II. Историко-юридическое значение 50-й главы в русском брачном праве

Статья „О тайне супружества», со внесением ее в состав печатной Кормчей книги, получила весьма важное значение как А) в истории источников и законодательства русского брачного права, так Б) и в развитии материального его содержания.

А) В истории источников и законодательства о русском брачном праве значение 50-й главы обнаружилось 1) в отношении к памятникам письменности, которые в древней России, до издания печатной Кормчей книги, служили источниками брачного права, 2) в том, что она сама стала считаться одним из важных и главных источников права, и 3) в том, что она имела влияние на развитие русского законодательства и судебной практики по делам брачным в течении XVIII и XIX вв.

1) Со времени введения христианства в России, преобладающим источником русского брачного права стали служить многочисленные памятники греческой канонической и юридической литературы, перешедшие к нам чрез посредство церкви. Одни из них помещались в сборниках, известных под названиями кормчих и номоканонов, и в богослужебных книгах; другие являлись в отдельных переводных сочинениях греческих канонистов и юристов и в сборниках разнообразного содержания; иные же издавались русскими иерархами, по примерам греческих архиереев, в качестве церковно-правительственных распоряжений в форме церковных актов (венечная памяти, грамоты). Под влиянием памятников законодательства греческой церкви составлялись и в России такие памятники, которые получили значение русского законодательства о браке и потому служили источником древнерусского брачного права.

Во всех рукописных кормчих книгах, употреблявшихся в древней России, со времени основания в ней церкви до половины XVII века, помещалось много статей о браке различного канонического достоинства. Но статьи эти появились в России не вдруг, не все за один раз; а число их постепенно, с течением времени, увеличивалось и нарастало. Первоначальное появление некоторых из них совпадает со временем основания русской церкви; иные явились в XI и XII вв.; особенно же много новых статей о браке прибыло в Россию с Сербскою Кормчею книгою в 1262 году; затем, и в последующие XV–XVII вв. вносились в русские списки Кормчих книг, прежде неизвестные им, греческие статьи. – Постепенное нарастание статей о браке в составе Кормчих книг заключилось первым изданием печатной Кормчей книги в 1649 – 1653 гг. Издатели ее внесли в нее большую часть статей, прежде помещавшихся в рукописных кормчих; но некоторые статьи, входившие прежде в состав Кормчих, они оставили без напечатания; за то, как бы взамен их, они поместили в печатном издании такие статьи о браке, которые не были известны Кормчим предшествующих времен. – Для определения значения в истории источников русского брачного права статьи „О тайне супружества», мы проследим постепенное нарастание статей о браке в Кормчих книгах и, при этом, укажем, по возможности, происхождение и содержание каждой из них.

Для всех православных поместных церквей и всегда обязательны церковные правила, имеющие авторитет законодательства вселенной церкви. В числе этих правил имеются и такие, в которых заключаются положения относительно той или другой стороны брака. Эти правила суть следующие: апостольские 5, 17 – 19, 26, 48, 51 и 61-е; соборов вселенских – четвертого (451 г.) 6, 14 – 16 и 27, шестого (трульского 691 г.) 3, 4, 6, 12, 13, 26, 30, 40, 47, 48, 53, 54, 72, 87, 92, 93 и 98 и седьмого 22-е, и поместных – анкирского (314 г.) 10 – 12, 16, 17, 19, 20 и 25, неокесарийского (314 г.) 1, 4, 9, 10, 14 и 17; лаодикийского (364 г.) 1, 10, 31, 52 – 54 и карфагенского (419 г.) 4, 16, 21, 25 и 102, и св. отцев: Дионисия александрийского († 246) 2 и 3-е, Василия Великого († 379) 4, 6, 9, 12, 18, 22 – 27, 30, 31, 33 – 42, 48 – 50, 52, 53, 58, 67 – 69, 77 – 80, 87, 88, Тимофея († 385) 5, 11, 13 и 15 и Феофила († 412) 5-е александрийских. В этих правилах, между прочим, говорится о существе и святости брака (апост. 5 и 51) и указываются препятствия к заключению брака, именно: отсутствие согласия родителей на брак детей и – господ на брак рабов (Василия Вел. 38, 40, 42), состояние в священном и монашеском чине (апост. 26; IV всел. 6, 14, 16; VI вселенск. 3, 6, 12; неокесарийского 6 и 18; Василия Вел. 6 и 48), родство плотское (VI вселенск. 54, неокесарийского 2-е, Василия Вел. 23, 68, 78, 79 и 87; Тимофея 11-е) и духовное (VI вселенского 53-е), состояние в непрекратившемся браке (VI всел. 87 и Василия Вел. 77) и разность в религии (IV вселенского 14, VI вселенск. 72, лаодикийского 10 и 31). – Все эти правила явились в России в самые первые времена после основания церкви и сохранялись в ней в сборниках во все последующие времена, но не всегда в одинаковой полноте, в одинаковом виде и в одной и той же редакции.

В первые времена русской церкви, означенные правила могли перейти к нам лишь чрез посредство таких сборников церковного права, которые употреблялись в греческой церкви в течении VI – X вв. В Греческой церкви были в употреблении¹⁴⁰ в этот период времени два собрания: одно – номоканон или синагогá титулов Иоанна Схоластика; другое – номоканон из XIV титулов с синтагмою, с ним соединенною. В Συναγογὴ Иоанна Схоластика, явившейся в греческом оригинале около половины VI века (между 540 – 560 гг.), излагались и в ее введении цитировались правила апостольские (85), соборов Никейского (20) Анкирского (25), Неокесарийского (14), Сардикийского (21), Гангрского 420), Антиохийского (25), Лаодикийского (59), Константинопольского (6), Ефесского (7) и Халкидонского (27) и св. Василия Великого (68). Но в состав номоканона или синагоги Схоластика не вошли правила тех вселенских соборов, которые были уже после жизни составителя (т. е. Трульского и VII вселенского); также в них нет правил собора карфагенского и некоторых правил (69 – 92 святого Василия Великого¹⁴¹). Впрочем, в греческой церкви синагога (или номоканон) Схоластика, после его смерти, дополнялась прибавлениями, в которых помещались в большей или меньшей полноте и правила соборов Трулльского и седьмого вселенского и св. отцев¹⁴². – Несомненно, что сборник Схоластика перешел в Русскую церковь весьма рано. В первые времена Русской церкви употреблялись кормчие, в которых заключались номоканон и синагога Иоанна Схоластика с дополнениями.¹⁴³ В дополнениях к синагоге Схоластика, находящейся в списке славянской Кормчей XIII в., помещены некоторые, очень не многие, правила шестого и седьмого вселенских соборов и Тимофея Александрийского. – Как в греческом оригинале, так и в славянском переводе синагоги Схоластика, правила церкви излагались в полной редакции, в какой они составлены были соборами и св. отцами; они расположены у Схоластика не хронологически, не в порядке их происхождения – но соответственно их содержанию, под заглавиями 50-ти титулов, под которые они подведены. Правила о браке не сведены у Схоластика в один титул, а приводятся в разных титулах (9, 24, 25, 26, 27, 18, 29, 31, 41 – 44). – Другой сборник церковных правил, употреблявшийся в греческой церкви в течении VI – X вв., известен под именем номоканона XIV титулов с синтагмою. Он составлен между 578 – 660 годами¹⁴⁴ и имел две редакции: первоначальную и последующую. В первоначальной редакции он полнее, чем номоканон или синагогá Схоластика и в IX веке был еще более дополнен патриархом Фотием. В первоначальный состав этого номоканона и синтагмы, кроме тех правил, которые вошли и в синагогу Схоластика, внесены были, правила (138-м) карфагенского собора 419 года и св. отцев Дионисия, Петра, Григория чудотворца, Афанасия, Василия, Григория Нисского, Тимофея, Феофила и Кирилла¹⁴⁵. Этот состав был дополнен в IX веке правилами трулльского и VII вселенского соборов, затем двукратного 861 г.¹⁴⁶. И номоканон XIV титулов в до-фотиевской редакции вместе с Синтагмою, но с дополнением ее правилами соборов Трулльского и VII вселенского¹⁴⁷, был переведен на славянский язык и находился в преимущественном пред номоканоном Схоластика употреблении в русской церкви с самых первых времен ее существования¹⁴⁸. В этом номоканоне правила о браке указаны в титулах I гл. 23 и 38, VII гл. 1, IX гл. 28 – 30, XI гл. 8 – 9, XII гл. 73, XII гл. 2 – 11, XIV гл. 7. В Синтагме, соединенной с номоканоном XIV титулов, канонические правила изложены в хронологическом порядке их происхождения, в том виде, как они были составлены соборами и св. отцами, – в полной их редакции. Таким образом русская церковь в самые первые времена своего существования получила от греческой церкви правила о браке, имевшие значение законодательства вселенской церкви в двух собраниях. Но ни в том, ни другом собрании, правила о браке не были сведены в одну главу, в одно целое: они были перемешаны с правилами разнообразного содержания. Цельного особого сборника церковных правил о браке не имела и греческая церковь IX века. Недостаток такого сборника в греческой церкви восполнялся в ней гражданским законодательством. В римском и византийском законодательстве брачное право излагалось с определенностью и полнотою. Для применения его в церкви, составители сборников церковного права помещали в них выдержки и извлечения из памятников государственного законодательства. Но в молодом, новопросвещенном христианском верою, русском народе понятия о брачном союзе и различных его сторонах не были сознаны и выражены в юридических формах. Новооснованная среди такого народа церковь, с целью провести в народную жизнь христианские начала о браке, стала заимствовать от Греческой церкви, наряду с каноническими правилами об этой стороне жизни, и гражданские указания о ней, которые применялись в пределах византийской империи. В тоже время отрылась необходимость в издании особых русских узаконений о браке, государственных и церковных. Таким образом источниками брачного права в первые века христианства в России явились, сверх правил вселенской церкви, еще – греческие и русские статьи относительно брака, помещавшиеся обыкновенно в кормчих книгах.

Самые первые заимствованные статьи о браке из византийского законодательства, которые сделаны были Русскою церковью, чрез посредство Кормчей книги, в течении X–XII вв. были следующие:

а) Отрывок из VII титула 1-й главы Прохирона Василия Македонского, составленного между 870 – 878 годами. В самых старинных русских кормчих книгах он помещался под заглавием О взбраненных женитбах¹⁴⁹, в печатной же Кормчей озаглавлен О сочтении степеней, (гл. 51). Он начинается: „Сближение имя есть родное» Ἡ συγγενεία ὄνομά ἐστι γενικόν. В отрывке заключается указание на виды кровного и двухродного родства и показываются способы счисления степеней родства. В древних Кормчих он излагался гораздо пространнее¹⁵⁰, чем в печатной Кормчей. В печатной Кормчей отрывок приведен с некоторыми пропусками, против Прохирона¹⁵¹ и с дополнением, которого нет в Прохироне. Дополнение служит доказательством, что отрывок, взятый из Прохирона, подвергался еще в греческой церкви некоторым переделкам¹⁵².

б) Отрывок из II титла 2-й главы Еклога Льва Исаврянина (740 г.) – с заглавием в рукописных Кормчих: Иного закона о возбраненных женитвах; в печатной Кормчей (л. 244) он присоединен к предшествующему отрывку без всякого заглавия¹⁵³. В этом отрывке определяется круг родства кровного, свойства двухродного и родства духовного, запрещенный для бракосочетаний состоящим в нем лицам. В разных видах греческой Еклоги некоторые места, входящие в состав отрывка, не одинаково читаются. В том виде, как он напечатан в Кормчей книге, он и сам по себе крайне не ясен, и отличается как по переводу, так в одном месте и по содержанию, от соответствующего места Еклоги, напечатанной в той же Кормчей (гл. 49 л. 175). Сличение того и другого перевода с греческим оригиналом убеждает нас, что древнейший перевод взят из Есloga privata и at Рrochiron mutata, а перевод „Главизн Леона царя» сделан с официальной Еклоги, и что оба перевода носят на себе признаки порчи и неправильности¹⁵⁴. Такими-то источниками права пользовались наши предки!

в) Закон судный людем¹⁵⁵. Эта статья явилась в России в первоначальном составе славянского номоканона¹⁵⁶, ранее письменной Русской Правды и письменных уставов Владимира и Ярослава, и представляет один из самых древних памятников, которые были заимствованы из Византии и имели значение источника права с самых первых времен церкви в России¹⁵⁷. По своему содержанию, она есть компиляция, coставленная из различных источников византийского права и по преимуществу из Эклоги¹⁵⁸. – С глубокой древности она существует в России в двух редакциях краткой и пространной¹⁵⁹. Краткая редакция помещалась в Кормчих книгах, для употребления в церковных установлениях¹⁶⁰. В печатной кормчей она изложена в 46-й главе. – В обеих редакциях Судного закона находятся совершенно сходный статьи о брачном браке. В печатной Кормчей статьи эти соответствуют:

греческой Эклоги и „Леона царя главизн».

глава 4 Tit. XVII c. 21 Зачатку 16 гл. 17

„ 7 „ „ 25 „ – 37

„ 9 „ „ 26 „ – 38

„ 13 „ „ 29 „ – 15

„ 14 „ „ 29 и 36 „ – 23

„ 32 Tit. II с. 12–13 Зач. 2 гл. 8–9

В указанных статьях Судного закона излагаются церковные и уголовные наказания за преступления против брачного союза: блудодеяние, кровосмешение, вступление в брачное сопряжение в духовном родстве и за двоеженство, – разъясняется неразрывность брака и указываются основания расторжения брака.

В первые века христианства в России, наряду с греческими статьями, явились в качестве источников брачного права и русские статьи. Они стали помещаться в Кормчих книгах вслед за греческими статьями и составляли дополнение к ним. Эти статьи:

а) Уставы св. Владимира¹⁶¹ и Ярослава²⁰⁵. По уставу Владимира, церковному суду по „всему христианству, и градом и свободам» предоставлены дела брачные: „роспуст, (разводы), смильное, заставное, умычык, пошибание промежи мужем и женою, о женитве в роде, поймы в сватстве, или о племени или о сватовстве поимутся»¹⁶². Равно по восточно-русской редакции Ярослава в подсудность церкви отведены следующие брачные дела: „умыкание, насилование», или „аще пустит боярин жену свою» или „аще муж оженится иною, а старою не распустився», или „жена пойдет от мужа за иный», „аще кум с кумою сживутся», „аще ближний род поймется», „две жене кто водит», „аще муж с женою в своей воли распустится», „аще жидовин будет с русскою или бесерменин на иноверце», „аще свекор снохою сдеет», а „деверь с ятровью, с мачехою», „аще два брата с женою сдеют» и т. п.¹⁶³. – Как бы ни разрешался вопрос о времени и способе происхождения уставов Владимира и Ярослава, – существование их служит бесспорным доказательством того, что государственное русское законодательству признано было русскою церковью за источник брачного права с самых первых времен ее существования и в виде актов, приписываемых первым христианским князьям, вносилось в свод церковного законодательства.

б) Канонические ответы¹⁶⁴ митрополита Иоанна II (1080–1088 гг.) черноризцу Иакову. Они внесены в Кормчие книги не позже ХIIІ-го¹⁶⁵, а может быть и в XII веке¹⁶⁶, – в качестве дополнительной статьи к каноническим правилам, перешедшим в Россию в синтагме с номоканоном XIV титулов, дополненной правилами соборов Трулльского и VII вселенского¹⁶⁷. В ответах митрополита Иоанна есть и такие, которые относятся к брачному праву. В них¹⁶⁸ говорится: об одинаковой необходимости церковного венчания и для простых людей, как для бояр и князей¹⁶⁹, о невенчании троеженца¹⁷⁰, об эпитимии против двоеженства¹⁷¹ и других преступлений против брака, о брачных сопряжениях троюродных и четвероюродных (в 6-й и 7-й ст.) родственников и в 6-ой степени свойства¹⁷², православной с иноверцем¹⁷³, о своевольном расторжении брака¹⁷⁴, о разводе брака по причине вступления в монашество¹⁷⁵, об отношении жены, возвратившейся к мужу из плена¹⁷⁶, и о браке клириков¹⁷⁷.

в) Ответы новгородского епископа Нифонта и других духовных лиц на вопросы Кирика, или „В прошение Кириково, еже впроша епископа Ноугородьского Нифонта и инех»¹⁷⁸. – По своему происхождению, они относятся в XII веку, когда жил епископ Нифонт († 1156 г.). Первоначально они имели местное значение, но, занесенные в списки Кормчей книги¹⁷⁹, которые употреблялись в новгородской епархии, они вместе с этими списками распространились во всей Русской Церкви и постоянно помещались в Кормчих книгах софийской редакции во все последующие века до издания печатной Кормчей¹⁸⁰. Печатная же Кормчая книга не приняла ни ответов на вопросы Кирика, ни „правила» митрополита Иоанна II. – Между многочисленными ответами, данными Кирику, лишь очень не многие относятся к брачному праву. В этих ответах говорится, что брачущиеся должны приобщаться во время венчания святых таин¹⁸¹, и указываются эпитимии за прелюбодеяние супругов¹⁸².

Из содержания канонических ответов митрополита Иоанна и епископа Нифонта о браке видно, что в источниках церковного права, принятых русскою церковью от греческой в течение X–XII веков, не находилось ответов на все вопросы относительно брака, какие возникали между членами русской церкви. Ясно открывалась в русской церкви нужда в дополнении существующих в ней правил и узаконений. – Между тем, в константинопольской церкви в течение того же периода времени издано было несколько новых правил и узаконений о браке. Они делались отчасти известными и в русской церкви¹⁸³. Новоизданные правила и узаконения вносились в греческие сборники церковного права в прибавление к внесенным в оные ранее дополнительным к номоканону и синтагме статьям. С ними входили в греческие сборники и такие статьи, содержание которых посвящалось не исключительно брачному праву, но касалось его лишь отчасти, одной его стороны или одного какого-либо брачного вопроса. Греческие кормчие книги во второй половине XIII века оказались, поэтому, полнее тех, которые употреблялись в русской церкви. По тесной связи греческой и русской церкви, позднейшие Кормчие греческие, составленные в ХII или XIII веках, должны были рано или поздно перейти и в русскую церковь. Один из списков таких греческих Кормчих и был принят в последней четверти XIII века русскою церковью. Принятие это совершилось при митрополите Кирилле II.

В 40-х годах XIII века явился митрополит всея России Кирилл II. После знакомства с состоянием русской церкви своего времени, этот митрополит убедился, что в ней недоставало такого сборника церковного права, который в то время употреблялся славянскими христианами Балканского полуострова и который мог бы служить более полным и надежным руководством в исправлении дел церкви, чем те, какие были в употреблении в русской церкви. Митрополит снесся с болгарским князем Яковом Святиславом о присылке к нему славянского номоканона. Требуемая книга была прислана в 1262 году¹⁸⁴. Это – был список с Сербской Кормчей книги, переведенный с греческого языка сербским архиепископом святым Саввою Неманем в первой четверти XIII века. По получении этой книги, митрополит Кирилл II созвал в 1274 году собор русских иерархов во Владимире и предложил на нем иерархам принять в употребление присланный от Якова Святислава номоканон. – Предложение митрополита было принято. И вот с 1274 года в русской церкви вошла в широкое и продолжительное употребление Кормчая книга сербского перевода, отличающаяся во многих отношениях от Кормчих предшествующего времени. Эта Кормчая в ученой русской литературе носит название „Кормчей Рязанской редакции». Древнейший список ее (XIII века) хранится в С.-Петербургской публичной библиотеке. С этого списка сделано было много позднейших списков; из него переписывались и переносились статьи в списки Кормчих книг, употреблявшихся в древней России и получивших в нынешнем столетии название Кормчих Софийской редакции. Он принят был в основание состава и печатной Кормчей книги. – Чрез сербскую Кормчую книгу явились в русской церкви с конца XIII в. многие греческие статьи относительно брака, которые стали служить источником русского брачного права. Эти статьи, находящиеся в древнейшем списке сербской Кормчей, принятой в русской церкви, суть следующие:

а) Толкования на правила св. апостол, соборов и св. отцев церкви. В греческой церкви с VI века стали являться так называемые сокращения правил – Ἐπιτομή τῶν κανόνων, то есть собрание правил, изложенных в сокращенном виде¹⁸⁵. Одно из таких собраний¹⁸⁶, неизвестно кем составленное¹⁸⁷, было в значительном употреблении в Византии в X–XII вв. На правила, изложенные в сокращенной редакции неизвестным канонистом, Аристин, но- мофилакс великой церкви, написал в XII в. коротенькие толкования, поставив иногда к сокращенному изложению правил, вместо своих толкований, самые правила в полной их редакции. Сербская кормчая книга ХIII века была переведена с такого списка греческой кормчей, в которой правила изложены в короткой редакции и к ним присоединены толкования Аристина. Таким образом все те правила, в которых говорится о браке, изложены в рязанской редакции русской кормчей книги в сокращенной редакции и сопровождаются толкованиями Аристина. Как правила в совращенной редакции, так и толкования к ним приняты были и употреблялись в русской церкви со значением источников права и относительно брака. С принятием правил в краткой редакции и толкований к ним, в русской церкви не были, конечно, устранены из употребления и правила в полной редакции: они постоянно излагаются в многочисленных списках кормчих софийской редакции. Число же правил, имеющих значение законодательства вселенской церкви, которые касаются брачного права, простирается до 110. Таким образом, с принятием в России сербской кормчей книги, число только таких статей о браке, которые получили в нашей церкви значение строго каноническое, увеличилось вдруг на две сотни слишком. Но, кроме означенных правил и толкований, в сербской или, чтó то же, рязанской кормчей книге находится много и других статей о браке, которые с конца XIII века явились в русской церкви со значением источников брачного права. Мы укажем их в том порядке, в каком они расположены в списке С.-Петербургской публичной библиотеки.

б) Новая заповедь благочестивого царя Алексия Комнина (в Рязанской гл. 46; в печатной 43). Это – новелла императора от 1095 г., отпечатанная у Leunclavii t. I, р. 145; в систематическом своде законов т. II, стр. 209–302, у Zachariae в Jus Graeco-Romanum, Р. III, р. 401. Въ ней, между прочим, „постановляется совершать церковное благословение (брака) не только свободных лиц, но и рабов, и впредь признавать лишь такой брак законным и достойным христианского порядка жизни, в который вступают сочетающиеся чрез священнослужение»¹⁸⁸. „Если же господа составляют брачное сопряжение своих слуг без священнослужения, говорится в новелле, то они устрояют не брак Богу угодный, а блудное совокупление. Которых не сочетал Бог, призываемый в священнослужении, те сходятся на грех. Рабовладельцы же, которые впредь будут устранять своих рабов от церковного благословения, будут признаваться не только виновными в нарушении настоящего закона, но будут лишаться своих рабов, которые будут отпускаемы от них на свободу».

в) Заповедь новая, бывшая от христолюбивого царя нашего Алексиа же Комнина, месяца июня индикта седьмого в лето 6692-е, иже изложена бысть от Варды хранителя палаты и первого судии сильного. (Νεαρὰ τοῦ βασιλέως χοροῦ Ἀλεξίου τοῦ Κομνηνοῦ ἡ περὶ μνηςειας ἐκτεϑεῖσα κατὰ ἰούνιον μῆνα τῆς ζ' ἰνδ. τοῦ 6692 ἔτους¹⁸⁹. Эта новелла, подобно предшествующей, помещается с ХIII в. во всех списках кормчих книгах последующего времени и в печатной кормчей изложена в 43 гл. В славянском, весьма темном, неудобопонятном и совершенно буквальном переводе находится (в конце новеллы) небольшая прибавка против греческого подлинника. Новелла эта имеет весьма важное значение как по своему содержанию, так и по значению в истории формы заключения брачного союза в греческой и русской церкви. Ею объясняются в значительной степени история, состав и порядок церковного чинонаследования обручения и венчания. В виду такого значения новеллы, а равно крайней неясности ее славянского перевода, мы приводим ее в сделанном нами переводе.

„Древнее и исстари существующее право резко различает разность между обручением и венчанием¹⁹⁰ и в особенности в промежутке времени между ними проводит такую грань, какая, по пословице лежит между мизянами и фригийцами. Но в соборном постановлении¹⁹¹ блаженного патриарха Иоанна, прозванного Ксифилином, которое утверждено и хрисовулом приснопамятного царя Никифора¹⁹², различные между собою два момента представляют как бы слитыми в один акт. И отсюда то, что синодальным постановлением определено относительно браков, очевидно относится и до обручения, когда говорится, что двум двоюродным братьям недозволительно сочетаться с двумя родными сестрами.

Многие люди, встречаясь с этим делом в жизни без достаточных знаний, не могут усвоить своим умом смысла синодального постановления, потому непоследовательно заблуждаются в решении вопроса – какое обручение считать совершенно правильным, оказываются не в силах обсудить его крепость и часто свое собственное неосмотрительное толкование приписывают смыслу церковного правила. Посему мы, по царскому нашему благочестию, обратились к тщательному и всестороннему рассмотрению кажущихся противоречий и, после надлежащего обстоятельного исследования, изыскали наилучший способ соглашения действующих законоположений, который и предлагаем в настоящем узаконении.

1) поскольку древний закон полагает смысл обручения исключительно в соглашении договаривающихся лиц, то в рассуждении обручения он ничем более не занимается, как только (регулированием) договора и сопровождающих его письменных актов. Мы же, по благодати Божией, направляем жизненные явления к возможно лучшему и священнейшему порядку и постановляем: дабы от сего времени не только вступление в брак, но и самое обручение посредством священного молитвословия совершалось в возрасте, который указан для договаривающихся о первом сочетании лиц в новейшем законодательстве премудрого императора Льва¹⁹³, а именно – по достижении мужчиною 15-ти лет, а женщиною 13-ти, – каковой возраст и в прежних указаниях признан совершенно достаточным для полного брачного сожития. И сим законом мы рассудили нашею властью установить решительно: истинным обручением и во всем равным с бракосочетанием, согласно со смыслом синодального постановления, признавать только такое, которое заключают между собою лица, достигшие совершеннолетия, указанного в законе Льва, и принявшие надлежащее священное благословение. В отношении к случаям такого обручения соборное правило должно сохранять свою силу. Не мало зла происходит от того, что в тех случаях, когда обручение прекращается смертью одной из сторон, или по какой-либо случайной причине, или изменением воли обручившихся и переменою их образа жизни, предварительное в бракосочетании молитвословие признается как бы делом неважным, ничего не значащим и совершенно безразличным; тогда как и в обручении, чрез посредство благословения, соединяет сочетавшихся лиц сам Бог. Поэтому-то и приснопамятный благочестивый царь, благорассудительно последовав правилу святого и вселенского шестого собора, запретившему обрученной, при жизни ее обрученника, вступать в брак с иным лицом и прямо назвавшему такое сопряжение прелюбодеянием, мудро устранил (изданием нового закона) существовавшее противоречие старого законодательства с означенным правилом. По смыслу его, прекращение обручения, благословленного церковью, действительно есть настоящее расторжение его. Но если обручение заключено в обыкновенных и общеупотребительных обрядах, если был составлен договор, – и затем пришло определенное в нем время освящения его молитвословием, а положенные на обручение молитвы священнослужителем не были прочитаны, – то такового обручения не признавать и не именовать действительным и правильным. В отношении к обручению этого вида, соборное постановление не должно иметь применения. Такое обручение есть простое человеческое деяние, имеющее смысл гражданского договора, к которому может применяться прежний закон. Таким образом остается неприкосновенным и прежний закон об обручении, и соборное правило вполне сохраняет свою силу и неизменяемость, понимаемое в точном смысле, выше истолкованном.

2) И так, по предложенному толкованию, новый закон получает ясность и определенность; действительному обручению указываются определительные признаки, состоящие в том, что оно должно совершаться с церковным благословением и в узаконенный возраст обручаемых; договорные соглашения, допускаемые по старинному праву, не теряют своей силы; старый закон об обручениях, запрещавший известным лицам сочетаться с разведенною невестою, удерживает свое значение. Но настоящим законом надлежит еще оказать содействие и благоустройству, достойному христианского образа жизни. Допускаются поступки, не согласные с точным и правильным разумом и старого, и нового законодательства. Многие из простого народа, пользуясь вольностью, не запрещенною прежним законодательством, по заключении обручения с достижением 7-ми-летнего возраста, входят, без всякого стеснения, в общение с обрученными и, вследствие частого и свободного обращения с ними, разжигаются страстями. Новейшим указом, в видах лучшего устройства религиозной жизни, установлено разделение между обручением и браком, таким образом, чтобы сначала совершалось молитвословие над обручаемыми, а потом следовало бы чинопоследование бракосочетания. От совершения того и другого (акта) в один промежуток времени происходил некоторый непорядок. Мы же, по своему благочестию, исправляя неразумно допускаемое, повелеваем сим общим законом: соглашения, заключаемые под видом обручения лицами, находящимися в возрасте от 7-ми до 12-ти и 14-ти лет, не признавать законными и действительными обручениями, но считать и рассматривать их, как простые договоры, сходные, по существу, с договорами других видов; так следует содержать этот предмет во всем нашем государстве. Действие же прежнего закона о (договорных) обручениях, запрещающего определенным лицам вступать в брак с разведенною обрученницею, остается в силе и ныне – в видах возвышения порядка, благоприличного в жизни христиан; потому что, хотя означенные соглашения и не имеют значения действительного обручения, но составляются, однако же, с целью обручения и полагаются в основу для предполагаемых бракосочетаний. Поэтому весьма благоприлично подтвердить запрещение закона, касающееся упомянутых лиц, и объявить, дабы никто бесстыдно не дерзал легкомысленно брать в замужество женщину, обрученную с кем-либо, которой и старый закон не дозволял вступать в брак даже по расторжении обручения. И так, по достижении возраста, который мы полагаем достаточным одинаково как для обручения, так и для бракосочетания (то есть по крайней мере 12 лет для женского пола и свыше 14-ти лет для мужского), сначала пусть совершается обручение с последованием священного молитвословия и с соблюдением обычных обрядов, то есть, взаимного обмена обручальных перстней и поцелуя. Затем, пусть произойдет, со всеми предосторожностями, и законное браковенчание, после более или менее продолжительного от обручения промежутка времени, так, чтобы совершение двух совершенно различных актов не совпало в один день и час, как это часто случается. При таком чинопоследовании бракосочетания сохраняет свою силу и прежний закон, в котором исчислены лица, запрещенные для бракосочетаний, и которым не дозволено им сочетаться с невестою близких родственников; и новый закон императора-философа удерживается и соблюдается во всей его полноте; и сочетавающиеся лица, удерживаясь от неблаговидных и непристойных взаимных сношений, имеют вступать в общение с сохранением целомудрия, в установленное время, со священным молитвословием, когда совершится им обручение и венчание.

3) „Если кто дерзнет совершать обручение иначе и вопреки настоящему, исходящему от нашей власти, закону и не будет следовать ясно изложенным в нем правилам и соблюдать должное с первого дня его обнародования, – с 7-го июля 6592 г., – то есть, кто дерзнет совершить обручение прежде узаконенного времени и без священного благословения, или попустит сочетавающимся лицам сходиться на свидания и оставит их в небрежении: то писец, написавший договор обручения, лишится своего состояния; учинившие несвоевременно обручение лица сознательно подвергают себя осуждению от людей и Бога; земский же чиновник, узнав о составленном втайне и на дому обручальном договоре, да исследует в подробности все дело и каждого из участвующих в нем лиц допросит о причинах нарушения сего нашего указа. Веруем же, – да и сам Бог накажет их за то, что они не постыдились умышленно допустить блудодеяние между юными людьми. Ибо если старый закон отменен, а действительного обручения не хотят совершать и применением к жизни нового закона пренебрегают сочетавающиеся, – что делают поступающие так? Они вводят между людьми беззакония, сами совершают противозаконные деяния и допускают развращаться юным душам бесстыдными речами и нечистым образом жизни»¹⁹⁴.

г) Воспоминание хранителя палаты, великого стража Иоанна Фракисия, о немже и разрешение изречено бысть царем нашим святым прежде бывшие от него новые зaповеди о брацех, утвержающи повеления, и не разрешену быти повелевающи, и со священными молитвами бывшему обручению, месяца марта в лето 6505. To есть, по переводу с греческого¹⁹⁵: „Докладная записка дворецкого и великого хранителя печати г. Иоанна фракийского, на которую дано и решение императора Алексея Комнина, подтверждающее изданную им прежде новеллу о браке и повелевающее оставить нерасторженным обручение, совершенное с молитвословием, 15 марта 1092 года». В докладной записке излагается: некоторые лица согласились обручить своих детей и составили договор обручения с ,зарядом» или „залогом», то есть, с передачею одною стороною другой ценного подарка в знак обеспечения договора; но чрез несколько времени эти лица разошлись и захотели расторгнуть договор. Обратились они с прошением о расторжении к императору; император передал просьбу и дело на решение суда в ипподроме. Одна из тяжущихся сторон заявила на суде, что она желает расторжения обручения и готова уплатить цену залога, согласно с законами об обручении¹⁹⁶. Но противная сторона объявила: обручение – нерасторжимо и не может быть расторгнуто возвращением вдвойне или потерею залога. Эта сторона ссылалась в подтверждение своего ответа истцу на вышеизложенную новеллу императора Алексея Комнина, изданную в 1084 г. В суде образовались два разногласные мнения о деле. По мнению одних, обручение может подлежать расторжению с выдачею залогов, согласно с законами; если не дозволять расторжения обручения, то исчезнет всякое различие между обручением и венчанием (или браком); обручение – акт, предшествующий браку, а не самый брак; сущность его выражается залогом; залог же, как объект договора, может подлежать возвращению, согласно с законом. Другая же часть судей полагала, что обручение, заключенное в узаконенном для договорившихся возрасте, по их соглашению и с согласия родителей, и запечатленное молитвословием, не может быть, по закону, расторгнуто передачею залогов, указанною в старом законе. – Изъясняя императору о разногласии воззрений между членами суда на дело, „великий страж» докладывает императору о необходимости издать разъяснение его новеллы 1084 года, для устранения на будущее время всяких недоумений о применении ее к частным случаям, и предлагает со своей стороны – понизить возраст для обручения. Император, в ответ на доклад, издал „решение»: в котором крайне подробно и настойчиво подтверждает и разъясняет содержание новеллы 1084 года. Разъясняется в „решении»: обручение, заключенное по достижении женихом 14-ти лет и невестою – 12-ти л. и с совершением молитвословия, равносильно браку (или что тоже – венчанию или вступлению в брак) и может быть расторгнуто лишь по таким же основаниям, по каким допускается расторжение брака; в церковном обручении „Бог сочетает» жениха и невесту, – и люди расторгать такого союза не могут; гражданское же обручение, выражающееся в условной передаче залога и не сопровождающееся молитвословием, может расторгаться, как и всякой договор; возраст для обручающихся остается, по общему правилу, установленный новеллою 1084 года; но в исключительных случаях император, пo особым прошениям, предоставлял себе право разрешать (jus dispensationis) заключение обручения и в меньшем возрасте договаривающихся о браке. – Славянский перевод „Воспоминания» и „решения» в печатной кормчей – буквальный, неудобопонятный, с неверною пунктуациею и не вразумительный без сличения его с оригиналом.

д) От различных титл, рекше граней Иустиниана царя, новых заповедей главы по избранию различны (печ. Кормч. гл. 44). Под этим заглавием приведены извлечения из новелл Юстиниана, в том виде, в каком они изложены в различных титулах номоканона патриарха Фотия под оглавлениями κείμενον. В кормчих книгах эти извлечения содержат в себе различные предметы и заимствованы из разных глав почти всех XIV титулов номоканона (за исключением II и XI). Относительно брака, заимствования взяты из 3-й и 4-й глав XIII титула¹⁹⁷. В 3-й главе этого титула изложено извлечение из 117 новеллы Юстиниана относительно расторжения брака по безвестному отсутствию; в 4-й же главе – извлечения из той же новеллы о прочих основаниях и о последствиях расторжения брака. Эти извлечения находятся в некоторых списках рукописных кормчих книг в связи с русскою статьею: которая присоединялась к уставу Ярослава и начиналась словами, „а теми винами разлучит мужа с женою»¹⁹⁸.

е) Избрание от закона Богом данного Израильтяном Моисием, глав 8¹⁹⁹. По-гречески статья надписывается: Ἐκλογὴ τоῦ παρὰ Θеоῦ διὰ Μωσέως δοϑέντος νόμου τοῖς Ἰσραηλίτοις, ἐν κεφαλαίοις ν.²⁰⁰. Со времени принятия Россиею сербской кормчей в XIII в. статья эта постоянно помещалась во всех почти списках кормчих книг последующего времени, внесена в печатную кормчую (гл. 53-я) и писалась в прибавлениях к рукописным спискам уложения 1649 года²⁰¹. Вся статья есть выбор из Моисеевых книг Исход, Левит и Второзаконие различных стихов, расположенных в ней под соответственными их содержанию заглавиями, сделанными неизвестным ее составителем. Несмотря на некоторые разности в греческих и славянских списках этой статьи²⁰², в ней всегда находится несколько глав, по своему содержанию, относящихся к брачному праву. В печатной кормчей этих глав – до 20-ти от 23–41²⁰³. В них заключаются извлеченные из библии постановления о наказаниях за преступления против брачного союза и о брачных сопряжениях, запрещенных по законодательству еврейского народа. – Практическое применение этих положений в древней России и влияние их на историю русского брачного права не подлежит сомнению.

ж) Никиты мниха и пресвитера монастыря Студийского, пореклом Стифита, к латинам о опресноцех²⁰⁴. Это небольшое сочинение жившего в XI в. инока Студийского монастыря²⁰⁵, явившееся на Руси с сербскою кормчею XIII в.,²⁰⁶ находится в старинных списках кормчих разных редакций²⁰⁷, переписывалось в позднейших их списках, занесено было в первые издания печатной кормчей (гл. 47) и было опущено из нее, по распоряжению св. Синода²⁰⁸, при ее издании в 1786 г. В этом сочинении есть статья „О браке иереев». В ней излагается упрек латинянам за то, что они „взбраняют или пресекают брак» иподиаконов, диаконов и иереев, и противополагаются латинским порядкам правила православной церкви о браке священнослужителей.

з) О Фрязех и прочих латинех. Περὶ τῶν Φράγγων και τῶν λοιπῶν Δατίνων. Эта статья – одно из древнейших полемических сочинений²⁰⁹ греческой церкви против отступлений церкви римско-католической „от евангельских и апостольских учений и отеческих преданий». Между прочими отступлениями латинян указывается в статье и то, что они вступают в браки в весьма близких степенях двухродного свойства²¹⁰ и что прекращают браки лиц, посвящаемых в духовный сан²¹¹. Статья эта, принесенная в Россию в XIII веке, вошла в печатную Кормчую (47-я гл.).

и) Закона градского главы различны в четыредесятех гранех. Это – Πρόχειρος νόμος²¹², изданный императором Василием Македонянином между 870–878 гг.²¹³. В этом сборнике, разделенном на 40 граней или, в греческом оригинале, титулов, законы о брачном праве изложены в первых одиннадцати гранях и в нескольких главах граней 30, 33 и 39-й. Брачное право представлено здесь довольно полно и с различных сторон. Здесь изображены законы об условиях и формах заключения брачного союза, о незаконных браках, об имущественных отношениях супругов, об основаниях расторжения брака и о наказаниях за преступления против брачного и семейного союза. Особенное значение в отношении к 50-й главе печатной Кормчей книги, – к предмету нашего исследования, имеют те грани, в которых помещены законы о способах заключения обручения и брака (первые пять граней), о запрещенных браках (7-я грань) и о наказаниях за некоторые преступления против брака (39-я грань). – Бесспорно, что многие из этих узаконений имели практическое значение в древней России и служили источником древнерусского брачного права.

й) О беззаконных брацех, сиречь, о кровосмешении соборный свиток²¹⁴. Это – соборное постановление патриарха Сисиния, составленное в 997 году. Им запрещаются браки между двумя братьями и двоюродными сестрами, то есть, в 6-й степени свойства. По-гречески „свиток» оглавляется: Τόμος Σισίννιου πατρίαρχου περὶ τοῦ μὴ λαμβάνειν δύο ἀδελφοὺς ἐξάδελφας δύο²¹⁵.

к) Того же собора. Восхоте некто²⁵⁸. Этою статьею допускается брак в 7-й степени двухродного свойства. Греческое происхождение ее не подлежит сомнению; но греческого подлинника ее не встречается в печатных сборниках законодательства константинопольской церкви.

л) Писание патриарха изложено от Иоанна книгохранителя Ионополита о поемшем вторую брата чада своея матере и о подобнем, дати ему запрещение²⁵⁸. По-гречески: Πιττάκιον πατριαρχικὸν, ἐκτεϑὲν παρὰ Ἱωάννου χαρτοφύλακος, τοῦ Ἱωνοπούλου, περὶ τοῦ τῇ δισεξαδέλφῃ τῆς ἰδίας μητρὸς σοναφϑέντος, καὶ τῶν ὀφειλόντων δοϑῆναι ἀοτῷ ἐπιτιμίων²¹⁶. Это – патриаршее определение об оставлении брака, заключенного одним лицом с троюродною сестрою его матери (7-я степень свойства), без расторжения, но с наложением на бракосочетавшихся эпитимии. Определение принадлежит неизвестному патриарху; по времени происхождения относится²¹⁷ к XI веку (1043–1156 гг.).

м) О некоем сочетавшем своему сыну дщерь некоего, под властию сущу, без воли отца ея²¹⁸. Это синодальное определение патриарха Алексия (1025–1043), изданное в 1038 году и печатаемое²¹⁹ под греческим заглавием: Περί τινὸς ἀρμοσαμένου τῷ ἰδίφ υἱῷ πρὸς γάμον ϑυγατέρα τινὸς ὑπεξουσίαν, πορὰ γνώμην τοῦ πατρὸς ἀυτῆς. Определением этим разъясняется значение воли родителей в отношении к действительности и законности брака детей.

н) О техже возбраненных брацех. Председящу Алексию преосвященному²²⁰. Это – судебное решение патриарха Алексея – Περὶ γάμου τοῦ ζ βαϑμοῦ,²²¹, в том смысле, что брак в седьмой степени кровного родства не дозволителен, но, по заключении, не подлежит расторжению или признанию недействительным.

о) О иныя главы²²². Под этим заглавием в кормчих книгах помещается отрывок или начало сочинения, так надписываемого в греческих сборниках церковного права: Δημητρίου Συγκέλλου, μητροπολίτου Κυζίκου, μελέτη περὶ κωλυμάτων γάρων²²³. Сочинение, по своему происхождению, относится к XI в. В истории источников брачного права греческой церкви оно всегда занимало видное место. Оно сохранилось во многих списках греческих канонических сборников, составленных в разные времена, и служит свидетельством и выражением мнений таких канонистов и иерархов греческой церкви, которые не находили нужным расширять объем свойства в отношении к браку далее пределов, указанных в канонах вселенской церкви и в гражданских законах византийской империи. Помещение же его в канонических сборниках в греческой церкви в течение XI–XVI вв. служит признаком и доказательством того, что воззрения Димитрия Синкелла об объеме свойства в отношении к браку никогда не забывались в греческой церкви и сохранялись наряду с воззрениями о расширенном объеме. – В отрывке сочинения Синкелла, помещенном в Русской Кормчей книге, разъясняется, что брак, заключенный в 6-ой степени двухродного свойства, не должен подлежать расторжению, и расторжение такого брака энергически порицается²²⁴.

п) Статья, заключающая в себе и имеющая в рукописных кормчих оглавление: Зде известно разделение взбраненным и законным браком. Она представляет таблицу родственных отношений, в которых возбраняются бракосочетания. Родственные отношения изображаются в ней в схемах, в которых показаны собственные имена родоначальников двух родов и происходящих от них потомков до четырех поколений. Каждая схема сопровождается объяснениями. Родоначальникам даны имена Радин и Склир. Поэтому и самая статья называется нередко между учеными „Радин-Склир»²²⁵. Статья эта весьма замечательна по своему содержанию и значению в истории русского брачного права. В ней с большою полнотою, подробностью и наглядностью, чем в других статьях рукописных кормчих книг, изображены те родственные отношения, в которых запрещается или допускается бракосочетание. Кроме того, счет степеней в двухродном свойстве, усвоенный в таблице, отличается от принятого в русской церкви впоследствии. Статья эта помещалась почти во всех рукописных кормчих, начиная с конца XIII в.²²⁶; но в печатной кормчей книге она опущена и заменена статьею „О тайне супружества». Множество списков статьи Радин-Склир, переписывавшейся в течение четырех столетий, ясно свидетельствует о распространенности и практическом значении ее в древней России. При переписке она подверглась, с течением времени, в значительной степени повреждениям, – вследствие того, что переписчики недостаточно ясно понимали содержание ее и построение схем, в ней изложенных. Поэтому, позднейшие списки нередко представляют ее содержание и постройку схем в таком виде, что разумение ее возможно лишь при сравнении с древнейшими или исправными ее экземплярами. Кем и где составлена статья „Радин-Склир», – неизвестно. До сих пор неизвестен и греческий текст ее. Нам посчастливилось в парижской библиотеке отыскать небольшой отрывок греческого текста статьи (по каталогу греческих рукописей № 1355 л. 311). В виду того, что статья еще не была даже напечатана, между тем она была в обширном употреблении в древней России с важным значением в брачном русском праве, мы печатаем ее по списку Рязанской кормчей книги ХIIІ, с параллельным к соответствующему месту славянского перевода приведением найденного нами греческого отрывка ее.

Зде известьно разделение взбраненым и законьным браком

Радин

Михаил брат, сестра Анна.

