I. Александр Петрович Голубцов

20.11.1860 – 04/17.07.1911

Профессор Московской Духовной Академии

Среди тридцати профессоров и преподавателей Московской Духовной Академии в начале ХХ–го века особым уважением и авторитетом пользовался профессор Церковной Археологии и Литургики, активный член корпорации и академического Правления в свои последние годы Александр Петрович Голубцов, человек редких душевных качеств – по отзыву его знавших.

Автор надеется, что читатель получит верное представление² об одном не только маститом профессоре и беззаветном труженике в области церковной науки в старой дореволюционной Академии, но и честном, добросовестном человеке, носителе высоких нравственных и научных принципов, заложенных и развитых в Академии Александром Васильевичем Горским, Петром Делицыным, Сергеем Константиновичем Смирновым, Василием Осиповичем Ключевским и другими выдающимися ее учеными.

Он был сыном бедного сельского священника Ильинского погоста на речке Шаче³, что в Шарике в Галичском уезде Костромской губернии. – Петра Александровича Голубцова [Б1]⁴ и его супруги Анны Елисеевны.

О. Петр родился, видимо, в 1832 г. (т.к. когда он поступил в семинарию в 1850 году, ему было 18 лет), в семье священника Александра Петровича Голубцова, служившего в церкви села Успенье Нейское, что, очевидно, адекватно выражению, встречающемуся в архивных документах: «Соликамского духовного правления, Кологривского уезда села Нейского Успенской церкви».

В свою очередь, выпускник Костромской семинарии 1826 года, занявший в списке самое последнее 56–е место (Петр в 1856 году занял все же 31–е место), Ал–др Петр. Голубцов [А1] в «списке учеников Высшего отделения семинарии, обучающихся по классу греческого языка», значился как «прилежания малого, успехов недостаточных». До семинарии он 4 года обучался в Солигаличском уездном духовном училище, куда поступил в июле 1816 года на свое содержание, а до этого он, видимо, один год обучался в приходском училище, куда поступил в 1815 году 31 мая. В 1816 году ему было 13 лет, следовательно он 1803 года рождения (а, м.б., 1802). Он значился сыном диакона села Нейского⁵ Успенской церкви Петра Георгиева [А2];

В списках священнослужителей Солигаличского духовного правления за 1813 год в этой церкви значится только один диакон по имени Петр – Петр Егоров 38 лет, а в списках за 1821 и 1822 гг. – еще и Петр Гаврилов, т.е. было даже два дьякона. Стало быть прадедом профессора А–дра П. Голубцова был диакон церкви Успения Нейского Петр Георгиев (он же Егоров?), вероятно, 1775 года рождения. Но носил ли он фамилию «Голубцов»? Если носил, то почему она не упомянута? – Может быть, потому, что сослуживцы хорошо знали его отца, Георгия, и величали его этим именем и внесли отчество вместо фамилии в клировую ведомость, запамятовав его фамилию, и она проявилась, лишь когда он сам оформлял своего сына в приходское училище.

Либо он, действительно, не имел фамилии, и тогда при оформлении сына записал его «Голубцовым», м.б., потому, что происходил из деревни Толубцово»⁶ (или из д. «Голубцы»?)⁷, т.к. сомнительно, чтобы в приходском училище сами «переименовали» мальчика. Конечно, «Егоровых» могло быть несколько.

Низкая успеваемость в семинарии первого Голубцова, большая – второго (Петра Ал–дровича) и отличная третьего, как бы говорят о нарастающем интеллектуальном росте поколений Голубцовых, и о вероятном происхождении первого из них от малограмотного диакона Петра Георгиева, чей отец Георгий, возможно, был только псаломщик. К сожалению, в брошюре «150–летие Костромской Духовной семинарии, 1747–1897 гг.», (Кострома, 1897 г.), списки выпускников даны лишь с 1814 года; пожар, случившийся в гор. архиве в 1982(?) году, уничтожил или повредил документы первой половины прошлого века и более древние. Поэтому разыскивать семейные корни трудно. И поэтому нет сведений и о времени смерти Петра Георгиева [А2], нет перечня всех детей Ал–дра Петровича [А1], а семья его «была очень многочисленная и состояла почти исключительно из сыновей»⁸.

Из его детей известны имена только 4–х: Петра, Александра, Николая и Геннадия. Судя по архивным документам, помимо Петра в семинарии учились и Николай, и Александр, а именно:

Николай [БЗ] в возрасте 11лет 1 сент. 1847 года поступил в Галичское уездное дух. училище, а в 1852 г. в семинарию. Закончил 20–м в 1858 г.

