Часть II. Законы естества

Внутренняя работа над своей душой предполагает некоторую осведомленность, без которой мы при своей слепоте можем оказаться беспомощными. Начнем с того, что вспомним, как устроен человек с точки зрения святоотеческой антропологии. Тема эта обширная, но у нас интерес узкий, только в плане аскетики и в ракурсе нашей темы – умного делания.

Изначально Господь Бог задумал и сотворил человека настолько замечательным существом, что Сам восклицает: Вот, хорошо весьма!⁴⁷⁴ Человек получил организм, устроенный идеальным образом. Он не имел изъянов. Се добра зело⁴⁷⁵, – говорит Господь. Очень хорош.

Адам был создан вполне совершенным. Совершенно по образу Божьему. Его мысль, чувства и воля были совершенно чисты, как не соприкоснувшиеся с грехом. Его существо было совершенно цельным, так как все силы души были направлены к богообщению и в полной гармонии взаимодействовали с окружающим миром.

Но надо учесть, что такое его совершенство было совершенством естественным, то есть совершенством, данным человеку при сотворении его естества. А предназначен человек был к совершенству сверхъестественному, совершенству по подобию Божьему⁴⁷⁶, которое дается по благодати и которое ему еще предстояло стяжать.

Сотворив человека, Господь оставил ему простор для творчества, дал потенциал для самосовершенствования. Человек получил возможность сотрудничать со своим Творцом и довести создание Божие до высшей степени совершенства. Эта творческая задача и возлагалась на первых людей. Они были призваны достичь обожения. То есть вместо естественного совершенства обрести в дар от Бога совершенное богоподобие. Для этого все имелось, так как исходное устроение первозданных человеков было хорошо весьма, было чудом Божьего творения. Это было поистине богомудрое устройство.

И вот его-то первые люди испортили и сломали. Эта порча нерукотворного человеческого естества оказалась настолько основательной, что нам всем с тех пор по наследству достается устроение поврежденное.

Что же представляло собой устройство человеческого существа? В основе мы видим триединую целостность. Как сказано апостолом Павлом: дух и душа и тело во всей целости⁴⁷⁷. Это и есть то, что образует человека. Свт. Феофан Затворник толкует апостола: «Дух и душа и тело – Богооткровенное указание на состав естества человеческого»⁴⁷⁸. Или, как сказано у прп. Исаака Сирина: «Все существование человека составляется в теле, в душе, в духе»⁴⁷⁹.

Об этом же прп. авва Исаия Отшельник в Добротолюбии говорит: «Эти три части суть: душа, тело и дух», они изначально достигали «взаимного умиротворения в Боге»⁴⁸⁰. А вот прп. Ефрем Сирин: «Душа достоинством своим выше тела, а ее превышает в достоинстве дух». При конце же века сего «плоть облечется в лепоту души, душа – в лепоту духа и дух уподобится величию Божию»⁴⁸¹.

Иногда люди мысленно спотыкаются, встречая у древних авторов упоминание о двусоставности человека – только о теле и душе. Без упоминаний о духе. Хотя большинство святых учит все-таки о трихотоми’и, о трех началах. Среди этих последних, помимо ап. Павла, Игнатий Богоносец, Иустин Мученик, Ириней Лионский, Климент Александрийский, Григорий Нисский, Нил Синайский, Иоанн Кассиан Римлянин, Исихий Иерусалимский, Иоанн Синайский, Лествичник, Исаак Сирин, Ефрем Сирин, Исаия Отшельник, Игнатий Кавказский, Феофан Затворник и другие.

Тем не менее кому-то иногда начинает казаться, что святые отцы в этом вопросе, о двух- или трехчастном составе нашего естества, разделились, имели разномыслие. Но это не так.

Только светская наука «находит между святыми отцами противоречия»⁴⁸², – писал отец Серафим (Роуз). А свт. Игнатий Кавказский говорит о том, что прежде всего поражает в писаниях отцов – это «их чудное согласие». Восемнадцать столетий «их уста свидетельствуют единогласно единое учение»⁴⁸³.

Оно и в самом деле едино. И упомянутый нами случай не составляет особой проблемы. Отцы, говорившие о двусоставности человека, только о душе и теле, отнюдь не отрицали присутствия в человеке духа. Они только не обособляли дух как третий самостоятельный организм. Они просто мыслили его составляющей частью души. Такой взгляд вполне правомерен. По существу, он никак не противоречит идее трехсоставности нашего естества⁴⁸⁴.

Это подтверждает и свт. Феофан: расхождение тут «только в словах», – пишет он в связи с этим вопросом⁴⁸⁵. А свт. Игнатий так поясняет: «Значение слов душа и дух весьма различно, хотя в обществе человеческом оба слова употребляются безразлично, одно вместо другого»⁴⁸⁶. Отсюда и неизбежные разночтения. Что, впрочем, неудивительно, потому что душа и дух, так же как ум и сердце, понятия слишком тонкие и сложные, с трудом поддающиеся изъяснению, и то лишь весьма условному.

Оттого и в святоотеческих текстах мы не встретим стройного единообразия терминологии. Однако все это не столь важно для нас, поскольку имеем дело не с точными науками, а с наукой духовной. Здесь имеет значение не столько точность формулировок, сколько способность улавливать дух и схватывать общую мысль в контексте высказываний, невзирая на вольность авторов в применении терминов.

Вообще, с терминологией в аскетике дело обстоит очень не просто. Понятно, что отцы разных эпох и культур писали каждый на своем языке, мыслили в рамках несхожих образных систем. Большинство из них писали независимо друг от друга, часто не имея возможности сверять и согласовывать свои писания. Да и задачи у них были совсем другие: не общую теоретическую систему разработать, а поделиться личным сокровенным знанием. Они записывали то, что открывалось им через духовный опыт, открывалось Духом Святым. И именно поэтому в существе своем отцы излагают одно и то же евангельское учение. Почерпнув его из единого источника, они лишь раскрывают различные его грани, высвечивают уровни различной глубины.

А способы изложения у них, естественно, разнятся, терминология, разумеется, не унифицирована. Поэтому если знакомиться с их трудами поверхностно или изучать с позиций светских наук, не пропуская сквозь призму личного подвижнического, духовного опыта, то, конечно, просто невозможно не запутаться.

Поскольку это важный вопрос и не для всех тут все очевидно, процитируем полностью упоминавшуюся мысль иеромонаха Серафима (Роуза). Он выражается здесь очень точно.

«Святые отцы, излагая учение Церкви, не противоречат друг другу, даже если, по нашему слабому разумению, между ними, как нам кажется, есть разногласия. Это академический рационализм противопоставляет одного отца другому, прослеживает их «влияние» друг на друга, делит их на «школы» или «фракции» и находит между ними противоречия. Все это чуждо православному пониманию. Для нас учение святых отцов – одно целое. А так как всего православного учения, разумеется, не содержится ни у одного святого отца, ибо все они по человечеству своему ограничены, то мы находим его частью у одного святого отца, частью у другого, и один объясняет то, что непонятно у другого. В конечном счете для нас даже не так важно, кто из них это сказал, если это православно и в целом гармонирует со всем отеческим учением»⁴⁸⁷.

Итак, тело, душа и дух, эти три взаимопроникающие организма, в совокупности составляли одного Адама. И нас составляют. Три в одном. Что они из себя представляют?

Во-первых, это телесный организм, наша плоть, видимая, осязаемая материя. Во-вторых, это организм душевный, неосязаемый и невидимый, то, что составляет нашу психическую систему: это управленческий аппарат мозга, это рассудок, нервная система, эмоциональный аппарат, волевое и инстинктивное начала.

Такой двойной телесно-душевный состав не стал привилегией нашей природы, тем же обладают животные. В присущей им форме, конечно. Принципиально отличает человека обладание третьим организмом. «Человек отличается от животных внутренним свойством, особенной способностью души человеческой. Эту способность назвали... собственно духом. Сюда отнесена не только способность мыслить, но и способность к ощущениям духовным»⁴⁸⁸.

Обладание этой способностью, помимо того, что обособило человека от животного мира, оно еще и роднит его с миром ангельским. И этот третий, бессмертный духовный организм, наш дух, он и позволяет человеку быть существом богообразным, носителем образа Бога-Творца. Поскольку в аскетике понятия дух и ум часто используются, как мы увидим дальше, в качестве синонимов, то вполне справедливы высказывания такого рода: «Человек по преимуществу – это ум, так как другие части организма имеют и животные»⁴⁸⁹.

Дух в человеке – это самое средоточие его существа. Дух – это сущностный центр, самое ядро как нашего природного, так и ипостасного начала. Дух человеческий обитает в определенном месте телесного организма – в области сердца. Здесь находится наше сердце духовное – орган метафизический. Здесь сердце, орган телесный, имеет как бы свою проекцию в мире бесплотном⁴⁹⁰.

Мы не будем претендовать на точные определения этих понятий. Мы их и у святых отцов не находим – слишком непроста эта задача. Скажем только пока о духе, что он есть ипостасно-сущностное ядро⁴⁹¹, тот центр, где коренится основа всего нашего естества. Но что самое главное, дух человеческий – есть та обитель, которая предназначена ко вселению Духа Святого в нас, к воцарению в нас Христа.

Когда Господь утверждает: вы храм Бога живаго; когда возвещает: вселюсь в них и буду ходить в них; когда апостол исповедует: уже... живет во мне Христос⁴⁹², то тут речь касается нашего духа, нашего сердца духовного. Это и есть тот храм, тот священный Христов чертог, в котором Он уже обитает у апостола.

Конечно, такое живое, реальное богоприсутствие в недрах нашего естества освящает весь наш состав: и дух, и душу, и тело. Человек весь становится в этом смысле храмом. Но сердце его бывает тогда святым алтарем, а дух – престолом Божиим.

Отсюда насущная потребность очищать внутренняя своя⁴⁹³, к чему мы так настойчиво призываемся, дабы приуготовить свой сокровенный храм. «Назначение человека – быть сосудом и орудием Божества», – говорит свт. Игнатий Кавказский, развивая мысль апостола, учившего, что именно поэтому мы обязаны соблюдать свой сосуд в святости... а не в страсти похотения⁴⁹⁴.

«Ибо мы, – напоминает прп. Марк Подвижник, – есть дом Божий, по слову пророческому, евангельскому и апостольскому⁴⁹⁵»⁴⁹⁶. А прп. Исаак Сирин говорит: «Мы храм Божий⁴⁹⁷. Посему, как чист Сам Бог, очистим храм Его, дабы [Он] возжелал вселиться в нем. И как Сам Он свят, освятим и храм... чистой и сердечной молитвой»⁴⁹⁸.

Отсюда категоричность Христовой заповеди об очищении, ибо только чистии сердцем Бога у’зрят⁴⁹⁹. Это безусловное требование, открывающее единственно возможный доступ к тайне богосозерцания, то есть реального богообщения, богопознания и обожения.

Но мало этого. Святые отцы уточняют смысл шестой заповеди блаженства: для тех, кто не чист сердцем, вообще закрыт путь к спасению, им нет входа в Царство, которое есть сама чистота. «Душа бо оскверненная, не восходит в чисто Царство, ниже совокупляема бывает со духи святых»⁵⁰⁰. Или другое высказывание: «К Чистому должно прикасаться одно чистое»⁵⁰¹.

И наконец последнее. То, что сейчас особенно важно для нас отметить. Дело в том, что дух наш первоначально, до грехопадения первых людей, вмещал в себя ум человеческий. Ум и дух являли собой одно цельное образование, которое и служило для человека органом богообщения.

Именно слиянием воедино ума и духа образуется инструмент духовный для непосредственной и взаимной связи человеческого существа с Божеством. И только такой, воссоединенный с духом, одухотворенный ум способен стать органом богопознания.

По учению свт. Григория Паламы, именно такой одухотворенный «ум человека – это орган, с помощью которого возможно созерцать Бога»⁵⁰². Величие дара богообщения побуждает святых отцов давать духу нашему такие, например, определения: «Дух человеческий можно назвать огромным столпом, высота коего досягает до Бога»⁵⁰³.

Каким образом это возможно – созерцать Бога, рассмотрим позднее. Пока подчеркнем только, что из этого следует. А именно: отъединение ума от духа или, иными словами, выход ума из сердца тотчас же разрушает богозданный и уникальный инструмент богообщения и богопознания.

Надо сказать, что в отеческой литературе дух человеческий часто выступает синонимом ума. У многих авторов эти понятия взаимозаменяемы. Кроме того, дух нередко именуется также сердцем. А помимо этого и ум называют сердцем. Получается так, что в аскетических писаниях все три понятия – дух, ум и сердце – могут заменять или подразумевать друг друга.

Тут не просто какая-то путаница. Это, скорее, отражение того факта, что в идеале ум и дух предназначены к слитному существованию. И что слияние ума и духа происходит не где-либо, а в эпицентре духовного сердца. И в каком-то смысле, действительно, все три представляют собой как бы одно. Что и было воплощено изначально в Адаме.

Теперь у нас, наконец, получится дать более точное определение такому сложному понятию, как духовное сердце. В сущности, сердце духовное – это энергетический центр, который образуют основные силы нашей души, сосредоточенные в сердечной области. Духовное сердце – это «средоточие человеческого существа, корень деятельных способностей», «точка, из которой исходит и к которой возвращается вся духовная жизнь»⁵⁰⁴ человека, «источник всех душевных и духовных движений»⁵⁰⁵. Этот силовой узел по своему расположению приблизительно совпадает с сердцем телесным, главным органом кровеносной системы.

Здесь можно видеть аналогию с головным мозгом, который является органом физическим, в котором, помимо всего прочего, локализована энергия рассудка. Рассудок, или рассудочная способность души, или рассуждающая сила, как род энергии привязан к телесному органу – головному мозгу. Точно так же наш духовный энергетический центр привязан к физическому органу – к сердечной мышце.

Строение духовного сердца можно рассматривать как двухчастное. Одна составляющая это дух человеческий, а вторая – так называемая страстная часть души. Иначе говоря, два организма: духовный и душевный, образующие собой метафизическое сердце.

Дух человеческий составляет главную часть, центральное ядро духовного сердца. Повторим, что дух есть сущностное начало человека. А жизненной силой духа является умственная энергия, или просто ум. Таким образом, в своей совокупности дух и ум образуют духовный организм. Вторая составляющая духовного сердца, или душевный организм, или страстная часть души, образовалась за счет того, что в сердце сконцентрированы еще два вида энергии – сила чувства и сила воли.

Теперь, представляя структуру духовного сердца, можно понять ту мысль, к которой придется еще не раз возвращаться, ту стержневую идею в отеческих писаниях, которая полную свою завершенность получила в учении свт. Григория Паламы. А именно: наше духовное сердце после грехопадения больно, повреждено, неполноценно. По той причине, что энергия ума, от сотворения предназначенная к пребыванию в сердце в слиянии с духом, покинула сердечные пределы и разлучилась с духом. После чего дух, лишенный своей жизненной энергии – ума, утратил жизнеспособность и омертвел.

Кто знаком с аскетическими текстами, встречался с тем, что дух человеческий может еще именоваться мыслительной силой, когда упоминается в одном ряду с другими силами человеческой души. Такими, как сила чувственная и сила волевая. Спрашивается, что стоит за этими терминами? Что это за силовая структура?

Человек – сложнейшая энергетическая система. Все многообразие действующих в организме сил для удобства их изучения сведено к трем основным. По-церковнославянски они именуются: мыслительная, раздражительная и желательная силы. В другом случае у святых отцов это может звучать иначе, например: разумная, яростная и вожделевательная силы. А по-русски мы скажем проще: разум, чувство и воля⁵⁰⁶.

Все три главные движущие силы человеческого естества по преимуществу сконцентрированы в области нашего духовного сердца. Причем таким образом: мыслительная сила в основном сосредоточена в верхней части сердечной области, чувственная собрана в средней части, а волевая – в нижней. Конечно, в этом устройстве не все так просто. Но наша задача сейчас как раз по возможности упростить картину, чтобы получить общее представление о нашем внутреннем мире.

Итак, две из упомянутых нами сил – раздражительная и желательная – тесно сосуществуют и образуют в своей совокупности душевный организм человека. Первая из них проявляется в сфере чувств, – это прежде всего наши эмоции. Вторая действует как волевая способность, она же включает в себя инстинктивное начало. Сила мыслительная, которая соотносится с понятием дух, представляет собой, как уже говорилось, организм духовный. Пока все ясно. Но это еще далеко не все.

«Соотносится с понятием дух», – сказали мы о мыслительной силе. Соотносится, а часто даже – соответствует. Но только в первом приближении, при общем взгляде. Если же дальше разбираться, то видим: мыслительная сила точно так же соответствует понятию ум. Не удивительно. Мы только что, в прошлой беседе, говорили: слова ум и дух часто используются как синонимы. Говорили не от себя, но повторяя мысль святоотеческую, в частности свт. Григория Паламы: «Умом каждого из нас называется наш собственный дух»⁵⁰⁷. Действительно, называется, но, опять-таки, только при первом взгляде. Если же смотреть глубже и строже, то оказывается, что ум и дух далеко не одно и то же.

Теперь пойдем дальше и попытаемся окончательно разобраться, насколько это в наших силах, что есть дух и что есть ум, в чем их различие и что их объединяет. Отеческое учение позволяет сформулировать следующим образом: дух является сущностью человека, ум является энергией человеческой сущности. То есть имеется сущностное начало – дух, и оно обладает особым видом энергии – своей собственной силой, которой может распоряжаться, именуемой умом. Эта энергия духу принадлежит, через эту свою умственную силу сущность наша, дух наш, может действовать, может проявляться, может выражать себя.

Итак, мы приходим к выводу: ум наш есть вид энергии, принадлежащей нашему духу, сущности человеческой. Таким образом, ум и дух – это два различных начала. «Иное есть сущность, а иное – ее энергия»⁵⁰⁸ – это постулат свт. Григория Паламы. Но в то же время сказанное означает, что при всем различии этих двух начал – ума и духа – они друг без друга существовать нормально, полноценно не могут.

Дух, когда лишен своей энергии, когда отделен от ума, не имеет силы для действия, не может выразить себя, не может проявиться. Он оказывается обессиленным. Но и ум, если оторван от духа, становится, так сказать, силой, лишенной сущности. Это энергия, которой нечего выразить, какая-то неприкаянная сила, которая, лишившись руководящего начала, не знает, что ей делать, куда себя деть.

Зато, когда эта пара вместе, они могут, действуя сообща, проявляться полноценно и эффективно. Тогда дух дееспособен, ум жизнедеятелен. Так и должно быть в идеале. И тогда ум и дух, в своем взаимодействии, образуют нормальный и здоровый духовный организм человека. В таком состоянии единства эта пара и находилась у первозданного Адама, до грехопадения. Но после падения, как следствие его, произошел страшный разрыв, раскол – ум оторвался, отпал от духа.

С тех пор у Адама с Евой дух оказался лишенным собственной энергии. На то же обречены и мы в нашем ветхом состоянии. Дух наш обесточен, он не может действовать, он парализован. Он спит летаргическим сном.

