Людмила Поргина: Однажды я увидела, просто почувствовал этого Бога. Я выбежала маленькая за ворота дачи, и там оказалось огромное поле, лес, и вдруг ветер, знаете, и пшеницы заколосилась, васильки и ромашки, облака поплыли… А там где-то лес колышется… И думаю: кто же такую красоту – это же Бог-то создал эту красоту, Бог! Я стою и слышу: «Люда!..» – это бабушка меня ищет, а я как зачарованная, смотрю: вот Господь Бог, вот она, природа – это Господь Бог все.
В.: Разве могла она подумать тогда, маленькая девочка, что Господь приготовил для нее особый путь? В день, когда с ее мужем Николаем Караченцовым произошла авария, Людмиле Поргиной пришлось навсегда оставить карьеру и стать мужу, няней, врачом, сиделкой. Сегодня ровно год, как его не стало – актера, Человека с большой буквы.
… Все выложили для него, осветили, даже покрытие сделали – не для машин, а для того, что если идет метель или дождь, он мог бы ходить. То есть мы работали постоянно, никаких послаблений.
Жесткая дисциплина, никаких послаблений. Ежедневные прогулки два раза в день, несмотря на непогоду – с такой супругой не забалуешь. Людмила Поргина сейчас может смело сказать: она сделала все возможное и невозможное, чтобы поднять мужа на ноги.
– Два километра утром, два километра вечером, еще час гимнастика, логопедические упражнения, чтение и решение кроссвордов для работы мозга.
– Целый комплекс.
– Да…
Этот японский садик был любимым у Николая Петровича: рододендрон, метельчатая гортензия, японская айва. Николай Караченцов всегда был любителем прекрасного. Сад успокаивал и был передышкой в ежедневной прогулке. За этот год здесь почти ничего не изменилось. За японским садом и любимыми березами Николая Петровича все также заботливо смотрит садовник, только тую и клен возле его скамейки пришлось вырубить: они засохли сразу после его смерти.
Здесь всегда солнце приходит первым, и сюда и заходит так солнце, оно так вот проходит вот сюда. То есть гуляли и сразу садились. Мы здесь читали с кошками и собаками, со всеми
Домашние питомцы свое сиротство ощутили в первый же день, когда не стало их хозяина.
Когда Коля умер, они не приходили домой три дня. Они вот здесь носились, орали, кричали, а собака просто стояла и выла. Потом я приехала после похорон и они мне сказали: мы все знаем. Смотрят на меня: мы все знаем. И они легли на его место все – мол, давай ложись, мы согрели, ты не одна. Так что они у меня любимые от того, что они еще были, на коленках у Коли сидели. А он ходил здесь, вот по всей территории гулял, когда уже слабенький совсем стал, и они ходили все за ним: собака и потом эти коты.
То есть вот такая делегация.
Да. Демонстрация такая у нас, прогулка такая шла. Они очень привязаны были к нему, и они же пришли, когда он уже был больной, и они сразу все это прочли, и вот особенно Циля сразу поняла, что это больной человек. Что есть здоровый, которого надо слушаться, а этого надо охранять. Вот они его охраняли.
В доме, в котором Николай Петрович прожил последние годы после комы, все на своих местах, что и при жизни: любимые фото, портреты, иконы. Трещины, что были на алтарных образах, сейчас после реставрации почти незаметны. Они разбились одновременно в день его аварии, хотя висели прочно и прежде никогда не падали.
Мне было это странно, что когда я однажды пришла домой после спектакля, они лежат на полу, две иконы. Я говорю: ну ладно, понятно, Казанская Божия матерь – мама умирает, и как бы вот, пожалуйста, это мне предостережение, а почему и Спаситель-то упал? А это, оказывается, был Коленька, который разбился через час пятнадцать. И потом мой друг, актер Театра Образцова Юрочка Калинников, восстановил эти иконы, видите. Он вообще и скрипки делал сам, и вот он восстановил мне Казанскую эту – очень красивая она, и вот Спаситель, и они тут у меня висят, со мной.
