Глава III. Таинство Покаяния

В Таинстве Покаяния человек поставляется перед реальностью жизни Царства Божия, близкой его душе, но которую он утрачивает через грехи, совершаемые после Крещения. Основанием для совершения Таинства является призыв Христа Спасителя: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4:17).

При совершении Таинства Покаяния особое значение придается молитве пастыря и его духовной силе воздействия на душу согрешившего человека. Пастырь, как Херувим с пламенным оружием у дверей рая (Быт. 3:24), возбраняет вход в жизнь Царства Божия нераскаявшимся грешникам. Для совершающих покаянное делание он ходатай о прощении грехов и примирении с Богом. При очищении от грехов сердца человека, священник – свидетель восстановления его завета с Богом, его обещания доброй совести и жизни. Своей молитвой, отеческим болезнованием о спасении человека, словами богооткровенного учения Церкви священник-духовник помогает кающемуся довести свое покаянное настроение до решительного завершения в Таинстве – прощения грехов и способности прикоснуться благодатной жизни Церкви, к выявлению для себя воли Божией.

Со своей стороны кающийся христианин прилагает усилие и труд восстановить духовные силы и верность Богу, поколебавшиеся от совершенных грехов. Кающийся христианин просит у Бога благодатной помощи видеть свои грехи, чтобы через слово исповедать их перед Богом в присутствии священника и тем самым оторвать грех от своего сердца. Душа человека, сознающего свою вину перед Богом, предстает тогда пред Ним, и Спаситель Христос освобождает ее от греха, исповеданного и ненавистного христианину.

Прощение грехов согрешившему подается через молитву и священнодействие священника, получившего от Христа благодать прощать грехи на земле, чтобы они были прощены на Небе. Наряду с отпущением грехов покаявшемуся в Таинстве подается оправдание и освящение благодатию Божиею. Грех не только прощается, но полностью изглаживается из жизни человека, перестает тяготить душу человека.

В Таинстве Покаяния душа человека погружается, говоря образно, в купель милосердия Божия, чтобы вновь умереть для греха и восстать под благодатным воздействием «Царства Божия и правды Его» (Мф. 6:33) и вновь обрести путь ко спасению. Примирение с Богом приносит человеку духовное пробуждение, и переживает человек радость от открывшейся ему причастности к жизни Божией. Дух человека получает в Таинстве силу различать и хотя бы отчасти постигать эту жизнь «в богослужении, святых отцах, старчестве, монастырях, ревностных мирянах… и во всем, на что многообразно пролился Дух Божий на земле со времени святой Пятидесятницы».¹¹⁰

Таинство Покаяния, совершаемое в Церкви, несет человеку, таким образом, восстановление духовного здравия. Священник, совершая его, создает особое настроение для исповедания кающимся своих грехов. Слово перед исповедью, напоминающее о законе Божием и Его любви к нам, молитва священника о кающемся, внимание и заботливость к внутренним недугам его души, само прощение грехов властью, данной ему от Бога, и совет о путях исправления – все это необходимо для покаянного изменения души кающегося и освобождения ее от тяжести греха.

К участию в Таинстве Покаяния Господь готовил Своих учеников постепенно. Он пришел в мир спасти грешников, призвав их к покаянию (Мф. 9:13). «Покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк. 1:15), – возгласил Он. Люди, сознавая свой грехи и вину пред Богом, с живой верой обращались ко Христу. Своей Божественной силой Господь врачевал людей, отпуская им грехи (Лк. 7, 47–48).

Евангелие говорит, что Сын Божий, по испытании веры апостолов, сказал апостолу Петру: «Дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на Небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на Небесах» (Мф. 16:19). Власть связывать и разрешать, обещанная Христом апостолу, дается как ключ к пониманию и созиданию жизни Царства Божия. Получая ключи, апостол становится строителем многоразличных Таин Божиих.

Такая же власть над созиданием в людях причастности к Царству Божию дарована Христом и другим апостолам. И они исправляют нравственно согрешивших братьев."Истинно… говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то… будет им от Отца Моего Небесного» (Мф. 18:19). Если иметь в виду, что эти двое – пастырь Церкви и кающийся, то их молитва будет услышана Отцом Небесным. Но из этих двух согрешившему дается право просить, а апостолам и их преемникам вручена обязанность «связывать и разрешать»: «Что вы свяжете на земле, то будет связано на Небе» (Мф. 18:18).

Созидать Церковь и совершать в ней Таинство Покаяния ученики посылаются Христом Спасителем после Его Воскресения. Этой властью они облечены Духом Святым, полученным от Христа. Как говорил Учитель и Господь их при прощании с ними, «Утешитель же, Дух Святой… научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам» (Ин. 14:26). Истину Божию, как светильник, апостолы понесли в мир Духом Святым, ею возжигали сердца людей любовью к Богу. «Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас, – сказал Христос ученикам. – Сказав это, дунул и говорит им: Примите Духа Святого. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20, 21– 23).

Апостолам дана была власть снимать с сердец людей покрывало греха, устремлять их души горе, к Богу. Эта власть идет через слово проповеди. Книга Деяний святых апостолов говорит об этом так: «С такою силою возрастало и возмогало слово Господне, что многие… из уверовавших приходили (к апостолу Павлу), исповедуя и открывая дела свои» (Деян. 19:20,18). Слово Господне побуждает человека быть участником приблизившегося Царства Божия, и побуждает столь сильно,что открываются в нем те отступления от закона Господня, которые мешают ему взять крест свой и следовать за Христом. Опасение потерять связь с Богом побуждает христиан внимать себе, видеть свои грехи, исповедовать их, открывая дела своя. Исповедуя грехи перед апостолами, а затем их преемниками – епископами и священниками, исповедующийся надеется получить не только прощение грехов, но быть уврачеванным молитвой и советом пастырей.

Обрядовые формы совершения Таинства Покаяния в апостольский век едва наметились, но внутренний его строй, его литургико-богослужебная структура в ее главнейших компонентах уже существовали. Ими явились устное исповедание грехов перед священником; поучение пастыря в целях выявления путей покаяния; молитвы пастыря и кающегося грешника об успехе покаянного делания и, наконец, разрешение от грехов. Совершителями Таинства могли быть только представители Церкви – вначале апостолы, а потом епископы и пресвитеры, которым через молитву и рукоположение апостолы передали свою власть.

Церковь, водимая Духом Святым, искала и находила наилучшие формы для совершения этого Таинства. Как говорит архиепископ Черниговский Филарет, «святая Церковь относительно обрядов богослужения действовала с разумной свободой: принимала новые порядки служения по их благодатному воздействию на людей, заменяла их другими, когда видела, что прежние не совсем полезны и нужны другие».¹¹¹

Главнейшей составной частью Таинства Покаяния является исповедь. В Древней Церкви было две формы исповеди: публичная и тайная. Публичное покаяние совершалось кающимся перед епископом в присутствии всей церковной общины. Тайная исповедь совершалась кающимся грешником наедине перед епископом или священником.

Публичная исповедь назначалась членам христианской общины, которые совершали тяжкие грехи, унижающие достоинство Церкви и вносившие соблазны в среду верующих. В апостольский век известен пример покаяния коринфского грешника, которого апостол Павел повелел вначале извергнуть из общения с Церковью, потому что «малая закваска квасит все тесто» (Кор. 5, 6). После полного раскаяния грешника тот же апостол просил снова принять его в церковное собрание: «Для такого довольно сего наказания от многих. Так что вам лучше уже простить его и утешить, дабы не был поглощен чрезмерной печалью, и потому прошу вас оказать ему любовь» (2Кор. 2, 6–8). Публичное покаяние служило врачевством для самих кающихся и назиданием для других.

Вместе с публичным покаянием кающимся грешникам назначались и соответствующие епитимии: лишение права делать приношение в Церковь и участвовать в причащении; запрещение присутствовать на собрании верующих, особенно на Литургии (за более серьезные греховные поступки).

Исповедание тяжких плотских грехов совершалось публично лишь в случаях, когда было известно, что данный человек совершал их. Святой Василий Великий говорит, что такие грехи «отцы наши запретили явными творить (предавать оглашению), да не подадим причины к смерти обличенных».¹¹² Совершившие их должны стоять с верными без Причащения до истечения времени покаяния. В случае же, если тайная исповедь не приводила к исправлению кающегося, назначалось публичное покаяние.

В Древней Церкви виновные в одном из трех смертных грехов: идолопоклонстве, убийстве и прелюбодеянии – отлучались от церковного общения; им полагалось длительное покаяние, иногда в течение всей последующей жизни, и только ввиду близкой кончины могло состояться принятие их в лоно Церкви и приобщение Тела и Крови Христовых в Таинстве Евхаристии.

Отлучение от Церкви совершалось за грехи, содеянные сознательно, свободным волеизъявлением, а не по немощи, необдуманности или принуждению. Отлучение состояло в совершаемом всенародно исключении из Церкви, точнее, свидетельстве Церкви о том, что данный человек, прежде чадо церковное, своим образом мыслей и жизнью сделал невозможным свое пребывание в Церкви. Имя отлученного удалялось из диптихов – списков членов христианской общины. Верующие прерывали с ним не только церковное, но и всякое другое общение. Прощение отлученным могло быть даровано через многолетнее покаяние. «Ты, грешник, – увещает Тертуллиан такого человека, – предайся покаянию, ухватись за него, как потерпевший кораблекрушение хватается за спасительную доску. Оно вынесет тебя из бездны греха и препроводит в гавань Божественного милосердия».¹¹³

Назначение епитимий и публичного покаяния могло совершаться только епископами по причине важности этих актов как для кающихся, так и для всей общины. Пресвитерам разрешалось примирять кающихся с Церковью в отсутствии епископа только когда имелась смертельная опасность для лица, проходящего публичное покаяние.

Публичное покаяние оформилось в особый чин к концу первой половины III века. Исторической основой для этого послужило гонение на христиан императора Декия (249–251). Гонение это началось неожиданно после двадцати лет покоя и отличалось особой жестокостью. Многие поколебались в исповедании имени Иисуса Христа, приносили жертвы идолам, воскуряли им фимиам или же так или иначе доставали свидетельства об этом. Когда гонение прекратилось, падшие возжелали восстановить общение с Церковью. Расценивая свое падение как вынужденное обстоятельствами, они не считали необходимым подвергать себя строгости покаяния и старались получить себе свидетельства исповедников веры. Исповедники, открыто исповедавшие веру и перенесшие мучения, давали им такие свидетельства, а пресвитеры, ревнуя без благоразумия о спасении, спешили допустить падших к общению с верными. Ненаказуемость преступления против веры приводила к ослаблению христианских нравов.

В Карфагенской Церкви явился исповедник Лукиан, который высказал мнение о возможности разрешения грехов всех падших. Это мнение Лукиана начал применять на практике один из непримиримых противников святителя Киприана Карфагенского – Филикиссим. Святитель Киприан высказался против такого исключительного права исповедников судить отступивших и принимать их в общение с Церковью. Он считал, что лишь епископ, как руководитель местной Церкви, может нести ответственность за возвращение отступивших. По его словам, примирение падших с Церковью должно совершаться через покаяние перед служителем Таинства. В своем письме «К клиру» святитель Киприан упрекает предстоятелей общины в том, что они, отвергая покаяние падших, оскорбляют тем Господа и Церковь. «Грешники, – говорит он, – и в меньших грехах… должны по Уставу благочиния совершать исповедь и потом уже через возложение руки епископа и клира получать право общения. А теперь, в такое тяжкое время,… когда не восстановлен еще мир самой Церкви, их допускают к общению, возглашают в молитвах их имя, и без принесения ими покаяния, без совершения исповеди, без возложения руки епископа и клира преподается им Евхаристия… Но тут повинны не те, которые не соблюдают заповеди Писания (см. 1Кор. 11, 27): вина падает на предстоятелей, не внушающих братьям делать все по их наставлению, со страхом Божиим».¹¹⁴

В Римской Церкви, наоборот, пресвитер Новациан отнимал у падших всякую надежду на примирение с Богом и Церковью. Он протестовал против того, чтобы воссоединять с Церковью не только падших, но и вообще всех тех, кто вновь согрешил после первого покаяния, ибо через общение с грешниками Церковь, полагал он, оскверняется и перестает быть святой. К этому присоединился спор монтанистов и мелетиан: первые требовали строгого отношения к падшим, вторые – снисходительного.

Для водворения мира церковного в Карфагене состоялся Собор (251 г.), который, отвергнув крайности Филикиссима и Новациана, постановил «падших исцелять и врачевать средствами покаяния».¹¹⁵ Определение Карфагенского Собора было единодушно принято Римским Собором (251 г.). Так был восстановлен мир в Церкви и особо регламентировано публичное покаяние, «посредством которого отселе должны быть возвращены в ее недра те из христиан, которые явными пороками своими расторгали взаимный союз с ней».¹¹⁶ Это установление предусматривало принятие в разряд публично кающихся, прохождение публичного покаяния – несение епитимии и возвращение в лоно Церкви – сакраментальный акт публичного покаяния и разрешения грехов.

К публичному покаянию допускались все падшие без различия пола и возраста, звания и состояния. Желающий возвратиться в лоно Церкви приходил к пресвитеру, который подвергал испытанию искренность обращения, вносил имя его в список церковный и, возложив руки на пришедшего в знак разрешения отлучения, отпускал его. В первый день Великого поста осужденный на публичное покаяние приходил к церкви. У дверей его встречал епископ и вводил в храм. Здесь кающийся посыпал голову пеплом, надевал вретище и повергался на землю ниц. В это время епископ, клир и народ возносили за него молитву, после чего святитель возлагал на согрешившего руки, окроплял его водой и произносил краткое слово. Принятие в число публично кающихся этим оканчивалось. Теперь нужно было проходить подвиги покаяния с плачущими, слушающими, припадающими и купностоящими (разряды кающихся в Древней Церкви). Некоторым кающимся назначалось место на паперти храма, где они, во вретище, с посыпанной пеплом головой, повергались на землю пред входящими в храм, прося о себе молитв (плачущие); другим разрешалось стоять в притворе церкви (слушающие) или же в самом храме (припадающие) до Литургии верных; третьим дозволялось участвовать во всех молитвословиях вместе с верными (купностоящие).

Кающихся обычно отделяли от верных (согласно словам апостола Павла – 1Кор. 5, 9–18), лишали права участвовать в агапах (вечерях любви), они должны были строго поститься для ослабления греховных порывов. Им надлежало бодрствовать, воздерживаться от удовольствий, молиться в течение долгого времени коленопреклоненно или падши ниц. Подвиги определялись в зависимости от вины согрешившего. Святитель Киприан говорит: «Сколь много мы согрешаем, столь тяжко должны и плакать. Глубокую рану надобно врачевать прилежно и долго. Покаяние не должно быть менее преступления».¹¹⁷ Отсюда в Церкви и установлены были сроки покаяния.

Срок публичного покаяния был различен. По отношению к некоторым грешникам он ограничивался годами, для других продлевался на десятки лет, а иным определялся на всю жизнь. Впрочем, степень покаяния и срок его зависели не от тяжести грехов, но от обстоятельств падения. Отсюда к падшим во времена преследований со стороны имперских властей допускалось снисхождение, к согрешившим смертно при менее тяжких обстоятельствах относились строже. Были и другие поводы для сокращения сроков, например, приближение смертного часа кающегося, усердие несших покаяние, ходатайство мучеников и исповедников. Однако и в этих случаях Церковь действовала в духе правосудия Божия: равнодушных и беспечных не принимала в свою ограду.

Когда завершались дни публичного покаяния, кающиеся становились полноправными членами Церкви. Это происходило обыкновенно в Четверг или Пятницу Страстной седмицы и совершалось торжественно. Кающиеся являлись к дверям храма. Настоятель, прочитав над ними молитвы, вводил их в храм, где они со слезами просили прощения у верных и давали обет не возвращаться к прежним порокам. Епископ возлагал на них «руки и дозволял, наконец, быть в стаде».¹¹⁸ Молитва о них и возложение рук епископа составляли сущность разрешения грехов и возвращения в Церковь. О какой-нибудь определенной формуле, произносившейся епископом при разрешении, ясного свидетельства у писателей Древней Церкви не встречаем.

По совершении руковозложения кающийся приступал к Причащению Тела и Крови Христовых на Литургии, и с этого момента снова вступал во все права верных. Только клирики лишались прежних степеней безвозвратно.

Начиная с IV века, когда гонения римских императоров на христиан прекратились и число верных стало возрастать, все реже применялось публичное покаяние. Постепенно упразднились степени покаяния и священнодействия, которыми сопровождалось принятие в разряд публично кающихся, хотя в некоторых общинах практика публичного покаяния сохранялась до VII-IX веков.

Тайная и публичная исповеди восполняли одна другую. Одна подготавливала к другой. На исповеди тайной открывалось внутреннее состояние грешника, исследовался его грех, определялись побуждения и обстоятельства, вызвавшие греховный поступок, узнавалась степень искренности кающегося и давались ему, если было нужно, наставления к прохождению публичной исповеди, определялась дисциплинарная мера церковного исправления согрешившего.