Александр [Б2] в 10 лет поступил в Галичское приходское училище 1 сент. 1849 г., а в 1851 г. переведен в уездное духовное училище. Он стал учиться в семинарии в 1856 году (когда его старший брат Петр ее закончил), а ее закончил в 1862 году.

Какова судьба этих двух братьев – Николая и Александра и их потомства – ничего неизвестно.

Геннадий [Б4] был священником в Успенье Нейском, возможно, уже по смерти своего многодетного отца. Он, вероятно, был самым младшим ребенком, «почти ровесником» своему племяннику проф. А.П. Голубцову [В2]. Год его рождения на ген. схеме тот же – 1860. Но нет данных об его образовании.

В 1856 году Петр закончил семинарию с аттестатом II–го разряда, в списке он шел под 31–м номером.

Как часто было принято, кандидат на священническую должность брал в супруги дочь умершего священника и занимал его место в храме. Так, видимо, было и здесь. Петр женился на Анне, дочери священника церкви на Ильинском погосте на р. Шаче, что в Шарике, – Елисея Захаровича Лебедева, если верить наброску генеалогической схемы, составленной на основе рассказов родственников, вероятно, Павлом Александровичем Голубцовым в 1929–1930 гг. – судя по ее содержанию.

23 февраля 1858 года он был рукоположен в сан священника к этому храму. Отец Петр «был человек очень умный, честный, до самоотвержения заботливый о семье, на редкость трудолюбивый⁹, гостеприимный, отличный хозяин, но обладал очень строгим нравом и горячим темпераментом», скончался от инфаркта на 55–м году жизни в июне 1887 года. Анна Елисеевна была простая, неграмотная женщина, отличавшаяся веселым характером, несмотря на свои болезни. Внезапно скончалась в августе 1907 г. в возрасте 67–ми лет.

В семье о. Петра были дети:

Екатерина (1887–1922), бывшая дважды замужем и жившая в с. Атово,

Александр [В2], о котором речь впереди,

Анатолий [ВЗ] 1863 г.р., окончивший семинарию в 1888 г. 50–м по списку, женившийся тогда на 19–летней Марии Владимир. Голубевой (но на генеалог, схеме – Калинникова!) и занявший место своего умершего отца,

Николай [В4] 1865 г.р., окончивший только Галичское дух. училище. В 1888 г. он значился псаломщиком в с. Башкино Юрьевецкого уезда, а женившись на Клаве Лазаревой, дочери прот. Петра из с. Палкино, служил диаконом в с. Черная Заводь.

Алексей 1870 г.р. [В5], по окончании Галичск. дух. училища и Костром, семинарии в 1892 г. 27-м по списку, стал священником в с. Никола–Порга.

Рано умершие братья (двое в 1898, а Алексий в 1907 г.) оставили 12 сирот, о которых пришлось заботиться Александру Петровичу.

Жила семья о. Петра, где в 1860 году¹⁰ родился будущий профессор, очень бедно – на 150 руб. доходу в год. Приходилось отцу семейства самому обрабатывать землю и держать скот для ее удобрения.

Питание было крайне скудное. Мясо за столом видели очень редко, гречневую кашу и чай – по праздникам. Для обучения детей в училищах и для отправки их в дорогу о. Петру приходилось занимать в долг у более состоятельных односельчан. Александр, уезжая в Галичское духовное училище или Костромскую духовную семинарию, получал от отца не более 20 копеек, тяжело сознавая, что оставляет родителей вообще без денег.

Первоначально грамоте обучал детей о. Петр, затем некоторое время сельская учительница, а потом мальчиков отдавали в ближайшее Галичское духовное училище, где царили дикие нравы бурсы, воспоминание о которых впоследствии приводило Александра Петровича в содрогание, хотя там были и неплохие педагоги.

В Костромской духовной семинарии обучение и воспитание были гораздо лучше. С благодарностью вспоминал он инспектора семинарии, который строгим выговором и двухдневным голодным столом отбил у него всякое стремление подражать в курении старшим товарищам. Способности Александра были вначале весьма средние, но постепенно они развились благодаря его трудолюбию, так что он успешно окончил в 1882 г. семинарию и был послан на казенный счет в Московскую Духовную Академию еще с одним своим товарищем¹¹ для продолжения богословского образования.

«Со страхом и благоговением ехал деревенский юноша в Академию, представляя ее себе чем-то необыкновенным и недосягаемым, а профессоров – людьми особенными... Он был очень удивлен, когда на академическом крыльце его вежливо встретил служитель, взял чемодан, который он всегда носил сам, и отнес в номер...» [БВ 1911, 11, 66].

