Глава XXIV

В заключение моих записок помещаю краткий обзор всех общежительных монастырей, находящихся в моем ведении. По времени моего назначения благочинным, ему бы следовало находиться прежде, но так как мои объезды по монастырям совершались не в одно время и повторялись многократно, то и нашел я для себя более удобным собрать воедино все, виденное мной при многократных моих посещениях. Таким образом, избегаю повторений и отрывочности в изложении, и мое обозрение всех монастырей будет полной и живой картиной, в которой я пожелал, по возможности, передать в кратких чертах и те исторические сведения о каждой обители, какие мне известны, следовательно, всю жизнь, все возрасты обителей, с самого их начала и до нашего времени. Прилагаю при сем и статистическую таблицу для наглядного сравнения.

Монастыри мужские

I. Богоявленский Старо-Голутвин монастырь

Этот монастырь, находящийся в 4 верстах от Коломны при слиянии Москвы-реки с Окой, основан, гласит предание, учеником Преподобного Сергия Радонежского в 1385 году. Известно, что великий ,князь Московский Дмитрий Донской просил Преподобного Сергия принять на себя посредничество для примирения его с Олегом Рязанским. Преподобный Игумен Троицкий во время Рождественского поста ходил в Рязань пешком и склонил Олега к примирению с Дмитрием, который, желая отблагодарить блаженного старца, спросил его, что может он для него сделать? Подвижник, носивший толстые рубы и довольствовавшийся гнилой мукой для своего хлеба, конечно, не пожелал ничего для себя, но ревнитель монашества, он просил великого князя дозволения возградить обитель на месте, которое он облюбовал близ Коломны, и князь с радостью на то соизволил и, вероятно, помог и казной при построении.

Один из учеников Преподобного, Григорий, был первоначальником обители, в которой и поныне, как святыня, хранится деревянный посох с клюкой, оставленный там при посещении Преподобным Сергием. Монастырь Старо-Голутвин существовал до 1800 года, но в это время он был назначен к упразднению. Блаженной памяти митрополит Платон перевел штат монастыря в Коломну, в архиерейский дом, также обреченный на запустение, а Старо-Голутвин оставлен на своих собственных средствах как заштатный.

По желанию владыки Московского, Пешношский строитель Макарий, благоустроивший уже свою обитель (также бывшую в запустении), отправился в Голутвин монастырь с иеромонахом Самуилом, которому препоручен монастырь, и он был сделан строителем. Отец Самуил, в миру Афанасий Колесницын, родился в Холмогорах Архангельской губернии в 1760 году. Он был родом из мещан. Отец послал его в Москву, где он и жил в мальчиках у одного купца. Когда ему наступил 22 год, он возымел желание идти в монастырь и вступил к Николе на Пешношу. В то время настоятелем там был строитель Игнатий. При пострижении Афанасий наименован Арсением, но почему-то при посвящении в стихарь ему переменили имя и назвали Самуилом. Преемник Игнатия, Макарий, был великий подвижник и богомудрый старец, бывший в духовном общении с молдавскими старцами Нямецкого монастыря, и Паисий (Величковский), весьма любивший его, прислал ему в дар свой посох. При этом-то старце Самуил проходил духовное поприще. По примеру Пешнощского монастыря, он возобновил Старо-Голутвин и благоустроил его и внутренне и внешне, и по его прошению штат монастыря был увеличен: прежде в Голутвине, со строителем включительно, полагалось братии всего 6 человек, по его же прошению определено увеличить число братии до 30 человек.

Он скончался в 1829 году и на его место поступил строитель из Екатерининской пустыни отец Назарий. Он был родом из серпуховского купечества и назывался Николай Иванович Бордоносов. Начало своему монашескому житию он полагал в Орловской епархии, в Белобережской пустыни при строителе-отце Леониде (известном Оптинском старце). Потом он жительствовал в Старо-Голутвине монастыре при отце Самуиле, и в 1823 году был определен строителем в Екатерининскую пустынь, где и находился до смерти отца Самуила, то есть до 1829 года. Во время своего настоятельства до 1850 годов отец Назарий мудро правил обителью, но когда его здоровье начало слабеть и стали изменять ему силы телесные, то вместе с тем и обитель стала клониться к упадку. В 1853 году он был поражен параличом и вовсе уже неспособный к управлению, он пожелал передать начальство монастырскому духовнику, отцу Авраамию, и последние 4 года своей жизни провел на покое, а скончался в 1857 году.

Преемник его, отец Авраамий, оказался не вполне искусным в правлении, и в преемники ему не нашлось никого из числа монастырской братии, почему по распоряжению начальства и был определен на его место Пешношский иеромонах отец Назарий II. Ему было более 70 лет, и он начальствовал всего только три года (с 1864) и скончался в 1867 году.

После его смерти предложено было братии приступить к избранию нового настоятеля. Вышло несогласие между братией, и хотя были люди достойные, но вследствие разномыслия братии никого не избрали. Тогда покойный владыка спросил преосвященного Игнатия, не имеет ли он кого, на которого бы мог указать для опредеделения в строителя Голутвинского? Преосвященный назвал владыке двух, и из них один был Угрешский казначей, иеромонах Сергий. Все это я узнал уже впоследствии. Владыка потребовал к себе отца Сергия. С трепетом и страхом явился он к владыке, совершенно недоумевая, зачем его требуют. Владыка, знавший его уже отчасти, бывая в нашей обители чаще сравнительно с другими, окинул его своим проницательным испытующим взглядом и спросил его: чем он занимается? Он отвечал, что по должности как казначей исполняет поручения настоятеля. Тогда владыка снова спросил его: «А в свободное время чем занимаешься?» – «Читаю отеческие книги», – отвечал казначей. Но владыка не удовольствовался этим общим ответом и снова спросил: «Какие?» – «Ефрема Сирина, Иоанна Лествичника идругие», – отвечал отец Сергий. Владыка и тут пожелал удостовериться, действительно ли отец Сергий занимается чтением, и стал спрашивать его подробно, о чем говорится в такой-то степени, но отец Сергий отвечал удачно. «А в такой-то о чем речь?» Ответ и тут был удовлетворителен. Владыка помолчал несколько минут и сказал: «Ну, Бог благословит, идите!»

Вскоре последовало назначение отца Сергия в настоятели Старо-Голутвина монастыря, и 24 числа июля 1867 года он нас (то есть Угрешу) оставил.

При своем поступлении он нашел обитель далеко не в цветущем положении: были значительные упущения и по церкви, и по монастырю, и несогласия в братстве. В продолжение своего трехлетнего настоятельства он привел обитель в надлежащее положение: порядок по церкви и по трапезе был восстановлен, храмы и строения приведены в исправность, внутренность монастыря облагоображена, келии настоятельские пришли в совершенно иной вид, словом, и внешне и внутренне монастырь значительно изменился, и построена небольшая, но весьма приличная гостиница, заведено при монастыре училище для приходящих, и ныне там обучается до 80 детей. В 1871 году, по желанию Коломенского почетного гражданина, Гурия Федоровича Ротина, владыка изъявил свое согласие на поступление отца Сергия в Ново-Голутвин монастырь, на место умершего архимандрита Тихона с тем, чтобы он преобразовал эту обитель в общежитие.

Старо-Голутвинская братия, более умиротворенная при отце Сергии, по его переводе действовала уже единодушно, и когда я приехал для присутствия при избрании в 1871 году, единогласно был избран Варлаам. Он пришелся братии по духу и настоятельствует, как примечается, не в ущерб для обители, ибо все восстановленное и учрежденное его предместником отцом Сергием, старается поддержать, и по своей рачительности и заботливости, должно думать, при помощи Божией, сумеет соблюсти вверенную ему обитель в надлежащем положении. По представлению преосвященного Игнатия, епископа Можайского, он награжден в 1875 году наперсным крестом.

II. Богородице-Рождественский Бобренев монастырь

Основан, как гласит предание, воеводой великого князя Дмитрия Донского Волынцем, по прозванию Боброк, около 1380 годов. Этот монастырь имел в прежнее время достаточные средства, так как в его владении было более 1100 душ крестьян. Он находился в ведении Коломенской епархии. Ныне в нем два храма: 1) Собор холодный старинного построения во имя Рождества Пресвятой Богородицы и 2) теплый и новейшего построения, сооруженный усердием и иждивением Московского почетного гражданина, Давыда Ивановича Хлудова. Им же выстроен и большой каменный корпус, в котором настоятельские и братские келии, трапеза и прочее.

До 1850 годов эта обитель была приписная к Старо-Голутвину монастырю и имела весьма малое число братии, но в 1850 годах восстановлена и с тех пор стала благоустраиваться. В моем благочинии это самая скудная средствами своими обитель, но к чести настоятеля должно сказать, что сравнительно с прочими монастырями и по своим ограниченным средствам монастырь стал нисколько не ниже некоторых других обителей. Достойно сожаления только, что есть одно мирское селение, которое примыкает к обители, и это для нее причина неискоренимого зла. При монастыре есть народное училище для детей ближних селений, так как монастырь за рекой, которая отделяет его и от города и от Старо-Голутвина монастыря.

III. Белопесоцкий Троицкий монастырь

Он находится на левом берегу реки Оки, напротив города Каширы. Когда именно он основан, достоверно неизвестно, но весьма древний, он существовал уже в XV веке, во времена владычества татар и который-то из ханов давал ему льготные грамоты. В оном две церкви; из них холодная соборная весьма благолепно украшена московским купцом и фабрикантом Щербачовым. В прежнее время нравственному состоянию этой обители вредило, что она была ссыльная, но в 1840 годах был последний резкий случай при строителе Афанасии, который был настоятелем более 20 лет, и которого потом вывели в казначея в Лужецкий монастырь, где он и скончался. При его преемниках монастырь стал видимо улучшаться. На его место поступил иеромонах Высокопетровского монастыря отец Гедеон, бывший наместник Толгского монастыря. Впоследствии его перевели архимандритом в Серпуховской Высоцкий монастырь, а на его место – Саввинского монастыря наместника отца Николая, который умер в Москве в больнице. За ним следовал отец Сергий, из иеромонахов Белопесоцких, из чего можно усмотреть, что нравственно обитель очевидно улучшилась: он начальствовал недолго и в обители умер. После него был избран монастырский иеромонах Иоанникий, ныне имеющий уже сан игумена.

В настоящее время эта обитель, благодаря деятельности настоятеля, несравненно улучшилась против прежнего тем более, что в числе братства осталось уже весьма немного подначальных. Служение церковное надлежащим образом исполняется по уставу, пение столбовое, хорошее. Трапеза и одежда достаточны. Церкви и строения содержатся в порядке; хозяйство ведется успешно, с выгодой для обители. Гостиница при монастыре деревянная, весьма хорошая и содержится очень исправно. Августа 29 бывает ярмарка.

Белопесоцкая обитель долгое время всего более страдала от подначальных, которые были присылаемы из всей епархии, и так как бывали в числе оных и люди значительные, имевшие прежде власть и сан, а нередко и немалые средства, то трудно было настоятелю бороться с ними. Впоследствии само начальство стало убеждаться в нецелесообразности этой меры, то есть в ссылке виновных монахов и белого духовенства в монастыри; ибо через это редко приносится польза людям, нравственно испорченным, но всегда причиняет великий вред обителям; это тлит нравы монашества вообще и вредит ему во мнении мирян, которые, видя бесчинства, творимые в обителях, и, не зная, от кого они происходят, осуждают все монашество.