Рацион – теперь уже вдовы, с уходом супруга почти не изменился. Коленька, как ласково называла мужа Людмила Поргина, очень любил сладенькое. Когда не мог глотать, все просил шоколадные йогурты.
– Рыбу и овощи – ну скажите, что я ем, потому что мы все же это взбивали. И поэтому сначала положим ему кусок мяса, овощи, а потом он говорит: «Красиво, красиво!» – и мы вперед с песней, сразу быстренько это взбить.
– Но надо было сначала показать…
– Да, чтобы он какое-то удовольствие получал.
Она 45 лет была его супругой, это были, по ее признанию, 45 лет счастья. Несмотря на огромную утрату, в этом доме не чувствуешь тоски, одиночества и смерти, везде чувствуется его присутствие, Бога, и любви.
Это самое дорогое для нее фото с венчания, на нем настоял сам Николай Караченцов спустя 30 лет после регистрации брака. Хотя долгие годы относился к нему скептически, но после комы резко изменил решение.
Вы говорите вот «в поисках Бога» – да ведь Колечка со мной не венчался, прожив 30 лет, я его уговаривала повенчаться. Дети наши, когда расписались, тут же повенчались – это было моё условие как православного человека, чтобы их брак был освящен Богом. И только после того, как он побывал в коме, его душа полетала, тело лежало в реанимации, а душа полетала, я привозила и монахов, и священников, чтобы они молебны служили, кресты привозила из Сергиевой Лавры, мы постоянно молились, я всегда читала Псалтирь, молитвослов, я все время ему читала, читала, читала… Я не знаю, что произошло, но когда он вышел из комы, первое, что он написал это было: «надо срочно венчаться».
Когда Николай Караченцов просил жену о венчании, он был абсолютно беспомощнее, не мог ни ходить, ни говорить, ни даже глотать. Единственное, что работало – правая рука.
А когда мы вышли из комы, первое, что он написал: «надо венчаться». И я говорю: «А как венчаться? Как венчаться, когда у тебя только одна рука работает, здесь трубки, ты даже не стоишь, не сидишь?» А он написал: «когда встану». Вот когда встал через шесть месяцев, когда он стоял, но пошатываясь, стоял, а я его держала за руку, я ему говорю: «Сядь на стул». Он сказал: «Нет, перед Богом тебя в жены беру и буду стоять перед Богом», понимаете. И он так плакал, так плакал, когда шел на венчание, потому что сказал, что наверное, я к этому должен был прийти через муки, чтобы понять, что есть Бог, и поэтому я у Него прошу прощения за все эти прожитые годы без моей любви к Нему.
Что стало причиной такой резкой смены решения? Почему актер, который ранее не был сильно верующим человеком, вдруг сам настоял на Таинстве Венчания? Людмила Поргина уверена: он истинно, по-настоящему уверовал в Бога. Когда смог говорить после комы, сделал признание жене.
Я привезла его сначала на дачу, мы его везли с двумя медбратьями, с двумя большими сумками лекарств. Мы приехали сюда, он вышел из машины, посмотрел: летают бабочки птички. Вошел в дом и пишет: «А где моя мама, где бабушка, где мои друзья?» Я говорю: «Мама, бабушка умерли давным-давно, Коленька!» Он пишет: «Когда начну говорить, тебе все расскажу». В раю была и мама, и бабушка, и его друзья, которые уже ушли из этой жизни, и были эти птички, и были бабочки, и были цветочки, понимаете, всякое такое. Потом дальше он мне рассказал, как прилетели два ангела, как его взяли, как он лежал там в машине – труп его лежит окровавленный; как они полетели, как показали и ад, и рай, и все показали; и где он видел мамочку молодую, красивую, папочку – всех увидел, все это. И как слышал всё время мой голос, когда я говорил ему: «Я не могу жить без тебя, возвращайся, возвращайся!» Как ты читаешь молитвы – я все слышал, я все слышал, я все видел – тебя, каждую секунду.
