Глава X. Вифиния (Олимп, Катавол, Пандим, Мидикий)

Петрово ж. Иоанникия. – Саввино ж. Иоанникия. – Ж. Феофана Сигрианского. – Ж. Евстратия. – Ж. Антония Нового и особый отрывок из того же жития. – Ж. Никиты Мидикийского. – Ж. Никифора Мидикийского.

После Константинополя ни одна из областей Византийской империи не изобиловала таким количеством иноческих обителей, как вифинская гора Олимп. Языческий, фессалийский, Олимп, как и все языческое, со времен Константина Великого не только потерял ореол святости, – он даже сделался предметом отвращения в глазах христиан.

Но христианская религия, уничтожая языческие воспоминания, пеклась о вызове к жизни аналогичных местностей, где бы религиозность (но уже в совершенно христианском духе) могла найти для себя пищу. С перенесением столицы Константин перенес и центр религиозной жизни к своей новой столице. Появился Новый Рим, Византия, Константинополь, появился вифинский Олимп. Святость языческого Олимпа сменилась теперь святостью Олимпа христианского. Последний удерживал свое официальное название Святой горы долгое время, до половины XI столетия, когда официально святою Горою стал именоваться Афон. «Константин Мономах, говорит Н. А. Скабаланович, дал Афону официальное название Ἅγιον Ὄρος».⁴³²

Но и после того Олимп Вифинский все же не утратил в народном веровании своего значения. На старых картах область Олимпа до позднего даже времени носила общее название «ἱεροί Τόποι».⁴³³

Под именем вифинского Олимпа разумеется целый ряд высоких холмов (из которых один известен по имени – Авксентиев),⁴³⁴ отстоящих друг от друга на небольшом расстоянии. Эти холмы были усеяны многочисленными обителями. О. болландист Van den Gheyn в 1894 г. тщательно собрал сведения о монастырях; в настоящее время список их может быть несколько дополнен. Вот этот список.

1) τῶν Ἀγαύρων, монастырь во имя свв. Космы и Дамиана,

2) Ἀντιδίου монастырь,

3) Ἐριστῆς монастырь,

4) τῶν Κελλίων монастырь,

5) Ἐλαιοβῶμοι (Ильины алтари?) монастырь,

6) Τελάου (Hytoteloi) монастырь,

7) Захариев монастырь (в Атрое, у подножия Олимпа),

8) Никольский монастырь,

9) Κούνις монастырь,

10) Афиногенов монастырь,

11) τῶν Εὐνούχων монастырь.

К числу их следует отнести несколько киновий, метохов указанных монастырей:

1) киновия св. Агапия, метох Агаврского монастыря,

2) « св. прор. Илии,

3) » Λευκάδων,

4) « Девы Марии,

5) » Петра и Павла,

6) « св. Евстафия,

7) » Φλουβουτηνόν,

8) » Иоанна,

9) » Βαλέου,

10) « Βολίου, может быть тожественная с предыдущей.⁴³⁵

О. Луи Пти в 1904 г. прибавил сюда из жития Евфимия новую еще киновию Πισσαδηνόν,⁴³⁶ со своей стороны мы можем прибавить еще киновию τοῦ Κρίλη, недалеко от Пандима, часовню св. Георгия, близ монастыря Евнухов, и св. Пантелеймона, в Криле. Еп. Кирион⁴³⁷ полагает, что на Олимпе находился также грузинский монастырь, но какой именно, не называет. Положим, что из перечисленных монастырей Агаврский и Телайский звучат по-грузински (Арагва, Телай), однако нет никаких данных для доказательства существования в IX веке иверского монастыря на Олимпе. В житии Иллариона грузина (ср. выше, стр. 58) видно, что этот святой в бытность свою на Олимпе поселился в маленькой церкви близ Лавры, но церковка была необитаема и заведывалась греческим духовенством; пусть, если угодно, доказывают, что это была грузинская церковь.

Диаконы Стефан и Игнатий – наиболее яркие представители двух направлений агиографического дела в самом Константинополе в первой половине IX столетия. Стефан, как мы видели, писал на основании исторических и биографических данных, а Игнатий останавливался только на главных моментах биографий и украшал свои Жития цветами классического красноречия. Судьба того и другого направления была не одинакова. Первое, как более отвечавшее запросам времени, сохранялось почти во все время византийской империи, тогда как второе, которое могло поддерживаться лишь особою школьною постановкой византийской литературы и лицами, одаренными способностями к усвоению античного риторства, не могло пустить прочных корней и прекращалось вместе с упадком школьного дела в патриарших школах Византии. Едва ли нужно прибавлять, что в чисто историческом отношении первое направление гораздо более важное, нежели второе.

К первому направлению примкнула вифинская «Святая гора» Олимп и её иноки, жившие в эпоху Иоанникия Великого. К числу их принадлежать два монаха вифинского Агаврского монастыря Петр и Савва, из которых каждый написал житие Иоанникия.

Петр,⁴³⁸ инок Агаврской киновии, имел пять сестер, состоял в близких отношениях к вифинскому аскету и подвижнику и по-видимому не сочувствовал студийским монахам.⁴³⁹ Le Quien полагал, что он был позже епископом Силейским, однако, как показал Van den Gheyn, ошибочно. А. И. Пападопуло-Керамевс агиографа Петра отожествлял с Петром Атройским, но совершенно неосновательно. Материалом для жития были у него с одной стороны личные воспоминания, с другой рассказы ближайшего Иоанникиева сотрудника – Евстратия, который и побудил Петра взяться за перо для написания жития их общего отца. Кроме всего этого необходимо предположить, что Петр мог пользоваться современными краткими монастырскими записями об Иоанникии. Но этот агиограф не имел особого литературного вкуса, не всегда знал чувство меры, и житие его не имеет такого важного исторического значения, как житие Иоанникия, написанное современником же его Саввою.⁴⁴⁰

Петр между прочим пишет (р. 390 § 12): «Боговдохновенный Иоанникий был очень близок и любил благочестивейшего Евстратия паче кого другого,– и по заслугам, ибо провидел будущее его настоятельство и пастырство над многими духовными овцами, и всем, что было тайно или необходимо, он делился с Евстратием; да и мы были поощрены этим божественным мужем к сочинению сего священного и полезного труда; что мы от него слышали, то и вам сообщаем».

Разделяя точку зрения болландистов, мы также обращаем второстепенное внимание на Петрово житие, отметив ниже все разночтения его при изложении Саввина жития Иоанникия.

Об измене стратига Востока Льва Армянина (Амаликитянина) Петр говорит не так определенно (П 392 § 15), как Савва (Σ 347 § 16). Но вообще он довольно много сообщает сведений, которые почему либо не вошли в Саввин пересказ. Иоанникий исцелил рабочего Πάρδος’α от укушения ехидною (§ 41); ходил в Фракисийскую область для поклонения храму св. Иоанна Богослова и оттуда к горе Λισσός (§§ 42–43); исцелил монахиню в монастыре Κούνιν (§ 44); Евгантров племянник, взятый в плен сарацинами, был уведен в Сирию, и за него хлопотали перед Иоанникием Лев, царский патрикий и сакелларий, а равно царский кубикуларий и протовестиарий Агапит (во время падения Амория, 838 г. § 62); при свидании Иоанникия с Петром и Платоном упомянут епископ Прусский Иоанн, неизвестная нигде инде личность, с которою агиограф Петр путешествовал (§ 68); в эпоху собора 842 г. явилась большая сумятица в мнениях самих православных на дело восстановления иконопочитания. Евстратий говорил Иоанникию, что сторонники Афанасия, Навкратия (студитов) и (патриарха) Иоанна Какосамвы хотят уничтожить согласие; да и сам Иоанникий говорил, что патриарх Иоанн заодно со студитами.⁴⁴¹ Это очень важное свидетельство. Студитский монастырь при преемниках св. Феодора ударился в церковную политику и интриги и подвергся осуждению за свое отщепенство от православия. Последним иконоборческим патриархом был, как известно, Иоанн Леканомантис, которого православные, начиная со второй половины IX столетия, называют презрительно Янном. В рассматриваемом житии мы имеем даже родовое название его κακοσάμβας (рук. κατασάμβας). Болландист Van den Gheyn (р. 433) допустил необычайную странность, заметив: Ioannes Cacosambas – patriarcha haereticus Constantinopolitanus, a Theophile loco s. Nicephori suffectus. Любопытное явление мы видим в исповедании веры Иоанникием. Петр влагает в уста святого длинную речь (р. 417 § 55), которая почти целиком взята из сочинения патр. Никифора.⁴⁴² Известие о времени кончины Иоанникия изложено Петром в следующем виде: святой скончался, подвизавшись добре, прожив в пустыне 52, а всего прожив 84 года, почив 3 ноября 10-го индикта, что падает как раз на 846 год. Ошибка в цифре 84 у Петра несомненна. Иоанникий, по словам Саввы, умер на 93 г. своей жизни, на основании чего болландисты и отнесли его рождение к 754 (753) году.

Петрово житие Иоанникия не отличается со-размеренностью частей, грешит недостатком литературной меры, иногда подробно останавливается на таких частях, которые не имеют прямого отношения к теме, – видно, что это сочинение новичка в литературе. Современники чувствовали слабость произведения и там же, на Олимпе, хотели иметь другое, более литературное житие великого провидца. Игумен Иосиф (может быть Агаврского же монастыря) побудил инока Савву, как лично знавшего Иоанникия, написать более совершенное житие святого, ибо величие имени последнего требовало и соответствующего жития. Выбор Иосифа был не случайный. Савва уже зарекомендовал себя в области агиографии своим житием св. Петра Атройского и похвалою св. Феофану Сигрианскому. Он и на этот раз принял предложение или вернее поручение Иосифа и написал Βίος на основании Петрова жития, своих воспоминаний и рассказов других иноков об Иоанникии. При этом Савва дал несколько иную группировку чудес святого и, обладая литературным талантом, отнюдь не рабски пересказывал житие своего предшественника, – нет, его пересказ имеет вид заново написанного, оригинального и современного жития.

В предисловии⁴⁴³ Савва вкратце говорит о необходимости предавать писанию жития святых и пользуется случаем исполнить поручение своего игумена Иосифа для того, чтобы изложить жизнь Иоанникия (§ 1). – Из писем Феодора Студита видно, что святой собственно назывался Иоанном, Иоанникием же он был назван уменьшительно, с юности. – Иоанникий происходил из Вифинской епархии, селения Марикато (τῶν Μαρυκάτου), расположенного в северной части Аполлониадского озера. Отец его назывался Мирицик (Μυριτζικός, у Петра: Μοριτζίκιος), имя матери – Анастасо. Иоанникий родился на 14 году царствовании несторианина Константина, сына Льва Исавра. – После усиленных разысканий болландист Van den Gheyn пришел к выводу, что Иоанникий родился в 754 (753) году. – В бытность свою в первом возрасте, или семи лет от роду, Иоанникий по поручению родителей пас свиней; он выгонял их на пастбище, осенял их знаком животворящего креста, после чего мог оставлять их без надзора, без боязни, как бы они не пострадали от зверей и воров, вечером он пригонял их обратно. В этом занятии он провел свой второй возраст. В начале третьего периода (с 16 лет), на 31 году царствования Константина, на 1-м году брака Льва Хазара и Ирины, на 19 году жизни, в 773 г., он был зачислен императором в экскувиторское войско в 18-ю роту (βάνδον); отличался перед всеми телесною силою, красотою и ростом, пользовался любовью своих товарищей, в войнах оказывал помощь, кто только в ней нуждался; он был обдержим со своими родителями иконоборческою ересью (§ 2). Затем автор говорит об иконоборчестве, о появлении ереси из Исаврии «в последние 57 лет поругания Божия строительства» (§ 3). На втором году царствования имп. Ирины, на 12-м году её власти доселе, на 28-м году возраста Иоанникия, в 782 г,, продолжалась война за Христову икону, наконец кончилась при Ирине. Начался голод, землетрясения, молнии и громы, несчастия и смертность, но царил мир в городах и деревнях (§ 4),

На 36-м году жизни, в 790 г., Иоанникий услышал голос старца, в то время, когда войско находилось на востоке и возвращалось через Олимпийские горы; голос этот напомнил ему о его заблуждении. Иоанникий пал на землю и просил прощения в своем неведении, решившись веровать в иконы Спаса, Богородицы и святых. С этого времени он предался подвижничеству, проводил время в слезах и спал на голом полу (§ 5).

На седьмом году подвижничества (на 42-м г. жизни), на шестом году царствования имп. Константина младшего, сына Льва, внука Константинова, правнука Льва Исавриянина, в 797 г., Болгарский народ двинулся опустошительным походом на Фракию. Император выступил против врагов. Сражение произошло в Маркелле (ἐν τῇ Μαρκέλλᾳ),⁴⁴⁴ много греков погибло. Иоанникий обнаружил такую храбрость, что даже царь обратил внимание: «из какой ты страны, из какого полка и как твое имя?» спросил Константин. – Из Вифинской епархии, из деревни Марикато, из рода Войладов (Βοϊλαδῶν), по имени Иоанникий, экскувитор в войске. Царь пожелал иметь его около себя и одарил его многими подарками. В это время один из врагов бросился на греков, но был обезглавлен святым (§ 6). После битвы Иоанникий думал о гибели своих граждан, сошел с коня и плакал, приговаривая: благодарю Тебя, Господи, яко избавил еси меня от руки врагов. Справа от него возвышалась вифинская гора Олимп. Он решился последовать св. Илие и пустыннолюбцу Иоанну Крестителю. Вернувшись в столицу и обойдя в ней св. храмы, не думая о царских почестях и обещаниях, он удалился на родину, взял благословение у родителей и переменил свою службу у царя на службу Христу (§ 7).

Он удалился на Олимп после 24-летней военной службы. Прибыв в Прусу, он приютился в монастыре Агаврском (τῶν Ἀγαύρων)⁴⁴⁵ и поведал отцу Григорию о своем помышлении. Тот принял и благословил его. Отсюда Иоанникий отправился в деревню около Атрои – Кастуло (Καστούλω), где был принят своим другом. Рано утром был введен в Телайский монастырь (τῶν Τελάου) и здесь изучил вступительные науки (τὴν τῶν γραμμάτων εἰσαγωγήν); но видя монастырь в волнении и по близости от деревень, он перешел в другой, выше лежащий, Антидиев (Ἀντιδίου) (§ 8). Его встретил у порога отец монастыря Иоанн и спросил: откуда ты, брат, и зачем? Он принял Иоанникия, который изучил здесь подвиги святых отцов. В таком положении он пробыл два года, изучил до 30 псалмов, и затем переселился на гору около монастыря, называемую «Воронова голова» (Κόρακος κεφαλή). Молясь Богу, он просил у Него пустынника, который бы помазал его. Голос произнес: подымись на гору и там найдешь, чего желаешь. Иоанникий обрел двух монахов, живших в пещере 40 лет и носивших волосяные одежды. Они научили его знанию, предрекли ему будущее и кончину. Затем он спустился вниз, твердо запечатлев слова монахов (§ 9). С молитвою отца Иоанна он отправился на гору монастыря Агаврского (ἡ Αγαύρων μονή), называемую Трихалик (Трιχάλιξ). Узнав о том, игумен Григорий спустился к нему и приготовил для него келью. Но когда он почувствовал тяжесть от приходящих, он перебрался на одну гору при деревне Геллеспонта (Ἑλλησπόντου), у границ Пандима (ὁ Πάνδημος), и здесь жил в подземелье, пищу ему приносил козий пастух Анфин (Ἀνθινός). Через три года он прибыл в церковь этого села и был узнан своим товарищем; потом он ушел в горы Кундурии (Κουνδουρία), полные зверей, к западу от Ликии, к востоку Азии, близ Мир (Μύρων, § 10).

Здесь он отдохнул в молитвенном доме около горы. Когда сюда вошел муж с женою для зажжения огня и увидел святого, пришел в исступление, ибо Иоанникий был большого роста, ангелоподобный, красивый и во власянице, босой и косматый. Иоанникий успокоил их, говоря, что он такой же человек, как и они. Они припали к ногам его и на вопрос о направлении дороги ответили, что здесь есть река непереходная, что можно перейти её в день по причине скопившихся снегов. Иоанникий ночью отправился к реке и перешел на другой её берег, не замочив ног (§ 11). Отсюда он прибыл в храм Иоанна Богослова в Ефесе при закрытых дверях, отворившихся перед ним и снова затворившихся, когда он оттуда вышел. Прибыв в Кундурию, он встретил здесь двух монахинь, девушку с матерью – старухою. Молодая монахиня упрашивала мать вернуться в мир. Старуха припала к ногам Иоанникия и молила его за дочь. Святой подозвал молодую инокиню, велел ей положить руку на его шею, и заявил, что борьба девушки с плотью перейдет на него. Девушка вернулась с матерью в монастырь. Когда Иоанникий уже проходил Кундурийские горы, злой дух стал побуждать его к прелюбодеянию. Святой предал себя в пищу пещерному дракону, желая лучше умереть телесно, а не душевно. Зверь отнесся к нему с почтением, как некогда Крестителя боялись драконы. Так он победил демонов и умертвил дракона, получив дар силы на зверей. Проходя по горе и распевая псалмы Давида, он заметил кучу камней и на ней дракона; он наступил ему на голову, сотворив знамение креста, и железною палкой поразил дракона. Зимою войдя в пещеру, откуда горели два глаза дракона, Иоанникий набрал дров и приготовился сжечь его. Но вот непогода кончилась и святой стал жить вместе с драконом без вреда (§ 12). Затем он спустился к горам Киликии и жил там семь лет.

На пятом году «благочестивого» царствования Никифора и Ставракия, на 12-м году отшельнической жизни Иоанникия, на 54-м году всей его жизни, в 808 г., ему было откровение идти в Пандимский (τοῦ Πανδήμου) монастырь Еристу (Ἐριστήν), самую большую из всех вифинских киновий, где настоятелем был тогда Стефан, муж добродетельной жизни, а экономом – Анастасий, – дабы там принять пострижение. Прибыв сюда, Иоанникий передал откровение игумену Стефану, после чего был немедленно пострижен игуменом и экономом. Отсюда Иоанникий перешел в Митаты (τὰ Μητάτα) и найдя здесь, при реке Горгите (Γοργύτης), пещеру в месте Критамах (τὰ Κρίταμα), затворился здесь, наложил на себя вериги (в шесть сажен) и предался добродетели (§ 13). Через три года, проведенных здесь, Иоанникий отправился на горы Лидийских лесов и в крепость Лис (Λισός), в местности Хелидоне (Χελιδόνα), к великому настоятелю Георгию. Переправившись через реку Горгит, он увидел в ней страшного дракона. Убив его доблестью Христовою, святой явился к Георгию, прожил с ним три года, изучил всю псалтирь, вернулся с учеником Пахомием к настоятелю Антидиева монастыря Иоанну, отсюда к игумену Агаврского монастыря Григорию и на недоступные горы Трихалика (τοῦ Τριχάλικος). Тот, узнав о прибытии его, вышел ему навстречу с братией: Евстратием, любимым учеником Иоанникия, Саввою (агиографом) и Феофилактом.⁴⁴⁶ Они построили ему келью и увидели стадо диких коз. Иоанникий внушил мысль Савве привести к нему козла, которого вскоре велел отпустить (§ 14).