Взбранен брак с вторыи бо имеета степень друг другу. Михаил же и Анна. Аще бо кто впросит тебе, брат твой которого ти есть степени; гли второго, какоже; всходи к отцю и рци: Михаила роди Радин, се единорожьство, един степень створи, и тако понеже обрете рожьство, повиньно елице рекши Радина, сниди на сестру на Михаилову и рци: яко тоже Радин роди Анну, се две рожьстве два степена створиста, не добре ли убо взбраняеться брак с вторы убо друг к другу имать степень, обаче ведомо да есть: яко аще и н. братий обрящеться, вторыи друг к другу имеют вси степень.

Радин

Михаил брат, сестра Анна, тетка Иоанну

Иоанн братан Анне.

Взбранен сыи брак, третий бо степень имеют друг к другу, требе же есть, взити ко отцю Иоаннову, и глаголати сице: Иоанна роди Михаил, се едино рожьство, един степень створи. Михаила же роди Радин, се две рожьстве, две степени створиста, тнже Радин роди Анну, тетку Иоаннову, се три рожьства, три степени створиша.

Радин

Михаил брат, сестра Анна.

Иоанн, первая брату чада. Мария.

Взбранен брак. Аще бо кто впрошает тебе: првый брату чад которого ти есть степени; рци четвертого. Какоже; взиди ко отцю Иоаннову, и глаголи сице: Иоанна роди Михаил, се едино рожьство, един степень створи. Михаила же роди Радин, се две рожьстве два степена створиста, тже Радин роди Анну: се три рожьства, три степени створиста. Анна же роди Марию, ся четыре рожьства четыре степене створиша.

Радин

Михаил брат, сестра Анна.

Иоанн, первый брату чади Мария.

Павел братан Марьи, тетка Павлу.

Взбранен брак, пятый бо степень имеют друг к другу. Требе бо есть взыти тебе к отцю Павлову и глаголати сице: Павла роди Иоанн, се единорожьство, един степень створи. Иоанна роди Михаил, се две рожении, два степени створиста. Михаила же роди Радин, се три рожьства, три степени створиста, тже Радин роди Анну, се четыре рожьства четыре степени створиша. Анна же роди Марию, се пять рожеств, пять степень створиша.

Радин.

Михаил брат, сестра Анна.

Иоанн, первый брату чада Мария.

Павел вторый брату чада Варвара.

Взбранен и сии брак, шестыи бо степень имеют друг к другу. Какоже; взиди ко отцю Павлову и сице: Павла роди Иоанн, се едино рожство и един степень створи. Иоанна роди Михаил, се две рожьстве, два степени створиста.

Михаила же роди Радин, се три рожества три степени створиста, тже Радин роди Анну, се четыре рожества четыре степени створиша. Анна же роди Марию, се есть рожеств пять, пять степень створиша. Мария роди Варвару, шесть рожеств створиша.

Радин.

Михаил брат, сестра Анна.

Иоанн, перва брата чада Мариа.

Павел вторыи брату чада Варвара.

Петр.

Брак си иже от Петра яве есть к Варваре, понеже Петр от таяже пленице рода Радинова, якоже и Варвара сходити и не от близочьства, седьмыи имеета друг к другу степень, рекше не от сватьства. О семь убо браце закони умолчаша. От патриарха же Алексея и тогда сшедшегося к нему святого сбора взбранен бысть и не взбранен, взбранен убо преже даже не прозоидит ни створиться. Егда же створиться и будет, не распущаються убо совокупльшеися, налагают же на не запрещения. Да речем же: которыи степень имать Петр к Варваре; седьмыи. Какоже; Петра роди Павел, се единорожьство, един степень створи. Павла роди Иоанн, се две рожьстве, два степени створиста. Иоанна роди Михаил, се три рожьства, три степени створиша. Михаила же роди Радин, се четыре рожьства, четыре степени створиша. Тнже Радин роди Анну, се шестый степень. Анна же роди Марию, се шесть степени шесть рожеств створиша. Мариа же роди Варвару, с седмь рожеств, седмь степень створиша.

Разделение браков иже не от крове бывающего сродства, но от присвоения лиц, рекше от сватьства.

Ин род сват. Ин род сват.

Радин. Склир.

Михаил брат, сестра Анна. Мария сестра, брат Роман.

Смотри ми которыи бысть первее от сию браку. Аще Михаил Радинов сын, поят первее Марию, Склирову дщерь: или аще Анну, Радинову дщерь, поят Роман Склиров сын: и преже убо бывши брак взлюби, и не разлучен остави, последнии же аще убо не бысть.

аще же не бысть си еще: взбрани ему быти. Михаил убо и Анна, брат сестра суща, вторый друг к другу имеющи степень, спрягостася с Мариею и с Марком, иже еста себе брату чада перва и друг к другу имеета четвертыи степень рода своего. Таковы убо браци творими бяху преже свитка преосвященного Сисиния патриарха и тогда бывшего сбора, по изложеньи же свитка взбранени быша: понеже оба рода шесть степений створиша.

Радин Склир

Михаил брат, сестра Анна Мария сестра, брат Роман

Павел брату чада Иоанн Анна брату чада Марфа

Елизавефь

Такоже и сею браку преже бывший да сдржиться неразлучен., последний же да растргнеться, аще бо и седьмого есть степени от близочьства: но понеже Елизавефь внука есть Марьи, нечисто есть и нелепотно двема прьвема брату чадома совокупитися браком с бабою со внукою, глаголющего ради закона: яко естеством праведное и боголепно в брацех смотриться и смешения ради роду. Ибо аще сице произидет, смесяться сродная имена, и будет Марьи Елизавефь купно внука и ентри (ятровь?), еже есть зло и не подобно. И аще прилучиться от обою сужитьству быти детем по отцих убо будут тыи вторыи брату чади, по матерех же стрыя и сестрища сродство имети хотять.

Радин Склир

Михаил брат, сестра Мария Петр брат сестра Мариа

Иоанн первый брата чада Анна

Марфа вторый брата чада Варвара

Есть же и с род вторый закон, егоже и разлучай аще таков обрящеться. Како бо не беззаконно Петрове жене когда Варвара мужеви сущу и зятю Мариину бывшю ныня ся Марфа мужеви быти и супрузе его Варваре кои смертию единаче или распущением распустившася²²⁷.

Ведоможь дп есть, яко не могу поимати падчерицу жены моея ни снохы моея (а падчерица убо есть от иного мужа дщи жены моея) и внуки и правнуки, сноха же сына моего, внука и правнука жены, ни дщерь распустившияся со мною жены юже по распущеньи от мене с другим мужем роди. Ни теща моея или мачехи не могу пояти, понеже матери ми чин имеет, ни отца же моего или брата моего обрученица не имам како пояти, аще и жене има не быста: оба же мачехи оба же снохи моея чин имать. Творении сын аще и самовластен будет не может твореного ему отца бывшия жены пояти браком. Таже ни того твореного сына жены, иже самовластна его створив, творении отец не может пояти, аще ино творение разрешиться аще и не прикасаеться роду его: ови бо мачехи, си же снохи чин имать, сноха бо некогда бысть твореному отцю.

Кончася о Господи Бозе разделение браком повеленым же и взбраненым.

р) Ответы преблаженного митрополита Никиты Ираклийского предложенным ему вопрошением от Константина Памфилийского²²⁸.

Митрополит Ираклийский Никита жил около половины XIII в. На греческом языке отпечатано до сих пор 6 ответов под заглавием: Νικήτα, μητροπολίτου Ἠρακλείας, ἀποκρίσεις πρὸς Κωνςαντῖνον ἐπίσκοπον²²⁹. В славянской же кормчей их находится 10²⁷³. Из них четыре (1, 2, 3 и 8) соответствуют напечатанным по-гречески; вопросы к ним²³⁰ – изложены в кормчей не в той редакции, в какой они напечатаны по-гречески. Греческий текст остальных шести ответов (4, 5, 6, 7, 9, и 10) Никиты, находящихся в кормчей, доселе неизвестен в печати. Из 6-ти ответов, греческий текст которых имеется в печати, двух (1 и 5) нет в кормчей. Один из них (первый) известен был в древней России, помещался обыкновенно в требниках, в чинопоследовании венчания²³¹, и приводится в Стоглаве, но в таком переводе, редакция которого несколько отличается от принятой Леунклавием и Раллем и совершенно сходна с редакциею, изложенною в одной греческой рукописной кормчей венской библиотеки²³². – В славянской кормчей пять ответов Никиты относятся к брачному праву. В первом из них (соответствующем 2-му у Ралля) говорится: женщина, состоящая в браке, обручением и венчанием заключенном, не может выходить замуж за другое лицо, если муж ее находится в отсутствии три года и живет с наложницею. Во втором (у Ралля – 3-м) брак не расторгается, если супруг, по заключении его, был в преступной связи с тещею. По третьему ответу, священника нельзя лишать сана по одной клевете женщины, обвиняющей его в преступной с нею связи. По 7-му ответу, происхождение от двоеженца или троеженца не препятствует родившемуся достигать священного сана.

с) Изложение, рекше воспоминание бывшего церковного соединения при Константине и Романе, обому убо царствующу, овому же тогда царству отцу саном почтену сущу²³³. Ὁ τόμος τῆς ἑνώσεως, ἣτοι ἔκϑεσις τῆς γενομένης τῆς ἐκκλησίας ἑνώσεως, ἐπὶ Κωνςαντίνου καὶ Ῥωμάνε τοῦ μὲν βασιλεύοντος, τοῦ δὲ τηνικαῦτα τῷ τοῦ βασιλεωπάτρος ἀξιωματι διαπρέποντος²³⁴. Это – знаменитый в истории константинопольской церкви и византийского брачного права „акт единения государства и церкви», изданный собором, бывшим в 921 г. при императорах Константине VII Порфироносном и Романе I Лекапене. Происхождение и содержание сего акта объясняется следующими историческими обстоятельствами.

Император Лев VI (886–912) имел несчастье потерять, последовательно одну за другою, трех жен, которые умирали вскоре после выхода за него в замужество. Будучи в молодых годах и не имея законного наследника, он предположил вступить в четвертый брак с женщиною, от которой он имел незаконнорожденного сына. Но бывший тогда патриарх Николай I Мистик (896–907; 912–930), следуя установившимся в церкви понятиям и правилам и гражданскому законодательству²³⁵, отказался исполнить требование царя – обвенчать его четвертый брак. Императора обвенчал один священник (в 907 г.) По этому случаю созванный патриархом собор постановил: императору запретить вход в церковь, а священника, его обвенчавшего, извергнуть из сана. Но Лев VI старался склонить различными средствами в свою пользу папу Сергия III, патриархов и нескольких епископов, принадлежавших к дворцовой партии. Заручившись их обещаниями – признать брак его действительным, Лев VI, пригласив однажды к своему столу патриарха Николая, велел его арестовать в своем дворце и отправить в ссылку. Затем, в 908 г., созван был собор из епископов дворцовой партии и приглашены были к соучастию на нем папские легаты. На образованном из такого состава иерархов соборе патриарх Николай объявлен был низложенным, брак императора признан действительным, на патриаршую кафедру избран и возведен монах Евфимий, один из синкеллов бывшего патриарха, и последовательное вступление во многие браки дозволено. Решение собора произвело в клире константинопольской церкви раскол, споры, беспорядки и волнения. Одна часть клира стояла на сто-роне дворцовой партии, другая часть старалась держаться преданий церкви и прежнего государственного законодательства. Покой церкви не восстановился с возвращением в 911 г., по воле императора, из ссылки патриарха Николая. По смерти Льва (912 г.), немедленно созван был его братом и преемником императором Александром (912–913) собор, который восстановил Николая Мистика на патриаршей кафедре. Патриарх употребил все усилия умиротворить церковь снисхождением и уступчивостью к придворной партии и к папскому престолу, заботами и попечением о мирном восстановлении принципов церкви относительно третьего и четвертого брака и о проведении их в законодательство. Усилия патриарха увенчались успехом не вдруг. Лишь в июле 920 года, в царствование Константина VII (913–959) и Романа I (920–944), был составлен, с соучастием папских легатов, собор, на котором и был сочинен и подписан ὁ τόμος ἑνώσεως. – В этом синодальном постановлении определено: четвертый брак признавать безусловно недозволительным и недействительным, как запрещенный церковью и нетерпимый в христианской стране; овдовевшее лицо, имеющее детей и вступившее в третий брак по достижении 40-летнего возраста, подвергается отлучению от причащения в течение 5-ти и более лет, смотря по его жизни; вдовым супругам старше 40-ка лет, если у них остались дети от брака с умершими супругами, запрещается вступление в следующий брак; оставшиеся вдовыми моложе 30-ти лет, но с детьми, за вступление в третий брак подлежат отлучению от причащения на 4 года; вдовые бездетные лица, моложе 30-ти лет, беспрепятственно могут вступать во второй брак, за вступление же в третий брак и они подлежат церковному покаянию; незаконное вступление в первый и второй брак наказывается отлучением от причащения до 7-ми лет; священники за нарушение правил сего собора подлежат низвержению из сана и лишению причащения до 7-ми лет.

Мы указали содержание всех статей о браке, которые принесены из Греции в Россию сербскою кормчею книгою в XIII веке и которые сделались источниками русского брачного права. Число этих статей весьма значительно; каноническое достоинство их неодинаково и разнообразно. Количество статей о браке, ставших источниками брачного права в России, с принятием сербской кормчей, увеличилось против числа их в кормчих первоначального состава в обширных размерах. Но с принятием в России новых статей о браке в конце XIII века не устранилось, с одной стороны, значение тех статей, которые заимствованы русскою церковью ранее этого времени, и не остановилось, с другой стороны, нарастание таковых же статей в последующие века. Почти с каждым последующим веком привносились в списки кормчих, употреблявшихся в России, новые и новые статьи о браке. Постепенное нарастание числа статей о браке в кормчих книгах можно проследить посредством изучения состава кормчих, употреблявшихся в России в течение XIV – XVII веков. По возможности²³⁶, мы укажем далее – какие статьи о браке вновь явились в России в кормчих книгах в течение означенного периода времени.

В описании кормчей XV века, осмотренной А. Поповым²³⁷, приводится следующий отрывок находящейся в ней статьи „О степенях»: „Понеже убо рехом о степенех рода и родительныя крве и сродства, пакы глаголем, яко дóндеже скончается осмыи степен южык и сродства, да внимается в них не быти взятия брачна, а о сродствих брачныих сиречь о сватовох, есть сице дóндеже скончаются семь степени, сиречь мужа и жены». В греческих сборниках мы не нашли этого отрывка. Он замечателен тем, что мог содействовать распространению в России понятий о широком объеме родства и свойства в отношении к браку. В нем запрещается брак между родными, состоящими в восьми степенях кровного родства и в семи степенях свойства. В статьях, перешедших в Россию в XIII веке, круг родства и свойства в отношении к брату определяется ýже, чем в приведенном отрывке. В печатной кормчей нет этого отрывка.

В софийской кормчей XV века²³⁸ есть коротенькая статья, переписывавшаяся и в сборниках XVI в.²³⁹ с заглавием „О женитьбе». В ней излагается: „Еретици хулят древние святые мужа, не по закону женитву творящих». К этим словам приписан „толк», в котором говорится, что о ветхозаветных праведниках, в древнем завете не по христианскому закону живших, не следует „кривоглаголати», – и что в „благодатнем законе» никто не может ни „деяти», ни „помышляти» о „женитьве» так, как Авраам, Исаак, Иаков и др. Статья эта обыкновенно приписывалась к короткой редакции „Закона судного людем» и принята вместе с ним в печатную кормчую (гл. 46 л. 78).

В списках кормчих XVI века встречаются статьи:

а) Святого Никифора, Константина града, исповедника и иже с ним святых отец правила о церковных счинениих²⁴⁰. Τοῦ ἁγιου Νικηφόρου, πατριάρχε τῆς Κωνςαντινουπόλεως, τοῦ Ὁμολογήτου καὶ τῶν σὺν αὐτῷ ἁγιων πατερών κανόνες ἐκ τῶν ἐκκλησιαςικῶν συντάξεων²⁴¹. Св. Никифор был патриархом между 806–814 гг.; скончался в заточении в 818 г.; название исповедника им приобретено стойкостью защиты иконопочитания против Льва Хазарина²⁴². Он был один из знаменитейших пастырей константинопольской церкви, по благочестию, твердости характера, по верности правилам церкви и по своей учености. Им составлены сочинения исторические²⁴³, богословско-полемические²⁴⁴, литургические²⁴⁵ и канонические. Все его сочинения долгое время пользовались уважением и значением как в греческой церкви²⁴⁶, так и в славянских народах²⁴⁷. Особенное же значение приобрели впоследствии канонические труды св. Никифора²⁴⁸. Труды эти были: Τυπικὸν, Συνοδικόν, Σύνταξεις или Ἑx τῶν ἐκκλησιαςικῶν Νικηφόρου συντάξεων καὶ τῶν σὺν αὐτῷ ἁγιων πατέρων πέρὶ διαφόρων κεφαλαίων и Ἑκλογάδια²⁴⁹. В его Σύνταξεις находится много статей о браке²⁵⁰. Сборник этот был известен в древней России. Сопоставление отдельных правил его с ответами на вопросы Кирика приводит к предположению, что ответы давались под влиянием правил св. Никифора²⁵¹. В кормчих и других сборниках, употреблявшихся в России ранее XVI века, помещались отрывки как из исторических, богословско-полемических, так и канонических²⁵² сочинений св. Никифора; но между ними незаметно извлечений из Σύνταξεις о браке²⁵³. Древнейший список кормчей, в которой помещено его „правило от церковных счинений» касательно брака, относится к началу XVI века. В печатной кормчей (гл. 57) помещены его „правила о церковных счинениях» в количестве 23-х. Между ними три относятся к брачному праву, – а именно: правило о двоеженцах и троеженцах²⁵⁴, помещавшееся также в требниках при чинопоследовании венчания²⁵⁵, о бракосочетании монахов и об эпитимии прелюбодеям. Греческий текст всех 23 правил печатной кормчей напечатан в Σύνταγμα Раллиса т. IV. стр. 427–4332.

б) Устав о брацех. В этой небольшой статье кратко указывается – в каких степенях кровного родства и в каких комбинациях двухродного свойства не должно допускаться бракосочетание. Происхождение статьи неизвестно. До XVI в. она помещалась в сборниках²⁵⁶, но не в кормчих. В печатной кормчей она помещена в конце 51-й главы „о беззаконных брацех», сряду после отрывка Дмитрия Синкелла²⁵⁷. Изложена она не ясно²⁵⁸. По-видимому, она – греческого происхождения; но греческого текста ее нигде не напечатано²⁵⁹.

в) О степенях брака. „Но убо никтоже мню от добресмыслящих». Статья эта, довольно большая, находится в некоторых списках кормчих XVI в.²⁶⁰. Она – перевод из алфавитной синтагмы Матфея Властаря Στ. Β'. κεφ. η'. Περὶ τῶν τοῦ γάμου βαϑμῶν. Ἁλλὰ γὰρ οὐκ ἅν τις οἶμαι τῶν εὔ φρονούντων²⁶¹. В печатную кормчую не внесена эта статья.

г) Соборное определение 7080 (1572 г.) о разрешении четвертого брака царю Ивану IV²⁶² находится в кормчей XVI в., находящейся в Софийской библиотеке (№ 1175 л. 45 сл.).

д) В некоторых списках кормчих XVI века²⁶³ встречаются Ответы Иоанна священнейшего епископа Киртрошского к священнейшему епископу Драчьскому Кавасилу. Ἰοάννου τοῦ ἐπισκόπου Κίτρου ἀποκρίσεις, πρὸς Κονσταντίνον ἀρχιεπίσκοπον Διῤῥαχίου, τὸν Κα- βάσιλον). Иоанн жил в конце XII и в начале ХІII в. и был современником известного болгарского архиепископа Дмитрия Хоматена. На греческом языке отпечатано доселе 16 ответов Иоанна Китрского²⁶⁴; из них четыре касаются брачного права. В славянских же списках ответов его, помещавшихся в кормчих (в печатной Екатерининского издания гл. 58), имеется только 8; и из них лишь один (об антиминсах) известен в печатном греческом тексте (у Леунклавия и Ралля); греческий текст прочих ответов, имеющихся в печатной кормчей, остается неизданным. В числе 8 ответов один (второй) касается брачного права (о воздержании супругов от брачного ложа в великий пост²⁶⁵).

В ХVІІ-м веке, при издании печатной московской кормчей книги, в ее состав приняты две статьи о браке. Это –

а) Леона царя премудрого и Константина, верною царю, главизны о совещании обручения и о брацех и о иных различных винах (гл. 49). Под этим названием вошла в кормчую книгу целиком Ἐκλογὴ τῶν νόμων ἐν σύντομφ γενομένη παρὰ Λέοντος καὶ Κωνσταντίνου τῶν σοφῶν καὶ φιλεοσεδῶν βασιλέων ἐκτεϑεῖσα... ἔτους πὸ ἀκτίσεως κόσμου ςσμη²⁶⁶. Она – первый опыт свода византийского законодательства, составленный в 740 г.²⁶⁷. Из этого свода в рукописных славянских кормчих книгах, с самых древних времен, помещалось небольшое извлечение²⁶⁸. – Греческая Эклога делится на 18 титулов с подразделением каждого титула на главы. В кормчей же титул переведен словом „зачаток»; вся совокупность „главизн» состоит из 16-ти зачатков с делением на главы²⁶⁹. В „Главизнах» или Еклоге несколько зачатков и глав посвящено брачному праву, – а именно:

„Зачаток 1. О совещании обручения». Τίτλος α'. Περὶ συστάσεως μνηςείας καὶ λύσεως ἀυτῆς, глава 4.

„Зачаток 2. О брацех повеленных и возбраненых, первому и второму написанному, и о распущениях их», глав 9. Τιτ. β'. Περὶ γόμων ἐπιτετραμμένων καὶ κεκωλυμένων, πρώτου καὶ δευτέρου, ἐγγράφου καὶ ἀγράφου, καὶ λύσεως ἀυτῶν.

„Зачатокъ 3. О написании пристроя и непобеднем и о праведнем пристрои», глав 2. Τίτ. γ'. Περὶ τῆς καταγραφείσης προικὸς καὶ μὴ ἐπιδοϑείσης, καὶ περὶ δικαίου προικός.

В „Зачатке 16-м, состоящем из 45-ти глав, законодательство о брачном праве излагают главы 13, 16, 37 и 38, соответствующие главам 33, 19, 25 и 26-й ХVIІ-го титула греческого издания. В этих главах предложены узаконения о наказаниях против брачного союза.

б) Статья О тайне супружества. По времени своего появления в составе кормчих книг, эта статья – последняя из всех статей о браке: ею заключилось нарастание в кормчих книгах статей о браке, заимствованных из иностранных источников.

Кроме статей, помещавшихся в кормчих книгах, источниками брачного права в России в XVI и XVII вв. служили статьи о браке, вносившиеся в сборники различного содержания. В числе этих статей встречаются отчасти и такие, которые остались вовсе неизвестными кормчим книгам. Особенного внимания заслуживают четыре статьи, помещенные в сборнике XVI в., описанном Строевым²⁷⁰, и сборниках XVI и XVII в., находящихся в Софийской библиотеке (№ 1180 и 1181). В самом начале XVII века они были напечатаны в Стрятинском требнике (1606 г.), а одна из них в Киевском требнике 1652 г. Но перевод этих статей в рукописях отличается от перевода требников. В этих статьях с полнотою разъясняется круг родства, запрещенный для бракосочетаний, и показываются способы счисления степеней родства и приема определения родственной близости. Статьи эти имеют следующие заглавия²⁷¹:

аа) „Паки ины заповеди от законных книг о сродствиих, и о запрещенных брацех и о различных степенех рода, ихже подобает блюсти, от святого крещения, и о еже по плоти крови, вкупе же и о брачных рожакох сродством есть и глаголется в человецех»²⁷². Под этим заглавием показываются в статье разнообразные виды родства, которые имеют отношение к браку, а именно: родство духовное, кровное и свойство.

бб) „О взбраненных брацех» или, по софийскому списку, „о взбранениях». Здесь указывается – в каких видах духовного и кровного родства запрещаются бракосочетания и как исчислять степени кровного родства²⁷³.

вв) „А се о брачных рожаках». В этой статье разъясняется – в каких степенях сводного родства и свойства запрещаются браки²⁷⁴. В ней замечается в одном месте существенная разница между Стрятинским требником и Софийским списком. По первому, в шестой степени свойства допускается брак; а по второму не дозволяется даже в седьмой и осьмой.

В дополнение к трем указанным статьям показаны случаи, в которых запрещаются брачные сопряжения по препятствиям, не из брака проистекающим, и правила о вторичном и третьем браке²⁷⁵.

гг) „Степени сродством, и о браце законном, и иже беззаконно посягающих, и о различии родства». Содержание этой статьи, по существу, тоже, что и в статье аа), но изложение содержания – совершенно иное. Эта статья напечатана в киевском требнике 1652 года с разностями, указываемыми нами в примечаниях и в скобках²⁷⁶.

Происхождение в России указанных и приведенных в примечаниях статей объясняется в предисловии Стрятинского Требника. В нем рассказывается, что собор, бывший около 1592 г. при митрополите Михаиле Рагозе, до отпадения его в унию, поручил львовскому епископу озаботиться составлением исправного требника. В попечении об исполнении поручения епископ собрал многие требники из Валахии, Молдавии и Сербии, заметил в них разногласия, снесся с александрийским патриархом Мелетием, который заведовал тогда патриаршим константинопольским престолом, представил ему свои недоумения относительно разногласий в требниках, просил его прислать греческие служебник и требник и, получив их, после советов со „странствовавшим» тогда по России патриархом Иеремием II, исправил, составил и издал Стрятинский требник. „А понеже не у всех священников правила обретаются, замечает епископ в предисловии к требнику, сего ради нужнейшая от апостольских и святых отец заповедей избравше, приложихом на конце книги сея». В числе этих правил и изложены указанные статьи о браке. К сожалению, епископ не говорит – переведены ли эти статьи с греческого языка им самим или в его время, или приняты в требник, как бывшие уже в употреблении в пределах юго-западной митрополии. Греческое происхождение статей не может подлежать сомнению; только греческий текст их до сих пор остается неизвестным. Статьи эти в требнике помещены между такими правилами о различных других церковных предметах, которых значительная часть находится в греческом номоканоне, изданном в печати в XVII в. Котельером²⁷⁷. О происхождении и составителе этого номоканона ничего неизвестно. Догадываются²⁷⁸, что он явился „в эпоху крайнего упадка церковного законоведения в Греции», – в конце XI или в начале XII в. Этот номоканон, по всей вероятности, подвергался в Греции, в последующие за его составлением времена, дополнениям, изменениям и т. д. Он перешел в русскую церковь не позже XIV века, переписывался в последующие века и вносился с именем „Зонари» или „Зинари» в кормчие книги и требники²⁷⁹. Он был также в большом употреблении и у юго-западных славян. По всей вероятности, статьи о браке, приведенные нами, переведены на славянской язык с такого греческого списка этого номоканона, в который они вошли позже XIV века; так как в греческом списке, изданном Котельером, и в древнейших славянских переводах его статей этих не имеется. Во всяком случае, отсутствие указаний на происхождение статей как в греческих, так и славянских источниках, наводит на сомнения относительно канонического их достоинства. Их можно и должно считать таким произведением частного лица, которое не имеет, по своему происхождению, авторитета церковного официального законодательного памятника, но которое принималось в некоторых епархиях и местностях в качестве руководства для практического разрешения вопросов по брачному праву.

Особенное значение между источниками брачного права в древней России имели статьи о браке, излагавшиеся в Потребниках и Служебниках. Статьи эти – троякого вида, – именно:

а) Чин и устав обручению и венчанию. Чин обручения и венчания состоит из молитвословий и обрядов, в которых выражалось заключение брачного союза. Совершение этого чина было единственным способом заключения законных браков в древней России. Самый чин имеет свою историю²⁸⁰, и весьма любопытную, в которой развивалась исторически форма заключения брака в России. В содержании молитвословий и обрядов чина выражается существо брака, как „союза любви», основанного в природе самим Богом²⁸¹, освящаемого и благословляемого при его заключении в каждом отдельном случае церковью и принимающего в самом заключении значение таинства.

б) Правила о некоторых сторонах брака. До XVI века не помещалось никаких канонических правил при чинопоследованиях обручения и венчания, излагавшихся в русско-славянских служебниках и требниках. В рукописных списках чина обручения и венчания, составленных в епархиях великорусской церкви во второй половине XVI века и ранее, встречаются „правила о втором браце и о троеженцах» или патриарха св. Никифора исповедника²⁸², или Никиты, митрополита Ираклийского²⁸³, или обоих вместе. В старопечатных малых требниках патриархов Иова (1602), Филарета (1623 г.) и Иосифа (1647 г.), к правилам св. Никифора и митрополита Никиты присоединены: приписанное св. Григорию Богослову правило²⁸⁴, – статья под заглавием „правила святых апостол и святых отец»²⁸⁵, неизвестно из каких источников перенесенная в требники, и – „Избрание от божественных писаний от правил и от прочих, яко не подобает брак составляти с бесчинием и глумотворством и всякими бесовскими ухищрении»²⁸⁶. Кроме того, при чине крещения, напечатанном в тех же требниках, находятся небольшие две статьи „о духовном родстве»²⁸⁷. В славянских же требниках, напечатанных в конце XVI и в начале XVII века для употребления в болгарской, сербской и юго-западной русской церкви²⁸⁸, помещены целые номоканоны, в которых изложены многочисленные правила и разные статьи о браке. Эти номоканоны печатались для руководства священников в их практической деятельности, – как это объясняется самими издателями требников²⁸⁹. С тою же целью²⁹⁰ составлена и помещена в Петро-могилянском требнике исследуемая статья „О тайне супружества», которая перепечатывалась потом, хотя не вполне²⁹¹, в позднейших киевских и виленских требниках. В подражание издателям юго-западно-славянских требников из киевского издания требника 1624 года перепечатан в большие московские требники 1639 г. и 1659 г. известный номоканон²⁹², который с того времени неизменно печатается при русских требниках до настоящего времени. В этом номоканоне находятся статьи, касающиеся брака 23, 51–53, 56, 57, 58, 77, 84, 153, 180–182, и 209–212. – Правила о браке помещалися при чине обручения и венчания, без всякого сомнения, к руководству священников для практического применения их к жизни.

в) Поучения, – положенные при чинах обручения и венчания для произнесения к бракосочетавшимся. Таковые поучения стали появляться в русских требниках с XVI века и печатались в древнейших изданиях требников (с 1602 по 1655 г.). Число таких поучений не велико. Нам пришлось найти их пять²⁹³. Два из них²⁹⁴ напечатаны в Иосифовскох требнике 1647 г. (л. 502–505). В указанных поучениях выражаются воззрения XVI и XVII вв. на существо брака и супружеских отношений; под влиянием этих воззрений сознавалось и толковалось русскими людьми того времени брачное право в различных его сторонах и отношениях.

Все статьи о браке, излагавшиеся в требниках и служебниках, считались и признавались обязательными источниками брачного права и имели весьма влиятельное значение в практической жизни, – и, вероятно, более сильное, чем многие законодательные памятники, в течении веков сохранявшиеся в сборниках законодательства. Приложение их к жизни происходило непосредственно под влиянием религиозных чувств и верований, совершалось не только в сознании обязанности пред законом, но по религиозному долгу, и приноровлялось к конкретным бракам лицами, весьма близко стоявшими к жизни брачившихся.

Могли иметь значение источников брачного права в древней России такие сочинения греческих писателей, обращавшиеся между русскими начотчиками и духовными лицами, в которых говорилось или приводились правила о различных сторонах брачного союза. К таковым сочинениям следует относить: Пандекты Никона Черногорца, монаха, жившего в XI веке²⁹⁵, Алфавитную синтагму Властаря²⁹⁶, Номоканон Иоанна Постника²⁹⁷ и разные „номоканунцы»²⁹⁸, „моноканоники»²⁹⁹ и „Зинари»³⁰⁰. Сочинения эти, как видно из сохранившихся до сих пор списков, переписывались в древней России усердно, находили читателей и служили им не только для удовлетворения их любознательности, но, вероятно, и для практического разрешения вопросов жизни.

Наконец, несомненно важным в действительной жизни русского народа древней России источником брачного права были акты, издававшиеся представителями церковно-правительственной власти специально для регулирования таких явлений жизни, которые составляют содержание брачного права, – а именно:

а) Венечные памяти. В древней России, в каждом конкретном случае, брак мог быть обвенчан в законном порядке только по венечной памяти, которая выдавалась имеющему совершить венчание священнику от архиерея или его представителя. В ней выражалось дозволение архиерея обвенчать брак, но после обыска – нет ли законных к тому препятствий. Этою памятью определялись условия и порядок заключения брачного союза³⁰¹.

б) Послания, грамоты, наставления священникам и указы архиереев относительно различных сторон, случаев и явлений в жизни, касающихся брака. Таких актов исходило от архиереев в течение столетий древней России бесчисленное множество³⁰². Они имели обязательную силу для тех лиц, к которым они были обращены, и сохраняли свое значение в последующие за их появлением времена.

Мы привели длинный список статей о браке, которые в древней России считались и служили источниками брачного права. При всех наших стараниях составить список этот в возможной полноте³⁰³, мы не уверены, что в него вошли все статьи о браке, какие только были в употреблении в древней России. Быть может, в каких-нибудь сборниках найдутся и еще статьи, которые остались нам неизвестными, но которые в то или другое время в той или другой местности имели практическое значение. Несмотря на предполагаемую неполноту представленного нами списка, состав его ясно свидетельствует, что в древней России в течении столетий накопилось весьма много статей о браке. Один перечень их может служить доказательством того, что наши предки должны были встречать затруднения в практическом пользовании столь многочисленными статьями при разрешении вопросов о различных сторонах брака. При своей многочисленности, статьи о браке были разбросаны по различным сборникам и книгам; перемешаны в них со статьями нередко совершенно чуждого брачному праву содержания; помещались в них часто без всякого порядка, по произволу их составителей, иногда отрывками, а иногда с ошибками и недописками; не обнимали всех сторон брачного права и не заключали в себе разрешения всех вопросов о браке, возникавших в жизни. Знание всех этих статей, самое отыскание их, при редкости и дороговизне книг и сборников, в которых они находились, было делом весьма нелегким для большей части лиц, искавших разрешения вопросов о брачном праве, которые задавались им по различным случаям жизни. И обладание знанием всех этих статей или самыми статьями не всегда могло привести к разрешению какого-либо вопроса касательно брака, или потому, что в них не заключалось разрешения на него, или по затруднительности ими пользоваться. Затруднения в пользовании источниками брачного в древней России заключались не только в многочисленности, разбросанности и неполноте содержания статей о браке. Статьи о браке, служившие источниками права в древней России, представляют крайнее разнообразие по их каноническому достоинству, по времени их исторического происхождения, по своему содержанию и внешнему изложению.

Степень канонического достоинства приведенных нами статей о браке чрезвычайно различна. Между ними есть статьи, имеющие значение законодательства вселенской церкви (правила апостольские, вселенских соборов и таких поместных соборов и св. отцев, которых каноны приняты в состав законодательства вселенской церкви); есть узаконения государственные византийские и русские, – постановления и определения соборов поместных церквей, константинопольской и русской, – руководственные ответы, правила и постановления церковно-правительственных лиц (патриархов, митрополитов и др.), частные мнения и неофициальные произведения канонистов, авторитетных и неизвестных, – есть, наконец, статьи сомнительного достоинства и неизвестного происхождения. Для пользования статьями столь разнообразного канонического достоинства, для сравнительной оценки их и для применения их в практике не указывается в сборниках никакого правила.

По времени своего исторического происхождения, статьи о брачном праве древней России представляют еще большее разнообразие, чем по сравнительной канонической их важности. Исчисленные нами статьи получили свое происхождение на пространстве 15-ти или 16-ти столетий. В продолжении полторы тысячи лет все стороны брачного права, как и всякой области правовой жизни двух народов, среди которых явились означенные статьи, подвергались развитию и переменам. Каждая отдельная статья, принятая русскою церковью в качестве источника права, носит на себе влияние обстоятельств и понятий времени своего происхождения. Между тем, все статьи о браке располагались в русских сборниках без отношения к времени их происхождения, в виде положительных законов и правил, обязательных для всякого времени и народа.

Между тем, при взаимном сопоставлении статей по их содержанию, оказывалось, что в них встречались в отношении некоторых сторон и вопросов брачного права трудно согласимые разноречия, несогласия и даже противоречия. В особенности много было противоречий в статьях касательно объема родства разных видов в отношении к браку. Как согласить и устранить разноречия различных статей по этому предмету в применении правил их к жизни, – в законодательстве не указывалось.

Славянский перевод большей части статей о греческих браках – крайне темный, часто совершенно буквальный, дословный, устарелый, иногда неверный, иногда в некоторых списках испорченный. Средств к восстановлению истинного смысла той или другой статьи, а иногда и самой редакции ее, в древней России было крайне мало.

При описанном состоянии источников брачного права в древней России, пользование ими и применение их в практической жизни было делом вообще весьма затруднительным; для большинства же лиц, которые, по своему положению в церкви (приходские священники), обязаны были знать и прилагать в жизни правила о браке, – отыскание, знание, точное исполнение и правильное применение их было иногда совершенно невозможным.

Затруднения, проистекавшие от неудовлетворительного состояния в древней России источников церковного права вообще и брачного в частности, стали сознаваться в среде иерархии и русского церковного общества весьма рано. Предпринимались меры к устранению этих затруднений; в древней России делались попытки пересмотра и приведения в лучший порядок источников церковного права. Еще митрополит Киприан³⁰⁴ занимался этим делом. В особенности же в первой половине ХVІ века сознавалась необходимость пересмотра и проверки состава и содержания кормчих книг. В видах этого пересмотра Максим грек в 1521 г. сделал новый перевод правил церкви³⁰⁵; инок Вассиан Патрикеев около того же времени пытался составить новое „сбрание» правил³⁰⁶; в XVI веке положено начало так называемым „Сводным кормчим»³⁰⁷; к XVI и к началу XVII в. относится наибольшее число различных списков кормчей книги, сохранившихся до нашего времени и свидетельствующих самым составом своим о том, что составители их не имели какого-либо руководства в выборе и внесении статей в состав их трудов. К тому же времени относится значительная часть сборников, в которых помещались разнообразные собрания правил. Но попытками пересмотра, переписок и составления новых списков кормчих книг не только не устранялись затруднения в пользовании источниками брачного права, а еще более усиливались; так как при этом обнаруживались разнообразие и многочисленность статей о браке и их взаимные несогласия в тех или других сторонах и предметах. – Прибегали к другому средству для устранения тех же затруднений, – и именно к заимствованию новых статей о браке из греческих и славянских сборников и книг. Мы говорили, что и в греческой церкви в XV и XVI вв. нуждались в руководственных наставлениях относительно применения изданных законодательственною властью постановлений о браке к практической жизни. Настоятельная надобность в них еще более должна была ощущаться в славянских православных церквах, в которых в то время искали разрешения всех вопросов церковного права в источниках греческой церкви. В видах доставления таких наставлений приходским священникам при совершении таинств вообще и браков в частности, в церквах болгарской, сербской и юго-западной русской, составители и издатели требников во второй половине XVI в. и в XVII веке, как мы видели уже, стали помещать в них „номоканоны», собрания „нужнейших правил» и руководственные статьи. Статья „О тайне супружества» издана митрополитом Петром Могилою, как старейшим иерархом в юго-западной русской церкви, в его требнике, со значением руководственного наставления приходским священникам его области при совершении таинства брака. Московские составители печатной кормчей книги, без сомнения, знали и сознавали – с какими затруднениями приходилось встречаться приходским священникам в северо-восточной русской церкви в применении правил о браке к действительной жизни. Им не могло быть безызвестно, что тех правил, которые стали помещаться в рукописных требниках XVI века и в первопечатных XVII века, было слишком недостаточно для того, чтобы приходские священники могли находить в них указания и руководство для разрешения всех вопросов о браке, возникавших в их практической деятельности. Статья Петро-могилянского требника „О тайне супружества», явившаяся в свет как раз в то время, когда началось приготовление издания печатной Кормчей книги, обратила на себя своею полнотою внимание составителей и издателей ее и представилась им наилучшим по тому времени руководственным наставлением церковной власти приходским священникам при совершении брака. В новые издания московских требников она не могла быть принята; потому что в состав московского требника, ранее появления в печати статьи „О тайне супружества», уже принят был известный номоканон, печатаемый при русских требниках до настоящего времени. При сознании, с одной стороны, затруднений, встречавшихся в русской церкви при употреблении и применении к жизни существовавших источников брачного права, с другой – видимой полноты и обстоятельности новоявившейся в Киевском требнике руководственной статьи „О тайне супружества», изданной знаменитым в то время, по своей учености и заботам о благе церкви, митрополитом, составители и издатели московской печатной кормчей нашли удобным, полезным и необходимым внести статью в состав своего издания. Таким образом, статья, изданная в Петро-Могилянском требнике в качестве руководственного наставления (инструкции) приходским священникам юго-западной русской церкви, принята была в состав печатной кормчей книги великорусской церкви и помещена в ней в ряду памятников церковного законодательства. Помещенная здесь, как новый источник брачного права, неизвестный прежним временам, она явилась с сохранением характера руководства и наставления при совершении брака в русской церкви и со значением законодательного памятника, дополнительного к статьям о браке, внесенным в состав печатной кормчей. Этим значением определились отношения новозаимство- ванной великорусскою церковью из другой поместной церкви статьи ко всем статьям о браке, служившим в древней России источниками брачного права. В основание этих отношений легли не степень канонической важности и каноническое происхождение ее от законодательной власти, а содержание ее и степень соответствия этого содержания содержанию статей о браке, употреблявшихся в церкви до принятия новозаимствованного наставления в состав кормчей книги.

Статьи о браке, служившие в древней России источниками брачного права, могут быть разделены по степени канонического их достоинства, на пять категорий. Это – правила вселенской церкви, разного вида постановления поместной константинопольской церкви, государственные узаконения византийские, статьи частных лиц, – канонистов, – и статьи русского законодательства. Значение статьи „О тайне супружества» в отношении к статьям разных по канонической их важности категорий обнаружилось не одинаково. В отношении к правилам, имеющим значение законодательства вселенской церкви и высшую каноническую важность, значение статьи „О тайне супружества» оказалось крайне неблагоприятным для русской церкви. – Составители и издатели печатной кормчей книги внесли в состав своего издания правила вселенской церкви не в той редакции, в какой они получили свое происхождение от законодательных органов, а в сокращенной, которая составлена неизвестным греческим канонистом VI века, принята в русской церкви с конца XIII века, удерживалась в списках кормчих рязанской редакции и соединялась обыкновенно с толкованиями греческого канониста XII в. Аристина. Неизвестно и необъяснено до сих пор чтó могло заставить издателей печатной Кормчей книги предпочесть сокращенную неизвестным канонистом редакцию правил и толкования на правила Аристина полному изложению правил в том виде, как они были изданы законодательными органами церкви. Какие бы причины не побудили издателей печатной кормчей к указанному предпочтению, нельзя не выразить глубокого сожаления, что таковым предпочтением русская церковь лишена была, в течение двух почти столетий, непосредственного пользования правилами вселенской церкви в подлинном их виде, в полном их изложении. Это лишение отозвалось на развитии брачного права в России в XVII и XVIII вв. Во многих вопросах этого права, которые могут и должны быть разрешаемы на основании правил вселенской церкви, в русской церкви, со времени издания в ней печатной кормчей, стали искать разрешения не в этих правилах, а преимущественно в статье „О тайне супружества». Таким образом, эта статья, со внесением ее в печатную кормчую, как бы заслонила собою в церковной практике значение правил вселенской церкви. Такое невыгодное для русской церкви значение рассматриваемой статьи замечено было, как увидим ниже, лишь чрез столетие после принятия ее в состав кормчей книги.

Постановления же поместной константинопольской церкви, равно и византийские государственные узаконения, относительно формы заключения брачного союза и о круге родства, запрещенном для бракосочетаний, – зависящие в своей обязательности для поместной русской церкви от признания и принятия ею в качестве правил, получили в статье „О тайне супружества» разъяснение, объединение, подтверждение и дополнение. В ней усвоены, развиты и дополнены те самые принципы и положения об означенных предметах, которые постепенно развивались в законодательстве и практике константинопольской церкви. Статья явилась в составе русской кормчей как бы заключительным законодательным актом, которым завершилось развитие для русской церкви некоторых сторон брачного права константинопольской церкви.

Греческие статьи о браке неизвестного происхождения, бывшие в древней русской церкви, с принятием в печатную кормчую исследуемой статьи, потеряли прежнее свое значение и вышли из употребления церковной практики. Так издатели печатной кормчей, поняв исследуемую статью вполне достаточным для приходских священников руководством при совершении браков, не нашли нужным помещать в своем издании статьи „Радин-Склир», которая в древней России служила главным руководством при определении круга родства, запрещенного для бракосочетаний. Эта статья, четыре столетия бывшая в практическом употреблении в нашей церкви, с половины XVII в. перестала служить в ней источником брачного права и совершенно была забыта в практике. Одинаковая с нею судьба постигла и все те статьи о браке, которые помещались в различных сборниках XVI и XVII в. или и в самых кормчих книгах, но которые не были внесены в состав печатной кормчей.

Из древнерусских статей о браке, со внесением рассматриваемой статьи в кормчую книгу, продолжали сохранять практические значения только такие, которые успели утвердиться в практике церкви и в жизни и которые в применении своем не встречали препятствий со стороны условий жизни и не были отменены прямым положительным законодательством и распоряжением власти³⁰⁸. Но ни одна из русских статей о браке, изданных в древней России и служивших источниками брачного права, не принята в состав печатных изданий кормчей книги.