Практика публичной исповеди, наряду с положительным влиянием, таила в себе и некоторые опасности. Открытая исповедь перед всей церковной общиной могла заронить семя греха в душу немощного человека. Слыша о грехах ближних, такой человек, естественно, мог считать себя совершеннее кающегося грешника, и таким образом в его душе зарождался грех самомнения, самодовольства, превозношения. Кроме этого, некоторые христиане, боясь осуждения и презрения со стороны окружающих, иногда скрывали свои тяжкие грехи. Учитывая эти причины, предстоятели Церквей признали достаточной исповедь совершенную сначала пред Богом, потом пред священником, ходатайствующим о грехе кающегося.¹¹⁹ Патриарх Константинопольский Нектарий (398) отменил должность пресвитера-духовника, который вел дела публичного покаяния. Каждому христианину было предоставлено право приступать к Таинству Покаяния только по велению своей совести. С того времени пресвитеры получали право свободно принимать на исповедь кающихся христиан и, независимо от тяжести грехов, разрешать их по своему усмотрению, сообразуясь с канонической практикой Церкви.

Лишь в исключительных случаях пресвитер должен был обращаться за советом к епископу, когда тяжесть греха и нераскаянность согрешившего требовали мер для предохранения Церкви от соблазна или явного вреда, а также когда личный грех являлся препятствием для вступления в клир.

К концу IX века публичное покаяние практически всюду в Церкви было вытеснено тайной исповедью.

Начиная с апостольского времени, тайная, или индивидуальная исповедь никогда не прекращала своего существования в Церкви, занимая значительное место в евхаристическом общении христиан.

«Постановления апостольские», литургический памятник IV века, сохранили образец молитвы о кающихся. Эта молитва укрепляла сердце кающегося надеждой на милость Божию, ибо Он любит праведных, а грешных милует. Завершением молитвы была индивидуальная исповедь перед духовником, разрешение им грехов, клятвенных уз и отчуждения от Церкви.

Все грехи, неизбежные в обычной жизни человека и препятствующие приступать к Евхаристии, выносились на духовное суждение священника. Члены Древней Церкви с большим усердием каялись в этих грехах и получали устное разрешение от пресвитера.¹²⁰ Римский христианин (конец I века) Ерм в своей книге «Пастырь» описывает, например, различные состояния кающихся: лицемеров, сомневающихся и злоязычных, ревнующих о первенстве и достоинстве, привязанных к мирским занятиям и отдалившихся от общения со святыми, двоедушествующих, впавших в гордость, возбуждающих раздоры. «Поди, – повелевает пастырь Ерму, – и скажи всем, чтобы покаялись (в этих грехах) и жили для Бога. Господь по Своему милосердию послал меня дать всем покаяние, даже и тем, которые по делам своим не стоят того, чтобы спастись. Но терпелив Господь и хочет, чтобы спаслись призванные Его Сыном».¹²¹

Кающийся, по Ерму, должен «очистить свою душу, смириться во всяком деле и перенести многие и различные скорби. И когда перенесет все…, тогда Тот, Который все сотворил и утвердил, подвигнется к нему Своей милостью и даст ему спасительное врачевство» через иерея.¹²²

То же имеет в виду и святой Климент, епископ Римский, когда пишет: «Если в чье-либо сердце тайно вкралась зависть, или неверность, или другое зло, то пекущийся о своей душе не должен стыдиться исповедовать сие предстоятелю, дабы посредством Слова Божия и спасительного совета получить от него врачевство».¹²³

Святой Ириней, епископ Лионский, описывая развратные нравы валентиниан, говорит, что многие женщины, принявшие их учение, подверглись обольщению от них. «Потом же, обратившись в Церковь Божию, они исповедали вместе с прочими заблуждениями и эти грехи».¹²⁴

Воскрешенный Господом Лазарь, обвязанный по рукам и ногам погребальными пеленами, для святого Иринея служит образом человека, связанного грехами. В повелении же Господа Своим ученикам развязать его святитель видит необходимость участия апостолов Христовых и их преемников – пастырей Церкви – в возрождении духовных мертвецов разрешением их от грехов.¹²⁵

Тертуллиан в своем трактате «О Покаянии» указывает на определенные «внешние подвиги», необходимые кающимся при совершении исповеди: сокрушение и уничижение, пребывание в молитве и посте, преклонение колен перед священником, повержение ниц…¹²⁶ Это своего рода епитимии, которые исполнялись согрешившими и кающимися.

Кающийся по собственному желанию открывал епископу свои грехи и получал разрешение от них через молитву и возложение рук. В церковном руководстве верующими пастыри Церкви брали на себя ответственность за прощение грехов не только повседневных, но и тяжких, которые до IV-V веков подлежали публичному покаянию.

В 5-ом правиле Анкирского собора (314 г.) сказано о духовниках: «Епископы да имеют власть, испытав образ обращения, проявить человеколюбие или же большее время покаяния приложити. Паче же всего испытуется житие, предшествовавшее искушению и последовавшее за ним». И святой Василий Великий говорит, что «предстоятелям Церкви поверяются согрешившими сокровенные проступки», ибо им «вверено совершение Таинств Божиих».¹²⁷

Созомен, церковный историк V века, пишет об исповеди: «Бог повелел прощать согрешающих и кающихся. Но для получения прощения необходимо исповедать грехи свои. Для чего издревле избирали духовника-священника, особенно известного святостью жизни, твердого и мудрого хранителя тайн. Приходя к нему, согрешившие исповедовали деяния своей жизни. Смотря по тяжести грехов, духовник, определив, чем каждому должно загладить грех и какого сами кающиеся желали себе наказания за грехи, разрешал».¹²⁸

В V-VI веках обострилась потребность в установлении общепринятого порядка совершения исповеди. В конце VI века появляется чин тайной исповеди Иоанна Монаха. Под этим же именем одновременно были выпущены и епитимийные правила, или Номоканон. Составление чина исповеди и Номоканона приписывается Иоанну Постнику, патриарху Константинопольскому (596). В чине исповеди были систематизированы правила совершения Таинства Покаяния, упорядочено последование покаянных и разрешительных молитв.

В состав чина исповеди Иоанна Постника входили предысповедные молитвы, устное исповедание грехов перед духовником, пастырские поучения и разрешительные молитвы. По своему объему чин исповеди был очень обширен и допускал возможность, не нарушая основной структуры Таинства, варьировать число и содержание предысповедных и разрешительных молитв, вопросов к кающемуся, поучений духовника.

На основе устава Иоанна Постника в разных монастырях сложилось несколько покаянных уставов, закрепленных местными традициями и литургическими преданиями. Эти уставы отличались один от другого объемом и содержанием покаянных молитвословий, разрешительных молитв, обрядовых форм Таинства, характером и условиями наложения епитимии. Довольно распространенным был, например, обряд, связанный с особой формой отпущения грехов, сохранившийся в некоторых местах до XVI века. Священник при чтении разрешительной молитвы одну руку кающегося возлагал на Евангелие, другую себе на шею. В произносимой им молитве подчеркивалась духовная связь между духовником и кающимся и ответственность священника за отпущенные им грехи: «Бог, чадо, простит тя и прощает, и есть уже прощен еси в сей час во всех реченных тобою согрешениях, и в сей век и в будущий и к тому не истяжет Бог от Тебе твоих согрешений, но от моея выи и руки».¹²⁹

Наибольшую известность приобрел появившийся в VIII веке покаянный устав Студийского монастыря в Константинополе, настоятелем которого был преподобный Феодор Студит (826). По студийскому уставу таинственная исповедь проходила на каждой утрени: в начале третьей песни канона выходил из хора игумен и садился, принимая исповедь приходящих братий и врачуя каждого подобающим образом. В Студийском монастыре были детально разработаны правила, касающиеся духовнического руководства. Обязанность духовника возлагалась на игумена. В заповеди игумену преподобный Феодор Студит пишет: «Да не принимаешь на себя хранение казны и экономических забот, но да будет твоим ключом величайшая забота о душах – решить и вязать по Писанию».¹³⁰

На Руси покаянная дисциплина в монастырях строилась по образцу покаянного устава Студийского монастыря. Преподобный Феодосий, игумен Киево-Печерского монастыря, был духовником братии. Он имел пресвитерский сан, был иеромонахом. Исповедь признавалась обязательной для каждого инока. Виновных в преслушании и недостатке готовности раскаяться в содеянных грехах преподобный «исправлял епитимией». По примеру Студийского монастыря епитимию, наложенную на согрешившего брата игуменом, можно было «за великую любовь» разделять между собой трем или четырем братьям. На Руси существовал обычай, восходящий к преподобному Феодору Студиту: перед кончиной духовник передавал духовных детей своему преемнику. Среди духовных детей игумена были не только иноки, но и миряне».¹³¹

Духовное руководство в монастырях могло осуществляться не только иеромонахами, но и старцами, не имеющими пресвитерского сана, но достигшими высокого духовного совершенства. Возник особый род исповеди – перед старцем. Им иноки ежедневно исповедовали свои греховные помысли и дела. По своему характеру эта исповедь не была таинственной, так как грехи не отпускала, но указывала пути к самоисправлению для принесения плодов, достойных покаяния. Исповедание перед старцами совершалось как особый вид духовного подвига и было средством духовного совершенствования и возрастания. Оно служило подготовительным этапом Таинству Покаяния.

Сложившаяся в монастырях покаянная дисциплина во многих своих существенных моментах перешла затем в более широкую практику церковного руководства верующими. В связи с двумя видами покаяния и исповедь была тоже двух видов: перед пресвитером, в Таинстве, и перед старцем, в целях врачевания души и исправления жизни. В XI-XII веках духовное право старцев и иерархическая власть пресвитера соединяются в лице монаха, имеющего иерархическую степень, призванного не только «вязать и решить», но и врачевать душу кающегося. Из монастырей это право распространяется и на приходское духовенство. «Грешно не принимать (на исповедь), – отвечал Новгородский епископ Нифонт на вопросы Кирика (XII в.). – Он хочет сказать перед тобою все, любя тебя, а к иному не пойдет или не исповедует всего, стыдясь: в таком случае пусть ты будешь святой муж, начнешь творить чудеса и воскрешать мертвых; но если не примешь, идти тебе в муку; если примешь, но не управишь, то тоже, а он без греха».¹³²

В XII-XIII веках в греческой Церкви сложился обычай поручать исповедь не приходским священникам, а духовникам, имевшим особую грамоту от епископа. Как правило, должность эту исполняли иеромонахи, опытные в духовной жизни. Они осуществляли духовное руководство верующими нескольких приходов, проводя с ними духовные беседы, испытывая их совесть, давая разъяснения и утешения, налагая на виновных епитимии за те или иные проступки. Подобные беседы с духовными чадами, хотя и имели характер исповеди, не являлись Таинством Покаяния. Исповедь такого рода не была священнодействием, совершаемым перед Крестом и Евангелием: в ней не было важнейших сакраментальных элементов Таинства – предысповедных и разрешительных молитв. Пастырские беседы и назидания предуготовляли к таинственной исповеди, совершаемой в греческой Церкви во время Литургии перед Царскими вратами несколько раз в году – в период постов.¹³³

На Руси духовниками мирян были не только игумены монастырей, среди которых известны такие подвижники, как преподобные Феодосий Печерский, Сергий Радонежский, Пафнутий Боровский, но главным образом это послушание исполняли приходские священники. Выбор духовника слагался из двух моментов: из наречения верующим себе духовника и из усыновления этого верующего духовником посредством совершения над ним Таинства исповеди. В памятниках письменности Древней Руси встречаются наставления верующим о том, что нужно проявлять осторожность в выборе духовника, который сам должен быть добродетельным человеком и уметь «управлять» своих чад. Положение духовника было очень ответственным, что заставляло его быть осмотрительным, прежде чем решиться взять на себя духовное руководство над приходящим к нему. Он рисковал «погибнуть с чужими грехами» или вследствие нераскаянности грешника, или по своей духовной неопытности. Священник, усыновивший себе через исповедь духовных чад, становился главой или отцом «покаянной семьи». Размеры этой семьи были различны и не совпадали с общим количеством верующих того или иного прихода. Без разрешения духовника его чада не могли произвольно переходить к другому духовнику.

В XII веке тайная исповедь совершалась в соответствии с покаянным уставом святого Иоанна Постника. В сохранившихся древних рукописях исповедь представлена в форме вопросов для каждого пола, возраста и положения отдельных лиц в обществе: «вопросы князем и бояром», «вопросы женам» и прочие. Эти «вопрошания» предназначены были, главным образом, для людей неграмотных и неискушенных в вере, чтобы они осознали все грехи, совершенные ими не только как отдельными лицами, но и как имеющими определенные обязанности перед Церковью, семьей и обществом.¹³⁴ Иногда вслед за вопросами перечислялись и епитимии, положенные за грех, названный в вопросе.

К XVII веку в Русской Церкви накопилось огромное количество рукописей, относившихся к разряду покаянной письменности: последований покаяний, руководств для наложений епитимий и правил, касающихся духовнической практики. Многообразие и разноречивость их редакций вызывали затруднения у древне-русских духовников, порождая «разнствия» и «мятежи» между ними. Покаянная письменность, перешедшая на Русь в основном из греческой и частично из сербской и болгарской Церквей, требовала систематизации и отделения канонических элементов от апокрифических. Книгопечатание и дало возможность устранить существовавший разнобой, установить единообразие и благочинный порядок в богослужебной практике.¹³⁵

Это единообразие нашло свое отражение в Требниках Большом и Малом. К содержанию и порядку чина исповеди мы и перейдем.

Изнесение Креста и Евангелия к месту исповеди

Увещание к кающемуся перед исповедью

«Благословен Бог наш…»

Обычное начало: Трисвятое по «Отче наш…»

Псалом 50-й и покаянные тропари

Две молитвы о кающихся

Обращение к кающемуся: «Се, чадо…»

Чтение Символа веры

Вопросы исповедующемуся о согрешениях и его исповедь

Завещание (убеждение не повторять грехи)

Молитва над преклоненной главой исповедующегося

Тайносовершительная молитва: «Господь и Бог…»

«Достойно есть…», слава, и ныне

Отпуст

Увещание духовного отца по исповеди грехов

Канон против согрешений

Совершая Таинство Покаяния, начало его священник полагает значительно ранее возгласа: «Благословен Бог наш…».

Изложение таинственной исповеди в Требнике предваряется «Сказанием, о еже како подобает быти духовнику и сказовати невозбранно приходящим к нему». В «Сказании» содержатся наставления, каким должен быть пастырь Церкви и как ему следует относиться к совершению исповеди. Духовный отец, приемлющий человеческие помышления, сам должен быть образцом добродетели и постоянно молиться, чтобы Бог дал ему слово разума для выбора направления жизненных действий приходящих к нему. «Внимай себе, о духовник! Ведь если погибнет одна овца по нерадению твоему – с тебя взыщется… Страшись предать Сына Божия в руки недостойным и не допускай их к Причащению».

Духовные основания совершения этого Таинства связаны, по указанию Требника, с личной жизнью священника: воздержанием, кротостью, доброделанием, молитвой на всякий час Богу, да «подаст ему Бог слово разума». Условием, соделывающим возможным принятие от Бога этого слова разума, является пост, согласно Божественным правилам; храня его, пастырь может и другим объяснить необходимость доброй христианской жизни.¹³⁶

Видимое начало Таинства Покаяния священник полагает у престола в святом алтаре. Преклонив колена пред величием благости Божией, священник берет с престола Крест и Евангелие, чтобы изнести их в храм, к месту совершения Таинства. Исхождение к народу, согрешившему пред Богом, есть свидетельство о приблизившемся Царствии Божием (Мф. 4:17), побуждающее к покаянию, духовному очищению при непосредственном участии священника. Для исполнения этого церковного послушания иерей еще в алтаре молитвенно испрашивает у Бога благодатный дар понимания каждой души, жаждущей исцеления от греха и исправления жизни. Пастырь сознает, что в эти минуты Господь поручает ему ввести людей, «обремененных грехами многими, во град, ему же Художник и Строитель – Бог» (Евр. 11:10), предварительно очистив их от греха. Очищение от грехов в Таинстве приносит кающемуся «рождение не от семени истлевающего, но нетленного». Его совершает священник «словом» живого Бога, «пребывающего вовеки» (1Петр. 1:23).

К подобному рождению пастырь Церкви сам неоднократно приходил, принося собственное покаяние пред Богом и духовником. Ему открылось воздействие на душу кающегося благодати Божией, когда душа, жаждущая очищения и примирения с Господом, погружает в пучину благодати, как растение в землю, корни своих мыслей, желаний и чувств, чтобы впитать в себя «воду жизни» и найти силы и мудрость войти в жизнь Царства Божия.

Священнику, когда он просит Господа, подается видение тех немощей кающегося человека, которые уходят из его сердца, давая место благоговейной чуткости к откровению воли Божией о нем.

Когда священник выходит из алтаря с Крестом и Евангелием в руках, он предстает перед народом, как Моисей на горе Синай со скрижалями Закона в руках, чтобы донести до людей святость и свет Евангелия, закон Духа и Жизни, чтобы приобщить их к таинственному ведению снисхождения Божия к человеку.