На 11-м году царствования Никифора, в 811 г., жившие в Ливе (τὸν Λίβα) Гунны (Οὖννοι)⁴⁴⁷ вышли для опустошения Фракии. Сам царь со многими войсками выступил на встречу и разбил их на голову, преследовал их до их столицы и там необдуманно остановился на житье. Но соседние с ними народы восстали против Никифора, разбили его войско, а самого взяли в плен. Родственники царя просили Иоанникия помолиться о Никифоре, святой ответил: за царя и уже молился, за царя помолюсь теперь. Поняв тайный смысл этих слов, они узнали, что царь ранен в битве и погиб и что сын его вступил на престол. Множество народа устремилось в столицу и дивилось пророчеству святого. Ставракий был также ранен и страдал, но взял в руки власть. Внуки его через честного мужа Евстратия и настоятеля Григория выведывали у Иоанникия, сколько лет он будет жить. Евстратий выехал из Константинополя в свой монастырь, взял благословение у Григория и поднялся к Иоанникию. Святой сказал ему: дитя, Евстратий! теперь время горя и предстоит перемена правителя. Это и исполнилось, как сказано. Вскоре Ставракий умер и скипетр перешел к зятю его Михаилу (§ 15). Последний правил империей благочестиво. На втором году царствования, намереваясь воевать против гуннов, он назначил стратигом востока Льва Амаликитянина (Ἀμαληκίτης). Внук его Вриений (Βρυένης)⁴⁴⁸ прибыл ко святому. Иоанникий спросил его: умеет ли Лев пасти овец? Вриений ответил: если он полководец, он стало быть может пасти и овец. Михаил отправился во Фракию против Гуннов. Лев обратился в бегство, вследствие чего греки были разбиты; Лев захватил престол, жену и детей Михаила постриг в монашество (§ 16). Дьявол, отец Льва, подвигнул его восстать на иконы. Поэтому поводу агиограф говорит вообще об иконопочитании, о том, что уже Константин Великий велел чеканить на монетах изображение Христа. Лев изгнал с престола патр. Никифора, заменив его Феодотом Мелиссином, уроженцем Наколии, и послал в пустыни, горы и пещеры разыскивать иконопочитателей (§ 17).

С Прусской горы Трихалика Иоанникий отправился в так называемый «Лидийский лес» (τὸ πρὸς Λυδίαν ἄλσος). Здесь жил развратник и маг Гурий (Γουρίας), пользовавшийся известностью у некоторых. Он вздумал стать учеником Иоанникия, но ошибся в расчете. Демоны в виде вооруженных шлемами всадников набросились на святого, но молитвою его были прогнаны. Маг поднес ему в питье яд, но Иоанникий, сотворив крестное знамение и выпив, изверг яд с большим количеством крови. Он видит во сне страшного воина с деревом в руке. Это был Евстафий, посланный от Бога на помощь, повелевший съесть от этого дерева, чтобы быть в состоянии уничтожить яд Гурия. Взяв его, святой съел, почувствовал сладость, проснулся, но никого у него не было (§ 18). Выгнав мага, он воздвиг молитвенный дом и монастырь на том месте стратилату Евстафию. Во сне он увидел чистый источник, около которого паслись овцы, и некий муж в белых ризах назвал ему этот источник обителью Богородицы. Проснувшись, он отправился к источнику, но не нашел его; но встретив приятную равнину, воздвиг здесь храм во имя Богородицы, к которому присоединил монастырь (§ 19).⁴⁴⁹ Во время постройки храма пошел сильный дождь, мешавший рабочим, которые оказались без хлеба и удрученными. Иоанникий помолился Богу, и дождь перестал. Он помогал рабочим собирать и убирать камни. В это время у него на руке повисла ехидна; он сбросил её на землю, зарыл её и остался невредим. Когда змея укусила одного рабочего, Иоанникий крестным знамением выгнал из него яд. Он построил еще храм во имя св. Апостолов и посвятил его в монастырь. Он жил пустынником в соседней пещере Марсалине (Μαρσαλινῷ) и здесь молитвою умертвил дракона. Отправляясь из своего уединения в монастырь при громе и молнии, он воздев руки к небу и предотвратил пожар храма (§ 20). Во время преследования Льва «честной муж» Евстратий спустился из Агаврского монастыря, находящегося в Прусе (τῆς ἐν Προύσῃ), к своему отцу, жившему всегда в Лисе (ὁ Λῖσος), для аскетических подвигов. Святой пребывал на молитве; Евстратий видел, что он висел в воздухе на два локтя от земли. Святой выразил неудовольствие по поводу того, что его видел Евстратий, и заключил речь словами: я знаю то, но совершенно не нужно делать того, что не необходимо (§ 21). Затем Иоанникий исцелил одного бесноватого мальчика, уроженца одной из деревень на той горе, а равно одну женщину, мучимую сладострастием: она поднялась к святому на гору Хелидонскую (τῆς Χελιδόνος), и тот исцелил её (§ 22). Демоны сделали нападение на самого Иоанникия, который молитвами и постом прогнал их (§ 23).

Затем Иоанникий отправился на Олимпийскую гору (Ὀλυμπιακόν ὄρος), по соседству с Трихаликой и Прусой. На пути жители одной деревни просили его избавить их от дракона, пожиравшего людей и скот. Святой повелел зверю выйти вон из пещеры, сотворил крестное знамение и призыванием св. Троицы умертвил дракона. Прибыв на Трихаликову гору, Иоанникий предался уединению.

На седьмом с половиною году тирании Льва Армянина (в 820 г.) Евстратий, игумен Агаврского монастыря, в виду воздвигнутого преследования, поднялся на гору к Иоанникию и спросил его о будущем и о кончине императора. Святой ответил ему: Господь не забудет в конец наследие свое, но вскоре доставит нам избавление: ибо царь Лев погибнет.⁴⁵⁰ Евстратий спустился с горы и вскоре от сведущих лиц узнал, что Лев убит в храме от меча и что преемником его стал Михаил, амориец (ἀμορραῖος), обещавший уничтожить преследование, но оставлявший еретикам право владения церковью (§ 24). Поэтому, взяв с собою одного благочестивого мирянина Никиту (Λυγδηνός), Евстратий снова поднялся к святому. За трапезою Иоанникий обратился с речью к близ его жившему аскету Илие и предсказал ему скорую кончину, что и сбылось: Илия умер в Агаврском метохе Агапия⁴⁵¹ и перенесен в монастырь «Келлий» (τῶν Κελλίων).⁴⁵² Иоанникий спустился с горы, облобызал мощи Илии и снова вернулся к своему безмолвию (§ 25). Однажды ходя по скалистым местам, Иоанникий выронил из рук железный посох в виде креста; он стал на молитву, и вот жезл спустился к нему по воздуху. Однажды он проходил мимо пещеры, наполненной демонами; когда он поселился здесь, демоны бежали из пещеры (§ 26). Дочь одного сенатора, находившаяся в параличе, принесенная к ногам святого, после троекратного крещения святым, выздоровела.⁴⁵³ Зять Иоанникия, женатый на его сестре, был иконоборец; не поддаваясь убеждениям, он был поражен слепотой и умер слепым (§ 27). Однажды собрались к святому для молитвы в один из Агаврских метохов – в храм св. прор. Илии; Иоанн митр. Халкидонский, по прозванию Камулиан (ὁ Καμουλιανός), Петр Никейский, Феодор игумен Студийский, Климент, нотарий его, Иосиф, эконом церкви,⁴⁵⁴ с братом своим и много (около сотни) других игуменов и мирян. Узнав о том через Евстратия, Иоанникий принял собрание и завел разговор о добродетели. Потом он предсказал близкую кончину эконому Иосифу, что и случилось через 18 дней (§ 28).

В пятом году царствования Михаила и сына его Феофила и на 14-м от поражения и пленения в Болгарии при Никифоре, в 824 г., Иоанникий достиг высоты добродетелей, прославился чудесами и пожелал посетить пленников, содержимых 14 лет Болгарами, и освободить их. Явившись к тюрьмам, он вошел в них невидимо для стражи и вывел оттуда пленников, которых сопровождал до границ христианских. Пленники спрашивали Иоанникия, кто он? И святой, назвав себя смиренным и грешником, просил их отвращаться от всего мирского, вредящего спасению душ. «И это, пишет агиограф, мы слышали от одного из спасшихся, по имени Евстафия, избравшего уединенную жизнь в Вифинском заливе (τῷ τῆς Βιθυνίας κόλπῳ), по ту сторону Пренета (Πραινέτος), у деревни Цулл» (Τζοῦλλον § 29). По возвращении Иоанникия на Трихаликову гору для благословения у него прибыли игумен Елеовомский (τῶν Ἐλαιοβώμων) Антоний и эконом его Василий. Святой сказал Василию: сходи к Никейскому митрополиту Ингеру (Ἴγγερ) и сообщи ему о скорой смерти. Так и случилось: сей иконоборец скоро умер (§ 30).

В это время Иоанникий прибыл в Сигрианский монастырь св. Феофана «Село», чтобы облобызать честную и дивную палатку; затем отправился в монастырь на севере Аполлониадского озера. У острова Фаза (Θάσιον) на встречу ему вышел пастырь⁴⁵⁵ Даниил с братией и молил святого освободить страну от дракона и змей. Иоанникий велел Даниилу с братией идти в храм, а сам пошел к пещере драконовой, где вооружился стрелами молитвы. Зверь не вынес этого и бросился в озеро; скоро он со змеями исчез на суше, в южной части озера, и в соседних горах. Иоанникий сказал Евфимию, брату пастыря Даниила: «Знай, господин Евфимий, что царь будет искать тебя; будь готов». Через пять дней он умер (§ 31). Иоанникий с Даниилом удалился через высокие горы на безмолвие, где ему определено было вести подвижническую жизнь. В одной из тамошних пещер, называвшейся у местных жителей Топархом (Τοπάρχης), жило множество демонов, приносивших вред прохожим. Прожив там 40 дней, Иоанникий явился Даниилу, жившему в другом, ближайшем к нему месте, в образе величавого, черного и отвратительного демона. Приблизившись, он произнес: святая Богородица, помоги мне. С этими словами враг упал на землю и так сильно ударил в бок Иоанникия, что святой лишился языка на семь дней. Выздоровев милостью Божией, Иоанникий с Даниилом отправился в Трихаликов монастырь, где поселился в Агаврском метохе св. Космы. На обитель напала гусеница и уничтожила овощи монахов. Монахи через честного Евстратия просили святого уничтожить её. Иоанникий ответил: пойдемте, я сам посмотрю сад. Рано утром она ушла из сада и перестала портить овощи.⁴⁵⁶ Агаврский игумен Григорий хотел однажды идти в столицу ради некоей нужды и сообщил об этом Иоанникию, на что святой сказал: настал час лета, отец, жатва побелела, и царь позовет к себе одного из нас. Игумен не понял сказанного, прибыл в столицу, но через 11 дней умер; игуменство его перешло к племяннику его (ἀνεψιόν) Евстратию (§ 32).⁴⁵⁷

Некий Исаакий, куратор одного из славных монастырей около столицы, именно женской обители Клувия (Κλούβιον),⁴⁵⁸ отправился однажды к Иоанникию вместе с двумя Агаврскими (Ἀγαυρινοῖς) монахами Досифеем и Евстратием. После молитвы и духовной беседы он услышал от святого следующее: нехорошо ты делаешь, господин Исаак, решившись вести монашеское житие, но оставаясь только при этом намерении: лучше не посвящать себя, нежели посвятить и не исполнить. Когда Исаакий стал ссылаться на строгость и отговоры своей жены, Иоанникий сказал: с тобою отправляются в Константинополь Досифей и Евстратий; вот я сообщу жене твоей, пусть она разрешит тебе уйти в монастырь, пока ты еще жив. Осенив его, запечатлев печатью креста и помолившись с упомянутыми иноками, Иоанникий отослал их в столицу. Монахи передали жене Исаака желание Иоанникия и привели её в сильное смущение, так как муж её был хорошим хозяином, умевшим вести хозяйство. Тем не менее она было уступила требованию святого, но послушав дурных людей, снова возбранила мужу пострижение и послала его в одно из городских предместий. Здесь Исаакий заболел, был пострижен и на третий день скончался, согласно с предсказанием Иоанникия. После того благочестивая Клувийская игуменья с дочерью-инокиней прибыла к святому и удостоилась его благословения. Иоанникий предрек игуменье скорую кончину, а её дочери – игуменство, в знак чего святой передал дочери жезл. Старуха жаловалась, что ей приличнее было бы иметь посох, но Иоанникий ответил: жезл дается той, которой он приуготован. Опечаленная старица обратилась к Евстратию: ради чего святой отец дал посох не мне, а моей дочери? Евстратий ответил: отец быть может чувствует близость твоей кончины и предсказывает игуменство твоей дочери. Старица вскоре заболела и скончалась, оставив настоятельство своей дочери (§ 33).⁴⁵⁹ Сделавшись известен многим и постоянно осаждаемый посетителями, Иоанникий решился переселиться в неприступную пустыню «Воронову Голову» (Κόρακος Κεφαλή), где ранее получил предсказание от двух старцев, для чего взял с собою Евстратия. Прибыв в Мерилукоми (Μεριλούκωμις),⁴⁶⁰ святой сказал: скоро мы встретимся со стадом овец и за ними собак; смотри, не бойся их нападения. Когда они встретились со стадом, псы смиренно подошли к святому, припали к его стопам и лизали их. Иоанникий велел Евстратию позвать пастухов, чтобы те показали им дорогу, ведущую в Трапезу (Τράπεζα). Евстратий не мог окликать их, ибо не знал их имени, – но Иоанникий сказал: сначала позови Феофилакта, затем Христофора. Когда пастухи пришли к ним, то на вопрос ответили: один из нас потерял свою овцу и идет на её розыски. Иоанникий просил одного показать им дорогу, говоря, что овца у них найдется, что и случилось. Пастух показал дорогу и вернулся к своему стаду. Между тем дорогою Иоанникий сказал Евстратию: скоро встретятся нам путешественники, которых бы я не хотел видеть: иди впереди меня, а я последую за тобою. Путники, встретив Евстратия, сказали: благослови, отче! из какого ты монастыря? Как ты, странствуя по непроходимым горам, не видишь восстания? На это Евстратий ответил: Кто имеет Бога с собою, тот не один, не подвергается вреду и всегда бесстрашен. Иоанникий стоял около Евстратия, но путешественники его не видели. Когда они ушли, святой снял с себя род покрывала (τὸν τῆς οἰκήσεως ὄγκον περιαίρων) и сказал Евстратию: молитва твоя, подобно палатке, скрыла меня от глаз их (§ 34).⁴⁶¹

Достигнув гор Антидиева монастыря, Иоанникий выстроил себе небольшую келью и предался здесь подвигам, полагая, что здесь он сокрыт от народа. Его посетила жена патрикия и магистра Стефана, отравленная своими служанками и тронувшаяся в уме. Потратив много денег на докторов, но безуспешно, она была приведена к святому: Иоанникий помолился, сотворил крестное знамение и отпустил её здравою, запретив ей искать людей, ей повредивших, напротив простить всех.⁴⁶² Быть может здесь мы видим того магистра Стефана, о смерти жены которого писал Феодор Студит.⁴⁶³ Затем инок Стефан, состоявший нотарием⁴⁶⁴ стратига Ольвиана (Ὀλβιάνος), прибыл к святому. Иоанникий однажды сказал Стефану: надо бодрствовать, ибо неизвестно, когда придет Господь. Через восемь дней Стефан скончался. Затем посетил святого инок Фома с игуменом Евфимием, сыном патрикия и магистра, и выслушал от него, что жизнь коротка, протекает как сон: через 25 дней он скончался (§ 35).⁴⁶⁵

С появлением при имп. Феофиле иконоборчества много епископов и игуменов бежали со своих мест в горы. Евстратий, настоятель Агаврского монастыря, был смещен и заменен одним из Агаврских монахов – Антонием. Три раза Иоанникий увещевал его, но Антоний все пребывал в ереси. Наконец святой поднялся к Антонию в четвертый раз и пригрозил ему приближением смерти через 40 дней. Антоний заболел болью в груди или в желудке (τὸ ἥμισυ μέρος τοῦ σώματος), был поднят как труп и через 40 дней скончался (§ 36).⁴⁶⁶ Константин, ипатик, пришел однажды к Иоанникию. Дорогою он прибил Иоанникиева пастуха. Святой заметил, что ипат (κύρι ὕπατε) поступил не хорошо, прибив пастуха. Когда сын ипата Никифор явился к Иоанникию, святой спросил его о его отце, на что Никифор только картавил. Иоанникий просил его произнести слово ἄρφα, и Никифор говорил ἄλφα. Святой помолился над больным, после чего Никифор стал произносить слово правильно: ἄρφα и пр., и затем вернулся домой (§37). Во время постройки храма во имя Иоанна Предтечи в Антидиевом монастыре, Иоанникий пришел взглянуть на работу. Монах Антидиева монастыря Иоанн⁴⁶⁷ сообщил народу, что святой пойдет вместе с ним. Но вот Иоанн прошел, а Иоанникия, шедшего с ним, народ не видел: по словам святого, это была воля Божия (§38). Некий монах и игумен Феодор, знакомый Иоанникия, однажды прославлял подвиги святого. Один из слушателей пожелал вместе с Феодором посетить святого и сподобиться его благословения. Во время трапезы в кельи Иоанникия появился большой медведь из ближайшего леса и напугал угощающихся. Святой подозвал зверя, и медведь расположился у его ног; он велел ему идти обратно, и зверь отправился в гору. Тогда Иоанникий произнес: если мы являемся любителями Христа и его заповедей, нам не страшны ни аспиды, ни василиски, ни львы, ни драконы; сия благодать показывает, что в иконе неописуемого. Насладившись его беседою, Феодор со своими знакомыми покинули святого (§ 39). Когда бедняки просили милостыни и святой не имел ни золота, ни серебра, он сказал своему управителю (ὑπουργός) Феодулу: принеси сюда сосуд с маслом и дай нашим братьям беднякам, но принеси с собою и пустой сосуд для масла. Феодул ответил: если я принесу сюда полный сосуд, то зачем сосуд пустой? На это Иоанникий ответил: ты имеешь благословение, сделай так, как я сказал. Феодул отправился исполнить поручение. Но возвращаясь обратно, он упал и разбил наполненный сосуд, так что должен был перелить масло в свободный. Поняв свое непослушание в отношении отца, Феодул заплакал и, явившись к Иоанникию, покаялся перед ним, дивясь его пророческой прозорливости (§ 40).⁴⁶⁸ Агаврский игумен Евстратий однажды стал харкать кровью; лежал безгласен, так что едва мог сказать одному иноку Николаю, чтобы тот сходил к Иоанникию и сообщил ему о его нездоровье. Иоанникий, выслушав Николая, сказал: подожди немного здесь. Затем он ушел помолиться и, вернувшись, сказал Николаю: Евстратий, ты не умрешь ныне, мы увидим друг друга во плоти; не печалься. Николай вернулся к Евстратию и сообщил ему, что произнес Иоанникий. Игумен выздоровел, и как раз в тот час, когда Иоанникий молился. Еще во время его болезни братья в Левкадской киновии (μετόχιον Λευκάδων) просила его побыть с ними ради пользы и духовной беседы. Евстратий, не желая опечалить кого либо, согласился и прибыл к ним. Но устав с дороги, он снова впал в болезнь, подвергшись сильной лихорадке. Четыре дня он провел без пищи, без голоса. Братия окружила его и плакала. Евстратий вспомнил об Иоанникии и тотчас, заснув, увидел святого, что он с ним беседует. Игумен проснулся и выздоровел, после чего вернулся в свой монастырь (§ 41).⁴⁶⁹ Во времена скверного и страшного Феофила, преследовавшего благочестивых и требовавшего в то время повиновения посредством эдиктов, к Иоанникию явился для молитвы некий из Опсикия, протонотарий, писец и спафарий Дрос (Δρόσος).⁴⁷⁰ Святой сказал ему: Готовь, спафарий, себя и свои бумаги, ибо царь вскоре позовет тебя дать отчет в делах. Но Дрос не понял аллегории и ответил, что он готов хоть сейчас на ответ, Но Иоанникий заметил: я говорю тебе не о царе земном и не о бумагах неправедных, но о царе небесном: наступает время твоей кончины; разверни хартии грехов, обмой их слезами и милостыней, дабы в день суда не нашлись твои обвинители. С этими словами Иоанникий отпустил Дроса. Последний однако не обратил внимания на слова святого; но прибыв на границу (περὶ τὰ μητάτα) Лидии, он вскоре умер (§ 42). Однажды, когда благочестивый инок Петр (второй агиограф Иоанникия), часто посещавший святого, прибыл к Иоанникию с другим отшельником, соседом своим Платоном, они были приняты святым и проводили время в душеспасительной беседе. Платон сказал: от всей души мы просим тебя, святый отче, уделить нам раз в год времени для собеседования с тобою. Иоанникий ответил: брат Платон, тебе не дано будет видеть меня во плоти. Затем он дал им 12 частиц сухого хлеба и отпустил их с миром. Через год едва Петр с Платоном прибыл к другому иноку, также Петру, происходившему из Вифинского монастыря Ἡράκλην и вскоре, по восстановлении православия, сделавшемуся митрополитом Силлейским (Σιλλαίου). Авва Петр сказал Петру: я имею большое желание, отче, видеть святого Иоанникия и лобызать честные его стопы, но не могу ходить пешком, нуждаюсь в животных и провизии. На это Петр ответил: брат, сопровождай меня на одном из моих животных. Но так как он не хотел брать с собою Платона, то последний недоумевал, как бы Иоанникий не оказался лжецом, что не увидит лица его во плоти. Когда они должны были отправиться, каждый из них вошел к святому для благословения; потом получив 12 частиц сухого хлеба для благословения, они удалились. Позади всех вошел к Иоанникию сподвижник Платонов Петр. Святой дал и ему 12 благословений и сказал: дитя Петр, скажи Платону: не печалься, что против воли лишился скромного лицезрения меня. Выслушав это, Петр подумал: о, если бы святой послал благословение моей матери и сестрам! И святой дал ему 36 благословений со словами: дай по шести благословений твоей матери и пяти твоим сестрам и иди с радостью со своими братьями. Дивясь пророческому дару святого, Петр покинул Иоанникия (§ 43).⁴⁷¹