Теперь епархиальное начальство пришло к тому заключению, что всего лучше виновного исправлять в том самом месте, где он провинился; ибо: 1) все знают, в чем его вина, и ему, следовательно, нельзя сказать, что он страдает невинно; 2) к его характеру приноровились и скорее найдут средства к уврачеванию язвы; 3) не заражаются нравственно неиспорченные от сопребывания с людьми зараженными и закоснелыми во зле; 4) легче искоренять зло единичное, нежели там, где совокупляется зло разнородное и 5) наконец, виновный скорее исправится в своем месте и не впадет в отчаяние. Нужно не утеснение человека, но исправление виновного.

IV. Давыдова пустынь

Эта обитель основана в 1515 году преподобным Давыдом, полагавшим начало в Пафнутиевом Боровском монастыре. Он пожелал большего безмолвия и удалился в Серпуховской уезд, где и поселился близ реки Лопасни, в 23 верстах от Серпухова. Местность весьма живописная, возвышенная и усеяна лесами и рощами.

Первоначально церковь во имя Вознесения Господня была деревянная, впоследствии за ветхостью снесена и на месте оной выстроена новая, каменная, весьма обширная и благолепная, но когда именно, достоверно неизвестно.

В 1744 году за этой пустынью числилось 613 душ крепостных крестьян.

При моем поступлении на Угрешу, в 1834 году, настоятелем там находился отец Иоанникий. В 1838 году, по сложившимся обстоятельствам, он был уволен от должности строителя и определено ему жить на покое в Пешношском монастыре, где и скончался в 1840 годах. Он жил на больничной вакансии и представлял себя в крайней бедности, так что должен был себе во всем отказывать, и не имел даже порядочного носового платка; но так как он был настоятелем в продолжение 15 лет или около того, и прежде, по-видимому, не терпел нужды, то Пешношский настоятель, не вполне доверяя нищете отца Иоанникия, нередко пропускал мимо ушей его требования, отчего старец и роптал на монастырское начальство.

В последние дни его жизни, когда он стал уже весьма слаб, его неоднократно посещали настоятель и духовник и спрашивали его, не желает ли он сделать каких распоряжений, но он постоянно твердил, что он ничего не имеет, что он так беден, что и распоряжаться ему нечем. После этого, ежели были какие сомнения у Пешношского настоятеля, они должны были рассеяться; волей-неволей приходилось верить умиравшему старцу.

Чувствуя и сам, что близок уже его последний час жизни, он стал просить послушника, прислуживавшего ему, чтобы тот, не раздевая его, положил его в гроб в том самом худеньком подряснике, который был на нем. Когда он умер и послушник передал настоятелю волю покойного, конечно настоятель велел исполнить его желание. Но когда стали надевать на него мантию, то ощупали, что у него в кармане платок и что-то жесткое и, полагая, не бумаги ли какие, вздумали вынуть, вытащили платок, и что же оказалось? В платке были завернуты деньги, их сосчитали, денег оказалось 7 000 рублей ассигнациями!

Не наше дело рассуждать, какими средствами были приобретены такие деньги, но нельзя не пожалеть, что, будучи уже в весьма преклонных летах и живя в монастыре на больничной вакансии, он упорно терпел во всем нужду, имея возможность удовлетворить всем своим желаниям, и кроме того, еще роптал на монастырское начальство, и в предсмертный час, по-видимому, умышленно утаил свое достояние, распорядившись так, чтобы его деньги никому не достались. Допустив даже, что он совестился выказать, что у него были деньги, быть может, не все вполне благоприобретенные, но и это не может служить оправданием в его действии, слишком предосудительном, не только для инока и старца, но даже и для мирянина вообще.

Преемником его был иеромонах Геннадий, постриженик Пешношский. Вот, что он рассказывал о себе. «Когда я был послушником и проходил разные послушания, то желал получить только монашество, и был бы спокоен. Сделавшись монахом, я остался при тех же послушаниях, и все-таки недовольный, стал рассуждать: «Ну, вот меня сделали и монахом, так что же толку? Разве послушания-то не те же? Нет, уж ежели бы меня сделали диаконом, тогда я был бы покоен, доволен». Пришло время, был я посвящен и во диакона, но и этим не удовольствовался. «Вот уж ежели бы я был иеромонахом, тогда, конечно, бы вполне был доволен: зажег бы лампадку, прочитал бы правильце, помолился бы...» Сделавшись иеромонахом, стал я помышлять о том, как бы сделаться настоятелем: «Уж, как бы хорошо овечек попасти, и уж, конечно, стал бы распоряжаться не так, как распоряжаются другие». Достиг и этого, он был сделан строителем Давыдовой пустыни и, пробыв там несколько лет, был уволен, а при увольнении стал желать возвратиться в Пешношскую пустынь, но этого не получил, а кончил жизнь в Екатерининской пустыни. Вот что значит, когда монах отступит от своей цели, от самоотвержения, и дозволит себе следовать своим помыслам. Я знал очень хорошо отца Геннадия и с очень хорошей стороны и думаю, что ежели бы он остался жить в Пешношском монастыре, то вероятно, впоследствии был бы настоятелем.

На его место поступил Афанасий, бывший наместник Саввинского монастыря. Он был жизни безукоризненной, но имел характер весьма строптивый и при том еще, как человек сварливый и притязательный, докучал владыке своими доносами, мелочными сплетнями и вследствие этого дошел до того, что ему приходилось служить самому, даже без диакона, так как по его жалобам иеромонахи и иеродиаконы его монастыря были под запрещением. Трудно определить, отчего у него сложился подобный характер, вследствие ли ревности не по разуму или оттого, что, не живши в общежитиях, не научился ладить с разнородными характерами, почему и приходил в непрестанное столкновение с братиями; а был он человек весьма неглупый и во время своего наместничества в Саввине монастыре с братией мирствовал.

Это может служить подтверждением дознанного по опыту, что насколько настоятель, питомец штатного монастыря, в общежитиях оказывается неискусным, настолько, напротив того, человек, проникнутый духом обители общежительной, для штатной приносит существенную пользу.

Владыка, по свойственной ему проницательности, не ожидая для обители ничего лучшего от его правления, вывел его в Чудов монастырь экономом, где он впоследствии и скончался.

На его место в Давыдову пустынь поступил отец Паисий, из казначеев Иосифова Волоколамского монастыря; родом он из дворян Тульской губернии, как по фамилии, не припомню. Его настоятельство ознаменовалось только построением колокольни, для которой все было заготовлено еще при его предместниках. После того он был переведен в Лужицкий монастырь архимандритом, был наместником Чудовским, Покровским настоятелем и благочинным, и там скончался.

На его место поступил Варлаам, Лаврский иеромонах, человек добродушный и гостеприимный, управлявший Гефсиманским скитом, где и скончался; а на его место поступил теперешний настоятель, отец архимандрит Иосиф из настоятелей Берлюковской пустыни.

В заключение о Давыдовой пустыни скажу свое мнение: 1) Местоположение обители самое удобное, в весьма благоприятной местности, на юг от Москвы верст на 100. 2) Церковное служение гораздо сокращеннее, чем обыкновенно принято в пустынных монастырях, а пение придворное, не вполне стройное. 3) Состояние и содержание как церквей, так и прочих зданий, сравнительно с другими обителями, далеко не соответствует тем средствам, которыми обладает пустынь. 4) На правах общежития братия, пользуясь всем содержанием от монастыря, сверх того, вопреки уставу общежительному, получают еще и деньгами (как они говорят) на карманные расходы. 5) Полевое хозяйство довольно обширное, не всегда приносит пользу обители. 6) О нравственном направлении братства много сказать нельзя, так как часть оного составляют приставные из чужих обителей, а другие живут более по своему собственному усмотрению, чем под руководством монастырского начальства.

Таковое состояние обители я объясняю себе тем, что целый ряд настоятелей, следовавших один за другим, поступали туда из штатных, и таким образом, при всей своей благонамеренности, может быть, совершенно неумышленно и бессознательно, ослабили устав общежительный.

V. Берлюковская пустынь

Эта обитель, как говорит предание, основанная около 1600 годов, во времена самозванцев и междуцарствия, никогда не была ни многолюдна, ни в цветущем положении, и можно сказать, что только еле-еле существовала до начала XVIII века. Во времена Императрицы Анны на нее воздвиглось гонение вследствие притязательности Феофана Прокоповича, и ее окончательно разорили. В 1780 годах ее восстановил блаженной памяти митрополит Платон, любивший восстановлять обители. Ему обязана Берлюковская пустынь своим существованием; она была совершенно упразднена и обращена в приходскую церковь, из которой и священник даже бежал. Более же всего, после своего восстановления, обязана Берлюковская обитель своим теперешним благолепием отцу Венедикту, который настоятельствовал в ней более 25 лет, с 1829 по 1855 год. Он умер в сане архимандрита. Я знал его лично. Он был лет 60, весьма благообразный, роста не очень высокого, бороду и волосы имел небольшие с проседью. К посторонним он был весьма внимателен и приветлив, для обители неусыпно старательный, в управлении взыскателен и строг, впрочем, не без особых к тому причин: в то время все загородные монастыри были наполнены подначальными монахами, преимущественно московскими. По твердости своего характера он умел их обуздывать, хотя это и нелегко было и не обходилось ему без скорбей; за то он приобрел доверие владыки и был у него на весьма хорошем счету как один из самых почтенных настоятелей Московской епархии.

Преемником его был отец Парфений, поступивший в 1855 году. Сравнительно с другими обителями, Берлюковская пустынь при его поступлении была несравненно в лучшем положении, но почему-то установившиеся там порядки пришлись ему не по мысли. Он возымел намерение все преобразовать, переиначить и ввести свои новые порядки, и все это окончилось ничем. Он мало обращал внимания на существенные потребности обители, и во время своего настоятельства занимался составлением каких-то проектов и черчением совершенно бесполезных планов.

В 1859 на его место определен из просфоряков Троицкой Лавры иеромонах Иосиф, который начальствовал по 1865 год. В его бытность в большом холодном соборе, строенном при архимандрите Венедикте, сделаны нижние своды, отчего этот прекрасный храм, бывший прежде довольно сырым, осушился, и за это ему великое спасибо. Но за пещерную церковь поблагодарить его нельзя: лучше бы и вовсе не делал. Эти пещеры в Берлюковской пустыни образовались следующим образом. В 1829 году туда поступил крепостной человек Куманиных, по имени Макар. Он был дядькой при детях, а впоследствии – поваром. Овдовевши, получил свободу, вступил в монашество и при пострижении был назван Афанасием. Он исправлял должность свечника, украдкой ходил в сосновую рощу и в горе копал пещеры, а в средине оных – колодезь. В 1841 году он пожелал восприять схиму, а при этом был снова наименован Макарием. Окрестное население имело великое доверие к старцу, и после кончины его (последовавшей апреля 1, 1847 года) посещают его пещеры и по своему усердию служат над его могилой панихиды. При этих-то пещерах отец Иосиф и вздумал выстроить церковь, которая и оказалась весьма неудачной. Она разрушается потому, что около оной идет кругообразный пещерный ход, над церковным сводом выведен весьма тяжелый верх, совершенно бесполезный и производящий только давление. Церковь крайне сыра и не совсем безопасна, и потому служения в ней не бывает. Для того, чтобы устроить церковь, пришлось тронуть и пещеры, выкопанные старцем, где их распространили, где продолжили или углубили; словом сказать, их испортили, и ежели не совсем уничтожили, то совершенно исказили.

