Поучительное слово святителя московского Филарета (Дроздова) (по его письмам)

«Святейший Синод, братолюбиво приветствуя старейшего члена своего с окончанием пятидесятилетия архипастырского служения, возносит усердное благодарение Верховному Пастыреначальнику, явившему великое знамение благопромышления о Святой Церкви в долготе дней служения Вашего, в широте поприща многоплодной деятельности, в высоте подвигов веры и любви христианской и в глубине мудрости Богопросвещенной; вместе с тем молит Подателя жизни и света, да приложит Вам дни на дни, чтобы на свещнице Церкви и Отечества нашего долго еще пребывал «светильник горяй и светяй...»

С.-Петербург, 30-го июля 1867г.

«...Ныне исполнилось пятидесятилетие доблестного служения Вашего в архиерейском сане. Высокие дарования, замечательные учёные труды, неустанная деятельность на благо духовного просвещения и строгое христианское благочестие открыли Вам путь к высшему иерархическому поприщу, на котором, в течение истекших 50-ти лет, Вы стяжали имя архипастыря мудрого, ревностно и твёрдо правящего слово истины, и неутомимо попечительного о пользах и нуждах Православной Церкви. Вся жизнь преисполнена неисчислимых заслуг не только кафедрам, преемственно Вам вверенным, но и для всего Православия.

Епархиальное служение Ваше ознаменовано непрерывным рядом забот о преуспеянии паствы, о развитии и преумножении благотворительных и воспитательных учреждений, о насаждении и утверждении единоверия, о благоустройстве духовно-учебных заведений епархии, не престающих получать от Вашей щедрости обильные средства к возвышению своего быта и воспитавших под Вашим бдительным руководством многих достойных пастырей и иерархов святой нашей Церкви.

Многочисленные пастырские писания Ваши заключают в себе неисчерпаемый источник назидания и поучения для православных, служат лучшим руководством при изучении предметов веры для многих уже поколений православного русского юношества; в то же время они прелагаются на чужеземные языки для научного и общественного употребления в других странах и в них приемлются с уважением. Глубокая опытность Ваша в делах высшего церковного управления соделала необходимым и драгоценным Ваше слово, совет и постоянное, в продолжение многих десятков лет, участие Ваше в обсуждении всех важнейших церковных вопросов и мер по духовному ведомству. Ваша пастырская попечительность о высших интересах Православия и живое внимание к судьбам православного мира простираются далеко за пределы Отечества и в особенности на Востоке, приобретая Вашему имени почётную известность.

В искреннем, душевном уважении к Вашим пастырским заслугам, признавая справедливым почтить Вас, Преосвященный Владыко, старейшего, заслужаннейшего и именитейшего Святителя Православной Церкви Всемилостивейше предоставляю Вам право по Киевскому обычаю предношение креста в священнослужении, ношение креста на митре и двух панагий на персях; одну из них особо изготовленную для Вас и украшенную драгоценными каменьями на бриллиантовой цепочке, Всемилостивейше жалую Вам для ношения по установлению. Вместе с сим, в память незабвенного служения Вашего при Императорах Александре I, Николае I и в Моё царствование и в вознаграждение Ваших заслуг государственных, препровождаю к Вам настольное изображение сих Государей и Моё, соединённые вместе и осыпанные бриллиантами.

Молю Бога да сохранит Он святые дни Вашей благотворной жизни ещё надолго на пользу и славу отечественной Церкви. Я уверен, что об этом же будут вознесены тёплые молитвы по всей России, благодарно чтущей Вашу святую жизнь и великие деяния».

Александр II

5-го августа 1867 г. в Ливадии

Из ответного благодарственного слова Святителя Филарета¹²⁹

«Досточтимые Отцы и Братие!

Нынешний день представляет для меня такие неожиданности, что мне трудно определить и изъяснить мои мысли и чувствования, и я пребыл бы в безмолвии недоумения, если бы уважение и благодарность к вниманию с так многих сторон теперь мне оказываемому не обязывали меня к слову...

К неисповедимой воле Божией отношу и то, что на нынешний предел совершившегося пятидесятилетия моего священноначальственного служения обращены благоволительные взоры даже от Высочайшего престола, даже от Верховного священноначалия Российской Церкви. Ещё же и от просвещенных сопастырей и от начальств, и сословий деятелей человеколюбия и наук, и от общественных учреждений и, что менее неожиданно, от духовенства и братий церкви Московския.

Я сказал, что менее неожиданно для меня сочувствие духовенства и братий церкви Московской. Это потому, что во всё продолжение здесь моего служения видел и привык видеть сие сочувствие. Дух любви к святому служению, мира и согласия, свободного послушания всякому долгу и законному призванию в сослужителях моих и в православном народе послушание вере, усердие к Богослужению, щедрая готовность к благоустроению и украшению храмов, к попечению о нуждах служителей Церкви, к делам человеколюбия и благотворения, – постоянно облегчали и облегчают моё служение, приносили и приносят мне подкрепляющее утешение.

Но в чём же на всё сие могу ныне с моей стороны ответствовать? Господи, сотворивший для меня день сей! Твоё да приидет слово благое и действенное...»

«Поистине благо человеку, когда Господь Иисус Христос есть его сердце и его жизнь, – и не только ему, но чрез него и приближающимся к нему»

«Будучи слишком немощен для строгих законов, не расположен я предписывать таковых другим, а только сказываю, что нахожу правильным и посильно советую исполнять посильное»

«Что справедливо, то подкрепите, а в чём недостаточествую или погрешаю, в том исправьте меня, если не для меня, то для самого дела, относящегося к общей пользе»

Святитель Московский Филарет

«Да сеет человек доброе емя в душу,

да поливает, да хранит посеянное и

да ожидает милости от Бога,

Который един возращает» (21:44)¹³⁰

Смотрю на кипы лежащих передо мной книг с письмами святителя Московского Филарета и думаю: успею ли я в вечер моей жизни (накануне восьмидесятилетия) выполнить задуманный труд. И лишь вера в небесное предстательство Святителя¹³¹ призывает меня внести свою лепту в богатейшую сокровищницу исследований величайшего подвига светлейшего Божия служителя – собрать драгоценные зёрнышки Богомудрия, разбросанные на тысячах страниц его писем.

Трудность решения поставленной мной самим перед собой задачи привела меня к тому, что поначалу я хотел было ограничиться лишь знакомством с теми письмами, которые опубликованы в наше время (в конце XX века и начале XXI). Эта работа сравнительно нетрудная, и я её выполнил довольно легко. Тема её такая: «К духовному облику христианина (по письмам и мнениям святителя Филарета Дроздова)». Кстати, использованные в ней письма я стараюсь, по возможности, в новом труде не повторять¹³².

Цель одна: ещё и ещё послушать самому поучительное слово святого Московского иерарха и помочь усвоить его ищущим истины и стремящимся к святости.

* * *

Святитель Филарет – это светлая душа, это пламенное сердце, сеявшее и сеявшее, невзирая на свои немощи, доброе семя веры и любви. При его благодатном свете и тепле духовно созревали поколения славных чад Русской Православной Церкви. Немало иерархов, занимавших высокие посты, воспиталось под его мудрым руководством. Описывая кончину и погребение святителя Филарета, его современник Андрей Николаевич Муравьёв сообщал: «Одного лишь человека не стало в мире, и едва ли целое поколение может наполнить собою эту пустоту!.. Филаретом дышала вся Москва, даже бездыханным!» (4:669, 677).

Ныне, по мере удаления от дня кончины Святителя, светлая его личность сияет всё ярче, осиявая монашество, духовные школы, пастырей и паству Отечественной Церкви и не только сие... Сам Святитель вот что писал в 1855 г. со свойственным ему глубоким смирением: «Можете сказать, что я выступил из своих пределов... Знал бы я свою епархию. Прошу прощения. Во время бури, думаю, и матросу позволительно сказать начальнику корабля, что есть повреждение в нём» (19–2:28).

Письма Великого Иерарха можно охарактеризовать одним словом – драгоценны. Примечательно, что они сохранились и как будто бы все. Лица разных званий, состояний, с которыми он переписывался, берегли их как самое дорогое сокровище. Видимо, черновики отдельных писем сохранились и самим автором, о чём свидетельствуется в его письме к А.Н. Муравьёву: «Хорошо, что я, против обыкновения, оставил у себя список с моего письма и могу на него указывать с точностью» (4:230).

Содержание писем весьма разнообразно. В них даются отеческие наставления, христианские советы, решаются трудные вопросы, недоумения... Святитель то предостерегает и вразумляет, то разделяет заботы духовных чад, руководит их в делах семейных, житейских, вникает в иноческие подвиги и указует братии прямые пути в духовном возрастании, заботится о духовных школах, показывает неправоту отступников от Святой Церкви, от Святого Православия, поддерживает миссионерское служение, следит за издаваемой литературой, даёт на неё или одобрительные отзывы, или делает замечания, являет благоговейное почтение и верноподданничество Августейшим особам, выражает чувства патриотические... «Строгий к себе Святитель, – свидетельствует его современник, – и от подданных требует неуклонного исполнения их обязанностей; но строгость начальственных взысканий смягчает отеческой любовью и старается скорее уврачевать греховные язвы, нежели наказать согрешившего». Впрочем, поблажки не допускает. «Дар прощать – выше дара исправлять наказанием, – говорит он сам, – но успевает тот, кто берётся за дело своея меры» (7:Ѵ40;И-Ѵ40;ИИ).

Письма Святителя дают богатый материал для характеристики его самого и его времени. «Это в некотором роде дневник должностных занятий Митрополита, в высшей степени любопытный и поучительный» (22:ИѴ40;). Читатель видит покорность воле Божией, любвеобильность, попечительность, покровительство, врачевство в скорбях, помощь в нужде. «Дело благотворения он ставит выше заботливости об украшении и благолепии священнослужения» (7:ХИ). С радующимися он радуется, со скорбящими скорбит и открывает им свои отеческие объятия.

Письма дышат глубоким смирением автора, проникнуты пламенной любовью к Святой Церкви и Святому Православию, к Истине. Именно в них ярко выражается его неукоризненное Православие. В одном из своих писем к наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандриту Антонию святой Митрополит писал: «Надобно опасаться, чтобы не написать больше того, что говорит истина или меньше того. Сия осторожность не так трудна: и она только надобна» (7:16. Ср.: 23:40).

Язык писем Святителя, как и всех прочих его творений, при всём разнообразии их содержания, отличается ясностью, выразительностью, точностью, богатством, а подчас и тонким юмором. Но подчёркивая значимость писем Святителя, надо иметь в виду и следующее его свидетельство: «Говорить чрез письма не всегда так удобно, как лично» (7:16). «Это правда, потому что в разговоре неясное и неполное тотчас объясняется и дополняется» (19–2:117). Более того, мне вспоминаются сейчас духоносные слова весьма почитаемого мной ныне здравствующего московского протоиерея Сергия Правдолюбова, в семье которого есть и новомученик, и исповедник, – слова, указывающие очень важный ориентир при чтении писем: они «написаны тем или другим лицам, находящимся в тех, а не в других обстоятельствах. Поэтому автоматически применять их к себе как благословение, данное не только адресату письма, но и читателю, будет неправильно и самонадеянно и может привести не к тем результатам, которые ожидает читатель»¹³³. И сам святитель Филарет пишет: «Впрочем, в подробностях... не связывайте себя моими решениями, чтобы вам свободнее было поступать по рассуждению и по требованию обстоятельств... Докажите мне противное – я переменю» (7:5).

* * *

Святителю отче Филарете! Помоги! И если что-то будет сказано не так, как следовало бы и как Тебе хотелось бы, прости!

Да не осудит строго меня и Читатель в мой последний час, а вместо сего помянет меня и моих родных в своих святых молитвах!

Да хранит и его Господь!

«Облака темнеют; наносится

дальний гул грома... Восстани,

Господи, запрети волнам и разжени

тучи» (23:49)

Иногда приходится быть свидетелем ностальгии о прошлом: мол, было много хорошего или даже всё хорошо. Так ли это? Нет! Со временем плохое забывается, теряет свою остроту на фоне каких-либо современных нестроений. К тому же когда-то мы были моложе и потому всё воспринималось и переживалось в ином свете. А в самом деле любое время имеет свои радости и несёт свои трудности. Чем же характеризуются годы жизненного подвига Московского святителя (1782–1867)? Далеко не лёгкостью, о чём он сам красноречиво говорит в ряде писем к разным лицам – от простых духовных лиц до Августейших особ.

Слушаем слово Святого Иерарха:

«Век сей так страстен к беспорядку и вздору, и так забыл первые начала здравого смысла и приличия, что между ревностью строгой, о которой он не помышляет и не выносит, и между недостатком ревности, преступным против истины, трудно пробираться тропинкой ревности терпеливой» (23:46–47). «Мы дожили до какого-то туманного времени. Мгла покрывает умы. В одних видишь неожиданное, в других не видишь ожидаемого» (4:597). То, что видим печально, «и паки печально то, что видящие не видят» (23:52). Устремлённое движение к преобразованиям в соединении с неограниченной свободой слова и гласности «произвели столько разнообразных воззрений на предметы, что трудно между ними найти и отделить лучшее и привести разногласие к единству» (23:46). При возрастающей же образованности люди «оказываются не так осмотрительны в поступках, как в прежнее время», и менее основательными во всём – «малом и великом» (23:50). Сделавшись худым, век «легче верит худому, нежели доброму, и особенно там, где доброе должно быть примерным» (23:47). Потому соблазн опережает назидание – идёт скорее его (8:75). Сей лукавый век жадно ловит случаи к нареканию, к клевете и «жалом насмешки, даже неосновательной, язвит, иногда не без вреда, успехам добрых предприятий» (23:50). И даже из христианских обществ выходят люди, говорящие развращённое. «Безрассудные хуления провозглашаются как мудрость. Соблазн и беззаконие открывают себе широкие пути» (23:51). Потому заря и вечерняя и утренняя не кажутся светлыми. «Облака темнеют; наносится дальний гул грома; громоотводов или нет, или их ломают. Волны восходят: Иисус же спяше» (23:49).

Изуродованные грехом и греховной суетой обычаи «угрожают более, нежели внешние враги» (23:49). Беда, одновременно и опасность, в том, что «мы много хвалимся и не довольно каемся. А время советует меньше хвалиться и больше молиться» (23:48). «Что это за несчастье, что о злоупотреблениях все говорят, и никто не может победить их?» (23:45) – вопрошает Святитель и размышляет: «Мне кажется, что дела наши не к золотому веку ведут. Кто-то говорит: надобно молиться, чтобы гроза не застигла нас, не предохранённых, не окончивших и, может быть, не начавших дела, рассеянных вне и не собравшихся внутрь. Мне сие слышится, и однако дремлется. Пошлите мне петеля Петрова будить меня» (23:49).

Картина времени темнеет от описания скорбей церковных, что было исполнено мудрым и мужественным Иерархом и в кратком письме наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандриту Антонию, и в пространном послании императору Николаю I. За последнее Московский архипастырь был подвергнут суровому прещению: изгнан из членов Святейшего Синода и едва не лишён по распоряжению императора митрополичьего сана. Уговорили императора отказаться от своего веления придворные деятели, обратив внимание монарха на могущие быть негативные последствия.

«Со скорбями присных моих, – пишет Святитель Архимандриту, святой святому, – не так трудно мне было примириться, потому что мне виделось некоторым образом, что Господь скорбями избавляет от больших скорбей. Трудны скорби церковные. Волны восстают, и тишины за ними не видно. Иона, своеволием виновный в буре, обличён; но буря не хочет оставить в покое сущих в корабле» (8:7).

Письмо святителя Филарета к императору Николаю I с описанием причин бедственного положения Православной Кафолической Церкви в России занимает в книге 31 страницу (27:27–57). Суть его можно свести к следующему. Многие лица духовного звания стоят на высокой ступени нравственного совершенства. Если же среди него есть какая-то дисгармония, то причины надо искать не в Церкви.

И Святитель показывает, как управляется у нас Церковь, «ибо ход машины зависит от того, кому принадлежит управление машиной» (27:29). В Синод архиереи вызываются указом Монарха по представлению обер-прокурора только на один год. В первую половину года успевают лишь присмотреться к делам Синода, а во вторую думают уже о том, как благополучно вернуться в свои епархии. Почтеннейший Митрополит Санкт-Петербургский вступает в должность члена Синода, обыкновенно, в старости, да из какой-либо дальней епархии, «а потому также не скоро может войти надлежащим образом в своё положение». Итак, в самом составе Синода уже заметно намерение парализовать его власть и правильное развитие христианской жизни (27:31). Заседаний Синода без нужды бывает много; составляется множество протоколов, решения же пишутся мирянами в канцелярии и исходят от секретарей и обер-прокурора. «Можно ли себе представить более беспорядочного для чувства православного христианина: миряне управляют судьбою ея, миряне дают направление ей, миряне распоряжаются Духом и жизнью Церкви!» (27:32).

По обе стороны «иерархов сидят люди светские, чуждые им по своему образу жизни, по началам и целям своим, нередко расположенные к иерархии неприязненно» (27:33). Собственно, Синод заключается в обер-прокуроре. Он начальник всех, полновластный распорядитель, «в его руках заключается вся церковная власть над Святой Церковью... Никто не может обличить его ни в какой несправедливости или своеволии» (27:35). Вся деятельность синодальных чиновников «направляется не к пользе и благу Церкви, о духе и потребностях которой они не имеют вполне правильного понятия, но к предметам, составляющим обыкновенную стихию человеческой жизни» (27:39). Воспоминания о подобной деятельности налицо – современны. «Нужно только припомнить графа Протасова (оберпрокурора. -К . С.). Слишком долго бы исчислять все его действия, направленные к уничтожению и разрушению Святой Церкви при благовидных формах» (27:40).

Трудное, ненормальное положение высшей церковной администрации пагубно отразилось на консисториях всей России, на монастырях, вызвало горькие последствия и для мирян. «Те из них, которые не согреты чувством живой веры, при взоре на неустройство Церкви и духовенства, резко бросающееся каждому в глаза, более и более хладеют к Святой Церкви, легко ниспадают в состояние неверия и издеваются как над иерархами и учреждениями, так и над всем, что в ней есть прямо Божественного. Те, напротив, которые ищут утешения в Вере и Благочестии христианском, болезнуют, видя незаконное вторжение в Святую Церковь чуждой ей власти, или изыскивают вне её способы удовлетворения своим духовным потребностям и совращаются то в латинство или лютеранство, (...) то в раскол» (22:44–47).

Словно набат звучат заключительные слова Святителя: «Страшно подумать!.. Страшно, но истинно!» (27:47, 42). Искренние иерархи вопиют к Небу (27:47). Вопиет вместе с ними Московский архипастырь и обращает свой зов к Монарху: «Государь! Протасов сделался помещиком над архиереями, все архиереи стали с того времени крепостными рабами обер-прокурора и его свиты. Окажите справедливость Святой Церкви... Мы Ваши подданные! Мы не были ни преступниками, ни изменниками царской власти. Государь, чем более будет укореняться это постыдное иго, тяготеющее над духовенством, тем глубже будет входить расстройство в жизнь народа. Пощадите своих подданных. Устраните своей отеческой благостью печальные последствия существующего зла» (27:57).

Если к приведённой характеристике века присоединить развёртывание прессы – «хотя за один год взять всё худое из светских журналов и соединить, то будет такой смрад, против которого трудно найти довольно ладана, чтобы заглушить оный» (23:53). «Как время наше походит на последнее! – восклицает Архипастырь и молится: – Когда Варух тосковал об отечестве и о себе, Господь сказал ему чрез Иеремию: Се, яже Аз соградих, Аз разорю. Какое страшное решение. Господи, не разори. Порази елико сие заслужили, но сохрани Твоё на Небе. Потряси землю, чтобы мы пробудились, чтобы возопили к Тебе, чтобы Ты услышал наш вопль покаянный и чтобы не до конца прогневался на Небе» (23:54, 48–49).

Кроме ходатайства-обращения к благоразумию императора, Московский иерарх даёт и другие советы, указывает и другие способы лечения язв века: «В веке доносов и ябед» надо устранить ложные подозрения (8:66). «Было бы осторожно как можно менее колебать, что стоит, чтобы перестроение не обратить в разрушение» (23:46). «Требуются живые жертвы, – за себя и за других подвизающихся в покаянии, молитвах и исправлении» (23:51). Лучше всего – молитва, и святой Митрополит призывает: «Молитвами да помолимся Тому, Кто запрещает ветрам и морю» (8:7). Призывает – и сам молится: «Господи, запрети волнам и разжени тучи» (23:49).

«Слава Богу о всем» (19–2:319)

Святитель Московский Филарет (Дроздов), прослуживший святой Российской Церкви и Отечеству 64 года – со дня определения учителем греческого и еврейского языков в 1803 г. в только что оконченной им Сергиево-Лаврской Семинарии и до блаженной кончины в 1867 г. – ещё при жизни стяжал славу во Вселенском Православии, хотя сам к ней никогда не стремился и был, как увидим, смиреннейшим служителем Божиим. Литературное творчество его неисчерпаемо: многочисленные слова, речи, богословские трактаты, мнения, отзывы, резолюции и, конечно, письма – подлинное наше сокровище¹³⁴.

Мне хотелось бы здесь упомянуть лишь один труд Святителя – «Пространный Христианский Катихизис Православныя Кафолическия Восточныя Церкви». Написан Катихизис по поручению Святейшего Правительствующего Синода Русской Православной Церкви, им же рассмотрен, одобрен и издан для преподавания в училищах и для употребления всех православных христиан. Сия книга по напечатании в Синодальной типографии вызвала благодарность автору Русского императора, была переведена на разные языки мира, получила широчайшее распространение – издавалась много раз в прошлом, переиздавалась большими тиражами и в последнее время по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и других Иерархов. И, что весьма важно – показательно, – служит учебником для современных Духовных Семинарий нашей Святой Церкви. Книга отличается широким охватом тематики (Вера, Надежда и Любовь), чёткостью и точностью формулировок, выражением истины Святого Православия, предельной доступностью. Вопросно-ответная форма изложения материала помогает не только удерживать внимание при изучении содержания, но и контролировать себя. Катихизис и утверждает в Православии, и обнаруживает его перед незнающими его или неправильно представляющими.

В 1911 г. епископ Никон писал: «Обаяние личности митрополита Филарета кроется в равномерном совершенствовании двух свойств личности: теоретикаогослова и аскета. И какая бы глубокая мысль митрополита Филарета не поразила бы наше воображение, перед нами, в первую очередь, предстаёт его просветлённый образ, как плод высочайшего православного аскетизма» (27:5). Ещё на заре иерархического восхождения Филарета, когда он в сане архимандрита начинал служение Ректором Санкт-Петербургской Духовной Академии, император Александр I так отозвался о нём: «Донесение об успешном окончании первого Академического курса обратило моё внимание на отличные труды Ваши и способность к образованию юношества. Начальство отдаёт Вам справедливость, вверяя опытности Вашей успех второго курса. Бог да подкрепит силы Ваши к пренесению трудов на новом поприще! По благим расположениям души Вашей, надеюсь, что питомцы, призванные на служение Церкви, научатся от Вас ходить в заповедях Божиих, и просветятся внутренне светом Евангельского учения...» (12:190).

А преемник Александра I Николай I, которому Святитель с изумительным мужеством скажет: «Что ж, Вам удалось поставить на колени Православную Церковь России, но помните, следующая очередь Вашего престола» (27:3), наградил Московского архипастыря орденом святого равноапостольного князя Владимира первой степени большого креста и в сопроводительном рескрипте отметил: «Долговременное служение Ваше Церкви и Отечеству всегда украшалось разнообразными и многотрудными занятиями, всегда и словом убеждения, и действием надзора, храня ценность вверяемых Вам паств и заботясь умножать число сынов Православия, Вы ещё особенно приносили дань общему благу Церкви в звании члена Святейшего Синода опытным знанием нужд её и неутомимым трудолюбием по разным частям высшего Духовного Управления...» (7:319).

Лучшим и самым верным обнаружением внутреннего человека, а тем паче священнослужителя, есть его отношение к святому храму: любит Богослужение, с усердием совершает его – значит, любит Бога, живёт Им, ходит Им, несёт подвиг для Него и для ближних – образа Божия. И святитель Филарет, невзирая на одолевавшие его болезни, старался постоянно совершать Божественную Литургию. Он нередко жалуется на своё недомогание: «У меня простудная болезненность ожесточилась... Болезненность... у меня особенно ощущается в левой половине тела, с болью в зубах и в левом краю языка, почему я и говорю мало, чтобы не усиливать боли» (19–2:25). «Причиной болезни обыкновенно бывает у меня простуда, особенно ног, которые всегда слабы» (12:350). «От праздника Рождества Христова более трёх недель провёл я безвыходно в келье по болезни, которая и домашней деятельности препятствовала» (19–2:77)... Болеет, страдает, но стоит у престола Божия, приносит Бескровную Жертву за всех и за вся. «Здоровье моё остаётся неудовлетворительным... Только Литургию мог совершить с трудом» (19–2:255). «На пути в церковь занемог и так, что, вошед в церковь, недоумевал – начать ли службу? Службу... совершил» (4:282). «Здоровья моего с трудом достаёт для дел службы. Так и нынешний день совершил я Литургию: рукоположил священника и поспешил в келью» (19–2:54). Праздник Пятидесятницы провёл «с трудом, не лишаясь, впрочем, совершения церковной службы» (13:49). Недомогает, но подряд два дня «освящает две церкви» (12:340). Простудился, но надеется, что Господь не лишит завтра «утешения быть в храме Его и служить престолу Его» (12:342)... В болезни нет и тени ропота – есть иное: благодарение Бога. «Свою долю служения, благодарение Богу, исполнил, не делаясь, по-видимому, больнее прежнего» (8:373). «Здоровье моё продолжает терпеть от простуды. Однако, благодарение Богу, немощи мои... не лишают утешения воздавать молитвы Господеви в церкви» (12:338. См. и: 12:346; 9:386; 19–2:319)... Благодарит и тех, кто молится за него: «Благодарю, отец Наместник, за молитвы Ваши и братии о мне грешном» (17:94)...

В своих телесных страданиях Святитель видит лишь явление Промысла Божия и молитвенное заступничество отца нашего Сергия: «Господь не гневом, а милостью наказал меня. Несмотря на то, что в обыкновенном состоянии здоровья скоро изнемогаю я от недостатка движения, около месяца провёл я почти непрерывно в постели, и, не знаю, как не развалился совсем. Слава долготерпеливому Богу и благодарение молитвенному покровительству преподобного Сергия» (17:94). Хорошо, что болезнь помогает мне почти до поста провести время затворнически; потом, надеюсь, пост поможет» (8:67). «Всё к лучшему. Сидя дома и не принимая людей, частью уступаю я время болезни, а частью делаю дело беспрепятственнее, нежели здоровый» (4:292).

Сердце Святителя было человеколюбиво. Ко дню Ангела – Небесного Покровителя Святителя – святого праведного Филарета Милостивого, следовало распоряжение, ставшее традиционным для святой Обители преподобного Сергия: «В первый день декабря раздайте от меня с отцом казначеем до 300 рублей служителям, богаделенным и прочим бедным» (17:129). Или: «В первый день декабря велите раздать от меня, что кому давалось в подобных случаях» (10:478). «По обыкновению на праздник раздайте от меня триста рублей на служителей и богаделенных» (17:108). Иногда добавлялось: «А если письмо сие опоздает, то исполните сие в праздник Рождества Христова» (17:99). Забывчивость немедленно исправлялась: «В сии небеззаботные дни я забыл о первом декабря. Возьмите мои триста рублей и с отцом казначеем раздайте служителям, богаделенным и бедным. Или уже исполните не к празднику, а как рассудите, и как бывало» (17:141)... Отказать ближнему в его нужде было несвойственно Московскому иерарху: «Отказать же просто... было бы самочиние... Если надобно любить ближнего как себя, то и Сарову надобно желать добра, как Вифании» (8:12).

Помогая ближнему в нужде, Святитель заботится и о его здоровье. «А что вы нездоровы, тем болею и я. Если бы умел, дал врачебное предписание. Не умея, могу только предложить мысль и совет, которых достоинство можете определить, как Вам угодно. Может быть, уже не то время, чтобы шутить болезнью, в надежде на крепость тела. «Копейка рубль бережёт». Маленькая осторожность и недопущение пренебрежения бережёт немалое количество здоровья» (4:283). «Желаю, чтобы лечение Вам было полезно» (8:258).

Московский архипастырь стремится иметь со всеми мир – не только быть самому мирну с другими, но чтобы и другие были такими же к нему: «Только и я теперь скажу: доверяйте мне несколько больше, и в чём помысл Ваш не мирен ко мне, сказывайте, не накопляя таких помыслов, отчего смущение и затруднение увеличивается» (8:344).

За проявленное к нему внимание святой Иерарх душевно благодарит и вручает себя милосердию Божию: «Господь да возмерит Вам утешением духовным и благодатным» (9:429). «С утешением и благодарностью принял я слово участия Вашего во мне... и наипаче слово молитвы Вашей о укреплении сил моих и продолжении служения моего. Дерзну ли и сам себе просить сего дара, не вем. Много помилованный долготерпением Господа, молю Его, чтобы ни деятельность недостаточная, ни покой праздный, не осудили меня; но покрываемый милосердием Его, да совершу путь мой по воле Его, и на конце обрящу милость и прощение» (10:265).

Видим также в письмах Святителя глубокое смирение – важнейшее духовное состояние православного христианина. «Не вздумайте встречать меня церемониально. Предварительно прошу сего не делать, – пишет святой Архипастырь наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандриту Антонию. – И народу не давайте примечать ожидания» (10:399). Также просит сообщить эконому, чтобы в день его Ангела «никаких приглашений и демонстраций не было» (10:258). Нисколько не гневается на своих сослужителей, не заметивших 25-летия его служения на московской кафедре. Более того, их невнимание обращает в глубокий нравственный смысл и вывод: «Вам, – пишет Святитель А. Н. Муравьёву, – дано быть милостиву ко мне паче всех, потому что Вы одни сочли 25 лет моих московских, которые, по долготерпению ко мне Божию, кончились молебным по Литургии в моей домовой церкви пением святителю Филиппу, в день памяти своей благословившему назначение моё в Москву. Служащий иеромонах, и никто другой, не спросил меня, нет ли особенной причины сего молебствия? О, если бы так не помянул Господь многих грехов моих в день Суда, как в нынешний день не помянул никто моего двадцатипятилетия!» (4:203). Смиренно просит прощения у братии, её молитв, благословений, и сам с отеческой любовью прощает и благословляет её: «Прошу себе Вашего прощения, в чём на кого нетерпеливостью моей оскорбил Вас, или каким нерассудительным, или страстным поступком, или худым примером подал Вам соблазн» (8:259). «Поминайте меня в молитвах не только как имеющие долг, но и как делающие мне сим благодеяние» (8:389). «Всем призываю благодушие в подвиге поста, чистоту покаяния, утешение прощения и святую радость общения с Господом Спасителем нашим» (10:333). «Бог благословит Вас (наместника архимандрита Антония. – К. С.) и братию, и меня благословите на поприще поста и покаяния. Милосердием и благодатью Своей Бог да простит и помилует всех нас» (8:259)...

Своими распоряжениями Святитель не повелевает, а согласовывает их с волей человека, как образа Божия: «Скажите мне, как Вам покажутся сии размышления» (7:173). «Не прекословлю предположению» (7:232). «Не стесняю Вас моим недоумением» (7:234). «Повторяю, что, предлагая мои мысли, не стесняю Ваших. Сам возраст имаши. Иди вопроси, кого изволишь» (14:36)...

Подлинное смирение Великого иерарха обнаруживается и в его размышлениях о своём погребении: «Что касается до места погребения: ...не желаю новой заботы... Если придёт судьба Божия, чтобы над моим прахом был только прах – лучшего я не заслуживаю» (10:176).

А то, что несвойственно было Московскому архипастырю кратко, но емко выразил его викарий, епископ Дмитровский Леонид, ближайший к нему сослужитель и потому хорошо знавший его. «Напрасно думают, – свидетельствует преосвященнейший Леонид, – что митрополит Филарет любил низкопоклонство и безмолвие. Нет, он не терпел низости, подлости, но преследовал гордость, самомнение, превозношение. Лукавство было ему противно столько же, сколько искренность любезна» (13:4).

Скончался Святитель 19 ноября 1867 г. в рабочем кабинете после совершения Божественной Литургии. Тихо и мирно ушёл земной смиренный молитвенник, чтобы стать великим заступником Небесным за свою Святую Церковь, за своё родное Отечество¹³⁵.

«Учение веры должно превращать

училище в церковь» (19–1:43)

В истории отечественного Богословия святитель Филарет известен как учитель веры. Но в его письмах мало уделяется внимания догматическим вопросам – только в тезисах, – к тому же истины веры почти всегда рассматриваются им под знаком христианской нравственности, что, впрочем, весьма ценно. Такой метод являет и учит осторожности в «части введения в Богословие», что особенно нужно было наблюдать в переписке с людьми разного состояния, разной степени подготовки к восприятию Истины: «Не довольно ли для ума, – пишет Святитель, – чтобы он был малым ковшем, которым почерпают из источника. Осторожно надобно допускать власть ума во введении науки, чтобы он не заупрямился, когда в науке будете доказывать его падение и повреждённость, омрачённость мысли, осквернение ума и совести» (4:264).

* * *

Есть Триединый Бог как круг, «средоточие которого везде, а окружие – нигде». По Своему существу Он – высочайшая Любовь: Распинающая (Любовь Отца), Распинаемая (Сына) и Торжествующая крестной силой, светом веры и теплоты Святого Духа¹³⁶. Когда говорим о существе Божием или сущности, говорим «сие в отличие от ипостаси, именно рождения и исхождения. Следственно, говорить об исхождении от Обоих по сущности – значит смешивать понятия, о разграничении которых столько трудились Отцы» (4:289). Бог Сын вечно рождается и есть не просто подобен Богу, «но Самый Бог» (29:241). Душа «желает славить Господа нашего Иисуса Христа, Единородного, вечного Сына Божия» (29:375).

Святая Троица – это величайшая тайна, превышающая наше разумение, и её надо принимать с благоговением и смирением. «Идея Пресвятыя Троицы Божественна, как Богопреданная, а человеческие искусственные мысленные построения сего Таинства всегда несовершенны, и никогда не достигают своего предмета. Евангелие учит творить святое во имя Отца и Сына и Святого Духа, а не испытывать о Божестве, что и как» (21:55).

Триединый Бог обладает высочайшими – всесовершенными свойствами. Он вездесущий. И уже это свойство вселяет в сердце верующего такую отраду, какая не нуждается ни в каких земных восполнениях. «В мире стало пусто», – говорите Вы. И так не большое число любезных душ составляли полноту мира. Верно ли сие? Зачем пусто там, где, также как и прежде, пребывает: «Везде сый и вся исполняяй? Се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века». Когда же могло сделаться пусто? Христос с Вами, «исполнь благодати и истины!» (3:5).

Присутствующий везде есть и всемогущий. Возражающим, что Бог не может сотворить подобного Себе, должно сказать: «Сие не есть недостаток всемогущества, – напротив: потому-то Бог и всемогущ, что не может быть другого равного могущества... Представьте себе, что кто-нибудь пришёл бы к государю и не в шутку сказал бы ему: «Если ты полновластен в своём государстве, то сделай в нём другого полновластного государя». Не сумасбродство ли это? Ибо полновластие государя состоит в полной власти над подданными, а сделать другого полновластного государя значило бы разрушить своё полновластие. Так же точно сумасброден тот, кто скажет Богу: «Если Ты всемогущ, то сделай другого всемогущего Бога». Ибо всемогущество Божие состоит в том, что Он в бесконечном Царстве Своём может делать всё, чего восхощет, согласно с премудростию Своей, а не в том, чтобы делать богов, – что само в себе нелепо» (29:241).

Всемогущий всё видит и всё знает. «Очи Господни тмами тем... светлейший солнца (Сир. 23, 27) и тьмами тем чистейши всякого ока чистейших небесных тварей, видят всё тайное сердца человеческого» (29:323).

Бог долготерпелив и многомилостив. И эти свойства существа Божия рассматриваются с нравственной стороны, укрепляющей и возвышающей дух человека, зовущей к новым дальнейшим свершениям. «Вместо того, чтобы дивиться долготерпению Божию, которому и мы безмерно обязаны, – размышляет Святитель, – мы хотим состязаться с Богом, зачем Он долготерпелив. Да смиримся и да просим прощения от Долготерпеливого и Готового прощать» (29:373).

«Кто из человеков достоин? Но Господь ко всем милостив. Не удалим только Его милости от себя небрежением или нетерпеливостью, но обымем оную верой, надеждой и любовью» (21:70). Один Бог богат «милосердием для грешных. Мы же все бедны и тот ближе к богатству, кто более знает и чувствует свою бедность. Итак, да не будет нам скучно указывать нашу бедность, да не будет тяжко её чувствовать с надеждой на Того, Который нас ради обнища, богат сый, да мы нищетою Его обогатимся... В немощи Вашей душевной ли, телесной ли, да совершится сила Божия, исцеляющая и спасающая» (3:7).

«Слава милосердию Божию» (9:252).

Высокими духовными свойствами наделены Ангелы, но как тварные духи имеют ограничения, прежде всего, по месту и времени. «Вы говорите, – отвечает святой Иерарх, – что бесплотный не содержим ни временем, ни пространством. Точно ли так? Быть несодержиму временем – это вечность; быть несодержиму пространством – это вездесущие. Святой Иоанн Дамаскин говорит, что «Ангел аще и не подобен телесному на месте обдержится, обаче глаголется на месте бытии». И что он «скоро преходит». А слово «скоро» показывает время, хотя и очень иногда малое» (4:445).

Немногим от Ангел умален Богом человек.

Судя по имеющемуся письму к архиепископу Тверскому Алексию, в его бытность Ректором Московской Духовной Академии, святитель Филарет разделял мнение о трёхчастном составе человека, не считая это мнение противоречащим истинному догмату и литургическому богословию. «Не могу, отец Ректор, подать Вам помощи в Вашем сражении с мыслью о тричастном составе человека. Довольно необходимости сражаться с врагами, с учениями противными догматам: какая нужда воевать против мнений, невраждебных никакому истинному догмату? В месячной минее 25 июня, в каноне, найдёте следующие слова: омый тело, очисти дух, и душу мою освяти. Не угодно ли Вам сразиться и с сею церковной книгой? Ибо слово «дух» поставлено здесь так, что нельзя понять его в смысле благодатного дарования, чтобы уклониться от понятия о составе существа. Я думаю, что решение сего спора лежит в глубине, до которой не проникают спорящие» (14:27–28).

Привлекает внимание богословское суждение Святителя об обстоятельствах грехопадения первых людей в ответах на возникшее утверждение, что будто бы грех в раю состоял в брачном соединении Адама и Евы, а не в горделивом превозношении ума, который, по искушению злой силы, возжелал стать равным Богу. Московский архипастырь счёл данный вопрос настолько важным, что написал одно за другим два обстоятельных письма, полностью посвящённых его раскрытию. «Вы (А.Н. Муравьёв. – К. С.) указываете мне встреченное Вами в движении, в некоторых умах мнение, что вкушение от древа познания добра и зла, первородный грех, падение первых человеков, есть не иное что, как супружеское совокупление Адама и Евы... Не надёжно полагаться на собственный философствующий разум, а надобно следовать Божественному Откровению, и объяснением оного, данным людьми, которые более нас молились, в которых более прояснился образ Божий и открылось чистое созерцание»; сверить «своё мнение с учением Вселенской Церкви».

Святой Иоанн Златоуст о древе познания добра и зла говорит так: «...Колико зол оное навело... Оное из рая изгнало». Не зря же Святая Церковь на протяжении стольких веков поёт вместе со святым Иоанном Дамаскиным: «Древом Адам рая бысть изселен, древом же крестным разбойник в рай вселися». И нет здесь иносказания.

«Понимала ли Ева иносказание, которое произносила? Если понимала, кто изъяснил ей оное, когда не было ещё ни опыта, ни неблаговременного пересказа, столь несчастного ныне? А если не понимала, какая польза давать иносказательную непонятную заповедь?.. Не мысль ли о несовершенстве рождения детей отпадшего человека привела к мысли о том, что в сем самом состоял первородный грех? Если это так, то здесь нет правильного логического заключения.

Рождение детей несовершенно не оттого, что в сем состоял первородный грех, но оттого, что предварительным первородным грехом повреждён человек во всех способностях и явлениях жизни. Чтобы говорить о сем обстоятельнее, надлежало бы испытать райскую жизнь бывшую и её возможное продолжение без грехопадения, и сличить с нынешней жизнью падшего человека. За недостатком сего лучше не давать излишней ненадёжной и небезопасной свободы своему любопытствующему мудрованию, а смиренно и послушно внимать слову Божию».

Вывод: «Первый грех прародителей состоял собственно во вкушении плода запрещённого древа, а тяжесть от сего греха в неблагодарности и преслушании против Бога и в оскорблении тем Его величия. В сем разуме говорит святой Златоуст, обращая речь к Еве: «Почто и мужа общником делаешь погубительного сего падения, и которому помощницей быть учинена была, тому наветницей делаешься, и за малую снедь и его с собою от милости Божией отчуждаешь?» (4:172–177)...

Через несколько дней Святитель дополнил письмо вторым: «Мне сказали, что в отношении к учению о первородном грехе смутили некоторых слова святого Зинона: «Она-το (любовь не истинная) зажгла в сердце Евы нечистое пожелание, она своими стрелами убила Адама»... Святой Зинон говорит здесь не об одной незаконной любви двух полов, но, в более пространном смысле, о любви к предметам чувственного мира, и о похоти во всех её видах. Очевидно из следующих слов: «Слово Божие запрещает любить то, что делается в мире». И за сим приводится изречение святого Иоанна Богослова о троякой похоти – похоти плоти, похоти очес и гордости житейской... Тем же нечистым желанием, и последовавшим преступлением заповеди Божией, и Адам убит» (4:178,179).

Единый Врач, исцеляющий всякую нашу немощь – души и тела, есть Господь наш Иисус Христос. И Святитель велит: «Идите к Нему, не останавливаясь на посредствах. Принимайте от Него врачевство, всегда равно животворное, какое бы орудие не употребил Он, чтобы преподать Вам оное» (21:40). О Нём, как нашем Ходатае (1Тим. 2, 5–6) – как о «Пророке, Священнике и Царе – говорят все богословии на свете, независимо от учения о Его Божестве; и это нужно потому, что в Ветхом Завете часто изображается Он как Царь, потому что учение о Его жертве, следственно и о Его священстве, есть существенное в Христианстве» (8:252). Бог-Слово воплощается ради нас и нашего спасения – «входит в Свой образ, носит плоть. Бог приобщается моей плоти, чтоб и образ Свой спасти, и плоть обессмертить» (4:107).

«Господь и Начальник жизни, сообщаясь человечеству для того, чтобы дух человека, погрязающий в плоти, возвратил свою первобытную свободу, и чтобы смертное облеклось в бессмертие и тленное в нетление, должен был победить смерть соответственным оружием. Грехом смерть проникла в человека и возобладала над ним, потому безгрешностью надлежало убить смерть, и для того представить ей такое тело, в котором бы навсегда сокрушилось её жало, приразясь к нашей первобытной природе, чистой от греха и потому не подлежащей смерти, и с тем вместе подвергшись обратному действию Божественного начала жизни, соединившегося с человечеством» (4:65). Господь пролил Свою Кровь, «чтобы омыть все грехи всех человеков, которые верой преклонятся под Его ребро, источающее кровь и воду, – источающее доныне в таинствах Крещения, Покаяния и Евхаристии» (21:42). Принесённая Им Жертва «так велика, что при виде её должны исчезнуть все малые жертвы человеческие» (29:281).

И снова слышим архипастырский зов: «Очистим чувствия и узрим её, не развлекаясь никакими низшими предметами и положив к подножию алтаря её наши малые жертвы, единственно для их освящения» (29:281). Также не имеет себе равного чудо изведения Спасителем из ада ветхозаветных праведников и Его воскресение. Эти два важнейших события соединились в одно целое в древней иконе. «Воскресение Христово на древних иконах изображается не как сошествие во ад, но как изведение из ада ветхозаветных верующих, почему под ногами Спасителя изображаются врата ада уже низверженные» (4:258).

Тридневное воскресение Христа есть утверждение истины Его спасительного посланничества в мир. То же утверждают и все совершённые Им чудеса. «Все чудеса Иисуса Христа составляют доказательство Его Божественного посланничества; и поскольку Он объявил Себя Сыном Божиим и Богом, то в соображении с сим, все чудеса Его относятся к доказательствам Его Божества» (14:22).

Впрочем, для свидетельства истины не требуется множества чудес – достаточно и одного, но «возвышенного», как и отмечает Святитель в письме, посланном тому же адресату всего десятью днями раньше: «Множество чудес не ведёт ни к какому заключению. Одно чудо может быть достаточным доказательством Божества. И тысячи чудес могут показать только пророка. Воскрешение Лазаря являет чудотворца Бога, но чтобы сие видеть, надобно открыть в оном черты, возвышающие сие чудо над подобными, по-видимому, чудесами Богоносных человеков» (14:20).

Как бы делая вывод из суждений о спасительном деле Господа нашего Иисуса Христа, Святитель обращается к человеку: «Пусть поскорбит согрешивший, что сделался виновником в страдании Христовом, но тем паче да возлюбит Христа и да не отложит упования; и Господь употребит сию скорбь к очищению души и к побуждению согрешившего хранить себя от преткновений» (21:42). «Милосердый Господь не отказывает в даре веры никому, если только человек со своей стороны подвизается обрести веру и с нею и по ней жить» (21:60).

Спасение в Церкви воинствующей – земной. В Небесной Церкви – торжество Святых. «Церковь всех Святых построена не для того, чтобы все они ликовали в сонме торжествующей Церкви. Там ликуют они, хотя бы и не была построена сия Церковь» (4:141). Для нас Святая Церковь – «Родная мать», а тем паче для «Епископа и Собора священников» (14:252). Она есть Училище, и «учение веры должно превращать училище в церковь, а смешение с сим обучения языку превращает церковь в детское училище» (19–1:43). И Святитель радуется её увеличению – вхождению в неё даже одного человека: «Сорадуюсь, что Православная Церковь приобрела благого раба Божия... и что он решительно приобрёл Православие. Да сохранит его Господь на обретённом правом пути, и да оградит Своим миром от прекословий неправо ходящих. Желаю послать ему икону, но теперь не успеваю» (4:146–147).

Познав истину, исповедуемую Святой Церковью, должно её исповедовать, хранить бережно и строго. «Вы знаете сказание Патерика, – напоминает Московский иерарх, – что когда одного старца порицали разными пороками, он отвечал спокойно: «Согрешил», а когда сказали: «Ты еретик», не вытерпел и сказал: «Нет», хотя знал, что не вправду говорили, а испытывали его смирение» (4:230). «Если вы найдёте, что этот взгляд слишком церковный, что тут мало терпеливости – предаю себя сему нареканию и остаюсь при своём мнении» (4:136). Но в ином случае – нужно прислушиваться и к суждению других.

«Я хочу показать Вам, – беседует святой со святым (митрополит Филарет с архимандритом Антонием), – как, по-моему, могли быть понимаемы слова мои; потом опять скажите мне суд, чтобы по недоумению не распространять ложного слова» (7:124).

«Кротким открываются тайны»

(29:244)

Некто спросил святого Филарета: «Можно ли заниматься толкованием Священного Писания после святого Иоанна Златоуста – общепризнанного экзегета и великого учителя Церкви?» Ответ последовал – тоже святоотеческий: «Я сказал, что можно, потому что люди не запретили себе и после святого Златоуста делать новые вопросы на Священное Писание, а от святого Златоуста нельзя требовать, чтобы он отвечал на вопросы, которые сделают после его смерти» (33:436).

И сам Святитель толкует. Разумеется, что в письмах он мог уделить сему внимание ограниченно – коснуться лишь отдельных мест Священного Писания и даже просто отдельных выражений.

Прежде всего Московский архипастырь представляет правила для экзегезы: «Во основание истолкований должны быть положены:

а) греческий текст семидесяти толковников;

б) где нужно, (...) текст еврейский;

в) (Sic) самоистолкование Священного Писания Ветхого Завета в Новом;

г) (Sic) толкования святых Отец;

д) толкования не должны быть обременительны пространством и тяжёлой учёностью, но кратки и просты, направлены к утверждению веры и к назиданию жизни» (8:15–16).

В конце глав Священных Книг, где почувствуется необходимость, следует сделать небольшие примечания, в которых: « а) Объяснить тёмные слова и выражения Текста; б) для Текстов более тёмных указать на другие места Священного Писания, более ясные и служащие к объяснению оных; в) в пророчествах кратко указать на главнейшие события; на некоторые тексты, особенно вредным образом злоупотребляемые лжеучениями, сделать краткие предохранительные истолкования, например, текст: «Суть скопцы, иже скопиша себе Царствия ради Небеснаго», истолковывать так, чтобы скопец, раскрыв Библию для защищения своего учения, нашёл тотчас опровержение» (8:16–17).

Святитель критикует неверные изъяснения: «Вот Вам образчик толкования. О Енохе сказано: «Не обреташеся, зане преложи его Бог». Толкование нового переводчика: умер от паралича, либо от чумы» (4:1).

Или: «Будьте милостивее к Золотарёву... Приняв слова: «Скоро конец» – слишком строго и буквально, он подверг себя насильственному труду приноровить весь Апокалипсис к вышеозначенному изречению. В нём есть доброе намерение. Что касается до неудачного толкования – не он первый, не он последний. Недавно во Франции напечатано толкование Апокалипсиса, в котором утверждается, что антихрист будет из русских, и что тройственный союз императора Александра есть приготовление к царству антихристову. Золотарёв, конечно, превосходнее французского толкователя» (7:101).

Выправляет неправильное понимание Текста и устанавливает правильное: о судье неправедном: «В выражении, что первая часть притчи не принадлежит к толкованию, – точно есть ошибка, ибо имя судии необходимо принадлежит к толкованию. Что касается до характера судии, Сам Спаситель не уподобляет его Богу, а противополагает: «Слышите, что судия неправды глаголет: Бог же...» (8:368)...

«Пример употребления слова «первенец», в неточном значении из псалма 88, взят хорошо ли? Дух пророческий не потому ли употреблял сие слово, чтобы пророчество поневоле отнесено было в точном своём смысле не лично к Давиду, но к семени Давидову, иже есть Христос, подобно как и слова: Престол его яко дние неба?» (14: 19)...

«Смотрю я статью о еврейской поэзии и не гневаюсь на архимандрита, который её не хвалит... Великий псалом (21): «Боже мой, Боже мой, векую оставил мя ecи» представлен как образчик поэзии. Пророк созерцает событие, поколебавшее Вселенную; с удивительно буквальной точностью изображает происходящее на Голгофе за столько веков, а словесник на трепещущей земле, под угасшим солнцем, ищет цветов поэзии» (14: 25).

Вот ещё голос, который услышал Святитель, или, как он сам говорит, «от которого трудно не пробудиться»: «Вы пишете, что соблазнились в книге Деяний Апостольских переводным выражением: «дух прорицания». Посмотрим, не прекратит ли соблазна книга пророка Иеремии... Прорицающий, которого Бог повелевает чрез Пророка посадить в затвор и в кладу (Иер. 29, 26. – К.С.), без сомнения есть ложный прорицатель. Такова и Филиппийская девица, одержимая духом прорицания... Слово «одержимый» не употребляется в добрую сторону, а в худую. Не говорят: «одержимый духом пророчества», а говорят: «одержимый духом злобы, одержимый неистовством» (4:603–604).

Даёт положительное раскрытие текста на вопрос Ректора Московской Духовной Академии архимандрита Алексия (впоследствии – архиепископ Тверской): «Кто из Лиц Святой Троицы говорит в третьей главе пророка Малахии», Святитель отвечает, что в Ветхом Завете нельзя искать таких ясных выражений таинства Пресвятой Троицы как в Священном Писании Нового Завета или святых Отцов Никейских. «Слова Откровения падают Пророку, как молнии с неба... Лицо, говорящее у пророков, часто переменяется, без предварения о том... – Новый Завет озаряет своим светом неясное в пророчествах... Почему вы думаете, что у Малахии говорит Христос? «Внезапу приидёт в церковь Свою Господь» (3, 1) – это говорится о Нём; следственно, можно полагать, что говорит не Он, а Бог Отец или Дух Святой. В словах: «Се Аз посылаю Ангела Моего, и призрит на путь пред Лицем Моим», Вы останавливаетесь на последних словах и заключаете, что говорит Христос: посылаю Иоанна Крестителя предо Мною. Если и так, то не беда, что Евангелисты представляют говорящим Лицо, Которое мы уже нашли в словах: «Приидет в церковь Свою Господь». Пресвятая Троица, хотя и неясными откровениями, являлась и в Ветхом Завете и «приготовляла к более ясному» (14:12, 13)...

Спрашивающим – об изречении Спасителя: Иже погубит душу свою Мене ради и Евангелия, той спасет ю (Мк. 8, 35). Ответ: «Спасётся тот, кто лучше захочет лишиться жизни, нежели изменить Христу и Его Евангелию» (29:242).

Об изречении святого апостола Павла: Душевен человек не приемлет яже Духа Божия (1Кор. 2, 14). Ответ: «Здесь душевный противополагается живущему Духом Божиим, духовному человеку: следственно, «душевный» το же значит, что «плотской», чувственный, душевными страстями управляемый человек (29:243)... На слова того же святого Апостола о сообразности двух состояний – смерти Христовой и Его воскресения, смерти со Христом и жизни с Ним: Аще бо сообразны быхом подобию смерти Его, то и воскрсения будем (Рим. 6, 5). «Здесь видны два состояния: состояние сообразности смерти Христовой и состояние сообразности воскресения Его. Одно уже совершилось, другое ожидается. Далее: Аще умрохом со Христом, веруем, яко и живи будем с Ним (Рим. 6, 8). Опять два состояния: состояние смерти со Христом и состояние жизни с Ним; и опять одно уже есть, а другое ожидается. Далее: Еже бо умре, греху умре единою; а еже живет, Богови живет. Такожде и вы помышляйте себе мертвых убо быти греху, живых же Богови (Рим. 6, 10–11). Вот толкование двух состояний» (7:124)...

Ещё: Ложь конь во спасение (Пс. 32, 17) – «значит: ложно то, будто ложь может служить ко спасению; обманываются те, которые думают, будто на коне можно убежать от опасности, когда Бог её попустит; обманчива надежда на человеческие средства и пособия; верна надежда только на Бога и Его спасение» (21:25)...

Также: Приложи им зла, Господи, приложи зла славным земли (Ис. 26,15). «Речь идёт не о всех славных земли, но о тех, о которых говорено выше, в стихе 10, которые не научаются правде, истины не творят» (21:74)...

Понятие о слове «ад»: «То правда, что слово «ад» имеет в Священном Писании очень обширное значение. Если принять в рассуждение, что Апостол говорит «о духах злобы поднебесных», и что духам злобы свойственно быть в аде, то не придётся ли заключить, что наш бедный мир, с одной стороны, по дару творения и по благодати искупления, проницаемый благодатной светлой атмосферой Неба, с другой, по бедственному греховному повреждению, не совсем заперт для расширившейся в нём тёмной атмосферы ада?» (8:273–274).

Касаясь текстов эсхатологического характера, Святитель отмечает, что при рассуждении об их содержании нужны осторожность и смирение, так как «знамения времени испытывать нелегко и даже небезопасно» (29:288). «Под именем Илии, – пишет Святитель, – которому надлежало прийти прежде Спасителя нашего, точно разумеется Иоанн. Так поняли слова Христовы и Апостолы. Но кто будет предтеча пред будущим пришествием Христовым – о сем многое и неудобосказуемое слово» (29:248).

И, наконец, спрашивают Святителя: что значит выражение «не имущ вкусити смерти, Дóндеже видят Царствие Божие пришедшее в силе»? (Мк. 9,1). Ответ следует с нравственным выводом, который и может послужить завершением рассуждений в данном разделе: «Читайте слова, непосредственно за сим следующие, в девятой главе Евангелия от Марка, и Вы найдёте истолкование. Именно тут описывается преображение Спасителя, в котором трое из Апостолов видели Его в тайной славе, в какой Он являться будет блаженным в Царствии Божием, и какой они сами причастны будут, ибо духовные тела блаженных будут подобны тому, каким Спасителево явилось во время Его преображения. Так, трое из Апостолов прежде смерти своей видели Царствие Божие, пришедшее в силе. Может быть, есть и ещё тайна в оных словах Спасителя, но не должно нам быть дерзновенными в испытании тайн Его.

Довольно, если разрешаются сомнения и открывается то, что нужно нам в руководство ко спасению. Любопытство близко к гордости: кротким открываются тайны!» (29:244).

«Правда и то, что добро есть сила, а

недобро – немощь; но всё не без

заботы, чтобы страстная воля не

смешала и не затмила света. Господу

помолимся» (8:36)

«Вера да услаждает для вас

прошедшее, любовь – настоящее,

надежда – будущее... И прошедшее и

будущее будет настоящее, а веру и

надежду наградит любовь вечная»

(29:448)

«Любите Христа, и когда возлюбите

Его всеми своими силами, Он придёт и

вселится в вас... И самые плохие люди

будут вас почитать, когда внутри вас

Бог»

(старец Амфилохий (Макрис). С. 74) ¹³⁷

Образ духовного делания открыл нам Сам Господь наш Иисус Христос, когда отверз уста Своя, учаше (Мф. 5, 2) и возвестил: Блажени нищии духом... Блажени плачущии,.. кротцыи,.. алчущии и жаждущии правды,., милостивии,.. чистии сердцем,., миротворцы... (Мф. 5, 3–12). Но Он же указывал и многое другое, что также составляет ступеньки на духовном пути, который по сути бесконечен – предел его Бог, а Бог недостижим. Святой Иоанн Златоуст, отец IV века, характеризуя милосердие, говорит, что «есть много различных видов милосердия, и заповедь эта обширна»¹³⁸. Широко и различно представлен путь духовного делания и у русского Златоуста XIX века святителя Московского Филарета.

Вступая в служение Богу, людям, на путь собственного спасения – духовного делания – человек, «естественно, желает успеха. Для сего старается узнать и приметить некоторые знамения успеха и знамения милости Божией. Это частью и нужно, чтобы делатель не затруднился сомнением, на правом ли он пути: и Господь дарует знамения милости Своей, чтобы привлекать человека к Себе и возращать его в жизни духовной...

Вопросы: достойно ли я теперь приготовлен? Обретаю ли утешение благодатное? – должны быть повержены к стопам Господним без разрешения. «Я ничто, но Ты, Господи, призываешь меня служить Тебе – «влецы мя в след Тебе», твори из моего ничтожества, что Тебе благоугодно!» Нет сомнения, что чем совершеннее человек предаётся Господу, тем обильнее Господь дарует ему Своё общение. Дивна милость Господа, Который на пути внутренней сокровенной жизни, где нет старца наблюдателя и указателя, Сам указует, когда недовольно доброе, потому что требуется лучшее; и изрекает Своё слово: «Оставь себя и служи Господу. Ангел ли Господень, по воле Господней, образует слово в сердце, или иное сокровенное действие благодати Божией, пусть останется сие в Его всеведении» (10:221–222).

Люди по своему духовному устроению весьма различны. Есть такие, которые только печалятся, не растворяя печали утешением; «есть утешенные, которые жаль, что не примешивают к своему утешению несколько печали, которая бы происходила от любви и смирения. Есть люди, для которых невидимое как будто не существует – невыгодное устранение от неминуемого. Но есть также люди, которые силой воли сделали, так сказать, пролом в духовный мир, или думают, что сделали и стараются удержать его открытым» (4:26–27). Немало есть таких, которые не чувствуют невидимых, но подлинных, грехов из-за мнимых видимых добродетелей. «Иной, например, без истинной надобности, по собственной воле и выдумке, обременит тело своё веригами и вздумает, что он уже вступил в истинный чин Христовых крестоносцев и по духу, а не примечает, что на внутренней стороне вериг написано: В самоволъней службе и непощадении тела (Кол. 2, 23). Сие, впрочем, говорю не против вериг, для которых есть люди, и времена, и причины» (5:7–8). Некоторые думают, что знают, как «ревновать о пользе, службу приносити Богу, а в самом деле угадывают (и то не всегда удачно) мысль, которая теперь в моде и покровительствуется сильными, и служат ей в надежде, что и она им послужит.

Не так созидается истинное благо Святой Церкви» (2:72).

Плевелы не исторгаются вдруг. «Сам Небесный Земледелатель заставляет их до неблизкого времени жатвы». Но если они перерастают пшеницу – их надо обессилить «мерным правосудием» (6:16). Задача христианина – «исследовать истины и пути своего сердца, помыслов, желаний и дел, и устроить силой благодати Божией Царствие Божие внутри себя» (4:446). Если бы мы отвлеклись от земного и очистились, «чтобы созерцать силу воскресения Христова, действующую на всё повреждённое падением Адамовым, от духовного до телесного, – сколько новых источников удивления, благодарения и прославления нам бы открылось! Но пыль земных сует и пристрастий засыпает око ума, и, не отвращая очей от суеты, мы сами себе заграждаем созерцание истины» (7:203). Если не подобает трапезнику кое-как поступать в деле трапезы, то тем паче христианину, призванному к жизни совершенной.

Хлопотать «по страсти» не надо, «а пещись о порядке с рассуждением и миром надобно». И Святитель взывает: «Не будь нерадив. Не допусти до разрушения прежде времени. Если скажем: не станем починивать ветхого дома – будущей весной переедем в новый, а ветхий будет сломан, то придёт прежде весны зима и заставит нас раскаяться, что решились доживать кое-как без починки» (7:132–133).

Великий ветхозаветный праведник Иов, испытавший много, но сохранивший безграничную преданность воле Божией, говорит, что земная жизнь есть война (Иов. 7,1); (29:274). Да, путь к Небу не усеян цветочками – ходят к Небу чаще всего «по тернию». И Святитель спрашивает: «Видали ли вы, как варят пищу? Какое смущение в кипящем сосуде! Но зато пища будет вкусна и здорова, а без того была бы и не вкусна, и не здорова. Если сосуд Ваш у огня: как быть, что в нём неспокойно!» (5:5). Везде трудности, но и везде Бог – «Помощник человекам благой воли» (33:428). По Апостольскому слову, «как избыточествуют страдания ваши, так по благодати Божией избыточествует и будет избыточествовать и утешение ваше во Господе» (16:120). Только надо «крепко держать смиренную мысль и всё делать, яко пред Богом, а не яко пред человеки» (8:175), располагать себя так, чтобы служение Богу было важнейшим занятием, а мирское – вторичным, «к которому бы душа нисходила только по нужде, стараясь непрестанно возвращаться к делу высшему и лучшему» (29:357). «На бездействие ума, может быть, не слишком нужно жаловаться. Пусть он молчит и слушает, как сердце взывает к Богу, сердце да даёт и уму движение к Богу. Если сердце не умягчается пред Богом – Отцы велят испытывать себя, не препятствует ли сему вкравшийся жестокий помысл, например, самомнения, или неправильной заботы о чём-либо земном, и всячески отвергнуть оный, и повергнуть себя пред Богом, забывая себя и своё, с единым желанием служить Ему» (3:66).

Не допустимо «гордое мудрование с умствованиями, извлечёнными из земной природы». Оно охватывает душу «как туман, призраками слабого света. Дайте туману сему упасть в долину смирения, тогда только вы можете увидеть над собой чистое высокое небо. Движением и шумом надменных, и оттого всегда беспокойных, мыслей и страстных желаний, душа оглушает сама себя. Дайте ей утихнуть в смирении, тогда только будет она способна вслушаться в гармонию природы, ещё не до конца расстроенную нынешним человеком, и услышать в ней созвучия, достойные премудрости Божией» (4:61).

О человеке, возомнившем, что он своими познаниями уже многого достиг и якобы многих превзошёл, святой Филарет молит Господа, чтобы Он дал ему спасительное – «смиренное покаяние», и продолжает: «Он исповедует свои страдания, а не погрешности. Он уже видит и проповедует первое воскресение, а отцы наши любили проповедовать очищение от страстей и грехов, не дерзая касаться Таин и судеб. Он щедро преподаёт учение после того, как Церковь взяла у него власть учить и поставила его на место кающихся. Простите меня за сии замечания. Желайте ему блага, но оставьте его идти своим путём; Вы имеете царский путь, церковный и отеческий» (3:68)...

Осторожным – умеренным надо быть и в восхвалениях людей, даже хороших и хорошо известных. «В трёх письмах сряду Вы, – отвечает А. Н. Муравьёву Московский иерарх, – ко мне очень милостивы и щедры на похвалы. Берегитесь, чтобы я не поверил и не возмечтал, что было бы худо мне и не очень хорошо Вам» (4:446)...

Не рекомендуется вступать в спор – вообще в спор, тем паче с человеком, знающим только своё «я» и свою, так называемую, истину. «Входить в спор всегда нежелательно, и особенно, когда неправый может наговорить более правого, не боясь быть остановленным и надеясь, в случае нужды, бранью и насмешкой убить соперника, которого не может ранить доказательством» (4:268). «Спор легко начать и трудно кончить» (4:402). Ревнителям обличения поступков других рекомендуется безошибочно знать дело, «чтобы, обличая один беспорядок, по незнанию, не ввести других незнающих в другой». И Святитель мудро поясняет: «Вы видите архимандритов, что они, кадя, не входили в алтарь. Ведомо да будет Вам, что так следует по чину, которому Ваш покорный слуга, вероятно, несколько научился в Успенском соборе в тридцать с лишним лет. Здесь один архиерей, представляя образ Христов, входит во Святая Святых, архимандриты и священники приходят пред Святая Святых, и, смотря только в царские врата, кадят алтарь» (4:418).

Беда ещё в том, что обличения иногда переходят в уязвления противников и укоризны, отзываются иронией со свойственными им восклицаниями и игрой в возмущения. «Истине свойственно являться к совести человеческой, не шутя и не дразня» (4:297, 298). И уж совсем плохо вытаскивать из общего дома сор, политый грязью, отсебятины, «от которых всех более нечист тот, кто вытаскивает» (4:117).

К ближнему надо относиться с пониманием его немощей духовных и телесных. «Немощь брата надобно покрывать и тихо исправлять, доколе нет соблазна многим... Не бранить за порок, а только показывать его срам и последствия» (7:95). «Я, – свидетельствует Святитель, – знал человека, который, сделавшись болен, говорил себе: «Теперь Господь не требует от тебя усилий, которые, может быть, ты употребил бы не вполне, или неверно, или не к делу; ни дел, за которые тебе надлежало бы отвечать; но требует, чтобы ты просто и послушно принимал то, что Он творит с тобой». Святитель соглашается: «Таким образом (страдающий) имел в болезни мир, паче состояния здоровья» (3:51). «От немощного тела не требуйте много, чтобы оно не изнемогло больше, но оказывайте ему снисхождение, дабы, как говорит святой Максим, иметь в нём соработника в служении лучшему» (3:60). К сему можно добавить, что укрепляют тело силы духовные – «надобно лечить тело душой» (7:21).

Не надо быстро поддаваться обаянию кого-либо, но и не спешить говорить о ком-либо недоброе слово. «Временное и случайное обаяние» бывает у «недальновидного» (7:57). «Вы ещё изобрели выражение «обесовленный человек». Это сильнее, нежели беснуемый; это значит – почти превратившийся в беса. Сделайте милость, осмотритесь, в любви ли ходит сие выражение?» (7:114). Следует помнить, что «всякое нарушение закона требует очищения, и благо нам, если очищение совершается временной скорбью» (3:74).

Святой Филарет, широко открывая наставления о том, чего надо избегать и что творить, утверждает: «Полезно, когда у человека довольно дела и мало праздности» (9:77). «Печально, (...) потому что многое видится и слышится, чего нельзя одобрить; и ещё раз печально потому, что когда осудишь видимое и слышимое, надобно будет осуждать себя, при воспоминании реченного: «Не судите, да не судимы будете» (14:247–248).

Молитвы Старцев «да помогут нам научиться исполнению» (7:95).

а) Избегай…

«Теперь скажем о ложной жизни, – начинает святитель Филарет свои поучения о том, чего надо избегать. – Всякая жизнь плотская и греховная может назваться ложной... Жизни лицемерной, представляющей только поверхностный образ благочестия, особенно приличествует имя ложной» (7:126). Распространяется ложная жизнь грехами плотских людей – «неправым словом, недостойным примером» (7:126). «Боюсь бесконечности, – размышляет Святитель, – и говорю грешнику не довольно ревностному о исправлении: берегись, чтобы и тебе не заразиться ложной жизнью и не сделаться орудием к её распространению» (7:136).

Зло произошло подобно тому, как происходит темнота, когда закрываешь глаза. «Сотворивший око не виноват, что ты закрыл глаза и тебе стало темно. К чему служит свобода? К тому, чтобы избирать добро и блаженствовать по-ангельски и по-человечески, а не только бродить по земле, как скот, или прозябать, как трава» (23:38).

Опираясь на свободу, человеческий разум перестраивает, вернее – ломает, заповеди Закона Божия и едва ли не ставит человека на путь духовной тьмы. «В его построении заповедь IÏ «Правильно познавай Бога». Но сия положительная мысль заключается в первой заповеди. Вторая имеет свою мысль, отрицательную.

IV: «Правильно делай». Это так неопределённо, что здесь и намёка нет на четвёртую заповедь истинную.

VÏ «Не вреди телу». Святой Апостол не так понимает шестую заповедь. Он говорит, что ненавидящий брата человекоубийца, хотя и не вредит «телу» брата.

VIÏ «Не вреди душе». Неужели нарушение седьмой заповеди вредит только «душе», а «телу» не вредит?

VIIÏ «Не вреди имению». Золото не чувствует никакого «вреда» оттого, что оно украдено. Вор вредит не имению, а собственнику. В Катихизисе осторожнее сказано: «Не вредить собственности», то есть, не веществу имения, а праву собственности над имением. «Противоположения и соответствия» между заповедями составлены принуждённо и едва ли могут вести к убеждению и пользе. Например: «Четвёртая соответствует осьмой». Четвёртая заповедь: «Помни день субботний». Осьмая: «Не укради». Видно ли здесь соответствие? Не нужно ли сильного напряжения, чтобы оное найти? Нужно ли логическому разуму брать на себя притязание составлять систему заповедей, когда её уже составила Божия премудрость?

Первая и большая заповедь: «Люби Бога»; вторая последующая: «Люби ближнего». Вот истинный источник духовно-нравственной жизни! Вот чистый от сего источника поток духовно-нравственной жизни!

Апостол дополняет: Исполнение Закона любы есть» (13:65–66). Влечёт ко тьме и сила злая, но она в своей власти ограничена. «Православно ли сказано, что диавол не только искушает, но «понуждает к злу, и силой влечёт и ввергает в пропасть греха»? Есть насилованные от диавола физически и страждущие, но дана ли диаволу власть неволить свободу христианина? Вразумите меня», – ставит Святитель вопросы с прозрачной критикой их, что более ясно видно в других его словах: «Благословенна сила святыни, так удобно побеждающая силу вражию, и в нашей немощи совершающаяся. Но как жалок человек, уже посетившую его силу света удержать не сумеющий!» (8:419–420; 9:78). «Теряет он её потому, что и ходит между сетями, поставленными от врага, и сам себе вяжет сети, или вражеские укрепляет, своими страстями. Сокруши, Господи, сети и избави создание Твоё» (9:88).

Грехи бывают вольные и невольные. Святые Отцы учат, что «грехи невольные происходят от вольных» (29:324). Самый великий грех – не прощаемый – хула против Духа Святого. Об этом грехе даёт «изъяснение сам Евангелист, когда, упомянув об оном, присовокупляет: сие потому сказал Господь, что говорили – в Нем дух нечистый (Мк. 3, 30). Итак, хуление книжников на Духа Святого состояло в том, что они, видя в чудесах Иисуса Христа силу Божию, – против совести своей и с упорной нераскаянностью называли дела Его бесовскими. Нет нужды более усиливаться – проникать сии глубины сатанины. Опасение, чтобы не согрешить против Духа Святого по неведению, – есть мысленное искушение. В разрешение сего довольно заметить, что всякий грех, сделанный по неведению, не есть грех против Духа Святого, но против Сына, Который есть Премудрость и источник ведения: грехи же против Сына прощаются, как сказано у евангелиста Матфея во главе двенадцатой» (29:240).

Началом греха являются помыслы о чём-либо мирском, тянущем нас к земному. «Если жалуемся на леность и холодность, надобно поискать, не впал ли в душу какой из тех помыслов, кои тяготят долу, а не воспаряют горе; а это помыслы, в коих что-либо присвояется, или приписывается себе, успех дела, похвала, замечание недостатков ближних с перевесом в нашу пользу» (7:43). Также и при стоянии на» святой молитве: «Помыслы заботы мирской, неуместно приходящие во время святых упражнений, показывают, что душа не освободилась от пристрастия к земным вещам» (29:326–327). «Если мысли не всегда следуют молитве, то не потому ли, что следуют какой-нибудь привязанности здешнего мира, которая и развлекает их, как тяжесть, и препятствует воскриляться горе? В сем случае вспомним, как в песнопении поучает Церковь: «Всякое житейское отложим попечение, яко да Царя всех подымем». Душе, отрекшись, от всякого земного попечения и мысли, незачем будет возвращаться, когда призывается к горнему» (29:334).

Нечистоту помыслов подобает как можно быстрее извергать из своего сердца. А между тем люди нередко или извиняют их, или, «чувствуя их недостоинство, как-нибудь хотят подавить их в себе, стыдясь открыть, то есть изринуть их; либо, уязвясь ими на краткое время, забывают их, то есть все оставляют вверженное в сердце нечистое семя. Но чистое око Божие видит глубину сердца нашего и не может без отвращения видеть нечистоты там, где должно быть святилище Божие» (29:321). И потому Святитель настойчиво призывает: «Не давайте помыслам бесполезным и не основанным на истине вещей возмущать мир Ваш. Сохраняйте оный, дабы в мире души светлее видеть то, что вам нужно часто видеть для правильного действования, и дабы действовать с полной и свободной силой» (35:29).

Сражайтесь с помыслами (9:139). Скажите помыслу: «Смотри в книгу», в другие места заглянёшь после (4:36). Когда ассирияне, подойдя к стенам града Иерусалима, кричали стоящим на них, хуля Бога и силясь поколебать их веру, тогда благочестивый царь Иезекия велел своим не отвечать, а сам ушёл в храм для молитвы. «Так должны поступать и христиане во время обуревания помыслов. Не отвечай, не слушай, углубляйся в своё сердце, призывай имя Господа Иисуса, ограждайся крестным знамением, внешне и внутренне» (21:34). «Сего вам желаю, сие вам советую, сего прошу вам от Бога, пребывая с миром и любовью к вам» (35:29).

Причиной многих зол служат своеволие, самонадеянность, отсутствие любви, самовосхваление, недоверчивость, равнодушие... Именно на это обращает своё отеческое внимание Московский иерарх и сетует, что впадают в некую самоизоляцию и не бегут от пороков, не стряхивают с себя греховную пыль. «Надобно, – пишет он, – остерегаться самовольно и самоусиленно искать желаемого устроения и утешения, а всё делание приносить Господу в жертву совершенной преданности, с забвением своих сил» (10:222)... Жаль, что при постоянных «напоминаниях об осторожности, ещё оказывается у нас или беззаботная, или самонадеянная, неосмотрительность» (15:23)...

Отчего небольшие вещи вызывают немалые искушения? Оттого, «что недовольно любви и согласия» (17:113)... «Много хвалимся и недовольно каемся. А время советует меньше хвалиться и больше молиться» (14:65)... «О, если бы вместо недоверчивости и разделений, столь ныне обыкновенных, более сообщались дети Церкви в любви, которая всему верит и всего надеется! (1Кор. 13, 7). И немощные нашли бы в единстве силу, и малые колоски в снопах были бы целее и безопаснее» (29:223–224)... Для прочного мира лучше некоторый спор, «нежели под видом мира бесконечное равнодушие и предосторожности» (3:53)...

Самым распространённым злом является осуждение – подчас даже добро воспринимается с осуждением, ибо – век осуждения. «Монах, – рассказывает Святитель, – был милостив к нищему, а нищий сделался разбойником. Почему же обращено сие в посрамление монастырю и монашеству? Правда, мир часто, не разбирая дела, указывает на тёмную черту и колет ею глаза, что особенно случается с духовенством. Благоразумные знают это и не спешат осуждать, и рассудят дело. А люди нынешнего века и добродетель порицать готовы, рядом с пороком» (10:457)...

Чего обычно больше всего ищут люди? «То правда, что ныне ищут обыкновенно больших очков, чтобы разглядеть сучец в оке служащего Церкви и обратить его в бревно. И это так известно, что пора бы учиться осторожности?» (7:272)... Два послушника Киево-Печерской Лавры, как опять-таки рассказывает Святитель, прислали ему письмо, в котором изъявили своё желание переселиться в Гефсиманский скит и, «смиреннословя», тяжко осуждали святую Обитель. Святитель это письмо направил наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандриту Антонию и к нему приписал: «Посылаю сие письмо для Вашего сведения, на случай, если придут, чтобы Вы имели о них предварительное сведение и знали не одно смиреннословие их, но и наклонность судить. Не надобно ли было бы посоветовать им, не только меньше судить, но и меньше изыскивать смиреннословие?» (10:46). Или, обращаясь к некоему лицу (предположительно к княгине С. И. Баратаевой), Святитель в нескольких словах обнаружил неприглядную внутреннюю сущность человека, наполненного осуждением: «Вы кого-то осуждали прежде, но теперь перестали, потому что видите многих худших его. Но не видите ли, что прежде Вы осуждали одного, а теперь осуждаете многих? А сердца их не видите. Неужели до Вас не касается сказанное: Не судите, да не судимы будете» (Мф. 7, 1) (21:43).

Чтобы отрезвить осуждающих, Святитель показывает пагубность осуждения для них же самих. «Для избежания греха осуждения, – учит Святитель, – надобно помышлять, что осуждение возвращается на осуждающего, не только судом Божиим, но, по тайным судьбам Божиим, часто самим делом. В чём осудит человек преткнувшегося ближнего, в том сам претыкается» (29:368). «В чём осуждаем других, в том нередко Господь отъемлет от нас Свою хранящую руку, и враг увлекает нас в те вины, которыми самонадеянно винили других» (29:254). И ещё более строго: «Кто судит других – не призывает ли на себя суд?» (21:69). Осуждением наших ближних мы «много лишаем сами себя. Надобно сего беречься и заграждать сие осуждением и укорением себя, и молиться, чтобы Бог милостив был к тем, которых мы осудили, а к нам вместе с ними» (23:22; 21:19). Не рекомендуется осуждать и тогда, когда нам кажется, что у нас есть для сего основания. Не судите, «хотя бы казалось, что и не без причины осуждаете, потому что ближний своему Господеви стоит или падает. А еще хуже, если судите, как судят судьи помышления злых. Вы думаете, что люди празднословят, а они говорят о пользе души и о делании добра» (21:30; 23:22). Правду говорить о ближнем хорошо, но правда должна быть растворена любовью к нему. Делать это надо «без осуждения, и без тщеславия и превозношения себя, как будто лучше другого знающего правду... Притом надобно знать людей и дела, чтобы вместо правды не сказать укоризны, и вместо мира и пользы не произвесть вражды и вреда» (21:45).

«Когда видим осудительное в ближнем, всегда можно и должно думать, что, может быть, мы видим хуже, нежели что есть, и, может быть, Бог видит в настоящем и будущем сего человека добро, которым покрываются или покроются недостатки, безвременно судимые нами. Как осуждали бы мы разбойника, по делам восприемлющего, когда его вели на крест! Но одно слово на кресте: «Помяни мя, Господи, во Царствии Своем» поставило его впереди нас на пути спасения и сделало для нас образцом» (29:338–339). «Назвать одного праведником, а другого извергом – значит поставить одесную и ошуюю. Тот, которого Вы возвели в праведники, если осмотрителен, не захочет быть праведником пред Тем, Который пришёл призвать не праведников, а грешников на покаяние; и, напротив, я не знаю изверга, который у Пришедшего спасти грешников не мог сделаться праведником чрез покаяние. Что же сделает нам преждевременный суд, разве нас, судей, осудит?» (29:286). Есть один Праведный Судья – сердцеведец Бог.

Мы ошибаемся даже в знании видимых дел, а тем более не можем точно и правильно знать намерения человека. Если он «виноват, то виноват Богу», как во многом и мы сами. С ним надо быть в мире так же, как желаем, чтобы и другие были с нами (29:322). Иудеям говорил Никодим – «просвещённый князь их законов»: «Не должно осуждать Христа» (21:42). А к нам обращает свой глас Московский святитель – Богопросвещённый святой отец: «Не быть скору на осуждение ближнего и доверчиву к словам недобрым» (21:26), тем паче тогда, когда познаем «довольно свои грехи и немощи» (29:376). Если кто-либо увидит «себя хуже, нежели каким себе казался прежде, может быть это потому, что глаз становится чище, а это не худо» (21:45).

