польша, простирая свои виды на политическое подчинение этой земли, частью содействовала Риму в этом стремлении, частью пользовалась им для своих политических видов.

Особенную ревность к распространению католичества в русских землях показывал польский король Казимир Великий (1333–1370). Со смертью его положение дел изменилось не в пользу католичества, так что польский и угорский король Лудовик и галицкий князь Владислав опольский в 1372 году представили Папе о смутном состоянии католицизма на Руси и просили об учреждении в ней постоянных кафедр. В то же время они выпросили у Папы привилегию францисканам исправлять таинства между новообращенными в латинство русинами по обычаю и на правах миссионеров.

Любушский епископ, не желая потерять опеки над Русью, донес Папе, что в тех городах, в которые предполагается назначить епископов, нет епископских кафедр, а существуют только приходские церкви. Не доверяя любушскому епископу, как заинтересованному в этом деле и, может быть, опасаясь подчинением польских областей силезскому епископу обидеть польское правительство, папа Григорий XI в июле 1372 г. поручил польским епископам, гнезненскому, краковскому и плоцкому разузнать и доставить ему точные сведения: существуют ли в Галиче, Перемышле, Владимире и Холме церкви латинского обряда.⁷³

По получении требуемых сведений от польских прелатов, папа Григорий XI буллой от 13 февраля 1375 г. освободил русские области от юрисдикции любушского епископа и учредил латинские кафедры: 1) в Галиче, с достоинством архиепископии, 2) в Перемышле, 3) в Холме и 4) во Владимире; на Волыни, хотя Владимир не был под властью Польши и принадлежал литовскому князю Любарту Гедиминовичу.⁷⁴

Православная соборная церковь в Галиче обращена в латинский костел и снабжена имениями, отнятыми у православной кафедры.⁷⁵ Владислав опольский просил о переведении новоутвержденной галицкой митрополии во Львов, как главный город Русской земли, указывая на то, что Галич далеко отстоит от прочих епископий и, как город не огражденный, открыт для нападения и грабительства литовцев и соединенных с ними схизматиков, т. е. православных. Папа поручил гнезненскому архиепископу и епископам краковскому и плоцкому разузнать, имеет ли Львов все потребные свойства и удобства для перенесения в оный архиепископской резиденции.⁷⁶ Неизвестно, какое донесение было ими сделано Папе, но перенесение архиепископии во Львов в то время не было признано удобным, а совершилось только в 1412 г.⁷⁷ В 1464 году галицкая архиепископия сравнена в правах с гнезненской.

В 1384 году по ходатайству перемышльского епископа Ерика, угорская королева Mapия (дочь Лудовика, влaдевшaя Галицкой землей) снабдила перемышльское епископство селами и угодьями.⁷⁸ В 1390 г. сестра Марии, польская королева Ядвига, склонила Ерика переселиться из Кросна в Перемышль и возобновить кафедру «захваченную схизматиками». Ерик, переселившись в Перемышль, учредил там латинский капитул. В 1412 году Ягайло отдал латинянам православную кафедральную каменную церковь Иоанна Крестителя, построенную князем Володарем, из которой тогда же извергнуты были погребенные там тела знатных русинов и церковь освящена вновь по латинскому обряду. – Ягайло же перенес Владимирскую латинскую кафедру в Луцк. – В 1473 году латинская кафедра Холмского епископа перенесена в Грубешов, в 1490 г. – в Красностав и наконец в 1781 г. – в Люблин.

Со вступлением в брак Ягайла с Ядвигой в 1386 г. королевство Польское и великое княжество Литовское соединились под верховною властью одного государя. Но литовцы не хотели потерять своей самостоятельности и братья Ягайла не xотели отказаться от своих наследственных прав в княжестве. Уступая требованиям рода, Ягайло назначил своим наместником в Литве, с титулом великого князя,⁷⁹ родного любимого брата своего Скиргайла. Столицей великого князя был город Троки, так как в Вильне Ягайло посадил своего старосту поляка.

Витовт. – В то время в Гродно княжил двоюродный брат короля и великого князя Витовт Кейстутович. Витовт был так умен, предприимчив и могуществен, что не мог оставаться в своем подчиненном положении. В 1392 г. он овладел великокняжеским престолом, отдав Скиргайле Киев. По смерти Скиргайла в 1396 г., владение Витовта увеличилось еще присоединением Киевской области. Хотя Витовт оставался в подчинении королю, но не мог переносить его равнодушно, тем более что и подданные его тяготились зависимостью от короны, к которой они присоединены были насильственно. Случай скоро доставил им способ обнаружить свое нерасположение к короне. В 1398 году королева Ядвига потребовала дани в Литве, ссылаясь на то, что Ягайло отдал ей княжества Литовское и Русское в вено. Витовт предложил боярам: «считают ли они себя подданными короны польской, чтобы дать дань королеве»? Бояре единогласно отвечали: «мы не подданные Польши ни под каким видом, мы всегда были вольны, наши предки никогда полякам дани не платили, не будем и мы платить, останемся при прежней вольности». Но последовавшая в 1399 г. смерть Ядвиги, не оставившей королю наследника, и вступление его в новый брак с Анной, внукой Казимира Великого, дочерью графа Цилийского, послужили поводом к возобновлению условий союза Литвы с Польшей. В 1401 г. на виленском сейме в присутствии Ягайла и Витовта было определено, что по смерти Витовта должен наследовать ему в великом княжестве Литовском Ягайло; в случае же смерти бездетного короля, ни Литва без Польши не выбирает великого князя, ни Польша без Литвы не избирает короля; оба народа имеют общих друзей и врагов.⁸⁰

Городельский сейм. – Союз Литвы с Польшей еще больше закреплен на городельском сейме 1413 года.

На этом сейме постановлено было, чтобы Литва и Польша имели своих особых владетелей, избираемых из рода Ягайла или Витовта, в Польше – с согласия литовского князя, в Литве – с согласия польского короля. Важные вопросы должны решаться волею обеих держав на съездах панов польских и литовских в Парчеве и Люблине. При великом князе литовском должен быть совет державный, как при короле польском коронная рада. Лены Литовского княжества утверждены в пожизненном владении и управлении их владетелей. В Литовском княжестве введено, по примеру Польши, учреждение воеводств и каштелянов. Свободное сословие допущено к участию в сеймах. Но все эти права распространены только на «подданных римского костела». Православные же русские устранены от совета державной думы и от всех общественных достоинств и должностей.⁸¹

Поляки впоследствии, оправдывая эту несправедливость в отношении к русским литовского княжества, объясняли ее тем, что русских на городельском сейме не было, хотя там присутствовало все литовско-русское дворянство.

Брак Ягайла с Ядвигой и городельский сейм имеют громадное значение в истории Литвы. Они ввели ее в течение западно-европейской, латинской цивилизации и оторвали от восточной (византийской) цивилизации, формы которой она уже усвоила вместе с верой.

Если в этом была некоторая выгода ее положения, то она существенно не вознаграждала невыгоды, происходившей от потери ею самостоятельности. Присоединившись к Польше на федеративных началах, Литовское княжество не могло взять над ней преобладания, но также не имело задатков для прочной федерации. Разрозненное по своему племенному составу, обессиленное вероисповедным антагонизмом, постоянно теснимое и придавливаемое сильным союзником, угрожаемое со всех сторон внешними врагами, оно неизбежно должно было потерять свою независимость. История его со времени городельского сейма до Люблинской унии проходит чрез ряд ступеней, низводящих его все ниже и ниже с первоначальной высоты. Польша стремилась и пользовалась всеми случаями подчинить его себе и уничтожить его самобытность. Литовские князья любили свою родину и старались сберечь ее, сколько могли, от Польши; но политика Польши, возводившая литовских князей на польский престол, вынуждала последних жертвовать интересами родного престола. Литовская Русь всеми силами противилась этому объединению и, под видом его, порабощению Польше: но не имела ни сил внутри, ни опоры вовне, чтобы удержаться на раз принятом скользком пути.

Условием брака Ягайла с Ядвигой и соединения под одной верховной властью Польши и Литвы было обращение Ягайла и обязательство его обратить своих подданных великого княжества в латинскую веру.

В 1385 г. он сам торжественно отрекся в Кракове от восточной веры, которую исповедовал, а по прибытии в 1387 году в Литву объявил римско-католичество господствующей верой⁸² и начал латинскую миссию в Вильне. Во главе латино-польского духовенства, прибывшего с Ягайлом в Литву, стояли гнезненский архиепископ Богориа и доминиканец Венжик. Король сам был толмачом их проповеди к собравшемуся народу⁸³ «и окрести Литву в немецкую веру». Но еще половина столицы его оставалась православной.

В том же (1387) году Ягайло учредил в Вильне латинское епископство и отдал его поляку Андрею Василю, герба Ястрембец, епископу серетскому (молдавскому) in partibus, бывшему духовнику королевы Ядвиги и матери ее Елизаветы⁸⁴ Ягайло учредил также много латинских приходов и отдал их полякам,⁸⁵ а Ядвига уфундовала их имениями.⁸⁶

Заботясь о распространении и упрочении латинства в Литве, Ягайло грамотой на имя виленского епископа объявил запрещение «литовцам обоего пола соединяться браком с русинами также римской церкви». В случае нарушения этого эапрещения, того из супругов, который принадлежит к другой вере, повелено было принуждать к принятию католической веры даже телесным наказанием.⁸⁷ Латинская пропаганда среди Литвы приняла такие размеры и латинский миссионер, Герасим из Праги, употреблял столь насильственные меры, что народ хотел бросить родную землю и бежать, куда глаза глядят, так что Витовт принужден был удалить фанатического проповедника из Литвы.⁸⁸

В 1414 г. латинская миссия направилась на Жмудь. Обращение ее к латинству было не так легко, как обращение Литвы. Но частью дарами, частью угрозами, окрестили Жмудь в латинство.⁸⁹ Ягайло построил им 12 приходских церквей по числу округов.⁹⁰ Королевские уполномоченные испросили на констанцском соборе в 1416 г. учреждение на Жмуди особой епархии, которая в 1417 г. и открыта. В епископы посвящен был 24 октября Матвей, немец, родом из Вильны, пробощъ виленской кафедры. Местопребыванием его были Медники (переименованные в XVI ст. в Ворне) на р. Вирвите, в 7-ми милях к северу от Россиен. Витовт одарил новую кафедру доходами и учредил много приходских костелов. Но в 1418 г. жмудины епископа прогнали, ксендзов побили и новоустроенные костелы разрушили. И только с помощью вооруженной силы Витовт восстановил спокойствие в Россиенах, Медниках и Кнетове. Латинство, однако ж принялось не сильно и язычество держалось в Жмуди до XVI века.

Витовт, крестившийся сначала в русскую и потом перекрестившийся, вместе с Ягайлом, в латинскую веру, не был противником русской веры.⁹¹ Но честолюбие и расчет увлекали его к Риму. Он желал и наделся получить от Папы королевский венец. Все было приготовлено для этого. Император Сигизмунд тем охотнее держал его сторону, что надеялся этим способом обессилить Польшу. Ягайло также не был против этого возвышения Витовта и своей родины. В 1429 г. великий князь литовский пригласил к себе в Луцк державных гостей – императора, польского короля, князей мазовецких, татарских ханов, магистра прусского, послов греческих. Ведший князь московский, внук Витовта по матери, прибыл вместе с митрополитом Фотием. Витовт роскошно принял гостей: но дипломатические переговоры шли не успешно. Государи и прибывшие с ними сановники разделились на три палаты: в одной цезарь с угорско-чешско-немецкими князьями, в другой Ягайло с польскими панами, в третьей сам восмидесятилетний старец Витовт с русскими и литовскими князьями. Поляки проникли в тайные замыслы Сигизмунда. Краковский архиепископ Збигнев Олесницкий, бывший душой польской политики, решительно воспротивился желаниям великого князя литовского.⁹² Оскорбленный Витовт объявил, что он примет корону несмотря на нежелание поляков и созвал оставшихся гостей в Вильну. Но поляки загородили все пути послам императора, везшим корону. Оскорбленный и огорченный Витовт вскоре после этого занемог и 29 октября 1430 г. скончался. Фотий еще не успел выехать из Литвы, как получил весть о кончине знаменитого литовского государя.