В Академии Александр начал было усердно посещать все лекции, но потом сократил эти посещения до минимума, сосредоточив все внимание на семестровых сочинениях, вставал очень рано и непрерывно работал в течение целого дня. Учился он очень успешно, но усиленные занятия в совокупности с заботами о домашних, тяжело болевших, и волнениями по поводу разных студенческих неурядиц, подорвали и без того слабое здоровье, и на IV–м курсе Александр Петрович серьезно заболел и довольно долго пробыл в больнице, где лечился от истощения и болезни горла.

Время его обучения (1882–1886) пришлось на последние годы ректорства протоиерея Сергея Константиновича Смирнова¹² – сподвижника и продолжателя научных и нравственных традиций Александра Васильевича Горского (†1875 г.). Это было еще время наивысшего расцвета Академии, в которой в его время преподавали выдающиеся историки Вас. Осип. Ключевский, Евг. Евсигн. Голубинский, Ал-й Петр. Лебедев, Ник. Фед. Каптерев и др. Александр Голубцов был увлечен исторической наукой. Темой своей курсовой работы взял разработку периода русской церковной истории во время правления патриарха Иосифа, которая оказалась весьма сложной и, по согласованию со своим руководителем, профессором Е. Голубинским, он все внимание сосредоточил на одном лишь эпизоде правления патриарха Иосифа – на прениях о вере между русскими протоиереями, окружавшими царский двор, и лютеранским пастором Фельгабером, прибывшим в январе 1644 года в Москву с датским принцем Вальдемаром. Последний был приглашен царем Михаилом Федоровичем, желавшим выдать за него свою дочь Ирину. Прения возникли из–за нежелания принца перекрещиваться в православную веру, на чем безуспешно настаивал царский двор. Стороны не пришли к соглашению.

Проф. Е. Голубинский, очень скупой на хорошие отзывы, оценил труд А.П. Голубцова наивысшим баллом (5+), что свидетельствовало о незаурядности работы и ее автора. О работе Евгений Евсигнеевич писал, что «вся полемика с относящейся к ней историей изложена им полно и обстоятельно и подвергнута им собственному обсуждению или разбору основательно, что весь материал, подлежавший обработке находится в рукописях… С особенной и нарочитой похвалой я должен отозваться, – продолжал рецензент, – о тех новых остроумных и, как мне кажется, основательных соображениях, которые автор высказывает относительно значения нашей полемики для своего времени. До патриарха Иосифа русские с предубеждением смотрели на малороссиян, видя в них, подобно тому как и в греках, людей, утративших чистоту истинного православия. Но их приготовления к тому, чтобы убедить Вальдемара присоединиться к православию и именно посредством перекрещивания, заставили их обратиться за научными средствами убеждения, которых они не имели у себя дома, к малороссийским ученым. С другой стороны, полемика с ученым пастором убедила московских русских в том, что, не обладая научными средствами, они не в состоянии заграждать уста врагов православия. То и другое вместе, по мнению автора, содействовало пробуждению мысли у московских русских о необходимости введения у себя настоящего образования и о заимствовании его из Малороссии через вызов тамошних ученых»¹³.

Окончив в 1886 г. Академию 1–м магистрантом¹⁴ (из 108¹⁵ обучавшихся вместе с ним), А.П. Голубцов был оставлен проф. стипендиатом для замещения кафедры Церковной археологии и литургики, оставшейся вакантной из–за смерти в декабре 1885 г. ее профессора И.Д. Мансветова. И хотя большая часть времени, особенно в первые три года, поглощалась подготовкой курса по указанной кафедре¹⁶, лечением от легочной болезни¹⁷ и устройством личной жизни – женитьбой¹⁸, Александр Петрович. продолжал работу над темой своего кандидатского сочинения, перерабатывая его в магистерское.

Эта работа осложнялась тем обстоятельством, что эпизод неудачного сватовства был не раз изучаем русскими и зарубежными историками (С.М. Соловьевым, Н.И. Костомаровым, преосвященным Евгением Болховитиновым, И.И. Соколовым и др.), но на основе неполного изучения сохранившихся в архивах памятников, и потому получал неполное или искаженное освещение, и, как писал А.П. Голубцов в предисловии к своей магистерской диссертации: «Работы, посвященные прениям о вере, не обнимают собой и трети памятников данной полемики, носят разрозненный характер, не свободны от крупных недостатков и вообще оставляют желать многого. Цельной ...работы до сих пор нет...» А. Голубцову пришлось много и упорно работать в многочисленных архивах.

«Магистрант, – писал в отзыве В.О. Ключевский, – не только впервые в одной работе охватил все стороны этого исторического эпизода, но и тщательно проанализировал все материалы, имевшиеся в различных Российских книгохранилищах ».