Потянуло к осуждению – противополагайте сему греховному влечению «молитву о том, кого покушались было осудить». Это доброе правило, «и не должно не радеть о сем, к сугубому ущербу молитвы и братолюбия» (29:334). Возымейте «мысль смиренную, никого не осуждающую» (21:22). «Не станем строго судить чужих дел, за которые нам не отвечать, а осмотримся тщательно на путях наших, да управим наши стопы неуклонно в стезях правды и мира» (36:16). Вспомним: «Слово человеческое может быть изострено как меч, и тогда оно будет ранить и убивать; и может быть умягчено, как елей, и тогда будет врачевать» (23:21). Да умолкнет «осуждение ближнего, да молчит празднословие, да молчит всякая страсть» (21:33). «О если бы можно было, – говорим устами святого Иерарха, – сказать неосужденно нынешнее или вчерашнее слово: ныне отпущаеши раба Твоего Владыко!» (10:214).

Рядом с осуждением пребывают ещё более страшные грехи: клевета, лож, наушничество. «Если клевета велика, то клеветник ужасен. И так надобно стараться дойти до истины в тяжком слове, дабы взять осторожность или от тяжко виновного, или от тяжкого клеветника» (7:67). Сама клевета страшна и путь её тяжек: она «изгоняет, приводит в нищету, повергает в темницу – это тяжко» (3:75).

Ложь порицается всегда, с какой бы целью она ни допускалась: «Я, – говорит Святитель, – не одобряю правила: лгать, чтобы не беспокоить. Как бы ни была истина горька, она все слаще лжи. Если Бог посылает на меня уничижение в каком-либо скорбном приключении, кто смеет поправлять путь Провидения? И зачем хотят меня лишить наставления, которое мне Бог посылает? Если человек обманул меня однажды, под предлогом, чтобы не беспокоить, не должно ли мне каждую минуту опасаться, что он и теперь меня в чём-либо обманывает? Так для того чтобы не беспокоить однажды, лишают спокойствия навсегда и разрушают доверенность» (5:24).

Наушничество Святитель называет «тяжким» словом, от которого необходимо избавиться (8:163).

Избегать надо и многоглаголания – как письменного, так и словесного (5:20).

Враг духовной жизни – самолюбие. «Самолюбие – враг общий. Но Тот, Кто бесконечной любовью за нас пожертвовал, положив за нас душу Свою и на сем Кресте распяв все страсти наши, имеет власть дать нам победу над самолюбием нашим. Будем для сего прилежно взирать на Его распятие и молиться о нашем сораспятии, не сетуя, что не вдруг даруется победа, но и не обленяясь в подвиге» (29:221).

Где самолюбие, там и честолюбие, и жестокость, сопутствуемые пьянством, как порождения пустой души, ушедшей далеко от ближних. «Когда я, – размышляет святой Филарет, – нахожу в некоторых склонность к честолюбию и даже пронырству, я спрашиваю: «Не хотите ли сим дополнить умеренное попечение об одном себе?». Когда примечаю в иных рождающуюся жестокость характера, или страсть к пьянству, я думаю: не доказывает ли сие пустоты, которую оставляет в них недостаток утешения со стороны других?» (12:76–77).

Уводит от добра и тщеславие. «Если враг не может помешать сделаться доброму делу, то сделанное старается украсть помыслами тщеславия. Надобно делать и не позволять себя оправдывать» (29:334). Честолюбивый и тщеславный знает только своё «я» и никого не терпит – бросает гнев, готовый всё попрать и уничтожить. Если бы гнев соответствовал возможности, то всё было бы им испепелено. «Вы не гневаетесь ли немного на людей? – спрашивает Святитель и советует: – А это, может быть, и не нужно. Какая надобность преувеличивать вину?» (8:231). «Сердиться не полезно. Гнев бо мужа, правды Божия не соделывает (Иак. 1, 20). Можно гневом только произвести или увеличить раздражение другого, а привести в лучшее расположение можно только терпением и миром» (21:48; 3:43). Гнев не врачуется гневом. «Твёрдая, но спокойная истина, вразумляет, обманывающую саму себя страсть» (8:451). Ещё языческая мудрость гласила: «Когда ты чувствуешь себя раздражённым, ничего не говори и не делай тотчас, а остановись и прочитай все буквы алфавита. Язычник ничего не нашёл для умирения духа лучше азбуки. Мы, христиане, знаем лучшие слова, которые можно дать уму и сердцу, чтобы утишить волнение» (8:454). Христианину рекомендуется в греховные минуты гнева, раздражения «утишить страсть рассуждением и молитвой, и потом с умеренностью произнести обличение, и со снисхождением определить наказание согрешившему. «Плод правды сеется в мире творящим мир» (23:28).

Законом христианину не позволяется уныние. «Если бы позволительно было предаваться унынию, то в какое глубокое уныние надлежало бы прийти при воззрении не на один какой-нибудь случай, но на все или, по крайней мере, на многое, что около нас» (10:457). Приходит уныние – христианин да вспомнит «утешение Божие: Его же... любит Господь, наказует (Притч. 3, 12)» (29:342); «в искушении человеческом унывать не должно: верен Бог сотворит избытие» (36:15). Какие бы ни случились обстоятельства – унывать не надобно: от уныния делам не лучше, а нам самим хуже» (23:42). Унынием мы только радуем врага наших душ. «Он хочет унынием ослабить и остановить душу в её пути. Бог хочет терпения и надежды, если подвергает душу лишению, для её испытания и очищения» (21:18). Особенно не надо представлять себя жалким и унывать там, «где нет беды» (21:46). «Восскорбим, опечалимся, да приимет сие Господь, как жертву покаяния, но да сохранит нас от уныния и да не лишит упования нашего в смирении нашем» (10:457).

Близким к унынию, своего рода её ветвью, есть сетование, скорбь. «И плач Святых о временном лишении не назван благоприятной жертвой Богу, а наше продолжительное и тяжкое сетование не только не богоугодно, но даже бывает грешно. Нам сказано: Не скорбите якоже прочии, не имущии упования» (23:33).

Следствием уныния и гордости бывает тяжелейший – смертный – грех отчаяния. «Недавно читал я, – пишет Святитель, – что отчаяние есть порождение гордости... Мы стоим того, чтобы отчаяться, но благодать Божия не заслуживает того, чтобы потерять надежду на неё. Она даёт нам право и паче упования в упование веровать» (29:280–281).

Страсть сребролюбия обличается упрёком одной покойной игумении, у которой нашлось «много денег в билетах» на «неё, сестёр и без имени». «Имел я мысль, – свидетельствует святой Филарет, – что покойная не весь монастырский доход вносила в книги. Но не думал, чтобы что-нибудь далеко уклонилось от правого пути». «Удивительно, как много долгов на монастыре она оставила». Постройки же монастырские возведены не у места, кое-как – «кровля от редких стропил гнётся». «Господи, – молится Святитель за почившую и живущих, – прости всех нас грешных» (9:353, 354, 384, 354).

Против лености в духовном делании Святитель пишет: «Еже хотети прилежит ми, а еже содеяти доброе, не обретаю. Знаю, что если хотение было бы твёрже и вернее, не то было бы. Не за помощью Божией дело» (8:73). «Господь да обретает Вас бдящим пред Ним и дарует Вам преуспеяние в благоделании, а Вы, обретая сию помощь, призовите помощь и мне, да возбужден буду, и да приимет силу дело над уясняющими его поделиями» (7:307). «Помолитесь, да избавлюся от лености и суеты» (8:73).

Искажает духовное делание непослушание – даже в чём-либо кажущемся малым. «Непослушание не есть добро. Правило с намерением оказать непослушание, в надежде, что оно простится, есть опасное правило... Если кто не послушается в малом, то какая надежда послушания в большем?» (29:260).

Недопустим соблазн. «Чтобы не произошло вреда званию, не надобно позволять себе неблаговидностей, в которых нет нравственного зла, но в которых недостаёт порядка, и которые дают случай неблагоприятным мнениям. Апостол не хотел мяса ясти вовеки, да не соблазнит брата» (9:178).

Не приносит пользы праздное любопытство. «Для спасения нужно веровать, исполнять заповеди, очищать сердце, а не любопытствовать» (23:10).

Губят духовную жизнь безнравственные зрелища и такая же литература. «Что дешёвое вино губительно действует на народ... написал я, – свидетельствует Московский иерарх, – в отчёте епархиальном Святейшему Синоду, и присовокупил доказательства. То же писал я о безнравственных зрелищах и о безверной и безнравственной литературе; и в заключение сказал: об охранительном действовании законодательными и административными мерами, уповательно, Святейший Синод прострёт предстательствующий и умоляющий глас к державному защитнику Церкви. Однако, – скорбит Святитель, – писать сие побудила меня обязанность, а не надежда успеха» (10:423).

Скорбит Святитель и о том, что приносят вред общественные увеселения и не принимается во внимание голос протеста. «Предположить о прекращении в настоящее время общественных увеселений я не решился, по уверенности, что не послушают, а при случаях говаривал, что не благовременно теперь веселие. Те, которые так думали и без меня, подтверждают сие, а другие думают своё. В день святителя Николая в проповеди (вероятно, в «беседе о милосердии к бедным». -К . С.) я позволил себе усомниться о достоинстве увеселений, учреждаемых с благотворительной целью. Говорят, одно из значащих лиц показало при сем неприятный вид, и произошли о сем разговоры. Несмотря на то, мне представляется вопрос, не напечатать ли сию проповедь, чтобы то было свидетельство, хотя вероятно, безуспешное, против возобновления в следующий Великий пост подобного прошлогоднему зрелища, в котором люди высшего круга превращались в лицедеев» (8:364).

Зло усугубляется тем, что находятся такие люди, которые «своими пристрастными глазами смотреть заставляют и других. Желательно быть в единстве с добрыми людьми, и, конечно, горько, когда сего и с сими не оказывается» (10:213).

* * *

«Не развивая обширных картин мглы» (8:185), указав на то, чего надо опасаться и избегать, святой Иерарх зовёт: «Постараемся же исправлять погрешивших с терпением, чтобы исправить опущенное, может быть, и нами» (98:405). «Худой век охотнее верит худому, нежели доброму, (...) соблазн идёт скорее назидания, и надобно беречься не только зла, но и небрежности, (...) питающей соблазн» (8:75). К сему можно присоединить: «Не внимать действиям лукавых, а утверждать ум в присутствии Божием и молитве, (...) испытывать внимательно себя, не удерживает ли человек добровольно какого страстного помысла, или чего тёмного в совести, что открывает дорогу и доступ обитателям тьмы, и тщательно – хранить и восстановлять мир совести.

Не нужно ли ещё советовать, чтобы человек в своих действиях вообще сохранял спокойную твёрдость и остерегался всякого волнения и раздражения? Ибо волнение и раздражение нерв усиливает способность принимать впечатления тёмного невидимого» (8:71).

И ещё: Святитель напоминает очень важное, что каждый несёт ответственность за свои поступки – не за чужие: «Грех или недостаток отца или матери не может лишить блаженства сына». Пророк Иезекииль сказал: Сын не возьмёт неправды отца своего (Иез, 18, 20) (29:303).

Вывод краток – в виде рецепта – и потому предельно ясен: жесткое самообличение «положить в довольно глубокую ступку смирения и довольно толочь пестом терпения; сей порошок принимать каждый раз, когда начнут бить в голову высящиеся помыслы» (7:25).

«Побеждать благим злое... Если для сего употребить в пособие терпение и смирение – это всё прибыль добра. Надобно пользоваться такими случаями к благоприобретению» (36:15).

И Святитель молится, научая и нас повторять: «Искуси мя, Господи, и испытай мя, и виждь, аще есть путь беззакония во мне, и настави мя на путь вечен» (7:43).

Б) Твори

«Открытие источников зла, – учит Московский святитель, – может быть началом добра (см. предшествующий раздел: «Избегай...» – К. С.), потому что через заграждение источников должны иссякнуть потоки. Но лучше было бы, если бы ранее были не только верные руки, но и острые очи» (19–2:127).

Помогают человеку творить то, к чему он призван Провидением, лихие годы (см.: 2:76). Но не всегда человек зрит руку Божию. И Святитель свидетельствует: «Нынешнее время строго... А мы мало приносим плодов покаяния, чтобы отдалить секиру от корене древа» (2:90). Или: «Невидимые, но подлинные грехи видеть иногда препятствуют человеку видимые, но мнимые добродетели» (3:4).

Как же жить, подвизаться, чтобы творить не мнимые, не приносящие пользы, а подлинные добрые дела? Краткий ответ был дан давным-давно – ещё в Ветхом Завете святым Псалмопевцем: Уклонися от зла и сотвори благо; взыщи мира, и пожени и (Пс. 33, 15). Пространный ответ даётся святым Митрополитом Филаретом. Трудно определить (мне кажется – даже невозможно), когда и с чего начинается духовная жизнь – то ли с присущей христианской душе жажды познать Бога, то ли с осмысления цели своего явления в мир, то ли с какого-либо события, встряхнувшего нас и побудившего глубоко задуматься над бегом времени – и куда; то ли...

Можно так продолжать и продолжать, как равно говорить и говорить о совершении добрых дел, выстраивать некую систему или последовательность, исходя из наставлений мудрого Московского иерарха, но всегда может встать вопрос: а достаточно ли верно это построение?

Верно одно: все добрые дела (как, увы, и недобрые) взаимосвязаны. Так стоит ли придавать много значения тому, что та или иная добродетель, то или иное свидетельство о духовном состоянии стоит не совсем на своём месте? Да будет так, как воспринимается!..

Жить надо в вере в Бога, в Его близость к нам, в то, что Он видит нас, слышит, простирает к нам Свои объятия и готов всякий час принять нас, если только не препятствует сему наше своеволие. «Не должно забывать, что Бог может безутешному чрез минуту даровать утешение, и надобно жить в сей вере» (3:10). Начатое верой и с верой надобно продолжать с надеждой на Бога, на Его благодать, «которая благоволила делу начаться и расти. Но какая с нашей стороны возможна попечительность и предусмотрительность, надобно её употребить» (3:67). Не будет лишним вспомнить здесь, чему учил «Врач душ и телес исцеляемых» Господь наш Иисус Христос (наставления Спасителя никогда не лишне): Вера твоя спасет тя, иди в мире (Мф. 5, 34); се, здрав еси, ктому не согрешай (Ин. 5, 14). Это воспоминание утверждает в вере и надежде на Бога, вселяет в душу мир, побуждает с благородным сердцем «всегда жить и поступать по святой воле Божией» (17:22). И Святитель призывает: «Не дряхлейте душой, а укрепляйтесь верой и надеждой. Когда Бог долготерпит нам, то верно хощет покаяния нашего. А когда устрашает нас примерами наказаний, то возбуждает к покаянию. Употребим же и страх наказания и надежду помилования к возбуждению себя и к укреплению в спасительном подвиге. Притом не надобно забывать, что единый истинный Победитель мира и Князь Его есть Господь наш Иисус Христос – чем твёрже держимся Его, тем вернее участвуем в победе. Без Мене, – глаголет Он, – не можете творить ничесоже.

Если дело наше не делается, то не оттого ли, что без Него творить хотим, то есть, на себя надеемся. Признаем нашу немощь; познаем Его силу; всё во имя Его; и благопоспешит нам» (17:112). Уповайте на Него, и Он «сотворит, что ведает лучшим и спасительным. Старайтесь, как можно, помощью помышления о Боге и призывания Его приводить в порядок и тихое состояние Ваши чувствования... Всего более надобно жить Богом» (29:256). Не падайте духом и даже не говорите «о безутешности: христианину не должно оставаться навсегда безутешным и беречься, чтобы безутешностью не упрекать Провидения. Бог всякого утешения (2Кор. 1,3) неужели так оскудел утешением, что не имеет оного для вас? Имеет и дарует: отверзайте сердце и принимайте; не ставьте печальных воспоминаний крепкой стеной против утешения Божия; пусть они находят и проходят, как облака, а свет Христов беспрепятственно входит в печальную душу и светится в ней своим светлым утешением так, чтобы тьма печали не объяла его» (29:341–342).

Больше всего надо стараться любить Небесного Отца. «Смотрите, в каком ужасном случае не ужаснулся Авраам (Быт. 22, 1–18); но, поскольку он всем пожертвовал любви Божественной, то ничего не потерял, а всё получил свыше чаяния» (29:239). Тех, которые высказывают желание научить их подлинной любви ко Господу, Святитель вопрошает: учил ли их кто-нибудь «любить любезных» людей, не любят ли они сильно, не учась сему! «Неужели удобнее любить то, что менее достойно любви? »Отпущаются греси ея мнози; яко возлюби много«: где училась она так любить? Вместо елея у неё были слёзы покаяния; любовь Божия к кающемуся, яко небесный огонь, упала на них; и светильник её возгорелся» (Лк. 7, 36–50) (3:25). Бог знает наши немощи и не требует от нас чего-либо непосильного – «суровой пищи, жесткого ложа и подобного сему», а «тихой молитвы» (3:36). «Сердца человеческого и любящего не браню, – учит Святитель, – ибо лучше ли холодное и каменное?

Каменное надобно разбить, холодное согреть, чувствительное и любящее надобно возвысить от любви естественной и духовной». Наш Спаситель для христианина должен быть «центром действий». Если будем верны «в стремлении к сему центру – совершенно будет в Нём единство наше» (4:200), в Нём будем «и от удалённых не далеки» (4:154). «Благо есть, когда можем служить Богу с внутренним жаром и услаждением. Подвиг становится нетрудным, потому что сам себя награждает. Но если, несмотря на невольную холодность, с миром и твёрдостью продолжаем служить Богу, не благо ли и сие? Призрит Господь на неуслаждаемый подвиг и не лишит его награды, теперь скрываемой» (3:63).

Сила наша на делание угодное Христу Богу есть радость в Господе и о Господе (7:222). «Хорошо, если радуемся Богу, Помощнику нашему. Но когда к радости о Боге присоединяется радость о дарах Его нам – не всегда приметишь, как примешается сюда радость о себе, и сие примешение лишит радость Божественную чистоты, ей свойственной. Потому очень надобная осторожность присоединять к приятному пряное, к радости трепет, к радости о Боге трепет о своём недостоинстве, которое может и чистый источник возмутить излишним движением, и свет затмить, или превратить в поверхностный блеск и призрак» (5:8; 3:14). А как отличить радость земную от печали о Господе? «Радость земная проницается печалью, потому что душа сокровенно чувствует неудовлетворительность земного и потребности лучшего. Печаль о Господе проницается радостью потому, что душа предчувствует то, что сказано Апостолом: Печаль яже по Бозе... спасение соделывает. «Да взыщем радости, – взывает Святитель, – в которой бы не скрывалось жало печали. Да не страшимся и печали, которая в радость будет» (3:54–55). Печаль по Бозе неразрывна с благодарностью Ему. «Благодарность принадлежит Богу, благодеющему нам многоразлично, а предметом скорби должны быть грехи наши. Так и благодарность и скорбь будут у места» (29:254). Надо за всё благодарить Господа и всё подчинить Его святой воле.

«Кийждо своей мыслью да извествуется, только бы мысль сия подчинена была послушанию пред Богом» (19–1:112). Вот дело: «Учиться приносить в жертву Богу всё, что нас как-нибудь занимает между человеками» (19–1:115). И это не потому, что Бог повелевает так, как правосудный Судья – Он «бесконечен в милосердии, но нам повелевает знать свою меру» (7:172). Непременная обязанность – «делать угодное Богу» (8:108). А для сего необходимо восчувствовать вездеприсутствие Божие. «От человека зависит поставить себя в присутствие Божие размышлением, что Господь близ есть, что Он видит нас и сокровеннейшую внутренность нашу, но оживить в нас чувство присутствия Божия есть дело Божие и дар Божий. Лишение сего надлежит принимать со смирением и осуждением своего недостоинства и уверять себя, что Бог тем не менее присутствует, хотя мы не ощущаем Его присутствия» (29:331).

Имея крепкую веру в Бога, сопровождаемую несомненной надеждой на Него, вседушевной любовью к Нему, невозможно не исповедовать её перед другими, но опять-таки – не по своему дерзновению, а по воле Божией, по ревности о Боге. «Что святее, что вожделеннее для Христинина, как исповедать Христа пред языческим правительством во славу Христову, в утверждение верующих, в наставлении неведущих? – вопрошает Святитель и завершает: – Верные рабы Божии... ожидали звания Божия» (29:299).

* * *

Великое благо тому человеку, у которого сердце и жизнь есть Господь наш Иисус Христос, «и не только ему, но, чрез него, и приближающимся к нему. Ибо какая сила в средоточии, такая распространяется и в окружности и действует в ней. И обратно: лишающий себя сего дара своим нерадением лишает чего-нибудь и других» (7:121).

Поистине, подлинное утешение в Боге. И «если Господь даст Вам иногда вкусить в сердце Вашем, как Он благ, приносите Ему сие чувство в чистую жертву благодарности, помышляя, что то Его дар, ниспосылаемый по милости, а не трудов наших приобретение. Чего стоят пред Богом наши малые усилия, которые притом не иначе делаем, как Его же помощью? И если что делаем для Него, не всегда ли больше остаётся того, что должны мы делать, но чего ещё не сделали?» (29:254).

Если же кто долго жил только «любовью к сотворенному, – хотя не беззаконной, – и потом познал долг и потребность жить любовью к Несозданному, тот пусть терпеливо переносит ощущение скудости любви. Оно должно иметь место по порядку: когда тварная любовь должна умереть, дабы родилась любовь Божественная» (3:11).

* * *

Не спасаемся мы, если не заботимся и о спасении ближних. Святой апостол и евангелист Иоанн Богослов прямо говорит: Не любяй бо брата, пребывает в смерти (1Ин. 3,14). Так же прямо говорит и Московский иерарх: «Желание спасения себе не достигнет исполнения, если откажемся от желания спасения ближних. А если желаем спасения ближним, имеем нужду попещись о их мире, особенно тех из них, которые особенным устроением Божиим поручены нашему попечению» (3:64–65).

Господь требует от нас не суровости подвига, а тихой любви к ближнему, понимания его, снисхождения к нему (5:9; 3:36). И Святитель напоминает слова апостола Иоанна Богослова: Не любим словом, ниже языком, но делом и истиною (1Ин. 3, 18) (7:74).

Любовь, по своему свойству, «мыслит только доброе» и потому даже в обыкновенной деятельности ближнего видит преимущественно нечто доброе и, более того, «нечто особенно доброе» (14:37). Видит и желает помочь. И вот что рассказывает Святитель: «Любовь христианина, желающая ближнему спасения, просит меня написать то, что теперь напишу. Оружейник... Батов, (...) раскольник беспоповщинской секты, для выдачи в замужество своей дочери имеет нужду в деньгах. Ему надобно помочь следующим образом. Вы (архиепископ Тверской Алексий, тогда ещё епископ Тульский и Белевский. – К. С.) найдёте благорасположенного и скромного человека, преимущественно купца, который скажет Батову: «Я узнал, что вы были прежде в довольстве, а ныне находитесь в нужде; предлагаю вам сто рублей (при сем посылаемые) взаймы или безвозвратно, как хотите». При сем не надобно упоминать ни Вашего, ни моего имени, потому что иначе Батов, ревностный поддерживатель раскола в Туле, не примет пособия... Сделайте милость, не поскучайте исполнить сие с точностью, и Господь сие малое благотворение да сделает удою для спасительного уловления блуждающего во мрежу церковную» (14:192–193). Действенно будет и обличение, если оно соединено с любовью. «Обличать лукавство, для обращения людей к искренности, надобно, только делать сие надобно с любовью; тогда только успех. Смущаясь другими, смущаем других, а не исправляем» (29:312).

Человеколюбие должно являть и тогда, когда нет или почти нет надежды, что оно правильно будет встречено. «Утруждаю Вас делом человеколюбия, может быть, с малой надеждой успеха, но в деле человеколюбия позволительно действовать и с малой надеждой успеха, и не стыдно получить отказ!» (13:91). Приятно и хорошо, если кого-либо «встречают по любви и смирению, или хотя по обычаю, но приказывать о сем – значит встречать самого себя» (8:384). Встречают с любовью – «благодарите Бога за имеющих любовь, и за то, что Он даёт Вам утешение видеть сие; бойтесь только думать, что Вы заслужили сие. В чадах Божиих любит любовь Божия, а она любит и недостойных, по снисхождению и человеколюбию. Посему не может человек сказать: «Видно, я достоин, когда меня любят». Нет, милость Божия то, что тебя любят добрые души; питайся их добротой и любовью, и взаимно служи им любовью» (5:8; 3:22).

Святитель радуется, «что завещанное преподобным Сергием человеколюбие распространяет свой дух и свои действия. Господь да утвердит сие, еже Он сделал благодатью Своей» (8:214). Духовно устроенный человек никого не осуждает, а тем паче невинного (3:16); он и думает не подобно прочим, «а как совесть и живущий» в нём «дух ощущает и видит» (7:111). Его мысль: «Желаю лучше думать, что все люди добрые, но неверно понимают друг друга» (14:248).

И словом, и примером учит Святитель прощать ближнего. «Дар прощать выше дара исправлять наказанием. Успевает тот, кто берётся за дело своея меры» (7:28). Не надо вдруг доверять помыслу, «что мы правы, а другие виноваты. Вероятно, что и они в чём-нибудь правы, и мы в чём-нибудь виноваты. Не только должны мы прощать, но прощать так, как и сами имеющие нужду в прощении» (29:341). Если сказано святой Церковью: «Простим вся Воскресением», то и надо простить «вся» для радости Праздника (4:169). Святитель сам прощает всех и просит прощения для себя: «Взирая на милосердие Господа Спасителя нашего, крестной жертвой приобретшего прощение всем нам, молю Его подать Вам, и всем вам прощение, в чём кто требует оного. С надеждой прошу и себе Вашего прощения, во всяком слове и деле, по нерассуждению моему или нетерпеливости причинившим оскорбление или смущение, и Вашей молитвы, да принесу покаяние нераскаянное во спасение, и приму от Многомилостивого прощение многих грехов моих» (9:268–269). И ещё: «Господь да призрит на смирение Ваше, отцы и братия, с которым просите прощения, и да простит Вам всё, требующее прощения, и да вознесёт кроткие и смиренные во спасение. И моя гордость хочет смириться, подражая Вашему смирению: и, припадая, прошу себе прощения и молитв Ваших» (9:317–318). «В преддверии дней покаяния прошу от Вас и братии прощения; и вам всем от милосердного Господа, в чём имеете нужду, прощение, благословение, во благе утверждение и преспеяние призываю» (8:10–11).

Достойно христианина не подозревать только по слухам. Но когда слух дойдёт до «надзирающего», «то не есть ли сие какое-нибудь указание Провидения? Именно: указание усилить внимание и наблюдение, дабы потом лечить или болезнь порока, или болезнь подозрения, разносимую слухами» (7:31). Во всех случаях надо слух проверить – «узнать дело, как оно есть», а не принимать так, как кому-либо кажется или как нравится видеть (17:104).

Бог есть Бог мира (1Кор. 14, 33), – и христианину надобно быть мирну. «Но для чего призываем мир? Для чего Сам Господь повелевает призывать его? – вопрошает святой Архипастырь и отвечает: – Без сомненья, или для того, что именно в нём недостаток или несовершенно им обладаем, или обладаем не без опасности нарушения и утраты оного. Так бывает со всем во времени: неизменное, ненарушимое, безопасное принадлежит вечности» (3:40). «Мир лучший щит» (8:59) и «польза общих дел» (19–1:97). Это – сокровище, которое надо стеречь и к которому не допускать покушающихся похитить его (3:45). Жить надо со всеми в мире. «Как мириться с людьми, кои не желают мира?» Ответ находим в Священном Писании: С не навидящими мира бех мирен (Пс. 119,6) (29:304). «И если не отрекался некто с ненавидящими мира быть мирен, не отрекайтесь иметь мир с погрешающими, не отрекающимися от исправления» (8:251).

Деловые споры не должны нарушать мир. «По должности надобно всякого побуждать к исправности в деле, потому что сего требует правда и польза дела. Я слыхал, – пишет Святитель, – что Платон и Гавриил (оба «Синодальные» митрополиты. – К. С.) после жаркого спора в Синоде по делам, прямо из Синода ехали вместе к тому или другому из них обедать. Так дела не мешали тогда миру» (17:87). Даже «худой мир лучше брани», – напоминает Святитель известную пословицу (8:360). И, на тот же худой конец, надо быть мирным «при исполнении своего долга» (4:96). Возникла ссора – спеши исправить дело «самым тихим образом... со снисхождением и любовью» (19– 1:98). «Благо есть искать мира в помышлении о Небесном и о ничтожности земного.

Впрочем, земными потребностями нельзя пренебрегать тем, которые должны пещись о братии. То, что для Неба, да делаем, как дело, а то, что нужно для земли, как поделие, и не столько для себя, как для братии» (3:47). Святитель настойчиво и просит, и велит: «Сделайте милость, обратите всё попечение не на взыскание за прошедшее, но на благоуправление человека идти по пути мира и общей пользы. Указывайте ему его уклонения; показывайте должное и Вам угодное; руководствуйте его отеческим непосредственным словом, чтобы не было неприятной для Вас и для него нужды ставить приказные заставы на пути, которого неправости он не видит» (19–1:98). «Бросьте распри, которые нельзя уже продолжать, – довольно строго велит святой Филарет наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандриту Афанасию, – и займитесь выбором такого человека, которого служение было бы угодно преподобному Сергию и полезно Лавре, не думая о том, чтобы угодить только себе или мне» (17:121). И к другому наместнику той же святой Обители, архимандриту Антонию, более мягко и сердечно пишет: «Будьте мирны с потерявшими мир ошибкой, по ухищрению врага. Мир всем» (8:107). «Да будет мир окрест, наипаче же внутри» (4:648). «Бог-Слово да речет мир на люди Своя и на обращающие сердца к Нему» (3:40).

Не положено огорчать ближнего, но и заниматься ненужным угождением. «Вы требуете, чтобы Вас не огорчали, – пишет Святитель к княгине С. И. Баратаевой, – не также ли справедливо требовать и от Вас, чтобы Вы не обременяли без нужды. Научитесь быть просты, не называть людей изысканными именами, которые выше их, и не занимайтесь ненужными угождениями» (21:15).

Недоброе отношение хорошо уврачевать любовью. «Хорошо и полезно покрыть, если какая была нелюбовь прошедшая, и победить, если какая остаётся нелюбовь настоящая, и совершенно водворить любовь. Богу сие угодно и от Бога возможно» (21:15).

Также хорошо не быть равнодушным к ближнему, а являть единодушие, больше «внимания к видам человеческим», ибо «дело Божие особенно призывает к чистой ревности» (7:165). «Если есть чувство равнодушия к земному, только бы душа не оторвалась от Неба: то да хранит душа сие чувство и да держится Неба. Но сему не противоречит то, чтобы не равнодушным быть к скорбящему ближнему. В сем есть братолюбие, а оно не отторгает от Неба» (3:79–80).

По духовному закону «надобно быть великодушну» (14:262). Вот какими словами Святитель благодарит такого человека: «Не имею сил ни средств, чтобы возблагодарить Ваше сиятельство за милостивое ко мне внимание и благоволение, толикими опытами явленное и являемое, с таким снисхождением к моим просьбам, с таким участием в моих затруднениях... Чем менее могу приписать сие моему достоинству, тем более радуюсь о Вашей душе... К Верховному Источнику любви и благодати прибегаю и взываю, да... сохранит Вас в Своей любви и благодати» (16:77–78).

Строгость лучше не применять. «Боюсь строгости для других, – свидетельствует Святитель, – потому что боюсь её для себя. И зная, что по грехам моим, я первый достоин изгнания, боюсь без крайней нужды изгонять других» (4:444). «Примите в рассуждение, что суровые слова раздражают людей, а раздражение препятствует принимать назидание, и, что напротив, кроткие слова и суровых людей умягчают. Рабу Господню, по Апостолу, подобает кротку быти, учительну, незлобиву (2Тим. 2, 24)... Да не будет ревность жестока, и слово ревности да умягчается и услаждается словом любви» (19–1:206).

Дав слово – надо исполнять – не обманывать. «Мне, – говорит о себе Святитель, – надобно исполнить слово, данное в прошедшем ещё году, быть в Коломне. Правда, я обещал только условно, буде можно, но там ожидают. И обмануть сие ожидание совестно» (7:80). «В честном человеке» даже грубость воспринимается без особого осуждения – в нём «буде, и подлинно есть, не опасна» (17:129).

Должно никого не называть проклятым. «Господь да даст исправление и очищение всякому, имеющему в том нужду, какими Сам ведает средствами» (7:162).

Привлекательно действие в простоте. «Как не догадался до сих пор, что простота облегчает, а изысканность мучит?» (8:136; 23:39) – в вопросительной форме Святитель показывает её полезность и зовёт: «Будем действовать... просто» (7:142). «Поступайте просто, не слишком заботясь и не торопясь, а спокойно исполняя должное, полагаясь на волю Божию и на сердце царево. В речи не хвалите государя, а говорите что-нибудь полезное и правдивое, и то немного» (19–1:47). Догадки наши ненадёжны – ими невозможно проникнуть в душу кого-либо, а потому «надёжнее следовать простым сказаниям очевидцев и близких к ним» (15:52). Прекрасно, когда простоте сопутствует мудрость – «надобно, чтобы простота была не без мудрости» (23:38). «Вы боитесь увёрток отца казначея, – примиряет Святитель отступивших от мудрой простоты. – Но в бывшем пред сим деле увёртки его не спасли, и Вам не повредили: следственно, нечего их бояться. А это не увёртка, что он требует рассмотрения отчёта. Увёртку делаете Вы, если не даёте рассматривать. Поступайте сами прямо и беспристрастно, и тогда не бойтесь увёрток другого» (17:118).

За несчастных надо ходатайствовать и являть им своё милосердие. Первое, по-преимуществу, принадлежит священнослужителям, второе – всем.

«Мы, служащие Церкви, – заявляет Святитель, – по древнему преданию имеем право и обязанность ходатайствовать за несчастных» (13:91).

Святитель придаёт большое значение милосердию, и к этой теме неоднократно возвращается. Святой апостол Павел, напоминает Московский иерарх, собирал милостыню и промышлял «добрая не токмо пред Богом», чтобы милостыня «была верно употреблена, «но и пред человеки», чтобы не сомневались в добром её употреблении. Вот пример и наставление для людей, проходящих должности общественные» (7:110). «Господь да явится нам в щедротах Своих, нищих ради людей Своих» (7:403).

Святитель радуется доброте чад своей Митрополии: «Утешили меня братия Московской Церкви человеколюбием к бедствующим в Сирии христианам. В течение месяца открытия подписки собрано и препровождено 18.000 рублей» (4:584).

Радуется Святитель о милосердии и призывает расширить свои объятия: употребите муку для питания странных. «Мне всегда казалось, что в сем роде вспоможения больше пользы и общения душевного, нежели в холодном денежном подаянии» (7:163–164). «Бедным служителям Лавры помогать надобно. Подумать, не употребить ли такой способ, чтобы отпускать им хлеб, то есть муку, применяясь к числу семейства, за половинную, напрмер, цену, дабы пособие в нужде получили и бережливее употребляли, получая не даром» (7:89). Пошлите вспомоществование и «арзамасским нуждающимся» (7:246). «Мне кажется, – продолжает Святитель, – по духовному закону, надлежало бы (...) помогать ближним в нужде врачебным знанием» (8:264–265). Но Святитель замечает, что при творении милостыни следует иметь и некоторую осторожность: «Помочь нуждающимся, особенно больным, дровами Бог благословит, с наблюдением, чтобы верно было» (7:392). Работающим ежедневно «я согласен положить, кроме штатного, дополнительное жалованье, только бы не ленивым, не ворам и не пияницам. Мне никто не представлял, что они точно нуждаются и не имеют довольно времени работать на себя, а что ленятся, воруют и пьянствуют, то издавна известно. Очень рад буду, если пособием в содержании сделается пособие их поведению» (7:29).

И распоряжение о помощи страждущим грекам: «Будут просить в пожертвование... Посмотрите в ризнице, нет ли камней не в деле... Кажется можно отдать и на немалую цену: да будет исполнена заповедь Апостольская, да Господь, видя милость, милостью благословит место Своё и простит грехи живущих в нём. Святую веру и спасение получили мы от греков! Чего жаль за такое приобретение?» (17:21).

Как правило, Святитель сам помогает – своими средствами: «Оденьте бедных учеников. Для сего возьмите от меня полтораста или двести рублей серебром» (8:265). Или: «Погорелым и бедным помогите по рассуждению, взяв из моих денег ста три рублей» (7:109. См. и 7:287). «Раздайте сто милостин по три рубля серебром, но не от обители, а от меня: да молитвами меньшей братии своей поможет Господь нуждам Церкви своей, имиже весть судьбами, просветив наше неведение и не помянув наших грехов и недостоинства» (8:10). «Ваш покорный слуга бродит посреди забот о местах и семействах после умерших пятидесяти пяти священников Московский епархии, в течение нынешнего года» (4:281. См. также: 7:26, 54, 88, 108, 123, 222; 8:60, 78, 279; 9:365, 371...).

Как правильно относится к милостыне дающему и принимающему? «Дающий пособие должен благодарить Бога, что может дать; и приемлющий должен благодарить Бога, Который послал дающего» (31:485). «Слава Богу, что мы можем споспешествовать пропитанию нуждающихся... Без нужды не многие пойдут к чужому хлебу, щам и каше, и что следственно пользуются истинно нуждающиеся. А это уже благословение благотворению, когда оно достаётся истинно бедным» (7:350–351).

Милость хороша, но с ней должна быть и правда. Вот как это утверждает Святитель: «Зачем прискакал Вифанский казначей? Прошение можно было прислать при письме. Напрасно думает, что, став лицом к лицу, может силой вырвать, чего желает. Милость хороша, но и правды обижать не надобно» (9:246). Правду надо говорить, «хотя бы надобно было говорить и такую, от которой стыдно» (16:101).

В отношениях с ближними надо быть рассудительным. «На нерассудительные поступки не должно отвечать другими нерассудительными» (7:102). Надо «стараться не слушать нелепости, и не обращать на них внимания, а молиться». Если кто их слышит – «не надобно этому смеяться, ибо хула не смешна, а отвратительна; надобно же призывать имя Господа нашего Иисуса Христа и ограждать себя крестным знамением» (17:33).

Нелепым слухам, коснувшимся нас, – не оскорбляться. «В нынешние времена это нередкость» (14:189).

К холодным людям можно быть холодными, но при условии – не повредить любви. «Относительно Вашей холодности к тем, которые Вам оказывают холодность, не осуждаю Вас и не требую от Вас ничего особенного, – пишет Святитель, – только внимайте себе, чтобы вид холодности, показываемый некоторым для назидания других, не перешёл в чувство холодности и не повредил любви. Обхождение простое, мирное, спокойное, как без изысканной ласки, так и без ухищряемой холодности, полезно в отношении к немирным и не повредит мирным» (5:20).

Не человекоугождат и не поощрять честолюбие. «Косые взгляды, несправедливо бросаемые, – учит святой Филарет, – сносите, не отвечая косым взглядом, а просто. Не бойтесь: это не стрела. Для избежания косых взглядов не должно же впадать в человекоутодие и поощрять честолюбцев» (5:21).

Не бояться клевет, но проявлять осторожность и опровергать их: «Клевет бояться не должно, а брать против них осторожность нужно. Клеветы и учат осторожности; а осторожность делает бессильными клеветы» (14:264). «Одна клевета, достаточно опровергнутая, лишает доверия многие клеветы» (14:263).

С сомнительными людьми остерегаться сношений, дабы «сомнение не коснулось невинных и не оскорбило чистоты и святости места, которому принадлежать Бог нас сподобил» (7:51). «Имейте терпение и поминайте слово, что достовернее суть язвы друга, нежели вольная лобзания врага» (19–1:59).

И паки слышим призывы святого Отца Церкви Божией: «Будьте незлобивы, как дети, будьте добры, как дети, будьте простодушно любящи, как дети» (4:77). «Надобно нам возбуждать друг друга к должному, хотя теперь, когда рука небесная так крепко касается нас, и гром так сильно гремит, чтоб пробудить нас» (19–2:28).

Если не можем иметь с ближним назидательного разговора, то «должно стараться иметь невинный. Если осуждают ближнего, поискать, не можно ли чего сказать в его извинение или защиту. Если мысль склоняется к согласию с осуждающими – вспомнить свои недостатки, которые, может быть, не меньше осудили бы другие, если бы видели. А возвратясь к себе, надобно очистить свои уста покаянием пред Богом» (29:231).

И, наконец, что тоже весьма важно: если мы с любовью относимся к ближнему, то можем ожидать и его расположения к нам: «Если имеем доброе мнение о ближнем, то охотнее думаем, что он благоволит к нам ради любви к Богу, а не какого-либо человеческого посредства» (3:33).

* * *

Возлагаются на христианина и такие обязанности, которые Святитель в своём Пространном Катихизисе называет «должностями к самим себе» (см. часть третью «О любви»... «Разделение заповедей на две скрижали»).

При исполнении всякого служения нужна осторожность. «Надобно стараться и добрые дела вести с осторожностью, чтобы впереди их не шло наше мудрование и наша воля» (3:8). Осторожность нужна и для здоровых, и тем паче для больных. «А я выведал от богомольцев, – пишет Святитель архимандриту Антонию, – что Вы 26 дня не только служили, но и проповедь говорили. Можно было и служение поручить другому архимандриту, а проповедь и подавно» (7:46). (Хотя и в скобках, но хочется отметить: в приведённых словах ярко высвечиваются оба Святые – и отеческая забота Святителя, и ревность Архимандрита). Требуется осторожность и в малом деле, «особенно ныне, когда гораздо легче нападать, нежели защищаться» (14:267). Между тем мы, веря в безопасность, «не думаем об осторожности». И что же? «Беда приходит учить» (10:455). Почему святой Отец рекомендует: «Лучше употребить осторожность, может быть, и не нужную, нежели не употребить осторожности, может быть, нужной; и что сим не будет нанесено вреда никакому доброму делу» (8:264). «Намерения тщательно да истязуют о Господе братия, остерегаясь, подобно как черпающие воду из источников. Случается, что они, не примечая, зачерпывают с водой так называемую жабу. Так часто мы, проходя поприще добродетелей, влечём неприметно со плетшиеся с ними пороки. Так приплетаются к страннолюбию чревоугодие, к любви блуд, к рассудительности суровость, к благоразумию лукавство, к кротости обманчивость, неповоротливость, леность, прекословие, своенравие, непослушание; к молчаливости учительская надменность, к радости самомнение, к надежде леность, к любви также осуждение, к безмолвию уныние и леность, к чистоте огорчительность, к смиренномудрию дерзновение; за всеми же сими, как будто общее глазное врачевство, лучше же сказать, отрава, следует тщеславие» (14:13–114). «Однилукави. Побуждайте... вделах употреблять осторожность» (10:388).

С осторожностью тесно связана неторопливость. «Немаловажное правило не действовать поспешно и резко, по первому впечатлению» (14:259). «Торопливая поспешность может причинить более медленности впоследствии, нежели действование неспешное с осмотрительностью» (3:84; 5:11). «Дав себе время успокоиться и размыслить, нередко находим мирный путь к немирному делу, казавшийся прежде невозможным» (14:259). «Не будем торопливы» (5:11). «Господь да сохранит Вас» (14:259).

Как осторожность связана с неторопливостью, так сокрушение с

покаянием: О сокрушении: «Ещё говорят Отцы: если нет сокрушения и умиления, должно подозревать, нет ли тщеславия» (3:4; 5:8). О покаянии: «Соринка мучит, пока не извлечётся открытием совести, и елей утешения не умягчит души» (7:48–49). «Посему неудивительно, что состояния души изменяются, и притом иногда так, что трудно дать себе- отчёт в причинах происшедшей перемены. Не только естественные состояния переходят из одного вида в другой, но и благодатные восходят, по дару Божию, и нисходят, по устроению Божию». Да смиряется и кается человек (3:40).

Покаявшись (да и всегда) – должно бодрствовать и быть готову в любой час проводить последнюю минуту. «Надобно бодрствовать и быть в готовности, особенно в такое время, когда дремота, объемлющая всех, от буих до мудрых, не знаю, со многими ли исключениями, есть худо примечаемое предвестие опасной внезапности» (17:131).

Открывает Небо и делает его видимым – смирение. То справедливо, «что из глубины в день можно видеть звёзды, только глубина должна быть узкая и крутая, мало доступная солнечному свету. Чем глубже человек в смирении, тем лучше видит Небо» (8:130; 23:9). Ведёт к смирению «всякое признание вины» (3:78). Смирению свойственна простота, отсутствие лицемерного человекоугодия и «кичливого хитрословия собственного разума» (3:72). Одно оно «может водворить в душе мир. Душа не смиренная, непрестанно порываемая и волнуемая страстями, мрачна и смутна, как хаос. Утвердите силу ея в средоточии смирения – тогда только начнёт являться в ней истинный свет и образовываться стройный мир правых помыслов и чувствований. Гордое мудрование с умствованиями, извлечёнными из земной природы, восходит в душе как туман, с признаками слабого света. Дайте туману сему упасть в долину смирения, тогда только Вы можете увидеть над собой чистое высокое небо. Движением и шумом надменных, и оттого всегда беспокойных мыслей и страстных желаний, душа оглушает сама себя. Дайте ей утихнуть в смирении, тогда только будет она способна вслушаться в гармонию природы, ещё не до конца расстроенную нынешним человеком, и услышать в ней созвучия, достойные премудрости Божией. Так, в глубокой тишине ночи, бывают чутки и тонки отдалённые звуки» (4:60–61; 23:26). Для смиренного бывает довольно, если другие к нему расположены, «хотя по чьей-нибудь милости», а не по одному его достоинству (3633).

Ставить себя самого высоко «не полезно» (7:43).

Высочайший пример смирения явил Сам Господь наш Иисус Христос. «Спаситель, умыв нозе Ученикам, Сый Господь и Учитель, повелел подобно смиряться начальникам пред подчинёнными и тем назидать подчинённых» (7:402). «Слава Христу Богу, явившемуся в смирении естества нашего, да явит нам образы смирения. Он явился в вертепе, чтобы мы довольны были не красной кельей; в яслех, чтобы мы не требовали мягкого одра; в пеленах, чтобы мы любили простую одежду; в несловесии младенческом, да будем яко дети простотой и незлобием, и да не разрушаем своего языка на празднословие» (23:10).

И сам Святитель показывает образ смирения. «Я, – пишет он архимандриту Антонию, – постараюсь приехать заблаговременно; и желаю приехать так, чтобы ни люди, ни колокола не делали для меня никакого движения, ни в Лавре, ни в Посаде» (7:408). «Простите, если в сих словах моя гордость проповедует Вам смирение. Поучите меня смирению и послушанию и помолитесь о сем» (7:187).

Святитель желает всем и себе мудрости смирения: «Познаем своё недостоинство и смиримся и унизим себя пред Посещающим нас милостью и щедротами. Познаем Его милость и щедроты и тем охотнее, тем радостнее да творим волю Его. Если Он отверзает немного двери Царствия, которое, по слову Его, внутрь нас есть (Лк. 17, 21 ), станем крепко на страже у сей двери, противу всякого помысла, враждебного против Царствия Божия. Да поможет Он Вам во всяком благом подвиге, по вере и любви к Нему, во славу имени Его!» (29:255). «Сие да мудрствуется в Вас и да мудрствуется во мне» (23:10).

Поучаясь смирению, надо учиться осуждению себя. «Кто довольно знает и судит себя, тому недосужно судить других. Всё же благое приобретается подвигом, признанием своей немощи и помощью Божией, которая да будет с Вами» (5:3).

Что решается на закрытом собрании – оглашать нельзя. «Не должно за дверями присутственного места говорить о том, что происходит в сем месте не при открытых дверях» (19–1:56).

Гонений за правду не надо бояться – они предсказаны и ведут к Богу. «Гонение мира на тех, кои хотят быть не от мира, предсказано Господом. Должно ли смущаться, что исполняется слово Его? Пусть гонят из мира, но куда же? Поищите, куда можно гнать из мира, и не найдёте куда, разве к Богу. Далее мира нет ничего, кроме Бога. Итак, беда ли гонение, если сам гонимый не испортит дело гонителей, которое они хотели делать, как можно хуже, и которыми управляет сокровенно Бог лучше, нежели вообразить можно? Себе должен внимать гонимый, или опасающийся гонения и состраждущий гонению, чтобы не подать справедливой причины гонению, и тем лишить себя справедливой защиты Провидения Божия» (3:8). Удаляться позволено «только тогда, когда гонят, а когда ещё не гонят, надобно стоять, и, несмотря на прекословия, свидетельствовать об истине» (19–2:104). Зачем поддаваться всякому ветру человеческого слова и «колебать себя? Трава колеблется от ветра и успокаивается, когда он пройдёт: слово прошло мимо Вас, а Вы не перестаёте колебаться. Надобно человеку, и особенно человеку верующему, быть твёрже травы» (5:20), в своих действиях сохранять «спокойную твёрдость и остерегаться всякого волнения и раздражения. Ибо волнение и раздражение нерв усиливает способность принимать впечатления тёмного невидимого» (8:71).

Высокий подвиг – «дело самоотвержения» – забыть свои немощи и даже жизнь во имя спасения. «А если кто небрежет о жизни потому, что лишился в ней любимого утешения, сие есть род продолжающегося упрёка Провидению» (29:273–274). Крест самоотвержения хорошо принимать «со смирением и послушанием... от руки Божией, но не надобно вырабатывать его самому для себя» (3:20–21).

«Заповедь Вам... Господня: возьми крест на всяк день, то есть, всегда готовым сердцем, с послушанием, с любовью принимай скорбь, внутренне или внешне находящую по судьбам Провидения Божия. Глава крестоносцев да сотворит Вам крест Ваш в ношении удобным, в действии спасительным» (3:12).

Действенное врачевство и для тела, и для души – спокойствие духа. «Прошу Вас, – убеждает Святитель, – всевозможно сохранить спокойствие духа, это врачевство, которое Вы всегда можете давать самим себе, и которое важно не менее внешних врачебных средств» (3:51).

Если произошли какие-либо перемены в сторону худшего, надо не тревожиться, а рассмотреть, «во-первых, не от нашей ли небрежности или неверности произошла перемена лучшего в худшее, дабы поспешно нашу небрежность или неверность очистить покаянием и исправить; во-вторых, каким образом в постигшем нас состоянии мы можем соответствовать намерениям Провидения, а худшее обратить в средство к лучшему» (3:40). Посему не надо допускать «внешним волнениям нарушать внутреннего мира», а этим миром утишать их (7:113–114). Не падая духом, дело, предпринятое по любви к святой Церкви, надо спокойно творить и продолжать «с миром и твёрдостью, вверяя оное Провидению Божию». Какие бы ни случились последствия – такой труд не потеряется пред Богом (4:498; 14:264).

Должно спокойно смотреть на тех, «которые не ведят, что творят, износя немирные слова, и следственно лишая мира самих себя прежде, нежели нарушат оный в других. Я сказал бы: смотрите на них с сожалением, если бы не опасался, чтобы тут не вкралось осуждение ближнего» (3:42). Основать спокойствие можно «только на истине и правде» (7:17).

Храня спокойствие, всегда радуйтесь (Флп. 4, 4). «Вспомните, что сказал Господь о скорбящем, но уповающем на Него человеке: С ним есмь в скорби (Пс. 90, 15). Так воистину. Поучимся же носить скорбь нашу с мыслью, что в ней Господь с нами есть. Господь с Вами в утешение!» (29:296–297). Господь посылает иногда неожиданно «утешение, когда то нужно для подкрепления изнемогающего, что Вы, может быть, и испытали, но когда сей особенной нужды нет, а только воля наша, недовольно покоренная, жаждет утешения, самовозбуждённого жаждой, и самонадеянно обещает себе оное, тогда, рассудите сами, надобно ли послать нам утешение или лучше надобно продолжить наше ожидание и упражнять нас в терпении, познании нашего недостоинства и смирения!» (29:300). Следовательно, если Господь «даёт нам чувство утешения, то сие воистину есть дар чистого милосердия Его, дабы мы более познали Милующего, более уверовали в Него, более возлюбили Его и утверждались в любви к Нему и на тот случай, если Он признает нужным для очищения нашего посетить нас новыми скорбями. Поэтому и радоваться пред Богом заповедано с трепетом (Пс. 2, 11), с опасением, чтобы мы, вместо утешения Благим Господом, не стали утешаться собой. Господи! Что есть человек, яко помниши его? Или сын человеч, яко посещавши его?» (Пс. 8, 5), – говорит слово Божие. То же Святое Писание гласит: Сеют со слезами – жнут в радости и торжественности (Пс. 125, 5).

Но посеяно ли со смирением, со слезами о возлюбленном, и старанием сподобиться от Господа возвышения? Благословенная жатва сама собой призовёт радость и торжественность» (13:87). В жизни, как правило, «радость земная проницается печалью, потому что душа сокровенно чувствует неудовлетворённость земного и потребности лучшего. Печаль о Господе проницается радостью, потому что душа предчувствует то, что сказано Апостолом: Печаль бо яже по Бозе... спасение соделовает (2Кор. 7, 10). Да не страшимся и печали, которая в радость будет» (5:10). Страшиться не следует потому, что в скорби христианину утешительна мысль, «что он не сделал зла другим. Слава Богу, что это так. Но при сем не излишний и не бесполезный вопрос: «Не было ли мало употреблено осторожности, и нет ли случаев, в которых полезно усилить её?» (8:318).

Заповедь христианину: не унывать. «Каковы бы ни были обстоятельства – унывать не надобно; от уныния делам не лучше, а нам самим хуже» (14:233). На всё происходящее в нашей жизни надо смотреть как на действие Промысла Божия. «Не смущайтесь и Вы, – увещает Святитель игуменью Спасо-Бородинского монастыря Марию (Тучкову), – что не предвидели, для чего отпустили Вашу казначею в Москву. Вы желали ей здравия, а Господь, может быть, провидел, что Вы много страдали бы при виде её кончины и погребения и судил устранить от Вас сие зрелище. Она вступила в больницу благополучно, но прежде нежели началось лечение, поспешила перейти туда, идеже несть болезни, ни печаль, ни воздыхание. Прошу Вас принять сие с послушанием воле Отца Небесного, а послушные дети, если плачут, то не очень много и тихо» (3:76–77). Не унывать и в час смерти, а положиться, как и в жизни, на милость Божию! «Что будет в час смерти? То, что Господь дарует, подобно как и всегда имеем то, что Он дарует; ибо в Нём Едином источник блага.

Потому и взывает Церковь: себе и друг друга Христу Богу предадим,

на все часы жизни и на час смерти» (3:85). «Внимая себе, не без внимания должны мы взирать на многие окрест скорби от скудости и другие по праведным судьбам посещения Божии». Они не должны повергать нас в печаль, а «должны побуждать иных к терпению, иных к исправлению, иных к благотворению, а посвятивших себя Богу наипаче к усугублению молитв о наших гресех и о людских неведениях» (7:393–394).

Важно терпение. «Искушения не для того, чтобы унывать, и тем увеличивать их, но чтобы терпением укрепляться и побеждать» (17:120–121). «Куда нам деваться от искушений, отец Наместник? – вопрошает святой Филарет архимандрита Афанасия и отвечает: – Некуда. Надобно терпеть и, что другие не по нас делают, переносить, а что мы, может быть, неправильно делали, примечать и исправлять» (17:117). Трудно являть терпение, а подчас почти невыносимо, но и цена его высока – в нём то, что относится к нашему спасению. «Подвигом и терпением приобретается благое воздаяние. Если ради Бога благодушно понесёте трудности – Бог благословит успехом» (19– 1:206).

Терпение несёт мир. «Мир – в терпении, – утверждает Московский иерарх. – Это лучше, нежели подозревать и погрешать против правила: не судите, если подозревающая догадка неверна. Бывает и то, что человек думает действовать по правде, не примечая подкрадывающегося неблагорасположения. Можно пожалеть о немощи человеческой: и довольно» (14:273). Укрепляется терпение, а, может быть, и рождается при разумной, спокойной встрече с нежелательным для нас. «Пользуйтесь тем, что происходит не по желанию, чтобы упражняться в терпении. Если бы всё было по желанию, как же приобрели бы мы добродетель терпения?» (3:65). После одних испытаний Бог может «благословить новое терпение» и как «скоро узрит преданность воле Его» «обучившегося терпению» освободит от переносимого (4:363).

А вот в отношении людей «непобедимой злобы» есть особое указание: «Говорите о людях по необходимости терпимых. Надобно, чтобы они не были вредны – терпеть вредных не должно быть необходимости» (9:126). О терпеливом Святитель радуется: «Кто становится терпеливее и через терпение спокойнее: о том радуюсь» (14:248). «Если терпите и готовы терпеть – слава Богу! Это достойно христианина и епископа» (14:259). И увещает: «Пока терпит нас преподобный Сергий, понесём терпеливо искушения, чего и Вам надлежало» (17:122).

Терпение заповедуется соединять с кротостью. «Всё приводит меня, – заявляет Святитель, – к одному заключению, что не неправедно и не бесполезно будет меру терпения наполнить водою кротости и возлить на огнь ревности, чтобы он горел тихо и не разгорался без нужды до пожара, могущего, сверх опасения, повредить мирные скинии любви, снисхождения и смирения» (4:241). Или, «как сказал некто прежде: ты гневаешься – видно ты неправ. На порицания лучше отвечать кротостью, нежели порицаниями. Чистой водой надобно смывать грязь. Грязью грязи не смоешь» (14:262).

Как заповедуется соединить терпение с кротостью, так повелевается сочетать с ним молчание. «Хорошо, – учит святой Филарет, – молчание с кротостью и смирением; хорошо и слово с любовью к добру и ревностью к правде. Особенно не угрожайте мне молчанием» (4:401).

С тем же терпением неразрывно и послушание. «Слава Богу, – начинает прославлением имени Господня свои дальнейшие наставления Святитель, – что есть утешающие послушанием, а если есть и такие, для которых нужно терпение, то надобно думать, что и такие нам нужны, чтобы мы могли упражняться в терпении и, при помощи Божией, достигнуть в нём успеха. Где было бы терпение, если бы все было по желанию, и терпеть было бы нечего?» (3:79). Подчёркивая важность послушания, святой Филарет напоминает рассказ Патерика: «Не худо бы скитским вспомнить и пример послушника, который, проведя жизнь у жестокого старца, из могилы отвечал, что послушные не умирают, и таким образом с собою спас и жестокого старца» (8:466).

Послушание может быть выше обета. «В законе Моисеевом писано, что начальник семейства, услышав намерение обета, может возбранить, и тогда обещавший свободен от исполнения; а если при первом услышании начальник семейства промолчит, то уже после не может противоречить обету. Может быть, у Вас и не обет, а просто желание. Если же и обет – правила монастырского послушания должны быть не менее сильны, как правила послушания семейного. Я воспротиворечил Вашему намерению пешешествовать, как скоро услышал о нём, и потому Вы не согрешите, если поступите, как повелено в книге Числ в главе 30, в стихе 6» (8:346). (Хотя и в скобках, но необходимо заметить: с «обетами» не надо спешить, а быть весьма осторожными: «Дано обещание. Жаль, что дано поспешно. Однако беда еще невелика. Как часто обещают посещение и потом посылают сказать, что по встретившимся обстоятельствам сему быть не можно. И стыда тут нет. И не всегда нужен отчёт в обстоятельствах». 8:261).

Ещё указание Святителя: быть стабильным, устойчивым, постоянным, точнее – оседлым. «Сим, – пишет он архимандриту Антонию, – напутствую к Вам, отец Наместник, Онисима, который опять явился и опять спрашивает меня, что ему делать, то желая быть там, где предложу я, то изъявляя своё желание путешествовать в Киев. Я сказал ему только, что если желает ещё путешествовать, то сделал бы путешествие теперь, а когда сядет на месте, то уже надобно сидеть и слушаться. Поговорите с ним и скажите ему полезное, а потом и мне скажите, что бы Вы думали с ним делать» (7:143)...

Да будет отъятием пищи у страстей пост телесный и духовный, – благопомощник «к очищению душ и к вступлению в чистую и совершенную радость воскресения Христова» (5:4; 10:484); «учитель воздержания, молитвы и внимания», наставник «слышимым, благоприемлемым и последуемым» (7:309). Пищу во время поста полагается употреблять простую, не отягощающую, но располагающую так, «чтобы сохранить силу и сон иметь. И от чаю удерживаться не худо, потому что он раздражительно действует на нервы» (919–1:164). При Лавре не допускается готовить мясную пищу в постные дни даже в гостинице (7:195). Но «от немощного тела не требуйте много, – чтобы оно не изнемогало больше, оказывайте ему снисхождение для сохранения его силы, дабы, как говорит святой Максим, иметь в нём соработника в служении лучшему» (5:10).

Чтобы пост был благословенным, «надобно исправить подвиг послушания и смирения» (7:346). Недостающее «поста в том, что входит в уста, дополним в том, что из уст исходит и от сердца», питанием «духа памятью о Боге и желанием Божественным» (5:4). В преддверии Великого поста вот с какими словами обращается Святитель к подвизающимся в Богохранимой обители преподобного и Богоносного Отца нашего Сергия и этим являет пример для всех: «Прошу Вас, братие, моему смирению прощения и споспешествующих молитв; и Вам от Всемилостивого Бога и Спасителя нашего призываю, всем... в чистом покаянии оставление, постного поприща душеполезное прехождение, и достижение в радость воскресения Христова исполненну и совершенну» (7:393).

Примеры несения поста отцами разнообразны. «Иные, – свидетельствует Московский иерарх, – приходя из глубокой пустыни ближе к общежитию, усиливали пост, не опасаясь изнурения, потому что на сей случай недалеко помощь ближних; иные, напротив, говорили, что в глубокой пустыне, в удалении от помощи человеческой, Господь обильнее дарует укрепляющую помощь на труд постный, и там усиливали сей подвиг, как бы в восполнение других, которым нет случая в пустыне» (7:345–246). «Помню, отец Феофан Новоезерский в первую неделю поста не вкушал до субботы, кроме воды раза два, но лицо его было не сухо, а только бело и чисто» (8:391).

«Что сказать о главных примерах Четыредесятницы, в Моисее, в Илии, в Самом Господе? Они так высоки, что и не знаю, решился ли бы я кому советовать напрящи свой пост до исполнения сей меры, а скорее бы присоветовал и любителю подвига смиренно поставить свою меру... Господь же да устроит то, что благо и спасительно душе» (7:346). «Господь да отверзает двери поста, как двери духовной тишины и света» (8:293); «да благословит подвиг поста, ... да не будет труд тощ пред Господем, и да усладится Ему беседа молитвы... и очищенным душам да умножится мир и радость о Господе» (10:25). «Да будет пост наш Богоугоден и душеполезен, гладоумерщвляющий страсти, оживляющий и питающий дух, силой нас ради Умершего и Воскресшего» (7:98)... В раю будет иное: «Что на земле есть подвиг, называемый постом, то на небесах есть просто естественное состояние, потому что там не употребляют вещественной пищи, которая вместе с питанием и отягощает, а питаются духовной пищей, которой падающие на землю крупицы составляют здесь сладости поста» (9:269–270).

Похвален и усердный труд – без действий, рассчитанных на то, чтобы произвести благоприятное впечатление на кого-либо. «Работы Ваши, – пишет Святитель архимандриту Антонию, – пусть идут, как им надобно, и не надобно давать им принуждённого направления, чтобы показать мне алтарное дело оконченным. Что застану, то и увижу» (8:244). В труде не опускать рук. Тому же Архимандриту сказано: «Говорите, что Вам 70 лет. Мне более. Рассудите же великодушно, человеколюбиво ли бросить на меня трудное дело, которое я допустил только по доверию к Вам?» (10:348). «Если Вы и сказали, – обращается Святитель к архиепископу Черниговскому Филарету (Гумилевскому), – что силы Ваши доведены до изнеможения, надеюсь, однако, что будете иметь ещё силы, сказав с Апостолом: Егда немощствую, тогда силен есмь» (2Кор. 12, 10) (15:39). Но то, что не по силам, поднимать или брать на себя нельзя. «Жалею, что Вы не остереглись, – с участием относится Московский иерарх к собрату Тверскому архиепископу Алексию. – Немощным нам нельзя очень долго быть в принуждённом положении. Немного посидеть, немного постоять, немного походить, не лишить себя внешнего воздуха, и дело делается, и тело служит. Будьте здоровы» (14:39)... «Да будет и труд Ваш во спасение, и покой во Господе» (7:82).

Одним из благочестивых деяний христианина есть путешествие в места священных воспоминаний. Сохранилось письмо Святителя к А.Н. Муравьёву, прибывшему в Святую Землю: «Не знаю, возлюбленный о Господе Андрей Николаевич, где и когда найдёт Вас настоящее мое слово, но мысль моя теперь ищет Вас в Вифлееме и желает найти там в ту ночь и в те часы, когда пастыри услышали небесную песнь: «Слава в вышних Богу и на земли мир», когда поклонились Младенцу в яслях, и Бог-Слово, безмолвствуя, благословил их души. Да отверзется там сердце Ваше к Небесному. Если не Ангелы, то Ангел да даст услышать себя Вашему сердцу. И Господь, глаголющий мир на люди Своя и на обращающие сердца к Нему, да изречет в сердце Ваше Свой мир, превосходящий всяк ум, и радость, ея же никто же возмет. Помяните там некоего, которого называют пастырем, для которого довольно счастливо было бы удостоиться быть между последними овцами» (4:321). Всякое деяние и всякое время должны проходить в страхе Божием: «Бог да дарует нам, ... чтобы и всякий день со страхом спасение своё соделывать и никакого года не бояться» (7:193).

Наконец, нельзя останавливаться на духовном пути, особенно тогда, когда уже сделано многое – надо помнить, «что враг усиливает искушения свои под конец, как заметил Антоний Великий, а потому надобно подвизаться, чтобы наконец победить, а не остаться навсегда побеждённым» (17:131).

* * *

Как бы завершая свои наставления о том, что надо христианину «творить», Святитель и удивляется, почему люди забывают смысл своей земной жизни, и скорбит о сем, и снова призывает не медлить – одуматься, хранить добро, сеять и поливать. «Дивлюсь я нередко, – делится своими мыслями святой Митрополит со святым архимандритом Антонием, – нынешнему времени, в которое люди, при возрастающей, по-видимому, образованности, оказываются не так осмотрительными в поступках, как в прежнее время; и даже те же люди, при возрастающей опытности, являются менее основательными, нежели за несколько лет. Это примечается и в малом, и в великом» (10:422–423). Нам даётся сокровище дней щедро, а «мы не находим в том счастья. Не значит ли сие, что не знаем или не понимаем цены и употребления времени, когда так пренебрегаем оное?» (29:328)... «Вы в бедах, говорите Вы (игуменья Спасо-Бородинского монастыря Мария (Тучкова). – К. С.). В каких? По крайней мере не в одной ли беде, то есть, опасности болезни? Если это так, то вспомните, что умереть можно каждую минуту, когда и нет угрожающей болезни; что опасность пришла к Вам не к первым, и что Бог Провидением Своим сохранил многих, окрест коих она ходила. Кому ещё нужно подвизаться в земной жизни, того Бог оставит в ней, только бы сам на себя не привлекал беды. Кого время взять с миром из мира: «Блажени яже избрал, и приял еси Господи!». Употребите осторожность, какую знаете, а чего не знаете, то поручите воле и Провидению Божию и скажите: Аще бо и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною ecu (Пс. 22, 4). Для того же, чтобы с нами был Бог, знаете, что надобно: чтобы мы были с Ним. Молю Его, да дарует Вам сие в молитве, и в вере, и в любви» (3:9–10).

И Святитель паки и паки призывает: «Всё да делаем, Дóндеже день есть» (17:83). Более желательны: благодать, мир, спасение душ и такое житие на земле, «которое было бы свойственным приготовлением к вечной жизни на Небесах» (4:85–86). Если знаем, «что добродетели отрешают ум от страстей, то для достижения сего очевидно надобно по возможности исполнять добродетели» (21:33); «не только дело добра, и одно усилие к добру невидимо приемлется и благословляется» (29:238). Но «не надобно страстно желать исполнения и добрых предприятий, а молить Бога, чтобы Он благословил исполниться им, если то во благо, или дал им иное нежели какое мы хотим направление, в воле Его святой» (29:327).

«Берегитесь самонадеяния, берегитесь поступать по первым движениям собственной воли; рассуждайте о всяком деле со вниманием; очень мало дел, которые бы безопасно было делать, как случится; советуйтесь часто со старшими и благонамереннейшими из братии; любите слушать правду и умейте не гневаться за правду грубую» (17:126), (обратим внимание: этот совет даётся наместнику СвятоТроицкой Сергиевой Лавры архимандриту Афанасию!).

В творении добра не должно падать духом, хотя «врата адовы отверзаются шире и шире; не одолеют они Церкви, да сбудется слово Христово» (29:314). Иди твёрдо и спокойно «по царскому пути» (3:65). «Да сеет человек доброе семя в душу, да поливает, да хранит посеянное и да ожидает милости от Бога, Который един возращает» (21:44).

В) Нищета и богатство

Высказывает Московский святитель и своё отношение к нищете и богатству. Спасаются и нищие, и богатые, как равно и погибают. Всё зависит от духовного устроения первых и вторых. «То правда, – утверждает Святитель, – что некоторых Бог посредством бедности ведёт ко спасению, но сие Он Сам делает, а Вам сего думать не поручил, а Вам сказал Сын Божий: От сущих творите милостыню (Лк. 11, 41). Исполняйте сию заповедь и спасайтесь ею. А для того, нужно ли кого очистить бедностью, Бог не попросит у Вас помощи» (21:25). Нищета тогда ведёт ко спасению, когда она принимается добровольно во имя Божие. Она, естественно, не может быть предписана всем. Вот как по сему рассуждает Святитель: «Нищета в Евангелии не всем предписана без разговора и в одинаковой степени. Посмотрите, когда юноша богатый вопрошает Спасителя, как спастись, первый ответ Господень есть: сотвори заповеди (Мф. 19, 17). А в заповедях предписано только не красть у другого, а не требуется необходимо отдать другому последнее. Когда юноша говорит, что сие он сохранил, то Спаситель представляет ему, что может он сделать, дабы войти в число... совершенных или святых, способных к преимущественной славе на Небесах, а именно: аще хощеши совершен быти, иди, продаждъ имение твое и раздай нищим, и иди во след Мене, и имети имаши сокровище на Небесах (Мф. 19, 21). Из сего видите, что Евангелие нищету предписывает не всем, но ревнующим о совершенстве, а что не имеющие дара нищеты, если будут веровать и творить добро в свою меру, не столь богаты будут на Небесах, как те, которые оставили всё, чтобы идти во след Христу» (Лк. 18, 28) (29:260–261).

Есть способ и богатому, не переставая им быть, стать нищим – совершенным, достойным Небесной славы. Именно: «Когда он к богатству не имеет ни малейшего пристрастия и ничего не употребляет по своей прихоти; но как приставник сокровища, принадлежащего Богу, употребляет оное по лучшему своему разумению во благо ближних. Так Авраам был в одно время и богат видимо и совершен в нищете внутренне. Богатый в Евангелии, который, услышав о совершенстве нищеты, опечалился по причине пристрастия к богатству, может быть, погиб от сего пристрастия, а может быть, ещё и спасся после, преодолев сию страсть и другую, именно гордость, по которой он почитал себя исполнившим весь закон. Правда, что Спаситель сильно изобразил неудобность спастись богатому и тем привёл в ужас Учеников, которые и спросили: «То кто же может спасен быть?» Но на сие Он тотчас ответствовал, что сие невозможно только по силам и по понятию человеков, но что может сие совершиться премудрым Провидением Божиим и силой Божией, которая и человеку сообщается через веру. От человек сие не возможно есть, у Бога же вся возможна» (Мф. 19, 25–26) (29:261–262).

Привязанным или привязывающимся к земле, ко всему земному полезно «вспомнить изречение Апостола: Земля же, и яже на ней дела сгорят» (2Петр. 3, 10) (3:19). Зачем копить и беречь то, что сгорит или же может привлечь внимание воров – стать пищей преступления других? (17:52). Не плачьте «об оранжерее. Это не хлеб сгорел, а роскошь сгорела» (17:71). Прилежно надо благодарить Бога за то, «что Он лишает нас мирских утешений, к которым мы могли пристраститься с крайней опасностью для души, и скорбями научает нас показывать наши недостатки внутренние и побуждает искать Его Царствия» (29:248).

Итог к данной теме подводит Святитель преимущественно словами Священного Писания: «Если, как сказывает Апостол: Хотящий богатитися, впадают в напасти и в сети, и в похоти многи несмысленны и враждующия (1Тим. 6, 9), то как не грешно питать такие желания? Некоторые, связанные узами общественной жизни, могут себя в сем извинять, как в грехе невольном, а те, которые более или менее разрешились от сих уз, как оправдаются, если без нужды хотят обложить себя сетями, льстя себе, что не запутаются в них? Если не хотите сказать, что это грешно, по крайней мере не можете сказать, что это благоразумно. Если сказано: Богатство аще течет само собой, не прилагайте сердца (Пс. 61, 11), не гораздо ли хуже, чтобы сердце за ним гонялось?.. Да даст вам Господь разум о всём» (21:30–31).

«Можно стучать в закрытую дверь

с молитвой, но с советами можно

только войти в открытую» (23:41)

Не всякий подвиг, о котором

слышится, надобно перенимать. Не

всякий подвиг всякому полезен и

удобен» (21:33)

«Довольно дела, и довольно пользы,

если потщимся исполнять заповеди,

которые всем предписаны» (21:33)

Раздел «Духовное руководство – духовные советы» есть прямое продолжение дальнейшего развития мыслей, изложенных в предшествующей главе – «Путь духовного делания». Выделяется предлагаемый материал в новый раздел, чтобы таким образом несколько облегчить восприятие читателем весьма важных разнообразных наставлений великого Московского святого иерарха. Систематизируется то, что раньше не оглашалось – во всяком случае, автор старается не повторять уже приведённых цитат, а тем паче дословно.

Духовному человеку, ставшему на путь христианской жизни, прилично желать только славы на Небе, а не на земле. Посему всё приземленное, даже молитва «об избавлении бедствующих для славы человека на земле, есть дело не в духовном направлении движущееся». Такая молитва не принесёт «истинного плода. Молиться о бедствующих должно из человеколюбия. Просить милости Божией должно для славы Божией. Мечта – худой спутник на духовном пути» (21:51). Добрый спутник – духовный руководитель.

Святитель свидетельствует, «что есть предметы, о коих по надобности можно писать, хотя они и неприятны; но есть другие, о коих речь бывает только между духовным отцом и сыном: о таких не должно Духовное руководство – духовные советы писать, разве под общим наименованием тяжкого искушения или греха, ибо письмо подвержено разным нечаянностям и может обна ружить тайну совести ближнего» (7:67).

В обителях для приходящих в неё должны быть духовники «определённые, а приглашаемые для сего по произволу – должны или обращать приглашающих к назначенным, или испрашивать особое разрешение» (8:316). На приходах же одобряется практика избрания духовника самими священниками благочиннического округа, которые и будут у него исповедоваться. «Здесь, кажется, нет причины пристрастия: каждый должен искать человека полезного для совести и для духовного совета» (14:246).

Какой свойственен духовный облик старцу Святитель говорит так: «Что пишите о христианских письмах – все благословно. Но не видится мне сходства с письмами затворника Георгия. Сии просты и скромны. Таковы обыкновенно и наставления старцев» и, естественно, сами старцы (10:157). На духовное они отвечают духовным, а не мирским, на печальное, неприятное – утешительным (8:74). Отсюда ясным становится замечание Святителя: «Уставник не созрел для должности духовника: его ещё учить надобно. Видно, надобно ещё взять время, чтобы подумать о занятии сей должности» (7:5).

Святым Филаретом даются некоторые указания к взаимоотношению духовного отца и его чад.

Духовник может спросить чадо: «Не погрешает ли против смирения мнением о себе, и подать мысли осторожности против прелести» (8:383). Его (монастырского духовника) встречи с «духовными детьми» происходят в стенах обители; вне её ограничиваются «духовной потребностью, без ненужной близости, на которую не всегда смотрят простым оком» (8:293). Не рекомендуется вторгаться одному наставнику в дела другого. Есть у некоего «расположение давать советы чужим ученикам тайно от старца – поведёт ли это к доброму устроению? Лучше бы о полезном для ученика сказал он его старцу, чтобы не вести одного по двум дорогам» (10:393).

В свою очередь духовные чада берут на себя обязательства по отношению к духовному отцу.

Суждения духовника надо принимать с верой и покоряться с ней (29:352). Полезно открывать ему «свою совесть и всё, что смущает... Одним открытием козни врага много ослабляются» (17:33). «Слова должны быть сказаны только тому, кому должно открывать помыслы, и кому можно понести» (7:96). Любопытство, особенно праздное, исключается: «Не всегда должно спрашивать, что это такое: ибо сие любопытство производит заботу или развлекает. Когда капля дождя упадёт на увядающую траву, она оживает не рассуждая, откуда родятся капли. Когда капля мира падает в душу, да взывает она в любви и благодарности к Богу, источнику мира, не испытывая, как Он действует и что значат некоторые нечаянности» (29:287). Совет рекомендуется брать «постоянно и не обращаться без нужды от одного к другому и от другого к третьему» (29:222).

Менять духовника по произволу нельзя – «сие противно духовным правилам» (29:337). Также греховно осуждать духовного отца и унижать его. «Справедливость требует, чтобы Вы, осудив духовника, хотя только мысленно, осудили себя за то пред ним и получили от него прощение. Самохваления при сем случае можно избегнуть, если скажете только, что Вы согрешили против него мыслью гордой и осудительной, потому что наставление его в молитве показалось Вам ненужным или недостаточным» (29:225). «Лучший духовный отец есть тот, кого принимают с верой, как орудие Божие. Унижать духовного отца в глазах духовного сына – значит обижать одного и вредить другому» (29:331).

Значение духовного отца велико. Эта истина выражена, можно сказать, в словах Святителя, обращённых к своему же духовнику: «После благословения преподобного Сергия, Вашему попечению, отец наместник, обязан я тем, что завещанное преподобным Сергием человеколюбие распространяет свой дух и свои действия» (8:ХИИИ, 224). «Без Вашего благословения и разрешения я вновь ничего не желаю делать. Скажите одно слово воли Вашей, и я его желаю исполнить» (8:320). И ещё: «Отцы учат нас, что начинаемое без благословения сомнительно и ненадежно» (9:116).

Есть колебания в выборе духовника – иди «в исповеди» к тому, кто «и кроток, и внимателен, и назидателен» (4:113). Отошёл ко Господу духовный отец – остались на земле его преемники. «Оптинские лишились отца Макария. Думаю, остались от него добрые духовные наследники» (10:251).

И завершает Святитель: «Искренно напоминаю (...) желающим исправления и усовершения не из строгости против их недостатков, ибо знаю, что сам более других имею нужду в снисхождении, но из желания видеть доброе лучшим и растущее зрелым» (29:236).

А) Бог – и мы

Превыше всего ставится служение Богу. «Законом Вашим да будет воля Божия, – пишет Архипастырь, – внимательно познаваемая, а не человеческая» (21:15). Настоящее дело, действительно такое, какое должно быть – это «учиться приносить в жертву Богу все, что нас как-нибудь занимает между человеками» (23:43); учиться жертвовать самым дорогим. «Заповедь не любить сына или дочери паче Господа может сохранить и тот, кто живёт в одном доме с сыном и дочерью, и может нарушить и тот, кто живёт не в одном доме. Но в котором из сих положений лучше надеетесь сохранить заповедь, то изберите» (21:16).

Человек, как образ Божий, свободен (хотя его свобода не абсолютная, как у Бога). «Не дать человеку свободы, ограниченной, свойственной твари, не исключающей возможности уклонения от добра, значило бы сделать человека машиной. Машина, если не может делать зла, то не может делать и добра, и блаженствовать» (23:37). Будучи свободным, он призывается идти к Богу, к Добру, к Блаженству. На этом пути ориентирами могут быть люди, но на них не должно останавливаться. Что бо ми есть на Небеси, и от Тебе, что восхотех на земли?.. Боже сердца моего, и часть моя, Боже, во век (Пс. 72, 25–26). «Видите, что право шествующий и на Небесном не останавливается, стремясь к Богу, кольми паче на земном» (21:52). Надобно идти и идти к Богу, «не спотыкаясь на дороге на человека» (21:46).

Если на нашем пути находят по Божиим судьбам опасности, то их подобает встречать «без ропота и уныния, с молитвой, преданностью волю Господа и с упованием на Его милосердие» (21:49), дверь которого для нас всегда готова открыться, «если постучать с верой, смирением и терпением, не произнося наперёд строгого суда на Милосердного, якобы Он не расположен отворить, и не отступая нетерпеливо, если дверь не отворилась по первому удару» (21:66). «Грехи, исповеданные и разрешённые, повержены в бездну милосердия Божия, и покаявшийся должен думать, что живёт после того новой жизнью. О сей должно пещись» (21:27).