Свидригайло. – Витовт не оставил детей. По смерти его pyсские, литовские и жмудские князья собрались для избрания великого князя. Одни предлагали брата Витовтова Сигизмунда, другие – Александра (Олелька) Владимировича, третьи – именно русские – Свидригайла. Король благоприятствовал последнему выбору и Свидригайло получил престол великого княжества литовского. Но уже первое время и первые действия его правления показали, что он мало уважает подчинение королю и унию с Польшей. Он требовал от Польши возвращения Подолья и всех литовско-русских земель, вошел в сношение с императором о принятии от него королевской короны, обещанной Витовту, и заключил союз с орденом. Король отправил к нему своего посла, секретаря Влодка, поручив, между прочим, сказать брату, что он еще не действительный великий князь, так как не утвержден на престоле народом польским. Но Свидригайло ударил его в лицо и заключил в крепость. После кровопролитной войны Польши с княжеством, король отправил в Литву серадзского каштеляна Зарембу, чтобы отнять у Свидригайла корону и поставить великим князем брата Витовтова, стародубского князя, Сигизмунда Кейстутовича. Краковский епископ Збигнев Олесницкий, прибыв в Литву, прочитал в виленском замковом костеле папскую буллу, разрешающую Литву от присяги Свидригайлу.

Сигизмунд Кейстутович. – Сигизмунд занял Вильну, Троки и Гродно, а Свидригайло удалился в Смоленск. Новый великий князь признал над собой власть Польши и обязался по смерти передать ей великое княжество, за исключением только родовых земель, Трок и Стародуба, которые должны были перейти к его сыну и потомкам.

Свидригайло старался возвратить потерянный престол, но потерпел неудачу и, ища помощи на западе, вступил в сношение с Папой, обещая унию, на которую соглашался и митрополит Герасим. Но вскоре между ним и митрополитом произошел разрыв. Свидригайло заключил Герасима в тюрьму, по подозрениям в сношениях его с Сигизмундом, и потом (1435 г.) сжег в Витебске. Литва истощалась во внутренних усобицах. Политические распри повели к религиозной нетерпимости. В 1436 г. под предлогом, что в Литве происходят религиозные волнения, поляки учредили в ней трибунал святой инквизиции⁹³ и президентом назначили доминиканского монаха Николая из Ленчицы с правом отыскивать и карать в Литве еретиков и отщепенцев. Разбитый и оставленный Свидригайло прибыл в Краков, ища милости короля, и получил Луцк, которым и владел до своей кончины, последовавшей в 1452 году.⁹⁴

Свидригайло вырос с ненавистью к польской короне и боролся против нее целую жизнь. Он продолжал стремления Витовта отделить Литву от Речи Посполитой. Став на величайшей степени могущества по смерти Витовта, он в продолжении борьбы свергнут был с престола и остался при одной земле Волынской. Но он уберег ее от порабощения Польше. Счастье не всегда благоприятствовало ему, а неровный характер увлекал в предприятиям поспешным и мало обдуманным.

Возведенный поляками на литовский великокняжеский престол по низвержении Свидригайло, Сигизмунд, фанатический поборник флорентийской унии, страшно неистовствовал и не щадил крови тех, которые чем-либо навлекли гнев его, так что, наконец в 1443 г. русские князья Иван и Александр Чарторыйские, виленский воевода Довгирд и троцкий Лелуша, убили его в его замке.

Казимир Ягайлович. – В Польше по смерти Ягайла (в 1434 г.), избран был королем старший сын его (от 4-й супруги, Софьи, княжны киевской) Владислав. В великом княжестве Литовском, по смерти Сигизмунда, одни предлагали избрать великим князем короля Владислава (Варнского), другие предлагали сына Сигизмундова Михаила⁹⁵; наконец выбор упал на королевского брата (другого сына Ягайла) Казимира. Литовцы выбрали этого юного князя (ему было только 13 лет) своим повелителем, обязав не нарушать их прав и не отдавать Литвы Польше. Почетное дворянство литовско-русское составило из себя подле него охранную стражу и сопровождало до Вильны. Но Польские паны не хотели и слышать о провозглашении его великим князем и требовали, чтобы он провозглашен был только королевским наместником. Тогда русские, угостив панов до опьянения, ввели Казимира ночью в соборный храм виленский, возложили на него шапку Гедимина, подали меч, покрыли мантией великих князей литовских и провозгласили великим князем. Проснувшиеся при радостных криках русского населения поляки принуждены были признать совершившийся факт. Казимир любил литовцев, выучился их языку и заботился о крае.

В 1444 г. юный король Владислав погиб в битве под Варной. В следующем году поляки избрали королем брата его, великого князя литовского Казимира. Литовцы отговаривали его принять польскую корону, не желая отпустить от себя. Казимир также отказывался. Наконец поляки в 1446 г. на сейме в Петрокове положили уже выбрать Болеслава мазовецкого и угрожали свержением Казимира и возведением на литовский престол сына Сигизмундова Михаила. Тогда Казимир согласился принять корону, но актом 2-го мая 1447 подтвердил неприкосновенность литовских границ, нарушаемых вторжениями поляков в Волынь и Подолию. – Время правления в Польше Владислава и Казимира было периодом особенно сильного развития свободы польского народа. Уже Ягайло уступил ему несколько прав в ослаблению королевской власти. При Владиславе шляхта начала делать открытые конфедерации, присваивая себе законодательные права. Казимир, недостаточно твердый, чтобы согласовать противоположные требования Литвы и Польши, постоянно только терял свои права, так что вооружил против себя даже и литовцев.

Предметом постоянных и нескончаемых споров между Польшей и Литвой были русские области Волынь и Подолье. Поляки настойчиво требовали присоединения их к короне, так что наконец на сейме 1453 г. в Петрокове король, под опасением лишиться престола, обязался присоединить их к Польше. Но, обещав удовлетворение Польше, он раздражил Литву. В 1454 г. началась у Польши война с орденом. Пользуясь ее затруднительным положением, сторонники Руси и враги Польши решили оторваться от короны. В челе народной партии стояли Гаштольд воевода виленский, Юрий князь острожский и некто Александр Юргевич. Они хотели возвесть на великокняжеский престол киевского князя Симеона Олельковича⁹⁶, зятя Гаштольдова. Король поспешил в Литву и ему удалось подавить движение. Но в 1456 г. литовцы снова отправили к нему посольство в Ленчицы, требуя, чтобы он возвратил Литве Волынь и Подолию. Король снова поспешил в Литву и, любя литовцев, лаской утишил бурю, но принужден был сделать большие уступки – Польше. Сеймы получили право участия в деле обнародования новых податей и внутреннего законодательства. Король мог установлять новые законы, объявлять войну и заключать мир не иначе, как только на сеймах.

В 1468 г. скончался Гаштольд. Со смертью его литовско-русская аристократия потеряла передового и могущественного деятеля. Речи об отделении Литвы от Польши становились все слабее и настояния о возвращении русских земель хотя и повторялись, но не с прежней настойчивостью.

Между тем в это время возрастало могущество Московского государства. На престоле Мономаха сидел собиратель русской земли Иоанн III. К нему обратились взоры русских западной Руси. В 1482 г. князья Ольшанский, Слуцкий Михаил Владимирович и племянник его Бельский Феодор, сын Ивана Владимировича (Олельковича),⁹⁷ замыслили подчиниться Иоанну с их уделами. Первые два были казнены, а князь Бельский ушел в Москву, где был радушно принят Иоанном. Племянник Федора (сын сестры его) Александр Иванович Ходкевич ходатайствовал за них пред королем и отдал вотчину их брату Федора Симеону.

У Казимира было шесть сыновей. Воспитанием и образованием их занимались краковский каиитульный каноник Длугош (известный историк) и итальянец Каллимах.

Иезуиты Скарга и Кулиш утверждают, будто в 1480 г. королевич Казимир (второй сын короля, умерший в молодых летах), выпросили у отца постановление, чтобы православные жители Литвы, не признающие власти римского папы, нигде не могли ни строить для себя новых церквей, ни починять старых. Королевич умер в 1484 г. от чахотки. Братья его, короли польские Александр и Сигизмунд I, исходатайствовали у Папы постановление о признании его святым. Но торжественная канонизация его состоялась только в 1602 г.

Александр Казимирович. – В 1492 г. Казимир умер на 64 году жизни, после 50-ти летнего царствования. Ему наследовал сын его Ян Альбрехт, тенью мелькнувший на престоле Пястов, не приобретши ни любви, ни уважения народа. Литовцы, желая сохранить свою политическую независимость и зная испорченный нрав Яна, выбрали великим князем другого сына Казимирова Александра. Собравшись на сейм в Вильну, литовские вельможи Василий и Михаил Глинские, Симеон князь Слуцкий и князья Ольшанские, Мстиславские и Гедройцы, под предводительством литовского маршала Хребтовича, вручили великому князю меч, говоря «возьми, князь, этот меч и управляй нами, но помни, что ты должен так управлять, чтобы в одной руке был меч, а в другой милость. Если вздумаешь поступать не милостиво, то знай, что сделаешься причиной своей и нашей погибели». Александр хотел сблизиться с Москвой, «посылал не одиново своих послов к царю Ивану, чтобы с ним был в любви и в братстве и в докончанье» и просил себе в супруги дочь московского царя Иоанна III Елену Иоанновну.

Царь согласился, с условием, чтобы дочери его «будучи за ним, свой греческий закон держати во всем, а ему ее к римскому закону не нудити ничем»; на что Александр дал Иоанну «свою утверженную грамоту».⁹⁸ Литовский великий князь просил разрешения папы на этот брак и папа Александр VI дозволил, предоставляя обращение русской княжны в латинство времени и обстоятельствам.⁹⁹ В 1495 г. Елена прибыла в Вильну, встреченная благословениями западно-русского народа. Но надежды русских скоро разрушились. Латинское духовенство тотчас же окружило ее своими сетями. Вождем интриги, по тайному приказанию Папы, был фанатический виленский бискуп Войтех Табор; но к нему пристал один из русских епископов, изменивший православию: то был смоленский епископ Иосиф Болгаринович, домогавшийся получить место митрополита, чего и достиг с помощью латинян. Супруге Александра не позволили устроить во дворце русской церкви; устранили от нее русского священника – духовника; под разными предлогами удалили русскую прислугу и окружили латинской. Иоанн послал к Александру послов, требуя исполнения обоюдного условия. Александр объяснял относительно церкви, что «в великом княжестве литовском по всем городам и местам церкви греческого закону везде близко подле государевых дворов; а что приставили к ее милости панов и паней и иных служебных людей римского закону, ино кого ся нам видело к нашей великой княгине приставити, которые ся к тому годили, тых есмо к ее милости приставили» (А. 3. Р. I, № 134).

Иосиф с бернардинами ездил по всей Литве, восстановляя флорентийскую унию, ослабевшую при преемниках Григория Болгарина; а бискуп виленский выпросил даже у папы Александра VI буллу (июля 1500), разрешающую ему, преемникам его и всему духовному чину, казнить смертью еретиков и язычников (А. 3. Р. I, пр. 115). Таким образом в отношении к православным обнаружилась нетерпимость, какой давно не было. В 1500 г. царь говорил послам Александра, что он (Александр) «к дочери нашей посылал владыку смоленского, отметника греческого закона, да бискупа виленского и чернцов бернардинов, чтобы она приступила к римскому закону; также и ко князем русским и к панам и к виленским местечкам и во всей Руси греческого закона посылал к ним того ж владыку смоленского, да бискупа виленского, и говорил им от него, чтобы приступили к римскому закону». «А ныне ново силу учинил Руси, чего напредь того при его отце и при его предках не бывало: колько велел поставляти божниц римского закону в русских городех, да жены от мужов и детей от отцов животы отнимаючи силою покрещают в римский закон».¹⁰⁰

Не перенося таких стеснений в вере, многие знатнейшее литовско-русские люди перешли под власть московского государя. В 1500 г. перешел в подданство Иоанна князь Бельский Симеон Иванович; за ним последовали князь Можайский Симеон Иванович, князья Трубчевские, Мосальские, Хотетовские, бояре Мценские и Серпейские.¹⁰¹ Король требовал возвращения беглецов: но Иоанн отказался выдать их.

Посол Александра, Мышковский, изъяснял, что Елену не принуждают к принятию латинства и не требуют, чтобы она перекрестилась в римскую веру, а только чтобы «ее милость отцу папе послушенство вчинила. И не токмо ее милости и всем греческого закона, кто бы хотел послушенство вчинити, тогда крещения не надобе, а закон свой греческий имают держати по уставу своей греческой церкви.¹⁰² Собранный папой собор кардиналов также согласился «ижь не есть потреба не только самую королеву ее милость, але и всей Руси снову крестить, только бы имела учинить стольцу апостольскому послушенство, подле флоренского сбору, а жити в обычаю грецком, а попы грецкие имети под послушенством».¹⁰³

Последние Ягеллоны. Сигизмунд Старый и Сигизмунд II Август. – Александру не долго довелось быть королем польским. Он скончался в 1506 г. в Вильне, на 45 году жизни. Перед смертью он вызвал в Литву брата своего Сигизмунда Казимировича, князя опавского и глоговского, которого литовцы, после погребения Александра, и провозгласили своим великим князем. Вслед затем и поляки избрали его на престол польского королевства. Царствование его (1506 – 1548) и сына его Сигизмунда II Августа (1548–1572) обнимает почти три четверти XVI столетия. Они были последними из Ягеллонов на польском престоле. С ними прекратилась династия Гедиминовичей на престоле Пястов.