После комы Николая Караченцова жизнь супругов полностью изменилась. Не только в том смысле, что на Людмилу Поргину легла именно вся тяжесть по уходу за больным человеком. Изменилась духовная жизнь: теперь уже не она, а он настаивал, чтобы скорее ехать в храм, он торопил жену читать Евангелие и молиться.
И потом наша жизнь превратилась в такое: «Аллилуйя!» – это я должна прочитать ему молитвы утром. Вечером: «Ну, давай, Колечка, давай спать». Он: «Аллилуйя!» – молитва на вечер. Потом: «Поехали!» – «Куда?» – «В церковь поехали!» И вот знаете, вот это состояние его, когда он перед алтарем, я посажу в колясочку, или там стульчик ему дам, и вот это его состояние – по-моему, у меня было такое ощущение, что он больше чувствует Бога, чем я.
Ни для кого не секрет, какие испытания легли на плечи этой женщины в последние годы. Если перечислить все, что она сделала для своего мужа, не хватит пальцев рук. Но самое главное – это ее духовная стойкость в самые тяжелые моменты их семейной жизни. Инвалидность Николая Караченцова, знаменитого и любимого публикой актера, приняли далеко не все коллеги по цеху.
Все издевались, звонили и говорили: «Он же как символ – пускай сидит дома». Я говорю: «Почему вы думаете, что инвалид не человек? Он тоже хочет жить насыщенной жизнью, если он, творец, не может творить, то он хотя бы должен быть сотворцом, то есть видеть работы своих друзей!». Так вот, когда они меня все упрекали, вы знаете, мне даже смешно это было. Коля одному журналисту, когда тот сказал ему: «Сиди дома, инвалид!» – сказал: «Я инвалид физический, а ты – духовный». И тот понял, что он имел в виду, потому что нельзя представить себе мир без болезней. Он, к сожалению, с болезнями, со смертями, с тяжелыми осложнениями… Сколько детей-инвалидов рождается – мы же не можем их, как спартанцы за ногу, и выбросить за как бы стены города, – мы, спартанцы, только здоровые, а этих мы уничтожаем. Это грех большущий совершенно. Поэтому у всех своя жизнь, у всех свое предназначение.
Но больше было тех, кто поддержали в немощи любимого актера. Кто-то морально, кто-то деньгами. Для восстановления утраченного здоровья Николаю Караченцову постоянно требовалась дорогостоящая реабилитация. Людмила Поргина хорошо помнит, как по молитвам этой редкой алтарной иконе однажды случилось чудо.
Я, предположим, знаю точно, какой. Я сидела, мне нужно было срочно ехать в Китай. Мне позвонили что лечение увеличилось на 20 или 30 тысяч долларов, у меня уже не было возможности нигде достать, мне завтра надо бы улетать – билеты у нас есть. И я вот стала перед ней: «Господи, Пресвятая Богородица, ну помоги, ну помоги, пожалуйста!» И звонок. «Простите, пожалуйста, я прочел, что вы едете в Китай, что там сумма нужна вам какая– то…» Я говорю: «А кто вы?» – «Я просто поклонник Николая Петровича я могу приехать сейчас, какая вам сумма нужна?» – «Приезжайте»– «Ну какая сумма, почему вы молчите?» Я говорю: «Я плачу от счастья, что пришла помощь вот такая сразу, моментально…»
Он был надеждой и для миллионов инвалидов, они неустанно его благодарили за то, что борется, за то, что не сдается.