Постигающие нас по воле Божией искушения побеждаются сравнительно нетрудно, «если мы терпим и на Него уповаем – что перенесённое искушение приносит пользу, а желание избежать искушения не всегда может быть успешно» (23:28).

Справедливое чувство – «страх Божий пред Божественным таинством». Его надо иметь – «со страхом же и смирением приближающемуся к Богу даруется и надежда, умеряющая страх» (21:32).

О Господе и наша радость, и наша печаль. «Радость земная проницается печалью, потому что душа сокровенно чувствует неудовлетворительность земного и потребности лучшего. Печаль о Господпроницается радостью, потому что душа предчувствует то, что сказано Апостолом: «Печаль яже по Бозе, спасение соделывает». Да взыщем радости, в которой бы не скрывалось жало печали. Да не страшимся и печали, которая в радость будет» (23:30).

Если Господь послал нам радость – «даровал быть раю в душе, то да сохранится он в ней». Должно не оставлять его возделывание и хранение «посильным упражнением в добре и воздержанием себя от всего, что бывает не по воле Божией, а по своеволию человеческому» (23:44). Бог помогает совершению добра – «надобно благодарить Его и утверждаться в намерении делать добро. И это ли время угрожать охлаждением к добру? И кому можно сим угрожать, кроме себя?» – с горечью ставит Святитель вопросы (21:35).

Благо стать пред Богом, как дети пред отцом – уподобиться детям. «Господь велит быть детьми. Апостол толкует: «Не дети бывайте умы, но злобою младенчествуйте». Следовательно, будьте незлобивы, как дети, будьте добры, как дети, будьте простодушно любящи, как дети. Не надобно жаловаться на то, что Бог дал в природе, но возвышать оное к благодати, и будет всё благо» (23:77).

Вспомнив всё сие, «подумайте, – учит Святитель, – как близко Божество, и в глубине души поклонитесь Господу и просите, чтобы Он, какими ведает средствами, дал Вам участие в благодати... Сие может быть сделано без слов и без многого продолжения времени, одним обращением мысли и чувством сердца, если обстоятельства препятствуют сделать более. Господь приемлет таковые усилия вырваться из суеты мира и прилепиться к Нему» (29:226–227).

«Будьте верны в служении Господу... без произвольного и усиленного взыскания. Верен Господь, чтобы верному вмале, воздать многим» (21:49). «Надеюсь, что так и расположен дух Ваш. Да укрепится он, и да сохранит в скорби столько мира, чтобы не слишком потрясена была немощная плоть. Ныне время показать плод любомудрия... и не поколебаться лишением видимого и временного, в созерцании невидимого, во уповании вечного. Усердно молю Господа ниспослать Вам свыше помощь, и утешение, и мир» (21:10).

6) Ближние – и мы

Слышим от великого Московского святителя много добрых советов, помогающих нам со спокойствием и участливой душой взирать на ближних.

Прежде всего, надо изгнать мысль, что мы кого-то не любим (21:15–16), а вместо сего стараться «намерение и сердце ближнего» понимать только в хорошую сторону. Тогда мы будем безопаснее «от вредной погрешности, а он удобнее сделается лучшим» (23:22). Это достигается спокойным обхождением, простым, мирным, «как без изысканной ласки, так и без ухищряемой холодности», без подозрительного ока (23:20). «Надобно беречься склонности к подозрению. Вы, например, думаете, что человек гневается, а это неправда, и Ваш помысл лжесвидетельствует. Заповедь не хочет сего» (21:60). «С оком подозрительным можно дойти до человеконенавидения: кто хочет иметь любовь к ближнему, тот должен иметь око простое» (21:67; 23:20).

«Научитесь быть просты, – велит святой Митрополит, – не называть людей изысканными именами, которые выше всех, и не заниматься ненужными убеждениями» (23:45).

Если мы, услышав о нас укорительное слово, спешим ответить тем же – «какая польза? – спрашивает Святитель и отвечает: – Разве только с погрешившим хотите поравняться погрешностью. Христиане бывало говорили: ...Укоряемы, благословляем (1Кор. 4, 12). Если также верить, по молве, худому о людях незнаемых – какая польза, кроме греха осуждения ближнего, и, может быть, или даже вероятно, или верно, невинного?» (21:67). Следует хорошо запомнить: «Горькым горькое усладить не можно, а только сладким. Так и горькие случаи не могут быть услаждены горьким о них суждением, а кротость, терпение и любовь могут не только усладить проистекшее из горького источника, но и горький источник исправить» (21:17; 23:11).

Нежелательно вступать в спор, особенно если он неправый (23:17). Едва ли нужно и обличать кого-либо по своей воле, разве он сам «подаст случай сказать ему истину. Обличать за себя трудно, чтобы не примешалось самооправдание. Притом обличение может обратиться в неприятность другому человеку, через которого перешли речи. Не лучше ли помолиться только, чтобы Бог вразумил каждого смотреть на дело ближнего простым оком без осуждения и подозрения» (23:16). «Одно знаю, – заявляет Святитель, – не словопретися ни на кую же потребу, на разорение слышащих (2Тим. 2,14). Если кто говорит, что он был потревожен, то можно спросить просто: «Чем?» А сказать: «Верно безделицей», – значит судить ближнего, и оскорблять, и сеять семя словопрения. Неудивительно, если последует неприятная жатва. Слово человеческое может быть изострено, как меч, и тогда оно будет ранить и убивать; и может быть умягчено как елей, и тогда будет врачевать» (21:34–35). Но если втянулись в «словопрения», то «не будьте настоятельны в том, чтобы всякий вопрос Ваш разрешался ясным ответом. Надобно уповать на Бога, что разрешение вопроса нужного пошлёт благовременно, а ненужный пусть лежит неразрешенным и упражняет терпение и смирение» (21:29).

При встрече «с немирным человеком надобно вспомнить слово Писания: ...С ненавидящими мира бех мирен (Пс. 119,6). Если Вы молитесь за такого человека, то Вы в порядке. А в таком случае чего опасаться? Встречайтесь с ним, как бы ничего не предшествовало сему немирного» (21:68–69). Мир с ближним, как явление мира душевного, – лекарство и для здоровья телесного. «Мир души да будет Вам и лекарством против головной боли Вашей, – высказывает пожелание Святитель. – Не в шутку, это из числа лекарств против болезни сего рода; и одно из сильных. Предполагаю, что боль нервного качества: другая не была бы одна, а оказалась бы в соединении с другими явлениями» (17:42).

И святой Филарет призывает: способствуйте утверждению мира (21:69); на порицание отвечайте «кротостью, нежели порицанием. Чистой водой надобно смывать грязь. Грязью грязи не смоешь» (23:18). Явилась немирная «мысль против ближнего, принесите в ней покаяние Богу; при помощи Его изгоните её из своего сердца. Обличите в ней себя пред кем-нибудь, чтобы смирить себя или получить наставление. Признайтесь и тому, против кого думали, если уверены, что он примет по-христиански и, уважив признание, утвердит мир и любовь. Но, – предупреждает святой Иерарх, – есть опасность, что он обратит внимание на самую мысль немирную и войдёт сам в немирное расположение, то, открываясь, Вы только распространяете немирное расположение» (29:235). Ещё: «Если человек чувствует себя не довольно спокойным и твёрдым, чтобы в трудном разговоре сохранить нужную осторожность и умеренность, и опасается таким образом отдалить мир, к которому хочет приблизиться, то, конечно, лучше остаться до времени в молчании, и от Бога просить мира себе и другим» (21:27).

Нужно также отметить и, как говорит Святитель, «вероятно, не в первый раз, что к тому, от кого желаем слышать правду, особенно духовную, должны и сами обращаться с простой правдой, и не величать человека напрасно, потому что если он будет слаб и прельстится величием, то он не будет стоять в правде, следственно и не надёжно будет услышать от него правду; а если будет строг, то может случиться, что и отвечать не станет» (21:23; 23:45). Говорить правду – дело хорошее, особенно, если к сему призывают нас обязанности и, тем паче, «любовь к ближнему, но сие делать надобно, сколь возможно, без осуждения ближнего и без тщеславия и превозношения себя, как будто лучше другого знающего правду. Но притом надобно знать людей и дела, чтобы вместо правды не сказать укоризны, и вместо мира и пользы не произвесть вражды и вреда» (23:21).

Развивая последние мысли, святой Митрополит в другом случае пишет: «Жалею, что Вы открыли сестрице Вашу немирную мысль против человека, которого она почитает. Вы тем могли только повредить миру между нею и Вами и также между Вами и тем человеком, но нужды в том не было, и добра от того ожидать было не можно. На что Господь одел дупгу таким телом, сквозь которое мыслей наших другим людям не видно? Думаю, для того, между прочим, что мысли наши часто бывают нечисты, а потому не полезно, а вредно было бы другим душам видеть их все... Если мысль Ваша во славу Божию, скажите её, – пусть и другие славят Бога. Если она в пользу или в утешение ближнему, скажите её: пусть будет польза и утешение. Если сердце Ваше невинно отверзается к сообщению слова ближним, хотя и не совсем нужного, пусть будет и сие ради общежития» (29:234–235).

Появилось опасение, что будет оскорбительный отказ в чём-либо – «всего лучше без нужды не делать того, за что могут оскорбить отказом» (21:28). Самому надо быть внимательным к ближнему. «Сухость и холодность, – рассуждает Святитель, – конечно, имеют источником наше несовершенство, невнимательность, погрешности явные, или недовольно приметные, но внутренне нарушающие тишину совести. Признаем сие, возбудим наше внимание, очистим совесть признанием погрешностей, и смиренным прошением от Господа прощения, признаем, что мы и недостойны утешения; решимся послушно переносить лишение – Господь узрит, и умилосердится, и дарует вновь спокойствие и утешение» (21:19).

От помощи людям не надо бегать – «между ними есть люди Божии. Надобно стараться, чтобы впереди добрых дел не шло наше мудрование и наша воля» (23:19). Надо молиться за ближних «с мыслью о своей обязанности и о воле Божией» (21:14).

Во всех поступках «всего лучше было бы послушать голоса совести, отказаться от суеты» (21:26).

Наконец, следует помнить, что как всякое злое деяние по отношению к ближнему, так и доброе видит наш Небесный Отец. «По тюрьме, – завершает одно из своих писем святой Архипастырь, – когда могли, и сколько могли, Вы действовали; и не пропадёт сие пред Богом. Когда не можете – предоставьте всё воле Божией и человеколюбию других» (21:75).

В) Мы – сами

Что мы делаем «для успокоения ближних», то Господь «обратит в источник внутреннего покоя» для нас самих (21:11–12). «Что­ бы истинно успокоиться, надобно примириться через то же средство, которым открылось немирное расположение» (29:229).

С нами постоянно должна быть мысль: «С чем предстану?.. И надобно подвизаться в молитве, самоотвержении и благоделании, чтобы не предстать Вечному Мздовоздаятелю ни с чем». Должно помнить пророческое слово Псалмопевца: Аще беззакония назриши, Господи, Господи, кто постоит? (Пс. 129, 3) (21:36). Сильно перед Богом добро, «а не добро – немощь; но всё не без заботы, чтобы страстная воля не смешала и не затмила света» (23:23). Посему внимай себе (1Тим. 4, 16). «Это совет и Моисеев, и Апостольский, учение и закона и благодати» (21:70). Господь открыл и сказал Моисею: «Я хожу в стане израильтян; надобно, чтобы люди были чисты и стан чист. Потому что нечистое земное не выносит, без очистительного приготовления, чистого Небесного, и разрушается. Моисей раздробил сие повеление на понятные народу и определительные к исполнению правила. Что тут не нравится человеку, который, вероятно, менее Моисея чист?» (21:47).

Прежде чем сделать шаг – надо рассудить: делать ли его; «и когда он сделан не противно закону, лучше не отступать без нужды» (21:59–60). Также надо поразмыслить, если явится желание увидеть что-нибудь из мира сверхчувственного, чтобы, мол, убедиться в правильности делаемого или сделанного шага. «Положим, что Вы бы и увидали. То, что Вы видите, есть или истина, или призрак воображения, или прелесть отца лжи, которому ещё не возбранено и ныне, как прежде преображаться в Ангела света. Что же именно из трёх? Ручаетесь ли Вы за себя, что узнаете и различите? Кто видел голубя и ворону, тот легко различит их. А кто не видывал и мало учился натуральной истории, тот легко примет ворону за голубя, особенно если увидит её ненадолго и она не успеет обнаружить себя вороньим криком. Подобная ошибка ещё удобнее в сверхчувственном, а её последствия гораздо важнее... Вот Вам слова Исаака Сирина: «Точию сам да не ищет в себе явления Божия, да не примет того, иже воистину тьма есть, а свет быти лицемерится».

Вы скажите, что Вы думаете не о явлении Божии; но о явлении сотворенного духа обманутыми быть ещё удобнее. Имя Иисуса Христа с Вами, а с Ним и всё Небо: чего ещё? В Нём вся сокровища сокровенна: довольно ждать, когда что благоволит открыть, а не подбирать ключи к тому, что заключено во времени» (29:300–301). «Советуйтесь и с немощью своей, и берегите силы, которые уже не в состоянии возрастания и избытка» (21:62).

Не надо просить себе «тяжкого бремени» и возлагать его на себя, а надо «исполнять обязанности более обыкновенные», но исполнять «верно и тщательно» (21:31). «Не предпринимайте необыкновенного, что, может быть, и не по силам, – учит Святитель. – Старайтесь внимательно и с умиленным сердцем исполнять то, что, как говорите, исполняете плохо» (21:36–37). «Напрасно налагаете на себя труды не по состоянию здоровья, имея расположение к болезни. Воля Божия испытать Вас одним ли опасением болезни, или и более: но вы обязаны беречь здоровье, чтобы не быть причиной усиления болезненного расположения» (21:71). 69-е Апостольское правило, осуждающее не постящихся во святую Четыредесятницу или в течение года – в среду и пяток, не осуждает сущего в телесной немощи. Следовательно, «разрешающий пост по немощи телесной не осуждается, и, тем паче, если по совету врача. Не смущайте себя сами. Было время поста; и Господь сохранит плод его» (21:77).

Усмиряется и утишается сильное тело, «а немощное не надобно лишать нужного подкрепления» (21:43). Для всякого человека есть, по мере его сил, пределы действований, «и не переходить их без нужды. Так сохраняются силы в действовании, и дело идёт лучше, нежели когда хотят гнаться за двумя зайцами вдруг» (21:64). И Святитель паки призывает и повторяет: «При нынешнем состоянии Вашего здоровья... исполняйте, что можете ныне» (21:21). «Кажется, Вам говорено было, что телу, не приобученному рано к трудам и лишениям, осторожно надобно налагать труд и лишение. Щадите тело и храните спокойствие души» (21:13).

Следует «знать, что и лучше нас подвизающиеся не всегда находятся в желаемом положении. Вот что, например, пишет преподобный Нил: «Овогда убо, став на молитву, добре помолишися; овогда же, и зело трудився, не улучиши намерения, да ещё поищеши и, прием, будеши иметь неотъемлемое исправление» (21:19).

Тяжким бременем могут стать скорби, болезни при неправильном их восприятии, но при христианском к ним отношении они послужат тем самым «неотъемлемым исправлением», о котором только что слышали слово преподобного Нила. «Скорби, – рассуждает святой Филарет, – дали Вам чувствовать нужду в утешение веры. Хорошо, что Вы её заметили. Быв счастливее в мире, может быть, Вы не познали бы сей нужды и не обрели бы сего утешения. Что же из сего? Признайте, что скорби суть благодеяние Божие, и благодарите за них Бога. Благо мне, яко смирил мя еси яко да научуся оправданием Твоим (Пс. 118, 71)» (29:219).

В болезни испытывается «чувство отрешения от мира, чтобы после болезни придерживаться сего чувства. Не удивительно, если чувство сие не так легко приходит после болезни, как во время болезни; в болезни Бог дарует оное на потребу немощному, а во здравии требует, чтобы он подвизался обрести оное» (23:31–32).

Рождающаяся часто от скорби печаль не должна быть чрезмерной, «никогда не должна быть сильнее веры в Бога и надежды на Него. Что бы ни произошло, надобно веровать в Его милосердие и надеяться на Его помилование. Для сего надобно отвлекать мысль от предмета печали и занимать ум и сердце молитвой. Не должно смущаться тем, что в сих обстоятельствах молитва несовершенна». Приносить Богу надо «намерение молитвы – Он призрит и даст молитву молящемуся» (23:33). Также следует вспомнить слово опытной мудрости: «В радости не забудь готовиться к скорби, в скорби не забудь надеяться лучшего» (23:44; 21:27). Если всё же «тягость жизни» продолжается, надо чаще «возводить взор к милующему Богу, но жаловаться на тягость жизни не должно. Бог даёт и продолжает её для нашего спасения, следственно – это дар: дарующего благодарить должно, а не жаловаться» (23:43).

Даром Божиим нам могут быть и слёзы. О них Великим постом преподобный Андрей Критский не раз «молит Бога: «Яко благоутробен, даждь ми слезы умиления». И дальше: «Если даются слёзы – надобно благодарить благоутробного Бога и пользоваться ими для очищения души» (21:29). «Кто начинает мыть вещь, упавшую в грязь, увидит руки свои не так чистыми, как пред тем. Но он отмывает грязь и от вещи, и от своих рук, и руки, послужив очищению вещи, остаются чистыми» (21:33–34).

Мы сами – каждый из нас как ученик Христа Спасителя, как христианин должен быть: постоянным, целеустремленным, правдивым, благоразумным, стремящимся видеть истину, молчаливым – не пустословом, не гневливым, не разменчивым на мелочи...

Вот как о сем учит святой Архипастырь:

• «Кто переходит от восторга к холодности и не довольно утвердился в мирном устроении духа, тому ещё довольно дела продолжать своё воспитание» (21:31).

• «Отказаться от всего, желать вести смиренную жизнь, и вдруг пожелать забавлять себя драгоценной вещью, какая бы она ни была – есть ли тут сообразность? Если первое не должно остаться одной мечтой, то, конечно, не должно быть допущено последнее» (21:32).

• «Правду говорить надобно, когда человек призван к тому должностью или возбуждён опасением вреда и желанием пользы, но со смирением и терпением. Доброму намерению и смирению даётся и благоразумие» (21:68).

• «Истину, хотя и печальную, надобно видеть и показывать, и учиться от неё, чтобы не дожить до истины более горькой, уже не только учащей, но и наказующей за невнимание к ней» (23:30).

• «В молчании всё родится и растёт. Дела, о которых рано провозглашают, часто кончатся звуком слов» (23:41).

• «Сердиться не полезно» (23:21); «по рассуждению древнего философа, ударом осла не должно тревожиться» (23:22).

• «Не расточайте великих слов для мелочей. Берегите их для того, что истинно велико» (21:32)...

Святитель не советует вспоминать неприятное. «Не возвращайтесь охотно к неприятным воспоминаниям: благодарите Бога, что помог перенести трудное и встретить утешение любви» (21:17).

Надо бороться с леностью и холодностью, ибо они, наряду с другими пороками, ведут к греховным помыслам. «Если жалуемся на леность и холодность, надобно поискать, не впал ли в душу какой из тех помыслов, кои тяготят долу, а не воспаряют горе; а это помыслы, в коих что-либо присвояется, или приписывается себе, успех дела, похвала, замечание недостоинств ближних с перевесом в нашу пользу. Искуси мя, Господи, и испытай мя, и виждь, аще есть путь беззакония во мне, и настави мя на путь вечен» (23:8).

Хорошо избегать похвал. «Вижу доброе, благодарю Бога, прошу сохранить оное и не сказываю о том человеку, потому что похвала не всегда возбуждает, но иногда и усыпляет» (29:236).

Ещё более надо избегать тщеславия. «Хорошо принять благодушно наказание, но не нужно провозглашать сие, чтобы это не было тщеславие смирением или упрёк наложившим наказание» (21:45). И само добро надо творить без тени тщеславия. «Если хочешь сделать добро и искушаешься помыслом тщеславия, и если дело терпит время – не спеши делать, и укроти помысл тщеславия. Но если надобно накормить голодного – поспеши накормить, и также поспеши осудить и попрать твоё тщеславие» (21:25).

Ценно видеть то, что для нас является насущной потребностью, и не увлекаться заботами о второстепенном. «Не полезнее ли, – вопрошает святой Иерарх, – заботиться о том, как встретить кончину с миром и благой надеждой, нежели о выборе места в земле для земли, непременно такого, какое нам пришло на мысль, и готовить памятник, и сочинять надгробие? Что если за гробом придёт мысль, что распоряжение неправильно, и что напрасно употреблено столько своей воли там, где можно бы без заботы предаться в волю Божию? Если желание Ваше не неугодно Богу – оно исполнится так, или несколько иначе. А если неугодно – ничто не обеспечит исполнение оного. Открой ко Господу путь твой и уповай на Него» (Пс.36, 5) (21:63; 23:43).

• А что делать, если нас одолевают искушения? Искушение... житие человеку на земли (Иов. 7,1), «а не один день или час жития. Мы ищем мира, а враг ищет возмутить нас. Мы часто дремлем над своим делом, а он, бессонный, старается подстеречь нас и во время бдения нашего, и во время нашей дремоты. Что же делать? Бодрствовать всемерно, ни на минуту не надеяться на себя, ни на минуту не отлагать надежды на Бога» (29:319–320) – с надеждой на помощь Божию уверенно сражаться «за правое дело» и «одерживать победы» (23:30). «Когда котёл кипит в огне, тогда не смеют к нему приблизиться ни насекомое, чтоб осквернить, ни наглое домашнее животное, чтоб похитить пищу, приготовленную в нём для человека. Но когда снимется с огня и остынет, тогда насекомые роятся около него и падают в него, и наглый пёс может приблизиться, осквернить, похитить. Подобно сему, когда душа человека кипит огнём Божественного желания – сей духовный огнь служит ей в одно время и силой для действования, и броней для защиты. Но если небрежение допускает угаснуть сему огню, и благочестивое усердие остывает, то суетные, лукавые, нечистые помыслы родятся и роятся в области чувственной, падают в глубину души и оскверняют её, и может прийти наглая страсть и расхитить в душе, что в ней уготовлялось для благоугождения Богу» (23:34–35). «Не худо поставить щит против нападающего, но не надобно выставлять себя для стрел» (23:17).

• Не подобает останавливаться в духовном делании и тогда, когда наше намерение не исполнилось. «Если доброе намерение не достигло исполнения – ещё не всё потеряно. Бог, по выражению святого Златоуста, и намерения целует, и, по искренности их, если не теперь, то после дарует благое последствие.

А если бы случилось, что к намерению примешалось неправое, например, надежда на себя или осуждение ближнего, то в неуспехе не надобно жаловаться на суету или на ближнего, но усовершать впредь свои намерения, и тогда будет лучше» (21:48–49). И уж совсем «нехорошо духовное оканчивать мирским; нехорошо совсем оставлять духовное для мирского. Лучше пожертвовать мирским для духовного. Но доколе сети мирские так перепутаны, что когда выпутываешь одну ногу, другая запутывается, – надобно: то, что свободно, сколько можно простирать к Богу. Воздеяние руку моею – жертва вечерняя. К Тебе возведох очи мои, живущему на Небеси. Тебе рече сердце мое: Господа взыщу (ГИс. 140, 2; Пс. 122,1; Пс. 26, 8). Когда же случится, что после дела духовного впадёте в мирское, то, возвратясь к себе, прочтите »псалом 136: На реках Вавилонских, тамо седохом», и прочее, и подумайте над ним, как вразумит Вас Бог. Не худо в плену плакать о Иерусалиме, доколе не придём в свободу (29:250).

Всякий человек, поступая так или иначе, «больше или меньше распространяет жизнь, какой живёт, новую или ветхую. Дар распространять в других высшую жизнь есть высший – благо тому... Но... человек может желать, чтобы, по крайней мере, не распространять жизни ложной, плотской, греховной, лицемерной, – неправым словом, недостойным примером. Жизни лицемерной, представляющей только поверхностный образ благочестия, особенно приличествует имя ложной» (23:24). Святой пример – Евангельская Мария. Едино же есть на потребу. Мария же благую часть избра (Лк. 10, 42) – «безмолвное приседение при ногах Господа Иисуса и благоговейное внимание слову Его» (21:32).

• «О святая простота! Возвратись просто, прежде нежели призовут тебя губители разрушением суетного блеска!» (29:515).

• «Приводите сердце ваше сколько можно к простоте: слушайте доброе с охотой, а что не таково, не раздражайтесь, а старайтесь забывать; не скорбите за людей, которые не хотят быть поводом к несогласию; старайтесь иметь или разговор невинный, или молчание спокойное. Вот суд человека, который, может быть, более судимых погрешает, впрочем желает и себе исправления, и другим усовершения. Воспользуйтесь оным, как Господь вразумил вас. Да дарует Он Вам истинный мир и с Вашим сердцем, и с Вашими ближними!» (29:235–236).

• «Если же и горькая трава примешивается к хлебу (ибо мне кажется, что мы на исходе из Египта) – знайте, что и сие по воле Божией, и да будет то на здоровье душе» (29:224).

Г) Разное

Имеется целый ряд самых разных советов Святителя, размышлений, свидетельств (к ним ещё вернёмся) и др., которые, при всем желании, не просто привести в систему, а между тем они равноценны прочим, а, может быть, чем-то и возвышаются над ними. Поэтому автор дерзает процитировать некоторые из них, тем более что и в других случаях он старается передать не только дух наставлений мудрого Иерарха, но и букву.

Итак:

• «Что делаете на всю жизнь, то лучше сделать нескоро, нежели торопливо» (3:3).

• «Иметь послушание и не иметь похвалы за оное – тем лучше, тем больше награды от Бога» (21:20–21).

• «Говеть неудобно при краткости времени и стечении забот: изберите время, в которое можно было бы иметь поболее свободы и тишины» (29:250).

• «Взять увечного мальчика – дело доброе: только прежде внимательно рассмотрите, можете ли сие не только начать, но и совершить» (21:13).

• «Приглашение ехать в деревню, думаю, справедливо будет Вам принять. Дочь и внуки более права на Вас имеют, нежели нищие и узники, особенно когда от последних Вы уже отказались» (21:14).

• «Василий Великий на вопрос: «Как произошло зло?» отвечает: «Оно произошло так, как происходит темнота, когда зажмуришь глаза. Сотворивший око не виноват, что ты закрыл глаза, и тебе стало темно».

К чему служит свобода? К тому, чтобы избирать добро и блаженствовать по-ангельски и по-человечески, а не только бродить по земле, как скот, или прозябать, как трава. Но не лучше ли бы не давать такой свободы, которую можно употребить во зло, или дать такую, которую во зло употребить нельзя? При сем вопросе трудно удержаться от Апостольского упрека: Еда речет здание создавшему: почто мя сотворил еси тако? (Рим. 9,20). Свобода, исключающая всякую возможность уклонения от добра, есть всесовершенная, Божеская: нелепо было бы требовать, чтобы Бог сотворил человека Богом вместо твари. Не дать человеку свободы ограниченной, свойственной твари, не исключающей возможности уклонения от добра, значило бы сделать человека машиной. Машина если не может делать зла, то не может делать и добра, и блаженствовать. Разве не лучше ли было бы совсем не быть человеку, ни Ангелу, так как уклонение от добра началось между Ангелами, и оттуда перешло к человеку? Как зол был бы тот, который бы сего пожелал! Ибо это значило бы желать, чтобы девять чинов Ангельских не существовали и не блаженствовали, чтобы миллионы спасаемых Христом человеков не существовали и не блаженствовали» (21:24–25).

«Иное дело судить по духовному закону, а иное по закону человеческих обществ. По духовному закону, человек лучше отдаёт свою жизнь, нежели отнимает её у другого. Но по сему закону нельзя охранить безопасности человеческих обществ: и правители, судьи, воины не могут поступать так, как отшельники и мученики. Ещё различие: иное дело одобрить действия, а иное не судить. Не суди чужого дела, – можно сказать о деле, которого мы бы не одобрили при вопросе: сделать ли, и от участия в котором убежали бы» (21:29).

«Сказано: радость Господня –

сия есть сила наша»

(Неем. 8, 10)"(19–2:115)

В одном из своих очерков, посвящённых раскрытию наставлений святого праведного Иоанна Кронштадтского, я приводил уже определение Промысла Божия. И если это определение применено к творениям Кронштадтского пастыря, то, естественно и прежде всего, оно относится к Богословию Московского архипастыря. Повторяю его (хорошо было бы запомнить это определение): «Промысл Божий есть непрестанное действие всемогущества, премудрости и благости Божией, которым Бог сохраняет бытие и силы тварей, направляет их к благим целям, всякому добру вспомоществует, а возникающее через удаление от добра зло пресекает или исправляет и обращает к добрым последствиям».

Господь печётся о нас «не по нашему достоинству», а по Своему бесконечному милосердию (21:41). Его судьбы «неисповедимы, но всегда премудры и благи» (13:72). «Удивительный вопрос, предлагаете Вы, отец наместник: писать ли об исцелениях, – обращается Святитель к архимандриту Антонию. – О ничтожных делах человеческих пишут, обязаны писать, и писать установленным нарядным образом, а о делах Божиих писать ли? Недаром пророк жаловался, что на дела Господня не взирают (Исх. 5, 11–12). Надобно ли, чтобы он и на нас в сем жаловался? В ответе на сей вопрос найдёте ответ на вопрос, Вами предложенный» (17:23). Господь создает дом души нашей и исполняет её Своим светом, Своей тишиной (8:93). Господь благословляет соединение душ «в Его имени и в Его радости», посылает «нам Свой истинный мир, который Он оставил Своим верным ученикам» (7:203). Он созидает – Он же властен и разрушить. Аз соградих, Аз разорю (Иер. 45, 4), – сказано было ещё в Ветхом Завете. «Какое страшное решение, – скорбит Святитель и молит: – Господи, не разори. Порази елико сие заслужили, но сохрани Твоё в Небе. Потряси землю, чтобы мы пробудились, чтобы возопили к Тебе, чтобы Ты услышал наш вопль покаянный и чтобы не до конца прогневался на Небе» (4:624). И Святитель верит: «Отец, из Него же всяко отечество на Небеси и на земли именуется, не оставляет сиротами тех, которые усыновления Ему взыскуют» (4:89). «Бог не предаст – зверь не съест; а если Богу угодно попустить на человека испытание, то Он может сотворить и избытие, а не наше нетерпение или бегство» (4:406).

Если обращают взор на прошедшее – «будет правда», когда его обратят «на милосердные пути Провидения Божия» (13:43). Святой апостол Андрей Первозванный взял всех верных «в своё покровительство», дабы руководствовать «ко всякому благу и к миру Божию», к внушению словес «истины для сказаний о жизни Церкви, которой Он положил основание» (4:51).

Провидение посылает или великие блага, или испытует и даже отвращает Своё Лицо. «Всё зависит от Его благодати» (7:83). Провидение Божие «не случайно попускает поражающие события» (14:8). «Судьбы Господни премудры и благи во всём, но нельзя видеть без участия скорби, когда души добрые посещаются скорбями, когда деятели верные и полезные царю и царству отторгаются от своей деятельности» (19–2:322). Да даст Господь «и уныние, и утешение, и желание жизни, и желание смерти – всё полагать к стопам Его и принимать от Него всякое даяние благое, и носить в преданности воле Его» (7:83).

Принимая от Бога всякое даяние благое, должно и самим являть деяния благие. «Бог даёт здоровье, чтобы человек действовал, но и берёт здоровье, чтобы обеспечить продолжение действования; и посылает болезнь, чтобы человек переносил бездействие в спокойном послушании воле Божией и тем споспешествовал восстановлению здоровья» (13:48). «Не думаю, чтобы совсем нельзя было совместить попечения о здоровье с исполнением должности. Попечение о здоровье во всяком случае должно возлагать на милосердие Божие, но и с нашей стороны не должно отлагать того, что может быть полезно нашему здоровью. Не чудес требовать дерзаем, предаваясь Его попечению, но смиренно просим благословить благотворные средства, которые Он положил в силах природы и которые по нашей возможности и разумению употребляем. Если Бог даровал нам сил на 70 лет, не имеем права истратить их за 7 лет или менее, что может случиться, если совсем бросим попечение о сохранении здоровья, или об укреплении поколебавшегося» (13:50).

Путь к Богу, к Небесному Благу, к Свету Христову не простой, но надо идти вперёд, не оглядываясь, не поддаваясь недобрым помыслам. Святитель сетует, что мы сами медленно двигаемся по святому пути и других плохо подвигаем. «Мне кажется печальным знамением, – пишет он к архимандриту Антонию, – что мы, не усиливаясь сами подвинуть людей к Богу, не отверзаем пути и тогда, когда Бог Сам простирает благодеющую руку и являет силу Свою, чтобы привлещи их к Себе» (7:167).

Святой Филарет с архипастырской любовью и настойчивостью – и просит, и увещает:

• «Продолжите... молитвы Ваши, чтобы Бог даровал... иметь... и сердце, и дела очищенные по благодати Его» (17:78).

• "Христос пришел в мир грешным спасти (1Тим. 1,15)... Сие вспоминая и греховность свою признав, приступите к Нему и просветитеся, и лица ваша не постыдятся (Пс. 33, 6), как говорит другой человек Божий» (29:278–279).

• «Господь наш Иисус Христос, Иже есть Истина чистая, существенная, святая, Божественная, да примет и от уст, и от сердца Вашего чистое исповедание веры в Него; а всякое слово или помышление хульное да низвергнет на главу отца лжи, оклеветающего, как говорит святой Иоанн, братию нашу день и нощь» (Ин. 8, 44; Откр. 12, 10) (29:279).

• «Когда бывает засуха, нельзя одолеть её силой, а надобно просить и ожидать от Бога благотворного дождя и терпеть, если Он не поспешает» (29:297).

• Нам должно творить «справедливое и полезное по совести» и одновременно – предавать себя в руки Провидения. «Если благословится успехом, слава Богу. Если и к добру направленное по грехам нашим превращено будет – смиримся и осудим свой помысл, а не Промысл Божий станем судить других и роптать на них» (15:8). Приложите попечение, какое можете, – учит святой Филарет, – «поручите прочее Тому, Кто печётся о всех нас без сравнения более, нежели каждый о себе» (19–1:35). «Меня, – продолжает он же в другом письме, – затрудняет несколько будущее, но я, не могши прояснить его мрачности, успокаиваюсь, отвращая от него взоры, и ожидаю, доколе упадут некоторые лучи, долженствующие показать мне дорогу. Может быть, это назовут легкомыслием, но я называю это доверенностью к Провидению. Если я чего-нибудь желаю, и мне встречаются препятствия к достижению предмета желаний – я думаю, что не случай толкнул их против меня, и потому без ропота медлю и ожидаю, что будет далее. Мне кажется, что несколько лет нерешимости простительнее, нежели минута опрометчивости там, где дело идёт о целой жизни.

Пусть, кто хочет, бежит за блудящим огнём счастья – я иду спокойно, потому что я нигде не вижу постоянного света» (12:82). Мы нередко жалуемся на поставленные преграды нашим желаниям, «но, перескочив их, может быть, мы бы заплакали» (12:111–112). Поэтому надо вовремя подумать, куда нас несёт, а куда уже занесло, «не без крыла Провидения, там и надобно сидеть, или ходить путями правды» (19–1:115). Вмешалась в нашу жизнь воля чужая – и её надо принять как явление или попущение воли Божией. «Время вам примириться с судьбой Божией, – пишет Святитель архиепископу Алексию, перемещённому из Тулы в Тавриду. – Не без воли Божией сделано то, что сделано. Люди ошибаются, но премудрое Провидение допускает ошибки их так, чтобы направить события согласно со Своими благими намерениями. Случившееся показало, что Вам нужно укреплять дух свой, чтобы не поколебали его внешние ветры. Укрепитесь помощью Божией и идите путём Вашим, смотря на указания Провидения, а не на действия страстей человеческих, притом более подозреваемые нежели дознанные. И если действовали особые отношения на Тульской епархии некоторых лиц – найдите облегчение в Вашем устранении от такой епархии» (14:226–227).

Как советовали святые Отцы? Перестаньте спорить и сомневаться. «Бог весть полезное» (8:125). «Вы говорите, – обращается святой Филарет к наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры святому Антонию, – что могло случиться с Вашим кучером, что случилось с его кучером, но дело говорит, что с сим случилось, а с Вашим не случилось, потому вероятнее, что и не случилось бы» (8:452). Должно подвигнуться «исполнить понятное, чтобы Господь дал средства уразуметь и непонятное» (7:261).

Дело христианина, его подвиг в том, «чтобы не жить миру и себе в страстях, но жить Христу по Его воле и заповедям...

Смерть, обыкновенно так называемая, может прийти скорее или медленнее, как будет лучше усмотрено Богом, и никогда нельзя считать её отдалённой» (21:37). «Весь живот наш Христу Богу предадим. Предайте Ему просто и Вашу жизнь и Вашу кончину, не определяя ничего догадками. Он знает, что лучше, и милует нас несравненно лучше, нежели мы себя» (19–2:310). «Молитесь, да будет воля Божия; Вы знаете, что нет ничего лучше воли Божией» (7:86). И то, что более всего нам следует помнить, Святитель повторяет, о чём и сам свидетельствует: «Повторяю: будьте спокойны. Можно лишиться земных благодетелей – Промысл Небесный никого не оставляет. Можно расстаться с любезными – Тот, Который один любит каждого из нас более, нежели все люди вместе, всегда с нами. Он благотворит нам и тогда, когда мы не хотим» (12:108).

Христианину подобает быть спокойну при любых жизненных невзгодах – ведь они многому нас учат, а значит – и не бесполезны, если переносятся с Богом. «Не почитай великими твоих личных несчастий», – учит святой Иерарх (10:457). Трудности нам посылает Господь «для блага нашего, хотя мы часто не усматриваем, какое благо и каким образом принесут они. Он не даёт искуситися паче, еже мощи, и творит со искушением и избытие или освобождение от затруднений. Такими размышлениями успокаивайте дух Ваш и молитвой призывайте милосердие Божие, да преложит печаль на утешение и радость» (12:357). Нам остаётся одно: «Смиренно предаться в волю Божию» (12:357). Вот как описывает святой Иерарх явления милости Божией при поразившей Москву эпидемии: «Говорили, что опасны собрания народа в церквах и в крестных ходах и представляли в пример город, в котором церкви были заперты. Я обещал некоторые предосторожности – и мне уступили свободу собраний в церквах. А когда по совершении крестных ходов в средине города и около всех церквей, на другой день прибыл государь император, и, следуя, конечно, суждениям врачей, спросил меня, не опасно ли, что я собираю массы народа и становлю на коленопреклоненную молитву на сырой земле, Провидение дало мне возможность тотчас отвечать: «Ваше Величество, Господь оправдал церковное действие по крайней мере против сего сомнения; число заболевающих после крестных ходов не больше, а несколько меньше, нежели во дни прежде крестных ходов. Так ещё более подтвердилась свобода церковных молитв» (13:44). «Не укоряйте холеру именем злой. Она уважает доброе. В тридцать холерных больниц, или около сего числа, ходили у меня, по чреде, ежедневно, всего до ста священников; и шесть недель холера не трогала ни одного из них. Но не любит она излишней дерзости, ни излишней робости, особенно невоздержания. Следственно: учит осторожности, воздержанию, упованию на Провидение Божие» (19–1:64).

Посещает нас Господь за наши грехи. «И что иное делать, как вопиять к Нему же: согрешихом, беззаконовахом, – но не предаждь нас до конца, Отцев Боже; а при том исправлять нашу жизнь и других увещевать к исправлению» (17:45). Никого не надо винить в наших болезнях, а «принимать их, как посещение Божие для нашего очищения» (21:75). Посетил нас Господь, по судьбам Ему ведомым, да даст нам «с послушанием принять посещение, потом да дарует нам исцеление, по милосердию Своему; если же угодно Ему продлить сие посещение, да поставит скорби такую меру, чтобы она не превысила наше терпение.

Исцеление просить не запрещено: только просить надобно не по любви к временной жизни, но чтобы иметь ещё время на покаяние» (21:76). Болезнь призывает к бодрствованию – «не хочет, чтобы дремали». Не сетовать и страшиться надо, а поусерднее молиться, уповать на Бога – использовать её дни во благо (21:52). «Не сетуйте на болезнь, ограничивающую общение с людьми, но извлекайте из неё пользу, приемля её с послушанием, и тем паче беседуя с Богом, чем менее с людьми» (19–2:312). Почувствовали тягость жизни – возведите «взор к милующему Богу, но жаловаться на тягость жизни не должно. Бог даёт и продолжает её для нашего спасения, следственно – это дар: дарующего благодарить должно, а не жаловаться» (21:62). И уж тем паче не годится падать духом при земных лишениях. «Забота об утратах хозяйственных не самая важная. Бог поможет вознаградить их, если благословит важнейшее» (12:359).

Что бы ни произошло – долг христианина «смирить свои помыслы и желания под руку Божию» (12:372).

Разделяя по-родственному скорбь своей матушки Евдокии Никитичны и невестки Анны Ксенофонтовны (жена брата священника Никиты Михайловича Дроздова), Святитель утешает: «Прошу вас и Анну Ксенофонтовну мирно принять кончину отрока Иоанна. Не предавайтесь много скорби, которая не может быть полезна. Положите печаль Вашу к стопам Господним. Утишением Вашей скорби окажите послушание Отцу Небесному и принесите угодную Ему жертву. Он взял часть материальных забот, приняв чадо в Свои обители, где нет ни нужд, ни забот, ни опасностей. Для утешения матери он сохраняет другие чада» (12:372–373). «Не предавайтесь много печали; повинуйтесь воле Господа, без сомненья всегда благой и к нашему спасению действующей; уповайте на Него, Отца сирых и Судию вдовиц» (12:359).

• Возлагая свои надежды на Промысл Божий, необходимо соблюдать со своей стороны осторожность. «Справедливо, на Бога возлагать надежду о себе и о детях, но сие не исключает осторожного внимания к тому, как лучше детей вести, и обязанности бдительно надзирать за ними. Любовь к ним не должна действовать независимо, а под руководством здравого рассуждения. И доброе сердце детей может быть увлечено на неправый путь. Опытность родительская должна бодрствовать над ними» (12:388).

Высказывает Святитель и православный взгляд на предопределение Божие – особый вид милости Отца Небесного.

«Апостол сказал, что Бог во Христе избрал нас прежде сложения мира (Еф. 1, 4). Следственно, Ваш философ, который находит более согласным с логикой то, что Бог не предвидел грехопадения и его последствий, руководствуется не Апостольской логикой. Из тех же слов Апостола видно, что Бог предопределил нас ко спасению, а того не говорит здравое учение, будто Бог предназначил падение Адама. Если проницательный врач предвидел болезнь и приготовил лекарства – из сего нельзя вывести того, что врач предназначил болезнь, или что он виной болезни» (21:23–24).

Раскрыв попечение Божие о нас – Промысл Божий, – и указав на наш христианский долг – быть достойными сего, покориться во всём воле Божией, предаться Ему, – Святитель паки повторяет и воздаёт славу Богу:

• «Положитесь на Бога и успокойтесь. Если же и посетит нас по грехам нашим – да будет воля Его! Да впадём в руце Господни, яко многа милость Его зело! Видите каково время. «И ты ли взыщеши великих? Не ищи! Яко се Аз – глаголет Господь"» (17:70).

• «Мир Свой да подаст Он Вам, ... а от Вас Ему слава да восстаёт рано, как возбуждает праведный Давид» (8:61).

• «Слава Богу, указующему тление и ещё не низводящему в истление. Помолитесь на месте смерти и воскресения Господня, да дарует помнить смерть, воскресение и суд» (4:306).

• «Слава Богу, хранящему святое место Своё и нас грешных милующему!» (17:76).

• «Сказано: Радость Господня – сия есть сила наша (Неем. 8, 10). Так да будет с Вами ко благу Вашей души и Вашей деятельности» (19–2:115).

«Радуйся, Богоблагодатная. Даруй

Твою нетленную радость» (10:304)

Святитель Филарет, сказавший много во славу Божией Матери в разных своих трудах – особенно в проповедях, – мало говорит в письмах. Очевидно, полнота славы Пресвятой Девы Марии, уже представленная Святителем, всем была известна и не имелось нужды паки возвращаться. Но и в не многом сказано ярко, выразительно...

Честнейшая Херувимов и славнейшая Серафимов – «образ бесконечно высокий» (29:293). Некогда – при Кресте – скорбная – ныне «Отрада» и «Утешение» (5:4). И Святитель учит огорченную матерь «прилежно прибегать к Великой Матери, Которая испытала Матернюю скорбь одна несравненно большую, нежели все матери вместе, когда Единородного и Божественного Сына Своего прежде видела на Кресте, нежели во гробе. По предсказательному изречению Симеона, «душу Ее прошло оружие», однако Божественная Благодать нашла врачевство для исцеления Ея; и поскольку благодатное есть Божественно, Божественное бесконечно, то дарованное Ей врачевство не истощено в Ней для Ней одной; но поскольку есть закон духовный, что искушенный сам, может искушаемым помощи (Евр. 2, 18), то скорбная некогда при Кресте Матерь Господа обладает ныне неистощимым сокровищем утешения для всякой скорбной матери, прибегающей с верой к Ней, а чрез Неё к Её Сыну и Богу, посылающему Духа Утешителя от Отца» (16:16; 29:309–310).

Милости Божией Матери по отношению к нам, грешным, неисчислимы. Как правило, они являлись через посредство Её святых икон.

«Утешен я, – пишет Святитель, – вестью Борисоглебского женского монастыря. Тиф распространился так, что настоятельница упала духом. Прибегла молебным пением к Божией Матери; и, возвратясь из Божия Матерь церкви, нашла лежащую в её келье больную сестру в слезах, которая сказала ей, что была со всеми сёстрами в церкви, видела, что от иконы Божией Матери светлый облик осенил молящихся сестёр, и (Пресвятая Дева) изъявила надежду милости Божией. Больные потом большей частью выздоровели, – а некоторые скончались назидательной кончиной» (10:454). «Ещё слышали мы новость... Неподалеку от Ромна (от Москвы ок. 600 верст) явился образ Богоматери, производящий чудеса неслыханные. Во время молитвословия на нём видны были слёзы и каплями выходили слова: покайтеся и веруйте. Также слышался голос, который ни с чем сравнить не можно» (12:12).

Святитель Филарет заботится о том, чтобы иконы Царицы Небесной писались со строгим соблюдением церковных канонов – и только такие распространялись. «Крестообразное сложение рук Божией Матери на образе явления Её, конечно, – замечает Святитель, – не может унизить Её; но оно не соответствует значению изображения и не даёт видящему мысли, сообразной с содержанием изображения» (8:209). «Икона коронования Божией Матери хороша, но меня не так привлекает сие изображение, не по восточному составленное, хотя и благознаменательное» (9:79).

«Иконы Парижския Божия Матери раздавать не думаю, так как не думаю, чтобы сие изображение было в числе известных у нас издревле. Кажется, это взято с известной медали, о которой есть примечательные сказания, но которую, сколько мне известно, правительство не позволило внести в Россию. Некто во сне сказал о сем изображении, что, кажется, и наяву годилось бы. Божия Матерь повсюду едина Божия Матерь, но что даровано нам, тем должно пользоваться преимущественно пред тем, что не нам. Посему не излишне рассудить о том, быть ли сей иконе у Харлампия.

Видящие могут приступить с вопросами, не довольно удоборазрешимыми» (8:63–64).

Хотя Божия Матерь вознесена и высоко, но Она неравна Триединому Богу. «Мы, – утверждает Святитель, – говорим по установлению Церкви: «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу», соединяя равночестные Божественные ипостаси. Но имя Пресвятой Девы, хотя и превознесено, однако не есть равночестно имени Божественному.

Потому святая Церковь учит нас говорить: «Спасе, спаси нас», то есть Твоей Божественной благодатью. И также: «Пресвятая Богородице, спаси нас», то есть Твоими молитвами и благодатью Христовой. Но не учит говорить: «Иисусе и Мария, спасите нас» (8:456).

Московский иерарх радуется, что православные русские люди текут и текут к Божией Матери: «Слава Богу, что много притекающих к Божией Матери и к Преподобному. Да примут и понесут с собой благословение и благодать» (7:293).

Радуется и молится:

• «Пречистая Дева Матерь Господня да дарует... чистыми умы и сердцами созерцать таинства Сына Ея и Бога» (8:468).

• «Радуйся, Богоблагодатная. Даруй Твою нетленную радость по вере прославляющих Твоё на Небо восхождение и притекающих к Тебе с верой» (10:304).

«Вы говорите, что молитва не

учение догматическое.Опять

говорю, что иное молитва про себя,

иное предлагаемая публично к

употреблению многих. Сия должна

быть заботливо верна и

догматически. Не за сию ли черту

молитв страдал преподобный

Дионисий?» (8:124)

«Молитва Христу Богу,

прославление Христа Бога есть

общее нам с Ангелами; к сему их и

призываем» (7:173)

«Употреблять силу молитвы – вот

христианское дело! И это никому не

опасно. Употреблять силу воли –

это значит идти в лабиринт

натуры. Да знаем ли мы путь и

выход?» (7:94)

Молитва пред Богом, пред Божией Матерью, пред Святыми есть «общение мира и любви, всегда верное и беспрепятственное» (4:116). При рождении человека в мир она благословляет его явление, при его жизни – служит оградой и покоем, при конце земного пути – тихим последним дыханием или исходным напутствием (4:414).

«Возведение очей на Небо в молитве, – учит святитель Филарет, – изображает дерзновение к Богу, а поникновение к земле – смирение. Потому, – добавляет он, – может быть, мы мало ещё достойны возводить очи на Небо. Мысль о сем иметь не есть искушение» (29:334).

Сила молитвы велика. Она отвращает гнев Божий. «Подлинно, – размышляет Святитель, – надобны пост и молитва против надвигающегося и угрожающего бедствия» (8:266). Ей побеждаются всякие искушения. «От мечтаний надобно... прилежнее ограждать себя молитвой и знамением креста и именем Иисусовым – оружиями, коими Отцы наши все искушения побеждали» (17:64). Внутренне молящийся христианин при нападении тёмной силы «подобен заключившемуся в твёрдой крепости; и обращающий речь к сопротивным подобен делающему вылазку». Последнее дозволяется смелому и «крепкому, а слабому опасно» (9:76).

Мирным и кротким призыванием имени Господа нашего Иисуса Христа утишается «волнение души и шум мыслей», сеется «плод правды» (21:56–57). Даже «в телесной пище меру находит тот, кто каждое вкушение соединяет с молитвой и благодарением Богу. Уклоняясь от сего, впадают во вкус только телесный и забывают меру» (29:319). И чаша скорби, если положить в неё хотя бы каплю молитвы, смиренной и тихой, «постепенно получит не горький вкус» (29:350)... Здесь невольно вспоминаются знаменательные слова святого Филарета, сказанные княгине Варваре Александровне Туркестановой, а главное, будущей матери славного проповедника и авторитетного духовного просветителя митрополита Московского Трифона (f 1934), когда она была ещё ребёнком. Заботившаяся о ней тётка – княжна Е. М. Голицына – вскоре после кончины её матери привезла девочку к Святителю на благословение.

И вот какой состоялся диалог между утешающим Святителем и скорбящей малюткой: «Твоя мать была святая, она теперь в раю». – «А что делают в раю?» – «В раю молятся Богу». – «Только молятся, как это скучно». И святой Филарет, с любовью взглянув в детские глазки, положил на головку руку и проникновенно-пророчески сказал: «Дай Бог тебе, дитя, впоследствии познать сладость молитвы»¹³⁹.

Святитель указывает определённые условия для успешности молитвы. Непременное условие – смирение. «Господь приемлет молитвы не тех только, которые стоят близ алтаря Его, но и тех, которые смиренно стоят далее» (10:403). Нужна любовь при молитве. «Молитва без любви не бывает услышана» (7:281). Молитва с любовью «есть легчайший и приятнейший из подвигов» (3:39). Также подобает «стараться, чтобы молитва совершалась в мире и с полным неразвлечённым вниманием» (29:302). А чтобы мысль не развлекалась в молитве, надо «не скоро простираться в молитве, но на немногом останавливать внимание и давать душе вкусить обретаемое, прежде нежели перейдёт к дальнейшему» (29:318–319).

Должно в молитве быть неотступну – постоянну, как и «благоговение к святыне надлежит обретать постоянное, по возможности, а не на короткое время возбуждающееся» (23:13). Взирайте к Богу «как можно чаще, – взывает Святитель, – как можно ближе, как можно тише и простее; и утверждайтесь, и успокойтесь в Нём. Там, где скорбное чувство потрясает душевную силу до потрясения и телесной, поставьте мысль, взирающую ко Господу Иисусу Христу, Его призывающую и в Нём обретающую мир. Да поможет Вам в сем помощью благою!» (29:259).

Нет успеха в молитве – не унывать. И мы, люди, «не все желания исполняем даже любимых нами. Сердцеведец гораздо более имеет причин поступать не по нашим желаниям, но по Своим судьбам, всегда премудрым и благим. Кроме того, есть плоды молитвы действительные, но которые до времени не могут быть являемы молящемуся» (29:248).

Говорящим: «Молиться нам некогда», – ответ простой и потому предельно ясный: «Пожалуйтесь на свою леность в молитве» (8:10). Надо учиться молитве самому и учить молиться других – прежде всего детей. «Детей хорошо учить молитвам,…побуждать к сему по усердию, не грозить епитимией» (7:314).

Важное значение имеет молитва в храме, или, как она именуется, молитва общественная.

А) Молитва в храме

«Утешительно и прекрасно единство и союз Церкви Небесной и сущей на земле», – свидетельствует святой Филарет (8:7). А это единство, этот союз прежде всего осуществляются в храме – селении Небесном и приюте земном. Особенно почитается храм намоленный, древний, построенный по строгим церковным канонам. «За знаменитым архитектором Вы погнались; я, – замечает Святитель, – о сем не думал и не ожидал, чтобы его понятия об изяществе совместились с нашими о священной древности» (7:85).

В храме всё священно, начиная от святых икон и кончая порогом, переступают который входящие с добрым чувством. Небрежность к священному не просто неприятна, а преступна. «Хорошо, – говорит Святитель, – что поправляете балдахин над мощами Преподобного. Неприятно видеть повреждённые украшения святыни, представляющие вид небрежности» (7:104).

Икона – это образ, или священное изображение Воплотившегося Бога, Его Пречистой Матери и Святых – соединённые с ними священные воспоминания. При них Святая Церковь «желает занять Божественными предметами все чувства – что чрез чтение и пение занимает слух, то же чрез обряды занимает зрение, дабы ничто не рассеивало чувств и рассеяние их не препятствовало бы созерцанию духа» (29:247).

Полезно, чтобы собранный взор «с благоговением останавливался на иконах, нежели, чтобы бегал по пустым узорам» (7:91). Святитель отмечает, что в представленных на его мнение иконах Святых и Праздников, «некоторые изображения хороши, а некоторые неудовлетворительны. Святитель Иоанн Новгородский представлен в мантии так, что ног совсем не видно. На образе погребения преподобного Сергия изображён каменный Троицкий собор, построенный через тридцать лет после его погребения. Храм Иерусалимский представлен в виде малых комнат, без сходства с Иерусалимским и с христианским храмом. На праведном Захарии рогатая митра, какой нельзя предполагать по книгам Моисеевым; и она, кажется, от митры латинских архиереев. Есть ли она на древних иконах?» (10:158). За присланные иконы Божией Матери «Казанской» и «Всех скорбящих Радость» святой Филарет благодарит, но отмечает: «Лик Спасителя представляет выражение не очень приятное. В иконе Божией Матери «Радость всех скорбящих» есть хорошее и есть неудовлетворительное, а именно: самый лик Божией Матери» (9:71).

У Святителя вызывает смущение название иконы Божией Матери: «Что Тя наречем?» «Это вопрос о названии, а не название. Она имеет другое название; и недалеко было справиться в Архангельском соборе» (8:424). Ещё: «Хорошо ли Вы (архимандрит Филарет, Ректор Вифанской Духовной Семинарии. – К. С.), что одобрили картину Троеручицы? Мне помнится, что подобная просьба доходила до Святейшего Синода и была отклонена. Где церковное утверждение сего предания?» (19–1:144).

Писать иконы должно не погрешая против Церковной истории и древних образцов. «Был у меня, – рассказывает Святитель, – иеромонах Филарет, в обыкновенном устроении духа, с доносами от ревности по вере, из которых один до Вас касается. Говорит, что Вы дали ему образ, которого рисунок при сем прилагается, и что на нём Божия Матерь изображена с оскорблением Её достоинства. Если подлинно так у вас пишут, то это требует исправления. На картине представлена не келья, а храм со столпами и со сводами, какого в обители преподобного Сергия тогда не было. Крестообразно сложенные руки у образа Богоматери дают сему образу выражение не согласное с обстоятельствами явления. Тут нет ереси против веры, находимой Филаретом, но есть ересь против исторической истины» (8:208). Также: «Сошествие Святого Духа изобразить на Евангелии сомневаюсь. Оно описано не в Евангелии, а в Деяниях Апостольских. В воскресные дни, по чтении воскресного Евангелия, обыкновенно прикладываются к Евангелию; и особенно прилично, чтобы прикладывались к образу Воскресшего Спасителя. Апостолы, проповедники Евангелия, особенно называют себя свидетелями Воскресения Христова. Посему мне кажется более приличным и с обычаем сообразным, изобразить на верхней доске Евангелия воскресение Христово... по образу древней иконы» (10:10).

Или: «Среди образа Христос Спаситель. Под ногами Его сокрушённые врата адовы. По сторонам Его, ниже Его, возводимые Им» ветхозаветные праведники. «И сего может быть довольно, чтобы не было тесноты в иконе. Сие изображение может занять две трети деки. На третьей же трети вверху в свете изображение Господа Саваофа, Бога Отца, в виде ветхого деньми, и на персях Его, или из уст Его изображение Святого Духа, в виде голубя. Изображение Бога Отца должно быть только до пояса, покрываемое внизу облаками, над выходящим Спасителем почти разделяющимися... Так будем иметь образ и Пресвятой Троицы, и Воскресения Христова» (10:10–11). Святитель устанавливает очень важное правило: «Не нужно строго держаться действительности, но не надобно отступать от неё далеко» (9:121).

Особенно осторожно надо подходить к символическим изображениям. «Символические изображения внесены в Церковь не по духу церковных постановлений и не на пользу народу, который их не понимает, и который должен быть поучаем церковными изображениями. Если встретятся и вне алтаря символические изображения, надобно заменить их историческими» (8:243; 23:116). «Потрудитесь... растолковать, что картины Символа веры и молитвы Господней составляются иконописцем посредством произвольных выдумок, частью непонятных, несообразных с делом, не представляющих ничего священного. Такие картины можно терпеть в церкви, когда они уже написаны. Но если прилично и полезно иметь в церкви изображения истинные, понятные и назидательные, то предметы их надобно брать из Священного Писания и из истории Церкви и Святых. Прискорбно видеть неведущего мирянина, распоряжающего иконописанием в церкви, и священника, смотрящего тупыми глазами и не понимающего, что его обязанность рассудить, что прилично церкви» (14:157).

Ещё неприличнее в иконописании выдуманное слабоцерковным кругозором. Некая госпожа «хотела, чтобы в верхней половине иконы был образ Спасителя, а в нижней написаны были труждающиеся и обременённые. Но это было бы нечто выдуманное. Я желаю лучше, чтобы на всей иконе изображен был Спаситель, сидящий и держащий раскрытое, прямо поставленное Евангелие, на открытых листах которого было бы написано: «Приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененные, и Аз упокою вы». Такая икона существует в Церкви» (10:45). Обветшавшее, неподходящее, неправославное – или поправить, или совсем отвергнуть:

• «Иконы в Успенском соборе поправлять, по мере возможности, продолжайте» (7:215).

• «В Троицком алтаре можно бы переменить... об Адаме и Еве и зверях около них. Многое изменить неудобно. Около Горнего места в нижнем ряду Святители поставлены прилично. А на западной стене алтаря, если бы Вы благовременно спросили, я предложил бы преподобного Сергия написать на правой стороне, а учеников его на левой... Во втором ряду на востоке Святое Причащение в двух видах должно остаться, по-древнему. В третьем ряду изображения страстей Господних надобно оставить, как были; но желательно, чтобы распятие Господне было посреди над Горним местом. В предалтарии жертвенника надобно быть изображениям, относящимся к Рождеству Христову. Желательно, чтобы не много было отступлено от прежнего. Но сотворение человека и райские звери, хотя и райские, не у места были написаны; и не надобно сему быть» (8:167–168).

• «В Цензурный Комитет послано от меня несколько иностранных картин. По моему мнению, эти святые изображения написаны более или менее мирской, или фантастической кистью. Некоторые могут быть допущены, а некоторые, кажется, должны быть возбранены, например, изображения Спасителя со светящим наружи сердцем, как не утверждённые церковным преданием. Может быть, не худо было бы видеть резолюцию Комитета прежде предписания, чтобы не случилось нужды показать светским разноречия в духовном ведомстве» (14:116). Оклады на иконы допускаются, но только в том случае, если своим блеском не закрывают святых Ликов:

• «Мысль сделать оклады на некоторые иконы трапезной церкви, покрывающие только поле и оставляющие открытым самое изображение лица и одежды, одобряю, и потому, что это древнейший образ окладов, и потому, что иконы представляются таким образом лучше в своём виде с достоинством иконописания» (8:276–277).

• «Окладами на иконах никогда я не пленяюсь. Представляют богатство, а живость изображений закрывают» (23:116).

• «Не сделать ли ризу так, чтобы одежды Святых были позлащенные, а поле между ними оставалось белое серебряное? Так издержка уменьшилась бы, а картина не сделалась ли бы виднее? Но и сие предлагаю, как вопрос, не почитая себя мастером, которого дело боится» (7:54).

• Есть мнение Святителя и о «привесах» к святым иконам: «Малые серебряные привесы к святым иконам и мощам в память исцелений не надобно отнимать скоро от своих мест. Их видеть приятно вкладчикам и другим» (8:292).

• Ценно освятить икону при святых мощах. Хорошо было бы, если бы Вы, – пишет Святитель архимандриту Антонию, – оставили мне (икону – К. С.), освящённую при мощах преподобного Сергия» (8:177).

Говорит Святитель и о композиции или соотношении частей иконостаса:

• «План иконостаса слишком похож на верхний. Это монотонно. Не лучше ли, чтобы в нижнем было менее пёстрых форм. Колонны витые по большей части представляются более или менее грубыми. Если смотреть из нижней церкви и видеть над верхним иконостасом распятие, и внизу другое – эта двойственность неприятна» (10:175).

• «Рисунок иконостаса возвращаю. Я не против его, но некоторым частям желал бы несколько более правильности и гармонии. Например, не лучше ли было бы, если бы иконы нижнего ряда, все четыре, были одной широты? Не лучше ли было бы, если бы верхние ряды, в разделении, соответствовали нижнему? Впрочем, если это покажется затруднительным, если находите лучше остановиться на теперешнем рисунке – оставлю спор» (8:117–118).

• «Вы хотите написать иконы в иконостасе с обеих сторон. Мне сего не думается. Кто в непространном алтаре будет смотреть на запад на высокий иконостас? И если прочие стены алтаря останутся в простоте – не сообразно с ним будет великолепие западной стены. Неприятно видеть в алтаре пустое дерево иконостаса, когда передняя сторона позолочена: тут есть несообразность и неискренность; хотят хвалиться пред зрителями, а святыня, говорят, не осудит. Но сего не будет, когда в иконостасе с обеих сторон будет дерево. Надобно только, чтобы и внутренняя сторона, чисто, а не топорно, была отделана. На иконе над Царскими вратами написать и изнутри икону, и довольно» (8:122–123; 23:109).

Перед святой иконой горит лампада, напоминая нам, что и мы должны устремляться вверх своей молитвой, а дольнее согревать. И она (т. е. лампада) должна соответствовать своему назначению. • «К серебряной лампаде медную цепь – не люблю я сего лицемерия, особенно в церкви. Если на какую вещь не достанет серебра – сделаем всю медную и скажем, что медная» (7:33).

Горят и свечи... Забота о них не должна быть чрезмерной. • «Высокие и толстые свечи, и умножение их без нужды нередко вредят благообразию храма. Свет свечи должен означать благоговение к святой иконе и давать удобство видеть её, а большая свеча заграждает её для зрителя. Должно делать нужное и приличное, а не мечтать о великолепии бесполезном» (20:39).

Где святые иконы, там и крест... Он – наше духовное оружие.

• «От мечтаний надобно... прилежнее ограждать себя молитвой и знамением креста и именем Иисусовым – оружиями, коими отцы наши все искушения побеждали» (17:64).

• «Силой Креста Твоего сохрани нас Господи. И мысленный образ креста есть оружие против приражения» (8:72). Его внешнее украшение нами есть свидетельство нашего благоговения к нему.

• «Серебряные работы я смотрел, – пишет святой Филарет. – Крест хорош по образу устроения, только образ лица Спасителева неудачно сделан. Какова будет лампада, теперь не угадаешь» (7:44).

• Кощунственно изображать крест на полу. Святитель напоминает раскольникам, отливающим на чугунных плитах в попрание четырехконечный крест, 73-е правило Шестого Вселенского Собора, «которое и на песке начертанный крест велит изгладить, в предохранение от попрания, предписано было остеречься от подобия креста на половых листах чугуна» (9:213).

Главнейшая часть храма – алтарь. Он символизирует отверстый рай.

• «Как в раю, здесь «все наполняется благоуханием святыни», здесь «созерцают Творца и творение, восклицают: «Слава» и «аллилуиа» «Сотворившему вся»; ни о чём не просят, так как в блаженном состоянии нет нужд» (23:108). В алтаре присутствуют Ангелы и Сам Господь Неба и земли. «И мало ли нас грешных предстоят – и Он не поражает нас. И нас во святом месте Своём приемлет: и в наши неосвящённые жилища входит освятить души болящих. Ему и Его неизреченному милосердию подобает слава, и честь, и поклонение во веки веков» (4:444).

• В алтаре на святом Престоле постоянно лежит святой антиминс, который меняется «только по крайней нужде, когда нарушено освящение, или ветхость не обеспечивает охранение Святых Даров» (19–16202).

С благоговением подобает хранить и другие принадлежности святого храма. «Изображение потира преподобного Сергия сделано довольно хорошо», – пишет Святитель (8:73). А вот «треножник не очень мне по мысли. Дорого станет, а толку не обещает. И что такое треножник? Бывал ли он в наших священных храмах? Троичное число у нас есть верховное, а язычество испрокинуло оное под ноги и наделало треножников в своих храмах» (7:78).

Западную часть храма составляет притвор. «На что притворы? Отвечаю: очень нужны для исполнения обыкновенного устава. Лития предписана в притворе, а теперь поневоле совершают её в церкви, только близко спиной к западным дверям, в чём нет мысли. Для оглашения нужен притвор, а теперь оно также совершается в церкви, чем нарушается чин; или на открытой паперти, что неудобно» (23:108).

Чиноположение Святой Церкви разнообразно, но всё оно, «до саых подробностей, направлено к соединению верующих и послушных душ с Богом и к общению в Нём между собой» (29:216).

Церковь «Божественным предметом» – священными воспоминаниями – стремится занять все чувства молящегося, дабы рассеяние их не воспротивилось бы «созерцанию духа» (29:247). «Если бы мы вообще с такими направлениями и с полным влиянием участвовали в Богослужении, как воскрылялись бы сами к Небесному и расправляли бы крылья друг другу!» (29:216).

Во всём должно быть благочиние – надо охранять существующий порядок и не вводить «торопливо изобретённые распоряжения» (8:257). Святитель видит нарушение благочиния даже в том, что священники разоблачаются, стоя спиной к святому Престолу: «Не благообразно бывает, сказать к слову, и в Троицком соборе, когда, при отверстых Царских дверях, я разоблачаюсь у Престола, а другие служащие, стоя близ Горнего места, спиной к Престолу, снимают с себя подризники» (8:321). «Нигде сего не встречаю, кроме Лавры – везде отходят от Престола и от отверстых Царских врат для разоблачения.

Устав велит священникам облачаться и разоблачаться в алтаре, но не при отверстых Царских вратах. Вид раздевающихся около Престола не в согласии с благоговейным зрением народа в алтарь» (8:323–324). В совершении служения должна быть простота и ясность. «Касательно служения говорил я вам (святитель Филарет архиепископу тверскому Алексию. – К. С.), что нужна простота, естественность и внятное слово» (14:190; 23:116). При простоте и естественности «верующий иногда нестройными словами молится лучше разумевающего, чему есть пример в сказаниях Отцев. Но, – оговаривает Святитель, – иное молиться для себя, иное публиковать для употребления других. Церковь даёт нам молитвы, взяв из уст Святых, чтобы молитвы были хороши и чувством, и примером, и разумом. Неправ тот, кто предлагает другим свои бестолковые выражения молитвы» (8:423–424).

Как в частном служении, так тем паче соборном, должно избегать пестроты в облачениях – «надобно соблюсти такой порядок, чтобы или для частного служения делать одной материи стихарь и ризы, ... или для соборного по две ризы одинаких, или по несколько стихарей одинаких; ибо в соборных облачениях надобно единообразить священников со священниками и диаконов с диаконами.

Пора сделать Лавре и праздничную разницу... Не люблю я нынешней парчи дорогой, но пеньковой, тяжёлой и непрочной. Есть в Лавре пунцовый бархат – не прикупить ли и вышить золотом оплечья, так чтобы сделать риз 12 и столько же стихарей?» (7:3–4).

Сам Святитель любил совершать Богослужение с немногими сослужителями. «Надобно, чтобы у меня меньше было сослужащих, нежели у Патриарха Александрийского, а думаю и у него не много» (4:34).

Недопустимы при Богослужении как поспешность, так и косность – «без поспешности и без косности» (14:190; 23:82). «Православное Богослужение древнее, мудрое, полное благодати и назидательности, мы исполняем слабо, спешим, сокращаем – и ещё стесняем оное новосоставленными песнопениями, подражая, одному или двум истинно церковным, во внешней форме, немного заботясь о том, ясен ли в них дух жизни. Что нужнее: стараться ли дать большую силу существенному Богослужению или усложнить стесняющую его силу? Вот вопрос достойный внимания и заботы» (4:651; 23:82). Но не следует и слишком затягивать Богослужение.

К архиепископу Евлампию (Пятницкому) святой Филарет писал: «Не раз уже говорили мне, что священнослужение Ваше слишком продолжительно. Обратите внимание и на немощь человеческую» (29:521). «Продолжительное священнодействование Ваше требует осмотрительного рассуждения, соответствует ли оно цели назидания. Мне сказали, что один из членов высших служебных сословий, известный усердием к Церкви, охотно выдерживавший довольно продолжительную церковную службу другого архиерея, однажды только мог выслушать Литургию Вашего служения, а потом должен был перейти в другой храм. Таких людей надлежит привлекать к общению молитв, а не удалять: и потому не должно ли соразмерять подвиг с немощью.

Верный личный слышатель пересказал мне отзыв покойного владыки Новгородского (митрополита Серафима (Глаголевского). -К . С.) о Вашем служении: «Если он подвижник, пусть подвизается в молитве в келье, сколько желает, а в церкви пусть сообразуется с обычаем и с мерою внимания и силы предстоящих». Соглашаюсь с ним и обращаю на оное Ваше внимание ради пользы Церкви и пользы Вашей» (29:527–528; 36:21–22). «Соразмерьте дело святого усердия с немощью многих и изберите средину, удовлетворительную для чина и усердствующих, и не слишком обременительную для немощных. А меня простите, что говорю сие, не аки уча, на что права не имею, но миру Вашему и Вашего служения, если можно, споспешествовать желая с любовью» (36:19).

Особое внимание уделял Святитель церковному пению. Прежде всего, он сетует, что «в праздник иногда поют с излишним вниманием к искусству и потому с ущербом внутреннего внимания. Сие однажды случилось мне заметить в пении славословия в праздник в сравнении с пением того же славословия на полупраздничной Всенощной дня Полтавской победы» (8:80–81). «Стараясь петь хорошо, сим внешним вниманием вредят внутреннему. Надобно поговаривать поющим, что пение искусное приятно людям на краткое время, а пение благоговейное угодно Богу и людям полезно, вводя в них дух, которым оно дышет» (8:79; 23:80).

Нелепо звучит сложное пение при Кресте: «Не шутите, отец Ректор (Ректор МДА архим. Алексий, потом архиепископ Тверской. – К. С.), делом о молитве при Кресте с ариями и хорами. Как было не понять священнику и монаху, сколь нелепа сия сложность?» (14:114). А концерты Бортнянского вовсе не рекомендуется петь в храме: «Церковные песнопения, положенные на ноты Бортнянским, петь в церкви можно, кроме концертов, о которых есть особое правило» (2:86). Более того, только ради голоса не хорошо отдавать предпочтение кому-либо. «Не надобно усиливаться для голоса привлечь в скит человека, который не привлекается туда духом» (8:187).

Было бы неправильно думать, что Святитель был против пения по нотам. «Пения по нотам я, – заявляет он, – не запрещал, но пения партесного никогда в женских монастырях не находил порядочным, и потому никогда не одобрял. В нём более труда, нежели пользы. – Более тщеславия мнимым искусством, нежели назидания и помощи молитве» (8:257; 23:80).

Святитель выступает за сохранение греческих корней в церковном пении. «Если в Лавре поют хорошо, если там корень греческого пения – на что же хотят вырвать сей корень, и предлагать своё четырёхголосное пение? Если дадите свои ноты – к ним приложат такую гармонию, что и не узнаете Ваших нот и Вашего напева. И когда Вы скажете, что это несходно с Вашим прежним, то Вам скажут, что гармония правильна и такой признаёт её вся Европа. Посему лучше нам петь, как благословил доныне преподобный Сергий» (9:17–18). Хорошо поют Богу не те, которые поют искусно, а те, которые поют «разумно и усердно. Прошедшим летом в Лавре в большой церкви я слышал, как один престарелый пел, один и рознил сам с собой, но вечерня была хороша» (3:13).

Итог: «Пусть регент настраивает хор, а епископ распространяет дух гармонии в церкви, да будет вся она единым духовным хором и органом Божиим» (23:81). «Что сказать вам? В Юрьеве монастыре хорошо поют. «Благословен еси Христе Боже наш», – поют до слёз хорошо. Вообще я был там с миром» (4:36).

При Богослужении должна быть проповедь, произносимая перед аналоем. «Проповедываний без аналоя я бы не посоветовал. Привыкли видеть проповедующего за аналоем; и проповедующему можно опереться на него с облегчением. Говорение без аналоя как будто хочет намекнуть, что говорится без приготовления. Я имел пред собой аналой, когда и без написанного говорил. Однажды случилось мне говорить без него; но потому что поздно на дороге в церковь думал, говорить ли, и что говорить, и решился говорить тогда, как уже поздно было сделать остановку, для истребования аналоя» (14:190–191).

Делом миссионерским, наипаче – возбуждением к молитве, подъёмом духа при бедствиях служит крестный ход. «Надобно ли сказывать, что крестный ход бывает для взаимного возбуждения к молитве, а не для празднословия и рассеяния? Что священники должны подавать пример народу? Что им надобно смотреть на предносимую святыню, а не на толпу народную, песнословить, а не празднословить, молиться Богу из глубины души, а не рассеивать других безвременными приветствиями? Солдат в строю пред офицером станет ли кланяться и разговаривать? Разве менее благочиния нужно служителю Божию пред Богом?» (23:118).

«Крестный ход устроить около Посада доброе дело. Желательно, чтобы сие было с усердием обывателей» (8:351). Святитель радуется: «И здесь по разным местам прихожане сами просят разрешения совершать молебствия и крестные ходы по приходам. Тем лучше, что сие делается по их благому изволению, а не по приказу. Для сих молебствий берут чудотворные иконы, и как по местам назначаются для сего разные времена, то желающие могут быть на сих молебствиях» (9:287).

«Наш большой рестный ход в прошедшее воскресенье был при большом стечении и сопровождении народа. Граждане выпросили позволение поднять икону Благовещения, что из Устюга, и я согласился, хотя не без заботы, потому что икона очень древняя, и дерево, может быть, ветхо, а она высотой в три аршина. Однако они хорошо, с несколькими диаконами, несли её удобно и благообразно» (8:351–352).

Явлением народной молитвы могут служить молебны. Они же – выражение благочестия и человеколюбия. «Я думаю, – пишет Святитель архимандриту Афанасию, наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, – между частным служением молебнов, по желанию людей, дающих деньги, надобно, хотя изредка, служить молебны и по желанию людей, которые не дают денег. В сем последнем случае совесть служащего свидетельствует, что он творит дело благочестия и человеколюбия. Потому желаю, чтобы иеромонах, который думает согласно со мною, совершил по желанию просителя молебен и панихиду»; надобность в том, «чтобы молитва была со вниманием» (17:104–105).

Как бы продолжая и развивая те же мысли, святой Филарет в письме к преемнику архимандрита Афанасия архимандриту Антонию и братии предлагает: «Ныне, братия, убеждаюсь я предложить благому усердию Вашему то, что и в другое время было бы приличным и даже должным для обители нашей – учредить в воскресные дни соборное молебное пение ко Пресвятой Троице и преподобному отцу нашему Сергию во славу и благодарение, купно же и во испрашивание благодати, милости и всех душеполезных и временной жизни благопотребных даров, Благочестивейшему Государю императору нашему и Августейшему дому его, нашему о Христе братству и обители, благотворящим и всем православным соотечественникам и сохристианам. Если сия мысль встретиться с Вашим не только послушанием, но и, что ещё лучше, с добровольным усердием, то да будет жертва сия благоприятна пред Богом, молитвами Угодника Его» (7:394).

Соборные молитвы Святым можно возносить к тем, которые соборно или синодально признаны Православной Церковью и внесены в святцы (19–90).

Особую речь ведёт Святитель об акафистах: «Об акафистах моя мысль, чтобы употреблять древние Иисусу Сладчайшему и Божией Матери, а не вводить новых, которые дозволено напечатать, но которые не получили ещё полного характера церковного» (23:83). Всем творцам новых акафистов необходимо «пожелать, чтобы их акафисты были произведениями духа, а не литературы, чтобы они читающего возводили к созерцанию, или погружали в умиление и питали назидательностью, а не осыпали градом хвалебных слов, с напряжённым усилием отовсюду собранных. Святой Григорий Богослов не написал акафиста святому Василию Великому» (4:650–651; 23:83). Святитель отмечает, что акафист страстям Господним доставил ему приятные минуты, но разрешить совершать его всем сомневается. «Что он принадлежит святителю Димитрию, то недовольно верно известно. Список не исправлен так, что в некоторых местах не догадаешься, как восстановить смысл. Правильно ли сказано: «Странно от мертвых воставше, явися Тебе Моисей и Илия»? Илии нужно ли было восстать от мертвых? Не думаю, чтобы святитель Димитрий изъяснился таким образом. И в выражении неправильность – Святитель сказал бы: «явишася». Вообще, мне кажется, не излишняя осторожность, чтобы при общих молитвах употреблять только то, что благословлено и принято Церковью, а не вводить нового, хотя и доброго, по частному изволению, которое может отворить дорогу к нововведениям сомнительным. Мне кажется, надобно стараться не о расширении церковного правила, но о том, чтобы существующее правило совершаемо было больше и больше степенно и неспешно, чтобы больше давать места вниманию, размышлению, умилению и созерцанию» (7:260–261; 23:82). Если упомянутый акафист (страстям Господним) напечатан в униатском издании в Почаеве, «то как согласить сие обстоятельство с мнением, что он есть творение святителя Димитрия? Со времён Святителя сего униаты никогда не были с православными в таком отношении, чтобы принять от них акафист. Уклониться от употребления изданий униатских есть особенная причина ныне, когда стараются и в униатских церквах ввесть книги православных изданий. Говорю сие, не восставая против творений, но объясняя мою нерешимость употребления оного» (7:263).

При таких обстоятельствах Святейшему Синоду было бы не лишне «рассудить, полезно ли для Церкви печатать новосоставленные службы и акафисты, в которых много слов и мало духовных мыслей и назидательности, и занимать сим неразборчивых, тогда как не находят довольно времени и усердия в точности исполнить Богодухновенными Отцами преданные существенные церковные службы» (19–2:91; 23:84).

Примечательно, что святой Филарет указывает порядок чтения акафистов в обители преподобного Сергия и в скиту: «...с пятницы на субботу прилично читать акафист Божией Матери, в честь Её Успения... Годен был бы и сей порядок: с субботы на воскресенье – акафист Спасителю, на понедельник – Божией Матери, на вторник – каноны, на среду – акафист преподобному Сергию, на четверток – каноны, на пятницу – акафист Спасителю, на субботу – Успения. Если правило с одними канонами будет короче, немощному облегчение, а усердный может дополнить в келье» (8:169).