Приводя к итогу значение статьи „О тайне супружества» в отношении к статьям о браке, служившим источниками брачного права в древней России, мы видим, что она, с принятием ее в печатную кормчую книгу, многие из означенных статей, не вошедшие в кормчую, вполне заменила собою и вытеснила из практического употребления, а в отношении к другим, удержанным и в печатной кормчей, сделалась статьею руководственною, дополнительною и объяснительною.

Произведя описанное нами влияние на состав и значение источников брачного права, имевших практическое значение в древней России, рассматриваемая статья получила с принятием ее в печатную кормчую книгу, и сама по себе, значение в истории источников русского брачного права, как особый и важный источник права относительно различных сторон брачного союза. О значении ее, как источника права, мы теперь и скажем.

2. Статья „О тайне супружества», с принятием ее в половине ХVII века в состав печатной кормчей книги, в которой она удержана во всех изданиях, получила, сама по себе, значение церковного законодательного памятника и сделалась одним из главных источников русского, православно-церковного и гражданского, брачного права. Рассматривая сама по себе, по ее качествам и сравнительно с другими статьями о браке, которые удержаны от прежних времен в составе кормчей книги и в ряду которых она поставлена здесь, она представляет различные особенности по внешнему своему объему, по содержанию и изложению. В составе этих особенностей заключаются как сравнительные и безотносительная ее достоинства, так и недостатки, в числе которых есть и существенные.

Рассматриваемая статья, как источник брачного права, представляет несомненные внутренние достоинства, такие, каких нельзя найти в других статьях о браке, бывших источником брачного права в древней России, – как в удержанных, так и не принятых печатною кормчею книгою. Сравнительно со всеми этими статьями, она отличается богатством своего содержания, полнотою, видимою обстоятельностью и своего рода ясностью изложения предметов, о которых в ней говорится. В ней изложены, между прочим, правила и указания о таких сторонах брака, о которых не существовало в древней России никаких письменных постановлений. В ней разъясняется понятие о существе брака, как таинства; в состав этого понятия вошли такие существенные признаки, которые не указаны в определении брака, помещенном в „Законе градском» (грань 4-я, гл. 1); эти признаки, внесенные в статью кормчей книги, получили свое значение в историческом развитии русских понятий о существе брачного союза. – В статье изложены правила о правах и обязанностях приходского священника, в отношении совершения брака, в такой полноте и подробности, в какой они не указывались ни в одной статье о браке, числившейся между источниками брачного права древней России. Священнику вменяется статьею в обязанности наблюдать, чтобы желающие брачиться обладали всеми условиями для вступления в законный брак: имели бы определенный возраст и знали бы начатки христианского вероучения и нравоучения, – и чтобы не было препятствий к заключению брака. В статье объясняется – какой порядок соблюдать при совершении брака, указываются место и время венчания, предлагается – как и в чем священник должен руководить желающих приступить к бракосочетанию, и разъясняется – в каких случаях он сам, самостоятельно, по собственному рассуждению, может совершать браковенчания и в каких случаях он должен обращаться к епархиальному архиерею. В порядок совершения бракосочетания внесен в статье новый акт – предбрачное оглашение желающих брачиться, – которого не существовало в древней России. – Всех исчисленных указаний и разъяснений не имели приходские священники великорусской древней церкви. Следовательно, статья явилась первою в нашей церкви инструкциею, изданною от церковной власти в руководство приходских священникам, при совершении брака. Такой инструкции или такого наставления не существовало в древней России. Между тем надобность в ней была, – и настоятельная. В древней России священник мог приступить к венчанию брака не прежде, как по получении на каждый отдельный случай венечной памяти от представителя епархиальной власти. По получении этой памяти он обязан был совершить венчание. В памяти указывались его обязанности по отношению к венчанию, но о правах его не упоминалось ни слова. Ответственность за повенчание на основании венечной памяти такого брака, который впоследствии оказывался несоответствующим всем требованиям законности, упадала на обвенчавшего священника; но ни в венечных памятях, ни в постановлениях не указывалось – каким путем священник мог бы предостеречь себя от невольных ошибок в определении – всем ли условиям законного брака удовлетворяет бракосочетание, на которое выдана от епархиальной власти венечная память. В статье жe „О тайне супружества» изложены такие правила о порядке совершения браковенчания, соблюдением которых приходский священник может устранить от себя всякую ответственность за повенчание брака, если бы впоследствии оказалось, что к такому венчанию были законные препятствия, но они не были открыты совершителю таинства. – В статье изложены таблицы родства в такой полноте и подробности и с такою наглядностью, какой не имела таблица родства, помещавшаяся в прежних кормчих книгах. В таблице „Радин-Склир» не разъяснен способ счисления степеней родства на все возможные случаи и комбинации; показаны схемы только для кровного родства и двухродного свойства; число схем – не большое. В статье же „О тайне супружества» объяснен способ счисления степеней кровного родства и свойства, изображены сложные таблицы всех видов родства: кровного, двухродного и трехродного свойства, и духовного; в таблице каждого вида родства представлены многочисленные схемы и комбинации; каждая схема излагает комбинацию родства гораздо яснее, определеннее и нагляднее, чем статья „Радин-Склир». – Наконец, составитель статьи, отличающейся гораздо большею полнотою, чем все статьи о браке, принятые в кормчую и когда-либо употреблявшиеся в древней России, по видимому, заботился дать в ней руководство, указание и ответ на всякой случай и вопрос, какой может возникнуть в практической деятельности приходского священника при совершении брака, особенно в отношении вопросов о влиянии родства на брак. – Эта видимая полнота и обширность статьи и наглядность изображения в ней степеней родства, по всей вероятности, расположили составителей и издателей печатной кормчей книги к принятию ее в состав издания... Издатели, кажется, не предполагали, что в ней есть такие недостатки, от которых могут представиться затруднения в проведении многих правил ее в жизнь и в практическом пользовании ими.

При своих достоинствах статья несвободна от многих недостатков. Прежде всего, при ее рассмотрении, возбуждается невольно вопрос об ее происхождении и каноническом авторитете. Происхождение статьи вовсе не объяснено в ней. „Правила изложенные в 50-й главе кормчей книги, как выражался покойный московский митрополит Филарет, ничего не говорят о своем происхождении». Между тем, при практическом применении некоторых правил ее к жизни могли встречаться и, как увидим, действительно встречались такие затруднения, устранение которых возможно было исключительно при разъяснении исторического ее происхождения. Степень канонического достоинства первой ее части, по-видимому, определена заключительным замечанием, что „предположенная в ней учения» собраны „от правил богоносных отец и учений». Но, во-первых, не объяснено и не указано из каких же именно учений и правил они заимствованы; во-вторых, мы видели, что приведенные слова статьи в славянском переводе являются перифразом выражения, заключающегося в булле римского папы; в-третьих, – эти слова не могут быть относимы ко всем частям статьи. Неизвестность происхождения статьи служила главной причиною затруднений для определения канонического ее достоинства; неопределенность же этого достоинства была причиною многих и многих затруднений в историческом развитии брачного русского права относительно применения и толковании некоторых ее правил.

Рассматриваемая статья не поставлена составителями печатной кормчей книги в определенную связь ни с правилами, имеющими значение законодательства вселенской церкви, ни с другими законодательными памятниками, помещенными в кормчей книге. Между тем, некоторые предметы и стороны брачного права определяются и установлены в статье неодинаково с тем, как они разрешены и определены в других памятниках кормчей книги. При возникновении какого-либо вопроса по брачному праву, решение которого можно найти в статье, но не согласное с буквальным содержанием других памятников кормчей, является необходимость определить взаимные отношения и сравнительное каноническое достоинство и статьи, и того памятника, содержание которого по данному вопросу не согласуется с правилом статьи. Оснований для такого определения не указано составителями кормчей, ни в статье „О тайне супружества», ни в другом каком-либо месте. Отсутствие этих оснований могло служить (и служило) причиною затруднений в применении правил статьи к случаям жизни и к делам церковно-судебной практики.

В самой статье, кроме того, допущены прямые противоречия и несогласия. Так, – в начале второй части статьи, где определяется в общих чертах круг родства, запрещаемый для бракосочетаний, относительно трехродного свойства сказано: „еже от треродных, сие в первом точию степени запрещается по закону; обычай убо запрещает и прочее». В таблице же этого вида свойства, помещенной в той же части статьи, означены запрещенными для бракосочетаний такие комбинации, которые относятся к первым четырем степеням, но не к первой только, и не к семи степеням, как можно бы понять по выражениям, помещенным в начале второй части статьи. – Особенно же много взаимных противоречий заключает в себе отдел „о сродстве еже от святого крещения». В этом отделе приведены составителем статьи различные, взаимно непримиримые, мнения о способах счисления степеней родства по крещению и об объеме этого родства в отношении к браку; и мнения эти не сведены к соглашению и определенным положениям. В одном мнении выражается, что в круг духовного родства входят все кровные родственники восприемника и воспринятого; в другом говорится, что духовное родство, проистекающее от крещения, обнимает только нисходящих от восприемника и воспринятого лица; по третьему мнению, отнесены в круг этого родства все крещенные одним и тем же восприемником. Которому же из этих мнений надобно следовать в действительной жизни и судебной практике, – статья определенно не указывает.

Далее, – в статью внесены такие положения о брачном праве, которые в древней Русской церкви никогда не имели практического приложения и не могли, по особенностям народных воззрений, получить значения и развития. Таковы правила статьи, изложенные в отделе „Об усыновлении». Отдел же статьи „о братотворении» не мог получить какого-либо значения в России потому одному, что в русской народной жизни никогда и не существовало ни обычая, ни обряда братотворения.

Несмотря на обширность статьи и многочисленность изложенных в ней схем родства, в ней однако не приведены все случаи и виды родства и свойства, встречающиеся в жизни и возбуждающие вопрос – о дозволительности или невозможности вступления в брак лицам, состоящим в том или другом родственном отношении. Отсутствие в статье схем для некоторых сочетаний родства и свойства, при видимой полноте таблиц, могло возбуждать и возбуждало сомнения и недоумения – как разрешать эти случаи, представлявшиеся в жизни.

К недостаткам статьи „О тайне супружества», помещенной в кормчей, следует отнести и то, что в ней допущены некоторые отступления от Петро-Могилянского требника (в трехродном свойстве) и что расположение имен в схемах родства производило затруднения в счете степеней.

Указанные недостатки статьи, по-видимому, не были замечены издателями первой печатной кормчей книги. Издатели, в виду достоинств статьи, внесли ее в состав кормчей книги без всякого объяснения и указания – о значении ее в ряду памятников, между которыми она получила место. При практическом же применении правил ее в жизни и к судебным делам по брачному праву стали обнаруживаться затруднения в проведении многих положений ее в жизнь и недостатки ее, как источника права. Таким образом, вследствие соединения в статье „О тайне супружества» достоинств и недостатков, важность ее, как источника брачного права в России, обнаружилась и может быть выражена в виде следующего положения: с одной стороны, с принятием в состав кормчей книги, она получила, долгое время удерживала и еще по настоящее время сохраняет за собою значение одного из главных источников брачного права для русских православных христиан, – с другой же стороны, по мере обнаружения недостатков и затруднений при проведении многих положений ее в жизнь, она постепенно в некоторых своих частях подвергалась ограничениям в степени своей обязательной силы.

Значение источника русского брачного права усвоено и усвояется статье „О тайне супружества» самым помещением и удержанием ее в составе кормчей книги при всех изданиях, положительными узаконениями и предписаниями церковной власти, церковно-судебною практикою, гражданскими узаконениями и мнениями иерархов и исследователей предметов церковного права.

Кормчая книга есть сборник правил вселенской и поместной константинопольской церкви и государственных греко-римских узаконений, касающихся церкви, принятый и дополнявшийся местным законодательством в славянских поместных церквах и в особенности в русской. В древнерусской церкви кормчая признавалась самым главным и непререкаемым источником церковного русского права. Это был corpus juris canonici русской церкви. С таким авторитетным значением она, по распоряжениям церковной русской власти, явилась в половине XVII века в первый раз в печати и издавалась в XVIII веке и в начале XIX века. В послесловии к печатным ее изданиям говорится, что она напечатана, как „нужнейшее и потребнейшее кормничество (руководство) в Христове церкви», „к научению и исправлению освященным архиереем, иереом и прочим церковным питомиком и всем православным христианам». По буквальному смыслу послесловия кормчей книги, все статьи, вошедшие в ее состав, а, следовательно, и статья „О тайне супружества», должны служить руководством в делах церкви и потому иметь значение источников церковного права. – Но не все статьи, из которых состоит полное содержание кормчей книги, имеют в церкви одинаковое каноническое значение. Правила, имеющие значение законодательства вселенной церкви, обладают высшим авторитетом в ряду источников православного церковного права; в печатных изданиях кормчей они помещены в первой ее части. Правила и узаконения поместной константинопольской церкви, помеченные во второй части кормчей книги, по сравнению с правилами законодательства вселенской церкви, имеют второстепенное значение и, по взаимным отношениям, обладают не одинаковым каноническим достоинством. Каноническая их важность определяется отношением их к правилам вселенской церкви, авторитетом в церкви законодательного органа, которому они обязаны своим происхождением, и отчасти тем взаимным соотношением, в которое они поставлены в составе кормчей книги. – Статья „О тайне супружества» помещена во второй части кормчей, после государственных законодательных сборников („Свитка», Эклоги и Прохирона), но впереди статей, в которых излагаются постановления поместных соборов Константинопольской церкви, канонические ответы и правила отдельных иерархов и канонистов. В ряду же статей посвященных исключительно брачному праву она занимает первое место. Все статьи, между которыми отведено место в кормчей книге статье „О тайне супружества», признавались древнею русскою церковью обязательным источником церковного права. Положение, отведенное в печатной кормчей книге рассматриваемой статье в ряду других, придало ей значение источника права, не меньшее того, каким обладали статьи, между которыми поместили ее издатели кормчей. В самой статье говорится, что „вся предположенная учения собраны в ней от правил богоносных отец и их учений»; в ней приведено одно правило собора, признаваемого со значением вселенского; изложено определение одного поместного собора константинопольской церкви; помещены канонические ответы, правила и указание некоторых авторитетных греческих иерархов и канонистов. Такие ссылки и указания, находящиеся в самой статье, возвышали, подкрепляли и усиливали значение ее, как источника права. Еще более возвышалось оно тем, что статья названа в кормчей книге „чином о брацех», – превосходит все статьи второй части кормчей богатством своего содержания относительно брачного права, сравнительною полнотою и ясностью изложения предметов, и заключает в себе правило, по которому „учения собранная» в ней „кийждо парохиальный (приходский) священник всяко, со опасением всяким, хранити должен есть». Это последее выражение ясно указывает, что, по намерениям издателей печатной кормчей, статья „О тайне супружества» должна иметь в церкви обязательное руководственное значение, как специальный источник в отношении к тем сторонам брачного права, о которых в ней говорится. Такое значение статья должна сохранять в пределах поместной церкви, для которой издана печатная кормчая книга, до того времени, пока подлежащая (компетентная) церковная власть не отменит обязательной ее силы каким-либо определенным актом – правилом или распоряжением.

Обязательное в русской церкви значение статьи, в качестве источника права и руководственного церковного памятника, не только никогда не устранялось положительным актом законодательной власти, но прямо и косвенно указывалось, объяснялось и подтверждалось много раз в течение XVIII и XIX вв. в синодальных указах к епархиальным архиереям и в указах архиереев к духовенству. Так, в синодальном указе 15-го августа 1728 г. смоленскому епископу разъясняется и раскрывается порядок заключения брака согласно с правилами 50-й главы кормчей³⁰⁹; постановления св. синода, изложенные в этом указе, предписаны и опубликованы к руководству и исполнению в сенатском указе 9-го января 1747 года³¹⁰. В указе св. синода от 17-го декабря 1774 года написано: „св. синод, имея рассуждение, что по святым правилам и по напечатанному в кормчей книге „О тайне супружества» древнему православной церкви узаконению, точно положено: „парохиальным иереям о хотящих сочетатися браком между прочим обстоятельствы разведывать, чтоб они возраст имели, юноша не менее 15-ти лет, а девица 13-ти лет». И хотя св. синод бессомнительно уповает, яко во всех епархиях от преосвященных архиереев духовным начальникам подтверждается, а от оных непременно наблюдается в брачном сочетании и лета, к таковому сочетанию правилами святыми положенные и прочия по состоянию тайны ее частности, оными же святыми правилами узаконенные, и духовных начальников, а особливо пастырей, наикрепчайше того предостерегать обязующие; однако ж... определениями св. синода и посланными во все епархии к преосвященным архиереям указами, в наилучшую о том предосторожность, предписано преосвященным архиереям, дабы духовным начальникам наикрепчайше учинить от себя подтверждение, чтобы при венчании браков все то, что правилами святыми установлено и узаконено, непременно наблюдаемо и предостерегаемо было, а незаконно брачившиеся от супружества расторжены, венчавшие же те браки священники запрещением священнослужения штрафованы будут»³¹¹. Из этого указа ясно видно, что статья „О тайне супружества^", в полном своем составе, должна была служить, в течение ХVIII века, во всех епархиях законом, зa неисполнение которого грозили нарушителям ее правил невыгодные последствия и наказания. Указ этот подтверждался и положения, в нем изложенные, подкреплялись и развивались в последующих указах св. синода XVIII века³¹². Было издано в течение XVIII в. несколько указов³¹³, которыми подтверждались воспрещения – венчать „возбраненные браки», а под такими браками разумелись в этом столетии те, которые означены таковыми в 50-й главе кормчей книги. – С другой стороны, издавались от законодательной власти XVІІІ века и такие акты, в которых правила 50-й главы признавались недостаточными для руководства и для предотвращения нарушений постановлений о браке. Так в Духовном Регламенте высказано: „мирским особам многие случаются трудности в сомнительных браках; и того ради, если таковое кому случится сомнительство, то не дерзал бы таить оного пред священником; а священник, если и сам сомневается, не дерзал бы скоро венчать, но относить дело к рассуждению епископа. Но и епископ отослал бы к Духовному Коллегиум, если и сам он решить недоумеет. И для чинного и известного таковых трудностей решения надлежит коллегом духовным, избрав собственное время, довольно поговорить о оных и на всякую трудность написать решение крепкое от свящ. писания и рассуждения славных древних учителей, також и от уставов царских»³¹⁴. Декабря 14 дня 1744 г. объявлен был св. синоду, чрез обер-прокурора кн. Шаховского, высочайший указ, которым повелевалось: „чтобы отныне никто обоего пола сопрягающиеся в супружестве, в возбраненном свойстве в супружество вступать не дерзали, и о том с благопристойным изъяснением сочинить для всенародной публикации, и потому добрым порядком накрепко учредить смотрение, дабы, о том в каждой епархии ведая, преступления чинить не дерзали»³¹⁵. Но „сочинения» не последовало. В 1759 году синодальный член, санкт петербургский архиепископ Сильвестр представлял св. синоду, „чтобы о степенях брачных, яко о самонужнейшем и столь многия в церкви и Империи Российской трудности причиняющем,… сделать ясное и утвердительное положение, и тем облегчить некия... в брачные союзы препятствия». Но синод „признал это за ненужное; потому что о том установление и росписание степеней уже в нашей церкви имеется, почему и поступать должно. Буде же о том вновь какое положение делать, то надобно необходимо собирать собор»³¹⁶. В 1792 года 22 марта вступило в св. синод предложение обер-прокурора Мусина-Пушкина: „сего марта 21 дня, ее императорское величество высочайше указать мне соизволила, дабы из него учинено было во все епархии, а паче в оба столичные города, строгое подтверждение, чтобы приходские священники от венчания браков в запрещенных к тому степенях родства или свойства остерегались, и на такую осторожность снабдить их правилами; чего ради, для должного по сему именному высочайшему повелению исполнения, св. синоду предлагаю»³¹⁷. Но и по поводу этого предложения не было издано от св. синода таких правил и инструкций³¹⁸, которыми бы заменилась обязательная сила 50-й главы кормчей книги.

В церковно-судебной практике епархиальных установлений и св. синода в течение ХVIII в., положения статьи „О тайне супружества» служили основаниями для судебных определений и решений. В брачных делах, производившихся в консисториях и св. синоде, делались выписки из 50-й главы кормчей. Выписки эти помещались в каждом деле после фактического изложения обстоятельств и пред судебным определением и решением, как правила, долженствующие служить основаниями для правильного решения. Дел с такими выписками из 50-й главы сохраняется в архиве св. синода весьма много³¹⁹. Они служат бесспорным доказательством того, что статья „О тайне супружества» служила в течение XVIII в. источником действовавшего брачного права и имела значение обязательного закона. – Но из брачных же дел XVIII века, сохраняющихся в синодальном архиве, усматривается и то, что многие положения 50-й главы встречались при проведении их в жизнь с непреодолимыми препятствиями и затруднениями. Вследствие таких затруднений, уже около половины XVIII столетия возникло сначала в некоторых епархиях, а затем и в св. синоде, сомнение относительно строгой обязательности всех положений статьи „О тайне супружества». Св. синод, в устранение таких затруднений, судебными своими решениями по делам о заключенных в отдаленных степенях свойства и родства браках, запрещенных 50-ю главою кормчей, в некоторых случаях³²⁰ оставлял таковые браки без расторжения и тем смягчал строгость правил главы. Затем, в следствие представлений белорусского епископа Георгия Конисского, св. синодом в 1756 и 1678 гг. было дозволено ему по вниманию к обстоятельствам и условиям положения его епархии, разрешать браки в отдаленных степенях родства и свойства, запрещенные 50-ю главою³²¹. Во второй половине XVIII века, как судебною практикою³²², так и рассуждениями членов св. синода в отдельных мнениях³²³, по текущим брачным делам, мало-по-малу развивалось и установилось воззрение о необходимости ограничения обязательной силы 50-й главы в некоторых ее положениях. Ограничение это сначала выражалось в судебных решениях по конкретным случаям и всегда сопровождалось изложением мотивов, по которым допускалось исключение частных случаев из правил 50-й главы³²⁴, – а потом, в начале XIX века, облечено в форму законодательного акта св. синода. Св. синод, после рассуждений в заседании 20 окт., 17 и 19 ноября 1809 г. и 19 янв. 1810 г., составил синодальное постановление³²⁵, которым узаконил руководствоваться впредь в русской церкви „в рассматривании духовного родства» по отношению к браку 53-м правилом шестого вселенского собора, „напечатанным во второй части кормчей книги, в чине о сродстве св. крещения, главы 50-й», – а „в рассуждении родства плотского» – книги Левит гл. 18-ой стихами 7–17, гл. 20-й ст. 14 и 54-м правилом шестого вселенского собора». Круг родства, определенный в процитированных в синодальном постановлении правилах, ограничивается более тесными пределами, чем в таблицах 50-й главы кормчей книги. Постановление было обнародовано в синодском указе от 17 февр. 1810 г.³²⁶. Им ограничена обязательная сила многих положений 50-й главы о влиянии кровного родства, свойства и духовного родства на брак. Еще более подверглась глава ограничению в обязательной силе многих из своих положений по синодским указам 25 апр. 1841 и 28 марта 1849 гг.³²⁷. В первом из этих указов сказано: „предписать всем епархиальным преосвященным печатными указами – при разрешении браков в сродстве от трех родов руководствоваться правилом, напечатанным в кормчей книге, 2-й части, в главе 50-й, где сказано: еже от троеродных, сие в первом точию степени запрещается по закону, обычай убо запрещает и прочее,» – с тем, чтобы запрещение к браку родства от трех родов не было простираемо далее третьей степени и чтобы по уважительным причинам преосвященные могли разрешать и то, что возбранено токмо обычаем не древних времен, строго сохраняя запрещение закона и древних св. отец». Указом же 28 марта 1859 года, с одной стороны, подтверждается представленное в 1841 году епархиальным архиереям право разрешать (jus dispensationis) вступление в брак лицам, состоящим во второй и третьей степенях трехродного свойства, – с другой стороны предписывается епархиальным начальствам – внушить подведомственным им священно и церковно-служителям, что родство от трех родов определено в 50-й главе второй части кормчей книги так: „сие составляется от трех родов, яже суть сия, якоже в притчи: ин род есмь аз, и ин моя жена и брат ея, и ин жена брата жены моея»; что… лицам, состоящим между собою в первой степени сего родства, браки ни в каком случае не могут быть дозволяемы; что, без точного разрешения епархиального начальства, они, священно-и-церковно-служители, не должны приступать к повенчанию и лиц, состоящих между собою во второй, третьей и четвертой степенях трехродного родства, под опасением за неисполнение сего строжайшего взыскания (?); и что они в сомнительных случаях должны входить с представлениями к начальству и ожидать предписания». – В течение последних двадцати лет, св. синод не только не подвергал расторжению браки, замеченные в таких степенях родства, в которых его указами предоставлено право епархиальным архиереям разрешать вступление в брак, но сепаратными указами на имя отдельных преосвященных, по частным прошениям, разрешал браки даже в пределах того родства³²⁸, которыми очерчен запрещенный для браков родственный круг в вышеприведенных общих его указах. – Несмотря на изложенные ограничения обязательной силы многих положений 50-й главы кормчей книги, глава эта не перестала иметь значение источника русского брачного права. В вышеприведенных нами выписках из синодальных указов, которыми ограничена обязательная сила положений 50-й главы, св. синодом она прямо признается, как памятник, имеющий значение действующего законодательства. Ограничения же обязательной силы многих правил главы являются в синодальных указах не как отмена, в законодательном порядке существующего закона, а как разъяснительные к нему правила. Дозволение св. синодом таких бракосочетаний, которые считаются в 50-й главе возбраненными, основывается на принадлежащем св. синоду, как высшей, при настоящем строе русской церкви, власти церковной, праве диспенсации; а оставление им без расторжения таких же браков есть выражение его высшей судебной власти. По праву разрешения (jus dispensationis), св. синодом допускаются, по уважительным причинам, исключения в отдельных случаях из общих правил; но таковыми исключениями не отменяются самые правила. В судебных же решениях должны выражаться не только строгая правда, но и милость и снисхождение к людям, по вниманию к их пользам. Право разрешения или диспенсации в отношении к правилам 50-й главы кормчей и право смягчения их строгости в применении к судебным решениям предоставлено от св. синода и епархиальным архиереям в пределах, установленных указами 19-го февраля 1810, 25-го апреля 1841 и 28-го марта 1859 гг. Совершенно верно говорит покойный московский митрополит Филарет, что „правила родства», изложенные в 50-й главе, „не решительно совращены» приведенными указами, а предоставлено преосвященным давать разрешения по усмотрению нужды³²⁹. Но предоставленное им право не уничтожает значения 50-й главы, как источника ныне действующего в русской церкви права. – Такое значение признают за 50-ю главою и епархиальные власти. Признание это выражается ими в разъяснительных и руководственных указах, рассылаемых по духовенству³³⁰.

Со стороны государственной власти и государственного законодательства статья „О тайне супружества» признавалась и доселе признается источником русского брачного права, несмотря на то, что в течение XVIII и XIX вв. не раз выражалось сознание необходимости иметь – „ясное положение, со всею точностью определяющее как степени родства, в коих браки должны быть воспрещаемы, так и случаи, в коих они могут быть расторгаемы». Мы видели уже³³¹, что Духовным регламентом, который представляет из себя памятник церковно-государственного законодательства, предлагалось „духовным коллегом» „написать крепкое решение» „трудностей в сомнительных браках». В конце 1744 г. был дан высочайший указ, которым повелевалось – „сочинить» правила, дабы никто „в возбраненном свойстве в супружество вступать не дерзал», – а таковое свойство определялось в 50-й главе кормчей книги. Сенатским указом 9 янв. 1747 г., изданным по ведению св. синода, запрещается вступать в брак вопреки правилам изложенным в той же главе³⁷⁵. В знаменитом Наказе Екатерины II, данном комиссии уложения (гл. XII § 289), было выражено: „весьма бы нужно и важно было сделать единожды на всегда известное и ясное положение, в какой степени брак дозволен и в какой запрещен». Согласно этому указанию, при составлении в св. синоде в 1767 году „наказа» и „пунктов о церковных нуждах» в руководство избранному от синода в комиссию для сочинения проекта уложения депутату, было предположено просить комиссию, „чтобы учинен был закон о браках и чтó при действии оных наблюдать должно». Проект закона был начертан в „пунктах» синода³³². При составлении проекта принята была во внимание и статья „О тайне супружества», что ясно усматривается из сопоставления частей проекта с содержанием статьи. Проект синода был принят во внимание в комиссии уложения. Дирекционная комиссия в своем „наставлении для частных комиссий» от 11 апр. 1768 г., между прочим, вменила Духовно-гражданской комиссии в обязанность: „единожды точно и ясно определить – в какой степени родства брак дозволяется и в какой степени запрещен, дабы не искать уже на то разногласных правил в таких книгах, которые народу весьма неизвестны». Духовно-гражданская комиссия, обсудив проект св. синода о браках, представила в Дирекционную комиссию „меморию о сомнительных браках» и „проект плана» узаконения „о запрещенных браках» вместе с „рассуждением». „Мемории», к сожалению, нам не удалось отыскать³³³; проект же „плана» и „рассуждение»³³⁴ своим содержанием доказывают, что 50-я глава кормчей книги признавалась в комиссии таким источником брачного права, который должен быть историческою основою и материалом для нового закона о браках. Труды Екатерининской комиссии по составлению уложений, как известно, не увенчались изданием новых законов. При Екатерине II нового закона о браках не было издано не только во время существования комиссии, но и после прекращения ее трудов³³⁵. Таким образом, статья „О тайне супружества» признанная косвенно со стороны государственного законодательного установления в качестве действующего закона, осталась в полной силе как при Екатерине, так и при ее преемнике. – В самом начале XIX века была учреждена, как известно „комиссия составления законов». В ней собраны были, между прочим, действовавшие в XVII и XVIII вв. в русской церкви и государстве узаконения о браке, и составлен был „Систематический свод существующих законов Российской Империи, с основаниями права, из оных извлеченными»³³⁶. В ряду этих законов 50-я глава кормчей книги приведена вся целиком, по частям, с подведением их под соответствующие по содержанию §§ оснований и №№ прибавлений³³⁷. В „Своде» 50-я глава послужила материалом, из которого извлечены „основания» для многих сторон брачного права: ее положения облечены в нем в новую форму. „Свод о праве гражданском», составленный в комиссии получил значение первоначального проекта „гражданских законов» о браке. После пересмотров и поправок, он внесен был комиссиею в Государственный совет. В Государственном совете, в течение первого десятилетия настоящего столетия, происходили рассуждения о предметах брачного права как по поводу поступивших к нему по высочайшему повелению частных дел³³⁸, так и по поводу рассмотрения „проекта гражданского уложения». По случаю рассмотрения одного бракоразводного дела, по которому в св. синоде возникли разногласия³³⁹, в Государственном совете 28 мая 1806 года, большинством голосов, было призвано „весьма нужным, чтобы законы о браках были приведены в единообразие и чтоб из многих частных правил составлено было одно ясное положение, определяющее со всею точностью как степени родства в коих браки должны быть воспрещаемы, так и случаи, в коих они могут быть расторгаемы»³⁴⁰. Но министр коммерции Н. Румянцев, в особом мнении, выразил, что „нет ни надобности, ни пользы просить монарха сделать новое положение о браках.., и что безопаснее оставить духовное начальство действовать по собственным известным ему правилам». И высочайшего соизволения на положение совета от 28 мая 1806 г. касательно браков не последовало³⁴¹. Между тем, при рассмотрении и обсуждении „проекта гражданского уложения», со стороны Государственного совета несколько раз в 1809–1810 г. поручалось обер-прокурору св. синода кн. Голицыну и государственному секретарю Сперанскому испрашивать от св. синода мнения о некоторых статьях „уложения», „относящихся по существу до духовного начальства». Св. синод давал, по запросам к нему, мнения „по соображении статей уложений с правилами церковными и узаконениями». В числе статей проекта, по которым передавались мнения св. синода, были и такие, которые составлены были на основании 50-й главы кормчей книги и при обсуждении которых нельзя было опускать ее из виду. Мнения св. синода принимались в уважение в Государственном совете. Этим самим совет, в качестве законодательного органа в России, в первые годы своего существования, придавал 50-й главе значение источника русского брачного права. Проект уложения, рассматривавшийся в совете в 1809 и 1810 гг., впоследствии подвергался во II Отделении канцелярии Его Величества пересмотру, дополнениям и некоторым переменам; и явился в 1832 г. в „своде законов», (т. X), как „законы гражданские». За первым изданием следовали второе в 1842 и третье в 1857 гг. Многие статьи „о союзе брачном», заключающиеся в „гражданских законах», или исторически основаны на положениях 50-й главы, или выражают ее положения в новой форме. Таким образом эта глава до настоящего времени косвенно признается гражданским законодательством, как источник русского брачного права.

Наконец, отдельные православные иерархи и исследователи предметов церковного права в XVIII и текущем столетиях, касавшиеся в своих сочинениях 50-й главы кормчей книги, считали и считают ее за источник русского церковного права. Во главе писателей, воззрения которых на значение 50-й главы в русском церковном правосознании имели наибольшее значение среди духовенства, должен быть поставлен смоленский епископ Парфений Сонковский (1761–1795)³⁴². Ему принадлежит составление известной в русской богословской литературе книги „О должностях пресвитеров приходских». Книга эта в течение столетия выдержала более 25-ти изданий³⁴³. Она издавалась, большею частью, по распоряжению св. синода; предлагалась и предлагается приходскому духовенству со стороны св. синода в качестве руководства в пастырской деятельности; была источником, пособием и образцом при преподавании в духовных семинариях и при составлении руководств так называемого „пастырского богословия»; принимается и в настоящее время, как литературное пособие, преподавателями практического руководства для пастырей церкви в духовных семинариях; по отзыву одного из известных иерархов-писателей³⁴⁴, она и впредь „надолго останется прекрасным руководством для священников». В этой-то книге (§ 122) „рассуждение О тайне супружества», напечатанное в кормчей, указывается, как источник правил о браке, на основании которых составлены автором книги руководственные пресвитерам внушения о действиях в отношении к таинству брака. – Преосвященный Ириней Фальковский (1763–1823)³⁴⁵, автор известного учебника по догматическому богословию (Orthadoxae Theologiae dogmaticae compendium), составил на основании 50-й главы, „краткое толкование церковных правил о степенях родства всех видов для правильного разбора их, при совершении таинства брака». Издатель итого толкования в „Руководстве для сельских пастырей» (1876 г., №№ 5 и 7) говорит об издаваемом им „сочинении» преосвященного: „собственно говоря это не сочинение, а, как сам преосвященный называет „сокращение», или, еще точнее – сокращенный перевод из кормчей книги, но такой перевод, так превосходно составленный, то есть так наглядно, отчетливо и, в тоже время, просто представляющий все разнообразные виды и степени родства, для определения позволительности или непозволительности их сочетания при таинстве брака, что при нем не только несравненно легче, чем при других, у нас на этот предмет изданных руководствах, разбирать часто слишком многосложное родство различных лиц между собою; а и самые правила об этом кормчей книги, с одной стороны, как основное руководство в нашей церковной практике, с другой, как пространно и на древне-церковном, не везде удобопонятном, языке изложенные, становятся яснее и удоприменимее к делу рассмотрения различных видов и степеней родства. Для этой-то, без всякого сомнения, цели преосвященный Ириней и позаботился так тщательно составить и составил так удачно „совращенное толкование» видов и степеней родства; с этою же целью, – прибавляет издатель, – оно помещается и здесь (то есть в „Руководстве для пастырей») для руководства при разборе родства пред совершением брака» (стр. 34–35). – В „Оглавлении законам Греко-российской церкви», составленном и изданном (С.-Пб. 1827 г.), „с дозволения святейшего правительствующего синода», синодальным секретарем Гиновским, 50-я глава кормчей „О тайне супружества», в отделе „О браках», приводится весьма часто (стр. 33–36, 40, 42, 51, 59–64, 66, 74, 80–82), как источник законов, и послужила главным, если не единственным, руководством для составления таблиц о степенях родства (стр. 68 – 79). Преосвященный московский митрополит Филарет выразил в 1858 г. свой взгляд на значение 50-й главы, как источника права, в следующем официальном своем мнении по вопросу – до которой степени должны быть запрещаемы браки в родстве трех родов³⁴⁶. „Для разрешения сего вопроса, говорит митрополит, нужно принять в рассуждение коренные церковные правила и предписания святейшего синода не только в отношении к сему, но и в отношении к другим видам родства, дабы не было несообразности в решениях. Коренные правила о возбраненном к браку родстве заключаются в 18-й главе книги Левит и в определениях шестого Вселенского собора, именно правилах 53 и 54. Здесь запрещаются к браку четыре степени родства от одного или двух родов, а о родстве от трех родов здесь нет ничего. За сим следуют правила, изложенные в 50-й главе кормчей книги, в которых запрещение родства простирается до семи степеней. Сии правила ничего не говорят о своем происхождении, кроме одного неопределенного выражения о родстве от треродных: сие в первой точию степени запрещается по закону, обычай убо запрещает и прочее. Сие неопределенное указание на закон может относиться к седьмой грани закона градского в той же кормчей. В греческой кормчей (Пидалион) сии правила не названы правилами³⁴⁷, а учением (Διδασκαλία), и сказано, что оно большею частью заимствовано из гражданских законов. Следственно правила сии не имеют полной силы закона церковного. И потому то св. синод в 1810 г., усмотрев от чрезмерного расширения родства затруднение в составлении браков в селениях малолюдных и мелкопоместных, оставя непоколебимыми правила шестого Вселенского собора, прочие правила 50-й главы кормчей книги, не признал строго обязательными и дозволил епархиальным архиереям разрешать браки 5, 6, и 7 степеней родства от одного и от двух родов; но в числе этих самых правил, которые св. синод признал не строго обязательными, заключаются и те правила, которые в родстве от трех родов запрещают браки до четвертой степени. При том, запрещение ослабляет та же самая 50-я глава кормчей, в которой сказано, что еже от треродных, сие в первой точию степени запрещается по закону, обычай убо запрещает и прочее. Из сего видно, что указы св. синода 1810 г. о родстве от одного и двух родов и указ 1841 года о родстве от трех родов одинаковое имеют основание, одинаково соответствуют потребности в известных случаях, одинаково сохраняют неразрушимыми коренные церковные правила о родстве и браках. В указе 25-го апреля 1841 г. предоставлено преосвященным по уважительным причинам в треродных разрешать то, что возбранено токмо обычаем, то есть, вторую и третью степень треродных. Что касается до соображения – не будут ли подобные разрешения иметь неблагоприятного влияния на нравственность, сие возражение, если бы имело силу, с большею силою могло бы представлено быть против разрешения 5 и 6 степеней родства от одного рода. И таким образом, если бы отменить указ 1841 года, то потребовалось бы отменить указ 1810 года, что, конечно, неудобно, и вело бы к новым затруднениям. – В обоих указах благословно поступлено в том, что не решительно сокращены правила родства, а предоставлено преосвященным давать разрешения по усмотрению нужды». – Известный отечественный наш канонист преосв. Иоанн смоленский в „Обзоре постановлений о браке в православной церкви»³⁴⁸ приводит положения 50-й главы как в объяснение исторического развития русского законодательства о различных сторонах брака, так и в подтверждение действующих узаконений, и пользуется ею в разъяснении современного русского брачного права³⁴⁹. Относительно значения всей 50-й главы, как источника русского брачного права, он объясняется следующим образом: „Греческие правила (о степенях родства, принятые древнею русскою церковью) не могли иметь для нашего духовенства полной ясности, – и потому, что многосложный состав их сам по себе был затруднителен для разумения, а в приложении их к практике, например, к делам брачным, требовались особенные утонченные соображения, в которых иногда и сами греческие наилучшие законоведы запутывались, – и потому, что ни особенных отечественных постановлений по этому предмету, ни собственных руководств к пояснению греческих правил о родстве у нас не было. (В наших постановлениях только вообще подтверждалось, чтобы священники не венчали браков в родстве, свойстве и кумовстве, священники обязывались разбирать родство только елико их сила; А. И. I стр. 277; А. Ю. № 406; инструкция патр. Адриана ст. 63). Только при издании печатной кормчей книги (1653 г.) помещены в ней две особые главы (50 и 51) о тайне супружества и о беззаконных брацех. В первой между правилами относительно браков находим довольно обширную статью о родстве, о его разных видах и степенях, о порядке счисления их и о наблюдении в делах брачных. Выписки из Арменопула, Властаря, живших уже в XIV ст., дают видеть, что главы эти составлены в позднейшее время и, вероятно, внесены в кормчую при печатном ее издании. Только главы эти составляют, хотя не довольно ясное по слововыражению, но очень обстоятельное по содержанию и даже единственное у нас в печати руководство к изучению правил родства. При изложении правил о родстве, наши законы, равно и сочинения частных лиц, следовали этим же главам и их повторяли. (См. систематический свод существующих законов, 1816 г. т. 2; Горюшкина, Руководство к познанию российского законодательства т. I, стр. 136 сл. М. 1811 г.; Вельяминова-Зернова, Начертание Российского частного гражданского права, ч. I, стр. 114 сл., С.-Пб. 1814). Настоящие законы наши принимают и определяют родство в том же виде, как оно изложено в древних постановлениях»³⁵⁰. Согласно с приведенными воззрениями авторитетных лиц на значение 50-й главы, как источника русского брачного права, принимают ее в таком же смысле и другие наши писатели о браке – К. А. Неволин³⁵¹, прот. Скворцев³⁵², Смирнов³⁵³ и мн. др.

3) Сохраняя за собою, в течение более двух столетий, значение источника русского брачного права, статья „О тайне супружества» оказала влияние на историческое развитие и состояние этого права в России в XVIII и XIX вв. Влияние это обнаружилось в том, что некоторые правила статьи послужили основою и материалом, а другие открыли повод и необходимость к происхождению, образованию и развитию таких источников брачного права в новой России, которых не знала древняя Русская церковь.

В древней России главным и если не исключительным, то преобладающим источником брачного права служили различные статьи, заимствованные из греко-римского права и памятников законодательства константинопольской церкви. В новой же России, в период существования св. синода, вследствие признавания статьи „О тайне супружества» за источник брачного права, явились, кроме Кормчей книги, еще новые источники этого права, – а именно: судебные решения св. синода, высочайшие повеления, разъяснительные, руководственные и законодательные постановления и указы св. синода, гражданские законы, право разрешения (jus dispensationis) церковной власти и распоряжения епархиальных архиереев. Все эти источники русского брачного права исторически явились, развились и сохраняют до настоящего времени свое значение в действующем праве в связи с применением правил 50-й главы кормчей книги к брачным делам в судебной церковной практике. Для полного разъяснения связи с 50-ю главою кормчей книги исторического происхождения, постепенного образования и юридико-канонического значения указанных источников русского брачного права, необходимо было бы проследить историю русской церковно-судебной практики по брачным делам в течение XVIII и XIX вв. Но, не имея возможности излагать здесь целую историю этой стороны церковной жизни, мы должны ограничиться изложением нескольких таких судебных процессов по брачным делам ХVIII века, из которых можно было бы наглядно усмотреть отношения 50-й главы кормчей книги к происхождению, образованию и состоянию источников брачного права в новой России. Остановим преимущественно внимание читателя на двух процессах по брачным делам, бывших в первой половине ХVIIІ века, – грека Ликанорова и смоленских шляхтичей.

Один грек, по имени Юрий Ликаноров, выходец из Турции, около 1720 года воспринимал у своего соотечественника, в городе Нежине, младенца с десятилетнею девицею Анною. Лет чрез семь после этого, он захотел вступить с этою девицею в брак, обратился с просьбою о разрешении ему вступления с нею в супружество к константинопольскому патриарху Паисию и от него выхлопотал себе чрез одного из своих соотечественников нижеследующую грамоту³⁵⁴.

„Паисий, Божиею милостью архиепископ константинопольский, Нового Рима, и вселенский патриарх.

Преосвященным митрополитом Молдо-Валахии, пречистнейшим екзархам окрестных стран, во Святом Духе возлюбленным братием и равнослужителем, благодать вашему священству и мир от Бога. И сим нашим явленным писанием преосвященным вашим являем. Понеже извещено нам чрез доношение о некотором браку, имеющемся быти в ваших странах, в котором между ими ни единое сродство не найдуется; понеже Юрий восприял отрока единого от святого крещения, имел с собою девицу Анну при восприятии оного; понеже сначала того не запрещается, и розыскивано в таком деле с великою обсервациею, як нам повелевает в таких делех розыск корнефирмовати, и не обрели в таком браку жадной противности: и хто бы пожелал в таком случае получити себе за жену, без всякого сомнения ему не претится. Чего ради объявительно пишем, что таковый брак есть без жадного сомнения и препятия и от всяких лиц не осужденный; имел бы свободность помянутый Юрий приняты по правилом церковном вид за оною без жадной противности и прекословия. Сего ради сие мы подтверждаем месяца июля индикта 5-го».