Критическое сличение различных и многочисленных списков дало ему возможность создать ценный критический аппарат, который по словам проф. В. Ключевского, «послужит полезным пособием для дальнейшего изучения русской церковно–полемической литературы XVII века. С помощью такой критико–библиографической подготовки г. Голубцов обстоятельно и живо воспроизвел как ход устной, так и письменной полемики московских богословов с датскими. Здесь он с особенным вниманием исследовал уровень богословских познаний и приемы полемической аргументации московских богословов. С этой целью ...в особой главе автор разобрал «Изложение на лютеры» о. Иоанна Наседки и другие полемические сборники... Таким образом, он обработал целый отдел русской духовной литературы XVII в. Эти результаты достигнуты благодаря серьезному отношению автора к своей задаче и правильной постановке вопроса. Все это дает основание признать диссертацию г. Голубцова вполне заслуживающей искомой автором степени», – заключил В.Ключевский.

С не меньшим одобрением отозвался об этой работе и другой рецензент – ординарный профессор Е.Е. Голубинский: «...О сочинении г. Голубцова я должен отозваться с решительной похвалой, – заявил он. – Обширный материал изучен им крайне старательно. Изложение дела очень удовлетворительное во всех отношениях. ... Вообще, сочинение г. Голубцова представляет собой такую монографию по взятому им вопросу, по отношению к которой может быть выражено только полное удовлетворение» [Ж. 1891, с. 394–398].

Сочинение получило высокую оценку не только со стороны Совета Академии, но и Священного Синода, удостоившего А.П. Голубцова за это сочинение с приложением «Памятников прений о вере...» (1892 г.) премии митр. Макария в 1000 рублей¹⁹.

Успешно защитив магистерскую работу 25 ноября 1891 г. и получив знание доцента Академии (с 15 февраля 1892 года), он продолжал свою научно–педагогическую работу, к которой присоединилась и забота о научной организации и размещении Церковно–археологического музея, формально открытого в 1880 году и лишь в 1891 году в лице А.П. Голубцова получившего своего первого официально назначенного заведующего. Голубцов прежде всего добился перевода музея из помещений библиотеки в северо–восточное отделение актового зала Академии, где лично устраивал витрины, развешивал иконы, инвентаризировал поступления, классифицировал нумизматические коллекции и т.п., эта активная и к тому же безвозмездная деятельность А. Голубцова заслужила в феврале 1893 года особую благодарность Совета. В 1895 году он же издал специальную брошюру «Церковно–археологический музей при Московской Духовной Академии», посвященную истории развития и составу этого музея, забота о котором занимала его до самой смерти.

Кроме того, с мая 1893 года до сентября 1896 г., А.П. Голубцов занимал должность лектора французского языка, что диктовалось финансовыми заботами об увеличивающейся семье. 24 января 1896 г. он был возведен в звание экстраординарного профессора, что было связано с существенным повышением оклада (с 1200 руб. в год до 2400 руб.) и поэтому надобность в указанной лекторской нагрузке отпала.

Но семья продолжала увеличиваться²⁰ и с 1 октября 1898 г. по рекомендации В.О. Ключевского Александр Петрович был зачислен внештатным преподавателем церковной археологии в Московское Училище Живописи, Ваяния и Зодчества, где он трудился также до своей смерти. Совместная работа в этом учебном заведении сблизила обоих ученых, и Василий Осипович стал часто заходить в дом А.П. Голубцова, которого «высоко ценил за ясный и трезвый ум, прямоту и откровенность, растворенную глубокой искренностью и задушевностью. В последние годы Василий Осипович всегда с исключительным вниманием выслушивал мнения и замечания Александра Петровича и всегда говорил о нем с особенным уважением»²¹.

С 1899 года Александр Петрович приступает к печатанию материалов, вошедших в состав его будущей докторской работы о соборных чиновниках, т.е. о записанных особенностях в чинопоследованиях соборных служб, в которых сказались влияния не только Студийского и Иерусалимского уставов, но и храма Софии Константинопольской и другие исторические наслоения. Им были подготовлены и опубликованы в «Чтениях Об–ва Истории и Древностей Российских» и в отдельных изданиях «Чиновники» Новгородского Софийского собора (1899 г., 270 с), Холмогорского Преображенского Собора (1903, 286 с), Нижегородского Преображенского (1905, 68 с.) и Московского Успенского соборов (1908, 312† 53 с.)²² и в 1907 году – первая половина исследования этих материалов под названием «Соборные чиновники и особенности службы по ним» (262 с), за которые решением Совета Академии от 8 июня 1907 года был удостоен степени доктора церковной истории. Работа заслужила похвалу не только от академических рецензентов профессоров Ник. Ал–др. Заозерского и Серг. Ив. Смирнова, отметивших тщательное изучение рукописных источников, обильный запас исторических и литургических сведений, тщательность и добросовестность исследований, лаконичность языка, соединяемую временами с художественной выразительностью, но и внеакадемических рецензентов, в частности, профф. СПБ ДА Н.В. Покровского и Н. Пальмова, прот. М. Лисицына²³.