Дух спит. А что стало с умом после его разрыва с духом? Он, как мы говорили, тоже без духа жить не может. Это ведь сила, а силе надо что-нибудь совершать, выражать. Как, например, мотор – он источник силы, но он неподвижен, пока не поставят его на колеса. Сам, без колес, он никуда не едет. Вот и ум, отделившись от духа и лишившись своего существа, стал силой, как было сказано, неприкаянной, обезличенной, не имеющей, что собой выразить.

Поэтому ум, не способный жить в одиночестве, как только осиротел, сразу же начал искать, за что ухватиться, к чему себя приложить, за счет чего выразиться. И он тут же хватается за рассудок, вцепляется в него, чтобы тот стал новым его хозяином. По-человечески можно понять поступок ума. Но душе нашей не будет от этого легче. Результатом разлуки ума и духа стал разлом духовного организма, он сломался и стал непригоден к основному своему назначению – к богообщению. Иными словами, с тех пор мы лишены прямой связи с Богом.

Насколько это убийственная утрата, можно судить по такому святоотеческому выражению: «Согласно замыслу Бога», полнота «человеческого бытия немыслима вне общения с Источником этого бытия»⁵⁰⁹.

Теперь позволим себе довольно упрощенное сравнение, но при этом достаточно убедительное в своей наглядности. Возьмем мобильный телефон. Он работает за счет энергии аккумулятора. Аккумулятор – это прибор, который является носителем энергии, электричества. Эта энергия питает телефон, без нее он мертв, мы не можем выйти на связь. Представим, что аккумулятор – это и есть наш дух. А электрическая энергия, которой заряжен аккумулятор, это наш ум. Энергия аккумулятора – электричество, энергия человеческого духа – ум. Сердце духовное – это наш телефон. Телефон мобильный, который имеем всегда при себе и который предназначен для связи с духовным миром.

Дух человека – это такой же прибор, как аккумулятор, и он может действовать, работать, проявлять себя, только если заряжен умственной энергией. Когда ум отделен от сердца, тогда дух лишен своей силы, он мертв, как разряженный аккумулятор. Адам разрядил его. Мы все появляемся на свет с пустым аккумулятором, с разряженным духом. Поэтому наш духовный телефон не работает и мы не можем выйти на связь, на прямую связь с Богом.

Теперь представим, что происходит, когда человек занимается умным деланием. Если ум низводится в сердце, дух начинает оживать. Умственная энергия сосредотачивается в сердце, в духе. Это означает, что пошла зарядка аккумулятора. Когда ум соединяется с духом-сердцем, мы имеем аналог заряженного аккумулятора. Дух, наделенный энергией, питаемый силой ума, способен действовать. Теперь наш духовный телефон работает. Мы можем выйти на связь с Богом, вступить в прямое богообщение.

Итак, к чему мы пришли? Мы рассуждали о трех китах, на которых зиждется наше бытие: о рассудке, уме и о сердце-духе. С рассудком проще. Пока мы его оставим. А в остальном мы получили следующую картину: дух – это сущность, ум – энергия сущности, сердце духовное – место их прописки, их законного совместного проживания. Такое определение духа и ума, как сущности и энергии, пока для нас вполне приемлемо.

И вот теперь мы можем заметить, что нам проясняется самый смысл исихасткой практики, становится ясной основная задача подвижников умного делания, задача соединения ума с сердцем-духом. Вспомним программную установку православной аскезы на пути внутреннего подвига: «Вытесняй свой ум из рассудка в сердце и удерживай его там»⁵¹⁰. Так, по прп. Григорию Синаиту, выглядит наша первостепенная задача. А говоря точнее, не задача, а сверхзадача. Потому что она требует не просто усилия, но сверхусилия.

Надо отдавать себе отчет в том, что наше спасение это то, что выше нашего естества, сверх естества, дело сверхъестественное, а потому для нас невозможное. Осуществить его может только Бог – Спаситель. Только действием Его нетварной, сверхъестественной энергии – благодати может изменяться и преображаться наше тварное естество.

Но и от нас требуется такое содействие Богу в деле нашего спасения, которое превышает обычные наши труды. Ведь нам надо перейти из нашего нижеестественного состояния не просто в естественное, но и далее – в сверхъестественное состояние вечного блаженства. Если будем трудиться над этим так, словно это обязанность некая, для того только, чтобы заповеди исполнить, то не преуспеем. Это дорожные правила надо исполнять. И Уголовный Кодекс. А здесь недостаточно быть законопослушным.

Если будем даже изо всех сил трудиться, как на своей любимой работе или на строительстве собственной дачи, если отдадимся целиком, как отдаются любимому делу, творчеству, искусству, науке, – и этого мало. Здесь недостаточно усилия ординарного, требуется сверхусилие. Не изо всех сил, а сверх сил. Это и называется в христианстве подвиг. По существу, это означает – жертва.

И еще об одном надо сказать. Мы затрагиваем темы, которые могут показаться кому-то сложными. То есть то, что касается сил души, сущности и энергии, ума и духа. Но не стоит смущаться, если не все и не очень понятно. Это в порядке вещей. Можно вспомнить в этой связи сказанное свт. Игнатием: «Господь повелевает нам искать совершенства, еще непостижимого для нас»⁵¹¹.

То есть все мы призваны и обязаны стремиться к очень высокой цели, несмотря на то что еще отнюдь не способны постичь ни существа самой цели, ни смысла задания. Да, путь Христов непостижимо высок. Но Христос велит нам уже теперь идти по нему. Не откладывая.

Надо только не забывать, что, рассуждая о таких материях, как душа, дух, созерцание или обожение, упоминая о нетварной Божественной благодати, мы касаемся области запредельной, иррациональной, таинственной. Подход логический, прагматичный здесь никогда не сможет дать нам истинной картины. И никакие схоластические построения не прояснят нам полностью и точно того, что до конца вообще непостижимо: как Господь устроил нашу душу, как обустроил мироздание.

Естественно, то, что за пределами нашего рацио⁵¹², то и не поддается рациональному изъяснению. Такие запредельные истины возможно отобразить только посредством образов или символики. Но при этом, вынужденно упрощая и схематизируя, надо чувствовать меру и вовремя останавливаться. Потому что излишнее отклонение в эту сторону приводит к схоластике и неизбежно начинает искажать истину.

Исследования и анализ – это лишь вспомогательные средства, своего рода костыли, интеллектуальные подпорки. Мы расставляем точки опоры, чтобы только приблизиться к пониманию высшей реальности, недоступной для нашего ветхого восприятия. Все наши схемы, термины, образы всегда будут приблизительной, очень условной интерпретацией. Это взгляд заземленного рассудка. Это взгляд ума, разъединенного с духом, взгляд сквозь призму наших страстей и пристрастий.

Теперь мы видим, – говорит апостол, – как бы сквозь тусклое стекло⁵¹³. Да, как бы сквозь сумрак помутненного сознания. А потому и мыслим тускло и видим искаженную картину мира. Иное дело при обновленном естестве, при взгляде созерцателя, чьи мысленные очи очищены бесстрастием и просвещаются лучами благодати. Там уже нет проблем ни с логикой, ни с терминологией. Там наступает молчание. Зрящий в Духе Святом вступает в пространство исихии, он просто не имеет человеческого слова для описания духовных созерцаний.

Об этом размышления прп. Исаака Сирина: «Молчание таинство есть будущего века. Словеса же, орудие суть мира сего»⁵¹⁴. Созерцательная молитва – это и есть таинство, когда насельник «мира сего» погружается духом в пространство «будущего века».

А для нас сложность еще в том, что, рассуждая, мы обычно тяготеем к однозначности, к видению упрощенному, без тональных градаций. Нам кажется, что в черно-белой простоте больше определенности. На самом деле односторонний взгляд всегда оказывается искривленным. Истина не в крайностях. Она в гармонии и равновесии, которое есть средний путь. Но он путь узкий. А значит, отклонение в любую сторону нарушит равновесие. Тогда это уже не золотая середина, но отступление в какую-нибудь крайность и отпадение от истины.

Чтобы суметь устоять в истине, чтобы держаться золотого равновесия, недостаточно интеллекта, даже развитого. Здесь недостаточно ни логики, ни эрудиции. Ни даже интуиции. К истине нельзя приблизиться без содействия свыше, без просвещающей благодати Божией. И вот тут отвлечемся на одно небольшое замечание в связи с упоминанием о Божественной благодати.

Мы привыкли к устоявшемуся выражению стяжание благодати или, иначе, стяжание Духа Святого. Поскольку еще не раз к нему придется прибегнуть, то хочется уточнить его значение. Обычно это словосочетание связывается с поучением прп. Серафима Саровского, который, изъясняя «истинную цель жизни христианской», действительно говорил о том, что цель эта «есть стяжание Духа Божиего».

Ради лучшего усвоения нами духовных истин старец обращается к наиболее доходчивым для нашего немощного заземленного сознания образам. Он прибегает к намеренному упрощению, используя близкие нам понятия: купец, торговля, получение прибыли. Здесь он следует методам Христовой проповеди, где тоже говорится: подобно Царство Небесное купцу... который... пошел и продал все... и купил... и так далее⁵¹⁵.

Эти образы типичны для отеческой проповеди. «Настоящую жизнь почитай торжищем», – говорит свт. Григорий Богослов. И даже растолковывает эту символику: «Если пустишься в торговлю, то останешься с прибылью, потому что за малое получишь в обмен великое и за скоропреходящее – вечное. А если пропустишь случай, другого времени для такого обмена уже не будет»⁵¹⁶.

Вот и наш старец прп. Серафим говорит, что цель купца «в том, чтобы от торга больше барыша получить»⁵¹⁷. Этот «барыш», эта прибыль и есть образ стяжаемой благодати Святого Духа.

Доходчиво. Но тот дух стяжательства, которым мы сегодня так пропитаны, торгашеский дух, который так настойчиво нам прививается, – все это может невольно склонять к слишком прагматичному пониманию духовной символики. У кого-то действительно исподволь складывается представление о приобретении, присвоении и чуть ли не накопительстве – чего? Нетварной энергии Божией. Эдакий капитал нетварный⁵¹⁸.

Заметим, между прочим, какие формы иногда принимает эта наша склонность. В Часослове есть Наставления о поведении в храме, и там находим такое указание: «Неблагочестивым самочинием является то, когда миряне при общем благословении священнослужителя складывают свои ладони, а затем иногда еще и целуют их»⁵¹⁹. Чаще, правда, не целуют, а прикладывают к груди. Это бывает при возгласе «мир всем». Люди, сложив ладони, словно пытаются поймать, собрать благодать, которая от священника как бы летит к ним по воздуху. А потом эти пригоршни благодати прижимают к груди, как бы складывают благодать за пазуху.

Казалось бы, невинные жесты. Проявление народного благочестия. Но почему Часослов, книга богослужебная, так строго о нем говорит: «самочиние неблагочестивое»? Потому что через такую наивную простоту выявляется заземленное, основанное на предрассудках, восприятие духовных реалий. Здесь, хотя, может быть, и не осознанно, но сама нетварная благодать Божия начинает мыслиться чем-то столь овеществленным, что ее можно собирать горстями...

А то, что остается не осознанным, не становится от этого безобидным. Именно не осознанное может исподволь формировать наше сознание.

Но мы отвлеклись. Вопрос был в том, чтобы уточнить значение такого понятия, как стяжание благодати Святого Духа. Уточнить цель и смысл этого стяжания.

Итак, цель духовного купца – получить «барыш», прибыль в виде стяжаемой благодати. Образ наглядный. Но он отражает суть дела только в первом приближении. Если смотреть глубже, то видим: задача не просто «собрать» и «накопить» благодать. Это не самоцель. Это лишь предварительное, подготовительное действо. А весь смысл наших стяжаний в том чуде, которое привлеченная благодать еще совершит с нами.

Подводя итог, скажем так: цель нашего подвига – это стать готовым принять благодать, суметь привлечь ее и восприять. А смысл этого восприятия в обоживающем действии, которое вершит в нас дарованная нам энергия Божества.

После главного благодатного источника, который мы обретаем в Евхаристической Чаше, более всего духовно питает нас умное делание. Человеку дана возможность стяжать благодать в умно-сердечной молитве, далее в молитве созерцательной, а наипаче в восприятии нетварного Божественного света. Приобщаясь благодати, становясь сопричастными Святому Духу, мы участвуем в таинстве обожения. Это таинство постепенно очищает, обновляет и преображает наше естество, приближая к тому состоянию, когда человек сможет вслед за апостолом исповедать: уже не я живу, но живет во мне Христос⁵²⁰.

Мы продолжаем прежнюю тему. Говорили мы о том, что такое есть дух в человеке. И теперь надо, наконец, сказать о его третьей главной функции. Две из них мы уже обозначили. Напомню.

Первое самое главное: когда дух пребывает в союзе с умом, когда сущность владеет своей энергией, они сообща образуют орган богообщения. Второе самое главное: дух человека – это та область сердца духовного, та обитель, куда вселяется Господь Иисус Христос, после того как эту обитель мы уготовим, очистим. И теперь, наконец, третье самое главное: дух наш есть то начало в человеке, в коем преимущественно отобразился образ Божий.

Так и говорит об этом, например, свт. Игнатий Кавказский, давая определение духу человеческому: «Духом называется словесная [то есть мыслительная] сила души человеческой, в которой напечатлен образ Божий», и именно этим «душа человеческая отличается от души животных»⁵²¹. И далее пояснение: «Человек отличается от животных внутренним свойством, особенной способностью души человеческой. Эту способность назвали силой словесности, собственно – духом. Сюда отнесена не только способность мыслить, но и способность к ощущениям духовным»⁵²².

Как мы знаем, человеческое существо в тварном мире являет собой образ Бога. Мы несем в себе отображение своего Творца. Поэтому мы существа богообразные. Это означает, что некоторые наши врожденные свойства и качества схожи с теми, что присущи Самому Творцу мира.

Для чего они нам дарованы? Чтобы с их помощью исполнить возложенное на человека при его сотворении задание: уподобиться в своем бытии Самому Богу. Такое задание тоже является врожденным – Бог сотворил нас не только по образу Своему, но и по подобию⁵²³. Это значит, что полноценным человеком становится тот, чья богообразная душа достигает в своем развитии состояния богоуподобления.

А кто не достигает? Тот, понятно, не становится вполне человеком – тем человеком, каким задумал его Господь при сотворении. Он остается как бы получеловеком, носителем образа, не стяжавшим подобия, не исполнившим Божественного задания, не осуществившим Богом заданного предназначения.

Таков замысел Творца о нас: свойства богообразные каждый имеет в себе от рождения, а богоподобие дано нам в потенции. Оно присутствует лишь в зачатке, и христианин призван его реализовать. Иначе говоря, врожденный образ Божий средствами духовного подвига нужно, с помощью Божией, пре-образовать в подобие Божие. И тем самым достичь преподобия, которое есть состояние святости⁵²⁴.

Но это еще далеко не предел. Если Бог беспределен и бесконечен, то возможно ли ограничить меру богоподобия? Для святых уготовано новое поприще, они могут стяжать дары духовного совершенства. Состояние совершенства по степени благодатности превышает состояние святости. А уже для совершенных открывается дальнейшая перспектива, доступ к полной реализации всего потенциала человеческого естества, к тому состоянию, которое в аскетическом богословии именуется обожением.

Но и это не предел духовного роста. Ограниченное естество человека, когда приобщается Божеству, выходит из своих природных границ, обогащаясь новыми запредельными возможностями. Обожение не статичное состояние. Обожение – это процесс. Если он начат был в земной жизни, то продолжится и за ее гранью как бесконечное возрастание в богоуподоблении.

Однако весь замысел Бога о человеке, как мы знаем, был разрушен в грехопадении. Адам и Ева повредили своим грехом человеческое естество настолько безнадежно, что самостоятельно человек уже не имел возможности ничего исправить. Сама человеческая природа поражена грехом, испорчена и больна. В результате достичь подобия Божия из такого поврежденного состоянии уже невозможно. Задание Божие неисполнимо. Рай затворен и недоступен для человека. Праведники, вместо рая, нисходят в ветхозаветный шеол⁵²⁵.

Спасает человека Спаситель, совершив на Кресте наше Искупление⁵²⁶. Через Его Крест и через наше Крещение нам возвращается наивысший изначальный дар Божий – возможность богоуподобления и обожения, способность стать богами по благодати.

По слову отцов, «Христос не только исправил все, что повреждено Адамом, но все сие восстановил в большей мере и в высшей степени»⁵²⁷. Христос воплотился, «чтобы переменить неестественность нашу в естественность чрез Святое Тело Свое... Он возвращает человека опять в рай», Он «восставляет падшего... чтобы человек стал в естественном чине своем, в каком создал его Бог»⁵²⁸.

Через Воплощение, Крест, Воскресение, Вознесение и восседание одесную Отца Сын Божий совершает наше искупление и спасение. А возможность усвоить себе эти свершения – обрести спасение персонально – даруется нам Господом в Пятидесятнице, когда созиждется Церковь Христова. Спасение наше осуществимо только через Христа, поскольку рождаемся мы по-прежнему носителями первородного греха и естество наследуем поврежденное. Это закономерно. Как может быть иначе, ведь «поскольку прародители согрешили, то преданы они тлению, а сделавшись тленными, таковых родили и детей»⁵²⁹.

Естество обновленное и обоженное пребывает во Христе. И обретается нами во Христе. И каждому предлежит лично усвоить свое спасение. Отсюда уясняется существо христианского подвига: через таинства Церкви, через исполнение заповедей, через внешнюю аскезу и внутреннее делание стать сопричастным преображенной в Боге природе. Воспринять в себя обоженное Спасителем естество и заместить им наше тленное.

Возвратимся теперь к вопросу о том, что представляет собой образ Божий в человеческом естестве. Ответить возможно лишь весьма обтекаемо по вполне понятным причинам⁵³⁰. И все же: какие же Божественные свойства Перво-образа Бога от-образились в нашей тварной душе?

Прежде всего, это бессмертие нашего бытия. Получив начало при сотворении, бытие наше богоподобно по своей бесконечности. Затем, это свобода воли. Это – совесть. И это разум, то есть совокупность ума и рассудка, а также производные от разума – дар речи и творческая способность. Все это свойства, которые разнят нас с животными и отчасти роднят с ангелами.

Для нас сейчас особый интерес представляет высшая способность человеческого естества – наша умственная деятельность. Мы уже говорили о том, что дух, наше сущностное начало, имеет свою собственную энергию, и этот особый, только духу присущий вид энергии носит название ум. По этой причине ум является в буквальном смысле энергией духовной. Ум принадлежит духу, он есть функция нашего духовного организма. Но никоим образом не душевного. Этим он и отличен от других, душевных, видов энергии, которые составляют наш душевный организм. Так был устроен человек при его сотворении.

Однако теперь ненормальность нашего ветхого состояния в том прежде всего и проявляется, что духовная по природе своей энергия низведена на уровень душевный, когда ум, разлученный в грехопадении с сердцем-духом, соединен с рассудком. Утратив свою духовность, ум человеческий стал заземленным, дебелым⁵³¹, плотским.