Сознание присутствия Божия в Таинстве Покаяния располагает священника износить из сокровищницы церковной жизни слова Бога, которые могут приобщить душу человека к благодати и любви Христа Спасителя, приоткрыть путь к Тайне Господней, сокрытой в чистой и святой жизни. «Рукой проповеди», по выражению епископа Феофана Затворника, священник, по благословению епископа, берет души согрешивших и удалившихся от Бога своих духовных чад, очищает их «секирою благодати Духа» и полагает в «здание» Церкви, вновь сочетавая с ней,¹³⁷ камень к камню, как строитель Божиих Таин.

Благодатно возрождая души человеческие, приготовляя их к наследованию Царства Божия, пастырь с помощью слова проповеди помогает человеку распознать свои грехи и исповедать их пред Богом и священником.

Износя из алтаря напрестольные Крест и Евангелие, священник поручается, что любовь Сына Божия и благая весть о спасении ведут к исправлению.

Священник прилагает неустанный труд, чтобы, исповедуя кающегося, помочь ему найти в себе истоки образа Божия. Молитвенный подвиг, опыт личной добродетельной жизни и покаяние помогают священнику понять, что часто не сразу удается помочь человеку. Как реставратор вдумчиво, кропотливо и осторожно, стараясь не повредить подлинных красок великого художника, работает над потемневшей от времени иконой, так священник не однажды совершенной молитвой и советом врачует согрешившего человека и указывает ему путь в Царство Божие.

Взаимодействие искреннего исповедания грехов кающимся и пастырского усердия священника приводит к тому, что человек начинает видеть в себе образ Божий, дорожить им, и делается достойным называться христианином.

Искреннее участие священника в покаянии согрешившего привлекает и особый дар благодати Божией – слезы покаяния. Церковь знает, что «сеющий со слезами» пожинает радость прощения и примирения с Богом (Пс. 125, 5–6). Крайняя нужда в слезах покаяния побуждает и совершителя Таинства, и участвующего в нем просить у Бога дара слез, просить с воздыханиями и болезнованием сердца (преподобный Нил Сорский. Слово 8).

Непременной подготовкой для проявления этого дара в участниках Таинства служат труд благоразумного воздержания от пищи и пития, молитвенное бдение, отвлечение внимания от всего, что ведет к рассеянности и греху, чтобы внимать себе, своему предстоянию пред Богом (Преподобный Иоанн Лествичник. Слово 7, 3).Этот труд приводит к осознанию «нищеты духа» (Мф. 5:3,4) и пробуждению источника слез. «И как земля, долго жаждавшая влаги и наконец получившая ее в изобилии, вдруг покрывается нежной, яркой зеленью, так и сердце, истомившееся сухостью и оживленное слезами покаяния, испускает из себя множество духовных помышлений и ощущений, украшенных общим цветом смирения».¹³⁸ Омытая слезами, душа «вкушает особенные тишину и мир, из которых, как бы благоухание от ароматных веществ, возникает и действует чистая молитва».

Благодатный опыт подвижников веры, часто используемый священником в Таинстве Покаяния, несомненно, нужен и ему для «возгревания» благодати священства, полученной при хиротонии (2Тим. 1:6). Совершая же Таинство небрежно, священник подвергает себя праведному гневу Божию, ибо «проклят, – говорит Священное Писание, – кто дело Господне делает небрежно"(Иер. 48, 10; см. также «Учительское известие» при Служебнике). И гнев Божий не замедлит сказаться в сухости сердца, потере мира и тишины во взаимных отношениях, в молитве домашней и храмовой. Поэтому, совершая достойно Таинство Покаяния, священник созидает жизнь прихода, врачует и исправляет верующих, открывая им врата Небесные.

В Таинстве Покаяния и священник, и кающийся христианин вместе обращаются к духовному опыту Церкви – опыту спасения во Христе. Опыт изначальной христианской жизни открывается им в том, «что слышали, что видели своими очами» апостолы, «что рассматривали и что осязали их руки». Он очевиден в «Слове жизни, ибо жизнь явилась», и сии видели, и свидетельствуют, и возвещают эту «вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам» (1Ин. 1, 1–2). Для приобщения ей требуется духовная подготовка и священника, и кающегося. Необходима для этого и вера, которая, по апостолу, «есть вещей обличение невидимых» (Евр. 11:1). Слова, которые священник скажет перед исповедью, засвидетельствуют о святом содержании жизни Церкви. Их назначение – пробудить в сердце кающихся новое отношение к ней и открыть опыт спасения и единения с Богом. Благодать Духа Святого, сокрытая в этих словах, поможет кающемуся найти путь, приводящий к единству жизни Царства Божия. И познает он, что Бог – «недалеко от каждого из нас, ибо мы Им живем, и движемся, и существуем» (Деян. 17, 27–28). Ощутить Его (ст. 27) присутствие и позволяет человеку Церковь в Таинстве Покаяния.

При совершении чинопоследования Таинства священнику открывается, что согрешившему нужен Спаситель, но «не в отвлеченном только признании Его или отрешенном от действительной жизни человека мышлении о Нем, но нужен Бог Откровения, Бог в приближении, союзе и единении с человеком».¹³⁹

Для этого пастырь совершает молитвенный труд пред Богом, да откроются ему, ради веры кающегося, те крупицы благодатного опыта церковного, которые обратили бы внутренний взор исповедующегося от его грехов к Богу, сообщили ему радость единения с Ним и дали утешение от общения с братьями во Христе.

И в душе священника умножится сила Христова от того, что он действительно очищает от грехов, возрождает и спасает ею кающихся христиан. В опыте жизни Церкви, выраженном в Священном Писании и Предании, в истории Церкви, богослужении и Таинствах, в значении православных икон и храмов, в творениях святых отцов и житиях святых, открываются священнику основы благодатного врачевания душ человеческих, да ведет он свою паству в Царство Божие.

В Покаянии по милости и любви Христа Спасителя к людям открываются пастырю «помышления многих сердец» (Лк. 2:35), чтобы он принял деятельное участие в прощении грехов кающихся, уврачевал их немощи, наставил их на путь спасения и помолился о них, да будет «радость» о них не только на Небе (Лк. 15:10), но и на земле. Да видя их добрые дела – плоды покаяния, люди прославят Отца, Который на Небесах (Мф. 5:16).

Священник из опыта знает, что никогда человек не бывает так прекрасен, как в момент духовного обновления и нравственного возрождения. В Таинстве всем участникам приоткрываются «тайны Царства» Божия.¹⁴⁰ В результате душа исповедующегося обновляется, открываясь для святых мыслей, желаний, намерений и решений. А священнику надлежит оказать кающемуся помощь: научить его бороться с грехом, подкрепить молитвой и советом и примерами из жизни подвижников возбудить ревность к совершению добрых дел.

Для успешной помощи в деле наставления согрешившим священник испрашивает себе у Бога дар духовного рассуждения и благодатного врачевания душ. Святой Григорий Богослов говорит, что пастырю, «не знающему ни того, что должно говорить, ни того, что должно делать, лучше (прежде) учиться, чем, не зная, учить».¹⁴¹

Основы духовного рассуждения созидаются в душе пастыря через постоянное чтение Священного Писания. Новый Завет богомудрые отцы Церкви советуют положить во главу угла пастырской жизни и читать ежедневно. Поучаться в Законе Господнем священник должен для просветления собственной души, духовного возрастания во Христе, а также для общего духовного развития кающихся.

Руководством для наставлений священнику должны служить творения святых отцов, а равно и наставления подвижников. Ключом к разумению духовной жизни могут послужить книги «Путь ко спасению» и «Начертание христианского нравоучения» Преосвященного епископа Феофана (Говорова). Полезно читать Пролог,¹⁴² выбирая из него статьи, соответствующие нуждам приходящих к покаянию и научающие, как бороться со страстьми. Пролог иносказательно излагает правила благочестия, которые часто запоминаются на всю жизнь. Их важно знать, прибегая чаще к поучениям из Пролога. Даже если духовник по своим немощам ограничится только скромным числом наставлений из Пролога, то и это поможет ему стяжать некий духовный, опыт, насущно необходимый для наставлений приходящих в борьбе с грехом.

Имеется еще ряд книг, содержащих в себе правила для духовных врачеваний. Прежде всего это «Добротолюбие» (особенно первые два тома), которые содержат творения великих подвижников: Антония, Пахомия, Исаии и других. Наиболее разработанной темой у упомянутых святых отцов являются учение о восьми главных страстях человеческого сердца и о борьбе с ними. Весьма полезны также книги «Душеполезные поучения» аввы Дорофея (считаются азбукой христианской жизни) и «Руководство к духовной жизни» преподобных Иоанна и Варсонофия. Особенно замечательны их «Ответы» на вопросы иноков о предметах благочестия. Изучение «Лествицы» преподобного Иоанна, игумена Синайской горы, в которой есть и «Слово к пастырю», следует сочетать с пастырскими трудами. Ее иметь в виду необходимо при наставлениях и побуждениях верующих к упражнениям в христианских добродетелях.

Из сочинений отечественных богословов в качестве руководства при. совершении исповеди можно рекомендовать «Наставление священнику при совершении тайны исповеди» архиепископа Костромского Платона (Фивейского, 1877) и «Вопросы кающимся» митрополита Ионы, Экзарха Грузии (Васильевского, 1849).

Для приобретения опыта в руководстве паствой нужно постоянно духовно совершенствоваться. Для этого ему необходимо иметь общение с опытным духовником. В его постоянной молитве пастырь будет черпать духовные силы и для подвига борьбы с грехом. Простой совет, и тот требует от нас опыта и знания жизни. Духовничество же никогда нельзя свести к одним наставлениям и советам. В Таинстве Покаяния врачуется и духовно обновляется весь человек. Чтобы помочь ему в этом, его нужно принять и полюбить таким, каков он есть, со светлыми сторонами жизни и недостатками. Что может побудить человека вверить себя духовнику и чрез него всецело отдать себя Богу, как не любовь к нему священника и его молитвенное дерзновение за грешника пред Богом? Открытый в эти минуты духовному взору священника кающийся вызывает к себе внимание пастыря, сочувствие и любовь более, чем в условиях обычной жизни.

Священник молитвой к Богу возгревает в себе «дар Божий» (2Тим. 1:6), чтобы, подобно врачу, с великой ответственностью и осторожностью удалить «метастазы» страстей в душе согрешившего человека, исцелить его, не погубив небрежностью. С этой целью духовник в каждодневных трудах накапливает опыт духовный, запасается духовной мудростью, дающей ему руководящие начала для пастырского служения. Изучая опыт покаянного делания, пастырь увеличит и свою духовную опытность и научится «искусству пастырского душепопечения».¹⁴³

Молитва пастыря при совершении исповеди совершенно необходима. Только она поможет ему врачевать кающихся. Она же и самому пастырю поможет осознать величайшую ответственность пред Богом, потому что власть отпускать грехи есть власть Самого Отца Небесного (Мк. 2, 7, 1G). Отец Небесный передал ее Своему Единородному Сыну Иисусу Христу, а Христос Спаситель – апостолам и их преемникам – епископам и священникам.

Духовное врачевство особенно действенно, когда сердце самого священника отзывается на силу и благодать Таинства. Опыт этого переживания приходит в жизнь пастыря «вслед за собственной исповедью, или после собственного омовения в купели Покаяния». После нее священник производит «особое благодатное влияние» на кающихся «своим благословением и наставлением».¹⁴⁴

Совершая чинопоследование Таинства Покаяния, священник созидает в себе дух отеческой заботы о приходящих каяться пред Богом. Образец этому он видит в Господе Иисусе Христе. В полноте любви к людям Он не только прощал грехи, но и одновременно как бы усыновлял их. «Чадо, – говорил Он, – прощаются тебе грехи твои» (Мф. 9:2). Так и священник, прощая грехи людей властью, данной ему от Бога, возгревает в себе дар любви, сострадания и непритворного участия к согрешившему человеку.

Участвуя в Таинстве, верующий человек расположен послушать священника более, чем во всякое время. Пастырь помнит это и дорожит временем, данным ему Богом для покаяния человека. Словами, взятыми из Священного Писания, сердечностью своих наставлений, состраданием священник пробуждает грешника от «тяжкого сна греховного». Как добрый кормчий спасает корабль, так добрый пастырь животворит и исцеляет вверенных ему духовных овец¹⁴⁵ благодатию Таинства Покаяния.

Устав святителя Иоанна Постника, Патриарха Константинопольского (VI в.), в его пространной редакции содержал поучение, произносимое духовником кающемуся. Основные мысли этого слова сводились к разъяснению кающемуся основных положений исповеди. Священник говорил, что исповедь, совершаемая перед человеком, имеющим священный сан, принимается самим Богом, Который устами Своего служителя прощает ему грехи. А для этого кающийся должен исповедать все грехи без ложного стыда и после исповеди не возвращаться к тем же грехам.¹⁴⁶

На примере греческих чинов исповеди выявляется главная цель поучения – возбудить доверие и уважение исповедующегося к делу исповеди как акту таинственному, имеющему Божественное происхождение и свидетельствуемому Священным Писанием. Авторы таких поучений постоянно обращают внимание исповедующегося на незримое присутствие на исповеди Самого Бога и ангелов. Если исповедник от всего сердца исповедует свои грехи, то свиток с написанными на нем грехами уничтожается, и бывает великая радость Богу и ангелам.

Исповедь в Древней Руси в целях достижения ее обстоятельности и действенности на последующую жизнь исповедующегося также предваряется увещанием. Обычно в древнерусских исповедных памятниках предысповедное поучение представляло собой «ряд отдельных мыслей, направленных к одной цели – побудить исповедника к полной и всеоткровенной исповеди».¹⁴⁷ Предысповедное поучение, в соответствии с такой направленностью своего содержания – увещания, излагается иногда в диалогической форме – в виде беседы духовника с исповедником.

Разнообразные поучения русских Требников содержат в себе те же мысли, что и чины греческие, но ставят перед священниками, принимающими исповедь, задачу побуждать кающихся исповедать свои грехи до самой их глубины, убеждая, что ни один человек не свободен от грехов сокровенных. «Как от обычного врача, – говорит один из авторов таких поучений, – бывает польза, когда лишь больной откроет свою болезнь, так и врачевство грехов – духовных болезней – возможно лишь при этом условии».¹⁴⁸

Современный Большой Требник в главе 13-ой дает образец такого увещания.

В Духе Святом, возлюбленное чадо, имя, благо тебе, что ты пришел к Святому Покаянию. Им ты, как духовной купелью, смоешь грехи твоей души и, как Небесным врачевством, будешь исцелен от ее смертоносных язв. Для этого с усердием потрудись сокрушиться сердцем твоим о всех грехах твоих Господу Богу твоему, с нами невидимо пребывающему, предо мной, смиренным, принявшим от Него власть разрешения грехов, их истинно исповедать, ничего не утаивая и ничего не прибавляя, но что сделал и что помнишь, то и исповедуй. Знай, что утаение греха есть прелесть, губящая душу, а прибавление – клевета смертоносная: в обоих случаях и все исповеданные грехи не прощаются. Из-за этого препятствия тайна Покаяния не совершается, и рождается новый смертный грех. Не имеешь (права) ни одного греха утаить, даже при наличии стыда. И я, человек, подверженный страстям, могу впадать в подобные грехи и имею (по благодати) искусство врачевать немощи человеческие. Когда же ты, презрев стыд, обличишь себя передо мною наедине, то не будешь обличен в исповеданных грехах пред ангелами Божиими и пред всеми человеками на Страшном суде Христовом. Если же утаишь грехи наедине предо мной, то перед всемирным тогда собранием ангелов и человеков будешь обличен и не избежишь казни вечной. Поэтому не утаивай грехи по боязни, ибо я не имею желания озлобить тебя и когда-либо твой грех открыть людям. Я имею (власть) в духе кротости тебя врачевать. При исповедании своих грехов обличай, а не извиняй себя. Свои грехи, а не чужие открывай. Лиц, участвующих с тобой в грехопадениях, не называй мне, ибо это есть зло бесчестия ближних. Только твои грехи исповедуй, говоря о них не как в простой беседе, а с сердечным сокрушением и добрым намерением впредь воздержаться от подобных согрешений. Без этого всего не может быть истинного Покаяния. Таким образом устроив свое сердце, воздай славу Господу и исповедуй имеющиеся у тебя беззакония предо мной, грешным, чтобы принять тебе разрешение, освободиться от греховных уз, очиститься и иметь душу, исцеленную благодатью Божией».

Внимая увещанию священника, кающийся собирает силы своей души для исповедания грехов. Этим своим действием он надеется получить благодатное оживление души. Душа приходит в молитвенное расположение и обращается к Богу: оживи меня, Господи. Наличие молитвы, говорит преосвященный Феофан Затворник, «знак оживления духа».¹⁴⁹ Он ожил настолько, чтобы «зреть свои согрешения» (великопостная молитва преподобного Ефрема Сирина), чтобы осознать мертвенные оковы страстей. Желание освободиться от них есть знак, что человек чувствует, насколько крепки страсти и что ему не одолеть их своими силами и в одиночку. Увещание, таким образом, склоняет душу человека к молитве о ниспослании животворящей силы Божией и отверзает двери покаяния.