По получении этой грамоты, Ликаноров просил киевское епархиальное начальство дозволить обвенчаться ему с девицею Анною. Но в киевской духовной консистории и от преосвященного архиепископа Варлаама ему было объявлено, что „по российскому обычаю» нельзя дать ему позволения на вступление в брак с кумою и что об этом следует войти с доношением в св. синод. Ликаноров, не получив определенного решения от епархиальной киевской власти на свою словесную просьбу, прибег в этом деле к помощи генерал-лейтенанта фон-дер-Ропа, у которого он был в услужении. Фон-дер-Роп „приказал Ямбургского другунского полка полковнику Гроту, дабы Ликанорова обвенчал полковой священник». Браковенчание состоялось 11-го февраля 1728 года в местечке Козельце, недалеко от Нежина. Дошло сведение о состоявшемся браке Ликанорова до Киевской консистории. По ее распоряжению, нежинский протоиерей, 1-го апреля того же года, арестовал молодую чету и отправил ее в Киев; здесь муж и жена посажены были при киевской консистории „в хлебню, вчепи»; в таком положении они находились с неделю. После того Ликаноров позван был в консисторию, где было объявлено ему, чтоб он „с Анною далее супружества не продолжал, впредь до решения св. синода». С Ликанорова взята в исполнении распоряжения консистории расписка, – и он был выпущен на свободу. Оставя жену в Нежине, Ликаноров отправился в Москву. Между тем узнал о несчастии Ликанорова его двоюродный брат Леонтьев, живший в С.-Петербурге, и подал в св. синод прошение об освобождении Ликанорова из-под ареста и о дозволении ему оставаться в супружеской жизни; причем представлена была в синод и вышеприведенная патриаршая грамота в греческом подлиннике. Началось в св. синоде дело. В деле, по доношению Леонтьева, на справку были выписаны из 50-й главы Кормчей книги: 53-е правило 6-го вселенского собора, толкование на это правило, „ответ Вальсамона» и выдержка „от осмыя главизны стихии вторыя господина Матфея Властаря». Выписка из Кормчей книги заключается замечанием: „а в вышеписанных правилах, о которой куме объявляется, о той ли, о которой кум младенца принимает, или о той куме, с которою восприемником кум бывает, о том именно не напечатано». На основании выписки, протоколом 22-го мая 1728 года, в св. синоде определено: послать киевскому архиепископу указ об освобождении Ликанорова из-под ареста, а Леонтьева допросить как об обстоятельствах брака его брата, так и о том, „для чего (Ликаноров) позволительной о том брачном супружестве от константинопольского патриарха Паисия, который никаковыя в духовных делах Всероссийской империи власти не имеет, грамоты требовал», а не от св. российского синода и не от местного, по жительству своему, архиерея. К допросу по содержанию протокола явился в канцелярию св. синода сам Ликаноров, успевший прибыть в С.-Петербург. На допросе он рассказал об обстоятельствах брака и присоединил, что он не знал – может ли патриарх константинопольский иметь какую-либо власть в русской церкви и принимаются ли здесь его грамоты „за действительные». После допроса Ликанорова, св. синодом 17-го июля 1728 года определено:

„Греку Ликанорову, по данной ему об его браке позволительной от святейшего Паисия, константинопольского патриарха, грамоты, яко по его патриаршескому рассуждению действительной, которая в св. синоде и свидетельствована, [по снисхождению от св. правительствующего синода, для особливой его, патриарха, персоны и братолюбной склонности] жить с его женою Анною в супружестве по-прежнему; а что он, Георгий, жительство имеючи в г. Нежине, прежде своего браком сочетания у настоящего своего архиерея, а именно у преосвященного Варлаама, архиепископа киевского и галицкого, позволение не просил и исходатайствовал себе от оного святейшего патриарха упомянутую позволительную о том супружестве грамоту, за что и наказанию себя тем подверг; но токмо ныне оного ему наказания, яко иноземцу, за незнание – как в России оные, к духовному правлению подлежащие, дела обводятся, не чинить; а, вместо того, оному преосвященному Варлааму, архиепископу киевскому положить на него, Георгия, епитимию, по своему рассмотрению; а впредь к таковому подобному бракосочетанию позволения отнюдь никому не давать и в образец оного его, Георгиева, брака не иметь; и о том ему, Георгию, с тою его женою Анною неразлучном житье дать, а к преосвященному Варлааму, архиепископу киевскому и галицкому, послать указы». Подписали: „Феофан архиепископ Новгородский, Феофилакт архиепископ тферский».

Указ к архиепископу Варлааму отправлен 10-го августа 1728 года. Но прошло не более полугода, как дело Ликанорова возобновилось в св. синоде. В марте 1729 года предложен был св. синоду доклад, в котором изложен предшествующий ход дела Ликанорова и в заключение которого было представлено:

„А ныне, по осмотрению и по справке с правильными книгами, по тому делу является сомнительство такое: понеже некоторых, приличных к тому делу, правил в учиненную прежнюю выписку, знатно от неприиску и от недосмотрения подъяческого, было не внесено, а именно: из Кормчей книги Закона судного царя Константина Великого гл. 7-й³⁵⁵, и из Требника выхода 1680 года статьи 211-й³⁵⁶. И о том св. правительствующий синод что соблагоизволит?»

По поводу сего доклада в протоколе св. синода 31-го марта 1729 года записано:

„По указу его императорского величества, св. правительствующий синод, слушав учиненного в синодальной канцелярии докладу из имеющегося дела... грека Георгия Ликанорова.., и по произведению того дела, по учиненному в св. синоде определению, которое подписано руками двоих синодальных членов, велено оному Греку... жить с женою его Анною в супружестве по-прежнему...; а ныне, по осмотрению и по справке с правильными книгами, по тому делу является сомнительство..., о вышепоказанном довольно рассуждая, что хотя оной брак, по позволению и рассуждению святейшего Паисия, константинопольского патриарха, признан яко бы правильной и христианской церкви святей и не противной..., и тому греку с его женою неразлучно и жить велено, и то учинено за не показанием в выписке оных правильных статей..., а по тем правильным статьям признавается тот брак церкви святой христианской противный..., Приказали: по оному грека Георгия Ликанорова с женою его Анною, неправильно брачившихся, делу..., по силе правильных статей, а именно в Кормчей книге Закона Судного гл. 7-й и в Требнике пункта 211 обретающихся, ныне правильное решение и достодолжное исполнение учинить и их разлучить... преосвященному Варлааму... неотменно, без замедления, дабы от таковых, неправильно действом происходящих, причин святей восточной христианской церкви не происходило противности и на духовное правительство, за несмотрение и не хранение правил, не было бы Божия гнева и от православных христиан народного подозрения; и что по тому делу учинено будет, о том в св. правительствующий синоду, для рассмотрения, прислать обстоятельное доношение в самой скорости; чего для, к его преосвященству послать... вторичной указ с надлежащим подтверждением». Подписали: „Георгий архиепископ ростовский, Игнатий митрополит коломенский».

По содержанию протокола, послан был к архиепископу Варлааму от 3-го апреля синодский указ. Преосвященный Варлаам в сентябре 1729 г. доносил св. синоду: в исполнение синодального указа от 3-го апреля, он сделал-было распоряжение о высылке к нему супругов Ликаноровых для наложения на них епитимии; но оказалось, что они „неведомо куда убежали»; известившись о сем, он сделал объявление по епархии, „чтобы, где они сыщутся, взяв и оковав их, были в Киев с приставом привезены»; и по сему объявлению ему донесено, „будто они убежали в Москву». В феврале 1730 года поступила в св. синод от грека Ликанорова просьба, написанная на высочайшее имя. В просьбе он пишет, что он выполнил епитимию, наложенную на него согласно определению св. синода от 17-го июля 1728 года, но, несмотря на это, ему объявлено от имени преосвященного Варлаама „запретительный паки о разлучении его с женою и с двумя малыми отроками указ»; вследствие сего он просит дать ему вторичный указ о дозволении неразлучно жить ему с его семьею. По этому прошению, выписана была в синодальной канцелярии справка о ходе дела просителя. Справка, приведя 211-ю статью номоканона при Требнике, заключается словами:

„Сей же пункт, который печатан в Требнике московском, точно печатан и прежде того, а именно: в Требнике, печатанном в Москве при свят. патриархе Иосифе 7160 г., а до того в номоканоне Киево-печерской лавры... 1624 г.; и в предисловии тоя книги напечатано, что той номоканон кратко собранный от множайших правил богодухновенными отцы в святей Афонстей горе, а которыми отцы кои правила именно изложены и в которые лета, того не напечатано».

Марта 20-го дня 1730 года, св. синод, „рассматривая начатое 12-го апреля 1728 года дело грека Юрья Ликанорова и слушав его прошения и по нему учиненной выписки, приказали:

„Оному греку Юрию Ликанорову, по силе прежнего синодального июля 17-го дня 1728 г. определения и по данной ему о том его браке позволительной от св. Паисия патриарха Константинопольского грамоте, жить с его женою Анною в супружестве неразлучно, для того в 53-м правиле изображено и в толковании его ясно показано запрещение брака таковому, иже сочетается матери отрочате, его же сам восприят от святого крещения, о чем и на вопрос святейшего Марка патриарха александрийского во ответе святейшего же патриарха антиохийского Феодора Вальсамона подтверждено тако: 53-й канон святого вселенского собора 6-го, бывшего в великой палате Трулле, запрещает восприемникам или кмотром сочетатися в супружество с матерями своих сынов, ихже восприяша от св. крещения»; а о тех, которые бывают при таких восприемниках у святого крещения никаково к бракосочетанию запрещения не показано. А что в Требниках напечатан номоканона пункт 211: аще ли муж и жена крестят и пр., и тот пункт весьма сомнителен: потому что от кого изложен и в которые лета, того не напечатано и весьма неизвестно. Чего для, оному греку Юрию с тою его женою Анною в супружестве и жить по-прежнему неразлучно: а учиненой о том же вторичной 1729 г. марта 31-го дня приговор отставить: и о том к преосвященному Варлааму послать указ». Подписали: Феофан архиепископ Новгородский, Феофилакт архиепископ Тферский, Игнатий митрополит Коломенский.

Указ отправлен 22-го марта 1730 года. Доношение об исполнении его в св. синоде получено 4-го июля того же года.

Из изложенного дела мы видим, что 50-я глава кормчей признается в св. синоде источником права, но в тоже время замечается несогласие ее содержания с содержанием некоторых памятников, считавшихся также источниками права, – а именно: с помещенным в той же кормчей книге Судным законом и с номоканоном при Требнике. Замеченное в действующем законодательстве несогласие не было устранено св. синодом. Поэтому и оказалось возможным, что один и тот же случай получил в св. синоде два взаимно противоположные решения³⁵⁷. Возможность эта, между прочим, служит доказательством затруднений, какие встречал св. синод в первые годы своего существования при применении к делам правил 50-й главы.

С особенною ясностью обнаружились эти затруднения в знаменитом в истории русского брачного права в ХVIIІ веке деле „о смоленских шляхтичах»³⁵⁸. Дело это продолжалось более 25-ти лет и сопровождалось значительными результатами в истории источников русского брачного права. Излагаем это дело.

В декабре 1726 года поступило в св. синод от смоленского епископа Филофея доношение, в котором излагается: смоленский шляхтич князь Мих. Друцкой-Соколинский женился на некоей Азанчевской, состоящей с ним в 5-ой степени свойства; брак венчан был в частном доме, без венечной памяти; священник совершал венчание по принуждению; духовный смоленский приказ, с утверждения епископа, присудил брак к расторжению, как недействительный; Соколинский и Азанчевская осуждены под начал; но, призванные к выслушанию приговора им, они подписаться к исполнению приговора отказались, разойтись от супружества не хотят, продолжают жить совместно и под начал не идут. Епископ Филофей заключает свое доношение представлением утвердить решение и приговор епархиальной власти по делу Соколинского. Июня 30-го дня 1727 года подано в св. синод доношение и от Соколинского. Он объясняет в своем доношении: в смоленской епархии и прежде женились, и ныне живут браком очень многие, состоя в таких степенях родства, в которых „по Могилянскому Требнику» запрещено вступление в брак; венчание таковых браков как при прежних архиереях допускалось, так и при епископе Филофее допускается беспрепятственно. В подтверждение справедливости своих объяснений Соколинский представил при доношении список 37-ми наличных браков, в которые вступили лица, состоявшие в запрещенных статьею „О тайне супружества» для бракосочетаний степенях свойства и духовного родства. В список внесены значительные и известные фамилии местного шляхетства. Соколинский в виду того, что многим его соседям дозволяется жить в браках, заключенных в родстве, просит св. синод оставить без расторжения (признать действительным?) и его брак с Азанчевскою. – Св. синод, по выслушании доношения Соколинского, назначил произвести следствие по его содержанию и производство следствия поручил местной епархиальной власти. Но в производстве следствия встретилось множество непреодолимых для следователей затруднений: шляхтичи, занесенные в список, представленный синоду Соколинским, не являлись на вызов епархиальной власти; многие из них выехали из пределов смоленской епархии в Москву и неизвестно куда; из оставшихся в пределах епархии одни оказывали ослушание посланным к ним от архиерея, другие не принимали приговоров власти в разлучении их от совместного жительства с женами, иные взяты были под караул и держались при консистории. Распоряжениями епархиальной власти по доносу Соколинского были сильно встревожены многочисленные семейства в „шляхетстве» смоленском; поднялись жалобы, противодействия, неудовольствия и упреки отдельных лиц и семейств против архиерея и синода; наконец возбудился ничем не сдерживаемый открытый ропот против церковной власти в среде всего смоленского шляхетства. Ропот достиг до сведения высшей церковной и государственной власти. Высшая власть приступила к энергическим мерам для устранения ропота и к разъяснению обстоятельств, его вызвавших. Епископ Филофей был уволен от должности³⁵⁹; на его место 19-го июня 1728 г. назначен был новый епископ Гедеон Вишневский, бывший ректор Московской славяно-греко-латинской академии³⁶⁰; из Верховного тайного совета объявлено было 5-го августа 1728 года св. синоду „дабы никого из смоленских шляхтичей, женившихся в родстве и свойстве, не разводить с их женами» до окончательного рассмотрения и решения дела, а следствие, по его окончании, предложить из синода совету „для совершенного со св. синодом рассмотрения и решения³⁶¹. В том же месяце (15 августа) обнародован в общее сведение именный указ³⁶², которым устанавливались правила к устранению на будущее время из жизни смоленских шляхтичей явлений, несогласных с законами и интересами империи. В этом указе (п. 10), в разъяснение и развитие одного из правил 50-й главы кормчей книги, между прочим, узаконено:

„Смоленской шляхте в брак вступать по правилам св. апостол и св. отец, и для того, прежде венчания за две или за три недели, в Смоленске, в соборной и приходских церквах, о новосочетаваемых браках, по воскресным дням и по большим праздникам, по божественной литургии, пред народом священникам публично объявлять и, по таким трем объявлениям, давать венечные памяти, а без венечных памятей жениться не допускать».

Св. синод, отправляя в епархию преосв. Гедеона, поручил ему продолжать производство следствия по делу „о браках смоленских шляхтичей», но „по силе объявленного из верховного тайного совета, от господ министров, приказания», преосвященному внушено – при производстве следствия „петурбации не чинить». – По вступлении в управление епархиею, преосвященный прилежно занялся исследованием дела „о браках». Когда окончено было следствие и, по рассмотрении его в духовном приказе, были сопоставлены случаи брачных сопряжений в родстве и свойстве, следствием добытые, с правилами 50-й главы кормчей книги³⁶³, преосвященный, в начале сентября 1729 года, представил св. синоду выписку из следствия и из правил 50-й главы с применением их к отдельным случаям, составлявшим содержание дела, и свое „мнение» о возможном решении всего дела „о браках смоленских шляхтичей». „Мнение» епископа Гедеона от 5-го сентября 1729 г. на столько важно в истории не только смоленского дела, но и развития брачного права в XVIII в., что мы находим необходимым привести его целиком. Оно – следующее:

„По доношению князя Михайлы Соколинского, который из Смоленской шляхты, по следствию, явилось поженившиеся в запрещенных от церкви степенях, тех всех надлежалоб с знатною за погрешение их епитимиею развесть для того: ово да не повреждены будут правила церковные, соборными и отеческими писании узаконенная и долгим временем в церкви святей от всех и везде свято соблюдаемая; ово да не произыдет отсюду каков соблазн иноверным, своим же православным послабление и в подобная повадка; ово да не будет отсюду предосуждение в предбудущая времена Смоленской и иным епархиям, понеже дело сие стало быть публичное, и не о единой персоне, но о многих; ово для того: да устрашатся иные и навыкнут храните закон церковный, понеже многие, не взирающе на духовную власть, сами собою, самовольно, без благословения архиерейского и без венечных памятей женились, и не в церкви, но в домех венчались, и иных многих ради причин.

Но понеже церковь Божия мати есть чадолюбивая, снисходящая немощем человеческим, и хотя не может разрешити на грех, но может постановленное от себя правило, приспевшей нужде, умягчити, и сице с запрещенного и грешного дела может явить безгрешное. Якоже бо имеет власть узаконити правила, сице равную имать власть тот же свой закон умягчити, идеже несть повреждения догматам веры православныя и знатного соблазна, находит же ближнего великое бесславие или разорение имения, нищета, ни какое-нибудь знатное оному повреждение, каковая и зде могло б быть от разлучения всех, в следствии означенных.

Сих ради причин: первое, не едина персона погрешила, но многии и почти большии из шляхетства в Смоленской епархии фамилии незаконно сочетались; того ради разлучениеб оных наведется знатное бесславие, и конфузия между ими во всей епархии. Второе: из них же понеже многие от долгого времени, за 20 лет, поженились и детей с собою прижили мужска и женска полу; некоторыи же детей своих уже прижитых поженили и имеют внуков; то, по разлучении, дети их неведомо кому определить в воспитание, кольми паче внуков. Да и отцов их и матерей где отдать в наказание? кому вручить в соблюдение, чтоб на первое не возвращались? Третие: тыя же их дети, прижитыя, в знатном останутся бедствии, понеже публично оглашены будут бесчестнии, ни в духовный ни в светский чин не годный и всякого наследия лишенныя, якоже о таковых беззаконно родившихся гласит церковный и гражданский закон. Четвертое. По разлучению и имения их, движимыя и недвижимыя, мужския и приданныя, такожде и в сожитии купленныя или нажитыя, разделять надобно будет; с которого разделения, опричь великой конфузии, могут произойтить нищета, ссоры, тяжбы, ненависти и проч. Пятое. Понеже долгим временем любовью спряжены суть; то и по разлучении могут многии, не взирая на разлучение и запрещение, сожитие беззаконное иметь собою; каковый грех будет горши первого: первый бо мог случитися иным от невежества, иным от худого мнения, последний же в ведении будет. Сверх же сего, примеры многие суть, что в некоторых степенях возбраненных поженившиеся, от святейших московских патриархов и от разных архиереев неразведены, но со знатною епитимиею в сожитие позволены³⁶⁴. Такожде и из шляхты смоленской некоторые от прежних архиереев смоленских были истязаны, судими, наказаны и епитимиею различною штрафованы и в сожитие благословлены, якоже показуется в следствии.

Сих ради и иных многих обстоятельств, о всей шляхте, не законно поженившейся, мнение мое полагаю в следующих пунктах: Первое: которые от блаженной памяти преосвященного митрополита рязанского Стефана³⁶⁵, такожде и от прежних архиереев смоленских, были судами, но не разведены, тех не разлучать, но позволить сожитие по-прежнему, с наложением епитимии (два брака – таковых). Второе: Которыи от святейшего правительствующего синода, от преосвященного митрополита рязанского Стефана и прежних архиереев смоленских разлучены (таковых два); тех разлучить с наложением, знатной епитимии за погрешение и за противность и упрямство в сожитии до сего времени по разлучении; нелепо бо есть, единого произведением судебным связанного или разрешенного паки судебно разрешать или связовать. Третие: Которыи поженились в седьмой и шестой степени запрещенной, тех не разлучать же ради вышеписанных обстоятельств и примеров; но позволить сожитие с великою епитимиею ожинившимся в 7-й степени, а женившимся в 6-й степени с большею сугубо. Четвертое: ожинившихся во 2-й, 3-й, 4-й и 5-й степенех запрещенных, тех всех развесть, ради ближнего кровосмешения, и для того – и немного их обретается, и некоторые от них недавно, некоторыи же бездетны; и за погрешение их, им в наказание, прочиим же в страх и обережение, знатную наложить епитимию, какую святейший правительствующий синод рассудит. Пятое: Закон церковный о запрещенных брацех в духовном и плотском сродстве подтвердить указом из святейшего правительствующего синода и из высокого сената и оные указы публиковать в церквах, а в них прописать, что ежели кто дерзает жениться в запрещенной от церкви степени, таков без всякой надежды разлучен будет и наказан судом духовным и гражданским; мощно же и штраф знатный денежный назначить или ино что для большего страха и пресечения зла.

Сие худшее мнение мое высокому благорассуждению вашего святейшества подвергаю всенижайше. Смиренный Гедеон епископ смоленский».

Св. синод, по получении следствия с „мнением» епископа по делу смоленских шляхтичей, отложил его рассмотрение. В числе причин отсрочки рассмотрения дела были, между прочим и главным образом, политические обстоятельства времени. Мы упоминали, что на смоленское дело было обращено внимание верховного тайного совета. Но совет с сентября 1729 года был встревожен событиями в жизни императора Петра II, окончившимися его смертью в январе 1730 г. Затем наступило время восшествия на престол императрицы Анны Ивановны; а в марте 1730 года совет был уже упразднен. Верховный совет, обязавшись рассмотреть дело о браках смоленских шляхтичей вместе со св. синодом, в тех обстоятельствах, в каких он находился в 1729 и 1730 годах, не мог заняться смоленским делом; а синод, в виду таких обстоятельств, не находил надобности подвергать проверке и рассмотрению представленное ему епископом Гедеоном следствие и заключение. Между тем, проверка следствия, произведенная в епархии, была крайне необходима для решения дела согласно существовавшим правилам. Рассмотрение того, как епархиальная смоленская власть подводила добытые следствием случаи брачных сопряжений в родстве под правила 50-й главы кормчей книги, обнаруживает, что она встречала такие затруднения в применении правил главы к жизни, которых собственными силами преодолеть не могла. Из представленной в св. синод епархиальною властью выписки, в которой к каждому случаю брачного сопряжения подведены схемы из таблицы родства, помещенной в 50-й главе кормчей книги, оказывается: а) епархиальная власть по отношению к некоторым видам родства, в которых заключены браки, бывшие предметом исследования, не нашла в кормчей книге „точной статьи», и потому была „не без сомнения» – как считать таковые браки – дозволительными или недействительными; б) представители смоленской епархиальной юстиции, при определении близости родственных отношений и при счете степеней родства, не делали никакого различия между двухродным и трехродным свойством, подводя случаи трехродного свойства под категорию двухродного; в) к некоторым случаям брачных сопряжений применены духовным смоленским приказом несоответствующие схемы родства, изложенные в 50-й главе кормчей книги, и г) наконец епархиальною властью замечены несогласия в таблицах родства между Петро-Могилянским требником и Кормчею. После рассмотрения выписки и после проверки смоленского следствия, св. синод, без сомнения, показал бы, разъяснил и устранил бы недоумения и затруднения епархиальных установлений в применении 50-й главы кормчей книги к жизни. В начале 1730 года был подан и повод св. синоду к пересмотру или ревизии дела смоленских шляхтичей. Тот самый Друцкий-Соколинский, из-за которого возгорелось все смоленское дело, в 1730 году взошел в св. синод с доношением, где он разъяснил: родство его с Азанчевской, с которою он находится в браке, есть 5-я степень трехродного свойства, смоленская же епархиальная власть считает его родство с женою в 5-й степени двухродного свойства. В св. синоде сверили разъяснение Соколинского с тем, как определено его родство в выписке из дела, представленной от епархиальной власти; при этом, действительно, оказалась неверность, допущенная в определении родства епархиальными смоленскими установлениями; потребовано было объяснение относительно неверности от преосвященного Гедеона, который в рапорте своем к синоду согласился с тем, что духовный приказ неверно сосчитал степени родства Соколинского. После проверки следствия о браке Соколинского, св. синод 3-го сентября 1731 года определил: М. Друцкому-Соколинскому с женою, бывшему с нею в 5-й степени³⁶⁶ от трех родов, жить в супружестве неразлучно; а прежние об его разлучении синодальные определения отставить; ибо роспись его родства показана была неверно». Подражая Соколинскому, шляхтич Богданович, обвинявшийся в деле во вступлении в брак в запрещенном для бракосочетаний родстве, в 1732 году просил святейший синод о признании его брака законным; так как родство его с женою образовалось более, чем от трех родств. И это разъяснение оказалось верным: св. синод определением 22-го июня 1733 г. разрешил признавать брак Богдановича не подлежащим „разлучению». На разъяснении двух случаев, вызванном не ревизиею следствия в св. синоде, а просителями, и остановилось движение дела о браках смоленских шляхтичей на 7 лет. Супруги, обвинявшиеся в недозволенных бракосочетаниях, оставались в неразлучном сожитии; „петурбация» смоленских шляхтичей затихла; при сильном значении в святейшем синоде, в продолжение царствования Анны Ивановны, Феофана Прокоповича, не желавшего „поднимать» смоленского дела, никто не решался затрагивать вопроса об его рассмотрении и решении; полагали, что дело это прекратится без особого „решения», – само собою, – смертью супругов или забвением о нем. Но не так думали сами обвиняемые шляхтичи. Они в большинстве сознавали и были убеждены, что браки их законны и должны быть признаны действительными. Они ждали благоприятного времени, чтобы с успехом достигнуть признания их браков законными со стороны св. синода. Это время открылось с смертью Анны Ивановны и затем с политическими переменами, окончившимися восшествием на императорский престол Елизаветы Петровны. Лишь только скончалась Анна Ивановна (17 окт. 1740 г.), как в св. синод стали поступать от смоленских шляхтичей, обвинявшихся в незаконных бракосочетаниях, прошения об оставлении их в неразлучном сожитии с их женами. Некоторые просители явились в С.-Петербург, чтобы иметь возможность личного „хождения по их делам». Некоторые прошения святейший синод принял к своему непосредственному рассмотрению и дал по ним свои решения. Так, по протоколу 9-го января 1741 г., „Сем. Друцкому-Соколинскому и Якову Потемкину святейшим синодом „дозволено не в образец другим сожитие с их женами», с которыми они вступили в брак, находясь в шестой степени двухродного свойства, но с наложением на них епитимии, состоявшей в молитве и благотворительности. Александра же Швыковского, женившегося в 6-й степени трехродного свойства, но венчавшегося в часовне, св. синод признал (прот. 3-го июня 1741 г.) подлежащим разводу с женою, хотя брак их состоял при неведении их о том, что они находились в свойстве, запрещенном для вступления в брак. О всех же прочих браках смоленских шляхтичей св. синод», по доношениям преосвященного Гедеона, епископа смоленского, присланным в прошлых 1729 и 1731 годах и по приложенному к ним экстракту, приказали: о вступивших в прошлых годах смоленских шляхтичах, в противность святых правил, в возбраненные браки, коих к рассмотрению числятся 38, из которых некоторые к сожитию рассуждениями его преосвященства утверждаются, иные же назначены к разводу, чинить его преосвященству, кто из них поныне в живых суть, по своему рассуждению, следуя во всем правилам св. отец и церковному преданию, и когда что тем учинено будет, св. синоду для известия репортовать». На указ св. синода от 4-го июня по этому определению, епископ Гедеон, от 8-го июля 1741 г., донес, что все дело о браках смоленских шляхтичей в 1736 г. вместе с епархиальным духовным приказом сгорело; поэтому в епархии его нет материалов для решения означенного дела; в св. же синод были представлены от него в свое время надлежащие выписки и экстракты из дела; вследствие сего, преосвященный просит от синода резолюции и указу о том – не соблаговолено ли будет решить дело в самом синоде. При слушании изложенного доношения епископа Гедеона, в синоде 3-го августа 1741 года было определено: „предложить впредь к рассуждению». Между тем, в сентябре того же года, в С.-Петербург прибыл „командовавший смоленских шляхетством» генерал-лейтенант Потемкин, который, по тому же делу, сам обвинялся в незаконном супружестве, заключенном им с падчерицею двоюродной его сестры (в пятой степени сводного родства). Из канцелярии св. синода был отправлен к Потемкину список шляхтичей, обвинявшихся в незаконном супружестве, с предложением показать в нем – кто из них остается в живых и кто умер. По отметкам, сделанным Потемкиным в списке, оказалось, что около 18-ти браков, означенных в списке, прекратилось смертью одного или обоих супругов. По рассмотрении списка с отметками Потемкина, св. синодом определено 26-го октября 1741 г.: „предписать епископу Гедеону – решать дела без всяких отговоров, согласно указу 4-го июня, за исключением дел, касающихся умерших». В мае 1742 г. преосвященный Гедеон репортовал св. синоду, что он нашел возможным – дозволить некоторым шляхтичам, обвинявшимся в незаконном супружестве, оставаться в сожитии; но многие из обвинявшихся, подлежащих расторжению их браков, отлучились из его епархии, живут в Москве и не подчиняются его распоряжениям. Между тем, еще до присылки указанного рапорта епископа Гедеона, в апреле 1741 года в св. синод подали прошение 11 из обвиняемых шляхтичей о том, чтобы им дозволено было жить в заключенных ими супружествах и чтобы браков их не разводить. Таковое прошение шляхтичи подкрепляли теми же основаниями, которые излагались епископом Гедеоном в вышеприведенном его мнении, представленном св. синоду в 1729 г., и по которым он находил возможным некоторые супружества, заключенные в отдаленных степенях свойства и родства, признать действительными. Просители писали: в супружествах они живут честно и многие годы; от браков их произошло многочисленное потомство (более 100 человек); некоторые дети, родившиеся от сих браков, достигли совершеннолетия, – иные уже вступили в браки и также имеют детей; о том, что родство, в котором они находились со своими женами, служит по кормчей книге препятствием к вступлению в брак, они узнали только вследствие возбужденного М. Соколинским дела; расторжение их браков причинило бы бесчисленные затруднения и несчастия в их личной судьбе, в семействах и в пользовании гражданскими и политическими правами; эти несчастия уже и постигли некоторых из них: смоленская епархиальная власть требует многих из них из Москвы в Смоленск, а иные из них сысканы и держатся в Смоленске под караулом; между тем, по убеждениям их, церковь имеет власть – „умягчать» строгость закона по уважению к личной судьбе своих членов, – как и оказана уже милость от св. синода к некоторым из среды смоленского шляхетства, которые, подобно им, были судимы за незаконные супружества, но оставлены в брачном их сожительстве. В заключение своего прошения, шляхтичи умоляют св. синод помиловать как их, так и их потомков, по вниманию к изложенным ими обстоятельствам. Для успехов по этому прошению, многие из просителей прибыли в С.-Петербург и, по всей вероятности, стали ходатайствовать по своему делу в кабинете императрицы и в сенате. Кабинетом и сенатом в течение 1742 г. требовались из св. синода справки о браках тех или других шляхтичей-просителей. По поводу затребованных справок и по рассмотрении прошений 11-ти шляхтичей, в св. синоде 20-го октября 1742 года было определено:

„Объявить просителям с подписками, чтобы они ехали в домы свои и к команде явились немедленно, и преосвященному Гедеону, епископу смоленскому с теми их женами впредь, до подлинного о них св. синода рассмотрения и решения, не разводить; прочим же, смоленской шляхте, всячески его преосвященству запрещать, дабы никто впредь в возбраненные в свойствах браки отнюдь не вступали, и в том его преосвященству иметь неослабное смотрение. Егда же кто дерзнет в запрещенный в свойстве брак вступать, с таковыми без всякого послабления, не попущая им долговременно в том сожитии пребывать, чинить, как святых отец правила и ее императорского величества указы повелевают».

Согласно этому синодальному определению, распоряжения и решения епархиального архиерея о браках, составлявших предмет излагаемого дела, приостановились в приведении их в действие; лица же, которые терпели по этому делу невзгоды в семейной жизни, продолжали осаждать св. синод просьбами о дозволении им жить в супружествах, объявленных церковною властью „запрещенными». По некоторым просьбам (например, по просьбе Богдана Друцкого-Соколинского, женившегося в пятой степени свойства, по неведению об этом до брака; син. жур. 24-го марта 1743 г.), св. синод постановил: „до решения дела не иметь им сожития с женами». Обыкновенно же, по большей части таковых просьб, св. синод постановлял: „рассмотрение и решение о смоленских шляхтичах в св. синоде имеет быть впредь³⁶⁷. В этих отсрочках рассмотрения дела происходило движение его в св. синоде до конца 1743 года. В заседании же 29-го ноября сего года

„Св. синод, рассуждая, что преосвященный Гедеон, епископ смоленский, в прошлом 729 году св. правительствующему синоду о вступивших в возбраненные браки шляхтичах, мнением своим представляя, рассуждает, что церковь может поженившихся в шестой и седьмой степенях, ради причин; в его мнении пространно объявленных, не разводить, но позволять сожитие с эпитимиею; а понеже такового в запрещенные браки вступившим св. синоду снисходительного в сожитие позволения, в противность правилам, учинить не безсомнительно, но о таковом, яко не маловажном деле, чтобы ни правилам презрения не учинить, ни их, в таковые запрещенные браки вступивших, от разводов в крайнее разорение и бедство не привесть, и для пресечения впредь таковых случаев, надлежит иметь св. синоду довольное рассуждение с прочими преосвященными архиереи; к тому ж, как за наступающим отбытием св. синода из С.-Петербурга в Москву, так и за отправлением нужнейших интересных дел, в действо того произвесть времени не доставало; того ради приказали: означенные дела, для крайнего решения, взять в Москву и, по прибытии св. синода, к рассмотрению и решению предложить в Москве».

В Москву св. синод отправлялся на коронацию императрицы Елизаветы Петровны. На этот обряд вызваны были в Москву многие архиереи, с которыми члены св. синода и надеялись обсудить вопрос о степени обязательной силы в русской церкви 50-й главы кормчей книги. Но надежда св. синода не увенчалась успехом. Во время пребывания св. синода в Москве по случаю коронации государыни, поданы были ей от некоторых архиереев записки (от Амвросия, архиеп. новгородского, Арсения Мацеевича, новопоставленного ростовского митрополита) о необходимости ввести перемены в существовавшем тогда устройстве русской церкви... По-видимому, дело о браках смоленских шляхтичей служило для многих русских архиереев того времени наглядным доказательством недостаточной компетентности св. синода в разрешении таких вопросов, для решения которых существовавшие узаконения оказывались недостаточными и которые требовали разъяснения со стороны церковно-законодательной власти. Дело о смоленских шляхтичах было доложено св. синоду в Москве, – но обсуждение его было снова отсрочено³⁶⁸ и осталось без рассмотрения до возвращения св. синода в С.-Петербург в 1744 году. В св. синоде производились, между тем, и другие брачные дела, при разрешении которых встречались затруднения в виду применения к ним правил 50-й главы кормчей книги, и из которых одни отсрочивались решением, другие возбуждали сомнения и недоумения, а иные доходили, после своего решения, до высочайшего сведения. По поводу решения в св. синоде одного брачного дела (о женитьбе прокурора Петра Николева), 14-го декабря 1744 г. синодальным обер-прокурором кн. Шаховским объявлен был св. синоду следующий высочайший указ:

„Чтобы отныне никто обоего пола сопрягающиеся в супружестве, при формальном обручении сговор учиня, самовольно, по обычаю доныне существующему, в противность св. отец правил оставлять, также и в возбраненном свойстве в супружество вступать не дерзали, о том с благопристойным изъяснением сочинить для всенародной публикации указ, – и потому добрым порядком накрепко учредить смотрение, дабы о том в каждой епархии ведая, преступления чинить не дерзали. Впредь же таковые и сему подобные, важнейшего решения требующие, дела св. синод собою бы не решал; но, учиня о таковых надлежащие производства, с ясным показанием своего мнения, для конфирмации представлял Ее Императорскому Величеству»³⁶⁹.

Таким образом явился в истории источников русского брачного права новый источник – высочайший указ. В следствие этого указа, св. синод, с одной стороны, стал предпринимать меры к тому, чтобы предотвращались впредь браки, признанные в 50-й главе кормчей книги „возбраненными», – с другой – встретил для себя новые затруднения в решении дел о браках, уже заключенных вопреки правилам означенной главы. Для предотвращения „возбраненных браков», от св. синода стали издаваться постановления, в которых то излагались правила распространения, развития и дополнения правил 50-й главы кормчей книги, то указывались меры к правильному судопроизводству брачных дел. Так в сенатском указе 9-го января 1747 г., по ведению св. синода, было обнародовано:

„О вступивших (смоленских шляхтичах) в возбраненные браки после указа 1728 г., которые доведутся по правилам к разводу, тех разлучать вовсе, и сверх того за продерзость штрафовать; не подлежащим же разводу, но исправленным эпитимиею, определить знатную эпитимию или же штраф великий денежный; а которые впредь в запрещенных степенях без венечных памятей и без троекратных извещений дерзнут жениться, таких всеконечно разлучать и за своевольство и противность указа назначать оным знатное какое гражданское истязание или немалый денежный штраф»³⁷⁰.

С 1752 года последовал ряд указов св. синода, в которых излагались правила о судопроизводстве брачных дел³⁷¹.

Новые затруднения в производстве брачных дел, с изданием указа 14-го декабря 1744 г., состояли в том, что св. синод становился в этих делах, которые до сих пор считались исключительно духовными, не высшею, а только второю судебною инстанциею; между тем как доселе они решались обыкновенно окончательно в епархиальных судах и восходили в св. синод лишь в исключительных и „недоуменных» случаях. Становясь второю, а не высшею и окончательною судебною инстанциею по брачным делам, св. синод должен был иметь для себя правила судопроизводства в ведении этих дел, рассматривать все брачные дела, „требующие важнейшего решения», и находиться в этом рассмотрении и в решениях их под непосредственною ревизиею верховной государственной власти. Но общих правил для процесса брачных дел в русской церкви в то время не существовало; существовавшие правила, в которых излагалось материальное брачное право и между которыми самое главное значение имели изложенные в 50-й главе кормчей книги, оказывались неудобоприменимыми к жизни, что особенно ясно и обнаруживалось в деле шляхтичей. Встречаясь с затруднениями в решении производившихся дел о браках, заключенных вопреки правилам 50-й главы кормчей книги, св. синод предполагал избежать этих затруднений оставлением дел без движения и решения, впредь до издания какого-либо общего постановления или общих правил. Некоторые члены св. синода тем более находили нужным заняться приготовлением таковых правил, что 12-го марта 1749 года, чрез московского архиепископа Платона, вновь объявлен был синоду высочайший указ по брачным делам о майоре Шеншине и прокуроре Щербинине, „чтобы впредь таковых дел, не доложась Ее Императорскому Величеству, св. синоду не решать». Желая приготовить общие правила для решения брачных дел, св. синод предполагал в тоже время поддерживать в отношении к смоленским шляхтичам обязательную силу как правил 50-й главы, так и прежних своих распоряжений. В 1750 году, св. синод,

„Рассуждая, что хотя 20-го сентября 1729 г. им и определено было смоленских шляхтичей не разлучать, но не в том смысле, чтобы общекупное сожитие им иметь дозволить с теми женами, но только чтобы совершенного разводу им не чинить до синодального решения; но св. синоду стало известно, что шляхтичи, неправильно посягнувшие, имеют жительство с женами, аки бы с законоправильными, во единых домех, неразлучно, – детей рождают от неправильного сожительства, чтó церкви православной весьма противно, – приказали: шляхтичей к сожитию, до крайнего разрешения, епископу не допускать и в том обязать их подписками с наикрепчайшим подтверждением».

Вероятно, отобрание подписок в исполнение приведенного синодального определения заставило некоторых шляхтичей обратиться с просьбами прямо к императрице о решении их дел. Вследствие их просьб, 2-го апреля 1750 года, св. синоду чрез духовника императрицы прот. Дубенского объявлено было Высочайшее повеление, чтобы дела о смоленских в св. синоде, по силе правил св. отец были рассмотрены и представлены Ее Величеству с мнением непродолжительно. По поводу сего повеления, св. синодом, в журнале от 2-го апреля, определено: „предложить к докладу экстракт из дела после 25-го апреля (дня коронации); а между тем с учиненных о винах брачных разводов мнений преосвященных Феофана новгородского, Иосифа московского и Афанасия вологодского³⁷² послать копии к членам синода для рассуждения». Прежде, чем св. синод занялся „рассуждением» о всем деле „смоленских шляхтичей», чрез московского митрополита Платона (Малиновского) объявлено в синоде новое высочайшее повеление, данное чрез духовника Ее Величества протоиерея Дубенского с „наикрепчайшим» подтверждением о том, чтобы дело о браке смоленского шляхтича Богдана Друцкого-Соколинского, женившегося на второй жене в пятой степени свойства, по смерти первой жены, бывшей ему в кровном родстве в 6-й степени, „особо от прочих о таковых в свойствах поженившихся шляхтичах в св. синоде дел, всеконечно, как наискорее, производством и решением окончено было». Сверх того, 1-го июля 1750 года, от графа Разумовского, чрез нарочно присланного в св. синод, Высочайшим именем учинено было напоминание и подтверждение св. синоду о скорейшем окончании дела Б. Друцкого-Соколинского. Журналом 1-го июня в св. синоде было положено составить из дела Друцкого экстракт и предложить оный присутствию 6-го числа июня, о чем и известить повестками всех членов синода. Но 6-го числа в присутствие синода не явились члены – Стефан (Калиновский) архиепископ новгородский и Арсений (Могилянский) епископ переяславский. Члены эти, как известно было тогда, держались того мнения, что св. синод – не в праве отступать в решении брачных дел от правил, изложенных в 50-й и 51-й главах кормчей книги. Присутствовавшие же в заседании члены заявили, что они желали бы высказать свои мнения, но „без полного собрания синода оного учинить стали быть воспрепятствованы», потому что в полном собрании „каждый член, согласився с другими, удобнейше утвердиться может в мнении». Посему, в журнале св. синода, 6-го июня записано: „изволили рассудить: чрез экзекутора оповестить, дабы члены синода явились в собрание для означенного дела, яко требующего скорейшего решения; если же кто за болезнью не может явиться, то послать к ним с экстрактом из дела и даже с подлинным делом секретаря, для учинения на оное, по силе Генерального регламента, каждому своего мнения, и какое мнение на оное предложить изволят, о том секретарь имеет донести собранию». Из-за собрания мнений дело тянулось без движения до следующего 1751 года. В 1751 г. 5-го февраля обер-прокурором кн. Шаховским было подано в св. синоде следующее предложение:

„Ее императорское величество, наша всемилостивейшая государыня, по обыкновенному к подданным своим милосердию, чтобы скорбящим обрадование, а страждущим руку помощи подавать, матернее имея попечение, сего февраля 3-го дня изустно мне приказать соизволила – высочайше ее императорского величества повеление св. правит. синоду объявить, дабы по имеющимся в канцелярии св. синода о разных персонах в сомнительных, также и в запрещенных и в неправильно почитающихся браках, делам, кои без окончания продолжаются, надлежащее по силе высочайших ее императорского величества о тех делах уже неоднократно подтвердительных указов, св. синод немедленное учинили исполнение. О чем чрез сие св. синоду и объявляю».

Заслушав предложение, св. синод в журнале 5-го февраля постановил: быть собранию 7-го февраля; послать членам повестки с экстрактом из дел и секретаря, который бы объяснил членам дела. В заседании св. синода 7-го февраля „предложены были к рассуждению имеющиеся в св. правит. синоде о разных, в сомнительных и запрещенных правилами браках находящихся, персонах дела (коим реестр учинен) и из оных по учиненному из произведенных следственных, о вступивших в разных минувших годах в возбраненных правилами зa имеющимися между собою родствами и свойствами степенях в брачное сочетание смоленских шляхтичах, дел экстракту довольное было рассуждение и изыскиваемы приличные святых отец правила, но токмо ничего в резолюцию не положено, а приказано предложить впредь»³⁷³. Рассуждения св. синода о вступивших в свойствах в браки и изыскания приличных св. отец правил продолжались в заседаниях 12-го и 26-го февраля, – „но токмо ничего в резолюцию не положено» и „ничего не утверждено», а „отложено до будущего о том рассуждения», к каковому „приказано предложить впредь»³⁷⁴.

В июле (15 ч.) подано было одним из членов синода – Сильверстом (Кулябка) петербургским епископом – мнение, в котором автор старался доказать возможность разрешения браков в 6-й степени свойства. Этим мнением положено начало разъяснению принципов, на которых стали развиваться в последующее время некоторые стороны брачного права в русской церкви.

В заседании 24-го июля 1751 года выяснился один из принципов, который предположено было св. синодом применить к решению дела о некоторых браках смоленских шляхтичей. В журнале сего заседания записано:

„Рассуждаемо было о смоленских шляхтичах, в запрещенные правилами браки вступивших, что о тех, о коих дела покойным преосвященным митрополитом рязанским и св. синодом к разрешению брака разрешены, св. синоду перевершивать не должно; и если подлинно таковые о тех браках решения воспоследовали, то оным остаться надлежит, – так как оные решены; однако ж сего не утверждено, а приказано предложить впредь».

Во время рассуждений о смоленском деле, св. синод убедился не только в затруднительности применения к современной жизни правил 50-й главы кормчей книги, в которых излагается материальное брачное право, но и в недостатках действовавшего в то время в епархиях судопроизводства по делам о браках. В виду этих недостатков затруднения в решении дела о шляхтичах усложнялись. Представлялось св. синоду, что к решению этого дела следовало бы применить правила иного процесса, а не того, который был практикован в русской церкви того времени. В синодальном журнале 26-го июля 1751 года записано:

„Рассуждено было, что понеже по делам, по причине прелюбодеяния и разводу мужей с женами касающимся, делопроизводство чинится как форма о суде повелевает»³⁷⁵; а понеже оные, также и прочие, между духовными случающиеся и точно до архипастырского рассмотрения касающиеся, дела, таковым по форме суда против других в партикулярных своих исках тяжущихся порядком производить, для случающихся к единоличному между ними разбирательству трудностей, не можно: того ради из правил св. отец и из состоявшихся о производстве таковых дел указов учиня выписку, предложить к докладу».