Образ Божий в человеке есть проекция некоторых Божественных свойств, их отражение в тварном существе. Но о каких свойствах речь? И что человек знает о Боге? Прежде всего то, что Бог является Духом. Бог есть Дух⁵³² – такова евангельская формула. Далее мы различаем в Боге три Ипостаси – Личности. Они имеют одну общую природу – сущность: «Нераздельное существом, неслитное Ли’цы... Тро’ическое едино Божество, яко Единоцарственное и Сопрестольное»⁵³³. И кроме этого Троица Ипостасей обладает общей, присущей всем Трем Лицам энергией: «энергия трех Ипостасей едина»⁵³⁴.

Сама по себе, непосредственно, сущность Бога, как и Ипостаси Его, нам, людям, абсолютно недоступна. Но энергия Божественная, которая есть проявление, действие нетварной Божественной сущности, – эта энергия для тварного человека досягаема. Несмотря на то что сама по себе эта энергия нетварна, тем не менее, вследствие всемогущества Божьего чудесным, сверхъестественным, образом она проникает в мир сотворенный. Это единственный во вселенной, во всем тварном мире, вид несотворенной энергии. В этом ее абсолютная уникальность.

Но уникально и то, что наше тварное существо способно воспринимать ее. Через эту энергию, именуемую Божественной благодатью, Бог воздействует на человека. Посредством этой духовной силы Господь Бог, Который есть Дух, входит с нами в общение. Посредством ее же Он обоживает нас. И тем спасает – обновляет наше ветхое естество, преобразуя нас в тварь новую, ту, что сможет вселиться в Его Небесное Царство.

Что же нам удалось обнаружить? Очень важное обстоятельство: как со стороны Бога, так и со стороны человека имеется нечто общее, что может служить средством нашего взаимного общения. А именно: в нас есть дух – сущность человеческая, и Бог есть Дух – такова Его сущность Божественная. Наш дух действует через свою тварную духовную энергию – ум. И Бог действует на нас через Свою, но нетварную, духовную энергию – благодать. Наш ум есть сила человеческого духа, которая предназначена для богообщения. И Божия благодать, или сила Святого Духа, доступна нам и дает возможность богообщения.

Если все это учтено, то более осмысленной становится наша ежедневная молитва: дух прав обнови во утробе моей – просим мы оживления духа нашего; и Духа Твоего Святаго не отыми от мене – просим мы постоянства в общении с Духом Божиим.

Итак, мы установили, что Бог посредством Своей энергии, посредством благодати, взаимодействует с тварным миром, а человек посредством своей энергии, посредством ума, взаимодействует с миром духовным. И еще мы можем сказать, что недоступная нам непосредственно, напрямую сущность Божественная становится опосредованно доступной человеку через духовную энергию Божества – через благодать. А наша человеческая сущность через свою духовную энергию – через ум – способна соприкоснуться с Богом.

Можно видеть, что именно здесь, в области духа, точка соприкосновения. Живое, лицем к Лицу⁵³⁵, богообщение потому и может состояться, что и Бог, и мы имеем в себе сродное духовное начало, – мы в определенном смысле родственные души: Бог есть Дух и в нас есть дух.

Еще раз повторим, чем же мы – люди – обладаем по законам мироустройства, по законам устройства нашего естества. Со стороны Бога имеется Свое средство общения – это энергия благодати, проявление Божественной сущности, действие Духа Святого. Со стороны человека мы располагаем своим средством общения – умственной энергией, проявлением нашего сущностного начала, духа человеческого. И несмотря на то что Одно нетварно, а другое сотворено, тем не менее Дух и дух – это стихии, имеющие в некотором смысле сродное естество, а потому способные ко взаимодействию и взаимосвязи, ко взаимному общению на уровне своих энергий. «Ум соединяется с умом, как с ближайшим и более сродным»⁵³⁶. Ум Божий с умом человеческим⁵³⁷.

Мы понимаем, что такой прямой контакт тварного с нетварным – явление сверхъестественное. Оно есть таинство, чудо. И возможно оно благодаря чудотворному действию Божественной благодати. Но в то же время это действие непременно взаимное. Это акт синергийный, встречное движение двух начал: воли Бога и воли человеческой. Только при обоюдности происходит чудо встречи человека с Богом.

Но чудо не только в том, что такая встреча возможна. Самые главные чудеса – это плоды такой встречи. Что же происходит с нами, когда дух наш освящается соприкосновением с нетварной энергией?

Прежде всего, заметим, что учение о богообщении приоткрывается нам в писаниях апостола Павла. Он говорит о том, как Дух Божий, общаясь с нашим духом, посвящает нас в Божественные тайны: Божьего никто не знает, кроме Духа Божия. И далее говорит: Божий Дух свидетельствует духу нашему, что мы – дети Божии⁵³⁸. Те, кто вступили в богообщение, говорит апостол, приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога. И поэтому мы уже возвещаем не от человеческой мудрости, но от Духа Святаго, соображая духовное с духовным. Вот почему, говорит далее апостол, человек духовный судит о всем, он стяжал плод богообщения и уже имеет в себе ум Христов⁵³⁹.

Из сказанного выводится духовный закон молитвенной связи человека с Богом. Истинная молитва это не просто встреча человека со своим Творцом. Богообщение не просто молитвенное собеседование, но нечто гораздо более значительное. Когда в молитве умно-сердечной встречаются стихии духа и Духа, – духа человеческого и Духа Божьего, – тогда на уровне энергий таинственно вершится их взаимопроникновение.

По апостолу: соединяющийся с Господом есть уже один дух с Господом⁵⁴⁰. Это соединение с Богом в один дух есть не что иное, как процесс обоживания человеческого естества, когда мы, посредством благодатной энергии, соделываемся, по выражению другого апостола, причастниками Божеского естества⁵⁴¹.

В эти священные моменты преображающая сила благодати непосредственно освящает, очищает и обновляет, иначе говоря, перерождает весь состав нашего духовно-душевно-телесного организма.

Вот почему Господь Иисус Христос совершенно определенно говорит устами апостола Иоанна об истинных молитвенниках, которых Он Сам ищет Себе: Бог есть Дух, и мы должны поклоняться Ему в духе. Именно это и будет поклонением в истине, то есть молитвой истинной⁵⁴².

Истинная молитва начинается с молитвы сердечной, она пробуждает дух человеческий от сна смертного и приводит к истинному самопознанию. Об этом притча Соломонова говорит: Светильник Господень – дух человека, испытывающий все глубины сердца⁵⁴³.

Вот ведь как человек испытывает, то есть познает свои самые потаенные глубины сердечные посредством собственного духа, который как светильник может высветить все сокровенное наше. Об истинном самопознании через дух говорит и апостол Павел, утверждая, что только собственный дух наш знает те тайны, что сокрыты в недрах нашей души: Кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем?»⁵⁴⁴.

Вспомним еще сказанное апостолом: Никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым⁵⁴⁵. О чем здесь речь? Конечно, произнести слова молитвы Иисусовой может любой: и некрещеный, и неверующий. Но вступить в реальное богообщение, то есть так назвать или, точнее, позвать Бога по имени, что Он откликнется и вступит с человеком в благодатную взаимосвязь, – это возможно только в Духе.

Это возможно, когда дух человеческий выйдет на прямую связь с Духом Божиим. А это возможно только после того, как человек принял Крещение, после того, как стяжал начальную благодать и предочистил сердце, после того, как ум его, по действию благодати, соединился в молитве с сердцем. То есть возможно только в единственном случае – в умно-сердечной молитве.

Вспоминаются слова свт. Игнатия Кавказского: умно-сердечное делание – это «единственное средство к общению с Богом», без коего «человеки делаются непотребными для Бога»⁵⁴⁶.

Сердечная молитва приводит человека к истинному самопознанию, подводит человека к начальному богообщению. Но это не все. Сердечная молитва ведет человека еще дальше и выше. По слову свт. Григория Паламы, она ведет к «таинственному и неизреченному созерцанию», когда «человек поистине видит [уже] духом, а не умом и не телом». Тогда, говорит святитель, человек «сверхприродным знанием точно знает, что видит Свет, который выше света»⁵⁴⁷.

То, о чем говорит здесь свт. Григорий, это высший дар, способность созерцать не глазами и не умственно постигать, но зреть сверхъестественно духом, зреть лицем к Лицу⁵⁴⁸ Бога Духа, воспринимая Его как нетварный свет. Свет, который обоживает нас. Обоживает нас лично. Вот каков плод молитвы истинной. Вот что есть главное чудо и великое таинство.

Но и это не все. На самых возвышенных степенях созерцания, которых достигают редчайшие избранники Божии, они обоженным своим духом постигают первозданный мир и таинство его сотворения. Господь открывает таким светоносным умам то, что далеко за пределами естественного знания, даже то, что было до миротворения.

Посмотрим, как прп. Исаак Сирин пишет о таком ангелоподобном подвижнике. Он «уже возносится умом своим к тому, что предшествовало сложению мира сего, когда не было никакой твари, ни неба, ни земли, ни ангелов, ничего из приведенного в бытие; и к тому, как Бог, по единому благоволению Своему, внезапно привел все из небытия в бытие и всякая вещь предстала пред Ним в совершенстве»⁵⁴⁹.

О таких тайнозрителях говорится и в изданном нами трактате «О молитве Иисусовой»: Господь вводит их в созерцание «сокровеннейших тайн Божиих, и это есть предельное просвещение ума и души... стяжание всех возможных совершенств, предельная близость к Богу». Этим достойнейшим из созерцательных умов дается постигать тайны Божественного Домостроительства, «ибо нужно, чтобы хоть в некоторых действовали во всей полноте все возможности человеческого существа». А святые отцы уподобляют таких тайнозрителей «солнцу», потому что, как сказано в трактате, «они живут, имея разум Божий» и «свет прияли от Света присносущного»⁵⁵⁰.

Мы продолжаем разговор об устройстве нашего организма. Посмотрим с интересующей нас точки зрения, как задумал и каким сотворил Господь Бог это чудо природы – человеческое существо.

Адам был создан таким образом, что получил возможность общения одновременно на двух уровнях: с миром материи и миром духа. Для этого имелись два особых устройства. Первое из них, то, что мы именуем рассудком, предназначено для связи с материальным миром.

Это аппарат взаимодействия с людьми, с внешней средой, инструмент, необходимый в повседневной жизни. Его задача – земные попечения. Рассудок собирает сведения об окружающем мире через органы чувств. По выражению свт. Феодора Едесского, рассудок получает «здешние наземные познания... через исследование и изыскание»⁵⁵¹. То есть он занят анализом, синтезом, оперирует логикой.

Рассудок задействует наши низшие познавательные способности, такие как воображение и память. Работает этот ментальный аппарат посредством головного мозга. Мозг – это телесный орган, в котором, помимо прочего, сконцентрирована энергия интеллекта.

Кроме рассудка Бог наделил человека высшей познавательной способностью и соответствующим устройством, специально предназначенным для общения с Богом и для связи с духовным миром. Это второе орудие общения мы называем ум.

Ум – это самая главная сила человеческой души. Все, что имеет отношение к нашему спасению, прежде всего связано с умом, с умственной энергией, или с мыслительной силой, как часто именуют ум в аскетике. Хотя, напомним, такое отождествление весьма условно, так как, строго говоря, мыслительная сила объединяет в себе действие и ума и рассудка, а более точным синонимом мыслительной силы будет понятие разум.

Что же касается ума и рассудка, то святые отцы Дионисий Ареопагит, Максим Исповедник, Иоанн Дамаскин и другие не только различают, но резко разграничивают деятельную энергию рассудка от созерцательной энергии ума⁵⁵². Посмотрим, что говорится у отцов на этот счет.

Прп. Иоанн Дамаскин: «В разумном существе одна способность созерцательная, а другая деятельная. Созерцательная постигает, какова вещь, а деятельная рассматривает и определяет надлежащую цену того, что должно делать. Созерцательная способность называется ум, а деятельная – рассудок»⁵⁵³.

Свт. Григорий Богослов: «С моей душой срастворены рассудок и ум... Ум – это внутреннее и безграничное зрение, дело ума – мышление и отпечатление в себе мыслимого. А рассудок – это разыскание отпечатлений ума»⁵⁵⁴. То есть дело рассудка – сбор и обработка информации. Прп. Максим Исповедник различает «познание, как действие ума, и рассуждение, как действие рассудка»⁵⁵⁵. О том же учит свт. Григорий Палама.

И вот теперь укажем на важнейшее, а в отношении нашей тематики – на одно из ключевых положений православной антропологии. Мы уже с ним знакомы, но намеренно возвращаемся к этому моменту вновь и вновь. Как ни странно, люди с большим затруднением воспринимают эту простую истину. Слыша не слышат. А услышав, не разумеют⁵⁵⁶ и тут же благополучно забывают. Видимо, это как раз одно из следствий омертвелости нашего духа. Как говорит об этом современный старец: «Повторение не только полезно, оно необходимо, потому что наша природа после падения потеряла устойчивость и стала подвержена воздействиям своего окружения; забвение постоянно притупляет и охлаждает все наши усилия»⁵⁵⁷.

Итак. До грехопадения у новосозданного Адама умственная энергия была сконцентрирована в верхней части духовного сердца, в сердечном месте, там, где располагается наше сущностное начало, дух человеческий. А сердце духовное, напомним, примерно совпадает по своему расположению с органом телесным, с сердечной мышцей.

Дух в слиянии с умом, как сущность и энергия, были едины в своей цельности и образовывали духовный центр человека. В таком состоянии ум, находясь в единстве с духом, бывает одухотворен. И только в этом случае может проявляться созерцательная способность ума. Только тогда ум способен взаимодействовать с миром духовным.

Назначение ума, соединенного с духом, его исконная миссия, как силы созерцательной, пребывать в прямом и непрерывном молитвенном общении с Богом. Вспомним, что это одно из главных свойств нашей богообразности. А именно: имея в себе дух, человек через это породнен с Богом, Который есть Дух. Отсюда возможность живой, ощутимой встречи и взаимосвязи со своим Творцом.

Таким образом, ум, в своем слиянии с духом, есть орган духовной, мистической связи, это орган богосозерцания, богообщения, богопознания. И он же становится проводником обоживающей благодати, когда в чистой молитве Господь касается нашего естества, когда Бог обоживает Свое творение.

Таков замысел Творца о человеке.

Но, как мы уже говорили в начальных беседах, после грехопадения ум человека, имевший, по выражению свт. Григория Паламы, своим «седалищем сердце», покинул его, разъединился с духом и обрел себе «седалище в мозге»⁵⁵⁸, в области головы. Соответственно, человек пришел в нижеестественное состояние и утратил свои созерцательные способности. Вернуть их – это и есть задача, стоящая перед каждым христианином, желающим узреть Господа Своего лицем к Лицу, узреть Его, как Он есть⁵⁵⁹.

Таким образом, «согласно святоотеческому учению, в человеке есть два центра познания: ум, действующий в сердце, и рассудок, связанный с мозгом». Духовность человека «основана на духовной силе сердца», а интеллектуальная способность – «на деятельности мозга». Отсюда проясняется известный феномен человеческих состояний: мы видим, что человек с очень невысоким интеллектуальным потенциалом способен путем христианского подвига достигать высочайших уровней духовного совершенства. С другой стороны, наблюдаем, как одаренный незаурядным интеллектом и высокообразованный человек в духовном отношении может оказаться совсем беспомощным⁵⁶⁰.

В этом смысле понятно, что все святые отцы обладали высокими духовными дарованиями. Но, естественно, далеко не все из них получили от природы высокоразвитый интеллект. Тем более образование. Почему многие и не имели способности выразить в письменном виде свой, «полученный духом», опыт. Другие же, духовно совершенные и интеллектуально одаренные, смогли оставить нам свои писания, отразившие суть Божественных откровений⁵⁶¹. Тех откровений, которые отцы получали в состоянии высокого созерцания.

Что это за состояния? Как они переживаются? Объяснения могут быть весьма приблизительными. Посмотрим, что говорит о дарах созерцания и богообщения свт. Афанасий Великий: Господь, сотворив человека, «через уподобление Себе сделал его созерцателем... Чтобы человек... имея в себе благодать... беседовал с Богом». Такой человек, «не имея препятствия к ведению о Боге, по чистоте своей непрестанно созерцает Отчий образ, Бога Слово, по образу Которого и сотворен».

И далее о нашей созерцательной способности: созерцатель «приходит в изумление и уразумевает Божественный Промысл, возносясь мыслью выше чувственного и выше всякого телесного представления, силой ума касаясь Божественного... Ум человеческий собран в себе самом... и, взирая на Слово, видит в Нем Отца Слова, услаждаясь в созерцании Его и обновляясь в любви к Нему»⁵⁶².

Известно, что одним из высочайших созерцателей был свт. Григорий Палама, известно и то, что его возвышенное учение основано на личном духовном опыте. Вот небольшой эпизод из его жития.

На Афоне во время богослужения в храме Великой Лавры свт. Григорий отрешает свой ум даже от песнопений. По обыкновению, он собирает и обращает ум к себе. Затем «через себя» он ум возносит к Богу. «И тотчас озаряет его Божественный свет свыше. И, озаренный этими нетварными лучами, прозрев духовно и телесно, он видит наяву то, что случится спустя долгое время», созерцает события далекого будущего⁵⁶³. Тем более – настоящего и прошлого.

Духовные писатели древности называли ум владычным началом в человеке. Если владычествует, значит он властелин, хозяин, пастырь, командир и начальник. Он и в самом деле владыка, по изначальному замыслу Творца, так как призван был управлять всеми прочими силами организма. В этом смысле ум – истинный пастырь, поскольку должен собирать воедино чувства, волю, все движения и проявления нашей души и пасти их, то есть всегда направлять к Богу.

Свт. Григорий Нисский так и называет ум человеческий – «пастухом Божиим». Ибо «ум пасет члены души, приводя их к различению добра и зла». Ум, как «пастух», призван привести и «поселить всю душу вместе с собой у Бога». В первозданном человеке ум и занимал «владычествующее положение»⁵⁶⁴.

По учению свт. Григория Паламы и «согласно Священному Писанию и Преданию, цель православной аскезы заключается во вселении ума в сердце в качестве управителя», ради «изгнания из тела закона греха». Тогда, под водительством ума, «устанавливается должный закон для каждой способности души и для каждого телесного органа»⁵⁶⁵. А свт. Григорий Богослов дает такое определение: «Ум во всем властелин. Его Господь дал нам поборником против страстей»⁵⁶⁶.

И вот в этом отношении роль ума чрезвычайно значительна. Почему? Дело в том, что наша воля настолько одарена свободой, что, как объясняет ученый богослов позапрошлого века⁵⁶⁷, «по самому существу своему воля не терпит никаких препятствий и ограничений», а потому «сама по себе воля всегда способна перейти в своеволие». И «только один ум может с надлежащей силой удержать волю в известных пределах».