Как ученый А.П. Голубцов сформировался под непосредственным влиянием, как уже упоминали, В.О. Ключевского, Е.Е. Голубинского, И. Каптерева, выпестованных в свою очередь Александром Васильевичем Горским, перед памятью которого благоговел и А.П. Голубцов и научными предметами, принципами и трудами которого он руководился и пользовался. Главным научным принципом Горского было – обращаться непосредственно к первоисточникам. И поэтому исследования А.П. Голубцова были вполне оригинальны, новы и чрезвычайно плодотворны, т.к. он умел в первоисточниках найти много нового, другими незамеченного. Но именно «Е.Е. Голубинский, по словам Н.В–кого, внедрил в его сознание мысль, что историк, это – тряпичник, роющийся в «лоскутках» дошедших до нас исторических сведений, отрывочных, лишенных, по-видимому, внутренней органической связи, и, чтобы понять их, вскрыть их действительный смысл и определить их место и их значимость в исторической науке, для этого необходимо «перерыть» их, как перерывает жалкие лоскутки тряпичник, всесторонне и внимательно всмотреться в них, изучить их с исчерпывающей полнотой, и уже затем строить выводы.

От В.О. Ключевского же покойный воспринял другую мысль, – что историк не только тряпичник, но он должен быть еще художником и психологом, силою своего творческого воображения устанавливающим внутреннюю органическую связь между отдельными событиями, вскрывающими психологию отдельных личностей и целых исторических событий. Прежде чем сделать оценку исторического явления, В.О. Ключевский и А.П. Голубцов направляли свои усилия к тому, чтобы понять это событие»²⁴.

С Н.Ф. Каптеревым, как и с Е.Е. Голубинским, и особенно с А.П. Лебедевым, его сближает мужественное отстаивание права не только писать то, что является объективной научно–доказанной истиной²⁵, но и выступать открыто в защиту попираемой правды. Так было и неоднократно в Совете Академии, где он был всегда лидером, боровшимся за интересы академический науки, против политики, проводившейся ректорами Академии еп. Евдокимом, и особенно еп. Феодором, в угоду реакционным веяниям, идущим сверху и направленным на удаление из Академии прогрессивно настроенных профессоров. А.П. Голубцов активно боролся за продление пребывания в академии В.О. Ключевского, за право проф. И.М. Громогласова перейти на кафедру Церковного права вместо уходившего на пенсию Н.А. Заозерского, против позиции еп. Феодора, стремившегося и сумевшего в конце концов уволить Громогласова из Академии за свободолюбивые выступления (см. также прим. 35) и в других случаях, так что он вынужден был писать в октябре 1909 года: «...Служить в Академии становится все тяжелее при всей нашей привычке к унижениям и оскорблениям...»²⁶. Но несмотря на это Александр Петрович неутомимо работал, изучая архивы и многочисленную литературу, особенно иностранную, какую выписывал для академической библиотеки²⁷. Такое отношение к научным исследованиям требовало постоянного напряжения труда. Для Александра Петровича не было ни каникул, ни праздников. Дома он постоянно работал, с книгой выходил и к столу и не любил, когда прерывали работу его мысли. Ольга Сергеевна, оправдываясь, говаривала ему: «Что же мне делать, если у тебя никогда не добьешься аудиенции? В кабинет не ходи, за чаем ты с книгой – не мешай, за обедом – тоже, вечером опять в кабинете» [4а, с. 26].

Только исключительной трудоспособностью можно объяснить то, что к 50 годам А.П. Голубцов, обремененный большой семьей, завершил две диссертации, при этом в разных областях наук, написал около полусотни статей в трех областях: церковной истории, литургике и церковной археологии, заведывал церковно–археологическим музеем, будучи единственным его работником, представлял Духовную Академию научными, им подготовленными докладами, на всех областных и всероссийских археологических съездах, начиная с Всероссийского 8–го (в 1890 г.) и кончая областным, бывшем на его родине в Костроме в 1909 году, не говоря уже о профессорских обязанностях по двум учебным заведениям, для которых он составлял курсы лекций. Академический курс лекций был издан лишь по смерти А.Голубцова старшим сыном, Иваном Александровичем, в 1918 г. под названием «Из чтений по церковной археологии и литургике» в двух частях (464+286 стр.). Он представляет очень ценный, систематизированный свод достижений исторической отечественной и зарубежной науки по указанным дисциплинам. К сожалению, по тяжелым условиям издания, к тому же посмертного, он остался не иллюстрированным, в то время как все свои лекции, тщательно им подготовлявшиеся, А.Голубцов сопровождал большим количеством иллюстраций либо из огромных фолиантов, приносимых им из библиотеки, либо диапозитивами с помощью «волшебного фонаря»²⁸. Кроме того он часто проводил лекции для студентов в соборах Лавры, в своем музее, а для студентов Московского Училища – в Историческом музее, в Оружейной Палате, в Кремлевских соборах. Поэтому к его лекциям студенты относились с большим интересом, тем более, что они переходили часто в беседы по наиболее увлекательным вопросам лекционной тематики²⁹.