Вследствие таковых рассуждений, одни из членов св. синода, – к ним принадлежали Стефан (Калиновский) архиеп. новгородский и Платон (Петрункевич) епископ Владимирский, – полагали отложить решение дела о смоленских шляхтичах до времени уяснения и составления правил о церковном судопроизводстве; другие же³⁷⁶, справедливо полагая, что составление таковых правил потребует много времени и рассуждений, от которых произойдет, „только одно продолжение» в производстве смоленского дела, находили нужным – так или иначе окончить это дело если не в отношении всех браков, которые составляли его содержание, то, по крайней мере, в отношении тех из них, о которых немедленного решения требовала от св. синода императрица. К числу членов, предполагавших необходимость ускорить окончание смоленского дела, принадлежали и епископы Сильвестр с.-петербургский и Гавриил новгородский. Еписк. Гавриил представил 31-го июля св. синоду свое мнение по делу о смоленских шляхтичах. На основании этого мнения³⁷⁷, после многих рассуждений, бывших в св. синоде в течение августа и сентября, большинством членов предположено было решить дело о двух браках смоленских шляхтичей – Богдана Друцкого-Соколинского и Семена Швыковского. Незаконность брака Швыковского, состоявшегося в 5-й степени свойства его с женою, признавалась одинаковою с незаконностью брака Друцкого. О браке Швыковского составлен был протокол по заседанию св. синода 21-го августа, в смысле признания брака действительным и оставления его без расторжения, но с назначением обоим супругам епитимии. Протокол этот был отправлен для подписания, между прочим, к синодальному члену, Владимирскому епископу Платону. Протоколист Остолопов, отправленный к этому преосвященному для подписания закрепленного 21-го августа протокола, августа 23-го дня „собранию синода доносил, что его преосвященство, по прочтении всего определения о бытии Швыковскому с женою его в супружестве»,... „находится сомнителен» относительно некоторых „включенных в том определении речей» „и того определения подписать не соизволил». По поводу такого доношения, в журнале синода от 23-го августа постановлено:

„С тем определением еще к его преосвященству сходить секретарю Словцову и наведаться, что его преосвященство толь-коль о речах имеет сомнительство, а в прочем оному определению согласуется ли»?

Неизвестно – дал ли епископ св. синоду ответ на эти вопросы чрез секретаря. Но св. синод не остановился и после 23-го августа в своих рассуждениях о деле смоленских шляхтичей. Сентября 4-го того же 1751 года в св. синоде

„довольное было рассуждение о браке смоленской шляхты ротмистра, что ныне полковником, князя Друцково-Соколинского с женою его Софьею Mасловою, которая по первой за ним, Соколинским, бывшей жене считается ему, Соколинскому, в пятой степени свойства, запрещенном к бракосочетанию. А понеже оной Соколинский тое первую жену взял в супружеству будучи в римском законе в запретительной же шестой степени, чего ради, когда они оба приняли православную веру, то преосв. Гедеоном, епископом смоленским, суждены к разводу, о чем и мнением от него св. синоду представлено. И потом та его первая жена умре; а потому оного его, Соколинского, первого брака, яко православной нашей церкви противного, за настоящей брак почитать и по оному с оною нынешнею его женою и счислять не следует; а остается между ими, Соколинским и тою его нынешнею женою, родства по нисходящей линии от крови в седьмой степени; в каковом бытии брака не расторгать, но с наложением епитимии сожитие разрешить по правилам позволяется; и о том сочиня с обстоятельством и довольными резонами протокол, предложить к апробации».

Протокол составлен и членами синода, за исключением епископа Платона, подписан 9-го сентября 1751 года. В заседании св. синода 11-го сентября предлагаемы были к подписанию преосвященному Платону, епископу Владимирскому, два закрепленные протокола о браках смоленских шляхтичей – Богдана Соколинского и Швыковского;

„Но токмо его преосвященство, не подписав, объявил, что его преосвященство в подписании их имеет свое сомнение, о коем довольное было рассуждение, но не соглашенось; а его преосвященство объявил, что он от себя подаст о том письменное мнение; а прочие преосвященные остались при оных же прежних своих определениях, и при том рассуждали, что и о всех тех смоленских шляхтичев браках, по генеральному экстракту, надлежит иметь рассуждение; о чем положили рассуждению быть в будущую пятницу» (13-го сентября).

В журнале заседания 13-го сентября ничего не записано об этом рассуждении. В следующее же заседание св. синода (18-го сентября) предложено было от преосвященного Платона на синодальные о браках Соколинского и Швыковского определения мнение³⁷⁸, которое, по прочтении, приказано было доложить в ближайшее присутствие. Чрез два дня (20-го сентября), в отсутствие епископа Платона, слушано было его мнение и

„рассуждено: хотя бы и довольно ссылаться могло резонов, для которых означенному его преосвященства мнению согласовать не судится; но понеже, чтобы таким порядком дела в св. синоде производились, не видно, – сверх же того, буде на оное его преосвященства мнение каковые рассуждения полагать, то не иное что воспоследовать может, как только одно продолжение: того ради бывшей тогда в присутствии члены³⁷⁹, коими означенные два определения подписаны, пока согласились остаться при прежних своих мнениях, в оных определениях изображенных; а в прочем полагаются на высочайшую волю и богомудрое ее императорского величества благорассмотрение».

Это рассуждение внесено в „журнальную записку», которая предъявлена была преосвященному Платону, явившемуся в заседании синода 25-го сентября. Преосвященный Платон, прочтя ее, объявил, что он остается при своем мнении. В заседании синода 30-го сентября обер-прокурор Шаховский предлагал преосвященному Платону „поговорить о своем мнении с прочими членами синода и, послушав их резона, потолковать – нельзя ли прийти к общему согласию о решения дела». На это предложение преосвященный просил, чтобы прочие члены изложили свои „резоны» на его мнение письменно. После „довольного рассуждения», члены не согласились в это заседание на письменное изложение „резонов». Таким образом все члены синода остались при прежних своих мнениях. Князь Шаховский заявил после этого, что он, „по должности своей», представит дело на высочайшее рассмотрение и благоволение. В заседании 2-го октября, при подписании журнала 30-го сентября, члены синода опять „довольно рассуждали» о деле, по которому происходили между ними разногласия. Чрез два дня после того, 4-го октября, обер-прокурор, в отсутствие епископа Платона, предложил св. синоду рассудить – чтó делать, чтобы согласить разные мнения членов по решению дела об означенных браках. Оставшиеся в большинстве члены, „полагая дать очистку в деле письменно на мнение преосв. Платона», постановили отложить это до будущего заседания, дабы, в присутствии преосвященного, разъяснить возможность – не согласится ли и он с определениями, постановленными большинством. Но преосв. Платон более двух недель не являлся в заседания св. синода. По журнальному постановлению 23-го октября 1751 г., определено было послать к нему протоколиста с приглашением – не соизволит ли он, для общего о протоколе Соколинского рассуждения, быть в св. синоде 25-го октября. В заседании синода в этот день протоколист Остолопов объявил, что преосвященный Платон, „за крайне своею болезнью», не может быть в собрании синода. По выслушании объявления, постановлено: „предложить протоколы, для утверждения, к подписанию». Протоколы о решении дел о браках Б. Друцкого-Соколинского и С. Швыковского были изготовлены и подписаны большинством членов св. синода; мнение епископа Платона было к ним приложено. Согласно с протоколами и в виду отдельного мнения одного из членов составлены были доклады ее величеству. В конце октября доклады представлены на усмотрение императрицы. В следующем 1752 г. 25-го февраля доложен был св. синоду именный ее величества, за подписом ее духовника, указ следующего содержания:

„Святейшему правительствующему синоду. Всепресветлейшая, державнейшая великая государыня императрица Елизавета Петровна, самодержица всероссийская, сего февраля 19-го дня, присутствуя в своем императорского величества доме, изустно именным своего императорского величества указом мне повелеть изволила – святейшему синоду объявить: чтоб смоленской шляхты полковника князя Богдана Друцкого-Соколинского жену Софью святейший правительствующий синод немедленно отправил в Смоленск, дав ей позволительный указ о свободном сожитии с мужем ее по-прежнему. А что касается до епитимии, оную вовсе отставить и не взыскивать, и отдать на их, Соколинского и жены его, совесть, для того, что они христиане. О чем для исполнения, чрез сие св. правительствующему синоду и объявляю. 1752 г. февраля 24-го дня. Вашего святейшества послушник и богомолец, духовник, протоиерей Феодор Дубянский».

В исполнение изложенного указа немедленно состоялось синодальное определение 25-го февраля, которые подписали Гавриил епископ коломенский, Арсений архиепископ переславльский и Платон епископ владимирский; 3-го марта составлен и отправлев был рапорт от синода императрице об исполнении ее указа по делу Соколинского. Марта 13-го дня того же года был доложен св. синоду совершенно сходный с изложенным именный указ и о решении дела о браке С. Швыковского. – По исполнении именных указов о браках Б. Друцкого и С. Швыковского, св. синод приступил к рассуждению и обсуждению о браках Павла Пушкина, Дениса Ефимовича и Александра Швыковского, состоявших в супружествах, заключенных в 5-й и 6-й степенях свойства. Преосвященный Платон и в отношении к этим бракам отстаивал свое мнение о несоответствии таких браков правилам кормчей книги и о недействительности их. Его поддерживал архиепископ новгородский Стефан. Их мнениями останавливалось решение означенных дел в св. синоде. Заинтересованные в делах лица подавали государыне челобитные, в которых испрашивали от нее милостивого решения и окончания их дел в синоде. Государыне стало известно и об отношениях епископа Платона и архиепископа Стефана к делам о браках, и о медленности движения этих дел в св. синоде. По устным советам обер-прокурора Шаховского, протоиерея Дубенского и придворных вельмож, она в течение 1752 года выразила в нескольких повелениях свое неодобрение действиям св. синода в отношении к производству брачных дел и в разрешение их издала несколько указов, которые послужили основанием для судебных отправлений и решений церковных судов в последующее время. – Так 21-го сентября от обер-прокурора внесено следующее предложение св. синоду:

„Всепресветлейшая, державнейшая, великая государыня императрица Елизавета Петровна всероссийская, сего сентября 20-го дня, изустно мне повелеть соизволила св. синоду учинить выговор: для чего дело отставного поручика Семена Пушкина³⁸⁰ о его браке поныне в св. синоде без разрешения продолжается. Что же св. синода член преосвященный Стефан, архиепископ новгородский, оное дело в епархии своей решил, а о прочих тому подобных же, по делам, браках письменными своими рассуждениями³⁸¹ св. синоду объявленными, к разводу присуждает, тем ее императорское величество весьма недовольна. И что ж между членами св. синода в таковых о браках делах, кои многие веки бесспорно позволяемы были, а ныне о тех споры и несогласные рассуждения, – от чего многим не малые оскорблении и разорении приключиться могут, – происходят, оное ее императорскому величеству неугодно. И для того ее императорское величество соизволила повелеть мне его преосвященству, новгородскому архиепископу Стефану высочайшее ее императорского величества повеление объявить: что его преосвященство о вышеупомянутых делах к согласному большего числа св. синода членов о решении тех мнению несогласует, оное бы его преосвященство не от своего рассуждения, приводя резоны, утверждал, но точно б священным писанием из книг, православною церковью нашею принятых, и вероятия достойных, доказывал; и те бы книги печатные самой ее императорскому величеству представлял. – Обер-прокурор, князь Яков Шаховской».

Октября 27-го дня того же года генерал-аншеф Шувалов письменно объявил св. синоду:

„Сего 1752 г. октября 23-го дня, ее императорское величество, всемилостивейшая государыня, всемилостивейше повелевает св. правительствующему синоду, по приложенной при сем челобитной смоленской шляхты ротмистров Дениса А. Ефимовича и Александра Дав. Швыковского, рассмотрение учинить и буде они с женами их в таком же дальнем свойстве, а не ближе, как смоленской шляхты полковник князь Богдан Друцкой-Соколинский да ротмистр С. Швыковский, которым запрещение разрешено, то и оных разрешить; а буде иные какие обстоятельства есть, сверх того, зачем разрешить не можно, о том подать ее императорскому величеству всеподданейше доклад. Граф Петр Шувалов».

Св. синод, исполняя приведенное повеление императрицы, „по довольном рассмотрении и суждении» нашел, что свойство Ефимовича³⁸² и А. Швыковского³⁸³ состоит не ближе, чем Друцкого и С. Швыковского, – что „запретительных правил» – вступать в брак в свойстве, в каком был С. Швыковский „в кормчей не изображено», и – что преосвященный Гедеон представлял синоду не разлучать ни того, ни другого, и, на основании вышеприведенных именных указов о браках Б. Друцкого и С. Швыковского от 24-го февраля и 13-го марта 1752 г. и в исполнение высочайшего повеления от 23-го октября, определил: „оставить Ефимовича и А. Швыковского в их супружествах». Такое же решение состоялось в св. синоде около того же времени и о некоторых других браках, законность которых оспаривалась на таких же и подобных основаниях, на каких признавались „запрещенными» или „сомнительными» браки Соколинского, Пушкина и Швыковского³⁸⁴. Наконец, 21-го ноября того же 1752 года, духовником императрицы протоиереем Дубенским объявлен св. синоду ее величества указ:

„По делам тобольской епархии города Тары протопопа Ивана Зуева³⁸⁵ и ростовской епархии села Еремеевца попа Афанасия Матвеева³⁸⁶, которые за кумовство, якобы учиненное в противность правил св. апостол и отец, от сожития с женами их разведены, по-прежнему к тому их сожитию с женами их, яко невинных, допустить и быть им по-прежнему в своих местах, и впредь таких подобных дел разводам, кроме самых настоящих вин, ежели учинены будут от кого-либо в противность правил св. апостол и отец и Духовного Регламента, отнюдь не чинить, а которые в том явятся, впредь об их доносить ее императорскому величеству».

На основании изложенных указов постепенно разрешались вопросы о браках смоленских шляхтичей, обвинявшихся в незаконных супружествах, – и таким образом знаменитое в истории русского брачного права ХVІII века смоленское дело было окончено; последнее решение относящееся до этого дела, состоялось в св. синоде 4-го августа 1760 года, относительно шляхтича Храповицкого, женившегося в 1747 году в 6-й степени двухродного свойства. Почти все браки, заподозренные в незаконности по смоленскому делу, оставлены в конце концов без расторжения.

Изложенные нами и другие производившиеся в св. синоде и епархиальных установлениях ХVIII века, брачные дела, с одной стороны, заключают в себе немало доказательств того – с какими затруднениями и препятствиями соединялось применение в судебной практике и проведение в жизнь многих правил и положений 50-й главы кормчей книги, – с другой – дают материал для разъяснения – каким образом положения этой главы подавали повод или служили основанием для исторического происхождения таких источников брачного права в новой России, каких не знала древняя Россия.

Производство в святейшем синоде брачных дел, в которых приложение к жизни положений или правил 50-й главы оказывалось или крайне затруднительным или даже вовсе невозможным, привело церковно-судебную практику к необходимости – постановлять такие судебные решения, которыми ограничивалась, смягчалась или даже вовсе устранялась строгость некоторых правил статьи „О тайне супружества». Происхождение и образование таких судебных решений св. синода вызывалось необходимостью. Из дел, дошедших до св. синода во второй четверти ХVIII века, обнаружилось (как мы видели в деле смоленских шляхтичей), что многие правила статьи „О тайне супружества» в жизни не соблюдаются. Церковно-судебная власть предпринимала меры против нарушителей правил: браки, заключенные в „возбраненных» статьею степенях родства, присуждались к расторжению, как недействительные, – а лица, сочетавшиеся такими браками, осуждались на эпитимии. Но исполнение приговоров церковно-судебной власти встречалось с непреодолимыми для нее препятствиями. Лица, к которым относились решения, проникнутые добросовестным убеждением в действительности их браков, не подчинялись поразившим их приговорам и отыскивали способы к тому, чтобы общественная власть браки их признала действительными. Церковная власть не находила в своем распоряжении средств к осуществлению своих судебных приговоров по отношению к указанным лицам. Государственная же власть, которая могла бы оказать свое содействие церковной в исполнении ее судебных приговоров, не только не находила возможным принять на себя исполнение приговоров церковных судов, но усматривала необходимость в приостановлении исполнения этих приговоров. Вследствие такого оборота дел, церковная власть оказалась в затруднительном положении: ей нужно было или изменить правила, которые она применяла в судебных своих решениях, но которые оказывались неудобопроводимыми в жизни, или допустить безнаказанное нарушение их в среде членов церкви. Изменить изложенные в 50-й главе кормчей книги правила, по убеждениям русских иерархов и св. синода второй четверти XVIII века, могла только такая церковная власть, которая, по церковным правилам, признавалась бы равноправное власти, установившей эти правила. По господствовавшим же в среде русской иерархии первой половины ХVIII века воззрениям, правила статьи „О тайне супружества», как изданные в кормчей книге патриархом „с преосвященными митрополиты и архиепископы и епископы», признавалась выражением законодательной деятельности церковного собора. По этим воззрениям, и изменить эти правила мог только собор иерархов³⁸⁷. Но составление собора иерархов русской церкви в ХVIII веке, вследствие данного ей Петром I устройства, было невозможно без соизволения верховной государственной власти. Верховная же власть не только не издавала каких-либо распоряжений о созвании собора, но не находила возможным и допускать его составление. Таким образом, изменение правил в 50-й главы в церковно-законодательном порядке казалось церковной русской иерархии ХVIII века невозможным. Но и признавать законными браки, заключенные вопреки действовавшим правилам и осужденные судебною властью, а также и оставлять безнаказанными нарушителей этих правил, представлялось св. синоду почти равносильным отступлению от правил церкви. Не считая себя вправе изменить правила 50-й главы и не обладая средствами приводить в исполнение судебные приговоры, основанные на строгом понимании этих правил, св. синод, нашел возможным – не отменяя правил 50-й главы, по судебным решениям оставлять без распоряжения или признавать дозволенными к продолжению такие браки, которые заключены вопреки некоторым правилам 50-й главы кормчей, но с наложением эпитимии на лиц, состоявших в этих браках. Такими судебными решениями умерялась или смягчалась строгость применения правил в жизни, с одной стороны – по вниманию и уважению к положению лиц, поступивших вопреки правилам, а с другой – вследствие обладания св. синодом высшею церковно-судебною властью. В таковых решениях обыкновенно приводились мотивы, служившие к смягчению известного правила в применении к данному случаю³⁸⁸. То судебное решение св. синода, которым смягчалось в конкретном случае какое-либо правило 50-й главы, служило примером и основанием для таковых же последующих судебных решений в подобных случаях и называлось примерным. Подобными судебными решениями св. синода ограничена была в течение XVIII века довольно значительная часть положений и правил 50-й главы. Таким образом и произошло, что судебные решения св. синода, в которых смягчалась или даже устранялась строгость применений к жизни правил 50-й главы кормчей книги, стали служить источником русского брачного права, заменившим некоторые правила главы.

Выработав в своей судебной практике примерные решения, которыми смягчалась или устранялась строгость применения некоторых правил 50-й главы кормчей книги, св. синод, по представлениям епархиальных установлений, или в разъяснение „недоуменных случаев», или в разрешение отдельных брачных дел, предоставил с течением времени и епархиальным архиереям право и власть – судебными решениями оставлять без расторжения или дозволять к продолжению брачные союзы, состоявшиеся вопреки запрещениям некоторых правил 50-й главы. С особенною определенностью разъяснены пределы судебной власти епархиального архиерея относительно предметов, изложенных в 50-й главе кормчей книги, в указах св. синода 1756 и 1768 гг. к белорусскому епископу Георгию Конисскому. В 1756 году этот преосвященный двумя доношениями³⁸⁹ представлял св. синоду „о находящихся по белорусской епархии, яко не удобь ему рассудительных, случаях», а именно: 1) Некоторые из православных членов белорусской епархии вступили в браки несколько лет тому назад с лицами, состоящими с ними в отдаленных степенях духовного родства (в 5–7-й степенях), обвенчавшись чрез униатских священников; за таковое вступление они были отлучены преосвященным от церкви до времени, пока не разлучатся от означенных браков; но отлученные за это, – преосвященный пишет, – распущаться не хотят и продолжают оставаться в брачных сопряжениях; между тем, находясь под отлучением церкви, они просят преосвященного о разрешении им церковного входа и объявляют, что если они не будут приняты в церковь с оставлением их в супружествах, то перейдут из православия в унию. 2) Открываются также браки, заключенные в таких отдаленных списках кровного сродства, о которых умалчивает 54-е правило вселенского шестого собора; состоящие в таких браках также не хотят распуститься и, находясь под церковным отлучением, намерены перейти в униатство, если их браки не будут признаны в православной церкви действительными. – Представляя описанные явления на благоусмотрение св. синода, преосвященный просит от него разрешения – как поступать ему: следует ли означенных лиц, сочетавшихся против „других церковных установлений и обычая», содержать в отлучении от православной церкви и отпускать их в унию, – или принять их в общение с церковью с признанием браков их действительными? – Св. синод, в ответ на означенные доношения по изложенным вопросам, протоколом 14-го октября 1756 г. определил:

„По первому пункту, в означенном сродстве духовном сочетавшимся в дальших – пятом, шестом и седьмом, яко в дальших степенях, лицам в супружестве жить дозволить; по второму пункту – сочетавшихся в сродстве кровном, ежели шестый степень превосходит, не разводить, – имея и наблюдая его преосвященству, при том, о первых и вторых, по тамошнему, яко заграничному, месту в рассуждении по снисхождению и сие, чтобы они, оставляя православное благочестие, не имели причины уклоняться на унию и для того их к церкви святей принять».–

В 1759 году тот же преосвященный доношением просил³⁹⁰ св. синод разъяснить ему – как понимать объем духовного родства, определенный в 50-й главе кормчей книги, – прямо указывает, что в этой главе заключается несогласие между различными правилами, определяющими объем духовного родства, и выражает мысль что власть, предоставленная ему св. синодом в решении брачных дел, могла бы быть расширена. В 1768 году, новым доношением³⁹¹, преосвященный прямо и определенно испрашивает от св. синода права – в судебных решениях дел о браках, заключаемых в родстве, руководствоваться ему 53 и 54 правилами шестого вселенского собора, а не 50-ю главою кормчей книги. По этому последнему доношению, св. синодом предоставлено преосвященному: браков, заключенных в 4-й степени духовного родства, как уже совершившихся, не расторгать; о браках, состоявшихся между лицами, находившимися в 5 и 6-й степенях свойства, чинить преосвященному надлежащее рассмотрение и решение в силу святых отец правил, соображаясь при том с синодальным указом к нему от 21-го октября 1756 года; из дел же св. синода, – говорится в протоколе, – усматривается, что хотя таковые браки и не дозволяются, однако некоторые, уже заключенные, как совершившиеся, не были расторгаемы; брачившиеся же и венчавшие их священники подвергаемы были епитимии по рассмотрению епархиальных архиереев. – Как из приведенного сейчас протокола и из указа св. синода Георгию Конисскому в 1756 году, так и из других синодальных дел, видно, что св. синод, начиная со второй половины XVIII века, не только собственными судебными решениями находил возможным умерять и ослаблять строгость некоторых правил 50-й главы кормчей книги, но предоставлял и епархиальным архиереям такую судебную в брачных делах власть, при обладании которою они могли, по судебным решениям, оставлять без расторжения или признавать дозволенными брачные союзы, заключенные вопреки некоторым правилам рассматриваемой главы. Таковые решения их, которые полагались в подражание решениям св. синода и по власти, предоставленной им от высшего церковного правительства, служили источником брачного права в епархиях.

В изложении дела о смоленских шляхтичах мы привели несколько высочайших указов, данных св. синоду в разрешение брачных дел. Эти указы издавались по отдельным случаям и вызывались отчасти медленностью движения брачных дел в церковных установлениях, отчасти неудобствами, которые проистекали от применения к жизни некоторых правил 50-й главы кормчей книги, и отчасти разногласиями, происходившими в св. синоде, в виду тех же правил, при рассмотрении брачных дел. Именные указы, издававшиеся верховною государственною властью в разрешение отдельных дел, производившихся в св. синоде, являлись для него основанием для окончательного решения не только тех дел, по которым они издавались, но и других, им подобных. Сверх того, в некоторых из таковых указов излагались правила для производства и решения брачных дел и на будущее время. Таким образом, вследствие затруднений, которые возникали от применения в судебной практике некоторых правил 50-й главы, явились в ХVIII веке в числе источников русского брачного права именные указы или высочайшие повеления.

Одновременно и в связи с тем, как установлялось значение судебных решений и высочайших повелений в смысле источников брачного права, составлялись и издавались св. синодом разъяснительные, распорядительные и законодательные указы, которыми определялись различные стороны брачного права. Этими указами то подтверждались, дополнялись и развивались некоторые правила и положения 50-й главы кормчей книги³⁹², то указывались меры и способы к предотвращению заключения браков, возбраненных этою главою³⁹³, то разъяснялось применение правил главы в судебной практике³⁹⁴, то, наконец, ограничивалась и определялась обязательная сила тех или других ее правил и положений³⁹⁵; в иных указах выразились общие принципы, касающиеся той или другой стороны брачного права, извлеченные из судебных решений св. синода³⁹⁶, а в некоторых обнародованы были высочайшие повеления, касательно браков³⁹⁷. Все синодские указы исчисленного содержания, изданные в течение XVIII и XIX вв. относительно брачного права, находятся в более или менее близкой связи с содержанием 50-й главы кормчей книги и составляют один из главных источников русского брачного права, историческое происхождение, образование и развитие которого (источника) может быть объясняемо вместе с тем значением, какое имеет в истории источников этого права 50-я глава кормчей книги.

Та же 50-я глава кормчей книги содействовала происхождению и образованию в ряду источников русского брачного права в ХVIII и XIX вв. и государственного законодательства. Мы выше видели, что применение правил этой главы в церковно-судебной практике вызвало вмешательство в производство брачных дел верховного тайного совета. Кратковременное существование этого учреждения было причиною весьма незначительного влияния его на развитие брачного права. По поводу смоленского дела, издан был в 1747 году сенатский указ о порядке установления брачного союза. В представленном нами изложении дела о браках смоленских шляхтичей с достаточною ясностью показывается и то, что высочайшие повеления относительно вопросов брачного права состоялись в XVIII веке также вследствие старания церковных властей применить к жизни те или другие правила той же 50-й главы. Вследствие затруднений, сознанных как относительно применения к жизни правил этой главы, так и относительно возможности, при существовавшем устройстве церкви, самостоятельного, независимого от государственной власти, развития церковного законодательства о браке, в св. синоде, в 1767 г., при сочинении „Наказа» и „Пунктов» в руководство синодскому депутату в комиссию для составления уложения, предположено было просить комиссию, „чтобы учинен был закон о браках и чтó при действии оных наблюдать должно». Таким образом, – и со стороны представителей государственной власти в XVIII веке было стремление к тому, чтобы иметь влияние на развитие брачного права, и церковная иерархия во второй половине того же столетия шла на встречу этому стремлению. При взаимной встрече одинакового стремления церковной и государственной власти выработалось воззрение о необходимости издания государственного законодательства о браке. Это воззрение ясно выражаемо было, в самом начале текущего столетия, в законодательных установлениях государства. Мы видели, что в государственном совете в 1806 году было признано, по большинству голосов, нужным, „чтобы законы о браках», касательно тех именно сторон и отношений, о которых излагалось в правилах 50-й главы кормчей книги, „были приведены в единообразие» и „чтоб составлено было одно ясное положение, определяющее степени родства, в коих браки должны быть воспрещены». Комиссия составления законов, как мы уже знаем, составила и проект государственного законодательства о браках. Проект этот впоследствии обратился в действительный закон, который вошел в свод законов империи, действующий и в настоящее время. Законы о браке, изданные государственною властью в текущем столетии, служат одним из главных источников брачного права православной русской церкви. Таким образом историческое происхождение и образование этого источника стоит в связи с тем значением, какое имела в ХVIII веке 50-я глава кормчей книги в действовавшем тогда брачном праве.

Существованию статьи „О тайне супружества» в составе печатной кормчей книги обязано своим происхождением в числе источников русского брачного права в настоящем столетии так же право разрешения (jus dispensationis). Мы видели, что, вследствие неудобоприменимости некоторых правил 50-й главы к жизни, судебными решениями св. синода, при содействии высочайших повелений, в церковно-судебной практике со второй половины XVIII в. установился принцип: брачные союзы, заключенные в отдаленных степенях родства и свойства, запрещенных 50-ю главою кормчей книги для бракосочетаний, по судебным решениям церковной власти могут быть не расторгаемы, как уже совершившиеся, но признаваемы супружествами, дозволенными со стороны церкви к продолжению. Как скоро установился этот принцип, возник вопрос: если церковная власть считает себя в праве признавать заключенные вопреки 50-й главе кормчей книги браки дозволяемыми супружествами, то не имеет ли церковь права и разрешать вступление в таковые супружества? Некоторые епархиальные архиереи, в половине XVIII века, считали себя в праве давать разрешение на вступление в такие браки, в силу иерархичей власти, по которой они судебными решениями могли признавать подобные браки, после их заключения, дозволительными к продолжению³⁹⁸. Но в среде большей части иерархов и членов св. синода третьей четверти XVIII века господствовало убеждение, что церковная власть не может давать разрешения на заключение браков, запрещенных 50-ю главою, и может только оставлять без расторжения уже состоявшиеся таковые браки, и то лишь по снисхождению к положению своих членов. Это убеждение выражено было св. синодом пред верховною государственною властью, в нескольких докладах, представленных ей в 1759 и 1762 гг.³⁹⁹ по ее требованиям.

В 1759 году императрицею Елизаветою Петровною был предложен святейшему синоду вопрос – можно ли со стороны церковной власти дозволить и в каких книгах и правилах запрещено вступление в брак лицам, состоящим в 6-й степей двухродного свойства? – По поводу составления доклада в решение этого вопроса, в святейшем синоде происходили оживленные прения. Один член св. синода находил возможным разрешить заключение такого брака, как и сам, в качестве епархиального архиерея, однажды дозволил вступление в брак лицам, состоявшим в подобном же свойстве, хотя и подвергся за это, по его словам, многим „нареканиям и протестации». Но большинством членов св. синода 14-го мая 1759 г. составлен и представлен был Императрице мотивированный доклад, в котором изъяснялось, что вступать в брак свойственникам 6-й степени, по правилам церкви, „дозволить невозможно». Положение это в докладе доказывалось соборным определением патриарха Сисиния (см. выше), и тем, что такой брак упомянут Властарем в его синтагме в числе запрещенных, и подтверждалось толкованием 53 и 88-го правил св. Василия великого. То же положение подробно развивалось, с опровержением противного мнения, и в другом докладе большинства членов синода, представленном императрице 3-го июня того же года, и подтверждалось вновь в докладе 1762 г. 27-го июля, поднесенном императрице Екатерине II. – Замечательно, что члены св. синода и в прениях, и в докладах по означенному вопросу, не упоминали о 50-й главе кормчей книги, которою запрещались браки в 6-й степени свойства, а утверждались в своих мнениях о недозволительности таких браков на иных памятниках церковного права. Такое умолчание служит признаком того, что степень обязательной для русской церкви силы многих положений указанной главы в убеждениях русских иерархов того времени была уже значительно поколеблена и составляла предмет, по крайней мере, спорный между ними. В рассуждениях и решениях своих по вопросам брачного права они обращаются теперь к памятникам церковного законодательства, большею частью более древним по происхождению и более важным по каноническому достоинству, чем 50-я глава кормчей книги. В их рассуждениях пробивается мысль, что не все памятники законодательства, перешедшие в Россию из Греческой церкви, имеют одинаковую обязательную силу и важность в Русской церкви. Как скоро явилось такая мысль в среде иерархов, она неминуема должна обратить внимание их на те памятники законодательства, которые обладают безусловным авторитетом в каждой поместной церкви, и склонить их к канонической оценке действовавших в местной церкви законоположений по сравнению с правилами вселенской церкви. При таковой оценке обязательная сила многих положений 50-й главы, применение которых к разрешению брачных дел и вопросов в русской церкви во второй четверти XVIII века считалось необходимым и важным, должна была поколебаться в значительной степени. Эти положения, не встречающиеся в правилах вселенской церкви, должны были в правосознании иерархов неизбежно потерять свой прежний авторитет. Процесс колебания авторитета и обязательной силы 50-й главы в русской церкви в третьей четверти XVIII века, вследствие сопоставления положений ее с правилами вселенской церкви, можно проследить в вышеупомянутых нами доношениях белорусского епископа Георгия Конисского. В своем доношении св. синоду в 1759 году он выразил сомнение в каноническом происхождении одного правила, содержащегося в 50-й главе, и недоумение пo поводу противоречия его с другим правилом той же главы А в доношении 1768 г. он просит от св. синода дозволения руководствоваться в разрешении вопросов о степенях родства по отношению к браку исключительно правилами вселенской церкви, – „яко неоспоримыми»; правилам же, изложенным в позднейших „толкованиях», как новейшим и „не соборне преданным» и заключающим в себе больше того, что содержится в „неоспоримых» правилах, он считает возможным вовсе не следовать. Очевидно, преосвященный сравнил содержание 50-й главы кормчей с правилами вселенской церкви и нашел, что в главе излагается много требований, излишних против правил, имеющих высший канонический авторитет в церкви. Он совершенно справедливо признавал, что в каждой поместной церкви имеют безусловную обязательную силу только правила, обладающие значением законодательства вселенской церкви, и что правила, созданные в какой-либо поместной церкви в дополнение к правилам вселенского законодательства, и в ней не могут иметь неизменяемого канонического авторитета, и для других поместных церквей не обязательны, в особенности же, если приложение их к жизни оказывается затруднительным и даже вредным для благосостояния членов церкви. Применяя эти положения в 50-й главе кормчей книги, преосвященный совершенно логично пришел к верному заключению, что излишние против правил вселенской церкви требования 50-й главы, оказывающиеся неудобоприложимыми к жизни членов его епархии и в приложении вредными как для всей епархии, так и для отдельных лиц, могут и даже должны быть оставлены без применения и приложения – Точно таким же логическим процессом изменились во второй половине XVIII века в среде русской иерархии и в самом св. синоде воззрения на значение многих правил 50-й главы и для жизни, и в каноническом их достоинстве. Их воззрения на этот предмет неминуемо должны были отразиться на церковно-судебной практике, и в иерархических распоряжениях. Но, само собою разумеется, что процесс изменения воззрений иерархов на этот предмет в применении к церковно-судебной практике и к правительственным распоряжениям св. синода совершался медленно и постепенно, – в продолжение нескольких десятилетий. Этот процесс начался с 30-х годов прошлого столетия, – с того времени, как в св. синоде была сознана и положительным образом выражена необходимость пользоваться в правительственной его деятельности, (судебной и распорядительной), правилами законодательства вселенской церкви в их подлинной и полной редакции, а не в совращенной, в какой они изложены в печатной кормчей книге и в какой употреблялись в практике русской церкви со времени учреждения св. синода. Процесс этот развивался по мере выяснения в св. синоде отношений содержания 50-й главы к правилам вселенской церкви в полной их редакции и к другим источникам церковного права и завершился в нынешнем столетии установлением в 1810 году со стороны св. синода тех принципов, на основании которых содержание 50-й главы должно быть применяемо к вопросам брачного права в епархиях. История этого процесса тесно связана с историею попыток „исправления» печатной кормчей книги.

История попыток исправления кормчей книги началась в 1734 году⁴⁰⁰, по инициативе синодального члена, архиепископа Феофана Прокоповича. Им было предположено: перевесть с греческого языка на русский правила вселенской церкви в полной их редакции; сверить правила и узаконения, изложенные в печатной кормчей, с оригинальными греческими сборниками, – затем сравнить сокращенную редакцию правил печатной кормчей с полною вновь переведенною редакциею этих правил, по сравнении с ними исправить кормчую книгу и издать ее в исправленном виде. К осуществлению этих предположений было приступлено немедленно. Ноября 27-го дня 1734 года синодальным определением поручено было состоявшему при св. синоде переводчику Василию Козловскому перевесть на русский язык Беверегия Συνοδικὸν sive Pandectae canonum Ss. Apostolorum et conciliorum ab Ecelesia Graeca receptorum nec non canonicarum Ss. Patrum epistolarum T. I et II fol. Oxonii 1672. В первом томе этого сборника помещены в полной редакции правила св. апостолов и соборов, вселенских и поместных; во втором – правила св. отцев и алфавитная синтагма Властаря. Переводчику доставлен был от св. синода экземпляр синодикона, который был, по настоянию Феофана Прокоповича, вытребован от архиепископа Феофилакта Лопатинского. Перевод І-го тома был изготовлен Козловским в 1742 году. По смерти Козловского 22-го апреля 1746 г., труд его был продолжаем назначенным в 1748 году синодальным переводчиком Григорием Полетикою. – Для исследования и проверки печатной кормчей книги издания 1653 года с греческим текстом, были затребованы св. синодом в 1735 году из московских библиотек синодальной и типографской оригиналы, с которых переведена была кормчая книга, а именно Вальсамона и Зонара толкования на каноны вселенских и поместных соборов и св. отец, також и Матфея Властаря номоканон по алфавиту и книга именуемая Критополь» (?). Номоканон Властаря и толкования Вальсамона и Зонары были найдены – первый в типографской, а второй – в синодальной библиотеке, письменные, – но на русском языке; а „Критополь» не нашелся ни в этих библиотеках, ни в Успенском соборе. За неотысканием „оригиналов», с которых была переведена печатная кормчая книга, дело исправления ее приостановилось до 1755 года. В этом году, 5-го мая, св. синод рассуждал: в кормчей книге издания 1653 г. правила апостолов, соборов и отцов содержатся „неточныя» и „неподлинные», а лишь сокращенные, с краткими толкованиями, неизвестно кем составленными; греческие узаконения, правила поместных соборов и другие статьи, в ней помещенные, не согласуются с греческим текстом и переведены не ясно; вследствие таких недостатков кормчей книги, в св. синоде происходят затруднения в производстве дел. Поэтому в св. синоде было вновь положено „исправить кормчую книгу при св. синоде так, как и библия была исправляема»⁴⁰¹. Исправление было поручено иеромонаху Иоасафу Ярошевскому и Григорию Полетике, которым указаны были и книги, необходимые для исполнения порученного им дела⁴⁰². Но Ярошевский скоро отказался от положенного на него „послушания» за болезнью и „за долговременным неупотреблением греческого диалекта». Полетика же окончил свой труд по переводу Пандект, который оставался без проверки и просмотра со стороны св. синода – в продолжение нескольких лет. Лишь в 1766 году марта 27-го дня синодальным журналом определено: „переведенные пандекты освидетельствовать и исправить с греческими оригиналами с.-петербургской пустыни архимандриту Варлааму и переводчикам – московской типографии иеромонаху Софронию Младеновичу и синодальному Петру Якимову. В то время, как лица эти занимались порученным им делом, от св. синода в 1768 г. было предписано московской синодальной конторе навести справки – нет ли в московских библиотеках оригиналов, с которых была переведена и напечатана кормчая книга, и доставить их переводчикам и исправителям ее. В библиотеках отыскано было несколько рукописных книг канонического содержания, русских и греческих⁴⁰³, которые были отданы под расписку справщикам Кормчей для целей их труда. Справщики от времени до времени уведомляли св. синод о ходе своих трудов. От 21-го мая 1769 г. они, между прочим, репортовали:

„По приказанию вашего святейшества отысканные в синодальной и типографской библиотеках, переведенные российским диалектом книги, содержащие св. апостол и св. отец правила, мы пересматривали и с нынешним переводом сносили, в коих хотя гораздо нужного ничего почти не нашли, чтобы служило ко изъяснению и дополнению нынешнего перевода; однако усмотрели в некоторых словах несходственные с нашим переводом речи, такожде в нашем переводе и в греческом переводе, с которого мы переводили, отпущенные, а в старинном – не знаем – откуду внесенные, которые, собрав, присем нашем доношении, вашему святейшеству представляем».

Переводчики, очевидно, говорят здесь о старинном и своем переводе полной редакции правил. Значит, – около половины 1769 г. они окончили свой труд по пересмотру пандект Беверегия и представили его в св. синод. Марта 1-го дня 1770 г. св. синод определил:

„Переведенные из пандектов правила... рассмотреть, и в чем следует, исправить синодальному члену, его высочества богословия учителю, св. Троицы-Сергиевы лавры архимандриту Платону (Левшину), которому к тому употребить и находящегося при св. синоде в должности переводчика губернского секретаря Якимова».

Платон занимался рассмотрением перевода до 1774 г. Сделавшись 10-го октября архиепископом тверским, он 10-го марта 1774 г. репортовал св. синоду о ходе возложенного на него дела относительно перевода следующее:

„Правила я рассматривал и в некоторых местах делал поправления, но за многими епаршескими и другими делами все то совершенно окончить не мог; а как ныне отъезжаю я в епархию, где мне за текущими делами, которых, по не бытности моей в епархии, великое число быть имеет, оного немалотрудного дела исправлять я не в состоянии; того ради, св. правительствующему синоду об оном представляя, покорно прошу – оные, присланные ко мне, тетради принять и препоручить сие дело другому, кому св. синодом заблагорассуждено будет».

Вследствие этого репорта, св. синод, отсрочив всякие распоряжения об исправлении кормчей книги „впредь до прибытия преосвященного Платона из епархии», журнальным постановлением 22-го августа 1776 г. определил: „с Пандектов перевод поручить синодальному переводчику Луке Сичкареву с тем, чтобы он, под дирекциею синодального члена преосвященного Платона, архиепископа московского, оные Пандекты с имеющимися в кормчей книге правилами сличил и – нет ли во оных Пандектах против кормчей книги и обрядов церковных, действительно ныне в церкви наблюдаемых, какого несходства, – о том сделав ему, Сичкареву, примечания, с апробации его преосвященства подать св. синоду при рапорте».

Мы не отыскали документов, из которых можно было бы видеть, как Сичкарев „сличил» перевод правил из Пандектов с правилами Кормчей. Но самое простое и беглое сравнение содержания Кормчей книги с Синодиконом Беверегия могло убедить св. синод и в полном его составе, и отдельных его членов, что „исправление» печатной кормчей книги по „Пандектам» – дело невозможное. Кормчая и Пандекты – два совершенно отличные один от другого сборника, хотя содержание их одинаковое. По своему содержанию, они могут стоять рядом, могут быть заменены один другим, – но никак не могут быть „исправляемы» один другим в смысле редакционном. По всей вероятности, из представленных Сичкаревым „сличений» Кормчей книги с „Пандектами» св. синод убедился в невозможности „исправлять» Кормчую Пандектами. Попытка такого исправления, очевидно не могла иметь успеха. Между тем, чрез десять лет после того, как возложено было св. синодом на Сичкарева означенное поручение, – обнаружилось, что экземпляров печатной Кормчей книги, „по которой приемлют свое решение духовные дела», не оказывается не только в духовных правлениях, но и в епархиальных консисториях. Но, при разрешении и разбирательстве духовных дел, Кормчая книга была необходима для всех церковных правительственных установлений; необходимость в ней могла сознаваться и в светских учреждениях. В виду необходимости в экземплярах Кормчей книги, – с одной стороны, и – невозможности исправить ее пандектами и с греческих оригиналов, с которых она переведена и которых не отыскивалось, – с другой, св. синод 30-го января 1786 года⁴⁰⁴ определил: „кормчей книги в московской типографии напечатать во всем сходственно против выхода 7161 года 4 завода». Печатание началось в том же 1786 г.⁴⁰⁵ и производилось под непосредственным наблюдением св. синода. Несмотря на синодальное определение – печатать издание Кормчей 1786 г. „во всем сходственно с выходом 7161 года», допущены были в новом издании некоторые отступления, пропуски, дополнения и изменения, которые делались или по непосредственным распоряжениям св. синода с записью о них в журналы⁴⁰⁶, или по представлениям типографии⁴⁰⁷. Во время печатания этого издания было обращено особенное внимание св. синода и на 50-ю главу (по первым изданиям – 51-ю). Эта глава не только не была выпущена из нового издания, подобно главе „Никиты мниха», но была объяснена и дополнена, как мы уже знаем, „реестром старинных наименований родства», в ней заключающихся. Во время пересмотра Кормчей книги и сличения ее состава с составом Пандект Беверегия и рукописных кормчих, русских и греческих, при особенном внимании к статье „О тайне супружества», находящейся в печатном издании, русские иерархи и члены св. синода по отношению к ней могли убедиться: 1) в том, что этой статьи не встречается ни в греческих, ни в старо-славянских сборниках канонического содержания; 2) в том, что происхождение и помещение ее в печатной кормчей не может быть объяснено при тех средствах, какими обладали переводчики и справщики кормчей ХVIIІ в., – и 3) в том, что в этой статье заключаются правила и положения, излишние против правил законодательства вселенской церкви и не встречающиеся в других памятниках церковного законодательства. Такие результаты, полученные в среде русской иерархии по отношению к 50-й главе Кормчей книги, не могли не ослабить того значения, какое придавалось ей в первые времена существования св. синода. И действительно, в судебной практике св. синода во второй половине ХVIIІ в. и в начале XIX в. многие положения главы не прилагаются во всей их точности и строгости к решениям брачных дел. Положения главы выводятся в этих делах на справки; упоминаются и в определениях св. синода. Но в решениях дел эти положения большею частью подвергаются ограничениям или ослабляются в применении, при чем и значение оной главы иногда определяется не в смысле законоположения, а в смысле обычая. Решения эти излагались в следующих формулах:

„Хотя таковые браки (в 6-й степени кровного родства), по расписанию, в кормчей книге напечатанному и в православной церкви от давних времен доныне содержимому точно, между запрещенными положены, почему и надлежало бы сочетавшихся от супружеского сожития развесть; но как лица N. N. вступили в брак по неведению о родстве, от брака имеют уже сына, а когда уведали о своем родстве, сами, без всякого доноса, представили о том: то в рассуждении сего, а наипаче, дабы рожденный от сего брака сын... не был подвержен безвинно невозвратному в жизни своей несчастью, оставить их неразлучно»⁴⁰⁸.