То есть свобода нашей воли непременно нуждается в контроле со стороны ума. Иначе она неуправляема и может натворить непоправимых вещей. Что, собственно, и произошло с Адамом и Евой. Враг знал, на что воздействовать – на ум. Через помысл он нейтрализовал пастуха и увел волю в сторону зла, к преслушанию.

Почему такое стало возможным? Об этом мы еще поговорим подробнее⁵⁶⁸, пока же заметим, что диавол на тот момент превосходил человека интеллектуальной изощренностью и «подавил своими доводами еще не окрепший» и неопытный разум прародителей, который не смог оказать нужного «влияния на волю, чтобы удержать ее от нарушения заповеди»⁵⁶⁹. Если к этому добавить, что человек еще не владел искусством трезвения, в чем тогда и потребности не возникало, то станет понятно, почему он не сумел противостать врагу в брани с помыслами⁵⁷⁰.

С другой стороны, если ум будет хорошо пасти свое стадо, тогда человек приступит к исполнению первейшей заповеди Божией: он начнет всею крепостию своею, то есть всеми силами естества, устремляться ко Творцу. Этим человек начнет на деле проявлять любовь ко Господу своему⁵⁷¹.

Итак, ум первозданного человека обладал двумя указанными свойствами, а именно: ум был слит с духом и имел положение властелина. Благодаря этому человек мог поддерживать непрерывное, живое общение с Богом. «Адам, – говорит свт. Кирилл Александрийский, – в раю вел святую жизнь: весь его разум был постоянно обращен к созерцанию Бога»⁵⁷². А свт. Афанасий Великий добавляет: Адам «вначале с непостыдным дерзновением устремлен был умом к Богу... в созерцании... которое св. Моисей в переносном смысле наименовал раем»⁵⁷³.

Такое постоянное богосозерцание было, подчеркнем это, естественным природным состоянием бытия Адама и Евы. В дальнейшем, по Божественному замыслу, первым людям предназначалось восхождение в состояние вышеестественное. То есть им, сотворенным по образу Божию, надлежало достичь бытия по подобию Божию. Они имели возможность стать существами обоженными во всей полноте.

Тогда они смогли бы полноценно сотрудничать с Творцом, послужить Богу в деле возведения к обожению всего тварного мира. Именно таким изначально было «великое предназначение человека», учит прп. Максим Исповедник, у которого найдем обстоятельное изъяснение того, что ожидалось от первых людей.

По Божественному замыслу, человек, достигнув полноты обожения, должен был, как проводник обоживающей благодати, воздействовать «на все мировое бытие» и установить «гармонию частей мира»: непостижимым для нас образом соединить вселенную, рай, землю и небо и приобщить их Самому Богу. Ради чего Творец и «поставил человека в центре мироздания, как Свой образ»⁵⁷⁴.

Однако люди иначе распорядились своей свободой. И развитие мировой истории пошло в ином направлении.

Что касается двух упомянутых состояний бытия, по образу и по подобию, то они различаются очень значительно. Но нас пока занимает только один вопрос: как будет проявляться созерцательная способность человека в том и другом состоянии бытия. Определенно можно сказать, качественное различие будет существенным. В чем это, спрашивается, будет выражаться?

В первоначальном естественном своем состоянии Адам, как сказано, уже пребывал в созерцании, в непрестанном богообщении. Но эта от сотворения данная ему способность была еще только начальным, врожденным состоянием, это было созерцание естественное. Такая способность заложена в естестве тех, кто создан по образу Божию. Предстояло же в дальнейшем в процессе обожения стяжать созерцание сверхъестественное, благодатное, которое даруется человеку Богом в дополнение к врожденным способностям.

Благодатное – значит совершаемое действием нетварной Божественной силы, действием благодати. Это то, чего человек не имеет возможности совершить своей силой. Это в полном смысле слова дар сверхъестественный, так как такая способность превышает возможности человеческого естества. Даруется благодатное созерцание достигающим бытия по подобию Божию. Посмотрим, как эти идеи отражены в святоотеческом учении.

По мысли отцов, например свт. Григория Богослова, древом ведения, насажденном Богом в раю, в Писании названо не что иное, как способность сверхъестественного созерцания: «Древо сие... было созерцание»⁵⁷⁵, – говорит святитель. Что значит древо ведения? Мы можем иметь веру, а можем обладать ведением. Если вера, по апостолу, есть уверенность в невидимом⁵⁷⁶, то ведать означает видеть воочию. А такое непосредственное видение – это и есть созерцание.

По мысли свт. Григория, плоды древа ведения это не что иное, как дары сверхъестественного благодатного созерцания. Именно эта высшая созерцательная способность дает человеку возможность в совершенстве различать доброе от лукавого. Вспомним библейский текст: произрастил Господь Бог древо, еже ведети и еже разумети доброе и лукавое⁵⁷⁷.

Ведети и разумети – знать и понимать. То есть распознавать то и другое: доброе – то, что добра’ зело⁵⁷⁸, что от Бога, – различать от того, что от лукавого⁵⁷⁹. Это дар прозорливого различения духов.

Но все дело в том, что дар должен быть своевременным. Чтобы принести пользу и быть уместным, он дается на «своем месте» и не прежде времени⁵⁸⁰. Не к месту и не вовремя полученное дарование не благо приносит, а бедствие. Как и говорит о том свт. Григорий Богослов: «Древо сие... было созерцание, к которому безопасно могут приступать только опытно усовершившиеся»⁵⁸¹.

И посему Бог налагает запрет на вкушение от древа ведения. Но запрет – до времени. Единственная заповедь, данная пра’отцам, была временным запрещением.

Смотрим, как толкует закон о своевременности благодатных дарований прп. Исаак Сирин: «Бог дарует иногда туне. Иногда же требует дел очищения и потом уже посылает дар. А иногда и после дел, и [после] очищения не дает здесь, но хранит [дар], чтобы даровать созерцание на своем месте»⁵⁸².

«Не дает здесь», то есть на земле, но «на своем месте». Это подразумевает, что подвижник, даже заслуживший дар созерцания, может, по Божьему смотрению, не получить его при жизни, но только по разлучении души с телом. Кому-то так будет гораздо полезнее. Поэтому даже тот, кто не успел завершить свой подвиг на земном поприще, не остается без воздаяния в вечности. Если, конечно, он здесь на совесть подвизался. Об этом говорит и свт. Григорий Богослов: «Недовершенное не сделает бесполезным труд совершенного тобой пути»⁵⁸³.

Мы говорим о том, что Господь уготовил благодатный дар человеку. Но временно запретил его домогаться. Возникает вопрос: почему же такие строгости? В чем смысл ограничения? Дар – потому и дар, что его не берут самовольно. Смысл запрета в том, что дар благодатного созерцания воспринять может только тот, кто достаточно к этому подготовлен. Несвоевременное вкушение повредит человеческую природу. Грудной младенец отравится взрослой пищей.

Так и говорит свт. Григорий Богослов о запретном райском плоде: Бог «запретил употребление [этого] растения... ибо совершенное хорошо для преуспевших, а не для начинающих. Последним оно столь же обременительно, сколько совершенная [взрослая] пища младенцу»⁵⁸⁴. К древу сему «приступать безопасно могут только опытно усовершившиеся»⁵⁸⁵, «только совершеннейшие по своей опытности»⁵⁸⁶.

Но Адам с Евой еще не были таковы. Им, уже имевшим созерцательную способность, но естественную, начальную, надлежало еще прийти в определенную меру обожения, а до той поры исполнять обет послушания Богу – не прикасаться к древу ведения. Тогда, в свое время, они получили бы Божие благословение на вкушение благодатных плодов. И через это законным образом восприняли бы дар сверхъестественного созерцания. Посмотрим, что на эту тему говорят святые отцы.

Прп. Исаак Сирин пишет: созерцание – не то дарование, «чтобы нам... домогаться его прежде времени». А «в ком оказалось такое намерение, те приобрели себе гордость и падение». Прежде всего, «область сердца приведем в устройство», то есть наведем порядок и чистоту в помышлениях наших, чувствах и пожеланиях. Тогда то, что от Бога, то придет «само собой, если место в сердце будет чисто и неоскверненно». Если же «домогаемся высоких Божиих дарований», то это «не одобряется Церковью Божией». Это «болезнь душевная»⁵⁸⁷.

Итак, окажи послушание, и в свое законное время первые люди получили бы Божий дар сверхъестественного созерцания. Но этого не произошло. Свершилась катастрофа. В результате грехопадения Адам и Ева из своего естественного состояния бытия, вместо того чтобы взойти в вышеестественное, низвергаются в нижеестественное.

А вместе с утратой естественного бытия они теряют и способность естественного созерцания. Покусившись незаконно на сверхъестественное, они лишаются и естественного. Человек не взошел от образа Божия к подобию Божию, но ниспал к подобию бессловесных.

Нарушение заповеди влечет за собой духовную смерть. Это и есть нижеестественное состояние, омертвение духа. А оно неминуемо ведет к смерти телесной. Человек становится смертным. Как записывает апостол Иаков: Содеянный грех рождает смерть⁵⁸⁸.

Смертность греховного естества становится для потомков Адама и Евы наследственной и врожденной. «Мы являемся на свет сей не в том виде, в каком прародители наши вышли из рук Божиих». Учение Церкви называет такое наше врожденное свойство «грехом прирожденным»⁵⁸⁹. «Мы начинаем существовать оскверненными и грешными... Мы рождаемся умерщвленные душою, с семенем смерти в теле... Мы падшие и погибшие от самого рождения нашего»⁵⁹⁰. Об этом и сказано: в беззакониих зачат есмь. Это и означает: во гресех роди мя мати моя⁵⁹¹.

Термины, которые использует антропология и аскетика для определения естественного, здравого состояния человеческой природы и состояний неестественных, то есть нижеестественного и вышеестественного, – эти термины введены святыми отцами. Это язык их писаний. Сами эти определения заимствованы у греков. Например, наше выражение нижеестественный, или, что то же самое, противоестественный, это производные от греческого термина, который буквально означает мимоестественность, то есть то, что помимо естества. Посмотрим, в каком значении используют эти термины святые отцы.

Прп. авва Дорофей говорит, что Адам пребывал в раю в «молитве и созерцании... имея чувства здравые и находясь в том естественном состоянии, в каком был создан». Но, преступив заповедь, он «отпал от естественного состояния и впал в противоестественное»⁵⁹².

Прп. авва Исаия выражается так: человек в раю имел «чувства здравые, стоящие в естественном своем чине; но, когда послушал прельстившего его, превратились все чувства его в неестественность и извержен он был тогда из славы своей». После чего все мы призваны вновь «прийти в естественное свое состояние... чтоб поставить себя в состояние по естеству духовного ума»⁵⁹³.

В заключение еще раз посетим рай во Едеме на востоцех, где Господь насадил райское древо – древо еже ведети и разумети доброе и лукавое⁵⁹⁴. Древо, дающее способность различения духов, возможность распознавать, что есть Дух Божий, а что – дух сатанин.

Обратим внимание, насколько поучительны бывают для человека его падения. Первые люди, нарушив запрет, совершив грех, повредив человеческую природу, улучив⁵⁹⁵ смерть и утратив рай, не остались только наказанными. Но вместе с тем все же обогатились.

Как учат святые отцы, Бог «в самих наказаниях» оказывает грешнику «бесчисленные благодеяния»⁵⁹⁶. Заметим, что, вкусив от древа, Адам и Ева все-таки обрели в результате то, чем питают его плоды, обрели познание доброго и лукавого. Причем не просто получили представление об абстрактных понятиях добра и зла, но именно на деле испытали и научились распознавать Духа Божия и духа лестча⁵⁹⁷.

Адам и Ева, послушав лукавого, того, кто есть лжец и отец лжи⁵⁹⁸, искушенные лукавством, постигли на личном опыте непреложную истину: следуя ложному, лишаешься истины. Отсюда людям опытно открылось, что есть доброе и что есть лукавое.

Прежде этого не испытанной оставалась богодарованная свобода воли, а значит, неведомым оставался и смысл свободы выбора. Только теперь, поставленные перед реальным выбором, прародители познали, что означает: Никто не может служить двум господам⁵⁹⁹. Познали и цену выбора – кто не со Мною, тот против Меня⁶⁰⁰.

Заповедь Бога есть истина. Ложный шаг – это отступление от нее. А если не с ней, если уже отступили от истины, то уже во грехе. А грех ведет только к смерти. Кто не с Богом, Который есть жизнь⁶⁰¹, тот против Него. Вкусив от древа, первые люди опытно изведали доброе и лукавое, пройдя от начала и до конца весь путь падения: от истины – через ложь – к смерти.

И хотя это путь нисходящий, они на нем обрели ценнейший опыт, которого ранее не имели, опыт практического ведения доброго и лукавого, истинного и ложного. С таким знанием можно начинать путь восходящий. Этот опыт дался им дорогой ценой, за него пришлось заплатить бессмертием. Но, как ни парадоксально, именно этот опыт необходим теперь нам для стяжания жизни вечной.

Грехопадение научило людей и той истине, что Бог всегда все оборачивает к нашей пользе. Даже наше падение. После преступления заповеди, по слову свт. Иоанна Златоуста, Бог «не перестал благодетельствовать преступному грешнику, но в самих наказаниях... оказал ему многоразличные и бесчисленные благодеяния».

«Бог зла не творит», – сказано свт. Василием Великим. Но когда мы его сотворяем, то Он, в Своей безграничной любви, преображает зло в благословение. Как говорит прп. Максим Исповедник: Бог даже нашим злом «благолепно пользуется, чтобы исправить нас». «Так и смертность, взятая от естеств бессловесных, промыслительно одевается на естество, сотворенное для бессмертия»⁶⁰².

В самом начале истории мира, на первом примере первых людей мы научены истине: нарушение заповеди приводит к несчастью. Это закон. Это закономерно, ибо сами заповеди, данные человечеству Богом, суть отражение законов мироустройства. Законов фундаментальных, положенных в основание сотворенной Богом вселенной. Законов, на коих зиждется все мироздание: вся, елика сотвори Господь.

И об этом Своем творении Он Сам говорит: се добра зело⁶⁰³. Он подтверждает, что плод Его творчества есть совершенство и абсолютное благо. Потому законы такого совершенно благого мироустройства – законы священные. И потому же священны заповеди, которые есть повеление исполнять эти Божьи законы.

Заповедь суть завещание⁶⁰⁴ жить по закону Творца, жить в соответствии с устройством вселенной и тем самым поддерживать мироздание в благом состоянии. А значит, и собственную жизнь вверять благому Божественному водительству.

Вот как говорит об этом прп. Иоанн Дамаскин: «Божество благо и преблаго; такова же и воля Его. Ибо то, что Бог желает, – благо. Закон же есть заповедь, научающая этому, чтобы мы, пребывая в нем [в законе], были в свете». А посему «нарушение заповеди есть грех»⁶⁰⁵.

Заповеди – это отображение зиждительных законов бытия, и потому закономерно, что человек, живущий по заповедям, органично включается в гармонию Божьего мира. Его бытие будет полностью богоугодным, поскольку оно управляться будет не чем иным, как богозданным законом, о коем сказано: се добра зело⁶⁰⁶.

Но закономерно и другое. Что происходит с человеком, нарушающим заповедь Бога? Его беда не только в своеволии. Это не просто грех непослушания. Нарушитель выходит из подчинения вселенским законам, которые удерживают мироздание в гармоничном равновесии. Нарушив заповедь, человек выпадает из богоучрежденного строя жизни. Он более не вписывается в работу этого вселенского организма, он становится вышедшей из строя деталью. И бытие его оказывается саморазрушительным.

Теперь судьба его подвергнется искажению. Придет в расстройство и внешняя, и внутренняя жизнь. Но и это не все. Нарушение заповеди это не просто личное дело человека. Ведь он включен в единый организм, во всечеловеческий. Более того – во вселенский. Поэтому своим саморазрушением он, в какой-то мере, неизбежно повреждает мир, окружающий его, наносит вред вселенной.

Но прежде всего он разрушает самого себя. Поскольку Богу противостал. Об этом слова свт. Игнатия Кавказского: «Вражда к Богу выражается пренебрежением заповедей Божиих»⁶⁰⁷. Врагом Господа становится нарушивший заповедь. И это закономерно. Человек воспротивился Божественному замыслу, противодействует Законодателю вселенной. Тем самым он обращается в богоборца. Неудивительно, что последствия «пренебрежения заповедью» катастрофичны. Чего же иного ожидать при отклонении от Богом учрежденных законов бытия.

Вот почему, нарушив единственную заповедь, Адам и Ева претерпели необратимую порчу своего естества. Существо бессмертное обратилось в смертное. Нарушив заповедь, они совершили ошибку смертельную.

Видим, что исполнение заповедей, данных Творцом, это не просто нормы морали, нравственности и благочестия, но это смертельно важное, смертельно серьезное дело. А это значит – жизненно важное, жизненно необходимое.

Перед нами факт исторический: как только человек нарушает богоучрежденный порядок жизни, Бог от него отступает. Мы видим закономерность такого следствия. И святые отцы это утверждают: «Наказания для человеков возникают из самого нарушения ими Закона Божия»⁶⁰⁸. Но могут все-таки возникать вполне правомерные вопросы.

Почему Господь Бог не проявил к неопытным первым людям элементарную снисходительность? Во-первых, Ему, как Богу, все возможно. Во-вторых, Он же Сам упрекает за формализм фарисеев, слепо следующих закону. Неужели нельзя было все-таки снизойти и не наказывать навсегда весь род человеческий? Почему Бог, как кажется, столь безжалостно поступает? Где, наконец, милосердие Того, Кто Сам говорит: милости хочу, а не жертвы?⁶⁰⁹ Да, человек допустил ошибку. Но зачем же Богу так сразу отворачиваться от него? Не лучше ли, в воспитательных целях, человеку все объяснить лишний раз, втолковать, отругать, но не наказывать сразу так строго и бесповоротно? Неужто Бог милости, щедрот и человеколюбия, тот Бог, Который есть любовь⁶¹⁰, не мог поступиться⁶¹¹ слегка Своими собственными законами?

Здесь мы подходим к одному из ключевых положений православного вероучения. Мы касаемся важнейшего положения христианской антропологии. Божественный дар свободы, свободы внутреннего выбора – это свойство неотъемлемо присуще человеческому созданию как одно из отображений в нем Первообраза – Бога Творца. Свобода воли отличает носителя образа Божия от всей бессловесной твари. Отлична человеческая свобода и от абсолютной свободы, которой обладает Творец.

Для нас существует два разных вида свободы: свобода внешняя и свобода внутренняя⁶¹². Путать их мы не имеем права. Когда запутываются, то приходят к идеям либерализма⁶¹³. Различие вот в чем. Внешняя свобода человека ограничена. Она сдерживается и направляется действием Божественного Промысла. Свобода внутренняя не ограничена ничем. Она является неприкосновенной святыней даже для Самого Бога. Так уже изначально Адам, при полной свободе внутренней, внешне был ограничен Божественной заповедью о невкушении плодов от древа познания.