Когда чудотворец Петр (Атройский), бывший игумен монастыря св. Захарии, лежащего у подножия Олимпа по соседству с Калукоми (Καλουκώμη), жил тогда в верхнем храме царского монастыря (τῆς μονῆς βασιλείου) св. Николая, где он и скончался, как великий Антоний видел дивное переселение Аммуна Нитрийца, так и великий Иоанникий дивно узнал о славной кончине Петра. Сам он мне однажды сказал (πρὸς ἐμὲ τὸν ἐλάχιστον οἰκείῳ στόματι εἵρηκεν): «дитя Савва, в тот день и час утренних песнопений, когда скончался Петр, я молился и вижу в экстазе, что я нахожусь в храме св. Николая вместе с Петром, вижу дивную гору, вершина которой подымалась до самого неба. Когда мы стояли у её подножия и беседовали, перед нами предстали два блестящих мужа, взяли Петра за руку и удалились туда, откуда они явились. И чем более они удалялись, тем ярче виднелся блеск от него. После этого посланный мною к Петру один из моих слуг сообщил о кончине Петра. Мой дух соединился с его духом». Выслушав это от святого, я подробно изложил об этом в жизни Петра (§ 44). Царь-иконоборец Феофил однажды прислал к Иоанникию двух своих слуг, протовестиария и великого куратора, спросить святого, надо ли поклоняться иконе Христовой. Святой произнес им целую лекцию об иконопочитании. Феофиловы сборщики податей (φορολόγοι) вернулись и сообщили императору мнение Иоанникия, но царь, обманываемый нечестивым Иоанном (патриархом), продолжал пребывать в ереси (§ 46). – Если бы мы точно знали о времени царского посольства к Иоанникию (Van den Gheyn приурочивает его к 841 г.), мы могли бы высказать мысль, что Феофил под конец жизни все-таки как будто усомнился в своем иконоборчестве. Это наблюдение оправдывает также легенда о том, что перед смертью царь исповедал православие, – легенда, о которой будет сказано ниже. – Через несколько дней Агаврский игумен Евстратий по обыкновению поднялся к Иоанникию и рассказал ому о преследованиях иконоборцев. Святой на это сказал: еще немного, Евстратий, и изображение дракона-отступника силою Христовою будет уничтожено, умрет Феофил и наступит кафолическое православие. Ободренный такими речами, Евстратий осмелился спросить святого: кто же окажется достойным патриаршества? Иоанникий ответил: Богом определен к этому славный делом, знанием и духовным убеждением Мефодий, беглец мира и богатства с юности, перенесший много страданий от иконоборцев и немного лет тому назад вернувшийся из Рима, 9 лет содержавшийся во гробе и ежедневно боровшийся с тираном, как со львом. Так и случилось после 6 ½ лет безбожия Льва, после 8 лет и 9 месяцев Михаила, после 12 лет и 3 месяцев Феофила и после 1 года воцарения супруги его Феодоры и сына его Михаила. На втором году их царства, в 843 г., церковь оделась в древнюю свою красоту, избрала в архиереи Мефодия и свергла безбожного Иоанна (§ 46). Отец этого последнего, диавол-иконоборец, был уничтожен, но посеял смятение в церкви: стали разногласить не еретики, а разделились православные: некоторые из них стали порицать Мефодия, глумясь над его равноангельскою жизнью; другие думали, что иконоборцы и поставленные ими лица могут совершать службы; третьи отрицали у них это право. Среди такой сумятицы Иоанникий послал Мефодию письмо следующего содержания: не смущайся озлоблением, а радуйся, не беспокойся по поводу клевет на тебя; но знай, что нам вредит не менее схизма, чем ересь. Отказывай в принятии иконоборческих епископов и священников. Св. патр. Тарасий однажды юридически одобрил служение их, и они дали ему формулу клятвы, что не возвратятся к ереси, но и они при возобновившемся нечестии при Льве попрали свое рукописание и издевались над иконою Христа, уничтожив её. Посему крещение их должно быть принято смотря по обстоятельствам (οἰκονομικῶς), от священства они должны быть отставлены (§ 47).⁴⁷²

Мефодий, получив это письмо, показал его императорам; он удаляет всех иконоборцев, устраняет схизматиков и успокаивает церковь. Устраненные вооружились клеветами против Иоанникия, говоря, что безбожен и беззаконен тот, кто так думает. Зная об этом, Иоанникий, когда явилось к нему множество епископов, пресвитеров и монахов, сказал: думают, что я не право мыслю; но вот я вам скажу свое мнение о Боге. Бог есть пресущественная и несотворенная сущность.... Слушатели много дивились благочестию святого отца, и утвержденные в вере с благословением вернулись восвояси (§ 48). По восстановлении православия, Иоанникий позаботился при Льве оставлять основанные им церкви в Лисе (ἐν τῷ Λίσφ). Нечистые духи, мучившие людей, плакали, видя здесь Иоанникия, который бичевал их. По освящении игумены монастырей св. Евстафия и Богородицы, оба Макария, прибыли к святому и узнали от него обо всем, что случилось при освящении: управление, раздачу милостыни и неистовство мучимых, и исполнились страха, вспомнив о присутствии при этом святого, возвещенном мучимыми. Один из Макариев удалился от Иоанникия; другой размышлял о болезни святого отца. Иоанникий сказал ему: ты не так думаешь, брат Макарий; опухоль моих голеней не от излишества плоти, а от вздутия желудка, дурно переваривающего пищу (ἐκ πνεύματος στόμαχον κακοσιτίας). Макарий испугался проницательности святого и, каясь в своих помыслах, просил у него прощения (§ 49). Во время тогдашних войн греков с арабами или сарацинами (τοὺς Ἰσμαηλίτας) много византийцев было взято в плен. Один из этих пленных происходил родом из деревни Ела (ἐκ κώμης τοῦ Ἔλους).⁴⁷³ Родственники его явились к Иоанникию со слезами и, узнав, что сюда же скоро прибудет патрикий и сакелларий Лев для получения благословения, просили, чтобы Лев дал им вместо родственника одного сарацинина, так, чтобы со временем можно было разменяться. Патрикий Лев прибыл к Иоанникию и беседовал с ним о душеполезных предметах, но святой умышленно позабыл ему сказать о пленнике. По уходе Льва родственник пленника, опечаленный этим, в душе поносил Иоанникия. Последний, прозрев это, сказал ему: не печалься, брате, и не сердись, что я не изложил этому человеку твоей просьбы, лучше надейся на Бога. Таким образом успокоив его, святой в ту же ночь явился в темницу, где содержался пленник, и сказал одному из его знакомых: встань, возьми с собою твоего сопленника и моего знакомого Евандрия, и оба следуйте за мною: я пойду впереди вас; и если кто спросит тебя на дороге, кто тебе являлся, говори: смиренный и жалкий Иоанникий. Когда же пленник рассказал это видение своему соузнику Евандрию, он укрепился при появлении святого и воспылал духом. Оба узника поднялись на ноги, и тотчас спали с их рук и ног цепи и оковы и открылись двери темницы. Ясно было, что святой поразил смертью темничных стражей и снял оковы с пленников, что он то был видим, то скрывался из их глаз. Дорогою они натолкнулись на сарацинских пастухов, пасших и ведших за собою страшных собак. Увидев их, псы залаяли и бросились было на них, но вот появился святой и велел собакам молчать; на пастухов же набросил мрак (περιβάλλει ἀχλύϊ), так что они их не видели; велел освобожденным идти вперед, а сам опять скрылся. Вскоре вернувшись восвояси, они поднялись к святому Иоанникию и принесли ему благодарение за свое освобождение (§ 50).

На 50-м году своей аскетической жизни и на 92-м году жизни, в 846 г., когда Иоанникий был научен оракулом на Вороновой Голове (ἐν Κόρακος κεφαλῇ), он подвергся великой опасности. Епифаний, монах Валейского (Βαλεοῦ) монастыря, в местности Κοχλία, сидя в кельи, позавидовал Иоанникию и стал его злословить, видя, что к святому ежедневно приходит множество больных, которые получают исцеление. Он подговорил некоторых единомышленников запереть Иоанникия в его кельи и зажечь соседнюю рощу, думая таким образом сжечь великого старца. Но Бог повелел Иоанникию выйти из кельи заблаговременно. Видя келью запертою, он молитвою и рукою разломал связи и явился к злоумышленникам. Заговорщики осыпали его неслыханными ругательствами, но святой продолжал разговаривать с ними кротко. Глава шайки сказал своей компании: братия и отцы, я грешен и жалок, но есть покаяние. Ему ответили: конечно, есть покаяние, но сам ты неисправим. Епифаний, державший в это время деревянную палку с острым железным наконечником, направил её в живот Иоанникия. Но святой, забыв об обиде, сказал: авва Макарий, войди в келью, и что ты там найдешь, принеси, и мы сотворим любовь с отцами. Негодующей шайке Иоанникий сказал: ну, друг друга обымем. Все обнялись с Иоанникием и разошлись; один Епифаний остался непреклонным (§ 51). В глубокой старости (βαθὺ γῆρας) и в полной беспомощности святой прибыл в Антидиев монастырь и поселился в приготовленной здесь себе кельи. Однажды он со своим слугою (ὑπουργός) Феофилом возвратился к себе в келью и встретил на дороге некоторых братьев и очень много бедняков. Сотворив молитву, он прошел между ними невидимым, но сжалившись над ними, он послал им по возможности благословение. Они сказали Феофилу: о, если бы нам удостоиться видеть святого отца! Феофил на это заметил: тот, братия, кого вы видели незадолго перед тем проходящим перед вами, и есть тот муж, кого вы желаете видеть. Но те: с клятвою уверяли, что они видели только одного его, Феофила (§ 52).⁴⁷⁴

На пятом году царствования Михаила и Феодоры, на четвертом году восстановления православия, на 94-м году жизни Иоанникия, на 52-м году со времени его удаления из мира, в 6355 г. от создания мира, 10-го индикта, 848 г. ноября 1-го, богоносный Мефодий, предвидя кончину святого, прибыл в Антидиев монастырь, в котором тогда жил святой. Иоанникий вышел к нему навстречу и облобызал патриарха. Затем он сказал в длинной речи, что в виду того, что еретики и схизматики вознесли свои хулы к небу и против Мефодия, то он, Иоанникий, должен сказать, что началом, корнем и основанием православной вере должен считаться богоносный Мефодий, прогнавший все направления (μεθοδίας) заблуждений и иконоборческую ересь, которого поносят те, которые покровительствуют (χαριζόμενοι) еретикам и разделяют тело Христово – церковь; если, как они говорят, они не согласны с еретиками, то бесстыдно противятся и православным, надеясь господствовать чрез несоставное неведение кентукладов (τῶν κεντουκλάδων). Вы же, отделенные от иконоборцев и схизматиков, как от других Скифов, уйдите: они бесчеловечно растерзывают на многие части члены Христа и его церкви. Кто имеет общение с иконоборцами, тот не имеет общения со Христом; кто злословит Мефодия, будет отделен, и кто его не считает в ряду патриархов с Германом, Тарасием и Никифором, тот сам отпадет от их заступничества. Обращаясь к Мефодию, Иоанникий прибавил: кто восстает против тебя, тот воюет против Бога и против своего спасения; переноси обиды великодушно. Моя жизнь прошла, но вскоре (οὐ μετὰ πολὺν χρόνον) пойдешь за мною и ты. И эти слова Иоанникия оправдались: ибо в восьмой месяц после успения Иоанникия, 14-го июня, скончался патриарх Мефодий. Услышав эти проречения, Мефодий облобызал Иоанникия и, получив от него благословение, вернулся в свой собственный (οἰκεῖον) монастырь (§ 53).

Светильник пустыни, Иоанникий, слег в постель 3-го ноября, а 4-го переселился к Господу. Отец монастыря Иосиф с братией и с пришедшим народом с псалмами, светильниками и благовонием положил его в гроб (ἐν γλωσσοκόμῳ), который из его кельи с пением перенес в церковь. Некий человек, страдавший семь лет параличом и двигавшийся подобно малому ребенку, когда прикоснулся гроба Иоанникиева, выздоровел и стал ходить прямо. Одна женщина, страдавшая сумасшествием (πνεῦμα ἀκάθαρτον ἔχουσα) и обличенная, вернулась домой со своим мужем здоровою. Некий Панфирий (Πανθήριος), уроженец Атрои (Ἀτρώα), страдавший сумасшествием (ὑπὸ πνεύματος ἐνεργούμενος ἀκαθάρτου), выздоровел и радостно вернулся восвояси. Братия и отцы горы Альса (ἐν τῷ ὄρει τῷ Ἄλσει) по откровению узнали о славе его у Бога. В самый день и час его кончины они видели огненный столп, поднявшийся от горы Олимпа к самому небу: Иоанникий переселился к Богу, которого он возлюбил. Молитвами и руководительством его, прибавляет агиограф, и мы поживем в благочестии и во всякой добродетели, убережемся от мрака грехов и будем следовать тому, что приводит нас к вечной жизни и небесному царству (§ 54).

В таком виде представляется хронологическая канва жития. Однако болландист Van den Gheyn, основательно изучивший биографию Иоанникия, находит несколько иную датировку событий. По нему, Иоанникий родился в 754 г. (однако р. 383 по исправлении, дана цифра 753), в 761–773 г. пас свиней, в 773 г. поступил в военную службу, в 791 г. встретился с олимпийским старцем и отрекся от иконоборчества, в 791–795 гг. служил при царе, в 795 г. оставил мир и удалился на Олимп, в 795–96 гг. жил на горе Трихаликовой и в Геллеспонте, где пробыл с 797–799 г., затем ушел в Кундурию, Миры Ликийские, Ефес, Ликию и Киликию, где жил в течении 800–806 г.; в 806 г. жил в монастыре Еристы и в Критаме, в последней оставался до 808 г.; 808–810 гг. жил в Хелидонии, в 810 г. вернулся в Агаврский монастырь, потом ушел на Трихаликову гору; в 815–820 гг. жил в Лидийском лесу и на Трихаликовой горе, ок. 824 г. его посетил игумен Феодор Студит; в 830 г. Иоанникий ушел в Антидиев монастырь, в 841 г. имп. Феофил спрашивал его мнения об иконопочитании, в 843 г. Иоанникий предсказал Мефодию патриаршество и послал ему письмо, в 845 г. находится в презрении у развратных монахов, 1 ноября 846 г. его посетил патр. Мефодий, 3 ноября 846 г. Иоанникий захворал и 4 (по исправлению о. Pargoire’a, 3-го) ноября 846 г. скончался; погребен в церкви Антидиева монастыря.

Как было уже замечено, Саввину житию Иоанникия предшествовало его же житие св. Петра Атройского (в области того же Олимпа), другого современника вифинского аскета. О существовании его свидетельствовал сам автор. В житии Иоанникия, говоря о кончине Петра Атройского, Савва замечает: «об этом я подробнее изложил в житии отца Петра».⁴⁷⁵ Житие это было написано Саввою, близким свидетелем подвигов Петра, как по его личным воспоминаниям, так на основании рассказов самого Иоанникия. Но оно по-видимому не сохранилось до нашего времени, и очень жаль. Савва хорошо знал людей и обстоятельства своего времени; имей его житие Петра в руках, мы обогатились бы многими сведениями из монастырской жизни Олимпа в первой половине IX столетия. Болландист Van den Gheyn в 1893 г. предпринимал поиски этого жития по разным библиотекам, оказавшиеся однако безуспешными. Fiat itaque vita reperta!

Этим однако агиографическая деятельность Саввы не кончилась. С его именем связывается еще похвальное слово преп. Феофану Сигрианскому, сохранившееся только в славянском переводе в рук. Соловецкой № 628, XVI в., л. 99–110 (Описания II, 425): «Трезвения непростаго и труда потреба празднующему о словесех похвальныих лепааго потребная изрещи и духовнаа извещати». Не издано.

В IX в. в одно время и довольно близко друг от друга жило двое Савв-агиографов: Савва олимпиец и Савва пелекитец. Первому, как мы видели, принадлежат жития Иоанникия и Петра Атройского, другому житие Макария Пелекитского. Сигрианская обитель, место подвигов Феофана, находилась ближе к Пелекиту, нежели к Олимпу, отсюда казалось бы, что Саввину похвалу Феофану, не сохранившуюся в греч. подлиннике, с большим основанием можно было бы отнести перу Саввы-пелекитца. Однако мы без колебания относим похвалу на долю Саввы-олимпийца на основании изучения языка и литературного стиля обоих писателей. Олимпиец – литературный талант, между тем пелекитец – писатель с посредственными дарованиями, писатель-простец.

Как современник Иоанникия, Савва написал его деловое, фактическое Βίος; как современник Петра Атройского, он вероятно также писал собственно Βίος его. Но от Феофана он был отделен промежутком, по крайней мере, на полустолетие, этого святого он не знал и не помнил. Пожелав коснуться и его, Савва мог сделать это только в похвальном риторическом слове в честь святого. Это Савва и сделал, составив длинную похвалу, полную риторических красот, образов, сравнений и параллелей, что было бы совсем не под силу Савве-пелекитцу, но почти лишенную фактического содержания. Впрочем и те немногие данные являются крайне любопытными.