Или: „Как по рассмотрению св. синода оказалось, что свойство состоит не от крове и не в 5-ой степени, но по присвоению, от двух родов в 6-ой степени; ибо, по расписанию в кормчей книге хотя и показано, что муж и жена степени не составляют, но сие относится до них самих в исходящих от них детей и внучат; а что следует до присвоенных им побочных (боковых) лиц, то с ними и муж и женья, потому ж расписанию, в разных степенях положены сицевым образом: а) на л. 536-м два брата родные двух сестер не поемлют, б) на л. 538 об.: ин род есмь аз, ин моя жена и брат, ин – жена брат жены моея»... Поэтому брак в 6-й степени свойства оставлен без расторжения⁴⁰⁹. Или: „Понеже на таковой брак (в 4-й степени трехродного свойства) точных запретительных правил нет, а хотя в учиненных в кормчей книге расписаниях таковой брак прежде совершения и между недозволенными включен; но, однако, по совершении разводу не положено; а как оной брак уже совершен, того рода приказали: оного... брака для вышереченных резонов не разводить, а только тех брачных, за таковое их в свойстве в брак вступление, оштрафовать поклонами отцу их духовному по своему рассмотрению»⁴¹⁰. Еще: „Синод, рассуждая, что таковые браки (в 5-й степени двухродного свойства) запрещаются по законам греческих царей и по установлению Сисиния, патриарха константинопольского, каковой обычай и церковь православная от давних времен доныне содержит; а по слову Божию и по правилам апостольским и св. отец возбраняются только до 3-х и 4-х степеней; и хотя, если бы еще не было заключено брака, то за древний церковный обычай дозволять на то и не следовало; но так как брак заключен, и от него родился сын, а о разводе таковых браков ни в слове Божием, ни в соборных правилах ничего не обретается; того ради приказали: означенный брак не расторгать и за беззаконный не считать, и прижитого от того брака сына за порочного сына не считать; но за то, что N. N. вступили в супружество в противность древнего церковного обычая, и дабы другие с их поступка примеров не предпринимали, вместо отсылки их в монастыри, иметь им, по мере их состояния, пост и молитву, будучи в домех, и, сверх того, по препорции имения своего, производить из оного подаянием нищем милостыни»⁴¹¹. Наконец: „Хотя показанный брак и обвенчан от двух родов в 5-й степени, в противность правила, напечатанного в кормчей книге в чине о брацех на об. 207 л., о разводе же таковых браков ни в слове Божием, ни в кормчей книге правила не обретается; почему оной брак и не расторгать; а за непозволенное в родстве вступление в брак, дабы другие в сих поступках примеров не принимали, исполнить им церковную епитимию под присмотром отца их духовного чрез год, – ходить во все церковные и праздничные дни в церковь на молитвословие; а обвенчавшего священника с причтом штрафовать отсылкою в монастыри»⁴¹².

Таких синодальных решений по делам о браках в родстве и свойстве, в которых ограничивается строгость применения правил 50-й главы, в течение второй половины XVIII века и в начале XIX века было весьма много. В то же время, бывали и такие решения, по которым подобные же браки признавались недействительными и осуждались к расторжению на основании той же 50-й главы⁴¹³. Подвергались такому приговору обыкновенно браки, заключенные в родстве или свойстве при увеличивающих виновность сочетавшихся лиц обстоятельствах, например, совершившиеся вопреки увещаниям приходского священника, с нарушением некоторых других правил церкви и т. п. Но решений, которыми браки, заключенные, вопреки 50-й главе, в отдаленных степенях родства и свойства, подвергались признанию в недействительности и расторжению, в течение второй половины XVIII века, было весьма немного сравнительно с числом решений, по которым таковые браки оставлялись без расторжения.

Из приведенных примеров судебных решений св. синода второй половины XVIII в. по делам о браках можно усмотреть, что в большой части решений правила 50-й главы хотя и не оставляются без внимания, но со всею строгостью не применяются к делам – как по снисхождению церковной власти к судьбе лиц, которые могли бы страдать от строгого их применения, так и потому, что этих правил не находится ни в слове Божием, ни в законодательстве вселенской церкви. В виду неудобств применения правил 50-й главы к жизни и в виду того, что в них излагаются требования, как разъяснилось при сличении печатной кормчей книги с различными источниками церковного права, излишние против слова Божия и законодательства вселенской церкви, св. синод в своей судебной практике второй половины XVIII в. не находил для себя обязательным непременно и всегда следовать означенным правилам. Таким образом св. синод в течение второй половины XVIII в., вследствие расширения знаний церковного права в среде иерархии того времени, дошел в своей судебной практике до тех же воззрений на степень обязательной силы 50-й главы кормчей книги, какие выразил преосвященный Георгий Конисский в своем доношении св. синоду в 1768 г. Применение к жизни тех правил 50-й главы, которых не находится ни в слове Божием, ни в законодательстве вселенской церкви, признано от св. синода не обязательным.

Несмотря на упадок обязательности многих правил главы вследствие судебной практики св. синода, глава удерживалась в числе источников права и в ряду памятников церковного законодательства. Синод оставлял ее в значении источника права по разным причинам. Она внесена была в состав кормчей книги по распоряжению патриарха и с согласия собора иерархов; в первые десятилетия существования св. синода она признавалась таким памятником церковного законодательства, который должен иметь строгое обязательное значение в русской церкви; св. синод в ХVІII в. считал себя не в праве изменять или заменять ее правила своим законодательством, полагая, что правила эти как изданы собором, так собором должны и изменяться; св. синоду не удобно было прямо и положительно отменять обязательное значение такого памятника, применение правил которого он долгое время признавал необходимым.

Удерживая 50-ю главу в числе источников права и убедившись в невозможности применения многих правил ее в жизни, а также в излишней требовательности их, св. синод постепенно ограничивал обязательное их значение в судебной практике указаниями на слово Божие и законодательство вселенской церкви, в которых не заключалось таковых правил. После того, как разъяснилось, что в слове Божием и в правилах вселенской церкви объем родства и свойства во влиянии на брак ограничивается более тесными пределами, чем какие указываются в 50-й главе, утвердилось в сознании иерархов, что правила одной поместной церкви не имеют безусловного авторитета для другой, – в судебных решениях св. синода мало-по-малу ослаблялась обязательная сила тех ее правил, в которых признается недозволительность браков, заключенных в отдаленных степенях родства и свойства. Вследствие постепенного ослабления такой силы большего и большего количества правил 50-й главы, судебная практика св. синода к концу XVIII века направлялась к тому, чтобы как можно осторожнее расторгать браки, заключенные в родстве и свойстве далее четвертой степени. В начале же XIX века св. синод не только по представлениям архиереев оставлял без расторжения браки, заключенные вопреки правилам 50-й главы в отдаленных степенях родства и свойства, но воспрещал и не допускал их расторжения даже и в тех случаях, в которых усиленно добивались этого супруги⁴¹⁴. Таким образом установился в судебной практике русской. церкви принцип – по возможности не расторгать браков из-за родства и свойства. Этот принцип, кажется, удерживается в судебной практике русской церкви и ныне.

Вследствие разъясненных нами отношений св. синода во второй половине XVIII века к 50-й главе, значение ее, как источника права, в начале XIX века может быть определено следующими чертами: она признается св. синодом древним церковным установлением, введенным в число законодательных памятников русской церкви чрез посредство кормчей книги; но практически обнаружилось, что многие правила ее оказались требованиями, к жизни неудобоприменимыми и излишними против слова Божия и законодательства вселенской церкви; вследствие этого, обязательная сила этих правил судебными решениями св. синода постепенно ограничивалась в применении к совершившимся бракам, заключенным в отдаленных степенях родства и свойства; в судебной практике св. синода выработался и установился принцип, по которому браки, заключенные в таковых степенях родства и свойства, не должны подвергаться расторжению; потому, все правила 50-й главы, по которым не признаются дозволительными браки, заключенные в 5–7-й степенях родства духовного и кровного и свойства двухродного, а также в 2–4-й степенях трехродного свойства, перестали применяться в судебной практике св. синода по отношению к совершившимся бракам.

При описанном значении 50-й глава, в начале XIX века, в судебной практике св. синода, из епархиальных установлений поступало на его рассмотрение множество брачных дел, возникавших по поводу применения к жизни правил 50-й главы. Таковые дела представлялись ему вследствие синодских указов 1767 г. 31-го марта и 1787 г., 19-го сентября, по которым в епархиях, без представления в св. синод, не велено было расторгать браков, заключенных вопреки правилам 50-й главы. Так как к началу XIX века принципы, на которых решались представляемые св. синоду дела о браках, заключенных, вопреки правилам 50-й главы, в отдаленных степенях родства и свойства, уже достаточно выяснились и установились; то не было надобности, чтобы дела эти присылались из епархии в синод: они могли окончательно решаться и в епархиях, Поэтому, равно и в видах уменьшения брачных дел не только в св. синоде, но и в епархиальных установлениях, и соединенных с ними невыгодных обстоятельств в жизни народной, св. синод нашел необходимым разъяснить объем и степень обязательной силы 50-й главы в русской церкви. Это разъяснение, выработанное св. синодом во время продолжительных рассуждений его в заседаниях 1809 г. 17-го и 19-го ноября и 1810 января 19-го чисел при содействии преосвященного тверского Мефодия (Смирнова)⁴¹⁵, обнародовано в форме синодского указа от 19-го января 1810 года. Это – замечательный в истории брачного права в нашей церкви указ. В нем выражены те принципы, которые выработаны судебными решениями св. синода во второй половине XVIII века относительно применения правил 50-й главы кормчей книги к брачным делам. Эти принципы преподаются в нем в руководство для епархиальных судов при решении брачных дел. В нем указан объем духовного и кровного родства и двухродного свойства по отношению к брачному союзу. Объем духовного родства в указе определяется: а) согласно 53-му правилу шестого вселенского собора, отношениями между восприемником и матерью воспринятого; б) между восприемником – с одной стороны и воспринятою и ее матерью – с другой, согласно с законами Эклоги; в) между восприемниками одного и того же дитяти и г) между воспринятыми от одного и того же крестного отца – по 209, 211 и 212 статьям номоканона при требнике. Согласно этим указаниям, все правила 50-й главы о духовном родстве, не совпадающие по существу с содержанием указа, теряют свое обязательное значение. Объем кровного родства и свойства в указе определен на основании слова Божия (кн. Левит, гл. 18, ст. 7–11, 13–77, 20; гл. XX, ст. 14) и 54-го правила шестого вселенского собора. Он ограничен первыми четырьмя степенями. По указу, заключение браков в кругу этих степеней поражает бракосочетание недействительностью; таковые бракосочетания должны быть расторгаемы, но не в епархиях окончательно, как было и до сих пор, а по ревизии производства о них дел в св. синоде. Браки же, заключенные в дальнейших степенях родства и свойства (то есть в 5-й, 6-й и 7-й) и вопреки правилам 50-й главы, должны признаваться действительными по судебным решениям самих епархиальных установлений, без представления св. синоду. To есть, право умягчать в применении к совершившимся бракам строгость правил 50-й главы, с трудом и препятствиями, медленно и при спорах выработанное в течение ХVIII века судебною практикою св. синода, в указе 1810 г. предоставлено, без отмены и исключения из источников права самой главы, епархиальным установлениям и, притом, без всяких ограничений. Мало того, в этом же указе предоставлено от св. синода епархиальным архиереям такое общее право, которого не признавал за собою в 1759–1762 гг. сам св. синод в применении к отдельным случаям. Мы выше излагали, что св. синод, на предложенный от имени императрицы вопрос – возможно ли дозволить вступление в брак лицам, состоящим в 6-й степени двухродного свойства, отвечал отрицательно. В указе же 1810 г. сказано: „буде в сих не запрещенных теми же правилами (в книге Левит 18 гл. и в 54-м шестого вселенского собора) окажутся объявляющие желание вступить в брак; то преосвященные имеют давать им на то позволение непосредственно от себя, или чрез благочинных, или прямо приходским священникам». Этим правилом дается епархиальным архиереям право разрешать (jus dispensationis) вступление в такие браки, из которых некоторые, по их совершении, св. синод, в течение XVIII века, считал себя, на основании 50-й главы, или в праве, или обязанным расторгать, а другие оставлял без расторжения или признавал дозволенными только по снисхождению к сочетавшимся. Такое право предоставляется в 1810 г. архиереям без всяких ограничений и условий – единственно на их личное усмотрение. Никаких препятствий к пользованию этим правом не установлено для них. Препятствия могли встречаться разве только в условиях управляемых ими епархий, например, в воззрениях населения на недозволительность браков в тех или других степенях родства и свойства. – В циркулярных указах св. синода от 25-го апреля 1841 г. и 28-го марта 1859 года св. синод расширил предоставленное епархиальным архиереям в 1810 году право диспенсации тем, что дозволено им разрешать вступление в брак лицам, состоящим во 2-й и 3-й степенях трехродного свойства⁴¹⁶. Предоставляя епархиальным архиереям право диспенсации в широкой степени в отношении к правилам 50-й главы, не допускающим бракосочетаний в отдаленных степенях родства и свойства, – право, по усмотрению нужды и обстоятельств, – допускать в отдельных случаях исключения из этих правил, св. синод удерживал и за собою подобное право в отношении к таким же правилам той же главы, против которых епархиальные архиереи не могли допускать исключений. Отдельными указами по частным случаям на имя епархиальных архиереев св. синод разрешает в новейшее время вступление в брак таким лицам, которые, по правилам 50-й главы, состоят в 4-й степени свойства (например, детям сводных сестер, лицу с двоюродною сестрою умершей жены, с племянницею мачехи) и не допускает в судебных решениях признавать таковые браки, по их совершении, незаконными и недействительными⁴¹⁷. Таким образом право диспенсации в делах брачных, предоставленное от св. синода епархиальным архиереям указами 1810, 1841 и 1851 гг. и практикуемое им в настоящее время, является одним из источников брачного права, который обязан своим происхождением в текущем столетии испытанной в течение прошлого столетия затруднительности и даже невозможности проведения в русскую жизнь правил 50-й главы и успехам канонической оценки их, в среде иерархии и св. синода, в конце прошлого и в начале нынешнего столетия, по сравнению с правилами, имеющими значение законодательства вселенской церкви.

Указом 1810 г. предоставлено епископам архиереям давать разрешение, на вступление в брак в отдаленных степенях родства и свойства – или „непосредственно от себя, или чрез благочинных, или прямо приходским священникам». Епархиальным архиереям принадлежит значительная доля участия в судебной власти епархиальных судов, объем которой в делах брачных определен в законодательстве в довольно пространных границах. Епархиальному архиерею, как церковно-правительственному лицу в епархии, принадлежит право – издавать распоряжения по всем сторонам и предметам церковной жизни и управления в пределах общих правил церкви. Обладая широким правом диспенсации в отношении правил об условиях вступления в брак, судебною властью в делах брачных и правом издавать распоряжения в определенных границах, епархиальные архиереи встречают необходимость, при управлении епархиями, издавать руководственные для духовенства и всех членов епархии распоряжения и по вопросам брачного права в границах, законодательством для их власти означенных. Такие распоряжения, действительно, издавались и издаются в некоторых епархиях. Они имеют обязательное значение в пределах епархий, которыми управляют издавшие их архиереи или при их участии епархиальные власти. По времени, действие епархиальных распоряжений ограничивается новыми распоряжениями тех же властей, изменяющими или отменяющими их, или новыми общими правилами и распоряжениями высшей власти. Таким образом распоряжения епархиальных архиереев являются источником местного брачного права в России, происхождение которого объясняется, между прочим, тем, что им предоставлено право диспенсации в отношении к правилам 50-й главы об условиях вступления в брак и широкое участие в судебной власти по брачным делам, в отношении к которым та же глава имеет значение общего в русской церкви источника брачного права.

Б. Имея важное значение в истории источников брачного права в России, 50-я глава кормчей книги оказала свое влияние на историческое развитие различных сторон самого брачного права – материального и процессуального.

В историческом развитии материального брачного права влияние 50-й главы обнаружилось 1) в понятиях о существе брачного союза, 2) в форме установления брака, 3) в определении и значении условий вступления в брак, положительных и отрицательных (препятствий), и 4) в понятиях о прекращении брачных сопряжений при жизни сочетавшихся ими лиц.

1) Статья „О тайне супружества» имеет значение в истории развития понятий в России о существе брачного союза. В ней выразился переходный от древней России к новой момент в развитии понятий о содержании и существе брачного союза. В древней России историческое развитие воззрений на существо брака состояло в борьбе славянских языческих понятий о браке с принесенными к нам греко-римскими и византийскими и в победе этих последних над первыми.

Среди русских славян брак и семьи организовались еще в доисторическое время. По понятиям языческих славян, в браке проявляется и действует закон природы. Проявление и действие этого закона – неизбежно во всяком человеке, достигшем физической зрелости; – влиянию его равно подлежит жизнь и юноши и девицы. Исполнение этого закона достигается тем, что мужчина и женщина берут себя взаимно; – отсюда происходит брак, в котором мужчина и женщина „имают» друг друга („поятие», „поял себе в жену»); мужчина женится, а женщина выходит замуж. В проявлении закона природы, располагающего мужчину и женщину к браку или взаимному „поятию», выражается, по верованиям славян-язычников, сила божества (Ярилы). Лица, осуществляющие собою закон брака, совершают служение Яриле. Добрачные девицы – олицетворявшие в себе невинность и чистоту, символом которой в природе была вода, и идеализованные в русалках, живших в воде, совершали служение богу невинности – Купалу. И девицы, и юноши имели еще общее служение богу радости, веселья, утешения и всякого благополучия⁴¹⁸ – Ладо. Служение всем этим божествам совершалось между славянами не по одиночке., но на сходбищах и гульбищах: оно было не частное, а общественное, – отправлялось не чрез посредство жрецов, но сообща – всеми, сошедшимися на „раду»; на служение божеству Ладо, покровителю заключения браков; сходились и юноши, и девицы⁴¹⁹. Во время игр и песен в честь Ладо, проявлялась, при общении девиц и юношей, потребность („хоть») служения Яриле, при чем девицы незабывали Купало. Во время игр божеству Ладо, полагалось начало заключения брака, который установлялся окончательно при служении Яриле и состоял в служении ему. Таким образом, по понятиям древних славян, брак – не только закон природы, выражающийся во взаимном поятии мужчины и женщины, но и служение божеству, Яриле. Служение этому божеству выражалось не только в заключении брака, при обрядовом соучастии в его установлении родных и соседей, но и во время продолжения брачной жизни, до ослабления и прекращения половой потребности супругов или до похорон Ярилы. Служение Яриле состоящими в браке лицами было как общественное, так и частное, – домашнее. Отправителем домашнего богослужения был муж, который, с поятием за себя девицы, приобретал над нею власть, а она теряла девическую волю. Итак, понятия славян-язычников о существе брака можно формулировать в следующем определении: Брак есть взаимное поятие мужчины и женщины для осуществления ими полового закона природы, для служения божеству Яриле, для совместного сожития и семейного счастья в течение всей их жизни.

С основанием церкви стали вноситься в русскую жизнь новые понятия о существе брака, определенно выраженные в памятниках греко-римского законодательства, перешедших к нам⁴²⁰, в „чине обручения и венчания»⁴²¹ и в сочинениях аскетического содержания, составленных или византийцами или в России – под влиянием византийцев⁴²². По „градскому закону», помещенному во всех почти списках кормчих книг, „брак есть мужев и жене счетание и сбытие (общение) во всей жизни, божественной же и человеческой правды общение». В „градском законе» „счетание» понимается как договор, заключаемый родителями о женитьбе детей. Договор этот имеет строго юридическое значение. Форма его установления определена в „законе» точно и подробно⁴²³. Она вовсе не походит на способы заключения браков, между славянами употреблявшиеся. „Градским законом» внесено в понятие о браке преобладающее значение формального, юридического принципа. – В „чине обручения и венчания», введенном в России с самого основания церкви, брак является „благословением» Божиим, в котором полагается между женихом и невестою „сподружество», „единство» и „союз любве непретергающийся» для общей семейной их жизни – мирной и благополучной⁴²⁴. В аскетических же сочинениях, бывших в большом употреблении в древней России между грамотеями и оказавших необычайно сильное влияние на понятия о существе брака между некоторыми классами русского населения, брак принижается пред безбрачием, признается преградою ко спасению, считается не более, как средством для избежания любодеяния и обуздания страстей и способом к установлению семьи и хозяйства и к приобретению власти мужа над женою и в семье⁴²⁵.

Изложенные понятия о существе брака, принесенные из Византии, с основания церкви в России стали проводиться в русскую жизнь и проводились в ней в течение XI–XVI вв. Проводниками означенных гражданских и аскетических понятий о браке были высшие церковные иерархи, монашествующие лица и грамотеи, расположенные к аскетизму; выразителями же церковных воззрений на существо брака, выраженных в чине обручения и венчания, были приходские священники. Первые были люди властные и сильные в разных отношениях: иерархам принадлежала всеобъемлющая церковная власть и обширная юрисдикция в брачных и семейных делах; им содействовали в распространении понятий о браке монахи и грамотеи. Приходские священники древней России были люди простые, малограмотные, подвластные во всех отношениях своей жизни иерархии и „духовным властям», лица, сами состоявшие в браке и семейные. С точки зрения „градского закона» и аскетических понятий, брак славян, выражавшийся в народных обычаях, был „срамословие и не стыдение», „плясание и игрище межи сел», „богомерзкое дело», „эллинское беснование»; в таком браке и супружестве усматривалось исключительно служение язычеству. Под влиянием таких воззрений на славянский брак и с целью введения в русскую жизнь византийских понятий, иерархи, которые большею частью в первые века русской церкви были из греков, старались употреблять все усилия, чтобы браки заключались по власти родителей в форме ряда и начинались церковным благословением. Вместе с тем принимались меры, с одной стороны, к уничтожению обычаев, которыми сопровождалось заключение браков и обнаружение радостей супружеской жизни у древних славян, с другой – к распространению аскетических понятий об отношениях между супругами, о власти мужа над женою и отца над детьми и о подчиненности жены и детей главе семьи: супруги увещевались жить „в целомудрии и страхе Божием», – по идеальным воззрениям аскетизма. Под влиянием таких понятий, семейная жизнь в древней России мало-по-малу доведена была до формы и порядка монастырской жизни, в которой мужем был владыкою и господином жены. Такой порядок поддерживался юрисдикциею церковной власти. Вследствие проведения византийских воззрений в жизнь, брак в древней России XV–XVII вв. превратился, по своему существу, в юридический институт, который установлялся родителями вступавших в сочетание лиц и утверждался церковью для основания семьи и хозяйства под преобладающею и почти исключительною властью главы семьи. Вследствие такой постановки брака, учреждавшегося по власти родителей и иерархов, идея о супружестве, как божественном установлении, получила весьма слабое и неточное развитие в сознании народа; понятие о значении брака, как таинства, оставалось не выясненным; брачные отношения супругов выражались не в „единении», „сподружестве» и „нерасторгаемом союзе любви» а в господстве мужа над женою, и в рабстве жены пред мужем; идеальное, целостное христианское воззрение на существо брака отсутствовало и в сознании, и в жизни народа; совершение церковного обручения и венчания обратилось в формальность, которою закреплялась рядная запись между родителями и с совершением которой приводился сочетавшимися в исполнение договор „сочетания», заключенный их родителями.

С появлением в кормчей книге статьи „О тайне супружества» начинается новый период в развитии понятий о существе брака в России. Статья начинается разъяснением существа „супружества» или „законного брака». В ней выражено идеальное воззрение на существо брачного союза, составленное просвещеннейшим и ревностнейшим иерархом русской церкви XVII в., согласно с тем, как оно сознавалось и понималось в это время по учению православной веры и церкви. „Супружества или законного брака тайна, – говорится в разъяснении, – от Христа Бога уставлена есть во умножение рода человеческого и в воспитание чад к славе Божией, в неразрешимый союз любве и дружества, и взаимную помощь и в еще огребатися от греха любодеяния». Признаки брака, изложенные в этом разъяснении, извлечены составителем его не из „градского закона», а из „чина обручения и венчания». Первым признаком брака составитель выставляет не „счетание» в смысле договора, а то, что он – „тайна», при том „Богом установленная»; значит, – в разъяснении прежде всего выдвигается религиозное значение брака, а не договорное, юридическое. Затем, с ясностью и полнотою в разъяснении указывается нравственное значение и содержание брака: брак объясняется как „неразрешимый союз любви и дружества» супругов, установляемый для взаимной их помощи и для удержания их от беспорядочной жизни. В разъяснении не опущен, хотя и недостаточно полно и определенно выражен („во умножение рода человеческого«), естественный элемент брака, как закон физической природы человека. Заслуживает внимания и то, что слова „законный брак» и „супружество» употребляются, как выражения одного и того же понятия; это значит, что составитель разъяснения под браком понимает не начало только брачного союза или момент его заключения, а продолжение всей жизни супругов в союзе. К разъяснению существа брачного союза приведены в статье еще следующие положения: „Вещь сия тайны – честно, кроме всякого препятия правильного, совокупитися изволяющии; форма, си есть, образ, или совершение ее суть словеса совокупляющихся, изволение их внутреннее, пред иереом извещающая». Эти положения, очевидно, буквально заимствованы составителем разъяснения из католического схоластического богословия⁴²⁶. В истории русского православного брачного права, эти положения имели значение для разъяснения не столько существа брачного союза вообще, сколько условий, содержания и существа заключения или установления брака в каждом конкретном случае. Выражения „вещь» (материя, вещество) и „форма», сами по себе, в составлении православного понятия о браке, не имеют важного смысла: оно может обойтись и без них⁴²⁷. Но составитель статьи обозначением содержания „вещи» и „формы» таинства брака указал на существенные признака и условия заключения брака, без которых брак ни в одном конкретном случае не должен быть заключаем. В разъяснении „вещи» и „формы» говорится, что содержание, или материю, и форму тайны составляют сами сочетавающиеся лица, открыто, пред священником выражающие внутреннее (искреннее) желание и волю – вступить между собою в брак. Следовательно, по статье, главное значение в заключении брачного союза в каждом конкретном случае имеют, во-первых, сами сочетавающиеся лица, а не родители их, – и, во-вторых, совершение церковного благословения после выражения брачущимися согласия на вступление в брак, а не договор и воля родителей, как установилось в русском обществе до XVII века. – Сводя все признаки, которыми характеризуется существо брака в статье „О тайне супружества», в одно общее определение, мы можем изложить это определение в следующем виде: брак или супружество есть установленное от Бога таинство, в котором мужчина и женщина вступают, по собственному их изволению, открыто выраженному пред священником и церковью, в нерасторжимый союз любви и дружбы для взаимной помощи, для избежания неправильностей в жизни и для рождения и воспитания детей, к славе Божией... При сравнении данного в статье разъяснения о существе брака с определением брака, изложенным в градском законе и заимствованным из римского права, легко усмотреть, что статья вводит в понятие о существе брака такой религиозный признак, о котором не упоминается в определении градского закона. Существенно отличается выраженное в статье понятие о существе брака и от установившегося и развившегося в сознании и жизни народа в древней России. По данному в статье разъяснению, заключение брачного союза зависит от „изволения» самих брачущихся, а не от родителей, – изволения, выраженного ими пред „иереем», и самый брак есть союз взаимной любви, дружбы и помощи между супругами, а не учреждение для власти мужа и для рабства жены. Отличительная особенность определения брака в статье состоит также и в том, что оно почти вовсе умалчивает об юридическом, гражданском элементе брака, делая лишь намек на него в названии брака „законным».

Данное статьею „о тайне супружества» разъяснение о существе брака имело влияние на состав „чина обручения и венчания», пересмотренный в начале ХVIII в.⁴²⁸; в ХVIII и XIX вв. развивалось и распространялось в богословских сочинениях; проводилось в понятия и жизнь народа чрез посредство церкви и отразилось на развитии и состоянии русского законодательства о различных сторонах брачного права. Совершенно согласно с этим разъяснением, существо брака объясняется в „Православном Исповедании восточной церкви»⁴²⁹ митрополита Петра Могилы, в Christianae Orthodoxae... Theologiae compendium Феофана Прокоповича и Фальковского⁴³⁰, в книге „О должностях пресвитеров» епископа Парфения Санковского⁴³¹, в „Православном учении или сокращенной христианской богословии»⁴³² и Катехизисе⁴³³ митрополита московского Платона, в книге „О служении и чиноположениях православных церкви» митрополита Гавриила С.-Петербург (1792 г., стр. 75–77), в „Пространном Православном Катехизисе» митрополита Филарета, в системах „Догматического Богословия» преосвященных Антония⁴³⁴, Филарета черниговского⁴³⁵ и Макария⁴³⁶ и в богословских сочинениях всех новейших русских писателей. Во всех богословских сочинениях, при разъяснении существа брака, с преимущественным вниманием, с большею или меньшею полнотою и обстоятельностью указываются рассматриваются, определяются и доказываются, как и следует, религиозный и нравственный элементы, составляющие содержание брачного союза; – но об естественном элементе брака говорится в них с некоторою сдержанностью⁴³⁷, – с подчинением его элементам нравственному и религиозному, иногда не чуждым аскетического ригоризма, и совершенно не говорится об юридическом элементе брака. Воззрения на существо брака, разъяснявшиеся в богословской литературе, проводились в жизнь и понятия народа посредством церковной проповеди и преподавания в учебных заведениях. – Таким образом в течение ХVIII и XIX вв. в России выработался и установился господствующий ныне взгляд на брак, как на таинство церкви, как на такое установление, в котором преобладает религиозный элемент и в котором юридический элемент религиозным как бы совершенно устраняется из его существа и содержания. Такое воззрение на существо брака не осталось без влияния на развитие законодательства о различных сторонах брачного права, тем более, что в ведении церкви находились и состоят дела по разнообразным сторонам брачного союза и отведена ей по отношению к ним значительная область юрисдикции. – Влияние воззрений на существо брака, выраженное в статье „О тайне супружества», было так значительно в разработке русского законодательства о брачном праве, что комиссия составления свода законов в начале XIX в. внесла в проект „гражданских законов» следующее определение брака: „Брак есть тайна, совершаемая законным союзом двух лиц обоего пола, которые приобретают тем взаимное право на исключительное сожитие». Это определение она составила на основании „Градского закона» и 50-й главы кормчей книги⁴³⁸. Определение комиссии не принято в гражданские законы; но тем не менее влияние выраженного в нем воззрения на существо брака не изгладилось из гражданского законодательства о брачном праве, развивавшегося в текущем столетии и действующего до нашего времени.

2) Относительно установления брачного союза в статье „О тайне супружества» излагаются правила о способе заключения брака, совершителе браковенчания, о составных частях и порядке установления брака, о месте и времени венчания. Все эти правила получили в истории русского брачного права свое значение.

Статьею указывается единственный способ заключения „законного брака». Это – церковное венчание или благословение. Сопряжение, совершившееся „не с благословением церковным и чинным» (стр. 13), в статье признается супружеством „не законным, паче же беззаконным» и „ничтожным». Исключительно церковным венчанием, а не каким-либо действием супругов (как, например, copula carnalis у католиков, частным договором брачущихся) или гражданской власти (признание или объявление заключаемого брака чрез представителя ее, или запись акта в книгу) совершается бракосочетание. – Церковное благословение состоит из обручения и венчания. Как обручение церковное, так и венчание не имеет значения контракта или договора⁴³⁹, или обряда⁴⁴⁰, а священнодействие, совершаемое церковью чрез ее служителя; оно – таинство в самом тесном значении слова. Значение церковного благословения в установлении брака, указанное в статье, не ею создано в русской церкви, но установилось и крепко утвердилось в течение первых веков христианства в России⁴⁴¹. Она только подтвердила и формулировала это значение, существо которого не изменилось и нисколько не ослабилось и в последние два столетия ни в церковных правилах, ни в законодательстве⁴⁴², ни в сознании народном. Поэтому совершенно неверно мнение, будто законность брака в России может быть поставлена в зависимость от признания его законным общественною властью независимо от формы, в какой он состоялся⁴⁴³.

Статьею „О тайне супружества» установлено определенное правило в русском брачном праве о совершителе брака. Историческое развитие этого правила в нашей церкви заслуживает внимания. В древней России вопрос – кто должен быть совершителем таинства брака – в каждом конкретном случае разрешался по указанию практики, перешедшей к нам из греческой церкви. В греческой церкви в IX–XI вв. право – венчать браки присвоили себе исключительно епископы. Они обыкновенно и совершали венчания в пределах своих епархий. В Греции это было возможно, по территориальной незначительности епархий и по малочисленности их населения. Если же епископ не находил для себя возможным лично совершить венчание, то он в каждом отдельном случае уполномочивал какого-либо священника или поручал ему, от своего имени и по своему усмотрению, особою грамотою (στεφανοχάρτι, βούλλα) – совершить венчание определенных лиц. Посылку и раздачу подобных грамот в некоторых епархиях епископы предоставляли протоиереям и наместникам⁴⁴⁴. Таким образом в греческой церкви в те времена, когда в России основывалась и утверждалась христианская вера, обыкновенным и компетентным совершителем таинства брака признавался епископ той епархии, к которой принадлежали брачущиеся, или, по его уполномочию и поручению, – другое духовное лицо, – обыкновенно священник той общины, в которой состояли жених и невеста. – Русские иерархи из греков перенесли практику греческой церкви относительно церковного совершения брака и в русскую церковь. Здесь она подверглась, под влиянием местных условий, некоторым видоизменениях. В России, по обширности епархий, разбросанности и многочисленности их населения, сами архиереи не могли венчать браков. Они выдавали обыкновенно „венечные памяти» на повенчание браков в каждом отдельном случае. Самая выдача этих памятей предоставлялась от архиереев или десятинникам, или „соборным протопопам» или – впоследствии – поповским старостам. Венечная память о повенчании определенного брака писалась на имя священника, который избирался или по усмотрению иерарха, выдававшего памяти, или по указанию брачившихся, или по удобствам, открывавшимся в отдельных случаях. Значит, – совершителем брака в древней России должен бы быть только такой священник, на имя которого выдана была от архиерея или от его уполномоченного венечная память о повенчании означенных в ней лиц. Но браки нередко венчались священниками и без венечных памятей; повенчание брака без венечной памяти не поражало его недействительностью; только священник повенчавший подвергался за это взысканию от духовной власти, если он не внес в архиерейскую „казну» венечной пошлины. Равно брак признавался законным в таком случае, если он повенчан не тем священником, на имя которого дана память, только была бы оплачена „венечная пошлина», – за чем внимательно следили представители епархиальной власти, в пользу которых собирались „венечные деньги». – Таким образом в древней России не было установлено определенного правила – о том – кто совершитель таинства брака. Совершитель браковенчания назначался в каждом случае или по усмотрению представителей епархиальной власти, или избирался самими брачущимися или их родителями. – Статьею „О тайне супружества» впервые в источниках русского брачного права указано общее правило – кто должен быть совершителем таинства брака. В ней (стр. 13–14) говорится: „пастырь свойственный, имже венчани и благословени имут новобрачнии, священник, в его же парохии (приходе) жених есть; но убо в некиих странах, в его же невеста поемлется, аще не оба от единыя суть парохии, сей венчает; по древнему убо в сем каковой где обычай сдержится, сице да бывает». To есть, компетентным и обыкновенным совершителем браковенчания должен быть священник того прихода, к которому принадлежат жених и невеста; если же они принадлежат к разным приходам, то венчать должен приходской священник или жениха или невесты, – смотря по местным обычаям. Приходской священник, имеющий право венчать известный брак, может заменить себя другим: „венчание же и брачное благословение ни от кого прияти им (брачущимся) достоит, – говорится еще в статье (стр. 17), – точию от самого своего приходского священника или от иного священника, повеление от него имущего, аще оба (брачущиеся) единого суть прихода». Правилу этому статья придает такое значение, что от наблюдения его поставляет в зависимость не только законность, но даже и действительность брака, потому что говорится (стр. 13) в ней, „супружества не с благословением церковным от своего си пастыря, сие есть, от епископа или от тоя парохии священника, венчанием совершаются,... незаконна, паче же беззаконна и ничтоже суть». В этих словах есть указание на то, что брак может быть совершаем и епископом той епархии, к которой принадлежат жених и невеста. Правило статьи о том, что только приходской священник жениха или невесты имеет право венчать, нескоро после издания Кормчей вошло в жизнь русского народа: во второй половине XVII и в начале XVIII века продолжала исключительно действовать издавна установившаяся практика совершения брака по венечным памятям. Со времени же св. синода, правило это стало настойчиво вводиться в жизнь распоряжениями св. синода. Оно внесено в духовный регламент (ч. II, мирские особы, п. 12). „Обаче не подобает венчатися, говорится здесь, – в ином приходе, в котором ни жених, ниже невеста живет, кольми паче во иной епископии венчатися не подобает; тако ж и не звать из чужого приходу или епархии священников на венчание – „ибо сие, кроме укоризны своих пастырей, еще является, что так женящиеся в подозрении суть неправильного сочетания»⁴⁴⁵. В 1731 году 19-го ноября указом синодским⁴⁴⁶ было предписано во все епархии о подтверждении священникам, дабы они венчали браки только своих прихожан, а приписанных к другим церквам не венчали и на венчание своих прихожан священникам других церквей позволения не давали, и чтобы в венечных памятях по женихе и невесте подписывались свидетели из прихожан. То же правило о том, чтобы каждый брак был венчан только приходским священником лиц брачущихся, подтверждалось не раз синодскими указами XVIII и XIX вв. и внесено в „пункты» наказа⁴⁴⁷ синодскому депутату комиссии Уложения при Екатерине II. С особенною ясностью и точностью оно изложено в синодских указах 14-го июля 1765⁴⁴⁸ и 5-го августа 1775 гг.⁴⁴⁹ и за тем вошло в гражданские законы⁴⁵⁰. Но, несмотря на неоднократное подтверждение и развитие этого правила со стороны св. синода, оно не имеет в нашем праве такого безусловного значения, какое придано ему в статье „О тайне супружества». Брак, повенчанный и помимо приходского священника жениха и невесты, всегда признавался и доселе признается в русской церкви действительным. Повенчание священником чужих прихожан может влечь лишь взыскание с повенчавшего, назначаемое по усмотрению епархиальной власти. Поэтому-то рассматриваемое правило и теперь нестрого соблюдается в практике нашей церкви.

50-ю главою Кормчей книги внесены перемены в составные части и порядок установления или заключения брака по русскому праву.

Составные части установления брачного союза в древней России были: помолвка и сговор или ряд, церковное обручение, венечная память, обыск и венчание. Каждая из этих частей имела в порядке заключения брака свое значение. Помолвкою полагалось начало составления брака. Она имела частное значение, не юридическое, и служила вводною частью к сговору. Сговор, по своему существу и содержанию, был установлением договора или ряда между родителями имеющих сочетаться: во время сговора стороны условливались об условиях предполагаемого брака – о выдаче невесты за жениха и о женитьбе жениха на невесте, об имущественных отношениях будущих супругов (о приданом невесты) и о времени венчания предполагаемого брака. Результаты сговора облекались в юридическую форму. Большею частью сговор выражался в рядной записи и в рукобитии (откуда – „обручение»). Сговор в древней русской жизни был то же, что sponsalia – в римском праве, гражданское обручение – в византийском (μνησεία), в немецком – Verlobung. Он имел юридическое значение гражданского договора. Споры, проистекавшие из-за сговора, разрешались в древней России епархиальным судом. Сговор весьма часто сопровождался церковным обручением. Оно совершалось или в церкви, или на дому одного из брачущихся лиц. Церковным обручением сговор закреплялся, освящался, – возводился из состояния гражданского договора в значение священнодействия, – из положения частного или семейного – в значение дела церковно-общественного, – оглашался с торжественностью в соседстве, родстве, обществе и среди духовенства. Церковное обручение было таким началом бракосочетания, после которого обрученные обязывали себе взаимно не только частным образом, но пред церковью и обществом вступить в условленный срок в брак или „обвенчаться». Разрешение споров, возникавших по поводу сговора, освященного и скрепленного церковным обручением, обыкновенно направлялось в епархиальных судах к тому, чтобы обрученные были обвенчаны. После сговора или церковного обручения, родители жениха и невесты должны были озаботиться приобретением венечной памяти, которою епархиальная власть разрешала, дозволяла или поручала определенному в ней священнику повенчать означенных в ней лиц, но не иначе, как предварительно „обыскав» о желающих брачиться лицах. Обыск производился тем священником, который имел совершить браковенчание, и состоял в исследовании – нет ли препятствий к повенчанию означенных в памяти лиц. После обыска, не открывшего препятствий к их повенчанию, совершался чин церковного венчания, по требнику, в церкви. Венчанию предшествовал чин церковного обручения, если он не совершался после сговора брачущихся⁴⁵¹.

В статье „О тайне супружества» и составные части, и порядок установления брака представлены не в том виде, в каком они сложились и существовали в древней России. Статьею указывается следующий порядок установления брака: приходской священник, получивший сведение о предполагаемом в его приходе браке, должен, во-первых, сам исследовать, и затем сделать оглашение или „извещение» о браке и о том, нет ли каких-либо препятствий к вступлению определенных лиц в брак и, если не окажется и не будет объявлено никаких препятствий, совершить церковное благословение брака, то есть, обручение и венчание. Таким образом, по статье, установление брака состоит из трех частей: исследования, оглашения и церковного благословения. Исследование, предписываемое в статье священнику, имеет то же значение, что и обыск, который производился в древней России по требованию венечной памяти. Оглашение или извещение должно быть сделано по три, следующие один за другим, праздничные дни, после обедни, с амвона, на местном языке. Если браковенчание по каким-либо причинам не совершится в течение двух месяцев после третьего оглашения, – и намерение оглашенных не изменилось относительно вступления их в брак; то оглашение должно снова повториться. После оглашения, если не объявлено никаких препятствий к составлению брака, должно последовать церковное благословение брака – обручение и венчание. Сравнивая состав и порядок установления брака, практиковавшийся в древней России, с указываемым в статье, нельзя не заметить различия между ними. В статье ни одним словом не упоминается ни о сговоре, ни о венечной памяти; ею установлено извещение или оглашение, которое вовсе не практиковалось в древней России; статья соединяет обручение и венчание в одно священнодействие, с названием „церковного благословения». Об отношении предписываемого статьею порядка и состава установления брака к практиковавшемуся в древней России и в Кормчей книге ничего не говорится, и не было издано никаких руководственных указов от церковной власти ни в ХVII, ни в начале XVIII века. В течение этого времени установление брака, во всех великорусских епархиях, происходило в том порядке, который существовал до издания в печати Кормчей книги. Мало того, Петр Великий указом 3-го апреля 1702 года старался улучшить тот порядок установления брака, который употреблялся в древней России. Мы выше упоминали, что церковное обручение могло следовать и не следовать за сговором, могло совершаться и немедленно после сговора за несколько времени до венчанья, отдельно от него, и непосредственно пред венчанием, – и что после церковного обручения жених и невеста обязывались со стороны церкви к венчанию. Но известно, что в древней России родители, по воле которых составлялись браки их детей, нередко не допускали свидания жениха и невесты до самого времени церковного обручения и венчания⁴⁵². Они намеренно старались, чтобы тот и другой чин совершался без промежутка времени, – и это делали они с тою целью, чтобы условленный ими брак мог состояться даже в таком случае, если бы жених и невеста, увидавшись в первый раз в церкви, во время самого обручения и венчания, не могли отказаться от бракосочетания и, следовательно, принужденно вступали в брак. Петр Великий, заботившись о том, чтобы предоставить свободу в заключении брака самим брачущимся, издал указ, которым узаконил: „рядные и сговорные записи отставить, вместо того писать приданому росписи, после сговору обручению быть прежде венчания за шесть недель; если жених или невеста и после обручения не желают вступать в договоренный брак, они свободны расторгнуть обручение» по указанным в указе основаниям⁴⁵³. Этим указом Петр Великий ослабил юридическое значение или непременную обязательность сговора о браке, скреплявшегося церковным обручением, и определил, отнюдь не в противность древней практике и правилам церкви, чтобы церковное венчание следовало за церковным обручением не ранее шести недель. Разность определенного статьею „О тайне супружества» порядка установления брака от древнерусского замечена была церковною властью лишь во время производства дела о браках смоленских шляхтичей. Во время производства того же дела началось соглашение и соединение того и другого порядка, а впоследствии развитие и учреждение нового порядка. Соглашение правил 50-й главы Кормчей с исстаринным порядком установления брака началось тем, что в старинный состав и порядок велено было включить оглашение. Оглашение должно было производиться, по указу синода 15-го августа 1728 г. и. 10, „прежде венчания за две или три недели», „и по таких трех объявлениях» велено „давать венечные памяти, а без венечных памятей жениться не допускать». По смыслу этого указа, в состав и порядок установления брака должны входить следующие моменты: сговор, извещение священника о предполагаемом браке, церковное обручение, публичное объявление о браке, приобретение венечной памяти, обыск и церковное венчание – спустя 6 недель после обручения. Таким образом прежний состав установления брака усложнился внесением в него публичного объявления о предстоящем браке и распоряжениями, по указу 1731 г., о составлении письменных брачных обысков. Не замедлили открыться неудобства от применения в жизни указа 1702 года при узаконенном порядке установления брака. Случалось, что священники, обручив учинивших сговор и заявивших им желание вступить в брак, при обыске и по оглашении находили законные препятствия к их повенчанию и не соглашались их венчать. Некоторые из таковых обрученных начинали супружескую жизнь без венчания, довольствуясь одним обручением; в других же случаях один из обрученных считал себя обязанным к супружеству и домогался венчания, а другой, на основании указа 1702 года, вовсе не признавал за обручением какого-либо значения и самовольно, без всякого суда, объявлял обручение расторгнутым. Возникали по таковым случаям дела, которые доходили до св. синода и высочайшего сведения. По одному из подобных дел, императрица Елизавета Петровна, 13-го декабря 1744 года, дала высочайшее повеление, „чтобы отныне никто обоего пола сопрягающиеся в супружество, при формальном обручении сговор учиня, самовольно б, по обычаю, поныне обретающемуся, в противность святых правил, собою оставлять… не дерзал»⁴⁵⁴. Вследствие этого узаконения, и указу св. синода⁴⁵⁵ и по распоряжениям епархиальных архиереев, церковное обручение велено было соединять с венчанием, которое совершалось после обыска и оглашения. Между тем, в течение ХVIII века, учреждение венечных памятей стало представлять разнообразные, сложные и тяжелые затруднения для брачущихся, духовенства и даже правительственных установлений⁴⁵⁶. К тому же, с начала XVIII века стали вводиться в приходах метрические книги, в которые должны были вноситься записи о бракосочетавшихся. С 1726 года организация ведения метрических книг получила некоторую определенность⁴⁵⁷. Внесением браков в метрические книги еще более усложнялось установление браков. Сложность состава установления брака и соединенные с нею многочисленные затруднения были причиною того, что св. синод, при содействии государственного законодательства, с 1765 года начал стараться упрощать порядок заключения брака. В 1765 году, по именному указу, вследствие „попечения государыни об облегчении народном», венечные памяти были упразднены и было установлено: желающие вступить в брак обязаны заявлять о своем намерении приходским священникам; священники, по тому объявлению, должны чинить о желающих браком сочетаться обыск и, если не окажется препятствий вступить им в брак, венчать их с одною обыкновенною в метрические книги запискою⁴⁵⁸. В состав обыска, о котором говорится в упомянутом указе, должно входить и троекратное оглашение в церкви о предполагаемом браке. В пунктах наказа синодскому депутату Екатерининской комиссии для сочинения уложения было предположено узаконить порядок установления брака в следующем виде: желающие венчаться, за три недели и не менее как за неделю до бракосочетания, должны повестить о себе священнику – с кем предполагают вступить в брак; „по оным объявлениям, чинить три публикации в церквах, где жених и невеста находятся; обручения, положенного в требнике о тайне супружества, в домех не совершать, кроме церкви, и то пред самым венчанием, и прежде венчания положенные вопросы как жениху, так и невесте чинить пред обручением, а не пред венчанием, дабы, в случае несоизволения которого бо лица брачущегося, не суетное было обручение, прежде учиненное; а в домах, хотя б и с молитвословием священническим и с родительским честными иконами благословением чинимо было, за недействительное вменять»⁴⁵⁹. Так как от комиссии не было издано закона о браках; то св. синод в 1775 году нашел необходимым с точностью изложить и обнародовать от себя правила составления бракосочетания в руководство священникам. Синодским от 5-го августа 1775 г.⁴⁶⁰ указом узаконены в нашем праве лишь три составные части установления брака: оглашение, обыск и венчание с записью в метрические книги. Из этих частей состоит установление брачного союза и теперь в нашем действующем праве.