И он своим примером как бы давал многим инвалидам. Меня поразило однажды: мы в Королёве пошли смотреть фильм в кинотеатр, и подъехал автобус. Оказывается, они все колясочники, их вытаскивали, и вдруг они закричали: «Караченцов, спасибо за нас, спасибо за нас!» И он подходил, всех целовал, гладил их по голове: как бы я с вами, я такой же, как вы, и я тоже буду жить, и мы будем бороться, понимаете… И они со слезами на глазах залезли в автобус и поехали в другой город. Вот эта девочка, с которой мы подружились, которая была рождена инвалидом детства – она даже сидеть не могла, она носом печатала по клавишам интернета. Мы ее привезли из Орла, мы ее привезли к нам в дом, мы ее привезли в театр – она даже ни в цирке, ни в театре сидеть не могла долго, ее надо класть. Мы положили ее в неврологическое отделение. Этот ребенок-инвалид, который даже не понятно, что говорит, она прожила тяжеленную жизнь, и она нам говорила: «Они даже не знают, что один день жизни для меня – это как глоток свободы, они не понимают цены моей жизни» И также и Коля, он говорил: «Они не знают, что я делаю, чтобы жить рядом с тобой чтобы увидеть своих внуков рождение, чтоб видеть как ты идешь гордо, везешь меня в коляске, идешь гордо, понимаете, и говоришь всем: да, он самый любимый для меня человек, и я никому не дам ему его обидеть!» Я говорила: «Я их растерзаю на части!» – «Не надо крови, и так много». И эта девочка говорила, она прожила 39 лет. Когда умер Коля, она умерла через месяц. Он тоже для нее был флаг, понимаете? Флаг, что он живет, и сопротивляться она тоже может.
Он не выдержал лишь однажды, когда вернулся в этот дом после аварии. Врачи предупредили: большинство таких больных заканчивают жизнь самоубийством, так и не сумев принять новую жизнь, самих себя с инвалидностью.
А потом мы повезли его домой, с двумя медбратьями. Он вошел в дом. Началась такая истерика! Он видел свои портреты, фото, он стал биться головой об стенку, и мы его закололи, как зверя, реланиумом, и потащили на матрасе на кровать, и он спал целый день. Мы поняли, что ему еще рановато ехать домой. Но потом, когда мы наконец приехали домой, он уже говорил, он сказал: «Сделай мне мой путь в кабинете» – «В каком смысле?»– «Ну, мой творческий путь». Я нашла все фотографии фильмов, спектаклей, портреты из спектаклей, и графа Резанова настоящий портрет, и все это повесила. И он тогда заходил и говорит: «Я один в кабинете». Он садился и как бы просматривал свой жизненный путь.
Трудно представить, что пришлось тогда пережить этой женщине, но Людмила Поргина приняла все испытания со смирением, как истинная христианка.
И я это ощущаю, как правильно говорил Коля, предназначение. У каждого человека есть свое предназначение. Мы думаем, что мы рождены, чтобы быть счастливыми, богатыми, отдыхать, летать куда-то, получать какие-то большие подарки и впечатления… А на самом деле у нас совершенно другое, наверное, предназначение. Действительно, любить ближнего и служить ему, и служить Богу и ближнему. Понимаете, и это хорошо, что еще как бы не перейдя границу жизни, здесь на земле, ты вдруг понимаешь, для чего тебя вообще Господь послал на эту землю. Поэтому я смиряюсь и принимаю страдания вот эти, что я потеряла свою любимого, и только там, где-то, я с ним встречусь – я смиряюсь, отношусь к этому как к испытанию, очередному испытанию.
Она любит гулять по дорожкам, где еще год назад ходил ее Коля. Следующим летом садовник здесь снова высадит его любимые лилии. Людмиле Поргиной здесь дорог каждый сантиметр. Можно было бы давно переехать к детям в город, но не может – здесь без нее не смогут домашние питомцы, это ее природа: жить, не жалея себя, отдавание любви ко всему живому.
… Какой-то немножко сухой корм, потому что там витамины для него, для маленького. И два раза курица, и два раза вот этот мокрый корм – или ягненок, или говядина. Он еще не кастрирован, я даю ему лосося.