Сигизмунд I, или, как называли его, Старый, был государь мудрый, уважаемый в Европе. Ему довелось управлять соединенными государствами в то время, когда новые идеи и взгляды, возникшие вместе с реформацией и частью порожденные ею, волновали всю Европу, отозвавшись самым сильным образом на строе понятий в Польше и Литве. Строгий и консервативный король не мог ни устранить, ни сдержать этого наплыва новых идей, тем более, что главными проводниками их были лица, близкие ко двору, составлявшие свиту короля и супруги его, королевы Боны: но он не потерял равновесия в виду этой новой силы, не сделался ни гонителем нововеров, ни их покровителем.

В самом начале правления Сигизмунда 1-го, передался московскому государю знаменитый литовский вельможа, князь Михаил Львович Глинский.¹⁰⁴ Обстоятельства его перехода вызвали у современников, как и последующих историков, различные суждения. Одни объясняли его честолюбием, другие – личной враждой к королю, не оценившему его заслуг. Глинский, человек европейски образованный и мужественный, пользовался особенным доверием Александра. Упоенный могуществом и честолюбием, он не щадил самолюбия других. Смерть Александра застала его в кровавой вражде с некоторыми знатными фамилиями. Глинский требовал мести, но Сигизмунд не любил крайних мер. Противная сторона пустила в ход клевету, завиняя Глинского в смерти Александра, с тем, чтобы самому занять великокняжеский престол. Этой клеветой Глинский поставлен был лицом к лицу с Сигизмундом. Между тем в Литву вступили русские войска, с которыми он вошел в сношения. Были подозрения, что они и вызваны были Глинским, который будто бы хотел воспользоваться ими для отделения Литвы от Польши, но не с тем, чтобы присоединить к московскому государству, а чтобы восстановить самостоятельное литовское государство и быть в нем государем. Как бы то ни было, но этот факт, как и многие другие, показывает, что русско-литовские вельможи постоянно тяготились зависимостью от Польши. При неудачных попытках оппозиции их против польских притязаний, естественным убежищем для них была Россия, с которой связывало их единство веры. Попытка Глинского была последней значительной попыткой, после которой полное слияние Литвы с Польшей начало быстро приближаться.

Король Сигизмунд упрекал великого князя Василия за принятие изменника отечеству: но великий князь отвечал, что «присылал к нам бити челом не один князь Михаил Глинский, ино мпогие князья русские и многие люди, которые держат греческий закон; а сказывают, что ныне на них нужа пришла велика о греческом законе, нудят их приступити к римскому закону, но они, не хотя от греческого отступити к римскому закону, да нам били челом, чтобы нам пожаловати их, за них стати и боронити».¹⁰⁵

В то же время, как князь Глинский вошел в сношение с великим князем московским, дядя его, литовский гетман, князь Константин Иванович Острожский,¹⁰⁶ бывший после битвы на Ведроши (1500 г.) в московском плену и уже давний присягу на верность, бежал в Литву и своими победами помешал исполнению обширного плана, задуманного его племянником. После того князь Острожский прославил себя многими знаменитыми подвигами на пользу церкви. Владея обширными имениями и занимая самые высокие должности в Литве, он пользовался уважением и доверием короля в такой степени, что был почти государем Литвы. Он был могущественным покровителем западно-русской церкви, которая обязана ему многими благодеяниями. В особенности покровительство его было полезно для Галицкой Руси, в которой в то время не было православного епископа и не оставалось уже в православии ни одного знатного рода.

Впрочем нужно сказать, что и Сигизмунд I не был врагом русской веры и народности,¹⁰⁷ но не имел силы обуздать своеволие панов и защитить русские земли от их произвола.

Пользуясь благосклонностью короля, литовцы сделали попытку, и кажется последнюю, к восстановлению самостоятельности своего государства. В 1526 году великокняжеская рада отправила к Сигизмунду посольство, прося его приехать в Литву для разрешения нетерпящих отлагательства вопросов и, в то же время, просила дать им в великие князья своего сына, а полякам приказать «абы они тую корону, которая послана к великому князьству литовскому (при Витовте), вернули к князю великому его милости, сыну вашей милости». При этом литовцы выставляли на вид, что поляки «давно замышляют присоединить княжество к короне польской, но они не желают быть подданными короны и что потомкам его «лепей и пожиточней будет под особным титулом и правом»; «и когда то княжество будет иметь корону, тогда не так легко уже будет присоединить его к короне польской».¹⁰⁸ Король удовлетворил их желанию настолько, насколько оно совпадало с его видами. В 1529 году малолетний королевич Сигизмунд Август торжественно провозглашен был великим князем литовским, но вслед затем сейм в Петрокове объявил его наследником польского престола. Таким образом избрание его в великие князья литовские не повело ни к чему для Литвы. Малолетний королевич был великим князем только по имени; Литвой же правил отец его Сигизмунд Старый.

В том же году, как состоялось избрание Сигизмунда Августа, в великом княжестве введен Статут литовский. До этого времени литовское княжество руководствовалось Судебником, данным в 1468 году Казимиром Ягеллоном¹⁰⁹ и различными уставами, привилегиями и наказами, данными целому княжеству или отдельным областям. (Привилегия, данная Литве в 1492 году – Привилегия земле Жмудской того же года. – Витебская привилегия 1503 года, Киевская 1507 года, Полоцкая 1511 года. – Устав Сигизмунда I-го 1529 года и. т. д.¹¹⁰ В 1522 году Сигизмунд на сейме в Вильне приказал составить один общий для всех литовских земель Статут. Составлена была особая комиссия, работавшая много лет над составлением литовского законодательного сборника. Труды ее пересмотрены и дополнены были литовским канцлером Альбертом Гаштольдом и наконец в 1530 году Статут утвержден королем и введен в областях Литовского княжества. Первый Статут состоял из 13-ти глав или разделов; писан был на русском языке, но впоследствии переведен на латинский и польский.

В первоначальном виде Статут носил на себе отпечаток древних суровых обычаев и отличался строгостью карательных мер. Вследствие этого литовская шляхта просила своего великого князя, Сигизмунда Августа, переделать этот Статут. Это подало повод к важным суждениям, происходивших на литовских сеймах с 1544 по 1563 год. В 1564 г. король поручил переработать Статут. После пересмотра он утвержден был королем в 1566 г.,¹¹¹ с распространением его на Волынь и Подолию.¹¹² Два года спустя сделаны к нему новые прибавления. Но, кроме того, последовавшее в 1569 г. соединение Литвы с Польшей изменило государственный быт княжества: вследствие чего при Стефане Баторие Статут вновь был пересмотрен и исправлен чрез депутатов или комиссаров, от станов великого княжества выбранных,¹¹³ и утвержден на коронационном сейме 1588 г. и напечатан в том же году на русском языке в Вильне, в типографии Мамоничей. Над этой последней редакцией Статута особенно трудился тогдашний великий канцлер литовский Лев Сапега. Мацеевский называет литовский Статут великим законодательным памятником своего времени, какого не имела тогдашняя Европа.¹¹⁴ В состав его, особенно в Сапегинской редакции, вошло много прав польских, но и литовская стихия сохранилась в значительной степени. Польша в то время еще не имела своего общего статута. По этому поводу Сырокомля¹¹⁵ замечает, что с составлением литовского Статута менее было хлопот, чем с законодательством Польши. Литовец, новопризванный к республиканским формам правления, с благодарностью принимал все, что ни начертывало самовластие короля и феодализм вельмож.

В Статуте княжество еще строго отделяется от короны польской. По постановлениям его русский язык признан был официальным языком в законодательстве и судопроизводстве:¹¹⁶ и западно-русское дворянство постоянно настаивало на употреблении в документах русского языка и протестовало против нарушения этого права.¹¹⁷ Точно также Статутом король обязывался не раздавать в княжестве земель полякам и на высшие должности ставить только природных литвинов.¹¹⁸ Но, несмотря на эти гарантии законодательства, при соединении в одном лице королевского и великокняжеского достоинства, при неопределенности границ между короной и великим княжеством и при постоянном стремлении поляков поживиться на счет Литвы, польский элемент с постепенно возрастающей силой вторгался в области Литовского княжества. Многие поляки получили в княжестве высшие должности. Литовско-русское дворянство несколько раз просило короля, чтобы границы между Польшей и великим княжеством Литовским приведены были в точную известность. Об этом оно подавало просьбы на виленских сеймах в 1547, 1551 и 1554 гг. Такие же просьбы особо подавало дворянство волынское в 1551 и 1554 гг. Король исполнил желание дворянства, но это ни к чему не повело, точно также как не повели ни к чему жалобы их¹¹⁹ на предоставление полякам должностей в княжестве. На Подолье, Волыни и во всех литовско-русских землях, даже на Смоленщине, осели польские роды. Множество имений перешло в руки польской шляхты – покупкой и чрез браки поляков с литовцами. (А. 3. Р., т. III, №13, стр. 53). Литовцы видели в этом прямое нарушение своего коренного права и постоянно жаловались на «забранье земель» поляками:¹²⁰ но король отвечал, что «панства его милости вси суть не замкнуты и есть вольно каждому приехать и отъехать, купити и продати; а иж чужоземцы имения поседают, в том иный нихто не есть винен, одно тот сам, который чужоземца на маетность свою приймует и именья ему свои продает; когда бы есте их на маетности своя не приймовали и имений им не продавали, они бы тех имений ваших не поседали».¹²¹ Это говорил уже Сигизмунд Август и в горьком укоре его литовцам было много правды.

Сигизмунд II Август. – Люблинская yния. – Сигизмунд II Август вступил в управление великим княжеством еще при жизни отца, в 1544 году; а по смерти отца избран и в польские короли. Он любил Литву, но, по ложному взгляду, видел благополучие ее только в соединении с Польшей, и употреблял меры к тому, чтобы осуществить это соединение. В 1564 году, на сейме в Парчове, он отказался от наследственного права на литовское великокняжеское достоинство, чтобы облегчить желаемое соединение народов в одну общую Речь-Посполитую. Литовская аристократия была против соединения, которое не могло последовать иначе, как в ущерб Литве; во главе ее стоял могущественный вельможа Николай Черный Радзивил, самый сильный противник соединения. Но с кончиной его в 1565 г. не стало для литовцев этой значительной опоры. Наконец в 1569 г. на люблинском сейме совершилось это событие, имевшее громадное историческое значение для Южной России, закончившее собой ряд попыток, начавшихся в 1386–1413 гг. к соединению (унии) Литвы с Польшей. Программа городельского сейма была закончена.

До сих пор Польша и Литва находились в конфедеративном союзе, но границы и управления были различные. Люблинская уния совершенно уничтожила самостоятельность литовского княжества. По силе этой несчастной унии, великое княжество Литовское потеряло право иметь своего великого князя, получив взамен его фиктивное право избирать общего короля для обоих государств. До сих пор из русских земель только Червонная Русь принадлежала Польше, со времени Казимира Великого: теперь Польша отторгла от княжества всю Малороссию. Воеводства Волынское и Брацлавское и княжество Киевское отделены были от Литвы и включены в состав Польского королевства. Литовцы протестовали, но безуспешно. Поляки не обратили внимания на их протест. Насильно вытребованы были малороссийские послы и насильно приведены к присяге на соединение их страны с Польшей.¹²² Последователям греческого обряда обещаны были свободное исповедание веры, употребление русского языка в официальных документах и прочие права и вольности, наравне с последователями римского исповедания: но последующие события показали, что поляки и не думали исполнять этих условий унии, ограничив и стеснив до крайности гражданские права православных. Со времени унии уже начинается перевес польского языка над русским в областях великого княжества. В XVII столетии он был совершенно вытеснен из судебной практики.

Виновник этой унии, Сигизмунд II Август был последним из Ягеллонов. Надо отдать справедливость правлению этой (литовской) династии, ознаменованному многими прекрасными качествами. Оно было чуждо религиозного фанатизма. Последние государи литовской династии отличались веротерпимостью, не стесняя религиозных убеждений своих подданных. Известно также покровительство их просвещению. Это было лучшее время Польши, богатое умственной деятельностью и памятниками письменности.

Увядший прежде времени Сигизмунд Август был женат три раза, но умер, не оставив наследников. Оставшаяся одна из его сестер, королевна Анна Ягеллонка, уже не молодая дева, но не терявшая надежды дать наследника престолу Ягеллонов, употребляла все усилия, чтобы достигнуть престола. История припоминала ей Ядвигу, знаменитую родоначальницу фамилии. Но судьба не вывела ее в королевы и, хотя потом дала ей супруга, но не доставила радостей.