Оживление духа сказывается и на оживлении совести, ибо «совесть – это чувство духа человеческого, тонкое, светлое, различающее добро и зло».¹⁵⁰ Она яснее различает добро и зло, чем ум. Исповедь грехов перед священником возвращает человеку правильное действие совести. В результате она освобождается от лукавства, которым заразил ее грех. Благодать Божия очищает человека от произвольных согрешений, которыми совесть затемняется. Ее действием устраняется вредное впечатление от каждого исповеданного греха. И совесть оживает для последования учению Христову, для борьбы с греховным обольщением ума, подкрепляемым грехолюбивой волей.

Святитель Василий Великий учит верующих христиан исповедовать свои грехи «пред теми, кому вверено домостроительство Таин Божиих…» «И кающиеся древле, – говорит он, – делали сие пред святыми. Ибо в Евангелии написано, что исповедовали грехи своя Крестителю Иоанну (Мф. 3:6), и в Деяниях – апостолам, которыми и крещены были все» (Деян. 19:18).¹⁵¹

От апостольских времен Церковь Христова несет учение о Таинстве Покаяния, призывая каждого верующего к исповеданию своих грехов перед епископом или священником. В Древней Церкви исповедь могла быть публичной или тайной. Разрешение от грехов на исповеди всегда сопровождалось молитвой ее совершителя. Низведение на человека благодати Божией вспомоществовало кающемуся в исправлении его жизни. Врачевательному действию исповеди в значительной мере способствовало слово назидания со стороны исповедающего лица, предшествуя, а часто и завершая исповедь христианина.¹⁵²

Книга «Постановления апостольские» (окончательная редакция V в.) свидетельствует об обязанности епископа вразумлять согрешивших и оплакавших свой грех принимать в общение верных.¹⁵³

Устав совершения исповеди, усвояемый святителю Иоанну Постнику, патриарху Константинопольскому (VI в.), предписывал епископу и пресвитеру совершать не только предысповедную молитву совместно с кающимся, но и предысповедное поучение. Молитвой и наставлением они готовили сердце кающегося к исповеданию своих грехов без стыда и смущения и убеждали на примерах Священного Писания в Божественном установлении исповеди.¹⁵⁴

Чинопоследование исповеди во все времена способствовало возвышению духа кающегося человека к подвигу веры. Священник и кающийся через благодатную полноту этого чина вступают в жизнь веры, познают волю Божию о них.

Священник – служитель Божий в Церкви. Ему вверена благодатная власть учить людей Правде Небесного Царства. Она находит свое выражение в «слове Божием» (Лк. 4:4), исходящем из уст проповедующего, ибо только слова Священного Писания имеют силу проникать в сознание людей «до разделения души и духа» (Евр. 4:12) и побуждают думать и жить в соответствии с Откровением Божиим.

Напоминая слова Писания в предысповедном увещании, священник помогает кающемуся приобрести внутреннюю предрасположенность к искоренению грехов и созиданию добродетельной жизни.

Предысповедное слово священника необходимо верующим «для возрастания в духовной жизни» (1Петр. 2, 1–10). Слово священника несет совершающим покаянное делание дух Откровения Божия, воспринятый иереем из Священного Писания. В Церкви установилось издревле, чтобы молитвословия и песнопения были как бы сотканы из слов и речений Священного Писания. Действуя ими на кающегося, пастырь низводит в его душу «благоухание познания о Христе» (2Кор. 2:14) и просвещает его «разум, который от этого изменяется изменением Божественным».¹⁵⁵

Чтобы власть, полученную от Бога, священник с достоинством употребил при совершении исповеди, ему надлежит вникать в существо евангельского благовестия и поверять свою совесть светом Христовой истины. Углубление в Евангелие открывает в священнике высший разум, воспитывает дух самого пастыря, дабы он был восприимчив к чистоте и святости христианской жизни, хранит его от обманчивой красивости безответственных речей и слов.

Чтение Священного Писания созидает молитвенный дух священника, побуждая его дерзновенно ходатайствовать пред Господом о согрешивших. Старец иеросхимонах Парфений Киевский (1855 г.) рассказывал о себе: «Однажды в продолжение сорока дней читал я Евангелие о спасении одной благотворившей мне души, и вот вижу во сне поле, покрытое терниями. Внезапно спадает огонь с Небес, попаляет терние, покрывающее поле, и поле становится чистым. Недоумевая об этом видении, я слышу голос: «Терние, покрывающее поле – грехи благотворившей тебе души; огнь, попаливший его, – слово Божие, тобою за нее читаемое»¹⁵⁶

Чтение Евангелия не только дает священнику силу содействовать искоренению грехов кающихся, но и умудряет его помочь исповеднику обрести Христа, чтобы он мог жить единением с Ним. «Христос, – говорит священномученик Петр Дамаскин (VIII в.), – сокровен в Евангелии. Желающий найти Христа может найти Его в Евангелии».¹⁵⁷

Святитель Игнатий Брянчанинов, призывая верующих к жизни по заповедям Божиим, убеждает их дорожить каждым словом Святого Евангелия, ибо в нем таится созидающая сила благодатной жизни. Пренебрежение им ведет к смерти. Принося свое покаянное усердие, кающийся должен вознести ко Господу молитву, чтобы Он отверз его ум к пониманию Закона Божия. Необходимо смирить ум и успокоить мятущиеся чувства, ибо «Евангелие допускает к себе одних смиренных».¹⁵⁸

Истинами Священного Писания священник обличает в кающемся мрак грехолюбия и суетности. Свету Христовой истины, напоминаемой на исповеди священником, внимает совесть кающегося. Собираемые воедино вниманием человека слова Евангелия созидают в душе такую жизненную среду, из которой черпаются силы для духовного возрождения. Подобно произрастанию из семени, когда растение питается поначалу элементами, содержащимися в самом же семени, покаянное делание христианина зачинается, зреет и приносит плод благодатной силой Божественного Откровения, воспринятого душой человека. В результате покаяние христианина завершается преодолением привязанности к греховным привычкам и страстям.

При совершении исповеди в храме и священник, и кающийся переживают особую Богочеловеческую действительность церковной жизни. Кающийся воспаряет к жизни Неба, восходит к Царству Света. А оно нисходит долу, к кающимся, изливает на них свое святое содержание. В результате жизнь человека наполняется Небесным Светом.

Таинство, – пишет священник Павел Флоренский, – определяется сознанием через свое обрамление,через свой обряд: невидимое, оно посредством обряда намечается, обрядом указуется… Таинство выше своего обряда, находится на другом иерархическом плане».¹⁵⁹ Относя эти слова к Таинству Покаяния, совершаемому в наших православных храмах ежедневно, можно сказать, что чинопоследование исповеди указует на Таинство, им оно намечается. Совокупность его священнодействий так организует внутреннюю жизнь верующих, что дух каждого из них устремляется к Небесным воспарениям и готов бывает воспринять семя слова Божия.

Вместе со словами Божиими приходит в священные минуты исповеди откровение о Небесной жизни, доступной людям в Церкви. Имея исток вне мира земного, благодатная жизнь Неба не растворяется, не растекается в нем и с ним не отождествляется – она присутствует среди тех, кто участвует в Таинстве. Ее могут воспринять и действительно воспринимают и священник, и кающийся христианин. Соучаствуя в этой Небесной благодатной жизни, они имеют возможность постигать смысл церковности, когда предстоят пред Богом, и Он пребывает посреди них. «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:20). Они – реально в Теле Христовом, они прикасаются к жизни оправданий Божиих, взывая: «Благословен еси, Господи, научи мя оправданием Твоим» (Пс. 118:12). Богооткровенное учение научает действовать в согласии с Церковью. И священник от имени Церкви в момент примирения и соединения с нею напоминает покаявшемуся истины о Триипостасном Боге, Творце и Промыслителе мира, о человеке, о Божием благоволении восстановить впадшего во грех человека, о домостроительстве спасения людей Единородным Сыном Божиим и другие, чтобы полюбил человек Бога и Его святые заповеди.

Вместе со словом благовестия – духоносным и духодвижным, – подведем итог словами епископа Феофана Затворника, – приходит ко внутреннему человеку Дух Божий и возбуждает его внимание. Внимающий, принимая через слова представление за представлением, видит наконец в чем дело и что требуется от него».¹⁶⁰ При содействии благодати ему далее предстоит решить, согласен ли он с этим требованием слова Божия. При принятии решения Дух благодати как бы отстраняется, чтобы человек сам сделал свободный выбор. Но когда внутри изречется согласие, то оно закрепляется в существе души благодатью. При этом все слышанное из ума, где оно собрано вниманием, переходит в сердце и закрепляется в нем. Это первое и начальное писание. В нем программа новой, духовной жизни. Требования ее исходят отсюда же, но осознаются и принимаются не вдруг, ибо христианство – жизнь, а не теория. Изрекающий свое согласие принять ее принимает и обязательство жить по-христиански. Эти требования жизни входят в сознание и принимаются совестью в закон. Это уже новый процесс внутренней жизни – по Духу. Дух благодати при участии священника помогает яснее понять требуемое и вновь отступает, чтобы свобода человека сама непринужденно изрекла согласие на это. Когда изречется согласие, Дух благодати все осознанное о христианской жизни вновь вводит в совесть и сердце. В этом и обнаруживаются заповеди закона жизни во Христе Иисусе – это второе писание. Оно из Таинства, как непрестающий поток духовной жизни, распространится на всю жизнь. Им-то и будет изживаться в человеке «закон греха, противоборствующий закону ума» (Рим. 7:23), просвещенного духом Писания.

Покаянное делание христиан, таким образом, сопряжено с благодатным изменением самой человеческой природы, когда слово Божие – Священное Писание, воспринятое в сердце, на деле становится «полезным для научения, обличения и исправления жизни» (2 Тим.З, 16).

Покаяние необходимо каждому верующему человеку, ибо никто не свободен от греха. Для желающих покаяться Священное Писание предлагает примеры спасшихся покаянием. Эти же примеры показывают, что подобным путем каждый достигнет спасения.

Не приступающий к спасительному Таинству Покаяния может услышать о себе то, что сказано Господом Иисусом Христом о согрешивших галилеянах: «Если не покаетесь, все так же погибнете» (Лк. 13:3). Для очищения себя Покаянием христианину следует соблюдать те условия, при которых устное исповедание грехов перед духовным отцом ведет к исправлению жизни. «Приди в церковь, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – чтобы исповедать грехи твои… Приди, чтобы не потерять праведности: церковь есть пристань для того и другого».¹⁶¹

Человеку необходимо познать пути покаяния. Их много, и они разнообразны, но все ведут человека к Небу, и пойти по ним – значит подготовиться к исповеди.

Чем раньше начата такая подготовка, тем большую пользу принесет исповедь и соединенное с ней покаяние. Подготовка к исповеди должна начинаться, по обычаю, за неделю и не менее, чем за три дня до самой исповеди. В эту подготовку включается благоразумное воздержание в пище и во всякого рода развлечениях, способствующее внимательному рассмотрению человеком своего внутреннего душевного состояния.

Войди в себя, – советует епископ Феофан Затворник, – и займись рассмотрением жизни своей и всего, что в ней неисправно. Конечно, всякий готов говорить и говорит, что он грешен, и нередко чувствует себя таковым. Но эта греховность представляется нам в нас в виде смутном и неопределенном. А этого мало. Приступая к исповеди, надо определенно разъяснить себе, что именно в нас нечисто и грешно и в какой мере. Надо знать грехи свои ясно и раздельно, как бы численно. Для этого вот что сделай: поставь с одной стороны Закон Божий, а с другой – собственную жизнь и посмотри, в чем они сходны, а в чем не сходны. Бери или дела свои и подведи их под Закон, чтобы видеть, законны ли они, или бери Закон и смотри, исполнялся ли он, как следует, в жизни твоей или нет. Так пройди и Закон весь, и всю жизнь свою. А чтобы ничего не упустить в этом важном деле самоиспытания, хорошо держаться в нем какого-либо порядка… Перебирай заповеди Десятословия, одну за другой, со всеми частными предписаниями, в них содержащимися, и смотри, исполнил ли ты все требуемое в них. Читай также, кто может, Нагорную беседу Спасителя, где Он излагает закон древний, восполняя его духом христианским, или читай послания апостольские в тех главах, где излагаются обязательные для христиан правила жизни, например, Послание к Римлянам с 12-й главы или Ефесянам с 4-й главы, также Послание апостола Иакова и первые два послания Иоанна Богослова. Всмотрись во все это, как в зеркало, и увидишь, где в тебе есть какое пятно или безобразие».¹⁶²

Рассматривая свою жизнь, христианин приходит к осуждению своих грехов, к открытому исповеданию их. Осудивший свои грехи получает благодатную помощь Божию и начинает лучше слышать в себе голос совести, чтобы с ее участием воздерживаться от повторения грехов. «Я открыл Тебе грех мой, – исповедует пророк Давид, – и не скрыл беззакония моего. Я сказал: «Исповедую Господу преступления мои», и Ты снял с меня вину греха моего» (Пс. 31:5).

«Ты согрешил? – говорит святой Златоуст. – Приди в церковь, скажи Богу: «Я согрешил». Ничего другого я от тебя не требую, кроме этого одного… Скажи о грехе, чтобы разрешить грех».¹⁶³

В дни подготовки к исповеди христианин просит у Бога мужества открыто назвать свои грехи, освобождается от злопамятства, сдерживает гнев и укрепляет решимость простить грехи ближних против нас. Эта внутренняя работа над собой становится нашим ходатаем – да простятся наши грехи против Господа. «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный» (Мф. 6:14) – говорит Христос.

Образец мужественного обличения самого себя, образец исповеди предлагает нам преподобный Ефрем Сирин (IV в.). Вот что он говорит:

«В краткие годы юности я был злоязычен, бил, ссорил других, препирался с соседями, завидовал, к странствующим был бесчеловечен, с друзьями жесток, с бедными груб, за маловажные дела входил в ссоры, поступал безрассудно, предавался худым замыслам и блудным мыслям, даже и не во время плотского возбуждения…

Придите ко мне на помощь, – продолжает преподобный Ефрем, – как друзья, или сжальтесь надо мною, как над живым и полуумершим. Излейте на меня милосердие свое, как на пленника, и приложите о мне старание… Ева не избежала приговора, и Исав стал безответным, чтобы мы знали, что подобны тем, кого апостол наименовал «сосудами гнева» (Рим. 9:22). Боюсь, чтобы и меня не поставил в числе их. Их – за пренебрежение предал Бог «в страсти бесчестия» (Рим. 1, 26). Страшусь, чтобы и надо мной не произнес подобного приговора.

И ныне много во мне нечистых помыслов, зависти, зложелательства, огорчений, самолюбия, чревоугодия, злонравия, отвращения к нищете (духовной), укоризненности к бедным. Сам в себе я ничто, а считаю себя за нечто. Принадлежу к числу худых людей, а домогаюсь приобрести себе славу святости. Живу во греках, а хочу, чтобы почитали меня праведным. Сам лжец, а на лжецов досадую. Оскверняюсь мыслью, а произношу приговор на блудников. Осуждаю воров, а делаю обиды ближним. Воздвигаю суд на злоречивых, а сам бесчестен. Кажусь чистым, тогда как весь нечист. В церкви становлюсь на первом месте, не быв достоин даже последнего. Требую себе чести, когда должен нести бесчестие. Собираю приветствия, когда заслуживаю оплевание. Вижу монахов и принимаю величественный вид, смотрю на мирских и делаюсь высокомерным. Перед женщинами хочу казаться любезным, перед богатыми – благочестивым, перед посторонними – надменным, перед домашними – глубокомысленным, перед родственниками славным, перед благоразумными – совершенным. С благогочестивыми веду себя, как мудрейший, а неразумных презираю, как бессловесных. Если я оскорблен, то мщу за это. Если не оказана мне честь, отвращаюсь с ненавистью. Если требуют от меня справедливого, вхожу в тяжбу. Кто говорит мне правду, тех почитаю врагами. Обличаемый, изъявляю свое негодование. Не видя себе лести, гневаюсь. Не хочу трудиться, а если кто-то не служит мне, сержусь на него. Не хочу прийти на помощь, а если-кто не оказывает мне услуг, злословлю его как гордеца. В нуждах не знаю брата, а если здоров он, обращаюсь к нему. Больных не терплю, а сам, будучи болен, хочу, чтобы меня любили. Высших пренебрегаю, а при свидании с ними лицемерю. Заочно пересуживаю, а в лицо льщу. Не хочу отдать часть дос-тойному, а сам, будучи недостоин, требую себе почестей. Не стану говорить о тех мыслях, что на уме у меня, и чем я затрудняюсь относительно Закона, пророков, Евангелия, апостолов, Церковных учителей, проповедников, священнослужителей, чтецов, епископов. Не буду описывать ежедневно придумываемых мыслей, забот о суетности, нерадения в молитве, усердия к пересудам. Если рассказывает кто басни, мне приятно, а если заговорят о воздержании – скучно. Не постою на месте, если читают Божественное Писание. А кто проводит время в совопросничестве и спорах, тех слушаю с услаждением. Не буду описывать притворной лести, только бы не будили меня на молитву, хождения в церковь по одному заведенному порядку, умышленных замедлений, пустословия в церковных собраниях, попечений о столе, лености во время молитв, псалмопений, совершаемых только для вида, корыстных переговоров, лицемерных бесед,… неуплаты взятого взаем, гнева на неоказавшего хорошей услуги, пере-иначивания обещаний, вынуждения у друзей милостей, как чего-то должного, ненасытности в приятии даров, участия в чужих проступках, ласкательств для получения большего, пустых припоминаний, бесполезных сопротивлений, непристойных свиданий. Такова моя жизнь, таковы мои недостатки! Если можете побороть во мне такое множество пороков, то справедливо поступите, сжалившись надо мной».¹⁶⁴

Преподобный Ефрем желает убедить христиан, что Бог знает природу, и произволение, и силы каждого. Если человек довольствуется естественным, то Бог не взыскивает с него, потому что определил меру естества и положил закон самостоятельного бытия. Но если по произволению человек одолевается естеством, то взыскивает Бог за ненасытность и за нарушение устава Божия.