Интересен отзыв о лекциях выпускника Академии 1906 г. свящ. Павла Салагора:³⁰ «...Не торопясь, опустивши голову и согнувши несколько спину, поднимался он (Александр Петрович), бывало, в аудиторию № 5 для своих лекций. Глаза всегда, или почти всегда, были опущены, и особая какая–то тайная дума отражалась в них...

На его лекциях по археологии живой вставала седая старина. Все облекалось в плоть и кровь. В аудитории как–то непроизвольно устанавливалась атмосфера того исторического периода, памятник которого был в данную минуту предметом объяснения профессора. Благодаря тому, что в Академии была своя электрическая станция, Александр Петрович сопровождал свои лекции световыми картинами. Много помогал ему при этом студент Павел Александрович Флоренский, ныне доцент,., он весьма интересовался церковной археологией и, т.к. по московскому университету его специальностью была физика и математика, он лично помогал Александру Петровичу и в установке аппарата и в показывании картин. Быстро проходило лекционное время. ...Какие чудные объяснения картин давал Александр Петрович. Никогда не забуду его прекрасных объяснений катакомб, св. Софии... и собора св. Петра в Риме...»³¹.

С другой стороны, к выбору тем для курсовых и семестровых работ Александр Петрович относился с научной ответственностью и давал такие, которые требовали самостоятельной работы по первоисточникам и вносили бы ощутимый вклад в науку. Поэтому за 10 лет А.П. Голубцову написано всего 10 курсовых работ, таких как: «Богослужение Иерусалимской Церкви в IV веке» (Добромысловым в 1901 г.) «Обиходники Тр.Серг. Лавры и их значение для истории богослужения» (Соловьевым И. в 1901 г.), «История нашего печатного служебника» (Никольским А. в 1902 г.), «Происхождение и состав греческого рукописного Евхология» (Буравцевым в 1904 г.) и т.д.³²

Как наставник и как педагог Александр Петрович пользовался непререкаемым авторитетом в студенческой среде. Многие студенты преподносили по окончании Академии ему свои фотографии с благодарными надписями³³. «К нему обращались за советами люди не только бывшие одного мнения с ним, но и считавшие себя его противниками. Он обладал редкой способностью подойти близко к каждому человеку, независимо от его взглядов и убеждений. Ему, как духовнику, поверяли свои сокровенные мысли и его сослуживцы, и многочисленные узники» – писал некто Н.В–кий³⁴.

Один из бывших студентов Академии, прот. Александр Петрович Введенский³⁵ вспоминал, как в 1907 году во время экзаменов появился сыпной тиф и, всех напугав, заставил сидеть по комнатам и кельям безвыходно. В один из моментов всеобщей растерянности и страха в комнату, где с другими обитал А. Введенский, пришел проф. А.П. Голубцов, ободрил их, сказав, что болезнь пристает только к тем, кто слаб духом, что и он сперва испугался, но потом пошел в Лавру к преп. Сергию, «который мею Русь спас от страха перед татарами, ...и такую бодрость почувствовал, что пошел в больницу к больному сыпняком поддержать его дух, а потом пошел и к студентам». По его увещанию эти студенты последовали его примеру, а через день приехала врачебная комиссия из Москвы и не обнаружила никакого сыпняка³⁶.

«Правдивая и честная душа!, – говорил над гробом безвременно почившего профессора его младший коллега С.П. Знаменский [4а, с. 30], – ты была удивительно чуткой и отзывчивой на чужое горе, на чужие неудачи... Ты жил их интересами, волновался из–за их неудач и переживал их радость так, как будто это были твои собственные... В тебе всегда и неугасимо горело чувство правды и справедливости... У тебя именно надо было учиться, как говорить правду и говорить ее до конца, не смущаясь ничем...».