В указе 1775 года, относительно оглашения, постановлено: приходской священник, получив уведомление о предполагаемом браке, обязан объявлять о том в своей церкви в первые три, один за другим следующие, воскресные и случающиеся между ними иногда праздничные дни, извещая по окончании литургии, при всем, какое будет тогда, собрании народа, явственно и вразумительно, что такой-то и такая-то желают вступить в законный брак между собою; почему, если кто из родителей, родственников и свойственников, или же и из посторонних людей, знают какое-либо правильное препятствие к их браку, то немедленно, и по крайней мере не пропуская вышеозначенных, на публикацию определенных, трех недель, об этом дали бы знать ему, священнику, на письме или, по нужде, на словах; так как в противном случае, если в те три недели ни от кого никакого не будет сделано отзыва против брака, он в этой же церкви будет совершен. Если по оглашению, или и независимо от того, откроется правильное препятствие к браку, то священник ни под каким видом не должен венчать его. В указе не говорится о том, чтобы делать оглашение в приходах и жениха и невесты, если они принадлежат к разным приходам. Поэтому, правило, изложенное в указе, при составлении гражданских законов⁴⁶¹ в начале текущего столетия, было дополнено и в этом дополненном виде вошло в свод законов всех изданий⁴⁶². Поныне действующему закону (Т. X, ч. I, ст. 25): „желающий вступить в брак должен уведомить священника своего прихода, письменно или словесно, об имени своем, прозвании и чине или состоянии, равно как и об имени, прозвании и состоянии невесты. Ст. 26. По сему уведомлению производится в церкви оглашение в три ближайшие воскресенья и другие, встречающиеся между ними, праздничные дни, после литургии, и затем составляется обыск. Если невеста принадлежит к другому приходу, то оглашение должно быть произведено и в ее приходской церкви. Ст. 27. По оглашению, все имеющие сведения о препятствиях к браку обязаны дать знать о том священнику, на письме или на словах, немедленно и никак не далее сделанного в церкви последнего из трех оглашений».

Обыск о брачущихся оставлен в 1765 г. на прежнем основании. To есть он должен составляться письменно и подписываться прихожанами и священником. По указу 1775 года обыск должен записываться в метрические тетради, выдававшиеся из духовных правлений или консисторий⁴⁶³. В указах определено содержание записи; в 1802 году запись в метрическую книгу отделена от составления обыска и для обысков велено иметь во всех церквах обыскные книги, особые от метрических⁴⁶⁴. В 1837 году от св. синода дана особая форма для составления обыска⁴⁶⁵. В 1863 году она напечатана в продолжении свода законов к ст. 26-й гражд. зак. – Обыск производится тем причтом, который предполагает совершить браковенчание. Производство обыска состоит в собрании документов, справок из церковных документов и сведений об имени, звании, местожительстве и возрасте жениха и невесты и о том, нет ли каких-либо препятствий к вступлению их в законный брак. Справки, сведения и письменные документы, подтверждающие беспрепятственность к вступлению в брак обыскиваемых лиц, вносятся в акт обыска, который записывается в обыскную книгу и подписывается женихом, невестою, двумя или тремя поручителями по женихе и невесте и членами причта, производившими обыск и имеющими совершить повенчание брака. Документы, добытые или представленные к составлению обыска, должны храниться в церковном архиве, как приложения к обыскной книге, в виде особого дела. Если представленный к обыску документ обратно требуется представившим его, по законной надобности, – то, при возвращении его, снимается с него для дела копия и подлинник выдается, под расписку получателя, с непременным обозначением на нем, за рукою священника, времени совершения брака, для обыска которого он был представляем, и времени возвращения.

Венчание браков, по действующему праву, должно совершаться совокупно с обручением, священником при соучастии членов причта, в личном присутствии брачущихся, при двух или трех свидетелях, по чинопоследованию изложенному в Требнике.

Из представленного обзора истории установления браков в русском праве можно видеть, что влияние 50-й главы в этой истории выразилось:

а) В том, что ею ослаблено и даже совсем устранено юридическое значение предбрачного сговора или договора лиц, условливающихся о заключении брака. Соглашение лиц о вступлении в брак имело в древней России значение гражданского обручения или договора, из которого проистекали определенные права и обязательства для лиц, вступивших в договор обручения. В действующем русском праве, из сговора или из обещания вступить в брак не вытекает никаких юридических прав, отношений и обязательств для жениха и невесты. Если одна сторона давшая слово вступить в брак, не выполняет своего обещания, то другая сторона не имеет права требовать исполнения данного обещания и не может поддерживать своего требования юридическим порядком. Никакие действия и отношения, допущенные после сговора женихом по отношению к невесте, не могут служить основанием к тому, чтобы общественная власть обязала его жениться на отвергаемой им девице, хотя бы он скрепил свой сговор с нею молитвенным обрядом. Сговор имеет в настоящее время для обеих сторон значение только нравственное.

б) В том, что в состав установления брака введено предварительное оглашение о предстоящем браке.

в) В том, что церковное обручение и венчание соединились в один нераздельный чин церковной службы или в одно священнодействие.

и г) в том, что старинный русский состав установления брачного союза сокращен и отчасти изменен (отменены венечные памяти).

В 50-й главе содержится правило о месте, где должно происходить церковное благословение брака. В ней говорится, что „венчанию и благословению супружества в церкви достоит свершатися». Правило это вполне согласно с практикою и первенствующей церкви, и древней русской. В первые века христианства, браковенчание не могло совершаться исключительно в церкви⁴⁶⁶. Но так как браковенчание соединялось с принятием брачущимися св. таин тела и крови Христовой, – а таинство евхаристии есть по преимуществу и исключительно общественное богослужение в христианской церкви и совершение его в частных домах в IV веке строго запрещено; то с IV века церковное обручение могло совершаться на дому, а венчание – непременно должно было происходить, при народном собрании, в церкви, приходской или общественной и не в монастырской⁴⁶⁷. Лишь в исключительных случаях в IX и X вв. дозволялось совершать как венчание, так и другие таинства, в домовых церквах⁴⁶⁸. – В древней русской церкви обручение церковное могло совершаться безразлично и на дому, и в церкви⁴⁶⁹; но венчание, по „чину» требника, непременно должно было совершаться в церкви и, по самому своему содержанию⁴⁷⁰, не могло быть совершено на дому. – Но в статье „О тайне супружества», изложенной в требнике Петра Могилы, к приведенному правилу о том, что „венчанию и благословению супружества в церкви достоит совершатися», присоединено: „В дому же аще благословныя ради вины быти приключится, тайно да никакоже да не свершится, кроме свидетелей честных». Эта прибавка из требника не была принята в кормчую книгу, но она получила свое значение в истории русского брачного права. – В древней России допускалось на практике, обычаем, венчание браков на дому; практика эта признавалась не согласною с церковным „чином венчания», – тем более, что ею поддерживался обычай и способ заключения брака „умычкою», который церковью не одобрялся и назывался „восхищением», а впоследствии – похищением невесты для брака. Практика – венчаться на дому не находила себе оправдания в каком-нибудь церковном правиле. С появлением же приведенной прибавки в статье „О тайне супружества», практика венчания на дому нашла для себя поддержку. Из дел св. синода XVIII в. видно, что браки, под предлогом „благословной вины», венчались в частных „избах», часовнях и не в освященных храмах⁴⁷¹. Иногда священников принуждали помещики к повенчанию браков на дому⁴⁷², иногда они сами находили возможным венчать в часовнях и домах, особенно в виду того, что причащение брачущихся во время венчания в начале XVIII в. было исключено из чина венчания. Св. синод не одинаково во всех случаях относился к венчанию браков на дому и в часовнях. Иногда он предписывал браки, обвенчанные в „избе», перевенчивать⁴⁷³; стало быть, признавал совершение таких браков не действительным. Иногда же он усматривал „благословную вину» в совершении брака в домах и часовнях, – если брак был совершен по причине отдаленности брачущихся от церкви, или за неимением в приходе церкви, и с точным соблюдением всего порядка, положенного по правилам, а не по каким-либо недостаткам совершителя, или с умышленною целью нарушения правил; в таких случаях брак признавался по судебным решениям св. синода вполне законным⁴⁷⁴. Св. синод, имея в виду, что венчание браков на дому и в часовнях иногда являлось выражением незаконности и неправильностей в их совершении, а иногда происходило по необходимости, и „из имеющихся дел усмотря, что в некоторых епархиях священники не в приходских своих церквах, во в часовнях, не только приходских своих, но и посторонних людей, самовольно, не наблюдая надлежащего порядка, венчают; от чего как в таковых не порядочно венчанных в часовнях браках сомнении, так и в производстве о священнических своевольствах дел не малые затруднения чинятся», 12-го августа 1789 г. определил: „в пресечение таковых происходимых священнических непорядочных поступков и к предупреждению показанных могущих из того быти затруднений, во всех епархиях учинить священникам наикрепчайшее с подписками подтверждение, чтобы оные священники мимо церквей, в часовнях, отнюдь никого не венчали, под опасением лишения чинов их; а если бы где, по весьма дальним расстояниям церквей, оказалась в том необходимая нужда, оное оставляется на собственное рассмотрение тех епархий преосвященных архиереев; а без благословения их отнюдь венчать не дерзать, – и о том послать указы». Указ об этом определении был разослан от 18-го января 1769 г.⁴⁷⁵. В 1853 году, по случаю производившегося в св. синоде о браке, повенчанном на дому, дела, доведенного до высочайшего сведения, состоялось синодское „положение, высочайше утвержденное», и издан синодский указ о том, „чтобы браки православных лиц были венчаны не иначе, как в церквах, исключая тех токмо мест, где сие по обстоятельствам невозможно, с тем, чтобы к таковым венчаниям отнюдь не было приступаемо без благословения епархиальных архиереев»⁴⁷⁶. На основании упомянутых указов 1769 и 1853 гг. в свод гражданских законов⁴⁷⁷ внесена статья: „венчание браков православных лиц вне церкви допускается в тех только местах, где по обстоятельствам венчание в церкви невозможно; при том, к таковым венчаниям отнюдь не дозволяется приступать без благословения епархиальных архиереев». При наличности обстоятельств, при которых венчание брака в церкви невозможно, оно может совершиться в молитвенном доме, часовне, домовой церкви⁴⁷⁸ и частном доме. Венчание вне церкви без дозволения архиерея не поражает брака недействительностью, если он удовлетворяет всем другим законным требованиям, но подвергает венчавшего священника взысканию по приговору епархиального суда.

По требованию 50-й главы, венчание брака должно происходить „при двоих или триех свидетелех« (выше). Отсутствие их, по правилу главы, делает брак „беззаконным» и даже „ничтожным». – По воззрениям православной церкви, венчание брака – не частное дело, касающееся лишь брачущихся лиц, а церковно-общественное. Соответственно таким воззрениям, венчание по церковному чину православной церкви должно происходить, как и происходило обыкновенно в древней русской церкви, в храме, при собрании народа, при соучастии родных и соседей лиц брачущихся и после обыска; поэтому в древней России не было нужды в правиле, которым требовались бы особенные и нарочные свидетели совершения брака. Совершение венчания в общественном собрании членов церкви исключало надобность в нарочных свидетелях венчания. Но на западе Европы в обширных размерах практиковались так называемые „тайные браки». Против них вооружалась римско-католическая церковь. Тридентинским собором узаконено было, чтобы венчание браков не совершалось тайно, а при свидетелях. Правило собора повторено было в булле Павла IV; из ней оно взято в статью „О тайне супружества». Статья внесла и в русское законодательство правило о свидетелях при совершении брака. Правило это развилось в нашем праве в XVIII и XIX вв. В синодском указе 29-го ноября 1731 года велено принимать в „свидетельства» к обыскам о браках „приходских людей», принадлежащих к тому же приходу, в котором состоят жених и невеста, но „не одних» только „посторонних», – и отнюдь не принимать в таковые свидетельства одних сторонних без приходских людей⁴⁷⁹. По указу 5-го августа 1775 г.⁴⁸⁰, в свидетели бракосочетания должны приглашаться „поезжане», в количестве двух или трех, – они должны были „свидетельствовать» своим подписом запись брака в метрические тетради, в удостоверение того, что препятствий к браку не имеется. При составлении гражданских законов, „свидетели» при браках получили в нашем праве значение „поручителей по женихе и невесте»⁴⁸¹. Это значение за свидетелями брака удерживается и до сих пор в нашем праве. Они подписывают обыск и присутствуют при венчании не как представители от общества, но как лица, приглашенные самими брачущи- мися. Такою постановкою свидетелей в составлении брачного обыска и при венчании браков наше законодательство как бы признает брак не столько общественным установлением, сколько частным делом. – Итак институт свидетелей при браке введен в русское право 50-ю главою кормчей книги, под влиянием которой он и развился в законодательстве XVIII и XIX вв.

В 50-й главе кормчей книги указываются времена, в которые не должно совершаться венчание браков. Такими временами означены в главе: а) Рождественский пост и святки – или время от дня св. ап. Филиппа (14-го ноября) до праздника Богоявления, – б) время от мясопустной недели до фомины, – в) пост апостольский или от недели всех святых до 29-го июня и г) пост Успенский или от первого числа августа до 15-го. В главе говорится, „что в указанные „дни венчания и благословения брачная от церкве запрещена и удержана суть»; но не указывается – в каких именно правилах изложено такое запрещение. Между тем количество дней, запрещенных в главе для венчания браков, ни в одном памятнике церковного права не перечисляется с такою определенностью в такой полноте, как в статье „О тайне супружества». Происхождение такого перечисления заслуживает разъяснения. – Запрещение совершать браки в дни поста находит основание в нравственных христианских воззрениях на пост. Ап. Павел, в своих наставлениях о супружеской жизни, между прочим, говорит (Кор. VII, ст. 5, 6) к супругам: не лишайте себя друг друга, точию по согласию до времени, да пребываете в посте и молитве. Сие же глаголю по совету, а не по повелению, (κατὰ συγγνώμην, ὀυ κаτ’ ἐπιταγήν). Это нравственное наставление, относящееся к супругам, состоящим в браке, в ІV-м веке на Лаодикийском соборе возведено в правило о том, чтобы совершение брака не происходило в великий пост или четыредесятницу⁴⁸². Находили, что совершение брака, обыкновенно сопровождающееся веселием и торжеством, столь же несогласно со временем покаяния и воздержания в течение четыредесятницы, как и празднование дней рождения⁴⁸³. В правилах, принятых в законодательство вселенской церкви, 52-е правило Лаодикийского собора и есть единственное, в котором налагается запрещение совершать брак в пост, но только в единственный, – в св. четыредесятницу. Запрещение венчать браки в великий пост в греческой церкви, однако, принималось не в безусловном смысле. Венчание в пост могло состояться по нужде и не поражало брака недействительностью, а навлекало лишь наказание на венчавшего священника. Так на соборе 1250 г., бывшем в Константинополе, был предложен диррахийским митрополитом вопрос: как считать брак, обвенчанный в великом посте, и какому наказанию подлежит обвенчавший его священник? Собор ответил: „если священник допустил это по невежеству, подвергнуть его легкому наказанию; если же он венчал тайно, с целью избежать наказания и с предвзятою мыслью, то епископу предоставляется сделать распоряжение о нем»⁴⁸⁴. Симеон солунский на вопрос – можно ли совершать брак в великий пост ответил: „не следует быть общению брака в такое время, разве только по нужде и то однажды; и это может быть или в день Благовещения, если только случится он не на великой неделе, или в воскресенье ваий»⁴⁸⁵. Подобным же образом решен этот вопрос в номоканоне Малаксы⁴⁸⁶. Если в греческой церкви с давних времен до XVI в. включительно допускалась возможность в крайней нужде венчать брак даже и в великий пост; то ни в правилах вселенской церкви, ни в местном законодательстве греческой церкви вовсе не встречается прямых постановлений, запрещающих венчание браков в другие посты в году. По мере же утверждения в церковном употреблении, кроме великого, и других постов, запрещение, изложенное в 52-м правиле Лаодикийского собора, обычаем распространено в поместной греческой церкви и на все посты и на кануны праздников. Соблюдение этого обычая, кажется, не всеми и не везде в греческой церкви признавалось строго обязательным, как это можем видеть из приводимого нами случая с одним русским епископом из греков. – В русской церкви до ХVII века не было издаваемо общих постановлений о запрещении совершать браки в посты. Нет положительных указаний и на то, чтобы браки совершались в посты. Но так как в древней России посты соблюдались весьма строго и аскетические воззрения на существо браки были весьма распространены в среде русской иерархии и некоторых классов населения; то можно предполагать, что в практике древней нашей церкви венчание браков едва ли допускалось со стороны церковной иерархии не только во все дни, которые упомянуты в 50-й главе кормчей книги, но и во все постные дни в году. На существование такой практики находим ясные указания в XVII веке. В 1656 году новгородских митрополитом Макарием была разослана к поповским старостам „уставная грамота», которою, между прочим, предписывалось им „беречь на крепко и иным попам заказать – в понедельники, и в среды, и в пятницы, и в субботы, в те дни свадеб не венчати и вдовцом молитвы не говорите»⁴⁸⁷. По всей вероятности, составитель статьи „О тайне супружества» в требнике Петра Могилы, при составлении правила о запрещении „венчания и благословения браков» в указанные в нем времена, имел пред собою не положительные какие-либо постановления церкви, за исключением, конечно, 52-го правила Лаодикийского собора, а обычаи и практику местной церкви. Составленное им правило без всякого ограничения перешло и в кормчую книгу. Замечательно, что в 50-й главе запрещенными для венчания браков временами признаны только дни, входящие в состав четырех больших постов, святок, недель сырной и светлой; но не упомянуты кануны праздников и постных дней в течение всего года. Между тем в ХVII и XIX вв., до настоящего времени, в практике русской церкви не только со всею строгостью соблюдается изложенное в 50-й главе кормчей книги запрещение венчать браки во времена, в ней указанные, но считается недозволительным венчать браки 29-го августа, 15-го сентября, в мясопустное воскресенье, накануне воскресных и праздничных дней, на среду и пятницу в течение всего года (за исключением разве так называемых „сплошных» недель)⁴⁸⁸. Писатели, в подтверждение недозволительности в исчисленные времена венчания браков, основываются исключительно на 52-м правиле Лаодикийского собора и на 50-й главе кормчей книги; их ссылки не подтверждаются действительным смыслом цитируемых ими правил⁴⁸⁹. От св. синода не было издаваемо таких указов, в которых определено исчислялись бы дни, запрещенные для браковенчания, и указывались бы правила древней церкви, на которых основывается запрещение. В 1740 г., по случаю кончины императрицы Анны Ивановны, запрещено было синодским указом венчать во всех церквах браки даже на целую четверть года⁴⁹⁰; но это был исключительный указ, имевший временное значение. В „пунктах» синодскому депутату комиссии уложения при Екатерине II предположено было установить „не венчать браки во все святые четыре поста и против воскресных дней и двунадесятых праздников, и против усекновения честной главы св. Иоанна Предтечи, и против высокоторжественных дней, и на светлой и на сырной неделях и декабря с 25-го генваря по 7-е число»⁴⁹¹. Но это предположение святейшего синода не обнародовано было ни в качестве церковного правила, ни в смысле закона государственного. – Основание к запрещению венчать браки накануне праздников, может быть, находят в правилах Дионисия⁴⁹² и Тимофея⁴⁹³ александрийских, где, согласно с вышеприведенным наставлением ап. Павла, полагается состоящим в супружестве воздерживаться от сношений, дозволительных только супругам, в день воскресный и субботний для упражнения в молитве и из благоговения к тому, что „в сии дни духовная жертва приносится Богу». Но находить в этих правилах, которые повторялись в канонических ответах и позднейших греческих канонистов⁴⁹⁴, основания для запрещения – венчать браки накануне праздников значит руководиться чересчур аскетическими воззрениями на существо брака и опускать из виду, что венчание брака есть совершение таинства. По всей вероятности, в виду недостатка канонических оснований для запрещения венчать браки накануне праздников, января 25-го дня 1839 г. состоялось Высочайшее повеление, „дабы разрешено было венчать браки накануне высокоторжественных дней тезоименитства, рождения их Императорских величеств и прочих членов Императорской фамилии»⁴⁹⁵. – За всем тем, 50-я глава кормчей книги есть единственный письменный источник права, в котором определены дни, запрещенные для венчания браков. На эти дни, без сомнения, указывает и гражданский закон, когда говорит, что законный брак должен совершаться „во дни, для сего положенные»⁴⁹⁶.

Судебная практика св. синода поддерживала в ХVIII в. силу запрещения венчать браки в означенные в 50-й главе дни. Так синодальным решением 4-го апреля 1734 г. вологодский епископ Афанасий (Кондоиди), родом грек, за то, что „дерзнул, в противность церковных преданий, церковного обычая и св. отец иже в Лаодикии собора 51-го (по никоновскому изданию кормчей) правила, во дни св. великого поста (в субботу на первой неделе) благословить и велел священнику обвенчать брак», „во отъятие и успокоение народных соблазнов», был „удержан» как от архиерейского, „так и простым иереом подобающего священнослужения, и отправления епаршеского и домовых дел до совершенного решения о браковенчанных дела»; ему недозволено было носить жезла и архиерейской мантии, становиться в церквах на места архиерейские и сказывать „мир всем» во время священнослужения священников. Под таким „правильным церковным запрещением» епископ находился более года. Запрещение снято с него по синодальному решению 18-го июля 1735 года⁴⁹⁷. В синодальном протоколе 1740 года 21-го февраля (№ 77) записано: (одного) священника Ростовской епархии, обвенчавшего брак вечером в сырный понедельник, хотя и следовало бы лишить священства, но во внимании к тому, что он и жена его находились почти год под арестом и что он принес пред начальством добровольную повинную, – вменить ему то вместо запрещения и учинить ему, в присутствии священнослужителей, жестокое плетьми наказание⁴⁹⁸. Подвергались также взысканиям от св. синода священники, венчавшие браки накануне воскресного дня и в субботу на сырной неделе⁴⁹⁹. Вследствие строгости наказаний, которым подвергались в XVIII в. от св. синода священники за повенчание браков в дни, запрещенные 50-ю главою и обычаем, запрещение этой главы получило и доселе сохраняет значение обязательного закона. Но количество дней запрещенных для венчания браков – в действующей ныне практике нашей церкви гораздо более, чем исчислено в 50-й главе, и превышает число таковых дней, принимаемое как в иностранных исповеданиях, так и в других поместных православных церквах.

Что касается до времени, когда в течение дня следует совершать венчание браков, то глава говорит: „да не дерзнет никакоже иерей под правильною казнью и под грехом смертным никогоже венчати по обеде, ниже вечер, но порану, ничтоже ядших ниже пивших: абие по божественной литургии, или паче по часех, предуготовленных и уже исповеданных сущих да венчает». Это правило вполне согласуется как с практикою древней христианской церкви, так и с местными постановлениями и греческой, и русской церкви. В первые времена христианства, когда не было еще особого чина венчания браков, церковное благословение брачущимся преподавалось немедленно после литургии, зa которою они причащались. Со времени образования особого от литургии чина венчания, бракосочетание совершалось и отдельно от нее, но в течение дня и не поздно; так как брачившиеся должны были принимать, во время венчания, св. тайны от преждеосвященных даров, до принятия пищи. В греческой церкви и практикою, и распоряжениями церковной власти усвоено и поддерживается правило – венчать браки после литургии⁵⁰⁰, но никак не вечером и не ночью⁵⁰¹. В древней русской церкви и общими правилами⁵⁰², и частными грамотами епархиальных архиереев⁵⁰³ разъяснялось и подтверждалось, чтобы священники венчали после обедни, в пятом или шестом часу дня (по церковному времени), а не в вечер и не ночью. – Тоже самое подтверждалось, после издания печатной кормчей книги, указами епархиальных архиереев⁵⁰⁴ и святейшего синода⁵⁰⁵. Церковное правило о невенчании браков вечером и ночью принято и в гражданский действующий закон⁵⁰⁶. Но повенчание брака вечером и ночью, если не соединяется это с нарушением других правил и законов о браках, не поражает брака недействительностью; повенчавший же священник с причтом может подвергнуться, по нашему действующему праву, взысканию от церковной власти, согласно с правилом 50-й главы.

3. Статья „О тайне супружества» имела весьма важное значение в истории развития русского законодательства об условиях и препятствиях к вступлению в брак. Она обязывает приходских священников, при венчании браков, прежде и более всего обращать особенное внимание на то, чтобы не было никаких препятствий к повенчанию брака. При этом она, с одной стороны, указывает положительные условия, требуемые от лиц, желающих вступить в христианский брак по правилам церкви, – а с другой требует, чтобы не было препятствий к заключению брака, существование которых в данном случае могло бы поразить состоявшееся брачное сопряжение недействительностью или ничтожностью. Указание положительных и отрицательных (препятствий), условий представлено в главе в такой полноте и в таком виде, как не было этого сделано ни в одном источнике права древней России.

Из положительных условий, требуемых от лиц, желающих брачиться, указаны в главе следующие:

а) Свободное согласие желающих брачиться на вступление в брак. Глава с особенной настойчивостью обязывает священника обращать на это условие свое внимание и требовать наличности его. Священник, приступая к делу установления брака в каждом отдельном случае, должен прежде всего лично убедиться в „вольном соизволении» или „произволении» „обоих в супружество совокупитися хотящих». Для этого он „сам собою обоих добре» да „вопросит и от них о сем да известится», – говорит статья. Он не может приступать „к совершению извещений», предварительно не убедившись в вольном соизволении на брак желающих венчаться. Это правило было совершенно новое для России в половине XVII в. В древней России на священнике вовсе не лежало никакой обязанности убеждаться или осведомляться о том, добровольно ли вступают в брак те лица, которых он имел венчать по венечной памяти. Этой обязанности не предписывали ему ни правила церкви, ни памятники государственного законодательства, ни богослужебные книги. Во всех бывших в употреблении в древней России потребниках и служебниках, в которых излагался „чин обручения и венчания», – и сохранившихся до нашего времени, – начиная со служебников софийского (XIII в.) и киприановского (XIV в.) и кончая отпечатанными в течение всего XVII в., – вовсе не упоминается ни одним словом о том, чтобы священник, приступая к обручению или к венчанию желающих сочетаться браком, спрашивал их – добровольно ли они вступают в брак⁵⁰⁷. Без сомнения, под влиянием 50-й главы кормчей книги, в самом начале XVIII века, в чин венчания браков внесены и с тех пор неизменно помещаются в русских требниках вопросы, обращенные к жениху: „Имаши ли, имярек, произволение благое и непринужденное и крепкую мысль пояти себе в жену сию, имярек, юже зде пред тобою видиши» – и к невесте: „Имаши ли произволение благое и непринужденное, и твердую мысль, пояти себе в мужа сего, имярек, егоже пред тобою зде видиши». – Вопросы эти священник должен, по указанию требника, давать жениху и невесте по входе в храм для венчания⁵⁰⁸ и, лишь по получении ответа на них каждым брачущимся отдельно – „имам честный отче», может начинать совершение венчания. С помещением указанных вопросов в чине венчания, венчающий браки священник должен сознавать за собою обязанность убеждаться при совершении каждого брака в добровольном согласии на брак желающих венчаться. По получении от приведенных к венчанию лиц отрицательных ответов на означенные вопросы, священник и члены причта должны отказаться от венчания, под опасением в противном случае подвергнуться наказаниям как со стороны церковного, так и уголовного суда. – Взаимному согласию, выраженному при венчании, св. синод, в конце ХVIII в., придавал самое существенное значение при совершении таинства. По выражению св. синода, от взаимного согласия сочетавшихся „всего более зависит и таинство браковенчания»⁵⁰⁹.

б) Возраст желающих брачиться, который определен в главе для жениха – не менее 15-ти, для невесты не менее 12-ти лет. В определении наименьшего возраста для вступления в брак 50-я глава вполне согласна с правилом Стоглава об этом предмете⁵¹⁰ и не совсем согласна с узаконениями Прохирона⁵¹¹ и Эклоги⁵¹², помещенных в кормчей. Правило 50-й главы о возрасте брачущихся подтверждалось указами св. синода⁵¹³ до 1830 года, когда издан государственный закон, которым установлен старший против означенного в главе брачный возраст⁵¹⁴. – На 50-й же главе основываются указы св. синода от 17-го декабря 1774 г., 31-го июля 1779 и 10-го декабря 1781 гг. о невенчании браков жениха и невесты, значительно различающихся в летах⁵¹⁵.

в) Знание брачущимися основных истин вероучения и нравственности христианской. Они должны знать символ веры, молитву Господню и десять заповедей. Требование это, в подражание католической церкви⁵¹⁶ заявленное к брачущимся в 50-й главе, не известно было в древней России; в главе оно явилось впервые между источниками русского права; из главы же оно переведено в составленную во второй половине XVIII в. „Инструкцию благочинных», в которой запрещается венчать не знающих „закона Божия и нужных членов веры, доколе не научатся»⁵¹⁷; может иметь практическое значение в действующем русском праве, хотя недостаток знаний лиц, желающих вступить в брак, не может служить неотвратимым препятствием к повенчанию и тем менее – основанием к признанию совершившегося брава недействительным.

г) Предварительное пред браком принятие таинств исповеди и, по возможности, причащения. В древней России, по чину венчания брака, вступавшие в брак принимали таинство причащения во время самого венчания, предварительно исповедавшись. Вследствие этого, чин венчания был весьма сложный и продолжительный. В начале ХVIIІ века древний чин венчания, как мы выше говорили, сокращен; при этом сокращении, последование причащения брачившихся было опущено и, без сомнения, под влиянием указаний 50-й главы, которая обязывает брачущихся принимать таинства „прежде венчания». С того времени установилось действующее и ныне в практике русской церкви правило, по которому от вступающих в брак требуется, чтобы они предварительно были у исповеди и св. причащения если не пред самым временем венчания, то в том году, в котором должен совершиться их брак.

Из препятствий к совершению брака в 50-й главе указаны:

а) Принуждение к браку от родителей, сродников и господ. Были узаконения и в древней России против „принужденных браков». Но власть родителей или заменяющих их лиц над детьми, а во время развития крепостного права в ХVII веке власть господ над крестьянами, была до такой степени сильна в древней России, что священники, венчавшие браки, не имели средств и не были по законам обязаны ограничивать эту власть ни прежде, ни даже во время самого венчания. Статья „О тайне супружества» предоставляет священникам право – не венчать браков, составляемых по принуждению. Но русские священники во второй половине XVII и в начале ХVIII в. находились в таком положении, что были бессильны пользоваться этим правом. С учреждением св. синода, со стороны законодательства были приняты меры против составления браков по принуждению родителей, родственников и господ. В 1722 г. по докладу св. синода, судебная власть церкви по делам „о принужденных браках», принадлежавшая ей в древней России, была подтверждена за нею резолюциею государя⁵¹⁸. В 1724 г. издан был закон, которым повелевалось пред совершением брака приводить родителей и господ брачущихся лиц к присяге по особой форме, тогда же изданной и напечатанной для всеобщего употребления⁵¹⁹, по которой они с клятвою должны заявлять, между прочим, что с их стороны „ни единого к (предполагаемому) супружеству принуждения никаким образом напредь сего не происходило и ныне нет». Но так как привод родителей и господ к присяге пред каждым случаем бракосочетания был крайне затруднителен во многих отношениях; то упомянутый закон в жизни крайне редко применялся, а в 1765 году⁵²⁰, с упрощением порядка установления брака, совершенно потерял свою обязательную силу. Между тем, с 1722 года, с передачею дел „о насильном к браку восхищении» светским судам, стало развиваться уголовное, законодательство о насилии и принуждении, как преступлениях уголовных; вместе с тем и со стороны священников усиливалась осторожность – венчать такие браки, в составлении которых обнаруживались признаки принуждения, и заботливость об устранении себя от венчания таковых браков. Таким образом значение правила 50-й главы о праве священника – не венчать браков по принуждению родителей, родственников и господ брачущихся лиц – в истории русского брачного права обнаружилось в том, что родительская и господская власть, весьма сильная в XVI – XVII вв. в принудительном составлении браков зависевших от них лиц, была ограничена, ослаблена и с течением времени совершенно устранена.

б) Похищение женщины к браку. – Мы говорили, что „умычка» или похищение невесты были одним из обычных способов заключения брака между славянами–язычниками и что церковь употребляла свои усилия к уничтожению такого обычая. Статья „О тайне супружества» предоставляет священнику право и налагает на него обязанность – не венчать брака „восхищенной с восхищающим, егда сама восхищенная во власти восхитившего ю пребывает». Повенчание таких браков влекло преследование повенчавшего церковным судом. С передачею в 1722 году дел „о насильном к браку восхищении» в ведомство государственных судов, священники, заведомо допускавшие себе смелость венчать похитивших с похищенными, стали подвергаться преследованию церковного и уголовного суда, или как пособники, соучастники и попустители насилия, или как совершители противозаконных браков. Ответственность пред уголовным и церковным судом за повенчание браков, при составлении которых допускалось похищение, побуждала священников к осторожному соблюдению правил об установлении браков и к уничтожению обычая похищения женщин для браков.

в) Родство между лицами, предполагающими вступить в брак. Мы уже говорили, что в историческом развитии определения родства в отношении к браку в русском праве 50-я глава кормчей книги имеет обширное и разностороннее значение. Она внесла в наше право деление родства на следующие виды: родство кровное, двухродное, трехродное, духовное – по крещению, усыновлению и братотворению и родство, образующееся помимо законных супружеств. Она расширила, сравнительно с прежним временем, объем почти каждого вида родства в отношении к браку и в такой степени, что многие положения ее в этой стороне брачного права оказались неудобоприменимыми к русской жизни; и потому некоторые из них с течением времени подверглись ограничениям в применении к жизни, а другие и совсем отменены. Она установила способы счисления степеней родства, утвердившиеся в нашем праве. Правила главы о родстве кровном, свойстве и родстве духовных имели особое, свойственное их содержанию, историческое значение в нашем праве в отношении к браку.

Родство кровное с самого начала основания русской церкви было признано в ней препятствием к заключению брака между состоящими в нем лицами. Объем кровного родства в отношении к браку определен был в перешедших к нам памятниках греческого законодательства – церковного и государственного, именно: в отрывках Эклоги, вошедших в первоначальный состав кормчей книги⁵²¹ в Прохироне⁵²², в таблице „Радин -Склир»⁵²³ и др.⁵²⁴. В большей части греческих памятников, служивших источником брачного права в древней России, брак запрещался между кровными родными – стоящими в прямой линии во всех степенях, в боковых линиях – между лицами, находящимися в 6-ти степенях. В таком же круге кровного родства запрещался брак и русскими правилами⁵²⁵. В таблице Радин-Склир к „возбраненным» бракам отнесены сочетания между боковыми родственниками, в 6-ти степенях состоящими. О браке в 7-й степени родства по боковой линии в таблице замечено: гражданский закон умолчал о нем; патриарх Алексей (1033–1045 гг.) и бывший при нем собор признал брак этот и возбраненным и не возбраненным, – возбраненным в том смысле, что он не должен быть заключаем, – дозволенным, если он уже совершился; по совершении, супруги не разлучаются, а подвергаются лишь епитимии. В статье же „О тайне супружества» брак запрещается в 7-ми степенях боковых линий и разрешается в 8-й; о возможности признания дозволенным брака, в 7-й степени заключенного, в ней не говорится ни слова. При проведении в жизнь правил 50-й главы оказалось, что в русской жизни допускались браки между кровными родственниками, стоящими не только в 7-й, но в 6-й и 5-й степенях боковых линий. Св. синод, в течение всего XVIII в., на основании 50-й главы, признавал возбраненными браки в 7-ми степенях кровного родства боковых линий. Дозволение на вступление в такие браки не допускалось. К совершившимся уже бракам в 5–7-й степенях родства св. синод в течение ХVІІI в. относился не одинаково. В первой четверти своего существования он иногда расторгал, иногда оставлял без расторжения браки, в 7-й степени заключенные⁵²⁶; в 1756 г. он предоставил право белорусскому епископу оставлять эти браки без расторжения⁵²⁷. Браки же в шестой⁵²⁸ и пятой⁵²⁹ степенях кровного родства св. синод довольно долгое время находил необходимым и считал себя обязанным осуждать на расторжение. „В „Пунктах» синодскому депутату комиссии уложения Екатерины II были представлены основы для определения объема кровного родства в отношении к браку. По указанию св. синода, для браков в кровном родстве запрещены книгами Левит и Второзакония три степени, правилами св. отец четыре, греческими законами – шесть; брак же в 7-й степени то допускался, то запрещался в греческой церкви, пока не запрещен решительно при патриархе Луке (1156–1169). Но св. синод не изложил от себя в „Пунктах» проекта закона, в виду представленных им древних указаний о круге кровного родства в отношении к браку. В период 1781–1805 гг., по судебным решениям св. синода, признаны дозволенными к продолжению четыре брака, заключенные в шестой степени кровного родства⁵³⁰. В 1805 году св. синод, по большинству голосов, признал брак, заключенный в 6-й степени кровного ровного родства, не подлежащим расторжению, несмотря на иск о расторжении его со стороны одного из супругов и на мнение двух членов о необходимости его расторгнуть⁵³¹. В 1770, 1791, 1800, 1813 гг. по судебным решением св. синода, оставлены без расторжения четыре брака, заключенные в пятой степени кровного родства⁵³². По примерам упомянутых решений оканчивались дела о браках, в кровном родстве заключенных, до 1810 года. Указом же 19-го января 1810 года от св. синода разъяснено, что, на основании книги Левит и 54-го правила 6-го вселенского собора, не только не следует подвергать расторжению браки, заключенные в 5, 6, и 7-й степенях кровного родства в боковых линиях, но что и самое вступление в таковые браки может быть

степень. Со времени учреждения св. синода 50-я глава стала служить законом и руководством в счислении степеней свойства. Но, вероятно, сохранилось в XVIII веке в воспоминаниях некоторых иерархов предание и о первом способе счисления степеней. По крайней мере, только таким преданием можно объяснить, что св. синод в 1779 году⁵³³ усмотрел однажды в 50-й главе указание и на первый способ счисления в словах: „ин род есть аз, ин моя жена и ее брат, и ин – жена брата жены моея» и из этих слов вывел соответственное старинному в России способу счисления степеней свойства положение: по расписанию в Кормчей книге хотя и показано, что муж и жена степени не составляют, но сие относится до них самих и нисходящих от них детей и внучат; а что следует до присвоенных им побочных лиц, то с ними мужья и жены, по тому ж расписанию, в разных степенях положены сицевым образом: 1) на л. 536-м два брата родные двух сестер родных не поемлют, есть бо 1-й степень, – и б) „ин род есть аз» и проч. Это положение, раз только в ХVIII веке приведенное в протоколах св. синода, по-видимому, оставлено было в первой половине текущего столетия. В новейшее же время оно снова стало входить в синодальные определения и утвердилось в них в следующей формуле: „так как муж и жена, составляя одно для нисходящего от них потомства, не превращают двух родов в один; то супруги, в отношении к родственникам с той и другой стороны, должны быть полагаемы в разных степенях»⁵³⁴. Этим положением отчасти восстановляется древний способ счисления степеней в отношении к некоторым комбинациям свойства и вводится в наше право общее правило в счислении степеней свойства, – правило, по которому каждый супруг в отношении к родственникам другого супруга должен считаться за особую степень в свойстве. Правило это в такой широте – новое, неизвестное в византийском и древнерусском праве, и имеет за себя основания в самом существе дела. В самом деле, нельзя же признавать, что свойство имеет такое же точное значение в нашей природе, как и кровное родство. Чрез брак лица, принадлежащего к одному роду, с лицом, принадлежащим к другому, не образуется между родственниками того и другого супруга кровной связи, которая однако же происходит в нисходящем от них потомстве. Кровный родственник жены, стоящий в определенной к ней степени, не может быть таким же близким к ее мужу, как кровный его родственник соответствующей степени. Поэтому свойство по самой природе своей отлично от кровного родства. Правило о счете мужа и жены в разных степенях в отношениях их к свойственникам, несмотря на возражения против его „справедливости»⁵³⁵, не противоречит ни правилам церкви, ни воззрениям на свойство древне-римского права, из которого заимствованы христианскою церковью способы счисления степеней родства, ни правам других народов и христианских вероисповеданий.