Весьма важным условием подготовки к исповеди следует считать молитву. Она должна быть усердной, возносимой от всего сердца, пламенеющей любовью к Богу и исполненной скорби о своем падении. Это особенно внимательная молитва. В ней и слово готово, и ум занят им. В ней язык произносит слова, и мысль участвует в них. В ней звуки голоса раздаются и душевное расположение соединяется с ним. Словом, весь человек прилежно умоляет Господа о прощении грехов, дабы «обратиться (ему) от злого пути своего и от насилия рук своих» (Ин. 3:8).

Священномученик Петр Дамаскин (VIII в.) советует учиться такой молитве, возвышая свое покаянное чувство подражанием Адаму.

«Сядь лицом к востоку, – пишет он, – как некогда Адам, и плачь, говоря: «Милостивый, помилуй меня, падшего!» Потом, размышляя о совершающемся (ныне), начинай сетование таким образом: возды- хая от всей души и покачивая головой, с сердечным болезнованием говори: «Увы мне, грешному! Как я пострадал! Увы мне! Кем я был и чем соделался! Увы мне! Что я потерял и что нашел! Вместо рая – тление; вместо наслаждения и радости – скорбь и печаль; вместо мира… – страх и прискорбные слезы; вместо добродетелей и праведности – неправда и грехи; вместо благодати и бесстрастия – лукавство и страсти; вместо премудрости и усвоения Богу – неразумие и изгнание… Увы мне! Я был сотворен Царем и через безумие мое соделался рабом страстей… Что скажу о себе самом? Авраам называет себя «прахом и пеплом» (Быт. 18:27). Соломон – малым отроком, не разумеющим правого и левого… Пророк Исаия говорит: «О окаянный я» (Ис. 6:5)… Апостол называет себя первым из грешников и все прочие говорят о себе, что они ничто. Что же делать мне? Куда я сокроюсь от множества зол моих? Что будет со мною? О Господи, помоги мне! Не попусти созданию Твоему погибнуть, ибо Ты печешься о мне, несчастном! «Укажи мне, Господи, путь, по которому мне идти, ибо к Тебе возношу я душу мою» (Пс. 142:8). «Не оставь меня, Господи, Боже мой! Не удаляйся от меня: поспеши на помощь мне, Господи, Спаситель мой» (Пс. 37, 22–23)». И таким образом душа сокрушается от этих слов, если имеет хоть сколько-нибудь чувства».¹⁶⁵

Преподобный Анастасий Синаит (VII в.) предлагает кающемуся также пример покаянного обращения ко Господу: «Помилуй меня, Господи, ибо я немощен» (Пс. 6:3). Немощствует тело, немощствует душа, немощен ум, немощен помысл. «Оскудевает сила моя» (Пс. 70:9). «Погибли в суете дни мои, и лета мои в смятении» (Пс. 77:33). Простри руку мне, утопающему в глубине страстей. Отверзи, Господи, мне, недостойно стучащемуся, дверь милосердия Твоего… Даруй мне время жизни и время покаяния, победи окаменение сердца, соверши исправление. Даруй мне еще малое время, сотвори образ покаяния… Не за-косни (не медли), Господи, но скоро приди и спаси создание Твое. Ты Сам сказал, Господи: «Без Меня не можете творить ничего» (Ин. 15:5). Предвари обращением души моей время моей жизни. Противоборствует мне враг мой, противоборствуют помыслы, природа, злое намерение и особенно лукавый обычай. Посему «помилуй меня, Боже, потому что немощен я». Обессилил меня враг, соделал слабым и сокрушенным. А слабый и сокрушенный не может помочь себе. Посему «помилуй меня, Боже, ибо я немощен, исцели меня, Господи, ибо кости мои потрясены и душа моя сильно потрясена» (Пс. 6, 3–4). Смятение духа и тела объяло меня, Господи. Я подпал душевным и телесным страстям, сделав душу и тело их орудием. Что могло бы давать мне силу, все ослаблено во мне: и вера, и мудрость, и надежда, и любовь, и умеренность, и воздержание, и правда, и благочестие, и кротость, и смирение… Я вижу, что остаюсь неисправен и ежедневно становлюсь хуже – «и душа моя сильно потрясена"… Лукавый враг не перестает оскорблять меня. Враги продолжают нападать на меня, брань плоти не умолкает, лукавые помыслы не утихают.

«Обратись, Господи, избавь душу мою, спаси меня ради милости Твоей» (Пс. 6:5). Мое нечестие да не победит Твоего милосердия. Мое нерадение да не победит Твоего человеколюбия. «Не входи в суд с рабом Твоим» (Пс. 142:2)… На сторону милосердия Твоего приклони чашу весов, дабы безмерная тяжесть моих грехов не послужила к моему обвинению. Спаси нас по Твоему милосердию, которым спаслись все достигшие спасения. Согрешил Моисей, согрешил Давид, согрешил Петр, и никто не чист от греха. Посему ищу спасения через веру, а не через дела, чтобы и мне сказал Человеколюбец: «Вера твоя спасла тебя, иди с миром» (Лк. 7:50). Поэтому взываю: «Спаси меня по милости Твоей. Милость Твоя да сопровождает меня во все дни жизни моей» (Пс. 22:6)».¹⁶⁶

Предел, до которого надо довести болезнование о грехах, есть отвращение от них. В этом отвращении – опора решимости не грешить и надежда на исправление.

Кто имеет отвращение ко греху, тот стал вне его, извергнул его из себя. Такой человек имеет свободу действовать, не чувствуя влечений ко греху. Вот минута, когда можно пасть пред Господом и умолять Его дать силу впредь не грешить. В эту минуту кающийся может приступить к обету, произнося его в сердце: «Господи, не буду грешить больше, только Ты помилуй и спаси меня». Подобный обет сердца венчает чувство раскаяния, свидетельствуя о его искренности. «Он – не в слове, а в чувстве и составляет внутренний завет нашего сердца с Богом», – говорит епископ Феофан Затворник.¹⁶⁷

Подобный завет помогает христианину ободриться и решительно выступить на борьбу с греховными навыками. А для этого ему следует в дни подготовки к исповеди упражняться в смиренномудрии и им преодолеть в себе тщеславный стыд. «Извергни грех, – говорит кающемуся епископ Игнатий (Брянчанинов), – вступи во вражду с грехом, искренно исповедуй его. Это врачевание предворяет прочие. Без него врачевание молитвою, слезами, постом и всеми другими средствами будет недостаточным. Пойди… к духовному отцу твоему, у ног его найди милосердие Отца Небесного!…Исповедь искренняя и честная может освободить от греховных навыков, сделать покаяние плодоносным, исправление прочным и истинным».¹⁶⁸

Итак, в подготовительные к исповеди дни христиане, как лекарство, вкушают труд обличения самих себя. Им они устанавливают согласие между своей жизнью и истинным учением Церкви. В нем они отыскивают для себя те крупицы покаянного чувства, которые столь необходимы для возрождения духовной жизни и обновления в душе стремлений к добру, чистоте, правде Божией.

Исповедь начинается действием священника. В Требнике сказано: «Приводит духовный отец хотящаго исповедатися единаго, а не два или многия, пред икону Господа нашего Иисуса Христа непокровена».

Священник,в епитрахили и поручах, творит начало: «Благословен Бог наш всегда, ныне, и присно, и во веки веков. Аминь». Для исповедающегося начинаются минуты пробуждения от греховного усыпления. Ему предстоит прийти к решению – пресечь цепь греховных поступков и утвердить волю к деланию добра.

Исходный момент исповеди напоминает ее участникам событие жизни ветхозаветного патриарха Авраама. Книга Бытия говорит о жертвенном испытании, выпавшем ему. «Возьми сына твоего, – сказал ему Господь, – единственного твоего, которого ты любишь, Исаака, и пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение» (Быт. 22:2).

По объяснению митрополита Московского Филарета (Дроздова), Авраам был испытан для того, чтобы открылось ему «направление, даваемое действующему в нем началу добра в открытой брани против зла или против препятствий в добре для достижения победы и славы».¹⁶⁹

Авраам повиновался Богу. Послушание веры помогло ему проникнуть в важную тайну: «Господь видит его и во время испытания скорбью не оставляет его. И когда зов ангела остановил испытание, увидел Авраам тут же, в кустах, агнца для всесожжения. Это откровение столь сильно поразило душу Авраама, что он нарек «имя месту тому: Иегова-ире (Господь усмотрит)» (Быт. 22:14).

На исповеди участник Таинства испытывает нечто подобное. Все человеческие усилия при подготовке к исповеди совершены. Сердце полно надежды на Божественную помощь, которая «в меру духовных сил посылается Богом как благодать тем, которые достойны принять «благодать на благодать» (Ин. 1:16)».¹⁷⁰ Аврааму с Исааком Бог явил Свою помощь в самый решительный для них момент жизни. Бог видит кающегося и усматривает для него путь добра.

Смотрение Божие есть любовь. Оно охватывает кающегося, предстоящего пред иконой Спасителя. Оно ободряет его сердце. Взгляд Бога, сказавшего о сотворенном Им мире: «Се добро зело» (Быт. 1:31), проникает в человека и пробуждает его духовно-нравственные силы, содействуя их осуществлению. Он видит совершенное человеком зло, видит грех и осуждает его. Его суд проникает до самых сокровенных тайников человеческого сердца, и ничто не может от него утаиться.

Бог смотрит на человека не так, как смотрят на нечто готовое, заранее данное. Его взгляд несет людям спасение от грехов и духовной смерти. Его видение совмещено с действием Творческой любви и могущества, утверждающими человека в его бытии и вновь возводящими из глубин падения.

Быть поставленным пред иконой Господа Иисуса Христа – значит обрести место, где Господь усматривает спасение человека. Некогда Моисей, пасший стада на горе Хорив, был призван Богом и увидел пылающий куст, горевший и не сгоравший. Он хотел подойти ближе и посмотреть, что это такое, но услышал голос: «Сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая» (Исх. 3:5). Обувь, в которой человек ходит по жизни своим уверенным шагом, здесь не годится. Обувь – это наши обычные представления; с ними можно дойти до некоторого предела, а далее необходимо «разуться», все отложить. И вот тогда-то и начинает открываться человеку источник надежды. Надежда выявляется в бережном взгляде Бога на человека: этот взгляд не разоблачает человека, а охраняет его, не выдает, а окутывает с величайшей бережностью, созидая тайну спасения.

Начальные молитвы чина исповеди призывают ощутить Божий взор и ответить ему. Есть разница в том, старается ли кающийся уклониться от Божьего взгляда или же сам стремится уловить то, что он для него выражает. Для исповедника, как и для священника, важно согласовать свой взгляд со взглядом Божиим и от всего сердца пожелать, чтобы воля Божия совершилась над кающимся.

И они молятся: «Святый Боже».

Иерей получил Духом Святым Божественную власть отпускать грехи людей, совершенные против Бога и человека. Ему следует, читая молитвы, проявить особую внимательность и не спешить. Внятно читать молитвы исповедающемуся крайне важно. Через них благодать Божия касается сердца исповедника, отверзает его сердечные очи, дарует ему способность видеть свои согрешения, посылает скорбь о грехах, дает дух сердечного сокрушения и покаяния, да очистится он и освятится. Часто и у равнодушных, мало подготовленных к покаянию после молитв пробуждается сознание необходимости быть увиденным Богом.

Внимая словам молитв, исповедник сможет призвать свою совесть и потребовать у нее отчета в содеянных им словах, делах, помышлениях. Он станет исследовать, что «употреблено на пользу, что во вред: какое слово потрачено худо – на брань, на сквернословие, на оскорбления; какой помысл побудил глаз к любострастию; какое слово перешло к его погибели в дело и при посредстве чего – рук, или языка, или глаз».¹⁷¹

Он станет переживать боль от греха и отвращение от него. Ему захочется не только исповедать грехи, но и утвердиться в решимости избавиться от них, стать участником «таинственного преображения, которое сопровождается слезами… очищением всех этажей души, чувством облегчения, радости, мира».¹⁷²

Во всех этих откликах исповедник осознает ответ своей души на действие воли Божией. Бог касается внутренних расположений души кающегося, напоминает ей о Себе, влечет, помогает, поддерживает, творит и образует, борется и преодолевает. Воля Божия и есть та сила, которой Он действует в Покаянии, чтобы смог человек исполнить требуемое законом Божиим. В этом смысле воля Божия может быть названа благодатью. Живым откликом души она вписывается во внутреннее состояние кающегося. Своими же последствиями она затем будет вписана в окружающую человека внешнюю обстановку.¹⁷³

Воля Божия каждый раз открывается приносящему покаяние человеку своеобразным жизненным ориентиром: теперь поступи таким образом, указует он. А сознание фиксирует среди бесконечного спектра путей к Богу присущий только этому человеку путь, на котором ему уготованы волей Бога помощь и указание, как выйти из дебрей греховной запутанности к свету. Воля Божия являет себя уроком, упражнением, предназначенным к духовному подвигу. Воля Божия потребует от человека большего самоотвержения, более глубокого осознания своей вины и понесенной от греха потери. Ему захочется, чтобы Бог увидел его покаянное расположение и дал силы для преодоления в себе боязни, духовной лености, самолюбия, гордости, неправды, лукавства, зла. И даже тогда, когда исповедник не в состоянии что-либо изменить в своей жизни, он надеется, что воля Божия лишит его недостатки и дурное устроение греховной направленности. Прикосновение к душе исповедника Божией любви несет духовную свободу. Под взглядом Божиим ободряется человек. В нем раскрывается даже то, что сокрыто от его собственного взора. В нем пробуждаются духовно-нравственные силы и влекут его на борьбу с греховной тьмой в себе и на сознательное приближение к свету.

У каждого из нас есть свои душевные немощи, со свойственными им особенностями. И каждому человеку, кроме общего «духовного режима», необходима своя борьба, обращенная против именно ему свойственнык грехов и пороков.¹⁷⁴

«Обнаружение грехов, – говорит святитель Василий Великий, – подлежит тому же закону, какому и объявление телесных немощей. Посему как телесные немощи люди открывают не всем и не первому встретившемуся, а только искусным в уврачевании нас, так и обнаружение грехов должно быть пред способными уврачевать их. «Вы «сильнии», – обращается святитель к священникам словами апостола, – «немощи немощных» носите (Рим. 15:1), то есть устраняйте своим тщанием».¹⁷⁵

У исповедающихся часто замечается желание безболезненно для себя пройти исповедь. Хочется либо отделаться общими фразами, либо говорить о частностях и умолчать о том, что действительно тяготит совесть. Есть в этом хотении и ложный стыд перед духовником, есть и общая нерешительность, как перед всяким важным действием. Есть в нем и малодушная боязнь всерьез ворошить свою жизнь, полную привычных страстей.

Настоящая исповедь связана с благим потрясением души. Она может страшить исповедника своей решительностью, необходимостью изменить жизнь или даже просто задуматься над собой. Священник призван проявить решимость и разрушить подобную настроенность. Внимательной, дерзновенной молитвой он должен вызвать у исповедника чувство истинного покаяния. Проникшись молитвенным духом священника, кающийся почувствует и осознает себя живым членом Тела Христова – Святой, Соборной и Апостольской Церкви.

Троекратное поклонение Христу Спасителю побуждает и тело человека включиться в покаянный труд души, чтобы изгладились из Книги Жизни грехи его. «Грех, входя в душу, начинает владычествовать над умом человека, – говорит преподобный Ефрем Сирин, – и подчиняет себе душу с помощью навыков плоти. Грех употребляет плоть в качестве своего управителя. Через нее он дает душе дело, и требует отчета в исполнении, и тем самым связывает душу, как цепью, и побуждает вести себя неразумно».¹⁷⁶

Призывая кающихся поклониться Богу, священник одновременно зовет их к разумному покаянному деланию. Некогда пророк Нафан своим приходом в дом Давида помог последнему понять, что он согрешил омрачением души, дав телу увязнуть в нечистоте. Возникшее в душе Давида раскаяние столь сильно подействовало на его привыкшее к покаянию сердце, что он сам исповедал свой грех и получил от Бога прощение (2Цар. 11:2).