На место отца Иосифа, которого в 1865 году перевели в Давыдову пустынь, Берлюковская братия избрала себе настоятеля из своей среды, иеромонаха Исаию. Он был родом из московского купечества, полагал начало в Берлюковской пустыни, куда поступил при отце Венедикте, при котором был пострижен и произведен во иеромонаха. Он был поведения трезвого и честного и знаком со всеми порядками обители, и думалось всем, что он будет весьма хороший настоятель. К сожалению, на деле вышло совершенно иное. Отрешившись от мира, он не сумел отрешиться от своей воли, не хотел подчиниться монастырским уставам, и это повело его к самочинной жизни. К тому же он имел еще и большие средства, оставивши у себя капитал. Это его надмевало: он считал себя выше всей братии, зазирал и осуждал каждого, и дошел до такой степени гордости и самомнения, что когда был избран в настоятели, стал считать для себя несовместным пребывание среди такой братии. Он сложил с себя начальство по прошествии не более полугода после избрания. Его превозношение довело, наконец, до того, что он отказался от монашества и возвратился в мир.

После Исаии поступил в настоятели игумен Иона из Екатерининской пустыни, постриженик Соловецкого монастыря. Он начальствовал с 1865 года по 1870 год, пока по прошению не был уволен от должности. По увольнении его братия отказались от избрания из своей среды нового настоятеля. Тогда мне сделано предписание, чтобы я представил владыке нескольких кандидатов, в том числе был и Угрешский казначей отец Нил, которого владыке благоугодно было избрать.

При поступлении отца Нила усмотрены были мной некоторые упущения, на которые я и советовал ему обратить внимание: 1) Церковный порядок, установленный при архимандрите Венедикте, при его преемниках мало-помалу изменен. 2) Столбовое пение пришло в совершенный упадок, и все прочее соответственно этому шло по произволу; так, например, в последнее время в Великую Четыредесятницу начинали Часы в 8 и 9 утра. 3) Для братской трапезы не было определенного времени. 4) Пища и одежда скудные. 5) Церкви содержались с нерадением, а большой прекрасный собор, по недосмотру, страдал от сырости; наконец, 6) хозяйство было в явный ущерб обители.

Когда по прошествии около года после вступления отца Нила я снова посетил обитель, то нашел видимое улучшение: 1) Церковное служение стали совершать надлежащим образом по уставу, в определенное время. 2) Столбовое пение уже восстановлено. 3) Чин трапезы введен по примеру нашей обители с предношением Панагии. 4) Пища и одежда весьма хорошие. 5) Все церкви приведены в совершенный порядок. 6) Строения и здания исправлены. 7) Хозяйство улучшено и 8) при монастыре открыто училище по примеру Угреши.

В Берлюковской пустыни есть особенность, которой нет ни в какой другой обители: это ношение чудотворной иконы Христа Спасителя (изображения, называемого «Лобзанием Иуды») не только по Богородскому уезду, но и по другим сопредельным, что приносит обители значительный сбор, равняющийся едва ли не третьей части всего получаемого дохода.

VI. Николо-Пешношский монастырь

Основателем этого монастыря был преподобный Мефодий, ученик Преподобного Сергия, и полагают, что это было около 1361 года. Название происходит оттого, что Преподобный при строении обители трудился сам, пешеноша деревья для зданий. Он скончался в 1392 году, июня 14, предварив своего учителя и наставника только тремя месяцами. В 1553 году Пешношский монастырь посетил царь Иван Васильевич Грозный и имел там свидание с бывшим епископом Коломенским Вассияном. Царь в письме своем к Кирилло-Белозерскому игумену не очень хорошо отзывается о Пешноше.

Владения монастыря были весьма обширны: в одном Дмитровском уезде он имел около 16 000 десятин земли, а всех крепостных душ более 2 800. Но не видно, чтобы он имел большое значение или пользовался особым расположением царей Михаила и Алексея.

В 1764 году он был упразднен и обращен в приходскую сельскую церковь, а в 1766 году, по просьбе Веревкина, генерал-майора, восстановлен. Первый из иерархов, который обратил внимание на сию обитель, был преосвященный Феофилакт, епископ Переяславский; ибо она принадлежала к его епархии; он вызвал из Введенской Островской пустыни строителя Игнатия, вместе с ним прибыл и иеромонах Макарий. При Игнатии, который был довольно строг и взыскателен с монашествующими и деятелен относительно внешнего управления, мало-помалу водворился порядок, явились и щедрые датели, помогавшие ему в средствах. В 1788 году Игнатий был переведен в Тихвинский монастырь архимандритом, потом в Московский Симонов и там скончался в 1796 году. На его место поступил Макарий: ему-то в особенности и обязан Пешношский монастырь своим совершенным восстановлением. Он настоятельство-вал 23 года, с 1788 по 1811 годы, и привел его в такой порядок, что блаженной памяти митрополит Платон при посещении Пешноши сказал ему: «Пешноша в моей епархии – вторая Лавра». Отец Макарий был из купеческого звания города Рузы, по прозванию Брюшков; полагал начало в Санаксарской обители, жил близ Кадама в Ананьевских лесах. В 1806 был сделан архимандритом Пешношского и Борисо-Глебского Дмитровского монастыря; перед кончиной восприял схиму, скончался в марте 1811 года. Он находился в дружественных отношениях с молдавским старцем Паисием был с ним в переписке и получил от него в дар посох.

Преемником Макария был Пахомий, родом из Тверских купцов, по прозвищу Волков. Он полагал начало на Пешноше; с 1806 по 1811 годы был строителем Берлюковским, и оттуда по смерти Макария и переведен. Его настоятельство продолжалось 7 лет и принесло обители не пользу, а великое ослабление, и она снова стала утрачивать тот стройный порядок, который был водворен в ней с таким великим старанием старцем архимандритом Макарием. Пахомий был подвержен немощам, и потому в 1819 году от должности уволен. На его место поступил отец Максим, из казначеев монастырских. Он был родом тоже из Тверских купцов, по фамилии Погудкин. Полагал начало на Пешноше, был недолгое время строителем монастыря и от должности отказался; был казначеем Берлюковским, потом казначеем и духовником на Пешноше, и наконец, в 1819 году был избран в строителя.

При поступлении на Московскую епархию в 1821 году архиепископа Тверского Филарета, монашество было распущено, в особенности в городских монастырях, и потому загородные были наполнены подначальными, от которых не избавился и Пешношский, и эти-то непрошенные гости и посеяли в нем первые семена смут. Отец Максим был строителем с 1819 года по 1836 год. Будучи сам безукоризненной монашеской строго подвижнической жизни, при всей своей благонамеренности, он, не имея ни достаточно твердости духа, ни умения, чтобы управлять обителью, поколебавшейся при его предместнике, действовал не вполне успешно, в чем и сам сознавался. Чувствуя бремя правления себе не под силу, так как обитель была в то время колеблема внутренним нестроением, не имея решимости удалить нарушителей братского согласия, и вместе с тем, не предвидя более мирного исхода, он стал усиленно проситься на покой. Владыка, уважая его за его высокоподвижническую жизнь, за смирение и монашескую нестяжательность, долгое время не, соглашался освободить его от начальства и всячески старался удержать. Чтобы основательнее и подробнее узнать о причинах нестроения обители и не произнести приговора заочного, владыка, находившийся в то время в Петербурге, на своем возвратном пути в Москву, свернул прямо с Клинской станции и направился в Пешношскую обитель, где и прожил около недели. Это обстоятельство может служить доказательством того, в какой мере владыка дорожил монашеством и благоустройством обителей Московской епархии; ибо, несмотря на то, что он долгое время не был в Москве, где многие и многое его ожидали, он не затруднился и почти для частного дела, которое считал важным и требовавшим его особого внимания, на время отложил все прочее. На месте разобрав все обстоятельства дела и убедившись по исследовании, что старец не без основания просился на покой, владыка, хотя и нехотя, и скрепя сердце, согласился на его просьбу уволить от начальства. Зато и виновники удаления старца почувствовали, что архипастырская рука, умевшая помогать слабым и немощным, умела подавлять непокорливость и давала себя чувствовать, где нужна была строгость мер. Приезд владыки оказался для обители вполне благотворным: успокоил строителя и обезоружил недовольных; главные двигатели, в том числе и казначей, были удалены в другие монастыри. Когда перед своим отъездом владыка предложил братии приступить к избранию, и по несогласию двух противоположных сторон, взаимно друг другу мешавших, выбора состояться не могло, он пожелал слышать мнение старца, хорошо знавшего всю братию. Отец Максим сказал тогда владыке, что к старшей братии он доверие утратил, а на младших положиться не может. Нельзя в этом случае не пожалеть, что ни старец, ни братия не сумели или не хотели из своей среды избрать себе правителя, хотя и были весьма достойные люди. Тогда владыка предложил на выбор двух настоятелей: Угрешского игумена Илария и Сретенского Сергия. Пешношская братия предпочла последнего, так как он полагал начало в их обители. Отец Сергий, впоследствии архимандрит, поступил в 1836 году. Время его настоятельства не ознаменовалось ничем замечательным для обители, так как он не вполне сочувствовал общежительному уставу, и потому он и братия не пришлись друг другу по духу.

После его кончины братия, по опыту убедившись, что начальник, избранный из чужой обители, редко сродняется с потребностями места ему вовсе неизвестного, не стали уже противиться избранию из своей среды, и был тогда избран казначей отец Мефодий. Он был проникнут истинным духом монашества и, подобно отцу Максиму, был подвижник. Он долгое время уклонялся от принятия священства, и наконец, тогда только согласился на это, когда владыка почти принудил его. После посвящения во иеродиакона владыка приказал ему готовиться для посвящения во иеромонаха через день или два, к первому архиерейскому служению, и он опять согласился нехотя. Будучи сделан иеромонахом, он служил очень редко. Об этом доложили владыке, и когда он его спросил: «Отчего редко служишь?» Тот отвечал ему: «Смущаюсь, владыка святый, что когда в служении обращаюсь к народу, много людей смотрит мне в лицо». Тогда владыка сказал ему: «А ты забудь, что ты в присутствии людей; ежели будешь помнить, что ты находишься пред лицем Господа, ты не будешь смущаться. Служи, я благословляю тебя». И после этого он служил без всякого смущения. Я это слышал от одного из тамошних иеромонахов. В заключение о нем скажу, что однажды мне случилось быть у преосвященного Леонида, где застал и его. Преосвященный пошел с секретарем в кабинет, и мы остались вдвоем. В это время вошел в комнату отец Иаков, архимандрит Даниловский. В разговоре он спросил его: «А много у Вас овечек?» Тот ему отвечал, что столько-то. Тогда отец Иаков снова стал спрашивать: «Ну, а козлища-то есть?» – «Есть, есть один козел, вот он», – отвечал старец, стуча пальцем себе в грудь. После такого ответа поневоле пришлось замолчать.