В древней России объем двухродного свойства в отношении к браку ограничивался сравнительно немногими случаями. В Градском Законе⁵³⁶ запрещен брак в некоторых отношениях свойства, простирающихся до 3-й степени, в 54-м правиле 6-го вселенского собора – до 4-й степени, в соборном свитке патр. Сисиния – до 6-й⁵³⁷; в таблице „Радин-Склир» брак запрещается⁵³⁸ в объеме 4-х степеней и представлены лишь две схемы свойства, в которых изображены недозволенные браки; относительно влияния 5-й и 7-й степеней свойства на заключение брака в таблице ничего не сказано; а о некоторых случаях 6-й степени замечено в ней, что браки в этих случаях запрещаются лишь со времени патр. Сисиния (997) г.). В 50-й главе Кормчей книги предложено 34 схемы отношений двухродного свойства, в которых не допускается брак; в кругу 5-ти степеней статьею во всяком случае брак запрещен, а в кругу 6-й и 7-й в одних комбинациях запрещается (если происходит слитие имен), в других допускается. В таблице „Радин-Склир» прямо говорится, что, в случае заключения брака лицами, состоящими в свойстве, признается подлежащим расторжению тот брак, который позднее заключен⁵³⁹; в таблице же 50-й главы многие схемы запрещения браков в двухродном свойстве изложены таким образом, что в случае заключения браков между свойственниками расторжению должны подлежать зараз два брака⁵⁴⁰. В XVIII в., в первые годы существования св. синода, правила 50-й главы о недозволительности браков в свойстве применялись к жизни во многих епархиях в широком размере: осуждались на расторжение браки, заключенные в некоторых видах 7-й степени свойства, причем иногда не умели отличать видов свойства трехродного от двухродного; неверно производили счет степеней в том или другом виде свойства; подвергали расторжению два брака из-за одного случая вступления свойственников в супружество; неверно подводили случаи, встречавшиеся в жизни, под схемы таблицы родства; иногда встречали в жизни такие комбинации свойства, для которых не отыскивалось в 50-й главе схем. С 30-х годов XVIII в. в св. синоде стали замечаться ошибки и неправильности, допускавшиеся в епархиях в применении правил главы о свойстве, и постепенно исправлялись⁵⁴¹. В св. синоде, если не бесспорно, то всегда большинством голосов было признаваемо, в течение всего ХVIII в., что главою Кормчей „О тайне супружества» брачные сопряжения в 5-й степени и в некоторых комбинациях 6-й и 7-й степеней двухродного свойства правильно отнесены к возбраненным церковью бракам, – что правила главы имеют в русской церкви значение обязательного закона, и что, поэтому, вступление в брак в означенных степенях свойства не должно быть допускаемо св. синодом⁵⁴². – Но если таковой брак уже совершился и заключен и если он продолжается несколько лет, следует ли по суду объявлять его недействительным и осуждать на расторжение? – В разрешении этого вопроса в св. синоде, между его членами, происходили в течение 1740–1752 гг. оживленные прения. Одни из членов находили возможным – судебными решениями расторгать только браки, заключенные в 4-й степени свойства, а браки, состоявшиеся в 5, 6 и 7-й степенях того же свойства, признавать дозволенными к продолжению и не подвергать расторжению или разводу. Другие же члены синода старались настаивать, чтобы правила 50-й главы, как такие, в которых выражены постановления собора (при патр. Сисинии) константинопольской церкви, применялись во всей точности в судебных решениях св. синода, пока они (правила) не будут рассмотрены и отменены собором архиереев. Из-за споров и пререканий членов св. синода о решении означенного вопроса, брачные дела замедлялись в св. синоде в движении и решениях; от медленности происходили неисчислимые невыгоды в жизни тех лиц, которые имели несчастье быть запутанными в такие дела. В 1752 г. доведено было до сведения Императрицы о медленности движения в св. синоде дел о браках, заключенных в 5 и 6-й степенях. Императрица, по советам духовника своего, прот. Дубенского, и синодского обер-прокурора кн. Шаховского и опираясь на то, что в св. синоде было большинство членов на стороне ограничения строгости правил 50-й главы в применении к бракам, в свойстве состоявшимся, издала, по частным делам, в течение 1752 г., несколько именных указов св. синоду, в которых повелевала оставить без расторжения браки, заключенные в 5-й и 6-й степенях свойства, составлявшие предмет споров и пререканий синодальных членов. С этого времени судебными решениями св. синода, в течение всего XVIII в., оставлялись без расторжения браки, заключенные в пределах 5, 6 и 7-й степеней двухродного свойства, и расторгались лишь заключенные в 4-й степени. В 1767 г. св. синод особым циркулярным указом выразил неодобрение тому, что некоторые епархиальные архиереи, следуя „одним только положенным в Кормчей книге о присвоениях расписаниям, чинят разводы и таким бракам, которые имеют между собою по сватовству только неблизкое присвоенье, о чем в слове Божием и в правилах св. апостол и отец точного узаконения не положено», и предписал, чтобы епархиальные архиереи „таким бракам, кои не от крове, но от сватовства . . в дальнем присвоении состояли, сами собою формальных разводов не чиня, по произведении надлежащих о том следствий, представляли бы св. синоду на рассмотрение с мнением»⁵⁴³. В том же году, в св. синоде был составлен проект закона относительно объема свойства в отношении к браку. Этот проект изложен в „Пунктах» к „Наказу», данному от св. синода депутату Комиссии о составлении Уложения. Во 2-м отделе X пункта „о браках по свойству и сватовству от двуродных» св. синод говорит, что „в правилах св. отец по свойству исчисления степеней не было» и что церковь поступала в этих случаях по законам царским и наблюдала то, что было запрещено в законах царских». В законах жe царских, которые св. синод излагает буквально по 7-й грани (гл. 7–14) „Градского закона», запрещены браки между свойственниками, состоящими в таких комбинациях, которые вмещаются в составе четырех степеней. Браки же в некоторых комбинациях 5 и 6-й степеней свойства запрещены на соборе, бывшем, по взысканию св. синода, в 1001 г. при патр. Сисинии. „Но как о том ни в слове Божии, ни на соборах, и ни в царских законах ничего не узаконено, – говорит св. синод, – то император Мануил Комнин (1143–1180) оное Сисиниево, что касается до 6-го степени, запрещение отставил»⁵⁴⁴. „Пункты» не были обращены Комиссиею в закон. Но в них выразились воззрения св. синода на то, в каком объеме двухродного свойства могут быть воспрещены браки. Этих воззрений держался св. синод в судебной своей практике до начала XIX и. В конце ХVIII и в начале XIX века он не только не допускал расторжения браков, заключенных в 5–7-ми степенях свойства, но известным указом 19-го января 1810 г. он предоставил епархиальным архиереям право разрешать и вступление в брак свойственникам, состоящим в означенных степенях. В последнее время, на основании вышеуказанного нами положения о том, что „муж и жена, составляя одно по отношению к нисходящим от них потомкам, не превращают двух родов в один», и на основании вывода из него, что муж и жена могут считаться отдельными степенями в исчислении отношений их свойственников в боковых от них линиях, св. синод не только не осуждает на расторжение и к признанию недействительности браки, заключенные в 4-й степени двухродного свойства, но и дает разрешение (диспенсирует) на вступление в брак свойственникам, состоящим в этой степени. Таким образом, по действующему русскому праву, объем двухродного свойства в отношении к браку ограничивается 3-мя степенями (по счету 50-й главы, а по древнему счету степеней – 4-мя).

В источниках древней России до ХVII в. не было известно счисление степеней в трехродном свойстве. Указывались лица, состоящие в этом свойстве, которые не могли вступать между собою в браки. Так нельзя было жениться на падчерице, ее дочери и внуке, – или выходить замуж за пасынка своего, его сына и внука⁵⁴⁵. Статьею „О тайне супружества» установлен счет степеней и в трехродном свойстве. Объем этого свойства определен в статье два раза и не одинаково. В начале второй ее части сказано: „от трех- родных в первой точию степени запрещается по закону, обычай убо запрещает и прочие», – без определения степеней. В таблице степеней трехродного свойства, по Требнику Петра Могилы, представлены четыре случая этого свойства, в которых брак не допускается; из них два отнесены к первой степени, один – ко второй, и один – к третьей. В той же таблице Кормчей книги, в отступление от Требника, изложено десять комбинаций того же свойства, в которых брак запрещен и которые относятся к четырем степеням. На каком основании допущено Кормчей книги отступление от Требника в правилах касательно влияния трехродного свойства на брак, – нигде не сказано. – В епархиальных установлениях первой половины XVIII в. не всегда различали трехродное свойство от двухродного; вследствие этого, иногда не только запрещались, но и присуждались к расторжению браки, заключенные свойственниками от трех родов в отдаленных степенях. Св. синод исправлял таковые неправильности своими судебными решениями⁵⁴⁶ и никогда не допускал объема трехродного свойства далее 4-ой степени. В синодском указе 1810 г. о влиянии этого вида родства на брак ни слова не сказано. В син. указе 1841 г. 25-го апреля предписано епархиальным архиереям, при разрешении браков в сродстве от трех родов, руководствоваться не таблицею степеней этого свойства, изложенною в кормчей, а „правилом, напечатанным» в начале второй части статьи „О тайне супружества», „где сказано, еже от трехродных, сие в первой точию степени запрещается по закону⁵⁴⁷, обычай убо запрещает и прочее», – и присоединено, что „запрещение к браку родства от трех родов не должно простираться далее 3-й степени и что по уважительным причинам преосвященные могут разрешать и то, что возбранено токмо обычаем не древних времен, строго сохраняя запрещение закона и древних св. отец»⁵⁴⁸. В указе же 1859 г. 28-го марта выражено: лицам, состоящим между собою в первой степени трехродного родства, браки ни в каком случае не могут быть дозволяемы; священнослужители не должны, без точного разрешения епархиального начальства, приступать к повенчанию и лиц, состоящих между собою во 2-ой, 3-ой и 4-ой степенях трехродного родства; преосвященные же, не запрещая ни в каком случае повенчания лиц, состоящих между собою в 4-ой степени трехродного родства, могут, по усмотрению нужды, разрешать сочетание браком тех лиц, которые находятся между собою во 2-ой и 3-ой степенях трехродного родства. Эти положения определяют в действующем праве объем трехродного родства во влиянии на брак.

Духовное родство в 50-й главе различается троякого вида: по крещению, усыновлению и братотворению.

Мы видели, что в греческой церкви в состав духовного родства по крещению в отношении к браку, по памятникам церковного и государственного законодательств VII–IX вв. входили: восприемник, его сын и брат, воспринятый, мать воспринятого и ее дочь. Но с X и XI вв. стали развиваться в греческой церкви различные воззрения на объем духовного родства; разнообразие это в средние века произвело такую путаницу в обозначении объема этого родства, в которой невозможно было найти определенности. – В источниках права древней России до XVI–XVII вв. состав духовного родства к крещению в отношении к браку определялось обыкновенно в таком виде: не могли вступать между собою в брак восприемник и его сын с матерью воспринятого и ее дочерью⁵⁴⁹. В XVI в. стали проникать в России греческие статьи, которыми браки по духовному родству запрещались в более обширном кругу, чем как он определен был в памятниках, ранее употреблявшихся. С половины же XVII в., с помещением известного номоканона при требнике⁵⁵⁰ и статьи „О тайне супружества» в кормчей книге, и в русской церкви произошла такая же путаница в определении объема духовного родства в отношении к браку, которая образовалась в средние века в греческой церкви. По ст. 211-й номоканона при требнике, муж и жена не могут крестить одного и того же младенца; по ст. 12-й не могут вступать в брак воспринятые одним и тем же лицом и потомки их до 8-й степени. Статьи требника ознакомили русскую церковь с существованием обширного объема духовного родства по крещению; но не выяснили точно этого объема. Составитель 50-й главы кормчей с особенным вниманием остановился на собирании различных извлечений из памятников церковного и византийского права, в которых указываются объем духовного родства и способы счисления степеней в этом родстве. Разъяснив существо и важность духовного родства по крещению, составитель приводит различные выдержки из разнообразных памятников, в которых излагаются разные указания и мнения о составе духовного родства, способах счисления степеней его и о влиянии его на брак. По одним мнениям и указаниям, приведенным в главе, брак по духовному родству запрещается в кругу семи степеней; по другим – в четырех, по третьим – в пяти, по иным – в кругу только лиц, означенных в 53-м правиле Трульского собора и в гражданском законе и т. п. В состав семи степеней духовного родства некоторые включали всех родных восприемника и воспринятого – восходящих, боковых и нисходящих (во всем равно с кровным родством), – а другие, и большею частью, только нисходящих от восприемника и отца воспринятого. Порядок в счете степеней также был неодинаково принимаем и точно не определен. По наиболее распространенному мнению, счет степеней таков: в первой степени состоят восприемник и воспринятый, во второй – восприемник и родной отец крестника, родные сыновья восприемника и воспринятые их отцом, в третьей – родные дети восприемника и родные братья и сестры крестника, восприемник и родные братья крестного его сына и т. д. по нисходящей линии от восприемника и крестника. Указания некоторых отношений духовного родства до такой степени темны и не ясны в 50-й главе, что и теперь, при отсутствии греческого подлинника, невозможно их объяснить⁵⁵¹. – Разнообразные указания на объем духовного родства, в котором не дозволяются бракосочетания, не сведены составителем статьи к определенным положениям. Общее впечатление от чтения статьи получается то, что брак не дозволителен в кругу семи степеней. Но, при критическом отношении к каноническому достоинству приведенных составителем статьи извлечений из сочинений и законодательных памятников, оказывается, что большая часть извлечений сделана из сочинений канонистов неизвестных, сомнительного достоинства и не заслуживающих авторитета для применения их указаний к действительной жизни. Из законодательных же памятников, приведенных в статье, бесспорную каноническую важность имеет лишь 53-е правило трулльского собора; а судебное решение константинопольского собора XI в. о недозволительности брака в 5-й степени духовного родства, также помещенное в статье, могло иметь только местное значение. Помещенные в статье „О тайне супружества» правила о влиянии духовного родства по крещению на брак, при указанных качествах того отдела ее, в котором они помещены, и аналогичные с ними по содержанию и достоинству статьи (211-я и 212-я) номоканона при требнике, – очень понятно, – не могли не возбуждать в применении их к жизни затруднений. Затруднения эти, в первые же времена существования св. синода, отозвались в судебной практике как епархиальных установлений, так и самого св. синода, сомнениями, пререканиями, недоумениями и разногласиями относительно применения означенных правил к жизни. Из брачных дел, доходивших до св. синода в течение периода 1722–1752 гг., можно усматривать, что в различных епархиях не одинаково понимали степень обязательной силы правил 50-й главы кормчей книги и номоканона при требнике о влиянии духовного родства на брак. Одни из епархиальных установлений, не возбуждая вопроса о том – дозволительно ли вступление в брак лицам, состоящим в возбраненных означенными правилами для бракосочетаний отношениях, – сомневались, следует ли признавать недействительными и осуждать на расторжение браки, которые означенными правилами „возбранены», а допускались нравами народа и прежде не осуждались в русской церкви. С сомнениями и недоумениями по этому предмету епархиальные установления обращались за разрешением к св. синоду. Некоторые же епархиальные установления и архиереи отличались такого необычайною ревностью в преследовании браков, заключенных в отдаленных степенях духовного родства и признаваемых 50-ю главою и номоканоном в требнике не дозволенными, что старались толковать и применять к жизни правила главы и номоканона в распространительном смысле. На некоторые судебные решения епархиальных властей в таком смысле приносились св. синоду жалобы. Св. синоду необходимо было разъяснять недоумения одних и разрешать жалобы других. – В судебной практике св. синода в этом периоде по делам о браках, заключенных в духовном родстве, можно усматривать общий принцип, по которому признавалась недозволенным вступление в брак лицам, состоящим между собою в близких степенях этого родства; но объем степеней, в которых не должны заключаться браки, долгое время не был определен. Что же касается до крепости брачных союзов, заключенных в той или другой степени духовного родства, или до вопроса – следует ли расторгать таковые браки, – то судебная практика св. синода представляет колебания. Пример такого колебания мы видели в деле грека Ликанора. Из дела усматривается: одни члены св. синода признали возможным оставить без расторжения брак, заключенный лицами, воспринимавшими до вступления своего в брак одного и того же младенца; другие присудили его к расторжению; в конце концов он оставлен без расторжения. Но совершенно такой же брак был признан в 1741 г. в св. синоде „противным как правилам св. отец, так и обычаю христианскому, а особливо в требнике большом 211-й статье изложенной» и осужден на расторжение⁵⁵². Из других дел, в которых, по доношениям епарх. архиереев или по прошениям частных лиц, возникал вопрос о влиянии той или другой степени духовного родства на крепость брака уже заключенного, видно, что св. синод или решал такие дела в смысле признания браков дозволенными к продолжению⁵⁵³, или предоставлял самим епархиальным архиереям решать „по своему усмотрению»⁵⁵⁴, или откладывал окончательное решение на неопределенное время⁵⁵⁵. По-видимому, в св. синоде происходили между членами пререкания и разногласия в воззрениях на степень обязательной силой правил 50-й главы кормчей о духовном родстве. Между тем, ревность некоторых епархиальных архиереев⁵⁵⁶ в преследовании браков, заключенных в „кумовстве», возбудила жалобы, которые доведены были в 1752 г. до высочайшего сведения. В этом году, как мы видели, издано высочайшее повеление о том, чтоб бракам „за кумовство» „разводу не чинить» без доклада государыне. С этого года судебная практика св. синода в делах о браках, заключенных в духовном родстве, направилась решительно к тому, чтобы признавать такие браки дозволенными к продолжению. Направление это продолжалось в течение всей второй половины ХVIII века, перешло в настоящее столетие и, кажется, имеет силу до настоящего времени. Мало того, – от св. синода издавались в прошлом столетии циркулярные указы, в которых не одобрялось, что „в некоторых епархиях преосвященные архиереи, последуя одним только положенным в Кормчей книге о присвоениях расписаниям, чинят разводы и таким бракам, которые имеют между собою по кумовству не близкое присвоение о чем в слове Божием и в правилах св. апостол и отец точного узаконения не положено», и подтверждалось – „чтоб таким бракам, кои... от кумовства в дальнем присвоении состоят, епархиальные архиереи, сами собою формальных разводов не чиня, представляли бы св. синоду на рассмотрение с мнением»⁵⁵⁷. Во второй половине прошлого столетия, св. синод не только не допускал расторжения браков, состоявшихся „в дальнем присвоении от кумовства»⁵⁵⁸, но и дозволял вступление в брак лицам, состоявшим в таких степенях духовного родства, в которых бракосочетания 50-ю главою „возбранены»⁵⁵⁹. В 1767 и 1771 гг. св. синодом определен и круг духовного родства, в котором не должно допускаться заключение брака⁵⁶⁰. Этот круг обозначен св. синодом согласно с узаконениями Эклоги⁵⁶¹. В инструкции, данной в 1771 г. от св. синода православным миссионерам в Осетии, сказано: „по крестному родству, тем, которые впредь вступать будут в брак, запрещается восприемнику дочери своей крестную мать понимать в супружество, а при том как восприемнику, так и сыну его понимать девицу, которую принял от св. крещения, ни мать оной девицы; далее же духовное сродство не распространять«. Таким образом объем духовного родства во влиянии его на брак ограничен отношениями восприемника и его сына к воспринятой и ее матери. Круг того родства еще более ограничен в синодском указе 1810 г. января 19-го. Здесь св. синод объем духовного родства, на основании 53-го правила 6-го вселенского собора, ограничивает исключительно восприемником, матерью воспринятого и крестною дочерью, – а детей восприемника и детей матери воспринятого исключает из круга духовного родства, препятствующего к браку. To есть, по смыслу указа, не может вступать между собою в брак по духовному родству только восприемник с матерью крестного сына и с крестною своею дочерью. Относительно же бракосочетания восприемника и восприемницы одного и того же младенца указ обязывает руководствоваться правилами, показанными в требнике о св. крещении. Но прямого правила о запрещении восприемнику и восприемнице вступать в брак в номоканоне при требнике не заключается⁵⁶². Между тем, во второй половине XVIII в. св. синод не только оставил, по судебному решению, брак между восприемником и восприемницею одного и того же младенца „не разлучным»⁵⁶³, но и дозволял им вступление в брак⁵⁶⁴. – Таким образом, судебными решениями и разъяснительными указами св. синода, из правил 50-й главы кормчей книги и номоканона при требнике о влиянии духовного по крещению родства на заключение и на крепость заключенного брака не оставлено ни одного обязательного в нашей церкви. Если по действующему праву нашей церкви запрещается бракосочетание между восприемником и матерью воспринятого, то это запрещение основывается исключительно на 53-м правиле 6-го вселенского собора, а не на 50-й главе кормчей.

Влияние на брак родства по усыновлению 50-я глава признает не в одинаковом объеме: то в столь же обширном, в каком и кровное родство (выше), то в более ограниченном (выше). Но наше русское право не приняло ни тех, ни других принципов главы о влиянии усыновления на брак. – В тех правилах главы, в которых говорится о братотворении или побратимстве (выше), наша русская жизнь во все не нуждалась.

Остались без влияния на русское право и те правила главы, заимствованные ею из византийского права, по которым препятствием к браку служит особого вида родство, происходящее вне законных супружеств. По 50-й главе, не могут жениться: а) обвинявшийся в прелюбодействе на той, в связи с которою его обвиняли; 6) слуга – на жене умершего господина, в) родной брат или сын на обрученной невесте брата и отца и г) отец – на незаконнорожденной дочери своей (выше).

4) Из-за 50-й главы кормчей книги не выработалось в русском брачном праве точной юридической терминологии относительно способов прекращения брачных сопряжений при жизни состоящих в них лиц. В новейших законодательствах западной Европы для означения способов прекращения брачных сопряжений при жизни состоящих в них лиц употребляются следующие термины: расторжение (divortium), развод (Separatio), недействительность (Ungiltigkeit) и ничтожность (Nichtigkeit). Расторжением называется прекращение законного брака посредством приговора судебной власти, на определенных в законе основаниях; разводом – временное и фактическое разлучение супругов от сожительства; недействительностью поражаются, по приговору судебной власти, такие брачные сопряжения, которые состоялись незаконно и при препятствиях, в законе указанных под условием признания таковых сопряжений недействительными; ничтожными же называются такие сопряжения, которые и без приговора судебной власти считаются недействительными вследствие того, что при заключении их существовали препятствия, по которым закон не допускает возможности заключения брака⁵⁶⁵. – В действующем русском праве некоторые брачные сопряжения называются „незаконными и недействительными»⁵⁶⁶, говорится о „расторжении браков»⁵⁶⁷ и употребляются термины: „разлученные от сожительства лица»⁵⁶⁸, „разлученные вследствие признания брачного союза незаконным и недействительным«⁵⁶⁹ и „бракоразводные дела»⁵⁷⁰. Указанные названия и термины не точно различаются между собою по употреблению как в законе, так и в жизни. Например, термин „незаконный» употребляется в законе в смысле „недействительный», между тем не всякий „незаконный» брак непременно и „недействителен». „Разлучение супругов» и „развод» нередко принимаются в смысле однозначущих выражений: равно „развод» и „расторжение». Такая неточность и смешанность в употреблении терминов для означения способов прекращения брачных сопряжений при жизни состоящих в них лиц произошла, между прочим, вследствие применения в судебной практике 50-й главы кормчей книги и может быть устранена после разъяснения того, в каком смысле употреблялись указанные термины в истории нашего права.

В памятниках древней России до XVII в. разводом и разрешением называлось прекращение законного брака на определенных в законах и правилах основаниях⁵⁷¹; в применении же к прекращению недозволенных брачных сопряжений употреблялось выражение – „разлучить» и „расторгнуть"⁵⁷². Таким образом в древней России были два способа прекращения брачных сопряжений при жизни состоявших в них лиц: развод и расторжение. Временного разлучения супругов от сожительства древнее русское право не знало. – С применением к жизни правил 50-й главы епархиальные архиереи, встречая некоторые браки, состоявшиеся между лицами в отдаленных степенях свойства и родства вопреки 50-й главе, с одной стороны находили их противными ее правилам, а с другой – сомневались признавать их не действительными и подвергать их расторжению. За разрешением своих сомнений они обращались к патриарху или его местоблюстителю. Не зная, как разрешить их сомнение высшая власть, архиереи в ожидании от нее разрешения фактически разлучали супругов от совместного их сожительства. Таким образом в русском праве явилось временное разлучение супругов от сожительства, как предварительная мера, употреблявшаяся во время процесса дел о незаконных браках. В первые десятилетия существования св. синода разлучение супругов допускалось и присуждалось по приговору св. синода в производстве дел и о законных браках, как мера к устранению несогласий между супругами: супруги разлучались на время, пока не примирятся. Иногда вместо термина „разлучение» употреблялось в синодальных документах и слово „развод» для означения того же самого понятия. Так произошло смешение в понятиях о „разводе» и „разлучении». Потом „разводу», как временному разлучению супругов, стало противополагаться „расторжение» в смысле прекращения не только не законного сопряжения, но и законного брака. Затем, в начале текущего столетия явился в законодательстве термин – „недействительный брак». Эгим термином стал обозначаться брак незаконный и, при том такой, который должен подлежать расторжению. Но закон не обозначил определенно и ясно – в каких степенях родства и свойства браки, уже заключенные, должны подвергаться непременно расторжению или признанию недействительными. Мы видели, что судебною практикою св. синода, при применении правил 50-й главы, граница между дозволяемыми браками и подлежащими расторжению по родству и свойству передвигалась и не была твердо установлена до 1810 года. Да и после 1810 года она стоит не всегда крепко. Кроме того, от св. синода никогда не издавалось общего указа, которым бы положительным образом объявлялось, что брачные сопряжения, заключенные в таких-то запрещенных для бракосочетаний степенях родства и свойства, должны быть признаваемы недействительными. При отсутствии такого узаконения, затруднительно установление точного различия терминов по отношению к бракам – „незаконный» и „недействительный». К тому же, законодательством допускается – термин „разлучение» для обозначения прекращения недействительного брака⁵⁷³, – а дела о производстве таковых браков называются на языке общеупотребительном и официальном, а и иногда в законодательстве – бракоразводными. – Таким образом 50-я глава кормчей книги расстроила терминологию, употреблявшуюся в древней России относительно способов прекращения браков при жизни супругов, подала повод ко внесению новых терминов касательно этой стороны брачного права и, не давая оснований для установления точного значения вошедших в употребление терминов, произвела путаницу в понятиях об юридическом значении и смысле этих терминов.

50-я глава Кормчей книги открыла повод и указала необходимость св. синоду в реорганизации производства дел о браках, заключенных в родстве и свойстве, практиковавшегося в русской церкви в XVII и первой половине XVIII в. Реорганизация коснулась как существа, так и всех частей процесса.

Ни в XVII, ни в начале XVIII в. в русской церкви не было общего для всех епархий законодательства о процессе дел относительно браков, заключенных в родстве и свойстве. В каждой епархии эти дела производились или по формам, практикою дѵховных приказов установившимся, или по частным инструкциям, которые выдавались от епархиальных архиереев управителям десятин⁵⁷⁴. Отсюда происходило крайнее разнообразие в производстве дел в различных епархиях, открывавшее возможность произволу различных епархиальных чинов в отношении браков и супругов, подпавших под их суд. Но в этом разнообразии ясно открываются общие, едва ли не для всех епархий, недостатки процесса, как в его существе, так и в главных частях. Процесс производства дел о браках, заключенных в родстве и свойстве, практиковавшийся в XVII и в XVIII в., был, по своему существу, исследовательный в самом тесном значении слова. Эти дела начинались или по доносам частных лиц, или по дознаниям административно-судебных чинов епархии. Определенных правил об условиях доноса или дознания, как законного повода или почина к производству дел, не существовало. Подача всякого доноса, указывающего на незаконность какого-либо брака, и самое неосновательное подозрение какого-либо епархиального чиновника принимались со значением достаточных поводов к возбуждению дела о незаконности брака. При самом первом почине возбуждения дела о браке, заключенном в родстве или свойстве, состоящие в нем супруги рассматривались, со стороны чиновников епархий, как преступники правил церковных, виновные в незаконном сожитии. Такой взгляд на супругов выдерживался во всех моментах производства дела. Пo получении доноса или при возбуждении подозрения о браке, заключенном в родстве или свойстве, состоящие в нем супруги, хотя бы они жили в браке десятки лет, имели от него детей и ни в чем не были опорочены, немедленно, чрез посредство пристава или другого чина, насильственно разлучались от сожительства, схватывались в их домах, отвозились в десятильничий двор или в духовный приказ, сажались здесь в тюрьму, нередко на цепь, содержались здесь в ужасном пренебрежении к их здоровью, нравственному достоинству и личности и оставались до окончательного решения дела вне всякой защиты и охраны от грубого насилия тюремных служителей. Срок привлечения к допросу, начало и производство следствия, а, следовательно, и продолжительность ареста, зависели исключительно от произвола епархиальных чинов, по распоряжению которых началось преследование супругов. Следствие производилось или управителем десятины, или чинами (дьяком, судьею) духовного приказа. В допросе привлеченных к ответственности по подозрению во вступлении в незаконный брак и во всех моментах производства следствия об их браке отыскивалась виновность супругов. Исследователь употреблял все усилия найти незаконность в браке привлеченных к следствию лиц. Отличительные особенности исследования были волокита, вымогательство посулов и натяжки в обвинении в заведомо незаконном сожитии. Доказательством и уликами незаконности брака служили показания свидетелей, нередко сомнительных качеств, розыск и обыск следователя и сознание обвиняемых; письменных актов, на которых исследование могло бы основывать определенные указания на близость родства или свойства вступивших в брак, или вовсе не было, или было крайне мало. Знаниями, искусством и добросовестностью в определении близости родства или свойства преследуемых лиц исследователи не обладали. Если следствие производилось управителем десятины, то, по окончании, оно передавалось в духовный приказ. В приказе, на основании произведенного следствия, составлялся о деле доклад епархиальному архиерею. В докладе излагались основания, по которым исследованный брак признавался незаконным, и приводились правила и примерные из прежних дел решения, подходящие к производимому делу. Подведение правил и схем степеней родства в докладах нередко было ошибочно, иногда соединялось с натяжками; иногда же было, по-видимому, намеренно неправильное. На основании доклада, епархиальный архиерей полагал решение относительно дела. Решение епархиального архиерея было окончательное. Дела о незаконных браках по родству или по свойству в XVII и в первой половине ХVIII в. обыкновенно не переходили из епархиальных учреждений в какую-либо высшую инстанцию: в производстве их не допускалось ни апелляции, ни жалоб, ни протестов. Лишь некоторые епархиальные архиереи изредка обращались в „сомнительных» или „недоуменных» случаях в делах этого рода к патриарху или его местоблюстителю за разрешением или разъяснением „сомнения» или недоумения. Но и это обращение имело только значение испрошения совета или указания; патриарх не требовал к себе дела, по поводу которого возникло сомнение епархиального архиерея, и ничем не мог проверить как обстоятельств дела, так и оснований сомнения архиерея; потому ответом патриарха или местоблюстителя патриаршего престола, на вопрос архиерея, обыкновенно было предоставление архиерею решать дело „по правилам» и по личному рассмотрению. При описанных особенностях процесса дел о браках, которые подозревались в незаконности по родству или свойству, практиковавшегося в XVII и начале XVIII в., епархиальные чины могли пользоваться многочисленными удобствами для получения взяток и посулов с лиц, привлеченных к ответственности по подозрению в заключении незаконных браков. А известно, что означенные чины отличались ничем не сдерживаемою жадностью к вымогательству посулов и к лихоимству. Для взяток и посулов они возбуждали и старались возбуждать судебные дела и чинили их волокиту. Они не упускали никаких случаев к возбуждению и волоките дел.

Статья Кормчей книги „О тайне супружества» расширила, как мы видели, объем родства разных видов в отношении к браку далеко за пределы, в которых он до XVII в. понимался в русском народе, применялся в жизни и признавался законным и твердо установившимся с древних времен. Этим расширением статья открыла епархиальным чинам ХVII и начала XVIII в. такую область явлений жизни, в которой они могли возбуждать и производить судебные дела о браках, заключенных в родстве и свойстве. В ней они нашли для себя основания и источник для стяжания взяток и посулов, которые приобретались ценою несчастий многих лиц, семейств, целых родов. Мы видели, что в XVIII в., когда 50-я глава Кормчей книги стала применяться в судебной практике епархиальных судов, в некоторых епархиях возникало и производилось много дел о браках, которые подозревались в незаконности их, как заключенные в родстве или свойстве. Производство этих дел сопровождалось несчастиями для супругов, вовлеченных в дело, их семейств и родных, и уже в первой четверти ХVIII в. обратило на себя внимание некоторых представителей государственной власти и церковной иерархии. Не даром Феофан Прокопович нашел нужным внести в Духовный Регламент следующую статью:

„Наипаче мирских особам многие случаются трудности в сомнительных браках, и того ради, если таковое кому случится сомнительство, то не дерзал бы таить оного пред священником, а священник, если и сам сомневается, не дерзал бы скоро венчать, но относить дело оное ко рассуждению епископа. Но и епископ отсылал бы к Духовному Коллегиум, если и он сам решить недоумеет. И для чинного и известного таковых трудностей решения надлежит коллегам духовным, избрав собственное время, довольно поговорить о них и на всякую трудность написать решение крепкое от священного писания и от рассуждения славных древних учителей и от уставов царских».

С учреждением св. синода, процесс брачных дел, по необходимости, должен был подвергнуться изменениям. При самом учреждении св. синода, брачные дела вышли из круга таких дел, которые в XVII в. решались окончательно в епархиях. Духовным Регламентом⁵⁷⁵ и синодальным указом 22-го июня 1722 г.⁵⁷⁶, по делам о браках, заключенных в родстве и свойстве, допущена была апелляция на решения епархиальных судов к св. синоду, как второй судебной инстанции. Установлением по брачным делам второй судебной инстанции и апелляции законодательство приготовило способы к изменению господствовавшего в ХVII и в первой четверти XVIII в. процесса брачных дел. Исследовательный процесс и окончательные решения епархиальных архиереев поставлены теперь под влияние и контроль высшей судебной власти. С 1724 г. к делам о браках епархиальные суды обязаны были применять начала состязательного процесса, которые развиты в известном указе Петра, изданном 5-го ноября 1723 г. „о форме суда»⁵⁷⁷. Правила о форме суда открывали возможность привлеченным к ответственности по обвинению во вступлении в брак в свойстве и родстве лицам – заявлять возражения против действий по отношению к ним епархиальных судов. Но в епархиальной судебной практике первой половины ХVIII в. следственный процесс был еще столь силен, что он не допускал развития начал состязательного процесса. Епархиальные суды, крепко держась следственного процесса, не принимали возражений ответчиков. Ответчики вынуждались, поэтому, обращаться с заявлением своих возражений не к первой инстанции суда, а ко второй, т. е. к св. синоду, которому представлялись жалобы на процессуальные действия и решения епархиальных судов. К нему же относились и епархиальные архиереи по поводу сомнений и недоумений при производстве и решении брачных дел. Таким образом в св. синод, в первой четверти его существования, поступали брачные дела, которые переносились к нему из епархиальных установлений посредством жалоб лиц, недовольных производством и решением их дел в епархиях, и посредством доношений епархиальных архиереев о своих сомнениях и недоумениях. Св. синод считал себя обязанным принимать и решать поступавшие к нему брачные дела, в качестве второй судебной инстанции. Но какими началами процесса ему нужно было руководиться в производстве этих дел? Готовых определенных форм процесса он не имел в течение первой четверти своего существования. Он сам должен был создавать эти формы. Он и создавал их в течение первой четверти своего существования, но не путем законодательства и не выяснением теоретических принципов процесса, а практически, частными решениями отдельных дел и случаев, к его рассмотрению поступавших из епархий. При рассмотрении и решении брачных дел в означенное время, св. синод не мог руководиться началами ни исследовательного, ни состязательного, ни обвинительного процесса: для проведения таковых начал в качестве второй инстанции, св. синод не имел необходимых условий и материалов, за невозможностью вступать в непосредственные отношения к лицам, участвовавшим в брачных делах, поступавших на его рассмотрение и решение. Единственным материалом для суждения и решения их в св. синоде могли служить те официальные, относившиеся к ним, бумаги, которые поступали к нему из епархий. В виду содержания этих бумаг, он должен был проверять процессуальные действия епархиальных судов и способы применения правил к окончательному решению ими дел. Значит, св. синод в означенный период времени, в качестве второй судебной инстанции, мог держаться в отношении к брачным делам, в нем производившимся, почти исключительно начал ревизионного процесса. К принятию и применению этого процесса он был вынужден сколько содержанием дел, до него доходивших, и своим положением в строе церковных установлений, столько же и со стороны государственной власти. Мы выше говорили, что в 1728 г. св. синоду было „приказано» от Верховного тайного совета, по делу о браках смоленских шляхтичей, разводов не чинить до его решений и дело для „совершенного со св. синодом рассмотрения и решения» представить в совет. Побуждаемый к принятию ревизионного процесса в производстве брачных дел, св. синод своими распоряжениями указывал и епархиальным судебным органам – оставлять и изменять те формы и приемы исследовательного процесса, которые могли подавать и подавали повод к жалобам на их действия и решения – и к переносу дел в высшую инстанцию. Так, напр., св. синодом внушено было в 1728 г. смоленскому епископу Гедеону в производстве следствия о браках шляхтичей „пертубации не чинить»; а пертубации чинились в епархиях теми мерами, которые принимались против супругов при возбуждении и во время производства следствия, по началам исследовательного процесса XVII в. Епархиальные суды, понуждаемые со стороны св. синода к ослаблению приемов этого процесса, волею или неволею должны были производить и решать брачные дела, со времени учреждения св. синода, под влиянием сознания о том, что их производство и решения могут подвергнуться ревизии высшей власти. В этом сознании они стали заботиться во время производства следствий о возможно бóльшем собрании обстоятельств дела, возможно ясном изложении их и в проверке их, в случае необходимости представления дела на ревизию св. синода. Стало быть, начала ревизионного процесса, принятого в св. синоде, отражались на судопроизводстве брачных дел и в епархиях.

Внесение начал ревизионного процесса в производство брачных дел, по необходимости, должно было сопровождаться медленностью в их движении. При исследовании о браке, заподозренном в незаконности, следователь, в виду ревизии его действий, должен был заботиться о полноте собрания доказательств незаконности, при чем неизбежно вносились в дело иногда совершенно сторонние для вопроса обстоятельства; епархиальный духовный приказ, замененный с 1744 г. консисториею, обязан был, при составлении доклада о деле архиерею, проверить следствие со стороны его полноты и содержания, изложить и формулировать обстоятельства дела не только по их существу и содержанию, но еще и так, чтобы незаконность брака, заключенного в свойстве или родстве, подходила под определенную схему таблицы кормчей книги о степенях родства, составитъ свое „мнение» или заключение о решении дела и представить все дело на усмотрение епархиального архиерея. Срок и время для всех моментов указанного производства не были кем-либо определены и зависели от воли самого суда и от сторонних требований. Епархиальный архиерей должен был, со своей стороны, проверять представленные ему следствия, доклады и мнения и неизбежно чувствовать стеснение в постановлении своего решения, при мысли, что его решение может подвергнуться ревизии, отмене и осуждению. От него зависело утвердить мнение о решении дела, или дать свое собственное решение: в том и другом случае ответственность за окончание дела лежала на нем. При указанном положении в ревизионном процессе, во второй четверти ХVIII века еще только начинавшем проявляться в брачных делах, еще не установившемся и не развитом в определенных формах ни законодательством, ни практикою, епархиальные архиереи не были расположены к быстрому движению таких дел, которые могли поступить по каким-либо обстоятельствам на ревизию св. синода. В таких делах, в которых оня полагали окончательное решение, в надежде, что они не дойдут до синода, и которые производились обыкновенно процессом инквизиционным, без примеси к нему начал судопроизводства следственного и состязательного, они не затруднялись в написании своих революций и в распоряжениях о приведении их в исполнение; но в решении дел, перенос которых в синод ожидался, епархиальные архиереи в большинстве случаев отличались нерешительностью, медленностью и осторожностью. После продолжительного производства в епархиальных установлениях, брачное дело, положим, переносится в св. синод по жалобам лиц, в нем замешанных, или по представлению архиерея по встретившемуся сомнению или недоумению. В случае жалобы, св. синод требовал от епархиального архиерея экстракта из дела, а иногда самого дела, также объяснения, мнения или заключения по жалобе. Составление экстракта и мнения и отсылка их в синод требовали времени, продолжительность которого зависела большею частью от епархиального архиерея. При представлении св. синоду о сомнении или недоумении в решении дела, архиерей должен изложить обстоятельства дела и мнение по вопросу, разрешение которого испрашивалось. Эти представления по брачным делам иногда и делались в первой половине ХVIII в. только для того, чтобы замедлить дело в окончании решения, и из опасения епархиальных архиереев – подвергнуться неприятностям за окончательное свое решение. По перенесенному в св. синод брачному делу, в синодальной канцелярии составлялся секретарем доклад, в котором излагалось содержание бумаг, в деле имеющихся, и приводились выписки из „правильных книг» и указов, имеющих, по мнению секретаря, отношение к делу. Доклад дела прочитывался членам св. синода. По устройству присутствия св. синода и отношений его к канцелярии, члены св. синода слушали только то, что им докладывала канцелярия; но не входили в ревизию и пересмотр ни дела, ни доклада о деле; равно и составители докладов во второй четверти ХVIII в. не считали себя обязанными производить ревизию правильности составления экстрактов, присылавшихся в св. синод из епархий. Присутствие св. синода должно было постановить, на основании доклада, решение в ревизионном порядке. При слушании докладываемого дела, членам синода могли представиться неполнота доклада, неясность в экстракте, неточность в подведении выписок из правил и указов, неудобоприменимость действующих узаконений к изложенному делу, недостаток или отсутствие закона... Наступают в синоде совещания и „рассуждения довольные». Окончание дела откладывается. Особенно затруднительными к окончательному решению представлялись св. синоду во второй четверти XVIII в., как мы видели, дела о браках, осуждавшихся в епархиях к расторжению на основании 50-й главы кормчей книги. Эти дела большею частью затягивались и откладывались в св. синоде для обсуждения и решения на будущее время. Но вот в половине столетия верховная власть обратила внимание на медленность движения одних брачных дел, и на быстроту расторжения браков по другим делам. Изданы вышеприведенные указы – 14-го декабря 1744 г. и 21-го ноября 1752 г. – не медлить в производстве брачных дел и „не расторгать в св. синоде браков» из-за свойства и кумовства без доклада государыне. Время издания этих указов государыни следует признавать моментом решительного установления в русском праве ревизионного процесса в производстве брачных дел, развившегося с определенностью и в частностях во второй половине ХVIII и в начале XIX в. и действующего в настоящее время. С 1752 года стали издаваться синодальные указы, которыми организовались отдельные моменты ревизионного процесса. С этого времени синодские указы о процессе брачных дел издавались не только в виде частных распоряжений высшей церковной власти по отдельным делам и случаям, но в виде общих руководственных и даже законодательных актов, циркулярно рассылавшихся по епархиям. Основная мысль во всех этих указах заключается в том, что судебная практика, посредством ревизионного процесса, должна ограничивать в возможно большей степени случаи расторжения брачных сопряжений, заключенных в кумовстве, свойстве и родстве. Этою основною мыслью объясняется организация всех моментов введенного в наше право процесса дел об означенных браках. Из ревизионного процесса устранены меры, употреблявшиеся во время следствий, при господстве инквизиционного судопроизводства, против супругов, подозревавшихся во вступлении в брак в родстве или свойстве, именно: разводы от сожития, аресты и содержание при судебных установлениях, чтó с изумительным произволом практиковалось во многих епархиях в XVII и в первой половине ХVIII в. Соответственно указанной основной мысли, постепенно ограничивалась легкость в возбуждении следствий и дел о браках, подозреваемых в незаконности по родству и свойству супругов. Епархиальным властям вменено в обязанность отказывать в приеме таких доносов о незаконных по родству браках, в которых определенным образом не обозначалась близость родства или свойства сочетавшихся и не изложено расписание степеней их родства. При приеме доносов, власти должны обращать особенное внимание на достоинство оснований, по которым брак подвергается в доносе обвинению в незаконности. Расписание степеней родства, излагаемое в доносе, должно быть предварительно всякого распоряжения проверено епархиальною консисториею и самим епархиальным архиереем. Распоряжение о производстве следствия относительно брака, законность которого по родству и свойству супругов заподозривается доносом, должно быть предпринимаемо только в таком случае, если заподозренный брак действительно заключен, по рассмотрении консисторией и архиереем, в близких степенях родства и свойства⁵⁷⁸. При производстве след-ствия, допускается обвиняемым в незаконном супружестве – делать возражения против обвинений, по окончании следствия прочитывать экстракт из него, составляемый в консистории, и выражать свои объяснения о правильности или неправильности следствия и экстракта, а в случае заключения консистории или приговора епархиального суда о расторжении брака – представлять апелляцию. Приговор епархиального суда о прекращении следствия и суда или признающий брак не подлежащим к расторжению считается окончательным: протеста против такого приговора не допускается. Но если епархиальная судебная власть, на основании произведенного следствия, найдет, что брак должен подлежать расторжению по причине близости родства и свойства сочетавшихся, то она должна заготовить экстракт из дела, предложить его к прочтению обвиняемым в незаконном сопряжении, принять от них апелляционный отзыв, если он подается ими, допустить их к написанию объяснений об экстракте подвести правила относящиеся к делу, составить заключение свое о браке на основании правил и указов и представить заключение вместе с экстрактом на ревизию св. синода⁵⁷⁹. В св. синоде, по установившейся практике, производится ревизия дела и заключения о нем епархиального суда. По этой ревизии, св. синод или утверждает заключение епархиального архиерея, или смягчает строгость правил в применении к данному случаю. Если решением св. синода признается брак дозволенным к продолжению, заключение епархиального архиерея отменяется и синодальное решение получает значение окончательного приговора. Если же и по усмотрению св. синода брак заключен в такой близкой степени свойства или родства, что признание его дозволительным или законным оказывается невозможным, то, по силе указов Елизаветы Петровны, приговор св. синода об его расторжении должен быть представляем на высочайшее усмотрение. – Изложенные положения процесса дел о браках, заключенных в свойстве или родстве, развившегося во второй половине ХVIII в. и в начале текущего столетия и действующего в настоящее время, ясно обнаруживают, что все моменты его, начиная с почина и кончая решением, проникнуты принципами ревизионного судопроизводства. От инквизиционного же процесса ХVII в. не осталось в нем ни малейших следов. – Принципы ревизионного процесса, установленные первоначально и главным образом к делам о браках, заключенных в родстве и свойстве, вследствие сознанной правительственною властью необходимости ограничить и ослабить применение правил 50-й главы кормчей книги к русской жизни, стали прилагаться с течением времени и во всех так называемых бракоразводных делах. С постепенным усилением этих принципов в церковно-судебной практике, стали решаться на их основании не только дела о браках незаконных, но и о законных, возникавших по искам супругов. Судебная практика проложила путь к законодательству, по которому бракоразводное судопроизводство в нашем праве утвердилось на началах ревизионного процесса. Таково влияние 50-й главы в истории русского процесса брачных дел: из-за нее следственный процесс в брачных делах изменился в ревизионный не только в отношении к бракам, заключенным в свойстве и родстве, но и во всех случаях, когда идет вопрос о законности, недействительности и расторжении браков.