Пример покаянной исповеди пророка Давида и предлагается вниманию кающихся, когда читается псалом 50-й, который с глубокой древности считается в Церкви покаянным. Он всегда рекомендовался для домашнего молитвословия кающихся. В этом высоком и священном песнопении Давид оплакал свое духовное падение. Словами смирения и сокрушения сердца он просит Господа помиловать, очистить и омыть его. Поэтому и Церковь полагает этот псалом в начале покаянных молитвословий, чтобы кающийся возгрел в себе чувство истинного покаяния по высокому образцу покаяния Давидова.¹⁷⁷

Покаянное чувство возникает в человеке из глубины его духа и вовлекает в покаянный процесс все его душевные силы: ум, чувства и волю.

Ум человека может проявлять себя как способность анализа, исследования чего-либо по законам логики. Тогда он именуется рассудком. Сам по себе рассудок «ни холоден, ни горяч» (Откр. 3:15), но, подчиняясь эгоизму человека, он становится гордым, кичливым, заносчивым. В этом случае он содействует вредной, безнравственной деятельности человека и сильно мешает его покаянию. Рассудком человек никогда не поймет, что такое радость или горе, красота или безобразие. Эти чувства следует пережить сердцем и дать им правильную оценку совестью, нравственным чувством, разумом.

Господь всегда зовет согрешивших людей к Небесным озарениям. «Адам, где ты?» – слышал еще в раю голос Божий первый человек (Быт. 3:9). Об этом же говорит Бог Каину: «Почему ты огорчился? Отчего поникло лицо твое? Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним» (Быт. 4, 6–7).

Средоточием деятельности ума является разум. Он проявляется как способность к отвлеченным суждениям, обобщениям и оценкам, как способность интуитивного усмотрения и созерцания. В покаянном делании очень важно, чтобы разум кающегося выявил свое согласие с требованием нравственного чувства, совести, долга и разумно-духовных требований жизни. «Только ум, достигший духовного разума, – говорит преподобный Иоанн Лествичник, – непременно облечен и в духовное чувство… Когда оно явится, тогда внешние чувства всячески перестанут обольстительно действовать на душу».¹⁷⁸

Покаянный псалом пророка Давида, читаемый на исповеди, способствует пробуждению духовного чувства кающихся. По словам Бытописателя, «всякая плоть извратила путь свой на земле» (Быт. 6:12). И как некогда царь Ахав совершил тяжкое преступление, но затем, увидев пришедшего к нему пророка Илию, смиренно выслушал его обличение и сказал, по словам Златоуста: «Ты застиг меня виновным, потому что я согрешил».¹⁷⁹ умилился пред Господом, ходил и плакал… и постился (Цар. 21, 2, 18). Так и кающийся сознает свои согрешения в надежде, что Господь простит ему.

Греховные мысли располагают ум бродить повсюду (Еккл. 6:9) и доходить до неразумности (Притч. 18:7). Тогда как душа призвана «славить Бога» (Пс. 118:175), благословлять Его (Пс. 102:2), помнить дивные откровения Божии (Пс. 138:14). При Покаянии в душе пробуждается то состояние, которое помогает человеку усваивать смысл изречений Писания, Божественную мудрость (3Ездр. 8:4), размышлять о законе Всевышнего (Сир. 39, 3–6). Подобно мужам древности, она начинает испытывать жажду в познании добрых дел Божия закона (Ис.29, 24; Ис. Нав. 23, 14; Притч. 1, 23).

Вспоминая в момент исповеди «о падении падших в древности и покаявшихся, а также высоту и честь, каких сподобились они после сего, кающийся воспринимает большую смелость в своем покаянии», – говорит преподобный Исаак Сирин.¹⁸⁰

«Смелость» покаяния связана с движением воли исповедующего свои грехи. Думающий о грехе своем «не принимает» в свою душу «любовь истины» (2Фес. 2, 10–11). У приверженного ко греху речи и думы исполнены пристрастий, иногда злобны и жестоки. Такой нередко говорит свысока. Подобными мыслями он оживляет и возбуждает волю, вызывает в ней желания и решения. На исповеди же воля, покоряясь доводам Закона Божия и собственного разума, начинает решительно гнать от себя все неугодное Богу (Пс. 100:5,7), прилагает усилия к борьбе за нерассеянную молитву к Богу. Именно своей воле бывает обязан кающийся размеренностью речи на исповеди и в жизни – твердостью убеждений и непоколебимым преодолением в себе немощей, безрассудных похотений, легкомысленных поступков и непослушания Христовой истине.

Воля человека, подкрепляемая благодатию Таинства, направляет внимание ума кающегося к поискам истины, оживляет воспоминания прошлого с отчетливостью и, руководствуясь сознанием цели, выбирает нужное для исправления из широкой области познаний (Деян. 17, 22, 31).

Драгоценный дар владеть мыслями – признак силы воли. Восчувствовать эту силу есть, безусловно, «Божие дарование, входящее в нашу мысль».¹⁸¹

Ветхозаветное человечество всегда это чувствовало и, сознавая вину, томилось в отчуждении от Бога, желало и искало средств загладить ее.

Все эти чувства и чаяния вкладывались в жертвоприношения – они явились как потребность самой человеческой природы, устремленной к своему Творцу и одновременно сознающей совершенный грех и ответственность за него. Кроме того, жертвенное животное, закалаемое в Ветхом Завете за грех человека, прообразовало «Агнца, закланного от создания мира» (Откр. 13:8).

Первые жертвы приносили Каин и Авель. По окончании потопа жертву Богу принес Ной. И в дальнейшем жертвы приносили избранные лица, известные своей праведностью: главы родов, ветхозаветные патриархи, призванные быть судьями и примирителями людей.

Стремление человека к Богу и чувство вины перед Ним за грех побуждало людей Ветхого Завета иметь посредника между собой и Богом. В то время и Бог избирает на служение себе вначале первенцев от всякого колена (Исх. 13, 2; 22, 29), а потом колено Левия (Числ. 4:2). Особым избранником Божиим становится Моисей. Через него на Синайской горе Господь заключает Завет с народом Израильским, открыв Свою волю в Десяти Заповедях. На Синае уточняются нормы нравственной жизни, устанавливаются покаянные дни, определяются жертвоприношения за грехи всего народа, за отдельные семейства и каждого человека. Установлены и места приношения жертв – скиния, а затем храм Иерусалимский – и лица, служащие при нем.

Законом предуказывалось исповедание грехов всего народа (Лев. 16, 5–34) и личного греха каждого человека. «Если мужчина или женщина сделает какой-либо грех против человека, и чрез это сделает преступление против Господа, и виновна будет душа та, то пусть исповедуются во грехе своем, который они сделали и возвратят сполна то, в чем виновны» (Числ.5, 6–7). За более тяжкие грехи предписывалось принесение жертвы: «Если он виновен в чем-нибудь… и исповедуется, в чем он согрешил, то пусть принесет Господу за грех свой, которым он согрешил, жертву повинности из мелкого скота, овцу или козу, за грех, и очистит его священник от греха его» (Лев. 5, 5–6).

Жертвы вины и умилостивления приносились Богу на протяжении всех поколений ветхозаветного человечества. Они служили прообразом Жертвы Голгофской (Евр. 9:13) и выражением сознания людьми вины за грех и покаянного чувства.

Когда вышел на проповедь покаяния святой Иоанн Предтеча, он начал свой призыв с повторения слов пророка Исаии: «Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему» (Ис. 40, 3; Мф. 3, 3). Древние пророки считали, что целью наставления людей является возрождение душ для духовной жизни, для спасения. Христос придет освободить души от власти греха. А для этого покайтесь, то есть освободитесь от самообольщения и греховного плена. Смирите сердца, очистите души искренним покаянием и милосердием, чтобы возможно было «сотворить достойные плоды покаяния» (Лк. 3, 8)."Покайтесь» – значит переменитесь, исправьтесь таким образом, чтобы души и сердца стали свободны от заблуждений, страстей и власти греха.

«Приготовьте путь Господу, – звучит призыв к кающимся при чтении 50-го псалма священником на исповеди, – прямыми сделайте стези Ему» (Мф. 3:3). Вникните в Закон Божий, чтобы понимать его не по искаженным грехом соображениям, но по духу, внутреннему духовному смыслу, да оживотворится им воля человека к совершению покаяния.

Некоторым знаком древних жертв вины в современной исповеди является принесение кающимся незажженной свечи, которую он полагает на аналой.

Всякое греховное падение полагает печать в душе человека, влияющую на ее устроение.

В Таинстве Покаяния нить греховной жизни человека прерывается и греховное прошлое теряет свою власть – удаляется из души. Грех «уничтожается в человеке, перестает быть частью его внутреннего содержания и относится к тому прошлому, которое пережито и зачеркнуто благодатию в момент переворота, которое, таким образом, с настоящим человека не имеет ничего общего».¹⁸²

Грех сам по себе не существует. Он не был сотворен Богом. Грех явился как плод неповиновения Богу. Священное Писание называет грех «беззаконием» (1Ин. 3:4). Грех зарождается действием на душу человека лукавых помыслов врага спасения. «Кто делает грех, тот от диавола», – говорит апостол Иоанн Богослов, – «потому что сначала диавол согрешил» (1Ин. 3:8).

Воспринятые рассудком и чувством, греховные помыслы пробуждают греховные желания и склоняют волю человека на греховное дело. Совершенный грех свидетельствует о пренебрежении законом Божиим, порождает отчуждение от Бога, и как следствие наступает духовное умирание человека. Грех вызывает гнев Божий. Священник Павел Флоренский говорит, что грех – это не творческий акт, а «существо и вещество самости, и она (самость) всецело им определяется».¹⁸³

Святитель Иоанн Златоуст утверждает, что «нет ничего столь тяжкого и неудобоносимого, как грех и преслушание», именует грех «великим злом», «проказой душевной», действием человека «против воли Божией», «опьянением души».¹⁸⁴

В Библии часто говорится о греховности человека. Ее проявления многочисленны, разнообразны и начинаются то беззаконием и несправедливостью, то мятежом и насилием. Перечень греховных поступков начинается повествованием об Адаме и Еве, нарушивших заповедь Божию (Быт. 2, 16–17), сознательно противопоставивших себя Богу и решивших стать «как боги, знающие добро и зло» (Быт. 3:6). С этого момента «история распространения и развития человечества стала одновременно историей распространения первородного греха».¹⁸⁵ Грех как удобопреклонность ко злу вошел в сердца людей.

Господь Иисус Христос говорит, что сердце человека – источник оскверняющих его «злых помыслов, прелюбодеяний, любодеяний, убийств, краж, лихоимств, злобы, коварства, непотребства, завистливого ока, богохульства, гордости, безумства» (Мк. 7:21).

Апостол Павел не раз в своей проповеди обличает грех и призывает к борьбе с ним. Так, в Послании к Римлянам он пишет: «И как язычники не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму – делать непотребства, так что они исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия, злоречивы,… горды, изобретательны на зло, непослушны родителям, безрассудны, вероломны, нелюбовны, непримиримы, немилостивы (Рим. 1, 28–31).

«Итак, умертвите земные члены ваши, – пишет апостол к колосским христианам, – блуд, нечистоту, страсть, злую похоть, любостяжание, которое есть идолослужение, за которое гнев Божий грядет на сынов противления (Кол. 3:5–6). А теперь…отложите… гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его» (ст. 8–10).

Святитель Тихон Задонский называет грехом как совершение запрещенного законом Божиим, так и неисполнение повелеваемого Богом. Грех начинает быть через дело, слово, помышление, желание и намерение.¹⁸⁶ В другом месте он пишет: «Грех есть отступление от Бога Живого и Животворящего, измена Крещению нашему, сопротивление святой и благой воле Божией, оскорбление Бога».¹⁸⁷

Епископ Феофан (Говоров) называет грех «ядом» и «разрушением человека через самовольное нарушение закона».¹⁸⁸ Исходя из святоотеческого опыта, он прослеживает этот процесс от прилога (диавольского мысленного приражения), который через внимание к нему входит в сердце человека, вызывая услаждение им, до решимости совершить греховное дело. При неоднократном повторении грех вырастает в страсть – устойчивую греховную склонность, постоянное желание грешить и даже любовь к греховным делам и предметам.¹⁸⁹

Страсть можно определить как сильное, не управляемое рассудком влечение к какому-либо предмету и желание наслаждаться им, которое подчиняет себе волю человека.

Подвижники веры много писали о страстях и определили главные из них. «Добротолюбие» называет восемь страстей: чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость. В Требнике указаны страсти под именем семи смертных грехов: гордость, лихоимение (воровство), блуд, зависть, чревобесие, гнев, ленивство (уныние).

Страсть, развившаяся до предосудительного нравственного недостатка, становится позорящим свойством характера, и тогда ей присуще наименование порока. Порок толкает человека на безнравственное поведение, на распутия греха и неправильные поступки. Порой люди и не подозревают об этом. «Есть нечистый огонь, – говорит преподобный Макарий Великий, который воспламеняет сердце, пробегает по всем членам и побуждает людей к непотребству и к тысячам злых дел. И те, которые раздражаются, внутренне, в сердце совершают блуд. А когда зло таким образом найдет себе пищу, впадают и в явный блуд. То же разумей и о сребролюбии, о тщеславии, о надмении, о ревности, о раздражительности».¹⁹⁰

Один порок, как правило, порождает другой. Например, ненависть происходит от раздражительности, раздражительность – от гордости, гордость – от тщеславия, тщеславие – от неверия, неверие – от жестокосердия, жестокосердие – от нерадения, нерадение – от разленения, разленение – от небрежности, небрежность – от уныния, уныние – от малодушия, малодушие – от сластолюбия. И другие пороки взаимно один от другого зависят.¹⁹¹

Признаком действенности Таинства Покаяния является уничтожение притягательности силы греха. «Таинством истребляется прошлое», – говорит святитель Кирилл Иерусалимский.¹⁹²

«Грех – зло ужасное, – утверждает тот же святитель, – но зло, подлежащее исцелению. Ужасное для удерживающего в себе грех, удобоисцелимое же для слагающего с себя грех покаянием. Представь себе человека, который держит в руке горящий уголь. Пока уголь у него в руке, без сомнения, он жжет его. Но если бросит уголь, удалит от себя и то, что жгло».¹⁹³

Покаянные молитвы, читаемые священником в начале исповеди, направлены именно на то, чтобы человек через слово исповеди удалил от себя всякую предосудительную склонность, всякий неправый поступок.

«На родившего тебя в Боге, – обращается к кающемуся христианину святитель Григорий Нисский, – ты более должен полагаться, нежели на родивших тебя по телу. Смело открывай ему тайные грехи, как сокрытые раны врачу. Он позаботится о твоей чести и о твоем здравии. Пролей пред ним горькие и обильные слезы, да и он соединит свои слезы с твоими. Прими священника, как отца, в участие и общение скорби твоей (о грехах)».¹⁹⁴

Сознавая свое соучастие в покаянном делании христианина, священник после покаянных тропарей взывает: «Господи, помилуй» (40раз).

Обе молитвы, читаемые священником на исповеди, – древнейшие по своему происхождению. Первая из них почти не отличается по содержанию от покаянной молитвы, помещенной в «Постановлениях апостольских» (Кн. 8, 9). Вторая молитва сохранилась в конце Литургии апостола Иакова как умилостивительная. Эти молитвы за кающихся Древняя Церковь возносила между Литургией оглашенных и Литургией верных. Они возгласно читались в продолжение всего времени, назначенного кающимся для исполнения наложенной на них священником и явной для всех епитимии.

В молитвах о кающихся священник просит Господа принять покаяние согрешившего, простить ему грехи и беззакония, освободить его от вечной муки и разрешить тяготеющие на нем вину и преступления. Молитвенное обращение к Богу Живому помогает кающемуся укрепить в себе готовность приблизиться к Богу и с полной правдивостью сказать: «Я провинился пред Тобою. Признаю себя виновным в этом. Ты – Судия. Я выступаю пред Тобою свидетелем против себя самого. Правда Твоя – вопреки мне. Но Ты – Любовь. Самого себя и все, что во мне есть, я предаю тайне Твоей Любви.»

Как бы вникая тайне подобного состояния, священник обращается к кающемуся: «Се, чадо, Христос невидимо стоит, принимая исповедание твое…» Этими словами иерей подчеркивает важность предстояния перед Христом Спасителем, чтобы кающийся исповедал свою веру и поведал духовнику свои грехи, сознавая невидимое присутствие Божие. Это перед Ним кающийся являет свою правдивость: сокрушается сердцем о содеянных грехах, не скрывая их тяжести и не прибавляя. Перед Богом Живым готовится кающийся обличить себя на исповеди, а не извинить; назвать свои грехи, а не чужие. Говорит о своих грехах кающийся «не простобеседно, но с сожалением сердечным», имея намерение впредь хранить себя от подобных согрешений, ибо без этого не может быть истинного покаяния. (Увещание прежде исповедания кающемуся. Большой Требник). «Все, что скажешь мне, – говорит священник, – засвидетельствую пред Господом, ибо только Он Один может дать отчуждение грехов». И заключает: «Внемли убо: понеже убо пришел еси во врачебницу, да неисцелен отьидеши».