Ей чуждо одиночество. Разве может быть одиноким человек, когда вокруг столько тех, кому нужна твоя помощь?
Одиночество – это неправильное ощущение, мы не можем быть одинокими. Это значит, мы сами не идем людям навстречу. Я тоже еду к своим внукам, прижимаюсь к ним, целую обнимаю, смотрю в их глаза. Всегда ты востребован другими людьми, для кого-то ты просто необходим. Просто выйди только к людям, на людей посмотри, помоги им. Поэтому я, может, иногда выгляжу, мне кажется, как городской сумасшедший, но когда я захожу в магазин, вижу продавцов, то всегда «Здравствуй, красавица! (так всегда говорил Коля) Как дела, как живете?» Я знаю, какие у них невзгоды. Я иду, и если по улице какой-то ребенок, я поглажу. У меня есть потребность кому-то что-то отдать, свое тепло, как у Коли была потребность поглядеть людям в глаза. Он очень любил слушать людей, смотреть на них. Он очень любил старушек, он обожал совершенно, придя на рынок, смотреть на их ручки – знаете, заскорузлые, там землица какая-то они там что-то выращивают: «Ну, купи, сынок, петрушечки-то!» Мы когда ездили с ним в Углич, в монастырь, он всегда останавливался в деревнях и наблюдал за лицами: «Ты посмотри, какое лицо! Да, морщинистое, да, пожилая старушка – как она светится! Посмотри, как их светятся лица! Она не герой Советского Союза, не народная артистка, а смотри, какое интересное лицо, сколько тепла и доброты!» Это его внимание как актера, к личности, к человеку вокруг.
Она живет в ожидании встречи. Знает? Когда-нибудь она обязательно случится. С тех пор, как ее Коля впустил в свое сердце Господа, она за это совершенно спокойна. Ее молитвы о нем были не напрасны.
И я говорю: «Я жду встречи. У меня сама главная встреча впереди, но Бог подарил столько счастья на этой земле, поэтому я только жду встречу там». И честно хочу сказать: я иногда ощущаю вдруг вот это, то блаженство, о котором Коля говорил, что его блаженство в раю, как будто тебя ангелы крыльями накрывают, или как будто Бог тебя согревает чем-то. Я это иногда ощущаю или во сне, или где-то на улице. И когда кто-то вот так: «Где доказательство Бога?» – Я говорю: «Да вы только прислушайтесь, вы только присмотритесь, и вы увидите миллион доказательств существования Бога на этой земле и какая забота о вас!»
Он уходил с улыбкой на лице, успев покаяться и причастившись Святых Христовых Тайн.
Он сам как будто светился. Мы его посадили, хотя он и сидеть не мог, но мы посадили, потому что уже сил не было никаких, и он все равно как бы улыбался, потому что знал, что он уходит к Богу, что Он не бросит его. Я была тоже совершенно спокойна тогда, когда он умер. И он такой лежал, как борец – боролся за каждую секунду жизни, боролся еще минуту жизни тут. И он такой красивый был, когда мы его уже и отпевали и так далее. Мне казалось, что вот он шел-шел-шел, и пришел, и так Его полюбил, как многие даже не могут полюбить мать и отца своего. Значит, Господь Бог показал ему путь, понимаете. И когда он уходил, он тоже сказал такие слова: «Не надо плакать, я ухожу в жизнь лучшую, где блаженство, где слезы текут от счастья, потому что рядом Бог, ангелы, и такой покой…» Он же там уже был, в раю, ему и ад, и рай показали. У него были такие смешные слова очень: «Ты знаешь, а в аду не очень много-то народу…»
Памятник актеру театра и кино, народному артисту СССР Николаю Караченцову откроют завтра, 27 октября, на Троекуровском кладбище. Скульптуру долго и тщательно выбирала его супруга, Людмила Поргина. В основу изображение лег любимый отрывок актера из «Юноны и Авось».
Комментировать