Отец Мефодий был впоследствии архимандритом и заслужил всеобщее уважение. Когда он скончался в 1869 году и был о том извещен преосвященный Леонид, то как епископ Дмитровский, он пожелал отдать старцу последний долг и поехал на его погребение. У отца Мефодия была еще та особенность, что он до чрезвычайности любил чистоту: он не жил в настоятельских келиях, куда ходил только по праздникам пить чай или принимать посторонних посетителей, а сам жил в своей монашеской келии, где пол был так чист и бел, как будто только вчера вновь настлан.

В преемники отцу Мефодию был избран один из тамошней братии, бывший благочинный и после того казначей отец Дионисий.

При посещении мной обители усмотрено, что: 1) в церквах содержится чисто, но не особенно рачительно; 2) что Богослужение совершается согласно уставу; 3) что пение столбовое довольно удовлетворительное; 4) что трапеза, как там отзываются, согласная с прежним положением, в наше время оказывается далеко недостаточной, что и подает иногда повод к ропоту; 5) что одежда по местности прилична, но в другом месте была бы не совсем достаточна; 6) что хозяйство, заключающееся в обширных сенокосах и в огородничестве в больших размерах, ведется успешно и приносит обители существенную пользу; 7) что здания и ограда все каменное, обширное и давнего построения, содержится исправно; и что, наконец, 8) относительно духовного настроения обители нельзя не сознаться, что дух прежнего старчества и по сие время отчасти сохранился преемственно между старожилами обители, но, к сожалению, плохо усваивается современным поколением.

VII. Екатерининская пустынь

Основана, по преданию, при царе Алексее Михайловиче около 1659 года в память рождения дочери его, царевны Екатерины, о которой он имел извещение в ночном видении. Там был царский зверинец и богадельня для престарелых царских слуг.

Первоначально церковь строена в 1660 году, но существующая ныне соборная церковь позднейшего построения, относится, должно полагать, ко времени Императрицы Екатерины II. Этот храм кругообразный, весьма пространный, в два света (наверху и внизу) с хорами, окружающими изнутри всю церковь. Над алтарем, на хорах, придел во имя Успения Пресвятой Богородицы, а внизу престол во имя великомученицы Екатерины. Иконостасы вверху и внизу и хоры – все сплошь вызолочено, стены расписаны. Церковь эта очень хороша, просторна, светла, благолепна и содержится весьма хорошо. С западной стороны к этой холодной церкви примыкает теплая, имеющая два престола, направо и налево: 1) Святителя Николая и 2) Преподобного Сергия, а вверху над оной еще холодный придел во имя святых апостолов Петра и Павла и в него ход снаружи из сеней. Кроме того, есть еще церковь во имя святителя Димитрия на колокольне, которая каменная, невысокая, но красивая, под оной – въездные главные Святые врата. В Петров день бывает за колокольней у монастыря ярмарка: торгуют красным товаром, посудой и прочим. Сбору в монастырь с ярмарки бывает неодинаково: от 30 до 70 рублей серебром. Вообще пустынь зданиями не скудна, везде все каменное и крытое железом, и ограда не весьма высокая с башнями по углам, но очень красивая. Не только все монастырское строение каменное, но и скотный двор за оградой и нижний этаж новой гостиницы.

Я стал помнить Екатерининскую пустынь с 1834 года. Вскоре после моего поступления на Угрешу я туда ездил с отцом игуменом Иларием, и нахожу, что с того времени эта обитель находится почти все в одном положении, но тогда казалась несравненно благоустроеннее Угреши. Настоятелем в то время там был строитель Мельхиседек. Он был средних лет, довольно полный и красивой наружности. Настоятельствовал 13 лет, особенной деятельностью не отличался, лет за 6 до кончины был поражен параличом и умер в 1849 году. При его еще жизни определен был Берлюковский иеромонах Мисаил. Ему было лет 45; в Берлюковской пустыни он был весьма полезен как хороший сборщик, но как настоятель, он не отличался умением управлять; как память его правления остался только большой колокол в 300 пудов. Незадолго до своей кончины он был представлен к игуменству, последовало утверждение Святейшего Синода, но по болезни он не мог принять посвящения и умер, не будучи игуменом. Он настоятельствовал с 1843 года по 1854 год.

Его преемником был отец Мефодий (из рода Сухотиных). Полагал начало в Иосифо-Волоколамском монастыре, был потом казначеем в Давыдовой пустыни, откуда и поступил строителем. Он был весьма умный человек и благонамеренный; года за два до смерти он также, как и предместник его, был разбит параличом, переселился в Покровский монастырь, где и скончался в 1864 году.

В 1885 году на его место поступил игумен Иона, казначей Высоцкого Серпуховского монастыря, и по прошествии 6 месяцев переведен в Берлюковскую пустынь. За ним следовал Варсанофий, постриженик Московского Покровского монастыря, откуда и поступил в 1865 году. В продолжение его настоятельства обитель, видимо, стала приходить в упадок. По неприятному делу, в котором выразилась его беспечность, по определению Святейшего Синода, он был удален от начальства и назначен на больничную вакансию в Покровскую богадельню, где и умер в 1874 году.

На его место поступил, избранный из монастырской братии, бывший казначей, отец Арсений, правящий обителью и по сие время.

В числе настоятелей с тех пор, как существует пустынь, не было ни одной выдающейся личности.

В настоящее время, благодаря заботливости отца строителя, пустынь приходит в лучший порядок. Служение церковное весьма исправное и, несмотря на малочисленность братии, пение частью столбовое, частью своеобразное, исполняется очень недурно. Трапеза и одежда братии соответственны средствам. Хозяйство полевое и скотный двор находятся в хорошем состоянии и приносят обители пользу.

При обители два отдельных здания гостиницы, содержатся чисто. В Москве имеется свое подворье на Рогожской улице, приносящее доход, получаемый с жильцов.

VIII. Спасо-Преображенский Гуслицкий монастырь

Этот монастырь из мужских Московской епархии самый новейший: он основан по Высочайшей воле Государя Императора. В последних числах декабря 1858 года последовало Высочайшее повеление о пожаловании обители 150 десятин земли (в Богородском уезде, в Гуслицкой волости, при реке Нерской), и кроме того, 2 000 дерев на постройки и 5 000 рублей серебром на построение. В конце января отведена дача, а в марте приступлено к созиданию обители и перенесена древняя деревянная церковь во имя Преображения Господня, находившаяся по другую сторону реки, на старом погосте, который назывался монастырищем. Это указывает, что тут был когда-то монастырь, кем и когда основанный, достоверно неизвестно, но полагают, что митрополитом Киприаном. Летопись добавляет, что «во время нашествия Татарскаго Царевича Талыша⁵² в 1411 году, Митрополит Фотий здесь жил при церкви Преображения, при святом озере, в своей Митрополичьей волости».

Эту-то древнюю церковь, должно думать, и перенесли на место, назначенное для новой обители, которая по имени церкви была наименована Спасо-Преображенской, а по названию волости – Гуслицкой. Владыка (покойный митрополит Филарет) сам пожелал освятить древний храм на новом месте, и ему угодно было, чтобы с ним вместе участвовали в освящении два архимандрита: Златоустовский, отец Евстафий, и я. День для освящения был назначен 24 мая. Владыку ждали за день. Я приехал 22 числа, часов в 11 утра. День был знойный.

Деревянная монастырская ограда составляет правильный четвероугольник, имеющий саженей 80 длины с каждой стороны, по углам башни. Святые ворота деревянные с западной стороны. Вошедши в оные, видишь три деревянных двухэтажных корпуса, крытых железом: влево корпус, в котором наверху настоятельские келии, внизу братские; рядом другой, наверху рухлядная и братские келии, а внизу трапезная и поварня; с противоположной стороны, от ворот вправо, третий корпус, наверху келии, внизу просфорня. В северо-восточном углу поставлена древняя деревянная церковь, о которой я упоминал: она двухъярусная, небольшая, взятая с погоста за полторы версты, а там ныне часовня каменная и монастырское училище; в Преображениев день там бывает ярмарка.

Новый настоятель, строитель Парфений (составивший «Описание своего путешествия на Афон и в Палестину», молдавский уроженец, бывший раскольник, перешедший в Православие, и Афонский постриженик), прибывши в Россию, был иеромонахом на Троицком Сухаревском подворье, числился в Гефсиманском скиту, потом находился в Берлюковской пустыни с 1856 года строителем до 1859 года и оттуда переведен в Гуслицкий монастырь, устроенный под его ведением. Он принял меня весьма радушно и повел осматривать монастырь. Начали мы с так называемых архиерейских покоев. Когда я туда вошел, я невольно остановился от удивления. Плотники достилали полы, пилили, строгали, везде щепы, стружки, всякий сор и хлам, ни двери, ни рамы еще не навешаны, а знаю, что владыку ждут с часу на час. Видя таковую неурядицу, я не вытерпел и спросил: «Да где же остановится владыка?» Строитель отвечал: «Разумеется, здесь». – «Как здесь? – воскликнул я. – Это невозможно: здесь ничего не готово, а Вы владыку ежечасно поджидаете». – «Ничего, все поспеет», – говорил строитель.

Мы прошли потом в корпус, где рухлядная, которая была еще совершенно пустая, и братская трапеза и поваренная. Все было устроено просто и хорошо.

Пришли мы в третий корпус, предназначенный для просфорни: внизу большая, весьма просторная комната с изразчатой печью. «Это просфорная», – сказал строитель. Рядом еще другая такая же комната и с такой же печью. «А это что же?» – спросил я. «И это просфорная», – был ответ. Мне это показалось весьма странным. «Да для чего же это две просфорные печи? – невольно спросил я. – Неизвестно, и в одной-то, может быть, не для кого будет печь просфор; монастырь еще не открыт». Отец строитель несколько обиделся моим замечанием, весьма естественным, и отвечал мне довольно сухо: «Ну уж это мое дело: я знаю, что делаю».

Пошли мы далее, вижу, за монастырем какой-то деревянный домик в лесу, чистенький, новенький. «Это что у Вас, отец строитель, – спросил я, – какое-то строение в лесу?» – «А это медовница», – отвечал он. Я не понял и снова переспросил его: «То есть? Как медовница? Что ж это такое?» – «А для того, чтобы мед сытить». – «Стало быть, у Вас уж много пчел заведено?» – сказал я. «Нет, пчел еще вовсе нет». – «Так для чего же это строите?» – «А для того, что тогда уж некогда будет строить медовницы: заранее все готовь!» – отвечал строитель. На такие доводы я не нашелся что и сказать.

Когда мы уже все осмотрели, вошли в церковь. Древнейшая, небольшая, двухъярусная, очень хорошенькая, с западной стороны к ней примыкает двухэтажный корпус с келиями.