Избирательное правление. – Корона польская сделалась избирательной. Избрание каждого короля сопровождалось борьбой партий, предводительствуемых богатыми и могущественными магнатами, которые являлись на выборы с вооруженной силой, располагались военным станом под Варшавой и готовы были при первом столкновении взяться за оружие. Каждый новый король должен был подписывать договорные статьи (pacta conventa), которые при каждом новом избрании расширялись в пользу шляхты и, наконец, до такой степени ограничили права королевского достоинства; что оно сделалось пустой почестью и одним лишь призраком. Вся власть перешла к нескольким могущественным магнатам, владевшим огромными имениями. Короли, заискивая в них и привлекая их на свою сторону, раздавали им еще новые богатые имения и увеличивали их исполинские вотчины. Сарчинский в одном доме Радзивилов насчитывал 45 городов вотчинных и 16 старостинских, 798 деревень вотчинных и 583 старостинских. Чтобы сделать вотчины неотчуждаемыми из рода, магнаты устроили для них ординации, для обеспечения своих поместий за одним наследником их имени.

Магнаты составляли высшую аристократию в шляхетском сословии. Но и остальная шляхта резко отделялась от народа и ревниво охраняла свое привилегированное положение. Она свободна была от податей и всяких повинностей; ей одной предоставлялись государственные должности светские и духовные; на ней лежала только одна обязанность – нести воинскую службу во время войны. Шляхтич обратился в ходячую привилегию, недоступную остальным смертным и непостижимую для других народов. Он один владел землями с почти неограниченными верховными правами. Только его свидетельство считалось непогрешимым в судах и канцеляриях. Ему принадлежала чуть не монополя человеческой жизни: соль не продавалась никому, пока он не запасется ею вдоволь. Он один имел корону в своем гербе, ходил в каком угодно вооружении, с какой угодно свитой; вламывался в суды, сеймы, костелы; стрелял на улицах, трубил, бубнил, сколько душе было угодно, во всякое время и на всяком месте. А его дом был такой же неприкосновенной святыней, как алтарь классических богов. Здесь находило убежище всякое беззаконие. Здесь не считался контрабандой товар, неоплаченный пошлиной. Здесь нельзя было арестовать преступника. Шляхтич богател и жирел на счет горожанина да земледельца. Каждый из них, говорят польские историки, был как бы маленький неограниченный монарх над своей толпой и над своими имениями.¹²³ Это относится собственно к польской шляхте; но Польша успела и в Литве создать шляхетство, а последнее выпросило и выхлопотало себе целый ряд привилегий, утвердивших его неподсудность и закрепостивших за ним земледельческое население.

Первое безкоролевье, по смерти Сигизмунда Августа, продолжалось девять месяцев. Независимо от новости положения, в котором очутилась Речь-Посполитая, религиозная рознь разделяла партии: католики хотели иметь королем католика, протестанты своего единоверца. Мы остановимся с некоторой подробностью на первом избрании короля, так как оно было типом всех последующих.

Как только распространилось известие о смерти короля Сигизмунда Августа, краковский воевода Ян Фирлей и примас Яков Уханский составили съезды в Кракове и Ловиче. На малопольском съезде председательствовал краковский каштелян Себастьян Мелецкий, но душой совещаний был энергичный, умный, знатный и всеми уважаемый Фирлей. Реформат по исповеданию, но не фанатик, он горячо принимал к сердцу дело религии и во всех своих действиях стремился к тому, чтобы обеспечить разноверию политическую свободу. Увлеченные им малопольские провинции навлекли на себя от остальной Польши укоры в еретичестве. Фамилия Фирлеев, совсем не знаменитая, блеснула в XVI веке при Сигизмундах I и II-м и потом опять скрылась во мраке. После Фирлея, наиболее выдающимся лицом на краковском съезде был сандомирский воевода Петр Зборовский (из Рытвян), также кальвинист, но по польскому гонору не признававший первенствующего положения Фирлея и, вследствие того, сделавшийся его противником. Можно было предсказать, что если краковский воевода будет стоять за избрание короля протестанта, то сандомирский воевода непременно станет за католика. На ловичском съезде инициатива всех распоряжений и действий выходила от куявского епископа Станислава Карнковского. Весьма деятельным лицом был также секретарь польского короля Дмитрий Соликовский, тот самый Соликовский, с которым нам много раз придется встречаться в нашей истории уже в новом положении его, как львовского архиепископа. Тот и другой съезд старались забрать положение дел в свои руки. В то время, как малопольский и великопольский съезды сносились между собой, литовская знать также пришла в движение и не хотела упустить удобной минуты, чтобы обеспечить свои права и завоевать себе положение при новых, недавно установившихся, отношениях к Польше. В челе аристократии стояли маршалок великий литовский, гетман войск Ливонии, мужественный Ян Иеронимович-Ходкевич и Радзивилы – воевода виленский, Николай Рыжий, и племянник его, маршалок надворный литовский, Николай Сиротка. Наибольшим уважением не только литовцев, но и поляков, пользовался Ходкевич. Не можем отказать в удовольствии привесть здесь прекрасную характеристику его из сочинения г. Трачевского – «Польское безкоролевье по прекращении династии Ягеллонов». «Литва с ее угрюмыми лесами, мрачными болотами, и незатейливые, суровые, размашистые Ходкевичи, – это редкий образчик сходства между землей и человеком. Ходкевичи, эта, можно сказать, львиная порода, служили вечным стражем родной земли, не выпуская меча из рук. Говорили они мало: речь их была груба, порывиста, кратка. Таковы резкие звуки, что нарушают торжественное молчание девственных дебрей. Среди литовского магнатства Ходкевичи были ходячим демократизмом. Они не ладили с Радзивилами, этими литовскими лордами, на которых лежал отпечаток дворца.

Родной землей веяло и от Яна Иеронимовича. Грубый и односторонний, он мог понимать лишь практическую сферу жизни. Он был чужд серьезного образования, которое сообщает неотразимую прелесть идеальным интересам. Ученая слава Литвы, историк Стрыйковский, забавлял его в годы учения шуточками и прибаутками. Правда, в его ранней юности была минута, когда знамение реформатской эпохи, душевная буря коснулась и его. Он схватился было за богатырскую задачу, поднялся на искание новой истины. Но это была мимолетная вспышка. Враг догматических отвлеченностей, он вскоре возвратился из лабиринта нестройного нововерия в религии чиноначалия и мертвого порядка. Ян иеронимович понимал жизнь в смысле военной дисциплины, государство в смысле стойкой крепости и армии, запаса ружей и казны. В начале он страстно боролся с Радзивилами, потом с их врагами. Евреев, этих мировых странников, он поставил вне суда и закона. Зато для соплеменников он был живым правосудием. Конечно, оно было военное, быстрое, неумолимое. Перед покоями грозного судьи стояло двенадцать молодцов с орудиями исполнения жестоких приговоров.

Гордый и сильный, чуждый повиновения, не терпевший просьб, Ян Иеронимович был грозен не для одних подсудимых. Он был злопамятен. Страшны были орудия его мести. Его речь слагалась в лагере из мужицких слов и голой правды. Но к речи он прибегал так же редко, как и к перу, которым писал лишь краткие приказы. Он больше любил хвататься за рукоять меча. Этот аргумент он выставлял особенно на польских сеймах, куда являлся неохотно. Поляков он презирал и ненавидел от всего сердца. Вынося на своих плечах тяжесть борьбы с Московским государством, он имел на это некоторое право. В описываемое время он занимал царственное положение в родной стране. Цветущий и зрелый, он нес на себе кучу почестей и должностей. В сенате Речи-Посполитой ему принадлежали три кресла. Литва с полным доверием послушно шла по его указанию. Ливония составляла как бы его ленное владение; с его именем связано ее присоединение к Литве: ее гербом был его герб. Его глубоко уважала даже Москва, с тех пор, как у берегов Улы он счастливо померялся силами с одним из Шуйских, этих достойных соперников Ходкевичей».

Воевода виленский, Николай Радзивил Рыжий, брат королевы Варвары, принимая большое участие в делах религиозных, не был таким выдающимся политическим деятелем, как многие из прежних и последующих членов этой знаменитой фамилии. Более энергии обнаруживал двоюродный племянник его, сын Николая Черного, Николай Сиротка, в то время еще почти юноша, но пламенный патриот и защитник интересов своей родины.

Из прочих литовско-русских князей во время избрания короля появляется на сцене слуцкий князь, Юрий Юрьевич Олелькович, но он ознаменовал свое участие только тем, что уличал литовцев в тайных сношениях с московским царем.¹²⁴ Гордый своим происхождением и родством с царственными домами, он не переносил надменного могущества Радзивилов и Ходкевичей и, бросаясь в объятия Польши, просил, чтобы ему возвратили место в сенате, которое принадлежало его предкам.

Литовцы действовали сдержанно, не примыкая ни к малополянам, ни к Великой Польше и, так сказать, держа в руках обе борющиеся стороны. Быстрый и энергичный Фирлей созвал съезд в Кнышине, месте кончины короля,¹²⁵ который имел уже характер общепольского съезда, и назначил затем избирательный сейм в Малой Польше, между Быстрицей и Люблином. Протестантизм торжествовал. Но литовцы не соглашались на решения Фирлея – требовали назначить избирательным местом Ломжу и отправили от себя послов в Великую Польшу. Туда же послал своих агентов и сандомирский воевода Зборовский, агитировать в пользу примаса и католического кандидата. Но в это время и в Великой Польше положение дел изменилось. Великопольская шляхта, устраненная магнатами от участия в избрании короля, не признавая обязательным для себя решений ловичского съезда, начала собираться на сеймики. Наконец съезд в Касках назначил подготовительный сейм для избрания короля на Крещенье 1573 года, наименовав этот сейм конвокационным, а этот назначил избирательный сейм на 6-е апреля. На конвокации выработаны были правила для избрания короля, послужившие образцом для последующих сеймов. Кроме того Фирлей потребовал ограждения прав разноверцев, и хотя не вполне успел в этом, однако ж много сделал для обеспечения прав диссидентов.¹²⁶ 15-го мая состоялось избрание короля.

Первым избранником польского народа был брат французского короля Карла IX, наследник французского престола, сын Екатерины Медичи, Генрих Анжуйский, из дома Валуа (1573 г.). Перед самым избранием его, мать его устроила во Франции Варфоломеевскую ночь (1572 г.). Кардинал Коммендони, куявский епископ Станислав Карнковский и французский посланник Иоанн Монлюк, епископ Валансский, устроили это избрание во славу католической церкви. Генрих прибыл в Польшу в январе 1574 г.; в феврале венчался королевским венцом, а в июне, получив весть о смерти брата, тайно бежал из Кракова, к удовольствию поляков, радовавшихся избавлению от легкомысленного короля. При следующих избраниях поляки уже не обращались более к французским принцам.

Следующий выбор был удачнее. Седмиградский воевода, Стефан Баторий, избранный на престол Пястов (с условием жениться на престарелой Анне Ягелонке),¹²⁷ поддержал славу Польши; но православные не имели повода быть довольными его правлением.

Тень Ягеллонов преследовала поляков. Память о них была слишком свежа и светла, так что одно имя их и отдаленное родство с их домом привлекало польские симпатии. По смерти Батория, на польский престол избран был в 1587 г. шведский королевич, сын короля Яна и Екатерины Ягеллонки, Сигизмунд III, из дома Вазов.¹²⁸ Молодым человеком вступил он в управление государством: но ни в понятиях и взглядах его, ни в образе жизни и обычаях, не было ничего светлого, воодушевляющего. К несчастью он царствовал очень долго – 45 лет. Он наклонил государство к упадку. Воспитанный иезуитами и сделавшись их орудием, он так стеснил свободу совести последователей других исповеданий, что они принуждены были отстаивать свои права самым отчаянным образом. Главным советником его был иезуит Боболя. Король ничего не предпринимал и ничего не делал, даже в общественных делах, без его совета. В последнее время правления Ягеллонов Польша привыкла до некоторой степени к веротерпимости, к свободе совести. Иезуиты развили в ней фанатизм, не допускавший никаких религиозных споров и разномыслия.

В XVI веке в Западной Европе часть католического мира отделилась от церкви, приняв реформаторские учения Лютера, Цвинглия и Кальвина.¹²⁹ С первого же появления своего, реформа нашла в Польше широкое поле для своего распространения. Свобода веры воспламеняла умы. Король Сигизмунд I-й понимал движения века и не хотел усложнять дел республики религиозными спорами и преследованиями разноверцев. Супружество его (в 1517 г.) с итальянской принцессой Боной Сфорца еще более расположило его в пользу начавшегося движения. С ней прибыло в Польшу много итальянцев, ревностных последователей Лютера, и они разнесли новое учение по всей Польше.

Вскоре оно проникло и в Литву. В 1521 г. прибыл в Вильну итальянец Франциск Лисманини, бывший придворным проповедником королевы Боны, и начал распространять в Вильне протестантство.