По словам сослуживца проф. И.Д. Андреева [6в, с. 69–70], А.П. Голубцов – «ученик и любимец вождей Академии Е.Е. Голубинского, В.O. Ключевского и А.П. Лебедева, первоклассный ученый, ...выдающийся лектор... вместе с тем, занимал в Академии исключительное место, как могучая моральная величина. Человек идеальной чистоты, пламенный защитник правды³⁷, друг всех обиженных, стойкий консерватор Александр Голубцов по взглядам, но недруг всех реакционеров и враг всех представителей мракобесия и насилия... Когда начался разгром Академии в 1906–1907 годах, Голубцов вел себя с редким мужеством. История расскажет о его выступлениях. За непосильную борьбу против вытеснения из Академии В.О. Ключевского Голубцов получил вместе с единомышленниками порицание от Священного Синода... Он был одним из тех, при взгляде на которых верилось в человека»³⁸. Строгий в отношении к другим, он еще строже был к себе. Осторожный в выводах, прекрасный знаток рукописного материала, он брал для изучения и освещения скромные темы, но доводил работу по ним до исчерпывающих пределов. При этом его заключения часто поражали блеском и глубиной. В самый день смерти он формулировал оригинальный, замечательно тонкий взгляд на происхождение иконостасов в наших храмах. Но эти находки Голубцова часто становились в разрез с идиллическими господствующими объяснениями нашей обрядности и вызывали сверху недружелюбную оценку. А.П. умер в расцвете лет и таланта. Не подлежит сомнению, что неурядицы в Академии³⁹ сократили жизнь этого редкого ученого и человека» [6в, с. 69–70].

Политические взгляды А.П. Голубцова весьма далеко расходились с официальными, насаждавшимися сверху. В ниже приводимом фрагменте одного из немногих дошедших до нас его писем (к Н.А. Титову от 18.08.1907 г.) звучит острое недовольство ухудшающимся экономическим положением трудящихся в результате поражения России в войне с Японией: «...Мне только думается, что у матушки России карманы надолго поопустели... Я сужу по налогам, вновь измышляемым и без зазрения совести увеличиваемым. Впрочем я плохой финансист: могу жестоко ошибаться, но чувствовать могу глубоко, когда вижу, что государственная рента, за которую приходилось пять–шесть лет назад платить выше номинальной стоимости, падает и падает, точно «свободная женщина». За что, подумаешь, приходится терять треть потом и нервами нажитого добра, с какой радости взносишь 36 р. ежегодно на восстановление погибшего флота из своего, не Бог весть какого жалованья ? Войны с Японией не начинал, в потоплении флота не участвовал... Несешь непосильную жертву на алтарь отечества за едкий, удушливый дым его, подгоняемый веяниями, откуда–то свыше исходящими. Это кажется именуется исстари «верною службою престолу»... Забыл, что я археолог, должен стоять за старину, почтительно–бережно обращаться с нею... Но семейный очаг куда как древнее царствующих Тронов и интересами его, мне сдается, не должно тоже поступаться во имя человеческой глупости, национальной спеси, правящего высокомерия и т.д. и т.д.» И далее: «Я не знаю, как бы я себя почувствовал, если бы у меня на бесцельной войне убили или изувечили сына, брата и т.п. Это вызвало бы, наверное, страшное озлобление...»

«В семейной жизни, – по словам автора некролога, – Александр Петрович был любящий супруг, чадолюбивый, заботливый и самоотверженный отец, хотя горячий и строгий... От природы горячий, вспыльчивый, он, бывало, в гневе наговорит лишнего, но затем всегда сам первый шел мириться не только с супругой, но и с детьми⁴⁰... [4а, с.27–28].

Один из сыновей его, будущий известный моск, священник о. Николай († 20 сент. 1963 г.) (см. о нем в одной из глав), оставивший весьма подробные впечатления о детстве, пишет с какой бдительностью и даже, может быть, дотошностью А.П. Голубцов следил не только за воспитанием детей, за их поведением, но и за внешностью, одеждой и т.д., весьма строго и даже жестоко, но «по силам», наказывая их за проделки, за небрежное выполнение уроков, за низкие отметки, за неряшливость, за упрямство, неуступчивость и грубость, прививая им привычки «к чистоплотности, опрятности, труду, аккуратности..: Но главное, что заложил папа – любовь к справедливости, серьезное отношение к труду, сострадательность к убогим, нищим, нуждающимся. Не раз, помню, собирались посылки нашим деревенским родственникам, нищим – никогда не было отказа. Особенно запомнился один странник, «папин землячок» – некий придурковатый Сидоров. Он иногда у нас ночевал, принося всегда охапку всякого хлама... Папа всегда его принимал и поил чаем...» [из рукописных воспоминаний].

...В обращении со всеми людьми вообще Александр Петрович был крайне прост, общителен, радушен и в высшей степени гостеприимен. В людях не выносил только лжи, виляния и двоедушия. Напротив, местные люди, но заброшенные, от которых почему–либо все отворачивались, привлекали его особенное внимание...» Это подчеркивает и архиепископ Антоний (Храповицкий) в очень кратком некрологе: «...Последнее его письмо было ходатайством о пенсии или пособии одному из бывших сослуживцев, помимо ведома последнего...» [46].