О ком, о чём молится Святая Православная Церковь?

• Церковь молит нам «Ангела мирна, верна наставника, хранителя душ и телес». Молитва важная, и желательно, чтобы каждый, и каждый раз, прилагал к ней сердечное внимание. При священнослужении Церковь просит «Ангелов сослужащих нам». И в сем случае важно для служащего, чтобы он с полным вниманием и разумением приносил сию молитву» (7:172).

• О лежащих на одре болезни. «Долг человека молиться о болящем, а не судить того, кого Бог посещает» (29:331).

• О соединении Церквей. «Православная Церковь молится о соединении Церквей так, чтобы соединение Православных Церквей существующее было благодатью Божией Матери сохранено, и чтобы благодатью Божией восстановлено было соединение с Православной Церковью и тех Церквей, которые отделило от неё какое-либо неправое учение» (23:76–77).

«Иное дело молиться о соединении с Православной Церковью неправославных Церквей в Литургии оглашенных, а иное поминать неправославных в диптихе при Таинстве Евхаристии. Неправославные самим неправославием отлучили себя от общения Таинств Православной Церкви: сему соответствует непоминание их при Таинстве Евхаристии и исключение из диптихов. А что на Литургии верных можно молиться о воссоединении Церквей, отделившихся от Православной, о том зри в Литургии Василия Великого молитву: «Утоли раздоры Церквей» (23:77). Впрочем, Святитель допускал, как об этом будет сказано в главе 25-й, поминовение на Проскомидии (!) благочестивых лютеран (см.: 10:278; 23:80)...

• О ниспослании дождя. «Если у вас дождь и, буде нет, молитесь ли? – Мы молимся, но после малого бывшего на прошедших днях дождя, продолжается сухое время. Воззовите к Преподобному, да воззовёт о нас ко Господу» (8:26).

• О всех и за вся. «Что Вы думаете о страждущем в пламени и желающем, чтобы сын его молился за одного его и не истощал себя для других?.. Скажете: как же всякому предписана молитва за вся человеки? – ставит вопросы Святитель и отвечает: – За всех ли, за одного ли, как премудро учит Церковь, «миром Господу помолимся» (19–1:115, 116).

• Среди молитв Святой Церкви выделяется поминовение усопших. Основание к сему находится ещё в Ветхом Завете – в повествовании о молитве и жертве Иуды Маккавея за умерших на поле брани воинов (2Мак. 12, 38–45). «В последующий после сражения день, Иуда со своими пришёл, чтобы, как требовал обычай, поднять тела павших в битве и положить со сродниками в гробах отеческих. У каждого из умерших нашли под одеждой вещи, посвящённые идолам в Иамнии, которых чуждаться повелевал закон иудеям. Тогда стало ясно для всех, что по сей причине они пали. Все благословили Господа правосудного, тайное явным творящего, и обратились к молитве, прося, чтобы совершенно изглажен был сделанный грех. Благородный же Иуда убеждал людей, чтобы охраняли себя от греха, имея пред глазами случившееся за грех падших пред сим. Он приготовил также, посредством сбора с каждого человека, около двух тысяч драхм серебра, и послал в Иерусалим, чтобы принесена была жертва за грех. Он поступил очень хорошо и прекрасно, помышляя о бессмертии» (4:62)...

И святая Новозаветная Церковь об отошедших с верой и любовью вспоминает «с миром и упованием» (3:14–15). «Сегодня мы поём панихиду по князе Димитрии Владимировиче Голицыне (градоначальник Москвы – К. С.), – пишет Святитель архимандриту Антонию. – Совершите и Вы панихиду и четыредесятидневное поминовение в Лавре, да отшедшего... примет Господь в отечество Небесное» (8:129)... «О Дмитриевой субботе постановления не знаю, кроме предания нашего, Русского. Может быть, поминовение преподобным Сергием падших в Мамаевой битве было началом общего поминовения. День поминовения, может быть, определился первой удобностью по возвращении из похода. Или, может быть, по кончине Димитрия Донского, в ближайшую подле Ангела его субботу (обычный в неделю день поминовения усопших, потому что в сей день Господь наш пребывал в усопших) определили поминать его и сподвижников его; и, как всякому при сем, кстати, было помянуть и своих присных, то поминовение сделалось всеобщим» (4:168–169).

На вопрос: «Не преграждает ли пути будущему прошедшее? – Святитель отвечает: – Правила большей частью строги, но есть в одном степень к снисхождению. Есть и примеры Святых, хотя немногие, которые допускают снисхождение... По древним правилам Крещение покрывало всё прошедшее, и строго взыскивалось за последовавшее после Крещения... Надобно молиться, примечать указания Провидения Божия, внимать суждениям добре подвизающихся во благочестии. Думаю, что по любви и смирению, они не осудят и недостойного, и своим благословением и молитвой сделают его достойным» (4:114). Но если попросят неизвестные люди отслужить панихиду по неизвестным, то должно сказать: «Мы не знаем, христиански ли сии люди жили и скончались, потому сомневаемся поминать их; поминайте там, где о них есть известность» (10:351).

В связи с только что сказанным особое звучание получает следующее святительское суждение:

• «Церковь учит нас молиться об усопших, не рассуждая, во аде ли кто из них, хотя, вероятно, что есть такие между поминаемыми в Церкви. Это хорошо и смиренно, потому что не знаем жребия отшедших, не берем ни о ком осуждающей мысли, что он во аде, и недерзновенно просим. В молитвах Пятидесятницы имеем свидетельство, что Господь «сподобляет приимати молитвенныя очищения о иже во аде держимых». Но, может быть, Церковь имела особенную мысль, сию, многое дерзновение заключающую, молитву отнести к особенному дню, а не представлять всякому человеку и времени... Бог бесконечен в милосердии, но нам повелено знать свою меру.

Между держимыми во аде есть такие, о которых Церковь не позволила ни пения, ни жертвы. Мы не затворяем их во аде, но повинуемся Церкви. И не безопаснее ли с точностью держаться в пределах сего повиновения?» (7:171, 172).

Святитель посылает наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандриту Антонию «образец помянника» об усопших, по которому и творилось поминовение при чтении Псалтири в Гефсиманском скиту. В нём поминались все, «иже от века и до ныне» преставившиеся, императорский двор, священнический и монашеский чин, все потрудившиеся ради общего блага, воины, плодоносившие и добродеявшие во святых храмах и обителях, наипаче в обители преподобного Сергия, миловавшие нищих, посещавшие больных, заступавшие немощных, подвизавшиеся за правду, все заповедавшие молиться за них, внезапной смертью скончавшиеся, предсмертного покаяния и причащения Святых Таин напутствия не сподобившиеся, на поле брани убиенные, также – от разбойников и наветников, разными образами жизни лишенные... «Помяни их Сам Господи, – читаем помянник, – ведый коегождо имя и душевную потребу, и даруй им очищение и прощение, и мира, и ослабления сподоби их, непобедимой силой Креста, молитвами Пресвятыя Богородицы и всех Святых». Дальше идёт поимённое поминовение царей и архипастырей, скончавшихся во времена святого Филарета. (Полный текст помянника см.: 8:165–166).

Глубоко содержательно Богослужение на Страстной и Светлой седмицах.

• «Церковные чиноположения Страстной и Светлой недели, или, как древние говорили, Пасхи страданий и Пасхи воскресения, подлинно чудное сокровище. Каждый день Страстной недели видишь в церкви происходящее в Иерусалиме и на Голгофе в тот день. С какой полнотой и точностью из четырех Евангелий соткана одна непрерывная ткань событий и созерцаний! Как знаменательно сближены пророчества с событиями, и взаимно светят пророчества событиям, и события пророчествам! Нельзя не убедиться и не чувствовать, что тако «изволися Духу Святому» и Отцам Церкви» (9:133–134; 23:78).

На этих двух неделях «устав и свойство времени устраняют дополнительные службы Святым. Благословно в сии дни отложить и акафисты» (10:262). В другие дни можно вводить дополнительные прошения. «Молитвенное прошение не по преданию, а по примеру, чаще обыкновенного стали употреблять в Москве, потому что умножились грехи наши, и наипаче требуют покаянной и умиленной молитвы» (4:594).

Умиленная молитва священника и народа, в соединении со священным окроплением водой, могут творить и творят чудеса.

• «Мне, – повествует святой Филарет, – сказал один очевидец, что когда помещику в селе донёс управитель, что червь повреждает поля, помещик тотчас пригласил священника, собрал народ; пошли на поля, совершили освящение воды с молитвой, положенной на сей случай, окропили поля и края их, где опустошение означало след червя. На другой день управитель принес помещику с поля множество мёртвых червей, в доказательство, что бедствие кончилось. Это было не в нынешнем году, но Бог и Господь наш Иисус Христос вчера и днесь, той же и вовеки.

Взывайте ко Господу, да не до конца прогневается и не по грехам нашим воздаст нам, но да призрит на смирение наше, и нищие Своя да насытит хлебы. Припадём Ему вкупе» (3:70)... Храм – место свято, и это надо всегда помнить и также чтить.

• Прежде всего Святитель осуждает торговлю святыней. Он с горечью сообщает А. Н. Муравьеву – попечителю Востока: «Есфигменский архимандрит (со святой горы Афон. – К. С.), в бытность в Москве, объявил в «Ведомостях» о Кресте у него с частью Жиительного Древа, и на своей келье над дверью написал: «желающий приложиться ко кресту должен положить сколько-то серебром…» (4:409).

Далее, в храме решительно запрещается разговаривать. «Всенощная поётся не для того, чтобы во время её монахиня допрашивала игуменью» (8:253), – заявляет святой Филарет и приводит два поучительных примера поведения в святом месте:

1. «Спрашивал я княжну Цицианову, что случилось между ней и Вами (А. Н. Муравьевым. – К. С.) в церкви? И, когда она мне рассказала, я сказал ей, что разговаривать в церкви во время Богослужения ни в каком случае не дозволительно; что напомнившего сие, кто бы он ни был, надобно благодарить, а не вступать с ним в распрю, что выражение: «церковная полиция» неприлично и оскорбительно. Видите, что я не защищаю её. Но теперь скажу Вам: если бы Вы, услышав говорящих в церкви, сказали про себя: «Господи, повели Ангелу Хранителю напомнить душам сим о молчании», Вы довольно исполнили бы свой долг, пребывая в пределах благоговения и молчания. Но когда Вы послали пономаря унять говорящих – не скажу, есть ли угодно, что Вы вышли из пределов, скажу, что Вы были в пределах ревности. Но когда увещания не послушали, и Вы послали в другой раз, от чего непринявшая увещания пошла далее и вступила в распрю, то, думаю, Вы выступили из пределов умеренной ревности и осторожности, и вторым посольством подали случай к распре, которой, вероятно, не было бы после первого» (4:394–395).

2. «Монах Исаия одной благородной женщине во время Литургии сделал выговор, зачем она стоит с книгой и молится в перчатках. Она заплакала и после пожаловалась. Исаия оправдывается, что желал ей добра, и я не мог уверить его, что он не поставлен учить и особенно смущать человека во время Богослужения, и что ему надобно примириться» (7:68). Если нельзя разговаривать в храме, то тем паче не позволено уходить с Богослужения раньше окончания, хотя бы на это были и важные причины.

• «Если приеду во время церковной службы, чтобы никто не оставлял своего места в церкви», – велит Святитель (7:14).

Надо стремиться каждое воскресенье посещать храм – почитать воскресный день.

• «Стыдно видеть, – говорит святой Филарет, – что в соблюдении воскресного дня неправославные лучше православных. Иногда беспорядок сей становится не исправим человеческими средствами: надобно страшиться исправительных мер с Неба, более сильных, нежели какие уже испытываем» (9:244). И Святитель указывает на являемый временами перст Божий: «До сих пор ещё над нами угрожающий перст Его. В прошедшую субботу вечером сын Успенского протодиакона, окончивший семинарское учение, выпросил у отца позволение пропеть на фортопиано Херувимскую песнь; отец не хотел было музыки в навечерие праздника, однако позволил; сын исполнил желаемое, пошёл ко сну и чрез два часа умер от холеры, а чрез сутки или двое последовала за ним мать его» (8:370).

Для верного служения нужно обращаться к Церковному Уставу и по нему определяться.

• «Применение к уставу Благовещения в праздновании царице Александре, по моему мнению, неправильно. Один праздник Благовещения устав соединяет со днём Пасхи: поскольку оный есть праздник не только Пресвятыя Богородицы, но и Христов. Праздникам Святых устав общей службы велит, как звёздам пред солнцем, скрыться пред днём Пасхи, и только при вечере его являть свой свет» (9:33; 23:78). Но всё предусмотреть и дать детальные указания вряд ли возможно. «Неужели, по известию, будто где-то в Харьковской или Курской епархии пели молебен Фомину понедельнику, должен я предписать в Московской епархии, чтобы не пели молебен Фомину понедельнику? Или: надобно ли предписать, чтобы везде пели Всенощную шесть часов, и чтобы никто не уставал? Всенощная в шесть часов продолжения не может быть общим правилом. Или: надобно ли напечатать особо службу каждой неделе Великого поста для незнающих устава причетников?..

И напечатанная служба первой недели не удовлетворяет сему, потому что по одной сей книге нельзя исполнить службы, а надобно в пособие месячная минея. И как службы первой и Страстной недель составляют четыре тома в четверть листа, то многие ли сельские церкви могли бы купить четырнадцать томов служб на весь пост?» (4:424).

• Святитель скорбит, что «общеобязательного Богослужения не умеем исполнить с полнотой, без поспешности и сокращений, а изобретаем протяжённые службы, обильные более словами, нежели силой» (10:343; 23:81).

• Отмечает Святитель и положительное, чему и радуется: «Один богомолец сказал мне: «Как хорошо служат молебен у Василия Блаженного! Не протяжно, а внимательно и внятно. И с каким вниманием причетник кладёт вериги Блаженного на богомольца, не показывая ни торопливости, ни отягощения при многократном повторении того же!» Я спросил: «А в Лавре?» И оказалось, что богомолец менее был там удовлетворён, хотя у Василия Блаженного служащих меньше, и им бывает нужнее спешить в свою семью, нежели монашествующим в свою келью. Не дать ли каждому гробовому помощника и разделить день между двумя?» (8:267–268).

• «Припадём, отец наместник, – взывает святой Архипастырь, – к истинному настоятелю нашему преподобному Сергию с молитвой, чтобы он устроил и сохранил нас послушниками своими единомысленными и единодушными, чтобы нам дал мир, ненарушимый моими прекословиями» (8:339).

И продолжает утешать:

• «Если Вы были в церкви холодной и слушали службу, то жертву Богу Вы принесли и благословение Его получили» (21:18).

• «Что в праздники некоторых Святых не случается Вам быть у Божественной службы по затруднениям домашней жизни, тем себя не возмущайте. Кто усердно исполняет должность, повинуясь всякому человеческому постановлению, ради Господа, – тот молится. Притом можно и должно и в делах житейских похищать некоторые минуты для Бога. Для чего у нас благовест? Скажете, чтобы звать в церковь; но это пред начатием Божественной службы; для чего же в средине священнослужения благовест, просто называемый: «К достойну», то есть тому времени, когда поют: «Достойно и праведно есть», и прочее? Одна из причин сего установления есть та, чтобы сим пользовались и те, которые не могут быть в церкви. Сей благовест пред самым освящением Даров. Итак, услышав его, вспомните, что в сие время Дух Святой сходит на алтарь и являются на нём Тело и Кровь Христовы» (29:226).

• «И то лишение, что не можете посещать храм Божий, принимайте не со скорбью только, но также с мирным послушанием воле Божией. Имя Господне да обитает в сердце Вашем, и фимиам молитвы да восходит ropé от души Вашей: и тогда Вы не чужды храма Божия» (23:15).

Б) Молитва вне храма

Молиться можно и должно не только в храме, но и б ином месте – в любом. Мы слышали в конце предшествующего сообщения слова Святителя: «...Не можете посещать храм Божий» – не скорбите, а храните «Имя Господне в сердце Вашем, и фимиам молитвы да восходит ropé от души Вашей – и тогда Вы не чужды храма Божия» (23:15; 29:226). Следует вспомнить «Авву, который пришёл в царский дом и в ожидании царя, стоял в углу и читал про себя часы» (3:77).

«И в семейной жизни можно находить и отделять время для молитвы и молчания. Домашнюю молитву Господь примет вместо церковного Богослужения, когда в сем участвовать нет удобства... Работать Господу можно и в уединении, и в семье» (21:16; 23:14).

Славить Бога мы обязаны во всяком месте и во всякое время. «Я, – учит Святитель, – полагал бы приступить к молитве более частно, нежели торжественно» (8:332). Благоприятное время для молитвы – вечер, когда мы можем успокоиться после суеты дня. «Отходя ко сну, читайте молитву: «Да воскреснет Бог», или и полный псалом, начинающийся сими словами, ограждайтесь крестным знамением, как учит молитвенная книга. Не смущайте сами себя воспоминанием какой-нибудь нечаянности, которой не понимаете, или, может быть, понимаете хуже, нежели она есть. Верно то, что пред именем Иисусовым всяко колено преклонится Небесных, и земных и преисподних, то есть, или поклонится благоговейно, или падёт и изнеможет в страхе» (21:57).

Вечернее время, напоминающее нам, что и в нашей жизни придёт вечер, подходяще посвятить и поминовению усопших. Отходя ко сну молитесь: «Господи, упокой души раб Твоих, и даруй душам нашим общение во Имени Твоем в вере и благодати, и в обителях Твоих Небесных, паче кратковременной близости в земле и в могиле» (3:12). И на одре сна, в немощи, болезни благо славить Бога «и призывать, по подражанию тому, который написал: Поминах Тя на постели моей (Пс. 62, 7)» (21:60). Благо употреблять молитву и во время приёма лекарств. «Слышите, что Церковь молится о плавающих, путешествующих, недугующих. Кто может, молясь о душе, здоровье, оставляет просто на волю Божию, но и тот не грешит, кто молится о здоровье, чтобы употребить оное для очищения своих грехов» (21:25).

Приходят горделивые мечты – молитву не прерывать. «Если приходит лукавый помысл, покушающийся изгнать человека из области духовного мира – остановись и исповедуй свою немощь словами трёх отроков: »Тебе, Господи, правда, нам же стыдение лица» (Дан. 9, 7); потом, по совету святителя Димитрия, воззови ко Господу словами псалма: Изгонящии мя ныне обыдоша мя (Пс. 16, 11), Радость моя, избави мя. За сим со вниманием продолжай своё дело, не развлекая себя случившимся» (21:72). Также, если начнут одолевать «страхования» – отвергнуть их и мужественно продолжать молитву. «Чего бояться и зачем останавливаться, когда молитесь псалмом Давидовым? Это слово Богодухновенное. Оно может дать ум Христов, а не поколебать ум естественный» (21:40). Против колебаний есть и Крест. Повторяем: «Силой Креста Твоего сохрани нас Господи. И мысленный образ Креста есть оружие против приражения» (8:72).

Говорящим, что «молитва есть не иное что, как дела», можно спокойно заметить, например, так: «Это, кажется, и правда, ибо сказано: Не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное, но творяй волю Отца Моего, Иже есть на Небесех (Мф. 7,21 ), – но на что же сей Самый Спаситель, уча, как творить волю Отца Своего, учил и молитве, и даже дал образец молитвы: «Отче наш» и проч. На это Он Сам, сотворивший все возможные добрые дела, упражнялся в молитве, как, например, некогда бе об нощь в молитве Божией (Лк. 6, 12) (29:231–232).

И что ещё важно: время молитвы не ограничено – можно молиться сколько душе угодно – «от молитвы не сделается человек больным, а может сие случиться от скорби, соединённой с нетерпеливостью» (21:51).

Святитель обращает внимание на сам образ молитвы. Прежде всего, «надобно стараться быть в молитве постоянну и непоколебиму нечаянностями; но также надобно в ней быть тиху и смиренну, и не давать дерзновения воображению» (21:40).

Подлинное сокровище – внутренняя молитва. Она «есть сокровище, сокровенное на селе, для приобретения которого можно и надобно продать все невнутреннее, то есть оставить всё, что развлекает и препятствует углублению в основание души и вступлению в благодатное общение с Богом» (29:352–353). Можно молиться своими словами – «в простоте верующий иногда нестройными словами молится лучше разумевающего, чему есть пример в сказаниях Отцев» (23:81).

Правильность молитвы не во множестве слов, а во образе их произношения. «Лучше не число молитв и чтений умножать, а стараться немногое читаемое читать неспешно, углублять внимание и, так сказать, давать себе время в покое вкушать дух и силу того, что читаем» (29:220–221). Нет возможности исполнить молитвенное правило – «мысленно и сердечно взывайте ко Господу, и также на память произносите псалмы и молитвы, которые знаете. Сердца требует Господь» (21:76).

Для немощного разрешается молиться сидя. Такому христианину можно даже и «в церкви поставить» кресло (21:75).

Содержание частной – вне храма молитвы так же разнообразно как и в храме.

Возносят молитвы:

• «Как бы правым путём дойти до нашего предела, и благонадёжно переступить чрез трудный праг, на степень восходящую, а не нисходящую» (4:646).

• Благодарят Бога «за то, что дарует» (9:78). «Если даются слёзы – надобно благодарить благоутробного Бога, и пользоваться ими для очищения души. Но как ничего не должно быть чрезмерно, то и слезам иногда надобно поставлять предел, чрез обращение ума к другому доброму занятию» (23:15).

• Просят помощи Божией (23:27), просят наставить «на истинное и полезное» (10:73), и если помощь не даётся скоро – «не надобно унывать, но продолжать ударять в двери милосердия, а с тем вместе и самому подвизаться должно, чтобы удерживать неблагоприятные движения сердца и воли» (23:27–28).

• Молятся о единодушии и мире (8:339).

• Ходатайствуют за неумиротворённых. «Догадка Ваша, – пишет Святитель архимандриту Антонию, – что происходящее в училищной башне происходит от какой-нибудь отшедшей неумиротворённой души, по моему мнению, удобоприемлема. Кажется, это и не одна душа. Та темнее, которая стучала по ночам железными сапогами: и потому, после присутствия святыни, ей сделалось недоступно посещенное святыней место. Для другой оно осталось доступным, и притом днём, как менее чуждой света.

Доброе дело совершить ещё водоосвящение и панихиду» (10:13–14).

И ещё: «Секретарю Академии стало представляться ночью, что Нестор знакомыми ему шагами ходит по его комнате. После нескольких бессонных ночей, секретарь открылся о сем ректору. Ректор наведался, не заботился ли о чём Нестор перед смертью, и узнав, что он был должен небольшую сумму денег, и умер, не уплатив долга, велел заплатить долг и совершить панихиду по Нестору – и секретарь почивал после сего спокойно» (10:14). Можно вспомнить здесь и рассказ Святителя о некоем святом, который, «случайно вспомнив о добродетелях языческого императора, молился о нём, и имел откровение, что молитва его не отвержена, но чтоб он не приносил таких дерзновенных молитв» (7:171–172).

• Приятно молиться за те добрые души, «о которых знаешь, что они зрят к Творцу и в Нём сближаются с нами, и Он один ведает, кто из двух более благотворит другому, молящийся, или просящий молитвы» (4:273).

Хорошо, когда частная или келейная молитва совершается в полной тайне. «Без нужды не должно говорить о своих духовных упражнениях; но гордиться есть ли чем, хотя и скажем о наших упражнениях? Спаситель в саду Гефсиманском молился до кровавого пота: вот молитва напряжённая! Молясь на Фаворе, Он просветился даже до одежды: вот молитва благодатно действенная!» (29:225).

* * *

Святитель радуется, что многими возносится много молитв, призывает не ослабевать в подвиге, «оградясь молитвой и терпением» (8:36,96), и паки просит братию Свято-Троицкой обители припасть к преподобному Сергию, да умилосердится Господь (7:271).

«Житие же Ваше да продолжится ещё, чтобы Вы помогали молитвой и примером нам, борющимся с молвой и волнением дня» (2:94).

В) Святые Таинства

Как в храме, так и вне его, совершаются святые Таинства; вне храма могут совершаться Крещение, Миропомазание, Покаяние, Елеосвящение и, в исключительных случаях, Брак.

«Планировать собственным рассуждением» учение о Таинствах трудно, – говорит святой Филарет, – ибо подаваемая в них благодать «действует в искренно верующих, как открыто, в чувстве мира и утешения, так и сокровенно, сквозь самое чувство лишения. Дар Божий сильнее нашего недостоинства» (14:36; 21:19).

И Святитель в достаточной мере пишет о Таинстве Святого Причащения. Много он рассуждает и о Таинстве Священства, почему сие будет раскрываться в отдельной (следующей) главе. О Таинстве Покаяния речь ведётся Святителем не в многих словах. А о других Таинствах он говорит, касаясь их как бы мимоходом – или в связи с разговором о чём-либо ином (см. о Крещении, Елеосвящении), или при суждении об их канонической стороне (см. о Браке). О Таинстве же Миропомазания сказано, кажется, в одном предложении: «Наименование Миропомазания показывает, что Таинство есть не только вещество мира, но и действие – помазание» (14:52).

Всё прошедшее покрывает Крещение и взыскивает «за последовавшее после» него (4:114).

• Крещение, совершённое не Греко-Российским священником, хотя и признаётся (см. 23:112), но заявляется: «Если крещённые обливательно, по Константинопольскому мнению, суть не крещённые, то каким образом «икономия снисхождения» может сделать их крещенными, не совершая над ними Крещения? Если Греческая Церковь возлагает на Российскую ответственность в признании крещёнными тех, которых Греческая признаёт некрещёными, то Греческая Российскую признаёт погрешающей в деле очень важном, и следственно церковного единства нет...

При единстве и общении веры и любви, одна частная Церковь должна охранять другую в правильности и чистоте действования, и особенно старейшая. Если бы не достоверный свидетель, трудно было бы поверить, что учёный Икономос почитает «западное крещение вместе и действительным и не действительным», смотря по тому, есть ли воля Церкви, чтобы обливанец был крещённым или некрещённым? Разве сила Крещения не в имени Святыя Троицы, и не в таинственной благодати, данной сему действию установлением Христом Богом? Разве воля человеческая, хотя бы то была воля Церкви, может Крещение сделать простым омовением, или простое Крещением?» (4:369).

Таинство Покаяния предшествует Таинству Святого Причащения и с ним неразрывно связано.

• «Что нам, немощным, духовно бедным, делать? – ставит вопрос Святитель. – С трудом восстаём, а легко падаем, ещё не совершим исправления и опять повреждаем исправленное, не помышляя, что однажды повреждённое исправлять легче, нежели то, что после исправления опять испорчено. Когда видим грехи свои, враг говорит: «’Они не так велики». Когда помыслим об исправлении, он внушает, что оно трудно и скучно. Когда сделаем малое доброе, он уверяет, будто мы уже отличные люди. А того не помышляем, что некоторые добрые дела и у злых людей есть; ибо злу, совсем чуждому добра, не на земле, а в аде быть свойственно. Не понимаем, как другие до смерти подвизаются за вечную жизнь и малые грехи оплакивают втайне.

Господь да возбуждает благодатью Своей предающихся духовной дремоте» (29:257–258). Если мы не в состоянии понести подвиги, совершить святые добродетели, «принесём Ему по крайней мере скорбь о грехах и недостоинстве нашем, жалобы на самих себя и смиренные мольбы о прощении и помощи. Как праведен Он, чтобы дать благое воздаяние подвизающимся, так и многомилостив, чтобы простить кающихся и немощных ущедрить» (29:354).

Ожидая щедрости от Многомилостивого, нельзя допускать в душе презрения к другим, тем более что оно может обернуться к нам. «Презирать свет не надобно, так же как и уважать. Добро достойно уважения, зло – презрения, а в свете есть и то и другое. Что тяжко быть в презрении, сия мысль должна быть предметом покаяния. Блажен, кому слава и бесчестие в мире – всё равно» (29:272).

На исповеди надо открывать всё, не таясь и не считая какой-либо грех незначительным. «Советую, – обращается Святитель к кающемуся, допустившему в прошлый раз перед принятием Святых Таин увлечение мирским, временным, – советую: при будущей исповеди открываться духовному отцу, что в предыдущий раз пред Причастием Вы развлечены были мыслями о временных скорбях. Впрочем, и за то благодарите Господа, что Он сподобил Вас причащения при ощутительном недостатке готовности: в Таинствах тайно творит Он Своё дело и тогда, когда мы не знаем и не чувствуем; только бы не были мы рассеянны по нерадению» (29:238–239).

Если при исповеди произойдёт смущение – полезно найти причину сему. «Случается – от остатков самолюбия, обыкновенного в нашем плотском человеке, что кающиеся беспокойно негодуют, видя виноватыми и нечистыми, вместо того, чтобы кротко и умиленно сетовать пред возлюбленным Господом, Которого мы оскорбили. В таком смущении надобно обличить себя заранее и притом помыслить, что Бог уже видит нас во всей нашей виновности и нечистоте прежде нашей исповеди и ожидает только искреннего признания нашего, чтобы нас очистить и простить... Случается, что забота о том, чтобы не опустить на исповеди какого греха, производит беспокойство в духе и замешательство в мыслех и памяти. В предупреждение сего надо помыслить, что сердце глубоко (Пс. 63, 7), и потому просить Бога, испытующего сердца, чтобы Он привёл нас в познание грехов наших и от тайных наших, то есть таких грехов, которых мы не приметили и не исповедали, очистил нас, как и Давид молился (Пс. 18, 13).

Грех, приведённый на память после исповеди, если нет удобности открыть духовному отцу и если не слишком возмущает совесть можно исповедать пред одним Богом с твёрдым намерением избегать и исповедать при первом случае. Писать исповедь можно иногда с пользой, а иногда с большей простотой и чистотой изливается сердце кающегося в словах, не приготовленных заранее. Духов­ник, по состоянию кающегося, лучше может разрешить подобные случаи: только бы кающийся спрашивал с искренним желанием и с верой получить слово спасения» (29:216–218).

Хотя и требуется раскаяние во всех грехах, но это вовсе не значит, что исповедующий может допрашивать исповедуемого. «Священник, который в тайной исповеди вздумал усилить допрос, конечно, подлежит строгому наказанию» (10:127).

После исповеди может быть предписана кающемуся епитимия, то есть некоторые благочестивые упражнения, а подчас и лишения, направленные к исправлению греха. Но предписывать сие подобает мудро, осторожно: «В наш расслабленный век едва ли можно епитимии вести точно следом за правилами: надобно паче по состоянию кающегося наблюдать, чтобы епитимия вела его к исправлению, предохраняя от двух крайностей – от бесстрашия по причине послабления и от отчаяния по причине строгости» (23:114). «Бог кающихся и Спас согрешающих да дарует всем нам кающимся покаяние чистое, и намерение исправления твёрдое, и в Божественном общении Своём да приобщит нас благодатныя Своея силы, просвещающей, наставляющей на благое, утверждающей в благом и охраняющей» (8:365).

«Грядет добрый врач – пост; несёт врачевство покаяния. Желаю, чтобы он нашёл в братии нашей только малые и удобоврачуемые болезни, – как бы завершает свои суждения Святитель о Таинстве Покаяния и начинает размышлять о величайшей тайне – Святом Причастии. И чтобы уврачеванные и оживлённые Божественной пищей Тела и Крови Господней, светлыми душами сретили Вы пресветлый день Воскресения Господня» (10:166).

«Спрашиваю: для чего созидается и освящается храм? Для Богослужения вообще? Оно совершается и вне храма. Для Таинств? И большая часть Таинств может совершаться вне храма. Только одно Таинство, Таинство Тела и Крови Христовы, непременно требует освящённого храма. Следственно, храм созидается и освящается наипаче для того, чтобы в нём было священнодействуемо и хранимо Тело и Кровь Христовы. Для сей величайшей на земле святыни требовалось святое хранилище. Из сего следует, что только по крайней нужде Тело и Кровь Христовы могут быть выносимы из храма, а имеющий оныя в простом доме или келье без нужды оскорбляет святыню... Не указывайте на мученические времена. Тогда была необходимость иметь Божественное напутствие, потому что оно могло потребоваться внезапно, без возможности прибегнуть к церкви. Не указывайте на пустынножителей древних. Отдалённость от храма давали причину иметь запасные Святые Дары. Но и напротив, иные пустынножители многие годы проводили, не дерзая сего требовать, и только пред кончиной по особому устроению Божию сподоблялись Святого Причастия. Можете указать на совершенных затворников.

В сем роде есть люди, о которых нельзя судить по общим правилам, по которым не всякий может подражать: должно же думать, что и они, при внутреннем влечении и призвании свыше, и на затвор, и на приобщение Святых Таин в затворе, решались не по своему только рассуждению, но по благословению духовных отцов и начальствующих» (9:127–128; 23:109–110). Святитель настоятельно просит остеречься самочиния в отношении Святых Таин – самочиние отрицает послушание и смирение, а растит своеволие и гордость (9:128).

Удерживает от своеволия и гордости храм Божий с хранимыми в нём Телом и Кровью Христа Спасителя. Имея храм и величайшую Святыню в нём можно и не искать других поклонений. «Благодарите Бога, – учит Святитель, – что дано Вам приближаться к Святыне, не только к Киевской и Московской, но и ко многой другой, начиная от верховной Иерусалимской. Многим сие не дано, но однако сие не препятствует им подвизаться в своём освящении. Можете обращаться духом к Святыне, к которой приближались и чувствами. Впрочем, и Петербург не лишён Святыни; и всякий храм имеет величайшую Святыню, Тело и Кровь Господню» (4:244).

Основание и возможность быть Таинству Святого Причащения дают и слова Христа Спасителя: «Приимите, ядите сие есть Тело Мое, сия есть Кровь Моя» (4:419), а чрез священнослужителя – его призывание Святого Духа и благословение – Дух Святой «совершает Таинство над предлежащими... Дарами» (4:419).

Святое Причастие – одно из величайших Таинств по своей таинственности – здесь тайной покрыто само вещество Таинства.

• «Непостижимо Таинство; непостижимо действие пресуществления; непостижимо, как совершается преложение... Но иное «образ» преложения; иное «момент». Например: непостижимо, как вдунул Бог в человека душу живу, но кто скажет, что Бог вдунул в него душу живу в шестой день творения, по сотворении тела, и тем определяет «момент», тот непостижимое ли скажет? И тот, кто скажет, что когда совершено благословение Святых Даров, «тогда» совершилось и преложение, и таким образом определит «момент» – непостижимое ли скажет?» (4:231). Священнослужитель произносит: «И сотвори убо хлеб сей». «Очевидно, что в сие время священнодействующий имеет пред собой ещё «хлеб», который еще «не сотворен» Телом Христовым, которого, впрочем, освящение началось ещё от Проскомидии, и, конечно, не напрасно и не без всякого значения. Но когда сие благословение совершено – священнодействующий земным поклоном изъявляет уже благоговение к Телу и Крови Христовой» (4:232). Святитель соглашается и с таким утверждением: «Прелагаются – тогда как – возглашаются слова Иисуса Христа – призывается Дух Святый и благословляются Святые Дары» (4:218).

Тайной остаются и слова, применяемые к Агнцу Божию – «раздробляемый и неразделяемый». «Без сомненья должно веровать, что он есть «неразделяемый», но служебник не почитает нелепостью слова «раздробляемый» и чин содержит видимое действие раздробления» (7:241). Для нас довольно с верой и смирением поклониться «Агнцу в таинственной Литургии, низведенной для нашей немощи с Неба на землю. Надобно быть верну в малом, что вверено, и не простираться дерзновенно ко многому, что уготовляется для выдержавших испытание верности в малом» (21:56–57).

В святой Евхаристии мы принимаем «истинное Тело Христово» – здесь «не икона, не образ Тела Христова» (4:52). Чтобы принять Святые Таины – Тело и Кровь Христа под видом хлеба и вина, «надобно чтобы на дискосе и в чаше были Тело и Кровь Христовы под видом хлеба и вина. С дискоса можно взять то, что на нём есть, а нельзя взять того, чего на нём нет. Если же до приобщения на дискосе находится истинное Тело и в чаше Кровь Христова, то нет причины усомниться, что они находятся и в тех частях, которые после приобщения остаются на дискосе и в чаше или в дарохранительнице» (14:51–52).

И далее: «Господь установил Таинство и дал Своё Тело и Кровь Свою, не для того только, чтобы знали, что это Тело и Кровь, но чтобы приобщались» (14:52). «Плоть Господню вкушаем на трапезе Господней: не питательнее ли она и врачебнее всего питательного и врачебного? Не сюда ли паче вознесём наш глад и жажду и нужду в подкреплении, да Хлеб, от него же ядущие живут во веки, укрепит сердце и телесного человека, и всякую пищу нашу благословит, чтобы она была довольно питательна и благопотребно врачебна?» (19–1:123).

Полемизируя с римо-католиками, Святитель заявляет: «Напрасно латиняне думают, что мы унижаем слова Господни. Они имеют силу и важность в своём месте, сообразную с целью произношения их в предварительной молитве, как выражение величайшего благодеяния Искупителя, и как заповедь в действии. А совершаемое нами приношение Евхаристии есть исполнение той заповеди. Напрасно нас упрекают и в том, будто много приписываем силы священнослужителю. Мы представляем его только видимым орудием, а совершительная сила в Евхаристии, как и во всех прочих Таинствах, есть единая благодать Святого Духа. Это возражение латинян есть повторение старинного упрёка их, которому весьма легко и скоро было родиться, если и на Флорентийском Соборе сам папа признался Греческому Императору, что не может служить по Восточному Чиноположению, потому что его не знают. Дух неприязни и ныне мешает им хорошенько узнать то, в чем нас упрекают» (4:227). Их мысль, что пресуществление совершается при возглашении слов Господа нашего Иисуса Христа – «несообразна с древним преданием и, если позволено сказать, бестолкова» (4:235).

Важной частью Божественной Литургии является произношение или чтение проповеди. «Чтение поучений на Литургии было, кроме дней продолжительной службы, – свидетельствует Святитель в письме к архимандриту Антонию. – В воскресные и праздничные дни читал поучение из синодских или других, по избранию, первенствующий в служении. Годится и то, чтобы из неслужащих способный читал во время причастное, из тех же поучений или вседневных, особенно в будни» (7:3).

К Святым Дарам должно относиться осторожно и с подобающим благоговением. Во время причастия необходимо держать пелену и «наблюдать, чтобы Святыня не только была принята, но и поглощена, прежде нежели причастник отойдёт от пелены. Это нужно и потому, что некоторые с намерением удерживают во рту частицу Святых Даров» (10:386). «Часть пола, например, камень, на который пала Святыня, лучше совсем вынуть и положить в реку, где не будет попирать его никакая нога» (10:386).

«Благоговение к святыне надлежит обретать постоянно, а не на краткое время возбуждающееся» (21:50).

Бескровная жертва, как воспоминание спасительной жертвы Господа нашего Иисуса Христа, приносится «за тех, за которых Христос умер. Церковь не учит, чтоб Он умер и за Ангелов. Не посему ли при Проскомидии вспоминаются только человеки и умалчивается об Ангелах? Молитва Христу Богу, прославление Христа Бога, есть общее нам с Ангелами; к сему их и призываем – Тело Христово даровано человекам. Они, Ангелы, сослужат нашим Таинствам, но причащаются Святых Таин Божиих своим образом и чином небесным, для нас недоведомым» (7:172–173). Трапеза Господня, общение в ней – для утешения душ «и в преспеяние жития Богоугодного» (7:121). Сама просфора даётся или посылается только для благословения, «а не на сытость» (7:71).

В Святом Причащении «Господь являет нам, недостойным, Свою правду и милость» (29:238). И Святитель, как только услышал о кончине рукополагавшего его Владыки Серафима († 1843), сам совершил Божественную Литургию и панихиду по преставльшемуся и пригласил к тому же духовенство своей епархии. «Через несколько дней я, – отмечает святой Филарет, – видел его во сне; повидался с ним как обыкновенно, и, продолжая видеть его в самом сне, имел сознание, что вижу преставльшегося» (2:64).

К принятию Святых Таин надо готовиться, чтобы вкусить их, по возможности, достойно. «Если встретится препятствие говеть и приобщаться в пост, сие невозбранно можно вознаградить в другое время. Надобно только выбрать и расположить время приличным для приготовления к этому образом» (29:227). «Вы готовитесь к Причащению. Посетитель душ Сам да уготовит в Вас Себе обитель, как Ему благоугодно. Если возмутит Вас мысль, что Ваша для Него обитель не довольно украшена, вспомните ясли и успокойтесь» (29:223).

Хотя Святитель и отмечает, что «от усилившегося обычая причащаться Святых Таин нечасто, едва ли удобно было бы вдруг перейти к еженедельному приобщению» (10:230–231), тем не менее в отдельных случаях рекомендует: «Еженедельное приобщение Святых Таин да будет отроку Сергию оградой света против приражения тьмы» (7:258). Впрочем, «чаще приступать к Трапезе Господней есть дело веры и любви, но тут есть дерзновение, а дерзновение не все могут иметь правильно» (29:339). Когда священнослужители «устрашаются своего дерзновения, что часто приступают к Святым Тайнам», имеют для успокоения и верную мысль: они «повинуются в сем долгу звания и воле призвавшего их в Свое служение Господа.

Не имеющие сего призвания могут иногда чаще приступать к Святым Тайнам, по особенному желанию, или по особенной потребности, а иногда удерживать себя, чтобы не быть много дерзновенными. Нынешнее болезненное время дает основательную причину чаще приобщаться Святых Таин» (21:50). Что касается принятия «Святых Таин и в Великий Четверток и в день Пасхи, прежде почитали сие не только совместительным всякому верному, но и должным. Иисус Христос есть Тот же и ныне (Евр. 13, 8). Остаётся вопрос только, готовы ли мы приблизиться к Нему. Ответ может дать совесть и отец духовный» (29:289–290).

Нужно ли нам чаще причащаться – «поспешить ли приступить к Святым Тайнам – возмите совет Вашего духовного отца, и ему последуйте» (21:37). «Просите своего духовного отца, чтобы он разрешил Вам приступить к Святым Тайнам, к которым все приходим не как достойные, но как ищущие врачевства и помощи» (21:73).

В святую Лавру можно идти всегда. «Чтобы идти в Лавру и готовиться к Святому Причащению, какое в том сомненье? Бог благословит. Только труд да будет по силам» (21:62).

Когда грозит смертельная опасность – допускаются до Святого Причастия и подлежащие наказанию. «Что грешников, которых надлежало бы не допускать, допускают до Святого Причастия пред наказанием, сие основывается на предположении, что наказание соединено более или менее с опасностью жизни, а когда предвидится близкая смерть, тогда, по правилам, должно допустить всякого грешника. Возвратясь к жизни, он возвратится к епитимии» (21:65). Нужно ещё знать, что «лекарства принимать можно больному и в день причащения Святых Таин» (29:338).

Следует также отметить, что Святитель не разрешал совершать Литургию в седмичные дни Великого Поста. «Никогда не разрешал я, – пишет он, – совершать Златоустову Литургию для поминовений или праздника в Великий Пост, кроме дня святителя Алексия; но сей ныне мы перенесли с понедельника на воскресенье. Разрешал же я в пост Златоустову Литургию только в домовых церквах по двум крайним нуждам – для рукоположения в священника, чтобы приходская церковь не оставалась бы долго пуста в такое время, и для приобщения многочисленных кадетов, которых вдруг к субботе исповедовать и в субботу приобщать невместимо» (23:79–80). Однако Святитель указывает и иной порядок: «Совершение Златоустовой Литургии в постные дни, в существе, не есть важное изменение порядка. В древности не так на сие смотрели в некоторых местах, как ныне вообще в Православной Церкви» (23:79).

Святитель неоднократно выражает свою радость, что много причастников: «Радуюсь, что у вас много прибегающих к Трапезе Господней. И меня в первую субботу поста сподобил Господь послужить более нежели четырём стам причастников» (7:352; 9:340...). Радуется и утверждает: «Идти к Трапезе Господней – вот что должно и вожделенно» (21:46).

В рассуждении Святителя о Таинстве Брака преобладает сторона практическая. Заметив как о приятном явлении, что дети просят у родителей со слезами, смиренно «молитвенного благословения на будущий союз», Святитель рассуждает о том, какой брак правомочен. «Если Таинство Брака, совершённое не Греко-Российским священником, признать недействительным, то надобно недействительным признать и Таинство Крещения, совершенное не Греко-Российским священником». Но сие противоречит церковным правилам (23:112).

«Браки, венчанные священником запрещённым, но не признававшим сего, тяжко было признать совсем ничтожными. По совершении священнодействия и по тому, что брачующиеся принимали оное с верой, как действительное, церковное, лучше признать оные только требующими подтверждения, повторением последней молитвы, подобно как сие делается с браками несовершеннолетних. И сие надобно сделать в церкви без многолюдства, а по примеру исповеди, чтобы совесть брачившихся была успокоена, а смущения им не было» (6:13).

Ещё – о третьем браке. «Вы жалуетесь на строгость о третьем браке... Размыслите и найдёте, что правило право. Вспомните сказанное Апостолом о тайне Брака: «Аз же глаголю во Христа и во Церковь». Брак таинственен, как образ союза духовного между Христом и Церковью. Христос имеет единую невесту-Церковь, и Церковь единого Жениха – Христа, потому совершенный образ сего союза есть единый брачный союз. Следственно, и во второй брак в христианстве есть снисхождение, а кто требует снисхождения во второй раз, тот уже мало достоин снисхождения. Вот мысль Отцев Церкви о третьем браке. Довольно, что они и во второй раз ещё не лишают снисхождения, хотя с упрёком» (16:13).

Хотя святой Филарет не одобряет развод – «в нём много скорби и несчастья» (21:39), – но считает необходимым расторжение с оскопившимся. «Назначение брака есть продолжение рода. Если закон расторгает брак человека, имеющего природную физическую к сему неспособность, тем справедливее расторгнуть брак человека, своевольно причинившего себе такую физическую неспособность и лишившего супругу права, ей принадлежащего» (14:185).

Для исцеления немощей духовных и телесных святой Церкви дано Таинство Елеосвящения – «церковное врачевство» (8:3). «Покой и сила, которые имеет душа, при охранении её от возмущения страстями, при соблюдении мира совести, при тихой и смиренной молитве, сообщаются сопредельным силам в теле, и проливают на них жизненный, целебный и крепительный бальзам. Между тем и о теле, подвергшемся припадкам, нужно попечение, чтобы оно не было изнуряемо или раздражаемо напряжением не по силам, и чтобы не отягощалось пищей не по его состоянию и бездействием. Важная потребность тела – свежий воздух. Но чтобы не вмешаться в чужое дело – в подавание врачебных советов, для которых есть особая наука, – я обращу внимание Ваше на врачевство, которое собственно нам вверено, которого употребление всегда благотворно, и едва ли когда может быть погрешительно. Я говорю о Елеосвящении. Обыкновенно ныне употребляется оно в тяжких болезнях и в приметной близости к смерти. Но сего ограничения нет в Христовом и Апостольском учреждении. А мне кажется, для тонкой болезни особенно прилично врачевство, от духа и молитвы приемлющее свою силу. И сие говорю не без известности опытов. Только, если Вы решитесь употребить сие средство, надобно, чтобы сие было в тишине, между немногими, довольно искренно соединёнными в вере.

Особенно удобно сделать сие в Лавре, где наместник (архимандрит Антоний) внимательно сие устроит, а преподобный Сергий благословит молитвы» (19–1:165–166).

* * *

Святая Церковь молитвенно почитает мощи угодников Божиих, обращается с молитвой к Святым и верит в их предстателъство. Святитель учит относиться бережливо к святым мощам, отмечая, что «сила и благодать не в количестве частицы» (8:472). «Относительно святых мощей соблюдайте бережливость. Тщательно сберегайте мощи из ветхих антиминсов для употребления вновь, и когда освящаете церкви сами, под престол можете полагать одну частицу вместо трёх. Благодатная сила не в количестве» (6:15).

В знак того, что святые мощи служат святыней, соединяющей нас с Небом, при них творятся чудеса. И Святитель в благодарность архимандриту Антонию за добрые вести от преподобного Сергия рассказал следующее: «Староста церкви, в которой почивают мощи Максима блаженного, усердно трудясь над возобновлением внутренности сего храма, занемог болезнью горла так, что терял надежду остаться в живых, и при мысли, что не увидит освящения храма, заплакал, лежа на постели. В сие время видит пред собою блаженного Максима, который полагает на нём крестное знамение, и говорит: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа». Больной сказал: «аминь», хотел поцеловать руку праведного, но сей перестал быть видимым. Вслед за сим открылся нарыв горла, вышел гной, и староста с усугубленной радостью праздновал обновление храма» (8:444).

Множество чудес совершилось и при открытии мощей святителя Тихона, епископа Воронежского, в конце жизни которого родился святой Филарет (род. свт. Филарет в 1782 г., ск. еп. Тихон в 1783). «Господь утешил Церковь Свою открытием мощей святителя Тихона, – свидетельствует святой Филарет. Народу считают от 200.000 до 300.000. Благоговение было велико. 20 или 30 случаев исцелений записано, а было, как говорит Владыка Новгородский, конечно, сто или более. Он сказывал, что некоторые слепые получали прозрение, что один скорченный, у которого ноги пригнуты были за спину, когда приложен был к святым мощам, распрямился и стал на ноги и пр. Только распоряжения были неудовлетворительны, и иные, в продолжение нескольких дней, не могли дойти до мощей Святителя» (4:589).

Слава Богу, что прибегают «не к врачам только, но и к молитве».

И Святые слышат наши молитвы, молятся о нас – предстательствуют за нас – и предстательствуют все («молитвами Святых всех...» (Ап. 8, 3)). Вот ряд вразумлений святого Филарета:

• Преподобный Сергий «будет благий пред Богом о Вас свидетель и за Вас предстатель» (7:1).

• Надейтесь «на молитвы преподобного Сергия, а не на своё искусство» (8:103).

• «Молитвами преподобного Отца нашего Сергия, Господь да ниспошлёт Вам исцеление невидимо, или да покажет видимое средство, действительное для уврачевания» (9:5).

• «Молитва преподобного Отца нашего Сергия да будет Вашей силой» (10:341).

• «Вместе с Вами притекаю к предстательству Богоносного Отца нашего, да не престанет он быть, якоже есть, общим руководителем нашим, благословляя смиренное делание, возбуждая коснение, простирая благотворную и хранительную руку к нашим немощам и преткновениям, и чрез свою мирную обитель проводя нас к обителям вечным и блаженным» (7:188).

И Святитель продолжает:

• «Посылаю Вам... прошение из Якутска к Святителю Николаю, которое мне поручают представить. Якутскому мещанину Григорьеву я мог бы сказать, чтобы он обратился к своему епархиальному архиерею. Но прошение к Святителю Николаю можно ли оставить без внимания, каково бы оно ни было? Не поручите ли пред чудотворным образом Святителя Николая совершить молебное пение и помянуть раба Божия Павла?» (9:302).

• «Московские Святители и Преподобные узрят, если помолитесь им из Тавриды, и воззрят благодатно» (14:271).

Особенной силой исполнено следующее сообщение Архипастыря и его размышление:

• «В прошедшем ноябре (1836 года. – К. С.), около дня Михаила Архангела, сказано... во сне: «Земля празднует их дни, и они горькую обязанность имеют быть на земле». Потому надобно с ними соединяться. Они просят наших молитв и говорят: мы принесём ваши молитвы уже очищенные нашим посредством пред Престолом Всевышнего. Предстательство Святых есть звено, соединяющее слабое существо земных с Небом. Не хорошо ли это поясняет церковное воспоминание дневных Святых? И не было ли хорошо священнику иметь сие в мыслях, когда говорит отпуст? Внимательные и думают подобное. О, если бы и все со вниманием, а не по памяти только именовали дневного Святого!» (7:223–224).

* * *

Как бы обобщая свои наставления о молитве, Святитель воздаёт славу Богу, свидетельствует об угодности наших внимательных молитв и призывает молиться:

• «Слава Богу, что дал Он тоску по церкви. Когда можно, пусть она приведёт Вас в церковь, а когда не можно, скорбь лишения Господь примет от Вас, как жертву. Услышав благовест, приходите мыслью в церковь, припоминайте себе тамошнее действие и молитесь» (23:76).

• «Молитвы, труды и лишения не могут быть неугодны Богу, если человек имеет целью благоугодить Ему. Но что человеческое примешивается к желанию Божественному, то должно быть очищено лучшим вниманием человека, или особенным посещением Божиим» (21:53)

• «Молитвы преподобного отца нашего Сергия да будут Вашей силой» (10:341).

«Люби Христа, имей смирение,

молитву и терпение. Это четыре

знака твоего духовного компаса»

(Старец Амфилохий Макрис. С. 66)

Когда святой Филарет говорит о Священстве, то не останавливается на его благодатной стороне, а акцентирует своё внимание на стороне нравственной, практической.

В письме к императору Николаю I Святитель, касаясь тогдашнего положения Православной Церкви в России, хотя и отклоняет критику врагов Церкви, нападающих на духовенство и пытающихся подорвать доверие к Церкви, но, тем не менее, соглашается, что некоторые недостатки есть и их надо незамедлительно исправлять, ибо от сего зависит и здоровье всего государства. «При движении к совершенству не могли остаться незамеченными и некоторые недостатки, существующие в духовенстве русском. Стали появляться в журналах статьи, в которых указывалось на них, как бы мимоходом в виде намёков... От недостатка духовенства делали заключение к недостаткам Святой Церкви и приглашали легкомысленных разорвать практический союз с ней». Но эти заключения «большей частью поверхностны, преувеличены, несправедливы... То, что составляет порок некоторых, представляется в этих возгласах принадлежностью всех... С другой стороны, нельзя вполне и отвергать этих порицаний. В некоторых из них выражается печальная истина. Недостатки в духовенстве есть...

Как болезненное состояние какого то ни было члена общества не может не отзываться болезненным ощущением во всём великом теле государства, тем паче болезненное состояние духовенства, занимающего по своему назначению весьма важное место в организме общественном. Но не только неблагоразумно и недобросовестно скрывать такое состояние, но, напротив, долг всякого благопотребного члена общества войти с полным вниманием в это положение и изыскать способы ко врачеванию его, чтобы всё тело государства, исцелённое от всяких недугов, стройно развило в себе жизненные силы и восходило к указанному ему Богом совершенству» (27:27–28).

В тесной связи с этими мыслями стоит суждение святого Отца «О выборе звания» («К племяннику...»). «При наклонности к ипохондрии, – пишет он, – монашеская жизнь с учёными трудами, соглашаюсь, не удобна. Напротив, была бы удобна и полезна простая монашеская жизнь, при искусном наставнике, к которому есть доверенность и любовь, но сие найти нелегко в нынешнее время. Мысль, как смотрят ныне на духовенство, ничего не значит для выбора звания. Мало ли как смотрят и на христианство? Сказано: Горе, егда добре рекут вам (о вас) еси человецы (Лк. 6,26); а нигде не сказано, чтобы беда была, когда иные худо смотрят. Если мало пастырей духовно пасущих – надобно ревновать об умножении оных, а не презирать звание. Илий и дети его были не духовные пастыри; виноваты, наказаны – всё сие не помешало при них образоваться во храме Самуилу. Что если бы мать его стала рассуждать так: нет ныне духовных пастырей, лучше отдать Самуила в военную службу, нежели во храм; а как и сия служба у евреев не в устройстве, то к филистимлянам? Кто не чувствует иного побуждения к вступлению в духовную службу, кроме наемнического, чтобы иметь хлеб, тому лучше не вступать в оную. Но кто видит, что призывается в оную рождением, воспитанием, склонностью и боится духа наемничества, тот может вступить в оную, дав себе слово выбирать место не то, которое выгоднее, но то, на котором удобнее приносить некоторую пользу чадам Церкви. Решать важные дела жребием было бы всего легче; не надобно бы ни рассудка, ни опытности, ни испытания себя, ни трудов исследования.

Но из сего самого можно заключить, что жребий позволен не в тех случаях, кои решит труд и разум. По нужде и по вере чрез жребий можно найти волю Провидения... Надобно рассматривать, что найдут в светской службе? Неужели праздность и выгоды? Но и это было бы незавидно.

Надобно желать полезного, посильного труда столько же, как честного пропитания... Я спрашивал моего родителя о выборе звания. Он ответствовал: «Испытай себя». Что сказал отец сыну, более того не может сказать дядя племяннику» (1:1–3). Испытывать себя самому и теми руководителями, которые возлагают руки на избранников, надо тщательно и долго – годятся ли испытуемые. «Раннее производство во священники даёт самых худых священников» (23:98).

О самом возведении в сан – о хиротонии и смысле сего священнодействия Святитель говорит: «Знаменательно то, что низшие священнослужители ходят около престола, в знамение служебных действий, а архиерей, призванный представлять образ Христов в Соборе Церкви, беспримерно для других, идёт прямо к престолу и преклоняет главу под Евангелие, как бы непосредственно от Христа приемля освящение» (4:471).

Высшая степень священства – епископ. Его духовный облик Святитель так представляет: у архиерея «дело и люди без остатка разбирают часы дневные, а нощного времени не допускает много употребить немощь» (2:62). Он весь отдаётся людям; с ними его отцовская теплота и обходительность. «Служить Богу можем, убегая людей – служить управлению людьми нельзя иначе, как общением. Только надобно, чтобы оно не противоречило характеру служения» (15:39). Те же епископы, «которые приходят на епархии со своей личной мудростью, не видев опыта, нередко затрудняют себя и других, особенно с тех пор, как архимандриты начали учиться не уархиереев, а у духовно-учебного управления» (14:187).

И даётся пример подобной «мудрости», приведшей к печальному расстройству отношений епископа и монахинь женского монастыря: «Нынешний Преосвященный Уфимский послал в тамошний женский монастырь священника приводить всех сестёр к присяге и требовать показаний против игуменьи; монахини возразили, что им следует показания давать не по присяге, а по монашескому обету. Затем игуменья и казначея отрешены – и в одно время преосвященный послал в Святейший Синод донесение на игуменью, а пятьдесят монахинь на него» (14:187).

Важное дело епископа – руководить духовенством – «всячески обращать внимание на служение и поведение священника и действовать иногда... чрез благочинного... Жену священника пусть исправляет сам священник» (14:260). Но прежде руководства епископ являет особую осторожность в самом избрании кандидата на служение и его рукоположении. Святой апостол Павел велит: Руки скоро не возлагай ни на кого же, ниже приобщайся чужим грехом (1Тим. 5, 22). И Святитель поясняет: «Это значит: не рукополагай недостойного заведомо, ибо это значило бы не только приобщаться чужим грехам, но и делать свой грех. Апостол запрещает рукополагать «скоро» без точного дознания, дабы по неведению и неосмотрительности не приобщиться грехам недостойного, хотя рукополагающий не решался сам на грех. Итак, неточность и неосмотрительность неприметно обращаются в приобщение чужим грехам. Содействующий и споспешествующий похитителю грешит сам; а кто не бдительно стрежет и чрез то допускает похитителя, тот сам не грешит, но, смотря по степени невнимания, приобщается чужим грехам» (7:328–329).

И в другом случае Святитель развивает те же мысли: «Вы знаете завещание: «Руки скоро не возлагай». Не сержусь, не осуждаю, но боюсь. Вчера неудержимо слабый, а сегодня иеродиакон – какое тут уважение к Таинствам? Какое наставление для братии? Не соблазнит ли? Не искушение ли самому, кому поблажают? Вы хотите, чтобы благодать сделала то, чего мы не начали – не то говорит благодать: «Сии убо да искушаются прежде, потом же да служат, непорочни суще» (23:97). «Рассказываю сие, чтобы представления к рукоположению были с предосторожностью и возможным дознанием благонадёжности. Может быть, не худо бы взять и сделать известным представляемым к рукоположению правило, что удостоенный рукоположения не должен по крайней мере три года произвольно искать перемещения из той обители, в которой получил рукоположение» (10:398; 23:96). Святитель решительно возражает против поспешного посвящения незрелого кандидата. «Если попросят позволения посвящать во священники неученых прежде 30 лет возраста, то сделают дело сколь противное церковным правилам, столь же вредное для правления. Эти люди – теперь, обыкновенно, исключённые ученики, то есть выброшенные как негодные. Их долго надобно испытывать, чтобы годились во священники, а раннее производство во священника из таковых даёт самых худых священников. Я это знаю по опыту, во время моего управления Ярославской епархией, где мой предшественник наделал таких священников» (4:13). Относительная скорость (но не поспешность) рекомендуется при поставлении священников в сельскую местность. «Напрасно оставляете долго пустым священническое место, по сомнению в выборе кандидата. Священнические места, особенно в сёлах, надобно занимать, как можно скоро» (14:155).

Особое место в суждениях Святителя о епископском служении занимают родственники епископа и близкие к нему люди. «Архиерею осторожно должно вести себя в отношении к родственникам, которые служат в его епархии, – утверждает Святитель, – а из других епархий родственников лучше совсем не брать» (23:122). Авот что говорит Святитель о так называемых «близких»: «Некоторые слухи побуждают ещё меня сказать Вам, что требуется осторожность от неприметного влияния на наши суждения о делах от людей, находящихся близ нас. Слышите, например, пересказ, по-видимому, происшедший от простодушия или от случайности, представляющий по делу виноватого невинным – думаете, что склоняетесь на представление добродушия, а в самом деле, может быть, увлечены будете речами продажными. Блаженной памяти митрополит Платон попрозорливее нас с вами был, но и его обманывал очень неумный письмоводитель, которому он оказал неважную, по-видимому, доверенность – раскрывать пакеты. Просьба о месте, покровительствуемая письмоводителем, приходила в руки митрополита и без соперничества получала благосклонное решение, между тем как просьба достойнейшего оставалась в кармане письмоводителя и доходила до митрополита поздно, по решении дела.

Напомните, владыко святый (епископ Евлампий (Пятницкий). – К С.), об осторожности и Вы мне, как я Вам» (36:22). Неслучайно сказано в Священном Писании (внём нет случайного): Врази человеку домашние его (Мих. 7, 6). «Сие слово не раз сбывалось над епископами, когда они очень близко себя окружают родственниками и без осторожности приемлют их советы иходатайства» (19–1:55; 23:123). Посему, если и родственникам желается сделать что-либо угодное, «надобно примирять оное с правдой и порядком сдужбы» (14:186). А лучше разлучиться в епархии с родными. «Разлука с родными также есть выгода, хотя болезненная – замечено, что в нашем состоянии близость родных более стесняет, нежели облегчает, и вообще, когда Промысл отторгает от частного любления, сие, по намерению его, есть влечение ко всеобщей любви, к которой, ей, надобно поспешать, хотя и не без утомления в пути» (23:122). Такая любовь непременно приведёт к тому, что всякий порядочный «получит место без просьбы», без родственного заступничества или ходатайства тех, которые вредят справедливости (37:1515).

Не подобает архиерею попадать в зависимость от секретаря, а тем паче бояться его. «До сих пор я, – пишет Святитель, – не считал возможным, чтобы кто потребовал, при одном священнике поставить двух диаконов и притом на основании: для меня. И это неожиданное учение, чтобы архиерей боялся сказать слово обличения буйному секретарю, по опасению, что секретарь отомстит архиерейскому письмоводителю. И если это там, где мы думали видеть надежду и опору для Церкви, то что будет с нашими надеждами? Утверждение на Тя надеющихся, утверди, Господи, Церковь и служащих ей!» (14:186). Горделивого надо останавливать, но только способом пастырским. «Если протоиерея надобно укрощать, то надобно укрощать кротко. Кротко укрощённый может быть полезный, а доведённый до раздражения – вреден» (14:228).

Архипастырская обязанность – возбуждать «церковный дух» «в себе и окрест себя» (19–2:125; 23:120). Но это «возбуждение» опять-таки подобает проводить в той же кротости и любви. «Любовью и молитвой побеждайте огорчение в себе, чтобы победить нерасположение» в другом. «Бог болий есть сердца нашего. Сердце, любящее ради Бога, сильнее сердца нелюбящего» (33:431). «Потребны будут Вам в новом труде и терпение и осторожность. Рязанская епархия, несмотря на то, что имела некоторых преимущественно достойных пастырей, видится недовольно обработанной» (14:277). «Ещё скажу: ревнуйте ревностью Божией, чистой и мирной; не раздражайтесь, говорите, что худо и что нужно исправить, но не дразните людей... Надобно побеждать благим злое» (33:430).

В любой епархии есть усердные, верные служители Божии – их надо поддерживать, на них же можно и опереться. «Нужно найти в духовенстве людей, особенно преданных Православию и своему служению, и их со вниманием, благоговением и терпением направлять и поддерживать. Для них особенно должны быть открыты отношения к начальству свободные и простые. Тогда можно пробудить действование одушевлённое и можно возбудить других к подражанию» (23:124). Не следует торопиться с наградами. «Удивительно, – заявляет Святитель, – услышанное мной, что молодые Оптинские иеромонахи уже получили кресты, в задаток имеющих быть или не быть заслуг» (4:525). Архиереи молодые «спешат награждать молодых и тем искушают более достойных. Святейшему Синоду нужно было бы с осторожным вниманием взвешивать достоинство и заслугу» (10:437). Награждать незаслуженных «было бы не по правде и может быть вредно для представляющего. Лучше отложить представление... до дальнейшего усмотрения» (14:186). Решительно выступает Святитель и против введения платы за церковные награды и некоторые другие церковные деяния. «Теперь прислали в указе новое изобретение, чтобы брать деньги за наперсный крест, за камилавку, за набедренник, за метрическую и брачную запись, за жалобу, даже за мёртвых на кладбище... Слава Богу, что ещё не утвердили сего, а требуют мнения» (4:556–557).

Нарушающих церковную дисциплину подобает для их исправления и вразумления других судить и налагать запрещения. «Над недостойными служителями алтаря явление правосудия тем необходимее, если прежнее несмотрение умножило поползновение к худым делам. Но точное и неукоснительное правосудие над немногими образумит многих» (6:12). Виновного надо «удержать в запрещении священнослужения на причетническом месте не менее трёх лет, как для очищения его совести сей епитимией, так и для достаточного удостоверения в его исправлении» (14:188).

Святитель скорбит, что некоторые архиереи увлекаются «модными, неопределёнными, худо исследованными идеями» (19–2:276), но покровительствуемыми «сильными», и служат им в надежде, что и они послужат им (23:100–101). В самом же деле это увлечение «вводит в иерархию разноту направлений, за которой может следовать разделение на партии» (19–2:276). «Не так созидается истинное благо Святой Церкви. Простите меня» (23:101).

Не украшают служителя Божия и огромные свиты, пышность... «На что огромная свита? – вопрошает святой Иерарх. – Не свитой и пышностью Апостолы просветили мир. Посмотрите, как Павел и Варнава посещали свою епархию. Или, если мы слишком отстали от этих образцов, – митрополит Михаил не ездил ли по епархии с двумя диаконами и одним певчим? Синодское распоряжение позволяет Вам иметь свою свиту более, нежели была у митрополита Михаила, а Вам и того не довольно. Простите моему безумию» (33:425–426).

Готов объявить войну Святитель и роскошным рясам. «Если бы надлежало объявить войну какой одежде, то, по моему мнению, не шляпам священнических жён, но великолепным рясам архиереев и священников. По крайней мере это, во-первых; но сие-το и было забыто. Священницы Твои, господи, да облекутся правдою».

А вот что должно свято блюсти, так это единство епископата и, прежде всего, викария с правящим архиереем. «Мне помнится, говорил я Вам, – пишет Святитель викарию Пермской епархии преосвященному Евлампию, – что единство местного архиерея с викарием есть необходимое средство для полезного действования; и что потому викарий не должен делать никакого сомнительного шага без ведома и согласия местного, чтобы не быть со вредом обращену вспять... Вы не можете действовать отдельно от местного архиерея. Следственно, надобно не переставать искать средства сближения. Старайтесь с терпением и смирением показать преосвященному Аркадию, что Вас затрудняет, и как сие может препятствовать общей пользе; просите Бога, чтобы помог Вам понять друг друга» (36:10,11). Просит молиться о том же единстве Святитель и других Господних людей: «Помолитесь о единомыслии служителей слова Божия» (10:41).

Заметил Святитель и о распределении наследства епископа после его кончины. «Трудно выговорить, чтобы облачение приобщить к наследству; ибо по древним церковным правилам церковная собственность всегда отделялась от личной; и не слыхано, чтобы омофор переходил к наследникам или наследницам» (23:125). Служение епископское славное, а где слава, там и скорбь, но там и помощь Божия! «Вы, – обращается Святитель к архиепископу Рязанскому Смарагду, – сомневаетесь, перенесёте ли скорби. Понимаю, что они есть и, вероятно, немало. Но есть и сильное утешение, именно, успех в распространении Вашей паствы. Вы исполняете Ваше назначение скорее, нежели ожидать можно было. Государь император и Святейший Синод Вами довольны. Как же, при помощи Божией, не надеяться в сих обстоятельствах переносить трудности, если бы они и казались невыносимыми прежде?» (35:28).

* * *

Служителями Церкви, зависящими от епископа, являются вященники. Кто они? Какими они должны быть? Каковы их особенности и обязанности?

Священнослужители – это органы благодати Божией, полученной через епископское возложение рук. Это миссионеры Церкви, исполненные крепкой верой, самоотверженной любовью к Богу и людям.

На вопрос: «Что делать служителям Церкви?» Святитель отвечает: «Вспомнить и в дело употребить воспоминание, что Апостолы и древние Отцы Церкви устрояли и распространяли Церковь, и разрушали взгромождение ересей не силой внешних законов языческого мира, но силой крепкой веры, любви и самопожертвования. Да усилит духовенство свою ревность действовать на совращённых своим примером и молитвой» (14:269; 23:98–99). «И когда гонят – Господь не говорит: отойдите и сядьте без дела, но бегайте в другой город, чтобы там продолжать прежнюю Апостольскую службу» (14:233). Надо молиться о пасомых и охранять «достоинство церковного служения», хотя бы это «некоторым было неугодно» (14:173). Вместе (вернее: также вместе, ибо и к епископу относится выше изложенное) с правящим епископом исполнять церковные правила.

Немощны мы ныне для строгого исполнения правил, но, с другой стороны, ослабление правил в клире в одних рождает неуважение к клиру, в других увеличивает небрежение о себе самих. Если церковники не исполняют древних правил, почему мирянину не жить, как захочет?» (2:75).

Важнейшее в служении священника – совершение Святой Евхаристии. И Святитель говорит о сем с величайшим благоговением. «Правила церковные обязывают нас ещё с вечера готовиться к Литургии молитвой и охранением себя от всего нарушающего мир душевный и чистоту мысли; и я, будучи на месте священника, не позволял бы себе, облачившись к Литургии, затем разоблачиться и обратиться к посторонним делам» (23:117). На что священник должен быть всегда готовым ответить? «Исповедует ли он больных, причащает ли Святых Таин, беседует ли с ними о душе, предлагает ли им иметь терпение и безропотное послушание воле Божией, приемлют ли они слова утешения, и тем доставляют ли ему утешение и ободрение в его подвиге?» (9:405).

Каждое Богослужение сопровождается проповедью. Проповедовать – обязанность всех священнослужителей. «Благодарю за книгу поучений Ваших, – пишет Святитель архиепископу Каменец-Подольскому Кириллу. – Добрый пример подаёте не только подчинённому духовенству, но и архиереям. Ибо мне кажется, что и нас, архиереев, надобно побуждать, чтобы чаще проповедовали» (33:437). В проповеди, как и в отношении к своему епископу, должно соблюдать определённые нормы. Вот что пишет Святитель к преосвященному Евлампию: «Употребление в проповеди: «Ура» и притом против запрещения, есть такой случай, которого не должно было пропустить, если надобно поставить преграду нелепостям. А пропустить – значило отворить дверь неповиновению. Вы могли послать сию проповедь в Святейший Синод официально или полуофициально, то есть к одному из членов, и просить предписания к поддержанию порядка и послушания. Не сделать же сего могли с тем, чтобы архимандрит дал честное слово впредь не выходить из послушания, а самую проповедь в сем случае Вы оставили бы у себя. Когда же подчинённому однажды удалось поставить на своём против распоряжения начальика – естественно тому же быть и далее» (36:20).

Считается нехорошим деянием (и для епископов) подготовка проповеди во время Божественной Литургии. «На объявление преосвященного Кирилла, что он решился приготовлять поучения не прежде, как во время Литургии, некоторые благоговейные люди заметили, что это нарушение Богослужения, ибо архиерей должен предшествовать всем находящимся в церкви непрерывным вниманием к молитве и к Таинству, а не оставлять оное без внимания, занимаясь приготовлением к поучению» (19–1:20).

В поле зрения священника должен быть всякий пасомый. Смотрите на Единого Доброго Пастыря и благодарите Его – Того, «Который оставляет девяносто девять овец, чтобы идти искать одной заблудшей, и знает место и время – где и когда – и средства, чрез которые уловить её во спасение» (29:237). Возвращать заблудшего, исправлять должно с доброжелательностью, являя пример терпения. «Призвание наше, по возможности, исправлять людей, а не раздражать. Кому можно, надобно сказать с кротостью и доброжелательством наедине, как оскорбительно для Церкви и для него лично презреть благочестивые правила, чтобы уловить сладкий кусок или приятный звук, и как это соблазнительно для других; игоре тому, кем соблазн приходит. Потом учить и обличать в проповедях, без близкого указания лица» (23:99–100). «В обличении заблуждений и заблуждающихся терпимость, спокойствие, кротость, снисхождение, осторожность так же нужны, как и ревность» (23:100). Строгим надо быть, но больше к себе, чем к другим. «Теперь посторонние к нам строги, а мы хотим быть к себе снисходительны. По порядку, посторонние должны быть к нам снисходительны, а мы к себе строги» (23:102).

В обращении с паствой должно быть бескорыстие. Увидит народ «в чаемых Богоугодных молитвенниках служителей корысти и хищения» – «ограничит свою щедрость и может охладеть в своих чувствованиях» (10:501). «Если и светские должны служить бескорыстно, кольми паче духовные» (14:253). Как отрицательное явление отмечается то, что после кончины одного епископа обнаружилась крупная сумма без христианского завещания. «Не светлая то черта, что преставившийся епископ оставил около 100 тысяч рублей. Может быть, она просветлеет, если найдётся о них завещание общеполезное» (23:121).

В священном звании «надобно поступать беспорочно» (14:228). «Апостол требует, чтобы священнослужитель даже чада имел (бы) не в укорении» (23:105). И жена его должна быть целомудренна. «Жена священника, приписывающая себе незаконность по насилию, не оправдывает его. Он был бы прав только тогда, когда бы открыл сие при исповеди пред посвящением. Не сделав сего, он, против правил и не по совести, достиг посвящения. Вы говорите: определить в сельские учители с запрещением священнослужения до времени. Удовлетворительно ли сие будет? Не необходимо ли: навсегда? По силе правил так. И если усилится искать способа к снисхождению, то его можно найти разве в замечании святого Василия Великого, что тайные грехи могут врачеваться тайно, а явные явно. Но и сие не помогает. Дело священника явно. И знающим видеть его священнодействующим – будет искушение» (6:18).

Имея постоянное общение с людьми, священник должен хорошо чувствовать пульс времени – быть «рассудительным и честным» (16:59). «Заставляете меня судить о речах, – пишет святой Иерарх к Тверскому архиепископу Алексию. – Замечал я, что некоторые старые люди образ воззрения на людей и дела, приобретённый в молодости, удерживают в старости, тогда как около них многое изменилось; а потому суждения их признаются более способными поступить в архив, нежели в дело. Может быть, я принадлежу к таким людям. Однако как всегда говорил Вам свободно, так и теперь».

Являя во всём усердие, полезно помнить: «Лучше умеренно употреблять силы (что их не только сохраняет, но и возвышает), нежели чрезмерными усилиями истощать их и потом тратить время на лечение, не всегда верное» (14:179).

Между собой – с сослужителями – имеющие священный сан должны блюсти мир. «Болезненно, что между служителями мира недостаёт мира» (8:412).

Если паче чаяния появится смрад табака в служении священника – его должно немедленно изгнать. «Позволительно ли служителю алтаря христианского приносить к нему смрад по неестественной прихоти употреблённой ядовитой травы, и не должен ли готовящийся к сему служению предварительно остеречься, чтобы не оставить в себе привычки, несообразной с достоинством служения» (23:117). Вина увеличивается тем, что «смрадом» могут заразиться и другие – соблазниться и заразиться. «О естественном и законном употреблении сказал Апостол: не имам ясти мяса во веки, да не соблазню брата моего. Неужели служащий алтарю или готовящийся к сему решится сказать: «буду угождать неестественной прихоти – пусть соблазняются» (23·: 118). Но как может «смрад», или как смеет враг «коснуться служителя алтаря? Так же, как дождь сквозь худую кровлю приходит в алтарь и в комнату, как ветер сквозь скважину задувает свечу в алтаре и в комнате. Алтарь и служение остаётся святым, а небрегущий о целости своей храмины обличается последствиями сего небрежения, малого или великого, и побуждается поправить кровлю, заградить скважину, чтобы предупредить большой вред» (3:15).

Хотя и мимоходом, но даются советы и мирянину в его отношении к священнослужителю. «Когда хочешь принять благословение – надобно смотреть, имеет ли право благословлять обещающий благословение, и в какой степени получил он сие право» (3:3). «Часто служит и говорит проповеди – следственно, он не горд. Неужели гордый не может служить и говорить проповеди?» (10:196).

Внешним свидетельством законности служителя алтаря служит «ставленная грамота». Она – «существенный церковный документ, что имеющий её рукоположен. И потому не должно выдачу её откладывать далее того, когда рукоположенный достаточно наставлен будет к совершению служения» (19–1:2020). Итог подводит сам святой Иерарх: «Надобно, чтобы священник был бдителен и деятелен, и умел приобретённое хранить и одушевлять, и пользоваться случаями к распространению паствы. Надобно ему думать, что он, по обстоятельствам прихода, по необходимости есть и приходский священник, и миссионер» (15:38).

* * *

Третья степень священства есть диакон.

О нём Святитель говорит мало. Святой Иерарх не рекомендует рукополагать совсем юных и напоминает о сем церковные правила: «Во все управление моё не производилось даже студентов ранее двадцатилетнего возраста – и вы, кажется, не чужды справедливого мнения тех, которые жалу­ ются на раннее производство в церковные степени. Надобно по возможности приближаться к правилам церковным, если нельзя вдруг ввести строгости их» (13:32). «Правила церковные требуют для диаконства 25, а для иподиаконства 20 лет возраста» (VI Вс. Соб., правила 14 и 15) (14:146). Но в другом письме, рекомендуя диакона для рукоположения во пресвитера, святой Филарет оговаривает, что главное не возраст: «Может быть, он покажется Вам молодым, но по его нраву и усердию к службе, надеюсь, никто же о юности его вознерадит» (16:57–58). И ещё: «Худая жена у диакона не такая большая беда, как если бы худ был диакон» (14:219).

И защищает диакона: «Священник, который, идя к алтарю, отгоняет диакона, ему не нравящегося, и потом говорит, что не он отказал диакону, а сей отказался – не то, что птенец, который клюнул другого» (7:365).

Касаясь института диаконисс, Святитель лишь ставит вопросы, почему они прекратились и возможно ли восстановление. «Вы говорите о диакониссах, но отчего сей чин прекратился в Церкви? Оттого ли, что отцы наши меньше нас знали, что для Церкви полезно, и что по времени удобно или неудобно? Я не почитаю восстановление сего чина ни бесполезным, ни невозможным, но Вы видели, что Ваши мысли о диакониссах дошли до начальства и встретили только молчание» (19–1:131).

* * *

Раскрыв учение Святой Церкви и изложив свой взгляд на служителей святого алтаря, Святитель просит благосклонно принять то, что покажется суровым и паки высказывает ряд отеческих пожеланий:

• «Если мысли и слова мои покажутся вам суровы, то вспомните слова Соломона: «Достовернее суть язвы друга, нежели вольная лобзания врага» (23:194).

• Пастырям желаю «живой веры и жизни по вере, которым Господь не откажет в силе. На свою же силу опираться ненадёжно. Надобно бы ещё пожелать пастырям древнего искреннего общения и взаимного совета о полезном для Святой Церкви, без предубеждения к собственному каждого мудрованию» (19–2:250).

• «Нам, которых доверчиво и вместе поучительно называют духовными, должно пещись о внутренних и духовных упражнениях. Тем, которые вводили разнообразие внешних украшений, надлежало иметь проницательную и осторожную мысль. Но когда обычай установлен – неудобно сделать ненужным то, в чём прежде нужды не знали» (23:103).

• «Благо пастырям словесного стада, если по торжественному благовестию Церкви, отвсюду мысленно притекают в Вифлеем, и, дивясь чуду, радуясь о благодати, Седящему на Херувимех, Почивающему в яслех, поклоняются в единомыслии веры, в единодушии любви» (15:50).

• «Утешайтесь в трудностях помощью Божией и успехом служения вашего» (35:29).

• «Родная матерь Епископа и Собора Священников, по моему мнению, есть Православная Церковь» (14:252).