Агиограф, следуя литературной манере, говорит о своем «недерзком и неясном языке», о «молитвах преподобных», то есть или о молитвах св. Феофана, или о молитвах преподобных олимпийских отцов, укрепленный которыми он приступил к написанию похвалы. В конце этой трудной для уразумения похвалы читаем небезынтересные строки: «Тожде ныне многая преминути, и умъножениа ради писменнаго, и многых леностий, яже по коемуже изложихомы. дельнаа некаа и разумная на успех от отца Иоанна того любви. повеление правившему свою паству во свое время в ней ж честное тело лежит треблаженика».⁴⁷⁶ Как будто отсюда можно заключить, что Савва до Похвалы написал и Житие св. Феофана исповедника, что к составлению этих обоих сочинений он был побужден настоятелем Сигрианского монастыря отцом Иоанном. – Феофан и женатый соблюл супружеское ложе чистым, добре страдал и достиг до маститой старости; находился в темнице «от скверьненнаго духоборца Льва на две лете и гладом и жажею и язею тяжкою свою жизнь препроводившаго по темници бо той твердей же и темней, и на две лете тамо озлобление святаго от того же пакы мучителя в лютый остров на изгон, и тоже во двою(де) сяту и 3-х днех веледушне стерпевшу». – Итак Феофан два года подвергался мучительствам, а потом был сослан Львом в изгнание на остров (как мы видели: Самофраку) и здесь подвергался пыткам в течение 23 дней. Два года в тюрьме и 23 дня на острове – несомненное приобретение для биографии святого. «И се чуднее, замечает Савва, яко от скыфскаго града и от работнаго ярьма бе учай се духовнаа и не устыдеся рожениа иж того съветование вреди» – Итак, если мы правильно поняли текст этого отрывка, Феофан был по происхождению скиф и человек крепостной, который по данной ему благодати получил такой дар проповеди, что учил цивилизованных ромеев; он не стыдился низости своего рода, хотя помышление об этом ему и вредило. Св. Феофан скиф! св. Фаддей скиф! св. Лазарь хазарин! Сколько одних греческих святых в IX в. вышло из пределов нынешней России! На счет значения термина «скиф» здесь не место распространяться; этим именем назывались и болгары, и русские, и другие народы южной России; почти каждый писатель прилагал это слово к какому либо определенному народу. Впрочем Савва в житии Иоанникия болгар называет их собственным именем βούλγαρος, но о скифах там же к сожалению не говорит. Но если же мы на минуту остановимся на русском происхождении св. Феофана, какая благодарная параллель получится от сравнения двух знаменитых русских летописцев – Феофана и Нестора! Впрочем, по пересказам IX и X вв. Никифора, протасикрита Феодора и др., Феофан происходил родом из Византии. Метафраст в своем пересказе, встретив такое значительное противоречие, обошел молчанием родину Феофана, хотя подробностями о его образовании дает понять, как будто он тоже византиец.

К области Вифинии кроме Олимпа можно отнести также Катавол, Пандим и Мидикий, как меньшие центры агиографического дела.

Житие известного уже Евстратия⁴⁷⁷ написано иноком Вомского монастыря (в Катаволе, на берегу Черного моря, около Ираклии), игуменом которого был родной брат святого Николай. Агиограф был побужден написать житие, – едва ли не этим игуменом. Сам он лично с Евстратием, по-видимому, не был знаком. Приступая к составлению книги, он воспользовался рассказами очевидцев (Катавол лежал близ Агаврского монастыря, места подвигов святого) и некоторыми письменными материалами (житием Иоанникия и пр.), которые старался передать со всею точностью. Время появления Βίος’a может быть отнесено к концу IX столетия. Не лишенное общеисторического интереса, житие драгоценно обилием живых бытовых подробностей.

В предисловия агиограф, обращаясь к собранию слушателей или читателей, говорит, что всем нам самою природою дано украшать рассказами людей добродетельных и благочестивых; по силе и возможности надобно возвеличивать и почитать на деле память их; «поэтому и мы, не вкусившие ни одним пальцем энкиклического образования и слишком теоретического, превосходящего всякое понимание, истиннейшего знания,⁴⁷⁸ внося как бы некое детское картавленье, но окрыленные надеждою и пользуясь ею как помощницею, скажем кое-что немногое, употребляя в рассказе не ложно сочиненные рассуждения (это недостойно христианской жизни), а такие, которые сохранились до нас письменно и которые мы узнали от очевидцев» (§ 1).⁴⁷⁹ В предшествующее поколение (ἐπὶ τῆς προλαβούσης γενεᾶς), то есть во времена христианнейшего и иже во святых царя Михаила, унаследовавшего царство небесное и изгнанного безбожнейшим Львом, новым Доиком,⁴⁸⁰ недостойным порфиры», явилось нам как бы некое светило, блаженный и преподобный Евстратий, поднявший много подвигов и украшавшийся жизнью «до царствования православного и боговенчанного Василия»; желая описать его житие, агиограф молит Бога содействовать передаче рассказа «живших ранее богоносных мужей», «хотя рассказ этот потерял во всяком случае многое в (моей) речи» (§ 2).

«Есть, говорит автор, страна (χώρα), так называемая Тарсия (Ταρσία), состоящая под фемою Оптиматов;⁴⁸¹ в ней лежит деревня Вициниана» (κώμη Βιτζινιανᾶς), родина Евстратия, гораздо более известная, нежели Армафем.⁴⁸² – Фема Оптиматов, получившая свое название от избраннейших Готфских воинов и сохранившая его до X века включительно, из всех Азиатских фем была самою ближайшею к Константинополю, занимая район пропонтидского побережья, западной Вифинии и части Малой Фригии; главным городом фемы, по мнению Рамбо,⁴⁸³ могла быть Никомидия. Местоположение Тарсии, а стало быть и Вицинианы, точно определить невозможно. Когда-то жило здесь целое племя, называвшееся по местности Ταρσιάται. – В числе достаточных поселян вицинианской деревни была семья Георгий и Мегефия (Μεγεθώ) с сыном Евстратием. Мальчик был воспитан в правилах благочестия и к 20-ти летнему возрасту уже горел божественною любовью (§ 3). В это время он узнал о своих пяти братьях по матери, аскетах в области Олимпа (ἐν τοῖς τοῦ Ὀλύμπου μέρεσιν): Григории, «к которому приходил великий и прозорливейший Иоанникий в начале своего удаления из мира и получил от него наставления построить жилище на той «святой горе», в каком месте ему удобнее, как передает история о нем« (Иоанникии),⁴⁸⁴ Василии, Петре, Агафоне и Антонии. – Здесь очевидно имеется в виду житие Иоанникия Вифинского, написанное учеником его Саввою; в нем упомянут и Василий, и Петр, хотя едва ли последний тожествен с дядей Евстратия: Петр жития Иоанникия или Петр Атройский прославился чудом, преставившись восходящим на небо, – агиограф Евстратия, говоря о Петре – дяде, умалчивает об этом,⁴⁸⁵ что как будто говорит в пользу раздельности обоих Петров. – Эти пять братьев подвизались в некоем месте Калимне (Καλύμνῳ), в 15 стадиях (или немного более) от Прусы (τῆς Προυσαέων πολίχνης), у подножия горы Трихаликовой (τοῦ ἐπιλεγομένου Τριχάλικος), которая в последующее время изменила свое наименование на гору «Авгарь» – по той причине, что на ней подвизались перед тем евнухи (§ 4).⁴⁸⁶ В житии Иоанникия рядом с Трихаликовой горой упоминается и гора Агаврская (Ἀγαύρου); последнее название должно быть признано единственно правильным. В житии Евстратия очевидно ошибка, из-за которой не видно филологического основания к замене одного названия горы другим. Трихаликова гора переименована была в гору Ἀγαύρου из-за её великолепия (ἀγαυρός – superbus) благодаря подвижничеству евнухов. –

Скрывшись из дому, Евстратий прибыл к дядям и обратился с горячею просьбою к Григорию принять его в монастырь. Старец указывал ему на тяжесть монашеской жизни, но Евстратий все твердил, что он горит божественным сердечным огнем и желает лишь одного на земле – удостоиться равноангельного жития (§ 5). Постриженный наконец Григорием и зачисленный в его паству, Евстратий предался чрезвычайной аскезе; он не имел у себя ничего кроме рясы и шерстяного плаща, в которых он ходил; спал очень мало и где попало; «говорят, что он в продолжении всей 75-ти летней монашеской жизни не ложился навзничь и не лежал на левом боку» (§ 6), – то есть усвоил то гигиеническое правило, которое и в наши дни еще далеко от осуществления. – Между тем Григорий умер, прославившись чудесами; «и до ныне всечестная его рака источает обилие целительного мира приходящим с верою». Преемником своим он оставил Евстафия, который правил паствою недолго; перед смертью он советовал братьям сохранять отеческие предания и выбрать настоятелем Евстратия (§ 7). Последний собрал вокруг себя «дим подвижников» или, так сказать, земных ангелов; по вот неожиданно явился «сильный град» (πλῆθος χαλάζης), уничтожающий не только тело, но и душу (§ 8). «Когда только что восстал на царство новый Ахав предтеча противной силы, зверонравный и зверомысленный Лев, и подобно псу возъярился выгнать из дворцовых покоев боговенчанного и святейшего царя Михаила, которого человеколюбец Господь за чрезмерную доброту и православное верование украсил знамениями и чудесами,⁴⁸⁷ – сей по истине сын мира, не пожелав воздвигнуть междоусобной (ἐμφύλιον) войны, когда узнал, что прежалкий выступил из Болгарии с намерением и во всеоружии (μεμηνυίᾳ χειρί) для достижения царства, – уступил ему скипетр; тотчас пес – во святилище, дракон – в честные места; и того, кто принял его с миром, забирает и лишает его супруги и детей; украсив его против желания монашеским одеянием, жалкий изгнал его на один из островов перед столицею». Возгордившись успехом, он воздвиг для церкви манихейскую и афтартодокитскую ересь, потушенную прежде ересь иконосожигателей. Начались изгнания, аресты, насильственные смерти богоносных и святых отцов; монахи покинули свои жилища и удалились в горы и необитаемые места (§ 9). Вместе с другими, оставив свой монастырь, отправился и Евстратий – к Иоанникию, которому он был известен с давнего времени. С радостью принятый, Евстратий с Иоанникием скрылись от людского взгляда и жили ангельскою жизнью. Агиограф, намереваясь говорить о чудесах Евстратия, обращается сначала к житию (ἱστορία) Иоанникия (§ 10). Когда Евстратий обходил с олимпийским аскетом самую высокую из всех вершину смежных гор Олимпа, он пожелал узнать о здоровье своих родителей, и Иоанникий услышал голос за его родителями, стоявшими на мученичестве св. Георгия: «Приидите благословенные Отца моего» и пр. (Мф. 25:34); подобный же голос в таком же видении услышал и Евстратий, – и успокоился (§ 11).

«Отвратительнейшая из всех ересей, безбожнейшая и жесточайшая болезнь обдержала вселенную, и то были дни не в дни и солнце не в солнце». Но когда рассвело православие и красота икон возвращена была церкви, исповедники вернулись на свои места; «новый Моисей», Евстратий прибыл в свой монастырь Авгар (τῶν Αὐγάρου), собрал свою паству и вновь устроил иноческое житие; он стоял в алтаре во время пения канона от начала до конца его исполнения и в час кафизмы восклицал про себя «Господи помилуй»; когда случалось ему читать, он прочитываемое разъяснял незаметно слушателям (§ 12). Однажды Евстратий подымался из метоха, соседнего с Прусою,⁴⁸⁸ в свой монастырь и встретился с бедняком, просившим милостыни; не имея ничего дать, святой снял с себя плащ и отдал ему, а в монастыре пытливой братии сказал, что плащ у него снесло сильным ветром в рощу, где он не мог его найти. На другой день один из воинов, встретив святого верхом на коне, попросил у него лошадь, ссылаясь на падёж своей и на невозможность идти пешком домой (ἐν τοῖς οἰκείοις); Евстратий отдал ему коня, прося не говорить о том никому, «ибо, прибавил он, (иначе) погубишь и этого».⁴⁸⁹ Поселянин одной из соседних с монастырем деревень, потеряв (ἀποβαλὼν) одного своего вола, просил святого сжалиться над ним и его семьей и дать ему другого вола для запашки, «дабы не погибнуть с голоду со всем семейством». Евстратий призвал брата-кучера⁴⁹⁰ и велел ему дать одного из монастырских волов; когда тот сослался, что нет лишнего, святой велел ему отдать поселянину пару⁴⁹¹ (§ 13). В местности Катавола в предместье находится прекрасный монастырь.⁴⁹² Отправляясь сюда для обозрения (ἐπισκέψασθαι), Евстратий дорогою натолкнулся на такую сцену: муж лежит в виде мертвеца, а жена стоит над ним и плачет. Поняв, в чем дело, святой вручил жене 10 номисм и сказал: «ступай, скажи своему мужу, чтобы он встал теперь из такого положения, ибо де в тебе нет подобия смерти». А дело в том, замечает агиограф, что этот человек задолжал 10 номисм золотых и употребил такую хитрость (περιοδία), чтобы возбудить чувство пощады со стороны ссудивших ему такую сумму. Жена объявила мужу о получке денег, муж с удовольствием вышел из своего ложного положения и вернулся домой (§ 14). – Назван ли здесь Катаволом корабельный рейд на берегу Черного моря, или может быть так прозывалась какая-нибудь местность внутри Вифинии, сказать затруднительно; впрочем из § 35 видно, что Катавол находился между Прусой и Византией, т. e. на берегу моря, ибо Евстратий собирался ехать в столицу на судне. О приморском положении Катавола свидетельствует и чудо св. Николая. Проделка должника, напоминающая в новое время проказу Балакирева (впрочем Петр Великий не был так прозорлив, как Евстратий), любопытна как живая бытовая картинка начала второй половины IX столетия. – Ради одной нужды святой прибыл в Константинополь. Христолюбцы, зная о материальном недостатке⁴⁹³ его монастыря, отдали Евстратию ту подать, которую они платили обыкновенно царям;⁴⁹⁴ святой, взяв деньги и прибыв в Прусу, нашел здешних бедняков в заключении по распоряжению специального комиссара⁴⁹⁵ за то, что они не были в состоянии удовлетворить этому несимпатичному требованию. Видя их нужду и забыв о своей собственной, Евстратий дал комиссару 100 номисм, прося его быть великодушным по отношению к остальным. А на другой день «христомудрая и боговенчанная царица Феодора прислала ему 200 номисм и подать монастыря его при особой грамоте»;⁴⁹⁶ эти деньги святой отдал исполнителю царского повеления за свой монастырь и за заключенных бедняков (§ 15). – Размер монастырской подати не указан, но подать с монастырских «бедняков» простиралась до 300 номисм (в год). Считая по номисме с души, можно сказать, что в половине IX века при Агаврском монастыре состояло до 300 «бедняков». – Проезжая однажды из Прусского метоха в монастырь, Евстратий увидел бегущего человека с веревкой в руке; чувствуя, что тут дело неладно, что беглец хочет повеситься, он слез с животного, крепко сжал человека и спросил о причине его путешествия. «Я совершил грех», сказал тот, «которого нельзя передать человеческим языком». Святой, подобно Иоанникию Вифинскому, положил его руку на свою шею и произнес: «этот грех на мне, дитя, и я за него дам ответ в день воздаяния»; не печалься и оставь гибельное удушение. Тот пал ему в ноги, покаялся, просил наложить на него епитимью, но святой отпустил его без всякой епитимьи (§ 16). Одна женщина-иностранка родила ребенка от своего собственного сына. Сознав свой грех, оба они явились к Олимпийским отцам для покаяния, но нигде не принимали их, как гнусных прелюбодеев. Один Евстратий принял в них участие и разрешил грех их под условием удаления их в монастыри: муж-сын послан в страны западные (ἐν τοῖς τῆς δύσεως μέρεσιν), а жена-мать в восточные (ἐν τοῖς πρὸς ἀνίσχοντα ἥλιον τόποις, § 17). Раз ночью Евстратий с одним братом, Кононом, возвращался в монастырь из вышеназванного предместья св. Агапия.⁴⁹⁷ Ночь была безлунная, тьма стояла полная. Путешественники сбились с прямой дороги и очутились в местности лесистого Сухого потока (Ξηροχειμάρρου), которую трудно было пройти и днем. Евстратий помолился, и вот над головами их воссиял свет, но свет не лунный, ибо по сторонам по-прежнему ни зги не было видно: и свет этот светил им до тех пор, пока они не подошли к монастырским строениям (τὰ τῆς μονῆς προαύλια). Чудо это рассказал братии сам Конон (§ 18). Один из друзей Евстратия (по-видимому мирянин), имевший в тех краях поместье (προάστειον), хотел однажды привезти в него громаднейший сутунок из катавольской местности: для этого он запряг до 70 волов, но дорогою лесина увязла; препятствуемый злым духом, хозяин в течении недели не мог сдвинуть её с места. Евстратий, к которому он обратился для молитвы, явился на место, стал на дерево, сотворил крестное знамение, – и волы сдвинули лесину (§ 19). В своем монастыре он велел однажды братии перетянуть плиту с одного места на другое. В течении 30 часов братия мучилась и безуспешно; тогда святой, взяв в руки веревку, произнес обычный стих, и камень посредством машины легко был перетащен к монастырю. «И ныне этот камень находится посреди двора» (ἐν τῷ μεσαύλῳ, § 20).