Это учение о двусторонней свободе ясно выражено у прп. Максима Исповедника⁶¹⁴. Конечно, и у других отцов. Епископ Михаил (Грибановский), например, так говорит об этом различии: «По существу мы подлежим законам необходимости. По личности мы свободны». «Свобода может стоять наряду с необходимостью, нимало последнюю не нарушая». «Как члены царства природы мы несвободны, как и все животные», но «как личности мы обладаем свободой и направляем себя в преднамеченную нами же сторону... Свобода не существует в царстве низших существ и природы, а есть лишь в царстве личности, в царстве внутреннего свободного сознания»⁶¹⁵.

В чем проявляется наша внутренняя, личностная, свобода? Во внутреннем выборе, который всегда остается за человеком. Как бы и что бы ни влияло извне, у человека всегда сохраняется возможность свободного волеизъявления – он волен внутренне выбрать то, что пожелает. А насколько осуществим этот выбор не деле, внешне, это зависит от Промысла Божия.

Яркий тому пример: подвиг мученика, как ситуация крайняя. По Божьему попущению мученик бывает предельно ограничен внешне. Но, лишенный внешнего выбора, в предельной мере принуждаемый насильно извне, мученик остается внутренне свободен в своем решении. Личностная воля его остается свободной. И он, вопреки обстоятельствам внешним, до самого конца имеет возможность внутренне избирать – остаться ему со Христом или отречься от Христа.

Таким образом, оказывается, что мотивация любого нашего действия определяется только нашим собственным выбором между добрым и злым, между да, да и нет, нет⁶¹⁶. Именно поэтому только сам человек всегда ответственен за свой поступок. И сам за него ответит там: «На Страшном Судищи без оглагольников обличаются, без свидетелей осуждаются, книги бо совестныя разгибаются, и дела сокровенная открываются»⁶¹⁷.

Мы говорим о свободе воли, о высшем законе нашей природы. Природы, которая несет в себе отображение Творца, неистребимо запечатленный в нас образ Божий. Его отдельные черты и свойства могут в нас затемняться и искажаться, могут помрачаться и угасать. Но он, тем не менее, остается неотъемлемым. Он неуничтожим, неистребим, как вечность, которая нам предстоит.

Кроме того, образ Божий отображает в нашей душе еще одно свойство, присущее Божественной природе, – нераздельность. Как это понимать? Допустим, хотя бы одна черта образа Божия будет у нас изъята. Например, лишить человека свободы воли или лишить его совести или разума. Что останется от человека, как человека? Ничего. Существо это человеком уже не будет. Это значит, что отъятие хоть одной черты разрушает весь образ Божий. И человек лишается того, что делает его человеком.

По этой причине богообразное начало в человеческом естестве обладает неделимостью. И именно поэтому Господь Бог Сам никогда не допустит отъятия ни единой черты, запечатлевающей в нас Его образ.

Если все же предположить, что человек лишается свободы воли, то попробуем представить себе, что за этим последует. Очевидно, что утративший способность выбора теряет аналитические способности⁶¹⁸. Соответственно, уже не может ни владеть мыслью, ни управлять речью. Очевидно, что не имеющий свободного выбора не властен избирать между добром и злом. Следовательно, не способен последовать гласу совести.

Если же человек лишился мышления, дара речи и совести, то разрушена его духовная сущность, утрачен дух человеческий. То есть в нем полностью разрушается образ Божий. Что же дальше? Отъятие образа Божия есть изменение природы. Человек перестает быть человеком, утрачивает то содержание своей души, естества своего, которое отличало его от животного.

Обращаясь в животное, бывший человек уже не имеет возможности получить благодатные дары богосыновства и обожения. Не способен наследовать Царство вечности. Не может прийти в единение со своим Творцом. Не имеющий образа Божия не может стяжать и подобия Божия – животные не достигают святости.

Вот почему Господь никогда не отнимет у человека свободу воли. Ибо тогда, как сказано у Псалмопевца, он мгновенно приложи’ся скотом несмысленным и уподобися им⁶¹⁹.

Таково учение святых отцов. И для подтверждения этой мысли приведем слова прп. Максима Исповедника: «Стоит отнять от нас свободу самоопределения, как мы перестанем быть образами Божиими, перестанем быть разумными и имеющими самосознание душами; ибо тогда совершенно разлагается наша природа»⁶²⁰.

А вот свт. Филарет Московский: «Человек сотворен по образу Божию. Важная черта образа сего положена в его воле: это и есть разумная свобода, отличающая человека от низших созданий Божиих, образа Божия не имеющих. Посему Бог хранит ненарушимую свободу воли, храня в ней черту образа Своего»⁶²¹.

Вот по каким причинам Господь не принуждает нас, не заставляет насильно сделать даже самый правильный, самый Ему, Богу, угодный выбор. И потому же Он Сам никогда не делает выбор за нас, вместо нас. Ибо, сделай так, тут же мы лишимся дара свободы. А значит, тут же Бог перестанет дело иметь с человеком. Перед Ним предстанет животное.

Но, разумеется, Бог не остается безучастным к судьбе человека. Чтобы помочь, повлиять, направить, исправить, Господь, Своим промыслительным действием, не ущемляя свободы внутренней, стесняет и ограничивает нашу свободу внешнюю. И это необходимо для нас. Бог становится нашим детоводителем, педагогом. Спаситель нянчит нас. Поэтому Он и искушения попускает, чтобы испытать внутреннюю нашу свободу. Однако сказать, что Он нас испытывает, будет неточно. Ему это не нужно. Это мы сами должны себя испытать, проверить себя в искушении. Через это Бог учит нас и воспитывает. И духовно взращивает.

Господь двумя путями открывает человеку тайны мироустройства: через откровения о событиях Священной истории, событиях прошлых и будущих, и через заповеди. В этих двух источниках человеку дана полнота информации, необходимая для жизни и для спасения.

Заповеди, говорим мы, это суть проекция законов бытия. Человек, согласующий свою жизнь с этими законами, естественным образом встраивается в богозданную вселенскую систему. Тогда жизнь его гармонична и спасительна. Если же он законам мироздания не подчиняется, то, разумеется, жизнь его становится саморазрушительной. И уж никак не может привести к спасению.

Казалось бы, обо всем мы предупреждены, сказано нам: Удобее же есть небу и земли прейти, неже от закона единей черте погибнути⁶²². Это и означает, что из-за нарушения одного только пункта в законе Божиего миропорядка, одной черты, начинает рушиться земля и небо, то есть отклонение от любой заповеди неизбежно разрушительно сказывается на всей нашей жизни.

Казалось бы, так просто, обо всем мы оповещены: есть дела к жизни, и есть дела к смерти – только послушайся, и все. Но не так легко эту простоту постичь. Иногда люди, которые только приходят к вере, которые еще только пришли в Церковь, искренне признаются: я не понимаю, почему заповедь запрещает блудодеяния? Что такого плохого в блуде? Добрачная связь – что в этом такого ужасного? Если обоим людям хорошо, никому они этим не вредят, не мешают – в чем же зло? Где грех? Почему запрет такой строгий? Да еще наказание?

Можно подробно растолковать, что здесь плохого. Но, как правило, это будет и непонятно, и неубедительно для тех, кто задает такие вопросы. Но можно и не вдаваться в детали. Ведь достаточно на самую суть указать. А именно: Бог так мир устроил. И все.

Таков закон природы. Нашей. И Бог нас предупредил, что вот это – можно, а это – уже нельзя, смертию у’мрете. Грех же содеян раждает смерть, – апостол Иаков. Грех есть беззаконие, – апостол Иоанн⁶²³. Беззаконие – отсутствие закона. Там, где грех, там разрушен закон жизни, Божий закон мироздания. Разумному человеку должно бы этого быть достаточно. Но начинается: а почему?..

А почему солнце висит посреди неба и не падает? Да потому что Бог так устроил. А почему человек в огне сгорает и серную кислоту пить не может? Бог так устроил нашу природу: огонь жжется, а кислота для нас – яд. И он убивает. Тебя предупредили? Не пей. Тут не надо химиком быть и формулы изучать – не пей, и все.

Но точно так же и грех – это отрава смертельная. Так Бог мир устроил и природу нашу, что некоторые дела для нас – яд. Смертельный. Не послушаешься – погибнешь. Это так просто. Тут не надо быть богословом, не надо и семинарию кончать – не делай, и все. Но просто – не значит понятно. Поэтому приходится разбираться.

Мы говорили о полной и неотъемлемой внутренней свободе, которой одарен человек. Но, несмотря на все предшествующие рассуждения, могут все же оставаться некоторые недоумения. Может остаться неясность по поводу Божественного милосердия и Божественного всемогущества.

В самом деле, неужели всесильный Бог не мог бы найти хоть какой-то способ ограничить частично внутреннюю свободу отдельного человека, когда это необходимо ради его спасения? Хотя бы в качестве исключения. Когда по своей воле человек, например, спивается или накладывает на себя руки. Как кажется, Бог, Бог всемогущий, мог бы принудительно остановить в человеке действие страсти или вывести его из-под воздействия сатаны, мог бы, за счет некоторого принуждения к добру, спасти несчастного от вечной погибели, от вечной муки в аду. Но вот в чем дело: неделимость образа Божия это не единственная причина, по которой недопустимо для Господа нарушить свободу воли даже одного-единственного человека.

Что собой представляет наша природа, естество человека, сущность его? Посмотрим, как отвечает на это свт. Кирилл Александрийский: «Определение человечества остается единым во всем и равным во всех нас. Разве бывает кто менее другого человеком?.. Но и более другого не может быть... Принадлежа к одному виду бытия, все имеют одну природу»⁶²⁴.

А вот свт. Василий Великий: «Произнесший слово человек означил этим именованием общую природу». Понятие человек определяется понятием «общее естество». «Петр не более есть человек, чем Андрей или Иоанн... Ибо подведенные под одно понятие сущности – между собой единосущны»⁶²⁵.

Святые отцы говорят здесь о законе мироустройства, о котором мы скажем проще: природа у всего человечества одна-единственная, одна общая, одна на всех. Как во Святой Троице одна природа у трех Божественных Ипостасей, так у людей – одна природа для множества человеческих ипостасей⁶²⁶.

Этот закон позволяет апостолу Павлу богословствовать об Адаме: Как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков. И далее можно говорить о Спасителе: Как непослушанием одного человека сделались многие грешными, так и послушанием одного сделаются праведными многие. И как преступлением одного всем человекам осуждение, так правдою одного всем человекам оправдание⁶²⁷.

Итак, до грехопадения вся человеческая природа была заключена в Адаме и Еве, не имевших еще детей. Они двое были всем человечеством. Поэтому, повредив грехом свое естество, они заведомо повредили естество всего будущего человечества. Как пишет свт. Григорий Богослов: «Все мы участвовали в том же Адаме, и змием обольщены, и грехом умерщвлены»⁶²⁸.

Разумеется, все последующее потомство, рождаясь на свет, является носителем того самого поврежденного естества, той греховной природы. Это закономерно. Поскольку природа у нас одна-единственная, одна на всех. Но в то же время закономерно и другое. Благодаря такому природоустройству рода человеческого один Богочеловек Христос мог исцелить и преобразить в Себе Одном всю природу всего человечества. А теперь может всем и каждому даровать спасение. Святые отцы так это определяют: «Как человечество Адама роздано всем» через рождение, «так человечество Иисуса Христа дано всем же – через Евхаристию»⁶²⁹. Или по апостолу Павлу: Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут⁶³⁰.

Что же отсюда следует в связи с нашим вопросом? Бог всеведущ. Он провидит, например, что некий инок по своеволию своему доведет себя до полной погибели. При этом Господь всемилостив. Так почему же, повторим наш вопрос, Бог не вмешается? Почему не остановит его, не нарушит свободу воли всего одного несчастного инока? Ведь такой ценой Он спасет его душу для вечности.

Ответ уже должен быть ясен. На чаши весов полагается в этом случае, с одной стороны, право на собственный выбор одного только инока, а с другой – участь всего человечества. Нарушив внутреннюю свободу и повредив тем самым природу одного человека, Господь повредил бы разом естество всех людей⁶³¹. Это не только немыслимо для Божественного милосердия, это абсурдно. Не для того воплотился Спаситель и обожил нашу природу ценой Своей Крови, чтобы вновь предать ее порче.

Мы возвращаемся к трагическому моменту – к грехопадению праотцев. Что же произошло в момент нарушения заповеди?

Бог устраивает мирозданье по Своим законам, а человек отказывается им следовать, жить по ним не желает. Он воспротивился богоучрежденным законам естества, не приемлет тех норм существования, которые Господь Бог для него создал и заповедал блюсти. Что может после этого произойти?

Отвержение богоданных законов бытия есть противление Самому Богу. Своим поступком, нарушающим заповедь, человек заявляет Богу: Не надо! Вот этого мне не надо! Он отказывается, отстраняет дарованную Богом норму жизни. Тем самым он отталкивает Самого Творца вместе с Его мироустройством. Когда человек отталкивает Бога, то Бог отступает от человека. Сейчас же. Поскольку Бог свято хранит человеческую свободу. Он не препятствует свободному выбору человека.

Нарушая заповедь, Адам отстранил, оттолкнул от себя Бога. И Бог отступает, устраняется. Но как это понимать? В чем выражается это устранение? Это означает только одно – разрыв богообщения. У прп. Иоанна Дамаскина читаем: «Через преступление заповеди мы... очутившись во грехе, лишились Божественного общения»⁶³².

Непрерывная до сих пор, живая и непосредственная связь с Творцом обрывается, когда отступает Господь. Прямое богозрение и взаимообщение прекращается, когда человек отстраняет Бога. Когда отворачивается от Господа. И в тот же момент Адам теряет состояние созерцания. Он выпадает из созерцательного состояния бытия, в котором до сих пор пребывал. Изменяется состояние сознания, в котором он жил. Наступает духовная слепота.

По мысли прп. Ефрема Сирина, рай есть не что иное, как храм Божий. Бог «создал чистую Церковь», пишет он, и устроил в ней «два святилища»: одно из них внешнее, другое внутреннее – Святая Святых. И насадил Он древо ведения, «поставил его посреди, чтобы отделяло оно высшее от низшего», одно святилище от другого. А вход во Святая Святых был «прикрыт заповедью... Поскольку Адаму не был дозволен вход во внутренний храм». Но, заключив «для Адама внутреннее [святилище] рая», Бог отверз для него «внешнее... чтобы Адам довольствовался служением во внешнем храме» и, «соблюдая заповедь», не входил бы во Святая Святых.

А что есть храм? Это место общения с Богом. В чем сладость рая? В богообщении, в созерцании Господа. Так и говорит прп. Ефрем: в раю «услаждаются на пажити созерцания»⁶³³. Поэтому закономерно, что утрата богообщения неминуемо обратилась изгнанием из рая. Потеря способности созерцания – это и есть лишение рая. Но и это не все. Расторжение богообщения, живой связи с Богом, не может не изменить всего бытия человека. Причем радикально и всесторонне.

Ведь богообщение есть единение с Богом. Для человека это состояние целости и полноты. Состояние, о котором апостол говорит: во всей целости да сохранится без порока существо ваше, когда Бог освятит вас во всей полноте⁶³⁴.

Целость и полнота обретаются в богообщении, когда единение с Богом освящает существо человека. В богообщении все части нашего естества становятся «едиными, по действию Святого Духа», говорит прп. авва Исаия, и тогда они «не могут разлучиться»⁶³⁵.

Не могут, пока длится и не обрывается само богообщение. Потому и утверждает слово святых: «Человек по природе должен быть одно с Богом». Должен. Но именно «это единство и расторглось через падение»⁶³⁶ Адама и Евы.

Итак, поправ закон, Адам отстранил от себя Бога. Так и говорит свт. Кирилл Александрийский: «отверг данную ему благодать». И сразу же искажается богообразие человеческое: «черты образа Божия стали уже не светлыми, но потускнели и потемнели по причине преступления»⁶³⁷. «Познах себе обнажена от Бога», – читаем в Великом каноне. И «Боготканныя одежды» сменяются на «кожныя ризы»⁶³⁸.

В результате изменяется само естество человека. Природа его. Что это означает? Само за себя говорит красноречивое определение, которое святые отцы дают этому новому состоянию Адама и Евы: смерть духовная⁶³⁹.

Если телесная смерть – это разлучение души от тела, то смерть духовная – это когда от души отходит Дух Святой. Послушаем святых.

Святый бо Дух... отбежит льстива⁶⁴⁰, – говорит пророк Соломон: Дух Святой избегнет предавшегося лукавому. И избегает. Потому что предаться лукавому духу, духу зла, значит предаться самому злу. Но сказано: Кое общение свету ко тме? Какое общение праведности с беззаконием?⁶⁴¹

Зло и истина не сочетаемы. Они по природе не совместимы. Зло, в отличие от истины, не имеет собственной сущности, но проявляется лишь как отсутствие добра. Потому немыслимо и невозможно совмещение двух начал: того, что сущностью обладает, и того, что сущности не имеет. Тут совмещаться не с чем. Поэтому логично и справедливо то, что сближение со злом одновременно становится отпадением от истины. Истина же есть Христос.

Это закон, о котором свт. Григорий Палама говорит: всякое зло не само по себе есть зло, но оно есть «отпадение от соответствующего и надлежащего действия и от цели этого действия»⁶⁴². Проще говоря, отпадение от добра, отпадение от истины, – само это действие и обращается во зло. Такое отпадение и произошло с первыми людьми, как только они предались духу лукавому, послушались сатану. Ибо Святый Дух, – говорит книга Премудрости Соломона, – удалится от лукавства... и устыдится приближающейся неправды⁶⁴³.

Свт. Кирилл Александрийский пишет: поскольку человек «презрел Создателя» своего, то «Дух [Святой от него] отступает всецело и разумный человек впадает в крайнее неразумие [и уже] не знает даже Самого Создателя своего»⁶⁴⁴.

Свт. Афанасий Великий: «Дыхание жизни есть Святой Дух, и теряющие Его мертвы, хотя они еще и живы»⁶⁴⁵.

Сщмч. Ириней Лионский: «Удаление от света есть тьма... Разлучение с Богом есть смерть»⁶⁴⁶.

Прп. Макарий Великий: «Истинная смерть внутрь, в сердце сокровенна, и чрез тую внешний человек жив умер»⁶⁴⁷.

Прп. Максим Исповедник: «Ум, удаляясь от Бога... становится... скотоподобным и звероподобным»⁶⁴⁸. То есть образ Божий искажается в человеке настолько, что человек теряет черты человеческие. А то и еще хуже. Свт. Григорий Палама: «Ум, отступивший от Бога, становится или скотоподобным, или демоноподобным»⁶⁴⁹.

Свт. Иннокентий Херсонский тоже определяет «падение Адамово» как «разрыв святого, блаженного союза с Творцом» и замену его иным союзом – «со врагом Божиим»⁶⁵⁰.