После того в 1539 г. или 1542 г. распространителем протестантства явился уже природный литвин, некто Авраам Кульва, возвратившийся из Пруссии, где обучался богословским наукам и получил степень доктора богословия. Сделавшись учителем в виленской немецкой школе, он начал обучать детей ремесленников и купцов в духе нового исповедания. Но, по настоянию виленского епископа, князя Павла Альгимунтовича Гольшанского,¹³⁰ в 1542 г. принужден был выехать из Вильны.

Более широкое и свободное распространение протестантства началось в Литве и во всей юго-западной России со вступлением на польский престол Сигизмунда Августа (1548–1572 г.). Двадцатичетырехлетнее царствование его было временем полной свободы и, в то же время, самой ожесточенной борьбы религиозных партий в Польше и Литве.

Вожди реформации, Лютер и Кальвин, обращались к нему, как к своему покровителю и посвящали ему свои сочинения и издания. Лютер посвятил ему свою немецкую Библию, Кальвин – свое толкование на послание к евреям. Воспитание Сигизмунда Августа располагало его к очень широкой веротерпимости, а рыцарский характер его увлекался всем, что обнаруживало признаки энергии и убеждения.¹³¹ В самом принципе протестантства было много возбудительного. Освобождение из-под ига папского авторитета, свобода исследования, переводы Библии и молитвенных книг на народные языки, учреждение школ, вообще сближение церкви с народностью – все это должно было сильно действовать на умы, возбуждая реакцию против церковной неподвижности Запада, особенно в виду тех злоупотреблений, которые были ближайшим поводом к этому движению. «При поверхностной образованности польской шляхты, протестантство не замедлило сделаться модой в высшем классе общества, признаком образованности, вывеской современных понятий. Каждый пан избирал себе любое вероучение из тех, которые, с их прототипом, лютеранством, приходили в Польшу и Литву из-за границы с воспитанной там знатной молодежью, наперерыв ловившей в Германии новые идеи помимо новых знаний. Следом за ветреной знатью отпадали от веры предков своих и другие миряне: кто из желания стать на челе партии, а кто в надежде снискать милость могущественного пана, иные – из корыстных расчетов, а иные из-за удовольствия жить, не стесняясь правилами католической церкви. Этот низший, зависимый, слой польской шляхты тянул за собой мещан и хлеборобов, так как на одних он имел большое влияние, а над другими пользовался неограниченным правом суда и безсудья. Вообще простонародье веровало в спасительное учение своей церкви лишь по преданию, а не то переставало в него верить вовсе, видя самую церковь заподозренной и оставленной на произвол судьбы духовенством».¹³²

В 1550 г. прибыл в Вильну ксендз Виклеф (или Винклер) и, с дозволения духовной власти, начал говорить проповеди для живших в Вильне немцев, в костеле св. Анны; но, под личиной латинского проповедника, он начал учить протестантству. Когда епископ узнал, что Винклер проповедует лютеранское учение, то запретил ему вход в костел и самого его предал проклятию. Но немцы приняли его под свое покровительство. Богатый купец Морштин позволил ему учредить в своем доме школу. Вслед затем на немецкой улице построена лютеранская церковь. По смерти Морштина Винклер принужден был удалиться из Вильны, но посеянные им семена возросли так, что в короткое время многие граждане перешли в протестантство.¹³³

Учение Лютера привлекало к себе преимущественно купцов, мещан, ремесленников; шляхта же показывала более сочувствия к кальвинизму.

Кальвинизм перешел в Литву из Малой Польши, где он распространился во многих провинциях. Весьма сильным покровителем его был Ян Фирлей, краковский воевода, любимец королевы Боны. Отец его, Петр Фирлей, воевода русский, был ревностный католик и построил до двадцати костелов; но сын его Ян увлекся учением Кальвина и устраивал реформатские школы. Уважаемый королем Сигизмундом II Августом, он в то же время пользовался весьма большим уважением во всей Речи Посполитой. Малую Польшу велико-поляки стали называть еретической, вследствие обширного распространения в ней реформатского учения.

В Литве покровителем кальвинизма был виленский воевода Николай Радзивил, прозванный Черным. Фамилия Радзивилов одна из самых знатных и богатых литовских фамилий. К огромным родовым имениям их присоединились около 1513 имения Кишков, вследствие брака Яна Радзивила Бородатого, сына воеводы виленского и канцлера литовского Николая Старого (1398–1508), с дочерью Станислава Кишки из цехановца Анной. Жена принесла ему в приданое Олыку, Несвиж и Ляхву. Сын этого Радзивила, Ян IV († 1551), первый стал писаться князем на Олыке.¹³⁴ Ян умер бездетным. Брат его, знаменитый Николай IV Черный († 1567), великий маршал и канцлер литовский, получил от короля Клецкие имения и титулы на Несвиже,¹³⁵ Олыке и Клецке. Он был отцом столь же знаменитого Николая V Сиротки, с которым мы встретимся после.

От другого сына Николая Старого, Юрия, идут князья, писавшиеся на Биржах и Дубинках.¹³⁶ Дочь его Варвара была сперва замужем за воеводой троцким, Станиславом Гаштольдом, из славнейшей и древнейшей литовской фамилии, а потом супругой короля Сигизмунда Августа.¹³⁷ Сын Юрия, Николай V, прозванный Рыжим, возведенный германским императором в 1546 г., вместе с двоюродными братьями Николаем Черным и Яном IV, в княжеское достоинство Римской империи, был, как увидим после, также покровителем кальвинистов, хотя не имел ни такой силы, ни такой энергии, как Николай Черный. Внук Николая Рыжего, Януш VI († 1620), гетман литовский, женат был на княжне Софье Юрьевне Олельковне, последней отрасли князей Слуцких и Копыльских, принесшей с собой эти княжества в дом Радзивилов. Биржанская линия прекратилась со смертью сына Януша, Богуслава Радзивила († 1669), и выходом дочери его Луизы Каролины замуж за маркграфа Людвига бранденбургского, а потом за князя Карла нейбургского.¹³⁸

Радзивилы были в родстве с лучшими польскими, литовскими и русскими фамилиями – Вишневецкими, Острожскими, Потоцкими, Сапегами, князьями Слуцкими, и даже с владетельными домами курфирстов прусских, баварских, герцогов курляндских, князей молдавских. Трудно найти в истории фамилию, всегда столь популярную и счастливую, как Радзивилы. Народная фантазия обвила легендой ее колыбель и с самого начала поставила ее в связь с троном. Эта, никогда не разрывавшаяся, связь наложила свою печать на характер Радзивилов. Их аристократизм выдавался даже в аристократической Литве. Дипломатическая, в особенности придворная, карьеры были их наследственным призванием. Радзивилы породнились с мазовецкими князьями и венгерскими магнатами. Они пользовались у немецких императоров названием братьев, крестили у них детей, сватали их дочерей за своих государей. В то же время Радзивилы были неизменно привязаны к религиозным интересам. Они сокрушали идолов родной страны, привозили мощи святых из Италии.¹³⁹ Из фамилии их вышло не мало высших сановников в иерархии польской церкви. Сын Николая Старого Альберт († 1519) был епископом луцким, потом виленским; внук – Николай († 1546) епископом самогитским; сын Николая Черного Юрий († 1600) кардиналом и епископом краковским.

В XVI столетии обе ветви Радзивилов заплатили дань веку – увлеклись протестанством. Николай Черный, еще в бытность за границей для образования, познакомился с учением Кальвина; после того освоился с ним еще более, живя за границей при королеве Елисавете австрийской, первой супруге Сигизмунда Августа. Возвратившись из-за границы в 1553 г., он открыто отступил от католичества и в 1555 г. вызвал реформатских проповедников из Пруссии, Бельгии и Швейцарии. В короткое время число их последователей возросло до весьма значительной степени. Радзивил дозволил им совершать богослужение в своем загородном доме, на виленском предместье, а потом устроил для них обширную каменную церковь (збор) в городе.¹⁴⁰ В то же время Олыка на Волыни сделалась гнездом кальвинистов. Но иезуиты скоро выгнали их оттуда.

Для издания и распространения кальвинских книг внязь Николай Радзивил Черный завел типографию в своем имении Несвиже. В Несвиже напечатаны в 1562 г. «Катехизис» и «О оправдании грешного человека пред Богом». Издателями катехизиса были: Матвей Кавечинский, староста несвижский, Симон Будный и Лаврентий Кржишковский.¹⁴¹

После Вильны Брест был важнейшим центром кальвинства. Здесь кальвинисты устроили свой синод и в 1558 г. учредили типографию, вызвав из Кракова Бернарда Воеводку. В течении 12-ти лет здесь напечатано много книг духовного и политического содержания; но важнейшим изданием была Библия, переведенная с еврейского и греческого языка на польский и изданная в 1563 г. иждивением князя Николая Радзивила.

Брестская или Радзивиловская библия есть совокупный труд многих ученых богословов, собранных Радзивилом в Пинчове. Побуждением к переводу библии, кроме желания дать возможность своим единоверным соотечественникам читать слово Божие на понятном языке, было еще и то, что латинскую Вульгату считали не довольно верной, именно тенденциозной в отношении к католичеству.¹⁴²

Но издание этой библии, предпринятое с лучшими видами, не удовлетворило никого. Католики отвергли ее, как еретическую. Кальвинисты находили в ней прибавки и изъяснения в духе арианского учения, так как между редакторами ее были некоторые социниане; с своей стороны ариане не находили в ней полного выражения того, что составляет основной пункт их веры. Будный, чрез несколько лет, выступил против нее с горькими упреками, а в 1572 г. издал «Унитарскую библию».

В 1565 г. умер главный покровитель кальвинистов, князь Николай Черный Радзивил. Сыновья его все перешли в католичество. Но община приобрела нового покровителя в представителе другой ветви Радзивилов – Николае Юрьевиче Рыжем, князе на Биржах и Дубинках, двоюродном брате королевы Варвары. Николай Радзивил Рыжий принадлежал прежде к католической церкви, но потом перешел к реформации.

Подолье также принесло свою жертву кальвинизму. В 1590 г. брацлавский воевода, Ян Потоцкий, выстроил замок в Паниовцах и учредил в нем молитвенный дом своего исповедания, академию и типографию. Начальником типографии был Вавршинек Малахович, издателем – паниовецкий ксендз Ян Зигравич (Zigravius, † 1624 г.). Из типографии вышло несколько книг на польском языке. В 1611 г. Потоцкий пал под Смоленском; замок паниовецкий в 1651 г. разрушен казаками и татарами. Сын Яна, Станислав Потоцкий, воевода краковский, великий гетман коронный, возвратившись к латинской церкви, уничтожил академию и типографию.¹⁴³

Социниане в Польше и Литве. – Вместе с кальвинизмом распространилось в Польше и проникло в Литву учение Социниан,¹⁴⁴ отвергавших Св. Троицу и Божество Иисуса Христа, первородный грех, предопределение и благодать. Они назывались также унитариями, антитринитариями и, как последовавшие Арию в отрицании Божества I. Христа, арианами.

Первыми насадителями этого учения в Польше были Фавст и Лелий Социны, прибывшие сюда в 1551 г. Ни в прежнее, ни в последующее время, не было такой восприимчивой почвы к принятию самых крайних учений, как в это время в Польше. С одинаковой легкостью переходили от католичества к протестантству и кальвинству и от кальвинства к арианству. На сторону последнего стали многие влиятельные умы: врач Георгий Бландрата¹⁴⁵ Франциск Лисманини, духовник королевы Боны, Франциск Станкар итальянец, профессор еврейского языка в краковской академии и другие.

Первые семена этого учения принес на литовскую почву (в Брест) Петр Гониондзский в 1556 г.¹⁴⁶ Сначала арианство встретило в Литве сильное сопротивление со стороны кальвинских пасторов и главного покровителя кальвинизма Николая Черного Радзивила. Но, со времени издания Брестской библии, в котором приняли участие и некоторые социниане, арианство начало усиливаться и распространяться. В 1566 г. ариане составили синод в Венгрове, с целью привлечь к себе последователей кальвинизма. Теперь арианизм выступил открыто, защищая свои противохристианские догматы; а по смерти Николая Черного объявил полный разрыв с кальвинизмом. К нему пристали и многие из реформатских пасторов – Чехович и Вендриховский в Вильне, Вавржинек Кржышковский в Несвиже, Симон Будный в Клецке. Новую секту приняла под свое покровительство фамилия Кишков.¹⁴⁷ В Лозках, Ошмянского уезда, в Любче, Новогрудского уезда, в Заславле, Минского уезда, а также во многих местностях Польши, заведены были унитарные типографии. Пользуясь покровительством Кишков, Олесницких и некоторых других магнатов, ариане отнимали у кальвинистов, латинян и православных их храмы и обращали в свои. Особенно сильно распространилась эта ересь в воеводствах Брестском и Новогрудском, но она имела также своих последователей в Галицкой и Холмской землях. В Дубецке (в Перемышльской земле), Белзе и других местах Галиции, антитринитары имели свои храмы и торжественно отправляли богослужение.¹⁴⁸ В Холмской земле до сих пор стоят полуразрушенные храмы, которых ни православные, ни латиняне не хотели потом употреблять при богослужении.