«Когда богоборное племя Агарянское расположилось лагерем около города Амория и держало его в осаде,⁴⁹⁸ во дни безбожного царя Феофила, некий монах, по имени Иоанн, исполнявший службу келаря (τοῦ κελλαρίτου) и любимый Евстратием за прямоту мысли, сказал честному отцу: «с давнего времени я слышу о том, что Аморий не сдастся»;⁴⁹⁹ но блаженный сказал ему: «не ошибайся, брат: он сдастся через два дня», что и случилось; «брат обозначил день и убедился в неложности предсказания отца» (§ 21). – Аморий взят около 24 сентября 838 года.⁵⁰⁰ Источники об этом событии перечислены Муральтом (р. 418); к ним надобно присоединить еще житие Аморийских мучеников, уже рассмотренное нами, и настоящее показание жития Евстратиева. – В Катавольской местности жил знакомый святого, человек видный (μειζότερος). К дому его подошел однажды манихей за милостынею; но вся семья (отец, мать и дети) была занята каким-то делом, и манихей ушел ни с чем. А как раз в это время вышел указ царей Феодоры и Михаила о ереси манихейской.⁵⁰¹ Нищий манихей воспользовался этим и схваченный властями, в отместку оклеветал катавольского помещика в манихейской ереси. Последний со всем семейством был отправлен в столицу. Сам глава догадался и отправил прежде жену с дочерью к Евстратию для молитвы о их избавлении. Святой принял женщин и успокоил их, говоря, что никакого зла ни мужу, ни им не будет, я прибавил: «но так как он все-таки немножко беспорядочен, то подвергнется ударам, только 20, и будет вместе с вами отпущен». Женщины явились в столицу и были посажены в тюрьму вместе с мужем. Ночью они видели, что святой защищает их своим плащом. На утро помещик получил 20 ударов и был выпущен с женою и дочерью, «явившись самым неложным вестником предсказаний и чудес святого» (§ 22). – Царский указ, о существовании которого мы до сих пор не имели никаких сведений, мог появиться в пределах 842–855 годов. В виду того, что манихейство имело связь с иконоборчеством, мы обогащаемся новым свидетельством, что и после собора 842 года иконоборчество все еще было сильно (ср. § 39) и для подавления его приходилось прибегать к мерам строгости. Но каково же было тогдашнее правосудие, раз стоило оговорить человека, как его сейчас сажали в тюрьму и подвергали телесному наказанию? Евстратий назвал помещика ἄτακτος то ли потому, что тот не подал милостыни, то ли потому, что все еще не ввел у себя в дому икон. – Однажды Евстратий подымался верхом на коне из Вомского монастыря (в Катавольской местности)⁵⁰² и встретил женщину с пятилетним глухонемым и параличным ребенком;⁵⁰³ посадил его на шею лошади, перекрестил все его члены, помолился и спустил ребенка на землю; тот вдруг заговорил, все стал слышать и сам подошел к матери (§ 23). Раз он с братом также подымался верхом на лошади из Прусы (ἐκ τοῦ τῆς Προύσης ἄστεος) в свой монастырь. У реки он заметил женщину, плачущую над мертвым ребенком. Тотчас слез с коня, взял ребенка на руки, отошел немного в сторону, поцеловал его в голову, глаза, рот, уши и грудь, – и ребенок заплакал. Мать от радости пала в обморок.⁵⁰⁴ Евстратий привел её в сознание и просил никому не говорить о том, иначе ребенок обратится в прежнее состояние, сын пережил мать и сам достиг старости (§ 24). Дети из окрестных деревень пасли в том месте свиней и, как это всегда водится, шалили. Один из них ударил другого палкой по лбу: тот упал, потеряв сознание. Проезжавший Евстратий помолился около мертвого, дунул ему в рот и уши и оживил мальчика, запретив рассказывать об этом, пока он сам жив (§ 25). Некий Феодор, уроженец Востока (ἐκ τῶν τῆς Ἑώας μερῶν), совершив страшное убийство, явился для покаяния в Олимпийские страны, но отовсюду был выгоняем отцами за чрезмерность преступления; один Евстратий принял его, протянул ему руки ладонями кверху, поцеловал его и принял его грех на себя под условием отречения его от мира. Феодор постригся в Агаврском монастыре, явился «сосудом избрания» и скончался здесь (§ 26).⁵⁰⁵ Монах Тимофей, наблюдавший во время сбора за виноградниками, раз ночью услышал шум в ограде, полагая, что это воры, он тотчас вышел и был облеплен тучею ос, тяжести которых не мог вынести. Он явился к Евстратию, говоря, что они жалят ему всю голову и лицо; святой за волосы наклонил его к земле, сотворил молитву, наступил ему пяткой на грудь и голени и освободил его от осообразных демонов (§ 27). Ученик его Сергий вез ночью в монастырь кладь. В реке животное поскользнулось и остановилось. Чтобы помочь сдвинуть воз, Сергий, оставив на возу ручной багаж, накидку и башмаки, принялся пособлять; а между чем багаж упал в воду и погиб. Евстратий, которому Сергий рассказал о приключении, уверил, что «погибшее» застряло в речной плотине; монах пошел и убедился в справедливости его слов (§ 28). Двадцать иноков собрались привезти на волах из Катавольской местности в Агаврский монастырь хлеб и другие припасы. Евстратий предварил их, что на реке они встретят затруднение от злого духа, которого пусть не смущаются. Действительно волы, везшие груз, посредине реки остановились. Большой эфиоп выскочил из воды, поднялся на мост и закричал, что его преследует Евстратий, и снова упал в воду, после чего монахи спокойно продолжали путь (§ 29). Однажды воры, в отсутствии святого, обокрали монастырь. Явившись на другой день и узнав, в чем дело, Евстратий пошел в церковь и, остановившись перед иконою св. великомуч. Феодора, со смелостью сказал: «поверь, жители места не возьмут огня из лампады в сей честной твоей иконе, если ты не поможешь нам получить взятое», после чего вернулся в свою келью. На другой день воры, подойдя к монастырским стенам, разговаривали между собою, что вот они ходят два дня, а отойти от монастыря не могут, ибо их преследует некий «царский» (βασιλικός τις) с монахом, сидящие на белых конях. Монахи, услышав разговор, получили свое имущество; Евстратий напутствовал воров и они вернулись восвояси (§ 30). Подымаясь однажды с братом в монастырь из своего метоха Λευκάδες, он издали увидел пожар в другом своем метохе – св. Космы, тотчас сошел с коня, сотворил молитву, и пожар прекратился. А ночь тогда была совершенно лунная, заметил спутник Евстратия (вероятно агиографу, § 31 ). – Левкадский метох находился вероятно на мысе Λευκάτη, к западу от Никомидии; в тех же краях, как кажется, но довольно далеко от Левкад, находился и другой метох Агаврского монастыря – св. Космы. – Однажды Евстратий отправился в столицу, прибыл на судне в гавань Тритона (κατὰ τὸν τοῦ Τρίτωνος ὅρμον) и велел корабельщику приготовить поесть. Когда тот сослался на отсутствие рыбы, чудом Евстратия на берегу оказалась столь великая рыба, что приводила в изумление всех (§ 32). – Тритон – приморский городок Вифинии не далеко от Византии, упоминаемый Феофаном (I, 472) и чудом св. Николая. – Благочестивая Феодосия, оговоренная перед своим мужем, при тогдашнем кесаре Варде,⁵⁰⁶ и изгнанная от сожительства с ним, часто принимала у себя Евстратия; служанка её четыре года страдала кровотечением⁵⁰⁷ и исцелилась, слизав пыль с ног святого, когда тот расхаживал у Феодосии по зале (μέσον τοῦ τρικλίνου, § 33). – Означенное чудо относится ко времени 858–866 года, когда великую, первую роль в государстве играл кесарь Варда; сам он развелся с женою; по-видимому, был прикосновен к разводу и Феодосии. – Один бедняк Прусы, имея одного жеребенка, едва прокармливал свое семейство, привозя то припасы, то дрова; но вот лошадка его стала слепнуть. Бедняк в отчаянии явился с нею к Евстратию и просил у него другой лошади. Святой извинился, что не имеет лишней, вышел с ним до ворот монастырской ограды, зачерпнул воды в руку, обмыл глаза лошади, сотворил крестное знамение, – и животное выздоровело (§ 34).

Собираясь ехать в Византию, Евстратий прибыл в Катавол, где отслужил всенощное бдение с родным своим братом, «преподобнейшим» Николаем. Во время трапезы святой загадками говорил об исходе своего путешествия, но брату Николаю прямо сказал, что он уже не вернется из Константинополя, прося его однако не печалиться о его кончине; прощаясь с братией, он произнес: «будьте здоровы; а я собираюсь отправиться в далекий путь». Монахи же, замечает агиограф, подумали, что он говорит это о плавании по морю (§ 35). Евстратий прибыл в Константинополь. Когда судно вошло в гавань Иулиана, обыкновенно называемую Софийскою гаванью,⁵⁰⁸ оно налетело на подводную скалу и дало пробоину; молитвами Евстратия все спаслись, и в судно не попало ни капли воды; но когда вынесен был из лодки багаж, вышли корабельщики и наконец сам Евстратий взобрался на сушу по боковой лестнице, судно тотчас наполнилось водою (§ 36). На другой день Евстратий отправился в патриарший дворец. – Здесь в рукописи утрачено несколько листов: προτραπεὶς παρ’ αὐτοῦ <τοῦ> τηνικάδε ἀρχι* <по конъектуре Пападопуло-Керамевса: ερατικῇ καθέδρᾳ>. Если имя патриарха было Φώτιος, это будет значит, что Евстратий прибыл в столицу до сентября 867 года; если же Ἰγνάτιος, то – после того. Всякий след о патр. Фотии тщательно изглаживался латинами; не от них ли пострадала и рукопись Саввинского монастыря? По ходу рассказа, Евстратий, явившись в патриаршие палаты, был поощрен патриархом к чему-то или в чем-то; вероятно он и тут творил чудеса; затем он скончался (уже в царствование имп. Василия) и по смерти прославился чудесами. Так одна по-видимому жестокая женщина, видя ежедневно совершающиеся по кончине его чудеса, сделалась мягкою, сострадательною и набожною (§ 37).

Перед смертью, 10 января, он собрал находившуюся там (в Константинополе) братию, в полночь произнес поучение и скончался во время пения шестой песни канона, прожив 95 лет, поступив в монастырь 20-ти лет и подвизавшись 75 лет (§ 38). – Допуская, что Евстратий скончался 10 января 868 года, найдем, что он родился в 773-м и начал подвижническую жизнь в 793 году. – По кончине святого жители столицы спешили взять что-нибудь от его мощей: кто часть волос, кто частицу его тела. Одна женщина, жившая очень близко от его метоха и раздробившая себе бедро при падении, 17 лет страдала параличом ног: только лежала, но встать и ходить не могла. Её принесли на носилках (ἐν φορείῳ) к мощам святого, она поцеловала их, выпросила у вышеназванной Феодосии частицу волос от его бороды, приложила их к больному месту и выздоровела. Один из иконоборцев «нового поколения», враг монахов, пораженный чудом над этою женщиною, явился ко гробу, раскаялся в ереси и принял православие (§ 39). При гробе шла служба днем и ночью; освещение было насчет Феодосии; рака была открыта для приходящих больных. На третий день по его кончине ко гробу прибыли три юноши и женщина, страдавшие сумасшествием (ὑπὸ πνευμάτων ἀκαθάρτων ὀχλούμενοι); из них один юноша и женщина выздоровели тотчас же, а два других на девятый день (§ 40). Один пресвитер, выйдя из своего дома для некоей потребы, упал и повредил себе бедро; принесенный, он вспомнил о св. Евстратии и велел принести себя к его гробу. Во сне явился ему святой, велел исправиться от высокомерия, беспорядочных слов и клятв и затем исцелил больного (§ 41). Один ремесленник привел ко гробу своего сына, потерявшего зрение от заразной болезни (ἐκ λοιμικῆς νόσου); помочил глаза ему, и больной стал видеть (§ 42). Один, распухший подобно мешку, явился ко гробу, попросить у братии мира со лба и рук святого, выпил это миро и тотчас <выздоровел, § 43>. Одна женщина исцелилась от кровотечения (§ 44). Слепой на оба глаза, приведенный ко гробу, на другой день ушел зрячим (§ 45). Один 70 лет страдал, по действию диавола, афонией; при гробе святого язык его разрешился, и он вернулся здоровым (§ 46). Одна женщина с проказою на глазах (λελεπρωμένη τὰς ὄψεις) исцелилась от слепоты (§ 47). Один страдал слепотой 32 года; шесть дней пробыл у гроба Евстратия, но без пользы, и хотел было уже уходить, на 7-й день во сне явился ему святой, укорил его в маловерии и исцелил больного (§ 48). Один отец привел ко гробу своего ребенка, не говорящего уже восемь лет; взял руку святого и засунул пальцы его в рот мальчику <после чего ребенок выздоровел, § 49>. <Некий> выздоровел (§ 50). «В этом Вомском монастыре»⁵⁰⁹ совершились и другие чудеса. Один из здешних жителей явился ко гробу с 9-ти летним ребенком, параличным и глухим от рождения,⁵¹⁰ поставил его на гробницу, и мальчик выздоровел (§ 51). – Отсюда мы заключаем, что агиограф Евстратия жил в Вомском монастыре, в Катавольской местности, около Черного моря; поэтому чудеса, совершенные святым в этих краях, должны были быть автору хорошо известны.

Ученики святого с «освященным отцом их» Николаем во главе взяли раку Евстратия оттуда (из Константинополя) и повезли её в Агаврский монастырь. Когда они находились уже около теплых вод г. Прусы, при мощах исцелилась 80-ти летняя сумасшедшая (δαιμονιῶσα) старуха (§ 52). – Николай, брат Евстратия, был по-видимому игуменом Вомского монастыря (в Катаволе) и, как видно отсюда, участвовал в перенесении мощей из Константинополя в Агавр. – Когда рака была принесена в Агаврский храм, она была открыта. Одна монахиня, страдавшая сухоручьем (ἐξηραμμένην ἔχουσα τὴν χεῖρα), подошла к телу святого, взяла правую его руку и положила на свою больную руку; святой так сжал её, что монахиня закричала и вслед затем выздоровела (§ 53). Через 40 дней раку поместили в левой стороне алтаря. Из Малагинской страны (ἐκ τῆς τῶν Μαλαγίνων χώρας) явилось сюда два сумасшедших (ὑπὸ πνευμάτων ἀκαθάρτων ἐλαυνόμενοι); на третий день, в отсутствии братии, они тайно подняли камень, подошли к раке и разбили доску, скрывающую честную раку. Монахи, узнав о том, выгнали их из храма и на другой день хотели заменить доску другою; когда открыт был кивот, больные выздоровели (§ 54). – Малагина, судя по отреченным «Видениям Даниила», лежала между Ефесом и Пергамом: ἡ μὲν πρώτη χειμάσει εἰς Ἔφεσεν, ἡ δὲ δευτέρα εἰς τὰ Μαλάγηνα, ἡ δὲ τρίτη εἰς Ἔνακαμπον (Ἄκρα-Κάμπου), ἥτις ἐστὶν ἡ Πέργαμος⁵¹¹ «первая пойдет на Ефес, вторая на Малагиня, третья на Конец поля, еже глаголется Паргамос».⁵¹² Один буйно-сумасшедший со связанными руками явился во храм ко гробу; путы спали с рук его; он выпил масла из горевшей над гробом лампады и выздоровел (§ 55). Один пресвитер из Катавольской местности явился сюда с семилетним сыном, ноги которого были в параличе. Пока сын молился, отец вышел к воротам и рассказывал братии о несчастии с мальчиком; но не успел он еще рассказать, как увидел, что сын бежит к нему из храма совершенно здоровый (§ 56). Один схоларий находился совершенно без движения; его принесли домашние в монастырь, помазали больные его места маслом из лампады святого, и схоларий на третий день стал ходить (§ 57). Один пресвитер Катавольской местности явился ко гробу с сухорукою своею женою; во сне явился ей святой, взял за руку и велел встать; попадья встала здоровою (§ 58). Две монахини из Перистерского монастыря (τῆς Περιστερῶν), пораженные глазною заразою, были приведены к мощам Евстратия, помазали глаза маслом из лампады и вернулись зрячими (§ 59). Трое сумасшедших исцелилось у гроба святого (§ 60). Некий хартуларий⁵¹³ был весь разбит параличом и не мог двигаться; принесенный сюда, он в течении 15 дней намазывался маслом из лампады – и поправился (§ 61). Не в состоянии исчислить всех чудес святого, агиограф обращается к своему предстателю с таким молитвенным воззванием (§ 62): хотя я и недостойно побужден (παρωρμήθην) к составлению рассказа о тебе, – будь милостив к моей слабости; прими сие беднейшее слово, как принесенное тебе от великого и горячего расположения; помогай восприявшему твою священную и честную скуфию (μάνδραν, § 63). – Преемником Евстратия в Агаврском монастыре был может быть родной брат его Николай; вероятно он и поручил Вомскому монаху написать житие Евстратия.

Наконец в отдел Олимпийской агиографии может быть также включено и житие Антония нового. Биография этого святого, не смотря на большое количество биографических данных, однако не может быть с точностью представлена. Если бы мы располагали только одним этим житием мы еще могли бы успокоиться; но существует отрывок из другого жития Антония нового, который довольно значительно отличается от ныне рассматриваемого жития, и в этом заключается вся трудность вопроса. Parvum leve, plus molestius est.

Мысль о тожестве обоих житий была высказана А. И. Пападопуло-Керамевсом, и действительно она в высшей степени вероятна. В самом деле Антоний рассматриваемого здесь жития и Антоний отрывка, о котором мы будем говорить ниже, жили в одно время, оба называются новыми (νέος) и оба подвизались приблизительно в одних местах; оба они были в свое время (в мире) начальниками (ἄρχων), а после бедняками; оба они имели отношение к Павлу, епископу Прусиадскому или Плусиадскому; наконец оба они страдали от вшей в своей одежде. Отличие между обоими Антониями только то, что первый из них подвизался на Олимпе, в Пандиме и Криле, а второй в Кийском монастыре, то есть в той же Вифинии. Чтобы ответить на вопрос, какое предание более правдоподобно, у нас нет другого критерия как рассмотрение обоих житий со стороны их происхождения.

Агиограф рассматриваемого здесь жития кажется современным автором, жившим и писавшим вскоре после кончины святого: вероятно, это был один из иноков Крильского монастыря. Говоря о герое, он дважды называет его μακαρίτης (§ 12), то есть «покойный», недавно скончавшийся; кроме того и самое заглавие жития говорит об ὁ ὅσιος Ἀντώνιος, но еще не об ὁ ἐν ἁγίοις πατὴρ ἡμῶν, то есть опять таки свидетельствует, что Антоний еще не канонизован, что он только недавно сошел со сцены. Что же касается до жития в отрывке, оно представляет из себя только уже предание, хотя и современное, но неизвестно где записанное, в котором фактическая сторона иногда грешит против истины.

Житие Антония нового⁵¹⁴ написано неизвестным иноком по поручению вероятно игумена Крильского монастыря Климента (§ 1). Покойный⁵¹⁵ наш (καθ’ ἡμᾶς) Антоний был родом палестинец (род. ок. 786 г.), сын Фотина (φωτεινός) и Ирины, из города Фосата (Φωσᾶτον), находящегося в 18 милях от святого Иерусалимского Сиона (§ 2). – Прежде чем говорить о нем, агиограф сначала распространяется о деятельности разбойника Иоанна, имевшего отношение к Антонию.

«Был некий разбойник в горах Востока, христианин по вере, но тогда не думавший о Христе; он по обыкновению ежегодно менял разбойнический нрав и паломником приходил в Иерусалим для поклонения его святыням. В бытность свою во св. Граде разбойник узнал, что Сирийский протосимвул приобрел некоего эфиопа, безобразной наружности, необычайной силы, непобедимого в борьбе. Разбойник схватился с эфиопом и положил его на обе лопатки. «Если можешь, убей его без помощи оружия», сказал сироначальник, и разбойник ударом кулака сломал эфиопу голову. С наградами и величайшими дарами он возвратился в свой город и все роздал нуждающимся (§ 3).

Раздумывая о своем житье, разбойник говорил сам в себе: «доколе, смиренный Иоанн, будешь ты наслаждаться убийствами тебе подобных?». Укрепившись в мысли о перемене жизни, Иоанн бросил награбленные имущества и деньги и удалился в лавру св. Саввы Освященного, где принял монашескую схиму, поступил под начало одного прозорливейшего старца и сделал большие успехи в иноческих добродетелях (§ 4). «В одно воскресение, когда все отцы по обычаю поздно в субботу пришли в церковь и воссылали песнопение Богу до утра, в эту ночь в лавру вошло шесть арабов. Обобрав келью Иоаннова старца, они ушли. Авва Иоанн, увидев разгром кельи, бросился за ними вдогонку, пятерых из них связал, а шестого положил под тяжелый камень. Иоаннов старец, увидя связанных разбойников, воскликнул: «ты снова взялся за старое разбойничество? Возвратись скорее и сними камень с шестого, дабы тебе не впасть в преступление убийцы; оставь их с тем, что они взяли». Иоанн повиновался (§ 5). Он стал так воздержен в пище, что в два и четыре дня принимал один хлеб и немного воды, а иногда и целую неделю пребывал без пищи; своею великою склонностью к добродетели он превзошел всех саввинцев, числом шестьсот. Он всегда носил сиккомахий, прикрывавший его тело (§ 6). Через десять лет подвижничества в лавре он приобрел всеобщий почет и уважение. Избегая посещений людей, он отпросился на житье в горах, где прежде совершал убийства, и поселился на горе в пределах города Фосата; но слава гналась за ним: сюда стали приносить недужных для исцеления его молитвами (§ 7). Явился к нему однажды слепой еврей, ученый и знающий догматы законов. Иоанн предложил ему следующее: «если ты не прозришь в течение сорока дней, я делаюсь евреем; если же прозришь, да уверуешь во Христа». Еврей с радостью согласился. Действительно, прозрев на 40-й день, еврей привел к Иоанну жену и домочадцев, и все они были крещены одним, ближайшим, пресвитером (§ 8).