«Довольно ли (духовное учение)

глубоко проникает

в души наставляемых?» (14:9)

Московский архипастырь святой Филарет в своих письмах касается только отдельных сторон духовного образования, что полностью отвечает эпистолярному жанру. И, тем не менее, все суждения Святителя подчинены главному: школа духовная должна быть в собственном смысле духовной, как и духовенство – духовным.

Ещё на заре своего святительского служения (в янв. 1833 г.) святой Филарет, поздравляя преосвященного Тверского Гавриила с «приращением имени» (то есть с саном архиепископа), писал: «О зданиях училищ заботьтесь, а о внутреннем их устройстве больше. Зачем с новым ректором переменяется порядок в Семинарии, и Вы не знаете, к лучшему ли? Никакая перемена в Семинарии не должна производиться в действо, прежде нежели Вы рассмотрите, к лучшему ли она. Не понимаю, почему некоторые архиереи ставят себя в стороне от Семинарии. Архиерей имеет и право и обязанность руководствовать свою Семинарию, только не должно поступать против Устава, как и в консистории против закона» (19–1:66). И в конце своего земного пути (дек. 1861 г.) в письме Ректору Московской Духовной Академии архимандриту Савве Святитель выражает радость, что духовная школа сохраняет духовность, и надеется, что так будет и впредь: «Приятно мне думать, что в долгое служение моё, прилагая посильное попечение, чтобы Академия всегда сохраняла дух, свойственный духовному учреждению, то же расположение ив том же направлении согласное действование начальствующих и наставников я встречал и встречаю. Господь да сохранит – и Вы, и наставляемые Вами, сохраните мне сие утешение, не ради меня, но ради блага Святыя Церкви» (19–1:175).

«Довольно ли (духовное учение) глубоко проникает в души наставляемых?» (14:9). Руководителем духовной школы является Ректор – отец многочисленной семьи. А отец в семье пребывает постоянно, не оставляет её, не ищет популярности вне её. «Судите сами, – обращается Святитель к преосвященному Филарету (Амфитеатрову), – как же вучебное время бросить Семинарию на две недели... Вы предпочитаете старый порядок в училищах – бывало ли тогда, чтобы Ректор в учебное время уехал по такой причине, как освящение церкви, на целые две недели? Разве некому, кроме Ректора, сие сделать?» (19–1:58–59). Хотя и признаёт познания Тверского Ректора, но удивляется: «Говорят он ищет популярности у учеников усиленно, принимая их сторону и по жалобам наставников» (19–2:137).

Управлять большой семьёй – из «двух или трёх сот человек», неизвестных до вступления в должность, нелегко, что испытал сам Святитель (12:116). Посему он тщательно подбирает достойного кандидата на руководящие посты: «Вифанский инспектор, по его благородному характеру и поведению, может быть хорошим инспектором Академии, но сомневаюсь, станет ли он довольно твёрдо на академической кафедре, а это весьма нужно, дабы он мог иметь достаточное влияние на студентов, дабы они подчинились ему не законом благочиния только, но наипаче убеждением и уважением.

В учёном круге для поверхности над другими, кроме других достоинств, нужна признаваемая учёность. Вифанский инспектор пришёл в Академию университетским магистром, и потому принят был не в низшее, а в высшее образование, и слушал академические уроки только два, а не четыре года. Теперь для семинарской кафедры он удовлетворителен, а для высшей продолжает умножать свои познания. Инспектор Московской Семинарии... в качестве магистра Духовной Академии старше инспектора Вифанского, и к настоящей службе удовлетворителен. Ноя не имел случая сделать над ним удовлетворительное наблюдение, каков он может быть на академической кафедре» (19–2:64–65). «Ответ мой на сомнение, не удобнее ли назначить Ректором Академии Ректора Вифанской Семинарии (архимандрита Игнатия (Рождественского). – К. С.): Ректор Московской Семинарии (архимандрит Савва (Тихомиров). – К. С.) пред Ректором Вифанской имеет старшинство по священству, и по монашеству... Имею причину думать, что архимандрит Савва на академической кафедре сильнее будет, нежели Игнатий. А это важно. Сила Ректора на кафедре увеличивает его силу в управлении. Требует внимания и то, что Ректор Вифанский – внук моей сестры. Хотя не мною будет он назначен в Академию, но, конечно, более или менее будет это приписано мне, а это ущерб для избираемого. О ком думают, что избранием своим обязан, частью достоинству, а частью покровительству, того менее уважат, нежели признаваемого избранным чисто по достоинству. И для меня неудобно, и для Святейшего Синода должно быть нежелательно, чтобы начальник непосредственный подо мной был мой родственник. Когда он Ректором Семинарии, то над ним надзирает и его судит академическое правление и конференция. Сим лучше обеспечивается беспристрастие и предупреждается нарекание в пристрастии. Впрочем, в воле Святейшего Синода воля Божия да совершится» (19–2:92–94).

«Дальнейшее продвижение Ректора, для чина монашеского, – епископская кафедра, если нет каких-либо препон. Ректор Казанской Академии (архимандрит Иоанн (Соколов). – К. С.) соответствал бы требованию Саратовской кафедры тем, что имеет полную силу стать против латинского духовенства. Но, по опытам в Академии, будет ли мирен с ненавидящими мира, по примеру псалмопевца?.. Будет ли таковым и для раскольников и произведёт ли на сих желаемое впечатление? Между прочим, они сильно требуют аскетических добродетелей, поста, молитвы, если не свыше Устава, то равно Уставу, что едва ли позволит отцу Иоанну его здоровье...

В списке Ректоров считается 12 старших Ректора Казанской Академии. Неужели все они не избранные сосуды?» (19–2:205, 206).

Вместе с Ректором корпорацию Академии составляют преподаватели. Правильно, когда профессора своей верой, жизнью, знанием напоминают, а лучше – повторяют, древних Учителей Церкви. Набатом звучат слова Святого Иерарха: «Когда в Церкви оскудели Учители, тогда явились доктора, профессоры и бакалавры. Дух Евангельский, подобно как спирт, стали измерять градусами», то есть учёными степенями и званиями (37:1513). Вместо этих измерений более подходящим «служителям духовного просвещения надлежит обратиться к заботливому помышлению о том, довольно ли стараются они приобретать учению своему вышнюю силу против силы преисподней?

Довольно ли оно глубоко проникает в души наставляемых? Довольно ли переходит в жизнь? С сими помышлениями прибегнуть к Богу и стараться усилить в себе благую ревность было бы, конечно, справедливо, полезно и угодно Богу» (14:9; 23:9). Не надо поддаваться прихотям греховной плоти, «иначе сии гости вытеснят хозяев... Надобно господам учёным честнее жить, чтобы их более ласкали» (7:22).

Если преподаватели делают существенные «упущения» в должности училищной – «нечего церемониться; вред училищу попустить хуже, нежели сделать неприятность одному учителю ленивому» (2:15). «Замечание, что недовольно тщательно очищаются духовные училища от неспособных и недостойных наставников, отчасти можно признать справедливым, и не здесь только, но и повсюду много зла народилось оттого, что без ревности смотрели на исполнение дела как-нибудь» (19–2:200). Согласитесь, что Академия должна выбирать человека, какой лучше для Академии, а не какой лучше для одного постороннего человека. Сие рассуждение не очень хорошо для того, чтобы им кончить письмо, но так случилось, и Вы не заставите меня сожалеть, что говорю, что думаю» (4:40).

Крайне неприятно, а может быть, и недопустимо, разномыслие профессоров в исповедании веры. «Странно и жалко, что есть в Академии лжемудрование. Недавно в ней сочинено было и напечатано рассуждение о вечности мучений – и в то же время нашлись иначе мудрствующие» (10:56). И ещё сильнее: «Если архиереи допускают учёных гордиться и вольничать – не оправдаются. Мы клялись в архиерейской присяге пещись об училищах. Надобно обуздывать безумных человек невежество – только с правдой и с умеренностью, а не с гневом, ибо гнев мужа правды Божией не соделывает» (19–1:45).

Святитель считает худым деянием, когда выступления, лекции какого-либо профессора сопровождают громкими аплодисментами. «Студенты рукоплещут одному уроку одного наставника и, следственно, сим самым осуждают другие уроки и других наставников. Наставники сделались актерами, а ученики судьями своих наставников, и пишут о них бессмысленный приговор обеими руками на воздухе. Как не примечает начальство, что таким образом достоинство наставников унижается, и они поставляются в искушение применяться к легкомыслию студентов, а в студентах образуется демократическая премудрость?» (19–2:64).

Не преминул позаботиться Святитель и о том, чтобы накормить и даже пригласить к себе на обед профессоров в дни их труда. Обеду – «неизлишне быть. А в том нет сомнения, что он не должен быть роскошным» (7:365). «Сказываю Вам к сведению и исполнению, что 27-го экзамен в Академии и, следственно, по преданию от предков, у меня обед для учёной братии» (7:411).

В руках преподавателей, по слову Святителя, и определение жалованья. «Если Академия даёт академическую степень, то кому, как не ей принадлежит суждение о производстве оклада по учёной степени?» (14:63) – вопрошает он.

Особое слово Святителя об учащихся, для которых и ради которых и есть духовное образование. Принимать в духовные учебные заведения должно всех достойных, а не только детей духовенства. «Хотят, – пишет Святитель архиепископу Владимирскому Парфению, – чтобы причетнических детей не пускать в высшие училища. Я сказал, что если бы сие несчастное правило было взято ранее, то не было бы митрополитов Платона, Михаила, преосвященных Тихона Воронежского и Иннокентия Пензенского... Да дарует Господь мудрость братиям нашим, иже в Петербурге» (36:33). «Мне кажется, жестоко не допускать причетнических детей до высших классов учения, и неполезно, потому что Провидение не обязано лучшие способности давать священнослужительским детям, а церковнослужительским в сем отказывать» (2:77).

Не полезно и брать обязательство от поступающего в духовную школу, что он непременно примет сан священнослужителя. «Что мысль иметь в Семинарии только обязавшихся к духовному званию не одобрительна, в том с Вами (архиепископом Черниговским Филаретом (Гумилевским). – К. С.) я согласен. Для чего же лишать людей удобства образования, в котором одном они имеют надежду хлеба и жизни? Ограничив себя людьми, Вы стесняете для себя свободу выбора лучших. И кто поручится, что иной, обязавшийся к духовному званию, не окажется негодным? Что Вы тогда с ними будете делать? Надобно иметь более людей, чтобы из них выбраковывать для себя лучших. Потому и запрещение выхода из духовного звания не нужно. Невольник – не Богомольник. И к чему это порабощение свободных, когда и не свободным дают свободу?» (15:45).

Святитель настаивает на том, что надо свою волю подчинить воле Божией и пойти по пути утверждения в благочестии. «Что нынешнее воспитание располагает к своеволию, это правда», – отмечает он (9:133; 23: 73). И Ректору Академии, будущему архиепископу Тверскому Алексию, считает ценным дать совет: «Сырную и первую поста недели провести Вам в Академии, думаю, более нужно и для наставляемых Вами полезно, нежели в Москве» (14:79).

Должно также постоянно улучшать, совершенствовать преподавание, тем более, «что Московское епархиальное начальство всех приходящих с аттестатами не только Семинарий, но и Академии, подвергает своему испытанию. Экзаменатора, – продолжает Святитель, – постарайтесь назначить основательного и беспристрастного для пользы дела против прекословных мнений» (14:165–166).

Святитель не возражает и даже приветствует рукоположение в священный сан не окончивших семинарский курс, но имеющих хорошее светское образование и духовно устроенных. Вот что он пишет к Тверскому архиепископу Гавриилу об одном таком кандидате: «Мне раза два случалось говорить (с ним. – К. С.) и я заметил в нём человека с довольным образованием и неповерхностным расположением к благочестию. Если бы я не имел избытка в духовенстве и имел законную возможность принять сего кандидата, я произвёл бы его во священника с большей надеждой основательной службы, нежели окончившего семинарский курс, как уже имеющего опытность в жизни... Примите сие в рассуждение и скажите, не решитесь ли принять сего кандидата с снисхождением и вверить ему священство без дальних затруднений, по удостоверении, что он имеет сведения, для сего потребные... Его скромность и кротость побуждают меня просить на сие письмо благосклонного ответа» (19–1:69, 70).

А вот пребывание среди учащихся духовных школ лиц сторонних Святитель считает нежелательным: «У меня был директор гимназии и просил допустить учеников обучаться иконописанию и резьбе на дереве в Лавре. Я сказал, что не могу дать на сие разрешительного ответа... Умножение людей и примешение чужих может причинять затруднение и расстройство... Неприятный подобный опыт есть в Московской Семинарии, где ученики, обучающиеся в светском архитектурном училище, научаются там своеволию и приносят оное в семинарский дом. Мне кажется, лучше бы, если бы совсем не приходили чужие и к нам» (10:206).

Строго выступает Святитель против винопития учащихся и, особенно, против появления их в храме с запахом вина. «Древний закон говорил священнослужителям алтаря: Вина и сикера не пийте, егда входите в скинию свидения, или приступающим вам ко алтарю (Лев, 10, 9), хотя вино кроме сего случая благословлено было к употреблению и даже удостоено быть приносимым к алтарю. Никто не станет спорить, что христианский алтарь требует ещё большего благоговения, нежели ветхозаветный» (1:4–5).

Подобное слышим из уст Святителя и о курении табака: «Позволительно ли служителю алтаря христианского приносить к нему смрад по неестественной прихоти употреблённой ядовитой травы? И не должен ли готовящийся к сему служению предварительно остеречься, чтобы не основать в себе привычки, несообразной с достоинством служения? О естественном и законном употреблении сказал Апостол: Не имам ясти мяса во веки, да не соблазню брата моего (1Кор. 8, 13). Неужели служащий алтарю, или готовящийся к сему служению решится сказать напротив: буду угождать неестественной прихоти – пусть соблазняются! (Повторяются слова Святителя по причине их важности. – К. С.). Скажут ли: предмет маловажный и не требует строгого внимания? Но вы почему же не откажетесь от маловажного предмета и держитесь за него упорно, и хотите, чтобы другие отказались от справедливого суждения против него в пользу вашей прихоти? Маловажно ли сие слово: Горе человеку тому, имже соблазн приходит? (Мф. 18, 7) (1:5). «Мне, – рассуждает святой Иерарх в другом месте письма, – известно было, что этот грех есть за некоторыми наставниками и за некоторыми студентами, но я не был против сего строг, чтобы вместо исправления не произвесть только лицемерия.

Помню, что митрополит Платон запретил студентам стричь волосы, но все стригли и только старались как-нибудь прикрыть сие пред его глазами, и он, видя не видел, чтобы не иметь нужды наказывать. Какая же польза строго запрещать и только приучать частью к нарушению запрещения, частью и лицемерному прикрытию сего нарушения? Посему и ныне я не дал запретительного предписания, а что написал к Ректору Академии, с того прилагаю при сем список»¹⁴⁰ (19–2:27; 9:353–354). «Печально видеть своеволие подчинённых и слабость властей» (19–2:73).

К ябедам, к нравственно повреждённым следует применять воспитательные меры неотложно. «Лечите сию болезнь (дух ябеды) не запуская. Первого буяна, который окажется, исключите с бесчестием, если не раскается со смирением: таким образом отпадёт злая охота и у других» (2:3). «Для иных Семинарий не нужно, а для иных неизлишне было бы сказать и сие: посмотрите в книгу поведения и, если найдутся замеченные неоднократно в предосудительных поступках, обнаруживающих повреждение нравственности, и не оказавшие совершенного исправления – измите злое от вас самих» (1Кор. 5, 13) (23:73–74).

Неплохо было бы проследить Правлению Семинарии за дальнейшей судьбой исключённого: «Если какой исключённый ученик произведён во священника ранее, нежели его товарищи, оставшиеся в Семинарии, Семинарское Правление может довести о сем до Академического Правления на рассмотрение, как о случае, делающем подрыв порядку училищному» (2:7).

О предметах, изучаемых в духовной школе, Святитель говорит очень кратко: «Я люблю Богословию, ибо нахожу в ней утешение, но теперь должен заниматься холодной философией» (12:116). «Одно для духовных училищ потребно и очевидно: устраните чуждые предметы учения, насильно навязанные и без пользы обременяющие» (23:124).

Ценны указания Святителя и об Уставе духовной Школы. «Надлежит вам (отцу Ректору Гавриилу Городкову. – К. С.) уставить всё по Уставу, тогда ни ветер сверху, ни вода снизу не поколеблют того, что Вы уставите. Как скоро будут от Вас требовать чего бы то ни было, не определённого Уставом, не допускайте при самом первом случае, и если нужно не огорчить отказом, просите разрешения от Вашего места» (2:2). «Если ученик уволен не по Уставу – вот время стать за правду. С сохранением скромности и должного уважения к епархиальному начальству, опираясь на необходимость законную, Семинарское Правление должно довести о сем до Академического» (2:7). Сам же текст Устава не подвергать изменению без существенной нужды. «Мне кажется, – пишет Святитель, – нужнее поощрять и наставлять людей, нежели переписывать уставы» (10:171). «Недостаёт не столько в Уставе училищ, сколько в исполнителях. Ректоры слабо смотрят за учением и поведением, и архиереи недовольно ревностны, от каковых первый есмь аз. Некоторые даже почитают училища чуждыми для себя» (23:74).

Не менее ценно замечание святого Иерарха о Богословских факультетах в университетах. «Был у меня протоиерей Янышев (профессор Богословия в СПб университете, затем Ректор СПб Духовной Академии. – К. С.), – повествует он. – Я сказал, что некоторые думают о Богословском факультете в русских университетах, но, мне кажется, это неисполнимо. С какой целью светский человек посвятит себя полному богословскому образованию? В духовное звание хотя путь не заграждён, но трудно найти в нём место. И если кто пожелает приготовить себя к духовной службе – прямее к цели пойдёт в Духовную Академию. Протоиерей признал сие справедливым» (19–2: 183,184).

Встречаются в письмах Святителя распоряжения, касающиеся хозяйственных дел Академии. «Желал бы я знать, до какого времени заготовили вы для Академии хлеба. Рассчитывать на следующий урожай осторожнее надобно ныне, нежели в прошедшем году» (15:36). «Писал ли я к Вам (наместнику архимандриту Афанасию. – К. С.) о буйной ловле рыбы Вифанскими семинаристами? Скажите Ректору, что я желаю знать виновных, хотя не для заслуженного наказания, по крайней мере для удостоверения в надзоре и для надежды на будущее время» (17:74). «О внутренней благовидности Академической залы попещись ни в каком случае не излишне. Также и о жилых комнатах. Если век сей за нечистый пол или стену осуждает заведение – не дразните его и в сей малости, тогда как печетесь о важнейшем» (15:24).

Святитель призывает Духовную Академию к братскому содружеству со Свято-Троицкой Сергиевой Лаврой: «Мне кажется, лучше было бы, чтобы у Лавры и у Академии был один врач, которому бы обе доверили» (10:124). Или: «Академия хочет открыть новую больницу и баню. Что-то у них всё разбросано. Не худо было бы, если бы и Вы (наместник архимандрит Антоний. – К. С.) сказали о сем Ваши мысли. Мне давно думалось против нашей бани сделать в ограде дверь и лестницу с горы, чтобы, ходить было ближе, и дозволить иАкадемии пользоваться нашей баней. Как Вам кажется?» (7:44). «Академия хочет делать каменную подземную трубу. Я говорю Ректору, чтобы он переговорил с Вами» (7:133).

Закончить обзор наставлений Великого Иерарха о Духовной Школе хотелось бы его же словами, которыми он также заканчивает своё письмо к Андрею Николаевичу Муравьёву и, может быть, обращается не только к упомянутому адресату, но и ко всем нам – читающим или слушающим: «С утешением смотря на постоянное сочувствие Ваше к занятиям трудящихся в Московской Духовной Академии и в настоящем случае, видя новый знак искреннего расположения Вашего к Академии, я с удовольствием... приношу Вам совершенную Академии и мою признательность, призывая на Вас благословение Божие» (4:627).

«Мир Вам, отец наместник, и братии.

Мир свышний да подается Вам, как

насущный хлеб души, на всякий день;

да умножится Вам и да не отнимется

от Вас...

Мир Вам и братии. Молитвам Вашим

и их себя поручаю» (7:73,31)

Монашеское сословие – великая тайна, которую может уразуметь лишь принявший постриг. Мирянину, и даже благочестивому, она останется далёкой от его разумения.

Как можно добровольно оставить мир со всеми его прелестями? Как оставить родных, близких, знакомых и уйти в уединение, поселиться среди диких зверей? Как уйти из уютного дома и водвориться в пещере, землянке, дупле дерева? Как покинуть приятное и обречь себя на лишения, скорби, скитания?..

Приоткрывает эту тайну святой апостол Павел – она в глубокой, самоотверженной, непоколебимой вере в Бога, в искреннем желании монахов – этих земных Ангелов – жить с Богом и умереть в Бозе. «Верою, – говорит он, – победиша царствия, содеяша правду,... заградиша уста львов, утасиша силу огненную, избегоша острия меча, возмогоша в немощи,... ихже не бе достоин (весь) мир...» (Евр. 11, 33–34, 38).

Вера влекла их в желанное Небесное Отечество, являла мир пустыней, а пустыню – раем. Вера влекла их к подвигу, который преображал их, а преображая их, изменял в лучшую сторону многих и многих других. Окружающий их мир, как правило, становился и светлее, и теплее. В их молитвах нуждались все, особенно «при умножающейся немощи, ... дане бесплодно будет продолжение дней» (9:61).

Следует сразу оговорить, что «можно вести жизнь монашескую и без обета» (3:3). «Вспомните преподобного Сергия, который отсрочил своё удаление от мира, исполняя слово родителей и их успокаивая... Знаем и инаковые примеры. Алексий человек Божий оставил Мир Вам, отец наместник, и братии. Мир свышний да подается Вам, как насущный хлеб души, на всякий день; да умножится Вам и да не отнимется от Вас... Мир Вам и братии. Молитвам Вашим и их себя поручаю» семейство, несмотря ни на что – и Бог оправдал путь его. Но не у всех одна мера дара. Рассудите о сем... и изберите путь благонадёжный, ограждаемый смирением» (3:81).

На земле Русской изначально вводилось и утверждалось монашество, в основном, общежительного характера. К нему, по преимуществу, и обращает свое слово святой митрополит Филарет. Его слово составляется из наставлений:

I. О принятии монашества.

II. О руководителях и руководстве монашеской жизнью.

III. О духовном облике иноков: их качествах, обязанностях, послушаниях – их подвиге.

«В монастыре, – говорит Святитель, – все должны быть проникнуты духовным началом» (8:356). Таким же началом должно быть проникнуто уже само вступление в монастырь – «надобно внимание во время представления к пострижению. Кто только наружно стеснял себя, чтобы пролезть сквозь сию дверь, тот, прошед, скоро расплывается, а извергнуть за ограду труднее, нежели не принять в оную» (7:88–89; 23:95).

Если кто подает добрую надежду – не отказывать, а брать – «пути Божии неизследимы, премудрость Божия многоразлична... Молитвы преподобного Сергия да помогают» (7:10, 11). «Если послушник благонадёжен, то не надобно оставлять его жить приватно, а взять от него просьбу об определении в монастырь и при окончании дела постановлять, чтобы считать определение его со дня подачи просьбы. Вот невинное средство ускорить пострижение надёжных» (7:86). «Обещает доброе» – принять (7:311). Не оставляющего своего мудрования и не изъявившего волю «отдаться просто в послушание» – в Лавру, в братство иноков не допускать (17:3). «Бог да сохранит нас от лжебратии» (7:89).

Не одобряет Святитель и приход в наши монастыри тех, которые ушли было для подвигов на Афон. «Иное дело идти на Афон для безмолвия, а иное, после удаления на Афон для безмолвия, с именем Афонского безмолвника идти в молву Московскую на подворье» (4:352; 23:88). Во избежание нежелательных явлений Святитель напоминает: «Древним правилам не противно, а с обстоятельствами настоящего века сообразно, не постригать женский пол ранее 30 лет возраста» (23:94). Примечательно, что у людей разнородных – разных мест, разных национальностей, сословий, – приходящих в монастырь, «устрояется согласие» (17:95). И как прискорбно бывает, когда замечается «разделение там, где должно быть единство» (7:39). Как первое, так и второе во многом зависит от руководителей монастыря – и Святитель говорит о них: Вступать в административную должность следует спокойно и скромно. «Торжествовать вступление в должность благочинной угощением – значит провозглашать по-светски свой чин, которого ещё не дано, а не вступать в дело послушания с тихостью и смирением» (23:90).

В «архимандрию» надо возводить только тех, кто в характере не «требует искушения» и кто явил заслуги. Худой будет помин, когда поставим на места не заслуживших и не испытанных» (19–1:47).

Неподходяще и самовыдвижение. «Сомневаюсь, – отмечает Святитель, – чтобы та была лучшая начальница, которая более прочих желает быть начальницей. Не то говорит закон духовный» (3:27)... «В управление женскими монастырями меньше удобства входить близко, и здесь труднее выбор начальствующих, здесь нужна особенная осторожность» (23:94). И Святитель по причине несогласия в Хотьковском монастыре между игуменьей и монахиней просит опытнейшего святого руководителя монашества архимандрита Антония: «Дайте направление игуменье и монахине, чтобы игуменья пользовалась ревностью Магдалины, умеряя её, когда нужно, и чтобы Магдалина не почитала своего действования благонадёжным, если оно не с благословением и миром начальницы, да не будет распри и смущения, но да плод правды сеется в мире творящим мир» (8:255).

Руководители монастырей – это не властелины, а отцы. «Апостол даёт наставление и пример обращаться с братией не подобно властелинам, а подобно кормилице, имеющей на руках младенца. Если он и упрямо раскричится, его не бранью и угрозами, но лаской и кротостью приводят в покой. Не подумайте, что пишу сие в неудовольствии на Вас (игуменью Спасобородинского монастыря Сергию. – К. С.). Желаю только показать Вам образ действования, который, по моему мнению, или, лучше, по учению Отцов, более надёжен» (20:20; 23:85).

«Сделайте милость, – пишет Святитель другому руководителю монастыря, – устраните от внимания человеческие недостатки, и с терпением рассмотрите дело обители, и человеколюбиво призрите на бедных и престарелых» (10:100). «Советуйте игуменье действовать с осмотрительностью и без нетерпеливости» (8:389).

Во всех деяниях начальника монастыря Святитель советует блюсти степенность, терпение и снисхождение. На вопрос: «Если случилось, что прежде был ослаблен порядок – неужели так и должно быть?» Святитель отвечает: «Надобно принять в рассуждение, что немногие охотно выдерживают решительную вдруг перемену, хотя бы то было и от худшего к лучшему. Потому-то от ослабления порядка к точности надобно переходить с некоторой постепенностью. Пороков не надобно терпеть, но падших в некоторые порочные действия, если не потеряна ещё надежда исправления, надобно с терпением исправлять, а к недостаточности иметь снисхождение» (20:9–10).

Долг начальника – стать выше оскорблений и не допускать в своём суждении резкости. «Начальник должен быть выше оскорблений подчинённых и вступаться за правду, за порядок, за спокойствие других, а не за себя. Один начальник, которому подчинённый в прошении написал обидные слова, дал на сие следующую резолюцию: «Объявить просителю, что ежели бы он такие слова написал или сказал не мне, а другому, то я наказал бы его, как обидчика». Мне, – говорит Святитель, – думается, что такое решение и для начальника, и для подчинённого полезнее. Советую остерегаться резкости в поступках и словах, и управлять слова и действия кротостью и терпением, с которым примите и то, что здесь написано» (20:27).

В словах и, естественно, в делах нужно больше снисхождения и милости, а не «власти и суда». «Вы говорите, – пишет Святитель игуменье Спасобородинского монастыря Сергии, – «Враг сильно овладел ею». Это слишком тяжкий суд на ближнего. Если бы Вы в её поступках старались видеть более недоразумения и ошибки и некоторые действия страсти, а притом не без забот думали о том, не допущено ли было ошибки и с Вашей стороны – Вашим смирением и миром удобнее могли бы Вы привести и её в смирение и мир» (20:20). «В минуты негодования и гнева не надобно позволять себе говорить и действовать, а надобно взять время утишить страсть рассуждением и молитвой, и потом с умеренностью произнесть обличение, и с снисхождением определить наказание согрешившему. Плод правды в мире сеется творящим мир (Иак. 3,18)» (20:28–29). «Только спокойные и кроткие обличения вразумляют людей – жестокие более раздражают, нежели пользуют» (20:26). К тому же «прекрасен совет отца Серафима: не бранить за порок, а только показывать его срам и последствия» (23:85). «Немощь брата надобно показывать и тихо исправлять, доколе нет соблазна многим; а когда соблазн является, то надобно или предать дело правосудию, или присоветовать брату удалиться инуды, чтоб и он меньше смущался, и меньше смущал других» (7:95; 23:86).

Святитель выражает пожелание, чтобы руководитель действовал «более усердием, нежели властью, более в духе, нежели в форме» (8:64). «Не приятно одной властью заковать человека... Не принесёт всей желаемой пользы такая служба. И не прочна будет» (23:13). «Не люблю приказных дел в монастыре» (7:141), – заявляет Святитель в письме к архимандриту Антонию и продолжает: «Вы говорите, что Отцы смиряли внешними мерами Правды. Но тогда и заблуждшие имели ещё столько уважения к Отцам, чтобы подчиниться их распоряжениям, или другие сильно сему способствовали. Теперь можно ли сие устроить? Должно опасаться больше молвы, нежели пользы. Нельзя ли понемногу приводить в порядок то, что враг приводил в безобразие?» (8:388). Да! Надо приводить в порядок постепенно, понемногу – без крутых поворотов или переворотов.

«Поступок игуменьи нелеп, – пишет Святитель. – Она хочет отбросить весь свой хор и набрать решительно новый, потому будто бы, что прежних нельзя исправить. Я сказал, что это крутой переворот, которого не должно быть в монастыре. Не вероятно, чтобы целый хор был неисправим. И как создать хор совсем из ничего? Ещё предполагала, чтобы из новонабранного хора составить общежитие, с исключительными правами. Это мне показалось опричней. Ещё, заметив, что сестры не ходят к утрени, хотела сделать список некоторых, которые имели бы обязанность ходить в известные дни к утрени. И это мне показалось странно, чтобы одни ходили к утрени по расписанию, как на караул, а прочие – оставлены были вовсе без внимания. Советуйте ей руководствовать к порядку и добру всех мерами духовными, и не резкими и не тяжкими» (8:445)...

«Новому строителю надобно сперва дать себе время высмотреть монастырь, как он есть и освоиться с братией, не делая перемен вскоре, а только охраняя порядок; и, уже осмотревшись, вводить лучшее, по мере надежды упрочить оное. При добром руководстве монастырь может сделаться и лучше сам в себе, и полезнее для Лавры» (8:85).

Дабы достойно почтить доброго руководителя или руководительницу монастыря Святитель советует: «Что найдёте Вы (игуменья Спасобородинского монастыря Сергия. – К. С.) возможным сделать в уважение к памяти, то всё не будет потеряно, но принесёт Вам благословение от Бога и от людей. Сие должно увеличить и доброе к Вам расположение сестёр, которые любили её» (20:12). А подводя некий итог служению наместника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандрита Антония, Святитель пишет: «В продолжение Вашего служения братство Лавры умножилось, чему причину с утешением полагаю в назидательном руководстве; благоустройство церковное и духовное возвысилось, а также и хозяйственное благосостояние Лавры; учреждены две больницы, начальное училище, училище иконописания, угощение странных; основан общежительный Гефсиманский скит, который, по благодати Божией, возрастает с благой надеждой. Ваша награда в Господе. Ваше утешение в благоволении преподобного Сергия» (9:395). И ходатайствует пред Святейшим Синодом о благословении «архимандриту Антонию вместо наперсного креста употреблять панагию – по примеру Донского архимандрита» (9:397).

Переходя к слову о духовном облике всех насельников монастыря, Святитель, прежде всего, делает очень важное замечание: «Знаю правило, что христианину и монаху должно поступать искренно и правдиво» (9:171–172), и первому и второму подобает приходить вхрам Божий по совести и любви (7:7).

Монах – это смиренный слуга Бога и людей. «О каком величии говорите Вы между монахами? Болий в вас, да будет вам слуга (Мф. 23,11). «Куда же мы денем сие слово?» – вопрошает Святитель (7:4; 23:89).

«Монаху надлежит думать о благочестии, а не об отличиях внешних. И если позволить думать о них – хорошо отличие данное, а не выпрошенное, как милостыня» (17:133). Истинный монах – как истинный христианин – «в естественном характере своём находит то, что нужно исправить и что трудно переломить, ... прибегает к Богу, прося в сем помощи. И если не скоро даётся помощь» – не унывает, «но продолжает ударять в двери милосердия», подвизается, «чтобы удерживать неблагоприятное движение сердца и воли» (20:28). «Принесли жертву смирению,... а теперь», – продолжает Святитель, – принесите «жертву послушанию» – и учит сему (8:194).

«Начальница желает, чтобы сёстры и малости не могли принести ей в подарок, что бывало обыкновенно. Это хорошо. Растолкуйте и сёстрам, что это хорошо, и что начальницу ничем лучше нельзя дарить как послушанием и любовью» (23:92). Упрекая непокорную монахиню, Святитель говорит: «Не одобрительно направление Магдалины действовать самостоятельно и независимо от настоятельницы и вводить торопливо изобретённые распоряжения, вместо того, чтобы охранять обыкновенный порядок» (8:256–257).

В послушании должен действовать определённый духовный закон: не отказываться от послушания, но и не желать большего. Выбирать на послушание надо не просто желающих, «а знающих дело и имеющих силу понести труды и немощи немощных» (3:39). Нести чреду служения должны все иноки, невзирая на их другие обязанности.

Вот что наказывает Святитель наместнику СвятоТроицкой Сергиевой Лавры архимандриту Афанасию: «Находящемуся в должности Лаврского эконома скажите, чтобы служил, и не редко. В Иверском о нём осталось мнение, как об охотнике бродить в город» (17:129). «В записке Вашей нашёл я ризничего между неправящими череды. Почему? Я сего не заметил до сих пор в сей Лавре; и в другой сего нет. То же и об экономе. В Петербургской Лавре и эконом Академии правил череду» (17:4). Даже несущие подвиг безмолвия призываются к сему же: «Преподобный Макарий Египетский и преподобный Сергий да благословят именем Господним отца Макария на подвиг безмолвия, на святую Четыредесятницу, с возвращением к общению во дни субботные и воскресные, и ради чреды священнослужения. Господу помолимся о нём; и он да помолится о нас. Да дарует ему Господь... обрести истинный плод безмолвия» (8:387).

Трудолюбие всегда украшало и украшает монастыри, и его нужно поддерживать «и по хозяйственным, и по нравственным причинам» (19–2:96). Только болезнь инока служит основанием к облегчению и даже освобождению от послушаний. «Если правильность и непрерывность лечения потребует иногда неслужения в праздник – примите сие в счёт послушания, и правило врачебное исполните с точностью, имев уже опыт неудовлетворительных последствий от неточного исполнения» (8:256), – пишет Святитель архимандриту Антонию. И к нему же: «Бог да благословит и дарует быть всему благообразно и по чину, с послушанием и миром» (7:51).

Свято исполненное послушание, как важная добродетель, отмечалась и по кончине монахов – их погребали в святой Обители. «Погребение в Лавре двум, помнится, монахам предоставил я, – сообщает Святитель, – отнюдь не по уважению вклада, а по уважению того, что они при добром поведении несли с пользой для Лавры послушания, а священством по безграмотству не награждены, потому я и согласился оказать им благодарность, удовлетворяя их желанию местом погребения. Вклад же монаха по смерти – дело не великое: монаху надобно, не откладывая, отдавать излишнее Богу или бедным» (7:17–18).

Рассуждает святой Филарет и о лечении монахов: «До сих пор наша братия находили здоровье дома. Но если врач требует от больного путешествия за границу – пусть будет просьба и будет рассмотрена» (19–1:169). «Бывало, монахи веровали и исцелялись, а болезнь терпели: особенно новоначальные не ходили в мир лечиться. Но если нужно, отпустите» (17:50).

Святитель приветствует ревность иноков, хотя говорит и о соблюдении умеренности: «Ревности братии скита и увеличению молитвенного подвига радуюсь. Но по лености моей, рассуждая о других, забочусь, постоянна ли будет сия ревность, и не будут ли некоторые сперва принужденно идти за другими, а потом отставать? Мне сказывали, что в Саровской пустыне на великое правило немногие ходят; по моему мнению, лучше бы умеренное правило исполняли все, а ревнующие дополняли оное в кельях» (8:193). «Не надобно по лености делать меньше, нежели требуют; но не надобно делать и больше по произволу. В келье можно молиться сколько угодно – для церкви есть порядок более строгий. Как могут спросить: зачем не молятся? Так могут спросить: зачем молятся?» (7:61; 23:89).

Да и келейное правило не столько надо увеличивать, «сколько внимательно исполнять» (21:30). Ношение же вериг, хотя и под одеждой незаметно для других, зависит не только от самого подвижника, но и «от разрешения духовного отца его. Явное же оказательство разных странностей притворной набожности подходит под правило архиерейской присяги, которым архиереи обязаны притворно беснующихся, в колтунах, босых и в рубашках ходящих, отсылать к градскому (гражданскому) суду» (34:628–629).

Пишущим монастырский устав Святитель советует «умереннее законополагать для всех, чтобы исполнение было вернее. А ревнующие могут втайне приносить особые добровольные жертвы, под особым руководством» (8:154). «Три дня без масла в пост, не строго ли, особенно для новоначальных? – вопрошает Святитель. – Пусть бы в понедельник была пища с маслом» (8:161). Сама пища должна быть «хорошо сделана и здоровая, по обычаю монастырскому не всегда единообразная» (8:162).

Для облегчения подвигов иноков в монастыре должны быть и трудники. «Без людей, что будет с монастырём? Надобно, чтобы нашлись на первый раз немногие, которые бы поусердствовали восстановить место» (33:437).

Святой Иерарх не закрывает глаза на то, что в обществе монаше­ ском есть недостатки и о сем глубоко скорбит. «Нынешние люди не постоянны, – читаем в его переписке. Сначала усердны и берегут себя, чтобы заслужить монашество или священство, и потом обленяют» (23:93)... «Деяния Апостолов не показывают ни послушания, ни честности» (7:374)... Отметив, что некоторые монахи пропускают службы, Святитель заявляет: «Скажите моим именем, чтобы ходил в церковь. Если не будет – не допускать и за трапезу, ибо соблазнительно; а в келью давать ему хлеб, квас и не более, как одно кушанье, ибо нездоровому многие кушанья не на пользу» (17:15)... До Святителя дошли сведения, что «на правом клиросе смеются, у гроба ссорятся, а в больнице кто-то престарелый читает так, что разобрать нельзя, и сам худо разбирает» (17:44, 45). Более того, некто «книги писал, а дела обязанности не исполнил. Прискорбно думать, что меньше ожидать от него можно, нежели казалось прежде» (10:458).

Иной занимался «латинскими стихами, а мало имел «монашеского и архимандричьего» (7:57). А в Угреше «негде укрыться. Всё почти сгнило – и здания, и люди. Да простит меня Бог за сие слово» (17:64). Некий «живущий не в монастыре, но монастырски, слышал в видении: монастыри плачут и вопль их восходит на Небо. Я думаю, поясняет Святитель, – что монастыри плачут о том, что живущие в них много строят стен каменных, а мало пекутся о создании дома душевного, от них же первый есмь аз. Спасайтесь о Господе и молитесь о мне» (17:115).

Глубокой скорбью звучат слова Святителя, направленные архимандриту Афанасию: «Очень странно для меня, отец наместник, что как Вы пишите, посетители от раки преподобного Сергия отходят без удовлетворения, за тем, что Иона молчит. Чего же Вы смотрите? Если он молчит, то должно было не допускать его к мощам, а если не слушается, то удержать в келье» (17:135).

Скорбит святой Иерарх, «что царство монахов, Афон, разделился на ся, и не только между греками и русскими, но и между малороссиянами и великороссиянами нет единства!.. Пойму их стремления, если узнаю, что там есть старцы, которых любовь не тесна, чтобы вместить и греков и русских» (4:314–315). Увы! и пещерники некоторые отступают «от церковного чиноположения в молитвословиях» (8:369).

Находятся и такие, которые дерзают даже оскорбить обитель (8:390). И Святитель делает вывод: «До какой степени надобно щадить слабость человека, когда обитель надобно беречь более, нежели одного человека» (9:391). «Надобно... строже наблюдать за подобными» (9:56).

Дабы рассеять тень, омрачающую духовную жизнь инока, святой Иерарх рекомендует:

• «Чтобы предстоящие не осуждали отсутствующих, а изнемогшие от дневного дела в отдохновении своём помышляли, что и за них предстоят другие. Бог да устроит полезное, с снисхождением к немощи, без утраты усердия» (7:232).

• «Берегитесь самонадеяния, берегитесь поступать по первым движениям собственной воли; рассуждайте о всяком деле со вниманием; очень мало дел, которые безопасно было бы делать как случится; советуйтесь часто со старшими и благонамереннейшими из братии; любите слушать правду и умейте не гневаться за правду грубую» (23:86; 17:126).

• Не спешите с представлением к рукоположению. «Вчера неудержимо слабый, а сегодня иеродиакон – какое тут уважение к Таинствам? Какое наставление для братии? Не соблазн ли это? Не искушение ли самому, кому поблажают?» (7:39).

• «Отсекайте старые соблазны, чтобы лучше сберечь новых монахов» (17:11).

• «Ограничьте светские посещения. Не довольно ли для нас монахов тех светских посещений, которые нельзя миновать, и надобно ли умножать оныя произвольно?» (7:112).

• Не исходите из монастыря без видимой нужды. «Для московских монахов получено строгое предписание Святейшего Синода относительно исхождения из монастыря. Сие дозволяется «только должностным», и то с запиской в книгу, в которой, между прочим, велено записывать «в каком виде» возвратились» (9:90–91). И уже совсем неприемлемо долгое отсутствие в монастыре монаха. «На полгода отпускаете монаха. Отвыкнет от монастыря» (9:232). «Пчёлы улетают и возвращаются, принося мёд – монахи выходят из монастыря и часто возвращаются, потеряв немало мёда, и принося что-нибудь не так хорошее как мёд» (5:20; 23:88). И Святитель заявляет: «Лаврского монаха, не утверждённого в поведении, не пущу я бродить по чужим епархиям на вред его душе и на стыд Лавре. Пусть перейдёт, или переведён будет в другой монастырь здешней епархии и покажет исправление – тогда добрый путь! Или из стольких монастырей Московской епархии нет ни одного, который был бы достоин иеродиакона Л.?» (7:12).

• Не вступайте в брань не только между собой, но не допускайте брани и с приходящими в монастырь. «Стали жаловаться, что бранится (послушник. – К. С.) с приходящими в церковь. За один такой случай я велел ему чрез эконома положить поклоны – он не послушал, оправдываясь тем, что богомолица сама его бранила. Я принуждён было призвать его и сказать ему, что если она и виновата, но он тем не менее виноват, что отвечал бранью, и в другой раз виноват, что не послушался. Засим я удвоил ему поклоны» (10:269).

• Наконец, аккуратно и справедливо делайте расписание послушаний. «Расписание на будущий год сделано так небрежно, что скучно рассматривать. Исполняйте и думайте, что настоящий хозяин преподобный Сергий видит небрежности и те, которых я не вижу», – пишет Святитель архимандриту Афанасию (17:131).

К числу пожеланий Святителя монахам относятся также его советы:

• заниматься в монастыре церковными песнями, а не «мятежной театральной музыкой» (21:15);

• не решать важные вопросы метанием жребия, а испросить раньше мнение духовника. «Вы, – пишет Святитель, – берёте жребий по недоумению, а мне, может быть, известны причины, решающие дело ясно, без надобности в жребии» (7:256).

Не склонен Святитель к тому, чтобы из Лавры брали нужных ей самой иноков, хотя бы и для высших служений. «Вы писали мне,– обращается он к архимандриту Антонию, – как много из Лавры заимствовано в настоятели, а также и в миссионеры... Должна ли Лавра быть учебным полком, всегда обучать людей, и всегда ослаблять себя утратой обученных? Желаю знать Ваше о сем рассуждение» (10:460).

Строг и мудр великий Иерарх к тем, кто так или иначе бросил тень на святую Обитель:

• «Человека, который в двух городах осрамил собой Лавру, надёжно ли тотчас вновь пускать, куда хочет?.. Не скажет ли иной слабый брат: можно колобродить в Посаде без опасения епитимии и ещё с надеждой, что отпустят гулять?.. Ваше распоряжение хорошо для Вас, потому что смиренно и человеколюбиво, но едва ли хорошо для искушаемого, для которого полезно было употребить осторожность. Да поможет преподобный Сергий, чтобы оправдалась Ваша надежда, а не моё опасение» (9:335).

• «Выслать раздражённого опасно, чтобы не возвратились припадки отчаяния. Нельзя как-нибудь проводить с миром, или хотя с неудовольствием, но, как можно, лёгким и растворяемым надеждой» (17:5).

• «Келейника вора не из кельи только, но из штата выгнать должно. Я знаю, что штатные и за грех не почитают воровать в Лавре – надобно показать им, что это грех» (17:89).

• «Вы говорите: что будет, если примитесь искоренять худшее? Но это наипаче искоренять надобно» (20:8). И паки взывает: «Не изнемогайте от того, что есть трудности. Не удивительно, что на добрые предприятия сердится враг душ: из сего естественно приходят искушения. Но Бог – верный исправитель благих намерений. Роптания были иногда и против преподобного Сергия, но он был великодушен и непобедим; и его терпение благословилось благословением непоколебимым» (20:8).

Не умалчивая о теневой стороне иночества и изгоняя её, Святитель радуется, что в подвиге иноков преобладает хорошее, великое, святое. «В Екатеринбургской пустыни, – пишет он, – порядочно» (17:64). Или: «Братия Лавры, великим общим собором, таинственно очищенными совестями, причастились Животворящей Трапезы Господней. Сорадуюсь и молю Посетившего души Ваши, да имеет в них Свою обитель, всегда Ему благоутодную» (10:480). Радуется сам и утешает других: «Рассудите, что искушение перенести можно, яко не даст Господь искуситися паче, еже мощи, если мы терпим и на Него уповаем; что перенесённое искушение приносит пользу, а желание избежать искушения не всегда может быть успешно» (20:30).

Хотя мимоходом, но Святитель выразил своё отношение и к гостям Лавры. На замечание её наместника архимандрита Антония, что «Преподобный Сергий не заботился о принятии гостей, даже и высших», Святитель отвечает: «Правда. Он был не то, что мы; и гости иначе расположены были; не те были обычаи, которых нельзя же совсем пренебрегать. Позаботимся, как умеем, от доброго расположения к добрым гостям» (10:103). И гости должны помнить, где они находятся: «Вы писали, что в гостинице нашей останавливаются иногда люди, которые приехали веселиться, а не молиться. Нельзя ли несколько смотреть за сим и скромно напомнить, что в доме преподобного Сергия надобно вести себя так, как Ему угодно?» (9:316).

* * *

Особое слово Московского иерарха об уединённом подвиге монаха – скитской жизни, келейной, схимнической. «О пользе пустынножительства нет спора. Но думаю, – пишет Святитель, – нелегко оному правильно устроиться» (8:366). К тому же, «когда Бог велит нам пришельствовать между людьми, будем пришельствовать, примечая, доколе Он велит» (36:2). «Кто призван послужить в обществе, не должен уходить от сего без особенного указания Провидения Божия» (23:89).

Допускать в пустынь следует «не поспешно и не многих» (10:326). Сюда должны идти «не на пробу («Надеешься ли, что эта жизнь будет по тебе? Попробую?»), а по твёрдому желанию» (8:171). На вопросы: «Как будет жить игумен в ските? Можно ли быть ему начальствующим? – Святитель отвечает: – Нельзя угадать, а игумен не начальствующий при начальствующем иеромонахе не уменьшил бы единства в обществе» (8:199).

Приглашать посетителей в скит не подобает. «Скит для уединения, а не для показывания. И тех, которые сами желают посетить скит, надобно допускать с рассуждением, чтобы сие не было в рассеяние безмолствующим. А приглашать никого не должно» (8:161). «Да дарует Господь, чтобы пустынножитель утвердился в добром пребывании и безмолвии, и чтобы беседа с посещающими его скитянами споспешествовала взаимно успеху духовному» (8:233).

Падение в скиту считается более тяжким, чем в монастыре. «Когда из монастыря человек падает в мирское, можно ещё иметь его в монастыре и пещись о его исправлении, а когда из пустыни в мирское, не надобно оставлять его в пустыне, а разве в монастыре сделать опыт исправления. Соблазн, когда монах падает в мирское, а когда пустынник – соблазн вдвое и втрое» (9:311). «То же достоинство», какое имеет молитва в пещере, может иметь она и в келье (3:26). И потому келья для инока имеет огромное значение. «Не надобно ли вспомнить отеческое слово, что монахи вне кельи, а особенно вне монастыря, как рыбы вне воды, скоро умирают» (3:58; 5:10). Святитель призывает усилить «надзор, чтобы братия не оставались поздно вне своей каждый кельи» (8:192). Келью – не выбирать, «а надобно принять, какую дадут. Чем скромнее, тем полезнее» (17:12). И «не надобно засматриваться на живущих в жилищах благолепных и великолепных – надобно чаще вглядываться на живущих в пещерах и в хижинах. Пусть будут, какие случатся, рукотворенные храмины – забота о том, чтобы в них обрелись помещёнными нерукотворенные храмы Божии» (3:64).

Предусмотрительно святой Отец запрещает проводить исповедь в келье. «Относительно приходящих в Лавру на исповедь лиц женского пола, надобно взять за правило, чтоб исповедь была в церквах, а не в кельях, и требующим из сего исключения сказывать, что сие есть общее правило обители. Сим убавится пищи для языков» (7:154).

Подвиг в одиночестве спасителен, если «умеют им пользоваться. Не хорошо ли, когда никто и ничто в мире не останавливает человека? Тогда, если он знает и помнит Бога, прямо идёт к Нему. Одиночество на земле ведёт в общество Небесное» (5:7). И вот что пишет Святитель архимандриту Антонию «об отделении дней на безмолвие»: «Желательно, чтобы не запустевал путь совершенного безмолвия, но имел ходящих по нем и подвизающихся и ради нас обуреваемых морем житейским. Только было бы удобнее, если бы безмолвствовали не призванные к общественному деланию, а когда призванный к общественному деланию, оставив своё место, заключается в безмолвие собственное, как стрещися будет общественное безмолвие? С благословением преподобного отца нашего Сергия возмите себе сутки в месяце на уединение в Вифании, а продолжать оное три дня непрерывно едва ли было бы удобно, разве изредка, и с тем, чтобы, в случае надобности, тотчас имели Вы извещение и возвращались к делу, которое Вас потребует. Господь же да приосенит сие благодатью Своей и да покроет покровом Своего Провидения» (7:253). «Довольно... в молчании поклониться безмолвию» (7:308).

Святитель сетует, что «схимонаха у нас ни одного не осталось. А хорошо было бы, чтобы не прекращался род сей» (8:245). И приводит важное свидетельство: «Сказывал мне иеромонах Серафим, что на Афоне схиму носят нечасто, чтобы не обращать внимание людей, а чаще ходят в простом монашеском. Мне кажется, это не худо» (9:59).

Выводом ко всему сказанному о монашестве служат отеческие пожелания Святителя, выражение радости о спасительном служении Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, благодарение Бога за хранение её, молитва о продлении к ней милости Господней и глубокая надежда на Промысл Божий:

• «Желаю, чтобы обитель «Ваша была не изысканным устройством красна, но благоугодна Богу простотой и чистотой Божией, тихим и безмолвным житием» (3:13). Ему, «у Которого обители многи на Небесах, поручайте и обитель земную. Он, взирая на намерение и веру, распорядит её сохранение через того или другого. Мы можем обещать попечение, но Он только может даровать успех» (3:14).

• «Радуюсь, что многие притекают в обитель во дни покаяния и приступают к Трапезе Господней» (7:311).

• «Богу благодарение воздадим, отец наместник, что хранит Лавру и братию; и помолимся, да продлит Господь сию милость к месту, которое Он ради Угодника Своего благословил, и да помилует искушаемых» (17:139).

• «Бог, труд и добродетель поддержат общежитие: так думали в старину» (3:8).

• «Род преходит. Слава Господу за то, что род и приходит, такожде и монашеский род. Да дарует Господь новому роду придти в меру Отцев подвигами и добродетелями» (9:178).

Уже в изложенных выше очерках, особенно в главе «Монашество», видна великая любовь Великого Святителя к славной Обители преподобного и богоносного отца нашего Сергия. Но о сем хочется ещё привести его слова, исполненные также благоговения и теплоты.

Сейчас вспоминается имя святого Григория Назианзина – «Троического богослова», вся жизнь которого устремлена была туда, где Святая Троица и «Её сочетанное сияние, Троица, Которой и неясные тени» приводили его в восторг¹⁴¹. К Обители Той же Святой Троицы устремляет и святитель Филарет свой взор: «Мне хочется к Преподобному и к Вам», то есть к наместнику Лавры архимандриту Антонию, тоже святому (7:246). «Дом Пресвятыя Троицы зовёт меня к себе – и я имею сильную нужду быть там, и ради праздника, и кроме сего» (19–1:91). Хочу в Лавру, «но другую неделю смотрю на дорогу, не могу двинуться. То дела удерживают, то простуда в некоторой степени почти непрерывная» (4:218).

Довольно утвердительно он полагает быть в Лавре на празднике. «По освобождении от приготовления к далёкому путешествию, мне, – пишет он, – особенно хотелось припасть к Преподобному и просить его благословения на особенные случаи приближающихся месяцев, и вразумления, и охранения от неблагоприятных нечаянностей. Доложите ему о сем во смирении, хотя он, уповаю, и знает, имея ум Христов» (7:248).

Обращаясь к наместнику святой Лавры, святитель Филарет всегда посылает благословение: «Милость Господня с Обителью и с Вами, и с братией да пребывает» (7:362). «Господь да благословит миром Обитель и Вас, отец наместник, и братию» (7:246). «Мир Вам от Господа и благословение от Святителя Алексия» (7:229). «Мир Вам и братии» (7:363)...

Преодолев, с Божией помощью, трудности и прибыв в святую Обитель, Святитель торжествует, испытывая действие молитвы у Престола Пресвятыя Троицы и переживая радость общения с подвижнической братией. «Господь сподобил меня, – пишет он к князю Сергею Михайловичу Голицыну, – сего дня в храме Пресвятыя Троицы при мощах преподобного Сергия, Вашего покровителя, усвоенного Вам во святом Крещении, принести бескровную жертву, и Вас пред Богом молитвенно воспомянуть» (16:92). А наместнику Лавры приносит благодарение за «благословение от Пресвятыя Троицы», от преподобного Сергия (7:248) и за приветствие с днём Ангела, которое он принял «не только с благодарностью, ... но и с благоговением, как благословение самого преподобного отца нашего Сергия» (9:428). Пусть же Богоносный Сергий, – писал он, – «помянет Вашу веру к нему и служение обители его, и да прострет к Вам невидимо благодеющую десницу» (10:189). В свою очередь Святитель умоляет наместника: «От преподобного отца нашего Сергия просите мне вразумления и возбуждения от опасной лености к духовной ревности» (10:483). «Поверзите меня пред верным врачем преподобным Сергием» (4:247).

Находясь в «доме Пресвятой Троицы», Святитель возносит о всех и «за вся» свои святые молитвы и с подлинно архипастырской любовью, с иноческим смирением посылает благословения:

• «От дома Пресвятыя Троицы и от преподобного отца нашего Сергия благословение Вам, любезный Андрей Николаевич (Муравьёв. – К. С.), и мир да подаётся и да умножится» (4:200). «Отдома Пресвятыя Троицы, молитвами Пресвятыя Богородицы и преподобного Сергия, Божие благословение Андрею Николаевичу» (4:314). И добавляет: «Здесь праздновал я день Пресвятой Троицы, и праздновал здесь оный около двадцати лет» (4:200).

• «Благословение от дома Пресвятой Троицы и от преподобного Сергия Вам (Сергею Михайловичу Голицыну. – К. С.) да приидет». «Празднуя день Богом данного покровителя нашего преподобного Сергия, не преминул я воспомянуть, что он Вам (тому же Сергию. – К. С.) особенный покровитель, по усвоению имени; и, при его предстательстве, принеся мою смиренную молитву о Вашем здравии и спасении, принёс память о Вас пред Господом в таинстве Тела и Крови Господней. Ознаменованную сим просфору препровожу к Вам через удобное посредство. И теперь Господа молю, да сохранит Он Вас многолетно в здравии, мире, благоденствии, во умножении благодеяния и в блаженной надежде вечных благ». «От обители преподобного Сергия» – «Благословение преподобного Сергия да пребывает на Вас к миру и спасению...» (16:64, 61, 70, 67).

• К архиепископу Рижскому Платону: «Препровождаю при сем икону преподобного и богоносного отца нашего Сергия, написанную в его Лавре и при мощах освящённую. Да приидет с нею действенная помощь сего крепкого и Богоприятного молитвенника о Православной Церкви и о России, и да снидет благословляющее и благодатное осенение свыше на священноначалие и паству Церкви Рижской к её утверждению в истинной вере и Богоугодной жизни, к распространению чистого света Православия и ко преумножению спасаемых» (11:4).

Святой Филарет с величайшим благоговением почитает преподобного Сергия, радуется благочинию святой Обители и желает видеть такое же отношение у всех. «Аз, недостойный служитель преподобного Сергия, мню себя обязанным быть неравнодушным к тому, что касается его чести и святой славы, – заявляет он в письме к архиепископу Черниговскому Филарету (Гумилевскому). – Предо мною листок из жития его, пишемого Вами, брошенный при Ваших Епархиальных ведомостях. Вы пишите, что преподобный Сергий «решительно отказался от епископского сана», потому что это «значило и отягчать свою совесть, и обречь себя на длинный ряд тревог». Что в сем случае отягчило бы советь, я не понимаю. Притом святой муж, при помощи Божией, всегда может сохранить свою совесть неотягченной и среди внешних тревог. Но что особенно прискорбно, Вы приписываете отречение преподобного Сергия от епископства политическому расчёту, или самолюбивому охранению себя от трудных забот о благе Церкви, и таким образом затмеваете чистую добродетель смирения, которая, по истинному сказанию, есть единственная причина отречения его от епископства. Ненадежно для нас догадками проникнуть в души святых, которые далеко выше нашего созерцания» (15:51–52).

Преподобный Сергий – святой, в сонме которых почивает Бог, – и есть «добрая мысль, чтобы, для удобнейшего приближения к Богу с нашей стороны, приблизиться к преподобному Сергию» (21:40)... В самой Лавре, «благодарение Богу, благополучно. А с дороги больных иногда в наши больницы привозят. Между прочими привезён был крестьянин из села Городка, но, убоявшись лекаря, не хотел остаться в нашей больнице. С ним не спорили, и отвезли его в село. Но приехав туда, тотчас узнал он, что его товарищ уже умер от холеры. Тогда он сказал: «Лучше умереть у преподобного Сергия». Возвратился в нашу больницу и выздоровел. В некоторых селениях неподалёку от Лавры болезнь действует сильно» (16:64)... Молебны в Лавре совершаются чинно – «одним образом». И так с 1797 года.

«О умножении гробовых иеромонахов я предлагал не раз, но не предвидят от сего лучшего, и я ещё не решаюсь на перелом. Иларий, старец благочестивый, выстаивает при мощах Преподобного иногда до двенадцати часов непрерывно, и когда ему говорят о помощнике, отвечает: «Не лучше ли подождать, когда Преподобный меня оставит, то есть, когда совсем не будет силы служить». Дабы молебны совершать правильнее, мы поставили послушников, чередующихся для пения» (4:370).

Пребывания в Лавре полезно и спасительно для здоровья телесного и духовного – «благоприятно здоровью и занятиям. И мне, – свидетельствует Московский иерарх, – не хочется спешить возвращением в Москву» (16:56). «Преподобный Сергий сотворил мне милость, что я, приехав в Лавру невыздоровевшим, мог, однако, провести сии дни без большого затруднения» (16:83). Здесь, у святых мощей преподобного Сергия, обращаются к нему с просьбой, дабы он «своей Богоугодной молитвой» предстательствовал пред Богом и испрашивал «дни долгие, благие, продолжение деятельности по духу Христову, на пользу многим и Отечеству» (16:97).

Уходят укреплённые. «Под покровом Господним и Божией Матери и преподобного Сергия здравие и мир» (14:21). И своему Родителю он пишет: «Хорошо в Лавре, – говорите Вы. – Это правда. Между прочим, великая выгода и то, что там всё сосредоточивается около одного центра; и потому движения самых блудящих звёзд удобнее могут быть приведены в правила» (12:134).

Святитель радуется, что его любовь к Святой Лавре, благоговение к её основателю, а ныне покровителю её и нас, разделяют и другие. «Искренне благодарю, что разделяете со мною общее наше благоговение к духовному покровителю и благодетелю нашему преподобному Сергию» (13:86). И молится: «Да будет он многомилостив к Вам, как долготерпелив и милостив к моему недостоинству» (13:86), да испросит Вам то, чтобы Ваш «внутренний человек паче и паче обновлялся и созревал в вере и любви к Богу и ближним, и уготовлялся к Небесному житию, и чтобы здешний век пользовался светом жизни Вашей» (16:111–112).

И хочется вместе с Великим Святителем повторить: «Кто даст мне криле, и полещу, и почию в Лавре?» (19:524).

«Читаю... шестопсалмие в будни...

охотнее» (8:18)

Лучшим занятием в духовной жизни – как для иноков, так и мирян – служит чтение Священного Писания и творений святых Отцов Церкви. Хотя об этом в письмах говорится мало, но и оно вызывает внимание.

Не человеческое слово, а Божие слово «даёт жизнь» (7:22). В том живот бе (Ин. 1, 4).

Правильно богословствовать можно только на основе Священного Писания с привлечением Предания, но непременно согласного с ним. «Не по моде ли мы богословствуем? – рассуждает Святитель. – Прежде утверждались на Священном Писании и мало внимания обращали на Предание. Потом с силой заметили сей недостаток; слова: Православие и Предание стали звучать чаще и сливаться в один звук; и начали богословствовать по Преданию, оставляя иногда позади Священное Писание, а некоторые и унижали Писание. Новозаветные священные писатели писали по сошествии на них Святого Духа, и они свидетельствовали и о ветхозаветных, что «от Святого Духа просвещаеми глаголаша святии Божии человецы» (2Петр. 1, 21). Так ли верно можно определить минуту, когда церковный писатель сделался святым и, следственно, не просто писателем, подверженным обыкновенным недостаткам человеческим? Церковь, конечно, думала о сем вопросе и учит признавать Предания, с Откровением Божиим согласные. И потому не правильнее ли основывать учение главным образом на Священном Писании, а Преданием дополнять, объяснять, защищать от неправомыслящих?

Святой Апостол говорит, что «диавол аки лев рыкая, ходит, иский кого поглотити» (1Петр. 5, 8). Не довольно ли сего для остережения верующего? Надобно ли ещё доходить по намёкам до подробностей диавольского распоряжения, утверждать, что диавол приставляет злого духа к человеку на всю жизнь, и, остановясь на сем, дать слышащему сие учение вопросы: неужели этот приставник здесь теперь? Неужели святое Крещение ни мало не отстраняет его? Неужели и святость Святых и данная им благодать не удаляет сего приставника, приставленного, как говорят, на всю жизнь? Или Предание лучше знает диавола, нежели Апостол, который говорит, что к рожденному от Бога лукавый не прикасается» (1Ин. 5, 18) (14:54–55).

Чтение любой хорошей книги приносит немалую пользу. Увлекшийся её интересным сообщением, человек на время забывает все беды, все теснящие его скорби, всё окружающее. Если так действует доброе человеческое слово, то какова же благодатная сила слова Божия? И Святитель настойчиво рекомендует: «В тихий, наипаче утренний час, погружайте в него не изыскательный ум, но преданное сердце, желающее в спокойствии наслаждаться Истиной и Любовью Бога своего. Знающие говорят, что у сего источника льются всецелебные силы и неизреченные утешения, если упражнение сие бывает постоянно и соединено с наблюдением, чтобы слово, почерпнутое сердцем, не уронить поступками» (4:1516).

Читать слово Божие надо ежедневно – не обязательно много, но обязательно внимательно, прислушиваясь к тому, что особенно коснётся сердца. «Исполняйте, по возможности, то, – учит Московский иерарх, – на что не нужно разрешения ни высшей, ни меньшей человеческой власти, – читайте слово Божие, больше или меньше, но не лишайте себя каждый день сего истинного насущного хлеба» (29:320). «Не столько много, сколько внимательно читать должно. При других... чтениях две кафизмы, может быть, и неудобно читать каждый день постоянно. Если и одну прочитаете неспешно, тихо прислушиваясь к духу Псалмопевца, и нечто, что ближе коснётся сердца, постарайтесь и после чтения воспоминать в должную минуту, труд не будет тощ пред Господом» (29:230).

«Новый Завет читать полезно бы по порядку, по одной главе в день, или по две, когда время позволяет. Хорошо бы и Псалтирь читать по порядку, по кафизме, например, в известные времена. В ней найдутся молитвы, наставления утешения, на разные случаи и состояния духа» (29:220). Указание Святителя читать Новый Завет «по порядку» напоминает завещание своим духовным чадам известного Московского старца святого праведного Алексия Мечева (XX в.): читать ежедневно святое Евангелие по одной главе, начиная с первой главы святого евангелиста Матфея 1-го сентября по старому стилю (по новому стилю 14-го сентября) и т. д. За год прочитываются все четыре Евангелия четыре раза и еще 9 глав от Матфея. – «Скорбящему и болящему» святой Филарет советует лучше всего читать повествование святых Евангелистов «о страданиях Господних, а также и Псалтирь. Это насущный хлеб» (21:75).

О себе Святитель говорит, что он любит читать «шестопсалмие в будни и охотнее в будни, нежели в праздники, в которые кроме сего довольно дела и утомления» (8:18).

Доброе также дело, приносящее духовный плод, есть «мысленное и сердечное употребление изречений Священного Писания, в разных случаях, дабы поставить себя в присутствие Божие и сохранить или восстановить спокойствие духа» (29:221).

С глубоким почтением Святитель относится ко святым Отцам Церкви по уверенности, что их творения раскрывают слово Божие. «Христианская философия аббата Ботеня, – рассуждает святой Филарет, – не пленила меня, то есть, не заставила себя читать до конца. Посмотрите, как он, желая поставить веру в воскресение Христово, отвергает доказательства истины сего события, и говорит, что оно «не имело свидетелей, кроме Самого Воскресшего». Это значит ломать нижний этаж, чтобы заставить вас перейти в верхний. Да как же будет стоять верхний, когда нижний будет сломан, если бы, по несчастью, сие удалось аббату? Как Вам угодно, а я более, нежели аббату, верю Апостолам, которые именно называют себя «свидетелями воскресения Христова» (Деян. 1, 22)» (4:40). С таким же доверием относится он и к свидетельствам святых Отцов Церкви.

«Посмотрите, – взывает Московский Архипастырь, – как они умеют о чистом говорить чисто, всевозможно устраняя противные сему тяжкие выражения. Так говорить надобно стараться и нам» (14:38).

И продолжает высказывать пожелания и советы: «Желаю, чтобы чтение святого Максима было Вам по мысли. Это здравая пища для души» (21:30). Читайте «беседы Макария Египетского: надеюсь, что найдёте в них пищу просто приготовленную, но чистую и здравую» (29:227). И это так есть: «Человек может Вам сказать только, что читавший Добротолюбие должен не унывать, а учиться по возможности делать добро, с любовью к добру; что недостатки ближних надобно терпеть, потому что и видящий сии недостатки имеет свои недостатки и пользуется долготерпением Божиим; что в предприятиях и делах надобно желать одобрения от Бога и совести, и не слишком заботиться о человеческом одобрении» (21:58). «Не думаю, чтобы Добротолюбие и Нила Сорского читали Вы без пользы. Польза, конечно, есть, хотя, может быть, ещё невидима. Впрочем, дело не в том, чтобы много читать, а в том, чтобы в читаемом человек находил относящееся к его состоянию и нужде, и сие исполнял делом» (21:68).

Потому-то Святитель приветствует новые переводы святоотеческих творений и сожалеет, что есть некая критичность в этом направлении. «Рад буду, если напечатают отцы Оптинские книгу Исаака Сирина на славенском. И для цензуры затруднения не предвижу. Желательно было бы, чтобы при сем на некоторые места сделаны были с подлинника пояснения, как сделано в издании Варсанофия Великого. Но если сие окажется трудным – и без сего напечатать хорошо. А с пояснениями славенский текст по мне лучше русского, потому что по свойству языка перевод ближе к подлиннику. Новым переводам я меньше верю» (9:160). «Жаль, если перевод «Исповеди» блаженного Августина останется без пользы. Есть многословие, но, мне казалось, не очень утомительное и искупаемое тем, что есть сказания любопытные и назидательные» (4:36).

Чтение Священного Писания и святоотеческих творений полезно предварить (им сопровождать) знакомством с Катихизисом, написанном святым Филаретом как учение, «потребное всякому христианину». В сем труде приводится много духовно весьма важных цитат из священных книг и творений святых Отцов. Данный труд Святитель тщательно просматривал, вносил изменения и дополнения, просил молиться, чтобы Господь помог ему достойно завершить это весьма важное дело. «Видя, – пишет Святитель архимандриту Филарету (Гумилевскому) в его бытность Ректором Московской Духовной Академии, – что Вы, богословы, до сих пор не умеете стать на твёрдую ногу в богословии, и не имея времени заняться богословией, я теперь пересматриваю Катихизис, чтобы в нём, по возможности, досказать то, что прежде отлагалось до богословии, но чего ваша богословия не досказывает. А Вы, богословы, по наряду лучше бы сделали, если бы не заставляли других, более Вас занятых, доделывать дело Вашей обязанности» (15:25). «Меня очень занимает пересмотр Катихизиса» (7:310). «Пересматриваю и пополняю Катихизис. Помолитесь, да отверзется мне дверь слова проглаголати тайну Христову и нелестное млеко предложить чадам веры» (7:309). Отвечая на совет архиепископа Рязанского Смарагда пополнить Катихизис, Святитель говорит, что он уже это сделал, две части напечатал, и замечает, что, оградив «от неправд учений Римской церкви», не давал «речи полемического характера, Катихизису мало свойственного» (35:36).

Как следует из слов Святителя – «Катихизис прошёл сквозь огонь и воду разных цензур» (16:13), но, в конечном счёте, «старейшими принят с благоволением» (7:310). Ещё в 1824 г. митрополит Новгородский Серафим писал святому Филарету: «Никто не сомневается в православии Катихизиса» (19–1:51). И святитель Филарет пишет и направляет своему духовнику архимандриту Антонию (вернее: преподобному Антонию): «Посылаю Вам экземпляр нового издания Катихизиса. Другой экземпляр отдайте Вифанскому казначею. Мир Вам и братии» (7:322). (См. также: 24:51, 187, 190).

«Не может называться христианином

тот, у кого нет любви.

Он притворяется христианином»

(Старец Амфилохий Макрис. С. 93).

Нередко мы, пребывая в относительном благополучии, проходим мимо беды или горя ближнего, мало обращая или совсем не обращая на него внимания. Пусть сам находит путь к выходу – мы-το, мол, нашли!

Святитель принимает близко к своему сердцу наше равнодушие, граничащее с безразличием: «Как жаль, что в народе видна холодность при виде бедствия ближних, и даже расположение пользоваться чужой бедой. Уже сколько вразумляет нас Господь, что мы мало достойны милости Его – но мы не вразумляемся. Жалко и страшно» (10:294). «Если действующий ... увидит неудовлетворенность своего дела – он может успокаивать свою совесть тем, что действовал по обязанности, как умел. Но если последствием действия... оказывается вред, то понесёт в совести упрёк» (10:312).

Встретили на своём жизненном пути честного человека – «честной жизни» – помогите при его трудностях – «благоволите не отказать» (19–2:29). Впрочем, лучше видеть всякого человека честным. «Старайтесь, – учит Святитель, – намерение и сердце ближнего понимать в хорошую, а не в худую сторону: тогда вы будете безопаснее от вредной погрешности, а он удобнее сделается лучшим» (21:16). «Старайтесь лучше думать друг о друге – и дела пойдут лучше между вами» (21:44). А если все-таки мы видим зло в человеке? И в этом случае «слово Божие учит побеждать благим злое, любовью холодность, терпением нетерпение. Бегать надобно только тогда, когда гонят» (21:48).

Особенное попечение надо явить об обездоленном – сироте (17:100). «Утешьте сироту по возможности; советуйте ей быть тише и терпеливее; учите ожидать от Бога улучшения состояния, если сие, по-видимому, не устрояется от людей; молиться за тех, на которых приходит искушение гневаться; стараться образовать свои способности средствами, какие есть, когда нет лучших» (21:48).

Ценно желать ближнему спокойствия и стараться утвердить его в сем. «Желаю... спокойствия духа. На что человеку самому себя возмущать неблагоприятными догадками по какому-нибудь ничтожному поводу к оным? И надобно ли делать зависимым своё спокойствие от мнения человеческого? Если мы поступаем право – слава Богу, и мнение человеческое лишить нас сего не может. Но сие говорю вообще, как должно человеку полагать основание своему спокойствию твёрдое и безопасное. Что касается до меня, при помощи Божией, не позволяю легко колебать доброго мнения, воспринятого мной о людях, которых имел случай основательно узнать, как сие и сказал я уже прежде, и, думаю, не подал причины в сем сомневаться» (19–2:309).

К жалобам, как правило, несущим смятение духа и тревогу, следует относиться очень осторожно. «И прежде, – свидетельствует святой Отец, – имел я опыты, которые показывали, что самой вероятной жалобе не должно верить без дознания. Имею в сем новое убеждение, которого не должно забыть» (10:258).

Самоотверженное служение брату – братолюбие или сестролюбие- ценится весьма высоко – оно приближается к высоте молитвенного подвига. «Вам, – пишет Святитель, – советую не оставлять болящей и надеяться, что в сем случае Бог простит Вам за оставление некоторых церковных служб и заменит их службой духовного сестролюбия» (29:338).

Сам Святитель заботится о здоровье близких. Архимандриту Антонию он пишет: «Может быть, прежде могли бы Вы употреблять, и употребляли, здоровье Ваше отважно – теперь, думаю, надобно уже употреблять оное бережно» (9:281–282). Советует ему призвать врача из Москвы, а самому не ехать в Москву (9:12). «Вам надобно быть в тёплом спокойном воздухе, доколе болезнь совсем пройдёт, и сие нужно для выздоровления вполне благонадёжного и безопасного от возврата болезни. Мне думается, что... надобно Вам перейти в мои кельи, велеть топить домовую церковь и устроить в ней ежедневное служение, как при мне. Тогда Вы, не переменяя воздуха, можете слушать церковное Богослужение из кельи, удобно приобщаться Святых Таин, когда пожелаете, и совершать Литургию, если в церкви довольно будет тепло. Только надобно, думаю, будет загораживать в алтаре окно, со стороны больного уха. Настоятельно прошу Вас сообщить сие Вашим тамошним врачам и, если они одобрят, привести в исполнение» (9:7).

Заботится Святитель и о ризничем: «Надобно и о деле стараться, и здоровье отца ризничего беречь, чтобы труд был в силу меры» (17:93). То же попечение являет Московский иерарх к сёстрам Бородинского монастыря, обратившимся к нему с просьбой прислать из Москвы врача для тяжело больной игуменьи. Святитель немедленно пишет князю Сергею Михайловичу Голицыну: «Можно ли что сделать, и что можно устройте, дабы, если дарует Бог, могла продлиться жизнь игуменьи Марии» (16:82). И самому Голицыну: «Молю преподобного Сергия предстательствовать пред Господом, да продлятся ещё лета Ваши в мире и благоделании» (16:86).

Болящих Святитель увещает положиться на волю Божию, а проводивших своих родных «в путь всея Земли» умерить печаль и видеть во всём опять-таки Промысл Божий: «Скажите болящей: Господь мертвит и живит, и по множеству болезней наших в сердце нашем утешения Его возвеселяют души наши, как сказует Псалмопевец. И потому да крепится с послушанием предавать себя в волю Божию, в надежде, что Он не допустит страдания, еже мощи перенести» (19–2:308). «Молю вас, помощью Божией и силой преданности в волю Божию... печаль умерить и мир души сохранить. Прейти от видимого в невидимое нам надобно – и верен и благ Господь, чтобы определить, кому когда лучше, кому ранее, кому позже. Легко можете рассудить, что двум сёстрам Вашим трудно было бы напутствовать и проводить Вас, нежели Вам их: и потому оправдайте устроение Божие, и примите за благо, что Вашей любви доверено напутствовать и проводит их... Я и сущие со мной примем участие в молитве о упокоении души новопреставленной рабы Божией, а с сим вместе и о Вашем мире и здравии» (16:100).

Святитель думает, как устроить жизнь семей скончавшихся священнослужителей. «Что делать с семейством покойного Христорождественского священника? – спрашивает он своего викария. – Из профессоров едва ли кто найдётся, который бы мог быть его подпорой. Прихожане в сем случае желают диакона своего, чтобы его местом помочь сиротству. Скажите мне предварительно Вашу мысль, заслуживает ли сей диакон сие место» (18:27). «Ума не могу приложить к калашенскому делу... Вдова просит предоставить диаконское место за сыном, который учится в среднем отделении Семинарии. Что лучше, сие ли сделать или дотянуть время до вакации?» (18:35).

О монастырской братии своя забота у Святителя. «Цена на хлеб хотя возвышена, однако надобно, думаю, покупать немало. В некоторых хлебных местах от бесснежия боятся будущего неурожая» (9:375).

Выступает святой Филарет и как ходатай-проситель перед лицом власть и средства имущих о нуждающихся: «Чиновник Боголепов при многодетстве неимущ и истинно требует человеколюбивой помощи начальства для воспитания детей... Благоволите оказать возможное споспешествование и не прогневайтесь на дерзновение упования, с которым к Вам прибегаю» (16:37–38). «Благоволите сии докуки принять снисходительно и спокойно, и если что можно устроить к облегчению бедствующих, то устроить, и не прогневаться, если просимое окажется неисполнимым» (16:41).

Итак:

• Делай добро «ближнему в уповании на Бога, а не на себя» (21:33).

• Отцы говорят: если не можешь сделать бедному благодеяние, по крайней мере не огорчи его, а скажи ему доброе слово, от которого не будешь иметь убытка... Если нельзя помочь бедному, по крайней мере надобно не огорчить его» (29:348, 337).

• «Да пробавит Господь милость Свою к Вам... Да продлит житие Ваше в мире и силе» (9:414).

«Любезнейшим родным, и малым, и

большим...» (12:58)

В своём Катихизисе святой Филарет, изъясняя пятую заповедь Закона Божия, указывает, какие «особенные должности» она предписывает: почтительно обходиться с родителями, повиноваться им, питать и покоить их во время болезни и старости, молиться о них.

Письма Святителя свидетельствуют, что эти указания вышли не только из домыслов разума, а из глубины любящего сыновнего сердца. Они показывают в нём «сыновнюю почтительность, уважение, любовь, растворяемые глубокой благодарностью за воспитание, благословение, молитвы, которым он придаёт особе значение во всей жизни; по отношению ко всем родным они показывают ту же любовь, всегдашнюю заботливость, соединённую с беспристрастием» (12:ИV).

Святитель относится к своим родителям с примерной сыновней любовью. Обычными его обращениями были: дражайший Родитель, любезнейший Родитель, Ваше благословение, любезнейшая Родительница, милостивая Государыня матушка... Говорит он им «не языком одним, ни умом более, а сердцем», ибо желает «не украсить и увеличить блистательной внешностью, но открыть только чувствования, дабы сердце и чувствовало, что сердцем писано» (12:67).

«Не могу ничего более объявить Вам, кроме полной моей сыновней преданности к Вам и любезнейшей моей Матушке» (12:26). «Матушке свидетельствую моё почтение и ей особенно желаю здоровья, так как более требующей его» (12:10). «Чем же я должен ответствовать Вашей любви? Конечно, исполнением Ваших наставлений, Ваших советов, Ваших желаний» (12:19). «Сыновнее почтение и благодарность обязывают меня писать к Вам, хотя бы и Вы ко мне не писали» (12:127). «Преданнейший сын» «с сыновней преданностью» начинает свои письма к родителям и с этим же чувством их завершает (см.: 12, 189, 181 и др.).