Социниане сами между собой не были согласны относительно основных пунктов своего учения. Одни принимали, другие отвергали крещение младенцев. По поводу этих разногласий созван был социнианский собор в Бресте, который постановил примирительное определение: но оно не было принято и не успокоило раздоров между унитариями.¹⁴⁹

Мы не будем перечислять здесь антитринитарских сочинений и полемики их с католиками и реформатами. Но не можем не упомянуть о важнейшем памятнике этого исповедания – Унитарской Библии.

Подобно тому, как Николай Черный Радзивил, покровительствуя кальвинизму, способствовал изданию библии в духе этого исповедания, староста несвижский, Матвей Кавечинский, с братьями своими Гектором и Альбрехтом, вызвал пасторов клецкого Будного и несвижского Кржышковского заняться переводом библии в духе арианства. Мы уже не в первый раз встречаемся с именем Будного; но не можем сообщить вполне достоверных сведений о его происхождении. По одним – поляк из Мазовии, по другим литвин и даже русский, бывший будто бы православным священником, он обратился потом к кальвинству и был пастором этого исповедания, а наконец сделался арианином, самым свободномыслящим из тогдашних ариан, так что даже социниане хотели исключить его из своего круга за излишнюю свободу в делах веры. Так как он принимал самое большое участие в переводе и редакции унитарской библии, изданной в Несвиже в 1572 году, то библия эта и носит название – Будного. Недовольный переводом Нового Завета в этой библии, в котором друзья его наделали много перемен, он вновь издал в 1574 г. Новый Завет. Другой социнианин, Мартын Чехович, издал в 1577 г. еще новый перевод Нового Завета.

Позже арианство проникло на Подолье. В Хмельнике основана была социнианская школа Христианом Франкеном, который был в ней и первым ректором. Покровителем школы был подольский воевода, староста хмельницкий, Николай Мелецкий. Франкен издал «книги против Св. Троицы» и за это в 1586 г. был изгнан из Хмельника и из Польши. Место его в школе занял Войцех из Калиша, издавший также много сочинений в духе своей секты. Здесь же писал и издал свои сочинения в защиту heretyckich nowinek социнианин Юрий Шаман.¹⁵⁰

Гусситы в Польше и Литве. – Наконец можно упомянуть еще об одной разноверной общине, приобретшей себе последователей в Польше и Литве. В то время, как в Малой Польше и Литве распространялось швейцарское учение, в Великой Польше распространились Богемские братья.

Гусс погиб на костре в 1415 г. Но учение его не погибло и приобрело себе последователей. Гусситы, к которым примкнули многие из образованного дворянства и простого народа Чехии, взялись за оружие и избрали своим вождем Яна Жижку. Число сторонников нового учения скоро возросло до 40 т. Они овладели одной горой Бехинского округа, на которой проповедовал наставник их Гусс, назвали ее Фавором и устроили из нее крепость. В 1419 г. Жижка вступил в Прагу. В Чехии вспыхнула междоусобная война. Кровь полилась реками. При широком зареве дымившихся кругом сел и городов, гусситские священники под деревом или в корчме причащали под обоими видами народ, сидевший на кучах богатой добычи, и предвещали ему скорое приближение царства справедливости и Господа нашего Иисуса Христа.¹⁵¹ В 1420 г. гусситы просили Ягайла или Витовта занять Богемский престол, но они не решились действовать в союзе с еретиками. На помощь им явился племянник Витовта и Свидригайла, Сигизмунд Кейстутович. Восстание гусситов сделалось общим делом славянской независимости от папства и власти германского императора, осудившего на смерть Гусса и иеронима Пражского.

Продолжительно было бы излагать здесь историю гусситских войн (1417–1434), обагривших кровью поля Чехии, Венгрии, Австрии, Саксонии, Лузации и Силезии. Жестокость их равнялась религиозному фанатизму века. Точно также мы не будем излагать внутренней истории общины, различных перемен в ее составе и предпринимаемых членами этой общины путешествий в древнейшие христианские страны Востока для отыскания истинной церкви. Несмотря на внутренние раздоры в самой общине в первое время после смерти Гусса и на последующие гонения, которым она почти постоянно подвергалась, она распространилась за пределы Чехии. После смерти Жижки и преемника его, вождя своего Прокопа, гусситы образовали из себя духовное общество Богемских или Моравских братьев, установили строгие правила церковной дисциплины и нравственного порядка, по образцу христианской общины первых веков христианства. В XVI ст. они насчитывали у себя до 400 общин.

В половине XVI столетия, теснимые в своем отечестве государями габсбургского дома и, пользуясь веротерпимостью польских королей, гусситы распространились в Великой Польше. Школы их были в Козьминке и Лешке. Там не следовали методе иезуитской или академической. Умные преподаватели составили собственный верный метод изучения наук.¹⁵²

В 1570 г. один из Богемских братьев, сеньор (пастор) евангелической общины в Голухове, Калишской губернии, Ян Рокита, прибыл в числе послов от Сигизмунда II Августа в Москву, надеясь распространить в России свое учение. «Когда то предки наши – писал он перед этим путешествием к одному из членов братства – ходили в отдаленные страны искать источников истины, не остались ли они где в совершенной чистоте: может быть и мне Бог доставляет подобный случай посетить северный страны, да распространится слава Его и церкви братьев». Царь Иоанн IV Грозный имел с ним беседу и просил его изложить письменно свое исповедание и учение. Рокита исполнил это желание и получил от царя ответ на свое изложение.¹⁵³ Разумеется, Рокита не имел в России никакого успеха.

Начавшееся с Германии в начале XVI века движете, возбужденное учениями Лютера и Кальвина, сблизило их с протестантами и реформатами. Некоторое сходство в их религиозных идеях с протестантскими и нравственная чистота жизни гусситов способствовали успехам протестантства: но, в свою очередь, реформация наложила свою печать на образ мыслей гусситов, лишив его первоначальной самобытности.

Общее настроение умов в Польше и Литве было в пользу разноверия. Свобода политическая пролагала путь свободе религиозной, а последняя поддерживала первую. Двадцатичетырехлетнее царствование Сигизмунда Августа в особенности было, можно сказать, торжеством разноверия. Мы выше видели, как разноверцы всех исповеданий наперерыв заводили у себя училища, типографии, печатали книги, переводили библии на народный язык. Поэты писали для их канционалов гимны и молитвы, а на ксендзов и монахов – сатиры. Латинские епископы и священники, сохраняя внешним образом общение с апостольским престолом, проповедовали протестантские учения и требовали реформы; некоторые священники вступили в браки. На петроковском сейме 1553 г. земские послы явно требовали прекращения всяких сношений с Римом и учреждения местной духовной власти и народной церкви. К движению серьезному, охватившему умы, присоединялось много и легкомыслия, глумившегося над священными предметами, пред которыми ум и религиозное чувство должны склоняться в благоговении. Папа сам хотел посетить мятущуюся паству польской церкви и только старость удержала его от далекого пути. Казалось, реформация ниспровергнет весь доселешний порядок вещей, и лютеранское вероисповедание сделается в Польше господствующим. И однако ж это религиозное движение не привело ни к каким серьезным последствиям. «Иные народы, говорит польский историк Шуйский, пройдя чрез реформацию, вышли на высокую степень развития, а поляки остались тем же, чем были: мертвыми для движения и прогресса европейского».¹⁵⁴

Для православных великого княжества выгодная сторона этого движения выразилась тем, что король Сигизмунд Август в 1563 г. дал грамоту литовскому и русскому дворянству и рыцарству православной веры и всех христианских исповеданий о сравнении сего сословия в правах с дворянами польского королевства, исповедующими веру римско-католическую,¹⁵⁵ и потом подтвердил это в 1565 и 1568 гг.¹⁵⁶

Между тем взаимные несогласия и внутренние смуты раздирали протестантские общины. В Польше созываемы были один за другим съезды или синоды для обсуждения мер, которые могли бы обеспечить их положение в отношении к господствующей церкви и дли решения их собственных спорных религиозных вопросов. В 1564 г. протестанты обоих исповеданий (лютеранского и реформатского) устроили съезд в Гостыне, а в 1570 г. в Сандомире: но ни гостынский синод, ни сандомирское соглашение (consensus Sandomiriensis) не установили единства в их догматических понятиях. Точно также безуспешны были съезды в Кракове (1573) и Петрокове (1578). В 1588 г. сын Николая Рыжего, Христофор Радзивил, устроил генеральный съезд протестантов в Вильне, с участием богословов из Кенигсберга: но соглашения между исповеданиями не было достигнуто. Съезд просил об учреждении высшей реформатской школы: но в этом было отказано. В 1634 г. во Влодаве, под покровительством владельца местечка, Лещинского, был сбор литовских и польских кальвинистов для приведения в однообразие раформатской литургии.

Но вследствие внутренних неустройств и постоянных преследований со стороны католиков, кальвинизм не приобрел большой силы ни в Польше, ни в Литве, ни на Волыни. Паны Польские и магнаты литовские с такой же быстротой возвращались к католической церкви, с какой уклонялись в нововерие. Число кальвинских церквей постоянно уменьшалось.¹⁵⁷

Бурные религиозные движения в Польше и великом княжестве Литовском вызвали реакцию, начавшуюся еще при Сигизмунде Августе, но развившуюся и получившую вид систематического действования при Сигизмунде III.

Епархиальные капитулы предписали общественный молитвы о целости римско-католического костела и жаловались королю, прося его оградить церковь от еретиков. В 1555 г. жмудский епископ, Вацлав Вербицкий, на окружном соборе брестском, предлагал учредить в Вильни инквизицию. Наконец положено было призвать в Польшу и Литву иезуитов.

Орден иезуитов недавно перед тем (1540 г.) учрежден был Папой, с специальной целью противодействовать распространению еретических учений и охранять права св. костела. И орден был самым деятельным орудием начавшегося возрождения католицизма.

Между прочими прерогативами, иезуитам предоставлено было право учреждать школы и коллегии с курсами высших наук, даже там, где есть университеты, и раздавать ученые степени, бакалавра, лиценциата и доктора. В короткое время общество учеников Лойолы так разрослось, что в первые 16 лет имело в Западной Европе 9 провинций и, кроме того, 3 провинции в прочих частях света; а спустя 80 лет после своего учреждения считалось уже 32 провинции и 13 тысяч членов.

Польша и Литва наводнились в это время протестантскими сектами. Знаменитый варминский епископ, Станислав Гозий, преемник на этой кафедре известного польского историка Мартына Кромера, бывший на Тридентском соборе, испытав все литературные средства в борьбе с лютеранами,¹⁵⁸ в 1563 г. обратился в Рим за помощью, так как епархия его, соседняя с Прусскими областями, особенно обуреваема была новыми учениями. Папа Пий IV прислал в Польшу Иоанна Франциска Коммендони, с званием апостолического нунция, вскоре затем произведенного в кардиналы. По совещании с ним, Гозий в 1564 г. вызвал в Польшу иезуитов, водворил их в Брунстберге, в Вармии, и разослал послания к польским епископам и магнатам польским, увещевая последних отдавать своих детей для обучения иезуитам. Первый отозвался на это приглашение плоцкий епископ Носковский, открывший иезуитскую коллегию в Пултуске (1566 г.); затем, по настоянию Гозия и виленского войта Милевского, виленский епископ Протасевич (1556–1579) вызвал иезуитов в Литву в 1569 г., в самый год соединения ее с польской короной.

Иезуиты немедленно открыли в Вильне коллегиум и гимназию. Ректором назначен Станислав Варшевицкий, сын варшавского каштеляна, получивший образование в виттенбергском университете, занимавший важные государственные посты, но потом вступивший в орден иезуитов.

Кальвинисты, имевшие свои школы в Вильне, встретили иезуитов недружелюбно. Вильняне, уже напитанные учением кальвинства, смотрели на новых пришельцев подозрительно. Епископ Протасевич издал окружное послание, которым рекомендовал отдавать детей в новооснованную гимназию. Кальвинисты Тржыцеский и Андрей Валян, со множеством единоверцев, подступили в 1570 году к иезуитской коллегии и требовали прения. Диспут продолжался три дня: но обе стороны остались каждая при своих убеждениях. Нужно, впрочем, сказать, что если в этом диспуте, как и вообще в религиозной полемике католиков с протестантами в Литве и Польше, действовали с той и другой стороны многие весьма значительные дарования, то еще более действовали страсти, выходившие из взаимного раздражения.