Произнесенный вслух всей церкви Символ веры позволяет исповеднику ощутить себя под просвещающим действием Истины Божественной. В нем утверждается уверенность, что врата ада и закон греха не одолеют Церкви и не иссякнет в ней возрождающая и исцеляющая сила жизни, «светлеющаяся Тройческим единством священнотайне» (степенна, глас 4-й, 1-й антифон). К этой-то силе жизни и желает быть причастным исповедник.

Чтение Символа веры воздвигает в сердце кающегося живую уверенность в возможности предстать пред Богом в Таинстве и получить Его помощь для духовного возрождения. И тогда верующий обращается к Нему, принимает Его «как путь, истину и жизнь» (Ин. 14:6), сердце его проникается любовью ко Христу и возгорается желанием быть во всецелом единстве с Ним, единстве, утерянном через грехопадение.

По мысли протопресвитера Александра Шмемана, «вера всегда обращена на Другого и есть выход человека за пределы своего «я». В результате наступает «коренное изменение его взаимоотношений прежде всего с самим собой».¹⁹⁵

Истина Христова по самой своей природе не может быть индвидуальной. Соприкосновение с Светом Христовой Истины несет просвещение разума, воли и всей жизни исповедника.

Вера в Бога является основой спасения человека. Проповедь о единой спасающей вере проникает собой весь Новый Завет и составляет его главное содержание. Христос, говорит Евангелие, есть «Свет Истинный» (Ин. 1, 9). Всем, кто «принял Его, верующим во имя Его, Он дал власть быть чадами Божиими» (Ин. 1:12). Смысл этой власти в том, чтобы «всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:15).

Вера позволяет человеку видеть и признавать факты бытия Божия и постигать пути духовной жизни, ведущие к живому общению с Богом (Иак.2, 20–26).

По свидетельству отцов Церкви, истинным последователем Христа был тот, кто принимал догматы Церкви.¹⁹⁶ По мысли Климента Александрийского, «вера есть единое всеобщее спасение человечества» (Педагог, 1, 4). «Правые догматы о Боге, говорит святой Иоанн Златоуст, – освящают душу». Бытие в Церкви и принятие церковных догматов, свидетельствует святой Ириней Лионский, составляют суть «животворящей веры» (Против ересей, кн. 3, гл.З).

Слово «символ» в переводе с греческого (το σνμβολον) означает знак, образ, выражение. Символ веры поэтому означает изложение вероучения Церкви, исповедание веры, правило, догмат, скрижаль веры, которой живет Святая Соборная и Апостольская Церковь.¹⁹⁷

Символы явились обобщающим синтезом веры и догматических истин Церкви с первого века христианства.

Церковный историк IV века Руфин говорит, что апостолы, перед тем как разойтись для проповеди Евангелия, поставили перед собой «образец будущей проповеди», дабы, находясь в удалении один от другого, предлагали нечто единообразное приводимым к вере Христовой. С этой целью все они совместно, движимые Духом Святым, составили единое мнение о вере и определили дать верующим знамение или символ, чтобы по нему мог быть «познаваем тот, кто Христа по истине проповедует, по правилам апостольским».¹⁹⁸

До начала IV века Символы веры были главным образом связаны с подготовкой оглашаемых к Таинству Крещения. Кратко сформулированные вероисповедные образцы оглашаемые произносили в день своего Крещения. Уже со II века такие образцы стали называть «правилами» и «канонами» веры. В эпоху Вселенских Соборов Символ веры стали употреблять и как свидетельство Православия, как предел, ограждающий Церковь от ереси.

Символы нового вида, отвечающие необходимости точно определить православное учение в противовес доктринам еретиков, появляются в IV веке. Они уже не связаны исключительно с Крещением, а приобретают значение учения веры.

Никейский Символ веры был первым догматическим Символом, провозглашенным Первым Вселенским Собором (325). Этот вначале крещальный Символ Поместной Церкви, возможно, Иерусалимской, был переработан богословами, которым пришлось его расширить, чтобы более точно выразить исповедание Божественности Христа – против учения Ария. Этот Символ оглашался как догматическое исповедание веры на Вселенских Соборах: Константинопольском (381), Ефессском (431) и Халкидонском (451).

Рожденное из крещальных антиохио-иерусалимских Символов изложение «Никейской веры» было, очевидно, пересмотрено и дополнено отцами Второго Вселенского Собора (381). Новая редакция Символа была одобрена и отцами Четвертого Вселенского Собора в Халкидоне (451) и с этого времени входит в литургическую практику Константинополя и других Поместных Церквей как истинное «правило веры». Утверждая непреложный характер Никео-Цареградского Символа веры, Церковь, можно сказать, выстрадала его в борьбе с еретиками и отступниками от Христовой веры.¹⁹⁹

Исповедание веры в слове и словом лежит в основе христианской жизни. В нем находит свое выражение то единство жизни, которое нисходит свыше, от Отца Светов, и есть единство веры и любви. Им (этим единством) и живет Церковь. Оно даруется и принимается через слово. Слово исповедания соотносит человека, его произносящего, с той реальностью и тем опытом Церкви, которые первичнее слова и по отношению к которым «слово есть символ: явление, дар…обладание».²⁰⁰ Исповедание веры в словах Символа тем самым есть дар Христовой Истины и причастность верующего наследованию Жизни Вечной.

Древняя Церковь предписывала верующим обязанность знать Символ веры наизусть (Лаодикийский Собор, правило 46-е). Постепенно у христиан стало обыкновением начало каждого дня и другие важные события освящать чтением Символа веры и тем выражать свою преданность и верность Богу и Его Церкви.

Разумеется, что недостаточно исповедовать веру лишь устами, даже когда делаешь это с благоговением. Необходимо, чтобы ум и сердце человека прилепились к реальности богооткровенной Истины.

Митрополит Московский Филарет (1867) убеждает христиан «обладать верой». Пока вера покоится на Священном Писании и Символе, утверждает святитель, она принадлежит Богу, Его пророкам, апостолам, отцам Церкви. Но это еще не личная вера самого христианина. Когда же она станет достоянием его мыслей, памяти и будет руководить поступками, христианин приобретет ее. Только углубленное понимание всех двенадцати членов Символа веры делает каждого члена Православной Церкви сознательно верующим.²⁰¹

Неправое понимание Символа ведет к искажению основ христианской жизни, к заблуждениям догматического и нравственного характера. Только в Церкви и через Церковь верующий познает в Троице Единого Бога и спасительные догматы веры.²⁰²

Таинство Покаяния духовно обновляет веру человека, обогащая опытом встречи с Богом и сообщением дара Небесного. От опыта этой встречи слова исповедника обретают не просто свой смысл, но и силу. А слова человека, к этому опыту не отнесенные и от него оторвавшиеся, неизбежно воспринимаются кающимся словами двусмысленными, лукавыми, греховными. За ними стоит рельность жизни суетной, греховной, о которой верующему хочется поведать своему духовному отцу как о причине духовного распада и порабощенности смертью.

Исповедание веры есть одновременно и суд Церкви, и суд каждого ее члена над собой. «От слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься» (Мф. 12:37). В нем мерило и в нем обличение всех подмен и измен человеческой жизни, в нем неподкупная проверка того, где и в чем сокровище сердца и испытание самой веры.

Святой Симеон Солунский²⁰³ говорит, что в Символе веры заложены начала и основания христианской жизни. Опираясь на них, правоверующий устремляется к нескончаемому веку славы Божией.

Читая Символ, христианин исповедует, что Бог един по естеству, силе, власти, вседержительству и господству. Будучи единым, Бог имеет три Лица, или Ипостаси. Из Них одна Ипостась не рождается и есть Причина происходящих от Нее довременно и бесстрастно двух Других. Вторая рождается от Нерожденного, а Третья исходит из Того же Безвиновного и Нерожденного. Первая Ипостась называется Отцом, Вторая – Сыном, Третья – Духом Святым. Они нераздельны, довременны и вечны. Они не три Бога, а один Бог, один Господь, как и ангелы воспевают на небе: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф» (Ис. 6:3).

Естество Триединого Бога едино, как едины Его сила, слава, хотение, изволение. Триипостасный Бог есть начало и действенная сила всего существующего в мире. Святая Троица сотворила все – духовное и чувственное, видимое и невидимое, сотворила из ничего, произведя все это во времени. Триединый Бог – Отец с Сыном и Духом, будучи Творцом, являет вместе с тем Свое промышление о всем, существующем в мире. Ради заботы о согрешившем человеке благоволением Отца и содействием Духа Сын Божий, пребывая неизменным и непреложным по Божеству, принял от Пресвятой Девы Марии человеческое естество и стал подобным нам человеком. Рождение Его было бессеменным, ибо Пречистая Дева не познала мужа и сохранила приснодевство до рождения, в рождении и по рождении. Сын Божий, Иисус Христос, пострадал за нас плотию, был распят на Кресте и добровольно умер за грехи людей. По смерти же Он Своею душой сошел во ад, а телом был погребен. При этом Божество Его не разлучалось от Его святых души и тела. Властью Своего Божества Сын воскрес в третий день, как предсказано было об этом в Писании, и по Воскресении многократно являлся Своим ученикам. В сороковой же день по Воскресении Сын Божий вознесся на Небо (это видели ученики) и воссел одесную Бога Отца, явив Свое тело неразлучным с Божеством, единославным и спокланяемым. Сей Божий Сын, Спаситель мира, опять должен прийти с Неба на землю со славою Отца и открыть верующим в Него Свое вечное Царство. При этом Он воскресит всех умерших, так что души их соединятся с телами, в которых жили, для праведного воздаяния за дела жизни. И тела людей будут нетленными. По Своим Божественным законам Христос будет судить живых и мертвых: неверные и неправедные услышат праведное осуждение, а благочестивые и праведные будут прославлены в Царстве Отца Небесного. Жизнь, последующая за явлением Господа, будет протекать вне времени, она будет вечной. «И сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих» (Рим. 8:21).

Священный и Божественный Символ, изложенный святыми отцами Никейского и Константинопольского Соборов, приобщает человека к умозрительному любомудрию во Христе, научающему его и ведущему ко спасению. Так, Символ говорит о нисшествии Господа с Небес, чтобы каждый мог подражать Его жизни и спастись. Символ говорит о Его Воскресении и жизни, чтобы внушить истинную надежду на Него. Говоря о пришествии Его, Символ возбуждает в сердце человека ожидание Господа, готовность и внимательность в земной жизни и надежду блаженства и страх наказания в вечности. Священный Символ способствует очищению души человека, действует Божественной благодатью, укрепляя душу желанием отвергать грехи и стремиться к доброделанию. Так, исповеданием сошествия с Небес и Воплощения Сына Божия он побуждает кающегося к смирению, говоря о Его вочеловечении, располагает к нестяжательности, посту и целомудрию, ибо Христос Господь не имел «где главу приклонить», постился, был целомудренным, родился от Девы и учил девству. Символ зовет кающегося к терпению тем, что показывает «кротость и смирение» сердца Сына Божия, Его терпение в страданиях, когда Он был предан и распят на Кресте и молился за распинателей. Этими добродетелями Спаситель низложил всякий грех: смирением – гордость, от которой происходит неверие; уничижением – тщеславие, от которого рождаются неистовство, зависть; нестяжательностью – сребролюбие, порождающее воровство, коварство, ложь, предательство ближних и отступничество от Бога; постом – неистовство чрева, а значит, и пьянство, и злые страсти; девственностью – блуд, от которого бывает осквернение человеческой жизни и удаление от Господа Бога; терпением – беспечность и малодушие, безнадежность, неблагодарность, омрачение ума и отчаяние души, долготерпением сокрушает гневливость, вражду, ненависть. Все эти грехи подрывают в человеке веру, надежду и любовь к Богу – три добродетели, которые возводят человека к Обожению.

Правой верой кающийся очищает самый исток своих мыслей и стремится проявить в покаянии мужество, благоразумие, справедливость и рассудительность, то есть те благородные добродетели, которые приведут его к совершенству и дадут силу всецело жить во Христе.

По прочтении Символа веры, согласно Требнику, священник задает исповеднику вопросы, чтобы помочь ему осознать свои грехи и раскаяться в содеянном.

Не ангелам Господь поручил освобождать кающихся от греховного бремени. Это Таинство совершают законно поставленные священники. Они во всем подобны другим христианам, ибо не свободны от грехов, в которых постоянно каются на исповеди перед своими духовниками. Вот и надлежит нам слушаться Христа и веровать несомненно, что через иерея Божия подается оставление грехов и что кающийся отходит от священника, разрешившего его от грехов, с такой же очищенной душой, с какой выходит из купели Крещения.

Христианин кается, как рекомендует Требник, если укорял родителей или священников, монахов или кого-либо другого, если предавал немощного в руки сильного, если обижал кого-либо, если враждовал и не оказал любви, если предал кого-либо диаволу, хулил и укорял веру и закон христианский, если говорил ложь (даже клятвенно), если тщеславился и упивался вином, губил душу и тело.

Эти и подобные им грехи и страсти, как ржавчина железо, разъедают основы естественной и духовной жизни человека. Имея вражду, зависть, гордость, лихоимство, гнев, леность, чревобесие (пресыщение, объедение, обжорство), блуд, человек, даже делая что-либо ради Бога, творя, например, дары и молитвы Богу, не угоден Ему. «Дары твои, говорится в Требнике, – и молитвы не есть приятны Богу», то есть не будут приняты Богом, неприятны они и людям.

Приняв исповедь, духовник, со вниманием рассудив соделанное человеком, говорит ему «Завещание», то есть убеждает его не повторять грехов, теперь исповеданных. По своей сути «Завещание» есть род наставления кающемуся. В нем Таинство Покаяния названо «вторым Крещением». Принимающий его с помощью Божией полагает благое начало новой жизни, стремясь жить благоговейно, правдиво и честно.

Преподав наставление кающемуся, священник в молитве просит Бога о прощении вольных и невольных согрешений исповедника, о примирении и соединении его со Святой Церковью. И далее читает молитву «совершения тайны святого Покаяния» – «Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатию…». В этой молитве указывается, что духовник есть служитель Божиий, он сообщает спасительную благодать Божию, прощает кающегося не по своей человеческой воле, а по данной ему от Бога власти прощать и разрешать грехи. Получаемое же грешником прощение дается ему не из-за покаянных добродетелей, но благодатию и щедротами Господа.

Преклонение главы и колен кающегося при чтении этой молитвы знаменует его преданность милосердию, правосудию и воле Божией. Епитрахиль, покрывающая главу исповедника, имеет значение возложения руки епископа, через которое совершалось отпущение грехов в Древней Церкви. Целование лежащих на аналое Евангелия и Креста осуществляется в знак примирения с Господом, верности данных Ему пред духовником обетов, твердого намерения исправить свою жизнь и следовать за Христом, неся свой крест.

Духовному отцу, назидающему, врачующему и молящемуся за кающегося человека, от апостолов и епископов передана власть не только отпускать, но и связывать грехи и делать это не по своему произволу, а по воле Господа, сообразуясь тяжести содеянных грехов и степени раскаяния грешника. Священник должен избегать того, чтобы несправедливое разрешение или связывание совести кающегося обратилось во зло для души согрешившего человека. Разрешить душу недостойную вместо того, чтобы связать ее, – значит дать волю ее страстям, порокам, утвердить в грехе. Напротив, связать душу, достойную разрешения, значит подвергнуть ее незаслуженному наказанию, убивая ее духовно.

Принимая исповедь, духовный отец должен знать правило Древней Церкви, что в Таинстве Покаяния кающийся словесно, а не мысленно произносит перед священником свою исповедь. И тогда, услышав о грехах, он прощает их или не прощает.

Таинство Покаяния несет врачевство больной душе христианина, предлагая особые духовные упражнения, назначаемые священником исповедующемуся с целью искоренить в нем навык греха. Такие упражнения носят в Церкви название «епитимия». Ими могут быть пост, молитвенные коленопреклонения, Дела милосердия к ближним и т.д. Каждая из них дает возможность «упражняться в добрых делах» (Тит. 3:8). Некоторые епитимии, налагаемые Церковью за грехи смертные и тяжкие, связаны с отлучением христианина от Таинства Евхаристии на какой-либо срок.

Прощая не открытые ему на исповеди грехи, священник не имеет возможности налагать епитимию, а следовательно, не может врачевать душу согрешившего человека, самочинно пренебрегая таким образом правилами Церкви и отказываясь от миссии церковного водительства.

Епитимия может быть назначена кающемуся даже и в том случае, если духовный отец разрешил его грехи. Ведь она представляет собой не средство наказания согрешившего за содеянные им грехи, а способ врачевания, в котором нуждается всякий кающийся грешник. Налагая епитимию, священник должен отличать грехи слабости, совершенные против воли и неосознанно, от грехов, совершаемых сознательно и свободно. Какими бы ни были соделанные грехи, если они не очищены истинным покаянием, то будут умножаться, делаясь укоренившейся привычкой и становясь смертоносными (Рим. б, 12, 16). К простительным грехам относятся грехи, которые еще не стали господствующими в поведении человека и которые он с помощью Божией успешно победит.