С сыновним сердцем Святитель поздравляет родителей с днем Ангела, с великими христианскими праздниками, Рождеством Христовым и Воскресением Христовым, а также с Новым годом, с их рождением и желает видеть их в полном здравии, в озарении «солнцем веселия» много-много раз (12:18, 8):

С днём Ангела

Святитель желает: «Да покроет Небесных Сил Архистратиг щитом своим» (12:93); просит Господа, «чтобы Он обновил силы, сохранил здравие, умножил дни, благословил и труд и покой» (12:180), продлил дни «в здравии и спокойствии» (12:280), чтобы молитвами Небесных Покровителей пришло «благословение на многие дни илета» (12:338). «В сей день Ангела Вашего, – пишет Святитель, – призываю Вам новую милость Божию и попечение Ангела Хранителя о Вашем душевном и телесном благосостоянии» (12:289). «Сыновнее поздравление с днём Ангела приносится, – свидетельствует он, – от сердца, глубоко чувствующего Вашу матернюю любовь, всегда для меня назидательную, благодетельную и утешительную. Да умножит Господь дни Ваши и да хранит здравие Ваше, к утешению и благу детей Ваших» (12:345–346). Сам радуется приветствию его матушкой: «Много утешили Вы меня матерним словом по случаю дня моего Ангела. Господь да воздаст Вам своим утешением и укреплением, да продолжатся дни Ваши в мире ко благу детей Ваших» (12:371).

С днём Рождества Христова и с Новым Годом

«С сыновним сердцем приветствую Вас радостью Рождества Христова. Господь да дарует Вам встретить праздник и Новый Год в мире и здравии» (912:353), встретить в мире и утешении (12:214, 216), праздновать «в здравии и радости ненарушимой» (12:337), вступить «в Новый Год с благой надеждой» 912:317).

«Мир Христов да будет с Вами. Благоволение Божие да покрывает дни Почтительность к родным Ваши» (12:296). «Господь да подаст Вам обновление и продолжение Своей благодати и милости» (12:299); «обновления в здоровье и дней, светлых миром и радостями» (12:145). «Желаю Вам счастливейшего

новолетия или, лучше, многих благоденственных новолетий» (12:143).

Со Светлым Христовым Воскресением

«Христос Воскресе! Простирая к Вам искреннее сие приветствие, я молю Воскресшего, чтобы Он послал Вам тот мир, который Он даровал истинным ученикам Своим, и распространил бы его благотворное влияние на всё, Вас окружающее; чтобы Он обновил Вашу жизнь к благоденствию Ваших детей, и дабы я когданибудь имел утешение увидеть Вас и любезнейшую Матушку здравых и благополучных» (12:146). «Воскресший Начаток умерших да воскресит всех нас – и умерших, и живых – в вечную жизнь Свою!» (12:223). «Совоскресит нас всех и спосадит на Небесных» (12:224). «Молю Воскресшего, да от неоскудевающего источника Своея жизни дарует Вам долгоденствие и мир, к утешению детей Ваших» (12:281). «Да дарует Вам радость Свою святую, и да продолжит дни Ваши в мире» (12:346).

С днем рождения

«Завтра начало весны – и начало жизни Вашей. Дай Бог, чтобы жизнь Ваша цвела радостями весны и, наконец, переменилась в весну вечную!» (12:16). «Господь да благословит венец лета Вашего благословением Небесным и благословением земным. Да укрепит Ваши силы. Да благопоспешит Вашим делам. Да утешит Вас в детях Ваших. Да распространит окрест Вас мир и братолюбие. И, если когда возмутится мир внешний, то сохранит Вам свой мир, превосходящий всякум» (12:199).

«Примите сии желания не как вчерашние и нынешние, – завершает свои сыновние приветствия Великий иерарх, – но как всегдашние и неоставляющие никогда моего сердца, которое принадлежит Вам собственнее, нежели по природе» (12:199).

Святитель предстаёт в письмах как глубоко почтительный, преданнейший сын, готовый к исполнению воли родителей, готовый к благопокорному послушанию. «Ваш послушный сын», «покорный сын», «Покорнейший сын» (12:6, 80 и др.) – вот обычные подписи святого Филарета в конце писем. Но это вовсе не значит, что он исполнял беспрекословно любое родительское веление. Слушаясь родителей, он строго следил и за соблюдением церковной правды. Вот как он ответил «милостивой Государыне Матушке» на её ходатайство об одном священнике: «Забота Ваша о Богословском священнике управляется человеколюбием; и если Вы употребляете попечение о человеке, который немного заслуживает, Вы делаете добро. Не таково моё положение. Я согрешу, если исполню его желание, против справедливости. В Москве строже ценят достоинство и поступки священников, нежели в других местах; и есть причина опасаться, что перемещение сюда Филиппа не принесло бы пользы ему, а причинило бы затруднение мне... Если Богословский священник у Вас бывает – не можете ли посоветовать ему, чтобы обратил внимание на свои поступки, которыми вредит себе и препятствует сделать что-нибудь в его пользу?» (12:364, 365). «Волю родителей, – пишет Святитель графине Е. В. Новосильцевой, – должно исполнять до тех пор, пока не окажется противного воле Божией» (29:337).

Великий Иерарх радуется вместе с родственниками и беспокоится о них, утешает их в скорбях, оказывает им помощь и духовную, и житейскую. «Радость, которую почувствовал я, узнав о Вашем здоровье, была бы безмерна, – пишет Святитель дражайшему родителю, – ежели бы не возмутилась известием о некоторых Ваших беспокойствах. Дай Бог, чтоб оныя скорее прекратились, и такая перемена послужила не меньше к моему, как к Вашему удовольствию!» (12:7). А в письме милостивой Государыне Матушке святой Филарет благодарит Бога, что Он сохраняет её и молит продлить её дни (12:365). При известии об ухудшении здоровья родителя из его груди вырываются глубоко христианские слова: «Слабость Вашего здоровья занимает меня и наяву, и во сне. Всем состоянии остаюсь я доныне. Стараюсь последовать примеру преданности в волю Божию, каковый всегда видел в Вас: и лучшее утешение в настоящем положении есть та мысль, что твердейшее основание спокойствия и надежды Вы полагаете во Враче душ и телес. К Нему и я прибегаю в недостойных моих молитвах, и ... молю Его всемогущим Своим Промыслом устроить всё так, чтобы внешняя скорбь Ваша растворена была внутренним утешением веры и упования, и чтобы, обычные ли человеческие средства, или единая Его невидимая сила, возвратили телесному составу Вашему крепость его, и вместе с Вами всему роду нашему дано было с новым утешением узреть всем благая Господня на земле живых. Между тем Вы простите моей нетерпеливости, если, не ожидая, когда Вы сами известили б меня о своём облегчении, прошу у Вас сего известия, хотя через других, дабы не тяготить Вашей руки. Особенно прошу приказать написать мне, нет ли случая, в котором бы я мог чем-либо служить Вам в настоящих обстоятельствах» (12:201–202). «Вы желаете мне спокойствия, но может ли Ваше беспокойство не быть моим беспокойством?» (9:12). «Вы желаете мне спокойствия. О! Если бы сие желание имело всё исполнение! Это зависит от Вас, или от Ваших обстоятельств. Их следствия, приятные или неприятные, принадлежат и до меня» (12:21)...

И к матушке: «Слышу, что здоровье Ваше не совсем удовлетворительное, и что Вы употребили некоторое врачебное пособие. Молю Бога, да укрепит Вас и дарует Вам полное здравие. А что не пренебрегли врачеванием, за то благодарю. Воспользуйтесь советом врача, если он найдёт нужным, что присоветовать, и, сохраняя Ваше здравие, сим утешайте детей Ваших» (12:403)...

К любезному брату о матушке: «Бог сотворил врача и лекарство. Что прежде всего прибегла она к средствам веры, то правильно, и для неё полезно, и для нас назидательно. Затем и естественных средств, от Бога данных, пренебрегать не надобно, если я смею напомнить ей о сем» (12:410)... Заботливый сын заявляет: «Я успокоюсь и скажу: «О! если б Вы были спокойны и счастливы!» Вот мысли, вот желания, вот новое и старое, всё» (12:36). «То, что приносит скорбь Матушке, не меньше приносит скорбь и мне» (12:279).

В скорби родительской преданнейший сын утешает матушку и возводит свои очи к Небу: «Воля Божия совершилась с Сестрицей. Будем покорны, в чём Вы и подаёте нам пример... Я верю, что Господь приготовил её, и что она будет за нас молиться» (12:254). «Не смею, милостивейшая Государыня Матушка, советовать Вам, но и не осужу слёз Ваших, как предрассудка; они естественны. Только, мне кажется, не наш рассудок может истинно помочь в сем, а христианское «упование», как говорит Апостол: Несть Бог мертвых, но Бог живых (Мк. 12, 27), ecu бо Тому живи суть (Лк. 20, 38). Прибегая к Нему, становимся и друг к другу ближе, и удобнее утешаемся друг о друге. Да дарует Он Вам Своё утешение» (12:255). «Участвую в печали Вашей и брата, и невестки о младенце...

О младенцах, отходящих к Богу во благодати Крещения, прежде нежели познали злобу дней века сего, особенно неприлично много печалиться. С опасного пути земного жития они, не испытав опасностей, переходят в страну безопасности. Не о них надобно плакать родителям, а над собой бдеть, чтобы верным путём идти туда, где и оплаканных детей найдут в радости. Молю Бога, чтобы укрепил и утешил сетующих» (12:291).

Утешая родительницу, заметившую в его письме некую печаль, святой Филарет спешит рассеять её: «Печаль», говорите Вы? Разве Вы заметили во мне что-нибудь печальное? Уверяю Вас, как уверял и прежде, что моё положение ничего не иметь печального. Я доволен и весел» (12:99). «Не знаю, что хочет Бог сделать со мной моим излишним счастьем. Чувствую только, что вместе с ним более и более тяготеет на мне бремя обязанностей. Но да будет не по моей воле!» (12:167).

Оказывает «покорнейший слуга» и житейскую помощь: «Вас же (милостивая Государыня Матушка), когда Вы будете иметь нужду, а я умедлю, опять прошу писать ко мне без ожидания и без околичностей» (12:234). Но он не медлит: «Получив деньги, поспешаю разделить с Вами, и посылаю при сем пятьсот рублей ассигнациями, на потребности Ваши и брата» (12:235). И в другой раз: «На издержки лечения посылаю на сей раз 400 рублей» (12:410). Брату же через свою матушку велит: «Скажите ему, что если он тщательно будет покоить Вас и Дедушку, то за молитвы Ваши Бог поможет всем нам, и мне подаст способы облегчить Ваши общие нужды» (12:243).

Постоянным желанием у Святителя было находиться ближе к родителям, видеть их (12:45, 24). «Я в уединении, – писал послушный сын ещё будучи мирянином – Василием Михайловичем, – с удовольствием повторяю минуты удовольствия, проведённые с Вами, и благодарю Вас за сии удовольствия» (12:24). «Благодарю Вас сколь краткими словами, столь обильными чувствованиями за те приятные дни, которые провёл я в Вашем доме. Они с избытком исполнили мои желания и нужды» (12:55). «Вы спрашиваете, когда можем увидеться. Теперь у меня нет вакансий. Я дал обещание быть там, где прикажут. Не скоро можно забыть его, чтобы просить куда-нибудь увольнения. Моя череда прошла. Позвольте напомнить Вам, что Вы очень давно были в Лавре, и то, так сказать, мимоходом. Этого может быть много, чтобы Вы для меня предприняли путешествие: нельзя ли приехать хотя для других причин, а не ко мне на квартиру. Не надеюсь: а сколько бы ещё приятнее было неожиданное! Если же не бывать этому, то пусть бы хотя обманули меня; я бы порадовался хотя надеждой» (12:107). «Здесь (в обители Святой Троицы. – К. С.) каждый день видишь множество путешественников разного состояния, идущих поклониться останкам Сергия. Часто с некоторой мечтательной надеждой ищешь между многочисленной толпы знакомого лица, чтоб иметь удовольствие спросить о Вас, но мечта остаётся мечтой. Для чего никто не придёт осуществить моей мечты? Я слышал, что Матушка имеет желание быть здесь. Если оно должно когда-нибудь исполниться, то я почитаю текущий месяц наиспособнейшим временем» (12:52)...

Охотно и много писал родным Московский иерарх, о чём свидетельствует объёмный том их, изданный ещё в XIX веке (418 страниц). «Писать к Вам есть моё удовольствие» (12:25). Разлука с любезнейшими родителями вызывала обоюдную грусть: «Не могу Вас довольно благодарить за утешение, которое Вы мне доставляете. Скажу Вам без увеличения, что Ваши чувствительные изображения разлуки и неизвестности, нас разделяющей, Ваши желания истинно Отеческие, не раз извлекали у меня, не знаю, сладкие более, или горькие, слёзы» (12:118).

Хотя святой Филарет и помнит, что «родительское сердце истолкует и без слов чувствия сердца сыновнего» (12:66), но обращается к родителям за советом, предлагает свои мысли, «ожидая им справедливого суда» от их опытности (12:82). Мысли эти были подчас для родителей не просты, как это показывает одно обращение его к любезнейшему Родителю: «Обстоятельство, в котором нужен Ваш совет, есть то, что мне советуют избрать такой род жизни, в котором были бы единственным предметом науки... Остаюсь в ожидании Вашего совета» (12:73).

Видимо, отец затруднялся дать прямой ответ, чем и было вызвано последующее письмо сына: «Как Вы обманули моё ожидание! У кого же просить совета, когда Отец отказывает в нём?.. Я никогда не похвалю сына, который без отца приступил к выбору состояния... Я согласен, что не должно у человека отнимать волю, ни противиться склонности, если она невинна. Но совет и не отнимает воли у того, кому его дают. А если кто, получив наставление, будет укорять наставника, желавшего ему пользы, и заставит его сожалеть о своих советах – назовите того неблагодарным и безумным... Позвольте однако мне надеяться, что Вы без дальних убеждений согласитесь открыть мне свои мысли. Тогда и Вы узнаете мои, и будете судить их» (12:73–74).

Святитель приносит сыновнюю благодарность родителям за их наставления¹⁴², увещания¹⁴³, пожелания¹⁴⁴, благословения¹⁴⁵, за ласки¹⁴⁶ и просит дальнейших благословений и молитв: «Прошу теперь Вашего благословения и молитв, и надеюсь, что Вы и в том и в другом не откажете» (12:106). «Прошу и впредь продолжения Ваших благословений. Бог да восстановит и укрепит Ваши силы!» (12:170–171). «Пал и на меня жребий (быть епископом. – К. С.) от Господа взойти на высшую степень служения в Церкви Его, о чём и помыслить страшился, зная важность и трудность сана... Прошу родных и знающих меня, которые услышат о сем, вознести о мне молитву к Пастыреначальнику Иисусу Христу, да сподобит меня Благодати ради верных Его» (12:218)... И не только просит молиться за него, но и за других: «Прошу Вас принести Господу Вашу молитву, во-первых, о благоденствии беспримерно милостивого Монарха и предстателей пред ним, и потом о мне, дабы наружные почести не препятствовали мне сознавать моё недостоинство пред Богом и человеками, но служили бы только средством свободнее и беспрепятственнее служить благу общему» (12:177).

Принимая советы родных, он даёт им свои: «Советую более и более читать и познавать Священное Писание, а по нём святых Отцев, а из наших особенно могу одобрить для Вас Тихона Воронежского: в этой, хотя неглубокой, реке есть золотой песок» (12:225). «Возлагайте упование на Бога паче, нежели на людей» (12:228)... Перед лицом опасности предостерегает Матушку: «Есть люди, которые кажутся даже ищущими добра, но время открывает, что их надобно бегать, как моровой язвы» (12:256)... Соглашается с поступками милостивой Матушки и приветствует их: «Слава Богу, что дал вам мысль, при болезненном случае, немедленно прибегнуть к врачеванию духовному. Сие врачевание всегда благотворно, что и с Вами, благодарение Богу, последовало» (12:395–396).

Глубокая сыновняя любовь и осторожность не расстроить родителей видны и там, где святой Филарет сообщает о себе, о своей жизни: «Что до меня касается, то я живу так же, как и прежде; и упражняюсь в чём, Вам известно. Хотя множество предметов обременяет, но я получаю отраду, смотря на тех, которые живут по квартирам. Бедным надобно и приходить утром, и уходить вечером в темноте, в ночные часы! Я пред ними счастливым себя почитаю» (12:7). «Вы более всего хотите знать о моих обстоятельствах, но о них менее всего можно сказать. Работаю, – отдыхаю, – благодарю Бога» (12:92).

«По обстоятельствам... правда, иногда деньги расходятся до малых остатков, но, благодарение Богу, в такие случаи совсем иногда нечаянно приходят. Сие именно заметил я в недавнее время» (12:197).

«Вы желаете ведать обстоятельства моего нового состояния. Но я почти не вижу около себя нового. Тот же образ жизни, те же упражнения; та же должность; то же спокойствие, кроме того, что прежде, с некоторого времени, я иногда думал: что-то будет? Что-то выйдет? А теперь и этого не думаю» (12:106–107). «Вот всё моё письмо, Вы не оскорбитесь, что плодовитые чувствия ограничены только несколькими словами. Но дабы не посылать к Вам белой бумаги, присовокуплю некоторые новости» (12:10).

И сообщает новости:

«Здешний Риторики учитель пострижен в монашество. Учитель Поэзии переведён в Академию на Риторику, а на его место поступил уволенный прежде...» (12:10–11). «Академия получила уже трех почетных и трёх ординарных докторов Богословия, 26 магистров, несколько почётных членов... Дела много и домашнего и чужого» (12:189)...

«Теперь большую заботу делает предпринятое по Высочайшей воле изъяснительное преложение Нового Завета на российское наречение, частью для простого народа, частью для просвещённых нынешнего века, которые, не разумея славянского наречия, читают Евангелие на французском. Как то сие намерение покажется Вашим сторонникам: ко мне и из купечества некоторые пишут о сем с желанием и радостью. Помолитесь, чтобы Господь укрепил слабые и недостойные наши руки, чтобы достойно сеять святое семя Слова Его!» (12:211). «Государь Император принял намерение создать в Москве храм Христу Спасителю в память спасения Отечества от нашествия врага. Теперь сочиняются планы для сего здания – и между прочими прислан сюда один сделанный некоторым дворянином с образа храма, виденного им во сне, ещё прежде государева указа о храме Московском... Я...открыл... свои мысли о несовершенстве иконостасов по новейшему образу строения, которые, будучи малы и скудны, противоречат мысли величия, которую должен бы подавать алтарь. Но как здесь я не вижу ни одного иконостаса, в котором бы с огромностью соединена была правильность и красота,... то желал бы иметь рисунок иконостаса Коломенского собора, буде таковой рисунок найден у Вас готовый» (12:172). «Теперь здесь мысли наиболее заняты ожиданием вожделенного прибытия Государя... Он с Императором Австрийским и Королем Прусским заключили союз, которым они признают Царём царей – Христа; самым спасительным законом – закон Христианский; себя – приставниками Царя Христа у своих народов; свои народы – тремя отраслями одного христианства и братьями; и к сему приглашают и прочих Государей» (12:200). «Мы утешены были сретением в Успенском соборе Государя Императора и Государя Наследника Цесаревича; на другой день, купно с ними, и прибывшая после них Государыня Императрица с великими Княжнами, своими дщерями, слушали торжественное благодарственное молебствие в кафедральной церкви Чудова монастыря. Дни сии были утешительны и благополучны» (12:369).

Делится святой Филарет с любезнейшими Родителем и Матушкой своими впечатлениями от посещения «здешней ризницы» (в Обители преподобного Сергия): «Какое это собрание древнего и нового, богатства и вкуса! Какое множество серебра, золота, жемчуга, камней!.. Вот что я помню особенно: Древние изображения угодников шитые и плащаница... Множество риз, отягчённых жемчугом и золотом; полужемчужная пелена Годунова, коея жемчуг преимущественно крупен; другая пелена, на коей совершенно ничего не видно кроме жемчуга – всё сие удивляет, но не привлекает... Все уже забыто при одном взгляде на одежды престола и жертвенника, бархатные, украшенные шитьём и жемчугом. На одной из них виден Иисус Христос, несущий большой жемчужный крест... Между столь редкими произведениями искусства и природы видишь ризы, сделанные из простой тёмной китайки. Рамена, их носившие, составляют их цену. Тут же есть и сосуд деревянный с дискосом, которые употреблял Преподобный. Шапки велики и богаты, а иные столько тяжелы, что я не знаю, какой бы исполин мог носить спокойно. Здесь самый большой из камней... ценой в 20 тыс. рублей. Натуральные редкости суть: простой черноватый камень, в коем находится белый крест,... панагия, сделанная из желтоватого прозрачного камня... Я ничего не говорю Вам о сосудах, из коих многие суть памятники усердия Российских Государей, и о множестве других вещей...

Можно ли после одного взгляда описать порядочно такое место, где почти каждая вещь требует особенного замечания?» (12:109–111).

Особенно тепло отзывается святой Филарет о своём учителе и покровителе митрополите Московском Платоне (Левшине) – называет его вторым отцом, старается оправдать его доверие и по-сыновнему оплакивает его кончину:

«Его Высокопреосвященство удостаивает меня такого благоволения, какого не смел и желать. В нынешнем и прошедшем месяце я был у него несколько раз, то здесь во время его приезда, то в Вифании, где несколько раз ночевал. При всех сих случаях я редко видел начальника, чаще Отца, наставника» (12:107). «Нынешний же день поздравляю я Преосвященнейшего Платона. Не огорчитесь, что я к сему второму Отцу моему пишу теперь более благовременно, нежели к Вам. Право не леность, а некоторые заботы сему причиной» (12:126). «Я был бы непотребный раб, если бы не старался оправдать милостивейшего Архипастыря» (12:95–96). «Вы оплакиваете Архипастыря: и мы с Вами... Не один я плакал... Едва достало во мне силы прочитать её (духовную Преосвященнейшего Платона. – К. С.): столь она наполнена умиления» (12:167).

Охотно отвечает Святитель на вопросы родителя: «Вы хотите знать о Махрищском монастыре. С охотой удовлетворяю Вашему любопытству. Он лежит не на высоком месте... Внутри его две церкви... Слобода крестьян, которые прежде были служители сего монастыря, не велика. Две речки, из коих одна течёт под самыми стенами монастыря, доставляют ему изобилие в рыбе. Я видел ловлю с удовольствием и удивлением. Число братии не превышает, кажется, двадцати... Лучшее в монастыре есть – новая церковь. Она представляет кругло-продолговатую фигуру с соответственным ей куполом, на котором находится светлый фонарь. Карниз и фронтоны убраны белым камнем... Вошед в храм, видите пред собой почти во всю ширину его лестницу, наверху которой впереди виден алтарь с зеркальными Царскими вратами...» (12:103–104).

Иногда вступает в диалог с родителями, весьма поучительный и для детей, и для всех родителей: «Напрасно говорите Вы о моих заслугах: я чувствую в глубине моего сердца, что счастлив не по заслугам. Вашим добродетелям и молитвам приписываю и то, что Бог соделал меня отчасти орудием Вам по достоинству принадлежащего воздаяния. Не оставьте просить Бога, чтобы я не был неблагодарен и Его Промыслу, которого следы вижу и осязаю в моей жизни!» (12:156).

Уход в иной мир «высокоблагословенных», «любезнейших» родителей, дедушки и бабушки вызвал слёзы, но слёзы, исполненные христианской веры. «Владыка жизни, – пишет он, – знает, когда взять её и кому даровать. Нам остаётся и отходящих из сея жизни предавать в руки Его, и приходящих в сию жизнь принимать от рук Его. Будем покорны Ему и благодарны за всё!» (12:204).

По случаю предсмертной болезни родителя и кончины его († 18 января 1816 г.) Святитель писал своей Матушке: «Недоведомое нечто ознакомило меня с несчастьем, которым было угодно Богу посетить нас, ещё прежде нежели оно сбылось. Долго было бы пересказывать Вам чувствования, которые имел я по временам: благодарение Промыслу, что предварительной скорбью приготовлен я, чтобы лучше перенести совершившийся удар. Да будет воля Его во всём! Должно и всем готовиться вслед за тем, о ком теперь проливаем слёзы. Господь наш, сущий Воскрешение и Жизнь, да дарует ему и нам благодать узреть друг друга в воскресении живота!» (12:203).

Вся глубина любви Святителя к любезнейшей родительнице выразилась в его письме к архимандриту Антонию в связи с её преставлением: «Благодарю, отец наместник, Вас и братию обители, за принесённые и приносимые молитвы о новопреставленной рабе Божией Евдокии († 20 марта 1853 г. – К. С.). Житие и кончина её дают уверение, что она скончалась в блаженном уповании. Число лет её и последний болезненный год приготовили меня к лишению. С благоговением смотрю на её отшествие: однако часто хочется плакать. Слава Богу, что я сподобился отдать ей последний долг. Утомлённый занятием,... в последние дни её должен я был нередко приходить к ней, иногда ночью, и иногда проводить при ней несколько часов: и уже чувствовал расстройство в здоровье прежде кончины её: однако Бог устроил так, что и пред кончиной её при ней я молитвословил, и последних тихих дыханий её свидетелем был, и, непосредственно по прекращении их, принёс молитву о преставльшейся...

Утешили меня сослужители, по доброй воле, в довольном числе, собравшиеся на её вынос и погребение, и множество народа не только от дома до церкви, и в церкви, но и на кладбище загородном. Довольно любви и молитвы» (9:202, 203). Сам Святитель совершил «отпевание над её телом, которое погребено под Троицкой церковью Пятницкого кладбища» (13:18). С подлинно христианским чувством принял Святитель и кончину любимых дедушки и бабушки. «Бог совершил волю свою над Прародителем нашим: повинемся судьбе Его. Известие о преставлении дедушки получил я не без слёз, но и не без утешения. Знаю, что он ожидал часа смертного, и к Таинству приступал часто. И потому нечаянность кончины не приносит заботы... Да приимет Господь душу его в мире... Молитвы его будут с нами. Не скорбите много и Бабушку утешайте» (12:261).

Несколько раньше, поздравляя дедушку с тезоименитством, «послушный внук и слуга» его «Благословения» писал: «Ваши благодеяния в юности моей и всегдашнюю отеческую любовь я всегда живо чувствую, и что сколько по долгу, столько и по благодарности, я есмь и всегда останусь к Вам сискренним почтением и преданностью» (12:251)... «Бог да примет душу Бабушки в мире, чего и уповать должно. Вы (Милостивая Государыня Матушка) и брат должны иметь утешение в том, что исполнили долг служения спокойствию последних дней её, и что она с благословением помянет Вас пред Источником благословений» (12:328). «Для меня, – пишет Святитель, – одно из лучших утешений"- молитва о почивших (13:18).

Учит Святитель и примерным почтительным отношением ко всем родным: «Прошу засвидетельствовать моё почтение всем родным» (12:238). «Всем сродникам – почтение» (12:29). «Всем родным усердно кланяюсь» (12:240, 227); «Всем присным и знаемым кланяюсь и желаю всякого блага» (12:252), «благословенья Божия» (12:253). И себе просит у них благословения (12:253). Святитель радуется письму «Братца»¹⁴⁷, заботится о нём¹⁴⁸, утешает его¹⁴⁹, предостерегает от знакомства с людьми сомнительного поведения¹⁵⁰, ведёт с ним наставительную беседу: «О чужих распрях переписываться нам не полезно, чтоб и самим не впасть в подобные» (12:226). «Кто хочет очернить, тот должен прежде замарать свои руки, которыми будет чернить другого; без того нельзя. Итак, кто за сие примется, тому я не завидую» (12:273–274). «Если хочешь сказать правду, то она не может быть глупа, и, по милости Божией, я надеюсь, что не приму правду за дерзость. И как бы ни показалось то, что ты хочешь говорить по правде и по совести, то должен сказать по правде и по совести; а если на уме такие мысли, кои высказать правда и совесть не побуждают, то не для чего грозить, что хотел бы сказать многое... Хочу показать, как вижу дело, и, если не ошибаюсь, дать тебе способ видеть оное вернее, нежели ты видишь» (12:302).

Всем своим родственникам, которые посетят родителя в день его Небесного Покровителя, святой Филарет просит прочитать им «общий визит»:

«Любезнейшим родным,

И малым, и большим,

Всех благ прямых желаю;

И также посылаю

Кому «агу!» Кому «виват!»

Пусть сами меж собой делят.

Прощайте. Дроздов».

(12:58–59).

* * *

Русский инок XVI века Иосиф оставил о почивших своих родителях прекрасную молитву, которая выражает и его нежность и – пророчески – суть душевной теплоты, сыновней верности святителя Филарета к своим отцу и матери. Эту молитву поместил известный Московский пастырь Сергий Правдолюбов в своей брошюре «Об отце Иоанне Крестьянкине»¹⁵¹ в память о родителях отца Иоанна – Михаиле и Елизавете. Мне же хочется привести её в память Боголюбивых Родителей святого Филарета – протоиерее Михаиле Феодоровиче и матушке Евдокии Никитичне: «Боже, приемый жертву Авраамлю и призрев на всесожжение, явлей Анну пророчицу Самуила родити, – приими добрая родителя, отца и матерь, помяни, Господи, древнее матере моея: помяни, Господи, вскормление, помяни, Господи, слезы, помяни, Господи, воздыхание, помяни, Господи, яко не восхотеста разлучитися от мене, и се – разлучистася от мене в веце сем. Но за воздыхание, и за разлучение, еже от мене – радости вечныя сподоби я. Не сведи их, Господи, от скорби в скорбь, от печали в печаль, от сетования в сетование. Но за жертву рождения и принесения к Тебе, Господи, мене недостойного раба Твоего инока Иосифа, Царствия Небеснаго сподоби я. Яко благословися и прославися пречестное и великолепое Имя Твое, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь».

«Я родился, чтобы любить...»

(старец Амфилохий (Макрис)

Издатель писем святого Филарета к наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандриту Антонию, представляя их читателю, ещё в 1877 году писал: «Общественное мнение о митрополите, сложившись исключительно по его необыкновенному уму и по богословским и ораторским его произведениям, конечно, и не подозревало, что в груди его билось сердце, способное к нежной дружбе» (7:Х). По мысли Святителя подлинная – иначе христианская – дружба – это полное взаимное понимание, это принятие в глубины своей души другого и вхождение в него, это единение, самопожертвование, это наличие другого своего «я».

Вот как он принимает к своему дружескому сердцу жизнь своего друга священника Григория Пономарёва и как входит в неё при печали друга: «Утешать ли мне тебя или плакать с тобой? Что я говорю? Я уже плакал о твоих несчастьях. И можно ли запретить чувствовать свои несчастья, когда нельзя не чувствовать чужих? Нет! Ты имеешь сердце – тебе надобно и вздыхать, и плакать. Но позволь мне сказать тебе в духе пророка: твои слёзы надобны для твоих радостей, твои несчастья – для твоего счастья. Не теряй сей мысли в самих слезах – и слёзы твои будут сладостнее, горести твои – тихие. Не подумай, что я говорю тебе сие, как проповедник: я пишу то, что чувствую. Пусть я исключён буду вечно из числа сынов Отца Небесного, если я иначе думаю о его Провидении. Провидение! Думай о нём, Друг мой! Сии мысли прольют бальзам утешения на твои сердечные раны. Ожидай будущего, лишаясь настоящего; надейся, когда теряешь. Посмотри на прошедшую жизнь твою. Ты видел улыбку счастья; умей снести его суровый взор: по непостоянству счастья узнай, что и несчастье не бесконечно. Не забудь, что не один ты несчастлив. Если бы ты мог видеть вдруг море всех человеческих бедствий: то совсем бы не приметил волны, которая угрожает теперь погрузить тебя в отчаяние... Прости и не забудь уведомить твоего друга о следствиях твоего нынешнего состояния. Утешь своего утешителя» (37:1477–1478). Разделяет со своим другом его семейные огорчения, домашние скорби и обращает его взор к Небу – Горнему Утешителю: «Сердечно сожалению о Ваших семейных огорчениях и прошу Бога, чтобы Он исполнил Вас утешением. Он может и потери Ваши обратить в приобретение» (37:1512). «Сожалею о домашних Ваших прискорбиях; но к утешению верю, что Вы верите Промыслу» (37: 1513). «Брат о Господе!

Поручайте себя Ему всем сердцем со всеми своими заботами. Не слышите ли, как решительно Слово Его велит нам «возверзнуть на Него печаль свою? Аще живём, аще умираем, Господни есмы». Как же не Господни и тогда, когда страждем?» (37:1516)... Когда облака разошлись и снова засветило солнышко в жизни друга – святой Филарет и сейчас с ним – теперь сорадуется: «Искреннейше сорадуюсь Вам, что Бог устроил Ваше состояние спокойнее прежнего. Да хранит Он Вас всегда под святым Своим покровом!» (37:1515).

Характер христианской дружбы явил святой Филарет в своих отношениях сначала к своему великому наставнику – «второму Отцу» – митрополиту Платону (готовится его канонизация, верю, так и будет), а затем – к архимандриту Антонию, своему духовнику (ныне канонизированному). Святой Филарет всей душой был предан митрополиту Платону и, естественно, что кончина его принесла ему слёзы: «Печальнейший для меня случай нынешней осени есть кончина Преосвященного Платона, моего незабвенного благодетеля. Он хотел, чтобы я говорил над гробом его: Богу было угодно, чтобы я мог только плакать над его памятью» (37:1514).

Ещё ярче образ христианской дружбы в совместном труде на благо Святой Церкви виден в действиях святого Филарета, направленных к отцу Антонию. В 1862 г. – всего за пять лет до кончины Святителя – отец Антоний высказал желание об увольнении от обязанностей наместника Лавры. И Святитель пишет ему трогательные дружеские слова: «Если в моей резолюции Вы находите причину просить увольнения от службы, то в Вашем письме есть для меня более сильная причина также просить увольнения от службы. Надобно будет оба прошения вместе послать в Святейший Синод. Но если уволят меня – не желаю, чтобы уволили Вас» (10:348).

Примечательно, что Святитель указывает и общий критерий правильной дружбы: общая любовь, кроткая, послушная. «Двум сёстрам, – наставляет он, – связанным дружбой до того, что скорбь от разлучения их жительством простирается до припадков, надобно сказать, что в дому Отца Небесного обители многи суть, что они не могут требовать от Него помещения в одну Небесную обитель, ибо там даётся каждому, что уготовано по вере, делам и предопределению; что человек приносит в будущую жизнь то, что стяжал в настоящей; что, следственно, если бы и на Небесах их разделили в разные обители, они с своей частной привязанностью и скорбью друг о друге не могли бы блаженствовать, и, следственно, были бы неспособны для рая; а по всему сему надобно благовременно упрямую частную привязанность подчинять общей любви, кроткой и послушной. С таким и подобным вразумлением надобно чрезмерно связанных дружбой побудить самих постепенно приучить себя благодушно переносить разлучение» (3:32:33).

Общий вывод к данной главе можно сделать Богодухновенными словами святого апостола Павла: Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов (Гал. 6, 2).

18. Цероквно-практические и административные советы и распоряжения

«Мир Господень с Вами» (14:235)

Советы и распоряжения святого Филарета данного порядка во многом имеют значение почти единичное, применённое к определённым обстоятельствам и условиям жизни, потому они не вызывают у читателя особого интереса, к тому же и привести их в систему непросто (последнее, впрочем, присутствует и в другой тематике). Но некоторые из них полезно вспомнить.

Святитель советует: «В наших поступках, действиях ценна отважность, но непременно – с осторожностью (14:200). Осторожность нужна «и при справедливости действования» (14:199); не излишне она при обращении «с людьми, которые уже известны, как немирные и хитрые» (14:209). Также надобно наблюдать её при чтении распространяемой неправославной или сомнительно православной литературы: «Книжка, о которой пишете, горька и вредит. Надобно бы написать, сколько тут правды и сколько неправды, потому что слишком верят. Но у нас мало деятельности и мало общения, и побуждения к деятельности. В наставлении рукоположенному викарию я почти жаловался на недостаток общения между епископами¹⁵². Не знаю, обратят ли внимание или только прогневаются... Статью «Общество и духовенство», по моему мнению, нельзя много хвалить. Она унижается, ласкаясь к светским, и своих защищает неверно. Говорит, что священников худыми делают прихожане. На это скажу: следственно, вы признаёте, что священники худы, и что они не возвышаются до того, чтобы улучшать прихожан, а унижаются до последования их порокам. Незавидна и статья о Парижском проповеднике, которая усиленно его хвалит... Православие требует защиты, но надобно остерегаться, чтобы защита не оказалась такой, о какой написана следующая эпиграмма: «Религия от всех страдает: Вольтер бранит её, Кутузов защищает» (14:189, 191, 192).

С осторожностью должно быть неразрывно связано в поступках благоразумие. Своему бывшему викарию епископу Тульскому Алексию Святитель писал: «Если правда, что порочному священнику дали Вы право приискивать к дочери жениха с обещанием ему места, то сомневаюсь, доброе ли это дело человеколюбия... Чего ожидать жениху дочери порочного отца, не имеющей и матери?» (14:201). И по другому делу к тому же епископу: «Напрасно Вы хотели по-домашнему делать дела официальные, особенно в краю, где придирки подчиненных к начальству не редкость. Надлежало принять от игуменьи прошение, поручить дознание и рассмотрение консистории: Вы стояли бы на амвоне и смотрели бы, как люди ниже амвона спорят между собой, и ожидали бы спокойно, когда дело выяснится, и Вам будет можно сказать решительное слово» (14:201). «Впрочем, будьте великодушны. В искушении надобно не скорбеть бесполезно, а просить Бога об облегчении искушения и о милосердом охранении в грядущее время, о чём и молюсь с Вами» (14:5). Во всех случаях следует помнить, что «чужие ошибки не оправдывают наших; и за то, что нам указывают наши ошибки, не должно скучать своим местом и желать другого, в котором встретиться могут свои неприятности, может быть, тем более уязвляющие, если мы, перекидывая себя с места на место по произволу, сами на них наткнёмся» (15:28).

Святой Филарет не советует уводить – «искушать» – братию Лавры приглашениями. «Из неё нередко крадут людей и возводят на высшие должности, а от сего родится искушение честолюбия. Благодарение Господу, люди есть, но место требует многих и многого от них» (19–1:199). А вот причетников отпускает «столько, сколько угодно, только бы пошли» (19–1:199). Вступающему же в монастырь рекомендуется предварительно узнать, «в какое общество он вступит и какого наставника получит» (14:80).

Святитель считает необходимым снабдить, хотя и не вдруг, «консисторию и кафедральный собор способными и благонадёжными членами, хотя некоторыми, если нельзя всеми. Если кто в другом месте лишился доверия и удалён от должности – в сем уже заключается для начальства право отнять от него почётное в епархии место» (19–1:199).

Советует и требует святой Филарет поддерживать правду, действовать добросовестно и законно с долготерпением: «В определённом деле, где правда сильна, и видно, что ей препятствуют, можно просить, чтобы поддержали правду, Вами защищаемую. А поддержание неопределённого требования может быть непонятно или понято не в желаемом смысле» (14:198). «Действовать надобно и добросовестно... и законно, и с особенной осторожностью, где есть наклонность к ябеде» (14:222). «На прошении Вашего священника я написал бы: ... Слово Апостольское говорит: пасите, еже в вас стадо Божие, не нуждею, но волею. И ещё: настой благовремение и безвременне – со всяким долготерпением» (14:267).

Как бы мимоходом – в конце письма к княгине С. И. Баратаевой – Московский иерарх даёт очень важный совет: «Если можно приложить попечение о брошенных отцом детях – это доброе дело» (21:62).

Ещё ряд практических советов, хотя и не имеющих тесной связи между собой: о пользовании испытываемым, об употреблении денег и о благоразумной жене. «Не время на север; пользуйтесь испытываемым уже благорастворенным воздухом юга» (14:234). «Если деньги теперь не надобны – можете оставить до случая надобности» (21:62). «Если жена идёт в светское общество не по страсти, а поневоле – это хорошо. Пусть она думает, что исполняет долг, делая угодное мужу, и будет спокойна» (21:54).

Полезны и следующие суждения Святителя в разных областях церковной жизни: «Изображению Распятого Спасителя почему не быть над постелью? Но притом надобно, чтобы близость сего изображения напоминала Вам присутствие Изображённого, и чтобы Вы тем пробуждали себя к молитве и благоговейному размышлению, а праздные и суетные мысли отгоняли. Нощию взысках Бога. Поминах Тя на постели моей (Пс. 76, 3; 62, 7)» (29:220)... «Признания не постыдны, а почтенны, потому что свидетельствуют о желании исправления; неужели сие неизвестно ещё прежде признания? Будет время, когда книга жизни нашей раскроется пред Небом и землёй; как сей стыд выдержать и предупредить? Не иначе как смиримся в нынешних частных признаниях. А чтобы поставить стыд на место, ему принадлежащее, постыдимся пред видящим тайны наши Богом делать и мыслить то, в чём стыдимся признаваться пред людьми» (29:245)... «Грозящий мстить до смерти подлинно ужасен, но и тот, кто решился на сие ответствовать подобным образом, не на приятное решился. Нельзя охотно согласиться поставить себя в близость с первым, и с последним не всякий согласится» (29:257)... Об очищении от унии: «Немалый, думаю, надлежит Вам труд в очищении Православия от праха прежней унии. Циркулярные подтвердительные предписания не сильно ведут к цели. Нужно найти в духовенстве людей, особенно преданных православию и своему служению, и их со вниманием, благоволением и терпением направлять и поддерживать. Для них особенно должны быть открыты отношения к начальству свободные и простые. Тогда можно пробудить действование одушевлённое и можно возбудить других к подражанию» (19–1:199)...

Об единоверии: «Инок Пафнутий, способный и сведущий преимущественно пред другими, пришедшими в единоверие из Православия, может быть полезным настоятелем монастыря. Но он теперь у нас делает дело миссионера; и от сего не должно отторгать его. Но мы надеемся, что благодать Божия найдёт ещё в лжеиерархии искренно ищущих истины и спасения, и приведёт к истинной Церкви; тогда может открыться возможность поделиться с единоверцами, аще Господь изволит» (15:53).

Особое суждение Святителя о тех христианах, которые участвовали в пиршествах у еврея на первой неделе поста. «Вы говорите, написать ли начальству... Исправятся ли? Вероятно, только оскорбятся и поищут случая заплатить неудовольствием за неудовольствие. Призвание же наше, по возможности, исправлять людей, а не раздражать. Коему можно, надобно сказать с кротостью и доброжелательством наедине, как оскорбительно для Церкви и для него лично презреть благочестивые правила, чтобы уловить сладкий кусок или приятный звук, и как это соблазнительно для других; и горе тому, кем соблазн приходит. Потом учить и обличать в проповедях, без близкого указания на лица» (14:272).

Ставили перед Святителем и такой вопрос: «Как узнать, возрождён ли человек?» – ответ: «Да нужно ли о сем извещать его? Мысль найти себя возрождённым не повредила ли бы самому делу возрождения? Довольно, что Евангелие показало средство возрождения: веру, молитву, Таинства, заповеди. Употребляйте тщательно средства – и верю, Господь совершит своё дело. Возрождённые от Богародишася» (Ин. 1, 13) (29:364).

Святитель делает распоряжения, суть которых можно свести к следующим его утверждениям: «Где есть беспорядки – надобно, как можно тихо, приводить людей в порядок, чтобы порядок не показался стеснением» (14:165). «Должны взирать на волю и устроение Божие, и где Провидением Божиим наставлены, там по возможности трудиться и действовать» (9:81).

Настоятельно рекомендует Святитель архиепископу Алексию поступать не только строго, а и снисходительно. «В один год отрешить двадцать благочинных – много. Стоило бы труда рассмотреть, не довольно ли десять худших отрешить, а десять оставить с особенным над ними наблюдением, не окажут ли исправления. Виновности не многим могут быть известны, а резкая мера может броситься всем в глаза и дать виновным случай говорить, что страждут от строгости. Не только надобно поступать справедливо, но и с умеренностью, и с предусмотрением, чтобы и строгость, и снисхождение вели к улучшению дел и людей» (14:198). А вот того «благочинного, который ради скуки просит в квартиру винца, конечно, надобно удалить от сей должности» (14:212). В Подворье же святой Лавры «не худо бы иметь не одного (священнослужителя. – К. С.) на долгое время, а переменять одного другим, чтобы не слишком привыкали к городу и не забывали монастыря» (9:73).

Выражая несогласие с попытками некоторой братии избирать игумена демократическим методом, святой Филарет ставит вопросы, в которых виден и ответ: «Хорошо ли огласить демократический образ поставления игумена, состоящий в том, что избранный братией, при пении тропаря, входит в алтарь, поклоняется трижды пред Трапезой, берёт лежащий на ней Типик и прислонённый к ней жезл, и братия поют: достоин, достоин? Не будет ли это услугой раскольникам, которые имеют нужду в поставлении церковного начальства без священноначалия?» (14:44).

Не одобряет он выборное начало, прилагаемое к благочинным: «Когда рассуждали с одним светским человеком, основательным и опытным, о выборном начале, я упомянул, что некоторые архиереи положили оное к избранию благочинных; тогда он сказал: это нелепо; благочинный – доверенное лицо архиерея; как могут посторонние подставлять человеку, против его убеждений, доверенное лицо? Выборное начало приложить можно к должностям духовников, депутатов, членов духовных правлений и даже консисторий. Не удобнее ли в сем случае согласиться со светским человеком?» (23:105). Критически также относится он и к практике священнослужителей быть одновременно и сторожами храма: «Если священнослужители сделаются сторожами церкви, то с них взыскивать будут пропажу. Но как будут они стеречь? Будут ли причетники проводить ночь без сна и приходить к утрени, чтобы дремать в церкви? Священник с причетником уедут ночью к больному: кто будет отвечать?» (14:147).

Любопытно суждение святого Архипастыря о том, как встречать приходящих на приём. «Думаю, – говорит он, – что достойного протоиерея, благочинного, даже простого священника архиерей с удовольствием посадит, когда принимает его неофициально, или и по делу, когда дело требует времени для объяснения. Но когда приходят люди один за другим, с прошением, с донесением, с вопросом – когда тут каждого сажать и входить в сношения с вежливостями? И когда придёт к Вам священник с несколькими крестьянами, по делу церковному – извольте усадить их всех. И когда скажут Вам, что пришёл священник, и Вы, не догадавшись, посадите осуждённого и запрещённого, и уничтожите достоинство почести, оказываемой Вами другим – и вместо признательности к Вашему снисхождению, будет рассказывать о сем со смехом. Сажают ли в присутственном месте каждого просителя? Начальник в часы должностного приёма то же, что присутственное место. Неучившиеся нынешней гуманности архиереи сажают подле себя и простого, и монаха, и крестьянина, но не всякого» (14:211–212).

Строго и требовательно относится святой Иерарх к послушанию эконома: «Об экономе Сухаревского подворья есть достойное веры сведение, что он в Петербурге не пользуется добрым мнением, что служение в церкви небрежно, и что в прошедшую Пасху был с ним во время служения в церкви припадок, от которого он упал... Махрищский строитель, думаю, может быть хорошим экономом Лавры» (9:186).

Касается Святитель своими распоряжениями и Духовной Школы: «Время ревизий можете определить сами по удобности для Вас и Семинарий. А я скажу одно: лучше не медлить, чтобы не углубляться в осень. Ректорскую должность на время отсутствия Вашего поручить надобно и удобнее протоиерею Голубинскому» (14:31). И о студентах: «Заметьте плоды человекоутодничества, по которому недостойные студенты вписываются в первый разряд по поведению. Лучше бы назвать недостойного недостойным и выгнать, нежели подвергнуть Академию нареканию бедственным происшествием» (14:4). «Один из бывших в Лавре с высокими гостями заметил, что студенты неблаговидно смотрят. Можете сказать студентам и семинаристам, что при необыкновенных посещениях не надобно позволять себе смущения или радости, так как и не нужно принимать искусственного вида весёлости, а надобно сохранять присутствие духа и спокойствие. Такое предварительное охранение себя полезно и для того, чтобы в случае вопроса или испытания не запутать смущением своего ответа и не затмить познания» (14:43).

Делаются святым Иерархом своевременные указания о необходимости благоговейного поведения в святом храме и такого же отношения ко всему тому, что в нём имеется: «Что в Семинарской церкви на хорах найдены конфетные обёртки, того нельзя извинять, а надобно попещись об исправлении» (14:2). «Если старого иконостаса не берут в церковь – можете отдать резчику с условием, чтобы дерево употреблено было опять на иконостас, и чтобы стружки и щепы, остающиеся от него, сожжены были в печи, а не брошены на двор или в грязь» (14:43). Что касается новых храмов, то «построение монастыря желательно, но сомнительно. В Святейший Синод нельзя представить иначе, как с указанием способов и построения и содержания. Если начнёте строить церковь под именем домовой и донесёте Святейшему Синоду – кто поручится, что не вздумают прислать Вам вопросы, на которые трудно будет отвечать? Если не донесёте – у Вас могут оказаться люди, которые донесут по-своему и причинят затруднение. И что если начнёте строить, и вдруг способы пресекутся?» (14:199–200).

Давая те или иные распоряжения, Святитель замечает, что в решении дел для вящей пользы надо советоваться друг с другом – и старшим, и младшим: «Мы, старые люди, не стыдимся советоваться с младшими: тем паче не грех младшим советоваться со старшими в делах, в которых нет ещё опытности» (14:79). Видно, что Святитель сам так и поступал. «Что делать с Никанором, не знаю, особенно заочно, – пишет он наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандриту Афанасию. – Болезнь полудуховная: и потому трудная к хождению за нею; хотя при удачном хождении не опасная. Надобно, чтобы во время припадков задумчивости был при нём человек, который бы расположен был попещись о нём с кротостью и любовью, и к которому бы он имел некоторую доверенность. Не надобно с ним усильно спорить, но, применяясь к нему, потихоньку приводить его в спокойное расположение. Советовать ему, чтобы как можно часто призывал со смирением Господа Иисуса, и отдавал себя в волю Его; а на бродящие мысли и чувствования, как можно, не обращал бы внимания, как будто они чужие. Нужно также, чтобы он как можно часто и искренно открывал совесть, и что в нём происходит... Сколько можно, не оставляйте его... Но заметьте, что во время припадков надзор за ним нужен, не всегда приметный, но всегда неослабный. Врагхитр и нагл» (17:20).

Итак, святой Архипастырь, давая советы и делая распоряжения, учит: «Укрепляйте себя в трудностях надеждой на Бога... Не предлагайте трудного поста менее крепкому и менее опытному, чтобы себе избрать совершенное бездействие» (14:234). И паки замечает: «Мне на сих днях диакон пишет в прошении, что я не так управляю, как надобно; и что по моей кончине Московское духовенство будет преобразовано. Читаю и думаю: да дарует Бог лучшее. А при том не с голода ли он пишет? Нельзя ли дать ему положение менее скудное, поколику справедливость позволит?» (14:235).

Наконец: «В преддверии покаяния, простите меня. Мир Господень с Вами» (14:235).

«Мир Вам. Мир братии» (7:268)

Главное в правильном взаимоотношении начальствующих и подчинённых – это: мир со всеми его христианскими свойствами.

Слово святого Филарета к начальникам

Главное основание для избрания на церковное служение, связанное с руководством, «должно быть духовное. Избираемый должен быть способен служить благоустройству Церкви и спасению душ с благоразумием, тщанием, любовью и самоотвержением» (14:636).

Само избрание – дело непростое: трудность состоит, во-первых, в определении того, кто имеет или кому дано право избирать; во-вторых, кто может быть подходящим для избрания. «По моему мнению, – рассуждает святой Иерарх, – трудно решить сей вопрос. Иногда и избрание братии может быть не верно. Если поручить избрание старшей братии – как определить состав её? Дело попасть может в немногие руки и в частный произвол. При избрании всей братией войдут в счёт голоса и такие, в которых немного веса, «наравне с достойными уважения» (10:260).

Об «избраннике» Святитель говорит довольно пространно. «Опасно, – пишет он, – искать общественного служения, когда знаем свои недостатки, препятствующие проходить оное с успехом» (19–1:107). К таким недостаткам относятся: властолюбие, нерассудительность, несмысленность, незнание дела. «Если у человека есть сильное направление искать своих си, то не без забот не стал бы искать сего в начальствовании» (9:187). «Человек нерассудительный и неисправляющийся при руководстве как будет благообразным и исправным начальником? Получившие начальство по старости, без способности, всегда мало полезны, а во времена взыскательные – беда с ними» (23:61). «Нехорошо быть несмысленному эконому». Еще хуже – «несмысленному строителю. Несмысленного эконома поправит старший – кто поправит несмысленного строителя? Если надобно уволить эконома, я согласен. Но строителем его сделать грешно» (7:53). Недостаточно и одной доброты: «Добрый и верный человек, но едва ли для сей должности» (7:11).

Если что-то доверяют нам в надежде, что мы оправдаем, доверенность – следует принять и оправдать. «Последуйте, – учит Святитель, – Промыслу, ведущему в тесноту: он и на широту изведёт Вас. Примите благодушно трудную доверенность» (2:4). «Советую Вам следовать указанию Провидения Божия и не избирать себе своего пути без крайней нужды» (2:26)... Вступать в должность христианину прилично тихо и смиренно (8:254).

Будучи кто-то поставлен, по милости Божией, «старшим в обществе», должен «руководить других к лучшему, а не порабощаться неосновательным мнением» (14:8). Если место не устроено, где призывают потрудиться, надо видеть в сем и хорошее – «созидая не на чужом основании» (Рим. 15,20), святой апостол Павел «весьма радовался» (2:4)... «Не худо знать, что наместник должен делать то и столько, что и сколько поручается от местного начальника» (7:38).

Переходить пределы обязанностей, а тем паче без нужды, не подобает. «Так сохраняются силы в действовании, и дело идёт лучше, нежели когда хотят гнаться за двумя зайцами вдруг» (23:55)... Игуменье монастыря неполезно «часто и надолго отлучаться от общежития. Иногда путешествие можно заменить письменным сношением» (8:84). Нарушение установленного ведёт к тому, что о ней скажут: «Когда она была послушницей и монахиней, больше представляла в себе монашества, нежели сделавшись игуменьей. Теперь сквозь монашество пробивается старый помысл боярства» (8:465).

Начальник не должен ронять своё достоинство – стоять выше оскорблений, не выходить из равновесия, действовать спокойно, мирно и даже с любовью – во всяком случае: с добрым намерением, с желанием пользы подчинённому, невзирая на то, что последний может быть просто невеждой (невежд надо обуздывать): «Начальник должен быть выше оскорблений подчинённых и вступаться за правду, порядок, за спокойствие других, а не за себя» (23:63). «Только спокойные и кроткие обличения вразумляют людей – жестокие более раздражают, нежели пользуют» (23:56)... «Хлопотать много по страсти, без нужды, не надобно, а пещись о порядке с рассуждением и миром надобно» (23:57). Не излишне начальнику обратить внимание на то, прав ли он, «чтобы удобнее действовать на неправых с любовью и смирением» (23:63). Невежд – «безумных человек» – надо обуздывать, но опять-таки «только с правдой и с умеренностью, а не с гневом, ибо гнев мужа правды Божией не отделывает» (23:58–59)...

«Несчастье нашего времени то, что количество погрешностей и неосторожностей, накопленное не одним уже веком, едва ли не превышает силы и средства исправления. Посему необходимо восставать не вдруг против всех недостатков, но в особенности против более вредных, и предлагать средства исправления не вдруг всепотребные, но сперва преимущественно потребные и возможные» (23:56).

Чтобы не уронить начальнику своего достоинства – его действия должны быть видимы подчинёнными «как исходящие от него самого, а не управляемые влиянием посредников. Может случиться, что секретарю заплатят, чтобы затмить важное обстоятельство в деле; и консистория не досмотрит – но когда архиерей, не доклад слушая, а рассматривая подлинное дело, откроет истину и даст своё решение, люди увидят, что не за что платить секретарю, и консистория будет учиться вострее держать ухо» (23:119). Эти же суждения приводят к выводу, что неприятно для начальника, да и для подчинённых, не доверять, но и с доверием не следует спешить. «Не скорбите много, – продолжает мудрый Святитель, – но воспользуйтесь указанием, чтобы предохранять дела от неправды и людей от искушения. Неприятно не доверять, но и доверять без осторожности опасно» (2:84)...

Другой случай чрезмерного доверия вызвал у святого Иерарха смущение: «Правда ли, что в Оптиной пустыни три брата из семинаристов занимаются составлением душеполезных книг? Позволили ль они себе, а им старцы исполнять пословицу: курицу яйца учат?

Обитель не издавала никаких книг, написанных братьями семинаристами. Они печатали и печатают переводы старца Паисия; напечатали книгу Нила Сорского и некоторые жития старцев,... а из сочинений своей братии только сочинение покойного Иоанна против раскольников» (4:373–374).

Неполезно для дела брать начальнику в своё ведомство – подчинение – родственников. «Множество опытов показывают, что архиерею брать к себе брата – значит брать себе искушение. Даже светские начальники это знают и отсылают близких родственников служить к другим начальникам. Представьте брата к награде – в Синоде будет вопрос: по достоинству или по братству?» (2:13). «Надобно думать, что определения на службу по покровительству – вредят достоинству и расстраивают службу, и особенно учёную» (4:452).

Снисхождение нужно, но в соответствующих границах. Должно «остерегаться, чтобы снисхождение, оказанное нами другим, не обратилось в поражение нам» (4:551). А оно обратится, если не будет соединено со справедливостью: «Снисхождение к преткнувшемуся и падшему надобно иметь, но снисхождение к небрежному и закосневающему в падении имеет в обществе неблагоприятное действие, охлаждая ревность и распространяя небрежение. Надобно беречь каждого, но ещё больше беречь дух всякого общества» (23:62). «Надобно доходить до правды, чтобы отдать справедливость правому. Прикрыванием неправого часто оказывается несправедливость правому, и страждет взаимная доверенность, без которой, право, тяжело» (23:58). «Подумайте и то, не надобно ли иметь дар, чтобы прощать, иначе будешь поблажать. Илий думал, что кротко поступал с детьми своими, но не было то в милость никому, а в погибель всем. Аммон покрыл брата духом любви и духом благодати, сказав ему: внимай себе; потому следствие было в сем покаяние, в других назидание. Дар прощать выше исправления наказанием. Успевает тот, кто берётся за дело своея меры» (23:62).

«Не оставь без исправления приведённого к исправлению, не употребляй одной милости, где нужна и справедливость, хотя не строгая, а снисходительная. Вы представите мне примеры Святых, которые без прещения оставляли тяжкие грехи, но там, я думаю, были обстоятельства, которых ко всякому приложить не можно, именно: прозрение действия сей милости и сила молитвы, которой прощающий подъемлет грешника и делает ненужной помощь епитимии» (7:388). «Прощая оскорбителя, Вы исполнили то, что согласно с заповедью, Вашим званием и саном. Ничего лучше нельзя было сделать» (2:94).

Являть снисхождение и милость хорошо открыто, а ещё лучше тайно, но опять-таки – с рассудительностью: «Миловать и тайно врачевать – бесспорно хорошо, когда так приемлется врачевание. Но когда явен проступок и явно неповиновение исправлению, и человек стремится далее на стропотный путь – не знаю, довольно ли сказать: поди с миром. Надобна некоторая осторожность, чтобы своеволие и худой пример не являлись побеждающими и торжествующими» (7:391; 23:61–62). «За грубость против старшего можно или стола лишить, или на поклоны поставить» (7:5). Но и наказывая следует помнить: «В строгости остеречься надобно, да не преломится сокрушённая трость» (23:63).

Указывает Святитель и то, как должно относиться к человеку спокойному и скромному – его надо продвигать «к дальнейшему употреблению» (9:191).

В начале данной главы отмечалось, что опасно искать общественного служения, если нет для сего соответствующих дарований, но также надобно остерегаться, «чтобы не оставить служения, к которому призваны и в которое допустили себя ввести... Надобно... испытать себя, прежде нежели оставим своё место. Если же только видим, что способности и силы наши не позволяют нам исполнить, чего требует служение наше – можно решиться оставить оное, чтобы не быть виной ущерба общего блага, и на сей конец представить начальству, какая способность или сила наша, по примечанию нашему, не соответствует потребности, и ожидать с послушанием, решится ли оно ещё терпеть наши недостатки, или признает нужным занять место наше иначе» (19–1:107; 23:67). Спешить и допускать произвол нельзя. «Если не по собственному произволу переменяете место, тем лучше, ибо тем вернее по устроению Божию. А куда ведёт Бог – добрый путь!» (23:67). «Страж не сменяет сам себя и не переставляет на другое место стражи. Это благозаконно по закону военному – подобное и паче благозаконно по закону духовному» (19–2:213). Поставлен на страже – и стой. «Но могут встретиться обстоятельства, в которых желательно уступить место более крепкому и более искусному. Господь да творит волю Свою» (8:402).

Слово Божие позволяет также удаляться тогда, «когда гонят, а когда ещё не гонят, надобно стоять и, несмотря на прекословия, свидетельствовать об истине» (23:68).

Возвещай мужественно истину и не спеши уходить в отставку. «Просить Вам отставки, мне кажется, – пишет святой Иерарх преосвященному Гавриилу, – рано. Мало ли нас нездоровых» (2:25).

Заключение к слову о начальниках: «Истинная обязанность начальствующего, и помощника ему, не в том состоит, чтобы с завязанными глазами ходить между подчинёнными, а в том, чтобы, узнав претыкания брата, не думать, что мы лучше его, и чтобы действовать в отношении к нему так же безгневно, как и прежде сего сведения. Если о чём скорбеть, то не о том, что мы узнали и сказали по долгу, а разве о том, что мы не имели довольно бдительности и проницания, чтобы ранее приметить колеблющегося или сбивающегося с пути и удержать, прежде нежели уклонился далеко и пал глубоко» (8:183; 23:63). «Нужнее поощрять и наставлять людей, нежели переписывать уставы» (23:70). Разумно не «носить весь монастырь на одних плечах настоятеля и, в случае нечаянности с настоятелем, оставлять дела в таком положении, что не у кого потребовать отчёта» (9:219). И святой Филарет ведёт речь о подчинённых.

Наставления Московского Святителя подчинённым

Святитель велит уважать начальствующих и не своевольничать. «Доколе сан Патриарший не будет уважен и поставлен твёрдо, не будет мира церковного – вот истина, ... которую истинные сыны Церкви должны принять к делу» (4:575–576). «Советую никаких значительных дел, особенно секретных, не вести, не испросив направления Преосвященного... Мои викарии не стыдятся, получив бумагу, сколько-нибудь значительную, не делать по ней самим ничего, а представить оную мне, или с мнением, что полагают делать, или просто на рассмотрение – и я даю направление делу, и нет места ни недоразумению, ни несогласию» (36:16).

Консистории надобно предлагать «только то, что не противно направлению, какое даёт делам местный архиерей – если Вы в сем не уверены, лучше представляйте ему. В сем случае вы можете представить ему мысль и не согласную с его мыслями, когда Вы в ней убеждены, и она может быть принята: но можно ли и прилично ли делать сие через консисторию?» (36:15).

Плохо, когда подчинённые переоценивают себя и начинают думать, что они заслуживают лучшего положения в обществе. «Отцы учат нас не останавливать мыслей наших на тех людях, которые занимают лучшее нас положение, хотя, по-видимому, не больше или не меньше имеют на то права, но лучше смотреть на тех, которые не менее или и более нас имеют права на положение приятное, но находятся в более неприятном, нежели мы. Первое ведёт к ропоту или зависти, а последнее располагает быть довольным нашим положением» (14:225–226).

Не лучше, если подчинённые немирны к начальству, по характеру нетерпеливы и лукавы: «Человека, который замечен немирным к начальнику, боюсь и я, – пишет Святитель. – Хотя причина сего иногда может быть и в начальнике, но сыны мира и с немирным начальником умеют сохранять свой мир в терпении» (7:10; 23:61)... «Люди не знают, что нетерпеливый порицает место, для своего оправдания» (9:201)... «Если скрыть от начальства один случай беспорядка – как оно может быть спокойно и не опасаться, не скрыто ли десяти?» (23:69).

Полезно прислушиваться к совету мудрого, который «говорит нечто, подобное следующему: по уважению и любви к высшим не очень удаляйся от них, но и не очень приближайся к ним, чтобы не случилось быть им в тягость» (14:276). И ещё: «По рассуждению древнего философа ударом от осла не должно тревожиться» (2:93).

Итак: «Лучше избыток доверия, нежели избыток подозрения. Ибо лишнее доверие – моя ошибка, а лишнее подозрение – обида ближнему» (23:56). «Надобно, как можно более верить доброму, как можно менее худому. Однако опыты показывают, что и взор осторожности нужен» (23:57). И начальствующим и подчинённым: взирайте «на волю и устроение Божие, и где Провидением Божиим поставлены, там по возможности трудитесь и действуйте» (23:68).

«Успокоясь от трудов созидания

храма вещественного, продолжайте

внимательно подвизаться» (20:41)

Великий святой Иерарх известен не только своими советами духовного порядка, но и пожеланиями, делами характера хозяйственного. В своих письмах он выступает как рачительный хозяин, постоянно заботящийся и о потребностях братии, и о внешнем благолепии святой Обители, не оставляя без внимания и то, что кажется малейшим. Примечательно, что свои указания он предлагает только как пожелания, не придавая им безусловной обязательности – для действий наместника оставляется большой простор.

Ещё более примечательно то, что главным Хозяином святой Обители считает Святитель преподобного Сергия. «Благодарение, – пишет он, – покровителю нашему Преподобному Сергию, что хозяйство Лавры, при возрастающих издержках, не в скудости. По справедливости благодарю и Вас за многообразное попечение» (9:62).

Руководящими знаками для Святителя, как хозяина, были: не строить зимой; не начинать строительства, не имея для сего материальных оснований; вести надзор за счётом: «Зимой строить едва ли хорошо и, кажется, хорошо будет вести в марте, когда зимний путь для перевоза не кончится, и холод уже не зимний будет» (8:99). «Решиться строить милостыней? Но благонадёжно ли сие? Не будет ли ещё менее благонадёжно содержание монастыря? А ненадёжность существования не будет ли препятствием вступлению в монастырь?» (10:119). «Делать долг на построение подворья – дело очень сомнительное. Надежда прощения неверна, и нехорошо делать долг с надеждой не платить. По моему мнению, лучше не иметь ни подворья, ни долгу, нежели иметь с подворьем тягость и заботу долга» (3:29). «Правильный надзор за счётом нужен и против греха неверности, и против греха напрасного подозрения» (8:216).

Внимательный Хозяин следит за благолепием святого храма, чтобы всё наилучшим способом соответствовало святости места: лампада, светильники, паникадила, наипаче иконостас, роспись на стене, ризница: «Пришло на ум, делается ли лампада к образу Пресвятой Троицы? Долго уже собирается. Пора сделать» (7:26). «С светильником запрестольным не знаю, что делать. Не хочется оставить нечистое серебро и не очень хочется расширять предприятия. Что-то всё не так смотрит время. Не сделаете ли смету, что должна стоить починка и что переделка вновь?» (7:27). «Слава милосердию Божию, по молитвам преподобного Сергия, покрывающему обитель! А нам, отец наместник, не худо было бы пробудиться к осторожности. При бывшей переделке зданий надлежало бы усмотреть надобность брандмауэра, и тогда удобнее было бы сделать потребное.

Писцам собора не надлежало разбрасывать бумаг не у места, а казначею – знать, что сторож и трезвый задремать может, и потому для свечи сторожа дать широкодонный с поднятыми краями дна подсвечник и велеть на его поддон наливать воды» (7:340). «Паникадила предполагаемые – дороги и вид имеют комнатный более, нежели церковный... Не ухитритесь ли поправить старое, чтобы не совсем безобразно было» (19–1:160). «Иконостасы, кажется, вновь нарисованные в Лавре, пестры и тяжелы. По месту, не лучше ли, чтобы они имели более простой и спокойный вид?» (10:229). «В Троицком соборе хорос загораживает иконостас, и лучше убрать одно паникадило» (7:53). «Возобновлять стенное писание в Троицком соборе по-прежнему – подлинно безопаснее...

В возобновлении старого оправдывает самая старина. Бог благословит продолжать сие по возможности» (7:153). «Благодарю за предохранительные распоряжения о ризнице. Я прибавил бы, чтобы, по нынешнему времени, не допускать в ризницу всякого любопытствующего, а только людей почётного звания, благодеющих обители, а кроме сих – разве по особым уважениям» (7:363).

Касаясь самого строительства храмов, святой Иерарх отмечает, что ныне есть мода увлекаться готическим стилем, чего он не одобряет: «А о строении теперь и не знаю, что сказать, не зная, что Вы до сих пор сделали. Готическим вкусом прельщают нас едва ли к лучшему. Это архитектурная мода теперешнего времени, а мода скоро проходит. Тогда скажут, может быть: смешно, что вкус иностранный, иновременный, неестественный принят за образцовый. Но это не так важно. Важно то, что от навязываемого нам готического вкуса строение будет дороже и меньше прочно, по причине мелочных и торчащих украшений. По моему мнению, для пустыни хорошо то строение, которое, соответственно назначению, дёшево и прочно. За сим берите вкус, какой хотите» (3:28). Обращает святой Филарет внимание на то, что «закон требует архитектора, плана и сметы. Кто строит по решению архитектора, тот кладёт кирпичи на голову архитектора, а строящий без архитектора – на свою» (7:361).

О кирпичном заводе при Вифании пишет наместнику Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандриту Афанасию: «Может быть, и не бесполезно было бы купить (его), но будете ли Вы с казначеем уметь ходить за ним и не будете ли платить деньги даром, как недавно за Лаврский? Посоветуйтесь хорошо в Соборе» Высказывает Святитель и ряд других хозяйственных пожеланий: «Оставить своды северного крыльца трапезы» – только исправить (7:35); пол сделать новый, но не красить – будет свежей, «нежели с масляным» (7:27); окна в алтарь увеличить или «сделать продолговатыми», чтобы было больше света (10:228); в Трапезной церкви «можно поставить решётку и не допускать за неё никого, кроме служащих» (7:379); Вифанское строение поскорее оштукатурить (7:25); перекрасить стены Трапезной церкви и трапезы (3:374); двери хорошо защитить от холода (18:44); предлагает проект отопления Успенского собора (10:6–7, 8); о покраске глав сего же собора рекомендует посоветоваться со знающими (17:133); выражает сомнение, нужно ли «желобами обводить всю кровлю ограды» – это «не так легко и едва ли много полезно» (8:245).

Есть слово Святителя и о том, как по-хозяйски следует отнестись к строениям новым, но подвергающимся перепланированию, и к старым, пришедшим в ветхость: (17:128). «Если бы кто вчера сшил новую одежду, а сегодня прорвал на ней дыру и положил заплату – мне бы это не понравилось. Также не нравится мне в недавно построенном строенье проламывать стену, на которой притом лежит свод, чтобы сделать лестницу на хоры» (8:337–338). «Не допусти до разрушения прежде времени. Если скажем: не станем починивать ветхого дома – будущей весной перейдём в новый, а ветхий будет сломан; то придёт прежде весны зима и заставит нас раскаяться, что решились доживать кое-как без починки» (7:133). «Печи в моих комнатах надобно переделать, как пишете, одну из новых изразцов, а другую из двух печей старых... Только смотрите, чтобы тепло было» (17:18–19). «На почтенные древние лечи нелегко осмелиться наложить руку, но, кажется, они до того дожили» (7:27). «Помогите мне, Преосвященнейший (епископ Дмитровский Виталий. – К. С.), разрешить недоумение: лучше ли исправить церковь в Угрешском монастыре или строить новую. В большое предприятие пускаться нежелательно без необходимости, но и предлагаемый проект исправления недешев будет, и что, если ещё окажется неуспешным» (18:45).

Святитель считает, что братия должна иметь свою баню. «Баня на юге – роскошь, а на севере – потребность. Исправьте вашу баню; и как она особенно может быть нужна зимой, то сделайте сие теперь же без особого представления» (7:22).

И о цвете покраски у Святителя есть своё мнение: «О колерах я не спорю. Только в моей комнате чтобы не было красного или жёлтого» (36:36).

Святой Филарет радуется, что в Лаврском гостином доме порядок и чистота, что и гостинник приветлив. «Значительные посетители Лавры с похвалой отзываются, что в нашем гостином доме комнаты хорошо расположены, чисты, снабдены нужным, и гостинник хорошо обходится. Благодарю Вас; и благодарите от меня гостинника» (9:416–417).

Хлеб насущный для братии и для нуждающихся – тоже забота Московского хозяина: «Отведав хлеба с картофелем и найдя в нём и вид и вкус хлеба, и только по небольшой солоделости примечая присутствие картофеля, я тотчас подумал, что или мало тут картофеля положено, или мало его осталось в хлебе от переработки. В таком случае, думал я, из чего биться? Не лучше ли давать за обедом просто уменьшенную порцию обыкновенного хлеба и, взамен того, увеличенную порцию картофеля, приготовленного свойственным ему образцом? Полученное за сим письмо Ваше подтверждает мои догадочные заключения. Кажется, надобно прекратить производство многодельное и малополезное» (7:377–378). «На покупку муки для бедных согласен, если и тысячу пудов найдёте нужным купить. И раздачу устройте со вниманием, чтобы притворная бедность не отнимала у истинной» (7:338).

Болит душа у Святителя и о том, что вырубаются леса Лаврские, вокруг Москвы и в иных местах: «Хочу приняться за дело о лесе. Велите писать мне, сколько в Лавре живущих, ... сколько печей, ... сколько ежедневно потребляется дров. Подобные сведения о ските» (10:33–34). «О том, что не берегут около Москвы леса, помнится, я говаривал людям, которые могли бы из сего вывести общеполезное заключение. И, кажется, просто бы понять то, что понимали прежде, при большем обилии естественного богатства. Поищу случая говорить о сем, хотя нам с Вами могут отвечать, не ваше дело» (7:267). «Не раз случалось мне слышать, что Саровские старцы скорбят и опасаются, по случаю предположения Святейшего Синода отдать их леса в аренду, и я помышлял представить сие Вашему вниманию (обер-прокурору Святейшего Синода А. П. Толстому. – К. С.). Теперь вижу от них к Вам посланника по сему делу – и пользуюсь сим случаем.

Лесное хозяйство Саровское устроено с благоразумием и направлено к разнообразным выгодам для монастыря, а также и к сохранению, и к возобновлению леса. Для чего же хорошее переделывать? Монастырь своё бережёт себе – арендатор не будет беречь чужого для чужих выгод... От соседних арендаторов лесов происходили разные злоупотребления, порубки, пожары; и от них зло переходило на Саровские дачи, которые, вследствие того, особенно жестоко пострадали от пожаров. Чего же ожидать, если арендаторы – вредные, как соседи, – сделаются хозяевами монастырских лесов? Благоволите обратить внимание на сии соображения. Может быть, они годятся не для одной Саровской пустыни» (19–2:94–95).

Даже такое, казалось бы, незначительное дело – копание канавы – останавливает внимание святого Филарета: «Спешу ответствовать на Ваш проект о канаве, чтобы не остановить Вас в деле. Боюсь, чтобы канава, идя так близко подле строения, не стала вредить фундаменту, особенно новому. Если Вы удостоверитесь, что мое опасение неосновательно, то делайте, как предполагаете» (7:32).

В поле зрения Святителя – разные труженики святой Лавры: казначей, эконом, печник: «Казначей книги сочиняет, хотя и не призван к сему, а не хочет по должности вникнуть, есть ли разум в донесении, которое он подписывает» (7:359). «Эконому прибавить жалования, и так много, сомневаюсь, нужно ли. На что все хотят быть «властями», как было при вотчинах? Надобно быть послушниками. Прежде нежели представить формально, пришлите мне таблицу о всех старших должностях, кто что получает и откуда» (7:380). «Надобно благодарить Бога, что ветхость открылась, и что не дождались, чтобы потолок упал и когонибудь задавил. Дайте печнику, который открыл ветхость, десять рублей в награждение, а если он беден и порядочный человек, то двадцать пять» (7:174).

Постигшее святую Обитель бедствие – пожар – святой Иерарх воспринимает как посещение Божие, вразумляющее и призывающее к осторожности: «Воздадим благодарение милосердию Божию, что посещение послано вразумляющее, но не очень бедственное. Воспользуйтесь пламенным красноречием пожара, чтобы внушить братии осторожность. Дела печные и огненные никогда не должно делать под вечер. Золу печную можно вынести утром; и печь топить должно по крайней мере ранее вечерни. Это нужно и против пожара, и против угара. И зачем зола на крыльце? Зачем щепы на крыльце? Мне всегда приходит на ум страх пожара, когда вижу сени у монахов набитые дровами» (9:233).

* * *

Все дела хозяйственные, какие бы они ни были, не уводят Святителя от главного – устроения и благоукрашения души. «Успокоясь от трудов созидания храма вещественного, – заключает он, – продолжайте внимательно подвизаться в благоустроении и благоукрашении невещественных храмов душ Ваших» (20:41).

«Надобно желать...

споспешествования распространению

православного христианства» (24:218)

«В миссионерской деятельности и споспешествовании ей, – свидетельствует святой Филарет, – скудны мы в сравнении с другими вероисповеданиями и народами христианскими. Правда, мы менее богаты, но при большей ревности нашлись бы средства, и Господь умножил бы их» (9:244).

К сожалению, достаточной ревности не хватало. Святитель сообщает, что Святейший Синод потребовал миссионеров из Московской епархии. И что же? «Не нашлось желающего; и не представилось такого, которого бы можно было уговаривать к сему. Мне пришёл на ум наш Авель. От путешествия в Грузию по надобности, менее важной, он не отказался. Ревнует книгой наставлять монахов, которые не лишены наставления из отеческих писаний. Не хорошо ли, и не лучше ли было бы ему, поревновать возвестить слово спасения тем, которым оно ещё не проповедано? Что Вы о сем думаете? Дело требует не сведений многих, но усердия и твёрдости» (9:15). Правда, требуется ещё и здоровье, «и нездоровье – справедливая причина отказа от миссионерской службы, но здоровье не есть достаточная причина к избранию в оную. Господь силен» (9:17).

Святитель отмечает, что путь миссионера нелёгок, но и воздаяние от Господа высоко, а наш долг поддержать доброе дело: «Путь миссионера лёгок не бывает. Если укрепится – получит воздаяние свыше. Если препятствия непреодолимы – может сказать начальству. Неприлично посторонним влечь его назад. И если бы кто посторонний, вмешавшись в чужое дело, отвлёк миссионера от его подвигов, не зная, точно ли это нужно, и лишил пользы тех, коим он проповедует – что бы это было, благодеяние или грех?» (3:18).

Алтайскому миссионеру архимандриту Макарию (Глухарёву) мудрый Иерарх дает совет, который состоит в том, чтобы он посмотрел на предпринимаемое дело миссии «оком осторожности. Век сей лукав; чистому добру неохотно верит; случаи к нареканию и клевете ловит жадно; жалом насмешки, даже неосновательной, язвит, иногда не без вреда, успехам добрых предприятий» (19–1:130).

В связи же с продажей Российских владений в Америке святой Иерарх выражает озабоченность судьбой Апостольских трудов преосвященного Иннокентия (Вениаминова). Эта озабоченность показывает одновременно и отношение Российской православной иерархии к данному поступку правителей государства. «Что будет с апостольскими трудами преосвященного Иннокентия в Америке? Вопрос горький! Но что могли в отношении к сему сделать стражи Израилевы? Они не имеют голоса в Государственном управлении. Сегодня читал я в ведомостях, что дело сие началось давно, но едва ли кто из стражей Израилевых слышал о сем. Недавно мы услышали, что продаются Российские владения в Америке – трудно было принять это за вероятное. Вдруг заговорили, что дело кончено – разве стражи церковные могут изменить государственное определение?» (4:660–661).

«В русском переводе Нового Завета

чувствуют нужду» (19–2:29)

«Хорошие переводы святых Отцов

печатать дело хорошее» (15:14)

В XIX веке остро встал вопрос о переводе на русский язык Священного Писания. К нему присоединился и вопрос о работе над переводом творений святых Отцов Церкви. В решении их деятельное участие принял Московский святитель Филарет.

Вот что писал святой Иерарх 23 августа 1837 г. в ответ на письмо Алтайского миссионера Макария (Глухарёва): «Беседу с вами начать надобно, кажется, с мыслей Ваших о полном переводе Библии на русское наречие. Вы употребили немало труда на изложение сих мыслей, но посев Ваш пришёл не на готовую землю, и не во время сеяния. Сомнения о полезности перевода, доселе сделанного, и прекословия о достоинстве его, или не прекратились, или возникли вновь, так что продолжение сего дела более угрожало бы умножением сомнений и прекословий, нежели обнадёживало бы умножением плода духовного. Если язык Богослужебный должен быть сохранён Богослужебным, то должно стараться, чтобы он как можно более сохранялся общепонятным; а для сего полезно, чтобы не отвыкали читать на нём Священное Писание. Мне кажется, что сие соображение не должно быть пренебрежено» (19–1:124–125).