Владыка в этот день, отслушав у себя в Москве обедню, весьма рано отправился в путь, нигде подолгу не останавливался, менял лошадей, осматривал на пути некоторые церкви и прибыл в монастырь к 4 часам пополудни. Ему была большая встреча у святых ворот: строитель со всей братией его встретили при колокольном звоне в облачениях и с крестом. Владыка прошел прямо в церковь, и пока он все осматривал и везде ходил по монастырю, в это время едва-едва успели наскоро повыкидать щепы и сор из его келии, выносили лестницу, и весь хлам большой кучей свалили у крыльца. Готовы были только маленькая комнатка да спальная, а в прочих ни рам оконных, ни дверей так и не навесили, и только уже во время всенощного бдения успели все доделать, так что келейники владыки придумали покуда двери завесить простынями.

На следующий день, то есть 23, в навечерие освящения малая вечерня была в 4 часа, а бдение в 7 часов. Со владыкой служили мы, оба архимандрита: Златоустовский отец Евстафий и я, строитель Парфений, и сколько-то из братии. Так как монастырь только что учреждался, братства еще не было собрано, то к освящению отец Парфений брал временно из Берлюковской пустыни и монашествующих и ризницу. Во время всенощного бдения сделалась перемена в погоде, пошел дождь при сильном ветре и стуже. Тут я и вспомнил, что когда из дормеза, в котором приехал владыка, келейники выбирали привезенное, я увидел, что несут, между прочим, и шубку его из меха шеншила (подаренную ему покойной графиней Анной Алексеевной Орловой, весьма ценную, стоившую, говорили тогда, сколько-то тысяч). Видя это, я подивился, что в такой зной и везут шубу, но когда вдруг завернул такой север, то я подивился уже только предусмотрительности владыки.

На следующий день погода посмягчилась, но все еще было холодно и сыро. Перед утром приехал архиепископ Казанский Афанасий, возвращавшийся из Санкт-Петербурга в свою епархию, и остановился в келиях настоятеля. Владыке возвестили об его приезде, и они свиделись на пути, когда владыка шел к служению. Владыка освящал верхний храм во имя Успения, а преосвященный стоял в алтаре. За трапезой владыка не был и кушал у себя один, а преосвященный ходил трапезовать с братией.

На следующий день литургию совершал архиепископ Казанский со всем прочим духовенством. По окончании оной владыка и преосвященный вкупе совершали закладку нового соборного храма в честь Нерукотворенного Образа, Преображения Господня и Святителя Николая. Вслед за тем оба владыки всем собором перешли на середину монастыря и здесь митрополит произнес молитву на освящение монастыря с крестообразным осенением святым крестом. Затем последовал крестный ход вокруг всей монастырской ограды. В этот день, после обедни, был чай, а закуска в келиях у владыки, который после того кушал у себя один, а преосвященный Казанский и мы все – у настоятеля в его келиях, а не в трапезе.

Вскоре после обеда владыка, архиепископ и мы все оставили Гуслицы и поехали за 18 верст в Павловский посад, где по желанно и просьбе граждан владыки совершали всенощное бдение и литургию, после чего в церкви же святители распростились, потому что преосвященный отправился в путь, а митрополит и мы поехали за 7 верст далее, в село Мери для совершения закладки нового храма.

Преосвященному Афанасию*⁵³ в то время на вид было не более 65 лет: роста он высокого, довольно полный, весьма благообразный, с седой окладистой бородой. Помню, что на нем была зеленая бархатная ряска.

Со времени учреждения обители я не был в ней до 1871 года и посетил ее вторично будучи уже благочинным, следовательно, только через 12 лет, и нашел, что, кроме каменной церкви, все весьма обветшало, так как все было выстроено из дерева, на скорую руку и не совсем расчетливо. Большого деревянного собора, на закладке которого я присутствовал, уже не существовало, так как за год перед тем он сгорел (на Страстной неделе, от неисправности печей). Монастырь имел до 16 тысяч дохода, кроме положенных на поминовение неприкосновенных сумм до 8 тысяч рублей, и все получаемое было расходуемо безостаточно на содержание монастыря. Долгу на нем лежало до 30 тысяч рублей. Вследствие чего я и представил владыке мое мнение, что для приведения обители в надлежащий порядок следовал бы уменьшить число братии, оставив не более 40 или 50 человек, и сократить бесполезное хозяйство, бывшее в ущерб.

По стечению обстоятельств, не совсем благоприятных, в 1872 году отец игумен Парфений пожелал удалиться, и был уволен на покой в Гефсиманский скит, где пребывает, кажется, и поныне.

На его место был избран братией и утвержден начальством бывший монастырский благочинный отец Иероним, Московский уроженец купеческого звания и Гуслицкий постриженник.

При его управлении, благодаря его заботливости и уменьшению братства, согласно представленному мной мнению, обитель в непродолжительное время стала видимо поправляться во всех отношениях: церкви приведены в совершенный порядок, служение отправляется исправно, соответственно уставу; пение столбовое, довольно стройное, трапеза и одежда братии очень достаточны. Хозяйство сокращено и улучшено, так что из остаточных сумм текущих доходов строитель нашел возможным устроить в продолжение двух лет небольшую, но весьма красивую каленую ограду около монастыря на протяжении более 300 саженей с угловыми башнями и святыми вратами. Кроме того, он еще уделяет ежегодно на уплату прежних долгов.

При монастыре есть училище, в котором обучается до 70 мальчиков из окрестного населения, ежедневно приходящих, частью и живущих. Училище находится на старом погосте, на местности прежних священнослужительских домов.

Имеется странноприимный дом и деревянная гостиница за оградой.

Описавши, в каком положении ныне эта обитель считаю не излишним объяснить, почему она основана по особому Высочайшему повелению, когда уже существует столько мужских монастырей в Московской епархии.

Гуслицкий монастырь, заведенный в местности, наиболее заселенной раскольниками, исстари там обитающими, основан в тех видах, чтобы туземное население мало-помалу обратить к Православию. Ни один из монастырей Московской епархии не имеет подобной задачи. Отец Парфений, испрашивая разрешение устроить обитель, утверждал, что она послужит к совершенному искоренению в той местности раскола, и был уверен, что по прошествии трех-четырех лет не останется ни одного раскольника. Следовательно, обитель Гуслицкая должна быть «светочем во тьме, сияющим, разгоняя мрак заблуждения истинным светом Христовым, всех проовещающим». Для достижения этой главной цели настоятели Гуслицкие должны бы обращать внимание на то, чтобы иноки обители не только соблюдали все то, что надлежит соблюдать каждому иноку, но вообще они должны идти далее и совершать то, чего не делают иные, чего от иных и не потребуют, но что здесь должно быть главной целью. Иными словами: общая задача монашества – покаяние, дабы при богоугодном жительстве достигнуть собственного спасения. Следовательно, ежели инок верует (как учит веровать наша Святая Церковь) и старается, по слову апостола, от всякия злыя вещи огребатися (1Сол.5:22), то есть удаляться от всего греховного, прилагая, таким образом, дела к вере; ибо вера без дел мертва есть (Иак.2:26), ежели он все это соблюдет, то нет сомнения, что достигнет желаемого своего спасения. Для инока Гуслицкой обители сего не довлеет: он должен не только помышлять о своем собственном спасении, но он должен еще всеми силами пещись о спасении других; следственно, задача его сугубая: «Старайся и сам спастись, старайся спасти и другого, который погибает, тогда только исполнишь ты свое назначение». Что же для сего нужно? 1) Чтобы иноки жили душеполезно для себя и 2) душеспасительно для других; а для сего необходимо, чтобы их жизнь была и назидательна и учительна. Назидательной их жизнь будет для мирянина (в особенности для раскольника, всегда зазирающего жизнь каждого православного, а тем паче православного инока), ежели они не будут подавать поводов к соблазну, и учительной, ежели еще, кроме того, будут стараться возвратить на путь истины уклонившихся от правой стези.

Чтобы жизнь инока не была соблазнительной для мирянина, вообще достаточно, чтобы он жил соответственно монашескому своему званию. Посему и в обителях городских (где, снисходя к немощности осуетившегося мира, поневоле приходится делать отступления от устава церковного и сокращать службы, дабы не обременить молящихся продолжительностью богослужения) иноки назидали бы мирянина, живя благочестиво и пребывая во храме благоговейно. Сего недостаточно для раскольников, ибо они не столько проникают в смысл догмата и учения, сколько обращают внимание на внешность обрядовых действий и, хорошо зная устав церковный, легко могут заметить всякое отступление от оного. Следовательно, при церковном служении в Гуслицком монастыре необходимо неуклонное следование уставу церковному и пение столбовое знаменного распева. Таким образом, раскольник, приходя во храм, будет обезоружен, ежели идет назирать братию и, находя точное исполнение устава, и вторично возвратится и послушает пения и чтения в сладость.

Относительно постов необходимо тоже строгое соблюдение правил, изложенных в уставе как в самом качестве пищи, так потребно и воздержание в количестве употребляемого. Для того, чтобы доставить возможность раскольнику видеть чин трапезы и простоту снедей соответственно уставу, полезно было бы, ежели бы настоятель старался оказывать гостеприимство и почаще и побольше приглашать их к трапезованию с братией, учредив, ежели то потребуется, для них особый стол. Это было бы первым шагом к сближению; ибо потом нетрудно будет незаметным образом привести их и к сотрапезованию, чего они избегают, опасаясь общения с людьми, которые не по их вере.

Говорить о благочестивом поведении иноков и о благоговейном стоянии в храме совершенно излишнее; ибо это должно быть наблюдаемо везде, а прежде всего, «да не како соблазниши брата твоего»; это даже не есть и заслуга, но обязанность и долг каждого христианина, тем более всякого инока. Следует же прибавить, что в общении с людьми, закоснелыми в заблуждении, необходимо блюсти себя от всякого слова суетного, постоянное смирение, кротость, благодушие, даже и не при совсем мирных отношениях ближнего. Вот все, что неуклонно должно быть наблюдаемо для предупреждения всякого повода к соблазну и для внушения почтения и благоговения, ежели уже невозможно достичь благорасположения. О живущих так можно будет сказать, что они жительствуют назидательно; но это еще только половина дела: нужна еще другая половина – учительность. Для достижения сего надлежит наблюдать следующее: 1) учить детей, для предотвращения их от заразы лжеучения и 2) всеми мерами стараться обращать людей взрослых, коснеющих в заблуждении, от невежественного пристрастия к старому, что проистекает от неразумения истинного учения Православной веры. Следовательно, в числе братии должны быть люди, способные к научению, сами хорошо знающие и православные догматы и изучившие основательно все утонченные мелочности расколов. Братий, имеющих таковые свойства, найти весьма нелегко, или лучше сказать, почти невозможно, так как потребны основательные знания и искусные приемы для успешного прения. Эти познания может иметь только человек, изучивший богословские науки во всей их полноте, как преподаются в духовных высших училищах; ожидать же, что найдутся и сами по себе придут в монастырь подобные люди, значило бы льстить себя тщетной надеждой и полагаться на мечту, а поручать словопрение людям к тому неприготовленным было бы безрассудно; ибо это неминуемо повлекло бы за собой постоянный перевес раскольников над православными самоучками, и само собой разумеется, подорвало бы всякое доверие, сделав подобных законоучителей посмешищем. То ли желательно? Этим ли способом можно достигнуть предположенной цели?