Пользуясь данной свободой, иезуиты быстро распространились в Польше и в Великом Княжестве. В 1573 г. прибыл из Рима знаменитый иезуитский проповедник Петр Скарга Павензский. Польские писатели не находят похвал его красноречию и силе убеждения и называют его своим Златоустом. Скарга родился в 1536 г. в Мазовии, окончил курс наук в Краковской академии со степенью доктора философии, потом вступил в духовное звание и сделан каноником в Львове; наконец, увлекшись миссией иезуитов, он отправился в Рим и в 1570 году вступил в их орден; возвратившись из Рима, он жил долго в Кракове, где основал братство милосердия при церкви св. Варвары; потом в 1588 г. прибыл в Вильну, где получил официальное звание сеймового и королевского проповедника, бывши в то же время, в течении 24 лет, самым влиятельным советником Сигизмунда III.

Политика иезуитов известна. Они действуют не на массы, а на двор и высшую аристократию. В Польше и Литве прием этот имел тем больше успеха, что народ был бесправен и безответен, а шляхта всюду и во всем шла за панами. Другой прием иезуитов – учреждение школ и воспитание юношества также рассчитан на слабости аристократии льстил ее суетности. Дети аристократов и богатых родителей пользовались в иезуитских школах особенным вниманием и покровительством, в классах занимали передние скамьи, в церквах в веночках и стихарчиках ходили вокруг алтаря и звонили в колокольчики, в случае проступков и шалостей подвергались более легким наказаниям или оставались ненаказанными.

Первые действия иезуитов были блестящими. В Литве первыми жертвами их сделались знатнейшие фамилии Ходкевичей, Радзивилов, Сапег.

Ходкевичи были знатной и уважаемой фамилией в Литве. Военное поприще, поле сражения, было, можно сказать, их призванием. Они не заискивали в королях и великих князьях и не блистали при дворе. Какая-то величавость и даже суровость отличает членов этой фамилии. Они оставались верными православию, когда все вокруг них изменяло старой вере отцов. Александр Иванович Ходкевич, маршалок великого княжества Литовского, основывает в Блудовских лесах Супрасльский монастырь и сносится с константинопольским патриархом. Сыновья его Иероним, Юрий воевода троцкий и Григорий, великий гетман литовский, шли по следам своего отца. Григорий Александрович Ходкевич завел типографию в Заблудове для печатания книг духовного содержания. Но сын Иеронима, знаменитый Ян Иеронимович, маршалок великий литовский, староста жмудский, увлекшись нововерием, совратился в кальвинство и был покровителем последователей этого исповедания. Иезуит Варшевицкий направил на него свои ковы и возвратил его к правоверию.

Другим значительным приобретением иезуитов был совращенный из православия воевода виленский, канцлер и великий гетман литовский, Лев Сапeгa. Печальный пример перехода в латинство дал уже Иван Сапега († 1519), воевода витебский и канцлер литовский, отправленный потом в Рим и принявший там около 1514 г. на 84 году жизни католичество.¹⁵⁹ Из четырех сыновей его, последовал за ним только младший Павел, воевода новогрудский († 1580); прочие остались верными православию. Но с изменой Льва Сапеги, пользовавшегося чрезвычайным влиянием в Польше и Литве, и увлекаемые честолюбием, члены этой фамилии один за другим начали переходить в латинство. Впрочем, сделавшись католиком, Лев Сапега еще сохранил ясный взгляд своего прежнего исповедания и всегда честно относился к разноверцам. – Сын Льва, Станислав, великий маршал литовский, возведен в княжеское достоинство Германской империи, а двоюродный брат, Николай, воевода минский и витебский, получил графский титул.

Но самой важной и дорогой победой иезуитов было приобретение семейства покровителя кальвинистов, Николая Радзивила Черного. Все четыре сына его, Николай, Юрий, Альберт и Станислав, были воспитаны в реформатском исповедании. Старший, Николай Сиротка, после виленской академии послан был отцом в лейпцигскую, к самому источнику протестантства, откуда и возвратился реформатом. Но увлечение его продолжалось недолго. Иезуиты напомнили ему, что он родился в католической вере и крещен по ее обряду (отец его совратился в кальвинство вскоре после рождения Николая). Небольшого труда стоила этим борцам победа над впечатлительным юношей. Вскоре по возвращении на родину, он был уже католиком. Сирота после отца, любимец при дворе, где он напоминал королю его минувшее счастье с любимой супругой Варварой Радзивилянкой, он очень быстро поднялся по иерархической лестнице: при жизни короля – дяди, имея не более 22-х лет от роду, он был уже маршалом надворным литовским, а по смерти короля он, вместе с дядей, Николаем Радзивилом Рыжим, воеводой виленским, и Яном Ходкевичем, был на сеймах представителем и защитником интересов Литвы, которую любил с горячностью самого искреннего патриота. При избрании Генриха Валуа на польский престол, он был послом во Франции. В 1582–1584 гг. он совершил путешествие в Иерусалим к Гробу Господню и сам описал это путешествие (в письмах). Братья его, один за другим, также перешли в латинство. – Князь Юрий был, после Протасевича, виленским епископом, потом краковским и кардиналом, и фанатически преследовал диссидентов; в 1590 г. был послом к германскому императору Рудольфу II-му; присутствовал на конклавах при избрании пап Иннокентия IX и Климента VIII; умер в 1600 г. – Князь Альберт, великий маршалок великого княжества Литовского, был в 1581 г. послом в Москву и содействовал возведению Сигизмунда III на польский престол; умер 1592 г. – Князь Станислав, также великий маршал литовский, покровитель виленской академии, умер в 1599 году. Станислав Карнковский, куявский епископ, впоследствии примас королевства, говорил, что фамилия Радзивилов нанесла католицизму жесточайшую рану, но доставила ему и самое действительное лекарство.¹⁶⁰

В 1575 г. иезуиты выпросили у папы Григория XIII цензуру книг и перечистку библиотек. Юрий Радзивил, вступив после Протасевича в управление виленской епархией, начал свое служение торжественным сожжением запрещенных книг. В 1581 г. целые костры книг сожигаемы были на площади пред Свентоянским костелом рукой палача. Николай Сиротка истратил более 5000 червонцев на то, чтобы скупить экземпляры Библии, изданной отцом его и предать их пламени.¹⁶¹

В то же время иезуиты уничтожали православные и реформатские храмы или обращали их в свою собственность.¹⁶²

Первые школы в Польше, после распространения в ней христианства западного исповедания, были, как на всем западе, монастырские и кафедральные (при епископских кафедрах).

Монастырские учреждались при монастырях бенедиктинцев – первого монашеского ордена, вызванного в Польшу еще при Болеславе Храбром в первой половине XI века.

Кроме монастырских школ, были школы при епископских кафедрах. В XI–XII в. были такие школы в Познани, в Гнезне, в Тынце у бенедиктинцев,¹⁶³ в Смогоржеве и Кракове. В XIII в. было уже несколько таких школ.

С XIII в., с введения в Польше города магдебургского права, появились школы местные или приходские (парохиальные). Кроме предметов, обозначавшихся техническими названиями trivium и quadrivium, в них преподавались катехизис и латинская обрядность. Преподавание шло на латинском языке, а в местных школах обучали, сверх того, уже в XIV в. языкам польскому и немецкому. Не нужно прибавлять, что высшее управление и наблюдение над школами принадлежало духовенству.

С XIII в. молодежь польская начала посещать заграничные академии и университеты – парижский и итальянские – боннский и падуанский. В половине XIV в. основана была в Польше собственная академия.

Краковская академия. – В 1364 г. Казимир Великий основал академию в Кракове, по образцу Пражской в Богемии, учрежденной императором Карлом IV в 1347 г. Папа Урбан V утвердил основание этого училища, наименовав краковского епископа постоянным его канцлером. Король построил для академии великолепные здания, дал важные преимущества как профессорам, так и студентам, и обеспечил содержание этого рассадника просвещения. Но преемник его, Лудовик Угорский, не поддержал юного училища, а невежество со всех сторон ставило ему преграды. Академия быстро склонялась к упадку и лучшие из молодежи направились, по-прежнему, в заграничные университеты. Честь возобновления академии принадлежит внучке Казимира Великого, королеве Ядвиге. В 1397 г. она выпросила у папы Бонифация XI подтверждение прав академии; обеспечила ее содержанием и на собственные бриллианты купила для нее дом и исходатайствовала у короля – супруга привилегию новому университету. Ягайло подарил ему значительные имения и пригласил в него профессоров – Иеронима из Праги и других преподавателей. С той поры краковская академия стала во главе образования в Польше и великом княжестве Литовском.¹⁶⁴

Краковская академия делилась на четыре факультета: богословский, философский, юридический и медицинский. Богословский факультет был главным. Для поступления в него требовалась степень магистра свободных наук. Главное в нем было изучение «Сентенций» Петра Ломбардского. Философский обнимал собственно философские науки (схоластическую философию Томистов и Дунса-Скотта, учения древних философов и филологию); но в него входили также науки математические. На юридическом излагалось право римское и церковное. Ниже всех был медицинский факультет, по невысокому состоянию медицинской науки в то время. Вообще же краковская академия основана была в целях религиозных и, главным образом, для образования духовенства, причем не оставлена без внимания и новоприсоединенная Литва.¹⁶⁵ Ученая и учащая корпорация академии была детищем Рима, слагалась из духовных лиц и согласовалась не с действительными потребностями, а с теми воззрениями на образование, какие повсеместно тогда были. Не дела страны, но схоластическая философия, верх тогдашней мудрости, поглощала ее внимание; не граждан для государства, а духовных мудрецов стремилась она воспитывать.¹⁶⁶ Недовольное таким образованием юношество стремилось в иностранные академии и университеты – парижские, немецкие и итальянские.¹⁶⁷ – С 1493 г., в течении четырех лет, в краковской академии обучался знаменитый Николай Коперник, окончивший потом образование в падуанском университете. Академия, конечно, не могла дать ему идеи его великого открытия: но он изучил здесь древние астрономические системы и математику, как необходимую вспомогательную науку по его специальности.¹⁶⁸

Краковская академия имела свои колонии, первоначальные и средние школы, во многих местах Польши и Литвы, и между другими: в Беле, на Подлясье, во владении князей Радзивилов, основанную в 1628 году Христофором Вильским Циборовичем: в Бельской школе преподавались грамматика, риторика, поэзия и философия; в Красноставе, над Вепрем, резиденции бискупов холмских (место первоначального образования знаменитого Яна Замойского) и на Олыке, в Волынском воеводстве, в родовом имении князей Радзивилов.

Во время религиозных споров, волновавших умы всей Европы, краковский университет остался безучастным их свидетелем. Он был слишком консервативен, чтобы впасть в раскол и слишком схоластичен, чтобы вступить в борьбу с такими энергическими бойцами, каких выставила реформация.

Виленская иезуитская академия. – Между тем стали возникать школы ордена, который принял на себя борьбу с реформацией. На другой же год после прибытия в Литву, иезуиты основали в Вильне коллегию. Стефан Баторий переименовал ее в 1578 г. в академию, со всеми правами и привилегиями университетов. Бискуп виленский, по званию был канцлером академии. В 1586 году академия считала уже более 700 учеников при 54-х членах иисусова общества, занятых в ней обучением или духовным надзором. При академии было несколько бурс или конвиктов¹⁶⁹ для бедных воспитанников, которых обеспечивали они помещением и бесплатным столом.

Виленская иезуитская академия получила совершенно другое устройство против краковской академии. Она обнимала все ступени школьного образования, начиная с низших. Все преподавание велось на латинском языке. Главными предметами обучения были: латынь, схоластическая риторика и богословие. Академия делилась на 7 классов: Infima, Grammatica, Sintaxis, Poesia, Rhetorica, Philosophia, Theologia. – «Из трех частей латинской грамматики Эммануила Альвара сделаны были три школьные курса, которые решительно заняли все время, посвященное воспитанию; там читали древних классиков единственно для того, чтобы из сочинений, полных чувства и огня, почерпнуть способ, как составлять риторические фигуры». Система иезуитского обучения и воспитания, как и весь образ их действий, пришлись к испорченному вкусу общества. «Шляхта любила роскошь и великолепие, а что могло быть блистательнее иезуитских прошений, бесед, канонизаций и диспутов? Шляхта любила свои гербы, а иезуиты любили риторические фигуры: кому же, поэтому, было восставать против испорченности вкуса, когда в поэзии шляхетскую гербовную Литву сравнивали с луной и звездами, называя их благодетельными светилами отечественного мира, колонны – с столпами отечества, крест на гербе называли символом мира, стрелы признаком высокого полета и т. д. Шляхта поверила, что владетели гербов действительно обладают высокими добродетелями, которые изображены на их щитах: как же после того им было сердиться на тот орден, который научал в блеске шляхетском читать похвалу рода и добродетели, который каждого поручика называл Марсом, плохого рифмача Аполлоном, каждого аристократа Юпитером, который для детей высшего происхождения назначил особые школьные скамьи? Самолюбие каждого из поляков помогало ему запутываться в иезуитские сети.¹⁷⁰

Краковская академия, не подозревая, какого соперника она будет иметь в иезуитах, охотно позволила им учреждение школы в Кракове, уступила им свои храмы св. Варвары и св. Стефана, а также дозволила им учреждать школы в других местах, где уже были ее колонии, и снабжала их лучшими профессорами. Бывшие до тех пор чужеземцами в Польше, иезуиты стали в ней прочной ногой, когда ряды их пополнились туземными, и притом лучшими, силами. Но вскоре оказалось, что академия и иезуиты преследуют совершенно различные цели, и академии пришлось считаться, но трудно было бороться, с иезуитами. Убогая средствами, но преданная науке и гордая своею ученостью, не преклоняя главы пред сильными мира, академия имела на своей стороне одни полусгнившие привилегии: а иезуиты, гораздо вернее рассчитывая на живое значение благоприятствующего им короля и большей части народа, быстро рассчитав свои силы, решились унизить академию в глазах поляков и забрать исключительно в свои руки кормило народного воспитания. Но об этой борьбе мы скажем после.