К Иоанну очень часто приходили родители св. Антония, очевидно жившие неподалеку от него, и однажды просили святого принять сына их Иоанна (мирское имя Антония) себе в услужение. Святой взял к себе отрока Иоанна и однажды пророчески сказал ему: «знаешь, дитя, я говорю не в угоду тебе: ты выйдешь из пределов Сирии, будешь жить в Ромейской земле, послужишь миру достаточное время, будешь править народом и владеть городами, поставишь трофеи над супротивными и после сего откажешься от дел жизни, послужишь Христу в монашеском житии сорок лет и достигнешь меры совершенства превыше меня». Вскоре после того Иоанн при падении ушиб ногу и весьма опасно заболел. И вот в одну ночь он видит во сне себя самого как бы поднятого на воздух, беспредельный свет окрест места созерцания, двух мужей в белых одеждах, держащих в руках золотой сосуд, полный воды, и преславную жену, одетую в багряные одеяния, которая, подняв руку, трижды возлила воду на голову его, а затем они отступили от него. Отрок выздоровел, головная и ножная боль прекратилась. Об этом Антоний вспоминал и незадолго до смерти своей, в беседе со своим учеником Иаковом: «с тех пор и по настоящее время я не страдал головою, хотя подвергался многим и различным жарам; и страдание головною болью не приходило ко мне» (§ 9).

По смерти Ирины, когда Фотин вступил во второй брак, Иоанн с братом своим (Давидом), его женою Феодулою и многими другими христианами тайно бежали из тех мест и, пришедши в область Кивирреотскую (τὸ θέμα τῶν κιβυραιωτῶν), поселились в городе Атталии, при море. Иоанн был юношей, когда прибыл в Ромейскую землю, уже за год достигнув возмужалости; он был высок ростом и обладал развитым умом, весьма правильно рассуждая в практических вопросах жизни. Через год после его поселения в Атталии, прибыл византийский флот с местным патрикием (μετὰ τοῦ ἑαυτῶν? πατρικίου). Именитые люди города, среди которых находился и Иоанн, вышли на встречу начальнику. Последний обратил внимание на рослого Иоанна и после непродолжительной беседы с ним взял его в число своих приближенных (§ 10). Испытав его довольное время (812–823 гг.) и узнав его большие дарования, триирарх донес о нем царю Михаилу, – как видно из дальнейшего, Михаилу II (820–829). – Результатом этого последовало назначение Иоанна наместником (ἐκ προσώπου) Кивирреотской фемы. В сане стратига он издал постановление, что если найдется какой-либо блудник или женщина блудодействующая, то такого схватывать и имущество его представлять в преторий; попадавшимся он остригал волосы на голове и отпускал на посмеяние. Он любил монахов настолько, что за его трапезою никогда не отсутствовал монах. Желая внушить как можно более страха людям беспорядочным и злоумышленным, он хотя по человеколюбию и воздерживался от бичевания, но ежегодно одного наиболее виновного жестоко наказывал воловьими жилами, почти лишал жизни – для устрашения, как сказано, остальных (§ 11). Мужественный воитель и дивный советник, Иоанн «прилепившихся в то время к отступнику и бродяге Фоме и возмутивших (можно сказать) всю вселенную не только не принял в дружественное общение, но и преследовал военною силою и нападающих уничтожил и заставил исчезнуть». – Нашествие Фомы на Константинополь в 823 г. было со стороны моря. От Антиохии он плыл во главе флота, вероятно останавливался в Атталии, где Иоанну и приходилось иметь с ним дело. – Святой отличался и аскетизмом: в течение всей великой четыредесятницы он не вкушал ни хлеба, ни вина, ни чего либо другого из съестного, кроме руфия (ῥουφίν), напитка, которого выпивал ежедневно по чаше. Благочестивый градоправитель, Иоанн имел нательный крест. Передав его на хранение своей сестре – инокине, он сказал: «когда я возьму его, я сделаюсь монахом» (§ 12). Когда Фома за его злодеяния был наказан и усмирилась наша вселенная, Иоанн (в 823 г.) поехал в Константинополь к имп. Михаилу. О себе он велел своей свите рассказывать как об известнейшем враче. У одного богатого, бездетного человека, у которого он дорогою остановился, он спросил: «у вас нет дитяти?» – нет, ответил хозяин, вот я 25 лет живу с женою, но по грехам нашим не имеем плода чрева. – А что вы дадите мне, если получите дитя? – Треть моего состояния. – Нет, возразил начальник, но «выкорми мне заботливо десяток военных коней». Когда последовало согласие домохозяина, Иоанн велел принести пергамент; но так как его не нашлось, он велел принести Евангелие, и взяв от последних листов, разрезал и сшил полосу, которая могла бы опоясать имеющего носить её. Затем он написал на ней молитву с именами праведников Ветхого и Нового Завета, с молением Богородице, велел мужу и жене вымыться и вымыть постели, затем велел жене опоясаться этим поясом и таким образом спать на постели мужа. Исполнив все это, жена зачала и родила сына: радость в доме была необычайная (§ 13). Наместник Иоанн пробыл в Константинополе десять месяцев (823–824); отпущенный императором, он спешил в Атталию. Бывший хозяин его, обрадованный рождением сына, заклинал Иоанна посетить его – посмотреть на своего сына и получить обещанные дары; но начальник, объяснив, что торопится, не заглянул к нему, попросив только цену десяти коней раздать бедным; «если не сделаете этого, прибавил он, то знайте, что окончите жизнь бездетными» (§ 14).

Три слепца около Атталии услышали голос, говорящий к ним: «отправившись к начальнику Ехиму (ὁ ἄρχων Ἔχιμος), скажите ему то и то». Это говорил муж в белых одеждах. Слепцы отправились к Иоанну. Последний велел дать им 10 мер хлеба и отпустить их. Они не уходили, желая лично сказать начальнику. Последний, не приняв их, велел дать им 40 мер. Но когда слепцы заявили, что они ничего не ищут, а пришли передать начальнику то, что им открыл Господь, – Иоанн принял их и услышал, что голос мужа говорил о том, что через 40 дней придет на Атталию гнев (Господень); «итак прикажи всем находящимся под твоею властью епископам, пресвитерам, инокам и инокиням и всему народу по средам и пятницам поститься до вечера и творить молитвы к Богу; и сам ты потрудись с ними, не отведет ли Господь идущую на вас грозу» (§ 15). Не смотря на то, что некоторые говорили об этом как о старушечьих россказнях (ὕθλοι γραῶν), Иоанн призывал епископов и народ к молитвам, и сам, надев вретище и приняв образ жизни четыредесятницы, молился Богу за вверенный ему город (§ 16). На сороковой день показался на море, как бы идущая по морю густая туча, сарацинский флот. Иоанн велел всем подняться со щитами на стену, не только мужчинам, но и молодым женщинам, переодетым в мужское платье, чтобы врагам показалось многолюдство; пришел во вретище и сам Иоанн и занял первое место, ближе всего к агарянам. Враги, приплыв на триирах ближе к земле, высадились из них, имея 60 тяжеловооруженных всадников и нелегко исчислимое количество пеших воинов. Начальник флота, не зная Иоанна, спросил: «где ваш начальник Ехим? я хочу прежде всего переговорить с ним». Иоанн ответил: «я пойду, возвещу ему» (§ 17). Одевшись в свою официальную форму, с драгоценной тиарой на голове и с тростью в руке, Иоанн по-сирийски спросил о причине появления сарацин на этот маленький городок и бедный народ. Начальник флота ответил: «вы сами вынуждаете нас делать это, высылая разбойников и грабя все сирийское побережье». Иоанн на это сказал: «Ромейский царь повелевает своим начальствующим лицам, если чего хочет, и это исполняется; он высылает флоты и вооружает войско на войну с противниками его власти, хотим ли мы, или не хотим. А я тебе говорю то, что если ты пожелаешь обидеть этот бедный город и нам, гостящим в нем, повредить в чем-нибудь, то вот Бог наш, все видящий и могущий, который не позволит тебе больше увидеть Сирию». Варвар, напуганный этим, остановил свое войско около городского вала; обменявшись заложниками, враги удалились оттуда (§ 18). – Если под начальником сарацинского флота разуметь Абу-Хафса (Ἀπόχαψις), то эта экспедиция относится к 824 году (Muralt, 410). Абу-Хафс мог пощадить Атталию, но он опустошил о. Крит, причем мученически пострадал св. Кирилл, еп. Гортинский.

Забыв о пророчестве богоносного Иоанна (бывшего прежде разбойником), начальник Иоанн задумал жениться, заготовлял все нужное для брачного торжества и взял у своей сестры нательный крест (§ 19). Св. Иоанн (разбойник), прозрев грядущее событие, с Палестинской горы, где он жил, написал письмо начальнику Иоанну и отправил его с письмоносцем в Атталию. Палестинский аскет напоминал ему о забытии его слов о монашестве и грозил ему скорою смертью (§ 20). Иоанн заплакал и, обдумывая истину слов аскета, вдруг круто переменился: сердце его освободилось от плотской похоти, и он решился последовать иноческому житию. Он предлагал письмоносцу денег для раздачи нищенствующим христианам на Востоке, но инок сказал: «я имею заповедь от старца ничего не брать от тебя, кроме хлеба в одну меру и одного сосуда вина». Получив это, он был посажен Иоанном на корабль и отправлен в обратный путь (§ 21). После этого Иоанн велел своему верному слуге Феодору, заведовавшему столом его, приготовить роскошный стол из лучших кушаний для именитых граждан и испросить ночной аудиенции у св. Евстратия столпника. Гости упивались первосортным вином, а его напиток состоял из хорошо разбавленного вареного лука и подавался ему в стеклянном багряном кубке, чтобы никто из сотрапезников не узнал такой хитрости. Гости на второй страже ночи так упились, что уже не нуждались в ложах для упокоения, но заснули тут же на месте. Иоанн с Феодором ночью явились к Евстратию и, поднявшись к нему на столп, выслушали от него слова оглашения (Евстратий был рукоположен в Иерусалиме во пресвитера) и были пострижены, причем Иоанн получил имя Антония, а Феодор – Саввы; после этого они спустились в келью под столпом (§ 22). – Можно думать, что Иоанн оставил стратигат в 825 году; преемником его был Кратер.

Гости, проснувшиеся утром и узнавшие в чем дело, явились ко столпу Евстратия и наговорили много оскорбительных слов по адресу святого старца, а Иоанна одни называли злоумышленником царства, другие разрушителем и изменником страны. Родной брат Антония особенно возмущен был Евстратием и велел толпе лопатами низвергнуть на землю столп. С большим трудом Антоний успокоил волнение (§ 23). Император (Михаил II), узнав об измене стратига Иоанна, высылает патрикия с флотом повесить навлекшего на себя вину дезертирства и убить его, задушив дымом мякины. Посланный, придя в город Силейский (πόλις τῶν Συλαιωτῶν) и рассматривая дела управления, увидел во сне двух мужей в белых одеждах, в великой славе, которые повелевали не чинить зла рабу Христову, иначе грозили ни ему, ни его войску не увидеть столицы. Начальник посетил Антония, сошел с колесницы и поклонился ему до земли, прося молитвы и благословения. Антоний очень учтиво дал объяснения (своего ухода из мира), и посланец с радостью отправился в свой путь (§ 24). – Для наказания стратига для чего понадобилось посылать целый флот, неизвестно; далее совершенно непонятно, как это начальник флота вместо того, чтобы прибыть в Атталию, прибыл в Силей, город внутренней Памфилии? Но что обычный путь из Византии в Атталию был морской, не подлежит сомнению. Возможно, что посланец на двух-трех судах и прибыл сначала в Атталию, но так как Иоанн мог быть в это время в Силее, то он и отправился сухим путем в этот город. – В виду того, что брат Савва был неграмотный, Антоний обратился к св. Евстратию с просьбою помолиться о ниспослании ему дарования; Евстратий в свою очередь просил о том же Антония. Результатом их молитв было изучение Саввою псалтыри в три дня, без помощи переписки её на дщице. Пробыв довольное время вместе со столпником, Антоний, убегая от сродников и начальников, отпросился у Евстратия постранствовать вместе с Саввою; в дорогу он взял только власяницу, которую носил, и четыре монеты (νομίσματα, § 25). Необутыми они прибыли в Аморий, где им приходилось бедствовать; ослабев, они не могли продолжать путь. Но вот получив милостыню в две номисмы, они могли нанять ослика до Пил (Πύλαι, § 26). – Если под Пилами разумеется местность в Киликийских горах Тавра, то Антоний, как видно, блуждал: из Атталии он прибыл во Фригию (Аморий), затем в Киликию (Пилы), в проход в горах Тавра; но если Πύλαι было местечко где-нибудь в Епиктите, то Иоанн шел с определенною целью быть ближе к столице. – Прибыв далее в Никею, Антоний велел слуге вернуться обратно, а сам поселился в затворе, по пяти дней не принимая пищи и никого не видя. Проведя в таком подвиге девять месяцев (825–826 г.), Антоний вышел из кельи, отпустил Савву, куда глаза глядят, а сам поднялся на Олимпийскую гору в Агаврский монастырь. Но так как здесь разъезжали вожди иконоборческой ереси, ему посоветовали идти в монастырь Евнухов. Проводник за плату привел его близко к монастырю, но не мог найти входа в него (§ 27). В дальнейшем пути Антонию попалась часовня во имя св. Георгия, где ему тамошний земледелец и указал путь в монастырь Евнухов: надо было идти по тропинке, которая вела к Пандиму (Πάνδημος). У Евнухов Антоний нашел радушный прием: здесь уже знали о его подвижнической жизни. Иноки поставили ему келью в пяти стадиях от монастыря; здесь Антоний (с 826 г.) жил долгое время в обществе отшельника св. Иакова, бывшего Анхиальского епископа времен патр. Тарасия, который и поучал Антония правилам отшельничества (§ 28). – Не смотря на то, что житие Антония нового сохранилось в единственном венском списке, изданном только в 1907 г., Lequien (II, 1191) в XVII в. однако читал его, потому что упоминает епископа Анхиальского Иакова, приводя выписку из упомянутой рукописи. – Однажды, когда во власянице Антония завелось много вшей, он снял её и повесил на солнце, а сам сидел около неё совершенно нагим. Увидев женщину с распущенными волосами, очень красивую, он встал и вошел в свою келью. Великий Иаков объяснил ему, что то была не женщина, но бесовское наваждение. В другой раз ночью постучались к нему и попросили дать зажженный светильник. Антоний, думая, что просит один из братии, взялся за светильник с намерением зажечь его, но вместо воска он ощутил помет, из чего заключил, что явился ему злой дух (§ 29). Однажды зимою, когда он неподвижно стоял всю ночь за молитвою, ноги его примерзли к земле; силою сдвинувшись с места, он потерял подошвы ног своих и очень страдал. Он хотел уже уйти отсюда за недостатком здесь воды, но Иаков велел ему молиться для получения воды. Антоний молился всю ночь, а утром ударив киркой по скале, источил прозрачнейшую и весьма хорошую воду (§ 30).

По смерти имп. Михаила, когда вступил на престол Феофил (829 г.), принимавшие участие в восстании Фомы явились к новому царю с жалобою на бывшего наместника Кивирреотской фемы Иоанна, как обиженные им и лишенные своих денег и имений. Феофил распорядился возместить им якобы причиненные убытки. Вследствие этого Давид, брат Иоанна, должен был (ок. 829 г.) прибыть в Константинополь и просить отсрочки впредь до отыскания своего брата. Феофил согласился. Давид прибыл в Пандим и докладывает о себе авве Антонию. Последний сказал, что как родственника своего он его не примет, но как просителя ради спешной нужды он согласен его принять. Узнав, что брат его приговорен к уплате денег неправедно, Антоний с Давидом отправились в столицу. Святой сказал царю: «я, владыко, в тот день отдал их (повстанцев) под суд и взял имущество, как врагов царства твоего отца и противников христиан, и имения их взявши, отдал оруженосцам вашего владычества. Итак, если оказывается, что я в этом распорядился худо, то мудрость вашей державы рассудит об этом» (§ 31). Феофил передал Антония своему чиновнику Стефану, заведовавшему прошениями, а этот заключил его под стражу. Через несколько дней Стефан подсылает к нему человека с намерением взять с него взятку. – Это без сомнения предвзятость агиографа: Стефан просил с него штраф, наложенный на него императором, как и видно из дальнейшего. – Святой обещал ему, но по прошествии пяти месяцев ничего ему не дал. Стефан посадил Антония на самого скверного осла и для посмешища провел его от претория до своего дома. Здесь он грозил убить Антония плетьми, если он не уплатит количество золота, определенное царем. Антонии сослался на свою нищету. Стефан велел бить его бичами, но палач отказался бить раба Божия, говоря, что лучше он сам подвергается побоям до смерти. Стефан сам дал Антонию 50 ударов воловьими жилами, забил ноги его в колодки и запер в небольшую комнату до следующего дня (§ 32). Жена Стефанова умоляла мужа не делать зла праведнику. Когда святой ночью молился, узы спали с ног его; он снова надел их, и они снова спали. Утром он опять надел их и на этот раз они были так крепки, что мучителям пришлось разбить их. Стефан привел Антония к императору, и Феофил, не спросив даже, за что он был задержан, велел освободит Антония, сказав: «уйди, авва, на место твое, ничего не боясь, и молись за нас». Не прошло и двух недель после того, как Феофил, разгневавшись на Стефана, истязал его, остриг и со всем домом выслал из города, а имущество его передал в казну (§ 33). – Все это могло случиться около 830 года.

Пока Антоний жил в столице, слава о нем проникла по всему городу, от простого народа до вельмож и властей. У одного из вельмож и друзей Антония умерла дочь-девочка. Из сиротского дома (орфанотрофия) были приглашены певцы и подвижницы на погребение её; пришел также и Антоний. Родители покойницы умоляли его воскресить дочь их. Антоний, выслав всех вон из комнаты, трижды перекрестил её грудь, и она пришла в себя и села. Собственноручно накормив её, он возвратил дочь родителям, прося никому не рассказывать об этом. А сам он, покинув столицу, прибыл в Пандам в общество равноангельского отца, епископа Иакова (§ 34). Птицы и звери получали пищу прямо из его рук, напр. лисица, воробей, которого он кормил орехами и которого прогонял; но Иаков не советовал ему прогонять даже и воробья (§ 35). Св. епископ Иаков прожил 120 лет. Предуведев свою кончину, он сказал Антонию: уйди в келью твою и завтра наскоро сделай мне похлебку и принеси. Когда на другой день Антоний явился к нему с похлёбкой, святой уже умер (ок. 860 г.). С плачем Антоний сообщил об этом братии (§ 36). «Куратор царицы Прокопии, взяв военный отряд, взошел на гору взять святые останки и отнести их своей повелительнице для достойнейшего погребения; ибо блаженная Прокопия издавна служила святому старцу и пользовалась его боговдохновенным предстательством». Но Антоний сообщил куратору, что сам Иаков «обязал нас, чтобы мы погребли его в монастыре на этой горе, и нам не подобает не исполнить заповеди его». Таким образом св. Иаков был положен во святом монастыре Евнухов (§ 37). – Под царицею Прокопиею несомненно разумеется дочь имп. Никифора Геника, бывшая замужем за куропалатом Михаилом Рангаве, с 811 г. императором; когда Михаил в 813 г. принужден был отречься от престола, царица Прокопия всячески старалась помешать ему в этом; однако помешать ей не удалось и она с мужем были помещены в монастырях. Оказывается теперь, что она жила довольно долго и еще застала царствование имп. Михаила III. По словам Антония, Иаков достиг до такой степени бесстрастия и благодати, что если не хотел, не был видим бывшими с ним, причем сослался на случай, бывший с ним. «А ты не можешь сделать сего? говорил покойный Антонию; истинно, если ты еще не достиг сего, то не сделался совершенным монахом» (§ 38). После смерти Иакова Антоний покинул Пандим и переселился в Крил (ὁ Κρίλης), где подвизался в часовне св. Пантелеймона, всего менее заботясь о пище (§ 39). Ученик его Савва, возвратившись и нашедши его после долгого времени, снова остался с ним. Неизвестные местным жителям, оба они устроили себе небольшую печь и сами пекли себе хлеб. Однажды дождем размыло печь, она свалилась и недопеченные хлебы свалились в грязь. Антоний высушил их на солнце и стал ими питаться в толченом виде (ῥουφίν, § 40). «Воспеваемый Павел, бывший епископ Плусиадский, услышав, что в убежище св. Пантелеймона пребывает некий великий отшельник, пожелал свидеться с ним, ибо и сам он был сподвижник и со-изгнанник иконопочитателей; покинув свою епископию, он в то время сам по себе жил в уединении в тех местах». Увидев Антония в рубище и совершенной нищете, Павел подумал, что он – один из нищих, и велел Антонию и Савве ежедневно приходить и участвовать в его трапезе. А Савва в отчаянии от трудностей их образа жизни уже помышлял было о бегстве (§ 41). Ежегодно Павел 29 июня, в день памяти свв. Петра и Павла, совершал память и угощал приглашенных лиц завтраком. Приглашенный Антоний однако не пошел на завтрак, избегая вреда от пресыщения, а удалился в пустыню около Потамии (Ποταμία). Но дорогой он был напуган страшным драконом и вернувшись сообщил Павлу, что напуган был за ослушание его святости (§ 42). В другой раз, во время трапезы Павел садил Антония как нищего на последнее место. Но вот однажды святому пришлось сидеть рядом с мирянином, уроженцем Силея (συλαιώτης); последний узнал своего бывшего начальника Иоанна и сообщил Павлу, что это за человек Антоний (§ 43). «Так угодив Богу, сей воспеваемый и новый Антоний переселился с духовным сыном своим Петроною в вечные обители в третий день до ноябрьских ид (то есть 11 ноября), сорок лет пробыв монахом и в течении стольких лет в схиме прославив Господа, 23 года пробыв вне царствующего града вышесказанным образом, а 17 лет проживши в граде» (ἐν τῷ ἄστει, 44).