Обитель должна образовывать людей, которые были бы ее деятелями. Когда Троицкая Лавра пожелала ввести у себя иконописание, она учредила у себя училище и послала своих монахов учиться в Академию Художеств. Понадобилась фотография – отправлены были из ее братии в Москву учиться этому искусству, и ныне она имеет своих фотографов. Но ни живопись, ни фотография не были существенной потребностью обители, тогда как люди, способные быть деятельными противоборниками раскольников, необходимы для Гуслицкой обители по местности, где она находится. Она должна заботиться и подготовить людей к сему духовному деланию, указанному ей как цель. Протекло уже более пятнадцати лет со времени учреждения, а много ли сделано ею? Ежели сделано что-нибудь, то это так немного, и притом такими средствами, что лучше об этом и не говорить. Неужели в числе ее братии нет людей благонадежных как поведением, так и способностями, которых она могла бы послать в семинарию и академию изучить все то, что нужно для успешного действования на поприще, ей указанном? Нужно только положить начало – послать двух или трех человек и после того ежегодно отправлять еще по одному. Так незаметным образом в непродолжительное время соберется в монастыре достаточное число людей обученных, чтобы было кому обучать и прочих братий и приступить к правильному способу действования для успешного обращения раскольников в Православие.

В этих видах полезно было бы тогда учредить в известные дни или в праздники собеседование в монастыре, подобное тому, какое бывает на Святой неделе, иногда и в другое время в Москве, в Кремле.

Кроме того, желательно бы, чтобы в Гуслицком монастыре была учреждена особая больница с аптекой и наемным при оной врачом для бесплатного лечения окрестного населения. Таковые дела любви и милосердия, при благочестивом жительстве монашествующих и при строгом соблюдении правил устава церковного, не могут не возыметь благотворного действия на сердца людей, даже самых загрубелых и закоснелых в суеверии. Тогда монастырь будет доказывать на самом деле, что он постиг свое высокое назначение, и делом и словом будет подвизаться о Христе и за Христа; а доколе он не достигнет сказанного, дотоле он будет всуе труждаться и не только искоренять раскол, но еще более распространять его, служа предметом нареканий и подавая повод к осуждению.

Скажем в заключение, что эта обитель, как видится ныне, на одном уровне с прочими обителями; что же касается главной ее цели и исключительного ее назначения, выразим, не обинуясь, всю истину: сокровенно от нас будущее и чем станет она, мы не предусматриваем, но прошедшее видимо и несомненным становится, что не только не достигнута ею цель ее, сомнительно даже, было ли еще когда-либо и сделано надлежащее начало к достижению предположенной цели.

IX. Троицкий Ново-Голутвин монастырь

В 1869 году, при моем вступлении в должность благочинного всех общежительных монастырей Московской епархии, Ново-Голутвин монастырь не входил в состав подведомственных мне, так как был штатный и второклассный. Там доживал свой век престарелый и болезненный старец архимандрит Тихон, находившийся прежде того в Дмитровском Борисо-Глебском монастыре и уже более 25 лет как оттуда переведенный. Он был из духовного звания, очень добрый и почтенный старец, весьма кроткий и смиренный, безукоризненный по жизни, воздержный по природе и по привычке, и весьма нестяжательный, словом сказать, он имел все добродетели истинного монаха, и будь он простым старцем в какой-нибудь обители, он был бы всеми чтим и уважаем за свою подвижническую жизнь, действительно примерную. К сожалению, он был сделан довольно рано настоятелем штатного монастыря, прямо со школьной скамьи, и потому, как человек неопытный в деле правления, но любивший науки, он и в обители продолжал читать и заниматься отвлеченными предметами, мало зная толку в существенных потребностях жизни, и по своему характеру, еще менее обращая на них внимание. Вследствие этого и первая обитель, Борисо-Глебская, где он провел довольно времени, доставшаяся ему уже в жалком положении, при нем пришла еще в скуднейшее состояние, и Ново-Голутвин монастырь остался после его смерти, как я уже говорил выше, в самом жалком, плачевном положении, так что не было, как говорится, к чему и руки приложить. В таком-то виде принял ее нынешний настоятель отец-архимандрит Сергий.

Говоря об открытии там общежития, я ничего не сказал о самой обители и потому, что знаю, скажу о ней теперь.

Она находится в самом средоточии города Коломны, напротив кафедрального собора. Когда существовала еще Коломенская епархия, учрежденная отцом великого князя Дмитрия Ивановича в 1350 году, напротив собора было архирейское подворье: обширный двор, обнесенный каменной оградой; на дворе архиерейские палаты, весьма длинные, в два этажа с домовой церковью и с переходами в другую холодную церковь. В нижней части архиерейского дома находятся келии. Это подворье со всеми зданиями каменное, каменная колокольня при соборе, на оной большой колокол и благолепное украшение внутренности городского соборного храма, все это устроено во время правления архиепископа Никиты, поступившего в Коломну в 1682 году. Он был в прежнее время духовником Патриарха Никона. Нынешний городской собор был тогда кафедральный, а находившиеся на подворье церкви были домовыми. В 1799 году Коломенская епархия была закрыта; архиерейский дом оставался праздным. Митрополит Платон, опасаясь видеть архиерейский дом в запустении, или как Крутицкий, обращенный в казармы, пожелал перевести в него штат из Богоявленского Голутвина монастыря. Сделав это, владыка не уничтожил и тот монастырь и, оставив его на его собственном содержании, включил в число заштатных. Прежний назван Старо-Голутвин, а вновь устроенный Ново– Голутвиным Троицким. Хотя в основании этой обители и лежат камни, положенные епископами, но в строгом смысле говоря, обитель учреждена только в

1800 году, и следовательно, на старом пепелище существует недавно, сравнительно с другими. Ее летопись, как обители иноческой, а не как подворья архиерейского, кратка. Был и еще почти рядом с ним монастырь Спасский, и вероятно, оттуда братия и служила у владык. Последний из архимандритов Старо-Голутвина Богоявленского II-классного монастыря (бывший с 1757 по 1759 год игумен Угрешский) Варлаам Гловацкий вместе с братией переведен в Ново– Голутвин монастырь в 1802 году и там скончался. Сколько времени он там находился, мне неизвестно; после того там был архимандрит Анания, скончавшийся в 1817 году. За ним следовали: Никанор, впоследствии митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский, Арсений переведен из Дмитрова, Иосиф с 1830 по 1838 год, скончался и погребен в Старо-Голутвине монастыре, Иоаким с 1838 года по 184... и Тихон, скончавшийся 7 февраля 1871 года, погребен под холодным соборным храмом в Ново-Голутвине монастыре. На его-то место и поступил настоятель, игумен Сергий (ныне архимандрит), по желанию Коломенского почетного гражданина Гурия Феодоровича Ротина и по назначению владыки. Он благодушно подчинился воле архипастыря и перешел из обители благоустроенной в обитель, находившуюся в совершенном упадке. При вступлении своем он нашел братии 15 человек, храмы были ветхи и весьма запущены, ризница в скудости, монастырь в безвыходном положении, и начальство недоумевало, что ему сделать, чтобы восстановить обитель. Устав общежительный был введен, и то, чего не могли достигнуть в продолжение 70 лет, было исправлено менее чем в 7 месяцев.

Ныне все храмы в совершенном порядке; ризница, благодаря щедротам Ротиных, не только достаточна, но роскошна, служба совершается согласно с уставом церковным, без малейшего отступления, пение стройное и согласное, чтение правильное. Все здания обновлены, архиерейский дом исправлен и приведен в наилучший вид, трапеза и келии устроены как нельзя лучше, пища очень хорошая, одежда приличная и братии собрано до 50 человек. Жители Коломны, редко посещавшие обитель во дни ее упадка, теперь к ней вполне расположились. Ротин исполнил свое намерение: пожертвовал свой каменный дом, приносящий более 3 000 тысяч рублей серебром доходу, и хотя сам уже и отошел от этой жизни, но и после него его боголюбивая вдова не менее благотворит обители, быть может, даже ревностнее, и свои временные сокровища влагает во влагалище неветшающее и, не имея семьи, завещавает, таким образом, своим духовным наследникам в нескончаемые лета памятовать ее как обновительницу и благотворительницу обители Новоголутвиной.

X. Николо-Угрешский монастырь

Исчислив все монастыри моего благочиния и упомянув об их теперешнем состоянии, не считаю себя вправе умолчать и о той обители, которая поручена непосредственному моему ведению, с той только разницей, что, говоря о ней, воздержусь от всякого суда касательно ее состояния в настоящее время.

Говоря о других, я мог и должен был сообщить свои заключения и выводы; говоря об Угрешской, приведу только данные, ибо никто не судья в своем собственном деле. Мое молчание об обители моего духовного возрождения было бы несправедливостью в отношении ее самой и неблагодарностью к тем благотворителям, чьим щедротам она обязана своим положением. С другой стороны, есть люди, которые, не зная в точности ее вещественного положения, делают о ней весьма часто совершенно несправедливые заключения и выводы. Поэтому изложу в кратких чертах все существенное, относящееся обители, и, не говоря ни худа, ни добра о существующем, ограничусь простым изложением того, что было прежде и что есть теперь, дабы читающий мог видеть, чем она была и чем стала. Желающие проверить мои слова могут удостовериться посещением.

Обитель наша основана, как гласит предание, в 1380 году Московским великим князем Дмитрием Ивановичем Донским вследствие явления ему иконы Святителя над сосной, когда со своей дружиной великий князь шел на Мамая. Обрадованный и ободренный чудесным проявлением благодати Божественной, великий князь воскликнул, что «вся сия угреша сердце его». И оттого и самое место явления стало называться с тех пор Угреша. Ни подтверждая, ни отрицая этого, повторяю дошедшее до нас по преданию. Что обитель действительно основана Дмитрием Ивановичем Донским (хотя и нет на то указаний в летописях, как оказывается по неоднократным исследованиям людей, занимавшихся этими изысканиями), подтверждается: 1) близостью потешного села великого князя, села Острова. 2) Древностью обители; ибо один из ее игумнов, Иона, первый нам известный по имени, был современником Троицкого игумена Зиновия, настоятельствовавшего с 1432 года по 1445; следовательно, до года основания (1380 год) недостает только 50 или 60 лет. Ежели же мы допустим, что Иона задолго до вступления Зиновия был уже настоятелем Угрешским и в продолжение не одного десятка лет, то выйдет, что нам неизвестна судьба Угреши только в продолжение первых каких-нибудь 20 или 30 лет. 3) Расположение преемников Донского к Угреше и их благоволение к ее игуменам может также отчасти служить подтверждением, что она действительно обязана своим началом победителю Мамая. Расположение же властителей Московских к Угреше не подлежит сомнению, ибо в 1479 году она имела свой двор (то есть подворье) в Кремле, как значится в летописях; а подобным преимуществом пользовались немногие обители. Не было ли и подворье в Кремле даровано ей основателем ее, великим князем Дмитрием? 4) Что великие князья и святители благоволили к ней, можно усмотреть из того, что в течение менее 30 лет три Угрешских игумена посвящены во епископов: Авраамий в 1491 году – епископ Коломенский, Силуан в 1493 году – епископ Крутицкий, Тихон I в 1520 году – епископ Коломенский. При Грозном, в 1575 году, видим еще четвертого из игуменов Угрешских, Тихона II, рукоположенного в архиепископа Казанского и Астраханского. Наконец, 5) в древнем монастырском синодике, переписанном в царствование Шуйского, читаем: «Род Благовернаго Великаго Князя Дмитрия Ивановича Донского, создателя святыя обители сея». Не может же это быть вымыслом. Обширные владения монастыря и число душ крепостных крестьян, простиравшееся до 3721, и разные льготы, права и преимущества, упоминаемые в царских жалованных грамотах, данных монастырю с 1545 по 1652 (коих сохранилось числом 7), опять свидетельствуют, что Угрешский монастырь и впоследствии пользовался благорасположением Московских Государей.