Свт. Иоанн Златоуст говорит, что «непоклонение Богу» – это и есть «смерть для души». «Человек потерял общение с Богом, собеседование в раю», а вместе с тем «потерял все, что имел»⁶⁵¹. И уточняет: «Без Духа Святого душа человеческая мертва. Как тело умирает, когда душа оставляет его лишенным своей силы, так и душа тогда умерщвляется, когда Дух Святой оставляет ее без Своей силы»⁶⁵².

По слову свт. Григория Паламы: «Жизнь души есть единение с Богом»⁶⁵³. Но «у души есть и смерть, хотя она и бессмертна по существу». И «как отделение души от тела есть смерть тела, так отделение Бога от души есть смерть души... Почему Господь и называет мертвыми живших по духу мира сего», говоря: Остави мертвыя погребсти своя мертвецы⁶⁵⁴. Когда Адам нарушил заповедь, «тогда душа его умерла, чрез преступление отделившись от Бога»⁶⁵⁵, ибо «грех – это и есть истинная смерть»⁶⁵⁶.

Как только произошло преслушание, «душа Адама, отделенная от Бога, была умерщвлена»⁶⁵⁷. И это закономерно, поскольку, «удаляясь от Бога, человеческая душа умирает». Но и напротив, «возвращаясь к Богу и соединяясь с Ним посредством Его благодати, она воскресает и входит в истинную жизнь»⁶⁵⁸.

Далее, обращаясь к нашим соотечественникам, читаем у свт. Игнатия Кавказского: «Видимая нами смерть, в сущности, есть только разлучение души с телом, прежде того уже умерщвленных отступлением от них истинной жизни – Бога». Отчего же мы этого ясно не понимаем? «Мы не чувствуем, что мы убиты, – отвечает святитель, – по общему свойству мертвецов не чувствовать своего умерщвления!»⁶⁵⁹

Между тем «человек преступил заповедь и по преступлении немедленно умер; смерть мгновенно явилась во всех движениях души и в ощущениях тела. Святой Дух, обитавший в человеке, сообщавший бессмертие душе и телу, бывший их жизнью, отступил от них как от нарушивших общение с Богом произвольным отвержением заповеди Божией и столько же произвольным вступлением в единомыслие и союз с сатаною»⁶⁶⁰. Отметим этот акцент на добровольности преступления.

Епископ Михаил (Грибановский) определяет: «смерть духовная» есть «отчуждение духа человеческого от Бога»⁶⁶¹. А епископ Вениамин (Милов) подчеркивает существенный момент: «Вечная смерть есть свободный разрыв человека с Богом»⁶⁶².

Именно свободный. По собственной воле человек избирает грех и потому только сам в нем виновен. Еще в III веке сщмч. Ириней Лионский разъяснял то, что до сей поры не вмещают умы, ограниченные оковами навеянной с Запада схоластики. Последствия грехопадения, говорит он, не есть наказание Богом провинившегося человека, но есть органическое следствие греха.

Он пишет: «Соединение с Богом есть жизнь, свет и радость от благ, исходящих от Него. Напротив, тот, кто добровольно отделился от Него, страдает от разделения, которое сам избрал. Отделение от Бога есть смерть, как отделение от света – мрак. Отделение от Бога является потерей всего благого, исходящего от Него. Те, кто своим отпадением потеряли Его, те сами себя обрекли на наказание: не Бог избрал их для наказания, но наказание явилось следствием их отделения от всего благого»⁶⁶³.

Важный догматический момент, который помогает правильно, по-святоотечески, понимать тайну Искупления, подчеркивает в своем учении свт. Григорий Палама. Он пишет: «Смерть не есть наказание Божие, а естественное следствие отпадения человека от Бога. Смерть – плод греха и существует в мире вопреки Божией воле»⁶⁶⁴. Это так, поскольку: «Бог не сотворил смерти ни души, ни тела»⁶⁶⁵, – учит свт. Григорий, следуя общей традиции святых отцов.

Эти и подобные святоотеческие определения восходят к Священному Писанию. Яко се, удаляющии себе от Тебе, погибнут⁶⁶⁶,– так воспевает пророк Давид: удаляющие себя от Бога погибнут. Удаляющие себя – те, кто сами себя губят.

Не привлекайте к себе погибели делами рук ваших, – поучает Премудрый Соломон, – Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, ибо Он создал все для бытия... нет и царства ада на земле. Праведность бессмертна, а неправда причиняет смерть: нечестивые сами привлекли ее... ибо они достойны быть ее жребием⁶⁶⁷.

В новозаветном учении прямо говорится о смерти человека при жизни. Не любящий брата пребывает в смерти. Уже пребывает, теперь. Тем более в будущем: он, сказано, не имеет жизни вечной⁶⁶⁸, – это слова апостола Иоанна. Или: грешники мертвы во грехах⁶⁶⁹, – это апостол Павел. Он же всех нас называет мертвыми по преступлениям⁶⁷⁰.

Сам Спаситель дает определение падшему состоянию человека: Предоставь мертвым погребать своих мертвецов⁶⁷¹, – сказано о людях душевных, плотских. Еще конкретнее выражается апостол: Помышления плотские суть смерть. Они суть вражда против Бога. Поэтому если живете по плоти, то умрете⁶⁷².

Мысль о том, что душевные люди, в отличие от духовных, уже мертвы и лишены спасения, развивает свт. Афанасий Великий. Восстающие против Бога, говорит он, «делаются мертвыми, ибо, лишаясь Духа [Святого], они лишаются и жизни вечной»⁶⁷³. Лишенные Духа – это и есть люди душевные. Что и апостол подтверждает: они, как люди душевные, не могут приять того, что от Духа Божия... потому что о сем надобно судить духовно⁶⁷⁴.

В Новом Завете мы находим указания и на другие признаки нашей омертвелости: они видя не видят, и слыша не слышат... и не уразумеют сердцем своим⁶⁷⁵. Это о нас, живых трупах.

Есть в Священном Писании еще один образ омертвелости нашего духа. Это окаменение сердечное. Камню уподобляется сердце человека, предмету не живому, не одушевленному. Об этом Сам Господь вещает пророку Захарии: И сердце свое окаменили, чтобы не слышать закона и слов, которые посылал Господь Саваоф Духом Своим⁶⁷⁶. А Спаситель наш так говорит: Окаменено у вас сердце⁶⁷⁷. И еще не раз упоминается в Новом Завете об окаменении сердец человеческих⁶⁷⁸.

Эта омертвелость сердца есть летаргический сон нашего духа, и означает это утрату способности богообщения. Это состояние блудного сына, ушедшего на страну далече и порвавшего связь со своим Отцом. Мы видим, как такой уход, – то есть отход от общения с Творцом в церковных таинствах и разрыв живой связи с Богом в молитве, – низводит человека до животного состояния: и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи. Не питаемый благодатью возжелал питаться пищей свиней, утративший богосыновство начинает превращаться в зверя. То есть черты образа Божия угасают в нем, перестают проявляться. А далее закономерное следствие: был мертв, – сказано о заблудшем сыне.

Однако это случай с благим исходом. Он был мертв, но все же пришел в себя, то есть нашел в себе силы, возбудил свой дух и смог пробудиться от сна смертного. И тогда восстанавливается общение с Отцом, Который и говорит: сын мой был мертв и ожил. Ожил, когда возродилась духовная связь с Богом⁶⁷⁹. Это и означает оживить душу, как говорит Спаситель в Евангелии от Луки, это и есть оживотворение нас, мертвых, как пишет апостол Павел⁶⁸⁰.

Дух животворит, – читаем в Евангелии от Иоанна; Дух животворит, – вторит ему Послание к Коринфянам⁶⁸¹. Обо всем этом каждый день мы сами себе напоминаем: Не отвержи мене от лица Твоего, и Духа Твоего Святаго не отыми от мене. В этой мольбе мы исповедуем понимание того, что если Бог отворачивается, то расторгается богообщение и мы лишаемся благодати Святого Духа. Воздаждь ми радость спасения Твоего⁶⁸², – а из этого следует, что с лишением благодати мы утрачиваем главное воздаяние – спасение нашей души.

Посмотрим, как это начало драмы человеческой истории осмысляется святыми отцами. Обратимся к свт. Иннокентию Херсонскому, обобщившему отеческое учение.

«Разорвав преступлением блаженный союз с Богом, несчастный прародитель наш лишился... непосредственного, внутреннего сообщения с Источником всех сил и совершенств: ум его померк, чувство угасло, воля обомлела, мощь исчезла, все существо помертвело». «Духу человеческому предстояла своя смерть, душе – своя, телу, наконец, также своя, но... не в одно и то же время». Смерть постепенно овладевает всем существом человеческим. Каковы же конкретные «следствия падения»?

Это «смерть духа, оставленного Духом Божиим, переставшего быть едино с Господом». Это «смерть ума, закрывшегося для созерцания истин мира духовного и открывшегося для всякого рода лжи». Это «смерть воли, потерявшей силу стремиться к добру и ощутившей всегдашнюю наклонность ко злу». Это «смерть сердца, обезчувственного для чистых наслаждений духовных» и предавшегося «бурному дыханию страстей». Это, «наконец, смерть тела, подпавшего разрушительному влиянию стихий, ставшего добычей болезней и тления».

После того как первые люди «лишились непосредственного общения с Богом»⁶⁸³, Господь сразу же призывает их к покаянию. Бог Сам обращается к ним. И услышаста глас Господа Бога⁶⁸⁴. Вновь возникает общение. Но уже совсем иного рода. Живое, непрерывное и взаимное общение утрачено. Человек теперь не способен по своему желанию войти в созерцание Бога или собеседование с Ним. Отныне богообщение возможно только тогда, когда оно устрояется по особому смотрению Божию.

Так, по Своему собственному желанию, Господь входит в общение и с Ноем, и с Авраамом. Божественных посещений могут удостоиться не только праведники, но и неверующие язычники. Господь, например, ввел в созерцательное состояние Валаама, идолопоклонника и волхва, и через ангела Своего беседовал с ним. И так далее.

Итак, Господь Сам призывает павших прародителей. И услышали, – сказано, – голос Господа. Но, услышав, Адам и жена его скрылись от лица Господа Бога⁶⁸⁵. Они еще слышали, как и наша совесть слышит призывы к покаянию, но они уже не видели. Сказано: скрылись от лица Бога, значит, утратили уже способность лицезреть, созерцать Божество. Наступило духовное ослепление. И это первый этап духовной смерти.

Следствием ослепленности стало то, что люди не вняли призыву к покаянию. А это неумолимо повело к дальнейшему: И изгнал Адама... выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю⁶⁸⁶. Наступает второй этап духовной смерти. Изгнание из рая означает, помимо прочего, что дух человеческий становится окончательно омертвелым. Он лишился рая духовной жизни и низвержен в душевную плоскость жизни земной, как сказано: землю возделывать.

Дух человека жив до тех пор, пока остается на живой связи с Духом Божественным. Через живое взаимообщение с Богом дух человеческий питается благодатью, дышит ею, как воздухом. Вне этой связи человек иссыхает духовно, задыхается и лишается жизни. Так и говорят святые отцы: Адамов дух «предназначался быть связью человека с Богом». Но Адам «лишился благодати и с нею высшего начала своей деятельности – перестал дышать Духом Божиим»⁶⁸⁷.

Такой человек подобен исторгнутому из почвы растению. Доколе человек укоренен бытием своим в Боге, он, как растение, вросшее в землю корнями, имеет устойчивость и питается жизненной силой. Но если связь корней с почвой ослабевает, то растение не устоит. Обречен на падение и человек, когда живая связь с Богом ослабевает. А когда эта связь расторгнута, то понятно, что происходит: вырванное из земли растение не живет.

Со смертью духовной человек утрачивает свое естественное состояние бытия и повергается в состояние нижеестественное. А оно уже неминуемо ведет к смерти телесной. В оньже аще день сне’сте от него [от древа], смертию у’мрете⁶⁸⁸, – сказано в книге Бытия. В оньже день, то есть умрете тут же, в тот же день. Это говорится о смерти духовной. Так и было.

А по слову отцов, даже так, что: «Смерть духа... последовала тотчас по преступлении, не только в тот самый день, но в то же мгновение... Грешник, преступив заповедь Божию, тогда же и умер в духе для жизни в Боге... Смерть духовная самая главная и страшная из смертей, ибо из нее уже» следует смерть телесная. Смерть духовная «одна только и есть истинная смерть... та смерть вечная, которой смерть телесная есть одно слабое изображение»⁶⁸⁹.

А вот точные святоотеческие формулировки. Прп. Иоанн Дамаскин: «Через преступление заповеди мы... оказавшись вне жизни, подпали тлению и смерти»⁶⁹⁰. Свт. Григорий Палама: «Болезнь, тление и окончательная телесная смерть – это плоды той духовной смерти, которую человек навлек на себя грехопадением»⁶⁹¹.

Адамов дух, говорят отеческие писания, после изгнания из рая «сделался твердым, окаменел... он стал нечувствительным к ощущениям свыше»⁶⁹². Конечно, окаменение, то есть обращение из духовного состояния в вещественное, лишает всякой чувствительности.

Так и по прп. Максиму Исповеднику: утрата богообщения овеществляет человека, лишенного духовности. «Когда ум, – пишет он, – отказывается от естественного движения к Богу», то обращается к человеческим чувствам, поскольку более не к чему обратиться. Человек оказывается в заблуждении, он обманут «поверхностным восприятием чувственных вещей». И тогда душа «извращает всю свою деятельность, направляя ее к веществу».

Как говорит современный греческий богослов, человеку, сотворенному по образу Божию, «чтобы быть человеком, необходимо во всякий момент устремляться к Богу». Устремляясь к Богу, «он реализует себя... свое подлинное бытие, простираясь в вечность». Напротив, «отрицая Бога, он отрицает и уничтожает самого себя»⁶⁹³.

* * *

Нам остается уточнить, что отеческое понятие о смерти духовной является символическим. Это удачный и выразительный, но все же образ. На самом деле это не вполне все-таки смерть. Так как это состояние еще обратимо. Если это и смерть, то смерть клиническая⁶⁹⁴, так как еще есть возможность оживить, реанимировать дух, прежде чем наступит смерть телесная.

Поэтому более точным будет другое определение – сон смертный. Сон наподобие летаргического. От такого сна смертного возможно духовное пробуждение. Так и выражается свт. Игнатий Кавказский, говоря о «возбуждении сердца от сна смертного»⁶⁹⁵. И говорится это вслед за апостолом Павлом, писавшим: Востани, спяй, и воскресни’ от мертвых⁶⁹⁶.

Но все же если это и сон, то справедливо называется сном смертным, поскольку, если вовремя не проснуться, то он перейдет в смерть вечную.

Чуть раньше мы уже вспоминали притчу о блудном сыне, который, порвав связь со своим Отцом, то есть лишившись богообщения, духовно умер, по выражению Самого Отца: сей был мертв. И сам сын свидетельствует: у отца моего избыток хлеба, а я умираю от голода. Это духовный голод, от которого дух мертвеет. Но затем сын все-таки оживает, приходит в себя, как говорит Писание. Он пробуждается от сна смертного, дух его возбуждается к покаянию: пойду к отцу... скажу ему: ...я согрешил.

И он идет. Этот поступок есть уже плод покаяния, результат измененного самосознания, а как следствие, сын исповедуется Отцу: отче! я согрешил. После исповеди он немедленно получает прощение и восстанавливается общение с Отцом, Который Сам свидетельствует о духовной реанимации, о возрождении: сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся. То есть чуть было не пропавший окончательно, он нашел путь к воссоединению с Отцом⁶⁹⁷.

«Когда по благодати внутри человека утверждается порядок, тогда его ум просыпается от летаргического сна нечувствия. Ум, при содействии благодати, приобретенной праведными трудами, руководит человека к чистоте сердечной, от чего в нем начинают проявляться богоподобные свойства»⁶⁹⁸.

Катастрофа, которую потерпел человек в раю, утратив богообщение, повлекла за собой целый ряд закономерных последствий. Это сложный богословский вопрос, но нас интересуют здесь пока только три момента, и интересуют только с позиций аскетики. Для нас очень важно понимать эти три следствия, к которым привело грехопадение, и мы их последовательно рассмотрим.

Итак, первое последствие. Ум человека был сотворен Богом как живой инструмент, специально предназначенный для общения. Таким образом, общение для ума есть сама его жизнь. Это форма его бытия. А значит, без общения ум человеческий существовать не может. Поэтому и приходится говорить о смерти духовной как следствии утраты общения с Богом. Но что же конкретно произошло в процессе грехопадения, когда связь ума с Богом расторглась и богообщение прекратилось?

Ум, как сказано, не может жить без общения. Поэтому, как только ум Адама утрачивает живую связь с Господом, он немедленно начинает искать какой-то иной, новый объект для общения. Ему просто необходимо срочно выйти на связь и включиться в этот процесс. Это жизненная его потребность.

Поскольку богооставленное сердце Адама пусто и там воцарился безжизненный мрак, то ум бросается вон, наружу, бежит за пределы сердца. Куда? Естественно, к своему ближайшему сотруднику. Единственное место, где может найти приют ум Адамов внутри Адама, – это его же Адамов рассудок. Это для ума наиболее близкий, понятный, родственный орган. Ведь рассудок тоже есть инструмент общения, хотя он и имеет специализацию в иной области. К тому же они давно знакомы, так как сотрудничали изначально, от сотворения.

Поэтому ум, едва покинувший сердце, устремляется в область головного мозга, и здесь он хватается за рассудок – это его спасение. Он тут же в него вцепляется и сливается с ним. Происходит как бы супружеская измена. Как прежде ум прилеплялся к духу, образуя с ним брачный союз, так теперь, после разрыва, он вступил в связь с рассудком, составив другую пару. Но сожительство их незаконно.

То, что случилось, носит характер революционный. Произошла антропологическая революция. Человек был создан двухуровневым существом, способным к одновременной связи с двумя мирами. И имел для этого два специальных органа. После побега ума из сердца и слияния с рассудком вместо двух органов общения в человеке остается всего один. Это уже не тот человек, которого сотворил Бог. Это ниже нашего естества. Это состояние нижеестественное.

Орган общения теперь один, и при этом работает он ненормально. Почему же? Вспомним, что рассудок приспособлен исключительно к связи с миром материи. А ум, напротив, предназначен к вхождению в мир духовный. И вот теперь образовался некий противоестественный союз: ум плюс рассудок. Понятно, что нормальной работы ожидать не приходится от органа, образовавшегося вопреки естеству.

Вот теперь мы и оплакиваем словами Великого канона окаянного жития деяния: «Погубих ума красоту... Всячески весь ум персть сотворих... Прельстихся умом; и оттуду лежу наг и срамляюся»⁶⁹⁹.

Что же от этого ожидать? Что теперь неминуемо происходит? Ум, как мы помним, это энергия по естеству своему духовная. Но после разрыва связи с сердцем-духом ум утрачивает свою духовность. Теперь ум, связанный с заземляющим его рассудком, начинает проявляться не по естеству своему духовному, а как сила плотско-душевная, обращенная к земле, а не к небу, – он проявляется противоестественно, нижеестественно.