По случаю же поступления из Лейпцига нескольких экземпляров Нового Завета и Псалтири на русском наречии святой Филарет писал одному «В русском переводе Нового Завета чувствуют нужду» (19–2:29) влиятельному чиновнику: «Сей случай показывает, что в русском переводе Нового Завета чувствуют нужду. А из сего рождается вопрос: лучше ли, чтобы сим пользовались украдкой и незаконно, или лучше пересмотреть перевод и допустить его употребление законное? Римская церковь не любит допускать народ до Священного Писания, но и она позволяет переводы оного на живые языки и на современные наречия» (19–2:29). Однако решение назревшего вопроса затягивалось.

В 1856 г. Святитель сообщает архимандриту Антонию: «Дело о переводе Священного Писания, кажется, подвергнется возражениям нового Синодального обер-прокурора. Владыка Киевский объявил ему своё решительное мнение, что переводить не должно, дабы сие не повело к забвению славянского языка, который есть Богослужебный. Воля Господня да будет. Господь да устроит полезное для Церкви Своей, Ему Единому непогрешительно ведомое» (9:425).

Письма Святителя свидетельствуют, с каким благоговением подходил он к переводам, как следил за чистотой слова: «Дева, истина христианская, может получить и благолепную одежду размышления и слова возвышенного, и скромную одежду слова простого; но достоинству ея не соответствует одежда лоскутная и с грязными пятнами слова низкого и небрежного... Слова не мелочи, когда дело идет о догматах и о Святых, и особенно в такое время, когда правильность и точность слова нужно охранять с разумением, от умножения в письменности невнимания к законам языка, логики и вкуса... Не расточайте великих слов для мелочей. Берегите их для того, что истинно велико... Вы говорите доброе, но часто как будто без управления пускаете слово, и оно идёт не прямым путем, не сказывает, что сказать хотели, сказывает иное, не даёт себя разуметь» (23:71–72)... «Не гневайтесь на чувство чистоты русского языка, которое вступается за мелочи.

«Молельня» – это не слово, а урод, родившийся с искажением организации языка. «Приют» – это «приюрт» варварский. Жуковский вытащил сие слово из грязи и вставил в стихи по вольности поэтов» (4:180).

И не только при переводах на русский язык следил Святитель за их точностью, но – и на другие языки. Читаем в письме к Преосвященному Алексию: «До чего не доживёшь на свете! Ныне часа полтора или два провёл я с Якутским протоиереем, проверяя перевод Евангелия на якутский язык. Например: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь» переведено так: «Дай нам, что нам есть нынешний день». Я возражаю: разве нет у них слова, означающего хлеб? Отвечает: хлеб знают только подгородные, а прочие не едят его и не знают. Я настою: непременно поставьте хлеб. От подгородных постепенно узнают и прочие. Понятие же хлеба определённо необходимо для таинства Евхаристии» (14:157–158).

Насколько был Святитель осторожен и аккуратен в переводах, говорит его собственное признание: «Что касается до меня, я ни одного слова в переводе не поставил по своему решению, а предлагал мои мнения комитету и неоднократно внушал, что отдаю их на свободное рассуждение» (10:152).

Святитель радуется, что русскому народу открылось слово Божие на ёго языке: «Слава Богу, что отверста дверь слову Божию в русское слово. Но ещё надобно молиться и трудиться, чтобы Господь управил дело, которое теперь идёт в четыре Академии, и Бог ведает, как возвратится к единству. Мне, конечно, не увидеть совершения сего дела.

Господь да наставит будущих» (10:106–107)... Следует помнить, что «одно из возражений против перевода Священного Писания на русское наречие было то, что некоторые опасались вторжения русского наречия в Богослужение. Святейший Синод назначил русский перевод только для домашнего употребления» (19–2:155).

Следил святой Филарет и за переводом на русский язык творений святых Отцов Церкви. «В некоторых поручениях Академия наша, благодарение Богу, исправнее других, – пишет он ректору Академии архимандриту Филарету (Гумилевскому). – Но, кажется, остается неисполненным поручение Святейшего Синода перевести толкование святого Златоустого на которое-то послание. Такое же дело стоит, кажется, за Вифанской Семинарией... Справьтесь, подвиньте сии дела и меня уведомьте» (15:30–31). Святитель даёт и определённые установки для публикации переводов: «Печатать переводы святых Отцов дело весьма хорошее, полезное и достойное всякого поощрения. Но искрошить каждого святого Отца на части, потом смешать всех и таким образом печатать – не знаю, похвалите ли это Вы (архимандрит Филарет (Гумилевский). – К. С.), хотя таков почти Ваш проект.

В издании периодическом срочном это оправдывается журнальной поспешностью и потребностью разнообразия для журнала, но вы предпринимаете издание не срочное, потому оно меньше терпит смеси, а больше требует порядка. Например, в самом начале Вы хотите напечатать два слова Григория Богослова о Богословии. Где же прочие три? Чем оправдать можно расторжение сих слов, очевидно имеющих общее единство и составляющих небольшое целое? Если бы захотели издать в новом переводе всего святого Григория – очень хорошо! Если Пять слов о Богословии, и это хорошо. А два? Не понимаю, как пришла такая мысль» (15:16–17). И ещё: «При рассмотрении перевода примите в рассуждение следующее. Что окажется несходным с славянским текстом, то переведено с греческого. Если переведено не слово в слово, то потому, что слишком буквальный перевод был бы жесток и непонятен. Например: «Радуйся Апостолов немолчная уста». Я перевожу: «Радуйся, дающая Апостолам немолчная уста» (4:449).

Более того, святой Филарет указывает на неправильно переведенное и настаивает на исправлении: «Дебелые» кости святого Игнатия – что это такое? Дебелость значит толстоту, соединённую с дряхлостью. Оставьте в покое чистые кости Святого и не налепляйте им дебелости» (4:193)...

«На второй и третьей строке перевода Лествицы читаем следующее: «Всего лучше начинать с Бога». Посоветуемся с русским переводом. Он говорит, например: метение лестницы надобно начинать с верхней ступени, а не от верхней. Так говорится потому, что ступенька есть часть лестницы. Ещё, например: годы у христиан считать начинают от Рождества Христова, а не с Рождества Христова. Так говорится потому, что здесь указывается не часть, а предел. Бог не есть часть начинаемого дела: следственно, русский язык не позволяет говорить: «Начинать с Бога». Надобно говорить: «Начинать от Бога». Почему же переводчик говорит иначе? Не видно иной причины, как потому, что так, по его мнению, говорит народ, и притом безграмотный» (14:77–78).

«В переводе Афанасия Великого встречаю недоразумения. Вот, например, маленькое: «Стадо комаров»... До сих пор мы видали «рой комаров» беспастырный, а теперь является стадо, которое требует и пастыря. Кто же пастырь? Не отец ли протоиерей Пётр (Делицын)» (14:83)... «Творения святых Отцов. Год IV, кн. III. С. 20. «Женщинам столько же свойственно и естественно поститься, как и дышать». Трудно согласиться, что «столько же естественно». И почему только женщинам? В старом переводе: сколь собственно дыхать, столь прилично поститься. Вот это дело иное. Против сего можно не спорить... С. 41. «Опять ты человек низкого рода». Что значит опять? Сделался было человеком высокого рода, а потом опять низкого? Василий Великий не писал сей нелепости. А вот что он писал: «Гордишься ты богатством, величаешься предками?» и пр. «Или ты человек низкого рода?»... С. 42. «Накопили полный карман». Копят не в карман, а в сундуки или в мешок» (21:7).

Хотя святой Филарет и говорит, что перевод творений преподобного Макария Египетского «хорошо читается, – но и в нём иногда встречается то, чего надо избегать, например: с. 14. «Совне». Это слово неправильно образовано и не даёт ясного значения. Правильное: «Отвне». – Бес. III, 1. С. 23. «Если случается каким-нибудь тридцати человекам быть за одним делом». У святого Макария нет «одного дела» и нет частицы «если», которая не связывает, а путает речь. У него сказано: «Случается быть некоторым вместе в числе тридцати» (14:101–102).

Подобное сказано Святителем и о переводе «Лествицы» преподобного Иоанна: «Благодарю за Лествичника... Но... не удержусь и от спора,... чтобы хорошее дело было, если можно, и лучше... Например: «Взошёл победителем на самый верх осмой степени». Что за верх у степени? Степень не конус, а плоскость. Если бы дело шло о 30 степени – выражение «на самый верх» могло быть у места, относясь ко всей лестнице, которой 30 степень есть «самый верх». Но над осмой степенью еще 22. Где же тут «самый верх»?.. Если это не правда, то вразумите меня, что такое «самый верх осмой степени» (14:82).

В иных случаях Московский иерарх рекомендует пропустить в переводе то, что слышится тяжело: «Полагаю пропустить выражения, в которых Константий называется Антихристом, и поставить строку точек. Обыкновенный читатель пусть видит, что или в переводе пропуск, или подлинный текст не в целости сохранился. Любознательный справится с подлинником и увидит, что перевод не обманывает, ибо не скрывает пропуска, но охраняет православное ухо от тяжёлого слышания» (14:89).

Святой Филарет приветствует издателей в их намерении опубликовать творения преподобного Варсанофия Великого и по этому поводу высказывает также свои пожелания: «Издатели переводов старца Паисия возымели мысль, по моему мнению, добрую, чтобы, кончив книжку, которая теперь печатается, напечатать особой книгой провещания Варсанофия Великого. Примите к сердцу сие дело. В Лавре должен быть греческий печатный текст сей книги. Хорошо было бы поступить так, как поступлено с книгой Нила Сорского, то есть: где славянский переводный текст несовершен, или неполон, там ставить вариант, который заимствован из греческого печатного текста, а если можно, и из наших старинных переводных рукописей. Если Вы (протоиерей Феодор Голубинский. – К. С.) будете споспешествовать немедленному ходу сего дела, то сделаете сим более добра, нежели иными цензурными работами, на которые Вы тратите долгое время и которых плоды не драгоценны» (21:9–10).

Как бы завершая свои пожелания, святой Филарет заявляет: «Хорошие переводы святых Отцов печатать дело хорошее, и я буду сему рад» (15:14).

«Извольте в сем усмотреть скромность русского языка» (4:355).

«Забота – об охранении веры,

нравственности, общественного

порядка и спокойствия» (19–2:59)

Мнения и отзывы Московского святителя о публикациях можно начать с его размышлений об одном своём труде. «От меня, – сообщает Преосвященнейший автор, – требовалось мнение о пользе издания в свет латинского и испанского „Разговоров о Православии Грекороссийской Церкви”. На сие требование имею честь ответствовать, что издать означенные переводы не признаю полезным по следующим причинам.

1. Разговоры написаны были для употребления сынов Грекороссийской Церкви в России, к чему и приспособлены были как особенные подробности сочинения, так и указания на некоторые книги, обращающиеся в употреблении в России. Посему если бы надобно было сделать сие сочинение известным в других местах, то было бы нужно сделать в нём некоторые изменения, соответственные с сим новым назначением.

2. Латинский и испанский языки в настоящее время не суть соответственные орудия для распространения сведений в Европе.

3. Перевод латинский (о испанском я судить не могу) не довольно чист, ясен и точен; в некоторых местах растянут прибавлением разговорных формул, ослабляющих связь рассуждения; и даже заключает в себе погрешности, совершенно затмевающие в себе смысл подлинника. Например, слово «рукопись» переведено латинским epistola, что значит «письмо» (36:31–32).

Определённые мнения выражает Святитель и о других сочинениях, (иных авторов) как готовящихся к публикации, так и опубликованных. Общее его суждение таково: «Лучше исправить ненапеча тайное, нежели тяжко отвечать за напечатанное» (4:459). В таком плане воспринимается его отношение к готовящимся публикациям: «Известно ли Вам (архимандриту Антонию. – К. С.) житие Григория Синаита, писанное Каллистом, и житие Симеона Нового Богослова, писанное учеником его и кем-то сокращённое при переложении на новогреческое наречие? Оптинские старцы хотят напечатать их, но мне представляется сомнительным, будет ли полезно. Житие Григория Синаита написано так многословно и тяжело, что едва ли привлечёт читателей. А в житии Симеона Нового Богослова сказание о его праздновании Симеону Благоговейному, без утверждения церковного, и притом в продолжение семи дней, как празднуется Пасха, может дать повод к неправильному подражанию. Странно и то, что патриарх сперва одобряет сие, потом с собором осуждает, и преподобного Симеона изгоняет; и потом обещает его сделать епископом, если он согласится умерить своё празднование, и наконец оставляет всё на волю его. Действие иерархии, какова бы она ни была, представлено в слишком расстроенном и бессвязном виде: и подаёт мысль, не потерпела ли история от сказателя и пересказателя. Приписывается преподобному Симеону письмо, которое он из своего изгнания писал гонителю митрополиту Стефану и в котором благодарил его, и вызывал на большее гонение. Мне кажется, трудно ожидать сего от кротости святого мужа» (9:209–210)...

«Не мирится моя мысль с предложением издать все документы... Тут есть письма некоторых почтенных мужей, которые, конечно, не думали, что их письма будут опубликованы. И как знать, не будут ли они сим недовольны? Сколько личных пятидесятилетий праздновано было в высшем светском кругу! И акты их не были издаваемы вполне» (13:110)...

«Взор разума на Таинства в конспекте кратком и неопределённом о существе и силе Таинств может возбудить недоверие, хотя я уверен, что Ваш разум смотрит на Таинства скромно и благоговейно» (15:32–33).

Строг Святитель и в своих суждениях о трудах опубликованных: «Историю Вифании начал я читать... Взглянув на некоторые приложения, не могу не спорить... Богословские положения, в которых полагается оправдание верой, без упоминания о делах, и Таинства называются обрядами, если цензор пропустит к напечатанию, то не только себя, но и Академию подвергнет нареканию в неправославии, и справедливо. Вифанский ректор Гедеон в простоте сердца написал об оправдании, заглянув в какую-нибудь иностранную книгу, найдя, что это похоже на сказанное в посланиях апостола Павла, и не заботясь о том, не надобно ли разуметь сии послания согласно с посланием апостола Иакова» (9:62–63)...

«В «Рассуждении о постах» не нравится мне вступление. Что это такое, что всякий юноша ставит себя защитником Церкви против её врагов? Для юноши нескромно, для Церкви оскорбительно и цели сочинения неблагоприятно. Прежде нежели назидаете учением о посте, Вы уже смутили читателя мнением, что его отвергают, и что он требует Вашей защиты. Не простее ли было бы начать тем, что некоторые, соблюдая посты, не довольно знают начало и важность сего установления, а другие, не довольно зная сие, позволяют себе небрежение о сем установлении, и потому надобно показать истину, чтобы вразумить неведущих и возбудить небрежных?» (15:2–4).

Некоторые сочинения Святитель возвращает для пересмотра и доработки: «Вынуждаюсь возвратить Вам, отец Ректор, сочинение о Святом Духе. Свидетельства Мужей Апостольских излагаются хорошо, и я думал прочитать всё окончательно. Притчу Ерма думал поверить с подлинником и оговорить иначе, нежели у сочинителя. Но когда дошло до разбора свидетельств Тертуллиана, Климента, Оригена – оказалось иное темно и сбивчиво, как например, что такое «внутренняя сторона Святого Духа?» На что принужденно усиливаться оправдывать сих людей, где они не доразумели или перемудрили? Это не отцы. Хорошие их изречения свидетельствуют в пользу истины, как её знали в их времена, а их погрешности должны оставаться на них. Мнение об исхождении Святого Духа «через Сына», без доказательства объявляемое православным, было рубежом, на котором я остановился и не стал читать далее. Православие выражается в сем предмете точными словами Христовыми: если Вы позволите прибавить к ним «чрез Сына», то Вам труднее будет запретить прибавление «и от Сына». И как запретить, когда «чрез» и «от», instrumentale и efficiens, в Божественном не разнятся, Бог Отец сотворил мир «чрез Сына» в Духе Святом, или: мир сотворен от Отца и Сына и Святого Духа? Надобно ещё раз пересмотреть сочинение, которое в первой части своей обещало быть хорошим» (15:31–32)... «Возвращаю статью «О превосходстве христианского нравоучения пред иными».

Мысль такого сравнения, если обработается ясно и точно, может принести плод. Но сделанный опыт не представляется мне удовлетворительным. Для кого это нужно? Конечно, для искушаемых сомнением о Божественном достоинстве христианства. Не доверяющий Священному Писанию и Церкви не будет доверчив какому-нибудь писателю, защищающему христианство, который от себя рассказывает мнения народов и философов? Надобно не только указывать, откуда взяты сведения, но в важнейших случаях представлять точные выписки. Только таким образом можно действовать на сомневающихся. «Труд, достойный занять не одни руки». Но если Вы предпримите огромный труд многими руками, не увеличите, а уменьшите пользу. Многие ли имеют средства приобрести дорогую книгу, время и охоту прочитать её? Сочинение небольшого объёма в нынешний рассеянный век может не устрашить читателя трудом, и привлечь основательностью и занимательностью, и много может найти читателей. «Погрешают те, которые излагают одну худшую сторону в понятиях языческих народов».

Не станем спорить против сего. Но излагать лучшую и худшую сторону надобно весьма осторожно, чтобы не показать, что разум бродил во тьме, и потом засветил свет, и продолжает это в христианстве. Путь разъяснения лучше и проложит делу путь надёжный» (13:80–81)...

«О житии святого Филиппа предлагаю вопрос: возвратить ли оное Святейшему Синоду с замечаниями, которые не очень приятны будут, или послать с замечаниями к Вам (Ректору, впоследствии архиепископу Тверскому Алексию. – К. С.), чтобы сочинитель освободил сочинение от замечаний? Труд предвидится немалый» (14:33)...

«С надеждой начал было я читать рассуждение о Пятидесятнице. Но рассказы о постороннем и бесконечные подробности из Богослужебных книг, которыми, как мне кажется, уже пресытило всех «Воскресное Чтение», не увлекли меня до конца тетради. Учёное рассуждение не должно иметь образцом лёгкую журнальную статью, написанную для возбуждения невнимательных. Возвращаю и сие сочинение. Также и о празднике Рождества Христова. Также и о Пасхе» (15:33).

Святой Филарет признаёт свою неосторожность в некоторых публикациях и объясняет мотивы к ним: «Признаю неосторожность в напечатании апокрифа. К снисхождению побудил меня этот свободолюбивый род, который жалуется, что я стесняю свободу мысли в подведомых, и который удивился, что я соглашаюсь на издание новых журналов. Из апокрифов читал я прежде вполне одно Евангелие Никодима; и отчасти помню, что, ещё имея около 15 лет возраста, читал Евангелие Фомы. По сему, вспоминаю я, при рассмотрении программы журнала сказал, что оно не должно быть напечатано, и что вообще боюсь апокрифов. Но по настоянию я оставил упоминание об апокрифах в программе, которая в таком виде и была представлена Святейшему Синоду в ожидании, допустит ли он сию часть издания. Святейший Синод допустил» (5:569).

Отдельные труды Святитель считает не достаточными для публикации или же просто-напросто принижающими, бросающими тень на ту область, к которой их авторы пытаются отнести: «Алфавит Библейский» (составлен архимандритом Макарием (Глухаревым). – К. С.), сколько вижу в скорости, не подаёт о себе высокого мнения. Книга не представляет расположения предметов правильного и удобного к употреблению и назиданию. Тексты кажутся собранными в кучу из разных мест, а не разобранными по предметам учения и размышления. Но главная беда та, что литографированный перевод ветхозаветных книг ожесточил ревность против всякого перевода Священного Писания на русское наречие. Нет ни малейшей надежды, чтобы позволили напечатать сей алфавит» (18:70–71)...

«Простите меня, прозаического человека. Не всегда я рад тому, что ныне называют поэзией. Вы говорите, например, «укреплённые обители представляли готовую раму для сей романтической картины». Согласен, что вид местности представляет картину, но природа не втесняет своих картин в тесные и принуждённые рамы. Метафора «рам» принесена из Франции и уже избита поэтами и прозаиками. Обители – отдельные точки: как представить их непрерывной рамой?

Далее, «чтобы не нарушать горькими следами опыта свежести впечатлений». Может быть, у меня не достает вкуса, но мне кажется, следы не бывают горьки, потому что их нельзя взять в рот и отведать, а можно их видеть, но глаз видит светлое, тёмное и пр., а не видит ни горького, ни сладкого» (4:256–257)... «Мне стыдно бывало писать, читать и слушать лаврские стихи – вот какое воспоминание оставила во мне лаврская поэзия... Могу прибавить, чего не делать, именно: не сочинять стихов и не употреблять чего-либо изысканного, к чему вкус был, но миновал» (19–1:72).

За некоторые книги Святитель благодарит, считает их нужными, но в них находит то, что можно было бы улучшить, исправить: «Благодарю за Богословие. Труд благопотребный. Но позвольте мне не скрыть моей мысли, что он мог бы получить полезное усовершение, если бы Вы (архиепископ Филарет (Гумилевский). – К. С.), снискав несколько времени от других Ваших учёных трудов, столько же важных, прошли по Вашему Богословию критическим взором и успели точнее изложить истины. Тогда, думаю, изменили бы неприятное, что блаженный Феодорит «соблазнился» словом святого Кирилла, тогда как соблазна не было, а один произнёс слово ’ ίδιος, другой заметил, что сие может быть истолковано двояко, и первый определил православный смысл оного. И слова не мелочи, когда дело о догматах и о Святых, и особенно в такое время, когда правильность и точность слова нужно охранять с разумением от умножения в письменности невнимания к законам языка, логики и вкуса» (15:50).

Книги неправославные, а тем паче – антиправославные, если их кто-то упомянул, он же, по слову Святителя, должен подвергнуть их критике, чему пример являет сам Архипастырь: «Мне кажется, если упомянуть о книге против Православия, то нужно было бы в то же время представить, хотя не обширное, но ясное обличение против неё, чтобы узнавший о ней почувствовал пренебрежение к ней, а не желание достать и прочитать её» (4:506)...

«Сочинение (иезуита князя Гагарина. – К. С.) показывает, с какой основательностью сочинитель избрал римско-католицизм. Он написал целую главу под заглавием: «Католицизм или революция», то есть он думает, что где нет католицизма, так будет революция; и что католицизм избавит от революции. Не вспомнил он, что революция родилась в католической стране; что в 1847 году жерло революции раскрылось у самого средоточия католицизма и поглотило бы папу, если бы не успел убежать, что до сих пор чужое войско стоит в Риме над жерлом революции, чтобы оно вновь не раскрылось и не поглотило папу. Не ближе ли подошёл бы он к истине, если бы написал иную главу под заглавием: «Католицизм и революция». То есть католический деспотизм в Риме, порабощая в себе всё мирское, управляя судами, полицией и военным министерством через священников и монахов, но не умея управлять, выводит людей из терпения и усиливает наклонность к революции» (16:107).

Критически относится Святитель к литературе светской – антицерковной, приносящей вред святому Православию и разрушающей сами устои человеческого бытия: «Если хотя один год взять всё худое из светских журналов и соединить, то будет такой смрад, против которого трудно найти довольно ладана, чтобы заглушить оный. Надобно по частям взять нездравое и предлагать врачевство. Говорю о сем собратиям, но язык нововводителей скорее движется, нежели язык охранителей» (10:322)...

«Статья из газеты дурна, кощунственна, но одна ли? Печатают и худшее. И трудно, нет средств противодействовать. О легендах Афанасьева, полных кощунства и безнравственности, я писал в Святейший Синод; сообщили министру; он отвечал, что пропустивший сию книгу цензор уже отставлен, а после Археологическое общество присудило за сию книгу Афанасьеву награду» (10:329)... «Странная у нас судьба книг. В иных и вредное не преследуется, а в иных строго преследуется то, что хотя и не совсем правильно и неприятно, но не вредно» (2:70)...

«Вид литературы в настоящее время предлагает проницательному начальству вопрос: нет ли соумышления, которое старается всё уважаемое в обществе привести в презрение и поколебать убеждения веры и нравственности, чтобы легче превратить всё в демократический хаос. Недавно в Москве в «Ведомостях» напечатана была статья о самоубийстве, в которой предложен вопрос, грех ли это; сказано, что философы одобряли это, – словом, статья клонится к ослаблению отвращения от сего преступления, и едва есть в ней две или три строки о том, что это не одобряется христианством» (19–2:59).

Только один журнал «Маяк» вызывает у Святителя доброе к нему чувство: «Если «Маяк» хочет провозглашать догмат о преданиях – какая беда? Пусть хотя один журнал светский проповедует догматы, когда многие празднословят против догматов и заповедей!» (2:55).

Могла ли удержать, оградить цензура от появления нежелательных сочинений? «С цензурой у меня все споры, – утверждает Святитель. – Вероятно, слышали, что она одобрила стихи: «Молитва при кресте», и под сим заглавием: «арии» и «хоры». Теперь оказалось, что ещё одобрила книгу, в которой доказывается, что Господь не совершал ветхозаветной пасхи, и о сем донесено мне из Петербурга. А святой Златоуст вопрошает: «Почему Спаситель совершал пасху? – и отвечает: – Чтобы не оставить никакого повода обвинять его в нарушении закона» (9:206–207). Видимо, более подходящим в издательстве могло быть благословение епископа: «Ведать подобает, что и немонашествующее духовенство не печатает своих сочинений, особенно духовных, без благословения архиерея, тем паче монашествующему не излишне было бы потребовать благословения настоятеля» (8:385)...

Есть и ещё доброе средство, постоянно присутствующее с нами – не пить самим из грязного источника: «Между христианином и безбожником расстояние так велико, что тут можно встретить неисчислимое множество заблуждений. Без нужды лучше не читать того, что подвержено сомнению. Довольно есть пищи чистой и здоровой» (19:256).

* * *

Для детей и тех, кто им подобен своими знаниями, нужна литература доступная своей простотой и увлекательная содержанием.

«Пора возвратить нам Историю Российской Церкви и сказать, что мне думается, – заявляет святой Филарет. – Если книга пишется для детей, и особенно для детей простого народа, то простота необходима... Усилие подводить частности под общий взгляд и представлять историю в виде рассуждения о событиях – это не детское направление истории. История для детей должна состоять из простых, только правильных и связных рассказов – суждение надобно бросать между ними, как соль, с опасением, чтобы не пересолить...

Что летописи и Степенная книга суть источники нашей Церковной истории, то верно. А нужно ли указывать и хвалить детям новые учебные пособия, опять я сомневаюсь» (36:11, 12)... «Мне опять кажется, что это история не для детей и не для раскольников. Усилие всё соображать под общие взгляды и обращать события в рассуждения не будет по разуму детей; а осуждения раскола, вообще и на отрез произносимые, не будут по мысли раскольников.

Чтобы история была понятна и привлекательна для детей, надобно рассказывать о лицах и делах просто, избегать даже многосложных форм речи, а тем паче отвлечённых рассуждений. Чтобы и раскольники не бегали от сей истории – надобно о касающемся до них упоминать также просто, без укоризн и резких обличений, а только с неоспоримой достоверностью. Но верный рассказ сам собой приведёт к тому, что раскол представится не правым, а расколоводители не заслуживающими уважения» (36:17–18).

* * *

Особо надо выделить мнение Святителя о проповедях, произносимых, а затем, как правило, публикуемых.

«Подумаем, возлюбленный брат, – обращается Московский иерарх к архиепископу Тверскому и Кашинскому Гавриилу, – понятно ли, полезно ли учим, ведём ли на путь подчинённых учителей или сбиваем с пути, если, следуя примеру архиерея, начнут играть словом Священного Писания, как вздумается» (19–1:68). И приводит пример: «Господин Вентура (нельзя сказать отец Вентура), кажется, бегством из Рима пришёл в Париж и с христианской кафедры проповедывал республику, а теперь нашёл новое православие и постиг, что в день Пасхи полезнее проповедывать воскресение империи, нежели воскресение Христово. До чего дойдёт это духовное красноречие, настраиваемое на столь разные тоны» (16:109).

Или: «Похвальное слово преподобному Сергию начал я читать. Написано добродушно, но едва ли не утомительно будет слушать цепь выражений, из которых по немногим можно уже знать следующие» (9:285). Нужны простота, ясность, доступность. «Усилие представить созерцание в формах умствования, не знаю, есть ли надёжный способ наставления вообще, по крайней мере это не есть народный способ наставления. Что говорите Вы (преосвященный Евлампий (Пятницкий). – К. С.) о призывании имени Господня из Добротолюбия, то яснее прочего, потому что взято из опыта, а не из умствования, но и в Добротолюбии не для всех. Надобно и народ вести к духовному деланию, но наставлением простым, ясным, деятельным, а не тёмными путями гадательного умствования. Нам – говорящим к народу – часто надо вспоминать апостольское: «Не высокая мудрствующее, но смиренными ведущеся"» (36:8; 29:518).

Примечательно, что святой Филарет рассматривает одни беседы на Страстной неделе и делает мудрые – естественно, полезные – замечания. «Беседы Страстной недели получил... Я желал бы, чтобы спокойный рассудок прошел по работе... и очистил дело. Проповедь: «Старец сказал монахам: будем плакать; и мы будем плакать при Гробе Господнем»; – не знаю понравится ли рассудку, если не дать себе ослепиться поверхностными блесками. Как мал пример для самого великого предмета. Как небрежно, неполно, и неверно пересказана проповедь святого Макария! На Голгофе не было, видишь, проповеди! Как легко остроумие убивает истину! Проповедь: «Дщери Иерусалимские, не плачитеся о Мне» и пр. не есть ли проповедь, и не могла ли быть ближайшим образцом разбираемой теперь, нежели изречение святого Макария? А – «совершишася!» не есть ли величайшая из проповедей? И сотник сказал свою проповедь: «Воистину Божий Сын бе Сей». Проповедь сия не много короче разбираемой; и разве потому только не проповедь, что сотник – не доктор Богословия и произнёс её без аналоя и кафедры» (4:22).

Не допускает Святитель и очень долгих по времени произнесения проповедей. «Что за проповедь в 70 страниц? Кто мог её выслушать?» – вопрошает он (19–1:67). «Народ наш ещё не довольно настроен к напряжённому и продолжительному вниманию – краткое, близкое к разумению и к сердцу слово он берет и, не роняя, уносит» (19–1:189; 23:117).

Должно учитывать и то, где, в какой обстановке, в присутствии кого говорится поучительное слово: «Поучать Государя при народе не очень удобно, а народ поучать можно и в присутствии Государя. Не решился бы я также много говорить в похвалу Государя в лицо ему, ибо слушать подобное тяжело... Иное дело, что я говорю Государю в Москве и вскоре потом в Лавре. Здесь так это утвердилось обычаем, что моё молчание было бы понято неприятным образом» (14:238)... «Очень справедливо, что Государь Император любит Бога и Россию – по сему свободно можно приближаться к нему сердцем, но неравно свободно словом... Я слышал, что Государь Император затруднён был, когда под палящим солнцем стоял с открытой головой, слушая Вашу (архиепископа Тверского Алексия. – К. С.) речь. Может быть, поменьше слов – и Вы получили бы знак его благоволения, который и петербургским Вашим делам помог бы. Хороша отважность, но не менее хороша осторожность и сдержанность» (14:239–240).

Назидать надобно с осторожностью (9:344). Соблюдая осторожность, Святитель не допускал поспешности в своих выступлениях и считал необходимым, чтобы проповеди проверялись и других наставников, особенно, если в них затрагивались вопросы государственного порядка: «Проповедь посылаю, чтобы просмотрела цензура и возвратила мне, а решусь ли печатать, ещё не знаю; и Ваше (архиепископа Тверского Алексия. – К. С.) издание не должно на меня рассчитывать и ожидать меня. У меня есть свои причины не спешить решимостью, не медлить после решимости» (14:35)... «Жалею, что Вы (тот же адресат. -К . С.) допустили инспектора говорить слово, которое Вы мне прислали. Вы, думаю, слыхали в Москве, как я жаловался на проповедников, которые неумеючи берутся за политические предметы, и на то, что иногда, получив такого рода проповедь и не могши допустить её к произнесению, я бывал принуждён писать свою проповедь...

Мы имеем долг наставлениями поддержать в подданных верность и преданность к Благочестивейшему Государю, для сего прилично сказать в проповеди, что он печется о возвышении, благосостоянии всех сословий, не исключая и низших, но в спорные подробности входить не наше дело; и может случиться, что мы не угадаем мысли Правительства, ещё недовольно раскрытой; и в таком случае напрасно сойдём с церковной дороги, чтобы на дороге политической оступиться в яму» (14:193–194).

«Пишу сие, – завершает Святитель, – не о том заботясь, чтобы сохранить свою братию от уязвления насмешкой. По воле Божией, мы стерпим. Забота – об охранении веры, нравственности, общественного порядка и спокойствия» (19–2:59).

«Одна частная Церковь должна

охранять другую» (4:369)

Святой Филарет, митрополит Московский, как добрый Архипастырь, считает, что надёжным средством, помогающим прийти к единству, сохранять его и укреплять, служит искренняя горячая молитва.

«Когда Антиохийский Патриарх Иоанн со своими епископами не окорился определению Ефесского Собора и на председателя его святого Кирилла Александрийского произнёс осуждение и, следовательно, впал с своей Церковью в состояние раскола – думаете ли Вы, что святой Прокл с Константинопольской Церковью, молясь о соединении всех Церквей, не молились ... о воссоединении Антиохийской Церкви?» (4:568). И сам Святитель молится: «Молю Бога о сохранении единомыслия святых Божиих Церквей, да не сбудется изъявленная в некоторых публичных иностранных листах... надежда сынов чуждых, что оное потрясено будет» (4:386).

Когда Святитель говорит о Церкви Константинопольской, духовно богатой своим прошлым, он старается поступать как можно осторожнее и сдержаннее, чтобы не вызвать недовольство и ничем не оправданную ревность к Церкви Русской, поистине Великой и Славной своими верой, благочестием, многочисленностью и историей. «Есть сведение, – заявляет он, – не раз полученное с Востока, что Великая Церковь признаёт очень высоким своё положение, и совет какой-либо другой Церкви примет за оскорбление, особенно Церкви Российской, от которой боится ограничения своей свободы» (4:563).

«Мне кажется, лучше, чтобы мы, не входя в формальное сношение, тихонько передавали нужные замечания благонамернным людям в Константинополе, что безопасно и, по опыту, небезуспешно. Вот недавно сообщено было туда замечание против запрещения Патриарху иметь частные сношения с членами Синода; и есть известие, что обещали отменить сие. Теперь надобно бы внушить, что Синод из переменных кратковременных членов будет слаб. О сем не однажды писал и предлагал средство сделать некоторых членов постоянными, без особых Геронтских прав» (4:565).

Говорит Святитель и о нормах сохранности единства Святых Божиих Церквей: «При единстве и общении веры и любви, одна частная Церковь должна охранять другую в правильности и чистоте действования, и особенно старейшая» (4:369). Церковные вопросы, затрагивающие в той или иной мере другую Поместную Церковь, подобает решать с подлинной христианской любовью, – так, чтобы это служило к славе Божией и было взаимно полезно. «Что учреждать нам в Палестине места и учреждения церковные самостоятельные может быть вредно для согласия с греческой иерархией, это правда, – пишет Московский архипастырь. – И что послать в Иерусалим епископа, а не архимандрита, сомнительно, лучше ли первое последнего. Архимандрит меньше бы колол глаза тамошним, и неприятность, сделанная архимандриту, менее была бы тяжела для нас, нежели сделанная епископу. А полезное влияние иметь мог бы хороший архимандрит не менее, как и епископ. Посылка архимандрита меньше бы давала случая иностранным кричать и расстраивать турок криком, что это наша пропаганда, и что мы ищем усилиться в Турции религиозно, чтобы усилиться политически, и разрушить магометанство и государство Турецкое вместе» (10:129).

Утверди, Боже, Святую Православную Церковь во век века!

«Лучшим воздаянием является любовь.

Когда хочешь изменить чей-то

характер, той силой, которая

переделывает, является любовь»

(Старец Амфилохий (Макрис). С. 74)

Московский святитель святой Филарет, наставляя Православной вере и православному благочестию, предохраняет чад Святой Православной Русской Церкви от:

1. раскола

2. инославия

3. ересей

4. иноверия

5. волшебства и подобных ему уклонений.

Раскол

Когда идёт речь о расколе, то имеются в виду наши старообрядцы.

Святитель замечает, что раскол усиливается, приобретает новых лжеучителей «ко вреду Церкви» (2:15). В архиепископии Рязанской ушло в раскол восемь священников – «не должно сего оставить без внимания», тем паче, что, возможно, они «состоят под судом, или за ними есть церковные деньги» (2:15). Святой Архипастырь удивляется тому, что некий иеромонах «отдаёт себя в прелесть Австрийской Белокриницкой лжеиерархии. Архиепископ Амвросий Патриархом был отставлен от епархии, вероятно, не за добродетели, и жил в Константинополе. Без благословения Патриарха ушёл он в Австрию к раскольникам.

В Белой Кринице приняли его с сомненьем, между прочим, как курителя табака. Но те, которые купили его на русские деньги, догадались, что надобно делать. Главного из сомневающихся выбрали в епископа – и сей перестал спорить. Амвросий вопреки Апостольским правилам один посвятил его в епископа. Следовательно, это не епископ; а, следовательно, и другие по нем; ибо поставленный по правилам был только один Амвросий» (9:324–325).

Бороться с расколом нелегко, так как «сильные» последователи его «под благовидностью, чтобы не беспокоить людей, расположили и некоторых из наших так, чтобы не препятствовали тем покровительствовать расколу, а от заботящихся о благе Церкви держится в тайне то, что делается. Господи, вразуми и спаси всех!» (9:372).

И Святитель рассуждает о том, как наших братьев вернуть в спасительное лоно Святой Русской Церкви: не «надобно дразнить людей укоризненным словом в самом начале речи, если хотите, чтобы Вас слушали... Желательно, чтобы раскольники не бросили книги, прочитав только первую страницу, и полюбопытствовали читать далее» (4:431–432). «Как писать Церковную историю для вразумления раскольников? – спрашивает святой Иерарх и отвечает: – Если писать прямо полемически – надобно опасаться той же беды, которой подвержены вообще полемические сочинения; будут бегать такого сочинения и не узнают истины, и не вразумятся. Итак, надобно, чтобы история, не объявляя себя полемической, раскрывала события верно; и, особенно в тех случаях, которые сомнительны для раскольников, указывала на основания, по которым рассказываемое справедливо. Человек будет читать или слушать историю, примечать, что ему рассказывают правду, потому принимать рассказываемое; а из сего должно выйти само собой то, что он примет сведения, служащие к опровержению раскола» (36:12). Если потребуете немедленной перемены, может случиться, что сами воздвигните преграду и лишите заблуждающегося «случая узнать истину» (7:303).

Также обязательно «для сношений с раскольниками нужно довольно готовности разрешать разные вопросы и возражения, с указанием на свидетельства, от которых и они не могут отказаться. Не дать ответа и отложить до справки значит, по их понятиям, показать слабым своё дело» (10:327).

Дальше Московский архипастырь переходит к критике раскола: «У раскольников и служащие неблагословенные, и мира истинного нет» (10:13). Особенно досадна привязанность их исключительно к двоеперстию при крестном знамении. «Когда оба перстосложения, именословное и троеперстное, вместе с христианской верой пришли в Россию – перстосложение именословное, без сомнения, казалось непонятным для неграмотных. Между тем они не могли не заметить, что священник иначе слагает персты, когда благословляет, нежели как они, когда крестятся. Знамение, употребляемое священником, естественно, представлялось более священным и более сильным, нежели употребляемое мирянином. От сего по времени могла прийти мысль некоторым мирянам творить крестное знамение таким сложением перстов, какое видели у священника. Не в сем ли скрывается начало двоеперстного сложения у людей, впрочем, чуждых наклонности к еретическим нововведениям.

Митрополит Макарий, увидя начинающуюся, или, может быть, и возрастающую в народе разноту крестного знамения, хотел со своими советниками привести оное к единству, но, видно, сам не довольно вникнул в особенное значение священнического именословного перстосложения и склонился на мнение тех, которые в Стоглаве перстосложение священническое, с некоторым изменением, обратили во всеобщее под названием двуперстного, смешав в описании его черты – и троеперстного, и именословного перстосложения. Патриарх Иосиф распространил сие нововведение, более прочих, посредством печатных книг. Но потом Патриархи греческие возвратили нас на прежний путь истинной церковной древности» (4:392). Сторонников «двуперстного сложения надобно приводить к церковному крестному знамению. Но сие надобно делать с рассуждением и с рассмотрением обстоятельств» (7:303).

Бороться надо и за основное, и даже за второстепенное – «и за великое, и за малое... Раскольники преувеличивают свои требования, а от нас требуют все уступок» (10:426). «Вот их проект. На Рогожском откроется церковь и кафедра. Российские архиереи рукоположат им из них епископа; потом вместе с сим другого и, наконец, с двумя третьего. Из сих трёх составится независимая иерархия. Старшему имя митрополита или патриарха дарует Государь Император. Сей старший будет относится к Государю Императору, не имея со стороны государства никакого блюстителя, подобного обер-прокурору, дабы никто не брал предосторожности от могущих прокрасться иностранных агентов, иезуитов и польских ксёндзов с польским катихизисом. Полагается сию раскольническую церковь назватьединоверческой и предоставить народу полную (свободу) ходить в сию или в Православную Церковь, но духовенству сей Церкви не относиться к Святейшему Синоду и не сообщаться с православным духовенством в служении. Ясно намерение открыть православному народу широкий путь в раскол, а православное духовенство поставить как бы осуждённым от раскольнической иерархии» (19–2:244–245).

Ещё «благоволите обратить внимание на всестарообрядческое всеподданнейшее письмо... Вот отзыв о государственном правительстве: «К сожалению самодержавие вот уже 200 лет до днесь не уяснило себе своих обязанностей к народу». Вот ещё о духовном начальстве: «Архипастырство разрывало священнейшие отношения, связующие государей с их подданными». Такими красотами, – заключает Святитель, – исполнено сочинение революционера, написанное от имени раскольников. Посему паки прошу внимания к единоверцам» (19–2:260–261).

Просьбу свою о единоверцах Святитель выражает настоятельно. «Угодно Вам знать, что думаю я по вопросу о развитии единоверия... Скажу вкратце. Единоверие не есть начало. Начало есть Православие; а единоверие – отрасль, или движение сего начала к стороне раскола, для приближения отчуждённых к единству Церкви и иерархии. При сем оказано всевозможное снисхождение; и продолжить сие движение далее значило бы погружать Церковь в раскол. Прибавить к единоверческим священникам единоверческого епископа в настоящее время было бы бесполезно или даже вредно» (14:257).

Устами благонамеренных раскольников он говорит, что после Высочайшего благоволения к единоверцам «им не останется ничего более желать, как присоединиться к нему, бросив безобразных лжеепископов австрийских и русских» (19–2:267). Но принимать в единоверческое общество требуется после тщательного испытания. «Отец Аркадий, просящий присоединиться к единоверческой церкви, возбуждает недоумение то, что он имел прежде слишком своеобразное мудрование. Спросите инока Пафнутия, почитает ли он Аркадия благонадёжным. Будет ли он признавать, что обряды общеправославной Церкви древнее и совершеннее тех, которые опираются на Стоглавом соборе, и не будет ли ставить единоверческую церковь выше общеправославной. Прошу брата Пафнутия откровенно сказать, что знает и что думает» (13:76). Так же о приёме иного: «Призовите его и побеседуйте с ним, чтобы видеть по чистым ли и разумным побуждениям оставляет неправый путь, и показать ему правый, и утвердить его на сем. Вообще не оставляйте Вашим вниманием сих новых единоверцев, дабы они знали, что истинное Православие приемлет их объятиями сердца. Иноку Пафнутию, думаю, было бы нетрудно и было бы небесполезно, если бы он кратко записывал, кто из бывшего общества приходит к ним, и какие изъявляет расположения и мнения» (13:74).

К священству следует призывать иноков из среды самого единоверия. «Всех вдруг неудобно. Справедливо начать с инока Пафнутия, потому что он первый собственными идеями проложил путь к Православной Церкви и споспешествовал на сей путь других. Но и инок Онуфрий почётное вне Церкви положение принёс в жертву истине и Церкви. И, как старейший, он требует внимания прежде остальных. Призовите (просит святитель Филарет епископа Дмитровского Леонида. – К. С.) инока Пафнутия и переговорите с ним о сем... Что он скажет, скажите мне, и употребите Ваше благорассуждение и предусмотрительность» (13:67).

Святитель поддерживает перед наместником Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандритом Антонием просьбу единоверцев Оренбургской епархии предоставить им старопечатные книги – святое Евангелие и Большой потребник. «Если есть три Евангелия Филаретовских, то, кажется, можно отдать единоверцам, к утверждению их в единении со Вселенской Церковью. Требника отдавать не думаю.

Древность надобно беречь в таких местах как Лавра – и может здесь быть важная надобность в сей книге» (9:58–59, 60). Перед ним же он излагает следующее своё ценное суждение: «Строитель кита требовал моего мнения об обращении единоверческого монастыря в общеправославный. Монастырь – это бывший один из знатнейших раскольнических. Должно, думаю, что сделавшись из раскольнического единоверческим, он ещё привлекает некоторое внимание раскольников, и окрестность его наполнена ими. Следственно, он представляет точку, с которой удобнее, нежели с других мест, и нужнее действовать на раскольников. Сделавшись общеправославным, он сделается более нынешнего чуждым для раскольников и, следственно, менее полезным для действования на них. Раскольники, сделавшись единоверцами, легко входят в полное общение с Православием, но когда их приглашают к единоверию, они боятся, что, по присоединении к Церкви, постепенно у них отнимут единоверческие обряды, и сие опасение есть одно из препятствий присоединения к единоверческой церкви.

Сие опасение должно усилиться, когда явится бросающийся в глаза пример превращения единоверческого монастыря в общеправославный... Посему я советовал единоверческому настоятелю оставаться с монастырём единоверческим, не сомневаться в благословении Православной Церкви, даемом ему, и стараться за прежнее уклонение от Церкви принести Богу жертву обращением уклонившихся... При том я и предлагаю подкрепить единоверческий монастырь надёжными людьми из православных. Единоверческий архимандрит Герасим не успел бы в обращении раскольников столько, сколько успел, если бы сделался не единоверцем, а общеправославным; и, будучи единоверцем, он успел бы ещё более, если бы светские чиновники не ценили раскольнических денег дороже Православия» (9:69–70).

Святой Филарет радуется, что старообрядцы настроены мирно: «Глаголемые старообрядцы Рогожского кладбища посетили меня и беседовали со мной мирно. Слава милосердию Божию о всём» (2:53).

Инославие

В отношении к разным исповеданиям – инославию и иноверию – Московский иерарх говорит о едином правиле: «Надобно со всей свободой и силой открывать убеждение в достоинстве православного исповедания; но в обличении заблуждений и заблуждающих терпимость, спокойствие, кротость, снисхождение, осторожность так же нужны, как и ревность» (23:19).

Когда Святитель рассуждает об инославных, то речь ведёт по преимуществу о латинянах-католиках; касается также лютеран, англикан и армян. Католицизм агрессивен по отношению к Православию. «Может быть, – размышляет святой Филарет, – особенно нужно свидетельство истины ныне, когда Римская хитрость, без сомненья, пользуясь обстоятельствами, употребляет особенные усилия прокрасться в Россию. Бог сохранит нас, даруя мудрость и твёрдость Царю нашему, но мы да не поколеблемся служить истине против хитрости» (4:181)... «Пишут и говорят, что в Петербурге происходит совещание о новых преимуществах римско-католического духовенства у нас; как-то, в Саратове полагают устроить семинарию сего исповедания; детей от православных в супружестве с римокатоликами, которые по нынешнему закону должны быть крещены в Православии, дозволить крестить в римском, если хотят, и пр. ...Помолитесь преподобному Сергию, чтобы он вразумил моё безумие, должен ли я говорить, и что, и кому, или молчать и приносить скорбь свою Посещающему Православную Церковь у нас и за границей трудными испытаниями (9:389)...

«Из Петербурга слышен в Москве вопль ревнителя Православия о том, что вновь явившийся в Петербурге латинский священник поучениями привлекает женский пол, и внушает просить построения новой французской церкви в Петербурге и вызова к ней иезуитов, якобы для лучшего воспитания детей, которое ненадёжно в руках польских ксёндзов. Если это правда, то да восстанет против сего и ревность по Православию, и любовь к Отечеству. Если польские ксёндзы зло, то и иезуиты не меньшее зло... Кто не знает иезуитов? Сам папа признал их орден достойным уничтожения. Кто не знает ныне их Monita secreta? Петербург испытал их как воспитателей – и обрёл их ложных» (19–2:239).

Если бы появился православный миссионер в Италии – сразу начался бы крик, а в России Запад действует попустительно, «Папу колеблют, но это ещё не угрожает совершенным падением. Один Италианский епископ оказывает расположение к Православию – это искра, которая вскоре может быть угашена. Гарибальди говорит: проповедуйте Православие; но он при сем думает не о пользе Православию, а о вреде папе.

Пусть явится православный миссионер в Италии – что может быть ближайшим последствием? Новые политические крики врагов России» (13:101).

Ксёндзы действуют и совращают православных хитростью, но нам не следует им подражать – «пусть священники утверждают православных и приобретают инославных истиной. Истина должна быть сильнее хитрости. Внешней властью не сделаешь всего для Церкви» (33:432). «Надобно, чтобы обращение созревало под действием слова силы и духа: тогда оно надёжно, а не тогда, когда более рукою плоти совершается» (2:42).

Само «присоединение к Православной Церкви не различается по званиям и степеням, а для всех одно. Иное дело вводить в права священства» (4:654). «Если присоединение совершает архиерей, имея уже разрешение Святейшего Синода признать присоединяемого священником, то всё может совершиться в одно священнослужение, и он приобщится Святых Таин уже как священник» (4:660). «Прилично, чтобы присоединяемый смирился пред истинной Церковью, да будет вознесен вовремя» (4:660).

Из вероучительных отступлений Католической церкви Святитель выделяет новоявленный догмат о непорочном зачатии Божией Матери. Отвечая на вопрос архимандрита Антония, наместника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, о слове святого Димитрия в похвалу Божией Матери: «Поклоняюся Твоему безгрешному зачатию от святых родителей», он пишет: «Слова святителя Димитрия можно понимать о зачатии чистом от произвольного греха, ибо сие было после долгой честной жизни, в старости, не по желанию плоти, но в послушании предречению Ангела. Но не невероятно и то, что он понимал оные так, как о сем мудрствуют на Западе. Он получил первоначальное образование так, что в сем более участвовали западные наставники и западные книги. Встреченное мнение, ознаменованное благоговением к Божией Матери, могло быть принято по чувству сего благоговения, тогда как не приходило на мысль строго исследовать оное в отношении к догмату искупления рода человеческого от первородного греха единственно кровью воплощенного Сына Божия... Рассуждения о зачатии Божией Матери писать нужно ли и полезно ли, сомневаюсь. Кажется, у нас довольно спокойно смотрят на вопрос о сем. Не возбудить бы распрей, которых разрешение трудно предвидеть.

Положим, что иной, остерегаясь, чтобы не поколебать догмат искупления, представляет рождение Божией Матери чистым только от произвольного греха; а иной, благоговея к Божией Матери, почитает оное чистым и от первородного греха, не имея того в мыслях, какое отношение сего мнения к догмату искупления.

Бог с ними обоими. Если спросят нас, мы будем говорить словами стихиры на Благовещение: Сын Божий вселился во утробу Пресвятыя Девы, «Духом Святым пред очищенную». Неужели Святая Церковь за 1850 лет не успела ещё установить своих догматов? Западная Церковь, видно, так думает, когда теперь провозглашает новый догмат, не бывший прежде догматом. Православная Церковь Восточная довольствуется и спасается догматами, достаточно установленными на седьми Вселенских Соборах» (10:15–16, 17).

К другим существенным изменениям (ко времени Святителя) католиками святой веры относятся: праздник Тела Христова и Filioque. По первому нововведению ставятся одни вопросы: «Какое основание учреждать праздник для святыни, которую чтили, но для которой не установили особенного праздника в века Апостолов и Вселенских Соборов? Какая сообразность учреждать годовой праздник для Таинства, которое совершается во все праздники и почти во все дни? Почему в четверг после недели всех Святых, а не в великий четверток, в день установления Таинства? Какая сообразность в чиноположении – нести в крестном ходе Тело Христово и отложить оное без употребления, для которого оно даровано, и тут же начать новую Литургию для совершения Тела Христова?» (4:187).

По второму читаем: «В беседах святого Златоустого на Пятидесятницу поручил я искать Filioque. Не нашли. Вероятно, дивиться надобно не святому Златоусту, а Римскому издателю. Западная ревность позволяет печатать в латинском переводе Filioque рядом с греческим текстом, в котором сего нет. Аббат Иагер мог не знать греческого языка, особенно на сей случай, для которого не знать выгоднее» (4:202–203).

«В западном Символе лицо Духа Святого имеет прямое и непосредственное отношение к лицу Отца, и по отношению исхождения и к Сыну – происходит двупредельное и не прямое отношение к Отцу, когда полагается, что от Отца рождается Сын, и от Отца исходит Дух Святый... Умствовать ли о непостижимом? И умствование о непостижимом будет ли иметь силу доказательства?» (4:299).

Западный обычай прикладываться к статуям Святитель считает языческим и сожалеет, что статуи терпят в Петербурге: «Придите Вы в церковь святого Петра в Риме, поклонитесь образу его, перекреститесь, как мы имеем обычай, и приложитесь к ноге его, а я подойду к Вам и скажу: »...Хорошо ли, что Вы поцеловали ногу статуи Юпитера Олимпийского, пред которой благоговели по-своему язычники, и которой только имя – Перун на ключ – переменил один из святейших епископов Римских?» Как вы о сем напишите? Или как умолчите?» (4:150). «К сожалению, терпим (то есть статуи), особенно в Петербурге, хотя не одобряем. Доказательство чего в статуях Казанского и Исакиевского собора» (4:182).

Ещё об одном неприятном действии свидетельствует глубоко любящий святое Православие Архипастырь: польские члены «человеколюбивого учреждения» покупают «у бедных православных матерей будущих детей, чтобы рождённых воспитывать в своём латинском вероисповедании» (13:61).

И тем не менее Святитель не призывает православных людей к ненависти, а наоборот – учит христианским чувствам: «Не судите строго о погрешивших молитвой с инославными. Не терпели ли, когда инославный слушал Вашу Литургию: ведь и это нарушение правила, хотя меньшее, нежели сослужение священников разноверных. Православному священнику позволено указом Святейшего Синода, по нужде, умершего римско-католика проводить в облачении, с пением Святый Боже» (14:273–274)... «Священник церкви римской, присоединившийся к Православной, может ли вступить в брак?.. Правило (3 пр. Трулльского Собора. – К. С.) говорит о вступлении в брак и о сожитии с супругой прежде рукоположения; и, следственно, ведёт не к разрешению, а к запрещению брака тому, кто рукоположен в безбрачии. Апостольское правило 26 (и другие. – К. С.) говорит: «Повелеваем, да из вступивших в клир безбрачными вступают в брак одни токмо чтецы и певцы». Из сего следует, что в безбрачии рукоположенные в пресвитера, диакона и иподиакона не имеют права вступать в брак» (4:641–642). Значит, католический священник принимается в сущем сане... Святитель считает, что не подобает печатать статью, неприятную для папы – не глумиться «над владыкой Запада. Мир ему, когда и с ненавидящими мира быть мирными учит Псаломник» (4:469).

На упрёки «латинствующего» учителя, что Православная Церковь хотя и молится о соединении Церквей, но бездействует, Святитель отвечает: «Православная Церковь молится о соединении Церквей так, чтобы соединение Православных Церквей существующее было благодатью сохранено, и чтобы благодатью Божией восстановлено было соединение с Православной Церковью и тех Церквей, которые отделило от неё какое-либо неправое учение... Не стесняйте же христианской любви Православной Церкви и не утверждайте, что она не молится о соединении Римской церкви» (4:567, 568)...

«Что бы Вам (А. Н. Муравьёву. – К. С.) написать о лютеранстве? Прямой полемики я не желал бы. Исторический вид сочинения был бы менее военный и удобнее привлекал бы читателей. Тема: «О попытке протестантов и реформаторов соединиться с Восточной Церковью» не дала ли бы Вам возможность высказать нужное занимательно и не сурово?» (4:171–172). А архимандриту Антонию святой Иерарх сообщает: «О живом лютеранине можно петь молебен и просить ему благодати Божией, привлекающей в единство истинной Церкви, но об умершем иное дело. Мы его не осуждаем, но его была воля остаться до конца вне пределов Православной Церкви. Зная некоторых лютеран, имевших уважение и веру к Православной Церкви, но скончавшихся вне соединения с ней: в утешение присных верных я дозволял о них молитву, не открытую в Церкви, с которой они открыто не соединились в жизни, а поминовение на проскомидии и панихиды в доме. Синодальное же правило позволяет для таковых одно церковное действие, – чтобы православный священник проводил усопшего неправославного до могилы в ризах с пением: Святый Боже» (10:278; 23:80)...

Об англиканах: «Пусть откроются в какой-нибудь Лондонской зале беседы о сближении Англиканской церкви с Православной: что это будет? Это значит, по русскому выражению, начать длинную песню без уверенности, можно ли допеть её до конца, и не окажется ли нужным умолкнуть вскоре после начатия» (13:101). Но гостя подобает принять со вниманием: «Полагает быть в Лавре Американской церкви священник Ионг, имеющий поручение своих епископов искать пути к сближению с Российской Церковью. Обещают Никейский Символ употреблять без латинского прибавления: «И от Сына». Русский православный катихизис у них переведен и некоторыми употребляется для воспитания детей. Дело трудное, но ищущих мира надобно принимать с миром. Примите гостя со вниманием» (10:425)...

Об Армянской церкви: «Приходит мысль, не слишком ли часто на листах Ваших (А. Н. Муравьёва. – К. С.) посеян Армянский патриарх? А что он при прощании читал молитву над Вами, и прочие Армянские архиереи осыпали Вас благословениями, сие провозгласить сомнительно. Иное дело любознательному сыну Православной Церкви присутствовать при Богослужении Армянской Церкви и изучать оное – иное входить в особенное произвольное общение с Армянской иерархией. Если сие произошло, потому что братолюбие забыло стесниться строгостью правил – хвала братолюбию.

Но надобно ли провозглашать в книге, что мы оставили без внимания церковное правило о несообщении в молитве с разноверными? Может быть, и армяне соблазнятся, что их патриарх читал молитву над головой халкидонца» (4:247).

Ересь

В поступках еретиков Московский Святитель усматривает изуверство, в их заявлениях – неправду, из которой проистекает зло:

«Вот образчик ирвингистов. В праздник Пасхи они совершали своё общественное Богослужение. В сие время один из них стал жаловаться, что в нём злой дух, и просил помощи. Помощь ему была оказана тем, что его с полчаса били палками. Наконец, он сказал, что получил помощь, что дух выходит и приступил к горлу, и выйдет, если подавят шею. Это сделали, и он оказался мертвым. Однако они не смутились. Вынесли тело в другую комнату и продолжали своё Богослужение. Мормоны, последователи Смита, купца, который впоследствии обанкротился и несколько раз спасался бегством, построили в Америке «святой град», но прогнаны были вооружённой рукой, после вооружённой же кровопролитной защиты.

Надобно было искать другой обетованной земли – и они нашли её в другой пустой области при соляном озере. Сие озеро назвали Мёртвым морем, а тамошнюю реку Иорданом. Допускают многоженство, но, говорят, некоторые их учители восстали против сего. Между тем они имеют пророка и 12 апостолов, 70 советников, ангелов или епископов, священников по чину Ааронову и священников по чину Мелхиседекову» (4:447–448). Бога мормоны «представляют человекообразным и невездесущим... Кажется, от сей секты распространилось стологадание» (9:262). А вот что пишет Святитель о некоем французском проповеднике, критикуя его «мудрость»: проповедник «говорит, что, если народ угнетён и не имеет законного отдыха, то не знает, как здесь, – но во Франции он сам себе сделает отдых, кровавый и ужасный, революцию. Во-первых, это ложно. Революция не оттого, что не было отдыха. Не трудящийся, а тунеядствующий народ произвёл революцию.

Во-вторых, для чего же проповедник сие толкование революции ввёл в свою проповедь?.. Не для того ли, чтобы предвещать и у нас революцию?.. Проповедник спрашивает: «Чем обнаруживается жизнедеятельность Евхаристии?» И, минуя существенное, указывает на случайное: миссионерами и сёстрами милосердия. Значит ли это учить? Не натяжка ли это, с намерением прельщать и совращать?» (19–2:79–80).

Иноверие

Об иноверии святой Филарет говорит мимоходом: ставит вопрос не затрудняется ли в Тверской епархии принятие магометанами христианства и делает замечания: К архиепископу Тверскому Гавриилу: «Прежде обращал я Ваше внимание на то, не затрудняется ли у Вас магометанам вход в христианство, и Вы опровергли сие опасение. Теперь обращу внимание Ваше на то, правильно ли Вы с христианством втесняетесь в магометанство. Не только в письме ко мне Вы хвалитесь, но в публичных листах напечатано, что Вы пели в мечети молитву Господню. Это значит, что Вы публично обвинены, или обвинили себя в нарушении церковных правил. Если с еретиками молиться не позволено – кольми паче в магометанской мечети, кольми паче высочайшую из молитв, которую и в Церкви на Литургии произнести желая, готовимся к тому особенной молитвой: «Сподоби нас, Владыко, со дерзновением неосужденно смети призывати Тебе, Небеснаго Бога Отца и глаголати: Отче наш». Магометан ни одной души Вы не приобрели, а правила нарушили и православных соблазнили. Не станете ли защищаться и не скажете ли, что апостол Павел входил в синагогу. Ответствую: синагога совсем не то, что мечеть, особенно в то время, когда входил в неё святой Павел.

Христианская Церковь только раждалась: до тех пор синагога была обитель истинной религии, долженствующая проповедью Евангельской преобразоваться в Новозаветную Церковь, для чего и входил в оную святой Павел. Но мы не видим, чтобы он входил в языческие храмы молиться и проповедывать, ибо сие значило бы раздражать и возмущать и, следственно, заграждать, а не открывать пути назиданию в вере. В ареопаг святой Павел не сам пришёл, а был приведён и спрошен: тогда в порядке было возвестить истину» (19–1:81–82).

И к А. Н. Муравьёву: «Не хочется также мне согласиться с Вашей щедростью жаловать в великие, относительно Магомета. Вы хотите показать беспристрастие к магометанам и приласкаться к ним: и, кажется, не справедливость отдаёте Магомету, а льстите. Нет в нём ни умственного, ни нравственного достоинства: а без сего какое величие?.. Не согрешил ли и я из угождения к Вам, соглашаясь, что он может быть назван великим только по успехам? Рассудите о сем получше» (4:251–252).

Волшебство и подобные уклонения

Волшебство и подобные ему уклонения Святитель считает вредным занятием и для души, и для тела – гибельным для духовного состояния и вредным для здоровья:

«Ныне путём исследования природы заходят в область волшебства... Мне приходит на мысль, не снестись ли с начальством, чтобы не учили народ суеверию» (9:221)... «Слышите, думаю, о ворожбе столами... На сих днях мне попалась французская книга, в которой пишется, что в Америке стологадатели считаются многими тысячами и соединены в общества, и что столы проповедуют преобразование христианства и государства так, как мудрецы 1848 года» (9:229–230)...

«Стологадатель, по направлению стола, лечил девочку; но ей становилось хуже. Наконец, он спросил у стола, что это значит. Стол сказал, что девочка через несколько дней умрёт и потом через три дня воскреснет. Девочка умерла, но не воскресла, а стологадатель и сестра его, участвовавшая в том же, повредились в уме... Я советовал повезти его к преподобному Сергию и обратился к Вам, чтобы Вы устроили совершение над ним молитв» (9:299)... «Приезжий из Петербурга рассказал мне следующее. Один русский, находящийся в Америке при консульстве, неверующий, увидел на доме надпись: «Здесь можно говорить с умершими», и, вошед в дом, нашёл старика с гадательным столом, который не писал, а отвечал стуком. Испытующий, устраняя обман, отставил стол в сторону, и, спрашивая, получил ответы, что с ним говорит умерший его дядя, что он находится не в лучшем состоянии,... и что за него надобно молиться. На вопрос, кто должен молиться, вопрошающий произнёс несколько имён, и получил неясные ответы, а когда наименовал свою мать, стол трижды ударил ногой и вспрыгнул. С сего времени испытатель сделался верующим. Как Вы о сем рассуждаете?» (9:250–251)...

«О магнетизме, когда спрашивали меня употребить ли, отвечал и я, что христианам даны высшие и вернейшие силы, вера и молитва» (10:250; 23:23).

А в приметах святой Филарет видит и нечто положительное: «Можно смеяться над тем, что называют приметами. Но в них иногда скрывается значение, хотя непонятна связь предваряющего с последующим. Птица весной прилетает и осенью отлетает, иногда ранее, иногда позже: и оказывается, что она как будто предвидела, какая погода последует. Не без опыта составилась примета, что необыкновенное появление и дерзость зверей – примета нехорошая» (10:62).

* * *

Общий вывод: спасение в Церкви – и вход в неё открыт:

• «Разрешение при исповеди принимать за присоединение к Православной Церкви без особого чина разрешаемо... без ограничения условием» (10:69).

• «В отношении к людям разных исповеданий надобно со всей свободой и силой открывать убеждение в достоинстве Православного исповедания; но в обличении заблуждений и заблуждающихся терпимость, спокойствие, кротость, снисхождение, осторожность так же нужны, как и ревность» (5:12).

«Латиняне умеют доказать правительству, что надобно быть епископу и там, где он не нужен. Будем уметь доказывать истину так, как они умеют доказать, что хотят» (5:13).

«Прославим Дарующего

нам новую жизнь» (9:91)

Праздничные приветствия святого Филарета – к праздникам:

1. Рождества Господа нашего Иисуса Христа

2. Новолетия

3. Богоявления

4. Воскресения Спасителя, а также

5. ко дням Ангела

6. церковным дням Обители Пресвятой Троицы – исполнены великой радости о священных спасительных событиях и истинно архипастырских – отеческих пожеланий.

Рождество

Ко дню, когда рождается «во спасение наше» Господь Иисус Христос (9:371); когда «и Небесные Служители Божии приемлют участие в радости... и приветствуют ею земнородных» (2:81); когда «Бездетный» несёт «нам Свой мир и Своё благоволение» (2:46, 68), Святитель восклицает: «Слава Христу Богу, явившемуся в смирении естества нашего, да явит нам образы смирения. Он явился в вертепе, чтобы мы довольны были не красной кельей, – в яслях, чтобы мы не требовали мягкого одра, – в пеленах, чтобы мы любили простую одежду, – в несловесии младенческом, да будем яко дети простотой и незлобием, и да не разрешаем своего языка на празднословие» (9:119). Восклицает и молит: да будет Он обновлением, да подаст «приращение благодати в подкрепление и утешение... на пользу благого служения» (2:27); «да обновит Он силы и дни да умножит, дела да благословит и управит к миру Вашему и ко благу Церкви Его» (14:239; 35:30), к продолжению «деятельности угодной Ему и Церкви Его» (35:30). «Христом Господом да избыточествует утешение Ваше и обилием Своим да покроет всякую скорбь, да облегчит всякий труд, да обратит Вам стропотная в правая и острая в пути гладки» (35:32); «прошу От Господа Вам и братии, как себе, продолжения древних милостей Господних и обновления нашего жития, да ветхого отложивше человека, в новом послужим нашему Владыце, во всецелой Ему преданности, в благой надежде спасения» (8:368–369).

Святитель призывает всех прославить Рождество Христово:

• «Христос рождается; славите!» (10:268); «радуйтесь о Господе и возвещайте славу Его, и окружающим Вас да дарует Он ухо слышати слово истины, – ухо не только голове, но и сердцу» (14:253). Если Вифлеемские пастыри бессловесных, видевшие «только зарю славы Еммануила», вернулись славяще Бога о всём, что видели, «то кольми паче свойственно пастырям словесных и служителям слова возвещать славу Богочеловека, высокую в Его смирении и нисходящую до нашего уничижения в Его человеколюбии» (35:37–38; 2–47).

И к преосвященному Рязанскому Гавриилу Святитель пишет:

• «Благодарение Всеблагому Богу, ещё даровавшему нам участие в радости велией, от превыспренних Небес ниспосланной, Ангелами возвещенной, землю обновившей, яко родися нам Спас, Иже есть Христос Господь. Блаженна сия радость, поскольку соединяет нас с самым её Источником: но блага и та доля её, которая соединяет нас между собой в вере и любви... Обновитель человеков и времён да обновит дни Ваши и во грядущее, и грядущие лета да продолжит исполнять Вас Своим светом и жизнью к распространению Его света и жизни во множестве верующих Ему» (2:74). (См. также: 2:92; 4:585; 7:26, 264; 9:371; 10:68; 33и др.).

Новолетия

В Новый год Святитель славит Бога за прошедшее и призывает Небесное благословение на новое лето:

«Слава Богу, даровавшему совершение протекшего и начатие Нового года!» (4:354)... «Бог да благословит Вам новое лето. Желаю Вам новых успехов и приобретений в благодати и благоугождении Богу, и прочее да приложится, к истинной пользе и к истинному утешению» (4:116)... Новый год «да будет лучший прежнего и да соделает нас лучшими прежнего, благих судеб Божиих споспешествованием» (33:430). Бог да подаст «новые дары Свои для продолжения подвигов» (33:433), да благосозиждется душевный дом и не оскудеет мир «во дни скудные миром» (4:564). «Бог да благословит новое лето

Вам, отец наместник и братии, миром, здравием и охранением» (9:372). «В новое лето новое благословение Божие отцу наместнику и братии обителей, к обновлению жизни благодатной, к преуспеянию нового человека» (10:491). (См. также: 10:70; 35и др.).

Богоявление

Сорадость и молитвенные пожелания Святителя сопутствуют дню Богоявления, или Крещения Господня:

«Сорадуюсь Вашей радости при созерцании Богоявления. Явившаяся миру благодать Божия, спасительная всем человекам, да является спасительно уму Вашему и сердцу, и жизни. Да славим Прославленного на Иордане гласом Отчим, да смиримся пред смирившимся на Иордане под руку раба. Да возлюбим ради того Прославившегося и ради того Смирившегося, да явит нам Свою любовь» (3:57). «Освятивый воды крещением Своим и наитием Святого Духа да оросит Вас водой, яже превыше небес, росою Духа» (9:373).

Воскресение Христово

«Нет поздравления, – утверждает святой Христово Иерарх, – столь справедливого и многозначущего, как поздравление с Воскресением Христовым, торжественным началом Христианства. От Воскресения Христова и мы наследуем наше воскресение: умственное от неведения к Богоявлению, воскресение нравственное от греха к добродетели, воскресение духовное от смерти к жизни вечной, не исключая и тела, ныне смертного; наконец, даже возрождение того, что есть лучшего в быту человеческом, ибо между народами христианскими и нехристианскими разность подобна между живыми и мёртвыми» (5:7).

Святитель указывает источник и подчёркивает и величие события: Воскресший Господь Христос есть «источник жизни, мира и радости» (9:136). Воскресение Христово – «велия сила не только тогда, когда оно благовествуется ведущими неведущим во спасение, но и тогда, когда благовествуется ведущими ведущим для обновления и умножения радости спасения» (2:28). «Благодать Господа Воскресшего да изливает в сердца Ваши радость и мир, и да будет радость Господня силой Вашей к благо деланию и угождению Ему» (10:176).

Радостью Воскресения должно спешить поделиться: «Радость Воскресения Христова есть лучшее украшение жизни настоящей, так как и лучшее основание надежды для жизни будущей. Посему приятно делиться сокровищем сей радости во взаимном общении» (2:37). И Святитель делится: «Радость и мир Воскресшего да живут с Вами, да услаждают скорбное, да утишают немирное, и мир от Вас да преходит на достойных мира» (14:263). «Жизнь и свет, из гроба Его воссиявшие, да проникают Вашу душу и жизнь Вашу, и да просвещают Вас и чрез Вас» (15:37).

Глубоко назидательны пасхальные приветствия Святителя, направленные к архиепископу Рязанскому Гавриилу:

«Если не познавшим ещё воскресения ученикам Господним беседа любви и печали о Господе пострадавшем принесла ту пользу, что Он Сам приближался к ним, вразумил их о воскресении, исполнил сердце их ощущением Своего присутствия и, наконец, познался им в преломлении хлеба, то для познавшего уже воскресение может ли не быть благотворна беседа веры, любви и радости о Господе воскресшем и торжественно обещавшем пребывать с нами до скончания века?.. Молю Воскресшего, чтобы Он, приближался к Вам выну благодатью Своей, как приснотекущий Источник света и жизни, непрестанно исполнял светом истины Своея разумение Ваше, и пламенем любви Своея сердце Ваше, и чрез Вас распространял чистую истину и святую жизнь в верующем народе» (2:50).

«С любовью приемлю и воздаю Вам целование мира и радости во имя Господа Воскресшего. И изъявление благих желаний приемлю от Вас как благословение и назидание. Господь да умножит Вам Свой мир и Свою радость, которых мир не может дать, и отнять не может; и да сохранит Вашу жизнь и крепость для продолжения служения мира и спасения в Церкви Его Святой» (2:66).

Итак, «отторгнемся хотя на время от земного и преходящего, к которому привязаны то по необходимости, то по долгу, то по воле; и свободно, и неразвлеченно воззрим к Небесному и Вечному. Се из тридневного гроба восходит Свет жизни вечной. Одни видят и веруют; другие не видят и веруют: и все блаженны тем, что веруют. Да будет исполнена чувством радости и блаженства во имя Господа Воскресшего верующая душа Ваша; и непреходящая жизнь веры да возвышает временную жизнь Вашу и да одушевляет Вашу деятельность» (19–2:283).

• «Христос Воскресе!.. Да будет Он Вашей жизнью, силой и радостью выну» (33:440). (См. также: 2:17, 22, 43, 67, 73, 91; 3:50; 4:124; 7:280; 9:280, 328, 403; 10:292, 387, 427, 461, 516; 13:18; 15:46; 16:31, 48; 19–2:172; 33и др.).

Дни Ангела

В день Ангела Святитель молитвенно желает своим адресатам постоянного предстательства Небесного Покровителя и дальнейших Божиих благословений:

• Архимандриту Антонию: «Преподобный Антоний от Лавры Киевской да благословит круг дней Ваших, отец наместник, в Лавре Троицкой» (10:354); «да испросит Вам... новое благословение от Господа, чтобы продолжались дни Ваши в мире духовном и в крепости сил, к пользе обителей и братии» (10:241). «Да продолжит Господь лета и служение Ваше, много полезное Лавре и облегчительное мне» (10:298).

• Князю С. М. Голицыну: «Празднуя день преподобного Сергия, не могу не вспомнить, что Ваше сиятельство наречением его имени поручены его молитвенному покровительству от рождения на всю жизнь. Примите моё искреннее сорадование, что сей день Вашего Ангела, по благости Божией многократно светивший Вам, светит и ныне светом благословения Небесного и хранящего Вас Провидения. Да дарует Господь, чтобы он и впредь ещё многократно к Вам возвращался с новым светом и новыми благословениями» (16:77).

А. Н. Муравьёву: «Здравствуйте, любезный во Господе Андрей Николаевич, душевно и телесно, в день Вашего Ангела, и на дни и лета многие. Да хранит он и возращает веру, которую благодатью своей в сердце Вашем посеял, и да приносит она плоды жизни и благоделания. Премудрым Провидением своим да управит он путь Вашей жизни, как лучше для Вашего спасения, но и как лучше для служения Царствию Его и для споспешествования благу ближних, да умножится Ваше вечное благо» (4:167).

Праздники Свято-Троицкой Сергиевой Лавры

Близко к своему сердцу принимает Московский архипастырь и праздники святой Лавры преподобного и Богоносного отца нашего Сергия:

• «Поздравляю Вас, отец наместник, с праздником Вашей Обители. Надеюсь на милость Божию, что празднуете в мире» (9:339)... «С праздником преподобного Никона поздравляю. Молитесь радостно и Богоугодно, и меня вспомните» (9:364)...

• «Прославим Дарующего нам новую жизнь, – заканчиваю представление праздничных приветствий Святителя его же словами, – и благодарностью за дар да возбуждаем себя в обновлении жизни ходити. И о сем друг за друга, как за себя, взаимно помолимся» (9:91).

«Да радуется верноподданный народ»

(19–1:2)

Святой Филарет с глубоким почтением относился к Царскому Дому: охотно делится воспоминаниями о делах царского благочестия и неоднократно подчёркивает православную веру Августейших особ, молится о них.

«Должно делиться воспоминаниями, – заявляет Святитель, – благотворными для всей России. Таковы, между прочим, воспоминания о действиях царского благочестия. Частые молитвы и славословия царственного семейства, в храме дворца, слышали и изочли Небеса» (18:4–5). «Вид благословенного семейства Государева очень приятен, и семейственной любовью, и домашним благочестием. В праздники Государь с некоторыми, старшими из детей, поёт в своей домовой церкви всю Литургию» (12:341). « Сосед ственная с дворцом (Чудовская) обитель святителя Алексия также нередко была свидетельницей царского благочестия. Кроме того что благочестивейший Государь Император, благочестивейшая Государыня Императрица и прочие члены Августейшего дома, в первые минуты по прибытии в Москву и в последние пред отбытием из оной, обыкновенно посещают храм, где почивают мощи святителя Алексия, для уединенной молитвы и целования святых мощей его, подобные посещения неоднократно возобновлены были, частью во время Богослужения, частью кроме оного. Означим два по крайней мере случая.

Ноябрь 25 дня (год 1837. – К. С.), государыня великая княжна Ольга Николаевна,... прибыв в храм сей, собственными руками положила при мощах святителя Алексия ковёр собственных её трудов: и паки в тот же день во время вечерни приходила молиться купно с государыней великой княгиней Марией Николаевной. 30 ноября Государь Император, Государыня Императрица, Государь Цесаревич наследник престола и государыня великая княжна Мария Николаевна, без сопровождения чинами двора, прибыли в тот же храм и слушали молебное пение, совершаемое местным духовенством. «Господи, спаси царя и услыши ны, в онь же аще день призовем Тя» (18:5).

Немного раньше (1835 год) Святитель свидетельствовал: «Бог сподобил нас ныне сретить благочестивейшего Государя Императора, благоговейно посетившего Успенский собор и чествовавшего древнюю в нём святыню» (36:4). «Всем и особенно нам, служащим в церкви, радостно и назидательно было видеть Высоких, со вниманием, благоговением и смирением притекающих к святыне. Слава Богу о всем» (4:303). Также Царские особы летом 1861 г. «изволили слушать молебное пение преподобному Сергию и прикладывались к святым иконам и святым мощам. По обеде они изволили слушать всенощное бдение и в глубокую ночь ещё раз входили в храм для уединённой молитвы» (19–2:97).

«Великая княжна Мария особенно любознательна в отношении к церковным предметам. Услышав о совершаемом мной пострижении в монашество, она пожелала присутствовать при сем и присутствовала с особенным вниманием, причём были также и прочие Великие Княжны и Великий Князь Константин» (12:341–342).

С любовью говорит святой Филарет о высоких качествах Государя: благости и кротости, соединённой с величием: «В присутствии их Величеств в Лавре я и полагал быть монастырскому пению, но учитель придворных певчих непременно требовал певчих и говорил ещё (только не мне), что когда Государь Император был в Лавре, и я занемог, и при Вашем служении пели братия, то будто бы Государь был недоволен пением и его продолжением. Их Величества благи, а около них мудрены» (10:375)... «Мы увидели гения России с кротким, но величественным взором, с Ангельской улыбкой... В 7 часов накануне праздника вступил он в Лавру – и пасмурная ночь улыбнулась. По крайней мере у нас в монастыре было весьма светло. На праздник, по Литургии, не забыл он посетить Семинарию нашу, а после обеда Вифанскую, и возвратился в столицу» (12:13).

Подобные свидетельства имеются и в ряде других писем Московского иерарха (см., например, 16:83; 17:72; 19–1:207...).

Святитель радуется, что Православная Церковь России имеет крепкого земного защитника в лице Императорского Двора:

«Радуюсь за алтарь, стоящий под охраняющей сенью сего престола. Радуюсь за Православную Церковь, которая имеет защитника в Благочестивейшем Царе и благотворительницу в Благочестивейшей Царице. Пророк написал обещание: „Будут Царие кормители Твои, и Царицы кормилицы Твоя”» (19–1:10–11). святой Иерарх радуется о Царе и молится за него, как и за его близких: «Жизнодавче Христе! Благослови и благословляй жизнь и деяния Помазанника Твоего. Благословляй Его в Церкви Твоей, – возрастающими успехами в охранении и распространении православной веры и жизни по вере. Благословляй Его в царстве Его, – мирным устроением и возвышением общего и частного благоденствия. Благословляй Его царскую силу и за пределами Отечества, – к ограждению спокойствия Отечества и к низложению духа вражды и крамол. Благословляй Его и Благочестивейшую Супругу Его, в Августейшем Его семействе всех членов его, – обилием доблестей, подвизаемых ко всему благому по мановению Державного Главы семейства» (19–1:6)... И в письме к самому Государю, обращаясь к нему, говорит: «Царь Вселенной, видимой и невидимой, да продолжит и умножит Свои благословения над Вашим Царским достоинством, да сияет оно всегда величием, правдой и славой и всегда о нём... да радуется верноподданный народ. Радостнейшая и блаженнейшая из Матерей да предстательствует пред Сыном Своим и Богом, чтобы Ваши благоверные чада цвели, росли и восходили в совершенство к радости Вашей и ко благу усыновленных любовью Вашей сынов Отечества» (19–1:1–2).