Его посещали великие князья: 1) Василий Иванович – в 1519 году; 2) Иван Грозный – в 1546 году; 3) царь Михаил Федорович с 1614 по 1634 год посетил Угрешу 9 раз и 4) царь Алексей Михайлович с 1646 по 1675 год приходил молиться 13 раз. Это походы, упомянутые в Дворцовых Разрядах; но были, по всей вероятности, еще посещения случайные, мимоездом из Острова и в Остров, которые не упомянуты. В монастыре была гостиница, строенная Патриархом Иовом, были Государевы палаты и Патриаршие келии.

В нашем синодике вписано около 30 княжеских и более 50 знатнейших дворянских родов. Упоминаю это, чтобы показать значение обители в общественном мнении с давнейших времен, а значение монастыря не приобреталось без нравственного достоинства, особенно в то время, когда строго следили за жизнью и подвигами монашествующих.

Так как наш монастырь был основан в 1380 году, следовательно, при жизни Преподобного Сергия, за 12 лет до его преставления, то полагаю, что можно почти безошибочно сказать, что не без его совета и участия совершилось сие основание. Когда двоюродный брат великого князя Дмитрия, Владимир Андреевич у себя в Серпухове пожелал устроить обитель Высоцкую (так названную по возвышенности местности), Преподобный Сергий собственными руками заложил обитель и оставил в ней ученика своего Афанасия. Голутвин монастырь имел первоначальником также ученика его, Григория, Андроньев – Андроника, Сторожевский – Савву, Пешношский – Мефодия, Симонов – Феодора и т. д. Из числа его учеников 15 были настоятелями обителей.

Игумен Иона, о котором я упомянул, живший при игумене Зиновии, третьем преемнике Преподобного Сергия, списывал книгу Житий Святых, как значится в надписи, им самим сделанной: «Повелением Господина Зиновия, Игумена Сергиева монастыря, списася грешным Ионою, Игуменом Угрешским». Это доказывает духовное общение Угрешской обители с Троицкой. Не был ли Иона первоначально иноком Сергиевской обители, и быть может, во времена Преподобного, или пострижеником и сподвижником его преемников? В слове «повелением» не таится ли выражение этой духовной подчиненности ученика чтимой обители; ибо другой зависимости Угреши от Лавры мы допустить не можем, так как она всегда была самостоятельная, а не приписная к Троице?

Первоначально обитель была деревянная (как и все обители в древности при своем зарождении): это видно из того, что в 1521 году она была сожжена в одно время с Островом Крымским ханом Магмед-Гиреем. Каковы были строения и здания впоследствии, мы не знаем; известно только, что в 1614 году царь Михаил Федорович приходил на Угрешу на освящение храма, вероятно, соборного. В 1750 годах упоминается о храме во имя Спаса Нерукотворенного Образа, в котором, за ветхостью, нет службы, а в 1788 году об освящении Успенской церкви Московским архиепископом Платоном. Ныне (то есть в 1877 году) всех престолов в обители 11, а именно:

1. Собор каменный, холодный, древнего построения, во имя Святителя Николая, в 1840, 1843 и 1848 гг. распространен, обновлен и расписан частью на монастырские суммы, частью на вклады израсходовано до 15 тысяч рублей серебром.

2. Церковь теплая Успенская, старинного построения, была вновь отделана, распространена на иждивение Александрова и освящена в 1852 году.

3. Придел при Успенской во имя преподобной Марии Египетской, устроен иждивением Александровых и освящен в 1851 году. Перестройка сих двух храмов и отделка стоили до 30 тысяч рублей серебром.

4. Церковь при братской трапезе во имя святого апостола Матфея и мученицы Параскевы над склепом, где погребены Александровы, освящена в 1854 году, устроена их усердием и стоила до 3 500 рублей серебром.

5. На колокольне (во 2 ярусе) во имя Усекновения главы святого Иоанна Предтечи, устроена иждивением московского купца Ивана Петровича Пятницкого, стоила до 1 500 рублей серебром; она холодная.

6. Скорбященская, в здании больницы, строена вместе с больницей по усердию Александровых, весь корпус стоил до 20 тысяч рублей серебром, освящена в 1860 году.

7. Казанская при богадельне вверху, устроена усердием московского почетного гражданина Рогаткина, стоила до 10 тысяч рублей серебром, освящена в 1870 году.

8. Во имя святителя Василия Парийского (при богадельне, внизу, под Казанской), устроена в 1875 году усердием московского купца Василия Лукича Васильева, стоила до 2 000 рублей серебром; обе церкви теплые.

9. Церковь крестовая во имя Преподобного Сергия в архиерейских палатах, с колокольней, освящена в 1870 году. На построение архиерейских палат, церкви, устройство и отделку оных со всеми принадлежностями израсходовано до 16 тысяч рублей серебром из монастырской казны.

10. Скитская, деревянная, с колокольней, во имя святых апостолов Петра и Павла, на каменном высоком основании над склепом, где погребен храмоздатель, почетный гражданин Петр Иванович Куманин, стоила до 15 тысяч рублей серебром; освящена в 1860 году.

11. Во имя Сошествия Святого Духа, в здании училища, с колокольней, вместе со всем зданием и прочими принадлежностями устроена монастырской казной, освящена в 1873 году. Все здания училища стоили до 45 тысяч рублей серебром.

Колокольня каменная в 6 ярусов, вышиной в 37 саженей; она была начата строением в 1758 году при игумене Варлааме, но в 1763 (как видно из описи) не была еще совершенно достроена, должно полагать, после 1778 года; нижние два яруса оставлены в прежнем виде, а третий, временный (сложенный кое-как), снят и вместо него надстроено еще четыре, и все сие совершено с 1859 по 1860 годы и стоило до 40 тысяч рублей серебром, на иждивении Александрова.

На построение различных монастырских и скитских зданий и устроение ограды на протяжении до 800 сажен с 16 башенками, со святыми вратами и 7 въездными и четырьмя часовнями, частью на вклады разных лиц, частью из монастырской казны, в разное время израсходовано более 200 тысяч рублей серебром.

Построение трех гостиниц, в коих 160 нумеров, с гостиным двором и всеми принадлежностями стоило монастырю в разное время более 70 000 рублей серебром.

I. Устав обители. По всей вероятности, устав с древнейшего времени был общежительный, измененный в 1764 году при отобрании от монастырей их владений и преобразовании их в штатные. Но через девяносто лет, в продолжение которых обитель дошла до последней крайности (как уже подробно объяснено), в 1853 году общежитие было снова восстановлено, и с тех пор обитель стала обновляться.

При моем поступлении в 1834 году служба церковная, по малочисленности братии (монахов с послушниками было 10 человек), была весьма непродолжительна: вечерня начиналась в 4 часа; на повечерии каноны и акафисты читались непостоянно; к утрени ударяли в 4 часа; на полунощнице утренние молитвы не читались; обедня была одна, и в будни и в праздничные дни в 9 часов. В трапезе чин панагии не был совершаем. Просфоры покупались в соседних селах, так как в монастыре просфорни не было.

Со времени введения общежительного устава и умножения храмов порядок по церкви и трапезе введен следующий: 1. Вечерня. К вечерне в летнее время, в будни ударяют в 6 часов, в зимнее – в 5, а в навечерии воскресных и праздничных дней – в 4. Накануне храмовых праздников, когда соборное бдение, к малой вечерне звон в 3 часа, и на повечерии – или акафист, или молебное пение.

За повечерием ежедневно читаются каноны и акафист Спасителю или Богородице соответственно. Во время чтения канона Ангелу Хранителю ударяют к трапезе и по выходе из церкви вся братия идет в малую трапезу, где служащий иеромонах первенствует, а очередной (установленный для надзора за келарем и поварами) ходит во время трапезы, наблюдая за порядком и благочинием братии и за исправностью в пище. Суточный читает из Четьи Минеи или других, положенных уставом книг для чтения в трапезе. Перед окончанием трапезы ударяют к правилу, а по восстании от трапезы начинается правило и молитвы на сон грядущим. В те дни, когда бдение, сие отменяется.

В трапезу вся братия ходит и сидит за столом по старшинству, соответственно степени, в мантиях или в рясах, и в клобуках, послушники же обязаны быть в поясах и с четками.

В скиту вечерня круглый год бывает в 4 часа, но трапеза, по случаю трудов братии в саду, поставляется по усмотрению старца и соответственно времени несколько позже. Относительно правила соблюдается тот же порядок.

II. Утреня. К утрене в монастыре и летом и зимой в будни благовест в 3 часа, в воскресные и праздничные дни получасом ранее, исключая те дни, когда соответственно уставу благовест в полночь или в час пополуночи. На полунощнице, которая читается в притворе, вычитываются утренние молитвы. Для чтения шестопсалмия назначается кто-нибудь из иеромонахов или иеродиаконов. После первой кафизмы – чтение из Толкового Евангелия. По шестой песне канона – дневное чтение из Пролога или чтение Синаксария. С октября и до недели по Пасхе неизменно совершается утреня, исключая некоторые поминовенные дни по благотворителям, когда бывает с вечера всенощное заупокойное бдение.

III. Всенощное бдение. Совершается с недели по Пасхе и до праздника Покрова. В летнее время в 7 часов, а после праздника Успения в 6 часов, и продолжается часа четыре с половиной и более. По пропетии «Бог Господь» читается поучение из Златоуста или других, положенных уставом, книг. По шестой песне – чтение.

В скиту во весь год неизменно по будням утреня в полночь, равно и по воскресеньям зимой, а летом, когда бдение в монастыре с вечера, скитская братия своей службы не правит, но ходит в монастырь. Кроме того, в скиту на понедельник, вторник и четверток утреня скитская, то есть по «Бог Господь» вместо канона и кафизм чтение 12 избранных псалмов, 8 пророческой песни и 9, славословие малое и первый час. Во время чтения псалмов, после каждого стиха, припев «Аллилуия» трижды.