Результат этого революционного переворота все мы знаем хорошо по себе. Его последствия мы носим в своем перевернутом естестве. Когда ум Адама обратился к рассудку, то перевернул устроение человека с ног на голову. Как бы вывернул наизнанку.

В чем это проявилось? Когда ум человека обращен к собственному рассудку, тогда человек, вместо обращенности к Богу, обращен к самому себе. Это сам к себе порождает то, что известно как феномен самости. Эта обращенность к себе есть начало и основание самости, губительнейшее следствие грехопадения. Так что каждое наше впадение в грех неразрывно связано с самостью, с состоянием падшим. И к этому неминуемо приводит разрыв общения с Богом.

По определению святых отцов: «Грех есть прежде всего отпадение от Бога, самозамыкание и самоутверждение»⁷⁰⁰. О губительности последствий падения прп. Максим Исповедник говорит: «Когда человек обособлен от Бога, он оказывается порабощенным своими страстями, самим собой и в конечном счете сатаной»⁷⁰¹.

Порабощенность самим собой становится пристрастием. Это страсть самости, которая и ведет в результате к порабощению человека диаволом. Вот какая страшная, неумолимая в своей последовательности зависимость.

Скажем теперь о втором последствии грехопадения. Бегство ума из сердца повлекло за собой и другие беды. Мы помним, что ум величается владычным началом в душе человека. Но такова его роль не по факту, а по изначальному замыслу Творца. Он был владыкой до падения праотцев и может стать им опять при возвращении человека в его естественное состояние. Но сегодня он не властвует в нашей душе.

Ум Адама и Евы утратил владычество над прочими силами души. Если прежде он был связующим и удерживающим для них началом, то теперь, когда наступило безвластие, вся триада сил разум-чувство-воля распалась.

Чувство и воля (раздражительная и желательная силы) осиротели и одичали, как овцы, лишенные пастыря. Никем не пасомые, не управляемые, они разбрелись в разные стороны. Произошло расщепление сил души. Нет более общей устремленности. Нет единой направленности. Силы начали проявляться несогласованно, что называется, работать враздрай⁷⁰². Таким разодранным и стало состояние души человека.

Итак, все три организма – духовный, душевный, телесный, – которые, по слову апостола Павла, должны пребывать во всей целости⁷⁰³, теперь этого качества лишены. Достигавшие изначально «взаимного умиротворения в Боге», как говорит прп. авва Исаия, «эти три части – суть душа, тело и дух»⁷⁰⁴ – теперь вне Бога. И между собой в конфликте.

Результатом стало наше настоящее положение. Силы души не направляются более все сообща навстречу Богу. Вместо этого они, вслед за умом, отвратились от Бога и обратились к самому человеку. Своей энергией они стали питать нашу самость. Это все тот же революционный переворот – следствие раскола ума и сердца, отчего и извратилось строение всей души.

Вместе с изменением направленности сил души они и качество обрели обратное изначальному: они становятся страстной силой. А новое свойство нашей души называется эгоизм. Человек превратился в самоистукана. Так и определяет это состояние Великий канон: «Самоистукан бых страстьми»⁷⁰⁵.

Отныне человек поглощен самостью. Силы души его разобщены и получили неверную, эгоистичную, направленность. Все это в сумме образовало состояние нижеестественное. Или, иначе говоря, состояние ветхости нашей природы. Произошло, как говорит свт. Афанасий Великий, «совращение естества, и, таким образом, воцарилась смерть над всеми людьми»⁷⁰⁶.

«Первый человек, – по слову свт. Кирилла Александрийского, – пал в ту землю, из коей произошел, подвергся тлению и смерти и передает эту порчу всему роду»⁷⁰⁷. Это ветхое, тленное состояние, став присущим Адаму и Еве, по наследству передается каждому их потомку. Адам, – говорит книга Бытия, – родил сына... по образу своему⁷⁰⁸. Мы, дети Адамовы, рожденные по его, Адамову, образу, в котором образ Божий уже помрачен и поврежден.

Мы сказали о двух главных с точки зрения аскетики антропологических последствиях грехопадения. Но нельзя не упомянуть еще об одном, третьем. Которое также имеет непосредственное отношение к молитвенной практике. Результатом падения является наша способность воображения. Это может показаться странным, но – да, у Адама не было воображения. Эта способность присуща только падшей природе человека.

Вот что говорят святые: «Ум Адама вначале не был подвержен воздействию воображения»⁷⁰⁹. «До грехопадения человеческий ум не имел воображения»⁷¹⁰. «Знай, что... первозданный Адам создан от Бога не воображательным», то есть лишенным воображения. «Ум его, чистый и безвидный», не зависел «от воздействия чувств или от образов вещей чувственных»⁷¹¹.

Все знают, какова роль воображения в нашей жизни, та роль, которая считается положительной, та, что связывается с нашими творческими способностями. А все православные также хорошо знают, какова отрицательная роль воображения с точки зрения аскетики. Знают, что это главный враг молитвы.

Вспомним почему. «Воображение не творит образов без тайной бесовской силы»⁷¹². «Из всех сил нашей души именно к воображению диавол имеет особенную близость, используя его для прельщения человека... Все люди, которые когда-либо впадали в грех или прелесть, прельщались воображением»⁷¹³.

«Так как многовидная фантазия есть изобретение и порождение диавола, то она для него премного вожделенна и пригодна к погублению нас. Святые отцы справедливо называют ее мостом, чрез который душеубийственные демоны проходят в душу, смешиваются с ней и делают ее ульем трутней, жилищем страшных, злых и богопротивных помыслов и всяких нечистых страстей, душевных и телесных»⁷¹⁴.

«Воображение есть дверь, куда входит диавол. Никакая [другая] способность не пропускает его в душу; одно воображение дружит с ним». Через воображение «диавол влагает образы в душу» и человек становится «орудием диавола: он так сдруживается с диаволом, что тот как бы вселяется в него, и человек становится как бы воплощенным диаволом»⁷¹⁵.

Воображение «не может не обманывать... Оно и обманывает. И обольщает». Ибо «к действию воображения в человеке плотском и грехолюбивом удобно присоединяется действие падших духов»; именно они и «стараются возбудить в нас действие воображения». Поэтому «воспрещена нам мечтательность, как бы она ни была благовидна», поэтому всем приступающим к молитве «святые отцы строго воспрещают употребление способности воображения»⁷¹⁶.

Хорошо. Допустим, с отрицательной ролью воображения все понятно. Но как же вовсе без него обойтись? И каким же образом тогда мыслил Адам? Можем только сказать, что мышление его имело совсем иную природу. Оно было богооткровенным. Это совсем иной принцип мышления, нежели наш нынешний, построенный на накоплении знаний. То был принцип созерцательный.

Например, когда животные приводились к Адаму для наименования, он не заглядывал в справочники, чтобы отыскать нужное имя, не рылся в памяти, чтобы найти что-нибудь подходящее, не напрягал он и рассудок, чтобы логически рассудить, как адекватно кого назвать. Что же он делал? Он смотрел на животных и тут же называл. Он видел их и непосредственно постигал открытое ему Богом. Он созерцал сущность того, что перед ним, и в этом созерцании ему открывалось Богом подаваемое знание. Непосредственное видение сути – это и есть умное созерцание. Рассудком рассуждают. А умом созерцают.

Вот что говорит об этом прп. Никодим Святогорец: «Не употребляя низшей силы воображения, не воображая ни очертания, ни вида, ни размера, ни цвета вещей, Адам высшей силой души, то есть умом, чисто, невещественно и духовно созерцал одни чистые идеи вещей, или их значения мысленные»⁷¹⁷.

У Адама было то состояние сознания, к которому потомки его могут приблизиться, подвизаясь в умном трезвении, в умно-сердечном делании. Это то, утраченное Адамом, состояние сознания, которое подвижник вновь обретает в благодатной созерцательной молитве.

Поскольку душа изначально была цельной, то есть все силы души единым потоком направлялись навстречу Богу, то и познавательно-созерцательная способность была цельной. Прп. Григорий Синаит объясняет, что причина возникновения нашего неуправляемого потока помыслов, а также способности к воображению «лежит в разделении... [нашей] единовидной и простой памяти». После грехопадения наша память, наша способность мышления стала «из простой – сложной и из единовидной – разнообразной». Вместе с этим «потеряна и память Божия»⁷¹⁸.

Вот эта «сложность», эта дробность мышления есть следствие того, что основные силы души у человека оказались разобщены. Они расщепились, о чем мы говорили раньше, начали работать враздрай. В результате память, бывшая первоначально «простой и единонаправленной», извратилась, «стала сложносоставной и разнонаправленной»⁷¹⁹. Все это связано с работой воображения, которое, по толкованию прп. Максима Исповедника, стоит «между умом и мыслью». Воображение окружает «ум стеной, не позволяя ему постигать самые простые и невоображаемые сущности тварных существ»⁷²⁰.

В результате всего этого само мышление расщепилось, стало раздвоенным. Это проявляется в том, что мы видим перед собой одно, а воображаем о видимом иное, нежели оно есть на самом деле. Как выражается иеромонах Серафим (Роуз), «в нашем падшем состоянии воображение всегда связано с раздвоенностью мышления... Мы больше не воспринимаем вещи такими, какими они поистине являются». Восприятие истинное бывает возможным только «в состоянии трезвения, но мы обыкновенно не пребываем в таком состоянии»⁷²¹.

Так вот, по этой причине воображение и обманчиво. Видим одно, а воображаем о нем другое. Обман. А иначе раздвоенное сознание и не может мыслить, потому что оно не цельно. Вспоминаем и повторяем слова свт. Игнатия: «Воображение не может не обманывать»⁷²². И именно по этой причине «ум воображающий непригоден для богословия»⁷²³.

Позвольте, но как же творчество? Что же тогда все виды нашего искусства? Как можно вне воображения творить? В том-то и дело: если воображение не работает, это никак не означает, что человек не способен к творчеству. Это видно на примере раздаяния имен Адамом. То, что совершил Адам, лишенный воображения, это чистое творчество – он творил имена. Но в сотворчестве со Творцом, синергийно. Творчество было не тем, что оно есть у нас.

Для нас творчество – это когда мы выворачиваем наружу собственную самость. А тогда творчеством было выражение богооткровенных истин. И теперь бывает – у истинных творцов. Бог открывает человеку некую истину, а человек облекает это откровение в благообразную форму. Так пророк Моисей творил Пятикнижие. Так прп. Андрей Рублев творил икону Святой Троицы, прп. Андрей Критский – Великий покаянный канон. Так прп. Серафим молитву творил. Это – истинное творчество. Творчество, которое не нуждается в воображении. Так же и истинная молитва, которая есть истинное творчество, не совместима с воображением.

Теперь, когда мы кратко рассмотрели некоторые последствия прародительского грехопадения, можно подвести итог. Мы можем сказать, что теперь во вселенной имеется два вида человека. Один – тот, что ниже своего естества, это человек ветхий, душевный, плотский, внешний. Второй – тот, что вернул свое естество, – человек новый, духовный, внутренний. Эти понятия и сами термины даны нам в учении апостола Павла, они фигурируют как минимум в пяти его посланиях⁷²⁴. Это буквально: человек внешний и внутренний, человек ветхий и новый, человек душевный и духовный, или плотский и духовный.

Ветхий человек, он же плотский, это человек погибели. Ибо живущие по плоти Богу угодить не могут⁷²⁵, – учит апостол. Святые отцы так объясняют: «человек поврежденный называется... ветхим... ибо произошел от Адама», а ветхость – это «готовность распасться, это дырявость»⁷²⁶. Да, признаки порчи человеческого естества – это тление и распад. И это есть признаки того, что обречено погибнуть.

Такого человека еще «называют душевным». Омертвевший духом, «он живет воображением, памятью, чувствами». А всего активней, конечно, телом. То есть живет исключительно душевным организмом и плотью. При этом он даже не подозревает, чем одарен от рождения, не ведает о сокрытой в нем способности к созерцанию Бога в духе, которую мог бы в себе восстановить.

Часто жизнь душевных людей ближе даже не к животной, а к растительной жизни, все содержание которой – это потреблять и выделять, иногда опыляться и плодоносить, а потом увядать. Такой «человек называется еще внешним, в противоположность внутреннему»⁷²⁷, или духовному.

Духовный человек – это обновленный, перерожденный, преобразованный из внешнего во внутреннего: аще и внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется. Человек новый это тот, кто может сказать о себе: живу же не ктому аз, но живет во мне Христос. Ибо тот, кто во Христе, тот нова тварь⁷²⁸.

Человек духовный, по святоотеческому выражению, «рождается от Духа [Святого] и живет высшей частью своей природы – духом». Душевное начало в таком человеке одухотворяется, то есть освящается благодатью Святого Духа и преображается в духовное. По апостолу: Сеется тело душевное, восстает тело духовное⁷²⁹. Таковой может «сообщаться с миром духовным», то есть выходить с ним на связь и вступать в общение с небожителями посредством сердечной молитвы в духе.

Такой человек еще «называется новым, ибо получает новое начало жизни. Он другой, чем был прежде», он стал человеком «внутренним. Грешник есть человек внешний, а возрожденный – внутренний... Внутренний живет духом, а внешний – плотью». «Главная же черта нового человека» та, что в нем, «возрожденном, живет Христос»⁷³⁰.

В учении апостола Павла выделяется очень лаконичная и ясная мысль. Если ветхий наш человек распят со Христом в борьбе со страстями, то при победе во внутреннем подвиге будет упразднено наше тело греховное и мы не будем уже рабами греху. Это достижение начального бесстрастия, это уже спасение души. Потому в вечности, продолжает апостол, нет... осуждения тем, которые не по плоти живут, но по духу во Христе Иисусе, ибо этим они освобождаются от закона греха и смерти⁷³¹. Эта свобода есть, опять-таки, спасение в вечности.

О таких, освобожденных от закона греха и смерти, Спаситель говорит устами апостола Иоанна Богослова, что они уже оправданы прежде Страшного Суда. Таковой, сказано, имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь⁷³². Уже перешел, то есть сейчас, еще живя на земле.

Так поучают отцы Церкви. И мы подытожим.

Чем же, собственно, в результате так плоха, так губительна наша ветхость? Ответ прост: то, что нижеестественно, – не способно к жизни в раю. Или, по апостолу, плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и тление не наследует нетления⁷³³.

Пора сказать о реанимации духа. О возвращении блудного ума. Из того, что случилось с нашими прародителями, совершенно ясно, какова же задача, стоящая перед нами, потомками. Задача-минимум – выйти из состояния нижеестественного и вернуться к нормальному состоянию естества, подобному тому, что имел Адам до грехопадения. Иными словами, нужно той антропологической революции, которая сокрушила Адама, противопоставить со своей стороны контрреволюцию. Нам надо стать борцами за реставрацию свергнутого грехопадением строя души. В этой борьбе за свои законные права, за право владеть собственной душой и состоит основное содержание внутреннего подвига, пути умного делания.

Когда человеку удается эту задачу-минимум выполнить, он достигает начального очищения души от страстей, на аскетическом языке – начального бесстрастия или, проще говоря, спасения души. Это означает, что завершился период деятельной духовной жизни и человек готов к жизни созерцательной. Такой пришедший в естественное состояние бытия человек если покидает этот мир, то уже имеет возможность войти в Царство Небесное.

Это и есть тот второй вид человека, о котором упоминалось в предыдущей беседе, человек обновленный, духовный. Это тот, кто, по апостолу Павлу, имеет ум Христов⁷³⁴. Это избранный среди многих званных, тот, кто сбросил лохмотья ветхости и облачен в одеяния брачные, он готов уже восседать на брачном пиру в Царстве Небесном⁷³⁵.

А пока такой человек остается еще на земле, перед ним раскрывается дальнейшая перспектива, ставится задача-максимум. Она предполагает выход за пределы человеческого естества, достижение состояния вышеестественного, то есть – стяжание обожения.

И вот тут, на пути к обожению, к двум упомянутым видам человеческого существа добавляется третий – человек сверхъестественный.

* * *

Ранее мы говорили о том, что в падшем естестве человека, в нашем естестве, все основные силы души разобщены и направлены к миру тленному, вместо того чтобы, как им положено, сообща устремляться к Богу. А именно: ум, сила духовного организма, попал в плен к рассудку и приник к земле; чувство и воля, силы душевного организма, замкнулись в эгоистичном самоудовлетворении и от этого извратились, будучи поражены греховной страстностью.

Теперь, по слову свт. Афанасия Великого, «грех в естестве человека воздействует уже на всякое вожделение»⁷³⁶. Теперь, в состоянии падшем, наш душевный организм, наши эмоции, ощущения, желания, инстинктивные проявления искажены, оставаясь под властью греховных наклонностей и привязанностей. И из-под этой зависимости человек выйдет только после стяжания бесстрастия. Вот почему организм душевный, в отличие от духовного, получил в аскетике именование страстной части души или, как вариант, неразумной части души.

А что же организм духовный? Как с ним обстоит дело? И вот тут необходимо отметить очень важный момент. Мы подошли вплотную к одному из ключевых положений во всем учении о спасении.

Духовный организм, как мы помним, образуется, собственно, из двух составляющих. Это, во-первых, дух человеческий, наше сущностное ядро, и, во-вторых, это проявление нашей сущности, ее энергия – ум. И вот этот-то духовный организм человека в момент совершения таинства Крещения предочищается Божественной благодатью. Вот где ключ к нашему спасению.

При освящении нашего естества в таинстве Крещения особому воздействию подвергается мыслительная сила (разум), сила, которая, как нам известно, проявляется во взаимодействии двух начал: ума и рассудка. Так вот, частично очищается и преображается прежде всего та часть мыслительной силы, которую составляет ум. Теперь, после Крещения, наше умственное начало и вместе с ним дух наш в некоторой степени обновлены действием благодати Святого Духа, чего нельзя сказать об организме душевном – чувства, воля и душевное рассудочное начало по-прежнему остаются страстной частью души.

Почему такая привилегия именно уму и духу? Вот святоотеческие высказывания: для сил зла «область духа – нечто недоступное, Божественное». Наш дух, как и ум вместе с ним, в грехопадении «не мог много повредиться, потому что он служит связью между Богом и нами. Все же другие части человека слишком испорчены»⁷³⁷. Дух человеческий – «это богоподобный дух, вдунутый в первозданного. Он несокрушимым пребывает и по падении»⁷³⁸.

По учению прп. Исаака Сирина, в нашем уме сохранились после грехопадения «некоторые остатки чистых понятий о Боге». Вот почему «человек способен стремиться к Богу по одному только внутреннему побуждению»⁷³⁹, которое осталось присущим нашему естеству. «Я признаю за истину, – пишет прп. Исаак, – то, что ум наш... может сам собою и не учась возбуждаться к добру... Ибо добро насаждено в [нашей] природе»⁷⁴⁰. Ну а местом для насаждения послужил, естественно, дух наш – вертоград духовный.