В то же время, как Протасевич ввел иезуитов в Вильну, перемышльский епископ Валентий Гербурт решился вызвать их в Червонную Русь. Но его упредила в этом София Одровонж Косткова и дочь ее Анна, княжна Острожская, учредив в 1571 г. иезуитскую коллегию в Ярославе и снабдив ее имениями и доходами. Ярославский коллегиум был одним из богатейших во всей Польше.¹⁷¹ Вскоре после того иезуиты открыли школы в Львове, Перемышле и Станиславове.

В 1580 г. Скарга водворил иезуитов в Полоцке. Король Стефан Баторий учредил там иезуитскую коллегию и наделил ее имениями, отнятыми у православных монастырей.¹⁷² Белорусская шляхта неохотно встретила их и, на избирательном сейме 1587 г., домогалась удаления их из Полоцка. Главным неприятелем их был Николай Монкид Дорогостайский, воевода полоцкий, кальвинист, умерший в 1597 году. В короткое время открыты были иезуитские колонии в Риге, Несвиже (1582) и Дерпте.

Между прибывшими в Литву иезуитами находился Антоний Поссевин, один из самых образованных членов этой корпорации. В 1578 г. папа Григорий XIII назначил его апостолическим легатом и своим викарием в России, Литве и во всех северных странах Европы. Главное внимание его обращено было на Poccию. Случай к выполнению предписанного ему плана представился скоро. Во время войны между Россией и Польшей, Иоанн IV обратился к посредничеству Папы, обещая принять участие в союзе европейских государей против Турции, если Папа поможет ему заключить выгодный мир с Баторием. Поссевину поручено было устроить это важное политическое дело и, в секретной инструкции, указан был способ, как действовать, чтобы привести Россию к духовному союзу с католической церковью.

Прибыв в 1581 г. в Москву, Поссевин сначала не мог добиться беседы с царем о вере: Иоанн отклонял ее и отлагал до заключения мира с Польшей. По заключении же мира, более выгодного для Польши, нежели для России, он имел с государем разговор о вере и вручил ему сочинение «о разностях между римским и греческим вероисповеданиями». Труды его в России остались напрасными. Но, по возвращении в Рим, он, представив Папе отчет о своей деятельности и, объяснив неодолимые затруднения, с которыми соединены попытки ко введению в России католичества, обратил внимание на южно-русскую церковь в польских владениях, предлагая начать с нее окатоличение России. Развивая подробно свой план, он указал на унию, как на удобнейший способ приведения русских к латинству, с тем, чтобы дозволить им до времени удержать свои обряды и богослужение и дозволить священникам вступать в брак по греческому обряду. Мысль эта, как тотчас показало время, оказалась плодотворной для Рима.¹⁷³

Последнее время правления Батория ознаменовано было усилиями со стороны латинян ввести между православными новый григорианский календарь, вместо прежнего юлианского. Вследствие буллы папы Григория XIII от 13–24 февраля 1582 г., о введении нового календаря в католических государствах Западной Европы, Баторий предписал введение его в Польше, Литве, на Волыни и в Червонной Руси. Насильственное действие это возбудило между православными Литвы и Галицкой Руси волнения. Князь Острожский, воевода киевский, маршалок волынский и староста владимирский (в Галиции), написал об этом константинопольскому патриарху иеремии II-му. Патриарх, рассмотрев вопрос о календаре вместе с Сильвестром патриархом александрийским и другими духовными лицами, в январе 1583 года послал жителям Вильны, князю Острожскому и киевскому митрополиту Онисифору, грамоты и, сверх того, общее окружное послание к православным, находящимся под польской короной. Патриарх восставал против введения нового календаря и запрещал употребление его под страхом анафемы. С грамотами посланы два экзарха – Никифор, протосинкелл от константинопольского, и архимандрит Дионисий от александрийского патриарха; но они не могли проникнуть в Литву по случаю татарских набегов и отправили патриаршие грамоты с бывшим при них студентом Федором из русских. В конце того же года константинопольский патриарх Иеремия прислал новую окружную грамоту (от 2 ноября), в которой показывал неправильность в изменении христианского летоисчисления, сделанном папой Григорием XIII, подтверждал не держаться нововведенного календаря, но праздновать дни Св. Пасхи и другие праздники по указанию Пасхалии, утвержденной на первом вселенском Никейском соборе.¹⁷⁴

По смерти Батория, со вступлением на престол воспитанника и покровителя иезуитов, Сигизмунда Вазы (1587 – 1632), иезуитство распространилось по всей Польше и Литве. При нем учреждены иезуитские коллегии в Витебске, Минске, Ковне, Гродне, Бресте-литовском, Динабурге, Мстиславле, Орше, Киеве, Луцке, Остроге, Каменце-Подольском, Баре¹⁷⁵ и др. местах. Сигизмунд III ввел иезуитство в политическую систему, но это была система насилия, совершенно подавлявшая свободу совести. Один за другим вымерли первые иезуиты, блестящие представители ордена, действовавшие силой убеждения. Преемники этой первой генерации не отличались такими дарованиями, как Варшевицкий, Скарга, Вуек, и действовали более хитростью и насилием.

По той мере, как иезуитские школы росли, Краковская академия и академические школы пустели и теряли значение. Имея уже академию в Литве, иезуиты хотели учредить другую в Познани в Великой Польше. Там была уже, некогда знаменитая колония академии, Любранская школа; но иезуиты основали в Познани свою коллегию, которая вскоре привлекла к себе множество воспитанников.¹⁷⁶ Предположив возвысить ее на степень академии, иезуиты выпросили у короля привилегию преподавать в ней высшие курсы наук и раздавать ученые степени. Но Краковская академия воспротивилась этому и протестовала пред правительством и апостольской столицей против такого нарушения ее прав. В 1613 году целый сейм варшавский торжественно протестовал против этого, и папа Павел V, находя, что нововведения оо. иезуитов производят более соблазна, нежели назидания, не решился утвердить этого ходатайства иезуитов. Таким образом иезуитская академия в Польше не состоялась. Иезуиты несколько раз принимались за этот план, но не могли добиться успеха.

В пределы нашей задачи не входят подробности этой борьбы академии с иезуитами. Но, коснувшись ее, считаем уместным сказать, что иезуиты, не успев с познанской академией, основали коллегию в самом Кракове и привлекли шляхту на свою сторону. Ректоров и профессоров академии постоянно беспокоила эта назойливая соперница. Ходатайства в Риме о закрытии ее остались безуспешными. Сигизмунд III покровительствовал ей и только, наконец, при Владиславе IV, благодаря ходатайству Георгия Оссолинского, иезуитская коллегия в Кракове была закрыта в 1639 году.

Иезуиты пытались потом основать академию в Львове (1661 г.), но и здесь попытка их не увенчалась успехом.

Система и направление иезуитского воспитания не оправдались ни с какой стороны: ни с религиозной, ни с педагогической, ни с народной, и нигде не произвели благотворного влияния. Монашеский орден, взявшись за воспитание юношества, до крайности сузил круг его понятий; из опасения вреда от свободного рассуждения подавлял в нем всякое самостоятельное размышление и заковывал ум в цепи рабства; подчиняя не только внешние поступки, но самое душевное расположение человека, затаенные движения юного сердца, постоянному и неумолимому надзору и наблюдению, он убивал энергию воли в самом ее зародыше; а грубыми и унизительными наказаниями притуплял благородные чувства.¹⁷⁷ Латынь и богословие были единственными предметами обучения в их школах. Грамматика Альвара была учебной книгой более трех столетий. По ней учились при Ягеллонах и при Станиславе Понятовском. Математика и естественные науки были вовсе изгнаны из этих школ; поэзия и красноречие преподавались как сухие и мертвые формулы, как искусство составления фигурных речей и подбора ложно-патетических мест. Любовь к народу, его обычаям и преданиям, доблестям и подвигам, принесены были в жертву другой любви, которую иезуиты всемирно старались развить в своих воспитанниках, любви к тому духовно-политическому царству, на служение которому они были приготовляемы. Они отучали своих воспитанников от употребления родного языка, заменяя его латинским. Питомцы их думали, что щеголяют ученостью, вставляя латинские слова и обороты в свою речь польскую или русскую. Буйство иезуитских школьников, вторгавшихся в православные храмы и реформатские соборы, и оскорблявших святыню, поощряемо было, как выражение ревности по вере. Не многим только из числа иезуитских воспитанников удалось потом, силой собственных дарований и труда, пробиться к свету истинного просвещения и его источников. Как много выше этого ордена стояли и стоят в истории Бенедиктины, которые, не домогаясь захватить в свои руки воспитание юношества, посвятили себя на служение просвещению изданием священных памятников христианской письменности. К несчастью иезуиты надолго овладели педагогическим полем и наложили свою печать на образование во всех школах, которые и учреждались по образцу иезуитских.

3амойская академия. – В конце этого периода, спустя два века после основания Краковской академии, учреждена была для русских воеводств Царства Польского другая академия, Замойская, основанная в 1593 г. в Замостье, знаменитым канцлером и коронным гетманом, другом и сподвижником Батория, Яном Замойским.¹⁷⁸ Побуждением к основанию этой академии было именно то, чтобы иезуитские школы не распространились в воеводствах русских. По просьбе Замойского, папа Климент VIII утвердил эту школу, сравнив ее с другими академиями, краковской и заграничными, и дал ей право возводить в высшие ученые степени докторов философии, обоих прав (utriusque juris) и медицины. Но король – иезуит отказался выдать ей привилегию. Академия состояла сначала из трех отделов или факультетов – юридического, медицинского и философского; в 1698 г. придан четвертый отдел теологический. Холмский бискуп был канцлером академии. Для бедной молодежи были bursa indigentium и bursa Staringelliana (по имени одного из факультетских деканов). В устройстве академии и приискании для нее наставников, Замойскому помогал друг дома его, воспитатель его сына, поэт Симон Шимонович Бендонский (1558–1629), очень любимый в Польше и пользовавшийся в свое время известностью в Европе. Академия Замойская, также как и Краковская, имела свои колонии, о благосостоянии которых она заботилась.

Академия существовала почти два столетия, до первого раздела Польши, но не могла развиться и приобрести большую известность, благодаря опасному соперничеству иезуитов, постоянно старавшихся вредить краковской и замойской академиям. Число воспитанников ее редко доходило до ста. Австрийское правительство, под власть которого, при первом разделе Польши, поступило Замостье, закрыло академию, обратив средства ее на вновь открытый тогда Лицей в г. Шебрешине, находившемся также во владении графов Замойских, которым предоставлено было право внутреннего управления этим заведением. Под русским владычеством, Лицей переименован был в гимназию, которая была закрыта в 1852 г., а средства ее обращены на содержание Брестского кадетского корпуса.

Школы Пиаров. – В противодействие иезуитам, Владислав IV призвал в Польшу в 1641 году Пиаров (братий scholarum piarum). Орден этот, основанный незадолго перед тем Иосифом Калясантым, поставил задачей сообщение народу первых основ общего образования и христианского воспитания. Из Польши пиары распространились в Литве, где также основали свои школы. Но, не имея сил бороться с иезуитами, они сами подчинились системе иезуитского воспитания.

Когда брестская уния разделила польских подданных восточной церкви, на униатов и неуниатов, то те и другие стали у себя заботиться о воспитании юношества, по крайней мере того, которое должно было посвятить себя духовному званию. Для униатов учреждены были Базилианские школы на манер иезуитских; а православные юноши получали первоначальное образование в школах виленской, луцкой и острожской и высшее – в Киевской академии и Львовской школе. Более способные из них, для усовершенствования в науках, проходили высшие курсы в заграничных университетах и академиях.