IV. Литургия. Ежедневно (кроме Великой Четыредесятницы) совершаются три литургии: первая немедленно следует за окончанием утрени, а когда бывает бдение с вечера, то в 6 часов утра, по усмотрению, в одной из монастырских церквей; вторая в 7 часов, в понедельник и вторник у Преподобного Сергия в архиерейском доме, в четверток в Сошественской церкви, в училище, а в среду, пяток, субботу и воскресенье в Петропавловской церкви в скиту. Третья, поздняя, литургия и в будни и в праздничные дни начинается в 9 часов. По совершении литургии вся монастырская братия с пением 144 псалма: «Вознесу Тя, Боже мой», предшествуя Пречистой, идет в трапезу, и по восстании из-за стола, по установленному чину Панагии, по возношении, просфора раздробляется диаконами на панагиаре и разносится братии. Чтение во время трапезы исправляет суточный чтец.

В воскресные дни и в праздничные, когда бывает трапеза в большой трапезной палате, по совершении литургии, настоятель и служившие с ним идут в настоятельские келии и немедленно, по окончании чая, возвращаются в тот храм, где была поздняя литургия. Настоятель надевает мантию и в предношении Пречистой и иконы праздника или Воскресенья Господня, предшествуемый всей братией, при пении 144 псалма направляется в трапезу. Чтец в трапезе в эти дни назначается особо. По восстании от трапезы просфора раздробляется, вся братия по чину подходит и прикладывается сперва к святой иконе, которую держит иеромонах, а потом от настоятеля получает часть Пречистой, и после этого тем же порядком все возвращаются в тот храм, из которого пришли.

В скиту имеется своя отдельная трапеза, где во время лета в будни, а зимой и в праздничные дни братия трапезует у себя, но чина панагии не совершается.

В Прощальное воскресенье, по совершении вечерни, вся братия собирается к 6 часам в трапезу, и по окончании трапезования все идут в Успенскую церковь, где после повечерия и по прочтении молитв на сон грядущим все прощаются с настоятелем и между собой и после идут по келиям.

Во все время Четыредесятницы преждеосвященная обедня бывает в монастыре в определенные дни только одна, и к оной приходят и из скита, но часы в остальные дни, великое повечерие и утреня, а в субботу и воскресные дни и вторая обедня бывает в скиту свои, за исключением Страстной седмицы, когда все ходят молиться в монастырь. Во всю неделю Пасхи литургия бывает ежедневно только одна в разных церквах, а утреня и вечерня только в монастыре, и в Страстную и Светлую седмицу ежедневно настоятельское служение.

Пение в монастыре по будням столбовое знаменного распева, а в воскресенье и праздничные дни – киевского.

Все послушания в монастыре лежат на братии: в просфорной, на поварне, в хлебной, в квасоварне, в прачечной, в бане, на гостиницах, в иконной лавке и преподаватели в училище – монахи и послушники. Первые должности: 1. казначея, 2. ризничего, 3. благочинного, 4. духовника, 5. смотрителя больницы и 6. смотрителя училища исправляют иеромонахи, а вторые, как-то: эконома, рухлядного, свещника, келаря, трапезного, письмоводителя, будильника, звонаря и т. п., поручаются безразлично, смотря по способностям каждого.

Из числа иеромонахов и иеродиаконов некоторые поочередно имеют наблюдение за келарней, поварней и трапезой, следят за тем, чтобы келарь в точности выдавал определенное количество съестных припасов; чтобы повара употребляли для пищи все, что получили, и чтобы трапезники поставляли на трапезу в достаточном количестве. В трапезе вывешено расписание, в какие дни что полагается для трапезы. Это заменяет кормовые книги, в древние времена существовавшие в обителях, но хранившиеся под спудом, служит руководством для келаря и дает возможность всем и каждому следить за тем, поставляется ли на трапезу то, что определено.

Каждые две недели для братии баня.

Никто, кроме настоятеля и казначея, не имеет келейника, но обыкновенно возле келии старцев помещается кто-нибудь из младшей братии, которые по просьбе старцев, взирая на немощи их, им помогают. Это делает отношения гораздо приязненнее, и хотя келейников положенных ни у кого нет, но благодушием своим каждый старший может себе приобрести прислуживающих, сколько желает. Никто из вступающих в обитель не изъемлется от послушания: имеющие степени священства поочередно служат в церквах седмицы и молебны, могущие петь находятся на клиросе, другие исправляют различные потребы обители.

Одежда, обувь, белье и келейные принадлежности, по мере надобности, выдают из рухлядной и все записывается в книгу, дабы в случае выхода или высылки известно было, что у кого имеется, а его платье, в котором он пришел в монастырь при своем поступлении, ему выдается обратно.

О численности братии в прежнее время нам ничего неизвестно, и нет сведений ранее 1713 года. По спискам этого года видно, что всех братий было 17 человек; в 1834 всех было 10 человек; в 1853 году, при открытии общежития – 36, а в настоящее время до 130 и около 45 богаделенных старцев.

Из истории нашей обители известны имена 83 моих предместников и, быть может, было еще в половину столько же, имена которых до нас не дошли. В длинном ряду этих Угрешских настоятелей некоторые заслуживают особого внимания:

Авраамий, 1491; Тихон I, 1520 – епископы Коломенские. Силуан, 1493 – епископ Крутицкий. Они посвящены прямо из игуменов, а следующие семь были впоследствии возведены в сан иерархов:

Трифиллий в 1697 году – митрополит Нижегородский; Феофан в 1753 году – епископ Нижегородский; Ириней в 1675 году – епископ Вологодский; Лаврентий в 1820 – году епископ Черниговский, после (1826) – архиепископ; Евгений (Казанцев) в 1818 – епископ Курский, архиепископ Псковский (1822), Тобольский (1825), Рязанский (1831) и Ярославский (1837). Иннокентий (Смирнов) в 1819 – году епископ Пензенский и Саратовский; Игнатий (Брянчанинов) в 1857 году – епископ Кавказский и Черноморский. Пятнадцать из настоятелей были впоследствии архимандритами, и шесть из Угрешских братий были настоятелями в других обителях, именно: 1) Феофил, Угрешский постриженик в 1810 году, был казначеем в Иосифовом Волоколамском монастыре, Троицким ризничим, Знаменским архимандритом, переведен в Тверь в Отрочь монастырь в 1831 году, скончался на покое в Троицкой Лавре. 2) Арсений, родом из Тульских купцов, полагал начало на Угреше в 1808 году, пострижен в Арзамасском Спасском монастыре, в 1820 году – строитель Арзамасской Высокогорской пустыни, в 1826 году – строитель Оранской Богородицкой пустыни в 50 верстах от Нижнего Новгорода, где и скончался в 1829 году. 3) Галактион, Старицкий уроженец, пострижен на Угреше в 1844 году, в 1848 году поступил в Саввино-Сторожевский монастырь, где ныне наместником в сане архимандрита. 4) Сергий (Свешников) из Московского купечества, Угрешский постриженник, с 1853 по 1867 – казначей, с 1867 по 1871 год – настоятель Старо-Голутвинский, ныне архимандрит. 5) Нил, уроженец Скопинский, постриженник Угрешский, с 1867 по 1870 год – казначей, с 1870 – строитель Берлюковской пустыни. 6) Каллист, постриженник Угрешский, эконом архиерейского дома во Владимире, с 1870 по 1873 год – казначей Угрешский, с 1873 года – строитель Коломенского Бобренева монастыря. 7) Николай, полагал начало в Угрешском монастыре, в миру назывался Гавриилом, пострижен в Угрешском монастыре, впоследствии – ризничий Новогородского Юрьева 1-классного монастыря, ныне игумен Николо-Беседного монастыря, в 4 верстах от города Тихвина.

Каковы были средства обители в прежнее время, в точности неизвестно. В 1834 году, при моем поступлении, было доходу не многим более 14 тысяч рублей ассигнациями, или 4 тысячи рублей серебром, в 1853 году, в год открытия общежития – около 8 тысяч рублей серебром, ныне получается до 40 тысяч рублей серебром доходу. В продолжение 35 лет, то есть с 1840 и по 1875 год поступило различных пожертвований недвижимостью, деньгами, церковной утварью, облачениями и прочим приблизительно на сумму 640 000 рублей серебром, именно:

1) Два дома в Москве 130 000 рублей

2) На постройки от Александрова

и других вкладчиков 320 000

3) От Куманина на скит и богадельню 110 000

4) Денежных единовременных пожертвований

на разные предметы. 23 000

5) Риз на иконы и серебряной

церковной утвари около 30 000

6) Более ста пятидесяти облачений священнических,

напрестольных одежд, воздухов,

пелен привесных и прочего 22 000

7) Книг церковных духовных

и разной церковной утвари 5 000

ИТОГО 640 000

Кроме того, Высочайше пожалованы две лесные дачи в 374 десятины. Всего во владении монастыря находится ныне:

1) Земли около 400 десятин.

2) В Москве три каменных дома.

3) В Москве два деревянных дома.

4) В Бронницком уезде мукомольная мельница о 4 поставах.

Обитель имеет больницу на 10 коек для монастырской братии, но из аптеки отпускаются лекарства без ограничения для приходящих больных безвозмездно, а для умерших неимущих выдаются бесплатно гробы из монастырских запасов.

Богадельня, первоначально только на 10 человек устроенная, мало-помалу расширилась и возросла до 45 коек. В оную поступают люди всякого рода званий: убогие, немощные и престарелые, кто бы они ни были, приемлются по усмотрению монастырского начальства. Смотрителем богадельни один из иеромонахов. Трапеза отдельная, но монашеская, одежда послушническая.

В черте ограды, напротив гостиниц, особые врата, ведущие на двор странноприимного дома, в котором без ограничения, но с предъявлением вида, неимущие могут пребывать бесплатно трое суток, пользуясь монастырским содержанием.

В прежнее время и гостиница монастырская была на правах странноприимного дома, но с ежегодным возрастанием богомольцев для устранения неудобств и во ограждение монастыря от ущерба потребовалось сделать изменение, и ныне положена во всех трех гостиницах, находящихся одна возле другой, определенная плата за помещенье и кушанье по расписанию. Пища с братской трапезы поставляется бесплатно. Всех нумеров в монастырских гостиницах, различных цен, считается до 160.

За гостиницами, в расстоянии четверти версты от монастыря, монастырское народное училище, существующее с 1865 года. Ныне в нем обучается до 200 учеников, в том числе: 1) живущих на полном монастырском содержании – до 50; 2) живущих бесплатно, но имеющих свою одежду и обувь – до 70; 3) живущих и платящих по 2 и по 3 рубля в месяц – от 60 до 70 и 4) вольноприходящих ежедневно и бесплатно учащихся – до 50 человек.

При училище свой отдельный храм, где бывает раз в неделю обедня, лазарет, аптека, библиотека и прачечная.

Во время трапезы полагается чтение из Пролога. Пища для детей не в постное время скоромная.

Преподаватели из монашествующих, а равно и служащие. На лугу перед училищем снаряды для гимнастических упражнений. Со времени введения общей военной повинности ученики обучаются отставными унтер-офицерами военной гимнастике как одному из существенных познаний в мирской жизни в наше время.

Ярмарок при монастыре не бывает.

продолжение 1

продолжение 2