«Молитесь о России и о Москве»

(10:311)

Неспокойное время, выпавшее на годы жизни Московского иерарха, особенно война 1812 года, её предвестия и последствия, усугубили думы Святителя об Отечестве.

Святой Филарет сразу отмечает: «Трудно слову церковному вступить в политическую сферу, не соступив с поприща духовного. Но вступивши на сей путь однажды, окажется некоторая необходимость продолжить идти по нему, и могут даже повлечь, куда неудобно следовать». И напоминает события минувших лет: «В войну 1806 или 1807 годов Святейший Синод, думая сильно поддержать правительство, назвал Наполеона антихристом, а потом с антихристом заключил мир» (10:391).

Святитель с тревогой и печалью смотрит на Европу, духовно падающую и увлекающую за собой Россию: «Европа безумствует и страждет: мы видим и не страшимся идти путём безумия, не вразумляясь ни тем, что уже нас постигло, ни тем, что может нам угрожать» (8:462–463).

Беспокоят святого Архипастыря положение во Франции и действия Наполеона: «Во Франции видны две партии: худая и злая. Теперь на седалищах власти держится более худая, а злая старается её столкнуть. Если это не удастся, может продолжиться в Европе время не беспокойнее нынешнего, а если удастся, нынешний дым и смрад может обратиться в пожар» (4:277). «Что говорят у Вас о войне? (вопрошает Родителя. – К. С.). Здесь уверяют, что наши войска выиграли баталию; с другой стороны слух носится, будто Наполеон в первых числах ноября (1805 г. – К. С.) вступил в Вену. Если сие последнее известие справедливо, то что будет несчастной Германии от такого человека, который обыкновенно подаёт оливу одной рукой, а другой – вонзает меч?» (12:71).

Об англичанах упоминает мимоходом: они не думают, «что их земная политика может поставить против них Небесную» (4:319).

Турцию Московский иерарх упрекает в лицемерии по отношению к христианам: «Как ещё в силе «времена языков»! Лицемерно провозглашённая в Турции свобода вероисповедания до сих пор (май 1856. – К. С.) обращается в гонение на христиан, и особенно на православных, как беззащитных, и союзники прежде, по-видимому, стояли за сию свободу, но в трактате отдали сие дело на волю султана. Чего тут ждать хорошего? Римско-католиков будут поддерживать французские и австрийские министры и консулы, протестантов английские, а наш голос, если и услышат, заткнут все уши. «Утверждение на Тя надеющихся, утверди, Господи, Церковь!» (9:408–409). Но и свои – православные греки – недостойно ведут себя в Болгарии и своими поступками льют воду на мельницу латинян: «Печальны вести о православных в Турции; и есть горе от своих.

Греческое духовенство в Болгарии изгнало болгарский язык из городов и священнослужение на славянском. Некоторые городские болгары вследствие сего некоторым образом огречились, и через то нарушено единомыслие с сельскими. Но латинская пропаганда старается воспользоваться сим несогласием. У нас возбуждается о сем забота, но действовать теперь труднее, нежели было прежде» (10:91).

От событий, происходящих за пределами России, Святитель обращает свой взор на дела Отчизны.

Добрый Архипастырь печалуется – близко принимает к сердцу продажу Россией Америке Аляски: «Господи, спаси Царя!» Продажа Российских владений в Америке... совершилась». «Стражам израилевым» – духовенству – изменить государственное решение было невозможно» (10:516).

Скорбит также Святитель, что малороссы плохо относятся к великороссам – в то время как последние открыты своей душой. «Брату Иосифу скажите, для чего он не мирствует с нами, когда мирствуем мы с ним. Ведь малороссы не любят великороссиян, а мы добрых людей того и другого племени равно любим» (8:213).

С болью принимает святой Иерарх сообщения о военных событиях на фронтах России.

Прежде всего он, как добрый Архипастырь, с душевной горечью говорит о том, что военачальники стали слишком самонадеянны, – это чуждо было нашим славным предкам: «Жаль, конечно, что военачальники в самонадеянии думают найти силу, а не в надежде на Бога. Думают, что дерзость слова принадлежит храбрости. Не так думают добрые воины. Замечено, что Веллингтон в донесениях о победах никогда не говорил о славе, но – об исполнении долга.

Мне сказывали, что Нахимов, выходя искать турецкий флот, как скоро выступил в открытое море, поднял молитвенный флаг, а на всех кораблях было молебствие; потом он отдал пароль всему флоту: Бог и слава. Хотя и славу не забыл, но слава Богу, что воспомянул Бога: и вот ему дано истребить турецкий флот» (9:241).

Внимательно следит Святитель за военными событиями героически сражающегося Севастополя и ободряет россиян. «Борьба около Севастополя усиливается и может сделаться решительной. Господи, спаси Царя, и воинство, и царство» (9:329). «Но, вошед к генералгубернатору к обеду, встречаю слова: какая печальная весть! Спрашиваю, что это значит, и узнаю о падении Севастополя. Хотя это не совсем неожиданное, и я думал и прежде, что не надёжно устоять ему, по чрезвычайно сильным разрушительным средствам врагов, действующих на одно средоточие, но тем не менее сильно поразила меня сия весть, с возникающими от неё мыслями о последствиях. Господь да умилосердится над нами грешными» (9:346). «Проповедник говорит, что Севастополь «отдан» врагам. Неправда. Северная часть его не отдана доныне (18 апреля 1856 г. – К. С.). – Говорит: «Враги торжествуют». Неверно. Англичане побеждены нами; и для французов невелико торжество, когда они от нескольких укреплений отбиты и одно только взяли. Борется с вопросом: почему враги не наказаны? Здесь опять неточность. Они немало наказаны: их много погибло собственно от войны, много истреблено болезнями и бурей на море. Следственно, правосудия не только ожидать должны в будущем, но частью оно уже явилось. Говорит, что Государь «не мог отречься от мира». Опять неточность, имеющая неблагоприятный вид. Что за невозможность? Государь властен был продолжать войну, но заблагорассудил предпочесть мир. Если Бог посылает неприятное – надобно сие смиренно признавать, но не преувеличивать, ибо сие может вести к упадку духа, а не к пользе» (16:102).

Обращает Святитель внимание, казалось бы, на мелочи, но в самом деле, в делах ратных, имеющих немалое значение. Слушаем его: «Какое это наказательное время, в которое и благонамеренность не только встречает затруднения, но и сама себя затрудняет собственными претыканиями. Лидере дал приказ воинам, чтобы не насмехались над ратниками ополчения; и не приметил, что сим уже оскорбил их сам. Можно было бы сказать: обходитесь с ними, как с братьями, такими же защитниками Отечества; и нужная мысль была бы подана, и не было бы оскорбления» (9:371–372).

И не только своим авторитетным словом помогал святой Архипастырь Отечеству в лихие годы, но и делом. Принося «на военные потребности от трёх находящихся в непосредственном моём управлении обителей 50 ООО рублей, долгом поставляю дополнить, что имею намерение предложить о посильном пожертвовании и другим монастырям вверенной мне епархии, а смотря по обстоятельствам, и некоторым церквам, имеющим сбережённые капиталы или ненужные некоторой ценности материалы, как, например, лом серебра и жемчуг, которые можно обратить в деньги. Подобные пожертвования делаемы были и для инородных единоверцев, именно в пользу пострадавших от войны греков – кольми паче справедливо будет сделать таковые пожертвования для потребностей нашего Отечества» (9:255)... Святой Филарет обратился и с воззванием к игуменьям известнейших монастырей направить желающих монахинь в Общину сестёр попечения о раненых воинах – и некоторые из них откликнулись на воззвание (9:300–301).

Девиз святого митрополита Филарета – «чтобы Россия пребывала крепка Православной верой и верностью, обновилась миром и правдой» (19–1:3). Уклоняющийся от «прародительского Православия» может уклониться и от Отечества (4:153). Потому Святитель взывает к Спасителю: «Господи Иисусе Христе, Царю Небесный, вечно живущий по Божеству Твоему, воскресший по человечеству Твоему и приявший всякую власть на Небеси и на земли! Сей беспредельной властью Твоей, по данному от Тебя Церкви Твоей обетованию неодолимости и вратами адовыми, укрепи и умиротвори сие Твоё царство в сии немирные дни, когда так многие шаташася язы́цы, и людие поучишася тщетным. Призри благодатно и на земное царство Всероссийское, хранящее в своих недрах великую долю Твоего духовного царства, Вселенской Церкви, и на Благочестивейшего Царя нашего, Тобой, Господи, избранного защитника Православной Церкви. Благоустрояй царство его в неразрывном союзе с Православной Церковью. Благослови благие начинания его и обезопаси верностью исполнения. Низложи пред ним всякое враждебное восстание. Направи действия власти и добрую волю народа к тихому и безмолвному житию во всяком благочестии и чистоте...

Таков ко Господу глас моего смиренного пред алтарём Его служения. Таков глас моего сердца» (19–1:3–4)... «Молю Его, источника жизни, да осенит жизнь Вашу новым жизнеподательным благословением и да продлит её с крепостью духа и тела, и в деятельности, приносящей пользу Церкви и Отечеству, а Вам праведное утешение и мир» (19–2:23).

А архимандриту Макарию (Глухарёву) Святитель пишет:

«Подумайте, из голов, которые почли себя способными перестроить целый мир, скоро ли может выйти вон вся сия огромная дурь без остатка? Сказывают о некоторых, что смирились и занимаются религией – слава Богу! Но дух покаяния требует, чтобы они признались не в ошибке и заблуждении, в чём и гордость иногда признается, а в безумии и преступлении. Предоставим сие Хотящему всем спастися. А Вы будьте осторожны» (19–1:120).

Святитель размышляет о том, каковы были взаимоотношения Церкви и государства с древних пор, какое место в государстве занимало и занимает святое Православие: «Со времён равноапостольного Константина государственная власть ограждала мир Церкви оплотом государственных законов. Потом, когда в Риме государственная власть ослабела, папы вздумали, не довольствуясь оборонительной помощью государства, наступательно действовать на государство, и слишком много в сем успели. Наконец, возникло противодействие, и государства, усиливаясь свергнуть папское иго, начали разрушать и охранительные для Церкви оплоты. Предубеждённые в пользу Западной образованности перенесли такое действование и туда, где Церковь никогда не отягощала государство, а всегда помогала ему» (14:268–269). Ныне «правительство желает поддержать господствующую Церковь, но надобно, чтобы мы умели верно тому содействовать, чтобы действовали усердно и благодушно, чтобы предлагали улучшения нужные и удобоисполнимые, чтобы великодушно терпели то, что не по нам, ибо и Бог терпит долго многое, что Ему неугодно» (33:429); терпели бы и молились. «Нам должно молиться, чтобы церковные дела, соприкосновенные с гражданскими, охранены были духовенством на основании церковных правил» (14:170).

Святитель благодарит «после Бога» Благочестивейшего Государя за его дела на пользу Церкви (2:62) и, в свою очередь, напоминает, что выражающие усердие к царю достойны внимания (4:42)... «Благодарение Богу, государство оказывает покровительство Православию, нельзя требовать, чтобы оно отказалось от терпимости, которая, если умеренна, имеет свою справедливость» (33:432)... Ценнее попросить прощения ради мира, чем идти на конфронтацию, и потому «грамота, в которой Никон (Патриарх. – К. С.) смиренно просит у царя прощения, есть ... один из лучших оправдательных актов для его памяти» (4:42). Но это не значит, что можно отказываться от правды и ронять достоинство иерархического сана перед светской властью: «Грамота, в которой увещевает (Патриарх Никон. – К. С.) царя прекратить гнев, защищается от обвинения в титле государя, обличает в нарушении тайны патриаршего архива и проч., кроме немногих примеров, жестоко приведённых, достойна Патриарха, соединяя дерзновение правды с должным уважением царю и скромным выражением о себе» (4:42–43).

Святитель паки и паки обращается к самому нужному – к молитве: «Господи, спаси Царя и пощади всех нас» (10:280)... «Предлагаю Лавре и скиту приносить Господу Богу молитвы о благодатной Божией помощи болящей Государыне Императрице Александре Феодоровне» (10:251)... «Православная Российская Церковь прилежно молится о Благочестивейших Государях и о благоверном роде их.

Со второй половины XVII столетия и в следующие потом времена воспоминание имён их в Богослужении постепенно сделалось более прежнего полным и чаще повторяемым». Последнее, по замечанию Святителя, «длит Богослужение и не благоприятствует вниманию молитвы. Настоит нужда помыслить о некотором сокращении, и для сего требуется не нововведение в Богослужении, а возвращение к более простому порядку древних Богослужебных книг» (11:4–5); «очевидно, неудобно всех именовать на ектениях и для каждого праздновать два дня, рождение и тезоименитство» (10:340). (Императорский род возрос тогда до 23 лиц).

Нужно также вознести молитву, но соединённую с покаянием, по случаю государственного юбилея: «Мне приходит на мысль, что с благодарственной за 1000 лет молитвой надлежало бы соединить покаянную и за многие, особенно за последние годы» (10:344).

Святой Московский архипастырь призывает благословение Божие на служителей государства и высказывает добрые пожелания для их деятельности на пользу Отечества и Церкви. Так, вступившему в исправление должности Московского военного генерал-губернатора Святитель молит о помощи Божией в предстоящих подвигах и желает, чтобы они были «благоугодны Благочестивейшему Государю Императору и благотворны для столицы и Отечества» (11:7).

То же святой Иерарх испрашивает у Бога верное направление в начинаниях «к исполнению воли Государя и ко благу общественному» Московскому генерал-губернатору (11:14).

Подобное высказывает Святитель и при вступлении в разные другие ответственные должности:

• управляющему Министерством внутренних дел – «да будет служение Ваше благоугодно Государю и полезно Отечеству» (11:8);

• управляющему Министерством юстиции – Божие благословение «к охранению правды и правых, к пресечению неправды и к исправлению неправых» (11:19);

• председателю Московского военно-окружного суда – «да будет безопасен невинный; да получит исправление виновный; правосудие, недопускающее укрыться вине и преступлению, да уменьшит поползновения к преступлениям и самые преступления» (11:18);

• министру Народного просвещения – да будут обняты «вместе с наукой и религия, и нравственное благоустройство» (11:9);

• управляющему Министерством народного просвещения – да распространится не только тот свет, «который умом человеческим вырабатывается из созерцания природы», но и тот, «который сходит свыше от Отца светов» (11:10). И проч. (см.: 11:1–20).

Наряду с благословениями и добрыми пожеланиями Святитель для пользы и Отечества, и Церкви высказывает и неодобрение намерений плохих или сомнительных:

• статскому советнику: «Вы требуете моего согласия на то, чтобы Ваше сочинение о Поединках украсить, как вы выразились, моим именем. Никогда не думал я, чтобы моё имя могло служить украшением какому-нибудь сочинению, и никогда не давал моего согласия на такое употребление моего имени. Добрые сынове мира, вероятно, почли бы оскорбительным моё имя, если бы увидели его на книге о Поединках, хотя написанной, конечно, не в защиту поединков» (11:17);

• почётному дворянину: «Вам угодно требовать одобрения Вашему проекту народной лотереи для образования поземельного банка... Строгого внимания требует вопрос: надеждой большого выигрыша, который достанется немногим, прельстить множество людей, чтобы они бросили и потеряли по три рубля, приобретённых, может быть, тяжким трудом – сообразно ли это с чистыми началами христианской деятельности?» (11:17);

• архимандриту Антонию: «Что касается до налога на вино в пользу Церкви, о сем носились речи, кажется, и в печати, но и против сего были речи, что неприлично такой грязный доход назначать в пользу Церкви. И подлинно это походит на «цену песию», которую запрещено было приносить в дом Божий» (10:424)... «Помнится в Лаврской смете видел я, что в Лавре продаются между прочим пояски и кольца. Пояски, кажется, можно было бы предоставить Хотькову, а кольца к чему?» (10:424);

• Архиепископу Тверскому Алексию в его бытность ректором Академии: «Если несчастную смерть хотите украсить почётным погребением – Вы готовите оскорбление смерти благочестивой, равняя с ней несчастную. Назидательно ли Вашим подчинённым увидеть из Ваших распоряжений, что худая смерть так же может быть украшена, как и благочестивая? Не соблазн ли это и посторонним? Величаться, когда Бог послал смиряющее событие, будет ли угодно Богу? И душе несчастно умершего не полезнее ли здешнее смиренное поминовение для тамошнего облегчения, нежели неуместная торжественность?» (14:7–8; 8:335).

• А обращаясь к президенту Императорской Академии Наук и делясь с ним своими воспоминаниями об историке Николае Михайловиче Карамзине, Святитель высказывает, как и всегда, очень интересные и полезные мысли, в конце чего ставит перед адресатом очень нужный вопрос: «В собрании Российской Академии он (Карамзин. – К. С.) читал из своей истории царствование Иоанна Грозного. Читающий и чтение были привлекательны, но читаемое страшно. Мне думалось тогда, не довольно ли исполнила бы свою обязанность история, если бы хорошо осветила лучшую часть царствования Грозного, а другую более покрыла бы тенью, нежели многими мрачными резкими чертами, которые тяжело видеть положенными на имя Русского царя. Хорошо видами добра привлекать людей к добру, но полезно ли обнажать и умножать виды зла, чтобы к ним привыкали?» (11:12).

* * *

Хочется и здесь подвести итог не своими словами, а глубоко содержательными – святого Филарета:

• «Молитесь о России и о Москве» (10:311)... «Что нужно прилежно молиться, то потому, что сильно распространяются мнения и учения противорелигиозные, противонравственные и противоправительственные, и многих заражают» (10:320)... «Видите, до чего мы доживаем. Когда говорится некоторым, могущим не только слышать, но и действовать: для чего охранители не единодушны и не деятельны, когда противники единодушны – отвечают только, что это правда. Господи, спаси Царя и Отечество!» (10:338).

«Если можете давать полезные

советы – давайте их» (4:244)

Тематика поучительного слова великого Иерарха святого Филарета, как можно было видеть, весьма разнообразна. Но ведь в жизни встаёт множество и частных вопросов, которые обобщить трудно.

Святитель и здесь приходит на помощь. «О святом Варсонофии не разделяю Вашего мнения, – пишет он А. Н. Муравьёву. – Что ответы относятся к частным случаям, сие не уменьшает их достоинства. Каждый из нас, частное лицо, имеет частные вопросы – хорошо, если найдёт разрешение их у святого Отца» (4:396). Святитель и сам, как святой отец, разрешает многое частное. Можно отметить его суждения по следующим темам:

а) пророчества и гадания;

б) таинственные явления;

в) сновидения;

г) анонимные письма;

д) отношение к духовному концерту;

е) театр;

ж) юбилеи;

з) подарки;

и) жребий;

к) шарлатанство

л) и другое.

а) Пророчества и гадания

Полноту пророчеств, раскрывающих смысл бытия, возвестил Сам Господь наш Иисус Христос. Но ставили вопрос: «Есть ли ныне Разные наставления нужда в пророчествах, хотя и частных?» И святой Иерарх, сделав оговорку: «Отвечать не дело моей меры... И люди великой меры возьмутся ли отвечать на сие?» тем не менее отвечал: «Господь, правящий миром, ведает, нужно ли Ему и ныне сие орудие, которое Он употреблял нередко прежде... Того, чтобы Господь прекратил сей обычай, в слове Божием, сколько знаю, не видно. Пророчества особенно назначены были, чтобы указать пришествие Христово. Они исполнились во время земной жизни Христовой, но не прекратились. Мы могли бы спросить: есть ли нужда предсказывать апостолу Павлу, что его свяжут в Иерусалиме, когда он на сие идёт, хотя бы его удерживали? Однако Агав предсказал сие.

Скажете ли, что сие было нужно для того, чтобы к назиданию явить апостольскую твёрдость и готовность на страдание за истину? Вот Вы и признали, что есть нужда в пророчестве частном. Антоний Великий не предсказал ли Афанасию Великому конец Юлиана отступника? Феодор Освящённый не предсказал ли ученикам мрак арианства в Церкви, и потом обильный свет Православия? Где же сему предел? Отец Серафим не предсказал ли многое многим? Если Господь сие устрояет, то должно думать, что сие на что-нибудь надобно» (9:198–199).

И рассказывает весьма любопытную историю: «Один русский, приехавший из Парижа, рассказывал мне о живущем там одном престарелом греке, который прежде был консулом русским в турецких владениях, но во времена несогласий, сильно действуя на христианское народонаселение в пользу русских, принуждён был после оставить службу и живёт пенсией, назначенной от императора Александра. Этот человек в первые месяцы нынешнего года сказал нашему священнику в Париже, что настаёт время судьбы для Константинополя; что туда послан будет русский вельможа, и выедет оттуда с русским посольством. Когда князь Меньшиков выехал из Константинополя – этот предсказатель опять пришёл к священнику и сказал: «Видите сбылось, что я вам сказал: теперь все будут говорить о мире, но будет жесточайшая война». Что видим и слышим доныне, то не противоречит сему предсказанию» (9:244).

Касаясь «свершения веков», святой Филарет пишет: «Апокалипсические времена не теперь начинаются. Они начались с того времени, как дано Евангелисту откровение. Многие старались приложить Апокалипсис к событиям, но немного успели. Пророчества становятся ясны ближе к решительному их исполнению, чтобы можно было узнать руку Божию и безошибочно предаться её руководству. Однако знамения времени не показывают ли, что мы ближе к концу, нежели к началу апокалипсических времен? На сие можно ответить: да, и в сем есть некоторое наставление» (19–2:320–321).

Но, наблюдая знамения времени и извлекая из них «некоторое наставление», надо быть осторожным к различным гаданиям, а, главное, надо бодрствовать и молиться. «Мне, – размышляет Святитель, – всегда казалось вероятнейшим, что гадания о 1836 годе не сбудутся, нежели что сбудутся. Ибо если Апостолам не надо в собственность разуметь времена и лета, то мудрено, чтобы сие досталось в собственность нашим гаданиям и расчётам. Но теперь, когда 1836 год наступил, когда предшествовавшие ему годы не соответствовали гаданиям, не кажется мне, что можно дремать беспечно. Мне кажется, что дела наши не к золотому веку ведут. Кто-то говорит: надобно молиться, чтобы гроза не застала нас не предохранённых, не окончивших и, может быть, не начавших дела, рассеянных вне и не собравшихся внутрь. Мне сие слышится и, однако, дремлется. Пошлите мне петеля Петрова будить меня» (7:194).

Святитель не советует искать сокровенного будущего, не любопытствовать что предстоит, а больше очищать сердце. «Всякому подвизающемуся о своём спасении можно и должно сказать: Несть ти потреба тайных (Сир. 3, 22): не ищи знать сокровенное или будущее. Для спасения нужно веровать, исполнять заповеди, очищать сердце, а не любопытствовать. Желать знать сокровенное опасно; а желать открывать оное ещё опаснее. Но все сие не препятствует тому, чтобы Провидение Божие открывало тайное и обращало сие для Своих лагих целей, даже и при несовершенстве орудия, как можно примечать на опыте» (9:199).

б) Таинственные явления

О таинственных явлениях Святитель ведёт диалог с наместником Свято-Троицкой Сергиевой Лавры архимандритом Антонием: «Догадка Ваша, что происходящее в училищной башне происходит от какой-нибудь неумиротворенной души, по моему мнению, удобоприемлема. Кажется, это и не одна душа». И советует: совершите «водоосвящение и панихиду» (10:13, 14). «Чтобы не принять прелести за истину, для сего не велено привязываться ни к какому видению, являющемуся в чувственном образе» (29:287).

в) Сновидения

«Сновидения, – говорит Святитель, – различны. Они могут происходить от различных состояний тела, особенно нерв, от сердца, мыслей, воображения, каковы сии наяву, и, наконец, от влияния духовного мира, чистых, смешанных и нечистых. Дабы определить достоинство сновидений, потребно многое испытание» (19–2:78).

Если сновидение «должно просветить нас своей ясностью, оно посылается в ясности и не требует много толкования. Если оно должно поставить нас в благоговение своей таинственностью, оно посылается в облачении таинственности, и тогда неблаговременное усилие сделать таинственное ясным есть род борьбы с намерениями Провидения... Быть во внимании, в молитве, в уповании на Бога и в ожидании просвещения от Него – обязанность в сем случае. И в чувственном мире оптический обман легко может быть принят за истину: ещё легче в мире духовном, которого свет и законы менее нам знакомы. И в чувственном мире нелегко понять видимые знамения внутренности и силы вещей: легче ли понять значение образов духовных?

Довольно, что сновидение не подаёт причины страшиться и смущаться, а частью утешает, частью побуждает к некоторому действованию, сообразному с обязанностями законными. Молитесь прилежно о Ваших родителях, не умствуя, что им нужно, а просто прося им благодати, мира и спасения» (29:308–309)... Услышали Ангельский глас во сне – «благодарите Бога, что в сновидении, которое могло Вас потревожить, Ангел Хранитель, хотя и сокровенно, напомнил Вам крест и молитву. Не отлагайте сего защитительного оружия» (21:20)... Если же сон – мечтание, то «нечего спрашивать о его значении, как у попугая спрашивать о смысле слов его. Если сон-видение, оно посылается так, как для нас надобно» (29:308). Но не надо «ни желать сновидений, ни домогаться объяснения их... Желание сновидений есть любопытство; любопытство не есть чистое расположение духа, не довольно чистое расположение духа не обещает чистых сновидений; следственно, желающий сновидений сам себя ведёт к опасности запутаться в мечтаниях» (29:308).

Не должно также слишком останавливать внимание на сне. «Пройти мимо картины, хотя бы то была и добрая, не много добра существенного, если она не представляет чего, особенно назидательного, а остановиться и заглядеться – значит, потерять время и, может быть, уклониться от истинного направления пути... В долгое отсутствие сна после полуночи могли бы Вы иногда, не вставая, говорить тихо, или совсем мысленно, псалом «Живый в помощи Вышняго» весь по порядку и другие» (29:313). «Помнить последняя нам велено. К смерти стараться быть готовым на всякий час, по возможности, надобно. А чтобы на сновидениях утверждаться, сего правила нам не дано» (21:36).

г) Анонимные письма

На анонимные письма лучше не обращать внимания. «Вы, – пишет Святитель к своему викарию епископу Дмитровскому Леониду, – хотели бы преследовать составителя безымянного письма. Но посмотрите, что будет. Объявляемый перепищиком служит в светском суде. Туда надобно будет послать письмо, чтобы его спросили. Дело начнётся тем, что все служащие в суде будут пересказывать безымянное письмо и смеяться над монахами. Потом переписчик может сказать, что не переписывал, и другие, что ничего не слыхали и почерк сомнителен. Так дело кончится смехом над монахами, или же переписчик скажет: «Да, меня просили переписать письмо монахи и говорили, что его действительно намерены подписать граждане». Таким образом он освободится от преследования, а монахи не признаются, потому что свидетелей при переписывании письма, конечно, не было. И в сем случае дело кончилось бы смехом над монахами, как началось. Итак, видите, что конец не советует полагать начало» (13:45).

д) Отношение к духовному концерту

Отношение к духовному концерту во времена святого Филарета было разное: «Некоторые строгие любители церковного находят странным пение духовных песнопений в зале, где бывают танцы, и притом не утром, а вечером». Другие «отзывались, что слушали с добрым чувством» (19–2:166). И вот Святитель обращается с донесением и одновременно с просьбой совета к своему духовнику архимандриту Антонию: «Под покровительством Государыни Императрицы, под конец последнего в Москве пребывания, дан был концерт придворными певчими, по малому числу которых, просили в дополнение моих. Я согласился. Увидев сей пример, Общество издания полезных книг просило у меня певчих для подобного концерта. Согласиться побудило меня то, что потоку худых книг нужно противопоставить хотя малую плотину хорошими книгами. Не позволил я только петь того, что поётся в Литургии, а позволил, что поётся в служениях и по домам. Безымянные письма жаловались на сие и представили мне несообразность, что в первом концерте во время пения молитвы Господней сидели, а для песни: «Боже Царя храни» встали. Потом о втором концерте узнал я, что были рукоплескания.

После сего уже четырём или пяти ходатайствам о концерте я отказал.

Но некоторые, даже духовные, говорят, что духовные концерты лучше светских или живых картин. Разберите мне помыслы, прав ли я теперь и очень ли виноват прежде?» (10:384).

е) Театр

«О театре, в котором я, – пишет Святитель, – отроду не был и о котором потому имею догадочное только понятие, трудно мне судить – до какой степени может быть невинно участие в этой забаве. Быть в театре по нужде для другого человека, конечно, лучше, нежели по собственной склонности к музыке. Музыка, хотя бы и без слов была, если не есть безвкусная, то не есть немая; и театральная музыка, без сомненья, по большей части говорит языком какой-нибудь страсти и потому, много ли, мало ли, нарушает внутреннюю тишину и рассеивает.

Я знаю человека, который иногда принуждён бывать в театре – тогда он старается не внимать представлению, а размышлять о суете забав, иногда ж, чтобы преодолеть рассеяние, закрывает глаза и собирается на молитву» (29:220).

ж) Юбилеи

Также сдержанно говорит Святитель и о юбилеях: «Мысль о юбилее для меня непривлекательна.

У евреев юбилей был важный закон и в отношении к Церкви, и в отношении к гражданскому порядку. Он освобождал впадших в рабство и возвращал заложенные земли. Папы в средние века ввели его в Римскую церковь, чтобы получать доходы от посещающих Рим и от индульгенций. Почему и зачем юбилей пришёл в Духовную Академию? А пример одной Академии, вероятно, поведёт тем же путём и другую» (10:167).

И приводит пример, отнюдь не в пользу юбилеев:

«Ректор Петербургской Академии пишет ко мне, чтобы по случаю юбилея дал я деньги на составление какого-то капитала, и собрал деньги с других. У евреев в юбилей прощали долги, а у нас в юбилей налагают подать» (10:171–172).

з) Подарки

А что думает Святитель о подарках? «Сделайте милость и терпеливо выслушайте...

Не говорю о добродетели бессребреников: ограничусь людьми обыкновенными. Иное дело подарки по обычаю, иное по усердию, иное по щедрости. Обычаю можно повиноваться спокойно, усердию надо отвечать усердием, иногда и щедрости уступать можно. Можно взять приношение щедрости с желанием благословения дающему и употребить избытки его на лучшее, чтобы отказом не огорчить без пользы и не отчуждить от свободного общения, которое может быть обращено в пользу. Но учащать и умножать подарки человеку, с которым доверенно обращаешься по духу, и даже после того, как он признаёт, что сим стесняется, принуждать его тем, что вещь уже готовится, – рассудите сами, что это такое? Я не буду разбирать сего, а скажу только, что это не на пользу ни дающему, ни тому, которому дарить хотят, ни тем, которые смотрят на сие... Сие, впрочем, не воспрепятствует мне и впредь, как прежде, если пришлёте мне шерстяные чулки Вашей работы, принимать и употреблять их, как благословение от трудов Ваших» (29:288–289)... Об одной игуменье святой Филарет пишет: «Она желает, чтобы сёстры и малости не могли принести ей в подарок, что бывало обыкновенно. Это хорошо. Растолкуйте и сёстрам, что это хорошо, и что начальницу ничем лучше нельзя дарить, как послушанием и любовью» (9:358).

и) Жребий

Об употреблении жребия приводятся следующие соображения: «Господь Бог не дал обещания, что всякому бросающему жребий изъявит Свою волю. Если бы признать, что всякий жребий показывает волю Божию, то по делам не было бы нужно: ни рассуждать, ни собирать сведения, а только бросать жребий. Но Богу угодно, чтобы мы искали справедливого рассуждением, трудом и доброй волей. Если бы всякий подчинённый, по получении предписания начальства, бросал жребий, исполнить или не исполнить, и по жребию отказывался бы от исполнения, не мог бы существовать порядок.

Итак, жребий употреблять позволительно только:

1) в деле важном,

2) в крайней необходимости,

3) при совершенном недостатке средств разрешить вопрос трудом, рассуждением и законом,

4) со страхом Божиим и верой» (19–1:23–24). Если жребий незаконен – «незаконное действие не привлекает воли Божией.

Над ним есть только попущение Божие» (19–1:24) (Ср.:1:2).

к) Шарлатанство

Шарлатанство Святитель, безусловно, осуждает как опасное явление для духовной жизни. «Очень жаль того любопытства, которое хочет играть Юмом (спирит, шарлатан. – К. С.), забавляться необычайным и домогаться сокровенного. Почему знать, не захочет ли неизвестная сила наоборот играть играющими ею? Неприметно можно дойти до значительного проигрыша. Если искусство Юма есть не более, как тонкая хитрость – для чего предавать себя произволу тонкой хитрости? Если же Юм говорит, что он пользуется содействием; и если сему верят, то надобно принять в рассуждение, что есть духовный мир света, в котором живёт истина, но также есть духовный мир сумрака и тьмы, в котором мечта и ложь также имеют место, как в мире видимом, чувственном, хотя там иное знают, чего не знают здесь. Посему истинно духовные люди остерегают от любопытства входить в сообщение с духовным миром, как опасного» (19–2:77–78).

л) Другое

И другие наставления, советы мудрого Иерарха – и полезны, и интересны, и разнообразны:

• «Никогда не разрешал я совершать Златоустову Литургию для поминовений или праздника в Великий пост... Разрешал же я в пост Златоустову Литургию только в домовых церквах, по двум крайним нуждам: для рукоположения в священники, чтобы приходская церковь не оставалась бы долго пуста в такое время, и для приобщения многочисленных кадетов, которых вдруг к Субботе исповедать и в Субботу приобщить невместимо... Со­

вершение Златоустовой Литургии в постные дни, в существе, не есть важное изменение порядка. В древности не так на сие смотрели в некоторых местах, как ныне вообще в Православной Церкви. Но должно щадить истых ревнителей, которые, не глубоко вникая в духовное, легко соблазняются видимым» (10:383:384, 384–385)...

• «Знаете ли Вы сестру Дивеевской общины Елизавету Татаринову?

Гавриил Павлович желает иметь её начальницей учреждаемого общежития. Она колеблется и, наконец, соглашается покориться избранию, если я разрешу её от клятвы, которую духовник и начальница взяли с неё не оставлять Дивеевского общежития. Мне кажется, что я не должен сего сделать, и потому, что она не моего ведомства, и потому, что в данной клятве, хотя, может быть, не совсем рассудительной, нет ничего вредного или преступного.

Если бы Ирод попросил меня разрешить его от клятвы, следствия которой вели к убийству Иоанна Крестителя: я бы разрешил его, чтобы не произошло зла. Когда сего нет в виду – какое право разрушить клятву, которую, может быть, Провидение Божие устроило для некоей благой цели? Правда ли мне думается?» (9:210–211)...

• «Есть некто г. Р., живущий недалеко от Лавры, знакомый, как говорят, иеромонаху Анастасию врачу. Он так обращался с женой своей, что она принуждена была удалиться от него к тётке, ... ходящей на костылях. Но при том удержал у себя малолетнюю дочь.

Тётка и племянница тоскуют о том, что будет с дочерью у отца, у которого не видят ни способов, ни расположения воспитать её, как должно. Для чего бы ему не отдать свою дочь её матери и её тётке... Не поговорит ли ему о сем Анастасий?» (9:227–228).

• «Если Вам нужно лечиться – не отвергайте сего» (3:27).

• «Привыкните к сухому делу должности, делая оное ради послуша­

ния с любовью» (4:38).

• А вот совет, и даже просьба, посылающим письма: «Оказывайте мне милость, которую оказываете почтальонам: для них адреса на письмах пишите так, что можно прочитать. А я в Ваших письмах иные слова, после долгого над ними мучения, не могу разобрать» (4:431).

И ещё два весьма важных суждения:

• «Где трещина – работано в самый праздник преподобного Сергия. Дивлюсь, что допущено: надобно взять из сего наставление» (17:43).

• «Если можете давать полезные советы – давайте их, не надеясь на своё знание, но призывая Бога в помощь. Он наполнит руку дающего и не оставит в бессоветии того, кто усердствует ближнему предложить полезное» (4:244).

И, наконец, необходимо отметить не менее важное (кажется, я уже отмечал): давая те или иные наставления, советы, Святитель не делает их безусловно обязательными для исполнения – он больше понуждает читателя задуматься и постепенно прийти к решению.

«Взять... самообличения, положить

в... ступку смирения и... толочь

пестом терпения;

сей порошок принимать...» (7:25)

Говорят, что юмор – разумеется, здоровый, мудрый – облегчает нашу жизнь – помогает стряхнуть с себя житейскую шелуху, переменить неприятную тему, изменить к лучшему настроение, примирить спорящих, а самое главное – в доброжелательной, нескучной форме дать хороший, полезный совет, который может стать более действенным, чем объёмный отвлечённый трактат.

Святитель Московский Филарет – мудрейший святой Иерарх – в своих многополезных наставлениях неоднократно применяет и юмор. Здесь приводятся лишь отдельные его высказывания, имеющиеся в его письмах – в форме свидетельств и советов.

Свидетельства

· «Красноречием г. Благонравова воспользоваться не хочу, а возвращаю оное Вам. И мнеслучалось встречать от него излишние требования, облечённые видом добрых побуждений» (14:186).

• «Ваш священник, кажется, почитает себя вселенским и думает, что если он произнёс своё имя, то уже все знают, кто это, и не нужно упоминать о месте своей службы. У меня священники менее о себе думают» (14:267).

• «Слышу, что по Москве и в Чудов по праздникам ходит некто босоногий. Видно, в будни не нужен подвиг, потому что мало удивляющихся. Обратите на сие внимание» (18:64).

• «Посетил меня на сих днях вручитель письма Вашего, не так краткий, как письмо Ваше. Но и за то я благодарю, зная, что и того молчанием моим не заслужил» (19–1:43).

• Пришла однажды к святому Митрополиту игуменья Спасо-Бородинского монастыря. Святой спросил, довольна ли она сёстрами обители. Игуменья ответила, что все они славные, «да беда в том, что я грешная». Святитель улыбнулся, перекрестился и сказал: «Благодарю Господа, наконец-то в моей епархии нашлась грешная игуменья. А то с кем ни поговори – все святые» (27:6).

• «Прежде говорили, что думали, и не все печатали, что писали. А нынче печатают всё, что придёт на ум» (27:7).

• «Вы говорите: собор за две версты от архиерейского дома. А у меня за четыре. Не прикажете ли Москву перестроить?» (36:4; 29:114).

• «Вчера вечером усмотрел я у себя на столе чужие очки и не мог себе изъяснить сего иначе, как подозрением в похищении у Вас. Спешу послать оныя к Вашему сиятельству и просить прощения, если отсутствие их причинило Вам затруднение» (16:72).

• «Вы окончили письмо в ноябре тем, что ходите по лугу – я окончу в апреле тем, что у меня в саду цветут нарциссы» (19–1:72).

Советы

• Рецепт следующий: «Взять... самообличения, положить в довольно глубокую ступку смирения и довольно толочь пес- том терпения; сей порошок принимать каждый раз, когда начнут бить в голову высящиеся помыслы» (7:25).

«Безволосого священника всего лучше перевести к тёплой церкви. А если сие неудобно – можете благословить ему употреблять чёрную скуфью в Богослужениях, совершаемых во время холода, кроме Литургии, на которой или совсем не употреблять, или по нужде до малого входа» (14:179).

«Скажите от меня Вашим ногам и всему телесному составу Вашему, что прошу их теперь не докучать Вам немощью или угрозами немощи. Творите дело послушания» (33:441).

• «Уставщику скажите, что... если не оставит своей добровольной

болезни», то будет представлен к перемене (17:93).

«Жаль большого иеродиакона. Нельзя ли дать ему нетяжёлого послушания, при котором бы не нужно было употреблять донос» (17:75).

«Почему Вы думаете пчельнику в Лавре быть непристойно. В улье братство доброе и пьянства не любит» (17:36).

«Что за меланхолия пришла на Ваше Высокопреосвященство говорить о Западе? Пасите на Востоке и почЖвайте в полудни» (19–1:75).

«Озаботиться всякого рода заботой» – и это загадка. Одних забот требуют церковные правила, чтобы представляемый к рукоположению тщательно испытан был в Православии и, по возможности, дознан в чистоте жизни. О последнем отец протоиерей свидетельствует – первого, конечно, не опустит рукополагающий.

Нельзя ли одну из забот обратить к отцу протоиерею, чтобы он потрудился сказать яснее, какого рода предстоит опасение» (19–2:110).

«Пишу... сказание, слышанное мной»

(9:182)

Поучительные рассказы всегда воспринимаются значительно легче, чем отвлечённое слово; усваиваются более крепко, чем теория, а потому и оказываются весьма и весьма действенными. Святитель повествует о:

1) чудесных событиях,

2) необыкновенных явлениях,

3) знамениях,

4) грозных, но поучительных происшествиях,

5) приводит благочестивые сказания.

Чудесные события

у святителя Тихона Задонского исцелилась малолетняя девочка от расслабления ног, а у святителя Митрофана Воронежского – от параличного состояния глаз. «Во время молебна у святителя Митрофана девочка внезапно обратилась к матери и что-то сказала, а мать сделала движение восторга, и оказалось, что это была минута прозрения. Вероятно, Господь ещё утешит Церковь свою прославлением Тихона» (4:39)...

«Хочу сообщить Вам (Родителю. – К. С.) то, что слышал я от одного генерала, человека, заслуживающего всякое вероятие, об одном человеке. Это женщина, которая более пятнадцати лет (а по словам других – до тридцати) лежит на одном месте. Она слепа. Одной только рукой может она делать небольшое движение. Слышав о ней много удивительного, я скажу Вам только то, что подтверждается ближайшим свидетельством. Следующее происшествие случилось с одной госпожой, от которой лично узнал о нём упомянутый генерал. Сия госпожа нарочно ездила к страдалице в Шклов с больной своей сестрой после того, как многие врачи отказались от неё. На просьбу о помощи страдалица сказала: «Что я могу сделать? Разве я не то же, что ты?» Но дай мне какое-нибудь наставление, продолжала просившая. «Молись Богу». – «Я молилась, но Бог не услышал меня». – «Так видно мало веры». Наконец, по настоятельной просьбе, страдалица советовала приложить к ране берёзовый лист. Но теперь зима, сказала госпожа. Та ответствовала: «Глупая! У тебя есть веники. Не лекарство лечит, но Бог». Сие наставление было исполнено, и больная чрез три дня совершенно выздоровела... Мне кажется, что я вижу здесь истинные лучи света – желал бы знать Ваше мнение» (12:143–144).

Необыкновенные явления

Один иеродиакон увидел во сне смерть, пришедшую его взять, но объявившую, что не получила ещё на сие повеление, так как не готов. «У тебя вот какой язык», – сказала она и показала длинный чёрный язык. Святитель размышляет: «Видение иеродиакона... примечательно. Поймёт ли он, что значит долгий чёрный язык? Вероятно, ему сие положится на мысль. А если сего не будет – я думаю, надобно подать ему мысль» (7:119). Иеродиакон произнёс много чёрных – скверных слов...

«Может быть, не неблаговременно теперь представить Вашему (Государеву. – К. С.) вниманию событие, довольно верно мне известное. Недавно жила в Москве одна больная, искренно преданная Православию, которой по временам виделись некоторые усопшие и с ней молились, подкрепляя её терпение, а иные просили молитв о себе. Однажды между ними она увидела протестантского пастора, которого прежде знала в одном из южных городов России, который очень благорасположен был к Православию, но остался не присоединённым к Православной Церкви. Видящая спросила его: «Зачем ты здесь? Ты не наш». Он отвечал: «Нет, ваш: в предсмертные часы моей жизни мне явился преподобный Сергий и помазал меня святым Миром». Можно ли утверждать, что это истина? Но и напротив, можно ли доказать, что это мечта?» (19–1:12:13).

Знамения

«Не для пробуждения ли любви нашей «посылает Господь знамения?» – вопрошает Святитель и рассказывает: «Вчера в Святейшем Синоде читали из Киева письмо о бывшем там землетрясении. Под землей был шум и гул. Люди теряли память. Стены трещали. Кресты на церквах колебались. Говорят, и в Москве было...

Заметили ли Вы (архимандрит Антоний. – К. С.), что три страшные и много убыточные пожара у трёх народов разрушили то, что которому больше любезно: в Петербурге дворец, в Лондоне биржу, во Франции театр? Сказать ли Вам, что ещё кажется мне очень худым предзнаменованием? Петербург сходит с ума в идолопоклонстве пред французской плясавицей. Говорят, в то самое время, как она в театре бросалась в огонь, от которого должен был избавить её бесстудный языческий божок – сделался пожар, истребивший дворец. Господу помолимся, да простит людские неведения и да очистит наши грехи» (7:273–274).

Грозные, но поучительные происшествия

Во время сильной грозы сидела женщина, держа «на руках младенца, а подле себя кошку – женщина и кошка убиты, а младенец невредим. И гроза проповедует, да будем, яко дети, если желаем спастися» (7:291)...

Необычайным препятствием (Святитель не поясняет) исповедуемый не был допущен до Святых Таин и скончался. «Мне кажется, – предполагает Святитель, – священник не догадался, на что тут надлежало обратить внимание. Надобно было спросить, не осталось ли чего на душе неисповеданного: или же если исповедано что-либо тяжкое для совести, не было ли недостатка в сознании тяжести греха и сердечном сокрушении» (8:459–460). «Мы, – завершает он, – продолжаем заслуживать умножения крестов наказания» (8:466).

Благочестивые сказания

«Пишу Вам, отец наместник, сказание, слышанное мной от особы, слышавшей оное лично от блаженныя памяти преосвященного Антония, архиепископа Воронежского. В день, предшествовавший открытию мощей святителя Митрофана, он хотел идти в церковь, чтобы возложить на оныя приготовленное новое архиерейское облачение; и, когда надобно было идти, внезапно ощутил в себе такое расслабление, что едва мог пройти по келье. Озабоченный сей нечаянностью для сего и следующего дня, он сел в размышлении и услышал тихий глас: «Не нарушай моего завещания». Не тотчас понял он сие, но, думая о своём намерении, собравшись с силами, открыл хранилище, где было облачение, и тут же нашел схиму, за несколько времени пред тем примечательным образом ему доставшуюся. Когда он, по обычаю своему, принимал многих, приходивших просить благословения или духовного совета, между прочим подошла к нему неизвестная женщина, если верно помню рассказ, в монашеском одеянии, представила ему схиму, просила принять и сказала, что она понадобится. Прежде, нежели Преосвященный освободился от разговора с другими, принесшая схиму скрылась, и он не мог говорить с ней более. Теперь, увидев сию схиму, он понял, что слово: «Не нарушай моего завещания», есть воля святителя Митрофана, чтобы не полагать на его мощи архиерейского облачения, а оставить оные в схиме. Преосвященный взял сию схиму и положил на мощи Святителя. Она была на них несколько лет; потом, быв заменена другой, осталась в руках иеромонаха, и недавно пришла в мои руки» (9:182–183)...

Каким подлинно христианским братолюбием, соединённым с осмотрительностью, исполнен был отец Марк, показывает следующий случай. В Саровской обители был некто знакомый отцу Марку. «Сей брат искусился помыслами, что управление Саровской обители несовершенно и могло бы возведено быть к большему совершенству другим настоятелем... За сими мыслями, как тень, лежала тайная мысль, что выбор может пасть на него». Пользуясь вниманием правящего епископа, он предложил ему мысль о перемене настоятеля, «и присовокупил, что сию мысль имеет и отец Марк». Епископ, почитая сего пустынножителя, ответил, что он с радостью примет его мнение. Брат же, искушаемый любоначалием, «простёр свою дерзость далее и присовокупил: отец Марк, вероятно, сам придёт к Вашему Преосвященству, чтобы подкрепить сию нужную для обители мысль».

После сего искушаемый отправился к его ногам, умолял «посетить Преосвященного в Тамбове. Причины сей просьбы не открывал отцу Марку, но умолял его самым настоятельным образом, говоря: ты дашь мир душе моей, если сие исполнишь; и, напротив, лишишь её мира, если не исполнишь. Видно, что братолюбивый отец Марк помянул слово Господне: «Аще кто по силе поймёт тя поприще едино, иди с ним два», – и вот, что он сделал. Вдруг не стало в пустыне отца Марка». Брат догадался, что произошло, и поспешил предварить епископа – Марк «на пути в Тамбов». Преосвященный стал ждать. И в праздничный день, когда, совершая Литургию, стал он на горнее место, увидел пустынника, «входящего в алтарь». Епископ благословил его, приобщил Святых Таин и хотел отвезти к себе в дом. Но пустынник остался в церкви – продолжал молитву, прикладывался к святым иконам, а затем незаметно вышел и вернулся к своему месту подвигов.

Послали искать его, но никто и нигде не видел пустынника. «Так оказал он братолюбие искушаемому и своим послушанием и смирением, без сомненья, устыдил его и уврачевал от помыслов любоначалия, а между тем и своего пустыннического безмолвия не нарушил, и от запутанных обстоятельств искусно уклонился» (7:268–271)...

Рассказ знакомой Святителю матушки: «Была некая Прасковья, фамилии не помню, которая хаживала в мою домовую церковь и часто бранила покойного диакона Димитрия, по тому случаю, что она свою тёплую одежду клала на амвон, а он, проходя говорить ектению, отодвигал оную ногой. Сия приехала в Крым, ...попросила в Севастополе дом для 20 раненых и ходила за ними. Однажды пришла она к одной знакомой своей и выпросила для себя шёлковое платье. На вопрос: «Для чего?» Отвечала: «Ныне мой последний день, прощай». Потом пошла... на одну из батарей, где её знали и даже замечали, что при её присутствии не бывает убитых. Здесь сказала она: «Поберегите меня ныне; если сбережёте меня – сбережёте Севастополь; если меня не будет – и Севастополя не будет». Прилетела бомба и разорвала её на 16 или 18 частей. Это было недели за две до оставления нашими войсками южной стороны Севастополя» (9:361)...

«Ещё примечательное сказание слышал я из Севастополя. Военный чиновник, помнится, Темирязев приходит к приятелю Пушкину и приносит ему своё завещание, сказывая, что назначен в дело и думает, что не возвратится. Когда стали его отводить от сей мысли, он сказал: «У меня болела рука пред тем, как ей быть раненой, а теперь болит нога, и сильнее руки; а потому думаю, что буду ранен в ногу и не перенесу». После сего вечера утром жена Пушкина будит мужа и говорит: «Иди на перевязочный пункт; я видела во сне, что он ранен в ногу». Муж пошёл и нашёл друга раненым в ногу. От сей раны он вскоре и умер» (9:364–365).

«Хорошо знать добрых людей, хотя бы

только по имени» (10:242)

Примеры подвигов служат прямым продолжением поучительных рассказов, так как и они наглядным образом показывают, как в жизни воплощаются истины веры и благочестия.

Святость – обязанность всякого христианина – и Святитель являет её в подвигах угодников Божиих, которых Церковь признаёт «по благодатным благотворным действиям» (10:155):

1) Крестителя Господня Иоанна,

2) Святителей,

3) Преподобных,

4) Затворников,

5) Милостивых,

6) в мимоходном и весьма скромном свидетельстве о себе,

7) в высочайшем образе Пастыреначальника.

Креститель Господень

«Об Иоанне Крестителе кто-то хорошо говорит. Подлинно чудно, что он из утробы матерней стремился ко Христу и почти всю жизнь провёл в разлучении с Ним. Вот покорность судьбам Божиим.

Вот поучение, как располагать себя, когда что близкое к нам приходит из видимого в невидимое» (3:23).

Святители

«Единое дыхание ума в чете священной, как бы одна душа в двух телах: Василий в Григории, Григорий в Василии, совокупленные любовью. Ныне молите Христа о стаде нашем» (4:42).

• «Святитель Димитрий, в писаниях собственно духовных, подлинно велик. Жаль, что проповеди его подверглись действию современного вкуса красноречия» (4:431).

• «Протоиерей Иоанн Вениаминов (потом святой митрополит Московский Иннокентий. – К. С.) – наш миссионер в Российской Америке... Он добрый служитель Божий» (7:351).

Преподобные

Велик преподобный Сергий – нам не достигнуть его высоты. «Будем сколько-нибудь подражать хотя нищете преподобного Никона и сделаем для скита ризницу шёлковую, без серебра и золота» (8:146).

«Мир душе отца Иосифа (верному ученику преподобного Сергия. – К С.). Он был воистину скитянин в тихости и простоте» (9:62).

Затворники

Тамбовский помещик сообщает святому Филарету о затворнике Иларионе – Троекуровском старце: «Ему 90 лет. Выходит он только иногда в церковь к Литургии, которая для него совершается прежде солнца. Как приятно быть у него в келье, и как светло, хотя и солнца нет! Один окончивший семинарское учение просил у него совета на вступление в монашество. Отец Иларион отвечал: «Ты будешь священником и будешь монахом». Получивший сей ответ действительно сделался священником, но года чрез три овдовел и, не оставляя своего места, жил в воздержании не только в отношении пищи, но и относительно сна» (8:460–461).

Близким к отцу Илариону был затворник Иоанн. Он хотел быть при старце, «но, по его наставлению, затворился в другом месте и по нескольких летах подвигов преставился с благодатными знамениями» (8:463).

Милостивые

Святитель приводит пример, обличающий всех тех, кто спешит осудить ближнего:

«О г. П. судите строго и, может быть, поспешно. Мне известны обстоятельства, располагающие судить лучше. Он купил несколько тысяч кратких молитвословов, чтобы раздавать народу или за ничтожную цену, или даром. Посетил квартирный дом бездомных и, найдя, в тесноте, смешение полов и возрастов, старается устроить квартирный дом, в котором были бы разделены полы и возрасты, и был надзор» (10:444).

Сам святой Филарет

О себе Святитель говорит любезнейшему Родителю предельно кратко и скромно:

«Пробыть около шести часов в классе, и в две недели сказать одну проповедь, не считая тех, которые обыкновенно назначаются в праздники – вот та должность, которую Вы называете весёлой... Но и Вы соглашаетесь, что она есть немалое бремя. Столь малыми сведениями, а ещё меньшей опытностью, быть проповедником и каждое произведение слабого пера подвергать суду такого мужа, который вдвое более всей жизни моей наслаждается славой Богослова и Витии – сие одно могло бы и не меня привести в недоумение. При всем том я решился, – и на что иное мог бы я решиться? Я решился повиноваться внешней воле, сколько позволят мои силы» (12:79)¹⁵³.

Высочайший пример – Пастыреначальник

«Что касается до примера, всего лучше взирайте на пример Пастыренчальника в Евангелии. Он есть Путь, Истина и Жизнь» (Ин. 14:16) (29:237).

* * *

Сказав немного об отдельных подвижниках, Святитель, как бы оправдывая себя, заключает: «Хорошо знать добрых людей, хотя бы только по имени» (10:242).

«Желаю Вам столько... лет, сколько

нужно, дабы Вы совершенно облеклись

в нового человека» (29:270)

Чтобы земная жизнь строилась правильно – вела и привела к Жизни Вечной – необходимо помнить, что здесь, на земле, мы гости, а подлинное наше Отечество – наш Дом – в Мире Ином. И святой Филарет размышляет о смерти и, хотя прикровенно, о том, что будет после неё.

Смерть мы видим на каждом шагу: умирают наши родители, близкие, знакомые... Круг, обнимающий нас, сжимается с каждым днём.

«Как часто, бывшие близко с нами, преходят от нас туда, откуда несть возвращения! Как ближе и ближе становится наша чреда!» (8:302). И становится страшно, что вот-вот пробьёт наш час! «А мы не свободны в путь, связанные попечением о здешнем» (8:302). Значит, надо стать свободными и вспомнить, что Господь Своим славным Воскресением попрал смерть: «Что страх смерти есть, это ещё не беда. Видели его и в многоподвизавшихся Отцах. Кольми паче естественно, что к нам он приходит. Но скажите страху: «Ты прав, если судьба наша должна решиться правосудием Божиим только; но теперь уже дело в особенном положении; Христос умре и воскресе, чтоб уничтожить страх смерти, чтобы кровью Своей смыть рукописание грехов наших; чтобы простить нас, верующих в Него, и судить нас судом милосердия, которое сжалится над нами, между прочим, и потому, что мы боимся своего недостоинства. Итак, страх, я тебя не боюсь; оставайся, если так угодно Богу, при мне, и будь моим стражем от забвения и развлечения, но не мешай мне веровать, любить и уповать!» (5:9).

«Верующему умирать не страшно, только надобно ранее готовиться» (4:614). Но как? Умеем ли мы «умирать о Господе? Если ответ на сие затрудняет нас, то лучше не спешить желать смерти, а предоставить Господу прежде учить нас умирать о Господе» (29:284). Добрый урок – помнить о смерти. «Поминай смерть и суд Божий для себя, и не будет досуга судить других» (21:73). Помысл о смерти – «добрый гость» (7:183). Предвестник смерти – болезнь. И «пока болезнь помалу подаёт мысль о смерти, рано или поздно неизбежной, приучайтесь помалу и к мысли о смерти, чтобы, когда и сия, наконец, явится, не явилась слишком нечаянно» (5:4). Её надо сделать чаянной, то есть прилежно помышлять о ней «и содержать себя по возможности в готовности к ней. Бог посылает страх смерти для наставления, а не для смущения» (29:348). И дни наши Он удлиняет для исправления – для доброделания, чтобы они стали полезными – не «бесплодными, и чтобы даруемое долготерпением Божиим умножение их не умножило... безответственности» (8:505).

В таком случае, если кончина и будет неожиданной – бесплодной не будет. «Кончина благодетельной девы, – утверждает святой Филарет, – неожиданна, но не печальна, потому что по слову церковному, есть непостыдная, безболезненная, мирная» (8:432–433). Более того, Господь может принять «доброе начало подвига, как совершение» (8:354).

О живших с чувством подлинной любви к людям и скончавшихся с блаженной надеждой не следует скорбеть, хотя нам их жаль.

Святитель пишет: «О призываемых от нас в будущий век с благой надеждой не скорбите много. По любви к ним скажем: идите с миром, хотя нам и жаль: а они воздадут нам молитвами» (9:197). Господь принимает к Себе «проникнутого чувствованиями человеколюбия, облечённого в одежду для человеколюбивых. Мир душе его. Жаль, что доброе делание прекратилось. Но Господь весть полезное. Помолитесь о нём в обителях» (9:376).

Неправильно желать ускорения кончины – сие возможно лишь для лиц высокой духовной жизни. «Просить прекращения временной жизни могут люди, каков апостол Павел, по испытанной вере и благодати, после подвигов и пожертвований за Христа. Но и он, изъявив желание сего рода, останавливается и прибавляет: что изволю не вей. Но что если другой человек испросит смерти, и ему не откажут, а потом потребуют ответа, зачем он ушёл с поприща, где ему надлежало ещё терпением довершить своё очищение? Не захочет ли возвратиться? Но сего уже не позволят. Итак, хотя бы кто и в огненном, но земном и временном очищении находился – не должен ли, хотя и вопиять о помиловании, но в то же время послушно оставлять себя в руках Великого Художника, Который может и хощет из неблагоприятного или нечистого металла сделать чистое золото? Да даст Вам Господь разум спасения и помощь ко спасению» (21:70–71).

Духовность должна являться и в самом завещании. «О завещании подумать не худо, но не страстно, а разборчиво, как распоряжаются чужим с приготовлением к отчёту» (29:349).

Утешает Святитель рассказами о том, как честна пред Господом кончина истинного христианина:

1. «Расскажу Вам» о смерти, которая Вас утешит. Староголутвинский строитель Самуил последние недели три своей жизни в церковь ходить не мог по немощи; в сие время дважды соборовался елеем, дважды исповедовался, четырежды приобщался Святых Таин; 12 февраля поутру созвал всю братию и простился со слезами и с увещанием; велел ранее обыкновенного начать Литургию; от Литургии приобщился и через час умер. Между последними его изречениями были сии: «Когда прииду и явлюся лицу Божию! Те, на коих пал столб Силоамский грешнее ли были нас? Аще не покаемся, вси погибнем». А мы можем после сего сказать: «Честна пред Господем смерть преподобных Его!» (17:112–113).

2. И ещё: «Владыка (Михаил (Десницкий), митрополит С.-Петербургский. – К . С.) совершил свою проскомидию и принёс себя Богу навеки. Смерть его честна. Обыкновенная кротость его в последнее время наипаче в нём просияла. Несколько последних дней ежедневно приобщался Святых Таин. Последние сутки были тяжки телесно; впрочем, и сие страдание было тихо. 24 дня прошедшего месяца (1821 г. – К. С.), после вечерни, когда в домовой церкви его пропели: «Ныне отпущаеши раба Твоего», он предал дух. Я видел его в самые лёгкие и в самые трудные часы его болезни; в сии последние особенно можно было чувствовать себя у предела вечности. Оплакан он усердно; погребён благолепно» (19–1:36).

3. Последними словами перед кончиной священника Никиты Дроздова – брата святого Филарета – были: «Благодарю тебя, Господи» (4:79).

Смерть – великая тайна, как тайна и то, что нас ждёт за гранью земного бытия. Но нам хочется заглянуть в эти тайны (иногда – дерзновенно, греховно) – Святитель приоткрывает их – настолько, насколько для нас нужно, спасительно. Это: разомкнуть глаза на блаженство Небесного Общества, услышать призыв к покаянию, почувствовать милосердие Божие, но и Высочайшую справедливость: «Хотеть в сем мире удостовериться о подробностях будущего есть хотеть в заключение уединённом видеть и знать то, что происходит в обществе. На то заключены мы в мире сем, чтобы устранением от общества блаженных научить нас ценить блаженство сего общества и заслуживать оное. В ком уединённое заключение достигает цели, и он близок к допущению в общество, тому иногда и в заключение позволяется знать нечто о происходящем в обществе... Иногда!.. Нечто!..» (29:285).

«Путь к бессмертию лежит в юдоли смертной жизни. Смерть для каждого человека отверзает дверь судьбы. Чтобы получить помилование, должно принести покаяние. Но какое милосердие для тех, кто с непреодолимым упорством отвергает милосердие? Праведный Судия лишает осуждённых права и возможности наслаждаться Его лицезрением. Милосердный судит нераскаянных. Судите посему, сколько теряет тот, кто теряет право видеть Бога: «Судия посылает их в огонь». «Идите в огонь вечный», – глаголет Вечный Судия. И посему напрасно объясняют сей огонь действием совести! Души, не соответствовавшие любви Жениха Небесного, скоро испытают (19–1:36) пламень Его ревности. Бог есть единое, бесконечное Благо; уклонение от Него – единое, бесконечное зло. Какая тьма в разуме! Какая пустота в сердце! Какой голод в желаниях! Но какой ужасной крайности достигнут сии бедствия, когда они перейдут в саму природу человека! Поздно будет тогда искать пути спасения во мраке ада.

Представьте себе, сколько можете, сию страну непроницаемого мрака, кипящую огнём и жупелом, и червями, шумящую скрежетом зубов и яростными стонами: там минуты проходят, как годы. Но проходят годы – и это ещё начало мучения; проходят века – и это ещё начало мучения; пройдёт столько тысячелетий, сколько пылинок составляет нынешний мир – всё ещё будет начало мучения!

Подумайте также, с кем будут разделять грешники сие бесконечное проклятие на вечные мучения: это огонь, уготованный дьяволу и аггелам его. Губительные взоры врага беспрестанно будут пронзать жертву, им убиенную! Лютый змий гнусным жалом своим будет лобызать сердце, им отравленное, и в новые раны всегда будет проливать новый яд. Отверзите слух ваш: «Приидите, благословенные Отца Моего». Слышите ли, что говорит Любовь? Не для вас устроены жилища адовы, но дьяволу и аггелам его, не для вас возжено геенское пламя, но для князя тьмы устроено царство тьмы. Для вас уготованы обители райские от сложения мира. Почто ревнуете жребию тех, кои заслужили своё состояние? Обратитеся, покайтеся, ибо приблизилось Царство Небесное» (27:90–91).

* * *

Мы – не только пожилые люди, но и молодые – многих проводили в путь всея Земли. Нас же пока оставили продолжать своё странствие в этой «юдоли смертной жизни». И паки встают вопросы: зачем? Для чего? Как понять? Завершительный ответ даёт Святитель:

• «Лучшие нас отошли ко Господу, а мы грешные остаёмся ещё: в том признаём долготерпение Божие и милосердие, дающее нам время покаяния и очищения. Он же да поможет нам и воспользоваться даром Его!» (19–1:106).

• «Люди хотят долго жить по привязанности к сему миру – неправильно; не хотят долго жить по неудовлетворению на сей мир – также неправильно. Желаю Вам столько новых лет, сколько нужно, дабы Вы совершенно облеклись в нового человека, созданного по Богу, обновляемого по Христу, дабы без препятствия и без ущерба могли получить ту новую жизнь, в которой нет новых лет, потому что нет старых» (29:270).

«Простите и благословите...» (9:389)

Святой Московский иерарх оставил множество подлинных архипастырских наставлений, обнимающих все пути спасительного шествия к Вечности. И, казалось бы, такой мудрый Святитель не нуждается в ком-либо. Но нет: он хорошо помнит те слова Христа Спасителя, которыми заканчивает свой славный Катихизис: «Егда сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключими есмы: яко, еже должны бехом сотворити, сотворихом (Лк. 17,10). И святой Филарет «тако глаголет», почему и сам просит то у епископов, то у архимандритов, благочестивых христиан

1) прощения,

2) молитв,

3) поддержки,

4) указаний.

Просит прощения и сам прощает:

«Преддверие поста отверзается. Простите меня и помолитесь, да вступлю в поприще покаяния и очищения не слишком леностно и небесплодно» (10:281)... «Простите меня и благословите на поприще святого поста, да не леностью и унынием прииду, но в покаянии со вниманием и тщанием притеку к Отцу милосердия и щедрот, и благодать обрящу» (9:389)...

«Уже слышится глас Церкви, зовущий к покаянию. Ко вступлению в сие поприще, прошу от дома преподобного Сергия благословения, а от Вас (отца наместника. – К. С.) и братии в особенности прощения, в чём кого оскорбил, и во всём, в чём недостаточествовал пред Вами моим немощным и недостойным служением. Если же и из Вас кто мнится иметь нужду в моём прощении, подаю оное именем Господним с миром и любовью. Да управит Господь всех нас путём покаяния на путь благоделания и спасения» (8:190)...

«В чём помысл ваш не мирен ко мне, сказывайте, не накопляя таких помыслов, от чего смущение и затруднение увеличивается. Господь да простит нас во всём» (8:344). (См. также: «5. Путь духовного делания... б) Твори...»).

Взывает к молитве, которая бы испросила вразумление, терпение, бодрствование, усиление деятельности и проводила бы в последний путь:

«Помолитесь, чтобы Господь вразумил меня, что я должен делать, и скажите мне благое слово совета» (8:14)… «Помолитесь преподобному Сергию, да дарует мне облегчение, или да приобрету пользу терпением» (9:332)…

«Помолитесь о моей лености, да не найдет день Господень, яко тать, но да убужду себя, или да убужден буду, не совсем поздно, и возжгу светильник, и соберу хотя капли елея, и препояшу чресла, и буду яко раб, ждущий Господа своего» (8:303)... «Милосердием и долготерпением Господним дарованные мне дни оскудевают. Скудные силы истощаются, тогда как время требовало бы и крепкого терпения и усиленной деятельности.

Продолжите споспешествовать мне молитвами, да не будет совсем бездейственна и бесплодна немощь моя, или же да изведёт Господь иного крепкого делателя на здешнюю часть жатвы Его» (9:366)...

«Прошу, чтобы Вы (отец наместник. – К. С.) молитвой проводили меня в путь, требующий доброго напутствия, при недостатке дел, которые бы благонадёжно пошли вслед со мной» (7:134).

В несении жизненного креста, в затруднениях ищет поддержки:

«Поддерживайте меня в несении креста словом любви, совета, подкрепления и утешения» (7:241) ... «Часто затруднённым окружающими и недовольным видите Вы (архимандрит Антоний. – К. С.) меня вправду. Дела, в которых нет пищи для души, поглощают время и всегда оставляют заботу, что много остаётся неоконченного; немощь требует много времени для отдыха; душа с трудом обращается в покой свой; помыслы, заботы или суеты преследуют и окрадывают её. Продолжайте просить мне помощи и того, чтобы готовую по милосердию помощь не был я не готов принимать» (7:189).

С благодарностью принимает указания и отклоняет от себя похвалу, как нравственную опасность:

«Благодарю, что утешаете меня; но больше учите. Не столько скорблю, сколько не знаю иногда, что делать» (7:165)... «Что говорите обо мне, то принимаю, как указание – чем должно мне быть. Но лучше не искушайте меня словами, которые выше моей меры. Вспомните, что сказал Апостол: Аз себе не у помышляю достигша (Флп. 3, 13). Даже когда Самому Иисусу Христу сказали: Учитель благий, Он отклонил сию похвалу, сказав: Никтоже благ, токмо един Бог (Мф. 19,17). Судите по сему, как между нами похвала или неуместна, или опасна. Хвала единому Богу, дающему всякое благо и совершающему силу в немощи» (29:221–222).

И завершает:

«Молитесь и празднуйте в мире и, чрез молитву мира Вашего (отца наместника с братией. – К. С.), да послет преподобный Отец наш некое участие мира и моему недостоинству» (8:148).

Слава Тебе, Господи, слава Тебе!

С Божией помощью, при несомненном крепком ходатайстве святого Филарета, митрополита Московского, я заканчиваю свой труд, на который ушло немало времени, – возможно, что последний в моей земной жизни, так как завершается Библейский возраст... Я почитал Святителя и раньше – ещё до канонизации (внимание моё на эту светлую личность обратил такой же светлый приснопамятный Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий I), – а теперь, прочитав его письма, полюбил более глубоко. Я увидел в нём не только мудрого Архипастыря, но и скромного, доброго, внимательного, всегда готового на помощь. Это и Епископ и Отец!

Пусть поучительное слово великого святого Иерарха напоминает нам, да и всему миру, то, что жизненно важно, спасительно; что даёт смысл нашему земному бытию, указывает призвание нас – образов Божиих, укрепляет, вдохновляет, делает нас светлыми – Богоподобными – даёт то, что заменить невозможно никакими сокровищами, что бесценно!..

Да, на Земле много зла, но здесь же действует и непобедимая Сила, перед Которой любой греховный мрак исчезает, как пред Солнцем тьма. «Зло сильно» над теми людьми, «которые не хотят труда воспротивиться ему, но немощно пред Благодатью» (21:43).

Благодать – наша надежда (29:281).

Обобщая свои поучительные слова, святой Филарет обращает внимание читателя на весьма важное обстоятельство – на то, что его слово направлено не только к другим, к ближним, к дальним, но и к самому себе. А это значит, что оно является плодом глубоких Богопросвещённых размышлений, плодом самой духовной жизни – оно идёт от чистой души к душам других и напоминает себе.

«Что себе, то и Вам советую», – заявляет Святитель. «Себе и Вам говорю: надобно возбуждать себя от лености, прилежать к духовному дыханию внутреннего человека, внимать себе, чтобы случаи добра не проходили мимо и чтобы суета не входила в сердце. Занятие земным делает хладным сердце к Небесному. Отторгнем сердце наше от мира и, если оно ещё не очищено, чтобы устремиться прямо на Небо, понесём оное на Голгофу, положим к стопам страждущего за нас Господа» (29:152, 366).

«Да не прейдёт Ваш день без моего воспоминания, – заканчиваю опять-таки словами мудрого Святителя, которые я старался представлять точно, опасаясь, что любой перефраз будет ослаблением их, – и да идёт он к Вам, и да скажет, что я, хотя изнемогающим гласом прошу Вам от Отца дней, времён и веков, благословения Ваших дней и лет, под которым бы на поле Вашей жизни умножились и возрастали благие семена и приятные от них плоды для времени и вечности» (4:588).

«Господь да научит Вас рассуждать лучше, нежели я; а Вы помолитесь, да не како, иным проповедуя, сам неключим буду» (1Кор. 9, 27) (7:137).

Святителю отче Филарете! Ты теперь зришь славу Божию, так просим Тебя, молись же за ту Святую Церковь, которой Ты самоотверженно служил всю жизнь, за её Святейшего Предстоятеля, за всю Московскую паству, за всех православных христиан. Мы глубоко верим в Твоё действенное предстательство!

«Радуйся святителю Филарете, Церкве Русския похвало и утверждение».

Письма святителя Филарета по времени издания

1. Отдельные издания

1. Два письма преосвященнейшего Филарета, митрополита Московского. М.,

1863. – 6 с.

2. Письма Московского и Коломенского митрополита Филарета к Гавриилу,

архиепископу Рязанскому и Зарайскому. М., 1868. – IV † 94 с.

3. Письма митрополита Филарета к игуменье Спасо-Бородинского монастыря

Марии (Тучковой). М., 1868. – 86 с.

4. Письма митрополита Московского Филарета к А.Н.М. Киев, 1869.

– XII † 692 с.

5. Московский митрополит Филарет в письмах своих к разным лицам. (Сост.

Н.В. Сушков). М., 1870. – 50 с.

6. Письма митрополита Филарета к преосвященному Иосифу, архиепископу

Воронежскому. М., 1871. – 25 с.

7. Письма митрополита Московского Филарета к наместнику Свято-Троицкой

Сергиевой Лавры архимандриту Антонию. М., T. I. 1877. – XI † 433 † II с.

8. Письма митрополита Московского Филарета к наместнику Свято-Троицкой

Сергиевой Лавры архимандриту Антонию. М., T. II. М., 1878. – XV † 510 с.

9. Письма митрополита Московского Филарета к наместнику Свято-Троицкой

Сергиевой Лавры архимандриту Антонию. М., T. III. М., 1883. – 433 с.

10. Письма митрополита Московского Филарета к наместнику Свято-Троицкой

Сергиевой Лавры архимандриту Антонию. М., T. IV – 1884. – 534 с.

11. Письма Московского митрополита Филарета к разным лицам. Сообщил

действительный член (Императорского Общества Истории и древностей

Российских при Московском Университете) архимандрит Григорий. М., 1880.–

22 с.

12. Письма митрополита Московского Филарета к родным от 1800-го до 1866–

го года. М., 1882. – IV † 419.

13. Письма Филарета, митрополита Московского, к Леониду, епископу

Дмитровскому, впоследствии архиепископу Ярославскому. М., 1883. –

II † 115 с.

14. Письма Московского митрополита Филарета к покойному архиепископу

Тверскому Алексию. М., 1883. – VIII † 280.

15. Письма Филарета, митрополита Московского, к Филарету Гумилевскому,

впоследствии архиепископу Черниговскому. М., 1884. -II † 53 с.

16. Письма Филарета, митрополита Московского, к князю Сергею

Михайловичу Голицыну. М., 1884. – VI † 121 с.

17. Письма Филарета, митрополита Московского, к наместнику Троице-

Сергиевой Лавры архимандриту Афанасию. М., 1886. – 142 с.

18. Письма Московского митрополита Филарета к преосвященному Виталию,

епископу Дмитровскому, викарию Московской епархии. М., 1887. – 74 с.

19. Письма Филарета, митрополита Московского и Коломенского к

высочайшим особам и разным другим лицам. Собраны и изданы Саввою,

архиепископом Тверским и Кашинским. Части 1-ая и 2-ая. Тверь, 1888. – VIII †

207; 342 с.

20. Письма Московского митрополита Филарета к игумении Спасо-

Бородинского монастыря Сергии. Изданы Саввой, архиепископом Тверским и

Кашинским. Тверь, 1890. – IX † 41 с.

21. Письма митрополита Московского Филарета, хранящиеся в собрании

автографов Императорской Публичной Библиотеки. СПб., 1891. – 2 † 77 с.

22. Переписка Филарета, митрополита Московского, с С. Д. Нечаевым. СПб.,

1895. – VIII † 288 с.

23. Сборник мыслей и изречений митрополита Московского Филарета,

извлечённых из переписки его с разными лицами. М., 1897.

24. Мнения, отзывы и письма Филарета, митрополита Московского и

Коломенского, по разным вопросам за 1821–1867 гг., собранные и снабжённые

пояснительными примечаниями Л. Бродским. М., 1905. – V † 387 † XII с.

25. Творения Филарета, митрополита Московского и Коломенского.

Издательство «Отчий дом», 1994. – 478 с.

26. Святитель Филарет, митрополит Московский. Мнения, отзывы и письма.

М., 1998. – 369 † XIII с.

27. Династия Романовых в письмах митрополита Филарета. (Архивные

находки). М., 1999. – 94 с.

28. Святитель Филарет (Дроздов). Избранные труды, письма, воспоминания.

М., 2003. – 990 с.

29. Святитель Филарет Московский. Призовите Бога в помощь (Сборник

писем). Издание Сретенского монастыря. М., 2006. – 800 с. ил.

2. Издания в журналах

30. Из переписки с А.Н. Олениным Филарета, митрополита Московского. «Православное Обозрение». 1869. Март. С. 365–371.

31. Два письма покойного митрополита Филарета Московского к Е.П. Головиной. «Душеполезное Чтение». 1875. Ч. 2. С. 485.

32. Письма митрополита Филарета митрополиту Иосифу (Семашко) в статье: «Московский митрополит Филарет в его отношении к делу воссоединения униатов». «Душеполезное Чтение». 1886. Ч. 2. С .93–107.

33. Переписка митрополита Филарета с архиепископом КаменецПодольским Кириллом. «Душеполезное Чтение». 1888. Декабрь.

С. 407–441.

34. Письма Московского митрополита Филарета (к и. д. Московского обер-полицмейстера С. Н. Муханову и к Московскому военному генерал-губернатору князю Д. В. Голицыну). «Душеполезное Чтение». 1895. Март. С. 628–629.

35. Письма митрополита Московского Филарета к архиепископу Рязанскому Смарагду. «Чтения в Московском Обществе Любителей Духовного Просвещения». М., 1870. Кн. 12. Материалы к биографии Филарета, митрополита Московского. С. 28–43.

36. Письма Филарета, митрополита Московского:

а) К преосвященному Евлампию (Пятницкому). «Чтения в Обществе любителей Духовного Просвещения». Год пятнадцатый. Часть III. Отдел III. М., 1878. С. 1–23.

б) К ректору Санкт-Петербургской Духовной Семинарии архимандриту (впоследствии епископу Пензенскому) Иннокентию. Там же. С. 32.

в) К Парфению, архиепископу Владимирскому. Там же. С. 33–34.

г) К ректору Одесской Семинарии архимандриту (впоследствии епископу Енисейскому) Никодиму. Там же. С. 34–35.

д) К казначею Тверского архиерейского дома в Санкт-Петербурге иеромонаху Платону. Там же. С. 35–37.

е) К Тверскому гражданскому губернатору, д. ст. сов. Николаю Сергеевичу Всеволжскому. Там же. С. 37–38.

ж) К министру императорского двора П. М. Волконскому. Там же. С. 38–39.

з) К Синодальному обер-прокурору графу Н. А. Протасову. Там же.

С. 39–43.

и) К Московскому гражданскому губернатору И. В. Капнисту. Там же.

С. 43–44, 81.

к) К Патриарху Иерусалимскому Кириллу. Там же. С. 71–72.

л) К Патриарху Антиохийскому Иерофею. Там же. С. 73.

м) К ректору Московской Духовной Семинарии архимандриту (впоследствии митрополиту Киевскому) Филофею. Там же. С. 73.

н) К Иосифу, митрополиту Литовскому. Там же. С. 73–74.

о) К Григорию, митрополиту Герцеговинскому. Там же. С. 74.

п) К настоятелю Новоголутвина монастыря архимандриту Тихону.

Там же. С. 76.

р) К Синодальному обер-прокурору графу А.П. Толстому. Там же.

С. 76–78.

с) К Новороссийскому и Бессарабскому генерал-губернатору графу А. Г. Строганову. Там же. С. 78.

т) К главноуправляющему путями сообщения и публичными зданиями К. В.Чевкину. Там же. С. 79–80.

у) К командиру Кавказского линейного № 3-й батальона полковнику Иакинфу Кашинскому. Там же. С. 81–82.

ф) К Григорию, митрополиту Новгородскому и Санкт-Петербургскому. Там же. С. 121–186.

Переписка митрополита Филарета:

а) С князем А.Н. Голицыным. Там же. С. 30–32.

б) С архиепископом Евгением (Казанцевым). Там же. С. 75–76.

37. Письма Московского митрополита Филарета к своему другу, священнику Гр. Г. Пономарёву. «Московские Церковные Ведомости». 1907. № 48. С. 1475–1479. № 49. С. 1512–1516.

Примечание:

Ряд писем святителя Филарета, опубликованных в XIX веке и начале XX в отдельных изданиях и журналах, см. в публикациях нашего времени (указаны выше).