Стало быть Антоний скончался 80 лет от рода. При определении биографических дат точкою отправления будет служить год принятия Антонием монашества. Иоанн принял иночество после гибели Фомы (823 г.), но еще при жизни царя Михаила II (до 829 г.), в среднем около 826 года. Как проживший в монашестве 40 лет, он скончался около 866 года; как проживший всего 80 лет, он родился около 786 года; как покинувший родину в возрасте юноши (около 25 лет), он прибыл в Атталию около 811 года; с прибытием сюда в 812 г. византийского флота Иоанн знакомится с адмиралом, по представлению которого через 11 лет был назначен императором на пост стратига Кивирреотской фемы – в 823 году; он отказался от стратигата в 825 году, не позже, ибо в 826 г. здесь был стратигом уже Кратер; в течение 825–826 гг. инок Антоний путешествовал и жил в Амории, Пилах и Никее; в 826–843 годах он жил в Константинополе; в 843–866 годах подвизался в Пандиме и Криле; скончался 11 ноября 866 года. Что этот расчет правильный, явствует из третьей даты § 44-го. Как понимать 23-х летнее пребывание святого в провинции? Конечно в этот счет не входят года его мирской жизни и деятельности; агиограф очевидно считает тут года, проведенные святым в пустыне по возвращении из столицы; и действительно 843 + 23 = 866, что как раз совпадает с годом кончины Антония.

Фрагментарное житие Антония Нового, любопытное некоторыми подробностями из монастырского быта первой половины IX столетия, в полном виде не сохранилось до настоящего времени. Богатое примерами иноческого послушания, оно в извлечении вошло в сборник инока и (строителя) Константинопольского Богородицина Евергетидского монастыря конца IX века под названием Συναγωγὴ ῥημάτων. Эта часть жития и сохранилась.⁵¹⁶ Антоний состоял в должности правителя (ἄρχων), затем долгое время проводил иноческую жизнь в уединении; но наведенный на мысль текстом Иоанна Лествичника, он покинул пустыню⁵¹⁷ и поступил в знаменитую киновию (κοινοβιακὸν στάδιον) в вифинском г. Кие. Сначала он здесь проживал в гостинице наряду с бедняками, но не желая есть хлеба даром, стал ходить на соседнюю гору и на своих плечах носить к монастырским воротам ноши хворосту (φρυγάνων). Гостинник заметил ему, что монастырь не нуждается в его услугах, что пришельцы вкушают «любовь» (ἀγάπην) даром; но Антоний на это возразил, что он не может сидеть без дела, что, работая, он отдыхает. Тогда гостинник доложил об этом игумену; ἦν δέ οὑτος, Ἰγνάτιος ὁ ἀοίδιμος, ὁ καὶ τὸ μοναστήριον ἰδίοις (οἰκείοις) κόποις ἐν κυρίῳ δειμάμενος. Игнатий, призвав его, узнал, кто он был, и зная о высоте его жизни, тем не менее сказал: ты не можешь быть в подчинении, прожив столько лет для себя и для Бога. Однако, видя его желание стать иноком, игумен включил его в свой монастырь и поручил ему одну из трудных обязанностей. Антоний, проработав несколько времени, явился к Игнатию и сказал, что работа для него слишком легка. Тогда игумен велел ему служить при первом работнике при подрезании яблонь. С непривычки он отбил себе пальцы, сначала было тяготился работою, но потом привык и работал усердно, а когда поспели яблоки, он заведовал и хранением их. Однажды несколько иноков пожелало взять винограду, Антоний не возбранил им, но прибавил, что он должен будет сказать об этом игумену (κάκεῖνος γὰρ καθ’ ἑκάστην μετὰ τῶν λοιπῶν τοὺς λογισμοὺς αὐτοῦ τῷ προεστῶτι ἐξήγγειλε), – и братия не посмела есть винограда. Вылавливая вшей из своей одежды, он углублялся в прошлое, сравнивал свою жизнь в пустыне и здесь, посреди грустных размышлений был ободрен одним духовным старцем. После сбора плодов он назначен был служить в трапезной (τραπεζαρεῖον) и работал здесь до третьего часа ночи, принимая и служа входящим и уходящим, которые часто относились к нему скондачка. Среди долговременной службы одежда и обувь его износились; а обувь он стал носить по совету блаженного епископа Павла, тогда как до времени своей аскезы он ходил всегда босым. Настала зима; Антоний стал зябнуть; но игумен Игнатий не дал ему одежды и обуви «для пользы не выносящих труда» (τῶν ἀφερεπόνων), и хотя ноги Антония не трескались от соприкосновения с мрамором, однако он холодел постепенно; а братия, глядя на игумена, презрительно бросала ему то овчину, то калишки (καλύγια, καλλίγια), которых бы не взял и разбойник (πύκτης); но Антоний утешался мыслью, что Игнатий не оставляет заботиться о нем. Весною Антоний однако не выдержал и сказал игумену: если монастырь не в состоянии дать мне нужного, то окажи помощь мне через своих друзей. Игнатий ответил, что монастырь питает даже окрестности, может содержать и Антония, что это испытание, которое он выносил прежде, но теперь не может. Антоний устыдился своей слабости и ежедневно оплакивал свой поступок. Игнатий разрешил ему пост и подвиги в объеме, как он желает; Антоний, предавшись подвижничеству, перестал ложиться на постель, но засыпал не на долго, откинувшись на рукодельном (κτιστοῦ, μικροῦ!) сиденье и за час до удара в било был уже на ногах с молитвою на устах. Когда наконец игумен и братия нашли его преуспевшим в добродетели, тогда земледелатели вручили ему топор (или молот, μάκελλα) для рубки ветвей. Однажды ночью Антоний увидел во сне некоего знатного мужа в колеснице, левая шина (πλάστιγξ) которой влекла его грехи молодости, а правая – молот трудов его для Бога, который разрушил его ошибки; и муж сказал Антонию: Бог, приняв труды твои, простил твои согрешения. И Игнатии должен был сознаться, что братия его никогда бы не сделалась лучше, если бы не имела примера в великом послушании Антония. Он дал ему одежду, обувь и все нужное, спрятав предварительно их в его постели. – В заглавии этого отрывка Антоний Новый назван ὁ ἐπὶ τῶν εἰκονομάχων. Сопоставляя с этим в связь имена Павла и Игнатия, мы можем с некоторым основанием предположить, что под Кийским, по-видимому, епископом разумеется Павел еп. Прусиадский, а под строителем Кийского монастыря – будущий патриарх Игнатий. Последний родился в 798 г., патриархом поставлен в 846 году; несколько лет перед этим (около 840–846 г.) он стало быть мог управлять Кийским монастырем; в это время, заставши еще иконоборческое время, и жил здесь Антоний.⁵¹⁸ Что касается до Павла, то он как еп. Прусиадский, смещен был с кафедры и сослан; можно поэтому допустить, что ранее того он был в той же вифинской епархии епископом Кия, или одновременно управлял паствою двух городов. В житии он назван μακαρίτης (не μακάριος), то есть покойным, недавно скончавшимся;⁵¹⁹ так как вообще можно допустить, что Павел умер до 870 года, то житие Антония могло появиться в 870-х годах. «Знаменитый» Кийский общежительный монастырь (киновия), как теперь оказывается, построен был и управлялся в 840-х годах игуменом Игнатием, будущим патриархом. Это было каменное здание с мраморными полами. При нем были виноградники и яблоневые сады. Монастырская гостиница для бедных богомольцев, а равно и все окрестности снабжались провизией и всем необходимым из этой обители. Устав монастыря был очень строгий, и не легко было попасть в число иноков при строителе. Вновь поступающий монах имел над собою духовного старца и вся братия без исключения должна была ежедневно исповедоваться игумену во всех своих помыслах. Странным кажется, что в трапезной вкушали пищу по-видимому не все за раз, а происходило несколько смен, так что трапеза затягивалась до 3-го часа ночи. Но монахи здесь не были ангелами: то они без ведома игумена хотели было полакомиться виноградом, то презрительно относились к собрату своему пекарю, то издевались над ним, когда тот коченел от холода; впрочем и сам игумен признавался, что братия его не без слабостей, но сам по себе не мог сделать её более совершенною.

К области Вифинии можно наконец отнести монастырь Мидикийский, основанный в VIII в. Никифором, первым его игуменом. Обитель эта, созданная во имя св. Сергия, лежала в морской части Вифинии, по направлению к Пропонтиде, близ Прусы, и находилась в ведении епископа этого города. Преемником Никифора был Никита, к житию которого мы переходим, за ним следовал Феоктист (ср. § 40).

Житие Никиты († 824) было написано учеником его Феостириктом, до 813 приблизительно года жившим в Византии, а потом переехавшим в Мидикийский монастырь. Ученик знал жизнь святого так, как никто другой: он с самой юности последовал Никите и был пламенным его почитателем. К этому достоинству жития надобно отнести и другое, а именно, что житие написано было в течение не более пяти лет по кончине святого, в царствование имп. Михаила (II, до 829 г.). Памятник любопытный сведениями о собрании епископов во дворце имп. Льва в 813 г. и речах их в пользу иконопочитания. В некоторых случаях заметно сходство у Феостирикта с житием и сочинениями Феодора Студита, сходство, которое может быть истолковано в смысле знакомства Феостирикта с сочинениями студийского игумена.

Житие Никиты сохранилось в списках ватиканском (№ 1190), венецианском и флорентийском и издано болландистами (Д. Папеброхом) по первому из них, списанному с более древнего манускрипта студийского монастыря 916 года.⁵²⁰

Любопытно уже самое предисловие жития. Феостирикт написал эпитафию не по чьему либо поручению, а сам по своему собственному почину (ἐξ ἰδιωτικοῦ λόγου). Это обстоятельство показывает, что агиограф слишком дорожил своим учителем и слишком многим был ему обязан, чтобы нуждаться во внешнем принуждении. Эпитафия, как показывает и само название, была написана может быть в период времени между кончиною Никиты и его погребением, в присутствии ἱερὸν ἀκροατήριον. Вообще это произведение должно заслуживать самого серьезного внимания. Феостирикт заявляет, что он не в состоянии описать жизнь святого последовательно, а намерен рассказать немногое из многого. При этом автор считает нужным прибавить, что он пользовался агиографическою письменностью (§ 1), то есть, что он усвоил себе агиографическую схему. Тем не менее он боится взяться за перо для изображения подвигов учителя (§ 2); и если берется за жизнеописание, то только потому, что «родителям мил лепет детей и приятна Богу работа по силам» (§ 3).⁵²¹

Град святых – град Божий, отечество их – вышний Иерусалим; но если кто хочет знать о нижнем граде, то это была Кесария вифинская (Καισάρεια τῆς Βιθυνίας); отец его, Никиты, Филарет, под конец жизни инок, и непоименованная мать, умершая на восьмой день по рождении сего единственного сына (§ 4). Мальчик был воспитан своею бабкой (матерью отца) и когда достиг детского возраста (χρόνον τῶν μειρακίων), отец отдал его для обучения грамоте. Никита легко усвоил предметы и изучил псалтирь. Филарет посвятил его церкви (ἀποκήρας), включив его в штат церковных мальчиков (§ 5)⁵²² – что это были за νεωκόροι, не ясно, да и самое толкование этого слова не для всех понятное; впрочем болландисты думают, что это могли быть певчие мальчики. – Распростившись с миром, Никита ушел к потоку в южной части этого города (Кесарии), где пребывал один старец, по имени Стефан, и сделался его сподвижником (§ 7). Стефан направил Никиту в Мидикийский монастырь (τοῦ Μηδικίου), «тогда очень скромный, основанный преподобнейшим отцом нашим Никифором». Последний провидел славу и пользу от Никиты и охотно принял его в монастырь (§ 8). Не прошло и пяти лет, как Никифор рукоположил его в сан пресвитера. Рукоположение это было произведено патр. Тарасием, который вручил ему против воли и заботу о монастыре. Когда слава о Никите распространилась, к нему стало прибывать много лиц для подвигов. Отказа не было, и скоро (ἐν ὀλίγοις ἔτεσιν) Мидикийский монастырь увеличился до сотни иноков (§ 10).

Бог послал Никите в монастыре некоего Афанасия, мужа почтенного и дивного, добродетель которого невозможно рассказать вкратце: «думаю, что любви его к Богу дивились и ангелы». Никита очень любил его, воспитал его в грамоте и отдал в логофесий (λογοθέσιον) в качестве писца общественных бумаг (τῶν δημοσίων χαρτίων γραφεύς): отец Афанасия полагал, что это занятие будет подспорьем сыну в жизни. Но юноша пренебрег всем и ушел в киновию Символьскую (τῶν Συμβόλων). Отец, узнав об этом, силою извлек Афанасия из монастыря, снял с него монашеское одеяние и облачил его, против воли, в многоценные одежды. Сын сказал: отец, неужели ты хочешь шелковыми одеждами отвлечь меня от монастыря? и с этими словами разорвал свои мирские одежды. Отец стал бить сына так, что на спине его образовались гнойные волдыри, для излечения которых понадобилась медицинская помощь. Афанасий был настойчив, говоря, что готов страдать до смерти. Наконец отец уступил, сказав: ну, иди доброю дорогою, которую ты избрал (§ 11). Приглашенный братией, Афанасий прибыл в Мидикийский монастырь и был поставлен славным Никифором в помощники Никите (§ 12). Под началом этих двух душевных врачей, Никиты и Афанасия, монастырская дисциплина процветала и в монастыре не говорилось ни одного праздного слова (§ 13). Когда Никита совершал литургию, стоя пред св. Престолом, Афанасий (сначала диакон, потом пресвитер) присутствовал при этом со страхом и трепетом, обливаясь слезами (§ 14). Приводится образчик проповеди Никиты (§ 15), – в которой кое-что сходно с предсмертным поучением Иоанна Психаита. – В числе добродетелей святого агиограф указывает, что Никита олицетворял в себе все семь евангельских блаженств (§ 16).

Однажды, говорит Феостирикт со слов одного монаха, уже по смерти Никиты, портаря не было днем на месте, и настоятель поручил рассказчику эту службу. Пришел один из местных жителей с маленьким ребенком, немым от рождения, и просил его отнести сына к игумену для молитвы. Я, говорил он, доложил игумену о приходе, но он, слегка пожурив меня, отпустил. Когда я настаивал, святой попросил меня провести его к ребенку, помолился, сотворил крестное знамение и возвратил отцу сына говорящим. Но, прибавляет агиограф, расскажу и о том, чему я сам был очевидцем (§ 17). В Мидикийском монастыре был один брат из числа простецов и незлобивых, любимый всеми именно за его незлобие. Диавол, позавидовав ему, свел его с ума. Это обстоятельство огорчило Никиту; он велел всем нам наложить пост до вечера, после литургии помолился над ним в диаконике, помазал елеем, – инок выздоровел и с того времени здоров доселе (§ 18). Из одного юноши изгнал демона (§ 19), из монаха выгнал демона в виде эфиопа, исцелял лихорадочных, головную боль (§ 20). После риторической характеристики святого (§ 22) агиограф рассказывает: «Великий Афанасий, верующий и разумный эконом, прекрасно управлявший делами киновии в течении многих лет, много подвизавшийся с Никитою, совершивший в киновии много подвигов, ослабел от болезни, от которой и скончался. Когда мы окружили его, находившегося при последнем издыхании, и просили вспомнить о нас перед принимающим его Богом, он сказал нам сие последнее слово: «удостоюсь ли я дерзновения и получу ли искомое, вы конечно узнаете». И так благочестно подняв преподобные стопы, он предал дух в руки Господни 26-го числа месяца иперверетея (октября). Итак позаботившись о нем, мы положили его в особой могиле. У наших отцов не в обычае, как в других монастырях, класть всех умерших вместе в одной могиле, но подыскав место удобное для каждого, делали там особую могилу и скрывали его в земле, по реченному: «земля еси и в землю отыдеши». Там мы, как сказано, и положили мощи сего блаженного. Но чтобы не была безвестной могила преподобного, но ясно была видима отцами, Бог всех самопроизвольно возрастил на могиле растение, именуемое кипарисом, из самых честных грудей его. Посему многие, движимые верою, приходя целовали оное растение и брали листья от него на здоровье» (§ 23). – Афанасий, эконом мидикийский, о котором известно только из настоящего жития, столь любовно помянутый автором, скончался, по Папеброху, около 814 года.

Никита очень скорбел по поводу разлучения с Афанасием. Вскоре после того скончался и общий наш отец Никифор, составивший сей монастырь с помощью Божией, 4-го числа месяца Артемисия (мая), – около 815 года. Ближайший ученик его Никита письменно заповедал ежегодно творить его светлую память. Все братство, мы просили Никиту принять хиротонию игуменства, но пока был жив Никифор, Никита не хотел этого, да и после того понадобилось большое усилие как с нашей стороны, так со стороны друзей и других отцов, чтобы насильно принудить его к бремени игуменства. Преподобный поставлен был во игумена от руки тогдашнего Константинопольского патриарха, иже во святых Никифора (§ 24).