Цель епитимии состоит в том, чтобы исправить жизнь грешника, сделать его способным к осознанию и прочувствованию тяжести соделанных грехов. В соответствии с этой целью и назначаются подвиги молитвы и добрых дел, которые должны быть прямо противоположны тому греху, за который назначены: например, сребролюбцу назначаются дела милосердия, нецеломудренному пост, ослабевающему в вере – коленопреклоненные молитвы и т.д. «Покаянием, – говорит св. Иоанн Златоуст, – я называю не то, чтобы только отстать от прежних худых дел, но еще более то, чтобы делать добрые дела». «Сотворите, – говорит Иоанн, Предтеча Христов, – плоды достойные покаяния» (Лк. 3:8). Как же нам сотворить их? Поступая напротив. Например, ты похищал чужое? – Вперед давай и свое. Долгое время любодействовал? – Теперь воздерживайся от общения со своею женою в известные дни и привыкай к воздержанию. Оскорблял и даже бил кого? – Вперед благословляй обижающих тебя и благодетельствуй биющим. Ибо для исцеления нашего не довольно только вынуть из тела стрелу, но еще нужно приложить лекарство к ране» (Беседа на Евангелие от Матфея).

Духовник, налагающий епитимию, должен принимать во внимание не только сущность греха и раскаяние грешника, но и личные свойства человека, его духовные силы, чтобы вместо хлеба, которого просит его духовный сын, не подать ему камня, налагая на него непосильную епитимию, либо такую епитимию, которая не только не искоренит грех, но будет способствовать развитию страсти и греховного навыка. Кающийся, смиренно выполнивший епитимию и очистившийся от греха, внутренним ощущением своим постигнет справедливость слов апостола: «Когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец – жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим. 22:23)."Чем показывается,что прощены кому-либо грехи?» – спрашивает епископ Феофан Затворник и отвечает: «Тем, что он возненавидел грех…» В древних сказаниях читаем, что когда кто, нагрешив много, каялся и, исповедав грехи свои старцам, просил врачевания, то они отводили его в уединенную келлию и, преподав ему правила, запирали в ней. Проходил известный срок: епитимия совершала свое дело, и подъепити-мийный слышал гласно: «Господь принял покаяние твое, грехи твои прощены». То же самое внутренне совершается и у возненавидевшего грех и прилепившегося к знанию заповедей Божиих. И что грехи его прощены, он слышит тогда в совести своей, как некое удостоверение свыше, и избежит стыда.²⁰⁴ «Как узда для коня, так и совершаемая епитимия для души человека. Она не дает ей снова приниматься за порочные дела, от которых кающийся еще только очищается. Епитимия приучает его к трудам и терпению и помогает видеть, до конца ли он возненавидел грех».²⁰⁵

В XI-XII веках Таинство Покаяния упоминает и исследует преподобный Феодосий в своем послании о заклании животных в день недельный, черноризец Иаков в послании к великому князю Изяславу, митрополит Никифор в поучении в неделю сыропустную, Кирик в вопросах епископу Нифонту. Но самого последования Таинства мы у них не находим.

Служебник XII века указывает три молитвы, которые читал священник над исповедающимся. Две из них те же, что и в настоящем Требнике, а третья: «Господи Боже наш, Петрови и блуднице», находящиеся в чине исповеди Иоанна Постника, патриарха Константинопольского, находится в нашем Требнике в чине причащения на дому.

При покаянии в рассматриваемое время, как и теперь, на кающихся налагалась епитимия. При этом людям благочестивым епитимия назначалась большая, а менее благочестивым – меньшая. При исполнении епитимии супруги и другие близкие люди могли помогать друг другу.

В XIV веке кающийся приходил в храм и стоял в притворе до тех пор, пока священник, взяв его за руку, не вводил в церковь и не поставлял перед алтарем. Здесь кающийся кланялся трижды, произнося: «Господи, согреших Тебе, прости мя…», а священник в это время читал молитву (тепер она не читается). После молитвы читался 6-й псалом. По его окончании священник «воздвигал» лежащего ниц исповедника и «вопрошал о делах, яже сотворил». Если исповедник был неграмотен, то иерей от лица кающегося читал исповедание общей греховности. После этого кающийся становился на колени, и иерей, после обычного начала, читал 50-й и 69-й псалмы, Трисвятое по Отче наш, «Господи, помилуй» (12 раз) и «Исповедаютися, Господи». Далее следовали вопросы священника кающемуся, касающиеся его нравственности. По окончании их кающийся падал на землю, а священник читал 4 молитвы: из них «Господи Боже наш, Петрови» надписывалась «разрешити исповедника».

В XV веке чин покаяния совершался в своей сущности по чину Иоанна Постника, патриарха Константинопольского. Но в последованиях чина было немало видоизменений, по характеру которых списки последований могут быть разделены на три категории.

Списки первой категории особенно близки к чину покаяния Иоанна Постника. Чин покаяния начинается приглашением священника: «Поклонися, чадо, Богу, к Нему же пришел еси». Кающийся трижды кланяется. Священник читает псалом: «Боже, в помощь мою вонми», Трисвятое по Отче наш, «Господи, помилуй» (12 раз). Исповедник говорит: «Исповедаютися, Господи» – и следуют вопросы о грехах кающегося. И священник читает молитвы, их четыре (три из них иные, чем в веке XIV).

По спискам второй категории в начале чина покаяния после кратких молений кающегося и обычного начала положено читать псалмы 50-й и 4-й и молитву: «Господи Боже спасения нашего». Потом псалом 6-й и молитва «Владыко Господи Боже», псалом 12-й и молитва «Господи, Спасе мой, иже пророком Твоим Нафаном». После этих молитв «следует увещание духовного отца кающемуся об искренности покаяния и испытание его совести. Прежде всего предлагаются вопросы о вере, потом о жизни. Для вспомоществования кающемуся в припоминании своих грехов дано начертание исповеди, где означены не одни самые грубые преступления и сказано: «Глаголет сие сам кающийся. Аще ли не умеет писания, то глаголет священник, а он после: исповедаюся аз многогрешный Господу Богу…» Заканчивая исповедь, кающийся говорит: «О всех грехах каюся Богу и ты, отче, благослови мене и прости и помилуй, и помолись о мне». После этого читалась разрешительная молитва – одна или две, вариантов этих молитв четыре. В конце исповеди полагалось наставление кающемуся.²⁰⁶

К третьей категории относились редакции чина покаяния, представляющие соединение особенностей этой и другой. Здесь варьируются псалмы, которые читаются после обычного начала (например, 50, 66, 4 или 50, 37, 102). Молитвы, сходные с предыдущими чинами, имеют и дополнительные молитвы. За молитвами священник возглашал: «Господи, помилуй (40), слава и ныне» и отпуст: «Иже на престоле огнезрачне седяй со Отцем и Божественным Духом благоизволивый родитися на земли от браконеискусныя Матере, образ и написание чистоты нам Сам быв, и согрешивших спасению надежда, и покаяние человеколюбие даров, Христос, истинный Бог наш…» После отпуста дается наставление священнику разрешать или не разрешать кающегося и молитвы «разрешити исповедника».

Списки третьей категории относятся к позднейшему времени и составляют последнюю ступень в распространении состава чина покаяния в рассматриваемое время. Кроме указанных особенностей, в XV веке существовал обычай читать в чине покаяния Евангелие (Лк. 15, 1–9): «Во время оно, Иисусу бывшу в Вифании в дому Симона прокаженного…» Этот обычай взят из чина исповеди Иоанна Постника. В указанное время этот чин доживал свой век.

Все относящиеся к чину покаяния молитвы, а также чтение Евангелия, видимо, были предоставлены на свободный выбор самого священника²⁰⁷

В XVI веке время исповеди приурочивалось преимущественно к Великому посту, хотя не возбранялось совершать ее и в другое время.

Местом исповеди был храм, либо просто «чисто место». «Пояти подобает исповедающегося приемлющему его и поставит его пред олтарем церковным, аще несть церкве, то на чисте некде и отлучение и молчаливе месте».

Совершителем Таинства был священник. Духовник «должен принимать исповедника» с рассуждением: «Преж подобает беседовати с ним, глаголати же тихим лицем и кротким взором и веселым лицем», а потом, чтобы вызвать его на откровенность, должен предложить вопросы: «В каком он сане, кое дела имати, кои вещи творит и что суть нужда его, и какое житие свое добре творит». Исповедь священник выслушивал стоя, но не возбранялось ему и сидеть.²⁰⁸

Приходящий на исповедь делал прежде всего три земных поклона пред святым Евангелием и клал руки и голову на святое Евангелие. Мужчины становились по правую сторону от него, а женщины – по левую. Инок-схимник надевал куколь и исповедовался как простой человек. «Аще будет каяться священник или диакон. Облачится во своя священныя одежа и творит исповедание внутрь алтаря пред престолом, аще же в дому, то точию возложит на ея епитрахиль».²⁰⁹

Чин исповеди XVII века отличается обилием списков и удивительным разнообразием особенностей, в них содержащихся. В богослужебных памятниках этого времени нелегко найти три-четыре списка, в которых бы этот чин излагался совершенно тождественно. Списки чинов даже надписываются различными именами: Иоанна Мниха, Иоанна Дамаскина, Григория Нисского, Григория Синайского, Никифора, патриарха Цареградского.

Чины исповеди, кроме трех видов редакций, о которых говорилось в XV веке, в веке XVI еще более насыщены дополнениями молитв, пояснений и псалмов.

Кроме того, есть еще список «чина Иоанна Мниха», интересного по своим особенностям. По входе кающегося «с согбенными руками» в храм, священник брал Евангелие и полагал его пред алтарем. Затем делал обычное начало и читал обычные молитвословия, псалом 50, псалмы «Боже в помощь мою» и «Внегда воззвах», Символ веры, тропари «Помилуй нас, Господи…», слава: «Надеяние миру Богородице Дево», и ныне: «Милосердия двери» и 50 раз «Господи, помилуй». Священник поднимал кающегося, голова которого лежала на Евангелии, и говорил: «Чадо, поклонися Богу…» и произносил великую ектению, в которой были два таких прошения: «О восприяти исповедание своего раба и просвещение сподобити Господу». За возгласом священника читались молитвы (3), псалом «Господи, да не яростию…» и священник увещевал кающегося чистосердечно раскаяться в своих грехах. Кающийся отвечал: «Се исповедаюся аз грешный…»

Нечто самостоятельное представляет и чин «скитского покаяния». Он начинается обычным началом до двенадцатикратного «Господи, помилуй», после которого следует Символ веры и молитва: «Пресвятая Троице – Отче, Сыне и Святый Душе…» и тропари: «Все упование мое», «Молитвами, Господи, всех святых», и «Богородица, Твой мир даждь нам». После исповеди устных грехов читается только одна молитва святого Евстратия: «Величаю, величаю Тя, Господи„.»

Чин Кирилла Александрийского состоит из трех псалмов: 50, 37 и 102 и молитвы: «Владыко Господи Боже наш, иже ключи Царствия Твоего».

Чин «покаяния попом» напоминает в своей первой части чин скитского покаяния. После обычного начала от священника и чтения обычных начальных молитвословий следуют псалмы 50 и 4, молитва «Пресвятая Троице» и предлагаются исповедные вопросы. За ними священник читал: «Боже, милостив буди», «Создавый мя, Господи», «Без числа согреших», «Исповедаютися Тебе», молитву «Господи Иисусе Христе, Боже наш» и обычный отпуст.

В конце чина покаяния в большинстве богослужебных памятников данного времени встречаются еще отдельные «молитвы от архиерея или иерея для желающего причаститься Святых Таин», которые тоже можно отнести к чину исповеди.

Чины покаяния устной исповедью грехов делились на две части. Устная исповедь предваряется обращением к кающемуся со стороны священника, чтобы он чистосердечно раскаялся в своих грехах, которые совершены им от юности до настоящего часа. «Чадо, – обращается священник к кающемуся, – не устыдися лица Человеческаго, не усомнися, не потай в твоей памяти ни единого сотворенных тобою грех, вся бо обнажена пред очима Богу». На это кающийся отвечал: «Прости мя, отче святый, и благослови, елика согреших во вся дни живота моего». Священник снова обращается к кающемуся. «Се ныне, чадо, ангели предстоят невидимо написующе исповедание твое, и радуется множество ангел о покаянии твоем и их же ея грехов каеши, то ти вся загладятся». Далее священник убеждает не стыдиться его, духовника, потому что он только «послух», и от Бога ничего невозможно скрыть… Потом «с тихостью» спрашивает его «о всякой вещи, еже аще что согреши».

Перечисления грехов, подлежащих исповеди, сделаны в греческих списках исповедного чина в особой статье, которая в переводе на славянский язык стала разбиваться на несколько самостоятельных вопросов. Эта часть исповедного чина в памятниках XVII века надписывается: «Вопросы княжем и бояром», «вопросы иноком», «вопросы священником и бояром», «вопросы мужем», «вопросы женам» и т.д. Иногда вопросы соединяются с епитимиями, положенными за грех, названный в вопросе. , «Вопрошания имели главным образом место тогда, когда исповедник был человек неграмотный. Об этой исповеди наши памятники замечают, что она происходила «усты ко устом глаголати по единому слову». Явилась эта форма устной исповеди вследствие стремления дать возможность кающемуся высказать все свои грехи, присущие ему не только как человеку, но и как лицу, несущему на себе определенные обязанности, возлагаемые на него Церковью, государством и обществом.²¹⁰

Но устная исповедь в виде «вопрошаний» не удовлетворяла как исповедающегося, так и принимающего исповедь, поэтому в конце XV века она начинает заменяться «поновлениями», под которыми разумеются образцы исповеди, приспособленные для исповедников всех состояний. «Поновления» – это те же «вопрошания»; изменилось только название с переменою формы исповеди, но сущность и содержание ее остались те же, что и были прежде. Богослужебные памятники рекомендуют кающимся излагать свои грехи на бумажках, а священникам иметь несколько таких бумажек,чтобы давать их, смотря по надобности, жалающим. Исповедь по бумажкам происходила так: «Глаголет преж священник, а каяйся глаголет после его», «вслед», «в то же слово». Но и эта форма исповеди была неудовлетворительна, ибо при помощи «поновлений» исповедь ограничивалась простым механическим чтением и повторением за читающим списка бесчисленных грехов, весьма часто не имеющих решительно никакого отношения к совести кающегося, причем ум и сердце его не принимали никакого участия в том, что читалось. Вот в эти-то виды «поновлений» стали вносить более характерные грехи, присущие известной личности, и делать оговорки, что перечисленные грехи присущи именно данной личности, читающей это поновление: «Сия написанная и мною глаголемая все есть истина и мною содеянная». «Поновления» могли приносить и вред кающемуся, потому что знакомили его с такими грехами и нравственными недостатками, о которых сам кающийся едва ли когда-нибудь додумался.²¹¹

В некоторых памятниках XVI века в конце чина исповеди находится особенная форма отпущения грехов. «Сия (те грехи) исповеднику изрекшу приемлет его иерей за десную руку и положит я на свою выю, глаголя ему сице: «Бог, чадо, простит тя и прощает и есть уже прощен еси в сей час во всех сих реченных тобою согрешениях, и в сей век и в будущий, и к тому не истяжет Бог от Тебе твоих согрешений, но от моея выи и руки». Посем отлагает руку от своея выи». Другие памятники рекомендуют священнику класть руку кающегося «на Евангелие и на честный крест», говоря подобные указанным слова.

После исповеди на кающегося налагалась епитимия большая или малая, смотря по его виновности. Одним в виде покаяния налагались посты, другим известные молитвы. Грех, совершенный в субботу, считался в это время менее тяжким, и за него налагалось меньшее покаяние. По некоторым причинам тяжко согрешивших грешников не допускали по древне-христианскому правилу в храмы, и исключенные большей частью стояли у дверей и окон храма и оттуда видели и слышали богослужение.²¹² Существовал также обычай тяжким грешникам вместо Святых Таин давать пить богоявленскую воду. Было даже особое последование: «О причащении святыя воды, иже великаго освящения Богоявления, егда несть леть кому причаститися пречистых Христовых Таин Плоти и Крови».

Для грешников обычных епитимия состояла из поста, молитвы и поклонов. Наложение епитимии практиковалось в духе номоканона Иоанна Постника.

Вместо епитимии священник иногда повелевал кающемуся совершать канон, подписываемый «за епитимию». Он состоял из обычного начала и молитвословий, далее читались псалмы: 4, 19, 31, 40, 69 и 6, после которых повторялосъ Трисвятое по Отче наш, тропари «Помилуй нас, Господи», «Господи, помилуй нас», «Милосердия двери». Далее пелся канон 6-го гласа, который оканчивался чтением «Достойно есть», Трисвятого по Отче наш и указанных тропарей: «Помилуй нас, Господи».²¹³