Человеческий дух, как вместилище образа Божия, как обитель Духа Святого, изначально был освященным престолом нашего естества. Потому дух и ум, защищенные благодатью, наиболее уцелели в катастрофе грехопадения, остались наименее подвержены порче. По этой причине именно духовно-умственное начало прежде всего и более прочих поддается благодатному преобразованию в таинстве Крещения.

Что же из этого следует? То, что ум наш образует единственную брешь в крепостной стене, в стене той крепости, где томится душа, закованная в кандалы греховной страстности. Эта брешь дает нам единственный шанс для побега из плена страстей. Это значит, что приступить к очищению души возможно, действуя именно через ум. А еще точней – через умное делание.

Понимаем ли мы, что это значит и к каким выводам мы приходим? Вот именно: если бы не предочищение ума, получаемое в Крещении, то человек не имел бы способности к умной молитве. А это означало бы, что нет никакой возможности полностью вырваться из-под гнета страстей.

Посмотрим в этой связи, чему поучает прп. Антоний Великий: «Ум не есть душа, но дар Божий, спасающий душу. Богоугодный ум течет впереди души и советует ей презреть временное, вещественное и тленное, а возлюбить блага вечные, нетленные и невещественные, так чтоб человек, живя в теле, умом предстоял и созерцал небесное и Божественное. Таким образом, ум боголюбивый есть благодетель и спаситель человеческой души»⁷⁴¹.

Что здесь сказано? «Ум не есть душа». То есть ум, как энергия духа, есть организм духовный, а совсем иное дело – душевный организм, страстная часть нашего естества. Дальше сказано: ум есть «дар Божий, спасающий душу». Вот именно: Бог дарует нам предочищение ума в Крещении, благодаря чему, путем умного делания, через умно-сердечную молитву, возможно очистить душу и таким образом спастись.

Далее: «Богоугодный ум течет впереди души». Да, именно с умной молитвы начинаем, посредством трезвения, блюсти помыслы и очищать страстную часть души. В этом смысле ум идет «впереди души». Дальше читаем: «Чтоб человек... умом предстоял и созерцал небесное и Божественное». Здесь говорится о цели: умное делание и очищение ведут к стяжанию дара созерцательной молитвы, к непосредственной встрече в Духе с небожителями и с Богом.

И наконец: «Таким образом, ум... есть... спаситель человеческой души». Ну что тут добавить, этим все сказано. Разве что добавим: спасителем ум стал благодаря нашему Спасителю, даровавшему нам через Свой Крест таинство Крещения.

В этом поучении прп. Антония говорится о том, что, начиная трудиться умом в подвиге умной молитвы, человек пробуждает к жизни свой омертвевший дух. Молитва в духе становится умно-сердечной, молитвой истинной. А молитва в духе и истине⁷⁴² способна очистить душу от страстного состояния и тем самым дать возможность Спасителю спасти ее.

В этом таинстве очищения души человек душевный преобразуется благодатью в духовного. Именно таинственное преобразование, а не просто перемена, имеется здесь в виду. Отметим для себя это.

Вспомним, что рай Адама и Евы был раем земным. Как говорит прп. Иоанн Дамаскин: они жили «телесно в чувственном раю на земле»⁷⁴³, где Господь Бог насадил его⁷⁴⁴. Рай земной был прообразом рая духовного, и Адаму было поручено возделывать рай⁷⁴⁵. Такое делание предполагало преобразование рая земного в духовный через обожение земной природы.

Но после грехопадения все было утрачено: люди лишились земного рая, то есть живого богообщения. И оказались изгнанными в землю уже не райскую, но произрастившую им терния и волчцы⁷⁴⁶. И вот теперь, в последние времена⁷⁴⁷, ценой Вочеловечения и Крестной Жертвы Бога наше человеческое естество, воспринятое Сыном Божиим, исцелено и восстановлено, а точнее говоря, преобразовано.

Наша природа, будучи обоженной во Христе Его Божеством, вознесена на запредельную высоту, как это звучит у прп. Симеона Метафраста: «Преславным Твоим вознесением плотско’е обожи’вый восприятие, и сие десным Отца седением почтый»⁷⁴⁸.

«Снова вкоренен был в людях Дух», и таким образом «природа человеческая преобразована была в прежнее состояние»⁷⁴⁹. Нам возвращена, дана туне⁷⁵⁰, возможность обретения рая, и уже не земного, но сразу духовного, того Царствия Божия, которое потенциально внутрь нас есть⁷⁵¹. Которое обретается в нашем духе, вход в которое отворяется умно-сердечным деланием.

Наш возврат в спасительное естественное состояние начинается после того, как удастся вырвать ум из плена рассудка, когда сумеем вернуть ум на его исконное, законное место в сердце, где он должен воссоединиться с духом. Повторим нашу программную установку, как она звучит из уст патриарха исихазма: «Вытесняй свой ум из рассудка в сердце и удерживай его там»⁷⁵².

Только этот акт позволит нам вступить на магистральный путь, путь умно-сердечного делания. И тогда уже осуществить наше личное преобразование, преображение нашего бытия из плотского в духовное. И тогда уже в полной мере воспользоваться спасительной жертвой Христа.

На этом пути потребуется, с одной стороны, упорный молитвенный труд, с другой – содействие благодати Божией. Если у нас правильное внутреннее намерение, если есть постоянство в усилиях, то этим мы доказываем верность избранному пути, и Господь, видя все это, в угодный Ему момент таинственно соединяет ум человека с духом.

Правильное намерение, сказали мы. Что имеется в виду? Не должно быть самообмана. Желание стяжать молитву должно быть бескорыстным. Если человек бьется за молитву ради любви к молитве, если его поиски, ревность и усилия вызваны жаждой истины и он сердцем рвется ко Христу, тогда намерение его чисто.

Но могут в глубине души прятаться потаенные мотивы. Например, через стяжание молитвы самоутвердиться, ощутить собственную значимость, свое достоинство, почувствовать себя подвижником. Это гордыня. Можно втайне желать, чтобы обо мне сложилось представление как о молитвеннике. Это тщеславие в грубом виде. Может затаиться самонадеянность, когда, понимая важность собственных усилий, забываем о законе Духа: без Мене не можете творити ничесоже⁷⁵³. И так далее.

Если нечто подобное присутствует и движет нами, то благодать Божия не приблизится. А усердие наше, когда оно безблагодатно, может обратиться нам же во вред. Тогда чем более усердствуем, тем глубже заходим в самообман. При таких ложных мотивах молитва, не поддержанная благодатью, не может не исказиться. А если мы это искаженное психофизическое упражнение будем принимать за настоящую молитву, то будем сами себя обманывать. Это не безобидный самообман, это прельщение.

Итак, прослеживаем дальше процесс восстановления человеческого естества, преодоления ветхости. Нам надо ясно представлять себе задачу-минимум, которую мы призваны решить.

Человек старательно занимается Иисусовой молитвой, на своем, доступном ему, словесном уровне занимается терпеливо, не один год. Занимается, что самое главное, вдохновенно. То есть не формально, не равнодушно, не просто по привычке или обязанности, по заведенному правилу, а искренне, живо тянется душой к Господу.

Если он все делает правильно, в том числе удерживает внимание в верхней части груди над сердцем или прямо в сердечном месте⁷⁵⁴, то у человека могут случаться отдельные моменты соединения ума с сердцем. И это несмотря на наше еще далеко не очищенное сердце, на еще далеко не бесстрастную душу.

Такие моменты – это маленькие подарки благодати, которыми Господь утешает и подкрепляет тех, кто старается правильно подвизаться. Господь таким образом как бы по головке гладит, чтобы воодушевить, поддержать Своего ученика. И в то же время такие моменты являются знаком, это сигнал нам, намек на то, что мы на верном пути. И что мы на самом деле движемся, а не стоим на месте, как нам самим может казаться.

Такие моменты – это краткие эпизоды. Они появляются и исчезают. Удержать их или вызвать по собственному желанию мы не способны, поскольку все это полностью во власти Святого Духа. И только у тех, кто обретает дар благодатной молитвы, эти состояния соединения ума с духом-сердцем могут уже не прерываться. Но это, как правило, наступает при достижении благодатного, созерцательного периода, после стяжания начального бесстрастия.

Это как правило. А случаются исключения, когда еще в деятельный период, даже в самом начале пути, даже, бывает, в весьма юном возрасте Бог дарует отдельным избранникам благодатную молитву. Всем известны примеры таких подвижников нашего времени, как преподобные отцы Силуан Афонский, Порфирий Кавсокаливит, Иосиф Исихаст. Так же и во все иные времена Господь находит, кого избрать, кому вручить свои дары. Но это именно исключения. Нас же интересуют люди обычные, такие, как мы, и ситуации закономерные, а не исключительные. Прп. Исаак Сирин по этому поводу говорит: «Исключительные случаи, [происходящие] по особенному смотрению Божию, не должны иметь никакого влияния на общее правило для всех»⁷⁵⁵.

Так вот, когда в деятельный период с нами, простыми, но добросовестными и усердными молитвенниками, случаются такие неожиданные моменты кратковременного соединения ума с сердцем, нам надо понимать, что происходит. Так как моменты эти чрезвычайно важные. А происходить это может с каждым из нас, кто на практике стал искателем умно-сердечной молитвы. Хотя не всегда мы способны, по неопытности, эти моменты в себе распознать.

Когда ум соединяется с сердцем, то происходит слияние ума с нашим духом. А это значит, что ум в этот момент становится одухотворенным. К нему в этот миг возвращается свойство духовности, а вместе с ним созерцательная способность. Та самая способность богообщения, утраченная в раю. Вновь, хоть в какой-то мере, пусть и в микроскопической, но мы приобщаемся естественному состоянию нашего духовного организма.

Пока ум в молитве соединен с духом, он все более, все глубже одухотворяется. Как это понимать? Так, что ум через дух, через духовное наше сердце входит в прямую связь с духовным миром. А до этого, при молитве словесной, он такой возможности не имел. Теперь молитва приобретает духовное измерение.

И вот, через такую молитву ум, дух и сердце начинают непосредственно, впрямую напитываться благодатью Святого Духа. Благодатью очищающей и оживотворяющей. Вспомним: Рожденное от Духа дух есть⁷⁵⁶. Вот это, порожденное прикосновением Духа Святого, состояние ума и сердца и будет состоянием одухотворенным. Которое, по мере пребывания в нем, углубляется.

Пока ум слит с духом и молчит, не расхищаемый помыслами, пока он молитвенно обращен к Богу, благодать Божия может непосредственно воздействовать на наше духовное сердце. Будем помнить, что эти минуты необычайно драгоценны. Благодаря этим моментам умно-сердечного соединения наш дух начинает пробуждаться от смертной спячки. Он постепенно приходит в себя, оживает. Отсюда начинается его возрождение.

Со временем, с опытом, когда появляется навык умно-сердечной деятельной молитвы, человек, упражняясь в умном делании, все более приручает свой ум и приучает его держаться сердца. Умственная энергия все теснее сливается, сплавляется с духом. А Божественная благодать всячески содействует этому процессу. Если человек устоит на этом пути, то его духовное развитие пойдет следующим образом.

По мере того как соединение ума с сердцем в умно-сердечной молитве все более входит в навык, а затем вообще становится нормой, ум обретает свое исконное, законное положение, к нему возвращается власть над прочими силами души. Ум становится снова владыкой.

В чем это выражается? Как полноправный хозяин, ум захватывает силы душевного организма – чувство и волю – и овладевает ими. При этом, как мы помним, ум, за счет соединения с духом, стал одухотворенным. Поэтому когда такой ум, пронизанный духом, овладевает силами души, то через себя он приобщает к духу и эти силы – и чувства, и волю. В результате силы душевного организма также одухотворяются.

Такие внутренние преобразования не могут не сказаться на человеке в целом. Человек теперь уже качественно иначе проявляется, действует. Его чувства и изволения из душевных преобразуются в духовные. Другим становится человек – обновленным. Об этом говорит апостол Павел: прежде душевное, потом же духовное; прежде – как младенцы во Христе, потом же – имеющие ум Христов ⁷⁵⁷.

В течение описанного процесса идет переплавка страстной части души. Человек приближается к состоянию начального бесстрастия. Происходит, по выражению свт. Григория Паламы, «перенаправленность страстной энергии от зла к добру». По его учению, страстные силы души в процессе сердечно-духовного опыта преображаются и освящаются.

В этом назначение исихастского метода. В этом основной смысл и сама цель внутреннего подвига. Через воссоединение ума с духом в сердце внутренний подвиг ведет к постепенному очищению души до степени начального бесстрастия, чем и завершается деятельный период. Затем, уже в созерцательный период, подвиг поведет далее, к состоянию совершенства, или полного бесстрастия, и, наконец, к наивысшему состоянию бытия, доступному человеку, к обожению⁷⁵⁸.

Но вернемся на уровень сердечной молитвы. В результате умно-сердечной духовной деятельности человек восстанавливает свое естество. Теперь все три силы души объяты духом. Связанные этой силой, направляемые владыкой-умом, они теперь в едином одухотворенном движении устремляются непосредственно к Богу-Духу. Теперь становится возможным для человека и реальное богосозерцание, и непосредственное богообщение. Отсюда начинается созерцательный период духовной жизни.

Интересно, как сказывается такая одухотворенность человека на его отношениях с окружающими. Определенно можно сказать, что, встречаясь с людьми, созерцатель-подвижник взаимодействует с ними чисто духовно, бесстрастно. Во-первых, он способен видеть людей, как говорится, насквозь. Поскольку взгляд его не искажен собственными пристрастиями, окружающий мир открывается ему в истинном свете. Во-вторых, такой человек, очищенный и просвещенный созерцанием, может эффективно воздействовать на людей, влиять на них духовно.

А говоря точнее, Господь может через созерцателя подействовать на других с наибольшим успехом. Ведь человек духовный пребывает в духе, например какой-нибудь старец. Потому и Дух Божий через духовную личность может Своей благодатью подействовать на людей плотских, душевных. Например, вразумить их на нечто душеспасительное или же исцелить от недуга. Сами же люди плотско-душевные, без такого старца посредника, привлечь на себя в такой мере воздействие благодати Божией просто-напросто не способны.

Из краткого очерка мы могли видеть, как происходит восстановление человеческого естества в результате умного делания, под воздействием деятельной умно-сердечной молитвы, молитвы истинной. Теперь, когда все силы души едины в духе, когда достигнута целостность естества, возможным становится всецелое исполнение воли Божией, исполнение Его высшей заповеди: возлюби Господа Бога твоего... всею крепостию твоею⁷⁵⁹.

Теперь человек способен всею крепостию, то есть единством всех своих сил, устремиться в молитве к Богу. Как и сказано: «Молитва преуспевших в ней произносится из всего существа». Эти слова свт. Игнатия Кавказского выражают основополагающую идею всех прежде бывших до него святых отцов в отношении истинной молитвы. В другой раз святитель поясняет, что значит молиться «из всего существа». Он призывает нас: «Уничтожь в себе всякое разделение: да будет весь человек соединен воедино и всецело устремлен к Богу»⁷⁶⁰.

Посмотрим внимательней на первую из всех и наибольшую заповедь в законе⁷⁶¹, в Законе и Ветхом и Новом, которая так звучит: Возлю’биши Господа Бога твоего от всего сердца твоего, и от всея души твоея’, и всею крепостию твоею, и всем помышлением твоим⁷⁶². Нам здесь указано целых четыре уровня внутреннего единения. Попробуем разобраться.

Первый уровень. Нам заповедано Бога возлюбить от всего сердца. Сердце – это ум и дух, организм духовный. Пока ум в слиянии с духом не устремится к Богу, о любви к Богу – любви духовной, истинной – и говорить не приходится. Но этим не ограничивается наивысшее повеление. Потому что этого мало.

Второй уровень. Не только от всего сердца, но, как в продолжение сказано: возлюбить нужно от всея души. Поясняется, что не только духовным, но и душевным своим организмом, чувством и волей, должны мы в любви устремиться к Богу. Но и этого недостаточно.

Третий уровень. Далее велено возлюбить Бога всею крепостию. Или, как во Второзаконии это место звучит, от всея силы. Вся крепость – это, как сказано, и есть все силы наши. Это третье напоминание не что иное, как указание: к уже упомянутым сердцу (то есть уму и духу), к душевным силам (то есть чувству и воле) присоединить еще и телесные силы нашего естества. Но и это не все.

Упомянут еще один, четвертый уровень единения: возлюби и всем помышлением твоим. Или, как в синодальном переводе, всем твоим разумением. Ясно, что помышления, то есть помыслы, – это действие рассуждающей части разума, или, иначе, рассудка. Понятие разумение указывает нам также на разум как на совокупность ума и рассудка. Сказанное означает, что к уже ранее упоминавшемуся уму добавляется и рассудок, что не забыт наш ментальный орган, одно из богообразных начал нашего естества.

Вот теперь, если все начала на всех уровнях будут приведены к единству, то тогда вся крепость наша, вся сумма энергий нашего существа, вся полнота бытия нашего – то есть весь человек – способен всем своим естеством устремиться в молитве к Богу. Что и есть подлинное проявление любви к Богу. Это и означает, по свт. Игнатию, «уничтожить в себе всякое разделение», когда «весь человек соединен воедино и всецело устремлен к Богу». Устремлен в молитве, которая «произносится из всего существа»⁷⁶³.

Только целостный человек способен в своем целомудрии истинно, по заповеди, возлюбить. Только такой человек способен так же истинно и молиться, то есть в подлинном смысле слова богообщаться.

Состояние бытия, при котором вся крепость души, все силы ее устремлены в духе к Богу, полностью богоугодно. Тогда в подвижнике зарождается подлинно духовная, поистине богозданная жизнь. Рожденное от Духа дух есть, – говорит Спаситель. – И подобает вам родитися свыше⁷⁶⁴.

Созерцатель теперь в самом деле новорожден. Воплотилось то, что было зачато при его Крещении. Произошло то, о чем сказано: «Божественная Благодать, полученная нами во святом Крещении и в божественных таинствах, обратится из потенциальной энергии в действующую и освободит нас от ветхого человека»⁷⁶⁵. Подвижник вернулся к естественному изначальному состоянию человека Адама. К состоянию, в котором человек был сотворен Богом.

И, наконец, добавим последнее. Дар богообщения в духе, который обретается в подвиге сердечной молитвы, это не только земное приобретение. Вспомним, что обещает Спаситель: Мариа же благую часть избра, яже не отимется от нея⁷⁶⁶. Дар этот неотъемлем.

Вот что говорит свт. Игнатий: «Стяжав это усвоение здесь, мы возьмем его с собою туда. Там оно послужит для нас залогом, причиною получения вечных, неизреченных благ... Вечное блаженство духовно, Божественно. Тот только может наследовать это блаженство... кто предварительно [то есть здесь, на земле] вступил в святое общение с Богом»⁷⁶⁷.

Святитель в этой мысли, конечно, не одинок. Найдем множество размышлений святых, уверяющих в том, насколько земная мера духовной зрелости человека определяет образ вечной жизни его души. Если собрать высказывания одного только прп. Симеона Нового Богослова на эту тему, то из них можно, пожалуй, составить целую книгу.