Затем Феостирикт приступает к рассказу об иконоборческой ереси. «Мы были еще в Византии, когда начались раздаваться безбожные и богопротивные догматы против честных икон» (§ 25). Распространяясь о почитании и приведя цитату св. Василия Великого ἡ γὰρ τιμὴ τῆς εἰκόνος ἐπὶ τὸ πρωτότυπον διαβαίνει, Феостирикт приводит такой пример. Положи, говорит, вычеканенное царское изображение на каком-нибудь месте (у царей был обычай делать это издревле) и дай прийти к нему людям: один, любящий царя, облобызает изображение, другой, порицающий царя, плюнет на изображение. Кого же Бог примет – первого, или второго? (§ 26). По мнению одних, иконоборческая ересь более поздняя (κατωτέρα) и не заслуживает внимания (εἰς οὐδὲν λογίζονται), по другим, это не ересь а честолюбие (φιλονεικία); а я, прибавляет автор, как и все здраво мыслящие, считаю её страшною, разрушающею Христово домостроительство. Другие ереси прияли начало от епископов и пресвитеров, а иконоборческая – от самих императоров, те – от догмата, а эта – от царской династии. Именно Лев Исавриянин, тиранически обошедшись с Феодосием Новым, овладел ромейским царством и, гордясь им, не воздал хвалы и славы Богу, начал уничтожать переданную апостолами церквам историю, говоря, что не нужно изображать Христа и не нужно поклоняться ему на иконе (§ 27). По свержении Германа и по возведении на его место еретика по всем церквам явилось великое смятение. Затем престол царства занимает сын Льва Константин, злого корени злейшая отрасль, от ядовитого зверя – душетлетворный дракон, от страшнейшего льва – разнообразный пардус. Он намного превзошел отца злом, он не довольствовался одною надменностью против святых икон, он запретил прилагать к апостолам и святым термин «святой», то есть велел выражаться: (иду) «к Апостолам, к Четыредесяти, к Феодору, к Георгию» и т. д.; мощи их не ставил ни во что; по виду он был христианин, а помышлением – иудействующий. Раз Константин сделал следующее: показав приближенным полный мешок золота, он спросил: сколько он стоит? те ответили: дорого. Высыпав деньги, он снова спросил: а теперь сколько он стоит? – Ничего, был ответ. «Так и Богородица», заметил царь (не назвав её даже святою): «пока она носила в себе Христа, она почиталась; когда разрешилась, она уже ничем не отличается от остальных женщин» (§ 28). Монашествующих (подобно нам) он не удостаивал памятью, но называл их ἀμνημονεύτους. Кто из них не следовал его ереси, он тех изгонял, садил в тюрьмы, где они умирали, убивал мечем, бил дубинами и тащил по земле, так что внутренности их вываливались, пример чему представляет Стефан, новый Христов мученик. Кроме того некоторые были утоплены, иные бежали от мучителей, скрываясь в горах и пещерах, страдая от голода и жажды, третьи бежали в чужую землю (εἰς ξένην χώραν μετίεσαν); монастыри обращались будто бы в публичные дома.⁵²³ Целью царя было – вырвать с корнем монашеское сословие. Кто был так же грязен, как он сам, того Константин почитал и любил. Говорят, что когда он в младенчестве был крещаем, он осквернил купель, так что св. Герман предсказал, что он причинит церкви много скверны, что и случилось. «Я забыл сказать вам с другими, заметил автор, что я сам читал 13 его речей (λογίδρια) на две недели, не имеющих обращения к Богу» (§29).⁵²⁴ – По Сирлету, это значит, что в речах этих не было никакого упоминания о призывании святых, но может быть вернее предположение Папеброха, что в этих словах Константина не было необходимой литературной части, именно обращения к Богу.

По смерти Константина на престол вступил сын его Лев и царствовал пять лет. При нем восстановилось церковное дело. После него царица Ирина с сыном даровала церкви мир. Отложив женскую слабость, говорит автор, находясь под влиянием Феодора Студита, она мужественно действовала против нечестия, противящихся истине изгнала из города, имея единомышленника в лице Тарасия; и был глубокий мир во всей вселенной. Она устроила приюты для стариков, богадельни, странноприимные дома, облегчала бремя налогов.⁵²⁵ Монашеский чин при ней настолько увеличился, что достиг до бесчисленного множества: всюду монастыри, обители, всюду мирное пребывание монахов и мирян, постоянные молитвы тех и других, всенощные псалмопения, было едино стадо и един пастырь – Христос (§ 30).

Преемником её на престоле был Никифор, благочестивейший, пище- и монахо-любивый, за ним Михаил, «еще и ныне пребывающий в монашеском образе». – Здесь имеется в виду имп. Михаил I Рангавей (811–813), умерший в иночестве в 840 году. Инок Феостирикт писал житие Никиты в период иконоборчества. – У Михаила недостойно похитил престол звероименный и зверонравный Лев, который не воздал благодарения Богу, допустившему это. Сей Лев подражает Льву Исавриянину, «ассирийцу», и преследует святая святых. Отыскивая себе помощников в деле, он выбрал сенатора Иоанна ὁ Σπέκτας и Евтихиана, а из духовных Иоанна Грамматика, нового Тертила. Диавол, взяв его за руку и приведя к царю, сказал: прими сего – полезного тебе в искомом. Кроме Иоанна Лев имел помощником Антония Силейского, неких монахов Леонтия и Зосиму, из которых второй тогда же был обличен в прелюбодеянии, лишился носа и умер (§ 31). Тогда собираются монахи, епископы и митрополиты у патр. Никифора и творят в Великой Церкви всенощную панихиду. На утро их позвал царь, сначала наедине говорил с патриархом, потом позвал остальных. Тут присутствовали бояре царя (οἱ μεγιστᾶνες) и весь сенат (§ 32). Патриарх спросил духовенство: может ли упасть не сущее? те не могли ничего на это ответить, вероятно не совсем понимая вопроса. – При Льве и Константине Исавриянах упали иконы, или нет? снова спросил Никифор. Те кивнули головой в знак согласия. Патриарх спросил царя: как может упасть то, что не стоит? Лев промолчал, но духовенству сказал: я, отцы, вашего же мнения. Вынув нагрудный крест и поцеловав его, он сказал: видите, я нисколько не отлучился от вас. Отцы заявили, что избранный ими путь – правильный. Царь предложил им состязание с противниками иконопочитания: если они одолеют, откажитесь от икон, а если вы победите, необходимо уничтожить опасную ересь (§ 33). Отцы отказались от спора и не пожелали даже видеться с иконоборцами. Емилиан, епископ Кизический, сказал: если вопрос – церковный, пусть он рассматривается в церкви, как и подобает, а не в царских палатах. На это Лев возразил: но ведь и я – дитя церкви, и как посредник, послушаю обе стороны и узнаю истину. Михаил, епископ Синнадский, сказал: если ты – посредник, зачем не делаешь дело посредника? ты одних скрываешь во дворце, поощряешь их учить безбожным догматам, а другие не смеют что либо сказать на улицах, повсюду преследуемые твоими указами; это не посредничество, а тирания. Царь возразил на это: не так, но я – как и вы; почему вы не желаете говорить с ними? я знаю, что это трудно, ибо у вас нет свидетельств. Феофилакт, епископ Никомидийский, сказал: свидетель – Христос, изображение которого ты видишь; у нас тысячи свидетельств, но мы не хотим спорить, ибо нет ушей, готовых нас слушать. Петр, епископ Никейский, сказал: как разговаривать с ними, раз ты на их стороне? или ты не знаешь, что если введешь и манихеев и станешь на их сторону, они одолеют нас, имея поддержку в тебе? (§ 34). Евфимий, епископ Сардский, сказал: послушай, царь, с какого времени Христос сошел на землю до ныне, прошло более 800 лет, и он изображался всегда на иконе и служит предметом поклонения; какой дерзкий осмелится уничтожить предание стольких лет, предание апостолов, мучеников, св. отец? второй Никейский собор осудил ересь, и деяния его святы. Царь притворился великодушным. Феодор Студит сказал: царь, не уничтожай церковного состояния; тебе вверено политическое состояние и войско, – об них ты и думай, а церковь предоставь пастырю и учителям, по апостолу (§ 35).

Царь с гневом выслал всех вон, Феодора сослал, приказав не возвращаться при нем в столицу, игуменам не позволил входить в их монастыри, учить православию и оставаться в столице; изгнал из церквей предстоятелей, которых отправил в восточные пределы (ἐπὶ τὰ ἀνατολικὰ κλίματα), на острова запада и объявил патриарху Никифору: сойди, ибо церковь в тебе не нуждается. Никифор оказал сопротивление: я, царь, так не сойду, ибо во мне нет причины, по которой меня следовало бы удалить; если же я подвергаюсь гонению за православие и благочестие, за себя ли, или за вашего царского человека, то пошли – и я сойду. Тогда царь послал одного из своих бояр, и последний принудил его тираническим образом. Никифор вошел в св. Софию, взял свечу, покадил и помолился; народ плакал при расставании с ним; патриарх утешал его: дети, говорил он, я оставляю вас христианами. Спустившись в акрополь и сев в судно, он отплыл в одну из своих метохий, где жил в посте и молитве, в мире и твердости до дня своей кончины (§ 36).

Горькие преследователи истины начали распространять нечестивые догматы, патриархом (σπατριάρχης) сделали спафария Феодота (детскую забаву), человека нелепого и легкомысленного, театральную игрушку для потехи народа; составили иудейский синедрион в св. Софии, анафематствовали отцов наших, не сошедшихся с ними епископов повергли наземь и топтали их, других в толчки выгнали из синедриона (§ 37). Затем царь велел войти настоятелям видных монастырей. Среди них был и Никита Мидикийский. Сначала склоняли их к ереси лестью, потом угрозами; когда ни то, ни другое не помогло, их заперли в тюрьмы. Никита много дней содержался в зловонной тюрьме, так что и без другого наказания это было достаточным мучением. Ежедневно к нему приходили человечки (ἀνθρωπίσκια), которые произносили хулы и говорили глупости для огорчения преподобного. В особенности огорчал его некий Николай, пока явившийся ему по смерти отец не сказал: удались от рабов Божиих. С того времени Николай стал благоразумнее, не огорчал праведного и другим не позволял этого делать (§ 38). Но вот царь сослал Никиту в восточную область (ἐπὶ τὰ τῆς ἀνατολῆς μέρη), в крепость Масалеон (Μασαλαιών). Была средина зимы. Никита зяб и страдал от бездорожья. Тоже было и с другими. Но не прошло и пяти дней, как царь снова вытребовал их в Константинополь для обсуждения, как привлечь их на свою сторону (§ 39). Прошла зима и великий пост. После пасхи их передали «софисту зла» Иоанну (Грамматику), чтобы он наказал их. Иоанн бросил их в тюрьмы и мучил так, как не мучили эллины мучеников: не было постели, не было одеяла, – спали они прямо на полу, кто в чем был, кладя под голову черепицы; кормили их впроголодь, так что они едва не умерли с голода; воды давали очень мало и то зловонной; к большому огорчению Никиты, его помощника и преемника Феоктиста, еще молодого человека, Иоанн запер в тюрьму. Иконоборцы говорили им: мы ничего другого не хотим от вас, как только общения с патр. Феодотом, после чего вы можете вернуться в свой монастырь и даже держаться своего образа мыслей (§ 40). Каждый из заключенных выходил из тюрьмы и советовал тоже сделать и Никите, но последний отказался от общения с Феодотом; «уступи немного, чтобы не погубить всего», говорили они, однако не достигли цели. И если преподобный уступил, то только по просьбе отцов, уважая их старость. Таким образом все вошли в свои монастыри, расписанные как прежде, и приобщились к иконоборческому патриарху, говорившему: «не поклоняющимся иконе Христа – анафема». И остальные отцы – каждый вошел в свой монастырь. Блаженный же Никита, горько пораженный в сердце, захотел уйти в другую страну и там исправить свое падение (§ 41).

Сложив свою поклажу в лодку, он прибыл в Проконис; но рассудив, что где совершена ошибка, там должно произойти и исправление её, вернулся в Византию, решившись бесстрашно бороться со злом. Царь позвал его и сказал: отчего остальные отцы ушли в свои монастыри, а ты один остался, последовав своей воле и, как мне известно, не повинуешься нашим указам? уступи нашему повелению и уходи в свой монастырь; если же нет, то я причиню тебе такие огорчения, которые ты не перенесешь. Никита на это мягким голосом ответил: царь, я ни в монастырь свой не пойду, по твоему требованию, ни от веры своей не отрекусь, но есмь и буду в этом исповедании; Бог свидетель, что я сделал неподобное (общение с патриархом) не из боязни смерти и не из любви к сей жизни, но я исполнял, хотя и не охотно, волю старцев; а общения у меня с вами никакого нет (§ 42). Видя непреклонность Никиты, царь передал его некоему Захарии, заведующему царскими палатами «Манганы» (ἐπιτρόπῳ τῶν βασιλικῶν οἵκων τῶν ἐπιλεγομένων τὰ Μάγγανα), стеречь его впредь до решения о нем. Захарий оказался человеком благочестивым и не делал зла преподобному, наоборот делал ему одно хорошее, с благоговением взирая на лицо его. Затем Лев изгнал Никиту на один из островков залива, на островок св. Гликерии. Владельцем острова был некий Анфим, евнух, маг, святотатец, человек хитрый и жестокий, которого иконоборцы сделали экзархом тамошних монастырей (таким людям они вручали тогда власть, чтобы разрушить все); за его неистовство, безумие и бахвальство местные жители назвали его Каифой (Καΐφας). Анфим усердно оскорблял преподобного: запер в тесную тюрьму, наказывал его без конца и не позволял ему совершенно выглядывать за дверь, сам держал ключи от тюрьмы и давал ему через отверстие очень немного пищи: он имел наказ от иконоборцев, что если он убедит Никиту примкнуть к иконоборцам, он удостоится выдающейся почести, и этим объясняется его жестокость (§ 43). Захарий, посланный царем для управления общественными делами во Фракийскую область,⁵²⁶ был схвачен жившими там варварами и уведен пленником в их страну. Узнав об этом, Михаил, епископ Синнадский, известил Никиту из тюрьмы, в которой содержался и сам, что их общий друг Захарий схвачен Фракийским народом, и просил помолиться о его избавлении. Когда это передал Никите прислуживавший ему брат – мидикиец Филипп, святой скорбел и весь день не вкушал пищи (§ 44). С наступлением вечера Никита передал (τῷ διακόνῳ) Филиппу свечу, освещавшую тюрьму, прося вымыть её в морской воде. Тот вымыл и принес игумену. Зажегши её, преподобный молился за Захария, пока не получил от Бога милости. В час ночного псалмопения Филипп увидел Никиту в сиянии и спросил о причине этого. Никита ответил: не беспокойся, Филипп: ты здесь увидишь нашего друга Захарию своими глазами. Это и случилось: не долго названный народ жил в мире с царем, началась война – и Захарий вышел с другими пленниками,⁵²⁷ благодаря Бога и св. Никиту. – Без всякого сомнения, под варварами, взявшими в плен Захария и воевавшими с Византией, следует разуметь Болгар. После войны 814 года они действительно вскоре, именно в 817 г., опять начали войну, но были разбиты. Захарий вместе с другими был выдан грекам или по особому договору о пленниках, или был обменен на какого-нибудь пленного болгарина. – Три родных брата, ехавшие по морю на своем судне и подвергавшиеся опасности утонуть во время бури, спаслись чрез призывание имени святого (§ 45).

Шесть тяжелых лет (814–820) провел Никита в заточении – до смерти царя Льва. Некие новоначальные иноки, руководимые как бы ангелом, невозбранно проникли во дворец и мечами избили его внутри алтаря, потому что, кажется, царь убежал в алтарь,⁵²⁸ где и получил достойную кару (§ 46). Вместе с Никитою содержался под двумя цепями и Михаил. По смерти Льва его немедленно освободили и провозгласили царем.

Михаил (II, Косноязычный) стоял посредине между добродетелью и пороком: веры не восстановил, но всех отцов из ссылки вернул и освободил тюремных; великое преследование церкви окончилось. Выпущен был и Никита, нося на себе победные знаки своих страданий. Он удалился на острова вблизи столицы, ища безмолвия, и поселился на одном из них. Он был руководителем всех ко спасению и был так нищелюбив, что подавал милостыню не только верным, но и неверным. Затем преподобный купил небольшой метох против столицы, в северной части, и там провел остальное очень короткое время своей жизни (§ 47).

Перед смертью болезнь мучила его очень жестоко, силы его ослабели. С наступлением воскресения, около 6-го часа он поднял стопы и ушел с грядущими ангелами месяца Ксанфика (апреля) в 3-й день. – 3-е апреля падало на воскресенье в 824 году, когда стало быть и скончался св. Никита. – Масса народа сошлась из столицы и окрестностей. Присутствовали при этом архиепископы Феофил Ефесский и Иосиф Солунский. Гроб поставили на судно, и ученики отвезли его в монастырь, «который он поставил собственными трудами». При встрече на берегу были и мы, замечает Феостирикт, вместе с преподобнейшим Павлом, епископом Плусиадским. Когда судно пристало, мы вынесли гроб и со слезами облобызали святые мощи преподобного; и взяв на плечи, с подобающими песнопениями вся братия обоих монастырей внесла его в обитель. – Итак основателем собственно Мидикийского монастыря был Никифор; преемник его Никита по близости поставил новый монастырь, так что на погребение его выходили иноки из обеих обителей; Никита погребен был в Мидикии. – Дорогою происходило много чудес: демоны прогонялись, больные исцелялись, кровоточивая, прикоснувшись к мощам его, выздоровела (§ 48). Мы положили святого в могиле общего отца вашего Никифора, которую он сделал еще при жизни, в левой стороне от нартекса. В ней чудеса творятся и доныне (§ 49).

«Исполнена настоящая книга 21-го марта индикта 1-го, 6424 года, написанная рукою смиренного и последнего монаха Иоанна, при преподобнейшем игумене студитском Анатолии» (§ 50). – Эта любопытная прибавка к житию заслуживает внимания и должного освещения. Папеброх, по нашему мнению, не достаточно верно оценил её: он говорит, что ватиканская рукопись № 1190, содержащая житие св. Никиты, была списана с рукописи студийской 932 года. Так как указанный здесь индикт (1-й) не согласуется с 6424 г. (для которого был индикт 4-й), болландист стал утверждать, что Иоанн Студит пользовался церковною эрою, то есть александрийским счислением времени, которое отличалось от римского (и Константинопольского) на 16 лет, так что 5983 александрийцев соответствовало 5999 римлян (= 491 г. по Р. Хр.). Отсюда следует, говорит Папеброх (р. 266), что здесь обозначен год по александрийской эре (= 932 г.). Однако ни откуда не видно здесь этого. Ученый далее прибавляет, что 932-й год сходится с индиктом 1-м, но это ошибка: в 6424 (932) г. индикт был 5-й, а не 1-й. Если мы припомним житие Николая Студита (X в.), то увидим, что студиты пользовались обще-византийским счислением (5508), и нет необходимости предполагать, чтобы в тоже время студиты пользовались и другою эрою. А по обычному счислению выходит, что рукопись была написана в 916 году, в игуменство Анатолия, который действительно в это время мог жить (ср. стр. 202). Правда индикт 1-й не сходится с 916 г., но описка писца ватиканской рукописи α´ вм. δ' вовсе не так невероятна, чтобы нельзя было допустить её.⁵²⁹

Жития Никифора Мидикийского († 814 г.), по словам болландистов, не существует, но несомненно, что оно было и написано было по всей вероятности Мидикийским иноком Феостириктом, агиографом его преемника Никиты; в настоящее время мы можем указать напр. на рукопись Ватиканской библиотеки, где это житие сохранилось в списке X–XI века,⁵³⁰ но еще не издано. Впрочем из жития Никиты видно, что Никифор был в VIII веке строителем и игуменом Мидикийского монастыря (в Вифинии, около Прусы, близ Протонтиды), что он охотно принял в обитель Никиту и через 4–5 лет пожелал видеть его в сане пресвитера, что перед смертью он завещал все свое имущество церкви и умер 4 мая. Память его записана была в синодик его преемником. Кроме того известно, что Никифор присутствовал на VII вселенском соборе и подписался под его актами: Νικηφόρος ἡγούμενος τοῦ ἁγίου Σεργίου τοῦ Μιδικιῶνος.