Крайнее радушие ко всем к нему приходившим при огромной семье сноси и осиротелых семьях братьев заставила профессора экономить на себе, напрягаться сверх своих сил. Крайне деликатный, чтобы попросить помочь студентов, он сам для работы на дому таскал тяжелые кипы книг и разных периодических изданий из библиотеки на своих плечах, несмотря па давно уже больное и измученное сердце⁴¹. Непомерная моральная и физическая нагрузка вызвала в июле 1917 года его внезапную смерть, последовавшую после напряженного, хотя и воскресного дня, когда он, задержанный непогодой и тяжелыми вестями с родины, поспев лишь к концу службы в Успенском соборе и затем проведя часа полтора в Археологическом музее, около двух часов пополудни бледный и крайне утомленный принес домой огромную связку изданий для срочного написания реферата об иконостасе и, передохнув, сел за работу. Около 6 часов вечера (3 июля) приехал профессор А.П. Шостьин, инспектор, исполнявший обязанности уехавшего ректора, о чем–то посовещаться с профессором Голубцовым (исполнявшим обязанности инспектора), и 9–м часу пришел монах о. С, только что закончивший Академию⁴². «Радушно встретив гостя, Александр Петрович предложил ему обычное угощение и в оживленной беседе с ним и старшими членами семьи провел весь вечер до 11 ночи» [4а, с. 30]. А через час с небольшим Александр Петрович, еще не заснув, в присутствии супруги скоропостижно скончался от инфаркта, происшедшего на почве стенокардии и склероза венечных сосудов⁴³.

Утром, 4 июля скорбная весть дошла до Академии и Лавры, куда приехал по случаю Сергиева дня моск, митрополит Владимир (Богомиленский), который к полудню прибыл на квартиру усопшего и отслужил панихиду совместно с архим. Товией, священниками о. Е. Воронцовым и

о. П. Флоренским и другими лицами. Весь этот и следующий день служили заупокойные службы друзья, знакомые и ученики покойного. Отпевание было совершено в Академическом храме 6 июля при огромном стечении молящихся знакомых и духовенства в составе почти 30 человек, а затем гроб с телом Александра Петровича в сопровождении длинной траурной процессии мимо Троицкого собора, где отслужена была лития, вынесли через ворота Лавры и отнесли на Всехсвятское Кокуевское кладбище, где покойный завещал себя похоронить рядом с умершими во младенчестве двумя его детьми.

Тяжело пережили эту внезапную потерю все знавшие профессора, а об осиротевшей семье и говорить нечего.

«...Не верится, не верится, что такой на вид здоровый, без единого седого волоса человек погиб так рано, – писала супруга проф. М.М.Богословского. –...Он (Мих. Мих. Богословский) очень сочувствует Вашему горю и горю тех академических, вожаком которых был Александр Петрович. Кто так смело теперь будет поднимать голос на Советах, отстаивая Академию, как научное учреждение? Пусто стало там. Одних удалили, а других уносит судьба...»⁴⁴.

Ольге Сергеевне Голубцовой, на руках которой осталось 8 несовершеннолетних детей (четверо из них обучались в местных гимназиях), Священным Синодом была назначена пенсия в размере 2400 руб/год и пособие в 300 руб/год, хотя Правление Академии просило, в порядке исключения, о назначении повышенной пенсии (в размере полного оклада, полагающегося ординарному профессору за 30 лет службы, т.е. в 3000 руб.)⁴⁵.

Когда несчастная вдова пришла к ректору с прошением о предоставлении ей увеличенной пенсии за мужа, у которого до выслуги в 25 лет не хватало всего нескольких месяцев, что существенно влияло на размер пенсии, то ректор сухо ответил, что «будет поступлено по закону».

В голодные годы Ольга Сергеевна с младшими детьми выехала в Тамбовскую губернию в с. Чашино, станция Мучкап, где она, ухаживая за больными, сама заразилась черной оспой и скончалась 10 мая 1920 года.

Большую моральную и духовную поддержку вдове покойного оказывал старец о. Алексий (Соловьев) из Зосимовой пустыни (близ станции Арсаки, Северной ж.д.), куда Ольга Сергеевна стала часто ездить, впервые там побывав на 9–й день после смерти мужа и приехавшая от него несколько успокоенная. Духовную силу ей придавало еженедельное хождение в храм и причащение св. Тайн, чтение Св. Писания и сочинений епископа Феофана, посещение вместе с детьми могилы своего супруга.